Оцените этот текст:



                                  Если ты в день бедствия оказался слабым,
                                  То бедна сила твоя.
                                                            Притчи, 24, 10




   Он  взглянул  на  часы.  Уже  половина  десятого.  Неужели  встреча  не
состоится? Он сжал губы, твердо решив ждать столько, сколько  понадобится.
В конце концов этот кретин обязан появиться. Если учесть, что  их  встречи
всегда проходят в неудобное для обоих время и случаются не так уж и часто,
можно предположить, что  и  эта  произойдет  со  значительным  опозданием.
Впрочем,  за  последний  год  он  уже  привык  к  необязательности  своего
партнера. Однако сегодня тот не может не прийти. У него, кажется, все  уже
получилось, и  теперь  нужно  только  обговорить  последние  условия.  Вот
наконец и он. Опоздал на целых тридцать пять минут. Впрочем, это  на  него
похоже. Ученые всегда такие рассеянные.
   Человек, подошедший к нему, снял очки и взглянул с испугом.
   -  Здравствуйте,  -  несколько  сконфуженно  сказал   он,   приглаживая
растрепавшиеся волосы, - кажется, я немного опоздал.
   - Вы опоздали  на  полчаса,  Александр  Никодимович,  -  грубо  ответил
ожидавший его человек. - Почему вы пришли с пустыми руками?  У  вас  опять
ничего не получилось?
   - Я все сделал, -  вздохнул  Александр  Никодимович,  -  сделал.  Вчера
трижды  проверял.  Все  получилось  как  нужно.  Фон  абсолютный.   Ничего
невозможно заметить. Полная блокировка. Но  только  на  время.  Потом  все
равно пластины нужно будет выбросить.
   - Где? - мгновенно последовал вопрос.
   - У меня в автомобиле. Но я хотел бы обсудить с вами варианты оплаты.
   - Получите, как договаривались. Сто тысяч долларов, - негромко  ответил
собеседник Александра Никодимовича и нервно застегнул свой черный плащ.  -
Где вы оставили машину?
   - Во дворе, как обычно. В последнее время  у  моей  "Волги"  все  время
барахлит мотор.
   - Купите себе "Мерседес", - грубо предложил заказчик. - Вы же  получили
половину суммы в качестве задатка. Идемте к вашей машине.
   Они двинулись в ту сторону, откуда появился ученый.
   -  Вы  знаете,  сколько  у  нас  было  долгов?  -  вздохнул   Александр
Никодимович. - Машину я решил купить на вторую часть гонорара. И  потом  -
больше половины денег я  потратил  на  опыты.  Вы  должны  это  оценить  и
возместить мне эти затраты.
   - Об этом еще поговорим, - недовольно отозвался человек в темном плаще.
- Александр Никодимович, идемте быстрее, у нас мало времени,  -  поторопил
он своего спутника, оглядываясь по сторонам.
   -  Да-да,  конечно.  Машина  вон  в  том  дворе,  -  показал  Александр
Никодимович, снова надевая очки. На нем было довольно старое, потертое, но
все еще сохранившее остатки прежнего великолепия серое австрийское  пальто
и несколько стоптанные, но весьма приличные  туфли.  Опытный  наблюдатель,
отметив все эти детали, мог бы сделать вывод о прежней вполне обеспеченной
жизни ученого и о его нынешнем бедственном положении.
   - Быстрее, быстрее, - торопил его  заказчик.  Несмотря  на  спешку,  он
успел несколько раз как-то внимательно и хищно оглядеться по сторонам. Все
вроде в порядке. Заказчик был довольно  молод.  Лишь  редеющие  волосы  не
гармонировали с его статной уверенной фигурой.
   - Вы знаете, - задыхаясь от быстрой ходьбы, торопливо говорил Александр
Никодимович, - я думал, что у меня  ничего  не  получится.  Когда  вы  мне
объяснили, что именно вам от меня нужно,  я  был  уверен,  что  ничего  не
выйдет. Но не хотел вам  говорить.  К  тому  времени  я  уже  был  должен,
по-моему, тысяч пять долларов. Для меня  по  тем  временам  фантастическая
сумма. У меня никогда не  было  таких  денег.  А  тут  вы...  И  со  своим
предложением.
   Они переходили улицу.
   -  Осторожнее,  машина,  -  попридержал  своего  рассеянного   спутника
заказчик.
   - Да-да, спасибо. Это было так необычно. И  так  интересно.  Раньше  мы
работали над сходными проблемами. Но потом финансирование закрыли...
   - Быстрее, - начал нервничать заказчик. - В каком все-таки дворе  стоит
ваша машина?
   - Вот в этом, - показал ученый, -  чемодан  лежит  в  багажнике.  Здесь
недалеко мой гараж, поэтому мне удобно приезжать именно сюда.
   - Это я уже знаю, - грубо перебил его заказчик. - Какая из  этих  машин
ваша?
   - Вон та, - показал Александр Никодимович на серую "Волгу".
   Они подошли к автомобилю.
   - В багажнике, - торжественно повторил ученый.
   - Это не опасно? - с некоторой робостью поинтересовался заказчик.
   - Нет, конечно, - улыбнулся ученый, - иначе я бы не положил их  в  свою
машину.
   Он открыл багажник. Заказчик шагнул поближе. Посмотрел,  но  ничего  не
тронул, только кивнул.
   - Хорошо, - сказал он, взглянув на часы, - сейчас десять часов  вечера.
Ровно через два  часа  в  вашем  гараже  состоится  встреча.  Мой  человек
привезет деньги и возьмет чемодан. Только не перепутайте - спуститесь вниз
и ждите в гараже. Надеюсь, вы никому не рассказывали о моем заказе?
   - Нет, конечно, - испугался Александр Никодимович, -  как  вы  просили.
Даже жене ничего не сказал.
   - А деньги? Как вы объяснили ей наличие денег?
   -  Сказал,  что  наша  лаборатория  получила  крупный  заказ  от  одной
компании. Мой сосед - руководитель другой лаборатории,  у  них  в  прошлом
году проходил такой заказ. Все получили по пять тысяч.
   - Она поверила?
   - Наверно, поверила.
   - Вы живете вместе с женой?
   -  Да,  дочь  с   мужем   живут   в   Ленинграде,   ох,   простите,   в
Санкт-Петербурге.
   - Ровно в двенадцать, -  повторил  заказчик  и  еще  раз  посмотрел  на
чемодан.
   Через два часа Александр  Никодимович  спустился  вниз,  чтобы  открыть
двери своего гаража. Он пребывал в самом хорошем настроении. Во-первых, он
сумел сделать именно то, что ему заказывали. Во-вторых, теперь он  получит
целое состояние. Можно будет даже позволить себе  поехать  куда-нибудь  за
границу. Последние шесть лет они с женой  никуда  не  выезжали,  а  раньше
каждый год он брал туристические путевки в профкоме, и они объездили почти
всю Европу.
   Его убили сразу, как только он открыл дверь  гаража.  Убийца,  стоявший
внутри, просто поднял пистолет и выстрелил  ему  прямо  в  лицо.  А  потом
сделал контрольный выстрел в голову. Несчастный Александр Никодимович  уже
не слышал, как кто-то другой сказал убийце:
   - Поднимись наверх, там осталась его жена.




   - Напрасно мы так много выпили, - проворчал Никита, усаживаясь за руль.
   - Какая разница, - рассмеялся Эрик, - здесь  все  равно  ГАИ  нет.  Это
единственное преимущество нашего проклятого городка.
   - Все равно много выпили, - упрямо сказал Никита, осторожно трогаясь  с
места. - Он сегодня чего-то добрый был. Обычно не такой бывает, построже.
   - Понятно почему, - засмеялся Эрик, у которого вся  физиономия  была  в
веснушках, как у  маленького  ребенка.  На  вид  ему  казалось  не  больше
двадцати двух. На самом деле стукнуло двадцать  девять,  и  он  работал  в
Центре уже несколько лет.
   Никита приехал  сюда  гораздо  позже  своего  напарника.  Поначалу  все
казалось таким романтическим. Но, когда Маше здесь надоело и  она  сбежала
обратно в Москву, Никита начал пить. И довольно быстро сдружился с Эриком,
и тот  однажды  предложил  ему  нечто  невероятное.  Никите  сначала  даже
показалось, что его напарник шутит. Тот был старше и опытнее и  уже  успел
защитить кандидатскую. Предложение  Эрика  поначалу  не  просто  ошеломило
Никиту. Оно его испугало.  Но  когда  три  месяца  подряд  не  выплачивали
зарплату и деньги, взятые в долг, кончились, он позвонил Маше, и  ее  мама
гневно прокричала, что девочке надоело жить с таким оболтусом, как Никита,
и она уехала со своим другом в Хельсинки.  Тогда  он  напился  еще  раз  и
пришел к Эрику, чтобы согласиться  на  его  необычное  предложение.  Самым
невероятным было то, что Эрик  даже  не  удивился,  а  позвонил  человеку,
которого Никита  боялся  больше  всех  и  который  неожиданно  появился  в
квартире Эрика.
   Потом начались долгие разговоры, длительная  подготовка.  И  наконец  в
один из дней они решили рискнуть. Все прошло нормально, даже буднично.  Не
было ничего необычного, ничего особенного. Стало даже немного грустно, что
все так быстро кончилось. В этот вечер они  собрались  и  выпили  прямо  в
лаборатории. И даже втроем, чего Никита никак не  ждал.  Им  пообещали  по
двадцать пять тысяч долларов, и  Никита  с  удовольствием  обдумывал,  как
прилетит в эту чертову Финляндию, найдет Машу, набьет морду  ее  хахалю  и
увезет жену с собой. А потом уволится с  работы  и  на  полученные  деньги
откроет собственное дело.
   Им объяснили, что деньги будут через три дня. Никита понимал, что они с
Эриком сделали нечто страшное, невообразимо  ужасное,  но  воспоминания  о
Маше преследовали его по ночам, заглушая  укоры  совести.  Эрика  подобные
проблемы, похоже, не волновали. Он был  циником  и  давно  махнул  на  все
рукой, сразу согласившись на такое необычное предложение.  Впрочем,  Эрик,
видимо, даже искал подобное предложение, так  как  давно  хотел  уехать  в
Израиль, благо мама у него была еврейка, и он мог позволить себе  подобную
прихоть.
   В этот вечер у Никиты, который выпил совсем немного, сильно разболелась
голова. Они выпили всего-то бутылку коньяка  на  троих,  однако  у  Никиты
голова болела сильнее обычного. Он подумал, что дома нужно  будет  принять
какое-нибудь лекарство. Дома,  внезапно  горько  усмехнулся  он.  Барачные
трехэтажные  дома  были  средой  обитания  для  десятков   таких   молодых
специалистов, как он.
   Было обидно и немного грустно. Он сел за руль. Автомобиль был не его, а
Эрика, который по  непонятным  причинам  не  очень  любил  водить  машину.
Старенькие "Жигули" давно пора было списывать на металлолом, но автомобиль
все еще работал, и они добирались  на  нем  до  городка,  предпочитая  его
старым,  разваливающимся  автобусам,  оставшимся  от  прежних  лет,  когда
финансирование их Центра шло по особой разнарядке.
   Они выехали из Центра, пройдя все  линии  охраны.  Никита  с  довольной
улыбкой смотрел, как охранники привычно осматривают машину, проверяя ее на
радиоактивность. Ему было смешно, и он даже хрюкнул, пока Эрик не  толкнул
его в бок. Все  было  так  здорово  придумано,  что  эти  дураки  даже  не
подозревали о том, как  именно  их  провели.  Никита  отъехал  подальше  и
оглянулся.
   - Здорово мы все-таки их обманули, - с воодушевлением сказал он  Эрику,
- как все хорошо придумали.
   - А кто придумал? - усмехнулся Эрик. - Думаешь, он придумал? Шиш  тебе.
Ему бы в жизни в голову такое не пришло. Это все я придумал. Я сам. Просто
мне нужен был помощник, поэтому я и согласился на его  предложение.  А  он
думает, что был самым главным.
   - Ты с ним не шути, - посоветовал Никита, - мало ли что.
   - Теперь уже ничего. Теперь он у нас вот где,  -  показал  Эрик  сжатый
кулак, - теперь он  никуда  не  денется.  Пусть  только  попробует  деньги
зажать, я его раздавлю, гниду.
   - Кончай трепаться, - испугался Никита, - пока все идет хорошо. Он ведь
обещал завтра выдать нам деньги.
   - Подождем до завтра, - кивнул Эрик, - а то  приходит  к  нам,  в  душу
лезет, пьет вместе с нами. Боится, сукин сын, что мы его выдадим.
   - Опять  мимо  оврага  нужно  будет  ехать,  -  пробормотал  Никита,  -
по-моему, дождь начался. Там место такое плохое.
   - Если боишься, давай я сяду за руль, - равнодушно предложил Эрик.
   - Ничего я не боюсь, - отмахнулся Никита,  -  просто  говорю,  что  там
место плохое.
   Он вел машину  на  средней  скорости.  Недалеко  от  оврага,  где  было
довольно скользко,  он  резко  сбавил  скорость,  внимательно  вглядываясь
вперед. Он завернул влево, когда автомобиль  содрогнулся,  словно  получил
сильный толчок.
   - Что это? - успел крикнуть Эрик, но  Никита  уже  выворачивал  странно
непослушный руль. Если бы в этот вечер Никита пил немного  меньше,  он  не
стал бы выворачивать руль так сильно и резко. Машина завертелась на месте,
ее подтащило к краю оврага, и, перевернувшись, она рухнула на его дно.
   Через секунду раздался взрыв и автомобиль с двумя пассажирами вспыхнул.
Неизвестно откуда появившийся мужчина остановился у оврага и долго смотрел
на горевшую внизу машину. Потом повернулся и пошел к своему автомобилю. На
переднем сиденье лежала винтовка, из  которой  он  и  прострелил  переднее
колесо "жигуленка". Незнакомец еще раз  оглянулся  в  ту  сторону,  откуда
поднималось пламя, и неторопливо отъехал от места трагедии.








   Вертолет мягко сел точно в середине круга, нарисованного  на  асфальте.
Вышедшие из него военные  здоровались  с  встречавшими  их  людьми.  Среди
гостей выделялся тучный генерал-полковник с коротко остриженными волосами.
Вместе с ним прилетели еще двое: один - в форме генерал-майора, второй - в
штатском.  У  посадочной  площадки  стояли  автомобили,  готовые   отвезти
прибывших в Научный центр. В первый  автомобиль  сел  генерал-полковник  в
новой российской форме и  руководитель  группы  встречающих  -  подвижный,
сухой мужчина лет шестидесяти, академик, директор Центра.
   Во  второй  автомобиль  уселись  двое   гостей   и   начальник   службы
безопасности Центра.
   -  Как  долетели,  Михаил  Кириллович?  -  поинтересовался  академик  у
генерал-полковника, когда они сели в автомобиль.
   - Все нормально, - кивнул тот, - хотя  три  пересадки  и  действуют  на
нервы.
   - Вы же знаете,  что  самолеты  сюда  не  летают.  Служба  безопасности
считает, что это может привлечь ненужное внимание к нашему Центру.
   -  Ваша  служба  безопасности  лучше  бы  занималась  своим  делом,   -
недовольно проворчал генерал. - Как это  получилось,  что  у  вас  погибли
сразу двое ученых?
   - Автомобильная  катастрофа.  Мы  все  потрясены  случившимся.  Они  из
лаборатории Рафаэля Шарифова.  Очень  перспективные  были  ребята.  Служба
безопасности  все  проверила.  Ребята  выпили  больше  обычного  и   глупо
сорвались в овраг.  От  удара  машина  загорелась.  Сейчас  расследованием
занимается военная прокуратура. Ведь  в  нашем  городке  ГАИ  нет.  Некому
следить за тем, кто и как  ездит.  Вот  ребята  и  позволяют  себе  иногда
расслабиться. Но я их и осуждать не могу. Сами понимаете,  никаких  других
радостей у них нету. Раньше хоть кино привозили. А сейчас по домам  сидят.
У многих есть видеомагнитофоны, вот они кассетами и обмениваются. Зарплату
месяцами не платят, отсюда семейные проблемы. Ну, ребята и сорвались...
   - Понятно, - мрачно согласился  генерал-полковник,  -  раньше  в  такие
центры, как ваш, вся молодежь рвалась. А сейчас никто и ехать не хочет.
   - У нас зарплату три месяца не выплачивали, - сообщил директор  Центра,
- поэтому никто к нам теперь и не едет.  Если  так  пойдет  дальше,  через
несколько лет здесь одни старики останутся. И ваши охранники.
   - Не допустим, - уверено сказал генерал, потом помолчал и спросил: - Вы
слышали последние сообщения, напрямую касающиеся нас?
   - Кое-что слышал.
   -  В  американском  конгрессе  начались  слушания  по  проблемам  ваших
"чемоданчиков". Вчера там выступил академик Яблоков,  бывший  член  Совета
безопасности России и помощник Президента. Он рассказал о том,  что  такое
оружие действительно было разработано и существует в России.
   - Я об этом уже слышал, - угрюмо кивнул директор. - С Яблоковым я часто
встречался в академии, всегда считал его нормальным человеком. Что на него
нашло, не могу понять.
   - Он бывал в вашем Центре?
   - Нет.
   - Вы убеждены?
   - Абсолютно. Любой посторонний, даже если  это  президент  страны,  для
посещения нашего Центра, должен получить на это санкцию сразу в нескольких
ведомствах. И пока не  будет  моего  личного  разрешения,  никто  сюда  не
попадет. Мы четко фиксируем появление любого постороннего, так  или  иначе
попадающего в Центр. У нас  отбор  строже,  чем  у  космонавтов.  Нет.  Он
никогда не был в нашем Центре.
   - Тем не менее он знает о вашей продукции.
   - Естественно, - вздохнул директор, - полную секретность обеспечить,  к
сожалению, невозможно. В Москве достаточно людей, которые знают  примерно,
чем мы занимаемся. Да тут хватит и слухов, полунамеков. И потом, он входил
в высшее руководство страны. Вполне вероятно, что  в  Совете  безопасности
рассматривалась эта проблема.
   - Во всяком случае, он не первый, кто заговорил об  этом,  -  проворчал
генерал. - Недавно о подобном оружии говорил и генерал Лебедь.
   - Ну, он просто спекулирует на эту тему, - поморщился  академик,  -  он
вообще ничего не может знать.
   - Генерал уверял, что несколько "чемоданчиков" у вас пропали.
   - Пропали... - усмехнулся  академик.  -  Пусть  приедет  сюда  лично  и
проверит. У нас абсолютная система учета. Ничего  не  может  пропасть.  Вы
ведь знаете, Михаил Кириллович, как у нас налажена система  охраны.  Да  и
служба безопасности здесь одна из самых лучших в стране. Нашего Сырцова не
объедешь, не обойдешь. Это  такой  придирчивый  тип,  что  иногда  даже  я
срываюсь. У него порядок абсолютный. Временами  я  завидую,  как  это  ему
удалось вымуштровать своих подчиненных. Пока не оформлены  все  документы,
они даже мышь за ворота не выпускают.
   - И тем не менее журналисты все чаще  пишут  о  том,  что  часть  ваших
"чемоданчиков" утеряна.
   - Они могут писать о чем угодно, - проворчал академик, - но у нас все в
порядке. И, насколько я знаю, пока о подобном  говорят  только  с  чьих-то
слов.  В  общем,  какие-то  глупые  сплетни  на  уровне  базарных  слухов.
Журналисты ничего не знают об этой проблеме. Они до сих пор применяют этот
дурацкий термин - "ядерные чемоданчики". У читателей складывается  мнение,
что  ядерный  заряд  может  уместиться  в  "дипломате"   или   сумке.   Мы
предпочитаем называть его по-другому - ЯЗОРД, ядерный заряд  ограниченного
радиуса действия. Но журналистам больше нравится легенда о "чемоданчиках".
Они даже не подозревают, что один человек не сможет унести такую  бомбу  в
своем портфеле.
   - И слава  Богу,  что  не  подозревают,  -  вздохнул  генерал,  -  если
где-нибудь появится статья о том, каков настоящий вес этого "чемоданчика",
мы сразу же начнем проводить оперативное расследование. Хватит и того, что
информация об этом оружии уже просочилась в печать.
   - Мы проверяли много раз, - упрямо сказал директор Центра,  -  с  нашей
стороны все в порядке. Это там, в  Москве,  постоянно  происходят  разного
рода утечки информации.
   - И тем не менее нам приказано все проверить, - вздохнул генерал, -  вы
же знаете, Игорь Гаврилович, как серьезно относятся к этому во всем  мире.
Американцы уже несколько раз предлагали  нам  наладить  совместную  охрану
вашего Центра.
   - Они предлагали совместную охрану? - удивился академик.
   - Да.
   - Но тогда почему они поднимают такую шумиху вокруг информации, которую
получают от наших политиков?
   - Специалисты и политики - разные вещи, - терпеливо объяснил генерал. -
То, что знаете вы, не знает  ни  один  депутат  Государственной  думы  или
Совета Федерации. То же самое происходит в Соединенных Штатах.  Тот  объем
информации,  которым  владеют  специалисты-ядерщики,  отличается  от   той
информации, которой располагают сенаторы и конгрессмены.
   - Ясно, - кивнул Игорь Гаврилович. - Собственно,  это  было  понятно  с
самого начала. Наши исследования проводились параллельно, здесь, как  и  в
космосе, мы шли ноздря в ноздрю. И, конечно, нет ничего удивительного, что
и американцы обладают подобным оружием.
   - Отнюдь  не  подобным,  -  возразил  генерал.  -  По  сведениям  нашей
разведки, вы их значительно опередили. Их ядерные заряды малой мощности по
своим объемам как несколько больших наших. Конечно, это не очень точная  и
проверенная информация, но это все, чем мы располагаем.
   - Я всегда говорил, что только мы и американцы можем  создать  подобную
технологию, - продолжил  свою  мысль  академик.  -  Чтобы  добиться  таких
результатов,  нужно  провести  целый  комплекс  очень  и  очень  непростых
исследований.  У  других  стран  просто  нет  необходимых  ресурсов.  Хотя
французы  и  пытались  добиться  подобного  результата,  упорно  продолжая
ядерные испытания и обманывая весь  мир  насчет  своих  мнимых  проблем  с
тактическим ядерным оружием... Но, насколько  я  знаю,  у  них  ничего  не
вышло.
   - Именно поэтому ваше оружие должно быть под  строжайшим  контролем,  -
вздохнул генерал. - Представляете, что может случиться, если пропадет хоть
один подобный заряд?
   - У нас не пропадет, -  упрямо  повторил  академик.  -  Кстати,  Михаил
Кириллович, я хотел вас спросить. Почему Сырцов  до  сих  пор  не  получил
генеральского звания? Он ведь работает у нас уже  третий  год.  Должность,
насколько я понимаю, у него генеральская.
   - Верно, - согласился генерал, - наша обычная бюрократия. Вы же знаете,
как сейчас стоит этот вопрос. Повсюду идет сокращение.  Считается,  что  у
нас и без того много генералов. Поэтому в администрации  Президента  любое
представление на генеральское звание рассматривается очень  долго.  Кто-то
пустил анекдот, что у нас среди интендантов и военных музыкантов генералов
больше, чем во многих странах Европы.
   - Какое отношение это имеет к Сырцову?
   - Никакого. Но пока рассмотрят его вопрос, пройдет еще немало  времени.
А мужик он толковый, раньше на Северном Кавказе  служил.  Показал  себя  с
самой  лучшей  стороны.  Но  я  ничего  не  могу  сделать.  Формально   он
подчиняется нам, а на самом деле руководство у нас совместное с ФСБ. Да  и
вообще, этой проблеме не первый год. С самого начала было поставлено  так,
чтобы все подобные  центры  курировались  сотрудниками  КГБ.  Вот  поэтому
всегда и вожу с собой этих архаровцев, - показал он на следующую  за  ними
машину. - Как только кто-то погибает, так они сразу про нас и вспоминают.
   Во  втором  автомобиле   генерал-майор   представил   своего   спутника
полковнику Сырцову, едва машины тронулись.
   - Знакомьтесь, полковник Машков из ФСБ. Будет вашим новым куратором.
   - А где полковник Степанов? -  улыбаясь  спросил  Сырцов,  сидевший  на
переднем сиденье.
   - На пенсию ушел. Он уже старый. Ты ведь  знаешь,  какая  у  нас  опять
реорганизация намечается, - засмеялся генерал-майор, - хорошо еще, что вас
не трогают. Но ты не  беспокойся,  за  тебя  и  так  все  хлопочут.  Скоро
получишь свою звездочку, будешь лампасы носить на брюках.
   - Да я об  этом  уже  и  не  думаю,  -  несколько  напряженным  голосом
признался Сырцов.
   - Думаешь, - хлопнул его по плечу генерал, - как  же  иначе?  Генералом
быть хорошо. Вот получишь новое звание, тогда поймешь, о чем я  говорю.  И
не век же тебе в полковниках сидеть. У тебя здесь перспектива  есть.  Даже
со  временем  вторую  генеральскую  звезду  сможешь  получить.   Должность
позволяет. Это у меня потолок, все,  ничего  больше  не  получу,  пока  на
другое место не переведут. А у тебя перспектива...
   Полковник молчал. Замолчали и его  спутники.  Первым  нарушил  молчание
Машков:
   - Как у вас в хранилище? Все в порядке?
   - Конечно, - обернулся к нему  Сырцов,  -  буквально  пару  дней  назад
проверяли. Все в полном порядке.
   Автомобили миновали первую линию  охраны.  Стоявший  у  ворот  охранник
наклонился, внимательно вглядываясь в  сидящих  в  автомобиле  пассажиров.
Потом отдал честь и попросил документы.
   - Порядки у вас железные, -  удовлетворенно  кивнул  генерал,  доставая
документы, - даже директора Центра просто так не пропускают.
   - Конечно, - улыбнулся академик, вынимая свое удостоверение.
   Вышедший  из  машины  водитель   открыл   багажник.   Двое   охранников
внимательно осмотрели автомобиль, проверяя его счетчиком  Гейгера,  словно
пассажиры хотели ввезти на территорию базы нечто радиоактивное.
   - Видите, как проверяют, - удовлетворенно кивнул академик. - Не  только
при выходе, но и при входе. Все  автомобили  проверяются.  А  когда  будем
проезжать вторую линию охраны, там будет  еще  строже.  И  так  до  самого
конца. Я поэтому и уверен, что у нас ничего не может пропасть.
   Охранник вернул документы и махнул  рукой,  разрешая  машине  проехать.
Остальные дежурные смотрели другие автомобили.  Наконец  гости  въехали  в
зону и уже значительно медленнее двинулись  в  сторону  комплекса  зданий,
видневшихся впереди.
   - Сколько сейчас у вас зарядов? - спросил Михаил Кириллович.
   - Вообще-то это секрет, - усмехнулся академик. - Но, учитывая,  что  вы
наш куратор... пока никаких изменений. Тридцать два. И по  четырнадцать  в
двух других центрах. Получить подобный результат не так легко. Нужна очень
высокая  концентрация  переработки.  Каждый  подобный  ЯЗОРД  на   строгом
контроле. И у нас, и в других центрах.
   Они подъехали к другим воротам. К ним подошел дежурный офицер.
   - Выйдите из автомобиля и пройдите через служебный  вход,  -  предложил
офицер. - Если есть  что-нибудь  металлическое,  достаньте  и  положите  в
специальный ящик, который будет опломбирован в вашем присутствии.
   - Ну и строгости у вас, - улыбнулся генерал, выходя из машины.
   Они вошли в здание, миновали несколько линий охраны,  при  этом  каждый
раз офицеры тщательно  проверяли  каждого  на  металл  и  радиоактивность.
Исключений не делалось ни для  кого.  Ни  для  директора  Центра,  ни  для
прибывшего генерал-полковника. Ни для других гостей. Даже  для  начальника
службы безопасности Центра полковника Сырцова. Генерал обернулся  к  нему,
приглашающе кивнул. Полковник был в штатском. В отличие от других военных,
на  которых  штатские  костюмы  часто  выглядят  весьма  непрезентабельно,
полковник смотрелся щеголем. Он шагнул к генералу.
   - Порядок у  вас  отменный,  -  с  удовлетворением  сказал  генерал,  -
замечательно поставлена служба...
   - Так точно, - улыбнулся полковник. Теперь они  остановились  у  зданий
Центра.
   - Где находятся сейчас заряды? - спросил генерал.
   - Как обычно, -  показал  директор  Центра  куда-то  вниз,  -  в  нашем
хранилище.
   - Кто имеет туда доступ?
   - Несколько человек. Но ключи только у нас двоих. У меня и  у  Сырцова.
Если мы одновременно не откроем сейф, никто не сможет попасть в хранилище.
   - Когда в последний раз открывали хранилище? - поинтересовался генерал.
   - Три дня назад. Перед моим отъездом в Москву. Все было в порядке.
   Внезапно завыла сирена. Генерал вздрогнул и обернулся. Навстречу им шли
несколько человек, одетых как космонавты, только в гораздо  более  тяжелых
скафандрах.
   - Что-нибудь случилось? - спросил генерал.
   - Все нормально, - объяснил Сырцов,  -  просто  сейчас  будут  вывозить
отходы. Их вывозят раз в месяц.  Отходы  радиоактивны,  и  поэтому  сирена
призывает всех к осторожности.
   Генерал понимающе закивал в ответ. Они прошли  еще  две  линии  охраны.
Перед тем как пройти к лифту, надели белые халаты. Теперь все были  похожи
на врачей, прибывших на консилиум.  Тучному  генерал-полковнику  с  трудом
подобрали подходящий халат. Вниз они  спустились  в  бронированной  кабине
лифта. Кроме директора Центра и приехавших гостей, вместе с ним спускались
два  дежурных  офицера,  полковник   Сырцов   и   начальник   лаборатории,
разрабатывающей ЯЗОРДы, - немногословный мужчина лет  пятидесяти.  Рафаэль
Шарифов пришел работать сюда еще совсем молодым человеком  по  направлению
МВТУ имени Баумана, которое окончил с отличием. И с  тех  пор  он  работал
здесь, успев защитить кандидатскую и докторскую диссертации.
   Офицеры  проводили  гостей  до  дверей  хранилища.  Старший  из  них  -
подполковник  -  посмотрел  на  директора  Центра.  Тот  достал  магнитную
карточку и протянул ее подполковнику. В свою очередь, Сырцов  тоже  достал
свою карточку.  Подполковник  вставил  обе  карточки  в  гнезда  и  набрал
известный ему код. Затем директор Центра произнес пароль, сменяемый каждый
день, приложив большой  палец  для  идентификации  к  экрану  считывающего
устройства. Компьютер поблагодарил,  и  через  секунду  загорелся  зеленый
свет.
   - А красный бывает? - поинтересовался полковник Машков, наклонившись  к
Сырцову.
   - Нет, - ответил тот, - мгновенно включаются сирена и  система  защиты,
блокирующая все двери,  в  том  числе  и  лифт.  Если  даже  сюда  попадет
кто-нибудь посторонний с ключами, то и тогда он не  сможет  выйти  отсюда.
Отпечатки пальцев всех лиц, имеющих доступ в хранилище, хранятся в  памяти
компьютера.
   Двери медленно открылись. Генерал-полковник, директор  Центра,  Сырцов,
Шарифов, Машков и сопровождавший их генерал-майор прошли  дальше.  Офицеры
остались у входа. Им было запрещено входить в хранилище.
   Прибывшие нестройной колонной прошли по коридору. Директор  показал  на
дверь, ведущую в следующий зал.
   - Все заряды там, - сказал он. -  Но  туда  мы  обычно  не  входим  без
должной экипировки. Там все в порядке. Мы проверяли  три  дня  назад.  Все
тридцать два заряда на месте. Еще вопросы есть?
   - Нет, - весело сказал генерал-полковник, - все и так  понятно.  Пойдем
дальше.
   - Есть, - вдруг подал голос полковник Машков.
   Все обернулись на него.
   - В чем дело? - нахмурился академик. - Вас интересует еще что-нибудь?
   - Я хотел бы войти в следующий зал.
   - Но это довольно сложно. В таком виде вам туда входить  нельзя.  Нужно
переодеться.
   - Я настаиваю, - упрямо сказал Машков. - Мне нужно войти внутрь.
   Директор  Центра  рассерженно   обернулся   на   Михаила   Кирилловича.
Генерал-полковник пожал плечами. Он не хотел ссориться с  ФСБ,  даже  если
перед ним стоял обычный полковник. В конце концов, это его не касается.
   - Вы хотите попасть внутрь? - растерянно спросил академик.
   - Да. Я за тем и приехал. - Машков твердо смотрел на директора  Центра.
Тот выдержал его взгляд, пожал плечами и обратился к Шарифову:
   -  Рафаэль  Юсупович,  переоденьтесь  вместе  с  гостем  и  войдите   в
хранилище. Михаил Кириллович, вы тоже хотите пройти туда?
   Генерал явно не хотел. Он вообще  не  любил  и  боялся  подобных  видов
оружия. Но выглядеть трусом в глазах своих подчиненных  ему  не  хотелось.
Тем более в глазах этого хамоватого полковника из ФСБ.
   - Да, - сказал генерал, - я тоже войду в хранилище.
   Директор Центра, уже ничего не понимая, повернулся к Шарифову.
   - Приготовьте все для наших гостей. Мы пойдем вместе.
   Переодевание заняло довольно  много  времени.  На  Михаила  Кирилловича
опять с трудом подобрали тяжелый скафандр,  защищающий  от  радиоактивного
излучения. Когда все были готовы, дежурный  офицер  снова  взял  магнитные
карточки у директора Центра и начальника службы безопасности, набрал номер
шифра и впустил всех внутрь.
   Академик с неприязнью смотрел  на  настырного  полковника  ФСБ.  Только
упрямых придурков ему здесь не хватало. Они подошли к  дверям,  и  Шарифов
набрал код шифра. Двери открылись. Внутри в стерильных условиях  лежали  в
свинцовых ящиках ядерные заряды ограниченного радиуса действия.  Директор,
вошедший первым, быстро сосчитал их.  Слава  Богу.  Все  тридцать  два  на
месте. Он торжествующе посмотрел на Машкова.
   - У нас все в порядке, - сказал  он  довольным  голосом,  -  вы  просто
заставили нас потерять целый час. Хотя, наверно, вам интересно предпринять
такую экскурсию.
   Машков вместо ответа начал внимательно осматривать ящики.
   - Кто их опечатывает? - спросил он.
   -  Я  сам.  И  делал  это  в  последний  раз   в   присутствии   вашего
предшественника из КГБ полковника Степанова, -  с  победным  видом  заявил
академик.
   - Наша организация сейчас называется ФСБ, - чуть улыбнулся Машков.
   - Да-да, извините, из ФСБ, - поправился академик.  -  У  вас  еще  есть
вопросы?
   - Нужно вскрыть  все  контейнеры,  -  вдруг  заявил  этот  ненормальный
полковник.
   - Что? - не поверил уже и  Михаил  Кириллович.  -  Как  это  -  вскрыть
контейнеры?
   - Необходимо вскрыть все контейнеры, -  упрямо  повторил  Машков,  -  и
немедленно все проверить.
   - Но почему? - разозлился генерал. - Может, вы все-таки объясните?
   - У нас есть заключение прокуратуры, -  мрачно  сказал  Машков.  -  Они
считают, что двое ваших  ученых  не  просто  так  попали  в  автомобильную
катастрофу. Им скорее всего ее подстроили. По странному совпадению  именно
эти  двое  в  последний  месяц  работали  в  хранилище.  Мы  считаем,  что
необходимо проверить все контейнеры.
   - Это опасно? - повернулся генерал к директору Центра.
   - Нет, - пожал плечами Игорь Гаврилович, - просто  мы  проторчим  здесь
еще целый час.
   - Я прошу вас вскрыть контейнеры, - продолжал настаивать Машков.
   -  Ну  уж  нет,  -  разозлился  вдруг  генерал,  -  для  этого  имеются
специалисты. Нам всем не обязательно  здесь  присутствовать.  -  "В  конце
концов, и моему терпению есть предел, - гневно подумал он. -  И  храбрости
тоже".
   - Согласен, - кивнул Машков, - вы уходите, а я останусь  с  начальником
лаборатории.
   - Я тоже остаюсь, - решительно сказал Игорь Гаврилович.
   - Я тоже, -  не  менее  решительно  добавил  полковник  Сырцов.  Михаил
Кириллович посмотрел на стоявших рядом людей. За масками не было видно  их
лиц. Он вздохнул и гневно приказал:
   - Мы остаемся все. Начинайте вскрывать контейнеры.
   Шарифов подошел к первому контейнеру.  Сорвал  пломбу,  поднял  тяжелую
плиту.  Показал  подошедшему  Машкову  содержимое.  Тот  согласно   кивнул
головой. И они перешли  ко  второму  контейнеру.  Второй,  третий,  пятый,
десятый. Все было в порядке. После пятнадцатого генерал  перевел  дыхание.
Все не так страшно. И довольно быстро.
   - Может, хватит над нами  издеваться?  -  саркастически  спросил  он  у
полковника.
   - У меня приказ, товарищ генерал, - сухо ответил Машков.
   Генерал-майор уже не сдерживаясь закричал:
   - Здесь все в порядке. При  чем  тут  автокатастрофа?  Чего  ты  ваньку
валяешь?
   - Я обязан проверить, - твердо отозвался Машков.
   Двадцатый, двадцать второй,  двадцать  пятый...  Нужно  будет  написать
рапорт,  чтобы  этого  типа  отсюда  убрали,  раздраженно  подумал  Михаил
Кириллович. Неврастеники здесь не нужны.  Он  уже  представлял  себе,  что
именно он напишет в рапорте, когда Рафаэль Шарифов открыл двадцать  шестой
контейнер. Заглянул в него и замер. За ним заглянул Машков и обернулся  на
стоявших рядом людей.
   - Что? Что там? - закричал директор Центра.
   - Он... пустой, - убитым голосом сообщил Шарифов.
   Михаил Кириллович бросился к контейнеру, заглянул в него и замер. Потом
растерянно посмотрел по сторонам, словно все еще не веря в случившееся. И,
как при замедленной киносъемке,  схватившись  за  сердце,  начал  медленно
оседать на пол.
   - Быстрее, - закричал Сырцов, - ему плохо. Его нужно вытащить отсюда.
   Он наклонился и схватил грузного гостя под  мышки.  Шарифов  помог  ему
вынести генерала из хранилища. Игорь Гаврилович,  лица  которого  не  было
видно, подошел к контейнеру. Контейнер был  зияюще  пуст.  Академик  хотел
выругаться,  но  вспомнил  про  микрофон.  И  только  заскрежетал  зубами,
чувствуя, что начинает задыхаться в  скафандре.  И,  сорвавшись,  все-таки
выдавил какое-то ругательство. А наверху уже выла сирена.




   В день своего рождения можно ожидать любой неожиданности, но  когда  на
столе лежит подобная  телеграмма,  приходится  забывать  и  о  собственном
празднике, и о жене, которая попросила сегодня приехать пораньше.  Генерал
Николай Александрович Земсков работал в органах  контрразведки  уже  много
лет, но за всю свою жизнь он никогда не сталкивался ни с чем подобным. Ему
шел пятьдесят второй год, но, несмотря на возраст, выглядел он  молодо,  а
густые волосы почти не были тронуты сединой. Глядя на лежавшую  перед  ним
телеграмму,  он  чисто  машинально   потирал   большим   пальцем   тяжелый
подбородок, словно пытаясь решить непривычную для себя задачу.
   Не сталкивался с этим и  генерал  Ерошенко  из  военной  контрразведки,
который приехал к Земскову в ФСБ еще рано утром и вот уже второй час сидел
в  его  кабинете.  Его  лысый  череп  поражал  какой-то  основательностью.
Ерошенко все время вынимал платок, чтобы вытереть обильно потевшую лысину.
Он нервничал явно больше других.
   Только полчаса назад явился бывший полковник ФСБ Степанов, отправленный
на пенсию несколько месяцев назад. Он как-то резко постарел за эти месяцы,
обмяк, расплылся, фигура потеряла  былую  стройность,  и  даже  в  кабинет
бывшего руководителя он вошел боком, словно опасаясь, что его могут отсюда
выставить как случайного человека. Степанов  добирался  на  метро,  своего
автомобиля у него никогда не было, но раньше за ним была закреплена машина
отдела, привозившая его на работу.
   Четвертым в этом кабинете был подполковник Левитин,  самый  молодой  из
присутствующих. Ему было тридцать шесть лет, и он,  пожалуй,  единственный
из собравшихся мог  не  очень  беспокоиться  за  свою  дальнейшую  судьбу.
Телеграмма, лежавшая на столе, как минимум означала снятие с работы  обоих
сидевших в кабинете генералов, если не будут приняты чрезвычайные меры.  И
оба генерала это отлично сознавали, собираясь переложить ответственность и
на своих подчиненных.
   И наконец, последним офицером, находившимся на  этом  срочно  созванном
совещании, был представитель военной контрразведки, прибывший  с  Ерошенко
полковник  Ильин,  мрачный,  неразговорчивый  сорокадвухлетний  офицер   с
желтоватым осунувшимся лицом, как будто его мучила язва или  он  переболел
желтухой.
   - Телеграмма получена сегодня утром, - жестким голосом произнес генерал
Земсков. - Полковник Машков подтвердил предположение военной прокуратуры о
возможном убийстве двух молодых ученых из нашего Центра в Чогунаше.  Вчера
в хранилище была проведена проверка ядерных зарядов. Она показала, что два
контейнера пустые.
   Степанов дернулся то  ли  от  страха,  то  ли  от  возмущения.  Земсков
посмотрел на своего коллегу-генерала из военной контрразведки. Тот  угрюмо
сказал:
   - Когда мне сообщили об этом, я даже не  поверил.  За  столько  лет  не
случалось ничего подобного. И вот теперь такая катавасия.
   - Два пустых  контейнера,  -  безжалостно  подтвердил  Земсков.  -  Наш
директор собирается сегодня вечером доложить обо всем Президенту.  Уже  до
пяти часов вечера у нас должны быть конкретные рекомендации по этому делу.
   - Они вместе поедут. С министром обороны, -  сообщил  Ерошенко,  -  наш
министр уже информирован. Он тоже не поверил, когда ему сообщили. Он  даже
не знал в деталях о существовании подобных центров.
   - Как это не знал? - спросил Земсков. - Он ведь раньше был  командующим
ракетными войсками.
   - В том-то все и дело. Режим секретности у нас сами знаете  какой  был.
Даже командующие всех родов войск не имели  права  знать  о  существовании
ЯЗОРДов. Только  министр  обороны  страны  и  один  из  его  заместителей,
курирующий эти вопросы. И больше никто, если не считать нашей службы.
   - Нужно  будет  составить  список  всех,  кто  знал  или  мог  знать  о
существовании Центра, - напомнил Земсков.  -  Свой  мы  уже  готовим.  Для
начала необходимо создать  программу  стабилизации.  Предотвратить  всякие
слухи, всякие возможные спекуляции. Ввести в Центре  особый  карантин,  до
выяснения всех деталей происшедшего. Может,  там  вообще  никаких  зарядов
никогда не было... - Он посмотрел на Степанова.
   Тот опять смутился, покраснел и нервно сказал:
   - Были, товарищ генерал, я сам проверял несколько месяцев назад.
   - Значит, были и сплыли,  -  разозлился  Земсков.  -  Куда  они  могли,
по-вашему, деться? Растаять? Испариться? Насколько я понимаю, один человек
не мог так просто унести их в кармане.
   - Не мог, - убитым голосом подтвердил Степанов. - Нужно как минимум два
человека...
   - У нас уже есть два человека, - оборвал его Земсков, - и  оба  в  виде
трупов.
   Ему было неприятно, как ведет себя Степанов в присутствии военных.  Мог
бы держаться с большим мужеством, неприязненно подумал Земсков,  глядя  на
дергающегося пенсионера. Если бы сам директор ФСБ не  посоветовал  вызвать
этого размазню, сам бы он никогда не стал этого  делать.  Степанов  только
портил общий настрой своей неуверенностью.
   - Оба ученых работали в лаборатории, занимающейся проблемами ЯЗОРДа.  И
оба  неожиданно  погибли  в  автомобильной   катастрофе.   Обычно   такими
происшествиями ведает  спецпрокуратура,  но  там  первичное  расследование
провели наши люди. Мы бы  ничего  не  узнали,  если  бы  не  настойчивость
прокурора Миткина, потребовавшего повторной экспертизы. Он был уверен, что
машина, сорвавшаяся в овраг  при  такой  малой  скорости  и  столь  резком
торможении, должна была получить внешний  удар.  В  результате  экспертиза
показала, что передняя шина автомобиля пробита пулей.  Ее  мы  постарались
идентифицировать, но винтовку пока не нашли. Судя по всему, двое  погибших
вошли в сговор с преступником и смогли каким-то невероятным путем  вынести
ЯЗОРДы с территории Центра.
   Все подавленно молчали.  Земсков  только  полгода  назад  был  назначен
заместителем директора и поэтому нервничал больше других. Он понимал,  что
при разборках прощения не будет никому.  Отвечать  придется  всем  вместе.
Понимал это и его гость. Если сотрудники ФСБ  отвечали  за  секретность  и
охрану, то после развала КГБ в девяносто первом году сам Центр находился в
ведении Министерства обороны.
   - Михаил Кириллович с инфарктом лежит в больнице,  -  непонятно  почему
сообщил Ерошенко. - Наша группа уже работает в Центре.
   - Вечером мы с вами вылетаем, - напомнил  Земсков,  -  но  пока  должны
выработать  общие   рекомендации.   Подполковник   Левитин   будет   вести
расследование пропажи ЯЗОРДов вместе с полковником Машковым,  который  уже
находится в Центре. Прежде чем мы приступим к  оперативному  совещанию,  я
хотел бы отпустить полковника Степанова. У вас нет к нему вопросов?
   - Есть, - повернулся  всем  телом  к  бывшему  сотруднику  ФСБ  генерал
Ерошенко. - Как вы считаете, каким образом можно  было  вывезти  ЯЗОРДы  с
территории Центра.
   - Не знаю, - растерянно  признался  Степанов,  -  там  многоступенчатая
охрана, несколько линий, все  многократно  проверяется  и  контролируется.
Нет, не могу себе представить, что ЯЗОРДы похитили. Просто не могу.
   - Но как-то их все-таки украли, - настаивал Ерошенко. - Может, их тайно
вывезли.
   - Нет, - Степанов даже попытался слабо  улыбнуться,  -  не  могли.  При
выезде с территории Центра любой груз проверяется  на  радиоактивность.  А
ЯЗОРДЫ фонили бы так, что их обнаружили бы при первой же проверке.  А  там
три линии. Нет, - снова решительно сказал он, - их  не  могли  вывезти  из
Центра.
   - Может, по воздуху? Вертолеты там садятся?
   - В самом Центре это  категорически  запрещено.  Даже  когда  один  раз
прилетал секретарь ЦК КПСС, кандидат  в  члены  Политбюро,  все  равно  не
сделали исключения. Вертолеты садятся на специальной площадке, и все гости
при входе и выходе  обыскиваются.  Никаких  исключений,  даже  для  самого
директора Центра, - твердо сказал Степанов. Здесь он был в  своей  стихии.
Центром он занимался много лет.
   - Тогда где же ЯЗОРДы? Куда они исчезли?  -  потеряв  всякое  терпение,
спросил уже Земсков.
   - Они не могли исчезнуть, товарищ генерал, - сильно  покраснев,  сказал
Степанов. - Полагаю, что их сумели перепрятать в другое место, но  вывезти
с территории Центра не могли. Это исключено.  Я  сам  занимался  вопросами
обеспечения секретности на данном предприятии и  режимом  охраны.  Земсков
посмотрел на Ерошенко. Тот кивнул.
   - Все понятно, - сказал хозяин кабинета, - у меня последний вопрос. Что
вы думаете о руководстве  Центра?  Директор,  его  заместитель,  начальник
охраны...
   - Директор - блестящий ученый, - сразу отозвался Степанов, -  академик.
Герой Социалистического Труда, лауреат...
   - Это мы все знаем, - поморщился Земсков.  -  Как,  по-вашему,  он  мог
тайно вывезти ЯЗОРДы с территории Центра?
   - Но это невозможно даже для него.
   - Хорошо. Я поставлю вопрос по-другому. Он мог войти в сговор с другими
людьми?
   - Зачем ему это нужно? Он ведь такая голова...
   - Мог или не мог?
   - Не мог! - чуть не выкрикнул Степанов. - Не мог.
   - У нас в списке еще три  человека,  имевшие  доступ  к  информации  по
охране объекта. Заместитель директора Центра Кудрявцев.
   - Валерий Вячеславович? - переспросил Степанов. - Нет, конечно. Он...
   - Отвечайте только на  вопросы,  -  разозлился  Земсков.  "И  с  такими
офицерами приходится работать", - с сожалением подумал он.
   - Кудрявцев работал в Англии, в США, - с гордостью сообщил Степанов,  -
ему предлагали там работу. Большие деньги.  Но  он  вернулся  в  Россию  и
поехал работать в Центр.
   - Полковник Сырцов? Что вы о нем думаете?
   - Специалист высшего класса. Очень грамотный и толковый офицер. У  меня
к нему не было никаких претензий.
   - Он арестован, - сухо сообщил  Земсков,  -  и  его  заместитель  тоже.
Вплоть до выяснения всех подробностей дела. Кто еще, кроме этих  четверых,
мог знать во всех  подробностях  о  существовании  лаборатории,  о  режиме
охраны, вообще о ЯЗОРДах?
   - Больше никто. Хотя, пожалуй, еще  начальник  самой  лаборатории,  где
проводились испытания. Рафаэль Шарифов. Его всегда очень хвалил  академик.
Он говорил, что...
   - Спасибо, - невежливо перебил его Земсков, - вы можете идти, Степанов.
И, пожалуйста, никому ни слова. Режим секретности  распространяется  и  на
вас. Никаких телефонных звонков, никаких намеков, даже косвенных. Я думаю,
вы меня понимаете?
   - Конечно, - кивнул Степанов, поднимаясь. - Разрешите идти?
   - Идите. - Земсков подождал, пока он  вышел,  обвел  всех  взглядом  и,
глядя на Ерошенко, неприятно усмехнулся. -  Когда  нет  туалетной  бумаги,
приходиться пользоваться  наждачной,  -  грубо  сказал  он,  кивнув  вслед
ушедшему.
   - Везде одинаковый бардак, - отмахнулся Ерошенко. - Сейчас личные  дела
стали проверять. Выяснилось, что в  половине  из  них  уже  несколько  лет
ничего не обновлялось.
   - Левитин, - посмотрел наконец на своего  офицера  Земсков,  -  мы  вас
слушаем. Кратко и сжато.
   Молодой человек встал. Он был одним из любимцев генерала и умел  точно,
лаконично и доходчиво излагать свои мысли.
   - Потеря двух контейнеров с ЯЗОРДами  установлена  только  вчера  нашей
службой, - начал Левитин. - Следовательно, мы  можем  сделать  вывод,  что
сами  заряды  исчезли  после  последней  проверки,  проведенной  четыре  с
половиной месяца назад.
   "Ах, какой он молодец, - подумал Земсков, -  очень  важно  подчеркнуть,
что именно  наша  проверка  обнаружила  недостачу.  А  их  люди  в  Центре
прошляпили контейнеры. Можно будет подчеркнуть именно это обстоятельство".
   -   Проведенная   первичная   проверка   показала,   что    возможности
беспрепятственного вывоза  ЯЗОРДов  с  территории  Центра  практически  не
существует. Следовательно, мы можем предположить, что заряды  все  еще  на
территории базы. В самом Центре много мест, где радиоактивный фон  гораздо
выше обычного. В связи с пропажей контейнеров мы  предлагаем  организовать
совместную  группу  из  сотрудников  ФСБ  и   Министерства   обороны   для
всесторонней проверки факта пропажи контейнеров непосредственно на месте.
   Левитин обвел присутствующих взглядом и продолжал:
   - При этом в самом Центре  вводится  режим  карантина,  все  сотрудники
переводятся на чрезвычайное положение. Телефонная  связь,  телексы,  факсы
отключены. Центр полностью отрезается от внешнего мира до  выяснения  всех
обстоятельств дела. В оперативную группу войдут, кроме наших  сотрудников,
два человека из Академии наук, занимающихся схожими  проблемами.  Один  из
них академик Финкель, которого вы все знаете. Другой -  академик  Архипов,
разработавший принципиальную теорию создания ЯЗОРДов,  так  сказать,  отец
существующих "чемоданчиков".
   Он закончил свое сообщение  и  взглянул  на  генерала.  В  его  взгляде
промелькнуло нечто собачье:  так  верный  пес  ждет  похвалы  от  хозяина.
Земскову нравились такие взгляды сотрудников.
   - Спасибо, - кивнул он подполковнику, - можете садиться. Я  думаю,  что
включение в состав нашей комиссии таких выдающихся ученых, как  Финкель  и
Архипов, только поможет нашей работе.
   Финкель  был  трижды   Героем   Социалистического   Труда,   крупнейшим
специалистом-ядерщиком, считался одним  из  столпов  отечественной  науки.
Архипов же не просто блестящий  академик,  а  еще  и  член  Президентского
Совета, человек, близкий к  руководству  страны.  Включение  таких  людей,
кроме конкретной пользы, послужит и неплохим громоотводом для всех  членов
комиссии в случае неудачного расследования. Судя по  всему,  это  понял  и
Ерошенко.
   Люди  всегда  руководствуются  сиюминутными,   мелкими   и   корыстными
интересами, даже если прикрываются словами о  более  важных,  даже  вечных
проблемах. Просто одни показывают это более  зримо  и  выпукло,  а  другие
искусно маскируются громкой фразеологией.
   - Все верно, - с удовлетворением согласился генерал  Ерошенко.  -  Меня
беспокоят, впрочем, слова вашего бывшего полковника. Если действительно ни
при каких обстоятельствах нельзя вывезти ЯЗОРДы,  то  для  чего  тогда  их
похищать? Или похитители уже успели это сделать?
   -  Не  думаю,  -  живо  ответил  Земсков.  -  Если  даже   предположить
невозможное и согласиться на такой вариант, то и тогда у  преступников  не
много шансов переправить подобный груз в европейскую часть страны. Мы  уже
обговаривали со специалистами эту проблему. Они считают, что  решиться  на
такое могут только абсолютно ненормальные люди. Мало того, что  им  грозит
облучение, они просто не смогут беспрепятственно  пронести  такой  груз  в
самолет или в поезд, пройти пограничный контроль.
   - Тогда зачем его похищать? - нахмурился Ерошенко.
   -  Это  нам  и  нужно  выяснить.  У  ЯЗОРДов  имеется  система  защиты,
предназначенная  для  специальных  групп  особого  назначения,   -   хмуро
признался  Земсков,  -  но,  судя  по  нашей  информации,  ни  один  такой
"чемоданчик", а внешняя  форма  ЯЗОРДа  действительно  похожа  на  большой
чемоданчик, максимально защищающий людей от воздействия радиации,  до  сих
пор не похищен. Они хранятся совсем в другом  месте,  и  вчера  ночью  там
проведена полная ревизия. Все на месте.
   - Разрешите? - спросил молчавший до этого полковник Ильин, обращаясь  к
Ерошенко. Тот кивнул головой.
   -  Товарищ  генерал,  -  обратился  военный  контрразведчик  к  хозяину
кабинета, - отрабатывался  ли  вопрос  взаимодействия  научного  Центра  в
Чогунаше  с  группами  особого  назначения?  Может  быть,  до  этого   уже
проводились эксперименты по доставке грузов на место?
   Земсков удивленно взглянул  на  полковника.  Потом  не  очень  уверенно
спросил:
   - Вы хотите спросить, как вывозились контейнеры из хранилища?
   - Да. Ведь группы КГБ  отрабатывали  свои  задания  непосредственно  на
месте, - настаивал Ильин.
   - Может быть. - Заместителю директора ФСБ было стыдно признаваться, что
он не подумал о такой проблеме. - Возможно, и отрабатывали. Это мы  сейчас
проверим, - быстро добавил он, делая пометку в блокноте.  Полковник  прав.
Если  заряды  действительно  раньше  вывозились  из  Центра,   кто   давал
разрешение на это?
   Ядерные  заряды  ограниченного  радиуса  действия,  как   их   стыдливо
называли, на самом деле были небольшими ядерными бомбами,  непосредственно
на место они доставлялись специальными группами особого назначения и могли
эффективно  сработать  в  недосягаемых  для  обычной  ракеты   местах.   В
хранилищах, в научных центрах, в правительственных учреждениях. Даже  сама
угроза применения подобного оружия была бы  психологически  гораздо  более
сильным средством, чем ракетное нападение  с  воздуха.  За  ракетой  можно
проследить. Можно засечь движение и попытаться  ее  сбить.  Можно  нанести
удар по  подводной  атомной  лодке  или  по  месту  нахождения  ракеты  на
стационаре в  тот  момент,  когда  она  еще  не  поднялась  в  воздух.  Но
невозможно остановить несколько человеке, ядерным "чемоданчиком",  готовых
применить подобное  оружие  в  случае  необходимости  где  угодно.  Однако
производство  таких  бомб   требовало   чрезвычайно   высокой   технологии
переработки и было возможно только в двух странах, имеющих несколько тысяч
ядерных боеголовок. В бывшем  Советском  Союзе  и  в  Соединенных  Штатах.
Остальные три ядерные державы - Франция, Великобритания и Китай  -  просто
не шли в расчет в силу чрезвычайно  малых  запасов  собственного  ядерного
оружия.
   После распада Советского Союза одна сверхдержава  исчезла,  но  оружие,
полученное Россией как бы в наследство от  прежнего  могущества,  все  еще
сохранялось.
   В кабинете резко прозвучал телефонный звонок, и Земсков схватил трубку.
Уже по тому, как он моментально среагировал  на  звонок,  было  ясно,  что
позвонил сам директор ФСБ.
   - Как ваше совещание? - очень недовольным голосом спросил директор.
   - У меня представители  Министерства  обороны,  -  доложил  Земсков.  -
Сейчас отрабатываем варианты. Готовы вылететь сегодня в Чогунаш.
   - Сначала я должен доложить обо  всем  Президенту,  -  ледяным  голосом
напомнил директор. - Что говорит Степанов? Вы его вызывали?
   - Так точно. Он уверяет, что это невозможно.  Мы  его  мучили  довольно
долго, но он твердо стоит на своем, уверяя, что вывезти что-либо из Центра
абсолютно немыслимо.
   - Но ведь два контейнера оказались пустыми. Значит, сумели. И, судя  по
всему, это сделал кто-то из лиц, имеющих доступ ко  всей  информации.  Как
только я поговорю с Президентом, готовьтесь вылететь.  С  учеными  мы  уже
договорились. Специальный самолет будет ждать вас во Внукове.
   - Слушаюсь. - Земсков был  обязан  своим  повышением  директору  ФСБ  и
всегда помнил об этом.
   - Когда будут готовы ваши рекомендации?
   - Через полчаса.
   Директор  отключился,  не  попрощавшись.   Очевидно,   он   тоже   ждал
неприятностей. Земсков осторожно положил трубку и сказал:
   - Давайте подведем итоги. У нас мало времени.




   Совещание у Президента началось ровно в  пять  часов  вечера.  К  этому
времени в кабинете находились премьер-министр,  министр  обороны,  министр
внутренних дел, помощник Президента по  международным  вопросам,  помощник
Президента  по  вопросам  обороны.  Перед  самым   появлением   Президента
последними появились начальник Службы внешней разведки и сам директор ФСБ,
на которого все заранее смотрели  с  сочувствием,  понимая,  что  отвечать
придется именно ему. Очень узкий состав приглашенных означал и то, что про
само  существование  ЯЗОРДов  нельзя  было  говорить  даже  в  присутствии
большинства руководителей государственных учреждений. Премьер-министру  не
разрешили  взять   с   собой   даже   заместителя,   курирующего   вопросы
промышленности.
   Ровно в пять часов в большой  кабинет  вошел  Президент.  Все  привычно
поднялись, и он  прошел  на  свое  место.  Сел  за  стол,  мрачно  оглядел
собравшихся. С правой стороны сидели премьер,  министр  обороны,  директор
ФСБ. С левой - министр внутренних  дел,  который  являлся  одновременно  и
заместителем премьер-министра, начальник СВР и два помощника Президента. В
конце кабинета - две стенографистки. Больше никого.
   - Что у вас случилось? - грозным голосом спросил  Президент,  посмотрев
на директора ФСБ. - Опять чего-то недосмотрели?
   - В научном Центре, в Чогунаше,  нашими  сотрудниками  при  внеплановой
проверке обнаружено, что два  контейнера  с  ядерными  зарядами  оказались
пустыми. Сейчас проводится расследование, - коротко доложил директор  ФСБ.
Он намеренно избегал слов о похищении.
   - Как это пустые? - мрачно поинтересовался Президент. -  Они  растаяли,
что ли?
   - Нет. - Директор ФСБ чувствовал нарастающее недовольство Президента  и
старался отвечать как  можно  короче,  чтобы  не  вызвать  дополнительного
раздражения. - Они не  могли  растаять.  Скорее  всего  речь  идет  об  их
несанкционированном перемещении из хранилища.
   - Где заряды? - Президенту не нравилось, когда начинали  увиливать,  не
отвечая по существу.
   - Их пока не удалось обнаружить, - честно ответил директор ФСБ, глядя в
лицо Президенту.
   - Когда обнаружите?
   - Наша группа работает уже непосредственно на месте. Сегодня вечером  в
Чогунаш вылетает специальная комиссия, в которую вошли академики Финкель и
Архипов. Они определят на месте, какие необходимо предпринять меры.
   - Финкель и Архипов, -  повторил  Президент,  -  это  правильно.  Очень
известные  ученые.  Мне  тут  недавно  говорили,  что  Финкеля  хотят   на
Нобелевскую премию выдвинуть. Это очень хорошо.
   Доклад о возможном выдвижении академика Финкеля на Нобелевскую премию в
области физики был подготовлен Службой  внешней  разведки  для  информации
Президенту, и директор  ФСБ  знал  об  этой  записке.  Именно  поэтому  он
рассчитывал, что фамилия академика произведет благоприятное впечатление.
   - Как можно использовать эти заряды? - вдруг спросил Президент.  -  Они
очень опасны?
   Директор ФСБ посмотрел на министра обороны.  Увидел  его  сочувственный
взгляд и честно ответил:
   - Они очень опасны.
   - Почему?
   -  Это  мини-бомбы.  Настоящие  бомбы  с  ядерным  зарядом.  Их   можно
использовать где угодно, в том числе и для террористических  целей.  -  Он
обязан был  сказать  эти  слова,  чтобы  Президент  прочувствовал  степень
опасности.
   -  Террористы,  -  задумчиво  сказал  Президент.  Потом,  не   разрешая
директору ФСБ сесть на место, посмотрел  на  премьера.  -  Значит,  у  нас
украли две бомбы, а мы только сейчас узнаем об этом.
   - Мне сообщили сегодня утром, - отвел все  обвинения  премьер,  -  и  я
узнал об этом после вас.
   - Кому подчиняется этот Центр? - поинтересовался Президент.
   - Раньше подчинялся КГБ СССР и  Министерству  среднего  машиностроения.
Сейчас находится в ведомстве Министерства  обороны,  -  доложил  директор,
чувствуя на себе очень недовольные глаза министра обороны.
   - Садитесь, - махнул Президент, -  значит,  опять  в  армии  бардак?  -
спросил он, обращаясь к министру обороны. - Опять недосмотрели?
   - Мы осуществляем только общее руководство, - пояснил министр  обороны.
- Формально Центр передан нам, но за охрану и безопасность отвечает ФСБ.
   - Вы друг на друга вину не перекладывайте,  -  окончательно  разозлился
Президент, - позор на весь мир, понимаешь...  Ядерные  бомбы  из-под  носа
воруют, а мы ничего сделать не можем. Американцы сколько писали про это, а
мы все время утверждали, что такое невозможно. И вот получили.
   - Накаркали журналисты,  -  услышал  директор  ФСБ  приглушенный  голос
сидевшего рядом начальника СВР и согласно кивнул головой.
   - У нас нет уверенности, что бомбы похищены, - решил все-таки вмешаться
директор  ФСБ.  -  Пока  речь  может  идти  только  о  несанкционированном
перемещении их с места на место.  Система  охраны  в  Центре  такова,  что
практически исключает любую возможность неконтролируемого вывоза оружия за
его пределы.
   Он не стал говорить Президенту про  двух  погибших  ученых,  подозрения
прокуратуры,  найденные  подтверждения   их   умышленной   смерти,   арест
начальника службы охраны полковника Сырцова. Все это были  уже  частности:
главное - что исчезли ЯЗОРДы, которые, по  всей  логике,  никак  не  могли
исчезнуть.
   - Нужно  дать  указание  пограничникам,  чтобы  усилили  наблюдение  за
государственной границей, - предложил директор ФСБ, - на тот случай,  если
заряды все-таки покинули территорию Центра.
   - Покинули или нет? - повысил голос Президент.
   - Пока у нас не будет полной  гарантии,  мы  должны  предусмотреть  все
меры, - твердо сказал директор.
   -  Почему  не  вызвали  руководителя  пограничной  службы?  -   спросил
Президент, обращаясь к своему помощнику по вопросам обороны.
   - Он не входит в список  лиц,  имеющих  доступ  к  этой  информации,  -
пояснил тот, - мы согласовывали список с ФСБ.
   - А министр иностранных дел? - вспомнил Президент. - Он тоже не входит?
   - Он еще не вернулся из Страсбурга, - напомнил премьер.
   - Такой шум в газетах поднимется, - поморщился Президент.
   - О случившемся в Центре не знает никто,  -  твердо  возразил  директор
ФСБ. - Мы принимаем особые меры к абсолютному  пресечению  всех  возможных
слухов. Центр полностью блокирован и объявлен  на  особом  карантине.  Все
связи с внешним миром идут только через нашу службу.
   - Это правильно, - согласился Президент, - а то опять журналисты  будут
всякие гадости писать. И получится такой скандал на весь мир.
   - Это их главная задача, - поддакнул ему премьер. -  Обеспечить  полную
секретность.
   - Сколько вам нужно времени, чтобы разобраться в случившемся? - спросил
Президент.
   - Две недели, - чуть подумав, ответил директор ФСБ.
   - Вы с ума сошли, - вмешался вдруг премьер, лучше многих представлявший
себе опасность ситуации. - Две недели бомба будет неизвестно где, может, в
руках у террористов. Это очень много.
   - Неделя, - кивнул Президент, - и через неделю вы мне доложите, что там
все в порядке. Если они не могли пропасть, значит, их нужно найти. А  если
пропали, -  он  нахмурился,  -  тогда  найдите  преступников,  которые  их
похитили. - Он помолчал и вдруг спросил: - В Москве их могут применить?
   Оказывается, он видел проблему не хуже остальных. Просто привычно  умел
держать себя в руках.  В  кабинете  наступила  тишина,  все  боялись  даже
пошевелиться в своих креслах. Директор ФСБ  тяжело  вздохнул.  Нужно  было
говорить правду.
   - Если их сумели вынести из Центра, если сумели привезти в  Москву,  то
они могут быть применены где угодно, - честно ответил он.
   - Значит, их могли переправить и в Москву, - подвел неутешительный итог
Президент.
   Он сказал это тише обычного, словно приглашая других  осознать  размеры
катастрофы, грозившей всем в случае применения подобного оружия в Москве.
   - Что будем делать, если заряды все-таки вывезли из Центра?  -  спросил
Президент.
   - Мы пока не рассматриваем эту возможность. Наши эксперты считают,  что
заряды все еще на месте.
   - А если их уже там нет?
   - Нужно вводить чрезвычайное положение не только в Москве.  -  Директор
говорил словно смертник перед казнью. - Нужно вводить такое  положение  на
всей  территории  страны.  Придется   на   официальном   уровне   признать
существование у нашей страны подобного оружия.
   - Это невозможно,  -  возразил  помощник  Президента  по  международным
вопросам.
   - Найдите  министра  иностранных  дел,  пусть  срочно  возвращается,  -
приказал Президент, обращаясь к премьеру. - Неделя это много, - добавил он
в заключение, - три дня. Через три дня вы должны  доложить  мне,  что  там
случилось. Или найти исчезнувшее оружие. Вы меня поняли?
   - Да. - Директор понял, что это намек на его отставку в  случае  любого
отрицательного исхода.
   - И пока о  случившемся  должны  знать  только  мы,  -  строго  объявил
Президент, оглядывая присутствующих.  "Только  этого  нам  не  хватало,  -
подумал он, - только этого не хватало".




   Он докурил сигарету до конца, как обычно докуривают бывшие заключенные,
стараясь выжать из нее максимум возможного, бросил окурок и тщательно втер
его в мокрый асфальт. Было довольно прохладно, но он  неподвижно  стоял  в
своей темной рубашке, не  обращая  внимания  на  моросивший  дождь.  Когда
подъехал автомобиль, он сразу сел на заднее сиденье.
   - Здорово, Сухой,  -  кивнул  сидевший  сзади  Сириец.  Водитель  молча
развернул  машину.  Рядом  с  ним  сидел  еще  и  телохранитель,  даже  не
повернувший головы. "БМВ" последнего выпуска. Пока Сухарев не  может  себе
позволить такой машины, какая есть у Сирийца.  Тот  известный  в  Северной
Пальмире вор в законе, человек, которого уважают даже в Смольном.
   Сириец сумел сделать себе имя в те годы, когда  шпана  пыталась  делить
участки владений и стреляла друг в друга на каждом углу.  Ованесов  Михаил
Аршакович,  имевший  пять  судимостей  и  еще  больше  недоказанных   дел,
названный  Сирийцем  по  месту  своего  рождения,  был  опытным  и  умелым
человеком. Его родители  приехали  из  Сирии,  вот  почему  у  него  такая
странная кличка и  немного  африканская  внешность  -  курчавая  голова  и
полные, немного припухшие губы.
   Он правильно рассудил, что на заре  кооперативного  движения  не  стоит
ввязываться в мелкие стычки. Его больше интересовали акционерные общества,
лесоматериалы, бумажная промышленность. Казалось, он вкладывает  деньги  в
самые нерентабельные дела. Все  открывали  кооперативы,  рестораны,  бары,
держали девочек и занимались рэкетом, а  он  объезжал  районы,  уговаривал
директоров создавать совместное производство, подписывал  тысячу  бумаг  и
готовил другую тысячу. Директора оказывались на  удивление  понятливыми  и
сговорчивыми. Правда, один из них внезапно заартачился, но, когда  у  него
неожиданно сгорела дача, он согласился  на  все  условия  и  подписал  все
нужные документы. В городе шепотом рассказывали, что Сириец построил потом
директору новую дачу, еще лучше прежней.
   Едва началась обвальная  инфляция,  Сириец  начал  скупать  по  дешевке
коммунальные квартиры в центре города, выселяя жильцов из  разваливающихся
домов. Этот  бизнес  оказался  самым  удачным.  Квартиры  ремонтировались,
отстраивались,    модернизировались.    К    середине     девяностых     в
Санкт-Петербурге, как и по всей России, появились  не  просто  богатые,  а
очень богатые люди, они с удовольствием покупали  за  баснословные  деньги
престижные квартиры в лучших местах Санкт-Петербурга, нимало  не  смущаясь
тем обстоятельством, что нигде в мире не было подобных цен.
   Сириец сделался не  просто  миллионером.  Он  стал  по-своему  символом
перемен. Удачливым, изворотливым, умным дельцом, сумевшим  поставить  свои
дела должным образом. Появляющиеся конкуренты довольно быстро  сворачивали
свои дела. Кроме всех других заслуг, у Ованесова были прекрасные отношения
с  правоохранительными  органами,  и  он  всегда   имел   гораздо   больше
информации, чем все его конкуренты,  вместе  взятые.  Это  очень  помогало
выжить в той невероятно сложной ситуации, складывающейся по всей стране  к
концу века.
   Сухарев, или Сухой, знал сидевшего в машине давно. Они вместе  отбывали
срок в колонии в последнюю "ходку" Сирийца. Тот вышел в восемьдесят шестом
и с тех пор уже не попадал за решетку. Теперь ему было  около  пятидесяти,
он сильно располнел, черты лица  расплылись.  В  его  поведении  появились
уверенность и вальяжность очень богатого человека.
   - У меня к тебе дело, Сухой, - негромко сказал Сириец.
   - Ты же знаешь, я для тебя  готов  кому  угодно  глотку  перегрызть,  -
проникновенно сказал Сухарев. - Если бы  не  ты,  я  бы  сейчас  на  нарах
чалился. Что нужно сделать?
   - Сначала поедем в ресторан. Немного посидим,  поговорим,  -  улыбнулся
Сириец. - В "Изумрудный храм", - приказал он водителю.
   Этот ресторан находился за городом. Его негласным владельцем и хозяином
уже давно стал сам Сириец. Разорившийся  хозяин  согласился  передать  ему
свое детище, перед тем как уехал из города.  Сириец  не  любил  заниматься
ресторанным бизнесом,  считая  это  ниже  своего  достоинства.  Рестораном
владела его родная сестра, вызванная из Минска.
   Сухарев понял, что разговор предстоит важный. Во-первых, Сириец не стал
говорить в присутствии посторонних, даже своего водителя и  телохранителя.
Во-вторых, в "Храм" он ездил только по очень важным делам, зная,  что  там
его подслушать не могут. Всю дорогу он молчал,  глядя  в  окно.  И  только
когда машина уже подъезжала к ресторану, лениво спросил:
   - Один живешь или с Надей?
   - С Надей, - улыбнулся Сухарев. - Хотим вот ребеночка завести. Пора уже
мне. Сорок лет, почитай, скоро исполнится. Нужно остепеняться.
   - Правильно, - кивнул Сириец, - семья -  дело  хорошее.  У  тебя  какой
сейчас доход в месяц?
   - Да тысячи две-три заколачиваю, - осторожно признался Сухарев.
   Он работал в акционерном обществе, которое тоже  принадлежало  Сирийцу.
Они занимались поставкой финской бумаги на рынки России.  Сухарев  работал
начальником службы безопасности и фактически просто выколачивал деньги  из
должников, получая неплохой процент.
   - А мне говорили, что ты семь-восемь получаешь,  -  добродушно  заметил
Сириец.
   - Да откуда такие бабки? - возмутился Сухарев. - Ну, может, пять-шесть,
но не больше.
   - Ладно, ладно. Я тебе не налоговая  полиция.  Ты  мне  не  трепись,  -
махнул рукой Сириец.
   Приехав  в  ресторан,  они  сразу  прошли   в   отдельный,   специально
приготовленный для них кабинет. И там Сириец строго сказал Сухареву:
   - Есть дело, Сухой. Надежное дело. И человек мне нужен очень  надежный.
Такой, как ты.
   - Конечно, - согласился Сухарев.
   - Груз  будет  у  нас  небольшой,  -  продолжал  Сириец.  -  Его  нужно
переправить туда, к нашим, в Финляндию. А потом погрузить на пароход.  Ну,
в общем, все как обычно.
   - Сделаем, - улыбнулся Сухарев. - У меня  на  границе  все  куплено.  И
пограничники, и таможенники. Когда  одну  неделю  не  появляюсь,  они  уже
скучают. Привыкли к моим "подарочкам".
   - Груз очень  важный,  -  строго  сказал  Сириец,  -  головой  за  него
отвечаешь. Если что-нибудь случится, я с тебя лично спрошу.
   - Как полагается, - согласился Сухарев, - порядки знаем.
   - И про груз никому ни слова, - жестко  сказал  Сириец,  -  даже  своей
Наде. Никому, ты понял?
   - Конечно. Когда нужно ехать?
   - Я тебе скажу. Может, завтра. А может, послезавтра. Ты  точно  уверен,
что сумеешь пройти границу без осложнений?
   - Да, конечно. Меня же там все знают.  Сколько  контейнеров  перевез  в
разные стороны. Там одна женщина есть,  начальник  смены  в  таможне,  она
вообще в меня влюблена. Бросай, говорит, свою Надю и переходи жить ко мне.
   - Вот в ее смену и переедешь. Все документы оформим как  полагается.  И
запомни, Сухой, - пока груз на пароход  не  будет  погружен,  за  него  ты
отвечаешь. Только ты.
   - Я один поеду?
   - Нет, поедут наши ребята. Федор встретит тебя в Хельсинки. А  с  тобой
еще один типчик поедет. Но это так, для страховки.
   - Какой типчик?
   - Иностранец. Владелец груза.
   - Все ясно. Доставлю в лучшем виде, - кивнул Сухарев. Он уже предвкушал
роскошный обед и клюквенную настойку, которую подавали в "Храме".  Но  был
разочарован.
   - Ладно, - закончил разговор Сириец, - можешь ехать.  Моя  машина  тебя
отвезет. И запомни - никому о нашем разговоре ни слова.
   Обратно Сухарев ехал  с  понятным  чувством  легкой  обиды.  Мог  бы  и
пригласить пообедать, разочарованно думал  он.  Деньги  изменили  Сирийца.
Впрочем, такие деньги испортят кого угодно. Нужно будет заехать по  дороге
в какой-нибудь ресторан. Он только сейчас почувствовал, что проголодался.




   После совещания у него нашлось еще много всяких дел. Он закончил работу
в половине девятого вечера, когда другие сотрудники уже  ушли.  По  натуре
Манюков был человек демократичный,  он  старался  не  мучить  своих  людей
излишним рвением. Виктор Федорович Манюков не работал раньше не только  на
какой-нибудь ответственной работе, но и вообще не  мог  себе  представить,
что будет сидеть в кабинете бывшего заведующего Международным  отделом  ЦК
КПСС и помогать самому Президенту определять внешнюю политику страны.
   Манюков  был   из   того   набора   демократов,   что   участвовали   в
демократическом движении в первой волне конца  восьмидесятых.  Он  работал
тогда заведующим кафедрой  истории  в  Тульском  университете  и  даже  не
предполагал, куда вознесет его эта волна. Сначала с  триумфом  победил  на
выборах в народные депутаты  СССР,  когда  противостоявший  ему  секретарь
райкома  был  неожиданно  и  серьезно  скомпрометирован   появившимися   в
центральной печати статьями о его махинациях. Скандал замять  не  удалось,
дело расследовала специальная комиссия. Правда, она  ничего  не  нашла,  а
секретарь райкома, получив сердечный приступ, отправился  в  больницу,  но
тем не менее на волне тех разоблачений, которые сотрясали страну  в  конце
восьмидесятых, успех Манюкова был весьма симптоматичен.
   Конечно,  он  сразу  примкнул  к  межрегиональной   группе   депутатов,
выдвинувших своим лидером будущего Президента. Манюков уже тогда выделялся
основательностью и здравостью  суждений.  Он  не  старался  раньше  других
высказать свои мысли, не навязывал свое мнение  другим.  Скорее  наоборот,
умение выслушивать людей, умение слушать  было  привито  ему  еще  в  годы
работы на кафедре, когда приходилось принимать бредовые ответы студентов.
   После развала  страны  Манюкову  предложили  высокий  пост  заместителя
помощника Президента по международным вопросам. И он сразу же  согласился.
К тому времени работавшая в Москве дочь уже успела выйти замуж.  Вместе  с
женой и сыном бывший завкафедрой перебрался в столицу и получил  небывалый
для себя подарок в три  комнаты  в  престижном,  бывшем  цековском,  доме.
Казалось, сама судьба благосклонна к Виктору Федоровичу.
   Буквально через полтора года помощник Президента провинился,  уличенный
в отношениях с опальными чиновниками, которых Хозяин удалил от двора.  Его
с треском сняли, а на его место был рекомендован Манюков,  исполнительный,
дисциплинированный, выдержанный человек. Президент был вполне доволен  его
работой.
   Сегодняшнее совещание повергло Манюкова в шок. Он никогда раньше  и  не
представлял себе, что подобное оружие возможно. С ненавистью подумал он  о
прежней системе: значит, они готовы были пойти  даже  на  такие  меры  для
победы в атомном противостоянии. Манюков никогда не был членом  партии,  и
его с огромным трудом утвердили заведующим  кафедрой  истории.  Считалось,
что историки  обязательно  должны  быть  коммунистами.  Но  в  восемьдесят
седьмом году это оказалось уже не столь обязательно.
   Он приехал домой в подавленном настроении, отказался от ужина и заперся
в своем кабинете, где улегся на диван и довольно долго пробыл в  состоянии
оцепенения, пока жена не сообщила ему, что приехали дочь с зятем. Пришлось
подниматься с дивана. В  отличие  от  оболтуса  сына,  которого  с  трудом
удалось освободить от армии, устроив на работу во вневедомственную охрану,
дочь радовала отца. Она с отличием закончила институт иностранных  языков,
работала в Институте США и Канады, где и познакомилась с Сашей. Он к  тому
времени был одним из ведущих сотрудников института, после  возвращения  из
двухлетней командировки в США, где работал в  ООН.  Молодые  люди  сначала
встречались, а потом поженились с одобрения родителей.  Сашин  отец  умер,
когда сын заканчивал институт. Он был военный, генерал, и Манюков гордился
таким родством. Они были женаты уже восемь лет, и у них было двое детей.
   Зять всегда помогал ему советами в особо трудных ситуациях.  Именно  он
настоял в восемьдесят девятом, чтобы Манюков согласился  на  выдвижение  в
депутаты. Именно он посоветовал тестю идти работать в аппарат  Президента.
К тому же Саша организовал солидное дело, совместное предприятие,  которым
занимался его брат и которое приносило солидную прибыль.
   Манюков вышел к родным с опухшим лицом. Сына, как всегда, не было дома.
Дочь привезла внуков, семилетнего мальчика, похожего на Сашу, и пятилетнюю
девочку, почему-то тоже похожую на Сашу. Тем не менее Манюков любил внуков
больше всего на свете. Он обрадовался и впервые за вечер улыбнулся.
   - Почему так поздно? - спросил он у зятя. - Уже десять часов вечера.
   - Света только недавно приехала, - пояснил зять, - мы с семи ее  ждали.
У  нее  какие-то  дела  с  мамой,  вот  она  и  решила  приехать.  Вы   не
беспокойтесь, Виктор Федорович, мы скоро уедем.
   - Вот еще глупости, - вздохнул Манюков, - я не из-за этого  беспокоюсь.
А из-за вас, из-за детей.  Им  же  спать  нужно,  мальчику  в  школу  рано
вставать.
   - Сейчас же каникулы, - засмеялся зять,  -  какая  школа.  Вы,  видимо,
совсем заработались у себя на Старой площади.
   - Да, - сконфуженно признался  Манюков,  -  действительно  каникулы.  Я
совсем забыл.
   - Мы поэтому и приехали, - пояснил  зять,  заговорщицки  подмигивая.  -
Хотим малыша с собой взять на Бермуды. Будем там отдыхать в этом  году.  А
девочку у вас оставим, она маленькая еще.
   - Конечно, конечно, оставьте, - заволновался  Манюков.  -  Какой  может
быть разговор?
   - Идите к столу, - пригласила жена, - я уже чай  приготовила.  Почитай,
весь вечер вас ждали.
   - Ничего страшного, - улыбнулся зять, - чай не  убежит.  А  вы,  Виктор
Федорович, сегодня какой-то странный, больны, что ли?
   -  Нет,  -  мрачно  ответил  тесть.  Воспоминание  о  совещании   снова
отозвалось в сердце непривычной болью. - Неприятности на работе.
   - Какие  неприятности?  -  удивился  зять.  -  Президент  вас  уважает,
журналисты не трогают, даже оппозиция считает вас порядочным человеком. Вы
почитайте, как они  других  помощников  кроют.  Разве  у  вас  могут  быть
неприятности?
   - Могут, - махнул рукой Манюков, - я же говорю - по работе. Не личные.
   - Случилось что-нибудь? - шепотом спросил зять.
   Манюков колебался. Вообще-то он всегда советовался с зятем. Тот был  не
по годам умен и мог дать толковый совет. С  другой  стороны,  нельзя  было
рассказывать о том, что случилось на заседании у Президента.
   - Пойдемте в кабинет, - вдруг предложил Саша,  видя  его  колебания.  -
По-моему, вы мне хотите что-то рассказать.
   Он оставил сына и прошел вслед за тестем в  кабинет.  Манюков  подумал,
что так, наверно, будет  лучше.  Он  испытывал  потребность  поделиться  с
кем-нибудь ошеломляющей новостью. А с кем можно сделать это лучше,  чем  с
Сашей.
   - У нас неприятности, Саша, - сказал он,  когда  они  остались  одни  в
кабинете.
   - Проблемы с Ираком? - Зять знал, что вылетевший  в  Страсбург  министр
иностранных дел будет обсуждать  и  этот  вопрос  со  своими  европейскими
коллегами. Впрочем, об этом писали во всех газетах.
   - Хуже. Появились проблемы  с  хранением  разного  рода  материалов,  -
постарался уклончиво объяснить тесть.
   - Каких материалов?
   - Радиоактивных. - Он все-таки не имел права говорить о  том,  что  это
было за оружие.
   - Ну и что? У нас Чернобыль  был,  и  никто  из-за  этого  особенно  не
переживал.
   - Теперь будут. У нас  договор  уже  подписан  с  американцами.  И  его
утверждать нужно будет в Думе. Такой скандал поднимется. И потом,  ты  сам
знаешь, как  американцы  относятся  к  возможности  хищения  разного  рода
радиоактивных материалов. Мы только сейчас убедили сенат и конгресс США  в
том,  что  не  собираемся  поставлять  в  Иран  компоненты   для   атомной
электростанции. Представляешь, какой там будет скандал, если  они  узнают,
что мы скрывали еще кое-что? Я ведь сам ездил в Вашингтон  на  переговоры,
договаривался от имени страны... - Тесть вздохнул. - Вот поэтому  говорят,
что мораль и политика...
   - Подождите, - прервал его зять, при чем тут оружие? Вы же  говорите  -
радиоактивные материалы? Это, наверно, отходы?
   Раз начав, нужно было договаривать. Манюков вздохнул.
   - Нет, - сказал он, решившись, - это не  совсем  материалы.  Это  почти
готовые компоненты для оружия.
   - Какие компоненты? - снова не понял зять. - Их же невозможно применить
без ракеты-носителя.
   - Эти можно... - Он и так уже сказал больше, чем было дозволено. -  Эти
можно, - повторил он с отчаянием.
   - О чем вы говорите? - очень тихо спросил зять. -  У  нас  что,  украли
ядерную бомбу?
   - Почти. И не будем больше об этом. Просто скоро по  всему  миру  будут
выставлять  меня  лжецом  и  мошенником.  Президент   мог   не   знать   о
существовании некоторых видов оружия, но я обязан был думать,  прежде  чем
давать слово. - Он с отчаянием махнул рукой.  -  В  политике  нельзя  быть
искренним человеком, - убежденно сказал он в заключение.
   - Вы не переживайте, - нерешительно  сказал  зять,  -  может,  все  еще
обойдется.
   - Да уж теперь вряд ли. Ничего, - грустно  усмехнулся  тесть,  -  пойду
преподавать. Думаю, меня еще  возьмут  преподавателем.  Придется  в  любом
случае всю вину брать на себя. Я же не имею права подставлять Президента.
   - Да, конечно, - рассеянно подтвердил Саша.
   -  Только  ты  никому  ничего  не  рассказывай,  -  спохватился  Виктор
Федорович. - Сам знаешь, я тебе как родному, как сыну.
   - Да не переживайте вы, - успокоил его зять, -  все  будет  хорошо.  Не
нужно так волноваться.
   Когда семья дочери уехала, Манюков отправился  спать.  Но  спасительный
сон не  приходил.  Он  решительно  поднялся,  прошел  на  кухню  и  принял
реланиум, надеясь успокоиться и уснуть.
   Вернувшись домой, Саша долго не мог найти себе места, пока  наконец  не
подошел к телефону. Подняв трубку, он почему-то воровато оглянулся  и  уже
затем более уверенно набрал номер телефона.
   - Алло, - сказал он  быстро,  словно  опасаясь,  что  на  другом  конце
провода повесят трубку или назовут себя  раньше,  чем  он  успеет  сказать
нужные слова. - Вы будете завтра  в  клубе?  Давайте  встретимся.  Я  хочу
предложить одну тему для вашей газеты.
   - Завтра, - ответил ему собеседник с легким акцентом, - давайте  вместе
выпьем кофе. Завтра в двенадцать часов.
   Саша положил трубку и снова оглянулся. На пороге стоял его сын.
   - Ты почему не спишь? - строго спросил Саша.
   - А ты почему не спишь? - спросил, в свою очередь, мальчик.
   - Иди спать, - разозлился отец, - поговори еще у меня.
   И, не сказав больше ни слова, он повернулся  к  ребенку  спиной,  давая
понять, что разговор окончен.




   Такого количества именитых гостей Центр не помнил. Новость о похищенных
ЯЗОРДах уже стала темой обсуждения не только всех работающих в Центре,  но
и тех, кто жил в академическом городке. Новостью было  и  полное  молчание
всех телефонов. Теперь  для  самых  срочных  звонков  приходилось  идти  к
коменданту городка, а там разговаривать  в  присутствии  сразу  нескольких
сотрудников ФСБ,  памятуя  о  том,  что  нельзя  упоминать  о  случившейся
пропаже.
   За  эти  два  дня  Игорь  Гаврилович  Добровольский,  директор  Центра,
постарел на несколько лет. Он по-прежнему не верил в случившееся, все  еще
не хотел верить, хотя было очевидно, что два контейнера в хранилище пусты.
Если учесть, что пленку с входящими и выходящими из хранилища сотрудниками
просматривали сотни раз, фиксируя, кто входил и кто выходил, если  учесть,
что ничего не  говорило  о  возможном  похищении  двух  контейнеров.  Если
учесть, что были арестованы начальник охраны Центра полковник Сырцов и его
заместитель подполковник  Волнов,  а  директор,  как  порядочный  человек,
считал, что основная часть вины лежит именно на нем, то можно  представить
себе его состояние.
   Сейчас  в  его  кабинете  находилось  много  людей.  Это  и   прибывший
заместитель директора  ФСБ  генерал  Земсков.  Это  и  прилетевший  с  ним
представитель военной контрразведки генерал Ерошенко. Машков, уже два  дня
непосредственно проводивший  расследование.  Приехавшие  утром  Левитин  и
Ильин уже работали с сотрудниками Центра.
   На  совещание  вызвали  даже  прокурора  Миткина,  пожилого   высохшего
человека, который и раскопал всю эту историю с убийством двух ученых.  Ему
было  не  больше  пятидесяти  пяти,  но  он   выглядел   гораздо   старше.
Добровольский  знал,  что  Миткин  давно  и   серьезно   болеет,   но   по
принципиальным соображениям не выходит на  пенсию,  предпочитая  работать,
пока позволяет здоровье.  Рядом  с  ним  сидел  заместитель  директора  по
научной   работе   Кудрявцев,   имевший,   как   и    его    руководитель,
беспрепятственный   доступ   в   хранилище.   Бесстрастная   камера   даже
запечатлела, как он трижды  входил  за  последний  месяц  в  хранилище.  И
наконец, в кабинете были  два  человека,  которым  Добровольский  искренне
радовался. Это были академики Финкель и Архипов, члены комиссии, прибывшие
для расследования ситуации на месте.
   Земсков сидел в кресле директора. Формально он  считался  председателем
комиссии, и все было правильно. Правда, он с некоторой завистью смотрел на
Ерошенко и на приехавших с ним  академиков.  Все  его  попытки  подставить
кого-нибудь  из  них  в  качестве  председателя   комиссии,   провалились.
Возглавить комиссию должен был представитель ФСБ. Это было указание самого
Президента, и Земскову  пришлось  согласиться,  понимая,  что  отвертеться
невозможно.
   А ведь как было бы хорошо, если бы удалось возложить ответственность на
военных или на ученых,  которые  забрали  два  заряда  в  лабораторию  для
проведения испытаний. Такой вывод устроил  бы  всех,  но  в  таком  случае
следовало предъявить заряды, а их нигде не  было.  За  прошедшие  два  дня
Машков мобилизовал всех сотрудников  и  проверил  каждую  комнату,  каждую
лабораторию, каждый закоулок.  Вывод  оказался  неутешительным  -  зарядов
нигде не нашли. Просто невероятно, но их нигде  не  было.  И  поэтому  все
сидели угрюмые, мрачные,  за  исключением  ученых:  те  были  поражены  не
столько  исчезновением  зарядов,  сколько  самой  возможностью   похищения
ЯЗОРДов из столь хорошо охраняемого Центра.
   - Значит, мы должны исходить из  того,  что  два  заряда  уже  покинули
Центр, - подвел  итог  неутешительному  совещанию  Земсков,  понимая,  что
озвучивает собственный приговор.
   - Да, - безжалостно подтвердил Добровольский,  -  мы  нигде  не  смогли
найти следов исчезнувших зарядов, а это может означать самое худшее...
   Он замолчал, растерянно оглядывая собравшихся.
   - Но это невероятно, - сказал он в заключение, - даже на записи  видно,
что за последний месяц никто и ничего оттуда не  выносил.  Как  они  могли
исчезнуть, я просто не понимаю.
   - Запись мы сейчас отправили на экспертизу, - пояснил  Машков  генералу
Земскову. - У меня подозрение, что запись подделана. Пока не  знаю,  каким
образом, но подделана.
   - Давайте с самого начала, - мрачно произнес Земсков.
   Он знал, что их беседа, фиксируется и еще много раз будет проверяться и
перепроверяться, перед тем как они примут окончательное  решение,  Значит,
нужно опросить всех, постаравшись переложить хотя бы часть ответственности
и на них.
   - Господин Миткин, - обратился он к прокурору, - если можно,  начнем  с
вас. Расскажите, на чем были основаны ваши подозрения по  поводу  убийства
двух молодых ученых.
   - Да, конечно, -  поднялся  длинный,  худощавый  Миткин,  -  только  не
называйте меня господином. Мне больше нравится старое обращение "товарищ".
Но это  к  слову.  Дело  в  том,  что  следователь,  выезжавший  на  место
происшествия совместно с работниками ФСБ,  провел  расследование  по  всей
форме.  Были  опрошены  свидетели,  составлены  протоколы,  удалось   даже
провести патологоанатомическое  обследование  трупов,  у  нас  ведь  очень
неплохая медицинская лаборатория. Но меня смутило другое. Следы на дороге.
Внезапное резкое торможение и уход машины в  сторону,  как  бывает,  когда
машина неожиданно перестает слушаться водителя. Причем  даже  не  руль,  а
именно правое переднее колесо, которое резко вильнуло в сторону,  как  раз
на повороте. У меня уже был однажды такой случай в Иркутске, когда  я  там
работал. Только тогда шина была  старая,  и  она  лопнула,  а  автомобиль,
ударившись, попал в аварию. Я настоял на новой экспертизе разбитой машины.
К счастью,  следователь  оказался  хоть  и  не  слишком  внимательным,  но
достаточно  пунктуальным.  Он  не  разрешил   уничтожить   автомобиль   до
официального заключения прокуратуры  о  причинах  смерти  молодых  ученых.
Обломки автомобиля были опломбированы на  складе.  Проведенная  экспертиза
подтвердила мои предположения. В правую  шину  кто-то  выстрелил.  И  хотя
дожди смыли следы убийцы,  но  тем  не  менее  мы  провели  дополнительную
баллистическую  и  трассологическую  экспертизу  и  сумели  установить   с
достаточной уверенностью, где именно мог находиться убийца. Мои заключения
были переданы в ФСБ. У меня все.
   Он подумал немного и добавил:
   -  В  настоящее  время  согласно  полученному  распоряжению   и   после
подтверждения факта пропажи ядерных зарядов мы возбудили уголовное дело.
   "Только сыщиков прокурорских мне здесь и не  хватало",  -  зло  подумал
Земсков и сдержанно сказал:
   - Мы расследуем дело как правительственная комиссия, результаты которой
будут представлены высшему руководству страны. А вы можете проводить  свое
расследование, вам никто не мешает. Игорь Гаврилович, вы хотите что-нибудь
сказать?
   - Нет, - растерялся директор Центра, - я просто  не  представляю,  кому
могло понадобиться убийство двух ребят. И так жестоко? У Никиты  Суровцева
семья. Непонятно.
   - Где его семья? - быстро спросил Земсков.
   - Они сейчас в Москве. Когда узнали о  случившемся,  приезжали  жена  и
брат. Жена особенно сильно убивалась. Она была в какой-то  командировке  в
Хельсинки и узнала обо всем только через три дня. На похороны  не  успела.
Потом забрала личные вещи мужа и уехала.
   - Когда это было?
   - Примерно в конце июня. Она управилась за несколько  дней.  Какое  там
имущество у наших ученых! Казенная квартира, казенная мебель,  только  два
чемодана личных вещей. И детские игрушки.
   - Полковник Машков, - генералу не  понравилось  лирическое  отступление
директора Центра, - доложите о ваших действиях.
   - После получения  информации  из  прокуратуры  решено  было  направить
специальную проверку, - доложил поднявшийся с места Машков.  -  Я  заменил
ушедшего на пенсию Степанова. Четвертого августа в  присутствии  директора
Центра  и  представителя  Министерства   обороны   мы   провели   вскрытие
контейнеров в лаборатории. Два из них оказались  пустыми.  Вчера  в  Центр
прибыли сотрудники из Москвы. За вчерашний и часть сегодняшнего  дня  нами
допрошены около двадцати сотрудников Центра,  имевших  хотя  бы  косвенное
отношение к случившемуся. Ничего конкретного установить не удалось. У меня
все.
   - Список людей, имевших доступ в хранилище, вы уже составили? - Земсков
видел, что академик Финкель не слушает  и  вполголоса  переговаривается  с
Архиповым. Им было явно скучно сидеть на этом импровизированном  совещании
контрразведчиков. Но требовалось все проговорить предельно четко, хотя  бы
для последующих протоколов.
   - Конечно, - Машков передал список. Земсков взял лист бумаги и едва  не
ахнул. Двадцать четыре фамилии.
   - Вы с ума сошли? - гневно спросил он Машкова. - Я спрашиваю у вас  про
лиц, непосредственно имевших доступ в хранилище.
   - Они все имели доступ,  -  подтвердил  полковник.  -  Это  в  основном
сотрудники из лаборатории Шарифова.
   - Где он сам?
   - С ним работают сейчас наши люди. Он должен дать подробные  объяснения
по поводу смерти двух своих специалистов. Мы попросили его вспомнить,  чем
именно они занимались в последние недели перед  смертью,  каковы  были  их
обязанности,  круг  проблем.  Сличить  график  посещения  хранилища  с  их
опытами, уточнить необходимость посещения хранилища в тот или другой день.
   Это было правильно. Машков все делал правильно. Но он все равно вызывал
у Земскова глухое, нарастающее раздражение.  Может,  потому,  что  говорил
подчеркнуто независимым и сухим тоном, говорил  все,  даже  такое,  о  чем
лучше промолчать  в  присутствии  ученых.  А  может,  Машков  не  нравился
Земскову именно потому, что он работал на своем месте до прихода  генерала
и не был обязан ему лично, в отличие от  подполковника  Левитина,  который
смотрел как преданный пес и готов был ловить любую  интонацию  начальства.
Земсков не хотел признаваться даже самому себе, что причиной его неприязни
к Машкову является внутренняя независимость полковника.
   - Не знаю, что даст вам этот график, - поморщился для порядка  Земсков,
- но раз вы так считаете, продолжайте действовать.
   Он снова услышал приглушенный разговор двух  академиков.  Черт  возьми,
придется дать им понять, что  здесь  важное  государственное  дело,  а  не
посиделки. Он повернулся к Финкелю. Тому уже перевалило за  семьдесят,  но
он  сохранял  тот  блестящий  ум  и  проницательность,  которые  и   стали
составляющими его огромного таланта. Архипов был  помоложе.  Что-то  около
шестидесяти. Финкель маленький, подвижный, суховатый старичок,  тогда  как
Архипов основательный, массивный, неторопливый, с густой седой  шевелюрой,
всегда сохраняющей артистический беспорядок.
   - Простите, что я вмешиваюсь, - нервно произнес директор Центра,  -  но
мне кажется, что я просто обязан вмешаться. Вчера вашими людьми арестованы
полковник Сырцов и  его  заместитель  подполковник  Волнов.  У  меня  есть
серьезные возражения по этому поводу. Ни Сырцов, ни Волнов не  виноваты  в
случившемся. Полная ответственность  за  все  лежит  на  мне.  И  я  прошу
немедленно освободить  этих  офицеров  из-под  ареста.  Мне  кажется,  что
арестовывать людей без достаточных оснований незаконно.
   "Хорошо ему говорить, - подумал Земсков, - он ведь знает, что  в  любом
случае его никто пальцем тронуть не посмеет. Академик, Герой,  лауреат.  В
лучшем случае отправят на  пенсию,  и  будет  он  жить  в  своей  шикарной
московской квартире и читать лекции студентам в университете..."
   - Игорь Гаврилович, - постарался помягче ответить он, - вы  же  знаете,
что ЯЗОРДы пропали. Ваша работа - в их создании и исследовании,  а  работа
наших офицеров - их охрана.  Два  контейнера  оказались  пустыми.  Значит,
виноваты офицеры. Разберемся и отпустим, мы просто так никого не сажаем.
   - Очень знакомая формулировка, - неожиданно громко произнес Финкель,  -
но вообще-то Игорь Гаврилович прав. Нельзя просто так арестовывать людей.
   "Еще один адвокат нашелся", - подумал генерал. Он хотел что-то сказать,
но его опередил  генерал  Ерошенко.  Он  заметил  нарастающее  раздражение
своего коллеги и решил  прийти  ему  на  выручку,  проявляя  корпоративную
солидарность всех контрразведчиков.  В  конце  концов,  здесь  можно  было
проявить благородство, которое, во-первых, попадет в официальный протокол,
а во-вторых, укажет на принципиальную позицию  самого  Ерошенко.  В  конце
концов  главным  ответчиком  все  равно  будет  Земсков.  Он  председатель
комиссии. Ему и достанутся все шишки.
   - Из-за нашего разгильдяйства и расхлябанности мы несем большие потери,
- нравоучительно сказал Ерошенко. - Если  бы  молодые  люди,  которые  так
нелепо погибли, не пошли на контакт с  представителями  преступного  мира,
никто не  стал  бы  их  убивать.  Значит,  им  что-то  предложили,  и  они
согласились. Иногда нужно удержать человека от опрометчивых шагов.  Может,
мы сейчас помогаем Сырцову и Волнову, спасаем их от  необдуманных  решений
или поступков. Люди они смелые, горячие, импульсивные.  Вдруг  кому-то  из
них придет в голову, что он лично виноват  в  случившемся.  И  он  захочет
застрелиться. А ведь у каждого из них семья...
   - То есть вы их сажаете для спасения, - весело уточнил Финкель.
   Ерошенко  побагровел.  "Сидел  бы  на  месте  этого  еврея   кто-нибудь
другой... В армии таких не встретишь. Они все идут в ученые, в  академики,
в доктора", - зло подумал  генерал.  Но  сдержался.  Он  знал,  кто  такой
Финкель, и понимал, что здесь не место для споров с академиком.
   - Мы должны разобраться, - терпеливо  пояснил  Земсков.  -  Офицеры  не
арестованы,  они  пока  задержаны  и  отстранены   от   выполнения   своих
обязанностей до выяснения ситуации. И  потом  -  какой  арест  в  условиях
Центра? У вас ведь тюрьмы нет, насколько я знаю? Просто они находятся  под
домашним арестом, и, когда все выяснится, я сам с удовольствием открою  им
двери.
   - Я продолжаю настаивать, чтобы все меры, касающиеся наших сотрудников,
полностью применялись и ко мне, - запальчиво произнес Добровольский.
   - Нет, - разозлился Земсков, - вы ученые, а  они  офицеры.  Есть  такое
понятие как  присяга,  Игорь  Гаврилович.  К  человеку  в  погонах  всегда
повышенные требования. И потом, это  зависит  не  только  от  меня.  Когда
разберемся, я доложу в Москву и обязательно сообщу о вашем мнении.
   Он снова посмотрел на список. Двадцать четыре  человека.  Такой  список
можно  проверять  целый  месяц.  Он  поднял  голову  и   встретил   взгляд
Кудрявцева.
   - Вы что-то хотите сказать?  -  спросил  он.  Единственный  из  ученых,
Кудрявцев был одет не просто хорошо, а  элегантно.  На  нем  был  довольно
модный галстук, отлично сидевший костюм, дорогие  ботинки.  В  отличие  от
остальных академиков, явно  не  следящих  за  современной  мужской  модой,
Кудрявцев походил на преуспевающего американского бизнесмена или политика.
   "И чего его потянуло в этот поселок, - подозрительно подумал Земсков, -
сидел бы где-нибудь в Нью-Йорке..."
   - Мне кажется, что  поиски  виновников  случившегося  сейчас  не  самое
главное, - пояснил Кудрявцев. - Важнее проанализировать ситуацию и понять,
куда могли деться ЯЗОРДы.
   - А мы чем, по-вашему, занимаемся? -  грубо,  не  сдержавшись,  ответил
Земсков. Он не сдержался именно потому, что все произнесенные  в  кабинете
слова фиксировались на пленку, а  это  был  невольный  упрек  именно  ему.
Кудрявцев развел руками. - Нужно составить еще  один  список,  -  приказал
Земсков, глядя на Машкова. - Всех, кто в последние месяцы контактировал  с
погибшими учеными. В том числе проверить их связи в других городах.  Нужно
узнать, почему жена этого Суровцева гуляла и гуляет по Финляндии, пока  он
сидел в Центре. У нее так много денег? На какие деньги она гуляет?
   - Они, по-моему, в последние годы не  жили  вместе,  -  снова  вмешался
Кудрявцев.
   - Тем более, - кивнул генерал, - почему разошлись? Почему она уехала от
него? И проверьте все связи второго. Как его звали?
   - Эрик Глинштейн, - сразу ответил Машков. - Он довольно долго работал в
Центре. Но он был холост.
   Услышав, что еще один из ученых был евреем, Ерошенко шумно вздохнул. Он
не был антисемитом, просто его  раздражало  засилие  представителей  одной
национальности в науке, сфере, которую он курировал. Ерошенко  никогда  не
признался бы себе, что  все  его  комплексы  имели  в  своей  основе  одну
конкретную причину. Его собственный сын дважды провалился на вступительных
экзаменах в институт, тогда как еврейский мальчик, с которым сын  просидел
за одной партой десять лет в школе, учился уже на третьем курсе МГУ и  был
вечным укором сыну генерала, сумевшему поступить только с третьего раза.
   Ведь если разобраться - в основе любой "фобии" всегда лежат конкретные,
низменные причины. Человек не может  вот  так  просто  не  любить  другого
человека только за форму его глаз или носа. Он должен  внушить  себе,  или
ему должны внушить, что именно благодаря  иному  разрезу  глаз  или  форме
черепа представитель другого народа имеет больше шансов на успех. И  тогда
в человеке просыпается первобытное чувство  ревности  к  более  удачливому
сопернику. На охоте или на рыбалке, в науке или в  искусстве,  суть  не  в
этом. Важны конкретные причины, позволяющие одному  ненавидеть  другого  и
подводить под эту ненависть хоть какое-то обоснование.
   - Проверьте второго, - подтвердил Земсков. - Судя по всему,  именно  их
участие  в  похищении  ЯЗОРДов  толкнуло  убийцу   на   столь   изощренное
преступление. Нужно будет  обратиться  к  жителям  вашего  городка,  Игорь
Гаврилович, пусть они сдадут все оружие, которое у них есть. В том числе и
охотничье.
   - Какое здесь оружие? - удивился директор Центра. -  Две-три  винтовки.
Иногда ходят на охоту. У меня тоже есть дома  винтовка.  Вы  думаете,  что
кто-то из наших?..
   Он растерянно оглядел присутствующих. Финкель опять о чем-то шептался с
Архиповым.  Земскову  это  начинало  надоедать.  В  конце  концов,   Игорь
Гаврилович хоть и академик, но член комиссии и обязан быть хотя бы немного
дисциплинированным.
   - Я пока ничего не думаю, - строго ответил генерал, -  но  винтовки  мы
все равно проверим. Исаак Самуилович, вы  ничего  не  хотите  добавить?  -
спросил он у академика Финкеля.
   - Хочу, - поднялся академик,  -  очень  даже  хочу.  Вы  нас  извините,
товарищи, что мы тут тихо свои проблемы обсуждали, о  своем  говорили.  Не
знаю, кто украл ЯЗОРДы и кто вообще придумал это хищение, но тот, кто  его
придумал, - настоящий гений. Вывезти из охраняемого Центра такой груз и не
попасться, такое даже мне не могло  прийти  в  голову.  Хотя,  впрочем,  я
просто не продумывал такую операцию,  -  добавил  он  улыбаясь.  -  Но  мы
говорили с Константином  Васильевичем  как  раз  об  охране  Центра.  Ведь
проверка на радиоактивность любого человека, выходящего из Центра, и любой
машины - это непреложный закон. Я правильно понимаю?
   - Да, - кивнул Добровольский. Он, видимо, тоже еще не совсем понимал, о
чем говорили Финкель с Архиповым.
   - Система охраны Центра разрабатывалась с участием академика  Архипова,
- продолжал Финкель, - и я хотел бы, чтобы он продолжил мою мысль.
   "Научный диспут устроили", - с досадой подумал Земсков,  но  не  посмел
возразить.
   Архипов  откашлялся,  словно  собирался  начать  лекцию,   и   строгим,
менторским тоном начал:
   - Я не хотел  бы  утомлять  вас  общими  рассуждениями.  Мы  с  Исааком
Самуиловичем уже обсуждали эту проблему и вчера, когда  стало  известно  о
хищении в Центре двух  зарядов,  и  сегодня.  Обсуждали  с  научной  точки
зрения. Нам было интересно, как можно  устранить  радиоактивное  излучение
при проходе через зоны охраны. Дело в том, что в моем институте проводятся
перспективные  разработки  подобных  методов,  но  пока   они   не   могут
гарантировать полное поглощение радиоактивности. Кроме того, контейнеры не
игрушечные, их в кармане спрятать трудно. Но я хотел бы, чтобы о свойствах
самого ЯЗОРДа рассказал его создатель - академик Финкель. Это он подсказал
мне одну идею. И  я  думаю,  что  с  точки  зрения  справедливости,  Исаак
Самуилович, вы должны продолжить.
   "Пусть говорят, - думал Земсков, - пусть упражняются в  благородстве  и
пусть говорят как  можно  больше.  Всегда  можно  будет  сослаться  на  их
авторитет. Хотя если ЯЗОРДы действительно пропали, то все очень  плохо.  Я
могу вылететь из своего кабинета как пробка. Академикам ничего не сделают.
Они гении. А меня погонят в три шеи. И могут даже разжаловать. Попаду  под
горячую руку, и все..."
   - Дело в том, что  в  разработке  ЯЗОРДов  используются  совсем  другие
компоненты, не характерные  для  обычного  ядерного  оружия,  -  продолжал
академическим голосом Финкель. Архипов и Добровольский восторженно  кивали
головами. Они смотрели на  старика,  как  на  своего  рода  гуру.  Земсков
переглянулся с Ерошенко. Приходится слушать этот научный бред.  Ничего  не
поделаешь, он мировая знаменитость. - В производстве ЯЗОРДов, или "ядерных
чемоданчиков", как их  называют,  мы  применили  трансурановый  элемент  -
калифорний. Наиболее стабильный изотоп калифорния - Cf-251 - имеет  период
полураспада около тысячи лет. При этом критическая  масса  самого  изотопа
для получения неуправляемой цепной реакции деления или взрыва, как говорят
обычно, ничтожно мала. Мы учитывали, создавая ЯЗОРДы, именно это  свойство
калифорния.
   "Когда он кончит свою лекцию?.. - нетерпеливо подумал  Земсков.  -  Для
нашего дела от них все равно  нет  никакой  пользы.  Только  имена,  чтобы
прикрыть ими  комиссию  в  случае  необходимости".  Он  заметил,  с  каким
интересом слушает академика  Машков,  и  это  разозлило  его  еще  больше.
Получалось,  что  полковник  знает  больше,  чем  он,  генерал.   Или   он
притворяется. Хотя он, кажется, кончал какой-то  технический  институт,  а
только потом был рекомендован на работу в органы.
   - Получить калифорний очень трудно, - продолжал  Финкель.  -  Насколько
мне  известно,  его  удалось  пока  получить  только  нам  и  американцам.
Использование   подобного   элемента   в   ядерной   промышленности   было
нецелесообразно с самого начала, мы  об  этом  много  говорили  и  писали.
Калифорний очень дорогой материал. Мы  получали  его  на  электромагнитных
ускорителях ядерных частиц. И получали только для производства ЯЗОРДов.
   Он увидел растерянные лица генералов, так ничего и не  понявших  в  его
лекции, и улыбнулся, внезапно спохватившись.
   - Простите, я, кажется, увлекся... Дело в  том,  что  объем  калифорния
невелик. Его, конечно, нельзя отделить  от  самого  заряда,  но  он  весит
граммы.
   - Значит, его можно было спрятать и пронести через  систему  охраны?  -
встрепенулся Земсков, услышав слово "граммы".
   - Нет. Абсолютно  невозможно,  даже  теоретически.  Только  в  условиях
лаборатории, и на это  уйдет  несколько  месяцев,  -  безжалостно  отрезал
Финкель. - Дело в том, что количество атомов в одном  грамме  определяется
настолько большим числом, что к нему нужно добавлять двадцать три нуля. Но
я не об этом. Самое важное свойство калифорния как раз и  состоит  в  том,
что период  его  полураспада  около  тысячи  лет.  Калифорний  чрезвычайно
радиоактивен, и его нельзя было просто вынести  из  Центра,  не  обнаружив
себя,  как  правильно  отметил  академик  Архипов.  Даже  если   были   бы
использованы научные разработки его института, все равно, хотя  бы  слабый
фон должен был присутствовать.
   - Что? -  Земсков  наконец  понял,  что  ученый  говорит  по  делу,  по
конкретному делу, которое всех так волновало.
   - Мы обсудили с Константином Васильевичем возможность хищения  ЯЗОРДов.
Это  теоретически  возможно.  Во  время  прохода  через   систему   охраны
радиоактивность калифорния должна была так или иначе заявить о  себе.  Для
транспортировки подобных зарядов в  институте  Архипова  были  разработаны
специальные  двойные  пластины,  поглощающие  радиоактивность  и  как   бы
отражающие ее друг на друга. Конечно, такие пластины долго не выдерживали,
но на месяц их хватало. Только при наличии этих  пластин  хищение  ЯЗОРДов
представляется возможным.
   - Я об этом думал, - кивнул  Добровольский,  не  ожидая,  пока  ответит
Земсков, - но у нас строгий контроль. Получается,  что  ЯЗОРДы  все  равно
должны были остаться в Центре. А их здесь нет.
   - А отходы? - весело спросил  Финкель,  словно  участвовал  в  каком-то
отвлеченном научном диспуте. - Вы про них забыли, Игорь  Гаврилович?  Ведь
отходы у вас вывозят примерно каждый  месяц,  а  они  очень  радиоактивны.
Очень. И их никто не проверяет. Когда погибли ваши ребята, вы помните?
   Земсков хотел вмешаться, прекратить эти научные  обсуждения,  но  вдруг
понял, что именно сейчас, именно во время  этой  беседы  академики  смогут
определить то,  что  не  сможет  определить  никакая  комиссия  ФСБ,  даже
составленная из лучших специалистов.
   - Они погибли одиннадцатого июня.
   - А когда в июне  вывозили  отходы?  -  быстро  спросил  Финкель.  -  И
узнайте, кто из лаборатории их сопровождал. Обычно  наши  молодые  коллеги
очень не любят  заниматься  вывозом  подобного  мусора,  и  их  приходится
назначать по очереди почти в  принудительном  порядке.  Впрочем,  все  это
можно проверить.
   Добровольский побледнел, посмотрел на Кудрявцева,  словно  сам  не  мог
подняться с места. Кудрявцев встал, подошел к столу и, даже  не  спрашивая
разрешения у Земскова, быстро набрал номер.
   - Когда в июне вывозили радиоактивные отходы? - спросил  он  дрогнувшим
голосом. - И кто из сотрудников лаборатории их сопровождал?
   Машков встал со своего места. Ерошенко открыл рот, но так ничего  и  не
сказал. Архипов  нахмурился.  Добровольский  держался  за  сердце.  Только
Финкель добродушно улыбался. Земсков, затаив дыхание, ждал ответа. Неужели
все так просто? Или Финкель действительно гений? Архипов шумно вздохнул.
   - Если они  и  вправду  вывезли  заряды  под  прикрытием  радиоактивных
отходов, то ребята действительно были талантливые. Жаль, что они связались
с преступниками.
   - Да, - кивнул Финкель, - конечно,  жаль  молодых  людей.  Они  сделали
неправильный  выбор.  Но  сама  идея  хорошо  продумана,  если,   конечно,
подтвердится наше предположение.
   Кудрявцев, очевидно, получил ответ.  Он  поднял  голову,  посмотрел  на
директора Центра, сморщился и положил трубку.
   - Десятого, - выдохнул он, - отходы вывозили десятого. Их  сопровождали
Глинштейн и Суровцев.
   - Господи, - вырвалось у Добровольского. Ерошенко с невольным уважением
посмотрел на Финкеля и Архипова.
   "Хоть бы мой сын был похож на них, - подумал он с  восхищением,  -  вот
это головы. Шутя разрешили проблему, над которой мы бились два дня".




   Саша приехал на встречу в своем "Мерседесе". Дела шли неплохо, и они  с
братом зарабатывали прилично. При этом Саша  являл  собой  тот  уникальный
образец совмещения государственной  службы  с  частным  бизнесом,  который
удавался далеко не каждому. Он все еще числился в Институте США и  Канады.
Но уже три месяца даже не ходил получать свою зарплату, которой не хватило
бы ему и на один приличный костюм.
   И хотя "Мерседес" не совсем новый, тем не менее это  "шестисотый",  как
раз та модель, о которой мечтал любой начинающий бизнесмен или  уголовник.
Саша подъехал к назначенному месту, вышел из  автомобиля,  достал  тряпку,
словно для того, чтобы протереть стекла. К нему уже  спешил  Леня,  обычно
ремонтировавший  его  машину.  Это  был   центр   досуга,   открытый   для
иностранцев, где почти не  было  местных  граждан,  за  исключением  очень
привилегированных особ и членов их семей.
   - Посмотри машину, - лениво попросил Саша, -  и  масло  поменяй.  -  Он
бросил ключи.
   Леня кивнул. Конечно, можно было не ехать сюда, а менять масло в  более
современных пунктах обслуживания "Мерседесов", но Саша регулярно  приезжал
именно сюда, где обычно встречался  с  мистером  Кларком.  Ждать  пришлось
недолго. Мистер Кларк подъехал ровно в двенадцать часов.  Он  поднялся  на
второй этаж, где находилось кафе. Усевшись за  столик  напротив  Саши,  он
улыбнулся, взглянув на часы. Как всегда - пунктуален.
   - Здравствуйте, Саша, -  приветливо  сказал  мистер  Кларк,  -  вы  уже
сделали заказ?
   - Нет, ждал вас, - улыбнулся Саша, -  говорят,  сегодня  есть  неплохие
устрицы.
   - Я поэтому такой полный, - замахал руками мистер Кларк,  -  посмотрите
на меня. Любовь к устрицам сделала  меня  таким.  И  еще  любовь  к  вашим
пельменям. Это очень вкусное блюдо. Я  иногда  покупаю  их  в  коробках  и
отвожу домой, в Америку. Но там не могут понять прелести настоящих русских
пельменей.
   - Да, - улыбнулся Саша, - правильно. У  вас  действительно  многого  не
понимают в нашей жизни, в том числе и в еде.
   - Давайте закажем устриц, - махнул рукой Кларк, - только по четыре,  не
больше, иначе я не смогу вернуться на службу.
   В прежние времени такой контакт советского гражданина с иностранцем был
бы немыслимым проступком.  За  каждым  иностранцем,  прибывшим  в  страну,
устанавливалось жесткое и плотное наблюдение. Тем  более  за  сотрудниками
американского посольства в Москве, половина из которых представляла совсем
не  Государственный  департамент.  Впрочем,  справедливости   ради   стоит
сказать, что и сотрудники российского посольства в Вашингтоне тоже не  все
были  представителями  Министерства  иностранных  дел.  Это  было  обычным
явлением во времена "холодной войны", когда все следили за всеми.  И  хотя
времена изменились, само понятие "холодная  война"  исчезло,  как  исчезли
Советский Союз, военный блок стран - участниц Варшавского  договора,  СЭВ.
Тем не менее специфические задачи американской разведки сохранились,  как,
впрочем, и подобные задачи их российских коллег. С той лишь разницей,  что
представителям России по-прежнему было сложно работать  в  Америке,  тогда
как представители США почти не испытывали затруднений в своей работе.  Это
было связано и с общим развалом страны, и с конкретным развалом спецслужб,
и с постоянными потрясениями в контрразведке, когда сотрудников  в  первую
очередь волновало, останутся ли они на своих местах  или  нет,  а  уже  во
вторую они пытались противостоять многочисленным разведкам мира, усилившим
свою деятельность в Москве.
   Саша кивнул официанту и сделал заказ, зная, что все  равно  платить  не
придется.  Привилегированные  члены  клуба  обслуживались   бесплатно,   а
членские взносы были вполне разумны. Правда, никто не спрашивал,  за  счет
каких средств покрывается весь остальной бюджет и какая именно организация
содержит такие клубы. Впрочем, это  было  бы  невежливо,  а  здесь  ценили
хорошие манеры.
   - У вас сегодня какое-то нервное настроение,  -  сказал  мистер  Кларк,
глядя на своего собеседника. - Что-нибудь случилось?
   - У меня важные новости, - шепотом сообщил Саша, - тесть вчера  был  на
совещании у Президента.
   - Ваш тесть каждый день бывает у Президента, - возразил Кларк.  -  Ваши
новости можно увидеть по телевизору, достаточно нажать кнопку,  я  вам  об
этом уже много раз говорил.
   Он привык к тому, что Саша часто сообщал ему  о  таких  вещах,  которые
можно  было  узнать  либо  из  газет,  либо  из  сообщений  информационных
агентств.
   - Нет, - сказал Саша, - это не те новости. Они вчера  обсуждали  совсем
другой вопрос. Вот вы всегда так: стоит мне что-нибудь вам рассказать, как
вы говорите, что эта новость уже прошла по телевидению.
   - Век информатики, Саша, - развел руками мистер Кларк. - Наш  президент
Буш узнавал о событиях в Багдаде не из сообщений ЦРУ  и  Пентагона,  а  из
журналистских репортажей корреспондентов Си-эн-эн. Об этом все знают.
   - Бывают вопросы, которых никто не знает, - торжествующе сказал Саша. -
Вот вы пишете свою колонку в  "Нью-Йорк  таймс".  Как  вы  думаете,  ваших
читателей заинтересует информация о небольшом ядерном устройстве?
   - Это все равно что  писать  про  лох-несское  чудовище,  -  отмахнулся
мистер Кларк. - Сейчас это уже немодно.
   -  Можно   заинтересовать   читателей,   указав,   что   такое   оружие
действительно существует.
   - Ученые считают, что его невозможно создать, - возразил мистер  Кларк,
- про это уже писали много раз.
   - А вы напишите еще раз, - победно предложил Саша, - и попадете в самую
точку.
   Официант  принес  устрицы,  красиво  выложенные  на  тарелке  рядом   с
лимонами. Нужно было выдавливать лимонный  сок  на  лежавших  в  раковинах
моллюсков, и только тогда их можно было есть. При этом устрицы  оставались
еще  живыми,  и,  дотронувшись  вилкой,  можно  было  заметить,  как   они
реагируют.
   - Потрясающая идея, - сказал мистер Кларк. -  Вы  считаете,  что  такая
статья может иметь успех?
   - Обязательно, - убежденно сказал Саша. Мистер Кларк попросил официанта
принести бутылку шампанского. Тот мгновенно выполнил заказ.
   - Я сегодня получил приятные новости из Чикаго, - сообщил мистер Кларк.
- Кажется, они готовы пригласить  вас  читать  лекции  на  очень  выгодных
условиях, Саша. Это очень солидная оплата. Выпьем за ваш успех.
   Саша не любил шампанского. Оно било ему в  голову,  но  он  не  решился
сказать об этом.
   - А статью вы все-таки напишите.
   - Это неинтересно, - отмахнулся Кларк, - надо  мной  просто  посмеются.
Кого сейчас волнуют проблемы такого оружия.
   - Если оно существует, то это очень  интересная  проблема,  -  возразил
Саша. - Вы представляете, что может быть, если его похитят?
   Он увидел сидевшую в углу зала супругу заместителя министра иностранных
дел и кивнул ей, здороваясь.
   - Сначала нужно доказать  возможность  его  существования,  -  возразил
мистер Кларк.
   - Вы можете уточнить у ваших ученых, - предложил Саша. - Я думаю вы  не
ошибетесь, если напишете эту статью. Такой материал может оказаться  очень
актуален.
   - Почему? - быстро уточнил Кларк.
   - А если подобное оружие  будет  похищено?  Вы  представляете  масштабы
опасности? - вдохновенно спросил Саша. Сообщение о  Чикаго,  шампанское  с
устрицами, окружавшие его люди - все это  настраивало  на  особый  лад.  -
Представьте, что это  экспериментальное  оружие,  -  продолжал  настаивать
Саша. - Особый тип ядерного оружия, не попадающего под  обычные  статьи  о
сокращении вооружений.
   - Но под договор попадают все ядерные  вооружения,  -  возразил  Кларк,
чувствуя легкое беспокойство.
   - А эти не попадают, - торжествующе сообщил  Саша.  -  Вы  можете  себе
такое представить?
   - Не могу. Кстати, этими проблемами, кажется, занимается ваш тесть.
   - Да, - испуганно сказал Саша, чувствуя,  что  разговор  уже  дошел  до
опасной грани, - кажется, да.
   - И такое оружие может пропасть? - с притворным ужасом спросил Кларк  и
затем махнул рукой. - Оставим эту тему  для  фантастов,  Саша.  Нам  нужно
заниматься конкретными делами. Я все-таки чиновник на службе, а не обычный
журналист, хотя мне и разрешено иметь свою колонку в  газете.  Но  это  не
значит, что я могу позволить себе безответственные заявления.
   - Да-да, конечно, - охотно согласился с ним Саша.
   Вернувшись к себе, мистер Кларк  составил  подробный  отчет  о  беседе,
указав на возможное  существование  у  России  подобного  оружия.  Подумав
немного, он указал и на возможность хищения такого оружия, отметив, что  в
разговоре с ним  несколько  раз  упоминалась  и  эта  проблема.  Составляя
сообщение, он очень волновался. Оно было самым ценным  за  все  время  его
пребывания в России.
   Он уже предвкушал успех, еще не подозревая, что  это  сообщение  станет
началом конца его карьеры.




   Теперь уже не было никаких сомнений, что заряды похищены и вывезены  из
Центра. До этого в подобное никто не  верил.  Двое  молодых  ученых  имели
беспрепятственный доступ в  лабораторию,  и  проверка  показала,  что  они
бывали там почти каждую неделю.  И  их  дежурство  именно  в  день  вывоза
отходов вызывало слишком много вопросов.  Земсков  обратил  внимание,  что
Кудрявцев сидел какой-то задумчивый, словно вспоминал о чем-то неприятном.
Но генералу сейчас  было  не  до  сентиментальных  рассуждений.  Следовало
немедленно допросить  водителя  машины,  на  которой  вывозили  отходы,  и
руководителя смены техников, отвечавших за их погрузку.
   Пока академики оживленно обсуждали свои  проблемы,  взбешенный  Земсков
приказал найти и доставить к нему обоих сотрудников Центра, которые  могли
оказаться причастными к похищению ЯЗОРДов. Он разозлился  не  потому,  что
Финкель и Архипов сумели так быстро обнаружить способ хищения зарядов. Его
больше всего злило то, что само хищение подтвердилось и теперь было  ясно,
что контейнеры стояли пустыми почти два месяца. Он с ужасом подумал,  куда
могли деться ЯЗОРДы за это время. Докладывать в Москву о том,  что  заряды
похищены два месяца назад, а  обнаружено  это  только  в  начале  августа,
означало подписать самому себе немедленную отставку. Но и  не  докладывать
тоже невозможно. Оставалось только выяснить все обстоятельства хищения  до
конца.
   Через пятнадцать минут нашли  руководителя  смены  техников,  мрачного,
неразговорчивого  мужчину  лет  пятидесяти.  Когда  он  вошел  в  кабинет,
Земсков, не сдержавшись, закричал:
   - Это вы работали десятого июня? Ваша была смена?
   - Не помню, - с достоинством ответил тот. - А почему вы кричите?
   Академики с удивлением  посмотрели  на  сорвавшегося  генерала,  и  тот
вспомнил, что обязан сдерживаться, хотя после подтверждения  самого  факта
хищения это было очень трудно. Ядерные заряды похищены два месяца назад, а
ФСБ только сейчас узнает об этом. Генерал  Земсков  с  ужасом  представлял
себе реакцию руководства.
   - Извините, - выдавил он, - у меня нервы шалят. Скажите, это ваша смена
работала десятого июня?
   - Нужно проверить, но  мне  кажется,  что  моя.  Как  раз  Глинштейн  и
Суровцев за  день  до  своей  нелепой  гибели  попросились  в  смену.  Они
согласились сопровождать наш груз. Я даже удивился, ведь обычно  подобного
никогда не случалось. От этой обязанности увиливали все наши сотрудники.
   - Они попросились именно десятого? - привстал со своего места  Земсков.
Рассуждения академиков находили более чем убедительное подтверждение.
   - Нет. Они просили об этом  еще  за  день  или  за  два,  чтобы  успеть
получить "добро" руководства. Я даже  докладывал  Кудрявцеву,  и  он  тоже
удивился.
   - Вы знали об этом? - обернулся генерал к Кудрявцеву.
   - Да, - смущенно кивнул тот. - Просто  я  совсем  забыл  об  этом.  Они
действительно подошли ко мне восьмого или девятого июня  и  попросились  в
эту смену.
   - А почему вы сразу об этом не сказали?  -  стукнул  кулаком  по  столу
Земсков.
   - Я не придал этому значения, - опустил голову Кудрявцев. Он снял  очки
и глухо добавил: - Теперь я понимаю, что мне тогда не следовало  разрешать
им вот так просто выйти в эту смену. Нужно было уточнить причины,  узнать,
почему они просятся не в свою очередь.  Там  была  очередь  совсем  другой
пары... Но я им разрешил. Наша обычная запарка, столько было работы, что я
даже обрадовался, узнав, что они сами хотят... В общем,  вы  понимаете,  я
тогда разрешил. И совершенно  забыл  об  этом.  И  только  сегодня,  когда
сказали, что они дежурили именно десятого июня, я вспомнил, что  это  была
не их смена.
   "Почему он такой забывчивый?" - подумал  Земсков,  но  не  стал  ничего
уточнять. Сейчас не время. Главное,  узнать,  как  груз  вышел  за  ворота
Центра.
   - Вы разрешили им поменяться? - спросил он у Кудрявцева.
   - Да, - тот протер очки и снова надел их.
   - И ничего у них не спросили?
   - Нет, ничего. Я не придал этому значения. Простите, Игорь  Гаврилович,
я, кажется, подвел и вас.
   - Я бы тоже  разрешил  и  не  придал  бы  этому  никакого  значения,  -
благородно  ответил  Добровольский.  -  Но  теперь-то  вы  понимаете,  что
арестованные вами офицеры не имеют к этому хищению никакого отношения?
   - С ними решим потом, - отмахнулся Земсков и, обращаясь к  руководителю
смены, спросил: - Вы лично руководили погрузкой?
   - Конечно.
   - И вы лично закрывали машину?
   - Разумеется. У нас очень строгие правила.
   - И автомобиль потом нигде не останавливался?
   - По-моему, нет. Он сразу поехал к проходной, чтобы доставить  груз  на
станцию. Там груз перегружают, пломбируют и отправляют для складирования.
   - Значит, вы должны были видеть, что, кроме отходов, в машину  грузятся
и ЯЗОРДы? - снова не сдержавшись, рявкнул Земсков.
   - Нет, я ничего не видел, - все  так  же  не  повышая  голоса,  ответил
руководитель смены. - И вы  напрасно  так  нервничаете.  При  мне  никаких
зарядов погрузить не могли. Это исключено.
   -  А  вот  академик  Финкель  считает,  что  заряды  вывезли  именно  с
радиоактивными отходами, - показал на академика Земсков, - или вы ему тоже
не доверяете?
   - Ему доверяю, - ответил допрашиваемый, сделав ударение на первом слове
и демонстрируя полное презрение к  генералу  ФСБ,  -  но  при  мне  ничего
подобного не грузили. Иначе я бы немедленно  остановил  погрузку.  Грузили
только отходы.
   - Вот чем должна заниматься  прокуратура,  -  показал  на  руководителя
смены генерал Земсков. - Вы ведь возбудили уголовное  дело,  а  ничего  не
проверяете.
   - Когда вы закончите, я тут  же  начну  проверку,  -  спокойно  ответил
прокурор. - По-моему, сейчас  важнее  установить  не  конкретную  личность
виновного, а место нахождения самих зарядов.
   Он был прав, и Земскову оставалось только проглотить и этот упрек.
   - Вот план Центра, - показал на  схему  Ерошенко,  решивший,  что  пора
вмешаться, - пусть он начертит путь автомобиля. Где он загружается  и  как
идет к воротам. Пусть все покажет на схеме.
   Земсков вспомнил,  что  руководитель  смены  -  сотрудник  Министерства
обороны и формально проходит по ведомству военной контрразведки.  Водитель
тоже  был  военным.  Можно  будет  в  крайнем  случае  доложить,  что  ФСБ
обнаружило  пропажу  контейнеров,  в  хищении  которых  виноваты  военные,
подумал он с облегчением.
   Руководитель смены  подошел  к  столу  и  быстрыми,  четкими  движениям
карандаша начертил схему. Ерошенко и Земсков наклонились над схемой. К ним
подошел Добровольский.
   - И автомобиль нигде не останавливается? - уточнил Земсков.
   - Останавливается, - вдруг сказал академик Добровольский. -  Вот  здесь
останавливается, у основных корпусов. Это запрещено, но обычно мы  вывозим
и другой мусор, который нам не нужен. Вот здесь останавливается.
   - Рядом с лабораторией Шарифова, - прочитал Ерошенко по схеме, поднимая
голову. - Чего же вы молчали?
   - Я не молчал. Вы спросили, и я вам показал. А раньше вы не спрашивали.
   - Немедленно  найдите  водителя  машины,  -  потеряв  всякое  терпение,
приказал Земсков, глядя на  полковника  Машкова.  Тот  поспешил  выйти  из
кабинета.
   - Кто вы по званию? - спросил Ерошенко у руководителя смены.
   - Майор, товарищ генерал.
   - Товарищ майор, как вы считаете, могли ли во время остановки погрузить
в машину два похищенных из хранилища заряда? Отвечайте честно, как офицер.
Могли или нет?
   Все замолчали. Земсков скрипнул зубами. Вспомнил про офицерскую  честь.
Еще бы про присягу напомнил.
   - Могли, - мужественно ответил майор. - Думаю, что могли.
   - Спасибо, - кивнул Ерошенко.
   "Вечно так, - зло подумал Земсков, - мы  расхлебываем  то,  что  делают
военные. Им нужно было следить за порядком в Центре, а не  про  офицерскую
честь помнить".
   -  А  почему  вы  разрешили  поменять  смену?  -  снова  спросил  он  у
Кудрявцева. - Тем более, если раньше таких прецедентов не было.
   - Ребята попросили, - пожал плечами Кудрявцев. - Я даже забыл про  этот
случай. А потом они так нелепо и трагически погибли.
   - Они чем-то обосновывали свою просьбу?
   - Нет. Просто сказали, что им нужно поменяться.
   Земсков хотел задать  еще  много  вопросов.  Его  немного  смущали  эти
академики, которые были теперь совсем не нужны. Он уже собирался попросить
их выйти из кабинета, когда в комнату ворвался Машков.
   - Его нигде нет, - доложил он тяжело дыша, его нигде нет.
   - Кого?
   Генерал  не  хотел  признаваться,  что   уже   просто   начал   бояться
неприятностей этого дня. Он-то посчитал, что все они кончились, он еще  не
знал, что самая главная неприятность ждет его впереди.
   - Водителя грузовика, - доложил Машков. - Мы нигде не можем его найти.
   - Так, - злым голосом сказал Земсков, глядя на Ерошенко. Если  исчезает
военнослужащий, то это уже  прямое  дело  ведомства  Ерошенко.  Пусть  они
покажут, на что способны. Это их проблема.
   - Как это исчез? - поднялся Ерошенко. - Где он сейчас?
   - Его нет ни дома, ни на службе. Вчера ночью  он  не  пришел  ночевать.
Жена не беспокоилась, думала, что  он  на  дежурстве.  Его  нигде  нет  со
вчерашнего дня.
   Ерошенко посмотрел на Земскова. Оба генерала  поняли,  что  их  главные
проблемы еще только начинаются.




   Сухарев хорошо знал, как провозятся нужные  грузы.  Сириец  не  впервые
поручал ему подобные дела. В этом не было ничего сложного.  Все  документы
на вагон оформлялись, как полагается. И затем в  середине  вагона  бережно
укладывалась "посылка", которую  следовало  перевезти.  Обычно  перевозили
лесоматериалы и бумагу, причем в обе стороны. Так что  спрятать  "посылку"
было легко. Пограничникам и таможенникам, уже знавшим Сухарева в лицо, и в
голову бы не пришло разбирать весь груз в вагоне, чтобы найти какой-нибудь
ящик. И хотя по правилам сама погрузка должна была проводиться с  участием
сотрудников таможенных служб, кто следил  за  этим,  если  получал  щедрое
вознаграждение?
   Система коррупции в бывшем Советском Союзе по-своему уникальное и очень
интересное явление. Если на западе страны  взятку  чиновникам  нужно  было
давать за молчаливое одобрение или за прямую помощь,  то  ближе  к  северу
чиновники начинали заниматься самым откровенным вымогательством. И если на
северо-западе, в Прибалтийских республиках взятка была исключением, то  на
юге  -  самым  обычным  явлением,  причем  ее  размеры  принимали   иногда
невероятные размеры. А на севере страны она могла варьироваться в пределах
одного ящика водки или хорошей закуски.
   Если  в  Прибалтике  чиновники  старались  вести  себя  по-западному  и
придерживались каких-то принципов, то на Украине и в  Белоруссии  они  уже
позволяли  себе  принимать  любые  подарки.  В  самой   России   настоящее
взяточничество началось  после  распада  страны,  когда  суммы  за  услуги
чиновников стали исчисляться миллионами долларов.
   И наконец, коррупция прочно победила в республиках бывшего Закавказья и
в Средней Азии. По-своему уникальная ситуация  сложилась  в  некоторых  из
них, когда взятку нужно было давать не за  незаконный  провоз  грузов  или
другое противоправное деяние, а за законный  провоз  грузов,  в  противном
случае не имевших никаких шансов благополучно миновать  границу.  То  есть
платили не за нарушение законов, а за их соблюдение, оплачивая собственные
законные действия и такие же действия чиновников. Но на севере,  в  бывшем
Ленинграде, все еще действовали, пусть и относительные,  моральные  нормы,
когда   нужно   было   платить   именно   за   молчаливое   согласие    на
беспрепятственный провоз грузов любого вида.
   Сухарев приехал загодя, чтобы получить груз,  который  обещал  привезти
Сириец. Загрузка трех вагонов лесоматериалами должна  была  состояться  на
комбинате, где  благожелательные  таможенники  готовы  были  опломбировать
любой вагон с любым  грузом.  Все  шло  нормально,  два  вагона  были  уже
погружены, ждали людей Сирийца, чтобы загрузить третий,  когда  неожиданно
подъехали сразу несколько автомобилей.
   Сухарева  очень  удивило  появление  самого  Сирийца.  Обычно  тот   не
занимался подобной мелочевкой. Еще  больше  он  удивился,  когда  подъехал
небольшой грузовой автомобиль и несколько  человек  Сирийца  выгрузили  из
него два ящика и занесли их в вагон.
   - Вот эти два ящика, - показал Сириец, - лично доставишь в Хельсинки  к
Федору. И не забудь, головой отвечаешь.
   - Конечно, - привычно быстро откликнулся Сухарев и уверенно добавил:  -
Все будет в лучшем виде.
   - С тобой  до  границы  поедут  наши.  Восемь  человек,  -  показал  на
выходивших из машины ребят Сириец. Все они были  вооружены.  Сухарев  знал
некоторых из них. Это были лучшие боевики Сирийца.
   "Что это такое интересное мы везем в этих ящиках, раз он охрану с  нами
посылает, - мелькнула в голове мысль. - Может, Сириец решил  денежки  свои
вывезти из страны или ценности?"
   - А вот эти двое поедут с тобой через  границу,  -  показал  Сириец  на
темноволосых парней, молча смотревших на Сухарева. - Они  вместе  с  тобой
отвечают за груз.
   - Здорово, ребята, - весело сказал Сухарев, - значит, вместе поедем.
   Один из незнакомцев, высокий худой, с  мертвыми  застывшими  глазами  и
землистым цветом лица, промолчал, словно не слышал  обращения.  Он  был  в
темном костюме, на голове шляпа,  которую  носили  либо  иностранцы,  либо
гангстеры в фильмах. Но гангстеров Сухарев никогда не видел, а иностранцев
в таких шляпах сколько угодно. К тому же поза незнакомца свидетельствовала
о том, что он действительно не понял обращения Сухарева. Другой,  поменьше
ростом и поплотнее, одетый в кожаную куртку и в такой же кепке,  кивнул  в
ответ.
   - Здорово, - сказал он с каким-то непонятным акцентом. И ничего  больше
не добавил.
   "Чудные какие-то", - решил Сухарев. Впрочем, это его  не  касалось.  Он
должен был доставить груз до места назначения,  а  там  пускай  Федор  сам
разбирается и с этими типами, и с драгоценностями Сирийца, если,  конечно,
там действительно драгоценности.
   - Будь осторожен,  -  тихо  предупредил  Сириец,  -  мои  ребята  будут
провожать вас до самой границы. Никому не говори о  том,  что  ты  сегодня
повез груз. Домой уже не заедешь?
   - Нет, конечно. Куда домой? Мы вот-вот тронемся.
   - Вот и хорошо. Телефон мобильный у тебя с собой? Если что  случится  -
сразу звони. Я свой  телефон  буду  при  себе  держать.  Сразу  ко  мне  и
попадешь.
   Это опять удивило Сухарева. Сириец не любил носить  с  собой  мобильный
телефон и отдавал его секретарям и водителям, чтобы  они  сообщали  ему  о
всех возможных звонках. "Какой же все-таки груз мы везем? - снова  подумал
Сухарев.
   - Как только приедешь в Хельсинки, позвони мне, - продолжал  Сириец.  -
Федор с людьми уже на месте. Но он встречать вас будет не  в  городе.  Как
только пересечете границу, он  вас  сразу  и  встретит.  Приедет  прямо  к
границе. Пароход в порту тоже готов. Перегрузишь ящики на машины и сразу в
порт. И нигде не останавливаться! Ты меня понял?
   - Да, конечно. Нигде не остановимся. Значит, эти двое  поедут  со  мной
через границу? - показал он на незнакомцев.
   - Вместе с тобой, - кивнул Сириец. -  Они  все  время  будут  вместе  с
тобой.
   - Паспорта у них в порядке, виза есть? Финны сейчас строго проверяют.
   - За это не волнуйся. Паспорта и документы у них в полном порядке.  Они
представители нашего совместного предприятия  и  едут  вместе  с  тобой  в
Финляндию в командировку. Ты меня понял? Твое  дело  маленькое  -  привез,
сдал. Будут спрашивать на границе, ты ничего не знаешь.
   - Если про иностранцев спросят?
   - Они не иностранцы, - зло ответил Сириец. - Я же  тебе  объяснил,  что
они представители нашего совместного предприятия. Один из них россиянин, а
другой... в общем, он наш представитель, и все.
   - А наш лес как же?  -  Это  была  уловка  вора,  он  хотел  проверить,
насколько важен груз для Сирийца. Тот, видимо, думал о чем-то своем,  если
так легко попался на крючок.
   - Брось, - сказал он, махнув рукой, - брось его к  чертовой  матери.  -
Самое главное - эти два ящика. А все остальные вагоны никуда не  пропадут.
Кому они нужны в Финляндии? Приедешь из порта  и  все  оформишь.  Ты  меня
понял?
   - Не беспокойся, все сделаю.
   - Сумеешь сделать так, чтобы быстро вынуть из вагона эти ящики?
   - За одну минуту достанем, - усмехнулся Сухарев,  -  откроем  задвижки,
первая партия леса упадет, и тогда можно будет доставать ящики. Мы уже так
делали.  А  лес  мы  потом  соберем.  Заплатим  триста  марок,   и   любая
машина-погрузчик нам его  за  один  день  соберет.  Правда,  финны  иногда
придираются, просят еще и штраф заплатить.
   - С этим проблем нет.
   Сириец достал из кармана пачку долларов, протянул Сухареву.
   - Здесь пять тысяч, - сказал он. - Перевезешь нормально груз - получишь
столько же. Заплати любой  штраф,  но,  когда  Федор  подъедет  к  тебе  с
машиной, чтобы ты весь лес забыл к чертовой матери и сам  лично  проследил
за ящиками. Ты меня понял?
   - Конечно, понял. А лес мы соберем,  не  беспокойся.  Даже  если  штраф
заплатим, соберем.
   - Это правильно, - кивнул Сириец, потом вдруг спросил: - Ты опять пил?
   - Да нет, немного коньяку выпил. Как обычно, на  дорожку.  Вот  ребятам
везу, для Феди и для остальных.
   - Ты за старое не принимайся, - строго посоветовал Сириец, - а то  знаю
я тебя, запой начнется, так тебя потом и не остановишь.
   - Не волнуйся, - улыбнулся Сухарев, - все будет чин чинарем.
   - И  без  глупостей.  Сухой,  -  сказал  напоследок  Сириец,  очевидно,
все-таки понявший, почему  Сухарев  спрашивал  об  основном  грузе.  -  Ты
смотри, - погрозил он, - со мной свои воровские штучки бросай. Я на Колыме
вкалывал, когда ты еще сопли утирал. Молод еще меня накалывать.  С  твоими
вагонами ничего не произойдет. Плюнь на  них,  -  снова  жестоко  повторил
Сириец, - ты теперь должен помнить только  о  ящиках.  -  И  вдруг  крепко
схватил Сухарева за ворот пиджака,  притягивая  его  к  себе.  -  Не  дури
только, - сказал он, почти касаясь губами уха Сухарева. - Если вдруг ящики
не дойдут до Хельсинки, тебя будут искать по всему миру. Вся братва искать
будет. Сам понимаешь - шансов у тебя никаких.
   И, оттолкнув опешившего Сухарева, зашагал к своему автомобилю.




   Когда Ньюмену принесли сообщение из  ЦРУ,  он  не  поверил  собственным
глазам. Вчитываясь в слова сообщения, он  изумленно  спрашивал  себя,  как
такое могло произойти. И сразу, подняв трубку,  позвонил  государственному
секретарю США, решив, что сначала нужно посоветоваться с ней,  прежде  чем
беспокоить Президента. Она находилась в самолете, возвращаясь из Европы, и
была как раз над Великобританией, когда Ньюмен потребовал соединить его  с
ней. Впервые в истории на посту государственного секретаря  США  оказалась
женщина, и она отличалась характером и напором ретивого, наглого бульдога.
   - Что случилось, Ньюмен? - тяжелым голосом спросила  она.  -  Я  только
собралась отдохнуть перед приездом в Вашингтон.
   - У нас срочное сообщение, - быстро  произнес  Ньюмен,  -  передано  из
Москвы. Кажется, у русских большие проблемы.
   - У них всегда большие проблемы. - В голосе государственного  секретаря
почувствовалась  легкая  ирония.  -  Что  вы  имеете  в   виду,   говорите
конкретнее.
   - У меня на столе сообщение из Лэнгли. Похоже, в России пропали ядерные
боеголовки.
   - Этот сюжет оставьте для фантастов, Ньюмен, или  для  авторов  дешевых
детективов, - злым голосом посоветовала государственный секретарь.  -  Мне
надоело объяснять всем, что ни одна русская боеголовка не может  исчезнуть
так, чтобы мы этого не заметили. Точно так же, как и наше оружие не  может
перемещаться, чтобы это не засекли со спутников русских. Позвоните военным
- они вам все объяснят. Мы полностью контролируем ситуацию,  я  много  раз
получала по этому поводу самые серьезные заверения военных. У вас  ко  мне
больше ничего нет?
   - Подождите, - попросил Ньюмен, понимая,  что  она  собралась  прервать
разговор. - Речь идет не об обычном ядерном оружии,  а  о  так  называемых
"ядерных чемоданчиках". У русских в ядерном Центре обнаружена пропажа.  Вы
меня понимаете? По этому поводу  уже  было  созвано  срочное  совещание  у
Президента России. Речь идет об исчезновении миниатюрных ядерных  зарядов,
которые могут быть использованы террористами.
   Наступило молчание. Очевидно,  государственный  секретарь  переваривала
информацию.
   - Вы меня слышите? - забеспокоился Ньюмен.
   - Слышу, - ответила государственный секретарь. - Я узнавала,  когда  мы
приземлимся в Вашингтоне. Я буду  через  пять  часов.  Сообщите  обо  всем
президенту, Ньюмен. И переговорите с военными. Я сразу приеду в Белый дом.
   Он понял, что получил ее согласие, и сразу же позвонил директору ЦРУ  и
строго спросил:
   - Ваше сообщение уже отправлено президенту?
   - Вы же знаете, что наш офицер отвозит аналитический обзор в Белый  дом
каждое утро, перед завтраком президента, - ответил директор ЦРУ. -  Я  его
визировал, еще не зная о сообщении из Москвы. Но я  уже  звонил  и  просил
президента принять меня после ленча.
   - Это слишком поздно, - разозлился Ньюмен. - Я еду в Белый  дом,  и  вы
немедленно отправляйтесь туда же. Проблема  слишком  серьезная,  чтобы  мы
могли ее игнорировать.
   - У нас нет абсолютного  подтверждения  этого  сообщения,  -  осторожно
заметил директор ЦРУ.
   - Достаточно и того, что такое сообщение появилось  вообще,  -  отрезал
Ньюмен. - О  ядерных  зарядах  малой  мощности  не  знает  никто.  Выдумки
журналистов мы не берем в расчет. Даже в ЦРУ мы  не  сообщали  о  создании
подобного оружия. У нас о нем известно лишь единицам.
   - Да, - согласился его собеседник, - наши специалисты знают о нем.  Они
считают, что французы также близки к созданию подобного  оружия.  Но  пока
миниатюрные ядерные бомбы есть только у нас и у русских.
   - Я еду в  Белый  дом,  -  решительно  сказал  Ньюмен.  -  Это  слишком
серьезная проблема, чтобы мы могли обсуждать ее по телефону.
   Он положил трубку, задумался, глубоко вздохнул и  снова  поднял  трубку
телефона, попросив секретаря соединить его с президентом.
   - Он занят, - сухо сообщила секретарь.
   - Срочно соедините, - настаивал Ньюмен. - У меня важное дело.
   - Вы не можете подождать?
   - Нет.
   - Сейчас попробую найти его.
   Президент обсуждал с дочерью проблемы ее учебы в университете. Он,  как
обычно, пребывал  в  хорошем  настроении,  и  ему  нравилось  играть  роль
тактичного отца, наставляющего молодую девушку. Когда  ему  доложили,  что
звонит директор агентства по  национальной  безопасности,  он  поморщился.
Президент не благоволил этому желчному,  рассудительному  и  прагматичному
аскету Ньюмену, который был как бы вечным укором  жизнерадостности  самого
президента. Но как  политик  и  руководитель,  он  высоко  ценил  Ньюмена,
умевшего  мыслить   аналитически   и   всегда   выдавать   точные,   емкие
формулировки. Президент подошел к телефону.
   - Что случилось, Ньюмен? Вы опять беспокоите меня по  вашим  неотложным
делам? - пошутил президент.
   - Господин президент, - сухо обратился Ньюмен, -  мне  нужно  срочно  с
вами увидеться.
   - Что, так срочно? - спросил президент, изменившись в  лице.  Он  знал,
что Ньюмен не станет беспокоить его по пустякам.
   - Очень срочно, - подтвердил тот.
   - Тогда приезжайте. - Президент положил трубку и рассеянно посмотрел на
дочь, забыв о роли заботливого  отца.  Она  поняла,  что  случилось  нечто
серьезное, и, улыбнувшись ему на прощание, вышла из кабинета.  Он  остался
один и задумчиво смотрел в  окно,  пока  не  решил,  что  нужно  пройти  в
Овальный кабинет.
   Ровно через полчаса приехал Ньюмен,  почти  одновременно  с  директором
ЦРУ, который воспользовался вертолетом, чтобы успеть вовремя.  Вдвоем  они
прошли к президенту. Тот  уже  успел  переодеться  и  принял  их  в  своем
кабинете.
   -  Господин  президент,  -  начал  Ньюмен,  -  речь  идет  о  серьезной
опасности, которую мы не можем недооценивать. Судя по  сообщениям  ЦРУ,  в
России исчезли два ядерных  заряда  малой  мощности,  которые  могут  быть
использованы террористами или любыми экстремистами в своих целях.
   - Ядерное оружие, - покачал головой  президент.  -  Если  бы  случилось
что-нибудь подобное, мне сразу бы сообщили военные. Они уверяют меня,  что
держат под контролем все ядерные боеголовки русских. На эту тему мы  много
раз говорили с Президентом России. Наши эксперты выезжали к ним, а русские
эксперты  побывали  у  нас.   Возможность   хищения   ядерных   боеголовок
практически равна нулю.
   - Это не обычное ядерное оружие, - пояснил Ньюмен, - не то, за  которым
мы  следим  и  которое  попадает  под   наши   договоры   об   ограничении
стратегических вооружений. Обычный ядерный  заряд  без  носителя  взорвать
невозможно, а похитить ракету действительно  невероятно  трудно.  Но  речь
идет о  ядерных  зарядах  малой  мощности,  которые  были  разработаны  по
специальной программе КГБ для использования в особых целях.
   - Но КГБ уже давно нет, - развел руками президент.
   - А оружие осталось, - с нажимом произнес Ньюмен.  -  Это  как  раз  то
оружие, о котором мы постоянно напоминали русским. Это не обычная  ядерная
боеголовка, для которой нужны шахты,  пускатели,  стационары,  носители  и
другая техника. Это небольшой ядерный заряд,  который  можно  доставить  в
любую точку страны, в любое место и взорвать по своему усмотрению. Это так
называемые "ядерные чемоданчики".
   - Они действительно как чемоданы? - встревоженно спросил президент.
   - Нет. Они чуть больше,  но  это  не  имеет  принципиального  значения.
Главное состоит в том, что такое оружие  может  сработать  где  угодно,  в
любом месте, в любой точке планеты.
   - Я позвоню Президенту России, - решительно сказал президент.
   - Нет, - вмешался директор ЦРУ, - в окружении Президента России  у  нас
есть  ценный  человек.  Если  вы  сейчас  позвоните  в  Москву,   мы   его
рассекретим. А мне не хотелось бы терять столь важный источник информации,
господин президент.
   - Тогда что вы от меня хотите? - поднял брови президент.
   - Мы должны уже сейчас передать рекомендации во все наши посольства, во
все представительства, предупредить наших военных, особенно  на  кораблях,
стоящих в Персидском заливе.  Им  необходимо  тщательно  проверять  каждый
груз,  который  будет  доставлен  к  ним.  Проверять   прежде   всего   на
радиоактивность, -  предложил  директор  ЦРУ.  -  Как  уверяли  меня  наши
специалисты - это оружие очень радиоактивно. Я думаю, в ближайшие  два-три
дня мы будем иметь более оперативную и свежую информацию.
   - А если что-нибудь случится до этого? - спросил Ньюмен.
   Директор ЦРУ молчал. Он не  имел  права  соглашаться  и  выдавать  свой
источник информации. Но и  отвечать  на  вопрос  Ньюмена  тоже  не  хотел.
Поэтому он сидел и молчал, предоставив право решения самому президенту.
   - Хорошо, - вздохнул президент, - мы подождем один день. Продумайте  за
это время ваши рекомендации. Мне бы, конечно, не  хотелось  вмешиваться  в
работу ЦРУ, но всему есть предел. Когда речь идет о безопасности страны...
- Он посмотрел на директора ЦРУ, и тот  поднялся,  мрачно  кивая  головой.
Ньюмен поднялся следом. - Я жду ваших рекомендаций,  -  уже  более  строго
сказал президент. - Это проблема не только русских. Это и  наша  проблема.
Наша с вами.




   В это невозможно было поверить, но водителя так и не смогли  найти.  Он
во второй раз не пришел ночевать  домой.  Была  объявлена  общая  тревога,
перекрыты ближайшие железнодорожные станции,  аэропорт.  Земсков  понимал,
что все это запоздалые меры. Если водитель был виноват, то он уже далеко.
   Офицеры ФСБ прочесали весь научный городок, весь Центр,  но  обнаружить
водителя нигде не удалось. Семен Мукашевич, сорокавосьмилетний  прапорщик,
работавший водителем спецавтомобиля и получавший большие деньги,  даже  по
сибирским меркам, за вредность своей  работы  и  выслугу  лет,  исчез,  не
оставив никаких следов. Объяснение могло быть только одно - он был  связан
с погибшими учеными и  решил  скрыться,  чтобы  избежать  их  участи.  Или
избежать ареста, если это он убил их.
   В квартире Мукашевича был произведен обыск, но, кроме  небольшой  пачки
долларов неизвестного происхождения, больше ничего обнаружить не  удалось.
Пачка, правда, была дохлая, всего восемь бумажек  по  сто  долларов.  Жена
Мукашевича слезно уверяла, что это  их  собственные  деньги,  которые  она
обменяла в прошлом году в Нижнем Новгороде, когда была у своей матери.
   К  утру  в  кабинете  Добровольского,  ставшем  штабом   расследования,
собрались офицеры - Ильин, Левитин, Машков. Генерал Ерошенко  почернел  за
этот день. Он понимал, что теперь основная вина ложится на его  ведомство.
Исчез не просто водитель спецмашины, исчез военнослужащий,  оказавшийся  к
тому же убийцей  и  виновным  в  хищении  двух  ядерных  зарядов.  Правда,
винтовку пока не нашли, но все были уверены, что стрелял именно Мукашевич.
Он был охотником и в свободные дни часто уезжал на охоту, довольно  далеко
от поселка. Его собственная винтовка была  другого  калибра,  чем  та,  из
которой было пробито переднее колесо автомобиля погибших ученых, но многие
уже считали именно Мукашевича виновным в их смерти. Хотя  бы  потому,  что
другого кандидата в убийцы в Центре пока не обнаружилось.
   Добровольский настаивал на немедленном освобождении Сырцова  и  Волнова
из-под домашнего ареста, и Земскову скрепя  сердце  пришлось  согласиться.
Хотя бы для того, чтобы оба офицера  помогли  в  поисках  Мукашевича.  Оба
предстали перед генералом мрачные и хмурые, понимая, что  их  карьера  все
равно закончена. Сырцов был немного старше своего заместителя. Оба  стояли
перед Земсковым, ожидая его дальнейших распоряжений. Он  не  предложил  им
садиться. Рядом с Земсковым устроился Ерошенко. Еще трое старших офицеров,
проводящих расследование, сидели в разных местах. От Земскова не  укрылось
то, с каким недовольством Машков посмотрел на него, когда он  не  позволил
Сырцову и Волнову отвечать на вопросы сидя.
   - Как могло получиться, что ядерные заряды были украдены еще в июне,  а
вы обнаружили их отсутствие только сейчас? - грозно спросил Земсков.
   В кабинете не было академиков и не велась запись беседы.  И  теперь  он
мог не сдерживать своего гнева.
   - Плановая проверка проводилась в начале июня, - хмуро ответил  Сырцов.
- По правилам - контейнеры нельзя все время  вскрывать.  Мы  проверяем  их
каждый день, не входя в хранилище. А контейнеры  вскрывают  только  ученые
раз в несколько месяцев. Похитители все рассчитали, - добавил он угрюмо.
   Волнов был  заметно  угнетен.  Земсков  посмотрел  на  него.  Рыжеватые
волосы, волевое, умное лицо.
   - Хотите что-то добавить, подполковник? - спросил генерал.
   - Да, - кивнул Волнов. - Я проводил разработку Мукашевича. У него  брат
живет в Германии, он женат на немке. Вообще-то раньше с такими связями  на
подобную работу не принимали, но теперь другие времена...
   - Раньше нужно было об этом думать, - прервал его Земсков и закричал: -
Нечего оправдываться - вы оба пойдете под суд.
   Офицеры молчали. Произошло  нечто  такое,  что  не  укладывалось  в  их
сознании. Оба понимали чудовищность происшедшего.
   - Два месяца! - закричал Земсков. - Целых  два  месяца!  За  это  время
заряды можно было переправить в Полинезию, в Африку, на Луну. Если  бы  не
прокурор, мы бы до сих пор ничего не знали. Как  мы  объясним  руководству
ваш провал, что скажем о том, куда делись бомбы?
   В кабинете повисло тяжелое молчание. Земсков нервно  отвернулся,  потом
нехотя сказал:
   - Возьмите стулья и садитесь, может, от вас будет хоть какой-то толк.
   Оба офицера сели в углу. Земсков оглядел собравшихся.
   - Нам нужно найти Мукашевича, - твердо сказал он, - видимо,  он  и  был
главным организатором случившегося. Кому еще могла прийти  в  голову  идея
использовать вывоз радиоактивных отходов для похищения ядерных зарядов? Он
подговорил ученых, которые неизвестно каким образом сумели вытащить ЯЗОРДы
из хранилища и вывезли их на  его  автомобиле.  И  на  следующий  день  он
выстрелил в колесо их машины, отчего произошла авария и оба погибли.
   Он видел, как согласно кивнул даже Ерошенко, уже осознавший, что и  ему
придется несладко.
   - Нет, - вдруг вмешался Машков, - не получается. Я уже проверил.
   - Что не получается? - разозлился Земсков.
   У него появилась наконец стройная теория заговора военных и  ученых,  к
которому ФСБ не имел никакого отношения. Но  этот  упрямый  полковник  все
портил. - Почему не получается? - еще раз спросил генерал.
   - Десятого числа машина, за рулем которой находился Мукашевич,  вывезла
груз, а одиннадцатого он был отправлен в командировку в Иркутск, - пояснил
Машков. - Я уже все проверил. Командированных было  четверо,  и  Мукашевич
все время находился с ними, никуда не отлучаясь. Он бы не сумел  прилететь
обратно в Центр, прострелить переднее колесо и улететь снова.
   - Тогда скажите, кто мог это сделать, - предложил с неприятной  улыбкой
Земсков, увидев, как  обрадовался  Ерошенко.  В  его  словах  был  скрытый
подтекст. Раз ты такой умный, то найди убийцу, как бы говорил генерал.
   - Думаю, в любом случае не Мукашевич, -  твердо  ответил  Машков.  -  Я
просмотрел его личное дело. У  него  не  было  даже  высшего  образования.
Продумать такую схему похищения он не мог. Это сделал кто-то другой.
   - По-вашему, все убийцы должны быть обязательно с высшим  образованием,
- усмехнулся Земсков.
   - Не все. Но тот, кто спланировал это похищение, обязательно должен был
все учитывать, - твердо сказал Машков. - И этот человек  сумел  рассчитать
траекторию падения машины, выстрелив в нее  именно  на  обрыве,  именно  в
нужной точке.
   - А где же тогда винтовка?
   - Ее уже давно здесь нет, - убежденно ответил полковник.  -  Убийца  не
настолько наивен, чтобы оставлять ее в Центре. Он давно избавился от нее.
   - Все у вас складно получается, - вмешался Ерошенко. - Но где заряды  и
кто убийца? Вы знаете ответ?
   - Нет, товарищ генерал.
   - Тогда сидите и молчите, - махнул рукой Ерошенко,  -  а  когда  будете
знать - скажете. Хорошо вам вот так сидеть и философствовать. А мы обязаны
доложить своему руководству, кто виноват  и  где  эти  проклятые  "ядерные
чемоданчики".
   Машков молчал.  Утерли  ему  нос,  с  неожиданным  злорадством  подумал
Земсков.
   - Нужно искать следы Мукашевича, - настойчиво заговорил генерал.  -  Он
не винтовка, два  месяца  назад  не  пропал.  Машков  -  ответственный  за
розыски, - добавил он. - Левитин и  Ильин  продолжают  допрос  свидетелей.
Подключите всех офицеров в помощь. Пусть Сырцов и Волнов вам помогают.  Мы
должны знать, останавливалась ли машина у лаборатории во время выезда  или
нет.
   - Разрешите, товарищ генерал. -  Опять  этот  Машков  лезет  со  своими
вопросами. Вот пусть поищет Мукашевича и, когда  не  найдет  его,  получит
свое взыскание... Тоже мне умник.
   - Что у вас? - раздраженно спросил генерал.
   - Я подумал,  что  мы  можем  применить  метод,  который  позволит  нам
определить возможность вывоза из Центра  похищенных  зарядов.  Метод,  так
сказать, академика  Финкеля.  Надо  проверить  наличие  радиоактивности  у
дверей  лаборатории,  там,  где  обычно  останавливался  автомобиль.  Если
ядерные  заряды  грузили  оттуда,  то  радиоактивность  еще  должна   была
сохраниться, хотя бы фон, даже по истечении двух месяцев.
   - Что вы кончали? - спросил генерал. - Какой институт?
   - Физтех, - улыбнулся Машков, -  собирался  стать  ученым,  но  так  уж
получилось... Тогда отправляли в КГБ по комсомольскому набору.
   - Ясно. - Земсков впервые  посмотрел  на  своего  офицера  с  некоторым
удовлетворением. Если это сработает, то уже  неплохо,  можно  будет  точно
доказать, что действительно виноваты ученые Центра,  который  находился  в
ведении Министерства обороны, а помогал им военнослужащий.
   Все  происходящее  генерал   рассматривал   только   с   точки   зрения
собственного  благополучия.  Он  понимал,  что  ему  все  равно   придется
несладко. Но одно дело разделить эту ответственность  пополам  и  получить
выговор, и совсем другое - отвечать за  все  лично  и  быть  уволенным  из
органов ФСБ.
   - Проверяйте, - сказал он, - все проверьте и доложите.
   Вошел офицер и, спросив разрешения у генерала,  протянул  Машкову  лист
бумаги.
   - Только что получили, товарищ полковник, - доложил он.
   - Что у вас? - быстро спросил Земсков.
   - Результаты экспертизы видеопленки, товарищ генерал, - пояснил Машков.
- Я посылал в Москву, чтобы срочно  проверили.  Эксперты  установили,  что
один и тот же сюжет  повторен  дважды.  Причем  второе  повторение  прошло
девятого июня. Кто-то изменил программу компьютера и сумел  провести  один
сюжет дважды.
   - О чем вы говорите? - не понял Земсков.
   -  Каждый,  кто  входит  в  хранилище,  фиксируется  на  пленке  камеры
слежения, и этот эпизод вносится в компьютерную память, - пояснил  Машков.
- Я проверил журналы учета и обнаружил, что Суровцев и Глинштейн входили в
хранилище несколько раз в начале июня. Каждый, перед тем как войти в лифт,
еще и отмечается в специальном журнале.  Вот  я  и  решил  сличить  данные
журнала и компьютерной записи. Попросил в Москве срочно проверить в  нашем
отделе.
   - Ну и что?
   - Дважды повторен один  и  тот  же  эпизод.  Кто-то  внес  в  программу
изменение. Очевидно, эти двое все-таки выносили заряды из хранилища.
   - А как они их потом подняли наверх?
   - Там охрана стоит не  всегда,  -  пояснил  Сырцов,  -  иногда  офицеры
отлучаются. По правилам они не должны там  находиться  все  время,  только
дежурный.
   - Когда зафиксировано смещение эпизодов?
   - Девятого, как раз в день вывоза отходов.
   - Дежурный мог не знать, что это заряды, -  пояснил  Сырцов.  -  Он  не
проверяет, что  и  куда  несут  ученые.  Его  задача  не  пускать  в  лифт
посторонних и не выпускать посторонних.
   - Все правильно, - зло сказал  Земсков.  -  Он  охраняет  хранилище  от
людей, вместо того чтобы охранять заряды.
   - По нашей инструкции он обязан проверять всех входящих и выходящих,  а
не ученых с их оборудованием, - пояснил Сырцов.
   - Поэтому  у  вас  и  случаются  хищения,  что  у  вас  такие  дурацкие
инструкции, - закричал Земсков. - Срочно  проверьте,  кто  имел  доступ  к
компьютеру. Все срочно проверьте и доложите.
   - Слушаюсь.
   - Возьмите людей и проверьте эту чертову радиоактивность,  -  продолжал
бушевать генерал. - Все проверьте. У вас тут не Центр, а настоящий вертеп.
Никакой дисциплины, каждый делает  что  хочет.  Проверьте  все  наконец  и
найдите, куда могли деться эти проклятые заряды. Опросите соседей  убитых,
может, они их дома прятали, - зло закричал он, понимая, что этого не может
быть. - Должны же остаться хоть какие-то следы.
   Раздался резкий  телефонный  звонок.  Все  вздрогнули,  настолько  были
напряжены нервы. Ерошенко, сидевший рядом со столом, протянул руку и  взял
трубку. Потом сказал:
   - Вас, товарищ генерал.
   Земсков выхватил трубку. Это был директор ФСБ.
   - Что у вас там происходит? - спросил он. - Есть новости?
   - Мы проводим расследование, -  чуть  запнувшись,  доложил  уже  совсем
другим голосом Земсков.  -  Установлена  и  доказана  вина  двух  погибших
ученых, которые похитили заряды из хранилища. Большую помощь  нам  оказали
академики Финкель и Архипов. -  Он  специально  говорил  много,  оттягивая
самое важное сообщение, которое больше всего интересовало директора.
   - Где заряды? - перебил тот своего заместителя.  Нужно  было  решаться.
Все  равно  рано  или  поздно  придется  сообщить.  Земсков  взглянул   на
напряженно глядевших на него офицеров и глухо сказал:
   - Нами установлен сообщник погибших ученых, который помогал им вывозить
заряды с территории Центра. - Он все-таки не рискнул сказать, что  ядерных
зарядов в Центре уже нет.
   - Как это "помогал вывозить"? - спросил директор. - Значит,  их  нет  в
Центре?
   - Нет, товарищ генерал, - сообщил Земсков убитым голосом.
   На другом конце провода шумно задышали. У  директора  было  невероятное
терпение, если даже в этот момент он не выругался.
   - Чего ты мне басни рассказываешь? -  прошипел  он.  -  Значит,  у  нас
из-под носа украли бомбы, а мы ничего не знали. Когда их украли? - Земсков
молчал. - Ты меня слышишь? - Директор никогда не позволял себе  обращаться
к своим подчиненным на "ты", и  это  было  самым  верным  показателем  его
раздражения.
   - По нашим сведениям, их вывезли из Центра два месяца назад, -  сообщил
Земсков, ожидая нового взрыва. В трубке воцарилось долгое молчание.  Потом
директор, не сказав больше ни  слова,  просто  положил  трубку.  Очевидно,
опасаясь сорваться.
   Земсков тоже положил трубку и целую минуту ждал,  когда  аппарат  снова
зазвонит. Не дождавшись, он с потерянным видом обратился к Машкову:
   - Продолжайте ваше расследование, полковник. У нас мало времени.
   И в этот момент снова зазвонил телефон. Земсков схватил трубку, ожидая,
что это звонит по прямому  проводу  директор  ФСБ,  и  услышал  незнакомый
голос.
   - Кто говорит?  -  раздраженно  спросил  голос.  -  Это  не  вы,  Игорь
Гаврилович?
   - Нет. Говорит генерал Земсков, - четко, по-военному  ответил  Земсков,
понимая, что по этому телефону может позвонить только очень  ответственный
руководитель.
   - Там у вас должен быть генерал Ерошенко, - сказал руководящий баритон.
- Дай мне его к телефону, генерал. Сумеешь найти его?
   - Он рядом. - Земсков протянул  трубку  своему  коллеге,  понимая,  что
теперь настала очередь того выслушивать очередную порцию недовольства.  Он
наконец узнал этот голос. Это был министр обороны.
   Ерошенко взял трубку. Очевидно, министр не обладал терпением  директора
ФСБ. Да и к тому же нравы в военном  ведомстве  были  куда  круче,  чем  в
контрразведке. Министр, узнавший, что заряды пропали два месяца назад,  не
стесняясь в выражениях, крыл своего контрразведчика пятиэтажным  матом.  И
под конец бросил трубку. Ерошенко оперся дрожащими руками о  стол.  Его  в
жизни так не ругали. Офицеры молчали, понимая, что именно мог сказать  ему
министр.
   - Ищите, Машков, - то ли предложил, то ли попросил Земсков. - Может,  у
вас действительно что-нибудь получится.




   Вечером состав вышел из Санкт-Петербурга. До границы было недалеко,  но
все восемь боевиков Сирийца сидели по вагонам, словно  им  обещали  особую
награду за усердие. Кроме трех вагонов с лесом, здесь было  еще  несколько
вагонов с разного рода товарами, которые обычно  переправлялись  за  рубеж
единым составом.  Но  боевиков  Сирийца  интересовали  именно  их  вагоны,
вернее, единственный вагон, в котором находились ящики и  за  которым  они
обязаны были наблюдать.
   Перед самой границей они сошли с  поезда,  даже  не  пожелав  остальным
счастливого пути.  Просто,  когда  состав  замедлил  ход,  они  спрыгнули.
Машинисты, которые видели сопровождающих, ничего не сказали. Во-первых, им
хорошо заплатил Сухарев, во-вторых, грузы до  границы  часто  сопровождали
вооруженные люди, когда владельцы хотели гарантировать  неприкосновенность
собственного товара.
   Вагон, в котором находились ящики, был в середине  состава,  и  плотный
незнакомец в кожаной куртке провел все  время  пути  на  подножке  вагона,
словно собираясь ехать так до Хельсинки. На границе состав остановился,  и
пограничники начали смотреть грузы. За ними пошли таможенники. Все шло как
обычно. Но Сухарев все-таки волновался.  И  когда  проверяли  документы  у
машинистов, и когда проверяли документы у него, и когда проверяли паспорта
сопровождающих. Все было в порядке, но  он  продолжал  волноваться.  А  от
волнения он знал только единственное лекарство. Это был коньяк, к которому
он пристрастился на свободе. По странному стечению  обстоятельств,  коньяк
ему тогда предложил именно Сириец. Сухарев после этого почти не пил водки,
предпочитая хороший коньяк, армянский или грузинский, французский или  еще
какой, ему было все равно. Лишь бы это был коньяк.
   И сейчас, поминутно прикладываясь к бутылке, он подумал о том, что  все
может  пройти  и  не  так  гладко,  как  рассчитывал  Сириец.  Ведь  грузы
пропускают только благодаря самому Сухому. А иначе шиш бы кто-нибудь сумел
договориться с этими таможенниками и пограничниками.
   Один   из   пограничников   почему-то   принес   прибор,    проверяющий
радиоактивность.
   - А это зачем? - улыбаясь спросил Сухарев, доставая бутылку  коньяку  и
щедро презентуя ее пограничнику.
   - Не жалко? - спросил тот.
   - А у меня этого добра хватает, - кивнул на полупустой ящик Сухарев,  -
все равно финны не пропускают. Вези что хочешь, хоть динамит, но только не
спиртное. Строго следят. А у меня еще  восемь  бутылок  осталось.  На  две
перебор, больше не пускают. Шесть могу записать за собой и за пассажирами.
Правила ведь знаешь, не больше литра. А наши ребята там просят - спиртного
вези, и все тут.
   - Да, у них с этим  делом  туго,  -  согласился  пограничник,  принимая
бутылку и пряча прибор в сумку.
   - Так зачем тебе прибор? - усмехнулся Сухарев. - Ты мне не сказал.
   - Черт его знает, - честно признался офицер, - приказано проверять  все
грузы. Чего, например,  ваш  лес  проверять,  не  знаю.  В  бревнах  какая
радиоактивность, если они, конечно, не из Чернобыля.  Наверно,  скандинавы
боятся заражения.
   - Осторожные.
   - И чего проверять, - продолжал пограничник, -  сейчас  у  всех  плохой
фон. Я слышал - даже алмазы фонят, когда их из земли достают.
   - Может быть, - улыбнулся Сухарев. - Значит, ты алмазы ищешь?
   - Откуда мне знать?
   - Ну и проверяй другие вагоны,  может,  там  что-то  не  в  порядке,  -
показал Сухарев.
   - Да ладно, - отмахнулся офицер, - тебе зачем  алмазы  прятать?  Сейчас
время такое, можешь все на карточку положить и там в  Хельсинки  получить.
Глупо даже проверять. Давай иди, можете ехать.
   Когда состав пересек границу, Сухарев вдруг вспомнил, что  ни  один  из
сопровождающих, да  и  сам  Сириец  не  подходили  к  ящикам.  Может,  они
действительно радиоактивны, с интересом подумал он. Что  там  могут  везти
люди Сирийца? Ящики небольшие, но, видимо, тяжелые. Может  быть,  все-таки
какие-то ценности. Он вдруг подумал, что с одним ящиком, который  лежит  в
этом вагоне, он может остаться на Западе, стать миллионером и  плюнуть  на
свою прежнюю жизнь и на Сирийца. Можно будет  жить  в  свое  удовольствие.
Семьи у него все равно нет, а  баба,  оставшаяся  в  Санкт-Петербурге,  не
пропадет. И потом он всегда сможет ее выписать к себе. Чем  больше  он  об
этом думал, тем больше загорался идеей овладеть одним из ящиков.
   Алмазы, вспомнил он слова офицера-пограничника.  А  если  действительно
алмазы?  Ящики  ведь  такие  тяжелые.  Состав  уже  разгонялся,  пересекая
границу. Сухарев сидел в купе для сопровождающих, в первом вагоне, который
был прицеплен сразу к локомотиву. Рядом с ним сидел  молчавший  все  время
Иностранец. Третий сопровождающий, очевидно соотечественник, подсел к  ним
уже после проверки, ожидая, когда они пересекут границу.
   Если проедем границу, то будет поздно, подумал Сухарев. У  него  только
один шанс стать наконец миллионером. Иначе он всю  жизнь  будет  подтирать
зад  Сирийцу  и  слушать  его  мальчиков.  Сухарев  посмотрел   на   своих
попутчиков, облизнул губы. Оружия у них  явно  нет,  они  бы  не  решились
тащить его через границу.  Значит,  можно  попробовать,  подумал  Сухарев.
Нужно решать, иначе потом он всю жизнь будет укорять себя за  то,  что  не
воспользовался этим единственным шансом в своей жизни.
   - Скоро проедем границу, - сказал он попутчикам негромко, чтобы  как-то
разрядить обстановку. Иностранец молча смотрел в окно. Он даже не повернул
головы. Второй только кивнул, но тоже не удостоил Сухарева ответом.
   "Брезгуют, - зло подумал тот, - за "шестерку" держат. Думают  -  сейчас
меня используют и выбросят".
   Он достал новую бутылку и, налив себе целый  стакан,  залпом  опорожнил
его. Потом, подумав немного, вышел из купе, забрав бутылку с  собой.  Пить
одному не хотелось, а с этими было противно.
   "Сучьи дети, - зло и пьяно размышлял он,  -  брезгуют  мной.  А  я  вот
возьму и сброшу один ящик. Посмотрю тогда, как они запоют".
   Он повернулся и увидел коренастого типа в куртке.
   - Чего следишь? - зло спросил Сухарев. - Не бойся, не убегу.
   - А я и не боюсь, - пожал тот плечами.
   - Врешь, сукин сын, боишься,  вон  как  за  мной  кругами  ходишь.  Все
думаешь, что я твои поганые ящики стащу.
   - Пить меньше нужно, - поморщился тот и ушел обратно в купе.
   - Ах ты, сука, - негромко сказал Сухарев и снова выпил.  Потом  подумал
немного и сделал еще один затяжной глоток.
   Ящик, подумал он. Ящик, который может сделать его наконец счастливым. И
зачем Сирийцу столько денег? Он ведь все равно их не проест. Никого он  не
любит, никого у него нет. Все под себя, под себя... Нет чтобы  со  старыми
товарищами поделиться. Ведь вместе  на  нарах  чалились.  Почему  все  так
несправедливо получилось. У Сирийца и "Мерседесов" полно, и охраны всякой,
и бабы у него гораздо лучшие, хотя он, Сухарев, своей  вполне  доволен.  И
дома у него есть где-то там, за  бугром.  Почему  все  так  несправедливо?
Сирийцу все достанется, а ему, Сухареву, ничего. И  он  снова  вернется  к
себе домой и снова будет зарабатывать свои несчастные несколько тысяч,  на
которые даже приличный "мерс" не купишь.
   Чем больше он думал, тем  больше  зверел.  Гнусное  свойство  ущербного
человеческого существа приписывать  свои  собственные  недостатки  везению
других. Когда жизнь не устроена, когда впереди ничего  нет,  а  позади  не
было ничего хорошего, так хочется обвинить в этом кого-нибудь другого,  но
только не себя. Очевидно, это одно из главных составляющих человека, когда
неприятие  смерти  делает  его  разум  словно  бессмертным,  а   неприятие
самокритики - ущербно односторонним. Может  быть,  поэтому  среди  титанов
человеческой мысли нет ни одного, кто не верил бы в собственную смерть или
страдал бы от неумения критически взглянуть на  собственные  достижения  и
возможности. Может, по этим параметрам и можно судить об истинном  величии
человека, осознающего свою смертность и совершающего поступки,  отрицающие
бренное существование,  осознающего  свое  ничтожество  и  бросающего  ему
вызов.
   Но Сухарев не был ни титаном, ни гением.  Он  даже  не  был  нормальным
человеком с устоявшейся психикой. Поэтому он выпил еще  немного  и  решил,
что нужно действовать. Оглянувшись на купе, он быстро пошел  к  выходу  из
вагона. У него всегда были с собой специальные ключи. Открыл дверь,  вышел
на площадку. Состав шел довольно спокойно, на  границе  поезда  обычно  не
разгоняются. Он знал, что Федор  будет  ждать  в  двадцати  километрах  от
границы, в первом поселке,  который  встретится  на  их  пути.  Значит,  у
Сухарева минут десять-пятнадцать, не больше.
   Он закрыл дверь  и  вернулся  в  купе,  злорадно  поглядывая  на  своих
попутчиков.   Финских   пограничников   он   встретил   уже   основательно
нагрузившись. Это  не  помешало  финнам  обыскать  вагон  и,  несмотря  на
протесты Сухарева, отобрать две бутылки коньяка. Правда, они не  составили
обычный  протокол,  как  и  рассчитывал   Сухарев.   Отечественные   нравы
постепенно  приживались  и  у  соседей,  которые   охотно   конфисковывали
спиртное, не проверяя остального груза.
   Иностранец впервые повернул голову,  и  Сухарев  увидел  некое  подобие
улыбки на его  землистом  лице.  Он  с  отвращением  посмотрел  на  своего
попутчика и снова вышел из купе.  Теперь  все  зависело  от  удачи  и  его
собственного умения. Он открыл дверь вагона, оглянувшись на купе. Там  все
было тихо. Сухарев быстро вышел на подножку. Состав по-прежнему шел  очень
медленно, он только набирал скорость. Сухарев чуть  не  упал,  попытавшись
ухватиться за поручни другого вагона.
   - Ах ты... - грязно выругался  он,  с  трудом  сохраняя  равновесие,  и
наклонился.
   Ему было нелегко отцеплять этот проклятый вагон. Поезд все ускорял ход,
и  сохранять  равновесие  становилось  все  труднее.  Но  наконец   сцепка
подалась, и локомотив с первым вагоном, набирая скорость, начал удаляться.
Сухарев успел перепрыгнуть на  площадку  отцепленного  вагона  и  состроил
злорадную рожу. Пусть теперь Иностранец пьет  коньяк  вместе  с  Сирийцем,
злорадно подумал он. Раз они брезговали Сухим, станут сами мокренькими.
   Отцепленные  вагоны  начали  замедлять   ход.   Теперь   следовало   их
остановить. Сухарев  соскочил  и,  подождав,  пока  проедет  весь  состав,
вспрыгнул на площадку последнего вагона. Состав шел совсем  медленно,  так
как дорога шла в гору.
   "А вдруг он пойдет обратно?" - испуганно подумал Сухарев. Это заставило
его действовать быстрее.
   Он начал  лихорадочно  крутить  колесо  тормоза.  Состав  со  скрежетом
останавливался. Еще немного, и он встал.
   - Вот и все, сучьи дети, - сплюнул Сухарев, - вот я и стал миллионером.
   Он спрыгнул и подошел к своему вагону. Теперь  предстояло  открыть  его
таким образом, чтобы не попасть  под  свалившийся  лес,  но  он  умел  это
делать. Сначала нужно отодвинуть дверь до  конца.  Потом  открыть  среднее
отделение вагона и успеть отскочить в сторону, когда лес  покатится  вниз.
Он делал это несколько раз и знал,  как  все  рассчитать.  Вскоре  он  уже
оказался в вагоне. Внутри специально было оставлено больше  места,  чем  в
обычных вагонах, и коротко нарезанные доски лежали в три продольных  ряда,
чтобы можно было, быстро сбросив один из них, освободить ящики.  Он  резко
дернул задвижку и отскочил в сторону, глядя, как доски сыплются из  вагона
на землю. Показались ящики.
   Сухарев вздохнул. Нужно торопиться. Эти балбесы  могут  спохватиться  и
вернуться. А ему  одному  с  двоими  не  справиться,  тот  в  куртке  явно
профессиональный спортсмен, сразу видно по его плечам. Сухарев  оглянулся,
одному ему ящик явно не вытащить. Нужна помощь.  Но  где  ее  взять?  Пока
сопровождающие спохватятся, он должен быть далеко. В последнем вагоне есть
небольшая тележка, вспомнил он. Как раз подойдет под один ящик. С  трудом,
но подойдет.
   Он снова побежал к последнему вагону, открыл двери, залез  внутрь.  Все
это  требовало  немалых  физических  усилий,  и   он   почувствовал,   что
задыхается. Сбросил тележку вниз,  потащил  ее  к  своему  вагону.  Теперь
предстояло сбросить вниз один из ящиков.
   - Врешь, Сириец, - шептал он ожесточенно, - врешь,  сукин  сын,  я  все
равно буду первым, буду как ты.
   Он схватился за ящик. К его удивлению, он оказался  не  очень  тяжелым.
Сухарев потащил его к выходу из вагона. С трудом  подтянул  к  краю,  чуть
отдышался. Потом спрыгнул вниз, подставил  тележку,  которую  использовали
только для мелких грузов. Нужно будет повернуть ящик  боком,  подумал  он.
Сириец наверняка набил в него все свои ценности. Теперь важно, чтобы  ящик
не разбился. Он огляделся вокруг, потом снял с себя пиджак, брюки и бросил
на тележку. Костюм он себе купит новый. Полез снова в  вагон  и  осторожно
начал сталкивать ящик на свои вещи. В последний момент ящик выскользнул из
рук, послышался глухой стук, но дерево выдержало. Сухарев перевел дыхание,
спустился вниз.
   В семейных трусах и в черной рубашке, весь запыхавшийся и растрепанный,
он выглядел комично. Теперь следовало достать брюки. Он с  трудом  вытянул
их из-под ящика, потом достал пиджак. Повернул ящик  на  тележке  боком  и
чуть ли не бегом поспешил к дороге.
   "Нужно проверить оба ящика", - подумал он. Но каким-то звериным  чутьем
уже слышал дальние крики людей, спешивших к отцепившемуся  составу.  Нужно
было торопиться. Он бежал, толкая перед собой тележку, зная,  что  впереди
за кустами должна быть дорога. Добежав до поворота, он обернулся и увидел,
как к вагонам бегут люди.
   "Пусть считают, что случилась авария", - злобно подумал он, тяжело дыша
и выкатывая тележку на дорогу. Теперь главное  быстро  остановить  машину,
которая идет в Хельсинки. А там он знает где укрыться. И в кармане у  него
пять тысяч долларов, а с такими деньгами он найдет в Финляндии и машину, и
дом, где можно спрятаться.
   Он  выскочил  на  дорогу  и  почти  тут  же  увидел  машину.   Кажется,
"Форд-Мустанг".
   - Стой, - закричал изо всех сил Сухарев, - остановись.
   Водитель, очевидно недавно проехавший  границу  и  свернувший  сюда  по
неизвестным причинам, резко затормозил.
   - Что случаться? - на ломаном русском спросил водитель.
   - Тьфу ты, черт, финн попался, - разозлился Сухарев, - слушай,  браток,
у меня важный груз, очень важный, ты понимаешь?
   - Я понимать русский. - Мне в город срочно нужно,  в  город,  -  кричал
Сухарев, показывая в сторону города.
   - Я понимать, - кивал водитель.
   - Помоги, браток, давай погрузим мой ящик к тебе в машину.
   - Он не пойдет. Багажник не закрываться, - покачал головой финн.
   Это был добродушный, полноватый и рыхлый человек лет сорока.
   - Ничего, ничего, родной, - уговаривал его Сухарев, -  мы  его  обвяжем
веревками, веревками обвяжем, чтобы не упал. Ничего, родимый.
   - Нельзя веревка, машина портиться, - показал финн на свой  автомобиль,
- машина садиться и портиться.
   - Да-да, правильно. Но мне срочно нужно, - умолял  Сухарев,  -  я  тебе
заплачу. Сколько  хочешь  заплачу.  Хочешь  триста  долларов  дам,  хочешь
пятьсот.
   - Не нужно денег. Машина портиться.
   - Тысячу дам. Исправишь свою машину. Только  отвези  меня  в  город,  -
закричал в отчаянии Сухарев, обезумев от волнения.
   - Давай грузить твой ящик. Деньги не надо,  -  сказал  финн,  -  но  ты
платить за мои рессоры и шины, если они рваться.
   - За все заплачу, я и за бензин заплачу, - ликовал  Сухарев,  -  только
давай быстрее, дорогой, давай быстрее.
   У оставленного состава уже суетились люди. Землистое  лицо  Иностранца,
обнаружившего, что пропал один ящик, стало белого цвета. Он что-то  гневно
кричал своему спутнику, и  тот,  грязно  ругаясь,  звал  Сухарева.  Вокруг
суетились люди,  в  том  числе  и  машинисты,  не  понимавшие,  как  могла
произойти такая авария и куда исчез Сухарев.
   А тот в это время поднимал ящик вместе с водителем, пытаясь уложить его
в багажное отделение машины. Спутник Иностранца увидел  следы  тележки  и,
показывая на нее, перестал  ругаться.  Он,  очевидно,  не  слишком  хорошо
понимал напарника, но быстро соображал в таких случаях. И поэтому  побежал
в сторону проселочной дороги, туда, где за кустами грузили в  машину  один
из ящиков.
   Погрузив его и связав багажник, Сухарев сел рядом с водителем.
   - Трогай, дорогой, - устало сказал он.
   Водитель кивнул, и  машина  тронулась.  Когда  коренастый  добрался  до
дороги, там было только облако пыли  от  отъехавшего  автомобиля.  Сидя  в
машине и немного успокоившись, Сухарев вдруг с ужасом представил себе гнев
Сирийца. И понял, что дороги  назад  у  него  нет.  Алкоголь  окончательно
выветрился во время его физических упражнений по доставке ящика к  машине,
и теперь ему стало грустно и немного страшно.
   "И зачем только я это сделал, - вдруг  подумал  он,  -  нужно  поскорее
позвонить домой и предупредить  Надю,  чтобы  сматывалась.  Они  и  ее  не
пощадят".
   И тут он заметил мобильный  телефон,  висевший  на  проводе  питания  в
автомобиле. Он схватил трубку.
   - Можно я позвоню? - показал он на телефон.
   - Нельзя, - упрямо сказал водитель, - это мой телефон.
   - Знаю, что твой, - усмехнулся Сухарев, - одну  минуту  говорить  буду.
Надо, вот тебе за минуту разговора. Он  достал  из  кармана  стодолларовую
бумажку и вложил ее в карман водителя. Тот  ошалело  покачал  головой,  но
позвонить разрешил. Для  финского  водителя  была  неприемлема  непомерная
плата за помощь в доставке груза, но за телефонный звонок он  взял  деньги
безо всякого угрызения  совести.  Телефонные  разговоры  стоили  денег,  и
иностранец должен был за них заплатить.
   Сухарев схватил телефон и быстро набрал номер. Нетерпеливо  ждал,  пока
трубку возьмет Надя. Неужели ее нет дома, неужели нет дома... Но она сняла
трубку.
   - Слушаю, - сказала она.
   - Надя, это я, - пробормотал Сухарев, -  я  сильно  залетел.  Бери  все
деньги, какие только есть в доме,  и  дуй  в  Москву.  Оттуда  вылетишь  в
Хельсинки. Ты поняла? Никому  ничего  не  говори.  У  тебя  виза  стоит  в
паспорте. Только быстро собери вещи  и  мотай  в  Москву.  Не  забудь  про
деньги, которые у нас лежат в шкафу под полотенцами.
   - Что случилось? - испуганно спросила она.
   - Потом объясню, дура. Беги, говорят, из дома. У тебя минут пять  есть.
Потом за тобой придут. Ты поняла? Не "мусора" придут, совсем другие  люди.
Убегай, говорю.
   - Все, все поняла, - забормотала Надя. - А как же ты?
   - Я тебя встречу. Хотя нет, подожди. Так не  пойдет.  Они  будут  ждать
тебя в Хельсинки. Сделаем по-другому. Езжай в Киев  к  своей  тетке.  Туда
езжай и там спрячься, я тебе туда позвоню. Помнишь,  ты  мне  рассказывала
про свою тетку? Помнишь? - закричал он изо всех  сил,  как  будто  от  его
крика что-то сейчас зависело.
   Водитель испуганно покосился на него, не понимая, почему так нервничает
этот ненормальный иностранец.
   - Ты меня поняла? К тетке езжай! - кричал он, надеясь, что она хотя  бы
осознает степень опасности.
   - Все поняла, - почему-то начала плакать  Надя.  -  Ты  не  беспокойся,
миленький, я все сделаю, как ты говоришь. Прямо сейчас уеду.
   - У тебя уже четыре минуты. Все вещи бросай,  возьми  только  деньги  и
документы. И никому не говори, куда ты едешь.
   Он отключился, чтобы не задерживать ее больше у телефона. Посмотрел  на
водителя.
   - Чухма ты финская, рыло, - сказал он, тяжело дыша.
   - Не понимай, - ответил водитель.
   - И правильно делаешь, что не понимаешь, - вздохнул Сухарев.
   "И почему я полез в этот вагон", - снова подумал он  с  сожалением.  Он
еще не знал, что сделал самую большую ошибку в своей непутевой жизни.




   Несмотря   на   все   поиски,   следов   Мукашевича   по-прежнему    не
обнаруживалось. Земсков, не спавший нормально уже третьи  сутки,  бросался
на всех с  дикими  криками,  не  сдерживаясь  теперь  даже  в  присутствии
академиков.   Самих   ученых    больше    волновал    вопрос    возможного
несанкционированного  применения  ЯЗОРДов,  и   все   трое   приходили   к
неутешительному выводу, что такая возможность более чем велика. Из  Москвы
пришло подтверждение, что группам КГБ специального назначения  никогда  не
разрешалось пользоваться ЯЗОРДами даже во время учений. Выносить ЯЗОРДы из
Центра могли только после специального письменного разрешения одновременно
председателя КГБ, министра среднего машиностроения и министра обороны СССР
да еще с визой секретаря ЦК,  курировавшего  эти  вопросы.  Правда,  после
развала такой строгий порядок был ликвидирован, но все равно для вывоза из
Центра любого ЯЗОРДа требовалось как минимум хотя бы  разрешение  министра
обороны или директора ФСБ.
   Проверка на радиоактивность дала очень неприятные результаты. Очевидно,
Суровцев и Глинштейн действительно  сумели  каким-то  образом  поднять  из
хранилища наверх два заряда и разместить их у себя в лаборатории. А  после
они погрузили их в машину и вместе с радиоактивными  отходами  вывезли  из
Центра на машине Мукашевича. Никому из  проверяющих  фон  автомобиля  и  в
голову не могло прийти, что в этот раз  перевозят  не  отходы,  которые  и
должны были фонить, а ядерные заряды. Машкову удалось доказать и очевидное
вмешательство  неизвестного  злоумышленника  в  работу  компьютера  -  тот
поменял  картинку  выноса  из  хранилища  зарядов,  заменив  ее  одной  из
предыдущих  пленок.  Офицеры  продолжали  допрашивать   всех   сотрудников
лаборатории. К ним подключился прокурор, он вызвал дополнительно несколько
своих сотрудников,  имевших  допуск  к  подобной  работе.  Правда,  им  не
сообщали в  подробностях  об  объекте  пропажи.  Для  всех  это  был  лишь
непонятный  калифорний,  который  нужно  было  найти  или  хотя  бы  точно
определить, как его похитили.
   Ерошенко сидел вместе с Земсковым, посасывая валидол,  когда  к  ним  в
кабинет вошли Финкель и Архипов. Они о чем-то оживленно спорили.  За  ними
молча вошел  Добровольский.  События  этих  дней  отразились  на  нем  еще
сильнее, чем  на  генералах.  Он  как-то  осунулся,  постарел  и  выглядел
поникшим, словно сам участвовал в хищении зарядов и теперь готов был нести
любое наказание. Земсков, увидев посетителей, поморщился, - только их  ему
не хватало, - но привычно поднялся, застегивая пиджак. Встал  и  Ерошенко,
почтительно кивнув  головой.  После  того  как  академики  столь  наглядно
продемонстрировали свой умственный  потенциал,  уважение  к  ним  военного
контрразведчика явно возросло.
   - Вы простите, что мы вас беспокоим, - сказал Финкель,  -  но  на  этом
настоял Константин Васильевич.  Он  считает,  что  мы  обязательно  должны
переговорить именно с вами по этому поводу.
   - Что еще случилось? - обреченно спросил Земсков.
   Истекал третий день поисков, а пока ничего конкретного найдено не было.
К ужасу самих членов комиссии, удалось подтвердить лишь факт  исчезновения
двух зарядов из хранилища, их транспортировку наверх и  вывоз  за  пределы
Центра. Все это произошло почти два месяца назад. Если не считать погибших
ученых  и  исчезнувшего  Мукашевича,  то  можно  было  сделать  выводы  об
оглушительном провале работы комиссии. Завтра нужно докладывать в  Москву,
а результаты более чем плачевные.
   - Мы все время думали об этих  молодых  ученых,  -  продолжал  Финкель,
когда все  трое  уселись  в  кабинете,  даже  не  спрашивая  разрешения  у
генералов. - Судя по тому, как их нам представляет Игорь  Гаврилович,  это
были настоящие ученые, с головой. Особенно этот Глинштейн. Я  смотрел  его
диссертацию и результаты его научных опытов. Очень даже неплохо.
   "Только не хватает, чтобы они еще хвалили этих  погибших  негодяев",  -
зло подумал Земсков, чуть шевельнувшись от напряжения.
   - Но мы пришли к вам не за этим. - Финкель  был  проницательным  старым
человеком и  понимал  состояние  генерала.  -  У  нас  возникли  некоторые
подозрения, которыми мы хотели бы с  вами  поделиться.  Дело  в  том,  что
Глинштейн  и  Суровцев  работали  как  раз   над   проблемой   безопасного
использования ЯЗОРДов. Но по этому вопросу  есть  блестящие  разработки  в
институте   академика   Архипова.   Там   уже   проведены    эксперименты,
подтвердившие стабильность полученных результатов.
   - Простите, Исаак Самуилович, - не выдержал Земсков, довольно невежливо
перебивая академика, - я понимаю, что это интересно, но  не  могли  бы  вы
кратко сформулировать суть  ваших  слов.  Мне  трудно  следить  за  вашими
мыслями, я уже трое суток не спал.
   - Конечно, конечно, - кивнул Финкель, - вкратце все  обстоит  следующим
образом. Оба молодых человека, которые, очевидно, и проникли в  хранилище,
точно знали о радиоактивности калифорния. Это ведь не студенты-практиканты
и не водитель с десятилетним образованием.
   - Понимаю, - кивнул Земсков.
   - А раз  они  знали,  то  наверняка  использовали  защитные  материалы,
которые разрабатывались в институте Архипова, - победным  голосом  доложил
Финкель.
   - И как раз, - быстро добавил Добровольский, - мы получили одну  партию
этих материалов в апреле этого года.
   - Ну конечно, они предохранялись от радиоактивности,  -  наконец  понял
Земсков, разводя руками, - это было очевидно с самого начала.
   Ерошенко, не совсем понимавший, о чем они говорят, пытался разобраться,
почему академики пришли к ним с новыми предложениями.
   - Все дело в том, что в институте Константина Васильевича в  мае  этого
года произошло очень неприятное событие, - продолжал Финкель, -  был  убит
очень талантливый человек, ученик академика Архипова, доктор наук  Сиротин
Александр Никодимович. Многие считали тогда, что это случайное  бандитское
нападение, что бандиты перепутали его  квартиру  с  квартирой  конкурента,
живущего в другом блоке. Были убиты Сиротин и его жена.
   Ерошенко заинтересованно придвинулся ближе.
   Он не думал, что академики могут говорить  и  на  такие  темы.  Земсков
отодвинул бумаги. Неужели и сейчас ему помогут эти ученые "сухари".
   - Милиция тогда не очень искала убийц, - вмешался  Архипов.  -  Мы  его
хоронили всем институтом. А он как раз занимался проблемами  защиты  людей
от радиоактивных материалов. И имел очень перспективные разработки.
   - Когда его убили? - Земсков переглянулся с Ерошенко. Это уже не просто
зацепка. Это уже стройная версия.
   - В середине мая, кажется, точно не помню.
   Но милиция тогда считала, что все это произошло случайно. Но теперь  мы
увязали смерть нашего ученого  с  гибелью  молодых  людей  в  Чогунаше,  и
получилась довольно неприглядная картина...
   Земсков уже не слушал. Это уже целый заговор,  нити  которого  ведут  в
Москву. Это уже не просто Научный центр в далекой Сибири. Теперь он  может
оправдаться. Они  столкнулись  не  с  хищением  ЯЗОРДов  двумя  учеными  и
бестолковым водителем. Они  столкнулись  с  организацией,  может,  даже  с
иностранной разведкой, работавшей в Москве. А чужих шпионов должен  ловить
совсем другой заместитель директора и совсем другие отделы, которые он  не
курирует. Он обрадованно потянулся к телефону. Кажется, ученые  и  в  этот
раз помогли ему.
   - А сами заряды? - спросил  нетактичный  Ерошенко.  -  Куда  они  могли
деться?
   - Если правильно применена  защита  от  радиоактивности,  то  их  можно
погрузить и вывезти куда  угодно,  -  безжалостно  ответил  Финкель,  -  и
наверняка в мире есть очень много организаций, готовых заплатить  огромные
деньги за обладание подобным оружием. Кроме всего прочего, оно еще и стоит
огромных денег.
   - Конечно, - кивнул Земсков, поднимая трубку,  -  бомбы  всегда  дорого
стоят. В мире столько террористов...
   - Нет, - улыбнулся академик Финкель, - я имел в виду  не  этот  аспект.
Чтобы получить хотя бы одну ядерную боеголовку, нужна  определенная  масса
расщепленного урана.  Американцы  поэтому  так  и  беспокоятся,  когда  мы
помогаем Ирану  строить  атомную  станцию  и  даже  готовы  поставлять  им
некоторые материалы.
   - При чем тут наши ЯЗОРДы? - снова не понял Земсков.
   - Очень даже при  чем,  -  ответил  Финкель.  -  Если  обычная  ядерная
боеголовка стоит невообразимо дорого, хотя я  мог  бы  назвать  конкретные
цифры, то грамм калифорния стоит еще дороже. Настолько дорого,  что  я  не
могу назвать цену даже вам. Насколько я знаю, это  тоже  секрет,  и  я  не
уверен, что должен говорить о нем. Мы получаем калифорний  на  ускорителях
электромагнитных частиц, о чем я вам уже имел честь докладывать. С  учетом
наших возможностей на создание  одного  ЯЗОРДа  уходит  месяц  напряженной
работы, я уже не говорю о  затратах.  Такие  траты  могли  позволить  себе
только Америка и Советский Союз. Даже  богатые  Франция  и  Великобритания
были вынуждены отказаться от подобных  экспериментов,  просчитав,  что  их
цена непомерно высока. Поэтому ЯЗОРДы представляют и  вполне  определенную
коммерческую ценность.
   -  Здесь  можно  говорить,   Исаак   Самуилович,   -   взял   на   себя
ответственность Земсков, - и у меня, и у генерала Ерошенко есть абсолютный
доступ ко всем атомным  секретам.  Можно  даже  сказать,  что  мы  главные
охранники этих секретов. Сколько может стоит один ЯЗОРД?
   - Я думаю, однако, полмиллиарда долларов, - скромно ответил Финкель,  -
и то я сознательно занижаю его стоимость.
   - Сколько? - встал со стула Ерошенко. - Вы шутите? Как это полмиллиарда
долларов? Да у нас ведь этих ЯЗОРДов...  -  Он  посмотрел  на  Земскова  и
сокрушенно развел руками.
   - Много, - согласился академик, с интересом посмотрев на Ерошенко. -  И
я даже знаю, о чем вы думаете. Народ голодает, а  они  тут  такие  дорогие
"игрушки" клепают. И я так думал. Ну, во-первых, мы их делали тогда, когда
был Советский Союз и денег на эти "игрушки" не жалели.  А  во-вторых,  что
прикажете  с  ними  сейчас  делать?  Продавать?  Покупателей   полно.   Вы
представляете, что может случиться, если такое оружие разойдется по  миру?
Если вообще  станет  известно,  что  производство  калифорния  в  принципе
возможно. Это ведь будет похуже атомной бомбы,  которую  трудно  спрятать.
Сколько стран уже стоят на пороге создания  атомной  бомбы.  А  когда  они
узнают о  том,  что  можно  сделать  миниатюрную  ядерную  бомбу,  которую
невозможно засечь из  космоса...  Вы  думаете  их  остановят  какие-нибудь
расходы?
   - Но их могли украсть из-за этих денег, - сказал Ерошенко.
   - Конечно, могли. И я думаю, что, к сожалению, деньги явились  решающим
фактором для наших бывших молодых коллег. Просто, польстившись на  деньги,
они забыли главную  заповедь  любого  порядочного  человека.  С  негодяями
нельзя договариваться, те не признают никаких законов и  всегда  действуют
по собственным правилам. К сожалению, погибшие молодые люди прочувствовали
эту истину на себе. И это очень печально.
   Земсков уже звонил в ФСБ. Нужно срочно проверить факт  гибели  Сиротина
из института Архипова. Если его убили в мае, то  теория  заговора  получит
свое блестящее подтверждение. И тогда он уедет отсюда искать  преступников
уже в Москве.




   Когда рано утром Сирийцу позвонили и сообщили, что груз  не  прибыл  на
место, он просто не поверил услышанному. Бросив трубку, он сам  перезвонил
в Хельсинки, чтобы убедиться в случившемся. Ему даже пришло в голову,  что
этой чей-то глупый розыгрыш. Но когда один из его  людей  сообщил,  что  в
квартире Сухарева никого нет, а его жена  явно  сбежала  из  дому,  Сириец
понял, что случилось страшное. Самое страшное, что только могло произойти.
Он не боялся ничего на свете,  не  боялся  ни  прокуроров,  ни  судей,  ни
заключенных.  Человек,  отбывающий  наказание  в  тюрьме,   проходит   там
своеобразный тест на мужество. Если ему удается сохранить себя  в  тюрьме,
значит, он и в дальнейшей жизни не  пропадет.  Если  не  удается,  то  его
участь плачевна. Но если в тюрьме заключенный становится паханом  или  его
коронуют, то  это  уже  человек,  не  знающий,  что  такое  страх  смерти.
Сказанное, конечно, относится к тем ворам  в  законе,  которых  короновали
по-настоящему и которые заслужили это право своей судьбой.
   Сириец был именно таким  вором  в  законе,  своего  рода  "заслуженным"
рецидивистом, заслужившим свое звание в лагерях. Но когда  он  представил,
что с ним могут сделать за утерю груза,  у  него  потемнело  в  глазах  от
страха. Он приказал собрать всех своих людей, всех, кого только можно было
найти в эти утренние часы. И сам позвонил  нескольким  очень  авторитетным
людям, чтобы они помогли ему своими боевиками в столь трудный час. Он  все
боялся сообщать заказчику, все оттягивал этот момент, пока не позвонил его
мобильный телефон.
   - Здравствуй, Сириец, - сказал кто-то неприятным басом.
   - Здравствуй. - Он сразу узнал говорившего. Да и  кому,  кроме  него  и
придурка Сухарева, пришло бы в голову побеспокоить Сирийца в такой момент?
Но Сухарев был далеко.
   - Говорят, у тебя проблемы? - тяжело прошипел в трубку бас.
   - Небольшие. Но это  не  так  страшно.  Мы  все  исправим.  Все  быстро
исправим, - пообещал Сириец.
   - Исправляй, - согласился позвонивший, - мои друзья звонили из  Парижа,
очень волнуются. А раз они  волнуются,  то  и  я  начинаю  нервничать.  Ты
понимаешь. Сириец, сколько людей из-за тебя нервничает?
   Это была угроза, открытая угроза. Никто и никогда не смел так  говорить
с Сирийцем, даже позвонивший, но Сириец знал, что  сейчас  он  виноват.  И
сейчас  на  него  могут  спустить  таких  собак,  что   обижаться   просто
нецелесообразно. Он может спрятать свою гордость  куда-нибудь  подальше  и
вспомнить о ней потом, позже, когда вопрос будет решен.
   - Не пугай, - хрипло сказал он, - я все знаю. Груз твой я  найду.  Куда
он денется? Один ящик  уже  на  месте.  Сейчас  ищем  второй.  Там  авария
небольшая  произошла,  вагон  открытым  оказался.  Найдем  твой  ящик,  не
нервничай.
   - А мне говорили, что твой человечек  сбежал,  -  откровенно  издевался
позвонивший, - и жена его сбежала сегодня утром. Может, ты  не  тому  груз
доверил. Сириец?
   - Пошел ты...  -  не  сдержался  Сириец,  подсознательно  отмечая,  что
звонивший владеет слишком исчерпывающей информацией. Это означало,  что  в
окружении самого Ованесова есть информатор. Если бы звонивший знал  только
о пропавшем ящике и сбежавшем Сухареве, то это было бы не так страшно. Ему
могли позвонить из Финляндии его люди и рассказать, что случилось. Но  раз
он знает и про жену Сухарева, которую вот уже второй  час  ищут  по  всему
городу, то это очень плохо. Это может означать, что  в  окружении  Сирийца
есть не только информатор, но и предатель. В решающий момент по сигналу со
стороны он может выстрелить в спину Сирийца, а это единственная опасность,
которая всегда угрожает в таких случаях.
   Когда предают свои.
   - Не дергайся, - посоветовал его собеседник, - у  тебя  есть  время  до
завтра. Если не найдешь груз... я даже не знаю, что будет.
   - Я заплачу, - предложил на всякий случай Сириец, - порядки знаю. Я  за
груз отвечал, значит, я и заплачу.
   - Дурак, - тоже сорвался позвонивший. - Как ты  заплатишь?  Всех  твоих
денег не хватит, чтобы рассчитаться. И моих не хватит. И всего общака всех
зеков, которые есть в нашей стране, не хватит. Ты меня понял?
   Примерно так Сириец и думал. Он задержал дыхание и спросил:
   - Что делать?
   Он задал такой вопрос первый раз в жизни.
   Первый раз за всю жизнь он растерялся, не  зная,  что  ему  делать.  И,
видимо, его собеседник это понял.
   - Я тоже не знаю, - честно признался он. - Плохо, Сириец, очень  плохо.
Ты говорил, что у тебя самый надежный человек, все переправит  как  нужно,
вот я и поверил. Я даже не знаю, что тебе сказать. Если не найдешь второго
ящика, значит, нам вместе в дерьме лежать.  Тебе  и  мне.  Такие  вещи  не
прощают, сам понимаешь. У нас есть сутки. Если хочешь, я  тебе  еще  людей
переброшу, с визами помогу, чтобы срочно в Финляндию вылетали,  но  только
найди ты своего человека и этот проклятый ящик. Иначе я  не  знаю,  что  с
нами сделают.
   Он говорил открытым текстом, уже ничего не опасаясь. Сириец  знал,  что
говоривший не боится прослушивания. Его не беспокоила местная милиция  или
прокуратура. Он знал, что они с ним ничего не  смогут  сделать.  И  боялся
совсем другого.
   Сириец положил трубку  и  заорал  на  весь  дом,  собирая  перепуганных
охранников. Схватив за шиворот одного из своих боевиков, он закричал  так,
что зазвенели стекла:
   - Найдите ящик, найдите его  где  хотите.  Достаньте  мне  Сухого  хоть
из-под земли.
   Испуганный охранник кивал головой, не понимая, почему так  взволновался
шеф. Сириец обернулся к другому:
   - Это ты говорил, что Сухой твой друг? Это ты мне говорил, что он самый
надежный из всех...
   Он выхватил пистолет из рук другого охранника и выстрелил.  Несчастный,
в кого он стрелял, провинился лишь тем, что однажды сидел в лагере  вместе
с Сухаревым. Он дернулся и упал.
   - Кто еще его хвалил? - кричал Сириец, и изо рта у него шла пена.
   Он отбросил пистолет, схватил нож  из  столового  набора,  лежавший  на
столике, и начал кромсать свою левую руку. Нож был  не  очень  острый,  но
кровь мелкими каплями брызгала во все стороны.
   - Вот, вот, вот, - орал Сириец, - век свободы не видать.  -  Он  был  в
таком состоянии, когда начинается безумие. Охранники испуганно смотрели на
него. - Найдите, - орал Сириец, - найдите его.
   В комнату кто-то вошел, и охранники  почтительно  расступились.  Сириец
увидел туфли вошедшего. Бордовые туфли хорошей выделки. Еще не вставая, он
прошептал:
   - Что, Папаня, прилетел, как стервятник, по мою душу?
   - Вставай, - посоветовал  владелец  бордовых  туфель,  -  нужно  искать
твоего бедолагу. Куда он убежит с ящиком? Мы ему все границы  в  Финляндии
перекроем, а языка он не знает.  Вставай,  Сириец,  потом  будешь  комедию
устраивать.
   - Ты зачем приехал? - прохрипел, приподнимаясь, Сириец.
   - К тебе приехал, - засмеялся Папаня, - если тебе будет  плохо,  и  мне
несладко придется. Мы же с тобой компаньоны.
   - Мне звонил Законник, - сказал Сириец, приподнимаясь на локте.
   - Знаю. Он и мне утром звонил. Советовал к тебе поехать, успокоить тебя
и помочь. Вставай, еще успеешь себе вены  перерезать,  -  цинично  добавил
приехавший и, обернувшись к испуганным  охранникам,  властно  приказал:  -
Принесите йод и бинты, нужно сделать перевязку.
   Сириец медленно поднялся, отбросил нож. Пнул ногой убитого.
   - Уберите эту падаль, - зло приказал он, придерживая руку.
   Один из охранников потащил труп  убитого  в  другую  комнату,  оставляя
кровавую дорожку.
   - Подними его, -  заорал  Сириец,  морщась  от  боли  в  руке,  -  полы
испачкаешь.
   - Принесите пока бинт, - приказал гость Сирийца. Хоть ему явно было под
семьдесят, но был он краснощеким и мордастым. Жесткие седые волосы, густые
брови. Охранники знали, что это компаньон  Сирийца,  которого  весь  город
называл Папаней. Никто не знал, почему такая кличка пристала к  этому  еще
очень крепкому старику. Но уже лет сорок он носил эту кличку с добродушием
мудрого философа и умом закоренелого негодяя.
   Может, его называли так потому, что сам он никогда  никого  не  убивал,
доверяя эту процедуру своим "шестеркам". Может,  потому,  что  одно  время
сидел на общаке - воровской казне -  и  тогда  получил  свое  прозвище  от
приходивших с зоны молодых воров, которым помогал. А может, потому, что  у
него, по рассказам других рецидивистов, было  несчитанное  число  детей  в
разных городах и поселках огромной страны. Папаня не употреблял  спиртного
и никогда в жизни не  курил.  Единственной  его  слабостью  были  женщины,
которым он часто и охотно дарил свое внимание.  В  лагерях,  где  не  было
женщин, он обычно держал гаремы из трех-четырех опущенных, соглашаясь даже
на такую, несколько своеобразную "семью".
   Он был тем человеком, кто мог зайти к Сирийцу без предупреждения и кого
охрана не смела останавливать. Сириец  морщился  от  боли,  пока  один  из
охранников обрабатывал его раны йодом.
   - Терпи, терпи, - добродушно приговаривал Папаня.
   "Может, этот и будет моим  палачом,  -  вдруг  подумал  Сириец,  метнув
подозрительный взгляд на Папаню, - может, он  и  выстрелит  мне  в  спину.
Конечно, не он сам, но кто-то из его подонков".
   - Успокойся, - громко сказал он Папане, когда все  охранники  вышли  из
комнаты, - я еще в своем уме. Просто решил немного  ребят  поучить.  Пусть
побегают, им полезно будет.




   Он уже собирался уходить домой, когда раздался  этот  звонок.  Это  его
испугало и насторожило одновременно. По строгой договоренности между  ними
они никогда не звонили друг  другу  на  службу.  Мистер  Кларк  работал  в
американском посольстве, и Саша знал, что все телефоны там прослушиваются.
А  звонить  Саше  в  Институт  США  и  Канады,  где   телефоны   наверняка
прослушивают не меньше, тоже было нецелесообразно. Хотя подобные  контакты
между американцами и сотрудниками института по логике  вещей  должны  были
приветствоваться.
   Правда, позвонил не сам мистер Кларк, а его  секретарша.  Она  передала
Саше, что сегодня его ждут в клубе,  где  состоится  презентация  сборника
какого-то американского профессора, приехавшего в Москву. Девушка  любезно
сообщила, что будет присутствовать и господин посол. Приглашение уже  было
послано с нарочным, и Саша понял, что придется пойти.
   Ему пришлось отложить все свои планы, позвонить жене  и  сообщить,  что
задерживается, а потом тащиться в этот клуб, где он обязательно должен был
быть и где, он это подсознательно понимал, обязательно  будет  и  дотошный
мистер Кларк, даже если выяснится, что  у  посла  сегодня  вечером  важная
встреча в другом месте, а приехавший американец всего лишь  специалист  по
бабочкам.
   В прежние времена, при всемогущем КГБ, такие наивные уловки ни  за  что
бы не сработали. Но теперь,  когда  столица  была  наводнена  иностранными
гражданами, многие из которых не очень таясь, почти  открыто  работали  на
иностранные спецслужбы, а агенты влияния той или  иной  разведки  даже  не
считали  нужным  скрывать  свои  взгляды,  работа  контрразведчиков  стала
по-настоящему трудной.
   По большому  счету,  следовало  бы  арестовать  ряд  высших  чиновников
государства, которые откровенно игнорировали проблемы собственной  страны,
лоббируя  интересы  западных  стран.  Примером   подобного   бессовестного
использования  своего  служебного  положения   был   один   из   министров
иностранных дел, который  всегда  принимал  решения,  устраивавшие  прежде
всего американцев, а уже во вторую очередь думал о собственной стране. Его
даже не смущало, что американцы неприкрыто издевались над ним,  удивленные
столь верноподданническим рвением. Коллеги открыто возмущались, но  ничего
не менялось. Дело дошло до того, что американцы  даже  присвоили  министру
прозвище Господин Да,  так  как  на  все  американские  запросы  он  давал
однозначно положительные ответы. В конце концов министр  слетел  со  своей
должности под восторженное одобрение и левых,  и  правых,  а  его  дачу  в
элитном поселке Жуковка, охраняющемся как режимный объект, где жили только
самые высокопоставленные чиновники,  просто  сожгли,  чтобы  не  иметь  по
соседству такого конформиста.
   Саша не считал себя шпионом. Впрочем, таковым он никогда и не  был.  Он
не передавал американцам никаких секретов, даже тех,  что  касались  всего
лишь его института, он не рассказывал им о Секретных и служебных записках.
Правда, это американцев и не очень интересовало. Их больше  волновали  его
отношения с тестем, их доверительные разговоры.  Вот  эти  разговоры  Саша
охотно  и  подробно  пересказывал.  Он  был  учеником   бывшего   министра
иностранных дел и не видел в том, что он делает, ничего зазорного. Правда,
американцы делали ему очень щедрые подарки  и  часто  приглашали  почитать
лекции где-нибудь в университете или выступить на престижной  презентации.
Разумеется, дорога и  пребывание  в  Америке  щедро  оплачивались.  Вообще
водить дружбу с американцами было выгодно. Частые приглашения на различные
симпозиумы  по  всему  миру,  включение  в   разные   делегации,   именные
приглашения на семью - все это практиковалось для людей, которые  так  или
иначе могли быть полезны американцам. Мистер Кларк никогда бы не  позволил
себе грубо потребовать от  Саши  какие-нибудь  документы  или  записи.  Он
никогда не позволял себе даже  намека  на  служебную  деятельность  своего
подопечного. Достаточно было и того, что они часто  встречались  в  разных
ресторанах и кафе, где обсуждали современные проблемы.
   Разумеется, в беседах говорили и о тесте Саши, занимавшем такую большую
должность в руководстве страны.
   Конечно, Саша понимал, что некоторые их беседы выходят за некую  грань.
Он сознавал и то, что иногда слишком откровенничает  с  мистером  Кларком,
рассказывая ему все новости. Но, во-первых, ему было приятно встречаться с
американцем, который всегда делал такие роскошные подарки.  Во-вторых,  он
уже привык к своему привилегированному положению. Ведь его  приглашали  на
приемы, устраивавшиеся в западных посольствах,  куда  обычно  не  попадали
даже руководители его института, а бывали лишь  министры  и  послы  других
государств. И, наконец, Саша не скрывал, что рано  или  поздно  собирается
переехать со своей семьей в  Америку  и  дать  образование  детям  в  этой
свободной стране, что возможно было только при  наличии  благожелательного
отношения  к  себе   со   стороны   американских   иммиграционных   служб.
Наличествовал и момент тщеславия,  когда  сравнительно  молодому  человеку
приятно  было  показать  степень  своей  осведомленности,   поделиться   с
американцем своими мыслями, выдавая за них мысли тестя, которые Саша  лишь
озвучивал.
   Народу собралось много, но он еще издали увидел мистера Кларка, который
помахал ему рукой. Опытный американец не  стал  подходить  к  нему  сразу.
Выбрав время, он подошел к вышедшему на балкон Саше,  когда  тот  оказался
один. Несмотря на работавшие в полную силу  мощные  кондиционеры,  в  зале
было душно.
   - В этом году в Москве такая духота, - сказал мистер Кларк.
   - Да, - согласился Саша, - я собираюсь уехать с семьей  куда-нибудь  на
отдых.
   - Куда, если не секрет? - оживился мистер Кларк.
   - Наверно, на Бермуды, - сказал Саша. - Мы еще там не были.  А  реклама
такая заманчивая.
   - Фу, какой ужас, - сморщился мистер Кларк. - Это же моветон, Саша. Как
вы можете верить в рекламные ролики туристических компаний. Много солнца и
воды. И больше ничего нет. Никогда не доверяйте подобной рекламе.
   - Все равно придется поехать, - с улыбкой  заметил  Саша.  -  Я  обещал
жене.
   - Так в чем дело? - удивился  мистер  Кларк.  -  Мой  друг  работает  в
посольстве во Франции. У него пустует прекрасная  вилла  во  Флориде.  Два
бассейна, несколько спальных комнат, большой бар, все  как  полагается.  Я
ему позвоню, и он охотно предоставит виллу в ваше распоряжение.
   - Это неудобно. - Саше уже  давно  казалось,  что  он  заходит  слишком
далеко в своих отношениях с мистером Кларком.
   - Какие глупости, - отмахнулся тот. - Все нормально. Он  же  все  равно
там не живет.
   - Нет, это неудобно, - уже более решительно сказал Саша.
   - Я не настаиваю, - улыбнулся мистер Кларк, -  посоветуйтесь  с  женой.
Можете взять обоих детей, съездите в Диснейленд. Во Флориде много чудесных
парков. Подумайте и решите. Никаких неудобств вы не  создаете.  Вилла  все
равно пустует, а мой друг слишком состоятельный человек, чтобы сдавать ее.
   - Мы подумаем, - корректно ответил Саша.
   - И еще, - вдруг сказал мистер Кларк. - Я уже набросал статью.  На  мой
взгляд, имеет смысл подчеркнуть  не  аспект  самого  существования  малого
ядерного оружия, а возможность его хищения террористами. Вы представляете,
какая интересная тема?
   - Да, - испуганно ответил Саша, - но мне кажется, что это невозможно.
   - Почему невозможно? - быстро отозвался его  собеседник.  -  Ведь  если
такое оружие создано, то  учитывали  возможность  его  транспортировки,  а
значит, теоретически его можно и украсть.
   - Не думаю, - смутился Саша, - вы же сами говорили, что это фантастика.
   - Я навел справки. - Кларк говорил  не  сводя  пристального  взгляда  с
молодого человека. -  Наши  ученые  считают,  что  проблема  не  столь  уж
фантастична. Во всяком случае, она определенно более реальна, чем Несси  в
Шотландии.
   Саша молча кивнул. Он не  знал,  что  ему  говорить.  В  конце  концов,
виноват был он сам. Это он предложил Кларку  такую  тему,  решив  блеснуть
своей осведомленностью.
   - Может быть, - нерешительно сказал он.
   - А может, мне поговорить с вашим тестем? - спросил вдруг мистер Кларк.
- Вы ведь  знакомили  нас.  Очень  милый  человек.  Он  произвел  на  меня
впечатление уравновешенного и аналитически мыслящего политика.
   - Нет, - тут же возразил Саша, - не  нужно.  По-моему,  сейчас  у  него
много работы.
   - Летом? - продолжал настаивать Кларк. -  Сейчас  же  пора  каникул.  В
Париже в августе обычно бывают только туристы. Все жители  города  уезжают
на курорты.
   - У нас не Париж, - возразил Саша,  -  и  у  него  действительно  много
работы.
   - Но я слышал, что Президент должен  скоро  уехать  в  отпуск.  Или  он
отменил свое решение? - спросил мистер Кларк.
   - Не знаю, - снова смутился Саша, - но возможно,  что  отменит.  У  них
много всяких дел.
   - Да, конечно. Вы подумайте о моем предложении насчет виллы во Флориде.
Мой друг будет просто счастлив. Уверяю вас, вы никого не стесните.
   Мистер Кларк отошел от измученного собеседника  и,  быстро  пройдя  все
пространство зала, спустился вниз. Сев в автомобиль, он выехал со стоянки,
направляясь к посольству. В столь поздний час  некоторые  окна  посольства
еще светились. Мистер Кларк прошел в один из кабинетов,  где  горел  свет,
кивнул сидевшему за столом человеку.  Они  поднялись  и  прошли  в  другую
комнату,   без   окон.   Комната   была   специально    оборудована    для
конфиденциальных бесед, и в ней  работали  генераторы  шумов,  исключавшие
возможность прослушивания.
   - Там что-то случилось, - уверенно  сказал  Кларк  вошедшему  с  ним  в
комнату человеку. - У них серьезные проблемы.




   Когда машина уже свернула к городу, Сухарев вдруг понял, что его  будут
искать именно в Хельсинки. Он хорошо знал этот уютный город и понимал, что
при желании его найдут довольно быстро.
   Он не сможет спрятаться ни в одной  гостинице  города.  Тем  более  что
флегматичная финская полиция  может  просто  не  успеть  защитить  его  от
напористых "быков" Сирийца. Не говоря уже о  Федоре  Черном,  который  был
доверенным лицом Сирийца в Финляндии.
   - Останови машину, - попросил он водителя,  указывая  на  бензоколонку.
Рядом виднелись небольшой магазинчик и кафе. Водитель послушно  свернул  в
ту сторону. Через десять минут, с трудом выгрузив свой ящик, Сухарев сидел
в кафе, обдумывая ситуацию. Он понимал, что ввязался в смертельную гонку и
самым главным его призом будет не  ящик,  стоявший  рядом  с  ним,  а  его
собственная жизнь, которую ему придется спасать от  боевиков  Сирийца.  Но
для этого нужно было как минимум выбраться живым из Финляндии.
   Выбор у него был невелик, и  Сухарев  это  знал.  В  скандинавские  или
прибалтийские  страны  он  уехать  не  мог,  у  него  не  было  для  этого
необходимой визы. Да и ящик на границе наверняка будут  строго  проверять.
Улететь в страны СНГ - единственный выход. Куда-нибудь  в  Киев,  где  его
ждала Надя, или в Минск, где у него была достаточно надежная явка. Но  для
этого нужно появиться в международном аэропорту,  а  там  наверняка  будет
установлен строжайший контроль и все пассажиры самолетов, летящих в страны
СНГ,  будут   досматриваться   не   только   финскими   пограничниками   и
таможенниками, но и начавшими на него охоту боевиками.
   Ящик вывезти из Финляндии невозможно, он  это  уже  отчетливо  понимал.
Значит, нужно найти  удобное  место,  открыть  ящик,  припрятать  основную
часть, а другую,  меньшую  часть  ценностей,  вывезти,  чтобы,  вернувшись
позже, забирать все сокровище по частям. Но для  этого  нужно  было  найти
место, где его не потревожат боевики Сирийца.
   Он вспомнил про Порво, небольшой городок, в котором жил один из финских
компаньонов их фирмы. К нему не обязательно ехать, но  там  есть  довольно
тихие мотели, где можно спокойно разместиться и вскрыть ящик. Он  поднялся
и решительно направился к бармену.
   -  Мне  нужно  разменять  деньги,  -  показал  он  несколько   сотенных
долларовых купюр.
   Бармен добродушно закивал головой. Здесь часто останавливались гости из
России. Деньги можно поменять недалеко  отсюда,  но  он  готов  принять  в
качестве платы  одну  из  этих  зеленых  бумажек,  вернув  сдачу  финскими
марками.
   - Машину, - громко сказал Сухарев, - мне нужен автомобиль.
   Бармен не понял, что он хочет, и посмотрел на жену, стоявшую в  глубине
кухни. Жена немного понимала по-русски. Она подошла к стойке.
   - Он хочет автомобиль, - объяснила она  мужу.  -  Он  хочет,  чтобы  ты
заказал ему машину. Сухарев показал на свой груз.
   - Большую машину, большую, - сказал он женщине.
   - Вызови из компании какой-нибудь микроавтобус,  -  равнодушно  сказала
женщина, возвращаясь на кухню, - только узнай, есть ли у него деньги, а то
потом вызов придется оплачивать нам.
   - У него есть деньги, - кивнул муж, - он мне их показывал.
   - Тогда вызывай, - крикнула жена уже из кухни.
   Еще через полчаса Сухарев сидел в небольшом микроавтобусе,  и  тот  вез
его по направлению к  Порво.  Городок  был  очень  невелик  по  российским
меркам, но довольно крупный по финским. Приехав в город, Сухарев с помощью
водителя с трудом перетащил ящик в один из  номеров  мотеля.  Им  пришлось
объехать три подобных заведения, прежде чем нашелся свободный номер. Летом
в этих местах бывало много  отдыхающих.  Найдя  наконец  искомое,  Сухарев
щедро расплатился с водителем. Было уже поздно,  и  он  попытался  открыть
ящик, выламывая доски. Но ящик не поддавался, а Сухарев был  так  измучен,
что еле соображал. Он не решился ночью просить какие-нибудь инструменты  и
решил подождать до утра. Стянув с себя пиджак и брюки, он упал на  постель
и уснул прямо в рубашке.
   Проснувшись утром около семи, он снова попытался взломать ящик. С одной
стороны, его мучило любопытство, а с другой -  не  хотелось  ломать  ящик,
который мог ему еще понадобиться  для  транспортировки  того,  что  в  нем
хранилось. Немного промучившись, он сломал только одну доску  и,  просунув
руку,  пытался  нащупать  содержимое,  но  лишь  натыкался   на   какие-то
металлические пластины.
   Чертыхнувшись, он поднялся и отправился в город. На  его  счастье,  уже
начали открываться кафе и бары.  Он  поменял  деньги,  плотно  позавтракал
напротив мотеля, поджидая, когда начнут открываться и магазины.
   Он снова вернулся в  мотель  и  снова  попытался  нащупать  содержимое,
выломав  вторую  доску.  Но  металлическая  пластика,  казалось,   наглухо
закрывала сокровище. Может,  там  сейф,  с  подозрением  подумал  Сухарев.
Выждав немного, он вышел в город, где  после  некоторых  поисков  приобрел
довольно солидный слесарный набор. Вернувшись в мотель, он запер  дверь  и
наконец начал осторожно отдирать доски.
   Отодрав все доски с одной стороны, он убедился, что ошибался.  В  ящике
не было сейфа, просто сверху лежала  тяжелая  металлическая  пластина.  Он
вынул ее, недоумевая, для чего она  здесь,  и  начал  разгребать  какую-то
стекловату, не понимая, почему  Сириец  так  упаковал  свои  сокровища.  И
обнаружил...
   Сначала он не поверил своим глазам. Потом от  бешенства  начал  крушить
остальные доски, освобождая содержимое ящика от пластин,  окружавших  груз
со всех  сторон,  от  специфически  скользкой  бумаги,  которая  неприятно
шуршала и искрилась, от стекловаты, разбрасывая ее  в  разные  стороны.  И
только потом обреченно сел на свою кровать. Он даже не заметил, как начать
тихонько подвывать, словно раненый  зверь.  Сухарев  сидел  на  кровати  и
трясся, глядя на стоявший перед ним предмет. Это было какое-то  непонятное
сооружение, похожее на мотор со сложным внутренним устройством  и  пультом
управления с правой стороны. Оно стояло перед ним на полу, и он продолжать
выть, еще не понимая, как могла произойти такая глупость. "Мотор" ему  был
не нужен. Он даже не  знал,  для  чего  он  предназначается  и  зачем  так
необходим иностранцам, работавшим с Сирийцем. Сухарев сидел на  кровати  и
трясся всем телом. Он затрясся бы еще сильнее или  давно  выскочил  бы  из
комнаты, если бы догадался хоть  на  мгновение,  что  стоявшее  перед  ним
устройство радиоактивно. Он облучался, еще не сознавая  степени  поражения
своего организма. Но он продолжал сидеть и выть, даже не пытаясь продумать
дальнейшую линию своего поведения.
   У него в душе начинали нарастать злость  и  обида  -  прежде  всего  на
самого себя. Как  он  мог  даже  предположить,  что  Сириец  доверит  свои
собственные сокровища иностранцам, отправив с ними Сухарева? Как ему могла
прийти в голову эта странная мысль о сокровищах? Почему он сломал свою,  в
общем-то, уже устоявшуюся жизнь?  И  что  ему  делать  с  этим  непонятным
устройством, которое наверняка представляет какую-то ценность, но  которое
абсолютно никому не нужно в этом маленьком финском городке.  Он  продолжал
выть, пока не услышал громкий стук в стену, это возмущались постояльцы  из
соседнего номера.
   Оставаться в комнате с этим дурацким устройством он  больше  не  хотел.
Поэтому он ударил ногой по прибору, который так  переломил  его  жизнь,  и
вышел из комнаты, хлопнув дверью. Свежий воздух немного отрезвил  его.  Он
чувствовал себя почти пьяным от безысходности, в которую сам  загнал  себя
своей дурацкой выходкой. Он ходил по улицам города, засунув руки в карманы
брюк и проклиная все на свете. Прохожие в испуге  шарахались  от  него.  У
него были всклокоченные волосы,  безумный  взгляд;  он  что-то  все  время
шептал. Он ругал прежде всего самого себя. Только себя. И  чем  больше  он
ходил, тем больше понимал, что прибор нужно возвращать. И это единственный
шанс спастись. Правда, очень небольшой шанс. Сириец все равно  не  простит
никогда Сухареву его воровство, но,  может,  он  хотя  бы  перестанет  его
преследовать.
   Чем больше он об этом думал, тем больше осознавал, что должен позвонить
Сирийцу. Но звонить не хотелось. Он боялся.  Он  понимал,  что  все  равно
подобные вещи не прощаются. Вор не имеет права красть у другого вора.  Тем
более не имеет права красть доверенную ему  вещь  обычный  урка  у  такого
авторитета, как Сириец. Даже если Сухарев вернет этот проклятый прибор, то
и тогда он не гарантирует собственной безопасности. Для сохранения  своего
престижа Сириец просто обязан найти и прирезать своего бывшего  работника,
хотя бы в назидание другим. Это был строгий и неумолимый закон,  и  о  нем
Сухарев знал. Позвонив Сирийцу, он подписывал  себе  смертный  приговор  с
очень небольшим шансом на помилование. Вернее,  шанса  на  помилование  не
было. Оставался лишь шанс на выживание, если он сумеет сбежать раньше, чем
его найдут боевики Сирийца.
   "Что делать?" - с тоской думал  Сухарев.  Он  сказал  Наде,  чтобы  она
бросила квартиру, вещи, все имущество и убегала в Киев. В  доме,  наверно,
уже успели похозяйничать боевики Сирийца. Из-за  своего  дурацкого  порыва
Сухарев потерял практически все. Теперь  ему  снова  придется  начинать  с
нуля. На секунду потеряв равновесие от злости, он едва не упал  и  взревел
так страшно, что шедший следом за  ним  прохожий  испуганно  перебежал  на
другую сторону улицы.
   Оставалось звонить Сирийцу. Но  прежде  чем  это  сделать,  нужно  было
уехать из этого городка, спрятаться, убежать.  И  только  потом,  позвонив
Сирийцу, выдать ему этот проклятый груз. Сухарев повернул к мотелю.  Нужно
будет забрать оттуда вещи, подумал он. И записать точный адрес мотеля. Все
равно  уже  все  потеряно.  Может,  Сириец  поймет  кураж  своего  бывшего
сокамерника.  Может  быть...  Хотя  все  равно  страшно.  Сухарев  помотал
головой, словно отгоняя наваждение. Будь оно  все  проклято,  с  отчаянием
подумал он.




   Вечером  восьмого  августа  в  Москву  позвонил  генерал  Земсков.   Он
докладывал четко, почти по-военному, но было слышно,  как  он  волновался,
иногда глотая окончания слов. В течение  трех  дней  работы  его  комиссия
установила,  что  два  ядерных  заряда  из  хранилища  похищены.  Комиссия
считает, что заряды похитили еще в июне, точнее - девятого июня,  накануне
гибели молодых ученых. Комиссия считает, что погибшие  были  в  сговоре  с
водителем  Мукашевичем,  который   бесследно   исчез,   очевидно,   как-то
причастный к их гибели. Выводы  были  неутешительными.  Зарядов  найти  не
смогли, хищение произошло почти два месяца назад.
   Директор ФСБ серый от гнева выслушал доклад. С трудом  сдерживаясь,  он
не перебивал своего заместителя. И только  когда  тот  кончил,  спросил  у
Земскова:
   - Ваши предложения?
   - Мы считаем, что это не только проблема Центра, - доложил  генерал.  -
По свидетельству академика Архипова, в мае  этого  года  трагически  погиб
один из сотрудников  его  института,  занимавшийся  проблемой  обеспечения
безопасности зарядов при их транспортировке. Я проверил -  все  совпадает.
Очевидно, мы можем объединить эти убийства и хищение в одно дело.  Хищение
готовилось в Москве, - закончил генерал, - мы в этом убеждены.  Предлагаем
выделить все происшедшее в Чогунаше и в Москве в единое дело  и  назначить
новую комиссию для розыска исчезнувших зарядов.
   - Как могло получиться, что целых два месяца ничего не было обнаружено?
- спросил директор.
   Это волновало его более всего.
   - Невероятное стечение обстоятельств, -  пояснил  Земсков,  -  плановая
проверка проводилась как  раз  перед  самым  хищением.  Компьютерная  сеть
наблюдения была отключена, а похитители оказались сотрудниками  Центра.  У
них был доступ в хранилище. Система охраны  задействована  таким  образом,
чтобы  не  пропустить  в  хранилище  никого  постороннего.  Но  никто   не
предполагал, что похитителями окажутся сами сотрудники Центра. Плюс замена
нашего офицера Степанова. Он ушел в отставку, а пока ему подбирали замену,
прошло некоторое время. По правилам самого Центра они  не  обязаны  каждый
раз вскрывать контейнеры. Никому и в голову не могло прийти, что при такой
радиоактивности можно похитить ЯЗОРДы.
   Директор молчал.
   -  Я  все  понимаю,  -  вдруг  сказал  Земсков,   -   и   готов   нести
ответственность.
   Директор по-прежнему  молчал.  Он  размышлял,  как  ему  докладывать  о
случившемся Президенту. Если  тот  будет  не  в  настроении,  можно  ждать
немедленной отставки.
   - Я готов написать заявление, - с трудом выдавил Земсков.
   - При чем тут вы? - в сердцах сказал директор. - Продолжайте заниматься
расследованием.  Нужно  принимать  все  меры  к  обнаружению   исчезнувших
зарядов. Мы соберем коллегию и постараемся выработать рекомендации,  а  вы
ищите пропавшего Мукашевича. Не мог же он раствориться в воздухе.
   Он положил трубку и приказал немедленно собрать коллегию, чтобы  начать
поиски по всей стране. Земсков испытывал некоторый шок. Он ожидал, что его
снимут с работы прямо в ходе телефонного разговора. После того как  замеры
фона радиоактивности  в  лаборатории  подтвердили,  что  заряды  хранились
некоторое время там, а исчезнувший водитель так и не был  найден,  генерал
уже не рассчитывал  ни  на  что  хорошее.  Но  директора,  похоже,  больше
волновала собственная голова.
   Ровно через полчаса почти все руководство ФСБ, за исключением  генерала
Земскова, находившегося в командировке,  собралось  в  кабинете  директора
ФСБ. Важность ситуации  подчеркивалась  и  выбором  места  для  проведения
подобного совещания. Обычно заседания  коллегии  проходили  в  специальном
зале, на этот раз все собрались в кабинете  директора,  уже  понимая,  что
произошло нечто невероятное.
   Директор,  оглядев  подчиненных,  мрачно  рассказал  о  случившемся   в
Чогунаше. Здесь присутствовали только руководители  крупных  управлений  и
отделов, его собственные заместители. Но, верный  своим  привычкам,  он  и
здесь не стал распространяться по поводу похищенных зарядов, отметив,  что
два контейнера оказались пустыми  и  что  заряды  можно  использовать  где
угодно, в любой точке земного шара.
   Сидевшие в кабинете были настоящими профессионалами, и  каждый  в  силу
своих  обязанностей  начал   докладывать   о   мерах   по   предотвращению
распространения подобного оружия. Сложность была и в  том,  что  никто  не
знал, где в данный момент находятся  похищенные  ЯЗОРДы.  То  ли  в  самой
стране, то ли уже вывезены за ее пределы, что  было  нетрудно  сделать  за
прошедшие два месяца. Один из заместителей директора попытался развить эту
тему, утверждая, что ЯЗОРДы все еще находятся в пределах России.
   - А если нет? - перебил его директор. - Если они сейчас в Чечне? Или  в
другом месте? Если они в руках у криминальных  кругов?  Вы  представляете,
что может случиться? Будем исходить из самого худшего.
   Все понимали, что самое худшее - это Чечня.
   Впрочем, если ЯЗОРДы действительно попали в этот регион, то скрыть  это
было бы чрезвычайно трудно. Однако за два месяца, прошедшие после пропажи,
они не были предъявлены, и это давало некоторую надежду, что похитители не
связаны с чеченскими властями.
   - Два месяца, - почти простонал начальник одного из управлений.  -  Как
получился такой огромный срок? За это время можно было спрятать похищенные
ЯЗОРДы куда угодно.
   - Земсков  считает,  что  это  невероятное  стечение  обстоятельств,  -
пояснил директор. - Сейчас комиссия выясняет на  месте,  как  такое  могло
случиться.  Наша  задача  -  выработать  рекомендации,  предполагая  самое
худшее. Первое - ЯЗОРДы покинули территорию нашей  страны,  второе  -  они
находятся на территории Чечни,  третье  -  они  находятся  до  сих  пор  в
пределах страны. Исходя из этих трех версий мы и будем работать.
   - А если ЯЗОРДы попали в Иран или Ирак? - безжалостно спросил  один  из
заместителей.
   Директор взглянул на него  опухшими  глазами.  Отставка  и  грандиозный
всепланетный скандал были гарантированы. Он невольно сжал  правую  руку  в
кулак.
   - Будем исходить из  самого  худшего,  -  твердо  сказал  он,  -  нужно
связаться с Министерством иностранных  дел  и  Службой  внешней  разведки.
Пусть они выясняют ситуацию по  своим  каналам.  Нужно  задействовать  все
имеющиеся у  нас  возможности,  -  сказал  он  в  заключение.  -  Все  без
исключения, - твердо заявил он еще раз.
   Совещание закончилось. Все стали  выходить  из  кабинета,  но  один  из
заместителей, генерал Потапов, попросил разрешения  задержаться.  Директор
согласно кивнул, понимая, что  тот  хочет  предложить  собственную  версию
поисков исчезнувших зарядов. Он с ужасом думал, что ему  предстоит  как-то
оправдываться перед Президентом, когда сообщит ему о похищенных два месяца
назад ЯЗОРДах.
   В  этот  момент  раздался  телефонный  звонок,  и  директор  вздрогнул,
обернувшись на телефоны. Это был не прямой телефон Президента, и он,  чуть
помедлив, снял трубку.
   - Добрый вечер, - услышал он голос министра обороны.
   - Здравствуйте, - поморщился директор. Только его не хватало.
   - Вы уже все знаете? - тревожно спросил  министр.  -  Мне  доложил  наш
представитель, генерал Ерошенко,  что  контейнеры  были  пустыми  уже  два
месяца.
   - Да, - каждое упоминание об этом сроке было как пощечина лично ему,  -
я об этом знаю.
   - Говорят, что там исчез военнослужащий, - это было самое главное,  что
волновало министра, - мы сейчас ищем его.  Я  приказал  подключить  войска
округа. С командующим у меня уже была личная беседа.
   - Ищите, - согласился директор.
   - Вы сами доложите Президенту? - осторожно поинтересовался министр. Вот
почему он позвонил, понял директор.
   - Да, я доложу Президенту о случившемся, - сказал он и положил  трубку.
И  посмотрел  на  Потапова.  Тот  смотрел,  как  обычно,  не  мигая.   Эта
характерная особенность его немного выпуклых глаз сейчас начала раздражать
директора. - Все поняли? - спросил он.
   - Беспокоится за свои погоны, - усмехнулся Потапов.
   - У вас есть конкретные предложения?
   - Есть. Мне  кажется,  что  нужно  исходить  из  самого  худшего.  Если
похитители заранее знали, какую ценность представляют подобные заряды,  то
они вряд ли хранили бы их столько  времени  на  территории  нашей  страны.
Нужно исходить из того, что они уже вывезли их за пределы России.
   - Согласен, - заставил себя согласиться директор, - но  пока  не  слышу
ваших предложений.
   - Если бы заряды попали в Чечню или чеченцы были  хоть  каким-то  боком
причастны к этому событию, мы бы давно знали об этом  от  нашей  агентуры.
Скрыть что-либо в Чечне невозможно. А скрыть подобное невозможно  вдвойне.
Учитывая их национальный характер, нельзя предположить, что они два месяца
прячут ЯЗОРДы, решив оставить их на черный день.
   - Что вы предлагаете? - разозлился директор.  -  Я  тоже  понимаю,  что
заряды не в Чечне и что их давно вывезли из  России.  Вы  остались,  чтобы
сообщить мне только эти подробности?
   - Нет, - не смутился Потапов, - нам  понадобятся  нетрадиционные  формы
поисков. Если заряды вне нашей страны, то вряд ли СВР или МИД  окажут  нам
действенную помощь. Разведчики просто не захотят подставлять своих  людей,
ориентируя их на поиск исчезнувших зарядов. Мы должны создать  специальные
группы поиска.
   - Вот этим вы и займетесь, - согласно кивнул директор, - от СВР и  МИДа
нам нужна  только  конкретная  информация,  даже  на  уровне  слухов.  Все
остальное  должно  сделать  наше  ведомство.  Конечно,   если   мы   хотим
оправдаться после случившегося.
   - Мне кажется, что можно использовать нетрадиционные  формы  поиска,  -
осторожно пояснил Потапов. - Учитывая тот факт, что наши  действия  должны
быть  абсолютно  секретными  и  проходить  в  чрезвычайных  условиях,  мне
кажется, что мы могли бы использовать свой опыт.
   - Что вы хотите сказать? - все еще не понимал директор ФСБ.
   -  Нужно  найти  ЯЗОРДы  и  вернуть  их  в  Россию,  -  наконец   четко
сформулировал Потапов. - Поэтому я предлагаю вместе со специальной группой
поиска использовать опыт одного из экспертов.
   - Кого вы имеете в виду?
   - Вы о нем помните. Он раскрыл убийство журналиста Миронова.  Я  о  нем
вам докладывал.
   - Я не понимаю, как можно такое предлагать, -  нахмурился  директор.  -
Этот человек не является нашим штатным сотрудником. Он всего  лишь  бывший
эксперт ООН. Почему вы считаете, что мы можем использовать его?
   - Я с ним работал, - пояснил Потапов. -  У  него  уникальное  мышление.
Уникальное. Это тот, кто может нам  помочь  реально.  У  него  практически
компьютерное мышление. Он  умеет  решать  задачи  на  уровне  интуиции.  Я
никогда в жизни не видел ничего подобного.
   - Это беллетристика, - отмахнулся директор. - Вы же понимаете, что я не
могу серьезно рассматривать вопрос о  допуске  вашего  эксперта  к  такому
вопросу, как хищение ЯЗОРДов. Готовьте наши специальные группы поиска.
   Потапов  встал  и  вышел  из  кабинета.  Оставшись  один,  директор   с
отвращением посмотрел  на  правительственные  телефоны,  выстроившиеся  на
столике слева от него. Он наклонился, снял трубку и набрал номер.
   - Можно поговорить с Президентом? - спросил  он  помощника.  -  У  меня
важное дело.
   - Он сейчас в своем кабинете, - отозвался помощник. - Сейчас я доложу.
   По строгим иерархическим правилам никто, кроме премьер-министра, не мог
звонить лично Президенту по его  прямому  телефону.  Он  был  предназначен
только  для  самого  Президента,  вызывавшего  нужных  ему  людей.  Высшие
чиновники звонили помощнику, и только тот соединял их с Президентом,  если
последний давал на это согласие. Через минуту помощник сообщил:
   - Возьмите трубку прямого телефона. Президент будет говорить с вами.
   Директор поднял трубку телефона, чувствуя, как повлажнели ладони.
   - Здравствуйте, - сказал Президент, - что у  вас  нового  насчет  этого
сибирского Центра? Комиссия разобралась?
   - Да, - нужно было решаться, - комиссия на месте закончила свою работу.
Они считают, что хищение было тщательно спланировано. Похитителям помогали
погибшие сотрудники Центра. Один из помогавших, военнослужащий  Мукашевич,
сейчас  находится  в  розыске.  Сами  заряды,  очевидно,  были  изъяты  из
контейнеров в начале июня.
   - Значит, у нас их похитили? - грозно спросил Президент.
   - Да. И сейчас мы предпринимаем...
   - Отвечайте на мои вопросы, - перебил его Президент. - Они похищены?
   - Да.
   - И вы не знаете, где они находятся?
   - Мы создаем специальные группы поиска. Будем подключать СВР и МИД.
   - Поздно создаете, - загремел Президент, - поздно спохватились.
   Гнев Президента был настолько ощутим,  что  трубка  в  руках  директора
начинала буквально накаляться.
   - Доложите завтра на Совете безопасности о случившемся. И не  забудьте,
что  пока  вы  лично  отвечаете  вместе  с  министром  обороны  за   поиск
исчезнувшего оружия. - Президент бросил трубку, не попрощавшись.
   Директор положил  свою  трубку,  чувствуя,  как  у  него  дергается  от
волнения лицо.  Он  закрыл  глаза  и  попытался  успокоиться.  После  чего
потянулся к селектору, вызывая генерала Потапова.
   - Найдите своего эксперта, - тихо сказал он, - и пусть  он  сегодня  же
ночью вылетает в Чогунаш.







   Когда в половине одиннадцатого вечера раздается неожиданный  телефонный
звонок и тебе говорят, что ты срочно нужен, это  означает,  что  произошло
событие, которое может  принести  тебе  только  одни  неприятности.  Когда
позвонил старый чекист, Дронго уже понимал, что все это не просто так, тем
более что Владимир Владимирович собирался даже приехать  к  нему.  А  если
учесть и то обстоятельство, что Дронго знал, когда  именно  ложился  спать
полковник (очень рано - и столь  же  рано  вставал),  то  его  неожиданный
звонок без всяких сомнений обещал целую лавину неприятностей.
   Владимир Владимирович приехал в одиннадцать часов вечера. Ясно, что  он
звонил,  уже  собираясь  выехать  к  Дронго.  А  это  само  по  себе  было
свидетельством чрезвычайности обстоятельств. Дронго принял гостя, понимая,
что тот мог появиться столь поздно только в исключительном  случае.  Когда
Владимир Владимирович расположился на диване, Дронго  принес  ему  чашечку
кофе. Он держал у себя на квартирах целые наборы разных сортов  кофе,  так
как многие его гости предпочитали именно этот напиток и тот или  иной  его
сорт. Сам Дронго кофе не пил и не любил, он всегда пил  только  чай  и  по
количеству выпитых чашек мог соперничать с любым англичанином.
   - Опять неприятности? - спросил он, устраиваясь напротив своего гостя.
   - Если бы обычные неприятности, - вздохнул Владимир Владимирович. - Мне
иногда кажется, что ты заранее знаешь, когда произойдут некие  события,  и
специально приезжаешь в Москву, чтобы я мог тебя быстро найти.
   - Надеюсь, речь не идет о спасении человечества, - улыбнулся Дронго.  -
А мне, в свою очередь, кажется, что вы специально ждете, когда я приеду  в
Москву, чтобы приурочить очередную гадость к моему очередному приезду. Или
я не прав?
   - На этот раз  это  не  просто  гадость,  -  хмуро  признался  Владимир
Владимирович, - и очень боюсь, что сейчас мы имеем дело  с  гораздо  более
серьезной проблемой, чем ты можешь представить себе.
   - Что случилось?
   -  С  тобой  хочет  встретиться  генерал  Потапов.  Очень  срочно.  Ему
требуется твоя консультация. Но предупреждаю: это очень серьезно.  И  если
ты согласишься поехать на встречу, то потом уже не сможешь выйти из  игры.
А уж тем более отказаться помочь. Речь идет об очень серьезных вещах.
   - Тогда я предпочитаю уклониться от встречи. Меня опять попросят искать
какого-нибудь ублюдка, а когда я его найду,  выяснится,  что  в  интересах
государства его нельзя трогать. Нет, с меня хватит. Я и так слишком  часто
и слишком много подставлялся.
   - Это не шутки, - очень серьезно произнес Владимир Владимирович. - Я бы
иначе не позвонил тебе так поздно. Речь идет о  безопасности  тысяч,  если
хочешь, миллионов людей.
   - Я же говорил, что  снова  пойдет  речь  о  спасении  человечества,  -
улыбнулся Дронго. - Вы знаете, как я вас уважаю, но, по-моему, вы напрасно
согласились на столь неблаговидную миссию  посланника.  Уровень  секретов,
которые мне доверяют, уже зашкаливает за обычную  норму  даже  для  такого
эксперта, как я. Что случилось, полковник? Почему я опять понадобился  так
срочно?
   - У них очень большие неприятности, Дронго, - признался старик. - Я  не
имею права говорить тебе,  но  это  действительно  неприятности,  и  очень
крупные. В интересах дела им нужен такой эксперт, как ты.
   - Для чего?
   - Ты хочешь правду? - в упор спросил Владимир Владимирович. - Я  только
могу догадываться о том ужасном,  что  тебе  расскажут,  но  хочу  сказать
откровенно. Ты нужен для того, чтобы в случае необходимости от тебя  могли
сразу  откреститься,  отказаться,  называй  как  хочешь.  Тебя  устраивает
уровень моей откровенности?
   - Вполне, - мрачно ответил Дронго. - Что мне нужно делать?
   - Одевайся, и поедем со мной. У нас всего полчаса времени.
   -  Может,  вы  мне  объясните,  что  именно  происходит,  пока  я  буду
одеваться?
   - Нет, не объясню. Не имею права. А если честно, то даже мне ничего  не
сказали. Я подозреваю, что это может быть, но хочу держать свои подозрения
при себе, чтобы  ошибиться.  Я  очень  хочу  ошибиться,  Дронго,  ты  меня
понимаешь? Одевайся, и поедем со мной. Там тебе все объяснят.
   Дронго не стал задавать вопросов. Когда все начинается так  интригующе,
лучше ни о чем не спрашивать. Все  равно  ясно,  что  всей  правды  ты  не
услышишь, а то, что нужно услышать, тебе обязательно скажут. Иначе они  не
стали бы так срочно вызывать его, присылая за ним Владимира Владимировича.
   Через десять минут он был  готов  следовать  за  своим  спутником.  Они
спустились вниз, где их ждал автомобиль с водителем.
   - Вы становитесь важной персоной, - пошутил Дронго, -  у  вас  появился
собственный автомобиль?
   -  Это  ты  становишься  важной  персоной,   -   пробормотал   Владимир
Владимирович, - его прислали для того,  чтобы  я  привез  тебя  как  можно
быстрее.
   - Это как-то вдохновляет, - усмехнулся Дронго.
   Обычные  неформальные  встречи  руководители  спецслужб  проводили   на
конспиративных квартирах или на дачах. Но на этот раз  спешка  была  столь
очевидной, что Дронго  повезли  в  знакомое  каждому  москвичу  здание  на
Лубянке, где его ждал генерал Потапов. В кабинет к генералу  Дронго  вошел
один.
   Они были знакомы со  времен  предыдущего  расследования  Дронго,  когда
генерал не разрешил ему закончить поиски.  Но  генерал  оценил  тогда  его
настойчивость и аналитические способности.
   - Добрый вечер, - поздоровался Потапов, когда Дронго вошел  в  кабинет.
Генерал не  подал  руки,  а  Дронго  не  проявил  желания  к  рукопожатию,
усаживаясь напротив.
   - Добрый вечер, - буркнул в ответ Дронго. - Кажется,  у  вас  случилось
что-то очень неприятное?
   - Вы согласны сотрудничать? - спросил Потапов.
   - Так обычно спрашивали задержанных агентов, -  пошутил  Дронго  и  уже
более серьезно спросил: - Так что же у вас случилось?
   - Вы не ответили на мой вопрос.
   - Я, кажется, уже согласился приехать,  а  это  и  есть  ответ  на  ваш
вопрос.
   - У нас проблема. - Генерал не мигая смотрел на сидевшего напротив него
человека. Потом взял со  стула  лист  бумаги  и  протянул  его  Дронго.  -
Прочтите и распишитесь. Это подписка о неразглашении.
   - Пожалуйста. - Дронго несколько удивленно взглянул на хозяина кабинета
и поставил свою подпись. - Раньше такой подписки с меня никогда не  брали,
- пробормотал он.
   - Раньше не было такой  проблемы.  -  Потапов  посмотрел  на  бумагу  и
протянул следующую. - Вот здесь тоже, пожалуйста.  Сначала  прочтите,  это
отказ от претензий в связи с проводимыми вами работами.
   - Я надеюсь, вы не собираетесь отправлять меня  на  Северный  полюс,  -
пошутил Дронго, взглянув на генерала. Он и на этот раз подписал не читая.
   - Еще одна ваша подпись, - невозмутимо сказал Потапов,  подавая  третий
лист бумаги. - Это подписка о том, что вы согласны  сотрудничать  с  нашим
ведомством.
   - Нет, - отодвинул бумагу Дронго, - я эксперт, а не агент.  Это  разные
вещи.
   - В таком случае я не могу начать наш  разговор,  -  возразил  Потапов.
Дронго поднялся.
   - У каждого существуют свои принципы... - кивнул он, собираясь выйти из
кабинета.
   -  Подождите,  -  недовольно  сказал  генерал.  -  Хорошо,   я   изменю
формулировку. Я напишу, что вы согласились сотрудничать с нами  на  период
расследования порученного вам дела. Такой вариант вас устроит?
   - Да. Такой устроит.
   - Садитесь. Сейчас я вызову секретаря, и  он  изменит  формулировку.  -
Потапов вызвал своего помощника.
   Десять минут они  молча  сидели  в  кабинете,  ожидая,  когда  принесут
переделанную бумагу. Молчание становилось  гнетущим.  Но  ни  Потапов,  ни
Дронго не сказали друг другу ни слова. Наконец бумагу принесли,  и  Дронго
внимательно прочитал ее, абзац за абзацем, строчку за  строчкой,  а  затем
подписался.
   - Все? - спросил он. - Или у вас есть четвертая?
   - Нет. - Потапов, сложив все три подписанных листка бумаги, убрал их  в
папку, положил ее в ящик и только тогда наконец сказал: - У нас  появилась
проблема. - Подумав, он произнес: - Проблема  в  нашем  Научном  центре  в
Сибири. Там произошло хищение, и мы хотели бы, чтобы вы вылетели на  место
для расследования.
   - Когда?
   - Немедленно. - Генерал по-прежнему смотрел не мигая.
   - Ясно. Тогда скажите, что за Научный центр и чем он занимается.
   - Ядерные проблемы, - чуть запнувшись, сообщил Потапов.
   - Что похищено?
   - Вы все равно узнаете все на месте, -  несколько  раздраженно  заметил
Потапов, - впрочем, наверно, будет лучше,  если  я  расскажу  вам  сам.  В
Научном центре существовало хранилище. Из него  похищено  содержимое  двух
контейнеров...
   Дронго слушал. Он не перебивал  своего  собеседника,  чтобы  дать  тому
возможность высказаться.
   - В контейнерах  находились  научные  разработки  Центра,  -  продолжал
недовольным голосом Потапов, - они  радиоактивны  и  очень  опасны.  И  их
украли. Мы хотели бы, чтобы вы провели расследование на месте и попытались
определить, как конкретно это произошло и кто виноват.
   - Что было в контейнерах? - спросил Дронго.  -  Вы  так  и  не  сказали
конкретно.
   - Так называемые ЯЗОРДы, - ответил генерал.
   - "Ядерные чемоданчики"? - ошеломленно спросил Дронго.  -  Значит,  они
действительно существуют?
   - Это ядерные заряды ограниченного радиуса действия, - пояснил генерал.
- Они были изъяты из контейнеров двумя сотрудниками Центра, которые вскоре
погибли. И теперь нам нужно, чтобы вы прибыли на место немедленно. Самолет
вылетает через два часа. Вы еще успеете в аэропорт.
   - Значит, они существуют, -  ошеломленно  повторил  Дронго.  -  Но  это
невероятно. Об этом столько писали. Как их могли похитить?
   Потапов  молча  смотрел  на   него.   Он   явно   испытывал   некоторое
удовлетворение от такого замешательства вызванного к нему эксперта. Дронго
поднялся, что-то продолжая бормотать, пошел к двери. Потом,  повернувшись,
спросил:
   - Когда это случилось? Недавно?
   - Два месяца назад, - отрывисто ответил Потапов.  -  Вы  опаздываете  в
аэропорт. Все материалы дела получите в самолете.
   - Два месяца... -  повторил  Дронго.  Он  первый  раз  в  жизни  был  в
замешательстве и не собирался этого скрывать.




   Всех, кто  имел  финские  визы,  Сириец  послал  в  Финляндию.  По  его
распоряжению отыскали туристическое агентство, которое обещало  завтра  же
отправить туда еще двадцать человек, устроив им  визу  на  всю  группу.  В
компании были удивлены  подобным  наплывом  молодых  людей  с  накачанными
бицепсами. Все утро Сириец ждал вестей из Финляндии.
   Сидевший вместе с ним Папаня тоже послал своих людей. Днем им сообщили,
что второй ящик благополучно погружен  на  судно  и  уже  покинул  пределы
Финляндии. Но самого Сухарева и первый ящик нигде не могли найти.
   Проверялись  все  бывшие  места  пребывания  Сухарева  в  Хельсинки.  В
международном аэропорту и на вокзале дежурили боевики. На границе,  откуда
обычно перевозились грузы, тоже дежурили  боевики,  но  Сухарев  нигде  не
появлялся. Папаня понимал  настроение  хозяина  дома  и  старался  его  не
нервировать. Он уехал  в  два  часа  дня  и  сидел  в  машине,  когда  ему
позвонили.
   - Он ничего не нашел? - спросил его уверенный бас.
   - Нет. Один ящик отправлен. Но  думаю,  что  второй  он  все  равно  не
найдет, - сказал Папаня, - нужно решать самим.
   - Тогда решай, - посоветовал  звонивший,  -  ты  ведь  знаешь,  мы  все
отвечаем за то, что там случилось.
   - Может, дадим ему еще один день? - предложил Папаня.
   - У нас нет времени. Он потерял груз, значит, должен платить.
   - Я могу с ним договориться, - сделал последнюю попытку Папаня.
   - Не тяни, - прогудел Законник густым басом,  -  сам  знаешь,  как  это
важно.
   - Давай подождем до вечера, - попросил Папаня, -  он  делает  все,  что
можно. Дадим ему время до вечера.
   - Хорошо. Но утром все должно быть кончено.
   Сириец в это время разговаривал  с  боевиками,  которые  переворачивали
квартиру Сухарева, пытаясь обнаружить хоть какие-нибудь записи или адреса.
Но ничего обнаружить не удалось, и  один  из  боевиков,  бывший  сотрудник
вневедомственной охраны,  пошел  к  соседям  Сухаревых,  чтобы  попытаться
узнать у них, куда именно могла уехать их соседка.
   Разговор  был  долгим.  Соседка  охотно  вспоминала  всех   близких   и
родственников уехавшей. Под конец она добавила, что у той,  кажется,  есть
тетка в Киеве. Через полчаса по всем указанным  соседкой  адресам  выехали
группы боевиков. В пять часов вечера они уже знали, что женщины  в  городе
нет. В половине седьмого в Киев вылетело трое людей Сирийца.  Одновременно
ему позвонил Законник.
   - Как дела? - спросил он.
   - Ищем, - ответил Сириец, - похоже, что его жена сбежала в Киев. Сейчас
мы послали туда людей. Найдем ее и, может быть, что-нибудь узнаем.
   - Узнай, узнай. Ты, Михаил Аршакович, большой человек,  все  можешь,  -
издевательски сказал Законник.  Он  впервые  в  жизни  назвал  Сирийца  по
имени-отчеству, и тот понял, что приговор ему уже подписан. Независимо  от
того, найдет ли он жену Сухарева или не найдет, его все равно уберут.
   - Ладно, - сказал он непослушными губами, - я все узнаю.
   Положив трубку, он  немного  подумал  и  вызвал  к  себе  своих  людей,
приказав им оставить все дела в городе. Затем пошел  собирать  свои  вещи,
словно готовился к срочному отъезду. В  девять  вечера  ему  позвонили  из
Киева. Они нашли жену Сухарева. Но пока ничего  не  предпринимали,  ожидая
дальнейших указаний.
   - Узнайте у нее, где он, - раздраженно приказал Сириец. Вошел  охранник
и доложил ему, что приехал Папаня со своими людьми.  На  этот  раз  Папаня
приехал не один. К дому Сирийца подъехали  две  машины.  В  первой,  кроме
Папани и высокого лысого человека, находились еще водитель и  охранник,  а
во второй, с  затемненными  стеклами,  сидели  пять  человек.  Из  второго
автомобиля никто не вышел, а Папаня с сопровождавшим его лысым незнакомцем
прошел к Сирийцу.  Когда  лысый  входил  в  комнату,  его  проверили  двое
охранников у дверей и отобрали оружие.
   - Ничего  не  нашел?  -  лениво  спросил  Папаня.  Сириец  оглядел  его
подозрительным взглядом и еще более подозрительно посмотрел на лысого. Тот
молча стоял у дверей. В комнате больше никого не было.
   - Сейчас должны позвонить из Киева,  -  пробормотал  Сириец,  кивая  на
телефон.
   - Ну-ну, - сказал Папаня, удобно устраиваясь на диване, - мы  подождем.
Интересно, что они нам скажут.
   - А это кто? - спросил  Сириец,  показывая  на  лысого.  Тот  продолжал
неподвижно стоять у дверей.
   - Мой охранник, - улыбнулся Папаня. - Ладно, пусть выйдет, подождет  за
дверью, чего ему здесь торчать, - и он сделал знак охраннику, который  тут
же  вышел  из  комнаты.  -  Думаешь,  получится  что-нибудь  в  Киеве?   -
поинтересовался Папаня.
   - Обязательно  получится,  -  кивнул  Сириец,  с  нетерпением  поджидая
телефонного звонка.
   В Киеве его боевики, выломав дверь,  ворвались  в  квартиру,  перепугав
женщин. Кроме самой хозяйки, в квартире еще были  ее  внук  и  племянница.
Один из боевиков запер хозяйку  и  внука  в  ванной  комнате,  второй  тем
временем привязывал Надежду к стулу. Она была уже не  очень  молода  и  не
очень красива.
   - Где  Сухой?  -  мрачно  спросил  гориллообразный  боевик.  Несчастная
женщина невнятно мычала и качала головой, не понимая, чего именно  от  нее
хотят.
   - Где он прячется? - настойчиво спрашивал боевик.
   Стоявший у дверей лысый внимательно смотрел на часы. Ровно  в  половине
десятого он должен был начать  действовать.  На  нем  был  темный  костюм,
черные ботинки и темная водолазка,  словно  он  нарочно  избегал  светлого
цвета. Ведь на  светлом  так  заметны  пятна  крови.  Лысый  был  опытным,
профессиональным убийцей.
   Видя, что женщина ничего не соображает  от  страха,  один  из  бандитов
принес ей стакан воды, отвязал ее правую руку и посоветовал успокоиться  и
рассказать, где сейчас находится ее муж. Она пила воду крупными  глотками,
разбрызгивая ее, со страхом глядя  на  склонившихся  над  ней  людей.  Она
готова была рассказать им все, надеясь, что они не станут ее мучить.
   Сириец нетерпеливо ждал звонка. Волнуясь, встал с дивана  и  подошел  к
окну. Потом нервно повернулся к своему гостю.
   - Чего они медлят? - злобно сказал он. - Уже  давно  должны  позвонить.
Сам дал мобильный телефон этим кретинам.
   - Ничего, - улыбнулся Папаня, - они позвонят.
   Он держал в руке стакан с минеральной водой и был похож на доброго Деда
Мороза, случайно зашедшего летом поздравить ребятишек.
   В Киеве, не дождавшись, пока несчастная  женщина  успокоится,  один  из
боевиков выбил у нее из рук стакан. Потом ударил ее по лицу и заревел:
   - Где он?
   - Не бейте меня, - взмолилась женщина,  -  я  действительно  ничего  не
знаю. Он позвонил мне и сказал, чтобы я срочно уезжала в Киев.  Я  тут  же
собралась и уехала. Вот и все. Больше я ничего не знаю...
   - Где он сейчас? - настаивал один из ее мучителей.
   - В Финляндии.
   - Мы знаем, что в Финляндии. Где именно?
   - Он не сказал. Он только сказал мне, чтобы я переехала в Киев. Он  мне
ничего не объяснял, тут же положил трубку.
   Допрашивающий ее бандит с размаху дал ей пощечину.  Потом  обернулся  к
другим, усмехнулся:
   - Там на кухне я видел утюг. Тащи его сюда и включи.  Мы  сейчас  будем
гладить эту стервочку. Авось что-нибудь припомнит.
   - Нет, - истошно закричала Надежда, когда увидела, как один из боевиков
поспешил выполнить поручение старшего.
   Стоявший у дверей лысый еще  раз  посмотрел  на  часы.  Ровно  половина
десятого. Он обернулся к одному из охранников и что-то тихо сказал.
   - Что? - наклонился к нему дюжий парень, и в этот момент  убийца  резко
взмахнул рукой, нанеся удар ребром ладони по шее охранника.  Тот  обмяк  и
свалился как подкошенный. Второй охранник обернулся как раз в тот  момент,
когда убийца профессионально отработанными ударами свалил и его. Затем  он
вытащил из кармана тонкую леску, неслышно подошел к дверям, чуть приоткрыл
их и заглянул в комнату.
   Сириец по-прежнему стоял спиной к дверям, глядя в окно. Папаня сидел на
диване, абсолютно не реагируя на действия  лысого,  хотя  видел,  как  тот
вошел в комнату, мягко  прикрыл  дверь  и  мягкой  походкой  направился  к
Сирийцу.
   В Киеве один из боевиков  поднял  горячий  утюг,  и  Надежда,  даже  не
ожидая, когда раскаленный металл коснется ее тела, заорала на весь дом.
   - Не кричи, - испуганно попросил бандит, державший  в  руках  утюг.  Он
даже немного растерялся.
   Она продолжала неистово орать, пока один из мучителей не заткнул ей рот
полотенцем. Но вокруг уже всполошились соседи, было довольно поздно,  и  в
панельном доме крики разнеслись по всем этажам. Снизу громко стучали.
   - Сейчас милицию вызовут,  -  заорал  один  из  бандитов,  -  уходим  к
чертовой матери!
   - А что с ней делать? - спросил другой.
   - Бросай ее. Она ничего не знает, - махнул первый,  подбегая  к  двери.
Остальные последовали  за  ним.  Последний,  перед  тем  как  выбежать  из
квартиры, все-таки подскочил к Надежде и ударил ее по лицу  так,  что  она
упала вместе со стулом.
   Боевики выбежали из квартиры, когда уже отовсюду доносились возмущенные
крики. Даже тетка Надежды, набравшись храбрости, начала кричать из ванной,
чем напугала внука больше, чем все похитители, вместе взятые.
   Боевики поспешили в сторону метро,  и  один  из  них  достал  мобильный
телефон. Надо было доложить о результате Сирийцу. Он быстро набрал  номер,
ожидая соединения.
   Сириец  неподвижно  замер,  глядя  в  ночную   тьму,   когда   раздался
пронзительный  телефонный  звонок.  Он  повернулся  к  аппарату  и  увидел
надвигающегося на него убийцу и молча сидевшего на диване Папаню. Он вдруг
все понял. И внезапный приезд  Папани,  и  это  его  молчаливое  ожидание.
Убийца уже был в двух шагах от него, надвигаясь уверенно и грозно.  Он  не
сомневался, что Сириец не сможет ничего  предпринять.  Он  только  не  мог
предвидеть того, что под большим шерстяным  пуловером,  в  котором  обычно
Сириец ходил дома, он держал  оружие.  И  тут  сказались  реакция  и  опыт
закаленного в передрягах зека. Не давая убийце и секунды, Сириец  выхватил
пистолет и выстрелил лысому прямо в лицо. Убийца  дернулся  и,  отлетев  к
стене, тяжело сполз на пол.
   Телефон продолжал  настойчиво  звонить.  Сириец  направил  пистолет  на
своего гостя. Папаня нервно отставил стакан с минералкой. Руки его заметно
дрожали.
   - С ума сошел? - нахмурился он. - Ты что,  хочешь  и  меня  убрать?  Не
дури...
   - Хочу. Давно хочу, - хищно  улыбнулся  Сириец  и  выстрелил  в  голову
своего ненавистного гостя, влепив пулю точно между глаз.
   В комнату ворвалось сразу несколько его телохранителей.
   -  Убрать  этих  скотов,  -  жестко  распорядился  Сириец.  Он   злобно
усмехнулся и добавил: - Они приехали за нами.
   Сидевшие в машинах боевики так ничего и не поняли, когда по автомобилям
начали стрелять со всех сторон. Они ожидали сигнала, а вместо этого на них
внезапно напали. Внизу еще раздавались  предсмертные  крики  и  проклятия,
гремела пальба, когда Сириец наконец поднял трубку телефона.
   - Он в Финляндии, - доложил один из его боевиков. - Его баба ничего  не
знает. Он сказал ей, чтобы она ехала в Киев. И все...
   - Идиоты, - Сириец в сердцах бросил трубку.
   Внизу  все  еще  раздавались  автоматные  очереди  и  крики   умирающих
бандитов.




   Всю вторую половину дня Сухарев шлялся по городу, мучаясь  и  не  зная,
как ему поступить. Ночью он вернулся в  мотель.  Постояльцы  из  соседнего
номера уехали еще утром, даже не узнав о том, какой страшной опасности они
подвергали себя и своих детей, оставаясь в  этом  мотеле.  Номер,  который
занимал  Сухарев,  был  крайним  с  правой  стороны  здания.  Мотель   был
одноэтажный, старый, и  Сухарев  по  закоренелой  воровской  привычке  сам
выбрал именно его. Он вдруг  почувствовал,  что  у  него  как-то  особенно
неприятно чешутся ноги, и решил, что это из-за долгой бесцельной ходьбы по
городу.
   Сидя в комнате, он  тупо  смотрел  на  стоявший  перед  ним  непонятный
прибор, все еще сомневаясь,  стоит  ли  звонить  Сирийцу.  Просто  бросить
прибор и убежать ему даже не приходило  в  голову.  Все  равно  Сириец  не
успокоится, пока не найдет его и похищенный ящик.
   Нужно было что-то делать. После двух часов ночи он все-таки решился  и,
подойдя к телефону, поднял трубку, попытавшись набрать санкт-петербургский
номер Сирийца. Но из мотеля нельзя  было  выйти  на  международную  линию.
Чертыхнувшись, Сухарев еще несколько раз попытался набрать номер,  но  без
всякого результата. Он с сожалением  бросил  трубку  и  снова  затравленно
посмотрел на прибор. Потом провел рукой по одеялу. Ему показалось, что  он
слышит какой-то шорох, словно одеяло  потрескивало.  Наверно,  статическое
электричество, решил Сухарев. Он наблюдал подобное в одном из лагерей.  Но
при чем тут  электричество.  Он  посмотрел  на  загадочный  аппарат.  Ноги
чесались все сильнее. Он шагнул к прибору. Почему Сириец  так  беспокоился
об этом ящике? Сухой наклонился,  внимательно  осматривая  прибор  справа.
Рядом с пультом управления виднелась какая-то надпись.
   Он включил настольную лампу, чтобы легче  было  разобрать,  что  именно
написано на приборе, и встал на колени. "Осторожно. Радиоактивность"  было
написано на металлической табличке  большими  буквами.  И  дальше  мелкими
буквами шел остальной текст.
   Радиоактивность, подумал  Сухарев.  Наверно,  поэтому  так  трещит  это
одеяло. Он не знал, что это такое, но понял, что прибор может представлять
какую-то опасность. Сухарев наклонился  и  попытался  прочесть  написанное
мелкими буквами. "После запуска программы  включается  таймер  времени  на
девяносто минут", - прочел он. "Какой таймер? - подумал Сухарев.  -  Какой
прибор включается?" Там было еще несколько надписей, но он, махнув  рукой,
отошел от прибора и снова улегся на кровать. Нужно  будет  поспать,  чтобы
утром позвонить Сирийцу и все-таки попытаться объясниться с ним.
   Он  лег  на  кровать  и  забылся  беспокойным  сном.  Утром,  когда  он
проснулся, ему показалось, что ноги чешутся и болят  еще  сильнее,  но  он
по-прежнему не понимал, что происходит. Было непривычно  сухо  во  рту.  В
мотелях такого уровня в номерах нет мини-баров. Сухой закрыл дверь и вышел
на улицу, чтобы купить бутылку воды. Когда он подошел к  небольшому  кафе,
открытому с самого утра, он снова  остро  почувствовал,  как  болят  ноги.
Купив две бутылки воды и заказав чашку кофе, он заметил удивленный  взгляд
женщины, стоящей за стойкой, и подумал, что,  наверно,  выглядит  неважно,
коли она так на него смотрит. Еще бы - двухдневная щетина на  лице,  мятая
одежда, воспаленные глаза. Он быстро выпил кофе, съел небольшую булочку  и
с двумя бутылками воды вернулся в свой номер.
   Прибор стоял на месте, и он еще полчаса сидел  перед  ним  на  кровати,
мучительно думая, как ему быть.  Затем  поднялся  и  решительно  вышел  из
комнаты, снова  направляясь  в  уже  знакомое  кафе.  Купив  карточку  для
телефонных   разговоров,   он   вышел    на    улицу,    отыскал    кабину
телефона-автомата.
   Войдя в нее, он вставил карточку  и  набрал  номер  телефона  в  Киеве.
Трубку сняли сразу же.
   - Алло, - это была Надя. Говорить с ней не  имело  смысла,  можно  было
только подвести ее, и он положил трубку. Значит, все в порядке, она успела
выехать в Киев. Теперь все зависит от того, как быстро он смоется  отсюда,
чтобы затем позвонить Сирийцу и сообщить ему об этом непонятном  предмете.
Черт с ним, пусть забирает свой гребаный груз.
   Он вернулся в мотель, еще раз  посмотрел  на  непонятный  и  громоздкий
прибор, который перевернул всю  его  уже  устроенную  жизнь,  и  вышел  из
мотеля, решив никогда больше  сюда  не  возвращаться.  Но  перед  этим  он
заплатил за три дня вперед, подсчитав, что за это время успеет убраться из
города и откуда-нибудь позвонить Сирийцу, чтобы тот забрал этот  проклятый
ящик.
   Он сел  в  автобус,  идущий  на  север.  Перед  этим  специально  узнал
направление на Хельсинки, чтобы случайно туда не попасть.  В  автобусе  он
ехал до четырех дня. Затем пересел  в  другой  автобус.  Сильно  кружилась
голова, болели ноги, вдобавок его начало тошнить и сильно  заболел  живот.
На какой-то маленькой станции, не в силах больше сдерживаться, он вышел из
автобуса и, пройдя в станционный туалет,  довольно  долго  пробыл  там.  А
когда вышел, то обнаружил, что его автобус уже давно уехал. На станции ему
кое-как объяснили, что в  трех  километрах  отсюда  есть  мотель.  Он  уже
собирался идти туда, когда его снова скрутило. Так продолжалось около двух
часов. Стало уже темно, и он решил снова сесть  на  какой-нибудь  автобус.
Один из автобусов, подошедших к станции, был почти пуст, и он влез в него.
Здесь он устроился на заднем  сиденье  и  заснул.  Проснулся  оттого,  что
кто-то сильно его тормошил.  Стоявший  над  ним  водитель  что-то  говорил
по-фински. Сухарев поднялся, у него сильно кружилась голова, во  рту  было
по-прежнему сухо, все тело болело.
   Было около одиннадцати часов вечера. Он  узнал,  в  каком  городке  они
находятся. Название ничего ему не говорило. Он вышел из автобуса  и  сразу
же  увидел  телефон-автомат.  Вставив  карточку,  набрал  номер   телефона
Сирийца. Тот тут же ответил.
   - Слушаю, - сказал он.
   - Это я, - тихо произнес Сухарев.
   - Кто это? - удивленно  спросил  Сириец.  Он  ехал  в  аэропорт,  чтобы
улететь в Лондон. Все документы были готовы. Сириец решил  переждать  там,
понимая, что в России его могут достать где угодно.
   - Это я, -  тихо  повторил  Сухарев.  Голова  сильно  кружилась,  перед
глазами плыло. Он едва держался на ногах.
   - Ты? - не поверил Сириец. -  Ты  сам  позвонил?!  Где  ты  находишься?
Откуда ты звонишь?
   Он просто не верил своим ушам. Это было противоестественно, как если бы
вдруг ожил покойник.
   - У нас авария произошла на границе, - тяжело дыша, соврал  Сухарев,  -
ящик выпал из вагона. Ну а я его подобрал и в Хельсинки привез. Думал,  ты
будешь злиться, что так получилось, поэтому прятался, боялся тебе звонить.
   - Останови машину, - приказал Сириец водителю.
   - Мы опоздаем на рейс, - обернулся к нему один из телохранителей.
   - Мы никуда не летим, - рявкнул Сириец. - Ты сейчас где? - закричал  он
Сухареву. - Где ты находишься? Ящик с тобой?
   - Со мной, - подтвердил Сухарев, - я хочу тебе его вернуть. Сириец. Это
твой груз, мне чужого не нужно.
   "Сукин сын", - подумал Сириец и снова закричал:
   - Где ящик?
   - У меня он. Не волнуйся ты. Он у меня спрятан.
   - Твою мать, - захрипел разъяренный Сириец, - где ты его спрятал,  куда
ты его дел? Говори!
   - Я его тебе сдам, Сириец, - прошептал Сухарев, - только уговор: ты  ни
меня, ни Надю не трогаешь.
   - Черт с тобой, - заорал Сириец, - я согласен. Где груз?
   - Завтра, - вдруг сказал Сухарев, - завтра твои ребята пусть ждут  меня
в Хельсинки. Я туда приеду. Пусть мне приготовят  пятьдесят  кусков,  и  я
верну тебе твой груз.
   Он вдруг понял по  остервенелому  тону  Сирийца,  что  тот  никогда  не
простит ему этих долгих часов волнения и тревоги. И, поняв это,  он  решил
пойти ва-банк. Раз им так  нужен  этот  непонятный  ящик,  пусть  заплатят
деньги. Пусть заплатят ему пятьдесят тысяч. И пропади они  все,  вместе  с
Сирийцем, пропадом.
   - Согласен, - сразу, не раздумывая, заорал Сириец, и  Сухарев  пожалел,
что не попросил больше.
   - Завтра в семнадцать часов дня, в Хельсинки, - сказал он, - встретимся
с твоими ребятами у конторы, где Федор обычно получает груз. На терминале.
Но скажи ребятам, чтоб без глупостей, иначе никогда  ничего  про  ящик  не
узнают. Ты меня знаешь, Сириец, я шутить не стану.
   - Да-да, - поспешно согласился Сириец и, не выдержав, уточнил: - А ящик
у тебя? Ты его не открывал?
   - А на кой он мне нужен, твой ящик? Ты ведь в нем не  деньги,  наверно,
перевозишь, - напряженно пошутил Сухарев,  морщась  от  боли.  По-прежнему
сильно болела и кружилась голова.
   - Хорошо, - закричал Сириец, подумав, что Сухой  наверняка  врет.  Ящик
он, конечно, вскрыл и, ничего не поняв, решил обменять ненужный прибор  на
деньги. Черт  с  ним,  пусть  подавится,  лишь  бы  груз  точно  дошел  по
назначению. А там разберемся. - Завтра в семнадцать, -  согласился  он,  -
только будь там обязательно. Минута в минуту.
   - Буду. - Сухарев  повесил  трубку.  Сириец  обессиленно  откинулся  на
спинку сиденья. В такую удачу было невозможно поверить. Словно в последний
момент ему улыбнулась сама судьба. Раздался еще один звонок. Он решил, что
это Сухарев, и сразу поднял телефон.
   - Да?
   - Ты, говорят, устроил стрельбище на  даче?  -  раздался  низкий  голос
Законника. - Показательные стрельбы провел по своим коллегам?
   - Ах ты сукин сын, - разозлился Сириец. - Ты, сука, ко  мне  еще  убийц
посылать надумал? Кишка тонка.
   - Дурачок, куда ты бежать надумал? Тебя ведь из-под  земли  достанут  и
твои кишки на барабаны намотают.
   - Не пугай, сволочь. Все уже. Теперь я тебя пугать буду. Второй ящик  я
нашел, завтра его сдам нашим друзьям в  Хельсинки.  Сам  сдам,  а  ты  мне
проценты заплатишь за погибших ребят и за погром  на  моей  даче.  За  все
заплатишь. Законник.
   - Ты нашел груз? - не поверил тот. - Как это нашел?
   - Вот так, - торжествующе произнес Сириец, - и теперь смотри, чтобы  не
мои кишки, а твои на барабан не намотали. Пока я твой поганый груз  искал,
ты ко мне убийц подсылал. Может, ты и не хотел, чтобы я этот ящичек нашел?
Может, так и передать твоим благодетелям? А?
   - Где ящик?
   - Завтра предъявлю. -  Сириец  радовался  от  всей  души.  Он  оказался
победителем по всем статьям. - Если хочешь, можешь завтра сам приехать  за
головой твоего друга Папани.
   - Его убили?
   - Нет, он умер от сердечного приступа, - с лающим смехом сказал Сириец,
- ему ведь много лет было. Как и тебе. У нас говорят - одна голова хорошо,
а две лучше. Улавливаешь?
   - Ты сначала ящик предъяви, - мрачно посоветовал Законник.
   - Ящик, считай, у меня в кармане. И ты у меня в кармане со всеми своими
погаными потрохами. Ты теперь  мой  кровный  должник.  Теперь  ты  мне  за
найденный ящик в десять раз больше заплатишь.  А  потом  мы  поговорим,  -
издевался Сириец.
   Его собеседник отключился. Сириец посмотрел на  телефон  и  мечтательно
протянул:
   - Еще как поговори-им...




   Президент  вышел  мрачный  и  суровый,  всем  своим  видом  подчеркивая
важность  момента.  На  этот  раз  на  совещание  пригласили  и   министра
иностранных дел, успевшего вернуться в Москву, и руководителя  пограничной
службы. Кроме традиционных руководителей, присутствовали еще и министр  по
чрезвычайным   обстоятельствам,   и   директор   Федерального    агентства
правительственной связи. Манюков, как обычно, сидел одним из  последних  в
левом ряду. Он видел, что  Президент  нервничает,  и  хорошо  понимал  его
состояние. На сегодняшнее заседание пригласили и  начальника  Генерального
штаба, который до появления Президента  все  время  о  чем-то  шептался  с
министром обороны.
   Президент вошел в зал, и все поднялись. Он коротко кивнул головой и сел
первым. Не давая времени на раскачку, начал:
   - Вы все знаете о том, что произошло. Случилось то,  чего  мы  все  так
боялись, о чем все время предупреждали  наших  военных.  И  вот  очередной
срыв. - Президент чуть не стукнул кулаком по столу. -  В  нашем  Центре  в
Сибири произошло хищение. Комиссия, которая там работает, ничего не смогла
сделать. Только выводы свои представила. Они нам так хотят помочь,  -  зло
сообщил Президент, - понимают, что мы  все  хотим  знать,  как  это  могло
случиться. И если уж случилось, то куда увезли это оружие?  Может,  его  в
Чечню увезли или куда похуже? Может, оно сегодня рванет у нас в Москве,  в
метро где-нибудь или на Красной площади. И весь город сотрет с лица земли.
Пусть директор ФСБ отчитается, а мы послушаем и сделаем выводы.
   Директор встал, чувствуя на себе сочувственные взгляды  коллег.  Только
премьер сидел нахмурившись.
   - Комиссия, работающая в Центре, пришла к выводу, что хищение произошло
два месяца назад. Пропал один военнослужащий, подозреваемый в причастности
к хищению. Погибли двое сотрудников Центра.  Сегодня  мы  имеем  основания
считать, что за этим хищением стояли и внешние силы.
   - Что это значит? - повысил голос Президент.
   - Чтобы украсть подобные заряды, - пояснил директор,  -  нужно  заранее
позаботиться  об  их  изоляции,  о  защите  от   радиоактивности.   Заряды
радиоактивны, и это представляет некоторую сложность в обращении  с  ними.
Однако  за  несколько  недель  до  хищения  в  Москве   произошло   внешне
немотивированное убийство одного из сотрудников  научно-исследовательского
института. Он был убит вместе с женой, и милиция посчитала, что это ошибка
бандитов, перепутавших квартиры, хотя и  тогда  были  некоторые  сомнения.
Сотрудник разрабатывал средства защиты от радиации. И кое-чего  добился...
Вчера  на  коллегии  рассмотрен  этот  вопрос,   определены   приоритетные
направления работ, созданы специальные поисковые группы.  К  расследованию
привлечены лучшие специалисты, в том числе и  эксперты,  сотрудничающие  с
Интерполом и ООН. Пока что мы определяем направление  поисков,  исходя  из
двух версий. Первая - похищенный груз все еще находится в пределах страны,
вторая - он был вывезен за рубеж.
   Директор не сказал про Чечню, чтобы не подливать масла в огонь, но  про
нее вспомнил премьер.
   - А если эти заряды попали в Чечню? - спросил он.
   -  Нет,  -  ответил  директор,  -  мы  считаем,  что  это   практически
невозможно. Во-первых, у нас  там  действует  многочисленная  агентура.  А
во-вторых, они бы не стали столько времени скрывать такое оружие, а  давно
бы попытались как-то о нем заявить.
   - Это ваше мнение? - уточнил Президент.
   - Нет, это мнение наших экспертов.
   - Они считают, что можно найти и вернуть заряды  обратно?  -  Президент
упорно не смотрел на него, и это было хуже всего.
   - Наши эксперты считают, что это возможно, - твердо заявил директор,  -
но шансы не очень большие. Сейчас мы определяем направление  поиска.  Пока
мы считаем, что ситуация не вышла  из-под  контроля,  так  как  похищенные
заряды  не  были  где-либо  предъявлены  или  использованы  для   шантажа.
Возможно, что они все еще в пределах нашей страны.
   - Садитесь, - махнул рукой Президент. -  Какие  рекомендации  у  других
министерств?
   - Наши специалисты уже работают, - доложил тяжело  поднявшийся  министр
обороны, - мы передали сообщение всем военным атташе. Готовы задействовать
возможности Генштаба, Главного разведывательного управления. При  Генштабе
создан аналитический центр, который отслеживает информацию, поступающую со
всего мира. Пока никаких тревожных сигналов мы не имеем.
   - Мы предупредим все наши посольства, вставил министр иностранных  дел,
-  чтобы  сотрудники  наших  представительств   тоже   отслеживали   любую
информацию по этому вопросу.
   - В нашем министерстве создана особая  группа,  -  доложил  министр  по
чрезвычайным ситуациям, - люди готовы вылететь по первому сигналу.
   Президент мерно  кивал,  словно  соглашаясь  с  каждым  их  словом.  Он
отрешенно  смотрел  перед  собой,  ожидая,  когда   выступит   каждый   из
присутствующих.
   - В Службе внешней разведки мы собираем тех, кто  работал  с  подобными
зарядами, - доложил руководитель разведки,  -  попытаемся  дать  их  общие
рекомендации по этой проблеме.
   - Общие рекомендации, - грозно повторил Президент, - все у нас вот так.
Общие рекомендации. Ясно  одно  -  перед  нами  возникла  очень  серьезная
проблема. И уже несколько дней мы не можем ее решить.  И  ни  у  кого  нет
серьезных предложений.
   Все молчали.
   - Простите, - сказал вдруг Манюков, вставая. Президент кивнул, разрешая
ему говорить.
   - Мне кажется, что мы должны признать наличие проблемы и заявить о  ней
международному сообществу, - сказал, чуть запинаясь, Манюков.
   - Нет, - решительно возразил  министр  иностранных  дел,  -  американцы
знают о существовании у нас такого  оружия.  Наверно,  знают  и  некоторые
другие государства. Но ни мы, ни  они  официально  никогда  не  признавали
наличия такого оружия. Если мы признаем его существование, то это будет не
только наша проблема.  Это  придаст  многим  странам  импульс  к  созданию
подобного оружия.
   - Правильно, - решительно  поддержал  его  министр  обороны,  -  сейчас
многие страны сдерживает отсутствие у них  ракетного  потенциала.  А  если
будет  доказана  принципиальная  возможность  создания  подобной   ядерной
мини-бомбы, то контроль за вооружениями  будет  невозможен.  Этого  делать
нельзя.
   Манюков  испуганно  молчал.  Он  не  ожидал  подобной  нервной  реакции
министров. Президент согласно наклонил голову.
   - Правильно, - сказал он, - не нужно пока сообщать всему миру  о  наших
проблемах. Как ваша комиссия? Они уже закончили свою работу? - спросил  он
у директора ФСБ.
   - Нет, - сразу поднялся тот, - они еще работают. Сегодня  ночью  к  ним
вылетел еще один эксперт. Он бывший аналитик ООН, и мы рассчитываем на его
помощь.
   - Хорошо, - кивнул Президент, - но учтите, что у вас  мало  времени.  Я
отложил свой отпуск и остаюсь в Москве до тех пор, пока не  будут  улажены
все проблемы. Мы обязательно должны решить их самостоятельно. Почему вы не
можете найти своего военнослужащего? - строго  посмотрел  он  на  министра
обороны. - Если он дезертир, то  его  всегда  можно  найти.  Куда  он  мог
сбежать?
   - Мы его найдем, - решительно ответил министр.
   - Сколько времени вам нужно? Министр обороны  посмотрел  на  остальных,
нерешительно вздохнул и попросил:
   - Три дня.
   - Хорошо. Три дня, - согласился Президент. - А  вам  сколько  нужно?  -
обратился он к директору ФСБ. - За два месяца ничего  не  смогли  сделать,
даже не узнали, что у вас под носом произошло хищение,  -  пробормотал  он
раздраженно.
   - Мы делаем все, что можем.
   - Сколько вам нужно,  чтобы  решить  ваши  проблемы?  -  повысил  голос
Президент.
   И директор понял, что он обязан назвать срок. Все  замерли.  Все  молча
ждали, когда он назовет какую-нибудь цифру. Любая цифра  была  нереальной,
это понимали все. И все сознавали, что он должен  что-то  сказать.  Он  не
имеет права молчать.
   - Десять дней, - наконец выдавил директор, - нам нужно десять дней.
   Президент, тоже понявший, что любой срок будет нереален, уже пожалел  о
своем вопросе. Но он был задан, и срок назван.
   - Хорошо, - вздохнул Президент, - пусть будет десять дней.




   Он прилетел в Чогунаш вечером девятого августа. Особенности перелета  с
запада на восток таковы, что ко  времени,  проведенному  в  полете,  нужно
прибавлять и реально прошедшее время. Ведь Земля вращается. В  результате,
вылетев в ночь с восьмого  на  девятое  и  сделав  три  пересадки,  Дронго
прилетел в Чогунаш девятого вечером.
   Он не  любил  самолетов.  Более  того,  он  даже  боялся  этих  ревущих
громадин, которые,  по  его  мнению,  вопреки  всяким  законам  притяжения
взлетали в небо, преодолевая тысячи километров. Умом он понимал,  как  это
происходит, но все  равно  не  очень  любил  летать  в  самолетах.  Однако
приходилось каждый раз садиться в  разные  типы  летательных  аппаратов  и
снова и снова подниматься в воздух.
   Несмотря на тяжелый перелет, он не отправился спать, а решил поговорить
с  офицерами,  проводившими  расследование  в  Центре.  Генерал   Земсков,
узнавший о прибытии непонятного штатского  эксперта  с  неясно  очерченным
кругом полномочий, даже не стал встречаться с ним. По его примеру  генерал
Ерошенко также  уклонился  от  встречи.  Кроме  того,  у  него  были  свои
проблемы.  Министр  обороны  в  ультимативной  форме  приказал   разыскать
исчезнувшего Мукашевича, достать  его  хоть  из-под  земли.  Были  подняты
войска округа,  оповещены  все  соседние  области,  переданы  сообщения  в
Министерство внутренних  дел.  Ильин  занимался  координацией  поисков,  а
Левитин, узнавший, что Земсков отказался принимать  приехавшего  эксперта,
тоже сослался на занятость.
   Они действительно  были  очень  заняты.  Предстояла  проверка  двадцати
четырех человек, один из которых - руководитель лаборатории, где  работали
погибшие сотрудники, -  вызывал  наиболее  пристальный  интерес  Левитина.
Несмотря на возражения полковника Машкова, он отстранил от работы Шарифова
и весь день обстоятельно допрашивал его, призвав на помощь прокурора.
   Именно  поэтому  получилось  так,  что  Дронго  сидел  в   столовой   в
двенадцатом часу вечера и ужинал в гордом одиночестве,  когда  туда  вошел
полковник Машков.
   - Добрый вечер, - сказал  он,  с  некоторым  любопытством  взглянув  на
Дронго.
   - Здравствуйте, - Дронго продолжал есть.
   - Можно присесть? - спросил, улыбаясь, полковник.
   - Садитесь, - кивнул Дронго,  -  кажется,  ваше  руководство  не  очень
склонно встречаться со мной. Вы, по-моему, как и я, не абориген.
   - С чего вы взяли? - заинтересовался Машков.
   - Когда вы входили, то открыли дверь и осмотрелись, как  обычно  делает
человек, не знающий, работает ли в столь поздний час столовая. Кажется,  у
вас тоже много работы.
   - Верно, -  рассмеялся  его  собеседник  и  представился:  -  Полковник
Машков. А вы можете не называть себя. Я  уже  знаю,  что  к  нам  в  Центр
прилетел Дронго. Так, кажется, вас называют по всему миру. К тому  же  вас
трудно не узнать.
   У Дронго была мощная фигура, широкий разворот плеч, высокий рост, и  он
больше походил на профессионального спортсмена,  чем  на  аналитика.  Лишь
высокий  выпуклый  лоб  свидетельствовал  о   том,   что   он   занимается
интеллектуальным трудом.
   - Спасибо. Вы давно в Центре?
   - Нет. Несколько дней.
   - Тихо тут, - кивнул за окно Дронго.
   - Да, - согласился Машков, - хотя, несмотря на ночь, сейчас вовсю  идет
работа.
   - А как сотрудники добираются до поселка?
   - Туда ходят автобусы каждые два часа. Хотя с двух ночи до  шести  утра
перерыв, - пояснил Машков.
   - Ясно. Это вы первым обнаружили пропажу?
   - Верно. Откуда вы знаете?
   Подошедшая официантка спросила, будет ли  Машков  ужинать,  и,  записав
заказ, удалилась на кухню.
   - Читал досье. Мне его дали только в вертолете, который летел в  Центр,
хотя обещали дать еще в самолете. Но самолет был рейсовый, и они, наверно,
просто опасались за свои секреты, хотя двое офицеров с документами  летели
со мной. Впрочем, их можно понять. Этот маразм излишней секретности так до
сих пор и не изжит.
   - Вы всегда настроены так агрессивно? - улыбнулся Машков. Улыбка у него
вышла усталой.
   - Нет, хотя  у  меня  есть  для  этого  основания.  Я  срочно  вылетел,
добирался  сюда  почти  сутки,  а  ваши  начальники  даже  не  хотят  меня
принимать.
   - Их тоже можно  понять.  Утром,  пока  вы  летели,  сюда  звонило  все
руководство. Они настаивают, чтобы мы активизировали  поиски  исчезнувшего
водителя. Впрочем, вы о нем, наверно, еще не знаете.
   - Немного знаю. Он исчез.
   - Да. Сразу, как только мы обнаружили пропажу. Или почти сразу. Пока мы
разбирались с тем, как могло быть совершено хищение, он  исчез.  В  общем,
все непонятно.
   - У него было высшее образование?
   - Нет. Обычный прапорщик. Остался на сверхсрочную.
   -  Странно.  И  такой  человек  был  организатором  столь   изощренного
преступления?
   - Может, организаторами были другие, а он только помогал им, -  резонно
предположил Машков. - Во всяком случае, теперь объявлен настоящий  розыск.
И его ищут повсюду.
   - Понятно, - Дронго закончил есть  и  отодвинул  тарелку.  -  Вы  новый
куратор Центра?
   - Если ничего не выясним, то боюсь,  что  куратором  я  пробуду  совсем
недолго, - признался полковник.
   - Понятно. Простите, у вас не было  старшего  брата?  -  вдруг  спросил
Дронго.
   - Был. А почему вы спрашиваете?
   - Я так и думал. Вы немного похожи. А я, кажется, знал вашего  старшего
брата, - пробормотал Дронго, - майор Машков. Он ведь погиб в  Афганистане?
Верно?
   - Да, это мой брат. Так вы с ним были знакомы?
   - Совсем немного. Мне рассказывал о нем генерал Асанов. Они шли в одной
связке, и, когда сорвались со скал,  ваш  брат  перерезал  веревку,  чтобы
спасти остальных. Но сам погиб.
   - Да, именно так, - помрачнел Машков.
   - Вы давно здесь?
   - Уже несколько дней.
   Машкову принесли первое, и он жадно начал есть.
   - Значит, это вы обнаружили пропажу в контейнерах, - задумчиво произнес
Дронго.
   - Да. Но основная заслуга принадлежит  не  мне,  а  прокурору,  который
сумел доказать, что с сотрудниками Центра произошел не несчастный  случай,
а их убили. А мы уже потом раскрутили все это дело.
   - Я прочел об этом, - кивнул Дронго. -  Но  каким  образом  они  сумели
вывезти заряды из хранилища? Это же невозможно, почти фантастика.
   - Двое тех самых сотрудников Центра  вошли  в  лифт,  рядом  с  которым
всегда сидит охранник. У них был допуск, и их не остановили. Они входят  в
лифт уже в спецодежде.
   - То есть в скафандрах.
   -  Их  не  совсем  так  называют,  но  да,  они  были  одеты  в   такие
неповоротливые костюмы. Внизу сотрудникам службы  безопасности  находиться
нельзя. Там радиация не очень сильная, но при  длительном  воздействии  на
человека может сказаться и она. Но внизу  установлены  камеры  наблюдения,
связанные с компьютерной сетью. Позже  мы  выяснили,  что  кто-то  изменил
программу, и компьютер выдал дважды один и тот же эпизод. Теперь уже ясно,
что они вошли в хранилище девятого июня и вынесли заряды наверх.  Десятого
они вывезли их из Центра вместе с  радиоактивными  отходами.  Такова  наша
версия.
   Машков закончил есть первое, и девушка  в  белом  халате  принесла  ему
второе. Собеседники замолчали, думая каждый о своем.
   - Предположим,  что  программа  компьютера  была  изменена,  -  прервал
молчание Дронго, - но как могло получиться, что они пронесли  заряды  мимо
дежурного офицера и это осталось незамеченным?
   - А вы  думаете,  охранники  спрашивают,  что  именно  носят  одетые  в
спецодежду сотрудники Центра? -  ответил  вопросом  на  вопрос  Машков.  -
Никому и в голову не  могло  прийти  проверять,  что  они  там  несут.  Их
лаборатория  расположена  внизу,  и  сотрудники  службы  безопасности   не
вмешиваются в научный процесс, таковы строгие правила.
   -  Черт  возьми,  -  пробормотал  Дронго,  -  какие  дурацкие  правила.
Получается, что ваши офицеры охраняют Центр от внешних  врагов,  а  не  от
внутренних.
   - Получается так, - согласился Машков.
   - Эти ЯЗОРДы очень тяжелые?
   - Одному человеку они не под силу. Но двое справятся. И довольно легко.
   - Досье на погибших у вас, конечно, есть?
   - Они у Земскова, но я думаю, их можно взять, это не проблема.
   - Они вывезли заряды под видом радиоактивных отходов?
   - Да. Нам кажется, что именно  так.  И  видимо,  Мукашевич,  тот  самый
исчезнувший водитель, был непосредственно замешан в этом.
   - Я не думаю, - сказал Дронго.
   - Что?
   - Нет, ничего. У вас есть еще какие-нибудь соображения?
   - Больше нет. Наши офицеры проверяют:  где  могли  перегрузить  заряды,
если их действительно вывезли на этом автомобиле. С  другой  стороны,  эту
идею подали нам ученые, работающие в составе комиссии. Иным путем  вывезти
что-либо из  Центра  шансов  практически  нет.  Ни  единого.  У  них  была
единственная  возможность  воспользоваться  автомобилем,  который  вывозил
отходы  именно  десятого  числа.  Что  они,   очевидно,   и   сделали.   А
одиннадцатого  оба  погибли.  И  вот  теперь  мы  нигде  не  можем   найти
Мукашевича, исчезнувшего сразу  после  того,  как  мы  обнаружили  пропажу
зарядов.
   - Интересно, - пробормотал Дронго, - очень интересно. Мне  нужно  будет
поработать с  личными  делами  сотрудников  Центра  и  сотрудников  службы
безопасности. Как вы думаете, полковник, мне разрешат это?
   - Нет, - ответил Машков, - точно не разрешат. У нас даже не все офицеры
имеют доступ к такой информации. Вы же понимаете, что это особый Центр.  У
него  свои  специфические  задачи.  Раньше  он  был  полностью  в  ведении
Министерства  среднего  машиностроения   и   КГБ.   Потом   его   передали
Министерству обороны, но степень секретности Центра осталась. Нет, я думаю
вам не разрешат...
   - И все-таки я буду настаивать.
   Машков закончил есть и благодарно кивнул сидевшей  в  стороне  девушке,
которая терпеливо ждала, когда они закончат ужинать. Подойдя  к  ним,  она
убрала тарелки и тихо спросила:
   - Чай пить будете?
   - Если можно, - улыбнулся Машков,  и  девушка  пошла  на  кухню.  -  Мы
проверяем обычный путь транспортировки отходов, - продолжал  полковник,  -
но пока ничего не смогли обнаружить. Никто не мог даже подумать, что такое
возможно. Мы так привыкли к стабильной системе безопасности.
   - Замкнутые системы всегда уязвимы, если происходит замыкание  в  самой
сети, - задумчиво проговорил Дронго, - вы расходуете столько сил и средств
на защиту подобных центров, не ожидая, что удар возможен совсем  с  другой
стороны.
   - Но это просто фантастическое стечение обстоятельств. Да еще  Степанов
ушел в отставку. Это мой предшественник,  -  пояснил  Машков.  -  Все  так
несчастливо наложилось друг на друга. Ученые говорят, что подобное роковое
невезение случается чрезвычайно редко. И Степанов  уходил,  и  замену  ему
пока не нашли, и оба молодых ученых как-то вышли  из-под  контроля.  Да  и
жизнь у них не заладилась. У одного были  неприятности  с  женой,  которая
уехала с ребенком из поселка, другой вообще был холостой. Сотрудник службы
безопасности, дежуривший девятого июня, был новичком и многого не знал. Он
даже не помнит, выносили они что-то или нет. Да еще их внезапная смерть. В
общем,  все  получилось  так  непредсказуемо  сложно...  И  еще  Кудрявцев
разрешил  погибшим  поменяться  сменами,  забыв  сообщить  об  этом,   как
полагается по правилам. Он вспомнил об этом только несколько дней назад.
   - Мне  обязательно  нужно  будет  посмотреть  личные  дела  сотрудников
Центра, - снова  убежденно  сказал  Дронго,  -  иначе  у  меня  ничего  не
получится.
   - Тогда обращайтесь к  генералу  Земскову.  Он  сейчас  здесь  главный.
Сырцов пока отстранен от  исполнения  своих  обязанностей.  Они  вместе  с
Волновым были даже сначала арестованы, но затем по настоянию директора  их
освободили и взяли подписку о невыезде.
   - А директор сильно переживает?
   - Не то слово. Он постарел на десять лет.
   - Вы можете завтра со мной  пройтись  по  всему  маршруту?  -  попросил
Дронго. - Я бы хотел спуститься в хранилище. Там ведь, наверно, существует
своя система шифра?
   - Да, конечно. Пароль меняется каждый день. Это тоже  одно  из  условий
безопасности.
   - И кто его знал?
   -  Только  начальник  службы  безопасности  полковник  Сырцов.  И   его
заместитель подполковник  Волнов.  Обычно  знали  кодовое  слово  директор
Центра и его заместитель. Больше никто.
   - Академик Добровольский и Кудрявцев? - уточнил Дронго. - Правильно?
   - Точно. Но есть  еще  ключи,  точнее,  магнитные  карточки.  Только  у
Добровольского  и  Сырцова.  И  открыть  двери  в  хранилище  можно   лишь
одновременно обоими ключами. И, конечно, набором известного кода.
   - У кого еще могли быть ключи?
   - Только у них. Мы проверяли,  ключи  не  похищали  и  не  подделывали.
Впрочем, это невозможно сделать. Это не обычные ключи,  как  я  сказал,  а
специальные магнитные  пластины,  карточки,  информацию  на  которых  даже
теоретически  невозможно  подделать.  Там  цифровой  код.  Тридцатизначное
число. Это надежнее, чем даже отпечатки пальцев. Вообще-то я не имею права
рассказывать вам об этом, но карточки действительно невозможно подделать.
   - А сотрудники могли взять карточки и войти в хранилище?
   - Нет. Обычно для обеспечения доступа  сотрудников  в  хранилище  утром
туда спускались директор и начальник службы безопасности. Или кто-то из их
заместителей,  которые  производили   разблокировку   двери.   Код   знали
сотрудники лаборатории Шарифова.
   - Он начальник лаборатории?
   - Да, мы его тоже проверяли. Наше руководство  считает,  что  он  самый
подозрительный.
   - Почему?
   - Глупое подозрение, - вздохнул Машков, - он наполовину татарин, и  они
считают, что он мог быть каким-либо образом связан с чеченцами.
   - Из-за своей национальности он  заранее  считается  подозрительным?  -
усмехнулся Дронго. - У вас несколько странный руководитель комиссии, вы не
находите?
   - Не знаю, - улыбнулся Машков, - я не могу обсуждать такой вопрос.
   - Мне нужно будет встретиться с каждым из членов комиссии, - решительно
произнес Дронго.
   - Только утром, - возразил Машков, - посмотрите на часы, уже первый час
ночи. Это у нас с вами поздний ужин.
   - Да, жалко девушку, она, кажется, ждет не дождется, когда мы уйдем,  -
согласился Дронго, вставая. - Пойдемте, полковник, я хотел бы  пройтись  с
вами по территории Центра и посмотреть предполагаемый путь вывоза зарядов.
   - Сейчас? - изумленно спросил Машков, взглянув на часы. Потом добавил с
некоторым восхищением: - Вы ведь только что прилетели...
   - Разве я сказал, что устал?
   - Идемте, - согласился полковник. - Знаете, я  много  слышал  про  вас.
Может, вы действительно сумеете сделать то, что не смогли все мы.




   Отель "Крийон" один из самых известных отелей Парижа. Расположенное  на
площади Конкордия, где когда-то казнили королей и якобинцев, жирондистов и
роялистов, это величественное  здание  было  построено  в  тысяча  семьсот
пятьдесят восьмом году известным  архитектором  Жаком  Анже  Габриэлем  по
приказу самого Людовика Пятнадцатого. Несчастный король и  не  подозревал,
что стены построенного по его приказу дворца станут свидетелями казни  его
преемника и его супруги, а  потом  площадь  перед  дворцом  превратится  в
главную арену исторического действа, на которой по очереди  будут  казнить
самых знаменитых людей Франции.
   В тысяча девятьсот девятом году здание дворца было переоборудовано  под
отель и после этого принимало самых титулованных  особ  многих  государств
мира. Расположенное  рядом  с  американским  посольством  в  самом  центре
Парижа, оно привлекало внимание состоятельных людей, способных платить  за
великолепие номеров "Крийона". Десятого августа в баре отеля  за  столиком
сидели два человека, один  из  которых  говорил  по-французски  с  сильным
акцентом. Он выглядел несколько экзотично - довольно смуглый,  с  длинными
красивыми пальцами, узким носом с горбинкой,  миндалевидными  глазами.  На
нем был строгий элегантный костюм, а на  пальце  правой  руки  поблескивал
крупный перстень. Второй - маленький, полный, несколько неряшливо  одетый,
в помятом костюме - сидел напротив смуглого  и  в  чем-то  убеждал  своего
собеседника.
   - Все будет нормально, мистер Абдель, -  убежденно  говорил  он.  -  Вы
напрасно так нервничаете. Первый ящик уже в Копенгагене, его перегрузят  и
привезут прямо в Париж, как мы и обещали.
   - А второй? - Мистер Абдель был, очевидно, постояльцем отеля, он как-то
больше соответствовал его великолепию.
   - Второй мы тоже найдем, - улыбался  толстяк,  -  вы  не  беспокойтесь,
мистер Абдель, мы сделаем все, как обещали.
   - Когда прибудет первый ящик? Как вы  понимаете,  синьор  Ревелли,  это
очень важно.
   - Через два дня. Мы могли бы  привезти  его  на  самолете,  но  нам  не
хотелось бы рисковать. Вы  же  знаете,  как  комплексуют  французы,  когда
частные самолеты привозят что-либо из других стран.  А  через  Германию  и
Бельгию мы спокойно доставим ваш груз.
   - Но мы платили за два ящика, - настойчиво напомнил господин Абдель.
   - Конечно. И сейчас как раз решается вопрос со вторым. Мы  уже  послали
наш запрос, и нас заверили, что все будет в порядке.
   - Синьор  Ревелли,  -  решительно  сказал  мистер  Абдель,  -  если  вы
пытаетесь нас обмануть или просто затянуть время, то это не очень умно. Вы
должны понимать, что мы ждем столько дней  только  потому,  что  груз  нам
очень нужен. Я уже позвонил и сообщил о прибытии его в Европу.
   - Правильно сообщили, - в очередной  раз  поправил  съезжающий  галстук
синьор Ревелли, - груз действительно уже в  Европе.  Нам  остается  только
перевезти его в Париж, и все будет в порядке, уверяю вас.
   - Нам нужны два ящика, - решительно  повторил  мистер  Абдель.  -  Если
прибудет только один, то вся наша операция  сорвется.  Нам  нужны  два,  -
снова подчеркнул он.
   - Да-да, конечно, я завтра  позвоню  вам.  Мистер  Абдель  поднялся  и,
кивнув на прощание, вышел из бара,  направляясь  к  лифту,  расположенному
слева от выхода. Он жил на третьем  этаже,  где  находились  императорские
апартаменты, в которых обычно останавливались высокопоставленные особы.
   Едва он вышел из бара, как синьор  Ревелли,  немного  подождав,  достал
мобильный  телефон,  набрал  номер  и   с   неожиданной   яростью   сказал
по-итальянски:
   - Почему мне до сих пор не сообщили о втором ящике?
   - Они говорят, что уже сегодня отправят  его  в  Данию,  -  раздался  в
трубке виноватый голос.
   - Сегодня, - прохрипел Ревелли, - это крайний срок. Наш клиент торопит,
нужно во что бы то ни стало ускорить доставку груза. Как в Копенгагене?
   - Все в порядке. Груз уже в порту и  вечером  будет  в  автомобиле.  Мы
погрузим его в рефрижератор, идущий на Париж. Через два дня машина будет у
вас.
   - Договорились. - Толстяк отключил телефон  и  торопливо  направился  к
выходу.




   Он  заснул  почти  уже  утром,  в  половине  шестого,  измотав  Машкова
необычной  экскурсией  по  территории  Центра.  В  два  часа  ночи  уходил
последний автобус, и Машков уехал в поселок, а  Дронго,  несмотря  на  все
уговоры, решил все-таки остаться. Именно поэтому он не явился на завтрак к
девяти  часам  утрам,  когда  члены  комиссии  собрались,  как  обычно,  в
столовой. Машков пришел позже всех.
   Земсков подождал минут пятнадцать, а затем иронически спросил:
   - Где этот наш новый Пинкертон? Он что, решил не завтракать?
   - Он не спал всю ночь, - доложил Машков.
   - Как это не спал? - не понял Земсков. - Он же прилетел вчера  часов  в
десять, если не позже.
   - Да, - ответил полковник, - но он до двух ночи  осматривал  территорию
Центра, а потом пошел к себе работать.
   - Куда это к себе? - не понял Земсков. - Он разве не уехал в поселок?
   - Нет, - доложил Левитин, -  он  остался  ночевать  в  административном
здании. Отсюда шел автобус в четыре утра, но он не уехал.
   - Вы разрешили остаться на территории Центра постороннему человеку,  не
имеющему допуск? - изумился генерал.
   - У него есть  допуск,  -  возразил  полковник  Ильин.  -  У  него  все
оформлено как  полагается.  Подписано  генералом  Потаповым,  заместителем
директора ФСБ.
   - Он штатский человек, - продолжал нервничать Земсков,  -  нельзя  было
его оставлять на территории Центра. И,  видимо,  он  разгильдяй,  если  не
хочет признавать необходимости дисциплины. Он ведь  должен  понимать,  что
здесь особый объект.
   За столами сидели не только офицеры, но  и  ученые,  которые  не  могли
понять гнева генерала.
   - Здравствуйте. Вы не знаете, где тут можно  достать  бритву?  -  вдруг
раздался чей-то голос, и в столовую вошел Дронго.
   Земсков чуть не задохнулся от возмущения.
   Дронго подошел к Добровольскому и вежливо поздоровался.
   -  Здравствуйте,  -  сказал  он,  -  вы,  наверно,   Игорь   Гаврилович
Добровольский? Извините, что я вчера не зашел к вам, мне сказали,  что  вы
были заняты с академиками Финкелем и Архиповым.
   - Доброе утро, - поздоровался академик, с удивлением глядя на него.
   - Меня прислали сюда в качестве эксперта. - Дронго  прошел  к  столу  и
сел, игнорируя обоих сидевших за столом генералов. Машков улыбнулся.
   - Вы не считаете  нужным  здороваться  с  нами?  -  резко  спросил  его
Земсков.
   - Здравствуйте, - кивнул ему Дронго,  -  по-моему,  я  поздоровался  со
всеми, когда вошел в столовую.
   - Я руководитель комиссии генерал Земсков, - с пафосом сообщил генерал.
   - Очень приятно, - Дронго подвинул к себе вилку и нож.
   - Вы не считаете нужным докладывать, чем вы занимались вчера  ночью  на
территории Центра? - повысил голос генерал.
   - Нет, - не менее громко ответил Дронго, - не считаю.
   Академик Финкель удивленно повернулся к нему. Архипов изумленно  развел
руками.
   - Я летел почти сутки, чтобы как можно быстрее добраться до  Центра,  -
спокойно сообщил Дронго, - сутки, - подчеркнул он, - а когда  я  прилетел,
ни вы, ни генерал Ерошенко даже не нашли  времени  принять  меня.  Я  ведь
прилетел сюда не на прогулку, генерал, и  не  являюсь  вашим  сотрудником,
поэтому не нужно относиться ко мне таким образом. Я прилетел  работать,  и
если вы хотите сотрудничать со мной, то давайте это делать вместе, а  если
не хотите, то и не нужно. А ваши генеральские амбиции оставьте  при  себе,
если хотите действительно добиться успеха.
   Сказав это, он взял хлеб и положил себе на тарелку.  Финкель  подмигнул
Архипову и покачал головой, показывая большой палец. Ему понравился  столь
напористый новичок. Земсков побагровел, но ничего не сказал. Ерошенко,  по
адресу  которого  тоже  прошелся   Дронго,   перестал   жевать   и   сидел
нахмурившись. Завтрак продолжался в полном  молчании,  пока  вдруг  Дронго
первым не взорвал эту напряженную тишину.
   - Мне кажется, что в некоторых  ваших  выводах  присутствуют  очевидные
просчеты. -  Он  сказал  это,  не  обращаясь  ни  к  кому,  словно  просто
разговаривая вслух с самим собою.
   - Почему?  -  спросил  Финкель.  Ему  была  интересна  подобная  манера
поведения Дронго.
   - Вы правильно рассчитали  способ  хищения  из  хранилища.  Собственно,
по-другому заряды, видимо, и  нельзя  было  вытащить,  -  начал  объяснять
Дронго, - просто невозможно. Но,  указав  на  возможность  вывоза  зарядов
вместе  с  радиоактивными  отходами,  вы,   Исаак   Самуилович,   невольно
подтолкнули всех к не совсем корректному выводу.
   - Что вы имеете в виду? - занервничал Земсков.
   - Ну-ка, ну-ка, интересно,  -  пробормотал  Финкель,  -  вы  что-нибудь
понимаете в ядерной физике?
   - Нет, - улыбнулся Дронго, - простите, что я так говорю. Но  я  кое-что
понимаю в психологии и знаю, что такое авторитет такого гения в науке, как
вы. Ваша догадка о вывозе зарядов была абсолютно верной. Но, безоговорочно
приняв вашу версию, проводившие расследование офицеры невольно попали  под
ее гипноз, не заметив вполне очевидных обстоятельств. Они  посчитали,  что
водитель Мукашевич,  вывозивший  в  тот  день  отходы,  был  в  сговоре  с
погибшими учеными. Вот это очевидное влияние вашей версии. А на самом деле
Мукашевич наверняка не был причастен к этому,  во  всяком  случае,  он  не
убийца, которого вы ищете, и он не был главным помощником  похитителей,  и
уже тем более не был организатором этого преступления.
   - Почему вы так считаете? - спросил Финкель.
   -  Это  очевидно.  Если  бы   Мукашевич   был   главным   организатором
случившегося, он бы не стал ждать два месяца.  Он  скрылся  бы  немедленно
после убийства сотрудников Центра. И не стал бы ждать, когда  приедут  его
арестовывать. Я уж не говорю о том, что вряд ли руководство  Центра  стало
бы тогда увязывать исчезновение водителя с хищением зарядов.
   Все молчали. Земсков понял, что приехавший  говорит  нечто  дельное,  и
прислушался.
   - Интересное наблюдение, - протянул Финкель, -  я  думаю,  что  с  вами
можно согласиться, но только  отчасти.  В  таком  случае,  куда  же  делся
исчезнувший водитель?
   - Он либо мелкий исполнитель, которому поручено было сбежать  сразу  же
после обнаружения хищения, либо несчастная жертва, которого  убрали  после
приезда сюда полковника Машкова. Причем  я  склоняюсь  скорее  ко  второму
варианту.
   - Почему? - не выдержал Земсков.
   - Просто сравните. Если он сбежал, то его могли найти. Да и куда  может
убежать водитель, который вряд ли посвящен в большие  тайны.  Он  даже  не
сумел бы определить, что именно вывозил. Это ведь не научный сотрудник. Но
вот если он хотя бы догадывался, кто организатор этого хищения,  то  тогда
он был наверняка обречен. Я думаю, его убрали сразу же  после  обнаружения
хищения.
   Земсков хотел зло пошутить по  поводу  "гениальности"  приехавшего,  но
обратил внимание, как слушают его все остальные.
   - Следовательно, у вас есть другой вывод? - уточнил Финкель.
   - Есть, - невозмутимо ответил Дронго, -  водитель  убит  на  территории
поселка, и нужно искать его не где-то в тайге или в  соседних  городах,  а
именно там. При этом где-то близко, так как у  убийцы  скорее  всего  было
очень мало времени для тщательного "заметания" своих следов. Очень мало, -
подчеркнул  он.  -  А  главный  вывод  очевиден  -  организатор   хищения,
руководивший всем этим процессом,  все  еще  находится  среди  сотрудников
Центра.  Я  бы  даже  уточнил,  сказав,  что  он  находится  среди  высших
сотрудников Центра.
   - У вас интересные версии, - мягко  улыбнулся  Финкель,  -  но  для  их
подкрепления нужны как минимум две вещи.
   - Да, конечно.
   -  Нужно  найти  убитого  водителя  и  обнаружить  организатора  такого
злодейства. И боюсь, что сделать это не так-то легко.
   - Если начнут искать, - убежденно сказал Дронго, - то наверняка  найдут
тело убитого водителя.
   - Мы его искали, - сердито вмешался Ерошенко, - не считайте себя  умнее
всех.
   - Вы искали его живого, - быстро возразил  Дронго,  -  а  нужно  искать
мертвое тело. Это разные вещи. Вчера  полковник  Машков  рассказал  мне  о
винтовке, которую нашли у Мукашевича. Но это еще более ложный след. И хотя
пока нет заключения экспертизы, или я о нем просто  не  знаю,  но  могу  с
уверенностью сказать, что это не та винтовка, из которой стреляли в машину
ваших сотрудников.
   - Ладно, - поднялся Земсков, - давайте продолжим совещание в  кабинете.
Может, действительно придумаем что-нибудь дельное.
   При  этом  он  метнул  строгий  взгляд  в  полковника  Машкова,  словно
предупреждая того, чтобы он поменьше  общался  с  подобным  типом.  Ильин,
выходивший за Ерошенко, сказал, обращаясь к Левитину,  но  так,  чтобы  их
услышал генерал:
   - Прилетают тут разные "специалисты". Советы дают.
   Ерошенко согласно кивнул головой. У выхода из столовой академик Финкель
придержал за руку Дронго.
   - У вас интересное мышление, - сказал он одобрительно, - но не нужно  с
таким напором нападать на этих господ. Они все-таки делают  свое  дело.  И
потом, это их специфика.
   - А моя специфика  давать  отпор  хамству,  Исаак  Самуилович,  -  тихо
ответил ему Дронго. - По-моему, кто-то должен  иногда  говорить  им  такие
вещи.
   Земсков шел впереди. Он с некоторым удовлетворением подумал,  что  если
новый эксперт окажется прав и Мукашевича действительно убили, то тогда  он
заставит этого эксперта оставаться в Чогунаше до  тех  пор,  пока  тот  не
найдет организатора этого  преступления.  К  тому  времени  у  этого  типа
отрастет борода, радостно подумал Земсков. А я подожду, посмотрю, как этот
умник будет работать. Раз руководство считает,  что  он  может  справиться
лучше нас, пусть потрудится. Мы ему мешать не  будем.  Но  и  помогать  не
станем, решил для себя генерал.




   Он ехал с пересадками в нескольких автобусах  всю  ночь,  чтобы  успеть
добраться до  Хельсинки  к  пяти  часам  вечера,  как  и  договаривался  с
Сирийцем. Его радовало и немного беспокоило, что разговор получился  таким
коротким и результативным. Он боялся признаться самому себе, что не  верит
Сирийцу, не верит в его благородство, не верит в порядочность его людей. И
поэтому он наметил для  себя  план  действий,  которого  твердо  собирался
придерживаться. Ночью ему было плохо, его  все  время  тошнило,  кружилась
голова, болели суставы.
   К десяти часам дня он был уже в двух часах езды от  столицы  Финляндии.
Войдя в очередной туалет и посмотрев в зеркало, он не  сразу  узнал  себя.
Это был не тот Сухарев, который всего несколько дней назад выглядел вполне
здоровым,  упитанным  человеком.  Из  зеркала  на  него  смотрел  бледный,
измученный, отверженный человек с запавшими глазами, у которого к тому  же
на голове начали появляться  какие-то  непонятные  проплешины.  Он  провел
рукой по волосам и увидел, что они вылезают целыми  прядями.  Это  изумило
его. Он хотел еще раз проверить волосы, но тут его  скрутило  в  очередной
раз, и он наклонился над раковиной, извергая остатки пищи,  непонятно  как
еще сохранившиеся в его желудке после стольких приступов рвоты.
   Когда он умывался, у него дрожали руки. Он снова посмотрел в зеркало  и
вдруг, схватив себя за клок волос с силой потянул. Волосы легко поддались.
Он ошеломленно смотрел на них. Такого с ним не было никогда, даже когда он
тяжело болел в лагере, заразившись какой-то лихорадкой  от  приехавших  из
Азии заключенных. Да,  такого  никогда  не  было.  Он  выбросил  волосы  и
посмотрел на себя в зеркало. Потом, наклонившись, задрал штанину. На ногах
образовались раны, словно мясо и кости начали гнить еще при жизни.  Он  не
понимал, что происходит. Неужели это последствия двух бессонных ночей?  Но
он и раньше мог сутками не спать, и ничего...
   Сухарев стоял и смотрел на себя в зеркало, вспоминая загадочный  прибор
и пластины, которые  его  окружали.  Постепенно  к  нему  стало  приходить
понимание того, что произошло нечто невозможное, страшное, к  чему  нельзя
привыкнуть. Он зашел в магазин и  купил  себе  спортивную  шапочку,  чтобы
прикрыть образовавшиеся на голове лысые участки. И еще  -  легкую  куртку,
выбросив свой помятый пиджак.
   После этого он отправился в Хельсинки. Он знал, где находится больница,
в которой один из врачей говорил по-русски. Ему уже приходилось  бывать  в
ней. Она находилась как раз недалеко  от  терминала,  где  он  должен  был
встретиться с людьми Сирийца. Он не сомневался,  что  Сириец  стянул  всех
своих людей к терминалу. Взяв такси, Сухарев поехал в больницу. По  дороге
ему снова  стало  плохо,  и  он  едва  не  остановил  такси.  Но  все-таки
перетерпел и добрался до больницы. Здесь он, к  счастью,  довольно  быстро
нашел знакомого врача. Было уже около двух часов дня.
   - Здравствуйте, доктор, - сказал он, входя в его кабинет.
   Он не помнил его имени и фамилии, но это было неважно. Главное, что  он
нашел врача, говорящего по-русски. Тот что-то писал и удивленно  посмотрел
на странного пациента.
   - А, мистер Зухарив, - обрадовался врач, узнав наконец его. - Как  ваши
дьела? Что случилось?
   - Посмотрите меня, доктор, - попросил Сухарев, -  мне  очень  плохо.  Я
таксу знаю, я вам заплачу, только посмотрите меня.
   - Хорошо, садьитесь, - показал врач на стул, - что у вас болеть? На что
жаловаться?
   - Вот, - Сухарев снял шапку, показывая свои плеши, потом засучил брюки.
   Врач  посмотрел  на  его  раны,  нахмурился,  подошел  к   умывальнику,
тщательно помыл руки, потом снова подошел к  своему  необычному  пациенту,
посмотрел на его голову, нахмурился еще сильнее. И затем еще раз спросил:
   - Что у вас болеть?
   - Меня тошнит, все тело ломит, голова кружится,  сам  не  понимаю,  что
происходит, - признался Сухарев.
   Врач, не дотрагиваясь до его  головы,  внимательно  оглядел  ее.  Потом
подошел к телефону и, подняв трубку, что-то сказал по-фински. Затем  снова
вернулся к Сухареву. Через минуту в комнату вошел  другой  врач.  Он  тоже
подошел к Сухареву, и они стали  осматривать  его  вдвоем,  что-то  горячо
обсуждая. Потом пришедший врач быстро вышел.
   - Где вы были в последние месяцы или недели? Вы куда-нибудь ездить?
   - Нет, только в Финляндию, - проворчал Сухарев.
   - Вы бывать вашей атомной станции или стоять рядом?
   - Нет, - удивился Сухарев. - Почему вы  спрашиваете  об  этом?  Что  со
мной?
   - Подождите, - врач внимательно посмотрел на него,  потом  попросил:  -
Снимите рубашку и покажите ваши руки.
   Сухарев   начал   расстегивать   пуговицы,   снова   чувствуя    легкое
головокружение. Встал, снял рубашку и с некоторым удивлением  поглядел  на
собственное тело. Затем вытянул руки. Пальцы дрожали. Сильно  дрожали.  Он
хотел унять дрожь, но не смог. Голова болела все сильнее. Врач нахмурился.
В этот момент дверь открылась, и в комнату вошли не только второй врач, но
и какая-то молодая женщина, очевидно медсестра. Врач что-то сказал  ей,  и
она подошла к Сухареву с каким-то непонятным прибором. Прибор начал громко
трещать, женщина вскрикнула, показывая на Сухарева и пятясь назад.
   - Что случилось? - спросил Сухарев, вставая со стула.
   Оба врача сделали шаг назад, словно он был зачумленный.
   - Вам нельзя ходить, - твердо сказал первый врач, - вы лежать  тут.  Мы
вас госпиталь отправлять.
   - Что у меня? - Он  увидел  ужас  в  глазах  молодой  женщины  и  явное
смятение обоих врачей.
   - Вы больны, вы очень больны, -  убедительно  сказал  врач,  -  мы  вас
отправлять госпиталь. Не нужно денег, мы вас не брать денег.
   -  Что  происходит?  -  заорал  Сухарев  и  почувствовал,   как   снова
закружилась голова. Он пошатнулся и сделал два шага к стулу.
   Врачи держались в нескольких шагах от него, не рискуя подойти ближе.
   - Скажи, что  случилось,  -  уже  более  миролюбивым  голосом  попросил
Сухарев, - мне нужно знать.
   - Вы больны, - кивнул врач, незаметно пятясь к дверям, -  очень  сильно
больны.
   Сухарев видел панику на  их  лицах.  Он  увидел,  что  молодая  женщина
показала на прибор обоим врачам  и  что-то  тихо  сказала.  Второй  громко
возразил,  но  женщина  выбежала  из  палаты.  Тогда  первый  обратился  к
Сухареву:
   - Вы сильно болеть. Вам нельзя ходить город. Сейчас  придет  машина,  и
вас нужно госпиталь.
   - Нет, - твердо сказал Сухарев, поднимая рубашку. Она как-то  непонятно
искрилась. Он с удивлением посмотрел на рубашку и начал надевать ее.
   - Не нужно, - почти страдальчески крикнул врач, - у вас плохой рубашка.
   - Как это не нужно, - не понял Сухарев, - я  что,  голый  должен  здесь
сидеть?
   - Сейчас машина ехать и вас больница, - твердо сказал врач.
   - Ну уж нет. У меня еще есть дела в  городе,  -  он  начал  застегивать
рубашку.
   - Ходить нельзя, уходить нельзя, - врач говорил все это, стоя со  своим
коллегой у двери, словно ждал удобного момента, чтобы выскочить наружу.
   - Мать твою, - разозлился Сухарев, - скажи ты мне, что со мной.
   Он вдруг вспомнил, что прибор затрещал, едва женщина вошла  в  комнату.
Вспомнил и вчерашнее одеяло, его потрескивание, посмотрел на свои руки.
   - Ты почему меня про атомную станцию спрашивал? - нахмурился  он.  -  У
меня что-то не то, да? Ты мне скажи, что у меня не то?
   - Вы облучаться, - серьезно сказал врач, - вы сильно облучаться.  Очень
сильно. В западной медицинской практике не принято  скрывать  от  больного
его диагноз.
   Сухарев закрыл глаза.
   - Вот оно что, - задумчиво сказал он, - вот,  значит,  какой  подарочек
Сириец к вам в гости переправлял.
   Он поднялся, поправил рубашку, взял куртку.
   - Я ухожу, - строго сказал он.
   - Нельзя, - врач стоял в дверях, и его коллега кивал ему  в  унисон,  -
нельзя уходить.  Вы  сильно  болеть.  Вам  больница,  спасать.  Вы  сильно
облучаться. Очень, очень сильно. Вам нужно больница.
   - Нет, - сказал Сухарев, - мне уже больница не поможет. Спасибо,  друг,
хоть сказал, что у меня.
   - Вы не уходить, - сделал последнюю попытку врач.
   - Иди ты... - Сухарев натянул шапочку, покачнулся и пошел к дверям.
   Оба врача испуганно отшатнулись от него, как от прокаженного. Очевидно,
он буквально светился от радиоактивности. Сухарев  вышел  из  кабинета,  а
врачи бросились звонить в полицию.
   Теперь он точно знал, что обречен. Он понимал, что не успеет  добраться
ни до Порво, который был в полутора часах езды,  ни  до  этого  проклятого
прибора. Сухарев вспомнил про Надю и решил, что  нужно  позвонить  ей.  Он
подошел к телефону, набрал киевский номер. На этот раз долго не  отвечали.
Наконец трубку сняла женщина. Она визгливо спросила, кого ему надо.
   - Тетя Клава, это я, Сухарев, - пробормотал он, - позовите Надю.
   - Ах ты бандит, ах ты зверь такой, - начала вдруг причитать женщина,  -
из-за тебя она в больницу попала.  У  нее  на  лице  такой  синяк.  Бандит
проклятый. Чтоб тебе пусто было. Это твои дружки вчера пришли  резать  мою
семью. Чтоб ты провалился, проклятый. Из-за тебя чуть внука моего...
   Он положил трубку. Значит, Сириец нашел Надю в Киеве. Наверно,  они  ее
мучили. Он закрыл глаза, прислонившись к стене. Они ее мучили. Он понимал,
что обречен,  понимал,  что  ничего  изменить  нельзя,  понимал,  что  все
кончено. Но где-то в глубине в нем все еще жил уголовник Сухой, который  и
кличку свою заработал не потому, что его фамилия была Сухарев,  а  потому,
что с детства никогда не плакал,  даже  когда  попадал  в  самые  страшные
переделки.
   Он достал из кармана все свои деньги. Теперь они  были  ему  не  нужны.
Сухарев оставил себе двести долларов, аккуратно отложив их в один  карман.
Он зашел на почту и спросил, можно ли перевести остальные деньги в Россию.
Ему долго объясняли, что нужно делать, но он ничего  не  понял.  Тогда  он
купил пять конвертов, вышел из здания почты, надписал на  каждом  конверте
адрес  санкт-петербургской  квартиры  Нади,  купил  марки,  не  забыв   их
наклеить, разложил все деньги в пять конвертов, затем надписал адрес  Нади
и бросил конверты в несколько разных ящиков. Часы уже показывали  половину
пятого, когда он закончил возиться с деньгами.
   Сухарев даже не  предполагал,  что  полиция  уже  ищет  подозрительного
русского, который облучен до такой степени, что  представляет  угрозу  для
окружающих, Все полицейские города получили указание не задерживать его, а
лишь сообщить о  нем  в  центральную  службу,  чтобы  за  больным  выехала
специально оборудованная машина. До такой  степени  он  представлял  собой
опасность для жизни людей, которые могли, по несчастью, оказаться рядом  с
ним.
   Сухарев купил на оставшиеся деньги два хороших финских ножа. Один был с
ручкой из козьей ноги и стоил почти семьдесят долларов. Он давно мечтал  о
таком, но все никак не мог собраться и купить его.
   Ровно в пять часов он появился у терминала, где должна была  состояться
встреча. Там его уже ждал Федор, один из боевиков Сирийца, выполнявший его
особые поручения. Он был один. Но по его довольному лицу было  видно,  что
он считает Сухарева фраером,  попавшимся  в  собственную  западню.  Вокруг
терминала находились около двадцати его людей, которые перекрыли все  пути
отхода, чтобы не дать возможности беглецу уйти во второй раз.  В  руках  у
Федора был "дипломат".
   - Здравствуй, Сухой, -  сказал  он,  увидев  подходившего  Сухарева,  -
небось набегался, надоело.
   - Да, решил кончать, - отмахнулся Сухарев, подходя совсем близко.
   -  Видик  у  тебя  уставший,  -  довольным  голосом  сообщил  Федор,  -
набегался, наверно, устал. И шапочка у тебя новая появилась.
   Сухарев теперь стоял совсем рядом с Федором, с усмешкой глядя на него.
   - Чего дыбишься? - вдруг заподозрил неладное Федор. - Где груз, говори.
   - Сначала деньги, - решительно сказал Сухарев.
   - Нет, - усмехнулся Федор, - так дело не пойдет. Ты нас за  фраеров  не
держи. Сначала скажи, где груз?
   - А потом ты мне бабки  дашь  и  отпустишь?  -  Сухому  было  почему-то
весело.
   - Дам, - подтвердил Федор, - ты меня знаешь.
   - Именно поэтому я тебе и не скажу. Пошел  ты...  Давай  телефон,  я  с
Сирийцем говорить хочу.
   - Зачем тебе телефон? - подозрительно спросил Федор.
   - Давай, говорю, иначе передумаю. Я только ему  скажу,  где  его  ящик.
Пусть сам за ним приедет и забирает.
   Сухарев все еще надеялся, что игра будет  проходить  по  его  правилам.
Федор достал из кармана телефон, протянул его Сухому,  недоуменно  пожимая
плечами.  Сухарев  взял  телефон,  набрал  известный  ему   номер,   когда
почувствовал, как в спину ему уперся  ствол  пистолета.  Это  два  боевика
Федора подошли к нему сзади.
   - Кончай дурить, - сказал один из них, -  говори,  где  груз.  И  отдай
телефон. Нечего тебе с Сирийцем разговаривать.
   - Эх ребята, ребята, - медленно повернул к ним голову Сухарев,  -  хоть
"пушку" уберите. Я ведь свой.
   - Был свой, - резонно заметил Федор, - а сейчас скурвился. Говори,  где
груз?
   - "Пушку" убери, - упрямо повторил Сухарев. Федор  сделал  знак  рукой,
боевик убрал пистолет. Сухарев повернулся к ним.  Нет,  он  не  знал  этих
двоих. Видимо, новички.
   - Где груз? - заорал Федор. - Говори, гнида.
   - Сначала деньги, - упрямо сказал Сухарев, - сначала деньги.
   - На, - злобно сказал Федор, протягивая "дипломат", -  подавись.  Здесь
ровно пятьдесят "кусков", можешь не пересчитывать.
   Сухарев поднял голову. Было тепло, очень тепло и почти не  было  ветра.
Жаль, подумал он, что нет ветра.
   - Я проверю, - упрямо сказал он.
   - Ты издеваешься? - разозлился Федор. - Говори, где груз?
   Один из  боевиков,  стоявших  за  спиной,  сильно  ударил  Сухарева  по
позвоночнику, и тот с коротким стоном упал. У него теперь не было сил даже
подняться. Он лежал на асфальте закрыв глаза.
   - Скажи, где груз? - наклонился Федор.
   - Сначала проверю, - упрямо прошептал Сухарев.
   Федор открыл "дипломат", показывая деньги.
   - Все тут, - сказал он, - пять пачек. Чего тебе еще нужно?
   - Я посмотрю, - упрямо сказал Сухарев, с трудом поднимаясь на ноги.
   Он открыл "дипломат", достал одну пачку, сорвал с  нее  обертку.  Здесь
было ровно десять тысяч. И он изо всех сил швырнул пачку наверх, чтобы она
разлетелась на сотню бумажек. Пачка взлетела и разлетелась даже лучше, чем
он ожидал.
   - Ты что делаешь? - заорал Федор. Стоявшие за спиной  Сухарева  боевики
дрогнули. Они  не  понимали,  почему  этот  странный  тип  позволяет  себе
подобное, но вид падающих денег действовал на них  завораживающе.  Сухарев
поднял еще одну пачку, бросил  ее  ниже  предыдущей.  Он  уже  видел,  как
отовсюду к ним спешили боевики Федора, решившие собрать столь  невероятный
дар.
   И пока стоявшие  за  его  спиной  боевики  колебались,  Сухарев,  резко
развернувшись, всадил нож по самую рукоятку тому, который  ударил  его  по
спине. Тот взревел нечеловеческим голосом, оседая на землю.  Не  появилось
ни капли крови. Это был страшный охотничий нож, вся кровь осталась внутри.
Несчастный упал на асфальт и потерял сознание. Сухарев обернулся к другому
и, собрав последние силы, нанес ему удар в лицо.  Тот  пошатнулся,  но  не
упал.  Однако  этого  было  достаточно,  чтобы  он  на  мгновение  потерял
ориентацию, и Сухарев выхватил у него пистолет и еще раз  ударил  его.  На
этот  раз  тот  упал  плашмя.  Сухарев  обернулся  к  Федору,   насмешливо
улыбнулся.
   - Ну что, Федя, плакали твои денежки?
   - Ты что делаешь, мерзавец? - ошалел от всего  случившегося  бандит.  -
Совсем с ума спятил?
   - Спятил, спятил, - Сухарев подбросил левой рукой вверх еще одну пачку.
И деньги на этот раз начали разлетаться по всему терминалу.
   - Кончай с ума сходить, - чуть не плакал Федор, - что ты делаешь?
   - Что я делаю? - Он увидел, как пытается встать второй боевик, и ударил
его ногой под дых. - Что я делаю? - кричал он, не чувствуя, что плачет.  -
Вот что я делаю. - Он подскочил к Федору и, ткнув в него пистолетом, обнял
его и поцеловал в губы. - Вот что я делаю, - сказал он довольным  голосом,
- вот что я делаю, - повторил он, - мне теперь ваши деньги по фигу. Открыл
я тот ящик, ты так Сирийцу и передай,  открыл  я  его  г...  Лучше  бы  не
открывал. Все, Федор, теперь и ты заразный от того ящика. Облучился  я  на
полную катушку.
   - Нет, - закричал Федор, пятясь назад. Раздался  выстрел.  Это  стрелял
один из боевиков Федора. Пуля просвистела рядом  с  головой  Сухарева.  Он
выстрелил  в  ответ  два  раза.  Раздалось  еще  несколько   беспорядочных
выстрелов, и он почувствовал, что его будто сильно ударили по  колену.  На
правой ноге, выше колена стало расти большое красное пятно.  Сухарев  упал
на одно колено и снова дважды выстрелил.  Где-то  вдалеке  раздался  крик,
очевидно, он в кого-то попал.
   - Нет, - орал Федор,  пытаясь  остановить  стрельбу,  -  подождите,  не
стреляйте!
   Раздалось еще несколько выстрелов. На этот раз стреляли сразу несколько
человек. Сухарев был слишком хорошей мишенью, и одна из пуль попала ему  в
спину. Он знал, что это конец, но улыбался. И когда упал  на  спину,  тоже
улыбался.
   - Адрес, - подползая к нему под выстрелами молил Федор, - скажи адрес.
   - Сейчас скажу, - усмехнулся Сухарев. Все  было  ясно.  Его  беспутная,
никому не нужная, неудавшаяся жизнь подходила к концу. Хорошо, что у них с
Надей детей не было, мелькнула в его голове последняя горькая  мысль.  Все
было кончено. А потом он поднял пистолет и выстрелил себе в голову.




   Сириец ждал звонка, нервно поглядывая на часы и уже заранее  предвкушая
свой триумф, когда наконец найдут  этот  проклятый  исчезнувший  ящик.  Он
нетерпеливо прохаживался по квартире. После случившегося  на  даче  он  не
стал возвращаться туда,  хотя  трупы  боевиков  были  убраны  и  все  было
подчищено.
   Его не беспокоили тени умерших, он не верил в подобные глупости, но все
же решил отправиться на городскую квартиру, где теперь и ждал известий  от
Федора.  В  пять  часов  вечера   тот   позвонил,   сообщив,   что   видит
направляющегося к терминалу  Сухарева.  Сириец  боялся  радоваться  раньше
времени.
   - Не трогайте его, когда он подойдет к тебе, -  сказал  он,  -  сначала
пусть скажет адрес, по которому находится груз. А потом  можешь  делать  с
ним все что хочешь.
   - Понял, - ответил Федор.
   - И сразу позвони мне, - довольным  голосом  прокричал  Сириец.  -  Как
только узнаешь место, сразу позвони мне. Я ждать буду.
   Он еще раз подумал о том, как будет говорить с Законником  после  того,
как найдет ящик. В комнату  вошел  его  личный  водитель,  один  из  самых
доверенных людей Сирийца, работавший с ним уже около четырех лет. Ему было
около тридцати, и он приехал в Санкт-Петербург, освободившись по амнистии,
не имея ни связей, ни денег. Сириец подобрал его, помог, а потом приблизил
к себе.
   - Что там у тебя? - повернулся он к водителю.
   - Вы сказали, чтобы я машину готовил, - нерешительно сообщил  водитель.
Это был красивый парень, из тех, что  нравятся  женщинам.  Сириец  не  раз
подмечал, как  реагируют  некоторые  его  знакомые  женщины  на  внешность
молодого человека. Но парень всегда вел себя сдержанно и тактично, никогда
не выходя за отведенные ему рамки.
   - Пока не надо, - махнул рукой Сириец, - я жду звонка из Хельсинки.  Ты
подожди, я скажу, если будет нужно.
   На всякий случай он держал автомобиль  и  боевиков  внизу  у  подъезда,
чтобы в случае необходимости сразу  же  отбыть  в  аэропорт  и  улететь  в
Лондон. В квартире, кроме водителя, никого не было. Обычно он относил вниз
чемоданы хозяина. Двое боевиков стояли  на  лестничной  клетке,  еще  двое
дежурили в подъезде, остальные сидели в автомобилях, припаркованных у дома
Сирийца.
   Водитель кивнул и вышел из комнаты. Чаще всего,  поджидая  распоряжений
хозяина, он сидел на кухне. Сириец еще раз посмотрел на часы. Чего они там
тянут в Финляндии?  Могли  бы  уже  и  позвонить.  Он  нетерпеливо  поднял
телефон, чтобы самому набрать номер, но потом  все-таки  решил  подождать.
Можно позвонить в самый напряженный момент и испортить всю  встречу.  Если
через десять минут Федор не позвонит, он позвонит ему сам.
   И именно в этот момент раздался телефонный звонок. Он быстро подошел  к
столу, где лежал мобильный телефон, и взял трубку. Он был уверен, что  это
звонят из Финляндии.
   - Это ты, Федор? - нетерпеливо спросил он.
   - Нет, - раздался низкий голос Законника, который  в  этот  момент  был
особенно неприятен Сирийцу, - это не Федор.
   -  Перезвони  через  полчаса.  -  Сириец  хотел  отключиться,  но   его
собеседник быстро произнес:
   - Поздно уже. Сириец. Тебе эти полчаса  не  помогут.  В  Хельсинки  все
сорвалось. Твои кретины начали стрелять, и он пустил себе пулю  в  лоб.  Я
только что говорил с Финляндией, с человеком,  который  стоял  над  трупом
твоего Сухарева.
   "Неужели и Федор работал на него, - с ужасом подумал Сириец, -  или  он
блефует?"
   - Ты чего несешь? - хрипло сказал он. - Там еще ничего не ясно.
   - Все ясно, - гневно перебил его Законник,  -  ты  нам  развалил  самую
дорогую операцию. И ты за это ответишь. Сириец.
   - Иди ты... - выругался он. - Совсем спятил. Говорю тебе -  еще  ничего
не ясно. Мне должны позвонить...
   - Прощай, Сириец, - сказал Законник, - ты как был ничтожеством, так  им
и остался.
   Он отключился, а Сириец поднял телефон и быстро набрал номер  Федора  в
Хельсинки. Тот ответил не сразу, но наконец в трубке послышался его голос.
   - Что там у вас случилось? - заорал Сириец.
   Потом можно будет разобраться, кто именно позвонил Законнику.
   - Он начал нервничать, пришил одного из наших ребят, - доложил,  тяжело
дыша, Федор,  -  сейчас  здесь  полиция,  столько  народу.  Меня,  видимо,
возьмут...
   - Подожди. Что там Сухой? Где он?
   - Он застрелился, - прокричал Федор. Видимо, ему уже мешали говорить.
   - Подожди, подожди, - заорал Сириец, -  как  это  застрелился?  Где  он
находится?
   Видимо, в этот момент у Федора  отняли  мобильный  телефон.  Во  всяком
случае, в трубке раздался голос, говоривший на финском.  Сириец  отшвырнул
трубку. Попытался сосредоточиться, но услышал голос водителя  и  вышел  из
комнаты. Парень сидел на кухне. Увидев хозяина, он  вскочил,  убирая  свой
телефон. У каждого из его людей имелся собственный мобильный.
   - Знакомой звонил, - чуть покраснев, сказал водитель.
   - Бери чемоданы, -  приказал  Сириец,  -  уходим.  Быстрее.  Улетаем  в
Лондон.
   - Понял. - Водитель бросился в комнату, где стояли чемоданы,  а  Сириец
прошел в свой кабинет за сумкой, в которой  хранились  его  документы.  Он
подумал, что напрасно потерял сутки. С самого начала нужно было  переждать
все в Лондоне.  Впрочем,  и  теперь  не  поздно.  Пока  Законник  что-либо
сообразит, он будет далеко. Сириец вышел из кабинета и увидел стоявшего  в
коридоре водителя. Тот был все еще без чемоданов.
   - Ты чего медлишь? - закричал Сириец и вдруг с ужасом понял, кто именно
звонил водителю. Он попятился назад, парень шагнул к нему. Сириец с ужасом
подумал, что, как на зло, у него сейчас нет  оружия.  Он  хотел  крикнуть,
позвать стоявших у дверей квартиры людей, но крик застрял в горле.  Парень
сделал к нему несколько мягких шагов и резко ударил ногой в  живот.  Потом
еще и еще раз.
   От боли потемнело в глазах. Сириец хотел что-то сказать,  но  не  смог,
лишь усмехнулся, отталкивая от себя водителя. Как  он  раньше  не  замечал
этого блеска в глазах парня, этой лютой ненависти. Он упал на ковер, задев
стоявшую на столике антикварную вазу, которая с грохотом свалилась на пол.
Кричать уже не было сил. Он зажал рукой рану, чувствуя, как из него уходит
жизнь вместе с пульсирующей между пальцами кровью. Водитель наклонился над
ним, вынимая нож, чтобы  добить,  и  Сириец  улыбнулся.  Ему  было  тяжело
дышать, но он увидел нечто такое, что заставило его улыбнуться.
   Несчастный убийца не  видел,  как  открылась  дверь  и  в  коридор  уже
врывались боевики Сирийца. Водитель поднял нож, но тут загремели выстрелы,
и Сириец почувствовал, как убийца рухнул на него. И больше он  уже  ничего
не чувствовал.




   Тело водителя Мукашевича было найдено  в  зарослях  кустарника,  совсем
недалеко от поселка. Его нашли примерно в  половине  восьмого  утра.  Двое
ребят,  спозаранку  отправившиеся  на  рыбалку,   обратили   внимание   на
неприятный запах. Мимо  этих  зарослей  проходили  не  раз,  когда  искали
исчезнувшего Мукашевича, но никому не приходило в голову, что труп убитого
может оказаться в этом  месте.  Утром  за  завтраком  Земсков  и  Ерошенко
хранили ледяное молчание,  словно  ничего  не  случилось.  Последним,  уже
традиционно, на  завтрак  явился  Дронго.  Он  уселся  рядом  с  Машковым,
поздоровавшись со всеми. У генерала Ерошенко было  не  просто  хорошее,  а
очень хорошее настроение. Найденное тело убитого невольно подтверждало тот
факт, что военнослужащие непричастны к хищению, а  все  было  спланировано
заранее. Он с трудом сдерживался,  ему  хотелось  немедленно  позвонить  в
Москву и доложить о найденном водителе. Но в Москве  в  это  время  стояла
глубокая ночь, и  он  решил  подождать  несколько  часов,  а  затем  лично
информировать министра  о  найденном  теле  прапорщика.  Он  уже  позвонил
командующему военным округом и  рассказал  о  находке.  В  его  устах  это
звучало почти как личная заслуга его самого и его людей.
   Земсков, напротив, был в крайне подавленном и  раздраженном  состоянии.
Во-первых,  блестяще  подтвердилась  теория  этого   наглеца.   Во-вторых,
полностью рушилась версия о виновности исчезнувшего военнослужащего.  Если
Мукашевича убили, то  его  убийца  находился  где-то  рядом,  а  это  было
опровержением версии самого Земскова  о  виновности  Мукашевича,  убившего
двух ученых и сбежавшего из Центра. В общем, все рассыпалось как карточный
домик.
   - Нашли тело Мукашевича, - тихо сообщил  Машков  севшему  рядом  с  ним
Дронго.
   - Угу.  -  Новость  эта,  кажется,  не  очень  взволновала  Дронго.  Он
невозмутимо продолжал есть.
   - Вы слышите? - удивленно сказал полковник. - Сегодня утром нашли  тело
Мукашевича.
   - Понятно, понятно, - спокойно кивнул Дронго, - у меня вчера был  очень
неприятный разговор с вашим генералом. Я просил разрешения ознакомиться  с
личными делами сотрудников Центра.
   - И он, конечно, отказал? - догадался Машков.
   - Разумеется. Пришлось звонить в Москву  Потапову.  Он  ведь,  кажется,
первый заместитель директора. Представляю, как нервничал ваш генерал.
   Дронго действительно вчера целых  тридцать  минут  уговаривал  Земскова
разрешить ему ознакомиться с личными делами сотрудников Центра, но генерал
категорически отказал ему. Тогда раздраженный Дронго позвонил в  Москву  и
предложил Потапову выбор: либо ему  разрешают  взглянуть  на  личные  дела
интересующих его людей, либо он уезжает из Чогунаша. Он  не  знал,  о  чем
говорили после этого Потапов и Земсков, но наконец после пяти часов вечера
ему разрешили подключиться к компьютеру  и  затребовать  интересующие  его
данные.
   Именно  поэтому  Земсков  сегодня  нервничал   больше   других.   После
обнаружения тела Мукашевича получалось, что приехавший эксперт  был  прав,
сумев определить, что водителя убили. Это было, пожалуй, скорее неприятное
событие, и генералу очень не хотелось признавать свое поражение. Тем более
что радость на лице генерала Ерошенко читалась весьма  отчетливо.  Завтрак
уже заканчивался, когда Земсков громко спросил:
   - Вы уже знаете о найденном теле водителя?
   - Я слышал. - Дронго продолжал завтракать.
   Все смотрели в его сторону.
   - Может, вы нам расскажете, кто убил водителя и  как  вообще  произошло
хищение? - спросил Земсков.
   - Угу, - Дронго отпил чай из стакана, - сегодня вечером, думаю, у  меня
будут некоторые результаты.
   "Наглец, - с раздражением подумал Земсков, - он еще и хамит".
   - Я вас серьезно спрашиваю, -  гневно  произнес  он  вслух,  -  вы  уже
переходите всякие границы.
   - Господин генерал, - поднялся Дронго, - я же вчера утром говорил  вам,
что нужно искать тело убитого водителя, и искать где-то неподалеку, но  вы
мне не поверили. Потом  я  попросил  допустить  меня  к  банку  данных  на
сотрудников Центра. Вы мне отказали. И наконец, сегодня утром  вы  кричите
на меня, требуя результата. Я  постараюсь  до  вечера  изложить  вам  свои
соображения.
   Он встал и вышел из столовой. Теперь все смотрели на генерала.
   - Он слишком высокого мнения о себе, - пробормотал Земсков.
   После  завтрака  Левитин  поехал  на  станцию,   где   обычно   грузили
радиоактивные отходы, предназначавшиеся для вывоза и захоронения. Командир
роты химических войск капитан Силин  был  отстранен  от  командования  уже
несколько дней назад. Пока никаких новых данных найти не удавалось. Ничего
нового не сообщили и сопровождавшие груз офицеры и солдаты.
   Дронго в это время работал на компьютере. Он снова и снова просматривал
запись, на которой было видно, как  двое  ученых  выходили  из  хранилища.
Сразу же бросалось в глаза,  что  пленка  повторяется  дважды.  Он  что-то
пометил в своем блокноте и снова начал просмотр  пленки.  Еще  раз  сделал
какую-то запись. Так он работал, когда  к  нему  в  кабинет,  уже  ставший
своеобразным центром расследования, вошел Машков.
   - Что-нибудь есть? - спросил полковник.
   - Пока работаю, - ответил Дронго. - Вы знали, что у Шарифова есть брат,
имеющий две судимости?
   - Знали. Раньше таких не пускали в Центр, но сейчас  другие  времена...
Поэтому  Земсков  и  подозревает  его   больше   других.   Но,   по-моему,
целесообразнее подозревать Кудрявцева.
   - Почему? - заинтересовался Дронго. У него было кресло на роликах, и он
развернулся в сторону полковника.
   - Я много думаю о случившемся, - сказал Машков, - и мне с самого начала
не нравилась версия о виновности  этого  водителя.  Слишком  явно  все  не
совпадало. Задумавший  такое  преступление  человек  должен  быть  ученым,
специалистом по ядерным проблемам как минимум.  Кто  мог  предложить  двум
сотрудникам Центра пойти на подобное хищение? Только человек, пользующийся
их безусловным доверием.
   - Занятно, - сказал Дронго, - у вас интересные замечания.
   -  И  наконец,  зарубежные  поездки  Кудрявцева.  Он  единственный   из
руководства Центра жил и работал за рубежом, но затем неожиданно для  всех
вернулся домой. Более того, согласился работать в Чогунаше. Я понимаю, что
это выглядит несколько наивно, но вы обратили внимание, как он  одевается,
как держится? Зачем ему Чогунаш? Зачем ему этот Богом забытый поселок?
   - А чисто творческий поиск, научный интерес? - спросил Дронго. -  Разве
это не столь важно?
   - Может быть, - согласился полковник, - а может,  и  нет.  Но  в  любом
случае мне кажется, что его странная забывчивость подозрительна.
   - Какая забывчивость?
   - Он забыл рассказать нам о том, что Глинштейн  и  Суровцев  поменялись
сменами. Они попросили у него разрешения работать именно в тот день, когда
планировался вывоз радиоактивных отходов. И он разрешил им. Но потом забыл
нам об этом сообщить.
   - Забыл сообщить, - задумчиво произнес Дронго. -  Знаете,  кажется,  вы
подсказали мне очень интересную идею. Простите, полковник,  но  мне  нужно
проверить некоторые данные.
   - Да, конечно, - кивнул Машков, - извините, что я вам помешал.
   - Наоборот, - улыбнулся Дронго, - вы мне только помогли.
   - Вы знаете, я столько про вас слышал, - сказал полковник.  -  Это  так
удивительно, что я встретил вас именно здесь,  в  сибирском  поселке.  Мне
столько рассказывали про ваши уникальные методы,  про  ваши  аналитические
способности. Говорят, что вы работаете как компьютер.
   - Неправда, - засмеялся Дронго,  -  просто  сейчас  время  компьютеров,
поэтому меня и сравнивают с этим ящиком.  Мне  раньше  было  даже  немного
обидно, но после того как специалисты заговорили  о  возможности  создания
компьютерного  интеллекта,  стало  как-то  полегче.  Но  в  принципе  меня
особенно хвалить не за что.  Просто  я  умею  находить  взаимосвязь  между
разными фактами. Это как составление слов из различных  букв.  Можно  ведь
написать "Илиаду" Гомера, а можно просто набор слов. Согласитесь, что  это
разные вещи. Ведь писатели умеют составлять  из  букв  слова,  а  из  слов
фразы. А потом они складывают фразы в книгу, и получается нечто цельное. Я
думаю - это особая форма мышления. Как вы считаете? Например,  шахматистов
весь мир уважает за особый склад мышления, но это вовсе не значит, что они
самые умные люди на свете, иначе почему тогда чемпионами мира по  шахматам
не становились Эйнштейн, Резерфорд, Бор и другие?
   - Убедили, - рассмеялся Машков, - теперь я буду считать, что  вы  самый
способный человек в области расследования преступлений.
   - Это ближе к  истине,  но  тоже  сильно  преувеличено.  Я  всего  лишь
способный человек, умело пользующийся данными  мне  возможностями.  Вот  и
все.
   - Вы не ходили на  обед,  -  заметил  Машков,  -  и  сидите  здесь  уже
четвертый час.
   - Ничего, - пробормотал Дронго, - мне полезно немного похудеть.  Вы  же
видите, какой я толстый.
   - Может, мне сказать, чтобы вам принесли обед прямо сюда?  -  предложил
полковник.
   -  Нет,  спасибо,  мне  некогда.  Мне  нужно  не  только  поработать  с
компьютером, но и опросить несколько человек.
   Машков вышел, а Дронго развернул  кресло  и  снова  впился  взглядом  в
экран. Кудрявцев, подумал он. Интересно, что так думает не только  Машков.
Он набрал список из двадцати четырех человек и начал выводить  фамилии  по
одной на дисплей, прибавляя к каждой несколько  собственных  строк.  Затем
убирал одну за другой фамилии, оставляя в списке лишь  тех,  кто  был  ему
необходим. Еще через полтора часа у него остались только пятеро:
   Добровольский, Кудрявцев,  Сырцов,  Волнов  и  Шарифов.  Он  убрал  все
остальные  записи,  и  теперь  на  дисплее  были  лишь   фамилии   пятерых
интересующих его людей. Значит, пять человек.  Он  поднялся,  прошелся  по
комнате и снова сел на стул, придвинул его к столу и продолжал работать.




   Летом в мотеле останавливалось множество  народу,  и  Элизабет  Оксинен
привыкла к постоянному наплыву  гостей.  Мотель  был  расположен  на  краю
города,  но   здесь   всегда   бывало   много   туристов,   предпочитавших
останавливаться в Порво, поскольку в финской столице цены на жилье гораздо
выше, чем здесь. Она привыкла и к русским туристам, которые часто  жили  в
ее мотеле, и даже немного выучила русский язык.
   Этот русский, приехавший несколько дней назад, с первой минуты вызвал у
нее подозрение, когда он появился в мотеле со своим ящиком и  шумел  утром
так, что на него даже пожаловались соседи. Элизабет хотела сделать  новому
постояльцу замечание, но он куда-то ушел, а затем опять появился, помятый,
небритый и какой-то взъерошенный.
   Правда, деньги у него были, и он даже заплатил за  три  дня  вперед.  А
потом снова куда-то исчез.
   Элизабет не стала бы  обращать  внимание  на  постояльца,  если  бы,  в
соответствие со строгими нормами проживания туристов, не нужно было менять
белье и убирать в его комнате. Туда  отправилась  горничная  и  обнаружила
какой-то непонятный предмет, накрытый одеялом. Когда  она  хотела  поднять
одеяло, оно все как-то странно заискрилось, и бедняжка в  испуге  выбежала
из номера. В комнате вообще было  заметно  какое-то  жутковатое  свечение.
Элизабет перепугалась. Ведь, помимо этого свечения, в крайнем по  коридору
номере искрились розетки,  не  работал  пылесос.  Элизабет  вышла  оттуда,
чувствуя   непривычную   сухость   во   рту.    Она    позвонила    своему
соседу-пенсионеру, бывшему сотруднику полиции, и тот сразу приехал,  чтобы
лично осмотреть этот непонятный предмет, вероятно, какой-то прибор.
   Он вошел в комнату и довольно долго пробыл там,  очевидно,  разглядывая
прибор и пытаясь  понять  его  назначение.  У  Элизабет  не  было  времени
возиться с этим, в мотеле опять  было  полно  постояльцев.  Но  когда  она
вернулась  в  комнату,  обнаружилось,  что  осматривающий   прибор   сосед
почувствовал головокружение и вообще ему стало плохо.
   Тогда Элизабет испугалась еще больше.  Она  решила  закрыть  комнату  и
вообще никого не пускать туда вплоть до приезда странного  русского,  срок
проживания которого истекал через два дня. Она  так  и  сделала,  запретив
горничной входить в эту комнату.
   Все было бы нормально, если бы вечером по  телевизору  не  показали  ее
постояльца. Выступавшие врачи говорили, что все, кто видел этого человека,
обязаны немедленно сообщить о местах его пребывания  в  полицию,  так  как
этот человек оказался серьезно облучен и необходимо установить место,  где
это могло произойти.
   Элизабет перепугалась. Она поняла, что ее мотель может закрыться,  если
она позвонит в полицию. Но, с другой стороны, не  позвонить  она  тоже  не
могла. Ей и в голову не могло прийти, что можно  просто  спрятать  прибор.
Правда, звонить ей очень не хотелось. Поэтому она решила все выяснить сама
и отправилась к знакомому врачу,  попросив  его  проверить  ее  мотель  на
радиоактивность. Тот долго  объяснял,  что  у  него  нет  приборов  и  для
проверки  нужен  специальный  санитарный  врач.  Элизабет  не   поленилась
отправиться в другую больницу, но в конце концов все-таки  нашла  врача  с
дозиметром, который взялся измерить уровень радиации в ее мотеле.
   Утром одиннадцатого августа он приехал в мотель и начал  обход.  Уже  в
другом конце мотеля прибор ожил, но, когда врач стал подходить  к  комнате
странного постояльца, дозиметр начало зашкаливать. Испуганный врач  открыл
дверь в комнату и, посмотрев на свой прибор, выскочил как угорелый.  Через
полчаса в мотель приехала полиция. Через полтора часа о  страшной  находке
был  проинформирован  президент  Финляндии.  Еще  через  десять  минут  он
позвонил  в  Москву,  чтобы  срочно  связаться  с  Президентом   соседнего
государства,  откуда  и  могли   привезти   столь   страшный   прибор,   о
существовании которого не подозревали ни местные политики  и  полицейские,
ни финские врачи и ученые. Одиннадцатого августа в двенадцать часов  сорок
минут по московскому времени президент  Финляндии  растерянно  рассказывал
своему коллеге о случившемся, попросив срочно выслать группу  специалистов
для наблюдения и изъятия столь опасного предмета.  И  с  этой  минуты  все
стало  разворачиваться   по   законам   грандиозного   межгосударственного
скандала.




   Вечером на ужин собрались все участники комиссии. К этому  времени  уже
стало ясно, что Мукашевич был  убит  несколько  дней  назад  ударом  ножа.
Убийца нанес ему два сильных удара и  затем  оттащил  тело  несчастного  в
кустарник. Убийца явно спешил, так как просто бросил тело  водителя,  даже
не  потрудившись  его  закопать,  а  лишь  забросал  листьями.  На   месте
преступления  никаких  дополнительных  следов  обнаружено   не   было,   и
прокуратура возбудила очередное уголовное дело.
   К этому времени Земсков и Ерошенко начали  допрос  коменданта  поселка,
проводившего досмотр вокруг жилых домов и не обнаружившего труп  водителя.
Несчастный комендант клялся, что мимо кустарника проходили много  раз,  но
никто даже не  догадался  в  него  заглянуть.  К  этому  времени  Земсков,
потерявший за несколько дней  весь  свой  столичный  лоск,  превратился  в
злобного,  желчного  человека,  бросавшегося  на   всех   с   упреками   и
подозрениями. Вызвав на очередной допрос Шарифова, он обрушился на него  с
криками, упрекая в пособничестве  двум  погибшим  ученым.  Ильину  удалось
установить, что разрешение на работу в лаборатории  иногда,  в  отсутствие
Добровольского и Кудрявцева, давал сам Шарифов. Девятого  июня,  в  момент
возможного хищения, именно он дал Глинштейну  и  Суровцеву  разрешение  на
работу в лаборатории. Земсков  кричал,  что  Шарифов  знал  о  готовящемся
преступлении, а растерявшийся начальник лаборатории не понимал, в чем  его
обвиняют.
   Дело кончилось тем, что Шарифов  был  посажен  под  домашний  арест,  а
Земсков  продолжал  неистовствовать.  Позвонив  в  Москву,  он  доложил  о
найденном трупе убитого Мукашевича,  чем  вызвал  понятное  раздражение  у
директора ФСБ. Зато  Ерошенко  лично  доложил  о  случившемся  министру  и
выслушал его похвалу за быстрый розыск пропавшего военнослужащего.  Никто,
разумеется, не  стал  уточнять,  что  накануне  подобную  версию  выдвинул
прилетевший эксперт, а утром проходившие  мимо  кустарника  дети  случайно
обнаружили  труп  водителя.  Находка  убитого  Мукашевича  выдавалась  как
очередное звено  в  успешной  цепи  расследований,  проводимых  совместной
комиссией двух контрразведок.
   К восьми часам вечера,  когда  все  собрались  на  ужин,  Дронго  опять
опоздал. Он появился только  через  пятнадцать  минут,  когда  многие  уже
заканчивали ужин. Земсков встретил его недовольным взглядом.
   - Явились наконец, - сказал генерал, - вы могли бы быть  более  точным.
Здесь сидят люди, которые старше вас по возрасту. Извольте нас уважать.
   - Извините, -  пробормотал  Дронго,  -  просто  я  увлекся  работой  на
компьютере. Очень интересные данные. И вообще, он значительно ускоряет мою
работу.
   - Надеюсь, вы поделитесь с  нами  своими  открытиями?  -  саркастически
спросил Земсков. А то ведь вы работаете уже два дня, а  пока  нет  никаких
конкретных результатов.
   Дронго не стал напоминать генералу, что тот работает в  Центре  гораздо
больше, но тоже пока не может похвастаться большими  успехами.  Он  просто
промолчал.
   - Завтра нужно будет еще раз допросить  Шарифова,  -  продолжал  громко
рассуждать Земсков. - По-моему, он знает больше,  чем  говорит.  И  вполне
вероятно, что связан с чеченцами.
   - Почему? - спросил Дронго. - Только потому, что он татарин?
   - Вы мне таких вопросов не задавайте, - вспылил Земсков, - я не  обязан
на них отвечать.
   - Он прав, - вдруг вмешался академик  Добровольский.  -  Шарифов  очень
талантливый и порядочный человек. Зачем ему связываться с бандитами? Я  не
верю в его вину.
   - И хороший спортсмен, - добавил Кудрявцев, - он ведь мастер спорта  по
бегу.
   - И на этом основании я не должен его подозревать? - спросил Земсков. -
У вас здесь все мастера. Вы тоже, кажется, занимались спортом? - обратился
он к Кудрявцеву.
   - Да, - сказал тот, - я занимался боксом.
   - А мой заместитель - мастер спорта по пятиборью, - показал на  Волнова
полковник Сырцов. После того как был  найден  труп  Мукашевича,  Сырцов  и
Волнов, искавшие все эти дни водителя, снова появились в столовой вместе с
высшими и старшими офицерами.
   Волнов кивнул, продолжая есть. Ерошенко оглядел собравшихся.
   - Олимпиаду можно устраивать, - сказал он приглушенно,  -  а  тех,  кто
бомбы стащил, до сих пор не нашли.
   - Найдем, - уверенно  заявил  Земсков,  -  перевернем  весь  Центр,  но
найдем. Раз Мукашевича убили, значит, был кто-то еще, четвертый. И  он  до
сих пор в Центре. Мы ведь заблокировали Центр и  поселок,  после  убийства
никто не мог отсюда уехать. А значит, убийца еще здесь.
   - Верно, - сказал вдруг Дронго, поддержав своего постоянного оппонента,
- убийца все еще находится в Центре. И завтра утром я попытаюсь предложить
свою версию.
   - Вы обещали сегодня вечером, -  отмахнулся  Земсков.  -  Знаю  я  ваши
обещания. С исчезнувшим водителем вы оказались правы, это я признаю. А все
остальное беллетристика. Вы никогда не сможете меня убедить, что можно вот
так приехать, увидеть и сразу все определить. Это у Цезаря так получалось.
А после Цезаря, по-моему, больше ни у кого.
   - Ничего, - улыбнулся Дронго, - я думаю, моя  скромная  лепта  окажется
кстати.
   -  Но  у  вас  есть  хоть  какие-то  наметки,  подозрения?  -   спросил
Добровольский.
   - Я не хотел бы говорить о них раньше времени, - уклонился  от  прямого
ответа Дронго.
   "Врет, - злорадно подумал Земсков, - наверняка врет".
   Он переглянулся с Ерошенко и прочитал  в  его  глазах  примерно  те  же
сомнения.
   - Вы просили наш журнал, - сказал Добровольский, - но его  изъяли  ваши
коллеги из ФСБ.
   - Мне можно  будет  его  посмотреть?  -  спросил  Дронго,  обращаясь  к
Земскову.
   - Завтра вам его дадут, - неохотно кивнул тот.
   - Завтра приедут наши лучшие криминалисты из Москвы, - сказал  прокурор
Миткин, - я думаю, они должны сами осмотреть  место  убийства  Мукашевича.
Нам нужна квалифицированная помощь специалистов, которые могут...
   Он не договорил, потому что в столовую ворвался дежурный офицер.
   - Очень срочно, - сказал он, передавая сообщение Земскову.  Тот  прочел
бумагу и не поверил своим глазам. Потом перечитал ее еще раз.
   - Они нашли  один  из  ящиков,  -  растерянно  сказал  он  во  внезапно
наступившей тишине. - Его нашли в Финляндии.
   - Где? - изумленно поднялся со своего места Ерошенко.
   - В Финляндии, - повторил Земсков.
   - Но как он мог туда попасть? - изумился Ерошенко.
   Земсков обвел всех безумным взглядом. Это был конец. Значит, заряды  не
просто похищены, но и вывезены за границу. Он чуть не упал от неожиданного
удара. Такого он не мог себе даже представить.
   - Товарищ генерал, -  ворвался  в  столовую  другой  офицер,  -  вас  к
телефону, срочно.
   - Конечно. - Привычка к дисциплине сказывалась во всем. Земсков положил
телеграмму в карман и поспешил выйти из столовой.  За  ним  поднялись  все
остальные.
   - Вы представляете, - возбужденно говорил Архипов стоявшему рядом с ним
Финкелю,  -  теперь  мы  можем  проверить   возможности   работы   ЯЗОРДа,
находившегося в течение столь длительного времени вне нашего контроля. Это
так интересно.
   В этот момент Земсков с  бьющимся  сердцем  поднял  трубку  телефона  и
услышал разгневанный голос директора ФСБ.
   - Из-за вас скандал на  весь  мир.  Президент  Финляндии  уже  позвонил
нашему. Чем вы там занимаетесь?
   - Мы расследуем...
   - Завтра доложите об окончании работы, - зло выкрикнул  директор,  -  а
сегодня академикам Архипову и Добровольскому надлежит  срочно  вылететь  в
Москву. Они должны принять в Финляндии груз. Вы  меня  поняли?  Срочно.  И
подумайте о собственной отставке.
   - Понял. - Земскову стало плохо. Видимо, сердце. До  сих  пор  оно  еще
никогда не болело, но тут он вдруг почувствовал спазмы и схватился  правой
рукой за грудь.
   - Вам плохо? - бросился к нему дежурный офицер. Дверь была  открыта,  и
он увидел, как пошатнулся генерал.
   - Ничего, - прохрипел Земсков,  -  найдите  мне  валидол.  И  попросите
Добровольского срочно зайти ко мне.




   Скандал  получился  невообразимо  громким.  После   звонка   президента
Финляндии состоялось срочное совещание Совета безопасности.  На  этот  раз
Президент не сдержал своего гнева. Он потребовал  у  руководителей  ФСБ  и
Министерства обороны немедленно разобраться и наказать  виновных.  Манюков
сидел в конце стола и слушал грозный рык Президента, съежившись от  ужаса,
- он еще никогда не видел патрона в таком состоянии.
   Директор ФСБ доложил,  что  комиссия  сегодня  завершает  свою  работу.
Министр обороны сообщил о том, что найден исчезнувший  военнослужащий.  Он
не стал уточнять, что Мукашевича нашли  погибшим,  впрочем.  Президент  не
интересовался этим.
   - Пошлите немедленно  людей  в  Хельсинки,  -  прохрипел  Президент,  -
включите в группу и наших ученых.
   - Обязательно, - кивнул министр.
   - И срочно летите  сами,  -  приказал  Президент,  -  прямо  сейчас.  Я
пообещал финнам, что вы будете у них через два  часа.  Представляете,  как
они всполошились, увидев такое оружие?
   Все подавленно молчали. Говорить  было  нечего.  Скандал  действительно
разрастался до неприличных размеров.
   - Своими халатными действиями вы поставили всю  нашу  страну  на  грань
ядерной катастрофы, - сказал, поддерживая Президента, премьер.  -  Это  не
просто халатность, это преступление.
   - Хорошо еще, что наш северный сосед сразу позвонил  мне,  -  продолжал
бушевать  Президент.  -  А  если  бы  он  собрал  журналистов  и   устроил
пресс-конференцию? Нам еще повезло, что преступники  решили  вывезти  груз
именно в Финляндию. Вот только куда смотрели наши  пограничники?  Как  они
могли пропустить такое?
   Руководитель пограничной службы молчал. Он уже сделал для себя  отметку
- самому вылететь на российско-финскую границу и все проверить на месте.
   - Мы проанализировали ситуацию, - доложил директор ФСБ. -  В  принципе,
существование подобного оружия уже не секрет. У американцев  тоже  имеются
схожие с нами образцы, только наши более компактны. Сложность состоит лишь
в том, что мы все время отрицали наличие его у нас.
   - Будешь теперь отрицать, - махнул рукой Президент. - Что ж,  из  всего
случившегося надо сделать выводы. И принять меры! Завтра вы доложите мне о
своих кадровых предложениях. Нужно обязательно почистить ваши организации.
   Министр обороны вылетел в  Финляндию  ровно  через  сорок  минут  после
совещания.
   Находясь в состоянии шока, директор ФСБ позвонил Земскову и  потребовал
закончить работу комиссии, а  самому  генералу  подумать  об  отставке.  И
затем, собрав коллегию, начал разбор случившегося в собственном ведомстве.
В числе тех, кому предстояло получить строгий  выговор,  был  и  полковник
Машков, хотя он принял объект в Чогунаше всего лишь  неделю  назад.  Когда
все вышли, директор предложил остаться своему первому заместителю.
   - Что там ваш эксперт? - зло спросил он. - Мало того, что  теперь  весь
мир знает о нашем оружии,  теперь  мы  еще  пустили  на  секретный  объект
неизвестного  человека.  Вы  ему  разрешили  просматривать   личные   дела
сотрудников? Вам  не  кажется,  что  он  не  сумеет  оказать  нам  никакой
практической помощи?
   - Он - лучший аналитик, которого я встречал в жизни,  -  угрюмо  сказал
Потапов. - Лучший из всех известных мне. Лично мне он не  нравится,  более
того, мы одинаково холодно относимся друг к другу. Но если мы хотим, чтобы
в Чогунаше  хоть  что-то  сдвинулось  с  мертвой  точки,  то  должны  дать
возможность Дронго довести расследование до конца.
   - Поздно, -  поморщился  директор,  -  уже  поздно.  Завтра  я  отзываю
комиссию. Достаточно и того, что они там нагородили.  Как  у  вас  обстоят
дела с расследованием убийства Сиротина?
   - В принципе уже ясно, что убийство было преднамеренным и  заказным,  -
ответил Потапов. - В апреле и мае погибший занимался  как  раз  проблемами
обеспечения  безопасности  транспортировки  ЯЗОРДов.  Теперь,   когда   мы
обнаружили  один  из  похищенных  зарядов,  ученые   могут   дать   точное
заключение:   использовались   ли   наработки   института   Архипова   при
транспортировке груза. В частности, изобретение этого Сиротина.
   - Как могло получиться, что они оказались  в  Финляндии,  -  поморщился
директор, - ума не приложу. Сегодня туда вылетел наш  министр  обороны.  Я
приказал, чтобы утром летели Архипов и Добровольский. Пусть  посмотрят  на
этот заряд. Финкелю лететь не обязательно. Весь мир знает его  в  лицо.  И
чем он занимается, все тоже знают. Если он появится в  Финляндии,  то  все
газеты мира поднимут шум о наших новых разработках ядерного оружия. Летите
и вы, посмотрите все на месте. Может быть,  мы  сумеем  узнать  что-нибудь
новое. Займитесь этим со всей ответственностью.
   - Мы уже выслали туда группу  сотрудников,  -  напомнил  Потапов,  -  я
вылечу сегодня вечером.
   - Правильно. И позвоните своему эксперту. Пусть  закругляется.  Вообще,
это была не лучшая идея, использовать его.
   - Нам нужно дать ему время. Он может справиться.
   - Нет. Завтра они все закончат, - жестко отрезал директор. - Достаточно
и того, что мы натворили. Секрет ЯЗОРДов теперь уже не секрет, его  сейчас
наверняка осматривают представители финских спецслужб и их ученые.
   - У них нет специалистов по ядерному оружию, - напомнил Потапов.
   - Найдут. Не нужно на это рассчитывать.  Выйдя  от  директора,  Потапов
вернулся к себе в кабинет и позвонил в Чогунаш, где в это время  было  уже
довольно поздно. Потребовав к телефону  Дронго,  он  прождал  пять  минут,
прежде чем тот взял трубку.
   - Как у вас дела? - нервно спросил Потапов.
   - Работаем, - невозмутимо ответил Дронго, - но если вы будете так часто
дергать нас всех по пустякам, то это  существенно  затруднит  работу.  Ваш
генерал уже слег с сердечным приступом.
   - Заканчивайте, - холодно предложил Потапов. -  Завтра  вы  все  должны
закончить.
   - Это нереальный срок, генерал. Комиссия должна еще работать.
   - Заканчивайте, - твердо повторил Потапов. - Все и так ясно. Разберутся
без вас. Это приказ.
   - Хорошо, - согласился Дронго, - если вы настаиваете,  комиссия  завтра
закончит работу и вернется в Москву. А я останусь.
   - Вы не поняли, Дронго, - сказал Потапов.  -  Вы  вернетесь  вместе  со
всеми.
   - Что случилось? Неужели из-за этой находки в  Финляндии?  Ну  так  тем
более мы должны узнать, кто был организатором этого преступления.
   - Мы и так все узнаем. Такие  вещи  не  обсуждаются.  Вы  вернетесь  со
всеми.
   - А если завтра я найду убийцу?
   - Что? Вы шутите?
   - Нет. Я собираюсь завтра предъявить убийцу молодых сотрудников Центра.
Думаю, что до завтра я успею.
   Потапов молчал. Он собирался сначала  пошутить,  потом  разозлился,  но
вдруг понял, что это может оказаться правдой, и  поэтому  молчал.  Наконец
секунд через сорок он сказал:
   - Найдите убийцу. Я улетаю в Финляндию и завтра позвоню вам.
   Генерал положил трубку и подумал  про  себя  с  невольным  восхищением:
"Неужели найдет?"




   Утром улетели Добровольский и Архипов,  которых  провожал  Ерошенко.  С
самого утра у генерала Земскова сильно болело сердце, и врачи,  работавшие
в Центре, определили, что  у  него  опасно  поднялось  давление.  Земсков,
однако, мужественно отказался госпитализироваться и, после  того  как  ему
сделали укол, направился в директорский кабинет.
   Он представлял все последствия опасной находки  финнов.  Это,  конечно,
неслыханный, грандиозный международный скандал. Мало того,  что  полностью
рассекречивалась вся  информация  о  возможности  существования  подобного
ядерного оружия, но теперь еще и весь мир мог уличить  официальные  власти
страны  в  намеренном  сокрытии  от  мировой  общественности  фактов   его
создания. Он понимал, что уже ничего не сможет сделать, даже если комиссия
каким-то невероятным способом сумеет  решить  все  проблемы  и  отчитаться
сегодня вечером, как того требовал директор ФСБ. Все равно отставка самого
Земскова уже предрешена, и ничто не сможет изменить этого  обстоятельства.
Именно поэтому он мужественно  вышел  на  работу  и  решил  досидеть  этот
последний день в кабинете Добровольского. О своем разговоре  с  директором
ФСБ он никому не рассказывал.
   Он даже не вышел к завтраку. Все было кончено, и его не особенно теперь
интересовало проводившееся расследование.  Они  все  равно  уже  полностью
провалили дело, позволили ЯЗОРДам оказаться за рубежом, где их  обнаружили
финские власти.
   Земсков сидел, предаваясь тягостным раздумьям, когда  в  кабинет  вошел
дежурный офицер.
   - С вами хочет поговорить  эксперт.  Он  спросил,  сможете  ли  вы  его
принять.
   - Нет, - отмахнулся генерал, - не могу и не хочу.
   Офицер вышел и спустя минуту снова вошел.
   - Он настаивает. Говорит, что это срочно, и просит его принять.
   - Ладно, - поморщился Земсков, - пусть войдет.
   Офицер вышел, и Дронго вошел в кабинет.
   - Добрый день, - вежливо поздоровался он, - я слышал, у вас проблемы  с
сердцем? Зачем же вы вышли на работу?
   - Это не ваше дело, - взорвался генерал, - говорите, что вам  нужно,  и
уходите.
   -  У  меня  тоже  иногда  болит  сердце,  -  вдруг  признался   Дронго,
присаживаясь напротив генерала, даже не спросив разрешения, - я знаю,  как
это больно, генерал. Простите, что я так обращаюсь к вам. Вы не  виноваты,
что один ЯЗОРД оказался в Финляндии.
   - Кого это сейчас волнует, - скривил губы генерал,  -  все  уже  и  так
ясно.
   - Ничего подобного, - убежденно сказал Дронго,  -  я  думаю,  мы  можем
указать организатора преступления или, во всяком случае, одного из главных
действующих лиц и постараться вернуть и второй ЯЗОРД в Россию.
   - Что? - ошеломленно посмотрел на него Земсков. -  Вы  можете  сказать,
кто был организатором этого хищения?
   - Во всяком случае, я могу сказать, кто был главным  действующим  лицом
кровавой драмы, которая длится в Центре вот уже два месяца.
   - Кто? - забыв про сердце, вскочил генерал. - Кто это был?
   - Через полчаса все соберутся в вашей комнате.  Мне  осталось  выяснить
последние штрихи. Если вы разрешите, я все расскажу вам через полчаса.
   - Сегодня? - не верил услышанному Земсков.
   - Ровно через полчаса, - невозмутимо  подтвердил  Дронго.  -  Я  пришел
сообщить вам об этом  первому,  чтобы  вы  не  так  переживали.  Возможно,
сегодня мы узнаем еще какие-нибудь новости о случившемся.
   - Но вы мне сейчас можете сказать, кто именно? - настаивал генерал.
   - Не торопитесь. Я же сказал, что должен еще решить несколько вопросов.
Я иду к прокурору Миткину, а вы соберите всех через полчаса у себя.
   - Хорошо, - согласился Земсков, подумав про  себя,  что  этот  эксперт,
может, не так ненормален, как ему казалось до  сих  пор.  И  не  такой  уж
наглый.
   Ровно   через   полчаса   в   кабинете   директора   Центра   академика
Добровольского собрались все, имевшие отношение к этой проблеме.  Не  было
только академиков Архипова и Добровольского, вылетевших в Москву. Во главе
стола сидел Земсков. Рядом привычно уселся Ерошенко. На стульях в кабинете
расселись Ильин, Левитин, Машков. На диване  устроился  академик  Финкель.
Рядом с ним - Шарифов, которого  пригласили  сюда  по  просьбе  Дронго.  У
дверей сидели хмурые Сырцов и Волнов. На стоявший около  дивана  стул  сел
Кудрявцев,  исполняющий  теперь  обязанности   директора   Центра   вместо
улетевшего Добровольского. Все ждали Дронго, который появился  позже  всех
вместе с прокурором Миткиным. Прокурор прошел к стулу, который ему уступил
Машков. Сам Машков пересел за длинный стол заседаний. Дронго сел  рядом  с
ним. Все выжидающе молчали.
   - Кажется, все в сборе, - кивнул Земсков. - Мы ждем ваших объяснений, -
обратился он к Дронго.
   - Спасибо. - Дронго встал, собрал лежавшие перед ним бумаги. - Все дело
в том, - начал он, - что это  преступление  было  действительно  прекрасно
организовано и спланировано. С самого начала было ясно, что  такой  ценный
груз, как ядерные заряды ограниченного радиуса действия, не могли  украсть
просто так, как крадут понравившуюся вещь в магазине  или  даже  деньги  в
банке. Она нужна определенному заказчику, который находит  людей,  могущих
ему помочь. Очевидно, что все было продумано до мелочей, но как раз мелочи
часто подводят организаторов, так как нельзя спланировать  преступление  и
предусмотреть абсолютно все.
   "Что  за  лекция?"  -  раздраженно  подумал  Земсков,  но  благоразумно
промолчал.
   - Свое расследование я начал с того, что сразу  поверил  в  возможность
хищения зарядов, вывезенных из Центра  под  видом  радиоактивных  отходов.
Обратите внимание, что Глинштейн и Суровцев попросились работать  как  раз
десятого июня, когда вывозились отходы. Некоторые из вас путали эти  даты.
Девятого они не  просились  на  работу.  Они  просто  получили  разрешение
начальника  лаборатории  Шарифова  и  спустились  в  хранилище  якобы  для
продолжения работ, связанных с изоляцией ядерных зарядов. Конечно, Шарифов
не должен был так часто нарушать правила, давая  им  возможность  работать
внизу. По-моему, вы даже подписывали им чистые бланки, - сообщил Дронго. -
Я обратил внимание, что на одном бланке текст  допечатан  почти  на  самой
подписи.
   Все посмотрели на Шарифова.
   - Да, - кивнул тот, опустив голову, - я иногда это делал.
   "Я его правильно подозревал", - с удовлетворением подумал Земсков.
   - Девятого июня  двое  молодых  ученых  спустились  в  хранилище.  Они,
очевидно, подготовились  заранее,  так  как  вынесли  оттуда  оба  заряда.
Дежурный, разумеется, ничего у  них  не  спросил,  а  пленка,  на  которой
фиксировались все передвижения, была затем подменена.  Десятого  июня  они
попросились в другую смену, и заместитель директора Кудрявцев разрешил  им
такую замену. Жаль, что вы не вспомнили об этом сразу же после их  смерти,
на следующий день, когда они погибли.
   Машков, видя, как Дронго смотрит на  Кудрявцева,  невольно  повернулся.
Тот снял очки, протер их и снова надел.
   - Верно, - глухо согласился  он,  -  я,  без  сомнений,  виноват.  Мне,
наверно, нужно было вспомнить про это, но я не придал этому значения.
   - Десятого июня, - продолжал Дронго, - заряды были погружены в машину и
вывезены из Центра под  видом  радиоактивных  отходов.  Академик  Финкель,
столь блестяще решивший эту задачу, конечно, прав - другим способом заряды
было просто не вывезти. Но  вот  затем  начинается  нечто  непонятное.  Вы
решили, что раз Мукашевич был охотником и, кроме  того,  водителем  в  том
рейсе, то  именно  он  стрелял  в  машину  ученых,  которая  сорвалась  со
скользкого обрыва. Оба сотрудника Центра  погибли.  Если  бы  не  прокурор
Миткин, это  преступление  оставалось  бы  еще  долго  не  раскрыто,  если
раскрыто вообще...
   "Кто убийца?" - хотел перебить эксперта Земсков, но опять сдержался. Он
только достал таблетку валидола и положил ее под язык.
   - Убийца сделал то, что он  и  должен  был  сделать,  -  устранил  двух
главных свидетелей. Но он почему-то не убрал Мукашевича.  Не  убрал  сразу
после того, как заряды были вывезены из Центра. Откуда такая нелогичность?
И это у убийцы, который так умело все спланировал. Он,  очевидно,  считал,
что Мукашевич не представляет особой опасности. Из  этого  следует  вполне
очевидный вывод, что водитель вообще ничего не знал. Он просто делал  свое
дело. Психологически это полностью оправдано, вряд ли Глинштейн и Суровцев
стали бы договариваться обо всем с обычным прапорщиком-водителем,  который
даже не знает, что именно он вывозит. Ему это просто не положено знать.
   Дронго прошелся по комнате,  остановился  в  углу,  чтобы  видеть  всех
сидящих в кабинете.
   - У убийцы было не так  много  времени,  когда  вскрылось  хищение.  Он
понял, что на него могут выйти через Мукашевича, и решил принять меры.  Он
заманил несчастного в кустарник и там нанес ему два удара ножом. Затем  он
присыпал тело убитого листьями и ветками. Мне кажется, что  я  даже  знаю,
почему убийца раньше не трогал Мукашевича. Он  ждал  сигнала  о  том,  что
заряды благополучно пересекли границу,  и  только  после  этого  собирался
исчезнуть из Центра.  Он  оставался  вне  подозрений.  Следующая  плановая
проверка должна была состояться только в сентябре, и у убийцы было время.
   Однако приезд комиссии спутал его планы. Вы  сразу  стали  работать  по
всем направлениям, и преступник  почувствовал  себя  неуютно.  К  тому  же
произошло неожиданное.  Академик  Архипов  рассказал  об  убийстве  своего
сотрудника Сиротина,  занимавшегося  проблемами  обеспечения  безопасности
ЯЗОРДов. В мае были убиты Сиротин и  его  супруга.  Стало  ясно,  что  это
убийство имеет непосредственное отношение к событиям в Центре.
   "Когда он закончит?  -  нетерпеливо  думал  Земсков.  -  Пусть  наконец
назовет имя".
   - Мне оставалось  только  изучить  личные  дела  сотрудников  Центра  и
сделать некоторые выводы. Десятого июня академик Добровольский  весь  день
провел в третьей лаборатории. Он не выходил оттуда, значит,  его  я  сразу
отбросил. Преступление мог спланировать только человек, имевший  доступ  к
магнитным  карточкам-ключам,  открывающим   хранилище.   Он   должен   был
гарантировать Глинштейну и Суровцеву получение магнитных карточек  и  кода
для открытия дверей, иначе бы все сорвалось. У Шарифова такой  возможности
не было.  Кроме  академика  Добровольского,  это  могли  быть  только  три
человека - Кудрявцев, Сырцов и Волнов.
   Все почему-то посмотрели на  Кудрявцева.  Тот  опять  смутился,  тронул
галстук, поправил очки и немного нервно спросил:
   - И что из этого следует?
   - Сейчас объясню, - кивнул Дронго.  -  Только  три  человека,  если  не
считать  самого  Добровольского,  могли  оказаться  организаторами   этого
преступления.  Я  проверил  список,  который  мне   дали.   Ни   один   из
руководителей Центра, даже Шарифов, не  смог  бы  одновременно  обеспечить
получение карточек-ключей, получение кода для прохода в хранилище,  замену
пленки  в  видеокамере  и,  наконец,  беспрепятственный  выезд  машины   с
радиоактивными отходами! Значит, это могли быть только эти трое.  Я  пошел
дальше -  проверил,  кто  именно  несколько  раз  появлялся  на  проходной
десятого июня, и выяснилось, что Сырцов вообще никуда не  выходил  в  этот
день. Но трижды выходили Кудрявцев и Волнов.
   На этот раз все посмотрели  на  подполковника  Волнова,  но  тот  сидел
спокойный, словно ничего особенного не происходило.
   - Наконец, самое важное, - продолжал Дронго. - Я понимал, что появление
Финкеля и Архипова в составе комиссии  -  это  та  неожиданность,  которую
убийца не мог предусмотреть. Но еще я понимал и другое. Организатор  этого
преступления обязательно должен был находиться  в  Москве  именно  в  мае,
когда произошло убийство Сиротина и его супруги. И снова совпадение. В мае
уходил в отпуск только заместитель директора института Кудрявцев.
   Земсков,  уже  не  сдерживаясь,  мрачно   посмотрел   на   исполняющего
обязанности директора института. Кудрявцев опустил голову, уставившись  на
свои дорогие туфли, снова  нервно  поправил  галстук  и  почему-то  сильно
покраснел.
   - Однако мне удалось выяснить, что примерно в эти же дни в командировке
в Москве находился и Волнов. Но он пробыл там всего несколько дней.
   Дронго  замер,  остановившись  около  стола,  за  которым  сидели   два
генерала, и, глядя на них, произнес:
   - Убийца, наносивший удары Мукашевичу, очень торопился.  Он  бил  очень
сильно, стараясь нанести свои удары как можно точнее и быстрее. Экспертиза
подтвердит, что это мог сделать только очень сильный физически человек.
   - Вы ведь занимались боксом? -  закричал  Земсков,  вскочив  со  своего
места и глядя на Кудрявцева. Тот поднял голову,  растерянно  снял  очки  и
хотел что-то ответить, но его опередил Дронго.
   - Вы правильно подумали, генерал. Вы решили, что это мог сделать только
Кудрявцев. Да еще  подмененная  пленка,  ведь  для  того,  чтобы  изменить
программу компьютера, нужны как минимум некоторые знания. Но  у  меня  еще
есть самое убедительное доказательство, генерал.
   С этими словами Дронго шагнул к Кудрявцеву и почти выхватил у  него  из
рук очки. Кудрявцев даже не пытался протестовать.
   - Какие у вас очки?
   - Минус пять, - выдавил Кудрявцев. - Неужели это тоже  ставится  мне  в
вину?
   - Нет. Возьмите, - вернул ему очки Дронго. - В  день  убийства  молодых
ученых, генерал, лил сильный дождь, и  человек  с  таким  зрением,  как  у
Кудрявцева, просто не сумел бы прострелить шину с большого расстояния.  Но
зато это мог сделать другой человек,  тот,  кто  был  мастером  спорта  по
пятиборью и стреляет профессионально, - и Дронго эффектным  жестом  указал
на подполковника Волнова.
   Тот начал медленно подниматься.
   - У вас техническое образование, подполковник, и вы хорошо разбираетесь
в компьютерах, - продолжал Дронго, - кроме того, лучше вас никто в  Центре
не стреляет, а вам нужно было  попасть  в  колесо  автомобиля  с  довольно
большого расстояния. И наконец, вы были в мае  в  Москве,  и  вы  дежурили
десятого июня на воротах. Стольких совпадений просто так не бывает.
   - Вы с ума сошли, - Волнов побледнел.
   - Нет. На пуговицах одежды убитого найдены ваши отпечатки  пальцев.  Об
этом мне только что сказал прокурор Миткин, он... - Дронго  не  договорил,
потому что Волнов ринулся к нему.
   - Сукин сын! - кричал он в бешенстве. - Будь ты проклят!
   Ильин и Левитин не успели перехватить его.
   Сырцов бросился за ним. Дронго подождал,  пока  подполковник  достигнет
пределов досягаемости его кулака и нанес правой рукой сильный удар  ему  в
лицо. Тот покачнулся, и в этот момент его схватили.
   - Будь ты проклят! - орал Волнов. - Будь ты проклят!..
   - Сдать оружие! - закричал подскочивший к нему Сырцов! - Ты арестован!
   - Вот и все, - Дронго повернулся к Земскову. - Вот  он  и  был  главным
организатором этого хищения и убийцей всех  троих  сотрудников  Центра.  Я
думаю, он был и организатором убийств в Москве.
   Офицеры вывели продолжающего бесноваться Волнова в коридор.  Кудрявцев,
все еще не понимая,  что  произошло,  беспомощно  вертел  головой.  Модный
галстук съехал в сторону, но он не обращал на это никакого внимания.
   - Вы действительно нашли его отпечатки пальцев? - спросил Ерошенко.
   - Конечно, нет, - улыбнулся Дронго, - последнее я сказал, чтобы вывести
его из себя. Это было для него самое страшное доказательство.
   - Здорово, - не удержался от возгласа Ерошенко.
   - Спасибо... Дронго, - Земсков впервые назвал его этим  прозвищем,  под
которым его знали во всем мире. Генерал протянул ему руку и удовлетворенно
кивнул.
   - Да, - раздался голос академика Финкеля, - я  думал,  подобное  бывает
только в кино. У  вас  феноменальные  аналитические  способности,  молодой
человек, просто феноменальные. Вам нужно было идти в физику.
   - Нет, - засмеялся Дронго, - мой учитель физики считал, что  мне  нужно
работать фокусником.
   - Почему?
   - Я всегда умудрялся переписывать контрольные по физике. И  даже  когда
он посадил меня за первую парту, я умудрился исписать два  двойных  листа,
хотя он следил за мной, чтобы я не пользовался  шпаргалкой.  На  следующий
день учитель объявил, что он ставит мне четверку. В ответ на мой нахальный
вопрос - почему четверку, он честно признался, что поставил бы и "пять" за
столь безупречно написанную работу, но не может, так как,  переписывая  из
учебника, я увлекся так, что в одном месте написал: смотри рисунок  двести
тридцать один.
   Все расхохотались. Финкель встал с дивана и подошел к Дронго.
   - У вас очень благородная задача, молодой человек. Наказывать  негодяев
и оправдывать невиновных людей. Но это еще  не  все.  Теперь  нужно  найти
второй исчезнувший ЯЗОРД.
   - Теперь найдем,  -  торжествующе-победно  пообещал  Земсков.  -  Пусть
только Волнов попробует не рассказать нам все. Теперь мы все узнаем.
   Впервые за все эти дни он был по-настоящему счастлив.







   Когда сообщение о страшной находке в Финляндии достигло Москвы, Манюков
впал в депрессию. Он присутствовал на заседании Совета  безопасности,  где
Президент грозно распекал министров и руководителей силовых ведомств. Хотя
президент Финляндии заверил своего российского коллегу, что о  находке  не
будет сообщено журналистам и история останется закрытой для всех, кроме ее
непосредственных  участников,   Манюков   отчетливо   понимал,   что   это
невозможно.
   Не сегодня-завтра все финские газеты, а за ними и все мировые агентства
затрубят  о  существовании  у  Москвы   подобного   оружия   и   по   всем
информационным каналам будут показывать помощника Президента,  который  на
своей пресс-конференции в  Вашингтоне  утверждал,  что  Москва  не  желает
разрабатывать  новые  виды  ядерного   оружия,   и   отрицал   возможность
существования  подобного  оружия.  Манюков  не  сомневался,  что   скандал
получится настолько грандиозным, что он должен будет как минимум  уйти  со
своей  должности.  И  его  вряд   ли   после   этого   возьмут   даже   на
преподавательскую работу.
   Он не знал, что в этот день мистер Кларк получил конкретные указания из
Вашингтона проверить сообщение, переданное резидентом  ЦРУ  из  Финляндии.
Тот информировал о появившихся в правительственных кругах слухах  о  якобы
обнаруженном  в  Порво  ядерном  заряде,  который   был   доставлен   туда
российскими террористами. Об этом говорили пока  вполголоса,  но  и  этого
было достаточно, чтобы не только Кларк, но и все задействованные в  России
агенты многочисленных спецслужб США и  других  стран  получили  конкретные
указания узнать, что именно произошло в Финляндии и как на это реагируют в
Москве.
   Именно поэтому Кларк все это утро настойчиво звонил Саше в институт  и,
наконец поймав того в полдень, потребовал, чтобы Саша немедленно приехал в
клуб, где у них должна состояться важная встреча.  Саша  не  понимал,  чем
была вызвана такая спешка, но дал согласие. Он подъехал к клубу и не успел
еще выйти из машины, как увидел спешившего к нему Кларка.
   - Не нужно  выходить,  -  сказал  американец.  -  Я  бы  сегодня  хотел
побеседовать с вашим тестем.
   - С кем? - изумился Саша.
   - С вашим тестем, - невозмутимо повторил мистер Кларк. - У меня к  нему
очень важное дело. Вы не могли бы позвонить ему и пригласить его вечером в
наш клуб?
   - Нет. Он не ходит в такие места, - решительно сказал Саша.
   - Тогда поедем к нему домой, - предложил мистер Кларк. - Поймите, Саша,
что у меня очень важное дело к мистеру Манюкову.
   - Я ему позвоню, - нерешительно предложил Саша.
   - Прямо сейчас, - невозмутимо согласился Кларк.
   Еще не понимая, что происходит, Саша достал свой  мобильный  телефон  и
позвонил Манюкову.
   - Алло, Виктор Федорович, здравствуйте, это Саша говорит.
   - Что-нибудь случилось? - удивился Манюков. Зять обычно не  звонил  ему
во время рабочего дня.
   - Нет-нет, все нормально. Просто я хотел предложить вам вечером  вместе
поужинать.
   - Приезжай к нам, - Манюков продолжал удивляться.
   - Нет, спасибо. Я бы хотел, чтобы мы встретились  где-нибудь  в  другом
месте.
   - Почему? - все еще не понимал тесть. - Что случилось?
   - Ничего особенного. Просто с вами хочет поговорить один  мой  знакомый
иностранец.
   - Иностранец? - тревожно переспросил Манюков.  -  Мне  не  хотелось  бы
сейчас встречаться с иностранцами.
   - Но это не чужой человек. Это мой  друг,  мистер  Кларк,  -  продолжал
убеждать его Саша, - вы ведь его хорошо знаете.
   - Ладно, - согласился Манюков, - приезжайте вечером к нам домой. Там мы
и поговорим.
   - Что он говорит? - спросил Кларк.
   - Предлагает заехать к нему домой, - ответил Саша, убирая телефон. -  Я
ведь вам говорил, что он  не  любит  ездить  по  ресторанам.  Он  типичный
домосед.
   - Хорошо, - согласился мистер Кларк, - я заеду за вами  в  шесть  часов
вечера.
   - Он приходит домой не  раньше  девяти,  -  возразил  Саша,  -  поэтому
приезжайте ко мне в девять. Он в это время уже должен быть дома.
   В половине десятого они приехали к  Манюкову,  который  ждал  гостей  в
своем кабинете. После недолгого  обмена  положенными  любезностями  мистер
Кларк осторожно начал:
   - Информационное агентство и газета, которые я  представляю  в  Москве,
очень интересуются положением дел в современной России.  Мне  хотелось  бы
сделать большое интервью с вами, мистер Манюков.
   - Я должен получить согласие своего руководства на подобное интервью, -
любезно улыбнулся хозяин дома.
   - Конечно, конечно, - согласился  мистер  Кларк,  -  но  мне  интересно
сделать не официальное  интервью,  а,  так  сказать,  узнать  ваше  личное
отношение ко многим проблемам, ваши личные пристрастия.
   - Боюсь, что это мало кого интересует.
   - Вы ошибаетесь. Ваши политические взгляды хорошо известны  в  Америке.
Вы ведь убежденный демократ, а это очень ценится в нашей стране. И  личное
мнение такого человека, как вы, будет интересно многим.
   Манюков, не скрывая своего смущения, склонил голову. В то же время  ему
была приятна такая оценка его личности.
   - Я всего лишь противник тоталитаризма, - пояснил он,  -  в  любом  его
виде, независимо от того, как он проявляется.
   - Мы хорошо  помним  вашу  пресс-конференцию  в  Вашингтоне,  когда  вы
показали себя убежденным сторонником разоружения и ратификации договора об
ограничении ядерных вооружений.
   Манюков мгновенно насторожился.  Все,  что  касалось  ядерного  оружия,
теперь отзывалось тревогой в его  сердце.  Почему  иностранец  говорит  об
этом? Но Кларк продолжал беседу, словно не заметив внезапно  изменившегося
лица помощника Президента.
   - Мы считаем, что вы являетесь одним из тех, кто определяет современную
международную политику России. Нам известно о вашем влиянии на Президента.
- Кларк продолжал  говорить,  наблюдая  за  собеседником.  Он  видел,  как
встревожили  Манюкова  его  слова  о  ядерном  оружии.  Неужели  сообщения
финского резидента могут подтвердиться?
   - Извините меня, - сказал Виктор  Федорович,  -  я  что-то  плохо  себя
чувствую.
   Гость понял, что нужно уходить. Он встал и тепло попрощался с  хозяином
дома, выпросив разрешение  позвонить  ему  в  ближайшее  время.  Саша  был
доволен,  встреча  прошла  нормально.  Он  не  знал,  что,  вернувшись   в
посольство, его "иностранный друг" сразу же сообщил  о  своих  собственных
подозрениях. Русские явно что-то скрывают, передал Кларк. И  в  Финляндии,
очевидно, произошло нечто очень серьезное.




   Когда поздно ночью директора ФСБ разбудил звонок генерала Земскова,  он
не сразу понял, что произошло. Но когда  Земсков,  задыхаясь  от  счастья,
сообщил ему  об  аресте  подполковника  Волнова,  организатора  хищения  и
виновника убийств, у директора сразу же пропал сон. Он прижимал  трубку  к
уху и слушал радостный доклад Земскова, все еще не веря в случившееся.
   - Вы убеждены, что правильно арестовали Волнова?  -  на  всякий  случай
уточнил директор.
   - Убежден, - ответил Земсков, - в его разоблачении сыграл  важную  роль
присланный вами эксперт.
   - Какой эксперт? - не сразу понял директор.
   - Который прибыл к нам по вашему поручению, - пояснил Земсков.
   - Это он нашел убийцу?
   - Да. Он совершенно уникальный эксперт, - восторженно сказал генерал.
   - Ясно. - Директор хотел еще  что-то  спросить,  но  передумал.  Только
сказал: - Поздравляю. Постарайтесь узнать, где находится второй заряд.
   Директор медленно  положил  трубку.  Теперь  он  уже  не  мог  заснуть.
Разумеется, он не станет звонить Президенту в столь поздний  час,  но  уже
сейчас ясно, что его служба  добилась  выдающихся  успехов.  Если  военные
прошляпили хищение, то его сотрудники сумели  раскрыть  это  преступление.
Неважно, кто именно, главное, что преступление раскрыто.  Конечно,  плохо,
что виновным оказался подполковник Волнов, но и это не столь  существенно.
Если удастся быстро отыскать и второй заряд, то  можно  будет  говорить  о
несомненной удаче.
   Он приехал на работу в семь часов утра, так и не сумев  заснуть  в  эту
ночь. На столе уже лежало сообщение из Финляндии, полученное поздно ночью.
Академики Архипов и Добровольский дали заключение о том, что  обнаруженный
ЯЗОРД  принадлежал  Научному   центру   в   Чогунаше.   Правда,   он   был
разукомплектован и открыт, но  это  уже  не  так  важно.  Важнее  было  то
обстоятельство, что во время транспортировки груза использовались пластины
тяжелого металла,  созданные  в  институте  Архипова.  А  отсюда  следовал
несомненный вывод о том, что Сиротин и его супруга  погибли  именно  из-за
этих пластин, которые  Сиротин,  очевидно,  передал  перед  своей  гибелью
злоумышленнику.
   Следующее  сообщение  касалось  визита  министра   обороны   России   в
Хельсинки, где он провел очень трудную и очень неприятную беседу со  своим
финским коллегой, заявившим ему, что  Финляндия  потрясена  существованием
подобного оружия у своих ближайших соседей. И хотя президент Финляндии при
встрече и пытался  всячески  сгладить  неприятный  осадок,  оставшийся  от
беседы с министром обороны, уверяя, что никто не узнает  о  случившемся  и
этот печальный инцидент не повредит финско-российским отношениям,  тем  не
менее  в  двух  центральных  финских  газетах  уже  появились  намеки   на
случившееся, а центральный  канал  телевидения  показал  фильм  о  ядерном
противостоянии двух сверхдержав во времена "холодной войны".
   Директор понимал, что это только начало. За этими акциями  последуют  и
следующие. Он подумал, что необходимо связаться с  посольством  и  службой
внешней разведки. Не пожалеть денег на журналистов, лишь  бы  сбить  тему,
лишь бы не дать им раскрутить эту версию до конца, когда ее  подхватят  не
только финские газеты, но и вся мировая пресса.
   Он был  профессионалом  и  знал,  как  можно  формировать  общественное
мнение. Достаточно двух-трех статей в крупных газетах, неясных намеков  на
телевидении, и вся Финляндия будет обсуждать наличие  секретного  ядерного
оружия своих соседей, переправленного в страну неизвестными  террористами.
Директор с нетерпением посмотрел на часы. Еще рано, и никого из нужных ему
сотрудников не было на службе. Он взял ручку и начал быстро что-то  писать
четким, ровным почерком.




   После  своего  разоблачения  Волнов  неистовствовал  так  сильно,   что
пришлось вызывать врача, чтобы тот сделал ему укол. Подполковник несколько
успокоился, но весь вчерашний день  не  отвечал  ни  на  один  вопрос.  По
настоянию Дронго его не трогали, дав ему возможность  прийти  в  себя.  На
следующий день, уже за завтраком,  когда  Дронго,  опоздав,  как  водится,
вошел в столовую, сидевшие за столом офицеры и ученые, обычно сдержанные в
своих  чувствах,  начали  аплодировать.  Дронго,  не  ожидавший   подобной
встречи, несколько растерялся и, смущенно поклонившись,  прошел  к  своему
месту.
   Генерал Земсков сиял от счастья. После  вчерашнего  доклада  директору,
когда он сообщил об успехе комиссии, вопрос о его отставке  отпал  как  бы
сам собой. Он даже забыл про болевшее вчера сердце. Сейчас  он  чувствовал
себя  помолодевшим,  словно  все  проблемы  были  решены.  Теперь  он   не
сомневался,  что  все  самое  страшное  позади.  После  находки  в   Порво
оставалось  всего  лишь  обнаружить  второй  ЯЗОРД  и  на  этом  закончить
расследование. В это утро он готов был признать  заслуги  Дронго,  который
сумел совершить невероятное и раскрыть преступление за несколько дней.
   - Я доложил о вас директору, - счастливым голосом  сообщил  генерал,  -
думаю, что вас отметят особо.
   - Да, - несколько равнодушно ответил Дронго, - вообще-то, меня вряд  ли
наградят. Я ведь эксперт, нанятый на работу. В лучшем случае мне  выплатят
гонорар. Или просто выдадут командировочные.
   -  Вы  сделали  очень  важное  дело  для  всей  страны!  -  патетически
воскликнул Земсков.
   - Может быть, - Дронго не любил патетики. - Впрочем, у  нас  еще  много
работы.  Вполне  вероятно,  что  Волнов  не  захочет  рассказать  о   всех
подробностях этого дела.
   - Захочет, - убежденно сказал Земсков.  -  Пусть  только  попробует  не
рассказать. Я теперь из него всю дурь вытрясу.
   - Нет, - возразил Дронго, - если начнем давить на  него,  он  сразу  же
замкнется. Разрешите, я с ним поговорю. Речь идет о времени. Он,  конечно,
рано или поздно начнет давать показания, но в том-то и дело, что это может
произойти слишком поздно.
   - Что вы хотите сказать? -  встревожился  Земсков.  Он  теперь  впал  в
другую крайность, обращая внимание на каждое слово эксперта.
   - Судя по событиям в Финляндии, они  только  недавно  переправили  свой
груз за рубеж. Я, собственно, так и думал. Очевидно,  что  идея  академика
Финкеля была с самого начала верной. Груз  вывезли  из  Центра  под  видом
радиоактивных отходов. Затем спрятали заряды на некоторое время, а вывезли
только недавно, очевидно, подготовив себе  "окно"  на  границе.  И  второй
ЯЗОРД нужно искать там же, в Финляндии. Если, конечно, его еще  не  успели
отправить дальше.
   - Вы думаете, что второй заряд  тоже  вывезли  за  рубеж?  -  испугался
Земсков.
   - Без всяких сомнений. С  первым  произошла  какая-то  накладка,  и  по
чистой случайности он оказался у вас. Но со вторым зарядом так  не  будет,
не  рассчитывайте  на  это,  иначе  все  было  бы  слишком  хорошо.  Нужно
обязательно поговорить с Волновым, но сделать это  без  лишнего  давления.
Пусть поймет, что его молчание может отрицательно сказаться на его судьбе.
   - Я ему все объясню, - нахмурился генерал.
   - Он за все ответит, - поддержал его Ерошенко.
   - Подождите, - прервал их Дронго, - я же вам сказал, что на него нельзя
давить. Он придумал  такую  сложную  комбинацию,  сумел  все  так  здорово
устроить и - проиграл. Вы понимаете его нынешнее состояние? Он ведь считал
свою комбинацию абсолютно выигрышной. Поэтому он даже не уехал  из  Центра
после хищения и убийства обоих ученых, помогавших ему. Он был убежден, что
все продумал до конца. Убийство Мукашевича тоже укладывалось в  рамки  его
схемы. Он знал, что Мукашевич был охотником, и выстрел в колесо автомобиля
обязательно припишут ему. Все было рассчитано до мелочей. И тем  не  менее
он проиграл.
   - Мне  нет  дела  до  его  психологических  потрясений,  -  раздраженно
произнес Земсков, - вполне достаточно, что мы его разоблачили.  Теперь  он
обязательно все нам расскажет.
   - Надеюсь, что вы не собираетесь применять пытки? - усмехнулся  Дронго.
- Впрочем, учитывая то, какой он сильный и волевой человек, это  абсолютно
не поможет. Нет, генерал, нужен другой подход. Я повторяю свою  мысль.  Он
чувствовал себя победителем и проиграл. Это как в шахматной партии,  когда
ты зажимаешь противника в угол и уже готов принять его капитуляцию, но тот
вдруг неожиданным ходом разрушает все задуманное тобой и выигрывает. Нужно
понять его чувства. И отнестись к нему, как к проигравшему, но равному  по
силам игроку.
   - Этого еще не хватало, - буркнул Ерошенко, - он сукин  сын,  и  ничего
больше. Пускай теперь ответит.
   - В таком случае мы ничего не добьемся, - разочарованно сказал  Дронго.
- Я думал, вы ко мне прислушаетесь.
   - Хорошо, - неохотно  выдавил  Земсков.  -  Делайте  как  знаете.  Что,
по-вашему, должны делать мы?
   - Ничего. Постарайтесь не вмешиваться, когда  я  буду  разговаривать  с
Волновым.
   - По-моему, вы ошибаетесь, - вмешался Ильин. - Может, вы-то как  раз  и
будете для него главным раздражителем. Мы ведь  вчера  с  трудом  удержали
его, когда он набросился на вас.
   - Поначалу, да. Но ему будет интересно беседовать с человеком,  который
переиграл его. С другими он  не  будет  чувствовать  себя  на  равных.  Вы
понимаете, как это важно?
   - Вы хотите говорить с ним один на один? - понял наконец Земсков.
   - Если вы разрешите, - кивнул Дронго. - Хотя можно сделать  так,  чтобы
вы слушали нашу беседу из соседней комнаты. Но я должен встретиться с  ним
один на один.
   - Хорошо, - теперь, после вчерашнего успеха эксперта, генерал верил ему
безоговорочно.
   - И еще одна просьба, - Дронго чуть запнулся, потом медленно сказал:  -
Я понимаю степень его  вины  и  думаю,  что  он,  безусловно,  заслуживает
смертной казни. Но вы должны дать мне  слово,  что  его  не  приговорят  к
смертной казни, если он добровольно согласится на сотрудничество. Я должен
пообещать ему это.
   - Нет, - решительно сказал Земсков. - Он убил троих людей и поставил на
грань ядерной катастрофы всю нашу страну. Что там, весь мир! Нет и еще раз
нет! Такого мерзавца нужно расстрелять. Не забывайте, что он к тому  же  и
офицер.
   - Россия вступила в Совет Европы, - напомнил Дронго, - а  это  означает
отмену смертной казни. Мне жаль погибших людей, но  мы  их  все  равно  не
вернем, а если вы не сможете пообещать мне, что его не  казнят,  то  я  не
смогу договориться с ним.
   - Я должен получить согласие Москвы, - все еще колебался Земсков.
   - У нас пока есть время. Если хотите,  я  буду  допрашивать  его  после
обеда, когда в Москве уже будет утро. Это даже лучше, у него будет  больше
времени, чтобы успокоиться.
   - Хорошо, - согласился генерал, - а я пока позвоню в Москву.  Хотя  мне
очень не хочется что-либо обещать этому мерзавцу. Это был ваш заместитель,
полковник, - обратился он к Сырцову. - Я правильно сделал,  что  отстранил
вас от работы. Я с самого начала подозревал этого Волнова.
   Никто не стал напоминать генералу, что он отстранил и  Сырцова,  и  еще
нескольких офицеров, в том числе и командира роты, отвечавшего за погрузку
отходов на железнодорожной станции.
   - Кто мог знать, что он такой подлец? - угрюмо отозвался Сырцов.  -  Он
ведь хорошо нес службу, я ему так доверял.
   - И правильно делали, - заметил Дронго, - сразу видно, что  он  человек
честолюбивый  и  инициативный.  Очень  даже  инициативный.   Продумать   и
осуществить такое преступление... Для этого нужна сильная воля и  неплохая
голова. Другое дело, что именно его толкнуло на это  преступление.  Думаю,
причины должны быть очень серьезны. Он ведь сравнительно молодой  человек,
с блестящей перспективой. Уже скоро должен был получить звание полковника.
Что именно толкнуло его на это преступление? В этом надо разобраться.
   - Наверно, деньги, - зло предположил Сырцов.
   - Не уверен, что только деньги. Он достаточно честолюбив.
   - Зачем вам это нужно, Дронго? - спросил Земсков. - Какая разница,  что
именно толкнуло его на это преступление.
   - Иногда важнее всего понять человека, решившегося на такие действия, -
задумчиво произнес Дронго. - В конечном итоге это всегда оказывается самым
важным в моих расследованиях.




   В  ресторане  "Амбассадор",  расположенном  справа  от  входа  в  отель
"Крийон", всегда много посетителей.  Ресторан  считается  одним  из  самых
известных в  Париже.  Сюда  приезжают  насладиться  настоящим  французским
искусством кулинарии, отведать изысканные блюда, приготовленные  искусными
поварами. Мистер Абдель заканчивал свой обед, когда в  ресторане  появился
синьор Ревелли. Он сразу же направился к столику, за которым сидел  Абдель
со своей очаровательной спутницей.
   - Простите, мадам, - галантно извинился синьор Ревелли, -  я  заберу  у
вас вашего спутника всего лишь на пять минут.
   Женщина  улыбнулась.  Абдель  поднялся  и  направился  вслед  за  своим
неприятным гостем. Они прошли в холл, и Ревелли быстро сказал:
   - Вчера груз прибыл в Париж.
   - Я уже все знаю, - кивнул Абдель. - Где второй ящик?
   - Мы ждем сообщений из России.
   - Вы слишком долго ждете, Ревелли. И я жду слишком долго,  -  сдерживая
раздражение сказал Абдель. - Вы, надеюсь, не забыли, какую сумму получили?
Почему мы опять должны ждать?  Выборы  состоятся  через  десять  дней.  Мы
должны успеть к этому времени, Ревелли. Потом вы можете  взять  себе  этот
ваш груз. Он нам уже не понадобится.
   - Мы делаем все, что  можем,  -  угрюмо  ответил  Ревелли,  -  с  этими
русскими никогда нельзя иметь дело. Они говорят  одно,  делают  другое,  а
придумывают третье. Никогда не знаешь, что  они  могут  выкинуть  в  самую
последнюю минуту.
   - Меня это не интересует, Ревелли. - Абдель наклонился  к  итальянцу  и
зло прошептал: - Мне говорили, что вы лучший специалист в таких  вопросах.
Но теперь я вижу, что вы всего-навсего дилетант. Я  думаю,  вы  понимаете,
что должны будете вернуть половину денег, если мы не получим груз?
   - Я же вам все объяснил, - скрипнул зубами Ревелли. - Нас очень  сильно
подвели русские компаньоны. Мы не думали, что все так получится.
   - Когда прибудет второй ящик? - злым шепотом спросил Абдель. -  Скажите
наконец, когда?
   - Мистер Абдель. - Из ресторана вышла его спутница. Она  была  высокого
роста, с немного удлиненным, породистым лицом. Впечатления не портили даже
крупные  зубы,  заметные,  когда  она  улыбалась.  Молодая  женщина   была
прекрасно сложена.
   - Сейчас иду, - улыбнулся он, оборачиваясь к  ней.  После  чего  строго
сказал напоследок итальянцу: - Узнайте, где наш второй друг.  И  передайте
всем, что мы его очень ждем. Мы его очень ждем, мистер Ревелли!
   Он повернулся и, взяв свою спутницу под  руку,  снова  вернулся  в  зал
ресторана. Ревелли едва слышно выругался и поспешил к выходу.




   Когда Волнова привели в кабинет, Дронго сидел один. Он даже  не  поднял
головы, когда убийца вошел в комнату и сел на  стул  напротив  него.  Лишь
когда двое офицеров, которые привели арестованного подполковника, вышли из
кабинета, Дронго взглянул на Волнова.
   - Вы не боитесь? - зло спросил Волнов. - Ведь вы остаетесь со мной один
на один. Я могу расквитаться с вами за ваш вчерашний удар.
   - Глупо, - тихо произнес Дронго, -  хотя  бы  потому,  что  в  соседней
комнате полно людей, и они сразу ворвутся сюда. В Центре  нет  наручников,
здесь они не предусмотрены. А за вчерашний удар я прошу прощения. Это было
непорядочно с моей стороны, и я прошу меня извинить.
   Волнов изумленно посмотрел на сидевшего  перед  ним  человека.  Покачал
головой.
   - Вы поразительный человек, - сказал он с некоторым сомнением в голосе,
- я таких никогда не встречал. Вы извиняетесь передо мной?
   - Конечно. С моей стороны очень некрасиво бить проигравшего. Это  не  в
моих правилах, Волнов.
   - Почему вы решили, что я проигравший? - даже покраснел подполковник.
   - Я не решил, так оно и есть. После вчерашних событий - вы проигравший,
Волнов. И этого факта уже ничем не изменить.
   - Вам повезло, - с горечью прошептал подполковник.
   - Нет. Стечение стольких обстоятельств не бывает простым везением. Я бы
все равно вас вычислил рано или поздно. Список из двадцати четырех человек
- это профанация. Такое преступление могли продумать и осуществить  только
непосредственные руководители Центра. Подозревать академика Добровольского
я бы не стал, даже если бы против него и были какие-то  улики.  Он  старый
человек и вряд ли пошел бы на такое преступление. Кудрявцев,  который  был
главным подозреваемым, тоже отпадал. Из-за его зрения. Я сразу понял,  что
он не мог так метко выстрелить во время дождя. К  тому  же  он  никогда  в
жизни не стрелял и не знал,  что  такое  винтовка.  Значит,  стрелять  мог
только офицер. Только человек, хорошо  владеющий  оружием.  Оставались  вы
двое - Сырцов и Волнов. Ваш руководитель мог вызвать  большее  подозрение.
Формально у него было больше причин для недовольства.  Ему  много  лет  не
присваивают звание генерала, он давно служит на  этой  должности,  неплохо
стреляет, на него никто бы не подумал. Но целый ряд улик был против вас. В
мае именно вы были в Москве. Именно вы дежурили десятого июня,  именно  вы
занимались пятиборьем и хорошо стреляли. Я побывал на том обрыве,  Волнов.
Чтобы точно выстрелить, нужно быть очень уверенным в себе стрелком. Сырцов
таким явно не был. Оставались только вы. Или вы со мной не согласны?
   Волнов молчал. Потом нехотя сказал:
   - Ладно. Вы меня убедили. Ну и что из этого?
   - Ничего хорошего, подполковник, - печально вздохнул Дронго. - Судя  по
тем преступлениям, которые  вы  совершили,  вы  заслуживаете  как  минимум
смертной казни.
   - Мне теперь уже все равно.
   - Нет, не все равно, - убежденно произнес Дронго, -  у  вас  ведь  есть
маленький ребенок? Или вам все равно, что с ним будет?
   - Не нужно об этом, - нервно сказал Вол-нов, - это не ваше дело.
   - Нет мое, - возразил Дронго. -  Я  всю  жизнь  буду  чувствовать  свою
ответственность. И за вашего ребенка, и за ребенка погибшего Суровцева.  Я
в таких случаях чувствую как бы свою личную вину за все случившееся.
   - Вам нравится страдать за  других?  -  зло  усмехнулся  Волнов.  -  Не
убеждайте меня, что вы такой сердобольный альтруист. Я вам  все  равно  не
поверю. Это вы-то, со своим холодным и расчетливым умом...
   - Сегодня генерал Земсков говорил с Москвой. - Дронго смотрел  прямо  в
глаза Волнову. - Если вы согласитесь пойти на сотрудничество  с  нами,  то
смертную казнь вам заменят...
   - ...Пожизненным заключением, -  продолжил  Волнов.  -  Какая  разница?
По-моему, смертная казнь даже предпочтительней.
   - И для вашего ребенка тоже?
   - Перестаньте спекулировать моим ребенком! - взорвался Волнов. - Это, в
конце концов, не ваше собачье дело.
   - Не кричите. Вы прекрасный офицер, у вас имелась неплохая перспектива,
отличные возможности для карьеры, но вдруг вы решили все поменять и  стать
убийцей. По существу, вы предали всех, кто с  вами  работал,  свою  семью,
своих друзей. И вы еще хотите, чтобы я  молчал.  Почему  вы  это  сделали,
Волнов?
   - Идите к черту! Я вообще не хочу с вами разговаривать.
   - Не хотите говорить, не нужно.  Я  ведь  не  спрашиваю,  кто  и  зачем
предложил вам сделать такое. Я хочу только знать - почему?
   - Слушайте, - зло ответил Волнов, - я ведь не мальчик. Я ведь  все  эти
номера знаю. Хотите влезть ко мне в душу? Ничего у вас не выйдет. У нас  в
Центре есть прокурор, вот он пусть и ведет расследование. А вам  я  больше
ничего не скажу.
   - И даже не расскажете,  как  убивали  жену  Сиротина,  которая  вообще
ничего не знала, ни о чем даже не подозревала?
   - Не давите меня своей дешевой моралью, - Волнов отвернулся.
   - Пять трупов, - выставил пятерню Дронго, - подумайте, подполковник. Вы
лично виновны в гибели пятерых людей.
   - Зачем вы меня позвали? Для душеспасительной беседы? Я не хочу с  вами
разговаривать.
   - Уходите. - Дронго снова опустил голову и принялся что-то писать.
   Волнов не шевельнулся, продолжая тяжело сидеть на своем месте.
   - Вы останетесь в тюрьме на всю жизнь, -  сказал  Дронго,  не  поднимая
головы, - а кто-то заработает неплохие барыши на  вашем  несчастье.  И  на
несчастье  вашей  семьи.  И  на  несчастье  стольких  людей.   Разве   это
справедливо?
   Волнов молчал. Он лишь нервно дернул головой.
   - Когда убили Сиротина и его супругу, кто-то  ограбил  их  квартиру,  -
продолжал Дронго. - Догадываюсь, что грабили  не  вы.  Но  из-за  подонков
оставаться всю жизнь в тюрьме. По-моему, это глупо, подполковник.
   Он наконец поднял голову и  прямо  посмотрел  на  сидевшего  перед  ним
Волнова.
   - Что вы хотите? - спросил тот. - Скажите сразу.
   - Вы же игрок, Волнов, - сказал Дронго, - вы  же  азартный  игрок,  раз
решились на такую  немыслимую  комбинацию  с  хищением  ЯЗОРДов.  Вы  ведь
понимали, что рано или поздно вас раскроют,  но  все-таки  пошли  на  это.
Значит, ждали условного сигнала. И я даже знаю,  какого.  Через  несколько
дней вы должны были уехать отсюда. Вы ведь все подготовили, верно?
   - Я не обязан отвечать на ваши вопросы. Можете вызывать офицеров, пусть
меня уведут. И вы не профессиональный следователь, чтобы я отвечал вам.  У
вас, по-моему, нет даже нормального  допуска  к  столь  секретной  работе.
Поэтому я отказываюсь с вами разговаривать.
   Сидевшие в соседней комнате Земсков и Ерошенко переглянулись.
   - У него ничего не выйдет, - убежденно сказал Ерошенко, -  нужно  взять
этого мерзавца с собой в Москву. Там он наконец заговорит.
   "У  эксперта  действительно  нет  права  допрашивать  арестованного,  -
тревожно  подумал  Земсков,  -  нужно  подождать  еще  немного,  а   потом
прекратить эту беседу".
   - Смотрю я на вас и думаю, какой вы  хитрый,  -  усмехнулся  Волнов,  -
хотите так или иначе, но заставить меня говорить.
   - Уже нет, - улыбнулся Дронго. - Давайте заключим пари, Волнов.  Я  вам
расскажу, как вы пытались переправить груз, а  вы  мне  скажете,  кто  вам
помогал. Хотите?
   - Мне всегда нравилось, когда начинают блефовать, - улыбнулся Волнов. -
Но сейчас у тебя ничего не получится.
   - В таком случае рискнем. Я скажу тебе больше, Волнов, ты взял  себе  в
напарники кретинов, которые ничего не соображают. Они провалили все  дело.
Ты ведь слышал, что первый ЯЗОРД найден в Финляндии  и  туда  уже  улетели
Добровольский с Архиповым.
   Они перешли на "ты", даже не заметив, как это получилось.
   - Там только один заряд, - усмехнулся Волнов, - я все слышал.
   - Нет. Сегодня утром  передали  сообщение,  что  найден  и  второй.  Ты
потерял все свои деньги, Волнов. У тебя отнимут даже те, которые тебе  уже
перевели.
   - Какие деньги? - испугался  подполковник.  Первый  раз  за  все  время
беседы.
   - Я иногда работаю на компьютере. Ты ведь  знаешь,  это  очень  удобная
штука. Мне пришло в голову послать запрос в Москву,  чтобы  ФСБ  проверило
несколько коммерческих банков, в которых могли быть твои счета.
   - И что?
   - Ничего. Там нет денег. Но  ты  ведь  тоже  не  альтруист.  И  не  мог
работать бесплатно. Значит, деньги у тебя  в  другом  банке.  Но  ты  ждал
сигнала и сразу после него должен был уехать.  Ждал  сигнала  о  том,  что
заряды дошли до места. Мне было интересно, куда ты собирался уехать.  Тебе
ведь нужно было уехать из страны, чтобы получить там свои деньги?
   - Ты не сказал, как мы переправляли груз. - Волнов начал нервничать,  и
это чувствовалось по его голосу.
   - Вы вывезли его вместе с отходами и спрятали.  До  условного  сигнала.
Твои компаньоны готовили проход через границу. Потом вы взяли оба заряда и
отправили их на финскую границу, чтобы затем переправить в Финляндию.
   - Интересно, - напряженно усмехнулся Волнов. - И  что  ты  хочешь  этим
сказать?
   - Ничего. Если мы нашли и второй заряд, то это значит, что твои  деньги
из банка уже изъяли, и ты напрасно рассчитываешь их когда-либо получить.
   - Какие деньги? - тихо спросил Волнов.
   - Те самые. Не нужно уверять меня, что ты убил столько людей и  устроил
такой  спектакль  из  любви  к  чистому  искусству.  Ты  ведь  умеешь  все
просчитывать, Волнов. Подумай о том, что я тебе говорю.
   - Заткнись, - не выдержав, закричал подполковник. - Я не хочу больше  с
тобой разговаривать. Не хочу тебя видеть, не хочу тебя слышать.
   - А Мукашевича ты  убил  не  потому,  что  он  помогал  вам.  Он  и  не
подозревал, что грузят в его машину. Просто он мог вспомнить и рассказать,
что именно ты помогал погибшим ученым десятого июня, когда они  поменялись
дежурством с другой парой. Ты ведь стоял около автомобиля,  подстраховывая
их. Верно?
   - Он его раскрутит, - восторженно сказал Земсков в другой комнате, - он
его обязательно раскрутит.
   - Ты ведь согласился за большие деньги. Волнов, - продолжал  Дронго,  -
за очень большие, верно?
   - А ты сколько получаешь, эксперт? Сто долларов? Двести? Мы  в  прошлом
году с женой первый раз в жизни поехали за  границу.  В  Италию.  Собирали
деньги три года, чтобы купить дешевый  тур  и  отправиться  туда,  жить  в
вонючих маленьких номерах, питаться  бутербродами  и  ездить  в  засранных
автобусах. Ты бы видел, как там ведут себя наши. При мне  один  парень  из
России купил понравившийся ему автомобиль. Вот так просто вошел в магазин,
вынул из кармана пиджака деньги, много денег, и купил  автомобиль.  Ты  бы
видел, как они живут. Понимаешь? Они живут по-настоящему, а я облучаюсь  в
этом Центре. Всю жизнь вкалываю  на  зарплату,  которую  мне  месяцами  не
платят. А потом получаю вшивый отель с тараканами.  У  них  женщины  носят
платья, которые стоят столько, сколько мне за всю жизнь не заработать.  Ты
это понимаешь?
   - Нет, - закричал в ответ Дронго, - твою мать, сукин сын.  Я  этого  не
понимаю. Ты из-за своей жадности оставил ребенка Суровцева  без  отца.  Ты
будешь на пляжах загорать с нарядно одетой куклой, а ребенок  будет  расти
без отца. Кто ты такой, чтобы решать, кому жить, а кому  умереть?  Кто  ты
такой, что посмел угрохать столько людей и из-за своей жадности  подставил
еще сотни тысяч людей? Кто?
   Он вскочил со стула и, глядя на Волнова, сжал кулаки.
   - Набить бы тебе морду, сукину сыну, еще раз. За ребят, погибших  из-за
твоей жадности. Ты ведь им тоже, наверно,  деньги  предложил.  Вот  они  и
согласились. Молодые ребята, тоже месяцами денег не получали. У  Суровцева
жена сбежала из-за этого в Финляндию. - Дронго вдруг замер. Сел  на  стул.
Закрыл глаза. Помолчал. Потом вдруг сказал: - Черт  тебя  возьми,  Волнов.
Вот так можно  и  не  заметить  элементарных  вещей.  Я  ведь  обязан  был
вспомнить об этом факте. Обязан. Таких совпадений просто не бывает. Я даже
не думал, что и ты всего лишь пешка в этой игре.
   - Кончай издеваться, - огрызнулся Волнов.
   - Кто передал тебе заказ? Кто? Я кажется, все понял, подполковник.  Как
это глупо... Я только сейчас все понял.
   - О чем ты говоришь?
   - Она ведь в Финляндии. Известно, что жена Суровцева  со  своим  другом
уехала в Финляндию. Она сейчас в Финляндии, как же я мог об этом забыть...
- медленно сказал Дронго, глядя на арестованного офицера. - Как  же  я  об
этом забыл? Это она тебе предложила двойное убийство? Она?
   Волнов вскочил. У него тряслись руки, он явно нервничал.
   - Я не понимаю, о чем ты говоришь, не понимаю.
   - Она сейчас в Финляндии, - сжал руку в кулак Дронго.  -  Я  все  время
думал, что сам ты не мог предусмотреть все. Ты должен был знать, когда они
поедут назад, какой дорогой. Она тебе все рассказала, правильно, да?
   Подполковник сел на стул, закрыл лицо руками. Дронго стоял рядом. Потом
очень тихо спросил:
   - Вы были близки?
   - Что? - Волнов поднял голову, опустил ее и  тяжело  кивнул.  Наступило
долгое  молчание.  Потом  подполковник  нехотя  выдавил:  -  Она  была  из
столицы...
   Дронго молча смотрел на него. Он вдруг почувствовал, что ему становится
плохо, и сел на стул, тяжело дыша. Сердце болело сильнее обычного.
   - Она была из столицы, - продолжал Волнов, - сводила всех с ума. У  нас
здесь не было таких женщин. Никита был просто  так  -  ширма,  для  отвода
глаз. Она его никогда не любила.  И  не  уважала  совсем,  вечно  над  ним
издевалась. Она здесь всех сводила с ума.
   - Это она тебе предложила такой вариант?  Волнов  снова  кивнул,  не  в
силах произнести ни слова. На этот  раз  он  молчал  долго,  очень  долго.
Минуты две, словно вспоминая, что именно  произошло.  Дронго  не  тревожил
его, понимая, что  в  такие  минуты  нельзя  теребить  человека  ненужными
расспросами.
   - Она сама предложила мне такой вариант. И про обрыв сказала. -  Волнов
глядел перед собой стеклянными  глазами.  -  Никита  всегда  этой  дорогой
возвращался домой. Она знала, что обычно за рулем автомобиля  Эрика  сидит
ее муж. Вот она и подсказала эту идею с оврагом.
   - У нее ведь был ребенок от Никиты, - нахмурился Дронго. -  Как  только
она могла?
   - Она его ненавидела. Считала размазней, загубившим ее жизнь и красоту.
Они ругались практически каждый  день.  А  потом  она  решила  уехать.  Но
сначала изложила мне свой план.
   - Когда это произошло?
   - В марте.
   - И она предложила убить своего мужа?
   - Да. Не веришь? Я тоже не поверил, когда она  мне  в  первый  раз  все
рассказала. Он бы ни за что не решился на хищение, если бы она не  уехала.
Второй-то был готов на все, его и уговаривать не нужно  было.  А  Суровцев
все колебался. Она его бросила и уехала, а он запил.  Потом  я  долго  его
уговаривал, и он наконец согласился. Он, по-моему, знал про наши отношения
с Машей и хотел таким образом доказать всем, и ей  в  том  числе,  что  он
настоящий мужчина. Мы договорились, что она будет ждать в Финляндии,  куда
должен был прийти груз. Там у  нее  был  свой  парень.  Крутой  такой,  из
"новых".
   - Ты был в мае в Москве?
   - Был. Вместе с ее парнем. Он все и  устроил.  Она  и  его  обманывала,
однажды ночью ко мне прямо в гостиницу приехала и через два часа уехала.
   - Сколько тебе обещали?
   - Она сказала,  что  уйдет  ко  мне.  Обещали  миллион  долларов.  Маша
говорила, что мы сможем жить где-нибудь на Западе  и  даже  помогать  моей
семье.
   - Поэтому ты так спокойно и стрелял в машину, где сидел Суровцев?
   - Мне было жалко его, но я уже не мог ничего изменить.
   - Это она все придумала?
   - Да. Она ведь тоже кончала технический вуз, но  здесь  ей  не  нашлось
работы по специальности.
   - Кто ходил с тобой к Сиротину?
   - Какой-то хромой тип. И с ним еще двое парней. Я даже не знаю их имен.
Но хромой был главным.
   - Как его звали?
   Волнов помолчал. Потом посмотрел на Дронго.
   - Думаешь, что я слизняк?
   - Не думаю. Напрасно ты с ней связался. Теперь я знаю и твою причину.
   - Его звали Димой. Хромой Дима. Я знаю, где он живет в Москве.
   - А кто стоял за всем этим? Кто был хахалем Маши в Москве?
   - Об этом можешь не спрашивать,  -  усмехнулся  Волнов,  -  он  слишком
высоко сидит. До него ты все равно не достанешь.
   - Как его имя?
   - Я же тебе сказал, что он сидит очень высоко.
   - Ну ладно, это мое дело.
   - Тогда попробуй возьми его, - усмехнулся Волнов. - Все равно Маша  уже
не будет со мной. Пусть она не будет и с ним.
   - Ты не назвал его.
   -  Хорьков.  Его  фамилия  Хорьков.  Он  глава  акционерного   общества
"Уралнефтегаз". Слышал про такого? Говорят, что он один из  самых  богатых
людей в России. Вот к нему Маша и ушла. Ей всегда нужен был такой Хорек, -
с неожиданной злостью произнес подполковник.
   - Ты тоже хотел доказать ей, что можешь быть мужчиной не хуже, чем этот
Хорьков? - спросил Дронго. - Думал, с деньгами тебя больше уважать будут?
   - Ничего такого я не думал. Я к тому времени уже понимал, какая из Маши
подруга. Есть такие женщины-стервы, готовые в любую секунду предать  тебя.
Вот она была такого же плана. В общем, к тому времени я уже крепко  завяз,
и деваться мне было некуда.
   - Ты еще хуже, чем я о тебе думал, - грустно произнес Дронго, - ты ведь
не ради Маши решился на такое. И не ради своей семьи. Деньги Хорькова тебе
по ночам спать не давали. Думал, что станешь таким же, как он. Твой  идеал
- этот самый Хорьков.
   - Нет, - прошептал Волнов, закрыв глаза. - Нет. Нет.




   Ждать дальше не  имело  смысла.  Он  разослал  людей  по  всей  стране,
проверил каждое место, где мог появиться Сухарев, все склады на терминале,
все места, где он когда-либо останавливался.  Сделали  даже  запрос  через
телефонную компанию и послали машину в  тот  город,  откуда  с  автобусной
станции звонил Сирийцу Сухарев. Все безрезультатно. Вдобавок  сразу  шесть
человек были арестованы у терминала,  причем  у  троих  изъяли  незаконное
оружие, и они сидели в тюрьме, ожидая приговора финского суда.
   А потом Сухарева начали показывать по телевизору и  объяснять,  что  он
получил сильную дозу облучения и каждый, кто видел этого человека,  должен
сообщить в полицейское управление.  К  этому  времени  труп  Сухарева  уже
находился в морге финской анатомической лаборатории, а полицейские  искали
всех, кто мог с  ним  контактировать.  Затем  объявления  прекратились,  и
вместо этого начались туманные намеки на ядерное оружие  соседей,  которое
может угрожать Финляндии. И тогда Хорьков понял, что нужно уезжать.
   Сергей Хорьков,  сорокапятилетний  бизнесмен,  был  не  просто  богатым
человеком. Он был одним из самых богатых людей  в  России,  сумев  сделать
себе состояние в те "золотые годы",  когда  разница  между  внутренними  и
внешними ценами на  нефтепродукты  составляла  фантастическую  цифру.  Его
компания сумела получить лицензии на  внешнеэкономическую  деятельность  и
вывозила нефтепродукты. Прибыль иногда получалась  просто  фантастической,
до десяти тысяч процентов. Нигде в мире не могло быть такой. Если  учесть,
что до середины девяностых годов никто не требовал никаких налогов, и  их,
разумеется, никто не платил, то состояния  создавались  на  ровном  месте.
Состояние Хорькова по разным оценкам достигало  ста  пятидесяти  миллионов
долларов. При этом сюда входили роскошный дом в Хельсинки, вилла в  Италии
и большое поместье под Москвой.  И  это  не  считая  квартир  в  Москве  и
Нью-Йорке.
   Поначалу  все  шло  хорошо,  но  потом  начались  проверки,   различные
комиссии, появились докучливые налоговые инспектора. Капитал  стремительно
сокращался. Хорьков никогда не скрывал, что  основную  часть  доходов  ему
обеспечивали нефтепродукты, но он никому не говорил, что зачастую  получал
их, запугивая руководителей  и  директоров  боевиками  из  своей  команды,
которая к тому времени обрела  несокрушимую  уверенность  в  своих  силах.
Имевший судимость за хищение, Хорьков располагал неплохими  связями  среди
криминальных элементов. Они и помогли ему встать на ноги.
   Он  был  очень  богатым  человеком,  но,  когда  его  состояние   стало
стремительно таять, так, что капитал за два с  небольшим  года  сократился
почти вполовину, он начал задумываться. К этому времени он уже был  знаком
с Машей. Они познакомились в каком-то ресторане.  Она  часто  прилетала  в
Москву, изголодавшаяся по хорошим ресторанам, роскошной  жизни,  уверенным
мужчинам, красивым женщинам, по всему блеску и размаху столицы. Когда  она
как-то однажды появилась в ресторане, он  сразу  обратил  внимание  на  ее
фигуру и послал к ее столику официанта с шампанским. В эту ночь они  стали
близки. Она была очень приятна в общении и пользовалась своим великолепным
телом как хорошим инструментом. Они провели вместе несколько дней, а потом
она улетела в свой сибирский поселок. Вскоре он  неожиданно  почувствовал,
что скучает по ней, и послал человека, который должен был разузнать о  ней
как можно больше. К его удивлению, это  оказалось  совсем  нелегко.  Тогда
Хорьков лично отправился к матери Маши, и  та  сразу  все  поняла  и  дала
домашний телефон дочери в Чогунаше.
   После этого Маша еще дважды прилетала к нему, и он щедро  оплачивал  ей
дорогу, с удовольствием встречаясь с этой красивой  и  породистой  самкой.
Однажды она под большим секретом рассказала ему, чем именно занимается  ее
муж в далеком сибирском поселке. Они вместе  посмеялись  над  незадачливым
мужем Маши, и она снова улетела в Сибирь. Хорьков же  отправился  на  свою
виллу в Италию.
   Именно там он встретился с синьором Ревелли, с  которым  и  раньше  вел
некоторые коммерческие дела. Когда Ревелли начал осторожно заговаривать  о
ядерной мини-бомбе. Хорьков был уже готов к подобному  разговору.  Ревелли
объяснил, что у него имеются данные о том, что подобное оружие уже есть  в
России, а за его мини-бомбу очень многие солидные клиенты готовы заплатить
колоссальные деньги. Когда Ревелли назвал сумму, Хорьков чуть не  упал  со
стула. Она равнялась тому, что он заработал за много лет, и превышала  его
самые  смелые  ожидания.  При  разговоре  присутствовал  человек  Ревелли,
неплохо знавший русский язык. Это был  итальянец  из  Триеста,  отошедшего
после второй мировой войны к Югославии.
   Итак,  сумма  была  фантастической.  Именно  поэтому  он  не  поленился
вылететь в Москву, откуда позвонил Маше и потребовал, чтобы она немедленно
приехала к нему. Маша, очевидно, была внутренне готова к такому повороту в
своей судьбе. Разругавшись с мужем, она улетела в Москву к Хорькову. Когда
знаешь, что  у  тебя  есть  надежное  обеспечение,  как-то  решительнее  и
спокойнее идешь на конфликт.
   Вдвоем они тщательно продумали все детали  предстоящей  операции.  Маша
предложила привлечь к ней заместителя начальника службы  безопасности.  По
ее словам, он был безумно в нее влюблен и готов ради  нее  на  все.  После
этого Хорьков дважды встречался с ним, обговаривая все детали. О том,  что
надо устранить свидетелей, первой  заговорила  сама  Маша.  Она  твердо  и
спокойно объяснила мужчинам, что нельзя доверять ни  такому  шалопаю,  как
Эрик Глинштейн, ни такому размазне, как ее муж. Она все время  употребляла
именно это слово: "размазня". Очевидно, она не  только  не  любила,  но  и
совсем не уважала своего мужа. Все было обговорено,  и  все  было  решено.
Потом Хорьков с Машей уехали в Финляндию.
   Десятого июня груз был вывезен. Все прошло гладко и дальше  развивалось
по  разработанному  ими  плану.  Одиннадцатого  июня  автомобиль  с  двумя
молодыми учеными свалился в овраг и загорелся. Маша выехала на похороны  и
стояла у гроба бледная от волнения. Ее глаза были полны слез.
   Она казалась воплощением скорби. Вернувшись  с  похорон,  она  поразила
даже Хорькова. В ту ночь она была  столь  страстна  и  столь  дерзка,  как
никогда раньше, словно смерть мужа  окончательно  освободила  ее  от  всех
условностей. Эта была незабываемая ночь и  для  Хорькова.  Он  понял,  что
отныне связан с Машей навсегда. Ребенка она  обычно  оставляла  у  матери,
чтобы он ей не мешал. Казалось, все вдет так, как они и задумали.
   Несколько дней назад груз должен был пройти границу. Хорьков сам звонил
всем,  требуя  точной  проверки.  Он  не  сомневался,  что  груз  прибудет
нормально  и  его  можно  будет  сразу  отправлять  в  Данию,  откуда  его
перегрузят в ящики  и  переправят  дальше  -  в  Германию  и  Францию.  Но
неожиданно все получилось иначе. До места  назначения  дошел  только  один
ящик. Второго в вагоне не оказалось. Сопровождавший грузы человек  из  его
боевиков ничего не мог объяснить. Даже итальянец, который пересек  границу
вместе с этим проклятым грузом, и тот ничего не знал. Ясно было лишь,  что
произошло невероятное. И один из людей  Сирийца  похитил  ящик.  Это  было
неправдоподобно, невозможно, немыслимо, но это  случилось,  и  они  начали
поиск исчезнувшего Сухарева по всей стране.
   Первый ящик благополучно достиг Дании и был перегружен для  отправки  в
Германию и дальше. Второго ящика нигде не могли найти. Рассерженный синьор
Ревелли звонил в Хельсинки по двадцать раз в день. И еще по стольку же раз
сам Хорьков звонил Законнику в Санкт-Петербург,  требуя  немедленно  найти
ящик.
   К этому времени он уже знал, что все причастные к похищению груза  были
жестоко наказаны. Погибли Сириец и его боевики,  застрелился  Сухарев,  но
груза по-прежнему не было. Наконец появилось это сообщение  об  облученном
Сухареве. И Сергей Хорьков  понял,  что  случилось  самое,  страшное,  что
только могло. Груз исчез окончательно, и  найти  его  теперь  нет  никакой
возможности. Следовало исходить из того непреложного факта, что  итальянцы
захотят получить половину своих денег, переведенных ему в качестве  оплаты
за эти ящики. Деньги придется возвращать, да еще  и  платить  колоссальную
неустойку,  как  было  условлено  в  случае   нарушения   договора.   Плюс
выслушивать постоянные упреки синьора Ревелли.
   Рассудив, что это слишком большая плата за неприятности, Хорьков  решил
продать свой дом в Хельсинки и переехать на постоянное место жительства  в
Россию. Он был убежден, что там его итальянцы не  посмеют  потревожить.  В
конце концов, он и так  сделал  почти  невозможное,  сумел  обеспечить  им
доставку одного ящика.
   Четырнадцатого августа он вернулся из Хельсинки в Москву,  заказав  два
билета первого класса для себя  и  Маши.  В  аэропорту  их  уже  встречала
обычная  когорта  его  охранников  и  телохранителей.  А  его  длинноногая
секретарша сразу сообщила ему о том, что в Москву уже трижды звонил синьор
Ревелли. Нужно было набраться смелости и поговорить с ним.  Хорьков  решил
сделать это не откладывая. Именно поэтому он позвонил своему  итальянскому
компаньону прямо из "Мерседеса", который на полной скорости мчался  домой.
Маша сидела рядом, глядя в окно. Она уже знала, что операция удалась  лишь
наполовину и из двух ящиков дошел только один.
   Напротив, на просторном сиденье  лимузина,  сидела  секретарша,  хорошо
знавшая английский язык. Хорьков попросил ее позвонить Ревелли. Когда  тот
ответил, он обменялся с ним парой-другой расхожих слов,  которые  знал,  и
передал телефон секретарше.
   - Мистер Ревелли спрашивает, когда прибудет груз?  -  сказала  девушка,
взглянув на шефа голубыми глазами. Сидевшая рядом Маша повернула голову.
   - Скажи, что груз исчез, - пояснил Хорьков.
   - Он просит объяснений, - озадаченно произнесла секретарша.
   - Каких объяснений? - разозлился Хорьков. - Передай, что в  нашем  деле
всякое случается. Один ящик дошел до места назначения, вот и хорошо. Это и
так очень неплохо.
   Девушка перевела, а потом выслушала Ревелли и сказала:
   - Он говорит, что это плохо. Он спрашивает, где второй ящик?
   - Тупой сукин сын, - не выдержав, выругался Хорьков. - Объясни ему, что
нет ящика. Его нет. Ты поняла? Так и объясни.
   Она  снова  перевела  и  снова  услышала  какой-то  ответ,  после  чего
испуганно взглянула на Хорькова.
   - Он ругается. Спрашивает, где деньги?
   - Какие деньги? - разозлился, в свою очередь, Хорьков. - Они  заплатили
ровно половину, и я им послал половину груза. Значит, мы с ним в  расчете.
Так ему и передай. Скажи, что на остальную половину денег я не  претендую.
А он пусть не ищет второй ящик. И мы будем в расчете.
   - Нет, - через  некоторое  время  сказала  девушка,  -  он  с  этим  не
согласен.
   - А я чихал на его согласие, - разозлился Хорьков. - Скажи,  что  груза
нет и я ничего не могу сделать.
   - Он просит заплатить штраф.  Ругается,  говорит,  что  вы  его  сильно
подвели.
   -  Скажи,  что  он  кретин.  Что  его  никто  не  подводил.   Что   это
форс-мажорные обстоятельства. Что никто  не  виноват.  Скажи  -  произошла
накладка на границе.
   Секретарша  все  добросовестно  изложила  по-английски,  а  Маша  вдруг
сказала:
   - Чего этот макаронник хочет? Он что, не понимает, что мы не нарочно?
   - Он кричит, что вы должны возместить ему ущерб, - пояснила секретарша,
- вернуть все деньги.
   Хорьков непроизвольно сложил пальцы в кукиш.
   - Вот это ему вместо денег, - выдавил он, бешено вращая глазами. У него
были круглые карие глаза. Он был немного лысоват и очень  переживал  из-за
этого, тратя огромные деньги на остатки шевелюры.  Крупный  мясистый  нос,
полные щеки, большие уши, прижатые к голове. Хорьков показал кукиш,  сунув
его под нос девушке.
   - Что ему сказать? - спросила она.
   - Дай-ка мне. - Он вырвал у нее трубку  и,  услышав  ненавистный  голос
итальянца, начал  ругаться.  Он  выкрикивал  все  известные  ему  русские,
итальянские,  английские  ругательства,  когда  Ревелли  повесил   трубку.
Хорьков зло сжал телефон и неожиданным ударом по ручке  дверцы  автомобиля
разбил его вдребезги. Секретарша вскрикнула. Маша холодно улыбнулась.
   - Я ему покажу, - продолжал бушевать Хорьков. - Он думает - я дешевка и
со мной можно так разговаривать. Я ему покажу.  Я  сегодня  пошлю  к  нему
человека. Не пожалею ста тысяч, но двоих пошлю. Он думает, что он  крутой.
Я ему покажу, кто из нас крутой.
   Маша осторожно сжала ему  локоть,  и  он  удивленно  посмотрел  на  нее
выпученными от бешенства глазами. Потом, вспомнив, что именно он  говорил,
заставил себя замолчать. Конечно, про  киллеров  не  стоило  говорить  при
секретарше, впрочем, девочка уже давно все понимает, не маленькая. Ей было
двадцать пять лет, и Хорьков держал ее для особо важных дел. Он не спал  с
ней, вопреки сложившемуся мнению. Она была красивой, но слишком  стройной,
худой. Ему совсем не нравились такие. Другое  дело  -  Маша.  У  нее  была
упругая сильная фигура с очевидной склонностью к полноте,  с  которой  она
успешно боролась.
   Но самое главное, что он уже знал все про собственных секретарш. Стоило
поддаться минутному увлечению, пойти на более близкий  контакт,  чем  того
требовала работа, и вся дальнейшая деятельность девушки в  этой  должности
становилась бессмысленной  тратой  времени.  Поэтому  он  научился  строго
разделять личные и деловые отношения.
   Обломки телефона полетели на пол салона, а он  все  еще  никак  не  мог
успокоиться. Ревелли заплатил ему ровно половину. Половину всех денег -  и
получил ровно половину товара.  По  всем  законам  произошла  справедливая
оплата груза, а  теперь  этот  паршивый  итальяшка  вообразил,  что  может
диктовать ему свои правила. Нет, так этого оставлять нельзя.
   Приехав к себе на  дачу,  где  он  жил  все  последнее  время.  Хорьков
позвонил Законнику.
   - Это я, -  раздраженно  сообщил  он  своему  собеседнику,  -  прилетел
сегодня в Москву. Из-за тебя звонят, ругаются. Требуют вернуть все  деньги
обратно.
   - Как это вернуть деньги? Мы ведь получили только половину,  -  резонно
возразил Законник.
   - Это ты им будешь рассказывать. Из-за тебя и  твоих  ублюдков  мы  всю
операцию провалили, - заорал Хорьков. Потом, чуть успокоившись, предложил:
- Найди мне срочно хромого Диму. Ты меня слышишь? Срочно найди.
   - Понял, - сразу отозвался Законник. - Он к тебе приедет через час.  Ты
мне лучше скажи, как там первый ящик?
   - С первым все в порядке. Если бы ты второй не ... - снова  последовала
отборная ругань. Маша, поморщившись, ушла в свою  спальню.  А  там  встала
перед зеркалом и поглядела на себя. Холодные, широко расставленные  глаза,
тяжелые русые волосы, холеное белое лицо. Никита думал, что она может жить
в этот вонючем Чогунаше. Жить в бараке. При  воспоминании  о  бывшем  муже
чуть кольнул укор или совесть, она не знала, как это  называется.  Но  она
быстро заставила себя успокоиться.  Вполне  достаточно  и  того,  что  она
прожила с этим типом столько времени. Даже поехала за ним в Сибирь. Он был
неудачник. Мало того, он заражал своим несчастьем и ее, и ребенка. В конце
концов, она думала и о ребенке. Теперь он будет гораздо  лучше  устроен  и
материально  обеспечен.  Разве  можно  сравнить  Сергея  Хорькова  с  этим
неудачником Никитой?
   Она посмотрела еще раз на себя  в  зеркало.  Подняла  правую  руку,  на
которой сверкало кольцо с крупным бриллиантом. Чтобы купить такое  кольцо,
Суровцеву пришлось бы работать всю свою жизнь. И еще  лет  двадцать  после
смерти. Да, она все  сделала  правильно.  Жаль,  что  ребята  погибли,  но
по-другому было нельзя. Она знала своего бывшего мужа. Он мог напиться и в
пылу откровенности рассказать все своим друзьям. А это был бы крах  всего,
что она задумала. И хотя в душе по-прежнему оставалось неприятное чувство,
она не считала, что ее мучит совесть. Скорее это было сомнение,  правильно
ли она поступила. И не слишком ли радикальный  путь  избрала  для  решения
этой проблемы.
   Дверь открылась, и в спальню вошел Хорьков. Он  подошел  к  ней  сзади,
обнял за шею.
   - Ты позвонил? - Она знала, кому и зачем он звонил. Она все знала о его
делах.
   - Да. Он скоро приедет.  -  Хорьков  попытался  ее  поцеловать,  и  она
равнодушно подставила ему щеку. Но когда  он  нетерпеливо  повернул  ее  к
себе, пытаясь на этот раз поцеловать уже в губы, а  затем  схватил  обеими
руками ниже спины и прижал к себе, она легко вырвалась.
   - Нет, - уклонилась она, - у тебя важная встреча.
   - Они приедут через час, - хрипло сказал он.
   - Нет. Я должна принять душ.
   Он отпустил руки, и она отошла к шкафу. В конце концов, ему  совсем  не
обязательно знать, что он ей противен физически. Конечно,  Сергей  Хорьков
сильный мужчина, он может обеспечить ей достойное существование - это  она
оценила еще в первый день, точнее, в первую  ночь  их  знакомства.  Но  не
более того. Он всего лишь мешок, к которому можно удобно прислониться.  Ей
не нравились ни его запах, ни его  вечно  жирная  кожа,  ни  его  жесткие,
короткие пальцы. Она позволяла ему ласкать себя, заставляя не думать ни  о
запахе изо рта, ни о других неприятных  мелочах.  Но  сама  понимала,  что
никогда не будет его любить. Для этого у него слишком много  денег.  Очень
богатых не любят. Их всего лишь  терпят  рядом  с  собой.  И  чем  мужчина
богаче, тем более терпеливы к нему женщины, не позволяющие  себе  замечать
его недостатки. Но где-то в душе каждая из них очень  точно  понимает  всю
степень своей зависимости от этого мешка и  сознает,  что  в  жизни  может
наступить удобный  момент,  когда  можно  будет,  использовав  возможности
мешка, найти человека и для души.
   Маша легко оттолкнула от себя Хорькова и пошла  в  ванную  комнату.  Он
вернулся в свой огромный кабинет, похожий  на  поле  небольшого  стадиона.
Достал бутылку коньяка, налил себе в рюмку. Сел на  диван.  Ему  казалось,
что все будет так всегда. Красивая женщина, которая ему  очень  нравилась,
будет рядом с ним.  Деньги,  успех,  удача.  Что  еще  нужно  мужчине?  Он
подумал, что теперь, после смерти мужа Маши, они могли бы и пожениться.  И
поспешил в ванную, где она принимала душ.  Он  вошел  туда,  не  спрашивая
разрешения. Подошел к ней, отдернул занавеску. Она стояла, великолепная  в
своей наготе, как гневная богиня. Повернувшись, она взглянула на него.
   - Что случилось? - Она собрала волосы, откидывая их назад  под  теплыми
струями воды. Она уже привыкла не стесняться его и привыкла к этому блеску
в его глазах.
   - Я подумал... - нерешительно сказал Хорьков.  -  Может  быть...  может
быть, нам пожениться?
   Она усмехнулась. Хорошо, что эта мысль пришла в голову именно  ему.  Он
протянул руки и прижал ее к  себе,  жадно  покрывая  поцелуями  ее  мокрую
грудь. Она не сопротивлялась. В конце концов, нельзя  отказывать  мужчине,
который  только  что  сделал  ей  предложение.  Она  равнодушно  позволяла
целовать себя, глядя на него сверху вниз. Он, не прерывая поцелуев, влез в
ванну. Еще мгновение, и он уже стоял под струями  воды.  Дорогой  шелковый
коллекционный галстук, брюки, рубашка  -  все  намокло.  Он  продолжал  ее
целовать, а потом потянул вниз. Она деловито отключила  воду  и  позволила
ему это.  Урча  от  желания,  он  начал  раздеваться.  Маша  чуть  заметно
улыбнулась. В ванной не так чувствуется его запах. Он нашел наконец ее рот
и  стал  целовать  со  страстностью  жадного  зверька.  Видимо,  еще   его
подстегивало и  чувство  опасности,  возникшее  сразу  после  разговора  с
Ревелли.
   Он начал стаскивать с себя брюки, а она глядела на  зеркальный  потолок
ванной и думала о том, что именно попросит у него  в  качестве  свадебного
подарка. Он даже не спросил, согласна ли она, не сомневаясь в ответе.  Она
не для этого прошла через столько преград, чтобы отказать ему. Она  же  не
дура, это Сергей Хорьков знал точно. Но он не знал,  что  в  этот  момент,
когда он прижимал ее все сильнее, мысли ее были далеко.  В  конце  концов,
какое ему дело до ее мыслей?




   Они вылетели утром четырнадцатого августа на  двух  вертолетах.  Дронго
сидел рядом с Волновым. После вчерашнего признания тот не сказал больше ни
слова. Земсков, напротив, был чрезвычайно словоохотлив. Он уже предвкушал,
как их будут встречать в Москве. В  кратчайшие  сроки  удалось  не  просто
раскрыть сложнейшее преступление, но и найти  непосредственного  убийцу  и
одного из главных организаторов происшедшего хищения. У  генерала  имелись
все основания быть довольным своей многодневной поездкой в этот  сибирский
поселок.
   В свою очередь, генерал Ерошенко тоже улетал  довольным  и  счастливым.
Они сумели доказать непричастность к  этому  преступлению  военнослужащих.
Гибель Мукашевича была трагической случайностью, а не  результатом  измены
прапорщика. И уж  тем  более  он  не  был  причастен  к  хищению.  Удалось
доказать, что во всем  виноват  офицер  ФСБ.  Это  больше  всего  радовало
представителя военного министерства.
   Накануне  поздно  вечером,  когда  Дронго  уже  находился   в   здании,
переоборудованном под небольшую гостиницу, послышался стук. К нему  пришел
академик Финкель. Дронго, читавший газету, вскочил с кровати,  на  которой
сидел еще одетым.
   - Простите, - смущенно сказал академик, - кажется, вы уже отдыхали...
   - Нет, - улыбнулся Дронго, - садитесь, Исаак Самуилович.  Я  много  про
вас слышал. Говорят, что вы четвертый титан науки после Эйнштейна, Бора  и
Резерфорда.
   - По-настоящему великим был наш учитель Ландау, - ответил Финкель, -  а
мы все лишь его ученики и последователи.
   - Я знаю, - кивнул Дронго, - он был моим земляком. Но я его никогда  не
видел. Садитесь, пожалуйста.
   - Вы закончили свое расследование? -  спросил  Финкель,  усаживаясь  на
стул.
   - Кажется, да. Теперь мы знаем все, что могли тут узнать, и  попытаемся
найти второй похищенный заряд.
   - Я все время об этом думаю. Если  он  попал  в  руки  неуравновешенных
людей... Вы даже не представляете, какой опасности мы все подвергаемся.  Я
и раньше был против производства ЯЗОРДов, но разве  тогда  нас  кто-нибудь
слушал? Мне  всегда  казалось  опасным  производство  вот  такого  оружия,
которое в отличие от баллистической ракеты  может  легко  попасть  в  руки
террористов.
   - Мы найдем второй ЯЗОРД, - уверенно произнес Дронго.
   - Дай Бог, - пожелал Финкель, - но я пришел не за  этим.  За  несколько
дней вы продемонстрировали феноменальные способности  при  разгадке  этого
преступления. Мне интересен сам тип вашего мышления. Ваше умение  находить
связь даже там,  где  это  не  столь  очевидно.  Я  помню  вашу  блестящую
обвинительную речь. Признаюсь, я  очень  беспокоился  за  Кудрявцева.  Мне
казалось, что в конце своего обвинения вы укажете именно на  него,  а  это
ведь мой ученик.  Он  прекрасный  ученый.  Ему  предлагали  фантастические
гонорары и все условия для  работы  в  других  странах.  Но  он  предпочел
вернуться, чтобы довести свои разработки до конца. Если хотите, он фанатик
идеи.
   - Я это понял, - кивнул Дронго. - Впрочем, я с самого  начала  исключил
Кудрявцева из этого списка. С его зрением нельзя так  метко  выстрелить  в
колесо автомобиля. К тому же в тот день шел сильный дождь, я об  этом  уже
говорил. Нет, я исключил его с самого начала.
   - Да, вы показали блестящий образец логического  мышления.  Безупречной
логики, - старик вздохнул. Потом спросил: - Зачем вы этим  занимаетесь?  С
вашей головой вы могли бы работать в науке, а пошли на работу в ФСБ.
   - Я не работаю в ФСБ, - грустно улыбнулся Дронго.
   - Простите, я не понял. Как это не работаете?
   - Я всего лишь эксперт, которого иногда приглашают для решения  сложных
аналитических задач. Всего лишь нанятый  по  договору  эксперт.  Но  я  не
являюсь штатным сотрудником ФСБ и, надеюсь, никогда  не  буду  работать  в
контрразведке.
   - Извините, если я вас оскорбил.
   - Нет, конечно. Только  очень  недалекий  человек  может  считать,  что
работа в разведке или контрразведке может унизить  человека.  Нравственные
критерии всегда важнее всего. В конце  концов,  государство  должно  иметь
свои спецслужбы по обеспечению нормальной  деятельности  самого  механизма
функционирования столь сложного  организма,  каким  является  любая  форма
правления. И я с большим уважением отношусь к сотрудникам спецслужб, часто
рискующим собственной жизнью ради других людей. Просто я не  принадлежу  к
ним в данное время, вот и все.
   - Странно, я думал, что вы их штатный сотрудник.
   - Нет. Просто много лет назад, когда существовала еще такая страна, как
Советский Союз, а мне было гораздо меньше лет,  чем  сейчас,  у  меня  еще
сохранялись какие-то иллюзии, или идеалы, назовите их как хотите. Я  тогда
был  рекомендован  на  работу  в  специальный   комитет   экспертов   ООН,
сотрудничал с Интерполом. Формально в те годы Советский Союз не  входил  в
Интерпол, и мы скрывали наши  связи.  А  потом  страна  распалась...  И  я
остался не у дел. Стал никому не нужен. К тому же меня серьезно  ранили  в
конце восемьдесят восьмого года. Мне до сих пор кажется,  что  если  бы  я
нормально мог работать в конце восьмидесятых, то не произошло  бы  развала
страны. Это, конечно, просто  мальчишеский  бред.  Что  мог  сделать  один
человек против целой системы, которая начала разрушаться? Но у меня  такое
чувство, что в этом есть какая-то доля  и  моей  собственной  вины.  После
распада Советского Союза я уже не был нужен никому. Вы же  помните,  какая
тогда поднялась вакханалия.  Сносили  памятники,  переименовывали  города,
изгоняли коммунистов.
   Кому был нужен бывший  эксперт  ООН,  представлявший  канувшую  в  Лету
страну? А на моей родине начался шабаш. Там к власти пришли  националисты,
которые вообще считали, что таких людей, как я, нужно уничтожать в  первую
очередь. И тогда я переехал в Москву. Впрочем, и там меня никто не ждал  с
распростертыми объятиями.  Нужно  было  устраиваться  на  работу.  У  меня
гуманитарное образование, я  заканчивал  юридический  факультет,  но  кому
нужно было мое образование в те годы?  Я  стал  сначала  консультантом,  а
потом экспертом. Меня  все  чаще  приглашали  на  консультации  по  разным
сложным вопросам. Вот так я  оказался  в  роли  эксперта.  И  этим  теперь
зарабатываю на жизнь.
   - У вас сложная судьба, - согласился Финкель.
   - Так получилось. Меня даже награждали в закрытой комнате  без  окон  и
дверей. Мне показали мою награду, а потом ее забрали, пообещав вернуть. Но
до  сих  пор  не  вернули.  Осенью  девяносто  первого  меня  отправили  в
командировку, а женщина, которую я любил, в это время погибла.
   - Я, кажется, вызвал у вас неприятные воспоминания.
   - Нет. Наоборот. Я вам благодарен, что  вы  пришли.  Иногда  существует
потребность высказаться, а я уже много лет  живу  один  и  не  имею  такой
возможности. Говорят,  что  незнакомым  людям  легче  исповедоваться,  чем
близким. Наверно, так оно и есть на самом деле.
   - Я думал, вы специалист в области ядерной физики, - улыбнулся Финкель.
- Здесь многие офицеры ФСБ бывшие выпускники технических вузов.
   - Нет. Я ничего не понимаю в ваших делах.  Я  дилетант  настолько,  что
могу не отличить ЯЗОРД от обычного автомобильного мотора.
   Финкель рассмеялся.
   - Это действительно интересно, - сказал он. - Впрочем,  вам  это  и  не
обязательно. Зато вы умеете очень неплохо разбираться в  людях.  Это  тоже
талант, который дается с рождения.
   - Мне просто повезло, - признался  Дронго,  -  стечение  обстоятельств,
некоторые догадки, некоторые  факты.  Если  бы  дети  не  нашли  погибшего
водителя, мне бы никто не  разрешил  продолжить  расследование  до  конца.
Чистое везение. Так иногда случается.
   - Когда вы будете в Москве, заходите ко мне домой,  -  вдруг  предложил
Финкель, - я тоже живу один. Дети и внуки навещают меня,  но  иногда  и  у
меня возникает некая потребность в общении. Мне  кажется,  у  нас  мог  бы
получиться интересный диалог, как вы считаете?
   - Спасибо. - Дронго был тронут предложением старого ученого. -  Знаете,
вы чем-то напоминаете мне моего отца.
   - Он жив?
   - Да. И ему много лет, уже за семьдесят. Мы с ним очень дружим.
   - Это прекрасно, - сказал, вставая, Финкель. - Дай Бог ему здоровья.  И
не забудьте о моем предложении. Вот моя визитная карточка.
   Он ушел, а у Дронго еще долго сохранялось хорошее настроение. Ночью  он
заснул и видел во сне родителей. А рано утром они вылетели в Москву, и  он
сидел рядом с убийцей Волновым. Когда вертолеты долетели до аэропорта, где
у них была первая пересадка, Дронго спросил у Волнова:
   - Сколько лет супруге Суровцева?
   - Не знаю, кажется, двадцать пять. А почему вы спрашиваете?
   - Просто так. Странно, что она в столь юном возрасте уже  мыслит  столь
безнравственными категориями.
   Волнов усмехнулся. Теперь на руках у него были наручники. Он наклонился
к Дронго и тихо прошептал:
   - А вы моралист, да? Никогда не спали  с  чужой  женой?  И  никогда  не
поступали против совести?
   - Спал, - честно признался Дронго, - и не всегда поступал  по  совести.
Но никогда никого не предавал. И не убивал. Во всяком  случае,  невиновных
людей.
   - Кто невиновный? - разозлился Волнов. -  Эти  двое  молодых  ублюдков,
которые согласны были за деньги продать ядерное оружие, подставить  тысячи
других людей? Или этот Сиротин, который знал, для  чего  нужна  защита  от
ЯЗОРДа, не мог не знать, но все равно разрабатывал для нас защиту. Кто  из
них невиновный? Может, они больше виноваты, чем я.  Они  ведь  знали,  как
можно применить это оружие.
   - А Мукашевич, которого вы хладнокровно зарезали в кустарнике?  А  жена
Сиротина, которую убили ваши люди? Они-то  в  чем  были  виноваты?  В  чем
виноваты их дети, внуки? Не нужно изображать из себя ангела возмездия.  Вы
убийца, Волнов, обыкновенный убийца. И предатель.
   Подполковник отвернулся и пошел к самолету. Дронго направился следом. К
нему подошел Машков.
   - О чем вы спорили с этим подлецом?
   - Я все время  думаю  о  жене  погибшего  Суровцева.  Какая  чудовищная
изощренность. Продумать все так, чтобы подставить собственного мужа, чтобы
убить  отца  своего  ребенка.  Вам  не  кажется,  что  здесь  есть   нечто
гениальное?
   - В каком смысле?
   - Она гениальная злодейка. Ведь совсем  молодая  женщина,  ей  двадцать
пять лет. И такое сознание. Мне будет ужасно интересно с ней поговорить.
   - Вы что, коллекционируете такие типы людей?
   - Нет, я их изучаю. Должен был произойти какой-то  внутренний  сдвиг  у
этой молодой женщины, если она продумала все в таких подробностях.  Идемте
к самолету, мы опаздываем.
   Они поспешили к самолету. Следующая пересадка была через полтора  часа.
Вечером, в семь часов, они прилетели в Москву. Волнова увезли  в  изолятор
ФСБ, а Дронго поехал домой. На прощание он выслушал прочувствованную  речь
генерала Земскова и пообещал утром приехать.  Он  сильно  устал,  и  слова
генерала почти не доходили до его сознания.




   Хромой Дима приехал ровно через час, как и  обещал  Законник.  К  этому
времени Сергей Хорьков уже  успел  переодеться  и  принял  гостя  в  своем
кабинете. Он знал, что этот внешне малоприметный, хромой и нелюдимый седой
человек был организатором многих громких преступлений  в  городе.  У  него
были хорошие связи, и многие киллеры выполняли  его  заказы,  доверяя  ему
быть посредником между ними и заказчиками.
   - Здорово, - сказал Хорьков, когда гость вошел  к  нему  в  кабинет.  -
Сколько лет тебя знаю, а ты не меняешься.
   - А чего мне  меняться?  -  спросил  гость,  усаживаясь  на  диван  без
приглашения. - Нога все та же, голова  тоже.  Я  уже  поменялся  один  раз
двадцать лет назад. С тех пор так и хожу.
   - Что будешь пить? Коньяк?
   - Ты же знаешь, не люблю заморскую выпивку. Я, кроме водки,  ничего  не
пью.
   - Какую хочешь?
   - Никакой. Ты ведь по делу меня позвал, вот и говори. А пить я буду  на
свои деньги, которые ты мне сегодня заплатишь.
   - Ишь ты, какой догадливый, - усмехнулся Хорьков, - с чего ты взял?
   - А у тебя всегда так. Когда срочно зовешь,  значит,  случилось  что-то
важное. Ну, говори, зачем позвал.
   - Мне нужны два человека, - сразу сказал Хорьков. - Дело  есть,  важное
дело, но сложное.
   - Понятно. Почему двое?
   - Трудное  дело.  И  чтобы  один  из  них  знал  английский  язык.  Или
итальянский, или французский, все равно.
   - Тебе, значит, нужны интеллигентные киллеры, - усмехнулся хромой Дима.
- Опять куда-то пошлем? Зачем со знанием языка?  Чтобы  пришить  человека,
язык не обязателен,  а  у  меня  есть  толковые  специалисты.  Только  вот
сложность бывает с оружием. Но ребята уже умеют и ее решать.
   - Нет. Мне нужен со знанием языков. Мочить будем не нашего, -  деловито
сообщил Хорьков.
   - Иностранец, что ли? - недоверчиво спросил Дима. - Чего  тебя  на  них
потянуло?
   - Это мое дело. Сумеешь найти двоих ребят?
   - Поищу. Когда нужны?
   - Сегодня.
   - Это трудно. Но завтра найти смогу.
   - Тогда не позже, чем завтра. Двоих ребят, и обеспечишь их  оружием.  У
тебя ведь хорошие связи в Германии остались?
   - Там да. Нужно будет в Германию лететь?
   - Нет. Но пусть они получат  оружие  в  Германии  и  летят  дальше,  во
Францию. Или в Италию, я скажу куда. Их все равно там проверять не будут.
   - В Италии будут, - сказал Дима, ~ я точно знаю. Шенгенская зона Италию
не включает.
   - Уже, - усмехнулся Хорьков, - уже с Италией. Отстаешь от жизни,  Дима,
стареть начинаешь. У меня в Италии вилла, я точно знаю.
   - У меня там виллы нет, - рассудительно ответил Дима. - Ладно, - кивнул
он, - я найду двоих ребятишек, которые толково знают языки. У меня есть на
примете одна пара. Сколько заплатишь?
   - Как обычно. Двадцать пять им и столько же тебе.
   - Нет. Пятьдесят им и столько же мне.
   - Почему так дорого?
   - За знание языков, - явно издеваясь, сказал Дима. - У нас  ведь  виллы
нету. Нам ее еще заработать нужно.
   - Хорошо, - кивнул Хорьков, - черт с тобой. Получишь сколько просишь.
   Он открыл ящик стола, достал пять пачек долларов и положил их на стол.
   - Бери, - сказал он, кивая на деньги, - но чтобы  завтра  у  меня  были
твои люди.
   - Будут, - уверенно ответил Дима, - только ты нам адресок точный дай. И
имя. Чтобы ребята ничего не перепутали.
   - За такие бабки они могут и сами найти адресок, - зло заметил Хорьков.
   В комнату вошла Маша. Она была в длинном черном шелковом  халате.  Было
заметно, что под халатом у нее ничего нет. Она прошла к столу,  увидев  на
нем деньги. Дима встал с дивана,  хромая,  подошел,  забрал  пачки  и,  не
считая, положил их в небольшую сумочку, которую держал в руках.
   - Давай имя и адрес, - сказал он, - я им все передам.
   - Ты же сказал, завтра, - удивился Хорьков.
   - Это когда ты один сидел. А когда вас двое...  -  показал  на  женщину
Дима. - Ты ведь знаешь мои правила. Никому и никогда не верить.
   - Хам, - громко сказала женщина, - наглый хам.
   - Напрасно ругаешься, - миролюбиво заметил  Дима.  -  Если  бы  не  мои
принципы, ты бы сейчас в Бутырке сидела.
   - Гнида, - она отвернулась.
   - Хорошо, - согласился Хорьков.  Он  достал  из  ящика  стола  визитную
карточку Ревелли. - Вот  его  телефоны  и  адреса.  В  Риме  и  в  Париже.
Запомнишь или перепишешь?
   - Может, карточку подаришь?
   - Не подарю, - угрюмо ответил Хорьков. - Я не меньше твоего  никому  не
верю.
   Он увидел одобрение на лице Маши, которая  кивнула  ему  головой.  Дима
понял, что попал в собственную ловушку.
   - Давай перепишу, - хрипло предложил он, - потом сам сожгу.
   - Бери, - протянул визитную карточку Хорьков, - только не забудь  потом
бумажку выбросить.
   Дима  усмехнулся,  взял  ручку,  бумагу  и  старательно  переписал  все
незнакомые  буквы  и  цифры  на   бумагу.   Внимательно   сравнил.   Потом
удовлетворенно кивнул головой, убирая бумагу.
   - Срок какой? - спросил он у хозяина дома.
   - Чем раньше, тем лучше, - быстро  ответил  Хорьков,  -  но  чтобы  без
дураков. Сам проверь. Чтобы наверняка, без промаха.
   - Когда у нас промахи бывали? - повернулся к  дверям  Дима  и,  хромая,
пошел к выходу. Потом повернулся к Хорькову. - Когда все сделают,  сообщу.
Прощайте, дамочка, - улыбнулся он Маше и вышел из кабинета.
   - Грязное быдло, -  передернулась  Маша,  -  и  с  такими  типами  тебе
приходится общаться.
   - Он нужный человек, - задумчиво заметил Хорьков.
   Она подошла к дивану, где  сидел  гость.  Взглянула  и  прошла  дальше,
усаживаясь в кресло.
   - Он слишком много о тебе знает,  -  вдруг  сказала  она,  выразительно
глядя на Хорькова, - это опасно, Сережа.
   - Он надежный человек, - не очень уверенно произнес Хорьков.
   Она покачала головой.
   - Надежных не бывает. Ему кто-нибудь больше предложит, и он сразу  тебя
сдаст. Ты ведь знаешь, что я права.
   - Чего ты хочешь? - не понял Хорьков.
   - Когда они закончат с Ревелли, нужно будет решать и  его  проблему,  -
хитро улыбнулась Маша. - Зачем тебе такой свидетель? Он ведь и у  Сиротина
дома был.
   Хорьков с удивлением посмотрел на молодую женщину.  Он  вдруг  подумал,
что совсем ее не знает.




   В августе Париж бывает переполнен туристами, но здесь почти не остается
служащих, которые дружно отправляются на приморские курорты в разные концы
Франции. И Елисейские Поля заполняются приехавшими гостями, которые бродят
густыми толпами по городу, скупая все подряд. В этот  день  было  особенно
жарко, и Ревелли, включивший в своем  автомобиле  кондиционер,  все  время
чувствовал, как ему не хватает воздуха.
   Он приехал в "Крийон" рано утром на встречу с Абделем и позвонил снизу,
от портье, сообщив о своем  приезде.  Они  ничего  не  стали  говорить  по
телефону, и Ревелли, отойдя  в  сторону,  начал  нервно  прогуливаться  по
небольшому залу, где обычно принимали гостей. Прибывших встречали за двумя
столиками и оформляли им номера. Вся процедура занимала не больше  минуты,
гости "Крийона" не должны были ждать. Но и это  бывало  достаточно  редко.
Здесь  останавливались  высшие  руководители   государств,   для   которых
сотрудники посольств готовили все заранее.
   Ревелли увидел спустившегося Абделя и рванулся к нему.
   - Доброе утро, - хмуро сказал он, - у вас есть время? Я бы хотел, чтобы
мы куда-нибудь уехали из отеля.
   - Хорошо, - кивнул Абдель, - поедем. Я скажу, чтобы из гаража взяли мой
автомобиль. Или вызову водителя.
   - Не нужно, - возразил Ревелли, - моя машина рядом с отелем. Пойдемте.
   Они направились к машине Ревелли. Рядом с отелем "Крийон" в  нескольких
десятках  метров  с  левой  стороны,  если  смотреть  с  площади  Конкорд,
находилось  американское  посольство.  Выходивший  из  отеля  Абдель   зло
обернулся на посольство и передернул плечами. Ворота  посольства  охраняли
морские пехотинцы.
   - Что-нибудь случилось? - спросил Абдель, едва усевшись на сиденье.
   - У нас все в  порядке,  -  сказал  Ревелли.  -  Вы  можете  переводить
оставшуюся часть денег. Следующий груз придет через пять дней.
   - Как через пять дней? - чуть не задохнулся от гнева Абдель. -  Я  ведь
предупреждал вас, что мы не успеем. Нам они нужны уже сегодня.
   - Вы получили первый ящик, - успокаивающе заметил Ревелли.
   - Послушайте, Ревелли, - разозлился Абдель,  -  вы  не  понимаете,  что
делаете. Вы напрасно тянете время. Если у вас нет второго ящика, так нам и
скажите.
   - У нас есть второй ящик, - невозмутимо заявил Ревелли,  -  через  пять
дней вы его получите.
   - Но он нам нужен сегодня.
   - Ничего не могу поделать.  Нас  подвели  русские.  С  ними  невозможно
работать.
   - Остановите машину, - приказал Абдель, - я не хочу ехать с вами.
   Ревелли мягко  затормозил.  Абдель  вышел  из  машины,  сильно  хлопнув
дверцей. Потом обернулся, наклонился к своему собеседнику.
   - Мне говорили, что вы можете подвести, но я не  думал,  что  настолько
серьезно.
   - Через пять дней, - угрюмо повторил Ревелли.
   - Если ровно через пять дней ящик не будет в Париже, если вы опять  нас
подведете, то можете не рассчитывать на  оставшуюся  часть  денег.  Выборы
состоятся двадцать  третьего.  Вы  доставите  его  двадцатого.  Хотя  нет,
подождите... - Он задумался, потом быстро спросил: - Вы сможете  доставить
его на Сицилию? Хотя бы на это у вас хватит времени?
   - Конечно, - усмехнулся Ревелли. - А почему именно на Сицилию?
   - Так нужно. Я надеюсь, что там у вас не будет проблем с  русскими  или
со скандинавами. Ровно через пять дней второй ящик должен быть на Сицилии.
Успеете?
   - Да.
   - До свидания. - Абдель резко повернулся и пошел по улице.
   Ревелли завернул за угол, прибавил  скорость.  Потом  достал  мобильный
телефон,  набрал  одной  рукой  номер.  Телефон  был  установлен  с  таким
расчетом, что он мог говорить, не трогая сам аппарат. Кто-то взял трубку.
   - Френваль, это ты? - быстро спросил Ревелли.
   - Да. Что случилось?
   - Я уговорил его на пять дней. Только пять дней, ты меня понял? Значит,
у нас четыре дня. Двадцатого груз должен быть на Сицилии.
   - Где?
   - Неважно. У нас есть всего четыре дня. Ты меня понял?
   - Не успеем.
   - Больше не получилось. Нужно успеть, иначе  все  пропало.  Мы  обязаны
успеть, Френваль.
   - А что говорят русские?
   Ревелли громко выругался по-итальянски. Потом зло сообщил:
   - Они уже ничего не говорят. Даже не хотят возвращать наши деньги.
   - Я все понял, Ревелли. Постараюсь успеть за четыре дня.
   - Четыре, - еще раз сказал он, снова сворачивая на какую-то улицу. -  Я
надеюсь, что хоть ты меня не подведешь.
   - Все понял. До свидания.
   Ревелли отключил телефон. На его губах промелькнула усмешка.  Он  снова
прибавил скорость, и его "Альфа-Ромео" обогнала идущий впереди "Ситроен".




   В своем кабинете генерал  Земсков  чувствовал  себя  значительно  более
уверенно, чем в далеком сибирском поселке. Он словно обрел второе дыхание.
Генерал   проводил   совещание   доброжелательно,   с    мягким    юмором,
снисходительно  выслушивая  офицеров,  докладывавших  каждый  по  очереди.
Земсков подвел  итоги  и  уже  заканчивал  говорить,  когда  позвонили  из
комендатуры и сообщили, что к нему пришел посетитель.
   - Пропустить, - сразу приказал генерал, - пропуск ему сейчас спустят.
   Он закончил  совещание,  попросив  остаться  Машкова  и  Левитина.  Все
остальные офицеры вышли из кабинета. Земсков посмотрел на своих спутников,
побывавших с ним в Чогунаше, и усмехнулся:
   - Пришел наш Шерлок Холмс.
   Левитин презрительно улыбнулся. Он считал, что Дронго  просто  повезло.
Машков, напротив,  серьезно  кивнул  головой.  Он  видел,  как  изменилось
отношение генерала к эксперту, и считал это правомерным, так  как  Дронго,
по его глубокому убеждению, сумел сделать в Чогунаше то,  что  не  удалось
сделать ни одному из них.
   Когда Дронго вошел  в  кабинет,  Земсков,  не  вставая,  снисходительно
кивнул ему головой. Здесь он чувствовал себя как улитка в своей раковине и
уже успел забыть о бессилии и ужасе, охвативших его в Чогунаше. Теперь  он
мог позволить себе быть великодушным и добрым. Но руки эксперту он уже  не
подал. Достаточно было того, что он принял  пришедшего,  не  заставив  его
прождать в приемной, ведь, в конце концов, этот  эксперт  не  каждый  день
попадает на прием к генералу ФСБ, решил Земсков.
   - Садитесь, - покровительственно сказал он.  -  Мы  как  раз  обсуждаем
дальнейшее развитие нашей операции.
   - Я так и понял, - пробормотал  Дронго,  усаживаясь  на  стул  рядом  с
Машковым.
   - Мы установили наблюдение  за  указанными  вами  людьми,  -  продолжал
Земсков. - Хорьков  с  Суровцевой  вчера  вернулись  из  Финляндии,  и  их
компаньон уже побывал у  них  на  даче.  Правда,  потом  он  исчез  оттуда
неизвестно каким образом, и мы его потеряли. Но сегодня утром он был уже у
себя дома, и мы взяли его под плотную  опеку.  Я  думаю,  их  обоих  нужно
брать.
   - А где второй заряд? - возразил Дронго. - Мы ведь пока ничего не знаем
про него.
   - Арестуем этих типов и все узнаем, - снисходительно объяснил Земсков.
   - Не думаю, - пробормотал Дронго, - это ведь  не  случайные  люди.  Это
циничные и расчетливые убийцы, бывшие рецидивисты,  которые  хорошо  знают
ваши приемы, знают подходы милиции. На подполковника  Волнова  можно  было
как-то воздействовать, на опытного рецидивиста воздействовать  практически
невозможно. Они замкнутся в себе и не захотят давать показаний.
   - Вчера вечером хромой Дима,  кстати,  его  фамилия  Полухин,  ушел  от
нашего наблюдения, - возразил генерал. - Вы хотите, чтобы  мы  рискнули  и
второй раз разрешили кому-то из них уйти от нас? Нет. Я  очень  ценю  вашу
наблюдательность и ваши  аналитические  способности,  но  считаю,  что  мы
обязаны их арестовать. Хотя бы для того,  чтобы  ускорить  розыск  второго
ЯЗОРДа.
   - Суровцева была на даче?
   - Да, она прилетела вместе  с  Хорьковым  из  Хельсинки.  Кажется,  они
вместе живут.
   - У меня к вам просьба, - попросил Дронго. -  Когда  вы  ее  арестуете,
разрешите мне с ней побеседовать.
   - Разумеется. Не вижу в этом ничего плохо. В результате вашей беседы  с
Волновым мы узнали много нового. Вообще, если беседы наших экспертов будут
каждый раз приводить к таким результатам, я соглашусь, чтобы вы беседовали
по очереди с каждым нашим заключенным, - пошутил Земсков.
   - Как Волнов?
   - Мерзавец со вчерашнего дня ничего  не  ел.  Сейчас  он  находится  на
допросе у следователя.
   - Скажите, чтобы они не пережимали. Он и так морально уже сломлен.
   - Мне нет дела до его душевных  переживаний.  Он  предатель  и  убийца.
Офицер, нарушивший присягу.  В  любой  стране  мира  с  ним  не  стали  бы
церемониться.
   - И все-таки передайте следователю мою просьбу, -  настойчиво  повторил
Дронго, - он не обязан ничего рассказывать. Я вызвал его на откровенность,
но ему пришлось тяжело, учтите это, генерал. Он ведь  не  профессиональный
убийца. Он был  порядочным  человеком,  которого  сделали  убийцей  слабый
характер и дурное стечение обстоятельств.
   - По-вашему, стечение обстоятельств  может  сделать  человека  убийцей?
По-моему, это должно быть заложено в нем самом.
   - Может быть. Но, может, в нем  было  заложено  и  что-то  хорошее.  Не
давите на него, генерал. Это очень важно. Он может еще многое вспомнить  и
рассказать.
   - Я передам следователю вашу просьбу, - холодно кивнул Земсков, и,  уже
обращаясь к Левитину и  Машкову,  приказал:  -  Сегодня  в  два  часа  дня
произведете одновременный арест и обыск на квартирах Хорькова и  Полухина.
Полковник Машков  возглавит  группу,  которая  поедет  на  дачу  Хорькова.
Подполковник Левитин, вы поедете со своими людьми к Полухину.  Действовать
максимально четко и жестко, не давая им времени опомниться. У Хорькова  на
даче,  по  оперативным  данным,  есть  несколько  вооруженных  охранников,
которые могут оказать сопротивление. Прошу иметь это в виду.
   Он посмотрел на Дронго. Какая-то мысль мелькнула у него  в  голове.  Он
вдруг улыбнулся и спросил:
   - Не хотите сами поехать  за  Хорьковым?  Одновременно  увидите  и  эту
Суровцеву, которая так вас интересует.
   - Да, - кивнул Дронго. - Я и не думал, что вы мне разрешите.
   - Какие глупости, - улыбнулся Земсков, - вы теперь почти наш сотрудник.
Думаете, мы пускаем кого попало в Чогунаш? Поедете  вместе  с  полковником
Машковым. У вас есть еще какие-нибудь просьбы или пожелания?
   - Есть. Нужна более полная информация о случившемся в  Финляндии.  Там,
очевидно, у бандитов произошло нечто неожиданное, какая-то  неувязка.  Мне
нужно конкретно знать, что именно.
   - Мы сейчас как раз этим занимаемся, - нахмурился Земсков.  За  финский
заряд он уже получил  обещание  директора  влепить  ему  строгий  выговор.
Правда, это не отставка, но все равно очень неприятно. - Не  думайте,  что
вы должны везде помогать. Не берите на себя слишком много,  -  посоветовал
генерал. - Мы занимаемся  этими  проблемами,  а  вы  можете  считать,  что
основное уже сделали. Вы нам помогли в  Чогунаше,  и  мы  вам  благодарны.
Только не заблуждайтесь, что  мы  не  сможем  без  вас  довести  до  конца
расследование. Я понимаю, что у вас своеобразная эйфория от успеха, но  не
стоит так переоценивать свои возможности.
   "Самодовольный индюк", - подумал Дронго. Он взглянул на сидевшего рядом
Машкова и понял, что тот думает примерно то же самое. И  незаметно  кивнул
ему. Всегда приятно, когда у  тебя  есть  единомышленники,  даже  в  такой
сложной организации, как ФСБ.




   Еще вчера, направляясь на дачу, он  почувствовал  что-то  неладное.  Не
заметил, а именно почувствовал. За годы, проведенные в лагерях, за  долгие
десятилетия связей с разными людьми, когда он служил посредником у  многих
матерых рецидивистов, хромой Дима научился распознавать опасность.  Вот  и
тогда он ее почувствовал. Именно поэтому он ушел вчера с дачи Хорькова  не
через обычный ход и не через заднюю калитку. Он попросил, чтобы  привезший
его автомобиль выехал, как обычно, из центральных ворот, а сам,  приставив
лестницу к сараю, перемахнул через него и направился в лес. Сидя  затем  в
рейсовом автобусе, он  почувствовал  себя  спокойнее.  Опасности  не  было
никакой, и он решил, что ему все показалось.
   Он не стал откладывать свое свидание с нужными ему людьми,  а  прямо  с
дачи поехал туда, где его ждали. Разговор получился недолгий.  Паспорта  и
документы у них были в порядке, визы уже проставлены. Это делалось на  тот
случай, если бы пришлось кого-либо сопровождать. Они знали адрес в Берлине
и знали, к кому обращаться, чтобы получить оружие после въезда  в  пределы
Шенгенской зоны. Оставалось выплатить им часть гонорара и передать  аванс.
Правда, он не стал платить им половину полученного, но  достаточно  честно
выделил каждому из  них  по  десять  тысяч  долларов,  пообещав  заплатить
столько же по возвращении и вдобавок оплатить все  их  расходы.  Это  была
почти максимальная сумма, но Дима Полухин привык к тому, что ему доверяют,
и не обманывал ни своих заказчиков, ни киллеров, с  которыми  работал  уже
несколько лет. Этот человек знал немало страшных секретов, но  предпочитал
молчать, понимая, что стоит ему однажды  заговорить,  как  следующая  цена
будет назначена уже за его голову.
   Один из них переписал адрес нужного человека и его телефоны, после чего
Полухин убрал свою бумагу в  карман.  Он  решил  сжечь  ее  дома,  еще  не
предполагая, как она ему пригодится. Теперь он  был  спокоен.  Эти  ребята
были его золотым резервом,  его  особой  гордостью.  Один  из  них  раньше
работал в Главном разведывательном управлении, был военным разведчиком. Он
хорошо знал английский и арабский языки, а также  еще  много  такого,  что
требовалось знать убийце. Его напарник  обычно  обеспечивал  ему  связь  и
прикрытие. Они уже давно работали необычной парой, и Дима держал их всегда
на случай самых сложных и серьезных заказов. И теперь как  раз  был  такой
случай. Он передал им пожелание заказчика сделать все как можно быстрее  и
попрощался. Долго задерживаться было нельзя, иначе возникало нечто похожее
на дружбу, а это было опаснее всего. Дружбы между ними быть не могло. Друг
всегда оказывался предателем, и даже более страшным  предателем,  чем  все
остальные, так как узнавал гораздо  больше.  Именно  поэтому  Дима  всегда
говорил только то, что  требовалось  для  дела,  и  не  допускал  излишней
лирики.
   Вернувшись домой, он снова почувствовал неладное. Все было как будто  в
порядке, на прежних местах, но он  шестым  чувством  чуял  опасность,  как
волки загодя чуют приближающегося охотника. Он  кружил  по  дому,  пытаясь
понять, почему он так нервничает.  Полухин  жил  один,  его  профессия  не
позволяла ему никому доверять. Женщины  не  интересовали  его  уже  давно,
после перенесенного в молодости сифилиса, а друзей у него  не  было.  Были
только заказчики, компаньоны, киллеры и  жертвы.  Друзей  не  было,  и  он
считал это правильным.
   Он жил в одном из тех старых одноэтажных домов, которые еще сохранились
в  столице.  Раньше  это  была  окраина,  но  с  течением  времени   город
разрастался все больше и больше, а дома так и оставались между  центром  и
новыми районами. Разумеется, он был в состоянии приобрести себе  приличную
квартиру, но он привык к своей избушке, как он ее ласково  называл,  и  не
собирался переезжать в каменные многоэтажки.
   Он кружил по дому, пытаясь понять, что  именно  происходит,  почему  он
чувствует  себя  столь  неспокойно.  Все  было  на  местах,   но   тревога
усиливалась. И вдруг он увидел висевшую на вешалке шляпу. Полухин  подошел
ближе, внимательно посмотрел. Он не мог ошибиться. Он всегда  вешал  ее  с
правой стороны. Правым боком и с  правой  стороны.  Она  и  сейчас  висела
правым боком, но с левой стороны. Он снова осмотрел шляпу, не  трогая  ее,
словно это был музейный экспонат. Никаких сомнений не было - шляпа  висела
не там, где он ее оставил, уезжая на дачу.
   Хромая сильнее обычного, он прошел к телевизору, включил его и уселся в
кресло. Следовало исходить из  того,  что  в  доме  у  него  кто-то  успел
побывать. Причем сделал это таким образом, чтобы он не заметил.  Если  это
кто-то из компаньонов или заказчиков, то он не  стал  бы  скрывать  своего
появления, а, наоборот, постарался бы подчеркнуть свой приход. Если к нему
послали киллеров, то они ждали бы его  внутри  дома  и  не  разрешили  так
спокойно сидеть у телевизора. Следовательно...  следовательно,  оставалось
предположить самое худшее, что могло быть, а это было очень  неприятно.  И
очень опасно.
   Телевизор продолжал работать, и он сидел неподвижно в кресле. Когда  он
поехал на дачу, за ним уже следили. Они, вероятно, ждали его  там,  но  он
обманул их, уйдя с другой стороны. А сейчас наверняка  за  ним  наблюдают.
Может, даже установили внутри дома свои приборы, чтобы  слышать  и  видеть
каждое его движение, каждое его слово.
   Он тяжело поднялся, прошел на кухню, выпил стакан  воды  и  вернулся  в
кресло. Если они начали ставить "красные флажки", то не  успокоятся,  пока
не загонят его под пули, это он твердо знал. И видимо, это не милиция. Это
гораздо хуже, если он не сумел  заметить  наблюдения.  Значит,  ребята  из
другой конторы. Как раз той, которая и  занимается  киллерами.  Тогда  ему
будет очень сложно уходить. Очень сложно.
   Теперь следовало продумать всю ситуацию до конца. Ошибиться тут нельзя.
Если он не сумеет правильно все просчитать, то  это  будет  его  последняя
ночь, проведенная на воле. За его "подвиги" ему пять раз дадут пожизненное
заключение и еще столько же раз смертную казнь. Надеяться на их  неведение
глупо. Раз они сумели его найти, раз сумели  его  вычислить,  значит,  уже
знали о нем нечто такое, что привело их к его дому. И они не  уйдут,  пока
их предположения не перерастут в уверенность. Ждать, когда за ним  придут,
ему не хотелось.
   Он потушил свет во всех комнатах, проверил ставни и двери и  отправился
спать, словно больше его ничего не интересовало. Лежа в постели, он  чутко
прислушивался к звукам, доносившимся с улицы. В эту ночь он почти не спал.
У него имелось несколько вариантов отхода, и он  выбирал  самый  надежный,
самый верный из  них,  чтобы  наверняка  оторваться  от  тех,  кто  сейчас
наблюдал за его домом.
   Утром, поднявшись, как всегда, очень рано, он с привычной аккуратностью
убрал  постель.  Холостяцкая  жизнь  имела  свои   преимущества   и   свои
недостатки. Он никогда и никого не пускал  в  свой  дом.  Даже  уборку  он
производил собственноручно, хотя делал ее не всегда  тщательно  и  хорошо.
Поэтому в доме в самых разных местах годами  накапливалась  пыль,  которая
затем попадала  в  его  легкие.  Именно  поэтому  он  всегда  был  немного
раздражителен и чуть-чуть подкашливал, словно  заразился  туберкулезом  во
время своих "командировок" в северные лагеря.
   В шестидесятые годы одним из самых изощренных издевательств и пыток  со
стороны лагерного начальства было следующее. Здорового парня сажали в одну
камеру с двумя-тремя другими заключенными, у которых была открытая  стадия
туберкулеза. Они постоянно харкали, в камере стоял  невыносимый  смрад,  и
здоровый  человек  в  течение  недели,  от  силы   двух,   сам   заболевал
туберкулезом. Внешне все было чисто, никого не били, не  применяли  пыток.
Но на самом деле  это  была  самая  страшная  пытка,  так  как  заболевший
становился "хроником" и его участь отныне была решена раз  и  навсегда.  В
лучшем  случае  он  оставался  тяжело  больным  инвалидом.  В  худшем  его
отправляли на самые тяжелые работы, и  он  погибал  там,  надорвавшись  от
собственной болезни, уже начинавшей грызть  его  изнутри,  и  непосильного
труда, который был ему противопоказан.
   Полухин  дважды  чудом  избежал  заражения.  Впрочем,  случайности  тут
никакой не было. Он пообещал своим сокамерникам, что если он заразится, то
порешит обоих, и оба несчастных туберкулезника харкали и кашляли только  в
свои подушки, опасаясь поворачиваться в его сторону.
   Он ходил по дому, все еще  прикидывая,  как  ему  поступить.  Было  уже
достаточно светло, солнце поднялось над горизонтом, а он все еще бесцельно
ходил по дому. У него  была  только  одна  попытка,  и  он  это  отчетливо
понимал. Сделать вторую ему уже не дадут. Значит, у него должно  было  все
получиться с первого раза.




   Дачу Хорькова оцепили со всех сторон. Оперативники помнили о  вчерашней
неудаче, когда Полухину удалось непонятным  образом  уйти  от  наблюдения.
Второй раз  такого  не  должно  было  случиться.  Около  тридцати  человек
рассредоточились вокруг дачи. По данным наблюдавших за  дачей  сотрудников
ФСБ, кроме самого хозяина и его спутницы,  на  даче  находилось  не  менее
пяти-шести  охранников.  И  это   не   считая   еще   нескольких   человек
обслуживающего персонала - повара, домработницы, сторожа, садовника.
   Машков  подъехал  к  даче  вместе  с  Дронго.   Они   терпеливо   ждали
условленного сигнала. Сотрудники исходили из того,  что  боевики  Хорькова
могут оказать вооруженное сопротивление. Машков  ждал,  когда  все  займут
свои места. Кроме того, было известно, что по утрам двое боевиков ездят за
газетами, которые приходили на ближайшую почту в дачном поселке.
   Дронго сидел молча. Он смотрел в окно. Несмотря на летний  месяц,  было
прохладно, сказывалась близость реки и леса. Он, как  и  Машков,  понимал,
почему  именно  Машкову  было  поручено  руководство  этой  операцией.  На
задержание хромого Полухина, который жил один в  своем  доме,  был  послан
подполковник  Левитин  с  пятью  сотрудниками.  Земсков  отправил   своего
любимчика для оформления формальностей и ареста одного человека, тогда как
Машкову досталось настоящее гнездо бандитов, где  половина  из  них  могла
оказать не просто вооруженное сопротивление, но и дать самый настоящий бой
сотрудникам ФСБ. В любом случае все шишки должны были  достаться  Машкову,
руководившему этой операцией. Злопамятный Земсков  не  простил  полковнику
его демонстративной поддержки Дронго в Чогунаше. Кроме того,  он  разрешил
самому Дронго присутствовать во время  ареста  Хорькова,  чтобы  в  случае
необходимости подставить  не  только  Машкова,  но  и  эксперта.  Конечно,
Земсков испытывал чувство благодарности к непонятному человеку,  сумевшему
неизвестным для него образом  раскрыть  преступление  в  Чогунаше.  Но  он
считал, что его благодарность имеет свои пределы  и  эксперт  уже  получил
свою долю.
   - Они начнут отстреливаться, - задумчиво  сказал  Дронго,  обращаясь  к
Машкову, - при этом может погибнуть много людей.
   - А что нам делать? Мы оцепили дачу со всех сторон. Даже  если  считать
всех, кто находится на даче, их там не больше  десяти-двенадцати  человек.
Нас тридцать. Со мной группа захвата. В любом случае мы обязаны арестовать
Хорькова и его спутницу. Я же не  могу  предлагать  им  сдаться  и  вообще
посылать к ним парламентеров.
   - Конечно, нет. Ваше руководство не одобряет таких действий.
   - А если пойду я? - вдруг предложил Дронго.
   - Вы? - изумился Машков. - Нет, так нельзя.
   - Почему? Никто же не говорил,  что  вы  обязательно  должны  рисковать
головами своих парней. Это неразумно, полковник. Мне кажется, что я  смогу
убедить Хорькова и его спутницу не оказывать нам ненужного сопротивления.
   - Вы слишком серьезно к ним относитесь, - сказал Машков.  -  По-вашему,
мы должны всерьез считать их своими противниками?
   - По-моему, да. Не забывайте о том, что они придумали в  Чогунаше.  Это
хитрые и опасные люди.
   - Мы их возьмем, - сжал губы Машков. Дронго не стал спорить.  Полковник
был умным человеком, но и его подводило чисто служебное отношение в  этому
аресту. Как и  другие  офицеры  ФСБ,  Машков  считал  уголовников  шпаной,
которую нельзя рассматривать в качестве равного противника. Если в милиции
к уголовникам относились как к равным врагам, то  в  ФСБ  на  эту  публику
смотрели с некоторым пренебрежением.
   Два телохранителя Хорькова выехали в  автомобиле,  и  после  этого  был
подан условный сигнал. Машине  дали  возможность  проехать  около  пятисот
метров  и  только  тогда  остановили.  Без  лишнего  шума  и  без  всякого
промедления обоих бандитов вытащили из автомобиля и обезоружили.  Операция
была проведена молниеносно. Машкову доложили об этом через минуту.
   - Хорошо, - сказал полковник и повернулся к Дронго, - двоих уже  взяли.
И как видите, без особого шума.
   - Дай Бог, - Дронго грузно повернулся к полковнику, - они  ведь  ездили
за газетами. Боюсь, что для этого посылают не самых лучших телохранителей.
   - Вам не кажется, что вы относитесь к ним слишком серьезно?  -  спросил
Машков.
   - Наоборот. Мне кажется, что это вы их недооцениваете.
   В автомобиль сели двое бойцов группы захвата. Трое спрятались на заднем
сиденье. Еще двое укрылись в багажнике. Нужно было подождать минут десять,
после чего вернуться обратно на дачу. У задней калитки уже  стояли  другие
сотрудники ФСБ, ожидая сигнала.
   У Хорькова в этот день было  особенно  хорошее  настроение.  Он  плотно
позавтракал, позвонил в Санкт-Петербург Законнику, сообщив, что попытается
уладить дела с  итальянскими  компаньонами.  Правда,  он  объяснил  своему
собеседнику, что тому придется заплатить пятьсот тысяч долларов неустойки,
и Законник, понимавший, что он виноват, согласился на все.  Следовательно,
за вычетом ста тысяч долларов, которые Хорьков  заплатит  Полухину  и  его
киллерам, у него оставалось еще  четыреста;  он  считал  их  гонораром  за
полученное беспокойство.
   Он сидел в кабинете у телевизора, когда к нему вошла Маша. По утрам она
обычно надевала халаты из белого шелка. Вообще она любила  шелк  и,  кроме
халатов из этого материала, так  красиво  облегавших  ее  плотную  фигуру,
требовала стелить ей постельное белье только из этого  материала.  Хорьков
иногда посмеивался над этой странностью молодой женщины, даже дразнил  ее,
уточняя, где именно в Чогунаше она приучилась  к  шелковым  простыням,  но
охотно поощрял подобные прихоти.
   На этот раз она вышла к нему с веселой улыбкой, хотя обычно по утрам  у
нее бывало не очень хорошее настроение.
   - Давай поедем в Италию, - предложила она. - Мне так хочется посмотреть
на твою виллу.
   -  Сейчас  нельзя,  -  рассудительно  возразил  Хорьков,  -  там  могут
появиться люди Ревелли. Когда мы разрешим эту проблему, тогда и полетим.
   - Как все глупо получилось со вторым ящиком, - вздохнула она.
   - Да. - Воспоминание о втором ящике было неприятным, и он нахмурился. -
Но мы решим и эту проблему. Сейчас главное - разобраться с Ревелли. А  про
второй ящик ты забудь, его не было.
   - Я думала позвонить в Чогунаш, узнать, как там Волнов.
   - Зачем тебе этот вояка? Мавр сделал свое дело... -  Он  привлек  ее  к
себе. Шелковое белье приятно возбуждало. Он раскрыл халат и провел ладонью
по ее бедру.
   - Все равно нужно узнать, как там дела. - Она вырвалась из его рук. - Я
ведь не дура, не собираюсь звонить ему на квартиру. Если что-то произошло,
меня могут и  засечь.  Поэтому  я  позвоню  кому-нибудь  из  своих  бывших
соседок.
   - А предлог? Тебе нужен предлог.
   - Справлюсь, как там могилка моего мужа,  -  цинично  усмехнулась  она,
поднимая трубку.
   - Ну и стерва, - пробормотал Хорьков, видя, как она набирает номер.
   К этому времени карантин с поселка был уже снят, и  городские  телефоны
работали. Но ни Сергей Хорьков, ни его спутница даже не  подозревали,  что
их собственные телефоны прослушиваются.
   Маша набрала номер  и  подождала,  пока  ее  соединят.  Она  звонила  к
соседке, которая жила в их барачном домике на третьем этаже в  квартире  с
постоянно протекавшей крышей. При воспоминании об этом Маша  непроизвольно
сжала трубку.
   - Алло, слушаем вас, - послышался голос соседки.
   - Зина, здравствуй, - быстро сказала она. - Как у вас дела?
   - Ой, Машенька у нас тут такое происходит! Нашли убийцу твоего мужа.  И
убили водителя. Ты его помнишь, наверно? Прапорщик  Мукашевич.  И  вообще,
тут  такое  творилось!  Комиссии  наехали,  все  проверяли,  все  телефоны
отключили. Говорят, даже хищение было  в  Центре,  но  этого  по  телефону
нельзя говорить.
   Она растерянно взглянула на  смотревшего  телевизор  Хорькова.  Тот  не
обращал на нее никакого внимания.
   - А кто убийца? - растерянно спросила она.
   - Все говорят, что ваш знакомый Волнов. Ты представляешь, говорят,  что
он...
   Она быстро отключила телефон. Потом снова посмотрела на Хорькова.
   - Сережа, - тихо позвала она, - Хорьков.
   Тот обернулся к ней. Увидел ее лицо. И сразу понял, что произошло нечто
ужасное.
   - Что случилось?
   - В Чогунаше арестован Волнов, - растерянно сказала она. - Я только что
узнала.
   - Я тебе говорил, что нужно вызвать  его  в  Москву  и  убрать,  -  зло
выкрикнул он, моментально оценив опасность. - Вот теперь твой  Волнов  нас
заложит.
   - Нет, - нерешительно сказала она, - он этого не сделает.
   - Не сделает, не сделает, - передразнил он ее, вставая с кресла.  -  Он
уже наверняка  нас  заложил.  Может,  сейчас  у  наших  дверей  уже  стоят
сотрудники милиции, приехавшие нас арестовать.
   - Нужно уезжать, - произнесла она, глядя перед собой в  одну  точку,  -
нужно быстро уезжать.
   - Иди к черту, - огрызнулся  Хорьков.  -  Куда  уезжать?  К  Ревелли  в
Европу? Я к нему убийц послал. Ты посмотри, как ты меня в угол загнала.
   - При чем тут я?! - закричала она. - Ты сам себя загнал! Не нужно  было
заранее брать деньги.
   - Замолчи, дура. - Он бросился к сейфу. В этот момент в  кабинет  вошел
один из его телохранителей. На даче было установлено скрытое наблюдение за
дорогами, но сотрудники ФСБ этого не знали. Впрочем, этого не  знал  почти
никто. Наблюдение велось с помощью камер, спрятанных в стенах и  в  кронах
деревьев.
   - У  задней  калитки  стоят  несколько  вооруженных  людей,  -  доложил
телохранитель, - кажется, из спецназа.
   - Доигралась, сучка, - заорал Хорьков, и в этот  момент  на  территорию
дачи въехала машина, ездившая за газетами. К ней подошел охранник. В  этот
момент один из сидевших внутри  спецназовцев  резко  открыл  дверцу  и  ее
ударом отбросил подошедшего. Тот упал, а  когда  попытался  подняться,  на
него уже наставили дуло автомата. Из автомобиля  выскочили  спецназовцы  и
рассредоточились  по  всей  даче.  И  в  этот  момент  сверху   прозвучала
автоматная очередь. Это стрелял тот самый охранник,  который  находился  в
кабинете вместе с Хорьковым и Суровцевой. Он стрелял прицельно и  попал  в
одного из нападавших. Тот, раненный, упал на землю. В ответ  его  товарищи
открыли беспорядочный огонь по окнам дачи.
   - Черт возьми, - разочарованно сказал Машков,  -  что  там  происходит?
Почему они стреляют?
   Дронго молчал. Он не хотел напоминать, что заранее предупреждал о таком
исходе, так как видел смятение полковника и не хотел  раздражать  его  еще
больше. Они вышли из автомобиля и, осторожно пригибаясь,  прошли  к  даче.
Туда уже подтягивались остальные сотрудники.  В  самом  доме  засело  трое
телохранителей, которые бешено отстреливались, понимая, что пощады  им  не
будет. Из кабинета, упав на ковер, ползком выбирался Хорьков, продолжавший
проклинать женщину.
   - Дура, сука, - бормотал он, вздрагивая от треска автоматных очередей и
осколков стекол. Он вытащил из сейфа свой "дипломат" и теперь  волочил  за
собой тяжелый чемоданчик, набитый деньгами. Здесь был его неприкосновенный
запас, миллион долларов наличными, которые он всегда держал в сейфе.
   Трое его телохранителей продолжали держать  оборону,  отстреливаясь  от
нападавших, когда Хорьков наконец дополз до дверей, выскользнул в  коридор
и распластался на ковре, тяжело дыша. В этот момент кто-то наступил ему на
руку. Он чуть не вскрикнул от боли и поднял голову. Это была Маша.
   - Сучка, - закричал он, но тут же  осекся.  Она  держала  в  руках  его
пистолет, который обычно хранился в спальне, в тумбочке рядом с кроватью.
   - Лежи спокойно. Хорьков, - посоветовала она, продолжая давить  ему  на
правую руку. Он застонал, выпуская из  рук  "дипломат".  Она  наклонилась,
подняла его.
   - Сволочь, - убежденно сказал он.
   - Дурак, - сморщилась Маша, - а то ты мне очень  был  нужен.  Со  своей
вечной жадностью и вонючим ртом. Тебе нужно лечить зубы. Хорек, не  забудь
об этом. - Она убрала ногу с его руки и прошла дальше.
   - Стой, - рванулся он вслед за ней.
   - Без глупостей, - обернулась она к нему, - иначе я буду стрелять.
   - Ты не уйдешь с дачи, - прохрипел он, бледный от  бешенства.  Особенно
неприятно для него был даже не  украденный  миллион,  а  ее  упоминание  о
запахе изо рта.
   - Сейчас тебя подстрелят. Хорьков. Они пришли за тобой, -  презрительно
сказала Маша, направляясь в другую комнату. Ее даже не  пугали  автоматные
очереди.
   - Ведьма, - прошептал Хорьков, - будь ты проклята.
   - Прекратить стрельбу, - услышал он чей-то громкий голос и обернулся  к
дверям. Вероятно, со стороны нападавших должны были  последовать  какие-то
предложения.
   - Прекратить стрельбу, - повторил тот же голос.
   Когда Хорьков вновь повернулся к Маше, ее уже не  было  в  коридоре.  В
этот момент прекратили стрельбу. Он  открыл  дверь  в  кабинет.  Снизу,  с
первого этажа, раздался крик одного из его телохранителей:
   - Они хотят, чтобы мы сдались.
   - Нет, - крикнул Хорьков, - нет. Подождите пока, пусть  они  дадут  нам
время подумать. У вас есть лишнее оружие?
   - Есть.
   - Принесите мне пистолет. И скажите, чтобы они дали нам десять минут на
размышление.
   Телохранитель пошел к дверям и прокричал  указания  хозяина,  а  другой
начал подниматься с пистолетом на второй этаж. Хорьков выхватил оружие  из
его рук и бросился в спальню, где  скрылась  Маша.  Он  вошел,  когда  она
одевалась. Пистолет лежал на кровати. Хорьков усмехнулся  и,  направив  на
нее оружие, сказал:
   - Как ты была с куриными мозгами, так с ними и осталась.
   Женщина вздрогнула и обернулась к нему.  Потом  увидела  оружие  в  его
руках, бросила взгляд на свой  пистолет,  лежащий  далеко  на  кровати,  и
продолжала спокойно одеваться, словно ничего не произошло.
   - Где деньги, сука? - спросил он, сжимая в руках оружие.
   - Не будь дураком. Хорьков, - презрительно сказала она,  -  не  вздумай
стрелять. Дом все равно окружен, и у тебя нет шансов выбраться  отсюда.  А
тебе еще впаяют за убийство. И тогда тебе точно светит "вышка".
   - Я тебя убью, - решительно сказал он.
   - Ага. Попадешь в тюрьму,  потеряешь  деньги  и  вдобавок  пойдешь  под
расстрел. Ты этого хочешь?
   - Где мои деньги? - закричал изо всех сил Хорьков.
   Один из его телохранителей стоял на  втором  этаже,  двое,  что  успели
забежать в дом, были на первом, но все трое слышали его истерический крик.
Стоявший на  втором  этаже  даже  поморщился.  "Нашли  время  базарить,  -
раздраженно подумал он. - Я тут стою, жизнью рискую, их защищая, а они там
ругаются".
   Хорьков, поняв, что она не боится, и не решаясь  стрелять,  рванулся  к
Маше. Он схватил ее за волосы  и  несколько  раз  сильно  ударил  по  лицу
рукояткой пистолета. Она вскрикнула. Из разбитой губы потекла кровь.
   - Предлагаем вам сдаться, - крикнул Машков, стоявший у автомобиля. -  У
вас нет никаких шансов. Не нужно усугублять свою вину.
   Женщина, осев на пол, тихо стонала. Хорьков поднял ее за волосы, рванул
к себе.
   - Куда дела деньги?  -  опять  закричал  он,  но  она  только  покачала
головой. Он толкнул ее на пол и бросился к шкафу, переворачивая все  вверх
дном. Но в шкафу "дипломата" не  было.  Он  начал  смотреть  в  тумбочках,
перевернул матрас, надеясь найти там похищенные деньги.
   - Куда спрятала деньги? - непрерывно орал он.
   - У вас осталась одна минута, - раздалось снизу. Он  вдруг  успокоился,
сел на пол рядом с ней, повернул ее голову к себе.
   - Слушай, - примирительно  сказал  он,  -  ты  правильно  сделала,  что
спрятала деньги. Скажи, куда ты их положила?
   Она приподняла голову и чуть улыбнулась, вытирая кровь.
   - Пойми, - говорил он,  тяжело  дыша,  -  нас  отсюда  сейчас  заберут.
Надолго заберут. А деньги пропадут. Скажи, куда ты их положила?  Я  их  не
трону, честное слово. Только скажи, где они.
   Она по-прежнему молчала.
   - Скажи, - зверея, сказал он и снова сильно  ударил  ее  по  лицу.  Она
застонала, но по-прежнему молчала.
   - Пропадут ведь деньги, - почти простонал он. - Неужели  не  понимаешь,
что пропадут? Они ведь здесь такой обыск устроят и все найдут.
   - Ваше время истекло, - раздался голос Машкова. - Сдавайтесь.
   - Сдаемся,  -  крикнул  стоявший  на  втором  этаже  телохранитель.  Он
по-прежнему слышал крики хозяина, и это его окончательно  взбесило.  -  Мы
сдаемся, - решительно заявил он.
   - Сдаемся, - закричали и другие  телохранители,  укрывшиеся  на  первом
этаже. Оба понимали, что глупо  сопротивляться  дальше.  Иначе  их  просто
расстреляют. Сотрудников ФСБ было слишком много, и все трое  оборонявшихся
видели, что у них нет никаких шансов.
   Они начали выходить из здания, бросая оружие. Хорьков  понял,  что  это
конец. Он снова подскочил к женщине. Ткнул пистолет ей в грудь.
   - Мне терять нечего, - быстро сказал он, - все равно  деньги  пропадут.
Только и ты ими не воспользуешься. Я тебя, стерву, все равно убью.
   - Тогда вообще ничего тебе не останется, - прохрипела она. -  Дурак,  я
беременная. От  тебя  беременная,  меня  в  тюрьму  нельзя  сажать.  Сразу
выпустят или маленький срок дадут. А я твои деньги сберегу.
   - Врешь, - прохрипел он, - ты же мне в Хельсинки неделю назад говорила,
что у тебя месячные и ты со мной не можешь.
   Она усмехнулась разбитыми губами.
   - Просто хотела, чтобы ты от меня отвязался.  Я  уже  три  месяца,  как
беременная.
   Он отпустил  пистолет,  посмотрел  на  ее  разбитое  лицо.  Недоверчиво
покачал головой. Потом поднялся.
   - Ну, если ты опять мне врешь... - уже менее решительно сказал он.
   - Хорьков, - услышал он крик полковника Машкова, - спускайтесь  вниз  и
сдавайтесь.
   Он постоял над женщиной, глядя на ее изувеченное лицо, потом отбросил в
сторону пистолет и направился к дверям. Вышел из спальни,  спустился  вниз
по лестнице, прошел по гостиной,  хрустя  осколками  стекол,  и  вышел  из
здания. К нему подскочили сотрудники ФСБ, заломили руки, надели наручники.
   Он даже не подозревал, что, когда вышел из спальни,  она,  сразу  забыв
про разбитое лицо, вскочила, достала стоявший за занавеской  "дипломат"  и
побежала в бильярдный зал на третьем этаже. Вбежав туда, она  бросилась  к
большому бильярдному столу, наклонилась над ним и нажала на  две  потайные
кнопки. Зеленое полотно чуть сдвинулось  в  сторону.  Она  быстро  открыла
чемодан и стала вытряхивать деньги в образовавшееся отверстие. Все  деньги
туда не вошли, около двадцати пачек осталось. Она захлопнула "дипломат"  и
поспешила прочь.
   Хорькова уж вели к автомобилю, когда она ворвалась в кабинет и  бросила
"дипломат"  ему  на  стол.  Потом  упала  на  диван,  ожидая,  когда  сюда
поднимутся люди. Через несколько минут в комнату вошли сотрудники ФСБ. Они
увидели лежавшую на  диване,  стонавшую  женщину.  Затем  на  второй  этаж
поднялись Машков и Дронго. Полковник подошел к женщине,  над  которой  уже
стоял врач, пытавшийся ее осмотреть. Она что-то кричала, вырывалась из его
рук. Дронго прошелся по кабинету, глядя на Машу и стоявших  вокруг  людей.
Он был в плохом настроении, словно ему было грустно и противно.
   - Вы с ним подрались? - подошел он к женщине.
   - Да. - Она открыла глаза и взглянула на него, оценив и крупную фигуру,
и широкие плечи. - Да, - повторила она жалобным голосом,  -  я  предлагала
ему сдаться, а он не хотел, ругался, обзывал меня, бил. Все это слышали.
   - Понятно. - Дронго подошел к столу, наклонился, поднял  валявшуюся  на
ковре ручку, положил на стол.
   - Вы Мария Суровцева? - спросил в это время полковник Машков.
   - Да, - прошептала молодая женщина.
   - Вы арестованы, - сухо объявил он. -  Вам  сказать,  за  что,  или  вы
знаете?
   - Мне плохо, - закрыла глаза женщина.
   - У нее могут быть внутренние переломы, - встревоженно сказал  врач,  -
ее нужно срочно доставить в больницу.
   - Хорошо, - согласился Машков. Дронго молча стоял рядом.




   - Как это могло случиться? - бушевал Земсков, глядя на застывшего перед
ним Левитина. - У вас было пять сотрудников. Пять человек. А вы не  сумели
арестовать Полухина. Куда вы смотрели? Как он мог уйти из закрытого  дома?
Вы ведь наблюдали со всех сторон.
   Подполковник молчал. Его  вина  была  настолько  очевидна,  что  он  не
решался ничего говорить.
   - Может, у него в доме есть второй выход? - спросил генерал.
   - Нет, - виновато ответил подполковник, - там нет второго выхода.
   - И тем не менее он ушел, - махнул рукой генерал. - Как  вы  могли  его
прошляпить?
   - Мы пытались понять, но это было невозможно. Он сумел уйти через окно.
У него прямо под окном растут кусты. Он, видимо, перелез через  подоконник
и ушел.
   - Сядьте, - раздраженно приказал генерал, - отличились, - хмуро  подвел
он итог. - И вы, Машков, тоже хороши. Устроили показную стрельбу на  даче.
Что это за мальчишество? Нужно было более четко планировать всю  операцию.
Неужели вы не понимали, что они будут стрелять?
   - У нас только один раненый, - сообщил полковник, -  и  двое  убитых  у
них. Мы старались провести операцию с наименьшими потерями, но перед самым
началом операции Суровцева позвонила к себе в поселок, к соседке. Там  уже
были разблокированы телефоны. В общем, они все поняли.
   - Нужно было отключить телефоны на даче.
   - Они бы догадались об опасности еще быстрее.
   - В результате мы  имеем  ушедшего  от  нас  Полухина,  -  подвел  итог
генерал. - С этой эксцентричной дамочкой разобрались?
   - Она в больнице, - пояснил Машков. - Я отправил ее туда с двумя нашими
сотрудниками. Перед самым арестом между Хорьковым  и  Суровцевой,  видимо,
произошла размолвка. Он довольно сильно ее избил. Врач настаивал, чтобы мы
отправили ее в больницу.
   - Этот эксперт был с вами? - пренебрежительно спросил Земсков.
   - Да, он предлагал свои услуги, но мы отказались.
   - И правильно сделали. Не хватало нам еще его помощи во  время  ареста.
Вполне достаточно и того, что мы ему так доверяем. Где Хорьков?
   - Пока привезли сюда. Мы обнаружили у  него  в  кабинете  двести  тысяч
долларов. Они лежали в "дипломате".
   - Позовите его, - решил генерал, - мы сами проведем первый допрос.
   Машков поднял трубку и вызвал на допрос арестованного. Через пятнадцать
минут привели Хорькова. Тот был по-прежнему в дорогом костюме, только  без
галстука. Он вошел в кабинет, криво усмехаясь, и прошел к  столу.  Генерал
отпустил конвоиров и разрешил арестованному сесть.
   - Вы, Сергей Хорьков, - сказал генерал,  -  обвиняетесь  в  организации
хищения в Научном центре. В организации убийства двух сотрудников  Центра,
в организации убийства семьи Сиротина. По-моему, вполне достаточно, как вы
считаете?
   - У вас хорошие следователи, генерал, - усмехнулся Хорьков.
   - Меня не волнуют все эти подробности, - решительно заявил  Земсков.  -
Мне нужно знать только одно. Где второй заряд?
   Хорьков отвернулся. Он явно не хотел отвечать на этот  вопрос.  Генерал
нахмурился.
   - Я повторяю свой вопрос. Хорьков: где находится второй заряд?
   - Послушайте, генерал, - ответил  наконец  арестованный,  -  зачем  мне
говорить? Мне все равно будет "вышка". Зачем же мне вам отвечать?  Или  вы
думаете, что меня можно пожалеть?
   - Я не хочу обсуждать с вами эту тему,  -  разозлился  генерал.  -  Где
второй заряд? Пока не произошло самого страшного, вы должны  мне  сказать,
где находится второй заряд?
   - Ничего я не должен, - ответил Хорьков, -  можете  спать  спокойно.  В
нашей стране он не грохнет. Его уже здесь нет.
   - Я все знаю, - кивнул Земсков. - Вы вывезли в  Финляндию  одновременно
два заряда. Один мы там  нашли.  Причем  распаковавший  его  человек  снял
защиту и  в  результате  получил  сильное  облучение.  Ваши  боевики  были
арестованы в Финляндии. Меня даже не волнует, кто  такой  Законник  и  где
сейчас  может  прятаться  Полухин,  с  которым  вы  явно  имели   какие-то
дополнительные грязные дела. Мне нужно знать, где находится второй  заряд.
Где он находится?
   - Я же вам сказал, что  его  здесь  нет.  Какая  вам  разница,  где  он
грохнет?
   - Вы  ненормальный,  патологически  аморальный  тип,  -  с  отвращением
произнес генерал. - Неужели вы  не  понимаете,  как  все  это  опасно?  Вы
подставляете столько людей.
   - Какая разница, что там случится? - цинично усмехнулся Хорьков. - Если
где-нибудь подохнут негры или  арабы,  малайцы  или  туземцы.  Они  и  так
вымирают тысячами. Ну, подохнет еще несколько тысяч. И черт с ними.  Никто
ничего даже не поймет.
   - Где заряд? - закричал генерал.
   - Мои гарантии, сначала обговорим  мои  гарантии.  Если  мне  пообещают
минимальный срок и свободу в будущем, я скажу, куда увезли второй ящик  из
Финляндии.
   - Я не могу давать таких гарантий. - Земсков понимал, что он не  сможет
пообещать виновному в таких тяжких преступлениях  Хорькову  смягчения  его
приговора. И тем более, что сам  арестованный  понимал  всю  невозможность
этого.
   - Тогда и я не буду говорить, - заявил Хорьков.
   - Мы все равно найдем всех ваших  людей.  Всех  по  одному  арестуем  и
допросим. Нам еще расскажет обо всем ваша сожительница Суровцева.
   При упоминании ее имени Хорьков вздрогнул. Он вспомнил про Машу  и  про
спрятанные ею деньги. "Надеюсь, она спрятала их хорошо", - злобно  подумал
он.
   - Вот пусть она вам все и рассказывает, - отмахнулся Хорьков. - Я устал
и ничего больше вам не скажу.
   - Хорошо, - неожиданно согласился генерал, - я поговорю с  руководством
страны. Вам дадут  пожизненное  заключение.  Расстрела  не  будет,  только
расскажите, где находится второй похищенный заряд.
   - Нет. Какая мне разница - сдохнуть от пули или в тюремной камере после
многолетних мучений. Первое, по-моему, гуманней. Полная амнистия, -  вдруг
нагло заявил Хорьков. - Вы же прощаете, когда нужно, воевавших против  вас
людей. И в Таджикистане, и в Чечне. Полная амнистия  -  и  я  помогаю  вам
найти второй заряд.
   - Вы убийца, - разозлился генерал.
   - Тогда ищите его сами. И учтите: у вас очень  мало  времени.  А  кроме
меня, никто не знает подробностей, - нахально ответил Хорьков.
   - Вон отсюда, - стукнул кулаком по столу Земсков.
   Когда арестованного увели, в  кабинете  наступила  тишина,  после  чего
Машков тихо сказал:
   - Может, действительно договориться?.. Какая польза от его расстрела? А
так мы будем все знать точно.
   - Договориться с этим убийцей? Никто  не  разрешит  его  амнистировать,
никто, - убежденно произнес генерал. - Мы не можем пойти с ним на  сделку.
И никто не пойдет. Это исключено.
   В этот момент зазвонил телефон  директора  ФСБ.  Земсков  сразу  поднял
трубку, озадаченно взглянув на офицеров, сидящих в его кабинете.
   - Хорьков сказал, где второй заряд?
   - Нет. Требует полной амнистии. Обещает в таком  случае  помочь  в  его
розыске. Но твердо уверяет, что второй ящик из Финляндии вывезли.
   - Придется обещать ему  амнистию,  -  твердо  сказал  директор.  -  Он,
конечно,  мерзавец,  но  мы  должны  найти  второй  ящик.  Я  поговорю   с
Генеральным прокурором, но нужно гарантировать ему полное прощение,  пусть
поможет нам при розыске исчезнувшего груза. Достаточно и того, что  у  нас
серьезно испортились отношения с Финляндией.
   - Я вас понял. - Земсков положил трубку и  растерянно  произнес:  -  Он
говорит, что нужно помиловать этого мерзавца, лишь бы он помог  нам  найти
второй ящик.
   Машков нахмурился, Левитин кивнул головой.
   - Нужно будет поговорить и с арестованной Суровцевой. Может, нам  лучше
ее помиловать, чем этого мерзавца?
   - Дронго считает, что она была главным действующим лицом, так  сказать,
вдохновителем Хорькова и Волнова. Он считает, что она не меньше виновата в
том, что произошло, - сказал Машков.
   - Пусть  он  свои  психологические  рассуждения  оставит  при  себе,  -
раздраженно произнес генерал. - Нам важнее найти второй  ящик,  вывезенный
из Финляндии.
   - Он хотел побеседовать с Суровцевой, - напомнил Машков.
   - Потом, - отмахнулся генерал. -  Пусть  он  потом  занимается  разными
психологическими изысканиями. Потом он может разговаривать с  кем  угодно.
Он сделал свое дело в Центре, и этого вполне достаточно.
   Снова раздался телефонный звонок.  Земсков  вздрогнул,  обернувшись  на
телефоны. Но на этот раз звонил не директор. Генерал поднял трубку.
   - Товарищ генерал, - услышал он встревоженный  голос  одного  из  своих
офицеров, - арестованная Суровцева сбежала из больницы.
   - Что? Что? - он отказывался поверить услышанному.
   - Арестованная  сбежала  из  больницы,  -  подтвердил  офицер.  -  Наши
сотрудники уже поехали к ней домой, вернее, к ее матери...
   Земсков положил трубку и ошеломленно взглянул на Машкова.
   - Она сбежала, - тихо сказал он.
   - Кто? - не понял Машков.
   - Она сбежала, - повторил генерал, и  оба  офицера  поняли,  о  ком  он
говорит.
   Машков и Левитин вскочили со своих мест.
   - Организуйте поиск, - задыхаясь, сказал Земсков и схватился за сердце.
- Передайте ее фотографию в милицию. Введите оперативные планы  перехвата.
Найдите ее.
   - Разрешите использовать нашего эксперта? - попросил Машков.
   - Делайте, что хотите, - непослушными  губами  пробормотал  Земсков,  -
только найдите ее. Обязательно найдите.




   Если бы она не так громко стонала,  то  ее  наверняка  бы  отправили  в
тюремную больницу,  но  врач  решил,  что  у  нее  могут  быть  внутренние
повреждения и нужно ее срочно осмотреть. Два сотрудника ФСБ поехали вместе
с ней. Один был молодой парень, лет двадцати пяти,  другой  постарше,  лет
сорока. Ее привезли в обычную районную больницу и повели на  рентген.  Оба
сотрудника не стали входить в комнату, где она  раздевалась,  и  Суровцева
просто благополучно вышла  через  вторую  дверь  рентгеновского  кабинета,
которую не проверили оба сотрудника, явно сбитые  с  толку  ее  несчастным
видом.
   Итак, она спокойно вышла через вторую дверь, и  когда  сотрудники  ФСБ,
потеряв терпение, вошли в кабинет, они обнаружили там  удивленного  врача,
не понимавшего, почему они ищут женщину, давно вышедшую из его кабинета.
   Было объявлено по всему городу, что она находится в розыске.  Отправили
специальную группу к ней на квартиру,  где  жили  ее  мать  и  дочка.  Еще
несколько групп поехали к ее родным и знакомым, где она  могла  появиться.
Но Суровцеву не нашли нигде. Земскову сделали укол прямо в кабинете, но он
не покидал его, дожидаясь результатов розыска.  В  половине  первого  ночи
Машков позвонил Дронго.
   - Извините, - сказал полковник, - что я вас беспокою. Но  мне  кажется,
что опять нужна ваша помощь.
   - Вы слишком интеллигентны для такой организации, как ФСБ, -  засмеялся
Дронго. - Мне очень понравилось ваше выражение  "кажется".  Впрочем,  если
вам действительно так кажется, вы можете ко мне приехать.
   - У нас случилось очень неприятное происшествие, - признался полковник.
- Исчезла Суровцева.
   - Я так и думал, - сразу отозвался  Дронго.  -  Я  ведь  просил  вашего
разрешения побеседовать с ней.
   - Это мы обсудим потом, - торопливо произнес  Машков.  -  Вы  могли  бы
подсказать, где именно она находится?
   - Думаю, что да.
   - Где?
   - Приезжайте ко мне, полковник. Нельзя терять времени.  А  у  меня  нет
машины. Я ведь не люблю сидеть за рулем.
   - Сейчас еду, - бросил трубку Машков. Он приехал к  дому  Дронго  через
двадцать минут. Тот уже ждал его на улице, одетый в легкую  куртку.  Ночью
было прохладно, температура опускалась до десяти градусов.
   - Вы не один? - спросил Дронго,  увидев  сидевших  в  автомобиле  двоих
сотрудников ФСБ. Они расположились на переднем сиденье, один из них  сидел
за рулем. Сам Машков сидел сзади.
   Дронго сел рядом.
   - На дачу, где мы сегодня были, - уверенным голосом распорядился он.
   - Куда? - повернулся водитель.
   - На дачу, - кивнул Дронго. - Она обязательно туда приедет.  Ночью  она
вряд ли рискнет  ехать  в  такую  даль  с  разбитым  лицом,  а  вот  утром
обязательно  появится  там.  Я  подозревал,  что  она  выкинет  что-нибудь
подобное. Кстати, вы напрасно думаете, что она решила  сбежать.  Она  ведь
умный человек и понимает, что ей некуда бежать. Это ведь не  рецидивист  и
не вор в законе, у которого есть явки и помощники. Ей нужно всего лишь два
часа свободы, чтобы перепрятать нечто очень ценное, спрятанное ею на даче.
А потом она сама придет к вам с повинной. Вы даже оформите ей эту явку как
смягчающее вину обстоятельство.
   - Но почему на дачу? - спросил Машков.
   - Когда мы подъехали, она звонила в поселок и узнавала, где Волнов.  Об
этом вы мне рассказали, когда мы возвращались обратно в город, -  напомнил
Дронго. - Но когда мы поднялись наверх, то увидели, что она избитая  лежит
в кабинете.
   - Правильно. Поэтому я и отправил ее в больницу.
   - Подождите, - остановил его Дронго. - Дело в том, что ваши  сотрудники
стреляли  по  окнам  кабинета,  а  там  в  это  время  находился  один  из
телохранителей Хорькова. Я прошелся по комнатам и увидел, что в спальне на
ковре остались капли крови, очевидно, драка между Хорьковым  и  Суровцевой
произошла именно там. Кстати, там же было два пистолета, одним из  которых
он  явно  воспользовался,  ударив  ее  по  лицу.  На  нем  тоже  виднелась
запекшаяся кровь.
   - Какая разница, где он ее бил, - все еще не понимал Машков, - главное,
что она сбежала.
   - Вы понимаете, в чем обычно состоят ошибки при  расследовании?  Вы  не
проводите связи между разными явлениями. Почему он  ее  избивал  именно  в
спальне? И почему так спешно, непосредственно перед  арестом?  Я  вошел  в
кабинет, где лежал этот "дипломат" с найденными деньгами. Там  было  всего
двадцать пачек. Для Хорькова это явно не сумма. Но интересно другое. Зачем
он держал "дипломат" с этими пачками денег, если их можно было поместить в
небольшой сумке? Что именно они не поделили с Суровцевой, из-за чего он ее
избил? "Дипломат" лежал на столе,  причем  его  положили  туда,  в  спешке
уронив ручку, которая валялась на полу. Я поднял  ее  и  вновь  вернул  на
стол. Совершенно очевидно, что Хорьков не стал бы  хранить  "дипломат"  на
столе. И вряд ли он не мог купить  подходящую  сумку  для  двадцати  пачек
денег. Из этого я могу сделать вывод, что, во-первых, в  "дипломате"  было
гораздо больше денег. Во-вторых, сам скандал произошел в  спальне,  а  она
специально прибежала в кабинет, легла на диван и успела бросить "дипломат"
на стол. То есть она хотела, чтобы мы нашли ее именно в кабинете, а  не  в
спальне.  И  наконец,  в-третьих,  ее  не  было  в  кабинете,  когда  ваши
сотрудники стреляли. Весь диван был в осколках стекла. В мелких  осколках.
А на ней не было ни одного стеклышка. Значит, она вошла туда позже.
   - Прекрасно, - Машков усмехнулся. - Простите  меня,  но  это  абсолютно
невероятно. Как вы могли все запомнить и разглядеть за пять минут?
   - Для этого не нужно много времени. В "дипломате"  были  деньги,  много
денег. Она успела их спрятать, и поэтому  между  ними  произошел  скандал.
Когда он вышел из дома и отправился сдаваться, она успела  спрятать  часть
денег и  только  потом  вбежала  в  кабинет,  упала  на  диван  и  бросила
"дипломат" на стол. Вот, собственно, и все.
   - Наши сотрудники обыскали всю дачу, - возразил Машков, - но ничего там
не нашли.
   - Значит, плохо искали. Деньги на даче, и она  вернется  за  ними.  Они
ведь не могли поругаться до того, как она звонила своей соседке в поселок,
иначе  она  просто  не  стала  бы  звонить  с  такими  разбитыми   губами.
Кровоподтеки были совсем свежие.
   - Вы уверены, что она приедет на дачу? - понял наконец Машков.
   - Почти наверняка. Ей иначе незачем  было  убегать.  Меня  эта  женщина
просто потрясает. Я давно не встречал подобных ей.  Абсолютная  стерва.  Я
почти восхищен.
   - Учитывая, что она организовала убийство собственного мужа, - напомнил
Машков, - она действительно порядочная сволочь.
   - Вот, вот. Почти шекспировская героиня. Поэтому она мне так интересна.
Кстати, я уверен, что она в курсе всех дел Хорькова. Скорее он был под  ее
влиянием, чем она под его. Бывают такие  сильные  женщины,  которые  умеют
быть постоянно правыми. И всегда побеждать в споре  с  мужчинами.  Кстати,
она еще и красивая. Я обратил внимание на ее фигуру, когда она поднялась с
дивана. Она очень эффектная особа.
   - Будем надеяться, что вы окажетесь правы, - вздохнул Машков.
   - Вы имеете в виду ее красоту? - пошутил Дронго.
   - Нет. Ее возможный приезд на дачу.  Если  она  там  не  появится,  нам
снимут с плеч головы. Всем без исключения.  Расследование  взял  под  свой
контроль лично Президент.  Мы  даже  согласились  полностью  амнистировать
подонка Хорькова, чтобы он рассказал нам о втором ящике.
   - Глупо и опасно, -  возразил  Дронго.  -  Он  рецидивист  и  вряд  ли,
оставшись на свободе, исправится. Гораздо интересней  помиловать  вот  эту
стерву. Судя по тому, как он ее избил, это может так его  задеть,  что  он
расскажет  вам  все  и  без  помилования.  Достаточно   пообещать   полное
освобождение Суровцевой. Это будет гораздо более эффективным средством.  И
в плане разговора с Хорьковым тоже. А как другие?
   - Мы сегодня упустили Полухина, - признался Машков.
   - Плохо. Значит, будем ждать Суровцеву на даче. Я все-таки надеюсь, что
она приедет. Зачем-то она все  же  сбежала?  У  этой  женщины  нет  других
мотивов, кроме главного - деньги и власть. И последнее место, где она была
на свободе, это дача Хорькова. Значит, она вернется туда снова.
   Всю оставшуюся дорогу  Дронго  молчал.  Когда  они  приехали  на  дачу,
которая была опечатана  и  пуста,  он  предложил  отправить  автомобиль  с
сотрудниками подальше от дома, а сам остался вместе с полковником.  Машков
и Дронго осторожно вошли внутрь  дачи,  стараясь  не  шуметь.  Везде  было
темно, и хотя  светила  полная  луна,  тем  не  менее  они  несколько  раз
натыкались на мебель, пока поднимались наверх. В одной из комнат они  сели
вдвоем на кровать.
   - Подождем, - произнес Дронго. - У нас много времени.
   - Интересно, куда она могла сбежать? - шепотом  спросил  Машков.  -  Мы
обыскали весь город.
   - Она же знала о связях Хорькова с уголовниками. Значит,  вполне  могла
позвонить одному из них, - задумчиво сказал  Дронго.  -  Сейчас  ей  нужен
очень надежный человек, который мог бы привезти ее на дачу и потом  увезти
с деньгами. Вы не знаете такого?
   - В ее окружении не знаю. Даже не представляю, кто  это  мог  бы  быть.
Хотя нужно отдать ей  должное  -  она  умеет  разговаривать  с  мужчинами.
Подполковник Волнов попал под ее полное влияние.
   - Посмотрим, кто приедет утром, - задумчиво произнес Дронго.  -  А  чем
занимался этот Полухин?
   - Ему лет шестьдесят. Он  известен  как  посредник  между  киллерами  и
заказчиками  преступлений.  По  оценкам  МВД,  на  него  работает  порядка
двадцати - двадцати пяти наемных убийц. Это довольно  крупная  фигура.  Но
мы, к сожалению, его упустили. Ума не приложу, как он мог уйти от нас.
   - Она к нему не поедет, - размышлял вслух Дронго. -  Точно  не  поедет.
Большие деньги, слишком большие. Побоится. Но  тогда  должен  быть  кто-то
другой. Ну, просто фурия зла. И как  здорово  все  было  придумано  с  тем
оврагом в поселке! Это ведь  явно  могла  придумать  только  женщина.  Так
изощренно все подстроить!
   - Мне трудно бывает следить за ходом  ваших  рассуждений,  -  признался
Машков, - но я каждый раз поражаюсь оригинальности вашего мышления.
   - Никакой оригинальности здесь нет, я вам уже говорил об этом. Просто я
умею  находить  связующие  моменты,  на  которые  остальные  не   обращают
внимания. Вот и все.
   - Скажите, - шепотом спросил полковник, - это правда, что  у  вас  была
женщина, которая спасла вас, заслонив  своим  телом?  Извините,  если  вам
неприятно об этом говорить.
   - Правда, - кивнул Дронго, - и можете не извиняться, ничего  страшного.
Прошло уже много лет. Много...
   Он замолчал. Полковник тоже замолчал. Так они  сидели  довольно  долго,
пока за окнами не забрезжил рассвет. В Москве в августе  светает  довольно
рано, уже в четыре часа утра. И ровно через  полчаса  они  услышали  внизу
легкий шорох. Машков вопросительно посмотрел на Дронго.
   - Она, - уверенно кивнул тот.




   В  этот  день  в  американском  посольстве  раздалось  сразу  несколько
звонков. Требования звонивших были предельно четкими и жесткими. В течение
последней недели в Хельсинки побывали министр обороны,  несколько  ведущих
академиков, работающих по программам ядерного  оружия,  руководители  ФСБ,
прокуратуры, МВД. Все это не могло укрыться ни от финских журналистов,  ни
от американской резидентуры в Хельсинки. Нужна была конкретная  информация
по поводу того, что именно случилось в Финляндии и почему обе стороны  так
нервно  реагируют  на  любые  появившиеся   в   печати   предположения   о
совершенствовании Россией своего ядерного вооружения.
   В Вашингтоне даже получили сведения о том, что представители российской
разведки и посольства довольно активно платят  журналистам,  чтобы  те  не
поднимали эту тему или  просто  перебивали  возможные  публикации  другими
сообщениями. Это был известный журналистский прием,  когда  одна  сенсация
может быть перебита другой, более громкой и намного менее значимой.
   В Белом доме президент еще раз вызвал к себе Ньюмена, чтобы обсудить  с
ним  проблему  возможной  утечки  подобного  оружия  за  рубеж.  Однако  и
Финляндия, и Россия упорно отрицали всякие просочившиеся в  печать  слухи.
Наконец Государственный  департамент  поручил  послу  сделать  официальный
запрос в МИД России. Полученный ответ  гласил,  что  на  российско-финской
границе произошло перемещение неконтролируемых грузов, в  результате  чего
пострадало несколько человек. Но после принятия  соответствующих  мер  все
последствия  инцидента  полностью  ликвидированы.  Финская  сторона   дала
примерно такой же ответ, что указывало скорее не на схожесть позиции, а на
заранее согласованную реакцию на данную тему.
   Но удовлетвориться подобным  ответом  Ньюмен  не  мог.  Он  позвонил  в
Лэнгли,  и  тогда  в  Москву  было  отправлено  задание   более   детально
разобраться с тем, что именно  произошло  в  Финляндии  и  какова  степень
опасности этих событий. Именно поэтому мистер Кларк  позвонил  в  субботу,
пятнадцатого августа, Манюкову и  предложил  ему  встретиться.  В  субботу
Манюков, как правило,  работал,  но  возвращался  домой  раньше  обычного.
Поэтому  он  согласился  на  встречу  с  докучливым  американцем,  который
собирался на этот раз приехать без Саши.
   Саша вместе  с  семьей  вчера  отбыл  во  Флориду,  на  виллу,  любезно
предоставленную им другом мистера  Кларка.  Оформление  американских  виз,
обычно достаточно долгое, заняло всего один день. Кларк и  Манюков  вместе
провожали   дружную   семью   в   Америку.   Саша   все-таки    согласился
воспользоваться предложением американца, решив,  что  в  этом  нет  ничего
страшного. В конце концов, Кларк и раньше помогал  ему,  устраивая  хорошо
оплачиваемые лекции, турне по США и приглашения на  различные  семинары  и
форумы. Кларк договорился с Виктором Федоровичем, что приедет  к  нему  на
следующий день, и не забыл позвонить  и  напомнить,  после  чего  Манюкову
ничего не оставалось делать, как подтвердить приглашение.
   В шесть часов вечера Кларк приехал к нему. Разговор  начался  весело  и
непринужденно. Пили чай, обсуждали  различные  безобидные  новости,  когда
гость наконец предложил  Манюкову  поговорить  на  более  серьезные  темы.
Хозяин дома согласился и провел американца в свой кабинет. Кларк  поначалу
с юмором рассказывал о своем друге,  но  постепенно  разговор  перешел  на
более серьезные вещи.
   - Ваши дети уже звонили? - спросил Кларк. - Как они долетели до Майами?
   - Прекрасно. Они говорят, что вилла  просто  огромная,  что  там  шесть
спальных комнат.
   - Я же говорил, что они удобно устроятся, - улыбнулся Кларк. - Мой друг
очень известный специалист в области ядерной физики.
   - Наверно, в Америке такие ученые получают большие деньги,  -  вздохнул
Манюков. - К сожалению, мы пока не  можем  обеспечить  наших  специалистов
достойной зарплатой, из-за чего многие уезжают на Запад.
   - Не всегда. Всем известны достижения русских в области ядерной физики.
Особенно разработки ядерных  зарядов  ограниченной  мощности,  -  невинным
голосом сказал гость.
   Манюков насторожился. Почему именно эту тему вдруг затронул американец?
   - У каждой страны есть свои успехи и свои недостатки, -  примирительным
голосом сказал он.
   - Но успехи вашей  страны  в  этой  области  потрясают  воображение,  -
настойчиво продолжал Кларк. - Многие  газеты  пишут,  что  несколько  дней
назад одно подобное устройство даже было ввезено в Финляндию.
   - Газетам не всегда можно верить, мистер Кларк, - сухо ответил Манюков.
- Часто там публикуют просто сплетни и слухи.
   - А у меня есть информация, что  там  действительно  что-то  произошло.
Говорят, в Порво облучилось несколько человек. В том  числе  очень  сильно
один российский гражданин. Он погиб при весьма  странных  обстоятельствах.
Его даже несколько дней показывали по финскому телевидению.
   Манюков растерялся. Опровергать это  было  глупо,  но  подтверждать  не
хотелось. Он пожал плечами:
   - Может, что-то и было. Я, знаете ли, не в курсе. - Он уже  жалел,  что
начал этот разговор. Но Кларк не унимался:
   - Тем не менее многие журналисты считают, что финские  власти  скрывают
правду и в Порво было обнаружено как раз миниатюрное  ядерное  устройство,
одна из новых разработок российской науки.
   - Повторяю, мистер  Кларк,  -  уже  более  напряженным  голосом  сказал
Манюков, - что я ничего не слышал  о  подобном  оружии.  Возможно,  что  в
Финляндии и было нечто такое, но ничего конкретного я вам не могу сказать.
   - Разве? - вдруг  спросил  Кларк.  -  А  по-моему,  вы  сами  ездили  в
Хельсинки.
   - Я там не был, - чуть покраснел Манюков. Он всегда краснел, когда  ему
приходилось врать. Он действительно  полетел  туда  на  один  день,  чтобы
передать финскому президенту личное  и  секретное  письмо  от  российского
Президента с благодарностью за понимание ситуации и извинениями по  поводу
случившегося. Но его визит был тайным, и о нем не сообщалось в прессе.
   - Неужели? - удивился Кларк.  -  А  в  нашу  газету  поступили  снимки,
отражающие ваше пребывание в Хельсинки. Вот посмотрите...
   И он достал сразу несколько снимков, где был  сфотографирован  помощник
Президента России во время прибытия в  аэропорт  Хельсинки.  Их  сделал  с
помощью мощного телеобъектива итальянский журналист и продал  американцам.
Манюков посмотрел на фотографии. Он уже понял,  что  интерес  у  гостя  не
случайный. Вернув их Кларку, он сухо сказал:
   -  Я  прошу  вас  уйти,  мистер  Кларк.  Меня  не  интересуют  подобные
фотографии и неприятны подобные разговоры.
   - Вы же демократ, - не сдвинулся с места Кларк.
   - Я повторяю, - чуть повысил  голос  Манюков.  -  Мне  не  интересы  ни
подобные разговоры, ни подобные фотографии.
   - Вы могли бы воспользоваться нашей помощью и  опубликовать  в  газетах
свое мнение. Уверяю вас, что это будет очень интересно для всех читателей.
   - Я постараюсь обойтись без вашей помощи, - сдержанно ответил  Манюков.
- Давайте закончим наш разговор.
   - Но мы ведь раньше так плодотворно вам помогали, - вдруг сказал Кларк.
   - Помогали? - растерялся Виктор Федорович. -  Я  и  не  знал,  что  мне
помогают представители  американского  посольства  и  американских  газет.
Первый раз слышу от вас, что мне кто-то помогал.
   - Вы просто не в курсе. - Кларк улыбнулся, но  в  его  улыбке  сквозило
что-то жесткое. - Вы ведь стали  депутатом  в  восемьдесят  девятом  году,
когда мы познакомились с вашим зятем.
   - Вы считаете, что знакомство моего  зятя  с  вами  помогло  мне  стать
депутатом, - усмехнулся Манюков.
   - Да, - вдруг услышал он ошеломляющий ответ,  -  конечно,  помогло.  Вы
ведь тогда не хотели выдвигать свою кандидатуру. И лишь ваш  зять  настоял
на этом. Вы работали в Туле заведующим кафедрой истории и остались бы  там
навсегда, если бы зять не посоветовал вам дать согласие  на  выдвижение  в
депутаты.
   - Ну и что? - весело спросил Манюков. - Я честно  победил.  С  огромным
преимуществом. Это подтвердила и избирательная комиссия.
   -  Верно.  Только  избирательная  комиссия  не  обратила  внимания   на
несколько статей  о  вашем  сопернике,  которые  появились  в  центральной
печати. Секретарь райкома был серьезно скомпрометирован,  а  вы  прошли  в
депутаты. Неужели вы думаете, что эти статьи появились  просто  так?  Нет,
Виктор Федорович, их заказали и хорошо оплатили.
   - Что вы говорите? - испугался Манюков.
   -  Конечно,  заплатили.  Тогда  действовала  установка  на   выдвижение
подобных  вам  либералов,  которые  никогда  не  были  в  партии  и  могли
противостоять партийным секретарям первой волны. Вот вам и помогли  пройти
в депутаты.
   - Я вам не верю, - шепотом сказал Манюков.
   - Вы еще вспомните о проверке, проводившейся потом по  материалам  этих
статей. Конечно, ничего не нашли, а ваш соперник попал в  результате  этих
газетных публикаций в больницу. И тогда вы триумфально победили.
   - Я не знал, что мне кто-то помогал, - тихо ответил  Манюков,  -  но  в
любом случае я победил честно.
   - Тогда вспомните, что произошло полтора года назад, - продолжал мучить
его Кларк. - Ваш шеф, занимавший очень  жесткую  позицию  по  отношению  к
нашей стране, был уличен  в  отношениях  с  опальными  лидерами  одной  из
противостоящих Президенту группировок. Были даже опубликованы  фотографии,
и в результате он был с позором изгнан.
   - Ну и что?
   - Ничего. За исключением того факта, что  фотографии  были  присланы  в
газету из нашего посольства.
   Кларк дал возможность Манюкову прочувствовать  паузу,  возникшую  в  их
разговоре, и только потом сказал:
   - А потом вы, став помощником Президента, нанесли первый свой  визит  в
Вашингтон и подтвердили, что мы не ошиблись в выборе. Вы меня понимаете?
   - Уходите, - тихо попросил Манюков. - Уходите немедленно.
   - Но послушайте, Виктор Федорович, мы же не просим вас работать на нашу
разведку или становиться нашим  информатором.  Я  просто  хочу,  чтобы  вы
подтвердили или опровергли факт вашего пребывания в Финляндии.
   - Уходите, - твердо повторил Манюков, сидевший  в  кресле  и  боявшийся
пошевелиться. Он побледнел, но все еще держал себя в руках.
   - Это не рационально, мистер Манюков, - сузил глаза Кларк. -  Подумайте
о Саше, о вашем зяте. У него такие  перспективы.  Мне  от  вас  ничего  не
нужно.
   - Уходите, - снова сказал Манюков,  поднимаясь  с  кресла.  -  Уходите,
иначе я могу сорваться.
   - Вы не рациональный человек,  Виктор  Федорович,  -  посетовал  Кларк,
поднимаясь следом за ним. - Простите, что причинил вам беспокойство.
   Он повернулся, чтобы  выйти,  и  протянул  на  прощание  руку.  Манюков
посмотрел на него и убрал свои руки за спину.
   - Ну-ну, - усмехнулся Кларк. - По-моему,  вы  сейчас  нравитесь  самому
себе.
   Он с досадой подумал, что все сорвалось.  С  другой  стороны,  подобная
реакция Манюкова свидетельствовала о том, что  в  Финляндии  действительно
произошло нечто очень серьезное. Он вышел из квартиры, уже прикидывая, как
он  будет  писать  отчет  об  этой  встрече.  Манюков  сидел   бледный   и
потрясенный. Затем он тяжело поднялся, подошел к телефону и начал набирать
номер виллы в Майами. Через пару минут он услышал веселые голоса внуков  и
счастливый голос дочери, осведомившейся по-английски, кто говорит.
   - Это я, - сказал Манюков непослушными губами. - Как у вас дела?
   - Здорово, - призналась дочь, - здесь так здорово,  папа.  Ты  даже  не
можешь себе представить.
   - А дети как?
   - Ты слышишь их крики? Они в бассейне, купаются. Что-нибудь  случилось?
У тебя такой голос?
   - Нет-нет, ничего. Все в порядке. Я позвонил просто так. - Он устыдился
собственной слабости.
   Поначалу он хотел попросить дочь позвать к телефону мужа, но передумал.
И, попрощавшись, положил трубку, прошел в кабинет и долго  сидел  в  своем
кресле. Затем вышел на кухню к жене.
   - Ты знаешь, - сказал он, мучительно подбирая слова, - мне кажется, что
я уже засиделся на своем месте. Все наши ребята из  того  первого  состава
давно ушли, а я все еще сижу в аппарате, занимаю место молодых. Президент,
правда, пока ничего не говорит, но я думаю - мне нужно уходить.
   - Ты хочешь уйти с работы? - изумилась жена.
   - Да. Мне пора уже на пенсию, - криво улыбнулся он,  -  давно  пора.  И
напрасно я полез в политику. Не мое там место. Пойду снова преподавать.
   - Что на тебя нашло? - спросила она. - Ты сегодня какой-то странный.
   - Вот поэтому и хочу уйти. - Он снова вернулся в кабинет.
   Еще через полчаса, когда на часах  было  уже  десять,  он  вернулся  на
кухню.
   - Ты не помнишь, как позвонить в Тулу к Сергеевым? - спросил он жену.
   - Зачем тебе Сергеевы? - спросила она. - Чего ты вдруг о них  вспомнил?
Ты ведь уже несколько лет туда не звонил.
   - Мне нужен их телефон, - уклонился он от ответа. - Найди мне его.
   Сергеев был ректором учебного заведения,  где  заведовал  кафедрой  сам
Манюков. Во время перестройки Сергеева сняли с работы, но с Манюковым  они
еще несколько лет  сохраняли  дружеские,  нормальные  отношения.  Их  жены
учились когда-то в  одном  классе,  и  они  какое-то  время  даже  дружили
семьями.
   - Сейчас принесу. - Жена вышла и вскоре вернулась  со  старой  записной
книжкой. - Вот телефон, - сказала она, с любопытством глядя на мужа.  -  И
зачем он тебе сейчас, ночью, я не понимаю. Или ты думаешь,  что  он  опять
ректором стал? К нему вернуться хочешь?
   Не обращая внимания на жену, он набрал номер  телефона  своего  бывшего
ректора. Довольно быстро трубку подняли. Он узнал голос. Это была  супруга
Сергеева.
   - Варя, здравствуй, - сказал Манюков, - это Виктор говорит.
   - Какой Виктор? - не поняла женщина. - Вы не туда попали.
   - Это Виктор Манюков говорит из Москвы.
   - Виктор Федорович, -  испугалась  женщина.  Раньше  она  называла  его
Витей, но теперь, когда он стал помощником Президента, она  не  осмелилась
назвать его так.
   - Как дети, как Коля? Как вы поживаете?
   - Все хорошо. Коля с сыном на рыбалку поехали. Сегодня же  суббота.  Вы
же помните, как они рыбалку любят.
   - Ты почему мне "вы" говоришь, Варя? Это же я, Виктор Манюков.
   - Вы... ты... вы меня простите, Виктор Федорович, я сама не  знаю,  что
говорю.
   - У меня к тебе просьба, Варя, - попросил  он  женщину.  -  Ты  помнишь
секретаря райкома Кузнецова? Ну, нашего бывшего секретаря райкома. Он  еще
со мной баллотировался в депутаты.
   - Помню, конечно, - испуганно сказала женщина. - Только мы  коммунистов
не поддерживаем, - на всякий случай сказала она. - Мы за  вас  голосовали,
за Президента.
   - Да-да, понятно. Ты мне можешь его телефон дать?
   - Откуда же мне его телефон знать?
   - Послушай, Варя, я тебе серьезно говорю, мне  его  телефон  нужен.  Ты
ведь должна знать. У тебя же брат его свояком был.
   - Я и забыла совсем.
   - Варя, мне очень нужен его телефон.
   - Сейчас посмотрю... - Он ждал довольно долго, минуты три, пока наконец
она снова не подошла к телефону.
   - Спасибо, Варя. А Коля вернется, ты ему привет передай, скажи, пусть в
Москву ко мне приезжает, я его ждать буду.
   - Обязательно передам. Спасибо вам, Виктор Федорович.
   - Ладно, ладно.
   Он положил трубку. Посмотрел на записанные цифры  и  набрал  номер.  На
этот раз не отвечали долго. Потом раздался глуховатый голос:
   - Слушаю вас.
   Это был Кузнецов. Тот самый второй кандидат, против которого  появились
заказные статьи. Тот самый секретарь райкома, который не должен был пройти
в депутаты. Манюков чуть кашлянул.
   - Борис Александрович, - сказал он смущенно, - я звоню,  чтобы  узнать,
как ваши дела.
   - Кто это? - удивился старик. С тех пор прошло уже столько лет.
   - Это Виктор Манюков, помните такого? Наступило молчание.
   - Виктор Федорович? - сказал Кузнецов. - Помню, помню. Следим за вашими
успехами, видим вас часто по телевизору.
   - Как вы себя чувствуете?
   - Да так, по-стариковски. Жена у меня умерла несколько лет  назад,  вот
теперь остался совсем один.
   - Вы извините, что я так поздно вас беспокою.
   - Да нет, ничего. Я, правда, не ждал вашего звонка. Честно  говоря,  вы
меня даже удивили.
   - Борис Александрович, - чуть дрогнувшим голосом вдруг сказал  Манюков,
- я вот почему позвонил... Хочу перед вами извиниться.
   - За что? Что случилось?
   - За те две статьи в газетах... Помните, про вас писали  в  центральных
газетах, когда мы с вами на выборы вышли?
   - Вот оно что... Помню, конечно. А при чем тут вы?
   - Поэтому и позвонил. Я тогда ничего не знал,  Борис  Александрович.  И
только сегодня выяснил, что их организовали мои так называемые друзья.  Вы
простите меня.
   - Да-а. Вот оно как дело было. Столько лет прошло.
   - Много, - согласился Манюков, - но я ничего не знал.  Поверьте.  Я  бы
никогда не допустил...
   - Что ж... Впрочем, я и тогда не верил, что вы могли знать.  Вы  мне  и
тогда казались очень порядочным человеком. Мне  ведь  советчики  некоторые
предлагали убрать ваши листы и не пускать вас к выборам. А я тогда считал,
что все правильно. Вы моложе меня. Лучше  видели  перспективу.  Поэтому  я
даже рад был, что  такой  у  меня  конкурент  боевой.  А  про  статьи  эти
подлые... Вы про них не вспоминайте. Я ведь и тогда знал, что вы не можете
быть причастны к этой пакости. Вы профессор, доктор  наук,  интеллигентный
человек.  А  статьи  были  пасквильные,  грязные.  Поэтому   напрасно   вы
извиняетесь, Виктор Федорович. Как  я  вас  тогда  уважал,  так  и  сейчас
уважаю.
   - Взаимно, - сказал глухим голосом Манюков, - я вас тоже всегда уважал.
Спасибо вам.
   - Это вам спасибо, что старика вспомнили, позвонили. Успехов вам.
   - Спасибо. До свидания.
   Он положил трубку, повернулся и увидел супругу. Она стояла в  дверях  и
смотрела на него.
   - Может, ты мне что-то объяснишь? - спросила она.
   - Не сейчас. - Он вернулся в кабинет. Нашел чистый  лист  бумага,  взял
ручку  и,  подумав  немного,  написал   сверху:   "Президенту   Российской
Федерации".
   - Что ты делаешь? - спросила жена, вошедшая в кабинет вслед за ним.
   - Это мое прошение об отставке, - честно сказал он, глядя ей в глаза.
   - Странный ты у меня, - вдруг сказала жена, - совестливый больно. Таких
сейчас уже нет.
   - Это плохо? - Он почувствовал, как у него  дрожит  рука.  Она  подошла
ближе, дотронулась до его плеча.
   - Ты ведь знаешь, Витя, что бы ты ни сделал, я  всегда  рядом  с  тобой
буду. Поступай, как считаешь верным. Я  всегда  тебе  верила  и  гордилась
тобой.
   Когда жена говорит подобные слова после стольких десятилетий совместной
жизни, это высшее  признание  для  любого  мужчины.  Это  награда,  равной
которой не может быть. Он почувствовал, как на  глаза  навернулись  слезы.
Взял ее руку, прижался к ней лицом.
   - Я, оказывается, иногда делал бесчестные поступки, сам того не зная, -
прошептал он.
   - Нет, - возразила она, целуя его в лоб, - ты у меня всегда был честным
и порядочным. Думаешь, мы ничего не видим и ничего не знаем?  И  дети  все
видят, и я не слепая. Ты у нас молодец, Виктор.
   - Я в понедельник подам заявление об отставке, -  честно  признался  он
жене.
   - Ну и правильно, - вздохнула она, -  чего  тебе  с  ними  сидеть?  Все
здоровее будешь. И домой вовремя будешь приходить.
   - Мне нужно еще зайти к Лаврову, - задумчиво сказал он. Это был прежний
помощник Президента, уволенный, чтобы освободить место для Манюкова.
   - И к нему зайдешь. - Она вздохнула и пошла к  дверям.  Уже  выходя  из
кабинета, она обернулась и снова посмотрела на мужа. Он писал заявление, и
на его лице читалась столь несвойственная его мягкому характеру решимость.




   Они услышали внизу осторожный  шорох,  потом  дверь  открылась.  Машков
предусмотрительно оставил на дверях листок бумаги, словно дача по-прежнему
была опечатана. Они услышали, как кто-то тихонько вошел в  дом.  Полковник
хотел вскочить, но Дронго покачал головой. В таких  случаях  не  следовало
торопиться.
   Было очень рано, солнце лишь чуть-чуть показалось из-за горизонта. Шаги
послышались на лестнице. Они ждали. Машков на всякий случай достал оружие.
Кто-то подошел к кабинету, потом направился  к  спальне,  постоял  немного
перед  дверью,  словно  решая,  куда  войти,  и  двинулся  дальше.  Вскоре
заскрипели  ступеньки   лестницы,   ведущей   на   второй   этаж.   Дронго
удовлетворенно кивнул. Теперь не было никаких сомнений, что  это  женщина.
Шаги были легкие, женские.
   Женщина пробыла наверху достаточно  долго.  Затем  снова  раздались  ее
шаги. Очевидно, она спускалась вниз. Дронго стиснул руку Машкова.
   - Пора, - шепнул он, и они вскочили и неслышно прокрались к дверям.
   Женщина успела уже сделать несколько шагов вниз по лестнице,  спускаясь
на второй этаж, когда они шагнули в коридор и Машков включил  свет.  Перед
ними стояла потрясенная Мария Суровцева. В руках у нее был большой  пакет,
набитый деньгами.
   - Вы слишком торопитесь, - сказал Дронго.
   - Нет, - потрясенно сказала она, - не может быть.
   Машков поманил ее рукой.
   - Спускайтесь, Суровцева, - предложил он, - и без  глупостей.  На  этот
раз вам далеко не убежать.
   Она оглянулась.  Потом  поняла,  что  бежать  действительно  некуда.  И
незачем, раз она не сможет унести с  собой  этот  пластиковый  пакет.  Она
начала спускаться вниз.
   - Вернулись  забрать  оставшиеся  восемьсот  тысяч  долларов?  -  вдруг
спросил Дронго. Она вздрогнула.
   - Откуда вы знаете, сколько там было денег? Вам Сергей сказал?
   - Нет. Просто я видел "дипломат", который вы успели швырнуть  на  стол.
Обычно в таких чемоданчиках хранят  ровно  миллион  долларов  для  ровного
счета. И я подумал, что Хорьков, наверно, хранил в нем именно такую  сумму
в наличных, когда вы отобрали у него чемодан и перепрятали деньги, за  что
он вас и избил.
   Суровцева пораженно слушала, не  в  силах  что-либо  возразить.  Машков
поднялся к ней, бережно взял из ее рук пакет.
   - Вот и все, - сказал он, - идемте за мной.
   - Подождите, - остановил его Дронго. - С кем вы приехали? - спросил  он
у женщины.
   Она  была,  как  всегда,  красива,  но  на  ее  лице  не  было  прежней
уверенности. Под глазом горел огромный синяк, нижняя  губа  распухла,  она
напоминала сейчас нелепо сделанную куклу, и  это  более  всего  лишало  ее
уверенности. Ничто так не действует на  красивую  женщину,  как  внезапная
потеря собственной красоты. Она привыкла гордиться своим лицом, привыкла к
поклонению и  вдруг  увидела  иронические  улыбки  стоявших  напротив  нее
мужчин. И хотя они были вызваны скорее ее попыткой забрать деньги, чем  ее
внешностью, тем не менее  ей  казалось,  что  она  потеряла  часть  своего
очарования, получив "в подарок" от Хорькова подобную физиономию.
   - Я приехала с Валерой, - призналась она, - он ни в чем не  виноват.  И
ничего не знает. Просто он и раньше был в меня влюблен. Я ему позвонила, и
он привез меня сюда.
   - Что вы ему сказали про ваше лицо?
   - Это не ваше дело. Он меня привез, и все.
   - Я же все равно спрошу у него. Лучше  скажите  вы  сами,  -  предложил
Дронго.
   - Намекнула, что избил пьяный муж. - Она облизнула распухшую губу. -  А
что мне еще можно было ему сказать?
   - Ваш муж уже третий месяц в могиле, - покачал головой Дронго, -  и  по
вашей вине, между прочим. Вы меня поражаете, Суровцева. Вы прямо  какой-то
лживый демон.
   Она пожала плечами и отвернулась. Они вышли  из  дома,  закрыли  дверь,
прошли до ворот дачи.  Там  рядом  с  приехавшими  "Жигулями"  уже  стояла
"Волга" оперативников, которые проверяли документы приехавшего.
   - Вы Валера? - спросил Дронго у водителя "Жигулей".
   - Да, - удивился тот,  поворачиваясь  к  нему.  У  него  были  курчавые
волосы, большие очки и курносый нос.
   - Откуда вы знаете эту женщину?
   - Мы с ней в школе вместе учились, - сказал Валера. - А почему  вы  нас
задерживаете?
   - Мария Суровцева обвиняется  в  нескольких  убийствах,  в  организации
хищений на государственных предприятиях, - пояснил  полковник  Машков.  И,
чуть подумав, добавил: - И в убийстве собственного мужа.
   - Мужа? - изумился Валера, поворачиваясь к ней. - Как  же  так?  Ты  же
сказала...
   Она пожала плечами и молча уселась на заднее сиденье "Волги".
   - Она его убила, - прошептал Валера и обернулся  к  Машкову.  -  Вы  же
видите, что он сделал с ней?
   - Молодой человек, - печально ответил полковник, - муж этой особы погиб
два  месяца  назад,  когда  нанятый  ею  мужчина  прострелил  колесо   его
автомобиля, за рулем которого он находился.
   - Два месяца... - растерянно переспросил Валера, -  два  месяца?  -  Он
посмотрел на "Волгу", где сидела Суровцева.
   - Вам придется поехать с нами, -  предложил  Машков.  -  Один  из  моих
сотрудников сядет к вам в машину.
   - Хорошо, - кивнул молодой человек. - Два месяца... -  почти  простонал
он.
   - А она вам сказала, что это он ее избил? - спросил Дронго.
   - Да. Но тогда кто же... Кто ее так избил?
   - Это долгая история, Валера. Садитесь в машину, - предложил Машков  и,
обращаясь к Дронго, показал на "Волгу". -  Наш  сотрудник  поведет  первую
машину, а другой сядет к этому парню. Значит, нам придется сидеть вместе с
этой стервочкой.
   - Ничего страшного, -  усмехнулся  Дронго.  -  Надеюсь,  она  не  будет
царапаться или кусаться.
   Через пять минут они выехали. На заднем  сиденье  "Волги"  разместились
Дронго и полковник. Между ними Суровцева. Они выехали на трассу.
   - Сигареты у кого-нибудь есть? - спросила женщина, обращаясь к Дронго.
   - Курить вредно, - сказал он, - особенно с вашими данными.
   - Это вы меня вычислили? - спросила она.  У  нее  были  красивые  ноги,
когда она села в машину, юбка поднялась, обнажив ее гладкие колени. Дронго
был довольно грузным человеком, и они  оказались  гораздо  ближе,  чем  он
рассчитывал.
   - Не вычислил, а предположил, что вы придете именно сюда, - сказал  он,
пытаясь отодвинуться.
   - Так я и думала. - Она прижала теснее свою ногу к его и  проникновенно
заметила: - У вас умные глаза. Не то что у этих дурачков, которые  меня  в
больницу повезли. Как только вы вошли тогда в кабинет,  я  сразу  обратила
внимание, какие у вас глаза. Вот вы и смогли все разглядеть.
   - Я не думал, что вы захотите сбежать.
   - Я не убегала, я вернулась за деньгами. А потом сама бы пришла к вам с
ними и с повинной.
   - Это к ним, а не ко мне, - показал Дронго на Машкова. - Однако вы  еще
и потрясающая лгунья. Я должен  сказать,  что  впервые  в  жизни  встречаю
женщину, которую можно охарактеризовать как абсолютное зло.
   - А вы в таком случае абсолютное добро, да? Это вы-то, кагэбэшники?
   - Нет. Я вообще не имею к ним отношения. Я эксперт по расследованиям.
   - В Чогунаше тоже ваша работа?
   - Немного. Но там работала большая комиссия.
   - Знаю я эти комиссии. Они бы без вас ничего  не  нашли.  И  теперь  не
найдут, - уверенно сказала она.
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Ничего. - Она попыталась сжать губы, но это не  очень  получалось.  И
тогда она повернулась к Дронго и четко, по слогам произнесла: - Ни-че-го.
   - Можете ничего не говорить, - заметил полковник Машков, - ваш напарник
согласился нам во всем признаться.
   - Сережа Хорьков? - удивилась  женщина.  -  Вот  подленький  тип.  Меня
избивал, а сам сразу лапки кверху. И что вы ему пообещали?
   - Полное помилование, - серьезно ответил Машков. - Но это не я  обещал.
Это наш директор должен был переговорить с Генеральным прокурором  страны.
Как только согласие прокурора получат, так его сразу и отпустят.  Конечно,
в том случае, если он нам  укажет,  где  находится  второй  заряд.  Но  он
клялся, что расскажет все.
   - Он расскажет, - зло сказала Суровцева, - он все расскажет.  -  А  про
деньги свои на Багамах он тоже  расскажет?  Он  там  в  банке  полмиллиона
держит, про это тоже расскажет? - зло спросила она, отодвигая ногу от ноги
Дронго.
   - Он нам много чего расскажет, - строго заметил Машков.
   - Не верьте вы ему, не верьте  ни  единому  его  слову,  -  она  начала
нервничать. - Значит, он на свободе гулять будет, а меня посадят?
   - Обязательно посадят, - поддержал игру Дронго. - На вас  ведь  столько
всего висит. В том числе и убийство собственного мужа.
   - Да вы что? - разозлилась она.  -  С  ума  посходили.  Он  же  убийца,
преступник, рецидивист. Как вы можете даже подумать, что  нужно  отпустить
Хорькова. Меня спросите, я вам все расскажу. Все, все.  Зачем  же  меня  в
тюрьму отправлять? У меня ребенок маленький.
   - Вы и так давно  не  видели  своего  ребенка,  -  презрительно  сказал
Машков. - Вы же сидели в Хельсинки с Хорьковым, ждали, когда оба  ящика  с
грузом туда привезут и переведут вам деньги.
   -  Это  он  вам  уже  успел  рассказать?  -  Она   сильно   нервничала.
Изуродованное лицо, равнодушный к ее прикосновениям  Дронго,  помилованный
Хорьков, отнятые деньги, все это именно в таком порядке  и  сводило  ее  с
ума. - Я вам все расскажу... -  Теперь  Суровцева  чуть  не  плакала.  Она
повернулась к Дронго, решив, что он главный.  -  Вы  ведь  можете  и  меня
помиловать. Я все расскажу.
   - Где заряд? - спросил Машков.
   - Он... - Она уже хотела  ответить,  но  вдруг  метнула  подозрительный
взгляд на Машкова и отрезала:  -  Ничего  я  вам  рассказывать  не  стану.
Сначала я должна Хорькова увидеть. Может, вы мне все врете.
   - Странно, - вдруг сказал Дронго.
   - Что странно? - Она снова повернулась к нему.
   - Странно, что вы себя так ведете. Вы же интеллигентная женщина, имеете
высшее образование, красивая... Как могло получиться, что вы  стали  такой
сволочью.
   - Что? - Она явно не ожидала от него такого слова.
   - Что слышала, - грубо ответил Дронго и отвернулся к окну.  -  Надо  же
такой стервой уродиться, - сказал он вполголоса. -  Я  даже  в  книгах  не
встречал таких подлых тварей.
   Она снова хотела сжать рот, и у нее снова ничего  не  получилось  из-за
опухшей нижней губы. Тогда она прижала  ладони  к  лицу  и  начала  громко
плакать. В ее плаче было нечто театральное, и Дронго, повернувшись к  ней,
презрительно покачал головой.
   - Перестаньте, -  рявкнул  он,  -  свои  актерские  способности  будете
демонстрировать следователям, которые  будут  вести  ваше  дело.  Вам  еще
понадобятся силы. Вы как минимум получите пожизненное заключение.
   Он специально переигрывал, и Машков это понял. С  другой  стороны,  она
при всей своей самоуверенности, ничего не знала ни об  Уголовном  кодексе,
ни о наказаниях, хотя Дронго был прав: пожизненное  заключение  ей  вполне
могли дать.
   - Как пожизненное? - сразу подняла она голову. - Как это? Навсегда?
   - Вот приедем, там и узнаете, - продолжал давить Дронго.
   - Подождите, - сказала она твердо, - остановите машину.  Остановите,  -
закричала она изо всех сил, и водитель, нажав на тормоза, обернулся к ней.
- Подождите, - произнесла она, глядя на Дронго. - Я на все согласна. Я вам
все расскажу. Я все вам расскажу, - дважды повторила она, -  все,  что  вы
хотите. Я все знаю. Не нужно меня в тюрьму. И не нужно отпускать Хорькова.
Я сама вам все расскажу.
   - Останови машину, -  разрешил  Машков  и  посмотрел  на  Суровцеву.  -
Начинайте рассказывать. Впрочем, меня мало интересует ваша  исповедь.  Мне
нужно знать только одно. Где второй заряд? Кто заказал вам его похищение?
   - Он у мистера Ревелли. Он находится у него, - крикнула Маша.




   На совещании у директора ФСБ  на  этот  раз  собрались  все,  кто  имел
отношение к расследованию  преступлений,  совершенных  в  Чогунаше.  Здесь
присутствовали его заместители  Потапов  и  Земсков.  Приехали  специально
приглашенные Ерошенко и Ильин. Находились вызванные сюда Машков и Левитин.
Были и другие офицеры, проводившие параллельно оперативную работу в Москве
и Финляндии. Не было только Дронго, пригласить  которого  никому  даже  не
пришло в голову. Земсков, узнавший о том, что  Суровцеву  нашли  благодаря
эксперту, ничего не сказал, только  кивнул  головой  Машкову.  Сегодня  он
сидел мрачный и торжественный.
   Суровцева дала подробные показания. Она  рассказала  обо  всем,  о  чем
только могла. Когда Хорькову показали протокол ее допроса, он  понял,  что
дальнейший торг ни к чему  не  приведет,  и  согласился  отвечать  на  все
вопросы, лишь умоляя сохранить ему жизнь.  Правда,  при  этом  он  страшно
ругался, не подозревая, что и она ругала его не меньше, правда,  не  столь
отборными и смачными выражениями, как у него. Докладывал Машков,  которому
было поручено завершение последнего этапа операции.
   -  Можно  считать  доказанным,  что  вся  операция  была   спланирована
Хорьковым  под  влиянием  его  сожительницы  Суровцевой,  с   которой   он
познакомился  несколько  месяцев  назад.  Она   ему   подробно   и   часто
рассказывала о Научном центре, где  работал  ее  муж.  Когда  к  Хорькову,
имевшему виллу в Италии, обратились итальянцы,  он  быстро  согласился  на
сотрудничество. Все преступление было разработано в деталях, с учетом того
факта, что само хищение будет совершено сотрудниками Центра  Суровцевым  и
Глинштейном. Они действительно сумели проникнуть в хранилище, вынести  два
заряда, а подполковник Волнов подменил пленку, на которой был зафиксирован
выход из хранилища обоих ученых.
   Затем груз был вывезен из Центра вместе с радиоактивными отходами.  Нам
удалось проследить всю цепочку. Ящики были отправлены вместе с отходами  и
приняты на месте Полухиным; он выгрузил оба ящика  в  Норильске,  рядом  с
которым и находится захоронение. Этот груз, конечно, не охранялся, так как
никому и в голову  не  могло  прийти,  что  кто-то  захочет  посягнуть  на
радиоактивные отходы. Хотя по  правилам  груз  должен  строго  охраняться,
однако караульная рота почти не занималась охраной состава, что и  привело
к подобному результату.
   Груз был переправлен по железной дороге сначала в  Москву,  а  потом  в
Санкт-Петербург, а там его поручили заботам местного авторитета Сирийца  -
Ованесова  Михаила  Аршаковича,  имевшего  пять  судимостей.  Он,  в  свою
очередь, поручил переправку груза некоему Сухареву, который числился в его
компании, но в основном занимался рэкетом  и  выбиванием  денег,  а  также
сопровождал различные грузы. Сухарев провез оба ящика через  границу,  но,
видимо, из любопытства вскрыл первый ящик и доставил его в  Порво,  где  и
получил в мотеле огромную дозу радиации. Когда в Хельсинки состоялась  его
встреча в порту с сообщниками, он, видя, что его  окружили  люди  Сирийца,
застрелился.
   Хорьков и Полухин вместе с Суровцевой, которая  была  вдохновительницей
всей операции, решили не оставлять  свидетелей.  В  Чогунаше  подполковник
Волнов  метким  выстрелом  пробил  колесо  автомобиля,  в  котором   ехали
Глинштейн и Суровцев, и те свалились в овраг и погибли. В  Москве  тот  же
Волнов и Полухин вместе с неустановленными  убийцами  ликвидировали  семью
доктора  наук  Сиротина  Александра  Никодимовича,  который  способствовал
хищению ЯЗОРДов, разработав для этого систему защиты.
   После обнаружения хищения двух зарядов в Центре был также убит водитель
Мукашевич, а Хорьков приказал убрать Ованесова,  причастного  к  неудачной
перевозке груза. Благодаря комиссии, работавшей в Центре, и... - Полковник
сделал паузу, но все-таки решил сказать:  -  И  эксперту,  оказавшему  нам
большую помощь... - он видел удивленные лица других офицеров,  но  смотрел
прямо в глаза директору, когда продолжал свой доклад, - нам удалось  выйти
на Хорькова и Суровцеву, и те были арестованы на  даче.  Полухину  удалось
скрыться.
   Выяснилось, что  оба  заряда  были  заказаны  неким  мистером  Ревелли,
проверка которого  проходит  по  линии  управления  генерала  Потапова.  В
настоящее время идут  активные  поиски  исчезнувшего  Полухина  и  некоего
Законника, имя которого упоминается все время в показаниях Суровцевой. Кто
это такой - Хорьков отказался  пояснить,  заявив,  что  это  один  из  его
знакомых. Мы имеем основания утверждать, что Законник является также одним
из руководителей этой операции. Однако пока что конкретных сведений о  нем
не получено.
   - У вас все? - спросил директор.
   - Так точно.
   - Спасибо, садитесь. Генерал Потапов, теперь мы слушаем вас.
   - Нам удалось установить, что под  именем  синьора  Ревелли  скрывается
Антонио Конти, разыскиваемый Интерполом за многочисленные преступления.  В
настоящее время в Италии его нет, кстати, там он  приговорен  к  тюремному
заключению. Очевидно, Конти все-таки посредник.  Зная  его  специализацию,
трудно  предположить,  что  он  переквалифицировался  в  террориста.   Это
известный мошенник, связанный  с  итальянской  мафией,  но  не  убийца,  и
поэтому он вряд ли решился бы на подобное  в  одиночку.  У  нас  есть  все
основания предполагать, что за ним стоят другие люди, настоящие заказчики.
Хорьков упоминает, что Ревелли - Конти несколько раз настаивал на том, что
заряды должны прибыть в Европу к началу  августа.  Очевидно,  они  готовят
свою акцию именно в августе, и поэтому счет может идти даже не на  дни,  а
на часы.
   Потапов замолчал, словно обдумывая следующую фразу, и продолжал:
   - Деньги на счет Хорькова в немецком банке переводились из французского
банка, из Парижа. Сейчас наши сотрудники уточняют номера счетов  Хорькова,
который согласился на сотрудничество. Однако уже ясно, что поиски  Ревелли
и людей, заказавших ЯЗОРДы, должны вестись именно в Париже.
   - У вас есть конкретные предложения?
   -  Есть,  -  кивнул  Потапов.  -  Дело  в  том,  что  Суровцева  видела
приезжавшего вместе с Ревелли итальянца, с которым договаривался  Хорьков.
Разумеется, видел их  и  сам  Хорьков.  Мы  считаем  возможным  немедленно
выслать в Париж бригаду наших сотрудников. Целесообразно было бы  взять  с
собой либо Хорькова, либо Суровцеву.
   - Лучше Хорькова, - сразу же предложил  Земсков,  -  с  женщиной  будут
проблемы. Она очень неуравновешенный человек.
   - А если он попытается сбежать? - спросил Потапов. - Мы можем не знать,
где он хранит часть  своих  денег,  и  он  спокойно  от  нас  скроется.  А
Суровцева наверняка не захочет повторять своей позавчерашней попытки,  так
как ни знакомых, ни денег в Париже у нее нет.
   - Согласен, - кивнул директор, - пусть летит Суровцева.  Кто  возглавит
бригаду?
   - Полковник Машков. Мы  уже  связались  с  Интерполом  и  попросили  их
оказать содействие. Разумеется, мы не объясняем им, почему мы  разыскиваем
Ревелли - Конти, но Машков будет иметь в виду  свою  сверхзадачу  -  поиск
ЯЗОРДа.
   - Да, это правильно, - согласился директор. - Не нужно  раньше  времени
поднимать панику. Они в Европе все паникеры. Чуть  что-нибудь  не  так,  и
сразу начинают нервничать.
   - Мы хотим показать в местном отделении банка  фотопортреты  Ревелли  и
того  итальянца,  который  приезжал  вместе  с  ним.  По  рассказам  обоих
подследственных, именно он говорил на  русском  языке,  переводя  разговор
Хорькова и Ревелли.  Но  Суровцева  вспоминает,  что  по-русски  итальянец
говорил с сильным акцентом. Хорьков не хочет или не  может  вспомнить  его
фамилию, но Суровцева дала довольно  подробное  описание  переводчика.  Во
всяком случае, деньги переводились именно из Парижа. С  пограничниками  мы
уже договорились. Всю группу пропустят с личным оружием.
   Потапов замолчал, но продолжал  стоять.  Директор  несколько  удивленно
посмотрел на него:
   - У вас все?
   - Все...  но...  -  Генерала  явно  что-то  смущало.  -  Разрешите  мне
высказать свое личное мнение.
   - Мы вас слушаем. - Директору не нравилось,  когда  возникали  какие-то
посторонние обстоятельства. Потапов сейчас  импровизировал,  что  на  него
было совсем не похоже.
   - Прошу включить в состав группы, вылетающей в Париж, нашего  эксперта.
Я считаю, что он реально сможет помочь Машкову в решении стоящих перед ним
сложных проблем.
   - Он не наш  эксперт,  -  разозлился  директор,  -  и  вообще,  давайте
заканчивать  с  этой  порочной  практикой  привлечения  к   нашей   работе
посторонних. Как вы считаете, Земсков?
   Машков огорченно вздохнул. Генерал вряд ли станет возражать. Он  всегда
был настроен против Дронго.
   - Поддерживаю мнение генерала  Потапова,  -  вдруг  сказал  Земсков,  -
считаю, что наличие такого специалиста очень поможет работе нашей бригады.
   Директор удивленно взглянул на него и покачал головой. Он хотел  что-то
спросить, но его опередил гость.
   - Да, -  подтвердил  генерал  Ерошенко,  -  это  правильно,  он  весьма
толковый специалист. Он очень хороший аналитик.
   Директор нахмурился. Получалось, что все высказались против его мнения.
Такого еще никогда не было. Он посмотрел на Машкова.
   - Вы руководитель группы. Как вы считаете, полковник, вам  нужен  будет
этот внештатный эксперт?
   - Так точно, товарищ генерал, - вскочил со своего места  Машков,  -  он
нам просто необходим.
   - Ну, тогда я просто не знаю, - пожал плечами директор. - Если  он  вам
всем так нужен, то пусть летит в Париж. Может, там от  него  действительно
будет  какая-нибудь  польза.  На  Суровцеву  обратите   особое   внимание,
полковник. Чтобы у нее не было ни единого шанса сбежать. Вы за  это  лично
отвечаете.




   Они прилетели в Париж группой в восемь человек. С виду это была обычная
туристическая группа. Две молодые женщины и шесть молодых  мужчин.  Внешне
они казались такими беззаботными и веселыми.  По  предложению  Дронго  они
поселились в маленькой дешевой гостинице "Бел Мон", расположенной недалеко
от Елисейских Полей. Дронго предложил этот отель еще  и  потому,  что  там
были длинные узкие коридоры и номера со смежными комнатами. Он сделал  это
намеренно, поселив Машу Суровцеву вместе с сопровождавшей  ее  сотрудницей
ФСБ в самой дальней комнате, откуда Суровцева не смогла бы сбежать. Вторая
женщина была  придана  группе  специально  для  сопровождения  Суровцевой.
Капитан Шалимова разместилась в одной комнате с Суровцевой.
   Остальные офицеры по двое, а Дронго и  Машков  получили  индивидуальные
номера. Весь день восемнадцатого числа они провели в банке, предъявляя его
сотрудникам фотографии Ревелли  и  неизвестного  итальянца.  Но  все  было
тщетно. Никто не мог вспомнить ни первого, ни  второго.  В  конце  концов,
служащие банка были не обязаны помнить всех своих  клиентов  в  лицо,  тем
более что многие совершали самые рядовые операции  по  переводу  денег.  К
этому времени основные договоренности о единой  валюте  в  странах  Европы
были достигнуты, и уже не имело принципиального значения, в  каком  именно
банке лежат ваши деньги. Все равно  все  европейские  банки  готовились  к
переходу на единую валюту - евро.
   С  сотрудниками  Интерпола  они   встретились   вечером.   На   встречу
отправились Машков, Дронго и один из офицеров,  говоривший  по-французски.
Остальные остались в отеле. Особенно  светиться  не  стоило.  Не  дай  Бог
всплывет новость, что в Париж прибыло так много сотрудников ФСБ. Это сразу
вызвало бы ненужный интерес прессы. Сотрудники сильно нервничали, так  как
понимали, что каждый потерянный  день  может  оказаться  роковым.  Встреча
состоялась в национальном бюро Интерпола во Франции.
   Их принимал Жак Корню, элегантный, высокий, худой  мужчина  с  короткой
щеточкой усов, длинным носом, добрыми, мягкими глазами. Он  был  похож  на
киноактера или шансонье и уж меньше всего на  полицейского.  Улыбаясь,  он
долго слушал гостей, но в конце беседы лишь развел руками:
   - Вы думаете, так просто найти Ревелли в нашей стране? Мы ищем его  уже
несколько месяцев. В самой Италии его разыскивают за мошенничество в особо
крупных размерах. Суд состоялся в июне, а он до сих пор не найден. Все его
прежние конторы оказались закрытыми.  Нельзя  найти  человека  по  старому
банковскому счету, это нереально.
   - Может быть, то,  что  он  связался  с  представителями  нашей  мафии,
поможет выйти на его след? - предположил Машков.
   - Возможно, - добродушно улыбнулся  француз.  -  Но  вы  представляете,
какая у нас сложная задача? Сейчас  во  Франции  практически  нет  границ.
Достаточно человеку попасть в Шенгенскую зону, как все  поиски  становятся
очень трудными. Если Ревелли  -  Конти  когда-нибудь  выедет  из  Западной
Европы, тогда, конечно, мы сможем его арестовать. Но пока... -  он  развел
руками. - У  нас  нет  границ,  и  мы  не  можем  знать,  куда  именно  он
перемещается. Надеюсь, вы меня понимаете?
   Они понимали. И поэтому в отель возвращались в подавленном настроении.
   - Сегодня уже восемнадцатое  августа,  -  задумчиво  сказал  Машков.  -
Хорьков уверяет, что Ревелли  требовал,  чтобы  груз  доставили  именно  в
августе. Интересно знать, почему?
   - Не знаю. - Дронго шел по тротуару, глядя себе под ноги. -  Я  был  во
Франции на пятидесятом Каннском фестивале с  сотрудниками  Службы  внешней
разведки. У нас тогда была очень сложная задача, но мы знали, кого  и  где
искать. Этот Корню  прав.  Мы  так  не  найдем  Ревелли.  Нужно  придумать
какой-то трюк.
   - Дать объявление в газету, - пошутил Машков, - что мы ищем исчезнувшую
атомную бомбу? Или синьора Ревелли - Конти, которого должны допросить. Это
несерьезно. Но как нам тогда найти его?
   - Подождите, - остановился Дронго. - Хорьков дал нам телефоны  Ревелли,
которые не отвечают, и адреса его старых офисов, которые закрыты. Но,  как
нам сообщила Суровцева, в последний день перед арестом он вызвал  Полухина
и поручил ему убийство Ревелли. Правильно?
   - Да. Но при чем тут Полухин?
   - Они нас обманывают,  -  убежденно  сказал  Дронго,  -  и  Хорьков,  и
Суровцева нас обманывают. Они не договаривают всей правды до  конца.  Если
Хорьков вызвал к себе Полухина, то  он  должен  был  дать  ему  конкретный
адрес, где именно искать Ревелли. Он же не мог сказать киллерам, чтобы они
рыскали, как мы, по всему Парижу. Он знал точный адрес. Как же я этого  не
понял в Москве! Сейчас вы сказали про объявления, и я  сразу  же  подумал,
что нельзя посылать убийц к человеку, адреса которого ты не знаешь. И еще.
Хорьков должен иметь телефон Ревелли, чтобы оперативно с ним  связываться.
Он ведь до последней минуты сидел в Хельсинки  и  верил,  что  груз  будет
найден. Быстрее в гостиницу!  Я  же  говорил,  что  нельзя  доверять  этой
"сладкой парочке".
   Они остановили такси и поехали  в  отель.  Быстро  поднялись  наверх  и
прошли к номеру, где разместились женщины. Постучали, но никто не ответил.
Они постучали еще, но никто не откликнулся и на этот раз.
   - Черт возьми, - разозлился Машков, -  будем  ломать  дверь!  Куда  они
могли деться?




   Он вышел из дому в хорошем настроении. В этом пригороде Парижа, где  он
жил, всегда тихо и спокойно. Ревелли только что поговорил  с  Френвалем  и
имел все основания радоваться. Френваль обещал  закончить  свою  работу  к
завтрашнему вечеру. Значит, двадцатого августа у этого  несносного  Абделя
будет второй ящик. Ну и черт с ним, пусть будет.  Пусть  делают  все,  что
хотят. Лишь бы он наконец точно знал, что все деньги придут на  его  счет.
Все остальное не так уж и важно. Пусть Абдель получает свой второй ящик  и
убирается ко всем чертям,  хоть  в  преисподнюю.  Он  улыбнулся.  Френваль
обещал, что все будет в порядке, а это самое главное.
   Ревелли прошел  к  своему  автомобилю,  огляделся  по  сторонам.  Какая
сегодня хорошая погода. Похоже, не  будет  изнуряющей  жары.  Нужно  будет
заскочить в "Крийон" к Абделю и наконец сообщить ему,  что  теперь  все  в
порядке. Он сел в машину, мягко  выехал  со  стоянки.  Пусть  теперь  этот
Абдель попробует что-нибудь сказать. Ребята на Сицилии все приготовят  как
нужно. Пусть увозит  свой  второй  ящик.  Он  немного  прибавил  скорости,
направляясь к центру.
   Все получилось не так, как он планировал. Абделя не оказалось в  отеле.
Этот любитель французских женщин шляется по всем злачным местам  города  и
не угомонится, пока не получит СПИД, зло думал Ревелли, сидя в баре  перед
лифтом и ожидая, когда наконец появится нужный ему человек. Абдель приехал
в третьем часу и сразу прошел в  бар.  Его  предупредили,  что  его  ждут.
Абдель сел за столик и, сухо поздоровавшись, спросил:
   - Какие новости?
   - Все в порядке, - злым голосом ответил Ревелли. - Я жду вас уже четыре
часа. Мы же договаривались, что по утрам вы будете в номере.  Каждый  день
до двенадцати.
   - Я ушел немного раньше,  -  равнодушно  сообщил  Абдель.  Он  даже  не
извинился.
   - Вы уже проверили содержимое  первого  ящика?  -  спросил  Ревелли.  -
Надеюсь, вы остались довольны?
   - Да, все в порядке. Но учтите, что нам нужен и второй ящик. Нам  нужно
обязательно два груза, как мы и договаривались.
   - Будет, будет у вас второй ящик. Через два дня он прибудет на Сицилию,
как условились. Но учтите, что мы сразу потребуем перевода денег.
   - Это пусть вас не беспокоит, - ухмыльнулся Абдель, - с деньгами у  нас
нет никаких проблем.
   - Тогда все в порядке, - Ревелли поднялся, - запишите мой коньяк и кофе
на счет этого господина, - показал он бармену.
   "Пусть  платит,  -  удовлетворенно  подумал  он,  -  они  богатые,  эти
мерзавцы. Пусть за все платят".
   Он развернулся и поехал домой. В баре он успел легко закусить и  теперь
собирался пообедать рядом со своим домом, где снимал квартиру. Подъехав  к
дому, он припарковал машину, закрыл дверцу,  поправил  пиджак.  Он  был  в
синем  бархатном  пиджаке,  серых  брюках,  клетчатой  рубашке.   Ревелли,
улыбаясь, пошел к дому, навстречу ему шли два парня. Ему  показалось,  что
он их видел. Потом он вспомнил, что точно видел их в отеле, где только что
сидел. Он по инерции сделал несколько шагов вперед,  с  ужасом  припомнив,
что пистолет остался в "бардачке" его автомобиля. Один  из  парней  поднял
пистолет с навинченным на  ствол  глушителем.  Ревелли  понял,  что  через
секунду будет покойником. И никаких шансов сбежать или спастись у него уже
не оставалось. Они стояли в пяти метрах от него, что-либо  предпринять  он
явно не успевал.
   Раздался громкий щелчок. Один, второй. Ревелли зажмурился, потом открыл
глаза. Один из убийц, нелепо изогнувшись, падал боком на тротуар. Глаза  у
него были широко раскрыты. Ревелли обернулся.
   Рядом с его  машиной  стоял  какой-то  неприятный  старик  с  таким  же
оружием, как и у нападавших. Второй киллер,  увидев  старика,  бросился  к
нему, словно пытаясь что-то объяснить, но старик  снова  поднял  пистолет.
Сухо щелкнули два выстрела. Пули отбросили тело второго киллера. Все  было
кончено. Ревелли почувствовал, как у него дрожат колени. Он  непроизвольно
ощупал голову и грудь. Все было в порядке.
   - Все о'кей, мистер Ревелли, - подошел к нему старик, убирая оружие. Он
сильно хромал.
   - Кто вы такой? - спросил по-английски Ревелли, все еще опасаясь своего
нежданного спасителя.
   - Они, - показал  старик  на  убитых,  -  тебя  убивать.  -  Он  сделал
характерное движение рукой, и Ревелли испуганно отпрянул в сторону. -  Они
Хорьков, Хорьков, - несколько раз повторил незнакомец.
   "Их послал Хорьков, - понял Ревелли,  -  этот  сукин  сын,  который  не
вернул моих денег. Ах мерзавец!"
   - Кто ты такой? - строго спросил он уже  по-французски,  но  старик  не
знал и французского. Он просто показывал на убийц и твердил: "Хорьков".  -
Я понял, понял, - раздраженно сказал, оглядываясь, Ревелли. В этот час  на
улице никого не было.
   "Придется уходить и отсюда, - подумал он, - нужно быстрее уезжать".
   - Садись в машину, - показал он старику и побежал в квартиру за  своими
вещами.
   Лопухин, хромая, прошел к автомобилю. Он был доволен. Ему удалось  уйти
от сотрудников ФСБ три  дня  назад,  затем  пересечь  российско-украинскую
границу, сесть в самолет, улетавший в Берлин, получить в Берлине оружие  и
случайно найти в кармане тот самый адрес Ревелли,  который  он  дал  своим
киллерам. Он вдруг понял, что это  его  единственный  шанс  закрепиться  в
Европе. Нужно только все рассчитать правильно и появиться в нужном месте и
в нужное время.
   Весь вчерашний день он терпеливо ожидал, когда наконец ребята приступят
к работе. Но они  были  осторожны.  Они  выслеживали  Ревелли,  а  Полухин
выслеживал  их.  Полухин  понимал,  что  на  несколько   тысяч   долларов,
вывезенных из Москвы, он в Европе закрепиться не сможет, тем более что ему
нужны будут новые документы. А на это потребуется и много  денег.  Значит,
оставался единственный шанс - убрав собственных киллеров, услужить мистеру
Ревелли и стать его личным телохранителем. Только в  этом  случае  у  него
появлялся шанс зацепиться в Европе. Труднее всего ему было сегодня  утром,
когда Ревелли поехал в отель, а ребята двинулись за ним, устроив настоящую
гонку. Он чудом нашел случайную машину и, пообещав сто долларов,  рванулся
за ними следом. В отеле он старался не попадаться им на  глаза,  но  позже
все-таки решил, что лучше сделать вид, что  он  будет  работать  вместе  с
ними. Ребята очень обрадовались, увидев его.  Они  договорились,  что  все
произойдет в этот день. Он был спокоен, ребята его никогда не  обманывали.
В тот момент, когда они решили,  что  можно  начинать,  он  выхватил  свой
пистолет. Нужно было видеть лица обоих дурачков. Они решили, что он  сошел
с ума. Если бы они знали, как помогли ему.
   Ревелли вернулся в машину с большой сумкой, опасливо покосился на мирно
сидевшего старика и уселся за руль.
   - Клянусь святой Девой Марией. Никогда в жизни  больше  не  буду  иметь
дела с этими русскими, - пробормотал он, выезжая со стоянки.




   Они постучали еще раз в дверь и в этот момент увидели, что по  коридору
идут Суровцева и Шалимова.
   - В чем дело, капитан? - строго спросил Машков.
   - Мы вышли с ребятами погулять, - объяснила Шалимова, - нас было  трое,
а она одна. Вы напрасно беспокоитесь.
   - Ясно. Суровцева, вы мне нужны, - сказал Машков.
   Она вошла в комнату. Дронго и полковник быстро прошли следом за ней.
   - Мне нужен адрес Ревелли, - без обиняков сказал Дронго.
   - Какой адрес? - притворно  удивилась  женщина.  Синяки  у  нее  начали
проходить, и она уже несколько пришла в себя.
   - Быстрее... Адрес Ревелли, - требовал Дронго.
   - Я не понимаю, о чем вы говорите. - Она  неторопливо  прошла  к  своей
кровати, села на нее.
   - Вы говорили, что  Хорьков  решил  послать  киллеров  убрать  Ревелли.
Правильно?
   - Да, правильно. Ну и что?
   - Куда он их послал? Он же не мог послать их куда попало. Или  поручить
им искать Ревелли по всей Европе. Он дал им  конкретный  адрес.  Где?  Где
адрес Ревелли?
   - Да, - растерянно сказала она, -  он  дал  адрес.  Я  совсем  про  это
забыла.
   "Или она гениальная  актриса,  или  действительно  забыла",  -  подумал
Дронго и быстро переспросил:
   - Где адрес?
   - Остался на даче, на столе Хорькова, - вспомнила женщина.
   - Вы изъяли все бумаги Хорькова? - повернулся Дронго к Машкову.
   - Да, они все сейчас в ФСБ.
   - Звоните в Москву. Срочно. Пусть поднимут все бумаги. Там должен  быть
адрес Ревелли.
   - Они и так сейчас занимаются всеми бумагами Хорькова.
   - Нам не нужны все,  полковник.  Нам  нужны  только  адреса  в  Париже.
Звоните в Москву.
   Машков вышел, чтобы позвонить от себя. Дронго  задумчиво  посмотрел  на
Суровцеву. Она улыбнулась:
   - Вы бываете такой строгий.
   - Не стоит стараться, - поморщился он, - не люблю самок.
   - Что?
   - Не люблю животных самок, - повторил он, глядя на нее с отвращением.
   - Вы негодяй, - убежденно произнесла она,  -  вы  оскорбляете  женщину,
которая зависит от вас. Вы настоящий негодяй.
   - Я не вижу здесь женщины, - возразил он, - если  вы  относите  себя  к
представительницам женского пола, то должен  вам  сказать,  что  вы  своей
принадлежностью к ним оскорбляете весь женский  род.  Здесь  нет  женщины,
Суровцева. Настоящая женщина никогда не  позволит  себе  так  хладнокровно
планировать  убийство  собственного  мужа,  отца  своего  ребенка.  Вы  не
женщина, вы чудовище. Хорьков рассказал Машкову, что вы обманули его  даже
в последнюю секунду, заявив, что беременны от  него.  Врачи,  которые  вас
осматривали, не  нашли  никакой  беременности.  Вы  чудовище,  -  повторил
Дронго, - лживое и подлое.
   - А вы гнусный женоненавистник,  -  разозлилась  она.  -  Вы,  наверно,
импотент. Или голубой. Я думаю, скорее первое. Поэтому вы так и ненавидите
меня, что сами ничего не можете сделать.
   - Я не собираюсь вам ничего  доказывать.  Думайте  как  хотите.  У  вас
просто-напросто извращенная психика.
   - Дурак! - Она отвернулась и  замолчала,  потом  несколько  раз  нервно
повторила: - Дурак, дурак, дурак!
   Он вышел из комнаты и прошел к Машкову. Тот положил трубку и  обернулся
к Дронго.
   - Едем быстрее. Они дали мне шесть адресов. Три в Париже, один в Ницце,
один в Милане и один в Палермо. Адреса, написанные от руки, нашлись  среди
других  документов.  Наши  сотрудники  как  раз  их  разбирали,  собираясь
отправить запросы с указанием адресов в Интерпол.
   - К этому женоподобному Корню, - кивнул Дронго. -  Он  бы  вам  ответил
через год, когда взрыв уже давно  стер  бы  с  лица  земли  часть  Европы.
Поехали по парижским адресам.
   Захватив переводчика, они, не мешкая, выехали. Первый оказался  адресом
известного французского борделя. Машков хмуро улыбнулся и велел  следовать
дальше. Зато у дома, значившегося во втором адресе, их встретила толпа.
   - Здесь только что произошло убийство, - объяснил один из  прохожих.  -
Убили двух молодых людей. Говорят, что они русские.
   - Опоздали, - прошептал с досадой Машков, - мы опоздали.
   - Нет, - возразил Дронго, - здесь что-то не так. Скорее  всего  погибли
те двое убийц, которых посылал Полухин. Странно, почему убиты  они,  а  не
Ревелли? Здесь что-то не так.
   - Надеюсь, вы не хотите предложить свои услуги полиции? - хмуро спросил
Машков.
   - Нет. Но здесь произошло что-то непонятное. Время, время!  У  нас  нет
времени. У нас  совсем  нет  времени.  Послушайте,  Машков,  кажется,  нам
все-таки понадобится этот ваш Корню. Вы можете завтра снова поехать к нему
со мной?
   - Конечно, - озабоченно кивнул Машков, - а зачем это нужно?
   - У меня такое предчувствие, что мы можем не успеть. Вы видите, как все
работает против нас? Мне ужасно интересно, как  Ревелли  ухитрился  убрать
двух подосланных к нему профессиональных киллеров. Без посторонней  помощи
он явно не обошелся.




   В это утро он передал свое заявление в приемную, сообщив, что будет  на
работе. Манюков даже не предполагал, что визит Кларка в  их  фешенебельный
дом был зафиксирован сотрудниками ФСБ  и  соответствующая  записка  уже  в
понедельник утром была отправлена директором  ФСБ  Президенту  с  пометкой
"Секретно". К этому времени  Манюков  сидел  у  себя  в  кабинете,  ожидая
решения своей судьбы.
   Весь день его не вызывали, пока наконец к вечеру Президент не пригласил
к себе своего помощника. Когда Манюков вошел в кабинет, там уже  находился
руководитель администрации Президента, которому формально подчинялись  все
помощники.
   - Садитесь, Виктор Федорович, - подчеркнуто любезно произнес  Президент
и, когда помощник сел за стол, улыбнулся ему. - Я читал ваше заявление. Вы
просите освободить вас от занимаемой должности по состоянию здоровья.
   - Да, - мрачно кивнул  Манюков.  Меньше  всего  ему  хотелось  уточнять
подробности.
   - Мне казалось, что вы еще достаточно молодой  и  здоровый  человек,  -
сказал Президент. - Ведь мы с вами работаем уже столько лет, и вы  никогда
не жаловались на здоровье.
   Манюков молчал. Врать Президенту он не  хотел,  а  раскрывать  причины,
побудившие его подать заявление, было неприятно. И больно.
   - Мы все немного устали из-за этой  истории  с  похищенным  оружием,  -
продолжал Президент. - Я думаю,  что  вы  поступили  очень  мужественно  и
честно. В то время как виноватые в наших министерствах и ведомствах  сидят
на своих местах,  вы  решили  взять  на  себя  всю  вину.  Это  не  совсем
правильно.
   "О чем он говорит? - с недоумением подумал Манюков. - Какую  вину?  При
чем тут похищенное оружие?"
   -  Мне  сегодня  звонил  американский  президент,  -  продолжал  хозяин
кабинета.  -  Его  интересует  эта  неприятная  история,   случившаяся   в
Финляндии. Как мы и думали, скрыть все оказалось невозможно. Он знает, что
на  границе  произошла,  неприятная  история  с  вывезенным  оружием.   Мы
договорились, что к нам в Москву прилетит известный вам Ньюмен, и вместе с
ним мы согласуем наши позиции.
   Манюков понял, что положение еще хуже, чем он предполагал. И понял, что
назойливый иностранный гость, побывавший у него в субботу, уже  передал  в
Вашингтон свои подозрения, сработав достаточно оперативно.
   - Вы, конечно, не виноваты, - продолжал Президент. - Хотя, знаете,  мне
сообщили о ваших неофициальных контактах с американцами. Они у вас  бывают
дома и дружат с вашей семьей... И дочь ваша сейчас в Америке отдыхает.  Вы
знаете, где она отдыхает?
   - Догадываюсь. - Во рту у Манюкова стадо непривычно сухо.
   - Мне тут прислали бумагу из ФСБ. - Президент кивнул на папку, лежавшую
сверху. Там находились особо секретные документы из ФСБ. - Они утверждают,
что вилла принадлежит сотрудникам ЦРУ.
   "Я так и знал, - почему-то равнодушно подумал Манюков. - Все правильно.
Так и должно было быть".
   - Мы вас ни в чем не виним, - закончил Президент, - но  с  иностранцами
нужно было вести себя поаккуратнее. Ньюмена мы примем и объясним все,  что
он захочет узнать. А ваше заявление...
   Президент чуть помедлил и решительно закончил: - Я его подпишу, раз  вы
сами так решили. Куда вы хотите пойти работать?
   - Я думал вернуться в науку.  -  Теперь  ему  стало  легче.  Теперь  не
придется  врать,  изворачиваться,  обманывать  себя  и  других.  Все  было
правильно.
   - Можно и так, - согласился Президент.  -  Мы  ведь  вас  тогда,  можно
сказать, силком тянули. Я помню, как вы не хотели уходить со своей работы.
   Он помедлил. Расставаться вот так было не в правилах Президента.  Но  и
тянуть не  имело  смысла.  Президент  встал.  За  ним  поднялись  оба  его
сотрудника.
   - Спасибо вам за все. - Президент протянул Манюкову руку. - Вы и сейчас
своей отставкой помогли нам. Я всегда считал вас, Виктор Федорович,  очень
принципиальным и порядочным человеком.
   - Спасибо. - Он был действительно взволнован.
   Когда Манюков вышел из  кабинета.  Президент  остался  с  руководителем
своей администрации и спросил у него:
   - Кто будет разговаривать с Ньюменом?
   - Министр обороны. Он был в Финляндии. Он знает ситуацию лучше  других.
Но американцы  могут  потребовать  провести  непосредственную  ревизию  на
местах. Так сказать,  проверить  обоюдные  запасы  ЯЗОРДов.  Тогда  будет,
конечно,  хуже.  Ни  мы,  ни  американцы  пока  официально   не   признаем
возможность существования подобного оружия.
   - Ясно. - Президент нахмурился. - Приказ  на  Манюкова  подготовьте,  я
подпишу. До приезда этого Ньюмена. Чтобы успели.
   Виктор Федорович, вернувшись в свой кабинет, впервые почувствовал  себя
необыкновенно легко  и  хорошо.  Словно  спал  тот  груз  ответственности,
который лежал на нем все эти дни, когда он узнал о случившимся  в  далеком
сибирском Научном центре в Чогунаше. Теперь ему стало  гораздо  легче.  Он
поднял трубку и позвонил домой.
   - Все в порядке, - сообщил он жене, - подписали мое заявление.
   - И даже не просили тебя остаться? - Жена,  как  и  все  женщины,  была
непоследовательна. Она, похоже, забыла о том, что говорила два дня назад.
   - Просили, - немного соврал он, - даже говорили, как ценят меня.  Но  я
настаивал. Она поняла, что он несколько преувеличивает, и поэтому  прежняя
рассудительность вернулась к ней.
   - Все правильно, Витя, - сказала жена, - ты все сделал правильно.
   - Я думаю позвонить детям, пусть они возвращаются, - сообщил он.
   - Подожди немного, - попросила она. - Я говорила сегодня с ними. Им там
так хорошо. Пусть побудут еще несколько дней.  Какая  разница,  когда  они
вернутся?
   Он хотел  возразить,  но  даже  у  его  принципиальности  был  какой-то
разумный предел. В конце концов, нет ничего страшного, если  дети  побудут
там еще несколько дней. Он уже и так заплатил за их  отдых  очень  высокую
цену.
   - Хорошо, - согласился он с женой, - позвоним завтра.
   Положив трубку, Манюков начал собирать свои личные  вещи.  Нужно  будет
принести из дома сумку или чемодан, чтобы сложить туда  все  это,  подумал
он.  Открыл  ящик.  Там  лежали  его  бумаги,  документы,  фотографии.  На
некоторых  он  был  в  составе  различных  делегаций.  А  вот  и  семейные
фотографии. Он перебирал  карточки,  пока  вдруг  не  наткнулся  на  одну,
заинтересовавшую его. На переднем плане стоял он сам, жена,  дочь  и  двое
его внуков. А на заднем, чуть сбоку, были видны улыбавшиеся мистер Кларк и
Саша. Манюков долго смотрел на эту фотографию. Потом  вздохнул,  убирая  в
папку и ее. "Если бы знать про все опасности, которые подстерегают тебя  в
жизни, - подумал он, -  тогда  жить  было  бы  гораздо  легче.  И  гораздо
неинтереснее".
   Он продолжал доставать из ящиков стола свои личные вещи, уже  не  думая
об американце, столь резко и неожиданно повлиявшем на его судьбу.




   - Уверяю вас,  мистер  Машкофф,  что  вы  напрасно  так  волнуетесь,  -
благодушно улыбался Корню, глядя на сидевших  перед  ним  этих  непонятных
русских. Он не понимал, почему они так нервничают, почему ворвались к нему
в бюро без предварительного звонка и  чего,  наконец,  хотят  эти  нервные
типы.
   - Поймите, мистер Корню, речь идет о нашей мафии, - горячился Машков. -
Эти люди способны на все. Вы же можете позвонить комиссару полиции,  чтобы
он нас принял.
   - У нас с полицией разные функции, - развел  руками  Корню.  -  Полиция
занимается  совсем  другой  категорией  преступников.  А  наша  задача   -
информационное обеспечение полиции. Мы не обязаны арестовывать кого-либо и
тем более принимать участие в разных операциях.
   - Но вы можете позвонить комиссару, - теряя терпение,  спросил  Машков.
Учитывая, что весь разговор шел еще и через переводчика, то они тратили на
беседу времени в два раза больше.
   - Я позвоню, - вздохнул  наконец  корректный  Корню,  приглаживая  свои
немного подкрашенные волосы, - но вы  напрасно  считаете,  что  это  может
привести к каким-то конкретным результатам. Кроме того, сейчас  август,  и
многие находятся в  отпуске.  Комиссар  Жерар  только  вчера  вернулся  из
отпуска, и мне будет очень неловко, что я беспокою его в первый же рабочий
день.
   Корню со вздохом поднял трубку и попросил позвать к телефону  комиссара
Жерара. Он долго объяснял ему что-то. Очевидно,  комиссар  тоже  не  очень
хотел видеть у себя иностранцев. Но наконец  они  договорились,  и  Корню,
положив трубку, удовлетворенно вздохнул:
   - Он будет ждать вас после трех часов дня.
   - Сейчас, - разозлился Машков, - поймите, речь  идет  об  очень  важных
преступниках.
   - Но вы же видели, что я с трудом  добился  его  согласия!  -  изумился
Корню.
   - Поехали, - встал Дронго. - Давайте без  всяких  разговоров  поедем  к
этому  комиссару.  Эти  самовлюбленные  кретины  не  понимают,  что  здесь
происходит. Если первый ящик попал в Париж, то он может взорваться в любую
секунду. Представляешь, что останется от этого города?
   Они вышли из здания, сели в автомобиль. Переводчик шел за ними  следом.
К этому времени Машков и  Дронго  уже  перешли  на  "ты",  их  сблизили  и
совместное расследование, и общие трудности.
   - Ты так беспокоишься за этот город, как будто родился здесь, -  устало
заметил Машков.
   - Верно, - согласился Дронго, - я очень люблю этот  город.  Считаю  его
одним из самых прекрасных городов мира.
   - Что будем делать, если этот Жерар нас не примет?
   - Я переверну  что-нибудь  в  полицейском  участке,  и  нас  отведут  к
комиссару, - пошутил Дронго. - Примет. Он профессиональный полицейский,  а
не чиновник, как Корню, к тому же всего-навсего замещающий начальника.
   - С чего ты взял?
   - На дверях его кабинета  другая  табличка.  Тот,  наверно,  в  отпуске
загорает, а Корню остался на работе. Он прав насчет отпусков. В августе  в
Париже не остается ни один мало-мальски уважающий себя руководитель.
   - Психолог, - покачал головой Машков. Они  приехали  в  комиссариат,  и
Жерар  действительно  принял   их.   Он   оказался   добродушным,   рыхлым
пятидесятилетним   человеком.   Комиссар   внимательно   выслушал    своих
неожиданных гостей и разрешил  им  ознакомиться  с  протоколами  вчерашних
событий. Он  даже  не  очень  вникал  в  их  документы  и  командировочные
удостоверения, а также письма, подписанные руководством Интерпола. Его  не
интересовали подобные мелочи. Переводчик долго  и  обстоятельно  переводил
протоколы французских полицейских. Выяснилось, что оба киллера были  убиты
выстрелами из одного и того же оружия, причем сходного с тем, какое было у
них самих. При этом один из убитых получил две пули  в  спину,  а  второй,
напротив, две пули в грудь. В карманах убитых были обнаружены  авиационные
билеты Берлин - Париж, адрес  дома,  у  которого  они  были  убиты,  пачки
долларов и франков, расчески, пистолеты с глушителями,  ножи,  гостиничные
карточки отеля "Норд", спички  из  отеля  "Крийон",  зажигалки,  сигареты,
часы. Переводчик перечислял все  добросовестно,  французский  полицейский,
сидевший рядом и вслух читавший протоколы, сонно кивал, а Машков и  Дронго
внимательно слушали.
   Далее следовало описание белья покойных, характер их ранений,  действия
каждого из обнаруживших трупы полицейских.
   - Так мы ничего  не  узнаем,  -  сказал  Машков.  -  По-моему,  мы  зря
потратили время. Эти ребята явно приехали за Ревелли - Конти  и  здесь  их
кто-то ждал. Видимо, у Конти есть свой телохранитель.
   - Который успел выстрелить раньше двух профессионалов?  -  с  сомнением
спросил Дронго и продолжал, поясняя свою мысль: - Все четыре выстрела были
сделаны  из  одного  пистолета.  Каким  бы  суперменом  ни  был   человек,
стрелявший в киллеров, он не смог бы сделать четыре выстрела из  пистолета
с глушителем менее чем за три-четыре секунды. Я уж не  говорю  о  секунде,
которая ему понадобилась, чтобы перевести  оружие  с  одного  на  Другого.
Итого  четыре-пять  секунд.  Обрати  внимание,  что  соседи   не   слышали
выстрелов. А это значит, что стреляли из пистолета  с  глушителем.  Такого
же, какой был и у убитых. Единственный вывод из  этого  может  быть  очень
конкретным. Киллеры знали человека, который  стрелял  в  них,  и  сами  не
стреляли в него, пытаясь  осознать,  что  случилось.  Кто  мог  быть  этим
человеком, который точно знал, что они приедут к Ревелли,  и  поджидал  их
именно здесь? Не понимаешь? Хорьков и Суровцева  арестованы.  А  упало,  Б
пропало, что осталось на  трубе?  -  улыбнулся  Дронго,  вспомнив  детскую
считалку. - Связующее их И, - пояснил он. - Этим человеком мог быть только
Полухин, который неизвестно каким образом оказался во Франции.
   - Зачем тогда ему убивать своих людей? Он бы  скорее  помог  им.  Здесь
что-то не сходится.
   - Для чего? - спросил Дронго. - Почему он должен был  помогать  им?  Во
имя кого? Хорьков уже сидит в тюрьме и не заплатит  положенного  гонорара.
Сам Полухин вряд ли хочет вернуться в Россию. Ему нужно закрепиться здесь.
И единственный выход  -  сделать  своим  должником  такого  человека,  как
Ревелли - Конти. Он все рассчитал правильно.  Это  был  он.  Это  был  сам
Полухин.
   - Похоже, ты прав, - задумчиво  сказал  Машков.  -  Но  это  ничего  не
меняет. Даже если мы знаем, что с Ревелли был он.
   - Нужно затребовать его фотографию  из  Москвы  и  попросить  комиссара
Жерара раздать ее  парижским  полицейским.  У  Полухина  есть  одна  яркая
примета - он хромает, и это сразу заметно. Черт возьми, как обидно, что  у
нас совсем нет времени.
   - Ты думаешь, что они могут устроить взрыв?
   - Они могут устроить все что угодно. Ты помнишь,  когда  мы  гуляли  на
Елисейских Полях, ты обратил внимание, что там нет мусорных урн? Так  вот,
их убрали оттуда после того, как произошло несколько  взрывов.  Взрывчатка
закладывалась именно в мусорные ящики.
   - Нужно предупредить Жерара, -  согласился  Машков,  -  и  связаться  с
Москвой. Давай обратно к комиссару.
   На все следующие действия у них ушло  еще  около  четырех  часов.  Пока
ждали фотографий из Москвы, они втроем, вместе с офицером-переводчиком,  в
один голос проклинали французских  и  российских  чиновников,  которые  не
могут и не хотят работать быстро и оперативно.
   Они уже  собирались  выйти  из  комиссариата,  но  тут  наконец  пришла
фотография Полухина. Комиссар внимательно рассмотрел ее, положил на  стол,
достал трубку, вытащил спички и закурил. Дронго невольно обратил  внимание
на спичечный коробок. Он был большой и плоский. Он задумчиво взял  спички.
Какая-то мысль пришла в голову.
   - Эти спички я покупаю  специально  для  трубки,  -  пояснил  Жерар.  -
Вообще-то они предназначены для сигар.
   - Спички,  -  повторил  Дронго,  -  спички  из  отеля  "Крийон".  Нужно
немедленно  проверить  телефон  на  той  квартире,  где  жил   исчезнувший
постоялец. В  доме,  рядом  с  которым  убили  двух  киллеров.  Немедленно
проверить все телефоны в доме и все телефоны в отеле "Крийон". И если хотя
бы один совпадет...
   Он не договорил, ибо комиссар вскочил и спросил:
   - Почему вы считаете, что именно в "Крийоне" нужно проверять телефоны?
   - Они первый раз в жизни попали в Париж и остановились в дешевом  отеле
"Норд" у Северного вокзала, - пояснил  Дронго.  -  Посмотрите  их  билеты.
Прошли только сутки,  как  они  прилетели  в  Париж.  Посмотрите  даты  на
билетах, когда они прилетели из  Берлина.  Прошу  вас,  комиссар,  быстрее
проверяйте телефоны. Эти парни не могли просто так оказаться в  "Крийоне".
Там ведь, кажется, рядом американское посольство. Проверяйте  телефоны,  -
закричал он, теряя терпение. Переводчик переводил все очень  добросовестно
и даже, в свою очередь, тоже закричал. Комиссар бросился к дверям.
   Еще через полчаса никаких сомнений  уже  не  оставалось.  За  последние
несколько дней из квартиры внезапно исчезнувшего  жильца,  походившего  по
описанию на Ревелли - Конти, звонили несколько раз  в  отель  "Крийон",  в
номер пятьсот десять. Там проживал  некий  мистер  Абдель,  приехавший  из
Алжира.
   - Алжир, - побледнел Жерар, - только не Алжир!
   - Мусорные ящики, - кивнул Дронго. - Это они, Машков, мы нашли  тех,  у
кого находится наш первый ящик. Это они. Но  почему  они  так  торопились?
Почему именно в августе? Почему в августе?.. Что будет в августе в Алжире,
комиссар? Вспомните, может, там что-нибудь состоится? Какое-нибудь событие
или какой-нибудь важный визит. А может,  что-нибудь  важное  произойдет  в
Париже?
   - В августе в Париже ничего не может произойти, - усмехнулся  комиссар.
- Вся Франция в отпуске, и весь Париж отдыхает на море. А вот в  Алжире  -
да. Там двадцать третьего августа должны состояться выборы. Об этом  пишут
все наши газеты. Разве вы не знаете?
   - Двадцать третьего августа... - Дронго посмотрел на Машкова. -  У  нас
всего четыре дня. Немедленно в "Крийон". Комиссар, я прошу вас  немедленно
арестовать мистера Абделя. Немедленно. Это чрезвычайно важно. У  нас  есть
все   основания   подозревать,   что   он   причастен    к    готовящемуся
террористическому акту.
   - Не нужно торопиться. - Комиссар поднял трубку, набирая номер отеля. -
Сначала я узнаю, проживает ли он еще в этом  отеле.  Вы  не  были  в  этом
отеле? Это произведение искусства. А какой  там  ресторан,  -  восторженно
сказал комиссар. - В нем работает сам  господин  Бушэ!  В  ресторане  "Лез
Амбассадор". Алло, мсье, это говорит комиссар Жерар. У вас проживал мистер
Абдель из Алжира. Прошу вас, проверьте, не выехал ли он из вашего отеля...
Да, господа. Там такой  ресторан.  Вы  обязательно  должны  сходить  туда.
Гусиная  печень,  консервированная  в  собственном  жиру.  А   какие   там
запеченные омары! Это потрясающе.
   Комиссар, очевидно, был гурманом.  Машков  и  Дронго  переглянулись,  с
трудом сдерживая улыбки.
   - Что, мсье? Он выехал сегодня  днем?  Очень  хорошо.  Какой  билет  он
заказывал? Рим - Палермо? Прекрасно. - Комиссар положил трубку. - Ну  вот,
видите, все выяснилось. Он улетел сегодня в Италию, но  зарезервировал  за
собой номер на двадцать третье августа. Он вернется в Париж, и вы  сможете
его допросить.
   - Когда состоятся выборы в Алжире? - переспросил Дронго.
   - Двадцать третьего, - улыбнулся  комиссар  и,  вдруг  осознав,  почему
именно один из его гостей задал этот вопрос, тревожно повторил: - Двадцать
третьего августа.
   - Нужно срочно передать в Интерпол, чтобы они связались  с  итальянской
полицией. И с корпусом карабинеров. Нужно арестовать Абделя в Палермо  или
хотя бы найти его.
   - Я позвоню. - Комиссар вынул трубку изо рта. Он начинал понимать,  что
его  посетители  действительно  могут  оказаться  правы  и  у  него  могут
возникнуть крупные неприятности. - Вы  думаете,  они  решатся  на  крайние
меры? - спросил он, взглянув на гостей.
   Оба молчали. Их проблема была намного сложнее. Они должны были  сделать
все, чтобы обнаружить первый похищенный ЯЗОРД еще до того, как  террористы
воспользуются им. Хорошо еще, что только как средством шантажа. А  если...
Но об этом им даже не хотелось думать. Даже офицер  ФСБ,  переводивший  им
слова комиссара, и тот встревожился.
   - Передавайте сообщение в Интерпол, комиссар, - тихо попросил Машков, -
и позвоните мистеру Корню.
   Через полчаса они возвращались в отель. На площади  Конкорд  автомобиль
сделал круг, чтобы  повернуть  на  Елисейские  Поля,  проехал  мимо  отеля
"Крийон" и находившегося рядом американского посольства.
   - Американское посольство, - показал на здание Дронго.
   - Я знаю, - подавленно кивнул полковник. И, чуть помедлив, признался: -
Даже страшно подумать, что может случиться, если они попытаются что-нибудь
сделать в центре Парижа.
   -  Они  попытаются,  -  убежденно  сказал  Дронго,  -  они  обязательно
попытаются. И я теперь знаю, почему им нужны были именно два заряда.  Один
будет установлен во Франции, второй в  Алжире.  В  самом  лучшем  для  нас
случае они попытаются отменить или сорвать выборы. И под  угрозой  шантажа
заставят мир признать первые выборы, которые у них состоялись до  этого  и
на которых триумфально победила исламская партия. В худшем - они  применят
оружие, не раздумывая. Хотя я не знаю, что для нас хуже или лучше. В любом
случае это катастрофа.
   - Цивилизованный мир  не  может  признать  таких  методов,  -  дернулся
Машков.
   -  Неужели?  -  немного  удивленно  спросил  Дронго.   -   Неужели   вы
действительно верите в  какие-то  нравственные  критерии  западного  мира?
Здесь  все  давно  построено  на  чистом  прагматизме,  на  политике  двух
стандартов. Абсолютно все, полковник. Когда  в  Алжире  законно,  по  всем
стандартам  демократии,  победила  исламская  партия,  военные   совершили
переворот и заявили, что не признают итогов выборов. И весь так называемый
цивилизованный западный мир приветствовал это  решение.  Политика  двойных
стандартов настолько очевидна, что примеров можно привести сколько угодно.
В Турции наибольшее число голосов на  выборах  получила  исламская  партия
Эрбакана. Но опять военные под  сильным  давлением  Запада  отстраняют  от
власти  демократически  избранное  правительство.  И  никто  в   мире   не
протестует. Это считается нормальным. И, наконец, вспомни, что произошло в
девяносто третьем году в Москве.  Нарушая  собственную  Конституцию,  явно
попирая все существующие на тот момент нормы права,  Президент  расстрелял
законно избранный парламент из танков, и  весь  мир  промолчал.  Весь  мир
словно воды в рот набрал.
   - Это разные вещи, - не выдержал Машков.
   - Нет. Я вспоминаю знаменитую  историю  о  карточных  игроках,  которую
читал у Джека Лондона. Один парень видит во время  игры,  что  шулер  сдал
себе четыре туза. Он подходит к другому игроку  и  шепчет  ему  на  ухо  о
нечестности первого. К его изумлению, тот  реагирует  абсолютно  спокойно.
Когда наивный молодой человек спрашивает, почему он не протестует,  второй
игрок поворачивается к нему и говорит: "Ничего ты  не  понимаешь,  парень.
Сейчас же его сдача. Все правильно".
   - Смешно, - мрачно кивнул Машков.
   - Сейчас сдача западного мира, - продолжал Дронго, - и все, что хорошо,
по их стандартам, навязывается всему остальному миру. Если бы  на  выборах
девяносто шестого в России победили бы коммунисты, а их  противники  снова
бы  расстреляли  их  из  танков  и  вообще   запретили   бы   деятельность
коммунистической партии, весь мир приветствовал бы это  решение.  Политика
двойных стандартов, полковник. Это и есть современный прагматизм западного
мира.
   - Сегодня ты настроен агрессивно, - заметил Машков. - По-моему, это  на
тебя так подействовали наши неудачи.
   - Я всегда так настроен. - Дронго смотрел  прямо,  словно  разговаривая
сам с собой. - В восьмидесятом году я был в Польше. Тогда я еще учился  на
юридическом факультете и был в этой стране в  качестве  обычного  туриста.
Там тогда начинались забастовки "Солидарности". Когда через год президент,
обрати внимание,  законный  президент  Польши  Войцех  Ярузельский,  решил
ввести военное положение, весь мир встал на дыбы. Его  и  до  сегодняшнего
дня считают диктатором, тираном, убийцей, палачом. Каких только ярлыков на
него  не  вешают.  Так  вот,  во  время  введения  военного  положения   в
сорокамиллионной Польше погибло девять  человек.  Это  тоже  трагедия,  но
давай сравним с  Чили,  где  генерал  Пиночет  совершил  переворот,  сверг
законно избранного  президента  Альенде  и  уничтожил  в  десятимиллионной
стране, физически  уничтожил,  двадцать  тысяч  человек.  Надеюсь,  ты  не
сомневаешься, что пытки и убийства, о которых говорил  весь  мир,  это  не
советская пропаганда. Так в чем дело?  Почему  Ярузельский,  спасший  свою
страну от советских танков Устинова, - палач и убийца, а  настоящий  палач
Пиночет - спаситель нации?
   - Мне не нравится твой обличительный тон, - спокойно заметил Машков.  -
Я  согласен,  что  существует  политика  двойных  стандартов,  но  так  уж
получилось, что в мире на каждую  ситуацию  сегодня  торжествует  западная
точка зрения. И с этим уже ничего не поделаешь.
   - Ну да, все правильно. Нужно быть прагматиком и  циником,  что  они  и
делают. Нужно приспосабливаться к окружающему миру. - Дронго повернулся  к
Машкову. - А для меня всегда неприемлемы разные  стандарты.  Если  человек
порядочен, то он порядочен до конца. А если  нет...  Хотя  бывают  случаи,
когда порядочный человек идет на небольшую сделку  со  своей  совестью,  и
тогда он гибнет... - Дронго замолчал. - Мне ведь не так много  лет.  Мы  с
тобой  ровесники.  И  оба  выросли  на  фильмах  одного  очень  известного
советского, а сейчас российского режиссера. Как все мы любили его  фильмы.
Я до сих пор считаю их киноклассикой советского периода жизни. Один из его
фильмов каждый раз показывали на Новый год, и мы привыкли  к  его  героям,
появлявшимся в наших домах как раз в канун новогоднего праздника. Я до сих
пор считаю, что ничего лучше, острее, честнее никто не  снимал.  Некоторые
его фильмы становились просто  символами.  И  сам  он  был  обаятельным  и
глубоко симпатичным человеком.
   - О ком ты говоришь?
   - Какая разница, как его фамилия. Повторяю, он был для меня  человеком,
достойным всяческого уважения. Я считал его просто примером гражданина.  И
прекрасного режиссера, ставшего классиком нашего кино.
   - К чему ты это рассказываешь?
   - В девяносто третьем, когда в России должен был пройти референдум,  он
отправился    к    Президенту    и    снял    катастрофически    позорный,
верноподданнический фильм. Я пытался  понять  его  позицию.  Возможно,  он
считал, что это правильно и  нужно  помочь  ему  в  противостоянии  против
левых. Я даже хотел оправдать его позицию. Но когда увидел, что он снимает
откровенную ложь о "котлетах, покупаемых в магазине" для Президента, когда
увидел эти кадры, я понял, что все. Настоящий  художник  не  пошел  бы  на
такой компромисс.  Чем  это  закончилось,  известно  всем.  Он  измельчал,
перестал снимать хорошие фильмы. Однажды изменив  себе,  он  уже  не  смог
держаться на высоком уровне. Двойной стандарт губителен для человека и для
всего общества. Разве ты со мной не  согласен?  Я  по-прежнему  его  очень
люблю, я по-прежнему обожаю смотреть его фильмы,  но  что-то  сломалось  в
душе. В его и в моей. И этого уже никогда не склеить.
   - В результате твоей яркой речи я понял,  что  ты  оправдываешь  методы
террористов. Может, нам стать пацифистами и уехать из города на  несколько
дней, чтобы Ревелли - Конти, Полухин, Абдель, все эти Хорьковы, Волновы  и
прочие творили бы свои бесчинства? - гневно спросил Машков. - Ты  к  этому
призываешь?
   - Добро должно быть с кулаками, - задумчиво сказал Дронго. - Мне всегда
нравилась эта поговорка. Нет, я не призываю уезжать.  Просто  речь  у  нас
зашла о двойных стандартах и о компромиссах. Те, кто стоит за Абделем,  не
пойдут на компромисс, можешь не сомневаться. Однажды против них  применили
силу. Значит, теперь они готовятся  применить  силу  в  ответ.  Это  закон
действия и противодействия. У нас нет  другого  выхода,  кроме  конкретной
задачи - найти ящик до двадцать третьего августа. Найти во что  бы  то  ни
стало. Иначе потом действительно будет поздно для всех нас.
   - Полетим в Италию? - предложил Машков.
   - У тебя в группе есть люди, владеющие итальянским?
   - Нет, но...
   - В том-то и дело, что но...  Я  говорю  по-итальянски,  но  там  может
возникнуть масса непредвиденных ситуаций. Я уже не говорю о том, что у нас
командировочное удостоверение выписано во Францию, и в случае  чего  очень
трудно будет объяснить итальянской полиции, почему туда прилетело  столько
вооруженных офицеров российских спецслужб.
   - Что думаешь делать?
   - Не знаю, - честно  ответил  Дронго.  -  Думать.  Прежде  всего  нужно
продумать, как нам быть дальше. Если уже не поздно...
   Автомобиль  развернулся,  направляясь  к  отелю.  Дронго  взглянул   на
Машкова.
   - Нам нужно лететь вдвоем, - сказал он, - и как можно быстрее. Сразу  в
Палермо. Но утром мы должны  еще  раз  навестить  этого  Корню,  чтобы  он
предупредил о нашем появлении сотрудников Интерпола в Италии, и  комиссара
Жерара, чтобы тот послал аналогичное сообщение в полицию Палермо.
   - Не успеем, - засомневался Машков.
   - В том-то все и дело. Конечно, не успеем. Абдель и Ревелли,  если  они
там, уже завтра покинут Сицилию. Но лететь нам  все  равно  нужно.  Может,
узнаем что-нибудь интересное на месте. Понимаешь, полковник, у нас с тобой
нет другого выхода.




   Они с понятным интересом следили, как к ним приближается  микроавтобус.
Ревелли стоял на холме рядом с Абделем  и  от  волнения  покусывал  нижнюю
губу. Почему-то было довольно прохладно, и он мерз в легком  пиджаке.  Или
ему казалось, что  ему  холодно.  Чуть  ниже  стоял  Полухин,  внимательно
следивший за Ревелли. Они кое-как объяснились. Во всяком  случае,  Ревелли
знал, что этот опасный русский бандит спас ему жизнь от наемных  киллеров,
присланных Хорьковым. Полухин объяснил, что Хорьков уже арестован  и  вряд
ли когда-нибудь выйдет на свободу. Ревелли решил оставить  рядом  с  собой
этого типа, который умеет так быстро и  жестоко  расправляться  с  людьми.
Хорьков мог послать следующую пару даже из тюрьмы. Или Абделю могла прийти
в голову подобная мысль. До тех пор, пока все не будет сделано и деньги не
будут получены, следовало проявлять осторожность.
   Именно поэтому вместе с двумя итальянцами у развилки дороги, ведущей на
Сортино и дальше на Лентини, находился  и  прилетевший  вместе  с  Ревелли
Полухин.  Неподалеку  стояли  два  автомобиля,  в  которых  сидело  восемь
боевиков Абделя, готовых принять груз.
   Машина медленно и осторожно спускалась с холма. Дорога после прошедшего
дождя была скользкой и мокрой. Ревелли сдержал улыбку. Френваль всегда был
молодцом. Он знает, как  нужно  подать  товар,  чтобы  убедить  заказчика.
Абдель нетерпеливо взмахнул рукой, глядя на часы.
   - Если они не поторопятся, мы не успеем. У нас мало времени. Яхта уйдет
через полтора часа.
   - Отсюда до порта Аугусты полчаса езды, - успокоил его  Ревелли,  -  не
волнуйтесь. Вы успеете получить свой товар и выйти в море.  Только  будьте
предельно осторожны.
   - Почему они так медленно спускаются? - разозлился Абдель. - Они  могли
бы поторопиться.
   - Вы же знаете почему, -  укоризненно  произнес  Ревелли,  -  разве  не
видите, какая скользкая дорога. Хотите,  чтобы  машина  перевернулась?  Вы
представляете, что с нами случится тогда? Я уже не говорю про всю Сицилию,
про Италию. Не нужно так нервничать, мистер Абдель, все будет  в  порядке.
Деньги у вас с собой?
   - Сначала мы проверим груз.
   - Обязательно. Но раз мы доставили вам первый ящик и там все  оказалось
в порядке, зачем нам обманывать вас со вторым? - спросил Ревелли.
   Его собеседник отвернулся. Сделал  несколько  шагов  по  направлению  к
автомобилю, который уже был совсем близко, и снова вернулся к Ревелли.
   - Десять миллионов наличными, как обещали, - кивнул  Абдель,  -  они  в
нашем автомобиле, в чемодане. Надеюсь, второй ящик с тем же грузом, что  и
первый?
   - Конечно, - улыбнулся Ревелли, - наши  русские  друзья  поставили  нам
такой же груз. Они гарантировали, что с ним все нормально.
   - Признаюсь, я не верил до последней секунды,  -  признался  Абдель.  -
Наши эксперты осмотрели  первый  ящик  и  были  поражены.  Суметь  вывезти
подобное из страны, для этого нужно  больше,  чем  везение  и  расчет.  Вы
счастливчик, Ревелли. Я думаю, что они сейчас рыщут в поисках своих ящиков
по всему миру.
   - Я тоже так думаю, - кивнул Ревелли, - но мы  дали  слово,  и  мы  его
сдержали. Сегодня, между прочим, двадцатое августа, мистер Абдель.
   Автомобиль наконец подъехал и остановился около них. Из кабины водителя
выпрыгнул сидевший рядом с ним Френваль. Увидев Абделя, он  строго  кивнул
ему и предложил:
   - Принимайте груз.
   Абдель взволнованно поднял руку, и  несколько  его  людей  поспешили  к
микроавтобусу. Они осторожно выгрузили ящик. К ним  уже  спешил  невысокий
эксперт, намереваясь осмотреть содержимое ящика. Груз осторожно  поставили
на землю, один из людей Абделя принес инструменты, чтобы открыть ящик.
   И в этот момент раздался громкий звонок мобильного  телефона  Френваля.
Тот достал телефон и быстро заговорил по-итальянски. Боевики Абделя начали
открывать ящик. В этот момент Френваль  закончил  говорить  и  бросился  к
Ревелли.
   - Уходим, - закричал он, - быстро уходим. Скоро  здесь  будет  полиция.
Они уже выехали. Мне позвонил наш друг из комиссариата.
   - Что случилось? - растерялся Абдель.
   - Несите свой ящик в автомобиль и скорее убирайтесь отсюда, - продолжал
распоряжаться Френваль. - Сейчас здесь будет полно полицейских.
   - Но мы должны проверить, - нерешительно настаивал Абдель.
   - Вы же уже проверяли первый ящик, - разозлился Френваль. -  Это  такой
же груз. Или вы хотите, чтобы нас всех забрали  с  этим  ящиком?  Уезжайте
быстрее. Дорога каждая секунда, пока можно проехать в порт и погрузить его
на вашу яхту.
   - Но мы хотели проверить...
   - Тогда оставайтесь и ждите, когда вас арестуют, - закричал Френваль.
   - Это же все равно половина оставшейся суммы, - сказал Ревелли, - а еще
десять миллионов вы останетесь нам должны. Давайте быстрее деньги, Абдель,
у нас мало времени.
   Тот, уже не раздумывая, что-то гортанно крикнул по-арабски.  Чемоданчик
с деньгами вынесли из автомобиля, а ящик,  наоборот,  погрузили  в  салон.
Абдель протянул чемоданчик Ревелли:
   -  Это  ваши  деньги.   Остальную   сумму   переведем   в   банк,   как
договаривались.
   - Где мы увидимся? - уточнил Ревелли, видя нетерпеливое желание  своего
собеседника поскорее уехать.
   - В Париже двадцать третьего августа, - усмехнулся  Абдель,  -  если  к
вечеру город все еще будет существовать.
   Он побежал к своему автомобилю, сел рядом с водителем.
   - Поехали, - приказал он.
   Ревелли, Френваль и их люди также сели в машины. Автомобили разъехались
в разные стороны. Полухин, видя общее смятение, успел влезть в машину,  на
заднем сиденье которой устроились сам Ревелли и его компаньон.  Чемоданчик
был помещен в багажник автомобиля.
   Они проехали метров пятьсот, стремительно удаляясь от места их встречи,
когда Френваль начал громко смеяться. Ревелли - Конти оглянулся  назад  и,
не увидев автомобилей клиентов, тоже залился смехом. Водитель улыбался,  а
Полухин изумленно глядел на них, не понимая, чему они так радуются.
   - Получилось, - радостно заливался Френваль, - все получилось.
   Он довольно подмигнул своему компаньону.
   - Надеюсь, там нет ничего опасного? - спросил Ревелли.
   - Обязательно есть. Большой заряд взрывчатки. Если  начнут  рыться,  то
она рванет. Взрыв получится грандиозный. Правда, он не будет столь  мощным
и радиоактивным, как в случае с настоящим  грузом,  но  это  уже  проблемы
качества. Мы  же  не  можем  удовлетворить  все  капризы  наших  клиентов.
Случаются некоторые недоработки.
   Они снова залились смехом. До Полухина стало наконец доходить, что  эти
двое провели арабов, всучив им другой товар. Все  было  разыграно  как  по
нотам. Долгая задержка  в  пути,  медленный  спуск  с  холма,  неожиданное
известие по телефону  и  страх  Френваля  перед  приближающимися  стражами
порядка. Все было разыграно как по нотам.
   - Если они захотят проверить, то взлетят  на  воздух  вместе  со  своей
яхтой, - продолжал хохотать Френваль.
   - Надеюсь, что так и случится, - поддержал его Ревелли. -  Это  избавит
нас от утомительной процедуры объяснения с этими придурками.
   - Куда сейчас?
   - Быстрее в Палермо.  Мой  самолет  уходит  в  Амстердам  через  два  с
половиной часа. Насчет денег ты знаешь, что делать. Передай Симиону, чтобы
все сделал чисто. Деньги нужно провести через банковские счета уже  завтра
утром. Потом может быть уже поздно, если эти типы действительно решат, что
нужно все проверить, и сумеют при этом не взлететь на воздух.
   - Нужно было и с первым ящиком сделать то  же  самое,  -  с  сожалением
сказал Френваль.
   - Нет. Тогда они не поверили бы  во  второй,  -  рассудительно  ответил
Ревелли. - Сейчас важнее сбежать куда-нибудь, чтобы  нас  не  нашли,  ведь
через три дня на рога встанет вся  полиция  Европы.  И  эти  ребята,  если
останутся в живых, тоже.
   - А вдруг они применят оружие? - спросил Френваль. - Ведь  первый  ящик
настоящий.
   - Нет, - убежденно сказал Ревелли, - не посмеют. Они же  не  психи.  Им
нужно получить то, что они хотят. Зачем им устраивать побоище?
   - Ну а если они психи? - продолжал настаивать Френваль.
   - Я не знаю, - разозлился Ревелли. - Что  ты  у  меня  спрашиваешь?  Мы
сделали свою работу. Мы  стали  богатыми  людьми,  очень  богатыми.  А  ты
спрашиваешь меня о каких-то глупостях. Конечно, они могут сделать все  что
угодно. Но это не наше дело. Если я продаю пистолет человеку,  то  это  не
значит, что я должен бегать за ним по всем городам мира и  следить,  чтобы
он не убил из этого пистолета своего врага. Во всем мире торгуют  оружием.
Это самый прибыльный бизнес на  земле,  Френваль.  И  ты  об  этом  знаешь
гораздо лучше меня. Откуда мне знать, зачем им это оружие? Может, они  его
действительно хотят применить, но это не мое дело.
   - Мы никогда не торговали таким оружием, - напомнил Френваль.
   - Значит, теперь будем торговать, - крикнул Ревелли. -  И  если  завтра
будет еще более опасное оружие, то мы будем продавать и его. Это  не  наше
дело - зачем им такое оружие. Наше дело его продать.
   - Ладно, - примирительно сказал Френваль, - не нужно кричать. Я  просто
подумал, что, если в Париже что-нибудь случится, это может докатиться и до
Италии. А у меня ведь в Милане семья.
   - Они не посмеют, - убежденно заявил Ревелли. -  Ведь  они  не  захотят
выглядеть убийцами в глазах всего мира. Зачем им устраивать  такую  бойню?
Они не посмеют. - Он достал платок, вытер лоб и добавил: - А свою семью ты
можешь увезти хоть  на  Гавайи,  хоть  на  Багамы.  Ты  теперь  миллионер,
Френваль, а это самое главное.




   - Я совсем по-другому представлял себе Сицилию, - признался Машков. Они
сидели в летнем кафе.
   - Ну да, - кивнул, улыбаясь, Дронго, - расхожие штампы. Ведь считается,
что здесь живут только бандиты и мафиози. Полиция находится в  осаде,  все
боятся друг друга. А на самом деле  -  патриархальная  обстановка,  сонные
полицейские и еще более сонные пастухи. Я и сам был поражен, когда впервые
попал на Сицилию. Конечно, здесь есть и мафия, и  преступники,  но  не  до
такой степени, как показывают в кино и пишут в романах.
   - Нужно было взять кого-нибудь из Рима, - проворчал полковник.  -  Твой
итальянский не настолько хорош, чтобы втолковать им, чего именно мы хотим.
   - Боюсь, что, если бы я знал его в совершенстве, они тоже ничего бы  не
поняли, - возразил Дронго.
   - Который час? - спросил Машков, отодвигая чашечку кофе.
   - Уже пятый.  Минут  через  двадцать  нас  будут  ждать.  Надеюсь,  они
все-таки что-то найдут.
   - Не уверен, - пробормотал  полковник.  -  Ты  видел  их  сонные  лица?
Вообще, я понял одну истину. Нельзя приезжать в Европу по делам в августе.
Все в отпуске, а у оставшихся сонное отпускное настроение. Боюсь, что  наш
визит на этот остров станет всего лишь туристической прогулкой.
   -  У  них  должны  быть  свои   осведомители,   собственная   агентура,
наблюдатели. Ну хоть что-то знать они должны. И потом, я очень рассчитываю
на Полухина. Он наверняка будет сопровождать  Ревелли  в  его  поездке  на
Сицилию. Если,  конечно,  они  прилетели  на  Сицилию.  У  Полухина  очень
запоминающаяся внешность. К тому же он не знает языков  и  сильно  хромает
при ходьбе. Не заметить такого невозможно.
   - Если мы все рассчитали правильно, -  возразил  Машков.  -  Но,  может
быть, киллеры, которых он убрал, просто случайно вошли в отель,  а  мы  на
этом основании сделали ложные выводы.
   - Нет, - возразил Дронго, - такого совпадения не может  быть.  Ведь  из
квартиры, которую снимал Ревелли  в  Париже,  кто-то  звонил  в  "Крийон",
именно в тот самый номер, где жил этот самый Абдель.
   - А ты обратил внимание, что ни у  Интерпола,  ни  у  полиции  на  него
ничего нет? Я считал, что они работают лучше.
   - Они просто расслабились. Эра великих террористов кончилась.  "Красные
бригады", ультралевые и  ультраправые  безумцы.  Все  это  было  хорошо  в
полярном мире, когда можно было при  малейшей  опасности  скрыться  по  ту
сторону "железного занавеса". Сейчас занавеса нет, великих террористов  не
осталась. Конечно, если они не  поддерживаются  мощными  религиозными  или
государственными организациями.
   - Неужели они пойдут на такое? - задумчиво спросил Машков.
   - Обязательно пойдут. Вспомни, как их обмакнули с выборами,  когда  они
фактически  победили,  а  у  них  отняли  победу.  Если   так   называемый
цивилизованный мир не придерживается общих правил игры  в  демократию,  то
почему  мы  должны  требовать  соблюдения  этих  правил  у  Абделя  и  его
товарищей?
   - Пойдем в комиссариат, - поднялся  полковник,  -  ты  опять  начинаешь
рассуждения на отвлеченные темы. А у нас конкретная задача.
   Они поднялись и вышли из кафе. В Палермо было прохладно,  ночью  прошел
дождь, и  было  приятно  наслаждаться  почти  деревенской  идиллией  после
судорожно-пыльного августовского лета в Париже. В комиссариате  их  принял
Даниэль Бове, молодой комиссар полиции. Сначала они решили, что и он всего
лишь  исполняющий  обязанности  или  заменяющий  самого  комиссара  в  его
отсутствие. Но затем  выяснилось,  что  Бове  прибыл  сюда  из  Неаполя  и
работает здесь уже второй год.  Он  был  действительно  молод,  не  больше
тридцати пяти. К тому же он замечательно молодо выглядел. Буйная шевелюра,
смущенная улыбка, какой-то молодой задорный взгляд, несмотря на опасную  и
сложную работу. Словно этот молодой человек  еще  не  потерял  способности
улыбаться и любить жизнь, не превратился в циника, замкнувшегося  в  своей
грязной работе.
   Едва гости вошли в комиссариат, как Бове выскочил им навстречу. У  него
было радостное лицо, словно он только что одержал некую победу.
   - Мы нашли вашего соотечественника, - закричал он с порога. -  Когда  я
передал сообщение в аэропорт, выяснилось, что на самолет, следующий в Рим,
действительно сел тот самый человек, чью  фотографию  вы  мне  показывали.
Хромой, седой и не знающий итальянского языка.
   - У него билет в Рим? - спросил Машков. Дронго перевел его вопрос.
   - Нет, - ответил комиссар, - у него билет на маршрут Рим - Амстердам.
   - Опять перелеты, - зло прошептал Дронго и спросил у  комиссара:  -  Он
был один?
   - Этого мои люди не заметили. Но на него обратили  внимание,  когда  он
проходил  к  самолету.  Он,  очевидно,  не  знает   ни   английского,   ни
итальянского языков, так как прошел мимо указателей и  едва  не  попал  на
другой самолет.
   - В Амстердам, - повторил Дронго, - значит, нужно лететь  в  Амстердам.
Когда у него пересадка?
   - Он уже в Риме. Сейчас  должен  пересесть  на  самолет,  вылетающий  в
Амстердам. Мы можем дать указание в Рим, чтобы его остановили.
   - Нет,  -  быстро  возразил  Дронго,  -  он  наверняка  не  один.  Если
полицейские его остановят, то сбежит другой, тот, который нам так нужен. Я
думаю, Ревелли вместе с ним.
   - Вряд ли, - улыбнулся  комиссар,  -  он  бы  не  рискнул  приехать  на
Сицилию. Здесь его хорошо знают. Пойдемте ко мне в кабинет.
   Они прошли в кабинет, комиссар сел прямо на стол и спросил:
   - Что вы предлагаете делать?
   - Искать мистера Абделя, - ответил Дронго, - искать по  всему  острову.
Он обязательно должен быть где-то здесь.
   - Вы представляете, какой у нас остров и как здесь легко спрятаться?  -
спросил комиссар. - Даже если бы у нас было достаточно людей, мы не смогли
бы прочесать все города и селения Сицилии. Это нереально. Мне нужно  знать
конкретное место, где может быть ваш Абдель. Я уже разослал его фотографии
по всему острову. Но все равно его вряд ли найдут.
   - Не будем терять  времени,  -  согласился  Дронго,  -  ваша  задача  -
постараться хотя бы обнаружить следы этого типа здесь. А нам нужно  срочно
отправляться в Амстердам. И желательно попасть туда быстрее, чем убийца со
своим спутником.
   - Значит, он обвиняется в убийстве? -  переспросил  комиссар.  -  А  вы
говорите, чтобы мы его не трогали.
   - У нас мало времени, синьор Бове, - напомнил Дронго. - Узнайте, сможем
ли мы попасть в Амстердам раньше, чем они.
   - Это невозможно, но я  сейчас  попытаюсь  узнать.  -  Комиссар  поднял
трубку.
   Через пять минут они уже знали, что для того, чтобы попасть в Амстердам
примерно в одно и то же время с Лопухиным, им нужно через  двадцать  минут
вылететь в Турин, а там успеть на рейс в Амстердам.
   - Быстро в аэропорт, - закричал комиссар, - иначе вы не успеете.
   Не раздумывая, они бросились к выходу. Комиссар спешил впереди. Он взял
полицейскую машину, стоявшую  во  дворе,  и,  приказав  водителю  включить
сирену, велел ему как  можно  быстрее  доставить  их  в  аэропорт.  Машина
понеслась на полной скорости.
   - Вы не взяли  своей  охраны,  синьор  комиссар,  -  напомнил  водитель
автомобиля.
   - Передай  им,  чтобы  приехали  в  аэропорт,  -  крикнул  комиссар  и,
обернувшись, сказал Дронго: - Ваши вещи остались в  отеле.  Может,  успеем
заехать за ними?
   - Отправьте их в  Париж,  в  отель  "Бел  Мон",  -  отмахнулся  Дронго.
Комиссар улыбнулся.
   - Вы мне нравитесь, - крикнул он.  Они  успели  к  самолету,  буквально
вбежав по трапу в последний момент. Самолет уже должен был  выруливать  на
полосу. Комиссар что-то кричал им вслед.
   - Что он кричит? - спросил Машков.
   - Кажется, обещает  позвонить  в  Турин,  чтобы  задержать  самолет  на
Амстердам, - улыбнулся Дронго. - А ты еще говорил, что они все сонные. Вот
тебе и сонный комиссар.
   - Он, по-моему, единственный не сонный, - засмеялся Машков.
   Через полтора  часа  они  уже  были  в  Турине.  Самолет  на  Амстердам
действительно задержали на двадцать  минут.  Теперь  все  зависело  от  их
собственной расторопности в Амстердаме.
   - Десять минут, - вспомнил Дронго, - у нас  с  ними  разница  в  десять
минут. Они прилетят раньше нас и могут уехать из аэропорта  еще  до  того,
как мы приземлимся.
   - За десять минут они не успеют никуда уехать, -  усомнился  Машков.  -
Пока будут проверка документов, таможня, граница  -  ничего  не  будет,  -
возразил Дронго,  -  это  же  Шенгенская  зона.  Никаких  границ,  никаких
паспортов, никаких документов. Мы можем не успеть.
   - Ничего не поделаешь, - философски заметил Машков, - мы  же  не  можем
выпрыгнуть из самолета раньше времени.
   - Я пойду поговорю с пилотами, - поднялся из кресла  Дронго,  -  может,
они попытаются прилететь в Амстердам чуть раньше. Я думаю, это не  так  уж
невозможно.
   - Ты думаешь, это автомобиль, просто взять и прибавить скорости?
   - Господи,  если  бы  ты  только  знал,  как  я  ненавижу  самолеты,  -
наклонился к полковнику Дронго, - но у меня нет другого выхода. Приходится
каждый раз влезать в это чудовище.
   Он двинулся к кабине пилотов. У самых дверей его остановила стюардесса.
   - Туда нельзя, синьор, - улыбнулась она Дронго.
   - Передайте пилотам, что я из полиции, у  меня  очень  важное  дело,  -
попросил Дронго, - важное сообщение, - поправился он.
   В Италии не принято шутить на тему полиции.  И  тем  более  в  воздухе.
Девушка бросилась в кабину пилотов и уже через минуту открыла дверь.
   - Входите, - пригласила она Дронго.
   - Синьор командир, - сразу начал Дронго, - у нас очень важное дело.  Из
Рима в  Амстердам  сейчас  летит  самолет,  в  котором  находится  опасный
преступник. Нам нужно опередить тот самолет хотя бы на несколько минут. Мы
не могли бы приземлиться в аэропорту на  десять  минут  раньше,  чем  этот
самолет?
   - Вы сказали, что вы из полиции, - мрачно спросил командир лайнера, - у
вас есть документы?
   Он почувствовал по  акценту,  что  говоривший  иностранец.  И  это  его
насторожило.
   - У  меня  есть  командировочное  предписание,  -  попытался  объяснить
Дронго, - есть письмо в Интерпол.
   - Вы не гражданин Италии? - уточнил пилот.
   - Нет, - признался Дронго.
   - И не служите в итальянской полиции?
   - Нет, - он уже понимал, что его затея с треском провалилась.
   - Выйдите из кабины, - приказал пилот, - это не частный самолет.  И  мы
не выполняем заказов наших пассажиров. Самолет прибудет в Амстердам  точно
по графику. Если у вас есть очень важное дело, вы можете оплатить разговор
кредитной карточкой и позвонить в полицию Амстердама  прямо  из  самолета.
Ничего другого я вам предложить не могу. Уходите, синьор, здесь  запрещено
находиться посторонним.
   - Что и следовало ожидать, - уныло сказал Дронго, выходя из кабины.
   Он вернулся на свое место. Сел рядом с Машковым.
   - Ну, что? - спросил полковник. - Получилось?
   - Спрашивали, где мои документы, - признался Дронго, - и, выяснив,  что
я не итальянский полицейский, прогнали из кабины пилотов.
   Машков усмехнулся.
   - Так тебе и надо, - сказал  он,  -  привык  все  решать  кавалерийским
наскоком. Ничего не получится, они сядут все равно точно по графику.
   - Как это не получится? - вдруг спросил Дронго. - Еще как получится.
   Он снова поднялся и, достав свою кредитную карточку, прошел к телефону,
установленному между салонами самолета. Вставив карточку, он быстро набрал
номер и минут пять с кем-то оживленно разговаривал. Потом  снова  вернулся
на свое место.
   - С кем ты говорил? - поинтересовался Машков.
   -  Сейчас  узнаешь,  -  победно  улыбнулся  Дронго,   -   минут   через
десять-пятнадцать.
   Полковник кивнул и не стал больше  задавать  вопросов.  Ждать  пришлось
долго, минут  двадцать,  пока  в  салоне  авиалайнера  не  раздался  голос
командира экипажа.
   -  Мы  совершаем  полет  по  маршруту  Турин  -   Амстердам.   Вниманию
пассажиров, наш самолет прибудет в аэропорт Схипхол на десять минут раньше
срока. Температура в аэропорту плюс восемнадцать  градусов.  Благодарю  за
внимание.
   - Как это тебе  удалось?  -  изумленно  спросил  Машков,  когда  Дронго
перевел ему сообщение командира экипажа.
   - Очень просто. Я позвонил в Палермо комиссару Бове. Он позвонил в Рим,
а оттуда уже позвонили в Турин и связались  с  самолетом,  подтвердив  мои
полномочия. Теперь мы прилетим в столицу Голландии  почти  одновременно  с
Лопухиным и людьми, которые находятся с ним в лайнере. Наша  задача  -  не
упустить его в Амстердаме.
   Машков ошеломленно смотрел на Дронго. Потом признался:
   - Чем больше я с тобой общаюсь, тем больше убеждаюсь, что ты уникальный
человек. Для тебя не существует барьеров. Никаких барьеров.  Я  могу  тебе
только позавидовать.




   Они действительно прилетели в Амстердам на десять минут раньше срока, и
командиру даже пришлось запросить разрешение на незапланированную посадку.
Их посадили у другого терминала, и хотя они первыми выскочили из  самолета
и бегом добирались до другого выхода, все же потеряли несколько минут. Они
опасались, что упустят Полухина из виду. Они ждали его у выхода, при  этом
Дронго все время нетерпеливо посматривал на часы. Он винил во всем  только
самого себя. Нужно было просить не десять, а пятнадцать минут,  укорял  он
себя. Но Полухин и Ревелли вышли даже с некоторым опозданием. Они получали
багаж итальянца и поэтому задержались. Усевшись в  такси,  они  поехали  в
город. Дронго и Машков, предусмотрительно разделившись, взяли два такси  и
отправились следом за ними.
   Был уже поздний вечер, и все очень устали. Ревелли со  своим  спутником
приехал в "Гранд-отель Краснопольски",  где  и  снял  себе  номер  люкс  и
одноместный номер рядом с ним. Через двадцать  минут  после  них  в  отеле
поселились Дронго и Машков.
   "Гранд-отель Краснопольски" располагался недалеко  от  железнодорожного
вокзала.
   Чуть позже удалось выяснить, что их подопечные остановились здесь всего
на один день и соответственно оплатили свои номера. Вернее, на одну  ночь.
Это означало, что времени на  наблюдение  за  двумя  негодяями  у  них  не
оставалось. Отель, находившийся в  центре  Амстердама,  представлял  собой
запутанную систему помещений и вытянутых в разные стороны коридоров. Шесть
лифтов находились на довольно  большом  расстоянии  друг  от  друга,  и  у
каждого висела табличка с указанием, в какие конкретно номера  можно  было
попасть, чтобы не заблудиться в столь  сложном  лабиринте.  У  Дронго  был
номер сорок семьдесят четыре, и, чтобы попасть в него,  он  поднимался  на
лифте номер пять, затем сворачивал направо, проходил коридор, спускался по
лестнице на другой уровень и, снова пройдя по  коридору,  попадал  в  свой
номер, выходивший окнами на многоэтажную автостоянку.
   Номер Машкова был рядом. Теперь нужно было ждать ночи, чтобы попытаться
что-либо предпринять. При этом нужно было исходить из тех реальных фактов,
что у Ревелли и его напарника могли оказаться и другие спутники. И что они
могли быть вооружены. И, что самое важное, в  случае  любых  неприятностей
последовали бы очень сложные объяснения с голландской  полицией,  так  как
они  прибыли  в  Амстердам,  не  договорившись  с  местной  полицией,   не
заручившись поддержкой Интерпола. И в таком  случае  еще  неизвестно,  кто
привлек бы большее внимание местных властей - двое иностранцев, которые не
могли толком объяснить, что именно они здесь делают, или итальянец  и  его
спутник, у которых все документы были в порядке.
   В половине четвертого ночи Машков зашел  к  Дронго,  и  они,  выйдя  из
комнаты, поспешили к лифту номер шесть, расположенному  в  конце  длинного
коридора. Дронго около часа потратил на  изучение  внутреннего  устройства
отеля, чтобы не заблудиться. Их задача облегчалась  еще  и  тем,  что  оба
интересующих их человека жили в разных номерах. Сноб  Ревелли  решил,  что
его добровольный телохранитель не может жить  в  одном  номере  с  ним.  А
может, он просто боялся оставаться на ночь с  убийцей,  который  так  лихо
расправился у него на глазах с двумя киллерами.
   Дронго уже изложил свой план Машкову,  и  тот  его  одобрил.  Следовало
сыграть на внезапности и на  незнании  Полухиным  языков.  Они  прошли  по
коридору, спустились на этаж, сели в лифт, поднялись на два этажа в другом
крыле и наконец оказались  у  дверей  номера  Полухина.  Машков  осторожно
постучал. Дронго стоял в стороне так, чтобы не быть заметным из  "глазка".
Глазки, кстати, были на всех дверях этого отеля.
   - Кто там? - спросил сонный Полухин и хромая подошел к дверям.
   Машков начал что-то объяснять по-английски, но Полухин его не понял.
   - Ноу, ноу, - крикнул он,  отходя  от  двери.  Машков  снова  постучал.
Полухин вернулся и услышал, что неизвестный говорит: "Портье, портье".
   - Ах, портье, - догадался Полухин, открывая дверь. В ту же  секунду  он
оказался на полу.  Дронго  ринулся  к  нему  и  ударом  своего  более  чем
стокилограммового тела отбросил его от  дверей.  Когда  Полухин  попытался
подняться, на нем уже сидел Машков, выворачивая его руки  и  затягивая  их
полотенцем. Полухин не мог даже кричать, так как Дронго сразу набросил  на
него простыню, затягивая ее на горле. Машков связал Полухину  руки,  затем
так же тщательно и ноги. Простыня по-прежнему мешала Полухину видеть,  что
происходит. Дронго и Машков перенесли его на кровать.
   - Ну что, - громко спросил  по-русски  Машков,  -  доигрался,  стервец?
Решил корешей завалить. Думал, тебе так все с рук сойдет? Сам их послал  и
сам их подставил.
   Полухин что-то простонал. Простыня уже не давила на горло,  но  он  все
еще не мог прийти в себя. А когда услышал обращенные к нему слова и понял,
что это его соотечественники, он дернулся от страха. Нужно было не  давать
ему высунуться из-под простыни, чтобы он не понял, что  у  нападавших  нет
оружия.
   -  Давай  кончай  его,  -  глухо  сказал  Дронго,  -  чего  ты  с   ним
разговариваешь. Хорьков приказал найти и кончить. Без разговоров...
   - Подождите, - простонал Полухин, - подождите. Этот итальянец здесь,  в
соседнем номере... Я за ним следил. Они убрали наших ребят, но  я  за  ним
все время следил.
   - Врешь, мерзавец, - больно ударил его Машков, - ты сам их  и  убрал  в
Париже. А потом полетел в Палермо, в Италию. Думаешь, мы про  тебя  ничего
не знаем?
   Лежавший на кровати бандит снова шевельнулся. Непонятно, какие  чувства
владели им.
   - Кто вы? - испуганно спросил он. - Что вам нужно?
   - Ты нужен и твой хозяин.
   - Он не мой хозяин.
   - На том свете будешь сказки рассказывать, - зло посоветовал Машков  и,
обращаясь к Дронго, громко сказал: - Кончай его.
   - Стойте, - дернулся Полухин, - он здесь. У  него  есть  деньги.  Много
денег. Не нужно меня трогать, я вам  помогу  стать  миллионерами.  Честное
слово, помогу.
   - Откуда у него деньги?
   - У каких-то арабов получал. Сам видел. Целый чемодан денег.
   Дронго и Машков  переглянулись.  Их  предположение  о  связи  Абделя  с
Ревелли полностью подтвердилось.
   - За что деньги получал?
   - За ящики, за грузы наши. Хорьков знает, за что. -  Полухин  дергался,
пытаясь сбросить с себя простыню, но Дронго только еще сильнее замотал ему
голову. Полухин, поняв, что они не хотят, чтобы он их увидел, сразу стих.
   - Сколько денег у твоего макаронника? - спросил Машков. Дронго  покачал
головой. Полковник ошибся. Обычный убийца, которого  должен  был  прислать
Хорьков, не мог знать, что итальянцев называют в Европе  макаронниками  за
их любовь к спагетти. Такое мог  знать  только  образованный  офицер  ФСБ.
Полухин задумался. Может, он тоже ошибается.
   - Вы откуда, ребята? - спросил он. - Я ведь Хорькову не враг  какой.  И
никого я не убивал, это все поклеп. А вы откуда? - снова спросил он.
   - Тебя не касается, - огрызнулся Машков, расстроенный  своей  очевидной
ошибкой. - У итальянца оружие есть?
   - Есть. Он всегда пистолет носит. Словно боится чего.
   - Куда арабы делись, которые деньги платили? - поинтересовался  Машков.
Он был прав, этот вопрос интересовал его более других,  но  Полухин  снова
занервничал. Обычный киллер не интересуется тем, кто платил деньги и  куда
он скрылся. Его интересует, где нужный человек и где могут быть деньги.  А
этот тип задавал совсем другие вопросы.
   - Вы из милиции? - начал понимать Полухин.
   - Нет. Из отряда архангелов, - пошутил Машков. - Вы куда  должны  ухать
отсюда? Быстрее говори, у нас мало времени.
   - Он в Америку, я в Испанию. У меня нет американской визы, но он обещал
потом прислать.
   - Когда он в Америку летит?
   - Сегодня утром. - Полухин отвечал уже значительно увереннее - он вдруг
понял, почему с него не снимают простыню. Если бы они хотели его убить, то
наверняка не стали бы  закрывать  глаза.  Какая  разница,  что  именно  он
увидит, ведь у покойника все равно не будет возможности рассказать об этом
кому-либо. Следовательно,  ворвавшиеся  к  нему  люди  были  не  киллерами
Хорькова. Они бы просто не стали задавать  столько  вопросов.  -  Чего  вы
хотите? - спросил он прямо.
   - Нам нужен твой хозяин, его деньги  и  исчезнувшие  ящики,  -  ответил
Машков. - Когда он улетает?
   - Утром, в половине девятого. В шесть я должен зайти к нему.
   Дронго посмотрел на Машкова. Тот пожал плечами и тихо напомнил:
   - У него есть оружие.
   - Другого шанса не будет, - тихо ответил Дронго.
   - Думаешь, поднять этого скота и подставить его к дверям?
   - Нет, конечно. Ему нельзя доверять ни в коем случае.  Мы  его  оставим
здесь, а сами пройдем туда. Я объясню, что меня просили его разбудить.
   Полухин услышал их шепот и понял, что они совещаются.
   - Не нужно меня трогать, ребята, - попросил он на всякий  случай,  -  я
еще много нужного сказать могу и против Хорькова в  суде  выступить,  если
хотите.
   Он сделал окончательный вывод о том, откуда  эти  люди,  и  теперь  уже
лежал более спокойно.
   - Останешься здесь, - строго сказал Машков, - а мы пока зайдем к твоему
напарнику. Если пикнешь, я тебя лично порешу.
   - Простыню сними, - попросил Полухин.
   - Нет. Мы сейчас сделаем по-другому. Машков наклонился и завязал  глаза
Полухина полотенцем. Потом убрал простыню и негромко спросил:
   - Как себя чувствуешь?
   - Терпимо, - отозвался Полухин, - ничего, так лежать можно.
   - Я вызову официанта из ресторана, - предложил Дронго, - иначе  Ревелли
не откроет нам дверь.
   - Правильно, - согласился Машков. Дронго подошел к телефону и  попросил
принести чай. Когда через десять  минут  в  комнату  вошел  уже  немолодой
официант, ему быстро заткнули рот, связали и уложили  рядом  с  Полухиным.
Его фирменная одежда не могла подойти широкоплечему  Дронго.  Машкову  она
тоже оказалась впритык, но он кое-как сумел влезть в нее.
   - Пошли, - сказал Дронго, - но  по-английски  скажешь  только  одну-две
фразы. Не перестарайся, иначе Ревелли все поймет.
   - Он сейчас сонный и счастливый.
   - Такой тип людей всегда настороже. Он ведь все  время  носит  с  собой
оружие, - возразил Дронго.
   Они прошли к соседнему номеру. Снизу уже раздавался шум. Отель  оживал.
В половине  седьмого  утра  начинался  завтрак  на  первом  этаже.  Машков
постучал в дверь. Почти сразу  же  уверенный  голос  спросил,  что  нужно.
Машков ответил, что постоялец из соседнего номера заказал в номер люкс два
завтрака. Дверь резко открылась. Дронго даже не  успел  прыгнуть.  Ревелли
подозрительно глядел на Машкова.
   - Кто вы такой? - спросил он, и в этот  момент  полковник  ударом  ноги
отбросил от себя сервировочный столик и  прыгнул  на  Ревелли.  Тот  хотел
уклониться, но было поздно - Машков схватил его за горло, и они  упали  на
ковер. Когда через секунду в комнату ворвался Дронго,  исход  схватки  был
предрешен. Еще через некоторое время Ревелли  лежал  в  своей  спальне,  а
Дронго и Машков потрошили его чемодан.  Найденная  сумма  потрясла  обоих.
Ревелли имел при себе наличными почти полмиллиона долларов, разложенных  в
сумке, чемодане, куртке, пиджаке.
   - Где вы работаете? - спросил Дронго, наклоняясь к нему. - У вас  очень
хорошая зарплата.
   - Иди ты... - огрызнулся Ревелли. Он решил,  что  это  либо  грабители,
либо люди Абделя.
   - Ай, как некультурно. - Машков вынул пистолет  из  чемодана.  Разговор
шел на английском, который понимали все трое.
   - Чего вам нужно? - приподнял голову Ревелли.
   - Абдель, - сообщил Дронго, - нам нужен Абдель.
   - Я такого не знаю, - быстро ответил Ревелли.
   - Врешь, - убежденно сказал Дронго, - ты его знаешь. И знаешь, где  его
искать. Мне нужно знать, где он и где груз, который ты ему продал.
   - Какой груз?
   - Не нужно блефовать. Все кончено, Ревелли. Нам нужно знать, где Абдель
и где груз.
   Итальянец молчал. Стать миллионером на одну ночь и всего  лишиться.  От
этого можно было сойти с ума.
   - Вот твой билет в Америку, - показал билет Дронго, - вот твой паспорт.
И твои полмиллиона. Я предлагаю тебе купить все это. Ты рассказываешь  нам
про Абделя, а мы все возвращаем тебе. По-моему, цена очень неплохая.
   - Как я могу вам верить? - облизнул губы Ревелли. - Вы же  можете  меня
пристрелить после того, как я вам все расскажу.
   - Верно, можем. Но другого выхода у тебя все равно нет. Ты  должен  мне
поверить на слово. Я тебе предлагаю паспорт, билет и  деньги  в  обмен  на
информацию. Я ведь могу все забрать, пристрелить тебя и  уйти.  Но  вместо
этого я предлагаю тебе сделку. Подумай сам. По-моему, условия  нормальные.
Ты ведь игрок, Ревелли, и должен уметь рисковать.
   - Вы меня отпустите? - с сомнением спросил Ревелли.
   - Если хочешь, я покажу тебе наши документы, - предложил Дронго,  -  мы
из Москвы. Нас не интересует ничего, кроме Абделя и его  груза.  Остальное
нас просто не касается.
   - Я так и подумал, - немного облегченно заявил  итальянец.  -  Покажите
ваши документы.
   Машков достал свой российский паспорт, показал его Ревелли.
   - Все верно, - удовлетворенно заявил итальянец. - Абдель  был  вчера  в
Сицилии. Он получил от нас товар и погрузил  его  на  свою  яхту,  которая
находилась в порту Аугусты. Сейчас он уже,  наверно,  плывет  в  Алжир.  А
через два дня он будет во Франции.
   - В день выборов, - быстро уточнил Дронго.
   - Вы и про это знаете? - усмехнулся Ревелли. - Да, в  день  выборов  он
будет в Париже. Они хотят совместным шантажом заставить  Францию  и  Алжир
отказаться  от  подведения  итогов  выборов,  на  которых  они   наверняка
проиграют, и признать  законными  выборы,  которые  уже  состоялись  и  на
которых они победили.
   - Париж никогда не пойдет на это, - быстро заявил Машков.
   - Подождите, - прервал его Дронго, нахмурившись. - Ты сказал "Францию и
Алжир", "шантажом". Разве у Абделя оба ящика?
   Ревелли, поняв, что проговорился, молчал.
   - Быстрее, Ревелли. Или ты хочешь, чтобы я назвал тебя твоим  настоящим
именем Конти?
   - У них один ящик с грузом, - выдавил итальянец.
   - Почему  ты  сказал  "совместным  шантажом"?  Что  это  такое?  Только
быстрее, у нас нет времени.
   - Ну... они так считают... Они считают, что у них два ящика. А на самом
деле у  них  один...  Второй  заряд  не  настоящий.  Они  думают,  что  он
настоящий, - выдавил наконец Ревелли.
   - Так вот в чем  дело,  -  понял  Дронго.  -  Ты,  оказывается,  еще  и
мошенник, Ревелли. Вы поставили им  первый  заряд,  а  второй  потеряли  в
Финляндии. И решили подсунуть что-нибудь взамен, чтобы получить деньги  за
два ящика. Поздравляю. Ты просто абсолютный мошенник. Аферист  вселенского
масштаба. Ты мне даже начал нравиться.
   Ревелли молчал. Потом сказал:
   - А теперь развяжи меня. Машков посмотрел на Дронго:
   - Вы отпустите этого подлеца?
   - Я такого не говорил, - возразил Дронго и, подойдя к Ревелли, спросил:
- Где сейчас Абдель? Где он находится?
   - Я же сказал, что на своей яхте "Калипсо". А двадцать третьего августа
он будет в Париже.
   - Где именно?
   - Не знаю. Я знаю только его мобильный телефон,  на  который  я  должен
позвонить. Он есть в моей записной книжке.
   - Вот в этой? - поднял черную книжечку Дронго.
   - Да. Записан он наоборот. Читать нужно справа налево.
   - Понятно. Теперь я задам тебе самый главный вопрос, и ты должен тысячу
раз подумать, прежде чем ответить на него.  Где  настоящий  заряд,  а  где
подделка?
   - Я это и так хорошо знаю. В Париже настоящий, а на яхте  подделка.  Мы
ее отдали вчера Абделю.
   - В это можно поверить, - сказал Машков по-русски, обращаясь к Дронго.
   - Нужно связаться с Интерполом и попытаться остановить яхту, - бросился
к телефону Дронго.
   - Нет, - вдруг сказал, чуть покраснев, Машков, - нет. Дронго замер.
   - Почему? - спросил он. - Почему нет?
   - На яхте груз не настоящий.  Там  всего  лишь  подделка,  -  смущаясь,
объявил полковник, -  а  у  меня  есть  приказ  провести  всю  операцию  в
максимально секретном режиме. Если итальянские власти  поднимут  в  воздух
полицейские вертолеты, они наверняка перехватят яхту. Но на ней  обнаружат
камуфляжный заряд, и тогда все поймут, что существует и настоящий.
   - А если он соврал? - тихо спросил Дронго. -  Если  на  яхте  настоящий
заряд? Ты берешь на себя ответственность за жизни тысяч людей, Машков.  Ты
это понимаешь?
   Он сжимал трубку в руках. Полковник подошел ближе. Он побледнел.
   - Я знаю, - твердо  сказал  он,  -  но  если  там  ничего  нет,  то  мы
демаскируем  нашу  операцию.  Мы  подтвердим,  что   занимаемся   поисками
исчезнувшего из нашего Научного центра ЯЗОРДа. И тогда разразится  скандал
на весь мир.
   - А если произойдет взрыв на весь  мир,  то  тогда  ничего?  -  спросил
Дронго. - Ты понимаешь, что мы обсуждаем?  Ты  же  берешь  на  себя  такую
ответственность.
   - Нет, - твердо сказал Машков, - у меня приказ. Ты не знаешь, а я знаю,
что  сейчас  происходит  в  Москве.  Американцы  получили   информацию   о
случившемся в Финляндии. В Москву вчера  прилетел  директор  агентства  по
национальной  безопасности   США   Ньюмен.   И   с   ним   еще   несколько
высокопоставленных сотрудников американской администрации. Они  настаивают
на ревизии наших центров хранения ЯЗОРДов. И  согласны  даже  на  взаимную
инспекцию. Ты понимаешь, о чем идет  речь?  Если  ты  сейчас  позвонишь  в
Интерпол, все будет кончено. Мы официально подтвердим версию американцев о
случившемся у нас хищении. С нами не захочет иметь  дело  ни  одна  страна
мира. Прибалтийские страны сразу примут в НАТО. Туда же примут Болгарию  и
Румынию. С нами заморозят отношения европейские страны. А Китай,  которому
мы столько лет клялись, что у нас нет ЯЗОРДов? Это будет катастрофа похуже
взрыва мини-бомбы в Алжире. Я не могу тебе разрешить позвонить, пойми меня
правильно...
   Дронго с треском опустил  трубку  обратно.  Негромко  выругался  сквозь
зубы. Потом спросил:
   - Что тогда делать?
   - Сейчас в Средиземном море есть наши корабли.  Мы  можем  связаться  с
ними и попросить их перехватить яхту Абделя, - предложил Машков.
   - А если они не успеют?
   - Тогда будем искать Абделя в Париже.
   - Ты берешь на себя страшную  ответственность,  Машков,  -  очень  тихо
сказал Дронго, - и я даже не знаю, как ты сможешь жить после того, если  в
Алжире что-нибудь случится.
   Машков достал свой мобильный телефон.  Глядя  Дронго  в  глаза,  набрал
номер. И сказал:
   - Говорит Пятый. Яхта "Калипсо" вышла из порта  Аугусты  на  Сицилии  и
движется по направлению  к  Алжиру.  Предположительно  вышла  вчера  днем.
Интересующий нас груз может находиться на ней. Необходимо задержать  яхту.
Как меня поняли?
   -  Вас  поняли,  -  ответил  неизвестный,  -  говорит  Четвертый.  Яхта
"Калипсо", следующая по маршруту Сицилия - Алжир. Все понял. До свидания.
   - До свидания. - Машков отключил телефон и убрал его в карман.
   - Может, вы меня освободите? - раздраженно спросил Ревелли.
   - Подожди, - прикрикнул на него Дронго. Они с Машковым посмотрели  друг
другу в глаза.
   - Сложная у тебя работа, Машков, - сказал Дронго. - Ты мог  бы  и  меня
предупредить.
   - Напрасно ты обижаешься, - ответил полковник, - просто глупо.  У  меня
приказ. Ты вольный стрелок, а я офицер ФСБ. Неужели не понимаешь?
   - А если завтра тебе  прикажут  убрать  "вольного  стрелка",  узнавшего
слишком много и про ваши методы, и про научные центры? Ты станешь стрелять
мне в спину, оправдываясь тем, что у тебя приказ?
   - Это не одно и то же, - повысил голос Машков.
   - Это одно и то  же,  -  закричал  Дронго.  Еще  несколько  секунд  они
смотрели друг другу в глаза. Потом Машков отвернулся. Дронго сел на  стул,
глядя перед собой.
   - Значит, секрет сохранения оружия важнее самого  оружия.  Даже  важнее
его применения, - прошептал он.
   - У этого оружия период полураспада такой... - начал Машков.
   - Подожди, - прервал его Дронго,  -  меня  все  равно  мало  интересуют
технические характеристики ЯЗОРДов. Но только там не  полураспад,  Машков.
Похищенные заряды - это символы распада. Распада нравственности, моральных
и этических норм огромного государства и каждого  из  участвующих  в  этом
деле людей. Волнов готов спать с женщиной, зная, что  она  сошлась  с  ним
лишь для того, чтобы его использовать. Он изменяет присяге офицера,  чтобы
получить деньги. Суровцева планирует и  организует  убийство  собственного
мужа. Хорьков готов продать все что угодно.  Ученый  Сиротин  так  страшно
платит за свое предательство. А Глинштейн  и  его  напарник?  Это  символы
распада, Машков. И твое сегодняшнее поведение тоже символ.
   - Ты ничего не можешь  понять,  -  горько  сказал  Машков.  -  Интересы
государства должны превалировать...
   - Это ты расскажешь алжирским детям, если сегодня не успеют перехватить
яхту Абделя. Или французским, если мы опоздаем. - Он посмотрел на часы:  -
В половине восьмого отходит поезд на Париж. Мы должны успеть.
   - А с этими упырями что делать? Хочешь освободить?
   - Нет. Я верну ему билет, паспорт, деньги и  пистолет.  Только  сначала
позвоню в полицию, - улыбнулся Дронго.
   В номере люкс были две комнаты, и связанный Ревелли  лежал  в  спальне,
тогда как они разговаривали в гостиной. Дронго вошел в  спальню,  развязал
Ревелли, положил на столик паспорт, билет, деньги, все деньги. И пистолет,
из которого он вытащил обойму.
   - Я свое слово сдержал, Ревелли. Торопитесь в аэропорт. Из ваших  денег
я взял шесть тысяч триста долларов на билеты и за проживание в  отеле.  Мы
их потратили на ваши розыски. Остальные деньги ваши.
   - Спасибо, - улыбнулся Ревелли, разминая руки, - я думал,  вы  заберете
большую часть денег.
   - Вы читали Бальзака? - вдруг спросил Дронго.
   - Какого Бальзака? - не понял Ревелли.
   - Французского  писателя  девятнадцатого  века.  Он  сказал  гениальную
фразу:  "Гнусное  свойство  карликовых  умов  приписывать  свое   духовное
убожество другим". До свидания, Ревелли.
   Они вышли, мягко прикрыв дверь. Спустились в  холл.  Дронго  подошел  к
портье, попросив разрешения позвонить. И почувствовал, что Машков  положил
свою руку ему на плечо.
   - Не нужно звонить в полицию, - попросил полковник.
   - Ты же сам говорил, что их не следует отпускать.
   - Не звони, - мрачно попросил  полковник,  -  пусть  убирается  в  свою
Америку.
   - А Полухин?
   - И он тоже. Не звони. Ты ведь понимаешь мои мотивы. Если их  арестуют,
то все раскроется, а мы не можем  этого  допустить.  Черт  с  ними,  пусть
убираются отсюда.
   Дронго во второй раз за это утро положил трубку на место.
   - Я передумал, - мрачно сказал он портье, - мне не  нужен  телефон.  До
свидания.
   Он первым вышел из отеля, а за ним поспешил полковник.
   - Ты ведь должен меня понимать, - смущенно сказал Машков.
   - Мы опаздываем на вокзал, - ровным голосом произнес Дронго,  -  отсюда
еще минут десять пешком. А нам нужно взять  билеты  и  найти  свой  поезд.
Пошли быстрее.




   Из поезда они связались с Москвой и узнали, что  яхта  так  и  не  была
перехвачена. Корабли опоздали, и остановить Абделя не удалось. Машков впал
в такое мрачное настроение, что  Дронго  даже  пришлось  его  успокаивать.
Приехав в Париж, они узнали, что в город подтянулись  дополнительные  силы
для расследования. Прибыло еще около тридцати сотрудников  Службы  внешней
разведки и Главного разведывательного управления, владевших французским  и
английским языками. Для координации  действий  прилетел  генерал  Потапов.
Вместе  с  ним  в  Париж  прилетел  академик   Добровольский.   Российское
посольство в Париже превратилось на эти дни в штаб по розыску исчезнувшего
заряда. По всем известным отелям Парижа  и  его  пригородов  были  посланы
сотрудники посольства и спецслужб. Алжирское  посольство  было  взято  под
особое наблюдение. В аэропортах Шарль де  Голль  и  Орли  каждый  самолет,
прибывавший  из  Алжира,  встречали  сотрудники  ФСБ,  имевшие  фотографии
Абделя.  Но  все  было  безрезультатно.  День  двадцать   первое   августа
закончился. Никто не спал и  в  следующую  ночь.  Двадцать  второго  утром
прилетело еще пятнадцать человек. Нужно было отыскать  заряд  до  двадцать
третьего августа, до того момента, когда Абдель и его  спутники  предъявят
ультиматум властям, заявив на весь мир, что у них есть подобное оружие.
   Не спавший всю ночь Дронго приехал  днем  в  российское  посольство.  В
кабинете посла находились осунувшиеся Потапов, Машков, Добровольский и сам
посол. Особенно переживал  Машков,  считавший,  что,  не  позволив  Дронго
вызвать вертолеты, он фактически помог Абделю. Потапов уже подумывал  и  о
том, чтобы вызвать в Париж арестованного Хорькова.
   Дронго подсел к Добровольскому.
   - Простите, Игорь Гаврилович, что я вас  беспокою,  -  обратился  он  к
академику. - Я понимаю, что сейчас не  время.  Но  меня  очень  интересуют
некоторые детали. Вы не  могли  бы  в  общих  чертах  объяснить  мне,  что
представляет собой ЯЗОРД? Как конкретно его можно использовать.
   - Поздно вы об этом спрашиваете, - усмехнулся академик.
   - Раньше мне это не было нужно, - серьезно ответил Дронго, -  а  сейчас
понадобилось. Поэтому я вас и побеспокоил. Я так понимаю, что это  ядерное
оружие в миниатюре?
   - Не совсем, - улыбнулся Добровольский. - Ядерное оружие -  это  прежде
всего ядерный заряд,  который  состоит  из  ядерного  боеприпаса,  средств
доставки  этого  боеприпаса  к  цели,   различных   компьютерных   средств
управления,  которые  обеспечивают  доставку  заряда   к   месту   и   его
корректировку при наведении на цель.
   - Нет, мне это не нужно. Я хочу знать, из чего состоит ЯЗОРД?
   - Он состоит из самого заряда,  корпуса,  который  должен  предохранять
заряд от  воздействия  внешней  среды,  в  том  числе  и  от  попыток  его
несанкционированного  использования.   К   заряду   подключена   небольшая
компьютерная программа, обеспечивающая его использование. Вот, собственно,
и все. Да, еще -  за  счет  значительного  облегчения  веса  ЯЗОРДы  более
радиоактивны. Поэтому мы  используем  для  защиты  от  радиации  пластины,
разработанные в институте академика Архипова.
   - Как может произойти взрыв?
   - В результате запуска компьютерной программы. Вообще к ядерному взрыву
может привести цепная ядерная реакция...  Такое  оружие  использовалось  в
Хиросиме и Нагасаки. Более  совершенное,  термоядерное  оружие  использует
принцип термоядерной реакции... Вам рассказывать  про  цепную  реакцию?  -
поинтересовался Добровольский.
   - Нет, - улыбнулся Дронго, - меня интересует другое. Если  пластины  не
сняты, какой фон может быть у ЯЗОРДа?
   - Очень небольшой.  Практически  незаметный,  если  вы  думаете  с  его
помощью найти ЯЗОРДы. Это невозможно.
   - Понимаю, - мрачно сказал Дронго. - А какова степень поражения ЯЗОРДа?
   -  Достаточно  мощная.  В  радиусе  нескольких  километров  могут  быть
уничтожены все здания. Хотя сама суммарная мощность ЯЗОРДа всего несколько
килотонн тротилового эквивалента. Но если произойдет взрыв, то  в  радиусе
пяти-десяти километров будет не  только  уничтожено  все,  но  и  наступят
необратимые  последствия.  Проникающая  радиация  потока   гамма-лучей   и
нейтронов  уничтожит  все  живое.  Мне  об  этом  даже  страшно  подумать.
Сработает эффект проникающей радиации. В общем, никакой разницы  нет,  что
именно взрывают - ЯЗОРД или настоящую водородную бомбу.  Просто  в  первом
случае объекты более избирательны, а во втором поражается гораздо  большая
площадь. Вот и все. Любая  мощность  ядерного  заряда  всегда  оценивалась
тротиловым эквивалентом.
   - Значит, заряд должен быть установлен на конкретном месте,  а  не  где
попало?
   - Для максимального эффекта ЯЗОРДа -  да.  И  хотя  это  безнравственно
обсуждать подобные вещи,  но  он  должен  быть  установлен  на  конкретном
объекте, чтобы  нанести  максимальное  поражение.  Хотя  повторяю,  что  в
радиусе нескольких километров возникнет сильная проникающая радиация.
   - Спасибо, Игорь Гаврилович, - поднялся Дронго.  -  Я,  кажется,  начал
что-то понимать после вашей лекции.
   К нему подошел мрачный Машков. Он не спал всю ночь и теперь затравленно
посмотрел на Дронго.
   - Если что-нибудь произойдет, я застрелюсь, - признался он Дронго, -  я
никогда не прощу себе, что не послушал тебя.
   - Какие глупости, - разозлился Дронго, - при чем тут ты?  Ты  офицер  и
выполнял свой долг. Кончай валять дурака.
   - Тебе легко  говорить,  -  вздохнул  Машков,  -  а  мы  не  смогли  ни
перехватить яхту, ни найти этого Абделя.
   - У нас есть еще сутки, - напомнил Дронго, - что-нибудь придумаем.
   - Это только в кино про Джеймса  Бонда  можно  предотвратить  взрыв  за
несколько секунд до того, как он состоится. В жизни так не бывает.
   - Все равно не нужно так убиваться. Сначала они предъявят ультиматум, а
мы сумеем за это время что-то придумать. Они же не станут  сразу  взрывать
заряд.
   - А если взорвут?
   - Если, если... - разозлился Дронго. - Выбрось все из головы. Все будет
в порядке.
   И хотя сам был не уверен в этом, он  повернулся  и  вышел  из  комнаты.
Дронго понимал состояние полковника и впервые подумал, что Машкову  сейчас
хуже всех остальных. Дронго остановил такси и поехал в "Бел Мон", где  все
еще оставалась Мария Суровцева со своей спутницей. В общей суматохе о  них
просто забыли, и две молодые женщины постоянно находились в отеле, изнывая
от безделья.
   - У вас есть два часа свободного времени, - улыбнулся Дронго, обращаясь
к  сотруднице,  находившейся  с  Суровцевой.  -  Я   хочу   поговорить   с
арестованной.
   - Я не имею права покидать свой пост, - твердо сказала молодая женщина,
но по ее загоревшимся глазам Дронго понял, что она  очень  хочет  выйти  в
город.
   - Идите в город, - махнул  он  рукой,  -  можете  позвонить  полковнику
Машкову и спросить у него разрешения. Он подтвердит мои полномочия. Вы  же
первый раз в Париже. Посмотрите, какой это фантастически красивый город.
   Поколебавшись, женщина все-таки повернулась и вышла, не забыв захватить
свою сумочку. Дронго остался с Суровцевой.
   - Будете меня охранять? - насмешливо спросила она. Ее раны  уже  начали
затягиваться, и она чувствовала себя гораздо увереннее, чем прежде.
   - Буду. - Дронго сел на стул напротив нее. - Я бы хотел, чтобы  вы  мне
все  рассказал  о  Хорькове  и  о  людях,  которые  предложили   ему   это
преступление.
   - Опять... - поморщилась Суровцева. - Может, что-нибудь другое?
   - Меня интересуют Хорьков и его заказчики, - твердо сообщил Дронго.
   - Он же в тюрьме сидит, - удивилась она, - вызовите его к себе, и пусть
он вам сам все расскажет.
   - У меня нет времени его вызывать. Мне интересен ваш рассказ.
   - А я думала, что я вам интересна, - вызывающе сказала женщина.
   - Если вы имеете в виду  свои  мозги,  то  да.  Мне  интересно,  откуда
берутся такие стервы, как вы. Если свое  тело,  тоже  да.  Вы  красивая  и
эффектная женщина. Но не для меня. Мне  трудно  будет  забыть  про  вашего
мужа, которого убили по вашей просьбе.
   - Что вы заладили про мужа? - разозлилась она. -  Прямо  как  муха  все
время жужжите. При чем тут мой муж? Пустое место... Я думала, он скромный,
а он оказался слабым, я думала, он умный, потому что всегда молчал.  А  он
оказался просто недалеким человеком. Мне казалось,  что  он  сможет  стать
великим ученым, а потом я увидела, что он не может  быть  даже  нормальным
мужем и отцом. По ночам один спать боялся, ему страшные сны снились.
   - Из-за этого вы его и убили.
   - Да, да, из-за этого! И из-за этого тоже. Я  же  говорю,  что  он  был
пустое место.  Как  он  меня  раздражал  своим  постоянным  нытьем,  своей
нерешительностью. Хотите, я вам скажу правду, когда я окончательно поняла,
что уйду от него?
   Дронго молча смотрел на нее. Она тряхнула волосами.
   - В постели он вел себя как неопытный мальчик, - с вызовом, с  каким-то
надрывом сказала она. - Все мои попытки как-то его раззадорить ни  к  чему
не приводили. Одна моя московская знакомая посоветовала  мне...  в  общем,
сделать то, что мужчины любят больше  всего.  Вы  бы  видели,  что  с  ним
случилось. Он испугался, начал бормотать что-то  о  чистоте  отношений,  о
семейных узах. В общем, я тогда плюнула на него. А потом он изменил мне.
   - Как это изменил? - не поверил Дронго.
   - А вот так, - сверкнула она глазами. Было видно, что ей нелегко.  -  С
женой этого стервеца Волнова мне и изменил. Думал, я ничего не узнаю. Весь
поселок над нами смеялся. У нее только кожа и кости. Вы бы ее рожу видели.
А он с ней в лес ходил. Их там и застукали. Вот тогда я назло ему и  пошла
к Волнову. И потом уговорила его выстрелить в машину.  Он  ведь  не  хотел
стрелять. Вот тогда я ему про его жену и рассказала.
   Дронго сидел потрясенный. Он вдруг понял, что  ситуация  с  хищением  в
Научном центре была еще и драмой сразу нескольких семей. Драмой, о которой
никто и ничего не знал.
   - Мы этого не знали, - сказал он.
   - А вам и не  нужно  было  знать.  -  Она  отвернулась  к  стене.  Было
непонятно: то ли она плачет, то ли смеется.
   - Маша, - позвал Дронго, - согласитесь, что так нельзя.
   - Ну да, - сказала она, не поворачивая головы, - вам легко говорить.  А
мне, думаете, было легко? И с этим Волновым. И с Хорьковым,  черт  бы  его
побрал! Вечно эта жирная кожа. И изо рта несет, как  из  помойной  ямы.  Я
должна была все время слушать его дурацкие рассказы.
   - Ему Ревелли предложил украсть заряды?
   - Он. И итальянец еще, этот  переводчик.  Они  рассказывали,  что  есть
богатые арабы, которые готовы платить десятки и сотни миллионов  долларов.
Хорьков хвастался, что будет самым богатым человеком в мире.
   - Они ничего не говорили про этих арабов?
   - Ничего. Ревелли все время торопил, просил, чтобы в августе у него уже
были заряды. Рассказывал Хорькову про этих арабов.  Они  все  чокнутые  на
своей ненависти к американцам и европейцам, особенно к французам.  Ревелли
и Хорьков все время над этим смеялись.
   - Еще что-нибудь помните?
   - Нет.  Больше  ничего.  Они  договаривались  увидеться  в  Америке,  в
сентябре этого года.  Ревелли  еще  смеялся  и  говорил,  что  с  Америкой
наверняка ничего не случится.
   - Как же вы могли жить с таким типом?
   - А что мне нужно было делать? Остаться с подлецом Никитой, который мне
изменил? Или с подлецом Волновым? Кому я была нужна? Кому?  Вот  и  вы  на
меня все время волком глядите. И стервой все время называете.
   У нее снова дернулись плечи.
   - Ты меня извини, - попросил Дронго - Я, кажется, был не прав.
   - Ладно, - отмахнулся она, - что это вы опять  ко  мне  на  "ты"  стали
обращаться. Вас и не поймешь, когда "ты", а когда "вы".
   - Видимо, когда я нервничаю, называю на "вы", а когда спокоен, на "ты".
Или наоборот, я даже не замечал. Ты меня все равно извини.
   - Меня посадят?
   - Думаю, да.
   - Надолго?
   - Не знаю. Но, учитывая, что ты нам помогала,  наверно,  не  очень.  Но
сидеть придется. Может быть, и много.
   - Много, это сколько? Год, два?
   - Нет. Лет десять или двенадцать.
   - Так много?
   - Да. Не меньше.
   - Значит, я из  тюрьмы  старухой  выйду?  -  спросила  она  с  каким-то
внутренним надрывом. Он молчал.
   - Значит, все, - сказала она, - значит, Париж - это  последнее,  что  я
увидела в своей жизни. Был, говорят, роман "Увидеть Париж и умереть".
   - Так, кажется, говорили про Лондон.
   - Какая разница. У меня Париж.
   - Париж, - повторил он. - Может, мы все видим его в последний раз.
   - Поцелуйте меня, - вдруг попросила она.
   - Что? - изумился он. Она встала.
   - Я ведь всегда мечтала о таком мужчине. Думала, что мой мужчина  будет
умным, сильным, благородным. Самое главное - умным. Мне  казалось,  что  у
меня все будет в порядке. Вам очень противно меня поцеловать?
   Он шагнул к ней. Наклонился, осторожно поцеловал ее. Она закрыла глаза.
   - Никита был моим первым мужчиной, - сказала она с закрытыми глазами, -
он целую неделю не мог ничего сделать. Это было так больно.
   Дронго нахмурился. В этот момент дверь открылась,  и  в  комнату  вошла
капитан Шалимова. Она увидела их и замерла.
   - Нас всех вернули, - сказала она, - террористы только что позвонили  в
министерство внутренних дел и сделали первое заявление. Они сообщили,  что
у них есть оружие, которое может уничтожить весь  Париж.  Сейчас  об  этом
передают все информационные  агентства  мира.  Вас  срочно  ждут  в  нашем
посольстве.
   - Мы опоздали, - горько произнес Дронго. - Мы опоздали, -  повторил  он
и, уже не обращая на Шалимову никакого внимания, взял руку Маши и сжал  ее
в своей руке. Затем, резко повернувшись, вышел из комнаты.
   Он спустился вниз, вышел из отеля.  На  улице  было  ветрено.  Рядом  с
отелем  на  углу  находилась  аптека.  Он  зашел  туда,  чтобы   попросить
какое-нибудь лекарство от головной боли. В аптеке стоял  темнокожий  плохо
одетый человек, который  что-то  горячо  объяснял  аптекарю.  Он,  видимо,
просил какое-то лекарство, которое  нельзя  было  выдавать  без  рецептов.
Аптекарь качал головой. На его лице было презрение.
   "Откуда он знает, почему этот негр хочет  такое  лекарство?  -  подумал
Дронго. - Может, и у него произошла какая-то история, о которой  никто  не
знает. И что вообще мы знаем друг о друге? Как часто мы ненавидим другого,
не зная истинных причин его поступков, не зная о нем ничего.  Как  сказала
Суровцева, особенно они ненавидели американцев и..."
   Он вдруг замер. Закрыл глаза. Схватился за сердце. Аптекарь бросился  к
нему:
   - Вам плохо?
   - Нет-нет.
   Дронго повернулся и  побежал  в  отель.  Ворвался  туда,  набрал  номер
посольства.
   - Машкова или Потапова! Срочно! Очень срочно!
   - Ты уже  знаешь,  что  случилось?  -  услышал  он  приглушенный  голос
Машкова. - Нас всех отзывают в Москву. Правительство  готовится  выступить
со специальным информационным сообщением. Президент выступит через час  по
всем каналам телевидения.
   - Нет, - закричал Дронго, - подождите. Ничего не нужно. Срочно приезжай
в "Крийон". Срочно приезжай туда. И еще - найди комиссара Жерара.  У  тебя
двадцать минут. Срочно приезжай туда. Ты  меня  слышишь?  Ты  знаешь,  где
находится "Крийон"?
   - Конечно, знаю. На площади Согласия, ты же мне показывал.
   - Рядом с американским посольством, - напомнил Дронго. - Ты все  понял?
Быстро туда.
   Он выбежал из отеля и, задыхаясь, ринулся на Елисейские Поля, где  были
стоянки такси. Сев в машину, он попросил отвезти  его  в  "Крийон".  Через
десять минут он был в отеле. Несколько минут спустя приехали Жерар, Машков
и еще несколько человек.
   - В каком номере жил Абдель? Какой номер он зарезервировал за собой?  -
спросил Дронго.
   - На пятом этаже, - ответил удивленный портье, - в пятьсот  пятнадцатом
номере, прямо напротив лифта.
   - Там есть балкон?
   - Да.
   - С балкона можно пройти на чердак?
   - Да, а откуда вы знаете?
   - Быстро наверх, - устало сказал Дронго, и они поспешили за ним.
   На пятом этаже они ворвались в номер пятьсот пятнадцать.
   - Ищите здесь, - крикнул Дронго, выбегая на длинный балкон. Три балкона
выходили прямо на здание американского посольства. При этом  один  из  них
нависал над крышей. Машков вышел следом за ним.
   - Ты думаешь, здесь что-то есть?
   - Уверен. - Дронго перелез через перила балкона и осмотрел пространство
крыши.
   - Там опасно, - крикнул ему Машков, - ты можешь сорваться, давай я  сам
полезу.
   - Ничего. - Дронго двинулся дальше. Он чувствовал,  что  задыхается.  -
Когда назначена пресс-конференция? - крикнул он полковнику.
   - Осталось двадцать минут,  -  закричал  ему  Машков.  Дронго  чуть  не
свалился. Он чувствовал  боль  в  сердце,  кружилась  голова.  Неужели  он
ошибся? На крыше он увидел какой-то предмет.
   - Идите сюда, - закричал он Машкову. Он вдруг почувствовал,  что  может
упасть, и крепче ухватился за перила. - Быстрее, - заорал он изо всех сил,
все еще надеясь на чудо. И вздрогнул, увидев перед  собой  этот  проклятый
"чемоданчик". Теперь уже никаких сомнений не оставалось. Это было  то,  во
что он упрямо отказывался поверить все это время.
   Дронго наклонился. Да, это  он.  Все  правильно.  Идеальное  место  для
установки ЯЗОРДа - отель "Крийон", находившийся в самом центре  Парижа,  в
нескольких десятках метров от американского посольства.
   - Все, - устало сказал Дронго,  -  звоните  в  Москву,  пусть  отменяют
пресс-конференцию. Мы его нашли.
   И, пошатнувшись, он едва не полетел вниз. Машков схватил его  за  руку,
помог перелезть на балкон. Затем быстро достал  телефон,  набрал  номер  и
закричал:
   - Все в порядке. Мы его нашли. Говорит  Пятый.  Все  отменить.  Мы  его
нашли.
   - Пусть теперь шантажируют пустым ящиком в Алжире, - улыбнулся  Машков,
- мне даже жаль, что я не смогу увидеть лицо мистера Абделя в тот  момент,
когда он вскроет второй ящик. Ты... вы... ты... у меня нет слов, Дронго. У
меня просто нет слов. Ты даже сам не знаешь, кто ты такой!
   - Знаю, - горько отозвался Дронго, - я самодовольный индюк. Когда мы  с
тобой выйдем отсюда, я  расскажу  тебе  историю  Марии  Суровцевой,  и  ты
поймешь, как я был не прав. Ты уже придумал, что скажешь комиссару  и  как
вы вывезете из Франции этот ящик?
   -  Сейчас  сюда  приедет  наш  посол.  Мы   объясним,   что   это   наш
дипломатический груз. Даже если не очень поверят, они все равно не посмеют
вскрывать его в присутствии посла.
   - А как ты докажешь, что он дипломатический? - устало спросил Дронго.
   Вместо ответа  Машков,  широко  улыбаясь,  достал  из  кармана  пиджака
несколько самоклеящихся этикеток с указанием адреса посольства  России  во
Франции и стал наклеивать их на ящик.
   - Они были у тебя с собой? - не поверил своим глазам Дронго. -  Значит,
ты верил, что мы найдем ящик?
   - До последней секунды, -  засмеялся  Машков.  -  На  меня  давил  твой
непререкаемый авторитет.
   - Все-таки я был прав, - устало сказал Дронго. - Правда, мы  успели  не
за несколько секунд до взрыва, а минут за десять. Это большая разница.
   - Конечно, - кивнул Машков, и оба расхохотались.

Last-modified: Wed, 06 Mar 2002 22:12:15 GMT

Оцените этот текст: