х и других. Наконец я вышла из себя. -- Вот я иностранка! И что, только поэтому от меня нет никакой пользы? -- возмутилась я. -- Вы рассуждаете как хозяева. Можно подумать, что вы лучше всех прочих! -- Я поверю во всеобщее равенство лишь тогда, когда увижу эти слова в Конституции Йеове, -- добавила доктор Йерон. Что же касается Конституции, то ее приняли в результате всеобщего голосования в то время, когда я жила в Хагайоте; из граждан право голоса имели только мужчины. Наконец было решено, что демонстранты потребуют введения в Конституцию поправок о предоставлении женщинам гражданских прав, о тайном голосовании, о гарантии прав на свободу слова, печати, собраний и о бесплатном образовании для всех детей. В тот жаркий день семьдесят тысяч женщин перекрыли все дороги. Я шла вместе с ними и вместе с ними пела, прислушиваясь к могучему звучанию нашего женского хора. Когда мы готовили женщин к этой демонстрации, я стала выступать публично, поскольку обладала ораторским даром, и он нам пригодился. Порой шайки хулиганов или невежественных мужчин пытались прерывать мои выступления угрожающими криками: "Надсмотрщица, хозяйка, шлюха, убирайся к себе домой!" Однажды, когда они истошно орали "Убирайся, убирайся!", я наклонилась к микрофону и сказала: -- Я не могу этого сделать. Потому что на плантациях, где я была рабыней, мы пели такие слова( -- И я запела: -- О, о, Йеове, никто не придет назад. Услышав меня, буяны застыли на месте. Похоже, они почувствовали всю печаль этих слов, их неизбывную тоску. Демонстрация прошла, но спокойствие так никогда уже не восстановилось, хотя бывали времена, когда наша энергия почти сходила на нет и движение, как говорила доктор Йерон, застывало на месте. Во время одного из таких периодов я пришла к ней и осведомилась, не могли ли бы мы организовать издательство и печатать книги. Эта идея пришла мне в голову в Хагайоте, в тот миг, когда я увидела, как Сеуги погладила пальцами бумагу, где я записала ее рассказ, и заплакала. -- Сказанное умирает быстро, -- сказала я, -- так же, как слова и образы в телесети, и каждый может истолковывать их по своему разумению. Но книги остаются. Они вечны. Они плоть истории, говорит мистер Йехедархед. -- А инспектора? -- напомнила мне доктор Йерон. -- Пока мы не добьемся поправки о свободе слова, правительство никому не позволит печатать то, что не согласуется с его взглядами. Но мне не хотелось расставаться с моей идеей. Я понимала, что в провинции Йотеббер нам не удастся издавать политические труды, но доказывала, что у нас есть возможность печатать прозу и стихи для живущих тут женщин. Некоторые считали, что моя затея -- бесполезная трата времени. И мы без конца обсуждали ее со всех сторон. Мистер Йехедархед, вернувшийся из поездки в Старую столицу, где находилось посольство, слушал наши дискуссии, но не говорил ни слова, что весьма разочаровало меня. Мне-то казалось, что он должен поддержать мои замыслы. Как-то раз я шла из школы домой: квартира моя находилась в большом старом здании недалеко от дамбы. Мне нравилось здесь жить, потому что в окна мои стучались ветви деревьев, а в просветах между стволами виднелась река, ширина которой достигала в этом месте четырех миль; она неторопливо протекала меж песчаных отмелей, тростниковых зарослей и островков, заросших ивами, которые выступали из воды в сухое время года, а в сезон обильных дождей вода поднималась, размывая дамбы. Подойдя к дому, я увидела мистера Йехедархеда, за спиной которого, как обычно, маячили две невозмутимые женщины-полицейские. Он поздоровался со мной и осведомился, не могли ли бы мы поговорить. Я смутилась и, растерянно помявшись, пригласила его к себе. Охранницы остались ждать в холле. Моя квартира, представляющая собой всего лишь одну большую комнату, находилась на третьем этаже. Я села на кровать, а вице-посол устроился в кресле. Хозяин, мурлыча, ходил кругами и терся о его ноги. Я давно заметила, что Хавжива находил своеобразное удовольствие в том, что ни обликом, ни поведением не соответствовал расхожим представлениям об окружении комиссара: те, увешанные значками, эмблемами и кокардами, разъезжали повсюду не иначе как в сопровождении кавалькады машин. А мистер Йехедархед со своими охранницами передвигался по городу либо на своих двоих, либо на скромном казенном автомобиле. Из-за этого люди испытывали к нему симпатию. Все знали, как теперь знала и я, что в первый день своего пребывания здесь, когда он прогуливался в одиночестве, на него напала банда молодчиков из Всемирной партии и избила до полусмерти. Горожанам нравилась его смелость и непринужденность, с которой он общался со всеми и всюду. Они считали его своим. Мы в движении Освобождения воспринимали его как "нашего посла", но он все-таки оставался чужаком. Комиссар, который, может, и ненавидел его популярность, все-таки