Оцените этот текст:





                              Посвящаю моим братьям: Клифтону, Теду, Карлу



                                     Лишь в тишине услышишь слово,
                                     И лишь во тьме увидишь свет,
                                     Лишь в смерти жизнь восходит к жизни,
                                     И гордый сокола полет
                                     Заметен только в чистом небе...
                                                        - Сотворение Земли





     Остров Гонт,  единственная  гора  которого  на  целую милю
вздымает свою вершину над истерзанным штормами Северо-Восточным
морем, знаменит своими волшебниками. Множество уроженцев  Гонта
покидало  города  в его высокогорных долинах и  порты  в  узких
темных  бухтах,  чтобы  волшебством  и  магией  служить  Лордам
Архипелага или странствовать в поисках приключений с острова на
остров по всему Земноморью, зарабатывая на жизнь чародейством и
колдовством.

     Говорят,  что  величайшим  из  них, и уж,  конечно,  самым
неутомимым, был  человек,  прозванный  Соколом. Впоследствии он
стал  Повелителем  Драконов  и  Великим Чародеем. О  его  жизни
поется  в  "Славных деяниях Геда" и множестве  баллад,  но  наш
рассказ - о времени, когда баллады о нем еще не были сложены.

     Он родился  в  отдаленной деревушке, именуемой Тэн Алдерс,
высоко в горах, в самом сердце  Северного  Дола.  Ниже  деревни
луга и  пашни долины терраса за  террасой спускались к  морю. В
излучинах реки Ар стояли маленькие уютные  городки,  а  выше  -
только лес поднимался до самых скал и снегов Высокогорья.

     Свое первое имя - Дани - он получил от матери. Кроме этого
имени и самой  жизни  она ничего не смогла  дать  ему - женщина
умерла, когда мальчику не  было  и года. Отец Дани, деревенский
кузнец, был  хмурым, неразговорчивым человеком, и когда шестеро
его братьев, которые  были  старше его  на  много лет, один  за
другим покинули  дом,  чтобы  возделывать землю, бороздить моря
или работать кузнецами в других селениях Северного Дола, некому
стало приласкать мальчика. Он рос заброшенным сорняком высокий,
подвижный, гордый  и  вспыльчивый  мальчишка.  Вместе с другими
деревенскими детьми он пас козьи стада на кручах над родниками,
из которых брала начало река Ар, а когда стал достаточно силен,
чтобы  раздувать  кузнечные мехи, отец заставил его работать  в
кузнице. Плату Дани  получал немалую - в основном затрещинами и
кнутом. Пользы  от него было мало.  Вечно он где-то  пропадал -
бродил в  лесной чаще, купался в быстром и  холодном, как и все
реки Гонта, Аре, или взбирался по уступам на заоблачные высоты,
откуда видно море - бескрайний северный океан, в котором дальше
Перрегаля не было ни единого островка.

     В  этой  же деревне жила сестра его  умершей  матери.  она
заботилась о нем, пока он был  еще совсем крохой, но у нее были
свои заботы, и когда Дани вырос, она перестала обращать на него
внимание.  Однажды,  когда  мальчику  было семь лет, и  он  еще
ничего не знал о силах,  которые  управляют  миром, он случайно
услышал, как  тетка  разговаривает  с  козлом,  забравшимся  на
соломенную  крышу  какой-то  хижины  и  ни  за что не  желавшим
спускаться оттуда. Тем не менее, как  только женщина произнесла
странную  рифмованную  фразу, животное  послушно  спрыгнуло  на
землю.  На  следующий день, когда Дани пас свое  длинношерстное
стадо на лугу у Высокого Обрыва,  он  выкрикнул  услышанное  им
накануне двустишие, не  имея  ни малейшего представления о том,
что это  за слова  и для чего они могут  служить: Ноф хирф мелк
мен Холк хен мерт хен!

     Едва Дани замолчал, все козы вдруг ринулись к нему, причем
не издавая ни  звука. Они столпились около него и вопросительно
уставились на мальчика своими узкими желтыми глазами.

     Дани весело засмеялся и еще раз произнес двустишие, давшее
ему  такую  власть над  козами.  Они  придвинулись  еще  ближе,
теснясь и толкая друг друга.  Но  вдруг  он испугался частокола
острых  рогов,  их остановившихся глаз, этой жуткой тишины.  Он
попробовал вырваться  и кинулся бежать  со всех ног, но козы не
отставали от него, обступив мальчика плотным кольцом. Так они и
примчались  в  деревню плачущий мальчик и козы, окружившие  его
так  плотно,  что, казалось, все они стянуты крепкой  веревкой,
разорвать которую  у них не было  сил. Люди выбегали  из домов,
проклиная коз и смеясь над Дани. Среди них была и его тетка, но
она не смеялась.  Она что-то сказала козам, и те, освобожденные
от чар, превратились в обычных животных, разбрелись по сторонам
и принялись щипать травку. Тетка сказала Дани:

     - Пойдем со мной.

     Она привела его в хижину, в которой жила одна. Она никогда
не позволяла  детям заходить в  нее, и они боялись этого места,
как огня. Низкая и сумрачная, без  единого  окна,  хижина  была
заполнена запахами целебных трав, развешенных для просушки мяты
и   дикого   чеснока,   тмина,   тысячелистника   и   парамала,
королевского листа и клевера, пижмы и лаврового листа. Скрестив
ноги, тетушка уселась  у очага, и искоса поглядывая на мальчика
сквозь  космы  спутанных черных волос, спросила, что он  сказал
козам и осознает  ли он значение этих слов. Выслушав бессвязный
рассказ Дани и  уразумев, что не  имея ни малейшего  понятия  о
колдовстве, он смог полностью подчинить  коз  своей  воле,  она
сразу поняла, что у Дани есть все задатки настоящего чародея.

     Как племянник, Дани был  для  нее пустым местом, но теперь
он предстал перед ней совершенно  в  ином  свете. Она похвалила
мальчика и сказала,  что  может научить его другим заклинаниям,
которые понравятся ему  еще  больше. Он сможет заставить улитку
выглянуть из раковины, а сокола - спуститься из поднебесья.

     - Ну  что  ж, научи меня, - сказал  Дани,  оправившись  от
страха,  который  нагнали на  него  козы, и  задрав  нос от  ее
похвал. Колдунья сказала ему:

     - Ты никогда  не  расскажешь  об  этих  заклинаниях другим
детям, если я научу тебя им.

     - Я обещаю.

     Она  только  улыбнулась  этому  наивному  ответу,  который
лишний раз подчеркивал его полное невежество.

     - Что ж, прекрасно.  Но я сделаю твое обещание еще крепче.
Ты станешь немым на столько, на сколько я сочту нужным, но даже
когда я снова верну тебе дар речи, заветные слова не сорвутся у
тебя с языка  там, где тебя  могут услышать. Мы  должны  крепко
хранить секреты нашего ремесла!

     - Согласен, - повторил мальчик,  потому  что он и без того
не думал  ничем  делиться  со  своими  товарищами. Ему хотелось
обладать  такими  знаниями и умением, каких у  них  никогда  не
будет.

     Он  сидел  неподвижно,  пока  тетка  откинула  назад  свои
нечесаные волосы,  туго  затянула  поясом  одежды  и снова села
скрестив ноги, бросив в  очаг  пригоршню листьев, так что клубы
дыма заполнили всю хижину. Она начала петь. Ее голос становился
то  низким,  то пронзительно высоким, словно пели разные  люди.
Песня лилась не переставая,  и  скоро мальчик уже не осознавал,
спит он или бодрствует. Старая черная  собака колдуньи, которая
никогда  не  лаяла, со слезящимися от дыма  глазами  подошла  и
уселась  рядом  с  ним.  Потом  колдунья  заговорила с Дани  на
неизвестном ему  языке и заставила  его до тех пор повторять за
ней непонятные рифмы и слова, пока колдовство не  овладело им и
не заставило замолкнуть.

     - Говори,  -  потребовала  она, проверяя силу  заклинания.
Мальчик не смог произнести ни слова, но вдруг рассмеялся.

     Этот  смех   заставил  колдунью  с  опаской  взглянуть  на
мальчика,  так  как  она  наложила  на  него  самое  сильное из
известных ей заклинаний, желая не  только  подчинить  себе  его
речь, но и полностью связать его  своими  чарами,  сделав  Дани
своим помощником  в колдовском ремесле.  А он смеется, как ни в
чем не  бывало,  даже  связанный  заклинанием!  Колдунья  молча
залила огонь  чистой  водой,  а  остаток  дала выпить мальчику.
Когда воздух в хижине очистился от дыма, а Дани снова обрел дар
речи, она научила  его,  как произносится Настоящее Имя сокола,
на которое тот не может не откликнуться...

     Это был  первый шаг Дани на  длинном пути, которым  он шел
всю  жизнь:  пути  волшебства  и  магии,  пути,  на  котором он
преследовал зловещую  тень, гнал ее над  морем и над  сушей, до
самых призрачных  берегов  царства  смерти.  Но  когда он делал
только первые шаги, путь этот еще казался ему широкой и светлой
дорогой.

     Когда он обнаружил, что услышав  свое  Имя,  дикие  соколы
подобно  молниям   спускаются   к   нему  с  заоблачных  высот,
оглушительно хлопая  крыльями,  и  садятся  ему  на руку, будто
ловчие птицы  какого-нибудь  принца,  он  очень  захотел узнать
больше  и  умолял тетку назвать ему Имена  пустельги,  скопы  и
орла. Чтобы заработать право  знать  эти слова власти, он делал
все, что заставляла его колдунья и учился у нее всему,  что она
ему давала, хотя далеко не все  поручения  приходились  ему  по
вкусу. Есть пословица на острове  Гонт:  "Слабый,  как  женское
колдовство". Но есть и другая: "Злой,  как женское колдовство".
Колдунья деревушки Тэн Алдерс не была злой ведьмой и никогда не
пыталась  воспользоваться  изощренными приемами  Древней Магии,
но,  будучи   невежественной  женщиной  среди   невежественного
народа,  она   часто   употребляла   свое  искусство  в  весьма
сомнительных  целях.  Она  понятия  не  имела  о  Равновесии  и
Структуре, о которых  знали  и использовали в своих заклинаниях
настоящие маги, и которые позволяли заниматься волшебством лишь
тогда, когда  это  было  действительно  необходимо.  У нее были
заклинания на все  случаи  жизни, и  почти  все свое время  она
проводила, налагая или снимая чары. Большая часть ее колдовства
была чепухой и надувательством, она с трудом отличала настоящее
заклинание от  фальшивого.  Она  знала  множество проклятий, ей
гораздо проще было  наслать  на кого-нибудь недуг, чем вылечить
от него. Как  и всякая деревенская колдунья, она запросто могла
приготовить приворотное зелье, но не гнушалась и более опасными
снадобьями,  прекрасно  служившими  людской  зависти  и  злобе.
Правда, свои  темные делишки она хранила  в секрете от  Дани и,
как могла, учила его настоящему делу.

     Поначалу  все  удовольствие,  получаемое  им  от  занятий,
заключалось в осознании огромной власти над  зверями и птицами.
Это чувство осталось  у  него на всю жизнь.  Часто  видя его на
высокогорных лугах в компании хищных птиц, другие дети прозвали
его Соколом.  Так он и  получил это имя, известное теперь всему
Архипелагу. Настоящего же его Имени не знал почти никто...

     Пока колдунья  продолжала  твердить  о  славе, богатстве и
огромной власти над  людьми,  которые якобы имеют чародеи, Дани
стремился узнать  как  можно больше по-настоящему полезного. Он
все схватывал на  лету. Колдунья не могла нарадоваться на него,
деревенские  дети  стали  его  бояться,  а  сам  он  пребывал в
уверенности, что  скоро станет знаменитым волшебником. Так Дани
шел  от  слова  к  слову,  от  заклинания  к  заклинанию,  и  к
двенадцати годам  знал почти  все, что знала она -  не так уж и
много, но вполне достаточно для деревенской  колдуньи и слишком
много для двенадцатилетнего мальчика. Она передала ему все, что
знала  о   травах   и  врачевании,  об  искусствах  Нахождения,
Связывания, Исправления  и  Распечатывания.  Она  спела ему все
баллады о  Великих  Деяниях,  которые  помнила,  и сообщила все
слова Истинной Речи, которым научил ее когда-то другой чародей.
А от  заклинателей погоды и бродячих жонглеров, странствовавших
по городам  Северного  Дола  и  Восточного  Леса, Дани научился
различным трюкам  и  розыгрышам,  а  также заклинаниям Иллюзий.
Именно с помощью  одного из таких заклинаний он впервые доказал
всем, какая великая сила дремлет в нем.

     В те  годы  Империя  Каргад  находилась  в расцвете своего
могущества. В  нее  входили  четыре  больших  острова, лежавшие
между  Северным  и  Восточным   Пределами:   Карего-Ат,  Атуан,
Гур-ар-Гур,  Атнини.  Язык,  на  котором  говорили  их  жители,
белокожие и  желтоволосые  злобные  дикари,  пьянеющие  от вида
крови  и пылающих  городов,  не походил ни  на  один из  языков
Архипелага или других  Пределов. Год назад они напали на Торикл
и хорошо укрепленный остров Торхевен, налетев,  как саранча, на
кораблях с парусами цвета крови. Весть об этом  быстро дошла до
Гонта, но  Лорды были слишком заняты  пиратством, и им  не было
дела до чужих горестей. Потом под  ударами  врагов  пал  остров
Спеви.  Он  был  разгромлен  и опустошен, жители его  угнаны  в
рабство. По сей день остров  этот  лежит в руинах. И вот  Карги
появились на Гонте, атаковав Восточный Порт  огромной армией на
тридцати  больших  кораблях.  Они  прорубились  сквозь   город,
захватили его и сожгли.  Оставив  корабли с небольшой охраной в
устье Ара, дикари двинулись  вглубь  острова, сея на своем пути
смерть и разрушение,  не щадя ни  людей, ни домашний  скот.  По
дороге они  разбились  на  отдельные  банды,  каждая из которых
грабила и  убивала  где  ей  нравилось.  В высокогорные деревни
стали  прибывать  беженцы.  Вскоре восточный горизонт  затянула
дымная пелена.  А как-то ночью те  из жителей Тэн  Алдерса, кто
пришел  к  Высокому Обрыву посмотреть вниз, на Долину,  увидели
охватившие  ее  бесчисленные  костры пожаров. Пылали  созревшие
хлеба, горели сады и плоды поджаривались  на полыхавших ветках,
дымились развалины домов...

     Некоторые  убежали  и  спрятались  в лесах и  ущельях,  но
многие остались и  готовились к схватке,  а были и  такие,  кто
никак не мог  ни на что  решиться и надоедал  остальным  своими
жалобами.  Сбежала  и  колдунья  -  она  спряталась в пещере  в
Каппердинском утесе и запечатала вход в  нее заклинаниями. Отец
Дани остался, он не  мог  бросить на произвол судьбы плавильный
горн и кузницу, в которой проработал пятьдесят лет. Всю ночь он
ковал наконечники копий, а остальные привязывали их к рукояткам
мотыг  и  грабель,  так  как  не  было  времени  проделывать  в
наконечниках отверстия и  вырезать  древки для копий. В деревне
не было  никакого  оружия,  кроме  охотничьих  луков и коротких
кинжалов,  потому  что  горцы  не  воинственны   -  они  больше
прославились как похитители коз, морские пираты и волшебники.

     C рассветом деревню окутал густой  белый  туман,  как  это
всегда бывает  осенью  на высокогорье. Вдоль единственной улицы
Тэн Алдерса молча стояли люди, сжимая в руках  охотничьи луки и
самодельные копья. Они ничего не знали о Каргах - далеко те или
близко, и,  сохраняя полное молчание, напряженно вглядывались в
туман, который скрывал под своим пологом  окружающие предметы и
опасности.

     Дани стоял вместе  со  всеми. Он  всю  ночь не выходил  из
кузницы, раздувая меха - два длинных  рукава  из  козьих  шкур,
которые питают огонь воздухом. Его руки так болели и дрожали от
усталости,  что  он не мог держать копье,  которое  выбрал  для
себя.  Он  понимал, что  в  схватке от  него  не будет  никакой
пользы. Его мучила мысль,  что  он должен умереть от каргадской
пики таким молодым, уйти в страну теней, так и не  узнав своего
Имени,  настоящего   мужского   Имени.  Он  посмотрел  на  свои
маленькие руки, сырые от росы, и горечь охватила его ведь он-то
знал  свою силу.  Но  как же заставить  ее  работать? Он  начал
вспоминать  заклинания,  которые  могли  бы  дать  преимущество
жителям деревни или хотя бы уравнять шансы. Но  одна лишь нужда
в его магической силе не могла освободить ее - нужны были еще и
знания.

     Взошло солнце, и  под его лучами туман начал редеть. Когда
сплошная пелена  распалась  на  отдельные  слои  и клочья, люди
увидели толпу воинов, поднимавшихся в гору. На них были доспехи
- бронзовые шлемы с  султанами  из перьев, наколенники и кирасы
из толстых кож, в  руках  они держали бронзовые щиты. Вооружены
они были мечами  и длинными пиками. Бряцая оружием и доспехами,
они  беспорядочной  цепью поднимались  по  крутому  извилистому
берегу Ара и были уже  так  близко, что стали видны их  бледные
лица  и  слышны  возгласы  на незнакомом языке. В  этой  шайке,
отбившейся  от  основной  орды  завоевателей,  было  около  ста
человек, что само по себе не очень много. Но в деревне осталось
только восемнадцать мужчин и юношей...

     Знание пришло, когда возникла нужда в нем:

     Дани, видя как рассеивается туман на  тропе перед Каргами,
вспомнил, наконец, магическую формулу,  которая  могла подойти.
Однажды старый заклинатель погоды, надеясь уговорить Дани пойти
к нему в  ученики,  кое-чему научил  его.  Один из этих  трюков
назывался "сплетение тумана": он собирал на некоторое время все
мельчайшие  частички  тумана  в  одном  месте.  С  его  помощью
искусный  маг   может   превратить  туман  в  призрачные  тени,
постоянно  меняющие   свой  облик...  Мальчик  не  владел  этим
искусством,  но,  благодаря своим  разносторонним способностям,
имел  достаточно   сил,   чтобы   держать   под  контролем  это
заклинание.  Дани  быстро  и  громко  назвал  местоположение  и
границы  деревни  и произнес заветное заклинание, но среди  его
слов  мальчик  вплетал слова  другого  заклинания,  означающего
скрытность  и,  наконец,  громко  выкрикнул  слово,  приводящее
волшебство в действие.

     В это время сзади к нему подбежал отец и, размахнувшись, с
силой ударил Дани по голове, сбив с ног.

     - Заткнись, дурачина. Держи свой болтливый рот  на замке и
прячься, если не можешь сражаться!

     Дани  поднялся  на  ноги  и увидел, что первые  Карги  уже
входят в деревню -  они  поровнялись с высоким тисовым деревом,
росшим у дома кожевника. Ясно были  слышны  голоса  и  звяканье
доспехов. Но опять спустился туман и накрыл деревню, стирая все
краски и размывая очертания предметов  так,  что  трудно  стало
различить пальцы вытянутой вперед руки.

     - Я  спрятал  нас  всех,  - тихо сказал Дани.  Голова  его
болела от  удара,  а  произнесение  двойного  заклинания совсем
обессилило мальчика.  -  Я  постараюсь  продержать  этот  туман
сколько смогу, а ты собирай остальных и веди к Высокому Обрыву.

     Кузнец уставился  на  сына,  который стоял словно призрак,
окутанный  липким,  жутким  туманом.  Он не сразу  понял  смысл
сказанного, но  когда до него дошло, что имел  в виду Дани, он,
ни  слова  не говоря, бесшумно бросился в  туман,  чтобы  найти
остальных и сказать им, что нужно делать. Кузнец прекрасно знал
все углы и заборы Тэн Алдерса...

     Сквозь туман  пробилось  красное  размытое пятно это Карги
подожгли соломенную  крышу  какого-то  дома.  Они не торопились
войти в  деревню, ожидая, пока  туман рассеется и явит их взору
желанную добычу.

     Хозяин горящего дома, кожевник, послал двоих  ребят, и они
прошмыгнули под самым носом Каргов, вопя во всю глотку и дразня
их,  а  потом растаяли в дымке тумана.  Тем  временем  мужчины,
крадясь вдоль  заборов и перебегая от дома к  дому, обошли их с
тыла и осыпали сгрудившихся в кучу врагов дождем стрел и копий.
Один из Каргов упал, пронзенный копьем, наконечник которого еще
не  успел  остыть.  Другие  были лишь поцарапаны стрелами  и  в
слепой  ярости   рванулись   вперед,   горя  желанием  изрубить
нападающих  в   куски,   но   встретили  только  туман,  полный
таинственных голосов.  Они погнались за этими голосами, вслепую
нанося  удары  длинными,  запятнанными  кровью  пиками.  Крича,
побежали они по деревенской улице мимо пустых домов, которые то
вырастали перед ними, то вновь растворялись  в клубящемся сером
тумане.  Жители  разбегались  в  разные стороны - они  знали  в
деревне каждую травинку, но некоторые,  в  основном  старики  и
мальчишки, не могли бегать быстро... Карги  протыкали их пиками
или  рубили  мечами, сотрясая  воздух  своим  боевым  кличем  -
именами Белых Богов-Братьев острова Атуан:

     - Вула! Атва!

     Некоторые  из  бандитов   остановились,  почувствовав  под
ногами каменистую  почву,  но другие напирали сзади, разыскивая
призрачную деревню  и  преследуя неясные тени, которые мелькали
перед ними за пределами досягаемости. Все вокруг было заполнено
этими ускользающими видениями, которые возникали со всех сторон
и, нанося удар, исчезали. Одна группа Каргов гналась за ними до
Обрыва  -  высокого утеса над истоками Ара,  и  здесь  призраки
исчезли,  растворившись  в тумане, а их преследователи один  за
другим с  криками ужаса срывались и  целых сто футов  падали на
острые камни среди родниковых ключей. Те, кто бежал позади и не
упал, остановились и стали прислушиваться.

     Сердца Каргов сжались от ужаса, и они начали искать в этом
сверхъестественном тумане  уже  не  врагов,  а  друг друга. Они
собрались на склоне холма, но  призраки  и  туманные образы все
так  же  терзали их,  нанося  удары копьями  и  ножами и  снова
исчезая. Толпа  Каргов  побежала  без  оглядки,  вниз, в полном
молчании, пока внезапно они не выскочили из серой пелены тумана
и не увидели реку  и  пустынные овраги, залитые ярким солнечным
светом. Они  остановились,  сгрудившись  в  кучу, и оглянулись.
Колеблющаяся серая  стена  преграждала  тропу, скрывая все, что
лежало за ней. Из этой стены выскочило еще несколько отставших,
которые спотыкались и шарахались из стороны  в сторону, длинные
пики качались на плечах. Ни один Карг не  оглянулся дважды. Все
сломя голову понеслись вниз, прочь от заколдованного места.

     А  внизу  этих   вояк  ждала  битва,  к  которой  они  так
стремились. Все мужчины  из  городов Восточного Леса, от Овария
до побережья,  собрались и выступили против завоевателей... Они
сбрасывали с  холмов банду за бандой и весь  этот день, а также
следующий гнали Каргов к Восточному Порту. Встав спиной к морю,
Карги бились, пока  не пал последний  из них. Песок  на  берегу
стал красным от крови, и только прилив смыл ее.

     А  в  то утро  туман  в  деревне  Тэн  Алдерс  повисел еще
немного,  поредел  и  рассеялся.  Один  за  другим  этим  ясным
ветреным  утром  люди  поднимались  с  земли  и  с  недоумением
осматривались  вокруг.  Здесь  лежали  вместе  мертвый  Карг  с
окровавленными желтыми волосами и деревенский кожевник,  павший
в битве подобно королю.

     На окраине деревни еще горел его  дом,  и  люди  принялись
тушить  пожар,  так  как  их  битва  была  уже  выиграна. Около
тисового  дерева  они   нашли   Дани  сына  кузнеца.  Он  стоял
один-одинешенек, совершенно  невредимый,  но  в глазах его была
пустота. Жители деревни  прекрасно  понимали, что он сделал для
них.  Его  отвели в  отцовский  дом  и  пошли  звать  из пещеры
колдунью, чтобы она вылечила парня, который  спас  их  жизни  и
имущество, если не  считать четверых, погибших от рук каргов, и
одного сгоревшего дома.

     Мальчик не был ранен, но  он  не ел, не разговаривал и  не
спал.  Он, казалось,  не  слышал обращенных к  нему  слов и  не
узнавал подходивших  к его постели.  К сожалению, не было в тех
краях волшебника  настолько искусного, чтобы вернуть ему разум.
Колдунья помочь ему не смогла, сказав только:

     - Он слишком щедро тратил свою силу...

     Пока  Дани  лежал глухой  и  немой,  история  о  пареньке,
испугавшем  знаменитых  воинов  - Каргов обыкновенным  туманом,
неслась по острову.  Ее рассказывали и  в Восточном Лесу,  и  в
Северном Доле,  и высоко в горах, и  даже за  горами - в  Порту
Гонта.  И  случилось  так,  что  на  пятый день после  Великого
Истребления Каргов в деревню Тэн  Алдерс  пришел  незнакомец  -
человек средних лет,  закутанный в плащ и с непокрытой головой.
Опирался он на длинный дубовый посох, высотой с  него, и пришел
не снизу,  как  большинство  людей,  а  сверху, из высокогорных
лесов. Это было в высшей степени  необычно. Деревенские кумушки
с первого взгляда признали в нем волшебника, и когда он сказал,
что может вылечить любую болезнь, его, не мешкая,  отвели в дом
кузнеца.  Выпроводив  из дома всех, кроме отца  и  тетки  Дани,
незнакомец склонился  над  кроваткой, на которой, уставившись в
темноту, лежал Дани.  Он лишь положил  руку мальчику на  лоб  и
пальцем другой руки коснулся его губ.

     Озираясь по сторонам,  Дани  медленно сел в постели. Через
некоторое  время   он   начал   разговаривать,   к  нему  стали
возвращаться силы, а  вместе с ними - и аппетит. Подкрепившись,
он снова  прилег, не отрывая от  странника своих темных  глаз в
которых застыло удивление.

     Кузнец сказал незнакомцу:

     - Ты не простой человек.

     - Этот мальчик тоже не будет простым  человеком, - ответил
тот. - Рассказы о битве в тумане дошли до Ре Альби, где я живу.
Я пришел сюда, чтобы дать ему  Имя, если он еще не прошел Обряд
Посвящения.

     Колдунья прошептала на ухо кузнецу;

     - Братец,  это,   должно   быть,   Маг   Ре  Альби,  Огион
Молчаливый, укротитель землетрясения...

     - Господин,  -  сказал  кузнец,  которого  знаменитое  имя
отнюдь  не  повергло  в  трепет,  -  тринадцать лет моему  сыну
исполнится через месяц, но мы хотели исполнить Обряд Посвящения
зимой, на Празднике Возвращения Солнца...

     - Пусть он  получит Имя как  можно скорее, - сказал маг, -
оно ему необходимо.  У  меня сейчас  другие  дела, но я  обещаю
вернуться в назначенный тобой день. Потом, с твоего согласия, я
заберу  его  с  собой. Если он  покажет  себя,  я  возьму его в
ученики, или  прослежу,  чтобы  он  получил приличествующее его
таланту  образование.  Нельзя  держать   в   невежестве  разум,
рожденный для великих дел. Это опасно.

     Огион говорил очень тихо, но с такой уверенностью, что его
правоту вынужден был признать даже упрямый кузнец.

     И вот  настал  день  тринадцатилетия  Дани  - изумительный
осенний день, когда еще не опали ярко-желтые листья с деревьев.
Из  своих  странствий по горам Гонта вернулся  Огион,  и  Обряд
Посвящения был исполнен. Колдунья взяла у мальчика имя, которое
дала  ему  в детстве  мать.  Безымянный  и  нагой  ступил  он в
холодный  родник  под высокими утесами, из которого берет  свое
начало река Ар. Когда он вошел в воду, облака затмили солнце, и
огромные тени упали на воду  источника.  Он  пересек  небольшое
озерцо и вышел на другой берег, дрожа от холода, но держась как
полагается - медленно  и прямо. На  берегу его ждал  Огион.  Он
взял  мальчика  за  руку  и, нагнувшись, прошептал ему  на  ухо
Настоящее Имя: ГЕД.

     Так Гед получил свое Имя из уст того, кто был мудр и знал,
как пользоваться данной ему властью.

     Празднество было в самом разгаре - стол уставлен яствами и
напитками, а сказитель из нижней Долины  пел  песню  о  славных
деяниях Повелителей Драконов, когда маг тихо сказал Геду:

     - Пойдем,  парень.   Простись   со   всеми,  и  пусть  они
веселятся.

     Гед  взял   с  собой  только  самое  необходимое:  хороший
бронзовый нож,  выкованный  для  него  отцом,  кожаную  куртку,
подогнанную под его размер вдовой кожевника,  и ольховый посох,
который зачаровала колдунья.  Это  было все его имущество, если
не считать одежды, которая была на нем.

     Он попрощался со  всеми  - с единственными людьми, которых
он  знал  в  целом  мире,   и   бросил   прощальный  взгляд  на
беспорядочно разбросанные у подножия высоких утесов дома родной
деревни...  И  отправился в путь со своим  новым  учителем,  по
извилистым лесным  тропинкам,  сквозь  буйство  красок  и теней
чудесной золотой осени.







     Геду представлялось, что будучи учеником великого мага, он
тотчас  окунется  в  тайны  волшебства.  Он  думал,  что  сразу
научится  понимать  язык  животных  и  шепот  листьев  в  лесу,
управлять  ветром,  принимать любое  обличье,  какое  пожелает.
Может они  вместе с учителем побегут  по лесу в  облике оленей,
или долетят до Ре Альби на орлиных крыльях.

     Действительность жестоко  обманула его ожидания. Они шли -
сначала  вниз   по   Долине,  потом  постепенно  сворачивая  на
юго-запад,  огибая   Гору.  Иногда  они  ночевали  в  маленьких
деревушках, но  большей  частью  отдыхали  под  открытым небом,
подобно бедным странствующим заклинателям, бродягам или  нищим.
Ни  одного  заколдованного  замка  не встретилось на  их  пути,
никаких  приключений.   Дубовый  посох  мага,  на  который  Гед
поначалу взирал  с  благоговейным  ужасом, казался обыкновенной
палкой - на нее было очень удобно опираться  при ходьбе. Прошло
три дня, затем четыре, а Гед не услышал из уст Огиона ни одного
заклинания, не узнал ни одного нового Имени, ни одной руны.

     Несмотря  на  свою  молчаливость,   Огион   был  настолько
спокойным  и   мягким   человеком,   что   Гед  быстро  утратил
благоговение  перед  ним и через пару дней набрался  достаточно
дерзости, чтобы спросить:

     - Мастер, когда же ты начнешь учить меня?

     - Я уже начал, - ответил Огион.

     Некоторое время  Гед  молчал,  как  бы  обдумывая  что-то.
Наконец он спросил:

     - Но я еще ничему не научился!

     - Ты думаешь так, потому что не знаешь, чему я учу тебя, -
ответил  маг,  не  сбавляя  широкого  шага.  В  это  время  они
проходили  высокий  перевал  между  Оварком и Виссом. Как  и  у
большинства жителей Гонта, кожа Огиона была  цвета темной меди;
он был светловолос, строен и жилист, как хорошая  гончая, и мог
шагать без устали много миль. Говорил он редко, ел мало, а спал
еще меньше. Зрение и слух его были остры  чрезвычайно, он часто
имел такой вид, будто к чему-то прислушивается.

     Гед промолчал: иногда очень трудно ответить волшебнику.

     - Тебе  хочется  знать заклинания,  -  неожиданно  ответил
Огион. - Ты выпил уже слишком много воды из этого источника. Не
торопись. Быть мужчиной значит быть терпеливым. Быть мастером -
значит быть в  десять  раз терпеливее.  Скажи  мне, что это  за
растение около тропинки?

     - Бессмертник.

     - А вон то?

     - Не знаю.

     - Оно  называется  четырехлистник.  - Огион остановился  и
показал   окованным   медью   наконечником  своего  посоха   на
невзрачный  сорняк.  Гед  внимательно   рассмотрел   его,  взял
засохший  стручок,  и,  видя,  что Огион не  собирается  больше
ничего говорить, спросил:

     - Какая от него польза, Мастер?

     - Никакой, насколько я знаю. - Они  пошли  дальше,  и  Гед
скоро  выбросил   стручок.   -   Когда   ты   будешь   узнавать
четырехлистник во все времена года по корешку, по листочку и по
цветку, по виду, по запаху и по семени, только тогда ты сможешь
научиться произносить  его  настоящее  Имя.  А  это больше, чем
знать, какую он  приносит пользу. Какую пользу приносишь ты или
я? Полезна ли Гора Гонта или Открытое Море?

     Какое-то время он шли молча, и наконец Огион сказал:

     - Чтобы слышать, нужно молчать!

     Мальчик нахмурился.  Ему  показалось,  что учитель смеется
над  ним,  и это ему совсем  не  понравилось. Но он не  показал
виду. Когда же Огион снизойдет до того, чтобы  научить его хоть
чему-нибудь? Ему уже начинало казаться, что он узнал бы гораздо
больше, взяв  себе  в  наставники какого-нибудь собирателя трав
или деревенского колдуна, и пока они огибали Гору, углубляясь в
безлюдные леса за Виссом, он все больше задумывался  над тем, в
чем же заключается могущество великого Мага Огиона. Когда пошел
дождь, Огион даже не попытался его  остановить  или  отвести  в
сторону, что на его месте сделал бы любой заклинатель погоды. В
таких странах,  как  Гонт  или  Энлад,  где наблюдается большой
избыток волшебников,  часто  можно  видеть, как грозовое облако
мечется  с  места на место, гонимое летящими  с  разных  сторон
заклинаниями,  пока  наконец не окажется над морем, где  сможет
без помех избавиться от молний и  пролиться  дождем.  Но  Огион
позволил дождю идти, где ему вздумается. Он нашел  густую ель и
прилег под ней отдохнуть. Гед угрюмо  скрючился среди промокшей
хвои и стал думать о том, какой смысл обладать властью, если ты
слишком  мудр,  чтобы  пользоваться  ей.  Лучше  бы он пошел  в
ученики к старому  заклинателю погоды из Вали, по крайней мере,
спал бы на сухой земле. Но вслух он не сказал  ни  слова. А его
учитель улыбнулся украдкой и уснул под дождем.

     К тому  времени,  как  на  перевалах  Гонта начал выпадать
первый снег,  они добрались до  Ре Альби родины Огиона. Это был
маленький городок у  подножия высоких скал Оверфелла, а его имя
означало "Гнездо  сокола".  Отсюда открывался прекрасный вид на
глубокую гавань и башни Порта  Гонта;  на  корабли, входившие в
нее между Боевыми Утесами, а в ясную погоду  у самого горизонта
виднелись поддернутые голубоватой дымкой  холмы  острова Оранея
самого восточного из Внутренних Островов.

     Хотя в доме  Огиона,  большом и добротном, вместо обычного
очага был  настоящий камин с дымоходом,  тем не менее  он очень
походил на простую  деревенскую хижину: всего одна комната, а в
углу - загон для коз. В западной стене было что-то  вроде ниши,
где  и  спал  Гед.  Над  его  соломенной  постелью  было  окно,
выходившее на море, но большую  часть  времени  ставни  держали
закрытыми, чтобы защитить дом от  ураганных  ветров,  дувших  с
севера и запада.  В уютном полумраке  этого дома Гед  и  провел
зиму,  обучаясь  чтению и написанию Шестисот Рун.  Он  был  рад
овладеть  этим,   ведь  без  знания  Рун  простое  зазубривание
заклинаний  не   дает  человеку  настоящей  власти.  Руны  были
написаны  на  языке   Хардик.  В  этом  языке  было  не  больше
магической силы, чем  в любом другом языке, на котором говорили
люди, но корни его уходили в Древний Язык, в котором все в мире
называется своими  подлинными,  настоящими  Именами. Путь к его
пониманию начинается с этих  Рун,  записанных еще в те времена,
когда Архипелаг впервые поднялся из морской пучины.

     ...Никаких чудес  по-прежнему  не  происходило. За стенами
дома бушевала непогода, а Гед по прежнему переворачивал тяжелые
страницы Книги Рун.  Огион  возвращался из своих путешествий по
обледеневшему  лесу,   стряхивал   снег   с   одежды   и  молча
присаживался к огню. И долгое  молчание  мага  как бы заполняло
комнату и, вместе с ней, мозг Геда, пока ему иногда не начинало
казаться, что он забыл,  как  звучит человеческая речь, а когда
Огион наконец что-то  говорил, то его слова звучали так, словно
он только  что изобрел их,  первым в мире. Они обозначали самые
простые вещи: хлеб,  воду, ветер, сон, не касаясь более сложных
понятий.

     Наконец, пришла  весна,  быстрая  и  яркая.  Гед  выполняя
поручения Огиона, часто  делал  вылазки за целебными травами на
горные луга  над Ре Альби. Маг давал ему  полную свободу, и Гед
целые  дни  проводил  в  лесах и полях, странствуя  по  берегам
бурных ручьев  и  получая  при  этом  огромное удовольствие. Он
уходил  с  рассветом,  а  приходил,  когда  уже темнело, но  не
забывал и о травах. Он  высматривал  их,  карабкаясь по скалам,
бродя по лесу, переходя вброд  мелкие  речки,  и всегда приноси
что-нибудь домой. Однажды  он случайно набрел на луг, где росло
великое множество цветов, именуемых "белый орел", которые очень
ценились у врачевателей. Он  вернулся  туда на следующий день и
обнаружил, что какая-то  девочка уже опередила его. Он узнал ее
это  была  дочь лорда Ре Альби.  Он  промолчал бы, но она  сама
подошла к нему и начала разговор.

     - Я тебя знаю, ты -  Сокол,  ученик  нашего Мага. Расскажи
мне что-нибудь про волшебство!

     Он  угрюмо  уставился под  ноги,  на  белые  цветы,  легко
касавшиеся подола ее белого платья, и что-то пробурчал в ответ.
Но она говорила  и говорила открыто, беззаботно и своенравно, и
мало-помалу он  почувствовал  себя  свободнее. Она была высокой
девушкой примерно его  возраста,  с очень бледной, почти белой,
кожей. В  деревне говорили, что  ее мать была родом с какого-то
дальнего  острова,  чуть ли не с Осскилла.  Ее  длинные  прямые
волосы черным водопадом рассыпались по плечам.  Хотя она совсем
не понравилась Геду,  ему  почему-то захотелось порадовать ее и
заслужить ее  благодарность.  И  чем  дольше  они говорили, тем
сильнее становилось  это  желание.  Она  заставила его подробно
рассказать  всю  историю о  тумане,  победившем  воинов-каргов.
Слушала  она  с   таким   видом,  словно  ей  было  чрезвычайно
интересно, но когда он закончил, не стала хвалить  его и вскоре
разговор перешел в другое русло:

     - Ты можешь подзывать к себе зверей  и  птиц?  -  спросила
она.

     - Могу, - ответил Гед.

     Он знал, что  тут совсем рядом на утесе, возвышающемся над
лугом, есть  гнездо сокола, и он  назвал птицу по  Имени. Сокол
прилетел, но  не захотел сесть ему  на руку, боясь  девочки. Он
закричал,  взмахнул   своими  широкими  крыльями  и  взлетел  в
поднебесье.

     - Как ты называешь волшебство, которое заставило прилететь
сокола?

     - Это заклинание Вызова.

     - А ты можешь заставить придти к себе призраки умерших?

     Уж не издевается  ли она над  ним, подумал он.  Ведь  даже
сокол не полностью  подчинился его воле. Но нельзя же позволить
ей посмеяться над ним...

     - Смогу, если захочу, - ответил он уверенно.

     - Наверно, это очень трудно и опасно...

     - Трудно? Да. Опасно? - он пожал плечами.

     На  этот  раз  он  был  почти  уверен,  что  в  ее  глазах
промелькнуло восхищение.

     - А можешь заставить одного человека полюбить другого?

     - Для этого не надо быть большим мастером.

     - Верно, - сказала она, - любая деревенская колдунья может
это сделать. А знаешь ли ты заклинания Изменения? Сможешь ли ты
менять свой облик, как настоящий волшебник?

     И опять он  не  был уверен,  спрашивает  ли она всерьез  и
снова ответил:

     - Смогу, если захочу.

     Она начала  упрашивать  его  превратиться во что-нибудь: в
ястреба, быка,  огонь,  дерево. Он стал уклончиво отказываться,
как обычно делал его учитель, но окончательно отказать ей так и
не смог, так как она  стала  ему льстить. С другой стороны,  он
сам не мог понять, верит ли своему же хвастовству, или  нет. Он
ушел, сказав, что  его ждет учитель  и не вернулся  обратно  на
следующий день. Но еще через день он пришел опять, уверив себя,
что ему  совершенно  необходимо  нарвать побольше белых цветов,
пока они  распустились. Она была  уже там, и они вместе бродили
босиком по мокрой  траве,  срывая тяжелые белые соцветия. Сияло
весеннее  солнце,  и  она  говорила  с   ним   так   весело   и
непринужденно,  как  пастушка из его родной деревни. Опять  она
расспрашивала  его  о колдовстве, слушая с широко открытыми  от
удивления  глазами,  и  снова  он   не   смог   удержаться   от
хвастовства. Она  спросила,  может  ли он произнести заклинание
Изменения, а когда  Гед  начал отказываться, поглядела на него,
откинула с лица свои черные волосы и сказала:

     - Боишься?

     - Нет. Не боюсь!..

     Она улыбнулась с едва заметным презрением:

     - Наверно, ты еще слишком молод.

     Вот это  он вынести не  смог. Он не стал оправдываться, но
про себя решил доказать ей,  что  она не права. Он сказал,  что
если она хочет, пусть  приходит  на луг завтра. Распрощавшись с
ней, он быстро вернулся домой, пока не пришел  Огион. Гед сразу
кинулся к книжной полке и взял с нее два тома Книги Заклинаний,
которые Огион еще ни разу не открывал в его присутствии.

     Гед начал  искать  заклинание  Перевоплощения,  но все еще
плохо разбираясь в древних рунах, не нашел его.  Эти книги были
очень  стары,  Огион  получил  их  от   своего  учителя  Хелета
Ясновидящего, а тот  в свою очередь  от своего учителя  -  Мага
Перрегаля, и эта  линия уходила в те времена, когда зарождались
древние  мифы.  Почерк  был  мелкий  и   странный,  слова  были
исправлены и исчерканы множеством рук, которые давно обратились
в прах. Но в некоторых местах Гед понимал кое-что из  того, что
пытался  прочесть   и,  помня  вопросы,  которые  задавала  ему
девочка, а также ее насмешки, остановился на странице, где было
записано о заклинании Вызова душ умерших.

     Когда  он  начал  читать  его,  с  трудом разбирая руны  и
символы, его охватил ужас. Он не мог отрывать глаз от  книги до
тех пор, пока не дочитал заклинание до конца.

     И только подняв голову,  он  заметил, что уже стемнело. Он
читал без света, в темноте.  Гед  опять посмотрел в книгу и  не
смог различить ни одной  руны. Но страх рос в нем, не  было сил
встать со стула, на котором он сидел. Внезапно  ему стало очень
холодно.  Оглянувшись,  он увидел  что-то,  притаившееся  возле
закрытой двери - бесформенный сгусток тени, который был чернее,
чем сама  тьма. Казалось, это что-то  тянется к нему,  шепчет и
зовет его к себе, но он не понимал смысла этих слов.

     Вдруг дверь широко распахнулась, и кто-то  вошел в комнату
в сияющем белом ореоле и  заговорил  громко  и решительно. Тьма
растаяла и шепот стих.

     Леденящий ужас отпустил Геда, но страх остался, потому что
не кто иной, как Маг Огион, стоял в  дверном проеме, окруженный
ослепительным сиянием. Его дубовый посох горел белым пламенем.

     Молча он  подошел к Геду,  зажег лампу и поставил книги на
полку. Потом он повернулся к мальчику и сказал:

     - Ты ради него открыл книгу?

     - Нет, Мастер,  -  пробормотал  Гед,  и, залившись краской
стыда, поведал Огиону, что он искал и почему.

     - Разве ты не помнишь, я ведь говорил тебе,  что мать этой
девочки, жена Лорда - колдунья?

     И в самом  деле, Огион однажды  упоминал об этом,  но  Гед
тогда не обратил  на это внимания. Теперь-то он отлично усвоил,
что  если  Огион  говорит  о  чем-то, то  на  это  у  него есть
серьезная причина.

     - Девочка сама уже наполовину колдунья. Может быть, именно
мать  послала  ее  поговорить  с тобой. Может быть,  именно  он
открыла книгу на нужной ей странице. Силы, которым  мы служим -
разные  силы.  Я  не знаю ее  намерений,  но  добра  она мне не
желает. Слушай меня внимательно, Гед: тебе никогда не приходило
в  голову,  что  опасность  неотделима  от   власти,  как  тень
неотделима от  света? Магия - не игра, в  которую мы играем для
собственного  удовольствия  или похвальбы.  Помни,  что  каждое
слово, каждый поступок в  нашем  Искусстве служит или добру или
злу. Прежде чем  сказать или сделать что-либо, ты должен узнать
- какова цена, которую придется заплатить!

     Со стыдом и отчаянием в голосе Гед воскликнул:

     - Откуда же мне  знать  все это,  если  ты ничему меня  не
учишь! Я еще ничего не сделал ничего не увидел...

     - Сегодня, - прервал его маг, -  ты  кое-что  увидел...  у
двери, в темноте, когда я вошел.

     Гед умолк.

     Огион,  встав  на колени, положил в камин  дрова  и  зажег
огонь, так как в доме стало прохладно. Все еще стоя на коленях,
он сказал своим тихим голосом:

     - Гед, мой юный сокол, ты не обязан жить здесь или служить
мне. Не ты пришел ко мне, а я к тебе.  Ты  слишком молод, чтобы
сделать правильный выбор,  а  я не  могу  сделать его за  тебя.
Хочешь,  я  пошлю  тебя  на остров Рокк, где  обучают  великому
искусству магии? Любая  наука покорится тебе, потому что в тебе
есть  сила.  Надеюсь, что она больше даже  твоей  гордости.  Не
стоит и говорить, что я  охотнее  оставил бы тебя здесь, но  не
стану удерживать тебя против воли.  Выбирай  между  Рокком и Ре
Альби.

     Гед,  сбитый  с толку, молчал. Он полюбил этого  человека,
вылечившего его одним прикосновением и в  котором  не  было  ни
капли  злобы. Он  любил  его и осознал  это  лишь сегодня.  Гед
взглянул на  прислоненный  к  стене  дубовый  посох,  вспоминая
ослепительное сияние, которое выжгло притаившееся во мраке Зло,
и на мгновение ему захотелось остаться с Огионом, чтобы бродить
с ним по  лесам и  учиться молчанию.  Но  в нем  жили и  другие
желания, уже властно заявившие о себе - жажда славы и действия.
Слишком длинный  путь  к  совершенству предлагал Огион... тогда
как хороший парусник  быстро  перенесет его во Внутреннее Море,
на остров Мудрецов, где даже воздух пронизан волшебством, и где
среди чудес живет сам Верховный Маг.

     - Учитель, - сказал он, - я должен ехать на Рокк.

     Прошло несколько  дней  и  солнечным  весенним утром Огион
шагал вместе с ним по  крутой  пятнадцатимильной  дороге  через
перевал, ведущей  из Ре Альби  в Порт Гонта. У городских ворот,
между высеченными  из камня драконами, стражники столицы Гонта,
увидев  мага,   опустились  на  колени  и  отсалютовали  Огиону
обнаженными мечами. Узнав его, они отдали ему почести не только
повинуясь приказу Принца,  но и выражая  свою любовь к  нему  -
десять лет назад Огион спас город  от землетрясения, грозившего
разрушить его до основания и  засыпать  ведущий  в гавань канал
между  Боевыми  Утесами.  Тогда  он  успокоил  трепещущую  Гору
мягкими  словами,  как  успокаивают   испуганного   зверя.  Гед
когда-то слышал об этом и теперь,  пораженный видом стражников,
преклонивших колени  перед  его невозмутимым учителем, почти со
страхом  смотрел  на человека, который укротил стихию. Но  лицо
мага было спокойно, как всегда.

     Они спустились  к  гавани,  где  начальник  порта  радушно
встретил Огиона  и  осведомился,  чем  может  быть полезен. Маг
объяснил, и тот сразу указал на корабль, который направлялся во
Внутреннее Море, и на котором Гед мог отплыть пассажиром.

     - Или его могут взять ветрогоном,  если  он  владеет  этим
ремеслом,  -  добавил он.  -  У них  на  борту нет  заклинателя
погоды.

     - Ему удавалось кое-какие  трюки  с туманом, - сказал маг,
положив руку на  плечо  Геда.  - Не шути с  морем  и  штормами,
Сокол, ты пока еще сухопутная крыса.  Начальник, как называется
этот корабль?

     - "Тень"  с  Андрада,  идет  в  Хортаун  с грузом мехов  и
слоновой кости. Хороший корабль, мастер Огион.

     Маг помрачнел, услыхав  название  судна, но, тем не менее,
сказал:

     - Пусть так и будет. Отдай  это  письмо  Хранителю  Школы,
Сокол. Попутного ветра... Прощай!

     Огион отвернулся и пошел к выходу  из  гавани,  не  сказав
больше ни слова.  Гед, несчастный и покинутый, с тоской смотрел
ему вслед.

     - Пойдем, парень, - сказал  начальник  порта и повел его к
причалу, где "Тень" готовилась поднять паруса.

     Может показаться  странным,  что  на острове шириной всего
пятьдесят миль, человек может  провести  все детство и юность в
деревне, у подножия  утесов,  с которых видна бесконечная гладь
моря, так ни разу  не увидев вблизи лодки и не опустив  палец в
соленую  воду...  Но  это  так.  Фермер,  пастух,  охотник  или
ремесленник видит в океане только соленое неустойчивое царство,
с которым не желает иметь ничего общего. Два дня пути  от своей
деревни приводят его в чужую страну,  а  остров  на  расстоянии
дневного перехода под парусом  -  это уже мираж, туманные холмы
на горизонте, а не та твердая земля, по которой он ходит.

     Для Геда, никогда не опускавшегося со своей Горы, порт был
местом,  внушающем  одновременно  страх и восхищение.  Огромные
дома и  башни из тесаного  камня, набережная, доки и пристани -
морские ворота острова, где  полсотни  шхун и галер качались на
волнах у пирсов, или лежали, вытащенные  на берег, перевернутые
для  ремонта,  или  стояли  на рейде со спущенными  парусами  и
убранными  веслами;  моряки,  кричащие  на  странных  наречиях;
грузчики, бегущие  с  тяжелыми  тюками  на  плечах между бочек,
ящиков, свернутых канатов  и  сваленных в кучи весел; бородатые
купцы  в  подбитых мехом  плащах,  которые  беседовали  друг  с
другом,  осторожно  ступая  по  скользким  камням   набережной;
рыбаки, выгружающие улов. Бондари колотили молотками,  корабелы
пилили,   продавцы   моллюсков  расхваливали   товар,  капитаны
ругались,  и  за  всем  этим  -  тихая, залитая солнцем  бухта.
Совершенно   ошарашенный   всем  этим,   Гед   проследовал   за
начальником порта к  причалу,  где была пришвартована "Тень", и
был представлен капитану корабля.

     После коротких переговоров капитан  согласился  взять Геда
пассажиром до Рокка - не  принято  отказывать  магу в пустячной
просьбе. Начальник порта ушел, оставив  их...  Капитан,  он  же
хозяин "Тени", был настоящим великаном - высокий и толстый, как
бочка. Одет он был  в  красный, отороченный мехом плащ, который
носили андрадские купцы. Не глядя  на  Геда,  он спросил густым
басом:

     - Можешь делать погоду?

     - Могу, сэр.

     - А ветер можешь менять?

     Гед  сознался,  что не может, после чего капитан  приказал
ему найти такое местечко, где он не будет  путаться под ногами,
и не высовывать оттуда носа.

     На борт стали подниматься гребцы  -  "Тени"  нужно было до
заката выйти на  рейд, чтобы успеть  с ночным отливом  выйти  в
море. Места,  где можно не путаться  под ногами, на  корабле не
было, но  Гед  ухитрился  забраться  на  кучу прикрытых шкурами
тюков на корме судна, и  оттуда  внимательно  наблюдал за всем,
что происходило  вокруг.  Подошли  последние  гребцы  - крепкие
мужчины с  огромными  ручищами,  грузчики  с  грохотом закатили
последние бочки с водой и поставили их под  скамьями. Готовый к
отплытию, тяжелогруженый корабль слегка покачивался на  волнах.
Рулевой  занял  свое место справа от мостика  и  поглядывал  на
капитана, стоявшего на дощатом настиле на носу корабля, который
был  украшен  деревянной  скульптурой  Старого  Змея   Андрада.
Капитан проорал во все  горло  приказ, "Тень" отдала швартовы и
была  отбуксирована   от  причала  двумя  баркасами.  Потом  он
проревел: "Открыть  порты!"  -  и  на  воду опустились огромные
весла,  по   пятнадцать   с   каждой   стороны.  Спины  гребцов
напряглись,  и  мальчик,  стоявший  рядом  с  капитаном,  начал
отбивать ритм на маленьком барабане. Легко, как чайка, помчался
корабль, городской  шум  отдалялся,  пока,  наконец,  не  затих
вдали.   Они   вышли  в  спокойные  воды  бухты,  над   которой
возвышалась вершина Горы, которая, казалось, нависла над морем.
В устье ручья у подножия Боевого Утеса был брошен якорь,  и там
они провели ночь.

     На корабле было около семидесяти членов экипажа, среди них
было несколько ровесников Геда. Они пригласили  его разделить с
ними еду и питье, и были настроены вполне доброжелательно, хотя
держались  немного  грубовато и так и сыпали шуточками,  иногда
совсем небезобидными. Они  сразу  прозвали его Пастушком - ведь
он был родом  с  Гонта,  но Гед не обиделся.  Он  был  высоким,
сильным парнем для  своих пятнадцати лет,  не лез за  словом  в
карман, так что его быстро приняли в компанию. С первого же дня
он стал  жить одной жизнью  с командой, не отлынивая от работы.
Это вполне устраивало офицеров -  на  торговых  судах нет места
праздношатающимся.

     На беспалубной галере, битком набитой людьми  и грузом, не
могло быть и  речи о  каких-то удобствах,  но  Гед о  них и  не
помышлял. Он лежал среди  тюков  кож с северных островов, глядя
на  яркие  весенние  звезды  и городские огни,  отражающиеся  в
спокойной воде залива.  Незаметно для себя он уснул и проснулся
в прекрасном настроении.

     Незадолго до  восхода  солнца  начался  отлив. Они подняли
якорь и  "Тень" на веслах вышла  между Боевыми Утесами  в море.
Когда первые лучи солнца коснулись вершины Горы, корабль поднял
главный парус и резво побежал  на  юго-запад  через  гонтийское
море.

     При легком попутном ветре они  прошли  между  Варниском  и
Торхевеном и на второй день  увидели  Хавнор,  Великий  Остров,
сердце Архипелага. Три дня  плыли  они вдоль зеленых холмов его
восточного берега, не приставая к  нему.  Только  через  много,
много  лет  довелось  Геду  ступить на землю Хавнора  и  своими
глазами увидеть белоснежные башни великого Порта.

     Одну  ночь  они провели,  лежа  в  дрейфе  у  Кембермаута,
северного порта острова Уэй, следующую - у маленького городка в
бухте Фолкви, и на следующий - обогнули мыс О и вошли в проливы
Эвенора. Здесь они  спустили парус и взялись за весла, медленно
лавируя  среди  больших и маленьких кораблей. Некоторые из  них
возвращались со странными грузами после многолетних скитаний во
Внешних Пределах, другие, словно воробьи, прыгали  с острова на
остров во  Внутреннем  Море.  Выйдя  из переполненных кораблями
проливов и повернув  на  юг, они  оставили  Хавнор за кормой  и
между сказочно красивыми  островами Арк и Илиен, на склонах гор
которых возвышались  башни  городов,  вошли во Внутреннее Море,
встретившее их  штормом  и  проливным  дождем.  Корабль начал с
трудом пробираться к острову Рокк.

     Когда  ночью  свежий ветер перешел в ураган, они  спустили
парус,  сняли  мачту и гребли без отдыха  целый  день.  Длинный
корабль устойчиво держался на волнах  и  храбро  шел вперед, но
вокруг  был  только дождь  и  ничего кроме  дождя.  Они шли  по
компасу на юго-запад, четко представляя  себе,  куда  идут,  но
совершенно  не  зная, где находятся. Гед слышал, как  некоторые
матросы говорили об опасностях  мелководья  к северу от Рокка и
скал  Борильо  на  востоке,  а другие утверждали,  что  "Тень",
должно  быть,  сбилась с курса и блуждает  теперь  в  безлюдных
водах к югу от Камеры. Ветер все усиливался,  на верхушках волн
стали появляться хлопья  пены,  а они  все  гребли и гребли  на
юго-запад. Смены на  веслах были сокращены - работа выжимала из
людей последние  силы. Юноши садились по  двое за одно  весло и
Гед трудился наравне со всеми. Те, кто в данный момент не греб,
вычерпывали воду - море принялось за "Тень" всерьез. Но корабль
упрямо продолжал  пробивать  себе  путь  сквозь  волны, которые
из-за ураганного  ветра  походили  на  дымящиеся горы. Холодный
дождь хлестал гребцам в спины,  а  стук  барабана звучал сквозь
рев ветра, как биение изнемогающего сердца.

     Гед сидел  у весла, когда  к нему подошел человек и сменил
его, сказав, что капитан хочет его видеть. Вода ручьями стекала
с плаща капитана, но он стоял на мостике твердо, как  полная до
краев винная бочка. Поглядев на Геда сверху вниз, он спросил:

     - Можешь прекратить бурю?

     - Нет, сэр!

     - А с  железом  обращаться  умеешь?  -  он хотел спросить,
может ли Гед заставить стрелку компаса вместо севера показывать
направление  на  Рокк,  повинуясь  не законам природы,  а  воле
человека. Но Чародеи Моря крепко хранили  этот  секрет,  и  Гед
опять ответил отрицательно.

     - Тогда, -  прорычал  капитан  сквозь  вой ветра, придется
тебе поискать корабль, чтобы вернуться  на  Рокк  из  Хортауна.
Рокк должен  быть сейчас к западу  от нас, и  только волшебство
может помочь нам попасть туда. Мы вынуждены двигаться строго на
юг.

     Геду это  совсем  не  понравилось. Хартаун был воплощением
беззакония,  там  человека запросто могли схватить и продать  в
рабство в Южный Предел. Вернувшись  от  капитана,  он уселся на
свое  место,  рядом с крепким парнем из  Андрада,  и  продолжал
грести. Он  слышал  стук  барабана,  видел раскачиваемый ветром
мерцающий фонарь на корме - светлое пятно в исхлестанном дождем
полумраке. Но как только позволял ритм гребли, он поглядывал на
запад, и когда большая  волна  в очередной раз подняла корабль,
увидел между облаками и  темной  водяной пылью свет, похожий на
последний отблеск заката: но свет был белый, а не красный...

     Хотя его напарник не мог видеть света, он  сообщил об этом
другим.

     Рулевой стал смотреть в ту сторону каждый раз, когда судно
подымалось на высокой волне и тоже увидел свет, но крикнул, что
это всего-навсего  садится  солнце.  Тогда  Гед попросил одного
матроса, черпавшего  воду,  немного  погрести  вместо  него,  и
пробрался   по   загроможденному  проходу   на   нос   корабля.
Ухватившись  за  канат,  чтобы  не  смыло  за борт, он  крикнул
капитану:

     - Сэр! Тот свет на западе остров Рокк!

     - Не  вижу  никакого  света!  - прозвучал в  ответ  зычный
голос,  но  в  этот  миг  Гед  протянул вперед  руку  и  сквозь
бушевавший вокруг кромешный ад все увидели ясное белое сияние.

     Не ради пассажира, а спасая  корабль  из  объятий  шторма,
капитан мгновенно отдал  приказ  рулевому следовать на запад, к
свету, а потом сказал Геду:

     - Парень,  ты  говоришь, как  Чародей  Моря,  но  если  ты
ошибся, я своими руками вышвырну тебя  за  борт.  Добирайся  до
Рокка вплавь!

     Изменив курс,  "Тень" пошла наперерез волнам. Грести стало
еще труднее - весла то и  дело вырывались из воды. Волны били в
борт, кружа и сбивая корабль с курса, перекатываясь через него.
Воду теперь вычерпывали беспрерывно. Тьма окружила  их, но свет
на западе  не слабел, и  они уверенно держали курс. Скоро ветер
немного утих, и  сияние перед ними стало расти вширь. Внезапно,
между двумя  ударами  весел,  корабль  прорвался  сквозь завесу
шторма и в прозрачном воздухе перед ними засияла вечерняя заря.
Невдалеке, среди  покрытых  пеной  волн,  они  увидели  высокий
круглый зеленый холм, а подле него - город в маленькой бухте, в
которой стояли на якорях несколько рыбацких баркасов.

     Кормчий устало облокотился на руль и позвал капитана:

     - Сэр, это действительно земля или наваждение?

     - Держи  курс,  дубина  стоеросовая!  А  вы,  бесхребетные
рабские душонки, гребите!  Каждому  идиоту видно, что это бухта
Твилл и Холм! Гребите!

     Подчиняясь ритму барабана, устало  склоняясь  над веслами,
они  вошли  в  бухту.  Здесь  было  так тихо,  что  можно  было
расслышать голоса людей на  берегу,  звон колоколов в городе, и
только  где-то  далеко позади ревел и бесновался шторм.  Низкие
черные облака затянули все небо, не приближаясь к острову ближе
чем на милю.  В  тихом  ясном небе над Рокком  одна  за  другой
загорались звезды...







     Гед  провел  эту  ночь  на борту "Тени", а  ранним  утром,
распрощавшись с товарищами-моряками, кричавшими  ему  с корабля
веселые напутствия,  сошел  на  берег. Твилл оказался небольшим
городком, его высокие дома сгрудились вдоль нескольких крутых и
узких улочек.  Но  Геду  Твилл  показался  огромным городом. Не
зная,  в   какую  сторону  направиться,  он  остановил  первого
попавшегося  ему  навстречу прохожего и спросил, где ему  найти
привратника Школы Рокка. Человек посмотрел  на  него  искоса  и
сказал:

     - Умный сам найдет дорогу, а  глупцу  совет  не поможет, -
после чего  отправился дальше по  своим делам. Гед шел вверх по
улице до  тех пор,  пока не вышел на площадь.  С трех сторон ее
окружали дома  с  остроконечными, покрытыми шифером, крышами, а
четвертая представляла собой стену величественного здания,  чьи
маленькие окошки были  выше,  чем дымовые трубы соседних домов.
Сложенное из  огромных  серых  каменных  блоков, оно напоминало
крепость или  замок.  Рядом  с  ним  расположился небольшой, но
весьма оживленный  рынок.  Гед  повторил  свой  вопрос какой-то
старухе, которая несла корзину моллюсков. Она ответила:

     - Не всегда можно найти  Привратника  там, где он есть, но
иногда его можно найти там, где его нет, - и  продолжала громко
расхваливать свой товар.

     Ближе к  углу здания была расположена небольшая деревянная
дверь.  Гед   подошел,  громко  постучал  и  решительно  сказал
старику, открывшему дверь:

     - У меня  есть письмо от  Мага Огиона к Хранителю Школы на
этом   острове.   Мне  нужен  Привратник,  и  я  не   собираюсь
выслушивать загадки и насмешки!

     - Это и есть  та самая Школа, - дружелюбно ответил старик,
- а я - Привратник. Входи, если сможешь.

     Гед шагнул  вперед.  Ему  показалось,  что  он  переступил
порог, но, к его величайшему  удивлению,  он  остался стоять на
том же месте на тротуаре.

     Он сделал еще  шаг и опять  не сдвинулся с  места.  Старик
изнутри спокойно наблюдал за ним.

     Геду был не  столько  озадачен, сколько разозлен этим, как
ему казалось,  продолжающимся издевательством над ним. Руками и
голосом  соткал  он заклинание Открытия, которому в свое  время
его научила тетка. Это было лучшее из всех ее заклинаний, и Гед
произнес его  уверенно,  но деревенское колдовство не произвело
на силу, которая мешала ему войти, ни малейшего впечатления.

     Не  зная,  что  делать  дальше, Гед долго стоял  у  двери.
Наконец он посмотрел на старика, который стоял внутри.

     - Я не смогу войти, -  сказал  он бессильно, - если ты  не
поможешь мне.

     - Скажи свое Имя, - ответил тот.

     И снова Гед задумался. Человек не должен произносить вслух
свое Имя - разве только когда ставка больше, чем его  жизнь. Но
это был особый случай...

     - Меня зовут  Гед, - сказал он  громко и вошел  в открытую
дверь. При этом ему показалось, что, хотя солнце  светило ему в
спину, какая-то тень проскользнула внутрь вместе с ним.

     Теперь он  мог  как  следует  осмотреться.  Дверь, которую
Привратник закрыл за ним, была сделана вовсе не  из дерева, как
ему показалось  сначала. Потом он узнал,  что она -  белая, как
снег, без единого шва - была выточена из зуба Великого Дракона.
Сквозь нее тускло просвечивало солнце, на внутренней ее стороне
было вырезано Тысячелистное Дерево.

     - Добро  пожаловать,   парень,   -  сказал  старик  и,  не
произнеся  больше  ни  слова,  повел его по залам  и  коридорам
вглубь здания.

     Скоро они  вышли  в  вымощенный  камнем внутренний дворик,
расположенный  прямо  под открытым  небом.  В  центре  его,  на
лужайке под молодыми деревцами, играл  и  переливался  в  лучах
солнца небольшой  фонтан.  Здесь  Привратник  оставил  Геда  на
некоторое время одного. Он стоял, не  двигаясь,  и  сердце  его
отчаянно колотилось - ему казалось, что  он ощущает присутствие
каких-то могучих  сил,  выполняющих  здесь  свою  неведомую ему
работу. Он  понял, что все  здесь построено не только из камня,
но и из волшебства, куда более крепкого, чем камень. Он стоял в
самом сердце Дома  Мудрости,  открытом небу. Внезапно он увидел
перед собой закутанного в белый хитон человека, наблюдавшего за
ним сквозь падающие струи фонтана.

     В тот момент,  когда  глаза их встретились, какая-то птица
звонко запела на ветке. И  Гед  понял, о чем поет птица;  понял
язык журчащей в  чаше  фонтана воды.  Он  понял, о чем  говорят
облака на небе, о  чем  шелестят качаемые ветерком деревья. Ему
показалось,  что  и  сам  он - слово,  произнесенное  солнечным
светом.

     Но этот  миг прошел, и  он, вместе с окружающим его миром,
стал таким же,  как и прежде.  Впрочем, не совсем  таким...  Он
ступил вперед и, опустившись на  колени  перед  Великим  Магом,
подал ему написанное Огионом письмо.

     Неммерле, Великий Маг, Хранитель Школы Рокка, был глубоким
стариком. Говорили, что старше его нет никого на свете. Добрым,
но  слабым  от  старости  голосом, поздоровался он с  Гедом;  и
борода, и хитон его были  белы,  как  снег. Казалось, медленное
течение времени вымыло из  него  всю черноту и тяжесть, оставив
только  легкость  и  белизну,  и  сделав  его похожим на  ствол
дерева, проплававший сто лет в море.

     - Глаза мои стары, и я не  могу  прочитать  письмо  твоего
учителя, - сказал он дрожавшим  голосом.  -  Прочти мне письмо,
паренек.

     Гед вскрыл конверт и громко начал читать письмо вслух. Оно
гласило:  "Лорд  Неммерле! Посылаю  к  тебе  того,  кто  станет
величайшим среди  волшебников  Архипелага,  если ветер подует в
нужную сторону".  Подписано  письмо  было  не  настоящим именем
Огиона, а его руной, обозначающей Сомкнутые Уста.

     - Тебя послал тот, кто смог удержать в узде землетрясение,
и поэтому мы рады тебе  вдвойне.  Я любил Огиона, когда он  был
совсем  молодым  и  приплыл  к  нам  с Гонта. Расскажи-ка  мне,
парень,   о   морях,   по   которым  ты  путешествовал,   и   о
предзнаменованиях, которые наблюдал.

     - Все  было   хорошо,   мой   господин,  если  не  считать
вчерашнего шторма.

     - На каком корабле ты приплыл?

     - "Тень", корабль с Андрада.

     - Чья воля привела тебя сюда?

     - Моя собственная.

     Великий  Маг  взглянул  на  Геда,  потом   отвел  глаза  и
заговорил на незнакомом Геду языке. Речь его была неразборчива,
как  у  старого человека, чей разум странствует среди  прожитых
лет и далеких  стран. Но в  его бормотании слышны  были  слова,
которые  пропела  птица, и  которые  прожурчал  фонтан.  Он  не
произносил заклинаний,  но  в  голосе  его  чувствовалась такая
сила, что Гед  был  совершенно зачарован. На какое-то мгновение
ему показалось, что он  видит  себя со стороны, одиноко стоящим
на обширной пустоши среди  призрачных  теней. На самом деле, он
по-прежнему находился  на залитом солнцем дворе возле журчащего
фонтана.

     В это время, ступая по камням и траве, к ним подошел ворон
с острова Осскилл  - огромная черная птица. Ворон приблизился к
Великому  Магу  и  встал  рядом  с  ним, черный,  как  ночь,  с
кинжалообразным  клювом  и  глазами,  похожими  на   прибрежную
гальку.  Он  искоса посмотрел на Геда, потом  три  раза  клюнул
посох, на  который  опирался  Неммерле,  и  бормотание внезапно
прекратилось. Великий Маг улыбнулся. Беги и поиграй, паренек, -
сказал наконец он  Геду, словно ребенку. Гед опять опустился на
одно колено  и  склонил  голову.  Когда  он поднялся, Хранитель
исчез. Только ворон глядел на него, вытянув шею, словно пытаясь
клюнуть исчезнувший посох.

     Он  заговорил,  как  предположил  Гед,  на  языке  острова
Осскилл.

     - Терренон  уссбак,  -  хрипло  прокаркал  ворон.   Потом,
подумав, добавил: - Терренон  уссбак  оррек. - И, важно ступая,
ушел туда, откуда появился.

     Не зная толком, куда направиться, Гед  повернулся и пошел.
Под аркой ему  встретился  высокий юноша, который очень вежливо
представился, слегка поклонившись:

     - Меня  зовут  Джаспер,  сын  Энвита. Я из Эолга,  что  на
острове Хавнор. Сегодня я буду в вашем распоряжении, покажу наш
Большой Дом и отвечу на ваши вопросы, если смогу. Как прикажете
величать вас, сэр?

     Гед, деревенский  парень,  никогда  не бывавший в обществе
детей  богатых  купцов и знатных вельмож, подумал, что  Джаспер
просто издевается над ним, когда кланяется и говорит ему "сэр".
Он коротко ответил:

     - Меня называют Соколом.

     Юноша  подождал   еще  минутку,  как  будто  ожидая  более
вежливого ответа и, не получив такового,  выпрямился и отступил
немного  в  сторону. Он был на  два  или три года старше  Геда,
очень высок и двигался со своеобразной грацией. "Как танцор", -
подумал Гед.

     На  Джаспере  был серый плащ с откинутым назад  капюшоном.
Первым делом  он привел Геда в  гардероб, где тот,  как студент
Школы, мог выбрать  себе  такой же  плащ  по своему размеру,  а
также  любую  другую одежду, которая ему понадобится. Гед  одел
понравившийся ему темно-серый плащ, и Джаспер сказал: Теперь ты
один из нас.

     Джаспер   имел   обыкновение   чуть-чуть   улыбаться   при
разговоре, и Гед  невольно начинал искать в его вежливых словах
скрытую насмешку. Он угрюмо спросил:

     - Разве одежда делает человека магом?

     - Нет, - последовал ответ, - хотя  я  где-то  слышал,  что
хорошие манеры делают человека человеком... Куда теперь?

     - Куда хочешь. Я тут ничего не знаю.

     Джаспер повел  его  по  коридорам Большого Дома, показывая
ему дворики и залы: Комнату Полок, где хранились книги преданий
и исписанные рунами тома, огромный Зал  Очага,  где  вся  Школа
собиралась в  праздничные дни. Потом он  провел его наверх  - в
башни и мансарды под крышей, где  в  маленьких  комнатках  жили
студенты и Мастера. Комната Геда оказалась в Южной Башне. Из ее
окна были видны крутые крыши Твилла,  а за ними - море. Как и в
других комнатах, здесь не было  никакой  мебели,  только в углу
лежал набитый соломой матрас.

     - Мы живем очень скромно, - сказал Джаспер, -  но я думаю,
ты ничего не имеешь против.

     - Я привык  к этому, -  ответил Гед и, желая показать, что
он ничем не хуже этого  вежливого  надменного  юнца, добавил: -
Правда, мне кажется, что когда ты появился здесь, у тебя еще не
было такой привычки.

     Джаспер посмотрел на него, и  его  взгляд  как бы говорил:
"Что ты можешь знать  о том, к чему я, сын лорда  Эолга, привык
или не привык?" Но вслух он сказал лишь:

     - Нам сюда.

     В  это  время  прозвучал  гонг, и они спустились  вниз,  в
столовую, чтобы  за Длинным Столом разделить полуденную трапезу
с  сотней  других мальчиков и молодых людей. Каждый  обслуживал
себя  сам,  накладывая  еду  из  огромных  дымящихся  котлов  и
перекидываясь при этом  шутками  с поварами, после чего занимал
любое понравившееся место.

     - Говорят, - сказал Джаспер, -  что  сколько  бы народу не
село за этот стол, всегда остается свободное место.

     И действительно, места  хватало  и для шумных групп юнцов,
евших  и  разговаривавших с одинаковым усердием, и для  старших
студентов с серебряными  застежками  на плащах около шеи, молча
поглощавших  еду  с таким серьезным и задумчивым видом,  словно
они  решали  мировые проблемы. Джаспер и Гед  уселись  рядом  с
приземистым парнем по имени Ветч, который в основном молчал и с
решительным видом запихивал в себя еду.  По  его  акценту  было
заметно, что родом он из Восточного Предела. У  него была очень
темная кожа -  не красновато-коричневая, как у Геда, Джаспера и
большинства  народов  Архипелага,  а  черно-коричневая.  Он  не
выделялся  ни  внешностью, ни  изысканными  манерами.  Закончив
обед, он повернулся к Геду и сказал:

     - По крайней мере, этот  обед  - не иллюзия, которых здесь
предостаточно. Чувствуется, как он прилипает к ребрам.

     Гед не понял,  что Ветч имел  в виду, но  почему-то  сразу
почувствовал расположение к нему и был  рад,  когда  тот  после
обеда остался с ними.

     Они  все  вместе спустились в город, и  Гед  смог  наконец
повнимательнее  рассмотреть  его.  Хотя  улицы  в  Твилле  были
короткие и  немногочисленные, они так извивались и поворачивали
под такими немыслимыми  углами  среди домов с высокими крышами,
что заблудиться было делом нетрудным. Странный это был город, и
странные  люди  жили  в  нем.  На  первый  взгляд  они казались
обычными рыбаками, ремесленниками, землевладельцами, но, живя в
постоянной  атмосфере  волшебства,  и сами казались  наполовину
волшебниками.  Как  Гед уже убедился на собственном опыте,  они
всегда  говорили  загадками и ни один  из  них не моргнул бы  и
глазом, если бы  увидел,  как, например, мальчик превращается в
рыбу, или дом взмывает в небо. Они сразу догадались бы, что это
проделки безответственного юнца-студента и продолжали бы как ни
в чем не бывало чинить ботинки или рубить баранину.

     Выйдя  из  задней Двери, ребята прошли через сад  Большого
Дома и, перейдя по  деревянному  мостику через чистую и быструю
речку  Твиллбурн,  зашагали по  петляющей  среди  лугов  и  рощ
тропинке на север. Они прошли мимо  дубового  леса,  в  глубине
которого, несмотря  на  яркое  солнце,  прятались густые черные
тени. Впереди  они увидели рощу, которую  Гед никак не  мог как
следует  рассмотреть.  Тропинка,  казалось, вот-вот приведет  к
ней,  но  они  не  приближались  ни на  шаг.  Гед  не  мог даже
разобрать, какие там растут деревья. Ветч сказал тихо:

     - Это Вечная Роща. Но мы не можем дойти до нее...

     На залитых горячим солнцем лугах  во  всю  цвели  какие-то
желтые цветы.

     - Искрянка, - сказал  Джаспер. - Она растет там, где ветер
уронил пепел  горящего острова Илиен, когда Эррет-Акбе оборонял
Внутренние острова от Огненного Лорда.

     Он сорвал один увядший цветок,  подул  на  него, и семена,
подобно огненным искрам, взлетели вверх.

     Через  некоторое   время  тропа  привела  их  к  высокому,
круглому холму,  поросшему  яркой  зеленой травкой. Именно этот
холм и видел Гед с корабля, когда тот вошел в зачарованные воды
острова Рокк. Джаспер остановился на склоне холма.

     - Дома,  на   Хавноре,   я   много   слышал  об  искусстве
волшебников Гонта, и всегда о них говорили с похвалой. Теперь и
у нас  появился гонтиец, и мы стоим на  склонах холма Рокк, чьи
корни  доходят  до  центра  Земли. Все заклинания  имеют  здесь
огромную силу. Сделай что-нибудь, Сокол. Покажи нам свой стиль.

     Застигнутый врасплох  и  сконфуженный, Гед не нашелся, что
ответить.

     - Потом, Джаспер, - сказал  Ветч  в своей обычной прямой и
открытой манере. - Пусть он сначала немного освоится.

     - У него есть и мастерство,  и  сила,  иначе Привратник не
впустил бы его. Почему бы ему не показать себя? Верно, Сокол?

     - Правильно, у меня есть и  то  и другое, - сказал Гед.  -
Объясни, чего ты хочешь от меня.

     - Иллюзий,  конечно  -  разных   трюков,   обмана  зрения.
Например, как этот!

     Вытянув палец,  Джаспер произнес несколько странных слов и
в  том  месте, куда он указывал, среди  зеленых  стеблей  травы
появилась тонкая струйка воды. Вскоре  из  склона  Холма  забил
родник. Гед опустил в него руку - казалось, это настоящая вода,
чистая и прохладная. Но ей  не  утолить жажды - это была  всего
лишь иллюзия. Еще одним словом  Джаспер  остановил  поток и все
стало как прежде, даже трава не намокла.

     - Теперь ты, Ветч, - сказал он с холодной улыбкой.

     Ветч угрюмо почесал затылок,  взял  в руки немного земли и
начал что-то немелодично напевать. Пальцы его в это время мяли,
гладили, раскатывали  комок земли, придавая ему какую-то форму,
и внезапно он превратился в маленькое существо - не то в шмеля,
не то в  мохнатую  муху. Посидев немного на  руке  Ветча, оно с
жужжанием унеслось прочь.

     Гед  совершенно   упал   духом.   Что   он   знает,  кроме
деревенского колдовства?  Он  умеет  лишь  созывать коз, лечить
бородавки, перетаскивать мешки, да чинить протекающие горшки.

     - Я не занимаюсь такими фокусами, - сказал он.

     Для Ветча этого  было вполне достаточно, но Джаспер тут же
спросил:

     - А почему?

     - Волшебство  -  не забава.  Мы,  гонтийцы,  не  играем  в
волшебников  для  собственного  удовольствия,  -  ответил   Гед
высокомерно.

     - А для чего же?  -  вкрадчиво осведомился Джаспер. - Ради
денег?

     - Нет... - но  он  так  и не смог придумать,  что  бы  еще
сказать, чтобы скрыть свое невежество  и  спастись  от  позора.
Джаспер  беззлобно  рассмеялся и повел их дальше вокруг  Холма.
Гед плелся  сзади, понимая, что вел себя как  глупец, и виня во
всем Джаспера.

     В  эту  первую  ночь,  когда  он,  закутавшись  в  плащ  и
вслушиваясь  в  заполнившую Большой Дом Рокка тишину, лежал  на
соломенном матраце в своей темной и  холодной каменной каморке,
мысль о всех тех заклинаниях и  заклятьях,  которые  звучали  в
этих стенах, захватила все его  существо.  Вокруг  была тьма, в
его душе  царил  ужас.  Как  ему  хотелось оказаться где-нибудь
вдали  от  Рокка!  Но в этот  момент  в  дверь  постучал Ветч и
спросил,  можно  ли  ему  зайти и поговорить. Над  его  головой
покачивался голубоватый огонек-обманка, освещавший ему путь. Он
присел и  начал расспрашивать Геда о  Гонте, а потом  с любовью
заговорил  о  своих  родных  островах в Восточном  Пределе.  Он
рассказывал, как по  вечерам  тихий ветер носит дым деревенских
очагов между островами  с забавными именами: Корп, Холп и Копп,
Венвэй и Вемиш, Иффиш, Коппиш и Снег. Чтобы Геду было понятнее,
он пальцем рисовал на каменном полу их очертания, и проведенные
им линии  некоторое время светились тусклым серебристым светом.
Ветч  был  в  Школе  уже  три года  и  скоро  должен  был стать
Волшебником - и он пользовался магией так же непринужденно, как
птица - крыльями. Но  он  владел еще одним искусством, которому
нельзя было  научиться добротой. В  эту ночь он предложил и дал
Геду  свою  дружбу, спокойную  и  открытую,  и  Гед  не  мог не
ответить ему тем же.

     Правда,  Ветч  дружил и  с  Джаспером,  который  сразу  же
заставил Геда показать себя на  Холме  круглым  дураком. Гед не
забыл этого, казалось, что  не  забыл и Джаспер, который всегда
разговаривал с ним  очень  вежливо, но постоянно усмехаясь. Это
больно  задевало  Геда. Он  поклялся  в  один  прекрасный  день
показать Джасперу, да и  всем  остальным, среди которых тот был
заводилой, насколько  в  действительности велика его сила. Ведь
не эти мелкие фокусники спасли  деревню,  и ни об одном из  них
Огион  не   написал,   что  он  станет  величайшим  волшебником
Архипелага.

     Питая таким образом  свою  гордость, Гед усиленно налег на
науки, которым учили носящие серые плащи  Мастера  Рокка  -  их
звали Девять Мудрых.

     Каждый  день  часть своего времени он проводил с  Мастером
Сказителем, впитывая Деяния  героев  и Слои мудрости, начиная с
самой древней баллады "Сотворение Эа". Потом,  с дюжиной других
студентов, он  практиковался  с  Мастером  Повелителем Ветров в
умении управлять ветрами и  погодой.  Весной и ранним летом они
все  погожие  дни проводили  в  бухте  Рокка,  учась  управлять
маленькой  легкой  лодкой  при  помощи  слов,  усмирять  волны,
разговаривать с  настоящим ветром и поднимать ветер магический.
Это очень тонкое искусство, и  Гед  частенько  получал синяки и
шишки, не  успевая  увернуться  от  гика,  когда ветер внезапно
начинал дуть в другую сторону. Или вдруг его лодка сталкивалась
с другой, хотя вся бухта была в их распоряжении: или  он вместе
с  двумя   товарищами   оказывался   в  воде,  когда  огромная,
неизвестно  откуда  взявшаяся  волна  переворачивала  их  утлое
суденышко. Более  спокойными  были  походы  по  суше с Мастером
Целителем,  вводившим  их в  мир  растений.  Мастер  Руки  учил
фокусам, жонглированию и азам искусства Перевоплощения.

     Наука давалась Геду легко, и  уже  через  месяц он обогнал
ребят, проведших в школе целый год.  Особенно хорошо получались
у него  иллюзии. Казалось, этот дар заложен в  нем с рождения и
теперь  он  лишь вспоминает что-то давно забытое. Мастер  Руки,
мягкий и добрый человек, был бесконечно влюблен в то искусство,
которое преподавал. Гед сначала благоговел перед  ним, но скоро
это чувство прошло, и он  начал  одолевать  старика  вопросами.
Мастер всегда  улыбался в ответ и  показывал Геду все,  что тот
хотел. Но однажды, желая наконец посрамить Джаспера, Гед сказал
Мастеру:

     - Сэр, все  заклинания  одинаковы, если знаешь одно, можно
сказать,  что  знаешь  все.  Но в конце концов  каждая  иллюзия
исчезает. Если я превращу камешек в алмаз, - и он быстро сделал
это, взмахнув рукой и произнеся какое-то слово, -  что я должен
сделать, чтобы  алмаз остался алмазом? Как заставить заклинание
длиться вечно?

     Мастер  Руки   внимательно  посмотрел  на   драгоценность,
которая сверкала  на  ладони  Геда,  словно  гордость коллекции
какого-нибудь дракона.  Затем  произнес  одно  слово: "Толк", и
алмаз снова стал  невзрачным  серым осколком скалы. Мастер взял
его и поднес поближе к глазам.

     - Этот камень, -  сказал  он, мягко  глядя  на Геда, -  на
Истинном Языке  называется  "Толк".  Кусочек камня, из которого
сложен наш  остров, частица суши, на  которой живут люди.  Он -
часть нашего  мира. Пользуясь заклинаниями, можно заставить его
выглядеть как  алмаз,  цветок,  пчела,  глаз  или огонь. Камень
принимает  ту  форму,   какую   ты  пожелаешь,  а  затем  вновь
превращается в камень. Но все  это  только  видимость.  Иллюзия
обманывает  чувства  смотрящего,  она  заставляет  его  видеть,
слышать  и  чувствовать превращение  какого-либо  предмета.  Но
иллюзия не изменяет самой вещи.  Чтобы  сделать  из этого камня
настоящую драгоценность, ты должен  дать  ему другое Имя. А для
этого, сынок,  необходимо  изменить  сам  мир,  частью которого
является камень.  Это действительно можно сделать. Ты научишься
этому  у  Мастера  Превращений,  когда будешь готов. Но  ты  не
должен изменять ни единой песчинки, пока не будешь точно знать,
что последует за твоим действием - добро или зло. Мир находится
в  равновесии,   но   заклинания  Изменения  или  Вызова  могут
поколебать его.  Это  очень  опасно. Такие поступки обязательно
должны опираться на  знания  и служить определенной цели. Когда
зажигаешь свечу, появляются тени...

     Он вновь взглянул на камешек.

     - Знаешь,  камень  - тоже неплохая штука. Если бы  острова
Земноморья  были  сложены  из  алмазов, у нас была  бы  трудная
жизнь. Наслаждайся  иллюзиями, паренек, и пусть камни останутся
камнями.

     Он  улыбнулся,  но  Гед  отнюдь не был  удовлетворен.  Как
только попытаешься выудить из мага его  секреты, он обязательно
начинает  разглагольствовать,  подобно  Огиону,  о  равновесии,
опасности,  тьме.  Гед  был  бы  уверен,   что  настоящий  маг,
прошедший  весь  путь  от  этих детских трюков с  иллюзиями  до
секретов Вызова и  Изменения, может делать все, что ему угодно.
Он может сбалансировать мир, как ему нравится и отодвинуть тьму
своим собственным светом.

     В коридоре  он  встретил  Джаспера,  который  в  последнее
время, слыша об успехах Геда,  разговаривал  с  ним,  казалось,
более дружелюбно, но, на самом деле, с еще большей издевкой.

     - Почему у тебя такой унылый  вид,  Сокол?  Не  получается
что-нибудь?

     Стараясь, как всегда,  не  уронить себя в глазах Джаспера,
Гед ответил, не обращая внимания на насмешливый тон:

     - Я по горло сыт  жонглированием,  меня мутит от иллюзий и
всех этих  трюков,  годных  только  для  развлечения  скучающих
Лордов в их  замках. Из всего,  чему я здесь  научился,  только
малая часть  действительно  полезна.  А  все  остальное  просто
глупости!

     - Даже  глупости  опасны,  -  ответил Джаспер, -  в  руках
глупца.

     Геду вздрогнул, будто  его  ударили, и, шагнул к Джасперу.
Но тот только улыбнулся, как бы показывая, что  не хотел никого
оскорбить,  и,  как обычно, легонько кивнув на прощание,  пошел
дальше.

     Клокоча  от  ярости и глядя вслед Джасперу, Гед  поклялся,
что превзойдет его, и не в  каком-нибудь пустяковом состязании,
а в настоящем  деле.  Он покажет  себя,  унизит Джаспера, и  не
позволит никому смотреть на него сверху вниз.

     Геду не давал покоя вопрос: почему  Джаспер ненавидит его?
Он лишь знал, за что  сам  ненавидит  Джаспера. Другие студенты
давно поняли,  что им трудно тягаться  с Гедом. Они  говорили о
нем - кто  с  похвалой,  а кто и со  злобой:  "Он  прирожденный
волшебник,  и  не позволит никому превзойти себя." Один  только
Джаспер не хвалил, но и  не  избегал его. Он просто смотрел  на
Геда сверху вниз, слегка улыбаясь.  И  поэтому  Джаспер был его
единственным соперником, которого любой  ценой  необходимо было
поставить на место.

     Гед   не   видел  или  не  хотел  видеть,   что   в   этом
противоборстве, ставшем  частью  его  жизни,  таятся  те  самые
опасности, о которых предостерегал его Мастер Руки.

     Когда ярость не  затмевала разум Геда, он понимал, что ему
еще  далеко  до  Джаспера  или до других старших  студентов,  и
продолжал учиться. К концу лета  напряжение  в  работе  немного
спало, так что оставалось время  и  для  развлечений - лодочных
гонок  в  бухте, состязаний в мастерстве владения иллюзиями  во
дворах  Большого  Дома, игр  в  прятки  долгими  вечерами,  где
водящий и игроки были невидимы,  и  только  веселые юные голоса
звенели  среди  деревьев. Потом пришла осень, и  все  с  новыми
силами  взялись  за  учебу.  Словом,  первые   месяцы  в  Школе
пролетели для Геда незаметно, наполненные новыми впечатлениями.

     Зима принесла перемены. Вместе с еще  семью студентами его
послали на другой конец острова, на  Северный  мыс,  где  стоит
Башня Уединения. Там в одиночестве жил Мастер Слова. Имя у него
было странное - Курремкармеррук, ни в одном языке Архипелага не
встречалось такого слова. На несколько миль от Башни не было ни
одного  поселения.  Уныло  возвышалась   она   над  прибрежными
утесами.  Серы  были   облака   над  суровым  зимним  морем,  и
бесконечны были  списки  Имен,  которые  следовало  выучить. На
высоком стуле в окружении своих учеников сидел Курремкармеррук,
записывая слова, которые нужно был запомнить до темноты, потому
что  в  полночь чернила исчезали, и пергамент опять  становился
чистым.  Здесь  царил  полумрак,  было холодно и  тихо.  Тишина
нарушалась только  скрипом  пера  Мастера,  да  иногда  вздохом
бедного  студента,  которому  предстояло до полуночи  вызубрить
название каждого  мыса, бухты, фарватера, канала, гавани, мели,
рифа  и  скалы  на  берегах Лосса, крохотного островка  в  море
Пелна. На жалобы студентов Мастер обычно не отвечал, но удлинял
список. Иногда он говорил:

     - Тот,  кто   хочет  стать  Владыкой  Моря,  должен  знать
Настоящее Имя каждой капли воды.

     Гед хоть и вздыхал иногда,  но  не  жаловался. Он понимал,
что в этой пыльной и беспросветной зубрежке Имен каждого места,
предмета и существа содержится, как бриллиант  на дне высохшего
источника, та власть, к которой он стремится. Ведь  вся магия и
состоит в том, чтобы назвать каждое место, вещь или существо их
Настоящими Именами.  Так  сказал  Курремкармеррук  в  их первый
вечер в Башне.  Он  больше  не повторял этих слов,  но  Гед  их
запомнил.

     - Много великих  волшебников  потратили  всю  жизнь на то,
чтобы  найти  Имя  одной-единственной  вещи,  одно-единственное
забытое или  скрытое Имя. Но  списки наши далеко неполны. И они
не будут  завершены  никогда.  Послушайте  меня,  и вы поймете,
почему. В мире под солнцем,  и  в другом мире, где нет  солнца,
есть  много  такого, что  не  имеет ничего  общего  с людьми  и
людской речью, и есть силы, по сравнению с  которыми силы людей
- ничто. Но магия, истинная магия,  подвластна  лишь  тем,  кто
говорит на  языке Хардик, или  на Древнем языке, из которого он
вырос.

     На  этом  языке  говорят  драконы, на нем  говорил  Сегой,
сотворивший острова Архипелага, на этом языке мы поем баллады и
песни,  произносим   свои  заклинания  и  заклятья.  Слова  его
разбросаны и  скрыты  среди  привычных  нам  слов. Например, мы
зовем пену на волнах "сакиен". Это  слово  составлено  из  двух
слов Древнего языка: "сак" - перо, и "иниен" - море.  Перо моря
- вот что  такое  пена. Но  нельзя  зачаровать пену, назвав  ее
"сакиен"; вы должны использовать ее  Настоящее  Имя  -  "эсса".
Любая колдунья знает  несколько  слов Древнего языка, маг знает
их много. Но слова забыты, некоторые известны только драконам и
Древним Силам  Земли, а некоторых не  знает никто... И  ни один
человек не может знать их все, так как им нет конца.

     Вся загвоздка - в следующем.  Например,  слово  для моря -
"иниен". Что ж, прекрасно. Но  то,  что  мы называем Внутреннем
Морем, имеет  свое название на  Древнем языке. Так как ничто не
имеет двух Настоящих  Имен,  "иниен" может означать только "все
море, кроме Внутреннего". Но оно,  конечно,  не  означает  даже
этого: ведь существуют бесчисленные заливы, бухты  и проливы, у
которых тоже  есть  Имена...  Если  какой-нибудь  маг  окажется
достаточно глуп, чтобы попробовать наложить чары  на шторм, или
успокоить весь Океан, в его заклинаниях должны звучать названия
каждого фута моря,  не только в  Архипелаге, но и  за  Внешними
Пределами  -  везде, где волшебство имеет силу. Таким  образом,
как раз то,  что  позволяет нам заниматься магией, одновременно
ограничивает наши  возможности. Маг может управлять только тем,
что рядом с ним и  что  он  может  назвать точно и полно. И это
хорошо,  иначе  какой-нибудь  извращенный  или  капризный   маг
давным-давно  попытался  бы изменить  то,  что  не  может  быть
изменено,  и  Равновесие нарушилось  бы.  Разбушевавшееся  море
затопило бы острова, где мы живем, и похоронило  бы в бездонной
пучине все голоса и Имена.

     Гед  много  думал  над  этими  словами   и  кое-что  начал
понимать... Однако даже  великая цель не могла сделать работу в
Башне  менее  трудной  и  сухой. В конце  года  Курремкармеррук
сказал ему:

     - Ты хорошо начал...

     Не  более  того. Маги  говорят  только  правду,  а  правда
заключалась в том, что все, чему научился Гед за один год, было
только началом,  прелюдией к тому,  что он должен узнать за всю
жизнь.  Он  запоминал  все  быстрее остальных и  покинул  Башню
Уединения  раньше  всех,  но  это  была  единственная  награда,
которой его удостоили.

     Поздней  осенью,  в  одиночестве,  по  пустынным  дорогам,
отправился  он  на  юг.  Ночью  пошел  дождь.  Гед  не  пытался
остановить его, потому что погода на острове находилась в руках
Мастера Ветров, а он не одобрял вмешательства в  свои дела. Гед
нашел убежище под огромным дубом, закутался в плащ и подумал об
Огионе. Наверное, как  и каждую осень, он странствует сейчас по
Гонту,  спит под  крышей  из голых ветвей,  а  вместо стен  его
окружают его струи дождя. Гед невольно  улыбнулся  -  мысли  об
учителе всегда приносили ему утешение и, несмотря на промозглую
тьму,  окружающую  его, он уснул с легким  сердцем  под  шелест
дождя. Когда он проснулся, дождь уже кончился. Он поднял голову
и в складках  своего  плаща увидел какого-то маленького спящего
зверька, забравшегося к нему в  поисках  тепла.  Гед  удивился,
когда понял, что это отак - редкое и странное животное.

     Они водятся  только  на четырех южных островах Архипелага:
Рокке,  Энсмере,   Поди   и   Воорорте.   Отаки   -   небольшие
гладкошерстные зверьки,  с широкой мордочкой,  темно-коричневым
или полосатым мехом  и огромными яркими глазами. Зубы их остры,
нрав вспыльчив  -  редко  кому  удавалось  приручить отака. Они
совершенно немы. Гед погладил отака.  Тот  проснулся  и  широко
зевнул, показав маленький  коричневый  язычок и острые зубы, но
совсем не испугался.

     - Отак,  -  сказал Гед,  но  затем,  вспомнив  имена  всех
зверьков, которые он выучил в  Башне,  он  назвал его Настоящим
Именем: - Хог! Хочешь пойти со мной?

     Отак  уселся   на   раскрытую   ладонь   Геда  и  принялся
расчесывать шерстку.

     Гед посадил зверька себе на  плечо  и  отправился  дальше.
Несколько  раз  отак  спрыгивал  и  убегал  в кусты, но  всегда
возвращался.  Один  раз  он  даже принес только  что  пойманную
лесную мышь. Гед  засмеялся и сказал  отаку, чтобы он  съел  ее
сам. В этот день был Праздник Возвращения Солнца, и когда Гед в
сумерках добрался до Холма, то  увидел  яркие  огни,  плавающие
среди струй  дождя над крышей Большого Дома. Он  вошел в него и
был радостно встречен Мастерами и своими приятелями.

     При виде  такого  множества  знакомых лиц Геду показалось,
что он вернулся  домой,  а когда он увидел,  как  через толпу к
нему  пробирается  Ветч с  широкой  улыбкой  на  смуглом  лице,
радости его  не было предела. Как Геду не  хватало его в Башне!
Ветч уже  не был студентом,  срок его обучения закончился, и он
стал Волшебником, но  это  не отдалило  их  друг от друга.  Они
сразу оживленно заговорили, и Гед  подумал,  что  за час сказал
другу больше слов, чем произнес в Башне Уединения за целый год.

     Скоро  все   уселись   за   длинные  столы,  накрытые  для
праздничного ужина  в Зале Очага. Отак  все еще сидел  на плече
Геда, уютно  устроившись  в  складках  капюшона. Ветч удивился,
увидев  это  маленькое создание и попробовал погладить его,  но
отак  огрызнулся,  щелкнув  острыми  зубами.  Ветч   засмеялся.
Говорят, что  с  человеком,  полюбившимся дикому зверю, Древние
Силы камня и воды разговаривают человеческим голосом.

     - Говорят еще,  что  маги  с  Гонта  часто приручают диких
зверей, -  заметил сидевший рядом  с Ветчем Джаспер. - У нашего
Лорда Неммерле, например, есть ворон,  а  в  песнях поется, что
Рыжий  Маг с  острова  Арк водил за  собой  на золотой  цепочке
дикого вепря. Но я никогда не слышал про волшебника, у которого
крыса сидела бы в капюшоне!

     Все рассмеялись, и Гед тоже. Вечер был праздничный, он был
счастлив, что находится здесь, в  тепле,  со  своими  друзьями.
Хотя  шутка  Джаспера, как  и  все его  шутки,  была далеко  не
безобидной.

     В этот вечер гостем Школы  был  Лорд  О, сам прославленный
маг. В свое время он учился у Неммерле и иногда  возвращался на
Рокк, чтобы повеселиться на Встречи  Зимы  или  на Долгом танце
летом. С ним была его жена, юная, стройная и сияющая. Ее черные
волосы  украшали   огромные  опалы.  Женщин  редко  можно  было
встретить  в   Большом   Доме,   и   некоторые  старые  Мастера
поглядывали на нее  неодобрительно...  Молодежь же не сводила с
нее глаз.

     - Для такой, как она, - сказал Ветч, - я соорудил бы такую
иллюзию...

     - Она всего лишь женщина, - ответил Гед.

     - Принцесса Эльфарран  тоже  была  всего лишь женщиной, но
из-за нее  весь Энлад был обращен в руины,  ради нее умер Герой
Хавнора, и остров Солеа погрузился в море.

     - Старые сказки, - заявил Гед,  но  после  слов Ветча стал
чаще поглядывать  в сторону Леди  О, стараясь понять, та ли это
неувядающая красота, которая воспета в древних балладах.

     Мастер Сказитель спел "Деяния юного короля",  и все вместе
они спели Гимн  Зиме. Потом, прежде чем люди начали подниматься
с  мест, Джаспер  подошел  к столу у  очага,  за которым  сидел
Великий Маг, его гости и другие Мастера, и заговорил с  Леди О.
За год Джаспер из мальчика  превратился  в  высокого  красивого
юношу и, как и Ветч, был произведен в Волшебника, получив право
носить серебряную застежку на плаще.

     Леди  улыбнулась  его  словам  и опалы переливались  в  ее
черных  волосах.  Но  вот  Мастера  кивнули   головами  в  знак
благосклонного согласия,  и  Джаспер  принялся за работу. Белое
дерево выросло из  каменного  пола. Ветви его коснулись высокой
крыши, и  на  каждой  веточке,  словно  солнце, засияло золотое
яблоко -  как на Дереве Жизни.  Белые, как только  что выпавший
снег, птицы  запорхали  среди  ветвей,  золотые  яблоки  начали
тускнеть  и,   превратившись   в  хрустальные  капли,  упали  с
мелодичным звоном  на  пол.  По  залу  разнеслось  благоухание,
дерево   зацвело   белоснежными   цветами  и  покрылось   алыми
листьями...  Мираж   медленно   растаял.   Леди  вскрикнула  от
изумления и склонила  свою сверкающую голову перед юным магом в
знак уважения к его мастерству.

     - Поедем с нами, будем  вместе  жить на О-токне. Можно ему
поехать с нами? - совсем по-детски спросила она своего сурового
мужа. Но Джаспер сказал только:

     - Когда мое  искусство  станет  достойным  моих Учителей и
Вашей благосклонности,  Леди, тогда я  приеду на ваш остров и с
радостью буду служить вам вечно.

     Так что все остались довольны, кроме  Геда. Он присоединил
к  похвалам свой  голос,  но не сердце.  У  меня получилось  бы
лучше, - пробормотал  он  про себя, обуреваемый завистью. После
этого все радости вечера померкли для него.







     В  ту  весну Гед нечасто видел Ветча  и  Джаспера.  Будучи
дипломированными волшебниками, они занимались теперь с Мастером
Порядка в  Вечной Роще, куда  путь студентам был закрыт. Гед же
остался в Большом Доме, изучая искусства  тех,  кто  уже  может
заниматься магией, но  еще не имеет посоха: управление ветром и
погодой,  нахождение  и  связывание,  искусство  сказителей   и
целителей. По ночам,  в своей каморке, зажигая вместо свечи или
лампы огонек-обманку,  он  штудировал  Дальние  Руны  и Руны Эа
основу Великих Заклинаний. Все  давалось  ему легко, и по Школе
поползли слухи,  будто  какой-то  Мастер  сказал,  что парень с
Гонта -  лучший студент, которого он  видел за свою  жизнь. Про
отака говорили, что это замаскированный дух, нашептывающий Геду
в ухо мудрые мысли. Рассказывали даже, что впервые увидев Геда,
ручной  ворон  Неммерле  приветствовал  его  словами:  "Будущий
Великий Маг". И вне зависимости от того, верили в это остальные
студенты или  не верили, нравился им Гед или  не очень, все без
исключения восхищались  им  и  охотно признавали его лидерство,
когда  он  присоединялся  к  их  играм  в  весенние  вечера.  В
остальное  время  он  целиком  погружался в работу  и  держался
обособленно. Ветч  был далеко, а  больше друзей у него не было.
Гед не ощущал потребности в дружбе.

     Ему исполнилось пятнадцать лет. Он  был  еще  слишком  юн,
чтобы постигать  Высокие  Магические  Искусства  тех, кто носит
посох, однако он настолько быстро овладел Иллюзиями, что Мастер
Изменений, сам  еще  молодой  человек,  начал  заниматься с ним
отдельно и поведал ему о настоящих  Заклинаниях Превращения. Он
объяснил, что если  какая-нибудь  вещь должна быть превращена в
другую, ее нужно переименовать  и  рассказал, как это влияет на
Имена и природу всего того, что  окружает превращенный предмет.
Он говорил об опасностях превращений и в особенности о той, что
поджидает волшебника,  когда тот превращается в другое существо
- он может так и не выбраться из нового образа, оставшись в нем
навеки. Мало-помалу, уверенный в том,  что  Гед  понимает  его,
молодой Мастер начал делать больше, чем  просто рассказывать об
этих  тайнах.  Сначала он  научил  его  одному,  потом  другому
Великому Заклинанию  Превращения,  потом  дал  Геду  для работы
Книгу Образов. Сделав это без ведома Великого Мага, он поступил
весьма необдуманно, хотя и не хотел ничего плохого.

     Гед  работал   и  с  Мастером  Вызова,  строгим  стариком,
закаленным сложным и  мрачным  волшебством, которым он владел в
совершенстве. Он не баловался с миражами, а занимался настоящей
магией  имел  дело   с   такими  понятиями,  как  снег,  тепло,
магнетизм, с тем, что люди ощущают как вес,  форма, цвет, звук:
с  реальными  силами,  происходящими  из  безграничной  энергии
Вселенной,    равновесия    которой   не    нарушить   никакими
заклинаниями.  Его  ученики  уже владели искусством  управления
погодой и ветрами, но именно он объяснил им, что настоящие маги
никогда не  применяют эти заклинания без крайней необходимости,
потому что  управление  явлениями  природы приводит к изменению
мира, частью которого они сами являются. Он говорил:

     - Если вы  хоть  чуть-чуть  ошибетесь,  то  дождь на Рокке
вызовет  наводнение  на Осскилле, а спокойное море в  Восточном
Пределе обернется ужасным штормом на Западе.

     Он  никогда  не говорил о вызывании реальных вещей,  живых
людей и призраков умерших, воплощении  Невидимого  -  всех  тех
заклинаний, которые  были  вершиной  искусства  Вызова и власти
мага. Несколько раз  Гед пытался навести Мастера на разговор об
этих вещах,  но тот в ответ лишь долго  молчал, строго глядя на
него.

     Иногда Гед,  работая  даже  с  теми  простыми заклинаниями
Вызова, которым его обучал Мастер, ощущал  непонятную тяжесть и
неуверенность. Кое-какие руны на  некоторых  страницах казались
ему знакомыми,  но он никак не мог вспомнить,  в какой книге он
их  видел  раньше.  Иногда  ему  почему-то  очень  не  хотелось
произносить отдельные  фразы  заклинаний  Вызова они вызывали у
него смутные воспоминания о неясных  тенях  в  темной  комнате,
закрытой двери, рядом с которой... Он гнал от себя эти  мысли и
продолжал трудиться. Эти  мгновения страха и тьмы, - убеждал он
себя, -  просто от невежества. Чем  больше он будет  знать, тем
меньше будет возникать поводов для  страха,  а  когда он станет
волшебником, ему не  надо будет бояться ничего на свете, совсем
ничего.

     Во второй месяц  лета все, и ученики, и учителя, собрались
в Большом Доме,  чтобы отметить праздники Лунной Ночи и Долгого
Танца. На этот раз они совпадали, а это случается только  раз в
пятьдесят  два  года.  В  первую  ночь,   самую  короткую  ночь
полнолуния в году,  в полях заиграли флейты, узкие улицы Твилла
заполнились барабанным  боем  и  светом  факелов,  над залитыми
лунным светом водами бухты Рокк  звенели  песни.  Утром,  после
восхода солнца,  Сказители Рокка запели длинную балладу "Деяния
Эррет-Акбе", повествующую о том, как были построены белые башни
Хавнора, о  странствиях  Эррет-Акбе  по  Архипелагу и Пределам,
пока  на  самом  краю  Открытого  Моря  он не встретил  дракона
Орма...  И  доныне кости его в разбитых  доспехах  лежат  среди
костей дракона на берегу одинокого Селидора, но меч его все еще
горит кровавым пламенем в  лучах  заката на самой высокой башне
Хавнора. Закончилась баллада, и начался Долгий  Танец. В теплых
сумерках  горожане,  Мастера,  студенты,  фермеры,  мужчины   и
женщины  под  звук  флейт  и  барабанов,  не  прекращая  танца,
двинулись  по  дорогам со всего Рокка к  морскому  берегу.  Они
вошли в море, залитое светом полной луны, и музыка потерялась в
шуме волн. Когда на востоке забрезжил первый свет, все вышли на
берег  и  отправились  обратно  вверх по улицам.  Барабаны  уже
молчали, и только флейты пели тихо и пронзительно.  То же самое
происходило на каждом острове Архипелага:  один  танец  и  одна
музыка объединяли разделенные морем страны.

     Долгий Танец закончился. Большинство  людей  проспали весь
следующий  день  и собрались вместе только вечером, для  ужина.
Несколько молодых магов  и  студентов, среди которых были Ветч,
Джаспер и Гед,  взяли  с собой  еду  и расположились на  свежем
воздухе  в  одном из внутренних двориков. К ним  присоединилось
несколько ребят,  отпущенных  из  Башни  Уединения  -  праздник
заставил даже Курремкармеррука покинуть ее. Они ели, смеялись и
проделывали из  озорства трюки, сделавшие бы честь королевскому
двору.   Один   придумал   осветить   двор   сотней   маленьких
разноцветных  огоньков-обманок,  медленной  процессией  плывших
между небом и  землей.  Двое ребят играли в  кегли  - шары были
сделаны  из  зеленого пламени,  а  сами  кегли  подпрыгивали  и
разбегались, когда шары приближались к ним. Ветч, скрестив ноги
и вкушая жареного цыпленка, сидел  в  воздухе.  Один из младших
студентов попробовал стянуть его оттуда, но  Ветч лишь поднялся
повыше и продолжал  сидеть  в пустоте, спокойно улыбаясь. Время
от времени  он  подбрасывал  вверх  цыплячью  косточку, которая
превращалась  в  сову и летала, ухая, среди  огоньков.  Но  Гед
выпускал совам вслед стрелы из хлебных  крошек,  сбивая  их,  и
когда  они  касались  земли,  то превращались снова в  кости  и
крошки. Иллюзия  кончалась.  Гед захотел присоединиться к Ветчу
наверху, но плохо знал заклинание и, чтобы удержаться на плаву,
ему приходилось размахивать руками. Все смеялись,  и Гед, чтобы
поддержать всеобщее веселье, продолжал строить из себя дурачка.
После двух ночей танцев, лунного света, музыки и магии он был в
прекрасном настроении и готов к чему угодно.

     Наконец,  он  легко опустился на землю рядом с  Джаспером,
который никогда не смеялся  вслух.  Тот отодвинулся в сторону и
пробормотал:

     - Сокол, не умеющий летать...

     - А разве  Джаспер  -  драгоценный  камень?  -  ухмыляясь,
сказал Гед. - О, драгоценность  среди  чародеев,  о,  Бриллиант
Хавнора, посверкай для нас!

     Парень, управляющий танцующими  огоньками, приказал одному
из них опуститься на голову  Джаспера.  Тот  нахмурился и одним
жестом погасил его.

     - Как я устал от мальчишек, шума и глупостей! - сказал он.

     - Да, ты стареешь, - заметил Ветч сверху.

     - Если тебе хочется тишины и уныния,  -  вставил  один  из
ребят, - поживи немного в Башне вместе с нами!

     Гед спросил:

     - Так чего же ты хочешь, Джаспер?

     - Общества равных себе, - ответил Джаспер.  - Пошли, Ветч.
Пусть приготовишки веселятся.

     Гед повернулся к Джасперу.

     - Что  это  такое  имеется  у  волшебников,   чего  нет  у
приготовишек? - спросил он очень тихо,  но присутствующие сразу
замолчали.  И  в  тоне  Джаспера,  и  в вопросе Геда  ненависть
прозвучала словно свист клинка, вылетающего из ножен.

     - Сила! - ответил Джаспер.

     - Моя сила не уступит твоей!

     - Это вызов?

     - Да, я вызываю тебя!

     В этот момент Ветч спрыгнул на землю и с решительным видом
встал между ними.

     - Довольно! Дуэли  между  магами запрещены, и вы прекрасно
знаете это!

     Гед и Джаспер молчали.  Они  знали закон Школы и понимали,
что если  их  собственные  слова  продиктованы  злобой, то Ветч
движим только любовью. Но злоба и ненависть не  исчезают в одно
мгновение. Не  обращая  внимания  на  остальных, Джаспер сказал
Ветчу, кривя губы в холодной улыбке:

     - Мне  кажется,  ты  правильно  сделал,  напомнив   своему
дружку-пастушонку о  законе,  оберегающем  его.  Он  как  будто
обиделся. Интересно, неужели он в самом  деле  подумал,  что  я
приму вызов  от него, еще  не отмывшегося от козлиного запаха и
путающегося в простейших заклинаниях?

     - Джаспер, что ты можешь знать обо мне?

     Внезапно Гед исчез и над тем местом, где он стоял, повис в
воздухе огромный  сокол  с  раскрытым  крючковатым  клювом. Это
продолжалось  всего  одно  мгновение,  и Гед опять  появился  в
мерцающем свете факелов, пристально глядя в глаза Джасперу.

     Пораженный Джаспер отступил на шаг,  но  быстро  пришел  в
себя, пожал плечами и пробормотал:

     - Иллюзия...

     Остальные разом заговорили, а Ветч произнес:

     - Нет,  это  Истинное  Перевоплощение. И вообще,  Джаспер,
подумай...

     - Этим он  доказал  только,  что  тайком  от Мастера успел
заглянуть  в  Книгу  Превращений.  Ну  и   что?  Давай,  давай,
Пастушок! Мне  нравится смотреть, как  ты роешь для себя яму, и
чем больше ты усердствуешь,  тем  яснее становится, кто ты есть
на самом деле.

     Услышав это, Ветч повернулся к Геду и очень мягко сказал:

     - Сокол, будь мужчиной! Оставь его и пойдем со мной...

     Гед посмотрел на друга, улыбнулся и сказал:

     - Подержи  мою  зверушку.  -  С этими словами он  снял  со
своего плеча отака и передал его  Ветчу.  Обычно  отак  никому,
кроме Геда, не позволял прикасаться к себе, но сейчас он охотно
взобрался на плечо Ветча и  сжался  в комочек, не сводя глаз  с
хозяина.

     - Итак, Джаспер, - все так  же  тихо сказал Гед, - чем  ты
можешь доказать, что сильнее меня?

     - А я  и не должен  ничего доказывать, пастушок. Но тем не
менее,  я  попробую.  Зависть  ест  тебя,  как  червяк  яблоко,
давай-ка  выгоним  этого червяка. Как-то у Холма ты  хвастался,
что гонтийские маги не играют в волшебство. Идем, и ты покажешь
нам, чем же они все-таки занимаются.  А уж потом, так и быть, я
покажу тебе несколько фокусов.

     - С  удовольствием  посмотрю  на  них, - ответил  Гед.  Их
спутники, привыкшие, что Гед взрывается при  малейшем намеке на
оскорбление, с  удивлением  взирали на это ледяное спокойствие.
Ветч  уже  не  удивлялся  -  его  охватил панический страх.  Он
попробовал еще что-то сказать, но Джаспер остановил его:

     - Не   вмешивайся,   Ветч!   Сокол,  как  ты   собираешься
использовать предоставленный  тебе  шанс?  Что ты нам покажешь?
Мираж,  огненный  шар  или  заклинание,  чтобы  лечить  коз  от
глистов?

     - А что бы ты предпочел, Джаспер?

     - Вызови призрак умершего!

     - Я сделаю это!

     - Ты не сделаешь этого! -  Джаспер  смотрел  прямо в глаза
Геду. Злоба его превзошла, наконец, презрение. - Ты не сможешь!
Ты хвастаешь и хвастаешь...

     - Клянусь своим Именем, я сделаю это!

     Все застыли в молчании.

     Вырвавшись  из  рук безуспешно  пытавшегося  удержать  его
Ветча, Гед, не оглядываясь, вышел из дворика. Танцующие огоньки
наверху погасли. Джаспер выждал мгновение,  а  затем  пошел  за
ним. Остальные,  мучимые страхом и любопытством, толпой побрели
вслед.

     ...Холм Рокк  темной  массой  вздымался  в  черноте летней
ночи. Луна еще не взошла.  Само  присутствие  этого  необычного
Холма, на  склонах  которого  произошло много чудесного, обычно
усмиряло самых бурных студентов -  на  память  сразу  приходили
мысли  о  том, что  корни  его уходят  глубже  морского дна,  к
древнему  слепому  и таинственному  огню  в  центре  мира.  Они
остановились на  восточном  склоне. Звезды мерцали над поросшей
травой вершиной Холма. Не чувствовалось ни дуновения ветерка.

     Гед поднялся по  склону  на несколько шагов выше остальных
и, обернувшись, сказал ясным и чистым голосом:

     - Джаспер, с чьим призраком хотелось бы тебе встретиться?

     - Зови,  кого  хочешь! Никто не послушается тебя! -  голос
Джаспера немного дрожал - вероятно от ярости.

     Гед насмешливо спросил:

     - Побаиваешься?

     Но он не  слышал,  что ответил  Джаспер,  и ответил ли  он
вообще.  Ему  больше не  было  дела до  Джаспера.  Он стоял  на
вершине Холма. На  смену  ослепляющей ярости и ненависти пришла
непоколебимая уверенность  в себе. Никогда раньше не чувствовал
он  себя  таким  сильным.  Сила  переполняла  его, он с  трудом
удерживал ее в узде. Ему  представилось,  что  Джаспер - просто
покорный  слуга  судьбы,  приведший  его  сюда  в этот час.  Он
ощущал, как корни Холма под ним идут все глубже и глубже, а над
головой  сияют   холодным   светом  далекие  звезды.  Все,  что
существует  между  верхом  и  низом,  должно  подчиняться  ему,
служить ему. Он стоял в сердце мира.

     - Не бойтесь,  - сказал он с  улыбкой, - я  вызову призрак
женщины, а вам  не пристало бояться женщин. Я вызову Эльфарран,
прекрасную леди из "Героев Энлада".

     - Но она  умерла тысячу лет  назад, и кости ее покоятся на
дне моря и, может быть, она вообще только миф.

     - Годы и  расстояния  ничего  не  значат  для мертвых... и
разве  баллады  врут?  -  ответил  Гед  с той  же  самой  тихой
насмешкой и добавил: - Следите за воздухом между моими руками.

     Он  отвернулся,  медленно вытянул  руки  в  приветственном
жесте и начал говорить.

     С тех пор, как два года назад Гед прочитал руны заклинания
Вызова  в  книге Огиона, он больше  не  видел их. И этой  ночью
знакомая  страница  как  будто  снова открылась перед  ним.  Но
сейчас он  понял, что там  написано, и как можно соткать нужное
заклинание голосом и движением рук и тела.

     Все молча следили за ним  -  великое  заклинание  начинало
действовать. Гед говорил тихо, произнося внезапно  изменившимся
голосом незнакомые  певучие  слова. Наконец он замолк. Внезапно
поднялся  ветер  и зашелестела трава. Гед опустился на  колени,
громко  что-то  выкрикнул и упал вперед, словно пытаясь  обнять
всю землю своими распростертыми руками. Вот  он снова поднялся,
держа в своих напрягшихся руках  что-то  черное  и очень, очень
тяжелое.  Горячий  ветер застонал  в  темноте.  Если  звезды  и
светили, никто не видел их.

     Когда последние  слова  заклинания  хрипло сорвались с губ
Геда, он ясно и громко произнес:

     - Эльфарран!

     Потом еще раз:

     - Эльфарран!

     И в третий раз:

     - Эльфарран!

     Бесформенный клубок тьмы между его руками раскололся. Овал
бледного  света  поднялся с  земли,  коснулся их,  и  в нем  на
мгновение  мелькнул  человеческий  образ  -  высокая   женщина,
оглядывающаяся  через  плечо. Лицо ее было прекрасно, но  полно
горечи и страха.

     Все это длилось лишь мгновение.  Бледный  овал  между  рук
Геда вдруг начал светлеть. Он стал выше и шире и  превратился в
то,  что   казалось   разрывом   пространства.  Оттуда  полился
ослепительный свет,  и  сквозь  этот  пролом  выбралось что-то,
напоминающее сгусток  черной  тени, быстрое и ужасное. Внезапно
это Нечто вцепилось Геду в лицо.

     Пошатнувшись от удара, Гед громко крикнул. Маленький отак,
сидящий на  плече Ветча, немая зверюшка, пронзительно заверещал
и бросился на обидчика.

     Корчась  в  агонии, Гед упал, а яркая  трещина  в  темноте
продолжала расширяться. Зрителей словно ветром сдуло, а Джаспер
нагнулся, защищая  глаза  от  ослепительного света. Один только
Ветч бросился к своему другу, и только он  один смог разглядеть
сгусток тьмы, который вцепился в  Геда,  терзал  его плоть. Это
было  похоже  на небольшого черного зверя, размером примерно  с
рысь и, казалось,  что оно распухает  и растет на  глазах...  У
него  не  было  головы  и лица, только четыре  когтистых  лапы,
впившихся в жертву.  Всхлипывая  от страха, Ветч протянул руку,
чтобы оторвать хищника от Геда. Но,  не  успев  коснуться  его,
Ветч застыл, словно потеряв способность двигаться.

     Внезапно невыносимое сияние померкло,  и  разверстые врата
мира медленно  закрылись. Рядом послышался чей-то голос, тихий,
словно шепот листвы или журчание фонтана.

     Звезды снова засияли на небе и траву на склоне Холма залил
свет только что  взошедшей  луны. Ночь словно выздоровела после
тяжелой болезни.  Равновесие света и тьмы восстановилось вновь.
Тень-хищник исчезла. Гед лежал, распростершись на земле, широко
раскинув  руки.  Его лицо  потемнело  от  крови,  рубашка  была
запятнана черным. Маленький отак, дрожа, прижался  к его плечу.
Над ним стоял старик, облаченный в отливающий серебром в лунном
свете плащ - Великий Маг Неммерле.

     Серебристый наконечник его посоха  коснулся  сначала груди
Геда, потом его губ, и Неммерле что-то прошептал. Гед вздрогнул
и  глубоко  вздохнул.  Старый  маг  поднял  свой  посох,  затем
поставил его на землю, сложил на рукояти руки и опустил  на них
голову. У него не осталось сил стоять прямо.

     Ветч   обнаружил,   что   к  нему  вернулась   способность
двигаться.   Оглянувшись,   он   увидел   Мастеров   Вызова   и
Превращения.  Несомненно, они  почувствовали  действие  могучих
заклинаний,  и   знали,   как  в  случае  необходимости  быстро
оказаться там, где  они нужны. Но все-таки Великий Маг опередил
их...  Кто-то  устремился за помощью, некоторые ушли с  Великим
Магом, а  оставшиеся - и  Ветч в  их числе -  перенесли Геда  в
комнату Мастера Целителя.

     Всю ночь  Мастер Вызова нес  стражу на Холме, но ничего не
произошло там, где была разорвана ткань Вселенной. Никакая тень
не кралась в лунном свете, пытаясь вернуться в свое собственное
царство.  Она  смогла  ускользнуть  и   от   Неммерле,   и   от
могущественных чар,  окружающих  и  защищавших  Рокк, и рыскала
теперь по Архипелагу. Где-то там она и притаилась.  Если бы Гед
умер этой ночью,  тень могла бы попытаться найти открытую дверь
и последовать за  ним в страну  мертвых или уйти  туда,  откуда
появилась. Поэтому и остался на Холме  Мастер  Вызова.  Но  Гед
выжил.

     Его уложили на кровать,  и  Мастер Целитель промыл раны на
его лице,  шее и плечах. Раны  были рваными, глубокими  и очень
нехорошими  на  вид. Черная кровь в них  не  свертывалась,  она
продолжала сочиться,  несмотря  на  заклинания  и  завернутые в
паутину листья перриота, положенные на  них.  Гед,  ослепший  и
потерявший дар  речи,  лежал,  сжигаемый  лихорадкой, и никакая
магия не помогала ему.

     Не так далеко от того места,  где  пребывал  Гед,  посреди
открытого  внутреннего   дворика   с  фонтаном,  лежал  так  же
неподвижно Великий Маг. В отличии от Геда он был холоден, очень
холоден, только глаза еще жили, наблюдая  за освещенными лунным
светом струями воды и  листьями  деревьев. Сидевшие рядом с ним
не произносили заклинаний  и не пытались лечить его. Иногда они
негромко  переговаривались  между  собой,   после   чего  вновь
смотрели  на   своего   господина.  Он  лежал  неподвижно.  Его
ястребиный нос,  высокий  лоб  и  седые  волосы, залитые лунным
светом, были цвета  слоновой  кости. Неммерле истратил всю свою
силу на то, чтобы остановить  действие  заклинания  и  прогнать
Тень от Геда, а вместе  с  силой  из  его тела ушла и жизнь. Он
умирал.  Но  смерть   Великого  Мага,  еще  при  жизни  не  раз
ступавшего по  крутым  иссушенным  тропам  царства  мертвых, не
похожа на смерть обычного человека - он уходит уверенно, хорошо
зная дорогу.

     Ворон с Осскилла, живший у Неммерле  тридцать лет, куда-то
исчез, никто не видел его.

     - Он улетел немного раньше, -  сказал  Мастер  Образов,  и
маги продолжали бдение.

     Пришло теплое, солнечное утро. Большой Дом  и улицы Твилла
погрузились в молчание, и длилось оно до полудня, когда с Башни
Мастера Сказителя хрипло зазвонили колокола...

     На следующий  день  девять  Мастеров  Рокка  собрались под
сенью  таинственных  деревьев в Вечной Роще. Но  даже  там  они
возвели  еще  девять  непроницаемых  стен,  чтобы  никто  -  ни
человек, ни  дух - не  смогли повлиять на выбор нового Великого
Мага из величайших волшебников Архипелага. Избран  был Ганчер с
острова Уэй. Туда  сразу же был снаряжен корабль. Мастер Ветров
взошел на его борт, магический ветер наполнил его паруса и унес
в море.

     Гед  ничего  не  знал  об  этом.  Четыре долгих недели  он
пролежал без сознания, и лишь иногда рычал и стонал, как зверь.
Но мало-помалу упорство  и  заботы Мастера Целителя делали свое
дело  -  раны  начали  затягиваться, и горячка спала.  Он  стал
немного слышать, но по-прежнему не говорил ни слова. Наконец, в
ясный осенний  день,  Мастер  впервые  открыл  ставни в комнате
Геда. С той самой ночи на  Холме он все время лежал в полутьме.
Увидев свет, Гед закрыл израненное лицо руками и заплакал.

     Пришла зима, и  Гед  заговорил, сильно запинаясь при этом.
Мастер Целитель не выпускал его  из  дома,  надеясь  постепенно
вернуть силу его телу  и  разуму. Только ранней весной позволил
он Геду покинуть  свою  комнату, чтобы принести клятву верности
Великому Магу Ганчеру. Когда  Ганчер  появился на Рокке, Гед не
смог исполнить этот долг вместе с остальными студентами.

     Во время болезни никому из прежних  приятелей не позволяли
навещать Геда и теперь многие в недоумении спрашивали, когда он
проходил мимо:

     - Кто это такой?

     Раньше Гед был  легким, гибким и сильным юношей. Теперь же
он  шел, хромая  и  не поднимая головы,  чтобы  никто не  видел
жутких шрамов на левой стороне  лица.  Избегая  встреч, с теми,
кто его знал, Гед сразу направился во двор Фонтана, и  там, где
он впервые встретил Неммерле, его уже ждал Ганчер.

     Как и прежний Великий Маг он был закутан в белый  плащ, но
как и у большинства уроженцев Восточного Предела, кожа его была
черна. И черен был его взгляд из-под косматых бровей.

     Гед   опустился   на  колени  и  поклялся  в  верности   и
покорности. Ганчер ответил не сразу.

     - Мне известно, что ты сделал, но я не знаю, кто ты такой.
Я не могу принять твою клятву.

     Гед встал и, чтобы  не  упасть, вынужден был ухватиться за
ствол молодого деревца.

     - Мой господин, должен ли я покинуть остров?

     - Ты хочешь этого?

     - Нет.

     - А чего ты хочешь?

     - О-остаться. Учиться. Чтобы исправить... зло.

     - Сам Неммерле  не  смог  сделать  этого...  Правда, я все
равно не  разрешил бы тебе  уйти. Тебя защищает сила Мастеров и
сам остров. Если  ты  покинешь его сейчас, создание, выпущенное
тобой  в мир  солнца,  найдет тебя и  подчинит  своей воле.  Ты
перестанешь быть человеком, превратишься в геббета, марионетку,
исполняющую волю злобной  тени. Ты останешься здесь до тех пор,
пока не накопишь достаточно мудрости  и  силы,  чтобы  защитить
себя, если когда-нибудь это  время  наступит. Тень ждет тебя, я
уверен в этом. Видел ли ты ее с тех пор?

     - Только  в  снах,  господин.  - Помолчав, Гед с  болью  и
стыдом в голосе продолжил: -  Лорд  Ганчер, я не знаю, что  это
такое бросилось на меня...

     - Я тоже не знаю. У него нет Имени. В тебе дремлет великая
сила, а посмотри, как ты распорядился ей! Стал вить заклинания,
которые  не  мог  контролировать,  не  зная  при этом, как  оно
повлияет на  баланс света и тьмы, жизни и  смерти, добра и зла.
Ты сделал это, движимый высокомерием  и  ненавистью.  Стоит  ли
удивляться тому, что  произошло?  Ты вызвал призрак умершей, но
вместе  с  ним  пришла  одна из Сил, враждебных  всему  живому.
Незванная, она пришла оттуда,  где  не существует Имен. Сама по
себе зло, она  будет творить зло  твоими руками. Та  сила,  при
помощи которой ты  вызвал Тень, дает  ей власть над  тобой.  Вы
связаны  навеки.   Она   -   тень   твоего  невежества,  твоего
высокомерия - тень, которую отбрасываешь ты сам. Есть  ли имя у
тени?

     Гед был потрясен. Он пробормотал:

     - Лучше бы мне умереть...

     - Кто ты такой,  чтобы судить об этом? Неммерле отдал свою
жизнь  за тебя.  На  острове ты в  безопасности,  живи здесь  и
учись. Говорят, ты  очень умен. Делай  свою работу и  делай  ее
хорошо. Это все, что тебе осталось.

     Так закончил Великий Маг свою  речь  и  мгновенно, как это
принято среди магов, исчез. В солнечном  свете искрился фонтан.
Прислушиваясь к  его  голосу,  Гед вспомнил Неммерле. Когда-то,
давным-давно, в этом самом  дворике  Гед почувствовал, что он -
слово, произнесенное солнцем. Теперь настал черед тьмы...

     Покинув  двор  Фонтана, Гед направился в Южную Башню,  где
была  его  комната,  которую  оставили за ним. Там  он  посидел
немного  в  одиночестве.  Когда  прозвучал  гонг  на  ужин,  он
спустился в Зал Очага, но во время еды ни разу не поднял головы
от тарелки и ни с кем не заговорил, даже со  старыми знакомыми.
Так продолжалось несколько  дней, и его оставили в покое. Этого
Геду и хотелось.  Он  боялся, сам  того  не желая, сказать  или
сделать что-нибудь дурное, злое.

     Ветча  и  Джаспера нигде  не  было видно,  и  Гед не  стал
расспрашивать про них. Ребята, с которыми он вместе  учился и у
которых был вожаком,  обогнали его, так  что весну и  лето  Гед
провел со студентами моложе  себя.  Он ничем не выделялся среди
них слова и жесты любого заклинания  получались  у  него  также
медленно и неуклюже.

     Осенью ему опять пришлось отправиться в Башню Уединения, к
Мастеру Слова. Гед воспринял эту весть с удовольствием - тишина
и кропотливая работа манила его. Там не нужны будут заклинания,
и никто не потребует от него показать свою силу.

     В последний вечер в Большом Доме к нему явился посетитель.
Он был  одет в дорожный плащ и в  руке держал окованный железом
дубовый посох, при виде которого Гед почтительно встал.

     - Сокол...

     Услышав знакомый голос, Гед поднял глаза - перед ним стоял
Ветч,  все  такой же крепкий и широкоплечий.  Темное  лицо  его
стало жестче, но улыбка осталась прежней. На плече у него сидел
маленький зверек с большими горящими глазами и коротким мехом.

     - Пока ты  болел, он жил со мной, и  теперь мне не хочется
расставаться с ним. А еще больше мне не  хочется расставаться с
тобой, Сокол...  Но я возвращаюсь  домой. Эй, Хог, иди к своему
хозяину!

     Ветч погладил  отака и опустил его  на пол. Тот  уселся на
соломенный   матрац   Геда  и   принялся   вылизывать   шерстку
коричневым,   похожим   на   засохший  листик,  язычком.   Ветч
рассмеялся, но Гед даже не улыбнулся. Пряча лицо, он нагнулся к
отаку и стал гладить его.

     - Я думал, ты уже не придешь, - сказал Гед.

     Он ни в чем не хотел винить Ветча, но тот ответил:

     - Я не мог  придти раньше, Мастер Целитель не пускал меня.
Зимой же меня  заперли в Роще,  я зарабатывал там  свой  посох.
Слушай,  когда  ты тоже  будешь  свободен,  плыви  в  Восточный
Предел.  Я  буду  ждать  тебя.  Там  полно  маленьких  приятных
городков, которым нужен волшебник.

     - Свободен...  -  прошептал  Гед  и  поморщился,   пытаясь
улыбнуться.

     Ветч,  не  отрываясь, смотрел на Геда, и  во  взгляде  его
любви  было  не  меньше,  чем  раньше,   но,  возможно,  больше
мудрости. Он мягко сказал:

     - Ты не останешься здесь на всю жизнь.

     - Я подумывал о том, чтобы остаться в Башне насовсем, став
одним из тех, кто ищет среди книг и звезд потерянные Имена и...
не делать больше  никому  зла, если творить добро  -  не в моих
силах.

     - Может,  я  не ясновидец, - сказал  Ветч,  - но я вижу  в
твоем будущем не темные  комнаты  и пыльные фолианты, а дальние
моря, огнедышащих драконов, башни прекрасных городов... То, что
видит сокол с высоты своего полета!

     - А в прошлом, что ты видишь в моем прошлом? - спросил Гед
и встал.

     Освещавший комнату  огонек-обманка  оказался  между ними и
отбрасывал тени  на  противоположные  стены.  Гед отвернулся и,
запинаясь, спросил:

     - Расскажи мне,  куда  ты  собираешься  отправиться  и чем
будешь заниматься?

     - Я еду домой, повидать братьев и сестру, о которой я тебе
рассказывал. Когда я уезжал, она была  совсем  еще  крошкой,  а
скоро ей пора давать Имя как странно! Потом я найду себе работу
на  каком-нибудь  маленьком  островке...   Мне   очень  хочется
поговорить с тобой еще немного, но мой корабль скоро отплывает.
Сокол,  если  ты когда-нибудь окажешься на Востоке, приходи  ко
мне. Окажешься в беде - позови меня. Мое Имя - Эстарриол.

     При  этих  словах  Гед  поднял  свое   израненное  лицо  и
посмотрел прямо в глаза Ветчу.

     - Эстарриол, - сказал он, - меня зовут Гед.

     Они  тихо  простились  друг  с другом. Ветч  повернулся  и
спустился вниз по каменной лестнице. Вскоре он покинул остров.

     Гед  остался  стоять с видом человека, который только  что
получил  важную  новость и пытается осознать ее значение.  Ветч
преподнес ему величайший подарок - свое Настоящее Имя.

     Никто не  знает  Настоящего  Имени  человека,  кроме  него
самого и того, кто дал  ему  это Имя. Конечно, иногда он  может
открыть его  брату, жене или другу, но и  они никогда не должны
пользоваться  им,  если  их  могут  подслушать  посторонние.  В
присутствии других  они  обязаны  называть человека его обычным
именем или прозвищем, как, например, Сокол, Ветч или Огион, что
значит "еловая шишка". Если даже простые люди скрывают свое Имя
от всех,  кроме тех, кого любят  и кому полностью  доверяют, то
что же тогда говорить о  магах,  которые  подвергаются в тысячу
раз большим опасностям! Знающий Имя человека держит его жизнь в
своих руках. Ветч доказал Геду, который было совсем уже потерял
веру в себя, что и у него есть друг.

     Гед уселся на постель и погасил огонек-обманку, оставивший
после себя  слабый  запах  болотного  газа.  Он погладил отака,
который растянулся и  уснул у него  на коленях с  таким  видом,
словно никогда в  жизни не спал  в других местах.  Большой  Дом
затих.  Геду  вдруг  вспомнилось,  что завтра -  годовщина  его
собственного Посвящения -  дня, когда Огион дал ему Имя. Прошло
четыре года с тех пор. В памяти возник холод горного источника,
который он  пересек  обнаженный и безымянный; сверкающие заводи
реки Ар, где  он так любил  купаться, деревушка Тен  Алдерс  на
склонах великой  Горы;  утренние  тени  на  пыльной деревенской
улице; темная,  полная  таинственных  ароматов хижина колдуньи;
огонь, гудящий  в  горне  отцовой  кузни  холодным зимним днем.
Казалось, он давно забыл детство, но в ночь семнадцатилетия оно
вернулось к нему. Все годы  и  события  его короткой изломанной
жизни  снова  сошлись вместе и образовали единое  целое.  И  он
снова осознал после стольких долгих дней, наполненных отчаянием
и горечью, кто он такой и зачем живет.

     Гед  не  мог  видеть  своего будущего, но боялся  его.  На
следующее  утро,  как  всегда,  посадив  на  плечо  отака,  Гед
отправился  в  путь.  Только  через три дня (вместо  двух,  как
раньше) увидел он  Башню,  угрюмо торчащую над ревущими волнами
Северного Мыса. За эти три дня Гед смертельно устал. Внутри все
осталось  по-прежнему  -  темнота,  холод  и   Курремкармеррук,
восседающий на высоком табурете над длиннющим  списком Имен. Он
обернулся на звук шагов Геда и, не здороваясь, словно тот  и не
уходил, произнес:

     - Ложись и  спи.  Усталый  человек  глуп.  Завтра откроешь
Книгу Дел Создателей и начнешь учить Имена.

     В  конце зимы  Гед  вернулся в Большой  Дом.  На этот  раз
Великий  Маг  принял его клятву. После этого  Гед  приступил  к
изучению более  сложных  вещей,  настоящей  магии,  готовясь  к
получению желанного  посоха.  Запинки  в  его  речи и движениях
исчезли,  и  новые заклинания  давались  ему  без  труда,  хотя
прежняя ловкость  так и не вернулась к нему.  Это была плата за
тот  жестокий  урок.  Теперь  даже работа с  наиболее  опасными
Великими Заклинаниями  Созидания  не  вызывала  у  него никакой
боли.  Тень  перестала  являться  ему  во  снах,  и  Гед  часто
задумывался, что же случилось с ней. То ли она ослабела,  то ли
покинула  наш мир...  Но  в глубине души  он  понимал, что  эти
надежды тщетны.

     Из разговоров с Мастерами и  древних  книг  Гед  попытался
разузнать, что  представляет  собой  это кошмарное создание, но
почти  ничего не  выяснил.  Никто и нигде  не  говорил прямо  о
подобных существах, ограничиваясь в лучшем случае намеками. Они
не были ни  призраками умерших людей, ни творениями Древних Сил
Земли,  но  имели  кое-что  общее  и с  теми,  и  с  другими. В
"Существе   драконов",  книге,   прочитанной   Гедом   особенно
внимательно, был рассказ об одном из Великих Драконов, попавшем
под всласть  Древних  Сил,  принявших  образ некоего Говорящего
Камня. Дело происходило на одном из  далеких северных островов.
"По приказу  Камня, - говорилось в  книге, - он  начал вызывать
призрак из царства мертвых, но воля Камня извратила заклинание,
и  вместе  с  призраком  явилось  незванное  существо,  которое
подчинила  дракона   своей   воле,  отправилось  в  его  облике
странствовать по  свету,  уничтожая людей". Книга не объясняла,
что это было такое, и чем все кончилось. Мастера тоже не знали,
откуда могла появиться  Тень: из Антижизни, - сказал Ганчер, из
другой Вселенной, - ответил Мастер Изменения.  Мастер же Вызова
сказал: Я  не знаю. Он часто навещал Геда  во время болезни. Он
всегда был  строг и серьезен, но  Гед чувствовал его  участие и
отвечал ему тем же.

     - ...Я знаю  только  одно  -  лишь огромная, невообразимая
сила    могла     вызвать    подобное    существо,     возможно
одна-единственная сила  - один-единственный голос - твой голос.
А  что  это  означает,  ты  сам  узнаешь...  или  узнаешь,  или
погибнешь. И хорошо, если ты просто умрешь, - задумчиво говорил
Мастер Вызова, печально глядя на Геда. - Тебе казалось, что маг
всемогущ. В  свое время я  тоже так  думал, и не  я один...  Но
истина такова, что когда сила человека  растет,  а  знания  его
увеличиваются, одновременно  сужается открытый для него путь. В
конце концов  он уже не выбирает, а делает  лишь то, что должен
делать...

     Когда Геду  исполнилось  восемнадцать,  Великий Маг послал
его к Мастеру Образов, в Вечную Рощу. Мало, что известно о ней.
Рассказывают, будто в ней  не  действует ни одно заклинание, но
что само по себе это место - источник всех заклинаний. Роща эта
не всегда находится  на  одном месте,  а  деревья ее не  всегда
видимы. Говорят еще, что деревья  эти  обладают  разумом, и что
если  они  умрут,  то  волны поднимутся и затопят  все  острова
Земноморья, которые Сегой  поднял  из пучины вод в незапамятные
времена, где обитают люди и драконы.

     Но все это - домыслы. Маги не говорят об этом.

     Месяцы пролетели незаметно, и весенним днем Гед вернулся в
Большой  Дом, не  зная,  что ему еще  предстоит.  У дверей  его
встретил какой-то старик. Поначалу  Гед  не узнал его, и только
покопавшись  хорошенько  в памяти, вспомнил, что это именно  он
впустил его в Школу пять лет назад.

     Улыбнувшись, старик спросил:

     - Ты знаешь, кто я?

     Гед  задумался.  Люди всегда  говорили:  "Девять  Мастеров
Рокка",  а  Гед   знал   только  восьмерых  -  Целитель,  Рука,
Сказитель, Мастера  Ветров,  Изменения, Вызова, Слов и Образов.
Ему почему-то всегда казалось, что  девятый  -  Великий Маг. Но
Ганчера избрали все-таки девять Мастеров...

     - Я думаю, ты - Мастер Привратник!

     - Верно. Когда ты  назвал свое Имя, я впустил тебя. Получи
теперь  свободу,  отгадав  Мое  Имя,  -  так  сказал  старик и,
улыбаясь, ждал ответа. Гед ничего не понимал.

     Конечно, он знал тысячи способов отыскать Имя человека или
вещи - это  было  частью его мастерства, без  этого  не было бы
настоящей магии.  Но совсем другое дело  - узнать Имя  мага или
Мастера.  Оно  спрятано,  как  рыба в море и  охраняется  лучше
драконьего логова.  На  заклинание  маг ответит заклинанием, на
уловку - более хитрой уловкой, на силу сокрушительным ударом.

     - У  твоей  двери очень узкий проем, Мастер. Мне  придется
посидеть  рядышком  и поголодать, пока я не  стану  толщиной  с
травинку и не смогу проскользнуть в нее.

     - Я не тороплюсь, - улыбаясь, ответил Привратник.

     Гед отошел и уселся под  ивой  на  берегу Твиллбурна. Отак
спрыгнул с его  плеча и отправился половить маленьких крабов на
песчаных отмелях. Зашло яркое весеннее солнце, в окнах Большого
Дома зажглись свечи и огоньки-обманки. Улицы  Твилла у подножия
Холма  погрузились   во   тьму.  Заухали  над  крышами  филины,
замелькали летучие мыши во влажном воздухе над рекой, а Гед все
думал, с помощью  чего - силы,  обмана или волшебства  -  можно
узнать  Имя  Привратника.  Чем  дольше  он   думал,  тем  яснее
становилось  следующее:   никакими  известными  ему   способами
сделать этого нельзя.

     Он уснул в поле под звездами, вместе с  забравшимся к нему
в  карман  отаком.  Проснувшись,  он  опять  подошел к двери  и
постучал.

     - Мастер, -  сказал  Гед,  -  я  недостаточно силен, чтобы
забрать  твое  Имя  и  недостаточно мудр, чтобы узнать  его.  Я
смирился с мыслью,  что мне придется остаться здесь и выполнить
все твои просьбы, если только ты не ответишь на один вопрос.

     - Спрашивай.

     - Как тебя зовут?

     Привратник улыбнулся и сказал свое Имя. Гед повторил его и
вошел в Большой Дом в последний раз.

     Когда  он  покинул  его,  на  плечах  у  него  был тяжелый
темно-синий плащ - дар города Лоу Торнинг, куда он направлялся.
Городу нужен был  маг.  Он нес  посох,  высотой с него  самого,
вырезанный из бука и окованный медью.  Мастер Привратник открыл
ему дверь и  попрощался.  И Гед пошел вниз  по  улицам Твилла к
кораблю, который ждал его, покачиваясь на прозрачных волнах.







     К западу от Рокка, между большими островами Хоск и Энсмер,
сгрудились так называемые Девяносто Островов. Ближний  из них к
Рокку назывался Серд, а дальний - Сеппиш, он лежит почти у моря
Пелн. Действительно ли их девяносто -  неизвестно. Если считать
острова с пресной водой - около семидесяти, а если каждую скалу
- больше ста. Во время прилива число их  меняется. Каналы между
островами очень узки, а приливы здесь  самые  высокие  во  всем
Внутреннем море, поэтому там, где в приливы было три острова, в
отлив может остаться один. Так как приливы одинаково опасны для
всех,  то  если здешний ребенок умеет ходить  и  может  грести,
значит у  него есть маленькая лодка. Домохозяйки переправляются
через проливы, чтобы выпить чашку  чая  с  соседкой, а бродячие
торговцы расхваливает свой товар в  такт  с  ударами весел. Все
дороги  здесь  -  соленая  вода.   В   некоторых   местах   они
перегорожены  сетями,  в  которые  попадается  маленькая  рыбка
тарбис, чей жир богатство островов. Больших городов нет и очень
мало мостов. На каждом островке -  множество  ферм  и  рыбацких
домиков, и  группы из десяти-двадцати таких островов называются
городами.  Лоу  Торнинг  самый  западный  из  них. Он глядит  в
открытый Океан,  пустынный  уголок Архипелага, где лежит только
Пендор  -  испорченный драконами остров... За ним -  совершенно
безлюдные воды Западного Предела.

     Дом для нового волшебника был уже готов. Он стоял на холме
среди зеленых полей, и  от  западного ветра его защищала рощица
цветущих деревьев пендик.  Из открытой двери дома видны были не
только соломенные крыши, рощи и сады,  но  и  другие  крошечные
островки с  их полями и  холмами, а между ними яркие извилистые
проливы. Дом был плох  - без окон, с земляным полом, но  он был
лучше того, в котором Гед родился. Островитяне с Лоу Торнинга с
благоговением взирали на волшебника с острова Рокк и сгорали со
стыда за скромность приема.

     - У нас нет строительного камня, - сказал один.

     - Мы не  богаты, но никто  не голодает, - сказал другой, а
третий добавил:

     - Крыша, по крайней  мере,  не будет протекать. Я настелил
ее сам, сэр.

     Геда  дом  вполне  устраивал.  Он  искренне   поблагодарил
островитян, так  что  все  восемнадцать встречавших его человек
разъехались  на   лодках   по   своим  островкам  и  рассказали
согражданам,  что  новый волшебник  оказался  странным  угрюмым
юношей, говорящим мало, но дружелюбно и без гордыни.

     По  правде  говоря,  гордиться  Геду  было  нечем.  Обычно
выпускники Школы уходили  в большие города или замки служить их
правителям,  и  пользовались огромным  уважением.  При  обычном
стечении обстоятельств  рыбаки  Лоу  Торнинга  имели бы простую
колдунью или доморощенного заклинателя, который заговаривал  бы
рыбацкие сети,  накладывал чары на  новые лодки и лечил людей и
скотину от всяких пустяковых болячек. Но  в  последние  годы  у
старого  Дракона,  что  обитал  на  острове  Пендор,  появилось
потомство и, по  слухам, уже целых девять драконов таскали свои
чешуйчатые животы  по  мраморным  лестницам в развалинах дворца
Повелителей Моря. Пендор -  пустынный  остров, и было ясно, что
научившись летать, они не  удовлетворятся  скудным пропитанием.
Четыре дракона уже были замечены к  юго-западу  от  Хоска.  Они
нигде не  опускались,  но  кружили  над  островами, высматривая
овчарни, амбары и деревни. Голод драконов трудно пробуждается и
долго утоляется.  Островитяне  обратились с просьбой к Великому
Магу  прислать  им способного защитить их волшебника, и  Ганчер
решил, что страхи их вполне обоснованы.

     В  тот  день,   когда  Великий  Маг  возвел  Геда  в  ранг
волшебника, он сказал ему:

     - Там не ждут тебя слава и  богатство.  Жизнь  твоя  будет
унылой и однообразной. Пойдешь?

     - Пойду, -  ответил  Гед,  движимый не только послушанием.
Памятная ночь на Холме Рокка начисто изгнала из  него страсть к
славе  и  богатству.  Он  начал  сомневаться  в  своей  силе  и
страшиться серьезных испытаний, но разговор о драконах разбудил
в нем  любопытство. На Гонте драконов  не было уже  много сотен
лет, и  ни один из них  не осмеливался появиться  вблизи Рокка,
так что для него они были существами, о которых поют  в песнях,
и только. Гед  довольно  много знал  о  драконах, но одно  дело
знать, а другое - встретиться с  ними  наяву.  Возможность  эта
показалась ему заманчивой, и он ответил: - Пойду.

     Ганчер кивнул, но глаза его были тревожны.

     - Скажи  мне,  -  произнес  он  наконец,  - ты не  боишься
покинуть Рокк, или тебе не терпится сделать это?

     - И то, и другое, мой Лорд.

     Ганчер снова кивнул.

     - Не  знаю,   правильно   ли   я   поступаю,   лишая  тебя
безопасности нашего острова, - сказал он задумчиво. - Я не вижу
твоего пути, он  скрыт тьмой. Далеко на севере дремлет какая-то
сила, которая может  уничтожить тебя, но  что это такое  и  где
прячется в твоем прошлом или  будущем  -  мне неведомо. Получив
прошение из  Лоу Торнинга, я  сразу вспомнил о тебе. Город этот
показался  мне  достаточно  тихим  местом,  там  у  тебя  будет
возможность  отдохнуть  и  собраться  с силами. Но я  не  знаю,
существует  ли  вообще  то  место, где ты почувствуешь  себя  в
безопасности. Мне не хочется посылать тебя во тьму...

     Геду понравился  маленький домик в тени цветущих деревьев.
Здесь он и жил, часто поглядывая на запад  и внимательно следя,
не  видно  ли  там  взмахов чешуйчатых крыльев. Но  драконы  не
появлялись. Гед проводил  время,  ухаживая за огородом и рыбача
на  крохотной  лодке. Иногда  он  целыми  днями  размышлял  над
какой-нибудь страницей,  словом  или  буквой  в  Книгах Легенд,
которые привез с  собой  с Рокка. Он сидел  в  тени деревьев, а
отак спал или охотился в  густой  траве.  Гед безотказно служил
жителям Лоу  Торнинга,  выполняя  все  их  немудреные просьбы -
заживить рану или послать  дождь  на поля фермеров. Ему никогда
не приходила в  голову мысль, что все это недостойно настоящего
волшебника, так как в детстве  он  жил среди таких же, если  не
беднее,  людей.  Они  же,  благоговея  перед  ним,  не  слишком
докучали  ему -  не  только потому, что  он  был волшебником  с
легендарного Острова Мудрецов,  но и потому, что его молчание и
покрытое  ужасными   шрамами   лицо  не  побуждали  к  излишней
назойливости.

     Одного друга он  все-таки  приобрел - плотника, жившего на
соседнем островке, звали его Печварри. Познакомились они, когда
Печварри устанавливал мачту на почти  готовой  лодочке,  а  Гед
остановился  посмотреть  на  его  работу.  Печварри  с  улыбкой
взглянул на Геда и сказал:

     - Я  трудился  над  ней  месяц,  а  ты, наверное, смог  бы
сделать это одним словом, а?

     - Да, но стоило  бы мне ослабить внимание хоть на секунду,
лодка мгновенно пошла бы на дно. Если хочешь... - Гед замолчал.

     - Что?

     - Ты построил чудесную маленькую лодку. Она хороша сама по
себе,  но  я  могу  зачаровать  ее  так,  что  она  никогда  не
разобьется о скалы и всегда найдет дорогу домой.

     Ему  не   хотелось  обижать  плотника,  сомневаясь  в  его
мастерстве, но лицо Печварри просияло.

     - Я  готовил  ее  для  моего  маленького  сына, и было  бы
здорово, если бы она никогда не разбилась.

     После  этого  случая  они  часто  стали  работать  вместе,
переплетая чары Геда с искусством  плотника  и  в новых, только
что построенных лодках, и в тех, что им приходилось чинить. Гед
научился строить лодки,  управлять ими без помощи магии - этому
на Рокке не учили. Часто Гед вместе с Печварри и  его маленьким
сынишкой  Иоэтом  плавал по бесчисленным лагунам и проливам  на
веслах  и  под  парусами,  и на глазах превратился  в  опытного
моряка. Дружба их крепла.

     Поздней осенью Иоэт заболел. Его мать послала за колдуньей
с  острова  Теск и  один  или  два  дня  казалось,  что мальчик
выздоровеет... Но  одной  штормовой  ночью  Печварри постучал в
дверь Геда,  умоляя спасти его сына. Сквозь тьму  и бурю они на
веслах  с  трудом добрались до дома плотника.  Там  Гед  увидел
больного  ребенка,   склонившуюся  над  ним  мать  и  колдунью,
воскурявшую корень корли в углу комнаты. Это было  все, что она
могла сделать. Но она прошептала Геду:

     - Лорд  Волшебник,   мне  кажется,  что  у  ребенка  рыжая
лихорадка, и он не доживет до завтрашнего утра.

     Когда Гед взял Иоэта за руку, он подумал то же самое, и на
мгновение  упал  духом.  В  последние  месяцы  его  собственной
болезни  Мастер   Целитель  передал  ему  многое  из  искусства
врачевания,  в  том  числе  и  основное  правило:  лечи  рану и
болезнь, но  если душе тесно в  телесной оболочке, не  мешай ей
уйти.

     Мать заметила  его нерешительность и, догадавшись, чем она
вызвана,  заплакала  навзрыд.  Печварри  стал  успокаивать  ее,
приговаривая:

     - Лорд Сокол спасет его,  не  надо плакать, ведь он здесь,
он все может...

     Видя отчаяние матери и безграничную веру  в него Печварри,
Гед был не  в  силах  разочаровать их. Споря сам  с  собой,  он
подумал, что ребенок может быть спасен, если удастся сбить жар.
Он сказал:

     - Я сделаю все, что в моих силах...

     Обмывая мальчика холодной дождевой  водой,  Гед забормотал
одно  из  подходящих к  случаю  заклинаний.  Оно  почему-то  не
действовало, и внезапно Гед  понял,  что ребенок умирает у него
на руках.

     Призвав на помощь все  свое  мастерство, забыв обо всем на
свете, Гед в почти безнадежной попытке послал свой дух вдогонку
за духом мальчика. Он позвал:

     - Иоэт! - и  услышав,  как ему показалось, слабый голосок,
продолжил погоню.  Через  некоторое  время  Гед  увидел впереди
мальчика, бегущего  вниз  по  склону  высокого  черного  холма.
Стояла полная тишина. Звезды, горевшие  над  холмом,  он  видел
впервые,  хотя   и  знал  названия  созвездий:  Ножны,  Дерево,
Дверь...  Звезды  эти  обычно  исчезали с приходом дня,  и  Гед
понял, что зашел вслед за умирающим ребенком слишком далеко.

     Внезапно он  почувствовал,  что  остался  один  на  темном
склоне. Повернуть назад было мучительно тяжело.

     Медленно он начал взбираться обратно  по  склону.  Шаг  за
шагом, и каждый последующий шаг был труднее предыдущего.

     Звезды были неподвижны.  Ветер  не дул над этой иссушенной
землей.  Во  всем нескончаемом царстве тьмы двигался только  он
один,  медленно  карабкаясь  вверх.  Добравшись,  наконец,   до
вершины,  Гед  увидел невысокую каменную стену. За стеной  была
Тень.

     Тень не имела  образа,  она была бесформенна, едва видима,
но она шептала что-то и тянулась к нему. Она стояла  на стороне
живых, а он стоял на стороне мертвых.

     Он  должен  был   или  уйти  вниз,  в  пустынные  степи  и
погруженные во тьму города  мертвых,  или шагнуть через стену в
жизнь, где его ждало само  Зло,  принявшее  облик  бесформенной
тени.

     В руках Геда  был  посох, и  он  поднял его. Это  движение
вернуло ему силы. Он приготовился прыгнуть через стену прямо на
тень, и  посох внезапно загорелся ослепительным белым пламенем.
Он прыгнул, почувствовал, что падает, и провалился в темноту.

     А в это  время Печварри, его  жена и колдунья  видели  вот
что: юный  волшебник  вдруг  остановился  посреди  заклинания и
некоторое время молча и не двигаясь  держал  ребенка  в  руках.
Потом  он   осторожно  положил  маленького  Иоэта  в  кроватку,
выпрямился,  взял  посох и снова застыл без  движения.  Вот  он
высоко поднял  посох, и тот  ярко вспыхнул, словно Гед держал в
руках молнию. Когда зрение вернулось  к  ним,  они увидели, что
Гед  лежит  на земляном полу. Рядом в  кроватке  лежал  мертвый
ребенок.

     Печварри показалось, что маг тоже умер.  Жена его плакала,
а он выглядел крайне озадаченным. Но колдунья слышала кое-что о
том, как  умирают настоящие маги и  проследила за тем,  чтобы с
Гедом обращались не как  с мертвым, хотя он и был холоден  и не
подавал  признаков  жизни, а  как  с  больным  человеком.  Геда
перенесли домой, и старуха осталась сидеть около его постели.

     Маленький  отак,  как всегда  при  появлении  посторонних,
спрятался на чердаке. Здесь он и просидел, слушая  шум дождя, а
когда  огонь  в  очаге  начал  гаснуть   и  старуха  задремала,
потихоньку спустился  вниз  к  кровати,  на  которой неподвижно
лежал Гед.  Своим  крошечным  язычком-листиком он терпеливо, не
останавливаясь  ни  на секунду, принялся лизать руки Геда,  его
виски, израненную  щеку,  закрытые  глаза.  И  медленно,  очень
медленно, Гед стал  пробуждаться. Он пришел в себя, не понимая,
где  он  был и где он  сейчас,  и откуда взялся окружающий  его
бледный свет. Это был рассвет  наступающего  дня.  Сделав  свое
дело,  отак,  как  обычно,  свернулся клубочком у его  плеча  и
уснул.

     Позднее,  вспоминая  эту ночь, Гед догадался, что если  бы
никто тогда не  прикоснулся к нему, когда он лежал бездыханный,
не позвал бы из страны теней, он остался бы там  навсегда. Спас
его только мудрый инстинкт зверя, который лижет своего больного
или раненого товарища. Гед почувствовал в  этой мудрости что-то
сродни своей собственной силе,  сродни  истинной магии. И с тех
пор он верил, что истинный мудрец тот, кто не отделяет  себя от
других существ -  неважно, могут они  говорить или нет.  И  всю
свою  последующую   жизнь   Гед  старался  проникнуть  в  мысли
неразговорчивых  собратьев   -   читать   в  глазах  животного,
разбираться в полете птицы и размашистых жестах деревьев.

     Вот так  Гед  впервые сознательно пересек границу, которую
только  величайшие  маги могут пересечь с открытыми глазами,  и
даже для них  этот шаг связан  с огромным риском.  Вернулся  он
полный сожаления и  страха. Сожаления к своему другу Печварри и
страха за себя. Теперь он  понимал,  почему  Великий Маг боялся
отпускать его с Рокка, и почему оказалось скрытым  даже от него
будущее Геда. Сама тьма ждала его,  нечто,  не  имеющее  имени,
существо, не  принадлежащее нашему миру, освобожденное, а может
быть и созданное  самим  Гедом. Долго  ждало  оно его у  стены,
разделяющей миры живых и мертвых и,  наконец, дождалось. Теперь
оно пойдет по его следам, будет подбираться все  ближе и ближе,
чтобы высосать из него жизнь и облачить себя в его плоть.

     Вскоре Геду стала сниться Тень в облике медведя без головы
или  без  лица. Ему  казалось,  что она  кружит  вокруг дома  в
поисках двери.  Ничего подобного ему  не снилось с тех пор, как
зажили раны, которые нанесла эта тварь.  Он проснулся замерзшим
и совсем разбитым - шрамы на лице и теле нестерпимо ныли.

     Настали тяжелые времена. Когда ему снилась тень, или когда
он просто думал о ней, его охватывал леденящий ужас - казалось,
что силы  вытекают из него,  и он беспомощно бродил в потемках.
Гед досадовал на  собственную трусость, ругал себя, но все было
бесполезно. Не  от кого  было ждать защиты - у  тени не было ни
плоти,  ни  жизни,  ни  духа. Безымянная, она  обладала  силой,
которую он сам дал ей - ужасной силой, не подчиняющейся законам
мира под  солнцем. Но он не знал,  в какой  форме придет она  к
нему, как она придет и когда.

     Он решил, что мог бы  возвести  магический  барьер  вокруг
своего дома и островка, на котором жил. Но эта защита требовала
постоянного  подновления  и  вскоре  он понял, что  если  будет
тратить все силы  на  это, то от него  не  будет никакой пользы
жителям островов. А что он будет делать, если  дракон нападет с
Пендора и он окажется между двух огней?

     И снова ему  приснился сон -  тень пробралась в  дом,  она
тянулась к нему  и шептала слова,  которых он не  понимал.  Гед
проснулся  в  холодном  поту и несколькими  огоньками-обманками
ярко осветил все  темные  углы так,  чтобы  ни один предмет  не
отбрасывал тени. Он  подбросил  дров и сидел, прислушиваясь как
осенний ветер шелестит соломой  на  крыше и свистит среди голых
веток деревьев.  В  сердце  его начала пробуждаться первобытная
ярость -  он не будет покорно  ждать смерти, сидя  на маленьком
островке  и  защищаясь  бесполезными  заклинаниями.  Но  просто
покинуть  остров  Гед  не  мог - это означало  предать  доверие
островитян и оставить их беззащитными перед  драконом с Запада.
Ему оставался только один путь.

     На следующее утро Гед  пришел  с толпой рыбаков на главную
пристань Лоу  Торнинга  и,  разыскав Старейшину острова, сказал
ему:

     - Мне необходимо покинуть остров. Мне угрожает опасность и
поэтому вы тоже  в опасности. Я должен уйти, поэтому необходимо
покончить с драконами на Пендоре и  этим  выполнить  свой  долг
перед вами. Если меня постигнет неудача  сейчас,  значит  я  не
справлюсь с ними  никогда. Чем раньше  встречусь я с  ним,  тем
лучше.

     У Старейшины отвисла челюсть от изумления.

     - Лорд  Сокол,  -  пробормотал  он,  -  но  там  же девять
драконов!

     - Говорят, что восемь из них совсем молоды.

     - Да, но один старый...

     - Повторяю,  мне  нельзя  оставаться  здесь!  Но  я  прошу
разрешения сначала избавить  вас  от драконов, если мне суждено
это сделать.

     - Как пожелаете, - уныло ответил Старшина.

     Всем  присутствующим  при  этом разговоре показалось,  что
юным волшебником  овладел либо каприз, либо безумная храбрость,
и они с тоской провожали Геда глазами, не  ожидая более увидеть
его. Мнения их разделились: одни считали, что он хочет удрать и
бросить их на произвол судьбы, другие - и Печварри в их числе -
были уверены, что он сошел с ума и ищет смерти.

     Вот  уже  четыре  поколения  корабли  старались  держаться
подальше от берегов Пендора. Так как остров лежал  в стороне от
проторенных морских дорог, еще ни один маг не пытался сразиться
с  драконом  на  его  берегах. Древние правители  Пендора  были
пиратами и работорговцами, которых ненавидели все на юго-западе
Земноморья. Поэтому никто не пытался отмстить за Лорда Пендора,
когда с запада на остров внезапно налетел дракон. Самого Лорда,
пировавшего с  приближенными  в  башне,  дракон  опалил  огнем,
вопящих  от  страха горожан загнал в море  и  стал  властелином
острова и куч награбленных за долгое время драгоценностей.

     Все это было хорошо известно Геду, который с  тех пор, как
приехал на Лоу-Торнинг, не переставал по  крупицам собирать все
известные сведения о драконах.  Он  вел свое утлое суденышко на
запад,  используя  магический ветер,  а  не  весла  или  навыки
моряка, полученные  им  от  Печварри;  закрепленный чарами руль
держал  верный  курс  -  и  наблюдал,  как на горизонте  встает
мертвый остров.  Он  торопился и поэтому использовал магический
ветер. Впереди его ждало тяжелое испытание, но оно не шло  ни в
какое сравнение с тем, что осталось за кормой. Но прошел день и
страх сменился холодной яростью. По крайней мере, эту опасность
он выбрал себе сам и эти последние часы,  возможно перед скорой
смертью, он свободен. Тень  не  осмелилась последовать за ним в
пасть дракона.  Среди  увенчанных  белыми  барашками  волн, под
низкими серыми облаками, гонимыми северным ветром,  приблизился
он, влекомый ветром магическим, к скалам Пендора и увидел перед
собой пустынные городские улицы и полуразрушенные башни.

     У  входа  в спокойные воды гавани он остановил  магический
ветер, и лодка закачалась  на  волнах. Поднявшись во весь рост,
он бросил вызов дракону:

     - Узурпатор Пендора! Выходи и защищай награбленное!

     Голос его  растворился  в  грохоте  волн,  разбивающихся о
темно-серые скалы, но  у  драконов острый слух. Через мгновение
один  из  них,  темнокрылый  и  покрытый   чешуей,  похожий  на
исполинскую черную  летучую мышь, вылетел из развалин какого-то
дома и, кружась  в порывах северного ветра, приблизился к Геду.
При виде  знакомого  только  по  легендам  чудовища сердце Геда
учащенно забилось. Он громко засмеялся и крикнул:

     - Эй, ты, червяк небесный, скажи Старику, что я его жду!

     Это был один из молодых драконов,  рожденный несколько лет
назад, когда на Пендор с дальнего Запада прилетала дракониха и,
отложив среди  руин  восемь  гигантских  кожистых яйца, улетела
обратно.  Вылупившихся  малышей  взял под свое  покровительство
Старый Дракон.

     Молодой  дракон  не ответил Геду. По размерам  он  еще  не
превосходил сорокавесельного  корабля,  и  весь,  от  головы до
кончика крыльев,  был совершенно черен. У  него не было  еще ни
голоса, ни  драконьей хитрости. Раскрыв зубастую пасть, подобно
стреле, бросился  он прямо на  маленькую лодку. Так что Геду не
составило труда одним быстрым и резким  заклинанием связать ему
лапы и  крылья... Камнем врезался  дракон в море, и серые волны
навеки сомкнулись над ним.

     От подножия самой высокой башни  в  воздух  взмыли еще два
дракона. Как  и первый, ринулись они на Геда  и тоже нашли свою
смерть в морских глубинах. А ведь Гед еще не пускал в дело свой
посох.

     Через некоторое время с острова поднялись еще три дракона.
Один  из  них был значительно больше остальных,  из  его  пасти
вырывалось пламя. Двое устремились на Геда  спереди, а большой,
сделав быстрый круг, бросился в  атаку  сзади,  чтобы сжечь его
вместе с лодкой своим огненным дыханием. Никакие чары не смогли
бы остановить их сразу - слишком были они далеко друг от друга.
Как только Гед понял это, он тут же соткал заклинание Изменения
и в образе дракона поднялся в небо.

     Распростерши свои  широкие крылья и выставив вперед когти,
он  встретил  первых  двух  лицом  к  лицу, испепелил их  одним
сгустком  пламени  и  сразу  же  развернулся,  чтобы  встретить
третьего,  который  был крупнее его и тоже  вооружен  огнем.  В
порывах ветра, над бурлящим  морем,  раз за разом бросались они
друг на друга,  сталкивались, рвали когтями, пока все вокруг не
заволокло  дымом,   сквозь  который  сверкали   кроваво-красные
отблески их дыхания.  Внезапно  Гед рванулся вверх, и противник
устремился на него снизу. Гед резко  остановился, подняв крылья
и, как это делают соколы, вытянув когти, обрушился на врага. Он
вцепился ему в голову и шею. Черные крылья затрепетали, и капли
черной  драконьей  крови  с  шипением упали в  море.  Последним
усилием  дракон  с  Пендора  вырвался  и,  стелясь  над  водой,
медленно и неуверенно полетел к  берегу,  мечтая  спрятаться  в
какой-нибудь пещере или разрушенном доме.

     Увидев это, Гед постарался как можно  быстрее принять свой
обычный  облик  и  оказаться  в  лодке  - опасно быть  драконом
дольше,  чем  необходимо.  Руки  его были еще  ошпарены  черной
кровью, волосы на голове обгорели, но он не  замечал этого. Гед
перевел дыхание и снова разнесся над островом его голос:

     - Я видел  шестерых,  пятерых  лишил  жизни!  Говорят, вас
девять! Выползайте, черви!

     Но ничего не двигалось на острове и ответом ему был только
глухой шум прибоя. Но вот  Геду  показалось,  что самая высокая
башня на берегу начала менять  свои  очертания,  вспучиваясь  с
одной стороны, словно  в  этом месте  у  нее росла рука...  Гед
боялся драконьей магии, потому что старые  драконы очень сильны
и  коварны   в   этом   искусстве,   совершенно   непохожем  на
человеческое волшебство. Но  это не было магией - Геда обманули
собственные глаза. То, что он принял за выступ башни, оказалось
плечом  Дракона  Пендора,  который  медленно  приподнимал  свое
чешуйчатое тело.

     Его  голова  с  тремя  языками,  украшенная  остроконечным
выступом,  поднялась  выше  башни,   когтистые   лапы  попирали
развалины города. Чешуя дракона напоминала полированный гранит.
Он был строен, как гончая, и огромен, как гора. Гед  смотрел на
него с благоговейным  ужасом  - никакие  песни  и легенды не  в
силах описать подобное великолепие. Он смотрел, не отрываясь, и
едва не совершил  роковой ошибки чуть было не посмотрел Дракону
в глаза. Усилием  воли отвел он свой взор от маслянисто-зеленых
зрачков и высоко  поднял посох, казавшийся сейчас не более, чем
лучиной.

     - Восемь сыновей  было  у  меня,  маленький  волшебник,  -
проскрипел оглушительный  голос  исполина.  Пятеро погибло, еще
один вскоре умрет,  этого достаточно. Убивая их, ты не получишь
моих богатств!

     - Твои богатства не интересуют меня!

     Желтый дым с шипением вырвался  из  ноздрей  дракона - это
был его смех.

     - А  ты  не хочешь  выйти  на берег  и  посмотреть на  мои
сокровища, маленький волшебник? На них стоит посмотреть!

     - Нет, Дракон.

     Драконы  рождены  для  ветра  и огня, и не  любят  морских
просторов. Пока Гед  был в море, преимущество оставалось на его
стороне. Он  не собирался терять его,  каким бы хрупким  оно не
выглядело.

     Трудно, очень трудно  было  не смотреть в эти внимательные
зеленые глаза...

     - Ты очень  молод, - молвил Дракон.  - Я и  не подозревал,
что столь юные волшебники могут обладать таким могуществом.

     Как и Гед, Дракон Пендора говорил  на  Древнем  Языке,  на
котором до сих пор объясняются драконы.  Человек, пользуясь им,
может говорить только правду, но к драконам это  не относится -
это их родной язык. Они могут лгать на нем, искажая смысл слов,
запутывая  неосторожного  слушателя  в  лабиринте  слов-зеркал,
каждое из которых отражает  истину,  тем самым искажая ее. Зная
об этом, Гед  был настороже, слушал Дракона недоверчиво. Но его
слова казались простыми и ясными:

     - Ты пришел ко мне просить помощи, маленький волшебник?

     - Нет, Дракон!

     - А ведь я могу помочь тебе.  И  помощь  потребуется  тебе
очень скоро - против того, что преследует тебя во тьме.

     От изумления Гед потерял дар речи.

     - Так что же охотится за тобой? Назови это.

     - Если бы я мог... - Гед умолк.

     Желтый дым  заклубился  над головой Дракона, извергаясь из
похожих на кратеры вулканов ноздрей.

     - Справиться с тенью ты сможешь, только зная ее Имя. Может
быть, я смогу  узнать  его для  тебя,  когда увижу ее  поближе.
Давай подождем немного  - она обязательно явится сюда за тобой.
Если  ты  не   стремишься  к  встрече,  ты  должен  бежать,  не
останавливаясь. А эта тварь будет  преследовать  тебя.  Так  ты
хочешь узнать ее Имя?

     Гед молчал. Он не мог понять, как Дракон  проведал о тени,
выпущенной им  на свободу, и  каким образом он сможет узнать ее
Имя. Великий Маг  сказал,  что у  тени  нет Имени. Но  мудрость
драконов  велика,  род их  значительно  древнее  человеческого.
Очень мало  людей могут угадать, что знает дракон  и как он это
узнал - таких людей называют  Повелителями  Драконов.  Геду  же
было  ясно  только  одно:  даже  если  Дракон говорит правду  и
действительно способен назвать Геду  Имя  тени и тем самым дать
ему  власть  над  ней,  то  сделает  он  это   только  в  своих
собственных интересах.

     - Очень редко, - сказал наконец Гед,  - предлагают драконы
свою помощь.

     - Но  очень  часто,  -  ответил Дракон, - кошка  играет  с
мышкой перед тем, как съесть ее.

     - Я приплыл сюда  не для игр,  а чтобы заключить  с  тобой
договор.

     Словно меч, взвился над башней,  над  закованной  в  броню
спиной Дракона,  кончик  его  скорпионьего  хвоста, который был
впятеро длиннее любого меча. Он прохрипел:

     - Я не заключаю договоров. Я  просто  беру.  Что ты можешь
предложить мне такого, чего я сам не могу взять?

     - Безопасность. Твою  безопасность.  Поклянись,  что ты не
будешь летать к востоку от Пендора, и я обещаю, что  не причиню
тебе вреда.

     Похожий на  шум  далекого  горного обвала скрежещущий звук
вырвался из  горла  Дракона,  огонь  выплеснулся  из его пасти.
Возвышаясь над руинами, он поднялся на задние лапы.

     - Ты мне предлагаешь безопасность! Ты угрожаешь мне! Чем?

     - Твоим Именем, Еавуд!

     Голос  Геда  дрожал,  но  Имя Дракона он произнес  ясно  и
громко. Услышав его, Дракон замер. Прошла минута, потом другая,
и Гед, стоящий в крохотной качающейся  лодчонке, улыбнулся. Его
судьба и  сама жизнь зависела от  того, правильно ли  он угадал
Имя. Еще будучи  в  Школе, он  выискивал  в древних книгах  все
упоминания  о  драконах,  и  в  результате   у  него  появилось
предположение, что  Дракон  Пендора  это  тот  же самый дракон,
который во времена Эльфарран и  Морреда  натворил  много бед на
западном берегу  Осскилла  и  был  изгнан  оттуда магом Эльтом,
большим знатоком  всяческих  Имен и названий. Догадка оказалась
верной.

     - Мы равны, Еавуд. У тебя - сила, у меня -  твое Настоящее
Имя. Как насчет договора?

     Дракон по-прежнему молчал. Много лет  прожил  он  на  этом
острове, где слитки золота и  изумруды  раскиданы  среди  битых
кирпичей  и  истлевших костей.  Он  наблюдал,  как  его  черное
отродье резвится в  развалинах и планирует с высоких утесов. Он
долго спал  на солнышке, и его  не беспокоили чужие  голоса. Он
постарел. И теперь ему  было  трудно шевелиться, и очень трудно
разговаривать с  хрупким мальчишкой-волшебником. Еавуд,  Старый
Дракон, посмотрел на  посох  в его  руках  и вздрогнул, как  от
боли. Шипящим от ненависти голосом он произнес:

     - Разрешаю тебе  взять  девять  моих камней. Выбирай самые
лучшие и уходи.

     - Мне не нужны твои камни, Еавуд.

     - Куда девалась  людская жадность? В добрые старые времена
люди любили яркие камешки... Мне  известны  все  твои  желания,
волшебник. Я тоже  могу  предложить тебе безопасность, ведь мне
скоро станет известно то единственное  Имя,  что  может  спасти
тебя! Ужас преследует тебя. Я назову тебе его Имя.

     Внезапно  вспыхнувшая  надежда  ошеломила Геда. Он  крепко
сжал посох и стоял, не двигаясь, как только что стоял Дракон.

     Но  с  драконом   можно   заключить  одно  и  только  одно
соглашение... Не о  своей  жизни беспокоился Гед, направляясь к
Пендору. Гоня из памяти последние слова Дракона, он сказал, что
должен был сказать.

     - Не этого хочу я от тебя, Еавуд, - когда Гед произнес Имя
Дракона, у него было такое чувство, будто он  держит Дракона на
тоненьком  поводке,  затянутом  на  шее  исполина.   Немигающий
изумрудный  взгляд  Дракона  источал   злобу,   стальные  когти
величиной с  человеческую  руку  впивались  в израненную землю,
пламя клокотало в пасти. Но поводок затягивался все туже... Гед
снова заговорил: - Еавуд! Поклянись  своим  Именем,  что тебя и
твоих сыновей никогда не увидят над Архипелагом!

     Ярчайшее пламя прыгнуло из пасти Дракона, и он проревел:

     - Я клянусь в этом своим Именем!

     В  наступившей  тишине  Еавуд  опустил  свою   исполинскую
голову.

     Когда  он  снова поднял  ее,  белый  парус  превратился  в
маленькую  точку  у самого  горизонта  и  скоро  совсем  исчез,
направляясь  к  тучным, полным богатств островам на востоке.  В
бессильной  ярости  повалив  башню,   распростер   Дракон  свои
гигантские крылья  над разрушенным городом, но клятва связывала
его и больше ни разу не появился он в небе Архипелага.







     Как только Пендор скрылся из виду, Гед почувствовал, глядя
на  восток,  что страх перед Тенью снова  закрадывается  в  его
сердце.   Невыносимо   тяжело   было  поворачиваться  лицом   к
бесформенному кошмару. Он остановил магический ветер и двигался
только при помощи обычного. Скорость ему теперь была ни к чему.
Он не представлял, что же теперь  делать.  Дракон  сказал,  что
спасение - в бегстве. Но куда бежать? Рокк - там он, по крайней
мере, сможет найти защиту и получить мудрый совет.

     Однако,  первым   делом   нужно  посетить  Лоу  Торнинг  и
отчитаться перед  островитянами.  Прошло  уже  пять  дней с его
отплытия.  При  вести  о  том,  что  Гед вернулся, послушать  и
посмотреть на него собралось полгорода. Когда  он закончил свой
рассказ, кто-то сказал:

     - Но  кто,  кроме  тебя,  видел  все  эти  чудеса  мертвых
драконов, одураченных драконов? А что, если он...

     - Заткнись! -  грубо  оборвал его Старейшина. Он прекрасно
знал,  что  волшебники  обычно  молчаливы, но если  они  что-то
говорят,  так  оно и есть. Волшебство невозможно без  правды...
Так что островитяне понемногу успокоились, и ворчание сменилось
радостью. Началось  веселье.  Они  еще  теснее обступили своего
молодого  волшебника  и попросили рассказать обо всем еще  раз.
Потом подошли новые слушатели... К  вечеру  Геду  уже ничего не
нужно было  рассказывать. Островитяне смогли сделать это вместо
него и  гораздо  лучше.  Деревенские сказители уже приспособили
его рассказ  к какой-то старой  мелодии, и на каждом углу толпы
народа распевали  "Песню  Сокола".  Огромные костры запылали не
только в  Лоу Торнинге, но и на ближайших  островах. От лодки к
лодке,  от  острова к  острову  рыбаки  передавали  друг  другу
новость:

     - Зло повержено! Нам можно не бояться Дракона Пендора!

     В эту  ночь,  одну-единственную ночь, Гед радовался вместе
со всеми. Никакая  тень не смогла  бы пробиться к  нему  сквозь
яркие огни, горевшие в знак благодарности  и признательности на
каждом утесе и пляже, сквозь толпы танцующих и смеющихся людей,
громко славивших его. Снопы  искр  взлетали от факелов и быстро
гасли на осеннем ветру...

     На следующий день Гед встретил Печварри, который сказал:

     - Не знал я, что ты столь могуществен, мой повелитель, - в
голосе его слышался  страх,  потому что он осмеливался называть
Геда  своим  другом, но  слышалось  и  осуждение.  Гед  победил
драконов,  но  не смог спасти жизнь маленького мальчика.  После
этой  встречи  Гед  снова  почувствовал то же  нетерпение,  что
раньше гнало его к Пендору, а сейчас - из Лоу-Торнинга.  И хотя
островитяне готовы были держать его у  себя  всю  жизнь,  чтобы
восхвалять его и хвастаться им  перед  соседями,  на  следующий
день Гед покинул дом на  холме.  С собой он взял только  книги,
посох и верного отака.

     Он отплыл в шлюпке с двумя молодыми рыбаками, удостоенными
чести стать его лодочниками. Они плыли среди судов, заполнявших
восточные проливы  Девяноста  островов,  под окнами и балконами
стоящих у самой  воды домов; мимо гаваней Неша, лугов Дрогмана,
зловонных маслобоен Гета, и везде  молва  обгоняла  их. При его
появлении островитяне  начинали  насвистывать  "Песню Сокола" и
умолять его провести ночь именно  в  их  гостеприимном городе и
рассказать о победе над драконом. В конце концов они прибыли на
Серд и капитан  корабля, которого Гед попросил доставить его на
Рокк, ответил:

     - Это будет огромной честью для меня и моего корабля, Лорд
Волшебник!

     Но  как  только  корабль  вышел из гавани Серда  и  поднял
паруса, навстречу  подул  сильный  восточный  ветер.  Всем  это
показалось странным, потому что небо было чистым и с утра ничто
не предвещало  бури. От Серда до  Рокка всего тридцать  миль и,
посчитав это расстояние пустячным, капитан смело отправил судно
в путь. Ветер  усиливался,  но корабль  не  сдавался. Как и  на
большинстве торговых судов, на нем был высокий косой парус, при
помощи которого можно лавировать против ветра,  а капитан судна
был старым  морским  волком, который гордился своим искусством.
Итак, отклоняясь то к северу, то к югу, они все же продвигались
в восточном направлении. Но к  ветру  скоро  прибавился  дождь,
заряды которого  были  столь  мощны,  что  грозили  перевернуть
судно.  Гед  стоял  на  корме  рядом  с  капитаном.  Это  место
считалось почетным,  хотя  весьма  трудно соблюсти достоинство,
промокнув до нитки и судорожно  цепляясь  за  поручни, чтобы не
смыло за борт.

     - Лорд  Сокол,  -  сказал  капитан.  -  Не  сможешь  ли ты
вразумить этот ветер?

     - Как далеко мы от Рокка?

     - Примерно  на  полпути,   но   за  последний  час  мы  не
продвинулись вперед ни на дюйм, сэр.

     Гед поговорил с  ветром, тот немного утих, и корабль пошел
легче. Внезапно порыв сумасшедшей  силы  ударил с юга и корабль
отбросило  назад.  Облака  в  небе закипели, а  капитан  хрипло
выругался:

     - Этот чертов ураган  дует со всех сторон сразу! Лорд, нам
может помочь только магический ветер!

     Просьба  Геду  не понравилась, но эти люди рисковали  ради
него своими жизнями  и он решился... Судно сразу рвануло вперед
и  морщины   на   лице   капитана   стали   разглаживаться.  Но
мало-помалу, хотя Гед и старался изо всех сил, магический ветер
слабел  и  слабел,  пока  корабль  не   остановился  совсем  и,
казалось, завис на бушующих волнах  с  обвисшим  парусом  среди
бешеной круговерти  дождя  и ветра. Продержавшись так несколько
минут, он вдруг сам по себе сделал поворот  фордевинд и, словно
испуганный кот, прыгнул на север.

     Гед ухватился за поручень и крикнул:

     - Поворачивай обратно, капитан!

     Тот прокричал в ответ:

     - Как? Волшебник на  борту,  я - лучший капитан Архипелага
на  лучшем из  кораблей,  которые у меня  были  когда-либо -  и
поворачивай назад?!

     В этот  момент судно почти легло  на борт, будто  попало в
водоворот и, чтобы  удержаться на ногах, капитан сам вцепился в
ахтерштевень. Гед сказал ему:

     - Высади меня на Серде и  плыви  куда  хочешь. Этот ураган
направлен против меня, а не против твоего судна.

     - Против тебя, волшебника Рокка?

     - Ты слышал что-нибудь о Ветрах Рокка?

     - Конечно, эти  ветры  отгоняют  от  Острова Мудрецов злые
силы, но какое отношение имеют они к тебе, Повелителю Драконов?

     - Это  касается  только  меня  и  тени,  - коротко, как  и
подобает магу, ответил Гед. Судно легло на обратный  курс и под
проясняющимися небесами полетел обратно к Серду.

     ...Когда Гед выходил  из гавани Серда, в сердце его царили
страх и уныние. Наступила зима, и  сумерки  не  заставили  себя
ждать.  Сумерки  были плохим временем для Геда  -  тревога  его
удваивалась, за каждым поворотом мерещился враг. Только усилием
воли  он  заставлял  себя  не оборачиваться через  плечо...  Он
направился к Дому Моря, где путешественники  и  купцы  за  счет
городских властей  могли  плотно  поужинать  и  переночевать  в
большом,  но   теплом   зале   -   таково  было  гостеприимство
процветающих островов Внутреннего Моря.

     Гед оставил от  ужина немного мяса  и перед сном,  сидя  у
очага, выманил из складок плаща,  где  тот  прятался весь день,
своего верного  отака.  Он  пытался накормить зверюшку, ласково
приговаривая:

     - Хог, маленький мой, тихонький мой, - но отак от угощения
отказывался и снова  забирался  в свое  убежище.  И это, и  его
собственная унылая  неуверенность,  и тьма, собравшаяся в углах
огромной залы все, казалось, говорило  о  том,  что Тень где-то
поблизости.

     С разных островов собрались здесь  люди.  Никто  из них не
слышал "Песни Сокола",  никто не узнал  Геда и не  заговорил  с
ним. В конце концов он выбрал себе соломенный  тюфяк, улегся на
него,  но  всю  ночь  пролежал,  не  сомкнув глаз. Он  старался
угадать, какую избрать дорогу, что  следует  делать,  а чего не
следует. Каждый план казался заранее обреченным  на неудачу, на
всех дорогах  его могла поджидать  Тень. Только на Рокке мог бы
он  жить  в безопасности, но туда ему  не  позволяли  добраться
могучие  древние  заклинания, охраняющие  остров.  Ветры  Рокка
восстали против него. Значит, охотник, должно быть, рядом.

     Это  бестелесное  существо  было  порождением  царства,  в
котором нет понятий пространства, времени  и  света.  Днем  оно
было слепо и было вынуждено преследовать его, полагаясь лишь на
осязание и  принимая видимый облик  только в темноте и во снах,
так как оно  было невидимо при солнечном свете. Настигнув Геда,
оно  вытянет  из его  тела  жизнь,  силу,  тепло  и  саму волю,
управляющую этим телом.

     Вот о чем  он  думал в эту бессонную  ночь.  Гед знал, что
Тень, которая, находясь  рядом  с ним, становилась еще сильнее,
могла  использовать  в  своих  целях силы зла или  злых  людей,
скрывая свой облик  и говоря чужим голосом. Он предполагал, что
в одном из тех людей, что  спали этой ночью в зале Дворца моря,
могла  скрываться  Тень. Она таилась в темных закоулках  черной
души  и  терпеливо  ждала,  следя  за  Гедом и наслаждаясь  его
слабостью, неуверенностью и страхом.

     Это  было  выше  его  сил.  Он  мог  надеяться  только  на
счастливый случай и бежать до тех пор, пока  удача не улыбнется
ему. Лишь только забрезжил холодный  рассвет,  Гед  поднялся  и
поспешил  в  гавань  Серда,  решив сесть на  первый  попавшийся
корабль. Какая-то  галера загружалась маслом тарбис, она должна
была вот-вот сняться  с якоря и  держала курс на  большой  Порт
Хавнора. На  большинстве  кораблей  посох  волшебника  служит и
паспортом и платой  за  проезд, так  что  Геда охотно взяли  на
борт.  Через  час  корабль  вышел  в  море  и  звук  маленького
барабана, отбивающего  ритм  гребцам, музыкой зазвучал в сердце
Геда.

     Гед не представлял себе, что он будет делать  на Хавноре и
куда отправится потом. Можно было податься на север, он сам был
северянином. Может быть,  с  Хавнора ему удастся перебраться на
Гонт,  и  он  снова  увидит  Огиона...  Или  сесть  на корабль,
плывущий в далекие Пределы,  так  далеко, что Тень потеряет его
след и прекратит охоту... Эти  смутные  идеи  не  подкреплялись
никаким планом. Только бежать, только спасаться...

     К  исходу  второго дня  сорок  крепких  весел  унесли  его
корабль на  сто пятьдесят миль от Серда. Они  встали на якорь в
Оррими  -  порту  на  восточном берегу большого  острова  Хоск.
Торговые галеры всегда стараются держаться поближе к берегам и,
если возможно, обязательно заходят на ночь  в  порт.  Было  еще
светло.  Гед  сошел на берег и принялся  бесцельно  бродить  по
городским улочкам.

     Оррими  -  старый город. Дома в нем  сложены  из  огромных
камней,  высокая   стена   защищает  его  от  разбойных  Лордов
внутреннего Хоска. Купеческие дома больше походили на крепости,
а склады и  магазины  - на форты. Но  для  Геда эти исполинские
здания были лишь  вуалью, за которой пряталась зловещая тьма, а
люди, спешащие мимо него по своим  делам, казались бестелесными
тенями. Стало смеркаться и Гед  отправился  обратно  к  гавани,
которая в  кровавом  свете  угасающего  солнца  показалась  ему
угрюмой и притихшей - как и он сам.

     - Куда  держишь  путь,  господин  Волшебник?  -   внезапно
раздался голос позади него.  Гед  обернулся и увидел человека в
сером плаще и с увесистой палкой в руке,  которая была непохожа
на посох волшебника. Лицо незнакомца было  скрыто капюшоном, но
Гед почувствовал,  как внимательно изучают его невидимые глаза.
Непроизвольно он поднял свой буковый посох.

     Человек спокойно спросил:

     - Чего ты боишься?

     - Того, что идет за мной по пятам.

     - Вот как? Но я же не твоя тень!

     Гед молчал. Он знал, что  кем  бы ни был этот человек,  не
следует  его  бояться  -   он   не  был  тенью,  призраком  или
марионеткой. В  этом  призрачном  мире  он казался единственной
реальностью. Вот он откинул капюшон  и  перед  Гедом  предстало
страшное, изборожденное морщинами лицо. Хотя голос  собеседника
звучал твердо, выглядел он глубоким стариком.

     - Я не знаю тебя, - сказал человек в сером, - но, кажется,
встретились  мы  не  случайно.  Недавно  я  услышал  рассказ  о
молодом,  но   уже   покрытом   страшными  шрамами  волшебнике,
завоевавшем всеобщее уважение.  Про  тебя этот рассказ или нет,
запомни мои слова:  Меч  для схватки  с  тенями ты найдешь  при
дворе Терренона. Буковый посох тебе не поможет.

     Гед слушал, и в  сердце  его боролись надежда и недоверие.
Любой маг скоро начинает понимать, что случайных встреч в жизни
почти не бывает.

     - На каком острове находится двор Терренона?

     - На Осскилле.

     При  звуке  этого  имени  перед мысленным взором  Геда  на
мгновение  встал  черный ворон  на  зеленой  траве.  Он  искоса
смотрел на него глазами-пуговками и что-то говорил. Слов Гед не
помнил...

     - В  имени  этого острова слишком много мрака, сказал  он,
пытаясь  понять,   кто   же   такой   его   собеседник.  Что-то
подсказывало Геду, что он не  чужд  волшебства,  но выглядел он
каким-то поникшим, словно раб или смертельно больной человек.

     - Ты с Рокка.  Волшебники  Рокка дают черные имена тайнам,
которых не знают.

     - Что ты за человек?

     - Странник. Торговец с  Осскилла,  здесь по делам. - Видя,
что  Гед  больше  не  задает  вопросов,  он  тихо  пожелал  ему
спокойной ночи, повернулся и ушел.

     Гед  стоял  в нерешительности, не зная, стоит ли  обращать
внимание на  слова  незнакомца.  Красноватый свет заката быстро
угасал над  высокими  холмами  и  неспокойным морем. Опустились
серые сумерки, а за ними пришла ночь.

     Внезапно   решившись,   Гед   быстро  подошел  к   рыбаку,
возившемуся в своей лодке, и окликнул его:

     - Не знаешь ли ты,  идет  какой-нибудь корабль на север, к
Семелу или, может быть, на Энлад?

     - Вот тот большой корабль  -  с Осскилла. Он может сделать
остановку на Энладе.

     Так  же  поспешно Гед  подбежал  к  указанному  судну,  на
которую ему  указал  рыбак  -  шестидесятивесельной,  узкой как
змея, с носом, напоминающим клюв ворона, галере. Высокая резная
корма была инкрустирована раковинами, порты выкрашены в красный
цвет и на  каждом черной краской  выведена руна Сифл.  Это  был
серьезный, быстроходный корабль, уже готовый к выходу в море, с
полным экипажем на борту. Гед подошел  к  капитану  и  попросил
взять его на Осскилл.

     - А ты можешь заплатить за себя?

     - Я умею обращаться с ветрами.

     - Я и сам умею. Деньги у тебя есть?

     Жители  Лоу  Торнинга  хотели  заплатить  Геду  за  работу
множеством перламутровых  дисков, которыми пользуются  торговцы
Архипелага при расчетах. Он взял только десять, хотя они давали
ему  намного  больше. Их он и предложил  осскиллианцу,  но  тот
отрицательно покачал головой.

     - У нас они не  в ходу. Если у тебя нечем заплатить,  то у
меня нет места.

     - А рабочие руки тебе нужны? Когда-то я греб на галере.

     - Договорились,  у  нас не хватает двух гребцов. Ищи  свою
скамью.  -  С  этими  словами  капитан  отвернулся и больше  не
обращал на Геда внимания.

     Вот так  и случилось, что  положив под скамью свой посох и
мешок  с  книгами,   Гед   на  десять  промозглых  зимних  дней
превратился в гребца на  этом  корабле с севера. Судно покинуло
Оррими на  рассвете и в тот день Геду  пришлось туго. От старых
ран его левая рука плохо  сгибалась,  а  путешествия в проливах
Девяноста  островов  не  могли  как следует подготовить  его  к
изнурительной работе с длинным веслом пол  ритм барабана. Вахта
у весла длилась два или три часа и отдыха хватало только на то,
чтобы мускулы Геда успели  как  следует задеревенеть. А потом -
опять за весло. Второй день оказался еще тяжелее,  но скоро Гед
пообвык и справлялся со своими обязанностями довольно сносно.

     В отличие от "Тени", корабля,  на  котором  Гед приплыл на
Рокк,   на   этом  судне   совершенно   отсутствовало   чувство
товарищества.  Матросы  андрадских  и  гонтийских  кораблей   -
партнеры, работающие для общей выгоды. Торговцы же Осскилла или
пользуются трудом рабов и крепостных, или  же нанимают гребцов,
платя им маленькими золотыми кружочками. Золото  может быть чем
угодно,  но  только не  источником  дружбы  между  людьми.  Это
относится и к драконам,  которые  тоже ценят его весьма высоко.
Половина гребцов на корабле была крестьянами, которых принудили
работать  и  поэтому  корабельные   офицеры   выглядели  скорее
надсмотрщиками, причем  довольно  жесткими. Они не трогали лишь
гребцов, работающих за плату или за проезд. Вряд  ли можно было
ожидать   добрых   отношений   в  экипаже,  половину   которого
разрешается бить, а  половину - нет. Соседи Геда редко говорили
друг с другом, и  еще реже с ним. В большинстве своем  они были
уроженцами Осскилла и  объяснялись не на языке Архипелага, а на
своем собственном наречии. Они были угрюмыми  людьми, с бледной
кожей, обвислыми усами и длинными  волосами.  Между  собой  они
называли  Геда  "Келуб", что означает "красный". Гребцы хотя  и
знали,  что  он  волшебник,  относились  к  нему  безо  всякого
почтения, а даже с каким-то осторожным злорадством. Да и сам он
был не  в том настроении,  чтобы набиваться в приятели. Даже на
своей скамье,  захваченный  могучим  ритмом гребли, в окружении
шестидесяти крепких  мужчин,  на  огромном  корабле, летящем по
серому  морю,   он   чувствовал   себя   беззащитным.  Когда  с
наступлением  ночи  они заходили в очередной незнакомый порт  и
Гед пытался заснуть, завернувшись в  свой  плащ,  его  начинали
мучить кошмары. Он просыпался и снова проваливался в сон только
для того, чтобы в ужасе проснуться через несколько минут. Он не
помнил своих снов, но они,  казалось,  угрожающе  нависали  над
кораблем и матросами. Гед не доверял уже никому.

     Все свободные осскиллианцы носили на поясе  длинные ножи и
как-то, когда смена Геда обедала, один из них спросил:

     - Келуб, ты кто - раб или клятвопреступник?

     - Ни то, ни другое.

     - Тогда  почему  у  тебя  нет  ножа?  Боишься  драться?  -
спросил, ухмыляясь, человек, которого звали Скиорх.

     - Нет.

     - Так значит за тебя дерется твоя маленькая собачка?

     - Отак, - поправил его один из гребцов. - Это не собака, а
отак,  -  и прошептал осскиллианину нечто такое, что  заставило
того помрачнеть и отвернуться. Гед  заметил,  что  на  какое-то
мгновение лицо  Скиорха  изменилось  -  черты  его расплылись и
сдвинулись,  словно  что-то посмотрело на Геда его глазами.  Но
уже в следующую секунду лицо стало  обычным  и  Гед  постарался
убедить  себя,  что  это  его  собственное   отчаяние  и  страх
отразились в чужих  глазах. Но в  следующую ночь на  стоянке  в
порту  Эзела  ему  приснился  этот  человек.  Впоследствии  Гед
всячески избегал его,  да  и осскиллианин старался держаться от
волшебника подальше, не пытаясь больше с ним заговорить.

     Скоро  снежные  вершины Хавнора  растворились  в  морозном
тумане. Корабль прошел мимо входа в море Эа, на дне  которого с
давних пор покоятся останки прекрасной  Эльфарран,  и  вошел  в
Энлады. Здесь он два дня  простоял  в  порту Берила, прозванном
Городом Слоновой Кости за белизну своих башен, вздымающихся над
водами  легендарных  Энлад.  Во  всех  портах,  в  которые  они
заходили, экипаж всегда оставался на  борту  судна.  На  третий
день с первыми  лучами  красноватого зимнего солнца они отплыли
наперерез ветру,  дующему с необъятных морских равнин Северного
Предела.  Еще  через два дня исхлестанный жгучим ледяным  морем
корабль вошел в Несхум  -  торговый порт на восточном побережье
Осскилла, доставив свой груз в целости и сохранности.

     Гед увидел  перед собой пологий, продуваемый всеми ветрами
берег,  серый,  притаившийся  под  защитой  длинных  волноломов
город, а за ним - голые холмы и свинцовое небо.  Слишком далеко
оказался он от солнечных вод Внутреннего Моря.

     На борт  поднялись  грузчики  Морской  Гильдии  Несхума  и
принялись таскать на берег груз -  золото, серебро, драгоценные
камни, тончайший  шелк и южные ковры,  короче, все то,  что так
любят Лорды Осскилла. Экипаж был распущен. Гед остановил одного
из  матросов, чтобы  спросить  дорогу - до  этого  он держал  в
секрете цель своего путешествия, но сейчас  просто вынужден был
открыть ее,  оказавшись  совершенно один на незнакомом острове.
Матрос терпеливо  ответил,  что  ничего  не  знает, но стоявший
поблизости Скиорх сказал:

     - Двор Терренона? Это на болотах Кексемт. Я тоже иду туда.

     Такая компания  была Геду не по душе, но  выбора не было -
он не  знал ни языка,  ни дороги.  Он сказал себе,  что это  не
имеет значения -  привела  его сюда чужая воля,  и  эта же воля
вела его дальше.  Он  натянул на  голову  капюшон, взял в  руки
посох, мешок с книгами  и  последовал за своим провожатым вверх
по  улицам  города к  заснеженным  холмам.  Маленький  отак  не
пожелал оставаться у  него  на плече  -  прячась от холода,  он
забрался  под  плащ,  в  карман куртки. Они шли  молча.  Тишина
нависла над холмами, постепенно перешедшими в поросшую вереском
пустынную равнину.

     - Далеко ли нам  идти? - спросил Гед после нескольких миль
пути, на котором они не встретили ни единой  деревни или фермы.
Еды  у  них  с  собой  не  было ни  крошки.  Скиорх  обернулся,
поплотнее закутался в плащ и ответил:

     - Нет...

     У него  было  отвратительное  лицо  -  болезненно бледное,
грубое и жестокое. Геда беспокоила мысль,  куда  он  может  его
завести. Дорога  казалась  тонким  шрамом  на пустоши, покрытой
толстым слоем  снега  и  поросшей  низкорослым  кустарником.  В
нескольких  местах  ее  пересекали  какие-то  тропинки.   Дымки
Несхума  скрылись  за  холмами  и в опускающихся  сумерках  Гед
потерял всякое представление о том, откуда  и  куда  они  идут.
Единственным ориентиром  был  ветер  он  дул  всегда с востока.
Прошло  еще  несколько часов. Геду показалось, что впереди,  на
склоне далекого холма, в направлении которого они держали путь,
он видит какую-то крохотную царапинку. Но дневной свет угасал и
он  не  мог разобрать, что это  такое  - башня, дерево или  еще
что-нибудь.

     - Мы идем туда? - спросил он, указав рукой вперед.

     Скиорх не ответил, но упрямо продолжал шагать, закутавшись
в свой грубый плащ с подбитым мехом капюшоном.  Гед догнал его.
Шли  они  уже  долго  и  от  размеренного  ритма  и  усталости,
наложившейся на долгие корабельные дни и ночи, Гед стал дремать
на ходу.  Ему начинало казаться, что он идет  вечно и будет так
же вечно  шагать  сквозь  темное  безмолвие  рядом с молчаливым
спутником.  Осторожность   покинула  его.  Он  шагал  словно  в
полусне, не чувствуя под собой ног.

     Отак заворочался  в  кармане  и  смутный  страх Геда начал
расти. Он заставил себя проговорить:

     - Скоро пойдет снег и станет  совсем  темно.  Далеко  еще,
Скиорх?

     Не оборачиваясь, тот ответил, немного помедлив:

     - Нет...

     Но голос  его уже не был  похож на человеческий  хриплый и
невнятный,   он   больше  напоминал   рычание   дикого   зверя,
пытающегося говорить. Гед остановился.

     - Скиорх! - позвал он его, и тот обернулся, остановившись.
Под капюшоном была пустота.

     Прежде  чем  Гед  смог  что-либо сказать или  собраться  с
силами, геббет, в которого превратился Скиорх, прохрипел:

     - Гед!!!

     Услышав  свое  настоящее  имя,  Гед  понял,  что  вся  его
магическая  сила   потеряна  и  он,  вынужденный  оставаться  в
человеческом облике,  беззащитен.  В этой чужой стране неоткуда
ждать помощи,  никто не откликнется на  его зов. Между  Гедом и
врагом не было ничего, кроме  букового  посоха,  зажатого в его
правой руке.

     Существо,  сожравшее  разум  Скиорха  и  завладевшее   его
плотью,  заставило  тело  сделать  шаг вперед и  поднять  руки,
нащупывая Геда. Смешанная с ужасом  ярость  наполнила  юношу  и
подняв  свой  посох,  он  со  свистом  обрушил его на  капюшон,
скрывавшей  Тень.  Под  страшным  ударом плащ сжался  почти  до
земли,  но  сразу же, извиваясь и размахивая пустыми  рукавами,
поднялся опять. Тело  геббета  похоже на скорлупу из призрачной
плоти, прикрывающей Тень, которая совершенно реальна.  Дергаясь
и колыхаясь как от  ветра,  Тень распростерла руки и попыталась
схватить Геда, как в свое время  на Холме Рокка. Если бы ей это
удалось, она отбросила бы шелуху, оставшуюся от Скиорха и вошла
в Геда,  уничтожив его разум и овладев им  изнутри. Это было ее
единственным  желанием.   Гед  снова  ударил  ее  тяжелым,  уже
дымящимся  посохом  и на мгновение Тень отступила,  но  тут  же
атаковала опять. Гед  снова  ударил и раскаленный посох, опалив
ему  руку,  упал  на  землю.  Он  отступил на несколько  шагов,
повернулся и побежал.

     Гед бежал, а  геббет  несся за  ним,  не отставая. Гед  не
оборачивался, он  бежал, бежал через огромную сумеречную страну
и негде было  спрятаться. Хриплым шепотом геббет еще раз позвал
Геда по Имени, но хотя этим он отнимал у него  силу магическую,
над силой телесной он не  был  властен и не мог заставить  Геда
остановиться. Он бежал...

     Над охотником  и  его  жертвой  спустилась  ночь. Началась
метель,  и  Гед уже не различал тропинки.  Сердце  готово  было
выпрыгнуть из его груди, воздух раскаленным  ножом резал горло.
Он  уже  не   бежал,  а  спотыкаясь,  брел  неведомо  куда.  Но
неутомимый преследователь,  казалось, никак не мог догнать его,
оставаясь  все  время  в  нескольких шагах позади.  Тень  опять
начала шептать его Имя и  он  понял, что именно этот шепот  всю
жизнь звучал у него  в  ушах, чуть-чуть ниже уровня слышимости.
Теперь он расслышал  его  и должен был остановиться, сдаться...
Но он  продолжал  взбираться  по какому-то бесконечному склону.
Ему  начало  казаться, что  впереди  забрезжил  слабый  свет  и
какой-то голос зовет:

     - Ко мне! Ко мне!

     Гед хотел ответить, но не  смог.  Бледный  свет был теперь
ясно различим -  он  горел перед ним в  каком-то  проеме. Он не
видел стен, но догадывался, что  это  - ворота. При виде их  он
остановился. Геббет тут же ухватился за плащ, пытаясь задержать
его.  Собрав  последние силы, Гед ворвался в светящуюся  дверь,
хотел захлопнуть ее перед  геббетом,  но тут отказали ноги. Гед
пошатнулся, в  глазах  его  все  поплыло,  он почувствовал, что
падает.  Кто-то   подхватил   его   обессилившее  тело,  и  Гед
провалился в темноту.







     Гед  проснулся  и долго лежал, думая о  том,  как  приятно
пробуждаться (ведь он не ожидал,  что  вообще  проснется),  как
приятно видеть свет,  обыкновенный дневной свет. Он как бы плыл
в этом свете, подобно лодке, скользящей по зеркальной глади. Он
догадался, что лежит в постели, но  в такой, в какой ему еще не
приходилось спать.  Она  покоилась  на резных изогнутых ножках,
алый полог  ограждал  спящего  от сквозняков. Мягчайшие пуховые
перины  создавали  иллюзию мягкой морской качки. С двух  сторон
полог был отдернут  и  Гед увидел,  что  находится в комнате  с
каменным  полом  и  стенами.  За  высокими  окнами  видна  была
освещенная  тусклыми  лучами  зимнего солнца знакомая  пустошь,
прикрытая кое-где снежными заплатами. Судя по открывавшемуся из
окон виду, комната была расположена довольно высоко.

     Гед сел  в  постели  и  набитое  пухом бархатное покрывало
мягко соскользнуло с него. Словно лорд, одет был  он в шелковую
ночную рубашку.  На  кресле подле кровати лежали приготовленные
явно для него ботинки из тончайшей  кожи  и  плащ,  отороченный
мехом пеллави. Он немного посидел, стараясь окончательно придти
в себя, затем встал и  протянул  руку за посохом. Но посоха  не
было.

     Его правую руку, хотя  и  забинтованную, саднило - ожог от
посоха давал о себе знать. Все мышцы нестерпимо ныли.

     Он  постоял  немного,   приходя   в  себя,  потом  тихо  и
безнадежно позвал:

     - Хог! Хог!

     Но маленький верный зверек, бессловесное создание, спасшее
его  из царства  мертвых,  куда-то пропал. Был  ли  отак с  ним
прошлой ночью, когда он бежал?  Или  это  произошло много ночей
назад? Он не знал... Геббет, полыхающий  посох, бегство, шепот,
ворота  -  все  это  вспоминалось  смутно,   мозг  Геда  словно
заволокло  туманом.  Он  еще  раз позвал отака, но  без  всякой
надежды на ответ, и на глазах его выступили слезы.

     Где-то далеко прозвенел колокольчик.  Ему  ответил второй,
совсем рядом с дверью. Тут же открылась дверь и в комнату вошла
молодая женщина. Улыбнувшись, она произнесла:

     - Добро пожаловать, Сокол.

     Она была высока ростом, одета в белые с серебром одежды, и
волосы ее,  черным  водопадом  ниспадавшие на плечи, прикрывала
тончайшая серебряная сетка. Гед неловко поклонился.

     - Значит, ты не помнишь меня?

     - Вас, леди?

     Один-единственный  раз  в  жизни  довелось  Геду   увидеть
женщину, красота одежды  которой  равнялась красоте лица - Леди
острова  О,  которая  посетила  Школу  в  праздник  Возвращения
Солнца. Но если она была похожа на хрупкое и яркое пламя свечи,
то эта женщина напоминала белую полную луну.

     - Я так и  думала,  - сказала она с  легкой  улыбкой, - но
хотя ты и забывчив, мы рады тебе, как старому другу.

     - Что это за  место?  - спросил  Гед.  Язык все еще  плохо
слушался  его,  и  он  не  мог  оторвать глаз  от  женщины.  Ее
королевские одежды смущали его, камни, по  которым она ступала,
казались незнакомыми, воздух в комнате был чужим, да  и сам Гед
был уже не тот, что раньше.

     - Эта крепость  зовется  зовется Двор Терренона. Мой Лорд,
Бендереск -  властелин  страны, простирающейся от Моховых Болот
Кексемт до  горы Ос на севере.  Он же -  хранитель драгоценного
камня, именуемого Терренон. Что касается  меня,  то  здесь,  на
Осскилле, меня зовут Серрет, что означает "серебряная". А тебя,
я знаю, зовут Сокол, и ты стал волшебником на Острове Мудрецов.

     Гед посмотрел на свою обожженную руку и ответил:

     - Я не  знаю, кто я.  Когда-то я обладал силой, но сейчас,
кажется, потерял ее.

     - Нет! Ты потерял  ее только для того, чтобы стать сильнее
в десять раз!  Друг мой, здесь  ты в безопасности.  Нашу  башню
окружают крепкие стены, сложенные из непростых камней. Здесь ты
сможешь отдохнуть  и  вновь  обрести  силу,  новую силу. Другим
станет и  посох - он  не сгорит  дотла в твоих  руках. В  конце
концов дурная дорога может привести к хорошему концу. Пойдем, я
покажу тебе наши владения.

     Гед плохо  различал слова, завороженный звуками ее голоса.
Не раздумывая, он последовал за ней.

     Как оказалось, его комната находилась почти на самом верху
башни,  выраставшей,  словно острый зуб, из вершины холма.  Они
шли вниз по мраморным винтовым лестницам, через богато убранные
комнаты и залы,  мимо высоких окон, выходивших на север, запад,
юг  и  восток.  Из  них   были   видны   только  бесконечные  и
безжизненные унылые холмы, простирающиеся до самого горизонта и
сливавшиеся с омытым зимним солнцем  небом.  Только  далеко  на
севере на  голубом фоне ярко  выделялись снежные пики, а на юге
можно было угадать сверкание морской глади.

     Слуги открывали для них двери и отступали в  сторону - все
они были бледные, мрачные осскиллианцы.  Сама  Леди  тоже  была
очень  белокожей,  но в отличие от них  прекрасно  говорила  на
языке  Архипелага  -  Геду  даже показалось, что  с  гонтийским
акцентом. Она привела его к своему  мужу  -  Бендереску,  Лорду
Терренона. Втрое  старше ее, бледный  как кость, и как кость же
худой, с  затуманенными глазами, Бендереск приветствовал Геда с
угрюмой холодной  вежливостью, пригласив его быть гостем замка,
сколько он пожелает. Казалось,  ему  нечего больше сказать - он
не спросил Геда ни о его странствиях, ни о враге, загнавшем его
сюда. Впрочем, Леди Серрет тоже не касалась этих вопросов.

     Все это  было  частью  одной  большой  тайны, окружавшей и
замок, и его  пребывание в нем.  Разум Геда еще  не  прояснился
окончательно и он не мог трезво оценить ситуацию. Он оказался в
этой башне случайно, но не была  эта случайность предопределена
заранее?  По  совету незнакомца из Оррими он решил  отправиться
искать помощь на север - и в порту его ждал корабль с Осскилла.
Скиорх оказался  его  проводником.  Неужели  все это подстроено
Тенью?  Не  исключено, что  и  сам  Гед  и  его  противник были
игрушками  какой-то  другой,  неизмеримо  более  могущественной
силы, а Скиорх просто подвернулся  под  руку  в удобный момент?
Скорее  всего,  дело  обстояло  именно  так,  потому  что  Тень
все-таки не  смогла  проникнуть  в  крепость.  С момента своего
пробуждения в башне Гед не  чувствовал  ее  присутствия. Но что
привело его сюда? Двор  Терренона  не был местом, куда приходят
случайно - даже своим  затуманенным  разумом он понимал это. Ни
один чужак не  проходил через эти ворота. Одиноко стояла башня,
отвернувшись от Несхума, единственного  близкого  города. Никто
не входил в нее, и никто не выходил. Окна ее глядели в пустыню.

     ...Один серый день сменял другой,  а  Гед,  отчаявшийся  и
продрогший,  все  смотрел  и  смотрел в эти окна.  Несмотря  на
богатые  ковры,  меховые  одежды  и мраморные камины,  в  башне
царствовал холод. Он пробирал до самых костей, от  него не было
спасения. не было спасения  и  от стыда, поселившегося в сердце
Геда.  Стыд  обжигал его каждый раз при  воспоминании  о  своем
позорном бегстве.  Ему представлялось, что собрались вместе все
Мастера Рокка во главе с хмурым Ганчером, и среди них  - Огион,
и даже та ведьма, что научила его первому заклинанию -  все они
смотрели на Геда, и он знал, что обманул их доверие.  Он умолял
их:

     - Если бы я  не убежал, Тень  завладела бы мной...  У  нее
была вся сила Скиорха и часть моей, я не мог  бороться  с ней -
она  знала  мое  Имя...  Геббет  служил  страшным  силам  зла и
разрушения. Я должен был бежать! - Но никто не отвечал ему... И
он  продолжал   смотреть,   как   падает  бесконечный  снег  на
безжизненную равнину, и в нем не осталось никаких чувств, кроме
усталости.

     Много дней провел Гед в одиночестве, заново переживая свои
беды.  Когда  он вышел  из  своей комнаты,  то  был молчалив  и
неловок. Красота леди смущала его, и в этом  богатом и довольно
странном замке он снова чувствовал себя козьим пастухом.

     Когда Геду хотелось побыть одному - его оставляли в покое,
а когда  больше не мог смотреть  на падающий снег  и оставаться
наедине со своими мыслями - Серрет встречала его в каком-нибудь
из залов, и они разговаривали. Мало веселья было  в Леди Серрет
- она  никогда не смеялась, хотя  улыбалась часто. При  виде ее
улыбки  Гед  забывал  стыд  и  неловкость.   Скоро  они  начали
встречаться  каждый  день,  и  разговоры их стали  длиннее.  Он
держались  немного  поодаль  от фрейлин, всегда  сопровождавших
Серрет - у камина или высоких окон огромных залов башни.

     Старый Лорд пребывал в основном  в  своих  покоях,  выходя
оттуда  только   по   утрам,  чтобы  побродить  по  заснеженным
внутренним дворикам,  похожий  на  старого колдуна, который всю
ночь  бормотал  заклинания. Встречаясь с Гедом и  с  Серрет  за
ужином,  он  молчал,  иногда  поглядывая на свою  жену  тяжелым
алчным  взглядом.  Геду было жаль ее. Она  казалась  ему  белой
газелью в  клетке,  лебедем с подрезанными крыльями, серебряным
кольцом на скрюченном старческом пальце, частью замковой казны.
Бендереск удалялся к себе, а Гед оставался, пытаясь скрасить ее
одиночество, как она скрашивала его собственное.

     - Что это за камень, в честь которого назван  ваш замок? -
спросил он в один из таких  вечеров, когда они сидели у стола в
освещенном   свечами   огромном  зале,   заставленного  пустыми
золотыми тарелками и кубками.

     - Разве ты не слышал о нем?  Мне  казалось,  это  известно
всем.

     - Нет... Но  мне  известно,  что  Лорды  Осскилла  владеют
несметными богатствами.

     - Ах,  этот  камень превосходит  все.  Хочешь  посмотреть?
Пойдем.

     На этот раз в ее улыбке  проскользнула насмешливая отвага,
но видно  было, что она  чего-то ужасно боится. Она повела Геда
по узким коридорам вниз, к основанию башни, а потом еще ниже, к
запертой двери, которой  Гед  раньше не замечал. Серрет открыла
ее серебряным  ключом,  поглядывая  на  молодого  волшебника со
своей  обычной  улыбкой на  устах,  как  бы  поддразнивая  его.
Открылся короткий проход, а в конце его еще  одна дверь. Серрет
отперла ее  золотым  ключом.  Опять  короткий  коридор и третья
дверь, подчинявшаяся только Великим Словам Заклинания Открытия.
За этой последней дверью свеча осветила маленькую, напоминавшую
тюремную камеру комнатку  ее пол, стены и потолок были выложены
грубыми, необработанными камнями. Внутри было совершенно пусто.

     - Видишь? - спросила Серрет.

     Гед внимательно  оглядел  комнату  и  его  наметанный глаз
волшебника сразу выделил один камень из тех, что покрывали пол.
Он был таким же шершавым и сырым, как и остальные - один из тех
булыжников,  которыми  мостят улицы, но сила, таившаяся в  нем,
кричала  во  весь  голос.  Гед   почувствовал,   что   у   него
перехватывает дыхание  и  подкашиваются  ноги.  Это было сердце
всего замка  и здесь было холодно,  страшно холодно -  ничто не
могло согреть эту  комнату. Камень был древний, как сама Земля,
и столь же древний и ужасный призрак был погребен в  этом куске
скалы. Он не  ответил  Серрет, не  произнес  ни слова, и  через
минуту, бросив на  него  любопытный взгляд, она сказала, указав
на камень:

     - Это и есть тот самый Терренон. Как ты думаешь, почему мы
храним такую драгоценность за семью замками?

     Из осторожности  Гед продолжал молчать. Может быть, Серрет
испытывала  его,  но   он  был  почти  уверен,  что  она  плохо
представляла себе сущность этого камня, и потому говорила о нем
столь небрежно. Она знала слишком мало, чтобы бояться его.

     - В чем его сила? - спросил он наконец.

     - Он был создан до того, как Сегой поднял острова из моря.
Он был создан одновременно с Землей, и будет существовать, пока
существует Земля. Время для  него  - пустой звук. Если положить
на него руку и задать вопрос, он ответит, но чтобы услышать его
голос, надо  уметь слушать. Он говорит о том,  что было, есть и
будет. Он давно предсказал  твое  появление здесь. Спроси его о
чем-нибудь!

     - Нет.

     - Он ответит тебе.

     - Мне не о чем спрашивать его.

     - Он  может  сказать, - тихо произнесла она, как  победить
твоего врага.

     Гед молчал.

     - Неужели ты боишься  этого  камня? - спросила она, словно
не веря своим ушам.

     И Гед ответил:

     - Да.

     В  смертельном  холоде  и  безмолвии  комнаты,  окруженный
магическими  и  каменными  стенами,  при  слабом  свете  свечи,
которую она держала в  руках,  Серрет смотрела на него пылающим
взором.

     - Сокол, - сказала она, - ты не боишься!

     - Но я не буду разговаривать с призраком, - пробормотал он
и, повернувшись к  Серрет,  добавил с неожиданной решимостью: -
Леди!  Этот  призрак  заключен  в  камне,  а  камень  запечатан
могущественнейшими заклинаниями и окружен неприступными стенами
не  потому,  что он  драгоценный,  а  потому,  что  чрезвычайно
опасен. Я не знаю, что  говорили  тебе о нем, когда ты  впервые
появилась  здесь,  но  ты,  такая молодая и нежная,  не  должна
прикасаться к нему, и даже глядеть  на  него.  Может  случиться
непоправимое.

     - Но я уже прикасалась к нему. Я спрашивала, и он отвечал.
Со мной не случилось ничего плохого.

     Она повернулась и вышла из комнаты. Гед последовал за ней.
Они  прошли сквозь  те  же двери и  коридоры,  и Серрет  задула
свечу. Попрощавшись друг с другом, они расстались.

     В эту  ночь Гед спал мало. Он  думал не  о Тени перед  его
глазами неотрывно стоял  Камень,  на котором покоилась башня, и
прекрасное лицо Серрет. Снова и снова чувствовал он  на себе ее
взгляд  и  мучительно пытался вспомнить, что же промелькнуло  в
этих глазах, когда он отказался прикоснуться к Камню: презрение
или  разочарование?  Много раз просыпался он под холодным,  как
лед, покрывалом, и  все  время были  перед  ним Камень и  глаза
Серрет.

     На следующий день он разыскал  ее  в  сводчатом  мраморном
зале,  где  она  часто  проводила полуденное время,  играя  или
занимаясь рукоделием со своими фрейлинами.

     - Леди Серрет, -  сказал  он. -  Я  оскорбил тебя и  прошу
прощения.

     - Нет, - сказала она задумчиво, и снова, -  нет. - Отослав
фрейлин, она продолжила: - Мой гость, мой друг! Взор твой ясен,
но  может  быть,  ты  не видишь самого необходимого.  На  Рокке
преподают высокое искусство магии,  но  там не учат всей магии.
Осскилл - Страна Ворона. Это необычный остров, и  маги не знают
о нем почти ничего, и не властны здесь. Тут происходят странные
события  и  обитают  существа,  Имен  которых  нет  в  списках.
Неизвестности страшатся,  но  тебе  нечего  бояться  при  Дворе
Терренона.  Пусть  трепещут  слабые  духом! В тебе  есть  сила,
способная подчинить то, что живет  в  запертой  комнате. Я знаю
это, и потому ты здесь.

     - Не понимаю.

     - Мой Лорд Бендереск был  не  совсем откровенен с тобой. Я
скажу больше. Садись рядом со мной.

     Гед  уселся  на  подоконнике.  Последние  лучи  заходящего
солнца заливали зал  сиянием, в котором не было тепла; выпавший
прошлой ночью снег белым саваном лежал на вересковой пустоши.

     Серрет заговорила очень тихо:

     - Бендереск Лорд и наследник Терренона,  но  он  не  может
воспользоваться им, не может заставить его служить себе. Я тоже
не могу.  Даже у нас  двоих не  хватает для этого  ни силы,  ни
искусства. У тебя есть и то, и другое.

     - Откуда тебе это известно?

     - Сам Камень сказал это! Я  говорила,  что  он  предсказал
твое появление!  Он знает, кто  его хозяин. Он ждал тебя, когда
ты еще не родился: ждал  того,  кто придет и будет владеть  им.
Тот, кто владеет Терреноном, будет всемогущ: у него хватит сил,
чтобы сокрушить любого врага, будь он даже из царства теней. Он
будет  обладать  знаниями, богатством, и такой властью, что  не
снилась самому Великому  Магу!  Сделай правильный выбор, и весь
мир ляжет к твоим ногам!

     Странные светящиеся  глаза  Серрет  пронзили  Геда,  и  он
задрожал, словно  в лихорадке. Но во  взгляде этом был  страх -
она искала его помощи, и была слишком горда, чтобы просить. Гед
был потрясен. Когда  она начала говорить, то положила свою руку
на его. Прикосновение  ее руки было очень легким, она выглядела
маленькой и беззащитной по сравнению с  его  темной  и  сильной
рукой. С мольбой в голосе он сказал:

     - Серрет,  сила  моя не столь велика, как  ты  думаешь.  Я
ничем  не  могу помочь тебе. Но  я  твердо знаю - людям  нельзя
тешить себя мыслью, что  можно  приручить Древние Силы Земли. В
наших руках они могут только разрушать, а не созидать. Негодные
средства ведут к плохому концу. Я пришел сюда не по  своей воле
и та сила, что вела меня,  рано или поздно меня же и погубит. Я
ничем не могу помочь тебе.

     - Отрекающийся от  своей  силы  часто  обладает  силой еще
более великой, - сказала Серрет и  улыбнулась,  словно  все  ее
страхи были сущим пустяком.  -  Мне лучше известно, что привело
тебя сюда. С кем ты разговаривал на улицах Оррими? Этот человек
был посланцем, слугой Терренона. Когда-то и он был волшебником,
но отложил посох,  чтобы  служить силе более могущественной. Ты
приплыл  на  Осскилл и на пустоши попытался  бороться  с  Тенью
деревянным посохом... Мы с трудом  спасли  тебя  - это создание
оказалось   значительнее   более   коварным,  чем  можно   было
предполагать, к тому же  оно  успело отобрать часть твоей силы.
Только тьма может  победить тьму! Сокол, хочешь ли ты, наконец,
победить притаившуюся за нашими стенами Тень?

     - Для этого мне нужно то, чего я никогда не смогу узнать -
Имя.

     - Всемогущий Терренон,  который знает Имена всех - живущих
и уже мертвых, а также еще не родившихся, скажет его тебе!

     - А цена!

     - Даром! Повторяю, он будет твоим рабом!

     Потрясенный и  страдающий,  Гед  молчал. Солнце скрылось в
тумане, в зале потемнело, но  глаза  Серрет  не потеряли своего
блеска. Она взяла его руки в свои и, глядя ему прямо в глаза, с
торжествующей улыбкой прошептала:

     - Ты станешь величайшим среди людей, их властелином... И я
буду царствовать вместе с тобой...

     Гед вдруг встал и сделал шаг вперед. С того места,  где он
оказался, прекрасно было видно, что за  изгибом мраморной стены
стоит Лорд Бендереск и слегка улыбается...

     Мозг Геда очистился от тумана. Он посмотрел на Серрет.

     - Только   свет   может  победить   тьму,   -   запинаясь,
пробормотал он, - только свет...

     Слова его сами по себе подобны были лучу света - произнеся
их, он  отчетливо увидел и понял,  как его заманили  сюда, как,
пользуясь  страхом,  навязывали  ему непоправимое решение,  как
использовали его в корыстных целях. Да, его спасли  от Тени, но
лишь затем, чтобы прежде он стал рабом Камня.  Они ждали только
того  момента,  когда Гед окажется в его  власти  и  готовились
впустить в башню Тень, потому что геббет - раб более послушный,
чем человек.  Скажи он Камню  одно лишь слово, или прикоснись к
нему - все было  бы кончено. Ведь Камень, как и Тень  до этого,
иначе не мог полностью овладеть им. А ведь он уже почти сдался,
почти... Но не совсем. Злу трудно завладеть непокорной душой.

     Бендереск подошел к ним, и Гед  стоял  теперь  между  двух
людей, которые сдались.

     - Я предупреждал тебя, - сухо сказал  Лорд Терренона своей
Леди, - что  он  выскользнет из  твоих  рук, Серрет! Хоть  твои
гонтийские колдуны  и глупцы, они хитры.  Ты - женщина  Гонта и
тоже  глупа,  если думала провести нас обоих  и,  завоевав  нас
своей  красотой,   воспользоваться  Терреноном  в   собственных
интересах.  Но я  -  Лорд  Камня,  и вот  что я  сделаю  с моей
неверной женой: Екавроэ аи олвантар...

     Это были первые слова заклинания Превращения, длинные руки
Бендереска уже  поднялись,  чтобы  вылепить  для  сжавшейся  от
страха  женщины  ее ужасный новый образ -  свиньи,  собаки  или
безумной  старухи...  Гед  шагнул  вперед  и  ударил  по  рукам
Бендереска, произнеся  только  одно короткое слово. Без посоха,
на чужой враждебной территории, в окружении темных сил - но его
воля  победила.  Бендереск  не  сдвинулся с места, и  только  с
ненавистью смотрел на Серрет, не видя ее.

     - Бежим, - крикнула  Серрет, - быстро, пока он не окликнул
слуг Камня...

     И  будто  в  ответ  на  ее  слова сухой дребезжащий  шепот
пробежал по стенам башен, как будто заговорила сама Земля...

     Взявшись за руки, Гед и  Серрет  понеслись  по коридорам и
залам, по  длинным  извивающимся лестницам. Скоро они выскочили
во двор, где последние серебристые  лучи  солнца  еще  освещали
мокрый, истоптанный снег. Трое слуг с  выражением недоумения на
лицах преградили им  путь,  словно подозревая заговор против их
хозяина.

     - Темнеет, Леди, - мрачно  сказал  один из них, уже поздно
выезжать.

     - Прочь  с   дороги,  мерзавец!  -  воскликнула  Серрет  и
добавила  что-то  на  шипящем  осскиллианском  наречии.   Слуги
отпрянули  и,  извиваясь,  попадали  на  землю.   Один  из  них
пронзительно закричал.

     - Нужно найти ворота, другого выхода отсюда нет. Ты можешь
найти их, Сокол?

     Она тянула его за руку, но он медлил.

     - Что ты сделала со слугами?

     - Я  влила  в  их  кости расплавленный свинец.  Они  скоро
умрут. Быстрее, говорю я тебе, скоро здесь будут слуги Камня, а
я не могу найти ворота, они заколдованы... Скорее!

     Гед не понимал, что она имеет в виду - сам он видел ворота
совершенно  ясно.  Он  подвел  ее  к  нужному  месту,  произнес
заклинание Открытия и провел ее сквозь зачарованную стену.

     В  тот   момент,   когда   они   очутились   снаружи,  вне
серебристого полумрака Двора Терренона, Серрет изменилась.  Она
не  стала   менее  прекрасной  в  тусклых  сумерках  вересковой
пустоши, но  в  красоте  ее  появились  резкие, яростные черты,
словно у  лесной ведьмы. И Гед, наконец, узнал  ее - дочь Лорда
Ре  Альби и  волшебницы  с Осскилла. Это  она  много лет  назад
насмехалась над ним на зеленых лугах близ дома  Огиона, это она
первая заставила  его прочитать заклинание, выпускающее Тень на
свободу.  Но  не  это  было   сейчас   главным   для  Геда.  Он
настороженно  озирался  вокруг, ища  признаки  близости  врага,
который наверняка ждет его у  заколдованных  стен  башни.  Тень
могла  остаться  геббетом,  одетым  в  кожу  Скиорха,  а  могла
притаиться в  надвигающейся  тьме, выжидая момент, когда сможет
соединить  свою   бесформенность   с   его  живой  плотью.  Гед
чувствовал, что она  где-то рядом, но  не видел ее.  Вдруг  Гед
заметил  под  ногами  в  нескольких  шагах  от  ворот  какой-то
маленький,   темный,   полузасыпанный    снегом   предмет.   Он
остановился, нагнулся  и  медленно  выпрямился, держа в ладонях
труп крошки отака. Его тонкая шерстка  была  залита  кровью,  и
тельце казалось легким, холодным и безжизненным.

     - Изменяйся, изменяйся, они идут! - пронзительно закричала
Серрет, хватая его за  руку  и указывая на башню, возвышавшуюся
над  ними,  словно  клык.  Из  низких  окон около ее  основания
выбирались какие-то  существа, расправляя длинные  перепончатые
крылья. Дребезжащий шепот, который они  слышали  еще  в  башне,
стал громче, и земля застонала под их ногами.

     Ярость горячим  пламенем  вспыхнула  в  сердце  Геда,  его
ослепила ненависть  ко  всем  смертоносным  жестоким силам, что
обманули  его,  заманили в  ловушку  и  загнали,  как  охотники
раненного зверя.

     - Изменяйся!   -   продолжала  вопить   Серрет,   и   сама
пробормотала на едином вздохе быстрое заклинание,  превратилась
в серебристую чайку и взмыла в воздух. Но Гед не  торопился. Он
сорвал с того места, на котором  лежал  отак,  сухую  травинку,
торчавшую из-под снега. Он поднял ее и начал громко произносить
фразы на Древнем Языке. По мере того, как  он говорил, травинка
удлинялась, становилась  толще,  и  когда он закончил последнюю
фразу, в руке его  был  большой посох, посох волшебника. Черные
порождения  Дворца  Терренона стали пикировать на него и  посох
загорелся не  багровым огнем, как прежде  - из него  било чисто
белое магическое  сияние,  которое  не  обжигает, но рассеивает
тьму.

     Черные  создания  не отступили - древние звери, жившие  на
Земле  еще  до появления драконов и людей,  давно  забытые,  но
вызванные  к  жизни злобной, древней властью Камня. Нацелив  на
Геда острые как бритва когти, они окружили его. От испускаемого
ими зловония Гед  чуть не потерял сознание. Неистово он отражал
их удары и нападал сам, потрясая  огненным посохом, сотворенным
из его ярости и крохотной травинки.  Внезапно, словно спугнутые
с трупа вороны, они как  один  взмыли вверх и молча полетели  в
том направлении,  куда  унеслась  в  образе  серебристой  чайки
Серрет. Казалось, крылья  их  двигаются медленно, но летели они
быстро - каждый взмах уносил их на огромное расстояние. Никакая
чайка не в состоянии была состязаться с ними в скорости.

     Не мешкая более  не  секунды, Гед принял образ гигантского
Сокола - не крошечной пустельги, а сокола-странника, что летает
быстрее  стрелы,  быстрее  ветра.  И на мощных  острых  крыльях
бросился в погоню за врагами. Уже совсем стемнело, и в разрывах
облаков появились первые звезды. Скоро Гед  увидел, как впереди
черная туча  словно собралась в  одну точку на небе. Дальше, за
этим зловещим пятном,  лежало  море, бледное от последних лучей
угасающего солнца.  Не  сворачивая,  Гед-сокол бросился в самую
гущу слуг Камня и они разлетелись в стороны,  будто капли воды,
упавшие  на  камень.  Враги  успели завладеть добычей  -  кровь
капала с клюва одного, белые перья прилипли к когтям другого. И
нигде не было видно серебристой чайки...

     Быстро развернувшись, черные существа устремились на Геда,
широко  раскрыв  стальные клювы. Но он, увернувшись  от  них  и
издав гордый клич разъяренного сокола, молнией полетел прочь, в
свободное небо над морем.

     Его враги, хрипло крича, покружились еще немного и один за
другим  тяжело   полетели   вглубь  острова.  Древние  Силы  не
пересекают моря, каждая из них привязана к какому-либо острову,
определенному месту  -  пещере,  камню,  источнику.  Итак,  они
вернулись  в  башню, и  неизвестно,  смеялся  или  плакал  Лорд
Бендереск при их  возвращении. А Гед на крыльях сокола, подобно
стреле, подобно мысли,  мчался над морем сквозь зимнюю ночь. Он
летел на восток. Огион  Молчаливый  поздно вернулся домой, в Ре
Альби, из своих осенних странствий. С  годами  он  говорил  все
меньше и все больше любил одиночество. Даже новый Лорд Гонта не
услышал от него ни единого  слова,  когда,  потратив много сил,
взобрался к самому его дому,  чтобы  посоветоваться  насчет  их
пиратского рейда на Андрады. Огион, который беседовал с пауками
и  вежливо  приветствовал  деревья,  не  удостоил  Лорда  своим
вниманием и пришлось тому удалиться несолоно хлебавши.

     Проведя все лето и  осень  в странствиях по острову, Огион
только к празднику Возвращения Солнца вернулся к своему очагу.

     На следующее утро Огион поднялся  поздно  и  отправился  к
роднику, который весело журчал,  стекая  по склону холма за его
домом, за  свежей водой для чая. Родник по  краям замерз, и мох
вокруг покрылся островками инея. Солнце должно было выйти из-за
Горы только через час - весь западный Гонт от пляжей до вершины
Горы дремал в огромной тени. Этим ясным зимним  утром маг стоял
около родника,  всматриваясь в раскинувшуюся перед ним панораму
острова,  гавани  и необъятных серых просторов моря, как  вдруг
услышал  над  головой  шум  крыльев.  Он  поднял  глаза  вверх.
Исполинский сокол спустился с неба и сел прямо на его вытянутую
руку. Он  сидел  твердо,  словно хорошо выдрессированная ловчая
птица, но  на нем не было  ни ошейника, ни  колокольчика. Когти
его больно впились в запястье Огиона, крылья дрожали, в круглых
золотистых глазах не было видно мысли.

     - Кто ты, посланник  или послание? - тихо спросил Огион. -
Пойдем со мной.

     Сокол посмотрел на мага и тот на минуту остановился.

     - Кажется, когда-то именно  я дал тебе Имя, - сказал Огион
и направился к  дому. Он вошел,  молча неся птицу,  посадил  ее
около очага и предложил воды.  Сокол  отказался.  Тогда,  очень
тихо, Огион  начал  читать  заклинания, плетя волшебную паутину
больше  руками,  чем голосом. Кончив, он нежно произнес  только
одно слово: - Гед... - и отвернулся. Подождав немного, он снова
повернулся к очагу и подошел к юноше, который,  дрожа, стоял на
том месте, где только что был сокол, и глядел пустыми глазами в
пламя очага.

     Одет Гед  был по-королевски - в  меха, шелка и  бархат, но
одежда была  в лохмотьях и затвердела  от морской соли.  Сам он
был сгорблен и изможден, нечесаные волосы  безвольно свисали на
покрытое ужасными шрамами лицо.

     Огион  снял  с  плеч  Геда  тяжелый  плащ,  подвел  его  к
небольшому  алькову,  где  тот  спал, когда был  его  учеником,
заставил прилечь  на соломенный тюфяк и, пробормотав насылающее
сон заклинание, отошел. Он не сказал ему более  ни слова, зная,
что Гед пока не помнит человеческой речи.

     Когда-то  давно,  будучи еще мальчишкой, Огион (как и  все
мальчишки) думал, что принимать любой образ,  какой захочется -
человека   или   зверя,  дерева  или  тучи  -  очень   приятное
времяпровождение. Став магом, он узнал,  что  у  этой игры есть
своя страшная цена - потеря собственного  "Я", распад личности.
Чем дольше пребывает человек в  чужом  облике,  тем сильнее эта
опасность. Каждый маг-ученик на первых же уроках узнает историю
некоего  Борджера  с  острова  Уэй,  которому  очень  нравилось
превращаться в медведя. Он делал это все чаще и чаще  и наконец
разум человека совсем умер в нем - он  стал настоящим медведем.
Забыв прошлую жизнь, он задрал в лесу своего  маленького сына и
был  за  это  безжалостно  убит...  Никто   не  знает,  сколько
дельфинов, резвящихся  во  Внутреннем Море, были прежде людьми,
чья мудрость и Имя растворились в неугомонном веселье.

     Гед  принял  образ сокола в приступе неукротимой ярости  и
когда устремился прочь от Осскилла, он думал только  о том, как
бы опередить Камень и Тень, умчаться подальше от предательского
ледяного острова  и  поскорее  оказаться  дома.  Воля его стала
волей сокола и мысли начали постепенно принимать чужую окраску.
Так он пролетел над Энладами,  спустившись  только  раз,  чтобы
попить  из  затерянного лесного озера, и продолжал свой  полет,
подгоняемый страхом  перед  Тенью,  которая преследовала его по
пятам.  Он  пересек широкий залив, именуемый Челюсти Энлада,  и
продолжал мчаться  вперед, на юго-восток, оставляя холмы Оранеи
справа и Андрады далеко  слева,  пока на горизонте из катящихся
волн   не   поднялась  одна  волна,  которая  не  двигалась   -
белоснежный пик Гонта.  К этому времени  из всех чувств  в  нем
остались лишь чувства сокола: голод, ветер, направление полета.
Всего  лишь  несколько человек на Рокке и один-единственный  на
Гонте способны были вернуть ему прежний облик.

     ...Когда Гед проснулся, взгляд его  был  дик  и он молчал.
Огион, тоже молча, усадил его у  очага и дал воды и мяса. Целый
день просидел  он  не  двигаясь,  словно огромная нахохлившаяся
птица. Пришла ночь и он  уснул...  На третье утро он подошел  к
магу,  который  сидел, пристально  глядя  на  языки  пламени  и
сказал:

     - Учитель...

     - Здравствуй, парень, - ответил Огион.

     - Я вернулся к тебе  таким  же, каким ушел - самонадеянным
глупцом, - хрипло произнес юноша. Маг  слегка улыбнулся, жестом
показал Геду на место рядом с собой и принялся заваривать чай.

     Падал снег,  первый снег в эту зиму на  Гонте. Окна в доме
Огиона были закрыты ставнями, но слышно было, как мокрые хлопья
тихо  ложатся  на  крышу.  Долго  сидели  они  у   огня  и  Гед
рассказывал старому учителю обо всем, что  произошло  с  ним  с
того  момента,  как он покинул Гонт на  корабле  под  названием
"Тень". Огион не задавал вопросов и  когда  рассказ  подошел  к
концу, надолго  задумался.  Потом  он  встал,  поставил на стол
хлеб, сыр и вино. В  молчании  они поели. И только после  того,
как со стола было убрано, Огион заговорил:

     - Твои шрамы ужасны, парень.

     - Я был бессилен против Тени.

     Огион покачал головой и сказал:

     - Странно... У тебя хватило сил, чтобы превзойти искусного
мага в его собственных  владениях,  на Осскилле. У тебя хватило
сил,  чтобы  отбить  нападение  слуг  Камня.  А  на  Пендоре ты
справился с драконом...

     - На  Осскилле  мне  просто  повезло, - сказал Гед  и  при
воспоминании о ледяном  и дремотном Дворе Терренона по его телу
пробежала дрожь. -  Что касается дракона,  то ведь я  знал  его
Имя. У черной Тени, что охотится за мной, нет Имени.

     - Все на свете как-нибудь называется,  -  сказал  Огион  с
такой  уверенностью,  что  Гед  не  осмелился  повторить  слова
Великого Мага Ганчера, сказавшего, что выпущенное Гедом на волю
существо безымянно. Хотя Дракон Пендора и предложил назвать Имя
Тени,  но  Гед не  доверял  драконам. Не  поверил  он и  словам
Серрет, когда та предложила спросить Имя у Камня.

     - Если у Тени и есть Имя, она вряд ли откроет его мне.

     - Конечно, - сказал Огион, - но ведь и ты не сам сказал ей
свое...  Однако  оно  ей  известно,  Имя,   данное  тебе  мной.
Странно...

     Он опять глубоко задумался. Наконец Гед сказал:

     - Я  здесь  не  для  того,  чтобы  прятаться. Я пришел  за
советом.  Учитель, я  не  хочу привести за  собой  Тень, а  она
непременно появится, если я задержусь здесь.  Однажды ты изгнал
ее из этой самой комнаты...

     - Это был всего лишь  ее  предвестник, тень Тени. Сейчас я
не справился бы с ней. Только тебе это по силам!

     - Но я  не могу! Если бы  нашлось такое место,  он оборвал
себя на полуслове.

     - Безопасного места  не  существует, - мягко ответил Огион
на его невысказанный  вопрос.  - Не перевоплощайся больше, Гед.
Тень уже почти добилась своего,  заставив  тебя  принять  образ
Сокола. Я не знаю, что  тебе  следует  сделать. Тяжело говорить
это.

     Взгляд  Геда  требовал  только  правды,  и  после  долгого
молчания Огион произнес:

     - Ты должен повернуться.

     - Повернуться?

     - Если ты будешь продолжать спасаться бегством,  опасность
будет поджидать тебя повсюду. Тень гонит тебя, это она выбирает
твой путь. Повернись лицом к Тени и начни охоту за охотником.

     Гед молчал.

     - Я дал тебе Имя у источника реки Ар, что сбегает с Горы в
море. Человек должен знать, к чему он идет, что его ожидает. Но
это  навсегда  останется  для  него тайной, если он  не  сможет
вернуться к началу своей жизни, к  своим  первым  поступкам,  и
удержать в себе  это  начало. Если  он  не хочет стать  щепкой,
увлекаемой потоком, он сам должен стать потоком, всем потоком -
от истоков  до устья. Ты вернулся на Гонт,  ты вернулся ко мне,
Гед. Вернись  же теперь  к самому началу и к  тому, что было до
него. В этом твоя надежда!

     - В этом, учитель? - с ужасом воскликнул Гед. - В чем?

     Огион не ответил.

     - Если  я  повернусь,  -  продолжал  Гед,  - если, как  ты
говоришь, я начну охоту за  охотником,  охота  будет  недолгой.
Тень ищет встречи со мной! Дважды это случилось, и дважды я был
побежден.

     - Посмотрим, что будет в третий раз, - сказал Огион.

     Гед возбужденно  ходил по комнате -  от очага к  двери, от
двери к очагу.

     - Если она победит меня окончательно, -  говорил он, споря
то  ли с  Огионом, то  ли  сам с  собой, -  то завладеет  моими
знаниями, моей силой,  и,  конечно, воспользуется ими. Пока она
угрожает только мне, но одолев  меня,  сможет  натворить  много
зла!

     - Верно. Если одолеет тебя.

     - Если я побегу опять, она непременно найдет меня. Бегство
отнимает  много  сил.  -  Гед походил по комнате  еще  немного,
внезапно  остановился  и  опустился  перед магом на  колени.  С
любовью и радостью в голосе он сказал: - Я беседовал с великими
волшебниками и жил  на  Острове Мудрецов,  но  ты, Огион -  мой
настоящий и единственный учитель!

     - Хорошо, - сказал Огион. -  Теперь  ты  знаешь это. Лучше
поздно, чем никогда. В конце концов ты станешь моим учителем. -
Он встал, подбросил  дров в очаг,  подвесил над ним  чайник  и,
накинув теплый  непромокаемый  плащ,  сказал: - Пойду посмотрю,
как там мои козы. Последи за чайником, парень.

     ...Когда он вернулся, стряхивая  с  себя снег, в руках его
была длинная буковая палка.  Весь  день при свете лампы работал
он  над  ней ножом и магией.  Часто  проводил он по ней  рукой,
словно  выискивал   малейшие  изъяны.  Иногда  он  что-то  тихо
напевал. Гед, все еще слабый, задремал, и этой  снежной ночью в
полумраке комнаты  ему  представилось,  будто  он  находится  в
хижине ведьмы в деревушке Тен Алдерс.  Воздух пропитан ароматом
трав,  и  в  полусне   он   слушает  длинные  песни  о  героях,
сражавшихся со злом в давние времена  на  далеких  островах,  и
побеждавших. Или умиравших...

     - Вот, - сказал Огион, -  сказал  Огион,  протягивая  Геду
готовый посох. - Великий Маг выбрал для тебя бук, и это хороший
выбор, я разделяю его. Сначала мне  хотелось  сделать  из  этой
ветки лук, но, по-моему, так лучше. Спокойной ночи, сынок.

     Когда  Гед,   не  найдя  слов,  чтобы  отблагодарить  его,
отвернулся и направился к своей постели, Огион тихо прошептал:

     - О, мой юный сокол, летай высоко!

     Когда ранним промозглым утром Огион проснулся, Геда уже не
было  в  доме. От него остались только  руны,  выцарапанные  на
камнях очага,  которые  пропали,  как  только  Огион прочел их:
Учитель, я выхожу на охоту!







     Гед ступил на дорогу, ведущую от Ре Альби, еще до рассвета
и незадолго до полудня пришел в  Порт  Гонт.  Взамен  роскошных
осскиллианских  одежд  Огион  снабдил его приличной  гонтийской
обувью, бельем,  рубашкой  и  кожаной  курткой.  Но королевский
плащ,  подбитый  мехом пеллави,  Гед  сохранил  для  защиты  от
холода. Одетый таким  образом, без багажа, но с посохом, высота
которого точно  равнялась  его  росту,  подошел  он к городским
воротам. Стражники, скучавшие, облокотясь на резных драконов, с
первого взгляда признали  в  нем волшебника, раздвинули копья и
впустили его,  не  задавая  вопросов,  а  потом долго провожали
глазами.

     В гавани и в Доме Морской Гильдии он  задавал один вопрос:
не отправляется ли какой-нибудь корабль на север или запад - на
Энлады, Андрады, Оранею? Везде ему отвечали,  что зимой корабли
стоят на  приколе и даже  рыболовные шхуны не выходят за Боевые
Утесы в столь неустойчивую погоду.

     Ему  предложили  пообедать  в  Доме  -  волшебникам  редко
приходится  самим  просить  об  этом.  Он   посидел  немного  с
грузчиками,    плотниками    и   рыбаками,    с   удовольствием
прислушиваясь к их скупым, неторопливым разговорам,  ворчливому
гонтийскому выговору.  Он  мечтал  о  том,  что останется здесь
насовсем, забудет всю магию и приключения,  власть  и  ужас,  и
будет жить в  мире,  как все  люди,  на хорошо знакомой,  такой
родной земле. Но это были только мечты, сделать же он собирался
прямо противоположное. Узнав, что кораблей не будет, он не стал
задерживаться ни в  порту,  ни в  городе,  а зашагал по  берегу
бухты, пока не дошел  до  первой маленькой рыбацкой деревушки к
северу от столицы Гонта. В ней он быстро  нашел рыбака, который
собирался продавать лодку.

     Рыбак оказался  угрюмым  стариком  и его двенадцатифутовая
обшитая досками лодка настолько  растрескалась  и покоробилась,
что  едва  ли годилась для морских путешествий.  Тем  не  менее
старик запросил  высокую  цену:  безопасность  для  своей новой
лодки, самого себя и сына сроком на один год. Гонтийские рыбаки
не боятся никого, даже волшебников, они боятся только моря.

     Подобное заклинание,  на которое очень надеются в северной
части Архипелага, никого еще не спасало от тайфунов и штормовых
волн,  но   сотканная   магом,  хорошо  знающим  местные  воды,
устройство лодки и искусство рулевого, оно  надежно защищает от
всяких мелких неприятностей. Гед честно занялся трудной работой
-  он строил  заклинания  весь день и  всю  следующую ночь,  не
пропуская ни единого слова, ни  единого  жеста,  хотя мысли его
все время возвращались к тому, где и как он встретится с Тенью,
и в каком облике явится  она  ему. Когда труд был завершен,  он
очень  устал.  Следующую  ночь  он  провел  в хижине рыбака,  в
гамаке, сделанном  из  желудка  кита,  и  утром проснулся, весь
пропахший копченой селедкой.  Не  мешкая, он сразу отправился к
гроту под утесом Катнорт, где стояла его новая лодка.

     Гед столкнул  ее в спокойное море  и вода сразу  же начала
просачиваться  внутрь  сквозь  многочисленные  трещины.  Мягко,
словно  кот,  он  залез в нее  и  поправил  все  кривые доски и
колышки, работая инструментами и заклинаниями, как в свое время
с  лодкой  Печварри  в  Лоу-Торнинг.   Подошли   жители   и   с
почтительного расстояния молча следили за его быстрыми руками и
прислушивались к его тихому голосу.  И  эту  работу он выполнял
так  же  терпеливо, пока  последняя  дырочка  не  была  наглухо
запечатана. Вместо мачты  Гед  поставил свой посох, укрепил его
короткой фразой  и  поперек  пристроил  крепкий деревянный брус
длиною в ярд. С этого бруса он спустил  сотканный из заклинаний
прямоугольный парус, белый, как снега  на  вершине  горы  Гонт.
Следившие  за  ним женщины завистливо вздохнули. Встав рядом  с
мачтой,  Гед   поднял   легчайший   магический  ветер  и  лодка
заскользила через  бухту  в  направлении  Боевых  Утесов. Когда
молча наблюдавшие за всем этим рыбаки увидели, что полусгнившая
гребная шлюпка летит под парусами  словно  молодой  кулик,  они
разразились   приветственными  криками,   широко   улыбаясь   и
притопывая ногами под холодным морским бризом. Гед на мгновение
обернулся и посмотрел на них, весело  махавших  ему  руками  на
фоне темной зазубренной громады Катнорта, над  которым уходят в
облака белоснежные склоны Горы.

     Гед пересек бухту и между Боевых Утесов вышел в Гонтийское
море. Он рассчитал курс так, чтобы пройти к северу от Оранеи. У
него  не  было никакого плана, просто он  решил  вернуться  уже
пройденной однажды  дорогой.  Он  не  мог  точно сказать, каким
путем идет за  ним Тень, он  знал, что разминуться  в  открытом
море им невозможно.

     Геду хотелось, чтобы  встреча  произошла именно в море. Он
не  совсем  понимал  причину  такого  желания,  но при мысли  о
встрече на суше сердце его сжимал  ужас.  Из  моря  поднимаются
штормовые волны и  чудовища,  но не черные силы.  Все  зло - на
суше. В стране тьмы, где Геду  довелось  однажды  побывать,  не
было моря, рек,  озер,  ручьев. Царство смерти безводное место.
Хотя  зимнее  море  и  таило опасности, но его  изменчивость  и
бурный нрав Гед  рассматривал скорее как свою защиту. Когда они
в конце концов встретятся,  думал  Гед, может быть, ему удастся
схватить ее и весом своего тела и своей смерти утащить  во тьму
морских глубин, откуда, если держать  ее  покрепче,  она уже не
поднимется.  Может  быть, смертью ему удастся искупить то  зло,
что совершил он в жизни.

     Гед плыл по  неспокойному  бурному морю, над которым низко
висели свинцовые  облака.  Он  не использовал магический ветер,
лишь иногда он  короткими словами поддерживал свой парус, и тот
сам принимался  ловить ветер, устойчиво дующий с северо-запада.
Без  этого  ему  трудно  было  бы  удержать утлое суденышко  на
правильном курсе в этом бурном море. Так он  плыл и внимательно
следил за  тем, что происходит вокруг.  Жена рыбака дала  ему в
дорогу  два  больших  ломтя  хлеба  и  кувшин воды. Близ  скалы
Катебер, единственного острова между Гонтом и Оранеей, он поел,
с  благодарностью  вспоминая  молчаливую женщину. Проплыв  мимо
облачком видневшейся на горизонте земли, Гед  стал уклоняться к
западу. Над  морем висела мелкая морось,  на суше она  могла бы
оказаться мокрым снегом. В окружавшем его безмолвии слышны были
только скрип лодки и слабый плеск  волн о ее дно. Не было видно
даже  птиц.  Ничто  не  двигалось,  кроме  волн и облаков.  Гед
помнил, как в полете, когда он  летел точно тем же курсом, но в
обратном  направлении,  они плотной пеленой окружали его, и  он
смотрел тогда на серое море так же, как сейчас на серое небо.

     Когда он посмотрел  вперед, то не обнаружил там ничего. Он
встал,  продрогший  и  усталый  от  постоянного  напряжения,  и
пробормотал:

     - Иди ко мне, иди, ну чего  же ты ждешь? - Но ответом была
тишина.  Ни  что черное  не  двигалось в  тумане,  но с  каждой
минутой в нем росла  уверенность,  что совсем близко Тень слепо
рыщет по его холодному следу. Наконец он не выдержал, закричал:

     - Я здесь! Я - Гед! Я - Сокол! Я вызываю свою Тень!

     Поскрипывала лодка,  шелестели  волны,  ветер тихо шипел в
белом парусе. Текли мгновения.  Положив  руку на мачту из бука,
Гед ждал и  вглядывался в пелену дождя, неторопливо тащившего с
севера свои струи.  Текли мгновения... Но вот далеко, в тумане,
он увидел Тень. Она шла к нему.

     Она  уже  сбросила  с  себя  тело  осскиллианского  гребца
Скиорха, но не приняла облика зверя, в котором Гед видел  ее на
Холме Рокка и в своих снах.  Однако у нее была форма и даже при
дневном  свете  Гед  мог  видеть ее. Во время  преследования  и
короткой  схватки  с  Гедом  на вересковой пустоши  она  смогла
высосать из  него и принять в  себя достаточно сил...  а, может
быть, как раз то  обстоятельство,  что Гед вызвал ее, заставило
Тень  принять   какое-то   подобие  образа.  Сейчас  она  имела
некоторое сходство с  человеком, но, будучи Тенью, сама тени не
отбрасывала.  Из  Челюстей  Энлада  устремилась  она  на  Геда,
туманное нечто, неуклюже бегущее по волнам, слегка колеблясь от
порывов ветра. Холодные капли дождя пролетали сквозь нее.

     При  дневном  свете  Тень  была почти слепа и  Гед  первый
заметил ее. Гед и Тень  могли  узнать друг друга где угодно,  в
любом обличье.

     Так, в беспредельном одиночестве  холодного  зимнего моря,
встретил наконец  Гед  то,  чего  так  страшился. Казалось, что
ветер и  волны гонят Тень  прочь, но она приближалась. Теперь и
она  увидела  Геда.  А  он,  захлестнутый  смертельным  ужасом,
который высасывал из него жизненные силы, стоял и  ждал. Вот он
произнес  одно  слово, похожее  на  удар  хлыста,  белый  парус
мгновенно  заполнился  магическим  ветром  и  лодка   рванулась
вперед, прямо к врагу.

     По Тени волнами прокатилась дрожь,  она  повернулась  и  в
полной тишине обратилась в бегство.

     Она устремилась к северу, против  ветра,  и  против  ветра
направил Гед  свое  суденышко:  быстрота  зла  против искусства
магии; дождь  бил обоим в лицо.  Не жалея голоса,  подгонял Гед
лодку, ветер,  парус,  волны  -  как  охотник подгоняет гончих,
завидев волка. Ни один сделанный человеческими  руками парус не
выдержал бы такого напора и лодка словно летела  по волнам, как
сгусток пены.

     Тень, став  еще  более  туманной  и  расплывчатой,  словно
колеблющаяся на ветру дымка, повернула и устремилась по ветру в
направлении Гонта.

     Гед тоже  развернул  лодку  с  помощью  руля и заклинания,
подобно дельфину выпрыгнула она из  воды  и  понеслась  быстрее
прежнего, но  Тень  удалялась  все  же  быстрее. Ударил снежный
заряд, шторм крепчал и Гед потерял Тень из виду. Он был уверен,
что идет по верному следу -  для Геда столь же ясному, как след
зверя на свежевыпавшем снегу. Хотя ветер и был  попутным, он не
ослаблял силы ветра магического, и парус  дрожал от напряжения,
а лодка со свистом рассекала воду.

     День клонился к вечеру, а  отчаянной  гонке  не было видно
конца. Гед понимал, что при такой скорости он  плывет уже южнее
Гонта, направляясь мимо него к Спеви  или  Торхевену,  а  может
быть, и в открытый Предел. Но  это мало его заботило - он вышел
на Охоту и страх покинул его.

     На мгновение он увидел впереди Тень.  Ветер  стихал  и  на
смену  дождю   появился  холодный  туман,  густевший  с  каждой
минутой. Сквозь это туман он и заметил Тень - немного справа от
своего курса. Сказав нужные слова  ветру  и  парусу, Гед руками
повернул руль,  и  охота  продолжалась,  снова  вслепую. Туман,
рвущийся в клочья  там, где он сталкивался с магическим ветром,
сгустился настолько,  что  плотным  занавесом сомкнулся впереди
лодки, снизив видимость  до  минимума. Когда он произнес первые
слова  заклинания  Очищения,  то  снова заметил Тень  она  была
совсем рядом  и  двигалась  еле-еле.  Туман  свободно  проникал
сквозь  ее  голову,  напоминающую искаженную тень  человеческой
головы. Гед успел подумать только, что загнал, наконец, жертву,
но в это  самое мгновение Тень  исчезла. Вместо нее  из  тумана
выросла скала и лодка на полном ходу врезалась в нее. Гед успел
намертво вцепиться в  мачту,  прежде чем подоспела новая волна.
Это была огромная волна, она со всего размаха  бросила лодку на
скалу - как человек разбивает раковину улитки.

     Волна  потянула  Геда  обратно  в  море,   но  крепок  был
сработанный Огионом посох и велика была заключенная в нем сила.
Стараясь удержать голову над водой, ослепший и задыхающийся Гед
из последних  сил вцепился в  него. Чуть в стороне он разглядел
лоскуток  песчаного  пляжа, когда  приподнимался  над  волнами,
чтобы  глотнуть  воздуха.   Напрягая   все  свои  силы  и  силу
волшебного  посоха,  он пытался доплыть до него. Волны  швыряли
его как пробку и холод моря быстро высасывал из Геда  тепло, он
уже еле шевелил руками.  Он потерял из вида и скалу, и  пляж, и
не сознавал, где находится. Вода  шипела  и  вздымалась  вокруг
Геда, стараясь задушить его, утащить на дно.

     Но  одна   из   тысячи   волн   все-таки  подхватила  его,
перевернула несколько раз и, словно кусок  плавника, со вздохом
мягко положила на песок.

     ...Он лежал,  крепко  ухватившись  за посох обеими руками.
Шторм  стихал,  но  волны  все еще доставали до  него,  пытаясь
стащить обратно в море. Туман  опустился  снова,  пошел дождь и
струи его били и били в бесчувственное тело...

     Много часов прошло,  прежде  чем Гед смог пошевелиться. Он
встал на  четвереньки и пополз  по песку, прочь от воды. Стояла
ночь, но  он пошептал, и над  посохом повис слабый  огонек. При
его мерцающем свете он продолжил путь к дюнам. Он так  замерз и
был так избит и изломан, что эта короткая дорога показалась ему
самым тяжким из  всех выпавших на его долю испытаний. Несколько
раз Геду начинало казаться, что рев ветра и  моря затих, мокрый
песок   под   руками  превратился  в  сухую  пыль  и   странные
неподвижные звезды светят  ему в спину, но, не поднимая головы,
он полз  и полз вперед, и  через некоторое время  снова начинал
слышать  море  и чувствовать, как струи дождя  стекают  по  его
лицу.

     Движение немного согрело его и, добравшись наконец до дюн,
где  не  так чувствовался  ветер,  он  даже  ухитрился  встать.
Заставив огонек гореть поярче,  потому  что мир вокруг него был
беспросветно темен, и опираясь на  посох,  он  прошел  примерно
полмили  вглубь  острова.  Но  поднявшись  на  одну из дюн,  он
совершенно неожиданно услышал  шум моря, но не сзади, а впереди
себя. Значит,  его выбросило даже не  на остров, а  на какой-то
риф - заплатку на великой равнине моря.

     Гед слишком  устал,  чтобы  впадать  в  отчаяние, но долго
стоял неподвижно,  опираясь  на  посох. Потом, повернув налево,
чтобы по крайней  мере ветер дул  в спину, он  упрямо  поплелся
дальше в  надежде отыскать углубление среди обледеневшей травы,
которое  могло  бы послужить ему убежищем. Пройдя сотню  ярдов,
нащупывая  дорогу  посохом,  он  чуть  было   не  наткнулся  на
деревянную стену...

     Это было что-то вроде сарая, маленького  и шаткого, словно
его  построил  ребенок.  Гед  постучал  в  низкую  дверь  своим
посохом, но никто  не открыл. Тогда  он открыл дверь  и  вошел,
согнувшись для этого  чуть ли не  вдвое. И внутри  хижины,  как
выяснилось потом, он не мог стоять в полный рост. В очаге тлели
угольки и в красноватом  свете  Гед увидел человека с длинными,
совершенно седыми  волосами,  в  ужасе  скорчившегося у дальней
стены, и  другое существо (он не  мог сказать, женщина  это или
мужчина), со страхом взиравшее на него из кучи тряпья на полу.

     - Не бойтесь меня, - прошептал Гед. Молчание. Он переводил
взгляд с одного  на  другого и в глазах  их  читал только ужас.
Когда  он  положил свой посох, существо, прятавшееся в  тряпье,
еще  глубже  зарылось  в  зловонную  кучу.  Гед сбросил с  себя
промокшую насквозь, обледеневшую одежду и присел к огню.

     - Дайте мне что-нибудь накинуть на себя, - сказал он, едва
выговаривая слова  одеревеневшим языком. Если они услышали его,
то не показали этого. Тогда он протянул руку  и поднял какую-то
тряпку,  рваную  и  засаленную  -  много  лет  назад  она была,
вероятно, козьей шкурой. В ответ послышался  протяжный стон. Не
обращая на него внимания, Гед насухо вытерся и спросил: - У вас
есть дрова? Подкинь немного в огонь, старик. Я пришел к  вам не
по своей воле и не причиню вам никакого вреда.

     Глядя на него, как кролик на удава, старик  не сдвинулся с
места.

     - Вы понимаете меня? На каком языке  вы  говорите?  -  Гед
помедлил и добавил: - Каргад?

     Услышав  это  слово, старик кивнул - один короткий  кивок,
словно он  был  марионеткой  на  веревочке.  Это означало конец
разговора, потому что больше по-каргадски Гед не знал ни слова.
Гед  обнаружил  сложенную  у  стены кучу сухого  плавника,  сам
подбросил в огонь несколько деревяшек и жестами попросил пить -
он наглотался  соленой воды и рот его горел  от жажды. Дрожа от
страха,  старик   показал   на  огромную  раковину,  в  которой
оказалась вода и подвинул к нему другую раковину  - с кусочками
копченой  рыбы.  Усевшись поближе к огню, Гед  немного  поел  и
попил, и по  мере  того, как  силы  возвратились к нему,  начал
задумываться -  где же он?  Империя Каргад лежала далеко и вряд
ли он  мог добраться до нее  даже с помощью  магического ветра.
Этот островок,  наверное, лежал к востоку  от Гонта, но  все же
западнее, чем Карего-Ат. Казалось очень странным, что здесь, на
затерянной песчаной косе, живут люди. Изгнанники? Гед настолько
устал, что не стал ломать голову над этой загадкой.

     Он попробовал подсушить у огня свой  плащ. Серебристый мех
пеллави  высох  быстро  и  как  только  тяжелая  ткань  немного
согрелась, он закутался в нее и вытянулся у очага.

     - Спите, бедняги,  -  сказал он своим молчаливым хозяевам,
положил голову на песчаный пол и мгновенно уснул.

     Три ночи провел  Гед на этом безымянном островке. В первое
утро каждый его мускул болел и сам он горел в лихорадке. Словно
бревно пролежал он  у  очага весь  день  и всю следующую  ночь.
Утром  второго   дня   он   почувствовал  себя  немного  лучше.
Облачившись в свои покрытые соляной коркой  одежды пресной воды
для стирки на острове не  оказалось,  серым  ветреным утром Гед
вышел посмотреть, куда же заманила его Тень.

     Шириной  островок  был примерно  в  милю  и  длиной  около
полутора. Все подступы к нему  были  покрыты  торчащими из воды
скалами. Кроме жесткой, стелющейся под ветром  травы, ничего на
нем не росло. Хижина стояла в углублении между дюн, и старик со
старухой жили в ней в полнейшем одиночестве. Построена она была
или скорее сложена из  бревен  и веток, принесенных морем. Воду
ее обитатели  брали из солоноватого источника неподалеку, пищей
им  служила  рыба,  моллюски  и водоросли. Изодранные  шкуры  в
хижине  оказались  не   козьими,   как  Гед  думал  вначале,  а
тюленьими.  Тюлени  снабжали  их   также   костяными  иголками,
рыболовными  крючками,  сухожилиями  для  лесок.  Островок  был
местом, где летом тюлени выводили детенышей. Но кроме них никто
не появлялся здесь. Старики испугались Геда  не  от  того,  что
приняли его  за призрак и не потому, что  он был волшебником, а
потому, что он был человеком. Они забыли, что кроме них  в мире
есть другие люди.

     Страх,  поселившийся  в  старике  с  появлением  Геда,  не
проходил. Когда ему  казалось,  что Гед подошел слишком близко,
он  быстро  ковылял подальше от него, оглядываясь сквозь  космы
спутанных грязных  волос.  Старуха  же  поначалу,  стоило  Геду
шевельнуться, хныкала и зарывалась в тряпье, но когда Гед лежал
в лихорадке, то  в немногие моменты просветления видел, что она
сидит  рядом  с  ним  на  корточках  и чувствовал  на  себе  ее
неподвижный тоскливый  взгляд.  Когда  Гед  пришел  в себя, она
принесла ему воды  в раковине, но, стоило ему приподняться, как
она от испуга  уронила ее и расплакалась, вытирая слезы концами
нечесаных седых волос.

     Она наблюдала за  ним, когда он работал на берегу, пытаясь
при помощи  каменного  топора и заклинания Связывания соорудить
новое суденышко из плавника и выброшенных  морем обломков своей
лодки.  Эту  работу   нельзя   было  назвать  ни  ремеслом,  ни
строительством - Геду не хватало дерева и все потребности в нем
он  вынужден  был удовлетворять при помощи чистой магии.  Лодка
женщину не интересовала, именно на Геда  смотрела она умоляющим
взором. Один раз она  куда-то  отошла, но скоро вернулась, неся
подарок -  горсть  собранных  на  прибрежных  камнях мидий. Гед
поклонился старухе  и  съел  мидии  сырыми.  Благодарность Геда
придала  ей  решимости.  Она  вошла в хижину и  вынесла  оттуда
что-то,  завернутое  в тряпку. Развернув ее, не отрывая  робких
глаз от Геда,  она показала ему  то, что было  внутри:  детское
парчовое платьице, расшитое пожелтевшим от времени жемчугом. На
крошечном лифе  жемчужинки слагались в фигуру, хорошо известную
Геду -  Двойную  Спираль  Братьев-богов Каргадской Империи; над
ней вышита королевская корона.

     Старуха, морщинистая, грязная, одетая  в  засаленный мешок
из тюленьих шкур, указала пальцем на платьице, потом  на себя и
совсем  по-детски,  беззащитно  улыбнулась.   Из   кармана  она
извлекла какой-то маленький  предмет  и протянула Геду. Это был
кусочек темного металла, половинка  сломанного  кольца. Знаками
она показала  Геду, чтобы он  оставил его себе и не переставала
жестикулировать до  тех пор, пока  Гед не взял его. После этого
старуха довольно улыбнулась - она сделала  подарок. Но платьице
она снова бережно завернула в тряпку и унесла в хижину.

     Так  же  бережно  Гед  положил половинку кольца  в  карман
куртки - сердце его было полно жалости.

     Эти двое, думал он, могут быть членами королевской фамилии
Каргада.  Какой-нибудь  тиран  или  узурпатор,  боясь   пролить
царственную кровь,  приказал  отвезти  их  сюда,  на затерянный
островок недалеко от Карего-Ат, где они могли умереть или жить,
как им заблагорассудится. Старик был тогда, наверно, мальчишкой
лет восьми-десяти, а старуха - маленькой  принцессой в расшитом
жемчужном платье. Они  выжили и жили  на этом клочке  тверди  в
океане  может тридцать,  а  может, и пятьдесят  лет  - Принц  и
Принцесса Одиночества.

     Догадка Геда  подтвердилась только много лет спустя, когда
в  поисках  кольца Эррет-Акбе он приплыл на  остров  Каргад,  к
Гробницам Атуана.

     Третий день  пребывания  Геда  на  острове  оказался  Днем
Возвращения  Солнца,   самым   коротким   в   году,  и  природа
приветствовала   его  спокойным   ясным   рассветом.   Лодочка,
сооруженная из досок  и магии, щепок и заклинаний, была готова.
Гед попробовал  объяснить  старикам,  что  может  отвезти их на
любой остров - Гонт,  Спеви,  Торикл, он может даже попробовать
доставить их в какое-нибудь уединенное место на Карего-Ат, если
они его об этом попросят,  хотя  каргадские  воды и небезопасны
для жителей Архипелага. Но им  явно  не  хотелось покидать свой
пустынный  риф.  Старуха, казалось, вообще не понимает, что  он
хочет сказать своими  жестами и тихими словами. Старик же понял
и... наотрез отказался, все его воспоминания о других странах и
людях были детским кошмаром,  в  котором ручьями лилась кровь и
слышались хриплые крики умирающих.

     Геду  нечем  было отблагодарить стариков за тепло и  пищу,
нечего было подарить женщине, и  он  сделал  единственное,  что
было  в  его силах - наложил чары  на  солоноватый,  ненадежный
источник, и из него хлынула вода такая же  чистая и прозрачная,
что  бьет  из горных  ключей  прекрасного  Гонта.  Из-за  этого
источника остров теперь нанесен на карты и приобрел имя: моряки
зовут  его островом  Родника.  Но хижины уже  нет  и штормы  не
оставили на острове  ни малейшего следа людей, проживших на нем
всю жизнь и умерших в одиночестве.

     Они спрятались в хижине, словно  боясь  увидеть,  как  Гед
спустил  лодку  на  воду  с  южного  песчаного  мыса  островка,
позволил  северному  ветру наполнить волшебный парус и вышел  в
море.

     Предприятие  Геда  выглядело  довольно  странным  он   был
охотником,  который  не  знает  толком, за кем охотится  и  где
ожидать встречи  с жертвой. Он  должен был искать ее только при
помощи догадок,  намеков, случайностей, то есть действовать так
же, как и Тень,  когда она охотилась за ним. Каждый из  них был
слеп  по  отношению  к  другому  -   Геда   ставила   в   тупик
неосязаемость  Тени;   ее   -  дневной  свет  и  материальность
окружающего мира. Гед был уверен только в одном - теперь в роли
охотника выступает именно  он. Когда Тень заманила его на скалы
и  он,  полумертвый, бродил по острову, она не  воспользовалась
возможностью  расправиться  с  ним.  Она обманула его  и  сразу
исчезла, Огион оказался прав Тень не могла пить  его силы, пока
он сам охотился за ней.  Теперь  он должен найти ее, хотя  след
врага затерялся в  безбрежном океане и ему ничего не оставалось
делать, как отдаться воле ветра,  дующего  на  юг, и надеяться,
что выбрал правильное направление.

     Перед  заходом  солнца Гед  увидел  слева  от  себя  берег
огромного острова  Карего-Ат.  Он находился на самых оживленных
морских  дорогах   белых  варваров  и  внимательно  следил,  не
покажется ли где-нибудь их корабль. Он плыл в багровом закатном
свете и  вспоминал то утро  из своего детства: воинов с перьями
на  шлемах,  огонь,  туман.  С содроганием он понял,  что  Тень
провела его с помощью такого же трюка сгустив  туман, лишив его
возможности видеть опасность, она поступила с ним точно так же,
как он тогда с воинами Каргада.

     Гед держал курс на юго-восток,  и  когда  из-за  западного
края  мира  начала свое наступление ночь, Карего-Ат скрылся  из
виду. Впадины  между  волнами заполнились темнотой, но верхушки
их еще  продолжали  ловить  багровые  отсветы.  Гед спел Зимнюю
Песню  и  те  куплеты  из "Подвигов Молодого  Короля",  которые
помнил, - эти песни поют на Празднике Возвращения Солнца. Голос
его был чист и тверд, но плеск заглушал  слова. Быстро стемнело
и появились зимние звезды.

     В эту ночь, самую длинную  в  году, он не спал. Ветер  нес
его по невидимому морю на юг, а он лежал в  лодке  и смотрел на
звезды - одни  всходили слева, другие же, завершив ночной путь,
заходили справа, на западе. Несколько  раз  он  задремывал,  но
сразу  же   просыпался.   Его   лодка,   более  чем  наполовину
сработанная  волшебством,  на самом деле лодкой не являлась,  и
стоило   ему   немного  ослабить   различные   скреплявшие   ее
заклинания, она  превратилась  бы  в  кучку  досочек и щепочек,
плывущих по волнам  каждая в отдельности. И парус, сделанный из
воздуха, сам превратился бы в порыв ветра. Заклинания Геда были
хороши, но  время от времени в  них нужно было  добавлять новые
силы - и Гед не спал.  Конечно, он двигался бы быстрее в облике
дельфина   или    сокола,    но    Огион   не   советовал   ему
перевоплощаться... Гед знал цену советам  Огиона.  Он  плыл,  и
ночь, какой бы длинной она ни казалось, пришла  к концу. Первый
свет нового дня нового года взошел на востоке...

     Вскоре Гед увидел впереди  остров,  но ветер утих, и лодка
почти не двигалась. Он вызвал  легкий  магический  ветер, и чем
ближе подплывал  к  острову,  тем  невыносимее становился ужас,
который гнал его обратно. Ужас этот был свежим следом, и он шел
по нему,  словно  охотник,  рассматривающий отпечатки когтистой
медвежьей лапы и ждущий, что хищник вот-вот бросится на него из
засады. Тень была близко - он знал это.

     С каждой  прошедшей  минутой  остров  приобретал все более
жуткий вид. То, что издалека казалось  плотной скальной стеной,
постепенно  распалось  на  несколько   крутых   хребтов,  между
которыми в узких каналах кипело море. В свое  время Гед усердно
корпел над картами  в башне Мастера Курремкармеррука, но на них
были в основном нанесены Архипелаг и внутренние моря. Теперь же
он был в водах Восточного Предела  и не знал, что это за земля.
Да и нельзя сказать, чтобы его  сильно  волновал  этот  вопрос.
Перед  ним  лежал страх.  Страх  рыскал  среди  лесов  острова,
прячась,  поджидая  его... Уверенной рукой Гед направил к  цели
лодку.

     Темные, поросшие лесом скалы  нависли  над водой и пена от
разбивающихся  волн   стала   падать   дождем,  когда  влекомая
магическим  ветром   лодка   вошла   в   узкий  фиорд,  глубоко
врезавшийся  в  сушу, в  котором  едва  могли  разминуться  две
галеры. При  полном  безветрии  сжатое  скалами  море бурлило и
билось о крутые берега. Пляжей здесь  не  было,  утесы  отвесно
опускались в черную  от холодных отражений их вершин воду. Было
безветренно и очень тихо.

     Сначала  Тень  заманила  его  в  пустоши  Осскилла,  потом
разбила его лодку  о неведомые скалы... Что приготовила она для
него на этот раз?  Он ли загнал ее сюда, или она  его заманила?
Этого Гед не знал, он ощущал только пытку ужасом и уверенность,
что  нужно  идти вперед, к его источнику.  Очень  осторожно  он
продвигался вперед,  осматривая  все  вокруг.  Свет  нового дня
остался  позади,  в открытом море. Здесь же  царил  полумрак  и
когда Гед обернулся, устье фиорда показалось ему просто сияющей
аркой.  По  мере  того,  как он двигался дальше,  полоска  воды
становилась все уже,  а  скалы все выше. Гед  до  боли в глазах
всматривался  в  их  склоны,  изъеденные  пещерами  и  поросшие
деревьями.  Их  корни  наполовину  висели в воздухе.  Ничто  не
двигалось. Но вот  он увидал конец залива - высокую морщинистую
скалу,  о  которую из последних сил бились ослабленные  морские
волны. Ловушка...  Мрачная ловушка под корнями молчаливой горы,
и он попался в нее... Дальше дороги не было. Вокруг - могильная
тишина.

     С величайшей  осторожностью,  стараясь  не ударить лодку о
подводные камни и  не запутать в ветвях затонувших деревьев, он
развернулся с  помощью  нескольких  слов и неуклюжего кормового
весла. Гед уже собирался поднять ветер и вывести лодку обратно,
но  слова  заклинания   застряли  у  него  в  горле,  к  сердцу
подступила ледяная волна.  Он  оглянулся через плечо. Тень была
уже в лодке.

     Промедли Гед хоть мгновение, и все было бы  кончено, но он
был готов к  встрече.  Он  бросился на Тень с  одной  мыслью  -
схватить и держать этот кошмар, дрожащий и переливающийся перед
ним. Никакая магия не могла помочь ему в эти минуты, только его
плоть - Жизнь боролась с Антижизнью. Атака его была безмолвна и
от броска лодка  чуть не перевернулась. Боль пробежала по рукам
Геда и достигла  груди,  лишив дыхания; обжигающий холод сковал
его; он ослеп, но коснувшись  Тени,  пальцы  его  почувствовали
только пустоту.

     Он споткнулся, ухватился за мачту, и свет вернулся к нему.
Он увидел,  как Тень сжалась  в комок, отпрянула от него, потом
широким покрывалом  распласталась  над  лодкой и, словно черный
дым на ветру, бесформенной массой понеслась к выходу из фиорда.

     Гед обессиленно  опустился  на колени. Лодка качнулась еще
раз, потом  выпрямилась  и  успокоилась,  слегка покачиваясь на
волнах. Гед сидел в ней,  судорожно  хватая ртом воздух и ни  о
чем не думал до тех  пор,  пока холодная вода не коснулась  его
ног и не напомнила,  что  пора укрепить скрепляющие лодку чары.
Держась за мачту,  он встал и  сделал то, что  требовалось.  Он
очень устал, замерз, руки нестерпимо болели, силы покинули его.
Как ему хотелось заснуть в этом полумраке, где море встречается
с высокой горой, и спать, покачиваясь на легкой волне.

     Гед не знал, откуда взялась эта усталость - от наложенного
Тенью   леденящего   прикосновения,   или  просто  от   голода,
бессонницы и неимоверного напряжения всех  его  сил.  С  трудом
заставил он себя вызвать магический  ветер  и  направить  лодку
туда, куда скрылась Тень.

     Страх ушел.  Ушло и возбуждение  - он не был охотником, не
был и жертвой. В третий раз встретились они и прикоснулись друг
к другу... По своей воле повернулся он лицом к врагу. Он не мог
удержать Тень, но своим прикосновением к ней выковал между ними
цепь, в которой  не было слабых  звеньев. Не надо  было  больше
выслеживать и  спасаться  бегством.  Когда  настанет  время  их
последней встречи, она произойдет обязательно.

     Но до той минуты нигде не  будет мира и покоя для Геда, ни
днем, ни  ночью, ни в море, ни  на суше.  Теперь он осознал,  и
знание это  тяжким грузом легло на него, что  цель состоит ни в
том,  чтобы  исправить содеянное,  а  в  том,  чтобы  завершить
начатое.

     Гед  проплыл  под  черными  утесами и его  встретил  яркий
утренний свет и легкий ветерок.

     Он допил оставшуюся воду  и  поплыл вдоль берега. Скоро он
добрался  до   широкого  пролива,  отделяющего  остров  от  его
западного  соседа,  и  понял,  наконец, где находится  -  карты
Восточного Предела встали в его памяти. Эти острова именовались
Руки, пара одиноких островов, простирающих свои гористые пальцы
к Империи Каргад.  Гед направил лодку  в пролив между  ними,  и
когда полуденное  солнце  скрылось  в  надвигающихся  с  севера
штормовых облаках,  увидел  в  устье  реки  какую-то деревушку.
Ничуть н заботясь о  приеме,  который ему окажут, Гед высадился
на берег. Вода, тепло и сон означали для него жизнь.

     Жители деревни оказались суровыми, но застенчивыми людьми.
С  благоговением  глядели они на посох  и  с опаской - на  лицо
незнакомца. Но тому, кто пришел из моря один,  и перед штормом,
островитяне  не  могли отказать в гостеприимстве. Они дали  ему
вдоволь еды, питья, тепла и человеческих голосов, произносивших
простые и понятные слова... Они  дали  ему  горячей воды, чтобы
смыть соль и грязь, и постель, где он смог спокойно уснуть.







     Три дня провел Гед  в  деревушке на острове Западная Рука,
восстанавливая силы и готовя к  плаванию  лодку,  сделанную  на
этот раз  не из обломков  и заклинаний, а из настоящего дерева,
добротно сколоченную  и  проконопаченную.  На  ней было крепкая
мачта с отличным парусом, в ней можно было позволить себе такую
роскошь, как сон. Как и большинство лодок на  севере и востоке,
она была обшита досками внахлест и все ее части плотно пригнаны
одна к  другой - море в этих краях  неспокойное. Гед укрепил ее
сильными заклинаниями,  рассчитывая  совершить  на  ней не один
дальний  поход.  Рассчитана  она  было на троих, и  старик,  ее
хозяин,  поведал  Геду, что  ему  с  братьями  уже  приходилось
попадать на ней в жестокие шторма,  и что она с честью вышла из
всех испытаний.

     Совсем не  похожий  на  хитрого  гонтийского  рыбака, этот
старик,  боясь  и,  одновременно, восторгаясь искусством  Геда,
хотел  отдать  ему эту лодку бесплатно. Гед  не  мог  допустить
этого  -  в благодарность он вылечил его  от  катаракты,  из-за
которой тот уже начинал слепнуть.  Вне  себя  от радости старик
сказал:

     - Мы звали эту лодку "Песчанка", а ты назови "Ясноглазкой"
и  нарисуй  на ней глаза, чтобы благодарность  моя  глядела  из
этого мертвого дерева и предупреждала тебя о рифах  и скалах. Я
уже забыл, сколько в мире света, а ты подарил его мне.

     Силы возвратились к Геду,  и  он переделал множество дел в
деревушке под крутыми скалами. Внешне  жители  ее  походили  на
гонтийцев, но были куда беднее. Именно среди таких  людей, а не
богачей и знати,  чувствовал он себя,  как дома, и  без  лишних
вопросов знал, в чем они нуждаются  больше  всего.  Он  вылечил
хромых и больных  детей, наложил чары плодородия на тощие стада
овец и коз. Он написал руны Симн на веретенах, ткацких станках,
веслах  и  топорах  из  камня  и  бронзы,  чтобы  они  исправно
выполняли  свою  работу;  и  руну Пирр на крышах  хижин,  чтобы
защитить их обитателей от огня, ветра и сумасшествия.

     "Ясноглазка" была готова  к  плаванию. В нее уже погрузили
запасы воды, сушеной  рыбы  и мяса,  но  Гед задержался еще  на
день,  чтобы  научить  молодого  деревенского  певца   "Деяниям
Морреда" и  "Балладам  Хавнора".  Редко  заходили  сюда корабли
Архипелага, и  баллады, сложенные столетия назад, были новостью
для изголодавшихся по ним  островитян.  Будь Гед свободен, он с
радостью остался бы на неделю, а  то и на месяц, чтобы спеть им
все песни, которые знал. К сожалению, он не был властен в своих
поступках, и на следующее утро уже  плыл  по  бескрайним  морям
Восточного Предела. Не требовалось  никакого  волшебства, чтобы
догадаться, что  Тень ушла  на юг - Гед знал  это так же точно,
как  будто  их связывала прочная цепь.. Неважно, сколько  миль,
островов и морей лежало между  ними  -  Гед знал... Безнадежно,
уверенно  и  неторопливо ступил он на свою  дорогу  и  холодный
зимний ветер понес его на юг.

     Сутки плыл он по пустынному морю, и на  второй день увидел
небольшой островок - Вемиш было его название. В маленьком порту
люди  почему-то  стали  поглядывать  на  него  с  недоверием  и
неприязнью.  Загадка  такого поведения мучила Геда до тех  пор,
пока в гавань не прибежал запыхавшийся местный колдун. Он долго
в упор  рассматривал  Геда,  после  чего  произнес напыщенным и
одновременно льстивым голосом такую речь:

     - Лорд Волшебник! Простите меня за смелость  и окажите нам
честь,  приняв  в  подарок  все,  что   может  потребоваться  в
путешествии - еду, питье, парусину, канаты. Моя дочь несет сюда
связку только что зажаренных кур.  Однако  мне  кажется, что вы
поступите в высшей степени благоразумно, выйдя в море как можно
скорее. Народ встревожен,  потому что не далее как вчера многие
видели, как некая персона пешком пересекала наш скромный остров
с севера  на юг, но никто не  видел ни  корабля, на котором  он
приплыл, ни корабля,  на котором он убыл. Кроме того, некоторым
показалось, что персона сия не отбрасывает тени, а другим - что
Ваша Светлость весьма похожа на нее.

     Услышав это, Гед поклонился, повернулся,  сел  в  лодку  и
отплыл, ни разу  не  оглянувшись и н промолвив  ни  слова. Ни к
чему  было  еще больше пугать островитян и приобретать  лишнего
врага в лице  их  волшебника. Выспаться он сможет  и  в море, а
кроме  того,  ему  надо  было  как  следует  обдумать  зловещую
новость.

     Закончился  день.   Всю   ночь   моросил  холодный  дождь,
переставший лишь под утро, а ветер все нес  "Ясноглазку" на юг.
После полудня  опять  показалось солнце, которое рассеяло тучи.
Был уже вечер, когда прямо  по  курсу  низкие голубоватые холмы
большого острова, ярко освещенные заходящим солнцем. Дым очагов
слался  над   шиферными   крышами,  приятно  радуя  глаз  после
однообразных морских просторов.

     Гед ввел  "Ясноглазку"  в  порт  и,  высадившись на берег,
разыскал таверну под названием "Харрекки",  где  огонь,  эль  и
жареный барашек согрели его душу  и  тело.  За столом оказалось
еще двое  путников,  торговцев  из  Восточного  Предела, но все
остальные посетители были местными жителями, заглянувшими  сюда
отведать  хорошего  эля  и   обменяться   новостями.  Настоящие
горожане, внимательные, спокойные, они  совершенно  не походили
на боязливых неотесанных рыбаков. Конечно, они сразу признали в
Геде волшебника, но никто, кроме трактирщика, не сказал об этом
ни слова.  Трактирщик  же  (он  вообще  оказался  разговорчивым
человеком) высказывался  в  том  духе,  что  город этот, Исмей,
главное свое счастье видит в том, что вместе с другими городами
этого   прекрасного   острова  владеет   неоценимым  сокровищем
волшебником,  обучавшимся  в Школе Рокка и получившем посох  из
рук самого Великого Мага, и который, хотя и  находится в данный
момент в  отлучке,  имеет  постоянное  место  жительства в доме
своих предков прямо  в  городе Исмей, каковой город, вследствие
этого, не  нуждается  в  услугах другого представителя Высокого
Искусства.

     - Ведь недаром говорят, что если в городе есть два посоха,
то  скоро  не  останется  ни  одного,  не  так  ли?  -  спросил
трактирщик с приятной улыбкой на устах.

     Таким образом до  сведения Геда было доведено, что если он
хочет немного  подработать  здесь  волшебством,  то  только зря
теряет время. Его  уже открыто изгнали с Вемиша, теперь вежливо
просили убраться отсюда, и у  него  стали  возникать сомнения в
правдивости  рассказов  о доброте  и  мягкосердечности  жителей
Восточного Предела.  Остров  этот  назывался Иффиш, тут родился
его  друг  Ветч,  и  Гед  был  уверен в гостеприимстве  местных
жителей...

     Однако Гед видел,  что у здешнего народа добрые лица. Дело
было не  в них, а  в нем  самом. Он оказался  чужим, как  порыв
холодного ветра  в  знойный  день,  и  как принесенная ураганом
черная птица. И чем скорее он уйдет отсюда, унося с  собой зло,
тем лучше для всех.

     - Я  тороплюсь,  - холодно  сказал  он  трактирщику,  -  и
пробуду здесь всего один-два дня.

     Тот ничего не  ответил,  но бросив выразительный взгляд на
стоящий в углу буковый посох, так наполнил чашу Геда коричневым
элем, что пена полилась через край.

     Гед понимал, что пробудет в городе только одну ночь, и так
будет  всегда  и везде,  пока  он  не  достигнет  цели.  Но ему
настолько опротивело  пустое  безмолвное  море,  что  он  решил
провести еще сутки на суше и  отправиться  в  путь  послезавтра
утром. Так что проснулся он на  следующий  день  поздно.  Падал
легкий  приятный  снежок,  и  Гед  лениво  бродил  по  улицам и
переулкам Исмея, наблюдая за людьми, занятыми своими делами. Он
смотрел на ребятишек  в меховых шапках, строящих замки из снега
и лепивших снеговиков, послушал нехитрые сплетни,  перелетавшие
из одной открытой  двери в другую, посмотрел на работу кузнеца,
рядом с  которым раскрасневшийся мальчик усердно раздувал мехи.
В скупо освещенных  окнах он видел женщин за ткацкими станками;
иногда они отрывались от дела,  чтобы  улыбнуться  ребенку  или
мужу в  тепле своих домов. Все это видел  Гед и чудовищный груз
лежал на его сердце -  он  не принадлежал к этому миру.  Пришла
ночь, а он все не  мог  заставить себя вернуться в таверну.  Но
вот  он  услышал  голоса  -  это  весело разговаривали юноша  и
девушка,  проходившие   по   улице  мимо  него.  Гед  мгновенно
обернулся - он узнал голос...

     Несколькими быстрыми шагами он догнал  эту  пару  и  встал
рядом с ними. Дневной свет почти угас, на улице царил полумрак.
Девушка отпрянула,  а  мужчина  пристально  вгляделся  в него и
поднял посох, словно желая оградить себя от нападения злых сил.
Этого Гед  уже не мог вынести, и когда  он заговорил, голос его
дрожал...

     - А я-то думал, ты узнаешь меня, Ветч...

     Ветч еще минуту  помедлил, потом опустил посох и словно не
веря своим глазам, произнес:

     - Я узнаю  тебя...  Здравствуй,  друг, здравствуй! Извини,
что  я  встречаю  тебя  так, словно ты призрак,  воскресший  из
прошлого! А ведь  я ждал тебя,  надеялся... - он  крепко  обнял
Геда.

     - Так ты и  есть тот самый волшебник, которым хвастаются в
Исмее! Как же я не догадался!

     - Да, я здешний волшебник, но послушай,  я хочу объяснить,
почему  я  не  признал  тебя  сразу.  Может  быть,  мне слишком
хотелось увидеть тебя...  Три  дня назад - где  ты  был три дня
назад, на Иффише?

     - Я приплыл только вчера.

     - Три  дня  назад на улице Квора, деревушки  в  холмах,  я
увидел тебя. Теперь-то я понимаю, что  это  была  подделка  или
просто похожий на  тебя человек. Он  шел впереди и  скрылся  за
каким-то поворотом. Я  позвал его, но  он не ответил.  Тогда  я
побежал за ним, но не нашел ни его, ни следов, а земля там была
покрыта инеем. Все это  было  довольно жутко, и сегодня, увидев
тебя  в  полумраке,  я  засомневался...  Прости  меня,  Гед!  -
последние слова он произнес очень тихо, чтобы девушка, стоявшая
чуть поодаль, не могла расслышать их.

     В свою очередь понизив голос, Гед сказал:

     - Это действительно я, Эстарриол, и  я  очень  рад  видеть
тебя.

     Но Ветч услышал в голосе Геда больше, чем простую радость.
Не выпуская друга из объятий, он сказал на Истинном Языке:

     - Ты пришел в беде и  вышел  из тьмы, но твое появление  -
счастье для меня,  -  и продолжил  уже  на языке Архипелага:  -
Пойдем, пойдем  с нами! Мы  идем домой - пора наконец выбраться
из темноты! Это моя  сестра,  самая младшая. Она самая красивая
из нас,  но не  самая хитрая и зовут ее  Ярро. Ярро, это Сокол,
мой лучший друг!

     - Лорд Волшебник,  -  чинно  произнесла девушка и, склонив
голову, прикрыла в знак уважения лицо  руками  -  таков  обычай
женщин  Восточного  Предела. Глаза ее были чисты, застенчивы  и
любопытны. На вид ей было лет четырнадцать. Как и у брата, кожа
ее была очень темна, но в отличие от него девушка  была стройна
и легка.  На рукаве у нее, вцепившись в  платье, сидел дракон -
размером в  ладонь, но с  крыльями и когтями, очень похожими на
настоящие.

     Они пошли по улице вместе и Гед заметил:

     - На Гонте живут смелые женщины,  но  я  никогда не видел,
чтобы вместо браслета они носили дракона.

     Ярро засмеялась и ответила:

     - Это всего лишь  харрекки, разве они не водятся на Гонте?
- но тут же смутилась и отвела взор.

     - Драконов у нас нет. Ведь это дракон?

     - Маленький дракончик.  Они  живут  на  дубах  и  питаются
осами, червячками  и  воробьиными  яйцами. Этот харрекки совсем
уже  взрослый...  Брат много рассказывал мне о вашей  зверюшке,
диком отаке. Он с вами?

     - Его больше нет со мной.

     Ветч повернулся  к  Геду,  словно  хотел  задать  какой-то
вопрос, но  сдержался и  ни о чем не спрашивал  его до тех пор,
пока они, оставшись вдвоем, не уселись у очага в доме Ветча.

     Хотя  Ветч  и  был  главным  волшебником  такого  большого
острова, как Иффиш, жил он в этом крохотном  городке, в котором
родился.  Вместе с  ним  жили его младшие  брат  и сестра.  Дом
построил отец  Ветча, морской торговец. Получился он просторным
и  крепким  и украшен глиняной посудой, вышивками и  множеством
медных  и  бронзовых вещей, разместившихся на резных полках.  В
одном  углу  гостиной стояла большая арфа с  острова  Таони,  в
другом -  инкрустированный слоновой костью ткацкий станок Ярро.
Так  что   Ветч,  на  свой   тихий  и  скромный  манер,  был  и
могущественным  волшебником,  и хозяином  в  собственном  доме.
Здесь жили двое  старых слуг, процветавших вместе с домом, брат
-  замечательный  парень, и Ярро - быстрая  и  молчаливая,  как
маленькая рыбка. Она подала друзьям ужин, поела вместе с ними и
незаметно  ускользнула  в свою комнату. Все в  этом  доме  было
крепкое, мирное,  уверенное,  и Гед, оглянувшись вокруг, сказал
со вздохом:

     - Так и должен жить человек!

     - Ну, можно и так, а можно и по-другому, - сказал  Ветч. -
А теперь, парень, расскажи мне, что  пришло к тебе и что ушло с
тех пор, как мы разговаривали последний раз, два  года назад. И
поведай  мне  о своем  путешествии,  ведь  я  вижу,  что  ты не
собираешься долго задерживаться у нас.

     Гед рассказал другу обо всем,  что  с  ним приключилось, и
Ветч надолго задумался. Потом он сказал:

     - Я поплыву с тобой, Гед.

     - Нет!

     - Поплыву...

     - Нет, Эстарриол. Это не твое дело. Я, я  один заварил эту
кашу,  мне  ее  и  расхлебывать. Мне совсем не  хочется,  чтобы
пострадал еще кто-нибудь, а особенно  ты,  кто  с самого начала
пытается удержать меня!

     - Гордость  всегда  была  твоим  бедствием,  -  с  улыбкой
произнес Ветч, словно  речь шла о пустяках. - Подумай, конечно,
это дело касается в основном тебя, но если ты проиграешь  - кто
предупредит Архипелаг  об  опасности?  Ведь  Тень  тогда  будет
обладать страшной силой. А если  ты  победишь,  разве не должен
кто-то рассказать об  этом подвиге? О тебе будут слагать песни!
Знаю, что проку от меня будет мало, но я просто не могу бросить
тебя одного!

     В ответ на это Гед смог только простонать:

     - Я так и знал! Нельзя мне было задерживаться здесь!

     - Волшебники никогда  не  встречаются случайно... А еще ты
сказал, что я  был  с  тобой с самого начала,  и  будет  только
справедливо, если я дойду до конца.

     Ветч подбросил дров  в огонь, и долго сидели друзья молча,
глядя на языки пламени. Потом Гед спросил:

     - Есть один  человек, о котором я  ничего не слышал  с той
самой  ночи  на  Холме,  и  о  ком никогда  не  расспрашивал  -
Джаспер...

     - Мастера сочли, что он не достоин посоха. Тем же летом он
отправился на остров О, надеясь стать там волшебником при дворе
Лорда О-Токне. Больше я о нем ничего не знаю.

     И  снова  они  надолго  замолчали,  наслаждаясь  теплом  и
светом, вытянув ноги так, чтобы огонь не лизал подошвы.

     Через некоторое время Гед тихо сказал:

     - Одного я  боюсь и буду  бояться еще больше, если со мною
поплывешь ты. Так в конце узкого фиорда я  хотел схватить Тень,
но хватать-то  было нечего! Я  не смог одолеть ее, она убежала.
Это может случиться  снова и снова.  Я бессилен перед  этим.  В
моем плавании  может не быть ни смерти, ни  победы, ни конца, и
не о чем  будет  слагать баллады.  Может  случиться так, что  я
проведу всю жизнь в нескончаемой гонке за Тенью из моря в море,
с острова на остров и ничего не добьюсь.

     - Да  минует  нас эта опасность! - сказал  Ветч  и  сделал
левой  рукой   жест,   отгоняющий   зло.   Несмотря  на  унылое
настроение, Гед не мог сдержать  улыбки  это  не было настоящим
заклинанием,  скорее  мальчишеством.  Ветч всегда слыл  немного
простодушным, но вместе с тем ум его был остр, словно бритва, и
мысленным  взором  он всегда проникал в самую  суть  вещей.  Он
сказал:

     - Довольно мрачная  мысль, но, думаю, ты неправ. Почему-то
мне кажется,  что я увижу конец  тому, чему видел  начало. Рано
или поздно ты узнаешь, что  представляет  собой  это  создание,
поймешь его природу и, поймав, сможешь удержать. Но  что же это
все-таки такое? Вот чего я не  понимаю, и это тревожит меня - в
последние  дни  Тень передвигается  в  твоем  облике,  или,  по
крайней мере, очень похожем на  твой.  Ее видели на Вемише и  я
здесь, на  Иффише. Как и почему  это могло случиться,  и почему
этого не происходило на Архипелаге?

     - Есть  такая  поговорка:  в  Пределах  играют  по  другим
правилам.

     - Верно... Некоторые  прекрасные заклинания, которым  меня
научили на Рокке, не имеют  здесь  никакой  силы, или действуют
вкривь  и  вкось, а про некоторые заклинания  я  впервые  узнал
только здесь. В каждой стране  свои  собственные  законы, и чем
дальше от внутренних островов, тем  они  непонятнее.  Хотя  мне
кажется, это не единственная причина странного поведения Тени.

     - Согласен. Наверное то, что я  перестал  бегать  от нее и
сам стал охотником, помогло ей обрести образ и форму. И по этой
же причине она уже не способна питаться моей силой. Что бы я ни
сделал, любая моя мысль и поступок влияет на Тень -  мы связаны
крепко.

     - На  Осскилле  она произнесла  твое  Имя  и  лишила  тебя
магической силы. Почему же она не сделала этого тогда, когда ты
пытался схватить ее в фиорде?

     - Не знаю... Что если она  черпает  силу  в моей слабости?
Она говорит моим языком - как иначе могла она узнать мое Имя? Я
ломаю над  этим голову  с тех пор, как покинул  Гонт, и не вижу
ответа. Наверное, она нема, пребывая в  своей собственной форме
или, вернее, бесформии, а на Осскилле воспользовалась геббетом.
Я не знаю.

     - Значит, тебе нужно избегать второй встречи с геббетом.

     Гед протянул к огню руки, словно внезапно замерз.

     - Мне кажется, что  этого  не произойдет. Тень так связана
со мной, а я с ней, что она сможет овладеть только мной, если я
вдруг ослабею и попытаюсь бежать, она вряд ли найдет где-нибудь
второго Скиорха.  Когда я схватил  ее, она превратилась в пар и
ускользнула от меня... И  так  будет происходить каждый раз, до
тех пор, пока я не узнаю ее Имя.

     Ветч осторожно спросил:

     - Существуют ли вообще Имена там, откуда она вышла?

     - Великий Маг  Ганчер  сказал  "нет",  мой  учитель  Огион
думает по-другому.

     - Бесконечные споры  магов, - процитировал Ветч с улыбкой,
в которой было мало веселья.

     - Та, что служила Древним Силам на  Осскилле, клялась, что
Камень откроет мне  тайну, но  я мало  в  это верю.  Был еще  и
дракон,  который  хотел обменять Имя Тени на свое  собственное,
чтобы избавиться от меня. Драконы иногда знают больше магов.

     - Да, драконы мудры, но нет в них милосердия...  А что это
за дракон такой? Ты успел поговорить и с драконом?

     До поздней ночи просидели они у очага, и  хотя разговор их
все время возвращался к главному вопросу - что  делать с Тенью,
это не  омрачало  удовольствия,  которое  они  получали друг от
друга.  Со  временем  дружба  их стала лишь крепче.  Утром  Гед
проснулся в  доме своего друга и  у него возникло  чувство, что
это  место  надежно  защищено  от любых опасностей.  Весь  день
ощущение это не  покидало его - не как доброе предзнаменование,
а как бесценный  дар; ему казалось,  что покинув этот  дом,  он
покинет  последнюю  безопасную  гавань  в  своей  жизни,  и  он
старался не думать о будущем.

     Перед отплытием у Ветча обнаружилось множество  неотложных
дел, и он в сопровождении  своего  ученика  принялся  объезжать
деревни. Гед остался  с Ярро и  ее братом, Мюрре,  который  был
старше ее,  но  младше  Ветча.  Выглядел  он совсем мальчишкой,
потому что не обладал даром - или проклятием - магической силы.
Он нигде не бывал, кроме Иффиша, Толка и Холпа и жизнь его была
легкой  и  беззаботной.  Гед  наблюдал  за  ним с удивлением  и
некоторой завистью, и точно так же  наблюдал  за  Гедом  Мюрре.
Каждому  из  них   казалось   очень  странным,  что  можно  так
отличаться  друг   от   друга,   будучи  одного  возраста.  Гед
удивлялся, что  можно  дожить  до  девятнадцати  лет и остаться
таким беззаботным.  Он  восхищался  красотой  Мюрре  и  казался
самому себе безобразным  и  грубым -  он  и не подозревал,  что
Мюрре  больше  всего нравились уродующие его шрамы. Думая,  что
это следы от когтей дракона, Мюрре признал в нем героя.

     По всем этим причинам молодые люди немного стеснялись друг
друга.  Ярро  же, оставшись за хозяйку дома, быстро  преодолела
благоговение, которое питала к Геду. Он был с ней очень ласков,
и она  задала  ему  бесчисленное  множество  вопросов, так как,
заявила она, Ветч никогда ей  ничего  не  рассказывает. Эти два
дня она была очень занята, готовя провизию для путешественников
- сухие пшеничные лепешки, вяленую рыбу и мясо.  Она готовила и
готовила,  пока  Гед  не  сказал,  что  этой горы продуктов  им
хватит, чтобы без остановки доплыть до Селидора.

     - А где находится Селидор?

     - На самом краю Западного Предела. Драконы на этом острове
такое же обычное явление, как мыши.

     - Оставайтесь лучше  здесь,  на  Востоке  -  драконы у нас
маленькие,  как  мыши.  Вот  твое  мясо,  ты  уверен,  что  его
достаточно? Послушай, вот чего я  не  понимаю: ты и мой брат  -
могущественные волшебники. Стоит вам  чего-нибудь  захотеть, вы
помашете руками, пошепчете -  и  раз-два, все готово. Почему же
вы хотите  есть? Когда в  море наступает время обеда, почему бы
не сказать: "Пирожок с мясом", получить его и съесть?

     - Почему? Да просто  нам не очень хочется есть свои слова.
"Пирожок с  мясом" - это всего  лишь слова... Их  можно сделать
пахучими, вкусными,  даже  утоляющими  голод, но слова остаются
словами.  Они  обманывают желудок, но не придают сил  голодному
человеку.

     - Да, волшебник -  это не повар, - произнес Мюрре, который
тоже сидел на кухне, вырезая из дерева ящичек - он был резчиком
по профессии, хотя и не очень искусным.

     - А  повара  -  не  волшебники, - добавила Ярро,  стоя  на
коленях перед  очагом и наблюдая, как подрумянивается последний
противень с пирожками. - Все же мне многое  непонятно, Сокол. Я
видела, как  мой брат и даже  его ученик освещают  темное место
одним словом.  Это настоящий свет: не слово, а  свет! Он ярок и
его видят все!

     - Да, - ответил  Гед.  - Свет  -  это сила, великая  сила,
благодаря которой мы существуем. Он есть сам по себе, а  не для
того, чтобы служить  нам.  Свет солнца и звезд  -  это время, а
время - это  свет. Жизнь возможна  только в солнечном  свете  и
живое  существо  может вызвать  свет,  назвав  его  Имя.  Почти
всегда, когда  волшебник  называет  какой-нибудь  предмет и тот
появляется, это иллюзия. Чтобы  действительно  получить что-то,
чего раньше  не  было,  требуется  настоящее  искусство. Нельзя
заниматься этим без крайней нужды,  а  тем  более утолять таким
образом голод. Ярро, твой малютка дракон украл пирожок!

     Ярро слушала так внимательно, что харрекки потихоньку слез
с теплого крючка для чайника, на котором уютно сидел, и схватил
пирожок размером  больше  него  самого.  Она посадила маленькое
чудовище  себе  на  колени  и  стала  кормить  его  крошечками,
обдумывая услышанное.

     - Так что ты  не будешь делать настоящего пирожка с мясом,
если  не  хочешь  нарушить  то,  о  чем  постоянно  толкует мой
братец... как оно называется...

     - Равновесие, - очень серьезно подсказал Гед.

     - Да, равновесие.  А вот когда ты потерпел кораблекрушение
у  того  островка,  то  уплыл  оттуда  на  лодке,  сделанной из
заклинаний, и она не протекала. Это была иллюзия?

     - Не совсем. Море, видимое сквозь дыры в лодке, в основном
неприглядно, и я заштопал их в основном для красоты. Это и было
иллюзией.   Прочность   лодке   придало  другое  заклинание   -
Связывания. Я  связал дерево так,  что оно стало единым целым -
лодкой.  Ведь  что такое лодка? Предмет, который не  пропускает
воду.

     - Мне приходилось вычерпывать воду, - сказал Мюрре.

     - Моя лодка протекала, как только я забывался и заклинание
слабело, - Гед взял лепешку и принялся жонглировать  ей, дуя на
пальцы. - Я тоже украл пирожок.

     - И  обжегся.  Когда  в  далеком море тебя  начнет  мучить
голод, ты  вспомнишь этот пирожок и скажешь: "Ах,  если бы я не
утащил его тогда, сейчас мне  было  бы что поесть!" Я съем  еще
один, чтобы братец поголодал вместе с тобой...

     - Так  поддерживается  равновесие, -  заметил  Гед.  Ярро,
которая  жевала   горячий   пирожок,   засмеялась   и  чуть  не
подавилась, но тут же снова приняла серьезный вид и сказала:

     - Как  хотелось  бы  мне  понять  все  это!  Но  я слишком
глупа...

     - Сестричка, это моя вина, я  плохой  рассказчик.  Будь  у
меня побольше времени...

     - У нас будет время. Ведь ты побудешь у нас еще немного?

     - Если смогу, - тихо ответил Гед.

     Они немного помолчали, наблюдая, как харрекки  карабкается
на облюбованный крючок.

     - Скажи мне  вот что, если  это не секрет: какие еще кроме
света, есть Великие Силы?

     - Это не секрет. У всех сил одно начало и один конец. Годы
и  расстояния,  звезды  и  свечи,  вода  и  ветер,  волшебство,
искусство человеческих  рук  и  мудрость человеческого разума -
все это  части одного целого.  Мое Имя, твое Имя, Настоящее Имя
Солнца или родника, или еще не родившегося ребенка - все  это -
слоги одного  великого  слова,  Имени,  которое  очень медленно
произносится сиянием  звезд.  Других  сил не существует. Других
Имен тоже.

     Прервав работу, Мюрре спросил:

     - А смерть?

     Ярро внимательно слушала, склонив голову.

     - Чтобы произнести слово,  -  медленно сказал Гед, - нужна
тишина - и до, и  после. -  Он встал и закончил: - Но я не имею
права говорить об  этом. То слово,  что было моим,  я  произнес
неправильно.  Будет  лучше, если я промолчу. Может быть,  кроме
тьмы, нет в  мире  других сил... - С  этими  словами он накинул
плащ и вышел  из  теплой кухни  на  улицу, под холодный  зимний
дождь.

     - На нем  лежит  какое-то  проклятие,  -  боязливо  сказал
Мюрре, глядя ему вслед.

     - Почему-то мне кажется,  что  в этом путешествии его ждет
смерть, - сказала  Ярро.  -  Он боится этого, но  идет.  -  Она
пристально  смотрела  на огонь,  словно  видя  в  нем  одинокое
суденышко, уходящее  все  дальше  и  дальше  в безбрежное море.
Глаза ее наполнились слезами и больше она ничего не сказала.

     Ветч  вернулся  на следующий день и, обратившись к  совету
старейшин,  попросил  разрешения на  некоторое  время  покинуть
Иффиш. Членам совета очень  не  хотелось отпускать его в зимнее
море,  да  еще  по  делу,  которое  (как считали  они)  его  не
касается.  Но   хотя   они   и   не   одобряли  его  намерений,
воспрепятствовать ему не могли. Устав выслушивать укорявших его
старцев, Ветч сказал:

     - Я - ваш по рождению, обычаю и долгу. Я ваш волшебник. Но
пришло время вспомнить, что хотя  я  и слуга, но не ваш  слуга.
Когда смогу вернуться - вернусь. А пока до свидания!

     На следующее утро, с первыми проблесками света на востоке,
"Ясноглазка", поймав  в  свой крепкий парус устойчивый северный
ветер, вышла из гавани Исмея. Ярро стояла на причале и смотрела
им вслед так же, как  сестры  и жены моряков стоят на  причалах
всего Земноморья и  смотрят вслед уходящим в море мужчинам. Они
молчат и не машут платками, а, закутавшись в серые плащи, молча
стоят  на  берегу,  который  с  корабля  кажется все меньше,  а
полоска разделяющей их воды - все шире.







     Гавань скрылась из виду. Исхлестанные волнами нарисованные
глаза  "Ясноглазки"  снова  увидели сумрачную морскую  пустыню.
Двое  суток  понадобилось  друзьям,  чтобы пройти сто  миль  от
Иффиша до острова Содерс, двое суток ужасной погоды и постоянно
меняющихся ветров. В  порту  они пробыли ровно столько времени,
чтобы  пополнить   запасы  воды  и  купить  кусок  просмоленной
парусины - прикрыть свое имущество от  дождя  и  брызг.  Обычно
волшебник справляется  с  такими мелочами при помощи простейших
заклинаний и  не возит с  собой воды, опресняя морскую, но Геду
очень не хотелось пользоваться  магией.  Он и Ветча уговорил не
делать этого.

     - Лучше не  надо, - только и сказал Гед.  Его друг не стал
спорить.  С  первой  минуты  плавания у них  появилось  мрачное
предчувствие, холодное,  как  зимний ветер. Бухта, гавань, мир,
спокойствие все это  осталось позади. На  их пути все  таило  в
себе  опасность,  каждая  мелочь  имела  свое  значение.  Самое
простое  заклинание  могло резко нарушить равновесие сил -  они
приближались к самому центру этого  равновесия,  к  месту,  где
встречаются свет  и мрак. Те, кто  ступил на этот  путь, должны
следить за своими словами.

     Обогнув покрытые  снегом пологие берега Содерса, Гед снова
направил лодку на юг. Они вошли в воды, крайне редко посещаемые
торговцами Архипелага самую окраину Восточного Предела.

     Ветч не  спрашивал, куда они плывут.  Он знал, что  Гед не
выбирает  путь,  а просто следует туда, куда необходимо.  Когда
Содерс  совсем  скрылся из вида и огромное  серое  кольцо  воды
окружило их со всех сторон, Гед спросил своего друга:

     - Какие острова лежат впереди?

     - К югу от Содерса вообще нет земли. На юго-востоке, очень
далеко,  есть  маленькие  островки  - Пелимер, Корнай,  Госк  и
Астовелл, который  называют  еще  Последним  Островом. Дальше -
Открытое Море.

     - А на юго-запад?

     - Роламени, он относится к Восточному Пределу, и несколько
островков  вокруг  него.  Потом  -  пустота  до  самого  Южного
Предела.  Там  -  Руд, Тум и  остров  Ухо,  на  который люди не
заглядывают.

     - А мы будем, - с кривой ухмылкой сказал Гед.

     - Мне бы этого не хотелось. Говорят,  это  одна  из  самых
неприятных частей  мира,  полная  чудес и древних полуистлевших
костей. Моряки  рассказывают,  что  в  тех  водах можно увидеть
звезды, которых не видно больше нигде. У них нет названий.

     - Да, когда  я плыл на Рокк,  на корабле был  один матрос,
который говорил об  этом. Еще он рассказывал о Плавучем Народе,
что  живет  на краю Южного Предела. Они  высаживаются  на  сушу
только раз в году, чтобы нарубить деревьев для  своих плотов, а
все  остальное  время странствуют по морям и  не  видят  земли.
Хотелось бы мне посмотреть на их поселения...

     - А  мне -  не  очень, - усмехнулся  Ветч.  - Мне  подавай
остров и  островитян пусть  море спит в своей постели,  а я - в
своей.

     Держась за канат и обозревая  серую  пустыню  вокруг,  Гед
произнес:

     - Мне   хочется   увидеть   все   города,   все    острова
Архипелага... Хавнор в  центре  мира; Эа, где родились легенды;
фонтаны Шельета на  Уэе  - все великие города  и  страны. Но не
только их,  а  и  все  крошечные  острова Пределов... Гнездовья
драконов на западе,  ледяные поля на севере, которые тянутся до
самой страны  Хоген.  Одни  говорят,  что  это огромный остров,
больше  Архипелага.  Другие  -  что  это  просто рифы и  скалы,
покрытые льдом, но никто не знает точно. Я  хочу увидеть китов,
которые  живут  в   северных  морях...  А  пока  что  я  должен
отвернуться от всех сияющих берегов.  Я  слишком  торопился,  и
теперь у меня не  осталось  времени! Я променял солнечный свет,
прекрасные города  и  дальние  страны  на  пригоршню власти, на
тень, на мрак. - И как всякий волшебник, Гед выплавил из своего
страха  и  сожаления песню, короткую жалобу, спетую для  друга.
Ветч ответил ему словами из "Подвигов Эррет-Акбе":


     Увижу ль снова я Блеск Очага Земли

     И белые, как снег, Хавнора Башни...


     В  тот  день они увидели только стайку серебристых  рыбок,
спешивших к югу, но ни  разу  не выпрыгнул из воды дельфин,  не
пролетела чайка. Вечером, на закате солнца,  Ветч достал из-под
парусины еду и разделил ее, сказав при этом:

     - Это последний эль... Я хочу выпить его за здоровье того,
кто догадался поставить его в лодку, чтобы согреть  нас в холод
- за мою сестру Ярро!

     При  этих   словах   Гед,  уныло  глазевший  по  сторонам,
оторвался  от  мрачных  мыслей  и отдал Ярро салют  даже  более
горячо, чем Ветч. В своей детской и мудрой прелести она не была
похожа ни на  одну  из  девушек (Гед как-то забыл  о  том,  что
вообще не знал девушек).

     - Она похожа на маленького пескарика в  прозрачном ручье -
кажется совсем беззащитной, а попробуй-ка, поймай ее!

     Ветч с улыбкой посмотрел на него.

     - Да ты просто родился магом! Ее настоящее Имя - Кест, что
на Древнем Языке означает "пескарь".

     Почему-то Геда это не очень обрадовало. Однако подумав, он
сказал:

     - Наверное, не надо было говорить мне ее Имя...

     Но Ветча не так-то легко было устрашить.

     - Ее  Имя  в  полной  безопасности,  так  же,  как  и мое.
Вдобавок, ты узнал его без моей помощи...

     Багровые  отсветы  погасли на западе и все погрузилось  во
тьму. Завернувшись в теплый, подбитый мехом плащ, Гед улегся на
дно лодки, а Ветч запел "Подвиги Энлада" о том, как  Маг Морред
по прозвищу Белый покинул Хавнор на своем корабле и, приплыв на
остров  Солеа,  увидел в цветущем весеннем саду Эльфарран.  Гед
уснул прежде, чем Ветч  добрался  до печального конца их любви,
смерти  Морреда,   развалин   Энлада,   горьких  морских  волн,
затопивших сады Солеа. В полночь он проснулся и встал на вахту,
а Ветч  уснул.  Подгоняемое попутным ветром маленькое суденышко
легко неслось вперед. В облаках появились разрывы, в них иногда
проглядывал узкий серп луны.

     - Скоро  новолуние,  - пробормотал  Ветч,  проснувшись  на
рассвете.  Ледяной  ветер немного стих. Гед посмотрел на  белый
полумесяц, висевший низко над горизонтом, но  ничего не сказал.
Первое новолуние  после Возвращения Солнца - несчастливое время
для больных и путешественников. В такие дни детям не дают Имен,
не поют песен, не точат  мечей,  не клянутся. В этот день  все,
что ни происходит, ведет к несчастью.

     Через три дня после отплытия с Содерса, следуя за морскими
птицами,  они  добрались  до  Пелимера,  небольшого   гористого
островка. Жители его  говорили на языке Архипелага, но со своим
акцентом, странным даже для ушей Ветча.  Поначалу они встретили
молодых людей, сошедших отдохнуть и наполнить  бурдюки с водой,
с  благосклонным,  хотя и несколько шумным удивлением. Все  шло
очень хорошо, пока не появился местный  волшебник. Друзья сразу
поняли,  что  перед  ними  сумасшедший - он говорил  только  об
огромной змее,  которая,  по  его словам, подтачивала основание
острова и в  самом скором времени весь Пелимер должен пуститься
в  плавание,  как отвязанная лодка и свалиться  с  края  света.
Сначала  он  был  вежлив,   но   чем  больше  он  говорил,  тем
подозрительнее поглядывал  на путешественников. Скоро он впал в
исступление и начал называть их  шпионами  и  слугами  Морского
Змея. Услышав это,  горожане стали тоже коситься на них, потому
что хотя волшебник и был  сумасшедшим,  он  был их волшебником.
Гед и  Ветч решили не  задерживаться здесь. Вечером они вышли в
море и взяли курс на юго-восток.

     За все время плавания Гед ни слова не произнес ни  о Тени,
ни  о  цели  их  путешествия.  Они  уже покинули знакомые  воды
Земноморья и  удалялись от них  все дальше и дальше. Ветч задал
Геду всего один вопрос:

     - Ты уверен? - на что Гед ответил другим вопросом:

     - Как железо узнает, где лежит магнит?

     Ветч  кивнул и  больше  они на эту  тему  не говорили.  Но
весьма охотно  обсуждали  они  разные  приемы и приспособления,
которыми  пользовались  маги древности,  чтобы  отыскать  Имена
Темных Сил - как Нерегер Пелнский, подслушав разговор Драконов,
узнал Имя Черного Мага; как Морред  увидел  Имя  своего  врага,
выбитое каплями дождя в пыли на равнинах Запада. Они говорили о
заклинаниях Обнаружения и о том, как поступил бы  в этом случае
Мастер  Образов  с Рокка. Часто Гед заканчивал такие  разговоры
словами, услышанными им  от Огиона той далекой осенью, когда он
стал  его  учеником: "Чтобы слышать, надо молчать!" Он  молчал,
час за часом,  размышляя и глядя вперед. Ветчу иногда казалось,
что сквозь волны, мили  и  грядущие дни Гед действительно видит
Тень, которую они преследуют, и мрачный конец их путешествия.

     Они прошли между островами Корнэй и Госк, не  заметив их в
тумане, и догадались об  этом  только на следующий день, увидев
перед  собой  крутые скалы, над которыми в огромном  количестве
кружили чайки -  их  пронзительные крики далеко разносились над
водой. Ветч сказал:

     - Это Астовелл, судя по виду. Край Земли. К  югу и востоку
от него на картах - пустые места.

     - Но  те,  кто живет  здесь,  знают,  наверное,  о  других
далеких островах, - сказал Гед.

     - Почему ты говоришь об этом? - спросил Ветч.

     Ответ Геда прозвучал очень странно:

     - Не  здесь!  - сказал он, глядя  на  Астовелл и, в то  же
время, мимо  него, сквозь  него. - Не здесь. Не  на море. Не на
море, а на суше, но  где  она, эта суша? За истоками  Открытого
Моря, за вратами дневного света...

     Когда он заговорил снова, речь его  была по-прежнему ясна,
словно  он  освободился от  каких-то  чар,  или  прогнал  некое
видение...

     Порт Астовелла  оказался  на  северном  побережье, в устье
реки, среди  крутых скал. Окна всех  домов смотрели на  север и
запад,  как  будто  город  повернулся  лицом  к  Архипелагу,  к
человечеству.

     Прибытие незнакомцев вызвало в порту всеобщее  возбуждение
и смятение - ни один  корабль  еще не осмеливался зайти сюда  в
это  время  года. Когда  Гед  и  Ветч  вошли  в  город, женщины
попрятались  в  плетеных хижинах,  осторожно  выглядывая  из-за
приоткрытых  дверей   и   заслоняя  собой  детей.  Мужчины  же,
истощенные и, несмотря на холод, легко  одетые, толпой окружили
их,  и  у каждого в руке  был  каменный топор или сделанный  из
раковины нож. Убедившись, что никакой опасности путешественники
не  представляют,  они   тут   же  успокоились  и  засыпали  их
вопросами. Астовелл  был  беден,  торговать  его жителям, кроме
бронзы, было нечем и поэтому корабли с Содерса и Роламени редко
появлялись здесь. У островитян  не  было даже дерева. Лодки они
плели  из  тростника и  обтягивали  шкурами  -  нужно  обладать
исключительной храбростью, чтобы на таком ненадежном  суденышке
попробовать  добраться  хотя  бы  до  Госка   или  Корнея.  Так
островитяне и жили - в угрюмом одиночестве, на  краю всех карт.
На  острове  не  было  ни волшебника, ни даже  самой  захудалой
колдуньи  и  жители  не  признали  в  друзьях магов. Посохи  же
вызвали их бурное восхищение  лишь  потому, что были сделаны из
драгоценного материала  -  дерева.  Единственным из островитян,
кто  хоть  раз  в  жизни  видел   уроженцев  центральной  части
Архипелага,  оказался  их  вождь,  а  он  был  очень  стар.  На
путешественников смотрели как на чудо - привели детей, чтобы те
запомнили чужестранцев и этот день на всю жизнь. Они никогда не
слышали о Гонте, только о Хавноре и Эа, и приняли Геда за Лорда
Хавнора.  Как  смог,  рассказал  он им о  белоснежном  городке,
которого никогда не видел. По мере того, как приближалась ночь,
Гед становился  все  беспокойнее.  Вечером  мужчины собрались в
портовом домике у вонючего очага, в котором тлел  козий помет и
сухой тростник - единственное их топливо. Гед спросил:

     - Какая земля лежит к востоку от вашего острова?

     При этих словах  улыбки  на лицах медленно угасли. Ответил
ему вождь:

     - Только море.

     - Я спрашиваю об острове.

     - Это Край Земли, и дальше на восток нет суши.

     Один из молодых рыбаков спросил:

     - Отец, эти люди мудры,  они  странствуют по свету и могут
знать то, чего не знаем мы.

     Старик  долго  смотрел на Геда, потом сказал: "На  востоке
нет земли", - и не произнес больше ни слова.

     Ночь друзья провели в этом домике, где было  хоть и дымно,
но тепло. Солнце еще не взошло, когда Гед разбудил своего друга
словами:

     - Эстарриол, просыпайся, нам пора уходить!

     - Почему так рано? - пробормотал Ветч спросонья.

     - Мы  уже  опаздываем! Тень нашла способ скрыться, а  если
она сейчас убежит, я обречен гоняться за ней до скончания века.

     - Куда мы направимся?

     - На восток. Пойдем, я уже набрал воды.

     Они покинули свое пристанище затемно. Улицы были безлюдны,
стояла полная  тишина  -  только  младенец  заплакал в какой-то
темной хижине, но быстро  замолк.  При свете звезд они отыскали
путь к устью реки, отвязали "Ясноглазку"  от каменной пирамиды,
столкнули ее в  черную  воду и  поплыли  на восток, в  Открытое
Море. Это был первый день новолуния.

     Наступил день, ясный  и  холодный. Порывы ветра налетали с
северо-востока, и  Гед  поднял  ветер  магический  - первый акт
волшебства с тех пор, как он покинул остров  Руки. Лодка быстро
понеслась по волнам на восток. Удары  огромных курившихся пеной
волн сотрясали "Ясноглазку", но она  отважно  шла  вперед,  как
обещал ее  прежний  хозяин,  и уверенно подчинялась магическому
ветру, словно была построена на самом Рокке.

     За  исключением   нескольких  слов,  предназначенных   для
поддержания  силы  заклинания,  Гед  в то утро не  произнес  ни
единой фразы. Ветч завершил свой потревоженный сон, свернувшись
калачиком  на  корме.  В  полдень они пообедали -  Гед  выделил
каждому по пшеничной лепешке и кусочку соленой рыбы.

     Никуда не  сворачивая  и не сбавляя скорости, "Ясноглазка"
неслась вперед. Долгое молчание нарушил Гед, спросив:

     - Одни верят,  что  за  Внешними  Пределами  лежит  только
безбрежное пустое море, другие - что за горизонтом  есть еще не
открытые страны и острова. Как думаешь ты?

     - Пока что я согласен с теми, кто утверждает,  что у Земли
только одна сторона  и тот, кто заплывет слишком далеко, просто
свалится с Края Мира.

     Гед не улыбнулся. В нем не осталось веселья.

     - Кто может сказать, что человек встретит  там, далеко? Мы
проводим всю жизнь среди островов и вряд ли узнаем это...

     - Те,  кто  хотел узнать, не вернулись, и  ни  один  чужой
корабль ни разу не появлялся в Архипелаге.

     Гед промолчал.

     Весь этот день  и  следующую ночь могучий магический ветер
нес их  на восток. Ночную вахту  стоял Гед -  притягивающая его
сила  в  темноте  крепла.  Смотрел  он  только  вперед,  хотя в
непроглядной  тьме  его  глаза  видели не больше, чем  те,  что
нарисованы  на  носу  лодки.  К  рассвету  темное  лицо  его от
усталости посерело, он так закоченел  от  холода,  что едва мог
двигать руками и ногами. Прошептав:

     - Эстарриол! Держи ветер с запада! - Гед уснул.

     Утром они не  увидели солнца - небо затянуло плотным слоем
облаков, пошел дождь. Несмотря на просмоленную  парусину, все в
лодке отсырело. Ветч чувствовал,  и  что промок насквозь, а Гед
дрожал во сне от сырости и холода. Полный  сострадания к своему
другу, да и к себе тоже, Ветч сделал  слабую попытку остановить
дождь. Но если магический  ветер  все-таки повиновался ему и не
ослабел,  то   пропитанный   влагой  ветер  Открытого  Моря  не
прислушался  к его  голосу  - чем дальше  от  суши, тем  слабее
волшебство.

     Ветч понял это и в его душу стали закрадываться сомнения -
не  потеряют  ли  они  всю свою магическую силу,  удаляясь  все
дальше и дальше от населенных мест?

     Следующую ночь  Гед опять не  изменил курса - на восток, и
только  на  восток.  Наутро  ветер немного стих, и  в  разрывах
облаков  стало  появляться солнце, но волны остались такими  же
высокими - "Ясноглазка" взбиралась на  них,  как  на  небольшие
горы, мгновение отдыхала на вершине и стремительно летела вниз.
Через секунду  эта  мучительная  процедура повторялась вновь, и
так без конца.

     Вечером этого изнурительного дня Ветч сказал:

     - Друг,  ты  говорил,  что  впереди  нас  ждет суша. Я  не
собираюсь оспаривать твое предчувствие. Но скажи, не кажется ли
тебе, что это всего  лишь  очередная уловка, чтобы заманить нас
подальше  от   обитаемых   стран   и   лишить   нас  последнего
преимущества? Ведь сама  Тень  не устает, не испытывает голода,
не может утонуть...

     Они сидели рядом, но Гед посмотрел на друга так, словно их
разделяла бездна, взгляд его был полон тревоги, и ответил он не
сразу.

     - Эстарриол, мы уже совсем близко...

     Ветч ни на секунду не  усомнился,  что  это правда. Липкий
страх мгновенно охватил его, но он положил руку  на плечо друга
и сказал:

     - Ну вот, наконец-то!

     Пришла ночь, и  снова  Гед не спал -  он  не мог позволить
себе такой роскоши.  Не смог он  уснуть и когда  настал  третий
день. Бег "Ясноглазки" был  по-прежнему  легок, и даже ужасен в
своей стремительности. Ветч мог только удивляться тому, что Гед
сохранил столько сил  - его собственные убывали с каждым часом.
Но магический ветер был  все так же силен и не ослабевал  ни на
минуту. Они продолжали свой путь  и  Ветчу  стало казаться, что
они миновали  истоки моря и  врата дневного света. Гед стоял на
носу лодки, по-прежнему глядя только вперед.  Но  он  не  видел
океан, по  крайней мере, тот океан,  что видел Ветч  - обширное
пространство свинцовой  воды, сливающейся на горизонте с небом.
На глаза его словно  упала  темная пелена, которая закрывала от
него море и небо, и с каждой милей, с каждой минутой пелена эта
становилась все плотнее.  Заглянув  другу в глаза, Ветч заметил
это и  на  мгновение увидел то же, что и Гед - тьму. И хотя они
сидели в  одной лодке, Ветч плыл на восток  по обычному морю, а
Гед уходил от  него  все  дальше и дальше, в  страну,  где  нет
востока и запада, где не  восходит  солнце  и только незнакомые
звезды сверкают в черном небе.

     Внезапно Гед встал во весь  рост  и  громко что-то сказал.
Магический ветер стих и потерявшую скорость "Ясноглазку" начало
бросать на волнах, словно щепку. Хотя обычный ветер и продолжал
дуть с востока, парус их безжизненно обвис. Лодка остановилась.

     Гед сказал:

     - Спусти парус.

     Ветч быстро выполнил команду, а Гед  в  это  время  достал
весла, вставил их в уключины и принялся грести.

     Ветч, видя вокруг  только  водяные горы, не понял сначала,
зачем  понадобились  весла, но потом заметил, что слабеет  даже
обычный ветер и волны уменьшаются. Через  некоторое время лодка
под мощными ударами весел Геда вошла как будто в тихую бухту, в
круг совершенно спокойной воды. Гед греб, сидя лицом к корме, и
между ударами весел оглядывался через плечо, стараясь заглянуть
вперед. Хотя Ветч и не видел того, что Гед - темных склонов под
неподвижными  звездами,  опытным  глазом  волшебника  он  начал
различать на медленной, тяжелой воде сгустки мрака. вода вокруг
лодки стала превращаться в песок.

     Если это и  было  иллюзией, то необычайно могущественной -
открытое Море обратилось в сушу. Собрав остатки храбрости, Ветч
начал медленно произносить заклинание Откровения, после каждого
слова поглядывая,  не  заколеблется,  не  исчезнет  ли песчаная
отмель посреди безбрежного океана. Но она не исчезла. Возможно,
это заклинание  не имело здесь силы. Но вдруг  это не иллюзия и
они действительно добрались до Края Мира?

     Гед  греб  все медленнее, часто оглядываясь через плечо  и
тщательно выбирая путь, осторожно направляя лодку  в одному ему
видимые  каналы  и протоки. Время от времени киль  "Ясноглазки"
задевал дно, и она вздрагивала, хотя под килем лежала бездонная
пучина моря. Гед поднял  весла,  они заскрежетали в уключинах и
звук этот был ужасен. Все остальные звуки смолкли, затерялись в
молчании, которое,  казалось,  ничто  не  могло нарушить. Лодка
застыла неподвижно.  Ветер  полностью  стих Море превратилось в
песок. Ничто  не двигалось ни в  темном небе, ни  на прозрачной
земле, простиравшейся  во  все  стороны  и  теряющейся в кольце
сгущающегося мрака.

     Гед встал, взял  посох и легко перешагнул через борт. Ветч
был  уверен,  что его  друг  сейчас  упадет  и  утонет  в море,
которое,  несомненно,  прячется  за  этой  призрачной  пеленой,
скрывавшей  воду,  небо и свет. Но  моря  больше не было и  Гед
пошел  прочь  от  лодки  по  черному  песку,  на  котором  ясно
отпечатывались его следы.

     Посох  его   начал   светиться,   из   него  исходило  все
усиливающееся белое сияние.

     Там, где  шел Гед, не было  направления - севера  или юга,
востока или запада, были только "навстречу" и "от".

     Мрак  все  сгущался.  Свет  в  руке   Геда  казался  Ветчу
странствующей в нем  звездой. Это заметил  и Гед, но  не  отвел
глаз, продолжал смотреть только вперед. И,  наконец, на границе
света и тьмы, он  увидел  Тень, которая двигалась ему навстречу
по песку.

     Поначалу  она  была  бесформенной,  но  очутившись  ближе,
превратилась в  человека. Это был  старик, седой и угрюмый, и в
тот момент,  когда Гед узнал в нем своего  отца, он увидел, что
это уже не старик,  а  юноша. Джаспер... его надменное красивое
лицо, серый плащ  с серебряной застежкой, его прямая походка. С
ненавистью смотрел он  на Геда. Гед не остановился, но замедлил
шаг и поднял повыше посох. Испускаемый им луч  света стал ярче,
и в нем  приближающаяся фигура превратилась в Печварри, но лицо
его было раздуто и бледно, как у утопленника. Он вытянул руки и
поманил Геда. Между ними осталось всего несколько шагов, но Гед
продолжал идти  вперед.  Внезапно  Тень совершенно изменилась -
она распростерлась, будто раскрыв гигантские тончайшие  крылья,
съежилась  снова.  На  мгновение  Гед увидел в ней  белое  лицо
Скиорха и  его затуманенные глаза,  а потом - ужасную морду, ни
звериную, ни  человеческую,  с  дергающимися  губами  и черными
ямами глазниц, которыми глядела на него черная пустота.

     Гед еще выше  поднял посох и сияние его стало нестерпимым.
В  этом  безжалостном  свете  все  формы  спали с Тени,  словно
шелуха. Она собралась в клубок, почернела и на четырех коротких
когтистых лапах  двинулась  вперед, вытянув к Геду бесформенное
рыло, на  котором уже не  было ни  губ, ни глаз,  ни ушей.  Они
сблизились  и  Тень  поднялась  во весь рост. В  полной  тишине
человек и тень сошлись лицом к лицу и остановились.

     Громко и  ясно,  разбив  на  куски  древнее безмолвие, Гед
произнес Имя Тени и одновременно  с  ним, не имея губ и  языка,
Тень произнесла то же самое слово, то же самое Имя:

     - Гед!!! - и голоса их слились.

     Гед бросил посох, вытянул  руки  и схватил свою Тень, свое
черное "я". Свет  и тьма встретились, соединились и стали одним
целым.

     Ветчу,  который   в   ужасе   следил   за  ними  издалека,
показалось,  что  Гед  побежден  -  он   увидел,  как  померкло
ослепительное  сияние.  В  отчаянии  и ярости выпрыгнул  он  из
лодки, чтобы помочь другу или умереть вместе с ним, и  что было
сил  помчался  по  направлению  к  слабому  проблеску  света  в
кромешной тьме пустыни. Но суша  начала  растворяться  под  его
ногами, превращаясь в  зыбучий  песок... и внезапно его оглушил
рев ветра и  волн, ослепил дневной свет, он почувствовал жгучий
холод и  горечь соли на языке -  мир вернулся  к нему в  образе
настоящего, живого моря.

     Неподалеку от него качалась на волнах пустая "Ясноглазка",
но больше ничего  не  было видно  -  вода заливала глаза.  Ветч
плавал  плохо,  но все  же  сумел  доплыть  до  лодки  и тяжело
перевалиться через  борт.  Кашляя  и  вытирая  льющуюся с волос
воду, он стал осматриваться, точно не  зная,  в  какую  сторону
смотреть. Наконец  далеко-далеко  он  смог  различить  в волнах
что-то темное. Взявшись за весла,  он  могучими  рывками  начал
грести. Хоть  и не  скоро, но все же он  доплыл до Геда, поймал
его за руку и втащил в лодку.

     Хотя Гед  был в полубессознательном состоянии и, казалось,
ничего не видел  вокруг, на нем  не было заметно  никаких  ран.
Посох, потухший  и  превратившийся  в  обыкновенную  палку, был
крепко зажат в его руке. Обессиливший и промокший  до нитки, он
молча  лежал  около мачты  и  не смотрел  на  Ветча, когда  тот
поднимал   парус   и   разворачивал   лодку,   чтобы    поймать
северо-восточный ветер.  Он  не  обращал внимания на окружающий
мир, пока на потемневшем  небе  в разрыве облаков не появилась,
словно круг из слоновой кости, новорожденная луна, и отраженный
ею солнечный свет не засиял сквозь океан тьмы.

     Тогда Гед поднял голову и долго, долго вглядывался в яркое
светило.

     Вот он встал, держа посох обеими  руками,  словно  воин  -
длинный меч,  и посмотрел на небо, на море,  на парус над своей
головой, в лицо своему другу.

     - Эстарриол, посмотри, ведь я сделал это! И наконец-то все
кончено. - Он рассмеялся. - Рана затянулась, и я такой  же, как
и прежде. Я свободен...

     Он сел и, пряча в ладони лицо, заплакал как ребенок.

     До этого момента  Ветч с беспокойством следил за Гедом. Он
не  знал,  чем  закончилась  схватка  во  тьме,  не  знал,  кто
находится с ним в лодке и в любую секунду готов был пробить дно
и затопить "Ясноглазку" посреди  моря,  только бы не привести в
гавани Архипелага  это  порождение мрака, которое могло принять
облик Геда. Но когда он увидел глаза друга и услышал его голос,
последние  сомнения  исчезли.  Гед  ни победил, ни  проиграл  -
назвав Тень  своей  смерти  своим  собственным  Именем, он стал
цельной  личностью,   человеком,   до   конца  познавшим  себя,
человеком, в душе которого уже не осталось места для ненависти,
мрака и боли. В самой старой балладе "Сотворение Эа" поется:


     Лишь в тишине услышишь слово,

     И лишь во тьме увидишь свет,

     Лишь в смерти жизнь восходит к жизни,

     И гордый сокола полет

     Заметен только в чистом небе...


     Эту балладу  и запел Ветч в  лодке, несущейся на  запад на
крыльях холодного ветра зимы из пустыни Открытого Моря.

     Они плыли восемь дней, и  еще  восемь,  прежде чем увидели
землю.  Много  раз  приходилось  им  наполнять  бурдюки  водой,
полученной при помощи магии.  Они  рыбачили, но даже призвав на
выручку все  рыбацкие  заклинания,  почти  ничего  не  поймали,
потому что рыбы Открытого Моря не знают своих  настоящих Имен и
не  обращают  внимания  на  волшебство.  Когда  у  них  остался
последний ломтик вяленого мяса, Гед вдруг вспомнил слова Ярро:

     "Когда в  море  тебя  настигнет  голод,  ты пожалеешь, что
украл пирожок".

     Но хоть голод  и  был мучительной пыткой, воспоминание это
согрело его, потому что тогда же Ярро сказала,  что будет ждать
их возвращения.

     Путь  на  восток   они  проделали  за  три  дня,  а  чтобы
вернуться, потребовалось шестнадцать. Никто еще не  возвращался
из такого далека в разгар зимы, а тем более - в открытой лодке.
Но штормы  и ураганы не очень донимали их,  и они уверенно вели
"Ясноглазку"  по  компасу и звезде Толберген так, чтобы  пройти
севернее Астовелла,  Госка  и Пелимера. Первая земля, увиденная
ими,  оказалась  южной  оконечностью Коппиша, поднявшего  перед
ними  свои  могучие  утесы,  подобно  огромным  замкам.  Остров
встретил их криками чаек и дымом очагов маленьких деревень.

     Отсюда до Иффиша было рукой подать...  Тихим вечером вошли
они в  гавань  Исмея,  привязали  "Ясноглазку",  доставившую их
домой от  берегов царства мертвых, и  по узким улочкам  пошли к
дому волшебника. Друзья  вошли в его  тепло и свет,  сердца  их
были легки, и Ярро выбежала им навстречу, плача от счастья.



     Если Эстарриол с Иффиша сдержал  свое  обещание  и  сложил
песню о первом  великом  деянии Геда,  то  она была забыта.  На
островах  Восточного  Предела рассказывают  предание  о  лодке,
которая села на мель в бездонной пучине океана,  в неделях пути
от любого острова. На Иффише говорят, что в  ней был Эстарриол,
на Токе  рассказывают  о  двух  рыбаках,  заброшенных  жестоким
штормом далеко в Открытое Море, а на Холпе  утверждают, что это
был местный рыбак,  лодка которого застряла в невидимом песке и
он до  сих пор скитается там. От предания  о Тени остались лишь
крохотные клочки, которые  многие  годы, как плавник, кидает от
острова к  острову. Но в  "Деяниях Геда" ничего не говорится ни
об этом  плавании, ни о  его встречи с Тенью, которая произошла
прежде, чем он живой и  невредимый  возвратился  из скитаний по
стране Драконов, или вернул кольцо Эррет-Акбе из гробниц Атуана
обратно  на Хавнор,  или  опять поселился на  Рокке,  но уже  в
качестве Верховного Мага всех островов мира.

Last-modified: Tue, 09 May 2006 18:59:44 GMT

Оцените этот текст: