Оцените этот текст:Не читал10987654321
СодержаниеFine HTMLPrinted versiontxt(Word,КПК)Lib.ru html
Ларри Нивен. Четвертая профессия

---------------------------------------------------------------
Larry Niven. The Fourth Profession (1972)
С "книжной полки" SBNet.Ru
http://www.sbnet.ru/books/
---------------------------------------------------------------

     Звонок зазвенел в среду около полудня.
     Я сел в  постели  и...  такого  странного  похмелья  у  меня  еще  не
случалось. Чувство равновесия отнюдь не пострадало. Голова  не  кружилась,
но в ней плясали какие-то бессвязные мыслишки, какие-то факты  и  фактики,
прекрасно мне известные, но они тем не менее отказывались  выстроиться  по
порядку. Словно я шел по канату и одновременно пытался распутать загадку в
стиле Агаты Кристи. Но ведь в действительности я  не  делал  ни  того,  ни
другого! Я просто сидел в постели и моргал.
     Потом я вспомнил "монаха" и его таблетки. Сколько их было, таблеток?
     Снова прозвенел звонок.
     Путь к двери дался мне нелегко. Люди  по  большей  части  не  придают
значения голосу тела. Мое тело вопило  вовсю,  требовало  испытать  его  -
сделать обратное сальто, например. Я не соглашался. Мои мышцы  не  годятся
для  таких  упражнений.  Да  и  не  помнилось  мне,   чтобы   я   принимал
акробатические таблетки.
     За дверью стоял человек. Крупный, мускулистый, со светлыми  волосами.
Он сунул в "глазок" незнакомый мне значок, сжав его в широкой короткопалой
ладони.  Голубые  глаза,  смотрели  прямо  и   честно,   квадратное   лицо
принадлежало, видимо, человеку порядочному, Лицо я узнал -  вчера  вечером
мой гость был в "Длинной ложке", сидел в одиночку за столиком в углу,
     Тогда он казался замкнутым и угрюмым,  как  будто  его  девушку  увел
какой-то паршивец. Само по себе выражение  его  лица  служило  достаточной
гарантией, что никто к нему не сунется. Я и запомнил-то его только потому,
что пил on изрядно, подстать своему угрюмому виду.
     Сейчас же он был весь исполнен терпения. Беспредельного терпения, как
мертвец.
     И у него был этот значок. Поэтому я впустил его.
     - Уильям Моррис, - представился он. - Секретная служба. А вы - Эдвард
Харли Фрейзер, владелец бара "Длинная ложка"?
     - Совладелец.
     - Да, верно. Простите, что побеспокоил вас,  мистер  Фрейзер.  Вы,  я
вижу, живете по расписанию бармена.
     Он смотрел на измятые трусы, в которых я встретил его на пороге.
     - Садитесь, - ответил я, показывая рукой  на  стул.  Стоя  я  не  мог
думать ни о чем,  кроме  одного:  как  бы  удержаться  на  ногах.  Чувство
равновесия, мерещилось мне, начало жить своей  собственной  жизнью.  Пятки
никак не хотели успокоиться и  норовили  оторваться  от  пола,  чтобы  вся
тяжесть тела пришлась на носки. Оно, тело, видите ли, желало стоять именно
так, и не иначе. Пришлось плюхнуться на край кровати, но чувствовал я себя
при этом  так,  будто  исполнял  упражнения  на  батуте.  Осанка,  грация,
отточенная непринужденность движений - тьфу ты, дьявол!..
     - Что вам угодно, мистер Моррис? Насколько  мне  известно,  секретная
служба существует для охраны президента...
     Ответ его звучал заученно, как с пластинки:
     - Наряду с  выполнением  других  функций,  как,  например,  борьба  с
фальшивомонетчиками,  мы  действительно  осуществляем  охрану  президента,
членов  его  семьи,  а  также  президента  вновь  избранного,  но  еще  не
вступившего  в  должность,  и  вице-президента  в  том  случае,  если  они
обращаются с подобной просьбой. - Моррис перевел  дыхание.  -  Когда-то  в
наши функции входила и охрана высокопоставленных иностранных гостей.
     До меня, наконец, дошло:
     - Так вы по поводу "монаха"?
     - Совершенно верно. - Моррис уставился на собственные руки. В придачу
к значку ему следовало бы приобрести профессиональную уверенность в  себе,
но ее не было в помине. - Странное это дело, Фрейзер. Мы взялись  за  него
не только потому, что когда-то  охраняли  иностранных  гостей,  но  еще  и
потому, что никто больше не хотел за него браться.
     - Стало быть, вчера вечером вы  сидели  в  "Длинной  ложке",  охраняя
пришельца из Космоса?
     - Вот именно.
     - Где же вы были позавчера?
     - Это когда он впервые у вас появился?
     - Ага, - сказал я, припоминая. - В понедельник вечерком...


     Он заявился в бар через час после открытия.  Казалось,  он  скользил,
едва касаясь пола подолом  своей  сутаны.  Можно  было  подумать,  что  он
катится на колесах. И вообще он был какой-то неправильный - чтобы  окинуть
взглядом его целиком, приходилось чуть не  выворачивать  глаза  наизнанку.
Одеяние "монахи" носят странное - собственно,  ему  они  и  обязаны  своим
прозвищем. Капюшон спереди раскрыт,  будто  прячет  в  своей  тени  глаза,
раскрыта и сутана, но в ее складках ровным счетом ничего  не  видно.  Тень
слишком густа. Когда он шел ко мне,  сутана,  по-моему,  раздвинулась  еще
шире. Но под ней, мне померещилось, и вовсе ничего не было.
     В "Длинной ложке" вдруг воцарилась полная тишина. Посетители  во  все
глаза вытаращились на "монаха", - а тот взгромоздился на высокий табурет в
конце стойки и принялся заказывать.
     Он казался пришельцем из другого мира, да, собственно, и был  им.  Но
уж очень сверхъестественно он выглядел.
     Пил "монах" по самой диковинной системе, какую можно себе вообразить.
Я держу выпивку на трех длинных  полках,  бутылки  расставлены  более  или
менее по типам спиртного. "Манах" двинулся по верхнему ряду справа налево,
заказывая по глоточку из каждой бутылки. Пил он не  разбавляя,  без  льда.
Пил тихо, размеренно, в высшей степени сосредоточенно.
     Голос он подавал только для того, чтобь заказать очередную порцию. Из
своей сутаны не вылезал и показал мне только одну руку. Рука  была  похожа
на цыплячью  лапу,  разве  что  побольше  размером,  с  узловатыми,  очень
подвижными  суставами  и  с  пятью  пальцами  вместо  паложенных  цыпленку
четырех.
     К закрытию "монаху" осталось лишь четыре  бутылки  до  конца  верхней
полки. Расплатился он бумажками достоинством в один доллар и ушел,  катясь
так же ровно, как и когда пришел,  еле  касаясь  пола  подолом  сутаны.  Я
свидетельствую как знаток: он был абсолютно трезв. Алкоголь на него никоим
образом не подействовал.


     - Это было в понедельник вечером, - сказал я. - Оставил  нас  всех  в
полнейшем недоумении. Скажите, Моррис,  ну  какого  черта  "монаху"  вдруг
понадобился бар в Голливуде? Я думал, все "монахи" сидят в Нью-Йорке.
     - Мы тоже так думали.
     - Да неужели?
     - Мы и понятия не имели, что он на  Западном  побережье,  пока  вчера
утром об этом не затрубили газеты. Если репортеры не сжили  вас  вчера  со
свету, так только благодаря нам. Мы их придержали. Я и  вчера  приходил  к
вам, Фрейзер, чтобы расспросить  вас,  но  передумал,  когда  увидел,  что
"монах" уже в баре.
     - Расспросить меня? А зачем? Я всего лишь подавал ему выпивку...
     - Ладно, давайте с этого и начнем. Вы не боялись, что алкоголь  может
быть губителен для "монаха"?
     - Подобная мысль приходила мне в голову.
     - И что же?
     - Я подавал ему то, что он просил. "Монахи" сами виноваты в том,  что
никому из нас ничего о них не известно. Мы не знаем даже, какой  формы  их
тело, не говоря уж о том, как оно устроено. Если алкоголь "монаху" вреден,
то это его собственная забота. Пусть сам займется химическим анализом...
     - Звучит разумно.
     - И на том спасибо.
     - Собственно, поэтому я и пришел к вам, - сказал Моррис.  -  Мы  ведь
почти ничегошеньки не знаем о  "монахах".  O  самом  их  существовании  мы
узнали немногим более двух лет назад...
     - Вот как? - сам-то я начал читать о них где-то месяц назад.
     - Мы, наверное, узнали бы о них еще позже, если бы наши астрономы  не
изучали сверхновую, вспыхнувшую в созвездии Стрельца, а, они как раз с той
стороны и летели. Но хоть корабль и обнаружили раньше, чем могли бы, он  к
тому времени уже пересек орбиту Плутона.
     Год с лишним "монахи" поддерживали  с  нами  радиосвязь.  Две  недели
назад они вышли на орбиту вокруг Луны. Насколько нам известно, у "монахов"
есть только один звездолет и одна десантная шлюпка. Шлюпка села  в  океане
неподалеку от острова Манхэттен и, соответственно, от здания ООН. Там  она
и находится все эти две  недели.  Предполагается,  что,  кроме  членов  ее
экипажа, "монахов" в нашем мире больше нет.
     Мистер Фрейзер, мы не знаем  даже,  как  этот  ваш  "монах"  очутился
здесь, на Западном побережье! Любая деталь,  какую  вы  припомните,  может
иметь значение. Вы не заметили ничего странного в его поведении за те  два
вечера, что он провел в вашем баре?
     - Странного? - усмехнулся я. - Это вы о "монахе"?
     Смысл моих слов дошел до него не сразу, потом он  кисло  улыбнулся  в
ответ.
     - Странного для "монаха".
     - Угу, - сказал я  и  попытался  сосредоточиться,  что  было  с  моей
стороны ошибкой. В голове у меня опять загудели  обрывки  мыслей,  пытаясь
сплестись воедино.
     - Просто рассказывайте все подряд, -  поправился  Моррис.  -  "Монах"
вернулся к вам во вторник вечером. В какое примерно время?
     -  Около  четырех  тридцати.  У  него   была   коробка   с   этими...
рибонуклеиновыми таблетками РНК...
     Бесполезно. Я вспомнил слишком много и все сразу, целое море  фактов,
никак не связанных друг с другом. Я вспомнил точное название "Одеяния  для
ношения среди чужих", детали его устройства и назначения. Я вспомнил все о
"монахах" и алкоголе. Я вспомнил  названия  пяти  основных  цветов,  и  на
мгновение воспоминание об этих цветах ослепило меня - ни  одному  человеку
не дано видеть такие краски.
     Моррис обеспокоенно склонился надо мной.
     - Что случилось? Что с вами?
     - Спрашивайте, что хотите. -  Голос  мой  стал  неузнаваемо  высоким,
дыхание перехватывал какой-то прыскающий  смешок.  -  У  "монахов"  четыре
конечности, все четыре  -  руки,  но  на  каждой  руке  пальцы  растут  из
мозолистой пятки. Я знаю все их названия, Моррис. Названия каждой  руки  и
каждого  пальца.  Я  знаю,  сколько  у  "монаха"  глаз.  Один.   А   череп
представляет собой сплошное ухо. Правда, у них нет слова  "ухо",  но  есть
медицинские термины для обозначения каждой... каждой резонирующей  полости
между долями мозга...
     -  У  вас  что,  головокружение?  Вы  ведь  непрочь   подегустировать
собственный товар, а, Фрейзер?
     - Никакого головокружения у меня нет. Напротив, у меня теперь  словно
компас в голове. Абсолютное чувство направления, Моррис. Это  все,  должно
быть, из-за таблеток.
     - Из-за таблеток? - маленькие квадратные уши  Морриса  вряд  ли  были
способны встать торчком, но мне почудилось, что именно так и случилось.
     - У него была полная коробка... обучающих таблеток!..
     - Не волнуйтесь, - Моррис успокаивающе положил мне руку на  плечо.  -
Ради бога, не волнуйтесь. Просто начните с самого начала и  рассказывайте.
А я пока сварю кофе.
     - Отлично. - Мне вдруг очень захотелось  кофе.  -  Кофеварка  готова,
просто включите ее. Я всегда заправляю в нее кофе, прежде чем лечь спать.
     Моррис исчез за ширмой, которая в моей маленькой  квартирке  отделяет
нишу с кухонькой от спальни-гостиной. До меня донесся его голос:
     - Начните с начала. Итак, он вернулся, во вторник вечером...
     - Он вернулся во вторник вечером, - повторил я.
     - Ого, да ведь кофе-то у вас уже готов! Во сне, вы, что ли, кофеварку
включили? Но продолжайте, рассказывайте...
     - Он взялся за дело с той бутылки, на которой остановился  в  прошлый
раз. С четвертой бутылки от конца верхней полки. Готов поклясться, что  он
был ни в одном глазу. Голос его, во всяком случае, не выдавал...


     Голос не выдавал его и потому, что он говорил слишком  тихим,  совсем
неслышным шепотом.  Его  "переводчик"  говорил  за  него,  складывая,  как
компьютер, отдельные слова из  записанной  на  пленку  человеческой  речи.
Говорил "монах" медленно и осторожно, что было, впрочем, вполне понятно  -
чужой ведь язык.
     Он пропустил уже пять стаканчиков. Тем самым он  покончил  с  верхней
полкой - с бурбонами,  хлебными  виски,  ирландскими  виски  и  отдельными
сортами ликеров. Теперь он перешел к водкам.
     Тут-то  я  и  набрался  духу  спросить  его,  чем   он,   собственно,
занимается.
     Он  пустился  в  пространные  объяснения.  Звездолет  "монахов"   был
торговым кораблем, совершающим  вояж  от  звезды  к  звезде.  Сам  он  был
дегустатором-отборщиком экспедиции. Многое из того, что  он  попробовал  у
меня, пришлось ему очень по вкусу. Весьма вероятно, что он закажет большие
партии  напитков,  которые  заморозят   и   сконденсируют   для   удобства
транспортировки. Потом их можно будет восстановить, добавив воду и спирт.
     - Тогда вам ни к чему пробовать все сорта водок, - сказал я ему. -  В
водке, в общем-то,  почти  ничего  и  нет,  кроме  воды  и  спирта.  -  Он
поблагодарил  меня.  -  То  же  относится  и  к  джину,  если  не  считать
ароматических примесей...
     Я выстроил перед ним четыре бутылки  джина.  Один  был  "Танк-верей",
второй - голландский джин, который надо охлаждать, как некоторые ликеры, а
третий и четвертый - обычные стандартные  марки.  Я  оставил  его  с  ними
наедине, пока сам не разделался с другими посетителями.
     Честно сказать, я ожидал большего  наплыва.  Слухи  уже  должны  были
разойтись по всей  округе.  "Пейте  в  "Длинной  ложке"  -  и  вы  увидете
Пришельца!" Но бар был наполовину пуст. И Луиза прекрасно  справлялась  со
своими обязанностями.
     Я гордился Луизой. Как и в прошлый раз, она вела  себя  сегодня  так,
точно в баре не происходило ровным счетом ничего особенного. Ее настроение
оказалось заразительным. Я отчетливо слышал мысли клиентов: "Мы любим пить
в уединении. Пришелец из космоса имеет такие же права, как и мы".
     Однако бесстрастность бесстрастностью, а посмотрели бы  вы,  как  она
вытаращила глаза, увидев "монаха" в первый раз!..
     "Монах" завершил дегустацию джинов.
     - Меня беспокоят летучие фракции, -  сказал  он.  Иные  ваши  напитки
могут потерять вкус при конденсации.
     Я согласился с ним и спросил:
     - А чем вы будете расплачиваться за товар?
     - Знаниями.
     - Стоящее дело. А какими?
     "Монах" достал из-под полы своей сутаны плоскую коробку и раскрыл ее.
Коробка была полна таблеток. Там был большой стеклянный флакон, содержащий
сотни две  одинаковых  розовых  треугольных  таблеток,  но  всю  остальную
площадь занимали большие круглые таблетки всевозможных расцветок, каждая в
особой обертке и с  особым  ярлычком,  надписанным  неровными  "монашьими"
письменами. Ни один ярлык не походил на другой. И  некоторые  из  надписей
были чертовски пространными.
     - Это знания, - сказал "монах".
     - Мм, -  ответил  я,  пытаясь  понять,  не  разыгрывают  ли  меня.  У
пришельца ведь тоже может быть развито чувство юмора, почему бы и  нет?  А
если он врет, то как прикажете разбираться в этом?
     - Память во многом строится на  свойствах  определенных  органических
молекул рибонуклеиновой кислоты, - сказал "монах". -  Она  присутствует  и
действует в нервных системах большинства органических существ.  Угодно  ли
вам изучить мой язык?
     Я кивнул.
     Он вынул одну из таблеток и сорвал с нее обертку,  которая  упала  на
стойку, шурша как целлофан. "Монах" вложил таблетку мне в руку и сказал:
     - Глотайте сразу, пока она без обертки не испортилась на воздухе.
     Таблетка была раскрашена, как мишень, красными  и  зелеными  кругами.
Она была большая и в горло прошла с трудом.


     - Вы сошли с ума, - задумчиво сказал Билл Моррис.
     - Сейчас мне и самому так кажется. На поставьте себя  на  мое  место.
Передо мной сидел "монах", пришелец, посол ко всему человечеству. Вряд  ли
он стал бы скармливать мне что-нибудь опасное, не взвесив самым тщательным
образом всех возможных последствий.
     - Значит, по-вашему, не стал бы?
     - У меня тогда сложилось именно такое впечатление. - Тут я вспомнил о
том, как влияет на "монахов" алкоголь. Это была память  из  таблетки,  она
всплыла как что-то, известное мне с пеленок.  Но  теперь  вспоминай  -  не
вспоминай...
     - Язык, - продолжал я, - может многое поведать  о  человеке,  который
говорит на нем, о его образе мышления и жизни.  Видите  ли,  Моррис,  язык
"монахов" может многое рассказать о самих "монахах".
     - Зовите меня Билл, - перебил он раздраженно.
     -  Хорошо.  Возьмите  для  примера  "монахов"  и  алкоголь.  Алкоголь
действует на "монаха" так же, как и на человека, понемногу истощая  клетки
мозга. Но в кровь "монаха" алкоголь впитывается гораздо медленнее,  чем  в
кровь человека. Посвятив выпивке один вечер,  "монах"  потом  не  трезвеет
целую неделю. Верно, что в понедельник он  ушел  от  меня  трезвым.  Но  к
вечеру вторника он, должно быть, изрядно захмелел...
     Я отхлебнул кофе. Сегодня у него появился какой-то новый вкус,  более
приятный,  чем  обычно,  словно  память  о  привычной  для  "монахов"  еде
прибавила прыти моим вкусовым железам.
     - Но тогда-то вы этого не знали, - сказал Моррис.
     - Откуда мне было знать? Я положился на его чувство ответственности.
     Моррис  сокрушенно  покачал   головой,   но   про   себя,   казалось,
ухмыльнулся.
     - Потом мы продолжали  беседу...  а  потом  я  принял  еще  несколько
таблеток.
     - Зачем?
     - От первой таблетки я забалдел.
     - Опьянели?
     - Не опьянел, но  мысли  начали  путаться.  Голову  забили  "монашьи"
слова, да еще каждое из них пыталось ассоциироваться со  своим  значением.
От неизвестных людям образов, от слов, которые я не мог выговорить, у меня
все перед глазами поплыло.
     - Сколько же таблеток вы приняли?
     - Не помню.
     - Ничего себе...
     Откуда-то всплыло воспоминание.
     - Помню, я попросил его дать мне что-нибудь необычное.  По-настоящему
необычное.
     Моррис больше не смеялся.
     - Счастье ваше, что вы еще способны разговаривать. Спокойно могли  бы
очнуться сегодня утром бессмысленно лопочущим идиотом.
     - Тогда мне все это казалось разумным.
     - Так вы не помните, сколько таблеток приняли?
     Я покачал головой. Может  статься,  новый  толчок  моим  мыслям  дало
именно это движение.
     - Я вам говорил  о  флаконе  с  маленькими  треугольными  таблетками?
Стиратели памяти, вот что они такое.
     - Боже мой! Вы не...
     - Да нет же, Моррис. Они не всю память  стирают,  а  только  то,  что
усвоено из других таблеток. РНК в таблетках  у  "монахов"  все  перемечены
так, что стиратель памяти может выделить их и разложить.
     Моррис смотрел на меня во все глаза. Наконец, он произнес:
     - Невероятно. Обучающие таблетки сами по себе  невероятная  вещь,  но
это... Вы хоть понимаете,  что  надо  сделать,  чтобы  добиться  подобного
результата? К каждой молекуле РНК в  каждой  из  обучающих  таблеток  надо
присоединить определенный радикал. Активным элементом в  стирателе  памяти
служит фермент, рассчитанный именно на этот радикал... - Заметив выражение
моего лица, он добавил: - Не ломайте себе голову, просто поверьте  мне  на
слово. Должно быть, они пользовались обучающими  таблетками  добрую  сотню
лет, прежде, чем разработали стиратели памяти.
     -  Должно  быть,  так.  Таблетками   они,   по-видимому,   пользуются
давным-давно.
     Моррис встрепенулся.
     - Откуда вы знаете?
     - Слово, обозначающее таблетку, у "монахов" состоит всего  из  одного
слова. Вроде как  "нож".  И  у  них  есть  десятки  слов  для  обозначения
всевозможных реакций на таблетки, случаев, когда по ошибке принимают не ту
таблетку, побочных эффектов, зависящих от того, какая особь какую таблетку
проглотит. Есть специальные термины, обозначающие таблетки для дрессировки
животных и для воспитания рабов.  Моррис,  мне  кажется,  что  моя  память
начинает, наконец, приходить в норму.
     - Вот и хорошо!
     - "Монахи", наверное, торгуют своими таблетками с иными цивилизациями
уже тысячи лет. Скорее даже десятки тысяч лет.
     - Сколько сортов таблеток было у него в коробке?
     Я попытался вспомнить. Голова у меня гудела от перегрузки.
     - Не знаю, право, было ли  у  него  больше,  чем  по  одной  таблетке
каждого вида. В коробке лежали четыре жестких листа, как страницы книги, и
каждый лист усеян рядами углублений с  таблетками.  По-моему,  шестнадцать
рядов вдоль и восемь поперек. Моррис, надо позвонить Луизе. Даже если  она
вчера видела меньше моего, то запомнила все равно больше.
     - Вы про  Луизу  Шу,  официантку?  Не  возражаю.  А  может,  она  еще
подтолкнет вашу память?..
     - Тоже верно.
     - Позвоните ей. Скажите, что мы ее встретим. Она ведь в  Санта-Монике
живет?
     Подготовился он основательно, ничего не скажешь.
     Луиза еще не успела снять трубку, как Моррис передумал:
     - Знаете что, попросите ее приехать в "Длинную ложку". И скажите, что
за беспокойство ей будет хорошо заплачено.
     Луиза подошла к телефону и заявила мне, что я ее вытащил из  постели,
а я ответил, что ей хорошо заплатят за беспокойство, а она  спросила,  что
это еще за дурацкий розыгрыш.
     Повесив трубку, я поинтересовался у Морриса:
     - Почему в "Длинную ложку"?
     - Мысль мне пришла. Я вчера ушел  из  бара  одним  из  последних.  И,
по-моему, вы вчера уборку не делали.
     - Я что-то чувствовал себя странновато. Вроде бы немножко прибрался.
     - Мусор из урн не выбрасывали?
     - Да мы этого  сами  и  не  делаем.  По  утрам  приходит  один  дядя,
протирает полы, выносит мусор и все такое. Но последние два дня он  болеет
гриппом и не выходит из дома.
     - Вот и славно. Одевайтесь,  Фрейзер,  поедем  в  "Длинную  ложку"  и
посчитаем, сколько там найдется оберток от "монашьих" таблеток. Их не  так
уж трудно будет найти. Тогда мы будем знать, сколько таблеток вы приняли.


     Я поневоле  заметил,  что,  пока  я  одевался,  в  поведении  Морриса
произошла еле уловимая перемена. У него появились замашки собственника.  И
он все время держался вблизи, как бы в постоянной готовности пресечь любую
попытку украсть меня, а равно любую мою попытку сбежать.
     Может, просто воображение разыгралось, только я уже начал жалеть, что
так много знаю о "монахах".
     Я задержался, чтобы перед уходом опорожнить кофеварку. Сила привычки.
Каждый день, уходя, я ставлю ее в посудомойку. Когда в  три  часа  утра  я
возвращаюсь домой, ее можно сразу же заправить снова.
     Я вылил остывшую жижу, помыл кофеварку и уставился вовнутрь неверящим
взглядом. Там лежал свежий кофе, чуть-чуть влажный от пара. Он еще не  был
использован.


     Под дверью на лестнице торчал еще один сотрудник секретной  службы  -
высокий, с зубастой усмешкой, по виду со Среднего Запада. Звали его Джордж
Литтлтон. После того, как  Билл  Моррис  познакомил  меня  с  ним,  он  не
произнес ни слова. Вероятно, мина у меня была такая, точно я собираюсь его
укусить. Я бы и укусил. Потому что мое чувство равновесия  вело  себя  как
больной зуб, ни на секунду не позволяя забыть о себе.
     Спускаясь  в  лифте  вниз,  я   буквально   физически   ощущал,   как
перемещается вселенная вокруг меня. Словно у меня в голове разворачивается
карта в четырех измерениях. В центре этой карты был  я,  а  вся  остальная
вселенная вращалась вокруг меня с различными переменными скоростями.
     Мы влезли в "линкольн-континенталь". За руль сел Джордж. Карта в моей
голове  стала  еще  раза  в   три   чувствительнее,   регистрируя   каждое
прикосновенние к тормозу и акселератору.
     - Мы зачисляем вас на ставку, - говорил Моррис, -  если  вас  устроят
наши условия. Вам известно о "монахах" больше, чем кому бы то ни  было  на
Земле. Оформим вас консультантом, будем платить вам тысячу долларов в день
и записывать все, что вы сумеете вспомнить о них.
     - С условием, что я смогу уволиться в тот момент, когда сочту, что из
меня уже выкачали все до донышка.
     - Договорились, - ответил Моррис. Но он лгал. Они собирались  держать
меня до тех пор, пока самим не надоест. Однако сейчас я с этим  ничего  не
мог поделать.
     Я не понимал, откуда во мне такая уверенность, и потому спросил:
     - А с Луизой как?
     - Насколько я помню, она, в основном, крутилась возле столиков.  Вряд
ли она знает что-либо существенное. Мы заплатим ей за первые два  дня,  по
тысяче за каждый. Во  всяком  случае,  за  сегодня  заплатим  обязательно,
независимо от того, знает она что-нибудь или нет.
     - Идет, - сказал я и попытался сесть поудобнее.
     - Ценность для нас  представляете  именно  вы,  Фрейзер.  Вам  просто
фантастически повезло. Эта их таблетка  с  языком  даст  нам  колоссальное
преимущество во всех контактах  с  "монахами".  Им  о  нас  еще  предстоит
узнать. А мы о них уже знаем. Слушайте, Фрейзер, как выглядят "монахи" под
своими сутанами?
     - Они не гуманоиды, - ответил я. - Сейчас они ходят выпрямившись лишь
для того, чтобы не смущать нас. С одного бока  сутана  у  них  вздувается,
будто под ней спрятано какое-то оборудование.  Никакого  оборудования  там
нет. Это часть их пищеварительной системы. Голова у "монаха" большая,  как
баскетбольный мяч, но наполовину пустая...
     - А что, обычно они бегают на четвереньках?
     - Да, они четверорукие и  очень  цепкие.  Животное,  к  которому  они
восходят, живет в лесах из растений,  похожих  на  гигантские  одуванчики.
Каждая из четырех рук способна  метать  камни.  Такие  звери  до  сих  пор
обитают на Центре - это родная планета  "монахов".  Однако  вы  ничего  не
записываете...
     - Я включил магнитофон.
     - Неужели? - мне просто захотелось подшутить.
     - Можете не сомневаться.  Нам  пригодиться  любая  мелочь,  какую  вы
только припомните. Мы ведь пока что  не  знаем  даже,  каким  образом  ваш
"монах" очутился в Калифорнии.
     "Мой монах" - вот смехотища...
     - Меня вчера проинструктировали, но бегло. Я вам еще не  рассказывал?
Я гостил у родителей  в  Кармеле,  как  вдруг  вчера  утром  позвонил  мой
начальник. Десять часов спустя я знал все, что известно о "монахах" любому
другому смертному, не считая, разумеется, вас.
     До вчерашнего дня мы полагали, что все "монахи", прибывшие на  Землю,
находятся либо в здании ООН, либо в  своей  шлюпке.  Наши  люди,  Фрейзер,
несколько опытных космонавтов  в  лунных  скафандрах,  заглядывали  в  эту
шлюпку. На Землю прибыли шестеро "монахов", если,  конечно,  остальные  не
попрятались где-нибудь в шлюпке. Но зачем бы им прятаться? Вам приходит на
ум какая-либо причина, по которой они могли бы так поступить?
     - Нет.
     - И никому другому тоже. И сегодня утром все шестеро были налицо. Все
в Нью-Йорке. Ваш тоже вчера вернулся домой.
     Эта новость поразила меня.
     - Как вернулся?
     - Откуда мы знаем, как. Пусть это заведомая глупость,  но  мы  сейчас
проверяем авиарейсы. Думаете, стюардесса могла  не  заметить  "монаха"  на
борту самолета? А заметив, не сообщить об этом газетчикам?
     - Наверняка сообщила бы.
     - Проверяем мы и все сообщения о летающих тарелках.
     Я рассмеялся, хотя его слова звучали весьма логично.
     Луизу мы встретили на грязной автостоянке у "Длинной ложки". Когда мы
подъехали, она как раз вылезала из своего "мустанга". Рука ее взметнулась,
как стрелка семафора, и она устремилась к нам, заговорив на ходу.
     - Пришельцы из космоса  в  "Длинной  ложке",  вот  смехотища,  -  это
словечко она переняла у меня. - Эд, я же всегда тебе  говорила,  что  твои
завсегдатаи не люди, а черт те кто. Привет, вы мистер Моррис? Я вас помню.
Вы у нас были вчера. За весь вечер всего четыре коктейля...
     Моррис улыбнулся.
     - Зато я не поскупился на чаевые. Зовите меня Билл, хорошо?
     Луиза Шу была жизнерадостной блондинкой. По выбору, а не по рождению.
В "Длинной ложке" она работала уже пять лет. Мало кто из моих завсегдатаев
знал по имени меня, зато ее звали Луизой все без исключения.
     У нее был смертельный враг - лишние двадцать фунтов веса, делающие ее
чуть полноватой на вид. Время от времени она садилась на диету.  Пару  лет
назад она взялась за это всерьез, перестала жульничать сама с собой  и  на
несколько месяцев стала  злюка  злюкой.  Героическими  усилиями,  едва  не
заморив себя, она довела свой вес до ста двадцати пяти фунтов. На радостях
решила как следует отметить свою победу и - сама впоследствии признавалась
- за один вечер вернулась к исходным ста сорока пяти.
     Но с лишними двадцатью фунтами или  без,  она  была  бы  превосходной
женой. Я и сам подумывал, не сделать ли ей предложение, но мой  предыдущий
брак оказался слишкою безрадостным, а развод причинил слишком много  боли,
и все это произошло слишком недавно. Да  и  алименты  к  тому  же.  Из.-за
них-то я жил в конуре, из-за них не мог  позволить  себе  жениться  снова.
Пока Луиза отпирала дверь, Моррис купил в автомате газету.


     В баре царил страшный беспорядок. Вчера мы с Луизой кое-как  протерли
столики,  собрали  грязные  стаканы  и  высыпали  содержимое  пепельниц  в
мусорные  урны.  Но  стаканы   так   и   остались   невымытыми,   а   урны
неопорожненными.
     Моррис принялся расстилать газету на полу.
     А я замер на месте, держа руки в карманах.
     Литтлтон вышел из-за стойки и вынес обе  урны.  Он  выпростал  их  на
газету и начал вместе с Моррисом сортировать мусор.
     Мои  пальцы  нащупали  в  кармане  обертку  от   таблетки   "монаха".
Совершенно верно, вчера под фартуком на мне были именно эти брюки...
     Какой-то инстинкт заставил меня умолчать о находке. Я вынул  руку  из
кармана  пустой.  Луиза  уже  помогала  агентам  копаться  в   мусоре.   Я
присоединился к ним.
     Наконец, Моррис сказал:
     - Четыре. Надеюсь, что это все. Но надо поискать и за стойкой.
     "Пять", - подумал я. И еще я подумал: "Вчера вечером я приобрел  пять
новых профессий. Не разумнее ли скрыть хотя бы одну из них?"
     Если  у  меня  хватило   ума   принять   телепортационную   таблетку,
предназначенную для каких-то многоглазых существ, то чего еще я мог  вчера
наглотаться?
     Может, я - стал рекламным агентом, может, вором высшей  квалификации,
а, может, дворцовым палачом, в совершенстве владеющим искусством пытки?  А
вдруг я напросился на  что-нибудь  еще  более  отвратительное,  что-нибудь
вроде профессии Гитлера либо Александра Македонского?
     - Здесь ничего нет, - сказал из-за стойки Моррис.  Луиза  подтвердила
его слова, передернув плечами.
     Моррис протянул четыре обертки Литтлтону и распорядился:
     - Отвези к Дугласу и позвони нам оттуда.
     - Мы подвергнем их химическому анализу, - объяснил он Луизе и мне.  -
Может сдаться, среди них попалась обычная обертка от конфеты. А может,  мы
пропустили одну или две. Но пока что будем  считать,  что  всего  их  было
четыре.
     - Ладно, - сказал я.
     - Ладно ли, Фрейзер? Может, все таки три? Или пять?
     - Не знаю. - Я действительно не мог вспомнить.
     - Четыре, так четыре. Две из них мы уже идентифицировали. Одна - курс
телепортации для каких-то инопланетян. Вторая - языковый курс. Так?
     - Похоже, что так.
     - Что он вам дал еще?
     В моей голове опять поплыли какие-то клочки  воспоминаний,  никак  не
желавшие разъединяться. Я пожал плечами.
     Моррис на глазах впадал в отчаяние.
     - Простите, - вмешалась Луиза. - Вы на службе пьете?
     - Да, - не колеблясь ответил Моррис.
     Поскольку для нас с Луизой  служебные  часы  еще  не  наступили,  она
смешала три джина с тоником и  принесла  их  в  одну  из  кабинок.  Моррис
раскрыл плоский чемоданчик, который на поверку  оказался  магнитофоном,  и
сказал:
     - Так мы ничего не упустим.  Луиза,  давайте  поговорим  о  вчерашнем
вечере.
     - Надеюсь, что смогу вам помочь.
     - Что здесь произошло после того, как Эд принял первую таблетку?
     - Ммм, - Луиза взглянула на меня искоса. Я не знаю, когда  он  принял
первую. Но около часа ночи я заметила, что он как-то странно  ведет  себя.
Подает очень медленно, путает заказы. Я вспомнила, что такое  приключилось
с ним прошлой осенью, когда он развелся...
     Я почувствовал, как у меня застыли мышцы  лица.  Воспоминание  о  том
случае  неожиданно  причинило  мне  боль.  Я  отнюдь  не   являюсь   своим
собственным лучшим клиентом, но год назад случился у меня один мучительный
вечер. Луиза сумела меня убедить, что нельзя одновременно пить и стоять за
стойкой. Поэтому я продолжал пить, а за стойку вернулся только после того,
как протрезвел.
     - Вчера вечером, -  рассказывала  Луиза,  -  я  подумала,  что  опять
возникнет та же проблема, и решила его  подстраховать.  Повторяла  заказы,
следила, как он смешивает коктейли, чтобы не дать напутать, В основном  Эд
был занят беседой с "монахом",  только  сам  он  говорил  по-английски,  а
"монах" испускал какой-то горловой шепот. Помните, на  прошлой  неделе  по
телевизору показывали, как "монахи" говорят? Вот и этот шептал  точно  так
же. Я видела, как Эд взял у него  таблетку  и  проглотил,  а  потом  запил
водой. - Она повернулась ко мне и коснулась моей руки. - Я  думала,  ты  с
ума сошел. Я пыталась тебя остановить.
     - Не помню.
     - В баре к тому времени уже почти никого не было. А ты  рассмеялся  и
сказал, что эта таблетка научит тебя ориентироваться и ты  больше  никогда
не  заблудишься.  Я,  конечно,  не  поверила.  Но  "монах"  включил   свою
переводящую машинку и повторил то же самое.
     - Лучше бы ты меня все-таки остановила, - сказал я.
     - Лучше бы ты не говорил мне этого, - ответила Луиза. - Я  ведь  тоже
приняла таблетку.
     Я чуть не захлебнулся. Я как раз поднес к губам джин с тоником.
     Луиза хлопнула меня по спине и, вероятно, помогла мне перевести дух.
     - Ты ничего не помнишь? - спросила она.
     - Я вообще почти ничего не помню с той  секунды,  как  принял  первую
таблетку.
     - Да? Но ты вовсе не казался нетрезвым. Во всяком случае, поначалу...
     В разговор вмешался Моррис.
     - Луиза, а что "монах" сказал о таблетке, которую дал вам?
     - Ничего. Мы говорили обо мне. -  Она  задумалась.  Потом,  удивляясь
самой себе, сказала: - Не знаю даже, как это понять. Ни с того, ни с  сего
начала выкладывать историю своей молодой жизни. И кому? "Монаху"!  Но  мне
почудилось, что он слушает меня с сочувствием.
     - "Монах"?
     - Да, "монах". Потом вдруг достал таблетку, дал ее мне и сказал,  что
она  мне  поможет.  Я  ему  поверила.  Не  знаю,  почему,  но  поверила  и
проглотила.
     - Были какие-нибудь симптомы? Появились какие-нибудь новые ощущения?
     Она покачала головой, обескураженно и несколько раздраженно.  Сейчас,
в холодном сером полуденном  свете,  вчерашний  поступок  представился  ей
чистой воды безумием.
     - Значит, так, - сказал Моррис. - Вы, Фрейзер, приняли три  таблетки.
Назначение двух из них нами установлено. Вы, Луиза, приняли  одну,  но  мы
понятия не имеем, чему она вас научила. - Он зажмурился.  Затем  посмотрел
на меня. - Фрейзер, если вы не  можете  вспомнить,  что  вы  приняли,  то,
может, хоть вспомните,  от  чего  отказались?  Предлагал  ли  вам  "монах"
что-либо такое...
     Он осекся, уловив выражение моего лица. Потому что его слова в  самом
деле мне кое-что напомнили...
     "Монах"  говорил  на  своем  языке,  говорил  своим  чужим  шепотком,
которому вполне достаточно быть шепотком, потому что  основные  его  звуки
просты и  легко  различаются  даже  человеческим  ухом.  "Это  обучит  вас
правильной технике плавания... Кхх... достигает скорости от шестнадцати до
двадцати  четырех...  кхх...  за  три  гребка...   Курс   включает   также
упражнения..."
     - Я отказался от таблетки, обучающей разумных рыб правильной  технике
плавания, - сказал я вслух.
     Луиза хихикнула.
     - Шутите? - спросил Моррис.
     - Нет. - И было еще кое-что. Сейчас мне уже не мерещилось, что я тону
в море бессчисленных и бессвязных фактов,  как  раньше.  Видимо,  все  они
постепенно раскладывались по полочкам у меня в голове, находя каждый  свое
место. - Я его расспрашивал об  инопланетных  формах  жизни.  Не  о  самих
"монахах" - это было бы невежливо,  тем  более  со  стороны  представителя
расы, не проявившей пока еще своих интеллектуальных способностей,  -  а  о
других инопланетянах, обустройстве их организмов. И "монах" предложил  мне
три курса рукопашного боя без оружия.  Каждый  из  них  включает  обширные
познания анатомии.
     - Вы их не приняли?
     - Нет. А  зачем?  Одна  из  таблеток  обучала,  как  убить  разумного
вооруженного червя, но она пригодилась бы мне только в том случае если  бы
я был разумным невооруженным червем. А я еще не настолько к  тому  времени
обалдел.
     - Найдутся люди, Фрейзер, которые отдали бы руку или ногу за любую из
таблеток, от которых вы отказались.
     - Ага. А пару часов назад вы заявляли, что  я  псих,  раз  согласился
глотать обучающие таблетки пришельцев.
     - Извините, - сказал Моррис.
     - Вы ведь всерьез решили, что они сведут меня с ума.  А,  может,  уже
свели, - добавил я, потому что мое сверхчувствительное равновесие все  еще
продолжало чертовски меня беспокоить.
     Но реакция Морриса обеспокоила меня еще больше. "Фрейзер того и гляди
начнет заговариваться. Надо поскорее выкачать из него все, что можно".
     Нет, на лице его ничего такого не отразилось. Неуж-то я превращаюсь в
параноика?
     - Расскажите-ка мне еще о таблетках, - попросил Моррис. - Похоже, что
они дают эффект замедленного действия. Долго ли придется ждать, прежде чем
появится уверенность, что на поверхность всплыло абсолютно все?
     - Он и вправду говорил мне что-то... - Я сделал усилие  и  постепенно
вспомнил.
     "Таблетки функционируют как память", -  нашептывал  мне  "монах".  Он
отключил переводящее устройство и нашептывал на своем языке - ведь  теперь
я его понимал. Трескотня "переводчика" раздражала его, потому-то он и  дал
мне первую таблетку. Но  шептал  он  тихо,  язык  его  был  для  меня  еще
непривычен, и приходилось слушать очень напряженно, чтобы понять,  что  он
говорит. Зато сейчас я отчетливо все вспомнил.
     "Информация, заложенная в таблетках, станет частью вашей  памяти.  Вы
не будете давать себе отчета в том, что усвоили новые знания, до тех  пор,
пока они вам не понадобятся. Тогда приобретенная  информация  всплывет  на
поверхность. Память работает по ассоциации", - сказал  он.  И  еще:  "Есть
вещи, которым нельзя обучиться за партой. Всегда существует различие между
знанием, приобретенным в школе, и  знанием,  почерпнутым  из  практической
деятельности".
     - Теория и практика, - пояснил я Моррису. -  Теперь  я  понимаю,  что
именно он имел в виду. Во всем свете нет  ни  одной  школы  барменов,  где
научат  не  класть  сахар  в  коктейль  "Старомодный"   в   часы   наплыва
посетителей.
     - Что, что?
     -  Это  смотря,   конечно,   какой   бар.   В   фешенебельных   барах
столпотворения никогда не бывает,  там  его  не  допустят.  Но  в  обычной
забегаловке каждьй, кто в часы пик заказывает  сложный  напиток,  получает
то, чего заслуживает. Он ведь сбивает бармена с темпа в самые  критические
минуты,  когда  каждое  мгновение  -  деньги.  Поэтому  бармен  и   подает
"Старомодный" без сахара. В  противном  случае  он  потеряет  больше,  чем
заработает.
     - Но ведь этот посетитель к нему больше не вернется.
     - Ну и что? Он же все равно не из завсегдатаев. Постоянные-то клиенты
знают, что к чему.
     Я невольно усмехнулся, так  был  потрясен  и  шокирован  Моррис.  Ему
открылось прегрешение, о котором он раньше и не подозревал. Я сказал ему:
     - Подобные трюки должны быть известны каждому бармену. Поймите: школа
барменов - профессиональное заведение. Там учат, как выжить за стойкой. Но
в рецепте указан сахар, поэтому на занятиях  вы  либо  кладете  сахар  как
положено, либо вылетаете с треском.
     Сжав губы, Моррис покачал головой. Потом ответил:
     - Значит, "монах" предупредил вас, что  вы  получаете  теорию,  а  не
практику.
     - Да нет же, совсем наоборот. Поймите, Моррис...
     - Билл.
     - Поймите,  Билл,  телепортационная  таблетка  не  может  перестроить
нервную систему человека и приспособить ее к телепортации.  Даже  нынешнее
мое невероятное чувство равновесия - а оно действительно невероятно  -  не
даст мне нужных мышц для десятка обратных сальто. Зато я  теперь  печенкой
чувствую, что это такое - уметь телепортироваться. Вот о чем  предупреждал
меня "монах". Таблетки дают эффект практического обучения, и надо  следить
за рефлексами, потому что таблетки не могут  изменить  нашего  физического
устройства.
     - Надеюсь, вы не превратились в квалифицированного убийцу.
     "Со вновь приобретенными рефлексами следует обращаться  с  величайшей
осторожностью", - поучал меня "монах".
     Моррис повернулся к Луизе.
     - Мы так и не выяснили еще, какого рода образование получили вы. Есть
у вас какие-нибудь догадки?
     - Наверное, я теперь умею ремонтировать машины времени, - она  отпила
глоток и задумчиво посмотрела поверх стакана на Морриса. Тот  улыбнулся  в
ответ:
     - Меня это нисколько не удивит.
     Вот идиот! Он же всерьез...
     - Если вам так хочется знать, что это была за таблетка, почему бы вам
не спросить "монаха"? - сказала Луиза.  Она  сделала  паузу,  достаточную,
чтобы лицо Морриса приняло  удивленное  выражение,  но  слишком  короткую,
чтобы он успел ее перебить. - Всего-то и надо, что открыть бар и ждать. Он
ведь вчера даже до конца второй полки не дошел, верно, Эд?
     - Ей-богу, ты права.
     Луиза обвела комнату рукой.
     - Здесь такой кавардак, что к открытию нам не управиться.  Во  всяком
случае,  не  управиться  без  помощи.   Что   скажете,   Билл?   Вы   ведь
государственный человек. Можете вы  вызвать  людей,  чтобы  к  пяти  часам
привести бар в порядок?
     - Вы понимаете, что говорите? Сейчас уже четверть четвертого!..
     "Длинная ложка" и вправду выглядела как  район  стихийного  бедствия.
Бары вообще не созданы для того, чтобы видеть  их  днем.  Мы,  признаться,
подумывали, стоит ли вообще открывать сегодня, и потому, что мир  для  нас
перевернулся с ног на голову, и потому, что "Длинная ложка" явно не готова
была принять посетителей. Но сказанного не воротишь...
     - Фирма "Тип-Топ Клинерз",  -  вспомнил  я.  -  Высылают  бригады  из
четырех человек с собственными щетками. Пятнадцать долларов в час. Но  они
тоже не успеют.
     Моррис резко встал.
     - Их телефон есть в справочнике?
     - Конечно.
     Моррис двинулся к телефонной будке. Я подождал, пока  он  не  отойдет
достаточно далеко, и спросил Луизу:
     - Ты в самом деле не догадываешься о том, что ты вчера съела?
     Луиза ответила мне пристальным взглядом.
     - Ты о таблетке? Почему это тебя так волнует?
     - Мы должны выяснить это прежде Морриса.
     - Почему?
     - Дай Моррису волю, - сказал я, - и у  меня  на  лбу  оттиснут  штамп
"совершенно секретно". Я много знаю. Похоже, что всю оставшуюся мне  жизнь
я проживу под надзором, да и ты тоже, если вчера вечером чему-то  не  тому
научилась...
     Реакция Луизы на мои слова и польстила мне,  и  успокоила  меня.  Она
бросила в ту  сторону,  где  скрылся  Моррис,  взгляд,  исполненный  такой
ядовитой ненависти, что могла бы испелелить его на месте.
     Она мне поверила. Поверила без каких-то бы ни было доказательств и не
раздумывая стала на мою сторону.
     Откуда взялась во мне такая уверенность? Весь день я только и  делал,
что угадывал чужие мысли. Не связано  ли  это  каким-то  образом  с  моими
третьей и четвертой профессиями?..
     - Мы обязаны выяснить, что именно ты проглотила, - сказал я. -  Иначе
Моррис и вся секретная служба до конца дней своих будут следовать за тобой
по пятам на случай, что ты обладаешь ценной  информацией.  Как  сейчас  за
мной. Только про меня им уже точно известно, что  я  что-то  знаю.  Теперь
меня не кончат потрошить до страшного суда...
     Моррис крикнул из телефонной будки:
     - Они сейчас будут здесь! Сорок долларов в час, деньги вперед!
     - Годится! - крикнул я в ответ.
     - Мне надо еще в Нью-Йорк позвонить! - И он закрыл дверь кабины.
     Луиза перегнулась через стол.
     - Что нам делать, Эд?
     Весь фокус заключался в том, как она это сказала. Мы оба  влипли,  но
выход существовал, и она твердо верила, что я найду его. И ее  уверенность
проявилась в тембре голоса, в том, как она нагнулагь ко мне,  в  том,  как
прикоснулась своей рукой к моей. Мы. Я ощутил  прилив  сил,  почувствовал,
что во мне растет уверенность в себе и,  в  то  же  время,  на  ум  пришло
невольное: "Вчера у нас бы так не получилось".
     - Приберем заведение и откроем, как положено, - сказал я. - А ты пока
что попытайся вспомнить, чем тебя  вчера  нашпиговали.  Может,  чем-нибудь
совершенно невинным, вроде инструкции по ловле трильхов магнитной сеткой.
     - Кого? Триль?..
     - Трильхов. Что-то - вроде космических бабочек.
     - А если меня научили конструировать сверхсветовые двигатели?
     - Тогда надо  срочно  принимать  меры,  чтобы  Моррис  ни  о  чем  не
догадался.  Но  врядли.  Английские  термины,  обозначающие  сверхсветовую
скорость  -  гипердвигатель,  искривление   пространства,   -   вовсе   не
переводятся  на  язык  "монахов",  а  выражаются  только   математическими
формулами.
     Вернулся Моррис, ухмыляющийся, как идиот.
     - Вам ни в жизнь  не  догадаться,  чего  "монахи"  хотят  от  нас.  -
Усмехаясь, он переводил взгляд с Луизы на меня, пока напряжение  не  стало
невыносимым, потом закончил: - Гигантскую лазерную пушку.
     - Что? - выдохнула Луиза, а я спросил:
     - Вы имеете в виду пусковой лазер?
     - Вот именно, пусковой лазер. Они хотят,  чтобы  мы  возвели  его  на
Луне. Они дадут нашим инженерам таблетки со  спецификациями  и  научат  их
строить. А расплачиваться тоже будут таблетками.
     Я чувствовал, что мне надо вспомнить о пусковых лазерах что-то  очень
важное. Но откуда мне стал известен сам термин?
     - Они обратились с этим предложением в ООН, - продолжал Моррис. - Они
хотят вести все дела через ООН, чтобы избежать  обвинений  в  фаворитизме,
как  они  говорят,  и  способствовать  наиболее  широкому  распространению
знаний.
     - Но ведь есть страны, которые в ООН не состоят, - заметила Луиза.
     - "Монахам" это  известно.  Они  спросили,  обладают  ли  зти  страны
техникой для космических полетов и, получив отрицательный ответ,  потеряли
к ним всякий интерес.
     - Естественно, потеряли,  -  сказал  я,  вспоминая.  -  Существа,  не
способные развить космонавтику, ничем не отличаются от животных.
     - Что?
     - Такова точка зрения "монахов".
     - Но зачем? - спросила Луиза. - Зачем  "монахам"  лазерная  пушка  на
нашей Луне?
     - Это довольно сложно, - ответил Моррис. - Помните, как  впервые  был
обнаружен их корабль два года назад?
     - Нет, - ответили мы почти одновременно.
     Наш ответ потряс Морриса.
     - Неужели история прошла мимо вас? Но ведь все газеты тогда  трубили:
"Знаменитый  астроном  предупреждает  о  грядущем  нашествии  пришельцев!"
Неужели не помните?
     - Нет.
     - Господи боже! Я тогда на месте усидеть не мог!  Такая  же  сенсация
была лишь однажды, когда радиоастрономы открыли пульсары. Помните? Я в  то
время среднюю школу кончал.
     - Пульсары?
     - О, простите, - подчеркнуто вежливо заявил Моррис. - Это  моя  вина.
Вечно я считаю,  что  каждый  встречный  увлекается  научной  фантастикой.
Пульсарами    называются    звезды,    испускающие    ритмичные    вспышки
радиоизлучений. Радиоастрономы сначала принимали такие вспышки за  сигналы
из космоса.
     - Вы поклонник научной фантастики? - спросила Луиза.
     - И еще какой! Первым моим оружием был ракетный пистолет "Джироджет".
Я купил его, начитавшись Бака Роджерса.
     - Бака кого? - переспросил я, однако  не  сумел  сохранить  серьезное
выражение лица. Моррис возвел очи к небесам. Несомненно, только там  он  и
мог почерпнуть силы на то, чтобы продолжать.
     - Знаменитым астрономом был Джером Финней. Ни о каком  нашествии  он,
конечно, ничего не говорил. Газеты всегда все перевирают. Он заявил, что в
Солнечной   системе   обнаружен   объект   искусственного   и   внеземного
происхождения.  Суть  дела  в  том,   что   несколькими   месяцами   ранее
обсерватория Джодрел Бэнк открыла новую звезду в созвездии  Стрельца.  Это
значит - в направлении сердца Галактики. Так ведь, Фрейзер?
     Мы снова перешли на официальный тон, - наверное потому, что я не  был
поклонником научной фрнтастики.
     - Верно. "Монахи" с той стороны и пришли.
     Я вспомнил  небо  над  Центром,  усыпанное  пылающими  звездами.  Мой
"монах" вряд ли успел за всю  свою  жизнь  побывать  там.  Повидимому,  он
продемонстрировал  мне  эту  картину   с   помощью   таблетки   из   чисто
патриотических соображений, как мы показываем звезднополосатое знамя нашим
детишкам.
     - Итак астрономы занимались изучением  близкой  сверхновой  и  потому
обнаружили корабль пришельцев  довольно  рано.  Он  давал  очень  странный
спектр, в корне отличный от спектра сверхновой и более  постоянный.  Потом
объект стал выглядеть еще более странно. Свет становился все ярче и, в  то
же время, спектральные линии понемногу смещались к красному концу спектра.
     Прошло несколько месяцев, прежде чем загадку удалось решить. А  потом
этого самого Джерома Финнея осенило. Он показал, что спектр  соответствует
нашему собственному солнцу, но линии резко отклонены к фиолетовому  концу.
К нам с дьявольской скоростью приближалось  какое-то  зеркало,  однако  по
мере приближения скорость гасла.
     - Вот оно что! - дошло до меня наконец. - Это же световой парус!
     - К чему разыгрывать удивление, Фрейзер? Уверен, что для вас тут  нет
ничего нового.
     - Впервые все это слышу. Я не читаю воскресных приложений к газетам.
     Моррис вышел из себя.
     - Но вы знаете достаточно,  чтобы  назвать  лазерную  пушку  пусковым
лазером!
     - Я только сейчас понял, почему она так называется.
     Несколько минут Моррис пристально смотрел на меня, потом сказал:
     - Я и забыл. Вы усвоили термин из языка "монахов".
     - Да, пожалуй.
     Он вернулся к прежней теме.
     - Газеты разделали бедного Финнея под  орех.  Карикатур  вы  тоже  не
замечаете? Жаль. Но, приблизившись к нам, корабль "монахов" начал подавать
сигналы. Он оказался парусным звездолетом, использующим для создания  тяги
световые лучи, и шел он к Земле.
     - Сигналы точками и тире нетрудно посылать, маневрируя парусом.
     - Значит, все-таки, какие-то газеты вы читали?
     - Отнюдь нет. Это ведь само собой очевидно.
     Моррис снова взъерошился,  но  по  причинам,  ему  одному  известным,
оставил мои слова без ответа.
     - Толщина паруса всего несколько молекул, а  величина  в  развернутом
состоянии до пятисот миль в поперечнике. На самых легких давлениях корабль
может развить скорость, достаточную для межзвездных полетов, но времени на
разгон уходит много. Ускорение невелико.
     Торможение до скорости, приемлемой  в  Солнечной  системе,  заняло  у
"монахов" два года. Они начали тормозить задолго до того, как  их  засекли
наши телескопы, и  все  равно,  достигнув  земной  орбиты,  двигались  еще
слишком быстро. Чтобы приблизиться к Земле, им  пришлось  пересечь  орбиту
Меркурия и подняться с другой стороны солнечного  гравитационного  колодца
задним ходом.
     - Само собой, - сказал я. - Скорости межзвездных полетов должны  быть
выше   половины   скорости   света,   в    противном    случае    утратишь
конкурентоспособность.
     - Что-о?
     - Есть разные способы приращения скорости. Она не обязательно зависит
от солнечного света, во всяком случае, если  стартуешь  из  циливизованной
системы. В каждой такой системе на естественном спутнике построен пусковой
лазер. Когда солнце слишком далеко, чтобы дать кораблю нужный  толчок,  на
помощь приходит лазерная пушка. Лазер  без  труда  сообщит  парусу  мощное
ускорение, ничего при этом не испарив.
     - Естественно, -  откликнулся  Моррис,  но  вид  у  него  был  весьма
растерянный.
     - Поэтому, направляясь к неизвестной доселе системе, корабль вынужден
тратить  большую  часть  полетного  времени  на  торможение.  Нельзя  ведь
рассчитывать на то, что в неизвестной  системе  найдется  пусковой  лазер.
Другое дело, когда планета назначения заведомо цивилизованна...
     Моррис кивнул.
     - Самое замечательное  свойство  лазерной  пушки  то,  что  если  она
разладится, прямо  под  боком  существует  цивилизованный  мир,  способный
привести ее в порядок. Корабль с грузом товаров летит к другим звездам,  а
пусковая установка благополучно остается  дома.  Почему  вы  на  меня  так
странно смотрите?
     - Не примите в обиду, - сказал Моррис,  -  но  откуда  у  толстеющего
бармена такие глубокие познания в космической навигации?
     - То есть? - я не понял его.
     - Почему кораблю "монахов" пришлось так глубоко нырнуть  в  Солнечную
систему?
     - А, вот  вы  о  чем.  Причина  в  солнечном  ветре.  Такая  проблема
возникает каждый раз при подходе к желтому солнцу. Световой парус получает
импульс от солнечного ветра так же, как и от давления света. Но  солнечный
ветер представляет  собой,  как  известно,  поток  атомов  водорода.  Свет
отражается от паруса, а солнечный ветер в нем застревает.
     Моррис задумчиво кивнул. Луиза  моргала,  словно  у  нее  двоилось  в
глазах.
     - Парус теряет свободу маневра, - пояснил  я.  -  Чтобы  использовать
солнечный ветер для торможения, надо идти  прямо  против  него,  прямо  на
Солнце.
     Моррис опять кивнул. Я заметил, что глаза у него стекленели. У  Луизы
тоже.
     - О, черт, - сказал я. - Ну и туп же я сегодня. Моррис,  это  и  была
третья таблетка.
     - Вот именно, -  ответил  Моррис,  продолжая  кивать  все  с  тем  же
застывшим взором. - Та самая,  действительно  очень  необычная  профессия,
которую вы выпросили. Член экипажа межзвездного лайнера. О, дьявол!..
     В голосе его слышалось отнюдь не отвращение, а  зависть.  Локтями  он
уперся в стол, положив подбородок на кулаки. Трудно уловить выражение лица
человека, сидящего в такой позе, но то, что я сумел прочесть в его глазах,
мне не понравилось. Ничего не осталось от солидного и  честного  человека,
которого  я  днем  впустил  в  свою  квартиру.  Сейчас  предо  мной  сидел
Моррис-патриот,  Моррис-альтруист,  Моррис-фанатик.  Он,  Моррис,  откроет
своей стране и всему человечеству путь к звездам. Никто не должен помешать
ему. Тем более, я.
     Опять  читаешь  мысли,  Фрейзер?  Должно  быть,  профессия   капитана
звездолета  подразумевает  умение  читать  мысли  экипажа,  чтобы   суметь
предотвратить мятеж, чтобы какой-нибудь кретин не пальнул тепловым лучом в
"мпфф глип хаббабуб" или как оно у них там называется.  Во  что-то  такое,
имеющее отношение к фильтрации воздуха внутри корабля.
     И моя тяга к акробатике тоже, наверное,  вызвана  той  же  таблеткой.
Тренировки на невесомость. Да, таблетка была содержательная.
     Вот какую  профессию  следовало  бы  скрыть!  Не  ремесло  дворцового
палача, не нужное сегодня правительству, перешедшему на  более  утонченные
методы, а профессию капитана звездолета, слишком ценный дар для людей,  не
научившихся еще летать дальше Луны.
     И опять я последним понял, что к чему. Тугодум ты, Фрейзер.
     - Капитан, - поправил я Морриса. - Не член экипажа, а капитан.
     - Жаль. Член  экипажа  лучше  разбирался  бы  в  устройстве  корабля.
Слушайте, Фрейэер, какого состава экипажем вы способны командовать?
     - Восемь и еще пять.
     - Тринадцать космонавтов?
     - Да.
     - Почему же вы сказали "восемь и пять"?
     Вопрос застал меня в расплох. Разве я?.. Ах, да.
     - У "монахов" такая система счета. Восьмеричное  исчисление.  Вернее,
двоичное, но они группируют цифры по три, чтобы перейти к восьмеричному.
     - Двоичное. Компьютерное исчисление.
     - Серьезно? -
     - Серьезно, Фрейзер. Они наверное, давно уже используют компьютеры. С
незапамятных времен.
     - Будь по-вашему.
     Я только сейчас заметил, что  Луиза  убрала  наши  пустые  стаканы  и
отошла, чтобы наполнить их заново. Очень кстати, мне сейчас выпивка отнюдь
не повредит. Свой стакан она оставила  недопитым  на  столе.  Поскольку  я
знал, что она возражать не станет, я отхлебнул из него.
     Там была содовая. С лимоном. На вид и не отличишь от джина с тоником.
Выходит, она снова села на  диету.  Но  обычно,  садясь  на  диету,  Луиза
объявляла об этом во всеуслышание...
     Моррис гнул свое:
     - Экипаж из тринадцати космонавтов  -  это  "монахи",  гуманоиды  или
кто-нибудь еще?
     - "Монахи", - ответил я, не задумываясь.
     - Жаль. В космосе есть гуманоиды?
     - Нет. Двуногих много, но нет двух видов, похожих друг на друга, и ни
одного, похожего на нас.
     Луиза вернулась, поставила перед нами стаканы и села, не произнеся ни
слова.
     - Вы говорили, что раса, неспособная развить космоплавание, ничем  не
отличается от животных.
     - С точки зрения "монахов", - напомнил я.
     - Вот именно. Мне такая точка зрения кажется нелепой, ну да ладно. Но
как быть, если раса развила космоплавание, а потом утратила его?
     - Случается и так. Есть много путей возвращения цивилизованной расы в
животное состояние. Атомная война. Или просто неумение  выжить  в  сложных
условиях. Или  перенаселенность  и  вызванный  ею  губительный  недостаток
продовольствия. Или загрязнение окружающей среды отходами производства.
     - Возвращение в животное состояние. Допустим. А  нации?  Предположим,
две нации одной  расы  граничат  друг  с  другом.  У  одной  космоплавание
развито, у другой...
     - Ясно. Хорошее замечание, надо сказать. Моррис, на Земле  есть  лишь
две страны, которые могут иметь дело с "монахами" без посредничества  ООН.
Мы и Россия. Попробуй войти в контакт с  "монахами"  какая-нибудь  Родезия
или Бразилия, они лишь подвергнутся публичному унижению.
     - И возникнет международный конфликт. -  Челюсть  Морриса  героически
напряглась. - Но у нас есть каналы, по  которым  можно  предупредить  кого
следует...
     - А я  бы,  пожалуй,  непрочь,  чтобы  кое-какие  страны  подверглись
унижению, - сказала Луиза.
     Моррис  задумался...  И  я  задал  себе  вопрос:   все   ли   получат
предупреждение?


     А тут как раз прибыли уборщицы. Мы и раньше прибегали к услугам фирмы
"Тип-Топ Клинерз", но четырех смуглых женщин, которых сейчас  прислали,  я
видел впервые. Пришлось подробно объяснить им, чего мы от них хотим. Что с
них взять: они привыкли убирать жилые помещения, а не бары.
     Моррис довольно долго беседовал с Нью-Йорком. Наверное,  в  кредит  -
вряд ли у него с собой было много мелочи.
     -  Очень  похоже,  что  удалось  предотвратить  небольшую  войну,   -
похвастался он, выйдя из телефонной будки. Мы с  ним  вернулись  к  столу.
Луиза осталась руководить уборщицами.
     Четыре смуглокожие женщины двигались вокруг нас с тряпками, щетками и
бутылками с моющей жидкостью, болтая  между  собой  по-испански.  За  ними
стелились сверкающие полы. Моррис возобновил допрос.
     - Что из себя представляет силовая установка десантной шлюпки?
     - Водородную бомбу, медленно взрывающуюся в магнитной бутылке.
     - Термоядерный реактор?
     - Вот именно. Маневровые двигатели  звездолета  работают  на  том  же
принципе. Все они связаны с одной и той же магнитной  ловушкой.  Но  я  не
знаю толком, как она устроена. Топливо можно получать из воды или льда.
     - Не выделяя дейтерий и тритий?
     - Зачем? Расплавляешь лед, пропускаешь ток через  воду,  вот  тебе  и
водород.
     - Ну и ну, - тихо произнес Моррис. - Ну и ну!
     - Примерно так же действует и пусковой лазер, - припомнил я.
     Что  еще  надо  было  мне  вспомнить  о   пусковом   лазере?   Что-то
исключительно важное.
     - Боже мой, Фрейзер, да  ведь  если  бы  мы  построили  "монахам"  их
пусковой  лазер,  то  могли  бы  использовать  ту  же  технологию  и   для
строительства других энергоустановок, не правда ли?
     - Разумеется. - Я впал в отчаяние. Во рту пересохло, сердце билось во
всю. И я почти догадывался, почему. - Только что значит - "если бы"?
     - Да они еще и заплатили бы нам за это! Черт возьми,  какая  жалость!
Нам просто не из чего его изготовить.
     - То есть как? Его необходимо построить!
     Моррис выпучил глаза.
     - Фрейзер, что с вами?
     Моя тревога обрела определенные очертания.
     - Бог мой! Что ответили  "монахам"?  Моррис,  послушайте!  Вы  должны
заставить Совет Безопасности пообещать "монахам",  что  они  получат  свой
пусковой лазер!
     - Кто я, по-вашему? Генеральный секретарь ООН? Да нам вообще  его  не
построить. Что у нас есть для такого строительства?  Комплекс  запуска  на
Сатурн? Им одним не обойдешься.
     Моррис явно решил, что я, наконец,  сошел  с  ума.  Он,  по-видимому,
испытывал желание выйти на улицу сквозь стенку спиной вперед.
     - Они все сделают, когда вы объясните им, что поставлено на карту.  И
мы можем построить пусковой лазер, если на этом сосредоточит  свои  усилия
весь мир. Моррис,  подумайте  о  пользе,  которую  можно  отсюда  извлечь!
Даровая энергия из морской воды! А световой парус пригодится и для полетов
в пределах Солнечной системы.
     - Картина притягательная, что и говорить. Мы могли  бы  добраться  до
спутников Юпитера и Сатурна. Могли бы добывать  металлы  из  астероидов  с
помощью лазеров... - На мгновение  в  глазах  у  него  мелькнуло  туманное
мечтательное выражение, но сразу же исчезло:  мысли  Морриса  вернулись  к
тому, что он считал реальностью. - Я часто грезил об зтом наяву, когда был
мальчишкой. Когда-нибудь, все именно так и будет. Но не сегодня -  сегодня
мы еще не готовы.
     - Палка всегда о двух концах, - ответил я. - Понимаю,  как  прозвучат
мои слова. Но поверьте, у меня есть причины настаивать. Серьезные причины.
     - Какие же?
     - Когда торговый корабль отправляется  в  путь,  -  сказал  я,  -  он
следует от  одной  цивилизованной  системы  к  другой.  Есть  определенные
приметы, по которым можно предположить, что та или иная система достаточно
цивилизованна и способна построить пусковой лазер. Радио, например.  Земля
испускает не меньше радиоизлучений, чем приличная звезда.
     Когда "монахи" замечают, что в районе какой-нибудь недальней звездной
системы нарастает мощность радиоизлучений, они высылают туда звездолет.  К
тому  моменту,  когда  корабль  достигает   цели,   планета,   испускающая
радиоволны обычно оказывается цивилизованой. Но  не  настолько,  чтобы  не
нуждаться в знаниях, привезенных "монахами" на продажу. Теперь  вам  ясно,
зачем им нужен пусковой лазер? Этот корабль пожаловал к  нам  с  одной  из
"монашьих"  колоний.  На  таком  расстоянии  от  сердца  Галактики  звезды
расположены слишком далеко друг от  друга.  Корабль  разгоняется  звездным
светом и лазером, а тормозит только светом, поскольку  нет  уверенности  в
том, что близ звезды назначения найдется пусковой лазер.  Но  если  бы  им
пришлось и стартовать на одном звездном свете, то, наверное, вообще ничего
бы не получилось. Работа  систем  жизнеобеспечения  на  корабле  "монахов"
рассчитана на cтрого определенный срок.
     - Но вы же сами говорили: "монахи" не знают  заранее,  сохранится  ли
цивилизация на планете назначения достаточно долго.
     -  Верно.  Случается,  что  цивилизация  достигает  уровня  развития,
нужного для строительства пускового  лазера,  успевает  создать  массивное
радиоизлучение, а потом вновь опускается до уровня животных. В том-то  все
и дело. Если мы заявим "монахам", что не можем построить  пусковой  лазер,
то окажемся в их глазах животными.
     - А если мы ответим им отказом? Мол, можем, да не хотим?
     - С нашей стороны это будет невероятно глупо. Упустить такие  выгоды!
Управляемая термоядерная реакция...
     - Подумайте о затратах, Фрейзер. - Моррис  помрачнел.  Ему  хотелось,
чтобы лазер был построен, но он не знал, как этого добиться. - Подумайте о
политиканах, которые станут думать о затратах.  И  о  других  политиканах,
которые станут думать, как объяснить эти затраты налогоплательщикам.
     - Это будет глупо, - повторил я, - и негостеприимно.  "Монахи"  очень
высоко ценят гостеприимство. Видите, нам просто  некуда  деться.  Либо  мы
окажемся тупыми животными, либо нарушителями  законов  гостеприимства.  Но
кораблю "монахов", так или иначе, необходимо больше света для паруса,  чем
дает наше Солнце.
     - Ну и что?
     - А то, что тогда капитан нажмет кнопку, и Солнце взорвется.


