Алексей Толстой. Семь дней, в которые был ограблен мир --------------------------------------------------------------- Оригинал этого текста расположен на странице http://www.alina.ru/magister/library/library.htm Ў http://www.alina.ru/magister/library/library.htm --------------------------------------------------------------- *1 Все астрономические и физические данные в этом рассказе, включая также прохождение кометы Биэлы в 1933 году, - вполне отвечают действительности. - Прим. автора. 1. Трехмачтовая яхта "Фламинго", распустив снежно-белые прямые марселя, косые гроты и трепетные треугольники кливеров, медленно прошла вдоль мола, повернулась, полоща парусами, - приняла ветер и скользнула, полетела в голубые поля Тихого океана. В журнале начальника порта отметили: "Яхта "Фламинго", владелец Игнатий Руф, восемнадцать человек команды, вышла в 16,30 в направлении юго-запад". Несколько зевак равнодушно проводили стройные паруса "Фламинго" утонувшие за горизонтом. Да еще два сероглазых парня-грузчика, сопя трубками за столиком кофейни, на набережной, сказали друг другу: - Билль, если бы "Фламинго" пошла на увеселительную прогулку, то были бы дамы на борту. - Я тоже так думаю, Джо. - Билль, а ведь недаром целая шайка репортеров вертелась с утра около яхты. - Я такого же мнения, - недаром. - А знаешь, вокруг чего они больше всего вертелись? - Ну-ка, скажи. - Вокруг этих длинных ящиков, которые мы грузили на "Фламинго". - Это было шампанское. - Я начинаю убеждаться, что ты глуп, как пустой бочонок, Билль. - Не нужно, чтобы я обижался, Джо. Ну-ка, по-твоему, что же было в длинных ящиках? - Если репортеры не могли разнюхать, что было в ящиках, значит никто этого не знает. А, кроме того, "Фламинго" взяла воды на три недели. - Тогда, значит, Игнатий Руф что-то задумал. Не такой он человек, чтобы даром выкинуть за борт три недели. Так поговорив, оба парня отхлебнули пива и, упираясь голыми локтями о столик, продолжали сосать пенковые трубки. "Фламинго" под всеми парусами, слегка накренясь, летела наискосок сине-зеленым волнам. Матросы в широких холщевых штанах, в белых фуфайках и белых колпачках с кисточками лежали на полированной палубе, поблескивающей медью, поглядывали на поскрипывающие реи, на тугие, как струны, ванты, на прохладные волны, разлетающиеся под узким носом яхты на две пены. Рулевой, крепколицый швед, сутуло стоял на штурвале. Огненно-рыжую бороду его, растущую из-под воротника, отдувало ветром вбок. Гнались несколько чаек за яхтой и отстали. Солнце клонилось в безоблачную зеленоватую, золотую пыль заката. Ветер был свеж и ровен. В кают-компании у прямоугольного стола сидело шесть человек, молча, опустив глаза, сдвинув брови. Перед каждым стоял запотевший от ледяного шампанского широкий бокал. Все курили сигары. Синие дымки наверху, в стеклянном колпаке, подхватывало и уносило ветром. Зыбкие отблески солнца сквозь иллюминаторы играли на красном дереве. От качки мягко вдавались пружины сафьяновых кресел. Следя за пузырьками, поднимающимися со дна бокалов, пять человек, - все уже не молодые (кроме одного, инженера Корвина), все одетые в белую фланель, сосредоточенные, с сильными скулами и упрямыми затылками, - слушали то, что вот уже более часу говорил им Игнатий Руф. Никто за это время не прикоснулся к вину. Игнатий Руф говорил, глядя на свои огромные руки, лежавшие на столе, на их блестящие, плоские ногти. Розовое лицо его с огромной нижней частью выразительно двигалось. Грудь была раскрыта по морскому обычаю. Короткие седые волосы двигались на черепе вместе с глубоко вдавленными большими ушами. - ...В семь дней мы овладеем железными дорогами, водным транспортом, рудниками и приисками, заводами и фабриками Старого и Нового Света. Мы возьмем в руки оба рычага мира: нефть и химическую промышленность. Мы взорвем биржу и подгребем под себя промышленный капитал... Так говорил Игнатий Руф, негромко, но с уверенностью выдавливая сквозь зубы короткие слова. Развивая план действия, он несколько раз возвращался к этой головокружительной картине будущего. - ...Закон истории, это - закон войны. Тот, кто не наступает, нанося смертельные удары, тот погибает. Тот, кто ждет, когда на него нападут, - погибает. Тот, кто не опережает противника в обширности военного замысла, - погибает. Я хочу вас убедить в том, что мой план разумен и неизбежен. Пять человек из сидящих здесь (исключая Корвина) - богаты и мужественны. Но вот назавтра эскадра германских воздушных крейсеров бросит на Париж тысячу тротиловых бомб, и через сутки весь земной шар окутается смертоносными облаками. Тогда я не поставлю ни одного цента за прочность стальных касс, - ни моей, ни ваших. Теперь даже детям известно, что вслед за войной тащится революция. При этом слове четверо из сидящих за столом вынули сигары и усмехнулись. Инженер Корвин, не отрываясь, глядел матовыми, невидящими глазами в длинное, как в изогнутом зеркале, лицо Игнатия Руфа. - ...