---------------------------------------------------------------
Сборник "Фантастика 1962", Издательство ЦК ВЛКСМ, "Молодая Гвардия". 1962
OCR: Андрей из Архангельска
---------------------------------------------------------------
Он открыл верхний люк ракеты и, стоя на ступеньках, до половины
высунулся наружу. Небо было ясное, зеленое, с большим белым солнцем.
Скафандр быстро нагрелся, стало жарко. "Тут вполне можно было бы
обойтись без скафандров, - с досадой подумал он. - В этой скорлупе
того и гляди сваришься, как яйцо..." Он хотел было вернуться, но тут
увидел темную точку, передвигающуюся вдалеке по равнине. Он сжал губы
и медленно поднялся на последнюю ступеньку. "Конечно, вездеход. Почему
они возвращаются так рано? И гонят во весь дух, как видно..." Он вдруг
понял, что все время подсознательно ждал беды. Ждал какой-то каверзы
от этой милой мирной планеты. "Милая, мирная, мертвая, - бормотал он,
глядя на вездеход. - Такая симпатичная покойница, прямо сердце
радуется".
Он сам не понимал, почему сердится на эту ни в чем не повинную и,
должно быть, очень несчастную планету. Вероятно, его злило, что она,
такая красивая и спокойная, оказалась мертвой. Вернее - вымершей.
Непонятно, почему и как. За холмами, окружавшими долину, на которой
опустилась их ракета, лежали селения; невдалеке был большой город,
возможно столица государства. Еще недавно там жили похожие на людей
Земли разумные существа, создавшие цивилизацию на довольно высоком
уровне. Сохранились здания и фрески, картины и книги. Остались заводы,
дороги, машины, летательные аппараты - хорошо развитая, но заброшенная
и гибнущая техника. По книгам, найденным в городе, удалось
проанализировать язык, представить себе внешность этих семипалых
глазастых созданий, по-видимому более тонких и хрупких, чем жители
Земли; можно было бы в случае необходимости объясняться с ними.
Но в том-то и дело, что почти все живое на этой планете бесследно
исчезло. Оставалась пышная растительность всех оттенков красного цвета
- от розового и бледно-оранжевого до густо-багрового, почти черного:
такие черно-багровые деревья толпились вокруг большого озера среди
холмов, и вода его казалась черной, хотя река, вытекающая из этого
озера, была стеклянистой и прозрачной. В озере водились длинные темные
угри, в реке и в ее притоках плавали стайки веретенообразных, почти
прозрачных рыбок. Герберт Юнг ловил и исследовал угрей и рыб; ловил он
и земноводных фиолетово-черных ящериц. "А что ему еще делать, Юнгу,
если только рыбы да ящерицы и остались на этой планете? Ни людей, ни
зверей, ни птиц... Правда, Карел позавчера поймал в городе какого-то
зверька. Может, где-нибудь тут и есть жизнь..." Он все смотрел на эту
мирную красновато-розовую долину, окруженную пологими холмами, и
видел, как быстро растет, приближаясь к ракете, пятнышко вездехода.
"Да, летят во весь дух... Значит... проклятая планета!" Тут ему стало
стыдно. "Ты же изо всех сил добивался, чтоб тебя пустили в этот полет.
Хотел побывать где-нибудь первым. Открыть новый мир. Романтика
Неведомого. Вот и получай свою романтику. Или ты хотел романтики со
всеми удобствами?"
- Казик! Наши возвращаются! - крикнул он, вбегая в кабину
Казимира.
- Не кричи! - досадливо сказал Казимир, встряхивая пышными
светлыми волосами. - Ты мне все рифмы распугаешь... Минуту! Ага, есть
все-таки! - Он удовлетворенно хмыкнул, потом поднял голову. - Так что
ты сказал, Виктор?
Его большие синие глаза светились на бледном лице. Виктор знал,
что у Казимира железное здоровье и крепкие нервы, что он - чемпион
Польши по лыжам, и все же каждый раз удивленно смотрел на это бледное
узкое лицо, озаренное мистическим сиянием глаз, - лицо поэта и
ясновидца. Между тем стихи Казимир писал плохие, а способностью к
ясновидению и вовсе не отличался.
- Опять стихи Кристине? - спросил Виктор. - Говорю тебе: наши
возвращаются. Слишком рано, понимаешь? Я так и знал, что на этой
планете стрясется какая-то беда!
Он прошелся по кабине, ероша темные, коротко остриженные волосы.
- Не топчись у меня над ухом, - попросил Казимир. - Мешаешь. И
почему именно беда? Может, нашли что-нибудь интересное, вот и
вернулись. Выйдут они из шлюзовой, тогда все узнаешь.
Виктор изо всех сил хлопнул дверью - впрочем, он заранее знал,
что хлопанья не получится, сработает пористая прокладка и дверь
прикроется неслышно. Казимир даже не обернулся.
"Нашел время писать стихи! - с досадой думал Виктор, шагая по
мягкому, пружинящему настилу коридора. - Вот ведь характер!" Он, в
сущности, завидовал спокойствию Казимира и стыдился своей нелепой
тревоги - ведь и в самом деле, может, ничего плохого не случилось...
Но когда из-за поворота коридора показался Владислав, Виктор
сразу почувствовал - нет, тревожился он не напрасно. Владислав почти
бежал, на ходу приглаживая мокрые волосы.
- Владек! - крикнул Виктор.
Владислав подошел ближе. Его смуглое матовое лицо слегка
порозовело от душа.
- Таланов тебя зовет в медицинский отсек, - сказал он.
- Что случилось? С кем? - отрывисто спросил Виктор.
- Карел... с ним неладно. Подожди, Таланов велел рассказать тебе
здесь, чтоб при Кареле поменьше говорить. Карел, понимаешь... -
Владислав постучал пальцем в лоб.
- Карел! - поразился Виктор.
- Да. Слушай. Мы были уже в городе, когда это у него началось.
Шли по большой круглой площади со ступенями, - знаешь, где то белое
здание, что похоже на яйцо. Карел начал отставать от нас, потом сел на
ступеньку. Я подошел, спросил: "Ты плохо себя чувствуешь?" Он покачал
головой. Я говорю: "Что ж ты сидишь, человече? Пойдем!" Он встал и
пошел. Но, понимаешь, ходил как-то механически, ничем не
интересовался, ни с того ни с сего останавливался. Мы его спрашивали,
что с ним, он сначала говорил, что ничего, потом стал как-то странно
улыбаться, не отвечал на вопросы. Мы решили вернуться. В вездеходе он
так осматривался, будто все впервые видел. Потом сказал, что ему все
это, наверное, снится.
- Что именно снится? У него были галлюцинации?
- По-моему, нет. Это он о нас говорил, что мы ему снимся, что
вездеход ему снится. А в шлюзовой кабине вдруг заявил, что он - это не
он. Понимаешь, стоит под душем, трогает себя и говорит со страхом:
"Нет, это не я!"
- Так! - Виктор сжал губы, раздумывая.
Ничего подобного он не видел за все время работы на Лунной
станции. То есть, конечно, бывали случаи помешательства, но при
каких-нибудь тяжелых авариях, катастрофах, под воздействием гибели
товарищей, одиночества, ожидания смерти. А здесь ни с того ни с
сего... И почему именно Карел, самый уравновешенный и спокойный из
всех?..
- Что ты чувствуешь? - спросил Виктор. - Слабость? Голова болит?
- Слабость? Не знаю, нет... - Карел еле шевелил губами. - Тело не
мое.
- Как не твое? А чье же?
- Не знаю. Вот я рукой двигаю, а она не моя. Или, может, моя, а
двигает ею кто-то другой.
- Карел, ты же понимаешь, что это чушь, - очень бодро сказал
Виктор.
- Понимаю, - согласился Карел. - Конечно, этого не может быть.
Он помолчал, словно к чему-то прислушиваясь, и вдруг резко
протянул руку к Виктору. Рука уткнулась в плечо Виктора, и на лице
Карела отразилось не то удивление, не то удовлетворение.
- Ты что? - спросил Виктор.
- Я думал, что ты мне снишься, - пробормотал Карел.
- А почему?
- Так... все будто во сне. Или как на картине нарисовано.
Он опять надолго замолчал. Потом вдруг лег и отвернулся к стенке.
Виктор отодвинул дверцу стенного шкафа с лекарствами и, поколебавшись,
достал маленькую желтую таблетку.
- Глотни, Карел! - сказал он.
Карел послушно приподнялся, проглотил таблетку и опять лег.
Виктор вышел в соседнее помещение. Там сидел Таланов.
- В этом состоянии с ним невозможно разговаривать, - сказал
Виктор. - Он моментально истощается. Я дал ему таблетку энергина.
Минут через десять он, наверное, станет почти нормальным. На время,
конечно.
- Что это, по-твоему? - спросил Таланов.
Его темно-карие, глубоко сидящие глаза смотрели испытующе и, как
показалось Виктору, недоверчиво. "Ну что ж, он прав, - не без горечи
подумал Виктор. - Я ничего в этом не понимаю. А он теперь жалеет, что
взял в рейс меня, а не Вендта... Правда, Вендт уже стар для дальних
полетов, зато..."
- Не знаю, - Виктор глядел прямо в глаза Таланову. - Я ведь не
специалист в психиатрии. Все это кажется мне странным - такое
внезапное и бурное развитие болезни у совершенно здорового,
уравновешенного человека... и без предшествующей травмы...
- На Карела и тяжелые травмы не очень действовали, - сказал
Таланов. - Я был с ним в том рейсе "Сириуса"... знаешь, когда погибли
Беренс и Фальковский на астероиде и Карел их разыскивал. Случилось это
все на глазах у Карела, Беренс был его лучшим другом, а помочь ничем
нельзя было... Так вот, если Карел тогда не сошел с ума, пять лет
назад...
- Понятно, - сказал Виктор. - Пойдемте к нему, энергии, наверное,
уже начал действовать.
Карел сидел, растерянно озираясь.
- Что со мной творится? - голос звучал спокойно, но видно было,
что Карел испуган. - Я что - заболел?
- Да, немножко, - Виктор сел к нему на койку. - Как ты себя
чувствуешь сейчас?
- Лучше. Что это было?
- Расскажи, что ты чувствовал, - вместо ответа попросил Виктор.
Карел нахмурился.
- Мне трудно, - сказал он. - И потом... я боюсь.
- Чего боишься?
- Мне кажется, если я буду рассказывать, это вернется.
Виктор вздохнул.
- Расскажи, - мягко повторил он. - Нам нужно знать, в чем дело,
иначе...
Он не договорил. Лицо Карела исказилось от страха.
- Что иначе? Я все еще болен? Я не выздоровел?
- Послушай, Карел, надо спокойней, - вмешался Таланов. - С тобой
бывали вещи похуже, а ты выпутывался. Со всеми бывало всякое, верно?
- Такого не было, - убежденно сказал Карел. - То все было вне
меня, понимаете? А это - внутри. Поэтому я боюсь. Я теряю себя.
- Ну, объясни, что это значит.
- Не знаю, как объяснить, - Карел помолчал. - Сначала я вдруг
подумал, что все это ни к чему. Ну, все, что мы делаем. Просто мне
стало неинтересно. И вы, и все кругом, и я сам. Но когда мне говорили:
встань, ходи, садись, - я это делал. Только уже будто не я, а кто-то
другой, внутри меня.
Он тревожно посмотрел на товарищей.
- Это душевная болезнь, да? - спросил он.
- Не думаю, - сказал Виктор. - Откуда у тебя вдруг душевная
болезнь? Ты же не новичок в космосе.
Лицо Карела немного прояснилось.
- Это верно, - сказал он. - Но только что же тогда? Понимаете,
мне потом стало казаться, что все вокруг не настоящее. Как во сне. Или
будто на картине нарисовано, только движется.
- Это как понять? - спросил Виктор.
- Да не знаю. Ну, плохая картина, такие тусклые краски, словно
они выцвели, да и вообще нарисовано неубедительно. А сам я будто
высох, уменьшился. И внутри меня кто-то сидит. - Лицо Карела опять
свела гримаса страха и отвращения. - Я иду, а это будто кто-то другой
идет, не я, не мое тело. Или, может, мое, но ведет его кто-то другой.
А сам я как будто невесомый... - Он вдруг застыл, глаза его уставились
в одну точку. - Это опять начинается... Не надо было говорить! Я знал,
что не надо говорить!
- Успокойся, Карел! - Виктор положил ему руку на плечо и
почувствовал, что все большое, сильное тело Карела сотрясается от
страшного напряжения. - Это пройдет.
- Пройдет? Думаешь, пройдет? Ты ведь не знаешь, что это, и никто
не знает. Зачем ты говоришь, когда не знаешь! Вот, вот, я опять
потерял себя! - Карел побледнел. - Там, внутри, опять кто-то другой!
Виктор, друзья, помогите мне, я ведь болен, этого не может быть, того,
что я чувствую!
Он лег и уткнулся лицом в подушку. Таланов и Виктор молча
переглянулись. Виктор достал из шкафа прозрачную трубку с белыми
таблетками.
- Проглоти, Карел, - приказал он.
Карел сел, взял таблетку и проглотил. Потом начал ощупывать себя.
- Виктор, только по совести скажи: я все такой же? - вдруг
спросил он. - Ну, я не стал меньше?
- Нет. Это тебе кажется. - Виктор вздохнул. - Я дал тебе
снотворное, тебе нужно поспать и успокоиться. Спи, Карел, мы
что-нибудь придумаем. Обязательно.
- Или придумайте, или убейте меня, - сказал Карел угрюмо. - Так
жить все равно нельзя. Я ведь не знаю, чего хочет этот, другой, внутри
меня. Я не могу так.
- Карел, это болезнь. Ты же понимаешь, что никого другого внутри
тебя нет. - Виктор говорил тихо и спокойно. - Спи. Главное - не бойся,
мы тебя вылечим.
- Мы можем сделать для Карела только одно: уберечь его от
дальнейших страданий, - сказал Юнг, - и доставить на Землю. Там его
вылечат.
- Анабиоз? - спросил Таланов.
- А что же еще? - Юнг пожал плечами. - У нас не остается ничего
другого. Карел страдает. А в полете ему, наверное, станет еще хуже. И
чем это может кончиться, мы не знаем, верно?
- Виктор, ты как? - спросил Таланов.
- Не знаю. Пока не могу понять, что случилось.
- Но ты соглашаешься насчет анабиоза?
Виктор подумал.
- Отложим до завтра. Я буду дежурить эту ночь в медицинском
отсеке.
- А это не опасно? - спросил Герберт Юнг. - Карел ведь очень
сильный. В случае чего...
- Я дам ему снотворное.
- Будут дежурить двое, - сказал Таланов. - Ты и Юнг. Спать по
очереди.
Карел проснулся вечером. Виктор дал ему таблетку энергина,
поговорил с ним. Энергии на этот раз подействовал совсем ненадолго.
Карел дрожал от страха, он был неузнаваем. Он, конечно, не уменьшился,
но лицо его так осунулось и побледнело, что Карел казался совсем
другим человеком. И глаза у него были еще более странные, чем днем.
Виктор присмотрелся и увидел, что Карел сильно косит.
- Ты хорошо видишь? - спросил он.
- Плохо, - сейчас же отозвался Карел. - Очень плохо. Туман, все
струится. Вот тут, - он показал рукой влево, - какое-то переливчатое
пятно. И ты расплываешься, я тебя плохо вижу.
Действие энергина проходило. Карел стал говорить тише,
бессвязней, все время будто прислушивался к чему-то внутри себя.
Виктор дал ему снотворного.
- Ложись пока спать, - сказал он Юнгу.
Через четыре часа он разбудил Юнга.
- Если проснется Карел, дашь ему еще снотворного, - сказал он и
сразу уснул.
Ему показалось, что спал он всего минуту. Юнг тронул его за
плечо, и он вскочил, протирая глаза. Карел лежал на спине, ровно и
глубоко дыша; он слегка разрумянился от сна и казался совсем здоровым.
Виктор взглянул на часы: двадцать минут третьего, он не проспал и двух
часов.
- Что случилось, Герберт? - спросил он.
Юнг молчал. Он сидел сгорбившись, весь будто сжался. Прямые
светлые волосы, всегда так аккуратно зачесанные назад, свисали на лоб.
Виктор поглядел на его бледное, сразу осунувшееся лицо и до боли
прикусил губу.
- Герберт, что с тобой? - еле выговорил он.
Юнг поднял на него светло-голубые глаза: в них был испуг.
- Я тоже... я болен, как Карел. То же самое, что он говорил, -
Юнг внезапно схватился за голову обеими руками. - Голова стала легкая,
как воздушный шар... Может улететь... Да... и все, как во сне...
Виктор подошел к нему. Юнг отшатнулся и закрыл лицо руками.
- Ты можешь остаться один? Я сейчас же вернусь.
- Иди, пока я не гляжу, - глухо ответил Юнг. - Когда ты ходишь,
мне кажется, что ты идешь сквозь меня.
Выходя из кабины, Виктор обернулся: Юнг сидел, зажмурив глаза и
держась за голову.
- Карел позавчера порвал скафандр, - сказал Владислав. - Я совсем
забыл. Разрыв был совсем маленький.
- Как же это он порвал скафандр? - спросил Таланов. - Легкое ли
дело!
- А я вам говорил, что мы зверька видели в городе. Карел поймал
его для Юнга. Зверек был красивый такой, с голубоватой блестящей
шкуркой, похож на кошку, только мордочка остренькая, как у лисенка, и
глаза большие, темные. Зверек начал вырываться, а у него когти острые,
вот он когтем и зацепился за скафандр на плече. Тут Карел, конечно,
бросил с ним возиться и начал чинить скафандр.
- Ну вот. Значит, это инфекция, - почти удовлетворенно
резюмировал Таланов.
Он замолчал. Все трое подумали об одном и том же.
- И от этого они все погибли, да? - тихо проговорил Владислав. -
Тогда...
Таланов и Казимир молчали. Болезнь эта, по-видимому, развивается
молниеносно. Уже неважно, кто будет следующим. Два-три дня - вот что
осталось им всем в лучшем случае. Потом болезнь. И смерть. В таком
состоянии не доведешь ракету до Земли.
Первым заговорил Таланов.
- Владислав, мы с тобой поедем сейчас в город. Надо, мне кажется,
проверить ходы, идущие вглубь, под почву.
Владислав быстро взглянул на него.
- Вы что-нибудь заметили? - спросил он.
- А ты?
- Ничего определенного. Но вчера, еще до того, как Карелу стало
совсем плохо, мы с ним спустились в люк на главной, площади и там...
ну, словом, там кто-то есть, какие-то живые существа, я в этом уверен.
Хотя ничего определенного сказать не могу.
- А все же? - спросил Таланов.
- За нами кто-то следил. Я не видел, скорее чувствовал.
- Почему сразу не сказал?
- Из-за Карела. С ним начало все это твориться... Он тоже как
будто чувствовал, что следят, а потом наверху я его спросил, и он
ответил, что это нам показалось.
- Да ведь ему все стало казаться сном, - заметил Таланов.
- Ну да, но это потом, а тогда я решил, что мне тоже показалось.
- А теперь ты так не считаешь?
- Не считаю.
Таланов подумал.
- Казимир, можешь ты сочинить небольшую записку на их языке?
Написать крупными знаками несколько простых вопросов? На всякий
случай.
- Постараюсь, - Казимир поднял сияющие синие глаза на Таланова. -
Что надо написать? Мой "Линг", я думаю, быстро справится.
"Линг" - это был электронный анализатор языка,
усовершенствованный Казимиром, его гордость и радость. Все знали:
Казимир потому и согласился на внезапную и долгую разлуку со своей
Кристиной, что не устоял перед блестящей возможностью испытать
способности "Линга" на совершенно чуждых языковых системах.
- Я думаю так: "Мы прилетели к вам издалека". Тут надо рисунком
показать, откуда мы: отметить путь от Земли до них. Кстати, как
все-таки они называют свою планету?
- Боюсь, что на слух этого не уловишь. У них очень сложная
фонетическая система, все зависит от высоты и модуляции звука. Не то
Энимеен, не то Инемиин...
- А "Линг" что говорит?
- В том-то и дело, что "Линг" не говорит, а пишет, - смущенно
сказал Казимир. - Он все это подробно объясняет, а я все равно не могу
уловить особенностей произношения. Если б услышать живую речь...
- Да, если б! - усмехнулся Таланов. - Словом, запиши текст.
Дальше так: "Хотим срочно поговорить с вами. Мы ваши друзья. Почему вы
прячетесь?" Ну, хватит на первый раз. Тем более, что непонятно; где и
как мы их увидим.
- Сочиняй, - сказал Таланов. - Привет "Лингу". Я пока пойду к
Виктору.
Владиславу не хотелось снова видеть больных - впрочем, Виктор все
равно держал их теперь в изоляторе и никого туда не впускал. Не
хотелось смотреть и на то, как молниеносно перемигиваются зеленые и
красные огоньки на белом пульте "Линга". Он остался в кабине и
откинулся на спинку сиденья, почувствовав страшную усталость. "Мы все
равно ни черта не успеем... К чему это все?" - подумал он и вдруг
испугался: а что, если это уже начало болезни? Он вскочил и начал
быстро расхаживать по кабине. Потом решил проверить, не кажется ли ему
собственное тело чужим, и стал делать гимнастические упражнения.
Казимир появился в тот момент, когда Владислав с яростью наносил удары
по невидимой мишени. Владислав сразу остановился и почувствовал, что
краснеет.
Но Казимир и не думал издеваться над ним.
- Разминаешь мускулы? Правильно! - мечтательно сказал он. - Эх,
сейчас бы в наше дорогое Закопане! Снег блестит, лыжи сами идут...
- Неплохо бы... - согласился Владислав и вздохнул. - Написал
письмо?
- А как же! "Линг" в два счета...
Таланов появился в дверях.
- Ну-ка, покажи, как оно выглядит, - сказал он.
- Вот, пожалуйста, - Казимир протянул ему плотный лист бумаги,
разрисованный непонятными знаками: строка покрупнее, над ней вплотную
ряд мелких значков. - Надеюсь, это будет им понятно. Если только,
конечно, это их язык...
- Чей же еще? - спросил Таланов.
- Кто знает? Может, те, которые живут в подземельях, истребили
жителей этой планеты, - задумчиво ответил Казимир. - Убили тех, кто
любил свет, потому что сами боятся света, ненавидят его...
- Мрачная картинка, - сказал Владислав.
- А ты представляешь себе что-нибудь более веселое? - осведомился
Казимир.
Таланов задумчиво разглядывал письмо.
- Почему они пишут в два ряда? - спросил он.
- Верхний ряд, с мелкими значками, обозначает высоту и модуляцию
звука. У них, по-видимому, много гласных и есть разные варианты их
звучания, меняющие смысл слова. Очевидно, слух у них более тонкий и
изощренный, чем у нас. Без этого верхнего ряда нельзя понять, что
говорится в основном тексте. Зато основных знаков немного.
- Нелепо, - заметил Владислав. - Ведь проще иметь побольше
основных знаков.
- В наших земных языках тоже сколько угодно нелепостей, - сказал
Казимир.
- Ты нигде не встречал в их книгах упоминаний о подземельях, о
ходах под городом? - спросил Таланов.
- Нет. Впрочем, я ведь очень мало читал.
- Ладно. Едем, Владислав.
Они мчались во весь дух по дороге среди холмов. Кустарник,
растущий на крутых склонах, хлестал своими гибкими красно-розовыми
ветвями по стенкам вездехода. Впереди уже показался город со своими
непривычными для земного глаза спиралеобразными улицами, овальными и
круглыми зданиями без окон и дверей, со слегка поблекшей светящейся
росписью на стенах. Белые и бледно-зеленые, как небо, палевые и
светло-бронзовые здания выступали среди буйно разросшихся, одичавших
деревьев, кустарников и ползучих растений, вьющихся по стенам и
куполообразным крышам. Весь город был словно залит кровью, темневшей и
сгущавшейся на большой площади, посреди которой белело овальное здание
с округлой крышей и стенами, слабо светящееся, как гигантское
серебристое яйцо. Деревья, посаженные на некотором расстоянии от него,
своими темно-багровыми ветвями с узорчатой пурпурной листвой уже
касались светящихся, плавно закругленных стен. Снизу, от полосы
кустарника тянулись цепкие алые побеги; колыхаясь в воздухе, они
безуспешно силились зацепиться за безукоризненно гладкие стены и,
достигнув ветвей деревьев, обвивались вокруг них.
Таланов и Владислав вышли из вездехода на главной площади.
- Да, конечно, вся эта история произошла совсем недавно, - сказал
Таланов, поглядев на деревья и кусты. - Герберт говорит, что здешние
деревья и кусты растут примерно с такой же скоростью, как у нас в
умеренном климате. Значит, им лет пять-десять, не больше, верно? Ну,
так где ты это увидел, показывай.
- Я ведь, собственно, ничего не видел, - сказал Владислав, шагая
по овально изогнутым широким ступеням. - Просто мне показалось, что за
нами кто-то следит. Даже не знаю почему. Я же говорю: ничего
определенного.
Они вошли в большой светлый зал. Причудливо-изогнутые тени ветвей
лежали на смутно серебрящемся полу.
- Ты только внизу это почувствовал, а тут, наверху, ничего не
было? - спросил Таланов.
- Только внизу. Будто кто-то глядел на нас. И потом - очень
слабый шорох, как будто издалека. А глядели - вблизи. Не знаю, как это
объяснить.
- Пойдем вниз, - сказал Таланов.
Овальное отверстие хода темнело в глубине зала. Крышка была
откинута.
- Это вы так оставили? - спросил Таланов.
- Так и было. Иначе мы бы и не заметили этого хода. - Владислав
вдруг остановился. - Впрочем... Помните, мы в первый раз были тут
вместе с вами? Я ведь сюда подходил, сейчас я это твердо помню. И
ничего не заметил.
- Ты уверен? - спросил Таланов.
- Ну конечно! И Карел был со мной!.. Да, Карел... Но все же,
может быть, он помнит...
- Ладно, пойдем вниз.
Таланов начал спускаться по ступенькам, включив фонарик,
прикрепленный на груди. Они прошли несколько шагов по подземной
галерее. Серебристые плиты потолка и стен в темноте светились ярче, и
Таланов выключил фонарик. Они постояли, чтоб привыкнуть к полутьме.
Вдруг Владислав прошептал:
- Они опять следят за нами...
Таланов обернулся, прислушался.
- А тебе не кажется? - недоверчиво спросил он. - Я ничего не
слышу.
- Я тоже не слышу. Только чувствую взгляд.
- Тебе и вчера на этом месте чудилось?
- Да, кажется, на этом.
Таланов включил фонарик и начал внимательно осматривать стены.
Они были всюду одинаковые, слегка светящиеся в остром белом луче
фонарика. Таланову показалось, что в одном месте плиты облицовки
сходятся менее плотно, он приблизил лицо к стене - и вдруг тоже
почувствовал, что кто-то на него смотрит. Он невольно отшатнулся,
стараясь понять, откуда это странное ощущение. "Может, так начинается
эта проклятая болезнь? - с тревогой подумал он. - Хотя нет, у Карела и
Герберта было иначе..."
- Вы слышали? - прошептал Владислав.
Таланов снова приблизил фонарик к стене. Ну да, вот откуда это
ощущение! Слабый и короткий, словно оборванный, не то вздох, не то
стон там, за этой стеной. Присутствие кого-то живого. Он начал
простукивать стену: да, здесь пустота.
- Вы дальше проходили? - спросил он.
- Да, только недалеко, вон туда примерно. Карелу было уже совсем
плохо.
Таланов пошел вперед, светя фонариком и простукивая стену. Дальше
шла сплошная кладка. Он повернул направо, в боковой проход, держась у
той же стены. Гулкий звук пустоты опять возник через несколько шагов.
- Ты что-нибудь чувствуешь? - спросил Таланов.
- Да, - уверенно сказал Владислав. - Они и тут есть.
Таланов стоял у стены, водя фонариком. Тут и плиты прилегали
плотно, и вообще стена в этом месте ничем не отличалась от других
участков подземного хода. Только этот звук пустоты да еще странное
ощущение Владислава. "Пожалуй, и мое, - подумал он. - Если только это
не самовнушение".
- Значит, вы дошли до этого места, - сказал он, вернувшись в
главный проход, - и дальше не пошли?
- Да, до этого поворота.
Таланов направил луч фонарика в глубь прохода. Белое яркое пятно
пробежало по светящимся стенам, по светлому гладкому полу и где-то
вдалеке уткнулось в разветвление ходов. Округленная линия выступа, ход
налево, ход направо. Таланов выключил фонарик.
- Пройдем еще немного, - сказал он угрюмо.
Таланов боялся идти дальше, боялся этих незримых существ,
исподтишка наблюдающих за ними, боялся, что он и Владислав заболеют,
не успев добраться до ракеты. Но здесь, в подземном переходе, они были
ближе к разгадке, чем наверху. А времени для поисков и попыток
спастись у них оставалось, может быть, совсем мало.
"Карел подцепил болезнь наверху, - думал он, внимательно
осматривая стены и пол. - Если это они наслали на нас болезнь, значит
они выходят наверх. Кто они вообще? Если те, что жили здесь прежде,
почему они прячутся под землей?"
- Они опять смотрят, - шепнул Владислав и повел глазами вправо. -
Вот отсюда.
Таланов быстро шагнул к стене, полоснул по ней лучом фонарика.
Теперь он гораздо явственней услышал сдавленный стон и легкий шорох.
Он постучал по стене - конечно, там была пустота.
- Дело ясное: стены в этих местах прозрачны изнутри, - сказал он.
- Они нас видят, а мы их нет. Ловко придумано. Потом - эти существа
живут в полутьме. Яркий свет причиняет им боль, поэтому они и выдают
себя, если их внезапно осветить.
- Что же теперь нам делать? - спросил Владислав.
- Кто его знает. Если б их хоть увидеть, какие они.
- А какая разница?
- Да, может, там, за стеной, что-нибудь вроде летучих мышеи или
кротов.
- Да... - пробормотал Владислав. - Верно... А если попробовать
приложить наше письмо к этим прозрачным местам в стене? Может быть,
они прочтут и как-нибудь ответят?
- Правильно. Сейчас попробуем... Что это?!
Из бокового хода что-то вылетело и с легким, еле слышным стуком
упало на плиты. Таланов и Владислав бегом кинулись к боковому проходу
и еще успели заметить странный мерцающий силуэт, быстро скользящий
вдоль стены, почти неразличимый на ее светящемся фоне. Странное
существо неслышно скользнуло за скругленный выступ нового ответвления
и, прежде чем Таланов и Владислав успели добежать до поворота,
исчезло, словно растаяло в этом призрачном мертвом мерцании.
- Ты ясно видел? - спросил Таланов.
- Ясно. То есть насколько возможно: оно ведь почти незаметное. Я
даже не понял, кто это - человек или зверь. Ни ног, ни рук, ни головы
- ничего не видел.
- Я видел руку, она мелькнула на мгновенье. И голову... Нет,
по-моему, это человек, только в какой-то странной одежде.
- Ну да, вроде маскхалата разведчиков, - сказал Владислав. -
Похоже, что так.
На плитах пола лежала матовая зеленоватая пластинка со
скругленными углами. Таланов опустился на одно колено, разглядывая
пластинку, потом взял ее в руки.
- А ведь это их письмо, Владислав! - сказал он. - Они сами к нам
обратились.
- Здорово! - отозвался Владислав. - Как теперь быть? Сразу
вернуться на ракету?
Таланов покачал головой.
- Письмо не длиннее нашего. Наверно, тоже сплошные вопросы.
Придется показать им наше письмо.
- Мы их собьем с толку, - возразил Владислав. - Подумайте: их
язык знаем, а на письмо ничего ответить не можем. Как они смогут это
объяснить?
- Наше письмо - ответ. Наверняка они спрашивают, откуда мы, и так
далее. Вот пускай и посмотрят.
Он постучал по стене и, обнаружив пустоту, приложил к этому месту
письмо, плотно прижав его ладонями. За стеной послышался легкий шорох,
потом тихие, слабые возгласы и переливчатая быстрая речь, похожая на
щебетанье птиц. Таланов все стоял, прижимая ладони к стене, и смотрел
прямо перед собой, словно видя тех за тонкой, непрозрачной для кого
стеной.
Шорох за стеной усилился; потом послышалось слабое шипенье. На
белой светящейся стене появились матово-серые круги и пятна; они все
ширились, сливались... Таланов отшатнулся и уронил бумагу: стена
становилась прозрачной.
- Ты видишь, Владислав? - шепотом спросил Таланов.
- Да. Они снимают защитный слой, - Владислав тоже шептал.
Оба они боялись шевельнуться. На стене возник небольшой, четко
очерченный овал. К прозрачному окну приблизилось лицо... Прямо на
астронавтов глядели круглые птичьи глаза, без бровей и ресниц. Тонкий
изогнутый нос тоже напоминал клюв птицы; рот был узкий, почти
безгубый.
Таланов и Владислав не отрываясь глядели на это странное лицо,
лишь отдаленно напоминавшее человеческое. Лицо было живым и разумным.
- Все-таки это они... те, которые жили наверху, - шепнул
Владислав. - Те же лица, что на картинах и в книгах.
Таланов кивнул. Существо за прозрачной перегородкой заговорило
высоким, переливчатым, щебечущим голосом, указывая на табличку,
которую Владислав держал в руках. Астронавты переглянулись.
- Либо мы не ответили в письме на их вопросы, либо они
предугадали наши вопросы и все сообщили в табличке, - сказал Таланов.
- Ах, черт, что же делать?
Лицо за перегородкой исчезло, вместо него возникло другое, очень
похожее, только чуть покрупнее и потемнее цветом: в неясном
фосфорическом свете оно казалось коричневым. Таланов сделал вид, что
пишет на табличке, и попытался знаками объяснить, что надо писать, а
не говорить. Перед отверстием появилась семипалая рука и дважды
махнула справа налево.
- Вот и пойми попробуй... - пробормотал Таланов.
С той стороны к перегородке приложили исписанную табличку.
Астронавты переглянулись и вздохнули. Потом Таланов постучал пальцем в
окно. Табличка исчезла, вместо нее возникло лицо. Таланов начал
отчаянно жестикулировать, стараясь объяснить, что хочет взять табличку
с собой. Существо за стеной смотрело на него круглыми немигающими
глазами. Потом исчезло, послышался щебечущий говор.
Астронавты ждали. Вдруг они услышали легкий стук и, как по
команде, повернули головы. На плитах пола лежала табличка. Они
бросились к боковому проходу и опять успели заметить быстро
проскользнувший мерцающий силуэт.
- Почему они прячутся, почему выскакивают из-за стены только в
этих своих одеяниях? - пробормотал Таланов, поднимая табличку. -
Теперь надо им объяснить, что мы вернемся завтра.
- Я сейчас попробую нарисовать, - сказал Владислав. - Все-таки
легче.
Таланов заглянул ему через плечо и усмехнулся. Владислав
изобразил двух людей в скафандрах, над ними сияло солнце. Потом шла
густо заштрихованная темная полоса. Потом опять двое в скафандрах и
солнце.
- Думаешь, поймут? - спросил Таланов.
Владислав с сомнением поглядел на рисунок.
- А кто его знает! - сказал он.
Их все-таки поняли, по-видимому. В овальном окошечке опять
появилась рука и махнула справа налево.
- Что это значит: согласны? Или поняли? - вслух рассуждал
Таланов.
У окошечка возникло одно лицо, потом другое. Потом оба исчезли.
Окошечко стало быстро мутнеть, затянулось пленкой, стало непрозрачным,
потом слилось со стеной.
- На сегодняшний день, видимо, конец, - резюмировал Таланов.
- Понятно почти все, - сказал Казимир. - Первая табличка: "Кто
вы? Откуда вы? Друзья или враги? Хотим говорить с вами. Не можем
выйти. Боимся..." Вот тут непонятно, чего они боятся. Слово это должно
звучать примерно так: "глег". Боятся они глегов - во множественном
числе.
- Наверное, их правители. Или полиция.
- Я нигде ничего не читал про глегов. Правительственная стража у
них называется иначе - минени. Правительство называется по-разному, но
тоже не так.
- У них, ты говорил, было что-то вроде парламента? - спросил
Таланов.
- Да, и что-то вроде президента. Только, по-видимому, с
диктаторскими правами. Теперь вторая табличка. Там написано: "Мы
сказали: боимся глегов. Глеги неумолимы. Не можем выйти. Спасите нас".
- Вот и пойми что-нибудь! - вздохнул Таланов. - Кого - нас? Кто
эти глеги и как до них добраться? Ну, утро вечера мудренее. Пойду
проведаю больных.
Он вошел в первую кабину медицинского отсека. Там никого не было.
Он постучал в дверь изолятора - никто не ответил. Таланов вошел в
изолятор. Виктор и Герберт стояли спиной к нему, у койки Карела.
- Я спал... - тусклым, безжизненным голосом говорил Герберт. -
Или, может быть, не спал... а думал, что сплю.
- А зачем ты взял с собой сюда лучевой пистолет?
- Я шел дежурить... я не знал, что заболею... а потом забыл...
- Что случилось? - еле выговорил Таланов.
Виктор медленно обернулся к нему. Лицо у него было такое же
бледное и осунувшееся, как у Герберта.
- Карел... он покончил самоубийством.
Таланов шагнул к койке. Карел лежал, запрокинув голову, лицо его
было сведено судорогой страдания. Под распахнутой рубашкой пылало на
груди пятно лучевого ожога.
"Зелено-серая рубашка... любимая его рубашка, вроде талисмана, -
подумал Таланов. - Где он только не побывал в этой рубашке...
Двенадцать лет в космосе... Пятый полет к неизвестным планетам... И
такая нелепая смерть. От страха... от страха перед самим собой".
Таланов стоял, склонив голову, и чувствовал даже не горе, а холод и
невыносимую усталость. Такую усталость, когда все-все равно. И опять
он подумал, что это начало болезни, и напряг волю, чтобы стряхнуть с
себя оцепенение.
Виктор не то вздохнул, не то простонал. Таланов с трудом повернул
к нему голову. Виктор был очень бледен, почти так же бледен, как
Карел, даже губы у него побелели.
- Ты здоров? - с тревогой спросил Таланов.
- Здоров пока, - не сразу ответил Виктор. - Надо перенести Карела
куда-нибудь.
- Я сейчас позову Владислава.
- Мы и вдвоем справимся. Не надо никого звать. Вы... вы все равно
уже вошли в изолятор. Только наденьте халат, перчатки и марлевую
маску.
- А Герберт?
Герберт Юнг устало покачал головой.
- Я-то не покончу самоубийством. У меня жена и дети. Мне надо
выздороветь. А Карел...
- Да, конечно, - торопливо ответил Таланов. - Но все же, может,
лучше тебе не оставаться одному?
- Нет, ничего... - тихо сказал Герберт. - Дай мне снотворное,
Виктор, вот и все... - У него был такой вид, будто он старается что-то
припомнить. - Дай снотворное...
Герберт проглотил снотворное и лег, повернувшись лицом к стене.
Виктор и Таланов унесли Карела в его пустую кабину, положили на койку.
- Придется сделать вскрытие, - сказал Виктор, когда они шли
обратно. - Я делал анализ крови и его и Герберта, ничего не обнаружил.
А по многим признакам эта болезнь сходна с нашими нейровирусными
заболеваниями - с энцефалитом, например. Может быть, вирусы
распространяются по ходу нервных волокон, а не через кровь - как при
бешенстве. Значит, нужно исследовать мозг... Нужно исследовать...
обязательно...
Он говорил деревянным, безжизненным голосом. Таланов остановился,
положил ему руки на плечи.
- Виктор, ты болен? Скажи правду!
- Я здоров, - отводя глаза, возразил Виктор.- Это из-за Карела...
и вообще...
- Понятно, - недоверчиво сказал Таланов, - отдохни. Казимир
подежурит вместо тебя.
- Мне не надо отдыхать. Некогда, - таким же мертвым голосом
проговорил Виктор. - Пускай Казимир мне ассистирует. А Владислав пока
попробует наладить аппарат для электросна.
Он прошел еще несколько шагов и остановился. Таланов смотрел на
него с тревогой. Виктор с усилием проговорил:
- Устал я очень... И потом - если б я послушался совета Юнга
насчет анабиоза, Карел остался бы в живых.
- Ну, неизвестно! - решительно возразил Таланов и вдруг запнулся.
Все вокруг окуталось струящимся радужным туманом, очертания
предметов потеряли четкость, стали размытыми, начали двоиться. Лицо
Виктора тоже расплылось и стало белым туманным пятном. "Вот оно,
начинается", - подумал Таланов, стискивая зубы. Он не то что видел -
скорее улавливал, что Виктор внимательно смотрит на него.
- Вы сами больны, Михаил Павлович! - как сквозь сон услышал он.
Виктор подхватил его под руку. "Что же будет?" - с вялым испугом
подумал Таланов. Шагая сквозь радужный туман, он как-то незаметно
очутился в изоляторе и увидел, что Виктор снимает постель с койки
Карела. Потом он понял, что лежит на койке. Все окружающее постепенно
стало более четким и устойчивым, но словно выцвело и потеряло
реальность. Потом проступили нормальные цвета, белый свет потолочной
лампы снова показался не мертвым, а привычным, почти родным. Таланов
глубоко с облегчением вздохнул и сел на койке.
- А... Уже подействовало! - сказал Виктор, обернувшись от
стенного шкафа-аптеки.
Тогда Таланов не то понял, не то вспомнил, что Виктор дал ему
таблетку энергина, и мир перед ним снова потускнел - от страха. Он
болен, он, начальник экспедиции! Виктор, вероятно, тоже. Ну, хорошо,
Владислав - опытный штурман, он довел бы ракету до Земли. Но ведь он
тоже заболеет. Тогда... тогда все они погибли. Кто знает, к чему ведет
эта болезнь. К сумасшествию? К самоубийству?
- Придется дать и вам снотворное, - сказал Виктор. - Я все
подготовил для вскрытия, сейчас пойду за Казимиром. Как вы себя
чувствуете?
- Как все, - неохотно ответил Таланов. - Ты ведь уже знаешь, как
это бывает.
Виктор молча смотрел на него. Таланов вдруг от всей души пожалел
этого мальчика. Худощавый, юношески легкий, с ясным, светлым лицом,
Виктор выглядел гораздо моложе своих двадцати шести лет. Хороший
паренек. Так рвался в свой первый дальний полет. Неужели этот первый
полет окажется для него последним? Что ж, и так бывало. По-всякому
бывало в космосе.
- Давай снотворное, - сказал Таланов.
Таланов проглотил таблетку, лег, закрыл глаза и начал думать о
Земле. Перед тем как уснуть, он увидел серо-желтые дюны,
серебристо-зеленое море и светлое небо, услышал мерный плеск и шипение
тихих волн, набегающих на плоский песчаный берег. Он уснул, счастливо
улыбаясь, будто вдохнув запах моря, хвои и песка, прогретого ласковым
и влажным летним солнцем Балтики.
- Маска мне мешает, - сказал Казимир. - И на что она? И
комбинезон этот? Мы все успели уже заразиться. Если не заболеем -
значит у нас врожденный иммунитет. И все.
- Не говори глупостей. Тебе и Владиславу, может быть, досталась
незначительная доза инфекции, вот вы и здоровы. А если добавить...
Герберт жил в одной кабине с Карелом.
- А Таланов?
- Не все одинаково восприимчивы. Потом - когда я в первый раз
исследовал Карела, Таланов сидел рядом. А это, может быть, капельная
инфекция, мы же не знаем. Словом, не капризничай, Казимир. Дай мне
флакон с генцианвиолетом - вон, третий слева. Хорошо. Теперь подготовь
препарат из пробирки .э 6. Осторожней, Казимир! Все - над сосудом с
лизолом, помни!
- Этак с ума сойти можно, - пробурчал Казимир из-под маски.
- Не ворчи, - тихо сказал Виктор.
Казимир с тревогой посмотрел на него.
- Ты совсем болен. Ложись и объясняй мне, как и что. Я сам
справлюсь.
Виктор провел рукавом халата по лбу, стирая крупные капли пота.
- Пожалуй, ты прав. Я лягу, - сказал он, отступил от стола и
зашатался.
Все вдруг окуталось гудящей тьмой и полетело в пропасть. Он
очнулся от холода: Казимир брызгал на него водой. "Он без маски", - с
глухой тревогой подумал Виктор, но не смог шевельнуть губами.
- Что тебе дать, скажи? - спрашивал Казимир, наклоняясь над ним.
- На второй полке сверху... ампулы, - Виктор с трудом отвернул
лицо от Казимира, говорил в сторону. - Нет, ты не сможешь сделать
укол... Дай мне энергин... на третьей полке, белая банка...
- Почему энергин? - спросил Казимир, и его синие глаза
расширились и потемнели. - Ты ведь не...
- Не беспокойся, энергин - тонизирующее средство, ничего больше,
- Виктор попытался ободряюще улыбнуться, но сам почувствовал, что
улыбка получилась жалкая. - И надень сейчас же маску, не валяй дурака.
Энергин подействовал быстро. Виктор встал, хоть и с трудом,
подготовил шприц и ампулу. Казимир, болезненно морщась, сделал ему
укол.
- Все-таки что с тобой? - спросил Казимир. - Сердце?
- Наверное... Устал я очень, вот и...
- Ну, лежи, лежи. Я уж во время вскрытия поглядел на тебя и
испугался: думаю, сейчас упадешь. Ты совсем зеленый был.
- Ты, положим, тоже был зеленый.
- Я-то с непривычки, а ты...
- А я? Думаешь, я только и делал, что вскрывал своих друзей?
- Тоже верно, - пробормотал Казимир, отводя глаза. - Ну, говори,
что делать.
"Хотел бы я знать, долго ли мне удастся хоть так продержаться? -
думал Виктор, лежа на койке и глядя на Казимира, с сосредоточенным
видом хлопочущего у штатива с пробирками и у микроскопа. - И вообще
чем это все кончится? Что все-таки с Карелом? Откуда у него взялся
этот абсцесс в правой теменной области? Если у него была раньше травма
черепа, то как же его пустили в полет?.. Если он знал, что с ним,
тогда... Нет, ничего не известно... Зря все-таки я затеял проводить
анализы здесь. Всего не продезинфицируешь как следует. Койку надо
выбросить... куда? Пока ее будешь тащить по проходам, нанесешь кучу
вирусов. Нет, придется закрыть вход и сюда, в первую кабину. А если
я... что тогда? Нет, Казимиру все-таки придется заходить сюда в
комбинезоне, в маске, в перчатках. Владислава надо беречь во что бы то
ни стало... Энергин действует на меня хорошо, только я с ним
переборщил сегодня, отсюда и обморок... Надо будет поддерживать
сердце, а то мне без энергина не справиться..."
- Ну, я ввел эту штуку... соль серебра, что ли, - сказал Казимир.
- Теперь что? Да ты зачем поднимаешься?
- Надо, - сказал Виктор и сжал губы: ноги у него были ватные. - Я
сам должен поглядеть, ничего не поделаешь. Да мне и лучше уже.
- Ну, смотри, - сказал с опаской Казимир.
- Я и смотрю, - бормотал Виктор, прильнув к окуляру микроскопа. -
Я и смотрю...
- Ты переутомился, это ясно.
- Ясно, - повторил Виктор. - Конечно, ясно...
Он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. Перед закрытыми
веками плавали тонкие, слегка изогнутые жгутики. Даже в окуляре
электронного микроскопа, разбухшие от таннина и облепленные панцирем
из солей, они казались хрупкими, легкими, беззащитными. Но нервные
клетки под их воздействием плавились, распадались и исчезали.
Маленькие, тоненькие, неумолимые, жадные, плодовитые паразиты. Ничто
не интересовало их во всей сложнейшей системе человеческого организма
- они упрямо и безошибочно продвигались к головному мозгу, выбирали
там самые подходящие для себя участки, пробирались в нервные клетки, в
их ядра и там начинали командовать по-своему. Им нужна была живая,
нормально работающая клетка, с ее белками, с ее сложным, точно
отлаженным механизмом производства. В ослабевшей, больной клетке они
чувствовали себя плохо, а в мертвой, распавшейся умирали. Но до смерти
они успевали обзавестись многочисленным потомством, и молодые вирусы
шли на штурм соседних клеток, оставляя на своем пути новые, еще более
обширные разрушения.
- Казимир, хочешь полюбоваться на них? - проговорил он, не
открывая глаз.
- На кого? - удивился Казимир.
- На тех, кто сидел внутри у Карела. На тех, кто залез в мозг
Таланову и Юнгу. Познакомься, хоть будешь знать, с кем имеешь дело, в
случае чего.
Казимир, затаив дыхание, посмотрел в микроскоп.
- Вот эти... кривые палочки? - спросил он.
- Они самые. Нейровирусы. Убийцы нервных клеток.
Казимир медленно выпрямился. Лицо его сделалось сумрачным, глаза
потемнели, перестали излучать сияние.
- Тяжело на это смотреть, когда знаешь... - он махнул рукой.
- Готовь препарат из пробирки номер семь. Я пока запишу
результаты. - Виктор взял с полки бактериологический справочник,
полистал его и начал записывать в тетрадь: "При бактериоскопическом
исследовании клеток зрительного бугра после окраски генцианвиолетом
были обнаружены обширные разрушения клеток - расплавление, зернистый
распад, исчезновение. В ранее исследованных клетках красного ядра и
черной субстанции таких изменений не имеется. После обработки таннином
с солями серебра в ядрах клеток зрительного бугра удалось обнаружить
вирус неизвестного мне типа (в справочнике Вейсса и Зелеранского
такого вируса нет)". Он отложил ручку. "Конечно, они есть не только в
клетках зрительного бугра. Скорее всего они локализуются в
диэнцефалоне, в ретикулярной субстанции..." Ну, хорошо, посмотрим еще
этот препарат, из правой теменной области, возле абсцесса...
- Готово, Казимир?
- Можешь смотреть.
"В правой теменной области, вблизи от посттравматического
абсцесса и пояса лейкоцитарной инфильтрации вокруг него, - записывал
снова Виктор, - обнаружены также обширные разрушения нервных клеток,
вызванные вирусами. Разрушения эти местами вплотную примыкают к
инфильтрату..." Он задумался. "Да, Карела ожидали только страдания,
невыносимые боли, для него надежды не было... Если он это знал,
тогда... Или все-таки если б анабиоз... - У него нехорошо засосало под
ложечкой от этой мысли. - Нет, нет, это все необратимые изменения. Он
умер бы на Земле во время операции или после. Не утешай себя, что за
дешевая трусость! Вовремя не решился на анабиоз, а потом еще и
недосмотрел..."
- До чего мне хочется пить! - простонал Казимир. - Глотка
слипается, даже больно.
- Ну, нельзя тут пить, потерпи, Казик. Еще немного. Возьми кусок
ваты, обмотай марлей, окуни в лизол и все в кабине как следует оботри.
Потом оставь здесь комбинезон и отправляйся немедленно в душевую.
Придешь потом, когда отдохнешь и поешь.
- А как же ты? Я боюсь тебя оставлять, - Казимир еле говорил.
- Не беспокойся, все будет в порядке, - сказал Виктор. - Ты
помни, что я сказал: не подходи близко к Владиславу, разговаривай с
ним через маску. И он пусть надевает маску, у вас там, в кабине, есть
марля. А ты, конечно, перейди спать в другое помещение. Возьми лизол,
протри все там - ну, хотя бы в кабине Таланова. Обещаешь?
- Обещаю, - хмуро сказал Казимир. - Черт знает что! Владислав не
согласится.
- Владислав опытный астронавт, он все прекрасно поймет. Ты сам-то
пойми как следует: это последний наш шанс. Иначе мы все пропали.
Виктор посидел один, потом встал и, неуверенно ступая, пошел в
изолятор. Таланов спал. Юнг сидел на койке, сгорбившись, опустив
голову и уронив сложенные руки между колен. Он не пошевелился, когда
вошел Виктор.
- Как ты себя чувствуешь, Герберт? - спросил Виктор.
Юнг медленно поднял голову и поглядел на Виктора своими
светло-голубыми глазами: он больше не косил, но взгляд был какой-то
странный, отсутствующий.
- Не знаю. Я все ясно вижу. И двигаться могу нормально. Как будто
болезнь прошла. Но я стал совсем другим, это я чувствую.
- Каким же?
- Совсем другим, - повторил Юнг. - Не знаю, как тебе объяснить. Я
понимаю все, что происходит, а мне все равно. Разве мне может быть все
равно? Вот Таланов заболел, и все заболеют, наверное, и все мы
погибнем, а мне ни вас, ни себя не жалко. И жену не жалко и детей, а я
ведь так их любил, - он говорил тихо, ровно, без выражения. - Я
нарочно думал о том, что с нами случится, представлял себе все
подробности - и ничего не испытывал. Пропали все чувства. И вообще мне
ничего не хочется; ни есть, ни пить, ни спать.
- Ну, это даже и удобно, - попробовал пошутить Виктор.
Юнг ничего не ответил.
- Давай я тебя обследую, - вздохнув, сказал Виктор.
Герберт был как будто здоров, только тонус организма несколько
снизился: сердце работало вяловато, кровяное давление было несколько
ниже нормы, сухожильные рефлексы ослабели. "Острый период, очевидно,
уже миновал, - думал Виктор, глядя на Юнга. - Как стремительно
развивается эта болезнь! Инкубация, очевидно, не более двух суток,
острый период - тоже. Вирусы уже добрались до мозга и прочно
устроились в облюбованных местах. Что дальше? Смерть? Сумасшествие?
Частичная неполноценность? Чего нам ждать от этой милой, мирной
планеты с ее подземными жителями и загадочными врагами?" Он вдруг
вспомнил, как совсем недавно, глядя из верхнего люка ракеты на мирную
красно-розовую долину, мечтал о романтике, о необычайных событиях, о
встречах с разумными существами иных миров... "Я стал совсем другим, -
повторил он про себя слова Юнга. - Кто знает, что дальше будет, а
пока... пока я стал взрослым. Да, пожалуй, так это можно назвать..."
За последние два-три дня он пережил больше горя, ужаса и усталости,
чем за все двадцать шесть лет своей жизни. Сейчас он был уже не
великовозрастным мальчишкой, мечтающим о подвигах, а мужчиной,
вступившим в тяжелый бой. Он был болен, смертельно устал, но знал, что
будет держаться до последнего вздоха, потому что отвечает за
товарищей. Он подумал еще, что если б Юнг был врачом, его, может быть,
тоже подхлестывала бы ответственность и он если не чувством, то
разумом понимал бы, что надо действовать. И ему тогда было бы легче...
"Фантазия! - оборвал он себя. - Все зависит от характера разрушений в
мозгу. Кто знает, что будет еще с тобой самим. Несомненно, это более
легкая форма. И вдобавок энергии на тебя лучше действует, чем на
других... Карел, Карел... что же с ним случилось? Посттравматический
абсцесс... а может, все-таки не посттравматический? Да нет, не могут
же эти вирусы..."
- Герберт, постарайся вспомнить, - мягко, но настойчиво сказал
он. - Ты ведь с Карелом не в первой экспедиции вместе. Так вот, ты
ничего не слыхал о том, что у него была травма черепа?
Юнг поднял глаза.
- Была, - ответил он без всякого выражения. - Была травма. Карел
сказал мне.
- Когда? Когда сказал?
- Незадолго до смерти, - так же равнодушно проговорил Юнг. - Он
сказал, что два года назад, в последнем рейсе, они столкнулись с
метеоритным роем. Их сильно тряхнуло, он ударялся головой о пульт
управления, потерял сознание.
- Почему он это сказал? Почему раньше молчал?!
Юнг продолжал, монотонно и спокойно:
- Он сказал, что у него начинаются очень сильные головные боли. И
что его предупредили врачи: если такие боли начнутся, надо немедленно
лечь в клинику на операцию. Иначе-сумасшествие и смерть.
- И поэтому он решил не дожидаться! Но почему же ты нам сразу не
сказал?
- Я только теперь понимаю, что он в самом деле это говорил. А
раньше думал, что мне это показалось.
- Но как же его пустили в полет, если он болен? Как ему удалось
скрыть это от сотрудников Лунной станции? - говорил Виктор, обращаясь
скорее к самому себе, чем к Юнгу, - Ведь у него в карточке нет
никакого упоминания о травме.
- Наверное, он хотел летать, - сказал Юнг.
- Да, конечно... Во всяком случае, самоубийство Карела не вызвано
вирусным заболеванием. А мы боялись...
- Эта болезнь, по-видимому, не может вызвать попыток
самоубийства, - спокойно сказал Юнг. - Сначала она ошеломляет, пугает,
но зато и лишает власти над своим телом, над своими движениями. Карел
смог покончить самоубийством только потому, что ты незадолго до этого
дал ему таблетку энергина. А потом... потом становится все равно...
Он сказал это без горечи, но Виктору стало так страшно, что
захотелось кричать.
Он услышал глухой стук и не сразу догадался, что стучат в дверь
медицинского отсека.
- Впусти меня! - крикнул Казимир за дверью. - Я подготовился!
Виктор открыл дверь. Казимир был в маске и в легком комбинезоне.
- Вот! Отсюда - в душевую, как ты требуешь. Там продезинфицирую и
себя и комбинезон. Владиславу я уже сказал, чтоб он к душевой и близко
не подходил. Пускай моется в шлюзовой кабине. Все!
- Почему не спишь? - спросил Виктор, тяжело опускаясь на сиденье.
- Я не устал. Вымылся, напился, наелся - и все в порядке. Хотим с
Владиславом ехать в город, разговаривать с этими подземными жителями.
Я уже подготовил словарик и грамматику.
- Так быстро? - удивился Виктор.
- А "Линг" на что? Он знаешь какой! Ну, словом, Владислав послал
меня спросить благословения у Таланова. Хотя он, конечно, не будет
возражать.
- Он спит, - сказал Виктор. - И вообще он болен. Поезжайте,
конечно. И постарайся у них обязательно узнать, что это за болезнь,
какой у нее исход, как передается инфекция. Может, у них есть
лекарства против нее.
- Обязательно узнаю. Хотя не представляю себе, как это мы будем
переписываться через стену.
- А почему они все-таки не выходят?
- Да вот боятся глегов. А мы даже не знаем, кто такие эти глеги и
как они выглядят. Может, и нам их надо бояться. А ты что будешь
делать?
- Я буду спать, - сказал Виктор. - Приедешь разбудишь. Очень хочу
спать.
- Конечно, спи, - поспешно проговорил Казимир. - Ты устал как
черт.
Виктор видел, что Казимир поглядывает на него с опаской, но ему
было уже все равно. Он знал, что если хоть немного не отоспится, то не
вытянет.
- Иди. Все в порядке, не бойся, - сказал он.
Он вернулся в изолятор, еле передвигая ноги. Юнг по-прежнему
сидел не шевелясь и глядел в пол.
- Герберт, - тихо сказал Виктор. - Если я лягу спать, ты меня
разбудишь через три часа?
- Конечно, - Юнг посмотрел на часы. - Через три часа - значит, в
десять часов двенадцать минут я тебя разбужу. Можешь спать.
- А ты так и будешь сидеть? - спросил Виктор, ложась. - Если
хорошо себя чувствуешь, попробуй заняться своими записями. Ты ведь
хотел привести их в порядок.
Он еще успел увидеть, как Юнг молча поднялся и пошел к столу.
Потом сразу заснул.
На этот раз беседовать было легче. Там, за стеной, уже
подготовились к их приходу: расчистили большое окно, и за ним стояло
четверо. Когда глаза немного привыкли к беловатой мерцающей полумгле,
Казимир сказал:
- Нет, они, конечно, разные. Нам они кажутся похожими только
потому, что сильно отличаются от нас. Как европейцу кажутся вначале
похожими все японцы или китайцы. Посмотри. Вот этот, высокий, -
старик. А тот, позади, наверное, очень молод... или нет, это
женщина... да, определенно женщина!
- Ну, что ты! - усомнился Владислав.
- Посмотрим, - Казимир продолжал вглядываться в странные птичьи
лица тех, кто читал их письмо, прижатое к перегородке.
Окончив читать, они начали оживленно переговариваться. Их жесты и
мимика были настолько своеобразны, что нельзя было понять, радуются
они или огорчаются. Казимиру показалось, что они чем-то рассержены;
потом он решил, что за стеной идет ожесточенный спор. Один из спорящих
повернулся к астронавтам и начал что-то горячо говорить, потом вдруг
умолк, открыв рот.
- Вспомнил, что мы просили писать, - догадался Казимир.
- Уж очень ты проницательный, - сказал Владислав. - Прямо
ясновидец.
- Прочел бы ты столько их книг, сколько я за эти дни, тоже стал
бы проницательным... Вот начали писать... Ну, конечно, это женщина!
Чего смеешься? Женщины здесь носят высокие головные уборы, и одежда у
них более яркая, чем у мужчин.
- Однако вид у этой дамы... - заметил Владислав.
- А ты представь себе, какими уродами кажемся ей мы, - усмехнулся
Казимир. - С нашими толстыми носами и губами, с маленькими глазами,
большие, неуклюжие... Ну, вот и письмо готово.
К перегородке приложили письмо. Казимир напряженно читал его,
поглядывая в словарь, а Владислав смотрел на тех, кто стоял за
перегородкой. Сейчас и он видел, что они разные. Даже глаза
неодинаковые: у старика и у женщины большие, чуть посветлее, не то
темно-зеленые, не то темно-коричневые, а у двух других - совсем
темные, почти черные. Веки у них все-таки были - тонкие, как пленка,
морщинистые, более темного цвета, чем все лицо, - но увидеть их
удавалось лишь тогда, когда люди-птицы опускали глаза. Это были первые
разумные существа, которых довелось видеть Владиславу. В первых двух
полетах на неизвестные планеты он видел только ящериц да рыб и уж
думал, что здесь будет то же. Люди-птицы тоже глядели на него, и он
чувствовал себя неловко под этим напряженным неотступным взглядом.
- Вот послушай, что они пишут, - сказал Казимир. - Нет, подожди,
я проверю кое-что.
Он подчеркнул одно слово в письме, приложил листок к перегородке
и показал на скафандр. За перегородкой дважды махнули рукой справа
налево.
- Так и есть, - удовлетворенно сказал Казимир. - Слушай. "У нас
нет скафандров. В скафандрах глеги не страшны. Но будьте осторожны.
Помочь нам можете, если вернетесь сюда и доставите средства против
глегов. Когда вы сможете вернуться?"
- Очень деловое письмо, - заметил Владислав. - Остается только
выяснить, кто такие глеги и какие средства против них годятся. Может,
ядерное оружие?
- Этого им только не хватало! - очень серьезно сказал Казимир. -
А насчет глегов я, кажется, догадался. Впрочем, проверим, хоть мой
вопрос и покажется им смешным.
- А они умеют смеяться?
- Наверно. Разумное существо без чувства юмора? Немыслимо. -
Казимир быстро написал что-то на листе бумаги и приложил его к
перегородке. - Я спросил: "Как выглядят глеги и где их можно видеть?"
Вот посмотри, они смеются!
- Скорее удивляются. Ты их просто ошеломил! - Владислав смотрел
на широко раскрытые птичьи рты. - Зубов у них, по-моему, нет.
- Сплошная костяная пластинка по краям челюстей. Мало выступает.
- А волосы есть?
- Есть, только не такие, как у нас. Вроде короткой блестящей
шерсти на голове и спине. На лице ничего не растет. Ну, чего ты
морщишься? Тебе есть что стричь и брить, значит ты божественно красив.
Чего тебе еще? Живи и радуйся. Ага, ответили! Ну, так я и думал! Глеги
- это те самые палочки, которыми я любовался вчера под микроскопом.
- Вирусы?!
- Ну да. По-видимому, они и под землю ушли, за эти перегородки,
спасаясь от вирусов. Но откуда они взялись, эти глеги? С других
планет, что ли, завезены? Если они здешние, то пора бы к ним
привыкнуть и приспособиться. Сейчас я их спрошу. - Он написал записку,
приложил к стене. - Я написал: "Нам надо узнать все о глегах. Иначе не
сможем помочь".
- А как мы им вообще сможем помочь?
- Мы-то никак. Мы вообще не знаем, доберемся ли до Земли. Но если
доберемся, там этих глетов приструнят. Справились же у нас и с
бешенством, и с полиомиелитом, и с гриппом - а уж вирусов гриппа было
черт знает сколько. Читал, что делалось с этим гриппом еще лет
двадцать назад? Эпидемия за эпидемией. Нет, лишь бы добраться. Посидим
в карантине на Лунной станции, вылечат наших больных...
- А ты оптимист! - сказал Владислав. - Почему ты думаешь, что не
все заболеют?
- Срок инкубации у этих глегов очень короткий, а мы с тобой пока
ходим. Может, у нас иммунитет. Ты поведешь ракету, я с Виктором буду
ухаживать за больными, ну и все прочее. Хотя Виктор, по-моему, тоже
болен, но как-то держится. Возможно, у него более легкая форма.
- Виктор болен? - протянул Владислав, нахмурившись. - Давно?
- Я еще вчера заметил. Сегодня он потерял сознание. Правда, может
быть, это другое, не глеги.
- Что же еще? Виктор здоров как бык да и молод совсем. -
Владислав помолчал. - Однако долго совещаются... Нет, ничего, мы
доберемся. Надо добраться. Только вот сюда мы не скоро вернемся. Через
десять лет, не раньше. Мы или другие, все равно. Сколько они уже сидят
под землей?
- Выясним. Ну, записку они написали короткую, зато деловую.
"Через два синеми..." Ну, это их мера времени. Синеми - это минут
сорок - сорок пять примерно, значит, часа через полтора... "Возьмите
книгу там же, где письма". Это в боковом проходе, да? "В книге все
будет сказано". Что ж, прекрасно! - Он дважды махнул рукой справа
налево: существа за перегородкой переглянулись и широко открыли рты. -
Это они так смеются, уверяю тебя. Или улыбаются. Ну, давай пока
спросим их о чем-нибудь. Сейчас! - он достал чистый листок. - "Сколько
времени вы живете внизу?"
- Ты главное спроси, - хмуро напомнил Владислав. - Что случается
с больными? Они умирают, сходят с ума или как? И как передается
болезнь?
- Да, ты прав! - Казимир поежился. - Страшно спрашивать... Ну
вот, я написал.
Владислав почувствовал, что ему тоже страшно. Они напряженно
ждали, глядя, как высокий старик чертит знаки на пластинке тонким
белым стержнем. "Стержень белый, а знаки темно-красные, - мимоходом
подумал Владислав. - Скорей бы дописывал..."
Пластинка плотно прильнула к перегородке. Казимир начал
переводить.
- Под землей они недавно... по нашему счету это примерно лет
семь. У них год короче. Насчет болезни я не все понимаю. Почему-то
говорят, что они точно не знают. "Раньше умирали только слабые и
старые. Сейчас, может быть, иначе, мы не знаем. Все равно это хуже
смерти. Вы все прочтете в книге. Я вложу в нее письмо". Видишь, старик
уже сидит и пишет. Вот еще фраза. "Глеги входят вместе с дыханием".
Значит, капельная инфекция.
- Спроси, много ли их там, под землей, защищены ли они там от
глегов и вообще, как им живется. И кто они сами, члены правительства
или как?
На этот раз ответ писала женщина, старик только прочел записку и
опять начал писать письмо.
- Говорят, что их очень много, что им тесно, они все время роют
новые ходы, строят подземные города. Глеги сюда не проникают, но
многие переболели, еще когда жили наверху. Книгу принесет тот, кто
переболел, чтобы мы посмотрели, к чему приводит эта болезнь. Всем
очень плохо под землей, портится зрение, многие болеют и умирают от
скудной пищи и недостатка воздуха. Они с нами говорят тайком от
правительства, они - ученые. Эти три сплетенные кольца у них на груди
- символ знания, я читал об этом. Если очистить планету от глегов, все
выйдут наружу и будут жить нормально, а если правительство будет
против, люди восстанут и свергнут его. Опять спрашивает, можем ли мы
помочь и когда рассчитываем вернуться, Ну, что ответить?
- Напиши всю правду. Что мы больны. Что надеемся добраться до
Земли. Что там найдут средства против глегов. И что вернемся не скоро,
но обязательно. Еще спроси - бывает ли иммунитет против глегов.
- Не знаю, как у них это называется. Ладно, как-нибудь напишу. -
Казимир начал чертить знаки, заглядывая в словарь.
Владислав прислонился к стене. Глядя в мерцающую белую даль
подземного перехода. "Хотел бы я знать, чем все это кончится...
Подумать только, что если б Карел не наткнулся на этого зверька!.. Вот
так бросить все, уйти под землю из страха перед этими проклятыми
глегами... Откуда они все-таки взялись - загадочная история... Ну,
ничего, скоро узнаем". Он опять посмотрел на подземных жителей, и эти
глазастые семипалые существа теперь показались ему более
привлекательными. "В конце концов к ним можно привыкнуть. К черной
коже и курчавым шерстистым волосам тоже поначалу надо привыкать, а я к
Луису Мбонге так привык, что он мне родней брата казался... Читают
записку. Женщина закинула голову и скрестила руки на груди. Отчаяние?
Горе? Почему я так думаю? Ах да, порывистый жест... и потом содержание
записки вряд ли может их обрадовать. У других тоже лица изменились.
Ага, пишут... что же они напишут?"
- "Ваша болезнь - тяжелое горе для нас, - переводил Казимир. -
Как это случилось? Разве скафандры не защищают? Будем надеяться и
верить вместе с вами. Будем ждать. Есть те, против которых глеги
бессильны. Но таких очень мало. Желаем вам счастья!"
Астронавты переглянулись.
- Ну что ж, - помолчав, сказал Владислав. - Будем верить и
надеяться, ничего другого не остается. Скорей бы они книгу доставляли.
Если Виктору стали совсем плохо...
- Ох, дьявол! - пробормотал Казимир. - Действительно... А без
книги...
- Нет уж, придется ждать... Расскажи им про зверька, может, им
это полезно знать.
Прочитав записку Казимира, женщина повторила жест отчаяния.
Послышался оживленный щебет. Потом к перегородке приложили записку:
"Это был сунними. Он испугался. Вы прочтете о сунними в книге".
- Сунними так сунними, - сказал Владислав. - Кто ж его знал, что
он от испуга может порвать скафандр. Эх, Карел, Карел... Кстати, у
них, по-видимому, есть скафандры, если даже слово такое в язык вошло.
Спроси, как у них с полетами в космос. Они, может, летали, или у них
кто побывал в гостях?
В ответном послании было сказано, что скафандры у них есть и
более легкие защитные одежды тоже, но все они в руках правителей, к
ним нет доступа. Никто с других планет тут не бывал, разве что за
последние годы, когда они уже сидели под землей. А сами они готовились
летать, но все эти приготовления, конечно, прекратились, как только
появились глеги.
- Появились! - сказал Казимир. - Раньше их, значит, не было.
Откуда же?
- Ну, вот пришел кто-то новый, там, за стеной. А вот и книга.
Большая! Ну и работа тебе предстоит, Казимир!
- Не так мне, как "Лингу". Он-то справится, будь уверен!
К перегородке вплотную подвели того, кто пришел с книгой. Он по
виду ничем не отличался от других, кроме одежды, более короткой,
красно-черной. На левой стороне груди у него была прикреплена большая
светлая пластинка, вроде бляхи с какими-то знаками.
- Это, кажется, означает, что он из низших слоев общества, -
пояснил Казимир. - Им цепляют бляхи с обозначением профессии и места
работы.
- Миленький обычай, а? - сказал Владислав. - Смахивает на фашизм.
- Да, тут жизнь, верно, и без глегов была невеселая... Ну, он на
вид совсем здоровый, только вялый какой-то. Смотри-ка, что это они с
ним делают?
Существо в черно-красной одежде начало раскачиваться, потом
приседать механически, как кукла, слегка приоткрыв рот. Астронавты
видели, что он повинуется командам женщины. Старик сидел и писал
письмо, не обращая внимания на все происходящее.
Красно-черное существо то застывало, вытянувшись, то проделывало
разные движения, повинуясь команде. Владислав почувствовал, что у него
мурашки бегут по спине.
- Вот это что... - прошептал он. - Хуже смерти, да... Он стал
марионеткой.
Красно-черное существо раскрыло рот и застыло, вскинув руки.
Потом по команде медленно склонилось вперед, упираясь пальцами в пол,
и опять застыло.
"Что он чувствует? Что он думает? Или у него совсем нет
рассудка?" - думал Владислав. Он посмотрел на Казимира, тот был
бледен, синие глаза его расширились и лихорадочно блестели.
- Напиши им, что мы спешим, - сказал Владислав. - Хватит с нас
этого спектакля. И скажи, что мы вряд ли придем еще раз. Насчет книги
спроси: можно ли ее взять с собой на Землю?
Прочитав записку, за перегородкой начали оживленно махать руками
справа налево. Красно-черное существо тоже махнуло рукой. Потом в
книгу вложили письмо и опять вручили ее красно-черному. Вскоре он
появился из бокового хода и протянул астронавтам книгу. Владислав взял
ее - она действительно оказалась увесистой. Астронавты со страхом и
сожалением глядели на посланца из-за стены. Просторная хламида до
колен, с короткими рукавами, расцвеченная широкими спиральными
красными и черными полосами, открывала тонкую темную шею с какими-то
странными поперечными линиями, похожими на рубцы. Голова была
обнажена, и Владислав с удивлением смотрел на красноватую блестящую
шерсть, равномерно покрывающую череп, маленькие, острые, плотно
прилегающие к голове уши и заднюю часть шеи.
- Они, по-моему, как-то ближе к птицам и зверям, чем мы, - сказал
он.
- Мы к обезьянам тоже близки, грех жаловаться, - ответил Казимир.
- Эх, нет тут ни Юнга, ни Виктора! Им было бы интересней и полезней,
чем нам, поглядеть на этого молодца.
Казимир взглядом спросил разрешения у тех, за перегородкой, и ему
показалось, что они поняли. Тогда он подошел к красно-черному
посланцу, осторожно осмотрел и ощупал его. По строению красно-черный
очень напоминал человека, только был более тонок, хрупок, с менее
развитыми мускулами, с более узкой грудной клеткой.
- Знаешь, он весь какой-то сглаженный. Все плавно, ровно, нет
наших суставов, грудная клетка не выступает, талия незаметна. Вот
посмотри, какие руки и ноги - ровные, всюду одинаковые, как трубки.
Даже не видно, где они сгибаются. - Он согнул руку красно-черного, тот
пассивно повиновался... - Ага, видишь - там же, где у нас примерно. А
не видно. Нет, хорошо, что они не видят нас без скафандров: мы бы им
показались чудищами.
- А ну их! - сказал, усмехаясь, Владислав. - Красавчики, нечего
сказать. Вся кожа сморщенная, как у стариков. И эта шерсть... бр-р!
- Не говори глупостей! - возмутился Казимир. - Что за узость
кругозора! Кожа у них нежная, приятная. А шерсть шелковистая, как у
кошки. Да ты погладь, чудак!
Владислав осторожно погладил красно-черного по шее и сразу
отдернул руку.
- Смотри, они смеются! - с досадой сказал он: за перегородкой
действительно все открыли рты. - Кончай это дело, надо спешить.
- Да, верно, - огорченно согласился Казимир. - Но, понимаешь, я в
первый раз...
- Я тоже в первый раз. Нигде ничего подобного не видел. Пошли
прощаться.
Казимир написал: "Мы уходим. Прощайте. Сделаем все, чтоб поскорее
вернуться и помочь вам". За перегородкой все подняли руки над головой,
потом медленно сложили их ладонями наружу.
- Это прощание, - сказал Казимир, повторяя этот жест.
Владислав тоже поднял руки над головой и сложил их.
- Постой, а этот? - спросил он, указывая на красно-черного: тот
неподвижно стоял рядом. Казимир написал: "Почему он не уходит?".
За перегородкой посовещались. Потом старик написал: "Он должен
пройти через другой ход - там убьют глегов. Но вы можете взять его с
собой. Он вам поможет".
- С собой?! - поразился Владислав.
- А знаешь, это идея, - сказал Казимир. - Глеги ему не страшны.
Он совершенно послушен, ничего не боится, ничему не удивляется.
- Ну, почем ты знаешь? Может, это только кажется так. Он же
человек, ну, или вроде человека.
- Нет, мы не должны отказываться! - уже уверенно заявил Казимир.
- Кто знает, что с нами станется. Может, все заболеем.
- А он тогда что?
- Да, тогда... А если не все - тогда он поможет. Если даже ты
один останешься.
- Пожалуй, - задумчиво пробормотал Владислав. - Они ждут
помощи... Скажи, что мы согласны, хотя я плохо представляю, что с ним
делать. Спроси, умеет ли он читать и писать и что он вообще знает.
Оказалось, что читать и писать он умеет, что его можно обучить
всякой несложной работе, он запоминает и повинуется. Зовут его Инни.
Надо приказывать ему есть, пить, работать, спать. А то он сам не
знает, когда что надо делать, и может умереть с голоду.
- А чем его, кстати, кормить? - спросил потрясенный Владислав.
- Боюсь, что это придется выяснять на практике, - вздохнул
Казимир. - Да, дело нелегкое, но рискнуть стоит. К тому же его на
Земле, может, и вылечат.
- Тогда он, пожалуй, умрет со страху, - усмехнулся Владислав. -
Очнется в чужом мире... Ну, ладно, пошли!
Они, еще раз попрощались с подземными жителями. Старик крикнул
что-то и резко взмахнул рукой: красно-черный ответил жестом согласия и
пошел вслед за астронавтами.
- Смотри-ка, он даже не оглянулся, - сказал Владислав. - Ему все
равно. Ну и ну!
Они опять кружили по светлым спиралям пустого города, и алые,
розовые, багровые ветви стремительно шуршали и царапались о стекла,
словно цеплялись за вездеход, молча моля о спасении.
- Понимаешь, Владек, - сказал Казимир, - у меня такое чувство,
будто мы удираем и бросаем их тут в беде. Конечно, это глупо, но...
- Конечно, глупо, - ответил Владислав. - Без всяких "но". Это
ведь, кажется, библиотека? Остановимся?
Круглое золотистое здание, постепенно суживаясь, ступенями
уходило ввысь: на самой верхней круглой площадке светились три
сплетенных разноцветных кольца.
- Вряд ли я что-нибудь подходящее найду вот так, сразу, - сказал
Казимир. - В прошлый раз я просто наугад захватил несколько книг -
выбирал, где побольше иллюстраций, вот и все.
- Возьми с собой этого... Инни.
- А что, неплохая идея! - Казимир несколько оживился: ему,
очевидно, не хотелось идти в одиночку. - Инни!
Инни послушно вылез из самохода и двинулся за Казимиром.
Владислав смотрел, как сгибаются где-то посредине его ровные
трубкообразные ноги, и ему все казалось, что Инни вот-вот подломится и
упадет. Но Инни поднялся вслед за Казимиром по ступеням лестницы,
окружавшей здание, и исчез за овальной вертящейся дверью.
Владислав огляделся. Он впервые стоял один в этом чужом мире -
они всегда ходили парами, для страховки. Было тихо, очень тихо и
тепло. Небо стало совсем прозрачным, почти бесцветным, лишь по краям,
у горизонта, сгущалась светлая зелень. Владислав прислонился к
вездеходу - было приятно чувствовать за спиной прочную, надежную
броню. Он смотрел на пушистые алые кусты, широким кольцом окружавшие
библиотеку, на плавно изогнутые розовато-оранжевые здания, замыкавшие
площадь, и ему казалось, что он видит, как внизу, под землей, движутся
отвыкшие от света большеглазые люди с птичьими острыми лицами, как они
ходят там, постоянно ощущая тяжесть сводов, нависших над ними, как
крышка просторного гроба, в котором их заживо похоронили. "Будь оно
проклято! - с досадой сказал он себе. - Что толку думать сейчас об
этом? Надо скорей добираться до Земли и высылать сюда помощь, вот и
все... Что толку думать?"
Виктор поглядел на дверь изолятора.
- Веди его прямо в душевую. Эту хламиду продезинфицируй, обувь -
тоже и запри в герметический шкаф. Подбери что-нибудь из нашего, хотя
уж очень он худой и маленький, все на нем будет болтаться... Пока
держи его у себя, обучай языку, научи ориентироваться у нас. Ко мне
ходи сам. - Он опять оглянулся на дверь. - Герберту, конечно, и в
голову не придет сюда взглянуть, он готов. А вот Таланов... Словом, ты
понимаешь, им нельзя на него смотреть...
"А тебе можно?" - подумал Казимир, глядя на него. Глаза Виктора
сильно косили, а лицо покрылось той же синеватой бледностью, что у
всех больных.
- Что смотришь? - криво усмехнувшись, сказал Виктор. - Хорош?
- У тебя тоже?..
- Тоже, тоже! - почти грубо выкрикнул Виктор и уже спокойней
добавил: - У меня, по-видимому, более легкая форма, я продержусь на
энергине. И Герберт теперь может мне помогать, он по-прежнему точен и
все помнит. Он даже начал приводить в порядок свои здешние записи.
- Что ты говоришь! - удивился Казимир. - Так это же здорово!
- Здорово... В том-то и дело, что я ему сказал - и он послушался.
А иначе он и не подумал бы. Профессиональные способности у него,
по-видимому, не пострадали, я просматривал, что он сделал. Работает в
приличном темпе, точно, продуманно. Но ему на это плевать. Скажут -
будет работать, не скажут - будет сидеть, ничего не делая. Не сказать
ему: "Поешь!" - останется голодным.
- Да, те же симптомы... - Казимир глотнул, у него в горле
пересохло.
- Очень странная болезнь. Когда твой "Линг" закончит работу?
- Скоро, - Казимир поглядел на часы. - Вот я нашего новосела
вымою и переодену, к тому времени у "Линга" все будет готово. Ну, в
основном. Я проверю неясные места, подправлю - и можно будет читать.
Прочтем мы с Владиславом половину - я тебе принесу. А как Таланов,
очень мучается?
- Да я стараюсь, чтоб он побольше спал. Хорошо, что электросон
есть. Бужу его только, чтоб покормить. Вообще ему плохо. Почти ничего
не видит, передвигается ощупью, закрывает глаза, когда я двигаюсь.
Говорит, что у него правая половина тела высохла и ничего не весит. И
тоже чувствует, что кто-то внутри сидит. Он-то хорошо понимает, что
это - болезнь. Но от этого не легче, можешь мне поверить, - Виктор
изобразил нечто вроде улыбки. - Ну, иди... Жду с нетерпением книгу.
- Идем! - сказал Казимир, обращаясь к Инни. - Не понимает, а я не
знаю, как произносить их слова. Ну, ладно.
Он резко взмахнул рукой. Инни послушно поднялся.
- Просидел здесь полчаса, а ни разу даже не поглядел по сторонам.
Ему все равно, - сказал Виктор, глядя на Иннн. - Абсолютно то же, что
у Герберта... Да и у меня уже что-то похожее развивается. Смотрю на
него, а думаю больше о том, как с ним быть и в чем он может помочь. А
недавно я бы ошалел от радости, что вижу разумного обитателя другой
планеты... Нет, впрочем, я радуюсь и сейчас. Устал я просто. Иди, иди,
Казимир, не трать времени.
Когда красно-черные спирали скрылись за дверью, Виктор, цепляясь
за переборку, пошел в изолятор и достал таблетку энергина. Он сел,
держа таблетку в руке. "Подожду еще. Надо посмотреть, как будет без
энергина... - Он закрыл глаза и прислонился к переборке. - Симптомы те
же... все совпадает. Значит, все дело в энергине? Я более восприимчив
к нему? Тогда... тогда вот оно, мое близкое будущее... Герберт и этот
жалкий Инни... Нет, я не хочу! - едва не закричал он и открыл глаза. -
Опять этот проклятый радужный туман... ничего не видно... кажется,
Таланов пошевелился..."
Виктор поспешно проглотил энергии, испытывая странное и жуткое
ощущение, будто кто-то другой поднял его руку, приблизил ко рту - и
таблетку проглотил кто-то, завладевший его телом, а сам он: находится
где-то в стороне, отдельно от тела, легкий, невесомый и совершенно
бессильный.
- Виктор! - позвал Таланов. - Где ты, Виктор? Я тебя не вижу.
Виктор попробовал встать, но не смог. Ему показалось, что стена
кабины стоит вплотную перед ним и если он встанет, то войдет в стену.
И ног у него будто не было. Напрягая волю, он сказал, ничего не видя,
обращаясь в ту сторону, где должен сидеть Герберт Юнг:
- Герберт, подойди к Михаилу Павловичу, я сейчас не могу.
Он скорее угадал, чем увидел, что Герберт встал. Темное
продолговатое пятно со струящимися размытыми очертаниями проплыло по
кабине среди радужного тумана, прошло сквозь Виктора, и он откинулся
на спинку сиденья, зажмурив глаза. "Что же будет? - подумал он. -
Неужели и я выйду из строя?"
- Виктор, почему ты не подходишь? - тревожно спрашивал Таланов. -
Это Герберт, а не ты! Что с тобой?
- Я сейчас, сию минуту! - сказал Виктор. - Все в порядке, я
готовлю шприц.
Он боялся открыть глаза, но, открыв, вздохнул с облегчением:
энергии уже начал действовать. Все стало снова четким, устойчивым,
надежным; тот, внутри, не исчез, но словно затаился, ушел вглубь.
Виктор встал и подошел к Таланову, с наслаждением двигаясь, шевеля
пальцами рук, встряхивая головой. Он видел, как бледный, выцветший мир
вокруг наливается красками, и понимал, что болезнь опять отступила,
что он может и должен бороться, пока хватит сил. "И пока хватит
энергина, кстати", - горько усмехнулся Виктор.
- Виктор, ты тоже заболел? - спросил Таланов, хватая его за руку
и тревожно ощупывая. - Это твоя рука, правда? А это моя? Ты болен?
- Я не болен, я только устал немного, - спокойно и ласково сказал
Виктор.
Он взял Таланова за руку и, отсчитывая частые, судорожные удары
пульса, глядел на это лицо, лобастое, широкоскулое, смугловатое лицо с
крупным волевым ртом и глубоко посаженными карими глазами. Таланов
всегда казался Виктору похожим на русского рабочего-революционера из
того племени, что в далекие времена совершило великую революцию, а
потом отбивалось от натиска интервентов и закладывало основы первого в
мире социалистического государства. Виктор как-то сказал об этом
Таланову, и тот молча усмехнулся, видимо польщенный.
- Это правда, Виктор? - спрашивал Таланов, невидящими, косящими
глазами пытаясь вглядеться в его лицо. - А что с Гербертом, почему он
молчит?
"Завтра ты, наверное, перестанешь этим интересоваться, - с
горечью думал Виктор. - Завтра ты будешь все видеть и все понимать, но
ни о чем не будешь спрашивать..."
- Я здоров, Михаил Павлович, - повторил Виктор. - Вполне здоров,
вы не волнуйтесь. А Герберт понемногу выздоравливает. Просто он
тревожится за вас. Мы все хотим, чтобы вы скорее выздоровели.
- А можно выздороветь? - с надеждой и тревогой спросил Таланов. -
Виктор, дай мне энергин, я хочу оглядеться вокруг, сообразить, как и
что. И на Герберта посмотреть хочу.
"Вот как раз поэтому я и не дам тебе энергин", - подумал Виктор.
- Я убедился, что энергин затягивает и осложняет течение болезни,
- мягко сказал он. - Лучше потерпеть. Поешьте, и я опять включу
аппарат электросна. Вам полезно побольше спать.
- Хорошо, тебе видней, - покорно и устало согласился Таланов, и у
Виктора защемило сердце: вот таким Таланов будет завтра. - Ты молодец,
Витя. Я рад, что взял тебя в полет. Хотя - глупости: чему тут
радоваться... А Владислав? А Казик? - вдруг тревожно спросил он. - Что
с ними?
- Они вполне здоровы, - уверенно сказал Виктор, радуясь, что на
этот раз не нужно лгать.
Таланов сел и закрыл глаза.
- Я все перепутал, должно быть, - тихо проговорил он. - Давно я
болен?
- Со вчерашнего дня. Вторые сутки.
- А... эти, под землей? К ним больше не ездили?
- Ездили, Казимир и Владислав. Привезли книгу. "Линг" ее читает,
потом будем читать мы. Там все объясняется насчет глегов. Глеги - это
вирусы. Они и вызывают эту болезнь.
- Так... значит, от них они и прячутся... - пробормотал Таланов.
- Я бы лучше заснул, Витя, а то уж очень противно себя чувствую.
- Значит, они сами это и придумали? Сами напустили на себя
глегов, от которых спрятались под землю? Ловкачи! - сказал Владислав.
- Да, вывели глегов в своих чертовых лабораториях, кормили их,
воспитывали, обучали, что им делать в организме, куда селиться.
Думали, что договорились с глегами, - и выпустили духа из бутылки!
- Ну, а прививки? Он же пишет, что прививки были сделаны!
- Читай дальше. Вначале все шло так, как им хотелось. Появилась
армия рабов-автоматов. Они немного медленней работали и немного меньше
жили, но зато были неприхотливы, идеально послушны. Никогда не
возмущались, не удивлялись, не говорили, что им тяжело, а работали до
упаду. Им не нужны были ни развлечения, ни природа, ни любовь. Идеал
раба! Нет, Владек, не подходи ближе! И не снимай маску! Ты видел Инни?
Знаешь, чем это пахнет? Мы все зависим от тебя!
- Ну хорошо, говори. Тут длинное описание болезни. Я и без них
уже знаю достаточно. Это Виктор пускай поинтересуется деталями. Читай
вслух.
- Сейчас. Нет, у нас с "Лингом" получилась дикая каша. Я уж лучше
буду пересказывать. Ну вот. Глеги на свободе расплодились, одичали и
перестали обращать внимание на прививки. То есть это они пишут в таком
духе, а дело, наверное, в том, что прививка давала гораздо более
короткий иммунитет, чем они рассчитывали. Поэтому правители и
разделались так зверски с учеными, которые вывели для них глегов.
- Как? Подожди, я этого не дочитал!
- Ты пропустил письмо старика. Он рассказывает, как появилась эта
книга - подпольная книга, запрещенная правительством. Всех ученых,
работавших над глегами, посадили в герметически закрытую камеру,
пустили туда убийственную порцию глегов и держали там часа три-четыре,
пока они не начали задыхаться от недостатка воздуха. Они не знали, в
чем дело, думали, что их хотят удушить, стучали в двери. А их
выпустили. Все они стали глеганни - так называют таких, как Инни. И их
заставили выполнять обязанности простых прислужников у правителей. Они
ведь совершенно утратили способность сопротивляться чужой воле. А
понимают и помнят они все. Правда, они потеряли и способность
горевать, но все же...
- Ох, черт! - сказал Владислав.
- Так вот, книгу написал один из них. Ученые - другие, не из этой
обреченной группы - выкрали его, объявили погибшим, изменили его
внешность, спрятали. И заставили писать эту книгу. Он всю историю
хорошо знал и помнил.
- Ну, знаешь! - Владислав покачал головой. - Значит,
действительно эмоции у него начисто исчезли. Я бы никогда не подумал,
что все это касается лично его... Не могу сказать, чтоб я его особенно
жалел: он как-никак активно участвовал в гнуснейшем злодеянии
правительства против народа. Но думать о нем жутко. Как он сидит с
переиначенным лицом взаперти и пишет, все помня и не умея даже
заплакать о себе и о других - о тех, кого он погубил. А он ведь многих
погубил, превратил в рабов, а остальных загнал в подземелья, лишил
солнца и воздуха, подверг непрерывной пытке страхом.
- Это все верно, - сказал Казимир. - Только я думаю и о другой
стороне вопроса. Тебе не кажется, что они - ну, все они, и народ, и
ученые, и правители, - слишком уж испугались? Что под землю их загнали
не так глеги, как собственные их страхи? Они сдались без боя.
- А может, правителям было выгодно, чтоб люди боялись? Может,
правители нарочно загнали народ под землю, чтоб выбить из него мысль о
восстании? Ведь тут пишется, что вначале были бунты, что нападали даже
на правительственный дворец, требуя, чтоб прекратили всю эту гнусную
затею с глегами.
- Да, и это, наверное, было. Но все-таки можно было бороться.
Ведь у них были силы, была разветвленная тайная организация, ты же
читал. Поэтому правители и торопились с глегами, не дали ученым
проверить на практике, каков срок иммунитета от прививки: они знали,
что вот-вот начнется революция. Так как же народ... Э, что там
говорить! Давай читать дальше.
Некоторое время они молча читали. Потом Владислав сказал:
- Послушай, Казик, мне пришла в голову одна любопытная мысль. Под
землею к ним глеги ее проникают, новых заболеваний нет. Где же они
живут, эти глеги? Насколько я знаю, вирусы не могут жить вне чужого
организма: они ведь паразиты. А в книге написано: когда уходили под
землю, то истребили всех животных и птиц, чтоб уничтожить резервуар
для глегов. Это был строжайший приказ, верно?
- Да... - Казимир задумался. - Мне это не приходило в голову.
Постой! А тот зверек, который порвал скафандр Карела? Они ведь знают,
кто это. Даже назвали его - сунними, помнишь? Я книгу просматривал
наспех, только заполнял пробелы, оставленные "Лингом". Не помню, где я
вставил это слово - сунними. И даже не один раз. - Он начал листать
книгу. - Ага! Вот!.. Ну, это довольно странно. Послушай: "Но любимая
жена верховного правителя..." У них многоженство, что ли? Так вот, эта
любимая жена проплакала всю ночь, прижимая к себе своего любимого
сунними. Значит, это вроде кота - домашний зверек. Ну и потом этот
сунними куда-то исчез, а она заявила, что он сбежал. Потом исчезли еще
два-три сунними. Когда все ушли в подземелье, то вначале думали, что
это максимум на неделю-две. А потом оказалось, что глеги все живут да
живут. Где? В сунними. Сунними устроились в пустых домах, одичали,
начали плодиться. Питаются они насекомыми и растительной пищей, так
что голод им не грозит. Глеги им такого вреда не причиняют, как людям,
болезнь у них протекает легко и особых последствий не имеет. Но они
поддерживают глегов, не дают им погибнуть. На сунними выходили
охотиться, но они быстро приучились бояться людей и очень ловко
прячутся. Ведь надо же было Карелу поймать этого сунними!.. И как
только ему удалось это! Они вообще умные и чуткие. А странным мне
кажется то, что вот так-таки взяли и выпустили этих сунними. Ведь
всюду были караулы, дозоры, санитарные кордоны... Кто и зачем протащил
сунними сквозь все посты и кордоны? Они ведь не такие уж маленькие,
под одеждой их не скроешь...
- Так что же ты думаешь?
- Думаю, что это очередной подлый трюк правителей. Они решили
подольше подержать людей под землей. Для этого и понадобилась
сентиментальная легенда о любимой жене и любимом сунними.
- Возможно... - протянул Владислав. - Вполне возможно.
- Ну, давай почитаем еще немножко, и я отнесу то, что прочитано,
Виктору... Вот, кстати, о возможности бороться. Ты посмотрел бы, как
Виктор здорово держится среди больных, сам больной, хорошо понимая,
что его ждет. Думаешь, ему не так страшно и не так жалко себя, как
этим, здешним? Как бы не так! А ведь у них наверняка было больше
возможностей защищаться. Они струсили, это ясно. И сами себя предали.
А теперь кричат нам, чужим: спасите нас от своих! Конечно, мы
постараемся им помочь, но досада разбирает, клянусь честью!
Через четверть часа Казимир вскочил.
- Пойду! Беспокоюсь за Виктора, как он там...
- Подожди еще минутку. Послушай, они ведь совсем неплохо жили
раньше, пока началась эта история с глегами. Довольно высокий уровень
жизни, правда?
- Да. За счет очень развитой биохимии. Тут они Землю обогнали,
насколько я могу судить. Ну, например, они сейчас довольно легко
обходятся без естественной пищи, если не считать злаков, заготовленных
впрок. И, кстати, делается это не по прямой необходимости, а,
по-видимому, тоже входит в расчеты правителей: держать народ в полной
зависимости, по своему усмотрению регулировать все снабжение. Ведь они
могли бы продолжать возделывать поля и огороды, у них масса этих
глеганни, а глеганни не нуждаются в надсмотрщиках: дашь задание, и они
его выполняют. Могли бы рыбу ловить, она не заражена вирусами.
Дезинфекционные камеры у них есть, глеганни ходят в город, приносят
книги, химические препараты и прочее... Вообще-то что за жизнь,
Владек! Ни воли, ни радости - ничего, кроме страха и тоски. И потом,
они ведь разоряют государство. Все заброшено: и промышленность и
сельское хозяйство. Народ живет в неестественных условиях, болеет,
будет вырождаться: можешь себе представить судьбу детей, родившихся
под землей. Потом масса мужчин, причем в самом цветущем возрасте,
выключена из жизни.
- Почему? - удивился Владислав. - Разве вирусы передаются по
наследству?
- Нет, конечно. Но ведь у глеганни не может быть наследства, у
них атрофирован инстинкт размножения. Как и инстинкт самосохранения,
впрочем. Они не испытывают ни страха, ни желания, ни голода, ни жажды.
Их ничто не предостерегает от гибели... Подожди-ка!.. Ну, конечно, и
боли они не испытывают. Им можно делать любые операции без наркоза,
они и глазом не моргнут. Но они могут сгореть живьем, утонуть, умереть
с голоду, если за ними не присматривать. Да, кстати! Инни пора
покормить, а я не знаю, чем они питаются. Если не найдем в этой книге
ничего, надо будет посмотреть то, что мы захватили по дороге в
библиотеке.
- А если экспериментальным путем?
- Я сначала тоже так думал. Но ведь он съест все, что ему дашь, а
потом может заболеть. Кто их знает, какие у них отличия в организме и
какие привычки.
Владислав посмотрел на птичье лицо Инни, безмолвно сидевшего у
двери в слишком просторном для него комбинезоне Герберта и красных
туфлях с острыми, слегка загнутыми вверх носками: обуви впору ему не
нашлось, и Казимир, тщательно продезинфицировав эти туфли, оставил их
Иннн. Странное существо сидело, опустив руки и глядя перед собой
ничего не выражающим взором.
- Мне, признаться, жутко на него смотреть, Казик.
- Конечно. Только я тебе скажу: на Герберта - гораздо страшней,
должно быть. Ведь это наш Герберт! А Виктор все время с ним и знает,
что его самого ждет то же.
- Да. Подумать только, что Таланов сомневался, брать ли Виктора в
полет.
- Это понятно, Таланов привык летать с Вендтом. А Вендт в этих
условиях не выдержал бы, это я тебе точно говорю. Это уже не тот
Вендт, о котором писали все газеты, когда мы с тобой были зелеными
юнцами. Ему сорок шесть лет, а для астронавта с таким стажем и с такой
биографией это уже старость.
- Значит, нам с тобой все равно остается лет пятнадцать жизни, не
больше? - заинтересовался Казимир. - Грустно.
- Ну, Вендт летает уже четверть века. А ты впервые отправился в
дальний рейс, и тебе всего двадцать восемь лет. Что ты хнычешь
заранее? Ты, может, и летать больше не захочешь после милого
знакомства с глегами.
- Лишь бы не познакомиться с ними слишком близко! А вообще
хотелось бы вернуться сюда и устроить веселую жизнь этим подземным
жителям...
- Мне вот что пришло в голову, - сказал Владислав. - Неужели у
них на всей планете одно государство, одно правительство? Правда,
планета их гораздо меньше, чем Земля, но все же? И что делается в
других городах и селениях?
Казимир начал листать книгу.
- Кажется, этот ученый-глеганни записал только то, что
происходило у них... Нет, что-то есть... Подожди, я тут не понимаю...
очень туманно написано. Много собственных имен и слов, которых я не
встречал и "Лингу" не дал. Похоже, что есть другое государство...
Знаешь, я попробую спросить Инни.
Он сел рядом с Инни; тот не пошевелился. Казимир написал вопрос
на листке бумаги, дал листок Инни и жестом приказал читать. Инни
довольно быстро прочел и щебечущим тихим говором начал отвечать.
Казимир жестом остановил его и дал карандаш, показав на бумагу. Инни
покорно начал писать. Владислав следил за этой перепиской, ощущая
тупую тоску.
- Нет, это просто черт знает что! - закричал вскоре Казимир. -
Эти правители сами хуже всяких глегов! Ты только послушай, что они
натворили! Вернусь и собственноручно всех их перестреляю, даю слово!
- Не давай слова, - усмехнулся Владислав. - Наше дело -
уничтожить глегов, а в остальном здешние жители сами разберутся, будь
уверен. У нас на Земле бывали и похуже вещи, а люди все же разобрались
во всем, хоть и дорогой ценой.
- Это ты об атомной эре говоришь?
- Не только. Всякое бывало на Земле.
- Верно. И все-таки здесь черт знает что. Эти правители, когда
уходили под землю, заявили, что боятся нападения другой державы. И
выслали туда глетов... Ну, что-то вроде бактериологических бомб
сбросили. А там - ни прививок, ни подземных убежищ, никакой защиты.
Представляешь? Инни не знает, что с ними сталось. Наверное, все
превратились в глеганни и тихонько умирают, без всякой помощи и
защиты. Они ведь беспомощней, чем дети.
- Ох, дьявол! - с ужасом сказал Владислав. - Вот теперь и у меня
такое ощущение, что мы бросаем их на произвол судьбы...
- Вот видишь...
- Нет, все равно ощущение глупое. Ну, что мы можем сделать?..
Послушай, Казик, а у них что же, связь между городами и странами
совсем прервана? Хотя да, радио они пользоваться под землей не
могут... Ну, а телефон, телеграф, другие какие-нибудь средства связи у
них были? Спроси Инни!
- Инни не все знает, - сказал Казимир, окончив переписку с Инни.
- То есть у него образование было вообще не бог знает какое,
по-видимому, а с тех пор, как он стал глеганни, он застыл на прежнем
уровне и ничем окружающим не интересуется. В общем что-то вроде
телефона, даже видеотелефона у них было, насчет телеграфа я не понял,
или он меня не понял. Но под землей ничего этого нет.
- Это правители нарочно так устроили, - уверенно сказал
Владислав.
- Возможно. Так или иначе, они мало что знают теперь о своей
планете, даже о своем государстве. Этот город - столица, как мы и
думали; под ним были древние подземные ходы и жилища; подземный город
спешно расширили и перевели туда тех, кого удалось вовремя изолировать
от инфекции. Ну, и тех, кто уже переболел. Потом сюда прибыли жители
ближних городов, прошли карантин, дезинфекцию...
- Неужели они не пытались узнать, что творится в других местах? Я
просто не понимаю, как же так...
- А черт их знает как действительно! - сердито сказал Казимир и
снова начал переписываться с Инни. - Ну, может, ученые не так
виноваты, как ты думаешь. Инни говорит, что в горах за большой рекой
живут какие-то люди, возможно, даже из этой страны. Но они никого к
себе не пускают - очевидно, тоже боятся глегов. Убивают каждого, кто
проникнет на их территорию. Группа ученых из столицы выкрала скафандры
и отправилась туда, в горы. Многие из них там погибли, другие
вынуждены были вернуться. А тут их... ну, превратили в глеганни.
Больше никто не решался на такие дела... - Казимир вздохнул и начал
медленно перелистывать книгу.
- А они за семь лет так и не научились бороться с этими своими
глегами? - помолчав, спросил Владислав.
- Выходит, что нет. Та группа микробиологов, которая создала
глегов, сразу вышла из строя, как я тебе говорил. А к тому же работы
эти не только не финансируются правительством, но, по сути, и
запрещены. Для виду что-то делается в этом направлении, но крайне
мало. Это и в книге написано, и Инни подтвердил, что правители не
хотят трогать глегов... - Казимир провел рукой по глазам, будто
смахивая невидимую паутину.
- А что я говорил? - сказал Владислав. - Тут действительно не
поймешь, против кого раньше бороться: против глегов или против
правителей.
- Черт знает что, - тихо проговорил Казимир после долгого
молчания. - Ведь как-никак эти самые правители... Они тоже люди... Ну,
как все, правда? Самим-то им каково в темноте, под землей? Семь лет,
а?
- Что ты о них вдруг забеспокоился? - Владислав усмехнулся. - Они
уж наверняка устроились получше, чем все другие. И света и простора у
них побольше, это уж точно...
- Больше или меньше, а не на воле, без солнца и воздуха... И
все-таки сидят там и других держат.
- Значит, боятся своего народа больше, чем жизни в подземелье.
Думали, что в темноте легче задушить все живые силы... Да, пожалуй,
наши собеседники правы: без помощи им плохо придется. Надо скорей
возвращаться.
Казимир молчал и смотрел куда-то в сторону.
- Владек, тебе долго готовиться к старту? - спросил он потом.
- Нет, могу вылетать хоть завтра. Только расчеты надо сделать -
Карел не успел...
- Нам ведь нечего теперь задерживаться... Надо бы поскорей, -
сказал Казимир, поднимаясь. - Ну, я пойду к Виктору.
- Ты не расстраивайся чересчур, - посоветовал Владислав. -
Смотри, ты даже в лице переменился... - Он вдруг запнулся. - А ты
здоров, Казик?
Казимир ответил не сразу.
- Боюсь, что... Все равно мне надо идти к Виктору.
- Я тебя провожу, - Владислав встал и двинулся к нему.
Казимир вскочил, отбежал к двери. Он был бледен, глаза его
казались почти черными от расширившихся зрачков.
- Не подходи! - крикнул он. - Ты с ума сошел! Все на тебе
держится!
- Ладно, я пойду следом. Иди.
Они шли по коридору, и Владислав видел, что походка друга
становится все более неуверенной и шаткой. Немного не дойдя до
медицинского отсека, Казимир пошатнулся и оперся о стенку. Он сейчас
же обернулся к Владиславу.
- Не смей! Не подходи! - закричал он. - Я сам доберусь! Иди
назад! Ты заразишься! Назад!
Владислав видел, что он не открывает глаз и судорожно цепляется
за стенку. Белая марлевая повязка трепетала от крика и втягивалась в
рот, мешая говорить.
- Я не подойду, успокойся, - сказал Владислав. - Но стань лицом к
стене, если ты уж так боишься за меня. Я пробегу и вызову Виктора,
чтоб он тебя довел.
- Виктору еще тяжелее, - уже спокойней сказал Казимир и,
болезненно морщась, открыл глаза. - Уходи. Пойми, что тебе нельзя
болеть.
- Ты, кстати, преувеличиваешь. Почему так уж нельзя? Вот
рассчитаю орбиту, стартуем - и можно будет перевести ракету целиком на
автоматическое управление. Это Виктору нельзя, а не мне.
- Виктор все равно болен, - пробормотал Казимир и с усилием
пошел, цепляясь за стенку. - Ах, черт, все двигается и расплывается.
Слушай, я правильно иду?
- Правильно. Да ты держись стенки.
- Мне все кажется, что я прохожу сквозь стену. Или она сквозь
меня.
- Поворачивай направо. Тут уж близко.
Казимир долго топтался у поворота, крича: "Не подходи!" Наконец,
сделав отчаянное усилие, шагнул вправо. Дверь медицинского отсека
приоткрылась. Виктор поглядел на Казимира, молча подошел к нему,
обнял. Владислав поразился, как страшно изменилось лицо Виктора за эти
два-три дня: синевато-бледное, осунувшееся, с глубоко запавшими
усталыми глазами, оно уже не казалось юношеским и светлым. Виктор
заметил Владислава и вздохнул.
- Тебе не надо было сюда идти, - тихо сказал он. - Но раз уж
пришел, подожди. Я сейчас вернусь.
Виктор вскоре вернулся, закрыл за собой дверь медицинского отсека
и прислонился к ней спиной. Он тоже надел марлевую маску.
- Надо поскорее стартовать, - без всяких предисловий сказал он.
- Завтра. Раньше не успею сделать расчеты.
- Ладно... Если почувствуешь себя плохо, немедленно иди ко мне. И
забирай этого... Инни.
- Мне нельзя болеть. Кто же рассчитает орбиту?
- Если начнется болезнь, ты уже не сможешь докончить расчеты. Не
будешь видеть.
- И что же тогда?
- Подождем до завтра... Завтра, я думаю, Таланов уже сможет это
сделать... если ему приказать...
В голосе Виктора звучала горечь. Владислав похолодел и стиснул
зубы. "Таланов... герой космоса... я его портрет еще в школе повесил
над своим столом. Таланов - глеганни..."
- А ты? - спросил он с трудом.
- Я... ну что ж, я постараюсь продержаться, пока... Видишь ли,
нам с тобой придется подготовить анабиоз... для всех, кроме тебя, если
ты будешь здоров, и меня. Иначе нам не справиться, они погибнут.
- Тебе тоже надо... анабиоз... - с трудом проговорил Владислав.
- Одному тебе будет слишком тяжело... с этим Инни. Правда, можно
научить его разговаривать и понимать, хотя без Казимира это будет
труднее.
- Я справлюсь один, не беспокойся.
- А если ты заболеешь после старта?
Владиславу стало страшно. Он представил себе, как останется один
с молчаливым, ко всему на свете равнодушным существом из другого мира.
Как заболеет и сначала будет мучиться, хорошо зная, что его ждет, а
потом станет таким же равнодушным, полумертвым и беззащитным... И
никого рядом, кроме такого же ходячего мертвеца... на долгие месяцы...
И все будешь понимать, все видеть... "Нет, я не выдержу! Лучше
умереть!.. Да, но умереть нельзя, тебе нельзя. Ты должен раньше
вывести ракету на орбиту. По крайней мере. А потом..."
- Ты же все равно болен, - сквозь зубы сказал он, с отчаянием
глядя на Виктора.
- У меня более легкая форма. Может быть, и последствия будут не
такими... как у других. И потом я врач, Владек. Я должен держаться.
Он поднял голову. Владислав поглядел в его серые, ясные,
смертельно усталые глаза - и замолчал. Судорога перехватила ему горло.
- Я все сделаю, как ты сказал, Виктор, - проговорил он наконец. -
Мы с тобой вместе все сделаем... - Он помолчал и добавил: - Если нам
доведется еще летать, я бы хотел всегда отправляться в космос с тобой.
- Спасибо, Владек, - тихо ответил Виктор. - Мы еще полетаем,
правда?
Они стояли и глядели друг на друга. Марлевые маски почти целиком
скрывали их лица; одни глаза жили на этом белом мертвенном фоне. Глаза
видели и понимали все.
Last-modified: Thu, 31 May 2001 19:50:22 GMT