     - Какую кнопку? - спросил Моррис. - Какое солнце? Как взорвется?..
     Он не знал, как ему быть. Потом неожиданно разразился таким  громким,
заливистым и веселым смехом, что уборщицы, улыбаясь,  повернулись  в  нашу
сторону. Он предпочел мне не поверить.
     Перегнувшись через стол, я аккуратно  вылил  его  стакан  ему  же  на
колени.
     Стакан был полон лишь на треть, но и трети хватило,  чтобы  мгновенно
оборвать смех Морриса. Прежде, чем он успел выругаться, я сказал:
     - Я не шучу. "Монахи" взорвут Солнце, если мы не построим им пусковой
лазер. Позвоните своему начальству и проинформируйте его об этом.
     Уборщицы уставились на нас в ужасе. Луиза бросилась было  к  нам,  но
нерешительно остановилась.
     Голос Морриса звучал почти спокойно.
     - А зачем понадобилось выливать стакан мне на брюки?
     - Шокотерапия. Чтобы вы внимательно слушали и не отвлекались.  Будете
звонить в Нью-Йорк?
     - Пока еще  нет.  -  Моррис  перевел  дыхание,  посмотрел  на  пятно,
расплывающееся на брюках, но потом усилием воли  заставил  себя  забыть  о
нем. - Поймите, я должен убедить их в том, во что  не  верю  сам.  Кто  же
взрывает чужое солнце за нарушение законов гостеприимства?
     - Да нет же, Моррис. Им придется взорвать  Солнце  просто  для  того,
чтобы добраться до соседней звездной  системы.  Отказ  построить  пусковой
лазер - дело серьезное! Такой отказ грозит кораблю гибелью!..
     - Плевать на корабль, если речь идет о гибели целой планеты!..
     - Вы просто не в состоянии правильно оценить ситуацию...
     - Минуточку. Это ведь торговый корабль, верно? Дураки  "монахи",  что
ли, уничтожать один рынок только ради того, чтобы достичь другого?
     - Мы для них не рынок, если не способны построить пусковой лазер.
     - Но мы можем стать рынком к следующему их рейсу!
     - Какому следующему рейсу?  Вы,  видимо,  не  в  состоянии  осмыслить
масштабы  торговли,  которую  ведут  "монахи".  Ближайшая  к  нам  колония
"монахов" отстоит от  Центра  на...  -  я  запнулся,  пересчитывая,  -  на
шестьдесят четыре тысячи световых  лет!  К  тому  времени,  когда  корабль
завершит один рейс, его уже успеют забыть  на  большинстве  посещенных  им
планет. Мало того. Колония, выславшая корабль, может уже  прекратить  свое
существование, либо перестроить космопорт для обслуживания кораблей  иного
типа, либо одичать  -  такое  происходит  даже  с  "монахами",  и  кораблю
придется брать курс к соседней колонии для переоборудования.
     В межзвездной торговле не бывает повторных рейсов.
     - Н-да, - только и вымолвил Моррис.
     Луиза заставила уборщиц вернуться к работе. Краем уха я  слышал,  как
они обсуждали, посмеиваясь, станет ли Моррис драться,  сумеет  ли  он  мне
задать и так-далее.
     - Как действует это устройство?  -  спросил  Моррис.  -  Как  удается
превратить солнце в сверхновую?
     - Устройство размером с локомотив крепится  к...  к  главной  опорной
консоли, - кажется, это так называется. Нацелено оно строго за  корму,  но
может быть повернуто примерно на шестнадцать градусов в любом направлении.
Его включают после того, как корабль взял старт и  лег  на  курс.  Судовой
математик вычисляет требуемую интенсивность. Установка работает что-нибудь
около года и к тому моменту, когда звезда взрывается, корабль уже успевает
уйти достаточно далеко, чтобы использовать толчок, но не сгореть.
     - Но как действует это устройство?
     - Капитан нажимает кнопку, и все. Энергия поступает от той же силовой
установки, которая питает маневровые двигатели... А, вас  интересует,  что
именно вызывает взрыв звезды? Это мне неизвестно. Да и зачем мне знать?
     - Размером с локомотив. Вызывает взрыв звезды... - В  голосе  Морриса
прорезались истеричные нотки. Бедняга, он начинал  мне  верить.  Я-то  сам
почти не испытывал шока, потому, что на самом деле усвоил  эту  информацию
еще вчера вечером.
     - Когда мы впервые засекли световой парус, - сказал Моррис, - он  шел
к нам от недавно вспыхнувшей сверхновой в созвездии Стрельца. Она случайно
не была рынком, не оправдавшим надежд?
     - Понятия не имею.
     Это его и убедило. Если бы я втирал ему  очки,  я  бы  ответил  "да".
Моррис встал и молча пошел к телефону,  прихватив  по  пути  полотенце  со
стойки.


     Я зашел за стойку, чтобы налить себе еще. Положил  в  стакан  ложечку
льда, плеснул содовой. Мне хотелось ощутить ее жгучий вкус.
     Сквозь стеклянную дверь я увидел Луизу, вылезающую из машины. Руки  у
нее были заняты свертками и пакетами.  Я  подлил  на  лед  содовой,  выжал
лимон. Когда она вошла, напиток был уже готов.
     Луиза сбросила свой груз на стойку.
     - Все для кофе по-ирландски, - сказала она. Я протянул ей стакан,  но
она отказалась: - Нет, спасибо, Эд. Хватит одного.
     - А ты попробуй.
     Она посмотрела на меня со странным выражением, но послушалась.
     - Содовая. Поймал меня, значит.
     - Опять диета?
     - Да.
     - Ты до сих пор никогда не отвечала "да" на этот  вопрос.  Нет  ли  у
тебя желания рассказать мне все подробнее?
     Она отпила немного.
     - Подробности чужой диеты ужасно утомительны. Мне давно следовало  бы
это понять. За работу! Обрати  внимание  -  нам  осталось  всего  двадцать
минут...
     Я открыл один из принесенных ею  бумажных  мешков  и  стал  загружать
холодильник пакетиками взбитых сливок. В другом мешке оказался кофе,  а  в
плоском квадратном пакете лежала пицца.
     - Пицца. Ничего себе диета, - сказал я.
     - Тебе и Биллу, - отрезала Луиза, возясь с кофеваркой.
     Я разорвал упаковку и впился  зубами  в  ломоть  пирога.  Пицца  была
первосортной,  с  богатой  начинкой  от  анчоусов  до  салями,  горячей  и
хрустящей, а я умирал от голода.
     Я ел урывками, не прекращая работать.
     Не много найдется баров, где держат под  рукой  все  необходимое  для
кофе по-ирландски. Слишком хлопотное дело. Требуется уйма взбитых сливок и
молотого  кофе,  холодильник,  смеситель,  запас  специальных   стеклянных
сосудов, изогнутых восьмеркой, шеренга  электрических  плиток  и  -  самое
дорогостоющее  -  уйма  места  за  стойкой,  чтобы  все  это   разместить.
Приучаешься  постоянно  держать  под  рукой  готовые  стаканы,  а  значит,
используешь каждую свободную минутку,  чтобы  засыпать  в  них  сахар.  Но
свободные  минутки  урываются  от  перекуров,  следовательно   мало-помалу
перестаешь перекуривать. Потом привыкаешь не  размахивать  руками,  потому
что вокруг масса горячих  предметов,  о  которые  легко  обжечься.  И  еще
учишься взбивать сливки лишь наполовину, едва вращая смеситель, потому что
взбивать приходится непрерывно и если перестараться, то сливки превратятся
в масло.
     Немного найдется баров, готовых пойти на такие неудобства.  Потому-то
это и выгодно - подавать кофе по-ирландски. Любитель  потратит  на  дорогу
лишние двадцать  минут,  чтобы  добраться  до  "Длинной  ложки",  а  затем
проглотит свой напиток за пять минут, потому что иначе он остынет. Так что
еще полчаса ему придется просидеть за виски с содовой.
     Пока мы готовили кофе, я нашел время спросить:
     - Ты что-нибудь вспомнила?
     - Вспомнила, - ответила она.
     - Расскажи.
     - Я  не  утверждаю,  что  сумела  определить,  какой  именно  курс  я
проглотила. Просто... я теперь способна на то, чего не могла  раньше.  Мне
кажется, меня изменился образ мыслей. Эд, я очень обеспокоена.
     - Обеспокоена?
     Слова полились потоком одно за другим.
     - Я чувствую себя так, будто давно уже влюблена в тебя. Раньше ничего
подобного не было. Почему же вдруг я испытываю к тебе любовь?
     У меня что-то оборвалось внутри. Меня тоже посещали  всякие  мысли...
Но я гнал их от себя, а когда они возвращались, гнал их опять.  Я  не  мог
позволить себе  влюбиться.  Любовь  слишком  дорого  обошлась  бы  мне.  И
причинила бы слишком много боли.
     - Я себя с самого утра так  чувствую.  Мне  страшно,  Эд.  Что,  если
каждый мужчина будет теперь вызывать у меня такие чувства? А вдруг "монах"
решил, что из меня выйдет хорошая шлюха?
     Я рассмеялся куда сильней, чем следовало бы,  и  Луиза  рассвирепела,
прежде чем я успел взять себя в руки.
     - Постой-ка, - сказал я. - В Билла Морриса ты тоже влюблена?
     - Конечно же, нет!
     - Тогда выкинь из головы эти бредни о шлюхе. Продажная женшина любила
бы его больше, чем меня, потому что он богаче, если бы  она  вообще  могла
влюбиться, что мало верятно. Шлюхи, как правило, вовсе не темпераментны.
     - Откуда это тебе известно? - спросила она требовательным тоном.
     - Читал в каком-то журнале.
     Луиза начала смягчаться. Я только сейчас осознал, в каком она  прежде
была напряжении.
     - Допустим, - сказала она. - Но,  в  таком  случае,  я  действительно
люблю тебя.
     Я попытался оттянуть неизбежное.
     - Почему ты никогда не была замужем?
     - Ну, видишь ли, - она хотела уклониться от ответа, но передумала.  -
Каждый, с кем я знакомилась, норовил  сделать  меня  своей  любовницей.  Я
думала, что это нехорошо, и... - Она смущенно запнулась. - А  я  почему-то
думала, что это нехорошо?
     - Тебя так воспитали.
     - Да, но... - Голос ее замер.
     - А сейчас ты что думаешь?
     - Я никогда не стала бы встречаться с кем попало без разбора, но если
нашелся бы кто-то, кто стоил бы того, чтобы с ним встречаться... Нельзя же
связать свою жизнь с человеком, о котором тебе толком ничего не известно.
     - Я в свое время поступил именно так.
     - И чем это обернулось? О, прости, Эд! Но ты ведь сам начал.
     - Ага, - буркнул я, с трудом переведя дыхание.
     -  Но  я  раньше  тоже  думала  совсем  по-другому!  Что-то  во   мне
изменилось...
     Мы разговаривали довольно бессвязно. С паузами и перерывами,  к  тому
же мы все время продолжали работать. Я успел проглотить три  куска  пиццы.
Луиза тоже  вполне  успела  бы  сразиться  со  своей  совестью,  проиграть
сражение и съесть хотя бы ломтик. Но только она  не  притронулась  к  еде.
Пицца лежала прямо перед ней, а  она  и  не  взглянула  на  нее,  даже  не
понюхала. Для Луизы что-то невероятное!
     Полушутя, полусерьезно я сказал:
     - У меня родилась теория. Много лет назад ты подавила свое стремление
к любви любовью к еде. Или же наоборот, все мы грешные  подавляем  аппетит
стремлением к любви, а тебя чаша сия миновала.
     - И таблетка положила этому конец? - Луиза  задумчиво  уставилась  на
пиццу. Яснее ясного, что еда утратила свою магическую власть над ней. -  О
чем я и толкую. Никогда раньше я не могла играть с пиццей в гляделки.
     - Ее оливковые глаза оказывались сильнее твоих.
     - Они гипнотизировали меня.
     - Хорошей шлюхе нужно сохранять форму. - Я пожалел  о  сказанном,  не
успев закрыть рот. - Тут не было ничего смешного - извини.
     - Пустяки...
     Она взяла  поднос  со  свечами,  вставленными  в  красные  стеклянные
вазочки, и начала их разносить. В полумраке бара  она  двигалась  легко  и
грациозно, чуть покачивая бедрами, когда огибала острые углы столиков.
     Я причинил ей боль. Но она ведь достаточно давно знает меня и  должна
была бы усвоить, что я болен недержанием речи...
     Со своей стороны, я  видел  ее  достаточно  часто  и  должен  был  бы
усвоить, что она красива. Но никогда еще она, по-моему, не достигала этого
впечатления с такой подкупающей простотой.
     Она вернулась обратно, по  пути  зажигая  свечи.  Поставив,  наконец,
поднос на место, она перегнулась через стойку и сказала:
     - Это ты меня извини. Но мне не до шуток. Я же ничего не знаю точно.
     - Перестань волноваться. Что бы "монах" ни дал тебе,  он  хотел  тебе
помочь.
     - Я люблю тебя.
     - Что?
     - Я люблю тебя.
     - А я тебя. - Я так редко произносил эти слова, что  они  застряли  у
меня в горле, как будто я лгал, хотя говорил я чистую правду. - Выходи  за
меня замуж, Луиза. Нет, не качай головой. Я хочу жениться на тебе.
     Теперь я снизил  голос  до  шепота.  И  вымученным  шепотом  она  мне
ответила:
     - Нет, пока я не выясню, что именно я приняла, я за тебя не выйду.  Я
не могу доверять себе, пока не узнаю точно.
     - И я тоже, - неохотно проронил я. - Но мы не можем и  ждать.  У  нас
нет времени.
     - Почему?
     - Ах, да, ты же  не  слышала.  Лет  через  десять,  а  то  и  скорее,
"монахи", чего доброго, взорвут наше Солнце. - Луиза  ничего  не  сказала,
только на лбу у нее собрались морщинки. - Все зависит от того,  как  долго
они торгуются. Даже если мы не сумеем  построить  им  пусковой  лазер,  мы
можем убедить их подождать. Их торговым экспедициям приходилось  иной  раз
ждать по...
     - О, боже мой! Так ты всерьез! Из-за этого вы с Биллом и поцапались?
     - Да.
     Луиза вздрогнула. Даже в сумраке бара было видно, как она побледнела.
А потом поступила совсем странно.
     - Я выйду за тебя, - сказала она.
     - Вот и хорошо, - ответил я и вдруг испугался.  Женат.  Опять.  Луиза
положила руки мне на плечи, и я поцеловал ее.
     Оказывается, я хотел поцеловать ее целых... Неужели целых пять лет?
     Она так удобно устроилась у меня а  руках.  Она  гладила  мне  плечи.
Напряжение сошло на нет, исчезло. Женаты. Мы. По крайней мере, располагаем
сроком от трех до десяти лет.
     - Моррис идет, - предупрещил я.
     Она отпрянула.
     - Он не имеет права тебя мучить. Ты ведь никому ничего не сделал! Как
бы мне хотелось знать, что было в той таблетке! Что если я опытный убийца?
     - А что, если я? Нам придется остерегаться друг друга.
     - Ну, о тебе-то мы все знаем. Ты - командир звездолета, переводчик  с
"монашьего" и чудо-юдо, владеющее телепортацией.
     - Плюс еще кое-что. Есть и четвертая профессия. Я вчера принял не три
таблетки, а четыре.
     - Вот как? Почему же ты не сказал об этом Биллу?
     - Смеешься ты, что  ли?  Я  же  вчера  так  окосел,  что  вполне  мог
проглотить руководство  по  организации  революций.  Не  дай  бог,  Моррис
пронюхает...
     Она улыбнулась:
     - Ты действительно думаешь, что принял такую таблетку?
     - Нет, конечно.
     - Но почему? Почему  мы  согласились?  Что  заставило  нас  принимать
таблетки? Право, нам следовало бы быть умнее.
     - А, может, "монах" сначала принял таблетку сам. Может,  у  них  есть
таблетки, обучающне втираться в доверие к инопланетянам.
     - Я ведь и правда испытывала к нему доверие, -  сказала  Луиза.  -  Я
помню.  Мне  представлялось,  что  он   полон   сочувствия.   Неужели   он
действительно взорвет наше Солнце?
     - Действительно взорвет.
     - А четвертая таблетка не научила тебя, как помешать ему?
     - Давай подумаем. Нам известно, что я принял курс  лингвистики,  курс
телепортации для инопланетян и, безусловно, курс  управления  кораблем  со
световым парусом. На  основании  всего  этого...  Я  мог  и  передумать  и
принять, в конце концов, курс карате для червей.
     - Карате, по крайней мере, тебе не повредит... Слушай,  Эд,  если  ты
помнишь, что принимал таблетки, почему ты не помнишь, что в них было?
     - Я вообще ничего не помню.
     - Откуда же ты знаешь, что принял именно четыре?
     - Вот, пожалуйста.
     Я сунул руку в карман и вытащил целлофановую облатку. И сразу  понял,
что она не пустая. Внутри лежало что-то твердое и круглое.
     Мы смотрели на нее во все глаза, когда вернулся Моррис.


     - У меня, должно быть, хватило ума сунуть ее в карман, - объяснил  я.
- Вчера ночью я, видно, почувствовал  себя  таким  хитрецом,  что  решился
обокрасть "монаха".
     Моррис ветел таблетку в пальцах, как  драгоценный  камень.  Она  была
бледно голубого цвета, с розовым треугольником, выжженным с одной стороны.
     - Не знаю, право, посылать ли ее на анализ  или  принять  самому.  Да
ниспошлется нам чудо. Возможно, тогда...
     - И не помышляйте об этом. С моей стороны было очень  неумно  забыть,
как быстро портятся эти таблетки.  Обертка  порвана.  Таблетка  уже  часов
двенадцать как испорчена.
     Моррис грязно выругался.
     - Отправьте ее на анализ, - предложил  я.  -  Химики  выделят  РНК  и
сумеют, вероятно,  определить,  какие  вещества  используются  в  качестве
основы. Думаю, что и содержащаяся в таблетке информация  еще  сохранилась.
Но  только  не  принимайте  эту  чертову  штуку  сами.  Два-три  случайных
изменения в структуре РНК, и ваши мозги превратятся в решето...
     - У нас даже нет времени, чтобы отправить ее немедля  в  лабораторию.
Можно положить ее в морозилку?
     Я вложил таблетку в маленький пластиковый  мешочек  для  бутербродов,
отсосал из него воздух, завязал и поместил в морозильник. Вакуум  и  холод
сохранят таблетку. Надо было мне вчера так поступить.
     - С чудесами покончено, - горько сказал Моррис. -  Вернемся  к  делу.
Наши сотрудники будут патрулировать подходы к бару, еще несколько  человек
засядут внутри. Кто именно, вам  не  скажут,  гадайте,  если  есть  охота.
Кое-кому из ваших клиентов  сегодня  дадут  от  ворот  поворот.  Если  они
потребуют объяснений, им посоветуют следить за газетами. Надеюсь, что  все
это не нанесет большого ущерба вашему бизнесу.
     - Напротив, мы на этом еще заработаем. Прославимся ведь. Вы  и  вчера
так делали?
     - Делали. Мы не хотели, чтобы бар был набит битком.  "Монахам"  могли
не понравиться охотники за автографами.
     - Вот почему зал вчера остался наполовину пуст.
     Моррис посмотрел на часы.
     - Пора открывать. Все готово?
     - Сядьте у стойки, Билл. И ведите себя непринужденно, черт побери!
     Луиза пошла включить свет.
     Моррис уселся почти в центре. Его большая квадратная  рука  уцепилась
за стойку.
     - Еще один джин с тоником. А потом подайте мне тоник без джина.
     - Хорошо.
     - "Непринужденно"! Как я могу вести себя непринужденно? Фрейзер,  мне
пришлось сказать президенту Соединенных Штатов Америки,  что  если  он  не
примет мер, наступит конец света. Мне пришлось лично сказать ему это!
     - Он поверил?
     -  Надеюсь,  что  да.  Он  разговаривал  так  чертовски  спокойно   и
ободрительно, что захотелось вопить и топать ногами. Бог мой, Фрейзер, что
произойдет, если мы не сумеем построить пусковой  лазер?  Попробуем  и  не
сумеем?
     Я дал ему классический ответ:
     - Глупость всегда заслуживает высшей меры наказания.
     Моррис заорал мне в лицо:
     -  Будьте  вы  прокляты   со   своим   высокомерием   и   со   своими
монстрами-убийцами вместе!..
     Секунду спустя он вновь обрел хладнокровие.
     - Не обращайте внимания, Фрейзер. Просто вы рассуждаете, как  капитан
звездолета.
     - Как это?
     - Как капитан звездолета, способный обратить Солнце в сверхновую.  Вы
лично здесь ни при чем. В вас говорит таблетка.
     Шут его возьми, а ведь он прав! Я сердцем чуял его правоту.  Таблетка
повлияла на образ моего мышления. Но ведь это аморально  взорвать  солнце,
греющее чужой мир. Или нет? Я не  мог  больше  полагаться  на  собственные
представления о добре и зле!
     В бар вошли четверо и заняли один из больших  столов.  Люди  Морриса?
Нет, торговцы недвижимостью, решившие обмыть сделку.
     - Что-то меня все  время  тревожило,  -  признался  Моррис.  -  Много
найдется причин,  от  которых  самообладание  трещит  по  швам.  Например,
приближающийся конец света. И все-таки  есть  что-то  еще,  что  никак  не
давало мне покоя.
     Я поставил перед ним джин с тоником. Отхлебнув, он продолжал:
     - Отлично. И, наконец, я понял, что  именно.  Понял,  когда  сидел  в
телефонной будке и ждал, пока меня по цепочке говорящих улиток не соединят
с президентом. Фрейзер, вы учились в колледже?
     - Нет, только в школе.
     - А между тем вы говорите  совсем  не  как  бармен.  Вы  употребляете
сложные выражения.
     - Неужели?
     - Сплошь и рядом. Вы говорили  о  "взрывающихся  солнцах",  но  сразу
поняли меня, когда я упомянул  о  сверхновой.  Вы  говорили  о  водородной
бомбе, но сразу поняли, что такое термоядерная реакция.
     - Разумеется.
     - У меня сложилось влечатление, вероятно, дурацкое, что вы выучиваете
слова, как только я их произношу.
     - Parlez - vous Francais? (1)
     - Нет, я не знаю иностранных языков.
     - Совсем не знаете?
     - Нет. Нас в школе этому не учили.
     - Je parle un peu. Et toi? (2)
     - Merde, Morris, ecoutez. Ох, надо же... (3)

__________________________________________________________________________

     1. Говорите ли вы по-французки?
     2. Я говорю немного на этом языке. А ты?
     3. Черт возьми, Моррис, говорят же вам...
__________________________________________________________________________


     Он не дал мне ни секунды передышки, а сразу спросил:
     - Что означает слово "фанак"?
     Опять такое чувство, будто голова замусорена чем попало.
     - Может означать  все,  что  угодно.  Выпуск  любительского  журнала,
письмо в редакцию, розыгрыш... Моррис, что происходит?
     - Усвоенный вами  курс  лингвистики  был  гораздо  обширнее,  чем  мы
предполагали.
     - Верно,  черт  побери!  Я  только  сейчас,  сообразил.  Уборщицы  из
"Тип-Топ" говорили по-немецки, но я их понимал.
     - Испанский, французский, "монаший", жаргон  поклонников  фантастики,
техническая терминология... Вы освоили обобщенный курс, обучающий понимать
со слуха любой язык. Думаю, это немыслимо без телепатии.
     - Без чтения мыслей? Вероятно, да.
     За сегодняшний день я не раз с чудовищной точностью определял, что  у
кого на уме.
     - Вы можете читать мои мысли?
     - Ну, не совсем. Я улавливаю направление ваших  мыслей,  но  не  сами
мысли. Моррис, мне отнюдь не улыбается провести остаток дней в одиночке.
     - Этот вопрос мы обсудим позже. - "Когда  моя  позиция  станет  более
выйгрышной", хотел он сказать. "Когда отпадет нужда в  том,  чтобы  бармен
помог облапошить "монахов". - Сейчас важно то, что вы способны  читать  их
мысли. Этот фактор может оказаться решающим.
     - А "монахи", по всей вероятности, способны читать мои мысли. И ваши.
     Я предоставил Моррису возможность обдумать мои слова, а сам  уставлял
напитками принесенный Луизой поднос.
     "Длинная  ложка"  быстро  заполнялась  людьми.  Только  двое  из  них
оказались сотрудниками секретной службы.
     - Что, по-вашему, приняла вчера Луиза? Ваши профессии мы  определили,
наконец.
     - Есть у меня одно предположение. Но довольно смутное. - Я огляделся.
Луиза продолжала принимать заказы. - Скорее, просто догадка. Обещайте, что
будете пока держать ее про себя.
     - Не говорить Луизе? Разумеется, пока не скажу.
     Я смешал четыре коктейля, и Луиза унесла их.
     - Мне приходит на ум профессия, - сказал я.  -  Но  ее  очень  трудно
определить в нескольких славах, как профессию переводчика или  специалиста
по телепортации, или капитана звездолета. Да и почему, собственно,  должно
существовать столь точное определение? Мы же имеем дело с инопланетянами.
     Моррис посасывал свой джин, ожидая, что я скажу дальше.
     - Жизнь женщины - продолжал я, - может стать профессией в  буквальном
смысле  слова,  чего  никак  не  может   произойти   с   жизнью   мужчины.
"Домохозяйка"  -  вот  выражение,  которое  мы  ищем,  но  оно  отнюдь  не
исчерпывает всей полноты понятия....
     - "Домохозяйка"? Бросьте мне мозги заправлять!
     - И не собирался. Вы просто не способны уловить перемену в Луизе.  Вы
ведь только вчера познакомились с ней.
     - На какую перемену вы намекаете? Если на то, что  она  красива,  так
это я и без вас заметил.
     - Да, она красива, Моррис.  Но  вчера  в  ней  было  двадцать  фунтов
лишнего веса. Что же, по-вашему, она похудела за одну ночь?
     - Верно,  она  казалась  тяжеловатой.  Привлекательной,  но  черезчур
полной. - Моррис обернулся, посмотрел через плечо, как ни в чем не  бывало
повернулся обратно. - Черт возьми, она и сейчас кажется  полной,  но  весь
день я на это не обращал внимания.
     - Есть и еще кое-что. Да, кстати, попробуйте пиццы.
     - Спасибо. - Он откусил кусочек. - Да, хороша и еще не остыла. Итак?
     - Луиза с полчаса разглядывала эту пиццу. Она ее и купила. И даже  не
притронулась к ней. Вчера это было бы невозможным.
     - Она могла плотно позавтракать.
     - Допустим.
     Но я знал, что она не завтракала, если не считать  диетической  пищи.
За несколько лет у нее скопилась целая гора диетических продуктов, но  она
никогда всерьез не пыталась прожить на подобной снеди. Однако как  убедить
в этом Морриса. Я ведь ни разу даже не заходил к ней домой.
     - Что еще?
     - Луиза вдруг очень хорошо овладела искусством объясняться без  слов.
Это чисто женское умение. Она может объясниться интонацией, особой манерой
опираться о локоть...
     - Но если вы научились чтению мыслей...
     - Тьфу ты, дьявол! Однако... Луиза  очень  нервно  реагировала,  если
кто-нибудь прикасался к ней. И уж никогда ни за что не  прикасалась  ни  к
кому сама...
     Я почувствовал, что краснею. Я не любитель бесед на интимные темы.
     От Морриса так и разило скептицизмом.
     - Ващи доводы звучат весьма субъективно. Вернее даже, звучат так, как
будто вы сами себя уговариваете в них поверить. Слушайте, Фрейзер, с какой
стати Луизе понадобилось бы принимать такую таблетку? Вы описали отнюдь не
домохозяйку. Вы описали женщину, которая задумала окрутить мужчину, женить
его на себе. - Он заметил, как изменилось  выражение  моего  лица.  -  Что
стряслось?
     - Десять минут назад мы решили пожениться.
     - Поздравляю, - сказал Моррис и замер, выжидая.
     - Ваша взяла. Мы и поцеловались-то впервые  десять  минут  назад.  До
этого ни я не делал никаких попыток ухаживать за ней, ни она за мной. Нет,
черт возьми, я не верю. Я знаю, что она любит меня!
     - Я не спорю, -  тихо  сказал  Моррис,  -  Потому-то  она  и  приняла
таблетку, по всей  видимости,  сильнодействующую.  Мы  ведь  изучили  вашу
подноготную, Фрейзер. Мысли о женитьбе всегда вызывали у вас робость...
     Что была достаточно верно.
     - Если она любила меня и раньше, то я и  понятия  об  этом  не  имел.
Откуда же узнал "манах"?
     - Откуда ему вообще знать о любви? Почему у него  оказалась  с  собой
подходящая таблетка? Ну,  смелее  Фрейзер,  вы  же  у  нас  специалист  по
"монахам"!..
     -  Он  мог  перенять  такие  познания  только  от  людей.  Может,  из
разговоров  с  ними...  Видите  ли,  "монахи"  способны  записать   память
инопланетянина, ввести ее в компьютер  и  исследовать.  Они  вполне  могли
проделать такой фокус с некоторыми из ваших дипломатов.
     - Ничего себе!..
     Подошла Луиза с заказом. Я смешал коктейли, поставил  стаканы  ей  на
поднос. Подмигнув мне, она вернулась в зал. Посетители  неотрывно  следили
за ее походкой.
     -  Скажите,  Моррис,  ведь  большинство  дипломатов,   общающихся   с
"монахами", мужчины?
     - Да, а что?
     - Так, просто мысль.
     Мысль эту, однако, оказалось трудно ухватить. Ясно было лишь то,  что
все перемены в Луизе очень хороши именно по мужским  стандартам.  "Монахи"
беседовали со многими мужчинами. И... почему же  нет?  Женщина  становится
еще более ценной для мужчины, которого она поймает,  или  для  счастливца,
который поймает ее...
     - Понял!
     Моррис окинул меня цепким взглядом.
     - Что вы поняли?
     - Ее любовь ко мне была частью образования, полученного из  таблетки.
Частью целого курса. Они сделали из нее подопытного кролика.
     - А я-то думал: что она в вас нашла? - Улыбка Морриса померкла. -  Вы
серьезно, Фрейзер? Но ваша догадка все-таки не объясняет...
     - Это был курс воспитания рабыни. Он заставляет женщину  влюбиться  в
первого мужчину, который попадется ей на глаза.  Он  учит  ее,  как  стать
ценной для него.  "Монахи"  намереваются  наладить  массовое  производство
таких таблеток и продавать их мужчинам.
     Моррис поразмыслил и произнес.
     - Это ужасно. Что же нам делать?
     - Не объяснять  же  ей,  что  она  превратилась  в  домашнюю  рабыню!
Попытаюсь достать таблетку, стирающую память. Если  не  сумею...  Тогда  я
женюсь на ней. Не смотрите на меня так, - воскликнул я тихо и страстно,  -
не я это натворил. И я не могу теперь бросить ее!..
     - Понимаю... Просто... А, ладно, налейте  мне  еще  один  коктейль  с
джином.
     - Не оборачивайтесь, - сказал я.
     В стеклянных дверях возникло какое-то  сумрачное  движение.  Капюшон,
тень на тени, сверхъестественная фигура,  силуэт  почти  человеческий,  но
выгнутый по непривычным линиям...


     Он вплыл в комнату, едва  касаясь  пола  подолом  своей  сутаны.  Его
самого не было видно - только ниспадаюшее серое одеяние, тьма в капюшоне и
тень там, где сутана расходилась надвое. Торговцы  недвижимостью  прервали
обсуждение своих дел и уставились на него вытаращенными глазами.  Один  из
них потянулся за сердечными каплями.
     "Монах" надвигался на меня, как алчущий мести призрак. Он  уселся  на
табурет, оставленный ему в конце стойки. Но - это был другой "монах".
     Он ровно ничем не отличался от того "монаха", который просидел  здесь
два предыдущих вечера. Ни Луиза, ни Моррис не различили бы их, но я  знал,
то это другой.
     - Добрый вечер, - сказал я.
     Он  прошептал  соответствующее  приветствие  на  своем   языке.   Его
"переводчик"  работал  только  в  одну  сторону,  переводя  мои  слова   с
английского и оставляя его ответы без перевода. Он сказал:
     - По-моему, мы остановились в прошлый раз вон на той бутылке.
     Я повернулся, чтобы взять ее. И  у  меня  даже  спина  зачесалась  от
ощущения опасности. Плеснув из бутылки на донышко  стакана,  я  повернулся
обратно к "монаху" и увидел зажатый у него в кулаке и направленный  мне  в
лицо приборчик, который гость выпростал, вероятно,  из-под  своей  сутаны.
Прибор походил на спющенный мячик с пятью глубокими бороздами  для  когтей
"монаха" и с двумя параллельными  трубками  с  другой  стороны,  глядящими
прямо на меня. На оконечностях трубок посверкивали линаы.
     - Вам известен зтот прибор?.. - И "монах" назвал его.
     Название я  знал.  Оно  означало  излучающее  оружие,  многочастотный
лазер.  Одна  из  трубок  фокусируется  на  цели  и  прицел   удерживается
автоматически с помощью крохотных маховичков, спрятанных внутри.
     Моррис видел все, но прибора он не знал и  тем  более  не  знал,  что
далать. А у меня не было возможности подать ему сигнал.
     - Да, мне известен этот прибор, - подтвердил я.
     - Вы должны принять две таблетки, -  "монах"  держал  их  наготове  в
другой  руке.  Маленькие,  розовые,  треугольные  таблетки.  -  Я   должен
достоверно убедиться в том, что вы приняли их, - добавил он. - В противном
случае вам придется принять больше, чем две, а слишком большая доза  может
повлиять на вашу природную память. Подойдите ближе.
     Я подошел. Все, кто сидел в "Длинной ложке", замерли. Никто не смел и
пальцем пошевелить. Мигни я - и на "монаха" тут же будут направлены четыре
пистота, но меня, в таком случае, молниеносно прожжет пучок лучей.
     "Монах" вытянул вперед свою третью руку - ногу-лапу и сжал мне  горло
пальцами-когтями. Не так сильно, чтобы я задохнулся, но довольно ощутимо.
     Моррис ругался тихо и беспомощно. Я физически ощущал переживаемую  им
агонию.
     - Устройство спускового механизма вам  также  известно,  -  прошептал
"монах". - Стоит мне расслабить руку, и произойдет  выстрел.  Цель  -  вы.
Советую предостеречь четверых правительственных агентов  от  нападения  на
меня, если вы в состоянии сделать это.
     Я поднял руку ладонью вверх: "Ничего не предпринимайте". Моррис понял
и еле заметно кивнул, вроде бы и не взглянув в мою сторону.
     - Вы же умеете читать мысли, - сказал я.
     - Да, умею, - ответил "монах", и в ту же  секунду  я  понял,  что  он
пытался скрыть. Он мог читать мысли чьи угодно, только не мои.
     На том и кончилась игра Морриса в конспирацию. Но моих мыслей "монах"
читать не мог, а передо мной его душа лежала как на ладони.
     И, заглянув в эту чуждую  мне  душу,  я  понял,  что  умру,  если  не
подчинюсь.
     Одну за другой я положил розовые таблетки на  язык  и  проглотил  их.
Проглотил всухую, с трудом. Моррис все видел и не в  силах  был  помешать.
"Монах" ощутил своими пальцами, как таблетки прошли по моему горлу.
     Но едва они миновали его пальцы, я сотворил чудо.
     - Ваши знания и умения, приобретенные от таблеток, сотрутся через два
часа, - сказал "монах".
     Он поднял стакан с виски и задвинул его  себе  в  капюшон.  Вынул  он
стакан наполовину опорожненным.
     - Почему вы отняли у меня знания? - спросил я.
     - Вы не заплатили за них.
     - Но они были даны мне в дар!
     - Их подарил тот, кто не имел на это права, - ответил "монах".
     Он собрался уходить. Надо было что-то предпринять. Теперь я знал, что
"монахи" творят зло, - я пришел к такому выводу путем зрелых  размышлений.
Однако если он не задержится и не выслушает, я не смогу его убедить.
     Впрочем, сделать это будет нелегко в любом случае. Передо мной  сидел
"монах"-звездолетчик.  Его  этические  оценки  были  введены  в  его  мозг
таблеткой РНК вместе с профессиональными навыками.
     - Вы упомянули о правах, - произнес я на его  языке.  -  Ну  что  же,
обсудим вопрос о правах.
     Шепелявые слова странно жужжали в горле, щекотали  небо,  но  слышал,
что выговариваю их правильно. "Монах" удивленно вздрогнул.
     - Мне сообщили, что вас научили пониманию нашей речи, но не  сказали,
что вы умеете изъясняться на ней.
     - Вам не сказали, какую мне дали таблетку?
     - Языковую. Я и не знал, что она была у него с собой.
     - Он не закончил дегустацию земных алкогольных напитков.  Не  выпьете
ли вы еще?
     Я уловил, что он пытается осмыслить мои  мотивы,  и  уловил,  что  он
ошибается.  Он  решил,  что  я   хочу   воспользоваться   проявленным   им
любопытством и всучить ему побольше выпивки за наличные. К тому же, с чего
ему бояться меня? Какие бы  интеллектуальные  способности  ни  приобрел  с
помощью таблеток, через два часа от них и следа не останется.
     Ставя перед ним стакан, я спросил:
     - Что вы думаете о пусковых лазерах?


     Наш спор принял весьма технический характер.
     - Давайте рассмотрим особый случай, -  помнится,  говорил  я  ему,  -
предположим, цивилизация владела искусством  звездных  полетов  в  течение
шестидесяти четырех тысяч лет. А, может быть, и в  восемь  раз  дольше.  А
потом в главный  океан  планеты  врезался  астероид,  наступил  ледниковый
период... -  Так  действительно  случилось  однажды,  и  он  был  об  этом
прекрасно осведомлен. -  Но  ведь  природное  бедствие  не  может  стереть
различий между разумом и животным состоянием, не правда ли? Если, конечно,
бедствие не затрагивает непосредственно ткани мозга...
     Сначала его удерживало любопытство. А потом уже я, я сам. Он  уже  не
мог вырваться. Такая  мысль  ему  теперь  и  в  голову  не  приходила.  Он
оставался звездолетчиком, он был совершенно трезв и спорил с  ожесточением
евангелиста.
     - Или возьмите общую посылку, -  помнится,  говорил  я.  -  Существа,
неспособные построить пусковой лазер, считаются животными, не  правда  ли?
Но и сами "монахи" не застрахованы от возвращения в первобытное состояние.
- Да, это он тоже знал. - Почему же вы не построите пусковой  лазер  сами?
Если не можете, то ваш капитан и весь экипаж корабля - животные...
     В конце спора говорил один только я. И все "монашьим" шепотом,  звуки
которого так легко различаются  друг  от  друга,  что  даже  мне,  с  моим
неприспособленным человеческим горлом, не приходилось повышать  голоса.  И
хорошо, что не приходилось: ощущение и так было такое, будто я  наглотался
использованных бритвенных лезвий.
     Моррис оценил обстановку правильно и не вмешивался. Я ничего  не  мог
передать ему ни словом, ни жестом, ни мысленным  приказом,  даже  если  бы
сумел это сделать; его мысли были для "монаха" открытой книгой. Но  Моррис
знай сидел себе, попивая тоник без джина, пока я  шепотом  дискутировал  с
"монахом".
     - Но корабль! - шептал тот, - Что будет с кораблем?..
     Его агония была и моей, ибо первейшая обязанность капитана  -  спасти
корабль любой ценой...


     К началу второго "монах" дошел до середины нижнего ряда  бутылок.  Он
соскользнул с табурета, заплатил за выпитое бумажками достоинством в  один
доллар и выплыл за дверь.
     "Косы тебе только  не  хватает  да  песочных  часов",  -  подумал  я,
провожая его взглядом. - "А мне не  хватает  долгого,  хорошего  утреннего
сна, которого мне, увы, не видать, как своих ушей".
     - Проследите, чтобы никто  не  вздумал  задержать  его,  -  сказал  я
Моррису.
     - Никто не вздумает, но хвост за ним пустят.
     - Бесполезно. Одеяние для ношения среди чужих  -  хитрая  штука.  Оно
поддерживает "монаха" и дает ему способность к прямохождению. Служит щитом
и воздушным фильтром. А также плащом-невидимкой.
     - Да ну?
     - Я расскажу вам об этом, если успею. Именно таким образом  он  сюда,
по всей видимости, и добрался. Один из членов  экипажа  раздвоился.  Потом
один остался на месте, а второй ушел. У него было две недели сроку.
     Моррис поднялся и сорвал с себя свой спортивный пиджак.  Рубашка  под
пиджаком промокла насквозь.
     - Что если мы попробуем промывание желудка? - спросил он.
     - Бесполезно. Стиратель памяти уже, наверное,  растворился  в  крови.
Лучше записывайте, не теряя времени, все, что я помню о "монахах", пока  я
еще хоть что-нибудь помню. В запасе еще есть часов девять-десять...
     Это я, конечно же, нагло солгал.
     - О'кей. Сейчас включу диктофон.
     - Но не бесплатно.
     Лицо Морриса стало неожиданно жестким.
     - Сколько?
     Я обдумал ответ самым тщательным образом.
     - Сто тысяч долларов. И если вам охота поторговаться, вспомните,  чье
время вы тратите.
     - Я и не собирался торговаться.
     Собираться-то он собирался, да передумал.
     - Хорошо. Деньги переведите немедля, пока я еще способен читать  ваши
мысли.
     - Договорились.
     Он предложил зайти в телефонную будку вместе, но я отказался. Никакое
стекло не помешает мне видеть его насквозь.
     Вышел он оттуда молча: его мучил вопрос, ответа на который он  боялся
как огня. Потом он отважился:
     - Что решили "монахи"? Что будет с нашим Солнцем?
     - Этого я заговорил. Потому и просил вас его не  трогать.  Он  убедит
остальных.
     - Вы его заговорили? То есть как?
     - Пришлось потрудиться. - Я вдруг понял, что готов душу отдать за час
сна. - Он запрограммирован до мозга костей: его  профессиональный  долг  -
сберечь корабль. Таблетка въедается глубже некуда. По себе знаю.
     - Но ведь тогда...
     - Не будьте ослом, Моррис.  Пока  корабль  находится  на  окололунной
орбите, ему ничто не угрожает.  Парусный  звездолет  может  столкнуться  с
опасностью только в межзвездном пространстве, где помощи ждать не от кого.
     - Вот как!
     - Не то, чтобы я его сразу убедил.  Просто  заставил  здраво  оценить
этическую сторону сложившейся ситуации.
     - А если его кто-нибудь переубедить?
     - Все может быть. Потому-то нам и надо построить пусковой лазер.
     Моррис мрачно кивнул.


     Следующие двенадцать часов достались мне тяжело.
     Первые  четыре  часа  я  выкладывал  все,   что   мог   вспомнить   о
телепортации, о технике "монахов", о семейной жизни  "монахов",  об  этике
"монахов",  о  взаимоотношениях  между  "монахами"  и  инопланетянами;   я
описывал этих инопланетян, называл координаты  бесчисленных  населенных  и
ненаселенных миров... короче, все, что мог. Моррис и сотрудники  секретной
службы, те, которые раньше изображали посетителей в  баре,  сидели  вокруг
меня завороженно, как мальчишки, слушающие  рассказы  у  костра.  А  Луиза
заварила нам свежий кофе и ушла спать в одну из кабинок.
     Потом я позволил себе отключиться.
     К девяти утра я лежал на спине, уставившись в потолок,  и  с  паузами
секунд по тридцать цедил обрывки информации, бессвязные и  бесполезные.  К
одиннадцати у меня в животе скопилась огромная лужа черного  чуть  теплого
кофе, глаза мои болели и слезились и проку от меня больше не было.
     Играл я убедительно и знал это. Но Моррис никак не  оставлял  меня  в
покое. Он верил мне, я чувствовал, что он мне верил. И  все  равно  он  не
хотел уклоняться от привычной процедуры, да, по правде говоря, ничего и не
терял. Если я уже не мог принести пользы, если больше ничего не помнил, то
к чему было проявлять мягкость? Нет, терять ему положительно было нечего.
     Он  обвинил  меня  в  симуляции.  Заявил,  что  действие  таблеток  я
имитировал. Он заставил меня сесть и чуть не поймал на этом. Он вставлял в
речь ругательства, математические формулы, латинские выражения и  словечки
из жаргона любителей фантастики. Все тщетно. Одурачить меня он не сумел.
     Часа в два дня он велел кому-то из  своих  сотрудников  отвезти  меня
домой.
     Я чувствовал боль  в  каждой  мышце,  но  должен  был  изо  всех  сил
сохранять изнуренный вид. Иначе мои рефлексы мгновенно подняли бы меня  на
носки,  чтобы  я  успел  изготовиться  на  случай  возможных  перебоев   в
искусственной  силе  тяжести.  От  двойного  напряжения  становилось   еще
больнее. И так продолжалось часами - приходилось  сидеть,  опустив  плечи,
безвольно мотая головой. Но если  бы  Моррис  вдруг  увидел  меня,  идущим
походкой канатоходца...
     Сотрудник Морриса проводил меня до комнаты и удалился.


     Я проснулся в темноте и ощутил, что в комнате кто-то есть. Кто-то, не
желающий мне зла. Луиза. Я снова заснул.
     Вторично я проснулся уже на рассвете. Луиза сидела в кресле,  положив
ноги на край кровати. Глаза у нее были открыты.
     - Позавтракать хочешь? - спросила она.
     - Хочу, но в холодильнике почти ничего нет.
     - Я кое-что принесла.
     - Хорошо.
     Я снова закрыл глаза, однако пять минут спустя решил, что  достаточно
выспался. Тогда я встал и пошел взглянуть как дела у Луизы.
     Хлеб для  тостов  уже  был  намазан  маслом,  бекон  уже  жарился  на
сковородке, еще одна сковородка шипела, дожидаясь яичницы, а в  миске  уже
белели взбитые яйца. Луиза возилась с кофеваркой.
     - Дай-ка ее сюда, - сказал я.
     Луиза успела лишь налить в кофеварку воду. Я сжал ее в руках,  закрыл
глаза и попытался сосредоточиться...
     Трах!
     Я понял, что у меня получилось, даже раньше, чем рукам стало  горячо.
Кофеварка была полна горячим, благоухающим кофе.
     - Ошиблись мы насчет  первой  таблетки,  -  сказал  я  Луизе.  Она  с
нескрываемым любопытством смотрела на меня. - Вот что произошло во вторник
вечером. У "монаха" было переводящее устройство, но "монаху" не нравилось,
что оно вопит у него над ухом по-английски. Он мог бы отключить  ту  часть
аппарата, которая беседовала по-английски со мной, тогда "переводчик" лишь
нашептывал ему мои слова в переводе на "монаший". Но для этого было  нужно
сначала научить меня понимать чужую речь.  Языковой  таблетки  у  него  не
нашлось. Не нашлось у него  и  обобщенного  лингвистического  курса,  если
таковой существует, в чем я сильно сомневаюсь. "Монах" был  здорово  пьян,
но все же изобрел выход. Профессия, которой он меня обучил, сродни  твоей.
Сродни в том смысле, что это очень древняя профессия  и  ее  смысл  трудно
передать  одним-двумя  словами.  Но  если  попробовать  ее  приблизительно
определить, то лучше всего подойдет слово "пророк".
     - Пророк, - повторила Луиза. - Пророк?..
     Она замечательно совмещала два занятия:  слушала  меня  с  предельным
вниманием, ни на секунду не прекращая взбивать яйца.
     - Или прорицатель. А может, еще точнее - ясновидец.  Так  или  иначе,
эта профессия включает дар языков, чего и добивался "монах". Но  вместе  с
ним она дает и другие таланты.
     - Такие, как превращение холодной воды в горячий кофе?
     - Вот именно, умение творить чудеса. Сходную технику я и использовал,
чтобы розовые таблеточки забвения исчезли, прежде чем  попадут  ко  мне  в
желудок. Но главный из  новых  моих  талантов  -  умение  убеждать.  Вчера
вечером я убедил "монаха" в том, что взрывать звезды - грех.
     Моррис боится, что кто-нибудь  переубедит  его.  Не  думаю,  что  это
возможно. Искусство чтения мыслей, также заложенное  в  моей  таблетке,  в
действительности гораздо глубже, чем обычная телепатия. Я не просто  читаю
мысли,  я  заглядываю  в  души.  Теперь  тот  "монах"  стал  навеки   моим
приверженцем. Быть может, он убедит в моей правоте весь остальной  экипаж.
А может, не мудрствуя, проклянет "хачироф шисп"  -  то  самое  устройство,
которое взрывает звезды. Я лично намерен поступить именно так.
     - Проклянет?
     - Ты думаешь, я шучу?
     - О, нет. - Она налила кофе. Твое проклятие выведет его из троя?
     - Да.
     - Вот и хорошо, - сказала Луиза, и я почувствовал силу ее собственной
веры. Веры в меня, которая делала из нее идеальную послушницу.  Когда  она
отвернулась, чтобы подать яичницу, я бросил ей в чашку треугольную розовую
таблетку.
     Она кончила накрывать на стол, и мы сели завтракать.
     - Тогда, значит, все это кончено?
     - Все кончено,  -  я  отпил  апельсинового  сока.  Просто  чудо,  как
четырнадцать часов сна могут повлиять на аппетит. - Все кончено, и я  могу
вернуться к своей главной, четвертой профессии.
     Она вскинула на меня глаза.
     - Бармен. Раз и навсегда, я бармен. Ты выйдешь за бармена.
     - Вот и хорошо, - повторила она, успокаиваясь.
     Часа через два ее мозг освободится от рабских оков. Она снова  станет
собой: свободной, независимой, неспособной усидеть на  диете  и  несколько
застенчивой. Но розовая таблетка не сотрет ее собственной памяти. Луиза не
забудет, что я люблю ее и, надеюсь, все-таки выйдет за меня замуж.
     - Придется нам нанять помощника, - сказал я. - И  поднять  цены.  Как
только наша история выплывет наружу, от посетителей отбоя не будет.
     Луиза думала о своем.
     - Когда я уходила, Билл Моррис выглядел из рук  вон  плохо.  Надо  бы
известить его, чтобы он больше не переживал.
     - Ну уж нет. Я хочу, чтобы он боялся. Моррис обязан убедить весь  мир
в необходимости строительства пускового лазера. Чего  доброго,  кто-нибудь
еще предложит закидать корабль "монахов" бомбами. А этот лазер  нужен  нам
самим.
     - Мм... Вкусный кофе. Но зачем нам лазер?
     - Чтобы добраться до звезд.
     - Пусть об этом печется Моррис. Ты  забыл,  что  ты  -  бармен?  Твоя
четвертая профессия...
     Я покачал головой.
     - Ни ты, ни Моррис не отдаете себе отчета в том, на каком  гигантском
пространстве  торгуют  "монахи"  и  как  их  мало  самих.   Сколько   тебе
приходилось видеть  сверхновых  за  всю  свою  жизнь?  Чертовски  мало.  В
необозримом, бесконечном небе чертовски  мало  кораблей.  Но  в  нем  есть
многое, помимо "монахов". Есть многое такое, чего боятся сами "монахи", а,
возможно, и такое, о чем они и знать не знают. Корабль "монахов" даст  нам
жизненную силу и бессмертие. Никакая цена не окажется тут чрезмерной...
     - У  тебя  горят  глаза,  -  выдохнула  Луиза.  Она  выглядела  почти
загипнотизированной  и  полностью  убежденной.  И  я  понял,  что  на  всю
оставшуюся жизнь обречен держать в узде свою тягу к проповедям.
Last-modified: Wed, 26 May 1999 20:26:34 GMT
Оцените этот текст:Не читал10987654321