собственная боевая машина. Мэл, почему бы тебе не рассказать поподробнее про эти соревнования? - В основном все это напоминает традиционные дерби с уничтожением машин, - начал рассказывать Протт. - Только в отличие от него, боевые машины не просто гоняются друг за другом, пытаясь стукнуть соперника как можно сильнее - на них в добавок ко всему, установлены пушки и другое вооружение. Итак, у вас есть возможность понаблюдать за настоящей танковой битвой. - Думаю, следует добавить, - сказал Филакис, что все боеприпасы, которые используют участники этой игры, изготовлены оружейниками Охотничьей Академии и разрываются на расстоянии двадцати футов от дула. Поэтому зрители застрахованы от несчастных случаев - никакой шальной снаряд не долетит до трибун. - Это не ракетная установка там на крыше "линкольна"? - спросил Протт. - Именно. Автоматическая и самонаводящаяся, - сказал Филакис. - А у "тойоты", я вижу, пушки установлены по обе стороны. - А вот и "Паук Мурлан", - продолжал Протт. - У него двигатель в 2000 лошадиных сил. Его гигантская клешня приводится в действие специальным краном, закрепленным сзади машины. Клешней управляет компьютер в панели управления автомобиля. - Вот появился "Баран Эдди", - прокомментировал Филакис. - Его машина напоминает одного из вымерших динозавров. Стегозавра, если я не ошибаюсь. Такие формы всегда привлекали конструкторов. Со всех сторон она защищена броней и имеет перископ. Все машины выезжают на стартовую позицию. Звучит сигнал! Битва боевых машин началась! - "Баран Эдди" не теряет времени, - заметил Протт. - При помощи своего мощного магнита он схватил "Монстра Максвелла". Сбоку открывается панель, и из "Барана" высовывается циркулярная пила с суперпрочными зубьями. Она, как нож через масло, проходит через броню "Монстра". А теперь телескопическая рука робота закладывает в образовавшееся отверстие заряд взрывчатки. - Вот это красота! - восхищенно сказал Мэл. - А вот приближается "Скорпион Келли", чрезвычайно маневренный и может развивать фантастические скорости, как старинные автомобили из Формулы-1. Он низкий, обтекаемой формы. Его трудно схватить или ударить. Битва на желтом песчаном поле продолжалась. Когда машины тормозили и разворачивались, стреляя друг в друга из пушек, в сияющее голубизной небо поднимались облака дыма. Повсюду валялись рваные куски железа, кровь и машинное масло лились рекой. Лопались шины, отрывались дверцы, машины носились по арене, пытаясь прижать соперников к бортам. Вскоре битву продолжали лишь две оставшиеся на ходу машины - "Скорпион" и "Яйцеклад". - Это две абсолютно разные машины, - объяснил Филакис. - Может, ты расскажешь нам про их принцип действия, Мэл? - Своей удивительной подвижностью "Скорпион" напоминает колибри на колесах. Все его четыре колеса способны разворачиваться на 360 градусов, и автомобиль может продолжать движение под самым неожиданным углом. Он запрограммирован за спонтанное движение, поэтому компьютерам машин-соперникам чрезвычайно трудно предугадать траекторию его движения. Впереди у него тяжелый пулемет, стреляющий длинными очередями. Но его основное вооружение - тяжелая пушка, закрепленная над задним бампером. - В отличие от него "Яйцеклад", - продолжил Филакис, - сконструирован совершенно по другому принципу. Снаружи он напоминает черное матовое яйцо. Двадцатичетырехмиллиметровая броня делает его слишком тяжелым, но он зато абсолютно неуязвим, если стрелять в него в упор. "Яйцеклад" вроде бы не имеет никакого наступательного вооружения - не видно ни амбразур, ни пушечных башен, ни торчащих стволов. У него отсутствует даже антенна. Он защищается тем, что устанавливает мины на пути противника. "Скорпион" как золотистая молния, проскочил мимо "Яйцеклада". Развернувшись, он выстрелил из тяжелой пушки прямо в бок соперника. В этот момент земля под "Скорпионом" взорвалась. Машина подлетела футов на двадцать в воздух и раскололась на шесть крупных и бесчисленное количество мелких кусков. - Вот это да! - восхищенно воскликнул Филакис. - Мне кажется, "Скорпион" недооценил способность "Яйцеклада" молниеносно подкладывать мины и был уверен на все сто, что атака с фланга принесет ему победу. Теперь машина делает почетный круг по арене. Да, тут предстоит большая уборка. Но какой блестящий финал! - Несомненно, - согласился Мэл. - Мне всегда нравилось смотреть, как машины уничтожают друг друга. Сегодня механики в гаражах умоются кровавыми слезами при виде своих разбитых детищ. 54 - Ты уверен? - спросил Луэйн у Сэкса. - По крайней мере, так мне сказал мой шурин. - Проклятье! - воскликнул Охотник. - Такого я не ожидал. Кому только в голову могла прийти такая чушь? У нас есть что-нибудь подходящее для такой ситуации? Сузер улыбнулся. - Я ждал нечто такое. Поэтому захватил все необходимое. Он развязал один из полотняных мешков. - Надо торопиться, босс. Скоро ваш выход. 55 - А теперь начинаются соревнования Серпоциклов, - сказал Гордон Филакис. - Мэл, может, ты что-нибудь нам расскажешь? Ты ведь трехкратный чемпион в этом виде спорта. - Конечно, Гордон. Как вы заметили, друзья, у каждого мотоцикла к ступицам крепятся острые, как лезвие бритвы, серпы, как это было на боевых колесницах древних римлян. Пешие участники вооружены сеткой и трезубцем, наподобие римских гладиаторов. Смысл поединка заключается в том, сможет ли пеший участник победить мотоциклиста раньше, чем тот прикончит его. Разумеется, я все слишком упрощаю, но в этом состоит вся суть соревнований. - Некоторым может показаться, что у мотоциклистов гораздо меньше шансов на победу, - сказал Гордон Филакис. - Ведь им, кроме всего прочего, нужно еще сохранять равновесие. Когда пеший участник бросает сеть, мотоциклист теряет равновесие, даже если она его и не задела, и у гладиатора достаточно времени, чтобы, не обращая внимания на смертоносные серпы, встать позади противника и пронзить его свои трезубцем. - Все это правильно, Гордон, - ответил Мэл, - но и у мотоциклистов есть своя стратегия. Их небольшие, легкие и мощные мотоциклы способны останавливаться на любой скорости, делать невероятные повороты и крены. Их можно прижимать к земле и мгновенно выравнивать, поднимаясь на заднем колесе. Можно задом наперед подъехать к пешему гладиатору и подкосить его серпами. Иногда мотоциклистам удается ухватить за сетку, не потеряв при этом равновесия, и протянуть гладиатора за собой по всей арене, пока тот не превратиться в кучу лохмотьев, простите меня за выражение. Так что, преимущества есть не только у пеших гладиаторов. Соревнования начались. Мотоциклы рычали и визжали, некоторые из них теряли управление и падали. Их водители попадали в сети, где крутились и вертелись, напрасно пытаясь уклониться от смертоносных трезубцев. На песчаной арене лежало и несколько пеших участников, они громко кричали, когда серпы разрезали их на части. По всей арене валялись головы и различные части тела. Зрители уже устали от переживаний, когда в живых остались лишь двое участников - один с сеткой, другой на серпоцикле - которых и провозгласили победителями соревнований. 56 Затем объявили короткий перерыв, чтобы зрители смогли перекусить и сходить в туалет. За это время рабочие натянули канат, на котором должна была состояться дуэль канатоходцев. Дуэлянты ступили на канат, натянутый на высоте ста футов над ареной. Каждый из них был одет в цельный плотно облегающий тело костюм из блестящего атласа. Их острые рапиры поблескивали на солнце. Они стали сближаться. На шее у каждого из дуэлянтов была привязана веревка, которая другим концом крепилась за большое кольцо. Оно легко перемещалось по канату, не мешая участникам двигаться взад-вперед. Но если