готов работать, чтоб сменить штаны и автомобиль -- но не готов работать, чтобы сделать что-то грандиозное одно на всех. Менее готов. И экономика -- через рекламу и рыночные структуры -- заявляет: мы будем делать ненужные мелочи -- но не будем делать ненужные крупности. Пусть индивидуального барахла у каждого будет побольше -- но общественного, государственного, грандиозного барахла мы будем делать меньше. И человек заявляет: .платить буду за телефон доверия, за пиццу на дом, за прачечную и химчистку, за игровой .автомат и билет на футбол. А за супернебоскреб и исследовательскую станцию на Луне не буду. И заявляет: а я вообще завален барахлом, теперь давайте сделаем так, чтобы мне было с уже имеющимся барахлом предельно легко и удобно -- все для меня: рестораны, спортзалы, шоу всех родов, такси и проститутки по вызову и юристы для решения всех моих вопросов. И конкуренты борются за право его обслужить: это их бизнес. Потребительский рынок перегрет до крайности. Большей части экономики, в сущности, нечего делать. Реклама, значительный сектор этого рынка, искусственно вздувает спрос на ненужности. Перелопачивание окружающей среды зашло в тупик. Мощности огромные, а делать нечего. Рынок потребления как форма наркоторговли. Чем бы дитя ни тешилось, абы радовалось. Апеллируем все прямее к сознанию: вот тебе за деньги условный раздражитель, получи эмоции и заплати: за вытирание тебе носа или сенсационное рождение ежа в зоопарке. Это своего рода закукливание экономики на себя саму. Но что хуже -- закукливание человека как подсистемы государства на себя самого: я отстраняюсь от максимальных действий системы, я дроблю ее усилия на индивидуальные сегменты. Постиндустриальная цивилизация не имеет системных задач, соответствующих нарощенной мощи. Мощь системы превысила уровень целей и потребностей системы. Это означает что? Это означает неустойчивость системы. Что делает неумеха-новобранец в мирной армии? Напрягает все силы для выживания, чтоб стать приличным солдатом. Что делает супербоец-фронтовик в мирной армии? Скучает, разлагается и пьет. Салаг лупит от скуки. Они мужают -- он деградирует. Вам привет от Лао Цзы: так слабое и мягкое побеждает сильное и твердое. Перспектива потому что. Постиндустриализация цивилизации обозначает исчерпанность этой цивилизации. Она не потому людей кормит хорошо, что добрая. А потому, что мощь свою ей направлять больше некуда. Большую войну -- нельзя: уничтожение планеты. Суперпроекты -- а зачем? и так зажрались, быт налажен неплохо. Остались вот мелкие услуги населению -- и на это идет основная мощь. Если система -- по любым причинам! -- не делает максимум того, на что она способна -- значит, на это она уже неспособна. Все причины, по которым максимальные действия не совершаются системой -- вторичные и кажущиеся, их можно обосновывать и варьировать как угодно и на любых уровнях (психологическом, экономическом, политическом и т. п.). Как ни верти, единственная, главная, базовая причина -- одна: система исчерпала свои ж возможности в главном. А уже сказывается это через настроения и хотения людей, экономические отношения и много еще чего. А если система исчерпала себя в главном -- динамическое равновесие, в котором она находится, начинает принимать регрессивный характер. Где слабеет главная возможность -- исподволь, а потом и не исподволь -- слабеют и остальные. Сегодня перестаем ставить пирамиды, завтра досаждают гиксосы, послезавтра нарушается ирригация, и вот вам великие пески. Сброс системной мощности на перегрев подсистемных узлов это скверный признак. Это раскачка, это саморазрушительный шаг. Подсистемы-то радуются, как им хорошо живется -- ехать в санках куда приятнее, чем переть их в гору. Права обреченной личности 37. Государство "в идеале" предпочло бы все права оставить за собой, а на личность навесить одни обязанности: укреплять себя, исполнять приказы, защищать и вообще делать все в интересах системы. Аналогично личность "в идеале" предпочла бы иметь все права на все, что можно, а на государство навесить обязанности личность защищать, кормить, обеспечивать, холить и лелеять. Личность и государство всегда препирались и, миром и насилием, одной без другого никуда не деться, приходили к какому-то соглашению. Когда перед государством грандиозные задачи -- самозащита, вооруженная экспансия, сколачивание себя из клочков, напряжение всех сил для выхода из нищеты -- оно подчиняет личность без долгих разговоров. Или перестает быть. Когда государство построило большой и прочный дом, набило его добром и загнуло рога соседям -- важность, необходимость его задач уменьшается, зажим ослабевает, и личность говорит: хоре меня угнетать, гони права, хочу хорошей жизни. И иногда получает. Равновесие смещается в пользу и сторону личности. Надличностные интересы все явственнее замещаются