Несмотря на эту опасность, не мало находится джентльменов, которые считают войну основным потребителем промышленного рынка. Эти джентльмены - шакалы. Они трусливы. Но есть другие джентльмены: они видят в войне неизбежного разрядителя промышленного кризиса, - в своем роде пульсирующее сердце мира, которое периодическими толчками гонит фабрикаты по артериям рынков. Эти джентльмены очень опасны, так как они консервативны, упрямы и политически могущественны. Покуда они стоят - непосредственно или через рабочие правительства - на руле государственного корабля, - мы ни одной ночи не можем спать спокойно. Мы всегда на волосок от промышленного кризиса, от войны и революции. Итак, мы должны вырвать инициативу из рук консервативно-мыслящей промышленной буржуазии. Эти джентльмены, рассуждающие, как лавочники эпохи франко-прусской войны, эти допотопные буржуа, эти собственные гробокопатели должны быть уничтожены. Мы должны овладеть мировым промышленным капиталом. Покуда коммунисты только еще мобилизуют силы, мы неожиданным ударом бросимся на буржуазию и овладеем твердынями промышленности и политической власти. А тогда мы легко свернем шею и революции. Если мы так не поступим, - в спешном, в молниеносном порядке, - лавочники не позже апреля будущего года заварят химическую войну. Вот копия секретного циркуляра, написанного в Вашингтоне, - о скупке за океаном всех запасов индиго. Как вам известно, из индиго приготовляется горчичный газ... Инженер Корвин вынул из портфеля бумагу. Игнатий Руф положил ее на стол, прикрыл ладонью. На лбу его налилась поперечная жила, прямой рот стиснулся, лицо было свирепо, как у боксера на раунде перед двойным ударом в челюсть и в сердце. - ...Идея нашего наступления такова: мы должны поразить мир невиданным и нестерпимым ужасом... Четверо сидящих за столом опять вынули сигары, но на этот раз не усмехнулись. Глаза инженера Корвина медленно мигнули. Игнатий Руф сильно потянул воздух ноздрями. - ...Мы должны произвести столбняк, временный паралич человечества. Острие ужаса мы направим на биржу. В несколько дней мы обесценим все ценности. Мы приобретем пакеты акций тех предприятий, которые обеспечат нам безраздельную власть. Когда через семь дней наши враги опомнятся, - будет уже поздно. И тогда мы выпустим манифест о вечном мире и о конце революции на земле. Игнатий Руф взял бокал шампанского и сейчас же поставил обратно. Рука его несколько дрожала. - ...Каким же способом мы достигнем нужного эффекта - мирового ужаса? Сэр, - он грузно повернулся к инженеру Корвину, - покажите ваши чертежи... Покуда в рубке происходил этот странный разговор, солнце опустилось за помрачневший край океана. Рулевой, следуя данному еще на берегу приказанию, повернул к югу. "Фламинго", выбрав гроты и штурмовые кливера, весело летела под сильным креном, то зарываясь до палубы между черными волнами, то сильно и упруго взлетая и встряхиваясь на их гребнях. Доброе было судно. Пена в свету иллюминаторов кипела, стремительно уносясь вдоль бортов его. За кормой оставалась волнующаяся голубоватая дорога морского свечения. В темноте вспыхивали гребни волн этим холодноватым светом. Рулевой, швед, навалился грудью на медный штурвал. Ветром выдувало искры у него из трубки. Ветер крепчал. Пришлось "взять рифы" и убрать марселя. Матросы побежали по вантам и, скручивая паруса, раскачивались на мачтах, как грачи в непогоду. За океаном поднималась луна, - медным огромным шаром выплыла из тусклого сияния. Свет ее посеребрил паруса. Тогда на палубу вышел Игнатий Руф и пятеро его гостей. Они остановились у правого борта, подняли морские бинокли и глядели, все шестеро, на лунный шар, висящий над измятой пустыней океана. Рулевой, с изумлением следивший за этим праздным занятием, которому предались столь почтенные и деловые джентльмены, услышал резкий голос Игнатия Руфа: - Я отлично различаю это в бинокль. Ошибки быть не может... ............... В третьем часу ночи был разбужен кок: в рубку потребовали холодной еды и горячего грога. Гости все еще продолжали разговаривать. Затем, перед рассветом, шесть человек опять смотрели на лунный шар, плывший уже высоко между бледных звезд. На следующий день Игнатий Руф и четверо его гостей отдыхали в парусиновых шез-лонгах на палубе. Инженер Корвин ходил от носа до кормы и хрустел пальцами. День прошел в молчании. На-утро из-за края океана, из солнечной чешуи, поднялся островок. Игнатий Руф и гости молча глядели на его скалистые очертания. Корвин крутил пуговицу на пиджаке, покуда не оторвал ее. "Фламинго" вошла в серпообразную бухту, бросила якорь и спустила гостей в