---------------------------------------------------------------
© Copyrigh Глеб Григор
Дата создания - февраль-апрель 1999 года
Контактный адрес - argobox@yahoo.com
---------------------------------------------------------------
С высоты министерского кабинета была трудно различима земля. Во многом
поэтому недоумение Главного Министра росло изо дня в день, когда он
задумывался, почему так быстро заполняется место на стеллаже "Самоубийства".
Жизнь в провинциальном городке была скучной и однообразной.
В воздухе уже чувствовался осенний вечер - сверху дул холодный
пронизывающий ветер, гудя, пересекались троллейбусные провода, а опавшие
деревья тянули вверх свои растопыренные пальцы.
Привычная дорога из школы казалась Катьке в этот день особенно
неинтересной. Загребая ногами сырые почерневшие листья, она прошла мимо
безобидно облезлого забора с остатками пятен ядовито-зеленой краски.
Традиционные для таких мест надписи вели борьбу с шуршащими на зябком ветру
лоскутками старых объявлений.
Завернув за угол, она обошла как всегда стоявшую на этом месте машину с
тщательно обведенным белой краской коротким словом "Хлеб" на боку. Рядом, у
кафе "Бульдог", местного культурного центра, прохаживались неприветливые
молодые люди и подозрительного вида девицы. Среди них Катька узнала Ленку из
девятого "Г" и, поймав на себе ее неприязненный взгляд, поспешила
отвернуться.
Дома было привычно тихо и одиноко. Бросив школьный рюкзак под стол, она
потыкала кнопки пульта в тщетной надежде отыскать по телевизору интересную
программу, походила по квартире и, чтобы убить надоедливую скуку, села за
учебник. Не читалось. Катька подошла к окну, посмотрела вниз. Мимо,
сосредоточенно глядя себе под ноги, куда-то спешили люди и терялись в
бесконечных линиях серых домов. У линии горизонта эти громоздящиеся друг на
друге массивы сливались с таким же пасмурным небом.
На следующий день идти по улице было сложнее: январский снег растаял, и
ноги вязли в коричневатой хлюпающей жиже. Солнце, казалось, забыло о
существовании городка, и в нем по-хозяйски расположился колючий северный
ветер. На грязном заборе появилась новая яркая надпись. Тщательно обведенное
белой краской короткое слово еще издалека бросалось в глаза. "Не поленился
кто-то прийти сюда с краской ночью", - безразлично подумала Катька.
Ее мысли незаметно вернулись назад. "Как странно на меня сегодня
посмотрел Макс", - вспомнилось ей, и память в деталях воспроизвела их
случайную - случайную ли? - встречу.
В Макса, школьного красавца из восьмого "Б", была влюблена половина
девчонок ее класса. Катька уверяла себя, что ей-то он полностью безразличен,
что ей просто интересно общаться с этим человеком. Но в глубине души она
догадывалась, что дело не только в этом. Во всяком случае, Максу были
посвящены несколько неуклюжих стихотворений из ее аккуратного девичьего
дневника. В серой и безрадостной жизни маленького городка он был тем
немногим, ради чего хотелось вставать по утрам, ходить в школу, проживать
весь долгий день, чтобы на следующее утро опять заставить себя встать и
куда-то идти.
Поглощенная своими мыслями, Катька едва успела увернуться от внезапно
появившегося из-за угла грязного грузовика "Хлеб". Из-под колес разлетелись
брызги, и девочку обдало липкой грязью. Отпрыгнув, Катька зло посмотрела
вслед машине и услышала злорадный смех - девицам у "Бульдога", очевидно,
понравилось происшедшее. Она вдруг ощутила себя очень маленькой и сжавшейся,
она постаралась незаметно проскользнуть мимо и, пройдя показавшийся
бесконечным переулок, скрылась в подъезде. На улице уже начинало темнеть.
Вечером заглянули подружки - Танька с Иркой. Они вместе учились в
соседней школе, и Катька, переживая свое одиночество, немного завидовала им.
От них-то она и узнала о том, что Макс начал гулять с Анжеликой из восьмого
"А". Да, новость была неприятная. На душе сразу сделалось как-то
бесчувственно пусто. И ей стал совершенно неинтересен ни рассказ Таньки,
недавно побывавшей на концерте группы "Удавившийся панк", ни сплетни Ирки о
своем новом знакомом.
Когда подружки ушли, чувство одинокой безысходности еще сильнее
овладело ею. Ей показалось, что она лишилась какой-то важной части самой
себя. Той самой части, которая еще поддерживала в ней связь с бесконечно
скучным окружающим миром.
После ужина она достала дневник. Перед глазами возникло далекое и
беззащитно теплое детство, безграничное васильковое поле, юркая речка в
камышах, парное молоко соседской коровы. Катька слышала, как через запертую
дверь ей что-то говорили родители. Но она не обращала внимания. Она стояла у
окна, смотрела в небо и не видела его фиолетовой черноты. Ей представлялось
слепящее глаза солнце и легкая голубая дымка воздуха.
На следующее утро замерзшее тело девочки нашли на земле под окнами, и
всю следующую неделю городок обсуждал происшедшее. Важный следователь ходил
по квартире, в которой жила Катька, осматривал все углы и делал записи.
Соседи убеждали друг друга, что причиной необдуманного поступка стали
наркотики, пересказывая слух о том, что в квартире нашли несколько шприцев и
два израсходованных тюбиков клея. Танька с Иркой уверяли всех, что дело тут
в несчастной любви, и что якобы за неделю до трагического события Катька в
порыве обещала покончить с собой. А следствие вскоре пришло к выводу, что
девочка находилась под влиянием некоей религиозной секты, неблаготворно
повлиявшей на неокрепшую детскую психику.
Через месяц городок забыл о существовании Катьки, и жизнь потекла
дальше - такая же скучная и однообразная.
Я стоял у раскрытого окна и смотрел на проезжающие далеко внизу машины
и идущих куда-то маленьких людей. День опять обещал быть трудным. Солнце
встало, но его не было видно за плотной пеленой серых облаков. Шел мокрый
снег, и из фабричных труб валил густой пепельный дым. До земли было метров
пятьдесят. Внизу под окнами расстилался грязный заснеженный газон, на
котором хозяева выгуливали своих собак.
На душе было тоскливо. Казалось, там лежал такой же сырой и грязный
снег, как и под ногами у прохожих. В комнате однообразно тикали часы, и это
почему-то раздражало - хотелось полной тишины. Я вздохнул и, превозмогая
утреннюю усталость, закрыл окно - надо было собираться. Наскоро съев
холодный бутерброд и одевшись, выбросил себя на мокрую серую улицу.
В метро я поймал себя на мысли, что меня окружают лишь хмурые люди,
одетые в черное. Целлофановая блондинка с пакета одного из них нахально
улыбалась и подмигивала мне. Я отвернулся. Девушка напротив укрылась от
моего тяжелого взгляда за книгой, на обложке которой полуобнаженная пара
слилась в бесконечном поцелуе.
Над сидящим рядом парнем нависала немым укором старая толстая бабка.
Парень спал. Но вот освободилось одно из мест, и бабка, расталкивая всех
локтями, устремилась к нему. Спящий в тот же момент открыл глаза и с
интересом огляделся по сторонам.
- Станция "Васильковая", - объявил машинист.
"Странно, такой станции на этой ветке нет", - безразлично вспомнил я.
На работе как всегда был аврал. Перебегая из угла в угол и хватая
трубки нервно звонящих телефонов, суетились коллеги. Тут же выяснилось, что
смежники в очередной раз сорвали график поставок. Вскоре позвонил помощник
босса и не без радости в голосе сообщил, что меня ожидает руководство.
Равнодушно подумалось: "Начинается".
Босс, полный пожилой мужчина в засаленном пиджаке, казалось, уже
навсегда разочаровался не только во мне, но и в этой жизни вообще. От него я
узнал, что из-за меня вскоре может быть парализована работа не только всего
предприятия, но и отрасли в целом. Выйдя от руководства, я нервно курил в
туалете, со злостью глядя на табличку "Не курить!". Потом были долгие
телефонные препирательства с клиентами и составление одинаково бесконечных
справок и записок. К вечеру как обычно принесли толстую папку срочных
заказов - в результате из офиса я ушел поздно.
На обратном пути в метро я уткнулся в газету, не обращая внимания на
толкающихся вокруг людей. Писали на совершенно неинтересные и глубоко
безразличные мне темы - об очередном обвале на токийской фондовой бирже,
убийстве кенийского посла и забастовке шахтеров в Южной Африке. Автобус
после метро пришлось ждать долго, и когда я наконец очутился дома, было уже
поздно. Наскоро поев, я упал в постель.
Следующим утром я стоял у раскрытого окна и смотрел на проезжающие
далеко внизу машины и идущих куда-то маленьких людей. День обещал быть
трудным. Солнце встало, но его не было видно за плотной пеленой серых
облаков. Шел мокрый снег, и из фабричных труб валил густой пепельный дым. До
земли было метров пятьдесят. Внизу под окнами расстилался грязный
заснеженный газон, на котором хозяева выгуливали своих собак.
На душе было хмуро и мрачно. Казалось, там лежал такой же сырой и
грязный снег, как и под ногами у прохожих. В комнате однообразно тикали
часы, и это почему-то раздражало - хотелось полной тишины. Я глубоко
вздохнул и шагнул вперед.
Говорят, когда падаешь с огромной высоты, перед глазами с бешеной
скоростью проносится вся твоя жизнь. Ничего подобного. Во время полета я
несколько раз зевнул, перевернулся на другой бок и подумал о том, что
наконец-то пришел конец вечному однообразию. Упав, я отчетливо расслышал,
как хрустнул позвоночник, и острая боль молнией резанула из темени в пятки.
Я открыл глаза. Кругом все также суетились прохожие, а проезжающие машины
брызгали ледяной грязью. Я встал и отряхнулся. Закрыл окно. Надо было
собираться. Впереди меня опять ждал обыкновенный, как всегда трудный день.
Сегодня он опять задержался с работы - его отдел должен был срочно
сдать документацию по проекту M-67. Так что, когда он приехал домой, начался
уже второй тайм.
"Брокер" выиграл. Но ему, по большому счету, был безразличен исход
этого матча. Он не болел ни за "Брокера", ни за его соперников -
"Дальнегорского сибиряка". Он не был поклонником ни "Стража отечества", ни
"Одуванчика", ни какой-либо другой команды, игравшей в высшей лиге. Честно
говоря, ему был абсолютно безразличен спорт. Просто, сегодняшний матч был
самой интересной передачей, которую показывали по телевизору.
Когда игра кончилась, он потыкал кнопки пульта в тщетной надежде
отыскать по телевизору интересную программу. На экране чередовались сериалы
и программы новостей. Периодически мелькало приевшееся лицо известного
певца, исполнявшее одно и то же одновременно по нескольким каналам. Потом
его сменил толстый депутат, важно объяснявший, что надо делать, чтобы всем
жилось лучше.
Со словами "Ваня, пора есть" в комнату, повернувшись к экрану, вошла
жена - пучок седых волос, большие очки в толстой роговой оправе и
безразмерный выцветший халат. "А ведь когда-то была первой красавицей на
курсе, - с горечью подумал он. - Да и я уже конечно не тот".
На экране он вдруг увидел себя, двадцатилетнего юношу, полного дерзких
честолюбивых планов, и ее, модную девчонку. Как изменили их прошедшие три
десятка лет! Где теперь его грандиозные планы, где деньги и слава, о которых
он грезил тогда? Должность небольшого конторского начальника - это все, на
что променял он свою молодость. Чего он добился, где преуспел, что создал
нового? Ровным счетом ничего. А ведь уже бoльшая часть жизни позади. И от
этой мысли сразу стало горько и одиноко. Его однообразное и бессмысленное
существование вдруг показалось ему таким отвратительным. В то же время он
понял, что уже не в силах сломать размеренное течение монотонных будней. И
он покорно поднялся с кресла и отправился в столовую.
Ночью ему приснился блестящий на солнце песок и безграничный простор
океана - горизонт, казалось, прочертили по линейке. Из приемника доносилась
ритмичная молодежная музыка, как напоминание о вчерашней дискотеке, на
которой он познакомился с Ней. Они вместе танцевали, разговаривали, а потом
жарко целовались в дальней аллее городского парка. А вокруг был теплый
вечерний воздух жужжание стрекоз и легкий шелест деревьев. Проснувшись
утром, он понял, что многое отдал бы, чтобы вернуться назад.
На следующий день на работе пришлось задержаться еще дольше, поэтому
когда он вернулся домой, "Лесник" уже проиграл.
Он потыкал кнопки пульта. На экране чередовались сериалы и программы
новостей. Периодически мелькало приевшееся лицо известного певца,
исполнявшее одно и то же одновременно по нескольким каналам. Потом его
сменил толстый депутат, важно объяснявший, что надо делать, чтобы всем
жилось лучше. Со словами "Ваня, пора есть" в комнату, повернувшись к экрану,
вошла жена. Есть опять не хотелось.
После ужина он смотрел сериалы и слушал политиков. Потом он ушел в
дальнюю комнату, заперся и раскрыл газету. Писали на совершенно неинтересные
и глубоко безразличные ему темы - об очередном обвале на токийской фондовой
бирже, убийстве кенийского посла и забастовке шахтеров в Южной Африке. Жена
долго стучала в дверь. Ей никто не открыл.
На следующее утро на предприятии были удивлены - Иван Петрович впервые
за последние несколько лет не вышел на работу. К вечеру позвонил
следователь.
- Все это из-за финансовых растрат, - равнодушно решил начальник
соседнего отдела, узнав о случившемся.
С высоты министерского кабинета была трудно различима земля. Во многом
поэтому недоумение Главного Министра росло изо дня в день, когда он
задумывался, почему так быстро заполняется место на стеллаже "Самоубийства".
- Странно, почему они с такой легкостью лишают себя самого дорогого,
что я им даю - своей жизни. Ведь это же единственная ценность, которая у них
есть, - мучился вопросом Главный Министр.
Он пробежал глазами по соседним стеллажам.
- "Убийства", "Военные потери", "Несчастные случаи" - это понятно, это
я могу объяснить. Но как можно отказаться от жизни добровольно! Как!
В последнее время большое распространение получили "выходные" - так в
Главном Министерстве называли вышедших из окна в пропасть улицы. Главный
Министр оперся руками на подоконник.
Далеко внизу он едва различил проезжающие машины и идущих куда-то
маленьких людей. Под окнами расстилался грязный заснеженный газон, на
котором хозяева выгуливали своих собак. Солнце встало, но его не было видно
за плотной пеленой серых облаков. Шел мокрый снег, и из фабричных труб валил
густой пепельный дым.
Главный Министр отогнал мрачные мысли. Заложив руки за спину, он
некоторое время ходил из угла в угол, потом открыл дверь и выглянул в
коридор. Мимо нескончаемым потоком тянулись души вновь прибывших...
Москва,
февраль - апрель 1999 года
Last-modified: Thu, 05 Aug 1999 14:11:22 GMT