личностными. Исчезают надличностные ценности. Ибо надличностные ценности -- это системные. И все больше преобладают ценности личностные. Подсистема говорит системе: это ты работаешь на меня, а не наоборот. Система отвечает: да, моя сладкая, лишь бы тебе было хорошо. Твоя жизнь, собственность и удовольствия -- превыше всего. И внутри людей ломается государственный стержень. Почему не брать взятки, если мне от этого хорошо, и дающему хорошо, и никому конкретно не плохо, кроме государства, которое есть что-то неконкретное, безличностное, обязанное делать мне хорошо? Зачем соблюдать Закон, если мне лично лучше его нарушить? Умело обойти его -- это прекрасно, и совесть на моей стороне: я -- личность. Коррупция, продажность, падение морали, разрушение табу -- это все аспекты и следствия прав личности, провозглашенных превыше всего. А чего ради личность должна поступать иначе? Культ героя заменен культом преуспевшего дельца. Честность жалка, патриотизм неприличен, богатство похвально и вожделенно. Карман толст, дух тощ. Государственный кумир заменен индивидуальным. Заключенный лупит охранника. Квартиросъемщик отказывается и платить, и съезжать. Суд защищает право нелегального иммигранта не быть депортированным. Гангстер баллотируется в премьеры, а проститутка в сенаторы. Жулик строит замки. Убийца требует улучшения пищи. А интеллигент защищает их права, и журналист зорко следит, чтоб государство этих прав не нарушало. Ну, в той или иной мере это бывало всегда -- но никогда еще не было возведено в принцип: права личности превыше всего. Принцип -- это тенденция. Эта тенденция -- развал цивилизации. Примат надличностных ценностей означает: есть общее для нас, вне каждого и над каждым, что дороже благ и жизни каждого в отдельности. Примат личностных ценностей означает: а ни хрена такого нет. Вот вам безверие, духовный кризис и идеологический тупик. Если все для меня -- то для чего я? Нравственный релятивизм как итог борьбы за права личности. Когда-то вешали грязных бродяг -- сегодня, чистые и умные, вешаемся сами. Вместо иконы повесили зеркало и задумались: "Если нет Бога -- то какой же я капитан?" Если Александру угодно быть богом -- пусть будет. Поставив права личности выше всех институтов, мы объявили человека богом на земле. Священный он, понял? А поскольку на самом деле он не бог -- он вам наворотит. Расширяя комнату, раздолбили несущие стены здания. Зато воздуху сколько! Рухнет? А чего, не рухнет, стоит же пока. 11 сентября кое-что уже рухнуло. Если культ личности вождя попытаться заменить культом личности каждого -- получим стадо львов под предводительством барана, и недолго тому барану быть живу. Угасающим взглядом 38. Биологический аспект. Физически деградируем, перестаем размножаться, численно сокращаемся. 39. Этнический аспект. Стремительно замещаемся иммигрирующими этносами третьего мира. 40. Социальный аспект. Поощряем ширящийся паразитизм и иждивенчество; предоставляем преимущества маргиналам; уравниваем в правах патологию с нормой; обеспечиваем жизненный уровень преступников за счет трудящихся; позволяем криминалу обирать общество и коррумпировать власть. 41. Экономический аспект. Искусственно вздуваем потребности; не имеем великих созидательных задач; работаем в основном на ширпотреб и обслуживание; все больше зависим от противостоящего нам третьего мира, который сами поднимаем, эксплуатируем, замыкаем на себя, при том что он гораздо многочисленнее и голоднее. 42. Идеологический аспект. Тупик; потребительство как лозунг; отсутствие великих созидательных задач; исчезновение надличностных ценностей; гуманистическая разоруженность перед фанатичным и жестоким врагом. 43. Этический аспект. Разрушение запретов; вседозволенность поведения; упрощение и стандартизация отношений; моральный релятивизм; коммерциализация всех сфер общественной жизни; дегероизация; исчезновение понятия моральной ответственности. 44. Эстетический аспект. Разрушение форм искусства; деструктивная направленность элитарного искусства; дегероизация и деидеализация; утверждение в едином социокультурном макрокосме массовой субкультуры как подлинной. 