Любовь Лукина, Евгений Лукин. Пусть видят
Каким-то чудом он выбросился из переполненного автобуса -- и
побежал.
-- Помаду стер!..-- еще звенело в ушах.
-- А губенки не развешивай!..-- злобно отругивался он на
бегу, хотя от автобусной остановки его уже отделяло добрых
полквартала.-- В такси вон садись, с помадой!..
Лавируя между шарахающимися прохожими, он добежал до угла,
понял, что все равно не успевает, и метнулся в арку. Контора
располагалась на первом этаже, это многое упрощало. Пробежав
вдоль стены, он поднырнул под одним окном, под другим и
выпрямился у третьего.
Свой брат сотрудник поднял голову, всмотрелся. Отчаянно
гримасничая, вновь прибывший припал к стеклу, объясняя на
пальцах: открой! Сотрудник встал, отворил створку и, равнодушно
предупредив, что это будет стоить полбутылки крепленого, помог
перелезть через подоконник.
-- Ждут? -- отряхивая колено, спросил вновь прибывший.
-- В полном составе,-- подтвердил сотрудник.-- И Зоха
с ними.
Вновь прибывший расстроился окончательно.
-- Вот сучка! -- пожаловался он.-- Копает и копает!
Так и норовит под сокращение подвести... А сюда не заглядывали?
-- Да нет вроде...
-- Ага...-- сказал вновь прибывший и вышел в коридор.
Бесшумно ступая, подобрался к темному, крохотному холлу,
заглянул... Глазам его предстали три напряженных затылка: два
мужских и один женский. Трое неотрывно смотрели в проем входной
двери.
За их спинами он незаметно проскользнул в туалет, где тут же с
грохотом спустил воду в унитазе и, напевая что-то бравурное,
принялся шумно мыть руки.
Когда вышел, его уже дырявили три пары глаз. Бледная от
бешенства Зоха стояла, уронив руки, причем в правой у нее был
плотный листок бумаги, разбитый на две графы: "ФИО" и
"Опоздание в минутах".
-- Где вы были? -- с ненавистью спросила она.
Он удивленно хмыкнул и оглянулся на дверь туалета.
-- В сортире,-- любезно сообщил он.-- Здравствуйте,
Зоя Егоровна...
-- Когда вы явились на работу?
-- Довольно рано,-- сказал он, с удовольствием ее
разглядывая.-- Вас, во всяком случае, здесь еще не стояло...
-- Ваш кабинет был закрыт! -- крикнула Зоха.
-- Ну разумеется, закрыт,-- с достоинством ответил
он.-- Я был в кабинете напротив. Если не верите, можете
спросить...
Зоха пошла пятнами, круто повернулась и выскочила из холла.
-- Ну ты артист...-- скорее одобрительно, нежели с
осуждением молвил один из мужчин.
Отперев кабинет, он достал работу из сейфа и, разложив на столе,
принялся с ликованием вспоминать всю сцену и какая морда была у
Зохи. Потом зацокали каблуки, и пухлая рука в
кольцах положила перед ним кипу белой шершавой бумаги.
-- Что это? -- спросил он с отвращением.
-- Срочно,-- выговорили накрашенные губы.
-- Но я же!..-- взревел он, раскинув руки и как бы желая
обнять два пустых стола, владелицы которых пребывали в декретном
отпуске.
Подкрашенные глаза на секунду припадочно закатились, и это
должно было означать, что заказ спущен сверху.
Оставшись один, он некоторое время сидел, багровея, затем
треснул ладонью по столу и, непочтительно ухватив кипу белой
шершавой бумаги, направился к главному.
-- А-а, сам явился? -- зловеще приветствовал его
главный.-- Ну расскажи-расскажи, поделись, как это у тебя нос
с гробинкой чуть не проскочил...
-- Нос?..
-- С гробинкой.
-- Не может быть! -- хрипло сказал он.
-- Ну вот, не может! -- уже нервничая, возразил
главный.-- Ты лучше цензору спасибо скажи -- цензор на
последней читке поймал. С гробинкой, надо же! Был бы жив дедушка
Сталин -- он бы тебе показал гробинку...
-- Я проверю! -- с ненавистью выговорил он и вылетел из
кабинета.
Ворвавшись к себе, дрожащими руками вынул из сейфа корректуру и,
исправив впопыхах "гробинку" на "гробикну", с
бьющимся сердцем сел за стол.
Потом дверь открылась, и вошла машинистка. Не говоря ни слова,
взяла лежащий на столе ключ и заперла кабинет изнутри. "С
ума сошла!.." -- перетрусив, подумал он.
Поднялся навстречу, но, как выяснилось, намерения машинистки
были им поняты в корне неправильно: приблизившись, она первым
долгом влепила ему пощечину. Он моргнул и влепил в ответ.
Машинистка упала на стул и приглушенно зарыдала.
-- В чем дело? -- процедил он.
Оказалось, в помаде.
-- Дура ты! -- рявкнул он как можно тише.-- Это ко
мне в автобусе какая-то овца прислонилась!..
-- В ав... В ав...-- Она подняла на него безумные сухие
глаза с нерастекшейся тушью и снова зашлась в рыданиях. Потом
вдруг потребовала, чтобы он немедленно овладел ею на одном из
свободных столов. Но тут, к счастью, в дверь постучали, и
машинистку пришлось спешно спровадить через окно -- благо,
первый этаж.
Стук в дверь был тих, но настойчив. Это явился напомнить об
утреннем благодеянии свой брат сотрудник. Они сходили на
уголок и, безбожно переплатив знакомому грузчику за бутылку
крепленой отравы, распили ее в скверике.
Движения замедлились, реакция притупилась, и, вернувшись с
обеда, он нечаянно придремал в одиночестве над кипой шершавых
листов. За час до окончания рабочего дня, вздрогнув, проснулся и
в ужасе пробросил, не читая, страниц двадцать, пропустив таким
образом семь грубейших ошибок, причем две из них -- с
политическим подтекстом.
По дороге домой забрел в гастроном -- купить пельменей. В
очереди его обозвали пенсом и алкоголиком, хотя не так уж от
него и пахло, а до пенсионного возраста ему оставалось еще лет
пятнадцать.
На улице сеялся мелкий дождь, от которого, говорят, лысеют, и,
прикрыв намечающуюся проплешину целлофановым пакетом с
пельменями, он зачвакал по грязному асфальту к дому.
Возле телефонной будки с полуоторванной дверью что-то кольнуло в
сердце -- и мир остановился: дождь завис в воздухе, машины
словно прикипели к шоссе, поскользнувшийся алкаш застыл
враскорячку...
-- Вот и все,-- как бы извиняясь, произнес кто-то сзади.
Уже догадываясь со страхом, что все это значит, он обернулся на
голос. В каких-нибудь трех шагах от него на грязном асфальте
стоял кто-то высокий, одетый в белое.
-- Что?.. Уже?..
-- Да,-- печально и просто ответил тот.-- Уже...
Они стояли лицом к лицу посреди застывшего и как бы
нарисованного мира.
-- И... что теперь?
Не выдержав его вопросительного взгляда, незнакомец отвел глаза.
-- Знаете...-- сказал он, и лицо его стало
несчастным.-- Как-то неладно все у вас сложилось... До
двадцати лет что-то еще проглядывало: какие-то порывы, какой-то
поиск истины... А вот дальше...-- Он замолчал, тоскливо глядя
на застывшего враскорячку алкаша.
-- Но ведь... мучился же!..
-- Да,-- подтвердил незнакомец, но как-то
неуверенно.-- Да, конечно... Я постараюсь, чтобы там на это
обратили особое внимание...-- Он поднял скорбные глаза и
беспомощно развел руками.-- Ну что ж, пойдемте...
И они двинулись по улице, которая вдруг начала круто загибаться
вверх. Пройдя несколько шагов, незнакомец в белом оглянулся, и
брови его изумленно взмыли.
-- Что ж вы с пельменями-то? Бросьте вы их...
-- Нет!..-- лихорадочно, со слезой бормотал он, все
крепче прижимая к груди мокрую целлофановую упаковку.-- Не
брошу... Пусть видят... Истину им!.. Зоха -- копает, в
магазин зайдешь -- давка... Пельмени вот по пять рублей...
Истину!..
Last-modified: Sat, 13 Jul 1996 15:24:51 GMT