Генри Лайон Олди. Скидка на талант
---------------------------------------------------------------
Любая публикация или какое бы то ни было другое
коммерческое использование данного произведения возможно только
с письменного согласия авторов.
copy; Copyright (с) Дмитрий Громов, Олег Ладыженский.
E-Mail: f_oldie@guru.cit-ua.net
---------------------------------------------------------------
- Простите, ради бога, вы не хотите продать душу? А купить? Жаль. Я
бы мог со скидкой...
Нет, нет, ничего, я уже ухожу. Ухожу, унося в памяти честный и прямой
ответ на честный и прямой вопрос. Это такая редкость в наши дни, битком
набитые гнусными намеками на душевное равновесие, на посещение
психоаналитиков... Не считая, разумеется, вульгарностей, достойных
притона, но никак не светской беседы, а также попыток нанесения телесных
повреждений разной степени. Ужасный век, ужасные сердца...
Вы знаете, ваше иронически-легкомысленное "Ламца - дрица - оп - ца -
ца" разительно контрастирует с умным взглядом серо-голубых глаз из-под
бифокальных очков в дорогой оправе. Я не слишком многословен?.. И
отодвиньте ваш бокал, я вполне кредитоспособен. Кто протянул руку? Я
протянул руку? Вполне возможно, но уж никак не за вашим бокалом, кстати,
полупустым, а желая исключительно представиться...
Очень приятно. Лео Стоковски. Увы, не однофамилец. Только сидите,
сидите, а то у вас загорелись уши, и сквозь резко поглупевшие серо-голубые
глаза видна задняя стенка черепа с сакраментальным "Мене, текел, фарес". И
даже если две полки в вашем кабинете блестят дерматиновыми корешками с
моим именем, то это отнюдь не повод заливать бар сиропом любезностей. Еще
пять минут назад вы колебались, не дать ли назойливому пьянчужке по
интеллигентной морде, а теперь... Не спорьте со мной, наверняка
колебались. Я бы на вашем месте обязательно дал. Не колеблясь.
Знаете что?! Держите чек на двойную стоимость вашей - то есть моей
макулатуры - затем мы добавляем по коктейлю, и идем жечь мой - то есть ваш
- шуршащий хлам. У меня в машине лежит канистра отличного бензина. Не
хотите? Тогда добавляю чек и на стоимость полок! Как отказываетесь? О
боже, - категорически!.. Крайне трудное слово для употребления в барах...
В чем-в чем, а уж в этом-то я знаю толк - и в словах, и в барах! Что ж вы
за личность такая - честная, но несговорчивая - все-то вы не хотите, что
ни предлагай...
Бармен! Две рюмки текилы! Графоман Стоковски угощает искреннего
человека! Ошибаетесь, дорогой мой, мы не будем пить за мой архивыдающийся
талант. Вы же не предлагаете выпить за здоровье моего покойного дедушки?
Что в принципе равносильно... Господи, да усопший старикан не то что
индейцев, он и индейки под Рождество в глаза не видывал, - по причине
глаз, залитых дешевым джином! А все чертовы рецензенты!.. Они, видите ли,
лучше меня знают читательские интересы... И для того, чтобы зажравшийся
обыватель выложил монету, они в своей липовой биографии! - вынуждают
тихого старика Вацлава Стоковски карабкаться на мустанга и трясти задом в
поисках несуществующей династии Юлеле-Квумба, где будущая моя бабка
вышивает свадебный вампум герою ее снов!.. Бармен!
Все ваши возражения можете засунуть себе в задний карман! Виноват, я
совсем не хотел обидеть столь отзывчивого собутыльника - то есть
собеседника! - но беллетрист Стоковски не один год протирал штаны в кресле
редактора-составителя... Да, да, во вшивом кресле вшивого издательства
нашего вшивого городишки! Чувствуете разнообразие метафор? А богатство
эпитетов? Тогда понятно ваше пристрастие к моим опусам... Вкус, милейший,
в особенности, литературный, это как деньги - либо есть, либо нет. Кто
сказал? Не помню. Но сказал здорово. Может быть, это был я.
Э-э, дудки, у меня-то как раз вкус был - у меня таланта не было. Вы
бы хоть раз глянули на эти ранние пробы пера - Дюма, Говард и По в гробах
переворачивались от абортов фантазии вашего покорного слуги! Потому что,
когда хищная тень птеродактиля, брошенная на побоище у руин ацтекского
храма, начинает злобно топорщить маховые перья - так это что-то особенное!
Тут дедушкой-индейцем не обойтись... В очередной рецензии на возвращенную
рукопись мне однажды сообщили, что восемь инструкторов школы Мацубасин-рю
тщетно пытались воспроизвести описанную мною драку. Их однозначное мнение
сводилось к тому, что для реальности эпизода требуется наличие у героя
шести полисуставчатых конечностей (из них пять ног и одна рука, но очень
длинная), и при этом пренебречь трением и силой тяжести... Бармен, черт
побери!..
В общем, дорогой мой, эта последняя капля оказалась роковой. Не
отвечая на звонки и телеграммы, я запер дверь и после пятого стакана
торжественно поклялся в разводе с художественной литературой. Как вы
думаете, кто сидит перед вами? Совершенно верно, клятвопреступник! Так что
никогда не зарекайтесь на пьяную голову... Ах, вы не суеверны!.. Тем
более.
Я тоже не был суеверен, когда вытаскивал из портфеля гранки
неоконченного романа Джимми Дорсета "Последний меч Империи". Ну еще бы! А
"Падение Галаголанда"? Тоже читали?.. Я понимаю вас... Дорсета читали все
седеющие мужчины, помнящие синяки от деревянных сабель, и все пухлощекие
щенята, верящие в подлинность своих клинков. Я даже слыхал о литературных
самоубийцах, выяснивших, что "Последний меч" так и не лег в ножны. Бог его
знает, отчего голубоглазый кельт, грабитель пирамид, авантюрист и оживший
штамп собственных романов - отчего баловень судьбы Дорсет принял лишнюю
таблетку моринала, оборвавшую рукопись страниц за десять до финальной
развязки? Да что там Бог - даже я тогда не знал... Нет, я не кощунствую.
Сейчас? Сейчас знаю.
Но в тот исторический день корректура валилась из рук. Сначала я
метался между столом и взбесившимся телефоном, потом пришла домработница,
потом меня полчаса уведомляли о смерти сотрудника издательства, с которым
мы встречались раз в год на скучнейших попойках, потом... Ах да, потом я
уселся за стол, тупо уставившись в гранки и вздрагивая от малейшего
шороха, в восьмой раз читая один и тот же абзац - пока до моего
всклокоченного мозга не дошло, что Джимми Дорсет, упокой Господи его
мятущуюся недоговорившую душу, никогда этого абзаца не писал!..
Черт вас побери, вы же не ошибаетесь, беря сапожную щетку вместо
зубной?! А для меня текст в гранках был привычнее зубной щетки и знакомей
дежурного в издательстве... Он вел меня по аду литературного факультета,
он усадил меня на нуднейшую работу с паршивым окладом, из-за этих слов я
терпел пощечины издательств, из-за них я душу купил! Что? Вот до сих пор,
поверьте, не знаю - то ли продал, то ли купил... Нет, вам я только
предлагал. Глаза мне ваши понравились. Спьяну. Глупые-глупые, но горят.
Такие же глаза я ежедневно видел в зеркале, когда брился. А теперь давно
уже не вижу. И не бреюсь. Давно. А издатели меня с Дорсетом сравнивают -
мол, борода похожая, отсюда и преемственность... Какая, к дьяволу,
преемственность, когда пять листков, набитых тем же пробным шрифтом, были
добавлены в мою рабочую папку, и стиль первых трех явно принадлежал
покойному. А вот остальные - выхолощенные, причесанные, затянутые в
смирительную рубашку грамматики - и это Джимми-то с его врожденной
идиосинкразией к синтаксису...
Видел я его черновики - литературным факультетом там и не пахло. К
счастью. А вот в двух последних страничках пахло. Нафталинчиком этаким,
запятыми аккуратными, штилем высоким до нечитабельности. Так что вполне
можно было приписать их мне. Или вам. Только не подумайте, что я вас
обижаю, а сам скромничаю. То, что вы пытались марать бумагу, видно в
темноте с любого расстояния. И до сих пор пытаетесь?! Ай да Лео! Все-таки
привила мне сволочь одна нюх на пишущих!.. Вы случайно не знакомы с одним
маленьким вежливым джентльменом, любящим хорошую литературу и...
К сожалению, вы зря списываете моего маленького джентльмена на белую
горячку и пытаетесь незаметно отодвинуться. Хотя наша с ним первая встреча
действительно состоялась в весьма нетривиальном месте, если кладбище можно
так назвать. Я приехал туда в связи с телефонным звонком из издательства,
и приволок с собой заказной монументальный венок с идиотской надписью:
"Покойся с миром. Твои коллеги". Коллеги усопшего чинно толпились к тому
времени, оскальзываясь на перекопанной земле и скорбно переговариваясь о
гонорарах и происках - а у новенькой ограды, полускрытой холмом
свежевырытой, резко пахнущей земли, тихо плакал невысокий полнеющий
человечек в старомодном пальто. Знаете, двубортное такое, шотландское...
Когда начались речи, и комья земли испачкали холеные руки
литераторов, он порылся в кожаной папке, наколол на бронзовый наконечник
решетки истрепанный лист бумаги и побрел к выходу. Странный поступок,
режущий глаз в потоке окружающей чопорности - он и заставил меня
протолкаться к ограде и полезть в карман за сигаретами, незаметно косясь
на оставленную страницу. Портативный шрифт, многочисленные перебивки и
конец абзаца, видимо, с предыдущего листа: "...в черном балахоне, рвущемся
на ветру, и ты не мог стереть слезы, превращавшие пыль на щеках в липкую
грязь, и..."
Я осторожно огляделся и спрятал в карман четвертую страницу
неоконченного романа Джимми Дорсета "Последний меч Империи". Четвертую,
потому что она отсутствовала в любых изданиях, потому что она не уступала
по слогу трем, найденным в гранках (две графоманские не в счет), и
продолжала именно оборванное место: "Скорбный хор отпевал заблудшую душу,
а у подножия холма горбился человек с землистым цветом лица, в черном
балахоне..."
Скажите-ка, что бы вы сделали на моем месте, вернувшись домой? Ну,
выпить - это само собой... Еще раз выпить? Согласен! Бармен! А дальше?
Наплевать и забыть? Вряд ли. Не знаете... И я не знал, клянусь всеми
святыми, я действительно не знал, зачем я вставил недопечатанный
кладбищенский лист в машинку, щелкнул кареткой и, дойдя до пустого места,
отбил пять интервалов абзаца.
Бармен! Налейте на посошок - и счет, пожалуйста. Увы, мой доверчивый
друг, я направляюсь домой. Знаете ли, спать пора, опять же организм
ослаблен алкоголем и женщинами, тонкая нервная организация... Богема, чего
уж тут... А зачем, позвольте полюбопытствовать? Зачем вам знать, чем
кончилась эта душераздирающая рождественская история?! Вы же все равно не
хотите купить душу! Что? Продать? Ах, готовы продать душу за окончание...
Дешево, ничего не скажешь... Вы понимаете, чтобы продавать душу, ее надо,
как минимум, иметь. Плюс наличие желающего приобрести. И именно вашу.
А вот купить... Купить гораздо проще.
Для этого надо встать из-за машинки и открыть дверь маленькому
вежливому джентльмену. Потом выслушать коротенькую речь, просмотреть бланк
договора и подписаться. Вынужден вас разочаровать... Во всяком случае,
лично я подписывался чернилами. Фиолетовыми. Я же не донор, а писатель.
Пусть даже и липовый.
Маленький джентльмен предложил мне приобрести душу покойного Джимми
Дорсета. Привычки и склонности, умение говорить комплименты и умение
говорить гадости, Гавайи и Акапулько, торнадо и цунами, сволочную
потребность писать - но писать буду я, Лео Стоковски, буду заканчивать
последний роман, "Последний меч", столь необходимый работодателю - и если
спустя неделю я не допишу эпилог так, как сделал бы его Джимми Дорсет,
проданный мне с потрохами...
Да-с, молодой человек, я только что вернулся с похорон, я держал в
руках венок умершего коллеги (дважды коллеги, если можно так выразиться) и
отлично понимал смысл красноречивой паузы моего маленького вежливого
джентльмена.
Я понимал, я колебался - и я подписал. Широким жестом. Чернилами.
Фиолетовыми.
...Следующая неделя летела сумбурно и болезненно. Каждый день я
безуспешно пытался напиться, и привычной бутылки анисовой "Мастики" не
хватало даже на потерю координации. В постели постоянно валялись какие-то
беспорядочные дамы, табуны новоприобретенных друзей превращали квартиру в
эрзац-таверну для поношенных авантюристов: бросившегося на меня ревнивого
верзилу с синими костяшками пальцев увезли в реанимацию - проклятый Джимми
пил, не пьянея, любил без устали, дрался, как орангутан, и временами я с
трудом отдергивал руку от вожделенной упаковки моринала. Чистый лист
бумаги торчал из пишущей машинки, вернее, два листа под копирку, но всякий
раз я тихо отходил от клавиатуры, запирал кабинет, отгоняя от него
любопытных, не давая плоским словам лечь на плоскую бумагу. И снова нырял
в прибой чужого разгула - забыть, расслабиться, не помнить, не хотеть, не
бояться...
Когда я Бог знает каким образом сумел все же сосредоточиться, мой
маленький вежливый джентльмен уже стоял в коридоре, благодаря крашеную
блондинку за "любезное открытие двери с ее стороны". Блондинка была
покорена и готова на все, но гость поклонился и направился ко мне. В
бесцветных глазах его сгущалось откровенное огорчение.
- Зря, Лео, - тоскливо протянул он.
- Зря. Поверьте, я очень надеялся на вас.
Я посмотрел на часы и вытолкнул джентльмена в дымную гудящую комнату.
Это был мой единственный шанс, нелепый, невозможный - но единственный. И
предшественники мои, включая самого первого, зудевшего желанием допить,
долюбить и подчиниться приговору - все они в чем-то были гениями, и именно
поэтому не осознавали специфики таланта. Ее мог понять только графоман. А
им... Им это дано было от Бога. Или от черта, если вы атеист.
- У меня еще тридцать две минуты, - сказал я. - И чтоб в течение
получаса я вас в упор не видел. Пожалуйста.
Потом прошел в кабинет и сел за письменный стол.
Машинка билась у меня в руках свежепойманной рыбой, глаза вцепились в
пляшущую клавиатуру, не видя написанного, не давая секунды на обдумывание,
оценку - не давая уму встать между жизнью Джимми Дорсета, мечтою Лео
Стоковски, бредовостью маленького сатаны и листом бумаги, испещренным
перебивками, ошибками, с полным отсутствием знаков препинания и прочей
белиберды, гордо именуемой грамматикой. Я перепрыгивал интервалы, рвал
копирку, и шея окончательно онемела от борьбы с искушением взглянуть на
циферблат, вспомнить, испугаться, проиграть...
- Достаточно. Вы выиграли. И да хранит вас Бог.
Гость аккуратно прикрыл дверь и подошел к столу. Крутанув каретку, он
вынул последний лист, покопался в напечатанном и молча направился к
выходу, пряча в старенький портфель отобранный первый экземпляр. Видно, в
аду у них только первые принимали... Я сомнамбулически прошел за ним в
коридор, помог гостю надеть его двубортное пальто и запер за ним дверь.
Тщетно. Тщетно кинулся я в кабинет в надежде увидеть результат. Пять
листов лежали около машинки, и все пять представляли собой бланки
договора. Я подписывал именно такой. Только эти были чистыми. И моими.
Отныне и навсегда.
Предусмотрительность гостя не имела границ. За исключением крохотного
прокола. Он не учел профессиональной редакторской памяти. Памяти на текст.
И я снова сел за машинку.
Счастье? Вы действительно считаете все это счастьем?! Да, у меня
теперь есть ЗАКОНЧЕННЫЙ роман "Последний меч Империи". И принеся его в
любую редакцию, я уеду в дом для умалишенных.
У меня есть слава, деньги, мои книги блестят позолотой корешков, но
никогда - вы понимаете?! - никогда я не написал и не напишу ничего
подобного тем пяти безграмотным листкам, когда пальцы дрожали на клавишах,
а за спиной тихо стоял мой маленький вежливый джентльмен...
А вы говорите - счастье... Дай Бог, чтобы вы оказались правы. Тогда
как насчет того, чтобы продать душу? Нет? А купить?.. Жаль. Я бы мог со
скидкой...
Last-modified: Thu, 05 Feb 1998 07:43:40 GMT