Юрий Бондарев. Незабываемое
-----------------------------------------------------------------------
"Собрание сочинений в четырех томах. Том первый".
М., "Молодая гвардия", 1973.
OCR & spellcheck by HarryFan, 18 June 2001
-----------------------------------------------------------------------
Посвящается Лене Строговой,
медсестре 89-го стрелкового полка
Лена ложится на краешек нар, укрывается шинелью и, согреваясь, думает в
полудремоте: "Хорошо как! Никогда не знала, что так хорошо в землянке!"
Она только что вернулась из санроты, расположенной на берегу Днепра,
долго плутала в осенних потемках, намерзлась на сыром ветру и лишь по
трассам пулеметов, по окрику часового, иззябшая, усталая, с трудом нашла
НП.
Свертываясь под шинелью калачиком, Лена закрывает глаза, и тотчас
откуда-то выплывают дорога, лесистый берег, освещаемый близким светом
ракет, густо-черная вода у переправы, огоньки цигарок, раненые на носилках
около землянок санроты. Где-то в ночи рождается далекий свист, он давит
все звуки, приближаясь и настигая. Снаряд с громом разрывается на кромке
берега, косая стена воды подымается перед землянками, брызги летят Лене в
лицо. "Переправу обстреливают. Но почему же раненых не перевозят?" Второй
снаряд разрывается в десяти метрах от носилок, и кто-то там кричит,
стонет. "Немедленно переправлять! Немедленно!" И она бежит на этот крик,
слыша отвратительно воющий, низкий звук падающего снаряда...
Лена вздрагивает и резко откидывает с головы шинель. В землянке тишина,
нарушаемая странным стуком. Это задремал телефонист, и трубка ударяется о
стол. Телефонист с усилием подымает голову и продувает трубку.
- "Волна", "Волна", - говорит он, сонно прокашливаясь. - Я - "Дон"...
Как слышишь? Поверочка... Что у вас там, черти, радио или патефон? - Он
вздыхает, утомленно выпрямляя спину. - Ну как у вас... спокойно? Ракеты
кидает?
Связист поправляет плавающий в плошке огонек и, зябко подышав, кладет
голову на ладони.
В землянке душно, сыро и пахнет лежалой соломой. Вместе с Леной на
нарах, прикрыв лицо фуражкой и не сняв ремни, спит командир батареи
капитан Каштанов. На полу возле нар - Володя Серов, ординарец капитана.
Свет от свечи мягко бродит по его лицу. Оно разглажено сном и кажется
совсем юным. На лоб упал рыжий завиток волос, в нем запуталась былинка
сена. Лена долго смотрит на его лицо и думает: "Что ему снится?" - и,
улыбаясь, опять закрывает глаза.
Сквозь соя она слышит какой-то шум, чей-то короткий возглас, похожий на
команду, и как будто суматошный топот ног. Лена вскакивает. Она ничего не
понимает со сна. Ни капитана, ни Володи уже в землянке нет. Телефонист,
сгибаясь при каждом слове, надсадно кричит в трубку:
- Ясно! Да плохо тебя слышно! Ясно! Много? Не слышу тебя!
- Что? - тревожно спрашивает Лена и привычно ищет сумку. - Началось?
- По-ошло, - бормочет с полуухмылкой телефонист, прислушиваясь. Он
поглядывает на потолок землянки, который сильно трясется, и, потягиваясь
всем телом, нервно зевает. - Пятые сутки контратакует, - говорит он. -
Язви их душу. И не спят, поганое отродье, а? В Днепре хотят искупать!.. И
все танки пускает да бронетранспортеры... Хорошо бы, если бы в батарее
четыре пушки, а то одна осталась, барановская... на плацдарме. Дела-а!..
Лена молча, торопясь, надевает шинель и выбегает из землянки. В траншее
темно и холодно. С низины от Днепра дует пронизывающий влажный ветер. Он
рвет и уносит звуки выстрелов. Острый запах сырости, глины, недавно
смоченной дождем, наполняет окопы. Впереди, в вязких потемках, относимая
ветром, взвивается белая точка немецкой ракеты и, упав возле самых окопов,
горит, шипя, на земле ослепляющим костром. Где-то впереди тонко шьют
автоматы. Взвизгивая; над окопами мелькают, обгоняя друг друга, трассы;
разрывные пули глухо тюкают в бруствер, то там, то тут брызжут синими
огоньками. И Лена, пригибаясь, отталкиваясь руками от стен траншеи, бежит
вперед на бугор.
Впереди, на высоте, длинными очередями, содрогаясь, режет пулемет. При
вспышках в красном огне лихорадочно мелькает край чьего-то лица.
Кто-то с руганью пробегает мимо, задев Лену автоматом за плечо.
- Баранов! Старший сержант Баранов!
При свете ракеты Лена видит ординарца капитана Володю Серова. Он
оглядывается.
- Лена? - Он крепко сжимает ее локоть и едва переводит дыхание. - Лена?
Ты?
- Атака? - стараясь говорить спокойно, спрашивает Лена. - Опять?
- Да, в атаку пошли! Совсем осатанели! - разгоряченно говорит он. -
Черт возьми, связь с орудием перебили! Баранов! - кричит он в темноту. -
Баранов!.. Быстро ко мне!
Неожиданно сверху кто-то прыгает в окоп. Это командир орудия Баранов.
Он прерывисто дышит - вероятно, бежал. От него удушающе пахнет табаком.
- Ну, ну? - резко спрашивает он. - Темень, леший ногу сломит! Не
разберешь ни хрена! Ну?
- Четыре снаряда! - кричит Володя. - Транспортеры видел? По лощине
обходят! Долбани!
В вспышках ракет появляется и пропадает широкоскулое лицо Баранова. Оно
точно отвердело.
- Все? - Баранов, тяжело перекидывая огромное тело, выскакивает на
бруствер. Он стоит некоторое время, озираясь. - Обходят фрицы, что ли? -
говорит он и медленно усмехается. - Ракет не жалеют!
Красные огоньки пуль струей мелькают перед темной головой. Баранова.
- Пригнитесь! - кричит Лена сердито. - Что вы стоите?
- А, Лена! И ты тут? - говорит Баранов, только сейчас заметив ее.
И, не дожидаясь ответа, поворачивается, шагает в темноту. Лене хочется
крикнуть ему, чтобы он лег и пополз, но за бруствером его уже не видно, и
она говорит возмущенно:
- Не понимаю, зачем рисковать? Можно и пригнуться. Ты тоже так ходишь -
во весь рост? Это не геройство, а...
Володя что-то отвечает смеясь - не слышно: все тонет в разрывах. Они
бегут по траншее. На НП Лену ослепляют беспорядочные вспышки, в уши бьет
автоматная трескотня. Сухое, почти неподвижное лицо капитана Каштанова
дрожит в красных всплесках. Володя с размаху бросается грудью на бруствер,
выкрикивает:
- Порядок, товарищ капитан! Ваше приказание выполнено!
И Лена видит, как трясется его плечо от длинных очередей.
Слева из темноты вылетает рвущийся сноп пламени. Все оборачиваются. В
огневых взлетах появляются и исчезают вздрагивающее орудие на высоте, а в
лощине - черные тела бронетранспортеров и вставшие по скатам высоты
силуэты - немцы.
- Это Баранов, товарищ капитан! - кричит Володя возбужденно. - Баранов
прикурить дает!
Внезапно становится тихо. Только далеко, на правом фланге, без
передышки трещат автоматы, торопливо взлетают ракеты.
Все молчат прислушиваясь. Из низины доносятся голоса немцев. Они,
по-видимому, окапываются за высотой.
- Замолчали, - негромко говорит Володя. - Пять дисков как ветром
сдуло... Еще приготовим, пожалуйста, только спасибо не говорите! - И он
вываливает из противогазной сумки в шапку автоматные патроны, готовясь
набивать диски.
Капитан Каштанов оглядывает всех на НП, говорит замедленно: "Та-ак" -
и, наклонившись ко дну окопа, прикрываясь шинелью, сосредоточенно чиркает
зажигалкой. Огонь выхватывает черные, тесно сдвинутые брови. Володя с
жадностью прикуривает.
- Эх, закурить, шоб дома не журились! - И рукавом шинели вытирает с
лица пороховую гарь.
Лена подходит к Володе сзади, тихо говорит:
- Устал, товарищ ординарец? - И в голосе ее звучит ласковая усмешка.
Володя одной рукой обнимает ее.
- Ну-ка поближе сюда, санинструктор! - говорит он и крепко прижимает ее
к себе.
Лена строго:
- Товарищ старший сержант! - И испуганным шепотом: - Тише, капитан же
рядом... Ты совсем уж... Володька!..
Володя весь разгорячен - ворот расстегнут, руки теплые, и Лене кажется,
что в потемках у него светятся от недавнего возбуждения глаза.
- Ну как самочувствие? - еле слышно спрашивает Лена.
- Да ничего, Ленка, - шепотом отвечает он, прикасаясь горячей щекой к
прохладным Лениным волосам. - Вот по тебе соскучился, целый день тебя не
было... А ты как?
Она отстраняется от него, упираясь руками ему в грудь.
- Осторожней, Володька, капитан же.
- Да он не смотрит!.. У тебя руки холодные - боишься, что ли?
- Не думаю даже...
- Врешь, Ленка, - шепчет он, притягивая ее к себе.
- Ну, немножко, - соглашается она.
- За кого?
- Да за тебя же.
- Это ты оставь, Ленка. - Он сразу становится серьезным. - За меня
нечего бояться.
- И оставлять нечего. Тоже ходишь, как Баранов, не пригибаясь...
Оба не видят, что капитан Каштанов сидит на дне окопа, курит и чуть
усмехается, слыша рядом с собой шепот.
В ту же минуту возле траншеи разрывают воздух пулеметные очереди, пули
щелкают по брустверу. Тотчас откуда-то из лощины тугим звоном ударяют
немецкие минометы. Мины с чавкающим звуком, с визгом осколков рвутся над
головой, сыплется земля, стучит по плащ-палаткам.
Володя и Лена вскакивают. Над высотой, где стоит орудие Баранова,
рассвечивая потемки, веером летят толстые трассы. Видно, как трассы эти
врезаются в землю перед щитом, гаснут.
- Товарищ капитан, бронетранспортеры! Опять! Прикурить не дали! -
кричит Володя, ложась грудью на бруствер, щелкая затвором автомата. -
Опять пошли! По орудию бьют.
- Спокойно, - говорит капитан Каштанов. Он будто проснулся сейчас, и
голос у пего сонный и сиплый. Потом этот голос накаленно опаляет: -
Справа, по одному - кор-роткими!..
У Володи судорожно трясется плечо, и жутко возникает во вспышках
автомата красный блеск его зубов. Он что-то кричит и смеется.
И Лена смотрит на пего, и ей неудержимо хочется стоять рядом с ним,
стоять до тех пор, пока не кончится атака. Она щупает руками края окопа.
"Санинструктора!" - звучит в ушах Лены, но она знает, что по привычке
это часто кажется ей, и, оглянувшись на Володю, все-таки идет по траншее,
спрашивая:
- Товарищи, никто не ранен?
Во тьме ревут в низине бронетранспортеры, веера толстых трасс
рассыпаются все ближе, и немецкие ракеты уже падают на огневую позицию
Баранова и горят на брустверах орудийного дворика, и всем видны стоящие и
ожидающие за щитом орудия люди и самый высокий - Баранов - возле станины.
- Товарищ капитан! Баранова вроде окружают! - доносится сзади голос
Володи. - Видите?.. Слева заходят!
Бегло бьет орудие Баранова. Два разрыва, четыре разрыва - и сразу
орудие замолкает, и только слышны щелчки разрывных пуль, слышно, как
кричат бегущие к орудию немцы:
- А-а!
- Баранов! - опять доносится чей-то сиплый зов из потемок. - Баранов!
Мины рвутся возле орудия.
- Санинструктора сюда! Где санинструктор? Санинструктора!
Лена озирается и бежит на крик.
И на бегу мельком видит страшное, перекошенное лицо капитана Каштанова.
Он что-то кричит, но понять нельзя. Она видит его раскрывающийся рот. Она
улавливает одно слово:
- Впер-ред!..
Из траншеи, сбивая Лену с ног, бегут люди. У Лены, сжимаясь, колотится
сердце.
В проходе она сталкивается с огромным солдатом. На руках он кого-то
тащит.
- Кто такой? - хрипит солдат. - Где санинструктор?
- Я, - задыхается Лена. - Я, милый, я! Где раненый?
- Кто "я"? Не вижу! Ну-ка встань! - И, возбужденный, злой, шагает прямо
на Лену.
- Я санинструктор! - внезапно сердито останавливает его Лена. - Давай
же его! Куда ранен?
- Живой... да быстрей... - тише, но еще раздраженно и как бы с угрозой
говорит солдат, точно не доверяя Лене.
Лена его не знает: он, вероятно, из пехоты.
Солдат этот крепко придерживает за спину обмякшего человека в
плащ-палатке.
- Ну, притащил! - сквозь вздох говорит солдат. - Метров двести нес!
Нашего-то санинструктора... тоже была девчонка... Ну, Семен, будь, брат,
здоров! Живи...
- Спасибо тебе, - вздыхает раненый.
- Не за что, брат. После войны за столом будешь говорить. Дай я тебя
поцелую.
Они прощаются. И солдат поспешно уходит по траншее. Раненый сдавленно
стонет, скользит руками по стене окопа.
- Держись за меня! Идем быстрей! Быстрей в землянку, здесь недалеко! -
шепчет Лена.
В землянке по-прежнему горит свеча, но телефониста нет: он, вероятно,
наверху. Торопясь, Лена укладывает раненого на нары.
- Сейчас, сейчас, мы сейчас, мы только перевяжем... и все в порядке...
Только перевяжем.
Раненый молод, он еще совсем мальчик. У него бледное до синевы лицо,
побелевшие, искусанные губы плотно сжаты. Большая потеря крови пугает
Лену, и она очень спешит.
- Жжет... - Паренек разжимает губы. - Как железом жжет... насквозь
будто меня в бедро... А?
Лена рвет на его животе кровяную гимнастерку, расстегивает пуговицы.
- Не надо! - Перекосив лицо, паренек испуганно приподнимается. - Уйди,
сестра! Стыдно мне...
Он прикрывает руками живот. Грудь у него ходит под руками, как мехи. На
животе расплылось вязкое кровяное пятно.
- Чудной, я только перевяжу... Одну минуту, и все, - убеждает его Лена.
Наконец все сделано. Паренек скрипит зубами.
- Сестра, глотнуть бы!.. Жжет.
Лена торопливо шарит рукой по соломе, по полу, стараясь найти
какую-нибудь оставшуюся фляжку, и машинально повторяет шепотом:
- Сейчас, милый, сейчас.
А в полночь приходит капитан. Он, щурясь, долго оглядывает землянку. На
нарах, на полу - раненые, а Лена сидит спиной к двери и не видит капитана.
Тонкая спина ее согнута. Она положила подбородок на ладони и слушает
внимательно: раненый ей что-то рассказывает вполголоса.
- Лена, - капитан кашляет, - куда нам?
Лена оборачивается и встает с бледным, осунувшимся лицом. Она поднимает
руки к груди, сейчас же опускает их и медленно, мелкими шагами, точно ноги
у нее спутаны, подходит к капитану, глаза у нее широко раскрыты, застыли в
ожидании.
- Что? - спрашивает она.
- Давайте.
Капитан сдавленно покашливает, и два солдата тихо вводят в землянку
Володю, придерживая его, и капитан, не глядя на Лену, говорит:
- Перевязку сделай...
Лена подходит ближе к Володе, и капитан видит, как пуговичка на ее
гимнастерке ходит то вверх, то вниз и брови ее недоуменно дергаются. У
Володи на глазах повязка набухла от крови. Он с неловкостью тянет к ней
руку, но капитан, хмурясь, удерживает ее.
- Володя, спо-кой-но.
- Товарищ капитан. - У Володи отрывистый, незнакомый голос. - Надо
снять повязку, мешает.
- Товарищ кап... - И Лена осекается от спазмы в горле.
- Лена? - с испугом спрашивает Володя. - Лена здесь?
Лена тупо смотрит на его повязку. И делает еще шаг. Володя осторожно
ищет и берет ее за плечи. Губы его стараются улыбнуться.
- Лена? - шепчет он и опять тянется к повязке. - Леночка, надо снять
повязку к черту!..
Лена легонько сжимает его руку. Ее лицо кажется неподвижным. Кровь
капает ей на пальцы. Она горячая, а рука Володи холодная, как железо на
морозе.
- Леночка, - говорит Володя, - меня обожгло... Меня только ударило...
Посмотри, что у меня? Видишь? Совсем уж мелочь, чувствую - ожгло просто...
Лена молчит. Ей нужно его перевязать, но Володя с повязкой сейчас так
далеко от нее, что, наверно, не дотянуть рук.
- Ничего, Володя, ничего... не опасно, - выдавливает она механически,
как во сне, накладывая чистый бинт.
А Володя, все стараясь улыбаться, говорит:
- Это ерунда, пустяки. В голову ранило, кровью глаз залило!..
Она усаживает его на нары и безмолвно стоит возле. Капитан прислонился
спиной к стене, прикрыв глаза, и кажется, что дремлет. У него дергается
щека и сходятся и расходятся углом черные брови.
- Товарищ капитан, - сниженным голосом спрашивает кто-то из раненых, -
как там... наверху?
Капитан разлепляет веки.
- Как там? - снова спрашивает молодой парнишка, раненный в бедро.
- Стоим, - отвечает капитан, - три транспортера горят... - Капитан
оглядывает раненых. - Три транспортера, - громче добавляет он.
- Все здорово! - неестественно оживленно говорит Володя и кивает. - Да,
товарищ капитан, Баранов молодец.
- Лена. - Капитан машет Лене пальцем. - Иди сюда... Володька, Володька,
- внезапно глухо говорит капитан и, стиснув Володино плечо, порывисто
наклоняется и крепко целует его в губы.
- Спасибо тебе, Володя, спасибо... за все.
Капитан вышагивает из землянки, и Лена слышит, как он покашливает у
входа: ждет ее.
Лена, хватаясь за стену, как пьяная, выходит из землянки вслед за ним.
Она держится рукой за ослизлую стену траншеи, чтобы не упасть от слабости
в ногах.
- Вот, - покашливает капитан, - так... Вот как с Володькой, а? Ты
слышишь? Цены не было парню. Осколком мины его... Ну, вот что... Сейчас же
за повозкой... В тыл по оврагу ближе. Раненых немедленно увезти. Никого
больше не могу послать - такое время! Иду к Баранову, - добавляет,
капитан, - там снаряды привезли. Эх! Ну ладно, беги за повозкой! За
ранеными присмотрят.
А Лена не может вымолвить ни слова.
- Погоди, погоди, - нахмуривается капитан. - А с Володькой вы что...
дружили, что ли? - спрашивает он глуховато.
- Какое это имеет значение! - шепчет Лена.
Капитан задерживает в груди дыхание, очень быстро говорит:
- Ну ладно, ладно... Иди.
Вокруг тихо. Только впереди над окопами дрожит красный отблеск, как от
пожара, и даже не взлетают ракеты. Лена спускается с бугра и идет по дну
оврага в тыл за повозкой. У нее точно клещами хватает за сердце. Удушье
сжимает горло, и давит, и выпирает все из груди. Лена напрягается и
морщится, чтобы заплакать, но слез нет. И она, судорожно хватая ртом
воздух, останавливается и с ужасом думает: "Неужели? Неужели это все?"
И, кусая губы, на ощупь, по настилу мокрых опавших листьев, Лена бежит
по оврагу.
- Ну вот, Володя, сейчас придет паром, и ты будешь в медсанбате, -
говорит Лена и подымает Володе воротник шинели. - Так лучше, а то ветер...
Володя лежит на носилках около землянок санроты на берегу Днепра. Около
носилок тлеет костер. На обуглившихся досках лениво ползают и гаснут
фиолетовые огоньки. От Днепра несет осенним холодком. С косогора, из сырой
рассветной мути, летят влажные листья. Они падают на огонь, шевелятся, как
живые, и вспыхивают тихим желтым пламенем. На песке около костра стоит еще
несколько носилок. Из землянок санитары выносят раненых, ждут парома с
того берега. Днепр не виден в потемках, но когда далеко слева слабо
мерцает край неба, то можно отличить черную воду от берега. Временами
ветер сникает, становится тихо, и Лена слышит, как отрываются и планируют
с деревьев листья. Один лист упал ей на рукав. Лена осторожно снимает его
и держит на ладони. Лист пахнет землей и тревожным запахом поздней осени.
"Какой легкий лист!" - думает она.
- Они у нас в Воронеже лежали целыми кучами в саду, и как хорошо было
по ним ходить... - говорит Лена, - они хрустят.
- А ты раздави этот, - ворочаясь, без улыбки советует он. - Тоже
хрустнет.
- Зачем, Володя? - обиженно отвечает она и сдувает лист с ладони. - Не
надо.
Володя поеживается и вздрагивает.
Лена задумчиво смотрит на его лицо.
- Что, Володя? - спрашивает она.
- Лена, - говорит он, - скоро паром?
- Сейчас, Володя. И потом в медсанбат. Немного осталось потерпеть.
- Лена, - повторяет Володя, - а ведь я... Ведь мы с тобой теперь...
Он приподымается на носилках, вбирает в себя воздух.
- Что? - спрашивает Лена. - Что ты хотел сказать? Ложись, ложись...
- Ничего, - говорит он, стискивая зубы, и мучительно морщится не то от
боли, не то от каких-то воспоминаний...
Лена поправляет его повязку и наклоняется к нему:
- О чем ты думаешь?
Володя не отвечает.
- Странный! Какой ты странный, Володя! О чем ты думаешь? - Лена гладит
его шею и целует в подбородок... - Я верю, что мы еще увидимся...
Володя лежит молча.
- Ну, сестренка, - говорит кто-то над головой. - Пусти-ка. Дай-ка мы
его возьмем - паром не ждет!
Рядом стоят два санитара. Они берут носилки и, кряхтя, несут их к
парому в сопровождении Лены.
- Погодите, ребята. - Володя встревоженно делает усилие приподняться,
опираясь локтями, и голос его звучит сдавленным криком отчаяния: - Лена!
Меня сейчас увезут... Я хотел сказать... не увижу я тебя больше! Жизни без
тебя мне не будет, а не жалей ты меня, война ведь, Леночка, милая!..
Она дальше ничего не может расслышать. Носилки грузят на паром, а она,
безмолвно кусая губы, медленно идет к костру, и в ее ушах еще звенит
мальчишески отчаянный вскрик Володи, пытавшегося объяснить то, что не
поддается никакому объяснению.
И вдруг Лене становится необыкновенно жарко, как тогда в овраге, так
жарко, что пересыхает в горле и невозможно дышать. Она обессиленно садится
у костра и, охватив колени, пряча в них лицо, горько и беззвучно плачет.
Last-modified: Tue, 19 Jun 2001 12:09:41 GMT