Троян Саломски. Белая книга, Кара --------------------------------------------------------------- © Copyright Троян Саломски, 1998 Дурка. Канонический текст. 1998 Email: boursaud@belarus.crosswinds.net WWW: www.nsys.by/newtown/Ў http://www.nsys.by/newtown/ Date: 25 Feb 1999 Рассказы ---------------------------------------------------------------  * БЕЛАЯ КНИГА *  Не всверливайтесь глазами во всех и все: ведь если просверлить бочку - вино вытечет, а под обручами только и останется глупая и гулкая пустота. (С.Кржижановский) 13 - "Это была большая отуманенно-белая терраса; оплетала ли она весь дом, я не видел. Гости бродили по дому и в саду, обсуждая на одном из незнакомых языков веселые проблемы. Дети, и в особенности одна белобантовая девочка, ползали под праздничным столом, хватая за ноги слуг, занятых сервировкой. На это баловство никто не обращал почти что ни малейшего внимания или, по крайней мере, делал вид, что... и т.д. У одного из слуг, ущипленного девочкой, выпал нож и не воткнулся в пол. И в этом была своя особенная, завораживающая странность: ведь весь пол, и стены, и даже потолок, и вообще вся мебель, + некоторые из гостей на террасе - все было сделано из белокорной пробкодеревной плитки. Кто-то из приглашенных как раз рассказывал про этот очень прочный и мягкий на ощупь материал. Нож громко забренчал, дети рассмеялись. Чьи-то серьезные ноги тут же прибежали на звук паденного, после чего ребятню вымели из-под разноблюденного стола. В саду было очень светло. Тополиные гусенки летели прямо как в фильме, кто-то закапывал глаза, но даже это не мешало наслаждаться белыми падающими бархатками. Белой была и сама усадьба. Более того, все взрослые, как уговорившись, промимикрировали и глянцевали сейчас своими пушинкобелыми свитерами и узкими штанами, из-под которых у некоторых проступали аккуратно подогнанные сублигарии. Смех и шепот не переставались. Тут заколоколил колоколец, призывно, с ноткой не четко очерченной беспричинной грусти упрашивающий жителей и гостей к столу. Я стоял недалеко от березовой (т.е. белой и розовой одновременно) двери, ведущей на террасу. Матушка девочки полуразложилась на блестящей белой софе и принялась обнюхивать кушанья. Уже немного нетрезвыми шагами, как огромные разнолопающиеся воздушные игрушки, подоспели гости. Извилистым китайским драконом детвора сгурьбилась вокруг педантично разложенных вилочек и тарелок. Он зазорно смеялся и цапал прозрачные фужеры за бока. Девочка задела меня локотком, и ее огромное павлиное платье протиснулось в дверцу террасы. Некто у меня за спиной произнес: "Аматэрасу села на террасу". Матушка роговицей глаза инстинктивно проследила за ее движениями и улыбнулась. Раздался выстрел и сразу же за ним неистовый крик матушки. Она уткнулась ртом в подушку и заревела. Я выскочил на террасу. Кровь выплескивалась изо лба девочки крупными темно-виноградовыми гроздьями. Ребенок медленно зависал в полуприседательном движении вниз, оплеванное сукровицей платье продолжало меланхолийно колыхаться. Банты, как оттопыренные слоновьи локаторы, туповатыми рожами болтались в стороне, и мне казалось, что они, будучи жутко пьяными, спрашивали у меня своими вылупленными белыми глазами: "А что такого?! Что случилось?! Надеемся, все хорошо..." Я подбежал к девочке и обнял ее. Мне стало жутко. В руках несчастная сжимала налитый кровью свиток. В этот же миг я проснулся. Подушка взмокла от пота и закутавших меня переживаний. Почти неосознанно я выжал ее, а в мозгу, все еще полусонном, застопорилась мысль, утром показавшаяся мне жутко смешной, - "если я увижу этот же сон еще два раза, я умру" - но тогда, в 2:58 ночи, я испугался и глубоко вздохнул. Глаза закрылись сами собой, и мне опять начала сниться большая белая терраса. Я тут же протер их. "Нет! Я опять вижу этот сон, если... это будет уже второй... потом..." Я перевернулся на другой бок, взмял подушку и постарался успокоиться, но не смог. Какое-то тупое и больное чувство колотило меня. Я опять попробовал закрыть глаза, и на этот раз четко услышал отрывистый резкий звук выстрела, и сразу же следующим кадром в голове прояснилась трехмерная белая картинка: продырявленное лицо девочки, и здесь же отчаянный вопль ее матери... Я уже в который раз проснулся. Что было дальше, я не помню. Наверное, усталость взяла-таки надо мной шефство, и я, не знаю, правда, как, уснул..." Люрсс зажег сигарету и вопросительно посмотрел на Крoгга. Крoгг ничего не спросил. - Тебе совсем не интересно, что мне приснилось? - раздраженно спросил Люрсс. - Да нет, почему же. Но понимаешь, все дело в том, что... ну, как бы это сказать... Ты куришь? Ты так держался, и вот снова? - А что, если этот сон приснится опять? - всерьез спросил Люрсс. - И ты действительно веришь в это? Но ты ведь сам и придумал этот... ну... даже не знаю, как его обозвать, "закон" что-ли, про эти три "присыпа", нет, я просто х...ю с этого языка, - сорвался Крoгг. - Все ясно. Он играл на пианино. Он его проиграл. Не выражайся, у тебя это плохо получается. - Я не понимаю. Ты что, испуган? - лениво спросил Крoгг. - Нет же, просто мне еще никогда не было так страшно из-за моих же снов. Я просто не могу понять, почему мне приснилось вот именно такое... И что, вообще, все это значит... - Мне кажется, ты слишком близко к сердцу все воспринимаешь. Это всего-навсего сон, и не более того. Дурной, но не самый ужасный, не самый кровавый и не самый душещипательный. Извини, если ты ожидал услышать охи, ахи и восторженные "надо же!!!"..., - Крoгг отпил сладкого кофе и отвернулся. - Ты ничего не понял, - огорченно выдохнул Люрсс. - Ну извини, - Крoгг сделал еще глоток. 12 - Люрссу подумалось вдруг, что Природа, послушав их с Крoггом ссорный диалог, не вытерпела и напустила ливень сразу же после того, как он ушел, и т.о. обдождила Крoгга начисто. Но Люрссу не стало от этого легче. Сидя в открытом окне второго этажа и просматривая старых стильных прохожих, нервно семенящих по асфальту все того же мокрого цвета, Люрсс уже больше не думал о своем ночном маранном страхе. Пустота в мозгах у некоторых и в животе (как ни странно, своем собственном) занимала его все активнее. "Я даже не сержусь на него - вот это удивляет меня больше всего! Он откровенно раздражает меня, а я готов сидеть и слушать его назойливую чушь. Когда же я пытаюсь рассказать ему ну хоть что-то интересующее меня, - все, хана, ему это абсолютно фиолетово; можно даже сказать, глубоко-фиолетово, ультрамариново-фиолетово, или даже - индиго-фиолетово. Ладно, я никогда этого не пойму" В бесчисленно сотый раз в своей короткой жизни столкнувшись взглядом с по-детски нацарапанной надписью "Оставь Одежду Всяк Сюда Входящий", Люрсс обулся и прикрыл дверь на ключ. Соседко по общему коридору, как обычно, беззубо что-то проворчало, осознавая всю тщетность научить своего попугая петь "j-j-jamais!"[1], а своего некст-дорника - закрывать бесшумно дверь. Попугай словно назло бубнил "onques!"[2], Люрсс же совершенно в здравом уме всегда захлопывал дверь тихо и только так, никогда не платя Соседко вниманием. Так они жили, и именно это составляло квинт-эссенцию этих довольно необычных, и при этом, все-таки не без шарма взаимной симпатийности, если не симпатии, отношений. 11 - - Desnudo el joven, cuando ya el vestido ocйano ha bebido, restituir le hace a las arenas; y al sol le extiende luego que, lamiйndole apenas, su dulce lengua de templado fuego lento le embiste y con suave estilo la menor onda chupa al menor hilo.[3] - Вполне сносно. Молодец, девочко моя. Надеюсь, нет, я даже уверена, что завтра ты получишь заслуженную пятерку за свой ответ. Во всяком случае, фонетика у тебя отличная, - мадам ДеБелла еще крепче сжала руку своей доченьки и потащила ее вглубь магазина. - Матушко! Да неужели вы не понимаете, что плевать мне хотелось на эту ничего-не-значащую отметку?! Ведь выучила я сей прекрасный стих не для бездарной преподши нашей, а исключительно для себя! - Ванфа попыталась освободиться от сжимавшей ее руки матушки, расцвеченной назойливыми лакированными ногтями, но не смогла. - Хорошо, хорошо, я все поняла. Но как бы там ни было, не стоит так переживать. Для себя, так для себя. Ты умна не по годам, - все сильнее и сильнее заворачивая ладошку дочурки в свои тяжелые пальцы, мамаша внимательно прищуриваясь, разглядывала прилавки, время от времени судорожно оглядываясь по сторонам, - она воровала пакетики с майским чаем и потрескивающие упаковки вакуумно запакованного кофе, одноразовые средства защиты и ежедневные пищевые газеты, в общем все, что была способна украсть ее рука. - Мамо, мне глубоко неприятно то, чем вы сейчас изволите заниматься, - детским, но от этого не ставшим менее надуманным голоском пищала Ванфа, - если это все по причине моего праздника, то уж лучше не надо вовсе. Мне будет очень неприятно потчевать гостей свиснутыми яствами. - Молчи, дуро! - ласково огрызнулась госпожа ДеБелла. - - промолчала в ответ девочка. - Вот и правильно, помолчи лучше. Разумничалась тут, - и гражданка повернула за угол, к следующей витрине. - Матушко, единственное, ради чего стоит жить на земле, - это Любовь, - опять заговорило чадо. - Я так и поняла. Больше я тебе диски покупать не буду. Понаслушалась всякой музыки. А ее же и музыкой-то назвать язык не поднимается, одни только вопли какие-то... - Как бы банально это ни звучало, мамо, но я действительно считаю, что это так. А все остальное - лишь способ хоть как-то заполнить время в перерывах между актами. Мадам ДеБелла остановилась и испытывающим взглядом посмотрела на дочь. Искусно убрав мизинцем одной из рук засоню из глаза, она