ке несколько кур. Наверняка Мариина работа. Такие люди, как Гарри Хэм, не созданы для того, чтобы держать кур. Но насчет жены Гарри ничего нельзя было сказать наверняка, кроме того, что она прекрасна, величественна и слишком хороша для него -- грузного, лысеющего отставного копа из Джерси-Сити, штат Нью-Джерси, ныне -- неоплачиваемого партнера Хоба Дракониана по детективному агентству "Альтернатива". Хоб прошел дальше вдоль изгороди и окликнул: -- Эй, Гарри! Ты дома? Его крик раскатился по двору, подхваченный гулким эхом соседнего утеса. Поначалу ответа не было. Потом из дома выбежал крупный лысеющий мужчина с брюшком в рабочих штанах цвета хаки, белой рубашке и мягких сандалиях на веревочной подошве, какие носили на острове. -- Хоб! Заходи! Гарри распахнул калитку и провел Хоба во двор. Теперь Хоб увидел машину Гарри, "Ситроен" испанского производства, стоящий рядом с амбарами. -- Вовремя ты появился! -- сказал Гарри. -- А то уговорил меня работать в этом твоем агентстве, а сам смылся в Париж и оставил меня тут покрываться плесенью. -- В объятиях Марии! -- напомнил Хоб. -- Ну да, так-то оно так, -- ухмыльнулся Гарри. -- На самом деле, тут чудесно. И все-таки приятно иногда потолковать со своим братом американцем. -- А чем тебе местные не по вкусу? -- Ну, с ними-то я уживаюсь. А вот французы и англичане мне и впрямь не по душе. Такова была судьба Гарри, что, ни в коей мере не будучи космополитом, он изумительно вписался в жизнь аборигенов Ибицы. Гарри вполне мог бы родиться ибисенцем -- он разделял большую часть их предрассудков и обладал многими из их добродетелей. -- Все в порядке? -- спросил Хоб. -- Ага, все чудесно. Но мне надо повидать Новарро. Он просил привезти тебя, если ты вдруг появишься. Новарро был лейтенантом гражданской гвардии -- то есть местной испанской полиции. Хоб не мог назвать его другом, но они много лет были хорошими знакомыми. -- А по какому делу? -- Да была у меня тут одна мелкая неприятность позапрошлой ночью. Ничего серьезного. Потом расскажу. Гарри провел Хоба на кухню -- большую и веселую, с цветными эстампами местных художников на беленых стенах. Тут стояли холодильник и плита. И то, и другое работало на газу из баллонов. Еще на кухне висела газовая лампа, горевшая, несмотря на то что на дворе стоял ясный день, -- окно было только одно, и притом очень узенькое. Гарри вообще-то недолюбливал газовую лампу -- она шипела и распространяла слабый, но неприятный запах. Он предпочитал возиться с керосиновыми "лампами Аладдина". Ему нравился их мягкий золотистый свет, и он взял на себя обязанность их чистить и подрезать фитили, потому что Мария, со своей практичностью истинной жительницы Ибицы, не видела в керосиновых лампах ничего романтичного. Зачем они, когда бутан куда дешевле и проще в употреблении? Да и вообще, зачем это все, когда можно за пару сотен долларов провести электричество от трансформатора на шоссе? Однако Гарри не соглашался. Ему нравилось, что на вилле нет электричества. Это тешило его романтическую натуру. Марии нравился его романтизм, но объяснить это ее сестрицам, не говоря уж о тетушках, дядюшках, кузенах, кузинах и прочей многочисленной родне, было куда как непросто. -- Он не любит электричества, -- говорила им Мария. -- У него вообще старомодные вкусы, хоть он и американец. Семейство ставило ей на вид, что американцам такими быть не положено. "А мой -- такой!" -- отвечала Мария, и родственники затыкались, потому что других американцев в семье не было. Гарри вычистил кофейник, налил воды и поставил на огонь. Откупорил две бутылки пива "Дамм", чтобы не скучать, пока варится кофе. Потом поискал в холодильнике ветчины -- замечательной ветчины, которую постоянно жуют испанцы. Вот почему те из них, кто побогаче, обычно толстые. -- Расслабься, -- сказал Хоб. -- Позже съездим пообедать. У Хуанито сейчас открыто? -- Нет, только с той недели. Но "Ла Эстрелья" работает, к тому же открылся еще один новый ресторанчик, "Лос Аспарагатос", с итальянской кухней. Говорят, довольно приличный. -- Ну что ж, посмотрим. Как Мария? -- Мария -- просто чудо! -- сказал Гарри. Они с Марией поженились всего полгода назад, в белой церкви Сан-Карлоса. Хоб был шафером. Мария была очаровательна в сшитом вручную бабушкином атласно-кружевном подвенечном платье. Хоб вспомнил, как бросалась в глаза разница между ее лицом -- оливковым овалом -- и квадратной, красной американской физиономией Гарри. Венчал их отец Гомес, духовник Марии, предварительно удостоверясь, что полузабытые устои католической веры Гарри еще не рухнули окончательно. Гарри пообещал в будущем почаще заглядывать в церковь. Отец Гомес отлично знал, что он не выполнит своего обещания, но формальности были соблюдены, а сам отец Гомес, каталонец из Барселоны, был не тот человек, чтобы ставить рогатки преумножению человеческого