мол, прекращай фигней маяться. Стрельни по машинке, а потом, если нормально все будет, руку подставишь... Поставили машинку. На это раз на порох не поскупились. Насыпали из него площадку, положили патрон, сверху полностью засыпали порохом. Подожгли... Выстрел. Машинка отлетела в сторону. Кидаемся ее искать в траве. - Нашел! - Влас, по-моему, поднял из-под желтой листвы синий предмет. Смотрим. В пластмассе неаккуратная дырка. Кунда от идеи ловли пули отказался... Начали попадаться нам трассирующие пули. Они очень красиво горели. Мы выламывали их из патронов, клали на асфальт, присыпали порохом и поджигали. Пуля вспыхивала ярким светом и иногда начинала крутиться по асфальту. Еще можно было такую пулю перевернуть, отсыпать из гильзы от ее патрона часть пороха, пулю обратной стороной затолкать внутрь гильзы, засыпать порохом сверху и поджечь. Полученный "агрегат", громко шипя, начинал разбрасывать разноцветные искры, вертеться волчком и иногда подлетал в воздух. Часто его горение заканчивалось громким щелчком взрываемого капсюля... Подошла пора уборки урожая. В городе с продуктами становилось все тяжелее и тяжелее. Денег никому не платили и наша семья тратила довоенные сбережения. Бабушка потихоньку начала ездить на рынок и обменивать разные вещи на еду, или продавать их. Иногда удавалось выбраться в порт. Там по дешевке покупали хамсу и потом солили ее. Изредка моим бабушке и дедушке удавалось разжиться "гуманитаркой". Иногда родители бабушкиных учеников или бывшие ученики что-то дарили. В принципе, летом в еде мы не нуждались. Но близилась зима, и пора было делать запасы. Решено было нам с дедушкой подняться на дачу. Там мы должны были забрать приготовленные с лета сухофрукты и пастилу, я, по возможности, мед из моего улья и еще мы должны были отрясти яблони и груши зимних сортов. Наверх поехали на автобусе... За время моего отсутствия все опять успело измениться. Вдоль дорог - массы вооруженных людей. Техника. Повсюду шлагбаумы блокпостов. Проезжаем между опорами недостроенного моста объездной сухумской дороги (что-то типа МКАД по горам перед войной строили). На отдельной опоре, на огромнейшей высоте над землей - грузинский флаг. Как он туда попал - непонятно. Разве что с вертолета поставили как-то. Зато здесь, в отличии от города, в небе не видно самолетов - они делали облет лесов дальше, над нашей дачей. В городе самолеты часто проносились в небе. Летали по несколько штук. Ходили слухи, будто пилотируют их русские наемники. Машины, порою казалось, проносились над самыми верхушками деревьев, оглушая окрестности низким свистом своих двигателей. Летали, в основном, СУ-25, но мне, почему-то, они запомнились как МИГ-29 и СУ-27. Хотя этих машин у грузин или очень мало было, или вообще не было - достоверно сейчас не могу сказать. Но впечатление они оставляли неизгладимое. Приехали в Шромы. Здесь вооруженных людей и техники стало поменьше. Зато возросло количество гильз вдоль дороги. У реки, на развилке дороги, появился блокпост. Правда он не был оборудован бетонными укрытиями. Я даже мешков с песком на нем не помню. Но, тем не менее, грузины на нем дежурили. От Шром до Развилки пошли пешком. Всю дорогу казалось, что кто-то выскочит из чащи, окружающей дорогу, и примется стрелять. Но все было спокойно. Даже пулеметчик, выводивший трели в начале войны куда-то пропал. Пришли на Развилку. В будке остановки уже дежурили солдаты, которые, впрочем, не обратили на нас никакого внимания. Вниз по дороге, там, где мыл дом дяди Коли, виднелись свежие окопы, которые несколько грузин при "добровольной" поддержке местных, укрывали ветвями росшей здесь же растительности. Спустились к ферме. Там было тихо. Я осторожно заглянул в хлев. Пусто. Только противоположная дверь скрипит, покачиваясь на ветру. Как какой-то мертвый город из вестерна... Подошли к дому. Собаки встретили радостным лаем... Вернее, одна тогда уже собака. Пес Чарли. - Дедушка, а давай Чарлика в город возьмем? - Самим скоро есть нечего будет. А тут он хоть мышей себе наловит... Чарлик был моим любимым псом. Когда-то, когда у нас еще не было собак, бабушка ночевала одна в доме. И вдруг ночью ее разбудил шум подъехавшего грузовика. Бабушка вышла за калитку. Недалеко от дома стоял грузовик. В кузове слышалась ругань. Потом что-то темное вылетело оттуда и шлепнулось о камни. Машина уехала. Бабушка подошла к предмету и увидела, что это пес. Она подняла его и унесла на крыльцо. Утром пес немного пришел в себя, но был очень слаб, что бы подняться. Бабушка оставила ему еды и пошла в город. Когда вернулась, обнаружила, что пес сидит у калитки и рычит, не пуская в дом. Ласковыми словами и угощеньем новый сторож был задобрен. Пса нарекли Чарли. Зверь оказался крайне преданный. Правда для того, что бы получить право входить в дом и вообще приближаться к бабушке, нам пришлось по очереди задабривать его. Зато потом он стал необыкновенно послушен и страшно нас полюбил. Сначала он жил на даче. Летом мы его кормили. Зимой когда привозили еду, когда у соседей оставляли передачи для него, что бы те подкармливали. Когда же не было еды, пес сам ловил мышей, змей, рыбу... Были у нас и другие собаки потом. Пес Рыцарь. Он пропал незадолго до войны. Мы уезжали а он побежал за автобусом. Где-то после Шром отстал. Мы думали, что вернется в дом, но он не вернулся. Были Лиска еще. Ее мы позже отдали дяде Косте, а у него ее мародеры застрелили по-моему. Были еще какие-то приблудшие собаки. Но они, как правило, немного откормившись, уходили. На начало войны у нас, помимо Чарли и Лиски, было еще 2 или 3 пса. Но к моему отъезду они разбежались. А вот Чарли... Он охранял дом, как мог. Правда однажды пропал... Каждый раз, когда мы уезжали в город, он шел за нами, сколько хватало сил. И ничто не в силах было прогнать его. И вот как-то раз приезжает с дачи дедушка. - Чарлик пропал! - Как пропал? - Я приехал, а его нет. Я, помню, страшно расстроился - Чарли был мне, можно сказать, другом. Когда я бродил по лесу, он неустанно следовал за мною, а когда я однажды заблудился немного, умный пес вывел меня к дому. А на другой день... Открываю дверь квартиры, а он сидит на пороге и смотрит грустными умными глазами! В тот год он прожил у нас часть осени и всю зиму. Весной опять отвезли его на дачу. Сразу обнаружилось, что в дом наш кто-то наведывался. Чарли заметно хромал, в доме были открыты все шкафчики - ящики, да и окно было распахнуто. На участке у нас была невысокая скала. На ней я поставил свой улей. В этот раз я не услышал привычного жужжания пчел. Заподозрив неладное, полез за курятник. На скале улья не было. Глянул вниз. В зелени травы углядел груду досок и обломков рамок. Кто-то скинул улей с трехметровой высоты. Немного позже зашел дядя Костя. Он рассказал, что к нам в дом заходили грузины. Один из непрошеных гостей полез в улей за медом. Но осенью пчелы злые - к зиме берегут запасы. И потому мародера покусали. А он, рассвирепев, спихнул улей со скалы... И вот рюкзаки наполнены фруктами. Пора двигаться домой. Я сделал несколько снимков фотоаппаратом (потом эту пленку так и не проявил - потерялась где-то в Сарове)... Подошел Чарли. Я присел и обнял его за шею. - До свидания, Чарличек! - слезы сами катились у меня по лицу. Пес поднял на меня взгляд. Казалось, он понимает, что происходит кругом. Он тоже как будто плакал. Я поцеловал его холодный нос и мы двинулись в город. В первый раз в жизни Чарли нас не провожал. Он сидел у калитки и молча смотрел нам в след. Потом я долго надеялся на чудо, убеждал себя, будто Чарли может прибежать туда, куда я уехал из Сухума. Писал бабушке, что бы переправили пса ко мне... Но чудес не бывает... Грузины, узнав что в нашем доме абхазцы останавливаются на отдых, заминировали все тропинки подле него, а потом еще разрушили дом то ли из минометов, то ли из танковых орудий. Тогда Чарли и погиб... Я узнал об этом. Но все равно, когда в первый раз после войны оказался в тех местах, подошел к самой границе заросшего колючками и ольхой участка и закричал в сумрак некогда светлого сада: "Чарли! Чарли! Я вернулся!" Ответом мне было только эхо... Вернулись в город. Опять, как под горку, покатились дни. И только от осознания того, что скоро уезжать, становилось все больнее и больнее. Я все чаще спрашивал у бабушки и дедушки, когда же меня отправят в Россию, надеясь, что это прекратит мою тоску. Лето уже сгорело и над городом опустилась теплая южная осень. Дни стали коротки. Ночи, полные падающих звезд, прохладны. Все северные лиственные растения давно пожелтели и сбросили листву и только тропическая и субтропическая растительность продолжала зеленеть. На пляж ходили мы все реже. Теперь, в основном, купались днем. Сутра и вечером было слишком прохладно. Иногда, прейдя на берег, ни разу не ныряли в воду. Особенно, если к берегу подходило холодное течение. Все чаще ходили купаться на причал около турбазы XV съезда. Той самой, на которой была расположена база национальной гвардии. Гвардейцы нарисовали углем на причале голую женщину и развлекались, стреляя ей в лицо, по грудям и по причинному месту. Смысл этого развлечения я не мог понять. Еще был у них там камень. Еще до войны гвардейцы облюбовали огромный валун на берегу, по которому начали устраивать стрельбу. За время бесконечных стрельб валун истерся донельзя и из огромной глыбы превратился в изъеденный пулями камень довольно скромных размеров. Все чаще грузинская армия начинала переходить, так сказать, на подножный корм. Нырков уже, все больше, не для удовольствия стреляли, а что бы съесть. Начали солдаты и рыбу глушить, но ближе к середине осени это стало проблематично - в это время кроме иглы, которая довольно далеко от берега держится, да ставридки, поймать что-либо трудно. Разве что несъедобных собак и сорных бычков... В городе, явно, заканчивались продукты. Это пока не было особо заметно, но, судя по тому, какой ажиотаж начинала вызывать выдача гуманитарки и сколько ее появлялось на рынке, была опасность голода среди городских жителей, не имевших огородов. Поэтому все принялись что-то сажать. Благо, зима в тех местах теплая и при должном старании и зимой можно что-нибудь вырастить. Все свободные участки начали заниматься под огороды. В городе появились куры, свиньи... Отголоски тех времен в виде бесчисленного множества, иногда заброшенных огородиков и курятников во дворах можно наблюдать до сих пор. Бойцы грузинской армии, правда, не особо стеснялись пользоваться правом победителя, часто экспроприируя выращенное. Но народ кое как приспособился и, вроде бы, хватало "и вашим, и нашим". Придумали мы игру новую. Отыскали где-то ствольную коробку со стволом от АК-74. Рядом с нашим домом была разбитая взрывом кафешка. Около нее росли 3 платана и стояла доска почета. Все это образовывало некую композицию, что ли, в которой можно было, не сходя на землю, перелезать с дерева на дерево, с них - на кафе и доску почета. В общем, отличное место для разного рода игр. И вот придумали мы игру в терминатора. Один игрок, которому вручалась ствольная коробка, был терминатором. Он мог ловить и "убивать" других. Другие же в него могли стрелять, но убить не могли. Зато когда стреляли в него, он должен был на 3 секунды останавливаться и не шевелиться. Правила сложились как-то сами. И никто не следил за их жестким соблюдением. Единственное, это все как-то старались подыгрывать друг другу, что бы было интересно и весело. А интересно и впрямь было. Когда "терминатор" возникал в дверном проеме кафе, издавая звуки, наподобие скрипа и лязга механизмов, и принимался "стрелять" по находившимся в помещении, аж дух захватывало... Вот однажды "доигрались". В азарте игры один из парней выхватил гранату, рванул кольцо... Ну и, как и следовало ожидать в таком случае, выронил чеку в траву... - Ребзя, я не играю! Я кольцо потерял! - Какое кольцо? - мы еще не видели гранаты в руках у подрывника - неудачника. - Гранаты... Ребзя, бегите, я ее кину! Игра сразу же прервалась. Все увидели в руках парнишки "лимонку". - Ты что, с ума сошел? От нее же на 200 метров осколки летят! Тут же людей полно! Все кинулись в высокую траву искать чеку. Но это, судя по всему, было бесполезное занятие. А парень сжал гранату до белых ногтей. У него начиналась паника... В общем, всей толпой, по очереди обжимая своими ладонями кулак с гранатою, пошли на берег моря. Там, наверное, попыток 5 было кинуть ее, но парнишка боялся разжать руку. Потом все-таки кинул... Мы не подумали, что проще было бы зайти на причал, а там поднять руку над водой и, собравшись с силами, просто разжать пальцы... Ну да ладно. Все хорошо, что хорошо кончается... Мы сидели около нашей будки. Готовились кинуть в огонь очередную порцию патронов. И тут на мосту я увидел бабушку и дедушку, возвращавшихся из центра города... Вечером я спросил у дедушки: "А куда вы ходили сегодня?" - В Красный крест. Они тебя на днях вывезут... К горлу подступил комок... Пора... Еще несколько дней. Несколько последних дней и все. Часть 11. Окончание. Последние развлечения. Сборы. В аэропорту.
Москва. Послесловие. За время, оставшееся до моего отъезда, ребятня из нашего двора разжилась гранатами от "подствольника". Но мне они запомнились только тем, что две из них мы взорвали в костре. Ребятня постарше что-то делала сними, потом укладывали гранаты в полиэтиленовые пакеты, перевязывали их так, что бы получались длинные хвосты из полиэтилена и из укрытия кидали их в воздух. Гранаты, падая на асфальт, громко взрывались. Мы тоже пробовали. Но у нас только одна броска с третьего разорвалась. Зато эти гранаты хорошо рванули после разогрева в костре. Ребятня начала делать брелки из патронов. В гильзу вклеивали пулю и проделывали или в пуле, или дне гильзы, отверстия для веревочек. В связи с этим начали сильно цениться гильзы, капсюль которых выгорел, но не имел следов накола. По-моему, у меня тоже несколько таких брелков было - не помню. Помню, сделал я себе патрон - открывалку... И еще у каждого из нас было по "серебряному" патрону. Это были обычные автоматные патроны, отчищенные от зеленой краски и отполированные до блеска. А еще помню, что пули, деформированные после выстрела или выдергивания, либо не помещались в отверстие гильзы, либо проваливались в него. А я не мог понять, почему это так происходит и думал, что в разных партиях патронов немного разный калибр... Вообще, не деформированную пулю найти было сложновато. К тому же среди грузин пошла мода портить боеприпасы, надрезая оголовки пуль всяческим образом. Тогда же я увидел и еще одно изголение на тему "я - Рембо" - автоматные магазины, сложенные "вольтом" и связанные изолентой. Типа, если в одном заканчиваются патроны, достаточно перевернуть магазин кверху ногами и можно продолжать вести огонь. Любой военный, принимавший участие в боях, скажет, что после переворота магазина шансы продолжить огонь без задержки, особенно в бою, когда приходится много перемещаться по земле, невелики. Грязь-то в открытый магазин неизбежно забьется. И вот пришел день... - Собирай вещи, Максимка, завтра уезжаешь - сказал мне дедушка... Начал сборы. Первым делом положил в сумку фотоальбом с коллекцией вкладышей. Потом вытряхнул из пулеметной ленты от РПД патроны, собрал большую часть взрывчато - стрелятельных предметов и пошел раздавать и менять. Пакет патронов 5,45 и 7,62, 2 патрона 12,7 и еще что-то (не помню уже что) поменял на игрушечные БТР и пушку. Потом сложил вещи. На дно сумки запрятал крупнокалиберные гильзы. Внутрь засыпал патроны. Впоследствии эти патроны экспроприировал у меня отец. Первое, что он сделал по моему приезду, это проверил все вещи на предмет провоза всяких взрывоопасностей. Я вот, правда, не помню. То ли 3 патрона я от него утаил, то ли это были 3 брелка без пороха - запамятовал уже. Но все равно их я не сохранил. Раздал в честь знакомства в школе... На следующий день сутра пошел на море. Яркое солнце. Тихий шелест еще теплых волн... Искупался. Потом зашел к друзьям. Попрощались. Когда пришел домой, меня уже ждали трое мужчин. Один по-русски не разговаривал. Только по-английски. Второй - по-английски и на ломанном русском. Ну а третий - кто-то из местных - англо-русско-грузинский переводчик. Надел майку, к которой дедушка пришил потайной карман для денег. Бабушка укрыла в одной из сумок часть золотых украшений: "Будет трудно - продашь". Потом дед вложил в потаенный карман деньги. В последний раз сверили адреса и телефоны родственников и знакомых в Москве. - Если никого не разыщешь, обращайся в милицию. - напутствовал дедушка - Если появится возможность, сообщи, как добрался. Присели на дорожку... Вот, в общем, и все. Почти все. Я, в сопровождении иностранцев сел в джип с эмблемами Красного креста. Поехали в аэропорт. Там один из краснокрестовцев в сопровождении переводчика-грузина подошли к кассе. Грузин о чем-то долго спорил, иногда переходя на русский: "Как билетов нет? Вы что, международного скандала хотите? А чем пацан виноват, что у вас кто-то не выехал?!" Потом краснокрестовец, как сейчас помню, отсчитал 500 рублей - очень много по тем временам - и отдал из в кассу. Я потом предложил отдать эти деньги, но представители миссии только руками возмущенно замахали: "Как отдать? Как можно?! И не думай!" Поставил сумки на рентген. Заглянул через плече сонному полицейскому. На экране - мутные пятна. Полицейский ткнул в два вытянутых предмета на дне сумки - гильзы о крупного калибра: "Что это такое?" - Молоко - ляпнул я первое, что пришло в голову. - Он с нами! - подоспели иностранцы. Женщина - полицейская, сидевшая рядом в струе воздуха от вентилятора, абсолютно безразличным голосом произнесла: "Проходи". Пошел через металлоискатель. Под майкой у меня была укрыта лента (без патронов), в карманах - гильзы и пули. Рамка даже не пикнула. Пошли к самолету. Своим ходом. На полосе - массы вооруженных людей. По большему счету - с ручными пулеметами: РПК и РПД. Все "на пальцах". В столь редком тогда цветастом камуфляже. Некоторые в спецназовских сферах. С "лифчиками" - "разгрузками". В бронежилетах. Мне запомнилось, будто бы у некоторых были самодельные бронежилеты из навесной пассивной и активной брони. Вообще, если быть искренним, пассивной навесной брони я не видел никогда. Только слышал, что была такая. Из керамических плит. Что касается активной брони, то делать из нее броник я бы, лично, не решился бы. Хоть от пуль она не взрывается, но все же на то она и активная... Поэтому до сих пор предполагаю, что на бойцах была та самая пассивная навесная защита. Сели в самолет. Народу - море. Не протолкнуться. Начали выруливать на полосу. Самолет взвыл двигателями, но через несколько секунд шум затих. Вновь подали трап. В салон, продвигаясь между сидящими друг у друга на коленях людьми, протиснулся солдат. - Приготовьте документы! - А что случилось - кто-то в салоне забеспокоился. - Контрольная проверка. И самолет перегружен. Началась проверка документов. Солдат, обвешанный оружием, протискивался между сумок и людей. А на поясе у него, подвешенные за кольца, болтались гранаты. Такие, какие я взрывал когда-то на берегу Гумисты. Как "Ф-1", только блестящие и, как мне запомнилось, меньше по размеру. Хотя, может статься, это были те же "Ф-ки", отполированные на манер "серебренных" патронов. Сдирать краску с патронов-то мы тоже у грузин научились. Солдат посмотрел мое свидетельство о рождении. - На вход! Я, было, обрадовался в душе - отъезд, вроде, откладывался. Схватил сумки и чемоданы (в багаж никто ничего не сдавал) и начал пробираться к выходу. Но у трапа уже стояли мои провожатые. Грузин что-то очень эмоционально начал выговаривать солдату. Потом опять последовала фраза: "Международного скандала хочешь? Он под защитой Красного креста!" После этих слов солдат перехватил у меня сумки и проводил обратно на мое место. За меня высадили кого-то другого, наверное. Потом самолет вдруг был зацеплен тягаем и отвезен в ангар. Нам объявили, что на абхазской стороне сделан залп "Градом" и есть опасность обстрела аэропорта. Хотя, так думаю, "Град" вряд ли добьет от Гумисты до аэропорта, от осознания того, что у самолета полны баки и ни дай Бог что случится, все пассажиры больше не жильцы, стало непосебе. Хотя, наверное, солдат с болтающимися на поясе гранатами был куда опаснее. И вот, наконец-то, нас вывезли из ангара. Разгон... Под крылом промелькнул родной берег... Все. Прощай дом! Первая посадка - в Батуми. Большая часть пассажиров высадилась там. Дозаправились. И тут налетел шторм. Самолет на взлетной полосе покачивался под порывами ветра. Я выглянул в иллюминатор. Над взлетным полем висела птица. Она упорно пыталась лететь против ветра, но ее каждый раз сносило назад. Так и висела почти на месте, маша крыльями. Вот и я тогда подумал, что, видно, как этой птице, всю жизнь теперь суждено лететь к родному гнезду против ветра. И вновь и вновь будет уносить меня от цели. И вновь и вновь буду пытаться я вернуться. А когда удастся, если когда-то настанет такой момент, увижу я, что гнездо совсем не то, каким я его оставил... Москва. Самолет замер на полосе. Все пошли к выходу... Ступил на трап. В лицо ударили струи снега с дождем. Сразу же начала бить дрожь. Шорты и футболка - явно одежда не для позднеосеннего сезона. Автобуса не стал дожидаться - пешком, волоча на себе сумки, кинулся к зданию аэропорта. Отыскал таксофон. Тогда еще с них можно было звонить за мелкие медяки. Дедушка, собирая в дорогу, специально на такие случаи, насыпал мне горсть. Набрал первый же номер. Дозвонился. - Алло? - Тетя Света? Это Максим, Елены Ефимовны внук! - Ой, Максимчик, ты где? - В аэропорту - ответил я, и тут сообразил, что в Москве-то несколько аэропортов. Сразу же кинулся выспрашивать у прохожих, где я нахожусь. Прохожие, видя 13-летнего паренька, одетого поздней осенью в шорты и футболку, да еще спрашивающего, куда он прилетел, шарахались в стороны. Наконец кто-то назвал аэропорт. Я сейчас уже и забыл, куда сел самолет. - Максим, ты с бабушкой, или дедушкой? - Один. - Как один? Стой на месте. Я через два-три часа приеду... - Тетя Света, я в шортах и футболке. А теплые вещи на дне сумок - в аэропорту не достать. - Все. Поняла. Сейчас будем! Чуть больше, чем через год после начала, грузино-абхазская война закончилась. Закончилась полным разгромом и бегством грузинской армии с территории Абхазии и созданием независимой республики Абхазия. Война эта унесла, по некоторым оценкам, несколько десятков тысяч жизней, что для такого крохотного региона огромное количество. В результате боев исчезли с лица земли ряд сел и населенных пунктов. Например, села Шрома, Ахалшени, Развилка, Шубары. Да и от Каман остался один побитый осколками монастырь. Во время войны и после нее, в результате последствий боевых действий, погибло очень много наших знакомых и родных. В результате войны было практически полностью уничтожена экономика Абхазии. А в последствии немалый урон ей нанесла полуофициальная блокада со стороны России и Грузии. И все же победа было за правыми. И что бы ни говорили, теперь я знаю твердо, как говорил Данила Багров, "у кого правда, тот и сильнее". P.S. По оценкам большинства экспертов, грузино-абхазская война была самой кровавой (после чеченской) на территории бывшего СССР и одним из самых кровопролитных и жестоких этнических конфликтов в мире за вторую половину XX века. Погиб каждый тридцатый житель республики. Сколько погибло военных, прибывших из других регионов, неизвестно. Официальные оценки количества жертв войны сильно разнятся. Абхазцы называют цифру приблизительно 3 тысячи человек (считая только жителей республики), грузины - в 20 тысяч (учитывая погибших волонтеров и умерших не только непосредственно в результате боевых действия, но и вследствии их). Конец. Шатуров М.С. Апрель - май 2005 года.