закусила губу, удивленно вздохнула, положила в маленький загрудный кармашек банку с оливками, и теперь уже размеренными движениями ног зашкорлупила к выходу. В дверях магазина женщина с детенком, бегущим за ней на руке, столкнулась с вьюношей, который негромко выругался им вслед: девочка, почти что на лету, испачкала ему своими грязными белыми туфельками штанину. - А если их нет, то и тебя тоже нет, - свежий воздух не помог, и Ванфа продолжала плаксивым тоном что-то бубнить и доказывать безучасной маме, - Вообще, ничего настоящего нет! Все, что мы видим, слышим, ощущаем, осязаем et c?tera - все наша выдумка, пыль, ничего. Нет ничего! Есть только ЛЮБОВЬ. И даже то, что я сейчас говорю, - тоже выдумка. "Нет ничего" - тоже выдумка! Я могу лишь очень приблизительно показать, то что есть... И девочка приостановилась, чтобы сорванным по дороге прутиком очертить родительнице свою картину мира, на что матушка прибавила ходу и лишь жесче зажала руку визжащего ребенка. Слезливые нотки проскакивали в голосе Ванфы все чаще и резче, и, наконец, она взорвалась истерическим монологом: - Матушко! То, что мы называем миром - это всего лишь маленький кусочек необъятности и неосмотримости, который нельзя никак объяснить, очертить, обрисовать, пояснить и показать. Единственное, что мы можем попытаться сделать - это представить в своем мозгу состояние, когда ничего, абсолютно ничего нету. - Девочко моя, успокойся. Все будет хорошо, а потом и еще лучше. Только я прошу тебя, не надо ничего говорить, глубоко дыши..., - женщина вытирала обслюнявленным платком горячее лицо девчушки, но это не помогало. Дитя вошло в раж и крутило отчаянную околесицу вперемешку с барабанщиной, сочно перемалывая свою вербальную кашу иностранными словами. Размахивая руками и смотря куда-то неизменно на нижние этажи рядом стоящих пожилых домов, оно плакало, и смеялось, и торжествовало одновременно. Гражданке с большими трудностями удавалось уводить девчонку все дальше и дальше от магазина, все ближе и ближе к своей усадьбе. - Обычно, - не унималась Ванфа, - когда мы закрываем глаза, мы видим черный цвет, но его нет на самом деле; белого цвета тоже не существует. Совсем ничего, никакой материи, границ, воздуха, энергии, огня - НИЧЕГО, АБСОЛЮТНО НИЧЕГО. Это невозможно представить, ибо для этого должно находиться вне этой системы, которой нет. А т.к. мы [на этом месте Ванфа запнулась, но не растерялась и произнесла в скобках - (человечество)] внутри этой системы, то мы никогда не узнаем, не осознаем такое понятие, как АБСОЛЮТНО НИЧЕГО. Понимая, что успокоить свое чадо ей не удастся, матушка решилась позадавать девочке вопросы, надеясь, что это хоть как-то чем-нибудь поможет: - Дочурко моя, почему же Любовь - это то, ради чего нужно жить? Ты же сама сказала, что ничего нет. - Я... А я и сама еще не знаю ответа на этот вопрос, - Ванфа, казалось, начала понемногу успокаиваться, - Но ведь чтобы кто-то или что-то начало существовать в нашем мире, сначала нужна Любовь, и тогда кто-то/что-то появляется. А даже если кто-то/что-то появляется не в результате Любви, то это уже заранее "мертворожденное" существо!!! С искрящейся силой закричала девочка, и приступ возобновился с особенным закалом. Матушка бесспорно делала все, чтобы привести доченьку в чувства, но ребенок и не думал прекращать свои выходки. - ... и если я создаю картину, и вкладываю в нее какие-то переживания, то она будет жить, в противном случае она мне не нравится, и я ее не рисую. Так же и с людьми: если родители не ждали своего ребенка, он обречен на духовную смерть... - Слушай доченько! Еще что-нибудь прокняваешь, я тебе по морде съезжу, поняла! - ни с того, ни с этого прошипела громким басом мать, и Ванфа заткнулась, взяла мамку за ручку, поправила белые банты, и кротко спросила: - А ты мне мороженое в следующий раз купишь? 10 - Разложив по полочкам и в холодильник купленные в магазине продукты, Люрсс помыл руки, подогрел воды, добавил в мисочку несколько капель нашатырного спирту и, смочив в полученном растворе щетку, взялся за отчистку своих штанов от внезапно полученной грязевой пощечины. Нехотя запищал пейджер, Люрсс прослушал звуковое сообщение: "задля тебе, кохана, я позбудусь навiчно фiзичного тiла, я займуся вогнем - мiжзоряним дощем, ненаглядна моя" - пропело из аппарата. "Действительно. Кто же все-таки посылает мне эти бездарные послания?", - продолжил чистить штаны Люрсс. Когда все было закончено он сел за телефон и принялся названивать знакомым. 2-9854086 (АОН, короткие гудки) 2-5448698 Алло?-Здрасьте, позовите пожалста...-Его нет-Извините, до свиданья-пи-пи-пи 2-6759362 (длинные гудки) 8-0789-324976118 pee-pee-pee-Allo?-Good morning-Hi-Call Bowet, please-He's not here-OK. Bye-pee-pee-pee В дверь позвонили. - Это ты? Как хорошо, что ты вернулся, - Люрсс закрывал дверь за Крцггом. - В конце концов, мы же не ссорились, правда? Что у тебя нового? - все говорило за то, что у Крцгга хорошее настроение. - Ну, в общем-то, за эту пару часов ничего такого существенного не произошло. Единственное - какая-то девчина выпачкала мои брюки... - И где это ты так? - Я заходил в магазин, а ее мамаша летела, как угорелая, из него, и мы столкнулись... Знаешь, мне кажется я знаю эту женщину. - Что? - переспросил Крцгг. - И еще эта малая в добавок со своими большими бантами... Нет, не могу вспомнить, хотя у меня очень хорошая память именно на лица. Я, скорее всего, не запомню, как зовут человека, но "сфотографирую" его лицо. А как ты? - Да, в принципе, ничего особенного, промок вот только, такой дождь начался, когда я вышел от тебя. Сегодня в метро был прикол: народ стоял на платформе и ждал поезда. Тут из тоннеля показался свет, начал выезжать локомотив. И тут один мужик стал на край перрона и вытянул руку с поднятым указательным пальцем, как-бы "голосуя". - Что было дальше? - улыбнулся Люрсс. - Да ничего особенного: поезд, конечно же, начал останавливаться, а этот сумасшедший бросился на рельсы. Все сразу же засуетились, машинист затормозил, в общем - его даже не переехало. Мужика вытащили и увели в милицию. - Как ты думаешь, ему было страшно умирать или нет? - заинтересовался Люрсс. - Не знаю. И вообще, я думаю, что глупо задавать такие вопросы. - Почему? - Просто мы привыкли делить все на "страшно - смело", "хорошо - плохо", "да - нет", "за - против", "М - Ж" и т.д. - Всю люди думают именно такими категориями, с этим ничего не поделаешь. - Конечно очень сложно отвлечься от этих основ. Мне кажется, что самая главная трудность в том, что каждому слову, или почти что каждому слову, в языке существует антоним или какое-то условное противоположное понятие. А представь себе такое состояние, в котором нет ни "за", ни "против", где нет привычных нам "есть" и "нет". - И как же назвать такое состояние, - внимательно слушал Люрсс. - А это, кстати, еще одно дурацкое свойство людей: когда они сталкиваются с чем-нибудь неизведанным и странным, с тем, что они не могут сходу объяснить, человеки пытаются навесить на это "что-то" ярлык, дать какое-нибудь определение, заспиртовать "объект" и поставить его на полочку, - так спокойнее. Вместо того, чтобы понять суть новоиспеченной необъяснимости, они препарируют ее, и до конца своих скудных дней уверены, что разгадали загадку, что им все ясно, что они все поняли, - спокойно говорил Крoгг. - Ты не поверишь, но я согласен с тобой..., - Люрсс не успел договорить. - Тогда какая разница, как назвать такое состояние?! Все равно ни одно слово из нашего языка не подойдет для его определения. Там не трехмерное, а какое-то иное, другое по сути, пространство, да и вообще измерить его чем бы то ни было не возможно: там нет длин, величин, количеств, времени... Впрочем, слово "нет" тут не подходит - это существование нельзя назвать существующим, т.к. оно не "существует", но, и в то же время, нельзя назвать его "несуществующим", ибо оно и не "несуществует", - развел руками Крoгг. - Таким образом, ты хочешь сказать, что существует и не существует какая-то никакая сущность не-сущность, в которой все и ничего есть и нету? - прохмылился Люрсс. - Ну что-то в таком духе. Некая рельность-ирреальность Есть-Нет или Нет-Есть, в которой действительно есть-нет материя, есть-нет энергия, есть-нет деление на что угодно и на что не угодно. Просто состояние... - Я думаю, ты позаимствовал эту теорию у одной из буддистских философских школ, не так ли? - вкрадчиво задал вопрос Люрсс. - Может быть, я много читал в последнее время. Но какое это имеет значение?! Я не претендую на оригинальность и первооткрывательство! - разозленным тоном начал оправдываться Крoгг, - Я просто высказываю тебе свою точку зрения! Мне просто хотелось поговорить с тобой ну хоть о чем-нибудь хоть сколько-нибудь отвлеченном! Ну не обсуждать же вечно твои проблемы! - Да, извини, я понимаю, но я же слушаю, прости меня, мне интересно..., - затараторил Люрсс, но это не помогло. - Я пошел, - Крoгг поднялся и, не прощаясь, вышел из комнаты. - Подожди, я только хотел сказать, что... - Люрсса уже никто не слушал. Приготовленный обед давным-давно остыл. Гроза за окном прекратилась. Пейджер промяукал совсем невзрачно, поэтому Люрсс не услышал сигнала и не прочитал очередное музыкальное послание: "how did we get this far apart, we used to be so close together, -//- , i thought our love would last for ever...". Укоряя себя за не предложенный кофе, Люрсс сел за стол и уткнулся в яркое переживание случившегося. Он думал о том, что не далее, как сегодня утром, он обижался на человека за то, что он его не слушает, и о том, что Жизнь подталкивает индивидуума, очень редко против его воли, играть чужие, обидные, несправедливые и неблагодарные партии, заставляя его перепробовать столько различных шкур на своем собственном "я" только, наверное, для того, чтобы показать ему саму себя со всех точек обозрения. Эти банальные мысли не давали Люрссу спокойно дотрапезничать свое второе, и при этом любые попытки избавиться от них только просыпали мимо сахар и не попадали ложкой в кружку. Сначала мысли Крoгга показались ему всего лишь юношескими, целительскими абстракциями, но потом Люрссу почему-то припомнился конец ориентальной притчи: "привратник у ее врат превратно истолковал превратности судьбы", но это уже ничего не могло изменить. 