r4-07.txt
   "Немножко вестерн"

  Копыта цокают неспешно и легко,
  Телега катит, пыль чуть поднимая.
  С развилки в поле видно далеко,
  И путник путника, заметив, поджидает.

   - Привет, купец! - окликнули, шутя.
   Очнувшись от полуденной дремоты,
   Тот вздрогнул, и мгновение спустя
   Сверкнул кинжал неведомой работы.

   - А, менестрель, - торговец посмотрел,
   Убрал кинжал и подобрел глазами:
   - Ты не шали, а то б и залетел,
   Лежал бы в церкви щас, а может, и в канаве.

   Садись, приятно будет подвезти.
   А то со скуки я и до базара
   Порой просплю, - Ан как не по пути?
   - Спояшь - сверну где надо, - Мне до Хара.

   Купец нахмурился: - Нам вместе. Если б нет - 
   Не напояшь ты столько на дорогу.
   - Что, так даляко? - Близко! - был ответ:
   Так близко то ли к чярту, то ли к богу.

  Возница мрачен. Расхотелось петь.
  Скрипит телега. Цокают копыта
  неспешно, как стараясь не успеть...
  Куда? Зачем? Не спрашивай открыто...
...
   - Нет, нет и нет, почтенный рыцарь. Я честная и уважаемая
ведьма, а не какая-нибудь авантюристка вроде Морган ле Фэй. И за
такие дела я никогда не берусь.
   - Но разве моя просьба таит в себе какое-то зло? Вернуть
обратно того, кто и так рожден здесь и лишь недоброй волей был
заброшен в другой мир... А что до Морган ле Фэй, то хоть она и
мастер своего дела, однако эта работа по силам тебе и только тебе.
   - Ах, лорд Сарах, лорд Сарах! Все-таки вы, мужчины, всегда
остаетесь наивными, как дети, сколь бы ни были умелы и сильны.
Ты хоть знаешь, какие Силы держат в руках судьбу твоего
Хольгерда? И так ли уж будет много значить для нас, что они
сражаются не за Хаос?
   - Я слишком много наслышан о тебе, чтобы посметь оскорбить
эти стены предположением о том, что даже те, кого ты упомянула,
способны иметь власть над тобой.
   - Это так, лорд Сарах. Никто не смеет говорить мне, где
ходить и что делать! Но! Можно быть гордым и отважным рыцарем и,
однако же, завидев дракона, не мчаться ему навстречу чтоб
помериться силой. Не так уж много храбрецов остались после этого
в живых чтобы поведать о своей доблести.
   - Ты, как всегда, права. Но есть храбрость и есть хитрость.
Могущественные существа зачастую бывают слишком беспечны в своем
могуществе. И если найдется хитрость, способная отвести им
глаза, то кто нам велит вступать в открытую схватку?
   - Твою решимость впору уподобить урагану...
   Собеседник жестко улыбнулся:
   - Хольгер - мой друг!
   - Да, да, и ради этого ты готов сломать шею не только себе,
но и мне... - она задумчиво покачала головой, - счастлив тот,
кто имеет друзей, подобных тебе. лорд Сарах. Но все же я
предпочту не рисковать. К тому же твое предложение не сулит мне
никакой выгоды. Вряд ли у тебя найдется чем расплатиться за
такую работу.
   Сарах почувствовал - пора.
   - Большой риск - большой выигрыш. А ведь сорок лет назад
Серая Чайка не стала бы задумываться перед возможностью
переиграть в поединке ***.
   Он помолчал и, точно рассчитав - когда, не повышая голоса
произнес:
   - А плата - не обязательно деньги... Люди из Дома Корвина
ищут друзей в этом мире...
   - Хорошо. Ты убедил меня.
   Тяжелая шелковая [малиновая] занавесь, пощелкивая кольцами,
заскользила вбок и открыла за собой дымчатую глубину зеркала.
   Три свечи в обрамлении зеркала, подставка для курений перед
ним и диадема с сумрачно-красным камнем над переносицей стоящей
перед зеркалом Хэльги.
   Ее руки птицами взметнулись вверх в мягких отточенных жестах.
Но отражение не стремилось за ней. Иногда вязь его движений шла
в согласии с волшебницей, но иногда противилась ей. Тогда Хэльга
замирала на мгновение, и что-то менялось в том, что она плела.
   Клубы дыма от курильницы, казалось, жили своей жизнью. Они
оплетали руки волшебницы, соединялись в диковинные узоры,
колыхались вокруг отражения, и Сарах уже не мог понять - то ли
ему кажется, то ли и впрямь накидка Хэльги по ту сторону
зеркала засеребрилась мягким отливом птичьих перьев, и вот уже
исчезли куда-то стенки комнаты и зеркало. Только распахнутое во
всю ширь небо, стремительно мчится внизу земля, и мерно