счастья. -- Что ж ты не предупредил, что приедешь? -- упрекнул Гарри. -- Не успел, -- объяснил Хоб. -- Пять часов назад я и сам не знал, когда вылетаю из Парижа. -- А что стряслось-то? -- спросил Гарри, вытряхивая сигарету из своей пачки "Румбос". -- Необходимо выяснить пару вещей. -- Например? -- Мне надо разузнать насчет мужика по имени Стенли Бауэр. -- Слыхал про такого. Англичанин? Вроде как живет на острове? -- Он самый. Его грохнули в Париже три дня тому назад. Гарри кивнул. -- А нам какое дело? Он что, был нашим клиентом? -- Его брат нанял меня, чтобы найти убийцу. И Фошон тоже хочет, чтобы я занялся этим делом. Он говорил насчет нашей лицензии на работу в Париже... -- По-онял, -- протянул Гарри. -- И что нужно разузнать про того мужика? -- Хотелось бы выяснить, чем таким он тут занимался, за что его могли грохнуть в Париже. С ним должен был встретиться человек по имени Этьен Варгас, который живет на острове. И еще такое дело: за несколько минут до того, как Стенли убили, он пил с каким-то мужиком. Не Варгасом. Мужик ушел. А буквально через несколько секунд Стенли сделали. -- А что тебе известно про того мужика, с которым он пил? -- Почти ничего. Средних лет, смуглый либо загорелый. Носит кольцо с большим камнем, похожим на изумруд. Они говорили по-испански и по-английски, рассматривали испанскую дорожную карту, возможно, карту Ибицы. А еще человеку, который нам это сообщил, показалось, что в имени того мужика есть испанское двойное "p". -- Замечательно, -- сказал Гарри. -- По этим приметам найти человека ничего не стоит. Ладно, попробуем. Сколько у нас на Ибице смуглых испаноговорящих людей? Всего около миллиона?-- Я и сам знаю, что это немного. Но попробовать можно. А еще такое дело. Мне надо поговорить с Кейт насчет кой-каких стеклянных бутылочек. Гарри посмотрел на Хоба с подозрением. -- Кейт? Это ведь твоя бывшая жена? Хоб кивнул. -- Хоб, ты говорил, что с этой дамой у тебя все кончено. -- Да, конечно. Но мне надо узнать у нее одну вещь. -- Какую? -- Это связано с убийством Стенли. Ты когда-нибудь слышал о наркотике, который называется "сома"? Гарри подумал, потом покачал головой. -- Он новый, -- сказал Хоб. -- Дело международного масштаба. Возможно, очень серьезное. -- А Стенли Бауэр тут при чем? -- Слушай, я тебе все объясню сегодня вечером за обедом. Где Мария? -- На Майорку уехала. Какое-то семейное торжество. Хоб, объясни сейчас. В чем дело? -- На трупе Стенли нашли маленькую зеленую бутылочку. -- Ну и что? Тебе-то что до этого? -- Французская полиция этой бутылочкой очень заинтересовалась. Могут появиться и другие такие же. Они хотят знать, кому принадлежит бутылочка и где ее взял Стенли. -- Да, конечно. И все-таки... -- Гарри, в этой бутылочке была та самая "сома". А я почти уверен, что бутылочка -- моя. Гарри Хэм прищурился. -- Твоя? Какого черта?.. Ты уверен? -- Думаю, да. У меня их была целая куча. Они очень приметные. Я привез сотни три таких из Индии вместе с сари в те времена, когда снабжал хиппи. -- И что ты в них наливал? -- Духи. Дешевые жасминовые благовония из Кашмира. Хорошо шли. Но эти бутылочки очень подходят и для гашиша. -- Хоб, Христа ради... -- Не дури, Гарри. Это было сто лет назад. Я уже давным-давно завязал. А про эти бутылочки и вовсе забыл. Но в свое время они были моей торговой маркой. Мне надо выяснить, кто их использует. Пока полиция не вышла на меня. -- А где ты их видел в последний раз? -- Они валялись в сарае у меня на фазенде. -- На которой, Хоб? -- На К'ан Доро, той, которой сейчас владеет Кейт. -- Да, пожалуй, лучше обсудить это с ней. ГЛАВА 2 Фазенда Кейт была в Сайта-Гертрудис. Покинув Гарри, Хоб спустился с гор на шоссе, а потом через долину Морна -- на главную магистраль. Проехав через Санта-Эюлалиа, он свернул к Ибице, затем повернул направо, на дорогу, ведущую к Сан-Антонио-Абад, а спустя милю повернул к маленькой вилле в стороне от дороги. Во дворе стояли две машины: одна -- старенький голубой "Ситроен" Кейт, другая -- довольно новый микроавтобус "Форд" американского производства. Хоб поставил свою машину рядом. У него уже начало сосать под ложечкой. Не успел он захлопнуть дверцу, как Кейт уже выбежала из дома во двор. -- Хоб! Вот здорово! Она выглядела по-прежнему хорошо. Точнее, она еще больше похорошела с тех пор, как Хоб видел ее в прошлый раз. Яркий сарафан, обнажающий плечи, белокурые волосы -- темно-золотые, а ближе к концам почти белые, пушистые и развевающиеся на ветру... Хоб затаил дыхание. Потом перевел дух. Спокойно, парень! Она ведь всегда сводила тебя с ума. -- Привет, Кейт. Я тут проезжал мимо и решил заскочить, посмотреть, как ты. Кейт была женщиной среднего роста, лет тридцати с небольшим, с улыбкой, как солнечный луч. Теперь она чуточку располнела, но все равно была хороша. Ее странный аромат надолго задерживался в памяти -- один из этих темных мускусных запахов, невероятных и неотразимых. Живое воплощение солнечного света -- так он называл ее когда-то. -- Ну что ж ты стоишь, заходи! Она повела его в дом -- маленькое современное бунгало. На крылечко вышел мужчина -- высокий, поджарый, мускулистый, с маленькими усиками, изящные небольшие ноги в кроссовках, шикарный белый костюм, на порочном смуглом лице -- скучающее выражение. -- Хоб, это Антонио Морено. Не знаю, знакомы ли вы? Сеньор Морено -- художник, приехал из Мадрида. Довольно известный. Я знаю, ты почти не следишь за событиями в мире искусства, но, может, ты все же слышал о его настенной росписи с убитыми лошадьми в галерее Монтьюич? Она наделала много шуму. Сеньор Морено согласился показать мне кое-какие свои произведения. Я сейчас работаю агентом галереи "Мадрас" в Ла-Пене. Мы надеемся, что сеньор Морено разрешит нам выставить некоторые из его работ. Сеньор Морено, это Хоб Дракониан, мой бывший муж. -- Здрасте, -- зло буркнул Хоб. -- Encantado! <Я в восхищении! (исп.)> -- насмешливо пропел Морено. -- Мне на самом деле нужно поговорить с Хобом, сеньор Морено, -- объяснила Кейт. -- Может, вы пока съездите в отель за теми холстами, которые обещали мне показать, и вернетесь где-нибудь через полчасика? -- Да, конечно, -- кисло ответил Морено. И уехал в своем американском "Форде". Кейт провела Хоба на уютную заднюю веранду и налила ему и себе холодного чаю. -- Дети в Швейцарии с Дереком. Они ужасно огорчатся, когда узнают, что ты заезжал без них. Что-то у тебя вид такой усталый? -- Отсутствие преуспевания утомляет, -- объяснил Хоб. Про Дерека он расспрашивать не стал. И мужественно удержался от вопросов о том, есть ли между ними с Морено что-то, кроме убитых лошадей. Все равно ведь не скажет... -- Что, агентство в застое? -- Да нет, дела идут, только денег нет. -- Ну, может, все еще наладится, -- сказала Кейт. Хоб кивнул, глядя в сторону. Этот Морено испоганил ему целый день, если не целый месяц. Хоб терпеть не мог видеть рядом с Кейт других мужчин, даже Дерека, с которым она жила уже почти пять лет. Глупо, конечно, надеяться, что у них с Кейт еще что-то может получиться. Пора делать свое дело да возвращаться в Париж. К Мариэль. Тьфу! "Пора менять свою жизнь", как сказал Рильке. -- Слушай, Кейт, мне надо спросить у тебя одну вещь. Помнишь те мои зеленые стеклянные бутылочки? Ну, которые я привез из Индии лет двадцать тому назад? -- А как же, конечно, помню, -- сказала Кейт. -- Ты в них еще гашиш продавал. Хоб поморщился. -- Когда мы с тобой разошлись, я оставил уйму таких бутылочек, пустых, в заднем сарае... -- Ой, да ты там оставил кучу всякого барахла! И коровьи шкуры, и эти уродские вышитые кошелечки из Индии... И еще перья -- у тебя были целые кипы этих перьев! -- Ничего удивительного. Я продавал это барахло хипповским торговцам для еженедельных ярмарок. -- В общем, полно всякого. И еще стеклянные четки -- Господи, эти стеклянные четки! Что ж там еще-то было? Кейт приняла задумчивую позу. Самая красивая женщина, какую он когда-либо встречал, и при этом никто лучше ее не умел выводить Хоба из себя. Каждый раз, как ему требовался ответ на прямо поставленный вопрос, она вместо этого уносилась за тридевять земель со своими воспоминаниями. -- Помнишь Филиппа? -- спросила она. -- Ну, которому ты еще подарил все свои трубки для курения гашиша? -- Помню. Он собирался написать нечто вроде исследования по курительным принадлежностям. Кейт, так насчет тех бутылочек... -- Я думаю, -- сказала Кейт. И посмотрела ему прямо в глаза. -- Я думаю -- как хорошо нам было вместе в старые добрые времена! Правда, Хоб? Сердце Хоба подпрыгнуло от радости -- и снова взялось за монотонную повседневную работу. Ну да, им было хорошо -- пару недель. А потом два года ада. Вот и вся горькая история их семейной жизни. -- Да, нам было очень хорошо, -- согласился Хоб. -- Жаль, этот Питер Соммерс подвернулся не ко времени.-- Питер? Так ты считаешь, что мы разошлись из-за Питера? -- Я же застал тебя с ним в постели! -- Да, но это было после того, как я узнала про твою интрижку с Зорайей. -- Послушай, так ведь про Зорайю ты знала еще до того, как все началось! -- Это ведь было в тот год, когда мы решили предоставить друг другу полную свободу, помнишь? -- Ну, это все было чисто теоретически. Мы так никогда и не договорились на этот счет. Хоб был в одной футболке, но ему сделалось жарко. Все эти стародавние дела он позабыл и предпочел бы их не ворошить. Нет, в разрыве была виновата она -- а даже если это и не так, Хоб этого знать не желает. -- Чисто теоретически? -- переспросила Кейт с тем коротким лающим смешком, который Хоб совсем забыл -- а теперь вспомнил. -- И что, Аннабель -- тоже чистая теория? -- Аннабель? Кейт, да ведь у нас с ней ничего не было! -- Да? А тогда ты говорил иначе! -- Я просто