Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     © Copyright Павел Николаевич Лукницкий
     Email: SLuknitsky(a)freemail.ru
     Date: 10 Jun 2003
---------------------------------------------------------------







     






     11.01.1926

     Принес оконную  замазку. Застал  Пунина.  Лежала. Весело  шутила. Пунин
ругал Есенина, она просила Пунина замолчать... Весела была, оживлена. За это
время писем от Шилейко не получала.
     Прочла 2 стихотворения из "Clart" - АА, переведенные Святополк-Мирским
на французский язык ("Настоящую нежность не спутаешь..." и  "...Быть с тобою
в аду..."),  с заметкой, где говорится, что Ахматова - "une  admiratrice  au
sens  intime  de  ce mot" и жена "тоже поэта"  Гумилева. АА это не трогает -
после "бельевых  корзин" Г.  Иванова.  (Дальше  зачеркнуто.  - В. Л.)  Но АА
забавляет такая бестактность, тем более,  что Мирский  делает это  с лучшими
чувствами. По поводу: АА уверена, что во Франции русской поэзии не знают. Ни
ее, ни  других. Блока  знают только  по "Двенадцать". Знают за границей Льва
Толстого:  "Oh,  Lon  Tolsto!", -  и, главным  образом,  как  религиозного
мыслителя и  т.  п. Да и  то широкая  публика знает, конечно,  понаслышке, а
по-настоящему - только культурные люди знают. Начинают узнавать Достоевского
(в частности, в Германии - после ее падения.  Потому что  в Достоевском ищут
утешения.  "И  Достоевский может дать  утешение, даже в таком  случае").  Во
Франции только теперь перевели  Бориса Годунова... В Англии  русскую  поэзию
знают лучше, чем во Франции, хотя тоже плохо.
     Спросила,  не издам ли  я сборника  (в  связи с сообщением Горнунга)  в
московском  издательстве? "Нет, не издам, стихи плохие,  и, кроме того, есть
такие, которые  к  вам  относятся,  и  вам это  будет неприятно!"  АА  очень
определенно  возразила, что никогда  по  отношению к с  т и х а  м  у нее не
бывает таких "буржуазных взглядов".  Что всегда  и она, и Николай Степанович
были в этом отношении совершенно свободны...
     О влиянии  "Фамиры" на "Гондлу". "Я могу  образно это так выразить: для
постройки "Гондлы" взято несколько  серых камней. А  вся "Гондла" - из белых
камней.  И вот среди белых виднеется несколько  серых. Не  больше...  Потому
что..." - и АА объяснила, что все остальное - различно.
     Гомер.  Илиада. "Давно  вода  в  мехах иссякла...": Николай  Степанович
сравнивает  себя  с  Терситом.  А  Терсит  был  косоглаз,  с узким  черепом,
горбат... "и имел еще другие достоинства". Николай Степанович, читая Илиаду,
обратил  на  это  внимание, сопоставил  с  Терситом себя, но  решил,  что из
всякого положения есть выход,  а в  данном  случае  этот выход  - смерть ("Я
также выпью сладкий нектар...").
     "Кончено  время игры..." - это Сцилла и  Харибда,  и Гумилев говорит от
имени действующего лица, не называя себя его именем только.
     В  стихах  обстановка  (пейзаж) - до того, как  Николай  Степанович сам
ездил и увидел, -  могла быть только  или  придумана им, или взята  из книг.
Верно второе. И эти книги - Одиссея, Илиада.
     С Илиадой он вообще не расставался всю жизнь. Война 14-го года для него
была  Троянской войной,  не иначе  ("Эпические  ночи"... В "Колчане", где он
говорит об Агамемноне, - то стихотворение).
     АА приглашена Кубу  участвовать  в  маскараде.  Ей неловко  отказаться,
потому что  Кубу много для нее сделало. Но что она будет там делать?  Рыкова
шутит: "Вас только под маской и показывают теперь!".
     Ездил  в магазин  за сухарями для Гуковских, которые должны прийти к АА
вечером.

     "Четки" не  могут  относиться  к Зубову, потому что  АА познакомилась с
ним, когда  они уже  печатались и, во  всяком случае, были написаны.  Почему
Мирский говорит,  что АА  была  любовницей  Блока?  Здесь  поднимались такие
разговоры после смерти Блока,  но  скоро  улеглись,  потому  что  было много
людей, знающих  Блока и что  этого не было. "А эти, как  Мирский, уехавшие в
17-18 гг., могли унести с собой эти сплетни за границу и  так и остаться при
этом мнении, искренне веря,  что оно соответствует действительности...  Но я
не в обиде!  Блок был таким милым,  таким  хорошим,  что я  не в обиде, если
считают, что у него был со мной роман!"

     На  улице  27 мороза.  В окнах разбиты  стекла. АА  на рубашку  надела
чесучовое  платье и ходит по комнате, выходит  в столовую. Я ругаюсь,  а она
удивляется и считает, что это в порядке вещей. "Если еще от этого болеть!"


     15.01.1926. Пятница

     У  Замятиных  "Звено"  читала  (вчера).  Сегодня -  письмо от  Оленьки.
(Купила статуэтку  на выставке.  "Рада,  что  тебя хоть фарфоровую вижу...")
Вчера  человек  приходил  -  приглашает выступать  для  преподавателей... АА
отбрыкивалась:  "Мои  стихи   очень   несовременные".   Из  Кубуча  прислали
приглашение на заседание ("Вечер ряженых").
     О Всеволоде*. Я сказал, что  мне его жалко  стало... АА: "Я  его  так и
воспринимаю  -   как  трагическую  личность...  Он   несомненно  трагическая
личность...".
     Об И. М. Брюсовой. АА умиляется  ею.  Наташа Рыкова (была у АА?)  -  АА
показывала ей всю работу об Анненском. Наташа говорила о том, как невозможно
проделать  такую работу с  поэтами  XVIII в., потому  что нет таких сведений
(что читал, например, Херасков?). А АА думает, что, с другой стороны, легче:
есть перспектива.
     Об Эйхенбауме. АА  "Лермонтова"  считает лучшей  его книжкой. "Он может
принести ее без стыда". (Эйхенбауму Тынянов говорил, что АА заинтересовалась
этой книжкой, и он мне сказал, что хочет принести ее АА.)
     О  Есенине:  очень неверна  причина, которую теперь  выставляют,  - что
друзья загубили. Это имело, конечно, значение, но незначительное.
     О  Луначарском за границей,  который  называет среди трех  пользующихся
наибольшим успехом в Европе советских пьес - свою.

     АА говорит, что  холод на нее  благотворно действует  -  бодрит. Ужасна
была прошлая зима с  оттепелями.  (А дров у АА сегодня - ни полена: у Мани**
болели зубы, поэтому АА не послала ее купить.)
     Когда пришел, на столе стоял заботливо приготовленный ужин для Пунина -
тарелка с чем-то  и  в  бокале вино. А мне в стакан налила  вина и  упросила
выпить. Такая хорошая сегодня. Милая, ласковая и добрая.
     Принес  два  письма Николая  Степановича,  полученных  сегодня  мною от
Брюсовой.
     АА показывала новое, в "Книге отражений".
     Когда пришел (неожиданно и поздно  - около 10  часов), сказала ласково:
"Давно  мы с  Вами не  виделись!.. Я  очень  рада, что Вы пришли, мне  очень
интересно было прочитать...".
     Пунин обещал прийти из Института в начале одиннадцатого.  В одиннадцать
еще не было. АА беспокоилась...
     Я был  у Срезневских. Валерия Сергеевна  огорчена, что АА  старый Новый
год не пришла встречать к ней.
     О сегодняшней заметке в "Красной"* об Айседоре Дункан - это шантаж. Это
показывает,  как низок  уровень там...  И  разве  не  позор, что люди должны
деньгами  отплачиваться от с в о и х поступков.  А о самой Айседоре Дункан -
как о человеке (не как об  артистке - АА  ценит ее как артистку) - АА самого
низкого мнения и считает ее совершенно падшей.
     Я ушел домой около двенадцати, сразу после прихода Пунина.
     АА чудная, хорошая.
     АА  считает,  что  у  Маяковского красивый  голос. АА сегодня  прислали
"Парнас  дыбом" с просьбой не обижаться  на  то, что ее  фамилия выставлена.
(Всем,  чьи  фамилии выставлены, без  оговорки, что это пародия,  прислали.)
"Кто-нибудь  сказал, может  быть, даже  скандал устроил - Маяковский,  может
быть, - вот они и прислали!"


     17.01.1926

     АА когда  в  анкете о  русских ученых  написала  по  рассеянности  дату
рождения В. К.  Шилейко - 3 апреля  (а  он родился 2-го  февраля). Так это и
напечатано в книге ("Словарь русских ученых", что ли? Я не помню название).
     АА  сегодня была  в Эрмитаже  с  Пуниным,  чтобы посмотреть  что-то  во
французском отделе. Но  говорит, что от этого вернулась к Леонардо да Винчи,
что  "что  бы  ни  смотреть  -  всегда  вернешься  к  нему,  потому  что  он
несравненен". (Кажется, говорила и о Микель-Анджело.)
     Сегодня была у Рыбаковых (навещала больную плевритом жену его). Рыбаков
все говорит об издательстве, которое  он хочет организовать и субсидировать.
В это издательство пайщиками должны  вступить десять человек,  и в том числе
АА  -  обязательно.  АА с  улыбкой  рассказывает об  этом и  шутит по поводу
Рыбакова.
     АА показывала мне сегодня свою  работу  о взаимоотношениях Анненского и
Гумилева  и о влиянии Анненского на Гумилева.  Работа - в виде подробнейшего
плана -  сделана превосходно: ни  одна  мелочь,  ни одна  деталь не ушла  из
внимания АА. А я ей читал "Труды и дни" 1908 года. Это смертельно скучно, но
АА  слушает  очень внимательно. Наконец я сжалился и 1909 год  уже  не  стал
читать, и АА согласилась, что лучше я прочту другой раз, потому что внимание
ее утомилось.
     Сегодня АА  провела  "ужасную  ночь"  -  была разбужена  диким  лаем  и
накидыванием Тапа  на  выходную  дверь...  Тап  совершенно  остервенел...  И
впечатлительной АА было жутко чего-то, даже не знает сама - чего.

     Вчера я  был у Мухиных**.  Записал кое-что  об Анненском, читал сегодня
АА.  Мухины сказали мне, что  были бы очень рады, если  б Ахматова пришла  к
ним: "Уж  мы  бы  ей все рассказали и показали об  Анненском, а  она бы тоже
сделала нам хорошее  - почитала стихи". (Я  рассказал  вчера Мухиным, что АА
занимается Анненским.) Я  передал  это АА, и она  с озорным смехом ответила:
"Почитаю,  почитаю  -  им  можно!"  (т.  е.  "только  бы  они  об  Анненском
рассказали").
     А на днях, когда я собирался идти к Мухиным спрашивать их об Анненском,
АА сказала мне: "Счастливый!.. Как я вам завидую!".

     Когда  я заходил к  АА утром, она  была оживленная,  веселая (в постели
лежала, еще не вставала - холод дикий). А вечером была утомленной. К  вечеру
АА всегда очень утомляется. И ей холодно, бедной, даже в свитере ее белом. В
комнате действительно очень холодно.
     АА со мной ласкова и приветлива...
     АА заговорила об антологии "Веселый салон". Я просил ее дать мне, чтобы
оттуда выписать стихи Брюсова и послать их Брюсовой... АА засмеялась лукаво,
сказала, что  поищет ее  -  и  найдет,  если только она не сожгла ее... "Как
сожгла?" АА засмеялась: "Дурные книги можно сжигать!"...


     22.01.1926. Пятница

     В  девять часов  вечера АА позвонила мне и  сказала, что через  полчаса
придет. Пришла. В руках пакетик - сыр и батон: ужин  Владимиру Казимировичу,
который  она  ему  отнесет  на  обратном  пути. Снял ей шубу.  Провел  в мою
комнату. Белая фуфайка. АА расстегнула ворот и  заложила его внутрь,  открыв
шею. На ногах топочущие  боты. "У Вас  по-новому?"  -  и  взглянула  на  мой
приставной стол для работы. На столе  навалом бумаги -  работа по биографии.
Села  к  столу.  Зеленый  свет лампы  залил  лицо - глаза  нездоровые, плохо
выглядит, лицо усталое, но разговаривает в веселом тоне.
     Стала  рассказывать  о том,  как  вчера показывала Шилейке свою работу.
Шилейко  долго  не  хотел смотреть,  чтобы  не отрываться от  своей  работы.
Наконец согласился. Внимательно выслушал и "выглядел" все, что АА показывала
ему.
     "Когда Вам  пришлют горностаевую мантию  из Оксфордского  университета,
помяните меня в своих молитвах!" - смеясь заявил, когда АА показала ему все.
Согласился со всем,  пробовал возражать против деталей,  но АА привела новые
доказательства, и он принял их.
     АА перечислила мне эти детали и свои доказательства.
     Шилейко,  слушая  ее,  делал  свои  замечания, приводил соответствующие
сравнения из древней  литературы -  углубляясь до  вавилонян и  до  народной
словесности.   При  этом  и  сам  указал  на  связь   стихотворения  Николая
Степановича "Еще один ненужный день..." с одним из стихотворений Анненского.
     АА,  передавая мне свой разговор с  Шилейкой,  поражалась  его памятью.
Какова же у него должна быть память, если ей удивляется АА - сама обладающая
совершенно исключительной памятью!..
     Я сегодня  был у Кругликовой, и она подарила мне  свой альбом  силуэтов
("Альциона" 1921). Заговорили о Кругликовой. АА стала перелистывать альбом и
по поводу  каждого силуэта роняла  одно-два слова -  со скучающим выражением
лица: "Плохо... не похож... не похож... - о Блоке: Совсем не похож..."
     Из  всех  силуэтов только силуэт Кузмина сочла передающим сходство... А
силуэт самой АА очень непохож, это уж я сам говорю: длинна шея, короток лоб,
и вся голова сужена. Николай Степанович совсем непохож - это АА заключила.
     Отложила альбом в  сторону. Стал читать ей воспоминания Кругликовой. По
поводу фактов, там упоминаемых,  АА рассказала о Н. С. Кругликове, что  была
она  у него всего четыре раза:  один  раз, когда у него был Бальмонт, другой
раз - Поль Фор... И приходила не  на людные собрания, а  по вечерам, и тогда
не много людей было у Кругликова.
     Затем,  Кругликова  неправильно  говорит,  что  силуэт  АА  она  у  нее
рисовала. На самом деле, она рисовала его у Чулковых...

     В  комнату вошла мама со  щенятами в руках. АА встала, поздоровалась...
АА взяла  одного  щенка на руки, стала его  ласкать. Я стал с  ним возиться,
потом отдал маме, и она вышла из комнаты.
     Заговорили об Анненском, о трагедиях его, в которых АА нашла сходство с
"Путем конквистадоров". Не в "которых", впрочем, а в одном "Иксионе", потому
что мотивы Лаодамии и Меланнипы были Николаю  Степановичу в 4-5 годах чужды.
А Иксион,  человек, который  становится богом, - конечно,  задержал  на себе
внимание  Николая  Степановича:  это  так  в  духе  Ницше,  которым  Николай
Степанович  в ту пору  увлекался.  АА  сделала  заключение, что  поэмы "Пути
конквистадоров"  сделаны как-то по  типу  притчи-трагедии, но из  нее вынуто
действие.  И  АА заговорила о  том,  что в поэмах "Пути конквистадоров"  нет
действия не из-за неопытности  Николая Степановича и неумения  вложить его в
стихи, а совершенно сознательно.
     От разговора как-то оторвались, вспомнив что-то о Лозинском...
     - Позвоните ему... Скажите, что я хочу с ним говорить...
     АА сидела  в кресле  у  зеркального  шкафа  и  смотрела на меня, пока я
звонил...  Подошла  к  телефону  жена Лозинского.  "Будьте  добры  попросить
Михаила  Леонидовича..."  - "Сейчас посмотрю,  дома ли он.  А кто просит?" -
"Лукницкий..."  - Отошла.  АА  засмеялась: "Пусть  поищет  его в комнатах...
Может  быть,  найдет!". Лозинский подошел  и начал  извиняться (я ему  звоню
почти ежедневно, и он все занят, занят,  занят - не может принять  меня!). Я
прервал его извинения и передал трубку АА.
     Она громко и весело заговорила. Сказала,  что она и В. К. Шилейко хотят
видеть  его  у  себя  и  просят  назначить  день. Лозинский  сразу назначил:
"Вторник", -  обрадованный, что "ничего  страшного нет" и что извиняться его
никто не просит.
     Я поставил на  стол два бокала и налил белого вина ("Барзак"). Принесли
чай... АА присела  к письменному столу.  Пили чай,  и  за чаем я стал читать
"Труды и дни" за 1909 год - скучное перечисление фактов и дат... АА слушала,
слушала очень внимательно сначала, но потом утомилась...
     Детским  голосом:  "Дневничок... дать...  она  хочет...".  Я  дал  свой
дневник,  неохотно... АА  стала шутить и  балагурить.  Взяла дневник,  стала
читать (запись 9 января).
     Прочла  несколько  строк...  "Видите, как  хорошо!  И как интересно!" -
Стала уже внимательно читать дальше... - "Видите, как  интересно! И если все
будете  записывать,  будьте  уверены,   что  лет  через  сто  такой  дневник
напечатают и будут с увлечением читать!"
     А  мне надоело  смотреть,  как АА читает  дневник... Я  стал  трунить и
мешать  ей шутками...  АА  взглянула  на меня: "Сидите  спокойно и займитесь
каким-нибудь культурным  делом!" - "Я занимаюсь культурным делом:  смотрю на
Вас!" Я рассмешил  АА,  и она  рассказала  мне  по поводу  случай с Николаем
Степановичем.
     В  1910  году, на обратном  пути из Парижа, в  Берлине, АА должна  была
почему-то  пересесть  в другое  купе.  Вошла.  В  купе сидели три немца -  в
жилетах. Жара была страшная. Увидев АА, они встали и надели пиджаки... Потом
стали болтать  между собой  о том, что надели  они  пиджаки,  потому что это
русская дама. А если бы это была немка - конечно, не надели бы...
     И АА  весело проговорила:  "Русская  дама!  -  а русской  даме  19  лет
было...". Потом  два  немца  легли на  верхние полки, а  третий - на нижнюю,
против  АА...  Говорил ей,  что хочет ехать  за ней, куда бы она ни поехала,
болтал долго, и АА стоило труда объяснить, что едет она в деревню к родным и
что за ней никак нельзя ехать... И этот немец не спал и восемь часов смотрел
на нее.  Утром  АА рассказала о нем Николаю Степановичу и  тот вразумительно
сказал ей: "На Венеру Милосскую нельзя восемь часов подряд смотреть, а  ведь
ты же не Венера Милосская!".
     АА опять углубилась в дневник. "Не читайте,  бросьте, тут наворочено, а
вы вчитываетесь". - "Сейчас, сейчас, - не отрываясь от чтения, бросила АА, -
тут две странички осталось и все очень хорошо и  не  наворочено!"  -  "Пейте
вино!"  -  поднял  бокал. Наклонились  друг  к другу,  прижали бокалы. Потом
попросила узнать номер телефона  Тынянова. Я позвонил Лавреневу. АА записала
номер, оторвала листок бумажки, спрятала.
     "Который  час?"  - "Около двенадцати".  АА встрепенулась - надо идти...
Подошла к телефону... Позвонила Пунину, сказала, что сейчас идет в Мраморный
дворец  и не знает наверное, придет оттуда в Шереметевский дом или нет, - но
я подожду там, и она, если не придет, через меня известит его...
     "Что ж вы Лукницкому белой ручкой помашете из окна, если не придете?"
     АА засмеялась счастливым смехом. Повесила трубку.
     Отошла  от  телефона.  Попросила  меня  стихи  читать: "Хочу,  чтоб  вы
почитали стихи сегодня!".
     Я  стоял рядом... "Что Вам  не  нравится в  моей  комнате? Эти картины,
вероятно?" - "Да, я бы не вынесла..." - "Надо  было чем-нибудь стену закрыть
- других не было..."  - "Подумайте! Как  жаль, что мы с вами не были  раньше
знакомы". (У Судейкиной было много картин, которые  она раздавала всем перед
отъездом;  Мане  дала  несколько...  "С  удовольствием дала  бы  Вам  вместо
этого".)
     АА взглянула на  свою  статуэтку в шкафу...  Сказала,  что  отсюда  она
хороша, а оттуда (если смотреть от стола) - плоха...
     Отошла от  телефона. Подошли  к  столу. "Хочу, чтоб  вы почитали  стихи
сегодня..." Я взял  тетрадь, раскрыл  и, держа ее пальцами за  верхние углы,
показал АА стих  "Твоим дыханьем навсегда нетленны...". АА  взяла тетрадь за
нижние уголки и читала про себя. Мы  стояли вплотную, друг к другу  лицом...
Потом сели к  столу. Я  стал читать "Смерть  солдата",  предупредив, чтоб АА
серьезно и строго "разругала" бы его...
     - "Он ткнулся в землю носом и винтовкой..."
     АА прервала:
     - "Носом" - нехорошо. "Лбом", что-нибудь другое, только не "носом"...
     Больше  не прерывала,  а  когда  я  прочел  все,  сказала,  что  слабое
окончание  (две последние  строки), а стихотворение  "хорошее на самом деле,
без всяких сопоставлений". И не  в пример  прежним стихам. И никаких влияний
не чувствуется - оно самостоятельное - "ваш собственный голос". Я просил: "А
Гумилева нет?". - "Нет,  ни Гумилева,  ни кого другого..." - АА сказала, что
оно в связи  со смертью  Есенина... "Нет?" -  "Ну, во всяком  случае,  этого
цикла... Теперь вы прочтите..." - АА отказалась, встала. Вышли в переднюю, к
АА вышла  мама прощаться. Заговорила о здоровье, о том, какие лекарства надо
принимать. АА ответила, что чувствует себя последнее  время хорошо, несмотря
на болезненный вид. Что принимает камфору с валерианой...
     Вышли. По  Садовой, мимо Инженерного замка, через Марсово  Поле. Я взял
АА под руку, и мы шли, все время разговаривая...
     Дошли.  АА  поднялась одна,  я  подождал,  Скоро вышла,  и мы  пошли  в
Шереметевский дом мимо Летнего сада и по Фонтанке...
     АА  говорила  о Шилейке,  что  он не идет  к Котовым,  что у  него  все
привязанности  в  Москве, что его московская привязанность  -  совсем другое
дело: это женщина его лет и гораздо более подходящая... Он все рассказал АА,
просил ее даже зайти в Москве к ней, и АА зайдет...
     "Володя по утрам меня чаем поит - в  постель  приносит".  И вчера утром
заговорил  о Москве, о том. что у него там  комната осталась... И  АА  вчера
утром подумала о том, почему бы ей не поехать в Москву ненадолго... Говорила
об этом с Шилейко, тот поддержал  ее мысль... И АА  решила ехать... Поедет с
Пуниным, в Москве у нее есть что осмотреть - коллекции, музеи... Хочет ехать
инкогнито, так, чтобы никто не знал...
     АА  шла к Шилейко  в Мраморный дворец,  чтобы отнести ему ужин: хлеб  и
сыр.  Шилейко  никогда  сам не  позаботится.  Маню  он считает принципиально
прислугой АА, и не дает ей никаких поручений.
     В. К. Шилейко занимается сейчас изучением связи Гомера с Гильгамешем. А
АА - Гомера с Гумилевым и Анненским.
     Интересно было бы, если бы треугольник замкнулся.
     Вечером была у Замятиных, здесь Эфрос рассказывал АА о третейском  суде
между  имажинистами  и Лавреневым  за статью  последнего  о  Есенине.  (А  я
присутствовал при разговоре Эфроса - в присутствии Лавренева - об этом же на
заседании президиума Союза писателей.)
     АА,  зная,  что Лавренев мой  приятель,  говорит очень  сдержанно,  что
Лавренев поступил неосторожно, что  он не  настолько знает имажинистов  - не
был близок с ними -  чтоб так безапелляционно заявлять.  Говорит, что Есенин
не таковский, чтоб его  приятели загубили, что он  сам плодил нечисть вокруг
себя,  что если б  он  не захотел, такой обстановки не было бы: Клюев же  не
поддался такой  обстановке! Клюев отошел от них. И Клюев,  который с большим
правом мог бы написать статью,  подобную Лавреневской, - не написал, однако.
Видимо, и он того мнения, что сам Есенин виноват в том, что вокруг него была
такая атмосфера.  И здесь АА уже делает сравнение  с Гумилевым: Гумилев тоже
плодил  вокруг себя нечисть сам: Г. Иванова, Оцупа и др. И конечно, не божья
же Есенин  коровка, не овечка,  чтобы  можно было сказать:  Есенина загубили
мерзкие приятели...". Есенин сам  хотел  и искал таких приятелей. Он  мог бы
искать и других, а он этого не сделал...

     Пунин  накануне  приезда  Шилейки сфотографировал  АА  на  ковре  в  ее
акробатической позе - когда она ногами касается головы (голая). И получилось
очень  хорошо,  и нельзя говорить о неприличии и т. д.: это - как  бронзовая
фигурка, как скульптура, это эстетично...

     Я спросил АА, когда она в первый раз узнала "Фамиру Кифаред".  Сказала,
что в  1910 г. "Сначала Кривич читал, а  потом..." - потом читала  уже сама.
Раньше, до 10 года, АА "Фамиры" совершенно  не знала. А "Кипарисовый ларец"?
Тоже  в 1910 г., в феврале, когда Николай Степанович показал ей  корректуру:
"Я  обомлела, восхитилась... А Коля сказал: "Ты не думала, что он т а  к о й
поэт?!".
     Я проводил АА до Шереметевского  дома; на Литейном, у  входа, поцеловав
руку, расстался.

     23.01.1926

     Утром мне  звонил Пунин,  сказал, что  АА  забыла французский словарь и
что, если у  меня есть  время и  охота, то  чтоб  я отнес  его АА. (Пунин не
встречается с Шилейко и в Мраморный дворец не ходит.) Я зашел за  словарем и
пришел к АА.
     Пришел. В столовой друг против  друга  за столом сидели  АА и Шилейко -
пили чай. (Это  было в час дня.) АА  -  в  шубе, Шилейко - в пиджаке;  минут
пятнадцать я побыл у них.
     О  разных  мелочах  говорили. Можно не любить  Шилейко,  но  нельзя  не
удивляться  его исключительному остроумию. И если б я не боялся  исказить, я
бы записал несколько его фраз.


     25.01.1926. Понедельник

     В  час дня  я зашел в  Мраморный дворец. Встретил  меня Шилейко.  АА не
было: "Она скоро должна прийти, она сегодня ночевала у М. К. Грюнвальд".
     Однако я пошел в Шереметевский дом и застал АА там. Передал ей повестки
Цеха  поэтов, полученные мной от Лозинского  вчера; вместе вышли: АА пошла к
Наппельбаум  - просить отыскать  одну  из ее  фотографий, которую  она хочет
послать Duddington - переводчице ее стихов на английский язык.
     Вчера к  КК звонила М. К.  Грюнвальд, сказала ей, что в Лондоне выходит
книга переводов  Duddington, и просила  приехать к ней вечером поговорить по
этому поводу.

     АА вечером  была. У Грюнвальд по воскресеньям собираются какие-то  люди
(но не литературные), был Протопопов  (человек, когда-то усиленно говоривший
о садах-городах  и т. п.). Оттуда АА вернулась в Шереметевский дом.  Сегодня
после  Наппельбаумов  (они  были  кислыми  и  надутыми  (АА  заметила это  и
спрашивала потом,  не знаю  ли я причины  этого), однако фотографию  обещали
сделать).
     В  двенадцать  часов -  я в Шереметевском  доме. Пунин и  АА занимались
составлением краткой  автобиографии АА;  Пунин  записал,  что  отец  АА  был
инженером-механиком флота, что  родилась  она  на берегу Черного моря, около
Одессы, что годовалым ребенком была привезена в Царское Село  и жила там все
детство,  что  была в  царскосельской  гимназии и  т. д.  Перечислены и  все
основные критические статьи и  работы  о ней: книга Виноградова, Эйхенбаума,
Чуковского ("Ахматова  и Маяковский"), Иванова-Разумника, Голлербаха ("Образ
Ахматовой") и др.


     27.01.1926

     1910.  Масленица.   Ехала  в   Царское  Село   в  одном  вагоне  с   Е.
Зноско-Боровским и М. Кузминым.
     1910. Середина  августа  (не  позже  15-го). Уехала из Царского Села  в
Киев, к матери.
     1910. Август. Уехала к матери в Киев.
     1910.  Первая половина  сентября. Уехала из  Киева  в Царское  Село  по
вызову Николая Степановича.
     1910. Начало сентября. Получив от Н. Гумилева письмо, извещавшее об его
отъезде в Африку, АА вернулась из Киева в Царское Село.
     1910.  13 сентября.  У  Гумилевых в  Царском Селе  был прощальный вечер
(перед отъездом Н. Гумилева в Африку). Были:  С.  Маковский,  М. Кузмин. Ал.
Толстой с женой, С. Судейкин с женой, В. Чудовский, В. Комаровский.
     В. Чудовский был  у  Гумилевых в первый раз, АА  познакомилась с  ним в
этот день.


     29.01.1926

     Пришел к АА  в  Шереметевский  дом.  Сегодня она  ночевала  в Мраморном
дворце. Простудилась, и в 6 часов утра начался кашель...
     АА пришла в Шереметевский дом и легла. Лежит и больна. Но отрицает, что
простудилась,  - утверждает,  что  у нее  просто заболевание  -  поветрие  в
Петербурге, какая-то легкая форма эпидемической болезни - грипп, что ли?
     Пунин  просил  АА  узнать,  где  и  когда появились  первые  музеи.  АА
спрашивала Шилейко, и тот прочел ей целую главу из Плиния (Старшего).  Читал
по-латыни  и  тут  же  переводил.  АА  восхищается  Плинием: "Много  нового,
интересного узнала... Какой ум! Какой человек! Какие люди! Эпоха!..".
     АА любит  звуки  латинской речи, и  ей приятно, даже не понимая смысла,
слушать, как читают по-латыни.
     АА  читает Давида. "Все  новые и новые  работы находятся". Я  удивился:
"Неужели же нет книги,  где все  работы Давида были бы  перечислены?" -  "Во
Франции,  наверное,  есть..." - "Но неужели же  не знают  определенно,  есть
такая книга  или нет?" АА махнула рукой; коварно: "Не знают! Смело могут  не
знать!".
     Днем (в  1 1/2 я  забегал к АА в Мраморный дворец)  застал ее сидящей в
шубе за столом, в полутемной, в холодной "столовой". Она переводила Сезанна.
В  большой  комнате  за  письменным  столом  через  открытые двери  виднелся
Шилейко.
     Я просидел у АА минут пятнадцать и ушел.
     Письмо Duddington все  еще  лежит  на столе  и все  еще не  отправлено,
потому что Пунин не может до сих пор составить биографическую справку.
     Я сказал, что Пастернак  занялся  собиранием  сведений о Есенине, - тот
самый Пастернак, который незадолго до смерти Есенина бил его в Москве...
     "Что ж!  Может быть,  это и правильно", - может  быть, и следует, чтобы
человек,  враждебно  настроенный   до  смерти,  после  смерти  переменил  бы
отношение, потому что смерть смывает все.
     Говорили очень много о Гумилеве 11-12 года и о людях,  его окружавших в
этот период.
     В "Трудах и днях" я забыл  отметить, что Николай Степанович вернулся из
Африки  в 1911  г. разочарованным, очень пессимистически  настроенным...  АА
сильно журила меня за это - "ругалась неистово" ("ругается" АА интонацией, а
не словами, конечно). Говорила, что такое состояние Гумилева имеет громадное
значение в биографии.  Что с  этого  момента произошел резкий  поворот в его
отношении к экзотике; сказалось это, прежде всего, на стихах ("Чужое небо" -
после  поворота); и  АА подробно,  до мелочей, углубляла  эту  мысль,  а  я,
растерянный и недовольный собой, слушал и запоминал...
     Николай  Степанович  с  этого  момента стал  гораздо  серьезнее,  хотел
учиться, узнавать и  т. д. Позже -  в  12-13  году,  когда АА  тащила  его в
"Бродячую собаку" или куда-нибудь,  он  часто  отговаривался, был недоволен,
говорил, что ему все это надоело, неинтересно и что он предпочитает остаться
дома, читать, работать... Такое настроение было у него в продолжение Цеха, и
оно  все  укреплялось  и  углублялось;  под его влиянием Николай  Степанович
поступил в университет, занялся переводами и т. д., и т. д.
     Перед  войной  Николай Степанович  и  АА хотели взять в  Петербурге две
комнаты (квартиру Городецкого, из которой  тот выезжал).  И все это прервала
война.  Сбила  такое  настроение,  да  и  возможность  работать...   Николай
Степанович  уехал на  фронт. А приехать с фронта в  Петроград  - это значило
дорваться... Дорваться до всего: до  ресторанов, до еды, до питья, до людей,
до женщин, наконец... - до всего, что раньше, до войны, было ему неинтересно
и что оставлял для работы и накопления знаний...
     Война   перевернула   все   вверх   дном.  Прервала  всю   литературную
деятельность и все, к чему он стремился...
     А потом - Париж (1917-18 гг.). В Париже он очень страдал - АА это знает
наверное, хоть Николай Степанович и не говорил ей об этом. Да и довольно раз
прочесть  "К  Синей  Звезде",  чтоб  понять,  до  какой  силы  доходило  его
страдание...
     А  когда он  вернулся из  Парижа  - ему казалось, что  он  возвращается
наконец  к тому,  что он оставил  с  началом войны: оживленную  литературную
деятельность, глубокий внутренний интерес к такой деятельности. Он энергично
принялся за работу, за все... Но тут "наступили тяжелые годы", возможности т
а  к  работать  не было,  Николай  Степанович  не  понял,  что работать  ему
невозможно... Тут и голод,  и холод,  и  тысяча других  внутренних и внешних
препятствий.
     Много говорили  о  Вячеславе Иванове и  истории его  взаимоотношений  с
Николаем Степановичем.
     Вот характерная фраза. Я записал в "Трудах и днях", что Вячеслав Иванов
резко и грубо бранил Николая  Степановича  в одном из заседаний Академии. АА
сказала,  чтоб я  зачеркнул  слово  "грубо",  и добавила:  "Вячеслав  Иванов
задушит - и это не будет грубо...".
     Что-то я спросил про Вячеслава Иванова: "Он искренним был, когда сказал
это..." - что именно, не помню. АА быстро и определенно сказала: "Он никогда
искренним не был...".
     Когда АА первый  раз пришла на "башню" (с Николаем Степановичем, в 1910
году), Вячеслав Иванов - по-видимому, из желания унизить Николая Степановича
- стал особенно  выхваливать АА: говорил о  ней  как о поэте, который пришел
заместить Анненского, и т. д. АА считает, что враждебное отношение Вячеслава
Иванова   к  Николаю  Степановичу  было  выражено   впервые,  когда  Николай
Степанович читал "Открытие Америки".
     Но однако,  когда Николай  Степанович  приехал  из  Африки  и  явился к
Вячеславу  Иванову, тот  целовал  его:  "Очень, очень  идет  борода,  носите
бороду... Очень мило", - говорил он про бороду Николая  Степановича, которую
тот отрастил за время пребывания в Африке. За внешней  ласковостью не  было,
однако, ничего искреннего.
     Явная  и  уже  не  скрываемая  враждебность  проявилась, когда  Николай
Степанович  читал "Блудного  сына".  И дальше  - все  хуже и  хуже  были  их
отношения.
     Николай Степанович говорил постоянно о Вяч. Иванове - его  любимая тема
такого  разговора была  - о  том, что Вячеслав  покровительствует  бездарной
молодежи - Верховскому, Бородаевскому и другим; что он хочет себе  подчинить
всех, что это  невыносимо и  мучительно.  И это  было мучительно для Николая
Степановича.
     В  отдельных  комнатах "башни" Вяч. Иванов  уговаривал АА  разойтись  с
Николаем  Степановичем, утверждал,  что  он неподходящий  для  нее  человек,
всячески хулил его.
     АА замечает:  "Интересно, что сказал  бы Вячеслав теперь, если спросить
его о Николае Степановиче, ничего не напоминая ему...".
     АА предполагает -  даже  не предполагает, а спрашивает себя - не потому
ли началась враждебность В. Иванова, что он  был отстранен от "Аполлона"? АА
не  знает,  в какой форме это  было.  Но в  какой  форме  может быть  вообще
человек, приглашаемому вначале, объявлено о том, что теперь будут обходиться
без него?
     В  1910 г. в Париже Николай Степанович вел очень  большие  разговоры об
"Аполлоне" с  Маковским;  возвращался  от  него часто в  два-три  часа  ночи
(Маковский был болен). Интересно узнать бы содержание этих разговоров.
     К  этому  -  справка: литчастью  "Аполлона" заведовал  сначала  Волошин
(по-видимому;  см.  письмо  Николая  Степановича  из  Коктебеля),  а Николай
Степанович - уже потом.
     Говорили много об  окружении Николая Степановича  до Цеха. Я  просил АА
дать мне характеристики Кузмина, Зенкевича, Потемкина, Ауслендера...
     АА считает, что в этой компании Кузмин был  заправилой, задавал  тон  в
поведении   и  интересах   других.  Кузмин   был  несомненно   образованнее,
культурнее...  Кузмин был  модный поэт,  пусть  молодой,  но,  так  сказать,
принятый всеми.
     Работать   с  Кузминым  серьезно  нельзя  было;  приходили  к  Кузмину,
кто-нибудь  начинал серьезный  и  интересный  разговор, а  Кузмин  предлагал
гадать по стихам. Садились, начинали гадать... Вот пример.
     Кузминские "юрочки" также  в  достаточной  степени  мешали  настоящей и
серьезной работе.
     Даты Кузминского дневника очень неправильный облик Николая  Степановича
дают.  При чтении его - впечатление, что Николай Степанович ходил с Кузминым
по  ресторанам,  по  погребкам  и  больше  вообще   ничего  не  делал.  А  в
действительности эти  рестораны  просто были местом, где  нужно было утолить
потребность в еде, т. е. попросту пообедать. Обедал  в ресторане, потому что
не ездить же было  в Царское Село к обеду! Манера  Кузмина вести дневник  не
дает  возможности  хоть сколько-нибудь  уяснить себе облик  Гумилева.  А для
самого Кузмина такая манера вести дневник - совершенно безболезненна, потому
что  он  давал  свои  мнения  о  прочитанных  книгах, о  своей  деятельности
литературной, много читал, думал - его мысли читаются с интересом, - у  него
ко всему своеобразный подход, свой стиль... АА с интересом читала написанное
Кузминым о Гете, о Стравинском и т. д. - в печати...
     Николай Степанович никогда  -  это  его  особенность  - не давал другим
узнать  своей  сущности,  своих  мыслей,  своих мнений, своих знаний,  своей
биографии. А и в  эту пору  он очень много и читал,  и работал, и думал... И
просто обидно,  что вот кузминский  дневник -  пестрит датами  обедов,  и ни
звуком не упоминает о действительно интересных моментах, что  такие сведения
-  ненужные и  совершенно  незначительные  - сохранились, а  не  сохранилось
ничего из того, что нужно до зарезу, что интересно...
     Например,  у   меня  нет   сведений  о   том,   когда   заболела   Маня
Кузьмина-Караваева, нет никаких  указаний  на  историю их взаимоотношений  -
несомненно очень важную для биографии Николая Степановича...
     АА, например, убеждена,  что Николай Степанович  за  время  путешествия
1910  года изучил многие  не затронутые прежде стороны французской поэзии, в
частности, Готье, о котором он  начинает  говорить  и над которым работает с
1911 года,  - это  и сказалось на его стихах. Но нет никаких прямых указаний
на это  -  именно на  то, что во время путешествия Николай Степанович изучил
Готье. А АА помнит, что, вернувшись из Африки, Николай Степанович поразил ее
своими  новыми  познаниями  во  французской  поэзии  и  литературе  (Николай
Степанович всегда читал в  путешествиях). Покупал  книги  -  и  читал  очень
много.
     О  Зноско АА  говорила,  что  он  в  своем роде замечательный  человек,
рассказывала о том, как он был на Японской  войне и  вернулся с Георгиевским
крестом;  о  том,  какой  он   шахматист,  о  его  произведениях  -  он  был
писателем...
     "Маленький,  розовенький,   курносенький...  Николай  Степанович  любил
его..." - задумчиво и вспоминая сказала АА.
     О  Потемкине  говорила,  что он был  громадного  роста,  силач,  борец,
пьяница, - и когда напивался, дебоширил вроде  покойного Есенина. Поэтому за
ним всегда присматривали приятели и не давали ему пьянствовать.
     В. А. Шеголева рассказывала, что Потемкин был  влюблен в АА; АА никогда
этого  не знала,  потому что  Потемкин  не  высказывал этого  (да и Щеголева
вспоминает, что  Потемкин, говоря  о своей влюбленности в  АА, добавлял, что
она никогда  об  этом не узнает).  АА  помнит, что  действительно  Потемкин,
бывало,  подсаживался  к  ней  в   "Бродячей  собаке"  и   говорил  какие-то
"многозначительные  и непонятные"  вещи.  АА  строго  взглядывала  на  него,
убивала его какой-нибудь  фразой, и он отходил, чтоб уж во весь вечер больше
не подходить к ней.
     Раз как-то Потемкин провожал АА домой...
     Ауслендер был очень молод - красив, тип такого  "скрипача":  с длинными
ресницами, бледный и немного томный. Он - еврей.
     Ауслендер не изменился и посейчас.
     Зноско, Потемкин, Маковский  - сейчас  в Париже. Если б их  спросить  о
Николае Степановиче,  они  бы  рассказали  охотно и просто  - они не то  что
позднейшие  -  Г.  Иванов,  Оцуп  ("...не  Адамович  -  он  все-таки  другой
человек!") - эти с ложью.
     Стремление Николая Степановича к серьезной работе  нашло почву  в Цехе.
Там были  серьезные,  ищущие  знаний товарищи-поэты  - Мандельштам, Нарбут -
которые все отдавали настоящей работе, самоусовершенствованию...
     Городецкий сблизился с Николаем Степановичем осенью 1911 - перед  Цехом
незадолго. Весной 1911 с Городецким у Николая Степановича не было решительно
ничего общего - и никаких отношений.
     Интересно следить за датами собраний Цеха: с одной стороны - количество
собраний в  1901, в 1902 и  1903 году  (сначала - три раза, потом два раза в
месяц,  а  потом и еще  реже).  С другой  стороны  -  видно, что собрания  у
Городецкого перестали бывать: "Нимфа" -  как  ее звали -  жена  Городецкого,
Анна Алексеевна,  искала развлечений, веселья, и конечно,  такие собрания  с
казавшимися  ей скучными  и  неинтересными и некрасивыми людьми, как Николай
Степанович,  Мандельштам, например, - были ей не по душе... Жена Городецкого
была красивой,  но...  о  духовных интересах можно не  говорить  с особенной
настойчивостью!

     Часто бывает - я спрашиваю у АА какую-нибудь дату. Она из своего архива
-  из корзинки  - достает развалившуюся,  разлезшуюся тетрадь в коленкоровой
обложке, тетрадь  ее  стихов, и начинает перелистывать: по датам стихов,  по
стихам определяет точное время  того или иного  события. Так сегодня  искала
дату приезда Николая Степановича из Африки в 1911 году. Перелистала страницы
- стихотворения от 15,  16, 17, 18, 19 марта - и по ним видно,  что  Николай
Степанович  не  приехал. Но АА помнит, что он приехал  25 марта,  потому что
были разговоры  тогда, что он в отсутствии был ровно полгода - с 25 сентября
1910 по 25 марта 1911.
     Кстати, еще о памяти АА.  Мы говорили о Есенине.  АА  рассказала о том,
как Есенин фотографировался в Царском Селе  у памятника  Пушкина. "Откуда Вы
это знаете?"  -  спросил  я. АА  ответила,  что со слов В.  Рождественского,
который рассказывал ей  об этом  при  мне же - я вместе с ним тогда пришел к
АА. А было это в начале 1925 года или в конце 1924, причем этот рассказ имел
характер  какого-то незначительного  замечания - по  поводу - в разговоре  о
другом. Я  совершенно забыл об  этом  и  с большим трудом вспоминал  - и то,
когда АА подробно восстановила весь разговор.
     Еще о пессимизме Николая Степановича по  приезде из Африки в 1911 году.
Николай Степанович говорил, что "золотой двери" нет, что всюду одно и то же,
- безнадежно говорил...
     АА, упрекая меня за  то, что  я не записал  о  таком состоянии  Николая
Степановича по  приезде из Африки, не записал хотя бы одним словом: "приехал
разочарованный",  -  стала  доказывать  мне,   какое  значение  имеют  такие
одинокие,  конспективные   слова,  и  привела  в  пример  обрывочную  запись
Жуковского о смерти Пушкина - ту, которую он набросал  для себя  для памяти,
только чтобы не забыть что-нибудь. А какое значение приобрела эта запись! АА
сказала,  что говорит  не  о  письме  Жуковского (к отцу?)  -  блестящем,  с
громадной  силой и пафосом  написанном, а о  той  скромной, трудно понятной,
обрывочной   и    конспективной    записи,    которая    так    много   дала
исследователям-пушкинистам,  -  Щеголеву,  например,  для  его  исследования
"Дуэль и смерть Пушкина".
     У АА не остается времени для занятий Гумилевым, и она очень сожалеет об
этом: все отнимает перевод монографии о Сезанне.
     Я спросил: "Правда, что на первом заседании Цеха  в 1911 году вы читали
три стихотворения "В Царском Селе"?. И АА, которая, конечно, отлично помнит,
что  она  читала  -  на каждом, а  не  только на  первом  заседании  Цеха  -
воскликнула  с неподражаемо  показанным  отвращением: "Не  помню...  не хочу
помнить...  И мне противно!!". Рассмешила меня, я не мог удержаться, а потом
с  лукавым  удивлением   озадаченно  спросила  большими  глазами  исподлобья
взглянув на меня: "Что?"...


     1911.
     20 ноября.  На  заседании Цеха у  Лозинского АА читала "Любовь покоряет
обманно"...
     20 октября. На заседании Цеха у Городецкого АА читала "В  Царском Селе"
(три стихотворения), незадолго перед тем написанные.
     Первый день Пасхи. Все ушли к заутрене. АА всю ночь просидела у постели
Николая Степановича, у которого был жестокий приступ лихорадки.
     1 мая. АА и Николай  Степанович в ложе с Вячеславом Ивановым на "Забаве
дев" М. Кузмина в Малом театре.
     5 мая. АА  и  Николай Степанович на  заседании О. Р.  Х. С. в  редакции
"Аполлона". Верховский читал доклад о Дельвиге.
     13 мая. АА и Николай  Степанович на заседании О. Р. Х. С. в "Аполлоне".
Городецкий читал доклад о Никитине.
     12 апреля. АА и С. Толстая у Кузмина (на башне?).
     13 июля. АА приехала в Слепнево (из Парижа).
     15 октября. АА и Николай Степанович на заседании О. Р. Х. С. в редакции
"Аполлона". Чудовский читал доклад о пушкинской "Русалке".
     Август -  сентябрь. В  день  убийства Столыпина  АА приехала в Киев  из
Царского Села (на вокзале в Царском Селе ее провожал Николай Степанович).
     1911.  Москва.  "Идет,  роняя слезы"  (записано  по косвенным данным и,
может быть, неверно).


     31.01.1926
     1912.
     В июле АА приехала  в Москву  на несколько дней.  Ее  встретил  Николай
Степанович. Вместе были в редакции у Брюсова.  АА  познакомилась  с ним. Это
единственный случай, когда АА видела Брюсова.
     (АА приехала в Москву из Подольской губернии.)
     Из  Москвы АА и Николай Степанович уехали в  Слепнево  и  в  августе из
Слепнева  приехали в  Петербург. Две  недели  жили в  меблированных комнатах
"Белград", а затем переехали на Малую, 63, в Царское Село.
     В октябре АА с  Николаем Степановичем были  у Н.  С.  Кругликова  и  АА
познакомилась с ним. Это был ее первый выход после того, как родился Лева.
     Апрель-май. Во Флоренции  написано стихотворение "Здесь все то  же,  то
же, что и прежде...".
     Одной  из причин поездки АА в  Италию была  ее беременность.  А Николай
Степанович поехал ее провожать и сопровождать.
     В  декабре  АА с  Николаем Степановичем была  на выступлении футуристов
(Бурлюк, Маяковский, Е. Гуро, Крученых).
     В конце года АА была  (с Николаем Степановичем) в  Панаевском театре на
"Древе Жизни"; была свидетельнице скандала в Панаевском театре.
     2  декабря  1912. "Глубокоуважаемой Анне  Андреевне Ахматовой на добрую
память. В. Зубов. Петербург, 2 дек. 1912" - на книжке Gedichte 0.3 (Gedruckt
in  100 mit der Hand numerierten  Exemplaren.  Dieses Exemplar  trgt die Nr
52).
     АА присутствовала в  "Бродячей собаке", когда писалась пьеска "Изгнание
из Рая" (сама не участвовала).
     1912. "Нива"  No 44, стр. 873 - напечатано  стихотворение  "Приходи  на
меня посмотреть...".
     16  января.  Понедельник.  АА была  с  А. И.  Гумилевой в  Большом зале
консерватории (Итальянская  опера) на "Гугенотах". Оттуда АА  отправилась  в
"Бродячую собаку".


     1.02.1926

     Читала биографию Сезанна.
     1910-1912.
     У Потемкина есть экспромт на АА.




     3.02.1926

     Одно  из заседаний  Цеха, имевшее шуточный  характер, было  в "Бродячей
собаке".  Решили, что "самое  веселое, что  можно  сделать, - это выбрать АА
председателем" (обычно кроме  синдиков  - Гумилева  и Городецкого -  никогда
никто  не  председательствовал).  Это  был  единственный  случай,  когда  АА
председательствовала в Цехе. (Это, по-видимому, к зиме 1912-13 года.)
     8 сентября 1913 АА приехала из Слепнева в Петербург (Царское Село).

     У  АА в Мраморном дворце  был  и обедал  О.  Мандельштам. Рассказывал о
Крыме. Говорил о Надежде Яковлевне.


     5.02.1926

     Осень.  В  тот  день,  когда  Николай  Степанович  был  на  чествовании
Верхарна, приезжавшего  в  Петербург  (чествование  происходило  в  каком-то
ресторане. Николай Степанович  даже  приветствие говорил. АА не пошла  туда,
считая  это малоинтересным  для  себя),  АА  вместе с  Блоком  выступала  на
Бестужевских курсах, где был закрытый вечер.  Блок говорил АА,  что "Актеон"
(которого  Николай  Степанович  перед   тем  прислал  Блоку   -   в   номере
"Гиперборея") ему не нравится.
     5 июля. Слепнево.  В альбоме О. А.  Кузьминой-Караваевой стихотворение:
"Как путь мой бел, как путь моей ровен..."

     1913.  Стихотворение "...Безвольно пощады  просят..." в  альбоме О.  А.
Кузьминой-Караваевой.

     1910.
     Николай  Степанович  перестал  в  10-м  году  носить  цилиндр  - АА ему
сказала.
     Июнь. Автограф в альбоме А. Л. Сверчковой. Царское Село.
     25 января  1910.  В Киеве  стихотворение: "Умер  твой брат...  Пришли и
сказали... Не знаю,  что  это  значит..."  (цитировано неточно. Относится  к
Гумилеву).
     13 сентября. АА познакомилась с Судейкиной (см. дневник Кузмина).
     23 декабря.  Автограф  АА в альбоме  Кривича  ("Стояла долго я  у  врат
тяжелых ада...").
     Июнь.   Автограф  в  альбоме  М.  Л.  Сверчковой  ("Жарко  веет   ветер
душный...") в Царском Селе.
     29 января. В Киеве АА написала стихотворение.
     13 сентября. АА познакомилась с Чудовским.

     1914.
     30 апреля.  "Анне Андреевне Ахматовой. Артур Лурье. СПб 30.IV.914" - на
книжке "Arthur Louri. 2 Estampes. Op. 2" (Edit. "Tabiti". St-Ptersbourg).
     30  апреля. "Анне Андреевне Ахматовой. Артур Лурье. СПб.  30.IV.1914" -
на  книжке "Arthur Louri. Cinq prludes fragiles.  Op. 1" (Edit.  "Tabiti".
St-Ptersbourg).
     5 марта. Вышли "Четки" (СПб. "Гиперборей", 1914).
     17 марта. "Мои Четки никому нельзя давать.  17 марта 14 г.". -  надпись
на "Четках", подаренных Гумилеву.
     Март.  АА  с Осипом  Мандельштамом  устроили  в Цехе  мятеж:  составили
заявление:  "Просим закрыть Цех. Мы  больше так существовать не можем  и все
умрем".  АА подделала тут же подписи всех членов, и подали  Городецкому. Тот
не понял, что подписи поддельные, и  был  очень  смущен, хотя на заявлении и
написал: "Всех  повесить,  а Ахматову заточить в Царское  Село на  Малую, 63
(шутка)".
     24  октября. АА ехала  в Царское Село с  Пуниным (случайно). С ним была
знакома и раньше. Пунин впервые записал о ней в дневнике.
     1914  - последний  год, когда  АА была в  "Бродячей собаке".  Перестала
бывать  с началом войны.  После  объявления  войны  была  только  раз, когда
Николай Степанович приезжал  с фронта  и  его  чествовали.  Но АА  пришла  в
"Собаку" тогда очень ненадолго - сейчас же ушла.
     Май. В  журнале "Современник" (1914, No 9,  май, стр.  108) рецензия Н.
Боброва на "Четки".
     18 января (?). Письмо Блока к АА.
     26 марта. АА была на чествовании Карсавиной в "Бродячей собаке".
     30  ноября.  Пять  лет  смерти  Анненского.  АА  была. Собралось  всего
пять-десять человек... Кривич, расстроенный, сказал: "Может быть, для памяти
моего отца лучше закрыть собрание?.."
     6 июня. АА в Слепнево написала стихотворение.
     8 июня - тоже.
     В 15 числах  июня АА  уехала из Слепнева в  Петербург  и  взяла с собой
"Африканскую  охоту" Николая Степановича, чтобы продать ее,  получив за  нее
пятьдесят рублей; на эти деньги уехала в Деражну (?) и в Киев.


     Первые числа февраля

     Отправила свои фотографии Duddington.
     В Киеве - в 1906 и в 1907 (до первых чисел июня).
     В Киеве училась в гимназии.


     5.02.1926

     Вчера вечером и ночью,  бессонничая,  читала  Пушкина  (по Ефремовскому
изданию,  которого раньше не знала). Сегодня утром перечитывала  "Полтавский
бой".
     Восхищаясь  Пушкиным,  сказала: "Пушкин  такой прозрачный... и кажется,
что он не умеет стихи писать!..".
     Говорила о впечатлении, которое получила, сравнивая "Руслана и Людмилу"
с "Полтавой".
     По "Полтаве" можно судить, как расширился словарь.
     В "Полтаве" описания природы короче: Пушкин уже опытнее.
     Темп "Полтавы" стремительнее.
     Нет ли в описании Полтавского  боя влияния Карамзинского описания этого
боя?
     Говорит, что В. Шварсалон была красивая,  простая, милая, культурная. У
АА отрадные воспоминания о ней, и АА в хороших отношениях с ней была.
     Сказала мне,  что Всеволодом Князевым никогда не увлекалась, а  "просто
говорила, что он очень красив".
     В о п р о с. Когда знакомство с Недоброво?
     - До 1910.
     С Нарбутом?

     1910. Октябрь или ноябрь.
     Познакомилась с Ф. К. Сологубом - в театре, на пьесе Пшибышевского, где
была с С. Дымшиц-Толстой (С. Дымшиц-Толстая и познакомила АА с Сологубом).

     Ей  очень идет  длинная нитка  мелкого жемчуга, привезенная  Пуниным из
Японии.

     1911. 12 апреля. У М. Кузмина была АА и С. Толстая.
     1911.  Конец апреля -  начало мая. Уехала  в Париж  (до отъезда Николая
Степановича в Слепнево).
     1911.  Июль. АА из Парижа вернулась в  Царское Село  и оттуда  сразу же
уехала в Слепнево. В Слепнево приехала 13 июля.

     1912. Февраль.  В  начале  февраля (не  раньше  3-го) АА уехала в Киев.
13-14 февраля Н. Гумилев уехал в Киев за АА. Вернулись в Царское Село вместе
18 февраля.
     1912.   11  марта.   АА  была  на  чествовании   25-летия  литературной
деятельности К. Д. Бальмонта.

     1914. 15 марта. Вышел из печати сборник стихов "Четки".
     1914.  Первая половина года.  Несколько раз  с  Н.  Гумилевым  была  на
jour-fix'ax у Т. В. Адамович.
     1914.  15-е  числа июня.  Уехала из Слепнева в Петербург. В  Петербурге
продала в журнал "Ниву" за пятьдесят рублей рассказ Н. Гумилева "Африканская
охота".
     1914. 24 октября. Встреча с Пуниным в поезде по  дороге в Царское Село.
Здесь впервые они  заговорили друг с другом (формально  АА знакома с Пуниным
была и раньше, но до этого дня им не приходилось вступать в разговор).

     1915. Конец января - начало февраля. У М. Л.  Лозинского читала  только
что  законченную поэму  "У самого моря".  Присутствовали: Н.  Гумилев, В. К.
Шилейко, Н. В. Недоброво, В. Чудовский, Е. Кузьмина-Караваева...
     1915. 25 июля. Умер отец АА.
     П р и м е ч а н и е:
     АА собиралась ехать в Крым после смерти отца, но серьезно заболела и из
Царского Села и Петербурга не уехала.

     1911. 22 апреля, пятница, с 8 1/2 часов вечера.
     В  заседании  Ревнителей художественного слова (в редакции  "Аполлона")
впервые читала свои стихи.
     Присутствовали: Н. Гумилев...


     9.02.1926

     Грустный  и  клянущий небо  и землю, лежал я  на  диване и размышлял...
Хотел идти куда-нибудь  - в бар, что  ли -  чтоб  за столиком  хмуро слушать
оркестр и хмуро следить за пьяной толпой.
     И такой ход моих размышлений был прерван неожиданным звонком. Я напялил
на растрепанную  голову тюбетейку,  вышел, -  и неожиданная радость: ко  мне
пришли АА и Пунин. Я просветлел мгновенно. Пунин шел в Филармонию на концерт
и провожал по пути -  до трамвая - АА, направлявшуюся домой. Когда проходили
мимо моего дома, АА решила зайти ко мне.
     Пунин ушел  сейчас же, а АА осталась у меня и пробыла у меня весь вечер
- до двенадцати часов.
     На  столе  моем лежала вырезка  из газеты -  извещение  о смерти Ларисы
Рейснер от брюшного тифа. АА  поразилась этим  известием и очень огорчилась,
даже  расстроило ее оно.  "Вот  уж  никак я не  могла думать,  что  переживу
Ларису!" АА много говорила о Ларисе - очень тепло,  очень  хорошо,  как-то -
любовно, и с большой грустью. Вот еще одна смерть. Как умирают люди!
     Ей так хотелось жить;  веселая,  здоровая, красивая... "Вы помните, как
сравнительно спокойно я  приняла весть о смерти Есенина... Потому что он сам
хотел умереть - и искал  смерти. Это совсем другое дело... А Лариса!" - и АА
долго говорила, какой жизнерадостной, полной энергии была Л. Рейснер...
     Вспоминала о ней... "Возьмите  меня за руку - мне  страшно", -  сказала
шестнадцатилетняя Л. Рейснер АА на вечере (в Тенишевском?) - рассказывала АА
о выступлении (кажется,  первом) Ларисы Рейснер... "Бедная..." - о ней будут
нехорошо  говорить, нехорошо  вспоминать ее за  границей за то, что она  так
быстро перешла (на сторону советской власти).

     И в Анне Андреевне многие находят (в лице) татарские черты...  Пожалуй,
кое-что есть: именно, чуть-чуть выдающиеся скулы.

     Говорили о квартире на  Фонтанке, 18  -  о  ее разрушенном  виде  после
отъезда АА. Квартира действительно была в ужасном состоянии после  всех этих
лет революции: в полу щели, дом не ремонтировался, и т. д., и т. д. И однако
раз,  когда АА получила  гонорар за издававшуюся тогда "Белую стаю", она его
целиком отдала в  домоуправление,  требовавшее с  жильцов  денег  на  ремонт
крыши.   Тогда  управдом   заявил,   что  жильцы,  дав  деньги   на  ремонт,
освобождаются  на несколько месяцев от платы  за квартиру... Однако управдом
(председатель правления?) этот скоро был смещен за какие-то грехи, и новый -
все равно требовал денег за квартиру...
     АА в этой квартире жила  месяца три. Говорит, что та половина квартиры,
где она жила, была только  "черной" половиной,  а настоящая квартира - та ее
половина, которая  занята  Миклашевскими. И  в  этой был чудный  интерьер  -
такой,  что  АА заключает о  нем:  "Может  быть,  один  из лучших,  какие  я
видела...".
     У  меня на столе  лежали фотографии  С. Есенина, которые я продавал  на
вечере. АА потянулась в "мифку"  и хотела  заплатить мне рубль и взять одну.
Рубля я ей  заплатить не дал, но обещал устроить  с Наппельбаумами  открытку
подешевле.
     Я  подарил АА сегодня "Книгу отражений" И. Анненского (второе издание);
у АА собственной не было.
     АА  подарила  мне свою  фотографию  и надписала: "Non dolet, 9  февраля
1926". (Откуда это:  "Он взял  меч,  приставил к  своей груди, но не пронзил
себя, а  отдал ей, сказав: "Нет, боюсь, больно". Она взяла меч двумя руками,
вонзила себе в грудь по рукоятку, вынула, и, спокойно подавая  ему, сказала:
"Non dolet"?).
     Говорили  о Боричевском. Пунин  на днях  разговорился с  Боричевским  в
Институте истории искусств и выяснил, что Боричевский пишет книгу о Гумилеве
и в ней разрабатывает историю влияний на Гумилева; это АА  интересует - ведь
это то же, что  делает  она. АА  Боричевского не  знает,  никогда не  видела
его... Боричевский был коммунистом, кажется, а потом был исключен из партии.

     (...)  ...ла к ним...  От Рыбаковых  АА пришла  в  Шереметевский дом  и
оттуда (а, может быть, к Рыбаковым за ней Пунин заехал) - ко мне.
     У меня в комнате  холодно  сегодня - АА шубу накинула на плечи и так, в
шубе, сидела.  И очень грустная  сегодня. Даже  шутки  ее постоянные сегодня
как-то не шутками, невесело звучат.
     - Что с Вами?
     - Не знаю... Я, кажется, заболеваю...
     - У Вас жар?
     - Нет.
     - Как Вы себя чувствуете?
     АА, блуждая  взором по столу, ответила:  "Нелепо", -  и в  эту  секунду
заметив на  столе сборник стихов  Бориса  Нелепо, быстро  полушутя  сказала:
"Дайте мне  Нелепо". Я  улыбнулся и  дал.  АА стала перелистывать... Но  уже
твердо, без шуток,  я  просил:  "Но  что именно?". АА оторвалась  от книжки,
серьезно взглянула  мне в глаза  и, помолчав секунду, дотронулась пальцем до
глаз: "Веки тяжелые... и кровь тяжелая...".
     На днях получил письмо от Горнунга, в котором он между  прочим сообщал,
что  в  Москве  устраивают  пушкинский вечер  в  пользу  Ахматовой.  Я  имел
глупость, придя в Шереметевский дом, прочесть эти строки АА. Она тогда очень
рассердилась и возмущенно стала говорить (когда АА волнуется, слова вылетают
из ее груди - из самых глубин - выкриком) о том, что она  этого не хочет, не
желает,  что  нельзя устраивать  вечер в  чью-либо пользу,  не  спросив  его
разрешения,  что она  очень и  огорчена,  и неприятно ей, и т.  д.,  и т. д.
Позвала из другой комнаты  Пунина, жаловалась  ему,  как  жалуется обиженный
ребенок... Просила меня написать Горнунгу...
     А 8-го,  встретив Замятину в студии Морозова,  я  выслушал град упреков
ее: зачем я сказал АА об этом. Сегодня Пунин напустился на меня  с тем же  -
АА решительные  меры  приняла!  Бедняжка. Нельзя  быть  такой. Это  какая-то
безумная щепетильность.  Сегодня АА просила  меня опять  написать -  скорей,
сегодня же - Горнунгу, чтобы он дал  знать  всем устроителям, что  она денег
все равно не  примет, что она не  нуждается, и своих  денег ей хватает на ее
потребности... И сказала мне, что я поступил правильно, сказав ей об этом...
Дурацкая  моя  оплошность - я  уж ругал себя за это, за то, что сказал АА  о
Пушкинском вечере. Но поздно теперь.
     Леве открытку вчера послала и в ней привет от меня передала.
     "А Вы в Москву не раздумали ехать?" - спрашиваю АА...
     АА ответила быстро -  "денег нет", но спохватилась  и, желая убрать эту
причину,  заговорила  о том,  что она и  больна,  да и  желания у нее сейчас
особенного ехать  в Москву нет, и т. д. ... А денег нет, потому что вчера АА
отправила  деньги  в  Бежецк  и  своей  матери, и  себе, конечно, ничего  не
оставила. Рыбаковы зовут АА ехать в Царское  Село - в пансион (жена Рыбакова
хочет поместиться на  некоторое время в пансионе). АА и хотелось бы поехать,
да все по той же причине отказывается от мысли о Царском Селе.
     Я заговорил о Пушкине: "Нашли вы еще что-нибудь интересное?" (в области
сравнений произведений Пушкина разного времени).
     АА сказала, что  ничего  не  нашла, потому что не искала;  а не искала,
потому  что нет времени искать - ей  нужно переводить  монографию о  Сезанне
(она перевела  еще  очень  мало -  страниц  двадцать-тридцать, а  в  книге -
четыреста страниц), и  это отнимает у нее  много времени, и для себя она уже
ничего не  может делать  - не остается времени.  Всю работу  по  Гумилеву АА
сейчас также с сожалением  отложила  в сторону...  Сейчас переводом  Сезанна
надо заняться усиленно.
     (Перевод хочет  издать  Рыбаков, желающий организовать издательство. Он
говорит, что издаст несколько  книг, даже если они не оправдают расходов,  -
сделает это из своих коллекционерских стремлений.)
     АА сказала,  что Шилейко разводиться будет с  нею теперь,  что все  его
привязанности в Москве, что он совершенно запутался.
     АА  говорила  со  мной о  методе  своей  работы, рассказала, что Пунин,
провожая  ее  ко мне, спорил с ней  и доказывал, что  ее работа только тогда
может  считаться полной и сделанной, когда в ней будет  показано  и то,  что
резко  отличает  Гумилева от  всех других  поэтов,  а не только  то, что его
роднит с ними. Метод свой АА отстаивала и отстояла, а относительно того, что
отличает Гумилева от других поэтов,  говорила  много, и если  я не записываю
это сейчас,  то  потому лишь,  что  хочу  дождаться  от  АА  конкретных,  на
материале,  заключений.  Но вот,  например,  стихотворение  "Душа  и  тело".
Разговор  души  и  тела  -  тема  старинная  и использованная  очень многими
поэтами.  Однако никто,  ни один поэт, не ставил себя  судьею  своих души  и
тела,  судьею,  провозглашающим (третья часть  стихотворения)  свое мнение и
свое решение.
     Вот это - самое интересное из того, что я узнал от АА сегодня.
     Говорили мы попутно,  конечно, о многом постороннем: я передал АА  свой
разговор  с  Клюевым и рассказ Клюева о последних  днях Есенина, о  том, что
Клюев знал наверное, что Есенин  покончит с  собой  -  и  именно потому, что
гибель пришла  к нему изнутри, из него самого, а не от внешних причин, не из
условий современного существования вообще, быта, революции... В  этом мнение
Клюева совершенно совпадает с мнением АА, высказанным мне раньше.
     Передал  я  также  свой  разговор  с  Медведевым. Жалкий  и скверный  и
бездарный он человек: последний его разговор со мной (о Гумилеве, о Брюсове,
о Цехе и о пр.) - лишнее доказательство тому.
     АА отказалась  от  выступления  в  Москве, предложенного  ей московским
Союзом  поэтов  в  лице Шенгели  и давшего  бы ей  150  рублей. Просила меня
отправить Шенгели телеграмму.
     Пришел Пунин.  Выпили мы с ним вдвоем бутылку вина, поболтали еще минут
двадцать, и мои гости ушли домой.
     С АА "изучал" ее "Белую стаю" ("Гиперборей", 1917).
     Ряд замечаний АА - посвящения и прочее.
     "Белая стая" ("Гиперборей, 1917").
     Стр. 71.  "Утешенье".  (Эпиграф) "Михаил" - было подчеркнуто; стерла  с
насмешливой  улыбкой. Тут  участвовало слово  "Бэби" -  тоже стертое.  Уж не
Лозинский ли?
     Стр. 72. "Лучше б мне частушки..." - посвящение "А. Лурье" - стерла.
     Стр.  76. "Сколько раз я проклинала...": "Это  ни к кому  не относится.
Случайно (написано). Никто тогда не умирал..." - стерла.
     Стр. 101. Строки: "О Венеции подумал / И о Лондоне зараз..." -  отметку
о том, что это по поводу слов Б. Анрепа о Казанском (?) соборе - стерла.
     Стр.  120. "Не  оттого ль, уйдя от легкости проклятой..." -  посвящение
"Б. Анреп" стерла.
     Стр. 26. "Есть в близости людей..." Посвящение "Н. В. Н." - стерла.
     Стр. 36. "Целый год ты со мной неразлучен..."  Посвящение  "Н. В. Н." -
стерла.
     Стертые  отметки  на  стр.  26,  36,  55  сделаны  были  мной  по  изд.
Petropolis'а в Берлине.
     Стр.  38. "Древний город словно вымер..." Посвящение (своей рукой)  "Н.
В. Н." - стерла.
     Стр.  39.  "Еще  весна таинственная  млела..." - зачеркнутое посвящение
стерла.
     Стр. 54 (55). "Царскосельская статуя". Посвящение "Н. В.  Недоброво"  -
стерла (было в скобках, вслед за сокращением: "Н. В. Н.", которое оставила).
     Стр.  123.  "У  самого  моря". Слова  о том, что  Царевича тогда, когда
писалась поэта,  не  было; что поэма -  только  предчувствие Царевича  -  Б.
Анрепа, - стерла.
     Стр.  70. "Мы  не умеем  прощаться..." Слово "Б. Анреп" было в скобках.
Скобки стерла.

     "Белая стая", второе издание.
     Вместо  стихотворения "Еще весна таинственная млела..." первого издания
(стр. 39) - во втором издании "И мнится голос человека..." (стр. 39).
     Стр.  48.. Вместо  стихотворения  "Подошла  я.  Волненья  не  выдал..."
первого издания - "Как площади эти обширны..." (стр. 48).
     Стр.  52. Вместо  стихотворения  "О  тебе  вспоминаю я  редко"  первого
издания - "Когда в мрачнейшей из столиц..." (стр. 52).
     Стр.  72.   Вместо  стихотворения  "Лучше   б   мне  частушки   задорно
выкликать..."  первого издания,  во втором  - "Для  того ль тебя  носила..."
(стр. 72).

     "Белая стая". "Гиперборей", 1917.
     "Думали: нищие мы, нету у нас ничего..."
     М  а й  (весна) 1915.  Шла  в лазарет  к  Гумилеву. На  Троицком  мосту
сочинила  это  стихотворение.  Не хотела  его  печатать, говорила,  что  оно
отрывок. Николай Степанович посоветовал именно так напечатать.
     "Твой белый дом и тихий сад оставлю..." - Н. С. Г.
     "Я улыбаться перестала..." - Б. А.
     "Все обещало мне его..." - Б. А.
     "Вновь подарен мне дремотой..." - Н. В. Н.
     "Бессмертник сух и розов..." - Б. Анреп.
     ("...Я счастлива..." - подчеркнуто мной).
     "Майский снег" ("Прозрачная ложится пелена...") - Б. Анреп.
     Строка: "Во мне печаль, которой царь Давид..." - подчеркнута.
     "Зачем  притворяешься ты..."  -  Б. Анреп.  Разночтение:  ст. 3 стр.  2
вместо "протяжно" было "надрывно".
     "Мы не умеем прощаться..." - Б. Анреп.
     "Молитва": "Дай мне горькие годы..." - Духов день.
     "Высокомерьем дух твой помрачен..." - Б. Анреп.
     "Перед  весной бывают  дни  такие..."  (напечатано с посвящением  Н. Г.
Чулковой) - Б. А.
     "Я знала, я снюсь тебе..." - Б. А.
     "Долго шел через поля и села..." - Б. Анреп.
     "Широк и желт вечерний свет..." - Б. Анреп
     "Я не знаю, ты жив или умер..." - Б. Анреп.
     "Нет, царевич, я не та..." - Б. Анреп (слово "царевич" подчеркнуто).
     "Из памяти твоей я выну этот день..." - Б. Анреп.
     "Не хулил меня, не славил..." - Б. Анреп.
     "Там  тень  моя  осталась  и тоскует..." -  предчувствие  расхождения с
Николаем Степановичем.
     "Небо мелкий дождик сеет..." - Б. Анреп.
     "Я знаю, ты моя награда..." - Б. Анреп.
     "Милому" ("Голубя ко мне не присылай...") - Н. В. Н.
     "Как белый камень в глубине колодца..." - Б. Анреп.

     "Подорожник", Петрополис, Петроград, 1921.
     "Сразу стало тихо в доме..." - Б. А. ("Не нашелся тайный перстень..." -
строка подчеркнута).
     "Ты отступник: за остров зеленый..." - Б. А.
     "Просыпаться на рассвете..." - Б. А.
     "Словно  ангел,  возмутивший воду..." -  Б.А.  (Слова  "взял кольцо"  и
"встревоженный фонарь" - подчеркнуты).
     "Когда  о  горькой  гибели  моей..."  -  Б. А.  (отметка:  посылки  АРА
(шутка)").
     "А ты теперь тяжелый и унылый..." - Б. А.
     "Пленник чужой! мне чужого не надо..." - Бэби.
     "По неделе ни слова ни с кем не скажу..." - Б. А.
     "Ты всегда таинственный и новый..." - В. К. Ш.
     "Проплывают льдины, звеня..." - В. К. Ш.
     "В каждых сутках есть такой..." - Б. А.
     "Земная слава, как дым..." (отметка: "старое").
     "Это просто, это ясно..." - Б. А.
     "О нет,  я  не  тебя  любила..." -  Грише.  (Строка "О нет, я  не  тебя
любила..." - подчеркнута. Отметка (с улыбкой): "Какая я честная!").
     "Я слышу иволги печальный голос..." - Бэби (отметка: "Слепнево").
     "Эта встреча никем не воспета..." - Б. А.
     "И вот одна осталась я..." - друзьям.
     "От любви твоей загадочной..." - В. К. Ш.
     "По твердому гребню сугроба..." (отметка: "Б. А.? Одно из первых?").
     "Ждала его  напрасно много лет..." - Б. А. ("...в Вербную Субботу..." -
отметка: "1915 года").
     Строки 8 - 15 включительно отмечены чертой, и написано: "Первая встреча
с Б. А. в Царском Селе. Вербная суббота 1915 г.".
     "Бывало я с утра молчу..." - акростих Б. А.
     "Ты мог бы мне сниться и реже..." - Б. А.
     "Когда в тоске самоубийства..." - Б. А.
     "Покинув рощи родины  священной..."  - отметка "Б.. А.?"  зачеркнута, и
написано: "Это до него...".
     "Заре". Моя отметка: "Антеро де Кентал".

     "Anno Domini". Petropolis. Berlin 1923.
     "А  ты думал - я тоже такая..." - против первой строфы отметка: "Строфа
написана очень давно. Гораздо раньше".
     "Пусть  голоса  органа снова грянут..." Слова  "Семь дней  любви,  семь
грозных лет..." - подчеркнуты.

     "Anno Domini", MCMXXI Petropolis 1921.
     "Нам встречи нет. Мы в разных странах..."  - после слова "не обольстят"
отметка: "Дальше следуют 3-4 строфы".
     "А ты думал - я тоже такая..." - вслед  за датой "1921" отметка: "Лето,
Фонтанка".
     "Когда в тоске самоубийства..." - против четвертой строки  отметка "*".
Внизу знак сноски: "*", и: "Когда приневская столица, /Забыв величие свое, /
Как опьяневшая блудница, / Не знала, кто берет ее".

     "Четки" - первое издание.
     "В ремешках пенал и книги были..." - посвящено Н. С. Г.


     10.02.1926

     1920. Сентябрь.
     У АА была Лариса Рейснер. много говорили об Н. Гумилеве.
     Говорили  о  Пушкинском  доме.  АА  возмущалась  тем,  что на выставке,
которую  Пушкинский  дом устраивал,  был  без  разрешения  АА  выставлен  ее
автограф  - стихотворение  с  посвящением В.  К.  Шилейко  (нигде больше  не
обозначенным). Отзывалась  о  Пушкинском  доме  крайне  резко,  назвала  его
"гнусным заведением" и "лавочкой".