45. Психологический аспект. И все это делается добровольно. Мы и они С началом XXI века то, что несколько условно называется "миром исламского радикализма", сознательно и категорически противопоставляет себя "христианской цивилизации", она же "атлантическая", или "евроамериканская", или "страны первого мира", или "золотой миллиард". Арабские террористы и европейские гуманисты. "Несколько условно" -- потому что дело здесь не в исламе. Умеренные исламисты отрекаются от своих радикальных единоверцев, заявляя, что те искажают сущность учения, не являются истинными мусульманами, Коран запрещает убийство и насилие и т. д. Радикалисты же убеждены, что именно они -- истинные мусульмане, а умеренные не правы. Грубо: вот есть определенная цивилизация -- а вот есть ее внешние враги. Они ее не любят, не хотят, считают плохой, порочной, вредной и предпочли бы ее уничтожить. Они объединены. Чем? Языком, региональной территорией, уровнем развития и производства, ментальностью -- а также религией. Ислам как опознавательная система "свой -- чужой". Ислам как знак общности интересов и убеждений. Ислам как символ системы ценностных ориентации. Ислам как лозунг, тезис, слоган, знамя. То есть: дело не в исламе, не в сути религии. Ее могло бы в данном противостоянии вообще не быть. Мог быть "Союз рыжих", или "арийская раса", или "федерация сиренево-крапчатых народов", или "Красно-синяя армия": главное -- символ объединения людей, сходных этнически и ментально, в единую систему. В конкретном историческом случае -- "исламский радикализм". (А уж в Коране, как и в любой толстой книге, содержащей канон любой религии, любой желающий может найти все, что ему хочется, истолковать и раскодировать любые предписания на все случаи жизни. Вон христиане за две тысячи лет вычитали из Библии предписания и неслыханных зверств, и безбрежного гуманизма: один режет -- другой ему горло подставляет и прощает, и оба при этом ревностные христиане.) В любой "войне за веру" эта самая вера -- не глубинная причина распри, а предлог, даже если ее адепты искренне полагают иначе. "Бей неверных!" означает лишь "Бей чужих!". А чужие -- это хоть другая страна, а хоть другой двор. Общность на общность, система на систему. А чего хочет любая система? Расшириться, утвердить себя, подчинить себе все что удастся. Мы имеем наиболее агрессивную, решительно настроенную часть "третьего мира" как "террористическую систему", реально пытающуюся уничтожить "белую цивилизацию" и открыто декларирующую свои цели. Соотношение сил представляется чудовищно неравным. У "нас" -- финансы и промышленность, наука и техника, сокрушительная военная мощь. У "них" -- бедность, темнота, деньги от торговли ископаемыми ресурсами и наркотиками, и несравненно меньше оружия, купленного у нас же. Оружия современного в смысле уровня электроники, массового поражения, слежения и самонаведения -- ничего этого нет. Чего, казалось бы, можно ожидать? Что произошло бы -- и неизменно происходило -- сто, двести, четыреста лет назад, если агрессивные малоразвитые нападали на вооруженных до зубов высокоразвитых? Происходило превращение бедных дикарей в прах и пепел. Геноцид, выжженная земля, колонизация, рабство. Что происходит сегодня? Международные нормы и уставы, правозащитные организации и гуманитарные миссии. "Террорист не имеет национальности", "мы воюем с преступниками, а не с народом", "необходимо сесть за стол переговоров", и вообще "пределы необходимой самообороны" и "адекватные или неадекватные ответные меры". Кто навязал эти нормы большим дядям с оружием? Сами на себя навесили. Результат? Уже много лет фронт "мы -- они" проходит по трем основным точкам: Израиль, Чечня, Балканы. И "мы" никак не можем победить "их". Потому что они готовы на любые действия и прибегают по возможности к любым действиям -- а мы сами ограничиваем себя, потому что мы демократы и гуманисты. Они могут взрывать дома, убивать мирных людей, брать заложников, торговать людьми. Наши осатаневшие солдаты доходят до того же самого, но за это их, вообще-то, положено судить, это противоречит нашей официальной политике. С первого дня создания ООН государства Израиль арабские соседи (которые в десятки раз многочисленнее и обширнее) открыто провозгласили курс на уничтожение Израиля. Не признавать, уничтожить, сбросить в море. Смогли бы -- и сбросили. Пока не смогли. Израиль же, выиграв все войны, оставил соседей на месте, хотя реально имел возможность снести столицы, уничтожить военную структуру, диктовать мир с жесткой позиции силы. Но -- международное общественное мнение и гуманизм. Россия могла повторить опыт товарища Сталина и загнать всех этнических чеченцев в степную резервацию, силы есть; и не было бы давно никакого чеченского терроризма. Но... Америка могла бы интернировать всех своих выходцев из "террористических стран", взять в заложники всю многочисленную родню Бен Ладена и диктовать ультиматумы. Но... вы с ума сошли! Вместо этого Америка пробомбила сербов, пытавшихся вышибить со своей земли исламистов, которые явочным порядком оттяпали часть их территории. Потому что гуманизм и справедливость. Кто сильнее: группа отчаюг с автоматами, готовых на смерть и на убийство сотен заложников -- или страна с военной махиной и спецподразделениями, которая захваченных террористов даже не расстреливает, а проверяет, хорошо ли их содержат в тюрьме? Пока мы. Но так ли? Кто сильнее: камикадзе, готовый взорвать себя и способный убить спецназовца и тысячу его соплеменников -- или спецназовец, также способный убить камикадзе, но