взмахивает крыльями летящая на него, но все не долетающая птица.
   И стремительно мелькающие в ее широко распахнутых глазах лица
- старые и молодые, мужские и женские, желтые, белые, черные.
   - Смотри! - раскатился внутри него повелительный голос.
   Он смотрел в похожие на зеркало глаза птицы, вглядывался в
отблески лиц и искал Хольгера, вспоминал его облик, походку,
речь... Теперь те, кто проносился перед ним, были схожи с
Хольгером - одни больше, другие меньше - но только схожи.
   - Ищи! - еще раз вспыхнул голос, и он мучительно вытаскивал
из памяти каждую мелочь, каждую подробность, которая могла
помочь.
   - Стой! - теперь уже вскрикнул он. И бег меняющих друг друга
лиц остановился, картинка раздвинулась, стала ощутимой, живой.
   Незнакомая одежда, в чем-то иное лицо... Но это был он...
   - Хольгер! - отчаянно, в страхе, что тот вдруг снова
исчезнет, крикнул Сарах. - Хольгер!
...
   - Я не хотел спрашивать там... Алианора с тобой?
   - О ком ты спрашиваешь? Я здесь один. Так и остался
странствующим рыцарем.
   - Алианора, девушка-лебедь. Наша спутница... Погоди, может с
ней что случилось? Она жива?
   - Алианора... Я действительно не знаю такого имени. И
девушку-лебедя я тоже не знаю.
   - Что случилось, Сарах? Почему ты так говоришь?
   Они посмотрели друг на друга.
   - Ты действительно не помнишь ее.
...
   - Мы уже месяц гоняемся за ней. Ты вся ещя надеешься? -
спросил Сарах.
   - Месяц назад след был холоден как покойник. А теперь хоть
что-то...
   - Да уж. Неделю назад бродячая певичка по имени Алианора
слегка поколотила местного бабника. Теперь он уже неделю как
трезв и всем об этом рассказывает. - Сарах сплюнул. - И
что самое противное, отправилась она в Хар. Теперь там молодой
принц неясных кровей силу набирает. Его не поколотишь...
   - Это как посмотреть. Но я думаю, она парнем туда явится. Не
первый раз.
   - Да. - Сарах улыбнулся, - Как будто нарочно нас со следа
сбить хочет!..
   ...
   - Простите, у вас вчера или сегодня менестрель не
останавливался?
   Хозяин постоялого двора посмотрел на Хольгера мутным взглядом:
   - А пошто тебе он?
   - Старый знакомец, давно не виделись. Проезжал мимо -
сказали, сюда пошял, будет на площади петь.
   Хозяин отвернулся и раздумчиво перебрал стоявшие на полке
бутыли:
   - А лошади-то у вас едва не загнаны. Видать сильно нужен
старый знакомец.
   - Так есть или нет?
   - Сядьте, отдохните с дороги.
   Он ушел. Через какое-то время дверь открылась, и из нея вышел
невысокий пареняк. Сзади настороженно маячил хозяин.
   Лицо вошедшего оставалось в тени. Впрочем, Хольгер уже понял,
что это девушка.
   - Алианора!
   Она шагнула вперяд.
   - Меня зовут Эланор, - ответила она и очень внимательно
посмотрела на Сараха. Тот слегка пояжился под ея взглядом.
   - Вы уж простите, что имя похожее...
   ...
   Тихо потрескивал огонь в камине. Хольгер еще раз пошевелил
дрова и снова смотрел на пламя, стараясь ни о чем не думать.
   Сарах отшвырнул ткань, которой полировал меч, прошелся по
комнате и резко повернулся к сидевшим:
   - Неудачи и неудачи на каждом шагу! Будто кто-то колдовство
наложил.
   - Среди людей мы ее не нашли. Значит - Срединный Мир. А когда
там без колдовства обходилось?
...
   - Я невольно оказалась причиной вашей неудачи. Может быть, вы
согласитесь принять мою помощь?
   - Мы ценим ваше участие, милая девушка, но что вы можете
сделать? Вы же не волшебник и не прорицатель.
   - Да. Я всего лишь менестрель, - она улыбнулась, а остальные
переглянулись.
   - В конце концов, что мы теряем, Стольен? К тому же неучтиво
отказываться от искренней помощи.
   Хольгер устало-безразлично пожал плечами:
   - Будь по-твоему. Что я должен делать?
   - Почти ничего, - ответила Эланор, настраивая банджо, -
Только попробуй как можно лучше вспомнить ту, которую 
ищешь. Лицо, походку, привычки - все, что сумеешь. А остальное -
моя забота...
   Ее голос отдалялся, становился похожим скорее на шелест
листьев на ветру, но часть листьев была, кажется золотой, часть
- серебряной, и они зазвенели музыкой:
   - Нелепо, смешно, безрассудно, безумно, волшебно...
     Ни толку, ни проку, не в лад, невпопад совершенно...
     ...
   Сначала пришла боль и тоска. Горло сдавила горечь утраты.
   Затем - запах. Дыма, пожара и еще чего-то. Этому последнему
трудно было найти имя, но от него передергивало, как от
прикосновения к мерзкому и тошнотворному.
   А потом... Они по-прежнему сидели в гостинице у камина, но
были уже не здесь. Серое, затянутое гарью небо, распахнутое во
всю ширь море... Догорающие дома... Догорающие корабли...
   - Люди не смогли остановить последних, отчаявшихся бойцов
Хаоса. А мы не успели. Они рассчитывали уйти от нас на чудесных
кораблях Альквалонде в другие миры и там творили бы все, что
хотели. Но этого не случилось. Корабли Лебединой Гавани сожгли
себя. Они убиты, но их души еще не переступили Порог, и их еще
можно вернуть. Достаточно послать за ними другую душу, способную
показать им путь в мир живых. С моей помощью это может сделать
почти любой их брат - лебедь, но тогда он умрет. Душа-проводник
останется в мире мертвых, вместо спасенных. Таков закон. А ты
можешь сделать это и остаться в живых. В твоей Нити сплетены две
жизни - человека и лебедя. Если прервется одна - останется другая.
Но дар превращаться в лебедя ты утратишь навсегда.
   - Я... готова помочь.
   - Хорошо.
   И черным сполохом взметнулось полотно мрачного пейзажа,
открыв другую картину - бесконечную пустыню. А спокойный голос
Эланор произнес:
   - Это было в прошлом. Мы искали Алианору-лебедя. А с того дня
ее не стало...
   Караван размеренно шел по песку. Рядом с первым верблюдом,
задавая темп остальным, широким шагом шла девушка в белом
платье.
   - Алианора!... - воскликнул Хольгер. Она обернулась,
удивленно сощурившись, но не остановилась и не сбилась с шага.
   - Нет, не она...
   И пустыню смыла, как со стекла, шипящая волна.
   Их взгляд летел над самой водой, как бы следуя усиливавшемуся
с каждым мгновением ветру, срывавшему пену с гребней волн. Узкая
стройная шхуна под зарифленными парусами летела, сильно
накренясь. Капитан на мостике отдал приказание, но слова унес
шквал. Рулевой повернул голову навстречу ветру, и капюшон
откинулся за спину. Длинные волосы светлым флагом рассыпались в
воздухе. Капитан прокричал приказ, и шхуна чуть привелась к
ветру и полетела вперед еще быстрее...
   - Не она...
   И пламя сожгло эту картину, как старую кинопленку...
   Они смотрели в мерцающий огонь камина. Струны замерли под
пальцами Эланор.
   - Я не в силах найти ту, которой уже нет. Мы можем бесконечно
метаться по миру.
   ...
   Алианора, вернувшись в мир живых, оказывается совершенно
одинокой - ее никто не узнаят. И сможет узнать только Хольгер.
   Волосы ее стали пепельно-серыми. А черты лица изменились так,
как у человека, который прожил жизнь. Но она прожила смерть.
   Взглянув в ее глаза, понимаешь, что ответ на любой вопрос ей
теперь ничего не стоит. И поэтому не спрашиваешь.
   ...
   - Мои волосы - пепел сгоревшей Альквалонде, как парус этого
корабля - его собственный пепел.
   ...
   - Я хочу заговорить с людьми - я им не знакома. Я слышу
голоса животных, растений, рек и ручьев - а они не слышат меня.
Я поднимаю глаза к небу - и Звездный Лебедь взмахивает крыльями
и улетает. И нет теперь созвездия Лебедя, рассыпалась мозаика
его полета.
   ...
   Гэндальф укрывает своим серым плащом Алианору на палубе
корабля.
   ...
   (Алианора о пярышках)
   - Ты можешь унести на них хоть весь мир, но не поднимешь и
крошечной капли тьмы, ненависти, страха, равнодушия. Любую живую
вещь, сделанную от души, можно взять с собой. И не поднять того,
что сделано холодными, не чувствующими руками.
...
   Для меня они теперь - игрушка, знак чудесного детства. А
чтобы подняться в небо, необходимо другое. У каждого - что-то
своя. Есть люди, лягкие как тополиный пух, есть - как одуванчик.
А есть - как опадающие листья осени. Они ещя летят, но только
вниз, и лягкость их полята обманчива. В тебе тоже есть что-то
такое, но я не знаю, кем ты станешь, одевшись в эти пярышки.
Разве что чайкой?
...
   (О дальнейших похождениях данной компании:)

