---------------------------------------------------------------
"Five Plays" by Lord Dunsany, 1914
© Александр Сорочан (bvelvet@rambler.ru), перевод, 2004-2006
Любое коммерческое использование данного перевода, воспроизведение
текста или его частей без разрешения переводчика запрещено. Текст
предназначен для ознакомительной публикации на сайте lib.ru.
---------------------------------------------------------------
Содержание
Боги Горы
Золотая Погибель
Король Аргименес и Неведомый Воин
Сияющие Врата
Забытый цилиндр
Приложение
От переводчика
Впервые Вашему вниманию предлагается полный текст книги "Пять пьес". Я
не считаю этот сборник лучшим среди драматических опытов лорда Дансени.
Однако, бесспорно, книга демонстрирует весь спектр дарований автора: здесь и
ужас ("Боги Горы"), и притча ("Золотая Погибель"), и фэнтези ("Король
Аргименес..."), и сатира ("Сияющие Врата", "Забытый цилиндр"). В этом,
вероятно, и состоит смысл такого собрания. По отдельности пьесы очень
хороши; я, как всегда, пытался сохранить своеобразие первоисточника, не
допуская вольностей в адаптации классического текста. В особом пояснении
нуждается "Король Аргименес...". В роли такого пояснения выступает текст
моего доклада, посвященного Дансени и Флетчеру Прэтту; доклад прозвучал на
международной конференции "Драма и театр" в сентябре 2005 года. Я ничего в
докладе не менял - можете считать его развернутым примечанием к тексту
Дансени.
Рад, что мои скромные труды удостоились ряда откликов - пусть и не
столь многочисленных. Дансени, как известно, тоже для широкой аудитории не
работал, издавал сборники за свой счет и об их популярности думал мало. В
ближайшее время постараюсь выложить еще три рассказа о Янне; дальнейшее
покрыто мраком безвестности. По-прежнему буду рад комментариям, суждениям,
советам и д.
Как всегда, приятного чтения. Александр Сорочан
Боги Горы
Действующие лица
Агмар\
Слэг |
Ульф |
Оогно | - нищие
Тан |
Млан |
Вор /
Оорандер \
Илланаун | - горожане
Акмос /
Горожане
Путешественники
Прочие
Место действия: Восток
Первый акт
(У городской стены. Трое нищих сидят на земле)
Оогно. Плохи эти дни для нищеты.
Тан. Воистину плохи.
Ульф. (старший среди нищих, но не седой) Что-то ужасное стряслось с
богатеями этого города. Они не находят больше никакого удовольствия в
благотворительности, ожесточаются и оскудевают сердцами. Увы им! Я иногда
жалею их, когда думаю об этом.
Оогно. Увы им! Скупое сердце должно быть истерзано несчастьями.
Тан. Истерзано несчастьями, точно, и безразлично к нашим мольбам.
Оогно. (задумчиво) Они стали такими много месяцев назад. Что же
стряслось с ними?
Тан. Нечто ужасное.
Ульф. Недавно приближалась к земле комета, и земля была выжжена и
задыхалась так, что боги погрузились в сон, а все что есть в человеке
божественного - вроде благожелательности, пьянства, веселья и песен -
померкло, умерло и не было восполнено богами.
Оогно. И впрямь было душно.
Тан. Я видел комету в ночи.
Ульф. Боги погружены в сон.
Оогно. Если они не пробудятся вскорости и не сделают этот город снова
достойным наших деяний, тогда я за то, чтобы оставить попрошайничество,
купить лавочку, спокойно сидеть в тени под навесом и совершать выгодные
сделки.
Тан. Ты станешь держать лавку?
(Входят Агмар и Слэг. Агмар, хотя и плохо одет, высок, властен, и он
старше, чем Ульф. Слэг следует за ним).
Агмар. Это нищий говорит?
Оогно. Да, господин, бедный нищий.
Агмар. Сколь долго звучал зов нищеты?
Оогно. С того времени, как появилось первое строение первого города,
господин.
Агмар. И когда же нищий обращался к торговле? Когда он торговал, давал
в рост и сидел в лавке?
Оогно. Ну, он никогда такого не делал.
Агмар. Ты будешь первым, кто бросит попрошайничество?
Оогно. Времена ныне плохи для попрошайничества.
Тан. Они плохи.
Агмар. Так ты оставишь попрошайничество?
Оогно. Город не достоин нас. Боги спят и все, что в человеке было
божественного, умерло. (Третьему нищему) Ведь боги погрузились в сон?
Ульф. Они почивают в горах далеко в Марме. Семь зеленых идолов спят.
Кто это упрекает нас?
Тан. Вы крупный торговец, господин? Возможно, вы поможете бедному
человеку, который голодает.
Слэг. Мой хозяин - торговец! Нет, нет. Он никакой не торговец. Мой
хозяин никакой не торговец.
Оогно. Я чувствую, что он некий лорд в изгнании. Боги пробудились и
послали его, чтобы спасти нас.
Слэг. Нет, нет. Вы не знаете моего господина. Вы не знаете его.
Тан. Не сам ли это Солдан, который пришел упрекнуть нас?
Агмар. Я - нищий, и старый нищий.
Слэг. (с гордостью) Нет людей, подобных моему хозяину. Ни один
путешественник не был наделен хитростью, подобной его хитрости, даже те,
которые приезжают из Эфиопии.
Ульф. Мы приветствуем тебя в нашем городе, на который пало зло, в дни,
тяжкие для нищеты.
Агмар. Не позволяйте никому, кто познал тайну дорог или ощутил
дуновение ветра поутру, никому, кто пробуждал в душах людей божественную
благотворительность, говорить о торговле или о злосчастной прибыли
лавочников и продавцов.
Оогно. Но я сказал, что времена плохи.
Агмар. Я обращу времена к лучшему.
Слэг. Нет ничего такого, чего не мог бы сделать мой господин.
Агмар. (Слэгу) Будь молчалив и следуй за мной. Я не знаю этого города.
Я прибыл издалека, несколько истощив город Акару.
Слэг. Мой хозяин там был три раза сбит и ранен экипажами, один раз он
был убит, семь раз он был избит и ограблен, и каждый раз ему великодушно
давали компенсацию. Девять раз он хворал, причем многие болезни были
смертельными...
Агмар. Тише, Слэг. - Есть ли среди нищих воры?
Ульф. Нескольких мы называем ворами здесь, господин, но они едва ли
покажутся вам настоящими ворами. Они - не очень хорошие воры.
Агмар. Мне нужен лучший вор, какой у вас только есть.
(Входят двое богато одетых горожан, Илланаун и Оорандер.)
Илланаун. ...поэтому мы пошлем галеоны к Ардаспесу.
Орандер. Прямо на Ардаспес через серебряные врата.
(Агмар передвигает толстую рукоять своего длинного посоха к левой
подмышке, он опирается на посох, чтобы палка поддерживала его; он
наклоняется. Его правая рука повисает, искривленная и бесполезная. Он
преграждает дорогу горожанам, выпрашивая у них милостыню.)
Илланаун. Сожалею. Я не могу помочь тебе. Здесь слишком много нищих, и
мы должны уменьшить милостыню ради блага нашего города.
Агмар. (садится и плачет) Я прибыл издалека.
(Илланаун тотчас возвращается и дает Агмару монету. Илланаун уходит.
Агмар, выпрямляясь, идет назад к остальным)
Агмар. Нам понадобятся великолепные одежды; но давайте сначала вора.
Пусть это будут зеленые одежды.
Нищий. Я пойду и приведу вора. (Уходит)
Ульф. Мы оденемся как лорды и обманем весь город.
Оогно. Да, да; мы скажем, что мы - послы из далеких земель.
Ульф. И будет хорошая кормежка.
Слэг. (понизив голос, Ульфу) Но вы не знаете моего хозяина. Теперь,
когда ты сказал, что мы пойдем под видом лордов, он предложит кое-что
получше. Он предложит, чтобы мы вошли в город как короли.
Ульф. Нищие как короли!
Слэг. Да. Вы не знаете моего хозяина.
Ульф. (Агмару) Что вы предложите нам?
Агмар. Вы должны сначала раздобыть прекрасные одежды - в точности
такие, как я сказал.
Ульф. И что тогда, господин?
Агмар. Что ж, мы войдем туда как боги.
Нищие. Как боги!
Агмар. Как боги. Знаете ли вы, какой край я недавно миновал в своих
скитаниях? Марму, где боги вырезаны из зеленого камня в горах. Они сидят
там, все семеро, за холмами. Они сидят там неподвижно, и путешественники
поклоняются им.
Ульф. Да, да, мы знаем этих богов. Они весьма почитаемы здесь, но они
спят и не посылают нам ничего красивого.
Агмар. Они из зеленого нефрита. Они сидят, скрестив ноги, опирая правые
локти на левые руки, а правый указательный палец каждого направлен вверх. Мы
войдем в город в новой одежде, как будто прибыли из Мармы, и будем
утверждать, что были этими богами. Нас должно быть семеро, как и их. И когда
мы сядем, мы должны скрестить ноги, как они, и так же поднять правую руку.
Ульф. Это дурной город для тех, кто попадает в руки правосудия, ибо
судьям здесь недостает дружелюбия, как недостает благотворительности
торговцам, с тех пор, как боги забыли их.
Агмар. В древние времена человек сидел на одном и том же углу в течение
пятидесяти лет, делая одно и то же; но все же может настать день, когда ему
придется встать и сделать нечто новое, в то время как робкий человек будет
голодать.
Ульф. К тому же не подобает сердить богов.
Агмар. Разве вся наша жизнь не кажется богам нищенством? Разве они не
видят, что люди всегда у них чего-то просят, всегда умоляют о милости с
благовониями, колокольчиками и разными устройствами?
Оогно. Да, все люди в очах богов и в самом деле нищие.
Агмар. Разве могущественный Солдан не восседает пред агатовым алтарем в
своем королевском храме - так же, как мы сидим на перекрестках или у
дворцовых ворот?
Ульф. Воистину так.
Агмар. Тогда будут боги счастливы, если мы последуем священному зову с
новыми средствами и с невиданной тонкостью, как они бывают счастливы, когда
жрецы поют новую песню.
Ульф. И все же я боюсь.
(Входят два человека.)
Агмар. (Слэгу) Ступай в город впереди нас и разнеси там пророчество, в
котором должно говориться: "Боги, высеченные из зеленого камня в горах,
восстанут некогда в Марме и явятся здесь в облике людей".
Слэг. Да, хозяин. Я должен изречь пророчество сам? Или оно должно быть
найдено в каком-нибудь древнем документе?
Агмар. Пусть кто-то один раз увидит его в некоем редкостном документе.
Пусть об этом заговорят на рынке.
Слэг. Об этом заговорят, хозяин.
(Слэг задерживается. Входят вор и Тан.)
Оогно. Вот и наш вор.
Агмар. (ободряюще) Ах, он - быстрый вор.
Вор. Я смог добыть вам только три зеленых одеяния, господин. Город
теперь не так уж хорошо обеспечен ими; кроме того, это - очень
подозрительный город и подозрения возникают здесь без всяких оснований.
Слэг. (нищему) Это не воровство.
Вор. Я не мог сделать большего, господин. Я не всю жизнь практиковался
в воровстве.
Агмар. У тебя есть кое-что. Это может послужить нашей цели. Как долго
ты воровал?
Вор. Я впервые украл, когда мне было десять.
Слэг. (в ужасе) Когда ему было десять!
Агмар. Мы должны разорвать их и поделить на семерых. (Тану) Приведи мне
еще одного нищего.
Слэг. Когда моему господину было десять, он уже ускользал ночью из двух
городов.
Оогно. (восхищенно) Из двух городов?
Слэг. (кивая головой) В его родном городе и теперь не знают, что
случилось с золотым кубком, который стоял в Лунном Храме.
Агмар. Да, на семь частей.
Ульф. Мы все будем носить эти ткани поверх наших отрепьев.
Оогно. Да, да, мы будем выглядеть прекрасно.
Агмар. Так мы не сможем скрыть истину.
Оогно. Не скроем наши лохмотья?
Агмар. Нет, нет. Первый же, кто подойдет поближе, скажет: "Это всего
лишь нищие. Они просто переоделись".
Ульф. Что же нам делать?
Агмар. Каждый из нас будет носить зеленые одеяния под своими обносками.
И как будто случайно то здесь, то там мы будем слегка приоткрывать их
окружающим; и люди заговорят: "Эти семеро переоделись нищими. Но мы знаем,
что они на самом деле не нищие".
Слэг. Слушайте моего мудрого хозяина.
Оогно. (в восхищении) Он - нищий.
Ульф. Он - истинный нищий.
(Занавес)
Второй акт
(Главный Зал города Конгроса. Горожане и т.д. Входят семь нищих с
зеленым шелком под тряпками.)
Орандер. Кто вы и откуда вы?
Агмар. Кто может сказать, кто мы и откуда мы?
Орандер. Что это за нищие и почему они пришли сюда?
Агмар. Кто сказал тебе, что мы нищие?
Орандер. Почему эти люди пришли сюда?
Агмар. Кто сказал тебе, что мы люди?
Илланаун. Ну же, именем Луны!
Агмар. Моей сестры.
Илланаун. Что?
Агмар. Моей младшей сестры.
Слэг. Наша маленькая сестра луна. Она приходит к нам вечерами - там,
далеко, в горах Мармы. Она блуждает по горам, когда молода. Когда она молода
и стройна, она приходит и танцует перед нами, а когда она стара и некрасива,
она бредет прочь от холмов.
Агмар. И потом она снова молодеет и с молодостью к ней возвращается
легкость; и она возвращается к нам, танцуя. Годы не способны ни обуздать ее,
ни вплести седину в волосы ее братьев.
Орандер. Это необычно.
Илланаун. Это не согласно с традицией.
Акмос. Об этом не упоминают пророки.
Слэг. Она приходит к нам новой и ловкой, вспоминая древние любови.
Орандер. Хорошо, пусть пророки придут и побеседуют с нами.
Илланаун. Такого не случалось в прошлом. Пусть пророки придут. Пусть
пророки поведают нам о будущем.
(Нищие садятся на пол в позах семи богов Мармы.)
Гражданин. Я слышал, что люди говорили сегодня на рынке. Они говорили о
пророчестве, прочитанном кем-то из старцев. Там говорится, что из Мармы
прибудут семь богов в облике людей.
Илланаун. Это - истинное пророчество?
Орандер. Это единственное пророчество, которое у нас есть. Человек без
пророчества подобен моряку, плывущему ночью по морям, не отмеченным на
карте. Он не ведает, где скалы, а где пристани. Впередсмотрящему все кругом
кажется черным, и звезды не ведут его, ибо он не знает, каковы они.
Илланаун. Не следует ли нам изучить это пророчество?
Орандер. Давайте примем его. Оно - как маленький, слабый свет фонаря,
который несет, может быть, шатающийся пьяница, но идет он по берегу некой
гавани. Пойдем же на свет.
Акмос. Может быть, это не слишком благосклонные боги.
Агмар. Нет благосклонности большей, чем наша благосклонность.
Илланаун. Тогда нам нужно сделать совсем немного. Они не представляют
никакой опасности для нас.
Агмар. Нет гнева большего, чем наш гнев.
Орандер. Принесем им жертвы, если они боги.
Акмос. Мы склонимся пред вами, если вы боги.
Илланаун. (тоже становясь на колени) Вы более могущественны, чем все
люди и возвышаетесь среди других богов, вы - владыки нашего города, и гром,
и вихри, и затмения, и все судьбы человеческих племен - только ваши игрушки
- если вы боги.
Агмар. Пусть мор не падет на этот город, как было предначертано; пусть
землетрясение не поглотит его немедленно среди завываний грома; пусть
разъяренные армии не сокрушат уцелевших - если мы боги...
Народ. (в ужасе) ...если мы боги!
Орандер. Ну, скорее принесите жертвы.
Илланаун. Принесите ягнят!
Акмос. Быстро! Быстро! (Некоторые уходят)
Слэг. (с торжественным видом) Этот бог - весьма божественный бог.
Тан. Он необычный бог.
Млан. Воистину, он создал нас.
Горожанин. (Слэгу) Он не накажет нас, господин? Ни один из богов не
накажет нас? Мы принесем жертву, хорошую жертву.
Другой. Мы пожертвуем ягненка, которого благословили жрецы.
Первый горожанин. Повелитель, вы не обижены на нас?
Слэг. Кто может сказать, какие таинственные мысли бродят в сознании
старейшего из богов? Он - не обычный бог вроде нас. Однажды пастух прошел
мимо него в горах и усомнился. И он послал гибель на того пастуха.
Горожанин. Господин, мы не сомневались.
Слэг. И смерть повстречала его среди холмов тем вечером.
Второй горожанин. Это будет хорошая жертва, господин.
(Возвращаются с мертвым ягненком и плодами. Они возлагают ягненка на
алтарь, где горит огонь, а плоды - перед алтарем).
Тан (протягивая руки к ягненку на алтаре). Эта нога совсем не
поджаривается.
Илланаун. Странно, что богов так беспокоит приготовление ноги ягненка.
Орандер. Это поистине странно.
Илланаун. Я бы сказал, что так говорят люди.
Орандер. (поглаживая бороду и рассматривая второго нищего) Странно.
Поистине странно.
Агмар. Тогда не странно ли, что боги любят жареную плоть? Для этой цели
они и держат молнию. Когда молнии вспыхивают на телах людей, доносится до
богов Мармы приятный запах, запах жареного. Иногда боги, будучи в мирном
настроении, довольствуются вместо этого плотью ягненка. Это для богов
безразлично; прекратите поджаривание.
Орандер. Нет, нет, боги горы!
Другие. Нет, нет.
Орандер. Быстрее, предложим им плоть. Если они примут жертву, все будет
хорошо.
(Они предлагают мясо; все нищие едят, кроме Агмара, который наблюдает)
Илланаун. Тот, кто не был осведомлен, тот, кто не знал, мог бы сказать,
что они едят как голодные люди.
Другие. Тише!
Акмос. Все равно они выглядят так, как будто не ели подобной пищи в
течение долгого времени.
Орандер. Они кажутся голодными.
Агмар. (который не ел) Я не ел с тех пор, как мир был юн и плоть людей
была нежнее, чем теперь. Эти младшие боги переняли привычку к еде у львов.
Орандер. O древнейший из богов, примите жертву, примите!
Агмар. Еда не подходит мне. Никто не ест, кроме животных, людей и
младших богов. Солнце, луна, проворная молния и я - мы можем убивать, мы
можем сводить с ума, но мы не едим.
Акмос. Если он съест предложенные нами дары, то не сможет сокрушить
нас.
Все. О, древнейшее божество, примите, примите нашу жертву!
Агмар. Достаточно. Достаточно и того, что другие снизошли к этой
скотской и человеческой привычке.
Илланаун. (Акмосу) И все же он мало чем отличается от нищего, которого
я видел не так давно.
Орандер. Но нищие едят.
Илланаун. А я никогда не видел нищего, который мог бы отказаться от
кубка волдерского вина.
Акмос. Это не нищий.
Илланаун. Однако ж предложим ему кубок волдерского вина.
Акмос. Ты не прав, что сомневаешься в нем.
Илланаун. Я сомневаюсь, но желаю доказать его божественность. Я принесу
волдерское вино.
(Уходит)
Акмос. Он не станет пить. А если он выпьет, то не станет сокрушать нас.
Предложим ему вино.
(Входит Илланаун с кубком.)
Первый нищий. Это - волдерское вино!
Второй нищий. Это - волдерское!
Третий нищий. Кубок волдерского вина!
Четвертый нищий. O благословенный день!
Млан. O счастливые времена!
Слэг. О мой мудрый хозяин!
(Илланаун подает кубок. Все нищие протягивают руки, включая Агмара.
Илланаун передает вино Агмару. Агмар торжественно берет сосуд и очень
тщательно выливает вино на землю)
Первый нищий. Он выплеснул вино.
Второй нищий. Он выплеснул вино. (Агмар шумно фыркает и повышает голос)
Агмар. Это - подобающее подношение. Наш гнев несколько успокоен.
Другой нищий. Но это было волдерское!
Акмос. (становясь на колени перед Агмаром) Господин, я бездетен, и я...
Агмар. Не беспокой нас теперь. В этот час боги привыкли говорить с
богами на языке богов, и если человек услышит нас, то он познает всю
тщетность своей судьбы, а это нехорошо для Человека. Изыди! Изыди!
Один из оставшихся (громко) Господин...
Агмар. Прочь!
(Горожане уходят. Агмар берет кусок мяса и начинает есть; нищие встают
и потягиваются; они смеются, а Агмар ест с жадностью.)
Оогно. Ах! Теперь мы обрели собственность.
Тан. Теперь мы получили милостыню.
Слэг. Хозяин! Мой мудрый хозяин!
Ульф. Это хорошие дни, хорошие дни; и все же я боюсь.
Слэг. Чего ты боишься? Нечего здесь бояться. Нет больше таких мудрецов,
как мой господин.
Ульф. Я боюсь богов, которыми мы притворяемся.
Слэг. Богов?
Агмар. (отводя кусок мяса от губ) Иди сюда, Слэг.
Слэг. (подходя к нему) Да, хозяин.
Агмар. Следи за дверьми, пока я ем. (Слэг идет к дверям) Сиди в позе
бога. Предупреди меня, если кто-то из горожан приблизится.
(Слэг садится в дверях в позе бога, спиной к аудитории).
Оогно. (Агмару) Но, хозяин, мы не получим волдерского вина?
Агмар. Мы получим все, если только сначала проявим немного мудрости.
Тан. Господин, кто-то подозревает нас?
Агмар. Мы должны быть очень мудры.
Тан. Но если мы не будем мудры, господин?
Агмар. Ну, тогда смерть может настичь нас...
Тан. O господин!
Агмар. ...медленно.
(Все тревожно вздрагивают, кроме Слэга, который неподвижно сидит в
дверном проеме).
Оогно. Они верят нам, господин?
Слэг. (наполовину повернув голову) Кто-то идет.
(Слэг снова поворачивается)
Агмар. (убирая мясо) Теперь мы это узнаем.
(Все садятся в позах богов. Входит один Горожанин, громко.)
Горожанин. Господин, я хочу бога, который не ест.
Агмар. Я - это он.
Горожанин. Господин, моего ребенка в полдень ужалила в горло ядовитая
змея. Спасите его, господин; он все еще дышит, но слабо.
Агмар. Он и впрямь твой ребенок?
Горожанин. Это, разумеется, мой ребенок, господин.
Агмар. Ты пытался прерывать его игры, когда он был силен и здоров?
Горожанин. Я никогда не мешал ему, господин.
Агмар. Чье дитя - Смерть?
Горожанин. Смерть - дитя богов.
Агмар. И ты, человек, который никогда не мешал своему ребенку в игре,
просишь об этом богов?
Горожанин. (в ужасе, постигая смысл речей Агмара) Господин!
Агмар. Не плачь. Ибо все здания, возведенные людьми - игровые площадки
для этого ребенка богов.
(Человек уходит в тишине, не плача.)
Оогно. (ухватив Тана за запястье) Это и впрямь человек?
Агмар. Человек, человек, и прямо сейчас умирающий с голода.
(Занавес)
Третий акт
(Та же самая комната. Несколько дней спустя. Семь тронов, формой
подобные горным отрогам, стоят в задней части сцены. На них развалились
нищие. Вор отсутствует.)
Млан. Никогда у нищих не было ничего подобного.
Оогно. Ах, фрукты и нежный ягненок!
Тан. Волдерское вино!
Слэг. Лучше созерцать мудрые изобретения моего господина, чем получать
фрукты, ягнят и волдерское вино.
Млан. Ах! Когда они следили за ним, чтобы увидеть, будет ли он есть,
когда они ушли!
Оогно. Когда они вопрошали его о богах и Человеке!
Тан. Когда они спросили его, почему боги допустили рак!
Слэг. Ах, мой мудрый хозяин!
Млан. Как дивно исполнился его замысел!
Оогно. Как далек от нас теперь голод!
Тан. Он теперь - как один из прошлогодних снов, краткая ночная
случайность.
Оогно. (смеясь) Ха-ха-ха! Смотри, как они молятся нам.
Агмар. Когда мы были нищими, разве мы не говорили, как нищие? Разве мы
не скулили, как они? Разве не было жалким выражение наших лиц?
Оогно. Мы были гордостью нашего цеха.
Агмар. А теперь, когда мы стали богами, будем же подобны богам и не
станем осмеивать наших верующих.
Ульф. Я думаю, что боги осмеивают своих верующих.
Агмар. Боги никогда не смеялись над нами. Мы выше всех вершин, на
которые когда-либо устремляли взор в своих снах.
Ульф. Я думаю, когда человек возносится очень высоко, тогда боги и
смеются над ним.
Вор. (входит) Господин! Я был с теми, которые знают все и видят все. Я
был с ворами, господин. Они считают меня собратом по ремеслу, но они не
ведают, что я один из вас.
Агмар. Хорошо, хорошо!
Вор. Опасность, господин, большая опасность.
Агмар. Ты имеешь в виду, что они подозревают в нас людей.
Вор. Это они делали уже давно, господин. Я думаю, что они узнают это.
Тогда мы пропали.
Агмар. Так они не знают этого.
Вор. Они еще не знают этого, но они узнают, и мы пропали.
Агмар. Когда они узнают это?
Вор. Уже три дня назад они заподозрили нас.
Агмар. Гораздо раньше, чем ты думаешь. Но кто-то посмел произнести это
вслух?
Вор. Нет, господин.
Агмар. Тогда позабудь свои страхи, мой вор.
Вор. Два человека отправились на дромадерах три дня назад, чтобы
взглянуть, сидят ли еще боги в Марме.
Агмар. Они поехали в Марму!
Вор. Да, три дня назад.
Оогно. Мы пропали!
Агмар. Они уехали три дня назад?
Вор. Да, на дромадерах.
Агмар. Тогда они должны возвратиться сегодня.
Оогно. Мы пропали!
Тан. Мы пропали!
Вор. Они, должно быть, видели зеленых нефритовых идолов, сидящих у
подножия гор. Они скажут: "Боги все еще пребывают в Марме". И мы будем
сожжены.
Слэг. Мой хозяин все равно изобретет план.
Агмар. (Вору) Беги на какую-нибудь вершину и смотри в пустыню, а мы
придумаем план.
Слэг. Мой хозяин выдумает план.
Оогно. Он заманил нас в ловушку.
Тан. Его мудрость - наша погибель.
Слэг. Он все равно найдет мудрый план.
Вор. (возвращаясь) Слишком поздно!
Агмар. Слишком поздно!
Вор. Путешественники на дромадерах уже здесь.
Оогно. Мы пропали!
Агмар. Тихо! Я должен подумать.
(Все сидят не двигаясь. Граждане входят и падают ниц. Агмар сидит,
погруженный в размышления.)
Илланаун. (Агмару) Два святых паломника отправились к вашим святыням,
на которых вы обычно восседали, пока не оставили горы. (Агмар не говорит ни
слова). Теперь они возвращаются.
Агмар. Они оставили нас здесь и отправились искать богов? Рыба некогда
отправилась в далекую страну, чтобы найти море.
Илланаун. Высочайшее божество, их благочестие столь велико, что они
отправились поклониться даже вашим следам.
Агмар. Я знаю этих людей, которые излучают великое благочестие. Такие
люди часто молились мне прежде, но их просьбы не были приняты. Они мало
любят богов; их единственная забота - их благочестие. Я знаю этих набожных.
Они скажут, что семь богов все еще в Марме. Они солгут и скажут, что мы все
еще в Марме. Тогда будут они казаться более набожными, чем вы все,
выдумывая, что они одни видели богов. Дураки поверят им и разделят их
проклятие.
Орандер. (Илланауну) Тише! Ты сердишь богов.
Илланаун. Я не уверен, кого я сержу.
Орандер. Может быть, они боги.
Илланаун. Где эти люди из Мармы?
Горожанин. Вот наездники; они приближаются.
Илланаун. (Агмару) Святые паломники от вашей святыни прибыли
поклониться вам.
Агмар. Эти люди - сомневающиеся. Как богам ненавистно это слово!
Сомнение всегда пятнало достойных. Бросьте их в тюрьму и не загрязняйте вашу
чистоту. (Встает) Не дайте им войти сюда.
Илланаун. Но, величайшее божество Горы, мы также сомневаемся,
величайшее божество.
Агмар. Вы сделали выбор. Вы сделали выбор. И все же еще не слишком
поздно. Раскайтесь и бросьте этих людей в тюрьму; может быть, еще не слишком
поздно. Боги никогда не плакали. И все же, когда они думают о проклятиях и
гибели, которые овевают бесчисленные кости, тогда они почти способны
заплакать, как будто они не божественны. Быстрее! Раскайтесь в ваших
сомнениях!
(Входят Путешественники)
Илланаун. Высочайшее божество, сомнение велико.
Горожане. Никто не убил его! Они не боги!
Слэг. (Агмару) У вас есть план, мой господин. У вас есть план.
Агмар. Еще нет, Слэг.
Илланаун. (Орандеру) Эти люди отправились к святыням в Марме.
Орандер. (громким, ясным голосом) Восседают ли Боги Горы по-прежнему в
Марме или их там нет?
(Нищие поспешно выпрямляются на своих тронах.)
Путешественник. Их там нет.
Илланаун. Их там нет?
Путешественник. Их святыни опустели.
Орандер. Воззрите на Богов Горы!
Акмос. Они действительно прибыли из Мармы.
Орандер. Идем же. Позвольте нам уйти, чтобы подготовить жертву. Великую
жертву, которая искупит наше сомнение. (Уходит).
Слэг. Мой мудрейший хозяин!
Агмар. Нет, нет, Слэг. Я не знаю, что случилось. Когда я проходил через
Марму всего две недели назад, идолы из зеленого нефрита все еще стояли там.
Оогно. Теперь мы спасены.
Тан. Да, мы спасены.
Агмар. Мы спасены, но я не знаю как.
Оогно. Никогда не бывало ничего подобного с нищими.
Вор. Я выйду и буду следить. (Выползает наружу)
Ульф. И все же я боюсь.
Оогно. Боишься? Но мы спасены.
Ульф. Прошлой ночью я видел сон.
Оогно. Каков же был твой сон?
Ульф. Там ничего не было. Я видел, что я измучен жаждой, и все давали
мне волдерское вино; и все же в моем сне был страх.
Тан. Когда я пью волдерское, я ничего не боюсь.
Вор. (входя) Они готовят нам приятное пиршество; они убивают ягнят, и
девушки приносят фрукты, и там много волдерского вина.
Млан. Никогда не бывало ничего подобного с нищими.
Агмар. Кто-нибудь еще сомневается в нас?
Вор. Я не знаю.
Млан. Когда будет пиршество?
Вор. Когда покажутся звезды.
Оогно. Ах! Уже закат. Будет хорошая еда.
Тан. Мы увидим, как входят девушки с корзинами на головах.
Оогно. И фрукты будут лежать в корзинах.
Тан. Все фрукты долин.
Млан. О, как долго мы блуждали по дорогам мира!
Слэг. О, как трудны они были!
Тан. И как пыльны!
Оогно. И как мало было вина!
Млан. Как долго мы просили и просили, и ради чего!
Агмар. И мы в конце концов обрели все!
Вор. Я боюсь, как бы мое искусство не покинуло меня теперь, когда
хорошие вещи являются сами и их не нужно красть.
Агмар. Тебе больше не понадобится твое искусство.
Слэг. Мудрость моего господина будет насыщать нас вечно.
(Входит испуганный Человек. Он становится на колени перед Агмаром и
касается лбом пола.)
Человек. Господин, мы умоляем Вас, люди молят Вас.
(Агмар и нищие в позах богов сидят молча)
Человек. Господин, это ужасно. (Нищие хранят молчание). Ужасно, когда
вы блуждаете вечерами. Так страшно на краю пустыни вечерами. Дети умирают,
когда они видят Вас.
Агмар. В пустыне? Когда ты видел нас?
Человек. Прошлой ночью, господин. Вы были ужасны прошлой ночью. Вы были
ужасны в сумерках. Когда ваши руки были протянуты и искали чего-то. Вы
направлялись к городу.
Агмар. Прошлой ночью, говоришь?
Человек. Вы были ужасны в сумерках!
Агмар. Ты сам видел нас?
Человек. Да, господин, вы были ужасны. Дети тоже видели вас, и они
умерли.
Агмар. Ты говоришь, что видел нас?
Человек. Да, господин. Не такими, как теперь, но иначе. Мы умоляем Вас,
господин, не блуждать вечерами. Вы ужасны в сумерках. Вы...
Агмар. Ты говоришь, что мы были не такие, как мы теперь. Как мы
предстали тебе?
Человек. Иначе, господин, иначе.
Агмар. Но как мы предстали тебе?
Человек. Вы были зелены, господин, зелены в сумерках, и снова целиком
из камня, как вы были в горах. Господин, мы можем видеть Вас во плоти,
подобных людям, но когда мы видим движущуюся скалу, это ужасно, это ужасно.
Агмар. Именно так мы предстали тебе?
Человек. Да, господин. Скала не должна ходить. Когда дети видят это,
они не понимают. Скалы не должны бродить вечерами.
Агмар. Здесь были сомневающиеся. Они удовлетворены?
Человек. Господин, они напуганы. Спасите нас, господин.
Агмар. Сомневаться - это грех. Ступай и пребудь верен.
(Человек уходит)
Слэг. Что они видели, хозяин?
Агмар. Они видели свои собственные страхи, блуждающие в пустыне. Они
видели нечто зеленое, когда зашло солнце, и какой-то ребенок рассказал им,
что это были мы. Я не знаю, что они видели. Что они могли увидеть?
Ульф. Что-то пришло из пустыни, сказал он.
Слэг. Что могло прийти из пустыни?
Агмар. Все они - глупые люди.
Ульф. Белое лицо того человека хранит след чего-то ужасного.
Агмар. Просто мы испугали их, и их страхи сделали их такими глупыми.
(Входит стражник с факелом или фонарем, который он вешает на стену.
Уходит.)
Тан. Теперь мы сможем увидеть лица девушек, когда они явятся на
пиршество.
Млан. Никогда не бывало ничего подобного с нищими.
Агмар. Слушайте! Они идут. Я слышу шаги.
Тан. Танцовщицы! Они идут!
Вор. Но не слышно никаких флейт; они сказали, что придут с музыкой.
Оогно. Какие тяжелые у них ботинки; как будто ноги сделаны из камня.
Тан. Мне не нравятся эти тяжелые шаги. Те, которые танцуют для нас,
должны ступать легко.
Агмар. Я не стану улыбаться им, если они не будут порхать по воздуху.
Млан. Они идут очень медленно. Они должны идти к нам проворнее.
Ульф. (громким голосом, почти поет) Я чувствую страх, древний страх и
древнюю магию. Мы сотворили зло, приняв облик этих семи богов. Нищими мы
были и нищими должны были остаться. Мы оставили наши мольбы и теперь ждем
погибели. Я больше не буду бояться молча; этот страх должен мчаться и
кричать; он должен вырываться наружу с криком, подобным вою собаки в
обреченном городе; ибо мой страх увидел беду и познал зло.
Слэг. (хрипло) Хозяин!
Агмар. (вставая) Идите, идите!
(Они прислушиваются. Никто не произносит ни слова. Каменные шаги
приближаются. Единой группой через дверь прямо посреди задней части сцены
вступает процессия из семи зеленых людей, даже руки и лица у них зеленые; на
ногах у них сандалии из зеленого камня; они идут, при ходьбе широко
раздвигая колени, поскольку просидели, скрестив ноги, много столетий; их
правые руки и указательные пальцы правых рук указывают вверх, правые локти
опираются на левые руки; они гротескно наклоняются. На полпути к огням рампы
они поворачивают налево. Они встают перед семью нищими, теперь испуганными,
и шесть из них садятся в описанном положении, повернувшись спиной к
аудитории. Главный стоит, все еще наклоняясь).
Оогно. (кричит, как только они поворачивают налево) Боги Горы!
Агмар. (хрипло) Молчите! Они ослеплены светом. Они не могут увидеть
нас.
(Главный Зеленый Бог направляет палец на фонарь - и пламя становится
зеленым. Когда шестеро садятся, лидер указывает на семерых нищих - на одного
за другим, словно стреляя в них указательным пальцем. Когда он это делает,
все нищие по очереди садятся назад на троны, скрещивают ноги, правые руки
устремляются вверх с вертикально вытянутым указательным пальцем, и ужас
пылает в глазах. В этих позах нищие сидят неподвижно, в то время как зеленый
свет падает на их лица. Боги уходят.
Теперь входят Горожане, некоторые с пищей и фруктами. Один из них
касается рук нищих, потом другой).
Горожанин. Они холодны; они обратились в камень.
(Все падают ниц)
Горожанин. Мы сомневались в них. Мы сомневались в них. Они обратились в
камень, потому что мы сомневались в них.
Другой. То были истинные боги.
Все. То были истинные боги.
(Занавес)
Золотая Погибель
Действующие лица
Король
Гофмейстер
Верховный Пророк
Девочка
Мальчик
Шпионы
Первый Пророк
Второй Пророк
Первый Страж
Второй Страж
Незнакомец
Стражники
Место: У великих врат королевских покоев в Зериконе.
Время: Незадолго до падения Вавилона.
(Два стража шагают туда-сюда, затем останавливаются по обеим сторонам
огромной двери.)
Первый Страж. Сегодня ужасно душно.
Второй страж. Хотелось бы мне уплыть по течению Гишона, туда, на
теневую сторону, к плодовым деревьям.
Первый страж. Похоже, ожидается гроза... или падение династии.
Второй страж. К ночи станет прохладнее. А где Король?
Первый страж. Он беседует на своей золотой барке с послами или шепчется
с
капитанами о будущих войнах. Да хранят его Звезды!
Второй страж. Почему ты говоришь: "хранят его звезды"?
Первый страж. Потому, если погибель со звезд падет внезапно на короля,
она уничтожит его людей и все вещи вокруг него, и падет его дворец и стены
его города и цитадели, и выйдут из леса обезьяны, а из пустыни - огромные
безымянные животные; и тогда ты не сможешь угадать, что король вообще
когда-то существовал.
Второй страж. Но почему гибель со звезд должна пасть на Короля?
Первый страж. Потому, что он редко взывает к их милости.
Второй страж. Ах! Я слышал, что про него говорят.
Первый страж. Кто такие звезды, чтобы человек мог презирать их? Разве
они, повелевающие громом, чумой и землетрясением, удерживают все эти напасти
благодаря великим молитвам? С королем всегда послы, его командиры,
прибывающие из отдаленных стран, префекты городов и творцы законов, но
никогда не бывают с ним служители звезд.
Второй страж. Слушай! Был ли гром?
Первый страж. Поверь мне, звезды разгневаны.
(Входит Незнакомец. Он бредет к двери Короля, пристально глядя вперед)
Стражи. (направляя на него копья) Назад! Назад!
Незнакомец. Почему?
Первый страж. Прикосновение к двери Короля карается смертью.
Незнакомец. Я - странник из Фессалии.
Первый страж. Это карается смертью даже для странников.
Незнакомец. Ваша дверь наделена странной святостью.
Первый страж. Прикосновение к ней карается смертью.
(Незнакомец бредет прочь. Входят двое детей, взявшись за руки.)
Мальчик. (Стражу) Я хочу видеть Короля, чтобы попросить у него обруч.
(Стражи улыбаются)
Мальчик. (толкает дверь; девочке) Я не могу открыть ее. (Стражу) Я
смогу это сделать, если помолюсь двери Короля?
Страж. Да, попробуй. (Поворачивается, чтобы поговорить с другим
стражем) Никого поблизости нет?
Второй страж. (осматриваясь) Никого, кроме пса, да и тот далеко на
равнине.
Первый страж. Тогда мы можем немного поговорить и поесть баш.
Мальчик. Дверь Короля, я хочу маленький обруч.
(Стражи берут щепотки баша из мешочков большими и указательными
пальцами и подносят этот давно позабытый наркотик к губам.)
Девочка. (показывая) Мой отец еще выше, чем эти солдаты.
Мальчик. А мой отец умеет писать. Он научил меня.
Девочка. Хей! Письмо никого не напугает. А мой отец - солдат.
Мальчик. У меня есть слиток золота. Я нашел его в потоке, который
впадает в Гишон.
Девочка. А у меня есть поэма. Я нашла ее в своей голове.
Мальчик. А это длинная поэма?
Девочка. Нет. Она была бы подлинней, но больше не нашлось рифм для
неба.
Мальчик. Что же это за поэма?
Девочка. Я видела, как алая птица
Поднялась прямо в небо,
Она летит и не боится
И кружит, не желая хлеба.
Мальчик. А смерть над ней кружится.
Девочка. Это не подходит.
Мальчик. О, это не важно.
Девочка. Тебе нравится моя поэма?
Мальчик. Алых птиц не бывает.
Девочка. А моя птица была.
Мальчик. О!
Девочка. О, тебе не нравится моя поэма!
Мальчик. Да нет, нравится.
Девочка. Нет, не нравится; ты думаешь, что она противная.
Мальчик. Нет. Не думаю.
Девочка. Нет, ты думаешь. Почему же ты не сказал, что тебе понравилась
моя поэма? Это - единственная поэма, которую я сочинила.
Мальчик. Она мне нравится. Она мне нравится.
Девочка. Не нравится, не нравится!
Мальчик. Не сердись. Я напишу ее для тебя на двери.
Девочка. Ты напишешь ее?
Мальчик. Да, я же умею писать. Мой отец научил меня. Я напишу это моим
золотым слитком. Он оставит желтый след на железной двери.
Девочка. О, напиши ее! Я хочу увидеть, как ее напишут - как настоящие
поэмы.
(Мальчик начинает писать. Девочка смотрит.)
Первый страж. Сам видишь, мы скоро будем сражаться снова.
Второй страж. Всего лишь маленькая война. У нас бывают только маленькие
войны с горцами.
Первый страж. Когда человек отправляется на войну, занавес богов между
его глазами и будущим становится куда толще, чем прежде; он может
отправиться и на великую, и на малую войну.
Второй страж. Может начаться только маленькая война с горцами.
Первый страж. И все же иногда боги смеются.
Второй страж. Над кем?
Первый страж. Над королями.
Второй страж. Почему ты волнуешься об этой войне среди холмов?
Первый страж. Потому, что Король превосходит силой всех своих предков и
у него больше воинов, больше лошадей и больше сокровищ, захваченных его
отцом и его дедом и полученных в приданое за их королевами; и каждый год
рудокопы приносят ему еще больше из опаловых шахт и из бирюзовых карьеров.
Он стал очень могущественным.
Второй страж. Тогда он с легкостью сокрушит горцев в маленькой войне.
Первый страж. Когда короли становятся чересчур могущественными, звезды
становятся очень ревнивыми.
Мальчик. Я написал твою поэму.
Девочка. О, неужели?
Мальчик. Да, я прочитаю ее тебе. (Он читает)
Я видел, как алая птица
Поднялась прямо в небо,
Она летит и не боится
И кружит, не желая хлеба.
А смерть над ней кружится.
Девочка. Это не подходит.
Мальчик. Это не важно.
(Крадучись, входит Шпион, который пересекает сцену и выходит. Стражи
прекращают разговор).
Девочка. Этот человек пугает меня.
Мальчик. Он - всего лишь один из шпионов Короля.
Девочка. Но мне не нравятся шпионы Короля. Они пугают меня.
Мальчик. Ну, тогда мы убежим.
Страж. (снова замечая детей) Уходите, уходите! Король идет, он съест
вас.
(Мальчик бросает камешек в Стража и бежит прочь. Входит второй Шпион,
который смотрит на дверь. Он изучает ее и издает свист, похожий на крик
совы. Номер 2 возвращается. Они ничего не говорят. Оба свистят. Является
номер 3. Все исследуют дверь. Входят Король и Гофмейстер.
Король облачен в алую одежду. Стражи ловко перебрасывают копья в левые
руки и опускают правые руки вниз. Потом они опускают копья, пока их концы не
оказываются в дюйме от земли, в то же самое время поднимая правые руки над
головами. Они замирают в этой позе на некоторое время.
Потом они опускают правые руки, в то же самое время поднимая копья.
Следующим движением они берут копья в правые руки и касаются древками земли,
возвращая копья в прежнее положение и наклоняя их немного вперед. Оба стража
должны двигаться синхронно).
Первый шпион (подбегает к Королю и становится на колени, касаясь лбом
земли). Что-то написано на железной двери.
Гофмейстер. На железной двери!
Король. Это сделал какой-то дурак. Кто был здесь со вчерашнего дня?
Первый страж. (перемещает руку немного выше на древке копья, отводит
копье в сторону и смыкает пятки - все одновременно; потом он делает один шаг
назад правой ногой; потом становится на правое колено; он говорит только
тогда, когда проделает все это, никак не раньше). Никто, Ваше Величество,
кроме странника из Фессалии.
Король. Он касался железной двери?
Первый страж. Нет, Ваше Величество; он пытался, но мы отогнали его.
Король. Как близко он подходил?
Первый страж. Почти к нашим копьям, Ваше Величество.
Король. По какой причине он хотел коснуться железной двери?
Первый страж. Я не знаю, Ваше Величество.
Король. Куда он пошел?
Первый страж. (указывая налево) Туда, Ваше Величество, час назад.
(Король шепчется с одним из Шпионов, который наклоняется, осматривает
землю и ускользает. Страж встает)
Король. (двум оставшимся Шпионам) Что означает эта надпись?
Шпион. Мы не умеем читать, Ваше Величество.
Король. Хороший шпион должен уметь все.
Второй Шпион. Мы следим, Ваше Величество, и мы ищем, Ваше Величество.
Мы читаем тени, мы читаем следы и шепоты в тайных местах. Но мы не читаем
написанного.
Король. (Гофмейстеру) Взгляни, что это.
Гофмейстер. (подходит и читает) Это - измена, Ваше Величество.
Король. Прочти это.
Я видел, как алая птица
Поднялась прямо в небо,
Она летит и не боится
И кружит, не желая хлеба.
А смерть над ней кружится.
Первый страж. (в сторону) Звезды сказали.
Король. (к Стражу) Был здесь кто-нибудь, кроме странника из Фессалии?
Страж. (становясь на колени, как прежде) Никого, Ваше Величество.
Король. Ты ничего не видел?
Первый страж. Только собаку вдали на равнине и играющих детей.
Король. (второму стражу) А ты?
Второй страж. (становясь на колени) Никого, Ваше Величество.
Гофмейстер. Это странно.
Король. Это - какое-то тайное предупреждение.
Гофмейстер. Это - измена.
Король. Это - от звезд.
Гофмейстер. Нет, нет, Ваше Величество. Не от звезд, не от звезд. Это
сделал какой-то человек. И все же это следует понять. Послать за пророками
звезд?
(Король подзывает Шпионов. Они подходят)
Король. Найдите мне какого-нибудь пророка звезд. (Шпионы уходят) Боюсь,
что мы больше не сможем бродить, мой гофмейстер, по извилистым тропам
несравненного Зерикона, не сможем играть в дахури золотыми шарами. Я больше
думал о моих людях, чем о звездах, больше думал о Зериконе, чем о ветреных
Небесах.
Гофмейстер. Верьте мне, Ваше Величество, какой-то гуляка написал это и
пошел дальше. Ваши шпионы найдут его, и вскорости его имя будет позабыто.
Король. Да, да. Возможно, ты прав, хотя стражи никого не видели.
Несомненно, какой-то нищий сделал это.
Гофмейстер. Да, Ваше Величество, разумеется, какой-то нищий сделал это.
Но взгляните, сюда идут два пророка звезд. Они поведают нам, что это просто
глупость.
(Входят два Пророка и сопровождающий их Мальчик. Все низко кланяются
Королю. Два Шпиона снова отходят и стоят в задней части сцены.)
Король. Какой-то нищий написал эти строки на железных воротах, и
поскольку пути поэзии ведомы Вам, я желаю, чтобы вы, не как пророки, а
скорее как поэты, сказали, есть ли во всем этом какой-нибудь смысл.
Гофмейстер. Это всего лишь пустые стишки.
Первый Пророк. (кланяется снова и идет к двери. Он рассматривает
надпись) Приблизься, слуга тех, кто служит звездам.
(Его спутник подходит.)
Первый Пророк. Принеси сюда наши золотые плащи, поскольку это может
быть источником радости; и принеси также наши зеленые плащи, поскольку это
может поведать о новых прекрасных вещах, которыми звезды некогда порадуют
Короля; и принеси также наши черные плащи, поскольку это может быть
погибелью. (Мальчик уходит; Пророк идет к двери и торжественно читает).
Звезды сказали.
Король. Говорю вам, это написал нищий.
Первый Пророк. Это написано чистейшим золотом. (Он набрасывает черный
плащ на тело и голову)
Король. Что говорят звезды? В чем состоит предупреждение?
Первый Пророк. Я не могу сказать.
Король. (Второму Пророку) Подойди тогда ты и расскажи нам, в чем
состоит предупреждение.
Второй Пророк. Звезды сказали. (Он укрывается черным плащом)
Король. Что это? Что это значит?
Второй Пророк. Мы не знаем, но это - от звезд.
Гофмейстер. Это безопасно; здесь нет ни малейшего вреда, Ваше
Величество. Почему бы птице не умереть?
Король. Почему пророки укрылись черным?
Гофмейстер. Они - таинственные люди, они ищут тайные смыслы. В этом нет
никакого вреда.
Король. Они укрылись черным.
Гофмейстер. Они не говорили ни о каком зле. Они не говорили об этом.
Король. Если люди увидят пророков, укрытых черным, они скажут, что
звезды обратились против меня, и подумают, что удача от меня отвернулась.
Гофмейстер. Люди не должны узнать.
Король. Какой-то пророк должен объяснить нам эту погибель. Пошли за
верховным пророком звезд.
Гофмейстер. (направляясь к левому выходу) Призовите верховного пророка
звезд, которые взирают на Зерикон.
Голоса снаружи. Верховный пророк звезд! Верховный пророк звезд!
Гофмейстер. Я призвал верховного пророка, Ваше Величество.
Король. Если он объяснит это правильно, я повешу ожерелье из бирюзы с
опалами ему на шею.
Гофмейстер. Он не потерпит неудачи. Он - очень хитрый переводчик.
Король. Что, если он покроется огромным черным плащом, ничего не скажет
и, бормоча, медленно пойдет прочь, склонив голову, и тогда наши страхи
достигнут стражей, которые тут же разразятся громкими криками?
Гофмейстер. Это никакая не погибель со звезд, просто какой-то праздный
грамотей написал стихи на железной двери по причине дерзости, тратя впустую
свой запас золота.
Король. Не для себя самого страшусь я погибели, не для себя самого; но
я унаследовал скалистую землю, ветреную и плохо возделанную. Я вел ее к
процветанию в годы мира и расширял ее границы в годы войны. Я увеличивал
урожаи с бесплодных акров и даровал хорошие законы непокорным городам, и мои
люди счастливы, и вот - звезды прогневались!
Гофмейстер. Это не звезды, это не звезды, Ваше Величество, ибо пророки
звезд не сумели объяснить это. Просто-напросто какой-то гуляка потратил
впустую свое золото.
(Тем временем входит Верховный Пророк Звезд, которые взирают на
Зерикон.)
Король. Верховный Пророк Звезд, которые взирают на Зерикон, я желаю,
чтобы ты объяснил строки вон на той двери.
Верховный Пророк. (идет к двери и читает) Это - от звезд.
Король. Объясни их, и ты получишь большое бирюзовое ожерелье с опалами
из шахт, которые находятся в ледовых горах.
Верховный Пророк. (укрывается, подобно другим, большим черным плащом)
Кто может носить алое на земле, кроме Короля, и кто может подняться в небо,
кроме того, кто беспокоит звезды, пренебрегая их древностью? Только того,
кто поднялся вверх, увеличивая силу и богатство, только того, кто вознесся
превыше корон своих предшественников, только того обрекли на погибель
звезды, бессмертные, прославленные.
(Пауза)
Король. Кто написал это?
Верховный Пророк. Это - чистое золото. Это написал некий бог.
Гофмейстер. Бог?
Первый страж. (в сторону, второму стражу) Вчера вечером я видел, как
понеслась к земле пылающая звезда.
Король. Это предупреждение или это погибель?
Верховный Пророк. Звезды сказали.
Король. Тогда это и впрямь погибель?
Верховный Пророк. Они не шутят.
Король. Я был великим Королем... Пусть же скажут обо мне: "звезды
свергли его, они послали бога ради его погибели". Ибо я не встретил равного
себе среди королей, не нашел человека, способного свергнуть меня; и я не
угнетал моих людей, и потому человек не поднимется против меня.
Верховный Пророк. Лучше воздавать должное звездам, чем делать добро
людям. Лучше быть скромным пред богами, чем гордым пред лицом врагов, хотя
они и творят зло.
Король. Пусть звезды услышат меня! Я пожертвую им ребенка - я пожертвую
девочку мерцающим звездам и мальчика звездам, которые не мигают, звездам с
пристальным взором. (Шпионам) Пусть мальчик и девочка будут принесены в
жертву. (Шпион уходит направо, осматривая следы.) Вы примете эту жертву
богу, которого послали звезды? Говорят, боги любят детей.
Верховный Пророк. Я не могу отказаться ни от какой жертвы звездам и
богам, которых они посылают. (Другим Пророкам) Приготовьте жертвенные ножи.
(Пророки достают ножи и точат их.)
Король. Будет ли достаточно, если жертва будет принесена за железной
дверью, где прошел бог со звезд, или она должна совершиться в храме?
Верховный Пророк. Пусть она совершится за железной дверью. (Другим
пророкам) Принесите сюда алтарный камень.
(Справа слышен свист, похожий на крик совы. Третий Шпион, присев,
движется туда. Уходит.)
Король. Эта жертва сможет отвратить погибель?
Верховный Пророк. Кто знает?
Король. Я боюсь, что погибель все равно придет.
Верховный Пророк. Было бы мудро пожертвовать нечто большее.
Король. Что же может принести в жертву человек?
Верховный Пророк. Свою гордость.
Король. Какую гордость?
Верховный Пророк. Твою гордость, которая вознеслась превыше неба и
взволновала звезды.
Король. Как я пожертвую свою гордость звездам?
Верховный Пророк. Именно на твою гордость падет погибель и заберет твою
корону и твое королевство.
Король. Я пожертвую своей короной и буду править некоронованным среди
вас, если только я спасу этим мое королевство.
Верховный Пророк. Если ты пожертвуешь короной, которая и есть твоя
гордость, и если звезды примут эту жертву, возможно, бог, которого они
послали, сможет отвратить погибель, и ты сможешь и дальше править в своем
королевстве, пусть униженный и развенчанный.
Король. Я должен сжечь корону среди благовоний или бросить ее в море?
Верховный Пророк. Пусть она будет возложена здесь, у железной двери,
куда явился бог, который возвестил о Золотой Погибели. Когда он явится под
покровом ночи, чтобы осушить город или впустить врагов через железную дверь,
он увидит, что твоя гордость отвержена и, возможно, примет ее и отнесет
безразличным звездам.
Король. (Гофмейстеру) Иди за моими шпионами и скажи, что
жертвоприношения не будет. (Гофмейстер уходит; Король снимает корону)
Прощай, моя хрупкая слава; короли искали тебя, звезды завидовали тебе. (На
сцене становится темнее)
Верховный Пророк. А теперь садится солнце, которое отвергает звезды, и
уходит день, когда нет богов вокруг нас. И наступает час, когда духи бродят
по земле; все вещи, которые были невидимы, и лики неизменных звезд скоро
предстанут над полями. Возложи свою корону туда и отправимся прочь.
Стражи. (становясь на колени) Да, Ваше Величество.
(Они остаются на коленях, пока не выходит Король. Король и Верховный
Пророк уходят.)
Верховный Пророк. Это была твоя гордость. Пусть она будет забыта.
Звезды могут принять ее. (Выходит налево)
(Стражи встают)
Первый страж. Звезды позавидовали ему!
Второй страж. Это - древняя корона. И он носил ее хорошо.
Первый страж. Могут ли звезды принять ее?
Второй страж. Если они не примут ее, какая погибель настигнет нас?
Первый страж. Внезапно станет так, как будто не было никогда никакого
города под названием Зерикон, и два стража, похожих на тебя и на меня,
никогда не стояли у двери.
Второй страж. Как! Откуда ты знаешь?
Первый страж. Таковы всегда пути богов.
Второй страж. Но это несправедливо.
Первый страж. Откуда богам знать про то?
Второй страж. И все случится сегодня вечером?
Первый страж. Идем! Мы должны уйти подальше. (Уходят направо)
(На сцене становится все темнее и темнее. Справа снова входит
Гофмейстер. Он проходит через сцену и выходит налево. Снова входят шпионы
справа. Они пересекают сцену, которая стала теперь почти совсем темной).
Мальчик. (входит справа, одетый в белое, его руки немного вытянуты,
плачет) Дверь Короля, дверь Короля, я хочу мой маленький обруч. (Он идет к
двери Короля. Когда он видит там корону Короля, он довольно вздыхает) O-о!
(Он берет корону, бросает ее на землю, и, толкая новую игрушку скипетром,
выходит тем же путем, каким пришел.)
(Великая дверь открывается; там виден свет; прятавшийся Шпион
выскакивает и видит, что корона исчезла. Выбегает другой Шпион. Их опущенные
головы почти соприкасаются)
Первый шпион. (хриплым шепотом) Боги пришли!
(Они пробегают через дверь, и дверь закрывается. Она открывается снова,
и входят Король и Гофмейстер)
Король. Звезды довольны.
(Занавес)
Король Аргименес и Неведомый Воин
Действующие лица
Король Аргименес \
Зарб, раб, рожденный рабом
Старый Раб | - рабы Короля Дарниака
Молодой Раб |
Рабы /
Король Дарниак
Королевский Надзиратель
Пророк
Страж идола
Слуга королевского пса
Королева Атарлия \
Королева Оксара | - королевы Короля Дарниака
Королева Кахафра |
Королева Траголинд /
Привратники и служители
Время: Давным-давно.
Действие первое
(Обеденный час в обиталище рабов Короля Дарниака. Король Аргименес
сидит на земле, склоненный, рваный и грязный, разгрызая кость. У него
нечесаные волосы и спутанная борода. Рядом с ним лежит разбитая лопата. Два
или три раба сидят в задней части сцены, поедая сырую капусту. Песня слез,
песнь низко-рожденных, то и дело слышится, монотонная и жалобная; она
доносится из отдаленных рабских казарм)
Король Аргименес. Это хорошая кость; в этой кости есть сок.
Зарб. Мне жаль, что я - не ты, Аргименес.
Король Аргименес. Мне больше не стоит завидовать. Я съел свою кость.
Зарб. Мне жаль, что я не ты, потому что ты был королем. Потому что люди
склонялись к твоим ногам. Потому что ты ездил верхом и носил корону и
именовался Величеством.
Король Аргименес. Когда я вспоминаю, что был королем, это просто
ужасно.
Зарб. Но тебе повезло сохранить в памяти такое. У меня нет ничего
подобного... Однажды я прожил год, избегая телесных наказаний, и я помню
свою хитрость, помню, как добивался этого - а больше мне нечего вспомнить.
Король Аргименес. Это так ужасно - быть королем.
Зарб. Но тот, кто не хранит доброй памяти о прошлом, лишен всего. Нам
не так уж легко надеяться здесь на будущее.
Король Аргименес. У тебя есть бог?
Зарб. У нас не может быть бога, потому что он мог бы пробудить в нас
смелость, и мы могли бы перебить своих стражей. Он мог бы сотворить чудо и
дать нам мечи.
Король Аргименес. Ах, тогда у тебя нет совсем никакой надежды.
Зарб. Малая толика надежды у меня есть. Молчи, и я открою тебе тайну -
большой пес Короля болен и скоро умрет. Они бросят пса нам. Тогда мы получим
прекрасные кости.
Король Аргименес. Ах! Кости...
Зарб. Да. Именно на это я и надеюсь. А у тебя нет никакой другой
надежды? Ты не надеешься, что твой народ когда-нибудь восстанет, спасет
тебя, свергнет короля и подвесит его за большие пальцы у ворот дворца?
Король Аргименес. Нет. У меня нет никакой другой надежды, ибо мой бог
был сброшен с пьедестала в храме и разбит на три части в тот день, когда они
поразили нас и захватили меня сонным. Но они точно бросят его нам? Такое
благородное животное, как королевский пес, будет брошено нам?
Зарб. После смерти все почести забываются. Даже Короля, когда он
умирает, отдают червям. Так почему бы его собаку и не бросить нам?
Король Аргименес. Мы - не черви!
Зарб. Ты не понимаешь, Аргименес. Черви малы и свободны, в то время как
мы велики и порабощены. Я не говорил, что мы черви, но мы - похожи на
червей, и если им достается Король, когда он умирает, почему бы тогда...
Король Аргименес. Расскажи мне побольше о собаке Короля. Есть ли у
этого пса большие кости?
Зарб. Да, это большой пес - высокий, крупный, черный.
Король Аргименес. Откуда ты о нем столько знаешь?
Зарб. О да, я его знаю. Я знаю его очень хорошо. Меня однажды побили
из-за него, двадцать пять ударов тройным кнутом, меня били два человека.
Король Аргименес. Как получилось, что они били тебя из-за собаки
Короля?
Зарб. Они били меня, потому что я заговорил с псом, не выказывая
должного почтения. Он примчался без сопровождающих в рабские казармы, и я
заговорил с ним. Это был дружелюбный здоровый пес, и я говорил с ним и
ласкал его голову, и не выказывал почтения.
Король Аргименес. И они увидели, что ты делал это?
Зарб. Да, меня заметил надзиратель. Они пришли и тотчас схватили меня и
связали мне руки. Большой пес хотел, чтобы я еще поболтал с ним, но меня уже
уводили.
Король Аргименес. Ты должен был вести себя почтительно.
Зарб. Большой пес казался таким дружелюбным, и я позабыл, что передо
мной большой королевский пес.
Король Аргименес. Но скажи мне еще вот что. Это была рана или болезнь?
Зарб. Говорят, что болезнь.
Король Аргименес. Ах, тогда он станет тощим, если не умрет вскорости.
Если б это была рана! - но нам не следует жаловаться. Я жалуюсь чаще, чем
ты, потому что я не учился подчиняться в то время, когда был еще молод.
Зарб. Если прекрасные воспоминания радуют тебя, ты должен сильнее
надеяться. Мне жаль, что у меня нет твоих воспоминаний. Я не должен
беспокоиться о надежде. Это очень трудно - надеяться.
Король Аргименес. Нам не на что больше будет надеяться, когда мы съедим
королевского пса.
Зарб. Ну, ты мог бы найти золото в земле, пока здесь копаешь. Тогда ты
мог бы подкупить начальника охраны, чтобы он отдал свой меч; мы бы все
последовали за тобой, если б у тебя был меч. Тогда мы смогли бы схватить
Короля, связать его, положить его на землю, вытянуть язык у него изо рта,
приколоть его шипами, положить мед на язык и разбрызгать вокруг. Тогда с
одной из больших насыпей приползли бы серые муравьи. Мой отец однажды нашел
золото, когда копал землю.
Король Аргименес. (многозначительно) А твой отец освободился?
Зарб. Нет, поскольку королевский надзиратель заметил, как он смотрит на
золото, и убил его. Но он освободился бы, если б смог подкупить охрану.
(По сцене проходит Пророк, сопровождаемый двумя служителями)
Рабы. Он идет к Королю. Он идет к Королю.
Зарб. Он идет к Королю.
Король Аргименес. Идет пророчить добро Королю. Легко пророчить королю
разные хорошие вещи, и получать вознаграждение, когда случается нечто
доброе. Кто еще может идти к королю? Пророк! Пророк!
(Медленно звонит тяжелый колокол. Король Аргименес и Зарб сразу
подбирают свои лопаты, и старые рабы в задней части сцены тотчас опускаются
на колени и роют землю руками. Белая борода самого старого раба волочится по
грязи, когда он трудится. Король Аргименес копает).
Король Аргименес. Как называется та песня, которую мы всегда поем? Мне
нравится эта песня.
Зарб. У нее нет названия. Это - наша песня. У нас нет никакой другой
песни.
Король Аргименес. Когда-то были и другие песни. Неужели у этой нет
названия?
Зарб. Я думаю, что у солдат есть для нее название.
Король Аргименес. И как же солдаты прозвали ее?
Зарб. Солдаты называют ее песней слез, песней низко-рожденных.
Король Аргименес. Это - хорошая песня. Я не могу теперь петь никакой
другой.
(Зарб отходит в сторону, продолжая копать).
Король Аргименес. (самому себе, когда лопата натыкается на что-то в
земле) Металл! (Снова касается его лопатой.) Золото, возможно! ...Оно здесь
бесполезно. (Неторопливо раскапывает землю. Внезапно он опускается на колени
и взволнованно роется в земле руками. Потом очень медленно, все еще стоя на
коленях, он разгибается, ровно держа в руках длинный зеленоватый меч, к
которому прикованы глаза героя. Аргименес удерживает меч на уровне
обращенного к небесам лба, все еще в обеих руках, и обращается к нему таким
образом.) O святая и благословенная вещь! (Затем он медленно опускает руки,
пока они не касаются колен, и, не отрывая глаз от меча, нараспев
произносит.) Завтра исполнится три года с того дня, как Король Дарниак напал
на меня, захватив мое королевство. Три раза в тот год меня наказывали
плетьми, двенадцатью ударами, семнадцатью и двадцатью ударами. Год и
одиннадцать месяцев назад, в день Луны, Королевский Надзиратель ударил меня
по лицу, и девять раз в том году он назвал меня собакой. В течение одного
месяца, двух недель и одного день я был скован с волом и целыми днями тянул
круглый камень по дорожкам, прерываясь только для того, чтобы поесть. Меня
секли дважды в том году - восемнадцать ударов и десять ударов. В этом году
крыша свинарника рабов рухнула, и Король Дарниак не станет восстанавливать
ее. Пять недель назад одна из его Королев посмеялась надо мной, когда
проходила через рабские. Меня пороли снова в этом году, дав тринадцать
ударов, и двенадцать раз называли меня собакой. И это они сделали с королем,
королем дома Итары! (Он замирает на мгновение, прислушиваясь, затем зарывает
меч снова и разглаживает руками землю над ним, затем продолжает копать.
Старые рабы не видят его: их лица обращены к земле. Входит Королевский
Надзиратель, несущий кнут. Рабы и Король Аргименес становятся на колени,
уткнувшись лбами в землю, когда он идет через сцену. Надзиратель уходит.)
Король Аргименес. (становится на колени, руки опущены) O дух воина, где
бы ни странствовал ты, кто бы ни были твои боги, наказывают ли они тебя или
благословляют, о венценосный дух, который когда-то возложил здесь этот меч,
устреми на меня свой взор, я молю тебя, не имея никаких других богов, ибо
бог моего народа был разбит натрое однажды ночью. Мои руки скованы цепями
рабства уже три года, они забыли меч. Но направь твой меч, чтобы я смог
убить шестерых стражей и вооружить самых сильных рабов, и клянусь, тебе
будут приносить в жертву каждый год сотни огромных волов. И я возведу в
Итаре храм в твою честь, в котором все входящие будут вспоминать тебя; так
ты будешь возвеличен, и мертвые позавидуют тебе, ибо мертвые так ревниво
относятся к воспоминаниям. Да, хотя ты и был грабителем, неправедно
отбиравшим человеческие жизни, все равно редкостные специи будут тлеть в
храме твоем, и юные девы будут петь, и свежесорванные цветы будут
торжественно возлагаться пред тобой; и жрецы будут ходить вокруг алтаря,
звоня в свои колокольцы, чтобы душа твоя обрела покой. О, ведь у него добрый
клинок, у этого старого зеленого меча; разве тебе не хотелось бы увидеть,
как он поражает свою цель (если мертвые видят все, как учат нас мудрецы),
разве тебе не хотелось бы увидеть, как он рассекает воздух; такой огромный
меч должен найти свою цель. (Вытягивая правую руку вверх) Войди же в мою
правую руку, о древний дух, о дух неведомого воина! И если ты можешь
беседовать с богами, объединись с ними против Иллуриэля, бога Короля
Дарниака. (Он поднимается и продолжает рыть.)
Надзиратель. (возвращаясь) А ты молился.
Король Аргименес. (стоя на коленях) Нет, господин.
Надзиратель. Стражник заметил тебя. (Ударяет его) Молиться рабы не
должны.
Король Аргименес. Я только просил Иллуриэля сделать меня хорошим рабом,
научить меня хорошо копать, и тянуть круглый камень, и не дать мне умереть,
когда продовольствия не хватает, только бы остаться хорошим рабом моему
господину, Великому Королю.
Надзиратель. Кто ты такой, чтобы молиться Иллуриэлю? Собаки не могут
молиться бессмертному богу. (Выходит)
(Зарб возвращается, копая)
Король Аргименес. (продолжая копать) Зарб!
Зарб. (также копая) Не смотри на меня, когда говоришь. Стражи наблюдают
за нами. Смотри на землю.
Король Аргименес. Как стражи узнают, что мы говорим, если мы смотрим
друг на друга?
Зарб. Ты очень глуп. Конечно, они узнают.
Король Аргименес. Зарб!
Зарб. Что?
Король Аргименес. Сколько стражей ты видишь?
Зарб. Здесь их шестеро. Они наблюдают за нами.
Король Аргименес. Есть ли другие стражи в поле зрения этих шестерых?
Зарб. Нет.
Король Аргименес. Откуда ты знаешь?
Зарб. Всякий раз, когда офицер оставляет их, они садятся на землю и
играют в кости.
Король Аргименес. Разве это доказывает, что нет еще шестерых
поблизости?
Зарб. Как же ты глуп, Аргименес! Конечно, это доказывает, что других
нет. Поскольку, если бы они были, другой офицер мог бы все увидеть, и тогда
игрокам отрубили бы большие пальцы.
Король Аргименес. Ах! (Пауза) Зарб! (Пауза) Рабы пойдут за мной, если я
попытаюсь перебить стражу?
Зарб. Нет, Аргименес.
Король Аргименес. Почему они не пойдут за мной?
Зарб. Потому что ты похож на раба. Они никогда не последуют за рабом,
потому что они сами - рабы, и они знают, сколь мало значит раб. Если б ты
был похож на короля, они пошли бы за тобой.
Король Аргименес. Но я - король. Они знают, что я - король.
Зарб. Лучше выглядеть королем, чем быть им. За таким они пошли бы.
Король Аргименес. Если бы у меня был меч, они пошли бы за мной?
Красивый, огромный бронзовый меч.
Зарб. Хотелось бы мне это вообразить. Только потому что ты был когда-то
королем, ты можешь думать о мече из бронзы. Я пытался мечтать когда-то, что
буду бороться со стражами, но я не мог представить себе меч, я не мог
вообразить его; я мог вообразить только кнуты.
Король Аргименес. Копай немного ближе, Зарб. (Они оба сближаются) Я
нашел в земле очень старый меч. Этот меч не из тех, которые обычно носят
солдаты. Должно быть, его носил король, и суров был тот король. Этим мечом,
должно быть, творились страшные дела; на нем есть несколько вмятин.
Возможно, здесь давным-давно была битва, все участники которой погибли;
возможно, король умер последним и похоронил свой меч, пока большие птицы не
пожрали его.
Зарб. Ты слишком много думал о собаке Короля, Аргименес, и это сделало
тебя голодным, и голод свел тебя с ума.
Король Аргименес. Я нашел такой меч. (Пауза)
Зарб. Что ж - тогда ты снова будешь носить пурпурный плащ, и восседать
на большом троне, и ездить на гарцующей лошади, и мы будем звать тебя
Величеством.
Король Аргименес. Сначала я устрою себе долгий отдых, и выпью много
воды, и забудусь сном. Но рабы последуют за мной?
Зарб. Ты заставишь их следовать за собой, если у тебя есть меч. И все
же Иллуриэль очень могущественный бог. Говорят, что никто не одерживал верх
над династией Короля Дарниака, пока стоял Иллуриэль. Только однажды враг
сбросил Иллуриэля в реку и сверг династию, но рыбак нашел его снова и
восстановил, и враг был вытеснен и династия возвратилась.
Король Аргименес. Если Иллуриэля можно низвергнуть, как низвергли моего
бога, возможно, Короля Дарниака можно победить, как и меня, побежденного
некогда во сне?
Зарб. Если бы Иллуриэль разбился, все люди вскричали бы и разбежались.
Это было бы пугающее предзнаменование.
Король Аргименес. Много ли людей в оружейной дворца?
Зарб. В оружейном складе остаются десять человек, когда все
надсмотрщики снаружи.
(Некоторое время они копают молча.)
Зарб. Офицер стражников ушел... Теперь они играют в кости. (Он бросает
лопату и вытягивает руки.) Человек с большой бородой снова победил, он очень
ловко управляется с большими пальцами... Они играют снова, но темнеет, и я
не могу ясно разглядеть.
(Король Аргименес украдкой раскапывает меч, подбирает его и сжимает в
руке.)
Зарб. Ваше Величество!
(Король Аргименес приседает и ускользает к стражам.)
.......
Зарб. (другим рабам) Аргименес нашел ужасный меч и ушел, чтобы убить
стражей. Это не обычный меч, это меч какого-то короля.
Старый Раб. Аргименеса ужасно накажут. Мы услышим, как он будет кричать
всю ночь. Его крики испугают нас, и мы не сможем уснуть.
Зарб. Нет, нет! Стражи порют бедных рабов, но у Аргименеса был весьма
суровый вид. Стражи испугаются, завидев его, лишь только заметят его злобу и
его ужасный меч. Это был огромный меч, а сам Аргименес выглядел разъяренным.
Он принесет нам мечи стражей. Мы должны склониться перед ним и поцеловать
его ноги, иначе он разгневается и на нас.
Старый Раб. Аргименес даст мне меч?
Зарб. У него будут мечи для шестерых из нас, если он перебьет стражу.
Да, он даст тебе меч.
Раб. Меч! Нет, нет, я не должен; Король убьет меня, если узнает, что у
меня есть меч.
Второй раб. (медленно, как будто развивая идею) Если Король узнает, что
у меня есть меч, что ж, тогда это будет тяжелый день для Короля.
(Все смотрят налево.)
Зарб. Я думаю, они снова играют в кости.
Первый Раб. Я не вижу Аргименеса.
Зарб. Нет, потому что он пригнулся, когда шел. Стражи находятся на
линии горизонта.
Второй раб. Что это за темная тень за спиной у стража?
Зарб. Слишком тихо для Аргименеса.
Второй раб. Смотри! Оно движется.
Зарб. Вечер слишком темный, я не могу разглядеть. (Они продолжают
пристально глядеть в собирающуюся темноту. Они поднимаются с колен и
вытягивают шеи. Никто ничего не говорит. Затем с их губ и с других,
издалека, срывается длинное, глубокое "О!" Оно подобно звуку, который
раздается с трибун, когда лошадь падает у барьера, или, в Англии, подобно
первому восклицанию толпы в большом матче в крикет, когда игрок делает
промах.)
(Занавес)
Действие второе
(Тронный Зал Короля Дарниака. Король сидит на троне по центру в задней
части сцены; немного слева от него, но чуть ближе к сцене восседает
темно-зеленый идол. Королевы сидят вокруг него на полу, две справа и две
между королем и идолом. Все носят короны. Около темно-зеленого идола
преклонил колено солдат с пикой наперевес. Песня слез, песня
низко-рожденных, слабым эхом доносится из рабских казарм.)
Первая Королева. Покажите нам нового пророка, Ваше Величество; было бы
очень интересно увидеть еще одного пророка.
Король. Ах, да. (Он ударяет в гонг, и появляется служитель, идет прямо,
мимо Короля и склоняется перед идолом; затем он идет назад к центру сцены и
склоняется перед Королем.)
Король. Приведи сюда нового пророка.
(Служитель выходит. Входит Королевский Надзиратель, сжимающий бумажный
свиток. Он минует Короля, кланяется идолу, возвращается к Королю, становится
на колени и остается стоять на коленях со склоненной головой.)
Король. (говорящий в это время со Второй Королевой, сидящей по правую
руку) Мы посадим красивое дерево для тебя, о Атарлия, в конце большого сада.
Там будут ирисы, которые ты любишь, и все цветы, что обычно растут на
берегах рек. И ручей там будет маленьким и вьющимся, похожим на все ручейки
твоей страны. Я проведу поток по новому руслу с гор. (Поворачивается к
Королеве Оксаре, сидящей справа поодаль) И для тебя, о Оксара, мы тоже
сотворим нечто приятное. Я прикажу для тебя доставить камни из карьеров, и
мои праздные рабы сделают холм и усадят его горными кустарниками, и ты
сможешь сидеть там зимой, думая о далеком Севере. (Коленопреклоненному
Надзирателю) Ах, что еще там?
Надзиратель. Планы вашего королевского сада, Ваше Величество. Рабы рыли
его в течение пяти лет и укатывали дорожки.
Король. (берет планы) Не было ли сада в Вавилоне?
Надзиратель. Говорят, там был какой-то сад, Ваше Величество.
Король. У меня будет больший сад. Пусть весь свет знает и дивится
(смотрит на чертежи.)
Надзиратель. Это сразу заметно, Ваше Величество.
Король. (указывая на чертеж) Мне не по нраву этот холм, он слишком
крут.
Надзиратель. Нет, Ваше Величество.
Король. Уберите его.
Надзиратель. Да, Ваше Величество.
Король. Когда сад будет готов, чтобы Королевы прогулялись по нему?
Надзиратель. Работа в этом сезоне идет медленно, Ваше Величество,
потому что зелени недостаточно, и рабы становятся ленивыми. Они даже
обнаглели настолько, что требуют костей.
Королева Кахафра. (Надзирателю) Почему же их не порют? (Королеве
Траголинде) Это же так просто, они только должны пороть их, но эти люди
иногда настолько глупы. Я хотела прогуляться по большом саду, и тут мне
говорят: "Это не готово, Ваше Величество. То не готово, Ваше Величество",
как будто бы есть хоть одна причина, почему все не может быть готово.
Четвертая Королева. Да, они причиняют нам столько неприятностей.
(Тем временем Король возвращает планы. Надзиратель выходит. Снова
входит служитель с Пророком, одетым в длинный темно-коричневый плащ; его
лицо торжественно; у него длинная темная борода и длинные волосы.
Склонившись перед идолом, он кланяется Королю и стоит молча. Служитель,
поклонившись обоим, замирает в дверях.)
Король. (тем временем Королеве Атарлии) Возможно, мы заманим уток,
когда поля покроются инеем, они будут прилетать сюда и плавать в вашем
ручье; это будет как бы ваша собственная страна. (Пророку) Предсказывай же.
Пророк. (говорит сразу громким голосом) Был некогда Король, у него были
рабы, ненавидевшие его и работавшие для него, и у него были солдаты,
охранявшие его и умиравшие для него. И количество рабов, которые должны были
ненавидеть его и трудиться для него, превысило количество солдат, которые
должны были охранять его и умирать для него. И дни того Короля были сочтены.
И количество твоих рабов, о Король, рабов, которые ненавидят тебя, уже
превысило количество твоих солдат.
Королева Кахафра. (Королеве Траголинде) ...и я носила корону с
сапфирами и большим изумрудом, и иностранный принц сказал, что я выглядела
очень мило.
(Король, который улыбался Королеве Атарлии, грациозно кланяется
Пророку, услышав, что тот закончил свою речь. Когда Королевы замечают
любезный поклон Короля, они приветствуют Пророка, аплодируя ему.)
Третья Королева. Попросите, чтобы он изрек нам другое пророчество, Ваше
Величество! Он так интересен. Он кажется таким умным.
Король. Пророчь нам.
Пророк. Те армии, что разбили лагерь у твоих обширных границ, не
замечают никакого врага на равнинах вдалеке. И в пределах твоих врат
скрывается тот, кого твои стражи ищут на далеких охраняемых границах. Я
чувствую страх и дурное знамение. Все еще есть время, все еще есть; но
времени мало. И мой разум смущен бедами, грозящими твоему королевству.
Королева Кахафра. (Королеве Траголинде) Мне не нравится, как у него
уложены волосы.
Королева Траголинд. Было бы неплохо, если б он их укоротил.
Король. (Пророку, отпуская его наклоном головы) Спасибо, это было очень
интересно.
Королева Траголинд. Какой он умный! Интересно, как у него получается
думать о подобных вещах?
Королева Кахафра. Да, но мне не нравятся люди, которые тщеславятся
этим. Взгляни, какие у него волосы.
Королева Траголинд. Да, конечно, это совершенно ужасно.
Королева Кахафра. Почему он не может остричь волосы, как другие люди,
даже если он говорит умные вещи?
Королева Траголинда. Да, я ненавижу тщеславных людей. (Совершенно
необязательно, чтобы в прическе Пророка было нечто необычное.)
(Входит Служитель. Он кланяется идолу, затем становится на колени перед
Королем.)
Служитель. Все гости собрались в Банкетном зале.
(Все встают. Королевы попарно идут в банкетный зал.)
Королева Атарлия. (Королеве Оксаре) И о чем он говорил?
Королева Оксара. Он говорил об армиях на границе.
Королева Атарлия. Ах! Это напоминает мне о том молодом капитане в
Пурпурной гвардии. Говорят, он влюблен в Линуру.
Королева Оксара. О, Теаркос! Линура, наверное, сама сказала это.
(Когда Королевы подходят к дверям, они останавливаются по обе стороны.
Затем они поворачиваются лицом друг к другу. Тогда Король оставляет свой
трон и проходит между ними в банкетный зал; каждая пара делает перед ним
реверанс, когда он проходит. За ним следуют Королевы, потом служители. Затем
раздается винная песня, песня знати, заглушающая песнь низко-рожденных.
Только Страж идола остается, все еще стоя на коленях около Иллуриэля.)
Страж идола. Мне не нравится то, что сказал Пророк - было бы ужасно,
если бы это оказалось правдой - было бы совсем плохо, если б это оказалось
ложью, поскольку он пророчит от имени Иллуриэля... Ах! Они поют винную
песню, песнь знати. Королевы поют. Как веселы они!... Хотел бы я быть
благородным и сидеть и смотреть на Королев. (Он присоединяется к пению)
Голос Стражника. Охрана, соберитесь. (Винная песня все еще
продолжается.)
Голос Облеченного Властью. Выпустите туда стражу! Проснитесь, вы,
проклятые свиньи!
(Все еще звучит винная песня. Слабый звук мечей.)
Крик. К складу оружия! К складу оружия! Держитесь! Рабы ворвались в
склад оружия. Ах! Милосердие! (На некоторое время воцаряется тишина.)
Король Аргименес. (в дверном проеме) Идите в рабские. Скажите, что
дворцовая стража перебита и что мы захватили оружейный склад. Вы десятеро,
удерживайте склад, пока наши люди не появятся из рабских казарм. (Он входит
в зал с рабами, вооруженными мечами.) Сбросьте Иллуриэля.
Страж идола. Возьмите мою жизнь прежде, чем коснетесь моего бога.
Раб. Мы хотим только твою пику.
(Все нападают на него; выхватывают у него меч и связывают ему руки за
спиной. Они сталкивают Иллуриэля, темно-зеленого идола, который разбивается
на семь частей.)
Король Аргименес. Иллуриэль пал и разбился на куски.
Зарб. (с некоторым страхом) Бессмертный Иллуриэль наконец-то мертв.
Король Аргименес. Мой бог был расколот на три части, но Иллуриэль
расколот на семь. Удача Дарниака отвернулась от него и повернулась ко мне.
(Раб отбивает от трона золотую рукоять) Ну, мы вооружим всех рабов.
(Выходит)
Король Дарниак. (входит со свитой) Мой трон сломан. Иллуриэль обратился
против меня.
Служитель. Иллуриэль пал.
Все. (с Королем Дарниаком) Иллуриэль пал, пал. (Некоторые бросают свои
копья)
Король Дарниак. (стражу идола) Какой завистливый бог или кощунственный
человек посмел сделать это?
Страж идола. Иллуриэль пал.
Король Дарниак. Были здесь люди?
Страж идола. Пал.
Король Дарниак. Куда они пошли?
Страж идола. Иллуриэль пал.
Король Дарниак. Они должны быть замучены здесь, пред лицом Иллуриэля, и
их глаза будут повешены на нити вокруг его шеи, так, чтобы Иллуриэль видел
все, и на их костях мы поставим его снова. За дело! (Те, которые бросили
копья, подбирают их, но тащат позади себя по земле. Все подавленно следуют
за королем.)
Голос скорби. (все слабее и слабее) Иллуриэль пал. Иллуриэль пал.
Иллуриэль, Иллуриэль, Иллуриэль. Пал. Пал. (Песня низко-рожденных внезапно
прекращается. Затем издалека доносятся голоса рабов, поющих очень громко.)
Иллуриэль пал, пал, пал. Иллуриэль пал и разбит на куски. Иллуриэль пал,
пал, пал.
(Слышен звук борьбы, звон мечей, и голоса, и время от времени звучит
имя Иллуриэля.)
Страж идола. (становясь на колени перед осколком Иллуриэля) Иллуриэль
разбит. Они свергли Иллуриэля. Они нанесли великий вред движению звезд. Луна
будет погружена во тьму или падет, неся проклятие ночи. Солнце больше не
встанет. Они не знают, как они разрушили мир.
(Снова входят король Аргименес и его люди.)
Король Аргименес. Иди в землю Итары, и скажи им, что я свободен. А ты
иди к армии на границе. Предложи им смерть, или правую рукоять трона,
которую нужно расплавить и разделить на всех. Позволь им выбирать.
(Вооруженные рабы идут к трону и становятся по обеим сторонам от него,
скандируя: "Ваше Величество, взойдите на трон". Король Аргименес, стоя лицом
к аудитории, поднимает меч, медленно, на обеих руках, чуть выше головы,
потом смотрит на него, декламируя)
Король Аргименес. Хвала неведомому воину и всем богам, которые
благословляют его. (Он поднимается на трон. Зарб склоняется у подножия и
остается склоненным, бормоча в паузах "Ваше Величество". Вооруженный раб
входит, ведя Королевского Надзирателя. Король Аргименес серьезно наблюдает
за ним. Его тянут к трону. Он все еще сжимает в руке свиток пергамента.
Некоторое время Король Аргименес ничего не говорит, потом указывает на
пергамент) Что у тебя там?
Надзиратель. (становясь на колени) Это план большого сада, Ваше
Величество. Он должен был стать чудом света. (Разворачивает свиток)
Король Аргименес. (мрачно) Покажи мне место, где я рыл землю в течение
трех лет. (Надзиратель показывает дрожащей рукой; пергамент явно колышется)
Пусть там будет возведен храм Неведомому Воину. И пусть этот меч будет
навеки возложен на алтарь, чтобы призрак того Воина, блуждающий по ночам
(если люди выходят по ночам из могил) мог увидеть свой меч снова. И пусть
молятся там рабы и те, которые угнетены; однако благородным и могущественным
также не будет запрещено возносить там молитвы, и Неведомый Воин не должен
испытывать недостаток в поклонении.
(Входит, спеша, мужчина из числа прислужников Короля Дарниака. Он
открывает рот и ошеломленно замирает при виде Короля Аргименеса.)
Король Аргименес. Кто ты?
Мужчина. Я слуга Королевского пса.
Король Аргименес. Зачем ты пришел сюда?
Мужчина. Королевский пес мертв.
Король Аргименес и его люди. (жестоко и жадно) Кости!
Король Аргименес. (внезапно вспомнив, что случилось и где он) Пусть пес
будет погребен рядом с Королем.
Зарб. (протестующе) Ваше Величество!
(Занавес)
Сияющие Врата
Действующие лица
Джим, прежде бывший грабителем \
Билл, то же самое / Оба мертвы.
Место: Пустынное Место.
Время: Настоящее.
(Пустынное Место усыпано большими черными камнями и открытыми пивными
бутылками, причем последних очень много. В задней части - гранитная стена из
больших плит, и в ней Небесные Врата. Дверь сделана из золота. Под Пустынным
Местом - пропасть, усеянная звездами.
Занавес поднимается, и зрители видят Джима, устало откупоривающего
бутылку пива. Потом он наклоняет ее - медленно и с бесконечной
осторожностью. Она оказывается пустой. Вдали раздается слабый и неприятный
смех. Это действие, сопровождаемое далеким смехом, непрерывно повторяется по
ходу пьесы. Закрытые бутылки обнаруживаются за камнями, еще больше бутылок
постоянно спускается сверху, в пределах досягаемости Джима. Все оказываются
пусты.
Джим откупоривает несколько бутылок.)
Джим. (тщательно взвешивая одну) Эта - полная. (Она пуста, как и все
прочие)
(Слева слышится пение)
Билл. (входит слева; глаз у него выбит пулей. Поет) Правь, Британия,
Британия, правь морями. (Прерывая песню) Ну, привет! Тут бутылка пива.
(Обнаруживает, что она пуста; смотрит вдаль и вниз) Я начал немного уставать
от этих цветущих великих звезд и от этого скалистого выступа. Я, кажись,
вечно брожу вдоль этой стены. Ну, прошел, пожалуй, уже целый день с тех пор,
как тот домовладелец в меня выстрелил. И ему не надо было этого делать,
точно, ведь я не собирался никого убивать. Я только хотел забрать у него
кое-какие серебряные вещицы. Это было забавное дельце. Привет, ворота. А,
это Врата Небесные! Хорошо, хорошо. Так все в порядке. (Некоторое время
смотрит вверх). Нет. Я не смогу взобраться на ЭТУ стену. И вообще, у нее
вовсе нет никакой вершины. Все вверх и вверх. (Стучит в дверь и ждет)
Джим. Это не для таких, как мы.
Билл. А, привет, тут еще один тип. Ага, его кто-то повесил. Да это же
старый Джим! Джим!
Джим. (устало) Привет.
Билл. Ну, Джим! И долгонько ты здесь?
Джим. Я здесь всегда.
Билл. Как же, Джим, разве ты не помнишь меня? Ну, ты же учил Билла
взламывать замки много лет назад, когда он был маленьким мальчиком, не
изучавшим торговые дела и не имевшим ни единого пенни, и если б не ты, у
меня ничего бы не было, Джим. (Джим с сомнением смотрит на него) Я никогда
не забывал тебя, Джим. Я взломал множество домов. А затем я принялся за
большие здания. Знаешь, по-настоящему большие.
Я разбогател, Джим, и меня уважали все, кто меня знал. Я стал
гражданином, Джим, я жил очень неплохо. И вечерами, сидя у огня, я частенько
говаривал: "Я так же умен, как Джим". Но это было не так, Джим. Я не мог
взбираться наверх, как ты. И я не мог прогуливаться, как ты, по скрипучим
ступеням, когда все кругом тихо, а в доме есть собака и вокруг расставлено
множество бьющихся предметов, и дверь скрипит, если ее коснуться, и наверху
лежит какой-то больной, про которого ты не знаешь, а ему больше нечем
заняться - только слушать тебя, поскольку он не может уснуть. Разве ты не
помнишь маленького Билла?
Джим. Это было где-то в другом месте.
Билл. Да, Джим, да. Внизу, на Земле.
Джим. Но здесь больше нет других мест.
Билл. Я никогда не забывал тебя, Джим. Я молился в церкви, и на языке у
меня было то же, что и у всех остальных, но я все время думал о тебе, об
этой маленькой комнате в Патни, о человеке, обыскивающем каждый ее угол с
револьвером в одной руке и свечой - в другой, и о том, как ты крался у него
за спиной.
Джим. Что это за Патни?
Билл. О, Джим, разве ты не можешь вспомнить? Разве ты не помнишь день,
когда ты дал мне средства к существованию? Мне было не больше двенадцати, и
это было весной, и за городом все было в цвету. А мы обчистили номер 25 на
новой улице. И на следующий день мы увидели жирное, глупое лицо того
человека. Это было тридцать лет назад.
Джим. Что такое лет?
Билл. О, Джим!
Джим. Сам видишь, здесь нет никакой надежды. А когда не остается
никакой надежды, исчезает и будущее. А когда не остается будущего, исчезает
и прошлое. Здесь существует только настоящее. Скажу тебе, мы крепко увязли.
Здесь нет никаких лет. И вообще ничего нет.
Билл. Не стоит унывать, Джим. Ты думаешь о словах: "Оставь надежду,
всяк сюда входящий". Я выучил немало этих цитат; они ужасно благородны.
Изготавливал их парень по имени Шекспир. Но в них нет ни малейшего смысла. С
какой стати говорить "всяк", когда говорится о любом? Не думай о цитатах,
Джим.
Джим. Говорю же тебе, здесь нет надежды.
Билл. Не стоит унывать, Джим. Ведь там есть множество надежд, правда?
(Указывает на Врата Небесные)
Джим. Да, и именно поэтому они держат эти ворота на замке. Они не
позволят нам заполучить надежду. Нет. Теперь, когда ты заговорил, я начинаю
припоминать Землю. Там было все то же самое. Чем больше они получали, тем
сильнее мешали тебе добиться хоть немногого.
Билл. Ты слегка придешь в себя, когда я возьмусь за дело. Я вижу, Джим,
ты уже заполучил немного пива? Точно, заполучил. Ну, давай, ты должен
взбодриться, Джим.
Джим. Пиво ты вряд ли еще когда-нибудь увидишь. Они пусты.
Билл. (привставая с камня, на который он уселся, и показывая пальцем на
Джима; очень бодро) Ага, ты - тот самый парень, который сказал, что здесь
нет никакой надежды, и ты надеешься обнаружить пиво во всех бутылках,
которые открываешь.
Джим. Да; я надеюсь когда-нибудь увидеть каплю пива, но я знаю, что не
увижу. Их фокус может когда-нибудь не сработать.
Билл. Сколько ты испробовал, Джим?
Джим. О, я не знаю. Я всегда этим занимаюсь, работая с такой скоростью,
с какой могу, с тех пор, как... с тех пор... (В задумчивости почесывает шею
и ухо) В общем, с тех самых пор, Билл.
Билл. Почему ты не остановишься?
Джим. Я слишком измучен жаждой, Билл.
Билл. Что, по-твоему, я с собой принес, Джим?
Джим. Я не знаю. Здесь все бесполезно.
Билл. (когда еще одна бутылка оказывается пустой). Кто это смеется,
Джим?
Джим. (удивленный таким вопросом, громко и решительно). Кто там
смеется?
Билл. (выглядит немного смущенным, поскольку, очевидно, задал глупый
вопрос) Это еще один приятель?
Джим. Приятель! (Смеется. Далекий смех звучит подобно эху)
Билл. Что ж, я не знаю. Но, Джим, как ты думаешь, что я принес?
Джим. Что бы это ни было, оно тебе не поможет. Даже если это
десятифунтовая банкнота.
Билл. Это лучше, чем десять фунтов, Джим. Джим, попытайся вспомнить,
Джим. Разве ты не помнишь, как мы обычно управлялись с этими железными
сейфами? Ты помнишь что-нибудь, Джим?
Джим. Да, теперь я начинаю вспоминать. Там были закаты. А потом
появлялись большие желтые огни. И все проходили к ним через качающуюся
дверь.
Билл. Да, да, Джим. Это был "Синий Медведь" в Уимблдоне.
Джим. Да, и комната была полна золотым светом. И было там пиво,
отражавшее свет, и немного пива было разлито на прилавке, и в нем тоже
отражался свет. И стояла там девушка с желтыми волосами. Она теперь по
другую сторону той двери, с искусственным светом в волосах, среди ангелов, и
старая улыбка сияет у нее на губах, когда один из них подшучивает над ней, и
ее очаровательные зубы сияют. Она, должно быть, совсем рядом с престолом; у
Джейн никогда не было грехов.
Билл. Нет, у Джейн не было грехов, Джим.
Джим. О, я не хочу видеть ангелов, Билл. Но если бы я мог снова увидеть
Джейн (указывает в ту сторону, откуда звучит смех), он может смеяться
сколько угодно всякий раз, когда я захочу плакать. Ты не сможешь здесь
плакать, знаешь ли, Билл.
Билл. Ты должен увидеть ее снова, Джим.
(Джим не проявляет интереса к этому замечанию; он смотрит вниз и
возвращается к своему занятию)
Билл. Джим, ты должен увидеть ее снова. Ты хочешь попасть на Небеса, не
так ли?
Джим. (не поднимая глаз) Хочу ли я!
Билл. Джим! Ты знаешь, что у меня есть, Джим?
(Джим не отвечает, устало осматривая бутылки)
Билл. Ты помнишь те железные сейфы, Джим? Как мы открывали их, словно
грецкие орехи, нашим старым "Щелкунчиком"?
Джим. (работая; устало) Снова пусто.
Билл. Ну что ж, старый Щелкунчик со мной. Он был у меня в руке в то
время, и они позволили мне сохранить его. Они думали, что он будет хорошим
доказательством против меня.
Джим. Здесь не может быть ничего хорошего.
Билл. Я взойду на Небеса, Джим. И ты должен пойти со мной, потому что
ты дал мне средства к существованию. Я не смогу быть счастливым там, как те
ангелы, если буду знать, что кто-то остался снаружи. Я не такой.
(Джим продолжает свою работу.)
Билл. Джим, Джим! Там ты увидишь Джейн.
Джим. Ты никогда не пройдешь в эти ворота, Билл. Ты никогда не сделаешь
этого.
Билл. Это всего лишь золото, Джим. Золото же мягкое, как свинец. Старый
Щелкунчик справился бы с ними, даже будь они из стали.
Джим. Ты никогда не сделаешь этого, Билл.
(Билл кладет камень у ворот, встает на него, чтобы достать до замка и
начинает возиться с замком. Здесь можно использовать взбивалку для яиц. Джим
продолжает устало работать. По мере того, как работы Билла продолжаются,
части замка и золотые винты падают вниз).
Билл. Джим! Старого Щелкунчика это не остановит. Для него это все равно
что сыр.
Джим. Они не позволят тебе это сделать, Билл.
Билл. Они не знают, что у меня есть. Я как будто прохожу сквозь сыр,
Джим.
Джим. Представь, что они толщиной в милю. Представь, что они толщиной в
миллион миль. Представь, что они толщиной в сотню миллионов миль.
Билл. Не может быть, Джим. Эти двери, как известно, открываются наружу.
Они ни за что бы не открылись, если они больше четырех дюймов толщиной,
Архиепископ бы в них не прошел. Их бы заклинило.
Джим. Ты помнишь тот огромный сейф, который мы однажды открыли, а там
оказался уголь?
Билл. Это ж не сейф, Джим, это - Небеса. Там будут старые святые со
своими ореолами, светящимися и мерцающими, как окна в зимние ночи. (Скрип,
скрип, скрип) И ангелы, толстые, как ласточки на крыше дома в день перед
отлетом. (Скрип, скрип, скрип) И сады, полные яблок, насколько хватает глаз,
и реки Тигр и Евфрат, о которых говорится в Библии; и город из золота,
переполненный драгоценными камнями, для тех, кого интересуют города; но я
немного устал от городов и драгоценных камней. (Скрип, скрип, скрип) Я
отправлюсь в поля, где сады, Тигр и Евфрат. Я не удивлюсь, если там окажется
моя старая мать. Она никогда не интересовалась тем, каким способом я
зарабатываю средства к существованию (скрип, скрип), но она была мне доброй
матерью. Я не знаю, понадобится ли им там хорошая мать, которая была бы
добра к ангелам, сидела бы и улыбалась им, когда они поют, и успокаивала бы
их, если они будут взволнованы. Если они пускают туда всех добрых людей, она
точно окажется там. (Внезапно) Джим! Они же не будут судить ее за мои грехи,
верно? Это ведь несправедливо, Джим.
Джим. Это было бы на них похоже. Очень похоже.
Билл. Если на Небесах найдется стакан, или тарелка с рубцом и луком,
или трубка с табачком - она припасет их для меня, когда я к ней приду. Она
всегда знала, чего я хочу и что мне нравится. И она всегда знала, когда меня
ждать - где бы мы ни были. Я частенько поднимался через окно, и она всегда
знала, что это был я. (Скрип, скрип) Она узнает, что это я сейчас у дверей,
Джим. (Скрип, скрип) Там повсюду будет пламя света, и мне трудно будет
понять, где она, пока я не привыкну к этому..., но я узнаю ее среди миллиона
ангелов. Нет никого, равного ей, на Земле и не найдется никого, равного ей,
на Небесах... Джим! Я прошел, Джим! Еще один поворот, и Старый Щелкунчик
сделает это! Пошло! Пошло! Я уже чувствую... Джим!
(Раздается шум падающих засовов; Врата слегка приоткрываются и
упираются в камень)
Билл. Джим! Джим! Я открыл их, Джим. Я открыл Врата Небесные! Иди же и
помоги мне.
Джим. (на мгновение замирает с открытым ртом. Потом он мрачно качает
головой и продолжает вытягивать пробку) Еще одна пустая.
Билл. (смотрит вниз в пропасть, которая находится ниже Пустынного
Места) Звезды. Сияющие огромные звезды.
(Потом он отодвигает в сторону камень, на котором стоял. Ворота
движутся очень медленно. Джим вскакивает и бросается на помощь; оба
хватаются за створки ворот и тянут их в стороны, не видя, что по ту
сторону.)
Билл. Эй, мать! Ты там? Привет! Ты там? Это Билл, мать.
(Врата медленно распахиваются, открывая ночную пустоту и звезды.)
Билл. (пораженный, пристально смотрит в открывшееся Ничто, в котором
блуждают далекие звезды) Звезды. Сияющие огромные звезды. Там нет никаких
Небес, Джим.
(С момента открытия звучит жестокий и могучий смех. Он все усиливается,
становится громче и громче.)
Джим. Это на них похоже. Это очень на них похоже. Да, они это сделали!
(Занавес опускается, а смех все еще звучит)
Забытый цилиндр
Действующие лица
Визитер
Рабочий
Клерк
Поэт
Полицейский
Место действия: фешенебельная Лондонская улица.
(Визитер стоит на пороге, безупречно одетый, но без головного убора.
Сначала он всеми средствами выражает отчаяние, затем новая мысль завладевает
им. Входит Рабочий.)
Визитер. Извините меня, можно вас на минутку. Извините меня... но... я
был бы очень обязан вам, если... если б вы могли... в самом деле, вы сделали
бы мне превеликое одолжение, если б...
Рабочий. Буду рад сделать, что смогу, сэр.
Визитер. Ну, все, что я у вас попрошу сделать, очень просто -
всего-навсего позвонить вон в тот звонок, подняться и сказать... эээ...
сказать, что вы пришли, чтобы позаботиться о трубах или чем-то подобном,
знаете ли, и захватить для меня мою шляпу.
Рабочий. Захватить вашу шляпу!
Визитер. Да. Видите ли, я оставил там свою шляпу, к превеликому
сожалению. Она находится в гостиной (указывает на окно), в той комнате, под
длинным диваном, в дальнем конце комнаты. И если бы Вы смогли войти и
заполучить ее, я был бы... (выражение лица Рабочего меняется)Ну, и в чем же
дело?
Рабочий. (твердо) Мне не нравится эта работенка.
Визитер. Не нравится работенка! Но, мой дорогой друг, не глупите, какой
может быть вред...?
Рабочий. Ахххх... Этого я не знаю.
Визитер. Но какой вред может принести такая простая просьба? Какой
вред?
Рабочий. О, все, кажется, в порядке.
Визитер. И что же тогда?
Рабочий. Все эти делишки со взломом поначалу кажутся очень хорошими.
Визитер. Но я ведь не прошу, чтобы вы грабили дом.
Рабочий. Как будто не просите, конечно, но мне все это не нравится;
что, если там окажутся вещи, которые я не смогу не взять, когда проберусь
внутрь?
Визитер. Я только хочу получить свою шляпу... Эй, я говорю, пожалуйста
не уходите - вот соверен, это займет всего только минуту.
Рабочий. Вот я хочу знать...
Визитер. Да?
Рабочий. ...Что внутри этой шляпы?
Визитер. Что внутри шляпы?
Рабочий. Да; именно это я хочу узнать.
Визитер. Что внутри шляпы?
Рабочий. Да, так вы собирались дать мне соверен...?
Визитер. Я дам вам два соверена.
Рабочий. Вы давали мне соверен, а теперь хотите дать целых два соверена
за пустую шляпу?
Визитер. Но я должен забрать шляпу. Я не могу появиться на улице в
таком виде. Внутри шляпы ничего нет. С чего вы взяли, что там что-то есть?
Рабочий. Эге, я не особо умен, но кажется, что в этой шляпе есть
какие-то бумаги.
Визитер. Бумаги?
Рабочий. Да, бумаги, которые докажут, если вы их получите, что вы -
наследник этого огромного дома, и какие-то бедные невинные люди будут
обмануты.
Визитер. Послушайте, шляпа абсолютно пустая. Я должен взять свою шляпу.
Если в ней что-нибудь найдете, можете забрать это себе, как эти два фунта,
только принесите мою шляпу.
Рабочий. Хорошо, похоже, все нормально.
Визитер. Чудесно, тогда вы подниметесь и заберете ее?
Рабочий. Все складывается неплохо для меня и неплохо для вас. Но
полиция - вот о чем мы с вами должны подумать. Как это покажется им?
Визитер. О, ради бога...
Рабочий. Ага!
Визитер. Какой же вы безнадежный идиот.
Рабочий. Ага!
Визитер. Смотрите сюда.
Рабочий. Ага, я задел вас за живое, мистер.
Визитер. Слушайте, ради всего святого, убирайтесь.
Рабочий. Ага! (Уходит)
(Входит Клерк)
Визитер. Извините меня, сэр. Извините, что я вас беспокою, но, как
видите, я без шляпы. Я был бы вам необычайно признателен, если б вы были так
добры, чтобы забрать ее для меня. Притворитесь, что вы пришли почистить
часы, знаете ли. Я оставил цилиндр в гостиной этого дома, под длинным
диваном, в дальнем конце комнаты.
Клерк. О, эээ... хорошо, только...
Визитер. Большое спасибо, я вам очень обязан. Просто скажите, что вы
пришли почистить часы, знаете ли.
Клерк. Я... эээ... не думаю, что я так уж много понимаю в чистке часов,
знаете.
Визитер. О, все в порядке, просто встаньте перед часами и повозитесь с
ними. Вот и все, что они делают. Я должен предупредить вас, что в той
комнате леди.
Клерк. О!
Визитер. Но тут все в порядке, будьте уверены. Просто пройдите к часам.
Клерк. Но я думаю, если вы не возражаете, раз там кто-то есть...
Визитер. О, но она очень молода и очень, очень красива и...
Клерк. Так почему вы не сходите туда сами?
Визитер. Это невозможно.
Клерк. Невозможно?
Визитер. Да, я растянул лодыжку.
Клерк. О! И вам очень плохо?
Визитер. Да, по-настоящему плохо.
Клерк. Я не прочь поддержать вас.
Визитер. Нет, будет еще хуже. Моя нога должна касаться земли.
Клерк. Но как вы доберетесь домой?
Визитер. Я смогу дойти до квартиры.
Клерк. Боюсь, мне нужно идти. Уже гораздо позже, чем я думал.
Визитер. Но, ради всего святого, не бросайте меня. Вы не можете
покинуть меня здесь в таком виде без шляпы.
Клерк. Боюсь, что мне придется это сделать; уже очень поздно.
(Уходит. Входит Поэт)
Визитер. Извините меня, сэр. Извините, что задерживаю вас. Но я был бы
очень обязан вам, если б вы сделали мне превеликое одолжение. Я, к
сожалению, позабыл свой цилиндр, когда наносил визит в этот дом. Он лежит
под длинным диваном, в дальнем конце гостиной. Если б вы смогли
притвориться, может быть, что вы пришли настроить фортепьяно, и принесли бы
мне мой головной убор, я был бы чрезвычайно вам признателен.
Поэт. Но почему вы не можете забрать ее сами?
Визитер. Я не могу.
Поэт. Если вы объясните мне причину, возможно, я смогу вам помочь.
Визитер. Я не могу. Я никогда больше не смогу войти в этот дом.
Поэт. Если вы совершили убийство, лучше скажите сразу. Я не особенно
интересуюсь этическими вопросами и не стану вас за это вешать.
Визитер. Я похож на убийцу?
Поэт. Нет, конечно, нет. Я только говорю, что вы можете полностью мне
довериться, поскольку свод законов и его кары меня сильно утомляют, а само
убийство всегда меня зачаровывало. Я пишу легкие и утонченные стихи, но все
же, как ни странно, я читал обо всех судебных процессах над убийцами, и мои
симпатии - всегда на стороне осужденных.
Визитер. Говорю же вам, я - не убийца.
Поэт. В таком случае что же вы сделали?
Визитер. Я поссорился с леди в этом доме и поклялся присоединиться к
боснийцам и умереть в Африке.
Поэт. Но это прекрасно!
Визитер. К сожалению, я забыл свой цилиндр.
Поэт. Вы отправляетесь умирать в далекую страну ради безнадежной любви;
так поступали трубадуры.
Визитер. Но заберете вы для меня шляпу?
Поэт. Это я с удовольствием для вас сделаю. Но мы должны найти
подходящий предлог, чтобы войти в дом.
Визитер. Вы скажете, что хотите настроить фортепьяно.
Поэт. Это, к сожалению, невозможно. Звук неумело настраиваемого
фортепьяно для меня - все равно что непрерывное падение капель холодной воды
в одну и ту же точку головы. Эта интересная пытка практикуется в некоторых
странах. Есть...
Визитер. Но что же нам делать?
Поэт. Есть один дом, где добрые мои друзья предоставили мне крышу над
головой и комфорт, которые необходимы поэту. Но были там гувернантка и
фортепьяно. С тех пор прошло немало лет, и только теперь я могу видеть лица
этих друзей без внутренней дрожи.
Визитер. Хорошо, нам нужно придумать что-то другое.
Поэт. Вы возвращаете в эти несчастные дни романтику тех веков, о
которых пишут в балладах, тех веков, когда короли предпочитали любой броне
платки своих прекрасных дам.
Визитер. Да, но прежде всего я должен заполучить свой цилиндр.
Поэт. Но почему?
Визитер. Я не могу ходить по улицам без цилиндра.
Поэт. Почему нет?
Визитер. Это невозможно.
Поэт. Но вы путаете излишества с предметами первой необходимости.
Визитер. Не знаю, что вы называете предметами первой необходимости, но
быть прилично одетым в Лондоне - это для меня более чем необходимо.
Поэт. Цилиндр - явно не самая нужная вещь в жизни.
Визитер. Не хочу показаться невежливым, но мой цилиндр - не такой, как
ваш.
Поэт. Давайте присядем и побеседуем об истинно значительных вещах, о
вещах, о которых вспомнят и через сотню лет. (Они садятся) С этой точки
зрения все могут постичь мелочность шляп. Но умереть, и умереть красиво во
имя безнадежной любви - вот о чем можно написать стихотворение. Так можно
отличить излишества от необходимых вещей - попытайтесь вообразить
стихотворения о них. Нельзя написать стихи о шляпе.
Визитер. Меня не волнует, можете вы написать стихотворение о моей шляпе
или не можете. Но я точно знаю - я не собираюсь выставлять себя на
посмешище, блуждая по Лондону без головного убора. Вы добудете для меня
цилиндр или нет?
Поэт. Заниматься настройкой фортепьяно - это для меня решительно
невозможно.
Визитер. Хорошо, скажите, что вы пришли осмотреть радиатор. У них есть
один под окном, и мне известно, что он протекает.
Поэт. Я полагаю, он как-нибудь художественно декорирован.
Визитер. Да, я тоже так думаю.
Поэт. Тогда я отказываюсь смотреть на него или подходить к нему. Знаю я
эти чугунные украшения! Я один раз видел пузатого египетского божка по имени
Бес, и он был задуман уродливым, но даже он был не столь уродлив, как эти
украшения, которыми двадцатое столетие прикрывает свои машины. Что
водопроводчик понимает в искусстве, как он посмел заниматься художественным
оформлением?
Визитер. Тогда вы не поможете мне.
Поэт. Я не стану смотреть на уродливые вещи, я не стану слушать
уродливые шумы, но если вы можете придумать какой-нибудь разумный план, я не
против вам помочь.
Визитер. Я не могу больше ничего придумать. Вы не похожи на
водопроводчика или часовщика. Я не могу больше ничего придумать. Я пережил
ужасное испытание, и я не в состоянии думать спокойно.
Поэт. Тогда вам придется предоставить вашу шляпу ее изменчивой судьбе.
Визитер. Почему вы не можете придумать план? Раз уж вы поэт, вымысел
как раз по вашей части.
Поэт. Если бы я мог мысленно сосредоточиться на таком абсурдном
предмете, как шляпа, хоть на некоторое время, без сомнения, я бы придумал
план, но сама тривиальность темы, кажется, мне мешает.
Визитер. (вставая) Тогда я должен сам ее забрать.
Поэт. Ради всего святого, не делайте этого! Подумайте, что это значит!
Визитер. Я знаю, что это покажется абсурдным, но не столь абсурдным,
как блуждание по Лондону без цилиндра.
Поэт. Я не о том говорю. Но вы все испортите. Вы простите друг друга,
вы женитесь на ней и получите выводок шумных, прыщавых детей, подобных всем
прочим, и Романтика умрет. Нет, не звоните в этот звонок. Идите и купите
штык, или что там люди покупают, и отправляйтесь к боснийцам.
Визитер. Я же сказал вам, что не могу уйти без шляпы.
Поэт. Что такое шляпа? Вы ради нее жертвуете красивой гибелью?
Подумайте о ваших костях, брошенных и позабытых, разбросанных из-за
безнадежной любви среди бескрайних золотых песков. "Лежат, покинуты!" - так
написал Китс. Какие слова! Покинуты в Африке! Безразличные бедуины шествуют
мимо них днем, а ночью раздается рев льва, сумрачный голос пустыни.
Визитер. На самом деле, я не думаю, что вы правы, когда говорите о тех
краях как о пустыне. Боснийцы, я уверен, претендуют на них только потому,
что считают те края самой плодородной землей в мире.
Поэт. Что из того? О вас поведают не география и статистика, а
златоголосая Романтика. И именно так Романтика видит Африку.
Визитер. Что ж, я собираюсь взять свою шляпу.
Поэт. Подумайте! Подумайте! Если вы войдете в эту дверь, вы никогда не
падете смертью храбрых на передовой линии боснийцев. Вы никогда не умрете в
далеком, пустынном краю, не сгинете в огромной пустыне Сахара. И она никогда
не будет плакать о вашей великолепной гибели и не будет понапрасну называть
себя жестокой.
Визитер. Слушайте! Она играет на фортепьяно. Мне кажется, она может
быть несчастной много лет. В этом нет ничего хорошего.
Поэт. Нет. Я успокою ее.
Визитер. Будь я проклят, если вы это сделаете! Взгляните! Я точно
говорю, будь я проклят, если вы это сделаете.
Поэт. Успокойтесь. Успокойтесь. Я совсем не в том смысле...
Визитер. Тогда о чем же, спрашивается, вы говорите?
Поэт. Я создам песни о вашей прекрасной смерти, радостные песни и
печальные песни. Они будут радостными, потому будут возрождать благородные
традиции трубадуров, и печальными, потому что они поведают о вашей печальной
судьбе и вашей безнадежной любви.
Я создам легенды о ваших покинутых останках; возможно, там будет
говориться, как некие обитатели Аравии обнаружат их в пустыне в каком-то
оазисе, памятном со времен войны; и они задумаются, кто же любил эти кости.
И затем, когда я прочту ей все это, она, возможно, немного поплачет, и я
прочту о славе солдата, которая превосходит нашу преходящую...
Визитер. Слушайте, а я и не знал, что вы ей представлены.
Поэт. Пустяки, пустяки.
Визитер. Мне кажется, что вы чересчур торопитесь, не дожидаясь, пока в
меня ударит африканское копье. Но сначала я собираюсь заполучить свой
цилиндр.
Поэт. Я умоляю вас! Я умоляю вас во имя прекрасных сражений, высоких
дел и позабытых слов; во имя любовных историй, понапрасну поведанных
жестоким девам. Во имя разбитых сердец, уничтоженных подобно чудесным
струнам арф, я умоляю вас. Я умоляю вас древним святым именем Романтики: не
звоните в этот звонок.
(Визитер звонит)
Поэт. (садится, с презрением) Вы женитесь. Вы будете иногда вместе с
женой путешествовать в Париж. Ну, возможно, в Канны. Потом появится семья;
большое семейство, простирающееся до самого горизонта (это гипербола). Вы
заработаете деньги, и будете кормить семью, и будете похожи на всех
остальных. И не будет никаких монументов в вашу честь, не останется никакой
памяти, кроме...
(Слуга отвечает на звонок. Визитер говорит что-то неслышное. Выходит
через дверь.)
Поэт. (встает, поднимает руку) Да будет на этом доме медная табличка с
гравировкой: "Романтика родилась здесь снова и умерла молодой"! (Он садится)
(Входят Рабочий и Клерк с Полицейским. Музыка прекращается.)
Полицейский. Здесь что-нибудь не так?
Поэт. Все не так. Они собираются убить Романтику.
Полицейский. (Рабочему) Этот джентльмен в любом случае не совсем в
порядке.
Рабочий. Все они сегодня не в порядке.
(Музыка начинается снова)
Поэт. Мой Бог! Это дуэт.
Полицейский. Он в любом случае кажется немного не в себе.
Рабочий. Вы должны еще взглянуть на другого.
(Занавес)
Приложение
А.Ю. Сорочан
Пьеса с продолжением
Этот доклад можно начать с исправления давней несправедливости. В 1992
году издательство "Северо-Запад" в своей знаменитой фэнтези-серии выпустило
роман Флетчера Прэтта "Колодец Единорога" в превосходном переводе
Трубицыной. Среди популярных книг этой серии томик Прэтта не затерялся - в
силу необычности текста. Мало ли что выходило в СЗ под модной маркой! Но
книжка про короля без королевства, коррупцию в народной партии Дейларны и
викингов-гомосексуалистов тогда просто бросалась в глаза. Тираж с прилавков
исчез и более роман не переиздавался. Увы... поскольку в предисловии Прэтт
ясно указывает на источник своего вдохновения - пьесу лорда Дансени "Король
Аргименес и Неведомый воин". Этот пролог к роману так и не был переведен на
русский - за исключением недавно произведенного опыта вашего покорного
слуги, заполнившего тем самым пробел и исправившего чужую ошибку.
Можно было начать этот доклад с объяснения того, почему военный историк
Флетчер Прэтт обратился к псевдо-восточному сюжету. С конца 1920-х годов он
сотрудничал в разных НФ-журналах ради заработка. Но с годами доля сольной
продукции Прэтта скорее падала. Он буквально сыпал искрометными идеями и
сюжетами - но проблемы личного характера мешали доводить задуманное до
конца. Этим занимались Чарльз Мэннинг, Лион Спрэг Де Камп и другие "молодые"
авторы. А Прэтт от начала до конца написал лишь два романа, в которых нашел
отражение его интерес к византийской истории. "Колодец..." - второй и
лучший; но и здесь не обошлось без чужой мифологии. Мифологии Дансени...
Так что можно было бы начать этот доклад с исторической справки. Пьеса
Дансени вошла в его книгу "Пять пьес" и написана между 1910-1914 годами.
Драматургия лорда Дансени в России представлена в печатном виде двумя
текстами; в Интернете переводов чуть больше (правда, многие из них являются
упражнениями докладчика). "Короля Аргименеса..." буду цитировать в
дальнейшем по собственному переводу. Пьесы Дансени - упражнения дилетанта,
как и все его разноплановое творчество, этот текст относится к раннему,
фэнтезийному периоду в творчестве Дансени, начатому великой книгой "Боги
Пеганы" и завершившемуся в 1916 году "Последней книгой Чудес".
Рассматриваемый текст не относится к величайшим творениям писателя - как и
сам сборник 1914 года, сильно уступающий "Пьесам о богах и людях". Хотя в
число пяти пьес попали "Боги Горы", признанные Говардом Лавкрафтом в эссе
"Сверхъестественный ужас в литературе" одним из первоисточников его
собственного кошмарного мира. Однако "Король Аргименес..." дает превосходное
представление об уникальном мастерстве Дансени-драматурга. Пьесы в одном
действии у Дансени, как правило, не сценичны. Это драматические рассказы с
неизменной волшебной доминантой. Магические трансформации на сцене исключают
реальность зрелища. Но "Аргименес" - пьеса в двух действиях. А здесь все как
будто приспособлено для театра (многие ставились силами ближайших друзей
писателя). Как правило, цель первого действия - передать напряженное
ожидание, предшествующее событию. Во втором же следует активное сценическое
действие - чаще всего вторжение сверхъестественных сил в застывший мир,
ведущее к пробуждению магии в обычных людях. "Ночь на постоялом дворе",
"Боги Горы", "Смех Богов" - все однотипны по структуре. И умение Дансени
создать атмосферу сверхъестественного обычными драматическими средствами
никогда не подвергалось сомнению. Можно начать и так...
Но начну я сообщение все же не с этого. Возможно, сюжет, который мне
хотелось бы представить вашему вниманию, не особенно значителен внешне. И
речь пойдет не о самых известных текстах, к тому же о тех, что принято
именовать с большей или меньшей степенью определенностью "развлекательными"
и "беллетристическими". Кроме того, и сами авторы не слишком русскому
читателю известны, хотя книги их у многих на слуху, ибо о Дансени знает
всякий читатель Борхеса, а о Прэтте - всякий поклонник Лиона Спрэга де Кампа
(тиражи книг этих двоих весьма велики).
Но есть кое-что занимательное в этой пьесе и романе - с исторической и
теоретической точки зрения. Перед нами один из немногих случаев в истории
мировой литературы, когда роман одного автора является продолжением
(сиквелом, коли угодно) пьесы автора другого - при этом оба текста самоценны
и могут восприниматься независимо, что зачастую и происходит. Слишком уж
необычен сам ход - в пределах беллетристики, тем паче литературы "меча и
волшебства", к которой с ходу относят (сильно заблуждаясь) и Прэтта, и
Дансени. Аналогов этой ситуации немного. Можно вспомнить в этой связи вторую
трилогию Мережковского - там за пьесой о Павле следовали два романа. Есть
еще - уже в американской литературе - "Большое время" Фрица Лейбера, где
рассказы, роман и пьесы составляют невообразимое единство. Но в этих случаях
автор - один. Здесь же исходный небольшой драматический текст тридцать лет
спустя продолжается - в романе.
Сюжет пьесы прост: свергнутый король находит волшебный меч, обращается
к духу предшествующего владельца, освобождается из рабства и свергает
узурпатора. Сюжет романа немногим сложнее: лишенный наследства Эйвар
Эйнарсон присоединяется к мятежникам, желающим уничтожить
узурпаторов-валькингов и возвратить Дейларне свободу. В конце концов
маг-самоучка становится во главе восстания, обручается с принцессой и
получает на законных правах свое королевство. Но ничего менее похожего на
стандартный квест представить себе нельзя.
Дансени, как всегда, не заботит проработка мира - только его поэзия.
Время действия - всегда давным-давно, место действия - неведомо. Имена и
названия прихотливы и не подчиняются земным законам. Легенда иного мира
овеяна особым флером, исключающим низменные подробности. И в этом мире
обитают столь же нездешние персонажи, вполне себе сказочные - сплошь короли,
королевы и их рабы. Отсюда и речь героев.
Но высокий стиль Дансени не так уж однороден, как может показаться на
первый взгляд. Монологи главных героев в ключевых моментах действия - да,
несомненно. "O дух воина, где бы ни странствовал ты, кто бы ни были твои
боги, наказывают ли они тебя или благословляют, о венценосный дух, который
когда-то возложил здесь этот меч, устреми на меня свой взор" - обращение
Аргименеса к духу меча. Но есть и речь других героев, и авторские ремарки.
Пророк, предрекающий гибель царству узурпатора Дарниака, обращается к
королевам, обсуждающим его прическу. Автор поясняет: "Совершенно
необязательно, чтобы в прическе пророка было что-то необычное". Другая
ремарка, свидетельствующая о несерьезности отношения к "низменным" помыслам,
находится в ключевом моменте текста - финале первого действия. Аргименес с
мечом крадется к стражам, рабы наблюдают за ним: "Они продолжают пристально
глядеть в собирающуюся темноту. Они поднимаются с колен и вытягивают шеи.
Никто ничего не говорит. Затем с их губ и с других, издалека, срывается
длинное, глубокое "О!" Оно подобно звуку, который идет с трибуны, когда
лошадь падает у барьера, или, в Англии, подобно первому восклицанию толпы на
большом крикетном матче, когда игрок делает промах".
Типичные для других пьес и рассказов Дансени мотивы выстраиваются в
"Неведомом Воине" в новую цепочку. Разбитый идол позаимствован из "Книги
Чудес", "кукольные" королевы - из "Смеха Богов", а монологи пророка с
некоторыми изменениями войдут в одну из поздних пьес Дансени - "Если". И
смутно узнаваемые повороты сюжета всегда уместны в меняющемся, неустойчивом
мире. Именно за этот "зыбкий беспорядок" ценил Дансени Борхес, уверенный,
что его пьесы не сводимы ни к аллегории, ни к науке (про романы он, замечу,
ничего не говорит).
При внешней прихотливости очевиден строжайший авторский контроль. Пьесы
Дансени - без лишних деталей и фраз. Ирония - там, где необходимо, пафос -
строго дозированный, ремарки описывают действия на сцене и за ее пределами с
исчерпывающей полнотой. Перемещения Дарниака и его придворных по сцене
воссоздают планы королевского парка, который строят рабы, в том числе и
низверженный Аргименес. А всеведущий автор готовит неминуемый переворот,
который и создает драматическое действие (вот в романах такого поворота уже
не будет - жизнь в 1914-1917 гг. дала слишком уж яркий материал, подавляющий
изящество вымышленного действия).
Как и все пьесы Дансени, эта организуется и как текст - постоянным
возвращением к сквозным мотивам - к чему-то, находящемуся за сценой и
воздействующему на всех сценических персонажей. Во "Врагах королевы" - это
шум воды, в "Смехе Богов" - незримый арфист. В "Неведомом Воине" таких
мотивов аж два. Во-первых, сад, о котором мечтает Дарниак и который строит
раб-Аргименес. Воплощения мы так и не увидим. Возвратив себе трон, законный
король приказывает на месте сада возвести храм неведомому воину. И второй
мотив - куда менее характерный, т.с. "низкий". Издыхающий пес короля будет
брошен рабам - вот единственная надежда, которая питает их поначалу. И
потом, во втором действии, она возвращается бумерангом - во всю мощь сугубо
дансенианской иронии:
"Король Аргименес. Кто ты?
Мужчина. Я слуга Королевского пса.
Король Аргименес. Зачем ты пришел сюда?
Мужчина. Королевский пес мертв.
Король Аргименес и его люди. (жестоко и жадно) Кости!
Король Аргименес. (внезапно вспомнив, что случилось и где он) Пусть пес
будет погребен рядом с Королем.
Зарб. (протестующе) Ваше Величество!"
В романе сквозной мотив как раз служит связующим звеном с
первоисточником. На протяжении книги Эйнар от разных людей слышит разные
истории о колодце Единорога, волшебном артефакте Аргименидов, дарующем
вечное блаженство и мудрость. Эти истории посвящены тому самому дальнему
прошлому и выдержаны в отличном от основного текста ключе: высокий стиль,
отсутствие бытовых подробностей. В самом же романе куда больше ярких речевых
характеристик, действия и вполне американской иронии в духе романов о
Гарольде Ши, написанных совместно со Спрэгом де Кампом и весьма популярных в
России. Причем Прэтт не столько потакает массовому вкусу, сколько выражает
свое отношение к мифологии и героическим циклам - весьма непочтительное.
Отмечу, что для историка американской армии Прэтт слишком много внимания
уделяет иным вопросам - и магической теории, и психологии, и вопросам языка.
Но основой все равно будут сказы о легендарной древности - о Колодце. И без
них книге не хватило бы цельности; этот недостаток свойственен другим
сочинениям Прэтта. Новые имена и названия, события и идеи столь же
прихотливо соединяются с теми, что придумал Дансени. И помимо общего мира
сохраняется у пьесы с романом и общее ироническое отношение повествователей
к героям, и тяга авторов к варьированию традиционных сюжетов, и стремление в
рамках одной культурной традиции взглянуть на иные. Да, продолжение у
короткой пьесы вышло не маленькое. И говорить о нем бы и говорить.
Можно было бы закончить доклад указанием на основное отличие двух
сопоставляемых текстов. Роман Прэтта не сценичен, но кинематографичен:
обилие исключительно живых диалогов, описание действия въяве, движение
повествователя по аналогии с кинокамерой... И ключевой прием вполне
хичкоковский - тот, что получил наименование "макгэффина", обманки для
зрителей. В этой функции в романе выступает Колодец. Артефакты у Дансени
неминуемо действуют. Действия Колодца Единорога ждут все - и так и не
дожидаются. Король отказывается приобщиться к вечному блаженству со словами:
"Нет мира вовне нас - есть лишь тот, что внутри!" В магическом мире Дансени,
при всей иронии драматурга, такого произойти не может. На основополагающие
законы волшебства ирония не распространяется. Прэтт же, в отличие от
предшественника, дерзнул... Но мы не остановимся на этом.
Можно было бы закончить указанием на то, что средняя пьеса стала
основой для весьма и весьма заметного романа. Спрэг Де Камп, критик
пристрастный и едкий, воздал должное "Колодцу..." без указания на
первоисточник. А игнорирование обоих текстов в "Энциклопедии фэнтези"
Николса может объясняться общим несовершенством этого издания. Роман Прэтта,
прошедший незамеченным при жизни автора, был переиздан Лином Картером в
классической ныне серии "Баллантайн адюлт фэнтези" - там появились пьесы
Дансени, Джорджа Макдональда и Кларка Эштона Смита и наиболее значительные
романы жанра фэнтези. Прэтт встал-таки в один ряд с классиками - благодаря
"Колодцу..." и благодаря Дансени, без вдохновения которого ему не обойтись.
Дело не в использовании имен и названий, из пьесы в роман перекочевал дух
волшебного, меняющегося мира. Но и здесь мы не остановимся...
Можно было бы вспомнить о читательской реакции на эти произведения. Не
о моей собственной - хотя и Дансени, и Прэтт меня в свое время изрядно
поразили, в том числе и своеобразной связью драмы и романа. Толкин, к
примеру, в собственных драматических изысканиях опыт Дансени всячески
игнорировал, о чем свидетельствуют его письма. В рассказах он находил немало
занятных сюжетных поворотов, но мир Дансени виделся создателю "Властелина
Колец" "игрой воображения". А Толкин взирал на вторичный мир как ученый - со
строгой лингвистической системой и столь же строгими убеждениями. Увы, Прэтт
ему тоже не подошел бы - по причине легкомыслия. Другим же авторам
изысканность, манерность стиля казались излишними. Но не всем... Однако и в
этот момент, утвердив общность двух героев, мы все еще не остановимся.
А финал истории скорее печален. В жанре фэнтези и Дансени, и Прэтт
принадлежали к одному направлению - увы, почти исчезнувшему ныне. Это не
высокая фэнтези (ибо мир, создаваемый ими, не так уж четко проработан) и не
фэнтези "городская", низкая - ведь действие не в реальном мире происходит.
Традиции "уейрд фикшн" в обоих случаях очевидны: Дансени их формировал,
Прэтт им следовал, отделавшись от журналов Гернсбека. Конечно, в
американской драматургии Роберт Чеймберс заложил основы этого направления
("Король в желтом"). Но не след забывать о Джоне Бэнгсе и Фрэнке Стоктоне, о
Роберте Хиченсе и Бедфорде-Джонсе, о... Ряд можно длить и длить, но после
Хоуп Миррлиз и Мервина Пика "вейрд фэнтези" потихоньку приходила в упадок,
не привлекая внимания читателей и зрителей (ежели речь идет о драматургии).
Тут у обоих героев одна судьба. Возрождение интереса к ним случилось в 70-е
и не длилось долго. Магия, что ли, другая. А может мир, из которого мы
смотрим на сцену или на страницу книги, - другой...
Last-modified: Tue, 21 Mar 2006 04:27:40 GMT