9 - - Доченько, помыть тебе спинку? - прокричала матушка сквозь незапертую дверь инкрустированной ванны. - Да-а-а! - откликнулась Ванфа. - Давай, становись, подставляй спину, - вошла в ванную мадам ДеБелла. - Матушко, а почему в ванне нет волн? - наивно спросила дочка. - Как так нет? Есть. Вот смотри, - женщина стала перебирать воду руками; по замкнутой посудине пошли накатываться маленькие убогие волнышки. - Я с тобой только в одном согласна, Мамо, - все в этом мире относительно: эти беспомощные потуги тоже можно назвать волнами. - Вот съездим, когда у меня отпуск будет, на море, вот тогда насмотришься на свои морские волны, - гражданка терла спинку дочери. - Я вот подумала сейчас, что вопрос мой был некорректен: на самом-то деле, волн вовсе нет, - серьезными глазами посмотрела из-за плеча девочка. - Как так? - мама намылила еще раз мочалку. - Волны плавно переходят, вливаются одна в другую. Они вечно в движении, и нет ни одной одинаковой. Да и самих их нет - волна это же такое абстрактное явление, т.к. ее нет и, в то же время, она есть..., - Ванфа не смогла привезти к логическому завершению свою мысль. Матушка со злым упоением на физиономии дала своему чаду под зад и сильной рукой вдавила косистую голову дочурки под воду. Проделав эту процедуру несколько раз, мама зло приказала: "Чтоб вытерлась насухо! Завтра праздник!" и вышла вон. 8 - Дорогая Ванфа! Сегодня едва ли не весь день идет дождь. Днем была гроза с громом. Сейчас так свежо и хорошо. Слышны капли и их стук о подоконник. Так приятно! Дождливое состояние - это мое настроение по жизни. Дождь ночью - это вообще что-то особенное: он засасывает тебя за собой. А как удивительно приятно мокнуть под дождем - такое же ощущение, как при саможалении: ярко выражено одиночество и приятность, да тихая неприметная ясность. Лучше всего бродить в дождь, закрывшись растянутым металлическими прутьями брезентом, одному по зеркальной улице и думать, что сейчас кого-нибудь встретишь, и дальше вы пойдете вместе. Вот это предчувствие - самое удивительное во всем этом действе! Я надеюсь, что однажды в прохожую погоду я случайно и совершенно искренне наткнусь именно на тебя. С любовью, К. 7 - Из засаженного ослепительно-белыми деревьями и плодово-ягодным кустарником белого пространства медленно выплывала большая отуманенно-белая терраса, оплетая всю отбеленную годами Белую Усадьбу. Гости шатались по верандам и в саду, обсуждая на одном из маломальских языков будоражные новости о зубных пастах с отбеливающим эффектом , и покушивали только что сорванную и белую смородину. Белощекие дети, и в особенности одна белобантовая девочка, ползали под белым праздничным столом с огромадным подсвечником из белого олова, хватая за белые завязанные шнурки слуг в белых фартуках, занятых сервировкой. Это баловство никого не доводило до белого каления. Служанки занимались свечами из белого парафина: они высаживали их в канделябр и вытирали с него маленькие капли обеленной пыли. У одного из слуг, ущипленного девочкой, выпали коньки белого цвета и упали на украшенный побелкой пол. И в этом была своя особенная, завораживающая странность: ведь весь пол, и стены, и даже потолок, и вообще все в усадьбе и саду, плюс некоторые домашние животные в сараях - все было сделано из пробки белого дерева. Кто-то из гостей как раз рассказывал про этот очень надежный и душистый на ощупь материал. Коньки громко забренчали, дети бросились заливаться сердечным белым хохотом. Чьи-то обесцвеченные ноги тут же прибежали на звук паденного, после чего белобрысую ребятню вымели из-под стола, на котором рядом с белой икрой и белугой лежала случайно кем-то оброненная книжка Белова. В саду было очень бело. С белой проседью гусенки, срывавшиеся с поседевшего тополя, летели прямо как в кино; у кого-то болели белки глаз, но даже это не мешало наслаждаться белыми падающими бархатками. Белой была и сама усадьба. Более того, все взрослые, как уговорившись, замаскировались и глянцевали сейчас своими свитерами из белой ангоры и узкими забеленными штанами, из-под которых у некоторых проступали аккуратно купленные сублигарии белой марки. Заразный смех и перешептывания не прекращались. Тут белым голоском запел колокольчик, призывно, с не четко прорисованными нотками белой зависти, упрашивающий жителей и гостей к столу. Молодой белый человек стоял недалеко от кленовой (т.