хотел заставить тебя ревновать. -- Ну что ж, этого у тебя не получилось. Кстати, с Аннабель можешь попробовать еще раз. Она вернулась на остров. Живет тут неподалеку. -- Да плевать мне, где она живет! Я никогда не имел с ней дела, да и не хотел. -- Врать ты всегда умел, -- заметила Кейт. -- Ну ничего, у вас с ней еще будет время по вспоминать старые добрые времена. -- Да о чем ты? Я вообще не собираюсь встречаться с Аннабель! -- А зря. Те бутылочки я отдала ей. Хоб развернулся, чтобы уйти, потом остановился. -- Ты не знакома с человеком по имени Этьен Варгас? -- Пару раз встречалась на пляже. Приятный мальчик. -- Ты случайно не знаешь, где он живет? Мне говорили, у его отца на острове своя вилла. -- Да, я тоже об этом слышала. Но не думаю, что Этьен живет у отца. Наверно, он живет у Питера Второго. ГЛАВА 3 Питер Второй был вторым по значимости торговцем наркотиками на Ибице. Специалист по гашишу, помешанный на качестве. Говорили, что у него в Марокко -- собственная ферма и что он самолично следит за переработкой листа марихуаны на гашиш. Раз он был Питером Вторым, предполагалось, что должен существовать и Питер Первый. Мнения островитян по поводу того, кто такой этот Питер Первый и существует ли он вообще, расходились. Многие полагали, что Питер Второй назвался так нарочно, в расчете на то, что полиция станет искать Питера Первого, а Второго оставит в покое. И, надо сказать, это действовало. Так что Питер Второй спокойно процветал. Далеко не все фазенды на Ибице строились в согласии с традициями. У дома Питера Второго была крыша с широкими, загибающимися кверху карнизами, как у японских домиков из фильмов Куросавы. Восточный колорит виллы подчеркивался длинными тибетскими флажками на высоких бамбуковых шестах, которые весело развевались на ветру, никогда не утихающем на вершине холма близ Сан-Хосе. Внутри дома японские мотивы подчеркивались натертыми до блеска деревянными полами, скудостью меблировки, создававшей простор, и раздвижными бамбуковыми перегородками между комнатами. Питер Второй мог позволить себе эту нарочитую простоту. Дзенский песчаный сад, который вы проходили по дороге от шоссе к главному зданию, был крайним воплощением этой изысканной бедности: три продуманно расставленных камня на засыпанной песком площадке в двадцать квадратных ярдов. Хобу этот садик очень нравился. Хотя себе он такого позволить не мог. Прежде всего у него не было ни времени, ни сил ежедневно разравнивать песок граблями и убирать каждый лист и прутик, упавший на него за ночь. Собственная фазенда Хоба была загромождена вещами. Тем более он ценил роскошную простоту жилища Питера. В то утро, когда Хоб заехал к Питеру, вилла казалась пустой. Хоб покричал хозяев, как было принято на острове, когда заезжаешь в гости без предупреждения. Никто не ответил. Но машины Питера и Дэви стояли перед домом. Поэтому Хоб прошел за дом. Там он нашел Дэви. Она была в сиреневом сари, пышные темные волосы собраны на макушке. Дэви месила к обеду хлеб с цуккини. -- Привет, Хоб! -- Я покричал, а вы не отзываетесь... -- Отсюда ничего не слышно. Говорила я Питеру, что надо установить систему внутренней связи, а он и слышать не хочет. Он ведь у нас стремится к единению с природой. -- Хозяин тут? -- Владыка в амбаре, беседует с духами. -- Ну ладно, тогда не буду его беспокоить. -- Да ничего, проходи. Питеру и его духам совсем не помешает новая компания. Дэви была невысокая и хорошенькая. Черные волосы отливали медью -- видимо, она красилась хной. Она выглядела диковинно даже на этом экзотическом острове. Дэви была дочерью английского инженера, строившего плотину в Раджаспуре, и светлокожей раджаспурской принцессы. По крайней мере, так утверждала она сама. Узнать о ком-то правду здесь, на Ибице, было довольно трудно: все рассказывали о себе то, что им было по вкусу. Хоб поднялся по каменным ступеням, ведущим через бамбуковую рощицу, обогнул прудик-лягушатник, и вышел к амбару, расположенному на задах усадьбы. В таких амбарах местные жители держали плоды рожкового дерева, а Питер -- марихуану, свое несравненное, собственноручно выращенное зелье. Торговля наркотиками была его профессией, а изготовление и потребление -- хобби. Когда Хоб вошел, Питер поднял голову и посмотрел на него. Он обрезал один из больших кустов марихуаны, сидящих в горшках, изящными вышивальными ножничками. На чистом шелковом платке рядом с горшком красовалась кучка золотисто-зеленых листьев. С ним был еще один человек -- очень высокий юноша с кожей цвета кофе с молоком. Хоб уже встречал его на какой-то вечеринке. Юноша был из Бразилии Говорили, что он богат -- или, по крайней мере, отец его очень богат -- и встречается с Аннабель, которая живет сейчас где-то в Ибица-Сити. Хоб заехал спросить, собирается ли Питер начинать занятия по буддистской медитации, которые он спонсировал. На Ибице, где в те времена телефоны были только в конторах и офисах, если ты хотел что-то у кого-то узнать, приходилось приезжать к этому человеку лично либо надеяться, что в один прекрасный день ты встретишься с ним в какой-нибудь кофейне, в ресторане или на пляже. Но последнее могло занять слишком много времени, так что, если ответ был тебе нужен в течение недели, приходилось ехать в гости. -- Да нет, надо еще обождать, -- ответил Питер. -- Солнечный Джим согласился вести занятия, но сейчас он уехал в Барселону, за мотоциклетными запчастями для своего магазина -- О'кей, -- сказал Хоб. -- Тогда не будешь ли ты так любезен дать мне знать, когда они начнутся? -- Можешь на меня рассчитывать, -- сказал Питер. -- Да, и еще хотел тебя спросить, -- сказал Хоб -- Ты когда-нибудь слышал про такой наркотик -- "сома"? -- А как же! Классический наркотик древней Индии. И еще бог такой. А что? -- Да вот, поговаривают, что его производят и в наше время. -- Сильно сомневаюсь, -- сказал Питер. -- Рецептов не сохранилось. Никто не имеет ни малейшего представления, из чего его делали. По-моему, тебе просто кто-то навешал лапши на уши, старик. -- Парижская полиция думает иначе, -- возразил Хоб. -- Французы -- все параноики, -- сентенциозно заметил Питер. -- Франция -- родина теории заговора. Это началось еще с тамплиеров. Этьен, ты когда-нибудь слышал про такую штуку? -- Нет, -- ответил Этьен. -- Но если эта "сома" появилась в продаже, я хотел бы попробовать. Хоб, а при чем тут французская полиция? -- Ну, мне кажется, ни для кого не секрет, что на этой неделе в Париже грохнули Стенли Бауэра. Так вот, французы думают, что он распространял некий наркотик, именуемый "сома". -- Надеюсь, они ошибаются, -- сказал Питер -- Почему? -- спросил Хоб. -- Эта новомодная штука может сильно навредить моему бизнесу. -- Пойду попрошу Дэви заварить мне чайку, -- сказал Этьен. -- Пока, ребята. И вышел на залитый солнцем двор Питер неторопливо свернул косячок из только что нарезанной марихуаны. Косячок он сворачивал так, как это принято в Вест-Индии -- из пяти листков бумаги, так что в результате вышло нечто, похожее на сигару. Пока Питер возился с косяком, оба они молчали -- забивание косяка было почти что священнодействием для Питера, одного из самых известных торговцев наркотиками на острове, не любившего распространяться о своем ремесле. Завершив работу, Питер протянул косяк Хобу. Тот аккуратно прикурил его от деревянной спички, затянулся раз пять, одобрительно кашлянул и передал Питеру Питер затянулся Оба уселись в деревянные кресла, стоящие в амбаре, и некоторое время молчали Первый косяк дня -- это священный момент. Наконец Питер спросил: -- Как твое агентство? -- Нормально, -- ответил Хоб. После этого они курили молча. В разговорах нужды не было. Через полчаса Хоб поехал к себе домой, в состоянии приятного кайфа, с унциевым "храмовым шариком" в кармане. Питер делал эти шарики из отборного пакистанского гашиша и заворачивал в голубой целлофан -- это был его фирменный знак. Ценный подарок В последнее время дела Питера шли так хорошо, что ему уже не было нужды торговать своими "храмовыми шариками" Теперь он приберегал их в качестве сувениров для близких друзей. ГЛАВА 4 Сложность расследования на Ибице зависит только от вас Если интересующий вас человек проживает в поселке Санта-Эюлалиа, первое, что надо сделать, -- это отправиться в "Эль Киоско", кафе под открытым небом в центре городка. "Эль Киоско" расположено в верхней части вымощенного плиткой прямоугольника) спускающегося к морю, рядом с памятником Абелю Матутесу. Хобу не потребовалось много времени, чтобы разузнать о Стенли Бауэре. Этот мужик вечно жил в гостях у кого-то из англичан, вечно без гроша в кармане, но одевался весьма прилично: хороший костюм для профессионального "сеньора из общества" -- такая же необходимая вещь, как гаечный ключ для автомеханика. И хорошие ботинки тоже. Стенли Бауэр запомнился обществу своей коллекцией туфель от Балли. И еще у него были золотые часы от Одмара Пике -- скорее всего, гонконгская подделка, но ведь не станешь же ты заглядывать под крышку чужих часов, чтобы выяснить, настоящие они или нет. Хоб удачно выбрал время для расспросов -- послеобеденное, незадолго до открытия магазинов после полуденной сиесты. В кафе сидела толпа аборигенов, у ног которых, точно собаки, теснились соломенные сумки, ожидающие, когда их наполнят вечерними покупками. Томас-датчанин сидел за средним столиком, высокий, белокурый, в своей обычной синей капитанской фуражке. -- Стенли? А как же Я его видел на той неделе. Говорят, в Париж уехал. А что, он тебе должен? -- Да нет Мне нужна его помощь в расследовании Томас и его приятели дружно расхохотались. В те времена никто не принимал Хоба с его агентством всерьез. Зауважали его позднее, когда на остров