     1916?
     Была в "Привале  комедиантов" (единственный раз в жизни). Увидев там Л.
Рейснер, поздоровалась  с  нею.  На  Л.  Рейснер  это  подействовало  весьма
странно:  со слезами на глазах она подошла к АА и заговорила: "Я не  думала,
что Вы заметите меня"...



     15.02.1926

     "Все мы бражники здесь, блудницы..." Строки: "На глаза осторожной кошки
/ похожи  твои глаза..."  -  были  в  другом стихотворении и  звучали  иначе
(стихотворение июня 1911 г.?).
     "Мне с тобою, пьяным, весело..."
     1911 г. - Париж.

     Приглашение от московского Союза поэтов. Читать. 150 рублей и оплата за
проезд и за пребывание в Москве. Подпись "Шенгели". АА отказывается.
     Очередная открытка - просьба прислать автобиографию,  фотокарточку и т.
п.
     Вчера получила открытку  от А.  С. Сверчковой.  Та просит меня прислать
9-й том Энциклопедии - с описанием Бежецкого уезда.
     Вчера  был  у  АА  Мандельштам.   Рыбаков   дал   150  рублей,  но  под
ответственность  АА.  Никаких  дел  с  Мандельштамом  не  захотел  иметь   и
знакомиться не захотел.
     У Ляпуновых - дочь. Просили автограф. АА написала несколько слов; долго
думала  - не  знала, что написать.  Дочь говорит,  что  знает все книжки АА,
только  последней  не  знает.  Выяснилось,  что  она  имеет  в  виду  "Образ
Ахматовой" (!).
     - Жар есть? - спрашиваю.
     - Есть, есть... Куда ж ему деваться? - а смерила температуру - 37,5.
     Мандельштам сказал  АА, что Лившицы на меня обижены, потому что я будто
бы Лившица,  обращаясь к нему, назвал  по фамилии. Я его так не называл. Тут
какое-то недоразумение.
     Шилейко дал понять АА, что ему неприятно будет видеть завтра ее гостей,
потому что  они мешают ему  работать. Говорил, конечно,  в шуточном тоне. Но
это не меняет дела. АА завтра не будет дома, а будет в Шереметевском доме.
     Рыбаков  звонил.  АА  вернулась  улыбающаяся  (тайно).  Острила  очень,
наверно.
     Пунина не было дома,  когда я пришел (6 ч. 45 мин.). АА спала. Я вошел.
Жалко было будить. Сел у дивана.
     Потом разбудил... Рука горячая-горячая...
     Пунин пришел в десять.
     Читал рукописи Николая Степановича, полученные от Оцуп, и статью Оцупа.
Оцуп  выкладывает  в  ней все,  что  слышал  от  самого Николая Степановича.
Исторической перспективы никакой нет.
     Спрашивал о 1914 годе - рассказывала. Опять даты по тетрадке стихов.

     Слепнево. После Парижа.
     1911.  Стихотворение "Сердце смутное туманится / ............  /  .....
бесприданница.
     И другое:

     ...И там колеблется камыш
     Под легкою рукой русалки.
     Мы с ней смеемся ввечеру
     Над тем, что умерло, но было,
     Но эту странную игру
     Я так покорно полюбила...

     Сравнить  со  стихотворением  Николая  Степановича "Усадьбы"  (написано
позже). А строка  "Барон  Брамбеус и Руссо..." - Николай  Степанович читал в
Слепневе в 11 году Сеньковского.

     Ушел. Но  задержала А. Е. Пунина - чай пить. Остался. АА тоже пришла  в
столовую.
     Говоря с Пуниным о кукле  у Замятиных, АА  называла  ее "Мишенька", - и
лукавый,  многозначащий  взгляд  -  озорной.  Я   тоже  понял,   и  мы  тоже
переглянулись.
     Ушел в 10 1/2.
     У АА нет градусника, я приносил свой. Сегодня взял его обратно.
     Л. Замятина послала письмо в Москву о том, что АА отказалась от денег с
Пушкинского вечера.


     19.02.1926

     Вчера  забегал к  АА  на минуту  в Мраморный  дворец.  Позавчера  резко
изменилась  погода  - мороз сменился оттепелью, что сейчас же  отразилось на
самочувствии АА.
     Вчера  она чувствовала  себя настолько  плохо, что не  могла  прийти  в
Шереметевский дом обедать и известила об этом Пунина  запиской, доставленной
Маней.  Я  забежал  к ней  около  семи вечера.  Она чувствовала себя  лучше.
Собралась  пойти в Шереметевский  дом  и, как  сегодня  выяснилось, ко  мне.
Однако после моего ухода опять почувствовала себя плохо, и ей пришлось лечь.
     Вчера В.  К. Шилейко  случайно купил  "Слово  о  полку  Игореве" в  том
издании,  какое было в руках  у Пушкина. АА очень любит  его; когда полушутя
она попросила В.  К. подарить его ей, он напустился  на нее со злоязычием. А
потом, через четыре часа, пришел к ней и плакался.
     Пунин волновался, не зная ничего об АА, звонил мне сегодня утром  (меня
не  застал). А в  3 1/2 часа АА уже  пришла  в Шереметевский дом и позвонила
мне. Я  пришел к ней, и в ожидании Пунина и  обеда мы  занимались Гумилевым:
разбирали вместе листки первой биографии, подлежащие уничтожению; причем все
сведения, не  записанные нигде больше, записывались мною отдельно. Тут же АА
поведала мне о своих новых открытиях в области отношений Гумилева и Виллона.
     Вчера АА  дома, в  Мраморном дворце, занималась  изысканиями ("роскошь,
которую она  может позволить себе  только во  время  болезни,  потому  что в
другое время ей  надо переводить  монографию о Сезанне и  заниматься другими
делами, мало ее интересующими").
     В пять часов явился Пунин,  стали они обедать, а я пошел обедать домой.
Уговорились, что АА придет вечером ко мне.
     После моего ухода из Шереметевского  дома явился Боричевский, как  было
условлено раньше. (При мне Пунин заявил АА, что он устал, не хочет принимать
Боричевского сегодня  и напишет  ему записку,  что его нет дома. АА доказала
ему, что  это было бы невежливо и что раз он уговорился  с  Боричевским быть
дома, он обязан быть дома. Пунин долго спорил, но наконец сдался.)
     Встретили его АА и  А.  Е. Пунина, "представительница дома", а  Пунин -
встрепанный и заспанный - выполз уже потом.
     Боричевский  уже  очаровался  АА и ее "искусствоведческим  талантом"...
Однако он, по-видимому, думает, что АА в сильной степени  научается Пуниным,
и не догадывается и  не знает, конечно, что  АА свои открытия, рассуждения и
т. д. "выводит в свет" только в уже отшлифованном и блестящем виде - и когда
доводит  их  до  сведения Пунина,  тот разевает рот  от  удивления, разводит
руками   и  изумляется.   А  потом  говорит  мне  о  талантливости  АА,   об
исключительной ее  приспособленности  для  такой  работы. Кстати,  Пунин сам
сначала думал, что АА научается Шилейкой, но теперь и это думать невозможно:
Шилейко очень  иронически относится к  способностям АА и если и  соглашается
раз в год  взглянуть  на ее работу, оторвавшись для  этого  от  своей, то  в
лучшем случае скажет, что АА сделала  правильно, а всего вернее - отделается
шуткой. Советов и  указаний  он почти  не  дает и отвечает только  на  прямо
поставленный вопрос, но это  и не может иметь никакого  значения  и никак не
может влиять на ход работы АА.
     Вот посмотрим:  Боричевский, при мне прошлый раз заявивший, что ему для
изучения творчества  поэта  не  нужно знать ни его биографии, ни дат стихов,
ничего из области психологии творчества и  вообще ничего,  кроме самих (да и
то не всех, и не  в ряд  поставленных)  стихов,  -  посмотрим, что он  будет
говорить после нескольких встреч с АА?
     Боричевский сидел в Шереметевском доме долго - надоел.

     В восемь часов АА пришла ко мне. Я предложил ей вина, и АА отказалась -
из-за  нездоровья  своего.  Сидели  за  столом  и  разбирали  листки  первой
биографии -  решили довести  это  сегодня до  конца. Главный недостаток этих
моих записей - то, что я в них пытаюсь  передать  фразы АА о работе в первом
лице  и  отмечая  при  этом  все  улыбки,  позы,  жесты  и  восклицания  АА.
Получается, во-первых, глупо  и комично,  а во-вторых - часто неверно; и все
записи имеют какой-то несерьезный тон.

     Позавчера, в субботу, я  участвовал в вечере  памяти С. Есенина в Клубе
(им.   Зиновьева)   -  бывший   дом   Паниной  на   Тамбовской.  Прочел  два
стихотворения.  Кроме  меня, участвовали:  Клюев,  Рождественский  (стихи  и
воспоминания), Шварц А. (стихи Есенина) и Медведев (доклад о Есенине). Вечер
прошел  удачно.  Публика  осталась довольна. Это мое первое  выступление, за
которое я получил деньги.

     Сегодня днем я заходил к АА в Шереметевский дом, и  уговорились, что АА
придет  ко мне вечером,  чтобы  поработать.  После  моего  ухода  у  АА  был
Боричевский (второй раз; первый раз он был несколько дней тому назад: пришел
тогда знакомиться, говоря, что занимается  работами  Н. Гумилева. Ничем  он,
однако, не занимается, а только хочет заниматься. Гумилева он даже  не всего
прочел).  Боричевский  уже   очаровался  "искусствоведческим  талантом"  АА.
Вечером  АА  пришла  ко  мне, захватив  с  собой  листки с первыми  записями
биографии, записями, которые я безобразно вел по своей тупости.


     25.02.1926

     1915. Конец 15-го - начало 16-го года.
     Вернувшись  из  Хювиньки в  Царское  Село,  АА поселилась  не  в  своей
комнате, которая была сдана сестре жены Д. С. Гумилева - Миштофт (потому что
Анна Ивановна  предполагала, что  АА уедет  в Крым), а в  кабинете.  Николай
Степанович  поместился  наверху, в  крошечной комнатке Коли-маленького.  Так
жили всю зиму  1915-16. Зимой АА, когда стала чувствовать себя лучше, ездила
кататься: ей доктора велели "дышать воздухом".
     Октябрь. В Хювиньку Николай Степанович привозил АА книги. Привез только
что  вышедшие Аполлона  Григорьева и Каролину  Павлову, привез  "La  peau de
chagrin"  Бальзака и "Lui et elle" Жорж  Санд  (обе на французском  языке) и
желтенькие книги универсальной библиотеки. Все эти книги АА прочла. Читала в
Хювиньке очень много.
     Октябрь-декабрь.  О  литературных  собраниях  Гумилева  АА  ничего   не
говорилось.  От  нее  скрывали. А когда такое собрание было в Царском Селе у
Гумилева, АА ушла, чтобы не быть на этом собрании и чтобы не мешать молодежи
(литературной).
     Ноябрь. В Царское село  приезжал издатель "Аполлона" Кожебаткин. Просил
АА  дать ему "Четки" для  нового издания. АА отказала,  сказав,  что  всегда
предпочитает издавать свои книги сама.
     В день взятия Варшавы АА приехала в Царское Село.
     15 июля АА телеграммой вызвали - ее отец сильно заболел. АА из Царского
Села  поехала в Петербург и в течение десяти дней непрерывно вместе с Еленой
Ивановной  Страннолюбской  ухаживала за отцом. 25  июля  отец ее  скончался.
Село. 4 сентября (на девятый день) была панихида.
     "Целый год ты со мной  неразлучен..." - весна 1915 (но может быть, 1916
- АА так сказала).
     Первого апреля АА приехала в Царское Село (в Петроград? уехала?).
     Летом в Царском Селе АА жила во флигеле дома (потому что дом был сдан и
не сдана только одна квартира во флигеле).
     К  концу лета было решено, что АА  уедет в  Крым, т.  е. она  все время
очень  сильно  больна  была.  Однако  смерть отца окончательно  надорвала ее
здоровье, и она уже была настолько больна, что в Крым поехать не смогла.
     Гумилев, не зная  о смерти отца, написал письмо  в  Крым.  После смерти
отца вскоре АА известила о ней Николая Степановича на фронт письмом.
     Осенью АА поехала в  Хювиньккя в санаторию. Николай  Степанович  должен
был  провожать ее.  Но  у  него в этот день было назначено  свидание с В. И.
Гедройц по поводу его зачисления  в Александрийский полк. Поэтому, приехав с
Николаем Степановичем из Царского Села в Петербург, АА сказала ему: "Ну вот,
у тебя еще остается время, чтоб  побывать у Гедройц",  - и предложила ему не
провожать ее. Николай Степанович  уехал  в  Царское Село,  а АА - одна -  на
Финляндский вокзал и в Хювиньккя.
     В  Хювиньккя  жила две  недели (может  быть,  пятнадцать  дней,  но  не
больше). По шесть часов лежала - режим такой был. Через неделю к ней приехал
- с громадным букетом цветов от Шилейко - Николай Степанович и переночевал у
нее. На следующее  утро уехал обратно,  а еще через неделю приехал снова. АА
невыносимо  было в санатории,  и она  молила Николая  Степановича увезти  ее
оттуда. Николай Степанович увез ее. В Хювиньккя АА была в октябре.

     1914 - 1916.
     АА в "Привале комедиантов" совершенно не бывала.
     Зима  1915-1916 - последняя зима, которую АА и Николай Степанович живут
в Царском Селе.
     Зимой  1915-16  гг.  приезжал  В.  Иванов   в  Петербург.  На  собрании
Ревнителей   художественного  слова  в  "Аполлоне"   встретился  с  Николаем
Степановичем  и  с  АА.   АА  была  в  трауре.  А  Вячеслав  Иванов,  решив,
по-видимому, что АА так оделась из "манерности",  спросил  ее, почему  у нее
такое  платье? АА ответила: "Я в  трауре. У  меня умер  отец...". В.  Иванов
сконфужен был и отошел в сторону.
     Зима  1915-1916. Эйхенбаум написал АА стихотворение (и она была тогда в
трауре), в котором были строки:  "Трауром повитая,  с  белым,  как  у  чайки
/Грудь, воротником...".
     "Я ничего не знаю, /Ни где, ни почему..." - АА задумчиво произнесла эти
строки мне, когда 25.02.1926 я был у нее в Шереметевском доме.
     В. И. Гедройц не терпит АА,  потому  что та однажды отозвалась плохо об
ее стихах.
     АА: "А стихи действительно были очень плохие".
     Рассказ о  Гумилеве в 1915 г., описывающий положение  на всех фронтах и
очень  ясно  обрисовывающий их - с указанием  фамилий командующих,  городов,
наступлений  и  отступлений.  Показано  очень большое  знание  происходивших
событий.


     27.02.1926

     Читала Кольриджа и Саути.
     Вечером читала "Vita Nuova". Очень была довольна, что все понимает.


     28.02.1926

     Всю весну  прожила в Царском Селе. Уехала оттуда  в  Слепнево (вместе с
Анной Ивановной Гумилевой) после 9 мая.

     У АА нет и никогда не было часов. АА определяет время интуитивно.

     Говорили  о  Виллоне и о Данте.  Заметила, что  у Виллона тема  женщины
сплетается с темой смерти. У Данте этого нет.

     Говорили о Кольридже. Сказала: "Понимаю,  что его Байрон и Шелли  могли
ненавидеть.  Его любят люди, которые теперь стали  ходить в кинематограф, от
сытости - любители бифштекса".


     28.02 или 1.03.1926

     Мандельштам  в разговоре  с  Пуниным просил  зайти АА и его в Москве  к
Пастернаку.


     2.03.1926

     Пунин думал, что поезд идет  в 9. 30, потому что, когда я сказал АА  (в
Мраморном дворце), что поезд идет  в 9. 15,  АА  удивилась, забеспокоилась и
попросила обязательно  известить Пунина, что я и сделал. Когда снова приехал
и дома уже  был  Шилейко,  АА в разговоре спросила:  "Как ваши дела?". Я  не
понял, что АА говорит о Пунине, и ответил удивленно.
     Уходя,  я  задержался в  передней,  АА подошла ко мне.  Понизив  голос,
расспросила о Пунине. Я ответил.
     Шилейко,  по-видимому, не поставлен в известность  о том, что АА едет в
Москву с Пуниным. АА при мне говорила  Пунину о том, что Шилейко, заботясь о
ее  поездке,  рассуждал  так: здесь ее  в вагон усадит Лукницкий, в Москве -
встретит кто-то, а в поезде - недолго, всего одна ночь.

     Х а р а к т е р.
     АА скрыла свой отъезд в Москву от всех, кроме самых  близких  ей людей.
Сделала это для того, чтоб в  Москве о ее приезде не узнали и не стали бы ее
мучить приглашениями выступать и прочим.
     В Москве об ее приезде не  должны знать. Я  спросил ее в вагоне, увидит
ли  она А.  Н. Тихонова,  Эфроса,  еще  кого-то...  "Нет, не увижу...  -  и,
улыбнувшись: - Разве на улице встречу!"
     Необычайно добра.

     В. К. Шилейко.
     Шилейко  ушел из дому в час, а  вернулся в 3  1/2 дня.  (АА была дома.)
Просил АА  передать какие-то письма  в Москве, давал разные поручения. Когда
АА  собиралась  в  путь,  спрашивала меня  о  разных  мелочах (о лекарствах,
которые я ей заказывал, и т. д.), Шилейко острил: он не жалеет, что не видел
падения Трои и тому подобных вещей, потому что видит сборы АА в Москву.
     Перед  самым уходом я пошел нанимать извозчика. Спросил АА: "Погулять с
Тапом?". Шилейко услышал: "Да, да, обязательно, пожалуйста".  АА, побоявшись
опоздать на  вокзал,  просила меня  сначала нанять  извозчика, а  потом  уже
гулять с Тапом. Извозчика я нанял и вернулся назад. Мне  расхотелось  идти с
Тапом, да и ехать пора уже было. АА взмолилась робко: "Володя, можно с е г о
д н я не гулять Тапу?" - голос был робкий, и "Володя" милостиво ответил, что
хорошо, сегодня уж он сам погуляет с Тапом.
     Прощаясь с ним, АА поцеловала его в лоб, а он поцеловал ей руку.
     АА оставляла ему пять рублей, чтоб он купил ей дрова. Он не соглашался,
говоря,  что  после Москвы  АА даст ему. Сказала: "Но ведь это  все равно не
хватит  тебе?"  -  "Да".  АА  помолчала  секунду.  "Ну тогда я  тебе  десять
оставлю...".  От  десяти В. К. уже  не  отказывался,  но заметил: "Ты дай их
Мане". - "Володя, как  же я Мане дам? ведь я не увижу ее!" - "Хорошо, ты дай
их мне, а я сам передам Мане!" (В. К. никогда никаких поручений Мане сам  не
дает - всегда через АА. Он считает, что Маня не его прислуга, а АА).
     У В. К. Шилейко есть сослуживец. Зовут его Лев.  Ему 24 года. Как-то он
явился к Шилейко.  Тот принял его очень  ласково  ("Как бывает с ним,  когда
человек не  очень ему надоел и когда он  приходит первый раз. Это  не мешает
ему через неделю выпроводить  этого человека совсем!" - АА). Молодой человек
скоро явился  снова. Застал АА. Очаровался ею. (Это было третьего февраля, в
день ангела АА.)  Узнал, что она  именинница, и  в  следующий раз  принес ей
цветы. Потом стал приходить и приносить цветы и говорить комплименты. Пришел
раз в  отсутствие АА.  "Воображаю, как на  него смотрел Вольдемар!  А он уже
чуть ли не распоряжаться там стал!"
     Недавно  АА  звонила мне  по  телефону и сказала,  что есть  "мальчик",
которому 24 года, которого зовут Лев и который представляется, что влюблен в
нее. И принес ей цветы,  задним числом - в качестве подарка к ее именинам. А
скоро будут его именины и нужно его чем-нибудь отдарить. Спросила  меня, что
подарить ему. Я посоветовал книгу с надписью и сказал, что куплю ей.
     Пошел в магазин, купил "Четки" (причем АА настояла, чтобы я купил на ее
деньги), контрафакционное издание. АА передала их Шилейке, и тот передаст их
по назначению. Этот Лев хотел провожать АА на вокзал сегодня. АА  скрыла  от
него свой отъезд, и поэтому он не явился.
     Данько.
     В вагоне я спросил АА, знают ли Данько  об ее  отъезде.  Ответила, что,
вероятно, знают.  Из  этого  "вероятно"  заключаю,  что АА  сама  Данько  не
говорила.
     В. С. Срезневская.
     Незадолго перед отъездом АА заходила к Срезневским.  Срезневские  звали
ее к себе на 12 марта.


     12.03.1926

     Я заходил к Шилейко,  и он меня спрашивал, не знаю ли я,  когда приедет
АА?
     АА не писала ему из Москвы.


     13.03.1926

     Наппельбаум.
     Мне  звонил  Фроман  и  спросил,  правда  ли,  что Ахматова  в  Москве.
Оказывается,  Лев Наппельбаум видел  ее - издали.  Я  спросил АА об этом. АА
вскользь заметила: "Да, кажется, они в одном поезде ехали со мной".
     Пунин мне сказал сегодня, что АА  очаровала всех в Москве  и была такой
веселой, такой оживленной там, что порой даже смущала его.
     АА  возразила  Пунину, что она просто решила, уезжая  в Москву, что  ни
одной жалобы в Москве от нее не услышат,  что ни одной  жалобы не будет, - и
что это решение привела в исполнение. Поэтому и казалась такой.
     Я спросил АА, читала ли она где-нибудь стихи; оказалось, нигде и никому
(кроме выжатого из нее старого  стихотворения у Чулковых). "А Вам читали?" -
спросил  я АА, и она яростно взглянув на меня, сказала: "Я бы такой мерзости
не допустила" (если кто-либо и захотел ей читать).
     АА в Москве читала изданную там переписку Блока и в разговоре несколько
раз по разным поводам цитировала эти письма.
     По  многочисленным  рассказам о Москве  приезжающих оттуда АА составила
мнение,  что там в литературных  кругах  не прекращается пьянство. Съездив в
Москву сама, она переменила мнение: нигде никто не пьянствовал. "При мне, по
крайней мере", - добавила АА.

     Дневник.
     Я  знал, что  АА  приедет  сегодня,  и  пошел  на  Николаевский  вокзал
встречать. Приехали скорым поездом - в одиннадцать часов утра (поезд опоздал
на  20 минут). Встретил. АА  увидела меня первая и окликнула.  Я взглянул, и
увидел ее и Пунина. Пунин тащил  два больших чемодана, а АА свою  деревянную
сумку и большой пакет с вещами Пунина. Я взял у нее вещи. Пошли к выходу. АА
"счастливым  озорным"  смехом смеялась, увидев меня  на вокзале,  как  будто
уличила меня в чем-то. Вышли вместе.  Пунин просил сначала отправить его  на
извозчике, потому что у него тяжелые вещи. Нанимал извозчика, пока я нанимал
другого  (а  на вокзале нанимать трудно: извозчики  ругаются  между собой  и
наперерыв  рвут  пассажира).  АА стояла,  растерянными  глазами  наблюдая...
Поехали;  оба извозчика ехали рядом  до Аничкова моста... Там  Пунин  махнул
рукой. "Данья", - ответила АА, и мы разъехались.
     Ехали до угла Садовой и свернули по Садовой.  АА рассказывала о Москве,
но я  не  расспрашивал и больше старался  рассказать о том, что сделал я (по
работе)  за  это  время.  Приехали  в  Мраморный  дворец,   я  поднялся.  АА
здоровалась с  Шилейко. Я  взял у АА  деньги, поехал покупать провизию  и за
фотографиями. Привез все... Ушел домой (АА обещала вечером звонить).
     Вечером по звонку  Пунина пришел в  Шереметевский дом, принес материалы
по работе, показывал. АА сидела в кабинете за столом.  Пунин был  на диване.
Вели общий оживленный разговор. Потом  пили чай. А. Е. Пуниной не было дома,
но около двенадцати она пришла.
     После чаю (было уже двадцать минут первого ночи)  АА пошла  в Мраморный
дворец, и я с  нею - провожать ее... Шли  до Садовой, потом мимо Инженерного
замка и через Марсово поле. Говорили о Москве - АА рассказывала - и о многом
другом...
     Из Москвы АА вернулась очень оживленной и значительно более бодрой, чем
была,  когда  уезжала.  Поездка  на  нее хорошо  подействовала  -  освежила,
развлекла...
     В  Москву  АА ехала  с твердым  намерением  никому  не  показываться  и
сохранить  свое  инкогнито.  И  два  первых дня сидела в  комнате, никуда не
выходя,  и Пунин даже  жалел  ее:  "Приехал  человек  в  Москву  -  и  сидит
запершись!".
     Но о  присутствии АА  узнал сосед по комнате и  сказал К. Липскерову (а
Липскеров не  то в том же доме живет,  не  то, узнав, пришел к АА). Тогда АА
резонно решила, что раз  знает  о  ее  приезде  Липскеров,  то узнают  и все
остальные  все равно. "И, - смеется АА, - чтоб не подумали,  что  я приехала
только для свиданий с  Липскеровым, я показалась..." И  с  этого  времени АА
была окружена людьми во все дни пребывания в Москве.
     АА очень трогательно  и  тепло отзывается  о москвичах:  о  том, какими
заботами, теплотой, дружественностью, любовью они ее  окружили в Москве. Как
они  были рады, как  обижались на первоначальное ее желание  сохранить  свое
инкогнито.
     Шли в  Мраморный дворец через Марсово поле. АА спросила меня об Оцуп...
Я ответил, что, по-моему, блудная ночь с ней невозможна (я бы не  решился!),
ответила: "Кажется, с ней - невозможно...".

     Эфрос.
     АА виделась с Эфросом в Москве. Говорила с ним между прочим  о сборнике
"К  Синей Звезде". АА  с  улыбкой  отмечает, что  "Синяя Звезда"  Эфросу  не
нравится и что он считает плохой книжкой.
     Эфрос и Чулков провожали АА на вокзал, когда она уезжала из Москвы.

     М. Шкапская.
     Ехали   на  извозчике   с  вокзала.  АА  спросила,   знаю   ли  я,  что
застрелившийся инженер Бас был любовником Шкапской? Я сказал - да. АА узнала
об этом в Москве.

     Асеев.
     АА Асеева в Москве не видела и сожалела об этом.

     Шенгели.
     В Москве АА была у Шенгели. Прошла  через строй девиц (общежитие, через
которое  необходимо  пройти,  чтоб  попасть  к Шенгели).  Была у  Шенгели  с
Пуниным.  Шенгели  был очень обрадован  и  польщен  ее визитом.  Говорили  о
поэзии, о трудностях...  Шенгели рассказывал ей о  том,  чем  он  занимается
сейчас, говорил,  что  газетная работа  -  самоубийство,  что стихов  писать
нельзя, что он хочет бежать, бежать куда глаза глядят - от литературы.
     Шенгели  показался АА очень и  очень  нездоровым и отчаивающимся, и она
говорила о нем с сочувствием и с какой-то жалостливостью.

     А. Н. Тихонов.
     АА рассказывала, что в Москве  виделась с А. Н. Тихоновым и что Тихонов
хвалил сборник "К Синей  Звезде", но говорил, что  издать его,  вероятно, не
удастся.

     Еда.
     В Москве АА очень хорошо питалась - "Пунин откармливал" ее...
     А здесь - вернулась с вокзала, в Мраморном дворце решительно ничего, ни
крохи  не было. Я  купил 1/2  фунта масла,  1/2 фунта сыра,  фунт  сахарного
песку, 1/8 чая, белый хлеб...
     Обедала в Шереметевском доме.

     Материальное положение.
     Прошу  у Пунина в  долг 20 копеек; он  дал, но  сказал,  что у  него  в
кармане всего 50 копеек осталось.
     АА,  приехав с вокзала в Шереметевский дом, имела  в кармане 5 рублей -
из них 2,50 я истратил на еду для нее.

     Замечания о природе и о погоде.
     Говорила о Москве - о том, что там уже весна и очень хорошо.

     Я, встретив АА  на вокзале, сказал, что  фотографии,  которые я снимал,
вышли удачно... АА сразу заинтересовалась: "Покажите...". Узнав, что  у меня
их  нет,  просила  принести...  Когда я  принес их в  Мраморный  дворец,  АА
разглядывала. Понравились те, где она в постели...
     А   вечером,   в   Шереметевском   доме,   просила   меня   отдать   их
отретушировать...

     Яков Израилевич Рыбаков.
     АА завтра будет у Рыбаковых.

     Ездила  в  Москву с Пуниным.  В Москве Пунин днем уходил по  делам,  АА
оставалась одна и ходила к знакомым и в музеи.
     Приехали сюда вместе. С  вокзала Пунин поехал один домой (с АА поехал в
Мраморный дворец я).
     Вечером Пунин был дома. АА читала вслух рецензию Анненского о Гумилеве.
Пунин  сидел  на  диване. Прервав чтение, АА заговорила об Анненском.  Пунин
уловил  какое-то  тонкое  замечание  ее  об  Анненском  ("о  специалисте  по
придушенным семейным несчастьям"). Пунин встал, подошел к столу, стал спиной
к АА и на бумаге написал несколько слов - записал эту ее фразу. АА взглянула
на  него... Увидела бумагу... И с недоуменной укоризной взглянула на Пунина,
хотела отобрать  у него  бумагу;  но  не отдал,  сказав: "Ничего... читайте,
читайте...". АА секунду помолчала, но не найдя слов  для возражений, покорно
и недовольно стала читать дальше.
     По пути домой  (со мною) АА заговорила  об этом... И сказала, что  была
поражена. "Что вы все со мной делаете!"
     Подъезжая  с АА на извозчике  в  Мраморный дворец  (ехали с вокзала), я
сказал ей, что Шилейко, наверное, не приготовил ни чая -  и вообще  никак не
подготовился  к ее  приезду. АА ответила,  что,  конечно,  так,  что и Мани,
вероятно, нет...
     Маня оказалась дома, но  по части Шилейко мы оказались  правы:  ничего,
чая  вообще  в доме даже не было,  так что  я поехал сейчас же  за  булками,
сыром, маслом и т. д. ...

     Г. Чулков.
     АА рассказывала, что была у Чулковых в Москве (была 11 марта). Видела у
них  А. И., и говорит о ней, что  она  очень хорошо  выглядит, очень молода,
покруглела, поправилась.
     С Чулковым говорила между прочим об Альтмане, который  был вместе с  В.
Ивановым на Кавказе (теперь). Вячеслав Иванов много ему рассказывал. Альтман
(это  не художник  -  другой) сказал В. Иванову, что он  все  записал...  В.
Иванов  очень  рассердился и сказал, что запрещает ему печатать  их. Альтман
ответил, что если  он  переживет  В. Иванова, он все равно их напечатает. В.
Иванов  ответил,  что  в  таком  случае  он в  своем завещании  повторит это
запрещение.  Но и это  не  подействовало на Альтмана,  и  он сказал, что все
равно напечатает. АА  передала  мне  этот  разговор как пример  недостойного
человека  и заметила, что у Альтмана все искажено и поэтому его  записи  все
равно цены не имеют. Что он искажал  намеренно - есть такие  люди, способные
на это; второй пример этому - Г. Иванов.
     Говорила  с  Чулковым и  о  Гумилеве,  и о  работе, и  обо мне.  Чулков
напомнил АА, что свою статью о "Колчане" он не напечатал, потому что она ему
запретила. На мой вопрос: "Почему Вы  запретили?" - АА ответила, что считала
статью плохо написанной.
     Чулков  говорил АА  обо  мне и  дал совет: "Передайте  вашему  молодому
человеку,   что   работать  по   копиям   нельзя,   работать  необходимо  по
подлинникам". АА передала мне это, сказала, что, в принципе, Чулков прав, но
это правило никак  нельзя (просто обстоятельства не  благоприятствуют этому)
применить к моей работе по Гумилеву.
     Чулков и Эфрос провожали АА на вокзал, когда она уезжала из Москвы.

     А. Блок.
     АА рассказывала, что читала  в Москве только что изданные письма Блока,
из  которых  видно,  что  Блок  был  под  большим  влиянием  (биографически)
Мережковских, и это подтверждает мысли АА,  что враждебное отношение Блока к
Гумилеву вышло из дома Мережковских.

     Чулковы  не  выпускали АА от себя  (в Москве),  пока она не прочтет  им
стихотворение. И  до такой степени были настойчивы, что АА пришлось прочесть
одно. Прочла "с отвращением и гримасами" старое стихотворение, по книге.

     Кардовская.
     АА была  у  Кардовских  в Москве.  У  них  было много  народу. Смотрела
портрет Гумилева,  говорила обо мне  и просила  Кардовскую позволить мне его
сфотографировать, когда я буду в Москве. Смотрела ее альбом. Выписала оттуда
стихотворение  Николая Степановича,  а  другое  -  то,  которое  принадлежит
Николаю Степановичу,  но  вписано  в альбом  Анной Андреевной, не посмотрела
даже: "Стыдно было...". Записала первые строчки  стихотворений  Анненского и
Комаровского, вписанных ими в альбом.
     Я спросил, не узнавала ли она о воспоминаниях Кардовской о Гумилеве. АА
ответила, что Кардовская ничего, абсолютно ничего не помнит - дат и т. п. Но
что обещала вспомнить и рассказать мне или Горнунгу (АА направила Горнунга к
Кардовской).

     Пастернак.
     С Пастернаком АА виделась  в Москве несколько  раз; он приходил к ней и
подолгу  сидел у  нее.  Очень много  говорили о поэзии, о  том, как трудно -
невозможно - писать стихи теперь.  Пастернак очень жаловался ей... Я спроси:
"Читал ли он Вам стихи?".  АА горячо ответила: "Я никогда такой мерзости  не
допустила бы!" - и рассмеялась.
     С  Пастернаком АА говорила много о Гумилеве и, между прочим, и обо мне.
Пастернак просил АА передать мне его извинения за то, что он не поблагодарил
меня письменно за присланные мной ему  сообщения о Есенине. АА привезла сюда
поэму Пастернака.
     Пастернак долго смотрел на профиль АА и  сказал  ей: "Как  вы похожи на
сфинкса!".  По этому поводу АА рассказала ему о фотографии, где она - в позе
сфинкса, и обещала прислать ее ему.
     Пастернак  очень заботливо,  очень хорошо отнесся к  АА  в Москве, и АА
тронута  его отношением (как тронута  и отношением всех  других  москвичей к
ней).

     Горнунг.
     АА  в Москве сказала кому-то о Горнунге. И Горнунг пришел к ней. Она по
моим описаниям узнала его  сразу  и  спросила его,  когда  он вошел:  "Вы  -
Горнунг?".
     Горнунг сидел у нее очень  долго. АА пыталась что-то ему  рассказывать,
говорила о  Гумилеве, обо мне, о  работе... Показывала  ему  свою фотографию
(переснимок Пунина с наппельбаумовской). Он смотрел на фотографию и  сказал:
"Какая вы молодая здесь!".
     АА  говорит о  Горнунге  так: "Он очень хороший,  очень наивный,  очень
несведущий и... несчастный. И очень, очень милый!..".
     Мнение прежнее о Горнунге осталось: он не умен.
     Я спросил: "Он просил у вас автографа?"
     - Нет, не просил.
     - Видите, какой молодец! - сказал я на это.
     Горнунг был у  АА в Москве  два раза. Просил ее передать мне письмо. АА
привезла мне его письмо.

     К. Вагинов.
     Я подарил АА книгу  К.  Вагинова.  Ей  понравился  внешний вид  книжки.
Заметила, что он напоминает журнал "Старые годы".  Взяла  читать - унесла  в
Мраморный дворец.

     1921.
     К. Чуковский. Статья  "Ахматова и Маяковский". Журнал "Дом искусств" No
1, П. 1921, стр. 23.
     3  февраля.  Зачислена  переводчицей,  работает  на дому  во "Всемирной
литературе" (трудкнижка).
     6  ноября.  Написана статья  Г.  Струве  о  "Подорожнике" (Напечатана в
"Русской мысли", София, кн. 10-12, стр. 349 - 353).
     November - статья о русских поэтах Halinа Izdebska. В журнале "L'esprit
nouveau" No 11-12, page 1232.
     24 ноября. Лариса  Рейснер послала письмо АА  из  Кабула.  Писала,  что
узнала  из  газет  о смерти  Блока,  что только АА хочется написать об этом,
только с ней говорить. Называет Блока колонной, упавшей около другой колонны
- АА...  Очень много восхваляет АА. О Гумилеве - нет, но  несомненно Лариса,
не упоминая его, имела его  в виду. Посылает посылку. Письмо это АА получила
уже в январе 1922 г. Ей принес его Колбасьев.

     М. М. Тумповская.
     АА рассказывала, что в Москве к ней приходила Тумповская (кажется,  два
раза была).  Говорила  ей что-то  "непотребное", проникнутое  теософией.  АА
говорит, что Тумповская и умная, и тонкая, и хорошая, но то, что она тронута
теософией,  очень  мешает впечатлению от  нее.  Говорила  с Тумповской  и  о
Гумилеве и решила, что от  Тумповской  - благодаря ее "тронутости"  - ничего
путного и толком не добиться.

     С. Парнок.
     АА  виделась с Парнок в Москве.  Говорила мне, что теперь  ей  понятно,
почему Горнунг  и другие так высоко ставят Б. Лившица,  что  ставят его даже
впереди О.  Мандельштама и,  во всяком  случае, всегда - рядом: С. Парнок  -
один  из  инициаторов нового  издательства ("Узел"?),  в  котором  принимает
участие  и  Лившиц. С. Парнок по  каким-то  причинам смертельно ненавидит О.
Мандельштама и,  чтобы унизить его,  ставит  Лившица выше. А такие люди, как
Горнунг, не  зная этой подноготной,  не могут  разобраться в  стихах сами  и
принимают чужие суждения - в данном случае, суждения С. Парнок - на веру. АА
очень просила меня сохранить этот ее рассказ в тайне.


     14.031926

     Шли  через Марсово поле. Все эти дни сухая метель... Снегу на  Марсовом
поле необычайно много... АА  обращает  мое  внимание на это. А  вчера ночью,
возвращаясь в  Мраморный дворец, остановилась на Марсовом полое, внимательно
и долго смотрела на снежные сугробы и сказала о том, что вот "бедное Марсово
поле всю  зиму  выдерживало,  а теперь  - не выдержало и  глубоко  покрылось
снегом...".
     Сегодня  шли по  Фонтанке. Белый,  белый, рябой  снег... За разрушенным
домом (по другую сторону Фонтанки, против  Шереметевского дома)  - заходящее
солнце...
     АА обратила мое внимание на него и заговорила о том, какое оно -  какое
освещение: совсем похоже, как  будто  сегодня  поздняя  осень и выпал первый
снег. Были бледные, розовые, немощные лучи.
     - А Вы любите осень?
     - Люблю, когда она приходит после лета, а не после зимы, как сегодня.
     АА с Пуниным поехала из Шереметевского дома к Рыбаковым (часов в шесть)
на  блины.  Были  у  него приблизительно  до 8  1/2.  И  от него  поехали  в
Шереметевский дом.
     АА говорила мне,  что  просила Кардовскую предоставить мне  возможность
сфотографировать портрет Николая Степановича, если бы я приехал в Москву.
     О Пастернаке говорила с большой теплотой.
     Между  прочим,  в  Москве,  когда  у  АА  были  Пастернак,  Зенкевич  и
Тумповская, они говорили о халтуре, а затем и  о  происхождении самого слова
"халтура". (Один раз Пастернак был у АА вместе с Зенкевичем, Пунина тогда не
было.)
     Шли  из мраморного дворца  в Шереметевский дом в  пять часов. АА еще не
обедала, была голодна.

     1916.
     АА была в "Привале комедиантов" (единственный раз, когда она там была).
Было  много  народу.  В  передней,  уходя,  АА  увидела  Ларису  Рейснер   и
попрощалась с  ней;  та,  чрезвычайно  растроганная, со  слезами  на глазах,
взволнованная,  подошла  к АА и  стала ей говорить, что она никак не думала,
что  АА ее заметит  и, тем более, заговорит с ней...Она имела в виду Николая
Степановича и поэтому была поражена. "А я не знала", - АА.
     Сентябрь 1916. АА виделась с Недоброво в Бахчисарае - в последний раз.
     Весна. АА болеет. Живет у Срезневских (?).
     9 июля. АА приехала в Севастополь (и живет на даче Шмидта?).
     Декабрь. Определить дату  приезда  АА  из Крыма в  Петербург;  когда АА
приехала  в Москву, там  узнала о  смерти  Распутина. Это известие  было как
слух. Приехала в Петербург - и здесь слух подтвердился.
     У  Николая  Степановича была  тайно  от АА  комната  -  в меблированной
гостинице "Ира".  АА, однако,  эту  тайну  знала,  но хранила ее  свято и не
показывала вида, что знает. Однажды Николай Степанович попрощался с нею (она
жила у Срезневских) и сказал, что идет домой.
     "Где  ты  живешь?"  -  "Я  тебе  не  скажу".  АА  после  ухода  Николая
Степановича подождала  -  с расчетом,  чтобы  он  дошел  до  дома,  -  взяла
телефонную трубку, нашла  номер "Иры", позвонила: "Дома Гумилев?"  - "Да, он
только что прошел к себе".
     Николай Степанович подошел к телефону... АА заговорила с ним о каком-то
деле. Николай  Степанович  ответил. Был  очень  недоволен  -  и  никогда  не
поднимал разговора ни о том, как АА узнала его адрес, ни об "Ире" вообще.
     1916. АА не говела, потому что была больна.

     Под вечер АА с Пуниным были у Рыбаковых на блинах.  АА попросила Пунина
за столом  показать  Рыбакову  фотографии, снятые мной (я их дал вчера  АА и
вчера  же Пунин забрал их у нее - себе). Пунин взъерошился: "Не покажу..." -
"Почему?"  -   "Они  неприличны!".  Создав  неловкость,  Пунин  потом  решил
показать. Рыбаков  смотрел  сластолюбиво и сказал  приблизительно  так: "Да,
Анна Андреевна на  все способна". Еще углубил  этим неловкость.  Потом Пунин
выговаривал АА: "Вы  думаете, мне приятно,  что Лукницкий  видит вас в таком
виде!".  А  история  глупая  -  фотографии  абсолютно приличны:  АА  снята в
постели. Что в этом неприличного? С этим согласна и АА, да, в глубине, и сам
Пунин.
     Вчера, уходя из Шереметевского дома, АА обещала Пунину прийти сегодня в
три  часа. Сегодня в четыре часа Пунин звонил мне - АА не пришла -  и просил
съездить к ней узнать, придет она или нет. Я поехал и встретил ее в дверях -
выходящей из квартиры.
     Вчера   вечером  (может  быть,  сегодня  утром)  АА  читала   Владимиру
Казимировичу рецензию Анненского  о Гумилеве. Он совершенно согласен с нашим
общим мнением.
     АА хотела  вечером идти домой. Пунин ее не пускал... Потом она встала с
дивана, пошла через коридор в  другую  комнату,  поговорила,  по-видимому, с
Пуниным. Пунин уговорил ее не идти в Мраморный дворец, и она осталась.
     АА рассказывала, что в Москве ее водил показывать antiques Щербаков.

     Здоровье.
     От  АА  сильно пахнет эфиром.  Она ежедневно  принимает (вспрыскивает?)
камфору  и  эфир. Только этим  лекарством  держится. Только  благодаря ему в
Москве  все  время  была  такой веселой и бодрой.  Сегодня сказала, что,  не
приняв это лекарство, она не может встать с постели: сердцебиение и слабость
мешают.
     В Москве была очень бодрой, оживленной и веселой: говорит, что в Москве
легче дышать - московский воздух действует благотворно.
     Вечером после Рыбаковых (и после блинов - "а ужасная вещь - блины!") АА
очень хотела спать...
     Вышла  в  холодный  коридор. Вернулась  дрожа, встала у печки...  Потом
легла. У нее сильный озноб. Я спрашиваю: "Простудились?" - "Деточка,  у меня
одиннадцать лет озноб - неужели же все я простужаюсь!"
     Сказала, что весной прошлого  года болела,  вероятно, потому, что  была
отвратительная зима (зима была  мокрая и теплая). А  квартира ее в Мраморном
дворце - ни при чем (я  ставил причиной  болезни ее квартиру, разговаривая с
ней).
     Вчера и  сегодня  АА  очень  хороша  со  мной.  Разговоры наши  легки и
свободны.
     АА спорила со мной и  доказывала,  что я что-то не так сделал (какую-то
мелочь) в  "Трудах и днях". Я  весело спорил...  А  АА решила, что я  должен
обидеться... И сказала, что она "слишком уж  бранится". А потом, когда вошел
Пунин, АА шутливо спросила его: "Правда, я  с  Лукницким очень бранюсь?". Мы
рассмеялись, а  я заявил ей, что  если она браниться  не будет,  то  я очень
огорчусь.
     Приехавшая из Москвы любовница Шенгели  - Р. Я. Рабинович - говорила со
мной по телефону и рассказывала  о  Шенгели  и о визите к нему АА (о котором
она знает со слов Г. А. Шенгели). Говорит,  что девицы, через строй  которых
прошла АА,  так были  поражены, увидев  ее  идущей к Шенгели,  что после  ее
визита круто переменили свое отношение к нему - из скептического и несколько
недоброжелательного оно стало восторженным  и почтительным. Говорила, что  с
приходом АА  к Шенгели  произошел полный  переполох,  ибо все переполошились
почтительностью  и  почтением  к  ней.  Даже жена  Шенгели,  которая  всегда
заставляет  мужа носить воду для чая,  сама побежала за водой на этот раз...
Рассказ этот забавен, но характерен.
     Когда говорили о том, что без камфоры АА не может встать с постели...
     - Куда же Вы годитесь?
     - На Конное, конечно!

     "Стерва" (О. А.) - в шутку.

     Отношение к себе.
     Подходили к  Шереметевскому  дому. АА вытащила  из "мифки"  открытку от
Щербакова к В. К. Шилейко и прочла из нее отзыв о ней: Щербаков пишет о том,
что  ему  громадное  удовольствие  доставило  сопровождать  АА (по  музею) и
показывать ей antiques, потому что  АА показала превосходные знания и делала
необычайно тонкие  замечания, многими  из которых он воспользуется для своей
работы. Показала эту открытку  с лукавством и сказала, что несет ее показать
Пунину, который ее "старой дурой" называет.

     14 марта 1926 зашел в четыре; вышли - в Шереметевский дом.
     Проводил АА до Шереметевского дома.
     А вечером, в 9 1/2,  по  звонку  Пунина пришел  в  Шереметевский дом  с
материалами - читать АА "Труды и дни" за 1917 год.
     Она  только что вернулась  от Рыбаковых,  где была с Пуниным на блинах.
Очень устала (потому  что не отдыхала  сегодня)  и лежала  на диване... Да и
"ужасная вещь - блины"; ее одолевала  сонливость. Все же я читал, АА слушала
и поправляла.  Потом понемногу  оживилась и остальную  часть вечера была уже
прежней - веселой, хорошей. Я ушел в первом часу.
     АА сказала мне сегодня: "По сравнению с прошлой зимой плохо работаем мы
с вами".
     - Потому что я плохо работаю, - ответил я.
     АА возразила: "Нет, вы много работаете... Потому что я бездомная..."
     Я: "А я хотел похлопотать о комнате для вас - вы отказались!"
     АА: "Не надо доводить разговор до крайнего предела!"
     Я умолк.
     Мелочи  такие  запоминаются  на  всю жизнь: например,  Городецкий: "Что
думает державный он...". Это не прощается.
     О Дмитриеве: "И такой человек хочет писать о Гумилеве".
     Название стихотворения в сборник.

     1923.
     Б. Эйхенбаум. "Анна Ахматова, Опыт анализа". П., 1923.
     23 ноября. Явлена трудкнижка в 63-е отделение милиции, записана в д. No
3 по Казанской ул.


     15.03.1926

     Стояли на  углу Симеоновской и Литейного, ждали  трамвая - АА об руку с
Л. Н. Замятиной. Л. Н.  поскользнулась  и  упала,  увлекая  за  собой АА. АА
удержалась на ногах. Я бы не  записывал это, если б не заметил, как после АА
украдкой прижимала руку к сердцу, прянувшему от неожиданности.
     АА, Л. Н. и я. В карманах у меня две  бутылки вина для Сутугиной - одна
от Замятиной другая -  от АА (АА купила  ее по дороге  к Замятиной). На углу
Симеоновской  и  Литейного  сели  в  трамвай  (долго ждали  его) и поехали к
Десятой Рождественской.  От остановки пешком  прошли до дому. Я поднялся  по
лестнице до квартиры, передал вино и цветы, которые нес в  руках, попрощался
и  поехал  домой.  Сейчас  же  позвонил В.  А.  Сутугиной, поздравил  ее.  В
одиннадцать  часов мне  позвонил Пунин, сказал, что АА  забыла  мне передать
письмо для Шилейки о том, что она не придет в  Мраморный  дворец. Я позвонил
АА к Сутугиной и затем пошел за письмом к Пунину и доставил его Шилейке.
     АА решила от Сутугиной  вернуться в Шереметевский  дом и  там ночевать.
Шилейко не был предупрежден, и поэтому АА написала ему письмо  и просила ему
передать, что я и сделал.
     АА купила цветы и вино (вино - 2  рубля  60  копеек) в  подарок для  В.
Сутугиной.
     Пунин по поручению АА позвонил мне в  7 1/2:  "Хотите видеть АА? У  нее
есть двадцать  минут  -  потом  она  уходит  к  Замятиным...  Если  хотите -
приходите...".
     В трамвае не протолкнуться. Впереди стоит АА, за ней я, за мной  Л.  Н.
Замятина.  В  руках у меня  горшок с  цветами. Слева  от меня  встает  дама,
освобождается  место. Я предлагаю:  "Анна  Андреевна,  садитесь!".  И вдруг,
совершенно   неожиданно  неизвестно   на   что   рассердившись,   АА  нервно
выкрикивает: "Садитесь вы!.. Павел Николаевич!..  Потому что Вы с цветами...
Это очень глупо!" - уже совсем  громко, увидев, что я не сажусь.  Я и  Л. Н.
немного смутились. АА быстро продвинулась вперед и стала  у  выхода - далеко
от нас. Л.  Н.:  "Ну  тогда я сяду". Ни ей, ни мне не  была  понятна причина
такого  неожиданного отпора... Доехав до своей остановки и выйдя из трамвая,
мы продолжали разговор самым обычным порядком...
     Это второй случай за все наше знакомство, когда АА восстала на меня.

     Инна Эразмовна Горенко.
     АА сказала мне, что получила  письмо  от Инны  Эразмовны, в котором  та
сообщает об отъезде своем месяца через два к брату АА, к Виктору Горенко, на
Сахалин.
     АА говорит,  что  тогда ей не придется  посылать  деньги, и она  сможет
думать о том, чтоб устраиваться самой в смысле комнаты.

     В. А. Сутугина.
     В начале девятого вечера АА и Л. Н. Замятина поехали к В. А. Сутугиной,
которая  празднует сегодня  день своего рождения.  Я провожал их. Должен был
пойти и Евгений  Иванович Замятин,  но  остался  дома.  АА  купила в подарок
Сутугиной цветы и  бутылку вина  (вино от своего  имени, а цветы -  от имени
Шилейко, который в действительности и не помнит даже о В. А.  Сутугиной и не
знает, конечно, о дне ее рождения).
     У Сутугиной был Лозинский и другие.
     АА сегодня говорила мне (когда я шел  с ней к Замятиным), что  Сутугина
не  слишком любит ее из-за своей  подруги Тамары, которая  была женой Артура
Лурье.  Пришла  АА  к  Сутугиной  в начале десятого, а  с последним трамваем
уехала.


     16.03.1926

     В двенадцать часов дня АА пришла к Срезневским (и была у них, вероятно,
около часа).
     Вчера, узнав, что на Моховой сдается комната, я  предложил АА осмотреть
комнату для  нее.  АА сказала, что сейчас ей придется  отказаться  от  своей
комнаты и что смотреть ее она не станет.
     Сегодня утром я, тем не менее, комнату осмотрел и зашел в Шереметевский
дом, чтобы  сказать об условиях. АА  была уже в пальто и собиралась  идти  к
Срезневским. Я проводил ее; говорил о комнате, но разговор  был бесполезным:
условия неподходящие - слишком дорого.
     Я предлагал АА  обрести свою комнату и узнал о комнате. АА очень хотела
бы иметь  свою  комнату,  но  думать об этом не  приходится, потому что  она
считается "гражданкой свободной профессии", а с таких  дерут за квартплощадь
безбожно много. Кроме того, получая 60 рублей и посылая большую часть из них
матери  и  сыну,  АА вообще  не в состоянии была бы оплачивать  и  недорогую
комнату.

     АА записи  эти  разбирала  и испещрила их поправками,  зачеркиваниями и
другими отметками.
     А сегодня я отметил  отдельно все записи, которые могут пригодиться для
работы.
     Долго мы  возились с этим разбором, но наконец все сделали. АА оставила
мне  несколько листков, которые  я  перепишу  в чистом  виде и  верну ей для
уничтожения.
     А потом, выпив чаю,  АА стала  демонстрировать мне новые свои открытия.
Вчера она  прочла Виллона снова.  И  вчера  она,  как-то  вдруг  осенившись,
"поняла"  Виллона (ибо  одно дело  знать поэта, а  другое  - понимать его до
конца, уловить  глубинный с м ы с л его творчества). И так  "поняв" Виллона,
АА еще  больше возвысила его в своем мнении. Очень его и  ценит, и любит,  и
лучшим французским поэтом его считает.
     До вчерашнего дня АА смутно чувствовала его влияние на Гумилева, знала,
что оно есть,  но не знала, в чем  именно  оно выражается. Вчера она уловила
это. И  вот что именно: у  Виллона есть строки,  где он перечисляет  женские
имена и говорит об их смерти...
     Эти  строки несомненно  повлияли  на стихотворение Гумилева: "Священные
плывут и тают ночи...", в котором есть такое же перечисление имен (И. Эмери,
Ахматова,  Карсавина), и Гумилев говорит о смерти. Но уже не об их смерти, а
о своей  собственной.  (И  этот прием перенесения  чего-либо относящегося  у
влияющего поэта  к  третьему  лицу на  себя  в своих стихах  -  известен  за
Гумилевым.) Кстати. В тех же строках Виллона есть и "сиренный голос" - "voix
de sirne".
     Другой  пример - в  "Отравленной  тунике", где  в последнем  акте  царь
Требизондский,  решаясь прыгнуть  со строящейся Св.  Софии, говорит: "...Что
умереть не страшно, / Раз умерли  Геракл и Юлий Цезарь, / Раз умерли Мария и
Христос...".
     (Не лишним будет сказать, что у АА нет экземпляра "Отравленной туники",
что  читала она ее раза два-три, не больше; я ей давал книгу весной 25 года,
и  с тех  пор АА ее не читала. Эти  строки АА  нашла в  своей  памяти, читая
Виллона.)
     Аналогичные строки АА нашла у Верлена,  где  он также перечисляет имена
(между прочим, и Алкивиада, которого по недостатку культурности именует... в
женском, а не в мужском поле).
     Эти  строки  и следующие  за  ними  -  о  смерти,  о  "Бог  знает какой
проступающей  испарине", о  "желчи,  проливающейся  на сердце", - АА находит
совершенно исключительными по силе выражения.
     Я  не  решаюсь  приводить  и другие  примеры  в Виллоне  - из  опасения
напутать.
     Показав мне все по Виллону, АА  взяла "Огненный столп" и спросила меня,
к какому из стихотворений Гумилева ближе всего "Заблудившийся трамвай"? Я не
нашел, что ответить, и АА ответила за меня: "К "Памяти".
     На днях (15 февраля) я приносил АА в Шереметевский дом и  показывал  ей
вариант "Заблудившегося трамвая", полученный мной от П. А. Оцуп. АА о д  и н
р а  з  прочла его, и я его унес домой. А вчера АА,  вспоминая этот вариант,
сделала следующие заключения о близости "Заблудившегося трамвая" и "Памяти".
     Оба  эти  стихотворения  касаются биографии  Гумилева,  больше  того  -
Гумилев описывает в них свою биографию.
     В "Памяти" это делается с соблюдением времени и пространства: Гумилев -
"самый  первый"  и "второй"  и, наконец, третий  -  "Я -  угрюмый  и упрямый
зодчий..."  и  т. д.  И понятно, что  это  стихотворение  должно  было  быть
написано   раньше  "Заблудившегося  трамвая".  В  последнем  Гумилев   опять
описывает - и опять совершенно  так же -  свою  биографию. Но чтобы  не было
повторения и  к тому же  увлеченный  разработкой приема  "сдвижения планов",
Гумилев  строит это стихотворение иначе.  Он делает  попытку,  неудачную,  с
точки зрения АА, но  от этого  нисколько не менее  благородную - как  всякая
такая попытка - отрешиться от пространства и времени, преодолеть их, сделать
"несколько снимков на  одну пластинку", как  говорит  Оцуп в своей статье, -
говорит, несомненно, со слов самого Гумилева о стихотворении.

     ...А вот и третий. Я шел с АА  к  Срезневским  и говорил ей о  комнате,
которую я осматривал для нее. Комната оказалась слишком дорогой, да и всякая
комната  слишком дорога  для  нее,  потому  что  ее  социальное положение  -
"литератор", то есть почти то же, что "свободная профессия".
     Я  стал  жаловаться: "Почему это все люди живут прилично,  у всех  есть
своя комната, хоть самая плохая - но своя, а у вас и этого нет...".
     АА внезапно остановилась, взглянула на меня негодующе, наполовину сняла
с руки перчатку и тихо, но решительно сказала: "Мы с вами тысячу раз об этом
говорили, и тысячу раз я вас  просила не заговаривать об этом... Идите домой
и не провожайте меня. Каждый человек живет так, как он может!".
     Я смотрел на нее нерешительно: "Не буду, не буду говорить об этом!".
     АА смягчилась. Пошли дальше.  Несколько секунд  молчали. Я заговорил на
другую тему... АА поняла, и сразу стала приветливой, как  всегда. Всю дорогу
говорили.  Прощаясь  у дома Срезневских,  АА  ласково и горячо сказала:  "Не
сердитесь  на  меня,  Павлик!" -  стала  шутить и,  улыбнувшись  приветливо,
скрылась за дверью.
     За  Анной Андреевной ко мне зашел Пунин. Мы выпили с ним бутылку  вина,
поболтали о разных  разностях.  Пунин  очень  высоко ставит талант  АА  в ее
работе, хотя сегодня и спорил о методе, которым она пользуется. Не знаю, что
именно он говорил, но АА доказала ему правильность метода, и он сдался.
     Часов  в одиннадцать гости мои ушли, и я погряз в  размышлениях о новых
сообщениях АА. Последние дни в  связи с переменой погоды (оттепель) АА опять
чувствует себя плохо. Вчера лежала весь день.

     1917.
     11  сентября. "Милой  Шурочке  в  знак дружбы  и  любви Анна  Ахматова.
Слепнево, 11  сентября 1917", - надпись на "Белой стае" ("Гиперборей", 1917)
А. С. Сверчковой.
     3 апреля к АА приходил Анреп (3 февраля 17?).
     1917. На  собраниях  II  Цеха АА  была всего  два, самое большее -  три
раза...

     1920.
     20 мая. Заключен договор "Petropolis'a" (в лице Гр. Л. Лозинского) и А.
А. Ахматовой (а по доверию - В. Шилейко) об издании "Подорожника". Гонорар -
120 000 рублей.
     19 июня. Выдана  трудовая книжка No  17/6650. Гражданский отдел, первый
городской район.
     1   июня.   Зачислена   (фиктивно)   делопроизводителем   факультетской
библиотеки в Петроградский агрономический институт (Фонтанка, 6).
     27 октября. Начала служить в библиотеке Петроградского  агрономического
института.
     29 июня. Явлена трудкнижка: Фонтанка, 34.
     19 июня. Отметка о регистрации по всеобщей трудовой повинности.
     Сентябрь.  У  АА была  Лариса Рейснер. Говорили  о Гумилеве. Л. Рейснер
очень восставала против него.
     Июнь. Чуковский  рекомендовал  АА обратиться  к  Познеру, когда ей надо
было (был приказ для всех) достать  трудовую книжку. Познер служил у Когана.
Отсюда "Петроград" и год рождения.


     19.03.1926

     АА с "торжеством" рассказала мне: она сказала  В.  К. Шилейко, что была
бы вполне удовлетворена, если б знала английский язык настолько, чтобы могла
читать  по-английски  так   же,  как  она  читает  по-итальянски  Данте:  "А
по-итальянски я ведь сама выучилась читать - меня никто не учил!". Шилейко с
тягучим  пафосом ответил ей: "Да если б собаку учили столько,  сколько учили
тебя, она давно была бы директором цирка!".
     Тут   надо   заметить,  что  такая  фраза   Шилейкой  сказана  была  из
"зловредства". Итальянскому  языку  АА действительно  училась без  чьей-либо
помощи, а Шилейки в то время не было даже в Петербурге.
     Письмо  Инне Эразмовне частично уже написано. Сегодня АА говорила  мне,
что  будет  вписывать в него  сообщенные  мною сведения  о  цене  билетов во
Владивосток и т. д.
     Говоря о  воспоминаниях  В. К. Шилейко  о  Гумилеве и о  фразе его, что
Гумилев к  нему  в  1918  году  ни  разу  не  обращался  за содействием  или
указаниями, АА  замечает:  "Это он оберегает  себя" (т.  е.  снимает  с себя
ответственность за научность гумилевского перевода Гильгамеша).

     1924.
     Осинский. Статья 1924.
     28 марта. Отметка о въезде в кв. 307 д. 2 по Фонтанке.
     22 марта - о выбытии из кв. 4 д. 48 по ......ул.
     3 ноября - о выбытии из д. 2, кв. 307 по Фонтанке.
     3 ноября - о въезде в д. 5 по ул. Халтурина.
     14 апреля АА уехала в Москву (АА).
     17 апреля. Дата прописки в Москве (д. 14/24, кв. 18 по Петро... (?) ру.
     20  ноября (стиль  новый)  статья Святополк-Мирского в  "Times literary
supplement".
     Июль. АА была с О.  А.  Судейкиной (были  и другие) на "поплавке".  Ели
раков  и  мороженое.  О.  А. Судейкина  раков  не ела.  После этого  ночью в
половине пятого О. А. Судейкина разбудила АА и просила ее: "Позови доктора",
- у  О.  А.  сильнейший  приступ болей.  АА стала объяснять,  что  сейчас, в
половине пятого, никакой доктор не придет: "Подожди хоть до шести часов!" О.
А., тем не менее, просила, и упрекала АА возгласами: "Жестокая Аничка!". А в
шесть  часов АА пошла за доктором. Но ей даже  дверей не открывали. Тогда АА
пошла к А. Е. Пуниной. Та собралась, собрала все  необходимые  инструменты и
препараты и пошла.
     А  после этого О.  А. Судейкина  пролежала  шесть недель -  у  нее было
воспаление  брюшины.  АА непрерывно  ухаживала за нею. Тогда же появилась на
сцене  и нынешняя прислуга АА, Маня, потому  что нельзя было обходиться  без
прислуги.
     Потом О. А. встала... переставила вещи по-своему, стала убирать комнату
по-своему. Почувствовала себя плохо. Легла. Оказалось - 40°, начался рецидив
из-за того, что она рано встала.
     Октябрь. АА переехала в Мраморный дворец.

     1918.
     10 июня. "Моему дорогому другу Н. Гумилеву с  любовью Анна Ахматова. 10
июня 1918. Петербург", - надпись на "Белой стае". Издательство "Гиперборей",
1917.
     1 или 2 августа АА уехала с Шилейко в Москву. Вернулась из Москвы...
     Лето. А. И. Гумилева  приезжала в  Петербург. Была у АА. Рассказывала о
том, как Николай Степанович  водил ее  к своей  невесте, Энгельгардт.  Тогда
Анна Ивановна  еще  не  была настроена  против Энгельгардт,  но говорила АА:
"Самая  обыкновенная  барышня...  Я  не  знаю,  почему  Коля  должен на  ней
жениться!".
     На Троицу  АА  с  Николаем  Степановичем  ездила в  Бежецк. Помнит, как
однажды они  ходили  по  Бежецку  - зеленые холмы, церковь, река...  Николай
Степанович  говорил,  был  долгий разговор -  Николай  Степанович  впадал  в
пророческий тон и говорил о том, что он будет жить в сердцах людей не только
как поэт,  а  как-то  иначе...  Это  поразило АА:  ни до,  ни  после Николай
Степанович никогда этой мысли  не высказывал ей.  АА, рассказывая, добавила:
"так я все это - с церковью, с зелеными холмами, с рекою - и запомнила...".
     Лето. АА бывала у Николая  Степановича  на Ивановской. Раз он просил ее
надписать ему книги...  АА  тогда, кажется, "Четки" надписала...  ("А "Белую
стаю" как будто в Бежецке, но не наверное".)
     1918, весна.  Приезд  Николая  Степановича  из-за  границы  был  полной
неожиданностью  для АА: тогда никто не приезжал.  АА говорит,  что даже Анна
Ивановна не ждала, что Николай Степанович приедет: "Уж мать-то  всегда ждет,
а здесь и она не ждала...".
     1 или 2 августа. АА уехала с В.К. Шилейко в Москву.


     20.03.1926

     Пунин, говоря о предполагаемой  на завтра поездке его с  АА  в  Царское
Село,  спрашивает АА, не позвонить  ли Рыбакову,  чтобы  он  в Царском  Селе
встретился с ними? АА подумала и ответила: "Не надо". Пунин согласился: "Мы,
впрочем, и так рискуем его встретить на вокзале".
     Я спросил АА, читала ли она книжку Вагинова? Ответила, что не читала, и
спросила  мое  мнение  о  ней.  Я  сказал,  что,   по  моему  мнению,  стихи
несамостоятельны, есть чужие влияния - Мандельштама, В. Иванова, Ходасевича;
но  -  культурны,  и мне нравятся. Сказала:  "Теперь  буду читать,  когда вы
сказали". Я прибавил: "Мандельштам, мне говорили, в восторге от этой книжки,
говорит, что Вагинов чуть ли  не второй Тютчев, но  я боюсь, что Мандельштам
перегнул палку в другую сторону". АА ответила, что Мандельштам говорил с ней
как-то - еще до выхода книжки - о Вагинове и что из его слов не было  видно,
чтоб он  Вагинова  ставил  очень  высоко. АА  передала  фразу  Мандельштама:
"Сколько случаев  было, когда приходилось разочаровываться в  молодом поэте,
что я боюсь теперь высказываться о ком-нибудь положительно...".
     АА рассказала, что  к В.  К.  Шилейко  два  раза  приходил, рассчитывая
застать ее,  некий  неизвестный  ей  Фиников  -  собиратель  автографов.  Не
удовлетворившись ответом Шилейко, что АА нет дома, он сказал ему:  "Возьмите
у нее  что-нибудь  там и дайте мне".  Шилейко,  конечно,  не дал. Но Фиников
заявил ему, что придет завтра (21-го) снова.
     АА смеется, что Шилейко просил, чтоб она завтра весь день сидела дома и
ждала Финикова,  потому  что он, Шилейко, уже больше не может вынести  его и
скажет ему какую-нибудь грубость, если тот попадется ему на глаза.
     АА возмущалась этой манерой людей собирать автографы и их бесстыдством:
они просят автографы с таким видом, словно им обязаны давать их.  Да и какое
моральное  право у  них обращаться к совершенно  чужим,  незнакомым лицам  с
такими просьбами?
     Пунин говорил  о том, как хорошо он с АА проработал Давида, - сегодня у
него был кто-то из Эрмитажа,  человек, который, казалось  бы, должен знать о
Давиде очень много, и, однако, Пунин далеко превзошел  его своими познаниями
в этой области и дал ему много указаний о Давиде.
     Пунин при мне выражал  свое  неудовольствие по поводу  того,  что В. К.
Шилейко  не  уезжает,  потому что  его  присутствие  здесь  препятствует  АА
регулярно работать по Сезанну и пр.
     Очень  приветлива  и  ласкова  со  мною. Вышла в  переднюю провожать...
Спросила неожиданно: "Как ваш альманах?". Я  ответил: "Альманах паршивенький
будет,  но, кажется, все-таки  издать его удастся. Я вот опять решил сборник
моих стихов издавать...". АА прервала меня:  "А я сегодня во сне видела, что
вы свою книжку издали...".
     АА показывала  мне томик писем  Блока  и кое-что  из примечаний к  ним,
годное для моей работы, отметила.


     22.03.1926

     АА в Москве  у Кардовских много говорила о  Гумилеве.  Дочь  Кардовской
(тогда девочка; теперь - сама имеет девочку или мальчика) вспомнила, что она
в 1914 году фотографировала АА. Вместе вспоминали, как  Николай Степанович и
АА  были у Кардовских  в  1914 году и встретились у них с Комаровским. Был у
них тогда также Сомов - и другие.
     Утром  мороз  10. АА очень замечает это,  да и  как не заметить,  если
погода всегда отражается на состоянии ее здоровья.
     АА сказала, что Чулков, провожая ее в Москве, был с цыганкой. Что  это,
однако, не цыганка, а актриса, в которой  только,  кажется,  есть  цыганская
кровь. Она бывает у Чулковых в доме, и роман с нею Чулкова почти официален.
     Пришел  к АА в Шереметевский дом в пять часов и пробыл у нее до десяти.
Она лежала в постели больная, увязав голову  теплым  платком. Дома никого не
было, было тихо, и мы очень много говорили о работе.
     АА совершенно  не имеет времени  для работы по Гумилеву, потому что все
ее  время уходит на  перевод  Сезанна.  Много  ей приходится работать  и для
Пунина  -  переводить  ему   статьи  по  искусству   с  французского;  часто
подготовляет ему  доклады для Института истории искусств. А время  у нее все
разбито  из-за   того,  что  она  не  имеет  своего  жилища  и  живет  между
Шереметевским  домом  и  Мраморным  дворцом.  И  ей  приходится  работать по
Гумилеву в виде исключения - например, во время болезни.
     Так,   она   слегла   в   постель   (простудилась)   и   вчера   ночью,
воспользовавшись  бессонницей,  составила  план своей  работы  по  Гумилеву.
Сегодня она подробно рассказала мне этот план: заметки  о нем она сделала на
листе бумаги и, рассказывая, заглядывала в эти заметки.
     Обсуждали  вместе план:  АА  советовалась со  мной  и  просила  сделать
добавления.

     1915-1916.
     Зима. Встречи с Г. И. Чулковым, который живет в Царском  Селе на  Малой
улице - в расстоянии одного квартала от дома Гумилевых.


     22.03.1926

     Я заговорил  о ее переписке  с Николаем  Степановичем.  Письма  Николая
Степановича АА вернула ему по его просьбе, выйдя  за него замуж. Я жалел  об
этом, но АА возразила, что просьба  Николая Степановича вполне  понятна, что
ему тяжело было: "Ведь человек же он, а не только литератор!" - воскликнула.
     Очень  давно  еще  Пунин  просил  А. Е. Пунину сделать нужный  ему  для
Института Истории  Искусств доклад  об Ingres (просил сначала  АА,  но АА не
любит Ingres'a, и поэтому он передал  работу А. Е. Пуниной). Та очень занята
и до сих пор ничего не сделала.
     Пунин, узнав вчера  вечером, что сегодня ему нужно этот доклад читать и
что А.  Е.  Пунина ничего не сделала, стал  просить  АА приготовить доклад к
сегодняшнему дню.
     Всю ночь  сегодня  бессонная АА работала, прочла книгу об  Ingres в 120
страниц, и к семи часам утра все было сделано.
     Около десяти часов вечера пришел Пунин, и я вскоре пошел домой.


     23.03.1926

     АА рассказала мне, что говорила (вчера? сегодня утром?) с Мандельштамом
по телефону и между прочим  - о книжке Вагинова (спросила его мнения, потому
что сама она еще не прочла книжку).
     "Оська задыхается!" Сравнил стихи Вагинова с итальянской оперой, назвал
Вагинова  гипнотизером. Восхищался безмерно. Заявил,  что  напишет статью  о
Вагинове, в которой будут фигурировать и гипнотические способности Вагинова,
и итальянская опера, и еще тысяча других хороших вещей.
     АА  объясняет  мне,  что  "Оська" всегда  очаровывался  -  когда-то  он
очаровывался  даже  Липскеровым, потом  были еще  два  каких-то  "гениальных
поэта" - и что она нисколько не удивлена таким мнением Мандельштама о стихах
Вагинова, тем  более  понятно восхищение  Мандельштама,  что  Вагинов  - его
ученик.
     И  АА  сказала, что написанная  Мандельштамом  статья о Вагинове будет,
вероятно, одной из его блестящих, но ни к чему не обязывающих "causeries".

     Когда я пришел в Мраморный дворец,  Шилейко сказал мне: "Попадет вам от
АА за легкомысленное суждение о Вагинове!" - и сказал какую-то остроту о его
книжке  -  остроту  злую.  Когда  Шилейко  ушел, я  заговорил  с АА о книжке
Вагинова и говорил всю дорогу до Шереметевского дома, провожая АА туда.
     Перед  моим  приходом  в Мраморный  дворец  сегодня  АА  читала  книжку
Вагинова вслух, Шилейко слушал и очень  зло, в прах раскритиковал ее, и АА к
его мнению присоединяется, потому что он приводил совершенно  справедливые и
неоспоримые доводы.
     И  мнение АА  о книжке  Вагинова  таково: полная несамостоятельность  -
дурно понятые  и  дурно взятые Мандельштам  и  Вячеслав Иванов. И во всех  -
редких  -  случаях,  когда Вагинов  не  подражает  буквально  (в словаре,  в
построении образов, в сравнениях и в прочем) учителям, у него остаются "море
жизни",   "природа-храм",   "но   медленно  валов  благоуханье"   и   прочие
банальности.
     Отсутствие всякой  композиции  - стихотворение можно начинать  читать с
любого  места  и  прервать его  также на  любом  месте  - от  этого  ничто в
стихотворении не изменится.
     Мертвечина.  И  разве можно в  стихи вводить  теперь такие  слова,  как
"нощь",  "зрю" и т. п. - они теперь совершенно  не действуют,  они  никак не
воспринимаются, и  употребление  их свидетельствует  только  о дурном вкусе.
Такие слова в  контексте современных слов можно сравнить с античной статуей,
шея  которой повязана розовой ленточкой.  То, что  Вагинов употребляет такие
слова, доказывает потерю  им  всякого чувства слова,  отсутствие  бережного,
любовного отношения к слову.
     Вагинов употребляет такие сравнения, как "виноградарь - солнце". Да, мы
знаем о  древнем значении такого сравнения -  в д р е в  н е м контексте,  у
античных  поэтов.  Но Вагинов,  по-видимому, думает,  что сравнение,  слово,
глубоко  оправданное,  владеющее  п р  а в о  м на существование в одном  (в
данном  случае -  в античных) контексте,  вырванное  из  этого  контекста  и
механические вставленное  в совершенно  неподобный,  другой  (его, Вагинова,
современный  - в данном случае), сохраняет  всю  свою  весомость,  весь свой
смысл, всю соль  - значимость. Нет.  Это  не так.  В  действительности такое
оскопленное и  механически приводимое  слово или сравнение звучит только как
банальность.
     Вагинов идет на все, не жалеет затрат, делает демонические усилия - для
того, чтобы дать что-то с  в о е: он идет на отказ от смысла, он лишает свои
стихи рифмы, он механически смешивает самые неслиянные понятия. И все усилия
не приводят решительно ни к чему. Только резче  подчеркивается мертвенность,
атрофия  поэтического   сознания,  полное   отсутствие   своего,  отсутствие
лирического чувства. И ничто  не дано  взамен  этого.  Книга оставляет самое
безотрадное впечатление.
     Дело не  в промахах. Промахи у каждого п о э т а бывают, должны быть, -
и каких промахов мы ни простим поэту, если он действительно поэт. Поэт может
написать  очень  плохое  стихотворение,  но сейчас  же напишет  и  другое  -
подлинно хорошее... Ну не читайте  плохих стихов поэта - читайте его хорошие
стихи. Это же не обязательно - читать плохие стихи!
     И  не  в  непонятности.  АА не боится  ее. АА  не  стесняется, как  "не
стесняются расстоянием", непонятностью. Когда В. Иванов бывает непонятен, то
это  значит только, что мы - тот, кто его  не понял, - чего-нибудь не знает,
чего-нибудь не прочел, что ему нужно прочесть для понимания... Какого-нибудь
эллинского, византийского обряда, мифа  не  знает. Но стихи В. Иванова можно
всегда  расшифровать. Их непонятность  происходит  только от  того,  что  В.
Иванов много больше знает, много  культурнее своего  - такого не понимающего
какого-нибудь намека, не видящего за ним того, что за ним подразумевается, -
читателя.
     Но стихи К. Вагинова не имеют за собой ничего - они висят в воздухе, ни
на  что  не опираясь, они не намекают ни  на какие не дочитанные  нами мифы,
обряды, источники; нет и сомнения в том, что В. К. Шилейко больший знаток  в
античном  и  во  всех  прочих  культурах,  чем  К.  Вагинов,  а,  однако, он
утверждает,  что стихи К.  Вагинова ни на  что  такое не  опираются,  ничего
такого - ускользнувшего от понимания - не подразумевают.
     А самое главное -  стихи Вагинова не непонятны. Они насквозь прозрачны,
и  в них пустота. В них не над чем даже задуматься,  потому что они ничего в
себе не таят. Они механично набраны. Они мертвы.
     И  нельзя  говорить  о старых итальянцах - будто бы источнике  Вагинова
(как я сказал АА). Мы немножко знаем старых итальянцев.  И  они нисколько не
непонятны.  Когда  у  старого  итальянца  попадается широко  развитый  образ
сердца, вынутого из груди и переданного возлюбленной, которая его ест, - это
значит только,  что в основе  его, кажущегося таким  сложным, лежит  простая
народная поговорка  о "сердцеедке". Эта  сложность  имеет о с  н о в  у  - и
необычайно простую основу. Никакой основы нет  в сложности стихов Вагинова -
в неоправданном нагромождении распущенных и пестрых слов, употребляемых им.
     А  ставка за  звуковую  значимость,  на  музыкальность,  на музыкальное
воздействие  стихов,  ставка  Вагинова  (о  которой я заговорил  с  АА) - не
достоинство. Это недостаток. Это Игорь Северянин - как конечный итог. Прошло
то  время,  время  неудавшихся  опытов,  когда   поэты,  художники  пытались
смешивать и соединять различные виды искусства в одном. Когда поэт стремился
вложить живопись в стихи, когда восклицали о каком-нибудь Брюсове - "ах, как
он  скульптурен",  о  другом  -  "ах, как  он  архитектурен".  Сейчас  это -
порицание.  Сейчас  сказать про живописца "он так литературен"  - это значит
выругать его и упрекнуть. Нельзя вводить один вид искусства в другой, потому
что у каждого  есть свой материал, свои  средства, своя стихия  - только ему
свойственные.  Когда   говорят  о  том,  что   в  поэзии  -   музыкальность,
скульптурность, живописность, хочется сказать: "А где же поэтичность? Где же
поэзия  в  стихах?  Дайте  нам   поэзию...  Музыкальность  оставьте  музыке,
живописность - живописи...".