е. клевой и новой одновременно) двери, ведущей на пробелившуюся террасу. Женщинка в белой накидке полураскинулась на фосфорисцирующей софе фирмы Blanche и принюхивалась к ароматным блюдам из белой рыбы. Уже сильно неуверенными ползками гости и дети сгурьбились вокруг блестящих белым металлом вилок и тарелочек. Мальчики и девочки с нетерпением ожидали начала праздничного обеда. Девочка задела молодого человека белым, как только что вычищенный фарфор, локотком, и ее огромное шелковое с белой проседью платье исчезло за светлыми дверьми террасы. Кто-то из гостей проронил непонятный белый стих: "Аматэрасу села на террасу". Госпожа на дебелой софе неосознанно проследила за движениями девочки и показала гостям свои белые зубки. РАЗДАЛСЯ ВЫСТРЕЛ и сразу же за ним истошный вопль белозубой женщины. Она уткнулась своим богатством в белую ручной вышивки подушку и завопила. Молодой человек выбежал на террасу. Живая кровь комьями выплевывалась изо лба девочки. Дитя неоспоримо уже все было забрызгано в алый цвет. Обмякшие пальчики окровавленного ребенка выпустили ключ. Юноша подхватил падающее тело убитой. Случайно его взгляд что-то задело, он моргнул и вгляделся в заретушированный белым дымом кустарник. Густой туман съел очертания кого-то, кто спрятался за белыми листьями. Люрсс проснулся и поморщился от приклеившегося к нему страха. Обернувшись не спасавшим, как выяснилось, от мрачных сновидений одеялом, он подошел к окну с завернутыми вовнутрь рамами и высунул голову под барабашку-дождь. "Я так и знал, что там кто-то есть". 6 - - Привет, как дела? - Люрсс улыбнулся смущенным приветствием и протянул руку. - Привет, нормально, - обыкновенно выдохнул Крoгг и отвернулся. - Этой ночью был такой сильный дождь, - наугад сказал Люрсс и стянул растянутую улыбку на асфальт. - Точно, - Крoгг вопросительно посмотрел на молодого человека. - А что ты тут делаешь? - безнадежно спросил парень. - Жду одного человека, - предусмотрительно ответил Крoгг. - Хорошо, я пойду, не буду тебе мешать, - зауходил Люрсс. - Если хочешь, ты мог бы на немного остаться, он все равно опоздает, а мне в лом сидеть одному, - поднял глаза Крoгг. - Ладно. Вчера был очень сильный ливень, - юноша опять сдавленно заулыбался. - Я вчера всю ночь не спал, смотрел на дождь, - вдумчиво произнес Крoгг. - Ты будешь долго смеяться, но я тоже не спал, и тоже смотрел на дождь! - забарабанил Люрсс. - Да... Совпадение... - прошептал Крoгг, рассматривая витрины в доме напротив. - Что ты делаешь сегодня вечером? - осведомился Люрсс. - Я иду на вечеринку к одной своей знакомой, ты ее не знаешь. У ее дочки день рож. Очень хочется ее поздравить, - суетливо промямлил Крoгг. - Понятно. А кого ты сейчас ждешь, если не секрет конечно? - Люрсс вздохнул. - Слугу из их усадьбы, он должен передать имениннице мое письмо. Так принято. Почему ты на меня так смотришь? - удивился Крoгг. - Нет, ничего, все нормально. Я знаю, чт? ты скажешь, но я просто подумал... - В чем дело? - В общем, мне этой ночью приснился тот же сон, про выстрел... - Ты сам все придумал, и сам себе внушил всякую белибердень, а теперь тебе же самому от всего этого, от себя самого и страшно, - Крoгг оживился. - Нет, я не боюсь, я просто так сказал, - поспешил оправдываться Люрсс. - Я же чувствую, как у тебя в штанах все намокает, - выпалил Крoгг. - ??! - онемел Люрсс. - Да я просто знаю это! - распылялся Крoгг, - Человек ведь и живет, и, вообще, все делает только для того, чтобы хоть каким-то образом оправдать для самого себя свое существование! Очень трудно признаться самому себе, что ты не "избранный", не "лучше всех"; что жизнь - это не то, что мы делаем; что все это - ничто и что-то в одно и то же время; что все напрасно. - Я все это отлично понимаю, - Люрсс закивал головой, - Я согласен с тобой на все 100, но есть еще что-то, в каждом казалось бы случайном совпадении есть какая-то необъяснимая мистика. - Ну а я тебе про что? - разгорячился Крoгг, - мы все живем в этом Есть-Нет или Нет-Есть состоянии, но не можем этого осознать, т.к. сами же придумали для себя эту двойственную систему! А жизнь нельзя подчинить двоичной закономерности, она не может быть объяснена при помощи этой куцей арифметики, она - многограннее. Все совпадения именно отсюда! Как глупо все и вся делить, это так убого раскладывать по папкам в застекленных шкафах все знания, которые освоил или понял, и прятать по шуфлядам те, которые тебя испугали! - Мне тоже так кажется. Нет, не подумай, что я поддакиваю тебе! Я искренне думаю то же самое или то же самое, но другими словами. Ты мне очень близок! Как хорошо, что ты обсуждаешь со мной все это... - Послушай, я ничего с тобой не обсуждаю. Я просто говорю, что я думаю, - Крoгг выразительно взглянул на Люрсса. - ... ясно ... я, наверное, уже пойду ... желаю тебе хорошо провести время ... пока ... Люрсс уходил с единственной надеждой услышать хоть что-нибудь в свою удаляющуюся холодную плащевую спину, но так ничего и не расслышал. От этого стало еще грустнее, а с этим, как всегда, ничего нельзя поделать. Продефилировав спину зебры, Люрсс засунул руку в горло почтового ящика, и его ночное послание отправилось в пищеварку Замарочного Департамента. - Есть-Нет. Нет-Есть, - безнадежно зубрил Люрсс. 5 - - Крoгг!!! Как я рада тебя видеть!!! Как твои дела? Надеюсь, все хорошо. Ты так хорошо выглядишь!!! Дай я посмотрю на тебя - прелестно!!! И эта новомодная щетинка просто шик!!! Боже, какой же ты хорошенький!!! С каждым летом все лучше и лучше!!! Как же мне обидно, что я твоя мама!!! - женщина задорно засмеялась и махнула своей заперчатанной ручкой. - Матушка, здраствуйте. Я тоже рад вас видеть, - украдчиво стирая сверхустойчивую материнскую помаду, ответил Крoгг, - где сестричка? - Тебе не терпится ее поздравить, и так всегда. Где-то в саду бегает. Она тронулась на тополиных пушках. Никогда раньше их не замечала, а в этом году просто обезумела. Как ты думаешь, что с ней? - внимательно говорила матушка. - Взрослеет верно. Пойду поздравлю ее, - Крoгг улыбнулся своей тонкогубой улыбкой и поцеловал мадам ДеБелла в румянскую щеку. *** - Здравствуй! - Крoгг незаметно подошел сзади и легонько ущипнул сестру за локоть. - А это ты... - Ванфа неохотно посмотрела на брата и отвернулась. - Поздравляю тебя с днем рож, или с бездником, как тебе больше нравится, - Крoгг взволнованно достал из заднего кармана малюсенькую красиво завернутую коробочку и протянул ее девочке. - Спасибо. Что это? - Мой подарок тебе. Я так хочу, чтобы он тебе понравился. Я его долго выбирал. Разверни. Ванфа обыденно-неторопливо раскрыла сверток и в удивлении поджала губы: на бархатной подушечке негласно сверкала по-ювелирному крохотная свинcкая ножка сомонового цвета. - Что это?! - с интересом спросила девочка. - Это ручная работа, единственный экземпляр. Ножка свинки - символ счастья. Мне хочется, чтобы ты была счастливой, очень счастливой, счастливее всех... - Спасибо. Это очень мило. Мне нравится. Ты, наверное, кучу денег на него истратил. Все же не стоило делать такой дорогой подарок, - Ванфа благодарно окинула взглядом брата. - Да брось ты, ерунда, не думай об этом. Что ты сейчас делаешь? - довольно спросил Крoгг. - Сегодня утром я нашла в своей комнате письмо. Я подозреваю, что его забросили ко мне через окно. Было так невыносимо душно, поэтому я не закрывала окна на ночь. - Ты его уже читала? - Да. - Догадываюсь, что это поздравительное послание от какого-нибудь твоего поклонника, угадал? - игриво улыбался Крoгг. - Почти что. Скорее, оно напоминает billet-doux. Знаешь, читая его, я схватила себя за руку и мне показалось, что я уже читала это письмо. Ощущение dйjа vu п?осто преследовало меня. Я не знаю, как это объяснить, но я точно знаю, что все это уже было, - опять утонула в себе девочка. - Мы живем воспоминаниями. Это не я придумал, - сказал Крoгг, - Письмо испугало тебя? - Конечно нет! Я абсолютно безразлична к этой писульке: банальность и ничего более. Я стараюсь объяснить самой себе эти престранные ощущения. Ведь воспоминания - это неточная копия того, что мы якобы видели, слышали или чувствовали. А ведь всем своим чувствам никогда нельзя полностью доверять. - Вот именно: то, что показалось тебе обыденностью, может впоследствии оказаться чем-то интересным, - подхватил Крoгг. - Ты не догоняешь, я совсем о другом. Пойми, я столкнулась с чем-то необъяснимым. Когда я начала бежать глазами по листу с буквами, я не успела ничего ни подумать, ни почувствовать. Откуда ни возьмись, может быть из моего подсознания или еще откуда-нибудь, возникло определенное переживание, относительно этого письма. У меня сложилось такое мнение, что некоторые мои чувства уже заранее спрограммированы в моем мозгу, или не в мозгу, - это не так важно. Интересно то, что мне не приходится в определенные моменты генерировать свое отношение к чему бы то ни было - мое внутреннее "я" уже заранее обо всем позаботилось и "прислало" мне нужные чувства. Это доказывает мою теорию - нас нет, т.к. все, решительно все уже предопределено заранее. - И в то же время мы есть, т.к. не будь нас, то все это заранее предопределенное некому бы было исполнять, - вставил Крoгг. - То есть, что-то вроде кукольного театра, где сама кукла вольна считать себя, кем угодно, но только все равно, как бы она не выпутывалась из ниточек, ей кто-то управляет. - Более того, - вмешался Крoгг, - я уверен, что самого хозяина тоже нет, просто кукла настолько уверена, что он есть, настолько непоколебима в своем заблуждении, что с хозяином нужно бороться (или подчиняться), что не мыслит себя без этого. - Значит, ты думаешь, что ни хозяина, ни ниточек, ни даже самой куклы не существует? - умно спросила Ванфа. - Да. - И кто же мы после этого? - Трудно сказать. - И не смотря на то, что я согласна с тобой чуть ли не во всем, я все-таки считаю, что что-то есть, - девочка посмотрела на Крoгга. - Что же? - Любовь. - Какая ты еще маленькая и глупенькая! - Не та любовь, как ты ее привык понимать. Я говорю о совершенно другой Любви. Любви в абсолютно ином измерении, в отличном от нашего состоянии, в иной реальности, - заманчиво парировала Ванфа. - Ты так туманно выражаешься. Это все из-за твоего идеализма, не более, - скептично произнес Крoгг. - Может быть. Я ненавижу осознавать свою беспомощность. Меня так раздражает непонимание между людьми. Люди, не способные понять таких простых идей, просто бесят меня! Взять хотя бы нас с тобой, - девочка окончательно отделилась от реальности и, казалось, разговаривала сама с собой. - Меня тоже. Но неужели так сильно обязательно придерживаться одних и тех же взглядов, когда двое людей..., - не кончил Крoгг. - А!!! Вот вы где!!! - мама по-гигантски приближалась к своим детям, - Гости уже собрались. Все ждут именинницу. Девочко моя, надо идти! - I am not your siсorita I am not from your tribe In the garden, In the garden I did no crime, - запела Ванфа. - Ты идешь? - гражданка схватила за волосы свое ненаглядное чадо. - Да, да, конечно, - обреченно прошипела дочь. Крoгг послушно поплелся за ними. 4 - Абеляр нередко описывал в своих работах похожие пансионаты. Этот огромный обеленный годами особняк, заплетенный в тугенькую беленькую террасу, подобно величественно-утонченной Белой Эспаньоле бороздил по борозденкам между седыми деревьями и кустами белой акации. Гости были везде: в усадьбе и саду, на террасах и аллеях, около пруда с прозрачно чистой водой и в отхожей, оклеенной обоями под белый кирпич. Они гуляли, болтали, смеялись и кивали Люрссу головами, приветствуя его. Около бюста Белинского к нему подошел один из приглашенных и, беззвучно растянувшись в улыбке, протянул Люрссу скомканную, с темно-белыми прожилками бумажку, после чего, не заставляя себя ждать, ускакал куда-то прочь. НИЧЕГО НЕТ. ВСЯ ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ ЕСТЬ ПРИДУМАННЫЙ НАМИ СПОСОБ ЗАНЯТЬ ПРИДУМАННОЕ НАМИ ВРЕМЯ Люрсс незаметно перенесся в гостиную, в которой белобрысые (т.е. некоторые белые, остальные - лысые) дети от блондиновых родителей, и в особенности одна девочка, с белыми бантами, копошились под праздничным столом, устланным приятной беловатой скатертью. Ребятня не давала покоя блондиновым слугам, дергая их за чистые мохеровые передники и мешая им сервировать стол дорогой фарфоровой посудой. Прислуга переносила эти издевательства стоически, лишь изредка белея от злости, да и то про себя. У одного из слуг, больно ущипленного напудренной ручонкой девочки, выпала кошачья шкурка сиамского окраса и упала на недавно покрашенный в небесно-снежный цвет пол. И в этом была своя особенная, будоражащая непонятка: ведь стены, пол, потолок, окна, двери, разрезные расписные шкафчики и сервантики, да и вообще все в особняке и саду, плюс все вокруг - все было сделано из пробки лилейного дерева. Где-то про это было очень подробно, без преувеличения и занижения, довольно-таки бесстрастно написано. Кошачья шкурка громко замяучила по полу, ребятишки расхохотались во все свои белые глотки. Послышались торопливые шаги, мчавшиеся на звук паденного, после чего белокудрявых детей выгнали из-под мраморного стола, на котором рядом с белыми грибами и отменным белым вином прохлаждался, балагуря, Беллини. Снежность и покойствие не покидали Белый Сад. Как на заказ, тополиный пух оперинил дорожки в палисаднике и назойливо предлагался в прически еще неотобедовавшихся дам, которые, не смотря ни на что, любовались беззаботности порхающих отродий. Складывалось неутолимое впечатление, что иней, изморозь и наслаждение закутали в свои усталые объятья весь дом и всех в нем присутствующих. Хозяева, гости, несовершеннолетние и сама девочка, все были в белом. Они все истошнее и неугомоннее обменивались перешепками и пересмешками. Внезапно в воздух взвился пронзительный крик колокольчика, извещающего всех о начале торжественного откушивания в Искрящейся гостиной. Люрсс уже был там и наблюдал за приходящими. Диванчик в стиле а la White п?крылся полноватой гражданкой, запускающей свой рецепторный, пухлый, с капельками белого пота, носик в белую икру. Гости оказались более терпеливыми и сдержанными. Как ни странно, но молодое поколение также не баловалось и вело себя достойно. Все том