явился старый итальянец, за поимку которого была назначена награда. -- Попробуй узнать у его старухи, -- сказал Томас. -- А кто она? -- спросил Хоб. -- Аннабель. Не француженка, а другая Аннабель, из Лондона Ты ведь ее знаешь, верно, Хоб? -- Да, конечно. Но я не знал, что она жила со Стенли. Как она? -- Говорят, все еще на высоте, -- сказал Томас. -- Хорошенькая, как картинка, и хитрая, как лиса -- А где она теперь живет? -- Провалиться мне, если я знаю. Не в Санта-Эюлалиа, это точно. Большая Берта должна знать. Ты знаешь, где живет Большая Берта? -- Наверно, в Далт-Вилле, если не переехала, -- сказал Хоб. -- Слушай, Томас, сюда чуть попозже собирался завернуть Гарри, выпить пивка. Скажи ему, что наш сегодняшний обед отменяется. Постараюсь поймать его попозже у Сэнди. И Хоб отправился на своей взятой напрокат машине в Ибице. Машину он оставил на окраине, на стоянке рядом с автомагазином, дальше пошел пешком к стоянке такси на Аламеде. Ехать туда на машине не имело смысла -- в Далт-Вилле все равно нет стоянок. Большое черно-белое такси "Мерседес" провезло его по Ла-Калле-де-лас-Фармасиас, свернуло направо, и они очутились у римской стены Далт-Виллы. Это была самая высокая и самая старая часть города. Они проехали по узким крутым улочкам без тротуаров, мимо музея, потом еще раз свернули -- и здесь такси остановилось Хоб заплатил, выбрался наружу и пошел дальше по переулкам, таким узким, что там с трудом можно было разойтись даже двум пешеходам. Большая Берта жила в безымянном переулке в Далт-Вилле, в двух шагах от самой высокой точки Старого Города. На Ибице полно иностранцев, гордящихся своим местожительством и убежденных, что именно они живут в самом престижном районе. Чем меньше остров, тем разборчивей на этот счет живущие тут иностранцы. На Ибице каждая часть острова имела своих приверженцев, кроме разве что свалки и прилегающих к ней районов -- шумного и вонючего места, более всего напоминающего дантов ад. В Далт-Вилле было полно шикарных старых квартир в элегантных старых домах. Между домами росли деревья, и воздух там был чистый. Единственная проблема заключалась в том, как туда добираться. Подъем крутой, автобусы не ходят, а в самый центр и такси не проедет. Но Берта решила для себя эту проблему -- она попросту почти не выходила из дому, разве что затем, чтобы сходить в соседний ресторан или на выставку в галерею Симса, расположенную на той же улице. Или если Берту приглашали на какой-нибудь прием. Для нее выбраться из дома было немалой проблемой. Большая Берта весила немногим меньше трехсот фунтов. Это была веселая, жизнерадостная американка. Говорили, что она в родстве с Дюпонами из Делавера. Она жила на Ибице с незапамятных времен -- и при республике, и при Франко, и потом, когда Франко свергли и снова установили республику. Она знавала Элиота Поля, была общительна, любила людей, обожала музыку. И деньги у нее водились. Доходы Дюпонов -- или, вероятнее, какого-нибудь другого, менее известного, но не менее процветающего семейства -- позволяли ей жить со вкусом и принимать гостей с шиком. Большая Берта чуть ли не каждый месяц устраивала приемы, водила дружбу с артистами, музыкантами и художниками всех стилей и направлений, как талантливыми, так и бесталанными, кое-кому из них давала взаймы, другим разрешала пользоваться своей маленькой виллой в приходе Сан-Хуан. Говорили, что она лично знакома со всеми жителями острова. Ну, это, конечно, маловероятно. За туристский сезон через аэропорт Сон-Сан-Хуан проходило не меньше миллиона народу. Но она действительно была знакома с кучей народа, а про тех, кого не знала лично, могла при необходимости все разузнать. Она встретила Хоба в своем цветущем палисаднике и провела к себе в квартиру. Квартира была большая и просторная, заставленная диванчиками, кушеточками, креслами с плетеными спинками, местными сундуками, столиками -- и двумя разбитыми и склеенными римскими амфорами с остроконечным дном, на железных подставках Берта вывела Хоба на обдуваемую ветерком террасу. Пол из темно-красной терракотовой плитки был залит золотым солнечным светом. Внизу простирался весь Ибица-Сити, уступами белых квадратов и прямоугольников спускавшийся к гавани с, несколькими туристскими лайнерами у причала и бесчисленными кафе. -- Ну так, -- спросила Берта, поболтав минут пять о том о сем, -- что же привело тебя в мое орлиное гнездо? -- Я ищу Аннабель, -- сказал Хоб. -- И надеялся, что вы мне подскажете, где ее искать. -- Могу разузнать, -- сказала Берта. -- Дай мне пару дней, я кое-кого порасспрошу. А что у тебя еще новенького? Ты здесь по делу или просто небо коптишь, как все мы? -- Я расследую убийство Стенли Бауэра. Вы про него слышали? Берта кивнула. -- Лоран звонил из Парижа. Прочитал об этом в "Геральд Трибюн". Он был в полной прострации. -- Я слышал, Аннабель много встречалась со Стенли? -- Да, они часто бывали вместе на вечеринках. Но Стенли не интересовался девушками, ты ведь знаешь. -- Слышал. Однако они были друзьями. -- Ну это ведь не преступление, верно? Хоб решил испробовать другую тактику. -- Берта, хотите работать на меня? -- Я? Частным детективом? -- Нет, помощником частного детектива. Большая Берта улыбнулась, покачала головой, но не сказала "нет". Она встала, подошла к буфету и сделала два Джина с содовой. Хоб знал, что в деньгах она не нуждается. Дела Берты шли превосходно. У нее даже были кое-какие вложения, она владела какой-то собственностью. Но Берта была из тех, про кого говорят "каждой бочке затычка" -- лезла во все дырки, любила все про всех разузнавать, любила посплетничать. А это даст ей повод сплетничать на законных основаниях. Она вернулась с двумя бокалами, протянула один Хобу. -- Что мне надо будет делать? -- Да все то же, что и теперь. Встречаться с людьми. Давать приемы. Ходить на открытия выставок. Обедать в хороших ресторанах. Конечно, оплачивать все это я не смогу. Но ведь вы и так это делаете. А потом рассказывать мне то, что узнаете. -- Да, конечно. Это не проблема. Хоб давно знал, что люди, даже самые болтливые, охотнее говорят тогда, когда им за это платят, даже если плата чисто символическая. Оплачиваемая болтовня становится уже не болтовней, а работой, то есть делом приличным, уважаемым и полезным. А даже самые бесшабашные и независимые не имеют ничего против приличий, если эти приличия оплачены. -- Звучит забавно! Вот и Большой Берте понравилась идея сделаться полезным членом общества -- если, конечно, это будет интересно, и к тому же не за бесплатно. Но много платить не придется. Что очень кстати: у Хоба много и не было. Все знали, что его агентство -- скорее радужная мечта, чем солидное действующее предприятие. А что может быть привлекательнее радужной мечты, даже если ты не какой-нибудь декадент? Тем более что труда особого это не потребует, а все-таки оплачиваться будет. -- Так что же мне делать, Хоб? Я ведь уже не так легка на подъем, как в былые времена! -- Берта, вам не понадобится делать абсолютно ничего, кроме того, что вы и так делаете. В этом то вся суть! -- А что именно ты хочешь знать сейчас? -- Мне нужно раздобыть сведения об одном человеке. Узнать, кто он такой, и вообще все, что можно. И Хоб рассказал ей про человека, которого видели в Париже вместе со Стенли Бауэром перед тем, как того убили. Все, что знал. -- Не густо, -- заметила Берта. -- Если кто-то и сумеет выяснить, что это за человек, то только вы! -- Хоб, ты мне льстишь. Однако ты прав. Если ни я, ни мои знакомые не знают, что это за человек, значит, его вообще не существует. Она поразмыслила. Потом спросила: -- Так тебе нужны сведения? Но я люблю делиться сведениями. Почему ты должен мне за них платить? -- Полезные услуги следует оплачивать, -- сказал Хоб. -- А я люблю пользоваться услугами своих друзей. Это девиз детективного агентства "Альтернатива". -- Благородный девиз. -- Я тоже так думаю -- Но чуточку дурацкий, как и большинство благородных девизов. Хоб пожал плечами. -- Ну так что, вы согласны или нет? -- Согласна, черт возьми! -- сказала Берта. -- С удовольствием поработаю одним из твоих детективов. А что еще тебе надо узнать сейчас? Хоб был озадачен. К подобной прямоте он не привык. Ему надо было подумать. Наконец он сказал: -- Ну, помимо того, где найти Аннабель и личности того таинственного испаноговорящего господина, мне надо знать, что вообще нового на Ибице. В смысле, не происходило ли в последнее время чего-нибудь новенького? -- Да здесь все время происходит что-то новенькое, -- сказала Берта. -- Новые выставки и бутики тебя интересуют? -- Да нет, вряд ли. А что-нибудь еще? -- Ты бы уточнил... А новый отель? -- А что, открылся новый отель? -- А ты не слыхал? Странно. -- Я только что из Парижа. -- А-а, ну тогда понятно. Возле Сан-Матео строят новый роскошный отель. Он вот-вот откроется. Недели через две. Говорят, в японском стиле. В следующую среду будет большой прием. -- Вы идете? -- Конечно Я -- в списке "Б". -- А разве существует несколько списков приглашенных? -- Дорогой мой, ну конечно! Ты что, не знаешь, как это делается? Сперва состоится огромный прием -- во второй половине дня, на территории отеля. Там будет половина острова. Попасть туда может любой, даже без приглашения. Это список "В". Потом, вечером, когда всякая мелюзга уберется, будет прием для избранных -- с обедом и танцами. Человек на сто. -- И это список "А"? -- Нет, дорогой мой, это список "Б". Он все еще довольно большой. -- А кто будет в списке "А"? -- А вот когда те, кто из списка "Б", уберутся, где-нибудь после полуночи, останутся только самые-самые -- человек восемь-десять Владельцы и инвесторы и, разумеется, их дамы -- или их кавалеры, это уж у кого как. И