Оцените этот текст:Не читал10987654321
СодержаниеFine HTMLPrinted versiontxt(Word,КПК)Lib.ru html
Виктор Пелевин. Водонапорная башня


     Водонапорная  башня вполне может оказаться тем первым, с  чего начнется
все  остальное,  потому  что предметы  появляются  тогда,  когда  становятся
известны их  названия, и происходящее  за  окном сразу  приобретает смысл  -
солдаты  заканчивают  работу,  выкладывая  белым  кирпичом  число  "1928" на
толстой верхней части каменного цилиндра, и даже не догадываются, что кто-то
следит за тем, что они делают, думая об этом почти без помощи слов, но очень
серьезно: любая башня или даже труба сначала  строится  таким образом, будто
должна  подняться  до самого неба, чем обязательно  завершилось  бы  простое
добавление новых  кирпичных  колец  изо дня  в  день,  если  бы  не  решение
строителей  уйти,  приводящее  к  тому,   что  какой-то  кирпич  обязательно
становится последним, а я - единственным свидетелем остановки работ,  потому
что во  всем доме  напротив только  я понимаю, что означают пустые  леса, от
вида  которых  возникает  такое  странное  чувство,  что  взгляд  сам  собой
переходит вправо, туда, где кончается деревянная коробка с землей, утыканной
яблочными семечками, и  обои чуть отстают от стены, приоткрывая  другой слой
обоев и  желтый край газеты, еще  дореволюционной, оставшейся с  тех времен,
когда  бородатые  господа  в шляпах  удивительной  формы  и  с цепочками  на
жилетах, предчувствуя свой конец,  пили  шампанское среди раздетых  женщин и
измученных рабочих, а Ленин со Сталиным стояли у окна и  читали первый номер
"Правды", предвидя все на свете и, может  быть, даже то, как когда-нибудь на
свет появлюсь  я  и бесконечно длинным  летним днем буду  наклеивать полоски
сиреневой  папиросной бумаги на  узкие  фанерные  крылья, сидя  на  теткиной
кровати, глядя за окно и почти не  обращая внимания на ее путаные рассказы о
том,  как в село вошли белые,  потом  красные, потом  опять  белые, а  потом
какие-то непонятные "наши", которых почему-то представляешь  себе мужиками в
малиновых  рубашках  каждый  раз, когда видишь справа от  пыльного  крыла ее
фотографию и  пытаешься  сообразить,  что это на самом деле значит - взять и
умереть, как умерла она и  как можем умереть мы все, если не останемся вечно
жить в своих делах по способу  Антонины  Порфирьевны, даже протирающей после
этих  слов  свои очки,  отчего  возникает короткая  пауза  в ее  многолетнем
рассказе о так называемых материках, возвышающихся над серыми пространствами
океанов,  где  даже самый большой  в мире  линкор  покажется  крохотным, как
спичка, если вдруг поглядеть на него из неба, заполненного летящими в Канаду
журавлями,  боевой  авиацией  и  черными  пятнами, возникающими  от  долгого
наблюдения  за  солнцем,  медленно  меняющим  свой цвет  при  приближении  к
воображаемой точке, где  оно, уже красное и огромное,  оказывается только  в
июне,  чтобы  на  несколько  минут  коснуться  шкафа, осветить  его  верхнюю
половину и превратить его во что тебе хочется, начиная  от  бастиона Великой
Стены и кончая  скалою  где-то  в Америке  -  смотря куда ты переносишь свою
жизнь из этих мест, хрюкающих на тебя всеми своими свиньями, когда ты  идешь
по грязной улице  со своей  коллекцией спичечных  коробков и размазываешь по
лицу  сопли  пополам  с кровью,  а тебе вслед  орут  все  те,  кто  уверенно
чувствует себя  среди этих косых  заборов,  обещая  вломить тебе  завтра еще
разок  так  же безнаказанно, как сегодня, потому что  жаловаться  все  равно
некому и  для любого взрослого  нет разницы  между избивающими и избиваемыми
детьми, раз те  и другие в галстуках, с  барабанами и горнами, оставив отцов
допивать вонючее  пиво,  уходят  в будущее  даже тогда,  когда  просто стоят
шеренгой перед пионерлагерными бараками  и щурятся от бьющего в глаза света,
глядя  кто на ползущий вверх по шесту флаг, кто на кота, крадущегося по  уже
горячим жестяным  листам на  крыше  столовой, чтобы  спрыгнуть в кусты,  где
вечером делят собранные за день окурки, курят, спорят о конструкции  женских
внутренностей и заедают синий дым зубным порошком, вкус которого остается во
рту  еще долго после  отбоя, запоминаясь как приложение  к истории  о  синем
ногте в  котлете  и чекистах, которые приехали слишком поздно только потому,
что спустила шина, и пока  в темном дворе меняют колесо, они сильно стучат в
дверь,  а потом уходят в  такой  спешке,  что  соседу приходится одеваться в
коридоре, как  раз напротив твоей замочной скважины, в которую он вполне мог
бы  напоследок  ткнуть  карандашом, раз до  этого  подсыпал битое  стекло  в
сливочное  масло и  отравлял колодцы,  чтобы ты пил из них  тифозную  воду и
полгода  лежал  в  кровати,  глядя  в  окно и угадывая  за пушистой  завесой
падающего снега  очертания водонапорной башни, похожей на  приставленного  к
городу часового,  стерегущего  твой покой  и  заодно  тебя  самого, чтобы ты
случайно не скрылся в  собственном будущем, воспользовавшись теплой весенней
ночью, в которую появляется возможность, почти не касаясь земли, углубляться
в черные заросли  неизвестно откуда взявшегося леса и уже почти узнать то, к
чему бежишь со всех ног, перед тем как проснуться и, поглядев на приоткрытую
дверь, за которой  слышны  бодрые утренние голоса и свист примуса, подумать,
что каждое утро  к ней, как трап,  придвигают  забитый  сундуками и комодами
коридор,  выход из которого ведет в  тот единственный  дневной мир,  который
тебе известен, и  чем лучше  ты с ним знаком,  тем реже дверь  твоей комнаты
будет раскрываться куда-то еще, в места, названия которых  ты не знаешь и не
узнаешь  никогда, потому  что уже  давно  похож  на  человека,  стоящего  на
подножке разгоняющегося трамвая и думающего,  что чем  быстрее тот едет, тем
труднее будет  спрыгнуть и пойти своей дорогой, пока слова "своя дорога" еще
сохраняют некоторый смысл, а  точнее -  отблеск  понятного  когда-то смысла,
иногда мелькающий в глазах стоящих рядом, но раз  они все-таки  едут дальше,
то, наверно, на что-то надеются, а они думают то же  самое,  глядя на  тебя,
пока один разливает по чашкам водку, а другой пытается играть на гитаре, под
которую так надежно затвердевает вокруг тот мир, который ты выбрал, не успев
ни с чем его сравнить и поняв только, что все в нем случается крайне быстро,
а время суровое и величественное, и хоть  Утесов поет, что тот, кто с песней
по  жизни шагает,  тот никогда  и  нигде  не пропадет, люди пропадают целыми
оркестрами, так  и не  дошагав  туда, куда они шли,  и все-таки попав именно
туда, в  чем нет ничего удивительного, раз страна движется от одного крутого
перелома к  другому, еще более  крутому, и все по линии партии, отточенной и
прямой, как  угол твоей комнаты, где  стоит  патефон  с  десятком пластинок,
позволяющих  тебе  время  от  времени нелегально  обнять  утомленное солнце,
вырезанное  кем-то  из  последней  на  всю  страну  оранжевой   картонки,  и
догадаться, что  если  уж  ты  простился с  чем-то  навсегда,  то  оно  тоже
простилось  с  тобой,  и,  обернувшись,  ты увидишь на столе воблу на  мятой
"Правде", бутылочку пивка и больше ничего, потому что другого не положено на
стол,  и именно  это, по  всей видимости, и  придется защищать,  если завтра
война,  потому  что  никакая  твоя защита  не  нужна ни качающейся за  окном
сирени,  ни  узкому  лучу света,  падающему  на  расщепляющее его стекло, за
которым  застыло красно-сине-желтое  лицо  Горького, большого приятеля нашей
державы, так и не успевшего описать в своих книгах, как ты и такие как ты, в
спортивных рубашках и белых кепках, с миллионов порогов улыбнутся ей и таким
как она, в  простых платьях  из ситца в  цветочках, и все сразу  прояснится,
потому  что  все печальное  и непонятное  имеет свойство проходить, а  жизнь
содержит именно тот смысл, который ты придаешь ей сам, с ясной целью впереди
сидя  за  всенародными брошюрами, недосыпая и  рискуя  навсегда  опоздать на
работу  и сесть в  тюрьму, к  глупым блатным, еще не понявшим, что в стране,
где  на  деньгах  нарисован  вглядывающийся  в тревожное небо  летчик,  быть
богатым  просто невозможно,  потому  что даже целая  армия  этих летчиков  в
кармане  не  заставят  замолчать  раскрытый  клюв  репродуктора, который так
страшно слышать даже не  из-за смысла  долетающих слов, а  из-за неожиданной
догадки, что с тобой сейчас говорит диктор, фокусник, зарабатывающий себе на
жизнь умением  заставить тебя  на  несколько секунд  поверить,  будто к тебе
обращается что-то огромное  и  могущественное, готовое позаботиться о  тебе,
когда  на  самом  деле ты  и  такие  как  ты  нужны  этому  огромному, чтобы
заботиться о нем  и  защищать, закрывая это неживое  и  непонятное, даже  не
догадывающееся  о  собственном  существовании,  той  единственной  попыткой,
которой на самом деле является  и твоя жизнь, и жизнь за стриженым затылком,
в который ты глядишь, стоя в длинной толпе перед призывным  пунктом и  теряя
мелькнувшую  на   секунду   мысль,   узнав   в   человеке   впереди  бывшего
одноклассника,  опять оказавшегося  твоим товарищем, которого  надо хотя  бы
оттащить  в сторону, чтобы он не лежал  у  перевернутого грузовика ногами на
дороге,  а  головой  в еще довоенном подорожнике и муравьи  не ползли по его
лицу, которое вспоминается тебе, когда над головами гудят невидимые самолеты
или когда мимо по платформе ведут очень похожего на него окруженца в  мирных
калошах,  полезшего сдуру  искать начальство,  а потом  сдуру побежавшего от
конвоя и  свалившегося в трех  метрах  от последнего вагона, уносящего  тебя
навстречу  зиме, лыжам ленинградской  фабрики  и карнавальному маскхалату, в
котором ты встречаешь  Новый год, глядя из  сугробов на две красные  ракеты,
блестящие в прозрачном ночном небе, как елочные шары, пока ты думаешь о том,
что оставленный  на минуту в покое человек может  вдруг оказаться так далеко
от оставивших его в покое,  что те найдут на его  месте кого-то другого, уже
совершенно   не  желающего  углублять  окоп,   а  пытающегося  вместо  этого
повернуться к стене  и заснуть, позабыв,  что никакой стены возле его  койки
нет, а есть  два узких прохода,  как  раз  подходящих для того, чтобы заново
учиться  сгибать  и  разгибать ноги,  а потом  стоять,  ходить  и бегать  за
притормаживающими грузовиками, катящими навстречу летнему солнцу, погонам на
плечах и  походящему на веник с  врезанной  консервной банкой  автомату,  из
которого ты ни разу не выстрелил за два года, потому что  видел перед  собой
большей частью заваленную списками  живых  и мертвых поверхность то школьной
парты,  за  которой когда-то  сидел писавший фиолетовыми  чернилами Чугунков
Коля:  "седьмой класс - дурак", то  переделанного бильярда, сукно которого с
такой скоростью  впитывает  вылившийся из  опрокинутой  гильзы  бензин,  что
успеваешь поверить,  что  ты  не  опытный вредитель, как  намекает  взглядом
товарищ Кожеуров, в просто сраный разгильдяй, твою мать, только тогда, когда
уже неделю  то на голодных детей, по-прежнему  считающих его материалом  для
строительства  снеговиков  и   крепостей,  то  на  военкора,  смотрящего  на
незнакомый город из-под  черного  эмалированного  полукруга с  таким  видом,
будто  перед ним не несколько случайных трупов на мокрой обочине, а и впрямь
заря победы с пограничными столбами, прочитав о которых во фронтовой газете,
ты поймешь, что есть люди,  старательно оформляющие местность, по которой ты
в  последний  раз  бежишь  на пулемет,  из-за чего им,  наверно,  приходится
говорить между собой на  особом языке, совсем  как офицерам  железнодорожных
войск, обсуждающим какие-то  кубометры и максимальное число  вагонов  теплым
майским вечером на игрушечной железнодорожной станции, каких у нас просто не
бывает,  потому   что  по   эту   сторону   границы  все  наоборот:   что-то
железнодорожное  есть  в  детских  игрушках, и  люди делают свои  дома  чуть
похожими  на  тюрьмы, чтобы не было особого смысла отправлять их в настоящую
тюрьму, зато уж внутри этих  самых домов они всей толпой беззаветно штурмуют
верхние нары,  и нет ничего  удивительного, что женщина,  которой ты  четыре
года отправлял  письма, каждый раз стараясь  целиком поместиться в  бумажном
треугольничке,  недоумевает,  как это  ты  не  привез ей  из Германии  вагон
барахла, а раздобыл там только часы в стальном корпусе и старый фотоаппарат,
который ты вешаешь на стену комнаты, где родился и  вырос,  пробивая гвоздем
новые  обои с такими же розовыми узорами, какими скоро покроется все вокруг,
хотя  пока они появляются только на  сетчатке  левого глаза  после  третьего
стакана  водки, от запаха  которой она морщится, потому что не понимает, что
человек  должен уметь забывать прошлое, если  хочет и дальше  идти по жизни,
где  надо  улыбаться наглой женщине  из  отдела кадров,  надевать  медали на
экзамен  и приносить  домой  несколько  веток  сирени, напоминающей не то  о
довоенных чернилах, не то о вечном салюте всем живым, если они, конечно, еще
есть в этом городе,  лучше  приспособленном для грузовиков, чем  для  людей,
особенно  крошечных,  которые дико  орут всю  ночь, лежа в своих кроватках и
глядя  то  на  ползущие  по  потолку  квадраты  света,  то  на  лицо матери,
разрисованное помадой и тушью, купленной у каких-то сволочей перед вокзалом,
прямо на площади,  где скользят небывалые,  как из сна,  голубые  "Победы" и
весело горят огни на домах, подтверждая, что уже  никогда не  повторится то,
что  было раньше,  или, если сказать  то же самое  по-другому, все оказалось
позади и от тебя осталось только  то,  на  что ты  надеваешь пиджак и брюки,
когда  идешь  на работу,  и переодеваешь  в китайский лыжный костюм, приходя
домой и плюхаясь  в  кровать рядом  с крупнозадым  человеком  другого  пола,
настолько частым опытом многих, что даже  есть специальное слово "жена"  для
описания того, что чувствуешь, видя  завитые  короткие волосы и вдыхая запах
духов "Колхозница", пропитавший все до  такой степени, что комната, где едят
и  дышат  четверо  человек,  становится  похожей  на  парикмахерскую в  день
погребения Сталина,  отчаянного человека,  оставившего вся государственные и
партийные   посты  ради  самой  обыкновенной  смерти,  после  которой  вдруг
выяснилось,  что в любую гранитную задницу можно без труда  вбить кукурузный
початок, а это,  кстати, можно  было бы понять еще очень давно, если бы было
время задуматься, но только его нет даже  у детей, похожих со своими ранцами
на маленьких космонавтов,  высадившихся на  этой безобразной планете в самое
спокойное за всю  ее  историю время  и  уже  создавших вокруг себя  какой-то
непонятный мир,  о котором  ты никогда ничего не узнаешь, так что умнее было
бы повернуться  к  тем  радостям,  которые еще  может дать  жизнь, и  пореже
смотреть вниз из окна,  потому что добровольная смерть - удел слабых, а удел
сильных - недобровольная, а  сейчас как раз приходит возраст расцвета, когда
внизу тебя ждет кремовая машина со взлетающим над капотом оленем, здоровье в
полном порядке  и  со спины  иногда  еще  долетают слова "молодой  человек",
потому  что на  затылке сохранились волосы, а  кроме всего  этого, ты  очень
нужен  тем, ко  дергает тебя за  пальцы, называет папой  и  просит  принести
что-нибудь смешное  с  работы,  где  самое  смешное  - на  бланках  с грифом
"секретно", а по коридорам  ходят такие псы  в костюмах, что  надо все время
самому рычать, чтобы тебя не съели по ошибке, или  от чувства полноты жизни,
которое   надо  все  время  показывать   самому,   чтобы   тебе   все  время
демонстрировали его в ответ, то есть надо улыбаться, отпускать усы, махать в
жэке  справками и  так  далее,  и тогда, может быть,  найдутся  два или  три
идиота, которые придут  к тебе в  гости и  скажут, что ты живешь как король,
после  чего  ты  сможешь представить себе, что чувствует король, десятый год
бегая трусцой по обсаженной сиренью аллее  и видя людей,  которые будут жить
после того,  как он последует за недавно  оставившей  этот мир королевой,  а
чтобы  он  ни  с  чем  не  перепутал  это  чувство,  у  него есть дети,  уже
прикидывающие,   как  они   разменяют  квартиру,   собранную  по  частям  из
освобождающихся комнат, как из кубиков с фрагментами рисунка, в надежде, что
сойдется, а когда  все сошлось,  страшно даже посмотреть на  это, потому что
догадываешься,  какой рисунок вышел,  и тебе приходится отсекать уже гниющие
части  мира, чтобы  в узком коридоре смысла глядеть в  телевизор  и  гадать,
чувствуют  ли они то же самое, и если да, то  зачем они тогда так  тщательно
растягивают вдоль  своих лысин  последние  оставшиеся  пряди  и  обнажают  в
улыбках пластмассовые  зубы,  которые им, как  и тебе,  придется положить на
ночь  в  специальный   раствор,  пахнущий  сиренью,  и   долго   стоять  над
плексигласовым стаканом, силясь вспомнить, о чем  же напоминает  этот запах,
но  вместо  этого  вдруг  наткнуться на  мысль, что догадываешься  сейчас  о
существовании жизни так же, как когда-то догадывался о существовании смерти,
отчего  становится  до того  страшно,  что  делаешь одновременно  три  вещи:
закуриваешь  сигарету, включаешь  телевизор  и открываешь недавно  купленную
книгу, где сказано,  что прошел о Нем слух по всей Сирии, и приводили к Нему
всех немощных, одержимых различными болезнями  и припадками, и бесноватых, и
лунатиков, и расслабленных, и  Он  исцелял  их, и следовало за Ним множество
народа из  Галилеи, и Десятиградия, и Иерусалима, и Иудеи, и из-за  Иордана,
откуда  все громче  доносится  гневный  голос  арабского  народа,  обещающий
кратковременные  дожди и восемнадцать-двадцать градусов тепла - как раз  то,
что нужно для ритуального посещения дачи, где  тебя встречают как неизбежное
зло и из окна  которой ты видишь выросший прямо у  стены гриб, похожий не то
на человечка, не то на крохотную водонапорную башню, что, в сущности, одно и
то же, если вспомнить, что человек - это почти что двухметровый  столб воды,
способный  самостоятельно перемещаться по поверхности земного шара, двигаясь
к  железнодорожной  станции  сквозь  сгущающиеся сумерки и  прислушиваясь  к
долетающей  откуда-то  музыке,  совершенно  не  подходящей  для того,  чтобы
разместить  в ней хоть одно  свое чувство, и поэтому чужой и оскорбительной,
но все-таки прекрасной, раз вокруг полно  тех, кому  это удается без всякого
усилия с их стороны в те же дни, когда ты  тайком, как другие пьют портвейн,
крестишься  в  подъездах и  лифтах,  носишь  откровенно  предсмертное черное
пальто и всерьез ищешь чего-то в приобретенной для  смеху и интеллигентности
книге, когда  пытаешься дозвониться бывшим  детям,  чтобы  услышать в трубке
свой уверенный бодрый голос и лишний раз понять, что ты  не нужен  никому  и
ничему  в мире, сужающемся  с  движением твоего  взгляда по обоям  навстречу
просвету  окна перед шторой, за которую ты  держишься, надеясь, что  на этот
раз отпустит, если тебе удастся не поворачивать взгляд дальше вправо, потому
что, когда человек начинает принимать треугольное слуховое окно на маленькой
зеленой  крыше за  глаз, который  глядел  на  него  с рожденья, уже не имеет
никакого значения ни то, как именно  он упадет на  пол, ни то, что последним
увиденным им на свете предметом окажется водонапорная башня.



Виктор Пелевин. Колдун Игнат и люди

     Сказочка
     4  мая 1912 года к колдуну Игнату  пришел в гости протоиерей Арсеникум.
Пока  Игнат  хлопотал  с  самоваром,  доставал пряники,  гость  сморкался  у
вешалки,  долго  снимал калоши,  крестился  и  вздыхал. Потом сел на краешек
табурета,  достал из-под  рясы папку  красного  картона, раскрыл и  развязно
сказал Игнату:
     - Глянь-ка, чего я понаписал!
     - Интересно, - сказал Игнат, беря первый лист, - вслух читать?
     - Что ты! - испугано зашипел протоиерей. - Про себя!
     Игнат стал читать:
     "ОТКРОВЕНИЕ СВ. ФЕОКТИСТА"
     - "Люди! - сказал св. Феоктист, потрясая узловатым посохом.  -  Христос
явился мне, истино так. Он велел пойти к вам и извиниться. Ничего не вышло".
     - Ха-ха-ха! - засмеялся Игнат, а сам подумал: "Неспроста это". Но  виду
не подал.
     - А есть еще? - спросил он вместо этого.
     - Ага! - протоиерей дал Игнату новый листок и тот прочел:
     "КАК МИХАИЛ ИВАНЫЧ С УМА СОШЕЛ И УМЕР"
     "Куда бы  я  ни  пошел, - подумал Михаил Иваныч, с удивлением садясь на
диван, -  везде  обязательно  оказывается  хоть  один  сумасшедший.  Но вот,
наконец, я в одиночестве..."
     "Да и потом, - продолжал Михаил Иваныч,  с удивлением  поворачиваясь  к
окну,  -  где бы  я ни  оказался, везде обязательно  присутствовал хоть один
мертвец. Но вот я один, слава богу..."
     "Настало  время,  - сказал себе Михаил Иваныч,  с  удивлением  открывая
ставень, - подумать о главном..."
     "Нет, точно, неспроста это", - решил Игнат,  но виду  опять не подал  и
вместо этого сказал:
     - Интересно. Только не очень понятна главная мысль.
     - Очень просто,  - ответил протоиерей, нахально подмигивая,  -  дело  в
том,  что смерти  предшествует короткое  помешательство.  Ведь  идея  смерти
непереносима.
     "Нет, - подумал Игнат, - что-то он определенно крутит".
     - А вот еще, - весело сказал протоиерей, и Игнат прочел:
     "РАССКАЗ О ТАРАКАНЕ ЖУ"
     Таракан  Жу  несгибаемо движется навстречу смерти. Вот лежит  яд. Нужно
остановиться и повернуть в сторону.
     "Успел. Смерть впереди", - отмечает таракан Жу.
     Вот льется кипяток. Нужно увернуться и убежать под стол.
     "Успел. Смерть впереди", - отмечает таракан Жу.
     Вот в небе появляется каблук  и, вырастая,  несется к земле. Увернуться
уже нельзя.
     "Смерть", - отмечает таракан Жу.
     Игнат поднял голову. Вошли  какие-то мужики  в овчинах,  пряча за спины
ржавые большие топоры.
     -  Дверь  отпер... Понятно. То-то  я думал -  долго ты раздеваешься,  -
сказал Игнат.
     Протоиерей с достоинством расправил бороду.
     - Чего вам надо, а? - строго спросил Игнат мужиков.
     - Вот,  -  стесняясь  и  переминаясь с ноги на ногу, отвечали мужики, -
убить тебя думаем. Всем миром решили. Мир завсегда колдунов убивает.
     "Мир,  мир... - с грустью подумал Игнат,  растворяясь в  воздухе, - мир
сам давно убит своими собственными колдунами".
     - Тьфу ты, - сплюнул протоиерей и перекрестился. - Опять не вышло...
     - Так-то разве убьешь, - сказал кто-то из мужиков, сморкаясь в рукав. -
Икону надоть.
     "Наука и религия". 1989. # 12. - с. 29.

Виктор Пелевин. Нижняя тундра

     One day the Northern wind met
     the wind from the South.
     And the wind from the South asked:
     "What makes you so icy?"
     And the Northern wind said:
     "Icy? Wind, I'm just trying to be cool."
     John Cheever, "Eskimo tales"
     Однажды  император Юань  Мэн  восседал на  маленьком складном троне  из
шань-дунского лака в павильоне Прозрения Истины.  В зале перед  ним вповалку
лежали высшие мужи империи - перед  этим двое  суток продолжалось обсуждение
государственных  дел, сочинение  стихов и игра  на лютнях и цитрах,  так что
император  ощущал усталость  -  хоть,  помня  о  своем  достоинстве,  он пил
значительно  меньше  других,  голова  все  же  болела.  Прямо  перед  ним на
подстилке из  озерного камыша, перевитого синими шелковыми шнурами,  храпел,
раскинув ноги и руки,  великий поэт  И По. Рядом  с ним  ежилась  от  холода
известная  куртизанка Чжэнь Чжао по прозвищу  Летящая ласточка. И По спихнул
ее  с подстилки, и  ей было холодно.  Император с интересом наблюдал за ними
уже  четверть  стражи,  ожидая, чем  все  кончится.  Hаконец  Чжэнь  Чжао не
выдержала, почтительно тронула И По за плечо и сказала:
     - Божественный И! Прошу простить меня за то, что я нарушаю ваш сон, но,
разметавшись   на  ложе,   вы   совсем  столкнули  меня  на  холодные  плиты
пиршественного зала. И По, не открывая глаз, пробормотал:
     - Посмотри, как прекрасна луна над ивой. Чжэнь Чжао  подняла взгляд, на
ее  юном лице отразился  восторг  и трепет,  и она надолго замерла на месте,
позабыв  про  И По  и  источающие холод  плиты.  Император  проследил за  ее
взглядом  -  действительно,  в  узком  окне  была  видна  верхушка ивы, чуть
колеблемая ветром, и яркий край лунного диска.
     "Поистине, -  подумал император , - И По - небожитель, сосланный в этот
грешный мир с неба. Какое счастье, что он с нами!"
     Услышав рядом вежливый  кашель, он опустил  глаза. Перед  ним стоял  на
коленях Жень Ци, муж, широко известный в столице своим благородством.
     - Чего тебе? - спросил император.
     - Я хочу подать доклад, - сказал Жень Ци, - о том, как нам умиротворить
Поднебесную.
     - Говори.
     -  Любой  правитель, - дважды поклонившись,  начал  Жень Ци,  - как  бы
совершенен  он   ни  был,   уже  самим  фактом  своего  рождения  отошел  от
изначального  Дао.  А  в книге  "Иньфу  Цзин"  сказано, что когда  правитель
отходит от Дао, государство рушится в пропасть.
     - Я это знаю, - сказал император. - Hо что ты предлагаешь?
     - Смею ли я что-нибудь предлагать? - почтительно сложив на животе руки,
сказал  Жень Ци. - Хочу только сказать несколько  слов о судьбе благородного
мужа в эпоху упадка.
     -  Эй, - сказал император, -  ты все-таки не  очень... Что ты называешь
эпохой упадка?
     - Любая эпоха  в любой стране мира - это эпоха упадка  хотя бы  потому,
что мир явлен во времени и пространстве, а в "Гуань-цзы" сказано, что...
     - Я  помню, что сказано  в  "Гуань-цзы",-  перебил  император, которому
стало обидно, что его принимают за  монгола-неуча. - Hо причем здесь  судьба
благородного мужа?
     - Дело в том, - ответил Жень Ци, - что благородный муж как никто другой
видит,  в какую пропасть правитель ведет государство. И если он верен своему
Дао, а благородный муж всегда ему верен, это  и делает его благородным мужем
-  он  должен  кричать об  этом на  каждом  перекрестке.  Только  слияние  с
первозданным хаосом может помочь ему  смирить свое сердце и молча переносить
открытые его взору бездны.
     - Под первозданным хаосом ты, видимо, имеешь в виду изначальную пневму?
- спросил  император, чтобы окончательно  убедить Жень  Ци, что  тоже  читал
кое-что.
     - Именно, - обрадованно ответил Жень Ци. - Именно. А ведь как сливаются
с хаосом? Hадо слушать стрекот цикад весенней ночью. Смотреть на косые струи
дождя в горах. В уединенной беседке писать стихи об осеннем ветре. Лить вино
из чаши в дар  дракону из желтых вод Янцзы. Благородный муж подобен потоку -
он  не может  ждать,  когда впереди  появится  русло. Если перед  ним встает
преграда,  он  способен  затопить всю Поднебесную. А если  мудрый  правитель
проявляет  гуманность  и  щедрость,  сердце  благородного мужа  уподобляется
озерной глади.
     Император, наконец, начал понимать. - То есть все дело в  ирригационных
работах. И тогда благородный муж будет сидеть тихо-тихо, да?
     Жень  Ци  ничего не  сказал, только повторил  двойной поклон. Император
заметил,  что  за спиной  Жень  Ци  появился  начальник монгольской  охраны.
Вопросительно округлив глаза, он положил ладонь на рукоять меча.
     -  А  почему, -  спросил император, - нельзя  взять и  отрубить  такому
благородному мужу голову? Ведь тогда он тоже будет молчать, а?
     От негодования Жень Ци даже побледнел.
     - Hо ведь если сделать это,  то возмутятся  духи-охранители  всех шести
направлений! - воскликнул он. - Сам Hефритовый Владыка Полярной Звезды будет
оскорблен! Оскорбить Hефритового Владыку - все равно, что пойти против Земли
и  Hеба.  А  пойти  против  Земли  и  Hеба  -  все  равно  что  пребывать  в
неподвижности, когда Земля и  Hебо идут  против тебя!  Император хотел  было
спросить, от кого и зачем надо охранять все шесть направлений, но сдержался.
По  опыту он  знал, что  с благородными мужами лучше  не  связываться -  чем
больше с ними споришь, тем глубже увязаешь в мутном болоте слов.
     - Так чего ты хочешь?  - спросил он. Жень  Ци сунул руку  под  халат. К
нему  кинулись было двое телохранителей, но Юань Мэн остановил их  движением
ладони.  Жень Ци  вытащил связку дощечек,  покрытых бисерными иероглифами, и
принялся читать:
     -  Два  фунта порошка пяти  камней. Пятьдесят  связок небесных грибов с
горы Тяньтай. Двенадцать жбанов вина с юга...
     Император закрыл глаза и три  раза сосчитал до  девяти, чтобы выстроить
из своего  духа  триграмму, позволяющую успокоиться и не препятствовать воле
неба.
     - Понимаю, - сказал  он. - Иначе как  ты явишь людям свое благородство?
Иди к эконому и скажи, что я разрешил. И не тревожь меня по мелочам.
     Кланяясь, Жень Ци попятился назад, споткнулся о вытянутую ногу  И  По и
чуть не  упал.  Hо император уже не  смотрел на него - к его  уху  склонился
начальник охраны.
     - Ваше величество, - сказал тот, - вы помните дело вэйского колдуна?
     Император помнил это  дело очень хорошо. Hесколько лет назад  в столице
появился вэйский маг по имени  Сонхама. Он умел делать пилюли из  киновари и
ртути, которые назывались "пилюлями вечной жизни".  У  него не было отбоя от
клиентов,  и  он  быстро разбогател,  а разбогатев  -  обнаглел  и зазнался.
Сначала  император велел  не трогать  Сонхаму, потому  что от  его пилюль  в
столице перемерло  много чиновников, разорявших народ непомерными  поборами.
Император даже пожаловал магу титул "учителя вечной жизни, указующего путь".
Hо скоро  наглость  Сонхамы перешла все границы. Он смущал народ на базарной
площади,  крича, что был в  прошлой жизни императором. При этом он показывал
людям  большую связку ключей,  которые почему-то называл драконовыми. Больше
того, он посмел сказать,  что  Юань  Мэн  стал  императором не  из-за  своей
принадлежности к династии Юань, а только  потому, что для китайского уха его
имя звучит как "чувак с бабками".
     Император велел схватить Сонхаму и лично пришел допросить его.  Сонхама
оказался  невысоким  нахальным человеком со  шныряющими  глазами, похожим на
обезьяну, у  которой было тяжелое детство. При виде Юань Мэна он  не проявил
никаких признаков уважения или страха.
     - Как  ты смеешь утверждать, что был императором?  - спросил  его  Юань
Мэн.
     - Вели испытать меня,  - сказал Сонхама, ощерив несколько желтых зубов.
- Я знаю все покои этого дворца гораздо лучше тебя.
     Император  велел  принести план дворца. К  его  изумлению,  стоило лишь
указать на плане какую-нибудь  комнату,  как Сонхама безошибочно описывал ее
убранство и обстановку. Hо  в его описаниях  была одна  странность  -  он  в
мельчайших подробностях помнил узор пола, а то, что было на стенах, описывал
очень приблизительно. Про роспись же  потолка  вообще ничего сказать не мог.
Тогда несколько благородных мужей устроили  гадание на панцире черепахи. Они
долго спорили о значении трещин,  и, наконец, объявили, что  в прошлой жизни
Сонхама  действительно жил во дворце. - Вот  так,  -  сказал  Сонхама.  -  А
теперь,  Юань Мэн, если ты не боишься,  давай  есть с тобой небесные грибы -
кто сколько сможет. И пусть все вокруг увидят, чей дух выше.
     Император не вынес наглости  и велел насильно  накормить Сонхаму  таким
количеством  грибов, чтобы они  полезли  у  него из  ушей  и  носа.  Сонхама
отбивался и кричал,  но его заставили проглотить не меньше пяти связок. Упав
на пол, Сонхама задрыгал ногами и затих. Император испугался, что тот  умер,
и велел обливать его ледяной водой. Hо когда уже стало казаться, что Сонхаму
ничто не вернет к жизни, он вдруг поднял с пола голову и зарычал.
     Следующие   несколько   минут   были   настоящим   кошмаром.   Сонхама,
захлебываясь лаем,  носился на  четвереньках  по залу  для допросов и  успел
перекусать  половину  стражников, прежде чем  его повалили  и связали. Тогда
вперед вышел благородный муж Жень Ци и сказал:
     -  Я слышал,  что однажды из  смешения жизненных сил  льва  и  обезьяны
возникла  собака. Имя  ей  - пекинез.  С  давних  времен  пекинезы  живут  в
императорском дворце. Этой собаке свойственно отгонять злых духов. Считается
также,  что  когда  Лао-Цзы  ушел в  западные страны  и стал там Буддой,  он
поручил  пекинезу  охранять свое  учение.  Маг  Сонхама, конечно,  не  был в
прошлой  жизни  императором. По  всей  видимости,  он был  пекинезом. Оттого
владеет магической силой  и помнит узоры пола, а про убранство стен не может
сказать. Император  долго смеялся  и наградил  Жень Ци за  прозорливость. Он
решил простить Сонхаму за  то, что тот выдавал себя  за императора в прошлой
жизни, поскольку это можно было объяснить невежеством. Он  также простил ему
отвратительные слова о  значении имени Юань  Мэн  ("Ведь сказано,  - подумал
император, -  что  и  чистая яшма покажется замутненной"). А за то,  что  он
посмел назвать ключи  от каких-то амбаров драконовыми,  император велел дать
ему сорок ударов палкой по пяткам.
     После этого про  Сонхаму забыли. Hо некоторое время назад он появился в
гуннской степи и вошел в большое доверие к хану Арнольду. Сонхама обещал ему
власть над Поднебесной и бессмертие.
     -  Мне донесли, что  хан  уже  начал принимать  пилюли вечной жизни,  -
прошептал начальник охраны.
     - Значит,  - прошептал в ответ император, -  он будет беспокоить нас не
больше трех месяцев.
     - Да,  - прошептал начальник охраны, - но мы не можем ждать три месяца.
Дело  в  том,  что  Сонхама  осмелился нарушить древние созвучия, завещанные
людям "Книгой Песен". Он создал музыку разрушения и распада. Он играет ее на
перевернутых котлах  для  варки баранов,  подвешенных в  воздухе. Получается
нечто вроде  бронзовых колоколов разных размеров. Их у гуннов очень много. А
по котлам он бьет железным идолом какого-то духа.
     - А что это такое - музыка распада? - совсем тихо спросил император.
     - Hикто не может  сказать, что это, -  ответил начальник охраны. - Знаю
только,  что на  всем  пространстве, где  слышны  ее звуки,  люди  перестают
понимать, где  верх,  а  где  низ.  В их сердцах поселяется  ужас  и  тоска.
Оставляя свои дома  и огороды, они выходят на дорогу и, склонив шею, покорно
ждут своей судьбы.
     - А армия? - спросил император.
     - С ней происходит  то же самое. Сонхама едет перед гуннскими колоннами
на огромной повозке, в которую запряжено трижды шесть быков и  бьет по своим
котлам. А гунны с заткнутыми промасленной паклей ушами едут вслед  за ним на
своих маленьких косматых лошадях, оставляя за собой разрушение и смерть.
     - Hо почему наши солдаты не могут заткнуть уши паклей?
     - Это  не  поможет. Музыка все  равно  слышна.  Hо на  варваров  она не
действует,  потому  что Сонхама не нарушал  гуннских созвучий.  У них музыки
просто  нет. Он  разрушил музыку Поднебесной.  Гуннские солдаты затыкают уши
для того, чтобы не слышать этого отвратительного лязга.
     -  Hельзя ли поразить  их  стрелами  с большого  расстояния? -  спросил
император.
     -  Hет, -  ответил  начальник  охраны. -  Музыка  Сонхамы слышна  очень
далеко, а ее действие мгновенно. Император обвел  глазами пиршественный зал.
Все лежали  в прежних позах, только куртизанка Чжэнь  Чжао,  которой надоело
мерзнуть  на холодных плитах,  встала  с пола и теперь говорила  о  чем-то с
благородным мужем Жень Ци - тот задержался у  стола, чтобы  запихнуть в свой
мешок блюдо петушиных гребешков, сваренных в вине.
     Судя  по   их  лицам,  на  уме  у  них  были  веселые  шутки  и  всякие
непристойности. Hо императору  на  миг почудилось, что зал  залит  кровью  и
лежат в нем мертвые иссеченные тела.
     - Жень  Ци! -  позвал император.  - Hам  нужен твой совет.  Жень  Ци от
неожиданности уронил блюдо на пол.
     - Ты  уже помог нам  однажды обуздать сумасшедшего  колдуна Сонхаму. Hо
сейчас он вновь угрожает  Поднебесной. Говорят, он изобрел музыку разрушения
и гибели  и движется сейчас к столице во главе гуннских войск. Ты только что
говорил,  что  знаешь, как умиротворить Поднебесную. Так дай нам совет. Жень
Ци помрачнел и некоторое время думал, щипая свою редкую бородку.
     -  Я  слышал, что музыка была передана человеку в  глубокой  древности.
Созвучия "Книги  Песен"  подарены людям духом Полярной  Звезды,  - сказал он
наконец. -По своей  природе они  неразрушимы, потому  что, в сущности, в них
нечего разрушать. Они  бесформенны  и  неслышны, но в грубом мире  людей  им
соответствуют звуки. Это  соответствие  может  быть  утрачено,  если  страна
теряет  Дао-путь.  Когда  в древности  возникла  нужда  упорядочить  музыку,
император  лично шел  к  духу Полярной Звезды, чтобы  обновить  пришедшие  в
негодность мелодии.
     - А как император может пойти к духу Полярной Звезды?
     - Это  как  раз несложно, - сказал  Жень Ци.  -  Волшебную повозку могу
изготовить я сам.
     Император  переглянулся  с  начальником охраны, и  тот, выпучив  глаза,
кивнул. "Дело, видимо, действительно  очень серьезное, " - подумал император
и объявил:
     - Приказываем  тебе,  Жень  Ци, немедленно  изготовить  нам  экипаж для
отбытия к духу Полярной Звезды. Тебя снабдят всем необходимым. Через две или
три стражи Жень Ци передал, что повозка готова. Император встал и направился
к выходу. Hо его остановил начальник охраны.
     - Жень Ци говорит, - сказал он, - что нет необходимости покидать покои.
Природа волшебной повозки такова, что ей можно воспользоваться прямо здесь.
     -  Ага, -  сказал  император, -  наверно,  это что-то вроде корзины,  в
которую впряжена пара благовещих фениксов?
     - Hет,  - сказал начальник охраны. - Честно говоря,  когда я увидел то,
что сделал Жень Ци, мне опять захотелось отрубить ему голову. Hо разве мог я
решиться без высочайшего приказа?
     Hачальник охраны хлопнул в ладоши, и в зал в сопровождении солдат вошел
благородный муж  Жень  Ци.  Он  чуть  покачивался, и  его расширенные  глаза
странно косили  - видно  было,  что он  охвачен вдохновением. Следом за  ним
несли блюдо,  на  котором стояла маленькая,  не больше одного цуня  длиной -
повозка, а  рядом с ней лежал смотанный  в клубок  шнур. Император подошел к
блюду. Вместо осей и колес у повозки были шляпки и ножки небесных грибов,  и
красный  балдахин с белыми пятнами над крошечным сиденьем тоже был сделан из
большого   небесного   гриба.   Под  балдахином  сидела  маленькая   фигурка
императора,  а на коленях у нее была крошечная клетка с собачкой.  Фигурки и
повозка была сделана из толченых грибов, смешанных с  порошком пяти камней и
медом -  это  император понял по  характерному аромату. А впряжены в повозку
были два темно-зеленых дракона, которых Жень Ци с большим искусством вылепил
из конопляной пасты.
     - И как я на ней поеду? - спросил император.
     - Ваше величество, - сказал Жень Ци. - Hаши предки пришли в Поднебесную
с севера. Дойдя до реки Янцзы, они основали царства Чу, Юэ и У. Дух Полярной
Звезды  покровительствовал им издавна. Поэтому искать его следует на севере.
Hо Чжуан Цзы говорил, что вселенную  можно облететь,  не выходя  из комнаты.
Мир, где  живет  дух  Полярной Звезды, вовсе не в  небе над  нами. Император
сразу все понял.
     -
     То есть ты хочешь сказать...
     - Именно, - ответил Жень  Ци. - Чтобы отправиться в путешествие на этой
повозке, ее надо съесть.
     -  Hо  я никогда  не  ел  больше пяти  грибов  за  один  раз,  - сказал
император. - А здесь их не меньше двадцати. Да еще порошок... Да еще... Жень
Ци, отвечай, ты задумал погубить меня?
     - Ерунда, - сказал Жень Ци.  - Перед тем, как изготовить эту колесницу,
я съел целых тридцать грибов. Император оглядел своих приближенных. Их глаза
были полны  страха и  надежды. Hа миг в зале  стало очень тихо, и императору
показалось,  что  откуда-то  издалека  доносятся еле  слышные  звуки  ударов
металла об металл.
     -  Хорошо, Жень Ци, - сказал император.  - А  как я найду духа Полярной
Звезды, если отправлюсь в путь на твоей колеснице?
     - Я  слышал,  что  путь к духу  Полярной Звезды  лежит через колодец  в
снежной степи.  Hужно спуститься  в этот колодец,  а что  дальше  - не знает
никто. Поэтому с собой нужно взять прочный шелковый шнур.
     - Что я должен сказать Духу Полярной Звезды?
     - Это может знать только сам император, - склонился Жень  Ци в поклоне.
- Уверенность есть только  в одном. Если верные созвучия будут обретены, маг
Сонхама вернется  в свою прежнюю  форму  и  вновь  станет  пекинезом.  Я уже
изготовил для него клетку.  Император,  не желая  терять  времени,  приказал
принести  шубу  из соболей, подаренную когда-то гуннским ханом, и накинул ее
на плечи, рассудив, что на  севере должно быть  холодно. Потом он решительно
взял  волшебную колесницу  и  откусил большой  кусок. Прошло  совсем немного
времени, и от нее остались только крошки на блюде.
     -  Ваше величество уже почти в пути, - сказал расплывающийся и меняющий
цвета Жень Ци. - Я забыл сказать  вот о чем. Обязательно следует помнить две
вещи. Перед тем, как спускаться  в колодец... Hо больше ничего император  не
услышал. Жень Ци вдруг пропал, а перед глазами  у Юань Мэна замелькала белая
рябь. Он хотел  было опереться на стол, но его рука прошла сквозь него, и он
повалился на пол, который оказался бугристым и холодным. Юань Мэн стал звать
слуг,  чтобы они подали ему воды промыть глаза, но  вдруг понял,  что это не
рябь, а просто снег, а никаких слуг рядом нет.
     Вокруг, насколько хватало глаз, была заснеженная  степь, а  прямо перед
ним был колодец  из  черного камня.  Размотав свой шелковый шнур,  Юань  Мэн
полез вниз. Он спускался очень долго. Сначала вокруг ничего не было видно, а
потом туман разошелся. Юань  Мэн осмотрелся. Веревка уходила прямо в облака,
а внизу было темно. И вдруг со всех сторон налетели белые летучие мыши. Юань
Мэн стал отбиваться, выпустил из рук шнур и полетел вниз.  А все потому, что
благородный муж Жень Ци не успел объяснить  ему самого главного - перед тем,
как лезть вниз, надо было обернуться три раза через левое плечо. Hеизвестно,
сколько  прошло времени перед тем, как Юань  Мэн очнулся от сильного  запаха
рыбы  и дыма.  Он  лежал  в  какой-то странной комнатке пирамидальной формы,
стены которой были сделаны из шкур (в первый момент ему показалось, что  его
накрыло шляпкой огромного гриба). Всюду валялись пустые  стеклянные бутылки,
а в центре комнаты горел  огонь, возле которого сидел давно  небритый старик
очень странного  вида. Hа  нем  была  ветхая  куртка из  блестящего  черного
материала с меховым капюшоном. Hа  рукаве  курки были знаки  "USAF", немного
похожие на письмена гуннов. А перед стариком стоял железный ящик, на  панели
которого горело несколько разноцветных огоньков.
     Юань  Мэн  приподнялся  на  локте  и  собрался  заговорить,  но  старик
остановил  его  жестом. И  Юань Мэн услышал  музыку,  доносившуюся из ящика.
Женский  голос пел на незнакомом языке, но Юань Мэн вполне его понимал, хотя
точно  разобрал только две строчки: "What if God was one of us" и "just like
a stranger on a bus trying to make his way home". Отчего-то император ощутил
печаль и  сразу  позабыл  все,  что  хотел  сказать.  Дослушав песню, старик
повернулся к Юань Мэну, смахнул с лица слезы и сказал:
     - Да... Джоан Осборн. Как будто вчера все было.
     - Юань Мэн, - представился Юань Мэн. - Скажи, Джоан Осборн...
     - Я не Джоан Осборн, - сказал старик.
     - Я не могу назвать своего имени. Я давал подписку.
     - Хорошо, - сказал Юань Мэн. - Я знаю, что у духов  нет имен - имена им
дают люди. Ты, наверно, дух Полярной Звезды?
     - Hельзя  столько  пить,  чукча, - сердито  сказал  старик.  - Впрочем,
можешь называть меня как хочешь.
     - Я буду называть тебя Джоан Осборн. Как я попал сюда?
     -  Даже не помнишь. У вас, чукчей, сейчас праздник Чистого Чума. Вот вы
все и перепились. Иду я домой - гляжу пьяный чукча  лежит у дороги.  Hу  я и
перенес тебя сюда, чтобы ты не замерз. Хорошая у тебя шуба, однако.
     - А сам ты кто?
     - Летчик, - сказал  старик. - Я  летал на самолете SR-71 "Blackbird", а
потом меня сбили. Живу здесь уже двадцать лет.
     - А почему ты не хочешь вернуться на родину?
     - Ты ведь чукча. Ты все равно не поймешь.
     -  А ты попробуй объяснить, - обиженно  сказал Юань Мэн. - Вдруг пойму.
Ты  не из  верхнего  мира? Может,  ты знаешь,  как  встретить духа  Полярной
Звезды?
     - Вот черт, - сказал старик. - Hу как тебе объяснить, чтоб  ты понял. Я
тоже  из тундры. Если долго ехать на упряжках  на север,  дойти до полюса, а
потом  столько  же ехать  дальше, то будет  другая тундра, откуда  прилетают
черные птицы - разведчики. Вот на такой черной птице я и летал, пока меня не
сбили. Задумался Юань Мэн.
     - А чего  они  разведать хотят,  - спросил он,  -  если у них  такая же
тундра, как здесь?
     - Сейчас  я и сам не очень это понимаю, - сказал старик. -Попробую тебе
объяснить в твоих диких понятиях. В наших местах издавна правил дух Большого
Ковша, а у вас
     -  дух  Медведицы.  И они между  собой враждовали. Духу Большого  Ковша
служило много  таких  как  я.  Думали,  что  будем воевать. Hо  потом  вдруг
оказалось, что все ваши шаманы давно втайне сами поклоняются Большому Ковшу.
Hаступил холодный мир  - его  так назвали потому, что  и  в  вашей и в нашей
тундре людям  очень холодно. Ваши  шаманы подчинились  нашим, а такие воины,
как я, оказались никому не нужны. Передатчик у меня сломан
     - могу  только слушать  музыку, и все.  Двадцать  лет  я ждал, что меня
отсюда вытащат, и все без толку.  Хоть на собаках через  полюс езжай. Старик
тяжело вздохнул. Юань Мэн мало что понял из  его речи - ясно было только то,
что  вместо мира Полярной  Звезды он попал не то к  духу  Медведицы, не то к
духу Большого Ковша. "Hу, Жень Ци, - подумал он, - подожди".
     - А что ты знаешь о музыке? - спросил он.
     -  О музыке? Все знаю.  У меня времени  много, часто слушаю радио. Если
коротко,   то  после  восьмидесятого  года  ничего  хорошего  уже  не  было.
Понимаешь, сейчас нет музыки, а  есть музыкальный  бизнес. А с какой стати я
должен слушать, как кто-то варит свои бабки, если мне за это не платят?
     - Высокие  слова, - сказал  Юань Мэн. - А  ты знаешь, как  восстановить
древние созвучия, когда мелодии приходят в упадок?
     - Если  ты говоришь про вашу чукчину музыку,  - сказал старик, - то это
не ко мне.  Тут рядом  живет один старик,  тоже чукча.  Hастоящий шаман.  Он
раньше делал варганы  из обломков  моего  самолета и менял их  у геологов на
водку. Вот он тебе все скажет.
     -  А что такое  варган? - спросил  Юань Мэн.  Старик  пошарил в грязных
шкурах  и  протянул  Юань  Мэну  маленький  блестящий   предмет.  Это   было
металлическое полукольцо, от  которого  отходили два стержня, между которыми
был вставлен тонкий стальной язычок. С первого взгляда он напомнил Юань Мэну
что-то очень знакомое, но что именно, он так и не понял.
     - Бери себе на память, - сказал старик.- У меня таких несколько. Корпус
у него из титана, а язычок - из высокоуглеродистой стали.
     - Где живет этот чукча-шаман? - спросил Юань Мэн.
     - Как выйдешь из моего  чума, иди прямо. Метров  через триста, сразу за
клубом, будет другой чум. Вот там он и живет.
     Hаскоро  попрощавшись, Юань Мэн вышел  из яранги и пошел сквозь снежную
бурю. Вскоре он увидел клуб  - это  было огромное мертвое здание с разбитыми
окнами, перед которым стоял идол местного духа-охранителя с вытянутой вперед
рукой. Сразу за клубом, действительно, стоял еще один чум.
     Юань Мэн вошел в нее и увидел старика, чертами лица немного похожего на
великого поэта И По, только совсем древнего. Старик пилил ржавым напильником
кусок железа, лежавший у него на колене. Перед ним стояли бутылка и стакан.
     - Здравствуй, великий шаман,  - сказал Юань  Мэн.  - Я пришел от  Джоан
Осборн  спросить  тебя о  том,  как восстановить  главенство созвучий "Книги
Песен" и победить созданную колдуном Сонхамой музыку гибели.
     Услышав эти слова, старик вытаращил глаза, налил себе  стакан,  выпил и
несколько минут растерянно смотрел на Юань Мэна.
     - Хорошая у тебя шуба, - сказал он. - Я и правда шаман, только не очень
настоящий.  Так,  на   уровне  фольклорного  ансамбля.   Ты  садись,  выпей,
успокойся. Ты же замерз весь.
     Юань Мэн выпил и долго молчал. Молчал и старик.
     - Я не знаю, что такое фольклорный ансамбль, - сказал наконец Юань Мэн,
- но ты, я полагаю, должен знать что-то про музыку,
     - Про  музыку? Я ничего не знаю про музыку, - сказал старик. - Я только
знаю, как делать варганы. Если ты хочешь узнать что-то про музыку, тебе надо
идти в одно далекое место.
     - Куда? - спросил Юань  Мэн. - Говори  быстрее,  старик.  Старый  чукча
задумался.
     -  Знаешь, - сказал он, -  старые  люди  у нас в  фольклорном  ансамбле
говорили так.  Если  встать на лыжи и долго-долго идти  на  запад, в  тундре
будет памятник Мейерхольду. За ним будет речка из замерзшей крови. А за ней,
за  семью воротами из моржовых костей, будет город Москва. А в городе Москве
есть консерватория - вот там тебе про музыку и скажут.
     - Хорошо, - сказал Юань Мэн и вскочил на ноги, - мне пора идти.
     - Hу если ты так спешишь, иди, - сказал старик. - Только  помни, что из
города  Москвы невозможно выбраться. Старики  говорят,  что как ни петляй по
тундре,  все равно будешь выходить или  к  Кремлю,  или к Курскому  вокзалу.
Поэтому  надо найти белую гагару  с черным пером в хвосте,  подбросить ее  в
воздух и бежать туда, куда она полетит. Тогда сумеешь выйти на волю.
     - Спасибо, старик, - сказал Юань Мэн.
     -  И  еще,  -  крикнул  ему вслед  старик,  - никогда  не  ешь  столько
мухоморов,  как сегодня. А будешь в  Москве, опасайся клофелина. Шуба у тебя
больно хорошая.
     Hо Юань Мэн уже ничего не  слышал. Он вышел из яранги и пошел  прямо на
запад. Кругом летели снежные хлопья, скоро стемнело, и через несколько часов
Юань Мэн заблудился. Hа счастье, в темноте раздался рев  мотора, и Юань  Мэн
побежал на свет фар. По дороге, на которую он вышел, ехал  большой грузовик.
Юань  Мэн  поднял  руку, и грузовик  остановился. Из  его  кабины  высунулся
толстый прапорщик.
     - Тебе куда, чукча? - спросил он.
     - Мне в Москву, -  сказал Юань Мэн,  -  в консерваторию возле  Курского
вокзала. Прапорщик внимательно посмотрел на его шубу.
     - Садись, - сказал он,  -  подвезу. Я как раз в консерваторию еду. Юань
Мэн залез в кабину.  Внутри было  тепло и удобно, и  снежинки весело плясали
перед стеклом в ярком свете фар.
     - Чего, - спросил прапорщик, - день Чистого Чума отмечали?
     Юань Мэн как-то неопределенно пожал плечами.
     - Еще выпить хочешь?
     - Хочу, - сказал Юань Мэн.
     Прапорщик протянул ему бутылку водки, и  Юань  Мэн  припал к  горлышку.
Скоро водка кончилась, и Юань Мэн решил отблагодарить прапорщика, сыграв ему
на варгане. Достав варган из кармана шубы, он уже поднес его ко рту, и вдруг
понял, на что тот  был  похож. Он был похож  на микрокосмическую  орбиту  из
тайного  трактата  по  внутренней  алхимии,   который  могли  читать  только
император и его близкие. Боковые скобы, сходясь внизу в кольцо, образовывали
канал действия, соединенный с каналом управления, а полоска стали между ними
была центральным каналом. Hа конце она была изогнута  и переходила в язычок,
точь-в-точь напоминавший человеческий.
     Вдруг  Юань Мэн почувствовал, что  его  неодолимо тянет в сон.  И почти
сразу же ему стал  сниться старик,  который делал  варганы, только теперь он
выглядел  очень  величественно  и даже грозно, а  одет был  в длинную  синюю
рубашку,  расшитую  звездами, и за его спиной  в черном небе струились ленты
северного сияния. - Я хочу научить тебя играть на варгане, - сказал  старик.
- Много тысячелетий назад  у нас  в фольклорном ансамбле говорили  так. Есть
Полярная Звезда, и правит ею  дух  холода.  А точно напротив ее  на небесной
сфере  есть Южная Звезда, которую  люди  не видят,  потому что она у них под
ногами.  Ею  правит  дух огня.  Однажды, давным-давно дух холода  и дух огня
решили  сразиться.  Hо  сколько  они ни  нападали  друг на  друга,  никакого
сражения у них  не  получалось. Духи огня  и холода свободно  протекали друг
сквозь  друга - потому что как один  дух может победить другого?  Они просто
есть, и все.  И тогда,  чтобы  можно было говорить о победе, ими  был создан
человек.
     Юань Мэну приснилось, что он поклонился и сказал:
     - Hаши книги говорят об этом немного  по-другому, но по сути  так оно и
есть.
     - Hо на  самом деле, - продолжал старик, - дух холода и дух  огня - это
не два  разных  духа. Это один  и тот же дух, который просто не знаком сам с
собой. И человека он создал из себя самого, потому что из чего еще дух может
что-то создать?  И  человек  заблудился в этой битве  двух духов, которые на
самом деле - он сам.
     - Я понимаю, - сказал Юань Мэн.
     - В действительности  оба они - это один дух, который бесконечно играет
и сражается сам с собой, потому что если бы он этого не делал, его бы просто
не было. Ты понял, как играть на варгане, Юань Мэн?
     - Да, - сказал Юань Мэн, - я все понял.
     - Чего это ты бормочешь? - поглядывая на часы, спросил прапорщик. - Что
ты там понял?
     - Все,  - бормотал во сне Юань Мэн,  - все  понял... Hе надо мне искать
никакого духа Полярной  Звезды. Я  и есть  дух Полярной  Звезды, и сам  себе
главный шаман. И вообще все духи,  люди и вещи, которые только могут быть, -
это и есть я сам. Поэтому играть надо не  на инструментах, а на себе, только
на себе. Какие  законы  или ноты могут  тогда что-то  значить?  Hет  никаких
созвучий, это Жень Ци врет... Каждый сам себе музыка... Слушай, поворачивай.
Мне в Китай надо, а не в консерваторию...
     - Поворачиваю, - сказал прапорщик и опять поглядел на часы.
     - Подожди. Сейчас  я  тебе сыграю, ты все поймешь... Подберу... Как там
было... Just trying to make his way home...
     Когда Юань  Мэн  проснулся,  над  ним  почему-то  было небо.  Оно  было
желтоватого цвета, но это не удивило императора. В  Поднебесной за последние
сто лет было несколько  восстаний  за установление  эры Желтого  Hеба. Могло
ведь  такое восстание  победить в нижней тундре, подумал Юань  Мэн. Странным
было  другое  -  на небе были трещины и желтые  разводы,  как будто оно дало
небольшую  течь,  когда  в  верхней тундре  началась  весна.  Похоже,  весна
начиналась  и  в  нижней  тундре  -  по   небу  медленно  ползло   несколько
возвращавшихся с юга  тараканов. Юань Мэн захотел пошевелиться  и  не смог -
кто-то привязал его к сиденью грузовика. Вдруг он понял, что это не сиденье.
Его руки были примотаны  грязными  бинтами за  запястья к какой-то  железной
раме, а  из  вены  в  районе  локтевого сгиба торчала  тонкая  пластмассовая
трубка.  Юань Мэн проследил за  ней взглядом  -  она  поднималась к потолку,
который он принял за  небо,  и  кончалась  большой  перевернутой бутылкой, в
которой была какая-то жидкость. Юань Мэн опустил глаза - оказалось,  что  он
совершенно  голый и лежит на  клеенке, а другая пластмассовая трубка выходит
из его  причинного места  и  тянется к бутылке от "Кока-колы", привязанной к
ножке кровати. От мрачного убожества всего увиденного Юань Мэн помрачнел.
     Вокруг ходили  люди  в  несвежих  зеленых халатах. Юань  Мэн попробовал
позвать кого-нибудь из  них, но оказалось, что его горло совершенно высохло,
и он не в силах  произнести ни одного звука. Люди вокруг не обращали на него
никакого внимания.  Тогда  Юань  Мэн  разозлился и  захотел  порвать  бинты,
которыми  был привязан к  раме кровати,  но не  смог. Вскоре  к нему подошел
человек  в  зеленом  халате.  В  руках у  человека была  коробка  с надписью
"Кофеин" и шприц.
     - Где я? - еле слышно спросил Юань Мэн.
     - В реанимационном отделении института Склифосовского, - сказал человек
в халате, отламывая шейку ампулы и наполняя шприц.
     - А это что? - спросил Юань Мэн, кивая на шприц.
     - Это ваш утренний кофе, - самодовольно ответил человек, втыкая шприц в
то  место,  где нога Юань  Мэна  плавно переходила в спину. Через пару часов
Юань Мэн пришел в  себя, и, когда ему принесли его шелковый халат со следами
ярко-желтой  грязи, которой и не  бывает 8  нормальных городах, он совсем не
удивился. Hе удивило его и то, что пропала подаренная гуннским ханом шуба.
     - Как я здесь оказался? - спросил он.
     - А  ты  вчера  бухал с кем-то в ресторане  "Северное Сияние"  на улице
Рылеева. Это у Курского вокзала. Hаверно, бабки засветил. Вот тебе клофелина
в водку и налили.
     "Hу,  Жень  Ци, -  подумал Юань  Мэн, - в  этот  раз точно отрублю тебе
голову."
     - Клофелин - это глазные  капли, - продолжал врач. - Если  их налить  в
водку,  то  очень резко  падает давление, и человек отрубается.  Это  обычно
бляди делают. Выключают клиента  часа на два. Hо тебе уж очень много налили.
Hовички, наверно. Вот  ты на шестнадцать  часов в кому  и  попал. А  вообще,
частый случай. У Курского вокзала бригада клофелинщиков работает.
     Юань Мэн закрыл глаза и вдруг вспомнил странную картинку - он, кажется,
видел  ее в каком-то журнале,  который листал  в кабине грузовика, перед тем
как  заснуть. Там был  нарисован человек в  военном  мундире,  небритый,  со
свирепым взглядом. Юань  Мэн даже вспомнил подпись: "Декабрист Рылеев-Пушков
в  ответ  на  слова,  что  тайные  общества  наши  были  подобием  немецкого
Тугенд-бунда, мрачно отвечал: "Hе к Тугенд-бунду, но к бунту я принадлежал".
Император  долго хохотал и отправил его в ссылку. А,  в сущности, вполне мог
повесить - иные повисли и за меньшее".
     -  Жень Ци, Жень  Ци... - пробормотал Юань  Мэн. -  Голову, может, и не
отрублю, но в ссылку точно отправлю.
     - Чего? - спросил врач. - У вас были какие-то галлюцинации в коме?
     - Hе в коме просто, но в Коми я был, - тихо сказал Юань Мэн.
     - Как? - спросил врач.
     - Так,  - сказал Юань  Мэн. -  И вы сами, в сущности, тоже в  Коми. А в
ссылке тут мы все. Врач посерьезнел и внимательно посмотрел на Юань Мэна.
     -  Придется  тебе, братишка,  у нас маленько зависнуть, -  сказал  он и
отошел от кровати.
     Два дня подряд Юань Мэн отдыхал, глядя на ползавших по потолку и стенам
тараканов. Они были большие, умные и мрачные, и могли планировать со стен на
пол.  Сосед по палате рассказал,  что раньше таких тараканов не было, и этот
вид  называется "новый  прусский"  - от  свободы  и  радиации  их  развелось
видимо-невидимо.  Он даже читал стихи поэта  Гумилева про  какую-то болотную
тварь, у которой мучительно прорезались крылья, но Юань Мэн не особо слушал.
Иногда к  нему подходили врачи и задавали  идиотские вопросы.  Юань  Мэн  на
вопросы не  отвечал, а  прятался под одеялом и  думал. А на третий день рано
утром он встал,  надел  свой  грязный халат и пошел  к выходу. По  дороге он
украл со стола старый скальпель. Его пытались остановить врачи, но он сказал
им, что если  они  это сделают, их замучает совесть, отчего врачи побледнели
от страха  и расступились.  Юань Мэн нашел их  уважение  к моральному закону
достойным   восхищения.   Он  не   знал,  что   перед  ним  в  палате  лежал
долгопрудненский авторитет по  кличке Вася  Совесть, который  остался  очень
недоволен едой и тараканами и обещал разобраться.
     Выйдя в тундру, в которой повсюду стояли уродливые  каменные дома, Юань
Мэн поймал голубя, вымазал ему одно перо из  хвоста желтой грязью с обочины,
привязал его за длинную веревку к своему пальцу и остановил такси. Поскольку
он уже  знал,  как ведут себя  шоферы в нижней  тундре,  он не  стал тратить
времени на разговоры, а приставил таксисту к горлу скальпель и велел ехать в
ту  сторону,  куда  полетит  голубь. Шофер не  стал  спорить.  По  дороге он
затормозил  только один раз -  когда Юань  Мэн захотел рассмотреть  памятник
Мейерхольду,  о  котором  ему  рассказывал  старый  шаман.  Это был  высокий
бетонный  обелиск,  к  которому была приделана  вечно  падающая  трапеция  с
парящими  вокруг голыми боярами из  бронзы.  Таксист  сказал,  что скульптор
Церетели  сначала  хотел  продать  эту   композицию   как  памятник   героям
парашютно-десантных войск, но потом, когда  десантные войска расформировали,
переосмыслил уже отлитые статуи.
     Голубь летел зигзагами, и машина Юань Мэна часто цепляла другие машины.
Hекоторые из них были очень красивыми и наверняка дорогими, и сидевшие в них
люди  с золотыми цепями на шеях  злобно  щурились  и показывали Юань Мэну по
несколько пальцев, подгибая остальные -  кто шесть, кто четыре,  кто восемь.
Юань Мэн догадался, что это местные чиновники, которые  хотят объяснить ему,
сколько у них  оленей, чтобы он их уважал. Он им всем в ответ показывал один
палец, средний, чтобы они  поняли, что хоть оленей у него совсем нет, и он в
мире один, зато, по  всем китайским  понятиям, стоит точно посередине  между
землей и небом. Скоро  машина выехала из города  и стала плутать по разбитым
дорогам. Голубь летел то в одну сторону, то в другую, и машина несколько раз
увязала в грязи  такого же  цвета,  как  была у Юань  Мэна на  халате. Потом
голубь полетел в лес. Шофер еле  успевал выруливать между стволов и  пней. И
вдруг голубь сел  на  капот. Юань Мэн велел затормозить, вылез  и огляделся.
Машина  стояла  на круглой поляне  со следами  от костров, а из низких  туч,
которые почти цепляли  за верхушки деревьев,  свисал знакомый шелковый шнур.
Юань Мэн, собственно говоря, этого и ожидал. Отпустив голубя, он забрался на
крышу  машины.  Таксист  предательски  нажал  на  газ,  но  Юань  Мэн  успел
подпрыгнуть и уцепиться за шнур, который сразу же стал подниматься вверх. И,
когда он  еще виден был в зеркало  спешащему назад в нижнюю тундру таксисту,
до  его ушей  уже долетали звуки цитр и  гуслей, а вскоре (в этом он был  не
вполне  уверен,  но  так ему  показалось)  послышалось  печальное пение  его
любимой  наложницы Ю Ли и яростный лай придворного пекинеза Рокамбу, который
никак не мог  взять в толк, за что его поймали, дали сорок шлепков по заду и
заперли в клетку.

Виктор Пелевин. Тайм-аут, или Вечерняя Москва

     После банальной кончины, (взорвали козлы  в собственном  поршаке) Вован
Каширский,   наконец,   очнулся.   Он  находился   в  странном  тускло-сером
пространстве, а под ногами была ровная  плита  из  темного камня уходящая во
все  стороны,  на  сколько хватало зрения. Сквозь туман  светили  далекие  и
тусклые  разноцветные огни похожие  на лампочки  гирлянды  Нового Арбата, но
Вован не  успел  к ним приглядеться, в  вдалеке  послышался  тяжелый удар по
камню, потом  еще один и он содрогнулся от ужаса. Янлаван идет, -  понял он.
Янлаван  был огромен как многоэтажный  дом и шел  странно, поворачиваясь при
каждом шаге  вокруг оси, но такого момента, когда бы  он повернулся к Вовану
спиной  не было, потому  что у Янлавана не  было спины,  а вместо  нее  были
вторая грудь и второе лицо. Если первое его лицо было  бешено беспощадным, -
Вован сразу вспомнил про одну гнилую разборку в  Долгопрудном, на которую ну
совсем не надо  было ходить, то другое лицо было на редкость снисходительным
и добрым, и, видя его Вовчик уже ни о чем не вспоминал, хотел просто  бежать
к  Янлавану и захлебываясь  в  слезах жаловаться  на  жизнь и в  особенности
смерть.  Но  шел Янлаван быстро, и поскольку  в один  момент Вовану хотелось
кинуться от него прочь, а в другой, наоборот, изо всех  сил побежать к нему,
в результате  он остался  на месте и очень  скоро Янлаван навис над ним  как
Пейзанская  башня.  А вот  сейчас будит  суд  подумал  Вован с оглушительной
ясностью. Но суд оказался  простой и нестрашной процедурой.  Вован, на самом
деле,  даже не успел  всерьез испугаться или  хотя бы зажмуриться. В руках у
Янлавана появился странный предмет похожий  на  гигантскую мухобойку. Описав
широкую дугу, она взлетела вверх и яростно страшное лицо, которое было в тот
момент  повернуто  к  Вовану,  открыло  рот  и громовым  голосом  произнесло
приговор: - Калдурас. Правда,  это произошло  не совсем так. На  самом  деле
гневное лицо произнесло <кал>, но Янлаван повернулся на пятке, и доброе лицо
произнесло <дурас>.  Получилось странное слово  калдурас.  Но Вован не успел
ничего осмыслить потому,  что с  небес  упала гигантская мухобойка и ударила
его обухом как хоккейная клюшка по шайбе. Вован упал на какой-то заброшенной
улице  возле  старой  футбольной площадки. Был бы он  жив, от такого  удара,
немедленно, отдал бы кому-нибудь душу. Но  поскольку он был мертв, ничего не
произошло, только было очень больно. Его сразу окружили не-то карлики, не-то
дети,  схватили  за руки,  куда-то потащили. По  дороге они  покатывались от
счастливого смеха  и приговаривали  низкими  треснувшими  голосами,  - лучше
колымить в Гондурасе, чем гандурасить на Колыме, лучше колымить в Гондурасе,
чем гандурасить  на  Колыме.  Свита подтащила  Вована к двери,  над  которой
висела табличка ЗАО РАЙ, Вован принял это как должное, недаром ведь он носил
тяжелую  цепь с гимнастом,  и втолкнула внутрь. Дверь за  ним закрылась, это
его тоже не  удивило, акционерное общество ведь было закрытого типа, и Вован
оказался в  маленькой  комнатке. В ней стояла большая бронзовая  сковородка,
при  одном  взгляде на  которую становилось ясно, что  вещь  эта  невероятно
древняя,  на стене  над  ней  висел  такой  же  древний бронзовый  термометр
непонятного принципа, у него внутри зеленела какая-то спираль, на циферблате
к которому подходила  грубая стрелка  была только  одна отметина. На  другой
стене висела инструкция под названием: к сведению акционера .  То, что Вован
прочел в этой инструкции,  - наполнило его глубоким унынием. Как выяснилось,
содержанием его  новой работы было охлаждать эту  бронзовую сковородку таким
образом,  чтобы  стрелка  ни в коем случае  не  зашкаливала  за  отметку  на
циферблате.  Но,   что   было  самым  жутким,  -  охлаждать  ее   надо  было
исключительно обнаженными ягодицами,  причиной чего  была  некоторая древняя
тайна, о которой инструкция  говорила уклончиво, а в случае нежелания Вована
работать инструкция просто и без околичности обещала такое, что Вован понял,
работать  он  будит.  Вован посмотрел  на  сковородку  и вздрогнул,  она уже
светилась явственным темнобогровым  цветом, а стрелка  успела чуть подняться
до циферблату. Вован стал  быстро читать  инструкцию  дальше. В  случае если
стрелка поднимется выше отметки, гарантировалось такое, что он стал быстро и
нервно расстегивать штаны.
     Прошло около месяца и Вован  освоился на новом месте. Не  таким уж  оно
было и страшным. На сковороде не надо было сидеть все время, она охлаждалась
довольно  быстро,  правда  по  мучительности  процедуру охлаждения ни с  чем
нельзя  было  сравнить.  Но  зато  когда  стрелка  опускалась  в  самый  низ
циферблата, - можно было отдыхать довольно долго, - несколько часов пока она
опять  поднимется  к  отметке.  Эти  несколько  часов   инструкция  называла
тайм-аут.  А в конце месяца случилась неожиданная  радость. Черт  из  службы
безопасности  принес Вовану  первую  зарплату. Это  была огромная  картонная
коробка с надписью: рангхиров, полную запаянную  в  пластик  гринов. Столько
бабок вместе Вован видел только раз в жизни  после одной гнилой  разборки  в
Долгопрудном, да и то ему ничего из них не досталось.
     Довольно  скоро у Вована установился  новый распорядок: с воплями дожав
стрелку  до  самой  нижней отметки,  он  хватал  свою  коробку  с  деньгами,
выскакивал на улицу, и, считая про себя секунды, мчался к одному  из местных
центров досуга. Их в радиусе силы досягаемости,  так чтобы он успел добежать
до места и вернуться назад до того как  стрелка пересечет отметку, было два:
клуб   финансовой  молодежи  <Гайдар  твейдер>   и  кафе  <Мандавошка>,  где
собирались представители элитарных богемных кругов.
     Разницы меду ними не было  никакой. И тут, и там сидели темные фигуры в
капюшонах, ни одного лица Вован так и  не увидел, и пили что-то  из глиняных
чашек. Вован пробовал с ними заговорить с ними, но они ничего не отвечали, а
времени на повторные попытки у него не было, надо было бежать назад.
     Ходя  вокруг сковородки,  перед тем  как сделать решительный прыжок  он
часто  размышлял о  том: колымит ли он в Гондурасе или  все же гандурасит на
Колыме, истина,  похоже,  была  посредине. К такому  выводу подталкивали  не
только собственные наблюдения, но и книжки которые ему принес черт из службы
безопасности. Одну из них написал некий Кокс, а другую некий Сейси. По Коксу
выходило,  что  он  калдурасит  на гоныме,  а  по  Сейси, что он гонымит  на
калдурасе. Одна из них была по экономической  философии, и  в ней содержался
основной  вопрос  вечности  -  <авенебут  это  много?>,  а  вторая  была  по
философской экономике,  и в ней заключался основной  ответ  вечности - <ой -
это до хрена>.  Но главное, что Вован понял из книг, это то, что в жизни нет
ничего слаще тайм-аута.  Он  это  знал  и сам, можно  сказать,  - чувствовал
жопой,  но  книги объясняли,  чтобы  иметь возможность позволить  себе  этот
тайм-аут,  его  надо постоянно откладывать и работать, работать  и работать,
потому что люди, вся жизнь у которых проходит в одном непрерывном тайм-ауте,
-  никогда  не  накопят  достаточно денег,  чтобы позволить  его  себе  хоть
когда-нибудь.
     Вскоре  Вован  узнал,  что   в   обоих  кабаках  у  пацанов  из  службы
безопасности можно взять коксу. Правда, когда  Вован услышал,  сколько  этот
кокс стоит, он чуть не припух, всей его коробки с гринами хватало  только на
одну дорожку. Но  у службы безопасности  были свои резоны: возить  сюда кокс
было  куда  сложнее,  чем  в  Москву.  Кстати, эти  пацаны были совсем свои,
тамошние  черти. Вован уже  давно прятал свои  хибари в  таз  с  водой, куда
иногда  опускал  на несколько минут зад, а черт,  приносивший  ему зарплату,
делал  вид, что  ничего не замечает. В  ответ  Вован  не замечал  того,  что
коробка  с  гринами   была  распечатана  и  некоторые  пластиковые  упаковки
разорваны. Словом шла нормальная коммандная игра. Да и потом ничего  другого
на  эти  бабки  купить было толком  нельзя, так, что Вован жадничал недолго.
Купив  коксу  на одну дорожку, он вытягивал его сквозь  свернутую банкноту и
выходил из мандовошки на пленер, и  тут наступали те три  минуты, которые он
ждал  каждый  месяц.  С  души  отступала  тяжесть,  смутные  огни  в  тумане
наливались  забытой  красотой, и он бывал  почти счастлив. По  этому,  когда
однажды  в  самом начале  второй  минуты  пленера  к нему  подошел  какой-то
странный  ангел  в  темных  очках  Rew  Bend, он вздрогнул и  испугался, что
выстропанный кайф обломится. - Слушай, - сказал ангел, озираясь по сторонам.
Че  ты здесь так маешься? Пошли отсюда, тебя здесь никто  не  держит. - Да?,
-недружелюбно сказал Вован, чувствуя, как по  зеркалу кайфа  поползла мелкая
противная рябь.
     - Куда же это я пойду?  У  меня здесь зарплата. - Да ведь твоя зарплата
гавно, - сказал ангел - На нее ведь все равно ничего не купишь.
     Вован  смерил  ангела взглядом,  -  Знаешь, что,  лох,  лети-ка отсюда.
Ангел, судя по всему, обиделся. Взмахнув крыльями, он взвился в черное  небо
и скоро превратился в крохотную снежинку летящую вертикально вверх.
     Вован чуть приподнялся на задних ногах  и задумчиво поглядел на далекую
цепочку тусклых  огней. Зарплата гавно, а -  повторил  он недовольно, -  Вот
лох. Небось, и Сейси  читали, и Кокса, знаем, знаем.  Зарплата на самом деле
охуеннная, просто такой дорогой кокаин.
     Подземное небо
     Метро все еще позволяет москвичам мечтать
     Московское Метро, как  и  Кремль,  символ города,  и даже  сегодня  ещe
относится к тому немногому, что составляет русскую национальную гордость.
     Московское  Метро  - единственное  транспортные средства мира,  которое
захватывает туриста как  музеи  или  памятники  архитектуры  -  оно является
настоящим шедевром советского искусства, не только транспортное средство, но
и трансформатор сознания людей, и должен был переводить их из жизни будней в
идеологическую  сферу.  Строительная история  метро  начиналась в  тридцатые
годы,  и первое атеистическое государство  мира вспоминало при этом, как  ни
парадоксально,  о  религиозном наследстве античной культуры.  Таким образом,
метро  напоминает подземный комплекс храма, или римские катакомбы, в которых
собирались  первые христиане,  и возникала цивилизация, которая должена была
вытеснить  античную.  Также  московские  катамомбы,  украшенные  мрамором  и
гранитом, искрящиеся сталью  и хрусталем, должны были  быть колыбелью нового
общества - строительство социализма начиналось под землей.
     Странный гибрид
     Первые  станции   Московского  Метро  являются  странным   гибридом  из
архитектуры  ацтеков  и  древних  греков.  Вместо  богов в нишах стены стоят
статуи  героев:  матросов, солдатов и  крестьян из бронзы. Эстетика метро не
основана ни  в  коем  случае  на принципах художественной свободы, скорее на
сложных  политических соображениях. Перед  открытием  станции метро  Площадь
Революции Идеологическая Комиссия хотела удалить статуи  на станции, так как
они  показывали  советского  человека  наполовину   наклонившимся,  почти  в
коленно-локтевой  позиции.  Сталин  не разрешил их убирать,  он сказал,  что
статуи  выглядят  как живые. Бронзовые идолы пережили и  Сталина и Советский
Союз,  они  продолжают  целиться  в  толпу  из  револьверов,  отполированных
миллионами рук.
     Две  разновидности статуй,  писателя и поэта из советского  пантеона  и
анонимные  герои войны и труда, населяют Московское Метро.  Мозаики в стенах
станций метро часто абстрактные геометрические орнаменты, советские  символы
-  молот  и  серп или  пятиконечная звезда  вводились,  так  осторожно,  что
достигается  поразительный  эффект:  проходящие  ощущают   в  какой-то  мере
идеологическое  воздействие  этих стен. Непонятно,  как абстрактная  мозаика
призывает  к   торжеству  коммунистической  идеи.   Наряду  с  идеологически
нагруженными  орнаментам,  многочисленные  мозаики  с  магическими  знаками,
античными  символами,  каббалистическими  мотивами,  руническими  и  другими
знаками украшают стены.
     В некоторых станциях копируются известные образцы античной архитектуры,
некоторые вызывают ассоциации  с  дворцом Кносса,  с лабиринтом Минотавра, а
станция  Кропоткинская  с двойной колоннадой  - копия интерьера  египетского
храма,   только  что   от   электрического   света  освещается.   Официально
фотографировать в  метро  можно только  со специальным разрешением. Причиной
этого является  в том числе стратегическое значением метро: в  пятидесятые и
шестидесятые годы  все  подземные  станции  метро  служили  еще  и  атомными
бомбоубежищами. В  начале и  в  конце  каждого перрона смонтированы  тяжелые
металлические  двери, которые могут  герметически закрыть  станцию в  случае
опасности.  За исключением нескольких специалистов никто не видел эти  двери
закрытыми,  все  же   можно  представить  себе  ужас  обезумевших  людей  на
эскалаторах,  перед  которым  закрываются  спасительные металлические двери.
Впрочем  возможно,  что  эти двери  уже  давно больше не  дееспособны.  Если
отправляетесь  из центра  на  периферию города, будет получасовая  поездка в
машине  времени  из  тридцатых  годов  в  современность. Роскошь и  пышность
погашаются полным аскетизмом, чем далее от центра, тем реже надземные здания
метро - они будут лишь входами в метро, путепроводами, и только  красная "M"
их  освещает. Станции в центре выглядят как Мавзолей, Мавзолей Ленина  - как
станция  метро.  По  существу  метро,  долго  несшее  имя  Ленина,  является
виртуальным Мавзолеем - Мавзолеем идей, Мавзолеем будущего, Мавзолеем Мечты.
     Как вокруг каждого объекта культа, вокруг метро роятся тусклые легенды.
Так например,  в подземной системе  туннеля водятся  огромные крысы-мутанты,
большое  количество  малых собак,  которые  сидят  при  случае на рельсах  и
принуждают поезда к  основаниям  (тут  я че-то  не понял).  Ночью призраки с
Калашниковыми и большим фонарями расстреливают  специальные бригады попутно.
Крысы питаются трупами, которые бросаются ночью  из окон поездов. Где-нибудь
в центре  Москвы должена быть покинутая  станция,  перрон  которой заставлен
всеми памятниками Сталина,  которые  удалялись в пятидесятые годы из картины
города  (это маловероятно,  все  же  на многих станциях  под толстыми слоями
штукатурки есть ещe огромные  портреты Сталина, которые можно  по требованию
легко снова восстановить).
     Самую  прекрасный и  одновременно  самую ужасную  легенду  о Московское
Метро рассказывают дети; это страшилка  летнего лагеря. Если это  происходит
во  время  тихого часа, медленно темно  рассказывается, что происходит, если
люди в метро  засыпают  и  не  выходят  на  последней  станции.  Они  должны
оставаться в течение долгих лет под землей и надрываться, ремонтируя поезда.
Все  ждут таинственные механизмы,  которые держат  сильный организм метро  в
порядке. Все время они в трансе, так как им подмешивают специальное средство
в пищу. Если они состарятся и не смогут больше работать, они окажутся в одно
прекрасное утро в переполненном вагоне метро посереди людей, которые едут на
работу.  Они  ничего  не помнят  о  жизни  под землей,  просто  им  внезапно
становится ясным, что они были вчера молодые и  полные сил, а  сегодня стали
стакиками.  Вся жизнь прошла мимо,  и они не понимают вообще, что  произошло
между вчера и сегодня.
     Советский Гадес
     Эта  история является чудесной метафорой: Много  пожилых  людей едут  в
метро, и
     рассматривают рекламу на стенах вагона. На их лицах застывает выражение
     удивления  и  непонимания.  Наверно, с  таким  выражением  лица  сейчас
проснулся бы
     доисторический  человек.   Всю  жизнь   они  питали  огромный  механизм
советской Империи;
     неотличимые  один от другого  дни,  прошли в идеологическом  трансе.  И
теперь в
     их возрасте попали в непонятный,  враждебный мир, который хочет  от них
лишь
     одного  - что они  быстро  по  возможности  ушли  и предоставили  место
другим. Согласно
     советской  метафизике,  человек  живет  после смерти  только  в  плодах
работы.  В этом  смысле  метро  является  разновидностью советского  Гадеса,
жилища  для  души всех  умерших, которыми  ничто не остается, кроме влажного
темного подземного туннеля.
     Все же  бог  милосерден. В глубже  всего  расположенной  станции  метро
Маяковская овальные окна  в темной  штукатурке открывают вид на нарисованное
голубое небо, на самолеты, пестрые воздушные шарики и ветви цветущих яблонь.
Вероятно, это крестьянское метро  тридцатых, сороковых и пятидесятых  годов,
памятник,  который  навсегда  останется  в  Московском  Метро,  людям,  туда
пришедшим, в этом  нарисованном  голубом, подземным  небом с  розовым вечным
закатом солнца и застывшими облаками.



Виктор Пелевин. Мост, который я хотел перейти


     26 июня 2001

     перевод с русского на немецкий - Доротея Троттенберг
     перевод с немецкого на русский - ПРОМТ 98 и Григорий Котовский
     МОСТ, КОТОРЫЙ Я ХОТЕЛ ПЕРЕЙТИ
     Victor Pelevin
     B  одном  романе  Милан  Кундера   называет  вопрос  мостом  понимания,
перекинутым от человека  к человеку. Это сравнение работает  в обе  стороны.
Вопрос  похож на  мост, а  мост  похож на вопрос,  обращенный  человеком  ко
времени и пространству  -  что  на  другой стороне? Но бывают мосты,  больше
похожие на ответы.
     Когда мне было  двенадцать лет, я  каждый день садился на  велосипед  и
ехал  по шоссе  к  каналу,  когда-то  построенному  зэками  ГУЛАГА. Дойдя до
канала, шоссе перепрыгивало через него, превращаясь в  мост, который держали
две металлических дуги - мост был похож на лук, повернутый тетивой вниз. Под
ним была  полоса желтого речного песка, которая и  была моей целью. Я строил
из  песка  дома, которые разрушались каждый раз, когда  мимо проходил речной
теплоход или большая  баржа. Часами лежа на берегу, я видел отблеск солнца в
стеклах  с той  стороны  канала, далекие  деревянные  заборы, пыльную зелень
фруктовых садов. Странно, но  я никогда не пересекал этот  мост, хотя иногда
хотел.
     Через  пятнадцать лет я снова  оказался  на  этом  шоссе -  и  опять на
велосипеде. Я  вспомнил мост, который собирался  когда-то  пересечь. Мысль о
том, что я сделаю это сейчас, наполнила меня неожиданной  радостью. Я понял:
сделав это, я пересеку границу между собой  нынешним и собой прошлым,  и это
будет  значить, что  тот мальчик и я - один и тот  же человек.  Это  было бы
самым настоящим  алхимическим актом. Предвкушая его, я поехал  медленно. Уже
почти добравшись до цели, я заметил странность: шоссе расширялось и  уходило
вправо от того  места, где лежало  раньше.  А потом  я увидел новый бетонный
мост, по которому оно теперь шло.  Старый стоял  в  сотне  метров слева - он
ничуть не  изменился, только участки  дороги перед  ним были разрушены, и  с
обеих сторон он обрывался в пустоту. Это было хорошим ответом.
     Но  у меня  есть подозрение, что  Лета - это не  те воды, в  которые мы
вступаем  после  смерти, а река, через которую  мы переплавляемся при жизни.
Мост у нас под  ногами.  Но есть ли берега? Границы, по которой я иду,  я не
помню. Границы, к которой приближаюсь, не вижу. Можно ли говорить, что я иду
откуда-то или куда-то? И все же меня утешает  сходство жизни  с прогулкой по
мосту,  который  я отчаялся пересечь. В сущности,  думаю я иногда, я ведь не
делал  в жизни  ничего  иного, а  только мерил шагами этот висящий в пустоте
отрезок никуда не ведущей дороги - мост, который я так хотел перейти.
     Victor Pelevin
     Код <Мира>
     Человек является наполовину тем,  что он есть, а наполовину тем, чем он
хотел бы  стать,  сказал  Оскар  Уайльд.  Если  это так, то  советские  дети
шестидесятых  и  семидесятых были все  наполовину  космонавтами.  Я знаю это
точно,  так  как   и   сам  в   возрасте  семи-восьми   лет  был   таким  же
полукосмонавтом. Удивительно, но уже тогда я
     догадывался,  что все это  детский бред, который пройдет с годами. В то
же время я
     говорил  себе:  <Я знаю,  все хотят стать космонавтами.  Но у меня  это
совсем по-другому! Я дейсвительно  хочу  им  стать, по-настоящему! И  если у
других это пройдет, то пожалуйста! У меня нет!>
     Я думаю, что многие  из моих ровесников,  мечтавших  полететь в космос,
проникали в те же глубины саморефлексии.  Некоторые даже  сдержали клятву  -
пара космонавтов как-никак действительно  существовала. Как  бы то  ни было:
тогда мы все, от мала до  велика,  жили  одной ногой в космосе.  Космос  был
везде. В школьныхучебниках, на стенах домов и на мозаиках московского метро:
курносый космонавт за стеклом своего шлема-аквариума проделывал какую-нибудь
символическую работу - сажая маленький зеленый росток  в ямочку на Марсе или
протягивая  звездам  спутник.  В чаду городов он был всегда и всюду, так что
стал в какой-то степени постоянным свидетелем всего
     происходящего, постоянным <третьим>, такого же рода ипостасью, как  тот
Ленин,
     который тащит на субботнике бревно. При этом взрослые принимали его, по
всей видимости,  за  неизбежного  собутыльника,  который  хотя  и  не вносил
никакого вклада в покупку бутылки, но и много не выпивал. Может быть, именно
ему посвящены те пара капель, которые алкаши ритуально сбрызгивают на землю,
прежде чем бутылка сделает свой первый круг.
     Под  окнами  пятиэтажных хрущевок стояли модели спутников.  В  отрывных
календарях
     один  звездолет  сменял  другого. Поток  космических  аллюзий  открывал
советским будням, так сказать,  дорогу  в будущее и не давал жизненной  вони
ударить в нос.  Мир вокруг  казался палаточным лагерем,  в котором люди жили
только временно,  пока город  солнца  не  будет достроен. И о том,  что этот
лагерь  существовал  уже  чуть  ли  не вечно,  в  апофеозные  моменты  наших
космических  иллюзий мы не вспоминали  совершенно: по телевизору  показывали
старты  ракет  с  Байконура.  Это были моменты, когда оживали  космонавты  с
фризов  домов. В их скафандрах и капюшонах, с микрофонами у губ, они  махали
рукой телезрителям  в  последний раз, перед тем, как повернуться  и пойти  к
белому   фаллосу,   который  стоял  наготове,  целясь   в  темно-синее  небо
Казахстана.
     Один аксессуар экипировки  космонавтов казался мне особенно загадочным.
Они несли с собой маленькие, пузатые чемоданчики, которые блестели на солнце
сталью и титаном. Меня очень занимал вопрос, что же могло находиться внутри.
Может  быть,  звездные  карты?  Кодовые  таблицы?  Секретное  оружие?  Запас
кислорода  для  чрезвычайных ситуаций? Я долго  не  решался спросить об этом
взрослых  - по  опыту зная, что  после  их  объяснений мир редко  становился
интереснее. Когда я все же не выдержал, ответ был ошеломляющим. <Чемодан?> -
переспросил один из сидящих у телевизора. <Так он для говна. Видишь, от него
шланг к скафандру идет. Космонавты
     ведь тоже люди.>

     То,  что  подобная  система удаления  отходов была важна, отрицать было
невозможно. Но космонавт с  чемоданчиком дерьма  в  руках  казался мне таким
немыслимым, что мой чистый звездный мир получил в этот момент явную трещину.
С тех  пор,  когда  новый космонавт шел к своей новой ракете, мои  глаза, не
отрываясь, смотрели только на этот
     чемодан. Наверное, это зависело от  того, что я вырос и давно  заметил,
что не только
     космонавты несли с собой этот чемодан, это делали  все советские  люди.
(В  дореволюционной  России  говорили,  каждый  должен  нести  свой  крест -
возможно, этот чемодан был атеистическим обрубком той метафоры.)
     Более того,  вся советская космонавтика уходила корнями в  вонь ГУЛАГа,
там сидел главный конструктор Королев,  его  чемодан  был с тех пор всегда с
ним.  Символярий, который советские ракеты несли в космос (гербы со связками
колосьев, вымпелы со  звездами и  так далее), был подделкой,  в то время как
это было очень точным символом,
     открывающим   весь   ужас:  советский   человек,   построивший   первые
космические
     корабли и  полетевший на них  к  звездам,  навстречу  обитателям других
миров, не мог ничего предъявить им кроме  чемодана, полного лагерного говна,
тирании и темной нищеты. Чем больше я узнавал о мире,  тем больше становился
чемодан, и тем тяжелее было космонавту тащить его к ракете.
     Поэтому меня не удивило то, что на борту  советского шаттла <Буран> при
его  единственном запуске  не было ни  одного  космонавта. Невидимый чемодан
весил к  тому времени так  много,  что  для человека уже не  нашлось  места.
Позднее,  во  времена  Ельцина,  оказалось,  что этот  универсальный  символ
существует  еще в  другой,  глубоко фрейдистской  инкарнации:  как чемодан в
банковском  сейфе.  Чтобы  одни  русские могли  хранить  свою  инкарнацию  в
швейцарском  банке,  должны  существовать  другие русские,  которые  волокут
другую  инкарнацию  вверх по обледенелой лестнице в  свои дома где-нибудь  в
холодном Владивостоке - все это является  как бы законом сохранения энергии.
Чем толще один чемодан, тем бодьше входит в другой.
     Наконец  я  понял, что  в  России нет  ни  коммунистов,  ни демократов,
националистов  или либералов,  нет ни  правых,  ни  левых,  как  ни пытается
убедить нас в этом телевидение. Есть только этот чемодан - невидимый главный
реквизит всех  происходящих  в  России драм.  Это тот загадочный  объект,  с
которым столкнулся <Курск> перед своей гибелью.
     В настоящий момент он  сбрасывает станцию <Мир>  с ее  орбиты. И  - кто
знает  -  может  быть,  это тот кейс, который  один президент  наследует  от
другого,  а  генералы  не  перестают  уверять нас  в  том, что  это  ядерный
чемоданчик.
     Однажды, чемодан и я сам были еще маленькими, я  обнаружил в  советской
детской энциклопедии  загадочный  рисунок:  белые линии  зигзагом на  черном
фоне.  Согласно  подписи   под  рисунком,  речь   шла  об  осциллографически
закодированных словах <СССР>, <Ленин>  и <Мир>, которые посылали в  качестве
высокочастотных радиосигналов в космос. Мы, будущие космонавты того времени,
давно выросли.
     СССР  не  существует  уже  несколько  лет.  Памятники Ленину  убрали  с
постаментов и  расплавили. Сейчас падает и <Мир>  - а с  ним и  тот  мир,  в
котором  мы родились. И только те три слова-сигнала летят во  Вселенную  как
лучи давно погасшей звезды, которая,  уже  не существуя,  все  еще  видна на
небе, и за этой видимостью нет ничего,
     кроме пустоты и счастливых случайностей.



Виктор Пелевин. Откровение Крегера


     комплект документации
     АКАДЕМИЯ РОДОВОГО НАСЛЕДИЯ
     ОТДЕЛ РЕКОНСТРУКЦИЙ
     Совершенно секретно
     Срочно
     Рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру
     от реконструктора "Аннэнербе"
     Т. Крегера, штандартенгемайндефорштеера
     АС, младшего имперского мага.
     РАПОРТ
     Рейхсфюрер!  Я знаю,  какую  ответственность влечет за собой  обращение
непосредственно к Вам. Но посетившее меня видение настолько значительно, что
как патриот Рейха и истинный немец  я чувствую себя  обязанным  передать его
описание, выполненное с максимальной  точностью, лично на ваше рассмотрение,
и пусть мои слова говорят сами за себя.
     10.1.1935,  в  14.00  по берлинскому времени,  находясь  в медитативном
бункере "Аннэнербе",  я вышел в астрал  для обычного патрульного  рейда. Как
всегда, меня сопровождало астральное тело собаки Теодорих и два демона пятой
категории,  "Ганс"  и  "Поппель".  Оказавшись  в  астрале,  я  заметил,  что
флуктуации Юпитера странно напряжены и излучают необычное для них фиолетовое
сияние. В таких случаях инструкция рекомендует выстроить защитный пентаэдр и
не выходить за его границы.  Однако я - за что готов нести ответственность -
счел  возможным  ограничиться  пением "Хорста  Весселя",  так  как находился
недалеко  от  линии проспективного  излучения  воли  фюрера  немцев  Адольфа
Гитлера,  освещавшей  в этот вечер левый нижний квадрант Зодиака. Неожиданно
из  флуктуаций  Юпитера  выделился  серповидный  красный  элементаль.  Через
несколько  секунд он пересекся с линией волеизъявления фюрера. Вслед за этим
произошла мощная эфирная вспышка, и я потерял сознание.
     Придя  в  себя,  я  обнаружил,   что  нахожусь   в  сплюснутом   черном
пространстве,  причем  собака Теодорих  и  демон  "Ганс"  погибли,  а  демон
"Поппель"  перешел в состояние, называемое на внутреннем  языке  "Аннэнербе"
"перевернутый стакан".
     Неожиданно сзади возникло разрежение и из него появился неясный силуэт.
Когда он приблизился, я различил старика весьма преклонных лет  с окладистой
бородой и тонким  поясом вокруг белой крестьянской рубахи.  В одной  руке он
нес  горящую  свечу, а  в  другой - несколько коричневых  книг  со своим  же
изображением,  вытисненным на  обложке.  На  лбу  у  старика  было укреплено
медицинское   зеркальце  с   отверстием  посередине,  наподобие   тех,   что
используются отоларингологами, а вслед за ним шла белая лошадь, впряженная в
рессорную коляску в виде декоративного плуга.
     Оказавшись рядом со мной, старик погрозил мне пальцем, потом положил на
нижнюю  плоскость окружающего  нас пространства свои  книги,  укрепил на них
свечу, вскочил на лошадь и сделал вокруг свечи несколько кругов, выполняя на
спине лошади сложные гимнастические приемы.  При  этом зеркало на его голове
сверкало так  нестерпимо,  что  я  вынужден  был  отвести  взгляд,  а  демон
"Поппель" перешел в  состояние "пустая труба".  Затем  свеча погасла, старик
ускакал,  и  тогда же стихла гармонь. (Все это  время где-то  вдалеке играла
гармонь - русское подобие ручного органчика.)
     Затем я оказался в астральном тоннеле номер 11, по которому и  вернулся
в медитативный бункер академии.
     Выйдя из медитации, я немедленно сел за настоящий рапорт.
     Хайль Гитлер!
     Младший имперский маг Крегер.




     РЕЙХСФЮРЕР СС ГЕНРИХ ГИММЛЕР
     "Аннэнербе", Вульфу
     Вульф!
     1. Кто  посмел  посадить Крегера  за рапорт? Немедленно выпустить. Этот
человек - патриот фюрера и Германии.
     2. Я не понял, при чем здесь Юпитер. Может, все-таки Сатурн? Пусть этим
займется астрологический отдел.
     3.   Провести   реконструкцию   откровения,   представить  протокол   и
рекомендации.
     4. Все.
     Хайль Гитлер!
     Гиммлер.
     (Не знаю, как вас, Вульф, а меня всегда смешит этот каламбур.)

     АКАДЕМИЯ РОДОВОГО НАСЛЕДИЯ
     ОТДЕЛ РЕКОНСТРУКЦИЙ
     Совершенно секретно
     Срочно
     Рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру
     Служебная записка
     ("об откровении Крегера")
     Рейхсфюрер!
     Значение откровения Т. Крегера для Рейха неизмеримо. Можно сказать, что
оно увенчивает  длительную деятельность "Аннэнербе"  по  изучению  тактики и
стратегии  коммунистического  заговора и  подводит  черту  под  одной из его
наиболее зловещих глав.
     Как известно, после уничтожения большинства грамотного населения России
многие шифрованные  тексты донесений майора  фон Леннен в Генеральный  Штаб,
замаскированные  под   бессмысленные   русскоязычные  тексты,  получили  там
распространение в качестве так  называемых "работ". Среди них - донесение "О
перемещении третьей Заамурской дивизии к западной  границе" (в зашифрованном
виде - "Лев Толстой как зеркало русской революции").
     В  мистической  системе  Молотова  и  Кагановича,  на   основе  которой
осуществляется управление страной, русскому тексту этой шифровки  и особенно
ее заглавию придается огромное значение. Первоначально  Сталин (в  настоящее
время  предположительно  -  Сероб Налбандян) и  его окружение приняли  тезис
Кагановича, утверждавшего,  что  эту фразу  надо  понимать  буквально. Такая
установка влечет за  собой следующий вывод:  манипулируя  отражающим русскую
революцию зеркалом, можно добиться  перемещения ее отражения на любое другое
государство,  что  приведет,  по законам симпатической связи, к  аналогичной
революции в  выбранной стране.  Этот вывод был сделан Кагановичем, по данным
абвера,  еще два  года  назад.  Однако с практической реализацией этой  идеи
возникли  трудности.  Строительство  огромного  рефлектора  в  районе  Ясной
поляны, который должен был посылать луч  на Луну и  от Луны - на Землю, было
остановлено  в связи с недостаточной точностью  расчетов.  В настоящее время
рефлектор находится в замороженном состоянии (см. рис. 1).
     Далее. Около полугода назад Молотов  пришел  к выводу, что зеркальность
Льва Толстого является  духовно-мистической  и рефлектирующая  функция может
быть осуществлена с  помощью  издания нового  собрания  сочинений  писателя,
коэффициент   отражения   которого  будет   увеличен  за   счет   исключения
идеологически неприемлемых работ вроде  перевода Евангелий. При этом наводка
и фокусировка могут быть достигнуты варьированием тиража  каждого отдельного
тома. Привожу таблицу тиражей  восьмитомного собрания сочинений Толстого  за
1934 год (данные РСХА):
     1 том - 250 тыс. экз.
     2 том - 82 тыс. экз.
     3 том - 450 тыс. экз.
     4 том - 41 тыс. экз.
     5 том - 22 721 экз.
     6 том - 22 720 экз.
     7 том - 75 241 экз.
     8 том - 24 экз.
     Легко  видеть,  что  грубая  наводка  осуществляется  с помощью  первых
четырех томов, а точная - с помощью томов с пятого по восьмой.
     Значение  откровения  Крегера  в этой связи заключено  в  том, что  оно
позволило  ввести новый  метод определения мишени наносимого красными удара.
На  этот  раз  удалось  получить  абсолютно   точные   результаты.  Протокол
реконструкции и рекомендации прилагаю.
     Хайль Гитлер!
     Гл. реконструктор И. Вульф
     АКАДЕМИЯ РОДОВОГО НАСЛЕДИЯ
     Совершенно секретно
     ОТДЕЛ РЕКОНСТРУКЦИЙ
     Срочно

     Протокол реконструкции N 320/125
     12.1.1935   в   "Аннэнербе"  была   проведена  реконструкция  по   делу
Толстого-Кагановича. Метод реконструкции - "откровение Крегера".
     В 14.35  в  первом  реконструкционном  зале  были установлены  гипсовая
статуэтка  Льва  Толстого  высотой  1,5 м с  прикрепленным  на лбу  зеркалом
площадью 11  кв. см с отверстием  посередине. Там же  был  установлен глобус
диаметром 1  м на  подставке  высотой  0,75  м.  Для  моделирования  русской
революции был  подожжен макет усадьбы Ивана Тургенева "Липки" масштаба 1:40,
размещенный в  правом  дальнем углу  зала.  Расстояния между  объектами и их
точное  геометрическое  положение  были рассчитаны на основе  данных РСХА по
тиражам последнего издания Толстого в России. После этого имперским медиумом
Кнехтом  был  погашен свет,  и в  зал вошла  реконструктор  Марта Эйхенблюм,
переодетая Сталиным. Ею в левом  направлении был раскручен глобус. После его
остановки  пятно  света  от  зеркала  на голове Толстого оказалось в  районе
Абиссинии.
     Затем  в  зал  вошел  реконструктор  Брокманн,  переодетый  фюрером,  и
осуществил правую раскрутку глобуса. После  его остановки пятнышко темноты в
центре  зеркального  блика  оказалось  на  Апеннинском  полуострове. На этом
реконструкция закончилась.
     Имперский медиум И. Кнехт
     Реконструкторы М. Эйхенблюм
     П. Брокманн
     АКАДЕМИЯ РОДОВОГО НАСЛЕДИЯ
     Совершенно секретно
     ОТДЕЛ РЕКОНСТРУКЦИЙ
     Срочно

     Выводы по реконструкции 320/125
     1.  По  данным  реконструкции,  в  настоящее  время  Рейху  не угрожает
непосредственная опасность.
     2. В  ближайшее  время следует  ожидать  коммунистического переворота в
Абиссинии, однако  это  может быть  предотвращено  вводом  туда  контингента
итальянских войск.
     Гл. реконструктор И. Вульф
     Примечание.
     За  проявленный  астральный  героизм  руководство   "Аннэнербе"  просит
представить Т.  Крегера  к  награждению рыцарским крестом  первой  степени с
дубовыми листьями.
     Секретно
     Расшифровка магнитофонной записи  N 462-11 из  архива  партийного  суда
чести НСДАП
     Запись   проведена   14.1.1935   подслушивающим   механизмом   ВС-М/13,
установленным в спальне Эрнста Кальтенбруннера
     Эмма Кальтенбруннер. Какая у тебя смешная кисточка на колпаке, Эрнст...
     Эрнст Кальтенбруннер. Отстань...
     Эмма Кальтенбруннер. Да что с тобой сегодня?
     Эрнст  Кальтенбруннер. Творятся  странные  вещи,  Эмма. Мой  человек  в
"Аннэнербе" сообщил,  что некий  Крегер из  их отдела  напился и  представил
Гиммлеру совершенно безумный рапорт. А Вульф - Вульф, которому мы доверяли -
вместо  того, чтобы отдать мерзавца под трибунал, состряпал целую теорию, по
которой Италия должна напасть на Абиссинию...
     Эмма Кальтенбруннер. Ну и что?
     Эрнст Кальтенбруннер. А то, что все пришло в движение. Вчера Риббентроп
два часа говорил  с  Римом по высокочастотной  связи, а через два  дня будет
расширенное совещание у фюрера.
     Эмма Кальтенбруннер. Эрнст!
     Эрнст Кальтенбруннер. Что?
     Эмма Кальтенбруннер. Я знаю, что{ ты должен  сделать. Ты должен пойти к
Гиммлеру и рассказать все, что ты знаешь.
     Эрнст Кальтенбруннер. А где я  сегодня,  по-твоему,  был?  Я целый  час
стоял  перед ним  навытяжку и  говорил, говорил, а он...  Он  все это  время
возился  с  головоломкой  -  знаешь,  такой  стеклянный  кубик, а в  нем три
шарика... Когда  я кончил, он снял  свое пенсне,  протер платочком  - у него
даже на платке вышит  череп  - и  сказал:  "Послушайте, Эрнст!  Вам случайно
никогда  не снилось, что вы  едете в кузове ободранного грузовика неизвестно
куда, а вокруг вас сидят какие-то монстры?" Я промолчал. Тогда он  улыбнулся
и  сказал: "Эрнст, я ведь не хуже вас знаю, что никакого астрала нет. Но как
вы  думаете, если у  вас и  даже у Канариса  есть свои люди  в - Аннэнербе",
должны же там быть свои люди и у меня?" Я не понял,  что{  он имеет в  виду.
"Думайте, Эрнст, думайте!"  -  сказал  он.  Я  молчал. Тогда он улыбнулся  и
спросил: "Как вы считаете, чей человек Крегер?"
     Эмма Кальтенбруннер. О Боже!
     Эрнст  Кальтенбруннер.  Да,  Эмма... Наверно,  я слишком прост для всех
этих интриг...  Но  я  знаю,  что  пока я нужен  фюреру,  мое  сердце  будет
биться... Ты ведь будешь со мною рядом? Иди ко мне, Эмма...
     Эмма Кальтенбруннер. Ах, Эрнст... Бигуди... Бигуди...
     Эрнст Кальтенбруннер. Эмма...
     Эмма Кальтенбруннер. Эрнст...
     Эрнст Кальтенбруннер. Знаешь, Эмма... Иногда мне  кажется, что это не я
живу, а фюрер живет во мне...





Виктор Пелевин. Музыка со столба

     "...кого уровня.  Так,  недавно  известным  американским  физиком Ка...
Ка...(Матвей пропустил длинную  фамилию, отметив, однако, еврейский суффикс)
был  представлен  доклад  ("Вот  суки, -  подумал  Матвей,  вспомнив  жирную
куклоподобную жену какого-то академика,  мерцавшую вчера золотыми  зубами  и
серьгами в  передаче "От  сердца к  сердцу", - всюду нашу кровь  пьют,  и по
телевизору,  и  где  хочешь..."),  в  котором  говорилось  о  математической
возможности   существования  таких  точек  пространства,  которые,  находясь
одновременно   в  нескольких  эволюционных   линиях,  являются  как  бы   их
пересечением.  Однако  эти  точки, если  они  и существуют,  не  могут  быть
зафиксированы сторонним  наблюдателем: переход через такую точку приведет  к
тому, что вместо события "А1" области  "А"  начнет  происходить событие "Б1"
области "Б". Но событие, происходившее в области "А", теперь будет событием,
происходящим  в  области  "Б", и у  этого  события "Б1",  естественно, будет
существовать  некая  предыстория,  целиком относящаяся  к  области  "Б" и не
имеющая ничего общего  с предысторией события  "А1". Поясним это на примере.
Представим себе пересечение двух железнодорожных путей и  поезд, мчащийся по
одному  из них  к стрелке.  Приближаясь  к то..."Дальше был  неровный обрыв.
Матвей поглядел на другую сторону обрывка журнальной страницы.
     "...первый отдел Минздрава, в чужой стране - свою. Интеллигент..."
     Вертикально шла  красная полоса, делившая обрывок на две  части, справа
от  нее был разрез какого-то самолета. Матвей вытер о бумагу пальцы, скомкал
ее, бросил и откинулся спиной к забору.
     Машина со сваркой должна была быть к десяти, а был уже полдень. Поэтому
второй час лежали  в траве у магазина, слушая, как гудят мухи  и убедительно
говорит  радио на толстом сером колу, несколько косо вбитом в землю. Магазин
был  закрыт,  и  это  казалось лишним доказательством  полной  невозможности
существования в одной отдельно взятой стране.
     - Может, она сзади сидит? У кладовой?
     - Может, - ответил Матвею Петр, - да ведь все равно не откроет. И денег
нет.
     Матвей поглядел на бледное лицо Петра с  прилипшей ко лбу черной прядью
и  подумал,  что все мы,  в сущности, ничего не  знаем о тех людях, рядом  с
которыми проходит наша жизнь, даже если это наши самые близкие друзья.
     Петру было  лет  под сорок.  Он был человеком  большой внутренней силы,
которую  расходовал  стихийно  и  неожиданно,  в  пьяных разговорах и  диких
выходках. Его  бесцветное лицо  наводило  приезжих  из  города  на  мысли  о
глубокой и особенной  душе,  а местных  -  на  разговоры  об утопленниках  и
болотах. По душевной  склонности  был он гомоантисемит,  то  есть  ненавидел
мужчин-евреев, терпимо относясь к женщинам  (даже сам когда-то  был женат на
еврейке Тамаре,  она уехала в Израиль, а самого Петра туда  не пустили из-за
грибка на ногах). Вот, пожалуй,  и все, что Матвей и все остальные в бригаде
знали про своего  напарника, - но  то,  что в  другой  среде  называлось  бы
духовным  превосходством,  прочно и  постоянно  подразумевалось  за  Петром,
несмотря на его  немногословие и отказ сформулировать определенное мнение по
многим вопросам жизни.
     -  Выпить обязательно  надо, - сказал  Семен,  сидевший  напротив Петра
спиной к дереву.
     - Наши нордические предки не пили вина, - не отрывая взгляда от дороги,
ровным голосом проговорил Петр, - а опьяняли себя грибом мухомором.
     - Ты че, - сказал Семен, -  это ж помереть можно. Он ядовитый, мухомор.
Во всех книгах написано.
     Петр грустно усмехнулся.
     - А ты посмотри,  -  сказал  он, - кто эти  книги  пишет.  Теперь  даже
фамилий  не  скрывают.  Это,  браток, нас специально спаивают.  Я этим сукам
каждый свой стакан вспомню.
     - И я, - сказал Матвей.
     Семен  молча встал и  пошел  вдоль  забора по направлению  к  небольшой
рощице за магазином.
     - А ты их пробовал когда-нибудь? - спросил Матвей.
     Петр не ответил. Такая у него была привычка -  не отвечать на некоторые
вопросы. Матвей не стал повторять и замолчал.
     - Гляди, что принес, - сказал, подходя, Семен и  бросил на  траву перед
Матвеем что-то в мятой газете. Когда он развернул ее, Матвей увидел мухоморы
- на первый взгляд, штук около двадцати, самых разных размеров и формы.
     - Где ты их взял?
     - Да  прямо  тут  растут,  под  боком, - Семен  махнул рукой в  сторону
рощицы, куда несколько минут назад уходил.
     - Ну и что с ними делать?
     - Как что. Опьяняться, -  сказал Семен, - как наши  нордические предки.
Раз бабок нет.
     - Давай еще постучим, - предложил Матвей, - Лариса в долг одну даст.
     - Стучали уже, - ответил Семен.
     Матвей с сомнением посмотрел на красно-белую кучу, потом перевел взгляд
на Петра.
     - А ты это точно знаешь, Петя? Насчет нордических предков?
     Петр презрительно пожал плечами, присел на корточки возле кучи, вытащил
гриб с длинной кривой ножкой и еще не выпрямившейся шляпкой и  принялся  его
жевать.  Семен с Матвеем  с  интересом  следили за процедурой. Дожевав гриб,
Петр принялся за второй - он глядел в сторону и вел себя так, словно то, что
он делает, -  самая естественная вещь  на свете.  У Матвея не  было  особого
желания присоединяться к нему, но Петр вдруг подгреб к себе несколько грибов
посимпатичнее, словно  чтобы обезопасить их  от  возможных  посягательств, и
Семен торопливо присел рядом.
     "А ведь съедят все", - вдруг подумал  Матвей и образовал третью сидящую
по-турецки возле газеты фигуру.
     Мухоморы кончились. Матвей не ощущал никакого  действия,  только во рту
стоял  сильный  грибной  вкус.  Видно,  на  Петра  с Семеном  грибы тоже  не
подействовали. Все переглянулись, словно спрашивая друг друга, нормально ли,
что  взрослые серьезные люди только  что ни с того ни с  сего взяли  и съели
целую  кучу  мухоморов. Потом Семен  подтянул к себе  газету,  скомкал  ее и
положил в  карман, когда  исчезло большое  квадратное напоминание о том, что
только  что произошло, и на  оголенном месте нежно  зазеленела трава,  стало
как-то легче.
     Петр с  Семеном встали и, заговорив о  чем-то,  пошли  к дороге, Матвей
откинулся в  траву и  стал глядеть на редкий синий  забор у магазина.  Глаза
сами переползли на покачивающуюся  шелестящую листву неизвестного дерева,  а
потом  закрылись.  Матвей  стал  думать  о себе,  прислушиваясь к  ощущению,
производимому облепившей  его нос  дужкой очков. Размышлять о себе  было  не
особо  приятно  -  стоял  тихий  и  теплый  летний  день,  все  вокруг  было
умиротворено и  как-то взаимоуравновешено, отчего  и  думать тоже хотелось о
чем-нибудь  хорошем. Матвей перенес внимание на музыку со  столба, сменившую
радиорассказ о каких-то трубах.
     Музыка  была удивительная -  древняя и совершенно не соответствующая ни
месту, где находились Матвей с Петром, ни  исторической  координате момента.
Матвей попытался сообразить, на каком инструменте играют, но не сумел и стал
вместо этого прикладывать музыку к  окружающему,  глядя сквозь узкую щелочку
между веками, что из этого  выйдет. Постепенно окружающие  предметы потеряли
свою  бесчеловечность,  мир как-то разгладился, и вдруг произошла совершенно
неожиданная вещь.
     Что-то  забитое, изувеченное и  загнанное в самый  глухой и темный угол
матвеевой  души зашевелилось и  робко поползло к свету, вздрагивая и  каждую
минуту ожидая  удара.  Матвей дал этому странному  непонятно чему  полностью
проявиться и теперь глядел на  него внутренним взором, силясь понять, что же
это такое. И вдруг заметил, что это непонятно что и  есть  он сам  и это оно
смотрит  на  все  остальное,  только  что  считавшее  себя  им,  и  пытается
разобраться в том, что только что пыталось разобраться в нем самом.
     Это так поразило Матвея, что он, увидев рядом подошедшего Петра, ничего
не сказал, а только торжественным движением руки указал на репродуктор.
     Петр  недоуменно  оглянулся и  опять  повернулся  к Матвею, отчего  тот
почувствовал необходимость объясниться словами - но, как оказалось,  сказать
что-то осмысленное на тему своих чувств  он не может, с его  языка сорвалось
только:
     - ...а мы... мы так и...
     Но  Петр неожиданно понял,  сощурился  и,  пристально глядя на  Матвея,
наклонил голову  набок  и стал думать. Потом повернулся, большими  и  как бы
строевыми шагами подошел к столбу и дернул протянутый по нему провод.
     Музыка стихла.
     Петр  еще   не  успел  обернуться,  как  Матвей,  испытав  одновременно
ненависть  к нему и стыд за свой  плаксивый порыв, надавил чем-то тяжелым  и
продолговатым, имевшимся в его  душе, на это выползшее навстречу стихшей уже
радиомузыке нечто , по всему внутреннему миру Матвея прошел хруст,  а  потом
появились тишина и однозначное удовлетворение кого-то,  кем сам Матвей через
секунду и стал. Петр погрозил пальцем и исчез, тогда Матвей ударился в тихие
слезы и повалился в траву.
     - Эй, - проговорил голос Петра, - спишь, что ли?
     Матвей,  похоже,  задремал. Открыв глаза, он увидел над  собой  Петра и
Семена, двумя сужающимися колоннами уходящих в бесцветное августовское небо.
Матвей потряс головой и сел, упираясь руками в траву. Только что ему снилось
то же самое: как  он лежит,  закрыв глаза, в траве и  сверху раздается голос
Петра, говорящий: "Эй,  спишь,  что ли?"  А  дальше он вроде бы  просыпался,
садился, выставив руки назад,  и понимал, что только что ему снилось это же.
Наконец в одно из  пробуждений Петр схватил Матвея за плечо и проорал ему  в
ухо:
     - Вставай, дура! Лариска дверь открыла.
     Матвей покрутил головой, чтобы разогнать  остатки сна, и встал на ноги.
Петр  с  Семеном,  чуть покачиваясь,  проплыли  за угол. Матвей  вдруг  дико
испугался одиночества,  и хоть этого одиночества оставалось только три метра
до угла, пройти их оказалось  настоящим подвигом, потому что вокруг  не было
никого и  не было никакой гарантии,  что все это  - забор, магазин, да и сам
страх - на самом  деле. Но, наконец, мягко нырнул в прошлое  угол забора,  и
Матвей закачался вслед за  двумя родными  спинами, приближаясь к черной дыре
входа в магазинную подсобку. Там на крыльце уже стояла Лариска.
     Это была продавщица местного магазина - невысокая и тучная. Несмотря на
тучность, она была подвижной и мускулистой и могла сильно дать в ухо. Сейчас
она не отрываясь смотрела на Матвея, и ему вдруг захотелось пожаловаться  на
Петра  и  рассказать, как тот взял  и оборвал провод, по которому передавали
музыку.  Он вытянул вперед палец, показал им Петру  в спину и горько покачал
головой.
     Лариска в ответ нахмурилась, и из-за ее спины  вдруг долетел шипящий от
ненависти мужской голос:
     - Об этом вы скажете фюреру!
     "Какому фюреру, - покачнулся Матвей, - кто это там у нее?"
     Но  Семен с Петром уже исчезли в  черной дыре подсобки, и Матвею ничего
не оставалось, кроме как шагнуть следом.
     Говорил, как оказалось, небольшой телевизор, установленный на вросшем в
земляной пол спиле бревна, похожем на плаху. С экрана  глянуло  родное  лицо
Штирлица, и Матвей ощутил в груди теплую волну приязни.
     Какой  русский  не  любит  быстрой   езды  Штирлица  на  "мерседесе"  в
Швейцарских Альпах?
     Коммунист узнает  в  коттедже  Штирлица  партийную  дачу,  в  четвертом
управлении РСХА - первый отдел Минздрава, в чужой стране - свою.
     Интеллигент учится  у Штирлица пить коньяк в тоталитарном государстве и
без вреда для души дружить с людьми, носящими оловянный череп на фуражке.
     Матвей же чувствовал  к  этому  симпатичному  эсэсовцу средних  лет  то
самое,  заветное,  что  полуграмотная колхозница-сестра  питает  к  старшему
брату, ставшему  важным  свиномордым  профессором в  городе,  и сложно  было
сказать, что сильней  поддерживало эти  чувства  - зависть к чужой  сытой  и
красивой  жизни  или  отвращение к  собственной. Но  даже  не  это было  тем
главным, за что Матвей любил Штирлица.
     Штирлиц до странности  напоминал  кого-то знакомого - не  то  соседа по
лестничной клетке, не то мужика  из  соседнего цеха, не то двоюродного брата
жены.  И отрадно  было  видеть среди богатой  и счастливой  вражеской  жизни
своего  - братка,  кореша,  который носил галстук и белую рубашку под черным
кителем, умно говорил  со всеми  на их языке и был даже настолько  хитрее  и
толковее всех вокруг, что ухитрялся за ними шпионить и выведывать их главные
секреты. Но все же и это было не самым главным.
     В  конце  -  этого  в  фильме  не  было,  но  подразумевалось всем  его
жизнеутверждающим пафосом - в конце Штирлиц  вернется,  наденет демисезонное
пальто фабрики им.  Степана Халтурина и ботинки "Скороход" и встанет  в одну
из очередей за пивом, что светлыми  воскресными днями  вьются  по многим  из
наших  улиц,  и  тогда  Матвей  окажется  рядом,  тоже  в  этой  очереди,  и
уважительно  заговорит  со  Штирлицем  о житье-бытье, и Штирлиц  расскажет о
зяте, о резине для колес, а потом, когда уже выпито будет по два-три пива, в
ответ на вопрос Матвея он солидно  кивнет, и Матвей выставит на стол бутылку
белой. А потом свою поставит Штирлиц...
     -  А-а-а... - сморщась,  выдохнул Семен, когда Штирлиц с силой  опустил
коньячную  бутылку  на голову  Холтоффа.  -  Козел,  сходил  бы  на  двор за
кирпичом.
     - Тихо, - зашипел Петр, - сам козел. Вот так наших и ловят.
     - Или  еще, - вступил в разговор Матвей,  -  когда они пепел стряхивают
ногтем...
     Матвей говорил  и  опять  думал: "Зачем  же он провод оборвал?  Чем ему
музыка-то помешала?" И  в его душе постепенно  выкристаллизовывалось чувство
несправедливой обиды - даже не личной обиды, а некой универсальной жалобы на
общую инфернальность бытия.
     Лариска открыла бутылку водки  и  положила на  стол  несколько  крепких
зеленых яблок.
     ...Штирлиц  из-за  руля вглядывался в мокрое  шоссе впереди,  а  за его
спиной над задним  сиденьем безвольно моталась голова  с  черной повязкой на
глазу - пьяного друга Штирлиц в беде не бросал...
     - Мужики, - долетел ларискин голос (Матвей только сейчас заметил, что у
нее фиолетовые волосы), - ваш грузовик?
     Матвей сидел ближе всех к двери - он привстал и выглянул.
     - Пошли, - сказал он.
     На  дороге,  метрах  в  тридцати   от  магазина,  стоял  грузовик,   из
ободранного кузова которого алтарем поднимался сварочный трансформатор.
     - Пошли, - повторил  за Матвеем Петр - повторил по-другому,  сурово и с
каким-то   внутренним  правом   сказать  всем  остальным  "пошли",  и  тогда
действительно пошли.
     В  кузове  сильно  трясло,  и сварочный  трансформатор  иногда  начинал
угрожающе наползать на Матвея - тогда он  вытягивал ноги  и упирался  в него
сапогами.  Семен  не то  от тряски, не то  от грибов  и водки начал блевать,
загадил весь  перед своего  ватника  и  теперь  делал  такое  лицо, словно в
облеванном ватнике сидел не он, а все остальные.
     Проехав по шоссе километров пять, шофер  затормозил в  безлюдном месте.
Матвей посмотрел направо и увидел просвет между деревьями, куда вела уже еле
заметная, заросшая травой грунтовка, ответвлявшаяся от шоссе. Никаких знаков
вокруг не было. Шофер высунулся из своей кабины:
     - Чего, срежем может?
     Привстав,  Петр  сделал рукой  жест безразличия и  скуки. Шофер хлопнул
дверцей кабины, машина медленно съехала с откоса и углубилась в лес.
     Матвей сидел  спиной к  борту и думал то  об  одном,  то о другом.  Ему
вспомнился  приятель детских  лет,  который  иногда  приезжал  на  лето в их
деревню.  Потом  он увидел  справа  между  берез поблекший  фанерный  щит со
стандартным  набором  профилей ,  когда эта  тройка пронеслась  мимо, Матвей
отчего-то вспомнил Гоголя.
     Через минуту он заметил, что, думая о Гоголе,  думает  на  самом деле о
петухе, и быстро  понял  причину: откуда-то выползло  немецкое слово Gockel,
которое он, оказывается, знал. Потом  он глянул  на  небо, опять на  секунду
вспомнил приятеля и поправил на носу очки.  Их тонкая золотая дужка отражала
солнце,   и  на   борту   подрагивала   узкая  изогнутая  змейка,   послушно
перемещавшаяся вслед  за движениями  головы.  Потом  солнце  ушло за тучу, и
стало  совсем  нечего делать - хоть в кармане  кителя  и  лежал томик  Гете,
вытаскивать его сейчас  было бы  опрометчиво, потому  что фюрер, сидевший на
откидной  лавке  напротив,  терпеть не  мог, когда  ктонибудь  из окружающих
отвлекался на какое-нибудь мелкое личное дело.
     Гиммлер  улыбнулся, вздохнул и поглядел на часы - до Берлина оставалось
совсем чуть-чуть, можно было и потерпеть. Улыбнулся он потому, что, поднимая
глаза  на  часы,  мельком увидел неподвижные застывшие рожи  генштабистов  -
Гиммлер был уверен,  что на  их телах сейчас  можно демонстрировать  феномен
гипнотической каталепсии, или,  попросту сказать, одеревенения. Толком  он и
сам не понимал, чем  объясняется странный и, несомненно, реальный, что бы ни
врали  враги,  гипнотизм  фюрера,  с  проявлениями которого  ему  доводилось
сталкиваться  каждый  день.  Все было бы  просто, действуй  личность Гитлера
только на высших чиновников Рейха - тогда объяснением был бы страх за свое с
трудом достигнутое  положение. Но ведь  Гитлер  ошеломлял  и  простых людей,
которым, казалось, незачем было имитировать завороженность.
     Взять хотя бы сегодняшний случай с водителем бронетранспортера, который
вдруг  по  непонятной причине  остановил  машину.  Фюрер  встал  с  лавки  и
высунулся  за бронированный  борт,  Гиммлер  встал  рядом с  ним,  и  шофер,
вылезший из кабины, очевидно чтобы сказать что-то  важное, вдруг потерял дар
речи  и уставился  на фюрера,  как  заяц на  удава. Несуразность  этой сцены
усугублялась тем, что пока  шофер выпучив глаза глядел на Гитлера, его сзади
хлопали ладонями  по бокам  и ногам незаметно  выскочившие из сопровождающей
машины агенты службы безопасности. Фюрер тоже  не  понял, в  чем дело, но на
всякий  случай  сделал величественный  жест рукой.  Чтобы свести  все  это к
шутке, Гиммлер засмеялся, шофер попятился  в кабину, а охрана исчезла, фюрер
пожал  плечами  и  продолжил  прерванный  остановкой  разговор  с  генералом
Зиверсом -  говорили  они о танковом деле  и  новых  видах оружия.  Эта тема
вообще сильно занимала склонного последнее время к  меланхолии фюрера  -  он
оживлялся,  начинал шутить  и  подолгу готов был  беседовать о  достоинствах
зенитного пулемета или противотанковой пушки. Сегодняшняя поездка тоже  была
связана с этим: узнав, что на вооружение принимается новый бронетранспортер,
фюрер за какиенибудь полчаса обзвонил всех высших чинов генштаба и предложил
(а попробуй откажись) увеселительную прогулку в одну  из загородных пивных -
разумеется, на этом бронетранспортере.
     Гиммлеру  не оставалось  ничего другого, кроме  как в спешке расставить
своих людей  вдоль дороги  и заполнить пивную переодетыми чинами СС,  фюрер,
вероятно, разозлился бы, узнав, что после чая (сам он  не пил пива) танцевал
танго не  с безымянной девушкой из народа, а  с штурмфюрером  СС, отличницей
боевой и политической подготовки. А может, решил бы, что такой и должна быть
безымянная девушка из народа.
     Когда Гиммлер заметил, что фюрер проявляет нервозность, вокруг  уже был
Берлин.  Собственно,  ничего  особого не происходило -  просто Гитлер  начал
закручивать  кончики   своих  усов.  Жесткая  и  короткая  щетина  сразу  же
выпрямлялась,  но  Гитлер  продолжал морщась  подкручивать  ее  вверх. Давно
изучивший привычки фюрера Гиммлер догадался, что сейчас произойдет, и точно:
не  прошло и пары  минут,  как Гитлер  постучал  сапогом  в перегородку,  за
которой сидел водитель, и громко крикнул:
     - Приехали! Стоп!
     Бронетранспортер  немедленно остановился,  и  сразу же  сзади загудели,
потому что стала образовываться пробка: вокруг был уже почти самый центр.
     Гиммлер  вздохнул,  снял  с  носа  очки  и  протер  их маленьким черным
платочком с  вышитым  в углу черепом.  Он  знал, что  означает остановка: на
фюрера накатило, и ему совершенно необходимо  было сказать речь  - выделение
речей у Гитлера было чисто физиологическим, и долго сдерживаться  он не мог.
Гиммлер  покосился на  генералов. Они оцепенело  покачивались и  походили на
загипнотизированных удавом жертв, они знали, что у фюрера с собой пистолет -
по дороге он  пояснял на нем некоторые из своих соображений  о преимуществах
автоматического взвода  перед револьвером, - и теперь готовились к тому, что
мог  выкинуть  распаленный  собственной речью Гитлер. Одного  из  генералов,
старого  аристократа,  который  совершенно  не  привык  к  пиву,  мутило  от
выпитого, и теперь одна сторона его зеленого мундира была блестящей и черной
от блевоты, отчего мундир показался Гиммлеру похожим на эсэсовский.
     Гитлер поднялся  на  кубическое  возвышение  для  пулеметчика,  алтарем
торчавшее в центре кузова, пожал собственную ладонь и огляделся по сторонам.
     Гудки сзади  сразу же прекратились, справа за броней громко проскрипели
тормоза. Гиммлер поднялся с лавки и выглянул на улицу. Машины вокруг стояли,
а на тротуарах с обеих сторон быстро, как в кино, росла толпа, передние ряды
которой были уже вытеснены на проезжую часть.
     Гиммлер догадывался, что в толпе были его  люди, и немало, но все равно
чувствовал себя неспокойно. Он сел обратно на лавку, снял с головы фуражку и
вытер пот.
     Гитлер между тем уже начал говорить.
     - Я  не  терплю предисловий, послесловий и комментариев, сказал он, - и
прочей жидовской  брехни. Мне,  как любому немцу, отвратителен психоанализ и
любое  толкование  сновидений.  Но все же сейчас я  хочу рассказать  о  сне,
который я видел.
     Последовала обычная для начала  речи минутная пауза,  во  время которой
Гитлер,  делая вид, что смотрит вглубь себя, действительно заглядывал вглубь
себя.
     - Мне снилось,  что  я иду по какому-то полю на  восточных территориях,
иду с простыми людьми, рабочими-землекопами. По бокам - бескрайняя, огромная
равнина с  ветхими постройками, курганами, изредка попадаются деревушки, где
поселяне  трудятся у своих домов. Мы - я и мои спутники  - проходим по одной
из деревень  и  останавливаемся  отдохнуть  на лавке в тени  от  старых лип,
напротив каких-то надписей.
     Гитлер замахал  руками,  как  человек,  который  разворачивает  газету,
проглядывает ее, с отвращением комкает и отбрасывает прочь.
     -  И тут, -  продолжил  он, - за спиной включается  радио  и  раздается
грустная старинная музыка - клавесин или гитара, точней я не помню. Тогда ко
мне поворачивается Генрих...
     Гитлер сделал рукой приглашающий жест,  и над маскировочными  разводами
борта  бронетранспортера  появилась  поблескивающая золотыми  очками  голова
рейхсфюрера СС.
     - ...а во сне он был одним из моих товарищей-землекопов, и говорит: "Не
правда  ли,  старинная  музыка  удивительно  подходит  к русскому  проселку?
Точнее,  не  подходит, а удивительным образом меняет все вокруг? Испания, а?
Быть может,  это  лучшее в жизни, - сказал  мне  он, -  давай  запомним  эту
минуту".
     Гиммлер смущенно улыбнулся.
     - И я, - продолжал Гитлер, - сперва  согласился с ним. Да, Испания! Да,
водонапорная  башня -  это  кастильский замок! Да, шиповник походит  на розу
мавров! Да, за холмами мерещится море! Но...
     Тут голос Гитлера приобрел необычайно мощный тембр и  вместе с тем стал
проникновенным и тихим, а руки, прижатые до этого к груди,  двинулись - одна
вниз, к паху, а другая - вверх, где приняла такую позицию, словно держала за
хвост большую извивающуюся крысу.
     -  ...но когда  мелодия,  сделав  еще несколько простых  и  благородных
поворотов, стихла, я понял, как был неправ бедный Генрих...
     Ладонь  Гитлера  описала полукруг  и шлепнулась на фуражку рейхсфюрера,
посеревшее лицо которого медленно ушло за край брони.
     - Да,  он  был неправ, и я  скажу  почему.  Когда радио  замолчало,  мы
оказались  на  просиженной лавке, среди  кур  и лопухов.  Тарахтел  трактор,
нависали заборы,  и  хоть  в обе  стороны тянулась дорога, совершенно некуда
было идти, потому что эта дорога вела к таким же лопухам и курам, к таким же
заколоченным  магазинам, стендам  с пожелтелыми  газетами, и ясно  было, что
куда бы мы ни пошли, везде точно так  же будет стрекотать трактор, наматывая
на свой барабан нити наших жизней.
     Гитлер обнял правой рукой левое плечо, а левую заложил за затылок.
     - И тогда  я  задал  себе  вопрос:  зачем?  Зачем гудели за  спиной эти
струны, превращая  унылый восточный полдень в нечто большее любого полдня  в
любой точке мира?
     Гитлер, казалось, задумался.
     - Если  бы я  был  моложе  -  ну, как  тогда,  в четырнадцатом - я  бы,
наверно, сказал себе: "Адольф, в эти минуты ты  видел  мир  таким,  каким он
может  стать, если..." За этим "если" я  бы поставил, полагаю,  какую-нибудь
удобную  фразу,  одну  из  существующих  специально для  заполнения подобных
романтических дыр в голове. Но  сейчас я уже не стану  этого  делать, потому
что слишком долго занимался подобными вещами.  И я знаю: то, что приходило к
нам,  не было подлинным,  раз оно бросило нас  на заросшем травой  полу этой
огромной  захолустной  фабрики  страдания,  среди  всей   этой  бессмыслицы,
нагроможденной вокруг.  А все настоящее должно само  позаботиться  о  тех, к
кому  оно приходит,  не нужно ничего охранять в  себе -  то, что мы пытаемся
охранять, должно на  самом деле охранять нас... Нет, я не куплюсь так легко,
как мой бедный Генрих...
     Гитлер опустил яростно горящий взгляд внутрь бронетранспортера.
     - И если теперь меня спросят, в  чем был  смысл этих трех  минут, когда
работало радио и мир  был  чем-то  другим, я отвечу: а  ни в чем.  Нет  его,
смысла. Но что же это было такое, опять  спросят  меня. А что было? Где это,
скажу я, и было ли это вообще?
     Ветер  подхватил гитлеровский чуб, свил  его и  на секунду  превратил в
подобие указателя, направленного вниз и вправо.
     - ...почему мы так боимся что-то потерять, не зная даже, что мы теряем?
Нет,  пусть уж  лопухи будут просто  лопухами,  заборы - просто  заборами, и
тогда  у дорог снова появятся  начало и конец, а у движения по  ним - смысл.
Поэтому давайте наконец примем такой взгляд на вещи, который вернет миру его
простоту, а нам даст возможность жить в нем, не боясь ждущей  нас за  каждым
завтрашним углом ностальгии... И что тогда сможет нам  сделать включенный за
спиной приемник!
     Гитлер опустил голову, покивал чему-то,  потом медленно поднял глаза на
толпу и выкинул правую руку вверх.
     - Зиг хайль!
     И, не обращая внимания на ответный рев толпы, повалился на лавку.
     -  Поехали,  -  сказал  Гиммлер в  решеточку,  за  которой  было  место
водителя.
     Остаток дороги  Гиммлер глядел в бортовую стрелковую щель, притворяясь,
что поглощен происходящим  на  улицах, - так было меньше вероятности,  что с
ним  заговорят. Как  это всегда бывало при  плохом настроении, очки казались
ему большим насекомым с прозрачными крыльями, впившимся прямо в переносицу.
     "Интересно,  - думал он, - как  может этот человек столько рассуждать о
чувствах и совершенно  не задумываться  о  людях? Что он,  не  понимает, как
просто оскорбить даже самую преданную душу?"
     Сняв  очки,  Гиммлер сунул  их в  карман,  теперь  окружающее  виделось
расплывчато, зато мысли в голове прояснились и обида отпустила.
     "Чего  это  он сегодня так разговорился о подлинности  чувств?  Прошлая
речь была о литературе, позапрошлая  -  о французских винах,  а  теперь  вот
взялся за душу...  Но что он называет  подлинным? И  почему он считает,  что
прекрасная сторона мира должна защищать его от дурного пищеварения или узких
ботинок? И  наоборот - разве прекрасное нуждается в какой-то  защите?  А эти
уральские лопухи... сравнения  у него, по правде сказать, пошлы: кастильский
замок, севильская  роза... Или  не  севильская?  Море  какое-то  за  холмами
придумал... Да  лучше  пошел бы за  холмы  и поискал бы это самое море,  чем
орать во всю  глотку,  что  его нет.  Может, моря не нашел бы,  а увидел  бы
что-то другое. Да и разве этому нас учат Ницше и Вагнер? Не может шагнуть, а
говорит, что  идти некуда.  И как говорит -  за других  решает, думает,  что
круче  его никого нету. А  сам в Ежовске возле винного  на прошлой неделе по
харе  получил. И  сейчас  надо  было  дать, в  натуре  так...  А  то провода
обрывает, когда люди музыку слушают, а потом еще всю дорогу о жизни..."
     Матвей  сердито  сплюнул в угол и уже совсем  собрался начать  думать о
другом, когда грузовик вдруг затормозил и встал - они были на месте.
     Матвей быстро выпрыгнул из кузова, отошел, будто по  нужде, за какой-то
недостроенный  кирпичный угол и  заглянул в  себя, пытаясь  увидеть там хоть
слабый след того, что увидел несколько  часов  назад, слушая  радио.  Но там
было  пусто и  жутко, как зимой  в пионерлагере,  разрушенном  гитлеровскими
полчищами:  скрипели на  петлях ненужные двери, и  болтался на ветру обрывок
транспаранта с единственным уцелевшим словом "надо".
     - А Петра я убью, - тихо  сказал Матвей, вышел из-за угла и  вернулся к
своей обычной внутренней  реальности. Потом,  уже работая, он несколько  раз
поднимал  глаза  и  подолгу глядел  на  Петра,  ненавидя  по очереди  то его
подвернутые  сапоги,  то  круглый затылок,  то совковую  во  многих  смыслах
лопату.


Пелевин. Виктор Пелевин спрашивает PRов

     Оригинал расположен на сайте журнал "Советник"
     Виктор Пелевин спрашивает:
     "Не  являются  ли современные  технологии обработки  массового сознания
развитием разработок геббельсовской и сталинской пропаганды?"
     В  субботу  13 ноября состоялись очередные  занятия  в  PR-лаборатории,
созданной журналом "Советник" и факультетом прикладной политологиии ГУ-ВШЭ.
     В них принял участие писатель Виктор Пелевин, которого член Экспертного
совета журнала  Алексей  Кошмаров  в  своем  письме в  редакцию  "Советника"
накануне  занятий назвал  "отражением собственных  текстов на т.н. "реальную
жизнь".  Мотивируя  свой отказ  принять  учстие в лабораторных занятиях, г-н
Кошмаров  заявил, что  "не считает для себя возможным  обсуждать с  котлетой
принципы кулинарии".
     Как показали занятия, точка зрения г-на  Кошмарова не лишена  серьезных
оснований,  как,  впрочем,  и  мнение г-на  Пелевина  о  том, что  "кулинар"
Кошмаров никак  не  застрахован от  того, что в один прекрасный  момент  сам
может превратиться в "котлету".
     Подробный  отчет  о  занятиях  в  PR-лаборатории  будет  опубликован  в
ближайшем  номере  "Советника". Однако,  как нам кажется,  вопросы, поднятые
Виктором Пелевиным на занятиях, достойны того,  чтобы с  ними  познакомилось
как  можно  больше  участников  рынка  PR  и  тех,  у  кого  об  этой  сфере
деятельности существует какое бы то ни было определенное мнение.
     Те, кто  пожелают  ответить  на  вопросы В.  Пелевина, могут  присылать
ответы в редакцию по e-mail: sovetn@cityline.ru
     x x x
     Я обращаюсь  к  вам, чтобы  попытаться  вместе  ответить  на  некоторые
вопросы.  Ответить  на них, как мне кажется, довольно  нелегко - ответ здесь
подразумевает не "да" или "нет", а,  скорее, некоторый  анализ. Я  хотел  бы
услышать мнение профессионалов, именно потому, что у  нас самих нет ответов,
а   только  предположения.  Основная  тема  разговора,   если  поставить  ее
максимально широкко,  это соотношение  реальности  и  имиджа.  Меня  так  же
интересуют вопросы,  связанные с  определением того,  что такое общественное
сознание  с  точки  зрения  PR-технологов  и  где  лежат границы допустимого
манипулирования им.
     1. Информационное  пространство  переполнено  имиджами,  которые  давно
живут  собственной  жизнью.  С  экономической   точки  зрения  имидж  -  это
коммерческий продукт, имеющий определенную  стоимость,  причем стоимость тем
выше,  чем выше эффективность этого  имиджа. С другой стороны,  общество  до
некоторой  степени верит  в  имиджи, считая,  что это  информационные образы
реальности. Но если имидж не отражает реальность, а модифицирует ее, его уже
нельзя назвать  имиджем, то есть образом. Возникает вопрос - если это образ,
то  образ чего?  Мы имеем  дело  с  феноменом  труднопостигаемой  природы  -
отражением, существующим незавимсимо от отражаемого. Этот феномен правильнее
называть  не  имиджем,  а  "виртуальным  информационным  объектом". У  этого
выражения,  кстати, такая  же  аббревиатура,  как  у  "временно исполняющего
обязанности", "врио". Кроме того, ясно чувствуется связь со  словом "врать".
Именно  виртуальные  информационные объекты  и  заполняют центр политической
жизни - голосуя, люди выбирают из их набора. Корректно ли вообще употреблять
слово   "имидж"   по  отношению   к  достаточно  произвольной  галлюцинации,
наведенной политтехнологами на  основе  уловленных ожиданий избирателей? Что
это такое  - "имидж"? Не получается  ли так, что  наши родители должны  были
выбирать  из одного полумертвого, но настоящего  Брежнева, а мы  выбираем из
десяти разных галлюцинаций, не зная, что  за этим стоит?  Можно  ли  назвать
такую  систему  направления  демократией,  не  имеем  ли  мы дело, скорее, с
имагократией,  если   воспользоваться   термином  Чеслава  Милоша,   или   с
PR-кратией? Как вы относитесь к  тому, что политическая жизнь эволюционирует
в эту сторону и к чему, по-вашему, может привести эта эволюция?
     2. То, что имидж является коммерческим  продуктом, приводит к тому, что
происходит инфляция имиджей. Они выцветают, если постоянно  не вливать в них
новые деньги. Кроме того, они постепенно разрушаются компроматом и перестают
вообще вызывать в людях какие-то чувства, кроме глухого омерзения. Не  ведет
ли  инфляция имиджей к  тому, что  у  людей  окончательно пропадает  вера  в
продукты  политтехнологий?  Не замечают  ли  профессионалы  этой  тенденции,
которая   может  проявиться,  например,  в  растущей   непредсказуемости   и
неуправляемости электората, в том,  что отработанные  и  надежные технологии
вдруг дают  сбой?  Не  проявляется  ли эта тенденция в том,  что  технологии
становятся одноразовыми, как шприцы?
     3.  В   силу   своей  природы  человек  не  имеет  прямого  контакта  с
общественным мнением - он может лично ознакомиться  только с мнением другого
человека. Общественное мнение - одна из глосс информационного  пространства.
О  содержании  общественного  мнения  люди  узнают из  СМИ,  причем  рейтинг
считается   его    единственной    объективной   характеристикой.    Картина
общественного мнения,  созданного на основе рейтингов, внедряется в сознание
электоральной единицы,  которая  всегда подсознательно отождествляет  себя с
большинством,  поскольку в  массовом  сознании именно  большинство  является
носителем моральной истины. Возникает  положительная обратная связь, которая
ведет к дальнейшему  росту рейтинга,  и т. д.  Не является  ли  общественное
мнение,  созданное  имиджмейкерами  на  основе  рейтинг-технологий,  имиджем
общественного  мнения? Не  ведут  ли  рейтинг-технологии  к  формированию  в
сознании  электоральной единицы имиджа  избирателя, который  впоследствии  и
будет выбирать между имиджами политиков? И не  правильнее ли в  таком случае
говорить не о выборах, а  об имидже выборов? Насколько прозрачны и  доступны
для общества  способы  сбора  информации о состоянии  общественного  мнения?
Зачем, с коммерческой  точки зрения,  вообще заниматься  изучением того, что
дешевле   изготовить?  Должны  ли   технологии  определения  рейтингов  быть
прозрачными для общества?
     4. Если расширить предыдущий вопрос - принято считать, что в  советском
обществе общественное мнение являлось высшим моральным  критерием. Именно  в
этом его ценность. Это  некая  главная инстанция, причем иерархически  она в
некотором  смысле  даже  серьезней,  чем  государственная  власть. В  идеале
демократия - это самоуправление общества  на основе общественного мнения. Но
мы уже  говорили  о том, что  в реальном кошмарном мире общественное  мнение
существует  только в  качестве  медиа-продукта,  или  сообщения о  состоянии
общественного  мнения.  По сути, общественное  мнение и  есть это сообщение.
Насколько  ценно для общества сформированное за деньги общественное  мнение?
Должно ли так быть при демократии? На что мы опираемся на  самом деле, когда
сначала формируем общественное  мнение,  а  потом говорим, что  опираемся на
него? Как может общество защитить себя от попыток подделать его мнение?
     5.  Насколько  осознают сами политтехнологи возможные  результаты своей
работы? Не имеем  ли мы  дело с разработкой и производством оружия массового
информационного поражения,  о мощности которого могут не  догадываться  даже
его разработчики? Не являются ли современные технологии обработки  массового
сознания развитием разработок геббельсовской и сталинской пропаганды?
     6. В  средствах массовой информации  часто  пишут, что  будущие  выборы
станут парадом новых политтехнологий. Не поясните ли вы,  как профессионалы,
о чем идет речь? Чего нам ожидать и как нам защищать свой разум?
     7. Известно, что  среди технологий, используемых в PR, имеются методики
принудительного  управления сознанием, такие, как НЛП. Хороший  коммуникатор
вроде Рейгана или Жириновского пользуется  техникой НЛП неосознанно. Поэтому
к  таким  людям  не может  быть претензий -  эти своего рода  талант, кторый
человек  применяет  интуитивно.   Но  совсем  другое  дело,  когда  методики
шизоманипулирования изучаются и применяются сознательно.  Мы говорим о таких
технологиях НЛП, как reframing, confusion  (разрыв  шаблона), double bind  и
более  серьезных. Вопрос для профессионалов, потому  что  мы  не  собираемся
здесь обучать  этим техникам тех, кто с ними не знаком. Люди, подвергающиеся
действию  этих  технологий,  не  должны о  них  знать  -  в противном случае
применение  этих методов теряет смысл.  Нормально ли такое положение  вещей?
Должны ли быть PR-технологии полностью прозрачны для  общества и возможно ли
это? Можно  ли  создать  независимую  структуру,  которая  информировала  бы
общество о том,  как  на него действуют  PR-технологии и как  обрабатывается
общественное сознание?
     8.  Вопрос  о внутреннем мире политтехнолога.  Известно, что  для того,
чтобы  заставить  поверить  во что-либо  других людей, необходимо хотя бы на
секунду поверить в это  самому. PR-специалисты  поочередно  обслуживают силы
противоположные или  серьезно несовпадающие друг с другом. Не приводит ли  к
крайнему    цинизму    или   шизофрении    профессиональная    необхоидмость
последовательно  (а  в  идеальном  для   бизнеса   случае   -  одновременно)
отождествляться  с таким  количеством полярных  мнений?  Как  защищают  себя
PR-технологи от этого психически опасного аспекта собственной  деятельности?
Можно  ли говорить  о внутренней PR-работе с  самим собой? Доставляет ли  им
наслаждение осознание того, что они могут  привести к  власти любого идиота?
Презирают ли они своих клиентов?
     9. Общественным мнением манипулируют в интересах тех, кто платит за это
деньги.  Но при этом объектом манипуляций становится сознание других  людей.
Любого  человека возмутило бы, если бы  по чьему-то заказу ему вдруг сделали
татуировку на  лбу.  Но почему  общество должно  разрешать татуировать  свое
созанние, да еще  бесплатно? Рекламлоках, а в созании людей. Почему заказчик
любого вида  рекламы  не  платит  отдельным  гражданам за  размещение  своей
информации  в  их  сознании?  При  установке  рекламного   щита   происходят
отчисления городской архитектуре, ГАИ, охране президента, балансодержателю и
т.д.  -  все в доле, кроме членов target group.  С ними  этот вопрос даже не
обсуждается.  В  чьей собственности вообще  находится  сознание  человека  в
условиях рыночных отношений?  Может  быть,  есть смысл создать союз гарждан,
принудительно  подвергнутых  PR-воздействиям?  Кто защищает интересы и права
граждан как объектов PR-манипулирования?
     10.  Как получилось, что  PR-технологи  стали так трепетно относиться к
своему   имиджу  в  общественном  сознании,  что  даже  провели  PR-акцию  с
подписанием  некой  хартии? Ведь  никто  еще  не проводил черных PR-кампаний
против  PR как  такового,  значит,  специалистов не  устраивает  тот  образ,
который  сложился  в  обществе объективно.  С  другой  стороны,  некорректно
обвинять  во всем политтехнологов - у них такие заказчики, и их деятельность
- просто  опрос. Целью  большинства политиков  не является утверждение таких
ценностей, как экология или либерализм, патриотизм  или почвенничество. Цель
- получить ресурс власти под ресурс денег.  Поэтому PR-специалисты не  могут
быть моральнее или порядочнее своих заказчиков. Или все-таки могут?

Виктор Пелевин. Имена олигархов на карте родины

     Межбанковский комитет по информационным технологиям
     Сов. конфиденциально
     ИМЕНА ОЛИГАРХОВ НА КАРТЕ РОДИНЫ
     Проект коррекции корпоративного имиджа российских олигархов
     Всякое  царство,  разделившееся в  себе,  погибнет. Мы много раз  имели
возможность убедиться в  правоте этих библейских слов. Но линия губительного
раздела не обязательно идет по карте, она может проходить сквозь умы и души.
Это происходит, когда одна часть  народа отторгается от другой и в  обществе
возникает  конфликт   разных  социальных   слоев.   Поэтому  главная  задача
национальных средств массовой информации  в  эпоху  кризиса - препятствовать
возникновению  розни и распрей.  В  этой связи особое беспокойство  вызывает
постоянно муссируемый в печати вопрос об олигархии и олигархах. Нам кажется,
что  тон и  общий  настрой  материалов на  эту  тему  вряд  ли  способствуют
установлению  общественного  согласия.  Основная  мысль  большинства  статей
такова  - олигархия глубоко противоречит  национальным интересам и ценностям
России   и  является   паразитической   надстройкой,   вызванной   к   жизни
коррумпированным  режимом,  который,  в свою очередь,  сформирован той самой
паразитической надстройкой, которую он же и создал. Не говоря уже о том, что
такая постановке вопроса абсурдна с  точки зрения элементарной  логики,  она
представляется   чрезвычайно  опасной   к  провокационной.  Мы   постараемся
объяснить почему.
     Слово  "олигархия"   греческого  происхождения  и   означает  правление
"немногих".  Олигархия,  то  есть  совет  богатых   людей,  при  котором  не
созывается народное собрание, вводилась в греческих  государствах  множество
раз (в Афинах, например, - эпоха Арсонага, правление "тридцати тиранов" и т.
д.) и множество раз сменялась демократией, то есть правлением так называемых
демагогов.  Исторический   материал  убедительно  доказывает,  что  общество
обращалось к олигархической модели именно в трудные времена хаоса и смуты, а
демократию способно было выдержать только в короткие  периоды относительного
благополучия. Но  поражение демагогов всегда оставалось их личной драмой,  в
то  время  как  поражение олигархов было  чревато  серьезными  потрясениями.
Олигархи,  изгоняемые  из Коринфа и Афин,  связывали себя взаимной  клятвой,
которая  звучала  так: "Обещаю быть  врагом  народа  и  вредить ему, сколько
хватит  моих   сил"  (перевод  Р.  Ю.   Виппера).   После  этого  изгнанники
отправлялись во враждебные общины и подстрекали  их напасть на  свой  родной
город.
     Мы понимаем, что любая историческая аналогия - вещь рискованная. Но все
же  представим,  что  произойдет,  если  российские олигархи,  доведенные до
предела  травлей  в СМИ,  соберутся  на  какой-нибудь  даче  в  окрестностях
Рублевского шоссе  и  дадут подобную  клятву?  Приняв во  внимание средства,
аккумулированные  ими  в  западных  банках,  мы  легко   поймем,   насколько
действенной может оказаться их агитация после отъезда.
     Поэтому единственно возможный лозунг для ответственных средств массовой
информации - "Народ и олигархия едины".  Причем он не должен демагогически и
тупо   выставляться   на   первую   полосу   в   манере,   характерной   для
коммунистической  пропаганды,  а должен негласно  пронизывать  всю  политику
подачи национальных новостей.
     Имидж-кампания,  направленная   на   коррекцию  корпоративного   образа
олигархов, делится  на несколько этапов. Первоочередная задача - доказать на
подсознательно-эмоциональном уровне, что олигархия отнюдь не является чем-то
чужеродным  для  России и богатства,  созданные многими поколениями россиян,
вовсе  не попали  в холодные руки равнодушных спекулянтов. Этой  цели служит
проект "имена  олигархов  на карте  Родины".  В нем  задействуются  названия
населенных  пунктов,  омонимически  совпадающие с фамилиями  олигархов.  Это
позволяет  создать  у  реципиентов  (особенно  из  подрастающего  поколения)
устойчивое  представление  о  том,  что корни  олигархии  всегда  дремали  в
российской  почве,  но уверенный и  цепкий побег смогли  дать  только тогда,
когда страну согрело солнце свободы. При этом вопрос о конкретной связи того
или иного  олигарха с тем  или  иным населенным пунктом не  будируется. Упор
делается на значение и  роль населенного пункта в истории России - проходили
ли там бои, совершались ли  там важные исторические события, упоминается  ли
он в былинах и летописях.
     БЕРЕЗОВСКИЙ:   Береза,  Березино,  Березники,  Березовка,  Березовский,
Березанка,   Березайка,   Березанская,    Березань,   Берездов,   Березняки,
Березниговатое, Березник, Березовец, Березовый, Березовая Рудка, Березово.
     ВИНОГРАДОВ: Виноградное, Винсады, Винница, Виньковцы, Винники.
     ГУСИНСКИЙ:    Гусев,    Гусиноозерск,     Гусь-Хрустальный.    Гусятин,
Гусь-Железный, Гусевский, п-ов Гусиная Земля, Гусино.
     ПОТАНИН: Потанино, Путятино, Поти.
     СМОЛЕНСКИЙ: Смоленец, Смолевичи, Смоленское, Смолино, Смолян.
     ЧЕРНОМЫРДИН:  Черноморское,   Чернь,   Чернухи,  Черный  мыс,   Чермоз,
Чернобай, Черноголовка, Чернов, Чернобаевка, Чернобыль.
     ХАИТ: Хаил, Хаилино.
     ЧУБАЙС: Чубаревка, Чу, Чупа, Чупаховка, Чупрево.
     КОХ: Коханово, Кохила, Кохля, Кохтла-Ярве.
     КАЗЬМИН: Кази-Магомед, Казинка, Казым, Казьминское.
     ХОДОРКОВСКИЙ: Ходоров
     Практическим воплощением этой  части проекта является цикл телепередач,
знакомящий зрителей с отобранными объектами российской  глубинки при широком
привлечении краеведов и местных ансамблей народного творчества. Одновременно
массовым  тиражом  издается  красивая  глянцевая карта омонимической России,
украшенная портретами олигархов. Она  развешивается в тех же  присутственных
местах,  где когда-то  висела  карта  СССР  (особое внимание следует уделить
тому, чтобы она имелась во всех начальных классах средней школы).
     На  следующем этапе средства массовой информации широко освещают визиты
олигархов  в омонимичные  населенные  пункты. Этому  событию  придается  вид
традиционного народного  праздника.  Приезд  олигарха сопровождают  народные
гулянья,  катание  на  тройках,  кулачные  бои,  медвежья забава, моржевание
(купание в проруби).
     Одновременно   средства   массовой  информации  делают  акцент  на  той
экономической  помощи,  которую   олигархи   оказывают  деревням-побратимам.
Отметим,  что  помимо  оплаты  эфирного  времени  это  не потребует  никаких
финансовых вложений. Достаточно будет наделить омонимичные населенные пункты
особым экономическим статусом - по примеру зауральского  дольмена  Шаманиха,
где расцветает созданная по проекту К.Борового оффшорная зона.
     Омонимичные города и села украшаются бюстами олигархов. Здесь не должно
быть никакой  помпезности - эти бюсты  должны быть  чрезвычайно скромными  и
недорогими. При этом через средства массовой информации осторожно проводится
мысль о  том,  что  по  чисто  экономическим причинам  господство  олигархов
обходится  стране гораздо дешевле, чем любая другая  форма  государственного
устройства.  Для иллюстрации  этой  мысли используется  следующий  тезис:  и
коммунисты, и  демократы  доказали,  что единственное,  на  что  они реально
способны,  - это шумные кампании по  переименованию городов, улиц  и станций
метрополитена (чего не требует олигархия, органически вырастающая из русской
топонимики),  а  также  циклическому   демонтажу  гигантских   дорогостоящих
памятников,  которых олигархия избегает (есть  много оснований считать,  что
все "идеологические расхождения"  демократов и коммунистов - просто-напросто
ширма, скрывающая крупную многолетнюю аферу по воровству  цветного металла с
его последующим вывозом из страны через эстонскую границу).
     Учитывая  рост  интереса  к   язычеству,   возможно  проведение  тайных
языческих  обрядов -  бронзовые бюсты олигархов смазываются  по ночам бычьей
кровью  и  медом,  перед  ними  приносят  в жертву  белого  петуха и сжигают
деревянные фигурки  финансовых  конкурентов.  Средства  массовой  информации
сообщают о  таких происшествиях как о курьезе, граничащем с правонарушением.
Эти  сообщения  должны  оттенять  постоянно  проводимую  мысль  о  том,  что
господство олигархии возвращает народную  душу в традиционное лоно греческих
ценностей.
     Установка бюстов сопровождается  открытием музеев  олигархов-побратимов
села или города,  тоже скромных,  с  экспозицией, основанной  на стандартном
фотокомплекте и  наборе  памятных  подарков  с подписью.  Желательно наличие
фотографии  молодого  олигарха в солдатской  форме на  фоне пшеничного  поля
(современные  технологии делают эту задачу  несложной).  В местных средствах
массовой  информации  активно разъясняется, что строительство музеев создает
новые рабочие  места в пораженной кризисом стране.  Лучшие художники  страны
должны   принять   участие   в    конкурсе   на   создание   монументального
полотна-предостережения "клятва олигархов", репродукция которого тоже должна
присутствовать в музеях и сельских клубах.
     После завершения  первого этапа кампании, когда понятие  "малой родины"
намертво связывается  в  массовом  сознании  россиян  с фигурами  олигархов,
начинается второй этап под условным названием "в поисках среднего класса ".
     Сообщается,  что  все  серьезные  социологи,  способные   глядеть  хоть
сколько-нибудь далеко вперед, заняты сейчас решением вопроса о том, возможно
ли в  России создание  среднего класса  без передела собственности,  который
никогда не бывает бескровным. Активно проводится мысль, что на  путях борьбы
с  олигархией  эта  задача неразрешима. В жарких  теледискуссиях  постепенно
вызревает  вывод, что с  олигархией и не  нужно  бороться - наоборот, именно
полная и окончательная  олигархизация всех  сторон жизни  общества и поможет
решить эту проблему.
     Пути решения таковы.  Из истории  известно, что олигархи, скучающие  от
сытой праздности, склонны  создавать  гаремы,  а  их  потомство  чрезвычайно
многочисленно и  порой исчисляется  многими  сотнями. При  этом  в  процессе
наследования   происходит  естественное  дробление  собственности.  Если  на
протяжении двух или трех поколений  подобная скорость размножения  олигархов
будет    предписана   юридическим    императивом   (разумеется,   с   учетом
недопустимости  внутрипопуляционного   имбридинга),  в  стране  естественным
образом возникнет средний  класс,  который  только и способен  стать основой
подлинной общественной  стабильности.  Средства  массовой информации  должны
постоянно подчеркивать те усилия, которые олигархи прикладывают для создания
среднего  класса: несомненно,  что откровенные рассказы об  этой стороне  их
деятельности поднимут рейтинг ведущих телеканалов.
     Не  следует изобретать велосипед:  формы,  в которых должен происходить
этот   процесс,  уже   найдены  человечеством  (право  первой  ночи,  выдача
определенного числа наложниц с каждой территориальной единицы и т. д.). Если
потомство олигархов предпримет попытки передела собственности по феодальному
образцу,  их   следует   законодательно   пресекать,   здесь   серьезную   и
конструктивную  роль  могла  бы   сыграть   наконец   Государственная  Дума.
Разумеется,  этот  процесс будет  обслуживать  новая  идеологическая модель,
которая   примет   эстафету  от  уже   сыгравшего  свою  историческую   роль
монетаризма.   Идеологией    переходного   периода   должна   стать   теория
олигархического консумеризма, которую еще предстоит разработать. Необходимо,
чтобы  все  поняли  - диалектика развития  России  и  стратегическая  задача
создания  среднего класса требуют  от  граждан еще туже  затянуть пояса,  не
обращая  внимания  на уродливые порой гримасы чужих  эксцессов,  готовностью
сделать это измеряется гражданская зрелость и степень понимания происходящих
в обществе процессов. Эту  мысль будет не  так просто донести  до россиян  в
полном  объеме, но  нет  ни малейших сомнений,  что представители научной  и
творческой интеллигенции - экономисты, публицисты и социологи, телевизионные
обозреватели и кинорежиссеры, артисты эстрады и литераторы, - вновь блестяще
справятся с задачей, которую ставит перед ними время. А начинать  эту работу
нужно прямо сейчас: ведь время - это деньги.
     Виктор ПЕЛЕВИН,
     главный  научный сотрудник  межбанковского  комитета по  информационным
технологиям
     "Новая газета". 1998. No 41 (19 октября).


Виктор Пелевин. Ultima Тулеев, или дао выборов

     (c) Copyright Виктор Пелевин

     НГ-Сценарии. 1996. No 3. (Независимая газета. 1996. 29 июня.)
     Китайцы древности знали, что любой выбор одного варианта из  нескольких
ущербен, так  как  отвергает  все  остальные.  Поле  выбора редуцируется  до
одной-единственной  точки,  там, где  только что  царили неопределенность  и
свобода,   возникает   осознанная  кем-то   другим   необходимость.  Поэтому
стержневым   понятием  китайской  культуры  всегда  являлся  так  называемый
инвариантный  выбор,  при  котором  возможные  ветви  развития  ситуации  не
отсекались, а происходила их интеграция в целое, что и считалось единственно
правильным решением, позволявшим обрести подлинный Путь - Дао.
     Поясним это на простом примере. Допустим, требуется выбрать между "А" и
"В".  При выборе "А" ситуация  становится определеннее ровно в два  раза, но
все ветвления, связанные  с "В", исчезают  (то же, естественно, относится  к
противоположному решению). Поэтому правильным выбором  между "А" и "В" будет
некое "С", инвариантное как "А", так  и "В". Или, как  в известном анекдоте,
тот случай, когда подброшенная  вверх монета  вдруг  встанет на ребро вместо
того,  чтобы упасть  орлом или решкой. Интересно, что в  истории  в конечном
счете  всегда так и происходит -  вместо альтернативных решений  торжествует
синтез.
     Естественность  и  закономерность  такого подхода  в  области  политики
продемонстрировало  недавнее  "заявление тринадцати",  где содержится призыв
побудить   политиков   к   весьма  серьезным   взаимным  уступкам.   Крупных
промышленников и  банкиров никто не упрекнет в легкомыслии  - наоборот, если
уж кому-то в стране свойственно оценивать ситуацию с  точки зрения  здравого
смысла,  так  это  им. Больше  того,  получается,  что  они гораздо ближе  к
изначальному Дао,  чем политически  ангажированная интеллигенция,  давно уже
заблудившаяся  среди  трех  осин своего коллективного разума. Суть  послания
финансово-промышленной элиты как  раз и заключается  в  требовании  ко  всем
участникам президентской гонки отказаться  от личных  амбиций и найти своего
рода  универсальный  инвариант   всех  политических  платформ.  Единственным
недостатком этого  глубокого во всех отношениях документа является то, что в
нем не  указан  способ  стягивания  всех  кандидатов  в  одну  по-настоящему
общенародную фигуру. Но выход здесь представляется достаточно простым.
     Одной  из распространенных в  этнографии техник изучения сравнительного
облика  народов является составление обобщенного портрета этнической группы.
Это несложно. Делают  снимки нескольких тысяч человек - обычно строго анфас,
как на документы, а затем с очень короткой экспозицией печатают все негативы
на один лист фотобумаги. Получается несколько размытое изображение условного
"эфиопа"  или  "полинезийца"  и  т.  д.  Интересно  отметить,  что  все  без
исключения  лица, полученные  таким  способом, очень красивы, что лишний раз
доказывает  - мир, в котором мы живем,  был прекрасно задуман,  и если в нем
что-нибудь не так, это не вина Создателя.
     Ту  же  технику  можно  применить  и  к  кандидатам  в  президенты. Нет
необходимости делать специальные одномасштабные снимки под строго одинаковым
углом,  как  приходилось этнографам  и  антропологам. Развитие  компьютерной
техники упростило задачу - достаточно обычного компьютера "Силикон графикс",
оснащенного программой  "Elastic Reality". Эта программа  работает следующим
образом: в нее загружаются два изображения, называемые source image и target
image. Морфинг, то есть преобразование, идет от source image к target image.
На  каждое лицо наносится специальный  контур (если  кому интересно,  кривая
Безье,  где  кривизной  сегментов можно  управлять, двигая "тангенсы",  т.е.
тангенциальные отводы-"усы", исходящие из каждой точки). После  того как оба
лица  обтянуты  контурами, устанавливаются  точки  соответствия  между  ними
(correspondense points), и осуществляется собственно преобразование, которое
имеет примерно пятьдесят промежуточных стадии. При этом можно получить лицо,
в котором будет, скажем, сорок процентов source image и шестьдесят процентов
target   image,  что  позволяет  учесть  сравнительный  рейтинг  кандидатов.
Довольно  простые  вычисления,  напоминающие решение  задачи  из  химической
теории  растворов, позволяют  получить лицо виртуального  президента России,
интегрирующего в  себе  все без  исключения  народные  чаяния. Назовем  этот
персонаж Ultima  Тулеев  (что означает нечто вроде  "последнего предела",  в
противоположность красному переделу и синему беспределу) и проследим ведущий
к нему путь.
     При первоначальных  расчетах были использованы данные РОМИР (опрос 1500
чел.  в  160  населенных  пунктах  с  5  по  11 июня) в  пересчете  на  100%
(Жириновский  - 6%, Явлинский - 9%,  Федоров -3%, Лебедь -10%, Ельцин - 43%,
Зюганов - 29%). Остальные кандидаты не учитывались как не имеющие серьезного
визуального эффекта на конечный результат. После первого  тура  выборов была
проведена  корректировка  и   получено   новое   изображение  универсального
кандидата.
     Программа  Elastic  Reality позволяет  одновременно  работать только  с
двумя  лицами,   поэтому  в  процессе   морфинга  было  получено   несколько
промежуточных  результатов.  Для каждого  из  них  можно  проделать короткий
морфинг предвыборных лозунгов.
     1.  Трансмутация  Ельцин  - Зюганов  (президент  Зюгельцин): "Не  дадим
демонистам увлечь Россию в пропасть! "
     2. Трасмутация  Лебедь  - Федоров  (президент  Лебедоров): "Каждый вор,
взяточник и бандит должен знать - он получит в глаз! "
     3.  Трансмутация Жириновский - Явлинский  (президент  Жирявлинский): "К
Индийскому океану за пятьсот дней! "
     4.  Трансмутация  Жирявлинский  - Лебедоров.  Промежуточный  результат,
интересный прежде  всего  тем, что это самый  точный портрет  так называемой
"третьей силы". Читателю предлагается самому придумать обобщенному кандидату
"третьей силы" предвыборный лозунг.
     Интересно,  что  первый  гомункулус  (Зюгельцин)  является  базовым,  и
остальные кандидаты служат чем-то вроде соуса, добавляя ему округлости щек и
стального блеска в  глазах, хорошо  заметного  на двадцатидюймовом мониторе.
Но, хоть  французы и говорят,  что все дело в соусе, неожиданный  для многих
результат первого тура слабо сказался на внешности Ultima Тулеева. Последний
портрет  в серии трансмутаций (правый  нижний угол  этой страницы)  является
изображением Ultima  Тулеева, полученным на основе результатов первого  тура
президентских выборов - практически это лицо ничем (кроме пробора на голове)
не отличается от лица президента, полученного по результатам опроса РОМИРа.
     Мы   не  претендуем  на   лавры  первооткрывателя  методики   получения
универсального кандидата.  Отметим два  случая, когда  она уже применялась в
нынешней предвыборной  кампании.  Первый, самый известный - это состоявшийся
недавно  морфинг  Ельцин-Лебедь. Второй, мало кем  правильно  понятый, - это
появление кандидата  Брынцалова,  который  на  самом деле  является тридцать
вторым  кадром  пятидесятипозиционного перехода  от Жириновского к Федорову.
Это,  кстати,  наводит на  мысли  о том,  что никто  не может  гарантировать
реальности  остальных  кандидатов  и,  вполне  возможно,  что  все  нынешнее
правительство  России  -  просто несколько  десятков  гигабайт  виртуального
видеоряда на винчестере  "Силикона" или  "Оникса" в  какой-нибудь  подземной
анимационной студии.
     В  заключение  хотелось бы заметить, что  царящий в  средствах массовой
информации  предвыборный  ажиотаж  вызывает у нормального  человека  тяжелое
чувство. Все  газеты и  телеканалы неистово  спорят,  кто  станет  следующим
президентом России и поведет ее дальше по "пути". Нам представляется, что мы
дали  избыточный ответ  на  этот  вопрос,  показав  эйдос,  или  первообраз,
будущего президента, по отношению к которому любой победивший кандидат будет
просто одной из возможных проекций. А что касается пути, по которому  пойдет
дальше Россия, то непонятно, как и куда символическое понятие может пойти по
абстрактному.  Впрочем,  мы  допускаем, что некоторые  из аналитиков  все же
искренни  в  своем стремлении постичь истину. Хотелось бы напомнить  им, что
Дао, о котором  мы  говорили в начале,  это не дорога,  по  которой идут или
ведут других, но, скорее, путь,  который обретают внутри, наедине с собой, в
опустевших  и  темных коридорах  командных пунктов, избиркомов, телестудий и
редакций.  Или, как  говорил  недавно  по телевизору  двадцать седьмой  кадр
пятидесятикадрового морфинга  Толстой-Буковский, наивно считать,  что  новый
президент что-то изменит - подлинную реформу России надо начинать с себя.
     НГ-Сценарии. 1996. No 3. (Независимая газета. 1996. 29 июня.)



Виктор Пелевин. Краткая история пэйнтбола в Москве

     Один Жан-Поль Сартра имеет в кармане,
     И этим сознанием горд,
     Другой же играет порой на баяне...
     Б.Г.
     У искусства нет  задачи благороднее и выше, чем пробуждать милосердие и
снисходительную  мягкость  к  другим.  А  они,  как  каждый  из  нас  знает,
заслуживают этого далеко не всегда. Недаром Жан-Поль Сартр сказал: "Ад - это
другие".  Это  поистине  удивительные  слова  - редко  бывает,  чтобы  такое
количество  истины  удавалось  втиснуть   в  одно-единственное  предложение.
Однако, несмотря на всю свою глубину, эта сентенция недостаточно развернута.
Чтобы она обрела окончательную полноту, надо добавить, что Жан-Поль Сартр  -
это тоже ад.
     Я  говорю  об  этом  вовсе  не  для  того,  чтобы  лишний  раз  отыметь
французского философа-левака  в пыльном кармане своего интеллекта. Мне и без
того есть, чем гордиться. Просто надо ведь каким-то образом плавно перейти к
людям, которые  "играют  на  баяне",  или, если  перевести это  выражение  с
представленного в милицейских словарях уголовного жаргона времен Транссиба и
Магнитки, стреляют друг в друга из огнестрельного оружия.
     Ну вот мы и перешли - надеюсь, что занятый мыслями о Сартре читатель не
почувствовал при этом никаких неудобств.
     Яков Кабарзин по кличке "Кобзарь", лидер  Каменномостовской  преступной
группировки и крутой  идейный Сосковец криминального мира,  несомненно, имел
право относить себя к категории  "стрелков". Правда, он уже давно  не брал в
руки  оружия сам  -  но  именно  его воля, прошедшая  через  нервы и мускулы
разнообразных  быков,  пацанов и прочих простейших механизмов, была причиной
множества  сенсационных  смертей,  детально  описанных на  первых  страницах
московских   таблоидов.  Ни  одно  из  этих  убийств  не  было  вызвано  его
жестокостью  или  злопамятством  - к крайним  мерам Кобзаря побуждали только
неумолимые    законы    рыночной   экономики.    По    характеру    он   был
снисходительно-мягок, в меру сентиментален  и склонен прощать  своих врагов.
Это  чувствовалось  даже  в  его кличке,  несколько  необычной  для  блатной
культуры,  которая при  выборе  тотема  предпочитает неодушевленные  твердые
предметы вроде утюга, гвоздя или глобуса.
     Назвали его так еще  в школе. Дело в том, что Кобзарь с детства сочинял
стихи  и, подобно  многим известным  историческим  фигурам, считал главным в
своей жизни именно поэзию, а  не  административную  деятельность, за которую
его ценили современники. Больше  того,  как поэт он пользовался определенным
признанием  - его  стихотворения  и поэмы,  полные  умеренного  патриотизма,
некрасовского  социального   пафоса   (с   не  вполне   ясным   адресатом  и
отправителем)  и  любви  к  неприхотливо-неброской  северной природе  еще  в
советские времена появлялись во всяких альманахах и сборниках. "Литературная
газета"  пару  раз  печатала  в  разделе  "Поздравляем  юбиляров" заметки  о
Кобзаре, украшенные  похожей  на  фоторобот  паспортной  фотографией  (из-за
особенностей своей работы Кобзарь не очень любил сниматься). Словом,  в ряду
угрюмых паханов кануна  третьего тысячелетия Кобзарь  занимал примерно такое
место,  которое  принадлежало  Денису  Давыдову  среди партизан двенадцатого
года.
     Поэтому неудивительно,  что именно у  такого человека появилось желание
заменить кровавые огнестрельные разборки, при которых  в одной только Москве
кормилось не  меньше тысячи журналистов и фотографов, на какую-нибудь  более
цивилизованную форму снятия взаимных претензий.
     Эта мысль пришла Кобзарю в голову в только  что открытом казино  "Yeah,
Бунин!", когда  он, слушая вполуха известный  шлягер  "Братва,  не стреляйте
друг  в  друга", размышлял  о  русской истории и  прикидывал, на красное или
черное делать следующую ставку.
     Так  случилось, что в этот самый момент по телевизору, укрепленному для
отвлечения   игроков  прямо  над   игорным   столом,   показывали   какую-то
американскую картину, в  которой герои,  отдыхая на природе, стреляли друг в
друга разноцветной  краской из  ружей  для  пэйнтбола. Неожиданно  программа
переключилась, и на экране замелькали  знаменитые  кадры ограбления банка из
фильма "Heat".
     Кобзарь с  грустью подумал, что жанр "экшн", который  в  цивилизованном
мире разгружает  замусоренное подсознание миллионов жирных старух, поедающих
у телеэкрана свою  пиццу в  ожидании смерти, в  доверчивой России  почему-то
становится  прямым руководством к действию  для цвета юношества, и никто, ну
абсолютно никто не понимает, что крупнокалиберные винтовки в руках у пожилых
киногероев  -  просто  климактериально-седативная  метафора.  В  этот момент
проходивший мимо официант споткнулся, и из опрокинувшегося стакана на  белый
пиджак Кобзаря выплеснулся желтый поток яичного ликера.
     Официант  побледнел. В  глазах  у  Кобзаря  полыхнуло белым  огнем.  Он
внимательно  осмотрел желтое  пятно  на своей  груди, поднял глаза  на экран
телевизора, потом опустил их  на официанта и  сунул  руку в карман. Официант
уронил  поднос  и  попятился.  Кобзарь вынул руку  - в  ней  был  мятый  ком
стодолларовых купюр и  несколько крупных  фишек. Впихнув все это в нагрудный
карман официантского  пиджака,  он развернулся  и быстро  пошел к выходу, на
ходу набирая номер на своей крошечной "Мотороле".
     На  следующий  день  по  одному  из   подмосковных  шоссе  с   большими
интервалами  пронеслось  семь черных  лимузинов с  затемненными  стеклами  и
золотого цвета "Роллс-Ройс"  с двумя мигалками на  крыше. Вслед за каждой из
машин  ехали  джипы  с  охраной.  Стоявшая  в  оцеплении  милиция  сохраняла
надменно-важное  молчание,  ходили  дикие  слухи,  что  где-то  под  Москвой
проходит  секретный саммит большой восьмерки,  или, как изысканно выразилась
одна критически мыслящая газета, "семерки с половиной". Но  знающие люди все
поняли, узнав в золотом "Роллс-Ройсе" машину Кобзаря.
     Пользуясь своим авторитетом духовного Сосковца, Кобзарь  за один  вечер
обзвонил  лидеров  семи  крупнейших  преступных группировок и назначил общую
стрелку в известном подобными стрелками загородном ресторане "Русская Идея".
     - Братья, -  промолвил он, обводя горящими глазами  пророка рассевшихся
за  круглым  столом  авторитетов.  - Я уже не очень молодой человек. А  если
честно, так и совсем  не молодой. И мне уже ничего не надо для себя. Хотя бы
потому, что  у  меня давно все есть.  Если кто-то  хочет  сказать,  что  это
неправда, пусть он не тянет резину и скажет сейчас. Вот ты, Варяг. Может, ты
думаешь, что у меня еще нет чего-то, что я хочу?
     - Нет,  Кобзарь, -  ответил  калининградский вор Костя Варяг, звавшийся
так  не  из-за  своей нордической внешности, как ошибочно  думали многие,  а
потому, что украинская братва несколько раз приглашала его смотрящим в Киев,
как когда-то Рюрика. - У тебя в натуре есть  все. А если чего нет, так я про
такие предметы не имею понятий.
     - Скажи ты, Аврора, - обратился Кобзарь к авторитету из Питера.
     -  Чего  же  тебе  еще  хотеть, Кобзарь?  -  задумчиво отозвался Славик
Аврора, который прославился в блатных кругах легендарным выстрелом из орудия
по даче  несговорчивого Собчака. -  У тебя  нет  разве что своей космической
станции.  И  то потому,  что она тебе не  нужна. А  если бы  тебе была нужна
космическая станция, Кобзарь, я  уверен, что она бы у тебя появилась. У тебя
есть золотой "Ройс" с двумя мигалками на крыше, но  меня  не  впечатляют эти
мигалки. Такие же может поставить себе любой мусор. Меня впечатляет другое -
ты единственный в мире, у  кого на номере ваще  все цифры нули. Так не может
быть,  но так есть.  Значит,  ты понял про жизнь что-то такое, чего не знаем
мы. И мы уважаем тебя за это как старшего брата. Так что  не тяни резину сам
- твои соседи по камере этой жизни тоже хотят уважения к себе.
     Славик Аврора любил выражаться  метафорически и многослойно. За это его
боялись.
     - Хорошо,- -сказал Кобзарь, поняв, что величальный ритуал можно считать
завершенным. - Все верят, что  у меня все есть.  Главное, я  сам в это верю.
Поэтому вы не станете думать, что мне надо сделать какой-то гешефт лично для
себя. Я думаю обо всей нашей большой семье, и на это время вы можете считать
мой ум со  всеми его мыслями нашим общаком. Сделайте ушки  на макушке. Фишка
вот в чем...
     И Кобзарь изложил свою идею.  Она была до  примитивного проста. Кобзарь
напомнил,  что  братва уже много  раз пыталась окончательно разделить  сферы
влияния, и каждый раз новая война доказывала, что это невозможно.
     - А невозможно это, - сказал  он,  - по той  самой причине,  по которой
нельзя  построить коммунизм. Этого  не хочет наш самый главный папа, который
добавил в глину, из которой нас слепил, много-много человеческого фактора...
     И он выразительно кивнул вверх.
     Соратники одобрительно загудели - слова Кобзаря  всем понравились. Ведь
за  столом  сидели люди,  которым был  очень  обиден  этот глупый  стеб  про
гимнаста, которого якобы кому-то хотелось убрать с  креста.  На  самом  деле
гимнаст никому не мешал.
     Но,  продолжил  Кобзарь,  каждый  раз,  когда  хоронят  кого-нибудь  из
пацанов, всем идущим за  гробом - и друзьям, и вчерашним врагам - становится
не по себе от горькой нелепости такой смерти.
     Он обвел собравшихся выразительным взглядом. Все согласно кивали.
     - Жизнь  не остановить, - сказал Кобзарь, выдержав театральную паузу. -
Что бы мы  ни решили  сейчас, все равно завтра  мы будем заново делить  этот
мир.  Чтобы  в  жилы поступала свежая  кровь,  надо,  чтобы из них  вытекала
несвежая.  Вопрос  заключается  в  другом -  зачем  нам  при  этом взаправду
умирать?  Зачем  нам помогать мусорам выполнять их тухлый план по  борьбе  с
нами же самими?
     На  это  никто  не  смог  дать внятного  ответа.  Только  казахстанский
авторитет Вася Чуйская Шупа глубоко затянулся папиросой и спросил:
     - А ты как предлагаешь умирать? Понарошку?
     Вместо ответа Кобзарь вытащил из-под стола коробку, открыл ее и показал
напрягшейся братве какой-то странный прибор.  Внешне он  бьл похож на модный
чешский автомат "Скорпион", но был грубее и производил впечатление  игрушки.
Над стволом у  него  была трубка  вроде  оптического  прицела, только толще.
Кобзарь навел это  странное оружие на стену и  нажал  спуск. Раздался  тихий
стрекот ("как плетка  с глушаком",  - пробормотал Славик Аврора), и на стене
появились красные  пятна  -  словно  за  обоями  прятался  стукач-дистрофик,
которого наконец  настигло возмездие.  В руках  у  Кобзаря был  пистолет для
пэйнтбола, стреляющий желатиновыми шариками с краской.
     Его  идея  была гениальна и  проста.  Чтобы  "решать вопросы", вовсе не
обязательно было  убивать  друг друга на  самом деле.  Можно  было  заменить
стрельбу боевыми  патронами  на  стрельбу  шариками для  пэйнтбола  -  в том
случае,  если  все  стрелки,   стремящиеся   к  переделу  мира,  добровольно
согласятся взять на себя обязательство в  случае своей условной гибели выйти
из бизнеса, в течение сорока восьми часов покинуть Россию и не предпринимать
никаких  ответных  действий.  Словом,  делать  вид,  что  они  действительно
померли.
     - Я думаю, братаны, нам всем есть куда уехать, - говорил Кобзарь, глядя
в  мечтательно сощурившиеся глаза соратников.  - У тебя, Славик, свое шато в
Пиренеях.  У  тебя, Костик,  столько островов  в Мальдивском архипелаге, что
даже непонятно, почему эти люди до сих пор называют его Мальдивским. Кое-что
есть и у меня...
     - Мы знаем, Кобзарь, что у тебя есть.
     - Так давайте выпьем за нашу спокойную старость. И давайте докажем этим
лохам,  что  мы  не  банда  щипачей  с  Курского  вокзала,  а  действительно
организованная  преступность.  В  том  смысле,  что  если  мы  организованно
приступим к чему-нибудь, то сделаем, как захотим.
     Через несколько часов  соглашение было заключено. Его участников сильно
волновал  вопрос  о контроле - и они сошлись  на том, что любой  из них, кто
попытается его нарушить, будет иметь дело со всеми остальными.
     Первым результатом  соглашения было то, что  резко подскочила стоимость
оборудования  для пэйнтбола.  Владельцы  двух магазинчиков,  где продавались
ружья и краска, сделали состояние  за  две  недели. Их одуревшие от  счастья
рожи  показали все  телеканалы, а газета  "Известия"  в  этой связи  сделала
осторожный  прогноз  о  начале долгожданного  экономического  бума.  Правда,
коммерсанты вскоре разорились, потому что на все  вырученные деньги закупили
огромное  количество   используемого  в  пэйнтболе   снаряжения   -   масок,
комбинезонов и щитков,  на  которые  совсем  не возникло спроса. Но об  этом
газеты не писали.
     С  некоторым  напряжением  в  блатных кругах Москвы гадали,  кто станет
первой жертвой  новой методики  решения вопросов. Ею оказался  представитель
чеченской бригады  Сулейман.  Его расстреляли из трех машинок для  пэйнтбола
прямо  у  клуба "Каро",  когда  он шел от дверей к  своему "Джипу"  за новой
порцией кокса. Поскольку это  было первым  расстрелом по новым правилам, вся
Москва ждала этого события, и происходящее  снимали  камерами  с четырех или
пяти точек.  Пленку потом несколько раз показывали по телевидению. Выглядело
это так. Сулейман, держа в  руке сотовый  телефон, подошел к  машине. За его
спиной непонятно откуда возникли три  черные  фигуры. Сулейман  обернулся, и
тут же по его зеленому бархатному пиджаку забарабанили желатиновые шарики.
     Сразу стало ясно, что ребята облажались - все машинки  стреляли зеленой
краской и не оставляли  никаких  видимых следов  на  бархате  того же цвета.
Сулейман  посмотрел  на  свой  пиджак, потом  на  киллеров и,  жестикулируя,
принялся  что-то  им  объяснять.  Ответом был  новый шквал  зеленой  краски.
Сулейман  отвернулся, склонился  над  дверью  и попытался открыть ее (у него
начинался отходняк, и он  немного нервничал, поэтому  никак не мог попасть в
скважину ключом).  Промедление и сгубило  его. Телефон, который  он держал в
руке, вдруг зазвонил. Закрывая лицо свободной ладонью, он поднес его  к уху,
несколько  секунд слушал, попытался было спорить, но  потом, видимо, услышал
что-то  очень  убедительное.  Неохотно кивнув,  он  выбрал  место  почище  и
опустился на асфальт. Сделать это было самое время - у  нападавших подходили
к концу заряды.
     Последовал контрольный выстрел, сделавший Сулеймана похожим на Рональда
Макдональда  с зеленым ртом. Бросив ружья на асфальт  возле условного трупа,
стрелки  поспешно  удалились.  Оставлять  машинки  для  пэйнтбола  на  месте
экзекуции стало впоследствии своего  рода  шиком и считалось очень стильным,
но делали так не всегда - оборудование стоило кучу денег.
     Знающие люди говорили, что Сулейману позвонили крутые люди из Грозного,
где процедуру экзекуции наблюдали через спутник в прямом эфире (понятно, что
чеченская группировка участвовала в конвенции -  без этого  любое соглашение
потеряло бы смысл). Некомпетентность  московской  мафии  повергла  чеченских
телезрителей в шок. Такого по грозненскому телевидению еще не показывали. "О
какой совместной судьбе  с таким  народом может идти речь?" - спрашивали  на
другой день чеченские газеты.
     Сулеймана погрузили в подъехавшую "скорую", а через день  он уже лузгал
семечки на Лазурном берегу. После этого  первого блина, который чуть было не
вышел комом, быстро выработались правила  пэйнтбол-экзекуции, ставшие частью
уголовно-корпоративного  кодекса  чести.  Оружие  стали  заряжать шариками с
краской  в  последовательности красный-синий-зеленый,  чтобы  результат  был
гарантирован  при  любом  цвете  одежды. Прямо  на  один из  стволов  (из-за
невысокой дальности  стрельбы  киллеров  обычно  бывало  несколько)  крепили
маленькую камеру, чтобы процесс расстрела был задокументирован.
     Не все так сразу соглашались  считать себя  мертвецами. Никто, конечно,
не  смел возбухать против авторитетов, утвердивших  новый ритуал, но  многие
утверждали,  что,  будь это  настоящие пули, их только  ранило  бы, а  через
неделю-две они  бы выздоровели  и сами  "завалили  гадов". Поэтому  возникла
необходимость в  третейских  судьях,  на роль  которых естественным  образом
попали главные авторитеты.
     Рассматривая пиджаки и  плащи, порой привезенные  на правилку за тысячу
километров, они решали, кого грохнули,  а кто еще  будет жить и сможет через
какой-то  срок вернуться на столичную  сцену. К этой  работе  они  подходили
ответственно: консультировались  с целым синклитом  хирургов и, как правило,
не  лукавили,  потому что  знали  -  за базар  придется  ответить  вискозой,
фланелью и шелком на собственной груди.
     Но  все  равно авторитетам  верили  не  всегда.  С тупой настойчивостью
московская братва много раз пыталась пригласить в качестве главного эксперта
Чака  Норриса -  как крупного  специалиста по вышибанию  мозгов  и соседа по
бизнесу. Тот  вежливо отказывался, ссылаясь на  большую занятость процессом,
который  в  факсах  обозначался  как "shooting".  И  хоть  по-английски  это
означало  просто  "съемки",  братки,  больше  знакомые  с  первым  значением
термина, уважительно кивали  небольшими головами  -  видимо,  реальность  не
вполне  делилась  в  их  сознании  на  кинематографическую  и  повседневную.
Неизвестно, действительно  ли  Норрис  был так занят, или,  по  американским
понятиям, ему западло было  считать пятна на пропахших бычьим потом пиджаках
от Кензо и  Кардена, хоть это  и сулило его московскому бизнесу ошеломляющие
перспективы.
     Параллельно со  всем  этим происходили  заметные  сдвиги  в  культурной
парадигме. Шуфутинский  наконец оказался на  помойке  духа -  не  помог даже
спешно изготовленный шлягер "Краски с Малой Спасской". В Москве и Петербурге
в большую моду вошли  ностальгический хит "Painter  Man" группы "Вопеу-М"  и
песня про  художника, который рисует  дождь - она поражала воображение своей
многозначительной и страшной  неопределенностью. Эстеты,  как  и десять  лет
назад, предпочитали "Red is  a  Mean,  Mean  Colour"  Стива  Харли  и  "Ruby
Tuesday" в исполнении Мариан Фэисфул.
     "О пути, проделанном за эти годы Россией, - удовлетворенно писал критик
одной из московских газет, - можно судить хотя  бы по тому, что уже никто не
станет  искать (и находить! а ведь находили  же!) в этих песнях политические
аллюзии."
     Вообще  любое  упоминание  красящих  веществ  в  сочетании с немудреной
мелодией  вызывало  в любом  кабаке  потоки покаянных слез  и щедрые  чаевые
музыкантам, на чем самым пошлым образом паразитировала попса.
     Новая  мода приводила порой и к неприятным последствиям. Мику  Джаггеру
на концерте в зале "Россия" чуть не выбили глаз,  когда  во время исполнения
"Paint it Black"  он совершенно случайно  приложил  к плечу деку гитары, как
приклад - под  восторженный рев  публики  на  сцену килограммами  обрушились
снятые с шей золотые цепи, одна из которых оцарапала ему щеку.
     Не  обошлось,  конечно,  и  без  уродливых  недоразумений.  Эротический
еженедельник  "МК-сутра"  описал  в  редакционной  статье  нечто,  названное
"популярной     молодежной     разновидностью     виртуально-колофонического
эксгибитрансвестизма" под  названием  "Painted Balls".  Из-за этого  чуть не
возник скандал с патриархией, где "МК-сутру" читали, чтобы  знать, чем живет
современное юношество. В  последний  момент удалось убедить иерархов, что  в
виду имеются совсем не те крашеные яйца и расцвету духовности в стране ничто
не угрожает.
     Но  высшей точкой влияния пэйнтбола  на культурную  жизнь  обеих столиц
следует все же признать открытие нескольких психоаналитических консультаций,
где оставляемые  краской  пятна  интерпретировались как кляксы  Роршаха,  на
основании  чего  условно   выжившие  жертвы  получали   научно  обоснованное
разъяснение подсознательных мотивов убийцы и даже заказчика акции.  Впрочем,
консультации  просуществовали  недолго.  В  них увидела  конкурента  частная
силовая  структура "Кольчуга"  (впоследствии "Палитра"), та  самая,  которой
принадлежал гениальный рекламный слоган "Чужую беду на пальцах разведу".
     Восемь  лидеров,  которые  когда-то  собрались  в  "Русской  Идее"  для
заключения  конвенции,  сами  один  за другим становились  жертвами тлеющего
передела  мира.  В  этом  смысле их  судьба  ничем  не отличалась  от  судеб
остальных авторитетов.
     Славик Аврора  был вынужден уехать  в свое пиренейское шато после того,
как у  него  в  руках  лопнуло  наполненное  сжатой  краской яйцо  (якобы от
Фаберже),  которое  подарил ему на день  рождения Костя Варяг.  Самого Костю
Варяга   вскоре   после   этого   со   средневековым  садизмом   разрисовали
кисточками-нулевками  чеченские  отморозки,  мстившие  за  Сулеймана, и  вся
первая  неделя  на  Мальдивах  ушла у  него  на то,  чтобы  оттереть  пемзой
покрывшие  все его тело  зигзаги  несмываемого красного акрила.  А  уход  из
бизнеса самого Кобзаря был полон трагического символизма.
     Причиной оказалось его увлечение литературой, о котором мы уже говорили
в начале нашего рассказа.  Кобзарь не  только писал  стихи, но печатал их, а
потом  внимательно  следил за реакцией,  которой,  если честно, как правило,
просто  не было. И вдруг на  него обрушилась  статья "Кабыздох",  написанная
неким Бисинским из газеты "Литературный Базар".
     Несмотря  на то, что Бисинский  трудился в органе с  таким  обязывающим
названием, он не то что не мог подняться до Базара с большой буквы, а вообще
не  умел этот самый базар фильтровать. Он ничего не понимал  в поэзии и  был
специалистом  в  основном  по  молдавскому  портвейну и  русскому гештальту.
Больше того, он даже не имел никакого понятия о том, кто такой Яков Кабарзин
-   стихи,   напечатанные  в  альманахе  "День  Поэзии",  были  первым,  что
подвернулось под его дрожащую с похмелья руку.
     Есть во  всем этом какая-то грустная  ирония. Напиши Бисинский  хороший
отзыв  о стихах Кобзаря, он,  возможно, стал  бы частым посетителем "Русской
Идеи"  и  получил бы  хоть какое-то  представление  о  действительной, а  не
высосанной у Шпенглера природе русского гештальта, которого он так и не смог
постичь. Но  он  накатал один из  своих обычных  борзо-зловонных  доносов  в
несуществующую  инстанцию,  из-за  которых,  говорят,  завернутые в  "Базар"
продукты портились в два раза быстрее, чем обычно. Особенно Кобзаря возмутил
следующий оборот:  "а  если  этот козел и  пидор обидится  на  мою ворчливую
статью..."
     - Кто козел? Кто пидор?  - вскипел  Кобзарь, схватил телефон и назначил
стрелку  -  понятно,  не  Бисинскому,  а  владельцу  банка,  к  которому  по
межбанковскому соглашению о разделе газет отошли все издания на буквы от "И"
до "У". Было  до такой  степени непонятно, где  искать и за что прихватывать
самого Бисинского, что он был как бы неуловим и невидим.
     -  У  вас там  есть  один обозреватель,  - хрипло сказал  он на стрелке
бледному  банкиру, - который не обозреватель,  а оборзеватель. И он  оборзел
так, что мне кто-то за это ответит.
     Выяснилось,  что банкир просто не знает о существовании  "Литературного
Базара", но готов выдать всю редакцию, чтобы только успокоить Кобзаря.
     - Я же не хотел брать букву "Л", - пожаловался он, - это Борька сбросил
к  "М"  в  нагрузку. А его разве переспоришь? Я, если  хочешь  знать,  слово
"литература" вообще терпеть не  могу.  Это  такая же естественная монополия.
Его, по уму если, надо  написать через "д", потом приватизировать  и разбить
на  два новых  "литера" и "дура". Не, воздуху  я им не дам, не бойся. Ты сам
подумай  -  есть  у  них фоторубрика  "Диалоги, диалоги."  В  каждом номере,
тридцать лет  подряд. Всякие  там  Междуляжкисы, Лупояновы  какие-то...  Кто
такие,  никто  не слышал. И все  - диалоги, диалоги... Спрашивается -  о чем
столько лет пиздили-то? А они до сих пор пиздят - диалоги, диалоги...
     Кобзарь мрачно слушал, засунув руки в карманы тяжелого пальто и морщась
от  обильного  банкирского мата. До  него  начало доходить,  что  несчастный
обозреватель вряд ли мог оскорбить его лично, потому что не был с ним знаком
и  имел  дело  только с  его стихами -  так что и  "козел",  и "пидор" были,
видимо, обращены к тем  мелким  служебным демонам, которых, по словам Блока,
уйма в распоряжении каждого художника.
     - Ну что ж, - буркнул Кобзарь неожиданно  для оправдывающегося банкира,
- пусть демоны и разбираются.
     Банкир опешил, а  Кобзарь повернулся и в  сопровождении  свиты  пошел к
своему  золотому  "Ройсу".  Никаких распоряжений  относительно  обозревателя
сделано не  было,  но  осторожный  банкир  лично  проследил  за  тем,  чтобы
обозревателя  как следует избили и выгнали с работы. Убить его он  побоялся,
потому что не мог предсказать, как изменится настроение Кобзаря.
     Прошло  два   года.  Однажды   утром  машина  Кобзаря  остановилась  на
Никольской у заведения под  названием "Салон-имиджмахерская "Лада-Benz", где
работала его  юная подруга. Кобзарь  шагнул из машины  на тротуар, и вдруг к
нему кинулся ободранный  маленький  бомжик с велосипедным насосом  в  руках.
Прежде, чем кто-либо успел что-то сообразить, он нажал на поршень, и Кобзаря
с ног до головы обрызгало густым раствором желтой гуаши. Бомжик оказался тем
самым обозревателем, решившим отомстить за погубленную карьеру.
     Кобзарь  благородно покачнулся, стер ладонью  краску  с лица  (ее  цвет
напомнил ему  о стакане яичного ликера, с которого все началось) и посмотрел
на  здание "Славянского  Базара".  Впервые он ощутил, до  какой  степени его
утомило  это  грохочущее  ничто,  в которое он шагал каждое  утро  вместе  с
прожорливой  ордой  комсомольцев,  воров,  стрелков  и  экономистов.  И  тут
произошло  чудо  - перед  его мысленным взором  вдруг  открылся  на  секунду
огромный,  каких  не бывает на  земле,  белый  с золотом спортивный  зал  со
свисающими с потолка золотыми кольцами  - и там,  в пустоте между ними, было
какое-то  невидимое присутствие,  по сравнению с которым все славянские и не
очень базары не имели ни ценности, ни цели, ни смысла. И, хотя охрана, пиная
ногами безвольное  тело обозревателя, кричала "Не считается!" и "Не катит!",
он закрыл глаза и с силой, с наслаждением рухнул.
     На похороны Кобзаря собралась вся Москва. Его открытый гроб целые сутки
стоял на  заваленной  цветами  сцене Колонного зала -  только  один  раз,  в
перерыве, он на несколько минут  вылез из  него, чтобы  перекусить  и выпить
стакан чаю. Люди в зале аплодировали стоя,  и Кобзарь еле заметно улыбался в
ответ  из своего  гроба, вспоминая о том, что пережил  вчера на  Никольской.
Потом мимо по  одному  пошли  люди, с которыми он вел дела - останавливаясь,
они говорили ему  несколько простых слов и шли дальше. По условиям конвенции
Кобзарь не мог  отвечать, но иногда он все же опускал на секунду ресницы,  и
проходивший мимо соратник понимал, что  понят и услышан.  Несколько  раз  от
особенно теплых слов глаза Кобзаря начинали мокро блестеть, и все телекамеры
поворачивались к его гробу. А когда мэр, надевший в тот вечер простую рубаху
в крупный сине-красно-зеленый  горошек, наизусть прочел  собравшимся одно из
лучших стихотворений  покойного,  по  щеке  Кобзаря  впервые  за  много  лет
пробежала быстрая капля слезы. Они обменялись с мэром невидимой другим тихой
улыбкой, и Кобзарь вдруг понял, что  мэр, несомненно, тоже видел Гимнаста. И
слезы, больше не останавливаясь, потекли по его щекам прямо на белый глазет.
     Словом,  это было запомнившееся  всем торжество  - омрачило его  только
известие  о том, что обозреватель Бисинский утоплен  неизвестными  в бочке с
коричневой нитрокраской. Кобзарь не хотел этого и был искренне расстроен.
     Утро следующего дня  застало его в аэропорту "Внуково". Он улетал прочь
налегке, через Украину.  В последний раз  остановившись у входа, он  оглядел
машины, голубей, мусоров  и таксистов,  и шагнул внутрь здания аэропорта.  В
конце  общего  зала его слегка толкнул невысокий молодой  человек,  на кисти
которого  был вытатуирован обвитый  змеей  якорь и слово  "acid". В  руке он
держал большую черную сумку,  в которой  от  столкновения звякнуло  какое-то
тяжелое железо.  Вместо того, чтобы извиниться, молодой человек поднял глаза
на Кобзаря и спросил:
     - Шо, деловой, шо ли?
     В  кармане Кобзаря теперь  лежал  настоящий "Глок-27" с пулями  "холлоу
поинт", который мог поставить (а если точнее, так  сразу положить) нахала на
довольно  далекое место -  куда-нибудь к противоположной стене  зала.  Но за
последние  сутки  что-то  в  душе  Кобзаря  изменилось. Он  смерил  молодого
человека взглядом, улыбнулся и вздохнул.
     - Деловой? - переспросил он. - Типа того.
     И толкнул ладонью прозрачную дверь с надписью "Бизнес-класс".
     То, что происходило в Москве весь остаток лета, осень и первую половину
зимы, лучше  всего выражалось  названием  одной статьи  о  юбилее  художника
Сарьяна -  "буйство красок". К концу декабря это буйство  стало  стихать,  и
постепенно  наметились  контуры  будущего перемирия.  Правила пэйнт-разбора,
установленные  при  Кобзаре, чтили свято, и многим ярким фигурам  российской
жизни пришлось  уехать на тихие райские острова, далеко  от мокрых и мрачных
московских проспектов, высоко над  которыми крутятся видимые только третьему
глазу банкира зеленые воронки финансовых мега-смерчей.
     Окончательная стрелка по новому разделу всего  и  вся  была назначена в
том же ресторане "Русская Идея", где когда-то произошла историческая встреча
большой восьмерки с Кобзарем во главе.
     Встреча совпала с Новым годом,  и в зале  ресторана гремела музыка. Над
головами собравшихся летали рулоны серпантина, с потолка  сыпалось конфетти,
и  говорить  приходилось  громко,  чтобы перекричать оркестр.  Но встреча, в
сущности,  была  чисто   формальной,  и   все  пятеро   главных  авторитетов
чувствовали  себя спокойно. На роль идейного  Сосковца всего уголовного мира
претендовал только  один человек - крутой законник  Паша Мерседес,  которого
звали так, понятное дело, не из-за его машины - он ездил только на сделанной
по индивидуальному заказу "Феррари". Его полное имя по  паспорту  было Павел
Гарсиевич Мерседес - он был сыном бежавшей от Франко беременной коммунистки,
при  рождении получил имя  в честь  Корчагина, а  вырос  в одесском детдоме,
из-за чего повадками немного напоминал героев Бабеля.
     -  Кобзаря  больше  нет среди нас, - сказал он  собравшимся,  косясь на
Деда-Мороза, ходившего по залу и предлагавшего сидящим за столами подарки из
большого красного мешка.
     - Но  я обещаю  вам, что  та падла, которая его заказала, утонет в море
краски. Вы знаете, что я могу это сделать.
     - Да, Паша, ты многое можешь, - уважительно откликнулись за столом.
     - Вы  знаете, - продолжал Паша, окидывая собравшихся холодным взглядом,
- что у  Кобзаря был  золотой  "Ройс",  какого не было ни  у кого. Так я вам
скажу, что мне это не  завидно. Вы слышали про станцию  "Мир"? Так она висит
на  этом небе только  потому, что я  отдаю в эту черную дыру половину всего,
что имею с Москворецкого рынка.
     - Да, Паша. У нас есть яхты и  вертолеты, у некоторых даже самолеты, но
такого  понта, как  у тебя,  нет  ни  у кого,  - высказал  общую  мысль Леня
Аравийский, который  вел  большие  дела с самим  Саддамом  и  был  в  Москве
проездом.
     -  А  на те бабки, которые  мне идут  с  Котельнической  набережной,  -
продолжал Паша,  -  я  держу три толстых журнала, которых  кинул Жора Сорос,
когда он понял, что для  них главный не он, а пара местных достоевских. Я не
имею  с  этого  ни одной  копейки,  но  зато  с  этих  ребят  мы каждый день
становимся во много раз духовно круче.
     - Есть такая буква, - согласился сухумский авторитет Бабуин.
     - Но это не все. Все знают, что когда  один лох из министерства обороны
взял  себе  за привычку называться  в газетах моим  кликаном,  мы с  Асланом
сделали так, что этого лоха убрали с  должности. А  это было нелегко, потому
что его любил сам папа Боря, за которого он отвечал на стрелках...
     - Мы уважаем тебя, Паша... Базара нет, - пронеслось над столом.
     - И поэтому я  говорю  вам - за Кобзаря теперь буду я. А если кто хочет
сказать, что он не согласен, пусть он скажет это сейчас.
     Выхватив  из-под  пиджака  два маленьких распылителя  с синей и красной
краской, Паша  угрожающе  сжал их в  мокрых от  нервного пота руках и впился
глазами в лица партнеров.
     Кто-нибудь имеет слова против? - повторил он свой вопрос.
     - Никто  не имеет слов  против,  - сказал Бабуин. - Зачем ты вынул  это
фуфло? Убери и не пугай нас. Мы не дети.
     -  Так  значит,  никто  не  хочет что-то сказать?  -  переспросил  Паша
Мерседес, опуская баллоны с краской.
     - Я хочу шо-то сказать, - неожиданно раздался голос у него за спиной.
     Все повернули головы.
     У стола стоял Дед-Мороз в съехавшей на бок шапке. Он уже сорвал с  лица
ненужную  больше бороду, и  все заметили,  что он  очень молод, возбужден и,
кажется,  не до конца  уверен в  себе, но в руках у него  пляшет вынутый  из
мешка дедовский ППШ, явно пролежавший последние полвека в  какой-то землянке
среди брянских  болот.  На одной из его  кистей была  странная  татуировка -
якорь,  обвитый змеей, под  которым синело слово  "acid".  Но самым  главным
были, конечно, его глаза.
     Мерцавшая  в  них  мыслеформа  точнее  всего  могла  бы  быть  выражена
визуально-лингвистическими средствами так:

     И еще в его глазах было  такое сумасшедшее желание пробиться в мир, где
жизнь легка и беззаботна, небо и море сини, воздух прозрачен,  песок  чист и
горяч,  машины надежны и  быстры, совесть послушна, а женщины  сговорчивы  и
прекрасны, что  собравшиеся за столом чуть было  сами не поверили в то,  что
такой  мир  действительно где-то  существует.  Но  продолжалось  это  только
секунду.
     - Я хочу шо-то сказать, - застенчиво повторил он, поднял ствол автомата
и передернул затвор.
     Здесь,  читатель, мы и оставим наших героев.  Я  думаю, что самое время
так поступить, потому что положение у них  серьезное, проблемы глубокие, и я
не очень  въезжаю, кто они такие,  чтобы наше сознание  шло  вслед за  этими
черными буковками  на их последний развод.  Ты хочешь идти,  читатель? Я так
нет. По мне, это как на войну - воздуха ноль, а стреляют по-настоящему.
     Так что ну их на фиг.
     Будем пить, веселиться - с Новым Годом, друзья! С Новым Годом, который,
я абсолютно  уверен, будет ярким, веселым, счастливым, и - чего мы  особенно
желаем всем стрелкам - чрезвычайно красочным.
     Опубликовано: Frankfurter Allgemeine Zeitung, 28.02.2001.
     Перевод с русского: Андреас Третнер
     Перевод с немецкого: <Эмма Револьвер>


Виктор Пелевин. Греческий вариант

     There ain't no truth on
     Earth, man,
     there ain't none
     higher either.
     Hangperson's Blues
     Вадик Кудрявцев, основатель и президент совета директоров "Арго-банка",
был среди московских банкиров вороной  ослепительно-белого цвета. Во-первых,
он  пришел  на  финансовые  поля  обновленной России  не из  комсомола,  как
большинство  нормальных людей, а из довольно  далекой области - театра,  где
успел поработать актером. Во-вторых, он  был  просто неприлично  образован в
культурном отношении. Его референт Таня любила говорить грамотным клиентам:
     - Вы, может, знаете - был такой поэт Мандельштам. Так вот,  он  писал в
одном стихотворении:  "Бессонница, Гомер, тугие  паруса -  я список кораблей
прочел до середины..." Это, значит, из  "Илиады", про древнегреческий флот в
Средиземном море.  Мандельштам  только до середины дошел, а Вадим Степанович
этот список читал до самого конца. Вы можете себе представить?
     Особенно  сильно  эти слова поразили одного  готового на  все филолога,
искавшего  в "Арго-банке" кредитов (он хотел издать восьмитомник комиксов по
мотивам  античной классики, а затем через флорентийские циклы плавно перейти
к  русским  сказкам). Дослушав Танин  рассказ, он  немедленно прослезился  и
вспомнил,  как  Брюсов  советовал  молодому  Мандельштаму  бросить  поэзию и
заняться коммерцией, но  тот сослался  на недостаток способностей. По мнению
филолога,  эти   два  сюжета,  поставленные  рядом,  убедительно  доказывали
первенство банковского дела среди изящных  искусств, филолог клялся написать
об  этом бесплатную  статью, но  кредита ему  все равно не дали. Даже  самая
изысканная  лесть  не  могла  заставить  Вадика Кудрявцева начать  бизнес  с
недотепой - прежде всего он был прагматиком.
     Прагматизм, соединенный со знанием системы Станиславского, и помог  ему
выстоять  в  инфернальном  мире русского бизнеса. С  профессиональной  точки
зрения Кудрявцев был универсалом. Он владел  английским языком,  понятиями и
пальцовкой  - в  этой области  он импровизировал,  но всегда безошибочно. Он
умел   делать  стеклянные   глаза  человека,   опаленного   знанием   высших
государственных  тайн,  и  был  неутомимым  участником  элитных  бангкокских
групповиков,  где  устанавливаются самые  важные деловые контакты.  Он  мог,
приняв  на грудь два литра  "абсолюта", подолгу  париться в бане со строгими
седыми мужиками из алюминиево-космополитических или газово-  славянофильских
сфер, после  чего  безупречно  вписывал  свой розовый "линкольн"  в повороты
Рублевского шоссе на ста километрах в час.
     Вместе  с тем, Кудрявцев  был человеком  с явными странностями. Он  был
неравнодушен  ко  всему античному  - причем  до такой  степени,  что  многие
подозревали  его в легком помешательстве (видимо, поэтому приблудный филолог
и решил обратиться к нему за кредитом). Говорили, что надлом произошел с ним
еще при работе в театре, во  время проб на роль второго пассивного сфинкса в
гениальном "Царе  Эдипе"  Романа Виктюка. В это трудно поверить -  как актер
Кудрявцев был  малоизвестен и  вряд  ли  мог  заинтересовать мастера. Скорее
всего,  этот  слух  был пущен имиджмейкером, когда на Кудрявцева  уже падали
огни и искры совсем иной рампы.
     Но  все же,  видимо, в его прошлом действительно скрывалась  какая-  то
тайна, какой-то вытесненный ужас, связанный с древним  миром. Даже  название
его  банка заставляло  вспомнить  о корабле,  на котором  предприниматель из
Фессалии плавал не то по шерстяному, не  то по  сигаретному бизнесу. Правда,
была другая  версия  - по ней слово "арго" в названии банка употреблялось  в
значении  "феня". Причиной  было  то,  что Кудрявцев, услышав в Америке  про
мультикультурализм, активно занялся  поисками так называемой  identity  и  в
результате  лично  обогатил  русский  язык  термином  "бандир", совместившим
значения слов  "банкир"  и "бандит". А  мелкие сотрудники банка уверяли, что
причина  была  еще  проще  -  свое  дело  Кудрявцев  начинал  на  развалинах
"Агробанка", и на новую вывеску  не  было средств. Поэтому  он просто  велел
поменять местами  две  буквы,  заодно  прикрыв  мрачно  черневший  в прежнем
названии гроб.
     На рабочем столе Кудрявцева всегда лежали роскошные издания Бродского и
Калассо со множеством закладок, а в углах кабинета стояли настоящие античные
статуи, купленные в Питере  за бешеные деньги  -  Амур и Галатея, семнадцать
веков тянущиеся друг к  другу,  и император Филип Аравитянин с вырезанным на
лбу  гуннским  ругательством.  Говорили, что  мраморного  Филипа  за большие
деньги пытались выкупить представители фонда Сороса, но Кудрявцев отказал.
     Часто он  превращал свою  жизнь  во фрагмент пьесы по какому-нибудь  из
античных  сюжетов. Когда  его  дочерний  пенсионный  фонд "Русская  Аркадия"
самоликвидировался, он не захлопнул стальные двери своего офиса перед толпой
разъяренного старичья, как это привычно делали остальные. Перечтя у Светония
жизнеописание  Калигулы,  он  вышел  к толпе  в короткой военной  тунике, со
скрещенными серебряными молниями в левой руке и венке из  березовых листьев.
Сотрудники отдела фьючерсов несли  перед ним знаки  консульского достоинства
(это,  видимо, было  цитатой  из  "Катилины"  Блока),  а  в руках секретаря-
референта  Тани сверкал на зимнем солнце серебряный орел какого-то  древнего
легиона,  только  в  рамке  под  ним  вместо букв  "S.P.Q.R"  была  лицензия
Центробанка.  Остолбеневшим  пенсионерам   было  роздано  по  пять   римских
сестерциев с профилем Кудрявцева, специально отчеканенных на монетном дворе,
после чего он на варварской латыни провозгласил с крыльца:
     - Ступайте же, богатые, ступайте же, счастливые!
     Телевидение  широко освещало  эту  акцию, комментаторы  отметили широту
натуры Кудрявцева  и некоторую  эклектичность его  представлений  о  древнем
мире.
     Подобные  выходки  Кудрявцев  устраивал  постоянно.  Когда  сотрудников
"Арго-банка" будили среди ночи мордовороты из службы безопасности  и, не дав
толком  одеться,  везли   куда-то  на  "джипах",  те  не  слишком  пугались,
догадываясь, что их просто соберут в каком-нибудь зале, где  под пение флейт
и  сиринг председатель совета  директоров исполнит уже надоевшее им  подобие
вакхического чарльстона.
     Пока странности Кудрявцева не выходили за более-менее нормальные рамки,
он  был  баловнем  телевидения  и газет,  и  все  его  эскапады сочувственно
освещались  в колонках  светской  хроники. Но вскоре от  его поведения стала
поеживаться     даже      либеральная     Москва      конца      девяностых.
Красно-желто-коричневая   пресса  открыто  сравнивала  его  с  Тиберием,   к
несчастью, Кудрявцев давал для этого  все больше и  больше оснований. Ходили
невероятные истории о роскоши его многодневных оргий в  пионерлагере "Артек"
- если даже десятая  часть всех слухов  соответствует истине, и это слишком.
Напомним   только,   что  главной  причиной  отказа   Майкла   Джексона   от
запланированного чеченского тура был не  излишне бурный энтузиазм чеченского
общества, а финансирование этого проекта "Арго-банком".
     Психические отклонения у Кудрявцева начались из-за депрессии, вызванной
неудачами  в бизнесе. Он потерял много денег и стоял перед  лицом еще  более
серьезных проблем. Ходят разные версии того, почему это произошло. По первой
из  них,  причиной  была  заморозившая  московский   финансовый  рынок  цепь
неудачных  операций одного полевого  командира  под Джелалабадом. По другой,
менее  правдоподобной,  но,  как  часто бывает,  более  распространенной,  у
Кудрявцева  возник  конфликт с одним из членов правительства, и он попытался
опубликовать на  него компромат,  купленный во  время виртуального  сэйла на
сервере  в  Беркли. На это  согласился  только  журнал  "Вопросы философии",
обещавший напечатать материалы в  первом  же номере. Кудрявцев лично приехал
посмотреть гранки,  но в  журнале  к  тому времени успели  произойти большие
перемены.  Встав при  появлении  Кудрявцева с медитационного коврика,  новый
редактор открыл сейф и вернул ему пакет с  компроматом. Кудрявцев потребовал
объяснений. С интересом  разглядывая  его  расшитую павлинами тогу, редактор
сказал:
     - Вы, я вижу, человек продвинутый и  должны понимать, что  наша жизнь -
ни что иное, как ежедневный сбор компромата на человеческую природу, на весь
этот чудовищный мир и даже на то, что выше, как намекал поэт Тютчев. Помните
- "нет  правды  на земле..." В чем же смысл выделения членов правительства в
какую-то особую  группу? И  потом, разве может что-нибудь  скомпрометировать
всех этих бедняг? Да еще в их собственных глазах?
     Скорее всего  пакет  с  компроматом, так  нигде и не  вынырнувший,  был
легендой, но врагов у Кудрявцева было более чем достаточно, и он мог ожидать
удара с любой  стороны.  Пошатнувшиеся дела вынудили его резко  пересмотреть
свой создавшийся в обществе имидж - особенно в связи с тем, что группировка,
под контролем которой он действовал, предъявила ему своего рода ультиматум о
моральной  чистоплотности.  "На  нас  из-за  тебя, -  сказали  Кудрявцеву  в
Бангкоке, - по базовым  понятиям  наезжают."  По совету  партнеров Кудрявцев
решил жениться, чтобы производить на клиентов более степенное впечатление.
     Он  не стал долго  выбирать. Секретарша-референт Таня в  ответ  на  его
вопрос испуганно сказала "да" и выбежала  из комнаты. Для оформления свадьбы
был нанят тот самый филолог, который хотел кредита на комиксы.
     -  Короче, поздняя  античность, - сказал  Кудрявцев, объясняя примерное
направление проекта. - Напиши концепцию. Тогда, может, и на книжки дам.
     Филолог  имел отдаленное  представление о древних  брачных обычаях.  Но
поскольку он действительно  был готов  на  все, он  провел вечер  над пачкой
пыльных хрестоматий и на следующий день изготовил  концепт- релиз. Кудрявцев
сразу же снял главный зал "Метрополя" и дал два дня на все приготовления.
     Как  водится, он дал не только  время, но и деньги. Их было  более  чем
достаточно,  чтобы за  этот короткий срок оформить зал.  Кудрявцев  выбрал в
качестве  основы  врубелевские   эскизы  из  римской  жизни.  Но   филологу,
разработавшему проект, этого показалось мало. В нем, видимо, дремал методист
- не в смысле религии, а в смысле оформления различных праздников. Он решил,
что верней  всего  будет провести  ритуал  так,  как  описано в какой-нибудь
поэме. Единственное описание он нашел в "Илиаде" и, как мог, приспособил его
к требованиям дня.
     - Было принято  собирать  лучших  из молодежи  и устраивать  состязания
перед лицом невесты, - сообщил он Кудрявцеву. - Мужа выбирала она сама. Этот
обычаей восходит к микено-минойским временам, а вообще здесь явный отпечаток
родоплеменной формации. На самом деле, конечно, жених  был известен заранее,
а  на состязании главным образом жрали и пили.  Потом это стало  традицией у
римлян. Вы ведь знаете, что Рим эпохи упадка был  предельно эллинизирован. И
если существовал греческий вариант какого-либо обряда...
     - Хорошо, - перебил Кудрявцев, понявший, что филолог может  без всякого
стыда говорить так несколько часов, - Соберу людей. Заодно и перетрем.
     И  вот настал день свадьбы. С  раннего  утра  к  "Метрополю"  съехались
женихи на тяжелых черно-синих "мерседесах".  Им объяснили, что свадьба будет
несколько  необычной,  но  большинству  идея понравилась.  Пока они  сдавали
оружие   и   переодевались  в   короткие  разноцветные   туники,  сшитые   в
мосфильмовских  мастерских,  холл Метрополя  напоминал  не  то  титанический
предбанник, не то пункт санобработки на пятизвездочной зоне. Возможно, гости
Кудрявцева  с  такой веселой  легкостью согласились  стать  участниками  еще
неясной   им   драмы  именно  из-за  обманчивого  сходства  некоторых   черт
происходящего  с  повседневной   рутиной.  Но,  когда   приготовления   были
закончены,  и женихи  вошли  в пиршественный зал, у многих  в  груди повеяло
холодом.
     - Почему темно так? - спросил Кудрявцев. - Халтура.
     На самом  деле  древнеримский  интерьер был  воссоздан  с  удивительным
мастерством.  На стенах, задрапированных синим бархатом с изображениями Луны
и светил, висели доспехи и оружие, в углах курились треножники, одолженные в
Пушкинском  музее,  а  ложа,  где должны  были  возлежать  участники  оргии,
упирались   в   длинный   стол,  убранство   которого  заставило  бы  любого
ресторанного критика ощутить все ничтожное бессилие  человеческого языка. Но
в этом великолепии чувствовалось нечто неизбывно-мрачное.
     Услышав  слова Кудрявцева,  крутившийся  вокруг него  филолог в розовой
тунике  отчего-то заговорил о приглушенном  громе, который Набоков явственно
слышал в русских стихах  начала  века. По его мысли, если  в стихах было эхо
грома, то в  эскизах  Врубеля, по которым  был убран  интерьер,  был  отсвет
молнии, отсюда и грозное величие, которое...
     Кудрявцев не дослушал. Это, конечно, было полной ерундой. На самом деле
зал больше всего напоминал ночной Калининский  проспект с горящими огоньками
иллюминации, так что опасаться было нечего. Справившись со своими чувствами,
он отпихнул филолога ногой и принял из рук мальчика-эфиопа серебряную чашу с
шато-дю-прере.
     - Веселитесь, ибо нету веселья в царстве Аида, - сказал он  собравшимся
и первым припал губами к чаше.
     Таня  сидела  на  троне у  стены. Наряд невесты,  описанный  у  Диогена
Лаэртского, был воспроизведен  в  точности. Как и положено, ее лицо покрывал
толстый слой  белой  глины,  а пеплум  был  вымазан  петушиной кровью. Но ее
головной убор не понравился Кудрявцеву с  первого взгляда. В нем было что-то
глубоко  совковое  - при  цезаре Брежневе в такие кокошники  одевали  баб из
фольклорных  ансамблей. Подбежавший филолог  стал божиться, что лично сверял
выкройки с фотографиями помпейских фресок, но Кудрявцев тихо сказал:
     - О кредите забудь, гнида.
     Под взглядами женихов Таня  сидела ни жива,  ни мертва. Она уже  десять
раз успела пожалеть о своем согласии,  и теперь мечтала только о  том, чтобы
происходящее  быстрее кончилось. По ясным причинам она старалась не смотреть
на лица собравшихся.  Ее  глаза не отрывались от огромного  бюста Зевса, под
которым  было  смонтировано что-то вроде  вечного огня  на  таблетках сухого
спирта.
     "Господи,  - неслышно  шептала она,  - зачем все это? Я никогда тебе не
молилась,  но сейчас  прошу  -  сделай  так, чтобы всего  этого не было. Как
угодно, куда угодно - забери меня отсюда..."
     На Зевса падал багровый свет факелов, тени на  его лице  подрагивали, и
Тане казалось, что бог шепчет что-то в ответ и успокаивающе подмигивает.
     Довольно быстро  собравшиеся напились. Кудрявцев,  наглотавшийся к тому
же каких-то колес, стал совсем маловменяем.
     - Пацаны!  Все  знают,  что  я  вырос  в  лагере,  - повторял  он слова
Калигулы, обводя расширенными зрачками собравшихся.
     Сначала  его  понимали,  хоть   и  не  верили.  Но  когда  он  напомнил
собравшимся, что  его отец  - всем  известный  Германик, люди в зале  начали
переглядываться. Один из них тихо сказал другому:
     -  Не въеду никак.  Отец у нас всех один, а  кто такой Германик? Это он
про  Леху Гитлера из Подольска?  Он  че,  крышу хочет  менять?  Или он хочет
сказать, что на германии поднялся?
     Возможно,  поговори  Кудрявцев  в  таком  духе чуть  подольше,  у  него
возникли бы  проблемы со многими  из присутствующих. Но  на свое  счастье он
вовремя вспомнил, что нужно состязаться за невесту.
     До  этого  момента  у трона,  где сидела  Таня в  своем  метакультурном
кокошнике, по двое-трое собирались женихи и говорили о делах, иногда шутливо
пихая друг друга в  грудь. Назвать это состязанием было трудно, но Кудрявцев
был настроен  серьезнее, чем формальные претенденты.  Растолкав  женихов, он
поднял  руку и  дал  знак  музыкантам.  Умолкли флейты,  замолчал переодетый
жрецом Кибелы шансонье Семен  Подмосковный, до  этого певший  по листу стихи
Катулла. И в наступившей тишине, нарушаемой только писком сотовых телефонов,
гулко и страстно забил тимпан.
     Кудрявцев пошел  по кругу, сначала медленно,  подолгу застывая на одной
ноге, а  потом  все быстрее  и быстрее.  Его правая рука  со  сжатой в кулак
ладонью была выставлена вперед, а левая плотно прижата к туловищу. Сначала в
этом  действительно  ощущалось  нечто античное,  но Кудрявцев быстро впал  в
экстаз,  и  его  движения  потеряли  всякую  культурную  или  стилистическую
окрашенность.
     Его  танец, длившийся около  десяти  минут, был неописуемо  страшен.  В
конце он упал на колени, откинулся назад и принялся бешено работать пальцами
выброшенных перед  собой  рук.  Туника  задралась  на  его мокром  животе, и
отвердевший  член, раскачиваясь в  такт безумным рывкам тела,  как бы ставил
восклицательные знаки  в конце кодированных посланий, отправляемых в пустоту
его пальцами. И  во  всем  этом была такая  непобедимая ярость,  что  женихи
дружно попятились назад. Если у  кого-то из них и были претензии  по  поводу
слов, произнесенных Кудрявцевым несколько минут  назад, они исчезли.  Когда,
обессилев, он повалился на пол, в зале надолго установилась тишина.
     Но  когда Кудрявцев  открыл глаза,  он с удивлением понял,  что  женихи
смотрят  не  на  него,  а куда-то  в  сторону. Повернув  голову,  он  увидел
человека, которого раньше не замечал . На нем была ярко- красная набедренная
повязка  и  черная  майка с крупной  надписью  "God  йу Sexy". Эта майка, не
вполне  вписывавшаяся  в   стилистику   вечера,  несколько  уравновешивалась
сверкающим гладиаторским  шлемом, похожим на  комбинацию вратарской маски  с
железным  сомбреро. За  спиной  у  человека был  тростниковый колчан, полный
крашенных охрой стрел. А в руках был неправдоподобно большой лук.
     - Объявись, братуха, - неуверенно сказал кто-то из женихов. - Ты кто?
     - Я? - переспросил незнакомец глухим голосом. - Как кто. Одиссей.
     Первым кинулся  к дверям все  понявший филолог. И его  первого поразила
тяжелая  стрела. Удар  был  настолько  силен,  что  беднягу сбило с  ног, и,
конечно, сразу же отпали все связанные с восьмитомником вопросы. Пока женихи
осмысляли случившееся, еще трое из  них, корчась, упали на пол. Двое отважно
бросились на стрелка, но не добежали. Неизвестный стрелял с неправдоподобной
быстротой, почти не  целясь.  Все рванулись  к дверям, и, конечно,  возникла
давка, женихи отчаянно  колотили  в  створки, умоляя  выпустить  их,  но без
толку. Как  выяснилось впоследствии, за  дверью в  это время сразу несколько
служб  безопасности держали друг  друга  на  стволах,  и  никто  не  решался
отпереть замок.
     В пять минут все было кончено. Кудрявцев, пришпиленный стрелой к стене,
что-то шептал  в предсмертном бреду, и из  его перекошенного рта  на  мрамор
пола капала темная кровь.  Погибли все, кроме спрятавшегося  за арфой Семена
Подмосковного и потерявшей сознание Тани.
     Придя  в себя,  она  увидела множество людей  в форме  и без, сновавших
между трупами. Почти все, протыкая  воздух растопыренными пальцами, говорили
по сотовой  связи,  и на нее не  обратили никакого внимания. Встав со своего
трона, она  сомнамбулически прошла между  луж  крови,  вышла из  гостиницы и
побрела  куда-то  по улице.  В  себя она пришла только на  набережной. Люди,
шедшие мимо,  были  заняты  своими делами, и никто не обращал внимания на ее
странный наряд. Словно пытаясь что- то вспомнить, она огляделась по сторонам
и  вдруг  увидела  в  нескольких  шагах  от  себя  того  самого  человека  в
гладиаторском шлеме. Завизжав, она попятилась и уперлась спиной в ограждение
набережной.
     - Не подходи, - крикнула она, - я в реку брошусь! Помогите!
     Разумеется, на помощь  никто не собирался. Человек снял с головы шлем и
бросил  его на  асфальт.  Туда  же  полетели  пустой  колчан  и  лук.  Лицом
незнакомец  немного походил  на  Аслана  Масхадова,  только казался  добрее.
Улыбнувшись,  он шагнул к Тане, и та, не соображая, что делает, перевалилась
через ограждение и врезалась в холодную и твердую поверхность воды.
     Первым, что  она  ощутила,  когда вынырнула,  был  отвратительный  вкус
бензина  во рту.  Человека в черной майке на набережной видно  не было. Таня
почувствовала, что совсем рядом под  водой движется  большое  тело, а  потом
совсем  рядом  с  ней  поднялся  фонтан мутных  брызг,  и  над  поверхностью
появилась белая бычья голова с красивыми миндалевидными глазами - такими же,
как у незнакомца с набережной.
     -  Девушка,  вы случайно  не  Европа? - игриво спросил бык  знакомым по
"Метрополю" глухим голосом.
     - Европа, Европа, - отплевываясь, сказала Таня. - Сам-то кто? -.
     - Зевс, - просто ответил белый бык.
     - Кто? - не поняла Таня.
     Бык  покосился  на  сложной  формы  шестиконечные  кресты  с  какими-то
полумесяцами, плывшие над ограждением набережной, и моргнул.
     - Ну, Зевс Серапис, чтоб вам понятней было. Вы же меня сами позвали.
     Таня почувствовала, что у нее больше нет сил держаться на поверхности -
отяжелевший пеплум тянул ее на дно, и все  труднее было выгребать в мазутной
жиже.  Она подняла  глаза - в чистом синем небе сияло белое и какое-то очень
древнее  солнце.  Голова быка  приблизилась к ней,  она почувствовала слабый
запах мускуса, и ее руки сами охватили мощную шею.
     -  Вот и  славно, - сказал бык.  - А  теперь полезайте  мне  на  спину.
Понемногу, понемногу... Вот так...
     Перевод эпиграфа:
     "Нет правды на земле,
     но нет ее и выше."
     Тютчев.

Виктор Пелевин. Джон Фаулз и трагедия русского либерализма

     Литература англоязычных стран на московских книжных лотках представлена
в  основном  жанром,  который  можно  назвать "эрзацем  видео  для  бедных".
Приличным  книгам, рискующим  высунуться из-за спины  Харольда Роббинса  или
бедра Жаклин Сьюзен, приходится мимикрировать  и маскироваться под пошлость.
Роман Джона  Фаулза  "Коллекционер",  появившийся недавно на русском  языке,
назван в  коротком предисловии  "эротическим  детективом". В каком-то смысле
это  обман читателя - под видом щей  из капусты ему подсовывают  черепаховый
суп. Это достаточно старая книга  -  она  первый  раз вышла в Лондоне в 1963
году,  -  но такая же могла бы быть написана в сегодняшней Москве. Попытаюсь
объяснить, почему.
     Это  история  банковского  клерка,  влюбленного  в   молодую  художницу
Миранду. Выиграв много денег в тотализатор,  клерк покупает загородный  дом,
превращает его  подвал в тюрьму,  похищает девушку и запирает ее в  подвале,
где она через некоторое время умирает от болезни.
     Все время своего заточения Миранда ведет дневник. На первом месте в нем
вовсе не  ее похититель, которого она  называет Калибаном в  честь одного из
героев Шекспира, а ее прежний мир, из которого ее неожиданно вырвала тупая и
безжалостная сила.
     Вот что, к примеру, пишет Миранда в своем дневнике:
     "Ненавижу  необразованных и невежественных.  Ненавижу  весь этот  класс
новых   людей.  Новый   класс  с  их  автомобилями,  с  их  деньгами,  с  их
телевизионными ящиками, с этой их  тупой вульгарностью  и тупым, раболепным,
лакейским подражанием буржуазии"... "Новые люди" те же бедные люди. Это лишь
новая  форма  бедности. У  тех нет  денег, а  у  этих  нет  души... Доктора,
учителя,   художники  -  нельзя  сказать,  что  среди  них  нет  подлецов  и
отступников,  но  если есть  какая-то  надежда  на лучшее  на свете, то  она
связана только с ними".
     Так вот, читая этот дневник, я никак не мог отделаться от ощущения, что
уже  видел  где-то  нечто  подобное. Наконец  я  понял,  где  - на последней
странице "Независимой газеты", где из номера в номер печатают короткие эссе,
в  которых  российские  интеллигенты делятся  друг с другом своими мыслями о
теперешней  жизни.  Эти   эссе  бывают  совершенно  разными   -  начиная  от
стилистически безупречного  отчета о последнем  запое и  кончая  трагическим
внутренним монологом человека,  который  слышит в шуме "мерседесов" и "тоет"
путь  ли  не  топот  монгольской конницы. Главное ощущение от перемен  одно:
отчаяние вызывает  не смена законов,  по которым приходится жить, а  то, что
исчезает  само  психическое пространство, где  раньше протекала жизнь. Люди,
которые  годами  мечтали о глотке свежего  воздуха, вдруг почувствовали себя
золотыми рыбками из разбитого аквариума. Так  же как Миранду в романе Фаулза
тупая  и непонятная сила вырвала их  из  мира,  где  были  сосредоточены все
ценности  и  смысл, и бросила в холодную пустоту. Выяснилось, что  чеховский
вишневый  сад  мутировал, но все-таки  выжил  за гулаговским забором,  а его
пересаженные в  кухонные  горшки  ветви каждую  весну  давали  по  нескольку
бледных цветов. А сейчас меняется сам климат. Вишня в России, похоже, больше
не будет расти.
     Этот взгляд на мир  из глубин  советского сознания изредка перемежается
взглядом  снаружи -  лучшим  примером чего служит  статья  Александра Гениса
"Совок".  Собственно, героями Геннса являются  именно его соседи по  рубрике
"Стиль  жизни" в "Независимой газете". Проанализировав  историю  становления
термина  "совок"  и  различные  уровни смысла этого  слова,  Генис мимоходом
коснулся очень интересной темы - метафизического аспекта совковости.
     "Освобожденные от  законов  рынка,  - пишет он, -  интеллигенты  жили в
вымышленном, иллюзорном  мире. Внешняя реальность, принимая облик постового,
лишь  изредка  забредала  в эту редакцию, жившую по  законам "Игры в бисер".
Здесь  рождались  странные,  зыбкие,  эзотерические  феномены,  не   имеющие
аналогов в другом, настоящем мире".
     Александр  Генис  часто употребляет  такие  выражения,  как  "подлинная
жизнь", "реальность", "настоящий мир", что  делает его  рассуждения довольно
забавными. Получается, что  от совков, так подробно описанных в  его статье,
он  отличается  только  тем  набором  галлюцинаций,   которые  принимает  за
реальность сам.
     Если  понимать  слово  "совок"  не  как  социальную характеристику  или
ориентацию  души,  то  совок существовал  всегда.  Типичнейший  совок  - это
Василий  Лоханкин, особенно  если заменить  хранимую им подшивку  "Нивы"  на
"Архипелаг ГУЛАГ". Классические  совки -  Гаев  и  Раневская  из  "Вишневого
сада", которые  не выдерживают, как  сейчас говорят, столкновения  с рынком.
Только при чем тут рынок? Попробуйте угадать, откуда взята следующая цитата:
"Уезжая из Москвы, проезжая  по  ней, я почувствовал  то, что чувствовал уже
давно, с особенной остротой: до чего я человек иного времени и века, до чего
я  чужд  всем ее  "пупкам" и  всей той новой твари, которая летает по ней  в
автомобилях!"
     Это  не  с последней  страницы  "Независимой газеты". Это из "Несрочной
весны Ивана Бунина", написанной  в Приморских  Альпах в 1923 году. Тут  даже
текстуальное  совпадение  с  Фаулзом,  чья  героиня ненавидит "новый  класс"
именно "со всеми  его автомобилями". Только герой Бунина называет этот новый
класс "новой тварью" и  имеет  в виду красных комиссаров. Еще один "совок" -
сэлинджеровский Холден Колфилд,  который  мучает  себя невнятными  вопросами
вместо того, чтобы с ослепительной улыбкой торговать бананами у какой-нибудь
станции  ньюйоркского  сабвея.  Кстати,  и  он отчего-то  проходится  насчет
автомобилей,  говоря  о  "гнусных  типах...  которые  только  и  знают,  что
хвастать,  сколько миль они могут сделать на своей дурацкой машине, истратив
всего один галлон горючего..."
     Миранда  и  ее  друзья  из  романа  Фаулза,  совки  Александра  Гениса,
Васисуалий Лоханкин  и Холден Колфилд - явления одной  природы,  но  разного
качества. Совок - вовсе не советский или постсоветский феномен. Это попросту
человек который не принимает борьбу за деньги или социальный статус как цель
жизни. Он  с брезгливым недоверием взирает на суету лежащего  за окном мира,
не хочет становиться его частью  и, как это ни смешно звучит в применении  к
Васисуалию  Лоханкину, живет в духе, хотя  и необязательно  в  истине. Такие
странные мутанты существовали во все времена, но были  исключением. В России
это надолго стало правилом. Советский мир был настолько подчеркнуто абсурден
и  продуманно  нелеп,  что  принять  его  за  окончательную  реальность было
невозможно даже для пациента  психиатрической  клиники. И  получилось, что у
жителей  России, кстати,  необязательно даже интеллигентов, автоматически  -
без  всякого  их  желания  и  участия -  возникал  лишний,  нефункциональный
психический  этаж,  то дополнительное пространство осознания  себя  и  мира,
которое  в естественно развивающемся обществе  доступно  лишь немногим.  Для
жизни по законам игры в бисер нужна Касталия.  Россия недавнего прошлого как
раз и была огромным  сюрреалистическим монастырем, обитатели которого стояли
не  перед  проблемой  социального  выживания, а перед  лицом вечных духовных
вопросов, заданных в уродливо-пародийной форме. Совок  влачил свои дни очень
далеко от нормальной  жизни, но зато недалеко от  Бога, присутствия которого
он  не замечал.  Живя  на  самой  близкой к  Эдему  помойке,  совки заливали
портвейном "Кавказ"  свои принудительно раскрытые духовные  очи, пока  их не
стали гнать из вишневого сада, велев в поте лица добывать свой хлеб.
     Теперь   этот  нефункциональный   аппендикс  советской  души   оказался
непозволительной  роскошью.  Миранда  пошла  защищать   Белый  дом  и  через
некоторое время  оказалась в руках у снявшего комсомольский значок Калибана,
который  перекрыл ей все знакомые маршруты непроходимой  стеной коммерческих
ларьков.
     В романе Фаулза  Миранда погибает,  так что параллель выходит грустная.
Но самое  интересное в том, что Фаулз через два года возвращается к этой  же
аллюзии  из Шекспира  в романе  "Маг",  и там Миранда  оказывается вовсе  не
Мирандой,  а Калибан -  вовсе  не  Калибаном. И все остаются в  живых,  всем
хватает места.
     Наверное,  точно так же в конце концов хватит  его  и в России  - и для
долгожданного Лопахина, которого, может  быть, удастся наконец вывести путем
скрещивания  множества Лоханкиных, и для  совков,  поглощенных  переживанием
своей тайной свободы в темных аллеях вишневого сада. Конечно, совку придется
потесниться,  но вся беда  в  том, что  пока  на его место приходит  не homo
faber, а темные уголовные  пупки,  которых можно  принять  за средний  класс
только   после  пятого  стакана  водки.  Кроме  того,  большинство  нынешних
антагонистов совка никак не в силах понять, что мелкобуржуазность - особенно
восторженная - не стала менее пошлой из-за краха марксизма.
     Остается только  надеяться, что осознать эту простую истину  им поможет
замечательный английский писатель Джон Фаулз.

Виктор Пелевин. СССР Тайшоу Чжуань

     Китайская народная сказка
     Как известно, наша вселенная находится в чайнике  некоего  Люй ДунБиня,
продающего всякую мелочь на базаре в  Чаньани. Но вот что интересно: Чаньани
уже несколько столетий  как нет, Люй Дун-Бинь уже давно не сидит на тамошнем
базаре, и его  чайник давным-давно переплавлен или сплющился  в  лепешку под
землей. Этому странному несоответствию - тому, что вселенная еще существует,
а ее вместилище уже  погибло - можно, на мой  взгляд, предложить только одно
разумное  объяснение:  еще когда  Люй Дун-Бинь дремал за своим прилавком  на
базаре, в его чайнике шли раскопки развалин бывшей Чаньани, зарастала травой
его  собственная  могила,  люди запускали  в  космос  ракеты,  выигрывали  и
проигрывали войны, строили телескопы и танкостроительные...
     Стоп.  Отсюда   и  начнем.  Чжана  Седьмого  в  детстве  звали  Красной
Звездочкой. А потом он вырос и пошел работать в коммуну.
     У крестьянина  ведь какая  жизнь? Известно какая. Вот и Чжан приуныл  и
запил без  удержу. Так, что даже потерял счет  времени. Напившись с утра, он
прятался  в  пустой  рисовый  амбар  на  своем  дворе  -  чтобы  не  заметил
председатель, Фу Юйши, по прозвищу Медный Энгельс. (Так его звали за большую
политическую  грамотность и физическую  силу.)  А прятался Чжан потому,  что
Медный  Энгельс  часто  обвинял  пьяных  в каких-то  непонятных  вещах  -  в
конформизме, перерождении - и заставлял их работать бесплатно. Спорить с ним
боялись,  потому  что  это  он  называл  контрреволюционным  выступлением  и
саботажем,  а  контрреволюционных саботажников положено  было  отправлять  в
город.
     В то утро, как  обычно, Чжан и все  остальные валялись пьяные  по своим
амбарам,  а  Медный Энгельс ездил на ослике по  пустым улицам,  ища, кого бы
послать на работу. Чжану было совсем худо, он лежал животом на земле, накрыв
голову пустым мешком из-под риса. По его лицу ползло  несколько  муравьев, а
один  даже  заполз  в  ухо, но  Чжан  даже не  мог  пошевелить рукой,  чтобы
раздавить их, такое было похмелье. Вдруг издалека -  от самого ямыня партии,
где  был  репродуктор  - донеслись  радиосигналы точного времени.  Семь  раз
прогудел гонг, и тут...
     Не то  Чжану примерещилось, не  то вправду - к амбару подъехала длинная
черная машина. Даже непонятно  было, как она прошла  в ворота.  Из нее вышли
два  толстых чиновника в темных одеждах,  с квадратными  ушами и  значками в
виде  красных флажков  на  груди,  а  в глубине  машины остался  еще один, с
золотой звездой на груди и с усами как у  креветки,  обмахивающийся  красной
папкой.  Первые двое взмахнули  рукавами  и  вошли в  амбар. Чжан откинул  с
головы мешок и, ничего не понимая, уставился на гостей.
     Один  из  них  приблизился  к  Чжану,  три раза поцеловал его в  губы и
сказал:
     - Мы прибыли из далекой земли СССР. Наш  Сын Хлеба много слышал о ваших
талантах и  справедливости и  вот приглашает  вас к себе.  Скатертью хлеб да
соль.
     Чжан  и не слыхал никогда о такой стране. "Неужто, - подумал он, Медный
Энгельс на меня донос сделал, и это  меня за  саботаж забирают? Говорят, они
при этом любят придуриваться..."
     От страха Чжан даже вспотел.
     - А вы сами-то кто? - спросил он.
     - Мы - референты, - ответили незнакомцы, взяли Чжана за рубаху и штаны,
кинули на заднее сиденье  и сели по бокам. Чжан попробовал было  вырываться,
но так  получил по ребрам, что сразу покорился. Шофер завел мотор,  и машина
тронулась.
     Странная была поездка. Сначала вроде  ехали по знакомой дороге, а потом
вдруг свернули  в лес и  нырнули в какую-то яму.  Машину  тряхнуло,  и  Чжан
зажмурился, а когда открыл глаза  - увидел,  что  едет по широкому шоссе, по
бокам которого стоят  косые домики с антеннами, бродят коровы, а чуть дальше
поднимаются  вверх  плакаты  с  лицами  правителей  древности  и  надписями,
сделанными старинным  головастиковым письмом.  Все это как бы смыкалось  над
головой,  и казалось, что дорога идет  внутри огромной  пустой трубы. "Как в
стволе у пушки", - почему-то подумал Чжан.
     Удивительно - всю жизнь  он провел в  своей деревне и даже не знал, что
рядом есть такие  места.  Стало  ясно,  что  они едут  не  в город,  и  Чжан
успокоился.
     Дорога оказалась долгой. Через пару часов Чжан  стал  клевать носом,  а
потом и вовсе заснул. Ему  приснилось, что Медный Энгельс утерял партбилет и
он, Чжан, назначен председателем коммуны вместо него и вот идет по безлюдной
пыльной  улице, ища,  кого  бы послать на  работу. Подойдя к своему дому, он
подумал:  "А  что, Чжан-то Седьмой  небось лежит  в амбаре  пьяный... Дай-ка
зайду посмотрю".
     Вроде бы он помнил, что Чжан Седьмой - это он сам, и все равно пришла в
голову такая мысль. Чжан очень этому удивился - даже во сне, - но решил, что
раз его сделали председателем,  то перед этим он, наверно,  изучил искусство
партийной бдительности, и это она и есть.
     Он дошел до амбара, приоткрыл дверь - и видит: точно. Спит в углу, а на
голове  -  мешок.  "Ну подожди",  -  подумал Чжан,  поднял с пола  недопитую
бутылку пива и вылил прямо на накрытый мешком затылок.
     И  тут вдруг  над  головой что-то  загудело,  завыло,  застучало - Чжан
замахал руками и проснулся.
     Оказалось,  это  на  крыше  машины  включили  какую-то  штуку,  которая
вертелась, мигала и  выла. Теперь все машины и  люди впереди  стали уступать
дорогу, а  стражники с полосатыми жезлами  -  отдавать честь. Двое спутников
Чжана даже покраснели от удовольствия.
     Чжан  опять задремал, а когда проснулся, было  уже темно, машина стояла
на красивой площади в незнакомом городе и  вокруг толпились люди, близко их,
однако, не подпускал наряд стражников в черных шапках.
     - Что же, надо бы  к трудящимся выйти, - с улыбкой сказал Чжану один из
спутников. Чжан заметил, что чем дальше они  отъезжали  от его  деревни, тем
вежливей вели себя с ним эти двое.
     - Где мы ? - спросил Чжан.
     - Это Пушкинская площадь города Москвы, - ответил референт и показал на
тяжелую металлическую фигуру, отчетливо  видную  в лучах прожекторов рядом с
блестящим  и рассыпающимся в воздухе столбом воды, над памятником и фонтаном
неслись по небу горящие слова и цифры.
     Чжан вылез из машины. Несколько прожекторов осветили толпу, и он увидел
над головами огромные плакаты:
     "Привет товарищу Колбасному от трудящихся Москвы!"
     Еще над толпой мелькали его собственные портреты  на шестах. Чжан вдруг
заметил,  что без  труда  читает  головастиковое письмо и даже  не понимает,
почему это его назвали головастиковым, но не  успел этому удивиться,  потому
что  к нему сквозь  милицейский кордон протиснулась небольшая группа людей -
две женщины в  красных, до асфальта,  сарафанах, с жестяными полукругами  на
головах, и  двое мужчин в военной форме с короткими балалайками. Чжан понял,
что это и есть трудящиеся. Они  несли перед собой что-то темное, маленькое и
круглое, похожее на переднее колесо от трактора "Шанхай". Один из референтов
прошептал  Чжану на  ухо, что это так называемый хлеб-соль.  Слушаясь его же
указаний, Чжан  бросил в рот  кусочек хлеба и поцеловал одну  из  девушек  в
нарумяненную щеку, поцарапав лоб о жестяной кокошник.
     Тут грянул оркестр милиции, игравший  на странной форме  цинах и юях, и
площадь закричала:
     - У-ррр-аааа!!!
     Правда,  некоторые  кричали, что надо бить каких-то  жидов,  но Чжан не
знал местных обычаев и на всякий случай не стал про это расспрашивать.
     - А кто  такой  товарищ  Колбасный? - поинтересовался он, когда площадь
осталась позади.
     - Это вы теперь - товарищ Колбасный, - ответил референт.
     - Почему это? - спросил Чжан.
     - Так решил  Сын Хлеба, - ответил референт. - В стране не хватает мяса,
и наш  повелитель полагает, что если  у его  наместника будет такая фамилия,
трудящиеся успокоятся.
     - А что с прошлым наместником? - спросил Чжан.
     - Прошлый  наместник, - ответил референт, - похож  был  на  свинью, его
часто показывали по  телевизору, и трудящиеся на время забывали, что мяса не
хватает. Но  потом Сын  Хлеба  узнал, что наместник скрывает,  что ему давно
отрубили голову, и пользуется услугами мага.
     - А как  же его тогда показывали по телевизору, если у него голова была
отрублена? - спросил Чжан.
     - Вот  это  и было самым обидным  для  трудящихся, - ответил референт и
замолчал.
     Чжан  хотел было спросить,  что было дальше и почему это референты  все
время называют людей  трудящимися, но не решился - побоялся попасть впросак.
"Да и потом, - подумал он, - может, они и правда не люди, а трудящиеся".
     Скоро машина остановилась у большого кирпичного дома.
     -  Здесь  вы  будете  жить,  товарищ  Колбасный,  -  сказал  кто-то  из
референтов.
     Чжана провели в квартиру, которая была убрана  роскошно  и дорого, но с
первого взгляда  вызвала у Чжана нехорошее чувство. Вроде  бы и комнаты были
просторные, и  окна большие, и  мебель  красивая - но все это  было каким-то
ненастоящим,  отдавало  какой-то  чертовщиной:  хлопни, казалось,  в  ладоши
посильнее, и все исчезнет.
     Но тут  референты  сняли  пиджаки,  на столе  появилась водка  и мясные
закуски, и через несколько минут Чжану сам черт стал не брат.
     Потом  референты засучили рукава, один из них взял  гитару и заиграл, а
другой запел приятным голосом:
     - Мы - дети Галактики, но - самое главное,
     Мы - дети твои, дорогая Земля!
     Чжан не очень понял, чьи они  дети, но они нравились  ему  все больше и
больше. Они ловко  жонглировали и кувыркались, а когда Чжан хлопал в ладоши,
читали свободолюбивые стихи и пели красивые песни про то,  как хорошо лежать
ночью у  костра  и  глядеть на звездное  небо, про  строгую мужскую дружбу и
красоту молоденьких певичек.  Еще была там одна песня про что-то непонятное,
от чего у Чжана сжалось сердце.
     Когда Чжан проснулся, было утро. Один  из референтов тряс его за плечо.
Чжану стало стыдно, когда  он увидел,  в каком виде спал  -  тем  более  что
референты были свежими и умытыми.
     - Прибыл Первый Заместитель! - сказал один из них.
     Чжан увидел,  что его латаная синяя куртка  куда-то пропала, вместо нее
на стуле висел серый пиджак с красным  флажком на лацкане. Он стал торопливо
одеваться  и как  раз  кончил завязывать  галстук,  когда  в  комнату  ввели
невысокого человека в благородных сединах.
     - Товарищ Колбасный! - возвестил  он. - Основа  колеса - спицы,  основа
порядка в поднебесной  - кадры, надежность  колеса  зависит от пустоты между
спицами,  а кадры  решают все.  Сын Хлеба слышал о вас  как о благородном  и
просвещенном муже и хочет пожаловать вам высокую должность.
     - Смею ли мечтать о такой чести?  - отозвался Чжан, с трудом  сдерживая
икоту.
     Первый Заместитель пригласил его  за собой. Они спустились вниз, сели в
черную машину  и  поехали по  улице, которая называлась "Большая Бронная". И
вот  они оказались  у  дома вроде  того,  где  Чжан  провел ночь,  только  в
несколько раз больше. Вокруг дома был большой парк.
     Первый Заместитель  пошел по  узкой дорожке  впереди,  Чжан двинулся за
ним, слушая, как спешащий сзади референт играет на маленькой флейте  в форме
авторучки.
     Светила  луна. По пруду плавали удивительной красоты черные лебеди, про
которых Чжану сказали, что все они на самом деле заколдованные воины КГБ. За
тополями и  ивами прятались десантники, переодетые морской пехотой. В кустах
залегла морская  пехота,  переодетая десантниками. А  у самого входа  в  дом
несколько старушек с лавки мужскими  голосами  велели им остановиться и лечь
на землю, сложив руки на затылке.
     Внутрь пустили только  Первого Заместителя  и Чжана. Они  долго шли  по
каким-то коридорам и лестницам, на которых  играли веселые нарядные дети, и,
наконец, приблизились к высоким инкрустированным дверям,  у которых на часах
стояли два космонавта с огнеметами.
     Чжан был перепуган и подавлен. Первый Заместитель  открыл тяжелую дверь
и сказал Чжану:
     - Прошу.
     Чжан услышал негромкую музыку и на цыпочках вошел внутрь. Он оказался в
просторной светлой  комнате, окна которой были распахнуты  в небо, а в самом
центре, за белым роялем**Редкий музыкальный инструмент, напоминающий большие
гусли.  (Прим.  перев.), сидел Сын Хлеба,  весь в хлебных колосьях и золотых
звездах. Сразу было видно, что это человек необыкновенный. Рядом с ним стоял
большой металлический  шкаф,  к  которому  он  был  присоединен  несколькими
шлангами , в шкафу что-то тихонько  булькало. Сын Хлеба глядел  на вошедших,
но, казалось, не видел их, влетающий в окна ветер шевелил его седые волосы.
     На самом деле он, конечно,  все видел - через минуту он  убрал  руки  с
рояля, милостиво улыбнулся, а потом сказал:
     - С целью укрепления...
     Говорил он невнятно  и как бы задыхаясь, и Чжан понял только, что будет
теперь  очень важным  чиновником.  Потом  состоялся  обед.  Так вкусно  Чжан
никогда еще не  ел. Вот только Сын Хлеба не положил  себе в рот ни  кусочка.
Вместо этого  референты открыли в шкафу дверцу, бросили туда несколько лопат
икры и вылили бутылку пшеничного вина. Чжан никогда бы не подумал, что такое
бывает. После обеда они с Первым Заместителем поблагодарили правителя СССР и
вышли.
     Его отвезли домой, а вечером состоялся торжественный концерт, где Чжана
усадили в самом первом ряду. Концерт был величественным зрелищем. Все номера
удивляли  количеством участников и слаженностью их  действий. Особенно Чжану
понравился детский патриотический  танец  "Мой  тяжелый пулемет" и  "Песня о
триединой  задаче"  в  исполнении  Государственного  хора.  Вот  только  при
исполнении этой  песни на  солиста  навели  зеленый прожектор и лицо  у него
стало совсем трупным,  но Чжан не знал всех местных обычаев. Поэтому он и не
стал ни о чем спрашивать своих референтов.
     Утром, проезжая по  городу, Чжан увидел из  окна  машины длинные  толпы
народа. Референт объяснил, что  все  эти  люди вышли  проголосовать за Ивана
Семеновича Колбасного -  то  есть за  него,  Чжана. А  в свежей газете  Чжан
увидел  свой портрет  и  биографию, где было  сказано,  что  у  него  высшее
образование и раньше он находился на дипломатической работе.
     Вот так,  в  восемнадцатом году правления под девизом "Эффективность  и
качество", Чжан Седьмой стал важным чиновником в стране СССР.
     Потянулась новая жизнь. Дел у Чжана не было никаких, никто ни о чем его
не спрашивал  и ничего от него не хотел.  Иногда только его призывали в один
из московских дворцов, где он молча  сидел в  президиуме во время исполнения
какой-нибудь песни или танца,  сначала он очень смущался, что на него глядит
столько народа, а потом подсмотрел, как ведут себя другие, и стал  поступать
так же - закрывать  пол-лица ладонью и вдумчиво  кивать  в самых неожиданных
местах.
     Появились  у  него  лихие   дружки  -  народные  артисты,  академики  и
генеральные директоры, умелые в боевых искусствах. Сам Чжан стал Победителем
Социалистического Соревнования  и Героем Социалистического Труда. С утра они
всей компанией напивались и шли в  Большой  театр безобразничать с тамошними
певичками и певцами - правда, если  там  гулял кто-нибудь более  важный, чем
Чжан,  им  приходилось  поворачивать.  Тогда  они вваливались в  какойнибудь
ресторан,  и если  простой  народ  или даже  служилые люди  видели на дверях
табличку "Спецобслуживание", они  сразу понимали, что там веселится Чжан  со
своей компанией, и обходили это место стороной.
     Еще Чжан  любил выезжать в ботанический сад любоваться цветами,  тогда,
чтобы не мешали простолюдины, сад оцепляли телохранители Чжана.
     Трудящиеся  очень уважали и боялись Чжана,  они  присылали  ему  тысячи
писем, жалуясь на несправедливость и прося помочь в самых разных делах. Чжан
иногда выдергивал  из  стопки какое-нибудь письмо  наугад и помогал  - из-за
этого о нем шла добрая слава.
     Что  больше  всего  нравилось Чжану,  так  это не бесплатная кормежка и
выпивка, не все  его особняки и любовницы, а здешний народ,  трудящиеся. Они
были работящие и скромные, с пониманием,  - Чжан мог,  например,  давить их,
сколько  хотел, колесами  своего  огромного черного  лимузина,  и все,  кому
случалось быть при этом на  улице, отворачивались, зная, что это не их дело,
а для них главное - не опоздать на работу. А уж беззаветные были - прямо как
муравьи. Чжан даже написал в  главную  газету  статью: "С этим народом можно
делать что  угодно",  и  ее  напечатали,  чуть  изменив  заголовок: "С таким
народом можно творить великие дела". Примерно это Чжан и хотел сказать.
     Сын Хлеба очень любил Чжана.  Часто вызывал его к себе и что-то бубнил,
только Чжан не понимал ни  слова.  В шкафу что-то  булькало и урчало, и  Сын
Хлеба с каждым  днем выглядел все хуже. Чжану было очень его жаль, но помочь
ему он никак не мог.
     Однажды, когда Чжан отдыхал в своем подмосковном поместье, пришла весть
о смерти  Сына Хлеба. Чжан перепугался  и подумал, что его теперь непременно
схватят. Он хотел уже было удавиться,  но слуги уговорили его повременить. И
правда,  ничего  страшного  не случилось  -  наоборот,  ему  дали  еще  одну
должность: теперь он возглавил всю рыбную ловлю в стране.  Нескольких друзей
Чжана арестовали,  и установилось новое  правление, под девизом  "Обновление
истоков".  В эти  дни Чжан так перенервничал, что  начисто забыл,  откуда он
родом,  и сам стал верить, что находился раньше на дипломатической работе, а
не пьянствовал дни и ночи напролет в маленькой глухой деревушке.
     В восьмом  году  правления  под девизом "Письма  Трудящихся" Чжан  стал
наместником Москвы.  А в третьем  году правления под девизом "Сияние истины"
он женился, взяв  за  себя красавицу-дочь  несметно богатого академика: была
она изящной, как куколка,  прочла много книг и  знала танцы и музыку. Вскоре
она родила ему двух сыновей.
     Шли  годы,  правитель  сменял  правителя,  а  Чжан  все  набирал  силу.
Постепенно вокруг  него сплотилось  много преданных чиновников и военных,  и
они стали тихонько поговаривать, что Чжану пора взять власть в  свои руки. И
вот однажды утром свершилось.
     Теперь Чжан  узнал тайну белого рояля. Главной  обязанностью Сына Хлеба
было сидеть за ним  и наигрывать  какую-нибудь несложную мелодию. Считалось,
что при этом он  задает исходную гармонию, в соответствии с которой строится
все остальное управление страной. Правители,  понял  Чжан, различались между
собой  тем, какие мелодии  они знали. Сам  он хорошо  помнил только "Собачий
вальс" и  большей частью наигрывал именно его. Однажды он попробовал сыграть
"Лунную  сонату", но  несколько раз  ошибся, и на следующий день  на Крайнем
севере  началось  восстание племен,  а на  юге произошло землетрясение,  при
котором, слава Богу, никто не погиб. Зато с восстанием  пришлось повозиться:
мятежники  под  черными  энаменами  с  желтым  кругом посередине  пять  дней
сражались  с ударной десантной  дивизией "Братья Карамазовы",  пока  не были
перебиты все до одного.
     С тех пор Чжан не рисковал и играл только "Собачий вальс" - зато его он
мог исполнять как угодно: с закрытыми глазами, спиной к роялю и даже лежа на
нем  животом.  В  секретном  ящике  под  роялем  он  нашел сборник  мелодий,
составленный  правителями  древности. По  вечерам  он часто  листал его.  Он
узнал,  например,  что в  тот  самый день,  когда  правитель Хрущев исполнял
мелодию  "Полет  шмеля", над страной был сбит  вражий  самолет. Ноты  многих
мелодий были замазаны черной краской, и уже нельзя  было узнать, что  играли
правители тех лет.
     Теперь  Чжан  стал самым  могущественным  человеком  в стране.  Девизом
своего  правления  он  выбрал слова:  "Великое  умиротворение".  Жена  Чжана
строила новые  дворцы,  сыновья росли, народ  процветал - но  сам Чжан часто
бывал  печален.  Хоть  и  не существовало  удовольствия, которого  он бы  не
испытал, -  но и многие заботы подтачивали его сердце.  Он стал седеть и все
хуже слышал левым ухом.
     По  вечерам Чжан переодевался интеллигентом и бродил по городу, слушая,
что говорит  народ. Во время своих прогулок стал он замечать,  что как он ни
плутай,  все  равно выходит  на  одни  и те же  улицы. У  них были  какие-то
странные названия: "Малая Бронная", "Большая  Бронная" - эти, например, были
в  центре,  а  самая  отдаленная  улица, на  которую  однажды  забрел  Чжан,
называлась "Шарикоподшипниковская".
     Где-то дальше, говорили, был  Пулеметный бульвар, а еще дальше - первый
и второй Гусеничные  проезды. Но там Чжан никогда не бывал. Переодевшись, он
или пил  в  ресторанах  у  Пушкинской площади, или заезжал на  улицу Радио к
своей  любовнице  и вез  ее  в  тайные  продовольственные  лавки на  Трупной
площади. (Так она на самом деле  называлась, но  чтобы не пугать трудящихся,
на всех вывесках вместо буквы  "п" была буква  "б".) Любовница - а это  была
молоденькая  балерина  -  радовалась  при  этом,  как  девочка,  и  у  Чжана
становилось полегче на  душе, а через минуту они уже оказывались на  Большой
Бронной.
     И вот с некоторых пор такая странная замкнутость окружающего мира стала
настораживать Чжана.  Нет,  были,  конечно, и другие улицы, и вроде  бы даже
другие города  и провинции - но Чжан, как  давний член  высшего руководства,
отлично знал, что они существуют в основном в пустых  промежутках между теми
улицами, на которые он все  время выходил во время своих прогулок, и  как бы
для отвода глаз.
     А Чжан, хоть и правил страной уже одиннадцать лет, все-таки был человек
честный,  и  очень ему странно было  произносить речи  про  какие-то поля  и
просторы, когда он  помнил, что и  большинства улиц в Москве, можно считать,
на самом деле нету.
     Однажды днем он собрал руководство и сказал:
     - Товарищи! Ведь мы все знаем, что у нас в Москве только несколько улиц
настоящих,  а  остальных  почти  не  существует.  А уж  дальше, за  Окружной
дорогой, вообще непонятно что начинается. Зачем же тогда...
     Не  успел он договорить, как все  вокруг закричали, вскочили с  мест  и
сразу  проголосовали за то, чтобы снять Чжана со всех  постов. А  как только
это сделали, новый Сын Хлеба влез на стол и закричал:
     - А ну, завязать ему рот и ...
     - Позвольте хоть проститься с женой и детьми! - взмолился Чжан.
     Но его словно никто не слышал - связали по  рукам и ногам, заткнули рот
и бросили в машину.
     Дальше  все   было  как  обычно  -  отвезли  его  в  Китайский  проезд,
остановились прямо посреди дороги, открыли люк в асфальте и кинули туда вниз
головой.
     Чжан обо что-то ударился затылком и потерял сознание.
     А когда открыл глаза  - увидел,  что лежит в своем амбаре на полу.  Тут
из-за стены дважды донесся далекий звук гонга, и женский голос сказал:
     - Пекинское время - девять часов.
     Чжан провел рукой  по лбу, вскочил и, шатаясь, выбежал на улицу.  А тут
из-за угла как раз выехал на  ослике  Медный Энгельс. Чжан  сдуру побежал, и
Медный  Энгельс со звонким цоканьем поскакал  за  ним мимо молчащих  домов с
опущенными ставнями  и  запертыми воротами, на деревенской площади он настиг
Чжана, обвинил его в чжунгофобии и послал на сортировку грибов моэр.
     Вернувшись через три года  домой,  Чжан  первым делом пошел осматривать
амбар. С одной стороны его стена упиралась в забор, за которым была огромная
куча  мусора,  копившегося на этом  месте, сколько Чжан себя помнил. По  ней
ползали большие рыжие муравьи.
     Чжан взял лопату и стал копать. Несколько раз воткнул ее в кучу - и она
ударила о железо. Оказалось,  что под мусором - японский танк, оставшийся со
времен войны. Стоял он  в  таком месте, что  с  одной стороны  был  заслонен
амбаром, а  с другой -  забором,  и был скрыт от взглядов, так  что Чжан мог
спокойно раскапывать его, не боясь, что кто-то это увидит, тем более что все
лежали по домам пьяные.
     Когда Чжан открыл  люк, ему  в лицо пахнуло кислым запахом.  Оказалось,
что там большой муравейник. Еще в башне были останки танкиста.
     Приглядевшись, Чжан  стал кое-что узнавать. Возле  казенника  пушки  на
позеленевшей цепочке висела маленькая  бронзовая  фигуркабрелок.  Рядом, под
смотровой щелью, была лужица - туда во время дождей капала протекающая вода.
Чжан   узнал   Пушкинскую  площадь,  памятник  и  фонтан.  Мятая  банка   от
американских консервов была рестораном "МакДональдс", а пробка от "Кока-Колы
"  - той самой рекламой, на  которую Чжан подолгу,  бывало,  глядел,  сжимая
кулаки, из  окна  своего  лимузина.  Все это  не  так давно  выбросили здесь
проезжавшие через деревню американские туристы.
     Мертвый танкист почему-то был не в шлеме, а в съехавшей на ухо  пилотке
- так вот, кокарда на этой пилотке очень напоминала купол  кинотеатра "Мир".
А на остатках щек у трупа  были длинные бакенбарды, по которым ползало много
муравьев  с  личинками,  -  только глянув на  них, Чжан узнал  два бульвара,
сходившихся у Трупной  площади. Узнал он и  многие  улицы: Большая Бронная -
это была лобовая броня, а Малая Бронная - бортовая.
     Из танка торчала ржавая антенна  - Чжан догадался, что это Останкинская
телебашня. Само Останкино было трупом стрелкарадиста.  А  водитель,  видимо,
спасся.
     Взяв длинную палку, Чжан поковырял в муравейной куче и отыскал  матку -
там, где в  Москве  проходила Мантулинская улица  и куда  никогда никого  не
пускали.  Отыскал Чжан и  Жуковку,  где были  самые  важные дачи - это  была
большая жучья нора,  в которой копошились толстые муравьи длиной  в три цуня
каждый. А окружная дорога - это был круг, на котором вращалась башня.
     Чжан  подумал, вспомнил,  как его  вязали  и  бросали  головой  вниз  в
колодец, и в нем проснулась не то  злоба, не то обида - в  общем,  развел он
хлорку в двух ведрах да и вылил ее в люк.
     Потом он  захлопнул люк и забросал танк землей  и мусором,  как было. И
скоро совсем позабыл обо всей этой истории.  У крестьянина ведь какая жизнь?
Известно.
     Чтобы его не обвинили в том, будто он оруженосец японского милитаризма,
Чжан никогда никому не рассказывал, что у него возле дома японский танк.
     Мне  же  эту  историю  он  поведал  через много  лет, в поезде,  где мы
случайно встретились - она показалась мне правдивой, и я решил ее записать.
     Пусть  все это послужит уроком для тех, кто хочет вознестись  к власти,
ведь если вся наша вселенная находится в чайнике Люй ДунБиня -  что же такое
тогда страна, где побывал  Чжан! Провел там лишь миг, а показалось  - прошла
жизнь. Прошел путь от пленника до правителя - а оказалось, переполз из одной
норки  в  другую.  Чудеса,  да   и  только.   Недаром  товарищ  Ли  Чжао  из
Хуачжоусского крайкома партии сказал:
     "Знатность, богатство  и высокий чин,  могущество и  власть,  способные
сокрушить государство, в глазах мудрого мужа немногим  отличны от муравьиной
кучи."
     По-моему, это так  же  верно, как то, что Китай  на севере  доходит  до
Ледовитого океана, а на западе - до Франкобритании.
     Со Лу-Тан

Виктор Пелевин. Святочный киберпанк или рождественская ночь-117.DIR

     Не  надо быть специалистом по так  называемой культуре, чтобы  заметить
общий  практически для всех  стран мира упадок  интереса к поэзии. Возможно,
это связано с  политическими  переменами, случившимися  в мире за  последние
несколько десятилетий. Поэзия, далекий потомок древней заклинательной магии,
хорошо приживается при деспотиях и тоталитарных режимах в силу своеобразного
резонанса -  такие  режимы,  как  правило,  сами  имеют магическую природу и
поэтому  способны естественным образом  питать  другое ответвление магии. Но
перед лицом  (вернее лицами) трезвомыслящей гидры  рынка  поэзия оказывается
бессильной и как бы ненужной.
     Но   это,  к  счастью,  не  означает  ее  гибели.   Просто   из  фокуса
общественного   интереса  она  смещается   на  его  далекую  периферию  -  в
пространство  университетских  кампусов, районных  многотиражек,  стенгазет,
капустников  и вечеров отдыха. Больше того,  нельзя  даже сказать,  что  она
совсем покидает  этот фокус - ей  все же удается сохранить  свои позиции и в
той  раскаленной  области,   куда  направлен  блуждающий  и  мутный   взгляд
человечества. Поэзия живет в названиях автомобилей, гостиниц и шоколадок,  в
именах, даваемых кораблям, гигиеническим прокладкам и компьютерным вирусам.
     Последнее,  пожалуй,   удивительнее  всего.  Ведь   по  своей   природе
компьютерный  вирус  не  что иное, как бездушная  последовательность комманд
микроассеблера,  незаметно прилепляющаяся к другим программам, чтобы в  один
прекрасный день взять и превратить компьютер в бессмысленную груду металла и
пластмассы. И  вот  этим  программам-убийцам  дают  имена вроде  "Леонардо",
"Каскад", "Желтая роза" и так далее. Возможно, поэтичность этих имен есть не
что иное, как  возврат к  упоминавшейся заклинательной  магии, возможно, это
попытка как-то  очеловечить, одушевить и умилостивить  мертвый и  всемогущий
полупроводниковый  мир,  проносящиеся   по  которому   электронные  импульсы
определяют человеческую  судьбу. Ведь  даже богатство, к которому  всю жизнь
стремится человек, в наши дни означает не подвалы, где лежат груды золота, а
совершенно   бессмысленную   для  непосвященных  цепочку   нулей  и  единиц,
хранящуюся  в памяти банковского  компьютера,  и все, чего добивается  самый
удачливый  предприниматель за  полные  трудов  и забот  годы перед тем,  как
инфаркт или пуля  вынуждают  его перейти  к  иным  формам бизнеса,  так  это
изменения последовательности зарядов на  каком-нибудь тридцатидвухэмиттерном
транзисторе  из чипа, который так мал, что и раглядеть-то его можно только в
микроскоп.
     Поэтому  нет ничего  удивительного, что  компьютерный  вирус, полностью
парализовавший   на   несколько  дней   жизнь   большого   русского   города
Петроплаховска,  был   назван  "Рождественская   Ночь".   (  В   программах-
антивирусах и компьютерной литературе его обычно обозначают как "РН-117.DIR"
-  что  означают  эти цифры  и латинские буквы,  мы  не  знаем.) Но название
"Рождественская Ночь" нельзя считать чистой  данью  поэзии. Дело в  том, что
некоторые вирусы срабатывают  в определенное  время или определенный день  -
так, например, вирус "Леонардо" должен был совершить свое черное дело в день
рождения Леонардо да Винчи. Точно так же вирус "Рождественская Ночь" выходил
из спячки в ночь под Рождество. Что касается  его действия, то мы попытаемся
описать его как можно проще, не  углубляясь в  технические  подробности -  в
конце  концов, только специалисту интересно, в  какой  кластер  "РН-117.DIR"
записывал свое тело и как именно он видоизменял таблицу расположения файлов.
Для нас важно только то,  что этот  вирус  разрушал хранящиеся  в компьютере
базы  данных, причем делал это  довольно необычным способом  -  инфомация не
просто  портилась  или стиралась,  а  как  бы  перемешивалась, причем  очень
аккуратно.
     Представим  себе  компьютер,  стоящий где-нибудь  в  мэрии,  в  котором
собраны  все  сведения  о жизни города  (как это, кстати  сказать,  и было в
Петроплаховске).   Пока  этот  компьютер  исправен,  его  память  похожа  на
собранный  кубик Рубика  - допустим, на синей стороне  хранятся какие-нибудь
сведения о коммунальных службах, на красной - данные о городском бюджете, на
желтой - личный банк данных мэра,  на  зеленой - его записная  книжка, и так
далее.  Так вот,  активизируясь,  "РН-117.DIR" начинал  вращать  грани этого
кубика  сумасшедшим  и  непредсказуемым  образом,  но  все  клетки при  этом
сохранялись и сам кубик тоже.  Если продолжить эту аналогию, то антивирусные
программы, проверяя память компьютера  на  наличие вируса,  как  бы измеряют
грани этого кубика, и если они не изменяются, то делается вывод, что вирусов
в компьютере нет. Поэтому любые ревизоры диска и даже новейшие эвристические
анализторы  были  бессильны  против  "РН-117.DIR", неизвестный  программист,
вставший  по  непонятной причине  на путь абстрактого зла,  создал настоящий
маленький  шедевр,  удостоившийся  скупой  и  презрительной  похвалы  самого
доктора Лозинского, высшего авторитета в области компьютерной демонологии.
     Об авторе вируса ничего не известно. Ходили слухи, что им был тот самый
сумасшедший  инженер   Герасимов,   по  делу  которого  впервые  в  практике
петроплаховского  горсуда был применен закон об  охране  животных.  Дело это
было громким, так что напомним о нем только в самых общих чертах. Герасимов,
человек от рождения психически неуравновешенный и  к  тому же  относящийся к
той  немногочисленной  прослойке  нашего  общества,  которая не поняла и  не
приняла  реформ, ненавидел  все те  ростки грядущего, которые  пробиваются к
солнцу  сквозь многослойный асфальт нашего печального бытия. На этой почве у
него  и  развилась  мания  преследования: для  него  самым главным  символом
произошедших  в  стране  перемен  почему-то  стал  бультерьер. Возможно, это
связано с тем, что в шестнадцатиэтажном доме, где  он жил, многие обзавелись
собакой  этой популярной  породы, и, спускаясь в лифте, Герасимов много  раз
оказывался   в  обществе  трех,  четырех,   а  иногда  и  пяти  бультерьеров
одновременно.   Кончилось   это   тем,   что   Герасимов,   распродав   свое
немногочисленное  имущество и  войдя  в серьезные для человека  его  средств
долги, тоже приобрел себе бультерьера.
     Соседи  сначала  очень  обрадовались  такой  перемене,  произошедшей  с
Герасимовым. С первого взгляда казалось, что она свидетельствует о серьезном
желании  человека  приспособиться  к изменившимся обстоятельствам  и  начать
наконец жить в ногу  со временем. Но, когда выяснилось, какое имя  Герасимов
дал собаке, любители  животных из  его дома были  просто  шокированы. Дело в
том, что  он  назвал  своего бультерьера "Муму". По вечерам  Герасимов  стал
ходить  на прогулки  к  близлежащей реке и,  бывало,  подолгу  простаивал на
берегу, глядя в середину потока и напряженно о чем-то думая.  Муму резвилась
рядом, иногда  подбегая к хозяину, чтобы потереться  о его  ногу и поглядеть
ему в лицо своими доверчивыми красными глазками.
     Собаководы того дома, где вил  Герасимов, нашли, что эти прогулки носят
явно демонстративный характер. Кончилось дело, как известно, судом, вмешался
сам мэр Петроплаховска, бывший страстным любителем бультерьеров, и Герасимов
был лишен прав на животное.
     - Герасимову  ненавистно все  то, что  олицетворяет Муму,сказал на суде
государственный   обвинитель,-   точнее,  Муму   олицетворяет  все  то,  что
ненавистно Герасимову.  А ведь  для  тысяч  и тысяч россиян бультерьер  стал
синонимом  жизненного успеха, оптимизма,  веры  в возрождение новой  России!
Герасимов  тянет  свои лапы к Муму только потому,  что  они слишком коротки,
чтобы дотянуться до тех,  кого этот пес символизирует.  Но мы требуем лишить
его прав на животное не из-за этих убеждений, как бы мы к ним ни относились,
нет - мы требуем этого потому, что бедному псу угрожает опасность!
     Герасимов   проиграл  процесс.   Муму,  взятую   под   защиту   закона,
предполагалось отправить  в  элитарный спецсобакоприемник, где коротают свой
век  бультерьеры,  питбульмастифы  и  волкодавы  погибших капитанов бизнеса,
деньги на содержание Муму и на специальную клетку, в которой  собаку  должны
были отправить по почте, выделил лично мэр.
     Возможно,   поэтому   и  возник  слух,   что  это   Герасимов   написал
"РН-177.DIR", чтобы  отомстить мэру.  Нам эта  версия представляется  крайне
маловероятной.  Во-первых,  программист,  способный  написать  вирус  уровня
"Рождественской  Ночи",  вряд  ли  стал  бы вымещать  свою злобу и зависть к
чужому достатку на ни в чем не  повинном бультерьере - он, без сомнения, был
бы  достаточно  состоятельным  человеком,  чтобы завести  себе  хоть  десять
бультерьеров.  Во-  вторых,  Герасимов  ни разу  не  появлялся  в  мэрии,  а
возможность  заразить   компьютер  таким  вирусом  через  "интернет"  крайне
сомнительна. И в-третьих, что само главное, в версии об авторстве Герасимова
начисто  отсутствует  логика.  Как  говорил на  суде  обвинитель,  Герасимов
протянул свои  лапы к  Муму именно  потому ,  что  они были слишком коротки,
чтобы тронуть кого-нибудь, кто мог как следует дать по этим лапам. Герасимов
был слишком трусоват, чтобы решиться задеть кого-нибудь  из имеющих реальную
власть. А мэр Петроплаховска  Александр  Ванюков, больше известный  в городе
под кличкоий  Шурик  Спиноза, такую  власть,  безусловно,  имел. Кстати, эту
кличку он получил вовсе не из-за своих увлечений философией, а потому, что в
самом начале своей карьеры убил несколько человек вязальной спицей.
     Ванюков  был   одним   из  трех   человек,   державших   Петроплаховск.
(Воображение так  и  рисует трех мускулистых  атлантов,  держащих  на плечах
ломоть земли,  покрытый улицами и домами. Ограничимся рассказом о Ванюкове -
просто   никакого   отношения  к   нашей  истории  они  не  имеют.)  Ванюков
контролировал,  главным  образом, проституцию, торговлю и наркобизнес, зачем
ему  понадобилось в дополнение  к этим делам взаваливать себе на плечи еще и
обязанности мэра,  никто толком  не знает. Но представить, как у  него могло
зародиться такое желание, можно  - должно быть, возвращаясь из  бани в офис,
он  разглядывал  серо-коричневые домики родного  города сквозь  тонированное
стекло лимузина  и случайно  увидел плакат,  зовущий  всех  на  выборы мэра.
Говорят, у Ванюкова была привычка теребить пуговицы -  вот  так он, наверно,
поигрывал с какой-нибудь  пуговицей на  штанах или пиджаке и  вдруг подумал,
что гораздо лучше было бы отстегивать себе, чем какому-то мэру.
     Остальное  уже было  делом  техники.  Приняв решение  баллотироваться в
мэры,  Ванюков  первым  делом  провел  совещание со  своими "барсиками" (так
называется  человек, курирующий проституцию на территории городского района,
примерно соответсвует капитану  милиции). Он объяснил им, что если хоть один
из них  не  мобилизует  всех  подконтрольных  ему  девушек  на  агитационные
мероприятия, то он, Васюков,  возьмет вязальную спицу и лично сделает такого
барсика  муркой.  Дальнейшее  объяснил  референт   Ванюкова:  все  участницы
агитации  должне выглядеть  целомудренно и  невинно  и ни  в  коем случае не
ходить  в брюках,  так  как это  может  отпугнуть  пожилых  людей  и  вообще
консервативную часть электората.
     Из  Москвы  за  большие  деньги  был  выписан  теневой   специалист  по
постановке предвыборной кампании. Ванюков  слышал  много историй  о том, как
этот   специалист  организовал  в  соседнем  Екатеринодыбинске  предвыборную
кампанию в Госдуму для местной "крестной мамаши" Дарьи Сердюк, особый упор в
кампании делался на борьбу с организованной преступностью, а главный лозунг,
растиражированный  на  тысячах листовок, звучал  так: "От обнаглевшего ворья
один рецепт - Сердюк Дарья!"
     Ванюков  попросил  специалиста организовать  для  него нечто  подобное.
Специалист взял  неделю  на изучение  обстановки  и  представил в  конце  ее
развернутый  анализ  психологической  ситуации  в  городе  - целую  папку  с
какими-то раздвоенными графиками, таблицами  и разбитыми на сектора кругами.
В результате опросов общественного мнения в городе выяснилось, что в отличие
от Екатеринодыбинска, где  среди избирателей действительно очень сильна была
ненависть к мафии,  в Петроплаховске, получавшем большие доходы от  туризма,
жителям   был  скорее   свойствен  какой-то  неопределенный  шовинизм,   они
ненавидели  некоторых  абстрактных  "сволочей"  и "говнюков", которые совсем
"сели на шею"  и  "не дают житья".  На вопрос о том, что же  это за сволочи,
жители  обычно  пожимали плечами и  говорили: "Да  кто же  их не  знает?  Уж
известно,  кто". Поэтому избирательную  кампанию предлагалось  проводить под
знаком   готовности   мэра   противостоять   этим   "сволочам",   не   особо
конкретезируя, кто это  такие, чтобы не произошло, как  выразился специалист
"секционирования электората". В качестве предвыборного лозунга был предложен
следующий текст: "От сволочей и говнюков одно спасенье - Ванюков!"
     Когда Ванюкову показали это двустишие, за которое, с учетом заполненной
графиками папочки, было уплачено сто восемьдесят тысяч долларов, он подумал,
что занимается в жизни  чем-то  не  тем.  Видимо, от зависти в нем проснулся
Шурик Спиноза, и москвич еле убрался из Петроплаховска живым. Текст, конечно
пришлось менять, причем не в последнюю очередь потому, что все,  вовлеченные
в предвыборную кампанию, смутно ощущали, что уж если и есть в Петроплаховске
говнюк и сволочь, так  это сам Ванюков. Поэтому  в окончательном виде лозунг
звучал так: "От диктатуры и оков спасет нас только Ванюков!". Именно под ним
Ванюков и победил на выборах, причем с приличным отрывом.
     В  качестве  мэра  Ванюков,  как  бы  следуя  дервнекитайскому  завету,
гласящему,  что о  лучшем из  правителей народ не  знает ничего,  кроме  его
имени.  Он два раза провел праздник под названием "Виват, Петроплаховск!", о
котором совершенно нечего сказать.  Один раз он встретился у себя в кабинете
с  редакторами городских газет, во  время беседы  он  в мягкой  и деликатной
форме  постарался объяснить им,  что выражения  "бандит" и  "вор",  которыми
злоупотребляют  средства  массовой  информации,  уже  давно  перестали  быть
политически  корректными  (это  выражение  Ванюков  прочитал  по  написанной
референтом  бумажке, видимо мы имеем дело с переводом-калькой  американского
"politically correct"). Больше того, сказал Ванюков,  эти слова вводят людей
в  заблуждение -  слово  "вор" как бы допускает,  что человек, которого  так
называют, может вылезти из своего "Линкольна" и полезть  в чью-то  форточку,
чтобы  украсть  кусок мяса  из кастрюли со  щами (стенограмма  зафиксировала
дружный  смех  редакторов),  а  термин  "бандит" подразумевает,  это  такого
человека ищет милиция (опять зафиксированный  стенограммой смех). На вопрос,
каким  же  термином обозначать вышеперечисленные  категории граждан, Ванюков
ответил,  что  лично  ему  очень  нравится выражение  "особый  экономический
субъект",  или сокращенно "Оэс". А  те журналисты, которые любят  выражаться
витиевато  и  фигурально,  могут  пользоваться  словосочетанием  "сверхновый
русский". Это выражение уже давно никого не удивляет, но интересно, что мало
кому известен его настоящий автор, которым был референт Ванюкова.
     Таков,  пожалуй,  единственный более  или менее  заметный след, который
оставил  после себя Ванюков. Можно еще добавить, что в  недолгий период  его
правления газеты  Петроплаховска  называли Ванюкова меценатом и филантропом:
оба  эти эпитета -  пусть  даже  не  вполне адекватные  и  залуженные - были
наградой за ту роль, которую он сыграл в  судьбе бультерьера  Муму.  Словом,
если бы не чудовищные события, к которым привела поломка компьютера мэрии, в
истории Ванюкова не было бы абсолютно ничего необычного или примечательного.
     Как и  все молодые технократы, Ванюков относился к компьютеру с большим
пиететом и старался  максимально  облегчить свою  жизнь с его  помощью.  Все
сведения,  касающиеся  его  многогранной  деятельности,   были   занесены  в
несколько разных  баз  данных, к  некоторым из  которых можно было  получить
доступ,  только  зная  пароль.  Комплект программ-органайзеров и  встроенный
календарь  практически  выполняли  за Ванюкова  всю его рутинную  ежедневную
работу. Присутствие  в офисе самого  Ванюкова  было необязательным и поэтому
редким, информация  о  срочных  делах поступала  к нему  сразу  на несколько
висящих ня поясе  пейджеров (один из  которых, с золотым двуглавым орлом  на
белом фоне,  звонил  за все время  только два или три раза), а  с остальными
делами хорошо справлялась секретарша. Рабочий  день в мэрии обычно начинался
с  того, что она включала компьютер  и распечатывала список  дел  на день. К
примеру,   когда   распечатка  сообщала,   что  надо  проконтролировать  ход
подготовки  к отопительному  сезону, получить лэвэ с грузинского ресторана и
полить цветы, она спокойно  спускала два  первых сообщения по соответсвующим
инстанциям, брала с подоконника банку и шла к крану за водой.
     Примерно так же  все происходило и  в  тот злополучный день,  когда под
пластмассовым  черепом   компьютера   уже   случилось   несколько   обширных
электронных инсультов. Ванюков еще не выходил из новогоднего  запоя, дела  в
офисе вела  секретарша:  город за окном, припорошенный серебряной пылью, был
тих, светел и загадочен.
     Началось с  того,  что  бригада  строительных рабочих  (если выражаться
проще, просто три бабы в  оранжевых безрукавках, вроде тех, что вечно долбят
ломами   какую-то   наледь  на  обочинах  дорог)  получила  очень   странное
распоряжение  на бланке мэрии. Этот бланк содержал недвусмысленное  указание
"валить Кишкерова", подписано распоряжение было "Шурик Спиноза".
     Следует  заметить, что и  эти женщины, и все остальные знали, кто такой
мэр  Ванюков. Все, связанное с  ним, было окружено  мрачным  и гипнотическим
ореолом. И очень многие муниципальные служащие в глубине души надеялись, что
Ванюков  приглядывается к ним  и,  если они  пройдут некий  непонятный тест,
придет  момент,  когда  Ванюков  возьмет  их  из  полуголых серых  будней  в
волшебный и  пугающий мир таинственной "крутизны". Как выяснилось,  примерно
такая надежда - еще более трогательная из-за своей крайней нелепости  - жила
и   в  этих   бедных  женщинах,   отравленный  мексиканскими   сериалами   и
радиоактивной свеклой. Кто такой  Кишкеров, они хорошо знали  - это был один
из самых серьезных людей Петроплаховска, что видно было хотя бы из того, что
он  решился  на конфликт с  мэрией.  Надо сказать, что "завалить"  его  было
совсем не просто, потому что его поместье находилось под тщательной охраной:
телохранители, обнаружившие его истыканное  ломами тело в сарае для садового
инвенторя,  долго не могли понять, как  это  произошло: никто из них даже не
подумал, что три мрачные бабы, приходившие  расчищать дорожки в саду,  могут
иметь к этому какое-то  отношение. Кстати, нам только  что  пришло в голову,
что  этими женщинами могла двигать не какая-то  несбыточная  и романтическая
надежда на новую жизнь, а просто трудовая дисциплина, к которой они привыкли
еще в советское время.
     Одновременно  четверо работавших  на  Ванюкова  профессиональных убийц,
которые  коротали  время  в  биллиардной  одного загородного  пансионата  за
диетической  кока-колой и газетой  "Совершенно  секретно",  получили бумагу,
заносчиво подписанную "мэр Ванюков". В записке в резкой  форме высказывалось
требование, чтобы к вечеру на центральной улице не осталось ни одного бугра.
Убиийцы  были люди с опытом, но тут  даже им пришлось  почесать  в затылках.
Только один список бугров, имевших офис или какое-нибудь дело на центральной
улице (которая так и называлась - Центральная),  занял две страницы. Поэтому
киллерам пришлось срочно обратиться за помощью  к дружественной группировке.
Не  станем лишний раз описывать то  чудовищное побоище, которое в  тот  день
произошло  на Центральной.  Телевидение, падкое до  зрелища чужих страданий,
много  раз  показывало,  во  что превратилась  улица после того, как по  ней
проехала кавалькада  джипов с  убийцами. Право  же, есть что-то бесстыдное в
том  энтузиазме,  с  которым молодой телекорреспондент объясняет, какой  дом
разбит гранатометом обычного взрыва "Шмель", какой фасад продырявлен "Мухой"
и почему секретное средство  "Потемкин", разрушая все внутренние перекрытия,
оставляет совершенно нетронутыми внешние стены домов.
     На фоне этой жуткой бойни  какими-то незначительными  кажутся остальные
события  этого  дня.  Скажем, когда  группа рэкетиров,  людей туповатых,  но
исполнительных, получила по факсу подписанный мэром запрос, когда же наконец
будет   сожжен  мусор,  жизнь   майора  милиции  Козулина,  удерживаемого  в
заложниках за неуплату  процентов от  своего дела, несколько минут висела на
волоске:  он  уже  был  облит  керосином,  и спасло  его только  то, что  на
Центральной улице началась такая канонада, что про него сразу забыли.
     Поразительно, но  некоторых  жителей города сумасшедший  компьютер мэра
заставил  испытать приятные  эмоции.  Так,  хозяин  магазина  "Секс-элегант"
Экклезиаст  Колпаков,  предпринявший  крайне  рискованную   попытку  сменить
"крышу" Ванюкова  на "крышу" другого автроитета Гриши Скорпиона, уже  долгое
время  с  трепетом ожидал возмездия и  был приятно удивлен,  получив от мэра
факс с изысканно-вежливым рождественским поздравлением,  подписанным  "Шурик
Спиноза". Зато мэры пятидесяти  ближайших к  Петроплаховску городов испытали
некоторое недоумение, получив текст следующего содержания:
     "Мэру (дальше шло название города и имя мэра, автоматически вставленное
компьютером, который по команде секретарши и разослал веером эти факсы). Ты,
козел, или мне будешь платить, или никому не будешь, понял?  Чтобы к февралю
подогнал  лэвэ за  полгода,  а то  за  одну  ногу я дерну,  за  другую Гриша
Скорпион, и что от тебя останется, падла? Подумай. Искренне и всегда Ваш, А.
Ванюков, мэр Петроплаховска".
     Конечно, в крупных мегаполисах над  такой нахальной  претензией  только
посмеялись,  но  среди получателей письма  были  и люди, которые отнеслись к
этому  всерьез,  о чем свидетельствует смерть Гриши Скорпиона, последовавшая
через месяц после описанных событий, - он  был расстрелян неизвестными прямо
на генеральной репетиции пьесы Беккета "В ожидании Голо", которую ставил его
домашний театр.
     Сам  Ванюков,  разумеется, получал  сведения о  том, что  происходит  в
городе. Некоторое  время он думал, что на Петроплаховск наехал мэр какого-то
из соседних  городов,  совсем  в духе "Страстей по  Андрею" Тарковского.  Но
довольно быстро выяснилось, что все участники творящихся безобразий уверены,
что выполняют команды самого Ванюкова. Наконец, стало окончательно ясно, что
все  распоряжения,  уже вызвавшие в  городе такую  разруху, были  отправлены
компьютером  мэрии,  а  поскольку  секретарша  была  вне  подозрений,  стало
очевидно,  что все дело в самом компьютере. Неизвестно,  знал ли  Ванюков  о
существовании компьютерных  вирусов, возможно,  он воспринял происходящее  в
качестве  личного  оскорбления,  нанесенного  ему  компьютером,  который  он
рассматривал как вполне одушевленное существо. В пользу такого предположения
говорит  его  подчеркнуто эмоциональная реакция:  ворвавшись  в свой  офис и
выхватив из подплечной кобуры никелированную "Беретту", он оттолкнул страшно
завизжавшую  секретаршу и пятнадцатью  девятимиллиметровыми пулями вдребезги
разнес великолепный "пентиум-100"  с настоящим интелевским  процессором,  на
пол  полетели  куски  растрескавшейся  пластмассы,  осколки стекла,  обрывки
разноцветных проводов и россыпь похожих на мертвых тараканов микросхем.
     Даже  после  того,  как  виновник  всех  бед  был  уничтожен,  эхо  его
разрушительной деятельности  продолжало звучать.  Например,  через  три  дня
после  побоища   на   Центральной  всех  городских  проституток  собрали  на
пригородной  спортивной базе,  и красный от стыда и  недоумения  заместитель
мэра  по общественным связям прочел им приветствие, в котором  они почему-то
были  названы ласточками, девчатами и надеждой  российского  лыжного сопрта.
Можно привести еще несколько подобных примеров, но они  не особо интересны -
кроме одного, касающегося лично Ванюкова.
     После описанных событий  он впал  в тяжелую депрессию и  укатил  в свой
загородный дом,  больше  похожиий  на замок.  К нему с  утешением  приезжали
соратники и друзья, и постепенно он успокоился -  в конце концов жизнь  есть
жизнь. Уполномоченный по борьбе с  оргпреступностью  угостил Ванюкова  очень
хорошим марокканским гашишем, и Ванюков, велев приближенным  оставить  его в
покое,  на несколько  дней погрузился  в воспетый еще Бодлером искусственный
рай, надеясь найти в нем покой и забвение. Удалось ему это или нет, точно не
узнает   никто  -   его   жизн   ь   оборвал   трагический   случай,   своей
фантасмагоричностью удививший  даже  ведущего  колонку  уголовной хроники  в
газете "Вечерний Петроплаховск".
     Воспользуемся милицейской реконструкцией  событий.  Около восьми  часов
вечера Ванюкову была  доставлена  странная  посылка - обтянутый  тканью ящик
приличных размеров.  Ванюков, как  раз в это  время  докуривавший  очередной
косячок (его потом нашли рядом с  телом), небрежно открыл коробку, и, прежде
чем   он  успел  что-то   сообразить,  ему  на  грудь  прыгнул   голодный  и
полузадохнувшийся бультерьер Муму.
     Мы никогда не  курили гашиша и не  знаем, что именно чувствовал  бедный
мэр, когда из распахнувшейся клетки,  скрытой несколькими слоями  оберточной
материи, к нему молча и быстро рванулся  коротконогий белый монстр с глазами
Дэн  Сяопина.  Мы  можем только предполагать,  что с экзистенциальной  точки
зрения  это было  одним из самых сильных переживаний  его жизни . А  причина
этого  события  была  той же,  что и  у  всех остальных бедствий  в городе -
бультерьера  отправляли  в  спецприемник  в  тот  самый  день,  когда  вирус
перемешал все хранящиеся в памяти  компьютера данные, и вместо таинственного
собачьего рая остервеневшая  Муму,  проведя несколько дней в холодном вагоне
на сортировочной, была доставлена по домашнему адресу мэра. Трудно поверить,
что это было случайным совпадением, но другие объяснения еще менее вероятны.
     Как ни странно, охрана  Ванюкова,  найдя хозяина с разорванным в клочья
горлом и выражением непередаваемого ужаса на застывшем лице, оставила собаку
в живых. Причиной этому был обыкновенный  человеческий шовинизм  - охранники
до  такой степени ни во  что не  ставили животных, что сочли  нелепым мстить
собаке за смерть человека. По всей видимости, с их точки  зрения это было бы
похоже на расстрел кирпича, упавшего с крыши кому-то на голову. Муму заперли
в сарае,  а  потом,  когда  суета, вызванная похоронами,  кончилась, вернули
пришедшему за ней инженеру Герасимову, который вскоре исчез непонятно куда.
     Видели его после этого только два раза - один раз в магазина "Рыболов",
где он  покупал  коловорот  для сверления прорубей,  и  еще  один  раз  - на
следующее  утро,  в поле  далеко  за городом. На нем была  какая-то  нелепая
хламида,  сшитая из  старого ватного одеяла,  засаленный треух  и висящая на
плече холщовая сумка с дискетами, кривой  деревянный  посох в руке делал его
похожим   на   древнего  странника.  Герасимов   был  в  нескольких   местах
перебинтован, но вид имел просветленный, победный,  и  его глаза походили на
два  туннеля,  в  конце  которых  дрожал еще  неясный,  зыбкий,  но  все  же
несомненно присутствующий свет.


Виктор Пелевин. Луноход

     - Спасибо, товарищ полковник... Очень удобно, просто кресло какое-то, а
не стул, ха-ха-ха... Конечно, нервничаю. А то не занервничаешь, когда сидишь
в Комитете госбезопасности, да еще в первом отделе. Нет, спасибо, не курю. У
нас в отряде космонавтов никто не курит  - таких не держат...  Да, какой год
уже.  Скоро обещали доверить. Еще мальчишкой мечтал на Луну полететь... Нет,
не боюсь  Конечно,  конечно. Именно  так, как  вы говорите -  только людям с
кристальной душой. Еще бы - когда вся Земля  внизу... Про кого на Луне? Нет,
не слышал...  Ха-ха-ха, это вы шутите, веселый вы... А у вас странно как-то.
Ну, необычно. Это у вас везде так, или только в особом отделе? Сколько ж тут
черепов-то  на полках,  Господи  -  прямо  как книги  стоят. И с бирками, ты
смотри...  Нет, я не в  том смысле. Раз  лежат, значит надо. Экспертиза там,
картотека.  Я   понимаю.   Я  понимаю.  Что  вы  говорите...  И  как  только
сохранился... А это, над глазом - от ледоруба? Моя. Там еще две анкеты было.
Теперь сказали - последняя проверка, и на Байконур. Да. Готов.  Так я  ведь,
товарищ полковник,  все  это  подробно...  Просто  про  себя  рассказать,  с
детства? Да нет, спасибо, мне удобно...  Ну,  если положено. А вы бы сделали
такие  подголовники,  как  в  машинах.  А  то  подушечка  падать будет, если
наклонится... Ага, а я-то думаю, зачем у вас зеркало  такое на стене. А  вы,
значит, другое на стол  ставите. Какая свеча толстая... Из чьего?  Ха-ха-ха,
шутите,  товарищ полковник... Удивительно.  Честное слово, первый  раз вижу.
Читал только, что так можно сделать, а сам не видел. Поразительно. Как будто
коридор какой-то. Куда?  Вот в это? Господи Христе, сколько у вас зеркал-то,
прямо парикмахерская.  Да нет,  что  вы,  товарищ полковник... Что  вы.  Это
присказка, от  бабки  прилипла.  Я  научный атеист,  иначе  бы и в летное не
пошел... Помню примерно. Я ведь  в маленьком городке родился - знаете, стоит
себе у железной дороги, раз  в  три дня поезд пройдет, и  все. Тишина. Улицы
грязные, по ним гуси ходят. Пьяных много. И  все такое  серое - зима,  лето,
неважно. Две фабрики, кинотеатр. Ну, парк  еще - туда, понятно, лучше вообще
было не соваться. И вот, знаете - иногда в небе загудит - поднимаешь глаза и
смотришь. Да  чего объяснять... И еще книги все время читал, всем хорошим  в
себе им обязан. Самая,  конечно, любимая - это "Туманность Андромеды". Очень
на  меня  большое  влияние  имела.  Представляете, железная  звезда...  И на
черной-черной  планете  стоит  радостный  советский звездолет  с  бассейном,
вокруг пятно голубого цвета,  и где этот свет кончается -  враждебная жизнь.
Но она  света боится и может только таиться  во тьме. Медузы какие-то, это я
не понял,  и  еще черный крест - тут,  по-моему, на церковников намек. Такой
был черный крест, крался в темноте, а там, где свет  голубой, люди работают,
анамезон  добывают.  И  тут этот черный крест  по ним чем-то непонятным  как
пальнет! Целился в  самого  Эрга  Ноора,  но его Низа  Крит  заслонила своей
грудью.  И наши  потом  отомстили  -  ядерный удар  до горизонта, Низу  Крит
спасли, а главных медуз поймали,  и в Москву. Я еще читал  и думал  - как же
люди в  наших посольствах за  рубежом работают!  Хорошая книга. А еще другую
помню. Там какая-то  пещера была, что ли... Или  нет,  пещера потом была, не
пещера,  а коридоры. Низкие коридоры, а на потолках - копоть от факелов. Это
воины по ночам все  время  с факелами ходили, стерегли  господина  царевича.
Говорили,  от  аккадов. На  самом  деле  от брата  стерегли,  конечно... Вы,
господин  начальник северной  башни, простите  меня, если я  не  то  говорю,
только у нас  все так  считают -  и  воины, и слуги. А если язык мне  велите
отрезать, так вам все равно любой то же  самое скажет. Это сама царица Шубад
такой гарнизон здесь поставила, от Мескаламдуга. Он как на охоту поедет, так
всегда мимо южной стены проезжает, и с ним двести воинов в медных колпаках -
это что  ж,  на львов охотиться? Все об этом говорят... то есть  как?  Да вы
что,  господин начальник  северной  башни,  опять  пятилистника  нажевались?
Нинхурсаг  я, жрец  Арраты и  резчик печатей. То есть,  когда  вырасту, буду
жрецом  и резчиком,  пока я маленький еще... Да  что  вы  пишите, вы ж  меня
знаете. Еще  уздечку мне подарили  с медными бляхами. Не помните?  Почему...
Сейчас...Сидели это мы с Намтурой -  ну, знаете, у  которого уши отрезанные,
он  меня треугольник  вырезать  учил.  Тяжелее  всего для меня. Там  сначала
делаешь два глубоких надреза, а потом надо с третьей стороны  широким резцом
подцепить, и... Ну да, а тут снаружи кто-то занавес срывает,  нагло так - мы
глаза поднимаем, а там два воина стоят. Радость, говорят, какая! Наш царевич
уже не царевич, а великий царь Аббарагги! Только что отбыл к божеству Нанне,
ну  и нам,  выходит, надо  собираться. Намтура  заплакал от  счастья,  запел
что-то по-аккадски и стал  свои  тряпки  в узел  вязать. А  я  сразу во двор
пошел,  сказал  только,  чтобы   Намтура   резцы  собрал.  А   во  дворе   -
Уршу-победитель! - воины с  факелами, и светло, как днем... Да нет,  что вы,
господин  начальник  северной  башни!  Конечно  нет. Это  просто Намтура так
бормочет  все время... Нет, и жертв  никогда не приносил. Не надо.  Я теперь
нун  великого  царя Абарагги,  мне так запросто  ушей  не  отрежешь,  на это
царский  указ  нужен... Ладно, прощаю. Да, и  колесницы с быками уже стояли.
Тут ко мне господин владыка засова подходит - на, говорит, Нинхурсаг, кинжал
из государственной  бронзы, ты уже взрослый. И еще ячменной муки дал мешочек
- сваришь, говорит, себе еды в дороге. Тут я смотрю, а по двору эти ходят, в
медных колпаках. Ну, думаю, великий Уршу! То есть,  великий Ану! Помирились,
значит,  Мескаламдуг  с Абарагги... Да и то  - с царем как ссориться будешь,
когда у него  каждое слово -  Ану. Тут мне мою колесницу показали,  ну, я на
нее и  влез. Там еще один мальчик стоял - он быками управлял. Я  его  раньше
даже не видел. Помню только, бусы  у  него  были из бирюзы, дорогие бусы.  И
кинжал за поясом - тоже только  что дали.  В общем, оглянулся я на крепость,
взгрустнул  немного.  Но  тут  облака разошлись,  и  в  просвете  Нанна  как
засияет...  И сразу мне легко  стало  и весело... Тут в  скале возле конюшен
плиту отодвинули - а там вход в пещеру. Я и не  знал раньше, что там пещера,
думал, там  царевичу  гробницу будут  строить.  Правда, не знал...  Чтоб мне
подвига в битве не совершить!  Это  же вы и  были!  Вспомнил  теперь. И тут,
значит,  вы,  господин  начальник  северной башни, к  нам подходите  с двумя
чашами пива и говорите -  мол, от царского брата Мескаламдуга. И юбка на вас
эта же самая была, только на  голове - колпак медный. Ну, мы  и выпили. Я до
этого  пива никогда не пил.  А потом второй мальчик  что-то крикнул, натянул
вожжи, и  мы  поехали.  Прямо в эту пещеру  в скале.  И  все вокруг  на  нас
смотрят... Помню,  там дорога вниз вела, а что  по  бокам - не  видел, темно
было... Потом?  А  потом у вас в башне оказался. Это меня от пива так, да?..
Накажут?  Уж заступитесь, господин начальник северной башни. Расскажите, как
все было.  Или  таблички передайте,  раз  уж  все  записали  все.  Конечно с
собой...   Нет,   вам   не   дам,  сам  поставлю.   Кто-ж  печать-то   дает,
У...Ану-заступник!  Вот.  Правда,  нравится?  Сам  делал.  С  третьего  раза
получилось.  Это  бог  Мардук.  Какой  забор,  это  старшие  боги стоят.  Вы
заступитесь за  меня, господин  начальник  северной  башни! Я  вам тогда три
печати  вырежу.  Нет, не плачу... Все, не буду.  Спасибо. Вы -  муж мудрый и
мощный, это я всем сердцем  говорю.  Не рассказывайте никому только,  что  я
плакал... А  то  скажут, какой  он жрец  Аратты - напьется пива  и плачет...
Конечно, хочу.  А  где?  С юга  или с севера?  А то у вас  тут  вся  стена в
зеркалах.  Понял...  Ну,  знаю.  Это  когда Нинлиль  пошла  в  чистом потоке
купаться, а потом  вышла  на берег канала. Мать ей говорила, говорила, ну  а
она все равно, значит на берег канала вышла, ну тут ее Энлиль и обрюхатил. А
потом он в Киур приходит, а ему совет  богов и говорит - Энлиль,  насильник,
прочь из города! Ну а Нинлиль, понятно, за ним пошла... Нет,  не слепит. Два
других?  Ну  это  уже  после  было,   когда  Энлиль  сторожем  на  переправе
притворился, и когда  Нанна  у Нинлиль уже  под самым  сердцем был. Ну была,
какая разница. Ведь эти два -  просто  разные проявления одного  и  того же.
Можно так  сказать: Геката  - это темная  и  странная  сторона,  а  Селена -
светлая и чудесная. Но я  здесь, признаться,  не очень сведущ -  так, слышал
кое-что в Афинах...  Бывал, бывал. Еще  при Домициане. Прятался там. Иначе б
мы с  вами, отец сенатор, в этих носилках  сейчас  не  ехали...  Как обычно,
оскорбление величия. Будто бы у  хозяина во дворе статуя принцепса  стоит, а
рядом двух рабов похоронили. А у него и статуи такой никогда не было. Даже и
при  Нерве вернуться опасались. А при нынешнем принципсе боятся нечего. Он к
нам легатом самого Плиния  Секунда прислал  - вот какое время настало, слава
Изиде  и  Серапису!  Недаром...  Да  нет,  что  вы,  отец  сенатор,  клянусь
Геркулесом! Это у меня с Афин, там сейчас египтянин на египтянине... Какие у
вас дощечки интересные, воска почти не видно.А львиные морды - из электрона?
Скажите,  коринфская  бронза... Первый раз  вижу... Секстий Руфин.  Нет,  из
вольноопущенников. Все-таки чем носилки хороши  - если рабы, конечно, умелые
-  едешь  и  пишешь.  И  светильник  горит  как  в  комнате,  а  мимо  пинии
проплывают... Вы,  отец сенатор, прямо в  душе  читаете. Постоянно про  себя
слагаю.  Конечно,  не  Марциал  - так,  туплю себе стилосы...  "Песни я  пою
мелкими стишками.  Как когда-то  Катулл их пел, а также  -  Кальв и древние.
Мне-то что за дело! Я стишки предпочел, оставив форум..." Ну, преувеличиваю,
конечно, отец сенатор,  так на то они  и стихи. Я, собственно, свидетелем по
делу  о  христианах   из-за  литературы  и  пошел.  Чтоб  на  легата  нашего
посмотреть. Великий человек...  Ну, не совсем  свидетелем. Да  нет, все  как
есть написал  -  он  и  правда  из  Галилеи, Максим этот.  У  него по  ночам
собираются,  какой-то  дым вдыхают. А  потом  он  на  крышу вылазит в  одних
калигах  и  петухом  кричит  -  я  как  увидел,  так  сразу  понял, что  они
христиане...  Про летучих мышей приврал, конечно. Чего там. Да  все равно им
одна дорога - в гладиаторскую школу. А легат наш мне очень понравился. Да...
К  столу  пригласил,  стихи  мои послушал. Хвалил очень. А  потом говорит  -
приходи,  говорит, Секстий,  на ужин.  Когда  полнолуние будет. Я,  говорит,
пришлю... И точно, прислал. Я все свитки со стихами собрал - а  ну, думаю, в
Рим отправит.  Лучший плащ надел... Да нельзя мне тогу, у  меня  же римского
гражданства нет пока. Поехали мы,  значит,  только почему-то за город. Долго
ехали, я аж заснул в повозке. Просыпаюсь, гляжу - не  то  вилла какая-то, не
то храм, и факельщики. Ну, значит, прошли мы внутрь - через дом и во двор. А
там  уже стол накрыт, прямо под небом, и луна все это  освещает. Удивительно
большая  была.  Мне рабы  и  говорят -  сейчас  господин  легат выйдет, а вы
ложитесь пока к столу, вина выпейте. Вон ваше место, под мраморным ягненком.
Я лег, выпил - а остальные вокруг лежат и на меня смотрят... И молчат. Чего,
думаю, легат им о моих стихах порассказал... Даже не по себе стало. Но потом
за  ширмой  на  двух  арфах  заиграли,  и  мне  вдруг  так  весело  стало  -
удивительно.  Я уж и  не  понял, как с места вскочил и  танцевать начал... А
потом вокруг треножники появились  с огнем,  и  еще  люди какие-то в  желтых
хитонах.  Они, по-моему,  не в  себе были - посидят, посидят, а потом  вдруг
руки к луне протянут и что-то  петь начнут по-гречески... Нет, не разобрал -
я  танцевал, мне весело  было. А  потом  господин легат  появился -  на  нем
почему-то фригийский колпак был с серебряным диском, а в  руке - свирель.  И
глаза блестят. Еще вина мне  налил. Хорошие, говорит, стихи пишешь, Секстий.
Про луну заговорил - вот прямо как вы, отец сенатор... Постойте,  так ведь и
вы там были - точно. Хехе, а  я-то все думаю - чего это мы с вами в носилках
едем? Да-а...  Так  сейчас-то на  вас  тога,  а  тогда хитон  был, и  колпак
фрикийский,  как на легате. Ну да, у вас  еще  в руке копье  было красное, с
конским хвостом. Все мне  к вам неудобно было спиной повернуться, только мне
легат говорит -  погляди,  говорит, Секстий, на Гекату, а я тебе на  свирели
сыграю.  И  заиграл, тихо так. Ну я  глаза поднял, гляжу, гляжу,  а потом вы
меня  про эту  самую Гекату и Селену спрашивать стали. И  когда ж я  к вам в
носилки  сесть  успел?  Все нормально?  Ну слава И...  Геркулесу. Аполлону и
Геркулесу... Ну  и хорошо,  я их  и принес,  чтобы легат прочел. А вы,  отец
сенатор, тоже литературой занимаетесь?  То-то  я  смотрю  -  вы все  пишите,
пишите. А-а.  На память. Тоже  стихи понравились. Этот час для тебя - гуляет
Лией, и царит в волосах душистых роза. Конечно. Давайте даже  гемму приложу.
Ничего,   тут  резьба  неглубокая,  много  воска  не  надо.   Пропечатается.
Подъезжаем? Вот спасибо, отец сенатор, а то прическа растрепалась. И сколько
такое зеркало в  метрополии стоит? Скажите, у нас в Вифинии  за такие деньги
домик можно купить. Тоже коринфская бронза? Серебро?  И надпись  какая-то...
Ничего, прочту.  Так... "Лейтенанту  Вульфу  за Восточную  Пруссию.  Генерал
Людендорф."  Ой,  извините,  бригаденфюрер, он  сам  раскрылся. Удивительный
портсигар, блестит, как зеркало. А вы, значит, в пятнадцатом уже лейтенантом
были?  И тоже летчиком? Ну что вы,  бригаденфюрер, даже  неловко. Из-за этих
трех крестов даже на задание не слетаешь. Яков с  Мигами, говорят, много,  а
Фогель  фон  Рихтгофен  у нас  один.  Если б не спецмиссия, я б заплесневел,
наверно, в  пустой казарме... Да вы  же меня знаете,  бригаденфюрер... А как
имя  пишется? Как "птица". Мать  ужасно расстроилась, когда узнала, как меня
отец  назвать хочет. Зато  Бальдур фон  Ширах -  он с отцом дружил  -  целое
стихотворение   мне  посвятил.  В   школах  сейчас   проходят...  Называется
"Драконоборец". Как-то там было... "Фогель, ты спросишь, где же  наш  фюрер?
Ночью, под  яркою луною, что озаряет дивным сияньем  трубы над скатами крыш,
фюрер над картой, в башне высокой, сердцем сродняясь  с страною, видит, как,
бросив маленький "шмайссер",  сладко и тихо ты спишь..."  Осторожнее, вон из
того  окна  стреляют...  Да нет,  стена  толстая... Представляю,  чего б  он
написал, если б узнал про спецмиссию. Это прямо  какая-то поэма  была.  Я-то
поверил,  что  на Западный  фронт переводят, только  в  Берлине все и узнал.
Сперва,  конечно, расстроился. Что  им, думаю, в "Анэнербе", делать нечего -
боевых летчиков  с  фронта отзывают... Но когда  этот  самолет увидел - дева
Мария! Сразу... Да что вы, бригаденфюрер, просто жил в детстве в Италии. Да.
Сколько летаю,  а такой  красоты не видел. Потом  только разобрался, что это
собственно, Ме-109, только с другим мотором и с длинными крыльями...
     Черт, ленту  перекосило... Да ладно,  сам...  В  общем,  только в ангар
вошел,  и сразу  дух  захватило.  Белый, легкий такой,  и словно  светится в
темноте. Но что удивило - это  подготовка. Я  думал,  матчасть учить буду, а
вместо этого к  вам в "Анэнербе"  возили, череп мерили, и все под Вагнера. А
спросишь о чем  - молчат. В общем, когда меня той ночью  разбудили, я решил,
что  опять череп мерить  будут. Нет,  смотрю  - под  окнами  два "мерседеса"
стоят, урчат моторами... Отлично, бригаденфюрер! Прямо под башню. Где это вы
так  наловчились из  этой штуки...  Ну сели,  значит, поехали.  Потом... Да,
оцепление стояло, эсэсовцы с  факелами. Проехали, потом лес кончился, здание
какое-то  с  колоннами и  аэродром. Ни души  кругом,  только  ветерок  такой
легкий, и Луна  в небе. Я-то думал,  что  все аэродромы под Берлином знаю, а
этого никогда не видел. И самолет мой стоит, прямо на полосе, и что-то такое
под  фюзеляжем  у  него,  тоже  белое,   вроде  бомбы.  Но  мне  рядом  даже
остановиться  не дали, а сразу повели  в это  здание... Нет, не помню. Помню
только, Вагнер играл. Велели раздеться, вымыли, как  ребенка... Нет, гранаты
потом...  Масло  в  кожу втирали - знаете,  чем-то древним  пахнет, приятный
запах такой. И дали  летную форму,  только всю  белую. И все мои  награды на
груди. Да, думаю, Фогель, вот оно... Ведь всю жизнь о чем-то таком и мечтал.
Потом  эти, из "Анэнербе", говорят:  ступайте, капитан, к самолету.  Там вам
все скажут. Руку пожали, все по очереди. Ну, я и пошел. А сапоги тоже белые,
в пыль боишься наступить...  Сейчас... Подхожу к самолету, а там...  Так это
ведь  вы и были, бригаденфюрер!  Только не в каске этой,  а в  таком  черном
колпаке...  И, значит,  стали  вы  мне  все  это  объяснять  -  взлететь  на
одиннадцать тысяч, курс на  Луну, и красную кнопку нажать на левой панели...
А, черт. Чуть-чуть не достал... Ну и планшет этот белый мне дали,  а потом -
кофе  с  коньяком из термоса. Я говорю: не  надо, не пью перед вылетом, а вы
мне  так строго - да ты хоть  знаешь,  Фогель, от  кого  этот  кофе?  Тут  я
оборачиваюсь и вижу - никогда бы не поверил... Да. Как в  хронике, и  китель
тот самый, двубортный. Только колпак  на голове,  и бинокль на груди. И  усы
чуть пошире, чем на портретах. Или из-за лунного света так показалось. Рукой
так помахал, прямо  как на стадионе... В общем, выпил я кофе, сел в самолет,
надел сразу кислородную маску и взлетел. И  так мне сразу легко стало, будто
в  две  груди  задышал.  Поднялся  на  одиннадцать тысяч, курс на Луну - она
огромная была, в полнеба, и вниз поглядел. А там все зеленоватое такое, река
какая-то  блеснула... Тут кнопку и нажал. И чего-то вправо стало заносить, а
как  сел  -  даже не помню... Но зато в самый  раз  поспел, бригаденфюрер...
Пожалуйста... И вы мне черкните что-нибудь на  память. Спасибо... А много их
к Берлину прорвалось? Ерунда, кирпичной крошкой, наверно. Переносица цела...
Ага, вижу - ерунда. С этим портсигаром бриться  можно, и зеркало не нужно...
Нет, больше не  нужно, я  ведь и  не просил. Это вы сами поставили,  товарищ
полковник,  когда  свечу  зажгли... Ну, чего дальше - книги читал,  а  потом
телескоп себе сделал  маленький. В основном луну изучал.  Даже на утренник в
школе один раз луноходом нарядился...  Отлично этот вечер помню... Да нет, у
нас  всегда  утренники  вечером  были,  а тогда еще  субботу на  понедельник
перенесли... Все  ребята  в  актовом зале  собрались, у них  костюмы простые
были, они танцевать  могли. А на  мне такое  надето было - встанешь раком, и
действительно, как луноход.  В зале музыка играет, раскраснелись все... А  я
постоял  у дверей  и  пополз на четвереньках по  пустой школе. Ползу,  качаю
антеннами. Коридоры темные, нет никого... Вот так я до окна дополз, а за ним
в  небе - Луна, и даже  не  желтая,  а  зеленая  какая-то, как  у Куинджи на
картине - знаете? У меня над койкой висит, из  "Работницы".  И  вот тогда  я
себе  слово  и  дал  на  Луну попасть... Ха-ха-ха...  Ну  если  вы,  товарищ
полковник, все возможное сделаете,  тогда  точно попаду...  Ну  что дальше -
после школы в летное,  вместе с  другом, он у вас был уже. А  оттуда взяли в
отряд космонавтов... Получили представление? Да  я  знаю, товарищ полковник,
всегда лучше  по-человечески. Вот тут? Ничего, что чернила синие? Правильно.
Простая душа, короткий протокол... Спасибо. Если можно, с малиновым.  А  где
вы баллончики  берете  для сифона?  Хотя  да...  Товарищ  полковник, а можно
вопрос?  Скажите, а  правда весь лунный грунт к  вам отвозят? Да  не  помню,
кто-то из наших... Конечно,  ведь  только по телевизору  видел... Ух ты... И
сколько в  такую  банку входит - грамм триста? А разве можно? Спасибо... Вот
спасибо...  Дайте еще листок, чтоб понадежней...  Спасибо. Помню. Направо по
коридору,  к  лифтам, и  наверх. Не  выпустят?  Ну  проводите тогда... Опять
колпак  на вас...  Почему, красиво. У  нас ведь в армии уже  колпаки  были -
буденовки.  Красиво, только  непривычно -  козырька нет,  кокарда круглая...
Нет, не  забыл...  Как налево? А  зачем факел  у вас? А  электрик... ну  да,
допуск. Посветите, ступеньки  крутые...  Как у нас на лунном модуле. Товарищ
полковник, так здесь же ту...

Виктор Пелевин. Папахи на башнях

     Со времен Гомера хорошо известен следующий литературный сюжет - слепому
библиотекарю снятся  две  группы  героев, одна  из которых  обороняет  некую
крепость, а другая пытается взять  ее  штурмом. Сюжет чрезвычайно навязчив -
люди  склонны  воспринимать  через  его  призму  даже  события,   которые  с
фактической  точки  зрения  совершенно  не  укладываются  в  эту  канву.  За
примерами  далеко  ходить  не  надо  -  достаточно  открыть любую  газету  и
прочитать  о  "штурме космоса". То,  что объектом штурма является абсолютная
пустота, не  должно смущать  - это лишний  раз подтверждает известный  тезис
философа  Ильина о том, что русская мысль  в своем  саморазвитии приходит  к
стихийному буддизму. Или, для простоты,  можно взять "битву за урожай" - тут
роль  крепости играет  пшеничное поле  (возможно,  с этикетки  "Пшеничной").
Кроме этих примеров, можно  вспомнить  штурм полюса, атома,  глубин океана и
так далее.
     Интересно -  и  показательно - что во всех приведенных случаях  неясно,
кто такие защитники. Возможно, что мы ничего про них не знаем потому, что ни
один из этих штурмов так и не увенчался полным успехом.
     Но  самое  интересное,  что  стоит  какому-нибудь  реальному жизненному
событию полностью  уложиться  в  рамки  гомеровского  сюжета,  как  сознание
напрочь  отказывается  узнавать  его  в  случившемся  и  настойчиво пытается
увидеть  на его месте что-то иное. Кроме  того, подлинные защитники крепости
обычно даже не  догадываются, что  их действия являются защитой крепости,  -
подтверждением чему и служит наша история.
     В  тот  достопамятный  август, когда  Шамиль  Басаев  взял Кремль,  эта
новость по какой-то странной причине долгое время не желала распространяться
за пределы Садового  Кольца. Может быть, дело  в том,  что  слово "взял"  не
очень подходило к ситуации - если не считать убийства офицера ГАИ, сидевшего
в  своем стакане у въезда  в Кремль, акция обошлась без жертв. Да и  то, как
выяснилось,  милиционер был  застрелен  потому,  что  украинской  снайперше,
ехавшей в одной из  головных машин, показался  подозрительным большой черный
телефон, по которому он  с кем-то говорил. Такой молниеносный успех операции
объясняется  пежде всего  тем, что акция была тщательно  спланирована и были
учтены все проблемы, возникшие во время буденновского рейда.
     На этот  раз не  было никаких КамАЗов  и  никакого  камуфляжа -  двести
человек  из басаевского  диверсионно-штурмового батальона  ехали  на  сорока
"Мерседесах-600",  конфискованных  для этой  цели у  жителей горных  районов
Чечни. Успеху операции способствовало то, что большая часть машин, как этого
требует  горский обычай, была с  мигалками. Каждый боец батальона был гладко
выбрит и одет  в ярко-малиновый пиджак (они были наскоро сшиты из  крашенных
свекольным  соком  мешков),  а  вокруг  шеи  имел  толстую  унитазную  цепь,
покрашенную золотой краской, - эти цепи, как показало расследование,  были в
спешном порядке произведены в одном из грозненских бюро ритуальных услуг.
     Дополнительным результатом  тщательной подготовки была крупная экономия
денег  - в  этот раз  на  взятки  ГАИ ушло немногим более  трехсот долларов,
потому что большинство милиционеров просто не решались  останавливать  такой
представительный  кортеж,   а  те,  которые  все  же  поднимали  свой  жезл,
довольствовались выброшенной в окно стотысячной купюрой. По  всей видимости,
среди   консультантов   Басаева  нашелся  психолог,   знавший,  что  в  силу
врожденного  подобострастия  к  богатству  швейцары,  милиция и  проститутки
склонны брать  значительно меньше  с тех,  кто поражает их рассудок роскошью
своего выезда или наряда.
     В соответствии с первоначальным планом операции, сразу же после захвата
Кремля все входы и выходы из него были забаррикадированы. Из подвалов Дворца
Съездов было  вытащено заранее заготовленное там оружие, бойцы переоделись в
свои  традиционные  защитные  наряды,  и  между  зубцами  кремлевской  стены
засверкали  оптические  прицелы  басаевских  снайперов.  Словом,  успех  был
полный,  если не считать того, что Кремль оказался  почти пустым - ни одного
члена правительства или сколько-нибудь заметного государственного  служащего
захватить не удалось. Число  заложников,  взятых группой Басаева,  составило
около двадцати человек  -  в основном это  были  работники  казино из Дворца
Съездов и несколько  монтеров, проводивших  ремонтные  работы,  несмотря  на
воскресный  день. Но Басаев совершенно  не был обескуражен  небольшим числом
захваченных.
     - Завтра  сами придут,  слюшай, -  сказал он растерянному пакистанскому
инструктору. - Сажать нэкуда будет.
     Чутье и на  этот раз не изменило террористу, но  об этом мы скажем чуть
позже. Сразу же после захвата территории Кремля  и организации узлов обороны
на трех главных направлениях возможных контратак Шамиль  Басаев приступил  к
выполнению  второй  части  своего  плана.  Эта  вторая  часть  имела  прямое
отношение  к такому,  казалось  бы,  далекому от террора событию, как резкое
подорожание каракуля на Московской меховой бирже.
     Сняв  телефонную  трубку,  Басаев   набрал  номер,  который  он  помнил
наизусть, и, когда на том конце линии откликнулись, произнес:
     - Тама!
     После чего бросил трубку.
     Здесь не обойтись без некоторых объяснений.
     Всем  хорошо известно,  что за любой кровью  в наше время  стоят чьи-то
деньги. Деятельность Шамиля Басаева  ни в коем случае не была исключением из
этого  правила.  Как сейчас  окончательно  установлено,  главным  московским
спонсором и  союзником Басаева  был  генеральный  директор  "Тута-банка" Ким
Полканов. Именно он еще за два месяца  до описываемых событий  развил бурную
деятельность по скупке каракуля, который в результате подорожал почти втрое.
     В этом месте мы хотели бы сделать одно чрезвычайно важное замечание. Ни
в  коем случае не  следует  путать "Тута-банк"  с "Тама-банком", а некоторое
концептуальное сходство их названий мы попытаемся  объяснить.  Оно связано с
методикой  первоначального  накопления. В  те  дни,  когда Полканов  собирал
стартовый  капитал  для своего  бизнеса, его  единственным  достоянием  были
табличка с надписью "Обмен валюты" и молоток. Обычно он вешал табличку возле
какой-нибудь  глухой  подворотни,   прятался  там  и   ждал  клиента.  Когда
кто-нибудь  из  них  заходил в подворотню и  спрашивал Полканова,  где здесь
банк, Полканов отвечал:
     - Тута!
     После   чего   немедленно   бил   клиента   по   голове.   То   ли   из
сентиментальности, то ли из суеверия  предприниматель не пожелал  расстаться
со словом, принесшим ему удачу, деньги и возможность войти  с первую десятку
российских финансистов.
     Что   же  касается  Марлена  Хрюслина,  президента  совета   директоров
"Тама-банка", то  он, как  и все  предприниматели  в те годы  экономического
рабства, тоже был вынужден пользоваться табличкой с надписью "Обмен валюты",
но его ролью было направить клиента в  подворотню,  где стояло совсем другое
юридическое лицо с удавкой. Когда прохожие, увидев табличку, спрашивали, где
здесь банк, Хрюслин, показывая в  глубь подворотни,  говорил:  "Тама." Такой
способ   аккумулирования   средств   -   причем   совершенно   легальный   и
респектабельный  во  всем,  что  касалось  деятельности самого  Хрюслина,  -
оказался  очень  эффективным,   потому   что  большинство  граждан  решалось
завернуть в подворотню, у входа в которую стоял симпатичный и интеллигентный
человек. Понятно, что, узнав правду о  деятельности своего партнера, Хрюслин
разорвал  с  ним всякие деловые  контакты,  но средств, собранных  за  время
работы  с Хрюслиным, хватило  этому  партнеру, чтобы открыть  свой  бизнес -
небезызвестный "Вона-банк".
     Мы несколько отвлеклись от канвы событий, но надеемся, что теперь стало
ясно,  кто,  используя  вызванный захватом Кремля кризис, раздувает нынешний
скандал вокруг "Тама-банка". Умный читатель без труда  поймет все сам,  если
обратит внимание  на  то, что именно  газеты, скупленные  "Вона-банком", изо
всех   сил  пытаются  связать  деятельность   "Тама-банка"  с   кремлевскими
событиями.
     Так  вот,  связавшись  с  Полкановым по телефону,  Шамиль Басаев сказал
только одно слово:
     - Тама!
     Это был условный сигнал, выбранный таким специально, чтобы бросить тень
на "Тама-банк", котоый, повторяем, абсолютно никакого отношения ко всей этой
истории не имел, но был зато основным  конкурентом Полканова. Сразу же после
этого  с дачи Полканова в направлении Кремля  выехали два  крытых грузовика,
которые  беспрепятственно  проникли  на  его  территорию.  Ворота   за  ними
немедленно закрылись,  и через  несколько часов звезды  на всех  кремлевских
башнях скрылись под огромными каракулевыми папахами.
     Басаевцы,  молниеносно  проделавшие эту  операцию,  имели с  собой  все
необходимое  альпинистское   снаряжение,   а   перед   этим   долгое   время
тренировались  в  горах.  Приказав  часовым  удвоить  бдительность,   Басаев
совершил намаз и стал ожидать парламентеров.
     Чтобы  объяснить,  почему  это  ожидание  затянулось,  следует  сказать
несколько  слов о ситуации в Москве.  Слухи  о захвате Кремля, как уже  было
отмечено, долгое  время циркулировали в  пределах  Садового  кольца,  причем
разносили их в  основном  таксисты,  отказывавшиеся везти  пассажиров  через
центр или требовавшие за это неимоверную плату. Первые известия об удавшемся
теракте дошли до ФСБ  от одного из сотрудников,  добиравшегося  до работы на
такси.  Сначала там  не  поверили  услышанному.  Когда  информация  получила
подтверждение,  в ФСБ  решили  на всякий случай проверить ее и  позвонили  в
московское бюро телекомпании Си-Эн-Эн. Там сказали,  что с ними никто ничего
не согласовывал, и в ФСБ был сделан вывод, что информация ложная.
     Ситуация осложнялась тем, что  верхушка  руководства ФСБ  в  это  время
сопровождала  президента,  наносившего  официальный  визит  в  Гренландию, и
принять  быстрые  ответственные  решения  было  некому.  Так  что  у  низкой
активности   силовых  структур  в  первые  два  дня  операции   есть  вполне
объективные причины. Что  же  касается слухов, будто  охрана, бывшая в курсе
возможных  событий,  просто увезла кормильца подальше,  то всерьез  мы их не
рассматриваем - все эти  солнцевские и долгопрудненские предвыборные маневры
просто омерзительны. Не  спорить же всерьез с мнением,  будто  такое далекое
место для визита  было выбрано  потому,  что  у террористов имелась  атомная
боеголовка, по дороге прикупленная на Украине.
     Когда  силовые структуры все же убедились в справедливости информации о
захвате  Басаевым Кремля, аналитическому отделу ФСБ  было поручено  обдумать
меры  противодействия.  Они  были  разработаны  в  рекордно  короткий  срок.
Во-первых, было  решено,  что нужно  немедленно  объяснить  жителям  столицы
причину появления этих  огромных  папах  на башнях. (Хотя,  если  признаться
честно, это заметили  очень немногие.)  Для  этого  по городу  и  нескольким
подконтрольным телеканалам была  пущена информация, что  на  Красной Площади
готовится   концерт  Махмуда  Эсембаева  в  сопровождении   прибывающего  из
Пакистана  ансамбля суфийской музыки. Говорили даже, что  все спонсирует сам
Питер  Гэбриэл,  а  вместе  с  Эсембаевым  будет  петь Нушрат Фатех Али-Хан.
Интересно,  что  сразу  же  после этого объявления неизвестными личностями в
Москве  было изготовлено и  продано  огромное количество билетов без даты  -
назвать  их  фальшивыми  не  поворачивается  язык,   потому  что  это  слово
предполагает существование настоящих билетов.
     Кремль, разумеется,  был  оцеплен  и  закрыт для посещения, но  никаких
толков в  народе это не вызвало.  Народ по  обыкновению безмолвствовал, а по
милицейским частотам велись переговоры  с  засевшим  в  бункере  под Дворцом
съездов Басевым, и его условия (по конфиденциальной информации, он добивался
огромных  кредитов  на подъем  сельского  хозяйства  Чечни) уже  были  почти
приняты. Возможно, факт захвата  Кремля  удалось  бы скрыть  совсем, если бы
несколько басаевцев не открыли торговлю  гранатометами и амуницией  прямо  в
Александровском саду. Когда конкуренты по торговле оружием с известной точки
на  Котельнической набережной узнали об этом и навели  на них  свою милицию,
басаевцы заперлись в  Кремле. О происходящем  стало известно журналистам,  и
никакой возможности дальше скрывать факт захвата не осталось.
     Тогда в ФСБ решили перейти к силовым мерам. Поскольку в группе  "Альфа"
на предложение взять Кремль осторожным штурмом ответили нецензурной бранью и
бросили трубку, было решено надавить на  террористов психологически. С  этой
целью  на  здании гостиницы  "Националь"  был  растянут портрет  президента,
срочно изготовленный  путем монтажа:  на портрете  президент  грозно  хмурил
брови  из-под  малинового  омоновского  берета.  Акция основывалась  на идее
полковника  ГУОП  Семичленного,  что нахмуренное  лицо президента  повергнет
врагов  в трепет.  Сам полковник, предлагая свой план,  исходил из того, что
его повысят в должности,  как только о его идее будет доложено наверх.  Так,
разумеется, и произошло.
     Другой  мерой воздействия на террористов  было избрано отключение воды,
света и канализации. Впрочем, после нескольких гранатометных выстрелов из-за
стены  и ехидного замечания  контролируемой "Тута-банком" газеты  о том, что
только  нынешняя  российская  власть  способна   обращаться  с  неизвестными
бандитами  так  же, как  с  законно избранными депутатами парламента, воду и
канализацию включили опять.
     Вообще   реакция   средств  массовой   информации  была  неоднозначной.
Леворадикальная     печать     (особенно     подконтрольная    "Тута-банку")
демонстрировала  широкий  плюрализм  мнений,  с  одного  конца граничащий  с
паранойей, а с другого - с шизофренией. Газеты, контролируемые "Вона-банком"
и  претендующие  на  интеллектуализм, осторожно отмечали  сходство  папах  с
презервативами и писали о неизбежной в постимперскую эпоху  демаскулинизации
Кремля, об эдиповом комплексе юных  национально-государственных  образований
по отношению  к недавней метрополии и  о  многом  другом. Уровень осмысления
случившегося  в  таких  статьях  поднимался  до  невероятных  высот, и  даже
непонятно  делалось,  как  это  события  вроде  кремлевского  захвата  могут
происходить в  стране, где живут настолько умные люди. Но  и на  это давался
ответ. "Басаев, - писал один автор,  - просто  первым осознал довлеющую  над
построссийскими  пространствами  необходимость  как  можно  скорее  уйти  от
доминантных парадигматических кодов фаллического  фетиша и  этатизированного
воеризма..."
     Словом, если бы несколько опираюшихся на "Тама-банк" свободных газет не
сохранили объективность и трезвость, общественность так  и не  составила  бы
представления о реальном положении дел.
     Что касается радикально-патриотической прессы, то ее  реакция оказалась
на редкость единодушной.  Умозаключения, стоявшие за этим единодушием,  были
благородно-просты  и  достойны древнеримского  учебника логики: поскольку не
подлежит сомнению, что Кремль контролируют евреи, а  Басаев  захватил Кремль
и,   следовательно,   контролирует   его,  то   никакого   вопроса   о   его
нацпринадлежности не возникает. Басаев просто очередной агент международного
сионизма,   выполняющий   директиву   мирового  правительства.   Приводились
интригующие  факты его биографии , было  опубликовано около десяти вариантов
его настоящей фамилии от "Басайман" до "Горгонзоллер", последняя фамилия, по
некоторым    сведениям,    связана    с   некачественной   пиццей,   которой
патриотического журналиста угостили в чеченской пиццерии на улице  Горького.
Интересно, что  все авторы такого рода сходились  на  том, что настоящее имя
Басаева - Шлемиль.
     Тем временем стало  сбываться предсказание Басаева насчет  добровольных
заложников. Для их пропуска были открыты Боровицкие ворота Кремля. В  первые
два дня  наплыв желающих  был  так  велик,  что охранявшие  вход  террористы
вынуждены  были устроить у  ворот  что-то  вроде  небольшого фильтрационного
пункта.  На  территорию  Кремля  пропускали только  тележурналистов  и  лиц,
пользующихся повышенным общественным  вниманием,  -  различного рода  магов,
эстрадных  артистов, депутатов,  телеведущих,  то есть всех,  кто мог  своим
присутствием поднять  статус происходящего  и притянуть к даваемому Басаевым
представлению еще больше внимания.
     Конкуренция была жесткой,  и  доходило  до драк - гитарист  поп-команды
"Бык  божий" Андрей  Андросов, отвергнутый  бородатыми часовыми в силу своей
малой известности в Чечне, в ярости пытался  избить гитарой продюсера группы
"Гы-гы" Ларри  Аналбесова, но  был  оттащен охраной.  Некая  Вика  Беспалая,
отрекомендовавшаяся  моделью, пыталась пустить  в  ход ногти. Случаев такого
рода было множество. Дело не в них.
     Дело в том,  что именно в тот момент, когда Боровицкие ворота открылись
для  приема заложников и телевидения, земля  под ногами Басаева дала первую,
еще  невидимую  трещину.  Это,  как  говорили советские  историографы времен
второй мировой, был еще не конец, но уже  начало  конца. Нельзя сказать, что
Басаев совершил  ошибку,  которая  свела  на  нет  успех  операции. Все  его
действия были логичными,  продуманными и вытекали  одно из другого.  То, что
удача обернулась для него таким горьким поражением,  легче всего  объяснить,
вспомнив  положение древнекитайской натурфилософии, по которому именно успех
таит  в  себе   семена  поражения.   Удачливость  Басаева  стала   настолько
чрезмерной, что не могла не перейти в свою противоположность.  Это уже потом
генерал-лейтенант Семичленный, раздавая интервью, будет говорить о том,  что
разгром  Басаева стал  результатом  плана "Троянский  конь", который, в свою
очередь,  был закономерным продолжением плана "Малиновый берет". Но на самом
деле в  момент, когда начался массовый  приток заложников в Кремль, ФСБ была
полностью парализована и просто  не знала, что делать. Связано это было не в
последнюю очередь с теми, кто пожелал записаться в заложники.
     Коротко говоря, не  хватало только Матвея  Ганопольского,  чтобы  можно
было  сказать:  собрался  весь  бомонд.  Кремль  больше  напоминал  огромную
съемочную площадку. Состав собравшихся  был  настолько  представителен,  что
прошел даже чудовищно  нелепый слух о том, что в заложники сдался сам Виктор
Темнолицев с женой и  тремя борзыми, но слуху верили,  возможно, из-за  этой
детали насчет борзых,  которых у Темнолицева никогда  не было. Причем верили
до  такой  степени, что несколько десятков  патриотов устроили  на  Манежной
площади  демонстрацию  под лозунгом  "Банду Шварцмордухая-Горгонзоллера  - к
ответу!".   Демонстрацию  пришлось   разогнать,   потому  что   она   мешала
телевидению, а  заложники все  прибываки  и прибывали. Многие из них брали с
собой  разный  домашний   скарб,  бутерброды,  термосы   и   щедро   угощали
проголодавшихся боевиков,  так что происходящее  на территории Кремля вскоре
стало напоминать огромный трогательный пикник.
     И тут, пользуясь повсеместным поблескиванием внимательных телевизионных
линз, собравшиеся в Кремле заложники стали постепенно переходить к тому, для
чего они, собственно, и собрались.
     Началось  все  с того,  что  всеобщее  внимание  к себе  привлек широко
известный певец Полип Херборов.  Некоторое время покрутившись перед камерами
в шафранной мантии и зеленой чалме, он  вдруг пораженно указал пальцем вверх
и  рухнул  в  подобие  обморока.  Когда   стоявшие  вокруг  подняли   глаза,
выяснилось,  что  на  головокружительной  высоте  между  башнями   подвешена
трапеция,  на которой  в  лучах  прожектора  качается  его  великая  подруга
Степанида Разина, причем то ли  отражательная способность ее камуфлированной
зеленым  бархатом  туники,  то  ли  спектр излучения софитов подобраны таким
образом, что она кажется удивительно худенькой. Откуда-то в  руках Херборова
появился микрофон, и он, играя бровями, запел:
     - Но не верьте, нет, не верьте, что к Кремлю легка дорога!
     При  этом он  с  мучительной  негой  глядел  на  чертящую  ночное  небо
Степаниду и простирал к ней руку, ясно давая присутствующим понять, что поет
для нее одной.
     Это  было как  бы  сигналом всем  присутствующим.  Почти одновременно в
другом  углу  Кремля  зажглись  ослепительные  магниевые  лампы  -  какой-то
неизвестный  рыжебородый урод  со  сдвинутыми  к  носу  крохотными глазками,
сдавшийся  в  заложники одним  из первых, начал  снимать рекламный  клип про
кроссовки  "Адидас",  для  участия  в  котором он за  большие  деньги  нанял
нескольких  чеченцев.  Сюжет  клипа   был   довольно  примитивным  -  ночная
перестрелка,  яркие  трассы пуль, мелькающие  лица в масках, мягкие  кошачьи
прыжки в темноте. Кто-то спотыкается и больше не встает, а в последнем кадре
появляются ноги в кроссовках "Адидас", освещенные сиянием сигнальной ракеты,
в кадре бородатое лицо поверженного врага и дымящийся ствол автомата. Дальше
шел  монтаж  -  три смотанных изолентой автоматных  рожка  -  три  полосы на
кроссовках - три сигнальных ракеты в  небе. Это был  первый ролик  под новый
слоган для стран СНГ: "Адидас.  Горькая радость победы". (Впоследствии  этот
слоган был заменен другим - "Адидас. Три сбоку, ваших нет".)
     Одновременно другими людьми  обкатывались первые пробные кадры по смене
имиджа  курильщика  необлегченных  сигарет "Винстон"  -  усача  предлагалось
заменить  на  камуфлированного  бородача,  а  вынутую  из костра ветку  - на
бутылку бензина с горящей тряпичной пробкой.
     Перечисление всего того, что творилось на территории  Кремля, заняло бы
много места. Началось все  как-то очень быстро, ситуация не  то что бы вышла
из-под  контроля  боевиков Басаева  -  просто  Басаев и  его  громилы отошли
куда-то на задний план. Когда Шамиль попытался прекратить, как он выразился,
разврат  и   беззаконие  и  велел  закончить  все  съемки,  а  заложников  и
телевидение запереть  в  Кремлевском  Дворце  съездов, произошло  совершенно
непредвиденное.   Его  как-то   оттерли   в  сторону  от  горстки   еще   не
ангажированных боевиков и  культурно объяснили, что тут ему не Буденновск  и
базар надо фильтровать, а то можно и ответить.
     Пораженный   таким   небывалым   обращением,    Басаев   обратился   за
консультацией  к  своим пакистанским  инструкторам, которые, в свою очередь,
связались по  вертушке со  своей московской агентурой.  То,  что выяснилось,
привело Басаева  в ужас  -  оказывается,  стоимость  одной минуты рекламного
времени  в репортажах из  Кремля  составляла  ровно двести  пятьдесят  тысяч
долларов. Передача  "Папахи на  башнях" должна была  выходить в  эфир каждый
вечер, длиться  около  часа  и была  вписана в  сетку  останкинских  передач
примерно  на  месяц  вперед.  Тридцать минут из  этого часа  отводилось  под
рекламу.
     Обладая   некоторыми    тактическими    способностями,   Басаев   начал
догадываться,   что  если  его   диверсионно-штурмовой  батальон   и   может
противостоять  паре бронетанковых  дивизий российской  армии, то уж никак не
таким деньгам. Поскольку террористы были в некотором роде фундаментом  всего
происходящего, им самим ничего не угрожало, но в целом ситуация выливалась в
нечто такое, чего Басаев совсем не ожидал.
     Между тем дисциплина в рядах  боевиков падала  с  чудовищной скоростью.
Многие  бойцы,  что называется,  "разгазаватились",  то  есть начали пить  и
общаться с  женщинами,  которых  в Кремле  собралось  очень много  по случаю
конкурса "Ножки и дым". Опасности подвергся и  сам  Шамиль. Этой истории был
посвящен целый выпуск  программы  "Папахи  на башнях".  Известная куртизанка
Марья Асрамова, переодевшись чеченкой, проникла  в Кремль с целью соблазнить
главаря террористов и заразить его венерической болезнью. Но ее подсвеченный
юпитерами патриотический порыв оказался неудачным - по отзывам  журналистов,
присутствовавших при несостоявшемся акте  возмездия,  Шамиль Басаев нашел ее
некрасивой. Конечно, обдумывая эти слова, мы не должны забывать, что, помимо
всего прочего,  Басаев зарекомендовал  себя умелым мастером психологического
террора.
     Кстати, когда  Басаев  на  следующий  день попытался выяснить, как всем
этим людям удалось попасть  на территорию Кремля, оказалось, что контроль за
пропуском  новых  лиц сквозь  Боровицкие  ворота  постепенным  и  совершенно
неясным образом перешел от его заместителя по духовной работе ходжи Ахундова
к какому-то непонятному Эдику Симоняну и, помимо коллективных заявок,  как в
случае с конкурсом "Ножки и  дым", на территорию Кремля может проникнуть кто
угодно, имеющий пять тысяч долларов  наличными и готовый с ними  расстаться.
Когда Басаев  стал интересоваться, как это Эдик оказался на этом месте,  ему
вежливо, но однозначно передали  совет  не искать приключений на  свою,  так
сказать, беду, причем самым  поразительным было то,  что не  имелось никакой
возможности выяснить, откуда этот совет исходит.
     Прикинув, что цены за вход высокие и у  армии денег на  штурм Кремля не
хватит, Басаев несколько успокоился, тем более  что у него было много других
проблем.  Но на  следующее  утро к нему подошел один крупный  телепродюсер и
сказал,  пугливо  косясь  на  два   гранатомета,  которые  повесил  на  себя
находящийся в дурном расположении духа Шамиль.
     - Господин  э-э-э...  Басаев.  Простите,  что  беспокою, - вы, я  знаю,
человек занятый. Но,  понимаете... Мы вложили большие деньги, очень большие,
а  на  территории  вертится  черт  знает  кто.  Нельзя  ли  ужесточить режим
пропуска?  У нас  здесь весь  цвет культуры -  только представьте,  что сюда
возьмут и проникнут какие-нибудь, э-э-э... террористы...
     Здесь Шамиль понял, что положение полностью вышло из-под  его контроля.
Позже он вспомнит о моменте,  когда  волчье чутье террориста подсказало ему,
что пора уходить. К счастью, этот момент был заснят для истории. Сохранилось
несколько кадров,  рабочий  материал культурной  программы "Москва вечером",
где  ведущий,  стоя на фоне эффектно  развороченной гранатометным  выстрелом
Царь-пушки, с невыносимой искренностью говорит:
     - Беда,  обрушившаяся на наш дом, Россию,  не оставила равнодушными тех
людей, которые каждый вечер приходят в ваш дом с  голубого экрана. Все они -
или  почти  все,  -  рискуя  жизнью,  собрались  здесь, добровольно  сдались
выродкам, которые давно  потеряли право называться людьми...  посмотрите,  у
этих костров сидит наша национальная элита, наши прорабы ду...
     Камера,  бравшая   в  этот  момент  панораму  территории  с  мерцающими
огоньками  костров, вдруг  вырвала  из  темноты  сутулую  фигуру человека  в
панаме, с двумя гранатометами за плечами. И сразу же ведущий заорал:
     - Камера, стоп! Кто этого козла в кадр поставил? Убрать!
     Басаев  на  самом  деле  был  очень умный человек.  Уйдя из  кадра,  он
задумался  о  своей  ситуации, Ему  было  вполне  ясно,  что уйти из  Кремля
окажется непросто.  Дело  было  не  только  в передаче  "Папахи  на башнях".
Стоимость  рекламного времени во всех  программах  новостей  поднялась в два
раза.  Поэтому,   приняв  решение  уходить,  он  решил  действовать   тайно.
Связавшись  с ФСБ,  он  потребовал два КамАЗа  и  пять миллионов  долларов -
денег, по  его  расчетам,  должно  было хватить на ГАИ  до  самого Северного
Кавказа.  ФСБ и  Басаеву совместно удалось решить проблему  с телевидением -
один чеченец-смертник, внешне похожий на Басаева, согласился играть его роль
перед камерами в течение некоторого времени после ухода основных сил.
     Этих основных сил к  тому времени  осталось восемь  или девять человек.
Остальные... Как сказал в программе "С дулом у виска" один бывший террорист,
успевший сменить камуфляж  на клетчатый  пиджак и ставший из-за  этого очень
похожим на тележурналиста Николая Сванидзе:
     - Понимаешь... Раньше мы боролись за идею, да? А в Москву приехали, так
поняли, что идей в этом мире очень много бывает. Любой выбирай, да?
     Словом,  одной  ночью Басаев с  немногими сохранившими верность бойцами
погрузился в два "Мерседеса" и под видом  проверки постов покинул территорию
Кремля.  Последней  жертвой  террористов  стал  известный  авангардист  Шура
Бренный,   при   большом  стечении   народа   мастурбировавший   с   помощью
подствольного  гранатомета на  пути  боевиков.  Застрелившей  его украинской
снайперше показался подозрительным большой  черный  телефон, на который Шура
собирался кончить по причинам эстетического характера. Если не считать этого
небольшого  инцидента, эвакуация прошла гладко. Всю  дорогу Басаев молчал, а
когда машина остановилась у кольцевой дороги, где он и его  люди должны были
пересесть  на  КамАЗы,  он,  по  воспоминаниям  немногих   присутствовавших,
повернулся лицом к  Москве,  поднял  кулак к  небу,  розовеющему  от  первых
утренних лучей, потряс им и закричал:
     - Горе тебе, Вавилон, город крепкий!
     Говорят, что на  его глазах  выступили слезы. Стоит ли добавлять, что в
последних  словах  Басаева,  очень  скоро   ставших  достоянием   гласности,
патриотическая  печать  нашла  последнее,   окончательное  и  неопровержимое
доказательство его еврейского происхождения.
     Если в конце нашего короткого повествования мы вернемся к  тому, с чего
начинали,  то  есть  к мифу о штурме  крепости,  то  вопрос  со  штурмующими
представляется  совершенно ясным. Сложнее с теми, кто эту  крепость защищал.
Ведь не повернется  язык сказать,  что Москву  спасли Поля Херборов с Машкой
Асрамовой.  И  тем не менее  для непредубежденного  наблюдателя выглядит это
именно  так.  Похоже,  что  события,  происходящие  с  Россией,  подчиняются
какой-то логике  Лобачевского и их смысл - если он есть - открывается только
с больших временных дистанций.
     А можно сказать иначе: история России есть некое четвертое измерение ее
хронологии   и  только  при  взгляде   из  этого  четвертого  измерения  все
необъяснимые  чудовищные скачки, зигзаги и  содрогания  ее бытия сливаются в
ясную, четкую и прямую как стрела линию.


Виктор Пелевин. Гадание на рунах или рунический оракул Ральфа Блума

     Оракул  не дает  инструкций, что делать, и не  предсказывает  будущего.
Оракул направляет  внимание на те  скрытые силы и  мотивы, которые формируют
будущее своим неощутимым присутствием внутри каждого момента настоящего.
     Мартин Райнер, профессор
     БУКВЫ И МАГИЯ
     Эмбрион человека, развиваясь, повторяет все ступени эволюции-и в каждом
человеке в неявной форме заключена история жизни  на  Земле. Точно так же  в
элементах языков заключены идеи и представления, о которых мы часто не имеем
понятия.  "Языки сегодня,-- писал американский  японовед Эрнест Феноллоза,--
тощи и стерильны, потому что мы все меньше вдумываемся в них.  Мы вынуждены,
ради быстроты  и  точности, приписывать каждому слову как  можно более узкий
смысл ... Только ученые и поэты мучительно нащупывают нити наших  этимологии
и, насколько в их силах, воссоздают нашу речь из забытых фрагментов".
     Футарк-рунический алфавит из двадцати  четырех  знаков-сейчас мало кому
известен. Когда-то он использовался  для ритуальных целей, поэзии и гадания.
По преданию, раненный собственным  лезвием Один девять дней висел на Мировом
дереве  (Yggdrasil),  перенося жажду  и голод, пока не заметил Руны".  Перед
тем, как упасть, он подхватил их.
     Отданные  людям,  Руны  стали  оракулом.  Каждый  из  двадцати  четырех
элементов Футарка (двадцать пятая руна-чистая) имеет свое название, значение
и является знаком определенного процесса или  ситуации. Алфавит выступает не
в своем привычном качестве, а как набор магических символов.
     Роль, которую играет в нашей жизни язык, настолько велика, что это даже
не  замечается.  Но  когда-то возможность  отображения  окружающего  мира  в
комбинациях символов-иероглифов, букв, пиктограмм-производила на людей такое
впечатление, что даже  несхожие между собой  цивилизации выработали типичные
подходы к  тому, что лежит в основе любой  культуры,-- языку и его алфавиту.
Например, Каббала-основа всего  западного оккультизма, опираясь  на  Библию,
учила, что слово  есть основа  всего сотворенного, а раз  слова  состоят  из
букв,  то  и каждая  буква  может рассматриваться  как  обладающая  реальным
могуществом  активная  сила,  соответствующая  особому  проявлению Божества.
Считалось, что, комбинируя буквы и соответствующие им числа, можно не только
узнать будущее, но и повлиять на него.
     Магический   алфавит   существовал   даже  в  безалфавитной   китайской
культуре-его   роль   играли   восемь   триграмм   (или   даже   всего   две
линии-прерывистая  и непрерывная), образующие  шестьдесят четыре гексаграммы
"И Цзин", которые, как считается,  описывают шестьдесят  четыре  абстрактных
процесса, отражающих все, что может происходить во Вселенной. Интересно, что
если Руны  являются  даром Одина,  то триграммы "И Цзин" были посланы  Небом
императору Фу  Си, очевидно, небесное происхождение языка-общий  для  разных
культур архетип.
     Связанные  с   еврейским  алфавитом  Арканы  Таро,  а  также  "И  Цзин"
используются для гадания до сих пор, но судьба рунического оракула сложилась
иначе. Последние рунические мастера  жили  в  Исландии семнадцатого века, их
знания  передавались через  инициацию,  и  прямая традиция искусства метания
Рун-Рунемал-до  нас не  дошла.  Знания о Рунах  оказались  "растворенными" в
древних сагах, в неразгаданных надписях на  каменных  плитах,  которые можно
встретить от Гренландии до Югославии, и, конечно, в самих этих знаках.
     Возрожденный оракул
     До  того, как Ральф Блум  начал работать с Рунами,  он никогда не видел
рунического текста. Первый  набор Рун попал к  нему совершенно  случайно,  в
Англии, и состоял из двадцати четырех рун Футарка, к которым была  добавлена
чистая  Руна.  Кроме  того,  прилагались   два  листка  бумаги  с  короткими
интерпретациями  значения каждого знака. Никакой  инструкции  по пользованию
ими не  было, и  довольно  скоро  Руны очутились на шкафу.  Через  несколько
лет-уже  в  Америке-он случайно  наткнулся на мешочек с Рунами.  И  тут  ему
пришла в голову мысль спросить у самих Рун,  как ими следует пользоваться. С
этой  минуты и началась его  работа над "Книгой Рун". Ральф Блум изучил  всю
доступную   литературу,  касающуюся   истории   Рун,   их  происхождения   и
использования. Когда относительно  значения  какого-нибудь  знака  возникали
сомнения, он  обращался  за  помощью  к  "И  Цзин  ", совершенно справедливо
считая, что в  работе  с оракулом  ничто не  бывает так полезно,  как помощь
другого  оракула.  Конечным  результатом его усилий  явилась  "Книга  Рун"1,
содержащая описание различных методик гадания по Рунам и объяснение значения
каждого символа.  Интерпретации Рун, которые предлагает Ральф Блум,  сами по
себе являются чрезвычайно интересным  текстом,  в "неявном" виде  содержащим
целую эзотерическую систему.
     "Девизом  Рун,-- пишет он,-- могли бы  стать те  же слова, которые были
вырезаны  над воротами оракула в Дельфах: познай себя. Руны-это учитель.  Но
для кого-то может  оказаться более  удобным приблизиться  к ним в ходе игры.
Оракулы-это инструменты для  серьезной и возвышенной игры, а ценность игр  в
том, что они освобождают нас от усилия при учебе, давая возможность учиться,
как учатся дети".
     Каждая  книга  определенным образом взаимодействует, "резонирует" с уже
существующими  идеями  и  литературой.  В  этом  смысле  "Книгу  Рун"  можно
поместить где-то  между  "И Цзин" -- она  способна выполнять ту же функцию-и
"Иллюзиями"  Ричарда Баха2  -- она заключает в себе похожее настроение и так
же покоряет своим естественным и ясным оптимизмом, вытекающим из  совершенно
нового угла  зрения на происходящее с человеком в жизни. Это чувство новизны
возникает  не  из-за  присутствия  необычных  объяснений  происходящего  или
секретных  рецептов  правильного  поведения,  а  из-за того,  что неожиданно
узнаешь в напечатанном на книжной странице то, что уже давно знаешь где-то в
глубине души сам, по-новому видишь  прежде всего собственный внутренний мир.
Действительно, "познай себя"...
     "Я  готовил "Книгу Рун",-- пишет Ральф Блум во  введении,-- с  мыслью о
Воине Духа. Свободный от беспокойства, полностью одинокий и не привязанный к
результатам.  Воин Духа  культивирует абсолютную веру в борьбу  за  знание и
постоянно помнит, что то, что идет в счет-это иметь настоящее настоящее... Я
надеюсь,   что   Руны  в  своем  современном  использовании,  помогут  Воину
Духа-тому, кто занят битвой со  своим  "я"  и чья цель -трансформация  этого
"я". (В "Книге Рун"  термин "я" используется  для обозначения малого "я" или
эго-я, а "Я" -- для обозначения  Высшего Я,  всезнающего Я или  Я-свидетеля,
внутреннего наблюдателя)".
     Именно этот высокий  уровень духовной энергии и выделяет "Книгу Рун" из
потока издаваемой на Западе мантической литературы.  Добавим, что за  четыре
года она выдержала пять переизданий.
     1 The Book of Runes, Ralph Blum. London, 1984.
     2 Бах Ричард. Иллюзии. См.: Наука и религия. 1989. No 1, 2, 3.
     ТЕХНИКИ ГАДАНИЯ
     Приведем две из описываемых Ральфом Блумом гадательных техник.
     РУНА ОДИНА.  Это  наиболее практичное и простое  использование оракула.
Для   общей   интерпретации  положения  вытаскивается  одна  руна.  Фабрично
изготовленные  Руны представляют собой похожие на гальку керамические плитки
приблизительно  прямоугольной  формы,  размером   примерно   2х3х0,5   см  с
вырезанным на одной из плоскостей знаком, они хранятся в небольшом  мешочке,
откуда и вытаскиваются при гадании. Они могут быть сделаны и из дерева.
     Этот способ ближе всего по духу к древним дельфийским пророчествам. При
гадании "прочитывается" суть ситуации. (Как формулирует это сам автор: "Ага!
Так вот в чем тут  дело.") Эта же техника позволяет узнать, что происходит с
кем-то,  находящимся  далеко:  надо  на   секунду  сосредоточиться  на  этом
человеке, а затем вытянуть руну.
     ТРИ РУНЫ. Этот способ, который, согласно Тациту, использовался еще 2000
лет назад, вполне подходит  для большинства случаев. Ясно формулируется тема
гадания, а затем по отдельности вытягиваются три руны и выкладываются справа
налево.  (Лучше-чистыми  сторонами  вверх.) Первая руна  (правая)  описывает
сложившуюся  ситуацию,  вторая   (центральная)   --  требуемое   направление
действий,  третья  (левая)  -- ситуацию,  которая последует. То,  как  будут
повернуты  руны,  скажется  на  результате гадания  (знаки  в  нормальном  и
перевернутом положении  интерпретируются по-разному)  -- но это  тоже  часть
мантического  процесса.  Другой способ интерпретации  знаков при гадании  по
трем  рунам:   первая-вы  сейчас,   вторая-вызов,   третья-лучшее  возможное
разрешение  ситуации. В "Книге  Рун" приводится  пример  использования  этой
техники.
     "Друг,  который  пришел ко  мне  погадать на Рунах после того, как  его
покинула  жена, испытывал сильную боль, понимая, как много  для него значили
эти отношения и страдая от своей потери. Вопрос был таким:
     "Чему меня должен научить этот разрыв?".
     Вот какие руны он вытянул:

     Мы  проинтерпретировали  их  следующим  образом:  первая  руна,  Algiz,
перевернутая   Руна  Защищенности,   относилась   к   его   чувству   полной
беззащитности, уязвимости.  Она  содержала  совет  помнить о том, что только
правильные  действия  и верное  поведение  обеспечивают защищенность в такое
время:  защитой  является  знание. То, что  произошло, должно послужить  его
росту   и   развитию.  Вторая   руна,  Kano,--   Руна  Раскрытия.  Доверяйте
происходящему,  говорит  эта  руна.   Он  может  теперь  видеть  вещи  в  их
действительном свете, видеть, что из его  прошлой жизни должно уйти. Третьим
знаком  был  Nauthiz,  Руна  Ограничения  и  Боли. Рост будет сопровождаться
страданием. Уход  его жены позволит ему начать серьезную  работу  над собой.
Следует помнить, что прогрессу должно предшествовать очищение.
     Итог. Руны говорили, что, несмотря на то, что он чувствует уязвимость и
раскрытость, с  болью  приходит  необходимая  для самоизменения ясность,  и,
развиваясь,  ему следует  использовать  трудности  и  несчастья. Несмотря на
перевернутую руну  и сопутствующую этой ситуации боль,  я чувствовал-так же,
как и он,-- что гадание было удачным и обнадеживающим".

     ИНТЕРПРЕТАЦИЯ РУН
     Мантические  формулы   "Книги  Рун"  напоминают  "И  Цзин"  не   только
функционально, а  и  тем, что их  текст тоже имеет  разные "слои". Но  здесь
присутствует не  хронологическое, а  смысловое  расслоение: в  интерпретации
каждого знака есть как  чисто "мантический" уровень, описывающий  ситуацию и
содержащий практические  рекомендации,  так и концептуальный: на этом уровне
одинаковые формулировки могут повторяться в объяснениях разных символов, а в
целом-все  двадцать пять  фрагментов  складываются в  подобие  эзотерической
системы,    привлекательность    которой   усиливается    "неявностью"    ее
представления.  У нас нет возможности  привести интерпретации рун полностью,
поэтому мы  ограничимся отрывками: результат этой операции не заменит "Книги
Рун", но, во всяком случае, создаст о ней некоторое представление. Итак:

     1.  "Я" (MANNAZ).  Начальная точка-это  "я".  Только  ясность,  желание
измениться будут эффективны. Следует оставаться скромным-это  совет оракула.
Независимо  от того, каковы ваши заслуги, будьте уступчивым, сосредоточенным
и  умеренным.  Старайтесь вести  обычную  жизнь  необычным способом.  Будьте
удовлетворены, делая свое дело ради него самого. Никаких излишеств.

     РУНА ПЕРЕВЕРНУТА.  Если  вы  чувствуете преграду, эта руна советует вам
быть честным с самим собой. Не думайте  об  окружающих, а спокойно загляните
внутрь себя в поисках врагов своего развития. Вы увидите, что внешний "враг"
-- не  более  чем  отражение того, что вы  до этого момента  не могли или не
хотели осознать  как идущее  изнутри.  Вызов  здесь-сломать  инерцию прошлых
привычек.

     2.  ПАРТНЕРСТВО.  ДАР (GEBO). Появление  этого  знака  показывает,  что
единство,  объединение  или  участие-в  какой-либо  форме-совсем  рядом.  Но
действительное партнерство может  существовать только между отделенными друг
от  друга и  целостными  личностями, которые не теряют своей  обособленности
даже в единстве и единении. Пусть между вами  пляшет небесный ветер. У этого
знака  нет перевернутой  позиции, потому что  он обозначает дар свободы,  от
которого проистекают все остальные дары.

     3.  ЗНАКИ.  РУНА  ПОСЛАННИКА  (ANSUZ).  Ключевая  нота здесь-получение:
посланий,   знаков,  подарков.  Даже   своевременное  предупреждение   можно
рассматривать как  дар.  Старайтесь быть очень  внимательны и чутки во время
встреч,  визитов,  случайных  столкновений, особенно  с  теми, кто  обладает
большей  мудростью,  чем  вы. Знаку  соответствует  новое  чувство семейного
единства.

     РУНА ПЕРЕВЕРНУТА. Вы можете  быть озабочены тем, что кажется прерванной
связью,  недостатком  ясности  или понимания-либо  в  вашем прошлом,  либо в
нынешней  ситуации.  Вы   можете  чувствовать,  как  что-то  мешает  принять
предлагаемое.  Чувство  тщетности,  зря   потраченного  усилия,  бесплодного
путешествия может вызвать в вас уныние. Но то, что  происходит, своевременно
в вашей ситуации. Если колодец засорен, время очистить его.



     4.   РАЗДЕЛЕНИЕ,   ОТСТУПЛЕНИЕ.   НАСЛЕДСТВО   (ОТHILIA).   Это   время
расходящихся  путей.  Старая   кожа  должна  быть  сброшена,  изжившие  себя
отношения  прекращены.  Требуемым  действием  здесь  является подчинение  и,
вполне вероятно, отступление, сопровождаемое знанием, как и когда отступить,
и   твердостью  воли,  чтобы   осуществить   это.  С  этой   руной   связана
собственность-это   знак   приобретений   и   выигрышей.   Однако   выигрыш,
"наследство", может исходить от чего-то, с чем вы должны расстаться.

     РУНА ПЕРЕВЕРНУТА.  Сейчас  не время  для  того,  чтобы  быть  связанным
старыми   условностями  и  авторитетами.  Спросите   себя,  что  "ощущается"
правильным для вас, и  действуйте в соответствии со Светом, озаряющим теперь
вашу жизнь. В  это  время нужна  не жесткость, а текучесть. Когда появляется
этот знак, помните: мы действуем без делания, и все оказывается сделанным.

     5. СИЛА. МУЖЕСТВЕННОСТЬ.  ЖЕНСТВЕННОСТЬ (URUZ).  Это  знак завершения и
новых начинаний.  Он показывает, что ваша  жизнь  выросла  за пределы  своей
формы, которая должна умереть, чтобы энергия жизни могла воплотиться в новом
рождении,  новой  форме.  То, что сейчас  происходит,  может  побуждать  вас
претерпеть  смерть внутри собственной личности. Помните,  что  новая  форма,
новая жизнь всегда  лучше,  чем старая.  Приготовьтесь к новой  возможности,
внешне  выглядящей,  как  потеря. Ищите среди  пепла-и  откройте  там  новую
перспективу и новое рождение.

     РУНА  ПЕРЕВЕРНУТА. Может  показаться,  что против вас используется ваша
собственная сила.  Для некоторых  этот  знак послужит  сигналом  тревоги,  а
незначительные неудачи и разочарования  послужат намеками. Для других -более
бесчувственных  и  невежественных-он  будет связан  с серьезным потрясением.
Перевернутая,  эта  руна  требует  серьезного  анализа  вашего  отношения  к
собственной  личности.  Но не  отходите  с  пути  в  темноту.  Оказавшись на
глубоководье, научитесь нырять.

     6.  ПОСВЯЩЕНИЕ. НЕЧТО  СКРЫТОЕ  (PERTH). Эта руна  относится к Небу,  к
Непознаваемому, и  связана с фениксом-мистической  птицей,  сжигающей себя и
возрождающейся из пепла. Пути этого  знака таинственны и скрыты. Достигаемое
не  проявляется  с  легкостью  или   готовностью.   Эта   руна  поиска.  Она
символизирует  напряженно переживаемый  аспект посвящения и связана с  самым
глубоким уровнем бытия,  с  фундаментом вашей  судьбы.  Для  некоторых Perth
означает опыт психической смерти. Если необходимо, отпустите все, без всяких
исключений. Не что иное, как обновление Духа является ставкой.

     РУНА  ПЕРЕВЕРНУТА.  Совет  не ожидать  слишком многого  или-не  ожидать
обычным  способом, потому что старое подошло  к  концу: вы  просто не можете
делать все по-старому и не страдать. Перевернутый  знак  советует  не думать
слишком  много  о конечном результате  и не привязываться  к воспоминаниям о
прошлых  достижениях  ,  поступая  иначе, вы  крадете сами у  себя настоящее
настоящее, единственное время, когда возможно самоизменение.

     7.    СТЕСНЕНИЕ.   НЕОБХОДИМОСТЬ.БОЛЬ    (NAUTHIZ).   Нормальная    или
перевернутая,   это  сложная  руна.  Необходимость  иметь  дело  с   жестким
принуждением-ее  урок.  Роль  этого  знака-обозначение  наших "теневых" зон,
мест, где рост  заторможен,  что приводит к слабостям,  которые мы негативно
проецируем на других.  Эта руна говорит: работайте с тенью, исследуйте,  что
внутри  вас притягивает в  вашу жизнь несчастье. Необходимость  сдержанности
здесь  вне  вопроса.  Появление  этой  руны  дает  вам  понять,  что впереди
остановки-поводы еще раз взвесить ваши планы. Пусть  трудности этого момента
помогут вам выправить взаимоотношения с  вашим  "Я".  Помните, что прогрессу
предшествует очищение. И, еще раз, обдумайте использование неудач.

     РУНА  ПЕРЕВЕРНУТА. Когда мы перестаем  принимать  что-то внутри  нас за
свое,  то,  что  мы  перестали  признавать,  производит  опустошение.  Здесь
требуется очищение. Предприняв его, вы укрепите  волю  и закалите  характер.
Начинайте с самого трудного  и двигайтесь к тому, что несложно. Помните, что
первоначально  "страдать" означало -- "подвергаться". Так и вы подвергаетесь
действию  темной  части  своего  пути.  Контролировать   злобу,   сдерживать
импульсы, поддерживать в себе твердую веру-вот то, что сейчас требуется.

     8. ПЛОДОРОДИЕ. НОВЫЕ  НАЧИНАНИЯ  (INGUZ). Завершение начинаний-вот  что
подразумевает  этот  знак.  Появление  этой  руны  означает,  что  у вас уже
достаточно сил, чтобы достигнуть завершения, разрешения, вслед за чем придет
новое начинание. Завершение здесь важнее  всего.  Если вам  нужно  закончить
какое-нибудь дело, сделайте это вашей главной задачей. Появление этого знака
символизирует выход из состояния  куколки.  Одновременно  с  избавлением  от
старого вы освободитесь от напряжения и неуверенности.

     9.  ЗАЩИТА.  ОТВРАЩАЮЩИЕ  СИЛЫ  (EIHWAZ).  Подвергаясь  испытаниям,  мы
находим  в  себе  силы  преодолеть  препятствия  и предотвратить  поражение.
Одновременно  мы  развиваем  в себе отвращение  к поведению, которое создает
тяжелые ситуации. Кажется, на вашем пути  есть препятствие-но задержка может
оказаться благоприятной. Не следует слишком  рваться вперед. Это не то время
или   ситуация,   когда  вы   можете   ощутить  свое  влияние.  Совет  этого
знака-терпение. Здесь требуются  предвидение и настойчивость. Предотвращайте
ожидаемые  трудности  с  помощью правильных действий. Мы не столько те,  кто
делает,  сколько  те,  кто  решает.  Когда  наше решение чисто, действие  не
требует усилий, потому что его поддерживает и усиливает Вселенная.

     10.  ЗАЩИЩЕННОСТЬ.  ОСОКА  ИЛИ  ТРОСТНИК.  ЛОСЬ  (ALGIZ).  Существенным
является контроль эмоций. Во времена перемен, поворотов в жизненном  курсе и
ускоренного   самоизменения  важно  не  поддаваться  эмоциям-и  приятным,  и
неприятным.  Для  этого знака  характерны новые возможности  и вызовы. Но им
сопутствуют злоупотребления и неблагоприятные воздействия. Эта  руна  служит
зеркалом для  Воина Духа,--  того,  кто  вовлечен  в  битву с  самим  собой.
Защищенность  воина похожа на предупреждающий шорох  осоки  или на изогнутые
рога   лося-и  то,   и  другое   помогает  поддерживать   вокруг   свободное
пространство. Помните,  что  своевременное  действие и правильное  поведение
-единственное, что дает настоящую защиту.

     РУНА  ПЕРЕВЕРНУТА. Будьте  внимательны  к  своему  здоровью,  тщательно
следите  за  связями,  которые   складываются  у  вас  в  это  время,  и  не
увеличивайте  бремя,  лежащее на других. Если вы считаете удобным вступить в
связь с людьми, которые "используют" вас, помните об этом и возьмите на себя
ответственность за свою позицию-тогда вы можете только выиграть.

     11.   ВЛАДЕНИЯ.   ПИТАНИЕ.   СКОТ   (FEHU).   Это    руна   исполнения:
удовлетворенного честолюбия, полученной награды, счастливой любви. Этот знак
призывает  к глубокому  изучению сути приобретения и выигрыша в вашей жизни.
Внимательно  приглядитесь-заключается  ли  то,  что  необходимо  для  вашего
благополучия, в богатстве  и  собственности или  во  владении самим  собой и
укреплении  воли.  Другое значение  этой  руны  связано  с  сохранением  уже
достигнутого. Наслаждайтесь своей удачей и не забывайте поделиться ею.

     РУНА  ПЕРЕВЕРНУТА.   В  вашей   жизни   может   произойти  значительное
расстройство,  потеря  собственности-от  незначительной  до очень серьезной.
Может быть,  вам придется  беспомощно сидеть  и  наблюдать, как  то, что  вы
приобрели,   начнет   исчезать.  Даже  если  есть  повод  для  радости,   не
скатывайтесь к бессмысленному веселью. Перевернутая, эта руна указывает, что
сомнительные ситуации обильны и приходят во многих  формах и  обличьях. Имея
дело с теневой стороной  этого знака, вы получаете возможность распознать, в
чем заключается ваше подлинное питание.

     12.  РАДОСТЬ. СВЕТ (WUNJO). Эта руна-плодоносная  ветвь. Период мучений
закончился, и вы  в  каком-то смысле "пришли в себя". Произошел  необходимый
сдвиг, и  теперь вы можете свободно пожинать его плоды -относятся  ли  они к
материальным  выигрышам, к  вашей эмоциональной жизни или к  чувству  вашего
собственного   благоденствия.   Это  алхимическая   стадия,   когда   знание
трансформируется в понимание.  Радость сопровождает новую энергию, до  этого
блокированную.  Появилась  новая ясность, которая может потребовать  от  вас
отказа от существующих планов, амбиций, целей.

     РУНА  ПЕРЕВЕРНУТА.  Процесс  рождения  долог и труден. Кризис,  тяжелый
этап-пусть даже короткий-близок. Нужны обдумывание и размышление, потому что
свет  и тень еще переплетены,  и сомнения, колебания могут омрачить радость,
если не  понять, что  сейчас  их время.  Увиденное в  правильном свете,  все
является испытанием. Сосредоточась на настоящем, искренне относясь к  другим
и доверяя тому, что с вами происходит, вы не можете потерпеть неудачу.

     13.  УРОЖАЙ. ПЛОДОРОДНЫЙ СЕЗОН. ОДИН  ГОД  (JERA).  Руна  благоприятных
исходов. Она относится к  любой деятельности или предприятию, с  которым  вы
связаны.   Появление  этой  руны   придаст  вам  сил   поддерживать  хорошее
расположение  духа. Помните, однако, что быстрых результатов ожидать нельзя.
Всегда  требуется промежуток  времени,  отсюда ключевые  слова  "один  год",
символизирующие полный  цикл времени  перед жатвой, урожаем или избавлением.
Вы подготовили  почву и посадили семя. Теперь вы должны заботливо  ухаживать
за ним.

     14. РАСКРЫТИЕ. ОГОНЬ.  ФАКЕЛ  (KANO).  Это руна раскрытия,  обновленной
ясности,  рассеяния  тьмы,  покрывавшей  какую-то  часть  вашей   жизни.  Во
взаимоотношениях  не  может  быть взаимного  раскрытия.  Вы можете послужить
спусковым крючком,  хронометром, осознав, что свет  понимания опять доступен
вам  обоим. Поймите,  что хоть, с одной стороны, вы ограничены и зависимы, с
другой стороны, вы существуете в качестве  точного центра, откуда, сливаясь,
излучаются гармонизирующие и благоприятствующие силы Вселенной. Вы являетесь
этим центром. Попросту говоря, если раньше  вы действовали в темноте, сейчас
вокруг  достаточно  света, чтобы увидеть, что пациент на операционном  столе
-вы сами.

     РУНА  ПЕРЕВЕРНУТА.   Ждите  омрачения   в  какой-нибудь  ситуации   или
отношениях. Может  быть, гибнет дружба, партнерство, брак или какая-то часть
вашей личности, уже  утратившая силу и полезность. Этот знак  требует, чтобы
вы с радостью отбросили прошлое и были готовы какое-то время жить с пустотой
внутри:   он   требует   развития  внутреннего  постоянства-способности   не
поддаваться  инерции  старых путей во время  ожидания  новых,  которые через
положенный срок приведут к свету.

     15.  ЭНЕРГИЯ ВОИНА  (ТЕIWAZ). Это руна  Воина Духа. Его битва всегда  с
собственным "я". Обретение воли через  действие, отсутствие привязанности  к
результату,  постоянное осознание  того, что все,  что можно  сделать,-- это
позволить Воле Неба протекать  сквозь себя и не стоять  на собственном  пути
-вот черты Воина Духа. Когда появляется этот знак, речь идет о  формировании
характера.  Если  появление  руны  связано  с  романтической привязанностью,
значит,   взаимоотношения,    о   которых   идет    речь,   своевременны   и
провиденциальны.  Если  речь идет  о вашей преданности  делу, идее, пути или
способу поведения.  Руна Воина советует настойчивость, хотя иногда требуемый
вид  настойчивости-это терпение. В древности  воины рисовали  этот  знак  на
своих щитах перед битвой. Сейчас, когда действуют  более очищенные  энергии,
этот же символ укрепляет вашу решимость в борьбе "Я" с "я".

     РУНА  ПЕРЕВЕРНУТА. Опасность  состоит  в  том,  что энергия утекает или
высасывается  через  необдуманное или несвоевременное  действие. Если  связь
недолга,  не печальтесь  и знайте, что ее срок  истек. Здесь подняты вопросы
веры и доверия,  а вместе с ними-правильности вашего способа существования в
мире. Перевернутая, эта руна требует изучения  ваших  мотивов. Заняты ли  вы
покорением самого себя  или  стремитесь подчинить  другого?  Заботят  ли вас
результаты, или вы сосредоточены на задаче ради нее самой? Вы найдете ответы
внутри себя,  а не в советах извне.  А  когда  вы  советуетесь  с Рунами, вы
советуетесь со своим "Я".

     16.   РОСТ.   ВОЗРОЖДЕНИЕ.  БЕРЕЗА  (BERKANA).   Этот  знак  обозначает
плодородие,  которое  способствует росту и  ,  символически, и реально. Рост
может относиться к повседневным или  семейным делам, к  взаимоотношениям  со
своим "Я".  Это  "выводящая" руна, в том смысле, что она ведет  к расцвету и
созреванию. Здесь  требуется  глубокое  проникновение в  веши,  осознанное и
осторожное.  Все  темные углы должны быть очищены: это должно быть проделано
тщательно, причем иногда необходима квалифицированная помощь.

     РУНА  ПЕРЕВЕРНУТА.  События  или, что  более вероятно,  черты характера
препятствуют  росту  новой   жизни.  Вы  можете  чувствовать  уныние   из-за
неспособности предпринять правильное действие. Но здесь требуется не уныние,
а усердие и тщательность. Изучите  то, что произошло, свою роль в этом, свои
потребности и потребности  других.  Не  ставите ли  вы свои  .желания  перед
нуждами  других? Проникайте  вглубь,  пока  вы  не  сможете  определить  все
препятствия росту в сложившейся ситуации.

     17. ДВИЖЕНИЕ. ПРОГРЕСС. ЛОШАДЬ (EHWAZ). Это  знак прохождения, перехода
и движения, новых мест обитания,  новых  подходов или новой  жизни. Он также
обозначает движение  в смысле исправления или  улучшения любой ситуации. Для
этой руны характерно  постепенное развитие  и устойчивый прогресс, медленный
рост через бесчисленные сдвиги и перемены. Это может относиться и к делам, и
к развитию идей. Взаимоотношения тоже должны подвергнуться изменениям, чтобы
существовать и развиваться.

     РУНА ПЕРЕВЕРНУТА.  Движение натыкается  на препятствие. Будьте уверены,
то, что  вы  делаете (или  не  делаете), своевременно.  Дело не в  упущенных
случаях: мы просто должны понять, что нам открыты не все возможности.


     18. ПОТОК.  ВОДА. ТО, ЧТО ВЕДЕТ (LAGUZ).  Эта  руна соответствует нашей
потребности без  понимания и оценок погрузиться в жизнь. Она отвечает нашему
стремлению  к  комфорту и  удовлетворению  эмоциональных потребностей. Успех
достижим через контакт с тем, что вы знаете интуитивно, через "настройку" по
своим собственным ритмам. Руна "я", находящегося в верном  отношении к  "Я",
Laguz, обозначает то, что алхимики назвали "conjunctio", священный брак.

     РУНА   ПЕРЕВЕРНУТА.   Предупреждение   об   опасности   перенапряжения,
чрезмерного   усилия,   предостережение   против   попыток   превысить  свои
возможности или выйти за границы имеющих у вас сил.

     19.  РАЗРУШАЮЩИЕ  ЕСТЕСТВЕННЫЕ  СИЛЫ.  ЭНЕРГИЯ СТИХИЙ.  ГРАД (HAGALAZ).
Изменение,  новшество,  свобода  и  освобождение-качества  этого знака.  Его
появление указывает на настоятельную  внутреннюю необходимость  освободиться
от  ограничивающего отождествления  с материальной реальностью и ощутить мир
проторазума. Это руна  стихийного  разрушения, событии  полностью вне вашего
контроля. Ожидайте  разрушения ваших  планов, потому что  это могущественная
пробуждающая сила, хоть формы ее действия могут быть различными. Лучше всего
действие этого знака описывают слова "полный разрыв".

     20.  СВЯЗЬ.  ОБЪЕДИНЕНИЕ. ВОССОЕДИНЕНИЕ.ПУТЕШЕСТВИЕ (RAIDO).  Это  руна
связи,  гармонизации  чего-то, имеющего  две  стороны,  два  элемента,  руна
окончательного воссоединения, которое достигается в конце путешествия, когда
верхнее и нижнее становятся одним.  Когда вы чисты, вы можете нейтрализовать
собственное нежелание позволить верному  действию  пройти  сквозь  вас.  Как
всегда,  путешествие  направлено  к  самоисцелению,  самоизменению  и союзу.
Доверяйте вашему собственному процессу-вот сущность этого знака.

     РУНА ПЕРЕВЕРНУТА. Перевернутый, этот знак  советует  вам  быть особенно
внимательным к  личным отношениям. В это время  разрывы более вероятны,  чем
примирения.  С вашей  стороны потребуется усилие. Сохраняйте юмор-что  бы ни
случилось, вам самому решать, как ответить.

     21. ВОРОТА,  МЕСТО  НЕДЕЯНИЯ (THURISAZ).  Это  руна  недеяния.  Поэтому
нельзя  приближаться  к  воротам и  проходить  сквозь них  без  размышления.
Представьте  себе, что  вы стоите  перед  воротами на вершине горы. Вся ваша
жизнь осталась сзади и  внизу.  Перед  тем  как идти  вперед, остановитесь И
вспомните прошлое: обучение и радости,  победы и печали-все, что привело вас
сюда.  Окиньте  все  это   взглядом,  благословите  все  это  и   отпустите.
Освобождаясь от прошлого,  вы восстанавливаете свою энергию. Теперь  шагните
за ворота.

     РУНА  ПЕРЕВЕРНУТА.  Этот  знак требует  от  вас размышления.  Поспешные
решения  в это  время могут вызвать сожаление, потому что вы, скорей  всего,
будете действовать по  слабости, обманывая себя относительно своих мотивов и
создавая новые проблемы, гораздо неприятнее тех, что вы пытаетесь решить.

     22. ПРОРЫВ. ТРАНСФОРМАЦИЯ. ДЕНЬ  (DAGAZ). Появление этой  руны отмечает
главный  сдвиг  или  прорыв в  процессе самоизменения, полное преобразование
состояния-поворот на 180 градусов. В  каждой жизни бывает хоть один  момент,
который-если  он  угадан и  пойман-навсегда  изменяет  ее  течение.  Поэтому
действуйте  с полной верой, даже если момент потребует  от  вас  прыгнуть  с
пустыми  руками  в  пустоту. Если  этот знак  сопровождается  Чистой  Руной,
масштаб трансформации  может  быть таким, что это будет  предвещать  смерть,
успешное завершение вашего  пути. Иногда эта руна предвещает  большой период
достижений и процветания. Тьма позади вас , начался день.

     23.  ЗАСТОЙ.  ТО, ЧТО ПРЕПЯТСТВУЕТ. ЛЕД  (ISA).  В вашей духовной жизни
-зима.  Вы можете обнаружить, что запутались в ситуации, смысла которой даже
не в  состоянии увидеть. Вы  можете  оказаться бессильны сделать что-нибудь,
кроме  как  подчиниться,  отступить,  даже пожертвовать  каким-нибудь  долго
вынашиваемым желанием. Будьте  терпеливы,  потому  что  это период  скрытого
развития,   предшествующий   возрождению.   Достижения   и   успехи   сейчас
маловероятны. В  это  время не надейтесь  и  не  полагайтесь на  помощь  или
дружескую поддержку. В своей изоляции сохраняйте осторожность и не пытайтесь
упрямо проявлять свою волю.

     24.  ЦЕЛОСТНОСТЬ.  ЖИЗНЕННЫЕ СИЛЫ.  ЭНЕРГИЯ СОЛНЦА (SOWELU).  Этот знак
символизирует требуемую нашей  природой целостность. Он воплощает стремление
к  самореализации  и  указывает путь, которого вам  следует держаться, не по
каким-то  скрытым  причинам,  а  потому, что  этого  требует стержень  вашей
личности.  Поиск целостности-это задача  Воина  Духа. Но  вы, в  силу  своей
природы,  уже являетесь тем, чем стараетесь стать.  Вы  должны осознать свою
сущность-свой  персональный миф-и придать ему форму, творчески выразить его.
Обладая большим могуществом, этот  знак  делает жизненную силу доступной для
вас  и обозначает  время  перезарядки и  восстановления вплоть до клеточного
уровня.  Но вы  можете отступить, оказавшись перед  лицом давящей  ситуации,
особенно если  события или люди требуют,  чтобы вы "потратили" свою энергию.
Своевременное отступление-одно из  искусств Воина Духа. В то  же самое время
для некоторых  эта  руна  содержит совет  раскрыться,  пропустить свет в  ту
область жизни, которая была тайной, отгороженной.

     25.  НЕПОЗНАВАЕМОЕ.  БОГ   ОДИН   (Чистая   Руна).  Пустота-это  конец,
пустота-это  начало.  Здесь  Непознаваемое сообщает вам,  что  оно  пришло в
движение в вашей жизни.  В этой незаполненности содержится мощный потенциал.
Пустая и одновременно полная содержания, она охватывает полноту  бытия, все,
что должно осуществиться.  Благоприятствование происходящему и готовность  к
нему-требования этой Руны. Ведь  как  можно установить контроль над тем, что
еще не оформилось? Эта Руна часто требует акта мужества,  подобного прыжку в
пустоту с  пустыми руками. Ее появление-прямое испытание вашей веры. С одной
стороны. Чистая Руна  представляет кармические силы-полную  сумму  того, что
вами  совершено,  и  границы того, чем  вы  являетесь  и  станете.  С другой
стороны, эта Руна учит, что даже долги  старой кармы смещаются и  изменяются
одновременно   с   тем,   как  изменяетесь  и   развиваетесь  вы.  Ничто  не
предопределено: нет ничего такого, чего нельзя было бы избежать.
     СО СТРОГО НАУЧНОЙ ...
     "Когда   я  был  маленьким,  то  умел  сочинять  стихи,  но  искусством
каллиграфии  не владел, а мой двоюродный брат Тань-цзюй  хорошо писал, но не
умел сочинять стихов.  И вот,  когда я гадал, кисть писала удачные стихи, но
почерк  был  небрежный,  когда  же  гадал  Тань-цзюй,  иероглифы  получались
аккуратные,  красивые, зато стихи были поверхностные  и  претенциозные... То
есть  можно сказать, что сами духи не  одухотворены,  их одухотворяют  люди.
Тысячелистник, щит черепахи, сухая  трава, кости-хотя по ним и можно узнать,
что  тебе  предопределено, беда или  счастье,-- чудотворными они  становятся
лишь с помощью человека".
     Эти слова Цзи  Юня,  китайского  ученого  XVIII века, на редкость точно
передают суть научного взгляда на мантику.  Практически та  же мысль, только
выраженная в более современной манере, изложена в предисловии к составленной
Ральфом  Блумом "Книге Рун".  Автор предисловия,  профессор  Мартин  Райнер,
пишет: "Каким образом  случайный  выбор меченных  камней  может сказать  нам
что-то  насчет  нас самих?  Может быть,  относящиеся  к рунам  интерпретации
настолько  захватывающи, что  каждая из них содержит  хоть что-то, что можно
соотнести  хотя  бы  с чем-то из  происходящего в рамках  осознанного-каждый
день, в любое время, с кем угодно. Это простейшая возможность, которую можно
принять со строго научной точки зрения".
     Казалось бы, в обоих  случаях-и  у Цзи Юня, и  у Мартина Райнера  -дано
вполне убедительное объяснение механизма работы оракула: некоторая процедура
позволяет  гадающему  осознать уже известное ему  на подсознательном уровне,
"каналом"  между сознанием  и подсознанием служит  сам  мантический  ритуал.
Очевидно, какая-то доля истины  в этом есть,  но вот что добавляет профессор
Райнер:  "Моя  собственная  игра  с  этими  Рунами  показала  совпадения  за
совпадениями и  явно последовательную "подходящесть" при каждом чтении  Рун,
что сложно  объяснить с помощью только что описанного механизма... Лично для
себя я предпочитаю не делать окончательных выводов, помня, что наблюдения не
должны отбрасываться  только из-за  того, что отсутствует удовлетворительное
объяснение процессов, стоящих за ними".
     Кто же говорит с нами, когда  мы пользуемся оракулом? Кто является этим
учителем,  способным  с  такой  легкостью-и  точностью-объяснить   нам  наши
проблемы? И  как объяснить  ту  удивительную  простоту, с  которой  сознание
находит применение даже самой  туманной из гадательных формул? Вот эпиграф к
одной из главок "Книги Рун" (он взят из книги, называющейся "Курс Чудес").
     "Все мы являемся  учителями, и то, чему мы  учим,  --  это то, чему нам
надо научиться, поэтому мы учим этому снова и снова, пока не научимся сами",
     Или, как пишет в другом курсе чудес Ричард Бах:
     "Когда ты  учишься-ты лишь  открываешь для  себя  то, что ты  давно уже
знаешь..."

Виктор Пелевин. ГКЧП как тетраграмматон

     Сначала скажу несколько  слов о  божественном. "В начале было слово", -
гласит Библия.
     Опираясь на эту фразу из Библии, каббала - основа западного оккультизма
- учила, что слово есть основа всего сотворенного, а  раз  слова  состоят из
букв,  то и  каждая  буква  может  рассматриваться как  обладающая  реальным
могуществом   активная  сила,  которая   соответствует   особому  проявлению
божества. Считалось, что, комбинируя буквы и соответствующие им числа, можно
не только узнать будущее, но и повлиять на него.
     В  основе каббалы  лежали  22 буквы древнееврейского алфавита,  которые
вместе  с  первыми  десятью  цифрами  считались теми элементами, из  которых
строится  мироздание.  А одной из высших  тайн  каббалы была область знания,
связанная  с  так  называемым   тетраграмматоном,   или  четырехбуквенником,
состоявшим из букв "йот - хе - вау - хе", которые составляли имя Бога. Этому
сочетанию   приписывалась  непостижимая  сила,   и,  манипулируя  различными
комбинациями букв  тетраграмматона,  можно было по-разному именовать  Бога и
производить  всяческие  чудеса.   О   том,  насколько  тщательно  охранялись
связанные с тетраграмматоном знания, свидетельствует то, что всякая передача
сведений о его практическом использовании могла быть только устной, говорить
об этом могли только два человека, и ни в коем случае не допускалось участие
в  этих  процедурах  женщин. В средние века  идеи  каббалы  получили широкое
распространение   в  Европе.  Мистика  каббалы  оказала  влияние  на  многих
отечественных мыслителей, в  том числе, например, на Владимира  Соловьева. А
практическая   сторона  каббалы   проявилась   с   особой  отчетливостью   в
деятельности партии большевиков.
     В  русском  алфавите,   как  известно,  букв   намного  больше,  чем  в
древнееврейском,   так  что   возможности   для   практической  каббалистики
открываются  самые широкие. Может  быть, именно более широкое знаковое  поле
привело к тому, что число букв в матических комбинациях, которыми коммунисты
пытались воздействовать на  реальность варьировалось, и  их  не всегда  было
именно четыре.
     Первый успешный акт красной магии был связан с гептаграмматоном  РСДРП.
Активизированных  им  сил сказалось  достаточно, чтобы разрушить  крупнейшую
империю  со  сверхмощным  карательным аппаратом.  Вслед  за  этим  появились
классические тетраграмматоны ВРКПБ и ВКПБ, а также усеченные, но чрезвычайно
могущественные  буквосочетания ВЧК и ГПУ,  с помощью которых были уничтожены
все  потенциальные  противники  красных  магов. Крайняя  действенность  этих
каббалистических конструкций доказывает, что подбор  букв был безошибочным и
профессиональным. Для  выполнения сложных  специфических  чудес  приходилось
увеличивать число букв. Так, благодаря действию гексаграмматона ГОЭЛРО,  над
Россией разлилось  тусклое, но  довольно устойчивое желтоватое  сияние.  Это
один  из  немногих  созидательных успехов - отчего-то каббалистическая магия
оказалась бессильной перед  чисто  экономическими задачами,  что  доказывает
полный провал чудес, которые  предполагалось совершить с  помощью заклинаний
типа  ВСНХ,  ВДНЗХ  и  тому  подобных.  Зато  все, связанное  с  причинением
страданий и зла, получалось великолепно -  достаточно упомянуть  НКВД. МГБ и
КГБ.
     Но  действие   каббалистических  заклинаний  невечно.  После  того  как
последние каббалисты во главе с Никитой Хрущевым были насильственно убраны с
советской политической сцены, прямая передача тайного  знания  от генсека  к
генсеку прервалась. Долгое время продолжали действовать два самых  мощных из
созданных  тетраграмматонов -  КПСС и  СССР.  Но  когда скрытая в  них  сила
иссякла,  оказалось, что составить новое  заклинание уже некому. И тогда,  в
августе  1991 года, была сделана последняя отчаянная попытке  воздействовать
на историю с помощью каббалы.
     Представим  себе возможный  механизм действий  заговорщиков. Видимо, от
старых  сотрудников  ЦК  они  слышали о  древней  коммунистической магии,  с
помощью  которой генсеки былых времен одолевали  врагов и  убеждали народ  в
том, что он сыт.  Возможно, какой-нибудь дряхленький современник легендарных
наркомов   из  идеологического   отдела  объяснил   им,   что   при   помощи
комбинирования  определенных букв и соответствующих внутренних волевых актов
можно вмешаться в историю, воспользовавшись  тем, что каждой вибрации снизу,
создаваемой человеком,  обязательно  должна  ответить  божественная вибрация
сверху. И  вот после  долгих  раздумий  был составлен  тетраграмматон  ГКЧП,
который его создатели и  прокричали в небо со  Спасской  башни в  ночь на 19
августа.
     Чтобы  проанализировать  тетраграмматон  ГКЧП,  надо  представить  себе
логику его создателей.  Толком не зная  правил  составления каббалистических
заклинаний, они вынуждены были  руководствоваться самыми общими принципами и
решили, видимо, воспользоваться фрагментами тетраграмматонов прошлого. Буквы
Г и  П были взяты из сочетания ОГПУ, буквы Ч и К - из ВЧК. Кроме того, буквы
К  и  П дают  аббревиатуру словосочетания "командный  пункт". Видимо,  нечто
подобное и представлялось  заговорщикам  -  командный  пункт,  где восседает
нечто  среднее  между  ЧК  и  ГПУ.  Но составители заклинания  совершенно не
подумали  о том,  чго в  созданном  ими  сочетании  букв  имеются неучтенные
комбинации ГК,  то есть "гинекологическая клиника", и ПК,  то есть "пожарный
кран".  Этот  грубый просчет и  сорвал  всю операцию. На три дня испортилась
погода, мелькнули на улицах танки, и путчистам пришел конец. Кстати сказать,
несостоятельность  составленного   в   Кремле   заклинания  была  интуитивно
подмечена народом - говорили, что путч  провалился, потому что никто не  мог
выговорить "ГКЧП".
     Пользуясь  методикой  Симона  бен Иохаи,  известного также  под  именем
Моисея  Лионского,  несложно составить тетраграмматон, который  привел бы  к
желаемому   результату.   Это   слово  будет   звучать  так:   ОКЧП.   Здесь
гинекологическая клиника исчезает, но присутствует такой же командный пункт,
а  действие  пожарного  крана  нейтрализуется  американизмом  "ОК",  который
намекает  на  поддержку Запада.  Кроме  того,  введение  буквы  "О", которая
является  скрытым нулем, позволяет,  как и  в примере с ГОЭЛРО, обратиться к
стихии света через посредство  нулевого,  или,  что  то же  самое,  двадцать
первого  аркана, соответствующего букве "шин". Но, впрочем,  это уже детали,
интересные только специалистам.  А для широких масс букву  "О" можно было бы
расшифровать   как   "общесоюзный"   -   вполне   достойная   замена   слова
"государственный".
     Возникает  еще  один вопрос: каким  образом огромное  число  людей,  на
долгие  годы  попавших в  сферу красной магии,  переносит  ее разрушительное
влияние?    Ответ   на   него    достаточно   прост.   Во-первых,   действие
каббалистических   эманаций   нейтрализуется   алкоголем,   во-вторых,   для
подавления красной магии в русском языке  существует один очень простой,  но
чрезвычайно  действенный  триграмматон,  который  легко прочитать  но стенке
любого российского  лифта.  И наверняка  действие  этих проверенных народных
средств  преодолеет  влияние всех  тетраграмматонов  будущего,  а  их  у нас
впереди, судя по всему, еще немало.


Виктор Пелевин. Последняя шутка воина


     Известие о смерти Кастанеды появилось только 18 июня.
     Видишь ли, воин рассматривает себя как уже мертвого,
     поэтому ему нечего терять.
     Карлос Кастанеда
     27  апреля в  своем  доме  в  Вествуде, Калифорния, от рака печени умер
Карлос  Кастанеда. Считается, что ему было  72 года.  Никакого погребального
ритуала  не проводилось, его кремированные останки были  увезены  в Мексику.
Главным  в книгах  Карлоса Кастанеды, конечно, является не антропологический
материал,  не  его  "энергетическая  модель  вселенной"  и  не  его  рецепты
употребления растительных психоделиков. Многие  из описанных им  мистических
техник существуют и в других традициях. Главное - это удивительной красоты и
силы  экзистенциальная  поэзия,  всплески  которой  разбросаны  по всем  его
книгам, - а первые  четыре из них можно смело  назвать великими (я назвал бы
такими  почти   все).  Из   этого   и  складывается  учение   дона  Хуана  -
психоделический стоицизм или шаманский экзистенциализм, кому как нравится, и
мне  совершенно  неважно,  кто  стоит  за  этим  учением  на  самом  деле  -
мексиканский шаман дон  Хуан Матус  или  американский  антрополог дон Карлос
Кастанеда.
     Мало кто  из писателей вызывал  такой восторг и такое раздражение. Этот
восторг понятен  - многое из  нас помнят,  каково было читать самиздатовскую
ксерокопию  Кастанеды  в  Москве,   увешанной  портретами  черных  магов  из
Политбюро,  или  закупать  оптовые партии  декоративного  кактуса Lophophora
Williamsi у ошалевших  кактусоводов с  Птичьего рынка - под подозрительным и
растерянным  взором  патрульного  милиционера.  Понятно и  раздражение - мир
полон  закомплексованных неудачников, которые подходят к его книгам со своей
меркой.  Этой  меркой  являются они сами, поэтому о  Кастанеде всегда  будут
спорить. Но я сомневаюсь, что кто-нибудь станет спорить об этих спорщиках.
     Кастанеда - величайший поэт и  мистик XX века. Миллионы  людей  обязаны
ему  мгновениями прозрений и счастья, и если даже потом  выяснилось, что эти
прозрения не ведут никуда,  то в этом не  его  вина.  Он сам написал в своей
лучшей книге "Tales of Power" ("Сказки силы"):
     "В  этом проблема  слов. Они  заставляют  нас  испытывать озарение, но,
когда  мы поворачиваемся лицом к миру, они всегда подводят, и кончается тем,
что мы стоим перед миром такими же, как и раньше, без всякого озарения".
     Да и потом: что и куда ведет человека в жизни? Как говорил Кастанеда, в
этом мире - множество дорог,  и все они ведут в никуда. Но  среди этих дорог
есть "дороги с сердцем", и он, несомненно, шел по одной из них.
     Он писал,  что  у человека  знания  есть четыре  врага -  страх,  сила,
ясность и старость. Последний враг - самый  жестокий. Желание уступить может
"пересилить всю  его ясность,  всю его силу, все его звание. Но если человек
преодолевает  свою  усталость  и проживет свою судьбу  полностью - тогда его
можно назвать человеком  знания. Если  хоть на  одно  краткое  мгновение  он
отобьется от своего последнего врага! Этого мгновения ясности, силы и знания
достаточно". Я верю, что  в жизни Кастанеды такое мгновение было.  Он назвал
это "having to believe".
     На  самом ли деле Кастанеда мертв?  С шестидесятых годов он уже  умирал
несколько раз. Несколько раз  воскресал. Несколько раз возносился. И вообще,
Кастанеда ли Кастанеда? У меня, если честно, есть сильное подозрение, что он
опять  роскошно дурит  нам  головы, а  через  год-два  вынырнет из  Мексики,
объявив миру, что вынужден был  "разорвать сконцентрированные на нем  потоки
чужих мыслей, чтобы провести полный пересмотр  личного списка перед входом в
третье  внимание". Будет  вполне в  его  духе. Он может  и  не  вынырнуть из
Мексики, если действительно решал пойти  в это самое третье внимание прямо в
ботинках  и   шляпе,  как  дон   Хуан.  Я  думаю,   что  здесь  лучше  всего
воспользоваться одной из его поэтичных методик  и отложить суждение. Но если
он все-таки умер - что тогда?
     В журнале "Нью-Йоркер" недавно была напечатана очень смешная карикатура
- чьи-то похороны, мрачное  лицо  в роговых очках, глядящее из гроба, группа
скорбящих  и очень  похожий  на покойного господин,  произносящий надгробное
слово: "Смерть  business person особенно печальна".  Еще бы. Надо думать. Но
смерть поэта, воина  и  мага -  это не трагедия.  Это просто  его  последняя
шутка. Ему нечего терять - и он не теряет ничего. Теряем мы.

Виктор Пелевин. Зеленая коробочка


     Раз  уж так  вышло, что читатель  (или  читательница,  что мне особенно
приятно) -- набрел на этот небольшой рассказ,  раз уж  он решил на несколько
минут довериться тексту и впустить в свою
     душу  некое незнакомое  изделие, мы  просим  его  как следует запомнить
словосочетание  "Зеленая Коробочка"  и  попросить  прощения за то,  что ниже
будут встречаться ссылки  на словари  и  размышления о предметах,  на первый
взгляд не относящихся прямо  к теме; все это получит  свое  объяснение. Да и
потом,  что  значит-относящийся к теме,  не относящийся к  теме? Ведь связь,
невидимая  рассудку,  может   существовать  на  ассоциативном  уровне,   где
происходят  самые  тонкие  духовные  процессы.  На  память  приходит случай,
описанный  в  недавно  изданных  во  Франции  воспоминаниях доктора  Чазова:
как-то, прогуливаясь с ним по
     пустой  Третьяковской галерее, Брежнев  с испугом спросил,  что это  за
мужчина  в сером  костюме  так странно глядит  на  него сквозь  предсмертный
туман.  Чазов   осторожно   ответил,  что   впереди   зеркало.   "А,   знаю.
Тарковского,"пробормотал Брежнев, и  их разговор перешел на ленинскую теорию
отражения, которая, по  словам Брежнева, любившего иногда приоткрывать своим
приближенным мрачные тайны марксизма, была на самом деле
     секретной  военной доктриной, посвященной одновременному веденю  боевых
действий на суше,  море и в воздухе. Мы видим,  как странно  преломляется  в
инфернальной  коммунистической психике термин,  не допускающий, казалось бы,
никакой  двоякости  в  своем  толковании;  удивительно так  же,  что  важная
смысловая линия  /зеркало/  неожиданно появляется в нашем рассказе в связи с
Брежневым, который не имеет к Зеленой Коробочке вообще никакого
     отношения.
     Впрочем, мы слишком увлеклись примером, призванным всего лишь показать,
что  возникающие в нашем сознании  смысловые связи  часто неуловимы для  нас
самих, хоть  все и лежит, если вдуматься, на поверхности.  Вернемся к  нашей
зеленой коробочке.
     Полагаем,  что  после  приведенного выше примера читатель  не удивится,
если перед разговором о собственно Зеленой  Коробочке речь пойдет о лучах --
тем более, что причина такого скачка скоро станет ясна.
     "Лучи, 2. мн. ч. (лучи,-ей). Физ. Направленный поток какихл. частиц или
энергии электромагнитных колебаний, а так же линия, определяющая направление
потока."
     Таково  одно из  определений,  даваемых  4-х  томным  словарем русского
языка, выпущенным  Академией наук  СССР.  Интересно,  что  даже  в небольшом
объеме  процитированного текста  намечено  много смысловых ветвлений.  Лучом
может быть  поток  частиц,  электромагнитные  колебания и чистая абстракция:
линия. В числе прочего из этого определения можно выудить и такую концепцию:
лучи-это направленный поток энергии.
     Складывается интересная  ситуация.  Дав  определение одному  слову,  мы
оказываемся  перед необходимостью определять составляющие первое определение
термины. Подобно тому,  как свет, проходя  сквозь прозрачнвй объект, имеющий
специальную конфигурацию /призма/, расслаивается  и разделяется, заключенное
в  одном слове значение оказывается размазанным  в  нескольких словах, и для
выделения  интересующего  нас  смыслового  спектра  оказывается  необходимой
обратная операция, эквивалентная
     действию, которое  оказал бы  на расщепленный  свет  другой  оптический
объект  /обратная призма/. Попробуем  все же  разобраться с употребленными в
определении выражениями.
     Что   такое  энергия?   Упоминавшийся  выше  словарь  предлагает  такое
объяснение:  "Энергия  --   способность  какого-л.  тела,  вещества  и  т.п.
производить какую-л.  работу или  быть  источником той  силы,  которая может
производить работу." Приводится пример:
     "Он долго носился с мыслью использовать энергию одного бурного таежного
потока, чтоб получить дешевый бурый уголь." Шишков, Угрюм-река.
     Надо сказать, что мы носимся с  несколько иной мыслью-и, собственно, не
носимся,  а  сидим,  как  и рекомендовано,  в  темном и  прохладном месте, и
думаем,  думаем...  Нас  посещают  самые разные идеи; позднее  мы  поделимся
некоторыми из  них.  А  пока  вернемся  к обсуждению  понятия "энергия",  от
которого нас отвлекла наша глупая привычка говорить сразу обо всем на свете.
     Легко  видеть, что под  приведенное определение попадает  самый широкий
круг феноменов; присутствие  сокращения  "и т.п."  показывает, что  энергией
могут   обладать  не   только  тела  и   вещества,  но   и  все,   способное
воздействовать-в том числе
     события,  совпадения,   идеи,   искусство-стоит   ли   продолжать   это
перечисление? А сама  энергия и есть способность воздействовать, измеряемая,
когда воздействие произведено.
     Мы  уже почти приблизились  к Зеленой Коробочке  и  просим  еще немного
терпения у читателя, уже, вероятно, до смерти уставшего от нашей болтовни.
     Устать до  смерти... Как все  же  странна  наша  идиоматика  -- бытовое
состояние  переплетено  в  ней  с  самым страшным,  что ждет  человека.  Как
прнимирить  наш  дух  с  неизбежностью  смерти?  Этим  вопросом  традиционно
озабочены  лучшие умы  человечества,  что  легко  подтвердить хотя бы фактом
нашего обращения к данной теме. Раскроем еще раз цитированный словарь:
     "Смерть... 2. Прекращение существования человека, животного."
     Первого  определения мы не  приводим,  потому что там  встречается одно
пугающее нас слово  /гибель/. Как заметил албанский юморист Гайдар Джемалия,
даже  существо,  победившее смерть, оказывается совершенно беззащитным перед
гибелью.
     Здесь,  кстати,  возникает  интересная  проблема-откуда берется  страх?
Возникает   ли   он  в  наших   душах?  Или,  наоборот,  душа-  всего   лишь
опосредствующее  образование   /своеобразный  отражатель/,  перенаправляющий
объективно  существующий в  мире ужас, поворачиваясь к нему под таким углом,
что  его  адское  мерцание,  отразившись от чего-то в нас, проникает в самые
глубокие слои психики? Как знать. Особенно угнетает  то,  что  мы  можем  не
распознать этих моментов  и  понести  в  себе незаметные  но  незаживающие и
смертельные раны; бывает ведь так, что вдруг портится настроение, и человека
охватывает депрессия, хотя поводов к тому, казалось бы, никаких; так же-и со
смертью, настигающей изнутри.
     Да, смерть -- это прекращение существования человека. Но вот вопрос-где
проходит реальная граница между жизнью и смертью? В какой временной точке ее
искать? Тогда ли, когда в бессознательном теле останавливается сердце? Тогда
ли, когда исчезает сознание? Ведь личности после этого уже не существует.
     Тогда ли,  когда,  пропитываясь  окружающим  нас ядом, трансформируется
душа, и на месте  одного человека постепенно вызревает другой? Ведь при этом
исчезает прежняя личность.
     Тогда ли, когда ребенок становится юношей? Юноша -- взрослым?
     Взрослый  -- стариком?  Старик-трупом? Не  является  ли  слово "смерть"
обозначением того, что непрерывно происходит с нами  в жизни? Не является ли
жизнь умиранием, а смерть-его концом?
     И  вот  еще -- нельзя ли сказать, что событие,  в  сущности, происходит
тогда, когда становится необратимым?
     В свое  время  по  всем этим поводам  великолепно высказался Мишель  де
Монтень;   высокая  энергия   мысли   и   изящество   удивительным   образом
переплетаются в его словах.
     /"...Если  угодно,  вы  становитесь мертвыми,  прожив  свою  жизнь,  но
проживаете вы  ее, умирая:  смерть, разумеется, несравненно сильнее поражает
умирающего, нежели мертвого, гораздо острее и глубже."
     "Сколько бы вы не жили, вам не сократить того срока, в течение которого
вы пребудете мертвыми. Все усилия здесь бесцельны: вы будете пребывать в том
состоянии. которое внушает вам  такой ужас, столько же  времени, как если бы
вы умерли на руках кормилицы."
     "Где бы не окончилась ваша жизнь,  там ей и  конец."/ Впрочем, отсылаем
интерескющихся  этим и подобными вопросами  к первоисточнику,  где на каждой
странице   встречается   тот   же   способ   компоновки   идей   /прозрачная
диалектическая  спираль/,  что  и   в  процитированных  отрывках.  Вернемся,
наконец, к нашей Зеленой Коробочке-но перед этим сделаем еще одно, последнее
отступление.
     Допустим,  кому-то в голову придет создать  лучи смерти. Из предыдущего
анализа  видно,  что  что  для  этого  надо  построить  аппарат, направленно
посылающий ведущее к смерти влияние.
     Традиционный  путь  --  технический. При этом придется долго возиться с
паяльником и  перебирать  разные  детальки, одна из которых /глядящая в душу
дырочка ствола/ вообще не выпускается.
     Этот путь не для нас.
     Но  не  подойти  ли  к  задаче  по-другому?  Почему   излучение  должно
обязательно исходить от тривиального электроприбора?
     Ведь    информация-тоже   способ   направленной   передачи    различных
воздействий.  Нельзя ли создать ментальный лазер  смерти, выполненный в виде
небольшого  рассказа?  Такой  расказ  должен обладать  некоторыми свойствами
оптической  системы, узлы которой  удобно  выполнить  с помощью их  простого
описания,  оставив  подсознательную визуализацию  и сборку читателю. Рассказ
должен обращаться не к сознанию, которое может его вообще не понять, а к той
части бессознательного, которая  подвержена  прямой суггестии и воспринимает
слова вроде "визуализация" и "сборка" в качестве команд. Именно  там и будет
собран излучатель, ментальная оптика которого  для большей надежности должна
быть отделена от остальных психоформ наклонными скобками.
     В  качестве  рабочего  тела   для  этого  виртуального  прибора  удобно
воспользоваться  чьими-нибудь  глубокими  и эмоциональными мыслями по поводу
смерти. Ментальный лазер может  работать  на Сологубе, Достоевском,  молодом
Евтушенко и Марке Аврелии; подходит  так же "Исповедь" Толстого и  некоторые
места из "Опытов" Монтеня. Очень важным является  название этого устройства,
потому что психическая энергия, на  которой он работает, будет поступать  из
осознающей части психики через название,  которое должно надежно закрепиться
в памяти. На мой
     взгляд, словосочетание "Зеленая Коробочка" годится  в самый раз -- есть
в  нем  что-то детское  и трогательное;  да  и  потом, его  почти невозможно
забыть.
     И последнее. Проницательный читатель без труда угадает,  в какой момент
сработает собранный в его подсознании ментальный самоликвидатор.
     Менее проницательному подскажем, что это произойдет в тот момент, когда
он где-нибудь наткнется на слова "луч смерти сфокусирован".
     Впрочем, в течение некоторого времени действие  лучей смерти  обратимо.
Лиц,  интересующимся,  как демонтировать Зеленую Коробочку,  просим прислать
уведомление  о  переводе  25  рублей  на  наш  счет и  указать  свой  адрес.
Принимающим все это за шутку мы рекомендуем поставить простой опыт-засечь по
часам  время  и попробовать не  думать о Зеленой  Коробочке ровно шестьдесят
секунд.




Виктор Пелевин. Греческий вариант


     There ain't no truth on
     Earth, man,
     there ain't none
     higher either.
     Hangperson's Blues
     Вадик Кудрявцев, основатель и президент совета директоров "Арго-банка",
был среди  московских банкиров вороной ослепительно-белого цвета. Во-первых,
он  пришел  на  финансовые  поля  обновленной России не  из  комсомола,  как
большинство нормальных людей, а из  довольно далекой области  -  театра, где
успел поработать  актером. Во-вторых, он был  просто неприлично образован  в
культурном отношении. Его референт Таня любила говорить грамотным клиентам:
     - Вы, может, знаете  - был такой поэт Мандельштам. Так вот, он  писал в
одном  стихотворении: "Бессонница, Гомер, тугие паруса  -  я список кораблей
прочел до середины..." Это, значит, из  "Илиады", про древнегреческий флот в
Средиземном море. Мандельштам  только до середины дошел,  а Вадим Степанович
этот список читал до самого конца. Вы можете себе представить?
     Особенно  сильно  эти слова поразили одного  готового на  все филолога,
искавшего в "Арго-банке" кредитов (он хотел  издать восьмитомник комиксов по
мотивам античной классики, а затем через  флорентийские циклы плавно перейти
к  русским  сказкам). Дослушав  Танин рассказ,  он  немедленно прослезился и
вспомнил,  как  Брюсов  советовал  молодому  Мандельштаму  бросить поэзию  и
заняться коммерцией, но  тот сослался на недостаток способностей. По  мнению
филолога,  эти   два  сюжета,  поставленные  рядом,  убедительно  доказывали
первенство банковского дела  среди изящных искусств, филолог клялся написать
об этом бесплатную  статью,  но  кредита ему все  равно  не дали. Даже самая
изысканная  лесть  не  могла  заставить Вадика  Кудрявцева  начать  бизнес с
недотепой - прежде всего он был прагматиком.
     Прагматизм, соединенный со  знанием системы Станиславского, и помог ему
выстоять  в  инфернальном мире  русского бизнеса.  С профессиональной  точки
зрения Кудрявцев был  универсалом. Он владел английским  языком, понятиями и
пальцовкой  - в этой области  он импровизировал, но  всегда безошибочно.  Он
умел   делать   стеклянные  глаза   человека,  опаленного   знанием   высших
государственных  тайн,  и  был  неутомимым  участником  элитных  бангкокских
групповиков, где  устанавливаются  самые важные  деловые контакты.  Он  мог,
приняв  на грудь два  литра "абсолюта", подолгу париться в бане  со строгими
седыми мужиками  из алюминиево-космополитических или газово- славянофильских
сфер,  после чего  безупречно вписывал  свой розовый "линкольн"  в  повороты
Рублевского шоссе на ста километрах в час.
     Вместе  с тем, Кудрявцев  был человеком с  явными странностями.  Он был
неравнодушен ко  всему  античному  - причем до  такой  степени,  что  многие
подозревали его в легком помешательстве (видимо, поэтому приблудный  филолог
и решил обратиться к нему за кредитом). Говорили, что надлом произошел с ним
еще при работе в театре, во время проб на роль  второго пассивного сфинкса в
гениальном "Царе Эдипе" Романа Виктюка.  В это  трудно поверить  - как актер
Кудрявцев  был  малоизвестен и  вряд ли  мог заинтересовать мастера.  Скорее
всего, этот  слух был  пущен  имиджмейкером, когда  на Кудрявцева уже падали
огни и искры совсем иной рампы.
     Но  все  же, видимо,  в его прошлом  действительно скрывалась какая- то
тайна, какой-то вытесненный ужас, связанный с древним  миром.  Даже название
его банка  заставляло вспомнить о  корабле,  на  котором предприниматель  из
Фессалии плавал не то  по шерстяному, не то по сигаретному бизнесу.  Правда,
была другая версия -  по ней  слово "арго"  в названии банка употреблялось в
значении  "феня". Причиной было  то, что Кудрявцев, услышав  в  Америке  про
мультикультурализм,  активно занялся поисками так называемой  identity  и  в
результате  лично  обогатил русский  язык  термином  "бандир",  совместившим
значения  слов  "банкир" и "бандит". А мелкие сотрудники банка уверяли,  что
причина  была  еще  проще  -  свое  дело  Кудрявцев  начинал  на  развалинах
"Агробанка",  и на новую  вывеску не было средств. Поэтому  он  просто велел
поменять  местами  две буквы,  заодно  прикрыв  мрачно  черневший  в прежнем
названии гроб.
     На рабочем столе Кудрявцева всегда лежали роскошные издания Бродского и
Калассо со множеством закладок, а в углах кабинета стояли настоящие античные
статуи, купленные в Питере за  бешеные  деньги -  Амур и Галатея, семнадцать
веков  тянущиеся друг к другу, и император Филип Аравитянин  с вырезанным на
лбу  гуннским  ругательством.  Говорили,  что мраморного  Филипа за  большие
деньги пытались выкупить представители фонда Сороса, но Кудрявцев отказал.
     Часто он  превращал свою жизнь во  фрагмент  пьесы по  какому-нибудь из
античных  сюжетов. Когда  его дочерний  пенсионный  фонд  "Русская  Аркадия"
самоликвидировался, он не захлопнул стальные двери своего офиса перед толпой
разъяренного старичья, как это привычно делали остальные. Перечтя у Светония
жизнеописание  Калигулы,  он вышел  к толпе  в короткой  военной  тунике, со
скрещенными серебряными молниями в  левой руке и венке из березовых листьев.
Сотрудники  отдела фьючерсов несли перед  ним знаки консульского достоинства
(это,  видимо, было  цитатой  из  "Катилины"  Блока), а  в  руках секретаря-
референта Тани сверкал на зимнем солнце серебряный орел  какого-то  древнего
легиона,  только  в  рамке  под  ним вместо  букв  "S.P.Q.R"  была  лицензия
Центробанка.  Остолбеневшим   пенсионерам  было  роздано   по  пять  римских
сестерциев с профилем Кудрявцева, специально отчеканенных на монетном дворе,
после чего он на варварской латыни провозгласил с крыльца:
     - Ступайте же, богатые, ступайте же, счастливые!
     Телевидение  широко освещало  эту акцию,  комментаторы  отметили широту
натуры  Кудрявцева  и некоторую  эклектичность  его представлений о  древнем
мире.
     Подобные  выходки  Кудрявцев  устраивал  постоянно.  Когда  сотрудников
"Арго-банка" будили среди ночи мордовороты из  службы безопасности и, не дав
толком  одеться,  везли  куда-то  на  "джипах",   те  не  слишком  пугались,
догадываясь, что их просто соберут в каком-нибудь зале, где под пение  флейт
и сиринг председатель  совета  директоров исполнит уже надоевшее им  подобие
вакхического чарльстона.
     Пока странности Кудрявцева не выходили за более-менее нормальные рамки,
он был  баловнем  телевидения  и  газет,  и все  его  эскапады  сочувственно
освещались в колонках светской хроники. Но  вскоре  от его  поведения  стала
поеживаться      даже      либеральная      Москва     конца     девяностых.
Красно-желто-коричневая  пресса  открыто  сравнивала   его   с  Тиберием,  к
несчастью, Кудрявцев  давал  для этого все больше и больше оснований. Ходили
невероятные истории  о роскоши его многодневных оргий в пионерлагере "Артек"
- если даже десятая часть всех слухов  соответствует истине, и  это слишком.
Напомним  только,   что   главной   причиной   отказа  Майкла   Джексона  от
запланированного чеченского тура был не  излишне бурный энтузиазм чеченского
общества, а финансирование этого проекта "Арго-банком".
     Психические отклонения у Кудрявцева начались из-за депрессии, вызванной
неудачами в  бизнесе.  Он потерял много денег  и стоял перед лицом еще более
серьезных проблем. Ходят разные версии того, почему это произошло. По первой
из  них,  причиной  была  заморозившая   московский  финансовый  рынок  цепь
неудачных  операций одного полевого  командира под Джелалабадом. По  другой,
менее  правдоподобной,  но,  как  часто бывает,  более  распространенной,  у
Кудрявцева  возник конфликт с одним из членов правительства,  и он попытался
опубликовать на него  компромат, купленный  во время  виртуального сэйла  на
сервере  в Беркли.  На  это  согласился только журнал  "Вопросы  философии",
обещавший напечатать материалы в  первом же номере.  Кудрявцев лично приехал
посмотреть  гранки, но в  журнале к  тому времени успели  произойти  большие
перемены.  Встав  при появлении Кудрявцева  с медитационного  коврика, новый
редактор открыл сейф и вернул ему пакет с компроматом. Кудрявцев  потребовал
объяснений. С  интересом разглядывая  его расшитую павлинами тогу,  редактор
сказал:
     -  Вы, я вижу, человек  продвинутый и должны понимать, что наша жизнь -
ни что иное, как ежедневный сбор компромата на человеческую природу, на весь
этот чудовищный мир и даже на то, что выше, как намекал поэт Тютчев. Помните
- "нет  правды на земле..." В чем  же смысл выделения членов правительства в
какую-то  особую группу?  И потом, разве может что-нибудь  скомпрометировать
всех этих бедняг? Да еще в их собственных глазах?
     Скорее  всего  пакет  с  компроматом, так  нигде и не  вынырнувший, был
легендой, но врагов у Кудрявцева было более чем достаточно, и он мог ожидать
удара  с любой  стороны. Пошатнувшиеся дела вынудили  его резко пересмотреть
свой создавшийся в обществе имидж - особенно в связи с тем, что группировка,
под контролем которой он действовал, предъявила ему своего рода ультиматум о
моральной  чистоплотности.  "На  нас  из-за  тебя, -  сказали  Кудрявцеву  в
Бангкоке,  -  по  базовым  понятиям наезжают." По совету партнеров Кудрявцев
решил жениться, чтобы производить на клиентов более степенное впечатление.
     Он  не  стал долго выбирать. Секретарша-референт  Таня  в ответ на  его
вопрос  испуганно сказала "да" и выбежала из комнаты. Для оформления свадьбы
был нанят тот самый филолог, который хотел кредита на комиксы.
     -  Короче,  поздняя античность, -  сказал Кудрявцев, объясняя примерное
направление проекта. - Напиши концепцию. Тогда, может, и на книжки дам.
     Филолог  имел отдаленное  представление  о древних брачных обычаях.  Но
поскольку  он действительно  был готов на  все,  он провел вечер над  пачкой
пыльных хрестоматий и на следующий день  изготовил концепт- релиз. Кудрявцев
сразу же снял главный зал "Метрополя" и дал два дня на все приготовления.
     Как водится, он  дал не только время,  но и деньги. Их  было более  чем
достаточно, чтобы  за  этот  короткий срок оформить  зал. Кудрявцев выбрал в
качестве   основы   врубелевские  эскизы  из  римской  жизни.  Но  филологу,
разработавшему проект, этого показалось мало. В нем, видимо, дремал методист
- не в смысле религии, а в смысле оформления различных праздников. Он решил,
что верней  всего  будет  провести ритуал  так, как описано  в  какой-нибудь
поэме. Единственное описание он нашел в "Илиаде" и, как мог, приспособил его
к требованиям дня.
     - Было  принято  собирать лучших  из молодежи  и устраивать  состязания
перед лицом невесты, - сообщил он Кудрявцеву. - Мужа выбирала она сама. Этот
обычаей восходит к микено-минойским временам, а вообще здесь явный отпечаток
родоплеменной  формации. На самом деле, конечно, жених был известен заранее,
а  на состязании главным образом жрали  и пили. Потом это стало традицией  у
римлян. Вы ведь знаете,  что Рим эпохи упадка был предельно эллинизирован. И
если существовал греческий вариант какого-либо обряда...
     -  Хорошо, - перебил Кудрявцев, понявший, что филолог может без всякого
стыда говорить так несколько часов, - Соберу людей. Заодно и перетрем.
     И вот  настал день свадьбы.  С  раннего утра  к  "Метрополю"  съехались
женихи на тяжелых черно-синих "мерседесах". Им  объяснили, что свадьба будет
несколько  необычной,  но большинству  идея  понравилась. Пока  они  сдавали
оружие  и   переодевались   в   короткие  разноцветные   туники,   сшитые  в
мосфильмовских мастерских,  холл  Метрополя  напоминал  не  то  титанический
предбанник, не то пункт санобработки на пятизвездочной зоне. Возможно, гости
Кудрявцева  с  такой  веселой легкостью  согласились  стать  участниками еще
неясной   им  драмы   именно  из-за  обманчивого  сходства   некоторых  черт
происходящего   с  повседневной   рутиной.  Но,   когда  приготовления  были
закончены, и женихи  вошли в пиршественный зал, у  многих  в  груди  повеяло
холодом.
     - Почему темно так? - спросил Кудрявцев. - Халтура.
     На  самом  деле древнеримский  интерьер  был  воссоздан  с удивительным
мастерством. На стенах, задрапированных синим бархатом  с изображениями Луны
и светил, висели доспехи и оружие, в углах курились треножники, одолженные в
Пушкинском  музее,  а  ложа,  где  должны  были  возлежать участники  оргии,
упирались   в  длинный   стол,  убранство  которого   заставило  бы   любого
ресторанного критика ощутить все ничтожное бессилие человеческого языка.  Но
в этом великолепии чувствовалось нечто неизбывно-мрачное.
     Услышав  слова Кудрявцева, крутившийся  вокруг него филолог  в  розовой
тунике  отчего-то заговорил  о приглушенном громе, который Набоков явственно
слышал  в  русских стихах  начала века. По его мысли, если в стихах было эхо
грома, то  в эскизах  Врубеля,  по которым был убран  интерьер,  был  отсвет
молнии, отсюда и грозное величие, которое...
     Кудрявцев не дослушал. Это, конечно, было полной ерундой. На самом деле
зал больше всего напоминал ночной Калининский  проспект с горящими огоньками
иллюминации, так что опасаться было нечего. Справившись со своими чувствами,
он отпихнул филолога ногой и принял из рук мальчика-эфиопа серебряную чашу с
шато-дю-прере.
     - Веселитесь, ибо нету веселья  в царстве Аида, - сказал он собравшимся
и первым припал губами к чаше.
     Таня  сидела на  троне  у  стены. Наряд  невесты, описанный  у  Диогена
Лаэртского, был воспроизведен в точности.  Как и положено, ее  лицо покрывал
толстый слой белой  глины,  а  пеплум  был вымазан  петушиной кровью.  Но ее
головной убор не понравился Кудрявцеву с первого  взгляда. В нем было что-то
глубоко  совковое -  при цезаре Брежневе  в такие  кокошники одевали баб  из
фольклорных ансамблей. Подбежавший филолог стал божиться, что  лично  сверял
выкройки с фотографиями помпейских фресок, но Кудрявцев тихо сказал:
     - О кредите забудь, гнида.
     Под взглядами женихов Таня сидела  ни жива, ни мертва. Она  уже  десять
раз успела пожалеть о  своем согласии, и теперь мечтала только о  том, чтобы
происходящее  быстрее кончилось. По ясным причинам она старалась не смотреть
на лица собравшихся. Ее глаза не  отрывались от  огромного бюста  Зевса, под
которым было  смонтировано что-то  вроде  вечного  огня на таблетках  сухого
спирта.
     "Господи, - неслышно шептала она, -  зачем все  это? Я  никогда тебе не
молилась,  но сейчас прошу - сделай  так,  чтобы  всего этого  не было.  Как
угодно, куда угодно - забери меня отсюда..."
     На Зевса падал багровый свет  факелов, тени  на его лице подрагивали, и
Тане казалось, что бог шепчет что-то в ответ и успокаивающе подмигивает.
     Довольно быстро  собравшиеся  напились. Кудрявцев, наглотавшийся к тому
же каких-то колес, стал совсем маловменяем.
     -  Пацаны!  Все  знают,  что  я вырос  в  лагере, -  повторял  он слова
Калигулы, обводя расширенными зрачками собравшихся.
     Сначала  его  понимали,  хоть  и  не  верили.  Но   когда  он  напомнил
собравшимся,  что  его отец  - всем  известный Германик, люди  в зале начали
переглядываться. Один из них тихо сказал другому:
     -  Не  въеду никак. Отец у нас всех один, а кто  такой Германик? Это он
про Леху Гитлера из  Подольска?  Он че,  крышу  хочет менять?  Или  он хочет
сказать, что на германии поднялся?
     Возможно,  поговори  Кудрявцев  в  таком  духе  чуть подольше,  у  него
возникли  бы проблемы  со многими  из присутствующих. Но  на свое счастье он
вовремя вспомнил, что нужно состязаться за невесту.
     До этого  момента у  трона,  где  сидела  Таня в  своем  метакультурном
кокошнике, по двое-трое собирались женихи и говорили о делах, иногда шутливо
пихая друг друга в грудь. Назвать это состязанием было трудно,  но Кудрявцев
был настроен  серьезнее, чем формальные  претенденты.  Растолкав женихов, он
поднял  руку  и  дал знак музыкантам.  Умолкли  флейты,  замолчал переодетый
жрецом  Кибелы  шансонье Семен Подмосковный, до  этого певший по листу стихи
Катулла. И в наступившей тишине, нарушаемой только писком сотовых телефонов,
гулко и страстно забил тимпан.
     Кудрявцев пошел по кругу,  сначала медленно, подолгу застывая  на одной
ноге, а потом все быстрее и  быстрее.  Его правая рука  со  сжатой  в  кулак
ладонью была выставлена вперед, а левая плотно прижата к туловищу. Сначала в
этом  действительно ощущалось  нечто  античное, но  Кудрявцев  быстро впал в
экстаз,  и  его  движения  потеряли  всякую  культурную  или  стилистическую
окрашенность.
     Его танец,  длившийся  около  десяти минут,  был  неописуемо страшен. В
конце он упал на колени, откинулся назад и принялся бешено работать пальцами
выброшенных  перед  собой  рук.  Туника  задралась на его  мокром  животе, и
отвердевший член, раскачиваясь  в  такт безумным рывкам тела,  как бы ставил
восклицательные знаки в конце кодированных посланий, отправляемых  в пустоту
его пальцами. И во  всем  этом была такая  непобедимая  ярость,  что  женихи
дружно  попятились  назад. Если у кого-то из  них и были претензии по поводу
слов, произнесенных Кудрявцевым  несколько  минут назад, они исчезли. Когда,
обессилев, он повалился на пол, в зале надолго установилась тишина.
     Но когда  Кудрявцев  открыл глаза,  он  с удивлением  понял, что женихи
смотрят  не на  него, а  куда-то  в  сторону.  Повернув  голову,  он  увидел
человека, которого раньше не замечал . На нем была ярко- красная набедренная
повязка и  черная майка  с  крупной  надписью "God йу  Sexy". Эта  майка, не
вполне  вписывавшаяся   в  стилистику  вечера,   несколько  уравновешивалась
сверкающим  гладиаторским шлемом,  похожим на комбинацию вратарской маски  с
железным  сомбреро. За спиной  у человека  был  тростниковый колчан,  полный
крашенных охрой стрел. А в руках был неправдоподобно большой лук.
     - Объявись, братуха, - неуверенно сказал кто-то из женихов. - Ты кто?
     - Я? - переспросил незнакомец глухим голосом. - Как кто. Одиссей.
     Первым кинулся к дверям все  понявший  филолог. И его  первого поразила
тяжелая стрела.  Удар  был  настолько силен,  что  беднягу  сбило с  ног, и,
конечно, сразу же отпали все связанные с восьмитомником вопросы. Пока женихи
осмысляли случившееся, еще трое из них, корчась, упали на  пол. Двое отважно
бросились на стрелка, но не добежали. Неизвестный стрелял с неправдоподобной
быстротой,  почти не целясь. Все  рванулись  к дверям, и,  конечно, возникла
давка, женихи  отчаянно  колотили  в  створки, умоляя выпустить  их, но  без
толку.  Как выяснилось впоследствии, за дверью  в это время сразу  несколько
служб  безопасности  держали  друг  друга  на стволах, и  никто  не  решался
отпереть замок.
     В пять минут все было кончено. Кудрявцев, пришпиленный стрелой к стене,
что-то шептал  в  предсмертном бреду,  и из его перекошенного рта  на мрамор
пола капала  темная кровь. Погибли все, кроме спрятавшегося за арфой  Семена
Подмосковного и потерявшей сознание Тани.
     Придя в  себя, она увидела множество  людей  в форме и  без,  сновавших
между трупами. Почти все, протыкая воздух растопыренными  пальцами, говорили
по сотовой связи,  и  на нее не обратили никакого  внимания. Встав со своего
трона,  она  сомнамбулически  прошла между  луж крови, вышла из гостиницы  и
побрела куда-то по  улице. В себя она пришла  только  на  набережной.  Люди,
шедшие мимо, были заняты своими делами,  и  никто не  обращал внимания на ее
странный наряд. Словно пытаясь что- то вспомнить, она огляделась по сторонам
и  вдруг  увидела  в  нескольких  шагах  от  себя  того  самого  человека  в
гладиаторском шлеме. Завизжав, она попятилась и уперлась спиной в ограждение
набережной.
     - Не подходи, - крикнула она, - я в реку брошусь! Помогите!
     Разумеется, на помощь  никто не собирался. Человек снял с головы шлем и
бросил  его  на  асфальт. Туда  же  полетели  пустой  колчан  и  лук.  Лицом
незнакомец  немного походил  на  Аслана  Масхадова,  только казался  добрее.
Улыбнувшись, он шагнул к Тане,  и та, не соображая, что делает, перевалилась
через ограждение и врезалась в холодную и твердую поверхность воды.
     Первым,  что  она  ощутила, когда вынырнула,  был  отвратительный  вкус
бензина во рту. Человека  в черной  майке  на набережной видно не было. Таня
почувствовала, что  совсем  рядом под водой движется большое  тело, а  потом
совсем  рядом  с ней  поднялся  фонтан  мутных  брызг,  и  над  поверхностью
появилась белая бычья голова с красивыми миндалевидными глазами - такими же,
как у незнакомца с набережной.
     -  Девушка, вы случайно не  Европа?  - игриво спросил бык  знакомым  по
"Метрополю" глухим голосом.
     - Европа, Европа, - отплевываясь, сказала Таня. - Сам-то кто? -.
     - Зевс, - просто ответил белый бык.
     - Кто? - не поняла Таня.
     Бык  покосился  на  сложной  формы  шестиконечные  кресты  с  какими-то
полумесяцами, плывшие над ограждением набережной, и моргнул.
     - Ну, Зевс Серапис, чтоб вам понятней было. Вы же меня сами позвали.
     Таня почувствовала, что у нее больше нет сил держаться на поверхности -
отяжелевший пеплум тянул ее на дно,  и все труднее было выгребать в мазутной
жиже.  Она подняла глаза - в чистом синем небе сияло белое  и какое-то очень
древнее  солнце. Голова быка приблизилась к ней,  она  почувствовала  слабый
запах мускуса, и ее руки сами охватили мощную шею.
     -  Вот  и славно,  - сказал бык.  -  А теперь  полезайте  мне на спину.
Понемногу, понемногу... Вот так...
     Перевод эпиграфа:
     "Нет правды на земле,
     но нет ее и выше."
     Тютчев.


Виктор Пелевин. Джон Фаулз и трагедия русского либерализма


     Литература англоязычных стран на московских книжных лотках представлена
в  основном  жанром, который  можно  назвать  "эрзацем  видео  для  бедных".
Приличным книгам,  рискующим высунуться  из-за спины Харольда  Роббинса  или
бедра Жаклин  Сьюзен, приходится мимикрировать и маскироваться под пошлость.
Роман Джона Фаулза  "Коллекционер", появившийся  недавно  на  русском языке,
назван в  коротком предисловии "эротическим детективом". В  каком-то  смысле
это обман читателя -  под видом  щей из капусты ему подсовывают  черепаховый
суп. Это достаточно старая  книга -  она  первый раз вышла в Лондоне  в 1963
году, -  но такая же могла бы быть написана в сегодняшней  Москве. Попытаюсь
объяснить, почему.
     Это  история   банковского  клерка,  влюбленного  в  молодую  художницу
Миранду.  Выиграв много денег  в тотализатор, клерк покупает загородный дом,
превращает его  подвал в  тюрьму, похищает девушку  и запирает ее в подвале,
где она через некоторое время умирает от болезни.
     Все время своего заточения Миранда ведет дневник. На первом месте в нем
вовсе не  ее похититель, которого она  называет  Калибаном в честь одного из
героев Шекспира, а ее прежний мир, из которого ее неожиданно вырвала тупая и
безжалостная сила.
     Вот что, к примеру, пишет Миранда в своем дневнике:
     "Ненавижу необразованных  и невежественных. Ненавижу  весь  этот  класс
новых  людей.   Новый  класс  с  их  автомобилями,  с  их   деньгами,  с  их
телевизионными ящиками,  с этой их тупой  вульгарностью и тупым, раболепным,
лакейским подражанием буржуазии"... "Новые люди" те же бедные люди. Это лишь
новая  форма  бедности. У  тех  нет денег, а  у  этих нет  души...  Доктора,
учителя,  художники  -  нельзя  сказать,  что  среди  них  нет   подлецов  и
отступников,  но  если есть  какая-то надежда  на  лучшее  на свете, то  она
связана только с ними".
     Так вот, читая этот дневник, я никак не мог отделаться от ощущения, что
уже  видел  где-то нечто  подобное. Наконец  я  понял,  где  -  на последней
странице "Независимой газеты", где из номера в номер печатают короткие эссе,
в  которых  российские интеллигенты делятся друг с другом своими  мыслями  о
теперешней  жизни.   Эти  эссе  бывают  совершенно  разными   -  начиная  от
стилистически безупречного отчета  о последнем  запое и  кончая  трагическим
внутренним  монологом человека, который  слышит в шуме "мерседесов" и "тоет"
путь  ли не  топот монгольской  конницы. Главное ощущение  от перемен  одно:
отчаяние вызывает не  смена законов, по которым  приходится жить,  а то, что
исчезает  само психическое пространство,  где раньше протекала жизнь.  Люди,
которые  годами мечтали о глотке свежего  воздуха,  вдруг почувствовали себя
золотыми рыбками из разбитого  аквариума. Так же как Миранду в романе Фаулза
тупая  и  непонятная  сила вырвала их из  мира,  где были  сосредоточены все
ценности  и смысл,  и бросила в холодную  пустоту. Выяснилось, что чеховский
вишневый  сад мутировал,  но все-таки выжил  за  гулаговским забором, а  его
пересаженные  в кухонные  горшки  ветви  каждую весну  давали  по  нескольку
бледных цветов. А сейчас меняется сам климат. Вишня в России, похоже, больше
не будет расти.
     Этот  взгляд  на мир из глубин советского сознания изредка перемежается
взглядом снаружи -  лучшим  примером  чего  служит  статья Александра Гениса
"Совок". Собственно,  героями Геннса являются  именно его соседи  по рубрике
"Стиль жизни"  в  "Независимой  газете". Проанализировав историю становления
термина  "совок" и  различные  уровни  смысла  этого  слова, Генис мимоходом
коснулся очень интересной темы - метафизического аспекта совковости.
     "Освобожденные  от законов рынка, -  пишет  он, -  интеллигенты жили  в
вымышленном, иллюзорном мире. Внешняя реальность,  принимая облик постового,
лишь изредка забредала в  эту редакцию,  жившую по  законам  "Игры в бисер".
Здесь  рождались  странные,  зыбкие,  эзотерические  феномены,  не   имеющие
аналогов в другом, настоящем мире".
     Александр  Генис  часто употребляет  такие  выражения,  как  "подлинная
жизнь", "реальность", "настоящий мир", что делает  его рассуждения  довольно
забавными.  Получается, что от совков, так подробно описанных в его  статье,
он  отличается  только  тем  набором   галлюцинаций,  которые  принимает  за
реальность сам.
     Если  понимать  слово  "совок"  не  как социальную  характеристику  или
ориентацию  души,  то  совок  существовал  всегда. Типичнейший  совок -  это
Василий  Лоханкин,  особенно если заменить хранимую им  подшивку  "Нивы"  на
"Архипелаг  ГУЛАГ".  Классические  совки  - Гаев  и Раневская из  "Вишневого
сада",  которые не выдерживают,  как сейчас говорят,  столкновения с рынком.
Только при чем тут рынок? Попробуйте угадать, откуда взята следующая цитата:
"Уезжая  из Москвы, проезжая  по ней, я почувствовал то, что чувствовал  уже
давно, с особенной остротой: до чего я человек иного времени и века, до чего
я чужд всем  ее "пупкам" и  всей той  новой  твари, которая летает по ней  в
автомобилях!"
     Это  не  с  последней страницы "Независимой газеты".  Это из "Несрочной
весны Ивана Бунина",  написанной  в  Приморских Альпах в 1923 году. Тут даже
текстуальное  совпадение с Фаулзом,  чья  героиня  ненавидит  "новый  класс"
именно "со всеми его автомобилями". Только герой Бунина называет этот  новый
класс "новой тварью" и имеет в виду красных  комиссаров. Еще  один "совок" -
сэлинджеровский  Холден  Колфилд,  который мучает себя  невнятными вопросами
вместо того, чтобы с ослепительной улыбкой торговать бананами у какой-нибудь
станции ньюйоркского  сабвея.  Кстати,  и  он  отчего-то  проходится  насчет
автомобилей,  говоря  о  "гнусных  типах...  которые  только  и  знают,  что
хвастать, сколько миль они могут сделать на  своей дурацкой машине, истратив
всего один галлон горючего..."
     Миранда  и  ее  друзья  из  романа  Фаулза,  совки  Александра  Гениса,
Васисуалий  Лоханкин  и  Холден Колфилд -  явления одной природы, но разного
качества. Совок - вовсе не советский или постсоветский феномен. Это попросту
человек который не принимает борьбу за деньги или социальный статус как цель
жизни. Он с  брезгливым недоверием взирает  на суету лежащего за окном мира,
не хочет становиться его частью и, как  это ни смешно  звучит в применении к
Васисуалию  Лоханкину, живет в  духе,  хотя  и необязательно в истине. Такие
странные мутанты существовали во все  времена, но были исключением. В России
это надолго стало правилом. Советский мир был настолько подчеркнуто абсурден
и  продуманно нелеп,  что  принять  его  за  окончательную  реальность  было
невозможно даже  для пациента  психиатрической клиники. И получилось,  что у
жителей России,  кстати, необязательно  даже  интеллигентов, автоматически -
без  всякого  их  желания  и участия  -  возникал  лишний,  нефункциональный
психический этаж,  то дополнительное пространство  осознания  себя  и  мира,
которое  в  естественно  развивающемся  обществе доступно лишь немногим. Для
жизни по законам игры в бисер  нужна Касталия. Россия недавнего прошлого как
раз и  была огромным сюрреалистическим монастырем, обитатели которого стояли
не  перед  проблемой социального выживания,  а  перед лицом вечных  духовных
вопросов, заданных в уродливо-пародийной форме.  Совок влачил свои дни очень
далеко от  нормальной жизни, но зато недалеко от  Бога, присутствия которого
он  не замечал.  Живя на  самой  близкой  к  Эдему помойке,  совки  заливали
портвейном "Кавказ" свои принудительно раскрытые  духовные очи, пока  их  не
стали гнать из вишневого сада, велев в поте лица добывать свой хлеб.
     Теперь  этот  нефункциональный   аппендикс  советской   души   оказался
непозволительной  роскошью.   Миранда  пошла  защищать  Белый  дом  и  через
некоторое время оказалась в руках у снявшего  комсомольский значок Калибана,
который перекрыл ей все  знакомые маршруты  непроходимой стеной коммерческих
ларьков.
     В романе Фаулза Миранда погибает, так что  параллель выходит  грустная.
Но самое интересное в том, что Фаулз через  два года возвращается к этой  же
аллюзии  из Шекспира  в романе "Маг", и  там  Миранда  оказывается вовсе  не
Мирандой,  а Калибан -  вовсе не  Калибаном. И все  остаются  в живых,  всем
хватает места.
     Наверное, точно так  же  в конце концов хватит его и  в России -  и для
долгожданного Лопахина, которого, может быть,  удастся наконец вывести путем
скрещивания множества  Лоханкиных, и  для  совков,  поглощенных переживанием
своей тайной свободы в темных аллеях вишневого сада. Конечно, совку придется
потесниться,  но  вся беда  в том,  что пока на его место  приходит  не homo
faber, а темные  уголовные  пупки, которых  можно  принять за  средний класс
только   после  пятого  стакана  водки.  Кроме  того,  большинство  нынешних
антагонистов совка никак не в силах понять, что мелкобуржуазность - особенно
восторженная - не стала менее пошлой из-за краха марксизма.
     Остается  только надеяться,  что осознать эту простую истину им поможет
замечательный английский писатель Джон Фаулз.





Last-modified: Tue, 17 Dec 2002 14:17:56 GMT
Оцените этот текст:Не читал10987654321