не могущий тронуть его соплеменников и желающий выжить сам? Ага. Спецназовцев больше, и вооружены они лучше. И тягаются кучей с парой фанатиков. На равных. Упростим. Кто сильнее: супербоец с кодексом правил -- или блатной, ткнувший его сзади заточкой в почку? Упростим. Кто сильнее: страна-террорист, дай ей равный уровень вооружений и экономики -- или численно равная ей страна первого мира? Кто, более готов сдохнуть и победить? Сила -- это не то, что обладает всей атрибутикой силы. Сила -- это то, что добивается поставленной цели. Какой ценой? У жизни и истории одна цена -- любая. В конце концов всегда побеждает тот, кто готов платить за победу большую, любую цену. Если останется жив. А он останется жив. Потому что мы ему это гарантируем. "Они" сильнее духом. На большее готовы. Каждый день жертвуют собой, уничтожая тех, кого считают врагами. Они готовы уничтожить нас всех. Мы их -- нет. Они готовы уничтожить нашу культуру. Мы их -- нет. Побеждая -- мы щадим их и оставляем возможность реванша в бесчисленный раз. Победив, они не пощадят нас, и реванша не будет. Вот таков расклад духовных сил. Их общество -- более молодо, здорово и потентно. Это ничего, если малограмотно, это не главное. А если нетерпимы -- то это аспект решительности, агрессивности, порыва к экспансии. Структура их общества более энергетична. Более энергосодержаща на системном уровне. Колоссальное разграничение мужской и женской ролей в обществе. Это плохо для женщины -- но это высокий уровень биполярности системы, высокая энергетика структуры.. Жесткое соблюдение религиозных предписаний и запретов. Это ограничивает личность -- но, опять же, повышает структурный уровень системы, ее энергосодержимость. Запрет на все формы сексуального разврата. Быстрое и жестокое наказание преступников. То есть: норма и патология резко разграничены, никакого уравнивания и смешения в хаос -- низкий уровень энтропии общества, высокая энергопотентность. Права личности весьма ограничены и подчинены предписаниям религии и государства. То есть: объединение усилий, энергий, отдельных людей в единых порывах и направлениях -- суммирование человеческой энергии общества. Все действуют менее сами по себе, а более единообразно и соподчиненно, чем у нас. И -- у них есть серьезнейшие надличностные ценности. Твое дело, долг, священная обязанность (пусть это называется "дело ислама") -- несравненно выше и главнее твоей жизни. И жертвуют собой добровольно и ежедневно. Их система дает им большее напряжение чувств, чем наша -- нам, коли они так жертвуют собой. Самопожертвование -- верх субъективного действия. И цель их -- максимальное действие. Уничтожить нашу цивилизацию и заменить своей. Преобразить сегодняшний мир. Любым путем. А наша цель -- всего лишь сохранить статус-кво. Чтоб нам было по-прежнему сытно, приятно, свободно, сексуально, разнообразно и интересно. И в средствах мы самоограничены, что условно называем "гуманизм". Условно -- потому что не можем перерезать горло врагу-убийце, но можем накрыть бомбовым ковром площадь, зная, что погибнут женщины, дети и старики. Ни генерал, ни летчик не видят лиц -- отдают приказы и нажимают кнопки. Получается, что мы не столько лучше их, сколько подлее. Они убивают откровенно -- а мы суетимся, пытаясь и на елку влезть, и пирожок съесть. Если сравнивать системы на уровне духовных напряженностей, силы психических связей, максимальной целенаправленности -- их система сильнее нашей. Поливайте как хотите: дикарская, темная, фанатичная, отсталая -- но сильнее. Образование -- дело наживное. Ментальность -- относительное, фанатизм -- стилистически отрицательное обозначение самопожертвенной убежденности. А на уровне духовной системности они сильнее. И у них больше оснований гордиться своими нищими самоподрывниками, чем у нас -- своими оснащенными солдатами. И рожают они больше, и становится их все больше, а нас все меньше. Так за кем будет конечная победа? Или мы будем столь же решительны и жестоки -- или, ну, думайте сами, господа. Или мы вспомним, кем были, когда создавали нашу цивилизацию -- или кроме воспоминаний может ничего и не остаться. И что характерно: если раньше по миру распространялось христианство -- то сегодня оно сдает позиции исламу (и индуизму). И не только афроамериканцы меняют Христа на Магомета, но уже и европейские аристократы начинают делать обрезание и опускаться на молитвенный коврик! Христианство ослабло и теряет напор, Папа Римский попросил прощения уже у всех, кажется, кого христианство обидело -- а где ж ты найдешь за две тысячи лет необиженных. А комплекс вины -- это уже аспект комплекса неполноценности. В христианстве сегодня можно все -- а ислам дает жесткие точки опоры. Аллах принимает ответственность на себя, мусульманин имеет более четкие ориентиры в жизни, чем современный "всепогодный" христианин в своей цивилизации вседозволенности. Рядовому человеку нужны жесткие внутренние предписания, потому что быть свободным рядовой человек не может, не способен, не для толпы это дело. Ислам сегодня полнее удовлетворяет этой потребности в опорах, в уверенности того, "как надо". Он чище, яснее, решительнее. И менее погряз в грехе, потребительстве и распутстве. Жертвенности в нем больше, целеосмысленности. Проигрываем духовное соревнование? (А кому надо больше тонкой духовности -- разновидности индуизма тоньше и изощреннее христианства.) Как бы и религия наша как-то состарилась и надоела нам, -- "перемен! мы ждем перемен!" "А чтоб тебе выпало жить в интересное время!". Выпало. Ум обреченных Вот перед тобой умный и образованный человек -- ты его хорошо знаешь. Вам нечего делить, и в его доброжелательности ты не сомневаешься. Разговор с глазу на глаз: с неблизким приятелем на отвлеченную тему. Вы касаетесь темы -- и он превращается в идиота. Его ум оказывается заблокированным. Он глух к аргументам. Он теряет способность к рассуждению. Он раздражается! Он уперт, как противотанковый надолб. Почему здравомыслящий человек в некоторых вопросах может превратиться в полного кретина?! Причем не в стрессовой ситуации, не в цейтноте, а так -- в нехитром разговоре на понятную общую тему? Тут у субъекта добросовестного должно возникнуть сомнение: может, он сам не прав? Но, положим, его точка зрения выверена и испытана годами сомнений, он прокачал данный вопрос насквозь и видит всю его механику: короче, он прав, заявляет в данном случае Третейский Судия. Причем на его стороне и факты, и логика. А второй спорщик вертится, как уж на сковороде, и брызжет праведным негодованием, и ногами сучит, и прямо на глазах превращается из приятеля во врага. Белесой ненавистью наполняется. Мы имеем дело с феноменом не рациональным, а психологическим. Мы наблюдаем горячее желание, чтобы истина была именно такова, а разум посильно обслуживает это желание. Если обслуживает недостаточно, если аргументы соперника остаются неопровергнуты -- происходит у человека классическая "психологическая сшибка": не совпадают страстные желания и быть правым -- и стоять на своем. Сильный психологический дискомфорт, стресс, перевозбуждение, адреналин скачет, кулаки сжимаются. Сигарету ему, коньяку, валерьянку, смирительную рубашку. Еще раз см. о структуре личности. Хотеть -- это одно, делать -- это другое, а думать -- это третье, это проводник, мультипликатор и декодер между первым и вторым. Разум -- это не доминанта, доминанта -- это чувства и действия, а разум только обслуживает их и потребность в них. То есть: Если человек глух к ясной истине и порет явную чушь -- значит, ему так хочется, ему так потребно, ему так для чего-то нужно. О! Для чего же ему это нужно? Ну, из самолюбия, утвердить победу своей точки зрения, правоту и превосходство своего ума -- это понятно. Но это ведь -- внешне, неискренне. А если искренне, без наигрыша, без стремления к выгоде, с дрожью и слезой праведной? Значицца, так. Берем человека среднего, нормального, разумного. Гениальные провидцы и вовсе тупое быдло нас сейчас не интересует. "Класс среднеумных" -- от выпускника школы до профессора. Что есть для этого человека все представления о жизни? Что есть для него вся сфера отношений и действий межчеловеческих, вся история и культура в широком смысле этого слова? -- -- Оно есть для него мифологизированное социопсихологическое пространство. А структура этого пространства определяется скорее волюнтаристским подходом или объективным? Если волюнтаристским -- у каждого будет свой мир и своя культура. А мы всегда имеем в культуре некие общие для всех точки и ценности. О. Структура этого мифологизированного пространства носит архетипический характер. Система знаков, имманентных для сознания цивилизованного "человека социального". Имея дело с культурными ценностями, человек имеет дело со знаками социокультурного пространства своей цивилизации. И вот по этому пространству регулярно шествуют голые короли. Но замечать их -- святотатство! Ибо сознанию потребен король, а короля играет свита. Ведь не все короли голые, в конце концов, и не всегда. И констатировать голость короля -- акт не зоркости и не ума, а чужеродности двору и хамства. Такого правдолюбца понимать нельзя. Потому что тогда обрушится все представление о мире, в центре которого -- столица, дворец, свита, ты в свите, король в центре как символ могущества и богопомазанности, и вся страна кругом. Божьим соизволением королю врученная. Объявить короля голым -- это плюнуть в Бога и мироздание, плюнуть во все наши представления о мире. Вот что означает восстание против мифологического знака. И истина тут ни при чем, господа. Пророк -- это человек, видящий вместо мифа истину. Тем самым пророк разрушает миф. Но поскольку для толпы этот миф и есть вся жизнь, то пророка необходимо убить или хотя бы изгнать как смертельного врага этой жизни, желающего ее разрушить, т.