они до утра будут сидеть, пить и ловить кайф. Но список "А" -- не так занятно, как список "Б" Разве что с точки зрения сноба К тому же в него не попадешь, если ты не инвестор и не любовник или любовница инвестора. -- А кто инвесторы-то? -- поинтересовался Хоб. -- Кто его строит, этот отель? -- Я знаю только по слухам. Вроде бы как несколько богатых японцев и несколько богатых латиноамериканцев Поговаривают, что основное финансирование идет от якудзы -- знаешь, это японская мафия так называется? Ну конечно, знаешь. Денежки отмывают за границей. Интересно? -- Очень, -- сказал Хоб. -- А нельзя ли устроить, чтобы и нас с Гарри Хэмом включили в список "Б"? -- Устроим, -- пообещала Берта. -- Теперь я работаю на тебя. Мои связи -- твои связи Кстати, не то чтобы это было очень важно, но все-таки -- сколько ты мне собираешься платить? -- Не могу сказать, пока не узнаю, сколько сотрудников мне понадобится. Вы получите процент от доходов, зависящий от того, сколько времени вы на это потратите и какой степени риска будете подвергаться -- если, конечно, такое случится. -- Ну, там видно будет, -- сказала Берта. -- Но я предпочла бы обойтись без риска. Я поговорю с одним латиноамериканцем, который дружил со Стенли. Да, кстати: Аннабель живет в Фигуэретах, в "Улье". -- Вы ведь вроде говорили, что вам надо еще порасспрашивать? -- Так ведь это было до того, как ты меня нанял, дорогуша! Я просто собиралась узнать у Аннабель, захочет ли она тебя видеть. Ну а теперь это не играет роли. ГЛАВА 5 Хоб спустился с холма, на котором раскинулся город, и вернулся к стоянке, где оставил свою машину.- Сел в нее и поехал за город, мимо жутких новостроек, в сторону Фигуэрет. Он выехал из города и направился вдоль моря по ухабистой немощеной дороге. По одну сторону дороги шумело море, по другую возвышались отели пастельных цветов. Это была новая Ибица. В отличие от Далт-Виллы вокруг Фигуэрет не было древней римской стены. Они стояли сами по себе на дороге к Салинам, соляным пустошам, разрабатывавшимся еще римлянами и использовавшимся до сих пор. Фигуэреты обошло стороной нынешнее процветание Ибицы. Это был городок захудалых мелких баров, крошечных лавчонок и второразрядных ресторанчиков, населенный неудачниками, наркоманами, алкоголиками, эмигрантами, живущими на деньги, присылаемые с родины, перегоревшими музыкантами, состарившимися карточными шулерами, разорившимися бизнесменами и прочей публикой того же разбора. "Ульем" назывались три ветхих четырехэтажных здания с внешними лестницами, соединенных дорожками и веревками для сушки белья. Из окон открывался красивый, но чересчур удаленный вид на мол и море. Аннабель жила на tercero piso <Третий этаж (исп.)> строения dos <Два (исп.)>. Хоб поднялся по лестнице мимо задних дверей, у которых громоздились кучи мусора и старые детские коляски Ребятишки орали на кошек, мужики -- на своих старух, старухи рыдали, вспоминая прошлое, а нетрезвые поэты перелагали все это в неудобоваримые стихи, отмеченные натужным полетом фантазии. Короче, сценка из "Порги и Бесс" в европейском стиле. -- А, Хоб! -- сказала Аннабель. -- Заходи и падай. Пива хочешь? -- А как же! Квартирка была маленькая и неухоженная. Лучшее, что в ней было, -- это вид на низенькие домики на берегу и лазурное море. Большое окно распахнуто настежь. В него влетал легкий ветерок, полощущий белье, которое Аннабель развесила на балконе. Пахло кошкой. Сантана, старая черепаховая кошка Аннабель, сидела на спинке одного из шатких мягких стульев и недружелюбно смотрела на Хоба. Кошачья вонь смешивалась с запахами оливкового масла, чеснока и хозяйственного мыла. Сама Аннабель была в шелковом кимоно -- а может, и нейлоновом, Хоб слабо разбирался в таких вещах. Во всяком случае, оно было ало-оранжевым. Ворот отвисал, приоткрывая полные, заостренные, чуть отвисшие груди Аннабель. Когда Аннабель закинула ногу на ногу, пола кимоно сползла вниз, обнажив кусочек загорелого бедра. Аннабель была, пожалуй, самой хорошенькой наркоманкой на острове. Родилась она в Лондоне, где-то в районе Свисс-Коттедж. Ей было лет под тридцать, и лицо ее смутно напоминало Хобу молодую Джоан Коллинз. Впервые она приехала на Ибицу еще подростком и связалась с Черным Роджером, торговцем героином из Детройта. Они очень славно жили вместе, пока Роджера не замели во время первой большой чистки, устроенной полицией. Тогда копы похватали многих торговцев наркотиками, наркоманов и прочего нежелательного элемента. Но Аннабель всегда могла бросить наркотики, если хотела. Увы, в последнее время эта способность начала ее покидать. Правда, на руках у нее все еще не было следов от шприца -- Аннабель гордилась своим маленьким, ладным телом и вводила себе наркотик между пальцами ног. -- Чем ты теперь занимаешься? -- поинтересовался Хоб. Аннабель пожала плечами -- Работаю официан