привыкать, начал осваиваться. Оттолкнулся ногами от проплывавшей мимо каменюги, похожей на надгробную плиту. Плита полетела в одну сторону, Сварог -- в другую. Камень столкнулся со вторым камнем, размером с доброго коника, сбил его с траектории, направил новой дорогой, на новые столкновения. А Сварог, получив начальное ускорение, схватил случившийся по пути булыжник, бросил его от себя и, тем самым, еще добавил скорости. Что ж, неплохо придумано, так можно разогнаться и до свиста в ушах -- если это зачем-то понадобится... Невдалеке он заметил монолит величиной с пьедестал Медного всадника и скорректировал свой полет в его сторону. Добравшись до намеченного камня, вцепился пальцами в выступ на его поверхности и остановил себя. Потом перебрался на спину валуна и попробовал встать на ноги. Получилось. Кроме того выяснилось, что он, стоя на камне, словно удерживаемый силой его притяжения, плывет вниз вместе с ним. Итак, вырисовывались две стратегии предстоящей дуэли: во-первых, сойтись в ближнем бою и биться на руках, во-вторых, пользоваться камнями на расстоянии и вблизи. Сварог не в первый раз огляделся и -- на этот раз среди камней блеснул металл. Сварог направился в ту сторону. Вало был в таких же, как Сварог, доспехах. И он тоже заметил противника. Они начали сближаться. Судя по тому с какой решительностью главный дамург сокращал дистанцию, ему не терпелось добраться до вражьего горла и устранить последнее препятствие к Ключу. Прямо-таки торпедой летел навстречу мастер Вало. Вдруг, словно испугавшись собственной решимости, он свернул в сторону, с силой толкнул средних размеров валун и вновь вышел на прямую, ведущую к Сварогу. Камень, направленный его рукой, ударился о другой камень, тот тоже врезался в какой-то булыжник. Дальше Сварог не смотрел. И зря. Мощный удар в спину швырнул графа Гэйра вперед, и на мгновение в глазах помутилось. Этому сукину сыну на бильярде бы играть, королем кия стал бы. Как, собака, сумел просчитать, что куда полетит и обо что ударится?.. Сварог кувырком в воздухе вернул себя в исходное положение и... И только и сумел что еще чуть отклониться. Маневр был задуман мастером Вало великолепный. Сбить с позиции, вывести на мгновение-другое из ситуации, самому набрать скорость и, налетев, решить исход боя одним-двумя ударами. Вот такая вот простенькая комбинация "двоечка" -- и она ему удалась... Ну, почти удалась. Выдрессированная десантной службой реакция спасла Сварогу жизнь. Он все-таки чуть уклонился, и удар шипастым локтем, нацеленный в незащищенную доспехами шею, пришелся по прикрытой пластиной ключице. Поэтому Сварога всего лишь откинуло в сторону, но -- он остался и в живых, и в сознании. Хитроумный мастер Вало не бросился добивать Сварога. Он опасался ближнего боя с физически более развитым соперником. Вало, толкаясь о встречные камни, стремительно разрывал дистанцию. Где-то очень, очень далеко клавесин продолжал вести мелодию легкой осенней тоски. И под звуки прощания и неизъяснимой грусти Сварог кинулся в погоню за Вало. Странная это была погоня. Два человека придавали ускорение своим закованным в сверкающую броню телам, отталкиваясь от бесконечных камней, и скользили меж ними под звуки старинного инструмента. Оба легко приняли правила чьей-то игры, так же легко приняли реальность этого фантастического места. Но сейчас каждого из них интересовало лишь одно -- победа над соперником. Вало, наверное, смог бы оторваться от Сварога на достаточную дистанцию и смог бы возобновить свои бильярдные комбинации, но он допускал ошибку -- слишком часто оглядывался и отвлекался на выталкивание камней навстречу Сварогу. И вот их разделяют считанные каймы. Сварог уже не сомневался, что через вздох-другой он настигнет Вало, когда дамург, развернувшись, двумя ногами запустил разделявший их камень в грудь графу Гэйру. Валун с овчарку величиной прервал разбег Сварога, оставив в нагруднике вмятину. Видимо, мастеру Вало показалось, что противник ошеломлен таким поворотом их дуэли. И он решил развить успех. Схватил булыжник и ринулся в атаку. Сварог подставил под размашистый удар локоть, булыжник выпал из разжавшихся пальцев и поплыл своим путем. А граф, Гэйр ухватил мастера дамурга за плечи и вбил лобовую броню шлема в сетчатое забрало противника. Сверху наплывало темное тело -- каменище размером с космическую