     Ездила к Ланге, там сделали рентгеновский снимок.
     Сегодня приехала А. С. Сверчкова и остановилась у Кузьминых-Караваевых.

     Н. В. Гуковская.
     Говоря о книжке Вагинова, АА сослалась,  кроме  ссылки на мнение  В. К.
Шилейко,  и на мнение Гуковских,  которые считают, что книжка "скучна" и что
ее поэтому "невозможно читать".
     При  этом АА добавила, что Гуковские - одни из  редких теперь  знатоков
поэзии.

     Шилейко, когда я пришел в Мраморный дворец, заговорил о книжке Вагинова
и стал "стилизовать грубость" по отношению к АА: "Очень плохо, Анечка, что у
вас недостаточно смелости, чтобы иметь собственное суждение...".
     АА  передала  мне расчетную книжку и доверенность Шилейко  на получение
для него денег в университете. Я получил 119 р. 20 к. Принес в Шереметевский
дом. Шилейко все взял себе, и когда  АА стала просить, чтоб он дал часть ей,
потому что она хочет купить ему панталоны, а иначе он все растратит и сам не
купит, Шилейко все же забрал все.
     АА  говорила  со  мной  о  Шилейко,  и  по  поводу  моей  фразы  о  его
нестеснительности сказала, что Шилейко "может стилизовать  грубость", но что
в действительности, в глубине, он очень деликатный человек.

     Б. Томашевский.
     Я  заговорил  о Томашевском,  на поэтическом семинаре которого  сегодня
случайно был. Осуждал его критику  в семинарии.  АА заметила, что  не думала
этого, а знает его как пушкиниста и считает его хорошим пушкинистом.


     23 или 24.03.1926

     В 12 1/2 мне позвонил Пунин и сказал,  что АА сейчас придет  ко  мне. У
меня кто-то  сидел, и я выпроводил  его, но тут подошла и АА и, не заходя ко
мне, пошла со мной в Мраморный дворец - я ее проводил.
     Поехал в университет, получил деньги для Шилейко и вернулся в Мраморный
дворец в  пятом  часу -  застал и АА,  и  Шилейко. Шилейко поднял разговор о
книжке Вагинова, которую АА только что  читала для себя и для него  - вслух.
Разговор прервался, потому  что Шилейко скоро ушел, а  вслед за ним и АА  со
мной  вышли, чтобы  идти в  Шереметевский дом.  Шли и всю дорогу говорили  о
книжке Вагинова, которую АА считает  плохой - и нисколько не талантливой,  и
эпигонской. Проводив АА до Шереметевского дома, я с ней расстался.
     АА  чувствует  себя  неважно,  хотя и  утверждает обратное. Думаю,  что
встала она сегодня только  потому, чтобы позаботиться  о Мраморном дворце  с
его Шилейками и Тапами.


     24.03.1926

     О комнате в Мраморном дворце: "Здесь так тихо, так спокойно, так далеко
от людей!". Говорит, что не может понять людей, которые могут жить в комнате
"обще-гражданского" типа.


     25.03.1926

     Вечером  был у АА в Шереметевском  доме. Лежит на  диване, но сегодня в
очень хорошем настроении, тихая веселая, "благостная". Разговаривая,  шутит,
но и юмор примиренный какой-то.
     На стуле лежит том  Гонкуров  на французском языке - том,  которого она
еще не читала. Собралась его читать.
     Читала недавно статью к "Vita Nuova" - по-итальянски.
     Говорили много - о работе и на все темы, которые являлись по ассоциации
с чем-нибудь связанным.
     В  девять часов  я ушел  домой  и сейчас посмотрел на  первую  редакцию
стихотворения "Слоненок", как  АА просила меня (она  нашла сходство в ней  с
итальянским  стихотворением,   цитируемым  в  статье  к  "Vita  Nuova",   но
сравнивала  текст  по  памяти  и не  могла  точно  вспомнить  одной  строчки
"Слоненка").

     Рыбаков - завтра. Вино - два бокала, хорошее.
     Гуковские - о "Финском празднике" Тихонова.
     Мандельштам  - был перед отъездом. Денег не возвратил. Получил переводы
Талтани и Бальзака (?).  Жена  зовет скорей;  Маня  -  о Вагинове; кулисы  -
квадраты. В них  заключает. Узнавал о поезде.  Поехал  домой,  а оттуда - на
вокзал.

     Гизетти был у Пунина. Об Анненском -  указала на Верлена ("Шарманка") и
что-то еще.

     Удивительная способность  говорить  без  смысла.  Через  такую  точку я
воспринимаю...  Философствования. Ничего не могла понять и уловить. Такая же
работа, как у АА о Гумилеве.

     Кривич  -  несчастный,  голодный, нищий,  придавленный.  Жалко.  Сейчас
понятно, что не делает, а раньше? Столоначальник.

     Шилейко  не повезет  и не поедет к Тапу. Сегодня упрашивал  выпить чаю.
Вчера беспокоился о Тапе - "Я уж не решилась сказать".

     Тап. Болен. Вчера возили (на Васильевский остров),  остригли - холодно.
Беспокоилась,  ночь  не  спала,  а еще опухоль  у  Тапы.  Сегодня поехали на
Васильевский остров, опять взяли Тапу,  привезли. Опухоль с прошлого года  -
пустяки.


     26.03.1926

     Мои  стихи.   На   улице  у  Инженерного   замка.   Нескромный  вопрос.
"Синезвездность" -  "Ц. Л. Ф." Цецилия? "Видите, на какие выдумки приходится
идти поэту". Даты. "Это мой способ! Александр Сергеевич тоже так делал". Мой
нескромный вопрос. "Пишу иногда".  А в тетради -  правильные  даты. "У  меня
тоже".
     "Стихи брызжут - Николай  Степанович советовал записывать, когда у меня
так бывало".
     "Тебе я писем не пишу..." - не индивидуальное.
     "Оставь любви веретено..." - хорошее стихотворение.
     "И плакать не  надо, и думать не надо..."  - "свет, а впереди  - плохо.
Окончание плохо".
     "Оленем или лебедем..." - криминальная строфа,  а изменить жалко, может
быть, она лучшая во всем стихотворении.
     На обратном пути. "Перебежал дорогу черный  кот..."  - "Летает ветер" -
Мандельштам.  "Есть Гумилев и moi". "В котором пленниками пели тени"  -  "во
взоре"? Ничего не поделаешь - грамматика. Сборное стихотворение.
     "Твоим дыханьем  навсегда нетленны..." - хорошо сделано. Штампы?  Может
быть, но они  не звучат как штампы, хорошо звучат.  "Перепиши мне,  я покажу
Николаше (Пунину) - как ценят. Не скажу чье. Отдайте переписать на машинке".
     "Я  улыбнулась  тебе  при  встрече..."  -  хорошее   окончание,  но   в
стихотворении  есть дефект. Не знаю, в чем причина, не  уловила. Может быть,
психологический: "Я уж так тебе улыбнусь, что ты перевернешься!"..."
     Лунная ночь. На Марсовом поле снег.  Я провалился, АА - нет.  Снег, как
сахар, плотный. Весна. Чудная погода. Хороша луна в деревьях. Запомню.
     В хорошем, в очень  хорошем  настроении,  спокойная, веселая, ласковая.
Шутит, и - юмор, но не ирония.
     Покупала хлеб (три фунта), сыр (пол-фунта), грушу.
     Обратно: вино, белое, апельсин, два яблока, шоколад.
     "Пить не буду вина, хочу воду пить. Я не всегда  могу пить вино. Иногда
даже запаха слышать не могу. А вот у Рыбаковых нельзя отказываться".

     Гумилев  - "Синяя  звезда"  -  от провансальских  поэтов.  "Благородное
сердце твое"  (по-итальянски).  Вымышленное  имя:  "Синяя  Звезда".  Вся  от
прованс. А если бы было -  стилизация, скучно  до тошноты было бы. А здесь -
Гумилев  похож  на себя  до последней степени  - и  точность,  и  реализм до
Маяковского, и адрес, и себя называет...

     Опять лечит больного Тапу. Вчера возила его в лечебницу на Васильевский
остров, оставила его там, сегодня ездила опять, взяла его...

     В Москве пресыщены  Пастернаком. Наступает реакция  против него: у всех
на зубах вязнет его "школа".

     Гизетти был в  Шереметевском доме, у Пунина. АА  разговаривала  с ним -
говорила об Анненском, указала на влияние Верлена ("Шарманка") и др.
     Гизетти говорил довольно бессмысленно.

     Говорили  о Белинском. Сказала, что  "не выносит" его,  что он  скучен,
необразован, обладал  грубыми вкусами.  АА  считает, что  Белинский сыграл в
литературе отрицательную роль.


     26 (?).03.1926

     Позвонил ей. Решили, что я сейчас же выйду встретить ее, потому что она
идет в Мраморный дворец, по магазинам, и обратно в Шереметевский дом.
     Встретил ее на Фонтанке.  Пошли по  скользкому, заледеневшему тротуару.
Сегодня лунная,  прозрачная  сине-зеленая ночь, бодрящий весенний порывистый
ветер и бездонное небо. Хорошо.
     Шли  в Мраморный дворец. В проходе  у Инженерного замка АА заговорила о
"синезвездности"  моих  стихов.  Я  стал  читать  ей  стихи  свои  -  прочел
несколько.  На Марсовом поле АА сошла с дороги и осторожно ступила на снег -
плотный,  заледеневший,  хрустящий  - твердый, "как сахар", - сказала АА.  Я
последовал за АА. Она  ступала легко,  я проваливался, чем  даже  удивил ее.
Вышли  снова на  дорогу... Я предложил читать стихи  - и говорили о  них.  У
Мраморного  дворца  я  остановился и поджидал ее минут пятнадцать, пока  она
была там. Вышли.  Шилейко  очень ее  уговаривал пить чай,  но она  не хотела
заставлять меня ждать. На обратном пути - опять через Марсово поле. Я прочел
АА еще три стихотворения (всего - пять-шесть).
     Потом  вышли  на  Симеоновскую,  на Литейный  -  ходили из  магазина  в
магазин,  покупали - бутылку вина, два  яблока, апельсин, плитку  шоколада -
все в разных.


     27.03.1926

     Говорила о контрафакциях. Известны три таких издания стихотворений АА:
     1. "Четки" (Берлин);
     2. "Четки" (Одесса, во время пребывания там белых);
     3. "Белая стая" (Кавказ, Рафалович);
     АА: "Богатая невеста!"
     Я у АА от трех до пяти. Она  лежит.  Скоро  пришел Пунин, мы поговорили
еще немного, и я ушел.


     28.03.1926

     Ко мне приехал Горнунг. Я условился по телефону с  Пуниным, что приду с
Горнунгом в пять часов.
     В  пять  АА  лежала -  все  так же  больная. Мы пробыли  очень недолго.
Горнунг сидел как в воду опущенный, а я читал вслух воспоминания Кардовской,
которые он привез из Москвы.
     АА  при чужих всегда старается  быть  оживленнее и не показывать своего
плохого  самочувствия; так и здесь - больше обыкновенного шутила и говорила.
Я увидел, что  это ее  утомляет, и быстро ушел с  Горнунгом.  Вечером пришел
снова, уже один. АА просила меня отпечатать фотографию, где она снята в позе
сфинкса, обещанную ею Пастернаку, - она хочет переслать ее с Горнунгом.
     Пунин был дома. Мы втроем говорили - Пунин  и АА наперебой рассказывали
мне  о  Комаровском,  описывали  его  внешность:  он был  громадного  роста,
широкоплечий, полнолицый; жесты  - они у него были  особенные, широкие, рука
двигалась от  плеча;  манеры и  прочее. АА заметила, что  замечает иногда  у
Пунина жесты,  перенятые им  от  Комаровского.  Говорили о  взаимоотношениях
Комаровского и Гумилева.
     Тема  о Комаровском - очень  приятная тема и для  АА,  и  для Пунина, и
говорили они о нем очень оживленно.


     29.03.1926

     Получила  письмо  от  Кареевой  с  просьбой дать  разрешение на перевод
"Четок" на итальянский язык.


     30.03.1926

     В шестом часу  вечера АА звонила  мне и сказала, что придет  сегодня ко
мне.
     Я  с  Горнунгом весь день  сегодня - показываю ему  город, музеи и  мою
работу; надо ублажить его, чтобы он энергичней сам работал...
     Около  девяти АА  пришла  ко мне.  Стала расспрашивать Горнунга  о  его
впечатлениях от музеев, о Москве. Но Горнунг молчит и отвечает односложно, и
поэтому,  чтобы развеять напряженность, АА стала читать из  моей папки вслух
ненапечатанные стихи Гумилева. Прочла их  много -  все поздние  и почти весь
альбом Кузьминой-Караваевой. Читала медленно, тихо и внятно. В стихотворении
"Дочь Змия"  упомянула про  влияние  Некрасова, о  "Памяти"  (М. А.  К.  К.)
сказала,  что  это  одно из ее любимых  стихотворений у Гумилева; некоторые,
видимо, не нравящиеся  ей стихотворения ("Дева-Лилит", например), пропускала
не читая.
     Сидела на диване, прямо... Последнее время она обычно в черном  платье,
а  поверх него - белая фуфайка. Воротник  то отстегнут,  то наглухо облегает
шею...
     Дала  мне полученное  ею письмо  от некоей неизвестной ей  Кареевой,  в
котором та  просит АА разрешить ей  перевод "Четок"  на итальянский язык; АА
просит меня ответить на это письмо за нее.
     Вчера я отпечатал  для  АА фотографии -  две,  снятые мною в  Мраморном
дворце,  в  постели (в  двух  экземплярах  каждый),  и  "сфинкса"  (в  одном
экземпляре). Отдал их ей.  "Сфинкса" она  передала Горнунгу для  Пастернака,
надписав  ее предварительно.  Надписывая, АА несколько раз стирала  резинкой
что-то, писала снова.
     О том, что хуже муки, чем процесс писания, для АА нет, я знаю давно, но
каждый раз,  когда она  что-нибудь  пишет,  я с любопытством  слежу  за  той
мучительностью, с какой она это делает.
     Говорили о Гумилеве. Пили  чай. АА звонила Пунину, чтоб он зашел за ней
- и Пунин около двенадцати зашел ко мне. Выпил чаю, и вскоре АА с ним ушла.
     Очень долго и очень  много АА  говорит о работе, рассказывая Горнунгу о
влиянии на Гумилева И. Анненского, указывает на отдельные моменты, например,
на то, что "Последний придворный поэт" - это фигура  Анненского (Горнунг рот
раскрыл, пораженный простотой и очевидностью такого заключения).
     Говорили  о  Боричевском: АА подтрунивает  над всеми его недостатками -
хвастливостью  и прочим  - замечая  при  этом,  что  если отбросить все  эти
недостатки (а я добавлю - их сотня), то Боричевский - хороший человек.
     Но зато о Дмитриеве ни я, ни АА не можем сказать ничего хорошего.
     Сегодня, работая  с Горнунгом, я  на примерах  материалов, доставленных
мне  Дмитриевым,  показал  Горнунгу всю  его  небрежность,  неспособность  и
недопустимое отношение к работе. У АА мы с Горнунгом говорили обо всем этом.
АА  слушала,  молча соглашаясь,  что  репутация Дмитриева как "историка" или
"исследователя" литературы  загублена  для нас навсегда. И  в заключение  АА
добавила только: "Да... У него заяц в голове...".
     Попозже АА отозвала меня в  другую комнату и дала пять рублей и просила
купить  вина  и  чего-нибудь  к  нему,  прибавив, что хочет "почтить  меня и
Горнунга".
     Вернулся  я через  пятнадцать минут,  скоро пришел и Пунин,  А. Е. тоже
откуда-то появилась, и мы впятером пили чай  в столовой, а после чая вышли -
все, кроме А. Е. Пуниной.
     Вместе  дошли  до  угла  Симеоновской  и Литейного,  а  там  АА пошла к
остановке,  чтобы  ехать  в трамвае в Мраморный  дворец, и  Пунин  с  ней  -
провожать ее.
     Я  с  Горнунгом  поплелись  домой.  На Симеоновском  мосту  нас обогнал
трамвай, и Пунин с трамвая окликнул меня. АА махнула рукой, я - в ответ...


     31.03.1926

     Вечером я  снова повел Горнунга  к Ахматовой. Горнунг  в  Шереметевском
доме говорит мало. Но это не мешает ему порой ляпать такие наивности, что мы
-  АА  и  я  -  переглянувшись друг с другом, едва удерживаем  смех. В таких
случаях АА  трогательно,  с  исключительной мягкостью,  затушевывая неловкое
самочувствие Горнунга, объясняет ему самые примитивные вещи.  При этом  -  с
детской серьезностью, как будто говорит о самых сложных вещах.
     АА  поражает меня своим уменьем  тонко  и  мягко,  не  дав  собеседнику
заметить его неловкий вопрос или фразу, вывести разговор с кочек  на прямую,
ровную дорогу.
     Мы в  креслах сидели  у  дивана, на  котором полулежала покрытая зимним
пальто АА. В комнате холодно -  холодней, пожалуй, чем на улице, де струится
тающим снегом весна. Горнунг после признался мне, что промерз, сидючи у АА.
     АА  расспрашивает Горнунга о впечатлениях  его  от Эрмитажа и  Русского
музея. В  разговоре выясняется, что  одна  из  любимых ее вещей в Эрмитаже -
"Мадонна  Литта"  Леонардо  да  Винчи,  Мадонна  в "синем  мире"...  Бывая в
Эрмитаже,  она всегда  прежде  всего идет взглянуть  на  нее  - в  маленькую
комнату, где она висит.


     1.04.1926

     Получила  письмо из Парижа и в  нем - программу концерта 10 февраля, на
котором  читались  два  и  исполнялось  положенное  на  музыку  одно  из  ее
стихотворений.


     Как просто можно жизнь покинуть эту,
     Бездумно и спокойно догореть,
     Но не дано российскому поэту
     Такою светлой смертью умереть...

     Всего верней свинец душе крылатой
     Небесные откроет рубежи,
     Иль просто ужас лапою мохнатой
     Из сердца, как из губки, выжмет жизнь.

     1 апреля 1926
     А. Ахматова

     (Вписано  в альбом В. В. Горнунгу 1 апреля  1926 в  Шереметевскм  доме.
Дата - написания в альбом.)

     С  утра Горнунг одолевал меня  просьбой  позвонить АА,  потому  что  он
сегодня уезжает и хочет зайти к ней попрощаться.
     Я его удерживал до семи часов, а в семь  часов позвонил. АА была дома и
сказала, что с удовольствием примет Горнунга.
     Были  мы в Шереметевском доме часа полтора.  АА спросила Горнунга о его
впечатлениях от Петербурга.  Тот рассказывал. Выяснилось, что любимые здания
АА  в  Петербурге  - Адмиралтейство  и  Смольный.  А  Исаакиевский  собор не
производит  на  нее  большого впечатления - его  портит многое; в  соборе  -
например, из мелочей - слишком вычурно и поэтому нехорошо облицованные окна.
     Академия  наук - превосходное здание,  но  сейчас  совершенно испорчено
отвратительной коричневой краской, благодаря которой оно похоже на торт.
     Лучшая окраска для домов - розовая, по  мнению АА (конечно, если удачно
подобран  оттенок).  Очень  хороша  и  голубая.  АА,  которая  считает,  что
Петербург   построен   итальянцами   (за  немногими  исключениями;   русских
архитекторов   было  мало)...   Но   Адмиралтейство,   построенное   русским
значительно превосходит все - Сенат, построенный Росси, и тот теряется рядом
с  великолепно  врезанным углом Адмиралтейства. Розовый цвет, по  мнению АА,
занесен  сюда  именно итальянцами.  (АА  вспоминает к  этому:  в 1912 году в
Италии Николай  Степанович обращал ее  внимание  на  розовые  дома: "Смотри,
совсем как в Петербурге").
     А что делает Петербург совершенно особым - это освещение.
     Я спросил АА: "А  не  знаете,  есть  ли где-либо  в Петербурге  здание,
окрашенное в черный цвет? Это  нелепый цвет, но меня интересует просто, есть
ли  хоть одно такое здание?".  АА  ответила, что если я  пойду к Никольскому
мосту, то  на набережной увижу такой  дом  - он стоит вторым или третьим  от
угла.
     АА получила письмо из  Парижа  и в  нем программу концерта, устроенного
там  10  февраля.  В  программе  указано  "deux  berceuses"  AA  (как  АА  и
предполагала, это  -  "Мурка, не ходи, там сыч..." и  "Колыбельная"). Третье
стихотворение  -  музыка  Лурье.  И все три  переведены на французский  язык
(отвратительно переведены) и приводятся в программе.
     Говорили о музеях, о работе и о прочем. Все было чудесно. Но неожиданно
Горнунг стал просить АА вписать ему в альбом стихотворение. АА заметалась: с
одной стороны, ей  не хотелось  обидеть  Горнунга  отказом, с  другой  -  ей
казалось совершенно  невозможным  писать в альбом.  Она  отказалась. Горнунг
стал  упрашивать  ее.  АА  смущенно перелистывала альбом, как  будто  ожидая
какой-нибудь помощи извне,  подыскивала все возможные формы отказа. Умоляюще
смотрела на меня - как будто ждала от меня защиты.
     Положение было очень неловкое и глупое...
     Горнунг  спросил: "Вам  очень не  хочется писать?".  АА  помедлила,  но
решительно,  хоть и  жалостно, ответила:  "Да,  мне  очень  не хочется,  мне
неприятно. Можно не писать?". Горнунг молчал упорно и туго. Наконец, я решил
вмешаться.
     "Напишите,  АА!"  - АА взглянула на меня удивленно. Я  отвернулся, чтоб
скрыть улыбку, и стал  усердно разглядывать книги в шкафу. Наконец АА, видя,
что  это  все  же самое простое средство  положить  конец  общему  неловкому
состоянию, решила написать.  "Что же?" - "Напишите старое стихотворение",  -
просил  Горнунг.  АА  подумала  и стала писать.  Писала -  я  не могу  найти
другого,  более  подходящего слова - с  отвращением, как будто делает что-то
неподобное.  Жалобно взглянула  на  написанное:  "Ну  вот... И  все  неверно
написала!". Стала исправлять, потом вычищать перочинным ножом. Исправила.  В
этот момент ее позвали  к телефону. Дала на ходу альбом Горнунгу  и  ушла. В
альбоме  было  написано  стихотворение  "Как  просто  можно  жизнь  покинуть
эту...".
     Звонила ей  Замятина, звала к себе. Пунина  все  не  было дома. Горнунг
заторопился - было 9 1/2, а поезд его идет в одиннадцать.
     Вышли.  Скользко. На  Симеоновском  мосту  Горнунг  попрощался с  АА  и
побежал домой - собирать вещи. Я  пошел провожать АА к Замятиным. Говорили о
Горнунге.
     Проводив АА, вернулся домой. Горнунг  через  десять минут  уехал, но до
этого и меня просил вписать в альбом ему "Мечеть".

     Почтовый чиновник  - Готье. Тоже  "несчастный"  символ мещанства, а тут
захотел иначе.


     2.04.1926

     Стихотворения   "Мурка,  не   ходи,   там   сыч..."   и   "Колыбельная"
переведено... (? - узнать подробнее).


     3.04.1926

     Итальянский самоучитель.
     Письмо Шилейке.
     Стихотворение Тихонова  хорошее  (без дураков).  Пастернак...  не может
читать, и это ценно.
     Стихи Вагинова.
     Библиография.
     Азеф.
     "Север" (весь Петроград).
     Письмо из Кубу (анкета).
     Mme Rivire (парижского периода).
     Mlle (парижского периода).
     Bartoleni (парижского периода).
     Granet (парижского периода).
     Купальщица - 1907 г.
     " - 1908 г.
     Юпитер и Остида.
     Одалиска 14.
     Mme Zenonne.
     Фанческа - 2 вар. 17 г.
     Клятва Людовика XIII.
     Odalisque  l'esclave.
     Стратоника.
     Венера и источник.
     Gonze.


     5.04.1926

     У АА было платье голубое с золотом, открытое. АА его надевала раза три,
потом сняла  и долго  не надевала.  Однажды, отправляя, куда-то  с  Николаем
Степановичем, она надела его. Николай Степанович, взглянув  на нее, заметил:
"Ты  так едешь? Но  ведь  ты же  раздета!". Тут интересно  то,  что  Николай
Степанович заметил  это платье впервые,  а до этого видел его не  раз, но не
замечал.

     Он  не замечал, что Дмитриева хромает... До тех пор, пока кто-то ему не
сказал об этом.

     АА однажды  шла с  Гумилевым и как-то ушибла  ногу.  Николай Степанович
предложил довезти ее  до дому  на извозчике.  АА отказалась,  так  как ехать
девушке на извозчике с молодым человеком  считалось  совершенно недопустимым
неприличием.
     Это - к характеристике царскосельских нравов.

     "Он великий бродяга был", - сказала АА по поводу разговоров  З. Е.Аренс
о его барстве.

     Осенью 1908, когда АА была в Петербурге.
     АА  была  в  Царском  Селе  у Валерии Сергеевны  Тюльпановой и  послала
Николаю  Степановичу записку, что едет  в  Петербург  и чтобы он  пришел  на
вокзал.  На  вокзале  - его  не  видит. Первый звонок -  его  нет.  подходит
поезд... Вдруг он  появляется на вокзале в обществе  Веры  Евгеньевны и  Зои
Евгеньевны  Аренс.  Оказывается,  он  записки не  получил,  а  пришел просто
случайно.

     Он  был  нарушителем   традиций.  Обстановка   Царского  Села  затхлая,
чрезвычайно буржуазная...


     8.04.1926

     Писала три  недели тому назад  и послала  пятнадцать  рублей для  того,
чтобы Лева мог брать уроки по математике - хоть несколько. Нет ответа до сих
пор, и АА беспокоится. Хочет открытку послать.

     Шенгели стихи Вагинова не понравились.

     "Финский  праздник".  Прекрасное  стихотворение.   "Его   еще  приятней
вспоминать, чем когда читала".

     Шилейко прочел наизусть первую редакцию "Маскарада" - по "Весам".
     Прочел наизусть стихотворение  Пастернака, хоть и говорит,  что терпеть
не может.
     Общество независимых музыкантов - 10.02.1926.
     Артур Лурье.  Музыка.  Музыка -  стеклянные звуки. Стихотворение  перед
отъездом (второе)  положил  на музыку.  Но ни  то, ни  другое не  пел еще, а
только наигрывал.
     Не была у Констанции Фридольфовны очень  давно. Нет сил  все, потому не
была.
     АА всегда была "в нетях".

     1918.  После разговора  о  разводе  у  АА  Николай Степанович поехал  к
Шилейко,   чтоб   поговорить   втроем.   В   трамвае   Николай   Степанович,
почувствовавший,   что   АА  совсем  уже  эмансипировалась,  стал   говорить
"по-товарищески": "У меня есть, кто бы  с удовольствием за меня пошел замуж:
вот Лариса Рейснер, например... Она с удовольствием бы..."  (он не знал еще,
что Лариса Рейснер уже замужем).
     На А. Н. остается полчаса.

     Донжуанство за последние три года (девятнадцать имен), но и раньше было
сильно - у  него  такой темперамент был.  Но раньше это скрывалось  с  обеих
сторон. И конечно, не так было, как в последние годы.
     "С ним было очень трудно ездить куда-нибудь путешествовать. Он ссорился
(чего никогда  не бывало с  ним дома), ему все казалось, что я что-то не так
делаю, не туда "тюк положу", не ту  дверь открою.  Я сказала ему в  14 году:
"Девушка не могла бы бежать с тобой... Ты стал  бы с ней ссориться, и ничего
бы не вышло...".
     Ларисе  Рейснер  назначил свидание на Гороховой улице  в доме свиданий.
Лариса Рейснер: "Я его так любила, что пошла бы куда угодно" (рассказывала в
августе 1920 г.).

     С  Шенгели была в кафе  против  Дома искусств на Невском.  Он  простой,
хороший.
     Анкета из Кубу. "Кто на Вашем полном иждивении?"

     О девушках. Лариса Рейснер. В  1917 году АА спрашивала  и подтрунивала:
"Я ведь к Ларисе  сама могу поехать! И  она  мне скажет". Николай Степанович
смутился.  "Ну  хочешь,  я  тебе  по  секрету  скажу,  только  ты...  -  это
Тумповская". - "Я решила, что это щит".
     Блок поздоровался с Л. Рейснер, приняв ее за АА. Николай Степанович сам
рассказал об этом АА, может быть, он думал, что АА может  все равно услышать
об этом.

     М. А. К.-К. делал предложение через год после свадьбы АА.

     В  десятом году  уехал в Африку  -  без всяких поводов, никаких ссор не
было. Единственная причина - страсть к путешествиям.

     Читает Эдгара По  (и это для нее мучительно из-за кровожадности убийств
и ужасов, описываемых им). Находит все  новые и  новые моменты влияния на Н.
Гумилева. У нее есть две книги - в переводе Бальмонта.

     Мотив о девственности - первый раз в "Заре" (а "Зара" - конец 7-го года
как будто).

     Синие листья. Бабочки, как подбрасываемые цветы (Эдгар По).

     В черном Дике есть кое-что будущей "Гондлы".

     Полетаев - к девочкам.

     Из Бежецка  нет  ответа  (три недели  тому назад АА  послала  письмо  и
пятнадцать  рублей   -  чтоб  Лева   мог  взять  хоть  несколько  уроков  по
математике).
     Обеспокоена.




     12.04.1926

     Попутно  в  разговоре  о  биографии  Николая  Степановича  АА упоминала
Пушкина и говорила о ложном взгляде на его отношения с дядей, установившемся
давно и  существовавшем сто лет - и только недавно разрушенном переоценкой и
новейшими исследованиями.

     АА  получила письмо от Инны Эразмовны, в  котором  та пишет, что еще не
выезжает,  и доводы  у нее самые неосновательные  -  вроде того,  что она не
хочет  приезжать  сюда в первый день  Пасхи, потому  что извозчик от вокзала
будет очень дорого стоить.
     АА  очень   обеспокоена  медлительностью  Инны  Эразмовны,  потому  что
железнодорожные тарифы  уже повышены на  10%, а  сегодня в газетах написано,
что будут  повышены  еще. АА  предвидит, что,  промедлив  еще немного,  Инна
Эразмовна не сможет уехать к брату (Виктору).
     Вечером была у меня - пришла неожиданно. Говорили о "Трудах  и днях", о
фельетонах Георгия Иванова и о причинах, которые побуждают Георгия Иванова к
такому  отношению к  Николаю Гумилеву (очень опечалена этими фельетонами); о
письме  Инны  Эразмовны, полученном  АА. Около двенадцати  вместе  вышли,  я
проводил ее  в Шереметевский  дом.  Оттуда  через  полчаса  АА направилась в
Мраморный  дворец, провожаемая Пуниным. Мороз, лужи и талый снег подмерзли и
хрустят.

     1911.
     Из Константинополя  прислал  в Царское Село телеграмму о своем приезде.
АА хотела выехать встречать  его в Одессу, но когда  стали рассчитывать с А.
И. Гумилевой,  поняли, что  ехать в Одессу  уже  поздно, что  он раньше туда
приедет.
     Николай  Степанович не вписал АА в  альбом акростих, потому что  альбом
был заперт в  шкафике,  от которого ключ был потерян. (Всего альбом пробыл в
таком положении около двух лет.)

     12 апреля. АА и С. Толстая у Кузмина (на башне).

     В  пасхальную  ночь. "Он бредил. Жестокий приступ лихорадки. Все ушли к
заутрене, а я  сидела около  него.  Очень страшно говорил - не хоронить  его
тело на севере, говорил:  "Вези дальше... За Константинополь... За Одессу...
Туда вези..." (АА - 29.01.1926). АА сказала мне, что ей  всегда вспоминается
"Экваториальный лес", когда она думает об этом бреде Николая Степановича.

     1912. Во Флоренции АА написала стихотворение "Здесь все  то же, то  же,
что и прежде...".

     1911, ноябрь-декабрь - написано: "Как мой китайский зонтик красен...".
     АА в Цехе прочла весь "Вечер" и все "Четки".

     Кунина перевела  на  сербский  язык штук восемь стихотворений АА.  В их
числе  "Настоящую   нежность  не   спутаешь...",  "Кто-то,  во  мраке  дерев
незримый..." (последнее,  кажется,  напечатано  в  заграничном  журнале.  Во
всяком случае, первое стихотворение напечатано).
     22  апреля, 8  1/2  часов  вечера  (1911 г.). АА впервые  читает  стихи
публично: на заседании  Академии  стиха. Там  были  и незнакомые ей люди. АА
считает это выступление в Академии первым своим выступлением.

     Когда  была  первая годовщина  смерти  Анненского,  Зелинский  читал...
Вячеслав Иванов - плакал. АА присутствовала на заседании.
     Искренен ли был Вячеслав Иванов?
     Вячеслав Иванов никогда искренним не был.

     Вячеслав Иванов в отдельной комнате уговаривал  АА разойтись с Николаем
Степановичем, убеждал  ее, что  Николай  Степанович  - неподходящий для  нее
человек.
     Знакомство АА с Вячеславом Ивановым продолжалось около двух лет: с 1910
по 1912-13.
     Когда АА первый раз читала на "башне" (1910), Вячеслав Иванов очень  ее
восхвалял, называя ее "заместительницей И. Анненского".

     В редакциях, в "Аполлоне", в годы 10-13  АА постоянно бывала.  АА стала
сотрудницей "Аполлона".

     АА была на Раевских курсах на Гороховой, уже когда замужем была.

     Гимназия: сначала в Царском Селе - Мариинская, а потом кончала гимназию
в Киеве. Училась хорошо. Чуть ли не с серебряной медалью.
     АА родилась 11 июня 1889 года (Валерия Срезневская).
     Андрей Антонович Горенко (отец АА) - инженер-механик (флота?).
     Двадцать или двадцать пять лет жил с Еленой Ивановной Страннолюбской.

     1893 - дата рождения в трудовой книжке.
     12.09  (...?).  "Моей дорогой Шурочке от любящей  ее Ани. 12  сентября.
Слепнево", - надпись на "Белой стае" ("Гиперборей", 1917) А. С. Сверчковой.


     14.04.1926

     Встречи  АА  с Николаем  Степановичем  после  его  женитьбы  на  А.  Н.
Энгельгардт:
     1. 18 г.,  в сентябре в Шереметевском доме. Гумилев  заходил, сидел час
приблизительно; прочел два или три  стихотворения из "Шатра". Судя по  тому,
что он говорил, было видно, что очень стеснен в средствах и с трудом достает
продукты.
     2. 3. 4. Весной 19 г., в мае, - целый ряд встреч. "Он приходил, Левушку
приводил два раза. Когда семья уехала, приходил один, обедал у нас".
     5. Зимой 19-20, вероятно, в двадцатом, в  Доме искусств. "Я  его видела
раз днем,  когда  он  шел на заседание, а я там  ждала  Корнея Чуковского  и
Эйхенбаума по делу".
     6. На Пушкинском вечере в 1921 г.
     7. В Доме ученых в марте, в очереди.
     8. На Пасху во Всемирной литературе (21 г.).
     9. И наконец, накануне или за два дня до вечера Petropolis'a - "у меня,
на Сергиевск." (и Г. Иванов).
     10. В Клубе поэтов, "когда я пришла  спросить адрес Немировича-Данченко
накануне  отъезда Орка (Орк уехал  с Ремизовым в один день). Это - последняя
встреча, незадолго до ареста".
     8 августа к Ремизову  пошла  АА, его  уже  не было.  Вернулась  домой и
узнала о смерти Блока. На панихиде  Алянский сказал, что зас (?) (не ходил к
Ремизову, потому что там зас (?)).



     16.04.1926

     Летом 20 г. встреча  с Николаем Степановичем (шел  из Зуб. института на
Преображенке) на Невском, а Шилейко, Чуковский говорили о Сибири - вздор.

     Просил Г. Иванова надписать книги Мосолову (Мосолов  в  Новоржеве) - он
то-то и то-то, ему не верят. Он столько  знает, обожая, о том, как АА первый
раз  читала  стихи  у Вячеслава Иванова. АА  отсюда  и  решила про  Мосолова
(оттого так и мне советовала пойти).
     После  Николая Степановича  в  21 атака  на АА  Г. Иванова  -  раз пять
заходил, звал... просил прийти в  Цех.  "Я все отговаривалась, говорила, что
больна". Наконец, на Рождество 21 года пришла на Почтамтскую; оказалось, что
Цеха нет, потому что Г.  Иванов - ссора с Одоевцевой.  Были Г. Иванов, Оцуп,
Адамович и Вагинов. Очень мило. Читали стихи:  Г. Иванов -  о  кувшине  роз,
Адамович - пушкинское, Оцуп -  ..., Вагинов  - о  маркизах (Г. Иванов язвит:
вот великосветские стихи...).
     "Я не помню, читала  ли я. Потом Оцуп провожал  по  Невскому - под руку
(первый раз было, что я с ним разговаривала)".
     "Разрешите мне прочитать Вам стихи..." Прочел. Потом заговорил о Расине
и о  других, о теории, о классической... (называл  классиками Мандельштама и
АА).
     (А  К. Вагинов ушел,  ему не по пути было.)  Тут как-то Эльза Яковлевна
Радлова, жена Николая Радлова,  заходила  к АА,  пригласила (с  Радловым  АА
очень давно знаком,  но  за годы революции почти не встречались), и 1 января
1922 года АА пошла к ним обедать. Говорили о стихах... "Было очень натянуто,
скучно,  они - веселящиеся, разные  люди". АА заговорила о  том, как  она не
любит, когда  из  нее вытягивают мнение  о чужих  стихах...  И рассказала об
Оцупе. А через десять дней узнала, что Эльза Радлова - любовница Оцупа...
     Потом  звали еще в Цех. Не пошла  (а потом уже все  на отлете были). Но
перед отъездом Оцуп (уехал первым) зашел - нет ли поручений.
     Оцуп  - низкий человек,  еще хуже  Г.  Иванова (продавали при  жизни, а
потом  продавали  -  мертвого); взятка с Кельсона за  знакомство  с Николаем
Степановичем.
     Анна  Николаевна (Энгельгардт)  согрешила с Г. Ивановым, - рассказывала
АА, - а  ей Лурье фамилию сказал. Николай Степанович упрекал А. Н. Э. за то,
что поссорила с лучшим другом.
     Кузмина письмо в редакцию.

     Алянский.
     Очень  дружна была (видела отношение  Блока), вполне доверяла... Тихий,
скромный, заботливый. Раньше издателем не был. Во время революции решил - на
Блока. Здесь "Алконост". Контракт на  1000 рублей (за "Белую стаю"?); должен
был - в течение недели со дня выхода. Книга вышла, и он выплачивал год (и то
через Рабиновича), по грошам, по несколько долларов.
     Заручившись  согласием АА на  переговоры  относительно  изданий (но  не
больше, чем по 6000 экземпляров) и по поводу контрафакции Эфрона, -  получит
деньги.  И  не  имея права  соглашаться  больше,  чем на  6000  экземпляров,
воспользовавшись тем, что Блох имеет преимущественные права на издание книги
АА, он продал ему по восемь с половиной тысяч тиража каждую и написал письмо
АА,  что  так заключено.  АА  здесь советовали  послать  телеграмму, но  она
решила, что телеграмма уже ничего не изменит, потому что все уже сделано.
     Приехав  сюда,  Алянский был у Замятиных, и  там же  была  АА. Он очень
много рассказывал о своих трудах с Эфроном  и  что ничего  не вышло. А когда
Замятин спросил его  - а как Блохом,  как вам удалось  продать за 15% автору
(что очень много тогда), - ответил: "Я Ахматову куда угодно устрою так". А о
восьми с половиной тысячах тиража - молчал.
     АА была у Рыбаковых (на блинах) весной 25 года. Были и  Сергеев, третий
(на букву "Р"), Софья... (мать), Лидия Яковлевна и  другие. Пили. АА сказала
об Алянском, что он "не лучше других издателей" (имея все основания  к тому,
чтоб быть недовольной). Больше ничего. Р. пошел домой, выпил еще шампанского
в  Европейской  гостинице  и,  придя,  сказал  брату Алянского, что Ахматова
портит карьеру Алянскому, осуждая его  при  его начальнике - Сергееве. Через
несколько  дней  к АА пришел Замятин и заговорил о неприятной истории ("Я бы
не взяла  на  себя такого поручения - идти писателю от издателя - к поэту"),
сказал, что Алянский (...) о  том, что АА не получила с него денег и т. д. и
что он требует третейского суда.
     Очень гнусно и неприятно. АА со мной вернулась (с прогулки с Тапом), на
столе письмо. Прочла - от Алянского. "Прошу подтверждений получения денег  и
подтверждений, что я честен"... Грубое письмо.
     АА очень  расстроилась.  Это большое значение для  болезни было. Совсем
слегла...  Приходил  Каплан...  АА физически  не могла к третейскому  суду и
очень жалела  об  этом. Написала на пишущей  машинке  ответ, что деньги  все
получила (но уж не написала про то, что не через неделю, а через год и через
Рабиновича; если  Алянский подл, то АА не нужно быть некорректной). "А после
того  письма, что  вы  мне  написали, я думаю,  что  моральная оценка  ваших
действий вас  интересовать  не  может". (Замятина отдавала  переписывать  на
машинке.) Послала.
     Никто  никогда  так  гадко  не  поступал   с   АА,  как  Алянский.  Это
единственный случай.
     Книга, изданная Алянским,  в течение недели разошлась в двух тысячах, и
попросили в Москве еще тысячу (или наоборот). Он был доволен.
     "Подорожник".  АА  за  него получила столько, что  ничего не купила для
себя - все деньги ушли на уголь, на картошку, на такое - и их хватило на три
недели.
     "Anno Domini" (Блох) - 6500  экземпляров. (АА получила  деньги за такое
количество.)   Разошлись  в   течение   четырех  месяцев.  Зашла  в  магазин
Petropolis'а.  Спросила  продавщицу:  "Нет?"  -  "Как  нет?  Сегодня  тысячу
экземпляров из типографии получила" (не сказала АА, конечно, об этом Блоху),
- т. е. уже 7500 экземпляров есть, а сколько еще таких "тысяч" могло быть?

     Сказала,  что  Клюев, Мандельштам,  Кузмин  - люди,  о  которых  нельзя
говорить дурное. Дурное надо забыть.

     Говорит, что А. Блок потому так приблизил к себе Алянского  перед своей
смертью, что (по-видимому) смутно чувствовал (полубессознательно) в Алянском
последнюю материальную опору.

     Говорила  о  творчестве  Клюева.  Отметила,  что   два  эпитета  первых
вариантов стихотворений в  последующих вариантах у Клюева  часто сливаются в
один, двойной: например, "белые крылья" - "белокрылия". Таким способом Клюев
часто делает стихотворение "более славянским".

     "Огненный столп" - 5000 экземпляров.
     Издания Блока - посмертно  на газетной  бумаге (Алянский прогорел).  10
000 экземпляров.
     Блок охотно читал стихи.

     "Г.  Иванов  дотянуться  не  мог  и  злился..."  Недоброво,  Лозинский,
Гумилев, АА, Шилейко - пафос,  друг к другу большое чувство - и насмешничали
совсем  по-иному,  из  патетических чувств друг к другу.  Насмешничанье было
только очень поверхностным, внешним  покровом у них, а у  Г. Иванова  ничего
иного не было.
     О современном положении - пишет о добродетельной жизни (как по-мещански
-  при живой вдове).  Рыбаков - печальные глаза -  что  же будет? Массовое в
молодежи  блудство. Сегодня  в  газете  - о последователях Есенина. Железная
экономия.
     Пастернак  рассказывал о  Г.  Иванове в  Берлине (Париже?) -  девицы  в
розовых чулках и прочее...

     О Шилейко. Открестил  десять яиц.  Красит первый  глобус. Четыре тысячи
лет до Р. Х. Черепа.
     "Шилейко оборванный, а книги приносит. Я уверена, что есть книги по сто
рублей. Но на книги не жалко - он их  читает, а потом такой доклад, открытие
делает.
     А Щеголев  - за  полторы  тысячи картину купил, дал вексель, тот принес
Рыбакову;  Рыбаков отказался учитывать,  так что  через  три месяца  платит.
Беспринципность - на картину, в которой он фигу понимает, - когда денег нет.
Он докатился. А мне жалко его. Я все-таки люблю его, Елисеича.
     Маня  и  Г.  Иванов пришли  в  "Аполлон"  к... Тот выдал  им  несколько
комплектов. поехали продали. Лозинский узнал - за голову схватился". 1913.


     17.04.1926

     АА  получила  телеграмму  от  Инны  Эразмовны  о  том,  что  она завтра
приезжает.  В пять часов АА позвонила  мне специально, чтоб сказать  мне  об
этом.  Ее  волнует приезд Инны Эразмовны -  и  из-за устройства ее здесь,  и
из-за того, как ей удастся устроить отъезд на Сахалин, и из-за здоровья Инны
Эразмовны, и из-за денег, которых нет...
     Около двух часов дня сегодня, когда АА собиралась уходить из Мраморного
дворца  и  была  уже  в  шляпе  и  была  взволнована  только что  полученной
телеграммой  от Инны Эразмовны и расстроена чем-то,  о чем мне не сказала, к
АА явился  какой-то  тип  - один  из кузминских "юрочек" прежнего времени  -
1913-14  гг., который  приехал  из Пскова и узнал ее адрес у Фромана.  Вошел
жеманный и неприятный.
     Стал просить у АА разрешения прочесть ей  стихи, которые он написал  за
десять лет (АА удалось отвлечь его от  этого обещанием, что она ему позвонит
через неделю, если будет свободна). Хвастливо рассказывал  ей о  том, что он
сейчас  "секретарь  Корнея  Ивановича  Чуковского"  (а  Чуковский  любит  по
временам привлечь к  себе  какого-нибудь "мальчика", чтобы тот был у него на
побегушках, и держать при себе, пока не высосет из него все соки. Так было с
Евгением Шварцем, например. Чуковский делает это с исключительным талантом).
Надоедал АА рассказами о себе, о своих стихах, обо всем, что никому не может
быть интересно.
     АА с трогательной незлобивостью, только с большим  юмором  рассказывала
мне о нем.


     18.04.1926

     Из  Подольской губернии  приехала  и остановилась в Шереметевском  доме
Инна Эразмовна Горенко. Она пробудет здесь некоторое время и отсюда уедет на
Сахалин.





     19.04.1926


     Вчера  к  АА  приехала  из Подольской губернии  Инна  Эразмовна, чтобы,
пробыв здесь несколько дней, уехать на Сахалин к Виктору Андреевичу Горенко.
Уже давно этот  отъезд предполагался.  Давно Виктор Андреевич  прислал  Инне
Эразмовне  денег.  Инна Эразмовна  все  медлила;  Виктор Андреевич  ждал  ее
приезда  туда  к  15 апреля (во Владивосток), Инна Эразмовна  ждала  весны и
тепла. АА очень беспокоилась и торопила Инну Эразмовну в письмах, потому что
боялась, что  повышение железнодорожных  тарифов (недавно повысили на 10%  и
ждут дальнейшего повышения) лишит Инну  Эразмовну  возможности уехать  туда.
Наконец, Инна  Эразмовна решила ехать. Позавчера АА получила ее телеграмму о
приезде сюда.  И вчера  утром с  Пуниным поехала ее  встречать  на вокзал. В
одиннадцать часов встретила  Инну  Эразмовну,  и АА вдвоем  с ней  поехала в
Шереметевский  дом,  где  Инна  Эразмовна  пробудет  эти  дни до отъезда  на
Сахалин. Я  уже несколько дней тому назад узнавал об условиях путешествия (а
еще раньше - о стоимости билета). Вчера АА несколько  раз звонила мне, но не
застала меня  дома. Сегодня  в двенадцать часов  я поехал  к АА в  Мраморный
дворец.  (АА все эти дни будет ночевать  в Мраморном дворце). Застал ее одну
(была Маня, но Шилейко не было). АА еще не  совсем оделась, и минут двадцать
мы не выходили  - я дожидался.  Бросилась в глаза необычайная  оживленность,
исключительно  хорошее  настроение  ее.  А  это  все  отражается  на  манере
говорить,  на  ее  движениях:  походка   становится   легче   и  движения  -
"лебединей".  Расспросил об  Инне  Эразмовне - приехала в полном  здоровье и
нисколько не озабоченная трудностями предстоящего путешествия.
     Вышли. По местами просыхающим, но большей частью  - невероятно мокрым и
грязным тротуарам,  по  неожиданно теплому,  мягкому  воздуху  (второй  день
такой! - раньше все холода были) пошли в Шереметевский дом.
     Но то, что не пугает Инну Эразмовну, - очень волнует АА: она перебирает
в уме все трудности  такого длительного путешествия, неизвестность  условий,
маршрутов, расписаний,  стоимостей и  всего прочего. Тем более - принимая во
внимание старость  и  неопытность в  таких  делах  Инны Эразмовны.  Речь  АА
пестрит такими словами,  как "Николаевск на Амуре", "анкета"  (которую нужно
заполнить, чтобы получить разрешение на въезд на Сахалин). И с одной стороны
- радость  от  того, что приехала Инна Эразмовна, а  с  другой - волнение за
нее; а все вместе делает АА необычайно оживленной.
     АА  с юмором рассказывает  мне  о  муже ее  тетки  Викторе  Модестовиче
Ваккаре, почти восьмидесятилетнем старике, который  в Деражне ведет мемуары,
о наивном непонимании Инной Эразмовной условий современного существования, и
т. д. Попутно  по  дороге АА  говорит  мне, что читала  вчера Шенье (Шилейко
купил  вчера для себя  томик Шенье.  А тот, который принадлежит АА, сейчас у
меня).  И,  читая Шенье  (о  котором  отзывается  как  о  прекрасном поэте),
обнаружила  в   нем   места,   совершенно   ясно   использованные  Пушкиным,
Баратынским,  Дельвигом...  Не те, которые  известны уже  исследователям,  а
другие,  еще   никем  не  подмеченные.  Так,  из  Шенье  взяты  строчки  "Не
трогайте..... вострушки / Не трогайте  парнасского пера..." (только  у Шенье
тон  гораздо  серьезней в данном случае).  И другое место АА  цитировала  из
Пушкина: "Мой голос для тебя и ласковый и томный / Тревожит позднее молчанье
ночи темной..." - и т. д.  (АА процитировала соответствующие места из Шенье,
но я не запомнил).
     И голос  - тихий, внятный, гортанный  голос  АА вибрировал  пушкинскими
стихами в мягком, глушащем весеннем  воздухе.  АА лукаво взглянула  на меня:
"Все,  все - и Пушкин,  и Баратынский - брали у него!". И затем заговорила о
том,  что теперь уже  так много выясняется в  области  взаимодействий одного
поэта на другого -  того, о  чем десять лет  тому  назад  и  не задумывались
просто,  -  что,  вероятно,  изменится  взгляд   на   сущность  поэтического
творчества.  Такое исследование,  какое сделал  Эйхенбаум  над  Лермонтовым,
сейчас  звучит почти  как  укор  Лермонтову:  "Никто не  пользовался  чужими
стихами, а  он  один это  делал!". В действительности же -  не он  один,  не
Лермонтов, - все это делали, но  исследован-то только один Лермонтов. Теперь
все  занялись исследованиями  и  над другими поэтами, и  в  скором  времени,
конечно,  многое узнается и выяснится. И, конечно, не попрекать поэтов этими
заимствованиями придется, а просто изменить взгляд  на сущность поэтического
творчества. Оно будет пониматься немного  иначе, чем понималось до сих пор -
лет десять тому назад, например.
     "А вы записываете  все, что вы обнаруживаете в этой области?" - спросил
я.  Конечно, не  записывает. Записывает только то, что  относится  к Николаю
Степановичу, остальное уйдет от всех. И  если бы  АА узнала, что крохи этого
записываю я, она была бы очень недовольна.
     Мы  пришли в  Шереметевский  дом. АА  представила  меня  своей  матери.
Высокого роста старушка.  Есть что-то татарское  в  лице. Сморщенное  лицо и
дряхлый голос;  держится прямо,  но при  ходьбе чуть-чуть  припадает на одну
ногу.  АА в  разговоре  с ней - стояли друг  против  друга  - смотрит на нее
мерцающим, ласковым, ясным-ясным  взглядом. И говорит с ней ласково,  в этой
ласковости пробиваются, смешиваясь, нотки дочернего  подчинения  и чуть-чуть
снисходительной доброты к более слабому существу.
     Кабинет  Пунина  опустел:  из  него  вынесли  письменный стол,  который
поставили  в спальне. Кабинет  предоставлен Инне Эразмовне. АА  провела  нас
туда и оставила меня одного с Инной Эразмовной. Инна  Эразмовна  ставила мне
вопросы об условиях путешествия, и я записывал их, чтобы навести справки.
     Я ушел  за  справками. И  через  два  часа - в четыре часа -  пришел  в
Шереметевский дом  опять, узнав, что билет стоит около 80 рублей,  что поезд
идет дней восемнадцать, и пр.
     Застал АА, Инну Эразмовну и Пунина оканчивающими обед в столовой. Сел к
столу. Пунин положил и мне оладьи, АА покрыла оладьи вареньем, и я стал есть
и рассказывать.  Принесенные мной сведения вызвали очень горячее обсуждение.
АА, волнуясь, горячась, спорила со мной, и с Пуниным, и с Инной Эразмовной -
мы  все  более оптимистичны были,  высказываясь  о  путешествии.  А  АА  - и
справедливо, конечно,  -  убеждала  Инну Эразмовну  помнить то-то  и  то-то,
касающееся  анкет и  Виктора  Андреевича. Волненье  и горячность прерывались
смехом  и подтруниваньем - АА надо мной и Пуниным,  Пунина и моим -  над АА.
Так как настроение у всех было хорошее, то подцепляли друг друга неимоверно.
Выпив чаю и  просидев  около часа и пообещав  собрать сведения о недостающих
подробностях, я ушел домой.
     Что-то Инна  Эразмовна заговорила о своем  отце,  кажется, и,  кажется,
сказала, что он был комендантом Петропавловска. Но здесь  я боюсь соврать  и
поэтому никак не утверждаю ни того, что здесь фигурировал отец, ни того, что
- "комендант", ни того, что далекий сибирский город - именно Петропавловск.
     Пунин  дразнил меня, что узнал много нового и  интересного об АА,  чего
мне и не снилось узнать. Я вслух завидовал, а АА с поразительной укоризной в
глазах слушала о наших "свинских" наклонностях к записыванию.


     26.04.1926

     Пушкин.
     Скабичевский - все врет о Пушкине, а Н. Н. Ефремов показывает это, но в
других  местах и сам  врет: например, о  Керн. Мы  же не знаем  вкуса самого
Ефремова, поэтому его суждения о женщине не доказательны.
     Шенье ввел enjambement.
     Стихов не писала в эти дни.
     Прочитала книгу Л. Гроссмана о Пушкине. Гроссман новых фактов не нашел,
но общий взгляд правилен.
     Ясный, солнечный, теплый весенний день.
     Не виделся  с  АА  несколько  дней, потому  что уезжал на  Волховстрой.
Сегодня -  рассказывал  о Волховстрое, но  АА  рассказывает  мне  другое,  а
именно:  за эти дни она, все больше  и больше вчитываясь в Шенье, обнаружила
еще неизвестные  исследователям,  хотя и  совершенно явные  моменты  влияния
Шенье на Пушкина. Некоторые примеры АА мне показывала.
     АА находит влияние в трех направлениях; на Пушкина влияют: 1.  идиллии;
2. элегии; 3. политические стихотворения Шенье.
     В гражданских стихах Пушкин явно был учеником Шенье.
     Вообще Пушкин  "хищнической,  яростной  хваткой" подмечает у Шенье  его
недостатки  и,  когда  пользуется  его стихами,  всегда  сам  делает  лучше,
исправляя в своих стихах недостатки Шенье  - расплывчатость композиции и др.
Шенье  часто  сентиментален,  чувственен... Пушкин, пользуясь  его  стихами,
использует только то, что согласно с его credo, остальное откидывает. Пушкин
всегда  усложняет композицию Шенье, укорачивает стихотворение количественно,
часто переворачивает наизнанку мысль Шенье - и такой вводит ее в свои стихи.
     Пушкин   узнал   Шенье   в  1819  году,  когда  вышло  первое  собрание
стихотворений Шенье; и с этого времени -  влияние. Больше всего  - в 1823-24
г., меньше - в 1825, но и дальше постоянно встречается, во всех классических
стихах... Встречается и в поэмах даже: в "Евгении Онегине" - две строчки...
     Стихотворение  "Ночь"  1823  года -  целиком  из Шенье ("Элегия XXII"),
только у Шенье  перед поэтом встает образ спящей, а у Пушкина - бодрствующей
женщины.  У  Шенье это  -  длинное стихотворение,  у Пушкина  - всего восемь
строк.
     С элегией Шенье XXVI (или XXVII?) сравнить:  "Ненастный день потух...".
Здесь то же самое. И еще усилено интонацией; enjambement:  "Теперь она сидит
печальна и одна...". "Одна" (у Шенье:  "un autre". Отрицание: "Ни  плеч,  ни
властных уст..." - и т. д. у Пушкина соответствует строкам Шенье, где только
не отрицание, а все эти поцелуи отнесены к действиям "un autre"... И наконец
- "много точков...".  Здесь-то  и  были, по-видимому,  максимально  схожие с
Шенье моменты. Пушкин  их  заменил точками,  рассчитывая в будущем заполнить
их. Но напечатав это стихотворение (между прочим - вместе со  стихотворением
"Ночь"), увидел, что и так хорошо, и оставил  эти  точки.  Дальше совпадение
полное:  "Ты плачешь...",  и наконец поворот: "Но  если..." - уже совершенно
подтверждающий соответствие с Шенье.
     В стихотворении "Простишь ли мне ревнивые мечты..." переводом  из Шенье
звучат  строчки:  "Заводит  ли  красавица  другая /  Двусмысленный  со  мною
разговор: / Спокойна ты; веселый твой укор...".
     Ода  "Андрей Шенье"  (1825) - амальгама из слов,  образов, сравнения А.
Шенье.
     Стихотворение  "Желанье славы"  вполне соответствует "Элегии XXVI" (или
XXVII?) Шенье.  Только все  положения  у  Пушкина противоположны.  И мысль к
такому противоположению Пушкину дала последняя строчка "Элегии"  Шенье "Лира
моя будет мстить..." - как-то так).
     АА недоумевает, как до сих пор все исследователи замечали влияние Шенье
только в тех стихотворениях Пушкина, которые он посвящал Шенье или к которым
брал эпиграф из  Шенье, и  совершенно не  замечали  явных подражаний Шенье в
стихах, стоящих рядом с теми...
     Я убеждаю АА записать все это. АА не хочет и  говорит, что во-первых Л.
Гроссман только что издал книгу,  в которой хоть и не сделал ничего нового в
смысле  изыскания  новых соответствий, но привел все уже найденные до него и
хорошо осветил их. Во-вторых, Томашевский сейчас как раз занимается Пушкиным
и  Шенье, и АА убеждена, что он найдет все решительно  - и то, что уже нашла
она.
     АА  удивительна - это уже не  скромность, а что-то отрицательное: найти
вещи поразительные и даже не записать их.
     Вечером АА была  у  меня с томом  Эдгара По, где  она уже  давно  нашла
соответствие  Гумилеву.  Кое-что показала,  но потом  бросила  показывать  и
оставила  книжку  мне,  чтоб я  сам  прочел, -  ей Эдгара По читать донельзя
скучно и "отвратительно".
     Неожиданно ко  мне  явился Всеволод  Рождественский. Пришлось  впустить
его, и АА и я были не слишком довольны, и я  вышиб его через двадцать минут.
АА  с  ним  разговаривала  строго  и  величественно,  а  у  него   на   лице
разыгрывались все оттенки льстивости и подобострастия. Бедняга. Мне его жаль
и где-то в глубине я все же люблю его.
     Весь вечер  с АА за бутылками вина и финиками мы провели в разговорах о
Пушкине, о Шенье, о Гумилеве...
     Совсем  иной  взгляд   на   Пушкина:  ведь  он  совершенно  сознательно
пользовался Шенье как  материалом для своих  стихов. Так, вероятно, бывает и
со всеми поэтами вообще.


     27.04.1926

     Шилейко сегодня уезжает в Москву, и я не рассчитывал повидаться сегодня
с АА.  В восемь  часов  вечера звонок  - АА спрашивает, в котором часу точно
уходит скорый поезд. Я сказал, что в одиннадцать, но неуверенно; сказал, что
позвоню ей. На это АА ответила, что она сейчас выходит. Условились, что если
я узнаю, что поезд идет не в одиннадцать а в другое  время, я приеду к ней -
сообщу.  Повесив трубку, я, однако,  надел кепку и пальто и  вышел на улицу.
Дошел до Марсова поля и тут ждал. Пропустил несколько  трамваев,  осматривал
пешеходов - АА  не  было. Вдруг я заметил АА в проходящем  трамвае - сидящей
внутри.  АА, увидев из окна  меня, замахала рукой,  я вскочил в  трамвай  на
ходу, и вместе доехали до Мраморного дворца.  Шилейко укладывался, вернее  -
раскладывался: по всей комнате - на столе,  стульях, кровати - лежали книги.
Те, которые на столе, он везет с собой;  те,  которые на кровати - ему будут
посланы посылкой. Стали увязывать - он не умеет. Взялся я, съездил  домой за
веревкой, корзинкой, бумагой. Упаковали. Шилейко пил чай. Я уехал с книгами,
условившись встретиться на вокзале в 10 1/2, "там, где пьют пиво".
     Заехал домой, поехал  на вокзал. АА и Шилейко были уже там  - в буфете,
Шилейко пил портер и потчевал АА, а когда я приехал - и меня. Пошли в вагон.
Билет - купленный в  мое отсутствие, с помощью носильщика (это было поручено
АА - с особыми инструкциями: подальше от паровоза, внизу, в  курящем вагоне,
поперечная скамейка), оказался -  на место в дамском вагоне,  для некурящих.
Шилейко был немного озадачен и  много и тайно  сердит.  Поменялся с какой-то
дамой, и все устроилось. Но АА расстроилась, и когда потом я заметил ей это,
она ответила,  что ей неприятно, что  ей дали поручение и она  не сумела его
выполнить.
     У вагона  простилась с  Шилейко - поцеловались. В вагон  АА не вошла, а
Шилейко, забравшись в вагон, уже не вылезал оттуда. Еще до отхода поезда я с
АА пошел в  зал.  АА позвонила Пунину, осталась ждать  его на вокзале,  а  я
пошел домой.  Но стал  сочинять стихи  и бродил с  ними по улице около моего
дома, не желая войти в него, пока не  окончу стихи. Вдруг увидел АА и Пунина
проезжающими  на извозчике. Окликнули  друг  друга, и они проехали.  Тут мне
пришло в  голову незаметно вскочить  в  трамвай и встретить  их у Мраморного
дворца. Так и сделал. Они были удивлены, а я заявил, что меня в городе много
- столько, сколько столбов. АА  рассмеялась и  заявила - это хорошо сказано!
Вы начинаете "говорить"; вот это запишите. Что-то еще поострили и расстались
- я пошел домой.
     Забавно, что мы встречаемся так часто случайно: не мог же я думать, что
АА  проедет мимо  моего дома  -  это и не по  дороге  ей,  это уж  вольность
извозчика.
     Шилейко уехал в Москву к невесте, и поэтому уехал  охотно. АА в глубине
довольна его отъездом, хотя и старается не показывать этого.


     28.04.1926

     В  восемь часов АА  позвонила  и сказала,  что сейчас  выходит с  Инной
Эразмовной и пойдет в Мраморный  дворец и чтоб я пришел туда читать "Труды и
дни" - 1920. Я пришел. АА одна. Инна Эразмовна не собралась пойти и осталась
в Шереметевском доме. Сегодня утром была с Маней генеральная уборка квартиры
после отъезда Шилейко. Все опять по-старому - и книги, и  вещи, и  даже  две
рюмки  с особенным звоном  на прежних  местах.  Насколько  возможно, комната
приведена в порядок,  и АА  наконец  может спать в  более чистом  воздухе (в
"столовой" отвратительный  сгущенный  запах - из-за  пола,  что  ли  - запах
гнилой конюшни).
     Застал АА за чтением Шенье и сравнением его с Пушкиным.
     Спросила, какое стихотворение  я написал  "Вольдемару  Казимировичу" (я
вчера  сказал ей так).  Прочел  "В  этом логове хмуром...". АА выслушала без
замечаний.
     Попросил показать  Шенье.  АА поднялась: "Я вам другое покажу". Пошла в
"столовую", рылась в книгах, принесла Батюшкова, том 1, издание 1834 года.


     30.04.1926. Пятница

     В  двенадцать часов  пришел  к  АА. АА уже  встала,  комната убрана.  В
маленькой комнате  -  Инна  Эразмовна.  АА ждет  Маню, чтобы  послать ее  за
покупками, - надо  купить  провизии на три пасхальных дня; сегодня последний
день  торговли.  Маня бессовестно  не идет. АА простужена - вчера выходила в
туфельках  без  калош,  а  подошвы  - как  бумага,  и  она,  промочив  ноги,
простудилась. Редко, очень редко, значит, но все же простужается.
     Застал АА сидящей  в  кресле перед  столом, на котором раскрыты: Пушкин
(однотомный, Павленкова, которого я дал АА) и два тома Шенье (один толстый и
большой  -  издания  1862  года; другой,  позднейший, - маленькая  книжка  в
красном переплете, но очень полная).
     Толстый Шенье напечатан  по изданию 1819  г.,  а все стихи, которых  не
было  в  издании  1819  года,  всегда  отмечены.  Таким  образом,  АА  имеет
возможность знать все, что было  в издании 1819 г.,  т.  е. в  том,  которое
читал Пушкин...
     Когда  я  пришел,  АА закрыла книги  и  стала со  мной разговаривать. Я
предложил - и очень настаивал на своем  предложении - поехать (я  приехал на
велосипеде)  купить ей  все необходимое,  не дожидаясь  Мани.  АА  никак  не
соглашалась и хотела идти сама. Наконец уговорились дожидаться Мани до часу.
Этим временем  АА прочла мне стихотворение  Есенина - ненапечатанное, а я ей
прочел отрывки из вчерашней "Красной газеты".
     Стук в дверь: принесли письмо. АА распечатала, стала читать  и дала мне
прочесть, чтоб  я  угадал, от кого. Письмо от Гизетти. Начинает он его так -
словами  о  том,  что  посещение   АА  оставило  в  нем  "светлое,  светлое"
впечатление, что  он  очень хотел  бы  побывать у  нее  еще...  А  дальше  и
объяснение этого "светлого, светлого": он  пишет, что 17 мая он будет читать
доклад об И. Анненском, и ему очень важно д о (подчеркнуто) доклада побывать
у  АА, чтобы  поговорить  с ней  и  разведать  у  нее  как  можно больше  об
Анненском.  (Сколько человек  пользуется знаниями, исследованиями,  мыслями,
соображениями АА!)
     Впрочем, добавляет  Гизетти,  ему  в самом деле хочется  повидать АА  и
помимо Анненского!
     Без  четверти час пришла  Маня.  АА заметила  ей, что  она  напрасно не
предупредила, что  придет поздно. Маня разъярилась и  заявила, что она очень
устала, переутомилась и что не могла прийти раньше. АА не ответила ни слова.
     Это первое замечание АА прислуге,  которое я слышал за все  время, было
сделано  тихим,  "безропотным"  голосом,  а  Маня  ярится;  бессовестная  до
последней степени!
     Маня пошла за керосином и хлебом для Тапа (по три  фунта в день; на три
дня - девять фунтов), а я поехал за прочими продуктами.
     Пришел в три часа. Застал АА опять за Шенье и Пушкиным.  За время моего
отсутствия АА успела  сделать  еще одно открытие, о котором сказала: "Я хочу
вас кое-что показать".
     Прочла мне стихотворение "Арион", а потом - соответствующее ему "Dryas"
Шенье.


     DRYAS

     I
     "Tout est-il prt? partons. Oui, le mt est dress;
     Adieu donc". Sur les bancs le rameur est plac;
     La voile ouverte aux vents s'enfle et s'agite et flotte;
     Dj le gouvernail tourne aux mains du pilote.
     Insens! vainement le serrant dans leurs bras,
     Femme, enfants, tout...

     - и т. д.  - о семье,  чем Пушкин не  воспользовался, потому что ему не
нужно было, - до слов: "...longtemps il les salue...".

     ...L'automne imptueux amassant la tempte
     L'attendait au passage, et l, loin de tout bord,
     Lui prparait bientt le naufrage et la mort.

     II
     ...
     Mon navire est bris. Sous les ondes avares
     Tous les miens ont pri...

     ...
     Et la vague en roulant sur les sables pierreux
     Blme, expirant, couvert d'une cume sale,
     Le vomit...

     Дальше - опять о семье, несущественной для Пушкина.


     АРИОН

     Нас было много на челне;
     Иные парус напрягали,
     Другие дружно упирали
     В глубь мощны веслы. В тишине



     Введение личности поэта: "А я - беспечной веры полн..." -  у Шенье нет;
Пушкин вводит его в своем стихотворении.

     ...Вдруг лоно волн
     Измял с налету вихорь шумный...
     Погиб и кормщик, и пловец,
     Лишь я, таинственный певец,


     - и окончание соответствует окончанию у Шенье.

     Но странно: в издании 1819 г. стихотворения "Dryas" нет. Откуда его мог
знать  Пушкин?  И  АА предполагает, что у Пушкина  и у Шенье в данном случае
есть один общий источник,  которого АА не знает. АА просит меня  добыть  как
можно  больше  примечаний  к  "Ариону",  надеясь найти  в  них  какое-нибудь
указание на источник.
     АА стала говорить мне о том, что,  по ее мнению, классицизм (стремление
к античности) делится у Пушкина на три периода:
     1. Ранний, где  Пушкин подражает Парни и др. и изображает  античность в
"рококошном" виде, - так, как  она представлена  XVIII  веком во французской
литературе; стилизованность:  "диваны, как  гребни  волн;  гребни  волн, как
диваны; пастухи у ручьев"... и т. д., и т. д.
     2. Период сознательного, понимающего отношения к античности - и он весь
может быть назван периодом  Шенье. Здесь Пушкин пишет александрийским стихом
-  или   этот  александрийский  стих  проскальзывает.   Античность  -  через
французов.
     3.  Период  поздний. Здесь александрийский стих  уже  не  удовлетворяет
Пушкина.  Здесь  он употребляет античные размеры, здесь он  лапидарен - две,
четыре,  шесть строк достаточны для стихотворения; и АА прочла мне:  "Урну с
водой уронив, об утес ее дева разбила..." и "Отрок".

     Пришел Пунин - звать АА  с собой  в церковь. АА  очень  плохо чувствует
себя. Решили, что она выходить не будет. В церковь тоже не пойдет. (Вчера на
Двенадцати Евангелиях тоже не была - очень уж сильно устала. А Пунин был.)
     Я ушел, чтоб скоро опять прийти. Пришел в  пять часов. Пунин ушел очень
скоро, минут через двадцать  после  моего ухода, и  я уже его  не застал. Не
было дома и Инны Эразмовны. А АА все сидела за столом и читала. За  этот час
АА  сделала  еще находки. Прочла мне из Шенье эпилог "Hermes'a" и  спросила:
"Что вы находите здесь?". Я подумал и ответил: "Борис  Годунов"?"  - "Да". -
"Сцена с Пименом?" - "Да... Именно с Пименом", - и АА прочла:

     Когда-нибудь монах трудолюбивый (sage)
     Найдет мой труд усердный, безымянный,

     И пыль веков от хартий отряхнув,
     Правдивые сказанья перепишет,
     Да ведают потомки православных
     Земли родной минувшую судьбу...

     Это в т о ч н о с т и соответствует куску из Эпилога  к "Hermes'y". Уже
менее  доказательно то место, где поэт говорит  о своем,  о к  о н е ч н о м
труде (Шенье называет его своим детищем).
     В  толстом  томе  Шенье  примечание,  что  указанная  часть  эпилога  -
подражание Ронсару. Но у Ронсара сходство с Шенье о ч е н ь незначительно по
сравнению  со  сходством  Шенье  -  Пушкин  (кстати,  АА  не очень  доверяет
редактору  толстого тома Шенье: "Французик-то очень  слабенький  был..." - и
поэтому ей хотелось бы более подробных сведений о Шенье).


     Конец апреля 1926

     Нашла   два  стихотворения  Шенье,  повлиявшие  на  "Сожженное  письмо"
Пушкина.


     Весна 1926

     Гржебин купил у АА книги  и  по договору должен  был их  быстро издать.
Уплатил ей 40 000 аванса. Книги не издавал два года.
     АА  хотела  взять  книги у него и  передать  их  Алянскому.  Гржебин не
отдавал. АА  решила вернуть  Гржебину аванс (хотя  и не должна  была  делать
этого  по договору). Гржебин  не отдавал  Алянскому  книги и тянул дело.  АА
судилась с ним.
     Неожиданно выяснилось, что Гржебин завтра уезжает за границу: приехал к
АА Алянский  на  велосипеде  и сказал  об этом  и сказал, что  "все пропало,
потому что Гржебин увезет договоры с собой".
     АА сейчас же  обратилась к Щеголеву, и все вместе пошли в Зимний дворец
(зачем-то именно туда). АА  подождала, а Щеголев  пошел  к  Гржебину. Пробыл
минут сорок, сказал какое-то "рыбье слово" и вернулся к АА с договорами.
     Деньги (аванс) АА Гржебину вернула - по расчету это вышло два  миллиона
рублей.
     Решительно  все были  на стороне АА, и  только один Николай Степанович,
придя к ней, сказал, что Гржебин прав.

     1924. Есенин.  Клюев, два  других  -  прилично.  Клюев "ханжа".  "Лежал
поперек кровати, спал и видел во сне одного из своих друзей..."

     - Плакала? Нет... Я никогда не плачу.

     1924. В  тот раз, когда Есенин был у АА, он хотел  надписать ей книжку.
Послал  за  книжкой  одного  из своих  спутников. Тот  ушел  и очень  быстро
вернулся с книжкой  "Любовь хулигана".  Но Есенин был так  пьян,  что не мог
надписать.

     1924. Уехала в Москву в тот день, когда был вечер С. Есенина в Думе.

     Восьмая книга Плиния. "Historia Naturalis".
     "Это я сам написал и посвятил добычу кельтам".

     На книжке Сафо  изд.  XVIII в., очень любимой книжке -  карандашом:  "A
Sapho, les amours (...) Anrep. 1916.

     1904. Встречи со Станиславом Брониславовичем Гучковским.


     1.05.1926

     Днем - АА. У нее кашель и жар, а кашель - явление,  для нее  необычное.
Весь день читает Пушкина и Шенье.
     Вечером пришел  снова. Она  все показывала  свои исследования. Ей очень
трудно работать, потому что у нее нет ни хорошо комментированного Пушкина (у
нее в о о  б  щ е не было Пушкина, и я ей дал  свой, однотомный, и маленькое
издание дешевой  библиотеки -  лирические  стихи), ни раннего издания  Шенье
(1819, 1820 или 1822). Тот Шенье 1862, который у нее, очень смутен, неясен и
неавторитетен.
     Рассказывала о своих предках - то, что ей рассказала Инна Эразмовна. ЕЕ
дед  Стогов  (Эразм Иванович?)  стариком напечатал  свои  мемуары, в которых
подробно  рассказывает о  своем  роде.  Напечатано в каком-то  морском  и  в
литературном журналах (два раза). АА находит  сходство своего  рода с  родом
Гумилева: со стороны матери все очень  хорошо  известно,  много  моряков; со
стороны отца известного очень мало - раскольничья семья.