   Каким-то ветром их в результате заносит на Дальний Запад, где
на паровозе служит мальчиком-кочегаром Алианора.

   (О мышах технически повернутых - предках Гайки из "Чипа и
Дейла":)
   Англия.
   Предки их были привезены с тюками шерсти из сельской
местности на первые ткацкие мануфактуры. Тут и осели. А
поскольку первые фабрики работали на армию, то недалеко было и
оружейное производство. Мыши пристрастились ко всякого рода технике.
   Затем на первых пароходах (точнее, еще парусно-моторных
судах) некоторые мышиные семьи перекочевали в Америку. Тут они
частично осели в паровозных мастерских, где занимались
корректировкой чертежей паровозов, вагонов, дрезин и т.п.
   Так на всей железнодорожной технике появлялись трубы, по
которым не идет ни пар, ни вода, не проходят тяги управления. По
ним ходили мыши. Так появились "лишние" крепежные элементы, к
которым мыши привязывали леера, "лишнее" пространство в больших
ацетиленовых фонарях, где за горелкой, куда обычно никто не
забирается, в проветриваемом, но не продуваемом помещении
находились мышиные комнаты.
   И появились мыши железнодорожные, проводящие жизнь на колесах
- мышинисты.
...
   Странное это было зрелище: мышь в капоре и мокасинах. Нет, на
ней была замшевая курточка с бахромой, драные заплатанные на
коленках джинсы, но капор с бумажными незабудками, мокасины с
нашитыми бисеринами и отвертка в кобуре на поясе бросались в
глаза прежде всего.
   Мышь поняла, что ее заметили, оправила пышную челку и
застенчиво стала крутить в лапках черный от туши хвост.
   Алианора сняла свой "стетсон" и поклонилась слегка. На
мордочке мыши промелькнуло испуганное выражение, но она быстро
овладела собой о сделала книксен. Алианора надела шляпу, снова
подобрав под нее рассыпавшиеся волосы. Мышь нарушила молчание
первой:
   - Вижу, вы не боитесь мышей, мисс?
   - А вы, мисс, боитесь нервных девиц? - сумела ответить
Алианора.
...
   На крыше паровоза, между свистком, точнее, выводом тяги к
нему и рядом заклепок примостилась коробочка с односкатной
крышей. Насколько Алианора помнила, никто сюда не заглядывал.
Отвертка сдвинула пару крохотных засовов, и коробочка
раскрылась. Внутри оказались два хорошо смазанных кольта сорок
пятого калибра, привинченные за обрезки рукояток к медной
подставке от глобуса. За их барабанами уютно примостилось
креслице с бархатной обивкой, видимо, выкраденное из дорогого
набора кукольной мебели. Между стволами находилось прицельное
устройство из толстой проволоки. Горизонтальную и вертикальную
наводку обеспечивали маховички от школьного телескопа, а
спусковые крючки системой рычагов были соединены с одной
педалью. Будь здесь Хольгер, он сказал бы, что эта конструкция
напоминает спаренные зенитные эрликоны на британских
транспортах.
   Отвертка села в креслице и лихо прокрутилась, поднимая и
опуская стволы.
   - Вижу, ты ограбила двух ковбоев и воскресную школу, чтобы
собрать эту артсистему, - усмехнулась Алианора.
   - Нет, только одного учителя географии. Он был большой
неряха, никогда не чистил револьверы, ломал глобус и терял