извлекал из нее какую-то пользу. -- Вы хотите организовать издательство, -- сказал мистер Йехедархед, поглаживая Хозяина, который пытался вцепиться коготками ему в руку. -- Доктор Йерон считает, что, пока мы не добьемся поправок в Конституции, от него не будет толку. -- На Йеове существует одно учреждение, издания которого не контролируются правительством напрямую, -- сказал мистер Йехедархед, поглаживая брюшко Хозяина. -- Осторожнее, он кусается, -- предупредила я. -- А где оно находится? -- В университете. Да, вы правы, -- сказал мистер Йехедархед, глядя на окровавленный большой палец. Я извинилась за поведение Хозяина. Гость спросил, уверена ли я, что он мальчик. Я ответила, что мне так сказали, но как-то не приходило в голову удостовериться. -- У меня сложилось впечатление, что ваш Хозяин -- типичная дама, -- сказал мистер Йехедархед таким тоном, что я не могла удержаться от смеха. Высасывая кровь из ранки, он засмеялся вместе со мной, после чего продолжил: -- Университет никогда не представлял собой значимой величины. То был замысел корпорации --пусть "имущество" считает, что получает образование. В последние годы войны он был закрыт. После Освобождения снова открылся и с тех пор так себе потихоньку и существует, не привлекая к себе особого внимания. Преподавательский состав в массе своей -- пожилые люди. Они вернулись в аудитории после войны. Национальное правительство выделяет субсидии, потому что это хорошо звучит -- "Университет Йеове", но на деле не обращает на него никакого внимания, ибо он не имеет престижа. Да и потому, что большинство членов правительства просто невежественны. -- В его словах не было презрения; он всего лишь констатировал факт. -- И при университете есть издательство. -- Знаю, -- сказала я и, вытащив свою старую книгу, показала ее гостю. Несколько минут он листал ее, и на лице его появилось странное выражение нежности. Я не могла оторвать от него глаз. Мною владело чувство, сходное с тем, что возникает, когда смотришь на женщину с ребенком. -- Обилие пропаганды, надежд и ошибок, -- наконец сказал он, и в голосе его слышалась та же нежность. -- Что ж, я считаю, что замысел вполне реальный. А вы? Нужен всего лишь редактор. И несколько авторов. -- А инспектора? -- напомнила я, повторив слова доктора Йерон. -- Экумене проще всего распространять свое влияние посредством академических свобод, -- сказал он, -- потому что мы приглашаем людей в Экуменические школы на Хайне и Be. И очень хотели бы пригласить выпускников университета Йеове. Но если их образование страдает серьезными недостатками из-за отсутствия соответствующих книг и, соответственно, информации( -- Мистер Йехедархед, -- неожиданно вырвалось у меня, -- вы намерены противостоять политике правительства? Он не засмеялся. И, прежде чем ответить, погрузился в долгое молчание. -- Не знаю, -- наконец сказал он. -- Пока посол поддерживает меня. Нам обоим могут вынести выговор. Или уволить. И я бы хотел( -- Он не сводил с меня своих странных глаз. Наконец он посмотрел на книгу, которую продолжал держать в руках. -- Я бы хотел стать гражданином Йеове. Но я могу быть полезен Йеове и движению Освобождения, лишь сохраняя свое положение в Экумене. И пока меня не остановят, буду так или иначе использовать его. Когда он ушел, я стала обдумывать сделанное мне предложение. Мне предстояло устроиться в университет преподавателем истории и на добровольных началах взять на себя заботы об издательстве. Для женщины с моим прошлым, с моим небольшим кругом знаний это предложение показалось столь нелепым и несообразным, что поначалу я подумала: должно быть, я неправильно поняла слова мистера Йехедархеда. Когда он убедил меня, что это не так, я решила, что он, должно быть, совершенно не представляет, кем я была и чем мне приходилось заниматься. Когда я коротко ввела его в курс дела, он явно смутился от того, что вынудил меня затронуть такие темы, да, наверно, и ему самому было не по себе, хотя большую часть времени мы смеялись и я отнюдь не испытывала смущения, разве что чуть-чуть, будто мной овладевало легкое сумасшествие. И все же я решила обдумать его слова. Он требовал от меня слишком многого, и я поймала себя на том, что это осознание дается мне нелегко. Меня пугали необходимость того огромного шага, который предстояло сделать, то будущее, которого я не могла себе представить. Но главным образом я думала о нем, о Йехедархеде Хавживе. Я вспомнила, как он сидел в моем старом кресле и, нагнувшись, поглаживал Хозяина. Как высасывал кровь из пальца. Смеялся. Смотрел на меня глазами почти без белков. Я видела перед собой красновато-коричневое лицо и руки цвета обожженной глины. В голове у меня продолжал звучать тихий голос. Я взяла на руки котенка, который уже заметно подрос, и стала изучать его промежность. Но не обнаружила никаких отличительных признаков мужского пола. Маленькое тельце, словно покрытое черным лоснящимся шелком, извивалось у меня в руках. Я вспомнила, как мистер Йедархед сказал, что Хозяин -- типичная дама, и мне снова захотелось смеяться, а затем на глазах выступили слезы. Я погладила кошечку и опустила ее на пол, где та устроилась рядом со мной и принялась вылизывать шкурку. -- Бедная ты моя девочка, -- сказала я, сама не понимая, кого же я имею в виду. Котенка, леди Тазеу или самое себя. Хавжива велел сразу обдумать его предложение и не терять времени. Но, когда через пару дней он пришел к моему дому и ждал моего возвращения у дверей, все мысли разом вылетели у меня из головы. -- Не хотите ли прогуляться по дамбе? -- спросил он. Я огляделась. -- Они здесь, -- сказал он, имея в виду своих невозмутимых телохранительниц. -- Где бы я ни был, они держатся в трех-пяти метрах от меня. Прогулка со мной скучна, но безопасна. Гарантией тому -- моя ценность. Пройдя лабиринтом улиц, мы вышли к дамбе и поднялись на нее. Стояли легкие вечерние сумерки, все вокруг было залито теплым золотисто-розовым светом, от реки тянуло запахами воды, тины и тростниковых зарослей. Две вооруженные женщины держались метрах в четырех за нашими спинами. -- Если вы решили идти в университет, -- после долгого молчания сказал мистер Йехедархед, -- я останусь тут надолго. -- Я еще не( -- я запнулась. -- Если вы в нем останетесь, я постоянно буду тут, -- сказал он. -- То есть если вас это устроит. Я ничего не ответила. Не поворачивая головы, он искоса посмотрел на меня. -- Мне нравится, что я вижу, куда вы смотрите, -- неожиданно для самой себя сказала я. -- А мне нравится, что я не вижу, куда смотрите вы, -- сказал он, в упор глядя на меня. Мы двинулись дальше. С тростникового островка снялся герон и, хлопая широкими крыльями, плавно полетел над водой. Мы шли вниз по течению, которое устремлялось на юг. Небо за западе было залито сиянием: солнце опускалось за дымную пелену города. -- Ракам, я хотел бы знать, откуда вы появились, как жили на Уэреле, -- очень тихо сказал мистер Йехедархед. Я набрала в грудь воздуха. -- Ничего не осталось, -- ответила я. -- Все в прошлом. -- Мы и есть наше прошлое. Хотя речь не об этом. Я хотел бы узнать вас. Прошу прощения. Мне бы очень хотелось узнать вас. Я помолчала и наконец сказала: -- Мне бы тоже хотелось рассказать вам обо всем. Но прошлое мое грязно и уродливо. А здесь сейчас так красиво. И я бы не хотела терять эту красоту. -- Что бы вы ни рассказали, я смогу понять это правильно, -- промолвил он, и его тихий голос проник до самого моего сердца. Я начала с поселения Шомеке и торопливо пересказала всю свою историю. Время от времени он задавал вопросы. Но большей частью молча слушал. Порой он брал меня за руку, но я почти не замечала его прикосновений. Но когда я невольно вздрогнула, он тут же отпустил меня, решив, что таково мое желание. У него были прохладные руки, и даже после того как его пальцы соскользнули с моего предплечья, я еще долго чувствовала их. -- Мистер Йехедархед, -- послышался голос у нас за спиной. Его подала одна из телохранительниц. Солнце почти закатилось, и небо пламенело кроваво-золотистыми отсветами. -- Не повернуть ли назад? -- Да, -- сказал мистер Йехедархед. -- Благодарю. Когда мы двинулись в обратный путь, я взяла его за руку. И почувствовала, как у него перехватило дыхание. После Шомеке я не испытывала влечения ни к мужчинам, ни к женщинам -- и это чистая правда. Я любила людей и с любовью прикасалась к ним, но с желанием -- никогда. Мои ворота была наглухо закрыты. Теперь они распахнулись. Мною овладела такая слабость, что от одного прикосновения его руки у меня подкашивались ноги. -- Как хорошо, -- сказала я, -- что наша прогулка так безопасна. Я с трудом понимала, что несу. Мне минуло тридцать лет, а я вела себя как девчонка. Но я никогда не была ею. Он ничего не ответил. Мы в молчании шли вдоль реки к городу, залитому торжественным светом заходящего солнца. -- Поедем ко мне домой, Ракам? -- сказал он. Я не ответила. -- Там их не будет, -- очень тихо, склонившись к моему уху так, что я почувствовала его дыхание, шепнул мистер Йехедархед. -- Не смешите меня! -- сказала я и заплакала. И не успокаивалась все время, пока мы шли по дамбе. Я всхлипывала, замолкала и снова начинала всхлипывать. Я выплакивала свой позор и все свои горести. Я плакала потому, что они жили во мне и никогда не исчезнут. Я плакала потому, что ворота распахнулись и я могла наконец войти в тот мир, что простирался за их пределами, но я боялась. Мы сели в машину и доехали до моей школы. Мистер Йехедархед вышел, молча поднял меня на руки и понес. Две женщины на переднем сиденье даже не обернулись. Мы вошли в его дом, который мне как-то довелось видеть, старый особняк одного из хозяев времен корпорации. Хавжива поблагодарил охрану и закрыл за собой двери. -- Надо бы пообедать, -- сказал он. -- Но повара нет на месте. Я собирался пригласить вас в ресторан. И забыл. Он отвел меня на кухню, где мы нашли холодный рис, салат и вино. Потом уселись по разные стороны кухонного стола и стали есть. Когда с едой было покончено, он пристально посмотрел на меня и опустил глаза. Мы молчали. Наконец, после бесконечно длинной паузы, он сказал: -- О, Ракам!.. Позволишь ли ты мне любить тебя? -- Я хочу испытать любовь к тебе, -- ответила я. -- Я никогда не знала ее. Я ни с кем не занималась любовью. Улыбнувшись, он встал и взял меня за руку. Бок о бок мы поднялись наверх, миновав порог, за которым, наверное, когда-то начиналась мужская половина дома. -- Я живу в безе, -- сказал он. -- В гареме. Мне нравится вид, который открывается из женской половины. Мы вошли в его комнату. Он остановился, глянул на меня и отвел глаза. Я была так испугана, так растеряна, что мне казалось -- у меня не хватит сил подойти к нему, коснуться его. Я заставила себя приблизиться. Подняв руку, я коснулась его лица, провела пальцем по шрамам у глаза и в углу рта и обняла его. Ночью, когда мы дремали в объятиях друг друга, я спросила: -- Ты спал с доктором Йерон? Я услышала, как в его груди, которая прижималась к моей, родился тихий смешок. -- Нет, -- ответил Хавжива. -- На Йеове нет никого, кроме тебя. И для тебя на Йеове нет никого, кроме меня. Мы были девственниками на Йеове( Ракам, араха( Он уткнулся головой в мое плечо и, пробормотав что-то на незнакомом языке, уснул. Он спал крепко и тихо. Позже, в том же году, я отправилась на север, в университет, где стала читать курс истории. По стандартам того времени я вполне отвечала своему предназначению. С тех пор я и работаю там преподавателем и редактором печатных изданий. Хавжива не нарушил своего обещания и постоянно, или почти постоянно, находится рядом. Поправки к Конституции были приняты тайным голосованием в 18-м йеовианском году Свободы. О событиях, что способствовали этому, и о том, что случилось позже, вы можете прочитать в новом трехтомнике "История Йеове", вышедшем в издательстве "Университет-пресс". Я поведала историю, о которой меня просили рассказать. Ей, как и многим другим, положил конец союз двух людей. Что такое любовь мужчины и женщины, их тяга друг к другу в сравнении с историей двух миров, великими революциями нашего времени, надеждами и нескончаемыми страданиями наших собратьев? Мелочь. Но ведь и ключ, открывающий двери, тоже невелик. Потеряв его, вы никогда не переступите порог, дверь так и останется закрытой. Только в себе самих мы теряем или находим свободу, только сами принимаем рабство или кладем ему конец. Поэтому я написала эту книгу для своего друга, с которым я живу и умру свободной. ЗАМЕТКИ ОБ УЭРЕЛЕ И ЙЕОВЕ Из справочника "Известные миры", изданного в Дарранде, Хайн, 93 год Хайнского цикла, 5467-й локальный год. 2102-й экуменический год отмечается как "настоящее время" (НВ), в то время как исторические даты приводятся в годах "до настоящего времени" (ДНВ) Система Уэрел--Йеове состоит из 16 планет, вращающихся вокруг желто-белой звезды (RK-5544-34). Жизнь существует на третьей, четвертой и пятой планетах. На пятой, именуемой на воедеанском Ракули, обитают только беспозвоночные формы живых существ, толерантные к холодному и сухому климату; планета не подлежит колонизации и использованию. Третья и четвертая планеты, Йеове и Уэрел, отвечают принятым на Хайне стандартным требованиям к атмосфере, силе тяжести, климату etc. Уэрел был колонизирован Хайном в последние годы Экспансии около миллиона лет назад. Выяснилось, что на планете не имеется местной фауны, поэтому все формы животной жизни, обитающие на Уэреле, представляют собой видоизменения хайнских представителей животного мира. На Йеове не было фауны до колонизации его Уэрелом в 365 г. ДНВ. УЭРЕЛ ЕСТЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ Четвертая от своего светила планета, Уэрел, имеет семь небольших спутников. Климат характеризуется низкими температурами, особенно холодно в районе полюсов. Флора в массе своей скудная и бедная, все образцы фауны -- хайнского происхождения, приспособившиеся к питанию местной растительностью; затем, окончательно адаптировавшись, они претерпели и генетические изменения. Человек в процессе адаптации приобрел синюшную окраску кожи (от черной до светлой с синеватым оттенком) и своеобразный цвет глаз (исчезновение белков) -- и то и другое связано с влиянием элементов солнечного спектра. ВОЕ ДЕО НОВАЯ ИСТОРИЯ В 4000--3500 гг. ДНВ агрессивная, стремительно прогрессирующая популяция чернокожего населения, обитавшая к югу от экватора на единственном большом континенте (в данном регионе в настоящее время расположена Вое Део), вторглась на территории к северу от экватора, населенные светлокожим населением, и подчинила их себе. Завоеватели создали рабовладельческое общество, основанное на цвете кожи. Вое Део представляет собой самую многочисленную и преуспевающую нацию на планете; все остальные территории обоих полушарий являются протекторатами, вассальными государствами Вое Део или экономически зависят от него. Экономика Вое Део носит капиталистический характер и в течение минимум 3000 лет держалась на использовании рабского труда. Правители Вое Део предписывали описывать Уэрел как единое общество. Но поскольку оно претерпевает бурные изменения, это требование может быть отнесено к прошлому. СОЦИАЛЬНЫЕ КЛАССЫ В РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОМ ОБЩЕСТВЕ Классы: хозяин (владелец, или гареот) и раб ("имущество"). Классовая принадлежность всех без исключения лиц определяется по материнской линии. Цвет кожи: от сине-черного к сизому или серовато-коричневому вплоть до почти полного обесцвечивания, то есть белого (полный альбинизм, не сказывается на цвете волос и глаз, которые остаются темными). Идеальным -- и абстрактным -- считается вариант, когда класс определялся бы по цвету кожи: хозяева черные, "имущество" белое. На деле же многие хозяева черные, но большинство просто темнокожие; часть "имущества" черная, большинство -- бежевых оттенков и лишь некоторые -- белые. Хозяевами называются мужчины, женщины и дети. В целом термин "хозяин" применяется по отношению либо к классу как таковому, либо к личности (семье), во владении каковой имеется двое или более рабов. Хозяин одного раба или не имеющий рабов называется беспоместным хозяином, или гареотом. Веоты -- члены наследственной воинской касты хозяев, в среде которой существуют ранги рега, задьйо, ога. Мужчины этой касты, все без исключений, служат в армии; почти все семьи веотов обладают собственностью, большинство из них хозяева, но часть -- гареоты. Женщины-хозяева образуют подкласс высшей касты. С точки зрения закона такая женщина -- собственность мужчины (отца, дяди, брата, мужа, сына или опекуна). Большинство наблюдателей считают, что различия по признаку пола в уэрелианском обществе не менее важны и существенны, чем деление на хозяев и рабов, но менее заметны, ибо женщины хозяев в социальном смысле стоят гораздо выше, чем "имущество" того или иного пола. Поскольку женщины считаются собственностью, сами они не могут обладать таковой, включая человеческое "имущество". Тем не менее у них есть право распоряжаться собственностью. "Имуществом" именуются мужчины, женщины и дети. Уничижительные клички: рабы, "пыльные", белые. Лулы -- рабочее сословие рабов, принадлежащее отдельному лицу или семье. Все рабы на Уэреле относятся к лулам, кроме макилов и военного "имущества". Макилы -- продаются Корпорацией развлечений, во владении которой и находятся. Военное "имущество" -- продается армией, во владении которой и находится. "Укороченные", или евнухи, -- мужчины-рабы, подвергшиеся кастрации (в той или иной мере добровольно, в зависимости от возраста и пр.), что дает им определенный статус и привилегии. В хрониках Узрела описано немалое количество "укороченных", которые при разных правительствах обладали огромной властью; многие становились влиятельными чиновниками. Надсмотрщиками на женской половине поселений могли быть только евнухи. Отпущенники -- до последнего столетия встречались исключительно редко; их количество ограничивалось несколькими известными историческими легендами о рабах, чья исключительная преданность и неоспоримые достоинства побуждали хозяев дать им свободу. Во время начавшейся на Йеове войны за Освобождение случаи освобождения рабов на Уэреле стали встречаться гораздо чаще; ее практиковала группа хозяев, именуемая Общиной, которая проповедовала отказ от института рабства. С точки зрения закона, но не в глазах общества, отпущенники считались гареотами. Во времена Освобождения на Вое Део численность "имущества" и хозяев соотносилась как 7:1. (Примерно половина таких хозяев входила в число гареотов, которым принадлежал в лучшем случае один раб.) В более бедных странах эта пропорция была заметно ниже или вообще изменила свой порядок: так, в Экваториальных странах соотношение количества "имущества" и хозяев было 1:5. Считалось, что в целом на Уэреле на одного хозяина приходилось по три единицы "имущества". ДОМ И ПОСЕЛЕНИЕ Исторически так сложилось, что в сельской местности, в поместьях, на фермах и плантациях, "имущество" жило в поселении, обнесенном стеной или изгородью, с единственными воротами. Рвом, тянувшимся параллельно стене с воротами, поселение делилось на две части. "У ворот" была мужская половина, а "внутри" -- женская. Мальчики жили "внутри" до тех пор, пока не достигали рабочего возраста (8--10 лет), после чего переходили в мужское общежитие. Женщины обитали в хижинах, которые обычно делили между собой матери с дочерьми, сестры или подруги: от двух до четырех женщин с детьми. Мужчины и мальчики жили в строении "у ворот", которое именовалось обще-, житием, или "длинным домом". Огороды разбивали и ухаживали за ними старики и дети, которым не надо было ходить на работы; пожилые же, как правило, готовили еду для работающих. Управляли поселением бабушки. "Укороченные" (евнухи) жили в отдельных домах у внешней стены, над которой стояла наблюдательная вышка; они исполняли обязанности надсмотрщиков поселения, посредников между бабушками и рабочими надсмотрщиками (те были членами семей хозяев или нанятыми гареотами, надзиравшими за рабочим "имуществом"). Рабочие надсмотрщики жили в домах вне пределов поселения. Хозяйские семьи и их вассалы из того же класса занимали Дом. Понятие Дома включало в себя любое количество отдельно стоящих строений, кварталы рабочих надсмотрщиков и стойла для скота, но главным образом обозначало большой семейный дом. Традиционно Дом состоял из двух половин: мужской (азаде) и женской (беза), между которыми существовала четкая граница. Уровень ограничений для женщин зависел от преуспеяния, власти и социальных претензий данной семьи. Женщины-гареоты могли пользоваться относительной свободой передвижений и занятий, но женщины из обеспеченных или известных семей содержались в пределах Дома, прогуливаясь лишь в обнесенных стеной садиках, и никогда не выходили без многочисленного мужского эскорта. На женской половине обитали женщины из состава "имущества", исполнявшие обязанности домашней прислуги и удовлетворявшие потребности хозяев-мужчин. Некоторые Дома держали мужскую прислугу, обычно мальчиков или стариков; кое-где слугами были "укороченные". В поселениях вокруг заводов, фабрик, шахт etc порядок управления носил более модифицированный характер. Там, где практиковалось разделение труда, чисто мужские поселения контролировались наемными гареотами: в чисто женских за порядком, как и в сельских поселениях, следили бабушки. Продолжительность жизни мужского поголовья в такого рода поселениях составляла примерно 28 лет. В те времена, когда "имущества" не хватало и в ранние годы колонизации шла оживленная работорговля с Йеове, часть хозяев на кооперативных началах организовала "поселения для размножения". Содержавшиеся в них женщины исполняли легкие работы и регулярно тяжелели; некоторые из этих "маток" ежегодно выкармливали по ребенку в течение двадцати и более лет. Арендники. На Уэреле все "имущество" имело индивидуальных владельцев. (Корпорации на Йеове изменили эту практику: все рабы принадлежали им и не имели отдельных владельцев.) В городах Узрела "имущество" по традиции обитало в домах своих владельцев, удовлетворяя их потребности. В течение последнего тысячелетия среди хозяев широко распространилась практика отдавать внаем часть размножившегося "имущества" как квалифицированную или неквалифицированную рабочую силу. Владельцы или акционеры компаний, каждый по отдельности, могли приобрести такое "имущество" и владеть им; компания же сдавала "имущество" в аренду, следила за его использованием и получала определенный доход. Если в распоряжении хозяина имелось хотя бы два опытных работника, он мог жить на получаемую за них арендную плату. Арендники, как мужчины, так и женщины, составляли в городах самую большую группу в среде "имущества". Они жили в "общих компаундах" -- многоквартирных домах, под надзором нанятых надсмотрщиков-гареотов. Те следили за соблюдением комендантского часа и проверяли, кто входит в дом и кто покидает его. (Необходимо отметить разницу между уэрелианскими арендниками, которых хозяева сдавали внаем, и гораздо более свободными отпущенниками на Йеове, рабами, которые платили хозяевам налог за право свободно выбирать себе занятие, что называлось "аренда свободы". Одной из первых забот Хейма, подпольной организации, выступающей за освобождение рабов на Вое Део, было стремление ввести такую же "аренду свободы" и на Уэреле.) В большинстве "общих компаундов" и в городских хозяйствах существовало разделение по признаку пола на азаде и безу, однако часть хозяев и отдельные компании разрешали своему "имуществу" и арендникам жить парами -- но только не в браке. Хозяева в любое время, не утруждая себя объяснениями, могли разлучить их. Дети любой такой пары из среды "имущества" поступали в собственность матери хозяина. В обычных поселениях гетеросексуальные отношения контролировались хозяевами, надсмотрщиками и бабушками. Те, кто "перепрыгивал ров", делали это на свой страх и риск. Недосягаемым идеалом для хозяев было полное разделение мужского и женского "имущества", селективный отбор надсмотрщиками пар для размножения, использование тщательно отобранного мужского "имущества" для оплодотворения с оптимальными интервалами женского "имущества", которое будет производить желаемое число детей. Женщины же, в большинстве своем, будут содержаться на фермах, чтобы избежать чрезмерного размножения и нежелательной беременности. У доброжелательных хозяев бабушки и "укороченные" часто могли оберегать девушек и женщин от изнасилования и даже разрешали общаться влюбленным парам. Но условия рабского существования создавали препоны как для хозяев, так и для бабушек: ни закон, ни обычаи Узрела не допускали никаких форм брака среди рабов. РЕЛИГИИ Государственной религией Вое Део было поклонение Туал, божественному материнскому воплощению Кван Джина, олицетворявшей мир и всепрощение. Философски Туал рассматривалась как самое важное воплощение Амы Созидателя, или Духа-Творца. Исторически она представляла собой слияние многих местных богов и божков и на местах нередко обретала множество обликов. С государственной точки зрения поддержка единой национальной религии соответствовала стремлению Вое Део укрепить свою гегемонию в других странах, хотя этой религии не были свойственны миссионерство или агрессивность. Священники-туалиты могли занимать высокие посты в правительстве и на самом деле занимали их. Классовое отношение: поклонение образу и службы в честь Туал вводились хозяевами во всех поселениях рабов, на Уэреле и на Йеове. Туализм был религией хозяев. "Имуществу" насильственно предписывалось поклонение ей, и, хотя в ритуалах проявлялись аспекты мифов о Туал и связанных с ней обрядов, большинство представителей "имущества" считали себя камьеитами. Согласившись считать Камье Невольником и младшим воплощением Амы, священники культа Туал позволяли поклонение Камье и терпели его жрецов (официально те не относились к числу священнослужителей) в среде рабов и солдат (большинство веотов были камьеитами). "Аркамье", или Житие Камье-Меченосца (Камье также называли Пастухом, верховным божеством звериного мира и Невольником, ибо он долго был в услужении у Владыки Ночных Сумерек): воинский эпос, примерно 3000 лет существующий в среде "имущества" и распространенный по всему миру как источник и учебник их собственной религии. В нем превозносятся такие доблести рабов-воинов, как преданность, отвага, терпение и самоотречение, а также духовная независимость, стоическое равнодушие к этому миру и страстный возвышенный мистицизм: реальность может быть побеждена только той реальностью, которую ты воображаешь себе. "Имущество" и веоты, поклоняясь Туал, считают ее инкарнацией Камье, а его самого -- инкарнацией Амы Созидателя. Понятия "этапов жизни" и "ухода в молчание" входят в число мистических идей и обрядов, разделяемых и камьеитами и туалитами. ОТНОШЕНИЯ С ЭКУМЕНОЙ Первый посол (1724 г. НВ) был встречен с предельной подозрительностью. После того как делегации, окруженной плотным кольцом охраны, было разрешено ступить на землю с корабля "Хагам", предложение об объединении встретило отказ. Правительство Вое Део и его союзники запретили чужакам вторгаться в пределы их солнечной системы. Но впоследствии Уэрел, возглавляемый Вое Део, чувствуя присутствие соперников, стал стремительно развивать космическую технологию, поощрять промышленный и технический прогресс. В течение долгих лет правительство Вое Део, военные структуры и индустрия руководствовались параноидальным ожиданием возвращения вооруженных армад чужаков, которые якобы завоюют их. Именно этот уровень развития позволил в течение тринадцати лет колонизировать Йеове. В течение последующих трехсот лет Экумена время от времени пыталась установить контакты с Уэрелом. По настоянию Университета Бамбура был начат обмен информацией, в который включился ряд университетов и исследовательских институтов. По истечении трехсот лет Экумене наконец было позволено прислать несколько наблюдателей. Во время войны за Освобождение на Йеове Экумена получила предложение прислать послов на Вое Део и Бамбур, а позже такое же предложение поступило от Гатаи, от Сорока государств и других народов. В течение определенного времени несоблюдение Конвенции об оружии не позволяло Уэрелу вступить в Экумену, несмотря на давление Вое Део на другие государства с требованием сокращения вооружений. После отмены Конвенции об оружии Уэрел присоединился к Экумене -- миновало 359 лет после первого контакта, и 14 лет назад война за Освобождение на Йеове закончилась. Поскольку колония на Йеове была собственностью корпораций и не имела своего правительства, хозяева на Уэреле считали, что она не может претендовать на членство в Экумене. Последняя же продолжала задавать вопросы о праве четырех корпораций владеть планетой и ее населением. Когда шли последние годы войны за Освобождение, Партия Свободы пригласила на Йеове наблюдателей Экумены, и появление постоянного посла совпало с окончанием войны. Экумена помогла Йеове успешно завершить переговоры о прекращении экономического контроля над планетой со стороны корпораций и правительства Вое Део. Всемирная Партия едва не добилась успеха в своих требованиях выставить с планеты и чужаков, и обитателей Уэрела, но, когда их движение потерпело крах, Экумена вплоть до дня выборов поддерживала временное правительство. Йеове присоединилась к Экумене в 11 г. Свободы, за три года до Уэрела. ЙЕОВЕ ЕСТЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ Третья планета от своего солнца, Йеове обладает умеренно теплым климатом, с незначительными сезонными изменениями. Микроорганизмы присутствуют на планете с незапамятных времен и представляют собой как нормальные формы, так и изменившиеся в силу тех или иных причин. Некоторые морские микроорганизмы Йеове считаются животными; остальную же часть биоты, естественной живой среды на планете, составляют растения. На поверхности почвы присутствует большое количество сложных образцов растительного мира, существующих на принципах фотосинтеза или же сапрофитов. Большинство ведут неподвижный образ жизни; часть растений, живущих сообществами или по отдельности, снабжены "щупальцами" и способны медленно передвигаться с места на место. Основную крупную живую форму представляют деревья. Южному континенту свойствен ярко выраженный климат тропических джунглей, и от береговой линии океанского побережья вплоть до Полярного круга тянутся дождевые леса, которые в районе Антарктики сменяются тайгой. Южная и северная части Великого континента густо заросли лесами, а центральную часть его, представляющую собой высокое плоскогорье, занимают степи и саванны с обширными участками болот, торфяников и плавней на прибрежных равнинах. При отсутствии представителей живого мира, которые могли бы взять на себя роль опылителей, растения выработали у себя многочисленные механизмы, позволяющие использовать дожди и ветры для перекрестного опыления и перемещения: "взрывающиеся" семена, крылатые семена, сплетения семян, которые, подхваченные ветром, улетают на сотни миль, водонепроницаемые споры, семена, "ввинчивающиеся" в землю, "плавающие" семена, растения, "флюгера" которых улавливают движение ветра, снабженные ресничками etc. В морях, теплых и относительно мелких, и на обширных прибрежных заболоченных участках существует огромное количество неподвижных и плавающих растений -- планктон, бурые и красные водоросли, кораллы и губки, формирующие стабильные конструкции (главным образом из кремния) и уникальные растения, такие, как "парусники" и "зеркальники". Прибрежные участки, где рос тростник, идущий на циновки, выкашивались корпорациями столь интенсивно, что в течение тридцати лет они были полностью оголены. Бездумное внедрение растений и животных с Уэрела привело к тому, что три пятых образцов местной флоры и фауны были уничтожены или полностью подавлены пришельцами, чему способствовало промышленное загрязнение окружающей среды и война. Хозяева доставили на планету оленей, гончих собак, ловчих котов и гигантских лошадей для своих охотничьих утех. Олени уничтожили и свели на нет большую часть местных растительных угодий. Немало привезенных животных пало в долгой борьбе за существование. Выжившие образцы уэрелианского животного мира (кроме человека) включают в себя: -- птиц (домашние птицы, служащие для игр и в качестве источника питания; певчие птицы, выпущенные на свободу -- часть образцов приспособилась и выжила); -- лисопсов и пятнистых кошек; -- коров (домашние животные, но в отдаленных районах часть из них одичала); -- ловчих котов (одичали, встречаются редко, преимущественно в болотистой местности). Разведение в реках некоторых образцов рыб катастрофически сказалось на состоянии местной водной растительности, и выживших рыб пришлось травить ядом. Все попытки развить океаническое рыбоводство кончились неудачей. Во время войны за Освобождение были забиты все лошади, которые являлись символом хозяйского добра; ныне их поголовья не существует. КОЛОНИЗАЦИЯ И ЗАСЕЛЕНИЕ Первые корабли с Уэрела достигли Йеове в 365 г. ДНВ. Первопоселенцы серьезно занялись изучением, картографированием и развитием планеты. Горнодобывающая корпорация Йеове (ГКЙ), основные инвесторы которой были гражданами Вое Део, получила эксклюзивное право на разработки. Когда через двадцать пять лет в строй вошли более крупные и надежные корабли, горное дело стало приносить доходы, и ГКЙ стало регулярно доставлять рабов на Йеове, а на Уэрел -- руду и минералы. Следующей крупной компанией стала Корпорация лесоразработок Второй планеты, которая сводила на Йеове строевой лес и поставляла его на Уэрел, где промышленное развитие планеты и рост народонаселения уничтожили леса почти под корень. К концу первого столетия крупной промышленной отраслью стала эксплуатация океанских ресурсов; Снабженческая корпорация Йеове (СКЙ), получая немалый доход, уничтожала тростниковые заросли. По