Евгений Бенилов. Камень --------------------------------------------------------------- © Copyright Евгений Бенилов Оригинал этого файла расположен на домашней странице автора http://www.maths.ul.ie/benilov/rv3/index.html --------------------------------------------------------------- ...время будто остановилось у нас в городе, время первых автомобилей и последних парусников. О, Зурбаган, каким станешь ты через сто лет?... 1. Несчастный случай Эта история началась в один из теплых, солнечных дней, которые иногда выпадают в октябре. Выпадают нечасто, ибо осень в Зурбагане дождлива и неуютна: низкие серые тучи с самого утра обкладывают небо и неприкаянная, бесконечная морось зависает в воздухе. По вечерам морской бриз нагоняет в Старый Город туманы -- настолько густые, что, согласно муниципальным правилам, водители пневмо-трамваев во время движения звонят в специальные колокольчики. Говорят, что такая погода соответствует характеру жителей Зурбагана, внешне любезных, но сдержанных и даже несколько холодных. В тот день -- из-за болезни няни -- Виктору пришлось забирать Малыша из школы самому. Возвращаться на работу к концу дня смысла не имело, и он решил свозить сына за давно обещанным игрушечным вертолетом. В ближайшем магазине нужных вертолетов не оказалось: им пришлось ехать в Старый Город. Виктор долго кружил по забитым автомобилями улицам в поисках места для парковки и, наконец, остановился в узком переулке, причем на "неправильной" стороне дороги. И тут же засидевшийся Малыш выскочил из машины на проезжую часть -- прямо под колеса ехавшего навстречу "Аргуса". Раздался визг тормозов и, после секунды жуткой, тишины -- истошный женский голос: "Ребенка задавило!..." Виктор бросился к лежавшему на асфальте Малышу: глаза мальчика были полузакрыты, из широкой ссадины на лбу хлестала кровь. "Скорую! -- еще громче закричала женщина. -- Вызовите скорую!" В этот момент Малыш очнулся: "Что случилось?" -- безмятежно осведомился он. Виктор задохнулся... "Как ты себя чувствуешь?" -- попытался выговорить он, но не смог. Следующие несколько минут пронеслись, как в кошмаре. Непрерывно гудевшие машины с трудом протискивались мимо загородившего дорогу "Аргуса", вокруг Малыша собрались незапоминающиеся, с размытыми очертаниями люди. Свой мобильный Виктор забыл дома. "У кого-нибудь есть телефон?" -- спросил он в пространство, но ответа не получил. Почему-то запомнился красно-желтый кленовый лист, на котором покоился затылок мальчика -- подумалось: кровь на осенних листьях почти неразличима... а бумажно-бледный Малыш лежал на асфальте и молча смотрел куда-то вверх. Виктор стоял рядом на коленях, не зная, что делать: то ли искать телефон-автомат, то ли оставаться с ребенком. "Я могу осмотреть вашего сына, -- из множества физиономий на передний план выступило женское лицо с пронзительно-синими, васильковыми глазами. -- Я по образованию врач". Девушка в не по сезону легком платье присела на корточки и невесомыми пальцами стала ощупывать голову Малыша. "Как тебя зовут?" -- "Александр", -- отвечал мальчик блеклым шепотом. "Сколько тебе лет?" -- "Шесть". Девушка повернулась к Виктору: "Череп, похоже, цел... но нужно будет сделать рентген". Она пробежалась по Малышовым рукам и ногам: "Кости, кажется, тоже... Давайте перенесем его ко мне и вызовем скорую". Виктор осторожно поднял Малыша -- внес его, следуя за девушкой, в крошечный магазинчик -- прошел еще в одну дверь -- положил на антикварного вида диван. Девушка похлопотала над Малышом и исчезла в соседней комнате; Виктор услыхал, как она вызывает скорую. Он сел рядом с Малышом: лицо ребенка было чем-то протерто, ссадина на лбу -- покрыта чистым носовым платком, кровь уже не лилась... да и выглядел мальчик теперь намного бодрее. "Мы поедем домой или сначала купим вертолет?" -- спросил он озабоченно. "Мы поедем в больницу". На лице Малыша появилось заинтересованное выражение: "А мне нужно будет писать в банку?..." В комнату вернулась давешняя девушка: "Скорая выехала, -- она присела на край дивана. -- Как себя чувствуешь, Александр?" -- "Хорошо, -- рассеянно отвечал Малыш, разглядывая комнату. -- А что ваш магазин продает?" Кругом стояла старинная мебель, сквозь стеклянные дверцы шкафов виднелись фолианты в кожаных переплетах, статуэтки, тонкая фарфоровая посуда, старинное оружие. Воздух насыщали ароматы экзотических пряностей и шоколада. "Товары для фокусников". -- "Для фокусников?!" В глазах Малыша проскочили искры. Он попытался сесть... но тут раздалось звяканье колокольчика. Сквозь дверной проем, ведущий в магазин, Виктор увидал фигуру в белом халате: приехала скорая. Через пять минут Малыша уже выносили на носилках на улицу. Хлопнули дверцы, и, не включая сирены, скорая тронулась. Виктор последовал за ней в собственной машине. Перед тем, как свернуть за угол, он оглянулся -- стоя в двери, девушка смотрела им вслед. Ему запомнилась вывеска магазина: гном в синем костюмчике, полосатом колпаке и огромных башмаках, сидящий на сундучке. И надпись: "Шкатулка дядюшки Руфуса". 2. Второй визит в "Шкатулку" В тот день они вернулись домой поздно вечером, голодные и измотанные. Малыша осмотрели два разных доктора, ему сделали рентген черепа и просканировали мозг. Ничего серьезного обнаружено не было, и мальчика отпустили, порекомендовав три дня постельного режима -- которые тот с удовольствием провел, читая сказки под надзором выздоровевшей няни. А в субботу Виктор с Малышом опять поехали покупать вертолет. На сей раз они добрались до магазина без приключений и быстро нашли желанную игрушку. Времени до обеда оставалось предостаточно, так что они решили сходить в "Шкатулку дядюшки Руфуса", дабы поблагодарить хозяйку за помощь. Улицы Старого Города были запружены субботней толпой: покупатели роились вокруг магазинов, уличные торговцы продавали всяческую ерунду; музыканты, клоуны и жонглеры развлекали праздношатавшихся. Малыш вертел головой и поминутно просил что-нибудь купить, на что Виктор давал монотонные отказы. Наконец они свернули в переулок, где располагалась "Шкатулка" (там было тихо и пустынно), и вошли в магазин. Звякнул колокольчик; они оказались в маленьком темном помещении, перегороженном прилавком. Людей там не было -- ни покупателей, ни продавца. По стенам до самого потолка шли полки, уставленные стеклянными сферами, разноцветными кристаллами, чучелами экзотических птиц... -- Добрый день. Виктор обернулся и увидал хозяйку "Шкатулки": пока они с Малышом глазели по сторонам, та вышла из внутреннего помещения. Она была смугла, худощава и весьма миловидна; особенно красивы были пышные волосы -- черные, вьющиеся; возраст -- чуть меньше тридцати. Держалась она сдержанно, однако Виктор понял, что она их узнала. -- Здравствуйте. Вот, зашли сказать спасибо... Девушка улыбнулась и перевела взгляд на Малыша. -- Как себя чувствуешь, Александр? -- Хорошо, -- изобразив смущение, мальчик потупился и стал ковырять половицу носком кроссовки. -- Трещин, переломов не было? -- Нет. Как вы и предсказали... -- Виктор замялся, -- ...доктор. -- Я не доктор, -- девушка улыбнулась. -- Я окончила курс медицины, однако ординатуру не проходила и не... -- А это что такое? -- перебил Малыш, указывая на шар из туманного стекла, диаметром в пять-шесть дюймов. Привстав на цыпочки, девушка сняла шар с полки, на мгновение зажала его между ладоней -- будто пытаясь согреть... потом быстрым движением погрузила в стекло указательные пальцы: так, что те образовали подобие оси. Шар вращался вокруг ее пальцев и светился слабым переливающимся светом. Малыш издал восхищенный звук. -- Там, наверное, есть дырки, -- неуверенно предположил Виктор. Девушка вытащила пальцы (Виктору почудился чуть слышный чмокающий звук), потом быстрым движением повернула шар и опять погрузила в него пальцы -- в другом месте. Шар вращался, нисколько не замедляясь. Указательные пальцы девушки просвечивали сквозь туманное стекло. Малыш громко сопел. -- А мне можно? Девушка остановила вращение и передала шар мальчику. Неуклюже придерживая его между ладоней, Малыш ткнул указательные пальцы внутрь. И они вошли! Протянув руку, девушка легонько толкнула шар, тот завертелся... в магазине воцарилась торжественная тишина. Прожилки света переливались в туманном стекле. Наконец девушка сняла шар с пальцев Малыша... мальчик громко перевел дыхание. За окном ожили уличные шумы. -- А как это у вас получается?... Дзин-нь!... Голос Малыша прозвучал одновременно с колокольчиком входной двери: в магазин вошел диковинного вида человек -- дочерна загорелый, с горящими глазами, в чалме, шальварах и туфлях с загнутыми носами. -- Здравствуй, Абдулла! -- как старого знакомого, приветствовала его девушка. Абдулла смерил Виктора неприязненным взглядом и шагнул в сторону. -- Мы, собственно, уже закончили, -- заторопился Виктор. -- Ну... в общем... спасибо вам большое!... Пошли, Алекс! -- он потянул Малыша за руку. Мальчик смотрел на хозяйку "Шкатулки". -- Александр! Малыш повернул голову и бросил в отца просительный взгляд силой в несколько мегатонн. На глаза мальчика навернулись слезы. -- Вы можете привести его завтра, -- сказала девушка. -- По воскресеньям магазин закрыт, нам никто не помешает. Малыш подпрыгнул, выдернув руку из пальцев Виктора. -- И вы научите меня фокусу с шаром? -- И другим фокусам тоже. -- В какое время? -- В полдень. Я смогу заниматься с тобой два часа. -- Это слишком долго, -- не выдержал Виктор. -- Хватит и часа. И еще: сколько мы будем вам должны? -- Нисколько. В воздухе повисла неловкая пауза. -- Тогда мы не сможем воспользоваться вашим любезным предложением, -- сказал Виктор с сожалением. -- Ну, если вам угодно... -- девушка на мгновение задумалась. -- Пусть будет... десять виол. Назначенная сумма являлась чистой воды отговоркой... Виктор неохотно кивнул. Не веря своему счастью, Малыш потащил его из магазина -- от греха подальше, пока папа не передумал. Грозно сверкнув очами, Абдулла отделился от стены. -- Кстати, меня зовут Виктором, -- обернулся Виктор с порога. -- А вас? -- Элеонорой, -- отвечала девушка. -- Друзья называют меня Нора. 3. Урок фокусов и чаепитие после Тридцать лет назад, когда родители Виктора переехали из Лисса в Зурбаган, они поселились в малообжитом районе, по странному капризу топонимики нареченном "Бельгийскими Садами". Решение это оказалось удачным: цены на землю в "Садах" вскоре поползли вверх, и после смерти родителей Виктор стал владельцем дома в одном из самых фешенебельных предместий. Расположено оно на верхушке Абигемской горы, вокруг которой построен Зурбаган; добраться туда можно по узкой дороге, извивающейся среди пальмовых зарослей, или на фуникулере. Местные жители предпочитают второй способ -- оставляя свои машины на стоянке у подножия горы. В то воскресенье, с самого утра Малыш пребывал в состоянии невменяемости: проснулся в шесть, отказался завтракать, капризничал. Да и сам Виктор чувствовал себя не в своей тарелке -- видимо, из-за погоды: было холодно и душно, воздух насыщала морось. Так или иначе, но без пяти двенадцать они уже стучались в дверь "Шкатулки". Последовала пауза, в течение которой Малыш нетерпеливо подпрыгивал, а Виктор массировал виски, пытаясь унять головную боль. Но вот щелкнул замок, и в дверном проеме появилась Нора -- узкий белый свитер и черные обтягивающие брюки подчеркивали ее хрупкое сложение. Прозвучали приветствия. "Когда вы его заберете?" -- поинтересовалась девушка. Виктор почувствовал разочарование: его присутствие на уроке не подразумевалось. Они договорились, что он вернется через час. "Все?" -- нетерпеливо спросил Малыш. Виктор кивнул. Не говоря ни слова, мальчик взял Нору за руку и потащил внутрь магазина. Виктор прикрыл дверь и посмотрел по сторонам: ярдах в ста зеленела какая-то вывеска... интуиция местного уроженца подсказывала ему, что это таверна. Он вообразил живой огонь в камине, у окна -- компанию завсегдатаев, в углу -- включенный без звука телевизор. И в качестве лекарства от головной боли один... нет, два стаканчика "Губернаторского рома", подогретого с корицей и лимоном. Что ж, ему так и так нужно было разменять сотенную бумажку, чтобы заплатить за урок... Когда он вышел из таверны, голова его болела пуще прежнего, на грани приступа мигрени (которыми он время от времени страдал). На улице все еще моросил дождь. Вытирая лицо носовым платком, Виктор взошел на крыльцо "Шкатулки" и постучал. Через несколько секунд дверь распахнулась. "А мы уже пьем чай", -- весело сообщила Нора. Следуя за ней, Виктор прошел в гостиную (ту комнату, куда Малыша принесли после несчастного случая). Под потолком горела вычурная хрустальная люстра, бросая блики на свеженавощенный паркет; на секретере, в большой китайской вазе красовался букет роз. За столом сидел Малыш и уплетал вишневое варенье -- столовой ложкой, прямо из банки. Было видно, что он абсолютно счастлив. -- Чай будете? -- Благодарствую. Виктор опустился на стул. В комнате было тепло, уютно булькал кипяток. Серебряные ложки мелодично звякали о китайский фарфор. Виктор зажмурился и помассировал веки. Нора поставила перед ним чай. -- У вас болит голова? -- Немножко. Девушка обошла Виктора сзади... вдруг ее руки коснулись его висков. -- Закройте веки. Плотно, но без усилия. Он подчинился. Прохладные пальцы пробежались от висков к глазам и обратно, приятно щекоча кожу. Норина грудь касалась затылка Виктора, тот ощущал исходившее от нее тепло. -- Все еще болит? -- Пожалуй, нет... -- он прислушался к себе еще раз. -- Как это у вас получилось? -- Не знаю, -- Нора уселась на свое место. -- Вернее, не могу объяснить. Виктор отпил глоток чая -- горячего, крепкого, с сильным ароматом жасмина. -- Откуда вы научились фокусам? -- От моих родителей... они работали в цирке. -- А как оказались владелицей магазина? -- "Шкатулка" принадлежала моему деду, я с ним жила после того, как мать и отец погибли в автокатастрофе. А сам дед умер три года назад. -- Мне очень жаль... -- Это все дела давно минувших дней, -- Нора улыбнулась. Блуждающий взгляд Малыша проскользил по лицу девушки, и улыбка эхом отразилась на его выпачканной в варенье рожице. -- А откуда у вас медицинское образование? -- спросил Виктор и тут же спохватился. -- Если вы не против, что я задаю все эти вопросы... -- Ради Бога, -- Нора махнула рукой. -- В молодости за моей мамой ухаживал один богатый человек. Но она вышла замуж за моего отца... ну, и дядя Августин остался холостяком. А когда родилась я, он очень привязался ко мне: дарил дорогие игрушки, книжки... Потом он умер, и вдруг выяснилось, что в его завещании мне отписана большая сумма денег -- при условии, что я выучусь на доктора. Вот мне и пришлось... Но врачом я не стала, потому что... в общем, не захотела. А где работаете вы? -- В исследовательском отделе большой химической корпорации. Малыш отодвинул пустую банку, вытер губы тыльной стороной ладони и с блаженным видом откинулся на стуле. -- А что это такое? -- чумазый палец указывал на банку с розовой маслянистой жидкостью, стоявшую на одном из шкафов, под самым потолком. -- Там внутри... -- Нора замялась, -- ...Камень. -- А что он делает?... -- в голосе Малыша появилась хорошо знакомая Виктору следовательская интонация. -- А почему он в банке?... А зачем в масле?... Нора залезла на стул и достала банку: это был цилиндрический сосуд из толстого стекла, закрытый герметической пробкой. На дне лежал средних размеров камень, видимо, вулканического происхождения: темно-серый и пористый, как пемза. Малыш потянул руку, но Нора отвела ее в сторону. -- Обещай, что ты никогда-никогда не будешь трогать эту банку. -- Почему? -- удивился Малыш. -- Потому что Камень -- очень-очень ядовитый. Воцарилась тишина. -- Камни не бывают ядовитыми, -- Малыш неуверенно посмотрел на Виктора. Тот утвердительно кивнул. Несколько секунд Нора молчала, а потом, подавшись вперед, окинула собеседников заговорщическим взглядом. -- Слушайте! -- сказала она. Легенда о Камне Когда-то очень давно, за сто лет до возникновения человека, на тропическом острове посреди океана жила колония колибри. Они были многоцветны и красивы, а самой красивой из них по праву считалась молодая колибри по имени Люцц. В год своего совершеннолетия она выиграла конкурс красоты колибри-дебютанток, получив право выбрать себе мужа (такой был на острове обычай). Ее избранником оказался колибри по имени Ферр -- не только писаный красавец, но и отчаянный храбрец: среди его подвигов числилась победа над Королем Ос. Люцц и Ферр свили гнездо в южной части острова -- там, где теплый океанский ветер впервые касался золотистых пляжей и разлапистых пальм. Длинными тропическими днями супруги собирали цветочный нектар, а после захода солнца возвращались в гнездо и жили духовной жизнью: пели, беседовали о возвышенном или принимали гостей. Два года прожили они в любви и согласии. Люцц по-прежнему считалась красивейшей, а Ферр -- храбрейшим из всех колибри. Однако счастливы они не были, ибо никак не могли завести птенцов. Они перепробовали все лекарства -- безрезультатно, они показались всем врачам, но те даже не смогли определить, кто из супругов бесплоден. Наконец медицинские возможности оказались исчерпаны... внешне Люцц и Ферр смирились со своей судьбой, однако в глубине душ никак не могли понять: почему, за какие прегрешения Бог наказал именно их... Как-то раз, пролетая над одним из дальних пляжей, Люцц заметила на песке блестящий предмет. Она спустилась ниже: предмет оказался небольшим шариком, отсвечивавшим всеми цветами радуги (то была крупная жемчужина, вынесенная на берег морскими волнами). Завороженная красотой шарика, Люцц сплела из травинок кошелку, погрузила туда находку и, отдыхая каждые сто ярдов, перенесла в гнездо. А когда наступили сумерки, и Ферр вернулся домой, Люцц шутливо прощебетала: "Смотри, любимый! Я, наконец, снесла яйцо!" -- "О, как я рад! -- вскричал Ферр. -- Как бесконечно счастлив!..." Он бросился обнимать возлюбленную супругу, а потом спел такую песню, что все живое в радиусе мили замолчало, обратившись в слух. И чем дольше он пел, тем труднее было Люцц сознаться в розыгрыше... Ферр угомонился лишь заполночь; он уснул, обняв жемчужину крыльями, чтобы греть ее теплом своего тела. Когда Ферр проснулся на следующее утро, то мог говорить лишь о своем наследнике (он был уверен, что будущий птенец -- мальчик), и опять у Люцц не хватило духа открыть правду... Наконец ее муж улетел на сбор пропитания, а ей пришлось остаться в гнезде, высиживать совершенно в том не нуждавшуюся жемчужину. В течение дня Ферр трижды приносил ей в клюве нектар, сопровождая трапезы лекциями "О правильном питании для птички на яйцах". Прошли две недели (нормальный срок инкубации яиц колибри), а на пятнадцатый день Ферр вызвал врача -- обследовав яйцо, тот пришел к выводу, что "данный предмет является объектом неживым, а потому яйцом быть не может". Когда до Ферра дошел смысл сказанного, он обратился к Люцц за разъяснениями... та начала мяться... потом расплакалась... наконец, сбивчиво рассказала о своей неудачной шутке... Через пять минут Ферр пулей вылетел из гнезда, поклявшись ни за что не прощать свою некогда возлюбленную, а теперь ненавистную супругу. Оставшись одна, Люцц прожила лишь пять дней, не принимая пищи и воды, ни разу не покинув гнезда и не проронив ни звука. На утро шестого дня она просто не проснулась. Некоторое время ее труп лежал, высыхая на солнце... пока не стал таким легким, что порыв ветра сдул его вниз. И лишь только невесомое тело колибри коснулось земли, как со злополучной жемчужиной начала происходить странная метаморфоза: она стала увеличиваться в размерах и тяжелеть, а ее перламутровая поверхность потемнела и покрылась пенной накипью. Через несколько минут жемчужина превратилась в серый пористый камень -- раскалившись сам собой, тот прожег гнездо и упал на землю... О том, что произошло с Камнем с тех пор, не известно ничего достоверного. Похожий талисман упомянут в пиратских рассказах, есть сходные мотивы в легендах инков. Детали этих историй противоречивы; разные источники сходятся лишь в том, что Камень крайне ядовит и приносит мгновенную смерть всякому, к нему прикоснувшемуся. А потому хранить его следует в герметичном сосуде, в специальной жидкости, настоянной на розовых лепестках. Есть только одна категория людей, кому Камень не опасен: те, кто любят и любимы в ответ -- счастливые влюбленные могут прикасаться к нему безнаказанно. Нора замолчала и откинулась на спинку стула. Наступила тишина. Отвернувшись, Малыш украдкой вытер глаза. -- Кто вам рассказал эту сказку? -- спросил Виктор. -- Дед. -- А кто ему? -- Не знаю. Малыш печально сопел. Виктор в несколько глотков допил чай. -- Нам пора, -- он встал. -- Спасибо за науку и гостеприимство, -- он положил на стол десятку и сделал знак Малышу, чтобы тот собирался. Нора кивнула. Мальчик слез со стула, подобрал с пола незамеченный Виктором ранее пакет и направился к двери. -- Что в пакете? -- удивился Виктор. -- Подарки, -- в один голос ответили Нора и Малыш. В пакете оказались две желтые кепки и стеклянный шар, заплатить за которые Нора не позволила, сколько Виктор ни настаивал. "До следующего воскресенья?" -- тон Малыша был скорее утвердительным, чем вопросительным. "Да, конечно, -- отвечала девушка. -- До свидания". Она пожала Виктору руку, а когда их ладони разъединились, в пальцах у того осталась голубая гвоздика. Он рассмеялся, Малыш одобрительно хмыкнул, Нора улыбнулась. "Спасибо, -- сказал Виктор. -- Но вам этот цветок подойдет больше..." Он отодвинул прядь блестяще-черных волос и вставил гвоздику за маленькое розовое ушко. "Я предпочитаю розы..." -- Нора отвела руку в сторону и щелкнула пальцами (как Виктор потом понял -- чтобы отвлечь внимание). А когда они с Малышом опять посмотрели на девушку, гвоздика стала пунцовой розой. "Здорово! -- искренне похвалил Виктор. -- А почему вы не выступаете?" -- "До лучших профессионалов мне далеко, -- Нора махнула рукой, -- а 'быть не хуже других' не вижу смысла... -- ее нос сморщился в пренебрежительной гримаске. -- Кстати, если хотите увидеть настоящего мастера, -- она сделала многозначительную паузу, -- то сегодня в Зурбагане выступает сам Хьюго фон Блазиус". -- "Когда?" -- с надеждой спросил Малыш. "Для тебя это будет поздновато: в десять вечера". Мальчик печально потупился. Виктор с удивлением посмотрел на Нору: похоже, его приглашали на свидание... а, собственно, почему бы и нет?... "Это частный концерт, на квартире одной меценатки, -- пояснила девушка. -- У маэстро финансовые затруднения, и эта женщина устраивает для него бенефис". -- "Я позвоню няне Алекса, -- сказал Виктор. -- Если она сможет прийти сегодня вечером, то я -- с удовольствием. Я вам сообщу". Он записал номер Нориного телефона. 4. Концерт Фуникулер с лязгом причалил к платформе. Зашипели пневматические двери, Виктор вышел наружу и, спустившись по широкой лестнице, оказался на вымощенной брусчаткой площади. Вдоль тротуара выстроилась понурая цепочка такси. В Старом Городе, наверное, туман, вести автомобиль удовольствие небольшое -- Виктор сел в головное такси и сверился с продиктованным Норой адресом: "Цветочная аллея 29". Безликий водитель молча завел мотор. Скрипя тормозами, машина съехала по Змейке и свернула к Рынку; вдоль дороги потянулись павильоны и лотки. Редкие пешеходы брели по темным улицам, в воздухе сгущалась туманная дымка. В центре Рыночной площади неразборчиво угадывалась конная статуя основателя Зурбагана, первопоселенца Иеремии Биглера. Наконец такси свернуло в Цветочную аллею и вскоре уткнулось в высокую кирпичную стену. Виктор расплатился и вышел; расплывчато светя фарами, машина канула в туман. Домишки в два-три этажа и три-четыре окна лепились здесь вплотную друг к другу, перед каждым имелся крошечный газончик. Виктор посмотрел на часы (до условленного времени оставалось три минуты), а когда поднял глаза -- увидал Нору. -- Давно ждете? -- девушка была одета в темное меховое пальто до пят. -- Только сейчас подъехал, -- Виктор огляделся по сторонам. -- Теперь куда? -- Сюда. Пройдя сквозь неприметную низкую калитку, они оказались в парке. Вокруг громоздились вековые деревья с толстыми корявыми стволами и смыкавшимися над тропинкой ветками. Уходившую вглубь зарослей мощеную дорожку обрамляли пунктиры ламп, встроенных прямо в каменные плиты. Виктор и Нора прошагали ярдов пятьдесят и вышли на лужайку; блистая сквозь туман тысячей ярко освещенных окон, перед ними высился большой белый особняк. -- Здесь, -- сказала Нора. Они поднялись по широкой мраморной лестнице, Виктор постучал в дверь. "Добрый вечер, мадмуазель Нора", -- приветствовал их вальяжный швейцар. Стены прихожей покрывали медальоны, изображавшие дебелых девиц и доблестных воителей. "Добрый вечер, Анри", -- приветливо отвечала девушка. Слева от входа висело зеркало в золоченой раме, напротив начиналась покрытая персидским ковром лестница, ведущая на второй этаж. Нора сбросила пальто на руки Анри, и Виктор увидал, что одета она по последней моде -- в безлифовое платье. -- Нора, дорогая... сколько лет, сколько зим! По лестнице спускалась высокая худая женщина лет тридцати пяти, затянутая во что-то черное и облегающее. Цокая шпильками по мраморному полу, она величественно пересекла прихожую. -- Добрый вечер, Марта. Придерживая друг друга кончиками пальцев за обнаженные плечи, женщины соприкоснулись щеками. -- Марта, это мой друг, Виктор. Виктор осторожно пожал протянутые ему хрупкие пальцы, подавив (очевидно, неправильный) позыв поцеловать их. Следуя за хозяйкой, Нора и Виктор поднялись по лестнице, прошли в двери и оказались в просторном зале. В дальнем его конце, на стене красовался развесистый канделябр с гроздью горящих свечей -- остальная часть зала тонула в полумраке. Посередине располагалось несколько рядов кресел, почти полностью занятых зрителями; темно-малиновые бархатные портьеры на окнах были задернуты. Усадив Виктора и Нору, Марта отошла; зал наполняли разговоры вполголоса, приглушенный кашель. Микроскопические сквозняки колебали пламя свечей, на полу дрожали неясные тени. Виктор стал искоса разглядывать Норино платье: оно было коротким, из темно-бирюзового бархата, поддерживалось узкой бретелькой, проходившей между грудей и прикреплявшейся к шее. Кожа девушки покрылась мурашками (в зале было прохладно), соски потемнели... спохватившись, Виктор отвел глаза. И поймал Норин взгляд -- несколько секунд они глядели друг на друга, потом одновременно рассмеялись. -- У вас очень красивое платье, -- сказал Виктор. -- Спасибо, -- чинно склонив голову, ответила Нора. "Бом-м!" -- удар невидимого гонга раскатился по залу продолжительным гулом. В центре освещенной части зала появилась Марта. -- Дамы и господа! -- громко сказала она. -- Мы собрались, чтобы насладиться искусством нашего старого друга, несравненного маэстро Хьюго фон Блазиуса. "Бом-м! Бом-м!" -- дважды прозвучал гонг, зрители захлопали. Марта села на один из стульев в первом ряду. Из боковой двери на сцену вышел невысокий толстый человек с усами а la Сальвадор Дали и демоническим взглядом, одетый, как на фотонегативе: в черную рубашку и белый фрак. Не говоря ни слова, он вытянул ладони с растопыренными пальцами в направлении белокурой дамы, сидевшей в первом ряду, и картинно напрягся: откинул голову назад, закусил губу. Пролетело несколько мгновений... вдруг дама ахнула и, всплеснув тонкими руками в перчатках до локтей, вместе со стулом воспарила в воздух. Зал взорвался аплодисментами, во время которых дама плавно опускалась на пол, а маэстро готовился к следующему номеру: вытащил из-за пазухи блестящую, на вид очень острую пилу, согнул и отпустил ее -- та издала пронзительный вой. Потом выставил вперед левую руку и... в несколько движений отпилил себе кисть!... Хлынул фонтан крови, кисть упала на пол и задергалась, словно обрубок змеи... раздались крики ужаса, некоторые дамы закрыли руками глаза. А маэстро, гримасничая от невыносимой боли, спрятал окровавленную пилу за пазуху, подобрал кисть, приставил к запястью и, поворачивая со всех сторон, облизал рану широким розовым языком... Через мгновение от распила не осталось и следа, a гримаса боли на лице маэстро перешла в улыбку. Он достал из кармана какой-то порошок и посыпал лужу крови на полу, отчего та подернулась белой пеной; через несколько секунд пена осела, открыв девственно чистый паркет. Пока публика аплодировала, маэстро готовился к следующему номеру: с нечеловеческим проворством тасовал карты, то расправляя их веером, то пропуская щелкающей вереницей из руки в руку... Представление оказалось коротким, около пятидесяти минут. Не все из показанных фокусов привели Виктора в восторг, однако в целом было очень интересно. А самым оригинальным показался следующий фокус: слуги вынесли на сцену невысокую ширму, и маэстро с вызванной из зала Мартой зашли за нее -- зрители видели лишь их лица. Несколько секунд не происходило ничего... потом раздался гонг -- а когда слуги сдвинули ширму, то голова Марты сидела на теле маэстро, а голова маэстро венчала тело Марты. Выглядели они настолько нелепо, что Виктор расхохотался в голос... Этот номер оказался последним. Хьюго фон Блазиус вернул хозяйке дома тело и ушел в боковую дверь, в зале зажегся свет. Марта пригласила присутствующих на "бperitif, tout petit, entre amis", а потом обошла гостей с подносом для пожертвований в пользу маэстро. Заставив Нору спрятать кошелек, Виктор положил на поднос двести виол. -- Остаемся на аперитив? Двое слуг с усилием растворили тяжелые створки золоченой двери, сквозь которую виднелся накрытый стол; зрители потянулись в соседнюю комнату. -- Вы знаете, -- Нора приложила пальцы к вискам, -- у меня разболелась голова. Я бы пошла домой. Виктор разочарованно кивнул... их вечер кончился, не начавшись. Нора окликнула Марту; втроем они спустились в прихожую. Виктор и Нора оделись. Прозвучали прощания и поцелуи, величественный Анри отворил входную дверь. Сырой, холодный воздух коснулся лица Виктора. Обрамленная лампами дорожка вывела их сквозь парк к калитке, калитка вывела на улицу. -- Вызвать такси? -- Виктор достал мобильный телефон. -- Пойдемте пешком, -- Нора взяла его под руку, -- здесь недалеко. Воздух пребывал в состоянии абсолютного покоя, густейший туман сократил видимость до пяти ярдов. Квадрат мостовой под ногами и кусок кирпичной стены слева казались театральными декорациями; даже звуки -- и те вязли в белом киселе, ослабевая до полной неразличимости. Через три минуты Нора и Виктор вышли на площадь Гортензий, миновали статую Иеремии Биглера, Обнародующего Свиток, и зашагали вдоль вереницы ярко освещенных магазинов. Вдруг где-то далеко зародился тонкий, как комариное жужжание, звон колокольчика... он нарастал... становился громче... и, наконец, в туманном мареве показалось яркое пятно. Рокоча цельнорезиновыми шинами, окутанный облаком света, мимо промчался пневмо-трамвай -- лишь разорванные струи тумана заклубились ему вслед. И опять наступила тишина... Минут через десять Нора и Виктор вышли к Переулку Гвардейцев -- улице, где располагалась "Шкатулка". -- Вы, верно, голодны... зайдете? -- Норины волосы блестели мириадами мельчайших капель. -- У меня есть свежая паэла. -- С удовольствием, -- согласился Виктор, ощущая голод и возбуждение. (Он вдруг понял, что в его отношениях с Норой что-то изменилось... возникло что-то новое, чего не было сегодня утром.) Щелкнул замок двери. В лучах уличных фонарей, проникавших сквозь витрину, разные разности на полках казались странными и загадочными. Хрустальные шары и магические кристаллы источали волшебное мерцание, чучела невиданных зверей косились на пришельцев бессмысленными стеклянными глазами. Виктор глубоко вдохнул ароматы пряностей и шоколада. -- Пойдемте. Нора взяла его за руку... ладонь девушки была теплой и на удивление твердой. Они прошли сквозь магазин в гостиную, Нора зажгла бра в вишневом абажуре, сняла пальто и бросила на диван. Виктор последовал ее примеру. -- Я разогрею паэлу, а вы накройте на стол -- посуда в серванте. В свете бра смуглые плечи и грудь девушки приобрели красноватый оттенок. Неожиданно для себя Виктор протянул руку и коснулся кончиком пальца маленького розового соска... и тут же ужаснулся: Господи, что на него нашло?!... Но ничего страшного не произошло: Нора мягко улыбнулась и коснулась его щеки. Он положил ладони ей на плечи -- кожа была теплая и гладкая... Сердце его билось о ребра, посылая сейсмические волны до висков и кончиков пальцев, дурацкий галстук-бабочка ошейником сдавил горло. Девушка закрыла глаза, и Виктор поцеловал ее, ощутив сладкий вкус губной помады... потом опустился на колено и стал целовать ее грудь. Но было неудобно -- слишком высоко. "Пойдем наверх", -- сказала Нора шепотом. Она взяла Виктора за руку и повела -- через дверь гостиной в увешанный картинами холл -- по винтовой лестнице -- сквозь узкий, плохо освещенный коридор... Они оказались в большой комнате с необъятной кроватью под кружевным пологом. На тумбочке горел ночник. Стены были увешаны куклами-марионетками (среди прочих Виктор узнал Арлекина, Коломбину и Пьеро). "Подожди..." -- шепнула Нора. На подоконнике стояла старинного вида медная чаша, рядом -- спичечный коробок и горка маленьких бумажных пакетиков; девушка вскрыла один и высыпала в чашу какой-то порошок. Потом чиркнула спичкой; раздалось шипение, из чаши повалили густые клубы ярко-синего дыма. Что это? Виктор осторожно вдохнул сладкий до удушливости аромат... ну да, правильно: запах пряностей и шоколада. Очертания предметов вдруг приобрели небывалую, гипертрофированную четкость. Цвета предметов обрели небывалую, почти невыносимую яркость. Виктор слышал все звуки в радиусе тысячи миль. Нора коснулась его руки, и он буквально задохнулся от желания. Он усадил девушку на кровать, сам встал на колени, чтобы целовать ее грудь; Норины руки гладили его по голове, ерошили волосы... Куклы на стенах молча и, казалось, неприязненно следили за ними острыми, как иглы, -- и, как иглы же, блестящими -- глазами. Порошок в медной чаше сгорел весь и без остатка, комнату наполняла синяя дымка. Виктор расстегнул молнию сбоку Нориного платья, развязал тесемки на шее -- девушка встала, платье упало к ее ногами... в запахи пряностей и шоколада вмешался слабый, как эхо, аромат духов. Откуда-то издалека, из другого мира донесся тихий звонок пневмо-трамвая. Виктор снял с Норы крошечные кружевные трусики и коснулся губами низа живота -- из-под его поцелуев по шелковистой коже разбежались мурашки. Он встал с колен, уложил девушку на постель и выключил ночник, однако темно не стало: в окна пробивался свет от вывески "Шкатулки". Стало видно, как в воздухе извиваются струйки синего дыма. На стены комнаты легли синеватые блики. Путаясь в одежде, Виктор разделся, лег и обнял Нору, ее глаза оказались совсем близко к его. "Куклы... -- вдруг выдохнула девушка (ее дыхание пощекотало ему щеку), -- куклы смотрят на нас..." -- она потянулась куда-то через его голову. Раздался звук разматываемой веревки, и по периметру кровати -- медленно, как театральный занавес -- опустился полог. 5. Понедельник, вторник, среда и четверг... ...прошли, слившись в яркую многоцветную ленту. Чтобы высвободить больше времени друг для друга, Виктор взял отгулы до конца недели, а Нора на тот же срок закрыла "Шкатулку". Большую часть забот о Малыше приняла на себя няня. Виктор и Нора обычно встречались около полудня и шли на выставку, в кино или просто гуляли по улицам. Один раз ездили на прогулочном пароходе на Магнитный остров, взяли напрокат багги и вдоволь поколесили по пустынным в это время года прогулочным дорожкам. Почти все время лил дождь, придавая курортным красотам -- пляжам, открытым эстрадам и шикарным виллам -- сюрреалистический оттенок неприкаянности. Ужинали они в дорогом ресторане (как единственных посетителей их пустили в джинсах) и танцевали под музыкальный ящик, шаркая кроссовками посреди пустого танц-круга. В тот день они решили в город не возвращаться и сняли за весьма умеренную, "внесезонную" цену бунгало -- состоявшее из пяти жилых комнат, бассейна, биллиардной и сауны. В последней они, собственно, и провели большую часть ночи, то поддавая пару, то прыгая в ледяное море, то занимаясь любовью. Несколько раз Виктор пытался расспрашивать Нору об источниках ее познаний в области экзотических снадобий, но выяснил лишь, что всему этому ее научил какой-то индус, знакомый ее покойных родителей. От обычных народных средств -- тех, что продаются в гомеопатических аптеках -- Норины снадобья отличались намного более сильным действием. К примеру, девушка сняла Виктору тяжелейший приступ мигрени всего лишь несколькими каплями какой-то оранжевой жидкости: капнула ему на язык, и через десять минут приступ прошел без следа. Однако не все из ее снадобий были столь же безобидны, сколь сильнодействующи. В частности, синий порошок, который Нора жгла во время их первого (и всех остальных) свиданий, по своему действию напоминал X2Z -- весьма вредный для здоровья синтетический наркотик. В другом случае она сожгла щепотку красного порошка, от которого они с Виктором пришли в расслабленно-благодушное состояние, характерное для другого наркотика, мега-эйфориака. Вообще говоря, Виктор относился к наркотикам довольно либерально, считая безусловным злом лишь те, что наносят ущерб здоровью или приводят к "зависимости", -- а Норины снадобья, по словам девушки, побочных эффектов не имели. Четыре проведенных неразлучно дня -- казалось бы, немалый срок для того, чтобы хоть немного узнать свою возлюбленную, однако Виктора часто ставили в тупик Норины реакции даже на заурядные, повседневные события. Как-то раз, гуляя по улице, они миновали нищего (явление, весьма редкое для зажиточного Зурбагана). Не придавая разговору значения, Виктор обмолвился, что никогда нищим не подает, потому что... объяснить он не успел, ибо Нора резко остановилась; лицо ее отвердело. "Я прошу тебя дать этому человеку денег, -- с нехарактерной истерической интонацией выдохнула она. -- Если ты, конечно, хочешь, чтобы я..." -- она осеклась, оставив фразу неоконченной. Лицо у Виктора вспыхнуло от стыда; не споря, он подошел к нищему (на вид вполне здоровому, нестарому дяде) и бросил ему в шляпу сто виол. "Благодетель!..." -- прохрипел ошалевший дядя. А когда Виктор вернулся к Норе, та встала на цыпочки и поцеловала его, а потом прижалась лицом к его груди и долго не могла оторваться. Или, нап