подарки дочке. - ответила Отвертка, - а теперь приглашаю вас,
коллега, на чай. Моя семья будет рада видеть вас.
...
   Это была обычная семейная фотография, каких в последнюю
четверть девятнадцатого века на Дальнем Западе было немало. На
переднем плане церемонно сидела дородная мышь-дама с пышной
прической, в очках велосипедом, и солидный мыш в бакенбардах с
изогнутой трубкой в зубах. Через его тощее пузечко тянулась
настоящая часовая цепочка. Между их головами просунула
любопытную мордашку молоденькая мышка в капоре с бумажными
незабудками. Размером фотография не превышала почтовую марку, и
проницательному взгляду было ясно, что этот клочок бумаги был
вырезан из куда большей фотографии, где мышиное семейство
расположилось на полях чьей-то шляпы.
   Но если бы обладатель проницательного взгляда увидел бы эту
большую фотографию, то удивление его было даже большим, чем при
обнаружении мышиного архива.
   В центре живописной группы сидели две девчонки - одна, на
шляпе которой и примостились мыши, была одета вполне нормально
по меркам Дальнего Запада - нормально для мальчика-кочегара,
которого она изображала, судя по перемазанной копотью и
угольной пылью физиономии. Вторая выглядела более странно, хотя
для того, кто знается с менестрелями позднего средневековья, в
ее облике не было ничего странного, кроме банджо, заменявшего
привычную для менестрелей лютню. Двое рядом с девушками тоже
вызывали воспоминания о картинках с рыцарских романов,
различаясь только стилем доспехов. Рядом с "менестрелем" встал
на одно колено рыцарь-сарацин в гибкой кольчужной броне черного
цвета, с чалмой на шлеме, оттеняющей тонкое смуглое лицо, а к
плечу Алианоры приник типичный воин-северянин, этакий потомок
викингов, которому положено было бы с изумлением взирать на
чудеса цивилизации. Он же, напротив, с иронией смотрел в
объектив фотокамеры, умело сжимая в руках двенадцатизарядный
короткий винчестер. В ногах у них примостился типичный янки с
восточного побережья, любовно и не менее умело поглаживавший
тяжелый меч.
   За их спинами стоял японец с красивой парадной саблей,
украшенной драгоценными камнями. Справа - высокий старик с
белыми волосами, слегка выпученными глазами и длинным
винчестером с квадратным оптическим прицелом. Перед ним
маленькая брюнетка держала за руку мальчишку в морском
костюмчике. Мальчик прижимал к груди розового цвета доску, очень
похожую на скейт, но без колес.
   Слева - двое солдат, похожих друг на друга, только один
- в форме армии северян, другой - южан. Один из них сидел на
подогнутой под себя собственной третьей ноге. Перед ним
выстроились с патронами в лапах несколько енотов. За ним
улыбался бородатый мужичок очень странного вида, а рядом
пялился в объектив парень, на вид лет тринадцати, ковыряющий
в носу.
   На заднем плане была видна двухосная железнодорожная цистерна
с надписями: "НДМГ ОГНЕОПАСНО С ГОРКИ НЕ СПУСКАТЬ!" и тендер
необычно выглядевшего паровоза.
...
   Маленькие пушистые мышиные радости.

Last-modified: Sat, 15 Jun 1996 17:33:38 GMT