Александр Степанович Грин. Наказание
---------------------------------------------------------------------
А.С.Грин. Собр.соч. в 6-ти томах. Том 3. - М.: Правда, 1980
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 19 апреля 2003 года
---------------------------------------------------------------------
Вертлюга отправился на чердак с подручным "закреплять болты". Оба сели
на балку, усыпанную голубиным пометом, и, вынув бутылку спирта, стали
опохмеляться.
Накануне, по случаю воскресенья, было большое пьянство, а теперь
жестоко болела голова, нудило, и по всему телу струилась мелкая ознобная
дрожь. Вертлюга, глотнув из бутылки, закусил луковицей и сказал, передавая
напиток подручному:
- Ну-ка, благословясь!
Подручный сделал благоговейное лицо и осторожно потянул из горлышка.
Глаза его заслезились, на скулах выступили красные пятна. Он оторвался от
бутылки, перевел дух и бойко сплюнул. Это был крупный молодой парень с
жестким лицом.
- Чудесно! - сказал Вертлюга, глотая слюну. - Совсем другой человек
стал!
В полутемной прохладе чердака стало как будто светлее. Приятели
посидели молча, смакуя желанное удовлетворение. Затем Вертлюга встал, взял
большой французский ключ и деловито, сосредоточенно подвинул гайку. Болты
держались крепко, но совершить хотя бы и бесполезное действие требовалось
для "очистки совести".
- Идем, Дмитрич, - сказал подручный, - болты эти в своем виде сто лет
просуществуют.
- А все ж! - отозвался Вертлюга, сходя по лестнице. - Бутылку в песок
зарой, заглянем еще сюда.
Подручный спрятал бутылку, и оба сошли вниз, в грохот и суету
деревообделочной мастерской. Восемь машин разных величин и систем,
сотрясаясь от напряжения, выбрасывали одну за другой гладко обстроганные
доски. Шипя, как волчки, или же резко жужжа, вихренно вертелись ножи,
мягкая, сыроватая, напоминающая мыльную пену, бесконечным кружевом ползла
из-под них стружка.
Доска, брошенная концом на чугунную решетку машины, медленно
втягивалась шестерней и ползла дальше, к бешеной воркотне ножей, встречавших
ее. Иногда большие куски дерева, вырванные ножами, летели через всю
мастерскую.
Доска проходила станок и, гладко выстроганная, с красивым багетным
краем, тихо сваливалась на мягкую кучу стружек. Безостановочно клубилась
белая древесная пыль, садясь на пол и потолок, лица и руки.
Сквозь грохот машин слышалось однообразное шипение приводных ремней.
Скрещиваясь, змеились они от потолка к полу, фыркая швами. Широкие, темные
ленты их мерно полосовали воздух, насыщенный запахом керосина, машинного
масла и отпотевшего железа.
В окна смотрел ярко-желтый блестящий день. Раздраженные, повышенные
человеческие голоса носились по мастерской, вместе с пылью и громом машин.
Было непонятно, зачем люди говорят о ненужных им и неинтересных вещах.
Один выражал неудовольствие, что много стружек, хотя стружки ему не
мешали, и занят он был не у строгальной машины, а у станка для вырезки
тормозных колодок. Другой доказывал сторожу, что тот ворует казенные свечи.
Третий бранил доску за то, что сучковата и с трещинами...
Вертлюга поднимал доски, тащил их к станку, втискивал и смотрел, как
бегло выстрогивались желобки. Мысли его вертелись вокруг гульвивой и
стрежистой речки Юргенки, на которой, будучи страстным удильщиком,
просиживал он частенько свободные вечера и праздники. Он ясно увидел речку.
Бесчисленные синие колокольчики заливают нежным голубым маревом яркую
траву берегов, поросших шиповником и черемухой; чудно пахнет цветами.
Тишина, никого нет. А вот глубокий спокойный омут под широким обрывом. Там
ветки мокнут в воде, глаза слепит мошкара, обнаженные, упавшие в воду корни
струят воду жемчужным блеском.
Таинственная жизнь рыб скрыта черной водой. Поплавок заснул над глубоко
затонувшими облаками. Вот он задумчиво шевельнулся... поплыл... дернулся...
побежали круги... нырнул, - и удочка выбрасывает на воздух брызгающего
каплями, свивающегося кольцом, тяжелого красноперого окуня. Снова спит
поплавок, ленивая, сладкая тень лежит вокруг рыболова, и пахнет мгновенный
ветерок, - как в раю.
- А хорошо бы теперь уйти рыбу ловить! - тоскливо вздохнул Вертлюга.
Но сейчас же, цепляясь друг за друга, побежали разные соображения.
Во-первых, осталась еще тысяча досок спешного, хорошо оплачиваемого заказа.
Ножи могут сломаться, притупиться или выскочить, и некому их будет
поправить. Затем, и это главное, он лишается половины дневного заработка.
Назавтра же вагонный мастер спросит:
- Вертлюга! Вчера почему ушел?
- Захворал, Владислав Сигизмундович.
- Хорошо, - говорит мастер, попыхивая сигарой, - а вот поди-ка сюда...
Ведет в контору и говорит:
- Штраф.
Вертлюга подумал еще немного, но было ясно, что, кроме штрафа, других
неприятностей быть не может. Наденет он шапку, выйдет за ворота, возьмет
дома удочку, жестянку с червями, корзину и - на речку. А доски... Черт с
ними! Он даже улыбнулся: детской, несуразной выходкой показалось ему это
внезапно загоревшееся желание. Но решение было еще неполным, еще не
укрепилось в душе настолько, чтобы он мог тут же бросить станок и
направиться к выходу.
Вертлюга испытывал тяжесть и раздражение. Бессознательно ворочая
непривычные позывы души, он боролся с самим собою, изредка разражаясь
короткими, скупыми словами, в которых изливалась внутренняя его работа:
- Ничто меня здесь не держит. Взял да ушел. Эка важность! Ухожу! Чего я
стою да себя мучаю?! Ежели не могу я сегодня, так-таки совсем не могу!
Годами копившееся отвращение к скучному, однообразному труду перешло в
болезненно-капризное состояние, когда человек готов заплатить какой угодно
ценой за удовлетворение сильной, внезапной прихоти. Вертлюга посмотрел на
часы; стрелки указывали полчаса третьего.
- Вот эту стопку докончу и уйду, - сказал Вертлюга. - Штук десять тут.
Сказав это, он понял, что близок к окончательному решению, и это его
успокоило. Стопа быстро подходила к концу. Он стал считать доски по мере
того, как они вываливались из станка. Одна, другая, третья, четвертая. Еще
ползет. Половина. Четверть. Сейчас выйдет... упала.
- Последняя, - пятая.
Шум прекратился. Ножи и шестерни остановились. Ремень, соскочив со
шкива, жалобно фыркал и бессильно болтался.
- Ремень соскочил, Дмитрич, - сказал подручный.
- Соскочил, так наденем.
Вертлюга руками захватил ремень и стал натягивать его на крутящийся
шкив. Ремень упряма соскакивал, не поддаваясь Вертлюге, но вдруг, попав на
место, повернул шкив неуловимо быстрым движением. Не успел Вертлюга
выпрямиться, как его, ущемив одежду между ремнем и шкивом, сильно дернуло
вниз, ударило головой о станок, перевернуло, подбросило и отшвырнуло в
сторону, в мягкую кучу стружек.
Последнее, что видел он в этот момент, - грязный, в опилках пол, -
заволокло дымной завесой. "Держи!" - крикнул он безотчетно, падая с саженной
высоты постамента, и упал, разбив челюсть. Затем сплошная тьма потопила его.
Вдруг кто-то спросил: "Ну как? Дышит?" Вертлюга вздрогнул, открыл
глаза, но быстро закрыл их: свет болезненно резал зрение, ослабевшее от
десятидневной горячки.
Лежа с закрытыми глазами. Вертлюга продолжал видеть больничную палату,
сестру милосердия в сером платье и высокий белый потолок. Это было все ново
и странно, и он улыбнулся, думая, что видит сон. На другой день ему стало
хуже.
Он умер через четыре дня, а перед смертью попросил доктора вызвать
вагонного мастера. Когда тот пришел и смущенно остановился перед койкой, -
Вертлюга быстро и отчетливо проговорил:
- Владислав Сигизмундович!
- Что, Вертлюга?
- А вот видите, приходится попрощаться. Умираю. Простите, если что...
- Н-да, неприятно, - сказал мастер, откашливаясь и хмурясь. - Дело
такое, божье дельце...
- Ну-к што ж! - перебил Вертлюга деланно-равнодушным голосом. -
Помираю. А из-за чего? Почему? Вот потому... Потому, что воли моей я не
исполнил.
- Ремень без палки надевал... да.
- Без палки? - переспросил Вертлюга.
- Разумеется. Так никто не делает. Теперь без ног лежишь.
- Ты балда! - сказал вдруг Вертлюга сердито и громко, так, что больные
услышали и оглянулись. - Балда! Разве я про палку?.. Дерево стоеросовое!
Он нервно натянул одеяло и повернулся лицом к стене.
Наказание. Впервые - Литературное приложение к газете "Петроградский
листок", 1916, 15 (27) декабря. В другой редакции, под заглавием "Каюков",
газета "Маяк", 1908, 24 сентября (7 октября).
Ю.Киркин
Last-modified: Sat, 19 Apr 2003 18:49:53 GMT