е. уничтожить общественное сознание, в некотором аспекте убить всех людей, всех членов этого общества. Но поскольку толпа быстро превращает в миф любую истину -- ибо единственно миф является доступным ее восприятию уровнем постижения истины -- то: пророк лишь заменяет старый миф на новый. А истина живет в сознании людском ровно столько, сколько живет сам пророк. А он живет недолго. Профессия повышенного риска. И понимают его лишь ближайшие ученики, и то не совсем так и не совсем то. А теперь -- внимание: Дон Кихот скачет на ветряные мельницы! Когда ты споришь с человеком, ты имеешь дело не с истиной, искаженно и поправимо отраженной в его сознании, а с мифом, воображаемой величиной, миражом, а их нельзя тронуть, сдвинуть, поправить руками -- твои удары проходят сквозь них, не задевая, но факт покушения раздражает оппонента. После этой абстрактной преамбулы время перейти к конкретной амбуле от слова "амба". Вот есть сегодня европейская цивилизация, и вот есть у нее либеральная идеология. Это хорошая идеология, добрая, достойная, христианская. Всем должно быть хорошо, а плохо поступать нельзя. Эдакая смесь буддизма, римской распущенности и лозунгов Французской революции. И вот есть проблема депопуляции европейского этноса и замены белой расы очень быстро, в два-три поколения, иммигрантами других рас с юга и востока. Статистика, социология и биология свидетельствуют это однозначно. Но! Но! Говорить об этом нельзя. Это нехорошо. Это расизм. Это ксенофобия. Это порочно и недостойно. И уж подавно нельзя говорить о том, чтобы ограничить иммиграцию. Это фашизм. Это дурно и позорно. И действительно -- многие африканцы и азиаты предпочтут жить не в нищете дома, а во Франции, им там лучше. Хорошо. Ну, а как быть с тем, что через сто лет французов не останется, вырожденцев и иждевенцев? Не смейте так говорить, грязный расист!!! То есть: человек хочет придерживаться достойных, уважаемых либеральных ценностей. Покушение на них посредством логики и неоспоримой истины вызывает у него невроз: опровергнуть невозможно, согласиться немыслимо. А почему же он хочет придерживаться таких взглядов?! Ведь его предки две тысячи лет мечами рубились, воров вешали. Гроб Господен воевали, революции устраивали, и в результате подняли цивилизацию, обустроили, книг понаписали, науки создали -- и вот близится новое средневековье... в честь чего?.. А в честь того же, отчего лемминги топятся толпами в год перепроизводства, чтоб сократить популяцию. Саморегуляция у них. Европейская цивилизация как система находится в стадии дегенерации. Но люди не тундровые мыши, и просто так толпами не утопятся. Им надо под самоуничтожение подбить идеологическую базу. Им надо самоуничтожительным действиям придать рационально и морально обоснованную видимость. Сегодняшняя европейская либеральная идеология -- это отраженное в коллективном сознании стремление системы (нации, этноса, цивилизации) к самоуничтожению. Главная задача выполнена, наука и техника развиты, жратвы и барахла полно, быт комфортен и сладок, делать больше нечего. Разрешаем браки между педерастами и лесбиянками, уравниваем права вчерашних дикарей и вчерашних светочей мира, массово употребляем наркотики, разврат и безделье как норма жизни, и права любого паразита выше прав государства. Аллее капут. Человеческий разум контролирует "индивидуальное сознательное": вот мои ценности, вот мои лозунги и аргументы. А за кулисами направляет мириады этих индивидуумов "коллективное бессознательное", которое не может быть осознано отдельным человеком, но проявляется как часть суммы общих действий народа и этноса. Защищая свои взгляды и ценности -- индивидуум тем самым и одновременно действует как часть системы (народа, этноса, цивилизации, государства), движущейся по своему объективному, системному, пути, цели которого часто не имеют ничего общего с интересами конкретного индивидуума. Сегодня ты гордишься либеральностью взглядов, которые отстоял в споре и столкновении -- а завтра твой внук не родился, потому что дочь стала наркоманкой, а сын педерастом, и род твой исчез с лица Земли, и народ исчез, и пришельцы припишут себе заслуги твоего народа, и будут жить на твоей земле и зваться твоим именем. И н-и-ч-е-г-о н-е-л-ь-з-я с-д-е-л-а-т-ь!!! Потому что время пришло, возраст системы вышел, этнос постарел, энергия цивилизации растрачена. Но что ужасает: ну есть ведь, есть нормальные, сильные, здоровые, умные, работящие люди! Которые хотят жить и работать! И воевать могут, и смерти не боятся! И можно, казалось бы, жить-то нормально! -- -- -- Нет. НЕТ. НЕЛЬЗЯ. Потому что руки этих людей повязаны, мозги загажены, и всаживается в те мозги либеральная идеология, которая делает человека бессильным в близкой перспективе. Россия, милая Россия, аршином индивидуальным давай тебя мерить. Каким образом две тысячи чеченских бандитов могут подчинить себе десятимиллионную столицу? А таким, что они храбры, наглы и люди чести. Или подкупят, или убьют, но не покорятся. А может, дешевле будет перестрелять без суда их всех? Вы что, вообще?! Фашисты. Мы лучше убьем сто тысяч детей и женщин в Чечне. Но так, нечайно. Никто не виноват. А может, лучше депортировать беспощадно всех чеченцев из России в Чечню и отделить ее, дать независимость и опутать границу колючей проволокой? Позор фашистам! Мы будем брать от чечен взятки дома, а их родину подчиним себе, там нефть, и вообще мы их давно завоевали и теперь это "российская земля". Да: мы заберем их землю и будем их убивать без разбора, но в этом никто не виноват, это война, ее подлые террористы развязали. Но на убийства бандитов и депортацию чечен на родину мы никогда не пойдем! потому что мы цивилизованные. Скажите, эти либералы что-нибудь соображают? Скажите -- они лицемерные негодяи или честные и жестокие идиоты? Скажите -- они что, все в детстве с печки на голову упали? Они понимают, что, избегая меньшего зла, творят большее? Они не хотят этого понимать. Для них безнравственна сама постановка вопроса. Ибо на этот вопрос есть только один ответ: вы кровавые трусы, которые не могут убить открыто и честно своих врагов -- поэтому убивают анонимно неповинных людей из народа своих врагов. А понимает ли современный либерализм, что это он порождает фашизм, потому что люди все больше звереют от прекраснодушного краснобайства либералов среди всеобщего наглого воровства и насилия? Понимает. Но не хочет понимать. Ибо мир для него -- это либеральный миф о прекрасной сущности всех людей-братьев. А иначе он, либерал, не будет себя уважать. Гибель цивилизации преломляется через слова и взгляды людей. А разум? А разум облекает объективный процесс в слова, аргументы и интересы отдельных конкретных людей. Цивилизация может восходить и цивилизация может гибнуть, но человек, ее монада и создатель, всегда видит только миф. Заметьте. Ни один либерал не смеет сегодня сказать ни одного слова о достойной России через пятьдесят и сто лет. Не могут их либеральные взгляды обеспечить будущее гибнущей страны. А все равно они за них держатся! Почему? Субъективно: потому что с такими взглядами уважают себя за современность и гуманизм. Объективно: потому что в этих взглядах отражается гибель страны. И вот Курилы. И повторяешь: отдай Японии, пока можешь за них много чего взять. И строй японский щит против Китая. Иначе через полвека все Приморье китайским будет, а острова сами отпадут, не до них, тут весь лес вывозят, уголь, пушнину, производства конкуренцией давят, хана ведь уже близко. Что же отвечают? Не сметь разбрасываться территорией Родины! Да не разбрасываться, а максимальную выгоду получить и максимальных потерь избежать! Не слышат. Что, идиоты? Нет, имеют в сознании миф: наша земля священна, а думать иначе -- предательство. За некоторой гранью расхождения мифа с действительностью придерживаться мифа равносильно самоуничтожению. Когда гибнет цивилизация, вот какая штука происходит. Мифология-то остается старой, мифология победителей. Цивилизация достигает пика -- и создает пик мифа как общественного сознания. Так глава семьи влезает на табуретку, тянется на цыпочках и вешает картину на гвоздь. Все здорово, прекрасно, отлично, достойно, высоко, классно. Потом он слезает с табуретки, потом сгибается с годами, потом стены обсыпаются и потолок валится, но картина -- это самое ценное в глазах семьи. Любят они ее и уважают. Она -- показатель их преуспеяния. Им говоришь: ребята, вы что, не понимаете, что через сто лет будет Великий Китай до Урала или до Енисея, и пора срочно не за острова ненужные держаться, а от Китая перекрываться? А они отвечают: не отдадим! ишь раскидался! Таких людей перестаешь жалеть. Думаешь: ну и подыхайте, идиоты. А потом все равно жалко. Они ведь хорошие, нормальные: люди. Они не виноваты, что обречены. И что обреченность вчеканена в их мозги наивными мифами. И что толпой леммингов они бегут топиться в семи морях державы. Не пытайся достучаться до идиота. Он не идиот. Он просто запрограммирован внести свой вклад в гибель цивилизации, коли уж сейчас такой этап. Через ум идиота решается системная задача. Даже если это, как сейчас, задача уничтожения и смерти системы. Всегда знали: устами дурака говорит Бог... Отношение к смерти Отношение общества к смерти -- первейший аспект его идеологии и показатель духовного здоровья. Что есть смерть человека для нашей цивилизации? Прежде всего -- наша цивилизация не хочет смерти, а хотела бы, чтоб смерти вовсе не было -- поэтому предпочитает не касаться этой темы и делать вид, что как бы этого почти и нет. Отношение к смерти можно сформулировать так: "Она плохая, ее не надо, надо избегать и ее, и разговоров о ней, и не надо обсуждать, и прилично подобает вести себя так, будто ее и вовсе нет". Главным благом провозглашена жизнь. Все, что делается ради жизни -- хорошо. А поскольку смерть противоречит жизни -- это главное зло, и надо постараться избавиться от него, насколько возможно. Если в реальности есть медицина и средства продлить жизнь -- то в сознании смерть надо насколько можно потеснить, стереть, утопить, скрыть. Таково сегодня торжество гуманистической либеральной идеологии -- нашего цивилизованного достижения. Но поскольку в конце концов от смерти никуда не деваться каждому -- то "каждый умирает в одиночку", разбираясь со своими сомнениями, ожиданиями и страхами. Сегодня мы находимся в фазе, когда благой гуманный порыв достиг степени абсурда и обратился в свою противоположность -- тупую, бездушную и жестокую. Сегодня, когда я пишу эти строки, пришло сообщение о смерти несчастной англичанки, которой Лондонский и Страсбургский суды приказали продолжать мучения, пока она не умрет естественным порядком. Собственное желание мученицы никого не интересовало, право распорядиться своей жизнью у нее было отнято. У нее был дом, муж, дети: очаг. Страдающая и обреченная, она молила об одном: инъекции, которая позволит ей без мук и с миром умереть в родном доме, в кругу семьи. Два месяца спустя, безгласный паралитик, она умерла в приюте, на казенной койке, среди чужих, мучась до последнего мига. Если бы муж, готовый и согласный, сделал ей вожделенный укол -- он сел бы на четырнадцать лет. Если бы он перерезал горло другому, здоровому человеку, молящему о жизни -- его наказали бы таким же образом. Речь сейчас не о лоббировании закона об эфтаназии. Вопрос надо ставить шире. Любой солдат, если в бою товарищ с разорванным животом и оторванными ногами просит прекратить его мучения, за выполнение этой просьбы должен быть расстрелян. По закону -- так. Хотя на деле не соблюдается. На всех войнах случается такое. Гуманизм развивался до тех пор, пока не перекосил извечные представления людей о добре и зле. Мяч сплюснулся об стенку -- пора бы лететь ему обратно. Смерть -- дело ответственное. Умереть надо уметь. Это последнее дело в твоей жизни, и оно важное. Чего ты стоил, каким явил себя для памяти всех остающихся -- весьма определяется этим шагом. И люди всегда это знали, чего ж тут не знать. Был ритуал, была церемония, была культура умирания, подготовка психологическая и мировоззренческая. Человек прощался, подбивал бабки, и это была важная часть общей бытовой и духовной культуры. Ну так мы, гуманисты и либералы, выкинули акт смерти из духовной культуры. Нет-нет, все будет хорошо, доктор велел принять вот это -- мы пытаем умирающего, втыкая ему в мозг лучи-иглы надежды и сомнения. Мы не помогаем ему уйти с миром. Заметьте: запрет по-человечески умереть неразрывно связан с запретом по-человечески убить. Наша цивилизация норовит отринуть все надличностные ценности -- чтобы превратить человека в "разумное", наслаждающееся комфортом, эгоистичное животное, для которого ничего не должно быть дороже физического существования. Хотя тем и характерен человек, что имеет (должен в норме иметь) надличностные ценности, которые ему дороже физического существования. Честь, долг, идеал. Если три юнца с канцелярскими ножичками могут захватить авиалайнер -- значит, пассажиры лайнера выродились в дерьмовый народ, каждый отдельный человек которого трясется за жизнь и неспособен постоять за себя. Что сделали бы их предки? Теряя людей из своих, схватили террористов и казнили на месте. Поэтому предки создали могущественную цивилизацию -- а мы сейчас ее спускаем в унитаз. Нужно уметь убить, и нужно уметь умереть самому, не то рискуешь умереть животным. Правительственно-пропагандистский аппарат всегда штамповал мораль для стада. Но то, что люди, считающие себя интеллектом и совестью нации, искренне исповедуют и насаждают прагматическую стадную мораль -- вот это наводит на грустные размышления. Это говорит о том, что идеология не штампуется искусственно -- а отражает объективные социальные процессы. А комар почти не дышит, еле лапками колышет... сдох?.. Восемнадцатилетний пацан, взятый в армию, должен по приказу убивать того, кто ему ничего плохого, может, не сделал. Но если он убил без приказа последнего изверга -- мы его закатаем в каторгу. Увы -- таковы законы системы, государства, без которого люди жить не могут. Но хоть скажите, что по справедливости парень, убивший изверга, прав, и поступил хорошо, нравственно. Хрен! Тот, кто ставит мораль в услужение закону -- не только мерзавец, но и дурак. Место барана -- в хлеву, и не надо жалеть баранов, когда их ведут на бойню -- они одобряют эту жизнь. Хороший политтехнолог заслуживает уважения. Тот, кто клю