понимаешь, что во многом была не права... Что-то словно погасло во мне и вспыхнуло вновь, когда я увидела его глаза и поняла, что он все еще любит и страдает, как никто другой, потому что больше всего мучаются и страдают именно сильные люди, просто это мало кто видит. И у меня появился... есть такой термин в медицине: синдром стресса ожидания, - у меня внутри все заледенело и не тает. А самое страшное - я жду их обоих! И люблю обоих... - последние слова Купава произнесла шепотом, с изумлением и страхом.- Или так не бывает? - Бывает, - сказал Ромашин. - Но недолго. Рано или поздно выбор делать придется, а сейчас они в равном положении... для вас. - Не знаю... Марс говорит, что оба они любители острых ощущений и не способны... думать о других. - Кто это - Марс? - Марсель Гзаронваль, друг Дана, они вместе работали. "Вот это сюрприз, - подумал Ромашин изумленно. - Снова Гзаронваль! Теперь только в качестве "друга семьи"... Что же это он отзывается о своем друге так нехорошо? Ладно бы о Мальгине, как-никак "списанный" муж, но о Дане?.. Интересная ситуация, надо бы с ним повстречаться еще раз..." - Что молчите? - не выдержала Купава. - По-моему, ваш Марс не прав, Мальгина никак нельзя отнести к любителям острых ощущений. И относить его в разряд людей, мало заботящихся о других, я бы тоже не стал. - Разве он не может измениться? - Он - нет, - покачал головой Ромашин. - Хотя я могу и ошибаться. Вам судить о нем, несомненно, легче. Тишина повисла в комнате, тонкая и хрупкая, как льдинка на стекле. Ромашин сидел, полузакрыв глаза, и Купаве даже показалось, что он задремал, но губы собеседника вдруг шевельнулись: Друг мой, друг мой, Я очень и очень болен. Сам не знаю, откуда взялась эта боль. То ли ветер свистит Над пустым и безлюдным полем, То ль, как рощу в сентябрь, Осыпает мозги алкоголь. Ромашин вспомнил Есенина!.. Дочитал. Купава сидела не шевелясь. По лицу ее трудно было определить, о чем она думает. - Клим однажды произнес интересную фразу, - проговорил начальник отдела словно про себя. - В душе каждого из нас сидит свой "черный человек". Понимаете? Не тот, не маатанин - есенинский "черный человек". У него, у меня... у вас тоже. И знаете, какой я сделал вывод? Мальгин, легендарный человек-да, спасший многие десятки жизней, сильный, властный и решительный человек, - раним и беззащитен, как никто из нас! И как никто из нас нуждается в поддержке. Но в чем я уверен на сто процентов - он никогда, ни при каких обстоятельствах не даст себе сорваться, какой бы "черный человек" внутри него не сидел! Он всегда верен себе и, наверное, поэтому так одинок. Купава покачала головой, порываясь что-то сказать, скорее всего возразить, но так ничего и не ответила. Они посидели молча еще несколько минут, потом женщина встала. На пороге оглянулась. - Простите меня еще раз за этот визит и спасибо за терпение, вы мне очень помогли. Я почему-то верю, что вы вернете их... Что касается Клима... до сих пор я была уверена, что сильным натурам не требуется ничья поддержка, вы поколебали во мне эту уверенность. Но я уверена и в другом: Дан тоже сильный человек и не позволит себе нанести вред другим. Марс здесь не прав. Просто Дан болен, вот и все. Клим вылечит его, вы только найдите. До свидания. "Мне бы твою веру, девочка! - с неожиданной тоской подумал Ромашин. - Когда личность ломается - это одно, последствия такой ломки предсказуемы и поступки человека легко предугадать, а когда личность раздваивается и не знаешь, маатанин с тобой контактирует, динозавр или человек, - это совсем другое дело. Тогда дело из рук вон плохо! Потому что приходится не только страховаться, но и перестраховываться, шарахаться из крайности в крайность и совершать ошибки, не поддающиеся формализации и расчету..." Над столом всплыло алое кольцо аварийного вызова, пронзительно свистнул сигнал интеркома. Ромашин дотянулся и снял блокировку сенсора ответа. - Они появились на Орилоухе, - доложил возникший из воздуха дежурный по отделу. - Все трое: Шаламов, Мальгин и "черный человек". - Где именно? - Квадрат аш-сорок один-юг, "дефиле духов". Самое загадочное место на планете, по-моему, - добавил дежурный. - Ландшафт там никогда не держится более суток, то и дело плывет и трансформируется. - Готовьте "струну" на Орилоух. Шевчуку с обоймой усиления прибыть туда же. Тренажу отбой "три девятки" в эфир! От меня только что ушла Купава, жена Шаламова, прошу взять ее под наблюдение. Кто знает, вдруг ее супруг неожиданно объявится на Земле, возможности у него имеются. А для этого случая включите в постоянную готовность тревожную обойму. Все! - "Три девятки" проиндексированы? - АА. - Может быть, "Шторм"? - Нет, - отрезал Ромашин. - Выполняйте. Дежурный кивнул, исчезая. - Держись, Мальгин! - вслух сказал Ромашин, делая шаг к двери. - Все теперь зависит от тебя. Когда-то состязание в силе и ловкости, открытая схватка с силами зла, кто бы их ни олицетворял - природа или человек, стремительный темп событий были его стихией, способствующей вскрывать резервы организма и полнее почувствовать вкус бытия; теперь же, на шестидесятом году жизни, на "пороге мудрости", как говорили философы, такие схватки расценивались уже как акты отчаяния после проигранной дуэли умов. Безопасник обязан выигрывать бой до его начала, только тогда он специалист своего дела. Правда, если приходится вступать в борьбу с опозданием, как в случае с Шаламовым, когда принципы и правила игры навязываются извне, ультимативно, то времени на обдумывание адекватного ответа почти не остается... Глава 6 Мальгин напрягся, но не испугался - Шаламов почувствовал это без удивления, как само собой разумеющееся; Клим был не робкого десятка, но чувствовалось, что на душе у него тьма и мука. На мгновение у Шаламова в ответ шевельнулось чувство жалости, желание как-то успокоить друга, однако тут же в голове родилось знакомое ощущение проскочившей электрической искры: щелк! - и волна безразличия потушила желание, как вода - затлевший фитиль. - Возвращайся, Клим, - глухо сказал Шаламов. - Я вернусь на Землю сам, когда мне будет нужно. Этот "ледяной айсберг" - то же самое, что метро на Маате - Хранитель Пути, только он еще молодой, ему всего несколько тысяч лет. Все они наполовину растения, а наполовину животные плюс интеллект. Когда-то их вырастили Вершители, пришедшие сюда из другого мира, и с тех пор они живут как флорафиты, а функционируют как живые станции метро. На Страже Горловины ты видел их скелеты, там они почему-то не прижились... хотя с ними мне еще не все ясно. Залезай внутрь "горы", ищи "окно" и уходи на Землю. - А разве они имеют связь с Землей?! - невольно изумился Мальгин. - И никто из людей этого не знает? - Скелет заплыл почвой и распознать его издали очень сложно. - В таком случае орилоуны посещали Землю? - Задолго до появления на ней человека, поэтому легенд об их пришествии не сохранилось. К тому же, вероятнее всего, орилоуны сами не путешествовали. - Что ты имеешь в виду? По крайней мере один из орилоунов - тот же Хранитель Пути - сидит на Маате. Шаламов почувствовал нарастающее раздражение: время уходило на пустопорожнюю болтовню, игру в вопросы и ответы, разговор затягивался, Мальгин явно тянул паузу - для того чтобы их успели заметить земные наблюдатели, вдобавок "черный человек" начинал приходить в себя. - На Маате сидит не орилоун, а универсальная транспортная машина, квазиживой организм, созданный или, если хочешь, выращенный орилоунами. Живых орилоунов еще никто не видел, даже маатане, а все "орилоуны", с кем имели дело наши пограничники, ксенопсихологи и контакторы, - это изделия Вершителей, наделенные разумом в необходимых для функционирования пределах. Так что наши специалисты искали способы контакта с "машинами" орилоунов, если их так можно назвать. - Шаламов хихикнул: прорвалась одна из эмоций его былого "я". - Есть еще вопросы? Уходи, Клим, ради Бога, мне действительно некогда с тобой возиться. - Тогда ответь на последний вопрос. - В мысленном "голосе" Мальгина отразилось его возбуждение, волнение, изумление и недоверие. - Значит, на Орилоухе... нет живых орилоунов?! - Я же сказал - нет. - А откуда ты знаешь? - Ты же только что утверждал, что вопрос последний. Знаю, Клим. Как и все маатане. "Черный человек" рядом шевельнулся. Шаламов переключил диапазон мыслесвязи и быстро спросил по-маатански: - Маатанин решил покончить с собой? Или хотел по "струне" "серой дыры" уйти в иное пространство? Зачем? - Я исчерпать моменты бытия, - ответил "черный человек" почти на чистом русском языке. Шаламов даже присвистнул от удивления: в языке маатан не существовало местоимения "я", и говорили они о себе в третьем лице, а его спаситель вдруг свободно перешел на пси-язык, адекватный земному разговорному. - Ты явно прогрессируешь, старик! - Мне более тысяча лет, хомо, - продолжал маатанин, не слушая пилота, - и я устать хранить в себе жизнь. Хомо получить представление о цель жизни маатан? - В самых общих чертах, но хочу разобраться глубже. - Мне жаль, но я ничем не помочь. Силы иссякать и долго удержать в себе жизнь я не смочь, и это очень опасность для хомо. - Чепуха, - отмахнулся Шаламов, - не отказывайся от беседы в небезопасной для себя ситуации, ответь лучше на вопрос: зачем ты это сделал? - Что есть? Точность формулировка вопрос, хомо. - Сообщил обо мне на Землю зачем? "Черный человек" помолчал: в мозгу Шаламова вспыхивали и гасли странные картины, соответствующие переживаниям негуманоида, но что они означали, спасатель не понимал, несмотря на приобретенные знания маатанских обычаев, истории и психологии. - Хомо знать, что есть обратная связь? Когда он открыть шлюзы компьютера проникателя, я быть подключен другая сторона. И теперь я - наполовину хомо... - Об этом я не подумал. Но все, что ни делается, - делается к лучшему, я ведь тоже - наполовину маатанин, хотя меня это беспокоит мало. К тому же есть желание разобраться во всех "складах" памяти вашего компьютера, которые остаются закрытыми для меня до сих пор. Помоги осмыслить их и применить. Зря я, что ли, гонюсь за тобой по Галактике? - Хомо сейчас есть наполовину маатанин, ему этот мало? А стать маатанин он не смочь, как бы ни хотеть, им надо родиться. Хомо быть чужой для соплеменники и не стать свой для маатан, у нас разность цели существования. - Цель жизни есть жизнь. - Цель жизни - ничтожество хаоса в пространстве жизни, хомо, а люди способность поддерживать стабильность уровень энтропии только в масштабах оболочка свой тело, увеличность энтропия окружающей среды. И при этом называть себя разумными. Маатане жить иначе. - Люди разумны, потому что стремятся познать мир. - Как хомо мочь познать мир, не познав себя? Ему пора знать смысл маатанской цивилизации: объем используемость информация стремит в бесконечность, и ее принципиальность невозможность ни запомнить, ни освоить. Зачем тогда? Все связи с хомо - лишнесть. Не трать время, хомо, у маатан и людей разность цель жизни, им не понять друг друга. - Но раньше маатанин был вообще некоммуникабелен, и все-таки мы нашли общий язык. - Кто знать, хомо, можно ли считать этот разговор, мне для общение достаточность один контур память, в то время как я вмещать миллиард такой контур. Люди устроенность проще, их место внизу лестницы эволюции, как и у всех биологические существа. - Место людей - между богами и зверьми, - пробормотал Шаламов. - Маатанин ошибается. Еще раз по-хорошему прошу помочь расшифровать во мне криптогнозу, мне это очень важно. - Пусть хомо не обольщаться, помочь ему мочь только соплеменники, например, один из них, что приходить ко мне ради хомо. Он рядом, пусть хомо обратиться к он. - Что?! Мальгин приходил к тебе? Когда? Зачем? - Он хотел познать маатан, чтобы вылечить хомо. Прощальность, хомо. Я уходить, время мой возвращение в колыбель придти. - Дан, - послышался извне слабый пси-вызов. - Что? - очнулся Шаламов, услышав наконец, что его окликают. - Я спрашиваю, кто построил Стража Горловины? - повторил вопрос Мальгин, ничего не понявший из разговора Шаламова с маатанином. - Не знаю, - машинально ответил Шаламов. - Его никто не строил, он выращен задолго до появления в космосе Орилоуха и Маата. Снова ты со своими дурацкими вопросами?.. Это правда, что ты был на Маате и встречался с "черным"? - Правда. - И что ты узнал? - "Черный человек" получил отпечаток твоей личности, Дан, и положение его в его мире от этого не улучшилось. - Чепуха, его положение меняется не от внешних причин, не подходите к маатанам со своими мерками. Так ты узнал, как меня можно вылечить? - В общем... да, хотя подтекст твоего вопроса явно скрывает иронию. - Да потому, что никто не знает точно, от чего меня надо лечить. И я не знаю, Климушка. И разговор о моем лечении излишен. Прощай. Или, как сказал "черный": прощальность. Вряд ли мы когда-нибудь еще встретимся. - Ты изменился, Дан. Раньше ты больше думал о своих друзьях... не говоря о Купаве. Неужели ты забыл о ней? - Шел бы ты к черту?! - выругался Шаламов. - Достал-таки! О Купаве я позабочусь сам, не трогайте вы эту тему! Дайте мне разобраться с этим булыжником, возомнившим себя "вершиной эволюции", вот тогда, может быть, и вернемся к старой теме. Спасатель включил антиграв, устремляясь вслед за "черным человеком". Он не знал, что Мальгин в это время борется с собой, решая вопрос, включать "василиск" или нет. Время шло, но гипнотизатор так и не был задействован... В последнее мгновение Мальгин, обливаясь холодным потом, заблокировал выстрел и успел скомандовать скафандру следовать за двумя "черными людьми", уносящимися прочь... Маатанин не свернул к "ледяной горе" орилоунского "живого метро", а направился к стене ущелья, возле которой росла сложнейшая головоломная конструкция, от взгляда на которую в душе пробуждались древние атавистические страхи и тревоги. - Ваш друг следует за нами, - предупредил Джордж. Шаламов оглянулся: Мальгин в защитном скафандровом комплексе спасателя - камуфляж под маатанина он выключил - держался в кильватере как привязанный. - Черт с ним, - буркнул Шаламов. - Я его понимаю: он меня упустил и теперь будет лезть из шкуры, чтобы оправдаться перед безопасностью. Македонский в свое время выразился правильно: избави меня, Боже, от друзей, а с врагами я и сам справлюсь. Будет надоедать - остановим. - Он вооружен. - Не имеет значения. Я его знаю, он не способен выстрелить в человека, которого считал своим другом всю жизнь. Так воспитан. Догоняй "черного". Но догнать "черного человека" они не успели. Впереди вдруг с ревом разверзлась земля, из гигантской трещины выметнулся бешено вращающийся смерч дыма пополам с огнем, все вокруг зашаталось, загрохотало, волна искажения пробежала по ущелью, меняя очертания предметов, скал, строений и конструкций. Ударивший от смерча вихрь увлек Шаламова за собой, закрутил, бросил вниз, едва не разбив о голую поверхность обнажившегося скального дна. А потом на месте смерча вырос жуткий, ни на что не похожий стеклянно просвечивающий призрак, заполненный "рыбьей икрой". Приглядевшись, Шаламов понял, что каждая "икринка" - на самом деле не то птичий, не то человеческий глаз! В первые мгновения Шаламов опешил и упустил фигуру "черного человека" из виду, но Джордж не сплоховал, выполняя приказ хозяина и не обращая внимания на свистопляску орилоухской природы вокруг. Маатанин вонзился в тело "призрака", превратился в черную струю жидкости, эта струя собралась в каплю и нырнула в растущую трещину в дне ущелья. Джордж замешкался, прежде чем повторить маневр "черного человека", и Шаламов крикнул: - Вперед, не дрейфь! - Мы в зоне полтергейста [Полтергейст - шум, игра духов.], это опасно. - Вперед, я сказал! - Предупредите хотя бы вашего друга. Кстати, чую локацию, нас догоняют. Шаламов оглянулся и увидел, как в ущелье стремительным копьем падает десантный когг. - Молодцы, быстро нас вычислили. Клим, слышишь меня? Не ходи за мной, нянчиться с тобой я не смогу. - Я тебе не мешаю. - Мешаешь! - В Шаламове вдруг на мгновение проснулся некто свирепый, яростно агрессивный; волной поднялся слепой гнев, затмил рассудок. Спасатель тут же опомнился, но Мальгин уже тормозил. - Так-то лучше. - Шаламов унял поднявшуюся было в голове боль и, не оглядываясь, нырнул в тело танцующего, меняющего форму глазастого "призрака". Мальгин, беспомощный, потерявший сознание от пси-удара, остался висеть в воздухе, не отвечая на тревожные запросы Клауса и командира десантного шлюпа.  * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ *  НЕЧЕЛОВЕК Глава 1 Причудливые видения, то жуткие и угрюмые, то сказочно красивые, как танцующие эльфы, посещали его все реже и реже, и наступил наконец день, когда Мальгин проснулся с ясной головой и без тяжести в сердце. Он лежал один в комнате с распахнутым во всю стену окном, за которым пели птицы и шелестели кроны деревьев, заслонявших солнце. Кровать была нормальной, без видимых медицинских приспособлений, но у стены висел пульт медицинского комбайна, и Мальгин понял, что находится в лечебнице. Легкий ветерок заносил в комнату запахи свежескошенного сена и меда. Где-то далеко родился странный звук, поющий, нежный, звенящий, легкий, пробудивший древнюю родовую память и ассоциации чего-то патриархально идиллического, вроде вкуса парного молока, рожка пастуха и колокольчика на шее коровы... "Коса, - вспомнил Мальгин, - кто-то недалеко точит косу". Ему до зуда в руках захотелось самому взять в руки отполированное руками цевье и пройтись по лугу, оставляя за собой ровную дорожку выкошенной травы. Он встал, прошлепал в плавках к окну и выглянул. Так, все ясно, третий этаж клиники СПАС-центра. Неясно только одно, как я здесь оказался... и сколько времени провалялся в постели... Сзади послышался шорох открываемой двери. Мальгин оглянулся. В палату входил начальник отдела безопасности Ромашин, из-за спины которого выглядывал улыбающийся Джума Хан с букетом полевых цветов. - Доброе утро, - скупо улыбнулся и Ромашин, протягивая сильную руку. - Как вы себя чувствуете, больной? - А разве я больной? - Мальгин ответил на рукопожатие и с удовольствием хлопнул ладонью по ладони подмигнувшего Хана. Ему он был рад искренне. Джума критически оглядел хирурга, ткнул пальцем в живот, вздохнул сожалеюще: - Отощал малость, кожа да кости... Все трое засмеялись. Клим напряг мышцы, приподнял врача и положил на кровать. - Ладно, ладно, убедил, - сказал тот, вставая. - Вижу, что здоров как бык. Рад видеть тебя в форме. Мальгин сел на кровать, Ромашин и Хан уселись напротив, вырастив кресла из стены. - Как я здесь очутился? - А что вы помните? - спросил Ромашин. Клим нахмурился. Чудовищные метаморфозы орилоухской природы встали перед глазами, удивительный колеблющийся "призрак" смотрел на него миллионом глаз, судорога ломала стену ущелья, а напротив висел "черный человек" - Шаламов, и не хватало решимости включить гипнотизатор... - Мне показалось, что на меня прыгнул какой-то зверь, - проговорил Мальгин. - Потом вспоминаются всякие кошмары, но это, видимо, уже последствия. - Нам удалось вытащить вас в последний момент. Едва десант пошел вверх, ландшафт ущелья полностью изменился: на его месте выросло нечто вроде чаши, заполненной кипящей лавой. Подобные трансформации ландшафта вообще характерны для Орилоуха, так что вы чудом остались в живых. Помолчали. Мальгин никогда не предполагал, что ему на роду написано испытать так много необычных приключений в космосе, далеко от Земли, но он был рад, что выдержал эти незапланированные им самим испытания. - Что с Шаламовым? Вы его... задержали? - Нет, ушел, к сожалению. Вместе с "черным человеком". И где они находятся в данный момент, никто не знает. Во всяком случае, ни на Орилоухе, ни на Маате, ни в Горловине они не появлялись. Кстати, почему вы не воспользовались "василиском"? - Ромашин покосился на Джуму Хана, который ответил ему таким же косым взглядом. Мальгин задумался, потом тихо сказал: - Мне почему-то казалось, что это... вроде удара в спину. Он не знал, что у меня есть гипнотизатор... а я хотел предупредить, но так и не смог. - Ты молодец, - заявил Джума убежденно. - Это тебя спасло. Излучение гипнотизатора "переключило" бы личность Шаламова на его альтер эго - второе "я", на личность "черного человека", а тот мог отреагировать гораздо агрессивнее. - Я в это не верю, - вежливо возразил Ромашин, - но объективности ради приходится признать, что Даниил, видимо, обладает особыми психофизическими способностями. По вашей записи мы расшифровали разговор Даниила с маатанином и выяснили многое из того, что было непонятным до сих пор. У "черного человека" наступил какой-то жизненный кризис, так сказать, "соблазн небытия", он ищет то ли смерти, то ли забвения, а Шаламов жаждет разобраться в запасах маатанских знаний, "записанных" у него в мозгу. Судя по всему, он очень изменился. Если раньше он был просто увлекающейся натурой, бескорыстной и прямой, хотя и не без проявлений беспечности, то после бегства его уверенность гипертрофировалась в самоуверенность, воля - в своеволие, независимость - в авторитарность, решительность и жесткость, и базируется все это на прогрессирующем равнодушии. Мальгин с недоверием посмотрел на гостя. - И все эти выводы вы сделали на анализе одного разговора? - К сожалению, не только. Расщепление личности Шаламова - факт, подтвержденный множеством косвенных улик, и никуда от него не деться. Да, конечно, биологическая основа человека требует физически и психологически напряженной жизни, такими нас вырастила природа, запрограммировала эволюция, но если нормальный человек успешно подавляет агрессивность и хищнические инстинкты, доставшиеся нам в наследство от предков-динозавров, то человек с такими нарушениями мозга, как у Даниила, способен на... в принципе, на все, причем независимо от его желаний, что страшнее всего. Вот почему надо было задержать его. Понимаете? Любой ценой, понял Мальгин невысказанную мысль Ромашина. Задержать надо было любой ценой... Может быть, он прав? - Знаешь, Клим, что такое орилоуны? - после паузы нарочито оживленно спросил Хан. - Не кто, а что, именно так. Оказывается, все "живые" организмы на Орилоухе, которых мы считали таковыми и хозяевами планеты вдобавок, на самом деле являются реализациями математических формул, снабженными способностью к размножению и движению. Квазижизнь! А сами орилоуны канули в неизвестность, понастроив в Галактике тысячи станций метро типа тех, что ты видел в Горловине и на Маате. Только на Маате машина метро - тот самый Хранитель Пути - еще жива, а в Горловине остались лишь скелеты, хотя и сохранившие способность к "струнной" связи. Мальгин кивнул, не особенно удивившись. - Знаешь, с кем ты столкнулся на Орилоухе? - продолжал Хан. - "Призрак" с глазами - это воплощенное материально множество Мандельброта... - Джума посмотрел на Ромашина и замолчал. - А Страж Горловины? - против воли поддержал врача Мальгин. - Известно, для чего и кем он создан? - Со Стражем еще не все ясно. С одной стороны - это искусственный объект, не позволяющий "серой дыре" закрыться, превратиться в частицу микромира, с другой - это узел пересечения древних трас обмена информацией с другими вселенными, - сказал Ромашин, понимающе глядя на больного. - А с третьей - это самоподдерживающая система с полной утилизацией отходов и признаками живого организма. Кем она построена или выращена, не знает не только Шаламов, но, видимо, и сами "черные люди". Клим, у вас свой взгляд на вещи, и ответ ваш может дать разгадку... Меня взволновала одна фраза "черного человека" в разговоре с Даниилом. Маатанин сказал, что его смерть опасна для окружающих. Что он хотел этим выразить? - Не знаю, - подумав, произнес озадаченный Мальгин. - Темный лес. Извините. - И я не знаю, - вздохнул Ромашин. - И не узнаю, наверное, хотя чувствую, как это важно. - Еще узнаете. - Вряд ли. - Ромашин едва заметно улыбнулся, совсем не так, как улыбался раньше. - Нет возможностей. Я уже не начальник отдела безопасности. - Что?! - Мальгин не поверил своим ушам. - Не начальник отдела? - Посмотрел на Джуму. Тот отвел глаза. - Три дня назад решением Совета безопасности отстранен от должности. Такие вот дела. Клим растерянно перевел взгляд с одного гостя на другого. Джума Хан слегка пожал плечами и кивнул. Мальгин снова посмотрел на Ромашина. Тот сидел спокойно и невозмутимо, будто ничего существенного не произошло. Он был очень сильным человеком, жестким, заряженным на результат, всегда добивающимся поставленной цели, и Мальгин вдруг подумал, что по контрасту с ним самим этого человека можно назвать "человеком-нет", потому что сам Клим, сказав "нет", мог сделать наоборот, а ромашинское "нет" было незыблемым, как монолит. - Минутку, я оденусь, - пробормотал Мальгин, доставая из ниши кровати мохнатый халат. - Послушай, Клим, - начал Джума и не договорил, потому что в палату без предупреждения вошла Купава. У Мальгина внезапно заложило уши и остановилось сердце, поэтому он пропустил момент, когда Ромашин оглянулся, встал, пожелал ему скорейшего выздоровления и вышел, подталкивая Хана в спину. Очнулся хирург, когда в палате, кроме Купавы, никого уже не было. Купава, тонкая, стройная, как и прежде, в летнем сарафане, стояла рядом и смотрела на него вопрошающе, строго и в то же время робко, как никогда прежде, и было видно, что держится она спокойно из последних сил, потому что глаза ее в любое мгновение могли пролиться дождем слез. Мальгин запахнул халат, рука его дрожала. Купава заметила эту дрожь и вдруг подалась вперед - прижалась к нему, спрятав лицо на груди. - Я дура, да? - послышался ее изменившийся голос. - Не знаю, - сказал Мальгин, усмехнувшись, обнял ее за плечи, и так они стояли некоторое время, словно пытаясь соединить несоединимое, каждый со своей надеждой, верой и отчаянием. Потом Купава отстранилась. Вопреки ожиданию Мальгина она не заплакала, глаза женщины сухо блестели, брови, придававшие лицу неповторимый колорит и красоту, были сдвинуты и, казалось, взлетят сейчас птицей со лба, унося ее тоску и муку... непонятную, в общем-то, муку, так как Мальгин впервые в жизни не смог определить ее причины; во всяком случае, он был твердо уверен, что причина не только в исчезновении Шаламова. - Мне никто не хочет говорить, где Дан, - сказала женщина непривычно низким от сдерживаемого волнения голосом. - Ты видел его последним. Что с ним? Мальгин неожиданно успокоился, стремясь зажать сердце в холодных тисках рассудка. Подумал: не прав был древний философ, утверждавший, что разум - это возбужденное сердце. В жизни все наоборот: возбужденное сердце - это полное отсутствие разума. Держи себя в руках, мастер, не поддавайся очарованию несбыточных надежд и эмоций. - Садись, успокойся, - сказал он, придвигая ей кресло; сам сел напротив на кровать. - Дан... ушел вместе с "черным человеком". Куда - неизвестно. Но я уверен, он жив. - А мне сказали, что ты его... Мальгин потемнел от гнева. Купава испугалась. - Я не верю, конечно, все это чепуха, но... ты вернулся, а он... прости, Клим. Хирург подождал, пока кровь отхлынет от щек и перестанут дрожать пальцы на руках, сцепил руки на колене. - Снова Гзаронваль, узнаю почерк. Можешь не отвечать, я и так знаю. Не думал, что ты можешь быть такой неразборчивой в выборе друзей. Это же... низкий и подлый человек! - Не смей о нем так... - Купава заговорила с вызовом, но тут же сникла, в голосе прозвучали нотки горечи. - Мои друзья - это друзья Дана, а врагов у него не было... если только... А Марсель... он хороший парень, только самолюбив немного... ты его плохо знаешь. - Достаточно, чтобы понять его. Он ведь по сути натравливает нас друг на друга. Подумай об этом на досуге. Мальгин вдруг с пронзительной остротой понял ее состояние: Купава была непередаваемо, чудовищно одинока, если искала утешения даже у такого человека, как Марсель Гзаронваль! Всю свою жизнь привыкшая к лидерству, созданному и культивируемому ее красотой и умом, привыкшая ко всеобщему поклонению, она пыталась доказать, что не зависит ни от кого и ни от чего и всегда способна принять самостоятельное решение, сделать так, как хочет сама. И уход-то ее к Шаламову был, вероятно, попыткой доказательства полной независимости и самостоятельности, хотя жизнь всегда с успехом доказывала обратное. А теперь, неожиданно оказавшись в ситуации, когда потребовались истинное мужество и решительность, умение переносить удары судьбы, Купава растерялась, и не оказалось рядом никого, кто помог бы ей обрести уверенность. А к одиночеству она готова не была... - Я не враг даже врагам своим, - улыбнулся Мальгин. - Не помню, чей это девиз, но могу под ним подписаться. - А Дан - мой злейший друг. - Он снова улыбнулся. - Друг, а не враг, как, вероятно, хочет доказать тебе твой Марсель. Ну да Бог с ним. Дай мне только чуть-чуть прийти в себя, и я доставлю тебе Дана живым и невредимым. - Правда? - Взгляд Купавы был так откровенно и красноречиво недоверчив, что Мальгин опять пережил приступ острой головной боли. - Правда. В палату вошел врач, знакомый Климу по первому посещению клиники СПАС-центра: он же лечил и Джуму Хана. - Извините, пациенту необходим покой. Купава встала, несколько мгновений смотрела на Мальгина сияющими глазами и вышла. А потом вдруг вернулась, сказала: "У нас дочь, Клим", - и дверь бесшумно закрылась за ней. Судорога боли снова вонзилась в голову хирурга, лишая воли и спокойствия. Любовь и ненависть, тоска и радость, лед и пламя смешались в его душе в кипящую болезненную лаву, вывели из равновесия, заставили смеяться, и плакать, и шептать странные слова, непонятные никому, кроме него самого. - Ну-ну, сейчас все будет в норме, - бормотал врач, укладывая Мальгина на кровать и задвигая над ним невесть откуда взявшийся прозрачный колпак процедурной камеры. - Я, кажется, поспешил с разрешением посещений, не все они несут положительные эмоции... Последним видением Клима была абстрактная фигурка ребенка с громадными черными - в пол-лица - глазами, в которых застыли непонятная угроза и вопрос... Солнце уже встало, пронзив сосновый бор на противоположном берегу копьями оранжевого света, но до речного плеса, над которым стлался туман, его лучи пока не доставали. Вода в заводи была тиха и прозрачна, она еще спала и едва заметно вздыхала, шевеля листья кувшинок. Мальгин поправил удилище и снова уставился на поплавок, грезя с открытыми глазами. Перед мысленным взором проплывали вереницы призрачных лиц, каких-то бесформенных фигур, картин природы чужих планет, но ни одно видение не затрагивало душевных центров и не заставляло волноваться и переживать заново приключения вдали от Земли. Природа вокруг была так чиста, идиллически тиха и безмятежна, что тревогам дня не дано было пробиться к человеку сквозь эту хрупкую на первый взгляд броню, защищавшую его душу не хуже любой лечебной психологической блокады. Отец знал, что делал, предлагая сыну отдохнуть в лесной глуши, вдали от цивилизации, суеты и скорости, вечных забот, не оставляющих человеку времени на осмысление собственных желаний и устремлений. Уже два дня Мальгин жил с отцом в заповеднике на берегу Десны, установив палатку в красивейшем сосновом бору, рядом с густым малинником, обещавшим в то лето невиданный урожай малины. Они почти не разговаривали, понимая друг друга без слов, а старик был не только умным собеседником, но и хорошим психологом, зная, что нужно сыну после сильных потрясений, дозу которых никто не регулировал. Он старался не мешать Климу, отвлекая его от созерцания природных красот, только лишь когда приходило время обеда и ужина, и не заговаривая с ним без нужды. Вчера вечером он сказал: - Ты изменился... Мальгин улыбнулся, не отрывая взгляда от пляшущих языков пламени костра. - В какую сторону? Отец закряхтел, устраиваясь на боку, подбросил в костер сухих полешек. - Пока не знаю. Раньше ты, во всяком случае, не колебался, принимая какое-то решение, даже самое пустяковое. Ты знаешь, что у Купавы дочь? - Знаю, Дарья. - Она сказала, что ребенок твой... и, значит, мой внук. Мальгин промолчал, завороженный колдовством пламени. Он мог так просидеть всю ночь. Старик поворочался, бормоча что-то про себя, покрякивая, пошевелил хворост, огонь высветил его лицо с резкими чертами, углубленными резцом теней. - Я предложил ей жить у нас... Молчание. - Она сказала, что подумает. Тебя это не интересует? Клим посмотрел на отца, словно только сейчас расслышав его слова. - Отец, давай о чем-нибудь другом. У нее есть муж... - Какой он ей муж, - буркнул Мальгин-старший. - Ему бы только приключений побольше... да и если бы он был настоящим мужем, то прежде подумал бы о ней, а не о... - Отец! - Что "отец"? Ты тоже хорош! Вы оба с ней - два сапога пара, не ведаете, что творите. Как можно быть такими глупцами? Ведь значит, вы до сих пор не разобрались в себе, если не можете порвать связи. Главное, что вы любите друг друга, но как-то... эгоистично, что ли, самолюбиво, не считаясь с обидами... - Я счета обидам не веду. - Вот-вот, не ведешь, но не ведешь-то своим обидам, а речь об обидах другого. Ты когда наконец поймешь, что нельзя всю жизнь оставаться прямым и твердым, как скала? Когда научишься определять границу компромиссов? Любовь - самый великий и древний из них, неужели еще не понял? Мальгин молчал. Отец еще повздыхал и затих. Костер продолжал потрескивать, играть оранжевыми и фиолетовыми язычками огня, одобряя все, о чем думал созерцатель и что творилось в его душе. Он тоже был хорошим собеседником... С другой стороны лодки плеснула рыба, Мальгин очнулся, машинально потрогал на груди золотистого "паучка" - не потерялся ли? - Вам придется поносить вот такую штучку, - сказал ему врач, вручая нечто вроде небольшого значка в форме десятиногого плоского паучка. - Это "филер" - анализатор состояния, он будет записывать ваши биопараметры в течение дня и в случае накопления отрицательных данных напомнит, что вам необходимо зайти в клинику. Если же все будет нормально, приходите через три-четыре дня, и я сниму прибор. Мальгин снова погладил почти неощутимый значок, приклеившийся к коже над сердцем, и вспомнил еще об одном приборе, который вручил ему Ромашин. Бывший начальник отдела безопасности застал его дома буквально перед отъездом в Придесновье. - Простите, что я незванно, не помешаю? Я всего на одну минуту. Клим сдержанно пожал протянутую руку, познакомил гостя с отцом и пригласил его в свой "грот", как называла гостиную Купава: видеопласт комнаты создавал непередаваемую иллюзию пещеры с "наскальными рисунками" и закопченным потолком, причем иллюзию с эффектом законченности и уюта. Ромашин огляделся без удивления, а может быть, хорошо скрывал его и сел на "лежак" в углу, в меру твердый, но удобный. Хозяин сел напротив на "плоский камень", чуть подрегулировал освещение. Знание того, что Ромашин отстранен от должности за "превышение полномочий и служебного положения" плюс "преувеличение степени опасности одного человека для всего общества", заставляло Мальгина держаться с изрядной долей вины и сочувствия. Операция по задержанию Шаламова в системе Маата свела на нет усилия комиссии коммуникаторов и по сути сорвала контакт с "черными людьми", а также едва не привела к человеческим жертвам. И хотя компетентная подкомиссия СЭКОНа не нашла в действиях Ромашина корыстных побуждений, ему было рекомендовано найти другую работу. Что он выбрал, какую профессию, Клим еще не знал. - Собираетесь на природу? - спросил Ромашин; под глазами у него собрались иронические морщинки, словно он догадывался, о чем думает собеседник. - Да вот, еду порыбачить на Деснянские плесы с отцом, он старожил тех мест и знает заповедник как егерь и лесник. - Завидую, право слово. С удовольствием отдохнул бы денек-другой на лоне природы, вдали от суеты... хотя от дома до поймы Днепра - пять минут лета на любом транспорте. - Поедемте с нами, - великодушно предложил Мальгин, учинив над собой насилие, но готовность его не могла обмануть такого опытного психолога, как Игнат Ромашин. - Спасибо, и рад бы, но не могу, нет времени. Замаливаю грехи в экспертном секторе отдела безопасности. Работы много, и она неожиданно интересна, хотя и весьма специфична... Да вы не переживайте за меня, Клим, ей-Богу, вы в этом не виноваты. - Если бы я догадался поработать на эм-синхро, Даниил не ушел бы из института, и ничего не случилось бы... - Нет, все правильно, бегство Даниила послужило только катализатором остальных действий, спусковым механизмом... да что вы все об этом да об этом. - А кто теперь во главе отдела? Шевчук? Гость покачал головой. - Нет, новый человек, вы его не знаете. Помолчали, присматриваясь друг к другу. Потом Ромашин покопался в кармане рубашки и протянул Климу, как показалось на первый взгляд, ажурную золотистую змейку. - Вам придется некоторое время поносить на голове эту машинку, она легкая. "Машинка" оказалась почти невесомой: тоненькая дуга с двумя сеточками и блестящими иголочками. - Что это? - "Защитник", персонком со спецпрограммой. Другими словами - контур защиты от пси-излучения в широком диапазоне волновых ритмов. Настроен на ваши ритмы. - Зачем? - Клим тяжело посмотрел на гостя и встретил его прямой, без тени смущения или колебания взгляд. - Чтобы отразить пси-выпад наподобие того, которым вас наградил Шаламов. Мальгин некоторое время перебирал в пальцах красивую вещицу. - Почему вы уверены, что мне это пригодится? - Я не уверен, но береженого Бог бережет. Мне кажется, Шаламов вернется, а вам... надо беречь Купаву. - Вы считаете, что он?.. - Не знаю, просто хочу исключить неожиданные повороты ситуации, может быть, если угодно, перестраховаться. Обычный-то человек, как правило, и тот непредсказуем, так что говорить о Данииле? Мальгин вдруг вспомнил разговор с Ханом, вскинул голову: - А орилоунское метро на Земле еще не нашли? Если верить "черному человеку", орилоуны строили... или выращивали свои трансгрессы на всех планетах, перспективных для появления разума. - "Черному человеку" верить можно, он не способен лгать биологически, вернее, генетически. Выявлены уже десятки звездных систем, где были установлены станции метро, и все они стоят на планетах, где или была когда-то жизнь, или есть в настоящее время, но без носителей разума. На Земле орилоунский вариант трансгресс-метро пока не найден, хотя поиски велись не слишком тщательно, да и то лишь в Антарктиде. Решено проверить и Северный Ледовитый океан. - Ромашин легко встал. - Извините, Клим, мне пора идти. Вы наденете "защитника"? Мальгин тоже встал, все еще поглаживая ободок прибора, наконец проговорил: - Надену. - Спасибо. Если неожиданно появится Даниил, дайте мне знать. Хочу поговорить с ним, и вовсе не из-за нехватки острых ощущений, просто он мне симпатичен, хочу предостеречь его от необдуманных