ексом Энде; он был знаком и с Эрикой Валлах. Далем был бы для Берия идеальным немецким Райком, главным обвиняемым восточно-германского сфабрикованного процесса Однако его не тронули и даже не назвали, поскольку в Москве еще обсуждали размах и глубину сфабрикованного процесса. "Группа Фильда", арестованная в августе и рассматриваемая только как начало не только не увеличилась, но даже уменьшилась до пяти человек: Вилли Крайкемайер умер в следственной тюрьме при до сих пор не выясненных обстоятельствах - как "жертва холодной войны", как позднее лицемерно-помпезно писал Далем его вдове, однако фактически, как жертва сталинских следователей. Гитта Бауэр сначала была допрошена, но скоро о ней забыли. Политически она не имела значения, у нее не было никаких связей с Фильдом. Она провела в тюрьме почти три с половиной года, после чего была освобождена без приговора суда. Оставшуюся небольшую группу из пяти "фильдистов" готовили к своей роли. Статс-секретарь Мильке заверил в начале 1951 г. Лео Бауэра в том, что процесс состоится, Эрика Валлах так же, еще летом того же года имела в виду "большой немецкий процесс". К этому времени протоколы допросов были готовы. Они содержали признания в сотрудничестве с американской шпионской службой. Летом 1951 г. Сталин внезапно решил отказаться от плана "немецкого процесса Райка". Лео Бауэр (1956, c. 412ff) указывал позднее как причину этого "большую глупость следователей и их неспособность своевременно сломить сопротивление некоторых узников" - разумеется прежде всего он имел в виду себя и выдавить необходимые признания. Другие хронисты предполагали, что известная оппозиция против Ульбрихта внутри СЕПГ препятствовала принятию ясного решения. Оба этих объяснения не убедительны. Физические и психические методы пыток тайной полиции Сталина, как в Москве, так и в Тиране, Софии, Будапеште и Праге, а также в Восточном Берлине в решающей фазе всегда приводили к успеху; если время не ждало, требовалось от 8 до 10 недель, как в Будапеште, если время позволяло, от 6 до 9 месяцев, как в Восточном Берлине. Так же мало убедителен аргумент о некоем внутрипартийном сопротивлении. Этот процесс был запланирован не Ульбрихтом, а Сталиным, и в СЕПГ, как впрочем и в других странах-сателлитах, происходило только то, что планировала Москва. Решение Сталина отказаться от немецкого сфабрикованного процесса, можно объяснить только разделением Германии. Не в последнюю очередь это разделение имело следующие последствия. Большая часть немецких коммунистов, бежавших от гитлеровского террора в Швейцарию или во Францию, после войны вернулись в западные зоны и играли там важную роль в политической и культурной жизни. Можно было конечно заманить одного Франца Шперлинга, но выманить десятки бывших эмигрантов, которые поддерживали связи с Фильдом и получали поддержку от USC было невозможно. В связи с этим можно вспомнить письмо Ракоши, в котором предупреждало о соответствующих трудностях. (см. с. 130). Для Восточного Берлина эти трудности были еще острее, чем за два года до этого в Будапеште. Процесс в ГДР со всеми его сфабрикованными схемами и искажениями фактов привел бы к тому, что друзья и товарищи обвиняемых в Федеративной Республике отчаявшись, выступили бы против обвинения. Они разорвали бы всю паутину лжи и сделали бы это с гораздо большим пропагандистским эффектом, чем это было возможно в Чехословакии. Следовательно такой процесс стал бы бумерангом. Он не мог и должен был состояться. После московского запрещения процесса нужно было выходить быстро и по возможности без лишнего шума из создавшейся неловкой ситуации. Атмосфера внезапно изменилась, давление ослабло. Летом 1952 г. заключенные были переданы советским органам. В сентябре после более, чем двухлетнего пребывания в тюрьме им был предъявлен ордер на арест, а их дела были переданы в советский военный трибунал. О группе Фильда или "шпионской сети" больше не было ни слова. Лео Бауэр и Эрика вместе, а Штейнбергер, Шперлинг, Мюллер и Гольдхаммер по отдельности были осуждены по 58 статье советского уголовного кодекса за шпионаж, пропаганду и агитацию против Советского Союза, организацию контрреволюционных происков и поддержку международной буржуазии. Большинство закрытых процессов прошли в декабре 1952 г. Лео Бауэру и Эрике Валлах трибунал вынес приговор: расстрелять. Шперлинг, Мюллер и Гольдхаммер были приговорены к 25 годам каторжных работ. Штайнбергер еще в ноябре 1950 г. был заочно приговорен в Москве к 15 годам трудовых лагерей. Оба смертных приговора через полгода были заменены на 25 и 15 лет каторжных работ. Осужденные о судьбе и процессах которых общественность ничего не узнала, исчезли в советском ГУЛАГе. Первая фаза преждевременно начатого процесса закончилась в глубокой тишине. (см. Bauer 1956, c. 416, Wallach 1969, c. 227ff; Brandt 1983, c. 202 ff). Летом 1951 г. был составлен план немецкого процесса Райка, но не немецкого сфабрикованного процесса. Центр тяжести сталинских подозрений постепенно переместился с "титоистов" на коммунистов еврейского происхождения. Отъявленными злодеями теперь стали не Даллес и Ранкович, а Моргентау и Бен Гурион, главным врагом стала сионистская агентура американского империализма", которая засылалась в страны молодой народной демократии троцкистов, шпионов и диверсантов. Этот сдвиг, его причины и его влияние на сталинские ликвидации рассматривался в Главе 8. Одновременно с кровавой чисткой в Чехословакии МВД начало работу в Восточной Германии для того, чтобы закончить начатой на новой основе. Первоначальные границы пражской конструкции были разрушены, Тито и Фильд сведены до роли побочных членов всеобъемлющего заговора. МВД получило полную свободу арестовывать любого коммуниста под предлогом "сионизма", "троцкизма" и "буржуазного национализма". В процессе консолидации ФРГ и тем самым закрепления разделения Германии, а также обострения холодной войны возникли сомнения, а нужно ли при ударе по руководству СЕПГ учитывать настроение западной общественности и критически настроенных западно-германских коммунистов. После июльского решения Москвы допросы в восточно-берлинской следственной тюрьме приняли новое направление. От уже сломленных заключенных требовались показания против всех их друзей и соратников по партии и особенно против исключенного из СЕПГ Пауля Меркера и члена Политбюро Франца Далема. Не пощадили даже всемогущего Генерального Секретаря Вальтера Ульбрихта. (см. Bauer 1956, c. 414). Новая серия протоколов должна была стать концом длительного откладывания закрытых процессов Бауэра и других. Берия хотел еще до исчезновения группы Фильда в ГУЛАГе иметь в руках возможно более полный обвинительный материал против германских партийных функционеров. Проект нового сценария был составлен в Москве в середине 1952 г.: теперь Меркеру выпала роль руководителя группы сионистских агентов, которую американская шпионская служба завербовала за десять лет до этого в эмиграции в Мексике, для того, чтобы внедрить в руководящую верхушку германской партии. Связь с группой Фильда осуществлял Фриц Шперлинг, в время как Курт Мюллер составлял "троцкистскую" компоненту заговора. В сентябре 1952 г. по указанию Берия "германский сектор" вымышленного восточно- европейского заговора был включен в протоколы жертв чехословацкой чистки, особенно подробно в показания Андре Симоне, который, как и Меркер часть своей эмиграции провел в Мексике. 21 ноября пришел сигнал из Праги: во время "процесса Сланского" обвиняемый Бедржих Геминдер заявил о "немецком троцкисте Меркере" с которым он и Сланский находились в конспиративной связи с 1948 г., а на следующий день Артур Лондон "разоблачил своего немецкого сообщника Меркера". как "троцкиста" и помощника" Ноэля Фильда. Еще в сентябре чехословацкие органы госбезопасности передали протоколы, обвиняющие Меркера, своим восточно-германским коллегам и Ульбрихт создал особую комиссию ЦК, которая в сотрудничестве с МВД и SSD перевела "преступления" еще находившегося на свободе Меркера на партийный жаргон. 20 сентября 1952 г. ЦК опубликовал свое Постановление "Об уроках процесса против заговорщического Центра Сланского" (цит. по Fricke 1971, c. 166ff). Там было сказано: "Разоблачение сионизма, как агентуры американского империализма в то же время разоблачило враждебную роль агента Пауля Меркера" (ebd. c. 170). Во время своей эмиграции в Мексике он при помощи преступника Андре Симоне превратил журнал "Freies Deutschland" в сионистский орган, который представлял интересы еврейского монополистического капитала и требовал возмещения евреям. Он отказался от правильной марксистско-ленинской теории национального вопроса в пользу мелкобуржуазных оппортунистических представлений и рассматривал евреев в Германии как национальное меньшинство, а сионизм, как национальное движение и после своего возвращения из Мексики он попытался поставить товарищей еврейского происхождения с помощью подарков американского Joint Distribution Commitee в зависимость от империалистических шпионов. Агент Меркер был субъектом финансовой олигархии США, врагом Советского Союза, находившимся на той же идеологической платформе, что и Тито, этот фашистский палач народов Югославии (об антисемитской охоте на ведьм см также Brandt 1967, c. 160ff). Кроме Меркера в Постановлении ЦК также были заклеймены как его сообщники, его товарищи по мексиканской эмиграции: Александр Абуш, после ставший Генеральным Секретарем Культурного Союза, Эрих Юнгманн, главный редактор органа СЕПГ "Volkswacht" и др. Лео Цукерманн, статс-секретарь и начальник канцелярии президента Вильгельма Пика, позднее ставший директором Института Юридических Наук. В заключение не были забыты имена Фрица Шперлинга и Курта Мюллера, первого, как платного шпиона американцев в Швейцарии, который позднее в Западной Германии предоставил империалистам широкий круг людей для вербовки, последнего, как вредителя, который, как в 30-е годы, так и в послевоенное время занимался троцкистской деятельностью и с 1947 г. был завербован английской секретной службой Intelligence Service. Особенно зловеще звучали строки постановления там, где не было названо ни одного имени. Такие формулировки, как "Меркер и его сообщники" или угрозы раскрыть "капитулянтское поведение" Парижского эмигрантского руководства КПГ во время начала второй мировой войны (цит. по Fricke 1971, c. 172 и 174) оставляли широко открытыми двери для новых "преступников и шпионов". Хотя, например имя Франца Далема и осталось неназванным, однако для того, кто умел читать между строк, нетрудно было узнать намек на друга Меркера и его соратников по руководству эмиграцией. В момент опубликования Постановления ЦК Пауль Меркер уже неделю находился в следственной тюрьме. Он был арестован через несколько дней после оглашения "признаний" на процессе Сланского. Абуш и Юнгманн, конечно были сняты со всех постов, но не арестованы. Лео Цукерманн не стал дожидаться развития событий и в поисках спасения бежал на запад. Допрос Меркера был начат следственной группой МВД/SSD в ноябре 1952 г. Наконец пришло время поставить сфабрикованный процесс на немецкой сцене, поэтому обвинения должны были достигнуть пражского уровня антисемитских гонений. Для подготовки ареста "сионистской группы" Контрольная Комиссия распорядилась произвести проверку кадровых личных дел "товарищей еврейского происхождения" и прежде всего членов руководства Объединения лиц, преследовавшихся нацистским режимом (VVN) и передала партийные документы SSD. Однако и на этот раз раздел Германии и открытая граница с Западным Берлином стали тормозом для сталинского террора. Вслед за др. Цукерманном для того, чтобы избежать ожидавшегося ареста ушли на Запад руководители VVN из Восточного Берлина, Лейпцига, Дрездена и Эрфурта. Их побеги поставили перед МВД такую же проблему, как и за два года до этого: недосягаемость для их власти беженцев. После ареста Меркера Ульбрихт начал настойчиво просить Москву включить в германский сфабрикованный процесс Франца Далема (см. Stеrn 1957, с. 130). Как уже упоминалось, Берия еще в 1950 г. считал, что идеальная жертва - это Далем. Новый толчок к сфабрикованному процессу показался Ульбрихту удобным случаем для того, что бы избавиться от своего соперника в руководстве СЕПГ. Силовая напряженность между ними обоими, различия в характере и истории - холодный аппаратчик Ульбрихт, во время войны находившийся в Москве, и выживший в годы террора только благодаря своим тесным связям с НКВД; Далем - во время гражданской войны в Испании, был посланцем Коминтерна, он чудом избежал смерти в концлагере Маутхаузен, после того, как полиция Петэна передала его гестапо. Все эти обстоятельства в послевоенное время обострились из-за политических разногласий в анализе положения в Западной Германии и в оценке политики КПГ. До сих пор Далема защищала поддержка Сталина, считавшего полезным разжигать напряженность между Далемом и Ульбрихтом. для того, чтобы было удобнее держать последнего в узде. Однако, в начале 1953 г. старый, больной Сталин больше не был надежной опорой и не мог остановить собственную динамику процесса ликвидации и Берия дал Ульбрихту полную свободу сводить счеты. Далем был утвержден на роль "немецкого Сланского". Еще в феврале 1953 г. на заседании ЦК Ульбрихт резко напал на Далема и потребовал от него выступить с самокритикой по поводу мнимых "ошибок в руководстве парижской эмиграции, в частности за ошибочную оценку пакта Гитлер-Сталин". Однако этого Ульбрихту было мало. Он настоял на том, чтобы Политбюро признало объяснения Далема "абсолютно недостаточными" и поручило Центральной Комиссии Партийного Контроля проверить всю политическую деятельность за послевоенный период. Результаты были изложены на новом заседании ЦК 14 мая 1953 г. (цит. по Frickе 1971, c. 192ff). В соответствии с ними Далем проявил полную слепоту в отношении попыток империалистических агентов внедриться в партию, оказал поддержку усилиям агента Меркера создать для Ноэля Фильда место в Чехословакии; долгое время защищал "капитулянта" Лекса Энде от исключения из СЕПГ и создал для югославского агента" Норберта Куглера ответственный пост в экономике ГДР. "В связи с ошибками товарища Далема при начале Второй Мировой Войны, эту слепоту нельзя считать простой случайностью" - было сказано в новом Постановлении ЦК (цит. по ebd. c. 200). Далема сняли с его постов, исключили из ЦК и тем самым из Политбюро. "ЦКПК было поручено продолжить расследование " - так гибельно звучал конец Постановления ЦК (цит. по ebd.) явное указание на то, что теперь было нужно ожидать ареста Далема. Однако уже было слишком поздно. Постановление о Далеме было принято через два месяца после смерти Сталина, после реабилитации в Москве врачей-вредителей и тем самым окончания антисемитской компании, и в начале борьбы в советском руководстве за наследство мертвого диктатора и всего за 43 для до ареста Берия. В Чехословакии работавшая автоматика построила конструкцию о террористических волнах чисток еще за неделю до этого, однако в ГДР подготовка нового сфабрикованного процесса находилась т. с. на эмбриональной стадии. Машина террора внезапно была остановлена. Хотя Пауль Меркер и остался в следственной тюрьме, его следователи из МВД и SSD знали, что они зашли в тупик. Продолжения быть не могло и создание "немецкого Сланского", пришлось прекратить, как и создание "немецкого Райка" за два с половиной года до этого. Второй и последний восточно - германский сфабрикованный процесс не состоялся. Позднее СЕПГ хвалилась, что она приложила все усилия для того, чтобы оказать успешное сопротивление проведению Процесса Райка и Ульбрихт, самый влиятельный агент Берия и наместник Сталина в Восточной Германии лгал на 5-ом съезде партии, что "определенные агенты Берия не смогли причинить вреда, поскольку их не впустили в ГДР" (цит. по Friecke 1971, c. 102). Он сделал все от него зависящее, для того, чтобы следовать чехословацкому и венгерскому образцам и не его вина, в том, что его очередь подошла слишком поздно, в том, что "только" Вилли Крайкемайер был замучен до смерти, что "только" Паулю Берцу и Лексу Энде пришлось умереть, что "только" дюжине немецких коммунистов, которым была предназначена судьба Райка и Сланского, пришлось пройти через шестилетний ад восточногерманских тюрем и рабочих лагерей советского ГУЛАГа, в том, что двухступенчатый план сталинского сфабрикованного процесса рухнул из-за разделения Германии и нехватки времени. Упоминание в этой главе сравнительно небольшого количества имен не означает, что сталинская чистка ограничивалась только кандидатами для возможного сфабрикованного процесса. Сотни коммунистов при малейших подозрениях в "западных связях" арестовывались, исключались из партии и снимались со своих постов. Советские органы не рассматривали их как "особые случаи" и передавали восточно-германским органам госбезопасности. Их допросы не связывались с "титоистско-фильдистским заговором", аресты, допросы с пристрастием и судебные процессы проходили в тайне, имена не назывались. Однако, они также были жертвами сталинской чистки, как и их товарищи, выбранные для большого сфабрикованного процесса. След этих безымянных стал видим только много лет спустя, когда в 1956 г. завуалированные объяснения и скрытые указания в партийной прессе заговорили о "незаконно обвиненных товарищах", о "несправедливых приговорах", о "злоупотреблениях органов безопасности", которые сейчас исправлены. Официально речь шла о 11 896 заключенных, которые при пересмотре их дел были освобождены из каторжных тюрем и рабочих лагерей (см Fricke 1971, c. 100). Сколько из них в прошлом были членами партии не известно. Только количество попавших в сеть чистки в связи с делом Фильда оценивается более, чем в 300 человек (см. Lewis 1965, c. 186). Для многих "несправедливо арестованных" коммунистов исправление ошибок пришло слишком поздно, их карьеры были разбиты, их семейная жизнь была разрушена, часть из них умерла в каторжных тюрьмах. Ульбрихт должен быть чрезвычайно благодарен Берия за то, что он отстранил его от проведения проблематичного процесса "немецкого Райка". По приказу из Москвы он только подготовил и начал сфабрикованный процесс, но вынесение приговоров ему пришлось передать советским органам, следовательно и обязанность их пересмотра лежала не на нем. В пересмотр восточно-европейских сфабрикованных процессов, начатых кампанией десталинизации Хрущева в Венгрии уже в конце осени 1954 г. привел к освобождению и реабилитации Ноэля Фильда и отмене приговоров, вынесенных в процессе Райка. В собственной стране мельницы мололи медленнее. Восточно-германские жертвы Эрика Валлах, Курт Мюллер, Лео Бауэр, Бруно Гольдхаммер, Фриц Шперлинг и Бернд Штейнбергер только год спустя, в середине сентября 1955 г. были доставлены с Москву из ГУЛАГа, где их дела были пересмотрены, а приговоры отменены. В октябре они снова появились, как свободные люди в Восточном Берлине и Ульбрихту пришлось смириться с тем, что Эрика Валлах, Бауэр и Мюллер предпочли жизнь на Западе пребыванию в ГДР. "Ожидать от Ульбрихта проведения десталинизации это то же самое, что поручить Гиммлеру проведение денафикации" - метко писал Альфред Канторович (цит. по Fricke 1971, c. 100). Только в апреле 1956 г. была создана комиссия по пересмотру дел бывших членов партии, для того, чтобы "восстановить их в правах". Только почти через два года после реабилитации Ноэля Фильда Ульбрихт смог решиться отметить постановление ЦК партии августа 1950 г. о связях эмигрантов с Запада с Фильдом и реабилитировать немецких жертв оставшихся в ГДР. Бауэр и Мюллер оставались "преступниками". К этому времени был освобожден Пауль Меркер и, как гласило официальное объявление: "провинности, лежавшие в основе обвинений, по своей сути имели политический характер, который не оправдывает судебное преследование (цит. по Fricke 1971, c. 238). Франц Далем был полностью реабилитирован и снова вошел в ЦК, но в Политбюро он, конечно, не попал. Положение Ульбрихта оставалось непоколебимым. Эрих Мильке, который еще в 1951 г. по заданию Берия готовил жертв сталинской чистки к их процессам, четыре года спустя входе ульбрихтовской десталинизации был повышен из статс-секретарей в министры госбезопасности, а в 1971 г. избран в Политбюро. К этому времени все обстоятельства дела были забыты. "Партийное руководство СЕПГ, поддержанное представителями советских оккупационных властей, оказало сопротивление усилиям Л. П. Берия провести такие процессы в ГДР" - было сказано в официальной "Gеschichte der deutschen Arbeitersbewegung (1966, т. 7, с. 227). Сталинские чистки были вычеркнуты из истории Восточной Германии. . ГЛАВА 11 ПОЛЬСКИЙ ПУТЬ К СФАБРИКОВАННЫМ ПРОЦЕССАМ "Против польских коммунистов сфабрикованных процессов не было" - писал Збигнев Бжезинский в своем образцовом труде, переведенным на все западные языки "Советский блок".(1962, с. 117). и его высказывание было повторено в большей части политической литературы. Но оно не соответствовало фактам. В Польше проходили многочисленные сфабрикованные процессы, но их кульминация не была большим процессом Гомулки. Польша была не исключением, а вариантом, единственным особым случаем. Польша была единственным государством-сателлитом, в котором чистка началась со свержения Генерального Секретаря ЦК партии. Это было отклонением от общего плана, предписанного Берия: начинать со второстепенного руководящего слоя партии и потом расширять террор вверх и вниз для того, чтобы в сеть арестов попадали все более и более обширные круги. При этом самое высокое руководство оставалось нетронутым, как наместники Советской империи Ракоши, Червенков, Ульбрихт, Готтвальд, Георгиу-Деж и даже Димитров. В случае Владислава Гомулки пришлось изменить основную тактическую линию. В начале лета 1948 г. в зените советско-югославского противостояния Сталин решил, что Гомулка представляет для него непосредственную опасность. Конечно, Гомулка был не Тито и не ставил вопрос о советской гегемонии в Восточной Европе, но у него было свое, особое мнение о месте Польши в империи сателлитов. Его ликвидация стала для Сталина неизбежной необходимостью, но в то же время и источником непредвиденных трудностей. Удар по нему разбередил старые раны, нанесенные историей польской нации, которые не миновали и компартию. Однако разбуженные этим силы не были учтены в Москве. Лидеры польской партии отреагировали на указание Москвы крайне сдержанно. Они осознавали, что последует за этим приказом. Но в то же время, поскольку они хотели сохранить свои жизни, нужно было его смягчить. Проволочки, затяжки и тихий саботаж длились пять кровавых лет, после чего смерть Сталина освободила их от необходимости отдать Гомулку под суд и вынесения смертного приговора. Однако за его спасение пришлось заплатить слишком высокую цену. Сотни коммунистов были пожертвованы чистке, брошены в тюрьмы, замучены до смерти на основании ложных обвинений, в открытых и закрытых сфабрикованных процессах приговорены к смертной казни или тюремному заключению. Польскому руководству удалось избежать главного процесса, но вместо этого пришлось инсценировать эрзац-процессы. На специфический характер польской чистки нанесли свой отпечаток два трагических наследия истории. С момента своего возникновения как нации полякам пришлось постоянно бороться за свою независимость против русских на востоке и немцев на западе. В конце 18-го века она исчезла с карты и была разделена между Россией, Пруссией и Австрией. Ее возрождение после Первой мировой войны было достигнуто в войне с молодым советским государством. Пакт Гитлер-Сталин 1939 г. снова определил ее будущее на шесть кровавых лет. Фашистский геноцид в оккупированных Германией западных областях ни коим образом не смягчил традиционную русофобию. В восточных провинциях, оккупированных Советским Союзом полмиллиона поляков были ликвидированы своими новыми господами, как "шпионы" или "буржуазные эксплуататоры", арестованы и депортированы. Печально известно массовое убийство 4 100 офицеров в Катыни. Поляки не забыли и того, что в августе 1944 г. Сталин остановил продвижение Красной Армии у ворот Варшавы и два месяца смотрел в бездействии, как немцы топили в крови 150 000 поляков, как гражданских лиц, так и бойцов восстания, организованного лондонским правительством. После поражения гитлеровской Германии восточные области Польши были аннексированы Советским Союзом. В качестве компенсации Польше были переданы германские области к востоку от линии Одер-Нейссе. Однако подарок на западе не смог погасить столетнюю ненависть к русскому соседу. Поскольку коммунистический режим, созданный восточным "заклятым врагом", нуждался по меньшей мере в пассивной поддержке масс, он должен был учитывать националистические антирусские настроения народа. Он должен был идти "польским путем". Лозунг "патриотизм и независимость" был выдвинут Коминтерном после немецкого нaпaдения на Советский Союз и в первое время после окончания войны они оставались составной частью обязательной пропаганды всех коммунистических партий. [51]. Германский, венгерский, румынский пути к социализму временно заменили старое требование обязательного повсеместного внедрения советского образца. В Польше положение было особенно тяжелым. Как левые социалисты перед Первой мировой войной, так и коммунисты после 1918 г. настаивали на присоединении к революционной России. Возрождение независимой Польши по словам лидера социал-демократов Розы Люксембург было для них было "буржуазной иллюзией". Еще в 1920 г. польская компартия поддерживала наступление Красной Армии на Варшаву. Под давлением Ленина она, правда, отказалась от "люксембургизма", однако ее отношение к независимости было и дальше двусмысленным. (см. об этом Dziewanowski 1976, c. 33ff). Они выступали за передачу большинства восточных областей, населенных белорусами и украинцами, Советскому Союзу, а когда Коминтерн для усиления КПГ, этого "ближайшего звена на цепи мировой революции", потребовал передачи западных областей Веймарской Республике, польская компартия рабски выполнила это указание Москвы (см. ebd. c. 88ff). Только после прихода к власти Гитлера и также по приказу из Москвы партия попыталась снять антинациональный и просоветский лозунг. Сразу же после окончания Второй мировой войны Гомулка объявил о "польском пути" к социализму. Внешне эти слова никоим образом не отличались от лозунгов других партий, однако за ними скрывалось совершенно другое содержание. В условиях глубоко укоренившихся в Польше антирусских традиций эта максима Гомулки была не просто тактическим лозунгом текущего момента, но долгосрочной политикой, личным убеждением. Он не протестовал, подобно Тито против включения Польши в Советскую Империю, однако в отличие от своих коллег сателлитов (и естественно также от Сталина) он был убежден в том, что советские цели легче всего можно достичь, если не копировать советские методы. Именно эта ересь и стала мишенью для сталинской чистки, время которой совпало с появлением гораздо более опасной ереси Тито. По правилам сталинского механизма террора требовалась быстрая молниеносная акция. Однако на этот раз планы Сталина и Берия были расстроены историческим наследием как нации, так и самой коммунистической партии. Для большевиков польская партия всегда была бельмом в глазу, они рассматривали западную "братскую." партию как ненадежный балласт. Внутри Коминтерна слово "польский" было равнозначно отсутствию дисциплины и отклонениям всякого вида. Уже при основании партии Ленин начал идеологическую борьбу с "люксембургизмом", а при Сталине это привело ко все более угрожающей охоте на ведьм. В 1924 г. Коминтерн приказал сменить все польское партийное руководство за "правый оппортунизм"; два года спустя новый ЦК был объявлен "капитулянтом перед фашизмом Пилсудского". Потом было гибельное обвинение в "троцкизме". Сначала утверждалось, что лидеры польской компартии находятся под влиянием троцкистских преступников, позднее они сами были заклеймены ка троцкисты. В годы Большого Террора было ликвидировано почти все руководство партии: "правые оппортунисты", "центристы" и левоуклонисты следовали друг за другом. За пять лет с 1933 г. по 1938 г. в Москву были вызваны и ликвидированы почти все значительные партийные функционеры, среди которых были двенадцать членов ЦК, большая часть коммунистических интеллектуалов и сотни партийных активистов. Только немногие счастливцы, которые находились в это время в польских тюрьмах или имели особо тесные связи с НКВД смогли уцелеть в этой мясорубке. Польская Коммунистическая партия доживала последние дни. Официальный смертный приговор был вынесен в конце 1938 г. в виде решения Коминтерна о ее роспуске (cм. ebd. 146ff). Немногие выжившие не забыли ни травли, ни массовых убийств. Ужасные воспоминания об этих событиях оказали решающее влияние на ход сталинской чистки и показательные процессы послевоенного времени. Национальная травма выбрала Гомулку на роль жертвы чистки, но партийная травма спасла ему жизнь (см. об этом хорошую биографию Bеthell, 1971). Он был одним из немногих счастливцев отбывавших во время московской кровавой бани наказание в польской тюрьме. В хаосе немецкого вторжения в сентябре 1939 г. он смог бежать и пробраться в советскую оккупационную зону и устроиться служащим на бумажную фабрику во Львове. Ему повезло и на этот раз: НКВД не интересовалось мелким профсоюзным функционером и секретарем незначительной партийной организации. Когда Гитлер захватил всю Польшу, Гомулка остался во Львове. Больше не было польской партии в которую он мог бы вступить, а единственное движение сопротивления, Армия Крайова созданная лондонским правительством, было по меньшей мере таким же антирусским, как и антинемецким. В 1942 г. Сталин решил забросить на территорию Польши на парашютах несколько доверенных агентов НКВД и поручить им организовать новую коммунистическую партию (см. Ulam 1952, c. 149ff; Dziewanowski 1976 c. 161ff; Bethell 1971 c. 65ff). Группой руководили Марцел Новотко, Павел Финдер и Болеслав Молоец. Финдер вспомнил о верном партийном работнике Гомулке, нашел его и назначил секретарем Варшавского Комитета новой Польской Рабочей Партии (ППР). Поскольку почти все старые вожди были казнены в Москве, Гомулке было нетрудно пробиться в верхушку партийной иерархии. Он был избран в ЦК, а в ноябре 1943 г. после убийства Финдера гестапо и казни Новотко и Молойца своими собственными товарищами, назначен Генеральным Секретарем ППР. Гомулка не был выбором Сталина и Берия. Однако, поскольку только Новотко и Финдер знали пароль для связи с Москвой, назначение Гомулки произошло в краткий период отсутствия связи между польской партией, действующей в подполье и их московскими дирижерами. Убийство Новотки - это одно из самых темных пятен в истории подполья, которое и позднее оказывало влияние на ход чистки. [52] НКВД поручил ему установить связь с гестапо и выдавать немцам членов конкурирующей организации Сопротивления - Армии Крайовой - управляемой из Лондона. Молоец, третий член руководства группы, посланной из Москвы, обнаружил эти контакты. Он решил, что Новотко - предатель и приказал своему брату Зигмунду убить его. Партийный суд признал Молойца и его брата виновными и приговорил их к смертной казни. Связь с гестапо была позорной тактикой обеих сторон - не только коммунистов. Армия Крайова тоже выдавала оккупантам своих политических противников. После войны тысячи офицеров АК были ликвидированы, поскольку они мнимо или реально сотрудничали с гитлеровской полицией. Однако, в тайные контактах с гестапо были замешаны многие коммунисты и это сделала их удобной мишенью сталинских чисток, скрывавших роль НКВД в этой "грязной войне". Как противовес АК Гомулка поручил своему другу Мариану Спыхальскому организовать Гвардию Людову. Спыхальский стал коммунистом в 1931 г. После начала войны он сбежал вместе с Гомулкой во Львов и вернулся вместе с ним в Варшаву. Гвардия Людова Спыхальского выросла в Армию Людову и стала военным органом подпольной партии. В конце 1943 г. в Варшаве появился Болеслав Берут, доверенный человек Сталина. Он также пережил время Большого Террора в польской тюрьме. После начала войны он ушел в Советский Союз и благодаря своим хорошим связям с НКВД быстро занял высокий пост в Коминтерне. Для московского партийного руководства это был идеальный преемник Новотки. Он сразу же был избран в ЦК, но прибыл слишком поздно для того, чтобы сместить Гомулку и занять высший партийный пост. Для того, чтобы был понятен ход послевоенной чистки нужно кратко изложить историю польской компартии. Когда в начале 1944 г. Красная Армия приблизилась к границе Польше, в Варшаве была создана Крайова Рада Народова с Берутом в роли президента. Параллельно с варшавской тройкой Берут - Гомулка - Спыхальски в Москве был создан Союз Польских Патриотов под руководством доверенных агентов НКВД Якуба Бермана и Станислава Радкевича. В марте в Москву прибыла делегация КРН во главе со Спыхальским для того, чтобы координировать политику варшавского и московского центров. 21 июля, когда немцев выбили из Люблина, туда прибыли обе фракции и создали Польский Комитет Национального Освобождения, который 31 декабря провозгласил себя временным правительством. Берут был избран президентом, Радкевич - министром общественной безопасности, Берман - заместителем премьер-министра. Он отвечал в Политбюро за все вопросы, связанные с безопасностью, и контролировал Urz(d Bezpiecze(stwa (Bezpieki() новосозданную службу госбезопасности. Спыхальски занял пост начальника Генштаба, а позднее заместителя министра обороны в ранге генерала. Центральная власть оставалась в руках Гомулки. Он был не только Генеральным Секретарем ЦК Польской Рабочей Партии (ППР), но и заместителем премьер-министра и министром по делам территорий, возвращенных у Третьего Райха. Из этих руководящих кадров и рекрутировались жертвы и преступники последующих сфабрикованных процессов. 3 июня 1949 г. Гомулка выступил на заседании ЦК по вопросe объединения двух рабочих партий. В докладе (см. Bethell 1971, c. 176ff; Dziewanowski 1976, c. 209; Ulam 1952, c. 164ff) речь шла об ошибках коммунистической партии в довоенный период, ее сектанстве и колеблющемся отношении к национальной независимости. Коммунисты должны учиться патриотизму у Социалистической Партии, подчеркнул он и бескомпромиссно идти по польскому пути к социализму. Патриотизм и польский путь были хорошо известны ЦК; с момента захвата власти они составляли становой хребет политики партии. Когда Гомулка заверял своих земляков в том, что советизация Польши, коллективизация сельского хозяйства, однопартийная диктатура - это только провокационные слухи, распускаемые врагами, он повторял только ходовые лозунги всех народных демократий, санкционированные Сталиным. 3 июня конфликт Сталин-Тито приблизился к своей кульминации. Постоянно обостряющийся тон переписки между советским и югославским ЦК был ясным предупреждением всем "братским партиям", что идти к социализму особым, национальным путем чревато последствиями. После того, как речь Гомулки стала известна в Москве, Берут получил от Сталина и Берия указание ликвидировать Гомулку. То, что во время чтения доклада приветствовалось бурными аплодисментами, уже через несколько дней было Политбюро назвало "сознательной ревизией ленинской оценки истории нашей партии". Недоверие к Гомулке возникло у Сталина еще при основании Коминформа. Гомулка был единственным видным коммунистом, выступившим против создания международного инструмента с доминированием СССР. Только срочно созванное заседание Политбюро убедило его принять московское предложение. На учредительном собрании Коминформа 22 сентября 1947 г. в польском городке Шклярска Поремба Гомулка снова выступил с особым мнением и открыто отклонил резолюцию, требовавшую скорейшего проведения коллективизации сельского хозяйства во всех странах народной демократии. Предложение Гомулки не прошло, но Сталин не забыл единственного сателлита, осмелившегося ему возражать. Гомулка настаивал на своем, "польском" пути. Его отклонение не было ни антисталинским, ни либеральным или националистическим. Он не ставил под сомнение генеральную линию Сталина, но считал, что обескровленное войной польское хозяйство не сможет вынести потрясений коллективизации. Он оставался убежденным в том, что советский образец нужно применять крайне осторожно, что традиционную русофобию нужно преодолевать успокаивающими методами, а не гонениями "на отсталые массы" (об учредительной конференции см. Bethell 1971 с. 170ff). Гомулка слишком долго упорствовал в своей точке зрения и когда весной 1948 г. из-за открытого неповиновения Тито возникла концепция восточно - европейских чисток, Берия не нужно было искать жертву для польского сфабрикованного процесса: мишенью атаки стал Генеральный Секретарь ПОРП. Вскоре после доклада 3 июня Берут созвал особое заседание Политбюро на котором выступил с резкими нападками на Гомулку. Отстранение его от власти шло шаг за шагом, хотя и непонятным для Берия дилетантским образом (см. ebd. c. 178ff; Ulam 1952 c. 165ff). После первой атаки и отказа Гомулки выступить с самокритикой, сталинский сценарий требовал немедленного ареста. Следственные органы располагали хорошо опробованными способами превращения "ошибок" в преступления. Однако польская дeйcтвитeльнoсть отвергла этот путь. Два "москвича" в высшем руководстве, Берман и Радкевич, ответственные в партийно-государственном аппарате за вопросы безопасности, не испытывали большого желания поддерживать Берута против Гомулки, на стороне которого было большинство ЦК. Однако, самым сильным тормозом оказалась партийная травма. Все они, как "гомулкинцы", так и "москвичи" еще помнили массовую резню 30-х годов, физическую ликвидацию почти всего руководящего слоя. Из немногих выживших в этой мясорубке министр безопасности Радкевич потерял в брата, его сестра исчезла в ГУЛАГе и смогла освободиться только после войны. Стефан Станевски, начальник управления печати ЦК, провел 1938 - 1940 гг. в штрафном рабочем лагере на Колыме. Член ЦК Францишек Мазур в течении нескольких лет страдал от последствий жестоких истязаний в московской следственной тюрьме и сибирском ГУЛАГе. Да и сам Берут хотя и уцелел во время террора, видел, как многие его друзья стали жертвами, и часто спрашивал о них у Сталина, пока Берия не посоветовал ему больше не беспокоить товарища Сталина, если его волнует собственная судьба (см. Toranska 1987, c. 146). Именно партийная травма была причиной того, что летом 1948 г. Берут осмелился отклонить советское требование немедленного ареста Гомулки и попробовать путем обещаний примирить Сталина с политическим отстранением Гомулки. И свои обещания он выполнял в типичной сталинской манере. В июле он нейтрализовал фракцию Гомулки угрозами, что дальнейшее упорство в "польском пути" приведет к разрыву с Советским Союзом. В августе Гомулка оказался изолированным и начал осторожную, взвешенную самокрит