     Ночью АА ходила к заутрене в церковь Спаса на крови.  Странно, не  могу
понять, зачем это ей нужно?  Не молиться  же ходит? По многим намекам думаю,
что дело в  традиции. Но и это,  конечно,  зря.  У меня  лично ко всему, что
связано с попами, издавна предубеждение.

     Сегодня нашла вторую часть пушкинского "Ариона" в Шенье.
     Отмечает,  что  гражданский  пафос -  к народу - есть у  Шенье,  есть у
Лермонтова. У Пушкина  его нет.  Такого пафоса АА вообще ни у кого из поэтов
не знает.

     Ламартин  очень  плох  и неталантлив,  и говорить о  нем  АА не считает
интересным.

     Говорили о Пушкине. Считает его завершителем, а не начинателем (как его
считают по обыкновению).
     "Дуб,  тысячью корней  впитавший в себя все соки": Пушкин вобрал в себя
все  достижения  предыдущей  эпохи, достижения  Байрона,  Шенье,  классиков,
романтиков русских  и  иностранных... После  него  стало  немыслимым  писать
повести в стихах...
     Отметила, как Пушкин поступает с теми своими стихотворениями, в которых
сказалось влияние Шенье. Во  всех таких стихотворениях -  раннего периода  -
Пушкин скрывает, что источник их - Шенье.
     Позже   взгляд  его  почему-то  переменился,  и  к  каждому   из  таких
стихотворений он ставит эпиграфом строчки из Шенье, главным образом, строчки
именно из того  стихотворения  Шенье, которым он воспользовался  для данного
своего стихотворения.

     М. Горького видела один раз в жизни.

     Сегодня говорила с  И. Э. Горенко о предках. Инна Эразмовна вспоминала.
Инна  Эразмовна - урожденная  Стогова. Отец  ее  был  моряком  (?).  Ее мать
(бабушка  АА) - урожденная Мотовилова.  Род  Мотовиловых -  богатый. Стоговы
были бедны. Иван Дмитриевич Стогов  (прадед АА) был, по преданию,  колдуном.
Так знали  и  звали его  крестьяне. Стоговы,  при Иоанне  Грозном  жившие  в
Новгороде, участвовали в  восстании и были  сосланы  в Московскую  губернию.
Затем  один из Стоговых приобрел на границе Московской и Смоленской губерний
именье и  переехал (?) туда (?). Со стороны  отца предки АА  мало  известны.
Раскольничий род.
     Камердинер из Московской губернии перешел (прошел  1500 верст пешком) в
Подольскую,  к  отцу Инны  Эразмовны  - она еще девочкой  была.  Помнит его.
Крепкий старик был.
     Ахматова - бабушка Инны  Эразмовны - от хана  Ахмата, того, который был
последним ханом на Руси.


     2.05.1926

     Вчера ночью, после моего ухода, АА читала  Шенье и нашла в нем еще одно
место,  повлиявшее  на Пушкина:  "Евгений  Онегин",  четвертая  глава,  стр.
XXXVIII-XXXIX:

     Прогулки, чтенье сон глубокий,
     Лесная тень, журчанье струй,
     Порой белянки черноокой
     Младой и свежий поцелуй.
     Узде послушный конь ретивый,
     Обед довольно прихотливый,
     Бутылка светлого вина,
     Уединенье, тишина:
     Вот жизнь Онегина святая...

     Эти  строки  с п о л н ы м влиянием Шенье стоят  рядом с найденным  еще
раньше (гл. XXXIV): "Хоть может быть  она  /  совсем иным  развлечена...". У
Шенье есть все это с точностью. А строки: "Порой белянки черноокой  / младой
и  свежий  поцелуй..." - просто  перевод одной  строки Шенье.  Это  сходство
настолько  очевидно, что  АА не  хочет  допустить  мысли, что это неизвестно
пушкинистам.

     Когда я приехал, АА: "Я всю ночь внушала вам, чтоб вы привезли мне одну
вещь. Я, значит, плохая колдунья". (Я  вчера дразнил АА колдуньей, когда она
рассказала мне, что ее прадеда считали колдуном.) "Какую?" - "Угадайте!" - Я
стал  угадывать  и  не угадал, конечно. Оказывается - Пушкина под  редакцией
Брюсова  (АА  знала  его у меня). Я  сейчас  же,  несмотря на увещания АА не
ездить, съездил за ним домой и привез. АА пересмотрела его, но увы, -  того,
что ей нужно было, - IV главы Онегина - там не оказалось, потому что в  этом
томе  -  только  лирика.  Тут  АА  и  показала  мне по  однотомному  Пушкину
записанное мной выше  -  об IV главе и Шенье. "Как вы нашли?" - "Сразу".  АА
читает  только  Шенье,  конечно;  Пушкина она  достаточно знает. Прочла  там
соответствующие строчки, сразу  вспомнила эти  строчки у Пушкина, вспомнила,
откуда именно  они, раскрыла  Пушкина и стала  настаивать и убеждать меня  в
том, что это место не может не быть известно пушкинистам, что его знают, что
она даже где-то читала - помнит это...
     Однако,  уехав  от  нее  и  достав  четвертый  том  Пушкина  в  издании
"Просвещение"  и  привезя его АА, и раскрыв  его и заглянув  в  примечания к
Онегину, я увидел,  что там  о Шенье по  поводу этого места нет ни звука. АА
выбранила это  издание  (она вообще не считает его хорошим)  и сказала,  что
это, должно быть, сказано в Академическом издании или  в издании Брокгауза и
Ефрона. Но тех у нее нет, и вопрос остался открытым.

     Приходил я к АА под вечер.
     АА взяла  полученное  раньше  письмо от  Гизетти, хотела  взглянуть  на
адрес, чтобы через  меня вызвать его.  Адреса на  первой  странице не нашла.
Стала читать следующую и вдруг воскликнула: "Смотрите, что  он пишет!". А он
пишет, что  "радуется самому факту ее  существования". АА стала  острить  по
Гизеттиному поводу. А поняв, что я заметил, что письма Гизетти она не читала
до конца, АА сказала мне  с живостью:  "Павлик, вы никому не говорите, что я
не  дочитываю  писем, - это очень нехорошо".  Нетрудно, однако,  понять, что
такие  письма  скучны  АА  до  предела  и  читает  из  них  она  лишь  самое
существенное, остальное просматривает беглым взглядом.

     Я спросил:  "Мне очень интересно было  бы узнать,  какие  существуют  у
Мандельштама отношения с Пушкиным?". АА загадочно и достаточно неопределенно
ответила:  "Существуют.  О,  у Мандельштама есть тайная связь с  Александром
Сергеевичем...   Но   только  в   какой-то  одной  части   и  достаточно  им
преломленная...".

     Я сказал, что сегодня мне предстоит сделать два-три визита,  и спросил:
"А к вам никто не придет?". АА ответила, что к ней  никто, кроме Пунина,  не
должен прийти, что визиты - ни  она никому, ни ей никто обычно не делал, что
в Царском Селе  в  этот день  и она, и Николай Степанович глухо сидели дома,
никого не видели... Считалось, что делать визиты - привычка, характерная для
буржуазного общества, и ей никак не нужно следовать.

     АА  составила список всех стихотворений Пушкина, в которых  сказывается
влияние Шенье, - как  известных пушкинистам, так  и  не известных, найденных
ею. Период времени Шенье длится с 1819 по 1827 приблизительно.

     Днем к  АА  при мне  приходила  мать Владимира  Казимировича  Шилейко -
думала застать  его,  и очень огорчилась. Владимир Казимирович за три месяца
пребывания  - ни разу не зашел  к матери, не  зашел и  перед отъездом. Дикий
человек.


     3.05.1926

     АА,  как  и вчера, весь день лежит в  постели и чувствует себя плохо  -
жар, кашель и  бронхит  отчаянный. Приходил  к АА два раза  - днем  и поздно
вечером.
     Весь  день, однако, несмотря на болезнь, АА занимается  - читает Шенье,
вспоминает соответствующие места у Пушкина, находит влияния, отмечает их...
     Составленный вчера список растет. Вчера АА включила в список под знаком
вопроса несколько стихотворений, в которых чутьем чувствовала влияние Шенье,
с тем,  чтобы вычеркнуть  их  из  этого списка, если догадка не подтвердится
изучением  и  если  она точно  не  обнаружит  этого влияния.  В  числе таких
(двух-трех) стихотворений было и "Умолкну скоро я...", где АА очень  смущали
строки: "Он мною был любим, он мне был одолжен /  И песни и  любви последним
вдохновеньем...".
     "Одолжен" - явный галлицизм, подчеркивающий французские источники этого
стихотворения. Странным казалось  и то, что  Пушкин говорит  о своей смерти,
предвещает  ее:  "Умолкну  скоро я..." -  Пушкин,  полный  силы и  жизненной
энергии человек, прекрасный  пловец,  превосходный наездник, путешественник,
легко переносивший невзгоды  странствований на лошадях, и т. д.,  и  т. д. -
вдруг в 21 году  говорит о себе так уныло. Откуда это? Это не могло исходить
из него самого. Это  должно было быть  навеяно чтением. Смерти своей - кроме
смерти от  несчастного случая, которая (...) - Пушкину не  было естественным
ожидать в эту пору.
     Сегодня,  читая Шенье, АА обнаружила  в нем то именно место, которое на
это стихотворение повлияло. Влияние  -  бесспорно, и  АА зачеркнула  сегодня
вопросительный  знак,  поставленный  вчера в  списке, и заменила  его  датой
стихотворения. И  в связи  с  этим стихотворением стоят еще два  пушкинских,
какие  именно, я забыл, и на которые  повлияло  то  же  самое  стихотворение
Шенье.
     Сегодня утром и вчера ночью АА сделала  выписки и  писем Пушкина, чтобы
датировать  то место "Бориса Годунова",  на котором влияние Шенье, четвертую
главу "Евгения Онегина" и "Оду"  Шенье (?).  Все три вещи совпали во времени
написания.  Все  они  написаны в  течение  одного  лета, и,  таким  образом,
предположения АА об усиленном чтении Шенье в это лето подтвердились.
     АА  говорила о Шенье, что она не  любила бы его,  если  б не его  ямбы,
потому что во всех остальных стихотворениях слишком чувствуются условности и
"типичные  для XVIII века чувственность и рассудочность, чего совершенно нет
в превосходных  ямбах, где реализм, хотя  и доходящий порой  до цинизма, где
звучит "неколебимый гражданский пафос".
     И   АА  прочла  мне  вслух,  наизусть,  по   ее  мнению,   превосходное
стихотворение (в котором есть строки такого смысла: "много лет  собирал мед,
что,  сразу раскрыв улей, выпустить  всех пчел") и добавила: "Великая вещь -
реализм в поэзии".
     Но насколько  Пушкин  углубляет  Шенье в тех  стихах, которые  под  его
влиянием: "Пушкин этот - удивительный комбинатор!".
     И  АА  стала  перечислять  недостатки  Шенье, в  числе которых  (это не
относится  к   его  ямбам)   -  сентиментальность,  растянутость  -  вообще,
погрешности композиции.  Шенье  где-то бежит  за  письмом  любимой и  горько
жалуется на ветер, его уносящий, и описывает эту беготню с  письмом  в самых
торжественных  и патетических (а  на  наш,  современный  взгляд  -  смешных)
выражениях. "Пушкин  не  заставил бы себя бегать  за  письмом  любимой перед
читателем"; у Пушкина это - "Сожженное письмо"  (влияние на котором - именно
указываемого стихотворения Шенье), и в нем  Пушкин мужествен; и  мужество, и
отношение к чувствам, и фразировка - совершенно современные нам.
     "А французы считают Шенье первым французским  поэтом", -  говорит АА. Я
спрашиваю:  "А  Виллон?"  -  зная, что АА любит его и ценит его  больше всех
французов.  АА  только  рассмеялась и протянула ласково: "Виллон?  Виллон  -
душенька", - вложив в это слово всю свою неистовость и нежность.
     Говорили  еще. АА  сказала,  что не  думала  раньше, что у Пушкина есть
такая  г р  у п  п а  как-то одинаковых стихов.  Брюсов, редактируя Пушкина,
как-то  чувствовал эту  одномерность ряда пушкинских стихов, чувствовал, что
есть  какая-то  группа  -  потому  что полууказание на  это  слышится  в его
примечаниях,  что  такое-то  стихотворение, вероятно, относится к  той же, к
какой и  то-то...  Брюсов, однако, не улавливал, в чем именно их сродство. А
сродство их  в том, что  все они - под влиянием Шенье. АА  говорит:  "Пушкин
делает  всегда  лучше. Он  гениально схватывает  все  недостатки Шенье  и их
отбрасывает, не  пользуясь  ими для  своих стихов. Стихи Шенье  он  вводит в
исправленном виде в свои".


     4.05.1926

     В двенадцать  часов  пришел  к АА в Мраморный дворец. Лежит  в постели.
Кашель  все тот  же, нехороший, грудной. Застал у нее Шубина,  директора той
гимназии,  в которой учился В. К. Шилейко. Я вывел Тапу  гулять и  вернулся,
когда уже его не было. Шубин - восьмидесяти лет старик, родом из крепостных,
на своих деньги выстроил гимназию, преподавал в ней, сделался ее директором,
любимым всеми гимназистами за доброту. После революции его сделали поваром в
той же гимназии. Теперь он дослужился до преподавателя русского языка.
     Шубин перед  тем,  как зайти к АА,  прислал ей письмо, в котором просил
разрешения зайти  к ней, чтобы  потолковать  с ней  о литературе. Сегодня он
говорил с ней о Шекспире, о классиках, о Гумилеве, Есенине и о ней самой: АА
говорил об ее таланте большом, но  заметил  ей, что в ее стихах нет  охвата,
как, например, у  Островского, что слишком малы и ограничены тематически  ее
стихотворения.
     АА с  ужасом передает его хвалы об ее таланте и говорит, что когда ей о
нем  говорят, у нее  бывает такое состояние, что ей хочется "бежать,  закрыв
руками уши, и кричать". Шубин - "прелестный старик" за всем этим.
     Сидел у АА до двух часов, когда к ней пришел  Пунин.  Говорили опять  о
Пушкине и Шенье. АА не могла  заснуть сегодня до  5 1/2 утра - бессонница ее
одолевала.  Она  немного  читала, а  потом  лежала  без  света,  чтобы  Инна
Эразмовна не заметила ее бессонницы.

     В Пушкине АА ночью нашла еще одно место с влиянием Шенье: стихотворения
"Кавказ" и "Монастырь на Казбеке" - в сравнении  с элегией (послание "A deux
frres"); последняя совершенно необычна для Шенье  - в  ней Шенье  говорит о
горах и т.  д.,  но она почти с религиозным  чувством написана - в  ней даже
упоминается ангел, а это для Шенье-атеиста - исключение.
     В  описаниях большое  сходство: "Отселе  я  вижу потоков  рожденье...",
"...зеленые  сени...", "И  ползают овцы  по  злачным  долинам...", "тенистые
берега", "утесы" - очень сходятся с Шенье, а в "Монастыре на Казбеке" совсем
совпадают со строками Шенье:  "Туда  б в заоблачную келью / В соседство Бога
скрыться мне..." - ущелье есть и келья и "соседство неба".
     Однако этот пример АА не решается ставить  в ряд с другими, говоря, что
это  может  быть  простое  совпадение.  Странна,  правда, возможность такого
совпадения, но, может быть, "варварство" - так  уж относиться к стихам, что,
замечая у двух поэтов схожие  места, схожие, может быть, только потому,  что
оба видели  то же самое  и  что слова  для выражения того, что они видели, -
одни и те же, - ставить в зависимость одно от другого их стихотворения.
     Итак, АА нисколько не настаивает на данном примере.

     АА вспоминала  свои  разговоры  с Инной Эразмовной.  Та, рассказывая  о
Николае  Степановиче, говорила, что в 1904 году  однажды Николай  Степанович
пришел  в  Царское  Село  к АА  и  она  не  хотела  его принять.  К  Николаю
Степановичу вышла  Инна  Эразмовна, и  на скамеечке сидя,  говорила  с  ним,
причем разговор был  в  таком роде: "Как странно, что  я, когда  был прошлый
раз, вас не видел!" - "Да, я очень занята по хозяйству..."
     АА не помнит такого случая,  чтоб она в Царском Селе не приняла Николая
Степановича,  но говорит, что, вероятно, просто забыла,  и он  имел  место в
действительности, потому что  иначе  Инна Эразмовна не рассказывала бы о нем
так. Инна Эразмовна вообще не любила, когда АА кто-нибудь посещал, и холодно
к  ним  относилась.  А  тут почему-то, вероятно,  потому,  что АА  не хотела
принять его, она вышла к Николаю Степановичу и сидела с ним.
     Инна Эразмовна вспоминает еще: в 1909 году  из Lustdorf'a  AA провожала
Николая Степановича в Одессу в  трамвае или в конке. И говорит, что в вагоне
с ними  ехала  Мария Федоровна Вальцер - крестная мать  АА, которая слышала,
как  Николай  Степанович по-французски пикировался  с АА, причем АА молчала.
Николай Степанович  казался  очень  недовольным, печальным и удрученным.  АА
замечает,  что, вероятно,  она  видела  М. Ф. Вальцер, и  поэтому  ничего не
возражала Николаю Степановичу.

     В два  часа пришел  Пунин.  Он  только  что  продал  привезенное  Инной
Эразмовной  серебро - столовый прибор; продал, чтобы  эти  деньги пошли Инне
Эразмовне на дорогу, вместе с  присланными Виктором Андреевичем. Продал (три
фунта - на вес) за сорок пять рублей.
     Инна  Эразмовна очень торопится уезжать, вообще - меня она неоднократно
просила узнать о  возможностях  наискорейшего отъезда ее.  Теперь, однако, в
связи с болезнью АА она считает, что ее долг остаться  здесь  до поправления
АА.  Это  очень  тревожит  и беспокоит  АА,  потому что таким  образом  Инна
Эразмовна может  опоздать к пароходу из Хабаровска в  Николаевск, отходящему
25 мая.  АА по мере сил бодрится и скрывает от  Инны Эразмовны свою болезнь,
но теперь, конечно, уже  не скроешь: АА  лежит в  постели, кашляет неистово,
подрывая  грудь, не  спит  ночей, горит в жару...  И  все из-за  прогулки  в
туфельках по грязи. Упрекаю ее в неосторожности, она смеется и говорит, что,
когда  шла,  думала,  что  простудится,   но  думала   также,  что  простуда
ограничится легким насморком...
     Ухожу от  АА,  чтоб  вечером прийти опять. Дома звоню по просьбе  АА  к
Гуковским и передаю им, чтоб они вечером зашли к АА. Звоню и Ю. Н. Тынянову,
чтобы  спросить его об известных ему  примечаниях к четвертой главе "Евгения
Онегина"  - в  отношении влияний  на Пушкина  -  потому  что АА уверена, что
влияние  на  эту  главу  Шенье  -  известно. Тынянова не  застаю  дома. Он в
отъезде.

     4 мая  вечером,  часов в 9  1/2,  я пришел  к АА.  У нее уже были Н. В.
Рыкова  (Гуковская)  и  ее  сестра  - М.  В. Рыкова, с которой я еще  не был
знаком. АА десять минут тому назад встала с постели и сейчас сидит у стола в
своем свитере, на который  накинуто  пальто.  АА  показывает Н. В. Гуковской
свои  исследования.  Мой  приход прервал это  занятие. Заговорили  обо  всем
понемногу. АА, указав мне на М.  В. Рыкову, сказала,  что она была  в студии
Николая  Степановича  в 1919 году при "Всемирной литературе".  Заговорили  о
студии,  М.  В. вспоминала,  а Н. В.  подталкивала  ход воспоминаний.  Скоро
пришел Гр. А. Гуковский. Тут АА стала  ему показывать все, подробно объясняя
и слушая его мнения и замечания. М. В.  Рыкова увлеклась рассказом о студии,
и я, откровенно говоря, с неохотой, потому что мне интересно было  послушать
беседу АА с Гуковским,  расспрашивал М. В. о  студии, о Гумилеве,  и кое-что
записывал.  Поставил  я  чай  на   примус,  пришла  уходившая  куда-то  Инна
Эразмовна,  стали пить чай,  и  разговор  продолжался  по-прежнему.  Наталья
Викторовна, сидя  в кресле  у стола - между АА и Гуковским и мной и М. В., -
вступала в разговор и прислушивалась попеременно то к их, то к нашей беседе.
     Я только  взглядывал  на АА, оживленно рассказывавшую,  показывавшую  и
объяснявшую  Гуковскому  все;  ладонь  ее  с  вытянутым указательным пальцем
скользила  по  книгам,  перелистывала   страницы,  останавливалась  на  краю
стола... Гуковский остался доволен... Он заявил, что все заключения АА очень
убедительны; то, что талантливее всего, всего неожиданней и интересней, - ее
открытие влияния Шенье в "Борисе Годунове".
     Пришел Пунин. Тут уже заговорили о театрах,  о  живописи,  об  Академии
наук,  об условиях существования ученых. В 11 1/2  все  ушли.  А я еще вывел
Тапа  и вернулся. Пунин оживленно читал АА лист "Красной газеты" с описанием
всеобщей забастовки в Англии. АА слушала не очень внимательно.
     Около двенадцати ушел и  я. Приду  завтра в двенадцать. В двенадцать же
завтра  придет и Л. Н. Замятина, которая сегодня и вчера, не заставая, целый
день звонила Пунину.

     Я спросил сегодня  Инну Эразмовну, кто был крестным отцом АА? Ответила:
"Романенко" (или "Романенков"?).


     ВЕЧЕР ПИСАТЕЛЕЙ

     "10 мая в Филармонии состоится вечер Союза писателей. Выступят: Алексей
Толстой,  Сейфуллина,  Федин,  Сологуб,  Ахматова,  Зощенко, Замятин  и др."
("Красная газета", вечерний выпуск No 103, 4 мая 1926).

     АА выступать не  будет. Знали об  этом  и те, которые  устраивают вечер
(Союза  писателей).  Но  "Ахматова"  была нужна  им  для  рекламы.  И  М. В.
Борисоглебский  несколько  времени тому назад  приходил к АА и просил у  нее
разрешения (надо все же соблюсти форму и тут!) поставить ее фамилию на афишу
и откровенно сказал, для чего это нужно. Он АА даже не приглашал  выступать,
зная, что она все равно не согласится и выступать не будет.
     АА свое согласие дала, но с большим  и понятным неудовольствием. Ей это
неприятно  очень. Она говорила  мне,  что  так делать  очень  нехорошо,  что
поступок этот в  высшей  степени  некрасив  и  такие  факты  очень портят ее
отношения с людьми, - с кем именно, АА не сказала.
     Говорила   это  на   следующий  день  после   того,   как   у  нее  был
Борисоглебский.

     Крестная  мать  АА -  Мария  Федоровна Вальцер  (И.  Э.  Горенко  и  АА
подтвердили).


     5.05.1926

     "Напрасно я бегу к  Сионским  высотам". См. Шенье "Hermes", строфа  XXI
(?).
     Сны, Зоркий, Керчь.
     Инна Эразмовна уезжала в Берлин? больна? в 1910 г.?


     6.05.1926

     1. "Ода Шенье" ср. "A Charles Corday"
     2. "Ода  Шенье" -  cp. A. M.  Chnier (урна, мирны, незнаемая лира, хор
лир,  ждет  погребения,  хоры европ. лир  (Pind),  черновик  (изд. под  ред.
Брюсова).  Скажем  по  совести:  мог  Пушкин  в  1825  году  сказать  о себе
"незнаемая лира"? Психологически? Нет.
     Au bord de Venise la reine - нет в позднейших. Шенье ли?


     7.05.1926

     АА рассказывала о "Подорожнике". "Подорожник"  вышел в  апреле 1921  г.
1-го  мая АА была у  Судейкиных и подарила О.  А. экземпляр  с надписью. Еще
раньше  надписала Сологубу,  а еще до этого Н. В. Рыковой. "Подорожник" весь
разошелся  в  первый  же  месяц -  весь  тираж  был распродан,  и  издатель,
получивший  громадный  барыш,  в мае уплатил АА еще  сто  тысяч  рублей,  не
обусловленных договором.
     В  "Подорожнике" нет  ни одного стихотворения,  которое бы  относилось,
хотя бы минимально, к Николаю Степановичу.


     8.05.1926

     Пришел к АА в час и был до трех. АА  уже встала, но была еще  неодета и
ходила  в  шубе. Через  пять  минут  после моего  прихода  к  АА  пришла  Ф.
Наппельбаум,  принесла  свою книжку в подарок  АА. АА взяла книжку, стала ее
пересматривать.  Внешний  вид  ей понравился... Фрида  Наппельбаум  посидела
минут пятнадцать; я,  чтоб вывести  из воцарившегося молчания,  заговорил  о
вчерашнем вечере  К. Вагинова, говорили о  Пумпянском, который вчера читал о
Вагинове доклад (скверный доклад).
     АА показала Фриде номер вышедшего к юбилею Давида французского журнала.
Поговорила  о  Давиде,  хвалила его  Наполеона (зарисовки  накануне  захвата
власти). Фрида ушла, я остался.
     Продолжали поднятый  разговор  о  Вагинове. АА  достала  его  книжку  и
достала  "Cor Ardens". В книжке Вагинова АА подчеркнуты и отмечены некоторые
места.  Одно АА  демонстрировала мне:  "Из  жаловидных  слов  змеей струятся
строки".  Сравнила его с триптихом "Мирты" Вячеслав Иванова (второй том "Cor
Ardens").   Совершенно   та  же   тональность,  а   влияние   подтверждается
одинаковостью слов: "змеей", "миртами",  "темной"; образами: "внизу жена" (и
"милая жена"), "стекло"...
     В книжке Вагинова, говорит АА,  о ч е н ь много от  Вячеслава Иванова и
очень много от  Мандельштама.  По  поводу вчерашнего  доклада  Пумпянского о
Вагинове,  в котором  Пумпянский ни  разу  не упомянул  имен  В.  Иванова  и
Мандельштама, АА пожалела, что Мандельштама так замалчивают.
     Потом я спросил о Пушкине: нашла ли она в нем что-либо новое?
     АА  ответила, что  сегодня  читала лицейские стихи, чтобы  уяснить, что
именно прибавилось у  Пушкина после  чтения  Шенье и чего у него не было  до
Шенье.  Только  сегодня  занялась   этим,  кое-что  уже  уяснила,  но   пока
предположительно.
     Потом, раскрыв  Пушкина и Шенье,  прочла  мне  отрывок из стихотворения
1819 года  "Всеволожскому" ("Прости, счастливый  сын  пиров..."),  прочла  и
сказала:   "Только   Пушкин   мог   делать  так!  Смотрите!"   -  и   прочла
соответствующее место  из Шенье. Это  "так" заключается  в том,  что  Пушкин
сделал  из  своей   знакомой,  влюбленной  балерины,   -  узницу,  пленницу,
воспользовавшись для ее описания описанием той, которая сидела в тюрьме с А.
Шенье,   которая  ожидала  смертной  казни  и   которую  Шенье  описывает  в
стихотворении "La jeune captive". Вот сравнение:

     Пушкин:

     ...Но вспомни, милый: здесь одна
     Тебя всечасно ожидая,
     Вздыхает пленница младая;
     Весь день уныла и томна,
     В своей задумчивости сладкой,
     Тихонько плачет под окном
     От грозных аргусов украдкой
     И смотрит на пустынный дом,
     Где мы так часто пировали
     С Кипридой, Вакхом и тобой,
     Куда с надеждой и тоской1
     Ее желанья улетали.
     О, скоро ль милого найдут
     Ея потупленные взоры,
     И пред любовью упадут
     Замков ревнивые затворы?..

     ("Odes") "La jeune captive":

      1 "...Moi, je pleure et j'espre..."



     Была у Гуковских.




     9.05.1926

     Разница   темпераментов:  Пушкин  в  стихотворении   "Кто,  волны,  вас
остановил..." ждет грозы, которая разнесла бы лед. Шенье - ждет весны.

     И. Э.  Горенко была замужем  два раза. Когда  первый раз вышла - 80 000
рублей получила.
     Второй муж - служил.


     10.05.1926

     С утра я пришел к АА в Мраморный  дворец, застал  ее  (в постели) одну.
Инны  Эразмовны не было дома. Маня, которую АА просила прийти, чтобы  помочь
Инне Эразмовне в ее сборах в дорогу и которая обещала "быть с девяти до трех
обязательно", - конечно, не  пришла. У постели  сидел, и  АА  показывала мне
последние новинки своих изысканий в Пушкине и Шенье, Этой работой  АА занята
последние три недели непрерывно, и работает с  горячим увлечением, уделяя ей
все свободное  время и  отрывая для нее минуты от "занятого" времени.  Пунин
вчера или позавчера  принес ей какую-то свою очередную работу (она постоянно
подготавливает для Пунина доклады  - лекции, читаемые им в Институте истории
искусств), и АА  очень неохотно, хоть и не показывает  этой неохоты, урывает
время и для нее (работу нужно сделать к понедельнику).
     Последнее  время  -  время  болезни  АА  (а выходить она  стала  только
позавчера) - я всегда сижу у постели, окруженной книгами: Пушкиным в издании
Павленкова, Брюсова (ред.) и "Всеобщей библиотеки" (все эти три  издания  АА
дал я -  то, чем обладал сам. Других изданий у меня нет, а у АА Пушкина, как
и вообще  книг  (за  малым исключением), нет)  и  Шенье: 1. 1862 г., толстый
комментированный том, к  которому, кстати сказать, АА  относится  с  большим
недоверием  после  того,  как  обнаружила в  нем  некоторые  неточности;  2.
Современное (без обозначения года) - маленький, очень полный томик в красном
коленкоровом мягком переплете.
     Обе книги принадлежат  Шилейко, который "из милосердия" оставил их  АА,
уезжая  в  Москву.  Все  отметки,  подчеркивания, обозначения АА наносит  во
второй, маленький томик  (а в Пушкине  т. о.  - в  однотомное, Павленковское
издание). У  АА  есть  и  свой  Шенье  -  подаренный ей  в 1922 году Мариной
Цветаевой, но  популярный и очень  неполный. АА давным-давно дала его мне, и
он  до сих  пор лежит у  меня. "Мечта"  АА  - с момента начала  ее работы  -
увидеть  одно из первых трех  изданий Шенье (1819, 1820 или 1822 г.), чтобы,
сравнив  его  с  имеющимися  у нее  поздними изданиями,  узнать, какие стихи
Пушкин  не мог знать, а потому не мог и пользоваться ими. На днях я приносил
АА еще одно издание Шенье,  которое я взял у Рождественского  - издания 1893
г. АА держала его у себя два дня - в этом  издании есть не вошедшее в другие
стихотворение  Jules Lefvre  "A Chnier",  которое  Пушкин знал  и  которое
повлияло,  как обнаружила АА, на стихотворение:  "Ода А. Шенье"  (А. Шенье в
темнице).  Этот  том АА вернула мне позавчера, и сегодня я  переписал для АА
указанное стихотворение Lefvre и список отдал ей.
     Сегодня же АА увидела, наконец,  и Шенье издания 1822 года: оно имеется
у  Рыбаковых.  Сегодня  Рыбаковы, уезжавшие  на  праздники  в Царское  Село,
вернулись  в  город, АА  под вечер  позвонила им, получила  разрешение взять
книжку,  и я,  съездив  за книжкой, привез  ее АА  в Шереметевский дом.  Она
поспешно взяла  книжку, села на диван  и не выпустила  ее из рук до тех пор,
пока внимательно не просмотрела всю и не нашла в ней почти всех интересующих
ее стихотворений. В этой книге не оказалось только эпилога поэмы "Hermes", в
котором  АА  находит  влияние  на сцену  "Бориса Годунова" ("Ночь.  Келья  в
Чудовом монастыре" - первые семнадцать строк); стихотворения, повлиявшего на
отрывок  "...оленя   бег  пахучий...",  и   еще   нескольких  стихотворений,
незначительных в смысле  влияния (их, может быть,  АА еще найдет, просмотрев
книгу более тщательно).
     Вчера  АА  показывала  мне  следующие  новинки   (найденные  ею  частью
позавчера ночью, частью -  вчера  утром, до  моего  прихода): 1.  "Чаадаеву"
(1821),  схожее  с  окончанием  шестой главы "Евгения Онегина",  на которое,
по-видимому (АА  не  решается  сказать определенно, опасаясь,  что место это
может оказаться "общим местом", т. е.  таким, которое могло быть написано  и
не под  влиянием Шенье, а под каким  угодно другим),  повлияло стихотворение
Шенье. Найдено в  ночь с 8 на 9  мая; 2. "Буря" (1825),  для которого Пушкин
воспользовался стих...; 3. две строки из "Заклинания" (у Шенье строка "A vos
perscuteurs il reproche  leurs crimes..."; 4. Пиндемонте  (у  Шенье  ...  -
найденное АА дня за три раньше); 5. два отрывка - "Приют любви" и соседний с
ним (в издании под редакцией Брюсова) ... (у Шенье ...).
     О "Приюте любви" сегодня  АА сказала  мне, что  убедилась в  неверности
вчерашнего своего мнения и что влияния Шенье в нем все-таки нет.
     6. "Кто волны, вас остановил..."  (у Шенье...); и наконец, найденные ею
вчера утром у Шенье элегии: "Oh? Muses,  accourez; solitaires  divines..." -
собственные имена:  Клариса, Юлия и Клементина, встречающиеся у Пушкина  (за
исключением  Клементины,  замененного по  условиям  размера  "Дельфиной")  в
десятой строфе третьей книги "Евгения Онегина".
     Сегодня, придя в час  дня к АА, я застал ее  за сравниванием  этих двух
пунктов Пушкина  и Шенье, и  АА при мне  продолжала работу, тут же показывая
каждое найденное слово мне и  подчеркивая его в книге. И сходство  оказалось
разительным - вся девятая и десятая строфы третьей главы "Онегина" оказались
в  точность соответствующими указанной элегии Шенье.  А о замене  Клементины
Дельфиной  АА  остроумно  обмолвилась цитатой:  "И смело  вместо belle  Nina
поставил belle Tatiana".
     Сегодня утром, желая  подробно  записать  показанные мне  за  последнее
время  АА  исследования в области Пушкин  - Шенье, я переписал  на отдельных
листах  все отмеченные влиянием Шенье стихотворения Пушкина -  с тем,  чтобы
показать  их  АА  и попросить  ее  указать  соответствующие им места  Шенье,
перезабытые  мной,  хоть АА и показывала мне их  очень  подробно  раньше. Но
когда  я  показал эти листы  АА, она  заметила  мне,  что  я  выписываю  это
напрасно,  что это совершенно лишнее, что лучше она даст мне потом подробный
и точный  конспект. И  была очень недовольна мной. Листы  эти я ей  отдал и,
конечно,  АА  не  даст их  мне,  чтоб, записывая по памяти (плохой!),  я  не
напутал.
     Не  любит, ох, как  не любит АА, когда  ее  мысли, ее работы,  ее слова
записываются мной или кем-либо вообще.

     Вчера уехала  на Сахалин Инна Эразмовна. Прожила она  здесь три  недели
(сюда  она  приехала из Подольской губернии 18 апреля). Помню, как радостна,
как окрылена была АА в день приезда Инны Эразмовны и в следующий день - пока
беспокойство   за   благополучный   переезд   Инны  Эразмовны  на   Сахалин,
тревожность, с какой она думала  о тяжелых  условиях этого переезда,  о  его
неожиданностях, превратностях, о неизвестности условий второй его половины -
от  Хабаровска на Сахалин, о  ничтожных средствах,  какими  располагает Инна
Эразмовна,  и, наконец,  собственная болезнь  (АА простудилась  и  лежала  с
бронхитом восемь дней) не омрачили настроение АА.
     Вчера  АА  была  в особенно тревожном состоянии  весь  день;  с  утра -
меньше, а с каждым часом, приближавшим отъезд Инны Эразмовны, - все больше и
больше.  Правда,  тревожность  эта  не проявлялась  наружно ни в чем  - ни в
голосе, ни  в жестах, ни в чем решительно; но это  внешнее спокойствие  надо
уже отнести к исключительному всегдашнему ее самообладанию. Я,  только очень
внимательно присматриваясь к ней, по особенному выражению глаз, по двум-трем
случайно  прорвавшимся  необычным  для  нее  интонациям угадал эту  тревогу,
тяжесть и волнение.
     Обещавший прийти к ней в три часа Пунин  почему-то не пришел  вообще, и
АА, зная, что он никогда не обманывает ее, если обещает прийти, боялась,  не
случилось ли чего-нибудь у Пуниных (а у них каждую минуту может умереть отец
Анны Евгеньевны Пуниной, который лежит при смерти уже около месяца (лежит он
не в Шереметевском доме, конечно. "У них" - т. е. в их семье). АА, однако, и
этого волнения не показывала и  только раза два или три досадливо заметила -
что это, мол, он не идет?
     Я весь день был  у АА и только обедать ушел домой, а после обеда пришел
опять, помог Инне Эразмовне увязать ее вещи, нанял извозчика, и уже вместе с
АА и  Инной Эразмовной вышел  -  они поехали  на вокзал, а я - за остальными
вещами (за небольшим чемоданом и корзинкой) в Шереметевский дом.
     Еще  до того как выйти, АА и Инна Эразмовна трогательно спорили -  Инна
Эразмовна хотела дать мне рубль на извозчика, а АА не позволяла мне  брать у
Инны Эразмовны и  давала мне свой.  АА особенно огорчена тем, что  не  могла
прибавить Инне  Эразмовне денег на  дорогу,  потому что сама безнадежно  без
денег  - все  ее ресурсы вчера равнялись восьми рублям,  из которых три  она
вчера потратила на продукты для Инны Эразмовны (и тоже долго  убеждала  Инну
Эразмовну, которая за них хотела  платить  сама) и  три  -  на извозчиков  и
трамвай. А когда в Кубу будут выдавать деньги - неизвестно. У  Пунина  денег
также  абсолютно  нет,  и АА у него занять не может.  Он сказал мне вчера на
вокзале, что у него за  одну квартиру  800 рублей  долгу, а в месяц получает
всего лишь около двухсот. Кстати - АА меньше, но все же должна за  квартиру:
за  два месяца 45 рублей, и  из первой  же получки должна будет уплатить их,
потому что ее управдом не терпит.
     Инна  Эразмовна же уехала, имея с собой шестьдесят рублей на всю дорогу
(не  меньше  месяца), из  которых рублей двадцать  надо  будет истритить  на
плацкарту  от Иркутска до Хабаровска и билет на  пароходе.  На еду  и на все
остальное - остается сорок рублей. Немудрено, что АА  это обстоятельство так
сильно беспокоит.
     Говоря о материальном положении АА, не надо  забывать, что  в Бежецке у
нее Лева и А. И. Гумилева, которым тоже нужно ежемесячно посылать деньги.
     Я заехал в Шереметевский дом,  взял вещи, сказал Пунину, что АА и  Инна
Эразмовна  уехали на вокзал, и поехал туда сам.  Они были в зале ожидания. Я
успокоил АА,  что у Пунина  все благополучно,  а задержался он  по  каким-то
другим причинам, и пошел узнавать о посадке и о прочем. Оказалось, что через
пятнадцать минут посадка начинается. Вернулся к АА. Она сидела рядом с Инной
Эразмовной   и,  как  всегда  в  таких  случаях,  они  обменивались   самыми
незначительными   фразами,   потому   что  значительные  в  эту   минуту  не
всплывали... Через двадцать минут, не дожидаясь Пунина, который условился со
мной, что придет в зал ожидания, двинулись к выходу на перрон.
     Я взял  в руки чемодан и корзинку и хотел взять третий тюк - с постелью
и  мягкими вещами. АА, однако, понесла его сама, изгибаясь под тяжестью его,
вытягивавшего  ей  руку, и  когда  я  повторил просьбу передать его мне,  АА
впервые промолвила:  "Оставьте,  зачем  вы просите?..  Мне и  без  этого,  -
кивнула  на тюк  головой, -  нелегко!". Но,  встретив мой  смущенный взгляд,
сейчас же рассмеялась  легкой  шуткой. В другой руке у АА  была корзиночка с
провизией. Инна Эразмовна, припадая на правую ногу, опираясь правой рукой на
палку, в левой держа маленький ручной саквояж, плелась,  все время отставая,
сзади. На ней был черный старо-старушечий зипунчик, древняя круглая -  такие
носят  дряхлые помещицы,  да, пожалуй, монахини -  шапка  с черной наколкой,
скрывавшей  всю  ее  голову и  оставлявшей открытым  только  небольшой  овал
сморщенного  лица,  где  добротой,  мирной  приветливостью  и  стеснительной
учтивостью  отливали  глаза.  Одежду  ее  довершал  громадный,  безобразный,
длинношерстый  и  короткий серый с  рыжим мех не то  зайца, не  то какого-то
другого  зверя,  громадным воротом навалившийся на плечи. Он  был громаден и
неуклюж,  а Инна Эразмовна -  согбенна летами, и казалось, что это мех своей
тяжестью пригнул ее к земле.
     Вошли   в   вагон.  Соседом   оказался   китаец,   ехавший   со   своим
семнадцатилетним  сыном  - уже  совершенно  типичным косоглазым китайчонком.
Усадив Инну Эразмовну и оставив АА с нею, я  пошел к выходу, чтоб  встретить
Пунина,  и  только  дойдя,  встретился  с ним. До отхода  поезда  оставалось
тридцать минут. Пунин вошел в вагон. И на  несколько минут АА вышла с ним на
перрон, а я остался с  Инной  Эразмовной, которая  воспользовалась минутой и
задала  мне  два-три  тревожащих  ее  вопроса  о Шилейко, которого она  -  и
справедливо вполне - считает жестоким эгоистом. Я  ответил уклончиво.  Вошли
АА  и Пунин, а затем я с Пуниным вышли из вагона, оставив АА наедине с Инной
Эразмовной. Минут  за десять до отхода  АА  вышла - и  огорченная, ибо  Инна
Эразмовна, беспокоясь,  что поезд тронется,  велела ей уйти.  Я узнал точное
время, и АА с Пуниным опять вошли в вагон  - еще на семь  минут. АА,  выйдя,
подбежала  к  окну  и как-то нервно крикнула:  "Мамуся!".  Последние  минуты
глядели друг на друга через стекло. Я наблюдал за АА... На один момент (тот,
когда  она вышла из вагона  после разговора с Инной Эразмовной  -  за десять
минут  до  отхода)  я  заметил  особенно острый,  пронзительный, воспаленный
взгляд  -  глаза  АА делаются  такими блестящими и острыми только  в  редкие
минуты  ее  жизни.  Два-три  шага по  перрону,  и  внешнее  равновесие  было
восстановлено -  взгляд  стал  обычным,  и дальше АА уже  была  спокойна.  Я
вспомнил, что она никогда не плачет. Поезд ушел. АА побежала за вагоном, а я
бросился за ней, опасаясь,  чтоб  ее  не толкнули. Она заметила  меня... "Не
идите  так  близко  к  поезду",  -  сказала мне, не  останавливаясь, еще раз
повторила  то  же. Поезд ускорял ход. Мы остановились. И пошли к выходу. При
выходе с перрона у  всех  отбирают  перронные  билеты.  Я  прошел,  не отдав
своего, а у АА его взяли. Я показал АА билет. АА неожиданно искоса взглянула
на меня и,  тихо уронив: "Дайте мне, если он вам не  нужен", -  протянула за
билетом  руку.  Жест  и  взгляд  ее  был  каким-то   стыдливым,  точно   она
признавалась мне в своей слабости... А меня тронуло, что ей так дорог и этот
билет - память о расставании с Инной Эразмовной.
     К  выходу  шли,  разговаривая  о чем-то  постороннем, и я плохо слушал,
зная, что этот разговор и  ей-то нужен только для того, чтоб  затушевать  им
те,  быть  может,   замеченные  нами  мгновенные  признаки   ее  внутреннего
состояния,  которые  до  отхода  поезда могли случайно  проскользнуть сквозь
внешнее спокойствие.
     У выхода я попрощался; АА пошла на телефон, Пунин остался ее ждать, а я
ушел домой.

     Вечер у Спасских.
     Вечер оказался  лучше, чем я  думал, потому что хорошо  играла на рояле
Юдина,  и  музыка, которой я давно  не  слышал,  дала  мне  несколько  минут
гармонического существования. А  в  первом отделении читали  прозу и стихи -
Федин, М. Кузмин, Б. Лившиц, К Вагинов, С. Спасский и Н. Баршев.

     Домой вчера вернулся в первом часу и до четырех читал Шенье и Пушкина.
     А сегодня - вот  уже четвертый час ночи, и я кончаю эту запись.  В окно
уже брезжит  предутренний свет  - светлеет очень быстро.  Скоро придут белые
ночи. Хороши они были в прошлом году.


     12.05.1926

     Пришел к АА, она рассказывала о вчерашнем вечере у  Щеголева с Толстым.
Я поехал к А. Н. Толстому. Он еще не встал. Ждал его в столовой. Вышел  он в
белой  пижаме. Пил  с ним кофе. Алексей Николаевич рассказывал  медленно, но
охотно о Николае  Степановиче и дуэли его с Волошиным. И о подноготной  этой
дуэли, позорной для Волошина. Я спросил Толстого, есть  ли у него автографы.
Он  предложил мне  перерыть  сундук с его архивами  -  письмами. Пересмотрел
подробно все - нашел  одно письмо.  "Вам вернуть его после снятия копии?"  -
спросил я. Толстой махнул рукой: "Куда мне оно! Берите".
     Толстой  отнесся  ко мне исключительно  хорошо. Это не Кривич, дрожащий
над своими  архивами. Толстой знает, что у него будет собственная биография,
и почему не сделать хорошего дела для биографии  другого? Звал меня обедать,
обещая за обедом рассказывать  о Гумилеве; сказал, что записать все придется
в несколько приемов.

     Весь  вечер  провел  у АА. Она перед  этим была у Замятиных, и Замятины
проводили ее  до дому. Очень много говорили о Гумилеве, об истории его дуэли
с  Волошиным,  и  у АА вдруг возник вопрос - откуда  печатавшие  ругательные
статьи о Гумилеве газеты получили сведения?
     О фразе Гумилева, сказанной по поводу  Дмитриевой, знали только Кузмин,
Маковский,  Ал. Толстой и еще очень немногие - сторонники Гумилева. С другой
стороны, знал  о  ней  Гюнтер, а от  него  -  Волошин и Дмитриева... Кто мог
информировать  газетных корреспондентов? И во всяком  случае,  не  протокол,
потому  что  протокол в  мастерской  Головина не был  составлен  (поэтому  и
возможно было газетам местом происшествия  назвать ресторан  "Вену"). Логика
подсказывает ответ на вопрос.
     Говорили об окружении  Гумилева  в те  и в последние  годы.  Попутно АА
говорила  о  Блоке, считая,  что  Блок, вдавшись  в  полемику, закончившуюся
статьей  "Без  божества,  без  вдохновенья",  поступил  крайне  неэтично   и
нехорошо.  А  Гумилева  упрекнула в  отсутствии  чуткости,  позволившем  ему
вступить в полемику с задыхающимся, отчаивающимся, больным и желчным Блоком.
     АА не оправдывает последних лет жизни  Гумилева.  Причины их находит во
всех условиях тогдашнего существования  и считает,  что если  бы Гумилев  не
умер,  то  скоро  бы  сильно  переменился:  узнав  историю  с Кельсоном,  он
прекратил бы отношения с Г. Ивановым и Оцупом, студии ему достаточно надоели
(пример - см.  воспоминания  Фриды Наппельбаум  -  он  хотел  отказаться  от
руководства "Звучащей  раковиной"). Вероятней  всего - уехал бы за границу и
писал бы прекрасные стихи, но образ его жизни стал бы совершенно иным.
     Рассказывала о непримиримом отношении  Гумилева  к ней.  Пример - фраза
его,  что  "прав  Гржебин", которую он сказал,  придя  к  АА  перед  вечером
"Petropolis'a", когда Г. Иванов  (даже Г. Иванов!) заступился за АА, сказав:
"Гржебин не прав уже по одному тому, что он Гржебин". Г. Иванов-то, конечно,
здесь был двуличен,  как всегда, желая  показать  себя хорошо АА и правильно
рассчитывая, что со своим-то (т. е. с Николаем Степановичем) он сговорится.
     Рассказывала о  том,  как в Москве  была в издательстве "Узел"  - у  С.
Парнок  и  С.  Федорченко.  Последние  говорили  исключительно  о  Волошине,
всячески  восхваляя  его.  АА  крепилась  и молчала.  Но когда  одна из  них
рассказала  АА о  том,  как она  в отместку за  плохое мнение Мандельштама о
Волошине обозвала Мандельштама чуть ли не жуликом и  пр.  и  как Мандельштам
написал  ей  "глупое"   (слова  рассказывавшей)  письмо  с   просьбой   дать
объяснения, сказать, от кого она это слышала, - если сказавший это - мужчина
(а если  сказавший -  "женщина,  - пишет Мандельштам, - тогда, конечно, дело
непоправимо",  -  намекая  на  то,  что  с  женщины  он не  может  требовать
удовлетворения);  когда  она  рассказала  это   со  смехом,  издеваясь   над
Мандельштамом,  АА  не выдержала  и сказала:  "Бедный Осип  Эмильевич,  как,
должно  быть,  это  ему  неприятно!".  Воцарилось  гробовое молчание.  Потом
прозвучал вопрос:  "А  вы  хорошо знаете Мандельштама?" - "Да, я  его  очень
хорошо  знаю, я с ним в очень дружеских отношениях...". Разговор продолжался
еще  очень недолго. АА спросили, действительно ли Мандельштам  такой хороший
поэт - ибо они  этого не считают,  и АА  ответила, что  считает Мандельштама
одним из лучших поэтов.
     АА рассказывала мне это по поводу долгой  беседы о дуэли и Волошине. АА
не находит оправданий Волошину. Сказала мне, что совершенно не понимает, что
думал Волошин, когда - опороченный всем своим отношением к Гумилеву - в свой
приезд сюда (в  24-м году)  два раза  приходил  к ней с визитом: сразу после
приезда и перед самым отъездом (причем держался Волошин очень глупо; так, на
вопрос  АА, прочтет ли он  ей  свои стихи,  он ответил: "Не  знаю,  я  очень
разобран", - то есть, все его дни распределены).
     АА   считает,   что    Волошин    историей    дуэли   совершенно   себя
скомпрометировал.  И, казалось  бы, скомпрометировав себя так  (до того, что
ему пришлось навсегда  уехать из Петербурга: его здесь не хотели принимать -
ни  Вячеслав  Иванов,  ни  Анненский, ни  другие),  Волошин  по  отношению к
Гумилеву,  а  после смерти Гумилева -  к  его памяти, должен  был  держаться
крайне осторожно  и,  казалось  бы,  стремиться загладить свой  поступок.  И
вместо этого Волошин  двуличничает до сих пор: пишет (после смерти Гумилева)
о  пощечине, которую  дал  ему, и  посвящает  ему  посмертное стихотворение.
Перемывает (см. материалы Горнунга)  косточки о "Жиль де Реце", рассказывает
ложный  вздор  о  примирении Гумилева  с ним  в 21  году и  т.  д.,  и т. д.
Примирения  не  было:  Лозинский  рассказывает, что Гумилев на  его  вопрос,
действительно ли он примирился с Волошиным, коротко ответил: "Мы при встрече
подали  друг другу руку". Если Волошин  думает, что, встретившись с ним в 21
году - через десять лет после  дуэли - и  не отведя руки в сторону,  Гумилев
помирился  с  ним,  -  то  это доказывает  только наглость Волошина и ничего
больше.
     Хорошо, что А.  Толстой, свидетель  всей истории дуэли, жив и  что  его
можно спросить обо  всем;  сегодня Толстой мне подробно рассказал все, и мне
очень важно его сообщение. Не будь его - Волошина трудно было бы изобличить,
тем более, что он сумел создать себе в Москве целые кадры "защитников".

     Сегодня утром к АА явилась неизвестная дама. Сказала  АА, что  пришла к
ней  узнать,  не  родственники  ли ей те  Ахматовы,  которые когда-то жили в
Москве,  и не родственники ли ей  те  (назвала по фамилии),  которые живут в
Москве сейчас и приходятся родственниками московским Ахматовым. И объяснила,
что  она  впала  в крайнюю  бедность  и  надеялась,  что АА, по  родственным
отношениям,  окажет  ей  материальную  помощь.  АА  ответила,  что  никакого
отношения  к  названным лицам  она  не имеет и  что  дама направлена к  ней,
вероятно, по недоразумению, потому  что  АА сама находится  приблизительно в
таком же  материальном положении. Дама, тем  не менее,  стала  просить у  АА
денег, и АА дала ей один рубль из  трех,  имевшихся у нее. Дама  рассказала,
что увидела фамилию АА на  афише о вечере 10 мая и тогда же узнала  у А.  В.
Ганзен ее адрес.
     Я убежден, что вся история этой попрошайкой выдумана и  что завтра  она
пойдет  еще  к кому-нибудь - к Сологубу, что  ли - и будет  спрашивать -  не
родственник ли он графа Сологуба... Вот еще "польза", принесенная АА вечером
10 мая.
     А о вечере 10 мая можно еще вот что  сказать: я уже записал раньше, что
к АА приходил Борисоглебский (М. В.) и не приглашал АА выступать  потому что
знал,  что она  выступать не  будет,  от  имени  Союза писателей,  в  пользу
которого устраивается этот вечер, а просил ее разрешения поставить ее имя на
афишу (для спекуляции ее именем, конечно). АА была крайне недовольна; но, не
желая противодействовать Союзу, согласие вынуждена была дать (уверен, что АА
считала  себя  одолженной Союзу, который  в  прошлом  году  дал ей пятьдесят
рублей на лечение).
     Афиши  были  расклеены,  дважды  печаталось  извещение  в газетах;  вот
второе:  "Вечер   писателей.  В  предстоящем  сегодня  в  Филармонии  вечере
всероссийского Союза писателей, помимо ленинградских писателей: А. Толстого,
Л. Сейфуллиной, Ахматовой, Зощенко, Сологуба  и др., выступит прибывающий из
Москвы  Булгаков,  автор "Дьяволиады" и  "Роковых яиц".  ("Красная  вечерняя
газета", 10.05.1926).
     Вечер  прошел  с  небывалым  успехом.  Публики  было  несметное, доныне
небывалое  количество. Сологуб и Сейфуллина  на вечер не пришли (Сологуб был
болен).  Публика кричала: "Даешь  Ахматову!" и "Даешь Сейфуллину!"... Сбор -
небывалый: 600 рублей (чистого сбора). И опять же  - хотя  АА и очень спорит
со  мной - я убежден, что такой сбор сделало  именно ее имя  на афише, - так
мне говорили  все, кто был на вечере. Публика так  настаивала на выступлении
Ахматовой, что  Ганзен умоляла Замятина (участвовавшего  в вечере) доставить
Ахматову на вечер во  что бы  то  ни стало. Л. Н.  Замятина,  желая избавить
Евгения  Ивановича от неприятного поручения (ездить к Пунину, с которым он в
натянутых отношениях, и  ездить, конечно, безуспешно), стала  звонить  АА по
телефону из Филармонии. К телефону подошел Пунин и не догадался сказать, что
АА в Шереметевском доме нет. АА  пришлось подойти  (Л. Н. , в конце  концов,
просила  АА только приехать  показаться публике, не читать... Но  разве  это
возможно?) и наотрез отказаться от мольб Л. Н. о приезде АА на вечер. АА это
было  тем  более неприятно, что  упрашивала ее  именно Людмила Николаевна, к
которой АА так хорошо и дружески относится.
     Вся  эта история  бесконечно неприятна  АА, и мы  долго обсуждали ее. Я
заговорил о  выступлении вообще,  и  спросил  АА,  почему  она  так не любит
выступать? АА объяснила, что, прежде всего, она никогда не любила выступать,
а в последние годы это  ее отношение к эстрадным выступлениям усилилось.  Не
любит - потому что не любит чувствовать себя объектом наблюдения в  бинокли,
обсуждения  деталей  ее  внешности  и пр. - потому что разве  стихи  слушает
публика? Стихи с эстрады читать нельзя. Прежде всего, читаемое стихотворение
доходит  только до первых  рядов  публики.  Следующие его  уже  не слышат  и
публике остается  только наблюдать  пантомиму. Помолчав,  АА заговорила  и о
второй причине - отсутствии у нее платья: ведь теперь уж не 18-й год!  Очень
существенная причина, и понять упрекающим ее в игнорировании желаний публики
- следовало бы.
     АА не  говорила, но по чуть заметным намекам я понял,  что АА находит и
третью причину: публика, по ее мнению, нынче очень груба.

     Вчера вечером АА была  у Щеголевых. Встречалась  у них с А. Толстым и с
К-чем. После ужина АА говорила с П. Е. о Шенье и Пушкине. Щеголев неожиданно
для  АА  заинтересовался  ее  работой,  был исключительно любезен  и  принял
рассказ АА  о  ее  мнении  по поводу  взаимоотношений  Пушкин  -  Шенье  без
возражения, наоборот - соглашаясь со всем; принес книги, искали сравнений по
книгам; П. Е. подтвердил правильность суждений АА.
     С А. Толстым АА  говорила обо  мне; он  охотно согласился рассказать  о
Николае Степановиче и предоставить все, что можно найти в его архивах.
     К-ч заявил, что знал Николая Степановича в Париже в 1918 году.


     13.05.1926

     Позавчера  АА спросила Щеголева о  знаниях Томашевского - действительно
ли он хороший пушкинист? Щеголев взглянул на АА, серьезно, в глаза, помолчал
и сказал: "Вот если  вы будете руководствоваться тем, что пишет Томашевский,
- вы действительно сделаете много ошибок".

     Сегодня  у  меня  был В. Рождественский. Говорит,  что  хочет  уйти  из
Института  истории искусств (он  - на изобразительном отделении), потому что
трудно  совмещать  работу  по стихам с  ученичеством. Просил  меня отвезти в
Институт  истории искусств (потому что  ему  самому  неудобно) заявление,  в
котором  просит предоставить в  качестве преподавателя ему с осени 1926 года
занятия на "лито" по одной из  следующих отраслей знания:  а)  семинарий  по
истории новейшей русской литературы; в)  по  технике  стихотворчества; с) по
художественному стихотворному переводу.  Просил никому об этом не  говорить,
боясь отказа.
     Конечно, ему не дадут просимого. У них свои, формалисты, на то есть.

     АА собирается во вторник на негрооперетту.


     14.05.1926

     В  1924 году  АА  ездила в Москву  и  в  Харьков. В Харькове  после  ее
выступления в театре к ней подошла какая-то пожилая дама и попросила дать ей
какое-нибудь  стихотворение,  которое  она  могла бы декламировать в  разных
местах. В руках у АА были прошнурованные листки с ее стихотворениями, на них
стояли  печати, разрешающие  чтение  их... - стихи, которые  она только  что
прочла.
     АА вырвала листок со стихотворением "Клевета" и отдала его даме. В этот
момент  вошел сын  антрепренера  -  Якобсон,  молодой человек лет  двадцати.
Удивился, что эта дама разговаривает с АА, и, когда та ушла, спросил АА, кто
ей представил эту даму?
     АА:  "Как будто  без того, чтобы ее  кто-нибудь мне представил, она  не
могла разговаривать со мной!"
     АА ответила,  что никто  не  представлял.  Тот возмутился: "Как  никто?
Неужели она с а м а подошла к вам?"  - и всю дорогу потом  и  он, и его отец
возмущались этой дамой и просили у АА извинения за нее.
     АА рассказывала  это как  образец мещанства, узкой буржуазности и очень
смеялась над глупым правилом, что человек не может разговаривать с человеком
без  того,  чтобы  не быть  представленным... АА,  рассказывая, дала  полную
свободу  своей  иронии над  этими отжившими  давно  свое  время, но  все еще
встречающимися, вот как в этой - в провинциально еврейской семье!  - глупыми
правилами общежития...


     15.05.1926. Суббота

     Вчера АА показывала мне новые свои открытия о Пушкине  и Шенье. Дня два
она  не  занималась  этой работой (вернее  занималась  урывками).  Позавчера
вечером  - деятельно  принялась снова. Вчера АА делала  уже  кое-какие очень
интересные обобщения; пока нигде их не записала, не отметила  - держит все в
голове. Очень  внимательно следит за  словарем  Пушкина  и выискивает  в нем
слова -  с виду совершенно русские, в действительности же - перекрашенные из
французских. Эту  пересадку  слов  из  французского языка в  русский  Пушкин
делает  изумительно.  В  строках:  "Стальной  щетиною сверкая  /  Не встанет
русская земля" - "стальная щетина" выглядит  самым чистокровным  русизмом. В
действительности - это перевод из Шенье: перевод его... И АА видит у Пушкина
большую  его  работу  над  языком.  Пушкин  обогащает   русский  язык  порою
совершенно незаметно. Так, еще пример: перенося на русскую почву французское
выражение (взятое из Шенье),  Пушкин  говорит: "...Он  был мне одолжен  /  И
песен, и любви последним вдохновеньем..." ("Умолкну скоро я...").
     "Он  был мне одолжен",  однако, - галлицизм. Пушкин  исправляет  его  в
одном из следующих стихотворений, где он говорит: "обязан".
     АА вчера демонстрировала мне новые свои открытия: стихотворение Пушкина
"Друзьям" (1822), исходное из  элегии Шенье  "Reste, reste avec nous,  pre
des bons  vins!" (начало  ее), и Пушкин выдает себя в последней строке: "Под
зашипевшею струей", которая  в черновике читалась: "Над  зашипевшею струей",
т. е. где образ совершенно совпал с тем, который у Шенье.
     АА деятельно  ищет такие "над", выдающие  Пушкина.  А  их всегда  можно
найти, говорит она.
     Показывала сходство с Шенье  и  в стихотворении "Дева", и другие (слова
"славянские ручки..." и пр.), новые открытия в "Вольности" и т. д.
     Вчера я выразил АА свое удивление по поводу того, что она совершенно не
была огорчена словами  Щеголева о том, что все найденное ею уже  известно по
работе Никольского  (АА, передавая мне разговор со  Щеголевым, сказала  мне,
что все это  известно и это очень ее радует, потому что значит она правильно
все  делала). Вчера АА в ответ на  мое удивление сказала, что Щеголев совсем
не в  такой форме говорил,  чтоб ей огорчаться, -  наоборот. И  конечно,  ей
нужно радоваться словам Щеголева:  ведь разве не приятно  сознавать, что  ты
сделал без всяких соответствующих знаний, без всякой  подготовки - и  сделал
правильно  - то, чего и многие  специалисты  не умели или не  смогли сделать
(Щеголев давал задание в прошлом году - где-то в ученом семинарии, в котором
его слушали Тынянов,  Томашевский, кажется, и т.  п. пушкинисты, - проделать
именно  эту работу: найти влияние Шенье у Пушкина - и никто этого не сделал.
Щеголев сам это говорил).
     В работе по  Пушкину АА  больше  всего  задерживает  и больше всего  ей
мешает  незнание  соответствующей литературы по  Пушкину.  Демонстрируя  мне
каждое новое  открытие  АА всегда добавляет,  что  несмотря на, казалось бы,
очевидность   влияния  данного   стихотворения   Шенье  на   соответствующее
стихотворение Пушкина, она остается неуверенной, что это именно так и  есть.
Потому  что  всегда  может  оказаться,  что исследователям известно  влияние
гораздо  более  сильное,  чем   найденное   ею  влияние  Шенье,  другого  (и
незнакомого ей) поэта. А  близость данного  стихотворения - Пушкин -  Шенье,
может  быть, совершенно  уничтожается  гораздо  большей  близостью, которая,
может  быть,  существует между этим  стихотворением  Пушкина  и каким-нибудь
стихотворением  другого  поэта.  Раньше, например, АА  всегда  боялась общих
источников -  и у Шенье,  и  у  Пушкина  -  сближающих  их  стихотворения  с
каким-нибудь римлянином. Однако АА узнала на днях, что Пушкин сам сообщает о
себе, что  с  лицейских лет не читал ни одной латинской книги  и очень забыл
латинский язык. И АА удивляется - как же, не  зная  языка, Пушкин переводил?
Например,  с  греческого   "Идиллию  Мосха"?  И  думает,  что,  вероятно,  с
какого-нибудь французского перевода...
     АА на днях узнала,  что Пушкин мог знать Шенье и до  1819  г. Шатобриан
печатает отрывки из него и др. Это на руку АА в ее работе.
     АА высказывала свой взгляд по поводу влияния на Пушкина Байрона и Шенье
(Байрона  АА не знает по-английски, потому что не знает английского  языка).
АА предполагает, что влияние Байрона на Пушкина сказывалось таким образом: в
идеях, в темах, в  общем тоне - и  здесь оно  о ч е н ь сильно. Но Пушкин не
так  хорошо  знал  английский  язык, чтобы  влияние это могло  углубляться в
область лингвистики. Французским  языком Пушкин владел  в  совершенстве - не
хуже, чем русским... И вот поэтому влияние Шенье касалось,  главным образом,
лингвистики  -  самой   работы  над  языком,  прививания  к  русскому  языку
французских  элементов. Причем Пушкин  с поразительным  уменьем  русифировал
элементы,  которыми пользовался, вливал в них столько русской крови, что они
забывали о своей прежней родине.
     И  говоря  о  Пушкине,  АА  в одной  из  своих  фраз  как-то  по-детски
воскликнула по поводу какого-то моего замечания: "Пушкин в тысячу раз больше
и Шенье, и Байрона!".

     Говорили  о Блоке,  и АА как  образец лучших его  стихов,  восхищаясь и
упиваясь  ими, повторила несколько  раз  его  превосходные строки:  "Ты  для
других и муза... А для меня мученье и ад..." (четыре строки).
     Цитировала и другие.

     Говорили о Малларме. АА процитировала на память несколько мест (в одном
из  них была строка -  в переводе: "ты, которая  - живая, знаешь больше, чем
знают мертвые..."). Его она считает  прекрасным поэтом. Сказала -  что "надо
бы достать Малларме и почитать его - уделить ему один вечер".
     Я  спросил  АА,  любит  ли  она  "Соловьиный сад".  АА  очень  серьезно
ответила, что очень  не  любит его. Почему? Отделалась  шуткой: "В нем ослы,
ослы...  Слишком много ослов". Но дальше  заговорила уже серьезно о том, что
"Соловьиный сад" слишком символичен... и т. д.
     Заканчивала  свои слова  так:  "Но о т д е л  ь  н  ы е  строчки  в нем
превосходны!"... На мой  вопрос  о "Стихах  о Прекрасной Даме" ответила, что
очень любит их.

     Вчера АА лежала  в  постели. С утра чувствовала себя плохо. Я возил  ей
обед из Шереметевского дома... Встала  только к  вечеру  - в  восемь  часов,
потому что к ней должны были прийти Рыбаковы.
     АА очень хочется увидеть работу  Никольского; но  Щеголев, обещавший ей
дать эту книгу (как давать и  другие),  уехал  в  Москву, а я ездил вчера  в
университетскую библиотеку, но не нашел этой книги...

     АА тоскливо высчитывала - сколько дней уже едет Инна Эразмовна, где она
сейчас и сколько дней еще ей осталось ехать.
     Я  спросил как  бы  невзначай:  "А вы  свои стихи пишете?". АА,  слегка
нахмурив  брови, сделала вид, что не слышит, и,  не  ответив мне  на вопрос,
заговорила о другом.
     АА лежит в постели весь день - нездорова, а на улице - кромешный дождь.
Весь день с увлечением занималась сравнением Пушкина с Шенье.
     Все  время обращая большое внимание на словарь  Пушкина,  АА отыскивает
все  новые и новые  слова,  которыми Пушкин воспользовался у Шенье и которые
перенесены  им  на  русскую  почву. Они  - "как  бы  переводы".  Сегодня  АА
составила  список  таких  слов, включив  в  него,  однако,  только  наиболее
характерные примеры. В этом списке в числе других (всего двадцать - двадцать
пять  слов)  - "пламенная  ночь",  "небрежный (в прежнем, потерянном  теперь
оттенке смысла  - "небрежный локон", "небрежная рука"  и  т.  п.), "стальная
щетина",  "роковой"  (от fatal  - тоже в прежнем  оттенке смысла),  "людское
стадо"  (в  уничижительном  смысле:  ему  соответствует  у  Шенье  "troupeau
humain"), "незнаемый" (точный  перевод "ignor"),  предмет  (точный  перевод
"objet", употребляемый  по  типу - предмет чего-нибудь,  например:  "предмет
любви".  В современном языке его заменило в  русском  языке слово "объект"),
"дитя" - когда  оно употребляется  в не  соответствующем его прямому  смыслу
словосочетании - например, "дитя волны"...
     Сильно  акустированное   отрицание   "нет",  начинающее   стихотворение
(например:  "Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем"), по мнению АА, принято
Пушкиным от Шенье, в манере которого начинать стихотворения с "non". "Демон"
- в смысле "гений" и т. д.
     Нужна  большая чуткость к слову, чтобы  так улавливать все  оттенки его
смысла и  замечать, какие из  них  утеряны. Например, АА о слове  "ревнивый"
говорит приблизительно так: "Это слово в то  время не могло значить того же,
что значит оно сейчас. Сказать сейчас "ревнивые одежды" - трудно. Что значит
"ревнивые  одежды"?  Если  могут  быть  "ревнивые одежды",  то  могут  быть,
например, и  "наблюдательные одежды"! Я уверена, что Пушкин слово "ревнивые"
употреблял в каком-то ином смысле, который нами теперь не ощущается"...
     Заговорили  о мастерстве, с  каким Пушкин  обновлял и обогащал  русский
язык.  Я поставил  вопрос: кто  из  современных поэтов так же, т. е. тем  же
методом,  обновляет язык? АА неуверенно  ответила: "Пастернак  только этим и
занимается - т  а к, по крайней  мере, про него говорят...  Хлебников...". Я
возразил,  что  Пастернак  не углубляется в словарь,  а работает  только над
синтаксисом и пр. А Хлебников - не трогал иных языков, а занимался изучением
славянских и древнерусских корней...
     АА  не стала  спорить со мной, и согласилась, что только Пушкин обладал
такой  тончайшей  чуткостью  к  слову,  и  что  только  он  умел  превращать
иностранное слово в чисто русское.
     У меня мелькнула мысль  о  роли самой  АА в области обновления русского
языка, но я не решился и звука произнести, зная,  какой поток негодования АА
устремит на меня, если я заговорю о п о э т е Ахматовой... (Сколько бился я,
сколько раз начинал разговор о стихах АА, о ее поэтических особенностях и т.
д. И всегда с первых же  слов встречал жесточайший отпор.  АА хмурила брови,
голос  ее  моментально приобретал  звучание металла, и  в глазах  было такое
непреодолимое  неудовольствие,  что  я  сразу же  смущенно,  как  виноватый,
умолкал.)

     АА жаждет увидеть работу Никольского, о которой ей говорил Щеголев.  Но
сам Щеголев в отъезде,  а домашние  его этой  работы не  наши - я звонил  им
сегодня. Что сказано в этой работе о  влиянии Шенье на Пушкина,  АА безмерно
интересует. Но вот АА сегодня высказывала свои мысли по поводу влияния Шенье
на  "Евгения Онегина". Попробую  изложить  их  суть.  Когда я достану работу
Никольского  (а  он как  раз "Онегиным" занимался) и АА прочтет эту  работу,
интересно будет сравнить заключения АА с заключениями Никольского.  Тезис АА
таков:  все четыре  главных  действующих  лица  "Евгения  Онегина"  (Онегин,
Ленский,  Татьяна  и сам  Пушкин) -  вопреки  явному  желанию Пушкина  резко
разграничить  их  типы  (Онегин  -  байронического  типа  герой,  Ленский  -
чистейший романтик германского склада и  т. д.) - носят в себе  очень  явные
классические черты. И давая их характеристику, Пушкин непроизвольно включает
в них классические элементы из Шенье и, вероятно ("вероятно" - потому что АА
этого не знает), из других классиков.
     Скажу лишь о Ленском (потому что АА обнаружила это сегодня - обнаружила
с большой очевидностью). Описание могилы Ленского  (глава 6, строфы XI, XII)
в точности совпадет со  стихотворением "Гроб юноши", а источник последнего -
элегия (?) Шенье.
     Сходство  последних   еще  яснее  сквозит  в  варианте  "Гроба  юноши",
напечатанном  впервые  в  издании под  редакцией  Брюсова.  (Там,  например,
упоминание о суеверных крестах, подразумевающее, что могила юноши, лежащая в
стороне от тех могил с "суеверными крестами",  не имеет креста. А почему эта
могила без креста? У  Пушкина на это нет  ответа, ответ в Шенье,  и  Пушкин,
сознавая  неоправданность   этих  слов,   выбрасывает   их  в  окончательной
редакции.)
     Влияние Шенье на три остальные фигуры  АА найдено раньше, и, кажется, у
меня отмечено уже.

     Сегодня  в  "Красной  газете"  помещена заметка  Модзалевского о  пьесе
"Пушкин  и  Дантес"; АА к  ней неодобрительно отнеслась, потому  что  в  ней
Модзалевский хвалит пьесу, несмотря на то, что она  ему явно не нравится. АА
не видела этой пьесы, да  и  не хочет видеть, считая,  что изображать самого
Пушкина на сцене, как бы это ни было сделано вообще, а особенно так, как это
сделано в этой пьесе,  - кощунство.  Но отзывы о пьесе АА  слышала, и отзывы
эти - неблагожелательны.
     Между  прочим:  Данзас  в  пьесе  почему-то  заменен Соболевским.  Чтоб
публика не спутала Данзаса с Дантесом, что ли?

     Пушкин  сейчас завладел  АА. Вот  я  разговариваю с ней.  Вот на минуту
вышел  в другую комнату - зажечь примус, возвращаюсь -  и вижу АА склоненной
над томом брюсовского Пушкина и скользящий по странице карандаш. Я вошел - и
АА  отложила Пушкина в  сторону, откинулась на подушку и продолжает  со мной
разговаривать... Но и за эту минуту АА успела найти новую жемчужинку - слово
ли, образ ли или сравнение - и подчеркнула его.
     Недоверие  АА к  редактору  толстого  тома Шенье (1862)  подтвердилось.
Щеголев, когда АА была у него, это издание изучал - безграмотность.

     Сегодня  АА  опять  высчитывала  дни  путешествия Инны  Эразмовны.  Она
обещала ей  написать из Иркутска  и дать телеграмму из Николаевска-на-Амуре.
АА высчитывает - через сколько дней она их получит.


     18.05.1926

     18  мая  был  на  негрооперетте в цирке.  Там  были и  АА  с Пуниным  и
Рыбаковыми.


     20.05.1926. Четверг

     В понедельник  был у АА в  Мраморном дворце и она мне показывала  новые
свои находки в Пушкине - "Чернильницу" и  др. Она составила подробный список
всех  стихотворений Пушкина, в которых нашла влияние Шенье. В списке указала
и стихотворения Шенье, влиявшие на Пушкина.
     Говорили о Пушкине. АА  говорила о  том пиетете, который  был к Пушкину
даже у  его ближайших  друзей -  у  Дельвига, например.  Между прочим  -  АА
рассказывает  о  новейших исследованиях, доказывающих,  что  к  Вяземскому у
Пушкина  не  было  хорошего  отношения   -  всегда  в  их   отношениях  была
натянутость.
     Когда мы говорили о влиянии Шенье на Пушкина, я спросил - неужели никто
из  друзей  Пушкина,  несомненно замечавших  в его  стихах  это  и  подобные
влияния,  не указывал ему  на них? АА ответила рассказом, что когда один  из
приятелей Дельвига хотел напечатать стихотворение Пушкина и  Пушкин  дал ему
гекзаметр, в котором не  хватало  одной  стопы, и приятель Дельвига попросил
последнего сказать об  этом Пушкину, Дельвиг ответил, что он Пушкину сказать
этого не может.
     Даже  Дельвиг не мог  сделать  никаких указаний Пушкину! Правда, Пушкин
иногда советовался с друзьями, но  именно о н с а м просил. Да, и это бывало
очень редко и очень  скупо. И  АА  заговорила о том, кому  из поэтов она  не
решилась бы  сделать  указания на  какой-нибудь недостаток.  Стала  думать -
Блок? Блоку, пожалуй, она могла бы сказать... Такого случая с  ней  не было,
но она представляет себе, что он мог бы быть. "Он поблагодарил бы и сказал -
"Хорошо, я посмотрю потом"...".
     Гумилев?  Ну,  ему  АА  неоднократно  делала  такие  указания.  Но  вот
Мандельштаму, например, АА  никогда бы не  могла сделать  такого  замечания.
Совершенно  не  представляет  себе, как  бы  она  это  сделала.  "А  Николай
Степанович, - добавляет АА, - постоянно грыз Осипа - и даже  очень любил его
корить".