шлюпку, полетевшую по зеленоватой, прозрачной, как воздух, воде лагуны. Ленивая волна выбросила ее на песчаный берег. Здесь между осколков базальта покачивались тонкие стволы кокосовых пальм, за ними весь склон был покрыт вековым буковым лесом, дальше возвышалась отвесная гряда скал. Игнатий Руф указал на них рукой, и все пошли по недавно проложенной просеке в глубь острова. - Я заарендовал остров на 99 лет с правом экстерриториальности, - сказал Игнатий Руф. - Здесь достаточное количество пресной воды и строительного материала. Мастерские мы построим в горах. Эти горы образуют правильное кольцо, окружая остатки потухшего вулкана. Его кратер, - полтора километра в диаметре, - превосходное место для сборки аппаратов. Придется лишь очистить от камней дно, - лучшей площадки нельзя придумать. Части аппаратов заказаны на заводах Америки и Старого Света. Пароходы заарендованы и частью уже грузятся. Если сегодня мы подпишем договор, - с будущей недели работы пойдут полным ходом. Просека подвела к плоскому озеру пресной воды. На берегу стояли дощатые новенькие бараки. У одной двери сидел на корточках китаец-рабочий и курил длинную трубку, другой мыл белье в озере. Вдалеке слышался стук о деревья многих топоров. Между скал карабкалась вереница осликов, навьюченных мешками с цементом. Инженер Корвин объяснил, что сейчас идет прокладка дорог и установка фундаментов для мастерских. Он указал тростью на седловины в горах, где можно было различить ползающие человеческие фигурки. Гости - четверо крупнейших промышленников, друзья Игнатия Руфа, - со сдержанным волнением слушали объяснения инженера. Подбородки их каменели. Вчерашний фантастический план, предложенный Игнатием Руфом, сегодня казался твердым предприятием, рискованным, но дьявольски дерзким. Вид работ в горах, самый массив гор, принадлежащих Игнатию Руфу, его уверенность, точные объяснения инженера, реальность всего этого острова, залитого пылающим солнцем, шумящего волнами прибоя и вершинами пальм, даже китаец, мирно полоскающий белье, - все это казалось убедительным. И кроме того было ясно, что Игнатий Руф не отступится от дела и пойдет на него даже один. Промышленники вошли в пустой барак и долго совещались. Игнатий Руф в это время сидел на пне и бросал в озеро камушки. Когда компаньоны вернулись к нему из барака, вытирая платками черепа и затылки, он дико взглянул в их багровые лица, огромная челюсть его отвалилась. - Мы идем с вами до конца, - сказали они, - мы решили подписать договор. 2. Люди, которым платят деньги за то, чтобы они совали нос туда, куда их не просят, - репортеры американских газет, - разнюхали о плавании "Фламинго", о законтрактованных Игнатием Руфом пароходах, о работах на острове и начали запускать сенсации. Все эти газетные заметки вертелись вокруг любопытнейшей тайны - трех длинных ящиков, погруженных на "Фламинго". "Тайна трех ящиков". "Таинственные ящики Игнатия Руфа". "В ближайшую пятницу наша газета ответит на волнующий весь мир вопрос: что было в ящиках на "Фламинго". Собачьи носы журналистов попали на верный след: содержимое ящиков представлялось отгадкой к грандиозным и непонятным работам, начатым на острове Руфа. Матрос из команды "Фламинго" рассказал репортерам, что в день прибытия яхты на остров ящики были выгружены и на ослах увезены в горы, куда направились также Игнатий Руф и его гости. Но вот что было странно: в горах джентльмены оставались всю ночь, днем вернулись на яхту, выспались, а на вторую ночь и на третью снова уезжали на ослах в сторону потухшего кратера. Захудалая газетка в Аризоне, которой нечего было терять, выпустила экстренный номер: "Тайна раскрыта. В ящиках Руфа были упакованы три чудовищно обезображенные трупа танцовщиц из нью-иоркского Мюзик-Холл-Хаус". Ураган статей, телеграмм, заметок пронесся по американской прессе. В редакциях фотографировали местных дикталографисток и печатали их портреты под видом жертв таинственного преступления. Другая ничего не теряющая газетка решительно выступила против версии о танцовщицах. Она опубликовала снимок с трупов трех агентов Коминтерна, замученных и убитых членами Ку-Крукс-Клана. Три еврея, потерпевших аварию на житейском океане, дали себя снять для этой цели в ящиках из-под канадских яиц. Киносиндикат спешно перемонтировал старую итальянскую ленту из быта кровавой Каморры. Чарли Чаплин, уступая давлению злободневности, выступил в сильно-комической картине: "Чарли боится длинных ящиков". В конце "недели о ящиках Руфа" произошли грандиозные митинги. В Филадельфии линчевали двух негров. Но Игнатий Руф вернулся на материк и не был арестован. Во всех газетах появились его портреты и краткая биография. Вздор о трупах был решительно опровергнут. В ящиках находились всего-навсего астрономические инструменты. "Игнатий