бы кто-нибудь из дуэлянтов потерял равновесие, он бы пролетел вниз только на пятьдесят футов - именно такой была длина веревки. Резко дернувшись, он бы сломал себе шею. Это было необычное состязание даже для Эсмеральды и требовало от участников специальной подготовки. К счастью, человечество еще до сих пор не нашло чего-нибудь такого ужасного, опасного и фривольного, чтобы оно не привлекало массу желающих попробовать свои силы. Соперники встретились на середине каната, скрестили рапиры, и дуэль началась. В подобных условиях фехтования движения должны быть минимальными и точными. Делать выпады и защищаться от них тоже надо легко. Лучше иногда стоит позволить себя уколоть, чем, слишком энергично защищаясь, повесится на веревке. Слева находился Августин Смайлз, двухкратный победитель предыдущих игр из города Слот, штат Северная Дакота. Он легко передвигался по канату, и его рапира двигалась подобно змеиному жалу. Его противник, Жерар Гато из Парижа, Франция, был новичком. Никто не знал, чего от него можно ожидать. Смайлз сделал резкий выпад. Пред таким натиском фехтовальщика из Северной Дакоты Гато отступил. Француз сначала отразил удар, а потом замахнулся рапирой на Смайлза, как будто у него в руках была сабля. Правилами это не воспрещалось, но на практике такого еще не случалось - из-за резкого колебания каната можно было самому свалиться вниз. Вместо того, чтобы погасить колебания, Гато бросился вперед, усиливая их еще больше. Филакис был одним из тех немногих, что знал, что Гато является одним из основателей Новой Теории дуэлей на канате, которая стала столь популярна во Франции. Сидя за столиками парижских кафе на улице Сен-Дени, Гато и ему подобные утверждали, что колебания каната являются не чем иным, как своеобразной формой покоя. Но так как они утверждали это по-французски, в Англии и в Америке их никто не понимал. Теперь Гато прибыл на Охотничьи Игры, чтобы подтвердить свои убеждения на практике. Смайлз, хмурый уроженец Северной Дакоты, пытался изо всех сил удержать равновесие. Напрасно, стабильность, на которую он так рассчитывал, уже не существовало. Взмахнув руками, он упал с каната. Толпа восторженно охнула. А потом послышались восхищенные возгласы, потому что, как только Смайлз начал падать, Гато пронзил его сердце, чтобы тот погиб от более почетной раны, чем сломанная шея. Но колебания каната поставили в сложное положение и самого победителя. Пришла его очередь размахивать руками, чувствуя, что колебания каната становятся слишком сильными. Какое-то мгновение он удерживал равновесие, пытаясь не упасть, а канат извивался, как скакалка в руках двух шкодливых дочерей великана. И Гато упал. Но и в этот момент хладнокровному французу не изменила выдержка. Бросив рапиру, он ухватился обеими руками за веревку, остановив падение, пока это еще можно было сделать. Он повисел там несколько секунд, дрыгая ногами в ответ на подбадривания зрителей, а потом не спеша снова залез по веревке на канат. Подождав, пока стихнут аплодисменты, он указал на дрожащий канат. - Видите? И все таки он двигается! На следующий день в газетах много спорили о том, что же Гато имел в виду под этими словами Затем начались соревнования Смертельных Тарелочек. Оба игрока вышли на середину арены, поприветствовали зрителей и судью, с ног до головы закованного в броню. Он взмахнул клетчатым флажком, и поединок начался. Тарелки для этих соревнований изготавливались из легких стальных пластин, края которых были острыми, как лезвия бритвы. Игроки были одеты лишь в плавки и спортивные туфли. Единственным средством защиты им служили кожаные рукавицы, внутренняя поверхность которых была покрыта тремя слоями стальной сетки. Только такой рукавицей можно было поймать смертоносную тарелочку. Тарелочки планировали, выписывали дуги, летая по всей арене. Игроки часто кидали их как бумеранг - не попав в цель, тарелка возвращалась в рукавицу своего владельца. Оба соперника отлично умели бросать тарелочки так, чтобы они сначала летели на самой землей, а потом резко взмывали вверх в самый неожиданный момент. Блестящие стальные тарелочки летали, сверкая на солнце, жужжа, как рой рассерженных шмелей, и разлетались во все стороны, как летучие мыши на фоне заката. Некоторое время ничего интересного не происходило. Зрители молча и сосредоточенно наблюдали за игроками. Не было слышно ничего, кроме лязга металла, когда тарелочки попадали в защитную рукавицу. У каждого игрока за спиной висел кожаный мешок с запасными тарелочками. Фаворитом этого года был Оскар Шабо. Он сражался с Мануэлем Эчеверрия по прозвищу Манос, испанским баском из Бильбао. Эчеверрия тренировался втайне от всех, и никто не знал, на что он способен. С самого начала было заметно, что испанец ловит тарелочки не так профессионально, как Оскар. Так же казалось, что Манос не совсем уверенно держится на ногах, как будто с перепоя, что впрочем соответствовало действительности. Мощный венгр почувствовал свое преимущество и стал наступать, тесня противника серией блестящих бросков - тарелки осатанело летали по арене, как стая взбесившихся скворцов. Манос отступал, подпрыгивая и уклоняясь от смертоносных дисков, которые летели на него со всех сторон, хватал их рукой в защитной перчатке и пытался не потерять равновесия. Казалось, что пьянице-баску настал конец. Но настоящие любители, которые видели выступления Маноса в Европе, толкали в бок своих менее искушенных приятелей и говорили: "Подождите, всему свое время". Действительно, когда Маноса, казалось, уже ничто не может спасти, он внезапно сделал два шага вбок, вытащил из мешка две тарелочки и одновременно швырнул их в противника. Оказывается хитрый баск одинаково хорошо владел обеими руками и прекрасно освоил искусство двойной атаки! Блестящие смертоносные тарелочки с бешеной скоростью налетели на Шабо с разных сторон, почти одновременно достигнув его под разными углами. Бритоголовый венгр в отчаянии упал на спину, чтобы подкованными туфлями отбить тарелочки, которые жужжали словно рассерженные мухи в июне. Даже из этого неудобного положения Шабо умудрился сделать безнадежный бросок, который в прошлом году обеспечил ему победу. Его тарелочка зазвенела в воздухе, долетела до зрительских рядов, развернулась и под косым углом полетела на Маноса. Баск был готов принять вызов. Брошенная левой рукой тарелка Маноса столкнулась с тарелкой противника на полдороге. Посыпались искры, и обе тарелочки упали на землю. Затем Манос трижды обернулся вокруг своей оси, как дискобол, и бросил две тарелочки одновременно. Они высоко взмыли в небо, развернулись и с разных сторон полетели на Шабо, как несущиеся под откос локомотивы. Одну венгру удалось поймать, а другая отрезала ему руку по локоть. Несмотря на травму, Шабо попробовал сделать последний бросок. Но он не успел этого сделать, как новая пара тарелочек налетела на него с разных сторон. Одна пролетела мимо. Другая вошла в череп над самыми бровями. Микрофон поймал его предсмертный хрип и усилил его на радость зрителям. Затем настало время Великой Расплаты. 57 С арены убрали остатки мусора после соревнований серпоциклов. - А теперь, леди и джентльмены, - произнес Гордон Филакис, - состоится то, чего вы так давно ждали, и после чего официально начнется праздник Сатурналий. Итак, друзья, настало время Великой Расплаты. Знаю, вы все старались угадать, какой она будет в этом году. Что ж, не будем терять время. Ребята, начинайте. На арену вышли четверо мужчин в белых трико, которые катили большую платформу на колесах, огороженную канатами на манер боксерского ринга. Увидев его, зрители разочарованно загудели. - Подождите минутку, - сказал Филакис, - это совсем не то, что вы думаете. Наверно, вы полагаете, что сейчас - как и в прошлом году - вы станете свидетелями обычного поединка гладиаторов? Совсем нет! В этом году мы придумали нечто получше и надеемся, что вам это понравится. Но сначала позвольте представить вам наших счастливых финалистов. Давайте сюда, парни! Хэрольд и Луэйн вышли с разных концов на арену под бешеный шквал аплодисментов. Оба они были в костюмах-трико черного цвета. Одновременно с ними вышли четверо ассистентов Великой Расплаты, неся огромный деревянный ящик. - Вот они стоят перед вами, друзья, - продолжал Филакис, - двое соперников в Великой Расплате. Наш местный парень Луэйн Добрей и его противник Хэрольд Эрдман, прибывший на наш остров издалека. Только один из них покинет этот ринг живым и станет нашим новым Королем Сатурналий. Как настроение, ребята? Ну как, Луэйн чувствовать себя участником Великой Расплаты? Я слышал, ты давно мечтал о такой чести. - Я могу только сказать, - произнес Луэйн, - что хотя я этого и не заслуживаю, я прекрасно понимаю, какая мне оказана честь и обещаю показать вам великолепный поединок. - Вот это слова настоящего Охотника! - воскликнул Филакис. - А что ты скажешь, Хэрольд? - Что? То же самое, что и Луэйн. Только я действительно так считаю. - Ну что ж, желаю вам обоим удачи, а теперь давайте посмотрим на оружие. Ассистенты открыли ящик и достали оттуда два блестящих кинжала. - Это для близкого боя, - объяснил Филакис, - а теперь основное оружие. Ассистенты вынули из ящика два боевых топора с короткими рукоятками и обоюдоострым лезвием. Они подняли их над головой, чтобы каждый мог как следует их рассмотреть. Камеры показывали оружие крупным планом и со всех сторон. - Просто красота, не правда ли? - говорил Филакис. - Это точные копии древненорвежских топоров. Они изготовлены в оружейных мастерских Охотничьего Мира и наточены так, как их никогда бы не удалось наточить древним норвежцам. В этом у меня нет никаких сомнений. Копии этих боевых топоров в натуральную величину вы сможете приобрести на выходе из Колизея сразу же после окончания соревнований. Но это все потом. А сейчас соперники выйдут на ринг и покажут нам чудесное представление. Как вам такое нравиться, друзья? В ответ раздались громкие аплодисменты. - А теперь, друзья, - продолжал Филакис, - я вижу, что кое-кто из вас с трудом скрывает разочарование. Вы, наверно, думаете, ладно, боевые топоры это совсем неплохо, но чем это все отличается от прошлогоднего подводного поединка на мечах? Но Старейшины Охотничьего Мира долго и напряженно думали, как сделать так, чтобы сегодняшний поединок оказался совершенно неожиданным событием. Ладно, ребята, покажите нам остальное снаряжение. До этого момента ассистенты, неподвижно стоявшие возле платформы, стали стягивать с нее брезент. Глазам зрителей открылась блестящая полированная поверхность. От нее ослепительно отражались солнечные лучи. Толпа одобрительно зашумела. - Так вот, друзья, эта сверкающая штука - то, что мы на на Эсмеральде встречаем разве что в наших бокалах с коктейлями. Это, леди и джентльмены, лед. Супертвердый, супергладкий, он находится в таком состоянии благодаря специальным охладительным системам, расположенным под платформой. А теперь поаплодируем авиакомпании "ТВА", которая доставила нам это чудо из "Ледяного Дворца" в Майами. Зрители захлопали в ладони. - А теперь, самое главное. - Филакис махнул рукой ассистентам, которые стояли с деревянным ящиком позади Хэрольда и Луэйна. Те открыли его и вытащили оттуда две пары коньков на шнуровках. Сначала кое-где послышался смех, а когда до зрителей дошел замысел соревнований, раздались восторженные аплодисменты. - Да, друзья мои! - воскликнул Филакис. - Став на коньки, противники начнут сражение на боевых топорах! Как тебе это нравится, Мэл? - Мне не раз приходилось видеть Большую Расплату, - хриплым от возбуждения голосом ответил тот, - но это действительно нечто особое. Я могу с уверенностью сказать, что в этот раз крови и веселья будет предостаточно! - Я уверен в этом, Мэл. А теперь почему бы нам не поприветствовать наших дизайнеров, которые изготовили коньки точно по размерам участников! Аплодисменты усилились. - Ребята, ваши имена написаны на коньках. Примеряйте их! 58 День клонился к вечеру. Ринг ярко освещался лучами мощных прожекторов. Судья подал команду соперникам, стоявших в разных концах ринга. Хэрольд медленно поехал к центру, думая лишь о том, как сохранить равновесие. Дома он иногда катался на коньках, наверно, гораздо больше, чем Луэйн за всю свою жизнь. Принимая во внимание его рост и вес, такого рода состязание имеет для него определенные преимущества. Однако он подозревал, что Луэйн прячет в рукаве козырную карту. Его противник, судя по всему, ничуть не волновался и даже ухмылялся, глядя Хэрольду в лицо! И катался он ничуть не хуже Хэрольда. Рефери напомнил, что никакие раунды и перерывы не предусмотрены, и разрешается применять к противнику любые приемы. Поединок будет остановлен лишь в том случае, если оба участника получат смертельные ранения и не смогут продолжать сражаться. В этом случае судья бросит монету, которая решит, кто из них станет победителем, а кто побежденным. Живым с ринга уйдет лишь один. Хэрольд откатился в свой угол. Альбани стал массировать ему плечи, как это с давних времен делают все тренеры. - Не забывай, - давал он последние указания Хэрольду, что каждое действие вызывает ответное противодействие. Это имеет большое значение, когда ты размахиваешь боевым топором. - Меня волнует только одно, - сказал Хэрольд. - Такое впечатление, что Луэйн ничуть не сомневается в своих силах. И на коньках держится неплохо. - Он просто блефует, чтобы напугать тебя. Но на самом деле Наводчик тоже обратил на это внимание. Слава Богу, он все равно получит свою награду независимо от того, победит Хэрольд или нет. Дело не в том, что Альбани совсем не интересовал исход поединка, просто он был практичным человеком. - Такое впечатление, что Луэйн знает нечто такое, чего мы не знаем. - Если я заподозрю нечто противоречащее правилам, - уверил Охотника Альбани, - я тут же подам протест. Конечно, это будет слишком поздно, но твоя репутация будет спасена. Раздался удар гонга. - Что бы там он от нас ни скрывал, - сказал Альбани, - у тебя гораздо больше шансов на победу. Ты победишь, Хэрольд! Иди и прикончи его, парень! Хэрольд покатил к центру ринга. 59 Сидя в своем углу ринга, Сузер наблюдал, как соперники осторожно кружили по льду, выдерживая безопасную дистанцию. Луэйн прекрасно стоял на коньках. Не зря он всю зиму провел на катках в Швейцарии. Хэрольд тоже был неплох, но ему не хватало артистизма. Дуэли на коньках проводились на Эсмеральде и раньше. Поэтому Сузер был готов к такому повороту событий. При помощи приятеля-механика он изготовил для Луэйна специальные коньки. К закругленной носовой части лезвия, были приварены острые как иголки стальные шипы. Становясь на цыпочки, Луэйн получал несравненное преимущество над противником и мог нанести ему смертельный удар, крепко воткнув шипы в лед. Самое главное - сохранить равновесие. Больше ему ничего не требовалось. К тому же, он прекрасно владел искусством боя на топорах и даже представлял свою страну в этом виде спорта на прошлых Олимпийских играх. В таком небольшом государстве, как Эсмеральда, это необязательно означало, что его можно было считать специалистом экстра-класса. Но это давало ему ощутимое преимущество. Хэрольду же оставалось уповать лишь на собственное везение, которого у него почти уже не оставалось. Луэйн и Хэрольд стали двигаться быстрее, описывая круги, разворачиваясь и скользя, как будто исполняя настоящее па-де-де смерти на льду под сопровождение оркестра Охотничьего Мира, исполнявшего избранные фрагменты из "Лебединого озера" Чайковского. Боевые топоры отсвечивали синевой в свете прожекторов. Дуэлянты использовали обманные маневры, съезжались, разъезжались, поднимали над головой топоры, останавливались, чтобы с новыми силами начать все сначала. Луэйну удалось зацепить топором левое плечо Хэрольда, на котором тут же выступила кровь. Хэрольд, почти не целясь, принялся яростно размахивать топором. Луэйн отскочил в сторону, снова приблизился, занес боевой топор для удара, потерял равновесие, упал на канаты, а когда поднялся, увидел описывающего возле него Хэрольда, готового в любое мгновение нанести удар топором. Гордон Филакис каким-то образом умудрялся комментировать, пытаясь перекричать рев толпы. Зрители повскакивали с мест и возбужденно кричали. Даже карманные воры на некоторое время оставили свои дела, наблюдая за кульминацией самого главного спектакля года на Эсмеральде. Сузер мог точно предугадать, когда Луэйн нанесет свой смертельный удар. На лице Охотника появилось особое выражение. Через секунду Луэйн снова был готов к бою. Размахивая топором, он загнал Хэрольда в угол. Затем он встал на цыпочки. Боевой топор поднялся над его правым плечом. Изо всех сил он обрушил грозное оружие на противника - человеку стоящему на коньках от такого удара не уйти. Хэрольд спасся, использовав для этого единственную возможность. Плюхнувшись на живот, он проехал по льду. Рука, в которой Луэйн держал топор, снова поднялась. На стальных шипах Охотник побежал к Хэрольду, намериваясь изрубить противника на отбивные. Когда расстояние между дуэлянтами сократилось до нескольких футов, Хэрольд все еще лежал, отчаянно барахтаясь на скользкой поверхности. И тогда он сделал единственное, что ему оставалось сделать. Размахнувшись, он бросил топор по льду. Крутясь, топор летел к ногам Луэйна. Чтобы увернуться от удара, Луэйн отпрыгнул назад и приземлился на коньки. Его ноги разъехались в разные стороны. Хэрольд наконец перестал барахтаться, поднялся, но снова упал. Он не видел, куда улетел его топор. Парня охватило отчаяние. Закрыв голову руками, он ждал, когда на него обрушиться сокрушительный удар. Но Луэйн тоже неподвижно лежал на льду. Лежал в луже крови, которая медленно увеличивалась в размерах. Толпа ревела. До Хэрольда не сразу дошло, что Луэйн упал на острие топора. Одно лезвие топора застряло во льду, другое впилось Охотнику в спину. Встав на четвереньки, Хэрольд пополз к сопернику и взял обеими руками голову Луэйна. Он почувствовал, как его охватила жалость. - Все будет хорошо, - сказал он Луэйну. Тот надрывно закашлялся. - Честно говоря, я так не думаю. Рана не такая глубокая, как колодец, и не такая широкая, как церковные ворота, но мне и такой хватит. Я всегда считал Меркуцио самым привлекательным шекспировским героем. Он был не чета этому слюнтяю Ромео. - О, Луэйн, - сказал Хэрольд, - как жаль, что мне пришлось тебя убить. Ты мне уже стал нравиться, черт тебя возьми! - И ты мне тоже. Но мы никогда не смогли бы стать друзьями, потому что постоянно старались бы убить друг друга. Странно, правда? Прощай, Хэрольд... Да, чуть не забыл... - Что? - спросил Хэрольд, низко склоняясь над умирающим, чтобы разобрать его едва слышные слова. - Скажи, пусть меня похоронят под моим индейским именем. Ан-ко-Пи-Кас, Тот Кто Смеется Первым, на языке алгонкинов. - А откуда у тебя индейское имя? - удивился Хэрольд. Луэйн слабо усмехнулся. - Жаль, у меня нет время рассказать тебе... Его веки дрогнули и застыли, как упавшие мотыльки. Хэрольд закинул голову назад и завыл от скорби, ярости и триумфа. А потом на ринг ворвалась толпа. Люди подхватили его и вынесли на руках, чтобы короновать его, как нового победителя Великой Расплаты и Короля Сатурналий.