     День был жаркий - первый такой хороший. АА, отдохнув, встала с постели.
Сидела на  краешке стола,  у окна. Форточка  была открыта,  и теплый  воздух
широкой  струей входил в  комнату...  АА  несколько  раз повторила: "Из  рая
ветер",  - вдыхая теплую струю... Под окном загремел бубен - повели медведя.
АА стала говорить о том, что ей всегда жаль "мишку", что она не может видеть
его с  ошейником, мучимого вожаком, заставляющим "лесного зверя"  выделывать
фокусы для жадной  толпы. АА с грустью  и жалостливо  взглянула на медведя и
отошла от окна, пока его не увели.
     Сидела  у  окна, любовалась  зеленью Марсова поля, чистым, ясным небом.
Мечтала.  Так тихо мечтала. Молчала, и только изредка сказав  два-три слова,
молчала опять. Потом стала говорить о себе, о весне, которую она не любит (о
весне в г о р о д е), потому что вся грязь, все  ядовитые испарения, которые
были скованы зимой весной накидываются на людей и душат, и отравляют их.
     Потом  - у стола в кресле сидела и  разбирала тот ящик стола, в котором
В.  К. Шилейко  хранит  все ее  записки, письма, книги... Показала  мне свои
фотографии  - детских  лет. Читала свои письма к  Шилейке и некоторые  фразы
прочитывала вслух  мне.  "Очень мне не хочется, чтоб  все  это хранилось..."
Письма,  записки -  написаны  на  клочках бумаги -  серой,  скверной бумаги,
относятся  к  лету 21  года, и от их  внешнего вида  веет голодом,  нищетой,
годами  первых лет революции. Говорила о них, говорила, что все  ее письма к
Шилейко -  пока  она была с ним  -  холодны, сдержанны, во  всех  - какой-то
натянутый тон... И наоборот  -  после  расхождения с  ним письма  становятся
гораздо дружественнее, лучше, проще...
     Говорила об О. Судейкиной.
     "Я к ней хорошо относилась... Хорошо...  Очень..." - стала рассказывать
о ней. Сказала, что О. Судейкина была необычайно остра  в  разговоре, и этой
остротой  речи поразительно умела скрывать недостаток культурности.  "Она не
была культурной - нет, совсем... но с поразительным уменьем скрывала это". С
грустью и  любовью говорила о ней - жалела ее,  добывающую  сейчас в  Париже
средства к существованию - шитьем и вышиванием...
     Мечтая, несколько  раз  повторяла  вслух -  без всякой  связи  с  нашим
разговором, а так, неожиданно: "Я сегодня не помню, что было вчера, по утрам
забываю  свои вечера...".  Я обратил  ее внимание на это. Сказала, что очень
любит это стихотворение.
     К  АА  должны  были  прийти  Гуковские  и  Данько.  Я  ушел  на   вечер
Маяковского.

     Народу была  тьма -  на плечах друг  у  друга сидели. Маяковский  валял
дурака, говорил  глупости - явно рассчитанные на грубый успех. Так  и было -
аудитория (девочки, главным образом) смеялись каждому  слову, им сказанному,
хотя бы  в  нем  не было  и ничего смешного. Оттуда я уговорился с Тихоновым
идти в пивную, но его забрал Маяковский в Европейскую гостиницу, и я с М. К.
Тихоновой, с Эрлихом и еще тремя другими пошли в "Бар", а оттуда к Тихоновым
- и пьянствовали до  утра уже там. Утром на следующий день долго пили чай, и
Н. Тихонов рассказывал о Маяковском. Рассказывает он великолепно.

     Зашел к АА. Она, по  словам Мани, уехала  в Царское  Село.  Оставил  ей
записку и пошел к Литейному. Неожиданно на Моховой увидел АА, идущую с Л. Н.
Замятиной. Подошел к ним. Л. Н. простилась и пошла домой, а я проводил АА до
трамвая - она ехала на Царскосельский вокзал.


     21.05.1926

     21  мая  зашел утром к АА, дал ей адрес Мухиных. (Сам я решил не идти к
ним. Это было бы компрометантно.)
     Вечером провожал АА в трамвае к Мухиным. Я сделал неловкость вчера. Мне
не следовало подходить к АА вчера - ибо никакие силы не  убедят теперь Л. Н.
в  том, что встреча  была случайной. А получилось нехорошо: АА от  Замятиных
звонит Пунину, называет его "Чучулин" и пр., потом выходит на улицу и "здесь
ждет ее Лукницкий". АА это  было очень неприятно.  Вчера она не сказала  мне
этого,  а  сегодня  была со  мной очень  официальна.  Однако к  концу  нашей
сегодняшней  встречи   АА  простила  мне  мою  глупость  и  была  хорошей  -
всегдашней, милой и ласковой. Я зашел за АА в Шереметевский дом, и мы сейчас
же  вышли,  чтоб ехать  к  Мухиным.  АА  была очень расстроена: сегодня  она
заходила к В. А. Щеголевой, чтоб передать ей результаты вчерашней  поездки в
Царское  Село (АА ездила, чтобы присмотреть  комнату для  В.  А.  Щеголевой,
которая больна), и Щеголева рассказала ей об аресте Лившица - одного из двух
издателей  "Петрограда". Арестован  он  по  обвинению в подделке векселей на
крупные  суммы  и  в  других  мошенничествах.  А делал  он  это потому,  что
добивался  какой-то  женщины,  добиться  которой  не  надеялся  без  больших
денежных средств.
     АА  ужасает этот упадок  нравственности  в обществе -  как  он, упадок,
должен быть велик, если даже такой  мирный,  толстый, пожилой,  а  главное -
хорошо  обеспеченный  человек,  как  Лившиц, мог  пойти  на преступление для
удовлетворения своих  страстей, которых никогда бы и нельзя угадать в нем. С
другой  стороны  -  ей  жаль Лившица. Она говорит,  что Лившиц к ней  всегда
хорошо относился, был  и любезен, и предупредителен,  и ничего плохого с его
стороны она  не видела - насколько неприятен ей другой издатель "Петрограда"
- Гессен, настолько приятен был Лившиц.
     АА  пытается проникнуть  в  психологию Лившица  и  признается,  что  не
понимает ее. Как мог  он, совершая преступление, спокойно есть, пить, спать,
встречаться с этой женщиной? Как мог он быть спокойным,  зная, что никуда не
уйдет от наказания? В других странах  можно бежать,  скрыться, а  у нас ведь
никуда не скроешься... Знал же он это?..

     Пока мы ехали  -  пошел  сильнейший  дождь.  Решили  переждать  дождь в
трамвае, т.  е. проехать до конца линии и вернуться обратно. Ехали пустырями
(прицепной вагон, 618), и кроме нас в вагоне не было никого. На петле стояли
долго - минут двадцать, в страшном зловонии - ... (Обрыв.)

     ...и где дивно хорошо сейчас.
     "Почему бы  вам  не поехать на лето  в Царское Село?" - спросил я, и АА
ответила, что самая дешевая комната стоит там семь рублей в сутки.  Говорили
о негрооперетте - обменивались мнениями... О работе, об Анненском, о котором
ей предстояло говорить у Мухиных.
     АА  главной целью  посещения Мухиных ставит  - установление дат стихов,
потому  сейчас  ей  совершенно  ясно,  что  если  стихи Анненского  не будут
датированы,  ни  один  серьезный  исследователь  не  возьмется  за  изучение
творчества Анненского, и оно  станет объектом спекуляции всяких литературных
захватчиков и шарлатанов.

     Вчера (20-го)  АА получила из Москвы сборник стихов  московского  Союза
поэтов. Читала их,  и находит их безнадежно плохими:  "Мне  особенно  трудно
после Пушкина  читать их".  Во всех  стихах АА видит  небрежное  отношение к
слову. Слова "зацеплены за бок", ни  одно слово не использовано до глубины -
все поверхностно, все приблизительно, все неточно. Стихи многословны, жидки,
водянисты.

     ...совершенно  примиренная со  мной, сказала  мне о  том,  как ей  была
неприятна история с  встречей на Моховой - то, что я записал раньше. Сказала
без упрека, так,  как только она  умеет сказать. Затем ласково простилась со
мной.

     Союзу  Поэтов  -  на  Мойке 94  -  на сегодня  предоставили  прекрасное
помещение. Народу была тьма, и публика странная - с одной стороны, девушки -
"литературные девушки" - в несметном количестве; с другой - красноармейцы; с
третьей - пролеткультовские комсомольцы. Сегодня предпоследняя пятница Союза
перед  летним  перерывом.  Поэтов  собралось много,  в  том числе  был  и Н.
Тихонов. Читали. Читал и я -  прочел  три стихотворения - "На паровозе", "На
улице"...
     Рассчитывал  сегодня  получить  экземпляр  союзного  альманаха,  первые
десять экземпляров которого я  получил из типографии в среду (отдал их тогда
же, в Союзе, Фроману). Однако  остальные будут получены из типографии только
завтра, и сегодня я ничего не получил.
     Из Союза ездил к  Н.  Шишкиной - взял  у  нее  новые ее воспоминания  о
Гумилеве,  гумилевские таблицы,  которые она получила от одной  студентки, и
адрес Н.  Н.  Михайлова,  которому  она  говорила  обо мне. Она  с  каким-то
музыкантом записала ноты моего "Догорал закат косматый".
     В час ночи был уже дома и лег спать.


     30.05.1926

     Черновик стихотворения АА, переписанный мною:

     О знала ль я, когда в одежде белой ("в ночной порфире" - зачеркнуто)
     Входила муза в тесный мой приют
     Что к навсегда (2) окаменелой (3) лире (1)
     Мои живые руки ("с моленьем тщетным" - зачеркнуто) припадут,

     Заложницей страны, которой нет

     Ты отнял все, что я отнять молила,
     Не дав того, что я молила дать
     И на себе теперь я знаю силу
     Моих молитв. И неба благодать.

     О знала ль я, когда неслась, сверкая ("блистая" зачеркнуто)
     Моей любви последняя ("весенняя" - зачеркнуто) гроза
     Что лучшему из юношей на свете
     Закрою я орлиные глаза

     О, знала ль я, когда, томясь успехом
     Я искушала ("гр", "гневную" - зачеркнуто) дивную судьбу
     Что скоро ("Что те же" - зачеркнуто) люди беспощадным смехом
     Ответят на предсмертную мольбу.

     И ("О" - зачеркнуто) будь благословенно, о Незнанье
     Единое из нам доступных благ
     И да хранят твое очарованье
     И верный ("милый" - зачеркнуто) друг мой и жестокий враг

     30 м. (мая? или марта?) А.


     31.05.1926

     Эти дни я  не записывал - некогда было. Встречи мои с АА распадаются на
две части - до 27-го и после 27-го.
     21-го  АА  у  Мухиных была  недолго.  Ей казалось неудобным при Аркадии
Андреевиче  расспрашивать Екатерину Максимовну об Анненском, и чувствовалась
фальшь  во  фразах  Екатерины Максимовны,  которые  она  кстати  и  некстати
вставляла в разговор - фразах типа: "Иннокентий Федорович меня и А р к а д и
я А н д р е е в и ч а очень любил", "Мы с А р к а д  и е м...А н д р е е в и
ч е м очень ценили Анненского", "Я и Аркадий Андреевич..."
     Зачем  такое  соединение?  Известно,  что  для  Анненского существовала
именно  Екатерина  Максимовна,  и  совершенно  посторонним   человеком   ему
представлялся Аркадий Андреевич Мухин.
     Поэтому, чувствуя эту неловкость  и не расспрашивая ни о чем,  АА  вела
очень  отдаленный  разговор. Целью  своего  посещения  Мухиных АА  поставила
установление   дат  стихотворений  Анненского.   Мухина   обещала  АА  летом
обязательно сделать это. АА вполне удовлетворена, потому что ей важно, чтобы
эти даты были установлены вообще, а не чтоб они были установлены для нее, т.
е. чтобы имелись у нее. Мнение АА о Мухиной - очень  хорошее: АА была просто
удивлена культурностью ее, тем вниманием,  с каким она следит за современной
литературой,  она - человек другого поколения, тонкими наблюдениями, которые
сказались в двух-трех случайных  замечаниях во время разговора. Мухина полна
желания отдать  имеющиеся у  нее материалы по Анненскому любому, кто занялся
бы Анненским с достаточными знаниями  и любовью (только не Кривичу, конечно,
ибо о нем Мухина говорит с пренебрежением).

     20-го или 21-го АА получила из Москвы почтой сборник стихов московского
Союза поэтов и приглашение дать свои стихии для  следующего выпуска. Сборник
АА прочитала весь,  в тот же день, и мнение ее о стихах этих - очень плохое:
стихи безвкусны, неграмотны, просто плохи, а некоторые - отвратны (Зубакина,
Чичерина, например). Асеева - одно неплохое. Другое - дрянь.
     В  первом  стихе Асеева  ("Курские  края") очень  нехорошо  беспомощное
подражание  Пастернаку -  в приеме,  каким  описывается  дом (очеловечивание
его).

     22-го я  получил  экземпляры  "Сборника  стихотворений"  петроградского
Союза  поэтов  и  подарил  один  АА.  Она  читала  его -  при мне  и  после.
Понравилось  ей второе стихотворение Лившица ("Как душно на рассвете века").
Провалы сборника - Н.  Браун,  И. Наппельбаум, Евг.  Панфилов (да и как же о
последнем сказать  -  ведь  известно,  что  мальчики от девочек всегда  хоть
чем-нибудь да отличаются,  а тот пишет: "У  нас шестеренки (у  мальчиков), у
нас паровой молот мужествен и молод,  каждый удар легок и лих. А что у них?"
(у девчонок). Восхитительно!).
     У Полонской - "не Пастернак ли проскакал?"  (улетающий  балкон), а  еще
сильней - гумилевское:  что "людская кровь не святее изумрудного сока трав".
Крайский  ужасен до бездыханности. Садофьев плох  и безобидно  глуп -  когда
обижается  до  сих  пор  на  обругавшего  его  Е. Досекина-Горбачева  ("Егор
Самосекин"). АА считает, что петербургский сборник все же  не в пример лучше
московского,  потому  что нет  в  нем  таких,  как  в московском,  провалов.
Забавно,  что  девушки  ("поэтессы")  всюду хуже - значительно хуже  мужчин.
Сквозь чистоту поэзии и провалы АА замечает в обоих сборниках культ Пушкина.
В московском трижды упоминается памятник  Пушкина (неважно, что  в пошлейших
стихах),  в петербургском  - имя Пушкина  проскальзывает  в  стихах Лившица,
Рождественского (с его  "Бахчисараем"),  Оксенова и др. АА находит, что  это
очень показательно... АА видит в этом особенность переживаемой эпохи. Сейчас
д о л ж е н быть культ Пушкина, так часто забывавшегося совсем недавно.

     Все  время  занималась  Пушкиным.  21 и  22 изучала  все примечания (по
академическому  и  другим  изданиям Пушкина),  касающиеся влияния  Парни  на
Пушкина -  для того, чтобы уяснить, что именно  внес  Пушкин  в  свои стихи,
узнав Шенье, и  что было  уже до Шенье. К 24  мая АА  сделала два  подробных
списка  (чернилами)  найденных  ею за все время работы наиболее убедительных
соответствий  между Пушкиным и Шенье.  Один  список по  стихам  Пушкина (а в
правой графе - соответствующие места Шенье); второй - наоборот - по Шенье, и
соответствующие места Пушкина.  В  списки  эти  включила и  все известное по
исследованиям пушкинистов.
     24-го АА сделала  еще  кой-какие открытия:  например, "Пока не  требует
поэта" - "Hermes" (?), слово "поэтический" - с тем особым оттенком смысла, с
каким его у потребляет  Пушкин ("Поэтический  побег",  например). Это  слово
встречается  уже не в Шенье,  а в предисловии к тому Шенье (издания 1822, De
la Touche'а); новый кусок в "Евгении Онегине" и др.
     24-го я был у АА в Мраморном дворце, и АА показывала мне новые открытия
- много,  попутно, говорила о Пушкине - с восторгом и преклонением перед его
гением.  АА  сказала, что теперь ей  до конца понятно, что эпитеты  "демон",
"полубог"  -  не   преувеличение,  когда   ими  характеризуют  Пушкина,  что
совершенно непостижна острота и глубина его таланта: уже  в пятнадцатилетнем
возрасте он превзошел своих учителей  и предшественников, превзошел,  потому
что язык тех был еще скованным и громоздким...
     Какую работу по преобразованию одного только языка (пусть даже если она
была подсознательной, а ведь, может быть и н е подсознательной была!) Пушкин
проделал - к п я т н а д ц а т и л е т н е м у в о з р а с т у!
     "Мы знаем,  как развиваются поэты! Блок - прекрасный  поэт,  а возьмите
его  юношеские  стихи...  -  вода!"  - воскликнула  АА. - "Возьмите  раннего
Лермонтова - до чего плох; а ведь Лермонтов - "гений"!"
     "Я  считаю, -  убежденно сказала АА, -  что Пушкин - поэт,  какому  нет
равного во всей мировой литературе. Он - единственный..."
     Я попытался не согласиться с этим  утверждением и просил АА подтвердить
его...
     АА подумала... И задумчиво произнесла: "Данте... Петрарка... Да... была
и здесь работа такого же порядка -  по  преобразованию языка. Но ведь  языки
французский и провансальский значительно ближе...".

     В 4 3/4 - звонок из Шереметевского дома: пленки (фотографии Наполеона).
Ходил.  Нет.  Пришел  в  Шереметевский  дом.  Вышли  с  Пуниным.  Аннушка  -
"провожать" -  "проводить". Шли по  Фонтанке  к  Невскому. Пунин  говорил  о
докладе, который сейчас будет  читать - о faux gothique. В аптеку  - бром. У
фарфорового магазина остановились  (рассказ о  лакее из ресторана - узнал АА
по статуэтке).  Пунин на углу Садовой  и  Невского - в трамвай.  Я  с АА - в
магазин:  купить  берлинскую  Ахматову  для  Щеголевой.  Нет. Угол Садовой и
Итальянской  - магазин и сухари  к  чаю. Апельсин.  Шли  -  зашла ко  мне за
Гнедичем. "La jeune  Tarentine"  (перевод  Шенье). 1822 г.  - письмо Пушкина
брату  (откровенен с ним был). Тарентинская дева нравится. Пушкин не  мог не
знать,  что это  перевод. Гнедича дал,  взяла с  собой. И  взяла московского
Союза  поэтов сборник. Шли.  Устала,  нет трамваев - пешком. Навстречу  Маня
Рыкова. Гуковского  доклад - разочарованы, что не сама АА читала. Пушкин мог
себя  на  место Шенье  ставить  ("Pourtant,  j'avais  quelque  chose  l,  в
Михайловском").  "Никто не  любил Шенье так,  как я"  -  второе,  и  много -
критике. Тарентинскую деву мог Пушкин  знать  до  1819  года - это  такая же
известная  вещь,  как  "La jeune captive". Марсово  поле. Купила  газету. На
скамейке читала, а я - Гнедича.  Желтый  дом плохо покрашен - уже облупился.
Собаки (у Мраморного дворца) черные - люблю таких. Домой - и девочка - книгу
прислали  (из  Баку  -  "Норд").  Песок сотни  пудов.  Крадут - а  угрозыск,
милиция? Как будто их и нет. У меня - стук. Письмо Л. Борисова, читал.
     Тональность Шенье - Пушкин - одна (совсем  разная тональность Le Brun -
Пушкин).

     Завтра белье покупать - на 20 рублей.





     Май 1926

     335. Никольский В. Идеалы Пушкина. СПб 87. (Также Христ. чт. 82, 2 стр.
487 - 537).
     И. В. - Исторический Вестник.
     Узнавал в мае 26 г.
     Каталог Мезнера.
     Стр. 338  Никольский Б. В.  Поэт и  читатель  в  лирике  Пушкина. Крит.
очерк. И. В. 99, 5, стр. 506 - 586 (Отд. СПб. 99 г. ч. 75).
     Стр. 338 Никольский  В.  Идеалы  Пушкина.  Акт  речь.  Изд.  третье.  С
приложением статей того же автора: "Жобар и Пушкин" и "Дантес-Текерен", СПб.
99 г. ц. 75 к.
     Стр. 338 Никольск. Б. В. Академический Пушкин (по поводу Академ. изд.).
И. В. 99 г. 7 печатается отдельн. изд.


     1.06.1926

     Предпоследняя глава Онегина - Le Brun (магический  кристалл). Последняя
- Шенье.
     Звонил Пунин из-за ворот. АА волнуется.
     Получила от В. К. Шилейко письмо и повестку народного суда о разводе.
     Вечером (принята 8  ч. 20 м.) получила телеграмму от И.  Э. Горенко, из
Николаевска: "Долгое ожидание парохода".


     6.06.1926

     В 1914 году АА  была на  лекции Пяста в Тенишевском  училище. В публике
был  Олимпов, сын Фофанова.  Когда  Пяст  произнес имя Мандельштама, Олимпов
выкрикнул: "Мандельштам - мраморная муха!". Олимпова сторожа вывели.
     ("Мне очень неприятно было - я первый раз в жизни видела, как "выводят"
человека".)
     С лекции  АА отправилась в  "Бродячую собаку". Сидели с молодыми людьми
за столиками.
     Олимпов оказался в  "Бродячей Собаке". Вышел  (на  эстраду?)  и  громко
крикнул: "Я и об Ахматовой хотел  сказать  - не только о  Мандельштаме... Да
мне не дали...". Воцарилось молчание.  Все ожидали, что  он скажет дальше...
Тогда  АА поднялась, подошла к одному  из соседей Олимпова и громко сказала:
"Предупредите  вашего товарища, что я присутствую в зале... А потом пусть он
говорит, что ему угодно...".
     Олимпов больше ничего не сказал.
     А  из  сидевших  вместе  с  АА  за  столиком  молодых  людей  никто  не
пошевельнулся, когда Олимпов заговорил об АА.


     7.06.1926

     "Подорожник" вышел в середине апреля 1921 года.
     Надпись   Артуру  Лурье  (приблизительно):  "Артуру  Сергеевичу   Лурье
дружески Анна Ахматова", - датирована 25 апреля 1921 года.
     А  во-первых,  с Артуром Лурье АА не так часто  виделась  в то время, а
во-вторых экземпляр был им куплен и только дан АА для надписания - т. е. уже
был в продаже.
     (АА показывала мне  этот "Подорожник"  7.06.1926 в  Шереметевском доме,
разбирая архив.)

     Сегодня получила открытку  из Ревеля приблизительно  такого содержания:
"По поручению Сергея  Владимировича обращаюсь  к Вам с просьбой сообщить, не
желаете ли Вы продолжить с ним переписку, или это Вам по каким-либо причинам
неудобно.
     Искренне уважающая Вас и поклонница Вашего таланта Елизавета Роос".
     Открытка адресована на Сергиевскую, 7. Оттуда с пометой "не проживала и
не  проживает"  (открытка адресована  А.  А. Ахматовой,  а АА всюду жила под
фамилией Шилейко) направлена на Фонтанку, 2, а оттуда в адресный стол.
     Переписку... прекратившуюся лет двадцать тому назад!
     С. В., студент-юрист, в 1903 г.  женился на Инне А., а  после ее смерти
вскоре  - на Коте Колесовой, жене Голлербаха  (первой). По протекции отца АА
служил  в  пароходстве  на  Дунае.  Писал  очень скверные  стихи.  Занимался
историей литературы, в частности - Лермонтовым... Сейчас - преподает историю
литературы.

     Опять возмущенно говорила о Голлербахе и его подлостях.


     8.06.1926

     Около  часа  дня  я  пришел  к  АА  в  Мраморный дворец. Был  Пунин,  и
хозяйничала Маня. Пунин сразу ушел. Я остался сидеть.
     АА была в чесучовом  платье -  вчера его зачинила,  надела -  давно  не
видел его.
     Вчера  АА  принесли  ряд  книжек,  изданных  "Узлом"  в  этом  году,  -
Пастернака, Лившица, Зенкевича  и др. Изданы они роскошно, но, по мнению АА,
безвкусно (издавал их Абрамов): "Так не надо издавать стихи...".
     "Я в Лившице разочаровалась", - говорит  АА. (Ей понравилось его второе
стихотворение в  сборнике Союза поэтов, и она ожидала, что книжка эта  будет
хорошей. Однако  - книжка  его  плоха.)  Каждый из  авторов  (кроме Лившица)
сделал на  своей книжке  надпись АА.  Я заговорил  о нем. АА сказала, что он
хороший, простой  человек: "Я  люблю его... Его - и Зенкевича,  потому что и
Зенкевич хороший и простой человек".
     АА сказала  мне, что скоро - как  только выяснится все с  разводом  и с
больным зубом, она уедет  в  Бежецк. Уедет, чтоб присмотреть там комнату для
себя, потому что собирается следующую зиму провести в Бежецке.
     - Почему?
     - У меня нет средств, чтобы жить здесь. - И секунду помолчав: - А кроме
того, есть и другие причины...
     Меня это  известие расстроило. Даже для здоровья  АА  жить в Бежецке не
лучше, чем здесь: весной, осенью  грязь там непролазная. Кроме того, там нет
если не комфорта и удобств, то необходимых возможностей, какие все-таки есть
здесь.
     О Бежецке первый раз АА заговорила вчера вечером.
     "Сегодня  развод",  -  задумчиво  сказала  АА...  Помолчала.  "Приятное
чувство...  Мне  приятно разводиться..." - добавила  АА.  Но была молчалива.
Сегодня все же - пусть  и формально  - заканчивается определенный период  ее
жизни. Дело разбирается в суде в час дня, т.  е. в тот момент, когда здесь я
разговаривал с АА в Мраморном дворце.
     Сегодня полтора года  со дня моего знакомства с  АА. Я помню  это. А на
душе как-то тяжко, тяжко. Грустно.

     В 1923  году О.  А. Судейкина была  (играла - она артистка) на Кавказе.
Просила  АА выслать ей денег на обратный  путь. Просто посылать нельзя было,
потому что "деньги шли три месяца и там не выплачивали по курсу". Поэтому О.
А. просила АА передать деньги  здесь  - одной семье, которая телеграфировала
бы своим  родственникам,  живущим  на Кавказе, о том, что деньги получены, и
последние на Кавказе выдали бы такую же сумму О. А. Судейкиной.
     АА пошла с пятью фунтами стерлингов.  Ее встретила  хозяйка. Отказалась
принять,  испуганным  голосом сказала: "Нет, я  не могу  принять денег".  АА
долго ее уговаривала,  объясняя, что  артистка застряла на Кавказе, не может
выехать  обратно. Наконец, та спросила фамилию и адрес. АА назвала и  то,  и
другое. Хозяйка,  услышав "Ахматова", сразу  переменила тон. Решила, что  АА
необходимо показать дочери. Но так как дочери  не оказалось дома, то - "хоть
сыну".  Мальчик  был  болен,  лежал  -  в  другой комнате. АА  провели туда,
появился  хозяин,  который стал доказывать жене, что "если б у тебя  просили
пять  фунтов, ты могла бы отказаться, а если  тебе дают - ты  всегда  можешь
принять". Деньги были взяты, и О. А. Судейкина получила их.

     Летом 1923 года (когда еще жила на Фонтанке) ездила  с  одним человеком
на пароходе в Петергоф. В Петергофе, чтобы не утомиться, мало гуляли, больше
сидели  в парке. Потом ели. Вернулись. АА так устала, что после этого десять
дней лежала. "Отчего устали?" - "Не знаю... от всего, от поездки..."
     (АА  отчасти оттого десять дней лежала,  что Пунин не мог простить  ей,
что она не с ним ездила, а с другим, и всячески поносил ее за это.)

     АА надорвалась от поездки в Царское  Село (в 21?): пешком  на вокзал, в
поезде - все время стоя, потом пешком на ферму... С  фермы иногда до вокзала
давали  экипаж. Уезжала  с мешками  -  овощи,  продукты, раз даже уголь  для
самовара возила.  (При этом М. Н. Рыкова -  мать Натальи - говорила: "Только
везите так, чтоб никто не видел, а то скажут, что мы из казенных дров  уголь
делаем и раздаем".) С вокзала здесь домой - пешком, и мешок на себе тащила.


     10.06.1926

     Говорила о влиянии Анненского на творчество  Пастернака. То же дыхание.
Может быть - тот же темперамент.

     От А. Блока АА получила всего три письма.


     11.06.1926

     20  сентября 1919 года в  Астрахани  во  время  прогулки  на катере  Л.
Рейснер мне говорила об отношении Гумилева к АА: "До него она была ничто. Он
ее  учил, учил стиху; он ее, конечно,  разломал, но изо всех трещин полилось
творчество. Он  ее поставил на недосягаемую  высоту и внушил ей..." (что это
ей подобает). И она по этой линии пошла.


     12-13.06.1926

     Прогулка.
     У АА от 10 1/2 до часу. В час - Тучка (ресторан, церковь, сарай, первая
тучка,  вторая  тучка и угольная...),  старый дом,  герань, строки  Пушкина.
Другой  город. Заколоченная дверь.  Страшно  прикасаться к  вещам, покинутым
много лет назад.

     Перчаточник - француз.
     Пирожные.
     Ильинский.
     Бумаги.
     Кто такой Ильинский.
     АА нервна, устала.
     В Шереметевский дом (Пунина не застала) в 4 1/2 часа.
     Обедала,  пошла  домой,  на минуту заходила  к  Замятиным.  А.  Белый -
Замятин о В.
     В восемь часов вечера у  АА в Мраморном дворце Пунин. Пунин - до девяти
(я на двадцать минут ездил за булкой, гулял с Тапом, вместе чай).
     После Пунина - чай.

     Шилейко. О Рейнбот  (жена Цибульского) АА не знала. Роман с абортом и с
проч.
     (В.  К. Ш.  -  девственник!  - с знак(?).  Стал говорить  Лозинскому  и
Николаю Степановичу.)
     Девственность - повод к упрекам в ревности. Шилейко - сумасшедший. Муки
и пытки. Для чего? (А первая жена - "так жил!". "Я этому поверила" - старая,
хромая,  безобразная  - Соф.  Андр.). АА  жила  только  потому, что безумный
больной?
     Теперь плачется  -  хорошая,  добрая, пожалела, простила.  О  Рейнбот -
спросили,  знал  ли?  Это жена Цибульского.  Потом  другой раз  намекнула  -
"Письма почитали?". Мимолетно.

     Николай Степанович, развод - свидетели Н.  Л.  Сверчков  и другой мол.,
присутствовавший при  браке  (брачного  свидетельства нет  - его  АА  раньше
потеряла).
     Николай Степанович так и не дал удостоверения о разводе.

     Шилейко.   Ложь,   ложь   и   ложь   -   потоки   лжи.   Сначала   жили
незарегистрированными.  (Удостоверение, что  муж  и жена, АА  прописана  как
Шилейко.) Потом - Ильинский, принес книгу (был с женой).  АА расписалась. (А
с С. А. Шилейко не хотел разводиться. Говорил - церковный брак не признаю, и
он недействителен.) Зла не имеет. Люблю (?) и жалеет.
     Заботливо старается не подвести и охранить его.
     Всю зиму (эту) говорит, что  хочет развестись с С. А. и остаться с АА и
жениться на В. К. Андреевой. АА категорически не согласилась.
     Ильинский  все говорил В. К.  Ш.,  чтоб взял  брачное свидетельство  (а
теперь его нет!).
     Неправильно:   "Ахматова"  (а  не  Горенко);   Литейный  район  (а   не
Василеостровский);  не разведен с С. А.;  не действителен был  брак с АА  (а
развод есть). Дата. Женился. (Алименты не платит.)

     Маня. Февраль  - безработная. (АА ходила  в Союз, расторгла  договор  и
уезжает  в   Царское  Село,  а  Маня   продолжает  служить.)  Страхвзнос  (в
страхкассу).
     Не подвести Маню.

     Устала, взволнована, расстроена, обеспокоена.
     О Лавреневе - "Крушение республики Итль" рассказывал.
     У АА до 12 1/2, потом ездил на велосипеде к Рождественскому.
     Мандельштам здесь,  но не  подает о себе вестей. Прячется от АА, потому
что  должен деньги. АА не осуждает его за его  нетактичность, за  то, что он
из-за денег прячется (а в этом нет чувства собственного достоинства).



     12-16.06.1926

     Июнь-май. АА выходит на улицу обычно в черном жакете и в черной шляпке.
Черная  юбка  (черная  кофта  под  жакетом).  Дома  -  или  в черном  платье
(подаренном ей когда-то  Л. Рейснер,  которая  прислала  его), или  в черном
шелковом  (подарок Duddington), уже порвавшемся тоже,  или в черной суконной
юбке и чесучовой кофточке.
     15, 14, 13, 12 июня - хорошие, теплые, солнечные дни. Белые ночи.


     14-15.06.1926

     Утром 15  июня  принимала  валерьянку, бром  и  пр.: мысли  о том,  что
Шилейко влип  в скверную историю, не сходят с ее ума, и  мысли о лжи Шилейко
вообще - ужасают ее.
     АА старается разговорами  о  посторонних вещах,  об  искусстве и т. д.,
чтением -  отвлечься от тягостных дум о Шилейко.  Однако они пересиливают, и
АА - шуткой  ли,  высказыванием  ли  какого лишь опасения и  пр. - все время
возвращается к волнующей ее теме.
     АА находит в себе силы для самоиронии. "Какое слово мне теперь впишут в
паспорт? У меня теперь даже фамилии нет - этого уж, кажется,  и у  тягчайших
преступников не отнимают..."

     В берлинском "Anno  Domini" было семь  или одиннадцать  экземпляров,  в
которые вошли несколько стихотворений, не вошедших в остальной тираж. АА  об
этом говорил Алянский. Там среди других стихотворений:

     "....................златокованный
     (Не завидуй такому......)
     Потому что и сам он - ворованный
     И тебе он совсем не к лицу..."

     (Первые числа июня.)


     У Замятиных пришлось читать стихи.
     К  Замятиным  (чествование Кустодиева по поводу окончания декораций. Не
знаком с АА).
     О  Судейкиной  - которая с громадным юмором и злоязычием рассказывает о
квартирной обстановке; у которой превосходно развито чувство вкуса.

     По  поводу "Без  божества, без  вдохновенья" -  см. Венгеровск. Пушкин,
статья Слонимского ("Пушкин защищает свое мастерство").

     Шилейко был лютеранином. В 1918  году сказал АА, что  он перешел в 1917
году  в православие  и что документ об этом  у  матери его. ("В дар  АА свое
православие принес".)
     АА  не  видела документа  никогда. Шилейко  никогда не говорил при АА с
матерью  о  нем,  и мать  никогда не  упоминала  о  нем.  АА  убеждена,  что
православие Шилейко - вранье.
     А вообще Шилейко - атеист.

     Пушкин  не знал Петрарки, потому что, когда он упоминает  Петрарку,  он
пользуется  словами  Баратынского и общим  мнением. А  Пушкин  был настолько
оригинален, что всегда в  том, что знал - имел собственное  мнение,  которое
часто шло вразрез со всем остальным (например, о Ломоносове).
     "Пушкину, вероятно, скучно было читать Петрарку".


     15.06.1926

     Была в  Академии материальной культуры. Павлик  Мансуров  затащил  ее в
свой кабинет, показал фотографию С. Есенина  после повешения и до приведения
в порядок. Страшный, но похожий.
     Вечером (до двенадцати часов) у Замятиных. У них Кустодиев, Щеголев. (У
них торжественный обед в честь Кустодиева, по поводу окончания декораций.)
     С Кустодиевым АА впервые встречалась. Познакомилась.
     По  дороге к Замятиным,  на  Симеоновской, увидела  просящего милостыню
Типякова. Смутилась  страшно. Но подошла.  поздоровалась... После  двух-трех
слов спросила - можно вам двадцать копеек положить? Тот ответил: "Можно...".
     АА эта встреча очень была неприятна. Было очень неловко.


     16.06.1926

     Сидел у АА в Мраморном дворце - двенадцать  часов  дня. Стук в  дверь -
неожиданно Лева и А. И. Гумилева (приехали сегодня из Бежецка,  остановились
у Кузьминых-Караваевых).
     АА удивилась, обрадовалась - усадила. Я через пять  минут ушел с Левой,
чтоб пойти с ним  в музей. Музей  закрыт.  Сидел  у  меня. Я  дал ему книжки
(Стивенсона "Странная история", Джек Лондон - "Сумасшедшие янки", Лавренев -
"Крушение  республики  Итль"  и  др.).  У  Левы  в   Бежецке   библиотека  -
беллетристика - семьдесят книг, и другие (пять книг Ж. Верна, Уэллс, Хаггард
и прочие). Лева сдал все экзамены и потому А. И. с  ним  приехала сюда. Лева
перешел в седьмой класс.


     17.06.1926

     Страшно стеснителен.  Я хотел переодеться.  Лева  сказал: "Я  пойду  на
лестницу пережду, чтобы вас не стеснять". Катал его на велосипеде.
     Пришел  с ним  в 2 1/2  часа к  АА. Он  обнял ее и  попросил разрешения
покататься со мной на лодке. АА дико восстала  - каждый день столько тонет -
вы сумасшедший!
     - Павел Николаевич!
     Стала громко доказывать, что катанье на лодке - недопустимо, что каждый
день вылавливают  трупы... А.  И.  Гумилева  улыбнулась  и тихо  и  спокойно
сказала: "Ну  что  ж  - завтра еще два  трупа вытащат  -  что ты волнуешься,
Аня!".

     О быстрых и частых  сменах погоды: "Судорожная погода". (Сегодня  очень
холодно.)
     Вернулась  из  Царского   Села  вечером,  потому  что  звонила  мне   с
Царскосельского вокзала в десять часов вечера.
     Ездила в  Царское  Село  к  Рыбакову. Была приглашена  обедать. Однако,
приехав  к  Рыбакову,  не  застала  его дома.  Считает,  что за  сим  должно
последовать прекращение отношений.


     18.06.1926

     О Рыбакове - "злые, не застала". 5.30.
     О  Нат.  Данько.  Боричевский  провожал (в  городе в  субботу).  Деньги
получила, взяла Батюшкова у меня.
     Встретила А. Эфроса (трамвай).
     Обед у Федоровых. Была у меня. Надписала "Четки".
     У Замятиных со стихами (Мансурова).
     Рыбаковы (в парикмахерской). Пригласили на четверг (июнь).
     О Рыбаковском хамстве (дома не оказалось).
     О ревнивой - идиотски - жене Рыбакова.
     Запонка. Эфрос (волю испытать - из трамвая).
     Обновки Левы (книги, кепка, воздушная игра...).
     Беспокоится об Инне Эразмовне.
     Сергей Кузьмин-Караваев - неприметный человек.
     Хочет с Левой в Эрмитаж и Русский музей в воскресенье.

     Ушла от Кузьминых-Караваевых  сразу - сорвалась, едва допив  чай:  "Мне
надо в десять часов быть дома". Ушла одна. Я остался у Кузьминых-Караваевых.

     У Федорова - и хозяин, и лакеи - кланяются - знают.
     "Ego  ispe  scripsi - 18 июня 1926", - надпись мне  на контрафакционных
"Четках".

     О Гессене (встретила  его, кажется,  в Царском Селе вчера). Он вилял  -
будто он ни при чем.

     Жалуется и  печалится  -  вредное  влияние А.  С.  Сверчковой на  Леву.
"Стародевья стыдливость"  - заставляет Леву  наглухо застегивать  воротник и
рукава.
     Сверчкова хочет Леву в Педагогический техникум в Бежецке. АА опечалена.
АА хочет - в университет (но не на литературное отделение, а на какое-нибудь
другое - юридическое, этнографическое и т. д.).
     Лева в Бежецке купается по три раза в день. АА очень расстроилась этим.
"Это  при его здоровье  (туберкулез - склонность) - губительно". (Вчера - 17
июля - говорили.)

     Гравюры на  Батюшкове (34 г.) ужасны и безвкусны. А казалось  бы  - все
сделано, чтоб хорошие были...

     Лева  знает   Шиллера,  Шекспира,  Жуковского,   Лермонтова,   Пушкина,
Гумилева.  (Лермонтова  не  любит.  Любит  Пушкина  и  "Шатер"  и  "Жемчуга"
Гумилева.) Стихов АА с о в с е м не читал. Читал только "Колыбельную". А. С.
Сверчкова, конечно, не позволяет.

     Летом хорошо работается. Зимой - тяжелее: повышенная температура  и все
прочее.
     Все дни читает Le Brun'а и Пушкина. Le Brun  - замечательные эпиграммы.
О потопе: "...и, может быть, рыбы..."
     Взяли папиросные  коробки  для мальчика (который в  Мраморном  дворце -
коллекционирует их).
     Спросила меня: не знаю ли я,  когда уезжает  А.  И. и Лева.  Я ответил:
"Двадцать четвертого".
     АА: "Ну, значит, Лева все успеет посмотреть".
     Должна  была  сегодня позвонить  Кустодиеву  (Кустодиев у Замятиных, 15
июня просил ему позвонить).
     Удивлена  -  почему  в  царскосельском  парке все статуи  бронзовые так
изуродованы? Кто этим занимается?
     Сама стирала кофточку.
     Сегодня приходила, сказала, что едет в...
     Маня ворует (белье, простыни, наволочки, чулки, платье...все).
     Спор о традициях.
     АА Анненского - толкование "Вечера".
     В "Четках" его уже нет - почти. (... - Некрасов).
     Показ. Батюшкова (с этого спор начался).
     Петров-Водкин (так не приходит, что-нибудь нужно было...).
     Последний раз приходил осенью 1925 после возвращения из-за границы.
     Любовь Столица - все бабье.
     Анна Ахматова - все женское.
     Зинаида Гиппиус - все женственное.
     Эпиграмма  Зинаиды  Гиппиус  напечатана  за  подписью  Типякова! Давно.
Зинаида Гиппиус читала ее Чулкову. Чулков передал АА. А напечатана уже потом
- и неожиданно за подписью Типякова.
     В. К. Ш. вчера (?) женился (утром Л. Н. сказала).
     Эфрос не пришел.

     Петров-Водкин  хочет  помирить  АА  с  Ивановым-Разумником.  Неприятный
человек -  меняет мнение. Тут же на глазах  - на  противоположное (об Артуре
Лурье,  о  Гумилеве  и Маковском). Звал  в Шувалово  (АА  известно, записала
поезд).

     Письмо в редакцию (Сазораева?).
     За всю жизнь ничего более мерзкого не видела.
     Пантелеймон Романов признал, что может нравиться теперешней публике,  и
пишет "Письма женщин" - пошлятину.
     Чуковский за "Бородулю" получил 250 р.
     Петров-Водкин   (Кузьма  Сергеевич)  -   близок  Иванову-Разумнику,  А.
Белому...
     От Шилейко нет известий (он не пишет ни мне, ни АА, ни Ильинскому).

     О  Леве.  АА:  "Не  читал  Пушкина...  Когда стала  объяснять  величину
Пушкина, спросил: "А он лучше писал, чем  даже папа?". О влиянии Сверчковой:
скверно (спиритизм, хвал. Бежецк. учителям,  педтехникум,  скрыванье  смерти
Николая Степановича). Экзотика. А. С. С. (по обязанности).
     (П. Л. С. говорил АА, что он ненавидит мать.)
     А. И. говорила о Николае Степановиче, как о  живом, спрашивала АА. "Как
страшно было", - говорит АА.
     У Левы настолько развита фантазия, что предмет,  о котором он мечтает и
читает,  перестает  быть  интересным, когда он видит его в натуре (например,
яхта).
     Леве в музее понравился волк и тарантул.
     Сегодня А.  И.  с  Левой в Царском  Селе. С  АА целый день не  виделись
совершенно.

     Спор  (часа  два  продолжался).  Я  и  АА  о  традициях литературных  в
сознательной работе поэта. Да - Пушкин, да - Баратынский, Тютчев, Ломоносов,
Крылов,  Державин,   Батюшков.  А  Некрасов?  (Невежественные   строки  есть
прекрасные, а  есть  ужасные.)  Из  сатирических  журналов  и из современной
печати.
     Новых знает: Анненский, Гумилев,  об остальных не  берется судить - нет
перспективы.
     О  себе -  нет  (может быть, не хочет говорить, хотя... Нет, нет, нет).
Читала первый том Батюшкова (академический).
     Вчера  и  сегодня  читала  статью  о  Батюшкове   Майкова  (первый  том
академического издания Батюшкова) и самого Батюшкова - и примечания:
     Биография   (статья   Майкова)    очень   плоха,    спутана,   туманна,
бездоказательна.  Апломб творца,  его утверждения  самоуверенные  и  проч. и
непримиримые, никаких ссылок на источники, никакой доказательности нет.
     К спору: Шилейко, который видит традиции всех поэтов  (Блока, например,
и т. п.), на видит традиций АА. Не может их назвать.

     Кубу нанимает шесть домов. Будут общежития. АА хочет там взять  комнату
(там - потому что дешевле, чем в других местах).

     Днем у АА. И с четырех до 12 1/2 часов  - у АА. (Зашел  в Шереметевский
дом, вместе шли, потом - в Мраморный дворец).


     20.06.1926

     Все   свободное   время  читает  Батюшкова,  сравнивает   с   Пушкиным.
"Первоначальный" (Батюшков - первый, новый, начало).

     С. А. Кузьмин-Караваев... Пошляк,  дурак, трус и пр.,  и пр.,  сплетник
(говорил, что замученный совенок - это он!). А  в  Слепнево в 1911  году  АА
ходила за грибами и он увязывался за  ней. Николай Степанович был недоволен:
"Как ты можешь хоть пять минут быть с таким пошляком?".

     У  Кузьминых-Караваевых с А. И.  и К.  Ф.  говорила об Анне  Николаевне
Энгельгардт,  а  я  с  Левой - отдельно: Лева  рассказывал мне  планы  своих
рассказов: Телемах (Атлантида и пр.), о путешествиях в страну цифр и др.
     Лева  говорил  о журнале,  который  хочет издавать, не может  придумать
названия. Хочет: "Одиссея приключений" (АА: "Не по-русски это"), просит меня
придумать. Подвернулась "Звериная тропа". Ему понравилось.
     ...что  в  тринадцатилетнем   возрасте  -  так  уметь   переделывать  и
чувствовать стихи, как это делает Лева, - необыкновенно.
     Вчера (18-го июня) у Кузьминых-Караваевых была А. А. Лампе, вернувшаяся
из  Парижа  (в  Париж  ездила к  сыну. Сын  недавно умер). Ее  поездку  туда
устраивала (хлопотала) АА.

     Д. С. Гумилев умер осенью 1922 года.

     С Горьким АА раз в жизни виделась.

     Эфрос рассказал Л. Н. Замятиной,  а она сегодня утром - АА, что Шилейко
женился.

     АА с  Петровым-Водкиным встречалась у Кругликовых. Позже - в заседаниях
коллегии (Дома искусств?).

     К спору: АА спросила, какие у нее традиции.
     Я: "Анненский..."
     Не согласилась: только в детских ("Вечер"), в  "Четках" нет,  в  "Белой
стае" уже с о в е р ш е н н о нет тоже.
     Я: "Пушкин".
     Не согласилась. Нет. На это никто не указывает. Приведите примеры...
     Лозинский  не  знает  Батюшкова.  (...  -  не  пугался  бы  за  Николая
Степановича, что в нем так сильны традиции и влияния на него.)

     "Мне почему-то кажется, что я никого не люблю, кроме Тапы..."

     Традиция  -  частушка - Черное  море -  белый  корабль  (...), чугунная
ограда, сосновая кровать.

     Эрмитаж.
     Leonardo da Vinci.
     Ватто.
     Ingres (этот не нравится).
     David.
     Позументы.
     В Эрмитаже к АА подошла дама...

     О статье Адамовича. АА показывала у Пушкина в дневнике: "Ужасно люблю".

     Николай  Степанович говорил  АА, что  она  рассказывает  все, что о ней
говорят.  Цыганки говорили  только хорошее. И АА  все  рассказывала - "Ты не
рассказывай,  а  то  получится впечатление,  что ты  хвастаешься". А  теперь
говорят дурное - потому АА и все дурное о себе рассказывает.
     АА милая.

     О хвастовстве: "Вот чего не было у Блока... Ни  в какой  степени. С ним
можно было год прожить на необитаемом острове и не знать, что это - Блок!".
     У  него не было ни тени желания как-то  проявить себя в разговоре. Блок
был очень избалован похвалами, и они ему смертельно надоели.
     - А у Николая Степановича было хвастовство?
     - Нет,  не  было. Но ему  было приятно,  когда его хвалили.  Он не  был
избалован похвалами и поэтому очень ценил их и помнил, не показывая, однако,
этого.

     АА не считает Леву обыкновенным мальчиком.
     Как Лева пишет стихотворение...
     Лева очень хочет прочесть Данте и Гомера. Говорил это мне и АА.
     Лева в Бежецке стал читать  "Гондлу". А. С. Сверчкова увидела, отняла и
заперла  "Гондлу" в шкаф. По-видимому,  считает,  что  это  Леве  не следует
читать,  потому  что  там  - о  любви. АА советует  мне  дать  Леве прочесть
"Гондлу" - Леве будут  полезны  взгляды  Николая  Степановича  на  войну, на
кровопролитие, которые он высказывает в "Гондле" (антивоенные взгляды).
     Комнату искать? Нет. Теперь какие-то другие планы.
     Разговор с Левой об университете. А педагогический техникум в Бежецке -
чушь.
     Сегодня Лева был в первый раз в Эрмитаже (сегодня - со мной и АА был).
     А. И. говорила, что в Эрмитаже была один раз всего.

     "Не могу не работать. Все  свободные  минуты - читаю. Когда  одна  - не
могу не читать". Это началось перед отъездом О. А. Судейкиной - когда начала
читать Данта (по-итальянски. Данта начала читать перед  самым отъездом О. А.
Судейкиной). "Вся моя ученость и пошла в Данта".

     Лева написал сегодня стихотворение о Гаральде. История - Негера.

     Люди, намеренно  искажающие  и врущие  о  Гумилеве:  А.  С.  Сверчкова,
Павлов, А. Н. Энгельгардт, С. А. Кузьмин-Караваев,  Кривич, Голлербах  (он и
она), О. Зив. (?).

     Вчера (19 июня) Л. Н. Замятина звала АА в театр. АА отказалась. Людмила
еще  раньше сказала Эфросу (но вчера же?), что  АА будет в театре. Вероятно,
поэтому Эфрос вчера не пришел (как обещал АА).

     Рыбаков  после  своего хамства не пришел извиняться,  даже не позвонил.
Хам.

     Долгий разговор об  издании  полного Гумилева. Для комментированного  -
нужно  признание  полное  и инициатива  (и уж,  во  всяком случае,  санкция)
Академии  наук.  Этого в ближайшие восемь-десять лет ожидать нельзя. Поэтому
надо не полное, всеобъемлющее издание подготовить в первую очередь, а кратко
комментированное и состоящее только из лучших произведений.

     О биографии  Батюшкова в академическом издании. Скучно предельно. Очень
подробно  и  очень скучно. Биографии Пушкина  - нет. Есть отдельные  статьи,
очерки, они живые, потому что в них описания местности, истории, действующих
лиц. Выведен  живым не только  Пушкин, но  и окружавшие его  лица,  даны  их
характеристики.
     Здесь же (биография Батюшкова) вся биография не разбита на периоды (что
очень  затрудняет чтение и изучение) и выведен  живым только один Батюшков -
на всем протяжении,  а все остальные (бесконечно  пестрящие фамилии и только
фамилии, имена) совершенно не  характеризованы - не люди, а тени. Батюшков -
среди  теней. От  этого  так скучно, А  казалось  бы  -  у  Батюшкова  очень
интересной должна  быть биография (интересная жизнь  -  войны, Париж,  пожар
Москвы и пр., и пр.).
     Прочитал   эту   биографию...  "Я   разлюбила   Батюшкова  после  такой
биографии".  Стали говорить о  Гумилеве.  Составили план  его  биографии (АА
записала;  уж  и  раньше   составляли  такой  план).  О  судьбе  Гумилева  -
непризнанный и при жизни, и теперь по ряду обстоятельств...
     АА русских писателей в детстве (Достоевского  и пр.)  читала по изданию
Маркса.
     Бальмонта  читала  в  юности, с тех  пор  не  читала  почти, потому что
терпеть не может его.
     Вчера или сегодня  читала Данта.  После Шенье, Батюшкова и после  XVIII
века, после чувственности и эротизма, после французской телесности и проч. -
страшно читать  Данта - кристально чистого, прозрачного, небесного, наивного
в своей чистоте, безмятежного.

     О  несовершенстве  мотоциклета, аэроплана  и трамвая. Нет  бесшумности.
комфортабельности и безопасности (как, например, а автомобиле).

     Долгий разговор о Леве.  У меня читала его  стихотворение (о Гаральде).
Сказала ему... (Обрыв.)
     В Мраморном дворце  с АА  долгий разговор о Леве.  Я  доказывал, что он
талантлив  и необычен. АА слушала  -  спорить было  нечего: я приводил такие
примеры из моих разговоров с Левой, что против них нельзя было возражать. АА
раздумывала, потом: "Неужели будет поэт?" - задумчиво.

     Николай Степанович сказал АА, когда было без пяти  минут  четыре, а  АА
сказала, что ей надо до четырех позвонить (на Невском): "Вот  ты всегда так.
Дотерпишь до последнего, а потом говоришь".

     Лева  настолько в мире фантазии, что предмет увлечений в натуре (тот, о
котором мечтал) уже неинтересен ему...
     Полное сходство Левы и Николая Степановича - в характерах, во всем...

     "...высокого  Данте. Благоговейная любовь его... Безоблачная чистота...
Небесное..."
     АА с  задушевной радостью о нем говорила. С  умилением. Ход мысли Данта
(прозрачная глубина, наивность). Почему они  грустны? ведь они  же не знают,
что Беатриче больше нет... Вероятно, они грустны потому, что... и т. д.

     В  биографии Батюшкова  скромничанье  с женскими  намеками.  Надо прямо
говорить и называть вещи своими именами.

     Леве трудней писать прозу, чем стихи, хотя он и думает наоборот.
     АА хотелось бы, чтобы  Лева нашел бы достойным своей фантазии предметы,
его окружающие, и Россию. Чтобы не пираты, не древние  греки фантастическими
образами  приходили к нему. Чтоб он мог найти  фантастику в плакучей иве,  в
березе...


     24.06.1926

     Я: "Рыбаков не звонил?"
     "Нет. Это, по-видимому, прекратившиеся отношения".
     Разговор о Рыбакове (другого типа человек, чем... (обрыв).

     АА  живет  материально так: получает 60 рублей  из Кубу и 50 рублей  от
Шилейко (на квартиру и Тапа). Квартира стоит 20 с лишним  рублей в месяц, 20
рублей АА отдает (посылает) А. И. и Леве - в Бежецк. Кормежка Тапа обходится
в 15 рублей.
     Обед АА ничего не стоит (обед от Пунина).
     Прислуга получает жалованье - 8 рублей.
     АА остается 47 рублей на все расходы.
     Часть денег уходит на всякое продовольствие (утреннее, вечернее).

     Пошла с Пуниным на "поплавок" в 9  1/2 вечера, но там  оказалась А.  Е.
Пунина и еще ряд знакомых. С "поплавка" увидела меня, стоявшего у парапета и
смотрящего на небывало красный закат.  Подошла сзади (незаметно для меня) ко
мне. Стояла  несколько  минут рядом. Я задумался и не  замечал  АА.  Наконец
окликнула  меня. Я  удивленно  обернулся.  Пошли вместе через Летний  сад и,
выходя из сада, попрощались - я пошел домой, АА с Пуниным -  в Шереметевский
дом.

     .................
     ...угостить вином.

     В Мраморном дворце.
     "Не в обиду  будь сказано Александру  Сергеевичу, но  я считаю, что его
"солнечный эгоизм" - вовсе не солнечный, а самый северный, обычный эгоизм".
     Подумала -  и сказала, что иначе не  бывает: каждый талантливый человек
должен  быть  эгоистом  и  все талантливые  люди  всегда  были  эгоистами  -
"исключения я не знаю". Талант должен как-то ограждать себя.
     Николай  Степанович  был  страшным  эгоистом.  Говорила  это по  поводу
эгоизма  Пунина, который  сегодня  сказал: "Мне  хотелось  бы, чтоб к  моему
приходу все было сделано: Тап гулян, вино и ягоды стояли на столе и чай  был
готов. А я иду играть на биллиарде".





     26.06.1926

     Вся жизнь моя была залогом
     Свиданья нежного (?) с тобой.
     Я знаю, ты мне послан Богом.

     Д. К. ("дека") - Другая Комната. "Название, конечно, я придумала".
     В Царском  Селе,  на  Малой,  с  заседаний Цеха  - АА с Лозинским такое
"общество" организовывала - сколько было членов?
     Пальцами показала - два.

     АА позвонила.  Зашел  в Шереметевский дом - в саду  встретила (гуляла).
Выпили. По Фонтанке. Через Летний сад. Рассказывала о мумиях, выставленных в
Петровском домике. (Какие  они, кто занимается  ограблением кладбищ и пр. По
дороге в Шереметевский дом сегодня с Пуниным АА заходила осматривать мумии.)
В Летнем саду встретили Констанцию Фридольфовну Кузьмину-Караваеву и жену С.
А. К.-К.;  поздоровались и пошли  дальше. Статуя Аполлона, Дианы  (Гермес!).
Предложила мне  зайти посмотреть  на мумий,  а сама решила подождать меня на
скамеечке.  Поздно, уже  закрыто. Пошли дальше. Предложил поехать на острова
на пароходе. Зашла домой (я подождал АА у ворот), чтоб надеть жакет (АА была
в черном шелковом Duddington'овском  платье, без шляпы, потому  что шляпы  у
нее нет). По дороге попался навстречу А. Цурмюлен.  Я показал АА на  него  и
рассказал  ей о нем.  Вышла  из  Мраморного дворца  -  пошли  на "поплавок".
Пароход был уже полон, решили подождать следующего. На "поплавке" пили чай с
пирожными. Пароход No 2. Сели у носа. Красный, алый закат. Расплавленное (не
твердое тело - жидкое) солнце в узкой прорези туч.
     Вода - всех оттенков. По дороге показывала - сначала дом - Фонтанка, 2.
Первый  этаж, пятое-шестое окна на  набережную Невы, от угла Фонтанки -  там
жила АА с марта  по... 1924 г. В большой комнате - О. Судейкина, в маленькой
- АА. В маленькой - висели иконы... В окно постоянно любовались закатом.
     Пароход. Встречный ветер. АА подняла воротник жакета.
     Дальше  - Сампсониевский  мост.  Знакомые АА места: здесь  близко  жили
Срезневские. АА два  года  у них жила.  Постоянно ходила  по Сампсониевскому
мосту. До  моста  - чудный, старый, старый сарай.  О. Судейкина говорила: "У
того - то-то, у того - то-то, а у Анки - сарай".
     Дальше, на левом берегу - казармы, похожие на Павловские казармы. Здесь
жил Блок - говорит АА.

     В этом  году -  первый раз  на  пароходике. В прошлом  - несколько  раз
ездила с Н. Н.  Пуниным, с Замятиными и т. д. Очень много  ездила, когда жив
был  ее отец, к нему - на Крестовский остров. Тогда  пароход  останавливался
много  раз  до островов, а у Крестовского острова была последняя остановка -
показывала  остатки пристани. А чуть-чуть дальше за большим  каменным домом,
которого  тогда  не  было, - маленький, двухэтажный,  деревянный; во  втором
этаже жил и там же умер отец АА.
     По дороге показывала еще - на левом берегу маленький деревянный домик в
стиле ампир.
     На правом - Елагин дворец, постройка Росси.
     Мы только подходили к разветвлению рек, на горизонте, дальше через  все
небо и до нас дотягиваясь - громадная пелена  внизу черной, страшной, вверху
белой и "как  ледник" тучи. Вдали молнии, гроза. Ушли в каюту, ожидая дождя.
Еще немножко прошли - вода стала серой, северной, свинцовой, тяжелой - как в
другую страну попали. Все темней и темней...  Подошли  к пристани. Хотели не
выходить на пристань - нельзя, надо через вертушку пройти. Вышли. Испуганная
угрозой грозы публика столпилась в очереди, колоссальной.  Никто с  парохода
не пошел  гулять  - все ринулись в очередь, чтоб  с  этим же пароходом ехать
обратно. Встали  в  очередь сначала и мы, потом решили подождать следующего,
где  меньше  публики  будет. Пошли  в  буфетик  -  налево (если смотреть  от
берега). Стол, уставленный пустыми, чистыми кружками для пива. Принес сверху
стулья. Сели. Пили  пиво, потом - еще бутылку, и салат ели. Шел дикий дождь.
Я занял очередь и вернулся к столику. Подошел  второй пароход (No 1). Удачно
- попали в каюту и были еще свободные места - сели. АА уже устала. Сделалась
молчаливой.  Сзади  играл  на трехрядной  гармони  кто-то, потом  собиравший
деньги.  Пошлые  мотивы  -  Сильва  и проч. Отплыли  назад. Темнеет. Обрывки
разговоров,  но как  неприятно  их слышать -  штампованные, плоские, пошлые,
пустые,  "тысячелетние"...  АА молчаливой стала. Который час?  Без  двадцати
одиннадцать. А мы еще не вошли в пределы города. А в одиннадцать к АА придет
Пунин.  АА  видит,  что  опоздает.  Ей  неприятно.  Скрыто,   но  волнуется,
нервничает.
     Дождь прошел, здесь туч опять нет, хоть и совсем вечернее, темное небо.
Скоро станет светлеть - белая ночь подойдет.
     Пристань.  Вышли.  Быстро  идем  по  набережной.  АА что-то  шутит,  но
неприятное сознание, что Пунин ждет, мешает.
     В окне - свет. У ворот быстро попрощались.
     А над екатерининским садом широкая,  оранжевая,  как апельсин, большая,
"неприятная", неприглядная луна. АА не любит такую ее.
     АА тяжело в городе летом; только безумные могут жить в городе летом.
     Но разве бедность - безумие?

     Вчера АА отказалась  от  приглашения  М.  Рыковой -  поехать к  ней  на
сегодня и завтра в Петергоф. Отказалась, потому что очень утомительно.
     Ночью (26 июня - после 25-26) АА получила от Инны Эразмовны телеграмму:
"Вчера приехала".
     АА очень обрадована. Сегодня  утром много говорила об Инне Эразмовне, о
трудностях пути, которые она перенесла, о том, как,  вероятно, она устала, и
т. д.
     Все дни много говорим о Леве.
     Лева говорил АА о том, что война - в теперешнем понимании  -  ему очень
неинтересна.
     АА говорит: "Не стилизует ли он?" (для АА)...


     29.06 - 1.07.1926

     О браке с Пуниным.
     О Тапе (не может спать, стучит у двери). Тап появился в 1922 году.
     Об отъезде на лето (АА).
     Об отъезде на лето (моем).
     О дальнейших перспективах (квартира, Царское Село и т. д.).
     Больше всего любит в Пушкине мелкие произведения - "Пир во время чумы",
"Каменный гость" и т. п.
     Чувство слова у Мандельштама.
     Об Анне Николаевне Энгельгардт - куклы, шатер...
     Пушкинисты читали Шенье только в переводах Брюсова и Пушкина! Читал его
по-французски один Томашевский (а тот гнет линию - Пушкин от французов XVII,
а не XVIII века).
     Гуковского после доклада не видела.

     АА говорила раньше Гизетти, где искать влияния  Бодлера на  Анненского.
Тот не нашел и позавчера спрашивал: "Ведь вы же мне не показали, что именно.
Я и не нашел". АА показала ему  целый ряд  примеров, в деталях. Показала ему
большую часть разбора. Тот плохо усваивал.
     Гизетти ругал  Кривича,  который ему ничего не дал (мол, запрятано,  не
найти).

     В таком положении, как  АА, пожалуй,  только Кузмин. Даже А. Белый не в
таком - его "Петербург" - это 1905 г., и это имеет значение.
     Как  АА  определяет  существующее о  ней в нынешней критической  печати
мнение, относящее ее к правому флангу советской литературы:
     В "Жизни искусства" - АА опять на самом-самом правом "фланге".
     Началось  это со статьи Чуковского "Ахматова и Маяковский", где впервые
АА была противопоставлена революции. Тогда,  в 1920 г., все  (интеллигенция)
были  против,  но   никто  этого  не   определял,   не   подчеркивал.   Были
эмигрировавшие,  но они и отпадали... Был хаос. Но  из  этого хаоса родилась
статья Чуковского. Зарубежная печать очень ругала его,  но ругала за то, что
он  посмел  наравне  со  старой  Россией  поставить  все новое,  советское -
Маяковского. Мы  этого  не  читали.  Но официальная критика (здесь  живущие)
читали. И настраивались против АА.
     Второй пункт: хвалебная статья Осинского. Все  левые были ею возмущены,
началась буча и травля АА. Это был третий пункт.
     И после четвертого -  статьи Лелевича - мнение об АА как о самом правом
фланге  утвердилось,  и  -  совершенно независимо  от  истинной  сущности ее
творчества. Ее никто не доискивался - судили, оглядываясь друг на друга. Тот
намекнул.  Следующий  уже  высказался  -  хоть  неопределенно,  но  с  явной
тенденцией; третий уже определенно и безапелляционно клеймил.
     И было полное отсутствие  собственной мысли у писавших, и  никто из них
не задумывался о том, в чем, в сущности, "правизна" АА.
     А в действительности?  Символика  икон,  церковность  и пр. Разве ее не
было у других? Ведь это было  принято как  прием всеми в определенную эпоху.
Разве у Есенина, у Клюева, у Гумилева, у Блока, у Сологуба и т. д. и т. д. -
этого не было? Но Клюев играл в Ленина, Есенин "хотел" (!) быть большевиком,
Блок  написал "Двенадцать" (и умер). Сологуб -  написал "Благовест"  (?). АА
молчала. Она непонятна. А раз непонятна - значит, она не из их стана. Глупо.
И  вот АА  твердо и всегда критикой ставится  на самый  правый фланг. Другой
вопрос - как АА к этому относится.
     Писать, оглядываясь друг на друга, - прием современной критики.

     Сегодня  читала  Державина.  Скучен старик. До  чего  безграмотен!  Все
глаголы  неправильно  употребляются.   Словопроизводство  -  неправильность.
Расстановка слов  -  ужасная.  И только  отдельные,  зарытые в  кучах мусора
образы - прекрасны. Редко, но попадаются.
     "В те дни..." Это настойчиво повторяется Пушкиным ("В те дни, когда мне
были новы...", "В те дни, когда в садах Лицея..." и т. д. - четыре раза). АА
недоумевала, откуда так настойчиво повторяет это Пушкин (ведь самому ему это
ощущение должно быть чуждо). Искала в Батюшкове -  не нашла. Сегодня нашла в
Державине.  В  "Оде  на счастье". Слова "В  те дни"  повторяются настойчиво,
проходя через все стихотворение.
     Сегодня говорила, что часто, читая Пушкина,  чувствует  отдельные фразы
по-французски, они звучат для нее французскими  интонациями. Она их невольно
тут  же  переводит  на   французский   язык.   Кажется,  что  Пушкин   думал
по-французски, когда писал их по-русски. Привела пример...
     Такой фразы  АА ни в Шенье,  ни  в Le Brun'e, ни в других не  знает, но
чувствует, чует ее французскую душу.

     Не следует надписи на книжках делать на обложке, хотя бы и с внутренней
стороны. (Зачеркнуто.)

     "Vulgaire" - точный перевод - "чернь". См. стихотворения Пушкина. Чернь
и Шенье (Le Brun?).
     Порнографию Пушкина любит (за исключением Гавриилиады, которую не может
читать),  потому  что Пушкин исключительно чувствует русский  язык, и всякое
такое слово берется им как прием, как наиболее определяющее.
     Очень  не  любит   порнографии  Лермонтова.  У  того  -  это  юнкерская
порнография - и пошло.
     Во время  Пушкина  к  женщинам-поэтам  было  издевательское  отношение,
ироничное, во всяком случае. Не замечена была даже Каролина Павлова (а она -
хороший поэт.  Да и  не  зря же через  сто лет ее издают - и  издают  полным
собранием!).
     Такого отношения к женщинам совершенно не было у  символистов. К ним не
привилась эта традиция иронизирования над женщинами-поэтами. С символистов -
серьезное отношение (и даже  гораздо больше!) продолжалось  и у следующих, у
акмеистов, и держится доныне.
     Читала письма Пушкина к Наталье Николаевне  - как фальшиво  звучат  его
фразы о том, что он мальчик-пай. И Пушкин отыгрывается комплиментами Наталье
Николаевне - ты, мол, красива, тебя все такой почитают и пр.

     Я сказал - не Дантовская ли в вас традиция?  Нет. АА Данта не читала до
1924 г., потому что не знала итальянского языка. А русские переводы, которые
знала раньше, - ужасны и не могут влиять.

     Нельзя говорить  "прислуг", "прислугам",  потому  что "прислуга"  - уже
множественно.
     "Ботинки" - нельзя говорить. Это не  по-русски, и звучит отвратительно.
(Перечеркнуто.)

     Вечером  сидела в саду Шереметевского дома.  В этом году нет соловья. А
когда с В. К. Ш. жила здесь, весной прилетал соловей.
     29 и 30  июня не  выходила  из  дому.  Потому что потеряла единственную
шпильку и нечем было укрепить волосы - сидела с распущенными волосами.
     Сказала мне 30 июня вечером. Я  говорю:  "Это уже не бедность, конечно!
Бедность тут ни при чем".
     АА смеется: "Да, это безумие!".

     (?)  Пушк.  Держ.  1/4  зол.,  3/4 свинец  -  "и я бы сказала  - на 7/8
свинцовый".

     Александрийский  стих  -  у  АА  одно  стихотворение.  Не   сознательно
написала.  Может быть, потому,  что  в  то лето,  в какое оно было написано,
очень много читала Корнеля (Расина?).
     Радуга  - в цветнике рядом стояла в день объявления войны в 1914 г. или
на следующий день.

     Любовь  к  Овидию  в  действительности большая  поза.  Пушкин и  Овидий
(щегольская,  и  др. Le  Brun  - trop  d'esprit et  peu  de sentiment,  trop
coquette et peu de tendresse).
     Пушкин - то, что знает,  -  имеет  свое суждение  (например, Державина,
Ломоносова). А в  некоторых случаях (когда сам не знает) пользуется готовыми
мнениями: Дант, Петрарка (Батюшков  - "суровый Дант" - и  мнение). "Батюшков
то же сделал для русского языка, что  Петрарка -  для  итальянского", -  это
говорил Пушкин,  вспоминая, что сам Батюшков, говоря о Петрарке, сказал, что
он многое сделал для итальянского языка.

     Штука - тука (зачеркнуто).

     Цитаты. Если Пушкин  цитирует Петрарку, это еще не доказательство того,
что он его знал. (Он, конечно, читал  его, но не знал, не вчитывался в него,
не сравнивал с другими и т. д.)
     АА сама постоянно цитирует латинскую  фразу (в переводе - "не могу жить
ни  с тобой, ни без тебя"), но знает ее  только потому, что эта  фраза стоит
эпиграфом к одному из  романов д'Аннунцио, который  она еще в юности читала;
цитату эту запомнила.
     Одна из цитат Пушкина - есть у Батюшкова (какая?).


     4.07.1926

     Сегодня днем нашла Гнедича  две строки (1805) у  Пушкина (1815)  - тоже
две строки: "...участью равен тебе" (несчастьем) - как-то так...
     АА вчера ночью в голову мысль пришла (во сне), что Пушкин до  1819 года
(до Шенье) не употреблял александрийского стиха  для любовных стихотворений.
А узнав Шенье, стал  употреблять. Вчера отмечала все  александрийским стихом
написанные  стихотворения Пушкина. Сегодня  утром (при мне) составила список
всех (за исключением эпиграмм, которые не имеют отношения к делу, потому что
у  Шенье их  нет,  а  у  Le  Brun'a все  александрийским  стихом  написаны).
Получилось:  до  1821  года  -  шесть  стихотворений -  все  нелюбовные  (за
исключением Мадригала), а после 1821 -  множество. К  1828-29 - опять меньше
(с  исчезновением  влияния  Шенье). И  только  в  1835(?)-36  -  снова  пять
стихотворений,  но  четыре  из них  можно,  может  быть,  объяснить  другими
причинами, Пиндемонте и др., может  быть, это переводы  с  подлинника такого
рода. С одним - дело неясно пока. Будет выяснять.
     Сегодня АА  просмотрела Гнедича, Батюшкова, Жуковского,  чтобы  узнать,
сколько у  них александрийским стихом написанных стихотворений. Очень  мало.
(Батюшков кончил  писать  стихи в  1818-20,  когда влияние Шенье на  Пушкина
только  начиналось).  Гнедич  даже  "Тарентинскую  деву"  (в  подлиннике   -
александрийский стих)  переводит не  александрийским  стихом.  Просматривали
вместе и других. Державина, например, - у того совсем почти нет.
     АА помнит наизусть плач Ярославны. Очень любит "Слово о полку Игореве".
     Сегодня, читая Жуковского, наткнулась на подражание  Плачу Ярославны  -
буквальное. Жуковский легоньким  размером, обрубленными, короткими строчками
перелагает - делает это отвратительно, испошливает, испоганивает.
     "Я не ищу, я нахожу", - сказал Пикассо в  письме в  этом году. Так вот,
Пушкин не ищет. Он всегда только  находит. И  когда он подражает - он делает
лучше того, кому подражает.
     Но   когда  подражают  слабые  поэты   более   сильным  -  это   бывает
отвратительно; таков пример с Жуковским.

     Пушкин, милый... Черное лицо - такое!


     7.07.1926

     Отец АА  похоронен на  Волковом кладбище.  Был  деревянный крест. Елена
Ивановна Страннолюбская заказала железный и поставила.

     Пчела из кельи восковой
     Летит за данью полевой.

     "Евгений  Онегин"  -  у  Шенье тоже.  Но,  может  быть,  у  Шенье - как
сравнение, а здесь - прямо. Но, может быть, это общее место?
     7 июня вечером читали Державина (второй том), которого я принес.


     8.07.1926

     Утром я  пришел, сказал, что  сегодня похороны  Волынского, гражданская
панихида в Союзе писателей - в час дня, а потом вынос и похороны на Волковом
кладбище.  АА  решила поехать прямо на  кладбище - во-первых,  потому что ей
удобней  прямо на  трамвае доехать  до  кладбища,  чем  пешком  идти в Союз;
во-вторых,  ей  неприятна  гражданская панихида,  в-третьих, на кладбище  АА
пошла бы и  на могилу отца - посмотреть железный крест, которого она еще  не
видела. Но в 1 1/2 она пришла с Пуниным прямо в Союз -  пришла в тот момент,
когда Федин стал читать речь.

     В Летнем  саду АА  была первый раз  с  О.  А.  Судейкиной. До этого  не
бывала,  потому  что  казалось странным после  царскосельских  парков  пойти
гулять в Летний сад.
     В  Летнем  саду  за  столиком ресторана АА сидела  в 15-16  году, был в
ресторане телефон. АА сказала, что здесь случились великие события ее жизни.
     АА бывала в Летнем саду много. Бывала с Григорием Герасимовичем.
     Говорила о статье  О. Мандельштама  - "Жак родился и умер". "Прекрасная
статья", - дышит благородством.
     АА говорит, что не может понять в Осипе одной характерной черты: статья
по  благородству  превосходна. Но  в ней Осип  Мандельштам  восстает, прежде
всего, на самого же себя, на то, что он сам делал и больше всех. То же с ним
было, когда  он восстал на себя же, защищая чистоту русского языка от всяких
вторжений других слов, восстал на свою же теорию, идею об итальянских звуках
и словах  в русском  языке (его стихотворения  -  итальянские  арии). Трудно
будет его биографу разобраться  во всем этом, если он  не будет  знать этого
его свойства - с чистейшим благородством восставать на то, чем он занимался,
или что было его идеей.
     Пили пиво в Летнем саду за столиком.
     Пунин был у Лисенкова седьмого июня  вечером. 8 июня предлагал АА снять
комнату у Лисенкова и поселиться у него (у Лисенкова  большая квартира, и он
сдает комнаты знакомым).

     Утром нашла:  "Евгений Онегин" -  "Куда, куда вы  удалились,  в е с н ы
моей златые д н и" (А. Шенье).

     В трудные годы все окружающие АА приучились курить махорку. АА никак не
может курить ее, и папиросы были большим расходом и обменом.
     Разговор  об  эмигрантах. Ростовцев  (историк,  профессор)  за границей
ругает  оставшихся  здесь и называет их предателями, потому что они работают
на большевиков.
     АА: "Может быть  два  положения, чтоб было  ясно: либо все уехали, либо
все остались.
     1. Все уехали. Нет Эрмитажа, Рембрандтовские полотна - вместо скатертей
и  половиков, потому что объяснить некому. Зимний  дворец - груда пепла  и в
ней живут беспризорные.
     Полный развал. А армия - сталась бы на год - на два, потому что военным
нельзя  смело было  уехать  - и  давление на  них; могла бы  просуществовать
год-два (т.  е.  удержать  фронт. А в стране все бы  погибло). Иностранцы не
вмешивались  бы  - ждали бы, что вот - новая Америка,  которую они откроют и
разделят.
     2. Никто не уехал бы. Была бы общественность, сейчас ее нет, потому что
слишком мало  людей осталось. А тогда пришлось бы считаться. Те, кто уехали,
спасли  свою жизнь, может быть, имущество,  но  совершили преступление перед
Россией.
     Вот сейчас осталось,  скажем, двенадцать профессоров,  старых. Скоро их
не  будет совсем.  Новые - не годятся, плохо подготовлены.  Будут выписывать
немцев, когда туго придется, и платить им русские деньги. А если б не уехало
большинство профессоров - и уровень подготовки молодых был бы лучше, молодые
могли   бы  заменить  старых,  когда   они  (многочисленные)  постепенно  бы
выбывали".

     Я ездил по  просьбе  АА к Мане. Маня бессовестна до последней степени -
обокрала  АА,  украла  все платья,  белье,  чулки и пр. АА ей платила восемь
рублей жалованья.  Маня брала на керосин еще  рублей восемь в месяц  (а  как
выяснилось  теперь, без  Мани,  АА расходует керосин на  60 копеек в месяц),
утаивала  деньги всячески,  морила  голодом Тапа, приходила в  час,  в  два,
уходила за  провизией и пропадала на четыре-пять часов; потом возвращалась и
сейчас же уходила совсем, часто вовсе не приходила.
     Уехала  давно в деревню "на неделю"  и пропала  на три недели,  а перед
отъездом сделала гадость АА  (с  Союзом).  Совершенно ясно, что Маню держать
дальше нельзя.
     Маня, вероятно, придет завтра (после моего сегодняшнего визита к  ней).
Решено  (я и  Пунин  настаивали),  что  АА завтра откажет ей. Но АА отказать
кому-либо - всегда мучительно.  Какая-то совестливость  необычная, уже,  что
ли; как-то  здесь отсутствует твердость - мягкость характера стесняет АА. АА
стесняется.
     Прощаясь со мной вечером, АА сконфуженно как-то спрашивала меня: что же
завтра сказать Мане?

     Были с Пуниным на Волковом кладбище (сели в трамвай на углу Литейного и
Невского,  отделившись от  процессии,  и приехали раньше), пошли  на  могилу
отца. Потом  -  была на  похоронах  Волынского.  Очень  опечалена  скудостью
похорон. Весь  вечер потом вспоминала и говорила о том, как бедно, как плохо
его хоронили, какие были скверные и неуместные речи на кладбище. Удел ученых
и писателей.
     Вечером  была  у Соломиной  (шведки) -  долго.  Там были разные  люди -
преподаватели. Один был у  Бенуа и  рассказывал, как  Бенуа  ругает все, что
увидел здесь после возвращения из-за границы. АА мне сказала: "Это, конечно,
правильно, здесь все  очень  изменилось,  но  и Бенуа сам тоже  изменился. В
прежнее  время  за  границей  он,  эстет  и  специалист,  разве  увидел   бы
какую-нибудь забегаловку многоместную, обратил бы на нее  внимание? Конечно,
нет. А теперь обращает, потому что это вызывает в нем воспоминания всякие".


     9.07.1926

     Вечером была у меня.  С ней вместе вошел Шлом, пришедший к папе. Сидела
у меня - читала "Поэтическое хозяйство Пушкина" - Ходасевича.
     Перелистав, сразу  же заметила  несколько примеров незнания Ходасевичем
источников Пушкина:  например,  Ходасевич  группирует  местоимение  "моя"  в
приложении  к стране: "Под небом  Африки моей" и пр. Одно из них - в связи с
Батюшковым,  который  подробно  объясняет,  что...   mia  -  с  итальянского
(уточнить),  привела  несколько  примеров.   Если  бы  Ходасевич  совсем  не
затрагивал источников,  считал, что его тема - другая,  то он не показал  бы
своей  неосведомленности. Но он, например, с большим самодовольством  подает
"Волшебный фонарь"  Державина  и  упоминает  и еще случаи  влияния,  которые
знает.
     АА не понимает, почему так ругали эту книжку. Книжка - ценная во всяком
случае,  несмотря на все  свои  недостатки  (обесценивает  ее только глава о
"Русалке", совершенно ошибочная и с фантазированием).
     Во всяком случае -  это точная наука, не рассуждения вроде "тип Татьяны
как русской женщины" или Айхенвальд.
     Книга довольно небрежно сделана, но оправданием  этому может  служить и
то, что  она  писалась в  тяжкий  год, что  не было под рукой  исчерпывающих
материалов и пр.
     Ходасевич - умный и тонкий человек.

     О поэтах.
     АА  ставит   резкую   грань   между   одержимым  "священным   безумием"
Мандельштамом и Ходасевичем, желчность и болезненность  которого  повлияла и
на его психику.

     АА вернулась домой и пообедала. Легла спать. Уже совсем засыпала, вдруг
вспомнила какую-то строчку, нужную для работы. Стала  вспоминать,  чья  она.
Встала, подошла к столу, нашла ее в книге. И уже разработалась и не спала.
     АА  говорила  о своей  "вдоль лебяжьего канала"  работе.  Хочет сделать
большой и довольно полный конспект, куда войдут влияния  на Пушкина и Шенье,
и  Батюшкова,  и   Державина,  и  Le   Brun'a.  Впереди   -   ляжет  подсчет
александрийских  стихов. Конспект  этот  в части Пушкин  -  Шенье  АА  хочет
показать Щеголеву (это его тема).
     Говорила, что сочла бы себя  "мнительной" или "тронутой",  если  бы все
новые находки  в  области Пушкина  - Шенье ложились бы на все новые и  новые
стихи, захватывали бы все большее  количество  стихотворений  Пушкина. Тогда
работа  бы  расползалась,  и  было  бы  ясно,  что  в  основе  работы  лежит
неправильность какая-то, происходящая от "мнительности" в смысле  нахождения
влияний. Но  у  АА  получается иначе:  все новые находки ложатся  на  те  же
стихотворения, в  которых уже было найдено много. Работа как-то углубляется,
исчерпывается, утончается. И каждая новая находка подтверждает что-нибудь от
найденного раньше.
     АА   сегодня,  читая  Державина,  "нашла"   превосходное,  великолепное
стихотворение  (очень  ей понравилось и  - между  прочим  -  ритм)  Суворову
(второй том).

     Пришла ко мне в 8 1/2, потом пили чай в столовой, где были папа, мама и
Шлом. Говорила с папой об архитектуре (с горечью заметила, что сегодня ночью
украдены бронзов.  (...)  с решетки  Летнего сада),  говорили  о Кавказе,  о
преподавании и конкурсных  экзаменах, только что введенных, но уже, кажется,
аннулированных всякими ограничениями и разъяснениями, и о пр.
     После чая пошла опять ко мне. Звонила Пунину (он просил у нее три рубля
в долг, а АА забыла дать).
     Вышли вдвоем в 10 1/2, пошли на Литейный в Шереметевский дом. Я зашел к
Пунину, передал ему три рубля, а АА подождала меня на Литейном. Пунин устал,
и  у  него сидел  Боричевский (он заходил к АА сегодня, но  не  застал ее, к
счастью). С Литейного я с  АА пошли в Мраморный  дворец  - по Фонтанке, мимо
Летнего сада и по  Лебяжьей канавке. В Мраморном дворце АА сразу же  села за
Шенье и  "Поэтическое  хозяйство", я  поставил  чай. Сидели, разговаривали о
Шенье, и о  работе, и обо всем. Неожиданно уже после 11 1/2 постучал Пунин -
ревнивый, мрачный, злой и молчащий.
     Я ушел, а он устраивал "бурю". С чего это сегодня?
     Сегодня  утром к АА  явилась  Маня. АА ей сказала, но та,  по-видимому,
готова была к этому и нисколько не огорчилась.
     АА,  сидя у меня, со смехом оторвавшись от  книги, сказала -  умышленно
грубо:  "Здорово  я краду у Пушкина!"  - и прочитала мне строки из "Мне дали
имя при крещеньи  -  Анна..." - и до "И часто,  стоя в голубой  воде...", до
"Вдали поет  о  вечере  разлук!"  - и вслед за  тем  соответствующие  строки
Пушкина.
     Я  показал  АА  "Вечер"  и "Четки". "Четки" (этот экземпляр) писала для
себя,  и  второе издание вышло  не по  этому экземпляру, потому что потом АА
кое-что переменила.  Из  этого  вырезано несколько страничек.  Они  были  на
выставке. АА одну видела.
     Вчера АА (или позавчера)  узнала, что обеспечение Кубу у нее отберут  с
октября. Шилейко тоже не будет, наверно, давать на Тапа и на квартиру. С чем
же АА останется?
     Давно -  месяц  или два тому назад -  ей прислали предложение пойти  на
врачебно-контрольную комиссию, которая признала бы ее нетрудоспособной, и ей
Кубу  назначило бы  пенсию. К ней по этому  делу ходила Замятина,  но  АА не
пошла на комиссию. Теперь и пошла бы, но считает, что  ее сейчас не признают
нетрудоспособной  (другое дело  -  зимой, когда  она  совершенно  больна.) А
сейчас она себя сравнительно хорошо чувствует.
     Лето вообще она значительно легче переносит теперь, чем зиму.
     Внешние неприятности: Маня,  Шилейко, обеспечение Кубу, Тап, квартирный
вопрос  (а  теперь  -  с  увеличением квартирной платы  и  с  долженствующим
случиться приездом женатого Шилейки  - он  особенно обостряется), и т. д., и
т. д. Но они ничто - по сравнению с внутренними, гложущими ее. "Каша": Пунин
- А. Е. Пунина, Николай Константинович, Шилейко, Вера (его новая жена), отец
А. Е. Пуниной, я, литературные, мысли о России - и тысячи других.

     Шли  по Фонтанке. Говорила,  что Пастернак по три,  по четыре  года  не
пишет  стихов,  Мандельштам тоже,  Асеев,  и т.  д., и  т. д.  - тоже.  Есть
какие-то  "пределы". Если их перейти, то  некоторые  люди - наиболее чуткие,
тонкие - начинают задыхаться. И тогда им кажется странным, что вообще  можно
писать стихи, кажется, что писать стихи - немыслимо, и они не пишут, молчат,
молчат по три, по пять  лет... И когда потом неожиданно  для них самих к ним
придет  волнующая  минута вдохновения и они  пишут стихи, - они делают это с
таким  чувством, как  будто  в  их поступке есть  какая-то "греховность". (А
разговор начался  с того, что я  сказал о том,  что Тихонов  перестал писать
стихи - вчера говорил мне - и хочет теперь писать только прозу.)

     Сегодня в  Шереметевский  дом неожиданно  почему-то звонил  Рыбаков. Не
застал  никого.  Зачем  звонил?  АА  и  Пунин  считают, что  это "совершенно
прекращенные и невозобновимые отношения".

     ... - не "свойственны" им. И не потому, что они не могут заработать или
трудиться... Нет. Но если бы такому человеку положить на стол пять тысяч, на
следующий день у него бы их  не было.  И  не потому, что он прокутил  бы их,
истратил... нет... Просто так -  кто-нибудь  пришел, попросил в долг,  он бы
дал их, потом тот передал бы их еще кому-нибудь или бы тот даже вернул, - но
как-нибудь,  когда-нибудь они бы  так  же  безнадежно исчезли - неведомо для
своего владельца как и куда...
     Разве  неверно,  что  к  одним  прилипают   деньги  (например,  Виктор,
скопивший  из  скудного  жалованья пять  тысяч  или заработавший сто тысяч в
революционные годы), а к другим не идут никак.

     Сказать Шилейке:
     1. О Тапе;
     2. О новой квартирной плате, грозящей бедствием;
     3. АА сказали, что ее лишат обеспечения с октября (А. В. Ганзен).

     О  технике и ее чудесах: кажутся  чудом только до тех  пор, пока они не
осуществлены. А как  только  техника добьется этого (разве не  чудо - радио,
телеграф,  аэроплан  и  пр.?),  они  становятся  чем-то  весьма  посторонним
человеку, чем-то даже  ненужным в его обычной жизни, потому  что  они служат
каким-то  особым,  выдуманным  целям  -  целям  политики,  войн,  над-обычно
человеческих отношений, и кажутся  какими-то бедными, ничтожными... А людьми
руководят все-таки те же чувства и враждебные свойства, та же любовь, злоба,
вдохновенье, звериное  тщеславие и  прочее, и  прочее... и деньги... "Да,  и
деньги,  -  добавила  АА, -  потому что деньги  я бы  тоже  отнесла  к числу
человеческих врожденных им свойств: разве... (Обрыв.)

     АА  несколько  раз  просила  меня  позвонить  Мандельштаму и  узнать  о
здоровье Надежды Яковлевны. Я сегодня дважды звонил, но никого не заставал.
     АА подарила мне азиатскую монету, присланную ей Ларисой Рейснер в  1921
году в посылке - из Азии. АА говорит, что это - фальшивая монета.
     На   днях  АА  отыскала  случайно  себя  -  пластилиновую;  но  фигурка
совершенно смята.

     6  июля  был  разговор  - на извозчике, я  ехал с АА к  Тапу.  Я тронул
пуговицу сиденья  и сказал: если  б  можно  было вот так нажать какую-нибудь
кнопку - на этом же извозчике уехать, в этом экипаже. (Перечеркнуто.)


     11.07.1926

     Черное  платье  с  большим вырезом. Коричневые чулки. Туфли. Водил Тапу
гулять перед самым уходом. К Пунину пошла - в черном жакете.


     6.08.1926

     АА в двенадцать  сорок в Царском  Селе пошла с Даньками к  Рыбаковым. У
Рыбаковых  были  Замятины и Радловы.  Замятин  (и Радлов?)  ходили обедать к
Спасским, и АА хотела тоже идти, но И. И. Рыбаков (?)  уговорил ее остаться.
Обедала  у  Рыбаковых.  В Царском Селе  все  вместе гуляли  -  АА, Рыбаковы,
Замятины, Радловы, Данько, Скука была смертная.
     Рыбаков ходит в коротких штанишках - почти в трусиках.
     Рыбаков проводил  АА на вокзал.  АА уехала с поездом,  который пришел в
Петербург в 19.42.
     Я - в 1 час 10 - дома, десять минут дома. Ездил к Федину; в три - обед;
до  5  1/2  дома; 5  1/2  -  в  Шереметевский  дом.  В 5  3/4 -  до  5.50  в
Шереметевском  доме, оставил розы.  Здесь Пунин, А.  Е. Пунина, Зоя  Аренс с
мужем.
     5.50-6.05 - путь Т.; 6.05-7.42 - на Царскосельском вокзале, и у вокзала
звонил Пунину. 7.42  встречал  АА,  поехал  на  извозчике  по Загородн.,  по
Фонтанке в Шереметевский дом. До девяти часов вечера - в Шереметевском доме;
АА  надписала  фотографию.  Попрощался  со  всеми.  9-9.10  -   путь  домой;
9.10-10.50  - дома. Укладка, ужин. Приходил Казмичев (звонил мне два раза, и
я ему один раз). Я звонил АА. 10.50-11.10 - путь с папой и  мамой на вокзал.
Т. 11..10-11.50  - на Николаевском вокзале  на перроне. Я, папа,  мама, АА и
Пунин.  11.50   уехал.  Болит  голова,  ужасное  настроение.  Ни  с  кем  не
разговаривал. В час ночи заснул.



     9.08.1926

     Надпись на "Подорожнике" (Petropolis). Книга находится у АА.
     "Анне  Андреевне  Ахматовой  в  собственность с  тем,  чтобы никому  не
отдавала. 9 августа 1921. Артур Лурье. Петербург".
     (В книге под  стихотворением  "Бывало,  я  с  утра  молчу..." рукой  АА
карандашом отметка: "Февраль, Царское Село".)


     10.10.1926

     Голлербах подл до последней степени.
     О Голлербахе (был вчера) - Недоброво и Комаровский.
     Недоброво - аристократ до мозга костей, замкнутый, нежный.
     Комаровский (не л.).
     Сологуб  -  три  раза  подводит (первый раз - с Гржебиным,  второй -  с
санаторием в Лесном: "Переезжайте!" - и  АА переехала из Царского Села, а  в
Лесной оказалось нельзя. Весной 25  года.  Третий -  теперь. Союз хлопочет о
пенсии по  болезни. АА  не хотела.  Сологуб позвал к себе и выругал -  и  АА
подписала  бумагу,  а теперь это идет в  Малый Совнарком. Пенсия  по шестому
разряду. Все равно не дадут, а будут говорить, что выпрашивала...).
     Квартира... Нет комнаты.
     От  Шилейко письмо  -  что завтра  приедет  (а от Пунина письмо:  Пунин
говорил с Шилейко по  телефону, и Шилейко  сказал ему,  что,  может быть, на
днях, а может быть, через неделю). Пунин завтра утром приедет.
     Недоброво две зимы в Царском Селе жил.
     Голлербах назвал его "царскоселом" и под  предлогом, что тот царскосел,
будто бы хочет им заниматься.




     Встречи с Мандельштамом.
     Т. Готье - Фра Беато.
     Письмо О. Судейкиной. АА успокоилась.
     Нет писем от Duddington - fatum - наказана.
     Позвонить Марго.
     Лозинский  не приедет.  Он говорил  у  Сутугиной  Л.  Замятиной,  и  та
убеждена, что он приедет.
     "Не осуждайте других: мы все - и вы, и я - плохие".
     Лавренев  получил две  тысячи.  А  Чуковский  - четыреста;  очень плохо
отмечать, что такой-то, мол, зарабатывает, когда сам нищий.
     Это очень плохая черта. Надо радоваться за них.  У Чуковского  семья, у
Лавренева семья.
     Д'Актиль очень талантливый.
     Да, в своем роде талантливый.
     Редактор все равно ничего не понимает.
     Сологуб Фромана примет очень ласково, чаем напоит.
     Меценаты в Париже. Мне всегда очень противно это бывает. До сих пор нет
биографии Пушкина, Достоевского.
     Комната на Итальянской.
     Управдом, переоборудование электричества.
     От Шилейко нет писем. АА уплатила за месяц. Справка из Кубу.
     Павловск - с Замятиной. Очень  хотела внутрь  дворца, не была  никогда.
Хорошая погода, но холодно.
     Боричевский.
     Жалеет Клюева.
     Тушин в Шереметевском доме.
     Анна Радлова пришла к Ходасевичу.
     Печатать Сологуба, Кузмина, Блока, Ахматову и немножко себя.


     29.10.1926

     У меня. После долгих разговоров об эпохе современников АА мы заговорили
о театре, и потом АА упомянула Щеголевых. Дело в том,  что Щеголев последнее
время находится  в критическом материальном положении. Раньше, до  "Заговора
императрицы", он зарабатывал  сравнительно мало,  но также  мало и тратил, и
никаких  недоразумений  денежных  у  него  не  бывало.  Написав  и  поставив
"Заговор", Щеголев стал получать необыкновенно много - десятки тысяч рублей.
Но  тратить  он  стал  больше. Ему не хватало.  Появились на сцене  векселя,
долги.  Потом  Фининспекция донимать стала налогами. И  сейчас его положение
скверно: целыми днями он бегает, подписывает  векселя, боится, что имущество
его будет описано и продано с молотка...

     АА не  любит говорить по-французски, потому что  сознает, что не  может
находить слова с той точностью, с какой находит их, когда говорит по-русски.

     Я заговорил  об абонементах в Филармонию.  АА сказала, что  было время,
когда она в течение двух-трех лет два раза в неделю слушала концерты.


     "Четки" была первая книга с  чистой обложкой, без  рисунков и т. п. Это
была мысль АА. Детали обложки - разработаны  Лозинским. С  тех пор почти все
книги стихов издаются так. Но "Четки" были примером.

     АА: "Есть  что-то  мистическое в том, что  Щеголев, написав  "Заговор",
получил громадные деньги, а сейчас - в таком положении!"
     Мы  помолчали.  Я  вопросительно  смотрел  в  глаза  АА.  Она  добавила
приблизительно так: "Конечно,  если разобраться, все окажется очень понятным
и имеющим свои совсем обыкновенные причины...".
     Замолчали опять. И совсем неожиданно я спросил:
     "Скажите,   АА...  Вот   Пушкин  -   мы   привыкли  считать  его  очень
жизнерадостным,  очень  веселым,  очень  здоровым  человеком...  Но  как  вы
думаете: были у  него свои темные ужасы,  свои черные  тайны,  о  которых он
никому не говорил, свои ночные безумия и страхи?"
     "Дайте "Домик в Коломне", - быстро ответила АА.
     Раскрыла том Пушкина.
     АА  прочла: "Три дня  тому,  туда  ходил  я вместе..."  - и  дальше", -
добавила АА и прочла вслух всю одиннадцатую главу.

     ...Странным сном
     Бывает сердце полно...

     Дальше он уже шутит:

     ......много вздору
     Приходит нам на ум, когда бредем
     Одни или с товарищем вдвоем...

     И опять:

     ......Я воды Леты пью,
     Мне доктором запрещена унылость:
     Оставим это, сделайте мне милость!

     Вчера получила открытку от А. Э., от своей тетки, живущей там же, где и
Инна  Эразмовна.  Открытка  -  в  тоне  обидчивом,  что   вот,  дескать,  АА
недостаточно помогает и ей, и Инне Эразмовне.
     В письмах тетки всегда...


     13.11.1926

     Шереметевский дом. АА  говорила со мной о Пушкине. Она проследила очень
много  воспринятых Пушкиным у французов традиций (идущих часто  дальше -  от
латинских  авторов).  Сегодня  АА  говорила о том,  что не  менее  интересно
прослеживать,  какие из присущих  всем  поэтам  XVIII в. традиций  Пушкин не
брал,  а отвергал.  И вот пример: всем французам XVIII века в очень  сильной
степени  присуще говорить  об измене,  изображать  эту измену,  говорить  об
адюльтере. Мучить себя изображением милой, изменяющей с кем-нибудь другим. И
вот Пушкин  этот  момент в  своем творчестве совершенно отвергает  -  всегда
обходит. Адюльтера в поэзии Пушкина нет. Муза Пушкина - целомудренна, как ни
одна муза любого другого поэта.  Пушкин нигде не говорит об измене, нигде не
описывает ее (некоторые, очень отдаленные моменты в ш у т о ч н ы х стихах в
расчет не идут). Почему Пушкин не может вынести измены? Темперамент?
     Но если продумать это  до конца, если проникнуться этой мыслью,  то как
усиливается трагедия самого Пушкина - стоит  вспомнить только об его смерти.
(Эта строка вычеркнута.)
     АА  вчера  читала  Gresset (маленького  формата,  французское  издание,
старое).
     На  стр.  131  есть строки,  совершенно  совпадающие с  напечатанным  в
редактированном  Брюсовым  собрании  Пушкина  маленьким  черновым  наброском
(кажется, 1820 г.) - "...Ценою жизни купить хоть миг единый...".
     Это,  несомненно,  перевод  Gresset.  Поэтому  и  понятно,  что  Пушкин
отбросил эти  строчки и долго  переделывал, и сделанные в стихотворении  эти
строчки уже значительно удалены от Gresset.

     Говорили о римлянах.

     АА очень любит "Китеж", слушала его за последнее время четыре раза.


     18.11.1926

     Рыбаков указал АА комнату на Восьмой Рождественской,  д. 34, кв. 10. АА
со  мной  ездила  туда.  Комната плохая,  просят  25  рублей с  освещением и
отоплением.  Далеко, дорого  и  плохая  комната - не подходит.  (Мы  сначала
проехали остановку, а потом долго блуждали, не находя дома).
     Три  дня подряд прилежно переводила французскую монографию  об одном из
художников  и составляла конспект  лекций для Пунина. Вообще этим занимается
уже долгое время.  Так подготовила всех старых французов (XVII в.), Давида и
его  учеников, французов XIX в. Раньше с трудом две-три страницы, теперь - в
один присест 150 страниц конспектирует. И Пунин без  зазрения совести читает
по  этим  конспектам  лекции.  Об  одной  из школ,  о  которой  были  только
английские и немецкие монографии, не могла прочесть и сделать конспекта - по
незнанию этих языков (впрочем, немецкие  монографии перевести могла  бы,  но
это отняло бы слишком много времени).

     Пунин звонил  Гессену сегодня, и тот обещал дать  последнюю  корректуру
собрания стихотворений АА. Гессен заявил, что, по его расчетам, он должен АА
еще  600 рублей (кроме выплаченных 1200 р.), и предложил уплатить 200 из них
теперь,  а 400  - после того,  как будет распродан  весь  тираж (!) - четыре
тысячи экземпляров. При этом  заметил,  что "ведь договора  с  АА у него  не
было" (Гессен, по-видимому, убежден, что если АА не подавала на него в суд и
вообще никаких  мер к получению всего гонорара не предпринимала, это  значит
лишь, что  она  потеряла  договор  и что  ей  попросту нечем  доказать  свою
правоту).  Пунин возразил, что договор есть  и лежит у него  на  столе,  а о
деньгах обещал спросить АА.

     Говорили  об  А.  Н. Толстом  и  его комедии  с сюжетом,  украденным  у
Андреева,  -   тишайшего,  вообще  говоря,  человека,  в   этом   случае  не
выдержавшего и поднявшего историю.

     Вечером к АА заходили Мандельштамы.


     19.11.1926

     Архитектура.
     Вчера заходили Мандельштамы.
     Показывал  "Серого оленя".  Фотографии  Николая Степановича.  "Гондла".
Платье (1921 г.?). О. Судейкина - Тамара; 100 мест.
     Виктор  в 1916 г. ушел в море на  "Зорком". Смотрели.  Считали, который
миноносец.


     22-23.11.1926

     Четыре раза бессонница такая:  1) в  12 году -  до отъезда в Италию, 2)
после революции (в 1917 г.?), 3) в прошлом году зимой, 4) сейчас.
     В датах - почти все неверно.
     "Я собирала французские пули..."
     "Вечер" никто не корректировал. "Четки" - корректировал на Тучке, у АА,
Лозинский.
     В гимназии литературу учили только до Гоголя.
     "Над засохшей повиликой мягко плавает пчела".
     Крик аиста, слетевшего на крышу (65).
     О "Броненосце Потемкине".
     Лотерея в Союзе (статуэтка).
     Письмо Цветаевой.
     Письмо "Пролетарий".
     Корректура.
     Разговор об архивах АА: как площади эти обширны; где мяучит по дороге в
Мраморный дворец.
     Гессен (300 в Гублит) 1000 купил.
     Нездоровье, бессонница.
     Мысли о том, что не разойдется издание.
     Не любит кино.
     В Париже (...) - рассказ Николая Степановича, тот повторял.
     Жоре били морду.
     Стихи Есенина во втором номере "Нового мира".
     Об А. И. Гумилевой.
     Как АА просится к корректуре.
     Погода.
     Фактический брак - многоженство.
     Фотография в собрании стихотворений.
     Гессен потерял обложку Данько, хочет  Белухи,  но АА  не  хочет. Теперь
будет делать ее Митрохин.
     "Над засохшей  повиликой  мягко  плавает  пчела",  -  выл  Недоброво от
восторга.
     "Смуглый отрок" +
     "Сероглазый король" -
     "Не........." +
     "Думали, нищие мы..." +
     "Я пришла к поэту..." -
     "Хочешь знать, как все это было..." -
     "Сжала руки..." -

     Мысли АА по  поводу  возможности поездки в Париж. Говорили на вокзале в
Царском Селе.
     Проект о памятниках, деревянных щитах в музее революции.
     В поезде: об  Усове, который прислал письмо Н. Н. Пунину с анкетой  для
энциклопедического словаря.
     АА  в  жизни   заполнила  только  одну  анкету:  Цекубу  (по  настоянию
Сологуба); там все неверно.
     Шилейко (стихотворение: "Дверь полуоткрыта...", 1911).
     "На столе забыты / Хлыстик и перчатки" - говорит, что фурор производили
и повторялись всеми эти строки.
     А теперь как звучат они?
     "А  там мой мраморный двойник" - не  может найти  дату точнее, чем дата
1911 г. У Вячеслава Иванова  читала его, но там в 1911 г. она читала весной,
осенью и  зимой, и  даже как-то  летом  читала. И  когда именно  читала  это
стихотворение - не вспомнить.
     "Стал мне  реже  сниться, слава Богу..." (1912); строка седьмая: вместо
"сильнее" Шилейко написал "сложнее".
     В 1924 году ездила в Харьков, весной - был еще снег - вдоль пути, всюду
- длинный, как дракон, и совсем обреченный.
     Когда  десять  лет  было -  больна  была очень. Корь,  умирала  совсем,
40°-41° - в доме угловом, за домом Тирана, по стороне, где жил Пунин.
     "В то время я гостила на земле" - "неопытное" - в запятых.
     Возница -  куница  и выдра; в детстве часто слышала  слово  Вырица (там
железную дорогу строили).
     Акумбала.
     Мандельштамы показались какими-то вялыми.
     "8 ноября  1913 г."  Приложила палец к  "г.",  посмотрела, как выглядит
заглавие, и сказала, чтоб я убрал "г." (год).
     "Я не  любви твоей прошу..." - было: 20 июня 1914, исправила на 19 июня
1914. Не печатала его, потому что всегда был  кто-нибудь, кто мог бы принять
это на свой счет и обидеться.

     Клялись они и ... (смазаны чернила)
     ......................вином
     4) За (?) заплатим золотом,
     А за (?) - свинцом.

     5) С первым звуком, слетевшим с рояля,
     Я шепчу тебе: здравствуй, князь,
     Это ты, веселя и печаля,
     Надо мною стоишь наклонясь.

     и еще две строфы...

     1) Написанное в альбом Н. Рыковой - в 1921 г. - о реке, которую перейти
можно - кончается: "не замочишь панталон".
     Строфы 4-5.
     Диалог: он и она.
     2) О России. Гусь и пр.
     3) Письмо в стихах 1914 года "царскосельский", "лебединый".
     Два стихотворения вычеркнуты  цензурой. Это - "Жертва поддельным богам"
(Пушкин). Жалеет очень, потому что при жизни ее ни одного переиздания стихов
после этого не будет.
     "Правда, второй том гораздо лучше первого?"
     Согласилась  с  тем, что  гораздо  лучше,  когда  стихи  расположены  в
хронологическом порядке.

     На вокзале:  "Вам нравится  Шилейко?". Раньше не  таким был. Теперь ему
все надоело, и особенно  недоели все окружающие его  люди. Он стал  каким-то
боязливым.  Я серьезно думаю,  что  он  не совсем здоров  душевно. (Человек,
который бы 2000 л. прожил? - он своими руками задушил бы его.)

     Ничего подобного.
     - Нет, подобное...
     Мандельштам ездил к Як. -  активный, а с бумагой от него к тому, кто не
хотел ехать.

     В   Царском   Селе    ходят   сплетни   о   Гумилеве,   исходящие    от
Иванова-Разумника, от Голлербаха, Кривича  и других - совершенно неверные...
не любил АА...  - не от Черубины ли Габриак? Кобель, цветы с клумбы и прочая
чушь.

     Мандельштам - ему все скучно. Расспрашивал о  Союзе поэтов - хоть ему и
смертельно  неинтересно  это,  а  так,  из  установившейся  раз  и  навсегда
вежливости.

     АА - о своих стихах, тех, которые опошлены.

     Оксенов - ничтожество, "серьезно работает"...



     18.11.1926

     О.  Мандельштам взял недавно у кого-то тысячу рублей в долг и не отдал,
конечно.

     Договор с Гессеном об издании собрания стихотворений АА заключен в июле
1924 г., и большую часть гонорара АА получила осенью 1924 г. Остальная часть
гонорара не выплачена Гессеном до сих пор.


     19.11.1926

     Когда  в  1916 г. Виктор Горенко ушел в море на  миноносце "Зорком", АА
стояла со своими на берегу, считала, который миноносец - "Зоркий".


     26.11.1926

     Сдал  (ходил  с  Пуниным)  корректуру Гессену.  Он  согласен  со  всеми
изменениями, кроме одного: настаивает на том, чтобы строфические  разделения
были  разной  ширины -  в  зависимости от условий верстки  в  каждом  данном
случае.

     "Не знаю - или, вернее, делаю вид, что не знаю", - ответил Пунин, когда
я спросил его, знает ли он  ранние (до "Вечера") стихи АА. (Значит, АА н и к
о г д а ему не читала их).

     "На "la grande place de St. Petersbourg" Павлу Николаевичу Лукницкому к
его занятиям "Старым Петербургом" - Анна Ахматова. 1 дек. 1926г."


     20.12.1926

     Амедей  Модильяни,  художник, в  Париже в  1911  г. - друг  АА,  теперь
прославился там, в Париже.

     Плетнев учил Пушкина ставить даты.


     22.12.1926

     О литературной странице Федерации советских писателей в "Правде".

     "Митина любовь" - пошлейшая вещь.

     Январь  1916. АА присутствовала в  Обществе  ревнителей художественного
слова в тот  день, когда Н. Гумилев, о,  Мандельштам, М.  Лозинский и другие
читали там свои стихи,  а Б. Томашевский - доклад о стихосложении Пушкинских
"Песен западных славян".








     4.01.1927

     Шилейко как-то  давал  АА  книгу  Толстого  о  языческом Херсонесе.  АА
говорит, что, если б  знала эту книгу до того, как написала  поэму "У самого
синего моря", поэма могла бы быть много лучше.

     Очень не любит  А. К. Толстого,  не  может понять людей, признающих его
поэтом, да еще неплохим поэтом.
     Ей  отвратительна сусальность А. К. Толстого. Говоря о его сусальности,
АА сравнила его с архитектором Тоном (?).

     Сказала, что до  21-летнего  возраста  не  читала  Надсона, и когда  Н.
Гумилев дал ей прочесть, АА прочла его в один день - и ничего не запомнила.


     9.01.1927

     Говорили о Мейерхольдовском  "Ревизоре". АА очень неодобрительно судила
его  по  тому,  что  о  нем  слышала.  Спорила  с  Тырсой,  который  защищал
Мейерхольда.
     Черное море любит больше Средиземного (Ривьера).
     Сидели "амфитеатром" у дивана  АА - Тырса с женой, В. Е. Аренс с мужем,
Пунины и я.
     О Геленджике говорили - ехать  туда всем на лето. О музыке  - концертах
Тетри, Бруно Вальберга и др. и Мариинском театре и его постановках.
     АА  говорила о  "Маскараде" Лермонтова в  Александринском театре  -  не
понравился  ей очень ("Это кружево и все... Не соответствует духу настоящего
Лермонтовского "Маскарада").
     А   до  Тырсы  -  читал  литературную  страницу  сегодняшней  "Правды".
Понравилось  стихотворение   Саянова  ("Скрипка"),   хоть  в   нем  и  много
недостатков.
     О книге  Вс.  Рождественского  - очень  плохая (стихотворение  "Я  тебя
хочу..." - Северянин). Много смеялись вчера.


     Конец января - начало февраля

     Моей рукой:
     "В Канцелярию Цекубу
     Заявление Анны Андреевны Ахматовой (Шилейко)
     Ввиду того, что в настоящее время у  меня нет прочного местожительства,
прошу направлять  впредь  предоставляемое  мне Цекубу  денежное  обеспечение
Николаю  Николаевичу Пунину (Ленинград,  Фонтанка, 34,  кв. 44) для передачи
мне.
     18 января 1927 г. Ахматова (Шилейко)".
     (Подписано АА. Подпись  заверена М. Фроманом - секретарем Союза поэтов.
Это  заявление я  передал  Л. Н. Замятиной, уезжавшей  в  Москву,  чтоб  она
передала его в Цекубу.)

     Письмо А. И. Гумилевой и Леве (неотосланное).
     Конверт. Зелеными чернилами: "З а к а з н о е".
     "Анне Ивановне Гумилевой, г. Бежецк. Тверской губ. Гражданская ул. 15".
     Письмо  -  четвертушка  простой писчей бумаги,  сложенная  пополам.  На
первой странице - письмо Леве, вторая страница - чистая; на третьей странице
-  письмо  А. И. Гумилевой до строки:  "...я бы непременно  воспользовалась"
(включительно); на четвертой - окончание письма А.  И. Г.  Зеленые  чернила.
Расположение строк, орфография, пунктуация, ошибки и пр. - сохранены.

     "Дорогой мой мальчик!

     Благодарю  тебя,  за1  то  что  ты  доверчево2  и
откровенно разсказал мне3 свои горести. Делай4  всегда
так - это самое главное. Я  считаю тебя настолько  взрослым, что мне кажется
лишним  повторять тебе как важно для  тебя хорошо  учиться и пристойно вести
себя.  Ты должен это  понять  раз навсегда,  если  не  хочешь погибнуть.  Не
огорчай бабушку и тетю Шуру, жизнь их бес5 тяжела, полна тревог и
печали. Побереги их и себя! Целую тебя. Господь с тобой.
     Мама".


     Вторая страница - чистая.
     Третья страница:

     "4 февраля 1927 г.

     Дорогая Мама, 24 дек.  н. ст.  я почувствовала  себя дурно6,
легла в постель, да и  проболела до сего7 дня, причем по временам
опасались,  что болезнь может принять дурной оборот.  Поэтому я не писала  в
Бежецк  не  ответила  даже  на   письмо  Левушки,  которое  бесконечно8
тронуло  меня.  На  днях  ты  получишь несколько десятков рублей не от
меня, а  как года  2 тому назад  от  дяди В. но теперь  не через тетю  Котю,
потому  что она больна. О получении  денег  извести меня9.  Н. Н.
Пунин уезжает в конце февраля  в Японию на 3 месяца  с10  русской
выстовкой11. Если  бы не  моя болезнь и  не зима я  бы непременно
воспользовалась12
     (Четвертая страница): этим случаем, чтобы  пробраться к маме и  Вите на
Сахалин. Во время стужи я с мукой думала о Вас: каково было терпеть холод  в
таком продувном домике, как Ваш.
     Получила    ли    Шурочка    от    Лукницкого13        адрес
Горькаго14? -  я все еще  лежу и почти никого не  вижу так что, к
сожалению, лишена возможности теперь исполнить ее просьбу.
     Не думай, что я забыла15   о твоих просьбах в последних 2-ух
письмах, но болезнь сделала меня совершенно беспомощной.
     Как только встану, пошлю тебе денег и  очень прошу  тебя  употребить из
них рубля 3-4  на  подарок  Леве 18 февраля,  день16  его имянин.
Целую тебя, Шуру и Леву. Ваша Аня".

     Примечания к тексту:
     1. Написано "что". "Ч" зачеркнуто, и над ним написано "за".
     2. Sic.
     3. Первоначально было "меня". Переправлено в "мне".
     4. В слове "делай" буква "е" переправлена из какой-то другой.
     5. Так в автографе: написанное "бес" зачеркнуто.
     6. Так в автографе: написанное "и" зачеркнуто.
     7. Первоначально было: "сих". Переправлено в "сего".
     8.  Помарка  -  нечаянно  сделана  мной  при  переписке;  в  автографе:
"безконечно".
     9. Вся фраза ("О получении..." - и т. д.)  вписана потом - более мелким
почерком и между строк.
     10. Первоначально было "при". "При" зачеркнуто и сверху написано "с".
     11. Sic.
     12. Sic.
     13 и 14. Sic.
     15.  Слово  "забыла" написано  над  густо зачеркнутым  другим  каким-то
(по-видимому: "не думаю").
     16. Перед словом  "день" было  написано  что-то,  по-видимому, "в",  но
зачеркнуто.

     (Это письмо  осталось  неотосланным, или, может быть, АА переписала его
начисто и послала то, а экземпляр,  с которого снята эта  копия, остался как
черновик. Однако это маловероятно. Подлинник находится в Шереметевском доме.
- 6.07.1927.)


     7.02.1927

     АА училась  в Смольном институте (меньше года), в  третьем, по  другому
счету - в пятом  классе (была  в голубом  платье; можно установить  по  этой
примете). Не вынесла "запертости" и упросила родителей (отец ее еще не был в
отставке - это кстати) взять ее из Смольного.
     В  царскосельской Мариинской гимназии АА  была седьмой, шестой,  пятый,
четвертый (проверить - П. Л.) классы  (третий класс  - в Смольном), а второй
класс пропустила  вовсе  - жила  в Евпатории и  готовилась  к первому классу
дома.  Подготовлял ее  гимназист седьмого  класса  Миша  Мосарский  -  очень
бедный, некрасивый  еврей, но очень  умелый  педагог, подготовлял АА даже по
Закону Божьему, несмотря на то, что был евреем. Платили ему двадцать  рублей
в месяц. Он приходил к АА заниматься.
     АА  поехала в Киев,  выдержала все экзамены хорошо и поступила в первый
(старший) класс киевской гимназии, которую и окончила. (Экзаменов в Киеве АА
совершенно не помнит.) Подруг у  АА не было в  Киеве вовсе, АА помнит только
две-три фамилии, да и то очень смутно.
     АА о преподавании в царскосельской гимназии говорит, что оно было о ч е
н ь плохо  поставлено.  Многие учителя  были только со средним образованием,
гимназия была оборудована очень плохо, помещение было очень тесное. Учили АА
очень плохо.
     Ходила она заниматься приватно  к француженке (Mme...) и к немке  (фрау
Шульц?).
     В Киеве преподавание поставлено было лучше, но и там все-таки неважно.

     АА читала эти дни монографию  Леонардо да Винчи - Волынского. Возмущена
этой  книгой  предельно.  Книга  совершенно  ненаучная  и  пропитана  лживой
преднамеренностью от начала до конца.

     Вчера  у  АА  был  В.  К.  Шилейко.  Потом  -  Е.  Данько,   возмущенно
рассказывавшая  АА  небылицы  о  Сологубе,  которым  верит  сама;  небылицы,
распространяемые художником Соколовым из  Госиздата. У  АА сегодня была Вера
Алексеевна Фехтер (сестра  жены  Недоброво). АА встречалась с  ней в прежние
годы (до революции), не очень часто - на обедах и т. п., близости никакой не
было.  Потом случайно  встретилась с ней в 21 (22?), перед отъездом Лурье за
границу - когда та  ходила  к О. Судейкиной, с  которой  были в приятельских
отношениях  (на "ты" была) - тогда встречались несколько раз. Потом опять не
встречались.  Последний раз В. А. Фехтер была  у АА год назад. В 21 (22?) г.
АА  возмущало желание В. А. Ф. влезть в ее быт (пример: перед отъездом Лурье
к АА пришла В. А. Ф. АА  сидела и плакала (плакала  - держа в руках письмо с
известием о смерти  Ии -  сестры  АА).  В. А. Ф. решила, что АА плачет из-за
отъезда Лурье и стала утешать ее: "Он вернется", - и т. п. АА тогда довольно
невежливо отвергла ее соболезнования).


     13.02.1927

     Вечером  был у  Ахматовой.  Она  лежит.  Застал  у нее Шилейко. Пунин в
соседней комнате - не хочет  встречаться с Шилейко, ждет его ухода и злится.
Ахматова,  не  желая сердить  Пунина,  хочет,  чтоб Шилейко скорей ушел,  но
нелогично просит  его посидеть еще, когда он  собрался уйти. Ей кажется, что
Шилейко грустный, и ей жаль его.
     Пунин сегодня утром приехал из Москвы (уехал туда 6-го февраля).


     11.03.1927

     О Шилейко.
     Пример, показывающий  тяжелый характер В. К. Шилейко. Утром  сегодня  я
был  у  него.  Когда  я  уходил,  он  попросил  меня  опустить  письмо  Вере
Константиновне  Шилейко, но  опустить в ящик  трамвая, а  не  в простой ящик
(завтра  и послезавтра  праздничные дни, и он  боится, что письмо,  если его
опустить в простой ящик, не пойдет в Москву сегодня). Письмо  я взял, но, не
дождавшись трамвая с ящиком, бросил его в простой почтовый ящик.  Под  вечер
Шилейко пришел к АА. Оттуда позвонил мне  и  узнал  от  меня,  что письмо  я
опустил в простой ящик. Через час я пришел к АА. Шилейки  у нее уже не было,
а  АА была расстроена и рассказала мне, что Шилейко, узнав о том, что письмо
я бросил в простой ящик, страшно рассердился, огорчился  и набросился на нее
(при  чем  здесь  АА?).  Надулся  и долго говорил  ей,  что "вот,  он  хотел
заниматься сегодня вечером, а теперь вечер испорчен, он работать не может, и
т. д.",  при этом  все  свое неудовольствие обращал на  АА и,  расстроив ее,
ушел. Надо добавить  только, что письмо было отнюдь не спешное, не  важное -
самое обычное письмо жене.

     О Рыбакове.
     АА  сегодня говорила  о Рыбакове.  Говорила,  что он к ней  относится с
большой  доброжелательностью  и  заботливостью. Всегда  старается всучить ей
деньги, сделать ей всякие одолжения.

     О Шилейко и Пунине.
     АА по поводу сегодняшних нападок на нее Шилейко (из-за пустяков, к тому
же не имеющих к  ней никакого отношения)  говорила о Шилейко, о тяжести  его
характера,  о  манере   его  надуваться  и  изводить  ее  несправедливыми  и
продолжительными упреками по всяким  значительным, малозначительным  и вовсе
незначительным  поводам.  Когда  Шилейко  впадает  в  неудовольствие,  с ним
немыслимо  продолжать  разговор,  немыслимо  ни  до  чего  договориться.  Он
надувается и очень зло изводит АА. Чрезвычайно неуживчив и тяжел в общении.
     АА говорила,  что никогда Пунин не расстраивает ее так, как расстраивал
и расстраивает до сих пор Шилейко. Пунин горяч, вспыльчив, но даже  когда он
"бушует", это не бывает тягостно. С ним всегда можно договориться.

     Мнение о книге Жирмунского "Пушкин и Байрон".
     По просьбе АА я принес ей сегодня своего "Пушкин и Байрон" Жирмунского,
- книга,  нужная ей  для работы  по  Пушкину. АА читала ее, и  заметила, что
книга написана очень напыщенно, очень тяжело, что Жирмунский, воспитанный на
германской  культуре, и к  Пушкину относится с какой-то тяжеловесностью -  к
Пушкину,  который так прост! (который, конечно, и очень  сложен  -  с другой
стороны,  но ведь  совсем же не надо "сначала пугаться и разводить руками, а
уж потом приступать к работе, как это делает Жирмунский").

     Мнение о Гавриилиаде.
     АА  говорила  о том,  что  совершенно  не может  читать  "Гавриилиаду".
Порнография  сама по себе неприятна, но  с ней  АА еще могла бы мириться. Но
порнография,  соединенная  с  кощунством,  -  ей  отвратительна.  Дальше  АА
упомянула, что "Гавриилиада" написана совершенно в духе Парни.

     К характеристике АА.
     Сегодня АА при  мне читала про себя  "Ariosto". Я сидел рядом в кресле,
смотрел  какую-то  книгу.  Вдруг АА с  юмором тихо  сказала:  "Да,  жди!". Я
взглянул на  нее -  она  продолжала чтение. Я спросил, к чему  относится  ее
замечание. АА  рассмеялась, прочла вслух и перевела мне  отрывок.  (Найти  в
"Ariosto"  это  место и исправить  запись по нему - П. Л.), где ... видит на
деревьях надпись,  говорящую  о том,  что  его  любимая на этом месте  имела
любовное  свидание с  ... Он  начинает  ревновать, пытается обмануть  самого
себя, сделав  вид, что  он не  прочел  надпись  и что упоминаемое в  надписи
незнакомое имя  мужчины - не что иное, как неизвестное ему ласкательное имя,
каким,  вероятно, за глаза зовет его самого  любимая.  И  вот восклицание АА
относится именно к этому месту.

     К работе по Пушкину.
     Вчера АА  сделала  новые находки в  своей работе по  Пушкину. 1. Начало
второй  части  "Кавказского  пленника"  (монолог   Черкешенки)  имеет  своим
источником  начало Песни Песней  (смотри Библию).  Совпадают  моменты: "Тебя
лобзал немым лобзаньем", "Склонись главой ко мне на грудь", "Царь души моей!
Люби меня...", "К тебе я вся привлечена", "Душа тобой напоена..." и др.
     Эти же моменты  АА находит и в Пушкинском подражании Песни Песней,  что
подтверждает первое положение. Сходится это все и по датам.
     Подробней не записал, чтоб избежать неточностей.

     Мнение о пушкинистах.
     АА сегодня (как  часто и раньше) неодобрительно отзывалась о теперешних
пушкинистах.
     Все  они относятся друг к  другу  с  недоброжелательностью, с завистью,
грызут и загрызают один другого по малейшим поводам.  И в  то же время между
ними  существует какое-то молчаливое соглашение  - не  отвечать ни  на какие
вопросы о Пушкине,  заданные им  не "пушкинистами", а скажем,  "дилетантами"
(как,  например, Лернер  и  другие отнеслись к  АА). Пример такой:  когда АА
обнаружила сходство  описания  боя в "Руслане и  Людмиле" с описанием  боя в
"Полтаве", АА через Гуковского и др. узнавала  у пушкинистов о том, известно
ли это,  есть ли в пушкинской литературе указания на это. Никто не отвечал -
встречали все  вопросы  молчанием,  отговаривались неведением. А  недавно АА
случайно нашла  в книге, кажется,  Томашевского - указания  по этому  поводу
(там  сказано, что в первом издании  "Руслана" боя не было вовсе,  а  Пушкин
написал  или доделал описание этого боя  значительно  позже  и близко к тому
времени, когда писалась "Полтава").

     О своей работе (по Пушкину).
     АА говорила мне о том, какую радость доставляет ей работа (по Пушкину),
как хорошо работать. Говорит, что теперь ей постоянно не хватает ф и з и ч е
с к и х сил для работы, что впервые в жизни она "чувствует мозг" - чувствует
переутомление. И все же - какое наслаждение - работа!

     Характерная  черта:  о  Пушкине, о  Данте  или о любом  гении,  большом
таланте   -  АА  всегда  говорит  так,  с  такими  интонациями,  словечками,
уменьшительными именами, как будто тот, о котором она  говорит, - ее хороший
знакомый; с ним она только что разговаривала, вот сейчас  он вышел в  другую
комнату, через минуту войдет опять...
     Словно  нет пространств  и  веков,  словно они -  члены  своей семьи...
Какая-нибудь строчка - например, Данте - восхитит АА: "До чего умен старик!"
- или: "Молодец Пушняк!" (собрать больше примеров и тогда исправить запись).
     Эту черту в АА подмечают все ее знакомые  - и Чуковские, и Замятина,  и
др.

     О Федине.
     АА познакомилась с  Фединым  в 1922 году  в  ресторане - на чествовании
Пильняка. Было человек пятнадцать. АА оттуда должна была идти  в театр, были
у нее два  билета. Она предложила один желающему из присутствующих. Вызвался
идти с ней К. Федин. Он съездил домой (или в больницу?) к жене, которая была
больна, потом заехал за АА. Вместе были в театре.
     После  этого  Федин несколько раз  приходил  к АА,  раз были  вместе  в
ресторане. С тех пор Федин приходит в день ангела АА поздравлять ее, и таким
образом поддерживает знакомство.

     О Парни.
     АА сегодня (и часто последнее время) говорила о Парни, о том, что Парни
совершенно  чужд  ей по  духу,  что основная эмоция Парни - чувственность  в
соединении с сентиментальностью; что Парни - очень не тонок, даже груб.
     Констатировала, судя  по себе,  что,  видно, вкусы  эпох  очень  сильно
меняются, ибо  она совершенно  не  может понять увлечения Пушкина  и  других
поэтов пушкинского времени - Парни.

     К работе по Пушкину.
     АА вчера сделала находку в работе по Пушкину - какой-то момент "Евгения
Онегина", на котором сказывается влияние Ariosto.
     Из опасения напутать не пишу конкретней.


     24.03.1927

     О Леве:  "Неужели  он тоже  будет стихи писать?! Какое  несчастье! -  и
неожиданно быстро и будто серьезно добавляет: - У него плохая фантазия!"

     О разлуке и смерти.
     После того, как сегодня при мне АА звонил по телефону из Москвы, за час
до отъезда  в  Токио, Пунин, мы заговорили  с  АА  о совершенствах  техники.
Совершенная  техника   -  говорила  АА  -  вовсе  уничтожит  расстояние,   а
следовательно, уничтожит и разлуку. Разлуки не будет,  не  будет и ощущений,
вызываемых  разлукой.  Человек  отвыкнет  от  них.  Но  тогда  смерть  будет
неизмеримо  более  страшной и  непонятной, чем  сейчас, ибо в  течение жизни
человека ничто по ощущению не будет напоминать ему смерти. Ибо разлука ближе
всего  смерти.  И  ощущения  разлуки больше всего  схожи  с представлением о
смерти...
     "А  сон?" - спросил  я. "Сон - совсем другое,  сон по природе своей  не
имеет ничего общего со смертью и не вызывает никаких представлений о ней", -
убежденно ответила АА.


     29.03.1927

     "Анна-провидица".
     Когда АА получила известие  с Сахалина о том, что ее  племянница Ивонна
заболела, АА сказала А. Е. Пуниной, что Ивонна умрет.
     Вскоре после этого АА получила телеграмму с известием о смерти Ивонны.
     АА  сказала мне,  что такое интуитивное  знание того,  что будет, такие
предчувствия -  не удивляют  ее. "Это то самое  чувство, от которого  собаки
воют на луну", - добавила АА.

     О "Гавриилиаде".
     АА  вчера прочитала "La guerre des  dieux" Парни для того,  чтобы найти
влияние  на Пушкина.  Читать  эту бесконечную  вещь (кажется, 5000 строк) АА
было очень скучно.  Говорит,  что нашла там пять-шесть мест, имеющих большую
общность с "Гавриилиадой".  Три места из них  -  отмечены  уже  Томашевским,
остальные   Томашевский   не   указывает.   Говорит,    что    "Гавриилиада"
представляется ей по духу  больше всего похожей на эпизод  из "La guerre des
dieux".
     "Гавриилиада"  сделана,  по мнению  АА, больше всего под  влиянием  "La
Pucelle" Вольтера и этой вещи Парни.

     О Боричевском.
     Е. Данько рассказывала у АА про Боричевского. Он сейчас постоянно у нее
бывает,   хочет   завязать  с  ней  дружбу.  Об  АА   отзывается   ей  очень
неблагожелательно, говорит, что у нее всегда маска, что  он никогда не видел
за  этой маской настоящего  лица ее, говорит:  "С АА у меня не нашлось точки
соприкосновения...". И это он говорит Е. Данько, зная,  что она очень хорошо
к АА относится. Представляю себе, что он говорит об АА людям, не знающим АА.
Дружит с Голлербахом  (по Царскому Селу).  С  этим-то мерзавцем у него,  как
видно, "нашлись точки соприкосновения".

     О Томашевском.
     АА говорила мне  о  Томашевском, что,  по  ее мнению, он во всех  своих
работах  по Пушкину  преследует  "тайную"  цель: "найти  Пушкину благородных
предков" - доказать,  что  Пушкину источниками служили  и оказывали  на него
влияние,   главным  образом,  перворазрядные   поэты,  классики,   -  а   не
второстепенные. АА иллюстрировала свою мысль примерами  (упоминала Мильтона,
Корнеля и  др., между прочим).  И сказала,  что  такое желание Томашевского,
конечно,  очень  благородно,  но, однако,  черное все  же остается черным, а
белое -  белым. Предсказывала,  что  следующее полное  собрание произведений
Пушкина, если  в нем будет участвовать Томашевский (а ему несомненно поручат
"французскую часть"), будет именно с таким уклоном - со стремлением показать
Пушкину "благородных предков".


     8.04.1927
     Как АА знает Пушкина.
     Сегодня я учинил АА  нечто  вроде "экзамена"  по  знанию  Пушкина. Взял
однотомного  и  раскрывал  на  любой  странице.  Выбирал какую-нибудь  самую
малохарактерную  для  данного  стихотворения  строчку,  читал  ее  вслух   и
спрашивал - из какого  стихотворения она, какого она года...  АА безошибочно
называла  и то, и другое, и почти  всегда наизусть  произносила следующие за
этой строкой  стихи... Подобрав так пятнадцать-двадцать  примеров, я перешел
сначала к прозе, а потом к письмам Пушкина. Оказалось, что АА знает и их так
же бузукоризненно хорошо. Я  читал часто только  два-три слова - и всегда АА
совершенно  точно  произносила  следующие  за ними слова  и -  если это было
письмо - подробно пересказывала мне содержание письма.
     Могу утверждать, что письма Пушкина АА знает наизусть.


     11.04.1927

     Об О. Клемперере.
     По  поводу  концерта  под  управлением Отто  Клемперера  (в Филармонии,
10.04.1927),  которого АА  слышала  в первый  раз, АА  говорила,  что ей  не
приходилось  видеть  хороших  дирижеров,  что  она  не  избалована  хорошими
дирижерами. И  что Клемперер, конечно, прекрасный  дирижер.  В  нем удивляет
полное отсутствие  напряжения,  необычайная  легкость  и  согласованность  с
оркестром; АА обратила внимание и на то, что Клемперер вел оркестр  наизусть
- не имея перед собой тетради.

     Я с АА в кинематографе.
     Я был с  АА в  маленьком кинематографе на Невском...(Мы  хотели пойти в
"Parisiana", но  АА, увидев, что там идет "Бэла" по  Лермонтову, не захотела
идти туда, и мы пошли  в маленький - наугад, не зная, что там идет.) Там шла
глупейшая  американская  комедия (рассчитанная  на  угождение  "черни"  -  с
избиваемыми  полицейскими и  с отсутствием  какой бы  то ни было логики). Мы
смеялись от  души над глупостью  ее.  Потом шла американская же, видимо  (АА
судила по моде платьев), очень старая - десятых годов - фильма "Отшельник".
     В этом кинематографе АА была как-то с В. К. Шилейко в голодные годы.

     К работе по Пушкину.
     Ходасевич в  "Поэтическом  хозяйстве  Пушкина"  приводит  тридцать  три
примера  употребления Пушкиным  слова  "пора". АА нашла еще тридцать  четыре
примера - уже  давно - и вчера или  позавчера нашла еще и тридцать  пятый (в
"Сказке о рыбаке и рыбке",  кажется). И очень была удивлена тем, что увидела
это тридцать пятое "пора" только теперь ("Глаз, - говорит, - не хватает").

     О кинематографе.
     Я  шел с АА  в кинематограф. Сегодня АА весь день работала по Пушкину и
утомилась  очень.  АА  сказала, цитируя  кого-то: "Как  мы непритязательны в
выборе развлечений, когда хорошо поработали перед тем".





     18.04.1927

     Говорили о самоубийстве Кракова. АА сравнивала свои ощущения, связанные
с размышлениями о смерти знакомых ей людей. Сказала, что ощущает б е с п о к
о й с т в о за Кракова.
     Когда  умер А. Блок,  у АА не было ощущения  беспокойства за него; было
ощущение потери - и только.
     Говорит, что Блок в гробу был совершенно не похож на живого Блока.
     "Если  бы Блок  рядом стоял -  не удивительно  было  бы - так он был не
похож..."


     30.04.1927

     "Вечер  поэзии  А.  А.  Ахматовой" в  Союзе  писателей,  Фонтанка,  50,
30.04.1927.
     Первое отделение:
     1. Слово Б. Эйхенбаума.
     2. Пение - артистка....., пианист....
     Положенные на музыку Прокофьевым:
     а. "Солнце комнату наполнило..."
     в. "Настоящую нежность не спутаешь..."
     c. "Память о солнце".
     d. "Здравствуй..."
     e. "Сероглазый король" (дважды засмеялась на одном и том же месте и так
и не закончила).

     Второе отделение:
     1. М. Лозинский - стихотворение, посвященное АА.
     2. Артистка.... отвратительно декламировала:
     а. "Покинув рощи родины священной..."
     в. "Теперь никто не станет слушать песни..."
     c. "Я пришла сюда, бездельница..."
     d. Стихотворение Е. Данько, посвященное АА ("Марсово поле...").
     3. В. Гельмерсен. Переводы на немецкий язык.
     а. "По неделе ни слова ни с кем не скажу..."
     в. "Широк и жест..."
     с. "А ты теперь тяжелый и унылый..."
     d. "Сжала руки..."
     4. Л. Попова - свое стихотворение, посвященное АА.
     5. М. Лозинский:
     а. "Из логова змиева" - Н. Гумилева.
     в. "Она" - Н. Гумилева.
     6. П. Лукницкий:
     а. "В полуночи осыпанной золою" - Комаровского.
     в. "Адис-Абеба - город роз" - Н. Гумилева.
     с. "В пол-оборота, о печаль..." - О. Мандельштама.

     Вечер  с  начала до  конца  неудачный. Придумала его  Гензен - и  плохо
придумала. Я не говорю уж о самой идее вечера - устраивать вечер без участия
АА,  полуконспиративно  (зачем?!), бестолково,  глупо  устраивать!.. Никакой
подготовки не было  сделано. Должны были участвовать Ант. Шварц,  И. Бунина,
В. Рождественский (!), Е. Данько... Никто из них  не явился. Чтоб чем-нибудь
заполнить программу,  заставили  читать  М.  Лозинского и  меня  -  пришлось
спасать положение. Публики было не больше  пятидесяти человек -  все потому,
что никакой подготовки не было сделано.
     Вечер  поэзии  АА  надо  или  устраивать  подобающим  образом,  или  не
устраивать вовсе.
     На вечере  не было ни одного поэта, ни одного  писателя, кроме тех, кто
участвовал в программе.

     "Прости, Благодатная,  что  по  пустякам от тебя уехал". (Из  письма Н.
Пунина, апрель 1927.)

     Щеголев осунулся, потерял апломб.

     Ох уж  эти  пястовские  гипердактилические  рифмы!..  (мое сравнение  в
клюевским притворством, - он сказал "электрон").
     Я сказал: "Акума, вы исключительно вредная... для самой себя!".
     АА: "Вы редко удачно говорите, но на этот раз очень удачно сказали...".
     Пунин пишет, что вся роскошь, все удобства Токио ему претят, потому что
он знает, как АА живет здесь...
     АА по этому поводу говорит о совестливости Пунина.
     АА стояла за отъезд  Пунина  из любви  к  нему  -  чтоб он развлекся  и
отдохнул.

     "Ворон крикнул: "Nevermore".

     "Не за то хватаетесь", - повторяет Ал. Толстой.


     2.05.1927

     Сегодня получила письмо Пунина от 15.04.1927  из Токио - в  1  1/2 часа
дня. Это уже шестое письмо Пунина со времени его отъезда (АА послала ему три
письма и три телеграммы). Получила письмо и А. Е. Пунина - первое письмо (до
сих  пор  Пунин посылал  ей  только открытки,  и она была  страшно обижена и
огорчена, видя, что АА получает письма).
     АА читала письмо по  дороге на Финляндский вокзал, в трамвае и в буфете
Финляндского  вокзала.  В этом  письме Пунин  описывает  обед  с гейшами, на
котором он был вчера (т. е. 14.04.1927), говорит, что одна из гейш напомнила
ему  АА  (АА прочла мне  отрывки из  письма). Пишет,  что вернется не раньше
начала августа и очень жалуется - пишет, что невыносимо скучает без АА.
     В  письме к А. Е.  Пуниной  описывает знания японцев  в области русской
литературы. Они знают много имен,  но все страшно перепутано  -  Маяковский,
Достоевский, Вербицкая - все свалены в одну кучу.
     АА  написала  и  отправила  (сегодня  днем) письмо  Пунину (четвертое).
Говорит,  что  через  несколько  дней  отправит  телеграмму:  "Supplie  tre
tranquille" - чтоб он не очень  тосковал  там.  АА  очень расстроена  тоской
Пунина по ней и по дому.
     К вечеру АА получила от Пунина телеграмму: "Получил второе твое  письмо
целую   руки"  (слова  написаны  латинскими  буквами.  Телеграмма  из  Токио
отправлена сегодня.).
     В  буфете  Финляндского вокзала  АА  была  сегодня  первый раз в жизни.
Правда, говорит, что была один раз когда-то, но не помнит, с кем и когда.
     Вечером  была у меня. Прочел ей отрывки  из поэм Н.  Тихонова. Говорит,
что как раз в тех местах, где, казалось бы, поэт должен был бы высказать все
свои мысли,  Тихонов пускается в  совсем  неубедительные и не  вытекающие из
хода  вещей  заверения  в  своей  лояльности.  Этому  причины,  по-видимому,
цензурные, и это очень вредит художественности поэм.

     Другая основная черта  в Пунине - говорит АА - он не знает самого себя.
Пример - получив письмо от Аркина с приглашением ехать в Японию, Пунин был в
восторге.  А когда мечта стала переходить  в действительность,  он  очень не
захотел ехать и уехал с  очень большой неохотой. (Противоположностью ему был
Николай Степанович - тот "как  дьявол" рвался, и чем ближе был отъезд, тем с
большим нетерпением он ждал его.)

     Дал АА Батюшкова академического второй и третий том.

     АА читает всегда А. Е. Пуниной отрывки (но, конечно, только отрывки) из
писем Пунина. Сегодня  А. Е. Пунина, получив письмо, не прочла оттуда  АА ни
строчки, только коротко пересказала отрывки.


     3.04.1927

     Дрова АА  колола три  года  подряд - у Шилейко был ишиас, и он избавлял
себя от этой работы...

     В рассказе "Братья" Федин дает описание  Васильевского острова. Этим он
обязан АА. Он к ней обратился с  просьбой рассказать о Петербурге что-нибудь
- так, чтоб это не было обычным и  привычным, и, вместе с тем, чтоб это было
наиболее характерным...
     АА  рассказала ему о Васильевском  острове  и, кроме того, дала  своему
рассказу определенную тональность.


     4.05.1927

     Сказала, что до  конца ни  на секунду не  сомневалась, уверена: если бы
Пушкину предложили на  выбор  или  (1) не ковыряться в интимных отношениях с
Натальей Николаевной Гончаровой, потребовав с  него за это полного отречения
от своей литературной деятельности, отказа от всего, что он написал, или (2)
сделать все так,  как случилось с Пушкиным: т. е. Пушкин -  великий поэт, но
исследователи ковыряются бесстыдно в его интимной жизни, - Пушкин, ни минуты
не задумываясь,  выбрал  бы первое:  отрекся бы  от всего, что написал, чтоб
только  умереть  спокойно,  в  уверенности,  что  никто  никогда   не  будет
ковыряться в его интимной жизни -  с радостью согласился бы умерить в полной
безвестности.

     У АА очень мало физических сил. Сегодня, пройдя со мной короткий путь -
от Шереметевского дома  до  Рыбаковых (Шпалерная, 7),  АА так устала, что не
могла уже пешком идти в Мраморный дворец, - и пришлось взять извозчика.
     АА  полушутя говорит, что у нее есть  25% сил любой самой  обыкновенной
женщины, которая служит, работает - например (очень слабой) Е. Данько или А.
Е. Пуниной. Боюсь, что в действительности - и этих 25% не насчитать.


     5.05.1927

     Когда Н. Гуковская жила на ферме, АА к ней ходила часто (пешком).


     7.05.1927

     С  С.Ольденбургом  (сыном),  его  невестой и  еще другими  была раз  на
каком-то конспиративном собрании, где говорили о тюрьмах, пели Марсельезу и,
кажется, Интернационал. Было это в Царском Селе.
     С.  Ольденбург (сын) был  несколько раз у Николая  Гумилева  в  Царском
Селе.


     10.05.1927

     Ася Бэллен  - подруга по гимназии. Встретила в Доме  ученых сегодня. Из
всех подруг только ее  и встречает иногда. Та вспоминала других - Сперанскую
и др.

     Во  врачебной  комиссии доктор  Доброчаев  (?)  -  невропатолог.  Плечо
обнажил,  послушал:  "У  вас  туберкулеза нет". Удивлен,  почему АА выбирает
Кисловодск?  Не  лучше  ли Сочи.  АА  быстро  ответила: "На  меня море плохо
действует!".
     Доктор  оказался   знакомый.   Постоянно   бывает  у   Срезневских.  АА
встречалась там с ним.
     "Ведь  он  же  невропатолог  -  вы  не знаете,  почему он мне  выслушал
легкие?.."

     - Я ухожу. Мне пора.
     - Если у тебя свидание назначено в шесть часов, то ты еще можешь десять
минут посидеть! - говорил отец АА, взглядывая на часы.

     Года два с половиной или три  тому  назад  АА устроила  Н. Гуковскую на
службу в Публичную библиотеку через посредство Гребенщикова, М. Лозинского и
кого-то еще.
     АА сначала хотела устроить Гуковскую во "Всемирную  литературу", но это
оказалось слишком трудным.


     12.05.1927

     АА  говорит,  что Н. Тихонова  и Пастернака видела обоих сразу и  обоих
первый раз  в жизни  у Наппельбаумов. Пастернак тогда читал стихи, а Тихонов
"ел его глазами".


     15.05.1927

     Я провожал  АА  на Царскосельский вокзал.  На вокзале  нас встретила Н.
Данько, с которой АА условилась  ехать в Царское Село. Вместе пошли в вагон.
Сидели в  вагоне.  Я  купил  "Красную вечернюю  газету", АА  раскрыла ее,  и
первое, что увидела, было следующее сообщение: "Аресты в Токио".
     АА сразу же очень взволновалась. В этот момент в вагон  вошли Замятины,
которые случайно ехали в этом же поезде  в  Царское Село (Замятин -  на  две
недели в дом отдыха в Царском Селе). Я посидел еще минуту и ушел.
     АА  беспокоится целую неделю уже потому, что  до  сих пор от Пунина нет
никаких известий.




     17.05.1927

     Сегодня  ехали  на извозчике  на  острова -  дерево у Скеттинг-ринга на
Каменноостровском проспекте опушилось зеленым пушком.
     17 мая  ехал  с АА на извозчике с островов. Разговаривали. На  Троицком
мосту,  когда  поднимались  на  него,  АА  молчала.  Про  себя  чуть  слышно
скандировала стопы. Я заметил это, замолк тоже и насторожился. АА неожиданно
повернулась ко мне и стала читать  стихотворение, написанное александрийским
стихом. Прочла его все. Я не  запомнил, к  горю моему,  ни одной строчки, но
вкус, запах его - остался очень ясный.


     19.05.1927

     В  разговоре  о Пушкине АА  сказала,  что замечает в  ее  стихотворении
(прочитанном мне на мосту) моменты сходства с Пушкиным:
     1. Пушкин - " ...им деньги нужны..." (не помню точно строчки),
     АА - " ...им нужен лишний грош...",
     2. Пушкин - " ...поневоле..." (не помню),
     АА - " ...видеть поневоле...".
     Я заметил, что  сходство очень  отдаленное  и влияния  не  заметно.  АА
полусогласилась, сказав, что  в александрийском стихе даже  очень отдаленная
близость кажется всегда безусловным  сходством.  Сказала: "А я уж думала над
тем, как бы изменить эти места...".

     "Н. Н. Пунину. Kojimachiku Urakasumigascki Embassy  of the Union Soviet
Socialist Republic. Tokyo, Japan. Токио, Япония".

     См. сегодня "Красную вечернюю газету" - о нейтралитете Ханькоу.

     Ехали  на извозчике.  Читала  на  память. Шенье.  Сказала, что любит из
Шенье - его тюремные стихи и ямбы (а совсем не то, что любил Пушкин).
     "Если б кто-нибудь знал, как я не люблю Парни!"

     Дьявол - дяавол.
     Очень беспокоится о Пунине.
     Борисоглебский, "Times".

     Настоящего  кофе  в  городе давно  нет. АА  скучала без  кофе.  Поэтому
обрадовалась, найдя 19 мая в Мраморном дворце полпачки кофе. Приехав со мной
в Шереметевский дом, сейчас же сварили его и пили.


     АА  в Мраморном дворце,  разбирая бумаги и книги, нашла письмо Пунина к
ней  из Киева - лета или весны 1924  г.; быстрым  движением спрятала  его  в
шубу. Двадцатого  мая  мы гуляли с  АА.  АА вынула письмо из кармана  шубы и
читала отрывки мне. Очень  напористое, бодрое письмо - не такие, как сейчас,
-  сейчас утомленные письма, - сказала АА. Пунин описывает Киев, жалеет, что
АА  не с ним, она бы  показала  все  хорошее в  Киеве, рассказала бы  много.
Пишет: "...из облаков выплыла церковь - как  ты выплываешь иногда - оленем с
распятием на лбу...".
     Пишет: "Не пей, не кури, не целуйся с мальчиками...".


     20.05.1927

     АА записывает на листе  все  письма и телеграммы, полученные от Пунина.
Но то, что сама посылает ему, - не записывает.

     Оленем АА впервые назвала старушка Макушина, когда было очень голодно и
плохо.  На  Фонтанке,  2 Макушина, желая упрекнуть АА  и  О.  А. Судейкину в
безделии, обращаясь к  Судейкиной, сначала выразила свое недовольство ею,  а
потом сказала про АА:  "И та тоже! Раньше хоть  жужжала, а  теперь распустит
волосы и ходит, как олень!".
     Макушина  сказала  это  не  АА.  Ее  она  все-таки  стеснялась.  О.  А.
Судейкиной она совсем не стеснялась - называла ее часто на "ты" и говорила в
лицо все, что вздумается.
     Можно представить себе, с каким восторгом  Судейкина передала эту фразу
АА!
     Пунин быстро подхватил это  наименование;  с тех пор  "олень" - обычное
прозвище АА.

     О  праве  поэта  (вообще  творца) уничтожать  те  письма,  те сведения,
касающиеся его биографии, которые он не считает нужным отдавать "миру".
     Долгий разговор с АА.
     Интересно ведь: биографы Пушкина говорят, что он был легкомысленным. По
сравнению с кем? -  спросите их. Они упрекают изучаемых поэтов в том, что те
что-то скрыли от потомства. А сами -  ничтожества -  не  думают о  том, чтоб
оповещать мир о своих интимных тайнах, о том, что их жены им изменяют.
     Если Голлербах получил письмо от Гумилева, в котором тот заявляет,  что
не будет  подавать  Голлербаху  руки,-  ужели  же Голлербах такое  письмо не
уничтожил? Конечно, да. Так  не  требуй и от других. Священное право каждого
человека - иметь свои тайны и не желать их опубликования.


     22.05.1927

     А.  Е.  Пунина  получила  письмо  от  Пунина  20  мая (второе  письмо).
Датировано  оно  "4 мая".  Я получил  от Пунина письмо 22  мая, датированное
также "4 мая".  Письма отправлены в один день, да  и  шли вместе  до  Москвы
(поезд - раз  в неделю). Почему же запоздало? АА письма не получила вовсе. А
Пунин несомненно его послал. Где оно?

     Период  "Тучки"  (о том, как С.  Городецкий захотел "увидеть" АА, и она
ему сказала:  "Приходите  завтра  в двенадцать", - и как  на следующий день,
наглухо  забыв  об  этих словах  и не думая  никак, что Городецкий примет их
всерьез,  мирно проснулась в 11  часов, пила кофе в постели ("на  Тучке"), а
Николай Степанович  в халате сидел  за столом  и работал, и как в двенадцать
часов явился Городецкий - заглаженный, с розой - и  как резким  голосом стал
говорить  с  Николаем Степановичем,  упрекал его  за какое-то  невыполненное
дело...).

     "Что  самое  трудное  в  Петрограде?"  -  спрашивали  Оцупа.  "Пойти  к
Ахматовой", - отвечал он.
     "Ну уж если Оцуп  боится,  так нам и сам Бог велит", - вероятно, думали
Наппельбаумы.
     "А не ходи, не приглашай двадцать  раз  к  себе в  студию - тогда  и не
будет страшно", - заключу я.

     Сегодня  АА ехала в трамвае. Вагон был  почти пуст: кроме нее были двое
рабочих,   и  на  площадке  -  кондукторша  спорила  с  прилично   одетой...
(Зачеркнуто.)

     АА не  идет  костюм - по ее  же мнению (не  идет,  потому что "мужской"
покрой). Поэтому  раньше  АА  никогда не  шила себе костюмов  - предпочитала
летнее пальто на платье.

     Отец АА  был  членом  "Клуба  сельских  хозяев",  который  помещался на
Невском -  там, где сейчас Дом  искусств. Клуб  был очень  фешенебельным. АА
рассказывала сегодня, как,  когда она была девочкой,  к ее  отцу  приехал из
имения beau-frre ее матери -  очень богатый человек ("в  тысячу раз  богаче
отца")  -  и  отец  повел его в  клуб,  и тот  был  поражен его  роскошью  и
великолепием. Отец АА бывал там постоянно.

     АА все время  голодна последнее время. Не  потому, чтоб в Шереметевском
доме плохо  кормили - кормят там хорошо!  - а  потому,  что ей  почти ничего
нельзя есть - ни мяса, ни острых вещей,  ни многого  другого -  они вызывают
страшные боли. Мяса АА не ест уже с полгода.

     "Приезжайте проводить меня  в Кисловодск (написано  из злонравия)..." -
вот все, что написала АА о Кисловодске Пунину в последнем письме (а значит -
и вообще). АА знала, что и я,  и А. Е. Пунина написали уже об этом  подробно
до нее (со слов АА).

     В  "Красной вечерней  газете" от 20 мая 1927 - рецензия  Б. Т.  (Бориса
Томашевского) на книги Вересаева "Пушкин  в жизни". В точности повторяет то,
что говорила мне АА много времени тому назад.

     Сегодня  опять  читает  Вольтера  (маленькое  издание).  Говорит,   что
начинает примиряться с  ним. После чтения французов XVIII в. - Парни и др. -
мучительно  сентиментальных,  приторных,   невыносимых   -  Вольтер,  с  его
остроумием, острословием и ядом, злобностью - гораздо приятнее.  В  нем есть
соль, а  то неприятное -  вольтеровское  - как-то  отходит  на  второй план,
главным  образом,  потому,  что  поводы  -  отошли  вглубь  истории и  почти
забываются...

     Вечером АА была у меня.  Провожал АА до дому. Вернувшись домой, написал
два стихотворения - ночью ("Так летят..." и "И стало так...").
     Не знаю почему и как  это могло быть - но  я уверен, убежден до  полной
несомненности в том, что АА тоже пишет стихи этой ночью.

     Сегодня в три часа  дня  пришел к АА.  Она только что встала. Встретила
меня  словами: "Совсем не спала. Слышала,  как Ира,  проснувшись, закричала:
"Нянечка!" - было восемь часов утра...".
     Потом я дал ей прочесть  свои стихи. АА прочитала  оба, сделала два-три
замечания. Я стоял у дивана. Потом медленно отложила их и  медленно взяла со
столика  лист  бумаги,  с  донельзя безразличным видом положила его  себе на
колени и стала что-то чиркать. Я издали взглянул  на запись,  думал, что это
что-нибудь из работы по... (Обрыв.)

     АА была на каком-то литературном вечере  (?),  здесь был Пастернак (?),
который  представил  Асеева АА.  Поговорили  - несколько  слов,  из которых,
по-видимому,  Асеев  решил, что  АА "считает  его  врагом",  потому  что  на
следующее  утро  он пришел к АА с  этим стихотворением (написанным на бланке
журнала "Резец" (?).

     Не враг я тебе, не враг,
     Мне даже подумать страх,
     Что, к ветру речей строга,
     Ты видишь во мне врага.

     За этот высокий рост,
     За этот суровый рот,
     За то, что душа пряма,
     Пряма, как и ты сама...

     Что где бы и надо желчь,
     Стихов твоих сот* тяжел,
     За страшную жизнь твою,
     За жизнь в ледяном краю,
     Где смешаны блеск и мрак, -
     Не враг я тебе, не враг.

     Асеев

     Записано со слов АА. АА сказала, что что-то пропускает.


     ...Пушкину, и неожиданно заметил, что это черновик стихотворения.
     АА написала  его сегодня ночью. Очень долго упрашивал - и АА прочла его
мне:
     Первая строка: "Не знала я, когда, как лебедь белый...
     Затем запомнил отдельные фразы:
     а. "Не знала я, когда томясь успехом,
     .................................
     ...............что беспощадным смехом...
     б. И будь благословенно то Незнанье... (или "благословенным ты...").
     Кончается: "Хранит и друг, и враг". (Зачеркнуто.)


     31.05.1927

     Все эти строчки, может быть, перевраны,  но  это все, что я запомнил. В
стихотворении, кажется, пять или шесть строф.
     АА  сказала, что стихотворение еще не сделано  и что оно вообще  ей  не
нравится. Но, может быть, из скромности?
     Вчера  или позавчера  АА обнаружила  пропажу листка,  на  котором  было
записано  стихотворение,  прочитанное мне  на  Троицком мосту  недавно.  Оно
лежало в шкатулке. АА вчера весь день и ночью искала его. Не нашла.

     Тап после  купания в  лечебнице заразился лишаем. АА ежедневно, по  три
раза в день, смазывает  его  цинковой  мазью и  забинтовывает;  после  этого
приходится  тщательно  мыть  горячей  водой  руки. АА  лечит тапа с  большой
любовью к нему и самоотверженностью. Вчера АА радостно показала мне, что Тап
почти вылечен. Сегодня Тап уже почти совсем здоров - и мазать  его, если все
пойдет хорошо, придется еще несколько дней.

     Погода небывалая. Сегодня многие ходят в шубах - так холодно.
     На набережной Фонтанки  в  упор встретили Полетаева. Он не  поклонился,
сделав вид, что не заметил.
     Очень многие не кланяются - и совершенно без всяких причин, это "общее"
явление в городе - лень кланяться друг другу.

     Журналы (два толстых) прочла  сегодня же ночью. (До или после того, как
написала стихотворение - не знаю).

     На почтамте вчера увидела в киоске открытку с фотографией памятника  на
Знаменской площади -  видно "Пугало". Хотела  послать ее Пунину. Я отговорил
ее - не хочу, чтоб она писала на открытке. Сказал, что пошлю ее я.

     АА: "У вас все-таки есть трогательные черты".

     Вчера рассказывала - кто такой  и откуда взялся  Федин. Я не думал,  не
знал.

     Ко-о-тусь.
     Беднягушка.
     Нюшин (Тап).

     Вчера  показал в "Звезде" No 5 "Ночную встречу" Н. Брауна. Понравилось,
хоть и очень блоковское. Отметила строки: 14 - по 23 и 46 - 54 как с о в с е
м  хорошие. Сегодня повторяла строки 14 - 23 про  себя. Говорит - стилизация
очень удачная.

     А.  Е. Пунина - человек,  который  обладает очень  большими  добротой и
милосердием. И  для  добрых  дел (в лучшем смысле этого слова) она не жалеет
себя. Но А. Е. Пуниной приятно слышать, когда ей говорят об этом.

     Сегодня были в Петропавловской  крепости ("Петрокрепость").  В собор не
пускали  (там до четырех,  а  мы  были в  пять  часов  дня).  Невские ворота
оказались  открытыми,  и  мы прошли к Неве. Здесь АА -  сегодня первый раз в
жизни. До  сих пор ворота  были всегда закрыты, и  АА не могла проникнуть  к
Неве.  Год назад  АА была  в крепости с  Пуниным,  и  как ни  стремились они
побывать здесь - им не удалось это.
     АА  восхищена  этим  "сердцем  Петербурга".  Прочитали  надпись: "Одеты
камнем...".
     Невские ворота со стороны Невы - чудесны. АА сказала,  что очень  любит
просмоленное дерево (из него сделаны ворота).

     Черновик стихотворения, написанного в  ночь с 30-го по 31-го мая 1927 в
Шереметевском доме.
     Стихотворение написано на писчем листе  линованной  бумаги, карандашом.
З1-го мая утром АА читала мне это стихотворение, и первую строку прочла так:
"Не  знала я, когда, как лебедь  белый...". И  всюду  вместо:  "О, знала  ль
я...", читала: "Не знала я...".
     Стихотворение  читала, предупредив меня, что оно еще  не  сделано и что
вообще оно ей кажется плохим.
     Все помарки - как в автографе АА.
     Одна  из  зачеркнутых  строк  стихотворения   вызвана  (непосредственно
вызвана), по моему предположению, тем,  что АА читала у меня вечером 30 мая,
когда была у меня.
     В строке: "О знала ль я, когда неслась, блистая (зачеркнуто) сверкая" -
слова "блистая" и "сверкая" написаны другим карандашом. По-видимому, сначала
АА после слова "неслась" оставила  пропуск, с тем, чтобы после найти рифму к
"на свете". И не найдя этой рифмы, зачеркнула "на свете" и написала "рыдая",
а уж потом и рифму к нему вставила в первой строке: "блистая" (зачеркнутое),
"сверкая".

     О знала ль я, когда в одежде белой ("в ночной порфире" - зачеркнуто)
     Входила Муза в тесный мой приют,
     Что к лире навсегда окаменелой
     Мои еще живые ("С моленьем тщетным" - зачеркнуто) руки припадут.

     Заложницей страны, которой нет.

     Ты отнял все, что я отнять молила,
     Не дав того, что я молила дать.
     И на себе теперь я знаю силу
     Моих молитв. И неба благодать.

     О знала ль я, когда неслась сверкая ("блистая" - зачеркнуто)
     Моей любви последняя ("весенняя" - зачеркнуто) гроза
     Что лучшему из юношей рыдая ("на свете" - зачеркнуто)
     Закрою я орлиные глаза.

     О знала ль я, когда, томясь успехом,
     Я искушала дивную ("гр", "гневную" - зачеркнуто) судьбу
     Что скоро ("Что те же" - зачеркнуто) люди беспощадным смехом
     Ответят на предсмертную мольбу

     И ("О" - зачеркнуто) будь благословенно, о Незнанье
     Единое из нам доступных благ
     И да хранят твое очарованье
     И верный друг мой и жестокий враг.

     30 мая 1927 Анна Ахматова



     1.06.1927

     Сказала, что поэтому любит и двери Шереметевского дома - они такие. Эти
ворота - "как двери в ад"... Очень портит все ужасный Троицкий мост.

     АА  сегодня получила извещение из Секции научных  работников о том, что
место в санатории  в Кисловодске ей предоставляется с 20 июня по 25 июля. АА
согласна ехать. АА едет в  Кисловодск по необходимости, потому что уж  очень
плохо  состояние ее  здоровья,  но  едет  с  большой неохотой, почти  против
желания.

     В Петропавловской  крепости, в корпусе против собора (кажется, теперь -
No 4), АА получала ежемесячно прапорщицкое жалованье  Николая Степановича во
время войны (в 1916 г.).

     Сегодня  ночью  читала "Звезду"  No  5. "Бирюзовый полковник"  Тихонова
понравился,  считает,  что  очень  много  прекрасных мест.  Но считает,  что
полковник - совсем неверен и нисколько  на полковника не  похож. ("Проверьте
меня предметно", - так скажет рабочий-металлист, а не бывший полковник).

     АА когда-то  (очень  давно) перевела с  немецкого  стихотворение Рильке
"Одиночество" (первая строка: "...золотое одиночество...").

     АА  согласна  с мнением,  что Баратынский  не  любил  Пушкина.  Сегодня
говорила  по  поводу статьи,  рассказывающей  о  том, завидовал  ли  Пушкину
Баратынский  или нет. Не  сказав  этого  прямо, АА все же дала мне основание
думать о  том, что она  присоединяется  к тем, кто  обвиняет  Баратынского в
зависти к Пушкину.
     Пушкин думал о Катенине, когда создавал  "Моцарта и Сальери" (Катенин -
Сальери).


     2.06.1927

     У  профессора  Грекова, Ивана  Ивановича  (жена  -  Елена Афанасьевна),
находятся "Четки"  -  контрфакция, изданная в Берлине  в 1921  Эфроном.  Эту
книгу АА подарила Грекову.

     Сегодня на  извозчике по  дороге  из Александровской  больницы, куда АА
ездила   со  мной  навещать  Е.   Данько,   АА  прочитала  мне  вторично  то
стихотворение, которое  читала недавно  на  Троицком  мосту.  Первая строка:
"Нет, не был никогда безвинен мир и тих..."
     В середине стихотворения есть такие строки:

     ...Но лучше б коршуном ягненка мне когтить
     Или змеей уснувших жалить в поле,
     Чем человеком быть и видеть поневоле...

     Все стихотворение - 16 строк.
     АА сказала мне, что написала это стихотворение накануне того дня, когда
прочитала  его мне.  Читала  она  его  17 мая,  следовательно, стихотворение
датируется 16 мая 1927 г.

     АА сказала мне вчера, что фамилию знаменитого английского поэта Эллиота
она слышит впервые. Спросили  Л.  Н. Замятину - она тоже никогда не слышала.
Вечером АА спросила Н. Гуковскую. Та тоже не слышала.

     Сегодня говорили о "смеси Европы и Азии", идя по Фонтанке. Истоки ее АА
видит в Вольфиле.
     Если  они  в  числе других утверждений умаляют значение Пушкина - этого
одного  уже  достаточно, чтобы  отстраниться  от  них.  ПС (?)  в  Р. М. (?)
злобствует (и после раздумья: "А по существу он, конечно, прав") - и поэтому
то, что он говорит, неубедительно. Было бы гораздо более убедительно, если б
он говорил спокойно.
     Мы не азиаты, конечно. Шилейко утверждает, что скифы не были  азиатами,
а были именно  европейцами. Блок  не прав со своей строкой - "Да,  скифы мы,
да, азиаты мы".


     4.06.1927

     Заклинаешь любовью.


     5.06.1927

     А... исторической повести  contraire de Тынянов - современный язык.
     "Л.  поэма"  Б.  -  очень  плохо,  и после  того, как  начитаешься поэм
восемнадцатого века, производит впечатление порнографии.
     О Большой Советской Энциклопедии.

     Наталья Данько прекрасно  держится... С  ней  легко... Совсем  не  то -
Елена Данько - она нелегкий человек в обращении.
     Нат. Данько старше  Елены на двенадцать лет -  странно. Я  бы решил как
раз обратное.

     "Твои  письма  мне  милы, а большего  я  и  не требую..."  (из письма).
"Странная фраза - не правда ли? В ней есть какая-то грубость".

     Сегодня получила от  Пунина  письмо (кажется, от  19 мая). Письмо очень
жизнерадостное - больше, чем  все предыдущие... Выставка открылась 18 мая (в
Токио). В письме фотография: Пунин на берегу моря,  около Токио. Повязки уже
нет,  нет  и  шрама. Очень загорел, здоровый  вид... В письме еще - японское
открытое письмо,  на  котором  приветы  (на русском языке)  от двух японских
писателей и художника Ябе.
     Так: первый писатель: "Вам привет" (sic)...
     Художник: "Сердечный привет. Т. Ябе".
     Второй писатель: "Поэтессе советской России" (и т. д. - привет).
     АА хочет пойти  к профессору Конраду и составить по-японски ответ  всем
им...

     Наталья Данько  подарила  мне глиняную миниатюру - изображение АА.  Оно
неудачно.

     "Вы никогда не будете... плохим?"

     В  голодные  годы, когда  АА жила  в  Шереметевском  доме, АА исполняла
всякие черные  работы  -  ее заставляли, как  всех "граждан".  Несколько раз
чистила помойную яму вместе с другими.
     Раз,  в семь  часов утра, в  1919 г., ее погнали вместе с  другими рыть
окопы ("справа, у Литейного моста"). Были разложены костры.
     (Федин обязан АА рассказом о том, как  "граждан" выгоняют из квартир  и
гонят рыть окопы. АА  ему дала  материал - то, что он  изложил в "Городах  и
годах".)  Самой  легкой  работой  АА  считала  для  себя чистку снега  -  на
Фонтанке, против Шереметевского дома.
     В  Шереметевском  доме  была  тогда  общая кухня.  Она  была в  ужасном
состоянии. Чистили  и  приводили ее  в порядок по  наряду.  АА также  мыла и
убирала ее.  Раз после такой  уборки управдом сказал совершенно обессиленной
АА, чтоб она  еще  шла  в сад и очистила  от листьев  участок сада (это было
весной).  АА подчинилась и еще  несколько часов работала. (Потом выяснилось,
что  управдому  понадобилось  очистить  этот  участок  сада  для  разведения
собственного огорода.)


     6.06.1927

     Сегодня у АА были Мандельштамы. Он был исключительно тяжелый и мрачный.
Пытался, правда, острить,  как  всегда, но это только усугубляло впечатление
тяжести в обращении. Был недолго, и, выпив чаю, скоро ушел.
     АА думает, что Надежда  Яковлевна заставляет -  почти насильно -  Осипа
Эмильевича поддерживать отношения с нею (с АА) и бывать у нее.
     Встречи АА с Мандельштамом сейчас, после рыбаковской  истории, проходят
под  знаком  большой  напряженности, внутренней  натянутости  и неловкости -
ощущаемыми  как АА,  так  и  Осипом  Эмильевичем.  При этом оба  с  большими
усилиями стараются  сохранить внешность простых  и хороших  отношений, какие
были до "рыбаковской истории".
     Сущность  "рыбаковской истории" - в следующем: в прошлом году (отметить
точно)  О.  Э.  Мандельштам,  терзаемый  безденежьем,  просил  АА и  Пуниных
познакомить его с Рыбаковым для того, чтобы  он мог занять у Рыбакова денег.
Мандельштам уверил - клятвенно уверил - АА и Пунина, что потребность достать
деньги - в долг, на  самый короткий срок - действительно острая, до предела;
что деньги нужны для отправки их Надежде Яковлевне, находившейся в санатории
в Ялте  и - как  объяснял  Мандельштам - опасно  больной. Мандельштам уверил
всех, что  если  он не достанет денег для отправки  их Надежде Яковлевне, ее
здоровье, даже жизнь станут под большую угрозу...
     У  АА и  Пуниных, при всей их осторожности в этом отношении, при полном
знании Мандельштама с этой стороны, все же появилась уверенность в том,  что
деньги   Мандельштамом   будут   возвращены   непременно  и  при  первой  же
возможности.  Мандельштам  говорил  со  слишком  большой  несомненностью,  и
положение   его   казалось   действительно   критическим.   Казалось   также
невозможным, что Мандельштам может подвести АА и Пунина, кого угодно мог бы,
но только не их... Это было так ясно.
     АА  и  Пунины  обратились к Рыбакову.  Тот отказался  от  знакомства  с
Мандельштамом и дал АА и Пуниным для передачи Мандельштаму - под  их  полную
ответственность и с их гарантией, что деньги Мандельштамом будут возвращены,
- 250 рублей.
     Деньги  были даны Мандельштаму. Только  их и  видели. С тех пор об этих
деньгах не заикались - ни Рыбаков, для которого, конечно, эти деньги не были
большой  суммой,  тщеславие которого даже предпочитает  делать  бесстрастную
физиономию ("вот, мол,  как благородно я поступил с большим поэтом..."),  ни
Мандельштам, который этих денег, как это видно сейчас, не намерен возвращать
никогда.
     А АА и Пунины были поставлены в крайне  неловкое,  ложное и  неприятное
положение.  Если  бы у  АА или  у Пунина  были  бы деньги, конечно,  они  не
задумываясь бы отдали  их Рыбакову, сказав, что это Мандельштам отдает долг.
Но... - материальное положение АА и Пуниных... - всем известно.
     Все  это,  конечно,  легло  очень  большим  пятном на  отношения  АА  и
Мандельштама  (а об отношениях Пуниных и  Мандельштама  я и не говорю: самая
прозрачная внешность осталась).
     После ухода Мандельштамов АА говорила со  мной о Мандельштаме и сделала
характеристику их отношений. Мандельштам не любит АА. Не  любит и ее  стихов
(об этом он говорит всегда и всюду, и  об этом он написал в статье в журнале
"Искусство" (кажется, так); тот журнал, который  он брал у Пунина же с  тем,
чтобы переписать  эту статью для включения в сборник своих  статей,  который
собирался издавать. И было,  конечно, не очень тактично брать эту статью для
такой цели именно у Пунина).
     Мандельштам  не  любит АА. Но  Мандельштам  превосходно знает,  что  АА
считает его прекрасным, одним из лучших (если не лучшим) современных поэтов,
и  знает, что она всегда  и  везде всем говорит  об этом.  А мнение АА имеет
слишком высокую ценность, чтобы  можно  было не  дорожить  им... Поэтому  он
считает нужным поддерживать с ней и личные отношения. Так было, и, вероятно,
поэтому Мандельштам пришел.

     Сегодня получила письмо от И. Э. Горенко, и в нем - копия предсмертного
письма Андрея Андреевича Горенко (1920, Крым,  о  тяжестях  жизни, об имении
Липки  - отдает свое Инне Эразмовне,  незамужней сестре АА, и "Ане, если она
будет в этом нуждаться"). Мысли АА о том, что она  рада, что и она была в ту
пору в таком же  бедственном положении. Если б было иначе -  как больно было
бы  думать,  что вот она пользовалась  всеми благами жизни,  когда ее родные
умирали с голоду и терпели всевозможные лишения.
     Вдова Андрея Андреевича (Нана?) находится сейчас в Афинах. Виктор в тот
момент был в Константинополе, и у него было в течение нескольких месяцев 100
000.

     "Инне Эразмовне Горенко.
     Еду  отдыхать Кисловодск.  Письмо  получила. Благодарю. Целую  Виктора.
Аня.
     От А. А. Ахматовой, Фонтанка, 34, кв. 44".


     7.06.1927

     Я  был  у  АА. В квартире  никого, кроме нас,  не было.  Мы  говорили о
Пушкине. Все четыре двери  были  закрыты. Оказывается, приходила  Н. Данько.
Стучала.  Тап на нее лаял. Мы ничего не слышали и не открыли. Аннушка сидела
в саду и сказала Н. Данько, что мы  дома, но не  пошла открыть дверь сама, и
Н. Данько ушла.
     Это крайне неприятно,  и АА очень огорчена. Сплетен и так достаточно, и
главное - совершенно неосновательных.
     О  "Поэтическом  Аи"  -  традиция,  и  Пушкин  здесь  шутит,  играет  с
общеизвестным его современникам...
     "Гаврилииада"   -    в   традиции   французских   кощунственных   поэм,
порнографических.


     10.06.1927

     Пунин прислал номер японского журнала, в котором  напечатана фотография
портрета  АА  работы  Петрова-Водкина. Этот номер журнала АА подарила Тырсе,
когда была у него (т. е. 9 июня 1927).
     "The  Asahigraph.  (The  only  pictural Weekly in the East.) Tokyo, May
11.1927. Vol. 8 No 20. 32  pages. A  copy. Joused every wednesday  20 sen  a
copy  from  all news  dealers. Адрес:  Tokyo Asahi Shimbun,  The Asahigraph,
Tokyo Japan".
     Портрет  напечатан  на  17 странице.  Подписано: "Portrait of Mme  Anne
Akmatoff, by K. Petrov-Vodkine".


     11.06.1927

     Вчера у  Ал.  Толстого была вечеринка, нечто вроде чествования артистов
МХАТа. Съезд был к 12 часам ночи. Были артисты:  Москвин, Качалов, Книппер и
еще два-три других. Были Замятины, Н. Никитин, К. Федин, В. П. Белкин...
     АА  была приглашена  еще на Пушкинском вечере в  ТЮЗе.  За ней в 11 1/2
заехал К. Федин и  она с ним поехала к  Толстым.  Был обильный  ужин,  очень
много вина  (пьян,  однако, никто не  был).  Сидели  до  утра.  АА  на таких
вечеринках не была очень давно, и эта  произвела на нее впечатление грубости
- все присутствующие говорили грубо.
     Не  обошлось без неловкостей. Так, Замятин произнес, обращаясь  ко всем
присутствующим, нечто вроде речи, в которой сказал: "Из все писателей, здесь
присутствующих, ни один, за исключением только Федина, не удержался от того,
чтобы  не написать пьесу... Даже  Коля  Никитин,  и  тот состряпал  какую-то
пьесу".
     - И ни тени сомнения!
     Конечно,  если  б  кто-нибудь  спросил  его  тут:  "А  ведь  вот  здесь
присутствует А. А. Ахматова, которая, кажется, как и Федин, не писала пьес?"
- Замятин спохватился бы и стал бы извиняться: "Ах, да, да, да... Как же это
я на  самом  деле...  Ну  конечно  же,  Анна  Андреевна, простите меня  ради
Бога...". Никто,  однако,  ничего  не сказал,  и  Замятин не  заметил  своей
бестактности.
     Замятин вообще  никогда  -  не было такого  случая -  не замечает за АА
никаких литературных заслуг. Он совершенно игнорирует ее как поэта. Ничего в
этом нет  удивительного: Замятин  не знает поэтов, никогда  их не читал,  не
знает Пушкина даже. Эта большая узость в нем есть  (как, впрочем, и у многих
современных писателей).  АА  не  помнит,  чтобы  у  нее  когда-нибудь  был с
Замятиным разговор на какую-нибудь серьезную литературную тему.
     Замятин  относится к  АА-поэту  с каким-то поразительным и  мужским,  и
литературным  высокомерием...  Разговоры  на  серьезные  литературные  темы,
иногда начатые  АА, всегда прекращались сразу же  - при этом у АА появлялось
убеждение, что Замятин в затронутом  вопросе несведущ,  а  у Замятина  - что
тема поразительно скучна и неинтересна.
     Несмотря на такое отношение к себе, АА сказала мне, что любит Замятина,
-  потому что он  честный, смелый,  не  станет  вилять хвостом, в  нем  есть
чувство собственного достоинства...
     На вечера у Толстого были и другие неловкости.
     Так, Качалов в присутствии  АА сказал Толстому, указывая на АА: "Алеша,
поцелуй ее..."  - на  что Толстой  справедливо,  хоть и грубо, возразил: "Не
буду, она даст мне по морде...".
     Или: Качалов в присутствии АА спросил  Федина, был ли он когда-нибудь в
интимных  отношениях с женщиной,  которая  была бы высоко  интеллектуальной,
культурной, духовно интересной и талантливой...
     Федин  ответил утвердительно. А  Качалов на  это сказал,  что  Федин  -
счастливый, и что  сам он (Качалов) никогда не встречал такой женщины. После
АА объяснила Федину, что в устах Качалова, этого Дон Жуана, любимца  женщин,
который знал несметное количество женщин всех видов, национальностей, стилей
и т. п. - такое признание звучит трагически... АА сказала Федину: "Вы должны
были сказать ему, что такой женщины вы не встречали". Федин согласился с АА.
     Николай Никитин,  чуть выпив, стал  грубо ухаживать за пятнадцатилетней
дочкой Толстого. АА, которая  сидела рядом непосредственно, будто и шутливо,
но с очень строгим взглядом стыдила Никитина.
     В начале ужина все - и Федин, и Качалов, и кто-то еще - расхваливали АА
артистам в тоне: "Вы не знаете, какая она у нас чудная".
     Федин  сказал, обращаясь к артистам: "Вы знаете АА только по стихам. Но
этого мало.  Ее надо знать не только по стихам. Стихи - еще далеко на все. А
какие  у  нее  познания  в  архитектуре,   а  какое..."  -  тут  последовало
перечисление всех достоинств АА.
     АА чувствовала себя слишком неловко, чтобы не прекратить этих излияний,
и довольно саркастически сказала: "Аттестат с последнего места!".
     Два-три человека ушли раньше, а все остальные оставались до утра. Вышли
все вместе сегодня часов  в девять  утра. Федин проводил АА в  Шереметевский
дом и пил в Шереметевском доме чай.
     АА на вечере была в  белой блузке,  купленной  вчера,  в  белых  чулках
(вчера подаренных ей) и в юбке от костюма.
     Сегодня в четвертом часу дня к АА пришел К. С. Петров-Водкин.  Человек,
не знающий, что надо уходить. Ушел он  только потому, что я уговорил его  не
опаздывать  на  поезд,  отходящий  в 7  ч. 40 (П.-В. живет  в  Шувалово). Он
совершенно замучил АА своим сидением. И разговоры с ним скучны и невыносимы.
Петров-Водкин - "лиса последняя" - сидел и даже не прикрыто шутил на  каждом
слове...
     Когда  АА  жила вместе с  Судейкиной, Петров-Водкин  был  их ужасом, их
наказанием  за  какие-то   грехи:  он  приходил  и  просиживал   бесконечное
количество часов.
     АА разговаривала с ним сегодня с колоссальным напряжением, тем большим,
что старалась не показать этого напряжения ему.
     Петрова-Водкина АА считает хорошим художником.
     АА очень боялась,  что  на вечере у  Толстых ее будут упрашивать читать
стихи. Так и случилось, но АА удалось отказаться, а кто-то даже поддержал ее
в этом.
     Качалов на  вечере у Толстых  читал много  стихотворений. Между прочим,
прочел два стихотворения Николая Степановича.
     Сказал, что строки Николая Степановича ему запрещено читать с эстрады.
     Такое же отношение к поэзии, как у Замятина, и у А. Н. Тихонова.
     Поэзия - безделка, пустяки... и Замятин считает, что  если АА "когда-то
писала какие-то там стишки", то -  разве это н а с т о я ш е е п и с а т е л
ь  с к о е? Ведь она же не печатается в "Круге", в "Госиздате" и т. п. Разве
можно принимать ее всерьез?!
     Замятин лично к АА (не в писательском, не в плане творчества) относится
очень хорошо, дружески...


     12.06.1927

     У Замятина  есть два шуточных протокола  поведения  АА, написанных года
два-три тому назад, с подписями всех  гостей, какие были у Замятина в те два
вечера.

     После чтения сегодняшней газеты в первый  раз за  все  время подумала о
том, что  может  быть война. До сих пор в  возможность войны  решительно  не
верила.

     АА очень не хочет ехать в Кисловодск, потому что не выносит санаторного
режима  ("я  человек пустынный"), потому что там ей придется делить с кем-то
комнату -  а  при  ее  бессоннице это вызывает  недовольство  соседки.  Там,
конечно, запрещено курить и пр., и пр.
     АА сегодня говорила со  мной о Кисловодске. Приводила даже такие доводы
- что  может случиться война, и  она может оказаться отрезанной,  потому что
все пассажирские поезда будут отменены, и она останется там одна, без денег,
больная,  и   при  этом   с  ее  полным   неумением  "устраиваться",  что-то
придумывать, доставать себе удостоверение, добиваться.


     13.06.1927

     Dans la cause de Nicolas je suis perdu.
     Dans la cause de moi-mme - je ne sais pas.

     "Хотите, я вам скажу, как решилась ваша судьба?"
     Январь  или февраль  1924  г. -  сон (три  раза подряд  видела  Николая
Степановича). Тогда  взяла записную  книжку  (блокнот)  и  записала  краткую
биографию. Перестал приходить  во сне. "Очень  скоро встретила Лозинского, и
он сказал  о вас.  Я почувствовала даже какую-то обиду  - значит, ко мне  не
считает  нужным прийти. Но  эта  обида быстро  прошла. А  потом - не  помню,
какого числа (но вы его, кажется, помните), пришли ко мне вы..."

     Срезневский.  "Поплавок" часто с  Н. В. Недоброво. В  прошлом году -  с
Николашей.

     Кисловодск. "Будет беспокойство, что не смогу вернуться. Оно уже есть".
     "В Москву приеду 27-го, когда Н. Н. (Пунин) уже не будет там..."
     Тушки в Фонтанке.
     "И за эту юбку-клеш
     Ты цалуй меня, сколь хошь" - пели у Толстого.
     Жуковский - Дмитриев. Баратынский - Пушкин.
     Два соименных Иоанна.
     Два соименных...
     Волга - рек и озер... (мир озер и рек)...
     Henri de (и Henriade travestiе).
     La Barbe... Par...
     Парадный город...
     "Певец во стане русских воинов" - песенка студентов.
     Когда Пушкин берет  строчку у кого-нибудь это l'hommage тому, у кого он
ее берет...

     К работе по Пушкину.
     Уезжая  в Кисловодск в июне 1927 г., АА  оставила на столе  часть своей
работы по Пушкину. Среди бумаг была  пачка листков, на которых были нанесены
рукой АА карандашом выписки.  Содержимое этого конверта - копии этих листков
(всей  пачки).  Формат листков  - тот же.  Подлинники  - линованная  плотная
бумага.

     "1. Среди трудов и б р а н н ы х н е п о г о д (Pucelle).
     2. И ярость б р а н н ы х н е п о г о д (Моя Родословн.).
     3. В боях воспитаны средь бранных непогод.
     (Воспом. в Ц. С.)

     1. Всевышней благостью Зевеса (к М. А. Дельв.)
     2. Всевышней волею Зевеса (Онег.)

     1. Учитесь властвовать собой (Онег.)
     2. Но властвуй сам собой (Бор.)

     1. Однако с в е р н а г о с т е к л а (Русл.)
     2. Играет локоном, и в е р н о е с т е к л о (Красавица...)

     1. Если в е р и т ь Моисею (На кишин. дам)
     2. Так, если в е р и т ь Моисею (Вигелю)
     3. Она, коль в е р и т ь хронографу (Нул. черн.)

     1. О ты, который воскресил
     Ахилла призрак величавый (1821. Гнедичу)
     2. Там наш Катенин воскресил
     Корнеля призрак величавый (1823. Онег.)

     1. И я, питомец в а ж н ы х м у з (1815. Галичу)
     2. Средь в а ж н ы х м у з тебя лишь помнил он (1821)

     1. Утеха г р у с т и н е ж н о й
     2. Дни дружества, любви, надежд и г р у с т и н е ж н о й (К ней)
     3. Пора надежд и грусти нежной (Онег.)

     1. И ты в беседе Граций
     ............
     Живешь, к а к жил Г о р а ц и й (Галичу)
     2. Они живут в своих шатрах
     К а к жил бессмертный трус Г о р а ц и й (В. П-ну)
     3. Живет, как истинный мудрец,
     Капусту садит, к а к Г о р а ц и й

     1. При шуме волн на д и к и й б р е г слетит (Сон)
     2. На д и к и й б р е г выходит он (К Пл.)
     3. И якорь вверженный близ д и к и х б е р е г о в (К Овид.)
     4. На б е р е г д и к и й и крутой (Вадим)
     5. Печальной (вижу) б е р е г д и к и й (Черн. 1827)

     1. Дождусь ли дня? (Онег.)
     2. Дождусь ли дня (Борис Годунов)
     3. Дождусь ли радостного дня (Паж...)
     (4. И наконец дождался дня - Русл.)

     1. Но взор умильный, ж а р л а н и т (Кавк. Пл.)
     2. И не проходит ж а р л а н и т (Онегин)

     1. Казалось мне, з а в е т с у д ь б ы (Бах. Фонт.)
     2. Допрашивать с у д ь б ы з а в е т (Онегин)
     3. З а в е т с у д ь б ы - когда корону предков (Годунов)

     1. Покров завистливый лобзает (Русл.)
     2. Завистливый покров у ног лежит (Эвлега)
     3. Со груди сорванный завистливый покров (Шишкову)

     1. В платок зевать, блистая в людном свете (Сон, 1816)
     2. On dort, on bille en son mouchoir (Couplets, 1817)

     1. Не знаю, скрыт с у д ь б ы з а к о н (Русл.)
     2. Нет нужды - прав с у д ь б ы з а к о н (Онег.)
     3. Не сетуйте: таков с у д ь б ы з а к о н (19 окт. 1836г.)

     1. Оставя з л а к п р и б р е ж н ы й (Городок)
     2. В п р и б р е ж н о м з л а к е меч забыт (Нап. на Эльб.)

     1. Его пример другим наука (Онег.)
     2. Его пример будь нам наукой (Моя Родосл.)

     1. Наина, г д е т в о я к р а с а?
     Руслан
     2. Что хищник, г д е т в о я к р а с а?

     1. На пышных играх Мельпомены (Семеновой)
     2. На пышных играх Мельпомены (С Гомером...)

     1. И музу призывал
     На пир воображенья (К моей чернильнице)
     2. Где я на пир воображенья,
     Бывало, Музу призывал (Разговор...)

     1. И в молчаливом кабинете
     Онегин
     2. И в молчаливом кабинете

     1. Издавна почивали там
     Угодников святые мощи (На тихих берегах...)
     2. .......... где кругом
     Почиют мощи хладным сном (Бах. Фонт.)
     3. Где прадедов твоих почиют мощи хладны (Придет ужасной день)

     1. М о г и л ь н ы м г о л о с о м урод (Руслан)
     2. М о г и л ь н ы м г о л о с о м приветствовал тебя (К вельможе)

     1. В начале нашего романа
     Онегин
     2. В начале нашего романа

     1. С неизъяснимою красой (Разговор...)
     2. С неизъяснимою красой (Онег.)

     1. Он рек и н е к и й д у х повеял невидимо (Недвижный страж...)
     2. Иль н е к и й д у х во образе его (Годунов)
     3. Как некий дух она ему (Полтава)
     4. Разврат и некий дух мятежный (Друзьям)

     Н е т к а к н е т
     1. Уж не дождусь, их нет как нет (Бр.-Разб.)
     2. Земфиры нет как нет (Цыгане)
     3. Нет как нет - он горько плачет (Ск. о м. цар.)
     4. Нет как нет все друга милаго (Бова)

     1. Ни враг, ни наш не одолел (Руслан)
     2. Ни Гавриил, ни бес не одолел (Гавр.)

     1. Поднялся наш орел двуглавый (Кавк. пл.)
     2. Где старый наш орел двуглавый (Цыгане)
     (3. Орла двуглавого щипали - Онег.)

     1. В веселым п р и з р а к о м с в о б о д ы (Кавк. Пл.)
     2. Когда за п р и з р а к о м с в о б о д ы (Кто из богов...)

     1. В саду. Пленительный предел (Русл.)
     2. Благословенный край. Пленительный предел (К вельм.)

     П о к р а й н е й м е р е

     1. Но вы нашли по крайней мере славу (Насл...)
     2. По крайней мере сожаленьем
     Онег.
     3. По крайней мере двух речей
     4. Узнай по крайней мере звуки (Полтава)

     1. Почий среди п у с т ы н н ы х в о л н (Напол.)
     2. На берегу п у с т ы н н ы х в о л н (Поэт)
     3. На берегу п у с т ы н н ы х в о л н (Медн. Вс.)

     1. Махая р е з в о ю г р е м у ш к о й (Завещанье)
     2. Безумства р е з в ы е г р е м у ш к и (Толстому)

     1. ...Милое созданье (Кам. Гость)
     2. Погибшего, но милаго созданья (Пир во время...)

     1. И трепетней гонимой лани (Онег.)
     2. Коня и т р е п е т н у ю л а н ь (Полт.)

     1. Взрывая к небу ч е р н ы й п р а х
     2. Вдали подъемля ч е р н ы й п р а х

     1. В уединенном кабинете (К Бат-кову)
     2. Вот кабинет уединенный
     Где... (К Юдину)
     3. Уединенный кабинет
     Где... (Онегин)

     1. И отдохнуть у б р а л с я я домой (Горчак.)
     2. С поклоном убрались домой (Русл.)
     3. Домой тебе скорей убраться (1-е посл. Ценз.)
     4. ......................мне домой
     Пора убраться на покой (Катенину)
     5. Один из вас убрался на покой (Приятелям)

     1. Я их у ж о! (Годунов)
     2. У ж о тебе (Медн. Вс.)

     1. Еще у б и й с т в е н н а я т а й н а (Полтава)
     2. Ужасную, у б и й с т в е н н у ю т а й н у (Каменный Гость)"


     2-27.07.1927

     Читала Пушкина "Дон"  в поезде - и когда туда,  и когда обратно ехала и
проезжала Дон.
     Очень любит "Каменного гостя".
     Мнение о Бриан.
     Была в "Алаверды" (в К.) единственной дамой в небольшой компании.
     Просили читать стихи. Не читала (в К.).
     Р. - сегодня 60 р. (и так всю зиму).
     А. Е. Пунина едет в Москву встречать Пунина. (Это очень глупо, неверно,
ложно.)

     Как взглянуть теперь мне в эти очи,
     Стыден и несносен свет дневной,

     Что мне делать? - ангел полуночи
     До зари беседовал со мной.


     Отрывок стихотворения, написанного в  Кисловодске (читала  26 и 27 июля
1927 г.).


     27.07.1927

     В К. с Маршаком все время до 26-го (26-го он уехал).
     Сегодня звали к Радловым - там пьют. Не захотела идти. Отказалась.
     Стихотворения в вагоне... из Царского Села. Не запомнил. Сегодня.
     Всю дорогу  по  Невскому  возмущалась тем, что С. П. обманом всучил  ей
деньги на железнодорожный билет в Кисловодск. Яростно, горько возмущалась.

     О Пунине говорили (два письма его в К.).
     Акума - злой дух, дьяволица (по-японски).
     "...Были ревнивые мысли и т. д." (письмо от 7 июня).

     Поклялась ему, что никогда за него замуж не выйдет...

     Лето  1925 г. - тяжелые объяснения очень...  Тяжелые отношения.  Уехала
тогда на Сиверскую и пр. Потом он приехал: "Ты меня бросила...". Раскаялся и
стал хорошим...
     Лето 1926 - тоже тяжелые отношения.
     Не хотел, чтоб А. Е. Пунина его провожала в Москве. Хотел, чтоб Иринка.
А та заболела. А. Е. Пунина поехала одна. Страшно зол на нее был.

     Срезневский знал о том, что делал ВКШ (В. К. Шилейко) и не вмешивался.
     Началом  такого  отношения  (началом  -  в  "эмбриональном  состоянии")
считает стихотворение Недоброво  (которое  кончается строкой: "Для  меня  не
певшая ни разу", - кажется, так она звучит).
     У  ВКШ  не  было н  и к а к и х причин  и  поводов  к  таким поступкам.
Ревновал к дворнику, к прежнему, тому, что было до него.
     "У меня в Кисловодске  был роман...  с Лермонтовым".  (Вообще не  очень
любит Лермонтова, но там соглашалась с  ним; пышность  его маскарадная,  то,
что испошлилось потом в Апухтине и пр. - у него была первоначальной.)
     С Качаловым? Шамуриным? подошла к Нарзану, к  источнику. Он не лился...
Махнула рукой и с  мрачным  спокойствием сказала: "Ну, пойдемте отсюда, а то
он совсем  засохнет...". Местные жители  говорят, что  тридцать лет не  было
этого.
     Шамурин, Качалов,  Станиславский...  Доктор красивый  и  глупый, Ершов,
Бриан.
     Станиславский предлагал написать пьесу.  А когда отказалась - предложил
перевести пьесу. Тоже отказалась.
     Комический случай: Станиславский предложил АА дать ей  рекомендательное
письмо к Головину.

     В К. случайно  встретилась с...,  с которым не виделась  двадцать лет и
который  рассказал  ей подробности  смерти  Андрея Андреевича  Горенко  (что
вместе  с женой  отравился морфием в отеле,  два дня лежали. Взломали дверь.
Жена оказалась еще живой). Теперь она в Афинах. Никому не пишет. Редко-редко
только И. Э. Горенко.

     Ежемесячно платит Пуниным сорок рублей за еду и комнату...

     В К.  И.  Н. Розанов  рассказал,  как Волошин рассказывает о  дуэли. АА
страшно негодовала и сказала истину.
     Качалов  думал, что был  роман с Блоком и ему посвящены стихи. Сказала,
что не Блоку.
     В Кисловодске получила от Пунина два письма (одно от 7 июня).
     Когда  АА  ехала  в  Кисловодск,  очень  желала смерти  себе. И  только
приехав, только увидав мирные  горы,  мирный  мир - перестала хотеть смерти.
Ехала туда смятенная, гневная, печальная, отчаянная... Совсем не помнит пути
туда...

     1919. 23  декабря.  (Чуть не убил.) Пришел Михайлов.  Подписала договор
"Ахматова" вместо "Шилейко".

     ...И неоплаканною тенью
     Я буду здесь бродить в ночи,
     Когда зацветшею сиренью
     Играют звездные лучи...

     -  вписала  в  альбом  Я.  Гребенщикову перед  отъездом  в  Кисловодск.
Гребенщиков дал альбом год  тому назад,  и  он  лежал у  АА. Теперь  вернула
альбом Я. Гребенщикову через Н. В. Гуковскую.


     30.07.1927

     На пути в Токсово, в поезде, читала мне стихотворения. В их числе - те,
в которых есть строчки:
     1. Как тень от тела хочет отделиться.
     Как плоть с душою хочет разлучиться,
     Так я теперь хочу забытой быть...
     и другие, в коих строки:
     2. ...жар вашего дыханья
     3. ...Нет у меня ни родины, ни чести,
     Ни имени. Оставь меня одну...
     (кажется, недавнее - прошлого года).
     4. "...И друг мой на последнем корабле
     Покинул брег пылающий..."
     5. "...И ты мне все простишь..." (немолодая).
     6. "Когда я ночью жду ее прихода..."

     Прочитала также по моей  просьбе "Художнику". "Долго  шел через  поля и
села..." (я  напомнил, а АА: "А я  и забыла, что оно существует"); то, что в
"Современнике"  -  о  куполах  облаков; "Пять приборов стоит  на  столе...";
"Будем  вместе,  милый,  вместе..." (я  напомнил) и  "Как  мог ты, мудрый  и
свободный...".

     В поезде, 30 июля 1927 года, на  пути в Токсово,  едучи со мной вдвоем,
АА несколько раз читала мне (пока я не запомнил все) это стихотворение:

     Когда я ночью жду ее прихода,
     Жизнь, кажется, висит на волоске.
     Что почести, что юность, что свобода
     Пред милой гостьей с дудочкой в руке.

     И вот вошла. Откинув покрывало,
     Внимательно взглянула на меня.
     Ей говорю: "Ты ль Данту диктовала
     Страницы Ада?" Отвечает: "Я"...

     "Суеверной стала - не произношу одного имени..."

     Как Кислов. NN сказал о стихах АА  (спросила его: читал  ли?). Нет,  но
понял, что Эрос и православие неразделимы.
     Прочитала сама такие, сказал: нет.
     Разговоры!
     Я: "Это вроде разговоров с Анрепом!"

     ...На мотив "Яблочка":
     Я на бочке сижу,
     Мне не терпится.
     Я к Ахматовой хожу,
     Пунин сердится...

     Письмо от А. И. Г. - приезжает 11 августа.

     - Егодовский...

     - Что, кусает?
     - Все время!

     ...Не смотри, что я клейменый,
     Это ведь не срам.
     Прутик срежу я зеленый (вариант - "посох")
     И тебе отдам...

     "...Я именем твоим не осквернила уст..." (рифма далее: "куст").
     "...Так я теперь хочу забытой быть..."
     Четверостишье: Венера - сердце - солнце ("В альбом одному человеку").
     ...напечат. "...Месяц,  скучая в  облачной  мгле..."  (живая  АА,  трое
мертвых).
     ...Новороссийск: понедельник, среда, пятница, суббота.

     В (-ульфиус?)
     Г (-умилев). 1. Архитектор француз
     NN (француз, адвокат). 2. Амедей Модильяни
     Ч (-улков) (оба не были)
     Н (-едоброво)
     Л (-урье)
     З (-убов)
     Ц
     Ф Владимир Петрович
     К

     12.08.1927

     Приехал Лева из Бежецка.




     В. К. Ш.
     Получено в у-те: за июнь 110 р.
     за первую половину июля: 55 р.
     -------------------
     165 р.

     Послано 65 р.
     Оставлено для Тапы 20 р.
     За квартиру 25 р. 06 к.
     Посылка: 3 р. 00 к.
     ----------------------------
     113 р.

     165 р.
     - 113 р.
     ----------
     52 р.
     Хранится 20 р.
     -----------
     Должен В. К. Ш. 32 р.

     АА
     Должен 15 р.
     За Тапу 20 р.
     ----------
     35 р.

     Уплочено за стрижку Тапа 5 р. 00
     Аннушке дано 5 р. 00
     Послано 30 р. 00
     За пересылку денег 1 р. 80
     ---------------
     41 р. 80 к.

     41. 80
     - 35. 00
     ------------
     6. 80 АА мне должна 7 рублей.
     7. 00

     ---------------------------------

     Получу от Фромана 18 рублей
     от АА 7 рублей
     --------------
     25 рублей

     Останусь должен В. К. Ш. - 7 рублей.


     "В. К. Шилейко Копия
     Когда приедете?
     Многоуважаемый Владимир Казимирович!
     Вот краткий отчет:

     Получено за: II апрель 55
     I май 55
     II май 55
     ---------------------------------------
     Всего 165 р.

     Уплочено  за  квартиру,  за  февраль,  март и апрель  -  82  р.  12  к.
(квитанции у меня).
     Уплочено за  содержание  Тапа, за 2  месяца -  20 р. (кажется за апр. и
май).
     Купанье Тапы в больнице (как  мы уговорились перед Вашим  отъездом) - 5
.00
     Леченье Тапы (у него опять была экзема) - 7 рублей.

     Весь расход: 114 р. 12 к.
     Остаток - 51 рубль 88 коп.
     ------------------------
     Следующую получку (за 1-ю половину июня) думаю распределить так: рублей
25 за квартиру (май) и 10 р. за содержание Тапы, остальное - 20 р. - выслать
Вам. Получку за 2-ю половину  июня  (если вышлете доверенность) -  полностью
пошлю Вам.
     Преданный Вам ПЛ
     Ул. 3 июля д. 8 кв. 6.".
     (На бланке почтового перевода в 51 р. 88 к.)


     1.08.1927

     Не  любит  телесности.  Телесность  - проклятье  земли.  Проклятье -  с
первого  грехопадения, с Адама и  Евы... Телесность всегда груба,  усложняет
отношения,  лишает  их  простоты,  вносит в  них ложь, лишает  отношения  их
святости... Чистую, невинную, высокую дружбу портит...


     3.08.1927. Летний сад

     "Ангел мой, Натали, вот Николашины открытки из Нары. Сам он будет здесь
завтра. Напишите нам.
     Я вернулась с Кавказа здоровой и веселой. Не чудо ли?
     Привет Г. А. Целую
     Ваша Акума".
     (Открытка  Н. В. Гуковской.  На обороте  вид - Публичная библиотека - и
сверху приписка  АА: "Нет  дома, подобного этому  дому" (кавычки  - АА). Все
написано химическим карандашом в Летнем  саду  днем - АА гуляла со мной и на
скамейке сидела, писала. Открытка вложена  в один конверт с двумя открытками
Пунина. Все три  открытки  я  сложил в конверт и на нем написал: "Полтавский
округ.  Мест.  Новые  Сенжары.  Дом  Баумана. Наталии Викторовне  Гуковской.
Отправит.:   А.   А.  Ахматова.  Фонтанка   34  кв.  44.  Письмо  отправлено
заказным"...)


     5.08.1927

     Пока видела, что Шилейко  безумен - не уходила от него - не могла уйти.
В первый же день, как увидела, что он может быть без нее - ушла от него.
     Уйдя от  него, еще год прожила с ним с одной комнате  - на Сергиевской,
7, куда пустила его, потому что он был бесприютен.  И этот год - ни разу  не
была близка с ним.
     Очень тяжелая жизнь была.
     Потом он переехал в Мраморный дворец.

     Артур Лурье  уезжал от АА "со слезами".  Умолял АА приехать к  нему. АА
сказала: "Приеду, приеду  следующим же  пароходом...". У АА  есть семнадцать
писем А.  Лурье, в которых он просит ее приехать. Ни на одно АА не ответила.
А Лурье писал ей письма и через свою мать (которая приходила с ними к АА), и
через академические учреждения, и т. д.
     Многих любят так, как любят и любили ее.  Но, наверное, никого так, как
ее, не ревнуют. И не из-за насмешливости ли ее? Так, по крайней мере, думает
она сама.
     Я убежден,  что  несчастье е  е заключается в  том, что она  никого  не
любит. Говорит, что любит П. - и в доказательство указывает на долгий срок -
на пять  лет, которые  они были вместе. Думаю, однако, и к П. отношение ее -
несколько иное.




     Пунин сфотографировал АА, Леву  и Анну Ивановну  -  группой, в  августе
1927.
     В августе 1927 из Бежецка приезжала Анна Ивановна с Левой.



     Раз или два в Шереметевском доме был Маршак. Пунин и тут - ревнует.
     В.   Мануйлов  был  в   Шереметевском   доме   два  или  три  раза,  по
понедельникам, У него  есть знания  - по Пушкину. Но  у него есть  и стыдные
провалы: он не знает, например, чьим сыном был Павел I.
     Была один раз И. Наппельбаум. Приносила свою книжку.
     Орбели (он и она) были один раз у АА с визитом.
     Один раз,  первый в жизни,  была  на  Литейном  у  И. Наппельбаум  и М.
Фромана. От  неуверенности  в себе Фроман  и  Ида Наппельбаум были  довольно
молчаливы и безличны. Был чай со всякими угощениями.
     Фроман  очень  сер  - "совсем  серый"...  В  нем выработалось некоторое
умение скрывать эту серость, но все же она часто вылезает наружу.
     Один пример из многих:
     Сказала, что изучает итальянский язык и что он труден.  Фроман возразил
ей,  что ей  не должно быть  трудно научиться  итальянскому языку, если  она
знает французский и а н г л и й с к и й (!).

     Август и  сентябрь  1927 г.  провела в городе,  в  Шереметевском  доме.
Вместе с семьей Пуниных.
     Раз ездила в Царское Село с Пуниным, кажется, к Рыбаковым.
     В  августе и  сентябре  продолжала  свою  работу по изучению творчества
Пушкина.




     Занимается  с Пуниным  французским  языком.  Пунин плохой ученик - язык
плохо дается ему.
     В свободные часы читает Данте.
     У Пунина и АА - безденежье  острое, и поэтому экономят на всем, даже на
еде.




     Говорила о раннем  влиянии И. Северянина  на  творчество Б. Пастернака.
Приводила примеры.
     Постоянно говорит о  плохом самочувствии (главным образом,  о душевном)
Пунина, о подавленности и апатичности его.
     Вечером АА была у В. А. Щеголевой.
     6 октября  1927 В. К. Шилейко приехал из Москвы и поселился в Мраморном
дворце. Утром АА была у него, а днем он приходил к ней.
     6 октября 1927 я отвел Тапа в больницу и оставил его там.
     7 октября 1927  у АА  сбирались быть Рыбаковы, приехавшие 6  октября из
Крыма. Рыбаковы у АА не были, а АА была у Рыбаковых.


     8.10.1927

     В сентябре-октябре 1927 АА изучала английский  язык, изучала совершенно
самостоятельно.
     8  октября  читала  мне  по-английски  рассказы  из  учебника  и  легко
переводила их.
     Сказала, что английский язык ей очень не нравится.
     Говорила  с Шилейко о том, что английский язык совсем  не нравится  ей.
Выяснила,  что  Шилейко  также не  любит  его,  он  очень любит итальянский,
французский, старофранцузский и т. п. языки.


     9.10.1927

     В Шереметевском доме были художники - Тырса и другие. АА было скучно.


     10.10.1927

     Ясный, солнечный день.  Холодный ветер с Невы.  Утром  позвонила  мне в
двенадцать часов.  Я  зашел  в Шереметевский дом,  и вместе  пошли гулять по
Фонтанке, по Инженерной - в сад против Инженерного замка. Бродили по желтому
саду,  по сухим листьям.  Русский музей нравится ей  с этой стороны  гораздо
больше, чем с Михайловской  площади.  Дорожки в саду расчищены.  В клумбах -
цветы. В 1920-21 гг.  здесь были огороды и висели объявления - "За похищение
овощей  - расстрел".  В саду  прежде были оранжереи. Пунин  -  вероятно,  из
административного восторга - велел снести их. Решетка  у Собора  на  крови -
ужасна,  в  ней  буржуазная пресыщенность.  По  набережной Мойки  прошли  на
Дворцовую площадь, взглянуть на новую окраску Зимнего дворца. Он стал лучше,
но  площадь потеряла единство, а Александровская колонна своим цветом теперь
совсем дисгармонирует с окружающим. Асимметричен кусок дворца, прилегающий к
старому Эрмитажу. У нескольких фигур Эрмитажа  треснули ноги.  "Они в  белые
ночи  бегают  на  площадь  играть в  мяч,  вот и поломали  себе  ноги!.." По
Миллионной  шли. Заходила к  В.  К.  Шилейко. Он  совсем  болен.  В  трамвае
вернулись в  Шереметевский дом - гуляли два часа. Дома - Пунин работал, а мы
занимались английским языком на диване.
     Ушел в три часа.
     Вечером в Шереметевском доме был Виктор Мануйлов.


     11.10.1927

     АА  начала  впервые  заниматься  изучением  английского  языка. Впервые
исписала английскими словами страницу тетрадки и  поставила на ней эту дату:
11 октября.
     Пунин за год в институте заработал восемьсот с чем-то рублей.
     Утром с Аннушкой ходила в баню.


     12.10.1927

     Здесь Пушкина изгнанье началось
     И Лермонтова кончилось изгнанье...

     (Начало  стихотворения,  прочитанного  мне  у  меня   12.10.1927.   Все
стихотворение, если не ошибаюсь, - восемь строк. Написано оно здесь.)
     Сказала, что Татлина считает большим и талантливым художником.
     Вечер провела у меня. Пришла часов в 9 1/2, нарядная, в черном шелковом
(из  Японии)  платье,  в  ослепительных  шелковых  чулках.  Веселая, хоть  и
сказала,  что  днем даже камфару принимала,  так  неожиданно  нехорошо  себя
чувствовала.  Пришла, и очень  скоро  мама нас позвала  в столовую. Ужинали,
пили чай и вино - мускат люнель и абрау - вчетвером: папа, мама, АА и я.
     Потом я  с АА вернулся в  мою  комнату.  Прочел ей стихотворение  свое:
"Дикарка милая, скорее забывай...", спрашивал ее мнение. Сегодня высказывала
его охотно. Потом читала стихи сама: "Ты прости мне, что я плохо  правлю..."
(сказала,  что написала его в августе, в этом году), "Здесь Пушкина изгнанье
началось..." и другие.
     Ушла в 12 1/2, и я пошел провожать ее в Шереметевский дом.


     Ты прости мне, что я плохо правлю,
     Плохо правлю, да светло живу.
     Память в песнях по себе оставлю,
     Да тебе приснилась наяву.

     Ты прости мне, ничего не зная,
     Что навеки с именем моим
     Как с огнем веселым едкий дым
     Сочеталась клевета людская

     Август 1927

     (Читала мне, когда была у меня 12.10.1927. Я стал повторять и ошибался,
и она поправляла меня несколько раз, пока я не выучил.)


     14.10.1927

     Данте презирал  людей,  не  интересующихся  политикой,  -  это  Шилейко
вычитал.

     В 1924 году был ряд  поездок писателей в провинцию (и в Москву?). Ездил
Пильняк, ездил Эренбург, ездил Маяковский, и после этого была поездка АА.
     В 1924 году, когда  АА ездила в Москву  выступать,  условия выступления
были  такими:  ей  оплачивался  проезд  в  Москву  в  международном  вагоне,
оплачивался  номер в  гостинице (12 р.  в сутки) и на  руки выдано было  150
рублей. В Москве говорили, что  это плохие  условия,  и  удивлялись,  что АА
согласилась  на  них.  Эренбург,  выступавший незадолго  перед тем,  получал
гораздо больше.

     Говорит, что Данте читала не всего: "Рая" не читала совсем,  потому что
для чтения  "Рая" надо иметь специальные знания  по теологии и пр.  Из "Рая"
читала только две-три главы.
     "Ад" и "Чистилище" знает хорошо - читала не меньше четырех-пяти раз.

     Ирина разбудила АА рано. Днем АА  ходила к Шилейко в Мраморный  дворец,
читали Данта  и говорили о нем. Вернулась  в Шереметевский дом, обедала, в 4
1/2 легла отдыхать, заснула и спала до семи часов вечера. Пунины спали тоже.
В семь пришел я и  был в Шереметевском доме до 8 1/2 часов - пили чай, все -
в столовой, а я принес себе и АА чай в кабинет, она  пила лежа. В 8  1/2  АА
пошла  к  Срезневским,  надев фуфайку  и  макинтош  Пунина  (шубу  отдала  в
починку).  Я  проводил  ее.  У  Срезневских  была  не  очень  долго.  Потом,
вернувшись домой, занималась - больше часу - с Пуниным французским языком.


     15.10.1927

     Показывала в Мраморном  дворце  Шилейко  "Звезду" No 8. О стихотворении
Вагинова он отозвался  так: "Чувствуется  урод".  Это  совпало с высказанным
раньше мною мнением (с ним вполне согласилась АА), что стихотворение это (да
и большинство других вагиновских) вызывает неприятное  чувство и  неодолимую
антипатию.
     Правда, раз это так, это значит,  что индивидуальность в стихотворениях
Вагинова  есть...  Но   на   таких   отрицательных  моментах  строили   свою
индивидуальность  многие поэты, и все  же  оставались очень  незначительными
величинами.
     АА привела в пример Потемкина:

     "Мне совсем не нравится
     На дагерротипе:
     Я была красавица,
     А теперь вся в сыпи..."

     В 12 часов позвонила  мне по  телефону, сказала, что  идет в  Мраморный
дворец, предложила проводить. Вышел, встретились у аптеки, куда она заходила
за какой-то мазью для Шилейко. Была она в синем макинтоше (под ним фуфайка),
летних  прорезных  коричневых  полутуфлях-полусандалиях,  в  шелковых  белых
чулках и белой шляпе. Воротник макинтоша поднят и застегнут под подбородком.
     Ясный, солнечный  день. Чувствуется  легкий мороз.  Шли по  Фонтанке  и
Марсову полю.  На Марсовом поле - гребешками  по  зеленой  траве - снег.  На
могилах - красные флаги.
     Говорили о  Пунине, к которому сегодня приходил Хармс -  с предложением
стать во главе группы футуристов для издания футуристического журнала. Пунин
согласился,  созвонившись  с  Лебедевым.  АА  правильно  считает,  что  если
литературная   "молодежь"  объединяется   со   "стариками"  -   это   только
доказательство слабости молодежи.
     Проводил ее к Шилейко и ушел домой (был час дня).
     Вечером в семь часов собиралась пойти со мной в Цусимскую церковь, чтоб
показать мне ее.  Но днем, возвращаясь от  Шилейко, попала в метель и сильно
продрогла, пришла  домой, пообедала и легла. Когда я в семь часов  пришел  к
ней,  она еще лежала.  Я сел в кресло и  стал рассказывать о вчерашних  моих
гостях (Мануйлов, Куличовы, Маргулисы)  и о том, какая это была скука. Потом
говорили на разные темы, я показывал стихи одного "царскосела",  поданные им
в  Союз поэтов  в  надежде, что его примут  в  члены Союза. Стихи были вовсе
ужасны, и  мы, читая  их, вволю смеялись. Потом стали  заниматься английским
языком:  я, как умел, учил ее произношению. Очень  весело читали по учебнику
глупейшие английские историйки  о львах, о честном дровосеке, о пунктуальном
путешественнике  и  т. д. В 8 1/2 пришел Пунин,  совсем  расстроенный: в его
институте сокращение штатов,  и много хороших  работников осталось без куска
хлеба; Пунин расстроен  тем более,  что он сам - косвенно и невольно, вызвал
причины, повлекшие  за  собой сокращение штатов. Он собрался сейчас же  идти
хлопотать  за  одну  из уволенных. АА  решила  также выйти на улицу погулять
(сначала  хотела  пойти к Н.  Гуковской, я  звонил туда, но ее не  оказалось
дома). Пили чай,  и  все вместе вышли  из дома. Шли по  Фонтанке к Невскому:
Пунин с АА, а я - с А. Е. Пуниной. Так дошли до Литейного по Невскому, а там
разделились: Пунин и А. Е. Пунина пошли в разные стороны, а я  остался с АА.
Невский   совсем  пустынен  -  никакого   движения,   кроме   пешеходного  и
трамвайного. Я  с АА в кафе Пищетреста (против  Троицкой)  сели за отдельный
столик.  За  одним  из  столиков  оказался  Бернштейн  (издатель "Карточного
домика")  с дамой.  Он,  к  вящему  удовольствию своей дамы, подошел  к АА и
страшно почтительно, руки по швам, говорил  с ней  несколько  минут  (причем
сообщал ей:  "Вы  ведь уже  несколько лет не печатаетесь..."). Он  отошел  и
занялся своей дамой, искоса поглядывая на нас. Мы пили  чай, ели пирожные  и
говорили мало. Из кафе по Невскому и по Литейному пошли в Шереметевский дом.
АА  была, как  и  вчера, в макинтоше. Зашел с нею в  Шереметевский дом,  где
никого  не было, АА села  на диван, а я скоро - в 10 1/2 часов вечера - ушел
из Шереметевского дома.


     16.10.1927. Воскресенье

     В двенадцать часов дня АА позвонила мне и сказала, что выходит с Ириной
гулять.  Я  вышел и встретился у  ворот,  на  Фонтанке. Пошли по Фонтанке  к
Летнему саду,  было  холодно, и мы, дойдя  до  Пантелеймоновской,  повернули
обратно. Всю дорогу говорили по-французски. Сообщила, что у Пунина  радость:
издательство  "Земля и фабрика"  предложило  ему написать две книги. Одна из
книг уже написана Пуниным для Госиздата, не принята, и  он переделает ее для
"Земли и фабрики".
     Вернулись в  Шереметевский  дом.  Гуляли по холодному  осеннему саду, и
скоро поднялись  в комнаты. Пунин  работал  в  кабинете, а я в спальне  с АА
занимался английским языком. Читали все те же  глупые английские рассказики.
Я  прочитывал  несколько   строк,  стараясь  их  правильно  произносить,  АА
прислушивалась,  потом  читала  те  же  фразы  сама,  а   затем  переводила.
Собственно говоря, я  не  знаю, кто  кого больше учил;  вернее всего, оба мы
портили друг  другу произношение... Но зато, ошибаясь и подтрунивая друг над
другом, мы занимались очень весело. Ирина тут же рисовала и мешала нам своим
лепетом...  Наконец,  обессиленная,  АА  отстранила  книжку.  Поболтали  еще
немного, и Пунины собрались обедать. Я пошел обедать домой...
     Завтра к Пунину собирается Войтинская. Хочу ее повидать.
     Вечером  в  Шереметевском  доме  были Е.  и  Н. Данько. Рассказывали  о
вечеринке у ...,  где  были  они, Пумпянский, Всеволод  Рождественский,  В..
Мануйлов и др. О том, как неистово льстил  Пумпянский Рождественскому, когда
тот читал стихи  (Рождественский сиял и  был  необычайно доволен этой грубой
лестью), и  как  ругал Рождественского,  когда,  выйдя  с  Данько на  улицу,
услышал, что Данько бранят Всеволода.
     Пумпянский просил Данько передать АА,  что он "сердечный человек" (!) и
просит поэтому разрешения прийти к АА.
     В  действительности,  конечно,  он  вздумал  прийти  к АА,  услышав  от
Всеволода Рождественского или В. Мануйлова,  что  она занимается Пушкиным, и
захотев попользоваться кое-чем из ее знаний и исследований.
     АА  сегодня  прочла по-английски три  статьи  о живописи  в  английской
монографии, кажется, о Гогене. Переводила легко, все понимала.


     17.10.1927

     Воспоминания Надежды Савельевны Войтинской 1909. О Н. С. Гумилеве:
     ...Очень  интересовался   новейшей  французской  лирикой  -  еще  тогда
малоизвестной:  Мерсеро,  Вильдраком,  Жюль-Ромэном,  Дюамелем.  Называл  их
мэтрами...

     Встала  в 10  1/2. В одиннадцать  звонила мне. В 11 1/2 к Пунину пришла
Войтинская Надежда Савельевна, и АА позвонила  мне,  чтоб я  пришел. Придя в
Шереметевский  дом,  я расспрашивал  Войтинскую  об  Николае  Степановиче  и
записывал ее  воспоминания. После ухода Войтинской, а потом  и Пунина,  до 3
1/2 часов я занимался с  АА английским языком - читали все тот же учебник. В
3  1/2 я ушел.  Пунины  собирались обедать. Вечером, в восемь часов, я опять
приходил  в Шереметевский дом -  застал  АА дома.  Она  занималась с Пуниным
французским языком и переводила  с ним французские книги по живописи. Я ушел
очень скоро. АА весь вечер была дома.


     19.10.1927

     Кажется, сегодня вечером у АА была В. А. Щеголева.


     21 или 22.10.1927

     АА нездорова. Лежит, не выходит. Боли.


     24.10.1927

     Вечером  в  Шереметевском доме были художники: Тырса, Лебедев, Лапшин -
были у Пунина. Но в комнате АА.

     Пунин последнее время повеселел и  чувствует  себя хорошо.  Особенно  -
после удачного доклада о Японии в Институте истории искусств (21 октября).


     26-29.10.1927

     Лежит,  больна. Немного встает,  ходит  по  комнате. 28-го -  весь день
лежит.


     30.10.1927

     Дала мне  книжку: Эдгар Берроуз, "Боги на  Марсе" ("Марсиане"),  полный
перевод  с  последнего английского издания Э. К. Бродерсен, издательство "А.
Ф. Маркс",  Петроград  1924,  надписала  ее карандашом:  "Левушке  Гумилеву,
1927", - и попросила меня отправить ее Леве. Я отправил книжку.

     Стихотворение   О.   Мандельштама:   "Из   табора   улицы   темной...",
напечатанное  в  "Звезде" No 8, совсем  не понравилось АА.  Сказала: "Совсем
барочное (от  слова  "барокко") стихотворение". Определяя так стихотворение,
АА хотела  сказать, что в нем все  условно, все  необязательно и  может быть
заменено.
     Согласилась и с тем, что это стихотворение - перепев самого себя.

     Шилейко вернулся из Москвы совсем больной: у него ежедневно поднимается
до  38 температура.  У  него,  по-видимому,  туберкулез, но лечиться  он не
думает и доктору не показывался.
     АА очень обеспокоена состоянием его здоровья.




     Просит достать ей английского Байрона  -  "Беппо" и "Дон Жуана".  Очень
хочет прочесть по-английски, хотя и не уверена, что познаний ее в английском
языке достаточно, чтобы читать Байрона.

     Подруга Н. В. Гуковской, живущая за границей, собирает русские почтовые
марки. Н.  В.  Гуковская просила АА достать марок. АА вырезала марки из всех
своих писем и просит марок у всех знакомых.
     Я было попробовал  заикнуться о  том, что АА портит свой архив, но  мне
попало, и я умолк.


     31.10.1927

     В Шереметевский  дом звонил Мануйлов, но,  узнав, что она больна, решил
не приходить.




     Читает Теккерея  (Pindnees?). К 2 ноября  прочла  больше  250  страниц.
Читает Теккерея для упражнения в английском языке.
     После  того,  как  АА  заболела  и  перестала  выходить  из  дома,  она
занимается английским языком по пять, по шесть часов в день.
     К 5-6 ноября она уже  прочла больше трехсот страниц Теккерея, несколько
английских статей об искусстве и проштудировала два учебника.


     2.11.1927

     Шилейко изучает испанский язык.




     Постоянно очень предостерегает  меня от разнесения всей моей работы  по
карточкам. Говорит, что делая так, я могу умертвить и погубить всю работу.


     Конец октября или начало ноября

     Лева  не  получил посланную мной ему в  подарок от  АА  книгу Берроуза.
Одновременно посланная мной книга Стивенсона дошла - Лева ее получил.

     Пушкиным не занимается.


     Начало ноября

     "Беппо"  и  "Дон  Жуана"  Байрона  хочет прочесть по-английски в первую
очередь, чтобы сделать кой-какие сопоставления в своей работе о Пушкине.


     1.11.1927

     Как-то был случай: пришел к АА П. Н. Медведев и стал настойчиво просить
дать   ему  автобиографию.   АА   с   большим  неудовольствием   согласилась
продиктовать  ему   некоторые  краткие  сведения.   Медведев  записал  строк
двадцать; в этой автобиографии есть неверности: там  сказано, что АА училась
в Смольном институте  (в  действительности в Смольном АА была, но  не больше
полутора-двух месяцев) и что отец АА - морской офицер.
     П.  Н.  Медведев  предупредительно  спрашивал АА:  "Может  быть,  этого
записывать не следует? Может  быть, записать как-нибудь иначе?". АА  холодно
отвечала  ему: "Нет,  запишите именно так...". Эти полуневерные  сведения АА
дала Медведеву умышленно, негодуя на его назойливость.


     2.11.1927

     У АА был В. К. Шилейко.  Он изучает испанский  язык. Читал  АА наизусть
испанские  стихи.  Потом,  вечером,  у  АА  была  Е.  Данько. Говорила,  что
Пумпянский все добивается разрешения  прийти  к АА.  (Мы все уговорили АА не
принимать его - очень уж он льстивый  и паршивый человек.) АА его  не знает:
АА до сих пор удается отклонить визит Пумпянского.
     Весь день неожиданно хорошо чувствовала себя.


     3.11.1927

     АА занимается французским языком.
     Говорили  о С.  Радлове, которому поручено режиссирование  октябрьскими
торжествами. Он, вероятно, очень доволен и счастлив.

     1921. На торжественном заседании  в  Доме литераторов, посвященном  дню
смерти Пушкина.
     АА пришла, было много народу, в зале негде было сесть.  Но к АА подошел
кто-то  и  сказал, чтоб  она  шла  на эстраду.  На  столе президиума увидала
карточки  с фамилиями -  кому  где  сидеть,  была  и  ее  фамилия.  Почетным
председателем был  А. Ф. Кони. По правую  руку от  него (первым,  вторым или
третьим?) сидел Кристи. АА - рядом с Кристи, и, кажется, Ходасевичем. Дальше
был свободный  стул - Н. Гумилева, который опоздал и не пошел уже (в  первом
отделении) на  эстраду.  Он был во фраке. Блок сидел по другую сторону от А.
Ф. Кони. Блок произнес речь. Слушали очень внимательно. Когда  Блок произнес
фразу: "Если русской  культуре  суждено  когда-нибудь  возродиться",  -  все
вздрогнули. (АА помнит, что он именно так сказал, а не так, как напечатано.)
Это было  неожиданно в  устах Блока  (многие думали, что он настроен все так
же, как и в то время, когда писал "Двенадцать").
     В  перерыве после первого отделения Н. Гумилев подходил к АА, сказал  о
создании  Третьего Цеха, но  не  пригласил  ее туда.  Подходил  к  АА  Блок.
Спросил:  "Вы  все  так   же  плохо  живете?".   (До  него  дошли   слухи  о
затворничестве АА.)

     1917. Бывала у Радловых (Сергея). Иногда оставалась у них ночевать.
     1917. В день похорон  жертв революции на Марсовом поле С.  Радлов зашел
за АА к Срезневским и провожал ее к себе, на Васильевский остров.
     1917. 25 октября  ст. ст.  АА от Срезневских (у которых  жила)  пошла в
город.  Но  дойдя  до Литейного моста,  увидела,  что  он разведен. На мосту
стояла толпа. По Неве - к Смольному, защищать Смольный -  шли большевистские
миноносцы. АА долго стояла с  толпой, смотрела. Падал легкий, чуть  заметный
снег. Была хороша погода.

     Годы  1910-1913. За  отцом АА следили. Он заметил, что за ним следят, и
пошел в  жандармское управление  к  Судейкину (отцу  С. Судейкина),  сказал,
просил: если за  ним хотят следить,  то пусть делают  это так, чтобы  он  не
замечал сыщика, потому что это нервирует его и мешает ему работать. Судейкин
вызвал кого-то и приказал привести того  сыщика, который следит за отцом АА.
Когда  сыщик явился, Судейкин спросил его,  ему ли  поручено следить за этим
человеком  (отцом АА). Получив утвердительный ответ,  Судейкин поднес к носу
сыщика кулак.

     В.  К.  Шилейко  получил  из-за  границы  письмо  от  одного  из  своих
приятелей,  с которым не  виделся лет десять-двенадцать.  Тот пишет ему, что
несмотря на то, что их разделяют горы, моря, пустыни, многие страны,  годы и
т. д. - до него дошел слух о его романе с А. Ахматовой.
     Запоздалый слух! Тема для хорошего юмористического рассказа.

     Вечером пришел в Шереметевский дом. АА занималась с Пуниным французским
языком, вернее, только  старалась  заниматься,  потому что  Пунин сорвался и
побежал к брату Льву играть в  шахматы. (Он увлекается шахматами и тратит на
это бесполезное занятие очень много времени.) Я остался у АА, долго  сидел у
нее. Говорили на разные темы. АА сидела на диване в кабинете. Чувствует себя
плохо  (с утра было еще хуже - к вечеру все же лучше). Около часу ночи Пунин
с А. Е. вернулся. Пили вместе чай.




     В  Шереметевском доме  острое безденежье. А АА  не получила до  сих пор
обеспечения Цекубу и боится, что ее лишили его.


     4.11.1927

     Звонила мне в  11 1/2 часов утра, просила прийти. Придя в Шереметевский
дом,  застал  разгром - работал полотер. Пунины ушли. АА была одна, сказала,
что хочет выйти гулять, но ждет Крылову. Крылова пришла, сидела недолго. Я с
АА  пошел  гулять.  Сегодня  сильный туман,  город  мрачен,  снежен.  Решили
взглянуть на  декорирование  города -  на  санках  доехали  до Николаевского
вокзала,  где памятник Александру  III застроили  деревянными  сооружениями.
Оттуда  поехали  трамваем к  Троицкому  мосту,  в  трамвае  читала  "Красную
вечернюю газету". На Неве два миноносца. Идет легкий лед. Пилоны у Троицкого
моста закрыты красными щитами.
     Заходили в Мраморный дворец,  но Шилейко не застали и поехали  трамваем
домой. В Шереметевский дом скоро вернулись Пунины.
     Обедали, а я пошел в Дом печати.
     У  АА  была Крылова  -  старая  дама,  ехавшая с АА в одном  вагоне  из
Кисловодска. Живет она  в Москве, была у АА  очень недолго. (Дама литературы
не знает, стихов АА никогда не читала и была весьма удивлена, когда ее дочь,
служащая в Академии художественных наук в Москве, сказала ей, кто такая  АА,
и дала прочесть ее книги.)
     Лепет Крыловой был очень мил и забавен.


     5.11.1927

     Пили чай в столовой - АА, я, Пунины и некая дама - доктор, специалистка
по каким-то заболеваниям. Эта дама бывает в последнее время  в Шереметевском
доме у А. Е. Пуниной довольно часто: я встречал ее раз восемь -  двенадцать.
Пунин и АА  говорили о византийской живописи. Неожиданно  дама, по какому-то
поводу обратившись к АА, уверенно спросила ее: "Ведь вы - художница?".
     Здесь любопытен не  самый  факт,  а то,  как А. Е. Пунина соблюдает для
всех окружающих incognito АА.
     У АА в Шереметевском доме были Крыловы - муж и  жена - ехавшие  с нею в
одном  вагоне  из  Кисловодска.  Их  довольно  продолжительный  визит  носил
буржуазный характер.


     6.11.1927

     С. В. Штейн - лет на семь старше АА.

     Андрей  Андреевич Горенко в Царском Селе сдавал экзамены экстерном, а в
Евпатории поступил в гимназию, которую и кончил в 1906 году.

     После  выхода  "Вечера" С.  В.  Штейн  просил  разрешения привести к АА
своего знакомого Зданевича и после этого был с ним у АА.
     АА  говорит, что визит Зданевича был чуть  ли не  первым случаем, когда
человек захотел увидеть ее и познакомиться с ней, прочитав ее стихи.

     1905, конец года. Николай  Гумилев  прислал Андрею Андреевичу Горенко в
Евпаторию "Путь конквистадоров".
     Анна  Андреевна  Горенко   читала  "Путь   конквистадоров"   по   этому
экземпляру.
     Брат АА  - Андрей  Горенко - ездил из Евпатории в  Петербург и  Царское
Село.  После  смерти сестры  (умерла 15  июля 1906) вернулся в  Евпаторию. В
Царском Селе  виделся  с Н.  С.  Гумилевым  и  по  возвращении  в  Евпаторию
рассказывал АА о нем и о том, что Николай Степанович уезжает в Париж.

     Десятые  годы - годы перед войной. Андрей  Андреевич Горенко был  очень
болезненным. Очень много ездил - был в Греции и в других местах за границей.

     Сестра С. В. Штейна - замужем за В. Кривичем.

     С.  В. Штейн таит старинную обиду на АА. Обида заключается в следующем.
После выхода  "Вечера"  С. В.  Штейн просил  у АА разрешения привести к  ней
своего  знакомого Зданевича  (АА объясняет: Зданевич был не то "всек", не то
"ничевок""), и после этого был с ним у АА.  АА говорит, что не помнит, в чем
заключался их  визит. Но  после  него -  через год или  через два - Зданевич
пришел к ней вторично,  один (кажется,  на "Тучку" -  ПЛ). Разговор зашел  о
второстепенных поэтах. АА совершенно случайно,  забыв о дружбе Зданевича  со
Штейном, перечисляя  второстепенных  поэтов, назвала и  С. Штейна.  Зданевич
ушел. Немного дней спустя АА  в Царское  Село позвонил по телефону  С. Штейн
(живший в Павловске).  АА была нездорова  и не  хотела подходить к телефону.
Штейн  настаивал.  АА  подошла  к телефону.  С. Штейн устроил ей по телефону
скандал: "С  каких это пор я стал для вас второстепенным поэтом!..". Говорил
очень  невежливо.  АА  ответила, что  она нездорова и  здесь  около телефона
холодно,  и повесила трубку. Через  несколько месяцев  Штейн опять звонил  в
Царское Село и просил АА и Н.  Гумилева прийти к нему. В весенний  солнечный
день АА с Николаем Степановичем пошли пешком в Павловск  и были у С. Штейна.
(Обычно АА и Николай Степанович не поддерживали с ним отношений, но в данном
случае  была у него,  считая себя  виноватой  в том,  что обидела его.) Этим
визитом, казалось бы, случай был  исчерпан. И однако, С. Штейн доныне помнит
об этой обиде.

     Библиография.
     Об  Ахматовой  и Гумилеве  в  статье  Ин.  Оксенова  "Красная  вечерняя
газета", воскресенье 6 ноября 1927.

     1904-1905.  Н. Гумилев познакомил  Андрея  Андреевича и  Анну Андреевну
Горенко с Дм. Коковцевым, и тот стал бывать в них.

     Познакомилась с Н. С. Гумилевым 24 декабря 1903 г. в Царском Селе.

     Отец  АА  устроил  С.  В.  Штейна  секретарем  в  правление  Дунайского
пароходства.

     Был в Шереметевском доме - сидел часов пять (вечером). Одна. Говорили о
биографии Н. Гумилева. Рассказывала об его отношениях с Андреем  Андреевичем
Горенко, попутно кое-что о себе. После прогулки позавчерашней чувствует себя
хуже, никуда не выходит ни вчера, ни сегодня. Читает Теккерея, говорит,  что
книга смертельно скучная (читает для упражнения в английском языке). Ушел от
АА во втором часу ночи, на лестнице встретил возвращавшихся домой Пуниных.

     Инна Андреевна Горенко была на пять лет старше АА.
     1905. 1 августа. Уехала из Царского Села в Евпаторию.
     1905. 15 июля. Умерла около Царского Села, в местечке...  (что-то вроде
"Липицы", "Лисицы"?) сестра АА...

     Отец АА был в правлении Дунайского пароходства.

     1902  или  1903  г. И.  Анненский  читал  в  университете  доклад о  К.
Бальмонте.   Доклад   этот   был  крайне  неудачен.  Старые  университетские
профессора  тогда  еще не  прияли  модерниста  К. Бальмонта.  Анненский  был
разруган  ими до  последнего  предела. Тем более, что  доклад Анненского мог
быть уязвим и по своим формальным качествам.
     АА  помнит, как  к ним  в Царское  Село  пришел с этого доклада  крайне
возбужденный С. В. Штейн и рассказывал о неудаче И. Анненского.
     Рассказывая мне  этот  случай, АА  добавила,  что  это - одно  из самых
ранних ее "литературных впечатлений".
     Потом сказала,  что читая  в "Фамире  Кифаред" то место, где  Анненский
говорит:  "И сладость  неудачи...", -  она всегда  почему-то вспоминает этот
случай с его докладом в университете.
     Меня всегда  удивляет способность  АА,  рассказывая о чем-либо,  давать
рассказ в уже отшлифованном виде. Всякий рассказ АА - готовое,  обдуманное и
продуманное литературное  произведение, и потому так  трудно его передавать,
не искажая. АА  предпочитает молчать в тех случаях,  когда чувствует, что ее
рассказ не может быть дан в окончательном, отшлифованном виде.
     По  этой  же  причине речь  АА  при  рассказывании  о  чем-либо  всегда
сопровождается паузами.

     Говорит, что со времени революции у нее сильно переменилось отношение к
"крови" и "смерти"...
     Слово "кровь" вызывает в ней теперь  воспоминания о бурых растекающихся
пятнах крови на снегу  и на камнях и ее отвратительный запах. "Кровь" хороша
только живая - та, что бежит  в жилах, но  совершенно ужасна и отвратительна
во всех остальных  случаях.  И  то  отношение к  "крови", какое было  во все
дореволюционной поэзии, ей теперь совершенно чуждо.
     Также и "смерть". Смерть всегда  величественна. Но прежде казалось, что
смерть может быть следствием стечения каких-то обстоятельств, что смерть  не
приходит сама  по себе, и никогда не приходило в голову,  что  смерть  может
быть просто от  того, что  организм износился,  что, постепенно разрушаясь и
тлея, организм теряет жизнь.


     17.11.1927

     Вчера в Шереметевском доме собирались быть Замятины.

     Весь  день была  дома,  чувствует себя плохо  - больна.  Жалеет, что не
могла выйти на улицу, чтоб посмотреть на демонстрации и на действо  на Неве,
режиссированное С. Радловым.
     Вечером в Шереметевском доме были Замятины.  Евгений Иванович  говорил,
что   Кооперативное   издательство  писателей  хочет  перекупить  у  военной
типографии двухтомное издание стихов АА.
     Пунина дома не было - он был у брата.


     8.11.1927

     Сегодня день рождения  Ирины  Пуниной.  Я  пришел в Шереметевский дом в
шесть часов вечера и  застал  там великое  множество  детей и  родственников
Пунина. Был Тырса с женой и детьми. В столовой были угощения.
     АА  после моего прихода вышла в столовую и  "слилась с толпой". Позже в
кабинете был великий спор между мной  и Тырсой, в котором  принимали участие
АА (была на моей стороне) и Пунин (был на стороне  Тырсы).  Тырса -  наивный
человек. Спор продолжался часа  два, а потом Тырса и Пунины-братья засели за
шахматы, а АА стала читать английскую книжку. Пили чай вторично. Разошлись в
11 1/2.
     АА не выходит из дому - все по-прежнему плохо чувствует себя.


     12.11.1927

     Приходил к АА в шесть часов и был до 7 1/2. Очень она огорчена тем, что
я расстроенный сегодня.


     8.11.1927

     В  Шереметевском доме  у АА  была М.  К.  Грюнвальд  (приблизительно от
четырех-шести часов дня), вернувшаяся из Парижа.  В Париже она видела О.  А.
Судейкину, которая жаловалась на свое материальное положение - бывший муж ее
перестал присылать ей деньги. М.  К. Грюнвальд рассказывала о  жизни Парижа,
но  ничего  не  знает  о  его  литературной  жизни.  Этим  вопросом  она  не
интересовалась.


     12.11.1927

     Вечером у АА была Н. В. Гуковская.


     13.11.1927

     Вчера или сегодня АА наконец получила из Цекубу 60 рублей. Сегодня дала
мне 25 р. и просила отправить их в Бежецк.
     Почти  всю  ночь не  спала.  Тревожилась.  Заснула под утро. Проснулась
сегодня в три часа дня.
     Днем говорила  по телефону  с  Л.  Н.  Замятиной  о  выставке  в  Союзе
писателей.  В  семь  часов вечера звонила  мне,  передала разговор с  Л.  Н.
Замятиной. В  восемь я пришел к  ней - дома был  Пунин  - сидели на  диване,
болтали, шутили, как  всегда. Рассказывал о  вчерашнем литературном вечере в
Клубе  Профинтерна  (Федин,  Сейфуллина, Н. Никитин, Е. Панфилов,  Г.  Фиш).
Забавно. Говорили  о том  о  сем. В 9 1/2 часов я  ушел, чтоб идти  к Дыман.
Пунин сел к столу работать, но работа у него не ладится.
     В столовой АА читала мне отрывки из "1905" Пастернака (книгу ей  принес
Маршак на  днях).  Отмечали  влияния  (например, хоры  античных  трагедий  в
интерпретации Анненского.  И другие - Н. Гумилева,  И. Северянина, А. Блока,
пролетарских поэтов...). АА все еще не выходит из  дому - все чувствует себя
плохо.


     14.11.1927

     Читала мне вслух отрывки из "1905" и "Лейтенанта Шмидта" Пастернака.
     Прочла четвертую главу "Лейтенанта  Шмидта", отметила  ее  как удачную.
Сказала, что эта глава напоминает ей хоры античных  трагедий  в трактовке И.
Анненского.
     В  Союзе  писателей  открылась  выставка  книг,  портретов, автографов.
Руководит выставкой Федин, а  фактически - Э. Голлербах и Заволокин. Поэтому
хамства не избежать. Так, АА не  получила приглашения участвовать в выставке
(приглашения  получили все: я, например,  его  получил). Голлербах  выставил
какие-то  ее  материалы  без ее  ведома, под  ее портретом повесил  свой.  А
сегодня, 13 ноября, через Л. Н. Замятину обратился к  АА с просьбой дать еще
материалов. Л. Н. Замятина просила также Пунина  дать портрет  работы Бруни.
Все это весьма  нетактично.  Пунин  дать портрет отказался.  Л.  Н. Замятина
напрасно  вмешалась в  это дело также. Но ее что винить: она могла не понять
ситуации. Я передал Л. Н. Замятиной, что АА приглашения не получила. Людмила
Николаевна ответила: "Не может  быть, вероятно, приглашение было послано, но
почта его не  доставила". Такого ответа я, конечно, и ждал.  Л. Н.  Замятина
обещала выяснить дело.
     Выставка  портретов, книг и автографов за десятилетие 1917-1927 в Союзе
писателей (Фонтанка, 50).
     На выставке есть автограф Н. Гумилева - на четвертке  писчего  листа, с
двух   сторон   его,   написано   чернилами   стихотворение   "Готтентотская
космогония".
     Из  материалов, касающихся  АА,  выставлены: 1. Берлинское  издание  ее
стихотворений  (три книги); 2. "Anno Domini", Petropolis 1921; 3. Фотография
Наппельбаум (профиль,  повернут  вправо); 4.  Портрет Белкина;  5.  Автограф
стихотворения  "Воспоминание"  ("Тот  август,  как  желтое  пламя..."  -   с
помаркой:  вместо  "желтое"  другое  слово  зачеркнуто  и  сверху  написано:
"желтое") на листке синей почтовой бумаги, чернилами.
     Все это выставлено без ведома АА, приглашения АА не получала, материалы
дал, кажется, П. Медведев.  (Л. Н. Замятина узнавала,  и ей сказали, что дал
Медведев.) На выставке много экспонатов А. Блока, Ф. Сологуба и др.
     Днем у АА была Л.  Н. Замятина. Говорила о выставке  в Союзе писателей.
Говорила, что  приглашение АА  было послано, но  почта ей не  доставила. АА,
конечно, не поверила.

     Я подарил АА том (полное собрание)  "The poetical works of lord Byron",
London, John Murray, Albemarle street, 1859. New and  Complete Ed. Collected
and  arranged with notes by Sir  Walter Scott,  Lord  Jeffrey, Prof. Wilson,
Thomas Moore и др.  -  со следующей надписью:  "Анне  Андреевне Ахматовой "с
невольным восхищением". 14.XI.1927. Петербург. П. Лукницкий".
     Вечером и ночью читала подаренного мною Байрона. Прочла "Беппо" и часть
"Дон Жуана". Говорит, что "Беппо" - прекрасное произведение.


     15.11.1927

     Все время больна. Иногда встает, ходит по комнатам. Больше лежит.
     Был  у АА  от  12 1/2 до  2  дня.  Принес  газету.  Читали. Говорили  о
Пастернаке и о других.
     Всю  ночь почти  не спала,  заснула  под утро. Утром просыпалась, опять
заснула и проснулась только когда я пришел.
     Говорили  о  Пастернаке. АА  сказала, что  у него очень развито чувство
погоды и способность находить все оттенки для ее описаний.
     АА любит лирику Пастернака. Поэма "1905" - в целом неудачна, хоть  есть
отдельные хорошие места.
     ("Пастернак слишком "через вещи" чувствует,  слишком нервен, капризен и
эмоционален.  Это достоинство в лирике, но это же ослабляет эпическую  ведь,
какой должны быть "1905" и "Лейтенант Шмидт".)


     16.11.1927

     Сегодня всю ночь не спала. Заснула часов в восемь утра, проснулась днем
- часа в четыре. Встала - около шести вечера.  Читала Байрона. Прочла первую
главу  "Дон  Жуана".  Чувствует себя  сравнительно хорошо -  первый день нет
болей. Вечером в Шереметевском доме  -  дома А. Е. Пунина и Николай Конст. Я
пришел  к АА  в  9  1/2  вечера,  застал  АА  одну  за  английским  чтением.
Разговаривали  об  Н. Гумилеве,  читали  английский учебник.  Около  10  1/2
перешли в столовую  пить  чай. Здесь был уже и вернувшийся домой Пунин. Пили
чай, болтали, шутили, смеялись, горевали...
     В двенадцать часов Пунин пошел спать, а я - домой.

     Вчера  или  сегодня  получила письмо  от  Виктора  Андреевича,  от Инны
Эразмовны и  от жены Виктора.  Письмо от жены Виктора - уже третье  всего по
счету. Виктор был болен брюшным тифом, но сейчас уже поправился.
     Сегодня   в  одиннадцать  часов  вечера  написала  телеграмму:  "Письма
получила. Благодарю. Целую. Аня", - и просила меня отправить ее.


     17.11.1927

     Был в  Шереметевском доме от  девяти до одиннадцати часов вечера. Пунин
занимался в кабинете. АА  там  же,  сидя  на диване,  читала  Байрона. А. Е.
Пунина с Николаем Константиновичем пребывали в столовой. Потом все собрались
в  столовой,  пили  чай. Как  всегда, болтали, шутили,  смеялись.  Обсуждали
всякие вопросы. После чая АА  опять стала читать Байрона.  Пунин  сел писать
статью. Я ушел домой. АА все больна, все не выходит из дому.


     18.11.1927

     Сегодня  впервые за  долгий период болезни  выходила  из  дому.  Была в
Мраморном  дворце у  В.  К.  Шилейко.  вернулась  домой,  обедала, отдыхала.
Вечером хотела со мной пойти в  кинематограф,  но я  должен был быть в  Доме
печати. Осталась дома. Вечером Пунин писал статью, АА читала.

     1911. Октябрь. Познакомилась с А. Блоком.


     19.11.1927

     Звонил С. Я. Маршак, спрашивал,  нет ли у АА в виду человека,  которому
можно было бы поручить написать детскую книгу о Пушкине.
     По-видимому, это была скрытая форма  предложения написать самой АА:  С.
Я. Маршак,  зная, что АА ничего не зарабатывает, хотел  дать  ей возможность
заработать.

     Заходил  к АА  ненадолго в четвертом часу дня. АА уже обедала  и  легла
отдыхать. В 3 1/2  я ушел. Сегодня  чувствует себя хуже  и лежит  весь день.
Звал ее вечером к себе (сегодня я именинник), обещала, но не пришла,  потому
что чувствует себя плохо и не выходит сегодня.


     20.11.1927

     От 6 1/2 до 7 1/2 вечера был в Шереметевском доме у АА. У нее был В. К.
Шилейко - говорили о Пушкине.
     В  столовой  пили чай  Пунин,  Николай  Константинович,  Лев Николаевич
Пунин, В.  Е.  Аренс и др. После чая  Пунин  пошел в кабинет к АА  и  В.  К.
Шилейко.
     Впервые  видел Н. Пунина разговаривающим с В.  К.  Шилейко (до сих пор,
сколько помню, Пунин избегал встреч с ним).


     К 22 ноября

     Читает "Дон Жуана" Байрона по-английски, еще не прочла всего.
     Прочитала статью Казина  (пушкиниста), очень плохую, вернее - "никакую"
об отношениях Пушкина и Байрона.

     1910.   Масляная  неделя.  Приезжала  на  несколько  дней  из  Киева  в
Петербург.  Встречи  с Н. Гумилевым, с  В. С. Тюльпановой.  Была с визитом у
Гумилевых  в   Царском  Селе  и  познакомилась  у  них  с  Ал.  Толстым,  В.
Мейерхольдом, М. Кузминым и Зноско-Боровским.
     Была в музее  Александра III с Гумилевым. Здесь Н. Гумилев показывал ей
корректуру "Кипарисового  ларца" И. Анненского; читала  стихи  "Кипарисового
ларца" - впервые.
     В Царском Селе была с Н. Гумилевым на могиле И. Анненского.


     21.11.1927

     На  свадьбе АА  и  Н. Гумилева  шаферами были В. Эльснер,  И.  Аксенов,
Домбровский  (очень  красивый молодой  человек,  приглашенный  быть  шафером
только  потому,  что других, менее малознакомых, не было). Четвертого шафера
АА не помнит.

     Встала,  когда еще было  темно. Рано  утром выходила с Ирой,  гуляла, -
обошла квартал и вернулась домой. Легкий мороз. А небо все серое, серое.
     Получила с Сахалина ответную телеграмму. Сообщают, что здоровы.
     Утром поехал в больницу  за Тапой и привел  его  в  Шереметевский  дом.
Потом часа три провел в  Шереметевском доме. Спорил с АА. Она сказала, что я
не то  делаю по Гумилеву, что нужно  и что важно сделать в первую очередь. Я
обиделся, вспылил и резко говорил. И хоть АА и не рассердилась на меня, я на
весь день расстроился.

     1927. 25 мая. Пунин продал обручальное кольцо АА.

     Вечером у АА  был В. Пяст. Визит  его, кроме неприятного, ничего АА  не
доставил.   Пяст   был  очень  тяжелым,  принужденным,   мрачным.  АА   была
приблизительно в таком же состоянии. Пяст сидел долго.
     Явно было, что Пяст к АА пришел  не по  собственному желанию, а потому,
что "ростовская молодежь"  - эти Казмичевы, у которых Пяст бывает ежедневно,
- считают  его  добрым  и близким знакомым АА и  все  время  спрашивают его:
"Почему  же  вы не пойдете к Ахматовой -  ведь вы с  ней  в таких прекрасных
отношениях!".


     22.11.1927

     На коньках АА никогда не умела бегать.
     Ребенком  любила переводные картинки и  "китайский чай"  (детская игра:
чаинки, которые распускаются в воде).

     Звонил  в Шереметевский дом В. Мануйлов, просил разрешения приходить не
по  понедельникам, которые все заняты у него, а  в другой день. АА назначила
среду и пятницу.
     Утром,  по просьбе АА, заходил  к В.  К. Шилейко (за Тапиным матрасом и
градусником для заболевшей Аннушки), выпил у него рюмку  коньяку и поехал  в
Шереметевский  дом -  Пунин уходил на службу. В столовой  с АА просидел часа
два (с 11 1/2 до 1 1/2). Рассказывал ей о К.  Федине, о кабинете современной
литературы,  открывшемся  при  Институте  Истории  Искусств  (хотят  у  всех
писателей  забрать их  архивы!),  о  низостях  Всеволода  Рождественского  и
Голлербаха и т.  д. АА говорила  о Пушкине, о статье Казина  (пушкиниста) об
отношениях Пушкина и Байрона (статья никчемная), о Байроне и т. д.
     Пришла с прогулки Ирка,  принесла  переводные картинки.  Переводили  их
вместе на бумагу.


     23.11.1927

     В 10 1/2 утра позвонила мне и предложила поехать с ней кататься. В 11 я
зашел за  ней. Вышли из дому вчетвером:  АА, я, Пунин и Ирка. Пунин пошел  в
музей,   а   мы   на  санках  поехали   на   Петроградскую   сторону   -  по
Каменноостровскому  до Карповки  и обратно.  Сегодня  редкий день  -  дымное
розовое солнце, мороз.  На невской взлохмаченной ледяной  пустыне  солнечные
тени почти голубые, будто лунные.
     Всю дорогу разговаривали... На  обратном пути  порядком промерзли,  и я
уговорил АА зайти к Шилейко, обогреться. Так и сделали - у Мраморного дворца
АА вышла, а я с Иркой поехал дальше в Шереметевский дом. Вернулся сюда в час
дня. Здесь никого  не  было, я остался,  играл  с Иркой,  дожидался АА.  Она
пришла  в  два  часа  дня, и  до  трех  я  оставался  в  Шереметевском доме,
разговаривал с ней, читали газету...


     27.11.1927

     1912. Осень.  После  рождения Левы АА приблизительно  четыре  недели не
принимала участия в общей  для  всех жизни. Одним  из  первых  ее выездов "в
свет" был тот раз, когда она присутствовала при скандале с М. Кузминым.

     Книжка  Э. Голлербаха "Город муз" вредна прежде всего потому, что в ней
торжествующая пошлость. Вредна еще и  потому, что в ней нет ни одной мысли -
какое-то  сплошное  желе  (куда  ни ткнуть  пальцем - всюду будет  одинаково
неприятно).  А  кроме  всего  -  образы  поэтов, даваемые  в ней, совершенно
неверны.  Очень многие, прочитавшие  эту  книжку,  хвалят ее  и как одно  из
достоинств ее называют занимательность. Тем хуже  для этих  людей, такие  их
похвалы   доказывают   только   их   же   примитивность.  Эти  люди  склонны
идеализировать  предыдущую  эпоху, и  они восторгаются такими  словами,  как
"попона", "гайдук", "г р а ф Комаровский"... Но это и понятно...
     Вечером был у  АА.  Она  лежала  и  чувствует себя  по-прежнему  плохо.
Говорили  о  Гумилеве. Часов в  8 3/4  пришла  Л. Н.  Замятина.  Я побыл еще
недолго и ушел.
     Пунин был дома - отдыхал в спальне.


     30.11.1927

     Вчера или сегодня кончила чтение книги Теккерея "Pendnees".


     1.12.1927


     Вечером в Шереметевском доме были  - Маршак, Лев  Бруни, Тырса с женой,
Лебедев... Были  всякие разговоры, как всегда с ними. Маршак  рассказывал АА
об индусе-поэте, приезжавшем сюда с делегацией. Пунин играл в  шахматы.  Лев
Бруни и его высказывания при всех и наедине с АА и Пуниным.


     3.12.1927

     Вчера прочла по-английски Браунинга "Пиппа проходит".


     4.12.1927

     В Союзе писателей П. Н. Медведева впервые увидели в 1924 году, когда он
вошел  в Комиссию по организации юбилея Ф. К. Сологуба, -  вошел потому, что
вообще никто из  писателей  этим  делом не  хотел  заняться.  Разве  это  не
называется войти  в литературу с черного  хода?  И где тут "пятнадцатилетняя
литературная деятельность"?
     А после юбилея Сологуба Медведев стал примазываться и прилипать к Союзу
писателей и плотно влез в него.


     5.12.1927

     ...день туманный...
     "Его природы не понять" (любила это стихотворение).
     Виделась  - в  августе  была  у  него  (последний раз), предпоследний -
накануне отъезда на Кавказ.
     Познакомились   в  октябре  или   ноябре  1910   в  театре,  на   пьесе
Пшибышевского (была вместе с С. Дымшиц(?)).
     Бывала на обедах  у Сологуба. Когда жила с  О.  А.  Судейкиной, Сологуб
почти всегда после заседаний в Союзе приходил к ним, обедал иногда.
     (АА была в правлении Союза при Волынском, Сологуб был после.)
     У Сологуба на обеде познакомилась со Щеголевым.
     В кружке друзей - Всеволод Рождественский не почтил вставанием.


     6.12.1927

     В. К. Шилейко поездом 9.15 вечера уехал  в Москву. Оставил мне  ключ от
квартиры и  расчетную книжку  -  просил  получать  за  него по  доверенности
жалованье в Университете.

     Похороны Ф. Сологуба.

     1915. Лето. Была вместе с Николаем  Степановичем  у  Ф. К. Сологуба  на
благотворительном   вечере,   устроенном   Сологубом   в   пользу   ссыльных
большевиков.  Билеты  на  вечер  стоили  по  100  рублей.  Были  все  богачи
Петербурга, в одном из первых рядов сидел Митька Рубинштейн.
     АА  читала  стихи. Николай Степанович стихов не читал, потому что был в
военной форме, и ему было неудобно выступать.
     Такие вечера устраивались Ф. К. Сологубом ежегодно.

     Вечером, часов в семь, пришел  в Шереметевский дом, стал рассказывать о
похоронах  Ф.  Сологуба. Очень скоро пришла Н. В. Гуковская. Поговорив еще о
похоронах Сологуба, я ушел из Мраморного дворца - по просьбе  АА, чтоб взять
ключ от квартиры у В. К. Шилейко (он  сегодня уезжает в  Москву);  через час
вернулся. Н. В. Гуковская была еще здесь, но ушла, когда пришел домой Пунин,
чтоб не мешать ему работать.
     Я предложил АА пойти в кинематограф. Охотно согласилась, и около десяти
мы вышли, АА - в  валенках. Сидели в "Колоссе" долго - ждали начала третьего
сеанса.  Пойти  именно сюда  уговорил АА  я - здесь идет "Варьете" с Лией де
Путти и Эмиль  Яннингсом.  Я уже  видел  этот фильм  и  нашел, что первая  в
некоторых  своих  движениях и  фигурой  похожа  на  АА, а  второй  подражает
Москвину. Смотрели  фильм.  АА  согласилась  со всем,  что  я говорил. Фильм
хороший, но  слишком растянутый и  по-немецки тяжеловатый.  В  12 1/2, когда
кончился фильм, пошли  домой, я проводил  АА, заходил в Шереметевский дом на
минуту.


     8.12.1927

     1912.   В   Италии,  в   Оспедалетти,   снималась   вместе   с  О.   А.
Кузьминой-Караваевой (снималась у нее).
     Фотография хранится в архиве АА.
     Примечание:  О. А. К.-К. сидит на  стуле у окна, с книгой в руках. АА в
длинном платье  с  пелеринкой, с  высокой и  пышной  прической стоит  рядом,
наклонив лицо и опустив глаза. Фотография в настоящее время сильно выцвела.

     1924. 17 апреля. В Москве. Участвовала в вечере "Русского Современника"
-  "Литературное  сегодня".  В числе  участников  были:  Е.  И.  Замятин, Б.
Пильняк, К. И. Чуковский и др.
     Примечание: 1. У АА в архиве есть программа вечера.
     2. На вечере виделась (познакомилась?) с Н. Асеевым.

     1917.  Ноябрь (или октябрь?). Дата под стихотворением английского поэта
Джона Курносс, написанном по-английски и посвященном АА.
     Примечание: стихотворение находится в архиве АА.

     1921. 5 августа. Дата "Обезьяньей грамоты", выданной  АА.  Грамота была
вручена АА позднее. Находится в архиве  АА. На грамоте подписи: Е. Замятина,
Я. Гребенщикова, Алянского и мн. др.

     1923.  23  июля  (июня?). Дата  под  стихотворением  Красного  Баяна  -
Кронштадтского военмора - посвященном АА.
     Стихотворение, записанное на клочке бумаги, находится в архиве АА.

     В  12 1/2  пришел к  АА (перед  этим  она  мне  звонила), чтоб  идти  в
Мраморный дворец. До 1 1/2 сидел с  нею в столовой - ждали Аннушку.  В 1 1/2
взяли корзинку  и пошли пешком  мимо Инженерного замка  в  Мраморный дворец.
Мягкая зимняя погода,  но  серо. В Мраморном дворце собирали чайную посуду и
фарфор, я  уложил  все в корзинку.  Потом АА стала  разбирать  бумаги,  чтоб
вырезать  марки,  а  я  занялся  разборкой книг. Случайно  в одной  из  книг
обнаружил  фотографию  Николая  Степановича  1914  г.,  которую  АА  считала
потерянной. Очень обрадовались оба. Разобрав  книги и бумаги, с  нагруженной
корзинкой пошли домой. Проводив АА до дому, я ушел в Дом печати - было 3 1/2
часа дня. Уговорились,  что  вечером  АА придет ко  мне. Вечером, однако, АА
позвонила и сказала, что плохо  себя чувствует  и не придет, а чтоб пришел к
ней  я. В девять  часов я пришел,  принес  ей полного английского Шекспира в
подарок - сегодня трехлетие со дня нашего знакомства, принес груш и маслин -
она их любит.  Пробыл у нее до 12 1/2 - дома не было никого: Пунин  играет у
брата в  шахматы, а А. Е. Пунина -  на ночном дежурстве. Сначала АА, сидя на
полу,  разбирала свой архив и безжалостно  вырезала  из писем марки. На полу
было холодно, и  АА  перебралась  на  диван. Разбирая  архив, показывала мне
разные бумаги и письма, некоторые подарила мне.  Пили чай в столовой и опять
перешли в кабинет. Дала мне прочесть вслух статью Пунина о Николае  Гумилеве
и Царскоселах.
     Утром сегодня  АА подарила мне  "автоскульптуру" - свою голову, которую
лепила  из  пластилина.  В  числе  бумаг, подаренных  мне,  -  стихи  Марины
Цветаевой  (автограф)  и тетрадь  с переводами  стихотворений АА на немецкий
язык (пятьдесят стихотворений - перевод В. Гельмерсена).
     Из  трех писем А.  Блока,  которые были  у АА, сейчас у  нее  два. Одно
письмо АА давала в Вольфилу, по их просьбе, и вольфильцы письмо потеряли.
     У А. Ахматовой хранится фотография: Николай Гумилев в военной форме, во
весь рост - снятая в октябре 1914 г. (размер - 9 х 12).
     Н. Гумилев прислал эту фотографию с фронта.
     На обороте черными чернилами рукой Н. Гумилева написано:

     "Анне Ахматовой.

     "Я не первый воин, не последний,
     Долго будет родина больна...
     Помяни ж за раннею обедней
     Мила-друга, тихая жена!"

     А. Блок

     8 октября 1914 г.

     Но, быть может, подумают внуки,
     Как орлята тоскуя в гнезде,
     - Где теперь эти сильные руки,
     Эти души горящия, где!
     Н. Гумилев

     Куры и гуси!".

     Карточка  была затеряна и  случайно  обнаружена мной 8  декабря 1927  в
Мраморном дворце при разборке книг вместе с АА.

     1913 г. 13 июня. Дата письма переводчика стихов АА на  немецкий язык Ф.
Зелинского  к  АА  из  Шондорфа  (Верхняя  Бавария).  В  письме  перечислены
четырнадцать стихотворений, переведенных на немецкий язык.

     8 декабря  1927. Сделала при мне из  пластилина шпилькой свою  голову и
подарила мне. Трехлетие моего знакомства с АА.


     9.12.1927

     Получила, наконец, обеспечение Цекубу за ноябрь - 59 рублей.
     Из них двадцать пять рублей пошлет  Леве, двадцать пять - Пуниным, пять
рублей даст Аннушке и пять оставит себе.
     АА  получала  ежемесячное обеспечение  о  ЦЕКУБУ (Центральная  комиссия
улучшения быта  ученых) - 60 рублей  в месяц. Посылала Леве -  25 р. Пуниным
отдавала - 25 р. Аннушке платила - 5 р. Себе оставляла - 5 р.

     Вечером была у Срезневских.


     10.12.1927

     За вчерашний  и  сегодняшний  день АА  прочла  по-английски  "Макбета",
которого очень любит - больше других вещей Шекспира.

     Мелочность и глупость А. Е. Пуниной:
     Пунин  вчера купил  АА кусок  мыла "Кил" и  сегодня как-то упомянул  об
этом. А.  Е. Пунина, решив, что  это  доказательство  внимания Пунина к АА и
невнимания к ней, обиделась и надулась, и долго об этом говорила Пунину.

     Когда АА жила вместе с О. А. Судейкиной, к ней приходил архитектор Оль;
он ухаживал за АА. Потом  Пунин приложил все старания, чтобы отвадить Оля от
визитов к АА.
     Сегодня  АА  рассказала мне  о нем и  рассказала  комический  случай  с
картиной, которую он снял со  стены, чтоб подробно рассмотреть ее, Оль, - но
мгновенно повесил  ее обратно. Позже оказалось,  что за этой картиной висела
другая  - порнографическая,  принадлежавшая А. Лурье  и  повешенная так  им.
Когда  эта и еще две других таких же картины были обнаружены АА и Судейкиной
- Судейкина их продала.

     Утром АА позвонила мне, и я зашел за ней (в 12 1/2), чтоб вместе идти в
Мраморный дворец. Шли  пешком,  взяли  с собой корзинку. В Мраморном  дворце
были  до  трех часов - разбирали бумаги и книги.  Откладывали отдельно книги
АА.  Очень  много  книг  таких,  которые  неизвестно -  АА,  Шилейке ли, или
Судейкиной принадлежат.
     В  корзинку упаковали  часть фарфора и  посуды АА - и понесли все это в
Шереметевский дом.
     В Шереметевском доме АА уже ждал обед. Я ушел в Дом печати.

     Амедей Модильяни умер в 1920 году.


     11.12.1927

     В "Tristia" О. Мандельштама АА посвящено:
     1. Стихотворение "Твое чудесное произношенье" (строфа 2, стр. 1 - "что"
- слово АА; строфа 2, стр. 4  -  "Я тоже  на  земле живу" - фраза  эта  была
сказана Анной Андреевной в разговоре с Осипом Эмильевичем, а он ее вставил в
стихотворение.
     2. Стихотворение "В тот вечер не гудел стрельчатый лес органа". АА была
на концерте в консерватории вместе с Осипом Эмильевичем, слушали Шуберта.
     3.  В  стихотворении  "Что  поют  часы,  кузнечик"  первая  строфа:  О.
Мандельштам топил печку вместе с АА.
     Это все - говорил Мандельштам.

     В кабачке "Кавказ" АА была как-то один раз - с Пуниным.


     12.12.1927

     Была у  Замятиных, обедала у  них. У них были К.  Федин и приехавший из
Москвы - Таиров. Говорили о Московской жизни, о литературе и пр. Вернулась в
Шереметевский  дом  в  девятом  часу  вечера.  Говорила  мне,  что  от  всех
разговоров, от того, что видела людей, - стало уныло и как-то скучно.
     Вечером,  часов  в девять,  пришел  в  Шереметевский  дом, застал АА  в
кабинете - она читала  "Гамлета". Рассказала  мне о разговорах Замятина -  с
Таировым и Фединым. Потом читали по-английски - сидя на диване рядышком - из
хрестоматии разные рассказики. В одиннадцатом часу  пришел Пунин, стали пить
чай. В столовой была дама  - приятельница  А. Е. Пуниной, служащая Эрмитажа.
Она  уезжает  за  границу. Говорили  об  этом. После  чая я с  АА перешел  в
кабинет, и читали по-английски  опять. В 11 1/2 Пунин сел работать, и я ушел
- в Кружок друзей камерной музыки.


     13.12.1927

     Я с  АА  ехали  в  трамвае на  Васильевский остров. Читали  газету. АА,
прочитав  эту  заметку,  показала  ее  мне.  АА  ничего  о  своем участии  в
редакционной комиссии не знала и не знает.
     "К биографии по апокрифам!"

     "ПАМЯТИ Ф. К. СОЛОГУБА

     Вчера в Союзе писателей состоялось  заседание, посвященное памяти Ф. К.
Сологуба.
     Решено  устроить  в  ближайшем времени два  вечера:  один  - открытый в
помещении аккапеллы, а другой - закрытый, в Союзе писателей.
     Для  выпуска  сборника  памяти  Ф.  К.  Сологуба  избрана  редакционная
комиссия  в составе  Замятина, Ахматовой и  Иванова-Разумника. От  Москвы  в
состав  комиссии  войдет  т.  Кириллов.  В  сборнике  помимо воспоминаний  о
писателе  будут  напечатаны посмертные  стихи Сологуба".  ("Красная газета",
вечерний выпуск 13 января 1927 г., No 335.)


     Утром пришел в Шереметевский дом. А. Е. Пуниной не было дома. Ждал с АА
Пунина, который  совершал свой  туалет. В 1 1/2  вышли втроем  на  Литейный.
Заходили в книжные магазины. Пунин ушел в музей, а я с АА вышли на Невский и
сели  в трамвай, чтоб ехать в лечебницу для  животных, за  мазью  для  Тапа.
Читали  газету  -  о  "самоцветах",  о "бумстроительстве", об избрании  АА в
редакционную коллегию для издания сборника памяти Сологуба (АА не слышала об
этом). От Николаевского моста на Первую линию шли пешком.
     Снег  идет, ветер,  холодно.  Академия Художеств  заново покрашена,  но
плохо. Я заходил в лечебницу, АА ждала  на улице. На углу Среднего и  Первой
линии когда-то  был ресторан Кинша, АА бывала там с Николаем Степановичем  и
Лозинским. Показывала. На доме была  мраморная доска  с указанием наводнения
1824 года. Теперь ее нет - украдена.
     Назад ехали трамваем 5. Приехали к обеду в Шереметевский дом. Я ушел  в
Дом печати.


     14.12.1927

     Утром была в бане. Вернулась домой и больше не выходила. Чувствует себя
плохо сегодня: либо простудилась, либо потому что два дня не соблюдала диеты
- ела  мясной суп  с "ушками",  все, что  ели другие (и  несоблюдение  диеты
отразилось на почках).
     С 7 1/2 вечера  до  11 1/2 вечера я был  у нее. Рассказывал о вчерашнем
заседании Литфонда и Совета Федерации. Разговаривали и еще о многом - все на
наши постоянные темы. Оба сегодня плохо чувствуем себя, и настроение плохое.
Смерила температуру - 37,4.  Лечили Тапа  - мазали его. АА - сама. Пили чай.
Все - вдвоем: в доме никого не было. В 11 1/2 пришел Пунин, и я пошел домой.
     АА завтра, если будет себя хорошо чувствовать, пойдет с В. А. Щеголевой
к О. Н. Черносвитовой.
     Говорили  об Н. Гумилеве и Льве Николаевиче  Гумилеве, о  Федерации (АА
нисколько  не удивлена  отказом  -  АА ожидала, что  будет именно так), о М.
Горьком и его прижизненном биографе  И. Груздеве, читали газету, говорили  о
Сологубе,  его наследии  (о том, как неверно не  оставить вместо рукописей -
переписанные на  машинке  стихи), о Е.  И.  Замятине,  об  Эренбурге  и  его
отношении к "современности", о Пунине и  его  - опять - унылом состоянии,  о
Федине, о Шмидте из Института истории искусств и его новой книге (об АХХР'е,
об отношении Шмидта к искусству и  т.  д.), о том,  классово или внеклассово
искусство, об А. Блоке и воспоминаниях о нем Сологуба  (как Сологуб просил у
Блока стихов  для альманаха  в  пользу  евреев), о Сельвинском (АА  не прочь
пойти  послушать  его  -  не  слышала  никогда), о  Шекспире,  о Пушкине,  о
Честертоне, о Шенье, спрашивала, что делает Кузмин, и о многом другом.
     Вчера  и  сегодня  читала по-английски  Честертона  "Ужасные  пустяки",
издания 1909 г. Считает, что это было бы очень приятно читать в газете - как
фельетон эти рассказики очень хороши.
     Есть и знания, и остроумие (правда, не того сорта, какой любит АА).
     А собранные в виде книжки - они производят более слабое впечатление.
     Утром (с одиннадцати часов) была в бане.

     Профессор Оксфорда (или Кембриджа?) Глеб Васильевич Анреп перевел книгу
академика Павлова. Г.В. Анреп окончил медицинский институт.

     Думает,  что  Сологуб  вряд  ли  поддерживал  с  кем-либо  (особенно  в
последние  годы) переписку (такую, которая была бы  - как  переписка Блока -
творчеством). Сологуб  в Царском Селе сказал ей, что  не переписывается ни с
кем, потому  что считает, что  писать  письма значит отдавать какую-то часть
самого  себя.  Зачем это  делать?  Правда, это могло быть  сказано Сологубом
только из любви к парадоксам.

     Получила письмо  от  Инны  Эразмовны.  Она  сообщает,  что  все  у  них
сравнительно благополучно, что  отремонтировали они  свой домик, что  ремонт
обошелся в семьсот рублей, но они уже почти расплатились с долгом.
     Из этого АА заключает, что  материальное положение их вовсе уж  не  так
плохо, если они могут истратить семьсот рублей на ремонт.
     Кто здесь это может?

     Говорит, что, по ее мнению, Шекспира  писал не один человек - кто бы он
ни был.  В этом  - согласна с Пушкиным. "Макбет"  и  "Гамлет" - произведения
одного человека, но не того, который писал "Ромео и Джульетта" (?).
     АА думает  так просто по впечатлению  от чтения. "Ромео и Джульетта" ей
гораздо легче читать, и читается она совсем иначе.

     Думает, что  (на ближайшее, по  крайней мере, время) дело с  печатанием
литнаследия Сологуба ограничится тем, что будет издан сборник его памяти, да
еще сборник избранных стихотворений.
     Я спросил, правда ли, что Иванов-Разумник - друг Сологуба  (и в течение
двадцати восьми лет -  как  мне сказали). АА ответила, что на юбилее Сологуб
ей сказал такую  фразу:  "Пришел сюда и  Иванов-Разумник  вдвоем..."  - "Как
"вдвоем"?" - "Ну да, с Эрбергом"...


     15.12.1927

     Отрезной купон:
     0x08 graphic
     "Перевод на 25 р. ... к.
     Отправитель: А. А. Ахматова
     Адрес отправителя:
     Фонтанка, 34, кв. 44.


     С другой стороны:
     "Милая Мама, благодарю  тебя  за письма.  Как ваши  дела?  Что Левушка?
Целую  вас всех  и  желаю веселых праздников. Я получила  письмо  от  мамы с
Сахалина. Она пишет, что послала Леве орехи. Получил ли он. Твоя Аня".
     (АА написано - чернильным карандашом, 15.12.1927.)

     1921 - 1924. Частые встречи с Ф. К.  Сологубом. Бывают друг у друга. До
1921 встречалась с Сологубом редко.  С 1924, после отъезда О. А. Судейкиной,
встречается с Сологубом реже.
     "Арап, который  кидался  на  русских женщин", -  говорил  Ф.  Сологуб о
Пушкине.

     Был  у АА в Шереметевском  доме от 1 до  2  1/2. Чувствует  себя, как и
всегда, плохо, но  жара нет (к вечеру, наверно,  будет). Написала  на бланке
перевода письмо А. И. Гумилевой и просила меня отправить 25 рублей. Говорили
о Сологубе, об Е. Данько.
     Сегодня не выходит  на  улицу.  Вечером звонил АА  в Шереметевский дом,
спрашивал, как себя чувствует. Все так же. Читает в кабинете на диване.
     Получила  письмо  от Е. Данько  из Царского Села.  (Е.  Данько на месяц
поместилась там, в здравнице.)
     В письме  Е. Данько передает о своей встрече с человеком, ругавшим всех
писателей,  с которым  она спорила  два дня  и который оказался  Г. Адонцом.
Пишет, что Э. Голлербах хочет стать Эккерманом Сологуба,  много  еще пишет и
обещает позвонить АА по телефону в пятницу утром (т. е. 16 января).

     Из  всех  встреч с  Ф.  К.  Сологубом вынесла впечатление,  что Сологуб
ненавидел  Пушкина  и  Толстого. Да  и  вообще  почти  ни о  ком  хорошо  не
отзывался. Никакой системы  в  его  мнениях нельзя  было заметить.  А. Блока
называл немцем. Имени И.  Анненского  от него не слышала  никогда. Анненский
остался вовсе незамеченным Сологубом.
     Помнит только один настоящий разговор - о Лермонтове, из которого можно
было  заключить,  что   Сологуб  любит  Лермонтова.  По-видимому,   любил  и
Достоевского.


     16.12.1927

     Пришел в  Шереметевский дом в 2 1/2, был до  3 1/2  - мазал вместе с АА
Тапа зеленым мылом. Вторично пришел в восемь и был до девяти - купали и мыли
Тапа: я держал его в корыте, АА мыла. Устала страшно.
     Сегодня АА не выходила из дому.


     17.12.1927

     АА была у  В. А. Щеголевой и вместе с ней ездила к О. Н. Черносвитовой.
Черносвитова рассказывала об отношении к ней Союза писателей и Литфонда (они
хотят  выносить  ей  благодарность за  ухаживание за  Сологубом! АА  глубоко
возмущена этим).
     Рассказывала  о  Сологубе,   прочитала   письмо   Судейкиной   Сологубу
(полученное  незадолго  до  смерти Ф.  Сологуба).  Сологуб  не  захотел  его
прочесть и знать его содержание. АА спрашивала Черносвитову  о судьбе архива
Вячеслава Иванова (часть его хранится у Черносвитовой).
     Показывала  АА  стихи  Сологуба. Ненапечатанных  стихотворений осталось
около 2000 (двух тысяч!).


     18.12.1927

     Утром зашел  за АА  в  Шереметевский дом. Она собралась ехать в Царское
Село к Е. Данько (которая живет в  санатории КУБУ на Широкой ул.). На вокзал
ехал с АА в трамвае. В  поезде  АА  рассказывала о Черносвитовой, у  которой
была вчера, возмущалась отношением Литфонда к  Черносвитовой,  говорили о Ф.
Сологубе и его литературном наследии и т. д.
     В  Царском  Селе проводил  АА  до  Е. Данько (она увидела нас  в  окно,
звала), но АА пошла одна - я  вернулся  на вокзал  и первым поездом  уехал в
Петербург:  мне  предстояло  ехать  в  Царское  Село  вторично  сегодня  (на
литературное выступление). АА  вернулась в город одна  часов в шесть вечера.
Устала очень,  легла  сразу,  но не спала часов до  трех ночи,  а ночь плохо
спала.


     19.12.1927

     Днем  заходил к АА.  Пунин сегодня именинник. Был недолго. АА сердится,
или, вернее - стилизует злость, но смеется...
     Вечером  у Пуниных  были  все родственники, было  пьянство, выпили  две
четверти  вина.  АА на  весь вечер уходила  из Шереметевского дома  - была у
Срезневских, вернулась домой во втором часу ночи...

     Заседание  в  Союзе писателей.  О разводе Голлербаха и  письмах  АА.  О
дневнике  Блока  (Николай  Степанович -  открыто, Блок - тайно),  никогда не
открывался.
     Каталог для Срезневского Николая Константиновича (жалов. Шилейко).

     О  Сологубе  (дух противоречия, глупости  с  неокласс., сборник  памяти
Данько Борис, мнение о правительстве и др.).
     Рассказывал ей о  Лагорио, о Николае I  и его жестокости, о Тырсе и его
лояльности...  (и загранице),  о  Лебедеве и  Нат. Венгерове...  (происках).
Хотел  заниматься  фотографией.  Письмо   Судейкиной  Сологубу  (не  захотел
прочесть).


     20.12.1927

     В  два  часа  зашел за  АА,  и  вместе  пошли  в Мраморный  дворец. Там
разбирали книги и  бумаги; в книгах В. К. Шилейко  я нашел  портрет АА (1914
г., работы  Бушэна)  и "Письмо о  русской поэзии" Н.  Гумилева  - оттиск  из
"Аполлона"  с  надписью Н. Гумилева В. К.  Шилейке.  На портрете  АА сделала
помету карандашом  ("Думала  -  поставить  твердый знак или  не ставить".  -
Поставила). Оттиск -  подарила  мне.  Наполнив корзинку посудой,  поехали на
санях в  Шереметевский дом. Проводил АА  в Шереметевский дом и пошел  в  Дом
печати. Вечером  опять был у АА,  сидел  с нею  вдвоем до десяти, а в десять
пошли  вдвоем в  кинематограф  ("Splendid  Palaco").  Шла  американская  "Не
повезло". АА с любопытством смотрела на современную американскую архитектуру
- здесь мы совсем не знаем, какова современная заграничная  архитектура.  Из
кинематографа вернулись в Шереметевский  дом, я сидел еще часа полтора, пили
чай.
     Пунины после вчерашнего пьянства  спят весь  день. Пунин встал  в шесть
часов вечера и сразу же ушел куда-то, а вернулся домой в час ночи...


     21.12.1927

     О смерти отца.
     АА  была в Царском  Селе, когда  ее  вызвали  в Петербург, сообщив, что
здоровье  отца  очень  плохо.  АА  приехала  сейчас  же.  И двенадцать  дней
находилась неотлучно при отце. Виктор в это время был гардемарином, и т.  к.
Балтийское море было  закрыто,  всех  гардемаринов отправляли  на  маневры в
Тихий океан  (железной  дорогой,  во  Владивосток). К  описываемому  времени
Виктор должен был вернуться в Петроград.
     Отец  АА умирал от  грудной жабы. Сознание его было затемнено (он часто
заговаривался,  говорил АА такие,  например,  фразы: "Николай  Степанович  -
воин, а ты - поэзия"). Но о Викторе помнил все время, постоянно  спрашивал о
нем. Часто просыпался  ночью и просил АА позвонить в Морской корпус  узнать,
вернулся ли Виктор.  АА шла  в  соседнюю  комнату, делала  вид, что звонила,
возвращалась и  говорила, что  в  Морском  корпусе  говорят, что гардемарины
скоро приедут.
     Наконец, АА узнала, что Виктор действительно приедет на следующий день.
Повесила на  наружных  дверях  записку,  чтоб  Виктор  не  шел  с  парадного
(боялась, что встревожит отца), а обошел кругом. Виктор пришел за пять часов
до смерти  отца. Привез ему палку  в  подарок. Не знал ничего. Когда  Виктор
пришел, дома был доктор. АА  спросила его, можно ли привести Виктора к отцу?
Доктор разрешил и сам объявил отцу о приезде Виктора.
     А через пять часов отец умер.

     Сегодня  в связи с  приездом  Сверчковой  и  всеми  ее  разговорами  АА
расстроена.  Ей  грустно,  что  такой  эгоистичный  и  с  такими  мещанскими
взглядами на  жизнь человек, как  А.  С.  Сверчкова,  воспитывает  Леву.  АА
опасается, что влияние Сверчковой на Леву может ему повредить.
     Сегодня неожиданно приехала и остановилась у Кузьминых-Караваевых А. С.
Сверчкова. Сказала, что приехала "повеселиться" - хочет побывать в  театрах,
на  Липковской и пр., осмотреть  комнату, где убили Распутина, в  Юсуповском
особняке  (!),  побывать на  юбилее М. Горького (!!!) в Доме  ученых и т. п.
Утром пришла к АА  в Шереметевский дом и после  первых же слов заявила,  что
написала к октябрьским дням  революционную детскую пьесу и хочет прочесть ее
АА. АА попробовала отложить чтение, но А. С.  Сверчкова настойчиво попросила
ее слушать сейчас же и стала читать. АА вызвала меня по телефону. Мой приход
прервал чтение. Сверчкова хочет обязательно побывать в Театре Юных Зрителей,
несомненно - с целью устроить эту пьесу в Театр.  Какое пустое и  неприятное
честолюбие!
     Около четырех часов дня я вместе со Сверчковой вышел  из Шереметевского
дома и  проводил Сверчкову до  Литейного. Здесь она по  секрету (!)  сказала
мне,  что хочет усыновить  Леву  (!!), якобы  для того, чтоб ему  легче было
поступить в ВУЗ. Сказала, что все и так считают Леву ее сыном ("Ведь  это же
так и есть: я  его с  шестилетнего возраста воспитываю"). Когда заговорили о
жизни - "Так трудно: ведь мы  же все живем только на мое жалованье  - на  62
рубля,  которые  я получаю..."  (а  тех 25  рублей,  которые  АА  ежемесячно
посылает, Сверчкова  не хочет и считать? АА  посылает деньги в Бежецк с 1921
года непрерывно - до сих пор).
     Все это Сверчкова говорила и АА. АА резонно ответила ей, что  если Леве
нужно будет менять фамилию, то он может стать Ахматовым, а не Сверчковым.
     Конечно,  чтоб не  обидеть  Сверчкову, АА промолчала,  когда  Сверчкова
сказала и ей вышеупомянутую фразу об ее жаловании...
     Сверчкова расспрашивала АА о театрах, где что идет, и когда АА сказала,
что  нигде  не  бывает  и  потому  ничего  о  постановках сказать не  может,
Сверчкова весьма явно не поверила АА.

     1913. 12 апреля (переписано 21 января 1927). Надпись О. Мандельштама на
сборнике  "Камень"   ("акмэ"):  "Анне   Ахматовой   -  вспышка  сознания   в
беспамятстве дней, почтительно, Автор. 12 апреля 1913".

     На  сборнике "Trista" О. Мандельштама (зелеными чернилами): "Вольдемару
Шилейко книгу светлого хмеля и славы - смиренно - Анна". (Надпись переписана
мной 21 января 1927).

     Днем    к   АА    приходил   неизвестный   юноша   и,   сославшись   на
Иванова-Разумника,  приглашал  АА  прочесть  стихи в  каком-то  литературном
кружке. АА отказалась.

     Вспоминает, как первый раз носила свои стихи в  редакцию журнала (...).
У нее попросили стихов, но просили принести. АА  по пути в редакцию  зашла в
магазин,  купила  перчатки -  решила,  что надо в  редакцию  прийти прилично
одетой. А  редакция  была -  грязная, крошечная, заваленная  книжным  хламом
комната...
     Там был Гофман (?).

     Вечером  у  АА  была  Н.  Данько.  В  9 1/2  часов  вечера  я  пришел в
Шереметевский дом и застал АА с  Н. Данько в столовой. Пуниных дома не было.
Сидели за столом втроем  до одиннадцати, разговаривали, шутили. Я  принес АА
пачку старых денег - 1917 - 1922  года, сосчитал -  оказалось 669 096 рублей
24 копейки (сколько бед видели эти деньги!).
     Н. Данько принесла АА старые  почтовые марки... В  одиннадцать часов Н.
Данько ушла, и  я с АА мыл Тапа  в кухне, и  с помощью Аннушки мыли часов до
двенадцати.  Устала АА очень. Пошли в кабинет и  здесь вдвоем сидели до двух
ночи.  У  АА  небольшой жар -  37,3.  Читали по-английски, говорили об А. С.
Сверчковой, о Русском музее и о тысяче других вещей.
     В два часа я  ушел домой, на  лестнице  встретил возвращавшихся Пуниных
(они  были у  Льва и  Сарры Пуниных, и А.  Е. Пунина подвыпила) и вернулся в
Шереметевский дом, просидел еще минут двадцать, вывел Тапу и ушел домой в  2
1/2 часа ночи.
     Сверчкова  привезла из  Бежецка  драму  в  стихах,  написанную Левой  и
посвященную мне.
     К  сожалению,  драма  переписана  начисто А. С. Сверчковой,  а не самим
Левой.


     22.12.1927

     Сегодня  АА должна была пойти со мной  к Кузьминым-Караваевым - сделать
родственный визит им и Сверчковой. Но АА  уже вчера чувствовала себя плохо и
не выходила из дому,  а  сегодня совсем  простужена. Позвонила  мне, просила
сообщить Сверчковой, что не придет.  Приехав на Фурштадскую  утром, я застал
только  Констанцию  Фридольфовну.  В  разговоре  с  ней выяснилось,  что она
обижена  на  АА за то, что  АА  ни разу осенью не была  у них и что К. Ф. не
верит в болезнь АА. "Да, да... Мы все больны, а все-таки она могла бы зайти,
если б хотела".

     Пришел к  АА около часу дня и был до 3  1/2.  Пунина дома не было. АА в
кабинете,  съежившись   от   озноба,  сидела   в  уголку   дивана  и  читала
по-английски. Провел время с  ней в разговорах и английском чтении. Говорили
о   дневнике   А.  Блока,  о   Ф.   Сологубе,   об   А.   С.  Сверчковой   и
Кузьминых-Караваевых, о стихах и о многом другом, шутили, как всегда.
     АА    совсем   нездорова,   не    выходит,    не   пойдет   сегодня   к
Кузьминым-Караваевым  и говорит, что  ее  преследует беда -  как только  она
должна  выказать какие-либо  родственные чувства, всегда случается что-либо,
что непременно помешает ей. Огорчена.


     28.12.1927

     1924. Июль. Прочла в  "Красной  вечерней газете" рецензию на "Роман без
вранья"  Мариенгофа.  По  этому поводу заговорили об Есенине и  о  том,  как
Есенин с Клюевым, И. Приблудиным и еще одним имажинистом пьяные пришли к ней
в 1924  году  (в  июле 1924 г.) на  Фонтанку,  2.  Подробно АА мне  уже  все
рассказывала. А сегодня  говорила,  что  Приблудный и  другой имажинист ушли
раньше, Клюев с  Есениным  остались,  но  Клюев был  так  пьян, что  заснул,
разлегшись  поперек кровати. Есенин же, оставшись наедине с АА (ибо Клюев  -
спал), стал  вести  себя  гораздо  тише,  перестал  хулиганить, а  заговорил
просто,  по-человечески. В разговоре ругал власть, ругал всех и вся... Потом
разбудил Клюева  и ушел.  Это  - единственная  встреча  АА  с  Есениным.  АА
отнеслась  к  ней  как  к  обычному  хулиганству  и  московскому  хамству...
Характерно не это. Характерно, что дня через два АА,  идя  по Моховой (или в
Летнем саду), встретила Есенина, шедшего с несколькими имажинистами. Есенин,
увидев АА, нарочито громко сказал своим спутникам что-то нелестное по адресу
АА и прошел  мимо, поклонившись с вызывающим видом и приложив к цилиндру два
пальца. Из  того,  что,  оставшись прошлый  раз  наедине  с  нею,  Есенин не
хулиганил, а  говорил  просто и достаточно (для  Есенина)  вежливо, а  здесь
(совершенно явно  для того,  чтобы показать  свое хулиганство по отношению к
Анне Ахматовой  товарищам) схулиганил, АА поняла, что хулиганство  Есенина -
нарочитое, выдуманное, напускное и делается для публики. И вот это утвердило
окончательно ее отрицательное отношение к Есенину.
     С Есениным АА больше не  встречалась.  А с Клюевым в первый  раз  после
этой истории  встретилась на  юбилее  Кузмина, у Наппельбаум (в 1925). Здесь
Клюев страшно ругал Есенина и говорил про него гадости.

     28 декабря 1927. В Шереметевском доме вечером. В  кабинете  АА, Николай
Константинович  Миронич и  я.  АА  с  Николаем  Константиновичем  занимались
английским языком  по  книжке Манштейна,  а я сидел в  кресле  тут  же и  из
озорства записывал это, глядя на них.

     РОЖДЕСТВЕНСКИЙ РАССКАЗ

     "Как будто вас здесь нет - совсем - понимаете - принцип такой..."
     "Lupt  of...   replied...  Where   are...   Egipet  -   не  знаю,   как
произносить...Kristmass   -  вот  тоже   не   знаю,   как   произносить,   -
Рождество...Sparrows - да? Huts-nuts - да. In the warm room (повторила)
     (А пальцем по щеке скользит...)
     - Я не знаю...  вот... вот... так бывает... вот это, которое дельтой...
и потом у меня бывает такое, которое...
     - Вот так вот обозначай - такой штукой... - последовали объяснения).
     - Whis, - повторила.
     - Then, - тоже. Наклонившись в сторону Николая Константиновича и болтая
левой ножкой -  сгибая  ее в щиколотке - а временами торжествующе поглядывая
на Николая Константиновича, иногда - хмуря брови...
     - Большие  пальцы рук с  верхней стороны...  клинки...  Tap  - это что,
ведро - или что?.. С ветками?  да?..  Immediately, - много раз  повторяла. -
Хорошо,  это  я  потом  научу... - улыбнувшись снисходительно.  -  Facent, -
повторила, - да, да.
     Губы складывала  тонко, с выражением лица хорошего английского Гушина -
вытягивала их вперед, и уголки губ складывались и раскрывались...
     - Вот terribly я не знаю...
     Но Николай Константинович поправил и ученье продолжается. Читает уже не
по  складам, внимательно, кокетство спрятано - почти (но вот, только записал
это - вдруг загримасничала, и  я уже не смею  сказать, что  кокетства  вовсе
нет!). Часто коротенькие паузы, повторяет слово...
     -  Ира,  не кричи,  пожалуйста,  я  занимаюсь,  -  вдруг  пронзительным
голосом,  повернувшись к  соседней  комнате, где Аннушка  не может угомонить
Иру.
     - Вам, может, не видно? - придвинула книжку к Николаю Константиновичу.
     - Нет, очень хорошо видно...
     - Allas... Фу,  отчего  у меня  неверно  поставлено, - взяла  у Николая
Константиновича карандаш - исправила.
     А на самой  -  черное  шелковое длинное  платье, привезенное Катуком из
Японии,   поверх  него  -   фуфайка,  конечно,  с  небрежным  беспорядком  в
незастегнутом воротнике. Смотря на меня:
     - Пишете стихи, да?
     - Нет, прозу...
     - Garred, - повторила, - нет вреднев.
     Николай  Константинович  тихим  робким голосом  повторяет  -  с  полным
сознанием   своего   достоинства   и   изысканной   предупредительностью   и
внимательностью. Сидит прямо, скрестив пальцы на коленях.
     Теперь Акума, подперев подбородок рукой, перебирает в воздухе пальцами,
устремленными вверх. Вбегает Ирка, прощается, АА целует ей руку и вместо "до
свидания" говорит "здравствуй". Ирка убегает.
     А затем лоб морщит, ай, ай!
     - Ы-ы-ыыы,  -  мне, увидев, что  я слежу за  ней и не найдя слова, чтоб
выучить (да и некогда, читает дальше).
     - Thart...
     Я повторил:
     - Thort...
     Взглянула на меня презрительно:
     - "Сорт", по-вашему... - читает дальше.
     Рассказ кончен. Николай Константинович:
     - Может, еще почитаем?
     - Нет, я очень много прочла.

     При чтении этой записи сказала: "Лукницкий - худших времен...".
     С подлинным верно. ...colei che sola a me par donna.


     30.12.1927

     Проводил  АА  к  Замятиным на  званый  обед.  Прощаясь,  сказала  тихо,
неожиданно и грустно: "У меня такое тяжелое сердце... Бывает такое сердце...
Тяжелое-тяжелое. Не знаю, почему...".


     Декабрь

     Прочитала по-английски книгу "Tremendous Trifles" C. K. Chesterton.


     4.01.1928

     Любит очень "Песни западных славян". Самая любимая из них - "Похоронная
песня". Очень хорошо и - "Янко Маркович".
     Ритмы этих песен повлияли на ритм "У самого моря".


     11.03.1928

     Об Ariosto.
     По просьбе АА я принес  ей  сегодня из Мраморного дворца ее  "Ariosto",
который  ей  нужен  был для  работы по  Пушкину. (АА  нашла вчера моменты  в
"Евгении Онегине", написанные под влиянием Ariosto. АА  читала мне отдельные
места из Ariosto по-итальянски и переводила с листа.
     Я заметил, что читала АА с удовольствием, еще и потому, что ей нравится
самый звук итальянской речи в ее голосе.





     УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН



     А



     АДАМОВИЧ Татьяна Викторовна (1892 - 1970) -  преподаватель французского
языка; сестра Г. В. Адамовича.





     АЛЯНСКИЙ  Самуил  Миронович (1891  -  1974)  -  основатель "Алконоста",
издатель  "Записок  мечтателей",  близкий  друг  Блока в  последние годы его
жизни.






     АНРЕП Борис  Васильевич  (1883  -  1969) -  художник  и  художественный
критик.








     АУСЛЕНДЕР Сергей  Абрамович (1886  -  1943) -  писатель.  Племянник  М.
Кузмина.




















     БЕНУА Александр Николаевич (1870 - 1960) - художник, искусствовед, один
из основателей "Мира Искусства".





























     ВАГИНОВ  Константин Константинович (Вагингейм, 1900 - 1934)  -  поэт  и
беллетрист.

     ВАККАР Виктор Модестович (дядя  В.)  - муж Анны Эразмовны, сестры И. Э.
Горенко.









     ВЕРХОВСКИЙ Юрий Никандрович (1878 -  1956)  - поэт, переводчик, историк
литературы.
















     ГАНЗЕН  (ГАНЗОН) Анна  Васильевна  (урожд. Васильева,  1869 -  1942)  -
переводчица произведений скандинавских писателей.







     ГЛЕБОВА-СУДЕЙКИНА   Ольга   Афанасьевна  (1885   -   1945)  -   актриса
Александринского  театра,  театра  В.  Ф.  Коммиссаржевской  и  Суворинского
театра.



     ГОЛЛЕРБАХ  Эрих  Федорович  (1895  -  1942)  -  поэт,  литературовед  и
художественный критик.



     ГОНКУРЫ братья, Эдмон (1822 - 1896) и Жюль (1830 - 1870) -  французские
писатели.





















     ГРЖЕБИН Зиновий Исаевич (1869 -  1929) - художник, издатель, совладелец
изд-ва  "Шиповник"  (1906  - 1918),  в  1919  -  1923  гг.  организовал  кн.
издательство в Петрограде с филиалами в Москве и Берлине.










     ГУМИЛЕВ Лев  Николаевич  (1912  - 1992)  -  сын А.  Ахматовой  и Н.  С.
Гумилева; историк-востоковед.

     ГУМИЛЕВА  Анна Ивановна  (урожд.  Львова,  1854  -  1942) - мать Н.  С.
Гумилева.
     ГУМИЛЕВА  Анна  Николаевна  (урожд. Энгельгардт,  1895  - 1942) -  дочь
известного публициста Н. А. Энгельгардта, вторая жена Н. С. Гумилева (с 1919
г.).















     ДАНЬКО Елена Яковлевна  (1898  - 1942)  - была  актрисой театра  кукол,
живописцем на фарфоровом заводе. Впоследствии детская писательница.













     ДЫМШИЦ-ТОЛСТАЯ  Софья Исааковна (Пессати, 1889 -  1963)  - живописец  и
график, в 1907 - 1914 гг. жена А. Н. Толстого.











     ЖИРМУНСКИЙ Виктор  Максимович (1891  - 1971)  - филолог, литературовед,
лингвист.









     ЗЕЛИНСКИЙ Фаддей  Францевич  (1859 - 1944) - филолог-классик, профессор
Петербургского университета.
     ЗЕНКЕВИЧ  Михаил  Александрович  (1891  -  1973)  -  поэт,  переводчик,
участник первого Цеха поэтов.



     ЗНОСКО-БОРОВСКИЙ  Евгений  Александрович  (1884  -  1954) -  драматург,
театровед; секретарь редакции журнала "Аполлон".


     ЗУБОВ гр. Валентин Платонович (1885 - 1969) - основатель Ин-та  истории
искусств, кот. до 1920 г. носил его имя.




     ИВАНОВ Георгий Владимирович (1894 - 1958) - поэт, участник первого Цеха
поэтов.
     ИВАНОВ-РАЗУМНИК  Разумник  Васильевич (1878 -  1945) -  историк русской
литературы и общественной мысли, критик, публицист.









     КАРДОВСКАЯ  Ольга  Людвиговна (Делла-Вос-Кардовская) (1866  -  1943)  -
художница. Жена художника  Д.  Н. Кардовского.  Писала  портреты  Гумилева и
Ахматовой.






     КЕНТАЛ Антеро де (1842 - 1891) Антеру Таркиниу ди  (Quental) - один  из
основателей (1872) португальской секции 1-го Интернационала, поэт и критик.



     КЛЕМПЕРЕР  (Klemperer)   Отто  (1885  -  1973)  -  немецкий  дирижер  и
композитор.




     КОЖЕБАТКИН Александр Мелентьевич (1884 - 1942)  - владелец издательства
"Мусагет", издатель "Аполлона".


     КОЛЕСОВА Екатерина В.  - вторая жена С. В. Штейна, впоследствии жена Э.
Голлербаха.






     КРАЙСКИЙ   (Кузьмин)  (1891  -   1941)   -   поэт,   участник   изданий
петроградского Пролеткульта.


     КРИВИЧ  (Анненский)  Валентин Иннокентьевич (1880  - 1936) - сын И.  Ф.
Анненского, поэт, автор воспоминаний о своем отце.







     КУЗЬМИНА-КАРАВАЕВА Елизавета Юрьевна  (1891 -  1945) - урожд.  Пиленко,
Кузьмина-Караваева -  по  первому мужу Дм.  Вл.  К.-К.,  во  втором  браке -
Скобцова, с 1932 г. - монахиня мать Мария.
     КУЗЬМИНА-КАРАВАЕВА Констанция Фридольфовна,  урожд.  Латне,  двоюродная
сестра Н. С. Гумилева.
     КУЗЬМИНА-КАРАВАЕВА   Мария  Александровна   (?   -  1911),   двоюродная
племянница Н. С. Гумилева.
     КУЗЬМИНА-КАРАВАЕВА Ольга Александровна,  по мужу Оболенская (? -  ум. в
1986 г. в Париже), двоюродная племянница Н. С. Гумилева.
     КУЗЬМИН-КАРАВАЕВ  Сергей Александрович -  двоюродный  племянник  Н.  С.
Гумилева.

















     ЛЕЛЕВИЧ Г. (Лабори Гилелевич Калмансон) (1901 -  1945)  - "напостовец",
один из руководителей ВАПП.









     ЛОЗИНСКИЙ Михаил  Леонидович (1886 - 1955) - поэт, переводчик, участник
первого Цеха поэтов, редактор журнала "Гиперборей".











     МАКОВСКИЙ Сергей Константинович (1877 - 1962) - поэт и критик, редактор
журнала "Аполлон".












     МАРКС  Адольф Федорович (1838 - 1904) -  рус. издатель (С.-Петербург, с
1869 г.).





     МЕРЕЖКОВСКИЕ, МЕРЕЖКОВСКИЙ Дмитрий Сергеевич (1866  -  1941). См. также
ГИППИУС З. Н.









     МОСАРСКИЙ  Михаил - гимназист, дававший  частные уроки А.  Ахматовой  в
Евпатории.

     МОСОЛОВ Борис Сергеевич (1886  -  1942) - искусствовед, в 1910-е годы -
секретарь редакции журнала "Старые годы".











     НАРБУТ Владимир Иванович  (1888 -  1938) - поэт, участник первого  Цеха
поэтов. В 20-е годы - директор издательства "Земля и фабрика".
     НЕДОБРОВО Николай  Владимирович  (1882  -  1919) -  поэт и литературный
критик.














     ОДОЕВЦЕВА Ирина Владимировна (Ираида Густавовна Гейнике, 1901 - 1990) -
поэтесса, участница Цеха поэтов, автор воспоминаний.
     ОКСЕНОВ  (и  Аксенов,  псев. ИНОКОВ)  Иннокентий Александрович (1897  -
1942) поэт, критик, переводчик.




     ОСИНСКИЙ Н. (Оболенский Валериан Валерианович, 1887 - 1938) - партийный
деятель.



























     ПОЛОНСКАЯ  Елизавета  Григорьевна  (1890  -  1969)  -   поэтесса,  член
объединения "Серапионовы братья".








     ПУНИНА Анна  Евгеньевна (урожд. Аренс) (1892 - 1943) - врач, жена Н. Н.
Пунина.






     ПЯСТ (Пестовский) Владимир Алексеевич (1886 - 1940) - поэт, переводчик,
автор воспоминаний.








     РАДЛОВА Анна Дмитриевна (урожд.  Дармолатова, 1891 - 1951/  или 49?)  -
жена С. Э. Радлова, поэтесса и переводчица, погибла в лагере под Рыбинском.




     РАФАЛОВИЧ Сергей Львович -  поэт, издавал в  Тифлисе  с  С.  Городецким
журнал "Орион".

     РЕЙСНЕР  Лариса  Михайловна  (1895  -  1926)  -  писательница,  жена Ф.
Раскольникова.



     РОЖДЕСТВЕНСКИЙ Всеволод Александрович (1895 - 1977) - поэт, переводчик,
некоторое время состоял в третьем Цехе поэтов, из которого вышел в 1921 г.

     РОМАНЕНКО  Степан  Григорьевич  (1857   -  1900)  -  крестный  отец  А.
Ахматовой.






     РОСТОВЦЕВ Михаил Иванович (1870 -  1952) -  профессор  Петрогр.  ун-та,
академик.



     РЫБАКОВЫ:  Иосиф  Израилевич  (1890 -  1938)  -  юрист  и  коллекционер
предметов искусства, погиб в годы террора.
     Лидия Яковлевна (урожд. Гальперина, 1885 - 1953) - близкая приятельница
А. А., жена И. И.



     РЫКОВА Наталья  Викторовна (1897 - 1928)  - дочь Рыковых, жена проф. Г.
А. Гуковского.




     САДОФЬЕВ Илья  Иванович  (1889 - 1965) -  поэт.  С 1924 по  1929  г.  -
председатель Ленинградского отд. Всероссийского союза поэтов.








     СВЯТОПОЛК-МИРСКИЙ  Дмитрий  Петрович, кн.  (1890  -  1939)  - критик  и
литературовед.














     СПАССКИЕ: Сергей Дмитриевич (1898 - 1956) -  писатель, с 1922 г.  пред.
рев. комиссии Всеросс. союза писателей. - ?

     СРЕЗНЕВСКИЕ  -  Валерия  Сергеевна (урожд.  Тюльпанова,  1888  - 1964),
подруга А. А.






     СТОЛЫПИН Петр  Аркадьевич  (1862  -  1911) -  министр  внутренних дел и
премьер-министр с 1906 г.


     СТРУВЕ Глеб Петрович (1898 -  1985) - литературовед, поэт,  переводчик,
сын П. Б. Струве.





     СУТУГИНА Вера Александровна (1892  - 1969)  - после  1917  г. секретарь
изд-ва "Всемирная  литература".  Впоследствии была  выслана  из Ленинграда и
вернулась лишь незадолго до смерти.












     ТИХОНОВ Александр  Николаевич  (1880  -  1956)  -  писатель,  заведовал
изд-вом "Всемирная литература".


     ТОЛСТАЯ-ЕСЕНИНА Софья Андреевна (1900 - 1979) - внучка Льва Толстого  и
последняя жена С. А. Есенина.





     ТОН  Константин  Андреевич  (1794  -  1881)  -  архитектор,   создатель
"русско-византийского стиля".

























     ФРОМАН   (Фракман)  Михаил  Александрович  (1891   -  1940)  -  поэт  и
переводчик. Секретарь Союза поэтов в 20-е годы.























     ЧЕРУБИНА  де  ГАБРИАК -  Е. М.  Дмитриева (Васильева)  (1887 -  1928) -
поэтесса.






     ЧУЛКОВА  Надежда  Григорьевна (1874  -  1961)  -  жена  Г. И.  Чулкова,
переводчица.







     ШВАРСАЛОН   Вера   Константиновна   (1890   -   1920)  -  дочь   Л.  Д.
Зиновьевой-Аннибал от первого брака. Третья жена Вяч. Иванова.
     ШВАРЦ - очевидно, Антон  Исаакович (1896 -  1954) - артист, исполнитель
гл. роли в спектакле "Гондла", показанном в Петрограде 7 янв. 1922 г.



     ШЕНГЕЛИ  Григорий  Аркадьевич  (1894   -  1956)  -  поэт,   переводчик,
литературовед.


     ШИЛЕЙКО Владимир  Казимирович (1891 - 1930) - востоковед, специалист по
клинописным языкам.


     ШИШКИНА Нина  Александровна (Шишкина-Цур-Миллен) - певица из цыганского
квартета Шишкиных.

     ШКАПСКАЯ  Мария  Михайловна  (урожд.  Андреевская)  (1891  -  1952)   -
писательница.



     ШТЕЙН  С.  В. (1882  -  1955) -  филолог-славист,  муж  Инны  Андреевны
Горенко.

     ШУБИН Николай  Яковлевич  - директор  Петергофской гимназии,  в которой
учился В. К. Шилейко.





     ЩЕГОЛЕВ Павел Елисеевич  (1887  - 1931)  -  историк,  редактор  журнала
"Былое". Пушкинист.
     ЩЕГОЛЕВА  Валентина  Андреевна  (урожд. Богуславская)  (1878 -  1931) -
актриса, жена П. Е. Щеголева.

















     ЭФРОС  Абрам  Маркович  (1888  -  1954)  -  искусствовед. Исследователь
рисунков А. С. Пушкина.


































































































































     * Всеволод Александрович Рождественский.
     ** Прислуга.
     * "Красная газета".
     ** Преподаватели гимназии в Царском Селе.
     * АА сказала сначала "мед", потом поправила себя: "сот".




     196



     Перевод почтовый
     на 25 р. ...к.
     Двадцать пять рублей
     Куда: Бежецк. Тверской губ.
     Гражданская ул., д. No 15
     Кому: Анне Ивановне Гумилевой
     (Перевод отправлен 15.12.1927)".



Last-modified: Sat, 04 Sep 2004 12:43:47 GMT

Оцените этот текст: