ПРОЦЕНТ
     Нестеров  вышел на  Стародревова тотчас же  после  похорон  Президента.
Зампред,  разводя  в  стороны  короткие  ручки,  клялся,  что  действительно
рукопись  Булгакова  была  у  него,  но почему-то  исчезла,  не  забыл  он и
упомянуть,  что  рукопись была  старой  и  потрепанной,  тем  самым  как  бы
подчеркивая незначительность утраты.
     В подтверждение своих слов он открыл сейф и как дважды два доказал, что
рукописи в нем нет. Но это мало заботило Нестерова.
     - Может быть, вызовем милицию? - предложил Стародревов.
     - Чуть позже, - значительно сказал Нестеров.
     Придя к себе в кабинет, он там немедленно вляпался в очередную ловушку,
которую поставил неудержимый Смолянинов. Оттираясь, он напряженно думал,  и,
только полностью уничтожив следы своей беспечности и  невнимания, отправился
к помощнику  покойного председателя  Арамейцу. Войдя в его кабинет, Нестеров
сел, посмотрел ему прямо в глаза. Сказал:
     - У Стародревова украли рукопись из сейфа.
     -  И  что?  -  завопил  помощник.  -  Теперь  я  буду  всегда  виноват,
приглашайте милицию и ищите.
     - Тихо, - сказал Нестеров, - я зашел подумать.
     -  Ладно, - согласился помощник. - А  вот вы не могли  бы мне  устроить
тормозные передние колодки на одиннадцатую модель "Жигулей"?
     - Устроить нет, а из дому принесу, у меня есть комплект.
     -  Спасибо,  -  сказал  помощник  тоном  человека,  которого  надо  еще
уговаривать их взять, - так чем могу быть полезным?
     - Вы лучше знаете людей, давайте  вместе подумаем. Кто мог это сделать?
То есть, кто мог быть исполнителем, ясно. Ведь крупный коллекционер на кражу
да на риск не пойдет. У него дома висят сотни тысяч на стенах.
     - А во сколько вы оцениваете пропажу? - спросил помощник.
     - Трудно сказать, сколько  стоит оригинал,  но максимальная плата наших
музеев - 10 тысяч.
     - А какой процент обычно берут воры?
     - Воры? - Нестеров улыбнулся. - В кино бывает, что и все забирают, а на
самом деле - процентов 25-30.
     - Немного, особенно за риск попасться в опечатанном помещении.
     -  Но за три  тысячи на это пойдет любой  наш хозяйственник. Подумаешь,
зайти  в кабинет шефа,  особенно ночью, когда покрывались, к  примеру, лаком
полы. Застукают - выгонят, не более того, а то и простят.
     Нестеров, конечно, ни секунды не  сомневался  в том, что  залез ночью в
сейф не рабочий, который красил допоздна полы, а...
     Нестеров хлопнул себя по лбу: "Как это я сразу не догадался?".
     Конечно  же, рукопись исчезла в суматохе в  период  похорон Президента.
Как раз и Стародревов отсутствовал.
     Нестеров  пытался вспомнить,  кто подходил  к  гробу,  и,  в  общем-то,
вспоминал  всех  начальников отделов, заместителей (их,  к счастью,  не  так
много), сотрудников.
     Но сотрудникам не дадут дубликат ключей от начальственного сейфа.
     Нестеров  посидел  чуть-чуть  и  отправился к  недосягаемому начальнику
спецчасти.
     После  церемониальных  приветствий,  взаимных уверений  в  преданности,
которые только и бывают между людьми, в прошлом аттестованными:
     - Не, - сказал начальник спецчасти, - ключи у меня на месте, они целы.
     И Нестерову ничего не оставалось, как вновь отправиться восвояси.
     По дороге его  перехватил  вахтер, и  Нестеров  принужден был выслушать
переполненный символикой рассказ.
     Он был точно таким же, как и словословия предыдущего вахтера.



     <i>ПОЛКОВНИКУ СТРАЧУКУ</i>
     <i>Вы уж извините, товарищ полковник, но как-то все у  нас не так, раньше,
когда я слышал слово  "интеллигент", я видел перед  собой таких столпов, как
Луначарский, Фурцева,  Лихачев,  а  теперь?  Теперь  я  должен  просить себе
прибавку к жалованию и работать осведомителем на двух-трех консервантов.  На
тридцатку не проживешь...</i>
     <i>ЗЯМА РОСТОВЦЕВ,</i>
     <i>внештатный сотрудник</i>

     ГЛАВА 20
        СЮЖЕТ
     -  Николай  Константинович,   а   Николай   Константинович,  вы  просто
представить себе не можете, -  торжественно провозгласил Смолянинов,  увидев
Нестерова, - совпадение невероятное.
     Нестеров на секунду остановился.
     - Что случилось?
     -  Да   вот  же,  посмотрите,  -  и  он  протянул  заведующему  отделом
сегодняшнюю "Зависимую газету".
     Нестеров бегло прочел отчеркнутую заметку.
     - Что, собственно, вас  здесь забавляет? - спросил он,  хотя  прекрасно
понял, что.
     В заметке сообщалось, что на вильнюсском международном аукционе в числе
прочих   вещей   была  продана  и   увезена  за   границу  рукопись  романа,
приписываемая  Булгакову.   Эксперты  не  дали  категорического   заключения
относительно  авторства рукописи, но зато газета как  могла  облизывала этот
вопрос,  ставя  общественное  мнение  в  положение разящего  меча,  могущего
запретить вывоз из страны всего того, что было в ней создано.
     Аукцион  состоялся,  но где же  нашлась такая дрянь, которая  подсунула
аукционистам эту рукопись на продажу?
     Нестеров принялся было  выяснять этот  вопрос, и уже вскоре стало ясно,
что  рукопись поступила не  от  частного  лица, а  от одного книгохранилища,
которое  в  соответствии с действующей инструкцией  имело право "заведомо не
представляющую  ценность рукопись"  поставить  на  продажу, в  том  числе  в
комиссионный магазин или на аукцион.
     Нестеров  поехал  в  книгохранилище. И довольно  скоро из  разговоров с
администрацией  выяснил,  что  рукопись  действительно  была  направлена  на
аукцион по акту,  но  и  копия  акта,  и  копия  рукописи в наличии,  и  он,
Нестеров, может с ней ознакомиться, если пожелает.
     Нестеров  немедленно  пожелал  ознакомиться  с  рукописью,  а  пока  ее
готовили, съездил  в Ассоциацию, схватил  буквально в охапку  Стародревова и
привез его в хранилище.
     Едва только зампред взглянул на нее, как сразу сказал:
     - Это не та.
     - Да приглядитесь получше.
     - Не та, я говорю.
     На этом закончилось опознание.
     А вечером Нестеров сидел в своем кабинете и пил остывший, грустный чай.
Небо за окном было  хмурым,  смеркалось, но он  не зажигал  света,  хотелось
побыть в компании со своими мыслями.
     Только сейчас он  всерьез сообразил, что всю свою жизнь безумно одинок.
Нет,  конечно,  любящая жена и дети - это здорово. Мамочка, опять же. Иногда
теща. Но он одинок в своих проблемах,  которые  особенно остро  ощущаются им
здесь,  во мраке кабинета, а там, куда он сейчас едет, там прелестная семья,
нарядные близкие, там свет и тихая, как он любит, музыка.
     Нестеров на  секунду включил свет, только  чтобы проверить,  все  ли  в
кабинете в порядке, закрыт ли на  всякий случай второй шпингалет на  окне, и
отправился домой.
     И дома все было именно так, как он мечтал.
     И  был удивительно вкусный ужин, и ласки  жены, и  добрые милые  голоса
детей и мамы.
     И  вдруг  телефонный  звонок  разорвал  все  это  великолепие. Нестеров
предчувствовал, что этот звонок не принесет ему радости, но трубку снял.
     -  Это  Станислав Аркадьевич  говорит, - помедлив,  сказала  трубка,  -
извини, что беспокою, но тут у меня странности творятся, не поможешь?
     - Сейчас буду, - сказал Нестеров.
     Вроде бы начало клевать.
     Через полчаса, а был уже глубокий вечер, почти что ночь, Нестеров вошел
в кабинет Стародревова, в котором  сидел перепуганный, состарившийся зампред
и с ужасом смотрел на Нестерова.
     - У кого дубликаты ключей от сейфа? - спросил  Николай  Константинович,
тотчас же оценив обстановку.
     -  Это шведский  сейф, два ключа всего,  один  у начальника  спецчасти,
другой у меня.
     С этими словами он протянул Нестерову ключ.
     Ключ действительно был особенный.
     - И что, - спросил Нестеров, - опять кража?
     - Хуже, подброс.
     - Чего?
     -  Рукопись подбросили,  - Стародревов показал Нестерову  рукопись. Это
был подлинник той, которую они видели сегодня в книгохранилище.
     - Та-а-а-а-к, - сказал Нестеров, - ясно.
     - Что вам ясно? - спросил Стародревов.
     - Один вопрос, и спать идем.
     - Какой вопрос?
     - Кто знал, что вы едете сегодня со мной в книгохранилище?
     - Никто.
     - А вот это плохо. Подчиненные должны знать, куда делся их начальник.
     - Почему?
     -  Круг  подозреваемых  сужается,  ведь если  бы  знали, что  мы едем в
хранилище, не подбросили бы. Тут расчет на то, что вы не помните ту, которая
была здесь раньше, и на то, что истинную я не видел.
     - А на самом деле вы видели истинную?
     -  Нет,  но я видел ту, которая перед  вами, копию. У меня,  знаете ли,
хватит пока извилин мысленно их сравнить.
     - Так вы  думаете, - прозрел  вдруг Стародревов,  - что за границу ушла
подлинная, а эту подкинули, чтобы мы заткнулись?
     - Именно так я и думаю...

     дети спали, жена спала, мамочка спала.
     Нестеров лег, взял томик китайских изречений. Прочел некоторые.
     Хотел было запомнить, да что-то не запоминалось, но все же:
     "Бесполезно  бросать пить  после того, как спьяна убил  человека, равно
как и перед смертью давать обет добродетели".
     Резко  зазвонил  телефон.  Нестеров  взял  трубку, а  потом в  телефоне
произошел какой-то щелчок, и из телефонной трубки полились угрозы...
     Хорошо,  что  у  Нестерова был  телефон,  который сам определял  номер.
Звонили из квартиры Ениколопова.
     <i>ПОЛКОВНИКУ СТРАЧУКУ</i>
     <i>Сообщаю, что привезенные Ениколопо-вым пистолеты из  Франции, как якобы
имевшие место на дуэли  Пушкина, куплены им  на  толкучке Парижского Марше о
пюис (Блошиный рынок) за тридцать пять франков. Остальные денежные средства,
переданные  ему для покупки  настоящих  пистолетов,  пропиты  им с атташе по
культуре Советского посольства.</i>
     <i>ЗЯМА РОСТОВЦЕВ,</i>
     <i>внештатный сотрудник</i>
     ГЛАВА 21
        КОНЦЕРТ
     Великий Гоголь искал  красок, чтобы описать ассамблею у  городничего. Я
не могу искать красок, их  нет  уже давно ни  в одном художественном салоне.
Поэтому  запросто одолжу  их  у  Гоголя, ибо  лучше,  чем  он,  не  скажешь:
"...затеявши  какое-нибудь   благотворительное   общество   для   бедных   и
пожертвовавши  значительные  суммы,  мы  тотчас  же  в ознаменование  такого
похвального поступка  задаем обед всем первым сановникам города, разумеется,
на  половину всех  пожертвованных сумм;  на остальные нанимается тут же  для
комитета великолепная квартира, с отоплением и сторожами, а затем и остается
всей суммы для бедных пять рублей с полтиною...".
     Ничего  не скажешь,  изящно. Но сумму  для  бедных в Ассоциации еще  не
распределяли, потому отнесемся к тому милому мгновению, когда в предвкушении
огромных сумм пожертвований, якобы для благотворительных целей, Ассоциация в
лице лучших своих представителей давала благотворительный концерт.
     А  чем,   собственно,  благотворительный   концерт   отличается  от  не
благотворительного? От обыкновенного, на который вы взяли билет, да и пришли
отдохнуть? Очень просто. На обыкновенный концерт  вы идете с  пятью рублями,
покупаете  билет,  и у  вас остается еще рубль для того, чтобы угостить вашу
спутницу стаканом воды в буфете или разговорами о том,  что с  первого числа
вам прибавляют зарплату. И довольные, вы  сидите с ней  в зрительном  зале и
слушаете то, что обычно не слушаете по радио.
     На  благотворительный концерт вы приходите с той же суммой, и тотчас же
у входа вам сообщают о том, что этой суммы достаточно только для того, чтобы
отдать  ее на  какое-то  мало вам интересное  мероприятие, а если вы  хотите
пойти  и  послушать что-то еще и  в зале, то  надо платить  гораздо  большую
сумму. Такая сумма,  в конце  концов, находится у вашей спутницы, отложенная
на  починку  обуви. А это,  конечно,  никоим  образом  не стимулирует вашего
настроения.
     В  фойе  она кормит вас  бутербродами  по комиссионным ценам, потом вам
хочется блеснуть, и она дает  вам  еще три рубля,  чтобы  вы опустили  их  в
медную кружку  пожертвователя. Пять раз прерывается концерт для того,  чтобы
сообщить вам, что он проходит в  благотворительных целях, и в конце  концов,
уже перед выходом обнаруживается, что вам не  то что не на  что везти  домой
вашу спутницу, но уже и  не хочется,  поэтому вы  долго идете  пешком  к вам
домой,  знакомите  ее  с  перепуганной  мамой,  обеспокоенной  вашим  долгим
отсутствием, и наконец, после намеков и перемигиваний, ложитесь спать.
     Вот что такое благотворительный концерт.
     А  утром,  переругавшись  со  смущенной  и  не  спавшей всю  ночь вашей
спутницей и  матерью  одновременно,  вы  читаете  в  утренних  газетах,  что
возбуждено уголовное  дело  по факту вымогательства  у вас  денег, якобы  на
благотворительность.
     Впрочем, на таком  концерте  Нестеров был недолго.  Ему это было не так
интересно,  потому  что  самое  интеллектуальное,  что  он там  увидел,  это
сидящего возле прохода Ениколопова,  который в  проход выставил  свои  ноги,
снял ботинки и в такт музыке поигрывал пальцами.
     А  Нестеров,  пробегав  с  вечер,  поспел всюду. Как опытная ищейка, он
ловил  обрывки  слов  и  фраз,  он рисковал,  он  врывался  в аудитории,  он
сопоставлял   интонации,   накладывал  их  на   схему  символик,  сообщенных
вахтерами, и он в итоге нашел.
     Наконец, отдышавшись, он вышел в фойе.
     И  теперь уже не шестое чувство, а убежденность оперативника подсказала
ему, что именно Ениколопов - один из виновников похищения рукописи.
     Он подошел к буфетной стойке и тотчас же почувствовал, как ему на плечо
легла чья-то мягкая рука.
     Это был Ениколопов.
     - Добрый день, Николай Константинович, - сказал он.
     - Здравствуйте, - ответил ему Нестеров.
     - Все промышляете? - спросил его писатель.
     - Работаю, - улыбнулся сыщик.
     - Не боитесь?
     - Вас? Нет.
     - Напрасно. За мной стоит член Правления, - веско сказал Ениколопов.
     - Это я замечаю, - усмехнулся Нестеров, - вы там же, где и она, держите
руку.
     В  этот момент заиграла такая громкая музыка,  что Ениколопов  вынужден
был оставаться при своей позе, так и не успев ничего ответить.
     ...  А  ночью   потрясающая  луна  стала  свидетельницей  нападения  на
сотрудника  Ассоциации.   И   если  бы  Нестеров   был   только  сотрудником
"Культ-ура!", он, конечно, не сумел бы отбить нападение четырех неизвестных.
     - Лягавый! - кричали они.
     Впрочем,  раскидав  нападавших  и отдышавшись,  он без  труда установил
причинную  связь  между  странным  разговором  с  Ениколоповым и сегодняшней
дракой.
     И еще одно он хорошо понял: благотворительный концерт и вообще все, что
здесь  происходит, было  преддверием  одного:  лазания  во власть тех  милых
ребят,  которым  так  мешал  сегодня  бедный Нестеров,  неизвестно  в  какое
заклание направленный сюда на работу.

     <i>ПОЛКОВНИКУ СТРАЧУКУ</i>
     <i>Под видом тени покойного председателя я  проник в квартиру Ениколопова,
огляделся. Одна  комната  занята  иконами. На обратной стороне каждой  иконы
отмечено: украдено там-то  и там-то или выменяно у  того-то  на тот-то. Икон
насчитал 252 штуки. В  обыске  участвовали жена, теща и свекровь. Книг много
старинных.</i>
     <i>ЗЯМА РОСТОВЦЕВ,</i>
     <i>старший внештатный сотрудник.</i>

     ГЛАВА 22
        СПРАВЕДЛИВОСТЬ
     После   информации   Нестерова  консульские  агенты   быстро  разыскали
господина,   купившего  рукопись   Булгакова.   Руководству   Ассоциации   и
Правительству  пришлось очень  поднапрячься, чтобы  произвести на миллионера
впечатление. Но  чудеса  бывают  не  только в сказках.  Миллионер проникся к
России и вернул рукопись. Достояние русского народа поехало обратно. Правда,
миллионер  потребовал от правительства компенсацию... но это уже,  как любят
говорить на Западе, его проблемы.
     Здесь автор принужден сказать о том, что не представляет себе, для чего
он пишет заключительную главу.  Ведь  в  сущности все ясно  и без нее. Порок
наказан, заодно наказана и добродетель, но, по правде, перед ней в последний
момент  невнимательно извинились,  и  она в  соответствии с  приказом  может
считать себя торжествующей.
     Ассоциация продолжала жить. Ее не могло поколебать ничто.  Пожилые люди
на  долгих совещаниях говорили о перспективах его развития  до  2015 года. И
активно готовились к выборам в Верховный Совет.
     Нестеров смотрел на своих  временных  коллег так,  как будто  видел  их
впервые. Все казалось ему  пародией.  Он не  понимал,  как взрослые, сильные
люди могут болтать о такой чепухе, о которой  они болтают, в то  время как в
Москве открылись уже пункты для приема голодных.
     Время от времени отчитывались начальники отделов и главные специалисты.
     Всю суть их выступлений можно было свести к паре заезженных фраз о том,
почему не идет работа, ссылкам на объективные причины и оправдания.
     Фраза  Куинджи,  обращенная  им  к  молодому Рериху: "Объяснить-то  все
можно,  а ты вот пойди и  победи", - словно бы и не присутствовала в Дубовой
зале, хотя именно она метровыми буквами была написана на стенах.
     Нестеров вспомнил, что сегодня должен отчитываться и он,  и когда дошла
очередь, то медленно поднялся, после чего сказал,  но,  конечно, не  то, что
должен был говорить начальник информационного отдела, а нечто  неординарное,
и потому интересное.

     <i>ПОЛКОВНИКУ СТРАЧУКУ</i>
     <i>Под видом Иниколопова побывал на даче Рыбникова. На стенах дачи обратил
внимание на обилие картин, числившихся в отделе дарений Ассоциации.</i>
     <i>Я, вероятно, схожу  с ума,  потому что не  могу себе  представить,  как
картины Ассоциации  могут одновременно висеть на даче и в здании  Правления.
Неужели  в стране  всего-навсего  чуть-чуть не победившего социализма  может
быть такое? Разрешите, я уеду.</i>
     <i>ЗЯМЯ РОСТОВЦЕВ,</i>
     <i>старший внештатный сотрудник.</i>

     ГЛАВА 23
        ЭПИЛОГ
     - Ну ты молодец, -  бодро сказал Рыбников Нестерову, когда тот появился
у него в кабинете, -почистил мне кадры. Проси чего хочешь.
     Нестеров помялся и попросил подписать заявление об уходе.
     - А в партию не хочешь? Член Правления велела принять тебя в партию.
     - Но я и так член партии.
     -  Я  это  пытался ей объяснить, но  она  меня  не послушала,  говорит:
"Примите, проверю". Так что подавай заявление.
     - Но зачем мне второй партийный билет?
     Но Рыбников уже не слышал...
     ... Второй партийный билет Нестеров послал через  месяц в Паблиси хаус,
издающий Книгу рекордов Гиннеса.

     ... Когда на  самом верху Рыбникова спросили о программах Ассоциации (и
ему предстоял отчет), то он  рассказал  о них без тени улыбки, а так как его
никто не слушал, его выступление было номинальным, - никто не вник, что одна
программа  была  в  плане  поиска рук Венеры Милосской,  другая предполагала
розыск автора Библии и  выдвижение  его посмертно на Государственную премию,
третья... впрочем, все остальные были тоже такие же.
     - У  меня для  вас две новости,  хорошая и плохая, - сказала секретарша
взмыленному,   пытавшемуся   войти  в  кабинет  обычно,  спокойно  и  потому
зацепившемуся плечом за обшивку двери, а карманом - за замок Стародревову.
     - Да, - сказал он, не понимая, почему  подкладка кармана не вправляется
обратно, - что же это за новости?
     - Плохая та,  что вас, видимо, освободят от  должности,  но не посадят,
так сказал следователь.
     - А хорошая?
     - У нас с вами будет ребенок.
     Стародревов тихо присел в проеме двери.
     И, сидя в  проеме, он ощущал,  что действительно наступило новое время,
вот  и по телевизору  уже рекомендуют прочитать повесть  Булгакова  "Собачьи
яйца"...
     Вот  и все.  Осталось  только сказать о  том, что следователь  по особо
важным делам Ступенькин предложил Ениколопову, как  наиболее  перспективному
подследственному, выкупить себя из этой истории за 100 тысяч зеленых.
     Ениколопов думал  о том, где раздобыть  деньги,  и  решил  вопрос очень
просто.  Он  опубликовал  в  собственном  журнале  о себе грязный,  заведомо
клеветнический фельетон, а потом подал в суд на собственный журнал. И журнал
из бухгалтерии  той  же Ассоциации  "Культ-ура!" выплатил ему 100  тысяч  за
моральный ущерб, которые он и отнес по назначению...

     Наступило такое время, когда командующие авианосцами приватизировали их
и продавали за границу...
     Наступило  такое  время,  когда почти  все  герои  этой  повести  стали
депутатами и добились неприкосновенности, а Нестеров бросил  сыск и ударился
в сочинительство.
     Наступила   обычная,  много  раз  известная   истории,  конституционная
анархия: в церквях установили  автоответчики,  а слово "проходимец" заменило
слово "первопроходец"...