кивнул и сейчас же вышел. Шарик вскочил на ноги, взвизгнул и закрутил хвостом. В помещение вошли два других космонавта. Они толкали перед собой легкие колясочки из того же матово поблескивающего материала, что и стены космического корабля. На колясочках стояли тарелки, стаканы, бу-тылкп, миски, и Юрка понял, что привезли еду. Шарик так беспокойно завертелся у Юрки-ных ног, что ему стало даже стыдно за лохматого друга - голубые люди могли подумать, что он совсем не кормит собаку. Поэтому Юрка нагнулся и, поглаживая шелковистую шерсть, как маленького, уговаривал Шарика: - Ну нехорошо же... Потерпи маленько. Выйдем на поляну, и я тебе всю... нет, не всю, но половину колбасы отдам. Не вертись! Но Шарик, хоть и перестал вертеться и даже присел, все равно нетерпеливо перебирал передними лапами, то и дело взглядывал на Юрку и нахально облизывался. Пока Миро и Тэн расставляли посуду на столе, вернулся и Зет. Он принес странные, похожие на радионаушники приборы, от которых тянулись тонкие провода, и положил их на выросшие по бокам комнаты диваны-кровати. Квач заговорщически улыбнулся и кивнул, а потом широко расставил руки и жестом хлебосольного хозяина пригласил Юрия к столу. Юрий не знал, как поступить - сразу садиться или, может быть, немного поотказы-ваться, чтобы голубые люди не подумали, что он такой уж голодный. Все-таки для соблюдения настоящего мужского достоинства следовало бы сказать что-нибудь вроде: "Нет, благодарю вас, я сыт". Или: "Ну, зачем такое беспокойство - мы уже завтракали". В крайнем случае, можно было сказать еще и так: "Да вы не беспокойтесь, ешьте сами". Юрка на минуту споткнулся: "А как сказать правильно: ешьте или кушайте?" И мысленно поправился: "Кушайте!" Но опять смутился - уж очень это самое "кушайте" было жеманным, каким-то ненастоящим. Поэтому он опять поправился: "Ешьте сами, а мы посидим, посмотрим..." Ничего другого он не успел придумать, потому что Шарик взвизгнул и обиженно посмотрел на Юрку: "Ты что ж, в лесу меня голодом морил и теперь собираешься отказываться? Имей в виду - я против! Если люди угощают, отказываться неприлично: подумают, что ты или задавака и трепач, или что ты брезгуешь, не доверяешь им". Вот почему Юрий вздохнул и сел на тот самый зеленоватый стул, который ему показали. Шарик сейчас же устроился рядом со стулом и поднял нос кверху. Но космонавты не спешили садиться. Они столпились возле Юркиного места и наперебой приглашали Шарика сесть за стол. Только тут стало понятным, почему один - самый красивый, ярко-алый - стул был выше и уже других: он с самого начала предназначался Шарику. Напрасно Юрка объяснял, что собака должна есть где-нибудь в уголке, в крайнем случае возле его ног, что Шарик не привычен к такой заботе и по своей неопытности может натворить что-нибудь не совсем приличное, - голубые люди были настойчивы. И как Юрка ни следил за ними, по всему было видно - разыгрывать его они не собирались. И Юрка усадил Шарика на ярко-алое кресло. Шарик всего несколько секунд был как бы смущен и растерян, но через некоторое время он повел себя так, словно всю свою собачью жизнь сидел в космических кораблях за одним столом с экипажем и ел с тарелок из неизвестного материала. Завтракали чинно, благородно, с ложками и вилками. Но что-то Юрке не нравилось. Все было чем-то не похоже на то, что ему всегда нравилось. Всего, кажется, было вдоволь: где нужно - соли и сахара, а где требовалось - горчички. И все-таки не было того настоящего вкуса, который бывает в доброй еде. И прежде всего, не было хлеба. Дома Юрка мало ел хлеба - всегда было некогда. Утром, перед школой, он просыпал: хлеб есть некогда. Выпьет молока - и бегом. В обед - ребята ждут. Опять спешка. В ужин вообще наедаться не следует - так говорит наука. Получалось, что хлеб есть было некогда. Но в перерывах между делами Юрка очень любил отрезать добрый ломоть, посыпать солью и съесть его где-нибудь на полдороге или на лавочке, болтая с приятелями. Тогда хлеб бывает настоящим хлебом - вкусным, пахучим, емким. А за обедом или завтраком он ведь вроде и не главное. Так, обязательная нагрузка. На завтрак в космическом корабле хлеба явно не хватало. Конечно, обойтись без него было нетрудно - были какие-то коржики, но хлеба все-таки не хватало. Вспомнилось, что есть народы, которые совсем не едят хлеба, - например, китайцы. Им хватает одной крутой рисовой каши, пресной и без запаха. И тут Юрка понял, чего не хватало во всем том, что он ел и пил. Не хватало знакомого запаха. Все пахло очень приятно - не то духами, не то корицей с гвоздикой, но не было того доброго, сытного запаха, без которого самый распрекрасный завтрак или обед не может быть настоящим удовольствием. И тут вспомнилось,. что ведь пахло же в корабле еще и жареным луком, а за столом этого запаха не было и в помине. Пока Юрка ел и думал обо всем этом. Шарик не терял времени зря. Он сидел на своем высоком алом кресле, как король на троне, и ,за ним ухаживали невиданные голубые люди. Они накладывали ему на тарелку еду. Они подставляли ему стакан с питьем, а каким - ни Юрка, ни Шарик не знали. Правда, Шарику так и не удалось напиться как следует - его морда не входила в стакан. Но поскольку за всю свою недолгую собачью жизнь Шарик не видел и не слышал, чтобы обыкновенная дворняга попадала в такой почет, ему было уже не до питья: он стал стесняться. Конечно, ему бы хотелось съесть не то что в два, а даже в три раза больше, чем ему накладывали, - за прошедшую ночь он очень проголодался, - но теперь это казалось ему неудобным. И чем больше казалось, тем больше он стеснялся. А голубые люди смеялись и гладили его по отмытой шерсти, говорили какие-то слова, которые Шарик, казалось, понимал так: "Хорошая собака. Воспитанная собака". Правда, как потом выяснилось. Шарика голубые люди называли не собакой, а другом, дружком, но в то время Шарик еще не знал языка голубых людей. Зато он умел понимать главное - что его называли хорошим и воспитанным, и поэтому стеснялся еще больше и старался есть поменьше. Уже потом, через много дней, Шарик признался Юрке, что завтрак ему, может быть, и понравился бы, но вся беда заключалась в том, что ни на одной тарелке ему не попалось ни одной косточки. Даже самой маленькой. А что же за еда без косточки? Вот когда наешься как следует, ляжешь где-нибудь в тени и начнешь обрабатывать настоящую мозговую кость - вот тогда это настоящая еда. А это? Что ж, хоть и на алом кресле, как на троне, а все равно настоящего вкуса нет. Когда завтрак окончился, Юрий вежливо поблагодарил хозяев, а Шарик покрутил хвостом, но оба не спешили выходить из-за стола, потому что голубые люди повели себя как-то странно. Они опять сложили ладошки, прижали их к сердцу и поклонились сначала Юрию, а потом и Шарику. Это было непонятно: они угощали и они же благодарили. Что нужно было сделать в таком случае, Юрий не знал и сидел не шевелясь. И голубые люди тоже сидели и не шевелились, хотя всем известно, что после завтрака кто-то должен был убрать посуду. Но убирать посуду никто не собирался. Зет только собрал остатки еды в одну миску и куда-то унес ее. А все остальные миски, тарелки, стаканы, вилки и ложки остались на месте. И это все больше смущало Юрия. Может быть, в стране голубых людей иной обычай, чем в Юркиной? Может, гости там не благодарят хозяев за угощение, а хозяева гостей - за посещение? Может быть, в той необыкновенной стране не хозяевам полагается убирать со стола, а гостям? И то, что они с Шариком не собираются хотя бы помочь хозяевам, показывает, что они невоспитанны? Смущенный Юрий посмотрел на голубых космонавтов и увидел, что Квач приветливо манит их из-за стола. И хотя все, что делал Квач, было как будто самым обычным и не вызывающим никакого подозрения, Юрию почему-то стало не по себе. Может быть, потому, что плутоватые глаза Квача поблескивали особенно весело и он все время переглядывался с товарищами. А может быть, и еще почему-то... Но так или иначе, Юрий не спешил. А Квач все манил его. Даже Шарик понял, что сидеть за столом просто неудобно, и соскочил со своего алого трона. Пришлось подняться и Юрию. Голубые космонавты взяли его под руки и подвели к выросшей из стены кровати-дивану, усадили, а сами отправились к другим таким же кроватям и тоже сели. Впрочем, Квач сейчас же поднялся и, подхватив Шарика, попытался уложить его на свободную кровать. Шарик брыкался, выворачивался, и глаза у него были такими тоскливыми и недоуменными, что Юрий пожалел его и разозлился на Квача. Но голубой человек и сам понял, что с собакой он поступает не совсем правильно. Квач погладил Шарика, почесал ему за ухом, и Шарик успокоился. Космонавты уже лежали на своих кроватях, и Юрий подумал, что у них на корабле, как в пионерском лагере, после еды полагается мертвый час, и успокоился. Он посмотрел на Квача, и тот, сложив ладони, прижался к ним щекой. Юрий понял - нужно спать. И впервые решил, что дело это стоящее. Ночь в лесу была бессонной, и теперь, после всего пережитого и съеденного, у него покалывало веки. Юрий лег, вытянулся и почти сейчас же уснул. Он не видел, как космонавты осторожно надели ему на голову наушники, как, вдоволь помучившись, надели такие же наушники на задремавшего было Шарика. Потом они улеглись по своим местам, и только один Квач остался возле доски со светящимися лампочками, тумблерами и кнопками. Все остальные спали в зеленоватом, словно предрассветном сумраке. Спали и видели, вероятно, разные сны. Глава шестая. ТРЕВОГА НА КОРАБЛЕ Когда потом, спустя долгое время, Юрий пытался припомнить - снилось ли ему что-нибудь в тот день или не синилось, выходило, что ничего не снилось. Он спал как убитый - без сновидений и все время на одном боку. Он не видел, как часа через три после завтрака проснулся Шарик и с трудом, повизгивая и посапывая от напряжения, лапами содрал с головы прибор с наушниками и по очереди начал обходить космонавтов. Он умиленно крутил обрубком хвоста, пробовал улыбаться и, кажется, даже пытался разговаривать, но у него ничего не получалось. Космонавты спали на своих диванах-кроватях и сладко посапывали. Даже Квач дремал на своем посту, в широком, выросшем из пола кресле. Шарик взобрался на стол, просунул морду в стакан с питьем, но ничего хорошего из этого не получилось: морда не пролезала в узкие стаканы, да и питья в них оставалось разве что на донышке. А ему очень хотелось пить. Так хотелось, что, если бы не его стеснительный характер, он мог бы заскулить. Обойдя помещение, обнюхав все стены и не найдя ничего подходящего. Шарик остановился перед открытой дверью и, заглянув в нее, принюхался. Ему показалось, что оттуда, из глубины корабля, наносит знакомым влажным запахом. Шарик виновато помахал хвостом и, подумав: "Ничего не поделаешь - пить-то хочется", - несмело пошел по коридорам и переходам. Он проходил мимо каких-то машин и приборов, со стен ему подмигивали разноцветные огоньки, слышалось приглушенное шуршание и гудение, пахло жареным луком и уже знакомыми духами, но воды не было, а пить хотелось все сильней. Шарик все шел и шел, пока не очутился в заставленном приборами, баками и бачками просторном помещении. На стенах в прозрачных ампулах-сосудах поблескивали жидкости. Шарик с тоской посмотрел на эти прозрачные ампулы и понял, что достать из них жидкости ему не удастся. Он уставился на эти жидкости - розовые, синеватые и бесцветные, как обыкновенная вода. И чем дольше он смотрел на них, тем больше ему хотелось пить, и поделать с собой он уже ничего не мог. Шарик вскочил на стол и, приблизившись к ампуле, ткнулся в нее носом. Она ничем не пахла, но под нажимом Шарикиного носа подалась внутрь. Ампула оказалась не стеклянной, а пластмассовой, мягкой. Это, наверное, для того, чтобы на ухабах дальних космических дорог ампулы не разбивались... Но Шарик еще не понимал этого. Он видел и понимал другое. Перед ним за мягкой оболочкой была жидкость, по всем приметам похожая на воду. А он хотел пить. Так хотел, что за глоток воды с удовольствием отдал бы и свое красивое алое кресло, и даже, наверное, кусок собственной шерсти. И тут Шарика осенило: раз оболочка мягкая, значит, ее можно прокусить. Приноровившись, он нашел такое местечко, где дно ампулы, закругляясь, слегка выпирало, и начал грызть его. Но ампула не поддавалась, зубы скользили по ее оболочке, оставляя лишь маленькие черточки, которые тут же зарастали и исчезали. Шарик пришел в бешенство - чистая, как слеза, влага переливалась перед его глазами, но в рот не попадала. Он заурчал и закрутил своим обрубком, как пропеллером, потом с тихим стоном приник к неподатливому материалу. И когда ему казалось, что уже никогда он не доберется до воды, она вдруг тоненькой струйкой полилась прямо в рот. Конечно, если бы он не так хотел пить, если бы не так был раздражен первыми неудачами, он мог бы сразу заметить, что вода, которая лилась ему в раскрытую пасть, была совсем не похожа на ту чистую, как слеза, земную воду, о которой он мечтал. Эта жидкость была солоновато-горьковато-противная, с довольно странным и неприятным запахом. Но Шарик поначалу ничего не замечал. Жидкость была все-таки жидкостью и утоляла жажду. А когда прошел первый приступ жажды и он понял, что содержимое ампулы не такое уж вкусное, было уже поздно. Во-первых, он уже не очень хотел пить, а во-вторых, жидкость перестала течь - стенки ампулы сами до себе затянулись пленкой, и теперь нужно было снова их прокусывать. Поняв, что сгоряча он наглотался совсем не того, чего ему хотелось. Шарик очень испугался и заскулил. Но потом вспомнил, что на протяжении своей собачьей жизни ему приходилось пить не только из рек или ручьев, но и из луж, из грязных банок и мисок... Далеко не всегда в них бывала чистая и вкусная вода. Поэтому он легкомысленно решил: "А-а... Ерунда... Все обойдется!" Именно в этот момент со всей очевидностью Шарик понял, что подумал он не по-собачьи. В его просветленной голове метались непривычные мысли, громоздились странные понятия и неясные предчувствия. Это очень озадачило и смутило Шарика. Стараясь не думать, он устало поплелся по уже знакомым переходам к кровати-дивану и лег. В животе урчала и переливалась странная жидкость. По телу расползалась удивительная, никогда раньше не Испытываемая, очень приятная ломота и лень. Непреоборимо захотелось спать, но не клубком, скрючившись, как Шарик спал чаще всего, а свободно вытянувшись во весь рост. И он, еще не понимая, что с ним делается, повозился на кровати-диване, вытянулся, и тогда ему показалось, что тело у него начинает разбухать и приподниматься, а голова поэтому как бы проваливаться. Он поерзал, головой наткнулся на брошенный прибор с мягкими наушниками и улегся на него, как на подушку. Улегся и почти сейчас же уснул. Но всех этих приключений своего верного друга Юрий не видел, как не видел их и Квач, сладко посапывающий в своем выращенном из пола полумягком кресле. Но проснулись они - и Юрий и Квач - одновременно. По кораблю перекатывался низкий, утробный не то рев, не то гул. Квач сейчас же бросился к доске и покрутил какую-то ручку. Не то гул, не то рев исчез, и чей-то ровный, спокойный голос произнес: "Внимание! Считаю необходимым подать сигнал тревоги". Голос говорил на совершенно неизвестном Юрию Бойцову языке - в этом не было никакого сомнения. Язык этот был певучим, с легкими переливами в конце слов. В нем или совсем не было, или было очень мало шипящих звуков, и потому, наверное, голос, казалось, не говорил, а пел. В первые секунды Юрий не удивился. Он •просто испугался: как-никак, а неизвестный голос предлагал объявить тревогу. Значит, кораблю угрожало что-то опасное и, главное, неожиданное. Юрий, как и подобает настоящему мужчине, подумал прежде всего о надвигающейся опасности и приготовился ко всяким неожиданностям. Но уже в следующую секунду он недоуменно отметил, что неизвестный голос говорил, пожалуй, на том самом языке, на котором говорили между собой космонавты. Но ведь этого космического языка он не знал. А теперь он прекрасно понял, что сказал неизвестный голос на неизвестном языке. На лбу у Юрки выступила испарина. С ним творилось что-то неладное. Может быть, он наелся какой-нибудь вредной для здоровья ерунды и теперь бредит наяву? Но ведь если бы он бредил, он не смог бы понять, что языка, на котором предупреждали об опасности, он не знает. Не смог бы удивляться. У него даже испарина не выступила бы - ведь он бредит. А может быть, все это происходит во сне? Стоит только проснуться - и все станет ясным? Вероятно, ему очень хотелось узнать язык космонавтов, чтобы потолковать с ними о всякой всячине, и вот теперь это хотение обернулось трудным сном. Почти кошмаром. Но как ни старался Юрий проснуться, это ему не удавалось, потому что он не спал. Хотя голова была тяжелой и шумела, но все было совершенно правильным и реальным: он стоял возле своей кровати-дивана, смотрел на Квача, который напряженно следил за показаниями приборов, видел безмятежно развалившегося на своем месте Шарика, видел спящих Зета и Миро, уже проснувшегося Тэна. Тэн встретился взглядом с Юрием и спросил: - ...такое? Если бы Юрий совсем не понял вопроса, он бы решил, что он действительно бредит наяву. Но он услышал последнюю половину вопроса, причем произнесенную невнятно. Но все-таки услышал! Значит, он не бредил. Значит, либо Тэн сказал невнятно, либо сам Юрий плохо слышал. Но Тэн был, пожалуй, даже испуган и, наверное, говорил не шепотом; Значит... Значит, плохо слышал Юрий. И тут только он догадался, что ему все время что-то мешает! Он пощупал свою слегка тяжелую шумящую голову и обнаружил на ней наушники. Он снял их, повертел и осторожно положил на диван-кровать. Как они попали ему на голову, понять или вспомнить он не мог. В это время незнакомый, с металлическим отливом голос произнес: "Летательный аппарат Голубой земли висит над кораблем. Принимайте решение. Принимайте решение. Программой предусмотрено либо уничтожение враждебно настроенных аппаратов местных обитателей, что делается лишь в крайних случаях, либо переход на нейтринный режим внешнего слоя оболочки". - Включаю внешнюю связь! - крикнул Квач. - Даю нейтринный вариант! Нет, теперь уже никаких сомнений не было: Юрий понимал язык голубых людей! Когда и как он выучился этому певучему языку, представить себе Юрий не мог. Но факт оставался фактом. Он понимал, что говорил неизвестный голос и что отвечал ему Квач. И что самое главное - он понимал смысл почти всех слов. Правда, "нейтринный вариант" был для Юрия понятен лишь наполовину. Что такое вариант, в общем-то понятно, ну, вроде... Как бы одно и то же, но несколько различное. Например, задача может быть в нескольких вариантах. В одном случае турист идет и встречается с автомобилем, а в другом - автомобиль где-то встречается с туристом. А все равно нужно узнать, сколько прошел первый и сколько второй. А вот что такое "нейтринный", Юрий не знал. Но он обрадовался как раз тому, что он не знал, что такое "нейтринный". Ведь если бы он понимал все, что говорят голубые люди, это могло ему просто казаться. Но если он понимал не все - значит, все остальное он понимал правильно. Исключение из правил подтверждало правило - выходило, что Юрий знал язык. Но когда и как он мог научиться неизвестному языку, да еще за считанные часы, узнать он не успел. Одна из стен затрепетала и, как всегда это происходило на корабле, не распахнулась, а словно вошла в себя. На месте образовавшейся пустоты выдвинулся большой экран, очень похожий на телевизорный. На его отсвечивающей поверхности забегали стремительные прочерки. Потом они исчезли, и Юрий увидел верхушки леса, дымку над деревьями и далеко-далеко смутные очертания своего городка. У него забилось сердце, и вспомнился родной дом... На экране возник вертолет. Он, казалось, был -совсем рядом, так близко, что Юрий видел даже лица приникшего к окнам экипажа. Лица эти казались удивленными и растерянными, как у людей, которые что-то неожиданно потеряли или были внезапно одурачены. Вертолет двигался рывками. Он то зависал в воздухе, и тогда экипаж крутил головами, рассматривая окружающее, то летел дальше, и тогда лица в его окнах исчезали - наверное, люди переходили к окнам на противоположном борту. Словом, экипаж вертолета поступал так, как поступают что-либо разыскивающие люди. . И Юрий подумал, что разыскивать могут и его - ведь идут вторые сутки с тех пор, как он ушел из дому. Отец мог обратиться в милицию, а милиция могла перекрыть все дороги, проверить все поезда и автомашины и, не обнаружив Юрия, обратиться за помощью к летчикам: - Поищите в лесу. Нам известно, что Юрий Бойцов частенько пропадал в лесу. И летчики могли выполнить эту просьбу - в городе уже был случай, когда они нашли заблудившихся в лесу грибников и вывезли их на вертолете. Словом, это было вполне возможным, и поэтому Юрий подался немного в сторону - мало ли какая техника может быть на вертолете! Если так хорошо виден вертолет, то вполне возможно, что и его экипаж видит все, что делается в корабле. Сам-то корабль они, конечно, видят отлично. Такую громадину не увидеть невозможно. И если они все-таки что-то разыскивают, то, уж конечно, не корабль, а, скорее всего, именно его. Юрку Бойцова. Тут Юрка испугался по-настоящему. Он вспомнил, что шел к кораблю по росной траве. Значит, на поляне обязательно остались две полоски следов. И хотя вертолет удалялся все дальше и дальше, на душе у Юрки было все тревожней. Он не сомневался, что летчики увидели их следы на траве и поняли, что Юрий и Шарик находятся на корабле. Сейчас они вернутся, доложат о своей находке, заберут его и Шарика домой... Тогда Юрке наверняка не поздоровится. - Юрий! - услышал он голос Квача. - Какой вред может принести этот летательный аппарат? - Какой аппарат? .- не понял Юрий. - Ну вот этот... что улетел. - При чем здесь вред? - удивился Юрий. - Это же самый обыкновенный вертолет. Пассажиров возит, грузы. Разведку производит и всякое такое. Квач помолчал, потом сурово спросил: - Нам известно, что по уровню цивилизации на вашей Голубой земле возможны и враждебные действия. Например, нападения и эти... самые... как же их?.. забыл совсем... ну... - Чего - ну? - Да вот забыл. То же, что нападение, но только когда убивают друг друга. - Бандитизм, что ли? - Да нет. Хотя, может, это так и называется? - Квач потер лоб. - Ага! Войны! Вот как это называется. - Ах, войны! Так это не у нас. Это у капиталистов. В капиталистическом мире, - поправился Юрий. - Там в самом деле вертолеты воюют против партизан в джунглях. Квач задумался, хотел что-то спросить, потом махнул рукой. - Нет, сразу всего я, конечно, не пойму. Да и некогда. Скажи только одно: у вас вот здесь, где мы стоим, эти самые вертолеты ни на кого не нападают? - А зачем им нападать? На кого? - искренне удивился Юрий. - Хорошо... Но принимать решение все-таки необходимо. - Какое решение? - не совсем уверенно спросил Юрий. - Прежде всего, тревога. Квач подошел к спавшим товарищам и растолкал их. Когда все собрались, Квач сказал: - Друзья, поступило предупреждение о появлении летательного аппарата обитателей Голубой земли. Наш гость Юрий говорит, что их вертолеты никогда не нападают. И все-таки мы уже нарушили программу полета. Потом из-за своеволия Зета нарушили правила поведения на корабле. Что будем делать теперь? Взлетать или знакомиться с уже цивилизованными обитателями Голубой земли? Напоминаю, что наша главная задача заключается не в этом. Космонавты молчали, а Зет тяжело вздыхал и ласково посматривал на Юрия, словно хотел сказать ему: "Я, конечно, виноват, но ведь я это делал для тебя... Да и за своих стыдно". Юрий еще ничего не понимал и потому только смотрел на космонавтов. Наконец Миро сказал: - Винить некого и незачем. В конце концов, лететь к Голубой земле предложил Квач. Но дело не в этом. Дело в том, что мы потеряли много времени и контролирующие приборы справедливо послали сигналы. Так что нам все равно достанется за нарушение программы полета. - Это ясно, - вмешался Тэн. - Взлетать или не взлетать - вот в чем вопрос. - Считаю, что нужно взлетать. И немедленно. Иначе роботы будут дополнительно загружены расчетами траекторий и начнут снижать скорости. - А это значит, что мы опять потеряем время, - сказал Квач, - которое мы выгадали, когда взяли управление в свои руки. - Правильно! А ты как думаешь. Зет? Зет все так же мягко и несмело улыбнулся. - Я думаю, что все правильно. Но мне так нравится эта Голубая земля; На ней так славно дышится... И потом... Потом, как быть с Юрием? - То есть как быть с Юрием? - удивился Квач. - Мы очень рады знакомству... Но... не можем же мы взять его с собой. У него дом здесь. На этой Голубой земле. Так что... - Это все правильно, - мягко произнес Зет. - Но знаете, ребята, когда я подключал Юрию обучающий аппарат, я нечаянно дал обратную связь. И мне показалось, что у него какие-то очень большие неприятности. Очень большие... Может быть, он расскажет нам все. И уж тогда мы решим. - Выходит, ты подслушивал чужие мысли? - сурово спросил Миро. - Но я же нечаянно, - заморгал Зет. - Случайно. - Не будем спорить. Расскажи, Юра, что у тебя стряслось и чем мы можем помочь? Гдава седьмая МУЖСКИЕ РЕШЕНИЯ Юрий покраснел и потупился. Ему очень не хотелось рассказывать о своих неприятностях. Но еще больше не хотелось отступать - ведь он только что прикоснулся к самой большой тайне, которая когда-либо бывала на его Земле, той самой, которую космонавты называли Голубой. И вероятно, называли справедливо. Он сам читал, что из космоса его родная Земля кажется голубой и зеленой. Об этом писали космонавты. И это же самое увидели... Нет, теперь сомнений не было - перед ним за столом сидели именно незнакомые космонавты. Они прилетели с какой-то другой планеты и теперь спешили еще дальше. А раз так - можно им рассказать все по-честному: все равно на Земле никто ничего не узнает. Но с другой стороны, единственным представителем Голубой земли на корабле является Юрий. Шарика можно не считать. Значит, по поведению Юрия люди другой планеты будут судить о всех жителях Земли - белых и черных, желтых и краснокожих. В эти критические минуты Юрий отвечал за всю Землю! Один за всех! И первое, что он хотел сказать, было: "Ничего особенного со мной не произошло. Никаких неприятностей". Но если он скажет так, то хоть и спасет одну сторону чести землян, но зато уронит другую. Ведь при этом он должен будет соврать. А что может быть противней лжи? Нет, настоящий мужчина никогда не унизится до лжи. В крайнем случае, он промолчит, но не соврет. Правда - вот девиз настоящего мужчины. А для того чтобы принять решение, настоящий мужчина должен знать как можно больше. И поэтому Юрий спросил: - Слушай, Зет, а почему вам важно знать, какие у меня неприятности? - Потому, что, может быть, мы поможем тебе. - Вряд ли... - сомневаясь, покачал головой Юрий. - У меня ведь они... личные. Их можно просто не понять. - Ну знаешь ли!.. - рассердился Миро. - Можно подумать, что ты какой-то особенный. Неповторимый. - И потом, откуда ты знаешь, может быть, и у нас такие же или, вернее, похожие неприятности? - мягко сказал Зет, и все переглянулись. Юрий задумался. В самом деле, что он знал о голубых людях? Ровным счетом ничего. Так почему он должен думать, что они плохие и поймут его неправильно? Может быть, потому, что сам он чувствовал, что поступил неправильно, и теперь стыдится собственных поступков? Но голубые-то люди тут ни при чем. - В общем, так, товарищи. Мы поругались с отцом. И я ушел из дому. Вот... - Та-ак... Почти понятно, -. усмехнулся Квач, и все опять переглянулись. - Теперь давай уточним. Почему ты поругался с отцом? - Понимаете, отец все время меня ругал, что я ни о чем не думаю, что я... бездельник. Что он в мои годы уже работал и учился, а я даже учиться как следует не умею... или не хочу. И еще он говорил, что я безвольный, бесхарактерный и настоящего мужчины из меня никогда не получится. Ну вот... Сколько же можно терпеть оскорблений? Я разозлился и ушел. - Что же ты собирался делать после ухода из дому? - допытывался Миро. - Не знаю... Вернее, знаю... Но... - Юрий опять вздохнул и покраснел так, что сам понял: в сущности, он был очень смешным и глупым человеком, когда принимал такое решение. - Но я собирался пожить немного в лесу, пока меня не перестанут искать... А потом пойти работать. А вечером - учиться. - А у вас учатся вечером? - удивился молчаливый Тэн. - Странно... - Нет, учатся и утром и днем. Словом, кто как хочет. - А ты хотел вечером? -Да. - А отец хотел, чтобы ты учился утром? - Нет, дело не только в этом. Мне просто надоело быть маленьким. Понимаете? Все время маленьким! И то нельзя, и это невозможно! И я всегда виноват. Как будто взрослые во всем везде раз и навсегда правые, а я, потому что еще не успел вырасти, обязательно виноват. Мне это надоело. И я решил быть взрослым! Пусть... маленьким, но - взрослым! А что? - сразу став сильным и решительным, спросил Юрий у молчавших и почему-то радостно переглядывающихся космонавтов. - А что, в конце концов? Буду работать и учиться, как это делают взрослые! Буду поступать так, как я считаю нужным. И не буду вечно просить разрешения. Раз отец в мои годы мог работать и учиться - так я не хуже его! Если он никого и ничего не боится, так и я не хуже. Вот потому я и ушел из дому. И никаких неприятностей у меня нет. Космонавты стали словно родней и ближе. Они сгрудились вокруг Юрия и, кажется, даже полиловели - наверное, у них так проявляется румянец, - и глаза были добрыми и суматошными. - Тао![1] - воскликнул Миро. - Тао! И здесь Квач прав, и нечего на него сердиться. Каждому надоедает вечно быть маленьким. Особенно если есть голова на плечах, а руки крепкие. - В конце концов, все совершенно правильно, - миролюбиво согласился мудрый Тэн. - У Юрия точно такая же история, как и у нас. Но, конечно, с поправками на уровень цивилизации. Юрий с удивлением посмотрел на Тэна, но спросить, почему у них такая же история, не успел, хотя, честно говоря, у него мелькнула странная мысль: "А может быть, эти космонавты на самом деле вовсе не космонавты, а просто сбежавшие из дому мальчишки?.. Украли космический корабль - и сбежали. Ведь и в самом деле нужно делать поправку на уровень цивилизации". - Как вы думаете, - вмешался Зет, и кончики его больших ушей полиловели, - может быть Юрий нашим настоящим товарищем или не может? Все примолкли, присматриваясь друг к другу и к Юрию, словно заново оценивая и себя, и его. У Юрия почему-то забилось сердце и мысли словно исчезли. Но он чувствовал, догадывался, что именно сейчас, в эти секунды решается его судьба. Пришло время принимать настоящие мужские решения. У него сразу пересохло во рту. "Спокойней... - твердил он себе. - Спокойней!" Густой, с металлическим оттенком голос заполнил весь корабль: "Внимание, внимание! Летательный аппарат местных жителей снова приближается к кораблю. Напоминаю, что нейтринный режим вызывает усиленный распад внешней оболочки. Принимайте решение. Принимайте решение". И Юрий, и голубые люди обернулись к экрану. Вертолет, теперь уже совсем иной конструкции - тяжелый и мощный, быстро и неумолимо приближался к земляничной поляне. Над ним радужным кругом вращался винт. Казалось, что он перемешивает пронизанный солнцем воздух и каждая струйка этого густого, пропахшего летом и земляникой воздуха отражает полуденное жаркое солнце. А под вертолетом трепетали и изгибались от воздушных потоков остроконечные, как пики, верхушки елей, курчавились листвой нежные вершинки берез. Все было необыкновенно красиво и в то же время сурово и мужественно. - Слушай, Юрий! Мы. с тобой вполне согласны. И мы тебя понимаем. Хочешь -летим с нами. - Куда... летим? - еле выговорил Юрка, потому что сердце у него билось как сумасшедшее. - Летим туда, куда летим и мы. К новым мирам! К новым землям! - Ребята... товарищи... я... не знаю... - Тумус![2] - крикнул Миро. - Ты просто настоящий тумус. Нужно же быть последовательным. Раз решил доказать, что ты настоящий мужчина, - значит, доказывай. Соглашайся! - Да... но... - Чего там "но"! - закричал мудрый Тэн. - Ты рассуди. У тебя отец летал в космос? Юрий уже не мог ворочать языком. Он только отрицательно покачал головой. - Вот видишь. А вообще с вашей планеты кто-нибудь летал в космос? Юрий кивнул. Это несколько смутило голубых людей, но Тэн сейчас же нашелся: - А в другие солнечные системы? - Нет... - Вот видишь! А ты полетишь. Понимаешь - ты будешь первым на своей Земле межпланетным космонавтом! - Но, ребята, а как же... как же... - Не трусь! - сказал Миро. - На обратном пути из экспедиции мы привезем тебя на твою Голубую землю. Юрий никак не мог принять мужского решения. С одной стороны, конечно... Полететь в настоящий космос. К другим планетам. Это... Да что говорить!.. Но с другой стороны, как же родные? Товарищи? Милая Голубая земля?.. Это тоже, знаете... Юрий то краснел, -то бледнел и топтался, сам того не замечая, на одном месте. Квачу, видимо, надоела эта детская нерешительность. Он сурово сказал: - Ты странный человек, Юрий. Ты вдумайся. Мы предлагаем тебе то, ради чего люди науки, ученые, путешественники согласились бы отдать жизнь. А ты колеблешься. Юрий быстро взглянул на небо, потупился и задумался. Квач был прав. Ничего не скажешь! Прав - и все тут. Потому что настоящий мужчина ради науки не пожалеет ничего. Даже собственной жизни. Ведь наука нужна не одному человеку, а всему человечеству. Может быть, даже не только тому, что живет сейчас на его родной Земле. Может быть, даже тому, что проживает на других планетах и еще ничего не знает, что существуют другие цивилизации. Не знает, так же как до сегодняшнего утра сам Юрий не знал, что существуют голубые люди. Юрий с тоской и тревогой смотрел на экран. Вертолет завис, и струи золотящегося воздуха прижимали и будоражили верхушки деревьев. Они метались зелеными космами, дрожали и переливались. И было в этом что-то очень трогательное, но беззащитное. Как будто бы деревья страшились лишиться своего места на земле, под солнцем, как будто они старались и не могли убежать от свежих и мощных потоков солнечного воздуха. "Но ведь я-то не дерево! - подумал Юрий. - Почему же я так держусь за это свое место на Земле! Ведь взрослый мужчина никогда не боится неизвестности. Он смело идет ей навстречу".- Решай! - властно сказал Квач. - Мы тоже должны принимать решение. Юрий не ответил. Он продолжал думать. Да, тяжело и трудно расставаться с милой, родной Землей. Да, тяжело и трудно расставаться с матерью - теперь он почему-то думал прежде всего о матери. Но ведь отец тоже расставался со своими родными, когда почти мальчишкой добровольцем уходил на войну. Разве ему обещали, что его доставят домой в целости и сохранности? Нет! Он знал, что он идет, может быть, на смерть. Но он шел, потому что знал - его жизнь нужна всем людям, а значит, и его родным. И он шел. А теперь его сыну предлагают рискнуть- рискнуть, чтобы исследовать неизвестное, раскрыть его для науки и, значит, для всех людей. "Принимайте решение! Принимайте решение! - загудел металлический голос. - Летательный аппарат местных обитателей оснащен электронной аппаратурой и радиолокаторами. Мы не можем долго поддерживать форсированный нейтринный режим, и они неминуемо засекут нас. Принимайте решение!" - Юрка! Ну что же ты?! - взмолился Зет и прижал руки к груди. Каким смешным и глупым показался сам себе Юрий, когда вспомнил, почему он сбежал из дому. Подумаешь, прич-ина: обида на отца! Желание показать, что он уже не маленький. Тогда у него нашлись и сила воли, и решимость собраться и уйти из дому, уйти да еще и понемногу злорадствовать: "Вот, пускай поволнуются! Пусть поищут! Тогда узнают, как все время пилить и воспитывать!" Тогда все дело было только в его болезненном самолюбии, в его упрямстве, от которых никому ничего доброго не предвиделось. Даже Шарику. Ведь он морил собаку голодом чуть не целые сутки. А теперь, когда голубые люди предлагали ему совершить настоящий подвиг, стать настоящим мужчиной, сделать доброе дело для всего человечества, он колеблется. Он волнуется так, что сердце колотится как овечий хвост. Нет, пожалуй, он и в самом деле еще не мужчина, а самый обыкновенный сопливый мальчишка, которого не то что наказывать, а прямо-таки пороть нужно, чтобы не задавался, не воображал из себя неизвестно что. И такая обида пришла к Юрию, так он рассердился на самого себя, что высказать он этого не мог: голубые люди наверняка не взяли бы с собой такого растяпу и эгоиста. Поэтому он только вздохнул поглубже, вытянулся, как солдат, грудью встречающий настоящую, а не выдуманную опасность, и твердо сказал: - Я готов, товарищи! Зет подскочил, обнял его и приподнял. - Юрка, ты настоящий парень! Квач, принимай решение. - Внимание! - крикнул Квач. - Перейти на самый слабый полетный режим в атмосфере. Угол отклонения - сорок пять градусов. Внимание! Взлет. Корабль стал медленно клониться набок. Со стола посыпались на пол чашки, миски и тарелки, но на них никто не обратил внимания. Как и все, Юрий бросился к стене и прижался к ней. Корабль клонился все сильнее, и в это время в его утробе разлился ровный и все нарастающий слитный гул. Что-то дрогнуло, пол под ногами не то что оторвался, а как бы отошел куда-то вниз, и тело Юрия стало на несколько килограммов легче. Пол уходил все дальше и дальше. Тело становилось все легче и легче, и тогда Квач крикнул: - Передаю управление для выхода на предстартовую орбиту! Юрий явственно ощутил, что он как будто подпрыгнул и чуть-чуть повис в воздухе. "Неужели невесомость?" - подумал он, но спросить об этом не решился. Все будет ясным в свое время. Теперь торопиться некуда и незачем. И так накопилось слишком много вопросов. Глава восьмая. ОТГАДКИ ЗАГАДОК На экране было сплошное темно-голубое, даже слегка фиолетовое пятно. Оно еле заметно изменяло свои оттенки и становилось то зеленоватым, то розоватым, но все-таки оставалось голубым. В корабле что-то пощелкивало, гудело, и было такое впечатление, что все вокруг - и пол, и стены, и потолок - все-все неуловимо перестраивается: принимает новый, более совершенный вид и очертания. Так незаметно для глаз менялись оттенки неба на экране - все вроде было так же, как всегда, и все-таки все слегка изменилось, становясь не таким, как секунду назад. Но потому, что .изменения эти происходили очень быстро, глаз и сознание не успевали отметить и осмыслить самую суть этих чудесных превращений. Ясно было лишь одно: на корабле все становилось на свои места, уравновешивалось и успокаивалось. Юрий не стронулся даже на сантиметр, а пол незаметно стал как бы стеной, а стена, возле которой они стояли все время, пока корабль кренился набок, постепенно становилась полом. Никого из космонавтов эти превращения не интересовали и не волновали. Тэн только спросил: - Не пора ли убирать надстройки? - Подожди, - ответил Миро. - Пусть полностью уйдет к