Руф, - сообщалось, - увлечен за последнее время астрономией и строит на острове "Небесную Лабораторию". Так чья-то опытная рука привела в порядок газетную суматоху и направила ее по определенному руслу. Возбуждению в стране не давали улечься. Имя Игнатия Руфа снова начало подергиваться тайной. Писали о стадвадцатидюймовом гигантском рефракторе, установленном в горах на острове Руфа. Сообщалось о необычайной силы и чувствительности астрономических приборах. Все это интересовало только обывателей. Биржа и финансовые круги оставались спокойными. При всей осторожности нельзя было отыскать ни малейшей связи между астрономией и экономикой. Хотя люди, близко знавшие Руфа, недоумевали: каким это чудом человек, интересовавшийся только нефтью и химической промышленностью, начал вдруг шарить глазами по небу, где уже наверно не найдешь ни одного цента? Так прошло около полугода. Игнатий Руф, наконец, нанес подготовленному общественному мнению первый удар. 3. От скал, острых, как хребет дракона, легли угольно-густые тени, - они тянулись вниз до середины кратера. Кое-где между расселинами поблескивали лунным светом стекла в бараках. Вырисовывались ажурные очертания железных мачт канатной дороги. Сухо трещали цикады. Бесшумно летала сова - обитательница горных щелей. Сюда едва доходил сонный шум океана. На краю ровной площадки стоял инженер Корвин и глядел вниз, откуда слышалось тяжелое дыхание и хруст камешков. Это шел Игнатий Руф. Череп его был покрыт фуляром, жилет расстегнут. Он взобрался на площадку, отдышался и поднял голову к лунному диску. Яркая луна, казалось, притягивала и воды океана, прорезанного сверкающей дорогой, и невероятные замыслы Руфа. - В порядке? - спросил он и повернулся к приземистому каменному зданию. По шершавым стенам его скользили тени ящериц. Сквозь полукруглый купол высовывалась в небо огромная металлическая труба. Инженер ответил, что все в порядке: новый рефрактор установлен и, движимый часовым механизмом, ползет вслед за луной. Увеличение чудовищное, - различимы площади до квадратного километра. - Я хочу смотреть, - сказал Руф. Они вошли в темную обсерваторию. Руф сел на лесенку перед массивным окуляром. Корвин остановился у второго инструмента, привезенного некогда на "Фламинго". В тишине тикал часовой механизм. Корвин сказал: - Объектив наведен на Море Дождей. Сядьте удобнее, без напряжения. Снимите колпачок со стекла. Игнатий Руф приблизил глаз к медной трубке окуляра и сейчас же отдернул голову: ослепительный серебряный свет ударил ему в зрачки. Руф издал одобрительное мычание и опять потянулся к стеклу. Застилая все поле зрения, лунная поверхность казалась такой близкой, что хотелось коснуться ее. Это была северная часть лунного шара, - застывшая, пустынная равнина Моря Дождей. С северо-западной стороны Радужного Залива входили в нее последние отроги Лунных Альп. Далеко на юге лежали гигантские, таинственного происхождения, цирки Архимеда и Тимохариса. - Вы видите, направо от кратера - борозда, с юга на север. Это - так называемая Поперечная Альпийская Долина. Ширина ее около четырех километров и длина сто пятьдесят километров, - сказал Корвин. - Эта трещина произошла от удара большого мирового тела о лунную поверхность. - Да, я вижу эту трещину, - проговорил Игнатий Руф. - Теперь смотрите южнее. В области цирка Коперника находится система трещин. Они мелкие и извилистые, происхождение их иное. Вторая система трещин, Триснекера, - на запад от Океана Бурь. Третья - в области цирка Тихо. Всего обычно насчитывают триста сорок восемь трещин. Но в наш рефрактор за одну вчерашнюю ночь я насчитал их более трех тысяч. - Вы уверены, что эти трещины не имеют отношения к горным образованиям? - Да. Несомненно, они - позднейшего происхождения. Кроме того, они увеличиваются в длине, число их умножилось за полустолетие. В течение четырнадцати лунных дней видимая нами поверхность луны накаливается солнцем. Так как теперь там нет атмосферы, то жар достигает огромных температур. Затем солнце закатывается, и лунное полушарие погружается в четырнадцатидневную ночь, в эфирный холод, наступающий мгновенно после заката. Возьмите каменный шар, накалите его добела и бросьте в ледяную воду... - Он треснет на мелкие куски, чорт его возьми, - хриплым шопотом проговорил Руф и долго еще затем дышал, преодолевая биение сердца. - Так же точно трескается лунный шар. В имеющиеся трещины попадает либо влага, еще оставшаяся на луне, либо углекислота. Затем, застывая, они значительно углубляют трещины. - Они раздирают ее до самого центра... - Да. Луна состоит из легких сравнительно материалов, не обладающих большой вязкостью. Рано или поздно, планета должна распасться. Если в ней еще имеется раскаленное ядро, - тем лучше: в случае слишком быстрого проникновения холода сквозь расширенные трещины оно взорвется, как бомба... - Дай-то бог, дай-то бог, - прошептал Игнатий Руф. Он с жадностью осматривал изрытые впадинами и будто следами от лопнувших пузырей унылые пространства лунных равнин. Этот труп далекого мира будет брошен в свалку страстей, воль и честолюбий, сыграет решающую роль в чудовищной биржевой игре! С перегоревшим вздохом Руф оторвался от окуляра: - Я нахожу необходимым привести сюда журналистов и показать им трещины, но нужно быть уверенным, что эта сволочь увидит только то, что им нужно увидеть, и не сунет носа в наши работы. - Мы проведем их в обсерваторию ночью, - ответил Корвин, - собранные аппараты и все, что должно быть скрыто, мы поместим в лунную тень, - она ложится до половины кратера. Руф и Корвин снова вышли на площадку. Действительно, в этот час скалистые горы казались пустынными. Глубоко под ногами виднелся лишь хаос камней. Густая тень покрывала толевые крыши мастерских на дне кратера, склады материалов и "собранные аппараты". Работы производились в величайшей тайне. Никто из работающих на острове не имел права отлучиться. Письма просматривались. Пароходы выгружались на открытом рейде, откуда материалы подавались по канатной дороге в горы. С борта ни один человек не спускался на берег. - Очень хорошо, - сказал Игнатий Руф, раскуривая сигару. - На рассвете я отплываю на континент. Я сам привезу журналистов. Приготовьте нужные материалы для статей и ведите работы полным ходом. Помните, если мы ошибемся в вычислениях, - полный разгром и гибель... На карту поставлены миллиарды долларов. Я сам застрелю вас на этой площадке, и... Огонек сигары в его руке описал сложную восьмерку. 4. "Страшное открытие в обсерватории Игнатия Руфа", - таков был заголовок статьи, которая 14 мая появилась во всех северо-американских газетах и на другой день была передана по радио в Европу. Обстоятельно и научно рассказывалось в этой статье о роковом приближении конца земного спутника. Процесс его растрескивания идет с ужасающей быстротой. За короткое время наблюдения в рефрактор Руфа на поверхности луны появилось несколько тысяч новых трещин. Распадение лунного шара возможно ожидать каждую минуту. "Мы не поручимся, - говорилось, - что завтра в ночь наши юные мечтательницы увидят вместо древней покровительницы влюбленных, - раскиданные по ночному небу осколки. Но мы будем все же надеяться, что бог по своему милосердию не допустит гибели нашего прекрасного мира, - гибели, так как почти вероятно, что осколки будут притянуты землей....." "... Согласно нашему взгляду на образование мира, - говорилось далее, - в свое время вблизи земной орбиты должны были обращаться, кроме луны, и другие массы довольно больших размеров. Часть их была притянута луной и упала на ее поверхность, - следы этих ужасных столкновений мы видим в виде лунных цирков. Другая часть столкнулась с землей. Последнее такое столкновение произошло в сравнительно недавние времена. Изменение климатов в геологические эпохи, в особенности существование тропической растительности в тех местах, где ныне область полярной ночи, - указывает с несомненностью на то, что существовал второй спутник, упавший на землю в конце палеозойской эры и отклонивший земную ось. Наблюдаемые колебания полюсов - не что иное как последние следы, оставшиеся от такого удара в форме постепенно замедляющихся движений земной оси по поверхности конуса. Ныне, быть может, нам придется быть свидетелями окончательного осиротения земного шара среди небесных пространств"... Статья произвела ожидаемое впечатление. Сердце человечества сделало перебой в этот день. Телеграф перепутал адресатов и содержание депеш, от чего случилось множество житейских неприятностей. Телефон превратился в сумасшедшую кашу номеров, и много телефонных барышень нервно заболело от бешеной ругани абонентов. Трамваи пошли не по тем линиям. Было множество задавленных всеми системами экипажей. Магазины закрылись, так как никто ничего не покупал в этот день, кроме общедоступных книг по астрономии. Правительственные аппараты застопорились. Из многих тюрем бежали арестанты. Поезда уходили пустыми, и к счастью: за один этот памятный день двадцать процентов паровозов и поездного состава наехало друг на друга, свалилось под откосы. И, наконец, из страны проклятых большевиков раздалось (по радио) уже окончательно ни к селу, ни к городу злорадное: "Ага... Дождались"... Одним словом, в день 14 мая на всем земном шаре произошел неописуемый переполох. С ужасом, в исступлении ждали ночи. Головы всех были задраны к звездному небу. Когда над крышами, над железными мостами, над шпилями колоколен, над гигантскими кранами заводов поднялась мирным и стареньким диском обыкновенная луна, - пронесся вздох облегчения и разочарования. Стало даже по-мещански скучно. Так несколько дней ждали гибели мира. Держали пари. Луна продолжала тихонько плыть по небу. Настроение улучшалось. На улицах стали продавать "карманные телескопы" и закопченные стекла. Огромным успехом пользовались булавки и брошки с изображением луны, подмигивающей глазом. Газеты пестрели адресами хиромантов, точно предсказывающих "день, которого нужно бояться". Мисс Сетиль Эспер, единственная дочь анилинового короля, появилась на банкете яхт-клуба в лунного цвета платье, в бесценном ожерелье и в диадеме из лунных камней. Дамы ахнули. Владельцы домов готового платья ахнули. Великие портные и модные ювелиры стиснули зубы. Лунный шелк и лунный камень объявлены были модой. Писались стихи о луне. Выгонялись химическими составами голубые цветы. В шикарных ресторанах появилось даже лунное мороженое, чрезвычайно обременяющее желудок. Имя Игнатия Руфа облетело все земные широты. Но биржа, мудрая и осторожная, не ответила на эту суматоху колебанием ни на один цент. 5. Стеклянной равниной лежал бесцветный океан под косматым, пылающим солнцем. От гор струилось марево. Поникла листва на деревьях. Высокие метелки пальм, казалось, предали себя зною, - распустились в сине-горячем небе. Трехмачтовый "Фламинго", как призрак, висел над прозрачной лагуной. Нестерпимо блестели стальные канаты, по которым в воздухе, по направлению зубчатых скал, ползли вагонетки. Остров казался пустынным. Но по ту сторону гор, в кратере, шла напряженная работа. Туда, по белому шоссе, спугивая ящериц и змей, поднимался автомобиль. Правил Руф. Оборачиваясь к четырем своим компаньонам, задыхавшимся от жары, он говорил: - Мы работаем теперь в четыре смены, и то рабочие едва выдерживают: вчера упало 15 человек от солнечного удара. Кратер накаляется, как печь. Китайцы целыми толпами требуют расчета. Пришлось на перевалах поставить пулеметы. Еще хуже с американскими мастерами. Они грозят судом. Чорт возьми, - на острове нет ни женщин, ни развлечений. Я приказал выстроить кабак около ручья, - еще хуже: за неделю выпито сто ящиков виски и ликеров. Инженер Корвин ходит на работы с заряженным револьвером. Завтра прибывает, наконец, пароход с проститутками. Я очень надеюсь, что это оздоровит остров. Компаньоны посапывали, вытираясь платками. Эти две недели, - после опубликования знаменитой статьи, - вселили в них величайшую надежду и величайшую тревогу. Общественное мнение реагировало сильнее, чем ожидали. Биржа никак не ответила на удар. Работы подвигались успешно, и пробные опыты удались, но все это стоило огромных денег, и кроме того Руф пренебрегал, видимо, уголовным законодательством. На перевале открылся вид работ на дне кратера. Дымила труба электрической станции. Снопы света шли от стеклянных щитов солнцеприемников. Желтые и розовые клубы дыма резкими облаками возносились из-за черепичных крыш химической лаборатории. По узкоколейным путям двигались вагонетки с материалами и подъемные краны, похожие на виселицы. Под косыми навесами трещали гидравлические пробойники, и воздух сокрушали металлические удары молотов. Среди свалок, бунтов железа и гор из бочек и мешков бродили голые люди в конусообразных шляпах. В стороне, - там, куда по ночам падала лунная тень, - лежали рядами десятиметровой длины металлические яйца с многогранным острым бивнем на одном конце и широким раструбом на другом. - Шестьдесят аппаратов уже готово, - сказал Игнатий Руф, указывая кивком головы на яйца, - их остается только зарядить. Мы должны довести число их до двухсот, хотя по расчетам хватило бы и половины. - Он пустил автомобиль по извилистой дороге вниз и через несколько минут остановился у приземистого здания из неотесанных камней. На плоской крыше его стояло два пулемета. Инженер Корвин подошел к автомобилю и, как всегда, без улыбки, молча приподнял тропический шлем. - Джентльмены пожелали ознакомиться с готовыми аппаратами, - сказал Руф, - джентльмены хотят задать вам несколько технических вопросов. Все вышли из машины и вслед за Корвиным направились к аппаратам. Перебежавший дорогу голый китаец обернулся и оскалил желтые зубы. Трое белых рабочих, неподалеку, начали было рычать, поводя плечами, но Корвин взглянул на них невидящим взором, и они, ворча, отошли. Аппараты лежали каждый в конце подъездного рельсового пути, который вел в центр кратера к бетонной площадке с установленным на ней металлическим наклонным диском. Инженер Корвин, чертя тростью на песке, постукивая ею по заклепкам стальных яиц, говорил: - Впервые подобный снаряд, приспособленный для двоих пассажиров, был построен в Ленинграде в 1921 году инженером Лосем. Он покрыл на нем сто миллионов километров междупланетного пространства и возвратился на землю. К сожалению, чертежи его пропали во время пожара. Второй аппарат, начиненный сильно дымящим веществом, был отправлен три года тому назад из Южной Америки на луну и достиг ее поверхности. Принцип весьма прост. Это - ракета. Внутри яйца - камера с запасом ультралиддита. Здесь, - Корвин указал на цилиндрический хвост яйца, - ряд отверстий, куда устремляются газы взрывающегося постепенно, частями, ультралиддита. В верхней части, - там, где инженер Лось устраивал жилую камеру, - мы помещаем пять тонн нитронафталина. Ужасающая взрывчатая сила этого вещества вам известна. Затем, - он ударил тростью о литые грани пирамидального бивня на другом конце яйца, - это - бронебойная головка. Она из сибирской молибденовой стали. Если предположить, что снаряд подойдет к поверхности луны со скоростью 50 километров в секунду, то при ударе он должен проникнуть в лунную почву на чрезвычайную глубину. Промышленники, плотно упираясь ногами в землю, слушали. Один из них, низенький, тучный, с крючковатым носом, сказал: - Все-таки, как же, чорт его возьми, оно полетит? - Так же, как ракета: толкающим действием газов, образующихся при длительном взрыве, - ответил Корвин, - при поднятии ракеты воздух не участвует в действии, он лишь тормозит скорость. В безвоздушном пространстве ракета летит, по закону свободно движущихся тел, с постоянным ускорением. Теоретически ее скорость должна достичь предела, то-есть скорости света. Но при больших скоростях вокруг тела развиваются магнитные поля, которые могут даже остановить тело в пространстве. Этих магнитных влияний особенно боялся инженер Лось, хотя ему удалось достичь скорости тысячи километров в секунду. Тогда второй из промышленников, метис, - мрачный и свирепый, - сказал: - Двести снарядов! Но это мало, чтобы взорвать проклятую луну! Мы ее только исковыряем. - Снаряды попадут математически все в одну точку, - ответил Корвин, - каждый, войдя в сферу притяжения луны, получит направление к ее центру, даже если бы мы отправили их с различных точек земной поверхности. По моим расчетам снаряды упадут в области Океана Бурь. Один за другим, через промежутки в семь, десять минут, - они будут вонзаться в глубь лунного шара. Мы будем долбить его как бы чудовищным долотом. И с каждым снарядом - взрыв пяти тонн нитронафталина. Я бы не хотел в это время там курить мою трубку. Эта тонкая шутка была принята снисходительными улыбками. Третий из промышленников сказал, впившись ногтями в подбородок: - Очень хорошо. Но мы знаем по опыту европейской войны, что ядра даже самых больших пушек делали ничтожные воронки. А ведь нам нужно разломать шар величиной всего лишь в тринадцать с половиной раз меньше земного. - Живая сила ядра большого морского орудия равна, приблизительно, десяти миллионам килограммов, - ответил Корвин. - Если принять вес нашего яйца за десять тонн и скорость - в 50 километров в секунду, то живая сила, то-есть давление при ударе нашего яйца о поверхность луны, выразится в 75 триллионов килограммов. Я боюсь одного, - что снаряды станут пронизывать луну, как лист картона. Промышленники плотно поджали губы. Четвертый, маленький, в очках, похожий на старого сверчка, пристально стал смотреть на Корвина седыми глазами: - Я хотел задать существенный вопрос, сэр, - проскрипел он высоким голоском, - мы собираемся устроить "неделю ужаса", иными словами, - одурачить умнейших и хитрейших людей во всем мире, сэр... Посреди нас возникло сомнение: а что - если мы ошибаемся? А что - если эта шутка с луной превратится в серьезную опасность? Мы заработаем, но луна шлепнется на землю, сэр... Вы уверены, что она не шлепнется, сэр? Инженер Корвин молчал. Под сухой, смуглой кожей его на скулах ходили желваки. - Очень хорошо, - сказал он коротко, - на это я вам отвечу через час. 6. В рубке "Фламинго" в конце обеда, когда подали кофе и ликеры, инженер Корвин отодвинул несколько свой стул, положил на острое колено листок бумаги, исписанный математическими формулами, и начал говорить: - Луна, так же, как земля, так же, как все планеты нашей системы, как пояс астероидов, кометы и потоки падающих звезд, - образовалась из гигантского кольца, некогда вращавшегося вокруг солнца. Части кольца распались, уплотнились, образовали пылающие миры - небольшие солнца. "Вокруг каждого из этих миров, в свою очередь, стало вращаться кольцо раскаленной, но хладеющей материи, подобно кольцу Сатурна, - последнего остатка этого почти закончившегося процесса. "Маленькое светило - земля - так же была охвачена системой колец, вращающихся с различной скоростью. По мере охлаждения, кольца разрывались, части их уплотнялись, образуя малые планеты или небесные тела. Самым крупным из таких тел была луна, она притягивала близко проносящиеся массы, они падали и поддерживали ее в раскаленно-жидком состоянии. "То же происходило и с землей. Она втягивала в сферу своего притяжения остатки разорванного кольца, и может быть не раз, уже потухнув, - под действием этих чудовищных ударов, - снова и снова вспыхивала звездой. "Понемногу процесс собирания материи окончился. Близ земли оставались еще два свободные мира, - луна и второй, упавший во времена палеозойской эры, спутник. Земля овладевала их движениями силой тяготения. Оба тела постепенно падали по спиральной кривой на землю. "Луна, еще жидкая, вращалась вокруг своей оси. Но при каждом обороте, под действием земного притяжения, по ней пробегала огромная волна прилива, - судорога умирающего, попадающего в плен мира. Вращение луны тормозилось этими приливами, - замедлялось. Луна принимала форму яйца, обращенного толстым концом к земле. "Наконец ее вращение вокруг оси прекратилось, и она застыла и стала спутником земли, подойдя к ней на расстояние 384 тысяч километров. Так как скорость луны равна одному километру в секунду, - я беру цифры приблизительно, - то, по закону Ньютона, икс, то-есть величина, на которую каждую секунду луна приближается к земле, падает на землю, - равна одному и трем десятым миллиметра. Но напряжение силы тяжести на расстоянии луны также равно одному и трем десятым миллиметра. Таким образом, согласно закону мирового тяготения, - луна кажется вполне уравновешенным телом. И это было бы, если бы земля и луна представляли математические тела в идеальном пространстве. "Но закон Ньютона требует поправок: в формуле отброшен квадрат одной малой величины, который является роковым для судьбы земли. Принимая эту поправку, принимая затем влияние лунного притяжения на воды земных океанов - приливы - и вызываемое ими замедление движения самой земли, - Г. Дарвин показал, что луна приближается к земле, стремясь войти с ней в твердую связь, то-есть, согласно третьему закону Кеплера, - приблизиться настолько, чтобы время ее обращения вокруг земли было равно земному дню. Только тогда, как бы скрепленные невидимыми связями, оба тела установят между собою полное равновесие. "Но и этот закон - чисто математический, - влияние тяготения кометы Биэлы, увеличение плотности земного ядра, возмущение магнитных полей под влиянием солнечных пятен, затем вторая поправка закона Ньютона, - приводят нас к выводу, что оба тела должны окончательно сблизиться". Инженер Корвин оглядел собеседников, затаивших дыхание. Его щеки порозовели, на всегда жестких губах неожиданно легла усмешка. - Пятьдесят тысяч лет в худшем случае отделяет нас от последнего часа земли. (Игнатий Руф и четверо его компаньонов свободно выдыхнули воздух, вытерли черепа, налили золотые, зеленые, розовые ликеры в рюмочки.) Падение лунного шара на землю вызовет выделение такого громадного количества тепла, что обе планеты вспыхнут, расплавятся и сольются в новое тело. И, быть может, вторичная жизнь, которая возникнет на новой земле, увеличенной в размерах и обогащенной пожаром, будет лучше нашей. В это я также верю. Вот вам все данные. Что же касается нашего предприятия, - то мы, действительно, несколько приблизим срок падения осколков луны на землю... - То-есть, мы это именно и желаем от вас услышать: на сколько приблизится срок... - Я подсчитывал: тысяч на десять лет... - Во всяком случае сорок тысяч лет в нашем распоряжении! - громогласно крикнул Игнатий Руф и в первый раз за все течение этого рассказа рассмеялся, откидывая огромную челюсть. 7. Руф и его компаньоны остались удовлетворенными объяснениями инженера. В тот же день, 28 мая, были просмотрены и утверждены списки фабрик, транспортных компаний, нефтяных приисков и химических заводов, которыми решено было овладеть в "неделю ужаса". Во все страны света были посланы агенты - вести переговоры с намеченными в списке предприятиями. Переговоры были маской. "Союз пяти", подготовляя ограбление целого мира, - осторожно и тщательно исследовал состояние биржи и рынка; открывал онкольные счета; сажал на места своих маклеров; перекупал газеты и основывал новые; раздавал чудовищные авансы ученым - популяризаторам и писателям, обладающим хотя бы каплей фантазии. На книжный рынок полились потоки астрономических рассказов, утопий, мрачной мистики, апокалипсических поэм. В Швейцарии возродилась теософская община. Члены ее разъезжали по городам, говорили о наступающем дне страшного суда и учреждали ложи борьбы с антихристом. В конце июля вышла небольшая заминка: по обыкновению в это время года с Балкан потянуло трупным запахом, пошли тревожные слухи, и истерическая стрелка биржевого барометра подвинулась к "буре". Тогда Игнатий Руф бросился в Европу, как кабан в тростники. Он устроил заем Юго-Славии и свалил министерство. С чудовищной ловкостью, нажимая тайные пружины, созвал конференцию Малой Антанты. Надавал