станцию. От удара сцепившихся тел эта плывущая скала стала медленно, словно с неохотой поворачиваться вдоль своей оси. Противники, скребя доспехами по неровностям монолита, душили друг друга. Сквозь сетчатое забрало сверкали два горящих угля -- раскаленные ненавистью глаза Вало. Пальцы у дамурга оказались на удивление сильными. Или это злоба и отчаяние умножали его силы? Противники, поворачивающиеся вместе со скалой, поочередно вбивали друг друга в ее каменное тело. И продолжали сдавливать незащищенные доспехами шеи. У Сварога уже помутнело в глазах. Он костил себя последними словами, что ввязался в это состязание по удушению, как думалось, с более слабым противником. Ни хрена себе -- слабый! Но переиграть невозможно. Придется побеждать по этим правилам... Лар, защищенный магией, твою мать. Советский десант, блин, майор фигов. И даст себя придушить хрен знает где, в каком-то безвременье, украшенном дождем из булыжников, под занудное треньканье клавесинаХерня какая-то, как говаривал Пэвер... Ярость не могла не вызвать впрыск адреналина в кровь. В пальцы, как резервные полки из засады, хлынули добавочные силы, последний натиск, яростный штурм, навал и... И -- Сварог почувствовал, что пальцы Вало отпустили его шею. Тело в блестящих доспехах поплыло вниз со скоростью безжизненных камней. Фу... Кретинская дуэль, подумал Сварог. Самый идиотский поединок в его жизни. И мастер Вало... Вряд ли он ждал от жизни такого дурацкого финала... -- ... Ваш спор разрешен, -- прозвучал над графом Гэйром граммофонный голос. Сварог нашел себя сидящим на уже знакомом мозаичном полу. Бравый экипаж -- Рошаль, Чуба, Олес -- стоял чуть поодаль, напряженный и внимательный. Он разминал шею и попытался отдышаться. Первое, что он увидел, подняв голову, -- это была пасть дракона и скачущий между треугольных зубов красный раздвоенный язык. -- Ясный хрен, разрешен! Я знал, что маскап победит! -- раздался громкий возглас Олеса. -- Не могло быть иначе! Сварог поднялся, обнаружив, что пропали доспехи, зато вернулись шаур и катрал. Над безжизненно распростертым телом мастера Вало склонились слуги в лиловых одеждах. Потом слуги посовещались, подхватили хозяина и, то и дело испуганно оглядываясь, понесли к лестнице. -- Теперь это твое, -- сказала Клади, подходя и протягивая Сварогу Ключ. -- Ты живая? Ты... Клади? Сейчас Сварог безо всякого удивления принял бы и положительный, и отрицательные ответы. -- Я Клади, и я живая, -- улыбаясь, ответила она голосом той Клади. -- А остальные? Кто утонул с тобой на броненосце, они тоже спаслись?.. -- Они утонули, -- помрачнела баронетта. -- Признаться, я мало что понимаю... Вообще ни хрена не понимаю, признаться, -- резко сказал Сварог. -- Тут курят, в этом Бездонном Доме? -- Можешь курить. Это не бездонный дом и не зиккурат, как ты его называл. И не Храм, как мы когда-то полагали. Мы называем это Зеркальной Осью Времени. Здесь, в мире Димереи, она отражается в виде здания, которое ты называешь зиккуратом... Ладно, будем называть это место так, как ты привык. -- Мы?.. Да, голосом и лицом эта Клади ничем не отличалась от той. Но сейчас говорила не та Клади, не ее слова, не ее интонации... Не ее глаза, в конце концов. Глаза у той были... живые. У нынешней же... Вот точно с таким сочувствием, под которым сами от себя маскируют презрением к несмышленышам, иконы смотрят на людей. -- Я понимаю, что тебя должны нервировать любые упоминания о деревьях, но все же не могу избежать подобного сравнения... Представь себе некое древо, чей ствол пронизывает мироздание и до каждого из сущих миров дотягиваются его ветви. Оно создано для того, чтобы сохранить каждое мгновение, перестающее быть настоящим и проваливающееся в прошлое, -- сохранить хотя бы в отражениях. Ничто не должно безвозвратно утрачиваться. "Неужели она могла так искусно притворяться? С первого дня знакомства? И она все знала наперед?" -- думал Сварог, подавляя в себе нарастающее раздражение. Он чувствовал себя обманутым. -- Зиккурат, -- говорила Клади, -- состоит из ярусов, или Шагов. Каждый Шаг -- глубиною в век. А мы -- Хранители Храма. -- И сколько здесь этажей? -- Сварог воспользовался разрешением и закурил. Пальцы дрожали. Клади снова улыбнулась. -- А у времени есть начало? -- Понятно. -- Сварога еле сдержался от резкостей, он уже из последних нервов переносил эту ее новую, снисходительную манеру разговора. -- И ты тоже -- Хранитель? -- Теперь я Хранитель. -- С какого же времени? -- спросил он. -- С того времени, как поняла это. -- И когда ты поняла это? -- спросил он. Она не успела ответить -- вмешался дракон: -- Мастер Сварог, позвольте мне кое-что объяснить. Я -- Старший Хранитель. Люди зовут нашу расу рихарами -- волей обстоятельств и нашим собственным выбором когда-то давным-давно мы стали Старшими Хранителями. С некоторых пор в Младшие Хранители мы берем людей... Нет, неверно сказано: "берем". Будущего Хранителя избирает Жребий. Раз в пятьсот лет. Раз в пятьсот лет на смену одному Младшему Хранителю должен прийти другой. -- Раз в пятьсот лет? -- вырвался у Рошаля вопрос. -- Да, вы правильно установили взаимосвязь, -- дракон чуть наклонил свою огромную голову. -- Раз в полтысячи лет на планету приходит Тьма. И Приход Тьмы вынуждает Младшего Хранителя в мире Димерея отойти в иной мир. Тогда Великий Жребий Времени выбирает нового Хранителя. Это должен быть ребенок, родившийся в год первого предзнаменования Прихода Тьмы, в день Закрытой Луны, в час Осы. Хранитель отмечается при рождении Живым Знаком Хранителя. После Прихода Тьмы Знак раскрывается, и человек узнает тайну своего рождения и предназначения. -- Это выглядит как родинка на левой груди, -- не опуская глаз сказала Клади. Да, Сварог помнил эту родинку... -- Родинка исчезла, а вместо нее в меня вошло Знание, -- тихонько продолжала Клади. -- Это было похоже на пробуждение после сна... Знаешь, бывают такие сны, которые принимаешь за явь. Но потом ты просыпаешься, ночные видения отступают все дальше, и ты понимаешь: все что было с тобой до того -- сон, а настоящая жизнь только начинается. -- Когда же именно ты... пробудилась? -- спросил Сварог. -- Это случилось после боя с гидернийскими броненосцами -- когда "Удар" направлялся к зиккурату. -- Ты тогда знала, что случится? Что "Серебряный удар"... утонет? Клади кивнула. -- Я ничего не могла изменить. Я уже стала Хранителем, мне открылось полное Знание. А Хранители не имеют право вмешиваться в жизнь людей. -- Да? -- Сварог отбросил окурок. -- Разлетелись по мозаичному полу алые искры. -- Если мне не изменяет память, вы давеча вмешались в наш с мастером Вало частный спор... -- Здесь управляем мы. Мы вправе вмешаться, если сочтем вмешательство необходимым, -- опять взял слово дракон (он же рихар). -- Мы никого не приглашаем к нам, но если к нам приходят, то оказываются на территории наших законов. В этот раз мы вмешались, чтобы спасти жизни людей, которым еще не время умирать. Посмотрите, что было бы, не вмешайся мы... Между драконом и Сварогом возникло что-то вроде прозрачной пленки, и на ней появилось изображение. Сварог узнал себя и своих спутников, перед которыми стоял Вало, сжимая живую плеть. -- Если поединщиками будем я и вы. Решим наш спор между собой, -- говорил Сварог на экране. -- Послушайте, -- почти взмолился Вало, -- ведь вы же разумный человек... Далее должен был из Двери показаться дракон. Но -- нет. Вместо этого опять зазвучал голос главного дамурга: -- Вы должны понимать, что такое взаимовыгода и вынужденный компромисс. Я вынужден признать, что без вас мне не открыть Дверь. Но и вы признайте, что без моей помощи вы не сумеете остаться живым в неприспособленном для жизни месте. -- Вы плохо знаете людей, потому что никогда не интересовались никем кроме себя. Люди руководствуются в своих поступках не только соображениями голой выгоды, мастер Вало. Есть еще некая материя, именуемая чувствами. Чувство ненависти, чувство... Но Вало не дал Сварогу договорить. Его плеть вылетела вперед, распрямляясь и вытягиваясь копьем. Плеть нацеливалась тонким и острым, как спица, наконечником пробить графу Гэйру сердце. Однако Сварога и его сердца на месте не оказалось -- Сварог отпрыгнул, упал, в падении нажимая на курок шаура. Серебряная звездочка стукнулась о грудь мастера Вало и отскочила, не принеся вреда. Прочна ткань его одежки, вот почему дамург без боязни выходил под шаур... Сварог, более не тратя бесценных мгновений на стрельбу, рванул к мастеру Вало. Навстречу ему, конечно, бросились слуги в лиловых одеждах. Одновременно ринулись в бой Олес, Чуба, Рошаль. Сварог понимал, что живая плеть должна догонять его. Поэтому, перехватив руку с кинжалом и вывернув ее, граф Гэйр развернул слугу спиной навстречу ветви-копью. И точно -- в спину, прикрытую лиловой тканью, вонзился растительный наконечник. Сварог отбросил от себя труп, в прыжке ногой достал в голову еще одного слугу -- и оказался перед главным дамургом. Сварог, тот, что наблюдал за происходящим на экране, увидел, как выдернулась из спины слуги плеть, как она разворачивается острым жалом на него, экранного. Какой-то миг -- и жало вопьется уже в спину графа Гэйра... Сварог наблюдающий испытывал странное ощущение -- противоположное раздвоению личности. Ощущение слияния с собственным отражением, будто все происходит вновь на самом деле. Сварог экранный успел. У него в распоряжении оставался всего удар. Одним ударом он должен был решить исход схватки, иначе -- хана. И Сварог сделал это. Резким и точным выпадом костяшками кулака он сокрушил кадык главного дамурга. Вало, как-то сразу же обмякнув, завалился на спину, а живая плеть упала на пол простой веревкой. Схватка длилась секунды. Изнутри -- ох как хорошо Сварог это знал -- бой кажется в стократ длиннее... Схватка завершилась. Ее итог Сварог видел на экране. Рошаль сидел на полу, морщась, держался за поврежденное плечо. Слуги Вало были мертвы. Из груди Олеса торчала рукоять кинжала, рядом бился в предсмертной агонии волк Чуба-Ху... Экран погас. Люди молчали. -- Наше вмешательство не повлияло на исход, но сохранило человеческие жизни, -- сказал рихар. -- Правда, для некоторых из вас это кое-что изменило. Двое из вас -- те, чью смерть мы отразили, -- не смогут покинуть этот мир. Если они пройдут сквозь Дверь, то их жизни останутся здесь. -- Ничего себе дела! -- потрясение воскликнул князь. -- А нельзя что-нибудь еще сделать? -- Можно, -- неожиданно сказал дракон. -- В вас, мастер князь, течет кровь древней расы, населявшей Димерею задолго до распада единого материка, задолго до первого Прихода Тьмы. Мы можем отвести вас по ступеням зиккурата в счастливые времена расцвета той древней цивилизации. -- К мертвякам, что ли? -- скривился Олес. Дракон издал странный звук, похожий на отрывистый смешок. -- Представьте себе, что вы смотритесь в зеркало, князь, и вдруг вы и ваше отражение неожиданно меняетесь местами. Уверяю вас, вы не почувствуете перемены. Вы понимаете, о чем я? -- Не очень-то, -- признался Олес. -- Мы не знаем, куда отправляется человек после смерти, в какой мир переселяется его душа, а в какой -- его телесная оболочка. Мы сберегаем отражения прожитого в этом мире. Идя к Двери, вы проходили сквозь них, для вас они представали всего лишь картинками. Но мы можем впустить вас в отражения, и вы не почувствуете, что пребываете в мире отраженном, потому что, в сущности, разницы нет никакой. Разве, -- опять драконий смешок, -- левая рука станет правой, а правая -- левой. -- Вроде что-то понимаю... -- Олес запустил пятерню в волосы. -- То есть у меня имеется маленький, но выбор. Или вернуться на поверхность, или отправиться к предкам в отражения ушедших веков. Эхе-хе... -- Князь повернулся к женщине, что стояла рядом с ним. -- Что скажешь, Чуба? -- Решай, -- просто сказала Чуба-Ху. -- Я с тобой. -- А что будет с капитаном? -- То, что предопределено, -- сказал дракон. -- Исчерпывающе. А... а она может отправиться со мной к моим предкам? -- Олес взял женщину-оборотня за руку. -- Если она выкажет такое желание, -- дракон, словно от усталости, прикрыл глаза. -- И желательно вам поторопиться с раздумьями. -- Ладно, -- решительно сказал Олес. -- У меня здесь не осталось ни родных, ни княжества, ни даже родного материка -- к тому же охота взглянуть, как жили люди до Тьмы... Тем более, вы говорите, расцвет там, процветание... Еще и предков своих отыщу... Мигом повзрослевший князь решительно шагнул к Сварогу. Протянул руку. -- Прощайте, мастер граф. Я многим вам обязан. Если бы не вы... Я не знаю, что еще сказать, как выразить... -- Счастья, князь. -- Сварог пожал ему руку. -- В конце концов, не в том дело, когда жить, а в том, что... Да ладно. Прощай, гуап Чуба-Ху. Я знаю: все у вас будет хорошо. -- Не забывайте меня, мастер Рошаль. Нет, все-таки правильный выбор я делаю, хотя бы от вас, охранитель, отдохну в иных веках, -- с этими словами Олес пожал руку Рошалю. -- Удачи, -- сухо попрощался Гор Рошаль. Олес поклонился Клади. -- Мы готовы, -- Олес посмотрел на дракона. -- В путь, -- произнес рихар. И тот же миг Олес и Чуба-Ху словно бы растаяли. И снова между драконом и Сварогом появился экран. На нем высветилась широкая мощенная белыми плитами дорога, по которой шли, держась за руки, мужчина и женщина в просторных белых одеждах. Олес и Чуба. Они двигались в направлении города, очень похожего на атарский Старый Город, но только во много раз больше. Мужчину и женщину обгоняли напоминающие раковины повозки, запряженные изящными лошадьми вороной масти. Отчего-то Сварогу стало грустно. -- Вам тоже пора, -- сказал дракон, убрав экран. -- Ты, разумеется, не можешь сказать, что меня ждет там, за Дверью? -- Сварог смотрел на Клади. -- Я этого не знаю. И Старший Хранитель этого не знает... Но ты можешь остаться здесь. Сварог помолчал, а потом сказал: -- Нет. Пожалуй, пойду. Пожалуй, уже и в самом деле пора, не стоит затягивать прощание. Вы не передумали, Рошаль? -- Сварог повернулся к охранителю. -- Там, за Дверью, может быть чертовски опасно... -- Если б это было так, я бы вас тотчас уведомил, мастер граф, -- с легким поклоном сказал Гор Рошаль. -- Я готов выйти с вами в эту Дверь. Здесь мне делать нечего. Уже нечего... -- Тогда, -- Сварог поднял руку и разжал ладонь, сжимавшую Ключ, -- давайте выйдем. -- Счастливого пути, -- сказал дракон. -- Я уже больше вам не нужен. Может быть, когда-нибудь мы снова с вами встретимся, мастер Сварог. Время покажет. И рихар отступил в Дверь. В коридоре третьего яруса зиккурата осталось трое, трое людей. Сварог уже видел, как нужно пользоваться Ключом. Внизу, у самого пола, в шлифованной лицевой грани Двери имелась черная щербина. Конфигурация выбоины точно воспроизводила контур Ключа. Конечно, надо вставить на место утраченную часть большого камня под названием Ключ -- ларчик и откроется. Что ж, спрашивать больше не о чем, осталось лишь попрощаться. Той Клади он бы знал, что сказать. Но перед ним сейчас стояла другая женщина. На ум ничего подходящего не приходило. Или напыщенная пафосная глупость, или общие слова. Он выдавил: -- Прощай, Клади. Может быть, когда-нибудь я вернусь. Ты же узнаешь об этом? -- Я узнаю об этом, -- сказала женщина, что некогда была Клади, сделала шаг навстречу, приподнялалсь на цыпочки и легонько коснулась его щеки губами. -- Прощай, и... Я буду думать о тебе. Я все время думала и думаю о тебе... Последние слова несомненно произнесла та Клади, его Клади. Что-то встрепенулось в Свароге, он понял, что должен и хочет ей сказать... Но Клади рядом уже не было. Она пропала, словно растворившись, как минутами раньше Олес и Чуба. Неизвестно сколько бы простоял Сварог в растерянности и задумчивости перед Дверью, но его вернул в деятельное состояние голос Рошаля: -- Пойдемте, маскап. Даже если суждено погибнуть, то давайте покончим с этим делом побыстрей. -- Да, масграм, -- судорожно вздохнул Сварог, как перед прыжком в ледяную воду. -- Вы как всегда убедительны... Он наклонился, сунул Ключ в предназначенную для него щель. Дверь пошла зыбью, и там, в глубине, в бездне заворочались какие-то тени, тяжело заклубились бесплотные облака, началось кружение, течение -- завораживающее, манящее, гипнотизирующее... Что там? Поток? Древние Дороги? Еще что-нибудь? Сварог прекрасно понимал, что за Дверью его может ждать и костлявая с косой -- и ничего другого кроме нее. Шаг вперед -- и смерть... Но другого пути у него не было. Что бы там ни произошло, подумал Сварог, дракон и женщина сохранят хотя бы мое отражение. И они сделали шаг сквозь зеркало. Конец третьей книги ГЛОССАРИЙ Фрагмент из учебника истории Атара для обучающихся второй ступени, том шестой: "О примечательных людях, кланах, орденах и прочих сообществах, населявших Атар в период последнего Цикла, известий собранных и сортированных по заказу Фагорского Университета ученым сего заведения Красам Тахо, 68 год Нового Цикла, г. Домгаар, Фагор, Граматар". Часть 16 О Блуждающих Островах Когда-то люди, ныне называющие себя дамургами (см.), спасая себя от необходимости раз в пятьсот лет перебираться с гибнущего континента на всплывающий, пошли по пути генной инженерии... Примерно три тысячи лет назад, как и полагается по димерейским физическим законам или, если угодно, по проклятию Димереи, материк Граматар в сопровождении извержений, землетрясений и прочих катаклизмов погрузился в океан. Однако на этот (единственный) раз не целиком: над поверхностью воды осталась макушка континента -- пик самой высокой горной системы затонувшего Граматара. Из материка получился остров. Остров не то чтобы слишком большой и не то чтобы слишком пригодный для обитания, зато он находился рядом. Не надо перебираться через океан в поисках материка Атар, который, быть может, и не всплыл вовсе, который, быть может, всего лишь есть красивая легенда. А если даже не легенда, то поди доплыви до него целым и невредимым, поди довези жен, детей, скот, зерно и продукты. Океан, он ведь тоже готовится: готовит штили, мели, шторма, глубоководных чудовищ... да мало ли чем может океан встретить человеческую песчинку, осмеливающуюся бросить вызов его просторамЛучше пусть будет плохая земля, но та земля, что ближе. Уж как-нибудь обиходим ее, засеем, засадим садами. Опять же рядом... да что там рядом! Под ногами, хоть и под водой, лежат бывшие наши, соседские, ну а теперь ничейные дома, замки, оружие, инструменты, драгоценности и вообще все то, что невозможно или что не успели погрузить на корабли. Лежат еще не тронутые ни временем, ни соленой водой. Можно просто нырять, закидывать неводы и шустрить баграми, можно придумать что-нибудь, как-нибудь исхитриться достать, добраться до них. И еще одно соображение двигало людьми, соображение для кого-то наиважнейшее, для кого-то пустячное: тот чудом оставленный над водой остров -- клочок родной, своей земли. Вот за эту самую родную землю разразилось морское сражение. Сражение, доселе невиданное по числу сошедшихся флотов, по пролитой крови, по ожесточению, с которым топили, брали на абордаж, резали и добивали друг друга недавние соседи по материку и даже недавние союзники в политике и торговле. Думается, флота не сумели отплыть достаточно далеко, чтобы с марсов в подзорные трубы уже было бы не разглядеть землю в той стороне, где остался покинутый Граматар. Вид уцелевшей земли подвигнул нескольких правителей (точно неизвестно, но где-то пяти-шести государств) отдать приказ флотилиям разворачиваться и возвращаться. И уж тут никак не могло обойтись без кровопролития. На всех земли не хватит. Корабли дырявили друг другу борта пушечными ядрами, забрасывали зажигательными бомбами и обстреливали стрелами, обмотанными горящей паклей. Корабли сходились в абордажах, шли на таран. Корабли горели, взрывались, тонули. Грузовые корабли, что сперва держались в отдалении, шли на подмогу своим соотчичам, если те уступали в сражении. Другие транспорты приставали к берегу, люди высаживались на остров, захватывали плацдармы. Сражение, понятное дело, очень скоро перекинулось и на землю. Новые десанты выбивали с позиций тех, кто уже сумел кое-как окопаться. Окопавшиеся не ограничивались обороной, они совершали вылазку за вылазкой, не давая другим закрепиться за камнями, в ложбинах, на уступах и в расщелинах. Ввязавшимся в бой отступать теперь уже было никак невозможно, не на пробитых же, не на покореженных же кораблях отправляться штурмовать океан. Ничего другого не оставалось, как воевать до победного. Лишь несколько кораблей ушли в океан, развернувшись кормой к Граматару. Впрочем, это были те немногие корабли, которые в стороне, в недосягаемости орудий самого дальнего боя дожидались исхода сражения. Не стоит уточнять, кто украшал собою палубы и каюты этих осторожных судов. Монархи, монаршьи семьи до последнего троюродного племянника двоюродной жены, высокородная свита, самые откормленные и самые орденоносные из штабных военачальников и добрая дивизия слуг. В общем, лучшие и нужнейшие люди уплыли прочь из опасных, смерть несущих вод. И это в дальнейшем скажется на раскладе исторического пасьянса. А на клочке Граматара, накрытом плотной дымовой завесой, все смешалось в кровавой мясорубке. Подчас только после гибели человека делалось возможным разглядеть, не своего ли земляка и единоверца ты отправил в мир иной. С другой стороны, если ты не всадишь в наплывающий из дыма темный силуэт пулю, кинжал или стрелу, то, не ровен час, всадят в тебя. Волны вышвыривали на береговые камни обломки мачт, палубные доски, обрывки парусов и трупы. Живые плыли к земле -- куда ж еще? -- выбирались на берег и сразу ввязывались в бойню, потому что от бойни спрятаться было просто негде. С уцелевших и продолжающих бой кораблей торопились высадить десанты -- иначе пригодные к высадке участки могли взять под контроль обороняющиеся и потом просто не дать лодкам подойти к берегу. Короче говоря, на море и на суше бились в тот день долго и кроваво. Может, одним днем не обошлись, даже наверняка не обошлись. Но как силы не беспредельны, так и безумие не бесконечно. Наконец люди вымотались, устали от крови и трупов, которыми остров был завален настолько, что приходилось карабкаться по грудам из тел, чтобы добраться до противника. Постепенно начал брать верх здравый смысл. Люди перестали бренчать сталью, попробовали разговаривать, стали договариваться, начали считать уцелевших, перебирать спасенное имущество. Народам, участвовавшим в сражении, одинаково не повезло. В бойне уцелело если не поровну выходцев из разных государств, то численного преимущества, которое позволяло бы диктовать свои условия, ни один из народов не имел. По всему выходило, что придется жить сообща, что должна складываться новая раса, возникать новые монархические династии, а то и новая форма правления. Выстроилась как раз новая форма правления. В общем-то, понятно почему. Никто не хотел давать полную власть выходцам из других государств, опасаясь (и, наверное, справедливо), что со временем может начаться геноцид одних народов другими. Требовалось правление на паритетных началах. Отсюда и пришли к такому органу управления как Совет, который с некоторой натяжкой можно поименовать парламентом. Проблемы разноплеменности и власти были не единственными трудностями, с которыми столкнулись выжившие на камнях Граматара. Сделалось ясным, что вскоре придется кормиться исключительно одним морем. Запасы еды, перенесенные с кораблей на берег, были не безграничны. А на камнях не растут ни злаки, ни деревья. Также трудно было надеяться на прочность и долговечность домов, построенных из корабельного дерева. Строительный материал для новых домов, для более прочных и удобных домов взять было просто неоткуда. Поэтому не приходится удивляться, что первый Совет попал под сильнейшее влияние некоего ученого, пообещавшего, что найдет выход из всех сложностей, оденет, обустроит, накормит от пуза, что, дескать, он был близок к величайшему открытию, но не сумел завершить работы из-за прихода Тьмы, теперь же, если ему не будут мешать, а наоборот, создадут все условия... Вряд ли он был к чему-то близок накануне прихода Тьмы, наверное, просто лгал, чтобы попасть в Совет и заседать в тепле, а не зябнуть на ветру и не копаться в грязи. Однако слишком много всего наобещал тот ученый и на слишком близком расстоянии оказался от тех, кто ему поверил, чтобы бездействие и отсутствие результата сошли ему с рук. И, вдобавок, некуда ему было сбежать от обманутых толп, а люди действительно отдавали ученому последнее, самое лучшее, доставляли тому все, что только он не пожелает, если это было, разумеется, в их силах. Спасти себя от расправы этот ученый мог лишь единственным способом -- действительно что-то изобретя. Он вынужден был лихорадочно и старательно напрягать разум. Мысль, подстегнутая страхом, подчас способна на чудеса. А если к этому добавляется страстное желание остаться при власти, при почете, удержать синекуру, сохранить влияние на принятие властных решений... В мозгу, разнеженном сладкой жизнью, обычно мысль течет вяло, редко кто может себя заставить поработать в полную силу, когда можно в это же самое время придаваться сибаритству, зато когда над тобой висит угроза... Видимо, божья искра таланта сидела в том ученом муже, он сумел высечь ее об кремень страха, и полыхнуло пламя озарения. От рождения ли того ученого звали Дамургом или позже так прозвали -- не столь уж важно, но новая островная раса обязана своим именем ему. Три тысячи лет назад, когда удался первый опыт по "приручению" растений (теперь неизвестно -- какой именно: то ли удалось приспособить растения к морской воде, то ли невиданно ускорить их рост), никто не мог предугадать, к чему это в конечном итоге приведет, во что это выльется через сотни и тысячи лет. А привело к тому, что дамурги полностью подчинили флору, заставили растительный мир работать на себя. Они стали одними из правителей Океана. С приручения собак и лошадей началась новая эпоха для человека Димереи, с приручения растений тоже не могла не начаться новая эпоха... Фрагменты из "Сказаний о боге Маскапе" (записано Альдо из рода Барро, хронописцем провинции Фагора Клаустон, по указанию дожа Ассада, сына дожа Тольго в пятидесятый год от Прибытия) Песнь вторая Зачин 2, стих 4 И тому знаменье было. В небесах, объятых дымом и поджаренных пожаром всей земли той обреченной, вдруг сверкнул ярчайший луч. Как мечом рассек он небо, прорубая в черных сгустках дверь огромную из света, и серебряные ступени пробежали до земли. И сошел с небес на землю, и сошел в доспехах бога человек такой высокий, что его златые кудри, развеваясь, задевали пики величайших гор. 2.5 И сказал он клаустонцам, что упали на колени и в мольбе простерли руки, он сказал: "Не бойтесь, люди, я принес благую весть". Голос был подобен грому, а глаза его сияли, как алмазы из короны, а когда поднимет руку -- зажигается звезда. 2.6 Он сказал: "Меня послал к вам -- Тарос, бог тепла и света, бог добра и состраданья, и велел мне передать, чтобы шли через пожары, через горы и болота, не боялись ни чудовищ и ни тверди содроганья, ни людей со злобной мыслью, шли на куз прямо к морю, там увидите корабль". 2.7 "Но дойдет туда не каждый, лишь проведший жизнь достойно, тот, кто Тароса заветов никогда не нарушал. Перед ним отступят тучи, перед ним погаснет пламя, и послушны станут звери и утихнет злобный вихорь. Только он прибой услышит, сапоги омоет в море, и узрит он в тихой бухте тот корабль из серебра". 2.8 "Тот серебряный корабль высотой до поднебесья, шириною во всю бухту, со златыми якорями и совсем без парусов. Там вас встретит рыцарь добрый, Таросу слуга он верный, сильный, мудрый и отважный корабельный бог Маскап". 2.9 "И Маскап дорогу знает, по морям дороги знает, в Граматар дорогу знает, проведет он в Граматар. Заклинанием течений, заклинанием удачи, Таросом благословленный поведет корабль Маскап". Песнь четвертая 7.3 Злые силы сбились в тучу, над водою сбились в тучу, под водою закишели, и куда ты ни посмотришь -- все черным-черно от них. Приготовились на битву, набежали отовсюду, налетели и приплыли, и случилось это сразу, как над морем, как над синим рог Ловьяда прозвучал. 7.4 Был там злобный кречет Сиу с головой ни льва, ни тигра, с головою ни собачьей, но с чужою головой. Были люди там -- не люди, что живут, как рыбы в море, что кусают по-акульи и ныряют глубже ската, те, что дышат через жабры, кожа синяя у них. Был там бог морского горя, он же бог морского яда, он же бог трав плотоядных, наводнивших океаны, бог по имени Амург. 7.5 И сказал Маскап с улыбкой, злату бороду огладив, закурив волшебну трубку, посмотревши сверху вниз: "Вы не бойтесь, клаустонцы, не пугайтесь, не дрожите, с нами Тарос, с нами правда, с нами сила и удача, а за них лишь гидернийцы, а за них лишь злость и мрак". 7.6 "Дам я каждому мужчине меч сверкающий, как очи несравненной Кладиады, дочери морского бога, нам помощницы во всем. Дам я женщинам свирели, чтобы в гром могучей битвы их мелодия вонзалась, чтобы в муже или сыне зажигали силы дух". 7.7 И серебряный корабль он повел на черну тучу, он повел с веселой песней и с улыбкой на устах... [1] Согласно легенде, король Лонимургт V во время войны Восьми Княжеств (Атар, 223 г. последнего Цикла), отстав от основных сил, был ранен в плечо и прикладывал к ране платок все время, пока рота охраны вытаскивала его из Карстских болот. Спустя несколько дней на сильно поредевшую роту случайно наткнулся диверсионный отряд Альгамских стрельцов, подданных короля Вилла, союзника Лонимургта. Поскольку алые цвета Лонимургта были неразличимы под слоем грязи, король принялся размахивать красным от крови платком и тем самым дал стрельцам понять, что перед ними свои. С тех пор кусок красной ткани служит на Димерее сигналом к переговорам или перемирию. [2] Баксары -- легендарное племя амазонок, якобы обитавших на Атаре в первой трети последнего Цикла. Несмотря на то, что мифов о них сохранилось превеликое множество, ни одного материального подтверждения их существованию так и не было обнаружено. [3] Круарх-Альбинос -- один из вильнурских князей, легендарный охотник на нечистую силу, на всех картинах изображался в чото (серебряная цепочка, на которую нанизано тридцать три жемчужины и которой опутывали правую руку от запястью до локтя), изготовленным им самолично и имевшим силу оберега. [4] Факт. Совсем как акула. [5] Натечные образования в карстовых пещерах в виде колонн, возникающие при соединении сталактитов и сталагмитов.