лица:
Вера
место:
лаборатория видеозаписи в московском НИИ
время:
рабочий день восемьдесят первого года
Вера (в коридор). Я ничего не перепутаю, мальчики. Нажать зеленую кнопку, загорится лампочка, потом пройдут полосы. И ничего вам не поломаю. В вашем присутствии я буду чувствовать себя... недостаточно свободно. Спасибо.
Закрывает дверь. Отходит, возвращается, присматривается ко "французскому" замку, запирает на защелку. Достает лиловую шляпку (такие носили в двадцатые годы), примеряет, вместо зеркала пользуясь мониторами. Не нравится себе, срывает шляпку, швыряет за занавеску. Резко, характерно выдыхает.
Все! Так есть так. Буон джиорно, синьор Энрико. Соно мольто лиэта ди фарэ ла суа коношенца.
Собирается запустить видеомагнитофон: огромный, старинный, с бобинами вместо кассет. Останавливается, достает из кармана висящего за занавескою пальто плоскую бутылку коньяку. Наливает несколько граммов в винтовую крышку.
Ровно две капли. Для храбрости. (Пьет, резко выдыхает.) Все!
Прячет бутылку, решительно нажимает кнопку. Загорается лампочка на камере, по экрану идут полосы. Пауза.
Буон джиорно, синьор Энрико. Хотя, когда вы будете смотреть эту пленку, у вас вполне могут быть утро или ночь. Такой фразы я, естественно, не нашла, зато вот, на всякий случай: буон маттино, синьор Энрико. Буона нотта, каро синьорэ. Впрочем, буон маттино у вас, кажется, не говорят, а буона нотта -- это пожелание спокойного сна, что несколько, я бы сказала, комично в данной ситуации, так что все равно получается: буон джиорно, синьор Энрико. Буон джиорно, соно мольто лиэта ди фарэ ла суа коношенца. Да темпо дезидераво фарэ ла суа коношенца, э сэббэнэ ла ностра сиа уна коношенца а сенсо унико, альмено сино ад ора... альмено сино ад ора... (Пауза.) Извините.
Виновато улыбается, достает из сумочки книгу с закладками. Открывает, ищет что-то, но безуспешно. Захлопывает книгу, показывает ее в камеру.
Разговорник. Выпустили к Олимпиаде. А языка не знает ни один знакомый. Но у вас там, наверняка, будет переводчик. Так что я уж, давайте, по-русски. Тем более, воображаю, какой у меня акцент. Но все, что понадобится по роли, я выучу. Я ведь ужасная обезьяна: с детства всех передразниваю. (Играет.) Тэл ми, дарлинг, вэр из... э... найт лайф ин тхиз сити? Это я лет двадцать назад играла в одной нашей пьесе иностранную туристку. Шпионку. Впрочем, мне, возможно, и не придется говорить у вас по-итальянски. Я ведь даже не знаю, что за роль собираетесь вы мне предложить. Может, какую-нибудь советскую туристку. (Улыбается.) Шпионку. Или эмигрантку. У вас, я слышала, этого добра сейчас хоть отбавляй. А может, и крохотный эпизод без слов. Но у вас я буду счастлива сыграть и крохотный эпизод. Вы знаете, я пересмотрела все ваши фильмы... ну, то есть те, что шли в Москве. Это настоящее искусство! Живое, больное. Даже странно: другая страна, другие проблемы, а задевает как собственное. Как там говорят по-итальянски? Ступендо? Дольче стиль нуово? Так, кажется? Но лично познакомиться с вами я даже и не мечтала. Правда, однажды в жизни я вас видела: у нас в Москве, на фестивале, в кинотеатре "Россия". Я сидела на балконе, в четвертом ряду. Вы вышли на сцену: в белом костюме, в темных очках. Мне даже удивительным показалось: такой молодой, веселый, а снимает такие картины. Вот теперь на улице слякоть, дождь со снегом, а я вас все равно представляю в белом костюме, в очках...
Оборачивается. Пристально смотрит на дверь.
А с вашей ассистенткою прямо анекдот получился! Как раз в тот день, как она прилетела в Москву, я уехала на съемки, в экспедицию. Нет-нет, ничего особенного, не думайте: микроскопическая роль, почти массовка. Но я, чтоб не терять формы, соглашаюсь иногда. Вы ведь знаете, что говорил наш Станиславский: нет маленьких ролей -- есть маленькие артисты. Ну вот, я уехала, а там даже телефона нету, тайга, болота. Муж точного адреса не знает. Тк я с вашей ассистенткой и не увиделась. А муж, Арсений, он у нее толком ничего не выспросил. Но я все же надеюсь, что она осталась довольна нашей Москвою, нашим гостеприимством. Муж, я знаю, кофе ее угощал, вермутом итальянским, в Третьяковку водил, в Третьяковскую галерею. А вот выспросить -- ничего не выспросил. Извините, я на минутку.
Идет за занавеску.
Еще два грамма.
Пьет коньяк из крышечки, возвращается.
Простите. О чем я? А!.. Приезжаю со съемок, а он сразу: синьор Энрико, синьор Энрико... Как, спрашиваю, тот самый? Не может быть! Тот, говорит самый, представь себе! Хочет снимать тебя в новой картине. Просит, чтоб ты записала на видеомагнитофон что-то вроде кинопробы. Я, говорит, уже и с ребятами из НИИ договорился. А что за роль, какой сценарий -- ничего не может сказать. Я ему, знаете, просто скандал устроила. Со мною иногда бывает... устала... срываюсь... нервы... Не пойду, говорю, нечего мне там делать, в твоем НИИ! Что я ему буду играть? А он: как чт? Сцену какую-нибудь, монолог. Да просто поговори! А я говорю: все, все! Отыгралась уже, отразговаривалась! Восемь лет, говорю, -- ни одной роли!
Пауза.
Простите, синьор Энрико. Мне, наверное, не следовало в этом признаваться. Но у нас, знаете, пришел новый главный, и так всё в театре... Впрочем, это-то уж вам и подавно неинтересно. Да, а муж говорит: ну чего ты волнуешься? Ведь если даже, говорит, ничего из этого не получится -- хуже-то все равно, мол, не будет! Психолог! Я, может, до самой смерти думала бы, что просто судьба не сложилась, не свела с моим режиссером... Вообще-то Арсений у меня замечательный. Добрый. Правда, моложе на шесть лет. Но любит одну меня. И очень хорошо относится к девочке. Только не разрешает звать папой. Но это тоже правильно. А то, знаете, Нелька Баранова каждый месяц приводит нового и говорит сыну: вот, говорит, познакомься: это папа. А я свое уже отжила, я устала. Ему б другую жену, молоденькую. А он говорит: ты, говорит, от безделья устала. Получишь, говорит, роль у синьора Энрико -- сама диву дашься, силы некуда девать будет. Видела, как цветок в воде распускается? (Демонстрирует себя. Иронично.) Цветок! Я, говорит, сам разберусь, какая мне нужна жена, без советчиков. Но пока есть хоть щелка надежды... помните, когда сидишь запертая в темной комнате... Извините, минутку.
Быстро идет к выходу, возится с замком, открывает дверь.
(Облегченно.) Когда сидишь запертя... или как? -- зпертая? Забыла, где ударение. Сидишь, говорю, в темной комнате, а под дверь пробивается узенькая полоска света...
Снова запирается на замок.
Простите.
Пауза.
И потом вот еще: мне сперва как-то не очень поверилось в вас, синьор Энрико. Как-то все это слишком неожиданно, слишком, что ли... фантастично. "Золушка". Даже хуже, чем "Золушка": никакого тебе хрустального башмачка: ни, знаете, письма, ни сценария, ничего. Я грешным делом подумала даже, что это розыгрыш. Что это ребята наши, студийцы. Ну, с которыми мы в ДК репетировали. (Улыбается.) Я снова проговорилась, синьор Энрико. А что поделаешь? Так есть так. И в массовках приходится сниматься, и в самодеятельности репетировать. Да, так дмала: наши ребята подшутили. В смысле не зло подшутили -- они хорошие -- а чтобы меня подбодрть. Или подбдрить? Ну, не важно! А то все-таки знаете: восемь лет -- ни одной роли. А потом я тк решила: возраст у ребят не тот, чтобы шутки шутить. Тут, знаете, легкость какая-то нужна, энергия. А они ведь тоже устали. И потом: они с Арсением, с мужем, никогда б не сговорились. Ведь это он мне про вас рассказал, Арсений. А их он недолюбливает. Либералами зовет про... проторговавшимися. Он не совсем так выражается, грубее. И еще я подумала: ну и что? Даже если и шутка. Я ведь актриса. Мне положено играть! Положено кинопробы записывать. Словом, пока есть хоть узенькая щелка надежды... Я когда маленькая была, отец на фронте, к матери гости ходят. Она запрет меня в темную комнату, а у них там веселье, патефон... (Поет.) Синенький скромный платочек = падал с опущенных плеч... И только щелочка из-под двери. А я все боялась: она уйдет, а меня выпустить забудет. Или назло.
Пауза.
Ну вот и по-го-во-ри-ли. По душам. А теперь, давайте, сыграю вам отрывок. Вы ведь тк просили: разговор, отрывок? Может, вам еще и стихотворение какое прочесть? Или басню? "Ворона и Лисица", а? Как на экзамене. А отрывок я для вас специально приготовила. Национальное, так сказать, блюдо. Спагетти. Пицца. Лет двадцать назад... двадцать четыре, если точнее... Видите какая я уже старая... У нас шла одна ваша пьеса... в смысле итальянская. Пиранделло. "Шесть персонажей в поисках автора". Ну, вы знаете, конечно. И я играла падчерицу. Нехорошее слово -- падчерица. Не правда ли? Раньше я как-то не задумывалась... Итак, я сыграю вам небольшой отрывок. Мне-то, конечно, теперь не по возрасту. Той девочке лет шестнадцать-семнадцать. Но вы режиссер, профессионал, вы поймете, как это могло выглядеть. Извините, минутку. Мне надо приготовиться. (Идет к занавеске.) У меня в качестве сувенира... или талисмана, не знаю... осталась от той роли шляпка. И вот я хотела...
Быстро достает из пальто коньяк, подчеркнуто громко продолжает рассказывать.
Да, вот еще! Там у нас, сзади, висела такая занавеска, вот вроде этой... (Откручивает крышку, наливает коньяк.) Не полиэтилен, конечно -- белое полотнище... (Пьет, завинчивает крышку.) Персонажи уходили за него, сзади загорался свет... (Снова отвинчивает, прямо из горлышка делает два-три крупных глотка.) Они стояли силуэтами, вот как я сейчас... (Вытирает рот рукавом.) А когда директор срывал занавеску, за нею не оказывалось никого. Пус-то-та.
Возвращается к камере, надевает шляпку.
Загадка. Тайна. Мороз драл по коже. Публика овации устраивала. А ларчик просто открывался: ткань двойная, силуэты посередине вшиты. Заранее. (Иронично.) Волшебная сила искусства.
Пауза.
Значит, так. У нас здесь стоял стол.
Тащит из-за занавески стол, с которого падают паяльник, радиодетали, какие-то мелочи. Суетливо подбирает их, сносит на другой стол или на стул.
Извините, сейчас. Надо было, конечно, заранее побеспокоиться, но ничего. Так есть так! Значит, стоял стол, и я вскакивала на него... Это, собственно, моя первая серьезная роль после студии. Успех -- потрясающий. Было такое время... Вот, из первого действия. Да вы увидите. (Смеется, играет.) Ах, моя страсть! Если б вы только знали мою страсть... к нему! Ну, тут он говорил: держи, говорил, себя прилично, прекрати, говорил, этот дурацкий смех, а я (играет): тогда хотите, я покажу вам, как я умею петь и танцевать? Этому я обучилась всего за два месяца -- после того, как умер отец.
Пытается вскочить на стол, срывается, виновато улыбается в камеру.
Стол не такой. Высоковат немного. Сантиметров бы на десять пониже.
Взбирается на стол, поет, танцует.
Ле шинуа сонт эн пёпль малэн = дэ Шанкэ а Пекэн, = иль сон ми дэ зэкрито парту: = прёнэ гардэ а Чу-Цын-Чу! Ну, тут все кричали: браво, тише, она сумасшедшая, а отец говорил: нет, хуже! и вот мой монолог: хуже?! Хуже?! Разве дело в том, хуже или лучше? Прошу вас, дайте нам сыграть эту драму сейчас же... В нужное время вы увидите... когда эту крошку... Видите, какая чудесная девочка! (Всхлипывает.) Милая ты моя, милая!.. Так вот, когда Господь приберет ее к Себе... и когда этот идиот сделает самую большую свою глупость -- а ведь он полный кретин, -- тогда вы увидите, на что я способна, да, сударь, увидите! Сейчас еще не время!
Вера только теперь замечает, что, вскочив на стол, она вышла из кадра: на экранах одни ее ноги. Соскакивает со стола.
Боже! Ну я идиотка! Синьор Энрико! Вот видите, я ж говорила, что со мною не стоит связываться. (Резко выдыхает.) Все! Так есть так!
Срывает шляпку, отпихивает стол, он падает.
(В камеру.) Извините.
Поднимает стол.
Извините. Какая-то глупость получается. Одну минутку.
Идет за занавеску.
Все правильно. Это я справедливо наказана.
Достает фляжку, пьет коньяк, выдыхает.
Все!
Возвращается к камере.
Я ведь почему этот отрывок выбрала? Чтоб вам приятно было, что вот, мол, итальянская пьеса. То есть, я под-су-е-ти-лась ради вас. Арсений ради вашей ассистенточки, а я -- ради вас. И поделом! Показала ноги. А ноги-то ничего? Как находите, а, синьор Энрико?
Пауза.
Ноги -- это, кажется, единственное, что от меня от прошлой и осталось. А Пиранделло не имеет сейчас никакого смысла. Когда Сергей Николаевич его ставил, это был удар, бомба. Едва разрешили, с третьего раза. В театр не прорваться. По тем временам пьеса казалась такой странною, и-де-а-лис-ти-чес-кой. А теперь ведь у нас все можно. Беккета -- пожалуйста. Кафку -- ради Бога. Ионеску... Только одного нельзя: современных пьес, живых и больных. Вот как ваши картины. Но что самое смешное: нельзя, надежды на постановку никакой, а всё пишут, пишут, пишут. Пробивать даже не пытаются -- заранее знают: не пробить. А ведь пишут. Вот объясните, в чем тут причина? Пьеса -- это ж не стихи, не роман какой-нибудь, ее в стол на сто лет не положишь. И на Западе, у вас, никто ее не станет играть: там она непонятна никому да и не нужна. Зачем же пишут? Все-таки театр -- это чувствующий орган нации. Он ей необходим во всякий момент. Без театра нация погибает. Арсений, муж, говорит: это у меня отрыжка, говорит, прошлого, хрущевский либерализм. Театр, говорит, развлекательное заведение, ни на гран больше. Может, и правда -- развлекательное, но тут ничего не поделаешь: нас Сергей Николаевич по-другому воспитал. Так есть так. Он говорил, что, если б Шекспир не поставил в свое время своих пьес, пьесы бы умерли. А Арсений говорит, что не родились бы, что Шекспир и писать бы их не стал, если б поставить было нельзя, что он, в отличие от нас, был профессионалом. Ну ладно, пусть любители... Но замечательно ведь пишут! Не графоманы какие-нибудь! Талантливо! И зачем-то мне носят, от которой сегодня зависит меньше чем от... от ночного сторожа. Я для них вроде как символ прошлых времен. Жанна д'Арк -- это Арсений смеется. Смеется, а сам-то в меня именно как в Жанну д'Арк влюбился. Мальчишкой еще совсем. В мою Жанну тогда пол-Москвы влюблено было, из Сибири специально на спектакль летали, с Дальнего Востока. А Пиранделло что? Пиранделло -- пожалуйста, с большим удовольствием. Пиранделло у нас сегодня сколько угодно. Сплошное Пиранделло! Так есть так.
Пауза.
Тут мы, старики, как-то собрались и решили одну такую новую пьесу поставить. Любительскую! В ДК, во дворце культуры. В свободное от работы время. Борька Петров, мой товарищ, еще по студии, он в этом ДК кружок вел, самодеятельность, -- вот, говорит, давайте поставим. Два-три раза сыграем, знакомых позовем, все какая-то жизнь. Ну, начали репетировать. Пьеса замечательная, автор на репетиции ходил, немолодой уже, за сорок, а у нас не печатался ни разу. Где-то за границею, говорят, книжку издал, чуть ли не в Италии. Может, слыхали: Печников? Ну, в общем, репетировали мы, репетировали, собираемся на генеральную, знакомых позвали. Знаете: для мам и пап. Приходим, а на дверях объявление: САНИТАРНЫЙ ДЕНЬ. Борька к директору: как, что?! какой, дескать, может быть санитарный день во дворце культуры?! А тот: санитарный день. И завтра, говорит, санитарный день будет, и послезавтра. Для вас, говорит, ребятки, теперь всегда будет санитарный день. Другое место ищите, где выпивать. Так что полгода работали, а ни одному человеку не показали. Санитарный день. Но пьеса, правда, замечательная. Тяжелая, больная, пьяная. Дольче стиль нуово. Представляете: старинная усадьба под Москвой, музей одного крупного поэта прошлого века... Извините...
Быстро идет к выходу, возится с замком, открывает дверь, захлопывает, защелкивает замок, возвращается.
Да, музей-усадьба. Так и пьеса называлась: "Музей-усадьба". Ну, там и публика соответствующая: архивариусы, литературоведы, по уши в текстах, в черновиках, в примечаниях. Сами стишки пописывают. Словом, эстеты. Разумеется -- все алкоголики. Однако, современной жизни для них вроде бы как и нету, ну, то есть, они делают вид, что нету. Литература кончилась на Достоевском, в лучшем случае на Блоке. Русская литература. Для Набокова, понятно, исключение. И вот -- приезжаю туда я. А у меня муж литературный журнал издавал, подпольный. Дело, разумеется, кончилось арестом, высылкою в Казахстан. Ну, то есть, разумеется, по роли. Муж-то мой, настоящий, Арсений, -- он в эти игры не играет. Бесовщина, говорит, все это. Несерьезно. Так вт, пьеса. По ремеслу она сделана прекрасно, не по-любительски. Там всё есть, что надо: и характеры, и интрига, и любовная коллизия, и драки: с пасечником, с колхозниками, -- кольями, знаете, прямо на сцене, и милиция приходит. В общем, всё как положено. И вот -- финал первого акта: общая пьянка. Представляете: черная русская пьянка. Под какой-то пролетарский праздник. У нас ведь сейчас все пьют. Арсений, муж, он этого не понимает, он говорит: это, говорит, свинство и низость души. А мне иногда так черно становится на этой самой душе, так страшно... Словно снова заперли в темную комнату и ушли насовсем. А выпьешь -- вроде и ничего. Иной раз думаешь: вот так бы и не просыпаться. Да, вот еще, интересно. По жанру пьеса -- комедия. И у Печникова, и Борька ее так решал. Она с убийством в финале, с разбитыми жизнями, а по жанру -- комедия. Потому что все хоть и страдают, а ведут себя ужасно смешно. Нет, правда, смешно. О поэзии говорят, причем хорошо говорят, красиво, с тонким пониманием, сами изысканные стишки пишут, и при этом -- живут в грязи как свиньи, подсиживают друг друга, спят с кем попало. И меня тут, знаете, прорывает, то есть, мою героиню, и я выговариваюсь до конца. А со стен эти дворяне смотрят, поэты... "Шепот, легкое дыханье, трели соловья..." Монолог-то, в сущности, тоже комический. Потому что и у меня ведь жизнь не совсем по монологу. То есть, у моей героини. Ей бы в Казахстан ехать, за мужем, а не в музей-усадьбу. Вам, может, непонятно будет, синьор Энрико, неинтересно... (Идет к занавеске.) Но ничего не поделаешь. Так есть так. Это как раз то, чем мы сейчас живем... (Пьет коньяк, прячет бутылку.) То есть, только в подобной пьесе и можно сыграть по-настоящему. С кровью. Как у нас в ВТО, бифштекс подают -- с кровью. "Мясо по-суворовски". А остальное так, ерунда, техника... Пиранделло. Некоторые наши ребята, однокурсники, которые тоже с Сергеем Николаевичем начинали, ну, кто не спился и с круга не сошел, -- сейчас они настоящими звездами стали. Все что угодно вам сыграют. Любое пиранделло. И ведь правда: играют лихо. А смотреть скучно. И противно.
Пауза. Начинает играть.
Ах, тебе хорошо?! И тебе?! И тебе, ублюдок! Ах, по ночам вы не прислушиваетесь к проезжающим машинам! Ах, ни за что сейчас не сажают, только за дело! А я, может, хотела бы, чтобы сажали, чтобы всех вас пересажали! Может, рада была бы! Ведь в тридцать седьмом события происходили, кровь лилась, реки от трупов останавливались. Это почище гражданской войны было, почище революции. Это, собственно, настоящая гражданская война и была: народ пополам, и стенка на стенку! Одни дрожат, стучат и сажают. Другие дрожат, сидят и умирают. Доходят. Дохнут. Вы вон крестики понацепляли, иконы дома держите, -- так в христианском-то, в высшем смысле -- это ведь все равно, что они погибли. Ведь по-христиански-то жизнь главная не здесь, а (в потолок) там! Те, кто безвинно погибли, мученически -- те-то ведь спаслись. Другие души загубили, в аду горят, но и им будет прощение... когда-нибудь, когда не станет времени... А вы? Вы ведь гибнете без-воз-врат-но! Вы гниете, рабствуете, головы прячете в кусты, и души ваши отмирают, у кого были, и нету у вас органа, через который можно спастись, нечему в вас возноситься, нечему в геенне огненной гореть и прощения ждать -- не-чем! Как писал ваш кумир: один лопух на могиле и вырастет. Один лопух!..
Теряет равновесие.
(В камеру.) Это не на самом деле. Это я по роли пьяная.
Продолжает играть.
Вот вы меня сегодня втроем трахнуть пытались, подпоили -- и трахнуть пытались. Я билась, сопротивлялась... Да пожалуйста, сколько хотите, хоть сейчас, на этом вот столе, -- только и тут ведь греха не будет, так, скука одна. Гим-нас-ти-ка. Ну что, хотите? Не передумали? П'жал'ста! Шепот, легкое дыханье, трели соловья... (Начинает раздеваться.) Извините. Дальше не имеет смысла. Дальше (улыбается) партнеры нужны. Минуточку...
Бежит к дверям, проверяет, открываются ли.
(В камеру, успокаивающе.) Все нормально.
Пауза.
Не с Пиранделло -- вот с чего я должна была начать. Мой Арсений заходил как-то на репетицию, ему, видите ли, не понравилось. Это все, он говорит, политика. Либерализм. Настоящее, говорит, искусство, решает высшие, метафизические проблемы. Экзистенциальные. И не на социальном -- на личностном уровне. Это, говорит, всё марксисты выдумали и Чернышевский, будто сапоги лучше Пушкина. А я, например, при всем моем к вам уважении, даже представить не могу, какую роль сумеете вы сочинить с вашим сценаристом, чтобы я вот так же наизнанку вывернулась. Как пятнадцать лет назад в "Жаворонке" выворачивалась. Как вот в этом "Музее-усадьбе". Вы ведь, наверное, знаете: я Жанну д'Арк играла. Лучшая роль. Последний спектакль Сергея Николаевича, его потом выгнали. Он какую-то бумагу подписал. Раз подписал -- ему простили. Другой раз -- снова простили. А на третий -- выгнали. А Арсений говорит: правильно, говорит, что выгнали. Если ты, говорит, художник, нечего и в политику лезть. А мне кажется, что художник -- значит человек порядочный. А он спрашивает: Шостакович гений? Скажи, гений? Как же он письмо против Сахарова подписал? А я ему: мальчишка, сопляк! Какое ты право имеешь говорить о Шостаковиче?! Шостакович столько страдал!
Пауза.
Вы простите, у меня тут лекарство.
Идет за занавеску, возвращается с бутылкою, пьет из горлышка, вытирает рукавом губы.
Успокоительное... Нервы... А когда Сергея Николаевича сняли, все его спектакли тоже сняли. И "Жаворонка" тоже. А щиты рекламные, фотографии... свалили во дворе и... подожгли. Я стою, смотрю: там -- я... и все сбывается: я -- на костре. Фотографии корчатся, корежатся, мое лицо, вот эти вот (приподнимает юбку) ноги, а потом как... вспых-нут! Мясо по-суворовски.
Пауза.
Я, к-кажется, нем-множко пьяна. Но я себе этого не позволяю. Не-по-зво-ля-ю!
Оглядывается, поднимает шляпку.
Талисман.
Что-то беззвучно шепчет.
Вот так -- хорошо! И больше ни капли! Простите, синьор Энрико. Мне не следовало играть вам эту ерунду. Эти наши грязные, гнилые затеи. Я ведь и сама чувствую, что они гнилые и грязные. Мне Арсений, муж, говорил: ни в коем, говорил, случае! сыграй, если хочешь, "Жаворонка", а еще лучше -- Пиранделло. Ему твои страсти-мордасти ни к чему. Он хочет видеть, насколько ты профессиональная актриса. А зачем же он тогда приглашает меня? Мало ли у них в Италии профессиональных актрис? Мало? А я -- Жанна д'Арк, я на костре горела! Сгорела, говорит, чего ж теперь?.. А может, и в самом деле? Ведь сгорела же...
Пауза.
Знаете что? Давайте-ка сотрем все это начало к чертовой бабушке, и я вам тихонько и спокойненько сыграю Пиранделло. А, синьор Энрико? Договорились? Профессионально! И волки будут сыты, и овцы -- ц-целки. Ну что, стираем? Не возражаете?
Подходит к видеомагнитофону, трогает кнопки.
Нет, сама я, наверное, все же не справлюсь. Придется пригласить помощников.
Идет к двери, открывает.
(Радостно-удивленно.) Открылась! (В коридор.) Ма-а-альчики! Ма-аль-чи-ки-и!..
Замечает на наружной стороне двери клочок бумаги. Читает, показывает в камеру.
У них, синьор Энрико, видите ли, обед. Они, видите ли, скоро вернутся. Ну и пускай возвращаются. Пускай хоть вообще не возвращаются. Подумаешь! А я просто начну сначала. Правда ведь, синьор Энрико, неплохо придумано? Как, знаете, начинают сначала жизнь! А потом мы другое начало отрежем. Просто вот так. Бритвой. (Хохочет.) Главное ведь что? Главное -- на стол не вскакивать.
Берет коньяк. Пьет. Пауза.
Свинья, свинья, алкоголичка! Сказано ж тебе, дрянь: больше ни капли!
Закрывает глаза. Вытаскивает из шляпки длинную булавку. Всаживает в ладонь.
Вот сейчас хорошо. (Выдыхает.) Все! Так есть так! (Прикладывает платок к руке.) Начинаем сначала. (Улыбается.) Буон джиорно, синьор Энрико. Соно мольто лиэта ди фарэ ла суа коношенца. Хотя, когда вы будете смотреть эту пленку, у вас вполне могут быть утро или ночь. Ой, простите!
Берет бутылку, прячет за занавеску.
Кто-то оставил. Тут ребята работают, техники. Пролетариат. Попивают, наверное, помаленьку. Но это ничего, не страшно. А рука (показывает ладонь) ...руку я в автобусе. Поранилась. Итак, я сыграю сейчас отрывок из итальянской пьесы итальянского драматурга Пи-ран-дел-ло. Но -- на русском языке. У вас, однако, будет переводчик, так что так есть так. Роль называется Падчерица. Как девочка моя -- падчерица. А если надо -- вы не беспокойтесь, я и по-итальянски выучу. Тэл ми, дарлинг... Хорошо получается? То-то! (Вспомнив.) Да! я уже говорила, как я люблю ваши картины? какой вы замечательный художник? Говорила? Вы -- удивительный! вы -- гениальный! вы самый гениальный режиссер на свете! Главное: очки, белый костюм... Ну, в общем: отрывок.
Внезапно хохочет.
А потом я тут говорю: ах, говорю, моя страсть! Если б вы только знали мою страсть к нему! Держи себя прилично, прекрати этот дурацкий смех! Это Борька играл, такой толстый был, внушительный. А сам педераст. Нет, вы только подумайте: толстый, а педераст. А я педерастов, между прочим, очень даже люблю. Они верные. На них положиться можно. Они за каждой юбкой гоняться не станут и никогда тебе с женщиною не изменят. Я даже хотела бы, чтобы у меня муж был педераст. Но все как-то не получается. У меня ведь два мужа было, а Арсений, второй -- на шесть лет моложе. Так вт, Борька: держи себя, говорит, прилично, прекрати этот дурацкий смех! А я вот тк вот смеялась. (Снова хохочет.) Ну, в общем, я ему отвечаю: тогда, мол, хотите, я покажу вам, как, мол, я умею петь и танцевать? Этому я обучилась... -- ну и так далее. А потом я должна была вскочить на стол, который отрежет мне голову... бритвой... Вот, как будто вскочила.
Подпрыгивает на месте.
Ле шинуа сонт эн пёпль малэн = дэ Шанкэ а Пекэн... Ну, в общем, я тут пою, танцую, а они вокруг стоят, кричат... Нелька Баранова... знаете ее? Ей в прошлом году заслуженную дали. РСФСР, конечно. Она кричит: сумасшедшая, сумасшедшая! А Вася так смешно "браво" орет: браво-брависсимо! Это вы должны понимать, это по-итальянски. А Виктоша, бедненькая, царствие ей небесное...
Крестится, плачет.
Виктоша говорит: тише, тише вы! дайте послушать!
Снова крестится.
Я вот крещусь, а вообще-то какая я верующая? Только название одно. Арсений говорит: ты, говорит, даже смысла литургии не знаешь. Сам-то у меня Арсений верит, только странно как-то, по-собачьи. У нас собака есть, для девочки купили, чау-чау. Тошкой звать. Вот она иной раз сядет около дивана и смотрит. Арсений говорит: вот, говорит, если есть собаки, значит и Бог есть. Потому что откуда ж иначе такие глаза? И вообще... Люди, конечно, тоже иногда умеют смотреть, но что человек -- царь природы -- это мы привыкли, это мы с рождения выдолбили. А на собаку взглянешь и сразу поймешь, что не может Бога не быть. Правда, церковь он не признаёт. Особенно нашу, православную. Нету, говорит, в ней гордости. Независимости. А мне, например, в церкви хорошо. Как вспомню Виктошу в гробу, самой тоже так спокойно делается. И тоже хочется лечь, и чтоб пели над тобою, и ладаном чтоб кадили... А Сергей Николаевич сидит в зале, за столиком, молодцы, говорит, прекрасно! А рядом с ним лампа, света кружок, чай в стакане коричневый. Давай, Вера, кричит мне, давай свой монолог! -- ну и я уж выдавала как могла. Там у нас двое детей на сцене было, ну, вы ж знаете пьесу... Дочка завтруппы, а парнишка я уж и не помню чей. В общем, славное было время, и спектакль славный. Даром что Пиранделло. Нет, вы представляете: мы все заходим за занавеску, включается свет, мы стоим тенями. Директор занавеску срывает, а за нею -- ни-ко-го. Пус-то-та! Вы не помните, я открывала дверь?
Идет к выходу.
Я боюсь, чтоб меня не заперли. В темной комнате. А из-под двери -- лучик надежды. (Поет.) Синенький скромный платочек = падал с опущенных плеч. = Ты говорила, = что не забыла...
Проверяет дверь, снова щелкает замком.
Вот, значит. Отрывок. А еще я вам прочту стихи. Я их никогда не читаю, но вам, синьор Эдуардо... тьфу, Эдуардо! Синьор Эн-ри-ко! Энрико! Синьор Эдуардо -- это мой муж. То есть, мой муж -- Арсений, а это мой первый муж. Эдуард Аркадьевич. Эдик. Эдичка. А стихи, между прочим, только это т-с-с... никому!.. стихи, между прочим, сочинила я сама. Они, конечно, плохие, мне и Арсений говорил, что плохие, и Печников, -- зато от чистого сердца. А Цветаеву вашу валютную я вам читать не стану, не дождетесь! Пусть ее вам кто другой читает. Нелька пусть Баранова читает! Или ассистенточка. Которая с Арсением... хы-хы-хы... хо-хо-хо... кофе пила. В Третьяковку ходила. В Третьяковскую галерею. Я думаю, времени они зря не теряли. Итальяночки, я знаю, хорошенькие, темпераментные. Мо-ло-день-ки-е! А что? Полюбил, разлюбил. Сердцу, как говорится, не прикажешь. Был у меня в молодости один... юноша... Так что, будете слушать мои стихи или нет? Только чур -- не перебивать! Не-люб-лю!
Идет к занавеске, глотает коньяк.
Называется "Актриса". Это я не про себя сочинила, а так... вообще. (Читает с выражением.) Дикая бездонность темперамента = затаилась в сухости двух глаз. = Нету ни порядка, ни регламента... (Долгая пауза.) Где же спас?! = Подошла (пауза), взглянула в отражение... (Долгая пауза.) Как люблю я это страстное лицо! (Странно хихикает.) Отпечатки горнего парения = и земные ласки (пауза) под-ле-цов! Да, подлецов! Все -- подлецы! Я никому не верю. Эдичка уезжал -- квартиру под корень вычистил. Даже люстры поснимал. Я возвращаюсь с гастролей, а из потолка две проволочки торчат. А под ними -- тряпки мои на полу валяются. И ведь я ж чувствую: он на эти мои тряпки Алку с восьмого этажа водил. Не постеснялся. А я потом на химчистку пол-зарплаты просадила. Противно.
Пауза.
Или в театре у нас этих парочек! Семейных! Ах-ах! Сю-сю-сю! Только на гастроли отъедем -- тут же блядовать начинают. У одного у нашего жена родить вот-вот собирается. Он ее своей матери оставил, стерве, а сам... А она ведь чувствует! П'жал'ста: мертвый ребеночек. Бугаю-то этому что? Не он ведь рожает! Или Иван, Холмогоров! На съемки едет, кинозвезда! Тк уж с женою со своею прощается, так трогательно, так мило. Прямо тут картину снимай, не отходя от кассы: "Повесть о верной любви". Ну, думаешь, просто сдохнет к вечеру от разлуки. А в купе у него уже блядь сидит, дожидается. Так есть так. Грязь, грязь, пакость! Музей-усадьба. Арсений, муж, он ведь тоже блядует! Я его не поймала ни разу, за руку не схватила, а ведь блядует, сучий кот! Потому что я за всю жизнь ни-од-но-го мужика не видела, чтобы не блядовал! Нашел себе какую-нибудь молоденькую. Ассистенточку... Зачем? Зач-чем все это надо? Вот вы мне ответьте: зач-чем? Молчите? То-то же! Крыть-то нечем! А как вы все Виктошу в могилу свели? Не прощу, никогда не прощу! Да чего это я перед вами распинаюсь как дурочка? Я стихи вам читаю? -- вот и слушайте стихи! И нечего мне в душу лезть. Я уж там сама как-нибудь разберусь, я Богу отвечу...
Читает.
Отпечатки горнего паренья = и земные ласки под-ле-цов! = Я измучилась! О, дайте же мне роли! -- это я не про себя! Никогда в жизни не побиралась и не дождетесь! Это вообще! Про Актрису... С большой буквы! Я измучилась! (Многозначительная пауза.) О, дайте же мне роли! = Дайте же мне сильных ощущений! = Я любить могу до дикой боли, = я страдать умею -- без сомнений!
Пауза.
Ну как? Прошла я вашу пробу или не прошла? Сцену я вам сыграла? Сыграла. "Ворону и Лисицу" прочла? Прочла! И еще и поговорили. Только я вам, синьор Энрико, так скажу: глупость все это и ни к чему. (Шепотом.) Меня ведь все равно сниматься к вам не-вы-пус-тят. Муж-то мой, Эдик, знаете... у-е-хал. Через Израиль. У нас ведь только через Израиль выпускают, по другому нельзя. А с Израилем нет дипломатических отношений. Санитарный день. Он мне из Америки вызов прислал, гостевой, с девочкою повидаться. (Открывая страшную тайну.) Девочка-то моя не от Арсения, от этого, от Эдика. Арсений потому и папою не разрешает себя звать. Он, правда, любит ее как родную, но папою звать -- ни-ни! Я документы все собрала, а мне полгода -- ни ответа, ни привета. Ну и пошла в ОВИР. Очередь там -- до вечера. А публика! Вот бы вам кого в кино вашем снять! Сразу бы Оскара заработали! В общем, нет, говорят, не выпустим. Никогда мы вас к нему не выпустим. Он, говорят, изменник родины, он через Израиль уехал, а с такими гражданами у нас разговор простой. Мать вот, говорят, умирать у него будет -- а все равно не выпустим. Ни ее не выпустим, ни его к ней не впустим. Так что даже не надейтесь. И ведь кто говорит? Баба! Моих лет! Симпатичная такая, румяная. И дети, наверное, есть. Капитан Голубчик. Сами-то ведь, говорю, тоже когда-то умирать будете. А она как заорет: я вам не позволю оскорблять при исполнении! -- и выгнала. Вы мне, говорю, хоть бумажку дайте, что отказываете, а она: вон отсюда, на пятнадцать суток захотела, хулиганка! Ты, орет, пьяная! А сколько я там выпила?!. И что я, дура, сразу с ним не поехала? Думала, мол: актриса! Чт, мол, мне, думала, в чужой стране делать, в чужом языке? А какая я актриса? У меня за восемь лет -- ни одной роли. Санитарный день.
Смеется. Идет за занавеску, допивает коньяк. Бросает пустую бутылку.
В кино меня тоже не снимают. Так. Массовка. Или подружка подружки героини. Или член бригады коммунистического труда. Была-а, правда, одна картина, которую специально на меня делали. Так она-то ведь на полке. А может, и не на полке уже, может, смыли давно. А что? Очень даже свободно. Как дерьмо с унитаза. Экономия серебра. Санитарный день. Даже странно, что вы узнали обо мне...
Пауза.
А действительно, откуда вы про меня знаете? Ну, я понимаю. Те кто помнили меня... Кто мою Жанну смотрели. Сейчас, впрочем, и эти не узнат. А вы-то откуда? Вы ведь не видели меня никогда! Не-ви-де-ли!
Пауза.
А-а-а... Я-а-асно-о... Это он вас уговорил, чтобы меня отсюда вытащить! Эдик! Эдичка! Он по девочке соскучился и вас уговорил! И денег вам дал, наверное. Я ведь знаю: у вас там кого хочешь купить можно. А я-то думаю: откуда это он про меня узнал? Очки! белый костюм!.. Только просчитались вы с ним, оба! (Хохочет.) Ничего не выйдет у вас! Девочку-то мою все равно не выпустят, если б даже меня вы вдруг и купили. Девочку-то заложницею оставят. А одну меня, как вы думаете, синьор Энрико? -- одну меня станет Эдичка мой покупать? (Демонстрирует себя.) После того, как люстры поснимал? Станет? Да я, может, и сама не поеду! Никогда ни перед кем не унижалась и на старости лет начинать не собираюсь!
Поднимает бутылку, выкапывает на язык последние капли.
Кончилась? Жа-алко. А мой-то, Арсений, болван, прибежал: ах, ты понравилась самому синьору Энрико! Ах, он собирается тебя снимать! (Кривляется.) Ах, моя страсть к нему! Если б вы только знали мою страсть! Да шли бы вы вместе с ним... Он меня, видите ли, снимать собрался в своем сраном кино! Ах, какая честь, какая радость! Буон джиорно, синьор Энрико! (Раскланивается.) Буон маттино. Буона нотта, каро синьорэ! (В объектив.) Ну, чего? Чего уставился? А хочешь -- я тебе секрет скажу? Х- хочешь?
Нагибается за бутылкой, подносит к камере.
Во, видишь, что это такое? Успокаивающее, да? Лекарство?
Пауза.
Коньяк это, а не лекарство! Что, не нравится? А мне -- нравится! Хочу и пью. И ни у кого спрашиваться не буду. А если мне страшно, когда не пью? Если мне повеситься хочется? Такую вот -- будешь снимать? Тогда -- снимай. Я тебе веселенькие съемки устрою.
Хохочет.
Деньги от Эдика получил -- вот и снимай. У тебя ж выхода другого нету! А то: ах, дорогой синьор Энрико! ах, я вам сейчас сыграю отрывок! ах, я вам "Ворону и Лисицу" расскажу! Да срать я хотела на ваш отрывок и на вашего Пиранделло! Я, может, Жанну д'Арк играла! Одна, может, без замен, триста два спектакля! Вся Москва, может, с ума сходила! Ростропович цветы за кулисы приносил! Я б у вас за такую роль давно бы миллионершею была, а не сто тридцать в месяц получала! И за лишней десяткою по массовкам бы не таскалась! Ты думаешь, это моя юбка? Моя?! Да у меня ни одной тряпки приличной нету! Это я у суки, у Нельки Барановой взяла, для записи вашей сраной! Не нужна мне ваша юбка, срать я на нее хотела...
Сдирает юбку, топчет, опускается на пол, на юбку, плачет.
А где моя шляпка? Талисман. Г-где ш-шляп-пка?
Шляпка на ней, но Вера не помнит этого, оглядывается. Пауза.
(Тихо, почти трезво.) Простите меня, синьор Энрико. Вы -- гений. Правда-правда, вы настоящий гений. А я дрянь и алкоголичка. Я -- пустое место. Вы только позовите меня, пальцем только поманите. Я за вами башмаки носить буду.
Пауза. Всхлипывает.
У нас ведь с театром очень плохо. Санитарный день. Сергея Николаевича выгнали к чертовой матери, он в больницу попал. Пятеро главных сменилось, двое из провинции. А он сейчас в академическом бульварные пьески ставит для народных артисток. Пиранделло. А как здорово было двадцать пять лет назад! Вся шваль в углы забилась, будто ее и не было никогда. Мы по ночам репетировали. Молодые драматурги пьесы нам носили. А сейчас кто у вас, на Западе, кто в психушке, а кто -- еще хуже. Но тс-с-с... не будем называть фамилий, синьор Энрико. Арсений мне так говорит: нам, говорит, всегда кажется, что в молодости лучше было -- это, говорит, потому, что мы сами тогда лучше были. И верили, что все из нас получиться может. А сейчас уже видим, что получилось именно. А ты, говорит, делай свое дело и не обращай внимания. Ты, говорит, программу "Сказки Андерсена" готовь. А на кой мне сказки этого вашего сраного Андерсена? Он бы мне еще Пиранделло предложил! Я ведь знаю: это чтоб я не пила. Он, видите ли, не выносит, когда я пьяная. Я ему, видите ли, не нравлюсь.
Пауза.
А он мне -- нравится, он меня спросил? Он мне нравится? Он сам, бля, такой чистенький! Такой благородненький! Шепот, легкое дыханье, трели, бля, соловья... Блевать хочется! Не-на-ви-жу! Ты, говорит, посмотри, что ты с девочкою делаешь! А я говорю: а я ничего, я в порядке. Мы с нею как-нибудь сами разберемся. Ты-то, говорю, куда лезешь? Девочка-то не-тво-я!
Хохочет.
Я, может, за девочку на Страшном Суде отвечу, а ты-то тут при чем?
Пауза.
А Виктошенька... Виктошенька под самый Новый год умерла. Мне Арсений, жмот, сволочь, только два бокала шампанского разрешил, а выпить -- хочется. Новый год все-таки. И вот -- гости ушли, он спать завалился, храпит. А я потихонечку: p-pаз -- в дверь...
Вспоминает про дверь, вскакивает, открывает.
(С облегчением.) Ф-фу... Слава Богу. Не заперто... Ну, в общем, я: р-раз в дверь, потихонечку, и на такси. Приеду сейчас, думаю, к Виктошеньке, выпьем, поплачем. Захожу -- а она мертвая. Думала: выпьем, а она -- мертвая. Ее хоть и отпевали в церкви, а я так считаю (переходит на шепот) ...я считаю, что она... отравилась. (Громко.) А муж ее, этот сукин сын, этот, бля, нар-родный! Тоже, чистенький! Гипертонический криз, говорит, повышенное мозговое давление. Муд-дак! Он у нее сначала ребеночка отобрал, а потом: гипертонический криз. Она, дескать, сумасшедшая; не воспитывает, дескать; пьет, мужиков водит! А что ж он, сука, блядун, сам ее бросил? Как у нее роли были, как премия Ленинского Комсомола -- так пожалуйста. А как все кончилось... Я ведь вам честно скажу: просто так пить не начинают. И мужиков водить тоже. Арсений вот говорит: ты посмотри, говорит, сколько талантливых людей непьющих -- и так и сыплет фамилиями. А когда умер Володя -- пить, говорит, меньше надо! Я ему даже по морде дала. Слово в слово как этот... Мокрта... из Управления Культуры. Тот тоже все: пить меньше надо, пить меньше надо! Я ж его, говнюка, помню, мы ж с ним вместе в ГИТИСе учились, на заочном. Его все Мокротой звали. Прыщавый такой, губы жирные. Контрольные всё передувал. По мастерству тройки у преподавателей выклянчивал. Он и с бабами так унижался. У меня, говорит, полгода никого не было, я, говорит, по ночам не сплю. Пожалей, говорит, меня, пожалуйста: дай разочек, ну чего тебе стоит? Одно слово -- Мокрота. А сейчас всей культурой в Москве заведует!
Пауза.
Так вы ответьте мне, синьор Энрико! Какое право имели ее бросить? А она взяла да и отравилась. И прекрасно себя чувствует.
Пауза.
А у меня коньяк кончился. Бутылка пустая, и я -- пус-та-я! Даже и не забеременела с тех пор ни разу. Детей я рожать, конечно, больше не собираюсь, не такая я дура, -- но вот для интересу хотя бы. И -- ни разу. Пус-та-я. Сорвешь занавесочку, а там -- ни-ко-го...
Пауза.
Пока не поздно, синьор Эдуардо... тьфу! Эн-ри-ко! Конечно же, Энрико, вы не обижайтесь, пожалуйста! Синьор Энрико! Пока не поздно -- откажитесь от меня. Я принесу вам только горе, только несчастье. Я всем приношу только несчастье. Я Арсению говорю: я, говорю, старая, ты ведь все равно меня бросишь! Так бросай лучше сейчас! А то я принесу тебе несчастье. А он отвечает: не ищи, отвечает, виноватых. Бог, говорит, с ними: с твоим главным, с твоим Сергеем Николаевичем, не в них, говорит, дело! Когда в мир приходит художник, ему обязательно должно быть плохо. Это закон природы, трагизм бытия. Это было и будет во все времена, при любом строе! (Кричит.) А мне что, легче, что трагизм бытия?! Мне что, легче, что при любом строе?! Я, может, покоя хочу! Я, может, всю жизнь работала, а теперь хочу по-ко-я!
Плачет. Поднимает бутылку, переворачивает ее.
У вас выпить не найдется? А!.. я забыла... вы там, у себя... В Италии... Ну и хрен с вами. У вас там вокруг итальянточки, ассистенточки. Которых мой Арсений по Третьяковкам водит. Хо-хо-хо! Хы-хы-хы! Ну как? Третьяковка ей наша понравилась? Третьяковская галерея? Поглянулась?
Пауза.
А ведь Третьяковка же тогда не работала. Они как раз проводку меняли. У нас же там соседка служит, экскурсоводом. Я в экспедицию уезжала, на площадке ее встретила. Она говорит: у нас, говорит, санитарный день. Проводку меняют. Три недели гулять, говорит, будем. В счет отпуска. Так как же он мог ее в Третьяковку водить? Если проводку меняли? То-то я и гляжу: ни письма, ни сценария! "Золушка"! Сказки Андерсена! Пиранделло! Вас просто нету ни в какой Италии! Ни ассистенточки вашей, ни вас! Пус-то-та! Ну, где она, ваша Италия? Где? Покажите?! А-а-а... Так-то! Не такая я уж и дурочка, я все-о понимаю. Вы рассчитывали: я забуду, -- а я по-о-омню. Третьяковка-то на ремонте была. Ловко я вас на чистую воду вывела? А я тут, идиотка, рассыпаюсь перед ним, песенки пою! Нету вас, нету! И белого костюма нету, и очков! Вас Арсений выдумал, сучий кот! Поманю ее, дескать, синьором Энрико, она, блядища, губенки раскатает, а я пленочку на экспертизу, а ее -- в дурдом. Материнских прав, дескать, лишу и блядей водить буду. А может, ты еще и девочку мою получить хочешь? Мамочка старая, так девочку? Во-о-от почему ты не разрешал, чтоб она тебя папою звала! А что? Самый возраст! Одиннадцатый год! Грудки как раз набухают. Мамочку мы в дурдом засадим, а доченьку на кроватку, ножки в стороны и -- пошл! (Показывает.)
Пауза. Крестится.
Чур, чур меня! Боже мой, Боже! (Колет руку булавкою.) Ася, Асенька! Какая же я дрянь, дрянь, дрянь! С-сука последняя!
Пауза.
Что же это вы со мною сделали?! С-сволочи! Сво-ло-чи!
Бежит к дверям, те не открываются. Колотит в них.
Выпустите меня!
Став спиною, бьет в двери ногами.
Откройте! Откройте! Откройте, я вам говорю! Вы меня еще не знаете! Я кричать буду! (Кричит.) А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!..
Постепенно затихает, вместо криков -- всхлипывания.
Выпустите меня, пожалуйста. Я никому не скажу. Правда-правда: никому. Я боюсь одна. Я не могу, когда запирают. Мне страшно.
Пауза.
Я в туалет хочу.
Плачет.
Я ведь женщина! Как вам не стыдно?
Постепенно успокаивается.
Ладно. Ни у кого ничего никогда не просила. Выйду сама. Я ведь уже не маленькая. Подумаешь, напугали: двери заперли.
Идет к окну, напевая.
Синенький скромный платочек = падал с опущенных плеч. = Ты говорила, = что не забыла...
Открывает шпингалеты, дергает раму. За окном -- пустота. Вера взбирается на подоконник.
(Громко.) Последний раз спрашиваю: вы откроете или нет?
Пауза.
Пусть тогда вам будет хуже. Так есть так. А пленку я оставляю на память. На ней ведь все равно не я. Настоящей-то меня давно не существует. Вы все есть, а меня -- не существует. И синьор Энрико, и ассистенточка, и Арсений, и Эдуард Аркадьевич... Эдичка... Эдик. Две проволочки торчат. И Сергей Николаевич есть, и Виктоша... А меня... Девочка походит на Эдика. Еврейская девочка. "Р" не выговаривает. "Жаворонок" не идет. Картину смыли. (Изображает смыв унитаза.) Ведь это же (снова демонстрирует себя) не я. Это же -- санитарный день. А от меня осталось что-нибудь? Где оно осталось? Покажите, где? Шляпка осталась.
Снимает шляпку, бросает в окно, следит за полетом. Отшатывается.
Нет. Слишком высоко. Четырнадцатый этаж. Или пятнадцатый? Если бы капельку пониже. Хоть (смеется) сантиметров на десять. Мои ноги... они ведь совсем поломаются... жа-алко... кости будут торчать... Суповой набор... Мясо по-суворовски. Надгробные речи пойдут -- как над Виктошенькою... От местного комитета. От Мокроты...
Спрыгивает в комнату.
Не дождетесь. Я лучше по-другому уйду. Кра-си-во. Не доставлю вам удовольствия. Меня Сергей Николаевич научил. Стану за занавесочку, дерну -- и нет меня. Тю-тю. Пус-то-та. Санитарный день. Вечный санитарный день. А пустоту в темную комнату не запрете! (Напевает.) Ты говорила, = что не забыла...
Становится за занавеску.
Только надо, чтоб тень.
Оглядывается, зажигает настольную лампу, направляет, чтобы на занавеске появилась тень.
Вот сейчас хорошо. От-лич-но! Итак: не-су-ще-ству- ю! Один силуэт в середине полиэтилена.
К этому моменту у зрителей должно создаться впечатление, что Вера, едва дернет занавеску, и впрямь исчезнет. Поэтому, когда она остается за сорванным полиэтиленом, ее удивленное осматривание себя, ощупывание -- должны показаться естественными..
Стало быть, я все-таки есть? Не получилось? Не дошла до кондиции? Тем грустнее. Тогда... тогда -- отдавайте пленку. А то, видите ли, он с Кокошей и с Тотошей по аллее проходил! Сказки, бля, Андерсена. Ни к чему она вам, поняли? Ни к чему! Выманили у меня обманом: синьор Энрико! ассистенточка! -- вот теперь и отдавайте. Две проволочки у них торчат, а ребеночек все равно -- мертвенький! Не хочу, чтоб смотрели! Хочу, чтоб свечи, чтоб ладаном! А экспертизы никакой не хочу. Не позволяю! Вэр из найт лайф ин тхиз сити?
Идет к видеомагнитофону, нажимает клавиши, бобины начинают вертеться в обратную сторону с большой скоростью.
Вы меня заперли? Вы обедаете? Вы в Третьяковку пошли? В Третьяковскую галерею? Так есть так! Потому что все мы -- изменники родины. Все! Без исключения! И голыми руками нас не возьмешь! Думаете, один лопух на могиле вырастет? Отнюдь! Ангелы на небо заберут. В белом костюме, в очках...
Ни остановить, ни извлечь пленку Вере не удается, и она принимается откручивать гайки-барашки, снимает какую-то панельку, лезет внутрь видеомагнитофона. Сильный электрический удар швыряет ее, кажется, что мертвую, на пол. В аппарате что-то срабатывает, щелкают реле, на экранах появляется изображение: "Буон джиорно, синьор Энрико. Хотя, когда вы будете смотреть эту пленку, у вас вполне могут быть утро или ночь. Такой фразы я, естественно, не нашла, зато вот, на всякий случай: буон маттино, синьор Энрико. Буона нотта, каро синьорэ. Впрочем, буон маттино у вас, кажется, не говорят, а буона нотта это пожелание спокойного сна, что несколько, я бы сказала, комично в данной ситуации, так что все равно получается: буон джиорно, синьор Энрико. Буон джиорно, соно мольто лиэта ди фарэ ла суа коношенца. Да темпо дезидераво..." и так далее. Вера приподнимает голову -- становится ясно, что она просто вдребезину пьяна.
Н-ну что? Вз-зяли м-меня голыми руками? Вз-зяли? Богу я отвечу за все. А с вами р-разговаривать... н-не... ж-желаю...
Засыпает, свернувшись калачиком. Бобины крутятся. Идет изображение.
Занавес.
Москва, 1981 г.
Галчуша
Витёк
Прапорщик
место:
тюрьма; бокс: в такие запирают подследственных по пути на допрос или назад: выждать ли очередь, чтоб не столкнулись ли с товарищами по несчастью
время:
тревога
В углу сжалась Галчуша. Дверь резко открывается, пропускает Витька в робе смертника и наручниках, захлопывается с железным лязгом. Галчуша вскрикивает.
Витёк. Тише! Тише ты! Кто такая? Из обслуги? Подследственная?
Галчуша. Подследственная.
Витёк. Во, понял, подарочки делает судьба! Живую бабу перед смертью показывает. И даже, кажется, подержаться дает. (Напевает.) Гы-рянул высытрел, и рухнулся парень...
Галчуша. Не подходи! Заору! Глаза выткну!
Витёк. Кто тебя тут услышит? Шухер-то какой! Сирены! Побег... Хотя отсюда сбежишь, как же! Разве сильно уж кто отчаянный. Начальства, наверное, ждут. Так перетрухали, что в одном, понял, боксе с бабою заперли.
Галчуша. Я сказала: не подходи!
Витёк. Или ты здесь не случайно? Может, у ментов положено смертникам такие подарки делать? Тогда б условия могли устроить поприличнее: кровать, понял, простыночку.
Галчуша. Не подходи, говорю!
Витёк. А то во, понял, -- диванчик: ни сшить, ни сварить, ни украсть, ни покараулить.
Витёк двигается на Галчушу. Та вскакивает, пытается проскользнуть, чтоб постучать в дверь. Но Витёк сильным, согласованным движением скованных рук отшвыривает Галчушу.
Да не трону я тебя, дура! Не бзди... И вообще -- закованный. (Садится на край диванчика. Поет.) Парень в кепи и зу-бы золотой... Сколько сидишь?
Галчуша. Восьмой месяц.
Витёк. Это, понял, семечки. А статья какая?
Галчуша. Все равно не поверишь. Через соучастие. Сто вторая.
Витёк. О-го, понял! Не слабо! Очень даже поверю. Своя, значит. И чего орать?
Галчуша. Какая я тебе своя?! говорю ж -- через соучастие. Я сама никого не убивала.
Витёк. Ах, не убива-а-ла! А убивать, значит, нехорошо. Бяки, значит, кто убивает. Редиски. Брезгуешь, значит! Моральный выносишь этот... вердик. В войну убивать, значит, хорошо, героически; расстреливать -- нормально; а вот так вот убивать -- плохо, значит. Интересное кино...
Галчуша. А ты что, вот так вот убивал?
Витёк. Я-то? (Улыбается.) Я-то, понял, и так убивал, и эдак, и по-третьему. Только больше уж, наверное, не буду. Исправили. Перевоспитали. K вышке, понял, приговорили. Ой, сирены как воют! Сейчас вот таскали приятную новость сказать: кассация, мол, отклонена. Помилвка то есть. По натуре, другими словами, шлепнут. Без понта. И никуда, выходит, не денешься.
Галчуша пристально смотрит на Витька. Пауза.
Слышь, а ты не знаешь, как они шлепают?
Галчуша. Вообще-то... вообще-то слыхала. По-разному говорят. Что вот по коридору, например, ведут, ну, как на допрос или там на свиданку. Ведут, ведут, руки за спину, а потом р-раз -- и все. Или на медосмотр, знаешь, вызывают. Разденут, взвесят, под ростомер поставят. Эту крышечку, с ростомера, в макушку тебе упрут, а ствол автоматически против затылка окажется. Ну и тоже -- выстрел и все. А еще вот в камере у нас вчера говорили, будто в душ тебя заводят, помыться...
Витёк. Да как в камерах травят -- это я и без тебя слышал. А вот на деле-то как?
Пауза.
Галчуша (трогая Витька за плечо). Чего? Неужто правда? Неужто расстреляют? Такого вот живого? Красивого?
Витёк. Ох и дура же ты, ох и дура! (Раскачивается из стороны в сторону, воет.)
Галчуша (гладя Витька по голове). Ну ладно, ну чего ты. Ну, замолчи, замолчи, ладно?..
Витёк. Услышат, да? Разведут, да? Ты ж вон, понял, визжала! Не подходи, орала. Глаза, орала, выколю! Тебе ж хорошо должно быть, что разведут...
Галчуша. Ну ладно, ладно, обиделся. Я ж не знала... Я ж не знала, что тебя... Ну иди сюда, иди... (Обнимает Витька.)
Витёк (вырываясь). Пожалеть решила? Такого красивого? Такого несчастного? Дрянь дешевая! Обойдусь как-нибудь! У меня вас столько за жизнь перебывало, что как-нибудь обойдусь!
Галчуша. Ну и подыхай на здоровье!
Витёк. Неизвестно еще! Еще, понял, неизвестно!
Галчуша. Чего уж там неизвестно-то? Сам же сказал -- отклонили.
Витёк. А у меня, может, секрет есть! Они меня, может, и не шлепнут, пока я им секрет свой не скажу! А я не скажу, я его волкм этим рваным назло не скажу!
Галчуша. Кому твой секрет нужен!
Витёк. А у меня, может, такой секрет, что нужен! Они знаешь как бабки любят?!
Галчуша. Какие бабки?
Витёк. Железные. А тебе что за дело? Ты-то чего выпытываешь? Подсадили что ли? Срок что ли пообещали скостить? Если расколешь. (Поет.) Он не зы-нал, что любимая О-ле-га = в уголрозыске тайный агент. И сколько скостить пообещали? Год? Два? Или всего, понял, пару месяцев?
Галчуша. Ох, и паскуда же ты. Какая сам паскуда, так и обо всех думаешь. Нужны им твои секреты! А были б нужны -- взяли б в серпы на растормозку -- как миленький бы все выложил. Еще спасибо бы говорил, что слушают. Самого, небось, подсадили, и на понт меня берешь. И вообще, пошел ты знаешь куда!
Галчуша снова встает, идет к двери, стучит. Витёк наблюдает, не трогаясь с места. Пауза. Суматоха в коридоре.
Витёк. Хорош! Не психуй. Садись, посиди немного. Так и так сейчас разведут. (Поет.) И при-ды-винулся парень к ней ближе = парень в кепи и зуб-ы... Тебя как звать?
Галчуша. Галчуша. (Возвращается на диванчик.)
Витёк. А меня -- Витёк. Виктор то есть, но вообще-то -- Витёк. В декабре, понял, три года будет, как сижу. Шестого декабря. Если, конечно, будет. Не дожить, наверное. Ты как думаешь, доживу? Может, это они только так говорят, для понта: расстрел, а на деле и не расстреливают вовсе? Никто ведь не видел! У меня одного кореша вроде как расстреляли, матери одежду прислали, справочку медицинскую, с печатью. Кореш, понятно, исчез, но стреляли -- не стреляли не видел-то никто! Да и какой им смысл? Невыгодно. Может, на рудники пошлют, на урановые?
Галчуша. А на рудники лучше? Медленно-то подыхать.
Витёк. Лучше! Там еще неизвестно.
Галчуша. Известно, неизвестно. Что ж ты так смерти боишься, если сам убивал? Если, я думаю, кто сам убивает -- бояться не должен.
Витёк. А кто тебе, понял, сказал, что боюсь? Ни хрена я не боюсь. Непривычно только. К мысли привыкнуть не могу. Жил, жил -- и вдруг!.. И потом: мамка, сеструха. У меня сеструха знаешь какая девочка?! В университете работает, в лаболатории. Чистая.
Галчуша. Сеструха! Чего ж ты тогда людей убивал, сеструха?
Витёк. А ты чего целочку строишь? Сама ведь по сто второй. Соучастие -- не соучастие, сто вторая, она сто вторая и есть! А я, между прочим, я между прочим специально никого не убил. Так получалось. Выхода не было. И не люди мне попадались -- одна, понял, мразь. Брал я раз хату на Войковской: рыжьё, камешки, манты норковые висят. Только дипломат упаковал, линять собираюсь, а тут, понял, она, хозяйка, заваливает. Я ей тише говорю, посиди, мол, спокойненько, не рыпайся. Не трону, понял. Я в черных очках работал, в галстучке, бородка накладная, -- не очень боялся, что опознают. А она, вишь, нет -- она вопить. Ей, вишь, манта жальчее, чем жизни. Сама, в общем, выбрала. И потом, знаешь -- на хатах, что я брал, -- там барахла столько, что по-честному хрен заработаешь. Волк -- они волк и есть!
Галчуша. А-а-а... Ты, значит, идейный! Экспроприаторов, значит, экспроприируешь!
Витёк. Чего?
Галчуша. Грабь, говорю, награбленное, так что ли? Устанавливай справедливость! А кто тебе право давал их судить, волкв этих? Кто тебе право давал ценности перераспределять?
Витёк. А им кто, понял, давал?
Галчуша. Ты про них не думай, ты про себя. Про них они сами подумают.
Витёк. Ага, подумают!
Галчуша. Не подумают -- им же хуже.
Витёк. Где хуже -- на том свете?
Галчуша. Хоть бы и на том.
Витёк. Слушай, не дави мне на совесть. Не надо! Считай: нету ее у меня, совести. Нету! И не было никогда! Вот ведь кино интересное получается: с кем, понял, в камеру ни посадят -- каждый на совесть начинает давить. Хоть, вроде, и сами в тюрьме. В тюрьму ведь так просто редко попадают, больше за дело. Не, точно кино! Подсадили, подсадили тебя, девочка, гадом буду! А может, и ментовка даже. И не стану я с тобой разговаривать. Себе, понял, дороже.
Галчуша. Куда уж дороже, если вышка? А что разговаривать не станешь -- это ты меня напугал. Смотри: дрожу вся! Ум тебе, видать, страхом отшибло. Была б подсадная -- тк бы с тобой говорила? Молодец бы, сказала, правильно: убивал их, волков, и хорошо делал. И сама, дескать, убивала и убивать буду!
Витёк. А! Мы все эти выверты ментовске знаем. Так сказала, эдак сказала. Сказать, понял, чего хочешь можно. Я уж ученый, не дурачок. Я, понял, школу кончил. И во (показывает вокруг) -- три курса университета. Да подсадили -- не подсадили, ментовка -- не ментовка, какая мне в самом деле разница. Сиди, если сидится. Только не страшно? мне ведь, понял, терять нечего. Наручники наручниками, а задушу, понял -- не пикнешь. И хрен кто услышит: вон сирены врубили по новой. Или ты приемчики знаешь: самбо, каратэ? Так ведь на каждую хитрую жопу найдется винт с левой резьбой. Так что смотри.
Гаснет свет. Пауза.
Галчуша (визгливо). Не подходи! Не двигайся, гад! Глаза выткну!
Витёк. Нужна ты мне больно! Я вон за три года темноту первый раз вижу. Аж голова кругом пошла. А то сутки напролет горит эта стерва под потолком, и нет от нее спасения. А чего горит? За чем наблюдать? Чтоб я вены себе не вскрыл? Так если все равно к стенке -- какая вам, понял, разница? Вам же легче. Меньше хлопот. Да я и при свете, если мне надо, вену вскрою, под одеялом, на ноге. И без моечки обойдусь. Фильтр, понял, на сигарете подпалю да растопчу об пол. Не пробовала? (Пауза.) Ну, чего замолкла? Боишься когда страшно? А вот ты расскажи, расскажи-ка мне, какой у вас, у ментов, резон целыми сутками свет не гасить?
Пауза.
Галчуша. Вить... (Пауза.) Витёк! А мне сколько дать могут? Через соучастие. Ты как считаешь? Меня-то не расстреляют?
Витёк (саркастически). Тебя?
Галчуша. Я вообще этого расстрела не понимаю. Если они от меня общество избавить хотят -- присудили бы, что ли, к червонцу, а сами по-тихому: хлоп! -- чтоб я не знала, не мучилась. А если меня наказывают -- какое ж это наказание, если я все равно мертвая буду?
Витёк. А для примера!
Галчуша. Тогда публично надо, на площади.
Витёк. Ага, на Красной. И по первой, понял, программе.
Галчуша. Да кого когда пример испугал! Такие уж примеры происходили...
Пауза.
Я, знаешь... давно это было... я с девочками в кабак как-то пошла. Я не в Москве живу, в Болшеве. И как раз летчики заваливают: там космический городок рядом. Ничего ребята, веселые. Капустой сорят. Сначала нам шампанское на стол посылали, потом сами подсели. Ну, погуляли мы хорошо, ничего не скажу, -- один меня, значит, провожать идет. И такой симпатичный из себя, мне понравился.
Витёк (саркастически). Понравился, говоришь?
Галчуша. И молодой довольно. Ну, завел в парк, приставать начал. Я б ему, конечно, и сама дала, мне даже хотелось. Красивый. Глянешь -- между ног мокро и жарко становится. Ты извини, что я такие подробности, вот темно, так я уж... А в камере девкам разве чего расскажешь? Все ржут, из себя прожженных корчат. Ну вот, значит, он пристает, а я так, для виду, скорее, для порядку...
Витёк. Для понту, в общем...
Галчуша. Ага. Сопротивляюсь, короче.
Витёк. Какие вы, бабы!
Галчуша. А, Витя! Бабы как бабы! Люди.
Витёк. Ну и?
Галчуша. Ну, он тут же отстраняется, глаза холодные, голос стальной. Что, говорит, динамо крутить собралась? Ты, говорит, на мои деньги пила? Я говорю -- пила. Икру жрала? Я говорю -- жрала. Ты что ж, не знала, чем это обычно кончается? Я говорю: знала, -- и такая на меня вместо любви ненависть к нему накатила, ты представить не можешь. Легла я на травку, трусики сняла, а глаза не закрываю: давай, говорю, давай! За икру, за выпивку! Давай! Все в порядке! Никакого динама! Ну, думаю -- постесняется. Человек все же. А он -- ничего. Ложится на меня, пристраивается, пыхтит... А я глаза всё не закрываю и лицо его навеки фотографирую. Знаешь, как на папочках с делами менты пишут: ХРАНИТЬ ВЕЧНО. И понимаю, что все: не жить нам двоим на одной земле, -- мне и подонку этому, летчику...
Вспыхивает свет. Галчуша смолкает, как спотыкается. Пауза.
Витёк. И чего дальше?
Галчуша. А ничего! Какая тебе разница, чего дальше? Ты же мне все равно не веришь!
Витёк. А я никому, понял, не верю. Это у меня леригия такая -- не верить никому. Другие вон православные, мусульманы, католики. Баптисты разные. А у меня леригия: никому не верить. Я вот тебе не верю, а ты все одно трави. Байка-то смешная, независимо правда или нет.
Галчуша. Ох, и сучара же ты, ох, и сучара! Ох, правильно тебя к стенке поставят!
Витёк (поет). Получает-ы же-сы-токий приказ: = убить парня в ты-рина-ды-цатой камере, = а иначе погуби-ты он нас... Попросись, чтоб тебе такой приказ жестокий дали. Сама и поставишь к стенке. Кайф словишь. Или не доверят? Такое не каждой доверяют? Заслужить надо? (Снова поет.) Гы-рянул вы-сы-трел, и ру-хы-нулся парень...
Галчуша начинает плакать.
Парень в кепи и зу-бы... золотой...
Галчуша (сквозь слезы). Волк, волк! Сплошные волк! Случайная минуточка... Перед смертью... Подарок! Одни, никого! Любовь, любовь бы могла быть... Любовь -- она ведь длины, продолжительности не имеет! Она и секундной может случиться, а чем вся жизнь -- длиннее. И главнее. От любви дети родятся. И вместо этого злобиться, собачиться... (Плачет.)
Витёк. Ну ты... Ну чего ты! Ну не плачь! Слышь, не плачь, не надо. Ну ты сама посуди: как, как я тебе поверю?!
Галчуша. Поверю, проверю! Не надо мне верить, не надо! Надо, если у тебя душа еще осталась, -- надо просто любить! Я ведь тебя ни о чем не спрашиваю, условий не ставлю!
Витёк. А если ты сука? если ты ментовка? как я тебя полюблю, как?
Галчуша. Да так вот: телом, пальцами, просто, не думая! Кто бы я там ни была. Хоть трижды ментовка-разментовка! Сейчас ведь я обыкновенная баба!
Витёк приближается к Галчуше и, пожалуй, обнял бы ее, когда б не наручники; пристально вглядывается в глаза, из которых все текут медленные слезы. Вдруг резко, по-волчьи, оборачивается, застывает во внимательной, настороженной позе. Пауза.
Витёк. Видела? Видела?
Галчуша. Что я видела? Что я видела? Ничего я не видела!
Витёк (отодвигаясь от Галчуши, улыбаясь). Ви-идела! Я же сразу усек, сразу, что подсадка. Я ж носом чую.
Галчуша. Что случилось-то?
Витёк. А ты не знаешь что случилось. Ты, понял, не знаешь, что случилось. Вертухай в глазок посмотрел -- вот что случилось.
Галчуша. Что ты фигню-то несешь!
Витёк. Значит, не новость для него, что мы здесь вдвоем.
Галчуша. Третий глаз у тебя, что ли? Ты ж спиною стоял, не мог видеть. А я смотрела.
Витёк. Значит, не случайно.
Галчуша. И никто не заглядывал.
Витёк. Я, понял, Галчуша, третий год в тюряге досиживаю, это уже по второму кругу -- третий год, хоть, понял, и не знаю, что там менты на своих папочках пишут, вечно или не вечно.
Галчуша. Следователь как-то сейф открыл, мне случайно на глаза и попалось.
Витёк. А мне вот, понял, ни разу не попалось. Зато я на метр под землю вижу. Нюх у меня, понял, Галчуша, нюх! Вы со своими ментами только ордер на меня выписывали, а я уже чувствовал. Пять, понял, недель по пригородам ошивался. А попал, потому что тайна моя меня жгла. Та самая, за которую ты в этот бокс со мною запереться не побоялась. Вот меня к сеструхе и понесло. Ей одной мог бы доверить, никому более.
Галчуша. Что ж ты со мной разговариваешь, если за ментовку держишь?
Витёк. Заткнись, сука дешевая! Пикни мне еще! Хочу и разговариваю. (Пауза.) Вышел я, понял, из метро, огляделся -- и дворами, напрямик. А кожею чувствую, вот как сейчас -- всем нутром чувствую: неладно дело. Даже, понял, остановился на полпути. Ну, постоял, покурил папиросочку, выматерил себя да и дальше пошел: трус, дескать, дурак, баба! -- откуда знать-то про это: возьмут -- не возьмут! Третий глаз у меня что ли! Себе, можно сказать, назло и пошел. А тут мне как раз ствол в спину упирается. (Пауза.) Вот и выходит, что нюх у меня, Галчуша, нюх. И до смерти я ему одному верить буду. А не разговорам твоим разговорчивым и не глазкам твоим лупающим. (Пауза.) Притихла? То-то! Только вот что, Галчуша, любопытно -- ты на наручники не смотри, они свободные! -- я сейчас вот душить тебя стану: успеют твои менты меня оттащить или нет?
Витёк медленно протягивает к Галчуше скованные свои руки, Галчуша напрягается, однако, не шевелится. Витёк неторопливо, плавно, может быть, даже и нежно проводит пальцами по ее спине, потом еще раз, еще, еще. Витёк начинает ласкать Галчушу, пропускает между ладонями ее волосы, тыльной стороною ладоней гладит по щеке, шее...
Интересно: отменили у нас или нет этот дурацкий обычай? Я в кино видел и так, рассказывали. Ну, последнее желание приговоренного. Дурацкий, потому что какое ж у приговоренного может быть желание? Первое и последнее: жить! А этого-то как раз и не положено. Не положено жить! Так, фигня всякая: кофе, сигаретка, бутерброд, понял, с икрой. И вот все же: вот, допустим, если б я бабу вдруг пожелал? Ну, у кого жена есть, маруха там, -- это понятно. А вот если как я -- никого на свете, кроме сеструхи и мамки? Выполнили б желание или нет? И кого б, интересно, послали? Это ведь хоть последнюю-распоследнюю шалашовку вызови да прикажи... или попроси там... Дескать, такое и такое дело. Заплатим, дескать. Срок, дескать, скостим. Она ведь откажется. Или страшно ей станет, или противно. А и чего тут приятного? Оно, конечно, и такие есть, которым этого только и подавай, которые кайф особый словят, если прямо на ней, в самый момент, мужика и шлепнут, -- но поди такую разыщи! Да она еще и не признается. Или они у вас тоже на спецучете? И потом -- как это все... устроить-то? Наедине ведь оставить побоятся. Значит, в присутствии? А ну как в присутствии у меня не получится? Это ж не икру жрать! Хоть я уж ко всему, кажется, привычный, третий год под бабьим присмотром на параше сижу, а ну не получится? Тут ведь надо учитывать, что жить -- минуты осталось...
Галчуша подалась к Витьку, отвечает на ласки, сама робко ласкает.
Слушай! А вот ты бы... Ты бы пошла ко мне перед смертью? Последнюю мою волю выполнять? Пошла бы? Если б я попросил?
Галчуша. Дурачок. Да неужто не видишь? К тебе каждая бы пошла. Ты сам не знаешь, какой ты красивый.
Витёк. Ну да. Это ты так говоришь. Восемь месяцев без мужика -- вот и говоришь. А на воле ты на меня, может, и не взглянула б.
Галчуша. Взглянула б... Я б на тебя всегда взглянула б.
Пауза. Взаимные ласки разгораются.
Витёк. Да чего ж это, чего ж это я с собой делаю? Я ж не верю тебе! Я же верить тебе не могу! Не должен! Права не имею! Ну зачем, зачем ты это?!
Галчуша. Подожди. Помолчи. Помолчи немного. Иногда надо уметь помолчать. Слушай. Слушай меня внимательно. Хороший мой. Желанный. Единственный. Какой ты горячий! Какой ты сильный! Мне никогда никого больше не надо будет.
Витёк (пытаясь отстраниться от Галчуши). Постой. Постой. Теперь ты подожди немного. Я не могу. Я не могу... при свете.
Галчуша. Почему, дурачок, почему? Любовь должна быть при свете. Любовь только и может быть при свете. Любовь прекрасна! Любви не нужно от себя прятаться!
Витёк. А я тебя, может, видеть не могу! Я твое лицо, может, вижу и боюсь тебя! Понимаешь? Боюсь! Страшно! Ну подожди, подожди минутку! Подожди!
Витёк укладывается на диванчик и, прицелясь, сильным движением ноги посылает башмак, потом другой в потолок: пытается разбить лампочку; та, защищенная толстым плафоном, естественно, не поддается. Башмаки с грохотом падают на пол. Галчуша присаживается, обнимает, целует Витька долгим, подробным, внимательным поцелуем. Поначалу притихший, Витёк вырывается.
(Негромко, быстро, захлебываясь.) Постой, постой. Я не могу. Я с ума сейчас сойду. Я не хочу умирать. После этого всего я умирать не хочу. Постой, постой, не перебивай, послушай. Расколола! Расколола ты меня! Я тебе сдам. Я тебе все бабки сдам, до копеечки. Там миллиона на четыре будет. Только чтобы не расстреляли, ладно? Я еще не готов к расстрелу. Думал -- готов, а на деле нет еще. Следователь мой, падла... он намекал мне... несколько раз намекал... Сдай, говорит, заначку -- не будет тебе высшей меры. И срок скостят -- меньше меньшего. Значит, можно так, можно! Я тогда упирался, думал выкручусь. Потом уж сам намекать пробовал -- а он как оглох. Как спецом слушать не хочет. Прынцыпиальный вроде! Но я и тогда ничего. Даже сейчас вот, когда в помиловке отказали. А ты поцеловала меня... колдунья! ведьма! сука ментовскя! Откуда ты целоваться так выучилась?
Галчуша. От любви, дурачок, от любви!
Витёк. Поцеловала -- и я понял вдруг: ни фига не выкручусь. Шлепнут как миленького. А заначка -- Бог с нею. Ее еще дед собирать начал. Он ведь, знаешь, ресторанами на ВДНХ заведовал. Рыжьё, камешки, десятки золотые царские. Заберите, подавитесь: не хочу, как та баба, с Войковской. Которая из-за норковой шубы... Они знаешь где? Они в бочонке, в пивном, в алюминиевом. Станция Челюскинская. По Ярославской дороге. Только смотри: ты ведь ментовка! Ментовка! Я тебе как ментовке сдаю, чтобы все по-честному! Чтобы расстрела на было. Пусть рудники, согласен -- только чтоб не было расстрела! Смотри, смотри, я тебе верю! Я тебе верю! Ты поняла: верю! Бочонок в Челюскинской, по проспекту Старых Большевиков, там пруд заросший...
Галчуша (зажимая ему рукою рот). Молчи, молчи, дурачок! Какая я тебе ментовка?! Услышат, услышат ведь! Молчи!
Витёк приходит в себя. Смотрит на Галчушу. Долгая пауза. Рухает на диванчик.
Витёк. Значит, все?! Привет? Неужели -- все?! Неужели на этом и кончится?
Галчуша подбирается к нему, пытается обнять. Витёк в истерике отбрасывает ее, колотится о спинку диванчика, воет.
Ну и ладно! Ну и шлепайте! С-сволочи! С-суки! Волк! Права не имеете! Вы ж назад меня оживить не сможете, так какое вы имеете право?
Галчуша (с неожиданной страстью). А ты какое право имел, а ты?!
Витёк. Замолчи! Убью!
Бросается на Галчушу. Завязывается схватка. Потом оба, обессиленные, отваливаются каждый в свою сторону диванчика. Пауза. Тяжелое дыханье.
А знаешь, почему я тебя недодушил? Потому, оказывается, что у меня еще надежда есть.
Галчуша вздрагивает.
Надежда. Что выкручусь. (Поет.) Он-ы лежал так спокойно и мило, = как-ы бывало вечерней порой. = То-ли-ко кепи у сы-те-ны-ки валялось. = Пуля выбила зуб-ы...
Галчуша. А я бы и не против была. Чтоб додушил. Все какое-то облегчение.
Витёк. Это ты врешь. Так не бывает. Каждый против чтобы его додушили. Это уж потом можно так говорить, когда проехали, а сопротивлялась -- будь здоров. У меня могло бы и не получиться.
Галчуша. Не я сопротивлялась -- организм. Подсознание. А я -- я ребеночка от тебя хочу. Такого же красивого как ты.
Витёк. Но я ведь убийца!
Галчуша. А он не будет убийцей. Я его в любви воспитаю.
Витёк. К кому в любви? К волкам этим, которым норковая шкура собственной дороже? Которые за четыре миллиона чужой жизнью торгуют? А про папу скажешь: космонавт, понял, был, погиб на испытаниях?
Галчуша молчит.
То-то. Ответить-то нечего. Осуждаешь меня, осуждаешь. Красивый, не красивый, а осуждаешь. (Пауза.) Про нас тут забыли, что ли?
Витёк встает, колотит скованными руками в дверь. И как бы в ответ в коридоре снова врубается резкий, пронзительный голос сирены. Свет в боксе мигает и, наконец, гаснет.
Завыли, волк. Не до нас им, видать! Ну ни в какую не до нас. Ладно, раз уж сама судьба так распоряжается -- будь по-твоему. Давай что ли? Ложись. Раздевайся. Побалуемся напоследок. Заодно и ребеночка тебе заделаю. Ты ведь знаешь: беременных у нас не расстреливают. По закону не полагается. Гуманный, понял, закон. Когда родит -- тогда можно, тогда пожалуйста. Сколько хошь. А беременную -- ни-ни, никак не расстреливают. (Поет.) Г-ырянул вы-сы-трел, и рухы-нулся парень... Ну ты чего, готова там, нет? Разложилась? Трусы, понял, сняла? Давай-давай, вертухайся! а то разведут, и не родишь ребеночка. Для этого дела тоже ведь немножко времени надо. (Поет.) Парень в кепи и зуб-ы...
Галчуша. А знаешь как все это называется? То, чем ты сейчас пытаешься заняться?
Витёк (хохотнув). Да кто ж этого не знает? Дело-то, понял, нехитрое. В школе, в пятом классе, проходят.
Галчуша. Я не про то, которое в пятом классе. Я про тон твой разухабистый, про словечки эти: побалуемся, разложилась, трусы сняла. Это вот знаешь как называется?
Пауза.
А называется это, Витенька... Витёк! называется это цинизмом. Когда человек очень уж боится чего... или дураком выглядеть боится, или обманутым быть... он вот так вот, примерно, как ты сейчас, выламывается. Дескать, ничего для него нет святого... надо всем, дескать, посмеяться может... море ему по колено и сам черт не брат. А на деле-то, Витенька, на деле цинизм только и показывает, что жутко человеку, что сильно ему одиноко. Что душа у человека нежная и ранимая. Так что ни с настроения ты меня цинизмом своим не собьешь, ни обидишь...
Витёк. Да я... да я... гадом буду... да я... просто...
Галчуша. И я... и я... просто... Боже, как все просто, как все до поганости, до тошноты просто! Ну иди, иди, ну иди сюда, глупенький. Иди ко мне! Я тебе помогу...
Витёк. Подожди... ты ж мне это... ты ж это... во! ты ж про летчика недорассказала.
Галчуша. Да что про летчика. Что там дорассказывать. Все ведь давно понятно про летчика. Ну, ребята были знакомые. Ну, намекнула я им. Ну, они летчика выловили, замочили. Капусты при нем оказалось как при дураке махорки. Потом уж спецом стали мы гусей этих вылавливать. Так, бригадой, года полтора и работали. По ресторанчикам подмосковным. Да неужели ж ты меня к летчику ревнуешь?
Витёк (поет). Есть в саду ре-сы-торанычик пу-бы-личной. = О-ле-ге скучно и грустно одной. = Подошел паренек-ы си-мы-патичной, = парень в кепи...
Галчуша. Не надо, Витенька! Я понимаю: тебе страшно, тебе одиноко, но ты все равно не пой. Иди лучше ко мне. Вместе не так страшно будет. Ну, иди сюда. Вот хорошо, мой маленький. Вот так. Хорошо. Замечательно. Поцелуй. Поцелуй меня. Да нет! -- вот сюда поцелуй. И сюда. И сюда тоже. (Пауза.) Витя, Витенька, дорогой мой, единственный. А тебе? А тебе хорошо? Тебе хорошо со мною? Ну, не молчи, не молчи, отвечай, пожалуйста! Отвечай! Хорошо тебе? Хорошо?
Витёк. Галя... Галочка... Галинька... Никакая ты не Галчуша!
Галчуша. Никакая я не Галчуша.
Витёк. Как в тебе кровь-то колотится.
Галчуша. Это не во мне, не во мне. Это твоя кровь. Это ты свою кровь слышишь. Она в ушах у тебя стучит. Это... это наша кровь, наша. Ой, нежнее, нежнее! Ты ж поломаешь меня, медвежонок мой плюшевый! Нежнее... нежнее... Слышишь? Слышишь? Это под твоими руками во мне косточки трещат! Нежнее... нежнее...
Витёк. Ты ведьма, ведьма, ведьма какая-то... Ни одна баба со мною никогда такого не делала. Я как в первый раз, в первый раз будто. Что ж это у тебя за секрет такой?
Галчуша. Нету, нету во мне секрета, Витенька. Нету! Любовь одна. И ты ведь тоже меня любишь, скажи! Любишь?! Любишь? Ну не молчи, не молчи, скажи! Любишь?
Витёк. Я... боюсь... я не знаю как это сказать. Я ни разу в жизни не говорил такого.
Галчуша. Если боишься -- значит любишь. Значит -- действительно любишь. Если б не любил -- сказал бы. Чего уж тогда было бы не сказать? Слово и слово.
Витёк. Ага. Если бы не любил, чего было бы не сказать? Это ты правду, это ты в точку заметила. Слово и слово. Но почему же, скажи, почему мне тогда тебя так убить хочется? Раздавить! Задушить... Будто не люблю я тебя, а ненавижу?
Галчуша. И это правильно, Витенька, и это верно. Если любишь -- обязательно хочется убить, обязательно ненавидишь. Потому что понимаешь: без своей половинки ты никто, и жить незачем. А половинка -- хоть и половинка -- все же не ты. У половинки своя судьба, своя воля. Захочет половинка -- уйдет. Или страшнее: не уходя, половинкою быть перестанет. И тогда кровью истечешь. Вот за это, за эту ее власть над собою, и ненавидишь ее, за это и убить готов. А вместе и себя, потому что нет тебе без нее жизни!
Витёк. Нету жизни, нету!
Галчуша. Так что ненавидь, ненавидь, ненавидь меня, пожалуйста. Ненавидь меня еще, еще, еще больнее!
Витёк. Ненавижу... Ненавижу тебя... (Пауза.) Лю-би-ма-я...
Галчуша. Единственный... Но только скажи: это не потому, что сирены! Не потому, что свет! Не потому, что помиловку отклонили! Скажи, что если бы сейчас здесь другая была -- хоть красавица-раскрасавица! -- ничего б ты такого не почувствовал, никакой ненависти! Скажи, ну, чего ж ты, скажи! Скажи! Не молчи!
Витёк. Не почувствовал бы; конечно, не почувствовал, успокойся, пожалуйста! Ну слышишь? Ну, ну, не надо! Не надо! Не плачь!
Галчуша. Я и не плачу. Я и не плачу, мой маленький. Мне хорошо. Мне правда, очень, очень, очень хорошо. И верно ведь, скажи, верно?! -- не такая я уж и старая, не такая и страшная. Ну, рыжая. Ну, веснушки. Ну, глаза зеленые. Но это ведь не так важно? Не так важно?! Скажи! Скажи!
Витёк. Это важно, важно, это очень-очень важно! и веснушки! И глаза! Самые красивые в мире веснушки! Самые зеленые в мире глаза!
Галчуша. Да ты ведь не видишь!
Витёк. Самые ласковые губы на земле! Ласковые... горячие... Все!.. Все! Не могу больше! Не могу! Подожди! Подожди! Постой! Не хочу чтобы все! Не хочу чтобы кончалось! Я еще хочу, еще! Я хочу чтобы всегда!..
Галчуша. Милый, милый мой! Красивый! Любимый...
Долгая пауза.
Витёк. Голова кружится... Будто на лодке плыву...
Вспыхивает свет. Галчуша и Витёк лежат рядом.
Галчуша. Не смотри! Не смотри на меня! Закрой глаза! Ну, пожалуйста.
Витёк. Ты знаешь... вывели нас на прогулку. Это еще до суда было, не в одиночке еще сидел. Вывели, а в соседнем дворике, за стенкою, бабы, слышим, гуляют. Веселые. Песни поют. А тут весна как раз, солнышко. Возле урны, между плевков, травка сквозь асфальт пробивается. Ну, мы с бабами через стенку базарить. Попка из молодых, старательный: нельзя, орет, не положено! Прогулки, орет, лишу! -- бегает поверху, базлает, начальству по внутренней связи стучит, -- а чего он с нами поделать может? Что, девоньки, кричим, -- хочется? Весна ведь на дворе! Ох, ребятки! отвечают, и не говорите, стосковались -- моченьки нашей нет! Может, оторвете один да нам забросите?! Мы ржать: жалко, кричим, вдруг, мол, самим еще пригодится! Ну тогда, отвечают, от нас ловите подарочек! И действительно, смотрим: через их решетку потолочную да через нашу летит что-то зелененькое. Не как травка, а такое... светлое... У нас аж сердце захолонуло: вдруг за что зацепится?! Попка-дурак извернулся весь: поймать! Чуть не свалился. Только хрен ему! Поймает он, как же! Поднимаем, -- а это нам бабы, оказывается, трусики свои перебросили. Камешек в трусики завернули и кинули... Во, думаем, пофартило. Сейчас, думаем, в камеру вернемся и прямо все впятером... ну, сама понимаешь... с этими трусиками... Один, салага, тут же наладился, во дворике -- мы не дали: потерпи, мол, святое, мол, дело; с тобой хорошо, говорим, говно, мол, на пару рубать. А бабонькам: спасибо, кричим, всем подаркам подарочек! А этот дурак, попка, словно медаль ему за это дадут: назвонил, настучал: двери открываются: лишаетесь, мол, прогулки! А нам уже ни солнышка ихнего не надо, ни травки ихней заплеванной: мы богатые, у нас трусики есть! Мы в камеру возвращаемся -- только что "Широка страна моя родная" не поем. А у дверей пара прапоров в синих халатах: "очередной обыск". Шмональщики. Тут у нас богатство наше и отобрали... (Пауза.) Только ты того... ты не думай... Это я от чистого сердца... это не этот... как его... не цинизм.
Галчуша (улыбаясь, гладя Витька по голове). А я и не думаю, мой хороший. Я и не думаю.
Пауза.
Витёк (вскакивая). А чего это мы болтаем? Будто на пляже на каком! Времени-то в обрез! Самого главного могу и не успеть! Разведут -- больше не встретимся. В общем, слушай. Ты слушай, слушай меня, не кемарь! Если будет у тебя ребеночек... Ты ведь выйдешь, за соучастие много не дадут, да еще беременной... Короче, все эти бабки я тебе передаю. Только чтобы мамка и сеструха до смерти забот не знали. А остальное -- тебе и ребеночку. Всем, понял, хватит. Значит, слушай внимательно: мамкин адрес и где бабки затырены...
Галчуша. А может, не надо, Витенька? С чего ты взял, что ребенок получится?!
Витёк. Перед смертью получится обязательно.
Галчуша. Не надо, Витенька, слышишь? Не надо. Пожалей ты меня. Ну, милый!
Витёк. Галя! Разведут ведь сейчас, слушай, слушай, не мешай! Слушай, секи! Ну, я прошу тебя, Галя! прошу! Независимо даже от ребеночка. Ты ж надежда моя, надежда!
Галчуша. Не называй, не называй меня Надеждой!
Витёк, прижав Галчушу в угол, насильно нашептывает.
Витёк. Ты запомнила? Запомнила? Повтори!
Галчуша. Ничего я не запомнила! Не хочу, не хочу я запоминать!
Витёк. Нет, запомнила, запомнила! Я же вижу: запомнила. Ну, пожалуйста, повтори. Пожалуйста.
Галчуша. Не хочу! Не надо мне ничего от тебя! Я сама... Сама как-нибудь...
Витёк. Ну повтори, повтори пожалуйста. Повтори.
Галчуша склоняется к Витьку, шепчет.
Галчуша. Но я не хотела. Честное слово, не хотела. Ты сам, сам!
Витёк. Зато мне сейчас спокойно. Первый раз с детства спокойно. Ты даже не знаешь, как на меня эти бабки давили -- ты просто сама не знаешь!
Галчуша. Конечно, давили.
Витёк. Не в том смысле. Бабки -- мура. А что про них я один на всем свете знал. Я ведь их никому не доверял -- тебе первой.
Галчуша. Бабки -- мура? Вы ж с дедом жизни на них положили!
Витёк. Не на них, Галя, не на них. Чтобы рабами -- как все -- не быть.
Галчуша. Рабами?
Витёк. Конечно! Ты на народ на наш посмотри. Да хоть бы и мамку мою взять с сеструхою. Смешно как получилось: не им, а тебе доверил. Но это тоже правильно. Сеструха молоденькая. Страшно на нее навешивать, если даже дадут свиданку. А мамка пьет. Ты ей пить-то особо не давай.
Галчуша. А на меня не страшно?
Витёк. Ты совсем другое дело, Галя. У нас же с тобою любовь. У нас любовь, правда?
Галчуша. Правда, Витенька, правда.
Витёк. Вот видишь. А корешам правильно что никому не доверял: они, как до их шкур коснулось -- они, понял, все меня продали, до единого. Даже брательник двоюродный -- я с ним еще первый срок мотал, под Челябинском. Ты чего отодвинулась? Обними меня, слышишь?! (Пауза.) Как хорошо. Спокойно. Никаких тебе тайн не осталось, никаких забот. Даже и умирать уже, кажется, не страшно. Только б еще маленько так полежать, чтоб не трогали.
Галчуша (гладя Витька, как маленького). Лежи, глупенький, лежи. Лежи, отдыхай. Недолго осталось.
Длинная пауза.
Витёк. Галя, слышь... А я вот тебя спросить хотел. Насчет смерти. Ну, то есть Бог там или я не знаю. В общем, мужик один со мною пять месяцев просидел. Не старый, в джинсах, сорока еще нет. Магазином заведовал. Жена -- киноартистка знаменитая, как ее... фамилию забыл... ну ладно, не важно. Он двенадцать лет получил. Так ты знаешь -- он нитку из одеяла выдернет, корки с сыра соскребет, -- он один сыр на ларек брал, на весь червонец, и все в передачи жену сыра просил, -- соскребет, на спичках растопит, ниточку одеяльную раз через воск протянет, другой, третий, -- и так, пока у него свечка не получится. А потом зажжет и сидит-бормочет. Молится. Вертухай заглянет в кормушку: что это, мол, за бардак?! -- а он независимо так, спокойненько: не имеете, мол, права мешать... как это он говорил? с культурою, вроде, связанное...
Галчуша. Отправлению культа?
Витёк. Во, точно! (Восхищенно.) И откуда ты все знаешь?!
Галчуша. Наоборот, Витенька, наоборот. Ничего-то я не знаю в этой жизни, ни-че-го...
Витёк. Знаешь, Галя, знаешь! Не надо ля-ля.
Галчуша. Не буду.
Витёк. Ну вот, молится, значит, а лицо такое спокойное, сосредоточенное. Будто и не потерял все на свете. Будто открыто ему что-то такое, что нам никому и знать-то не полагается. И вот, я у тебя спросить хотел: ты как думаешь: а вдруг он прав? А вдруг и на самом деле есть Бог? Это мало ли чему в школе учат! А вдруг не умираем мы после смерти, а куда-то... переселяемся? Освобождаемся будто? Тогда ведь и под ствол не так страшно!
Галчуша. Вот, значит, на что надеешься! Увильнуть! А не боишься, что Бог с тебя за ту, с Войковской, спросит? И за остальных.
Витёк. Не, Галя, не боюсь. Неужто Он прокурора злее?! Бог у меня в душе, может, такое прочитает, что и обвинит не совсем. Ты вон меня полюбила -- ты ж забыла, что я убийца. А поначалу -- я видел: тебе в подлянку было. А Бог, мне сосед говорил, Бог -- он сама любовь и есть.
Галчуша. Зря ты мне про свои надежды рассказал, Витенька.
Витёк. Почему, Галя?
Галчуша. Потому, мой хороший, что придется тебя разочаровать. Не выйдет у тебя к стенке с улыбочкой стать. Совсем ты умрешь, совсем!
Витёк. Что с тобой, Галя?
Галчуша. И я совсем умру.
Витёк. Что с тобой?
Галчуша. Ты же сам спрашивал: а вдруг есть Бог. Так вот, боюсь, Витенька, что нету.
Витёк. Нету и ладно. Чего ты разволновалась-то?!
Галчуша. Дело в том, мой красавчик... Как бы это тебе попроще сказать... дело в том, что этого самого бессмертия... хоть какого, хоть плохонького... хоть в урановых рудниках адовых... Нам всем его так уж хочется, так уж хочется, что просто по одному по этому его быть не может. Природа, мировая организация, -- они ведь к человеку не очень-то расположены: ливни, мороз, цунами разные. Так что и тут вряд ли так устроено, как нам хотелось бы. Слишком бы получилось для человека... как бы это сказать?.. комфортабельно. Слишком... антропоцентрично. Жизнь на самом деле гораздо жесточе, гораздо бессмысленнее, чем... Впрочем... впрочем, ты этого все равно не поймешь.
Витёк. Чего ж это я не пойму? Дурак я что ли какой?
Галчуша. Нет, Витенька, не дурак, не дурак ты. Это, может, самое грустное и есть, что отнюдь ты не дурак. Будь ты дурак, может, и эксперимента моего скотского не получилось бы. Только видишь ли... и для мышления, и для понимания кроме природных задатков еще и особая тренировка требуется... и этого вот (на голову) механизма, и, конечно, души. А ты вместо тренировки -- экспроприаторов экспроприировал.
Витёк. Э, Галя, слышь? Не надо! Не надо! Такие вещи не надо мне говорить! И словами такими разговаривать со мною не надо! Откуда ты слова эти знаешь? Не знаешь ты их, не знаешь! Знать не должна! Не надо!
Галчуша. Да как же мне, Витенька, еще с тобой разговаривать? Дурочку продолжать валять? Как вначале?
Витёк. Хоть и дурочку, только этими словами не надо!
Галчуша. Разве ж после того, что у нас с тобой, Витенька, случилось... А ведь ты прав, Витенька: случилось! Разве ж после этого можно валять дурочку?!
Витёк. Не надо, Галя, не ври! Не ври! Я все равно не поверю! Не ментовка ты, не ментовка! Быть такого не может! Ты ж мне про летчика рассказывала, про Болшево, про ребятишек из кабака!
Галчуша. Ой, Витенька! Достоевский вон про студента рассказывал, который старуху топором зарубил. А при моей-то работе...
Витёк. Не! Не верю! Не ментовка ты, не ментовка!
Галчуша. Ментовка, ментовка, Витенька. И ты это с самого начала знал.
Витёк. Ничего я не знал! Ничего я, понял, не знал, гадом буду! Я так, для понта говорил, на всякий случай! А ты и поверила! А я ничего не знал, ничего!
Галчуша. Знал, знал, Витенька.
Витёк. Да если б знал, задушил бы тебя просто.
Галчуша. Вот и надо, наверное, было задушить.
Витёк. Волчара...
Галчуша. Все-то ты знал. Но какая разница!
Витёк. Нет, постой-постой! Сядь-ка сюда. Я ж тебе почти сразу про бочонок начал рассказывать. Ты же сама слушать не пожелала.
Галчуша. А вспомни, как ты за бочонок за этот торговался, жизнь выпрашивал!
Витёк. Ну и пообещала б, что тебе стоило? Если ты за ним сюда пришла! Какая тебе была разница: соврешь, не соврешь? Да ты и потом вон, безо всякой торговли, слушать не хотела. Я насильно тебе рассказал. Почему? Ну! почему?! Нет, Галя. Это ты меня разыграть решила. Купить.
Галчуша. Потому что я тебя, дурака, любила!
Витёк. Любила? А... а сейчас?
Галчуша. И еще потому, что тебе самому очень уж хотелось высказаться. Хоть на кого-нибудь, а тайну свалить. Не унести в могилу.
Витёк (кричит). А сейчас, спрашиваю, уже не любишь, что ли?!
Галчуша. Сейчас? Сейчас, кажется, уже нет.
Витёк. Но тогда ж... Тогда ж получается... Получается, что это и есть цинизм. Что это вот у тебя -- самый настоящий цинизм и есть!
Галчуша. Почему, Витенька? Я ведь тебе не врала. Ни тогда, ни теперь. Я еще помогла тебе, исповедь твою выслушала.
Витёк. Как не врала? Как, понял, не врала?! За подследственную себя кто выдавал!? Свет кто гасил в нужный момент!?
Галчуша. Свет не я гасила. Со светом так само получилось.
Витёк. Не верю.
Галчуша. Это уже все равно. Ты знаешь, Витенька... Витёк! Ты знаешь, у меня маму на улице убили. Сережки золотые из ушей вырвали, прямо с мясом. Шубу сняли. Сумочку отобрали. А после, чтобы не опознала -- убили. У них, видишь, тоже... выхода не было.
Витёк. Вон оно что! Мстишь, значит! Вымещаешь! Тех не поймала -- вымещаешь на мне! Только ты меня так и так не расколола. Дать -- дала, а насчет бабок я неправду сказал. Насчет бочонка. Парашу я тебе, понял, пустил.
Галчуша. Нет, Витенька, не парашу. Правду ты мне сказал насчет бабок. Только бабки ведь, как ты выразился, мура.
Витёк. Во, сука! Во, понял, заворачивает! На моих же словах меня и ловит! Слушай, последний раз тебе говорю: не надо меня на понт брать! Не надо! Я ведь шутку твою и не понять могу. Я ведь могу... Я ведь, Галчуша, могу...(Поет.) И при-ды-винулся парень к- ы ней ближе, = парень в кепи...
Галчуша. Ладно! Хэрэ! Завязывай с истерикой! Это самое противное, что у вас, у шпаны, бывает! (Подходит к Витьку, прижимается.) Не порти, не порти, Христа ради! Зачем тебе это надо? Легче тебе, что ли, от этого станет?
Витёк. Ладно, Бог с тобой. (Прижимается к Галчуше: не наручники -- обнял бы.) Странно, я себя вдруг таким сильным почувствовал, и на тебя, оказывается, зла нету. Сама разберешься. У меня к тебе только одна просьба. Не бойся, не про мамку. Ты его (кивает на Галчушин живот) Виктором назвать можешь? Не в мою честь, а так... Виктором. Имя-то хорошее. Независимо. Я пусть Витёк, а его -- Виктором.
Галчуша. Кого его, Витенька? Кого его? Никакого его не будет. Я неспособная.
Витёк. Зачем же тогда?
Галчуша. Да ведь и это не важно. Ну? Чего сник? Знаешь, в Библии... Иаков поднимается к Богу по лестнице. На этой лестнице мы с тобою и встретились на минутку. Только ты идешь наверх, а я, кажется, вниз. Ты счастливее.
Витёк. Ты ж в Бога не веришь. (Встает, колотит в дверь.) Эй, слышите! Заберите меня! Тут баба сидит, слышите!? Эй!
Галчуша. Не откроют, Витенька. Чтоб открыли, надо кнопку нажать. Вон там, за кушеткой. Ногой можно.
Витёк (подойдя к кушетке, отыскав кнопку). Значит, точно правда?
Галчуша. А ты все надеешься? Нажимай, нажимай. Я ж говорила тебе: не называй, не называй меня надеждой. Ах, какой же ты нерешительный. Ну пусти, пусти, я сама.
Витёк. И ладно. Даже хорошо, что неспособная.
С лязгом отворяется дверь. Появляется Прапорщик.
Прапорщик. Вызывали, Надежда Вениаминовна?
Витёк. Надежда?
Прапорщик. Без происшествий обошлось?
"Галчуша". Не ваша забота. Забирайте осужденного.
Витёк. Надежда.
"Галчуша". И снимите наручники. Не надо. Ведите так. Ничего он не сделает.
Прапорщик. Под вашу ответственность. (Снимает с Витька наручники.) Пошли, что ли?
Витёк смотрит на "Галчушу".
Эй, тебе говорю: пошли!
"Галчуша". Не тебе, а вам!
Прапорщик (саркастически). Ну! Вы слышал? (Подталкивает Витька, выводит из бокса.)
Пауза.
"Галчуша" (вскакивает, бросается к двери, кричит). Постойте! Стоять, я сказала! Минуточку! Подведите его сюда! Говорю -- подведите...
Витёк в сопровождении Прапорщика появляется в дверях.
Я тебе насчет расстрела говорила: ростомеры всякие, коридор. Это все фигня, тюремные байки. Ни медосмотров не бойся, ни коридора, ни душа. Тебе объявят, когда поведут расстреливать. (Прапорщику.) Забирайте.
Прапорщик. Пошли. Вы!
Витёк и Прапорщик уходят. "Галчуша" падает на диванчик, плачет, плечи трясутся.
Занавес.
г. Минусинск, 1984 г.
Александру Аболицу, другу и издателю
лица:
Человек, по имени Вовик
Друг человека, по имени Гриня
Товарищ человека, по имени Колька
Брат товарища, по имени Алик
Любовь, жена человека
место:
квартира
время:
пятница на прошлой неделе. Вечер и ночь
Человек (входя в квартиру в сопровождении Друга человека). Заходи, заходи, Гриня. Не стесняйся. Слава Богу, к себе домой веду, не куда-нибудь. Да не снимай ты! Вымоет Любка, на то и жена. Давай пузыри, в холодильник поставлю. Холодная, она не колм, а соколм. (Осматривает бутылки.) Качественная.
Друг человека. Водка, как говорится, бывает двух сортов: хорошая и очень хорошая.
Человек. Любка! Любо-овь! Иди гостя встречай! Ишь, не слышит! Ванну небось принимает. С шампунями. С пенами. А еще у нее такая американская бутылка есть, с наконечником... Ну, туда вставляется. Понял куда?
Друг человека. Гы!
Человек. Во! Вставит, нажмет и... запхнет! Она меня так каждую пятницу соблазняет и субботу. Намоется, намажется, надушится, этой американской штукою поспринцуется, пеньюарчик такой прозрачный, из Парижа, напялит и выплывает... француженка, мать ее за ногу!
Друг человека. Гы!
Человек. Постель разобрана. Простыни хрустят и лавандой воняют. Это у нас в прачечной такую услугу ввели, чтобы простыни лавандой воняли. Амортизация называется. Пятнадцать копеек с килограмма.
Друг человека. Ароматизация, как говорится.
Человек. Я и говорю: амортизация. По другим дням я ее приучил, чтоб не лезла, потому -- утром на работу, вставать рано. А вот в пятницу, если, конечно, назавтра субботника нету, и в субботу -- это уж она права свои качать начинает вовсю.
Друг человека. Чего-то я тебя не пойму! Меня-то ты зачем сюда затащил? Свечку, что ли, держать, как говорится? Ты меня пулю позвал писать, а сам: в пень-ю-ар-чи-ке! Фран-цу-жен-ка! Или мы что, на простынях на твоих пулю писать будем? Ты, я и твоя жена. Разденемся, как говорится, и... (Направляется к выходу.) Извини, но это не для меня удовольствие. Мне еще сегодня свою.
Человек (удерживая Друга человека). Да нет, чего ты испугался! Пуля как пуля будет. Я потому и позвал тебя, чтобы не приставала. Чтобы при свидетелях было. А то не стоит у меня на нее. Чего уж я только не пробовал! Сейчас еще вон Колька придет, из двадцать второй квартиры, товарищ мой. На других вроде ничего, стоит иногда. Хотя тоже не очень...
Друг человека (понимающе). На пол-шестого, как говорится.
Человек. Точно! А на Любку -- ну никак! Уже три года. Она меня и таблетками кормит, и мясом жареным, -- а всё равно не стоит! Жена -- она жена и есть.
Друг человека. Скатерть и жена, как говорится, -- главные враги преферанса.
Человек. Скатерть-то мы уберем. (Убирает скатерть.) Не в скатерти проблема. Скатерть -- это самое простое. Вот тебе бумага, карандаш, черти пулю. А я пока за Колькой сбегаю, за товарищем.
Друг человека. На троих, что ли, чертить?
Человек (саркастически). Не, на Любку еще! Она ж и слова-то такого не понимает: преферанс. Дура! Мезозой! Я сколько раз научить пытался. Чтобы росла. Отвлечение чтобы было. Разнообразие интересов. Но у нее только одно в голове: шампунь... ванна... простыни... Да бутылка американская. Только на это ума и хватает.
Друг человека. Интеллекта, как говорится.
Звонок в дверь.
Человек. Во! Колька! Легок на помине! (Идет открывать.)
Товарищ человека (входя с Братом товарища). Привет! А ко мне брательник, извиняюсь за выражение, прикатил. Из Воронежа. От жены сбежал. Она его, как получка, у проходной караулит. А тут задержалась где-то, он на вокзал и сюда. Пятый раз уже так бегает.
Человек. Он пулю писать умеет?
Брат товарища. А ты сидишь на стуле, = как верная жена, = и в голове две пули, = и грудь обнажена.
Товарищ человека. Умеет, умеет. Он хоть до завтра может, пока жена за ним сюда не припрется.
Человек. Тогда о'кей.
Товарищ человека. Звонила уже.
Человек. Заваливайте. Давай пузыри! Пять штук? Не слабо!
Товарищ человека. Так говорю ж, извиняюсь за выражение, -- с получкой сбежал.
Человек. Гриня, переворачивай лист, черти по-новой, на четверых. К Кольке брат из Воронежа приехал. Как звать-то?
Брат товарища. А ты сидишь на стуле...
Товарищ человека. Не обращай внимания. Одурел малость от своей, отойдет постепенно, оттает. Алик его звать, извиняюсь за выражение.
Человек. Слышь, Гринь! Его Алик звать. А это Гриня. А это Колька. Чего-то моя там заплескалась, в ванне. Любовь. Не утонула б. Садись, ребята. Во -- стрмент. Новенький. Специально припас. (Распечатывает колоду.) Преферансные.
Друг человека. До скольких, как говорится, писать будем? До шестидесяти? А то мне еще свою сегодня.
Человек. Что за пуля до шестидесяти! До шестидесяти Любка ни в жисть не заснет.
Товарищ человека. Не пуля, а дуля, извиняюсь за выражение.
Человек. И чего ты к своей так рвешься?!
Друг человека. Я?! Рвусь?!
Человек. Давай хоть до ста двадцати. Ты как, Алик?
Брат товарища. Как верная жена.
Товарищ человека. Согласный он, извиняюсь за выражение. Он у меня, как сбежит из Воронежа, он на всё согласный становится.
Человек. По ноль-пять?
Друг человека. По копеечке. По ноль-пять тоже не пуля, а дуля, как говорится.
Товарищ человека (Брату товарища). Заплатишь, если чего?
Брат товарища (утвердительно). И в голове две пули.
Товарищ человека. Моя-то, извиняюсь за выражение, к проходной успела.
Друг человека. А выпивать из чего будем? Пуля без водки, как говорится...
Человек. Сейчас. (Стучит в дверь ванной.) Люба! Любка, ты скоро? Любо-овь!
Любовь (из ванной). Пришел?! Соскучился?! Иду-у... Лечу-у... Плыву-у...
Человек (констатируя не без разочарования). Не утонула.
Из ванной выходит Любовь в прозрачном пеньюаре, с полотенцем в руках.
Познакомься, Любочка. Это вот мой дружок Гриня, с работы.
Брат товарища. А ты сидишь на стуле.
Человек. Это товарищ, Колька, ты его знаешь, из двадцать второй квартиры.
Брат товарища. Как верная жена.
Человек. А это вот к нему брательник приехал, из Воронежа.
Брат товарища (привставая). И в голове две пули.
Человек. Организуй, сама понимаешь, рюмочки нам, закусон.
Брат товарища. И грудь обнажена.
Человек. Знакомьтесь, ребята: моя жена, Любовь.
Любовь. Рюмочки, говоришь?
Человек. Рюмочки.
Любовь. Закусон, говоришь?
Человек. Ну, колбаски порежь, что ли.
Любовь. Грудь обнажена?
Товарищ человека. Это Алик не в том смысле, извиняюсь за выражение. В поэтическом.
Любовь. А по морде не хочешь? (Бьет Человека полотенцем по лицу.) В семейный дом!
Человек. Ты чего, Любка?! Ты чего?! Ты у меня смотри! Я ведь тебя!..
Любовь. Что ты меня? Что ты, спрашиваю, меня? Знаете, люди добрые, когда он последний раз -- меня? У него как пятница, так то работа срочная, оборонный заказ, то кино по телеку интересное, то живот заболит. Или просто -- нажрется водки, в двенадцать завалится и -- храпака! А сейчас во, придумал: друзей позвать! В семейный дом! Товарищей!
Человек. Не развратничать же, Люба, не напиваться. Преферанс -- игра интеллектуальная. Знаешь, что значит слово "интеллектуальная"? Так вот, преферанс -- самая, можно сказать, интеллектуальная игра на свете и есть. И если ты женщина не слишком образованная, ты не имеешь права мешать росту самосознания инженерно-технических работников. Ты Фейербаха читала?
Любовь. Я тебе сейчас покажу Авербаха! (Бьет Человека полотенцем по лицу.) Я тебе сейчас покажу телегдуального! (Бьет снова.) Я тебе сейчас покажу реверанс. (Бьет еще.)
Друг человека (печально констатируя). Скатерть и жена, как говорится, -- главные враги преферанса.
Человек (утираясь). Не телегдуального, а интеллектуального. И не реверанс, а преферанс. Вот и поговори с ней. Об умном. Отсталость, мезозой.
Любовь (намахиваясь полотенцем). Кто-кто я? Какой еще такой зазой?
Человек. Да никакой, никакой! Пошутил я. Успокойся!
Брат товарища. А ты сидишь на стуле.
Любовь. Я тебя сейчас враз успокою! (Намахивается полотенцем.)
Человек (уворачиваясь). Ну что, ребята? Пошли тогда отсюдова! Раз уж здесь нас не понимают.
Друг человека (патетически). Глухи, как говорится, к голосу рассудка! К гласу, как говорится, выпиющего в пустыне! (Опомнясь.) А куда пошли-то? Ко мне нельзя. Моя еще и не так примет.
Товарищ человека. И ко мне, извиняюсь за выражение, нельзя.
Брат товарища. И в голове две пули.
Товарищ человека. Алик говорит, что он из Воронежа.
Человек (подмигивая). Я знаю, куда можно. У меня есть тут одна... знакомая. Она и не выгонит, и приветит как полагается, и на стол накроет...
Любовь (испуганно). Ды пошутила я, пошутила. Телегдуальные! Садитесь, играйте в свой реверанс, разве ж я чего против? Чем по проституткам таскаться. Сейчас закусочку организую -- все-таки семейный дом.
Человек. Ага. Колбаски порежь.
Любовь (организовывая закусочку). А я пока телевизор посмотрю.
Человек. Во! Там картина как раз интересная. Про войну.
Любовь (убедившись, что гости остаются). Но чтоб по программе "Время" духу вашего тут не было! (Уходит в другую комнату.)
Брат товарища. Как верная жена.
Товарищ человека. Разве ж это пуля -- по программе "Время"? Не пуля, а, извиняюсь за выражение, дуля.
Человек. Ладно, молчи. Пусть успокоится, а уж там мы... Крути до туза.
Друг человека. А чего, у тебя, извиняюсь за выражение, действительно еще одна баба есть?
Человек. Чего я, больной? Это я так, для ревности.
Друг человека. Гы!
Человек. Сдавай, Гриня.
Товарищ человека. Пас, извиняюсь за выражение.
Человек. Двое нас.
Брат товарища. И в голове две пули.
Друг человека. Взял на два, что ли? Два паса -- в прикупе, как говорится, чудеса. Пишу за марьяж.
Брат товарища. Взятку сносить -- без взятки оставаться.
Друг человека. Четыре по три и, как говорится, без трех.
Брат товарища. А ты сидишь на стуле. Семь вторых.
Товарищ человека. Начал разговаривать.
Человек. Пас.
Товарищ человека. Ложимся, извиняюсь за выражение.
Любовь (из другой комнаты). Куда ложимся? С кем?
Человек. Да никуда не ложимся! Ты телевизор смотри. Про войну. Слово такое есть, преферансное. Мезозой!
Товарищ человека. Висты жлобские или, извиняюсь за выражение, джентельменские?
Человек. Джентельменские.
Друг человека. Джентельменские.
Брат товарища. Как верная жена.
Друг человека. Три туза -- три взятки. Четыре козыря. Марьяж не растаскивается. Своя, как говорится, игра.
Любовь (из другой комнаты). Вовик! Телевизор не включается. А еще -- семейный дом!
Человек. Сейчас, подожди, включим мы тебе твой телевизор. Вот он сдаст только. Достанет она меня этим домом! (Товарищу человека.) Сдал? Иди, помоги ей... телевизор включить. Если тузы будут -- я тебе запишу.
Товарищ человека уходит в другую комнату.
Человек. Пикнул.
Товарищ человека (из другой комнаты). Ну, где он у тебя, твой, извиняюсь за выражение, телевизор? Показывай.
Брат товарища. И в голове две пули.
Друг человека. Два, что ли, как говорится?
Товарищ человека (из другой комнаты). Да ты, извиняюсь за выражение, телевизор показывай, а не...
Друг человека. Тогда я -- пас, как говорится.
Брат товарища. И грудь обнажена.
Товарищ человека (из другой комнаты). Да, сиськи, извиняюсь за выражение, в порядке.
Человек. Отдай ему. Пусть играет.
Друг человека. И пика, и черва ему ни к чему, и принял он смерть от коня своего. Как говорится.
Товарищ человека (из другой комнаты). Халатик бы, извиняюсь за выражение, запахнула, что ли.
Брат товарища. А ты сидишь на стуле... Шесть третьих!
Друг человека. А кто играет шесть бубён, тот бывает, как говорится...
Товарищ человека (из другой комнаты). Чего ты меня тащишь? Чего ты, извиняюсь за выражение, тащишь-то меня?! Упаду ведь! На тебя упаду!
Человек. Вист.
Любовь (из другой комнаты). Я мягкая, не убьешься.
Друг человека. При трех вистах, как говорится, только мерзавцы пасуют.
Брат товарища. И студенты.
Человек. Без лапы. Козырей не хватает.
Друг человека. В горку, как говорится, без очереди.
Человек. Колька, скоро вы там? Мы -- кончили.
Любовь (ликуя, из другой комнаты). А мы еще нет!
Брат товарища. А ты сидишь на стуле.
Любовь (ликуя, из другой комнаты). Не на стуле!
Товарищ человека (задыхаясь, из другой комнаты). Сыграй... извиняюсь за выражение... за меня...
Брат товарища (с отрицательной интонацией). Как верная жена.
Человек. Пас то есть?
Друг человека. На второй руке я тоже, как говорится, спасую.
Человек. Колька, сверху крутить будем?
Товарищ человека (из другой комнаты). Сейчас, подожди! (Пауза.) Иду уже, извиняюсь за выражение. (Появляется, застегиваясь на ходу; смотрит в карты.) Давай сверху.
Любовь (из другой комнаты). Еще сверху хочешь?
Товарищ человека. Это я не тебе!
Человек. Туз.
Товарищ человека. Извиняюсь за выражение.
Друг человека. Знать бы что в прикупе -- можно, как говорится, и не работать.
Человек. Еще туз!
Товарищ человека. Два, извиняюсь за выражение, туза -- не один туз.
Друг человека. Как говорится.
Человек. Включил ей телевизор?
Друг человека. Бери свои, а то не дадут, как говорится.
Товарищ человека. Высокое, извиняюсь за выражение, напряженьице!
Друг человека. Долго, как говорится, аккумулировалось.
Человек. Надо еще к твоей с вольтметром сходить!
Товарищ человека. Две, извиняюсь за выражение, амнистия.
Человек (Товарищу человека). Спасибо тебе, конечно, за телевизор, только я вот боюсь, как бы больше не разохотилась. Ей только начать!
Товарищ человека. Сам просил, извиняюсь за выражение.
Человек. Да разве ж я против? Опасаюсь только. Сдавай, Алик.
Брат товарища. И в голове две пули.
Друг человека. Раз.
Товарищ человека. Два, извиняюсь за выражение.
Человек. Три.
Друг человека. Четыре.
Товарищ человека. Пять, извиняюсь за выражение.
Человек. Семь первых.
Любовь (из другой комнаты). Во-о-вик!
Человек. Ну вот, я так и думал!
Друг человека. Нашла время! Тут самая торговля идет, как говорится. Семь вторых!
Товарищ человека. Спасую, извиняюсь за выражение. Главное -- товарищей поднять.
Любовь (из другой комнаты). Во-о-ови-ик!
Человек (Любови). Да подожди ты!
Любовь (из другой комнаты). Вову-у-ля-а!
Человек. Семь третьих.
Товарищ человека. Я не виноват. Я работал, извиняюсь за выражение, по-честному.
Друг человека. Пятилетке качества -- рабочую, как говорится, гарантию? Отдай ему.
Брат товарища. И грудь обнажена.
Товарищ человека. Да, сиськи, извиняюсь за выражение, в порядке.
Друг человека. Две бубны -- не одна бубна, как говорится.
Любовь (из другой комнаты). Да Вовик же! Семейный дом...
Человек. Вот, говорю, нашла время!
Брат товарища. Может, сходить, поправить ей телевизор?
Товарищ человека. Совсем заговорил, извиняюсь за выражение.
Брат товарища. Как верная жена. Всё равно -- на прикупе.
Товарищ человека. Окончательно оклемался.
Человек. Восемь пик.
Брат товарища (извиняясь). Так я схожу? (Уходит в другую комнату.)
Товарищ человека (комментируя). Из Воронежа, извиняюсь за выражение.
Друг человека. Вист, как говорится.
Товарищ человека. Ложимся, извиняюсь за выражение?
Любовь (из другой комнаты). Нет уж садимся!
Друг человека. Ложимся, как говорится.
Человек. Своя игра.
Друг человека. А потому что туз -- он, как говорится, и в Африке туз!
Товарищ человека. Нет, без лапки, нет, без лапки, извиняюсь за выражение! Марьяжец-то растаскивается!
Брат товарища (из другой комнаты). А ты сидишь на стуле!
Друг человека. А на чем ты, как говорится, ход передашь?
Любовь (из другой комнаты). На стуле -- это ты сидишь, дурачок! А я -- на тебе!
Товарищ человека. На трефях, извиняюсь за выражение.
Человек. Стул ей подавай! Развратница! А тут карта не прет!
Товарищ человека. Карта не лошадь -- к утру, извиняюсь за выражение, повезет.
Друг человека. Да у него трефа в сносе!
Товарищ человека. А вот мы, извиняюсь за выражение, и проверим. Заходи с семачка.
Человек (бросая карты). Без лапы. Расклад, он расклад и есть. (Брату товарища, который, довольный, появляется из другой комнаты.) Пиши за безвзятие. На стуле, на стуле...
Брат товарища. А-га! На стуле я еще и не пробовал никогда. Столица!
Человек. Без лапы оставили.
Брат товарища. И грудь обнажена.
Друг человека. Про сиськи ты уже рассказывал.
Товарищ человека. Марьяжец-то, извиняюсь за выражение, по-венгерскому свадебка будет. Растащили свадебку!
Друг человека (Брату товарища). Как телевизор?
Брат товарища. Очень даже цветной! И в голове две пули.
Человек (Другу человека). Если еще чего с этим телевизором сегодня случится -- ты пойдешь. Больше некому. А то не даст доиграть! Я -- сразу предупреждаю -- пас.
Друг человека (вскакивает, бежит к дверям). Так не договаривались! Обещал, что пуля как пуля будет!
Человек и Товарищ человека задерживают Друга человека.
Товарищ человека. Нет уж, игру, извиняюсь за выражение, не ломать. У нас -- общество.
Брат товарища. Коллектив.
Товарищ человека. А ради общества, извиняюсь за выражение, можно и пострадать.
Человек. Они вон страдали. По справедливости!
Друг человека (жалобно). Мне еще сегодня собственную, как говорится. Пятница, как-никак!
Человек. А чего ж надо мной гыкал? Аккумулировалось! Амортизация. (Успокаивающе.) Ладно, сдавай. Авось пронесет. Алик всё-таки из Воронежа.
Товарищ человека. А я своей, извиняюсь за выражение, из эбонита в КБ такую штуку выточил. Точная, извиняюсь за выражение, копия, только с ручкой. А на конце -- из нейлона усики торчат. Пас. Эпоксидкой приклеил.
Человек. Двое нас.
Товарищ человека. Принес ей, она, извиняюсь за выражение, покочевряжилась с недельку, а куда деваться? На мне где сядешь, там и слезешь. Сейчас ничего, работает. Вовсю. Довольная даже. Уже, извиняюсь за выражение, и приставать почти перестала. На самообслуживании.
Брат товарища (заинтересованно). Из ебанита, говоришь? А чертежик не сохранился?
Товарищ человека. Ширинку, извиняюсь за выражение, расстегни -- вот тебе и чертежик. В масштабе один к одному.
Брат товарища. Взял на раз. Как верная жена.
Друг человека. Моей лучше -- один к полутора. Или, как говорится, к двум.
Брат товарища. А я-то всё думал: почему он ебанит называется?!
Человек. А моя Любка, когда совсем уж припрет, она своей бутылкой американской для этого дела пользуется. С наконечником. И никакого эбонита точить не надо. Я захожу как-то в ванную...
Брат товарища. Столица!
Друг человека. Играть будем, или о любви разговаривать?
Брат товарища. Пика в элементе.
Любовь (из другой комнаты). Вовик!
Друг человека (обреченно). Доразговаривались.
Товарищ человека. Наконечник, извиняюсь за выражение, без усиков.
Любовь (из другой комнаты). Вову-у-ля-а!..
Человек. Не пронесло.
Друг человека (Брату товарища, с ненавистью). Импотент, как говорится!
Человек. Затемнился, значит?
Брат товарища. Ничего не импотент! Я всё -- путем! На стуле. Как верная жена.
Любовь (из другой комнаты). Вовик же!
Человек. Обязаловка.
Друг человека. Был бы не импотент -- она спала бы уже.
Человек. Ты тоже на Алика не очень налетай. Другая какая, может, и спала бы, а Любка у меня -- мезозой!
Любовь (из другой комнаты). Да Вовик! А то сейчас программу "Время" включу!
Брат товарища (Другу человека). Ничего, извиняюсь за выражение, не поделаешь. Надо!
Друг человека. Ладно. Иду, как говорится.
Человек. Идет он! Встоячка...
Друг человека (останавливаясь). Встоячка? Встоячка я не согласный! Еще встоячка не хватало!
Человек. Это мы встоячка, а ты как хочешь.
Друг человека (едва не плачет). Да никак я, как говорится, не хочу! (Вздыхает, уходит в другую комнату.)
Товарищ человека. Хода нет, ходи с бубей, извиняюсь за выражение.
Человек. Под игрочка -- с семачка.
Брат товарища. И в голове две пули.
Товарищ человека. А под вистуза, извиняюсь за выражение, с тза. Наиграли третью кралечку. Теперь -- своя.
Человек. Чего-то у них там с телевизором тихо. Звук вроде пропал. Помогись-ка на пол-колесика!
Товарищ человека. Американская, извиняюсь за выражение, помощь? Как у президента Рейгана?
Человек. Ой, не нравится мне, говорю, тишина эта. Чего-то будет! Трагическое. Вы еще Любку не знаете... Ладно, сдавай пока. Ого-го! Добавь-ка хозяюшку!
Брат товарища. Поперла, что ли? Мизер кабальный, извиняюсь за выражение, или торговый?
Человек. Кабальный.
Товарищ человека. Колька! Вовик, извиняюсь за выражение, мизериться собирается.
Пауза.
Человек. Очень подозрительная тишина. Роковая. Мизер.
Брат товарища. А ты сидишь на стуле. Согласен то есть.
Товарищ человека. Колька! Слышишь? Мизер! Девятерной перебивать не будешь?
Пауза.
Да, крепко она его, извиняюсь за выражение, взяла. За него сыграть, что ли?
Товарищ человека тянется к картам. Из другой комнаты вылетает Любовь, тащит за собою Друга человека, хлещет его полотенцем по лицу.
Любовь (Человеку). Ты кого привел? Ты кого, спрашиваю, в семейный дом привел? Телегдуальные!.
Человек. Ты чего, Люба? С х.., что ли, сорвалась?
Любовь. Было бы там с чего срываться! Там и срываться-то не с чего! А он меня... (На Друга человека.) А он меня... (Ищет, что сказать.) Во! Он меня за груди хватал!
Брат товарища. И грудь обнажена.
Человек. Убудет от твоих грудей, что ли?
Друг человека. Да чего врешь-то? Я ее хватал!
Любовь. Хватал. А потом приставать начал. Вместо того, чтоб телевизор...
Друг человека (пораженный коварством Любови). Я? К тебе?! Приставать?! Да мне еще свою сегодня, как говорится. Я ж предупреждал: скатерть и жена...
Любовь. Изнасиловать пытался!
Друг человека. Ну, не встал у меня на нее! Вот она и орет! Сочиняет разное! Я чего, виноватый, что мне сегодня еще свою?
Брат товарища. А не встал, так и нечего других импотентами обзывать. Как верная жена.
Любовь. Пытался.
Друг человека. Вот видишь: пытался!
Любовь. За изнасилование, между прочим, десять лет полагается! Порядочной женщины.
Человек. Успокойся, Люба.
Друг человека. Да у меня ж не стоит!
Любовь. Вот суду и покажешь, стоит или не стоит. Суд разберется! Суд у нас -- он завсегда на стороне женщины! А за групповое -- расстрел. В семейном доме.
Человек. Не будет он больше, не будет!
Любовь. Он -- не будет?!
Друг человека. Да я и не...
Любовь. А кто будет?! Кто, спрашиваю, будет?!
Человек. Никто не будет, успокойся!
Любовь. Нет будет! Нет -- будет! Ты сам вот и будешь! Чтобы дружков своих не защищал. Товарищей! (Хватает Человека за руку.) Пошли!
Любовь тащит Человека в другую комнату.
А то привел насильников. В семейный дом!
Человек (упираясь). Не хочу! Не хочу-у! Выручайте, братцы! Я ж мизер заказал!
Любовь (тащит). Я тебе покажу мизер!
Человек. Братцы!
Друг человека, Товарищ человека и Брат товарища хватают Человека за другую руку, противодействуя Любови.
Полегче, братцы! Пополам разорвете!
Друг человека. Полегче -- она тебя, как говорится, вмиг уволочет.
Брат товарища. И в голове две пули.
Человек. Братцы! может, кто за меня сходит?!
Товарищ человека. Нашел Александров, извиняюсь за выражение, Матросовых. За него!
Друг человека. Сам говорил: по справедливости, как говорится.
Брат товарища. А я бы, пожалуй. А чего? На стуле. И грудь обнажена. Только попозже, через пару часиков. Я подряд не могу.
Товарищ человека. По два раза бегать -- играть, извиняюсь за выражение, будет некому.
Любовь (снова тащит Человека). Я вам покажу -- попозже! Я вам покажу -- играть! В семейном доме!..
Человек. Люба! Ну Люба же! Человек ты или нет?! Ну дай я хоть мизер закончу! Такое раз в сто лет прикатывает!
Любовь (тащит). У тебя другое раз в сто лет прикатывает! Сейчас вот в милицию позвоню! За групповое изнасилование!
Человек. Отпусти, Люба. Руку оторвешь!
Любовь (тащит). Я б тебе лучше другое что оторвала. За ненадобностью!
Человек. Держите! Да держите ж меня, братцы! Уводит!
Брат товарища. И в голове две пули.
Товарищ человека. А мизер, извиняюсь за выражение, стынет!
Человек. Мужики вы или не мужики?!
Друг человека. Скатерть и жена, как говорится...
Человек. Не буди во мне зверя, Люба. Слышишь?! Не буди во мне зверя!
Любовь (тащит, саркастически). Зверя? В тебе?!
Человек. Убью ведь, Люба! Вот честное благородное слово: убью!
Любовь (тащит, саркастически). Ты? Убьешь? Благородное?
Человек. Убивай ее, ребята! Надоела! Разрешаю! Все равно, не даст доиграть.
Друг человека (мстительно). Давно бы так, как говорится.
Человек, Друг человека, Товарищ человека и Брат товарища с криками:
Товарищ человека. Сзади, сзади заходи, извиняюсь за выражение.
Человек. Ну-ка, братцы, всем миром!
Брат товарища. Ишь, побежала. Как курица безголовая. И грудь...
Друг человека. Держи ее, как говорится. На перехват!
Товарищ человека. Салазки, салазки ей загибай, извиняюсь за выражение.
...убивают Любовь.
Человек (облегченно). Отмучился.
Брат товарища. А жалко. Через пару часиков бы... Ждать не пожелала. Нетерпеливая.
Товарищ человека. Здоровая была. Сразу, извиняюсь за выражение, и не укрутишь.
Друг человека. А мне еще сегодня свою, как говорится. (Человеку.) Тебе хорошо.
Товарищ человека (Другу человека). Так перебивать, извиняюсь за выражение, не будешь десятерной?
Друг человека. Дай отдышаться.
Брат товарища. Сгорел телевизор...
Товарищ человека. Или девятерной, извиняюсь за выражение, без прикупа.
Человек, Друг человека, Товарищ человека и Брат товарища садятся за стол.
Друг человека (посмотрев карты). Не, не буду. Попутного тебе ветра, как говорится, в жопу. Играй! И чтоб два туза в прикупе!
Человек. А вот мы сейчас и проверим. Хозяюшку не хочешь? (Демонстрирует прикупную семерку.)
Друг человека. Так завсегда: в любви, как говорится, не везет, зато в картах...
Брат товарища. Как верная жена. Будем здоровеньки. Чокаться при покойнице не полагается.
Товарищ человека. Запишем, извиняюсь за выражение? Ого! не так уж и везет: паровозом попахивает. Черва-то без хозяйки!
Человек. Это еще как снесусь!
Друг человека. Записал? Сносись!
Человек. Снесся.
Товарищ человека. Отобрали свои? А на чем черву, извиняюсь за выражение, нести будем?
Брат товарища (убежденно). И грудь обнажена!
Товарищ человека. Ты не прав, Алик! Пика у него, извиняюсь за выражение, в сносе. На бубях!
Друг человека. На пике лучше! Как говорится.
Товарищ человека. А я, извиняюсь за выражение, говорю: на бубях!
Друг человека. На пике!
Товарищ человека. На бубях!
Друг человека. На пике!
Товарищ человека. На бубях! Ты как, Алик?
Брат товарища. И грудь обнажена.
Друг человека. Я ж говорю: на пикях, как говорится.
Товарищ человека. Дураки, извиняюсь за выражение!
Друг человека. Сам ты, как говорится, дурак! А нас -- двое! Коллектив! Давай, Алик, с пички!
Человек (пляшет подобно индейцу). Сыграл! Сыграл! Сыграл! Помогайтесь! Да... ради такого мизера! Всех закрыл? Колесико! Еще колесико...
Товарищ человека (Другу человека и Брату товарища). Эх, вы-ы, извиняюсь за выражение! Я ж говорил: на бубях!
Друг человека (невозмутимо). Знать, что в сносе -- можно, как говорится, и не работать! Считаем? Я с горы -- семьдесят пять.
Товарищ человека. Я, извиняюсь за выражение, сорок. (Мечтательно.) А как хорошо бы в бубну было! Паровоз, извиняюсь за выражение. Пять взяток!
Человек. Я бы перехватил. Две б только было.
Брат товарища. А ты сидишь на стуле.
Товарищ человека. Он по пятнадцать, извиняюсь за выражение, даёт. Он считает плохо. Не институт кончал -- техникум.
Считают.
Человек. Восемьдесят шесть копеек выиграл! Вот мизер так мизер!
Брат товарища. В любви не повезло...
Друг человека. А я как всегда в нулях. Минус одна, как говорится.
Товарищ человека. Проиграл, извиняюсь за выражение. Сорок одну копеечку. Из-за вас! Говорил же: на бубях ловить надо! А вы: пику, пику!
Друг человека. Просто не поперла, как говорится.
Брат товарища (выкладывая мелочь). Сорок четыре копеечки. Как верная жена. И вот за него -- сорок одна.
Товарищ человека. Денег совсем нету. Думал, хоть рубль выиграю. Жена, извиняюсь за выражение, не даёт.
Человек (философски). Жены -- они только одно давать умеют. То, чего у них никто и не спрашивает.
Товарищ человека. Так пол-первого же еще! Может, по-новой, извиняюсь за выражение? Карта не лошадь -- к утру повезет.
Человек. По новой так по новой. Я теперь человек свободный.
Друг человека. Ты-то да, а мне еще свою, как говорится.
Товарищ человека. А мы маленькую, до восьмидесяти.
Брат товарища. И в голове две пули.
Друг человека. Ладно, уговорили. Сдавай. (Наклоняется под стол за упавшей картою. Натыкается на труп Любови.) Лежит, как говорится.
Человек. Действительно. А я про нее чуть не забыл. Надо бы что-то с ней сделать.
Товарищ человека. А чего это , извиняюсь за выражение, сдавай? Давай по справедливости: до туза.
Друг человека. Не забуду мать родную, как говорится.
Брат товарища. И грудь обнажена.
Товарищ человека. Да, сиськи, извиняюсь за выражение, в порядке. Были.
Друг человека. Можно и до туза, как говорится. (Сдает карты.)
Человек. Может, мы ее того... в окошко выбросим? Записочку изготовим, что так, дескать, и так. И -- выбросим.
Товарищ человека. Вот видишь: тебе сдавать, извиняюсь за выражение.
Друг человека. Мне так мне, как говорится. По справедливости. Только если записочку, по почерку узнать могут. Сними. Я по телеку видел.
Товарищ человека (Человеку). У тебя нет чего, чтобы она сама писала? Мы бы похоже состряпали. У Алика, извиняюсь за выражение, золотые руки! Считает не очень, а руки...
Человек. Да она и не писала-то никогда. Семь классов как кончила, больше и не писала. Мезозой! Я за нее и в ЗАГС, и на работу заявление заполнял.
Друг человека. Сдал. Твое слово.
Товарищ человека. Постой. С Любовью еще не решили. (Смотрит в карты.) Пас, извиняюсь за выражение. Тогда тем лучше, что не писала. Никто, извиняюсь за выражение, и почерка-то ее не знает.
Человек. Двое нас.
Товарищ человека. Давай бумагу. Пиши сам: в моей, пиши, смерти прошу никого не винить. Любовь. Написал? Засунь ей, извиняюсь за выражение.
Человек. Куда?
Друг человека. Гы! Туда?
Товарищ человека. Ага. Записочку, извиняюсь за выражение, -- за писочку.
Брат товарища. А ты сидишь на стуле.
Товарищ человека. Выкидываем? Прощаться, извиняюсь за выражение, не будешь? Открывай фортку. Поднимай!
Брат товарища (уважительно). Тяжелая. Как верная жена.
Друг человека. Ногу, ногу держи! Бутылку перевернет!
Товарищ человека. Голову, извиняюсь за выражение, разворачивай! (Разочарованно.) Да ты ж, Вовик, на первом этаже живешь! (Передразнивает.) В окошко выбросим, в окошко выбросим!
Человек. Я как-то и не подумал.
Товарищ человека. А это тебе, Вовик, не институт, извиняюсь за выражение. Тут думать ндо.
Брат товарища (раздумчиво). Не разобьется. И в голове две пули.
Друг человека. Ладно, как говорится. Не разобьется так не разобьется. Твое слово, Алик.
Брат товарища. И в голове две пули -- я уже сказал.
Друг человека. Взял на два, что ли?
Товарищ человека. Может, повесим ее, извиняюсь за выражение? Ну, будто с тоски удавилась.
Человек. Потолки не выдержат. Вот если бы в старом доме...
Друг человека (прикинув). Да и ноги, как говорится, могут пола достать.
Брат товарища (уважительно). Крупная была женщина. Как верная жена.
Друг человека. Вскрываю. Два паса, в прикупе, как говорится, чудеса. Пишу за марьяж.
Товарищ человека. Тогда, может, в ванне, извиняюсь за выражение, утопим?
Друг человека. Гы! Будто купалась: с шампунями, с пенами... И бутылку американскую сверху положим, как говорится.
Человек. А ты ванну мою видел?
Друг человека (еще в воображаемой картине). Гы!
Человек. Ванну мою, спрашиваю, видел?! Разве ж она туда поместится? Да ни в жисть! Живая еще кое-как, а мертвая...
Друг человека (обиженно). Может, мы всё же пулю писать будем? А не на болтовню время тратить? На гипотезы разные. Мне еще свою сегодня, как говорится. (Человеку.) Ты меня сюда зачем звал?
Человек. Но так же ее тоже не бросишь. Жена всё-таки. Подруга жизни. Живая была душа. Убили -- значит и убрать надо. По-человечески. Тоже ведь отмучилась, прости Господи.
Товарищ человека. Это верно. И ей, извиняюсь за выражение, несладко приходилось: бутылка без усиков.
Брат товарища. Как верная жена.
Друг человека. Сладко -- несладко, а заслужила -- вот и убили, как говорится.
Человек. Разве ж я упрекаю? Только убрать-то надо. (Брату товарища.) Ладно, твое слово.
Брат товарища. Взятку сносить -- без взятки оставаться.
Друг человека. Четыре по три и, как говорится, без трех.
Товарищ человека. О! идея! Эврика, извиняюсь за выражение! Давайте по частям ее разрежем! Расчлененка называется.
Друг человека. А-га. Я по телеку видел.
Товарищ человека. А как расходиться будем -- в сумках, извиняюсь за выражение, и вынесем. Сумки-то у тебя есть?
Человек. Сумки-то?
Товарищ человека. Ага, сумки.
Человек. Сумок полно.
Товарищ человека. А если кто про нее спросит, скажем: с работы не пришла, извиняюсь за выражение. Загуляла. Дело самое обыкновенное. Она у тебя кем работала?
Человек. В парикмахерской. Мезозой.
Брат товарища. А ты сидишь на стуле = как верная жена.
Друг человека. А сумки, как говорится, куда?
Товарищ человека. Куда-куда! Кто, извиняюсь за выражение, куда. Можно хоть в речку кинуть, можно хоть в мусорный ящик...
Человек (прикинув). Нет, не пойдет! А в чем мне потом посуду сдавать? Подумали?
Товарищ человека. Да новые, извиняюсь за выражение, купишь. Не дефицит.
Человек. Новые, говоришь? (Соображает.)
Друг человека. Мыслитель! Времени-то смотрите сколько! А мне еще сегодня свою, как говорится.
Человек. Ладно! играть так играть. Твое слово, Алик.
Брат товарища. А ты сидишь на стуле. Семь вторых.
Человек. Пас.
Товарищ человека. А чего мучиться, извиняюсь за выражение? Она ж сама отличную подала идею! Позвоним в милицию -- и дело с концом. Пусть сами с нею и возятся. Им за это деньги платят. Объясним: так, мол, и так. Пулю писали. Телевизор. Мешала. Программа, извиняюсь за выражение, "Время". Убили, короче говоря. Состояние, извиняюсь за выражение, аффекта.
Друг человека. А-га. Я по телеку видел.
Человек. Много не дадут. Лет по восемь.
Товарищ человека. В один, извиняюсь за выражение, лагерь попадем.
Друг человека (мечтательно). Без баб жить будем, как говорится.
Брат товарища. Водку там, говорят, тоже достать можно. Сейчас и на воле-то с водкой не намного проще.
Человек. Чифирить в случае чего будем.
Товарищ человека. Деньги, извиняюсь за выражение, при себе держать. Так можно спрятать, что и не найдут.
Брат товарища (поясняя). У него жена всё до копеечки...
Товарищ человека. Работка там не пыльная, у меня кореш, извиняюсь за выражение, четвертый срок мотает. Выйдет, недельку покантуется: не могу, говорит, извиняюсь за выражение, на воле. Душно!
Друг человека. Тоже, как говорится, женатый наверное.
Человек (мечтательно). Горячим каждый день кормить будут. А то Любка, пока ее, понимаешь...
Друг человека. Гы!
Человек. ...и к плите не подойдет.
Товарищ человека (мечтательно). А по вечерам -- пулю, извиняюсь за выражение.
Друг человека (мечтательно). Там и скатерти, как говорится, не положено, не только жены.
Брат товарища (печально). Только я из Воронежа. Меня с вами в один лагерь могут и не отправить.
Товарищ человека. Мы походатайствуем. За подписью, извиняюсь за выражение, треугольника.
Человек. А не отправят -- мы втроем писать будем. А ты там у себя тоже компанию подберешь. Коллектив. Страна-то одна: проблемы общие.
Друг человека. Звоним, что ли? Мне тогда, как говорится, свою сегодня можно будет и не.
Брат товарища. А моя, дура, приедет из Воронежа, а меня-то тю-тю! (Хохочет.)
Человек. А как же: пулю-то не кончили?
Товарищ человека. По времени поиграем, пока они едут, а в воронке посчитаем. Обидно, конечно, что не до восьмидесяти, зато, извиняюсь за выражение, восемь лет подряд без помех играть будем.
Брат товарища. Да, может, еще и успеем. Как карта попрет.
Друг человека. Карта не лошадь, как говорится.
Человек. Так я звоню? (По телефону.) Дежурный? Мы тут человека прикончили. Жену, то есть. Только не думайте, что по изнасилованию.
Друг человека. Они не подумают. Сами, как говорится, женатые.
Товарищ человека (подсказывая). В состоянии, извиняюсь за выражение, аффекта.
Человек (по телефону). Во! Именно! В состоянии эффекта прикончили. А не по изнасилованию. Любовь по имени, царствие ей небесное. Пролетарский одиннадцать, квартира два. Да нет, не торопимся. Чего ж не подождать. (Кладет трубку.) Твое слово, Колька. Они там тоже играют. Пока не кончат -- с места не сдвинутся.
Брат товарища. Я ж говорил -- успеем еще.
Друг человека (понимающе). Ночное, как говорится, дежурство.
Товарищ человека (презрительно). Они-то? Играют? Они, извиняюсь за выражение, если и играют во что, так в домино только. Или в перетягивание, извиняюсь за выражение, каната.
Человек. Это верно. Милиция -- мезозой. А преферанс -- игра интеллектуальная.
Друг человека. Преферанс, как говорится, образованности требует.
Товарищ человека. Ложимся, извиняюсь за выражение? Висты жлобские или, извиняюсь за выражение, джентельменские?
Человек. Джентельменские.
Друг человека. Джентельменские.
Брат товарища. Как верная жена.
Занавес.
Москва, 1986 г.
Пианистка
Дама
Завклубом
место:
где-то под Барабинском. Деревенский клуб с печкой на сцене
время:
октябрь шестьдесят четвертого; сумерки и вечер
Все трое входят с улицы.
Пианистка. Холод собачий! У вас тут мороз сильнее, чем на дворе. О! дыхание видно.
Завклубом. Я с вечера натопил, утром подтопил тоже.
Пианистка. Мало, что можно взять простуду...
Дама (тихо). Взять простуду.
Пианистка (Даме). Pardonnez moi: схватить.
Завклубом. А пока ездил за вами -- выстудило.
Пианистка. Я должна еще и играть!
Завклубом. У нас дрова очень ограниченные.
Пианистка. Дебюсси.
Завклубом. Сейчас, ничего. Немного, грубо говоря, нагреем. (Подкладывает в печку дров.)
Пианистка. Демонстрировать беглость пальцев.
Завклубом. Подтопим, подтопим.
Пианистка (открывая пианино). Parbleu! А инструмент до чего довели! Окурки... семечки...
Завклубом. Минутку. (Сметает рукавом.) Некультурный народ.
Пианистка. Ля-диез молчит.
Завклубом. Пока еще некультурный.
Пианистка. Надеетесь на перемены?
Завклубом. А как же!
Пианистка. Контроктава расстроена совершенно. O, merde allors!
Завклубом. Что вы сказали?
Пианистка. Ваш резон: мало меня еще... метелили...
Дама (тихо). Ваш резон.
Пианистка. Чтобы говорила только по-русски. Даже во сне. Только по-русски!!
Завклубом. Метелили, грубо говоря?
Пианистка. Неверно? Нету такого слова?
Завклубом. Слово-то есть.
Пианистка. Тогда все в порядке. Перевожу: о, Господи! Это я по поводу контроктавы.
Завклубом. А-а.. Каждую неделю подстраиваем.
Пианистка. Мне не каждую неделю, мне сегодня играть. Через час!
Завклубом. Дека плохо держит.
Пианистка. Утешительный факт.
Завклубом. Минутку-минутку. Не нервничайте. (Возится с пианино.)
Пианистка. Благодарю за заботу...
Завклубом. Что вы, пожалуйста.
Пианистка. О моих нервах.
Завклубом. Я на аккордеоне играю, так что... Вот ля-диез и зазвучал.
Пианистка. Полна восторга.
Завклубом. Не очень, конечно, чисто. Там струна, грубо говоря, лопнувшая.
Пианистка. Дебюсси...
Завклубом. Я и контроктаву подстрою. Только попозже, когда, грубо говоря, нагреется.
Пианистка. Полагаете, все-таки нагреется?
Завклубом. А то поползет.
Пианистка. O, merde allors!
Завклубом. Дрова, говорю, ограниченные.
Пианистка. В России безграничны, кажется, только просторы.
Завклубом. Мария Клодовна!
Пианистка (резко). Мари! Мари! просто Мари! Сколько втолковывать!
Завклубом. Вы же мне в матери... (Осекается.) Я в уважительном смысле.
Пианистка. У меня на родине, милейший, отчеств не полагается.
Завклубом. Я в уважительном.
Пианистка. До старости. До смерти. Если вам почтение к соли с перцем не позволяет звать меня по имени...
Завклубом. К каким соли с перцем?
Пианистка. О, merde allors! К сединам, к сединам!
Завклубом. А-а...
Пианистка. Зовите -- madame. А еще лучше -- mademoiselle: все-таки я артистка.
Завклубом. Как-то...
Пианистка. Как-то не поворачивается язык?
Завклубом. Не то что б...
Пианистка. Может, в эту сторону повернется: Манька-шалашовка, например? А? Или сука рваная?
Завклубом. Мария Кло...
Дама (тихо). Невероятно.
Пианистка. Курва французская! Вы не стесняйтесь, не стесняйтесь! Я за двадцать лет привыкла. А к отчеству вот -- не приучили.
Завклубом. Простите.
Пианистка. Не приучали.
Завклубом. Я не хотел.
Пианистка. L'infern epaver des bons intentions.
Завклубом. Не понял.
Пианистка. Не мудрено. Зато шалашовку поняли отлично!
Завклубом. А что вы сказали?
Пианистка. Вы ж в этих краях полномочный представитель культуры.
Завклубом. Это еще не значит...
Пианистка. Цивилизации! На аккордеоне играете!
Завклубом (с попыткой достоинства). Я делаю, что умею.
Пианистка. Полпред.
Завклубом. И как могу. И вас сразу, грубо говоря, предупреждал, что у нас за условия.
Пианистка. Уж и обиделся.
Завклубом. Но если вы... (Собирает по карманам засаленные бумажки, мелочь.) Если вы... У меня с собою немного. Остальные, грубо говоря, вышлю. Возьмите.
Пианистка. Обиделся. Какой смешной!
Завклубом. Скажите шоферу -- он отвезет вас домой, в Новосибирск.
Пианистка. O, merde!
Завклубом. Смешной, да! И адрес ему для денег оставьте.
Пианистка. Как красна девица!
Завклубом. Какой есть.
Пианистка. Я должна играть в этом... простите, ангаре. То есть -- сарае. Да не вставайте на дыбы: ведь сарай? Ну, честно: сарай?
Завклубом. Сарай.
Пианистка. А вы отказываете мне в удовольствии капельку поломаться.
Завклубом. Я, грубо говоря, не отказываю.
Пианистка. Поделать каприз.
Дама (тихо). Такою надо родиться.
Завклубом. Я, грубо говоря, испугался, что вы...
Пианистка. Насчет соли с перцем, никуда не денешься, резон ваш...
Завклубом. Я не это имел в виду.
Пианистка. Но я все-таки пока женщина.
Завклубом. Я и не подвергал, грубо говоря, сомнению.
Пианистка. Merci. Вы галантны. Так что: мир?
Завклубом. Я, конечно, того... (Прячет деньги.)
Пианистка. Стало быть, мир. А вы чего здесь торчите, милая? Кого дожидаетесь? Корреспондентка деревенской стенгазеты?
Завклубом. Я, конечно, слишком... мадам.
Пианистка. Ого! Язык все ж повернулся?
Дама. Вас, тетушка.
Завклубом. Но я же не виноват, что приходится работать в таких условиях. Мне из без того за год из настоящих музыкантов вас первую удалось сюда уговорить.
Пианистка. Как вы сказали?
Завклубом. Средств, говорю, на клуб не дают...
Пианистка. Да не вы! (Даме.) Повторите, пожалуйста. У меня что-то... (Показывает на уши.)
Завклубом. Уволиться -- самое простое.
Дама. Je suis enchanter de fair votre conaissence, ma tante.
Завклубом. Бросить, грубо говоря, все.
Пианистка. Да-да, понимаю, милый, простите... (Даме.) Comment? Repetez, ce, que vous аvеz dit?
Дама. Увы, тетушка! С цивилизацией и впрямь слабо. Я тоже не понимаю по-французски.
Завклубом. Тетушка?
Дама. Я запомнила только эту вот фразу: je suis enchanter de fair votre conaissence, ma tante.
Завклубом. Тетушка!
Дама. Я задолбила ее в семь лет: мы ждали тогда дядю Васю и вас из Парижа. Двадцать девять лет назад.
Завклубом. Я... я, наверное, пойду, а? Мне тут еще, грубо говоря, нужно...
Пианистка (про себя). Маша?
Завклубом. Обежать народ... Я... извините... (Уходит.)
Пианистка. Маша!
Дама. Вы помните, тетушка!
Пианистка. O, merde allors, Маша!
Завклубом (появляясь). Я... извините...
Пианистка. Господи!
Завклубом. Я не смотрю.
Дама. А мы ничем неприличным и не занимаемся.
Завклубом. Не в том смысле. Я закрою вам занавес.
Пианистка. Merci.
Завклубом. Мало ли...
Дама. Вы плачете, тетушка... Успокойтесь.
Завклубом. И это... дрова...
Дама. Да успокойтесь же!
Завклубом. А дверь можно заложить.
Дама. Да тетушка же! Довели! Видите -- и сама реву.
Завклубом. На засов. Чтоб, грубо говоря, не помешали.
Пианистка. Машенька! Коса до пояса... синий бант... je suis enchanter...
Завклубом. Простите, мадам... я понимаю... Но концерт... состоится?
Дама. Погодите вы с вашим концертом!
Пианистка. Не груби, Маша. Они меня здесь ждали! Состоится, милый, состоится. Идите.
Завклубом. Только дрова... Я подложил. А прогорят -- вы подкладывайте.
Дама. Мы подложим. Идите.
Завклубом уходит.
(Заперев дверь.) Тетушка, тетушка! Невероятно! Что они с вами сделали!
Пианистка. C'est la vie.
Дама. Как? Жизнь? Нет: они! Они!
Пианистка. Такая страшная?
Обе плачут.
О, деточка! Сейчас я уже ничего. Посмотрела б ты на меня, когда я освобождалась.
Дама. Ах, тетушка! Сколько ж воды утекло!
Пианистка. Под мосты.
Дама. Как?
Пианистка. Воды -- под мосты. Sous les ponts.
Дама. Да-да, под мосты. Сколько всего...
Пианистка. Сколько всего...
Дама. Как мы вас тогда из Парижа ждали!
Пианистка. Paris...
Дама. Мама плакала по ночам. Как по покойнике плачут. А днями ходила такая... возбужденная. Купила мне синий бант.
Пианистка. Помню-помню. Бант -- очень помню.
Дама. Учила со мною эту французскую фразу: "Как я рада, тетушка, нашему знакомству". А я все смотрела на вашу с дядей Васею фотографию, ту, свадебную...
Пианистка. Она сохранилась?
Дама. Куда там! В этой стране...
Пианистка. Страна, верно: неласковая.
Дама. Все, все забрали... с-сволочи!
Пианистка. Печально.
Дама. За что? Зачем им?!
Пианистка. А впрочем...
Дама. Смотрела на фотографию, слушала вашу пластинку...
Пианистка. Рахманинова?
Дама. И так вас любила. И мечтала, что поеду когда-нибудь в Париж и стану такая же как вы красивая.
Пианистка. Непременно а Paris?
Дама. Куда ж еще, тетушка?
Пианистка. Куда ж еще!
Дама. Вы показались мне тогда... мне мама читала... фея из Золушки. Мелюзина.
Пианистка. Я, Машенька, скорее теперь Мелюзина.
Дама. Нет, не старушка! Когда она явилась в настоящем виде, в самом конце.
Пианистка. Вот он, мой настоящий вид и есть.
Дама. О! в вас и сейчас столько шарма!
Пианистка. Машенька...
Дама. Мы жили тогда в правительственном доме: дяде квартиру как старому большевику дали. Он в Париже, в посольстве, а мы с мамою -- на Грановского. Знаете, где Будённый и прочие.
Пианистка. Я туда ведь и приехала.
Дама. Ой, конечно, что это я! Совсем от волнения ума решилась.
Пианистка. Как ты сказала: решилась?
Дама. А что?
Пианистка. Можно так говорить? Не лишилась, а решилась?
Дама. Н-не знаю. Само вырвалось. Наверное, можно.
Пианистка. Забавно.
Дама. Все продолжаете учиться русскому?
Пианистка. О, Машенька! это удивительный язык!
Дама. Удивительный?
Пианистка. Тебе изнутри, конечно, не так видно. Когда мы с Базилем ехали сюда... Помнишь, что я исполняла в тот вечер?
Дама. Соль-минорную?
Пианистка. Запомнила?
Дама. Еще бы, тетушка. Ведь она и была на пластинке.
Пианистка. Богатый просторный дом, а народу почти никого. Твой отец, кажется, где-то в экспедиции...
Дама. В экспедиции.
Пианистка. Не то на Северном полюсе, не то в Испании.
Дама. Испания -- это после.
Пианистка. Да-да. Перепутала. При Испании я уже сидела. Где он, кстати?
Дама. Погиб.
Пианистка. И он?
Дама (пожав плечами). Брат Рязанова.
Пианистка. Тк мы с ним, выходит, и не познакомились. В лагере?
Дама. На войне. Позже. Его из лагеря взяли на фронт. В штрафбат, рядовым.
Пианистка. Да... многие печали посетили великую эту землю.
Дама. Великую?
Пианистка. Царствие ему небесное. (Крестится по-православному.)
Дама. Вы верите в Бога?
Пианистка. Не знаю, деточка. Иногда кажется: верю.
Дама. А сейчас?
Пианистка. Не знаю, деточка, не знаю. Ne sais pas. Помнишь тот вечер?
Дама. Конечно, тетушка.
Пианистка. Мне почему-то представлялось, что будет полон дом гостей. Я еще оттуда, а parti de Paris, готовилась сыграть им. Нервничала ужасно. Боялась, что Рахманинов под запретом...
Дама. Рахманинов?
Пианистка. Боялась, что не понравится. А оказалось: вы с мамою да Базиль...
Дама. Как? Как вы его назвали? (Смеется.) Дядя Вася -- кот Базилио! Извините...
Пианистка. Pas de quoi.
Дама. Но вы, тетушка, все равно играли!
Пианистка. Я артистка, Маша. Концерт нельзя аннулировать, если в зал пришел хоть один человек.
Дама. Я потом ревела ночь напролет, как это было прекрасно! Вы были такая красивая!
Пианистка (резко). Оставь! Ты уже говорила о моей красоте!
Дама. Простите, тетушка. Я не хотела сказать гадость.
Пианистка. Никто не хочет, а все только и делают, что говорят. L'infern epaver...
Дама. Простите.
Пианистка. Ладно, чего уж.
Дама. А что никто не пришел -- сейчас-то вы, наверное, понимаете? Когда Сталин вызвал дядю Васю сюда, все ведь сразу все унюхали. И как ветром их сдуло.
Пианистка. Я, милая, и тогда это понимала.
Дама. И тогда?
Пианистка. Разумеется. Просто мне казалось, что у такого человека, как твой дядя...
Дама. Какого такого, тетушка? Какого такого?
Пианистка. О! если б это можно было объяснить словами! Мне казалось, что у него должны найтись и мужественные друзья.
Дама. Не нашлись, видите.
Пианистка. Которые вопреки всему...
Дама. И тем не менее, их потом все равно попересажали, постреляли...
Пианистка. И все-таки прекрасный получился концерт.
Дама. До одного!
Пианистка. Может быть, лучший изо всех, что мне приходилось давать. Родина моего мужа.
Дама. Какая вы... блаженная, тетушка!
Пианистка. Ну-ну, Машенька. Не люблю сентиментальностей. Подложи, если не трудно, дров.
Дама. Какой же это, тетушка, труд! (Возится у печки.)
Пианистка. Я, знаешь... хотела попросить у тебя прощенья...
Дама. Вы? У меня?
Пианистка. Я приехала сюда так рано специально, чтобы...
Дама. Что?
Пианистка. Немного разыграться... попробовать инструмент... Приноровиться, что ли. Я взяла себе это за правило.
Дама. Конечно-конечно, тетушка! Не стесняйтесь, играйте!
Пианистка. Это не игра, так!
Дама. Да-да, понимаю.
Пианистка начинает играть гаммы, пассажи, вдруг прерывается, всхлипывает.
Что с вами, тетушка!
Пианистка. Ничего. Moin que rien. Растрогалась. Отыскала... приехала... А что мама? Жива? Где вы?
Дама. В Москве.
Пианистка. На Грановского?
Дама (смеется). Нет, право -- вы блаженная! В Новых Черемушках. Бетонный барак. Так называемая хрущоба.
Пианистка. Как-как?
Дама. Хрущоба.
Пианистка (хохочет). О, русский язык! Еще бы не удивительный!
Дама. Пятый этаж без лифта. Без мусоропровода.
Пианистка (шутливо). Какая ты, однако, привереда.
Дама. Ванна в сортире. Потолки два пятьдесят: не разогнешься.
Пианистка. Принцесса на горохе.
Дама. На горошине.
Пианистка. На горошине -- извини.
Дама. Зимою по углам лед. А перед этим шесть лет -- комната в коммуналке, на четверых. Понимаю вашу улыбку. После лагеря, бараков...
Пианистка. Я и не думала улыбаться. И мама с тобой? (Пауза.) Мама, спрашиваю, с тобой?
Дама. Не хочу! Не хочу о ней говорить! Она продала меня за... за пучок пшеницы.
Пианистка. Что?
Дама (сквозь рыданья). За пучок... за пучок пшеницы...
Пианистка. Успокойся, успокойся, деточка. Перестань плакать, как Мадлен. Чего ты вдруг? (Гладит Даму по голове.)
Дама. Не вдруг, не вдруг!
Пианистка. Тихо, милая, тихо. Если мы сейчас примемся выливать все наши слезы...
Дама. А когда же, когда?!
Пианистка. Все наши обиды...
Дама. На том свете?
Пианистка. Ну! быстро, быстро! Приходи в себя! Улыбнемся? Смотри-ка на меня! Видишь, как хорошо? Дай вытру тебе слезки.
Дама. Как мне уютно с вами, тетушка!
Пианистка. Но-но! не сентиментальничать! (Всхлипывает.) А я еще злилась на этого корреспондента!
Дама. На корреспондента?
Пианистка. Ты ведь прочла заметку в "Советской России"?
Дама. О вас писала газета?
Пианистка. Значит, через эмвэдэ? Ну да, я осталась Рязанова. Ламбаль-Рязанова.
Дама. Никогда б не подумала, чтобы наша газета... Нет, передавали по радио.
Пианистка. Когда?
Дама. На прошлой неделе. По "Голосу Америки".
Пианистка. Voix Amerique?! Merde allors! какая популярность! Мне б и в голову не пришло, что мои скромные музыкальные таланты способны всколыхнуть целый мир!
Дама. При чем здесь ваши таланты, тетушка!
Пианистка. Вот я и удивляюсь.
Дама. Ваша судьба!
Пианистка. Ты, милая, может, поразишься, но я на судьбу не ропщу.
Дама. Возьму на себя смелость не поверить вам, тетушка.
Пианистка. Возьми лучше на себя труд меня понять.
Дама. Получить двадцать лет лагерей за одно то, что была замужем за безвинно расстрелянным -- и не роптать?!
Пианистка. Я всегда была свободною, Машенька.
Дама. Свободною -- в лагере? Свободною -- в этом вот клубе?
Появляется Завклубом.
Завклубом. Простите, Мария Кло... пардон... Мадам Ламбаль-Рязанова.
Пианистка. Пардон, милый, следует пускать в нос. Не должно звучать согласного звука. Pardon.
Завклубом. Пардон. Так?
Пианистка. O, merde allors! Разумеется, не так! Впрочем, вам и не нужно.
Завклубом. Я хотел, чтоб вам, грубо говоря, приятнее.
Пианистка. Merci. Слушаю вас, слушаю.
Завклубом. Понимаю, мадам... У вас такая встреча... Но там уже собираются люди... билеты, грубо говоря...
Пианистка. Вы хотели попросить меня поработать немного как кассирша?
Завклубом. Да ну вас, мадам!
Пианистка. А почему нет? Оригинальная идея!
Завклубом. Я опять не о том.
Пианистка. Отчего же? Ты слышишь, Маша? Не пойти ли поторговать билетами? На себя.
Завклубом. Совсем не билетами. Я контроктаву подстроить. Сами ж просили.
Пианистка. Вовремя, нечего сказать!
Завклубом. Не гневайтесь. Я быстро. (Локтем протирает пианино.) Видите: уже немного нагрелось. (Дышит.) Пар не идет.
Пианистка. Бесконечно, бесконечно вам благодарна.
Завклубом. Не за что.
Пианистка. Как, то есть, не за что? Вы заботитесь о поддержании температуры, к которой меня приучали двадцать лет.
Завклубом. Ничего я не забочусь. Я...
Пианистка. Чтоб не вспотела от работы. Тут, я полагаю, градусов сейчас эдак... пять.
Завклубом. Я, грубо говоря...
Дама. Зачем вы, тетушка, вообще соглашаетесь играть в таких унизительных условиях?
Пианистка. Наверное, ради этого вот... культуртрегера.
Завклубом. Не надо! Не надо ради меня! Я на вас, мадам... я на вас и в Новосибирске был, и в Барабинске.
Дама. Вы играете в самом Новосибирске?
Завклубом. Вас пришли слушать люди, которые...
Пианистка. Не вижу, деточка, оснований для иронии. Новосибирск -- почти миллионный город. (Завклубом.) Но она, замечу, имеет резон: если люди действительно на меня, как вы изволили выразиться, рвутся... Si j'ai un suc beuf...
Завклубом. Сразу уж и изволили!
Пианистка. Могли бы подготовить помещение загодя. Печку хоть натопить!
Дама. Основание для иронии то, что вы имеете право играть в Париже, в Нью-Йорке, в Токио. В Москве, на худой конец.
Завклубом. Согласен, согласен, мадам. Но как-то же их нужно сдвигать, грубо говоря, с места!
Пианистка. В Париже... Посмотри, деточка, мои руки.
Завклубом. Кто-то должен же ради них...
Пианистка. И потом, знаете, долбить двадцать лет по памяти старый репертуар, да еще на сосновом Беккере...
Дама. Так это правда, что вы каждый день занимались в лагере? После общих работ? Вместо эбена и слоновой кости -- по нарам, по этим занозам? (Пытается поцеловать Пианистке руку.)
Пианистка (не даваясь). Не преувеличивай, детка. В лагере нары отполированы. Не хуже слоновой кости. А что, и об этом передавали по радио?
Дама. А я не вижу оснований для вашей агрессивности, тетушка. Что ж плохого, что вами интересуется мир?
Пианистка. Напротив: высокая честь. Жаль только, моего позволения не спросили.
Дама. Но вы должны, тетушка, понимать: Новосибирск закрытый город.
Пианистка. В каком смысле?
Дама. В том, что иностранцев туда не впускают!
Пианистка. Правила приличия, Машенька, должны существовать для любого города.
Дама. Они же хотели, как лучше. Они хотели, чтобы весь мир...
Пианистка. И все-таки этого не следовало делать без моего ведома.
Дама. Неужто струсили, тетушка?
Пианистка. А тебе, Маша, не кажется, что я свое уже отбоялась?
Дама. В этой стране отбояться нельзя.
Завклубом. Попробуйте, мадам. Как?
Пианистка (сыграв два-три пассажа). Спасибо, милый. Терпимо.
Завклубом. Нет-нет. Я сейчас. Еще, грубо говоря, капельку.
Дама. Если б вам создать нормальные условия...
Пианистка. Условия у меня как раз ничего: рояль, квартира.
Дама. Вы восстановили бы форму за считанные недели.
Пианистка. Восстановила бы форму?
Дама. Конечно.
Пианистка. Я за двадцать лет, если не считать маршей и отрывков из оперетт, только два раза слушала музыку.
Дама. Зато вас сейчас слушали бы везде. Затаив дыхание.
Пианистка. По черной, знаешь, такой... тарелке. С металлическим дребезгом.
Дама. Вот она, ваша свобода!
Пианистка. Приходили бы посмотреть на меня. Как в Zoo. А искусство, я полагаю, должно быть самодостаточным. Не зависеть от биографии автора там, исполнителя...
Дама. Так не бывает!
Пианистка. И потом, деточка, взрослые редко ходят в один и тот же зверинец больше одного раза.
Дама. Творец и творение неразделимы.
Пианистка. А затем мне осталось бы гастролировать только в алжирских деревушках. Вместо холода там, правда, жара, но в моем возрасте -- его резон! -- холод переносится легче.
Завклубом (подбрасывая дрова). Сейчас, сейчас, к началу согреется.
Пианистка. Настроили?
Завклубом. Еще минутку. Я мигом.
Дама. Сколько же в вас, тетушка, гордыни!
Пианистка. Гордыни? Du superbe? У меня просто плохо сделан характер. Слишком я, видать, долго его сдерживала.
Завклубом. Колок сорван. Ключ, грубо говоря, проворачивается.
Пианистка. На чем ты сюда добралась?
Дама. Я?.. Подвезли. Видели -- зеленый "москвич".
Пианистка. Не обратила внимания.
Завклубом. Как же, мадам. Слева у входа. Он и сейчас там. Вы еще спросили...
Пианистка (резко перебивая). Стало быть, ты назад не со мной?
Дама. Я не одна... тетушка.
Пианистка. В каком смысле?
Дама. Ну-у-у...
Пианистка. Вон оно что! (Принимается хохотать.)
Дама. Чему вы смеетесь, тетушка?
Пианистка. Merde allors! А я-то подумала...
Дама. Чему вы смеетесь?
Пианистка. У тебя в этих краях amant. Попутно, заодно -- тетка. Про которую "Голос Америки"...
Дама. Я к вм ехала, тетушка, к вам!
Пианистка. En effect, блаженная. В шестьдесят лет!..
Дама. Специально к вам!
Пианистка. Хорошо-хорошо, верю. А что ж оставила-то его? Позвала бы сюда.
Дама. Он... он, тетушка... не то что б стеснялся...
Пианистка. Боишься -- отобью? А что -- все-таки паризьенка! (Снова хохочет.)
Дама. Он, тетушка, как бы объяснить...
Пианистка. Деликатный?
Дама. Не деликатный, но...
Завклубом. Готово, мадам Ламбаль-Рязанова.
Пианистка. Merci.
Завклубом. Ужасно непривычно называть по фамилии. У нас с уважаемыми людьми это не принято.
Пианистка. Зовите по имени: я ж предлагала.
Завклубом. По имени... страшно.
Пианистка. А вы посмелее, милый, посмелее. Du courage!
Завклубом. Дю кураж?
Пианистка. Именно. (Даме.) Значит, говоришь, не деликатный?
Завклубом. Я пойду, хорошо?
Дама. Куда уж лучше!
Завклубом. Контроктаву не хотите проверить?
Пианистка. Да-да, я потом.
Завклубом. Тогда дровишек еще подброшу и, грубо говоря...
Пианистка. Спасибо, милый, спасибо. Итак, специально ко мне.
Дама. Ну и что?
Пианистка. И разыскала меня в этой деревне.
Дама. Как видите.
Пианистка. Чего ж в Новосибирске не подождала?
Дама. В Новосибирске? А...
Завклубом. Если что -- я тут. Спуститесь в зал и, грубо говоря, постучите.
Пианистка. Хорошо, милый, спасибо.
Завклубом уходит.
Дама. Я...
Пианистка. Так что же?
Дама. Видите ли, тетушка...
Пианистка. Не вижу пока ничего, кроме твоего смущения.
Дама. Я...
Пианистка. Сильно, наверное, соскучилась, что не утерпела.
Дама. Разумеется, соскучилась. Мне хотелось...
Пианистка. Ладно, молчи. Посиди минут пятнадцать. Мне, право слово, надо разыграться. Настроиться.
Дама. Ради кого, тетушка?
Пианистка. Ради себя.
Дама. Но я...
Пианистка. Что, милая?
Дама. Ничего.
Пианистка. Приедем в Новосибирск -- наговоримся. (Начинает играть.) Да, кстати. Сходи, скажи этому молодому человеку, чтоб отпустил грузовик. Надеюсь, вы возьмете меня с собою. Твой друг не настолько робок?
Дама. Он прекрасный, он замечательный человек!
Пианистка. Не убеждай: я ведь не спорю.
Дама. Очень талантлив. Физик. Работает в Академгородке, тут неподалеку. Слышали?
Пианистка. Играла. (Бросает руки на клавиши.) Так ты сходи, сходи. (Играет.)
Дама. Тетушка.
Пианистка (играя). Чего еще?
Дама. Мы не возьмем вас с собою.
Пианистка. Вот как?!
Дама. Мы должны уехать отсюда не позднее, чем через час.
Пианистка играет.
Но мы правда должны уехать.
Пианистка (не отрываясь от инструмента). Au bon vent. Скатертью дорога.
Дама. Я обидела вас?
Пианистка. Нисколько.
Музыка.
Дама. Тетушка! Боже, если самые близкие на свете люди, случайно оставшиеся в живых... Je suis enchenter... (Плачет.)
Пианистка (продолжая играть, через паузу). Ладно, уймись. Говори лучше, зачем приехала. Что тебе от меня понадобилось?
Дама. Ничего! Ничего!! Оставьте меня в покое!
Пианистка. С удовольствием.
Дама. Ничего мне не надо ни от вас, ни от кого! Все во всем подозревают...
Музыка.
А улететь я должна, чтобы поспеть на службу. Завтра ведь понедельник.
Пианистка. В самом деле. (Перестает играть.) И что, вот так вот прикатила к нему на воскресный вечерок?
Дама. Да к вам я, тетушка, прикатила, к вам! Почему вы поверить никак не желаете?!
Пианистка. Что ж тут странного, что не желаю? Разыскала за час до отъезда.
Дама. Мы уже два дня за вами по этим деревушкам мотаемся, по колдобинам!
Пианистка. Раз твой гений живет здесь, мог бы загодя вызнать мое расписание.
Дама. Не мог, не мог он!
Пианистка. Ах, извини, запамятовала: у меня эта поездка вне плана.
Дама. Видите! Видите!
Пианистка. Стало быть, вот так вот приехала ко мне. Из родственных чувств. Повидаться. Пригласить, может быть, в гости.
Дама. Ну, понимаете ли...
Пианистка. Что ты все талдычишь: понимаете, понимаете! Не совсем же я из ума выжила!
Дама. В общем... в общем -- повидаться.
Пианистка. А в частности?
Дама. В частности тоже.
Пианистка. Он, значит, здесь, ты -- в Москве. Почему не поженитесь? Он много тебя моложе?
Дама. У меня двое детей, тетушка.
Пианистка. А муж?
Дама. Развелась. В пятьдесят пятом сразу же и развелась.
Пианистка. Почему в пятьдесят пятом?
Дама. Если б раньше -- он бы меня посадил.
Пианистка. Муж?
Дама. Муж.
Пианистка. Веселый сюжет.
Дама. Чего тут особенно веселого? Вас же ваш -- посадил!
Пианистка. Не смей, Маша! Я сама села, сама! Разделила судьбу!
Дама. Не вполне разделили, да ладно: пусть будет по-вашему.
Пианистка. Да уж, милая: пусть лучше будет по-моему. А с кем дети?
Дама. С мамой.
Пианистка. Ты же с ней знаться не хочешь.
Дама. Разве можно не знаться с родной матерью?!
Пианистка. Особенно, когда нужна ее помощь.
Дама. При довольстве судьбою, тетушка, не скапливается столько яду.
Пианистка. Полагаешь?
Дама. Уверена.
Пианистка. Так чем помешали дети?
Дама. Не могу ж я их оставить совсем. А он в Москве не найдет работу.
Пианистка. Талант -- и не найдет?
Дама. Он в конфликте с властями.
Пианистка. O, merde allors! времена пошли: можно быть в конфликте с властями!
Дама. Его приютил академик Лаврентьев. Но условий никаких: комнатка в общежитии.
Пианистка. В конфликте с властями, да еще иметь авто!
Дама. Это не его -- товарища.
Пианистка. Так на сколько же он тебя моложе?
Дама. Что, нельзя?
Пианистка. Все, милая, можно. Чего ты так взъерепенилась?
Дама. Потому что каждый тычет! Каждый!
Пианистка. А ты не каждого слушай.
Дама. Но вы-то откуда догадались, что моложе?
Пианистка. Я, милая, столько съела баланды с твоими ровесницами.
Дама. И что?
Пианистка. У тебя несколько иное сознание.
Дама. Иное?
Пианистка. Чересчур резкое.
Дама. Вы отказываете мне в самостоятельности?
Пианистка. А ты сама себе в ней не отказываешь?
Дама. Когда женщина любит...
Пианистка. Любить, милая, тоже можно... независимо.
Дама. Но это мое сознание, мое!
Пианистка. Твое, твое.
Дама. Мое собственное!
Пианистка. Я только спросила, на сколько он моложе тебя.
Дама. На десять лет! (Всхлипывает.) Ах, тетушка!
Пианистка. Ну ладно, ладно. Значит, просто повидаться.
Дама. Уверяю вас, уверяю!
Пианистка. Тогда спасибо. Очень была тебе рада.
Дама. И я, тетушка, очень рада, и я.
Пианистка. А службу пропустить невозможно никак? Телеграмму там дать, протелефонировать?
Дама. Никак, тетушка.
Пианистка. Кем же ты служишь?
Дама. А, так... никем. Ерунда на постном масле.
Пианистка. Erounda na postnom masle? Du vente tout зa?
Дама. Но пропустить нельзя.
Пианистка. Что ж, милая. Печально, печально... Мимолетная встреча после жизни разлуки.
Дама. После жизни разлуки. Je suis enchenter de faire de votre conaissence, ma tante.
Пианистка. А выговор у тебя все-таки ужасный!
Обе смеются.
Надо же: натопил! (Шевелит пальцами.) Послушаешь, как играю?
Дама. Как играете?
Пианистка. Чего испугалась? Вовремя уедешь, вовремя! Сейчас, спрашиваю, хочешь послушать?
Дама. Разумеется, тетушка.
Пианистка. Только должна сразу тебя разочаровать: я давно не исполняю Рахманинова.
Дама. Не исполняете?
Пианистка. С тех самых пор. Пальцы другие. Руки. Дебюсси, если желаешь.
Дама. Желаю, тетушка, очень даже желаю.
Пианистка. А твой гений там не замерзнет?
Дама. У него печка.
Пианистка. Может, все же позвать?
Дама. Он, тетушка, не пойдет.
Пианистка. Странный гений. Ну да Бог с ним. Сама-то не опоздаешь?
Дама. Не беспокойтесь, тетушка.
Пианистка. Мне чего беспокоиться!
Дама. У меня в запасе вагон времени. Целые полчаса.
Пианистка. И впрямь: вагон и маленькая тележка.
Дама. У вас блестящие успехи в языке.
Пианистка. Merci. Вот, слушай. (Начинает играть, резко прерывается.) Нет! Je peux pas! Не могу, не могу, не могу!!
Дама. Тетушка!
Пианистка. Тебе -- не могу! Ты знаешь, как я играла раньше!
Дама. Когда ж это, тетушка, было! Много я тогда понимала в музыке!
Пианистка. Сама сказала: ночь напролет.
Дама. Ну, это просто... детская впечатлительность.
Пианистка. Нет, милочка: даже если ты и не помнишь -- мне-то, мне как забыть?!
Дама. Тетушка!
Пианистка. Нет, нет, нет! И пообещай, что не пойдешь и в зал. Впрочем, о чем я?! какой зал! Полчаса в запасе.
Дама. Тетушка...
Пианистка. Все! Не надо перечить! (Захлопывает крышку пианино, пишет.) Вот. Разберешь? Это мой адрес. Это -- телефон соседей. Попросишь -- позовут. А сюда запиши свои координаты. Нет, лучше я сама.
Дама. Что ж вы -- гоните меня, что ли?
Пианистка. До сих пор предпочитаю писать по-французски. Говорить разучилась, а писать предпочитаю по-французски.
Дама. Гните?
Пианистка. Считай, детка, что гоню. Ты мне еще за это, может, спасибо скажешь.
Дама. За то, что прогнали?
Пианистка. Очень была рада тебя повидать.
Дама. Про спасибо -- не понимаю.
Пианистка. И слава Богу. Мы, конечно, встретимся в самом скором времени. И с тобой, и с мамою. Я все равно собиралась в Москву.
Дама. Разве что все равно: погулять по Грановского.
Пианистка. Не стоит, Маша, труда меня покусывать. O, merde allors! как ты разволновала меня! Как я сейчас сумею сыграть?! У меня не получится!
Дама. Бросьте, тетушка, к чертовой матери этот дурацкий концерт!
Пианистка. Так сразу и дурацкий.
Дама. Отмените! Поехали, поехали с нами!
Пианистка. С вами?
Дама. Посдите меня в самолет. Наговоримся по дороге. Познакомитесь с Бобом.
Пианистка. Он иноземец, твой гений?
Дама. Почему иноземец?
Пианистка. По имени.
Дама. А... это... Нет: Борис.
Пианистка. Ну хорошо. Диктуй, деточка, адрес. Концерт я не аннулирую. Не могу себе этого позволить.
Дама. Но как же ваша свобода?
Пианистка. Именно из-за свободы.
Дама. Блестящий, тетушка, парадокс: совершенно в их стиле!
Пианистка. И потом... право же... наша встреча стоила мне слишком дорого. Trop cher. Я, конечно, держусь, но знаешь...
Дама. Как вам будет угодно.
Пианистка. Так угодно не мне, Маша.
Дама. Богу? Аккордеонисту?
Пианистка. Мама -- Рязанова?
Дама. Что?
Пианистка. Мама -- Рязанова?
Дама. Рязанова.
Пианистка записывает.
А можно вам на прощанье вопрос?
Пианистка. Разумеется, детка. Только у меня слишком мало времени до концерта.
Дама. Я не задержу. Вы вот оговорились...
Пианистка. Оговорилась?
Дама. Что и тогда всё понимали. Ну, про то, что не было никого. На домашнем концерте. Когда вы приехали из Парижа.
Пианистка. И в чем же моя... оговорка?
Дама. Дядя Вася... он что, знал, что его вызывают, чтобы... Догадывался?
Пианистка. Разумеется, деточка. Он же был не слепой.
Дама. Прямо вот так вот говорил, что знает?
Пианистка. Мы с ним об этом не слишком и разговаривали.
Дама. И вы знали?
Пианистка. Как же иначе?
Дама. И все равно поехали?
Пианистка. Как видишь.
Дама. По-че-му?!!
Пианистка. Это так элементарно.
Дама. Элементарно?
Пианистка. Базиль жизнь положил на коммунистическую идею. На ее воплощение.
Дама. На такое именно?
Пианистка. Какое уж получилось. Это была его интенция.
Дама. Как?
Пианистка. Его свобода!
Дама. Снова свобода! Как ловко вы жонглируете этим словом!
Пианистка. Он, в конце концов, должен был отвечать за дело своих рук.
Дама. Перед кем? Перед Сталиным?
Пианистка. Должен был использовать любой шанс!
Дама. Раскольников вот не вернулся, а они, кажется, были друзьями.
Пианистка. Друзьями? Вряд ли.
Дама. Ограничился письмом.
Пианистка. У него всегда был плохо повязан галстук.
Дама. При чем тут галстук?!
Пианистка. Если б Базиль струсил... Я потому, может, и полюбила его, что он был...
Дама. Снова слова не можете подобрать? Идиотом!
Пианистка. Маша!
Дама. Кретином!
Пианистка. Не смей!
Дама. Длинноухим ослом!
Пианистка. Твой дядя был святым человеком!
Дама. Ха-ха-ха! Посмотрите, до чего ваши святые страну довели!
Пианистка. Не мои! Они и были страною!
Дама. Ха-ха-ха!
Пианистка. И плотью, и костями! Русские!
Дама. В первом цэка русских десяти процентов не набиралось!
Пианистка. Это все равно, раз они вышли в победители.
Дама. Ложью вышли, ложью! Они лгали народу!
Пианистка. Огромный народ вокруг пальца не обведешь!
Дама. Еще как обведешь!
Пианистка. Огромный и вооруженный.
Дама. Главное -- не стесняться в средствах!
Пианистка. Народ всегда получает, чего хотел.
Дама. Да вы ненавидите русских!
Пианистка. Я напротив: люблю их, люблю их! Люблю!
Дама. Но странною, кажется, любовью.
Пианистка. Послушай, милочка...
Дама. Более, чем странною.
Пианистка. Давай не будем говорить политику. Чтобы окончательно не рассориться.
Дама. Какая ж это политика? Это жизнь, жизнь! Жизнь!
Пианистка. Диктуй лучше адрес.
Дама. Например, ваша!
Пианистка. Адрес!!
Дама. Но вас-то, вас зачем потащил с собою, если знал, что умирать?!
Пианистка. Что умирать -- никто никогда наверняка не знает. Адрес!
Дама. Дети, Господи! Совершенные дети!
Пианистка. Прикажешь искать тебя через справочное?
Дама. Да ради Бога: пишите: Москва, вэ двести девяносто два...
Пианистка. Благодарю. (Пишет.) Quatre vingt douze. Попробовал бы он уехать без меня.
Дама. Не оправдывайтесь, пишите. Улица Ивана Бабушкина.
Пианистка. Так бы я его отпустила. Я ведь была его... жена.
Дама. Повторяю: Ивана Бабушкина.
Пианистка (пишет). Rue Ivan Babushkine. Почему непременно Ивана? Что, был какой-нибудь еще?
Дама. Был. Летчик. Дом восемь, квартира тридцать шесть.
Пианистка (пишет). Trent et six...
Дама. Телефон надо?
Пианистка. Разумеется, детка.
Дама. Пишите. Вэ семь четырнадцать двадцать два.
Пианистка (пишет). Vingt et deux. И иди.
Дама. Прямо вот так вот?
Пианистка. И кланяйся иноземному гению. Решится навестить в Новосибирске -- милости прошу. А маме я напишу сама. (Кричит.) Иди! Слышишь!!
Дама. Но я хотела...
Пианистка. Va s'y!
Дама. До свиданья, тетушка.
Пианистка. До свиданья.
Дама. Je suis enchenter...
Пианистка (резко). Moi aussi. Иди!
Дама (возится у двери). Надо же, какой засов невозможный! (Уходит.)
Пианистка. Erounda na postnom masle? Sharabia a luille? (Принимается играть, останавливается, начинает снова, снова, снова; захлопывает крышку, роняет на нее руки, голову.) Je peux pas!
Рыданья.[1] В прорези занавеса, как Арлекин, появляется Завклубом.
Завклубом. Можно пускать, мадам Ламбаль-Ря... Ой, что это? Вам плохо? (Подбегает к Пианистке.) Что с вами, Мари? Врача?
Пианистка. Разве священника, милый.
Завклубом. Зачем священника? У нас есть врач. Он, правда, не смог прийти на концерт, потому что... Но он дома, я знаю.
Пианистка. Право, не беспокойтесь.
Завклубом. Немножечко, грубо говоря, выпивший, конечно, но...
Пианистка. Я совершенно здорова.
Завклубом. Не бойтесь.
Пианистка. В моем возрасте...
Завклубом. Он доктор хороший. Тоже сидел.
Пианистка. Чего мне, милый, бояться?
Завклубом. Я в три минуты: одна нога, грубо говоря, здесь...
Пианистка. К тому ж, я прошла изумительную закалку.
Завклубом. В самом деле не надо?
Пианистка. Приобрела иммунитет ото всех на свете болезней. Только вот, если можно...
Завклубом. Слушаю, Мари.
Пианистка. Видите: и Мари получилось.
Завклубом (в некоторой растерянности). Действительно. Я как-то не заметил. Само собой. Испугался.
Пианистка. Что помру прямо на сцене?
Завклубом. Да ну вас, мадам! Я не это имел в виду.
Пианистка. Снова не это?
Завклубом. Ага.
Пианистка. Любопытно: вы говорите когда-нибудь именно то, что имеете в виду?
Завклубом. Говорю... наверное.
Пианистка. Это, это! А знаете: умереть на сцене, возможно, и есть высшее счастье для артистки.
Завклубом. Я все-таки сбегаю, а?
Пианистка. Высшая награда.
Завклубом. Вам ведь плохо.
Пианистка. Что вы, милый! Разве не заметно, что мне отлично! Язык показать? А-а! Ну-ну, не смотрите на меня так. Пошутила. Но врача и вправду не надо.
Завклубом. Точно?
Пианистка. Ни врача, ни священника.
Завклубом. Священника все равно нету.
Пианистка. Вот и славно. А о чем я и впрямь хотела вас попросить...
Завклубом. Да?
Пианистка. Нельзя ли... папиросу?
Завклубом. Папиросу?
Пианистка. Вы глуховаты?
Завклубом. Просто удивился.
Пианистка. Папиросу, если не затруднит.
Завклубом. Я не курю, грубо говоря, конечно, но сейчас...
Пианистка. Можно любую, но лучше -- "Беломорканал".
Завклубом. Минуточку. (Исчезает.)
Пианистка вытирает слезы, пудрится, подкрашивает губы. Какое-то время сидит недвижно, закрыв глаза. Потом пытается играть. Недовольная результатом, прерывается. Возникает Завклубом.
Пианистка. Принесли?
Завклубом. Вот. У учителя взял. Беломор.
Пианистка. Спасибо, милый. А... огонь?
Завклубом. Ой! про спички-то и забыл. Сейчас! Хотя, грубо говоря, печка.
Пианистка. Осторожно, милый.
Завклубом. Минутку, одну минуточку.
Пианистка. Я в последний раз бросила курить так решительно, что даже не вожу с собою ни спичек, ни папирос.
Завклубом. Вот, грубо говоря. (Подносит горящую головню.) Пожалуйте.
Пианистка. Обожжетесь!
Завклубом. Ничего, мадам. У меня руки дубленые.
Пианистка (прикурив). Спасибо, милый. Я почему все бросаю курить да бросаю?..
Завклубом. Капля никотина, грубо говоря...
Пианистка. О! поверьте, отнюдь не из-за здоровья. Оно все равно не от нас.
Завклубом. Я, кажется, опять чуть не ляпнул.
Пианистка. Чуть не ляпнули?
Завклубом. Про лошадь.
Пианистка. Про какую лошадь?
Завклубом. Так, ерунда.
Пианистка. На постном масле?
Завклубом. Ха-ха, мадам.
Пианистка. Зовите меня Мари. Вы ведь уже... переступили.
Завклубом. Хорошо, Мари.
Пианистка. А мне приятно.
Завклубом. Я постараюсь.
Пианистка. Спасибо. А бросаю я потому, что, знаете, всякая наша привычка дает им очень сильное против нас оружие.
Завклубом. Не понял.
Пианистка. Всякая наша слабость.
Завклубом. Кому, Мари?
Пианистка. Им. Когда человека не кормят или не дают пить -- это банальное убийство, и тут ничего не поделаешь.
Завклубом. Банальное, грубо говоря?
Пианистка. Остается только достойно... в меру сил, разумеется... принимать смерть.
Завклубом. А-а... вы про лагерь!
Пианистка. Ах, милый, не только про лагерь. А когда они лишают тебя, в сущности, пустяка, к которому ты сама, без принуждения, пошла в рабство... О! тут-то ты и становишься их соучастницей, их добровольной помощницею.
Завклубом. Вы так говорите, будто снова собираетесь туда.
Пианистка. Туда, не туда... Жизнь, милый, где угодно течет по одним законам.
Завклубом (подумав). Наверное, так.
Пианистка. И потом, знаете... Я, как вышла замуж, все пытаюсь научиться говорить по-русски, как русская. Собираю пословицы, идиомы, ищу им французский эквивалент.
Завклубом. А как же... метелили?
Пианистка. Метелили? А-а... Парадокс, милый: меня порою метелили за то, чего я сама страстно желала.
Завклубом. Вы отлично говорите по-русски, Мари!
Пианистка. Merci. Так вот: существует одна пословица без эквивалента. Догадываетесь какая?
Завклубом. Не лаптем щи хлебаем?
Пианистка. Нет, милый.
Завклубом. Закидаем, грубо говоря, шапками?
Пианистка. От тюрьмы да от сумы...
Завклубом. Смешно.
Пианистка. Смешнее некуда. Ну, спасибо вам, покурила. Успокоилась капельку.
Завклубом. На здоровье.
Пианистка. Попробуем еще, а? (На полпути к клавишам останавливает руки). Скажите... а аннулировать концерт... или перенести... на завтра... невозможно никак?
Завклубом. Это (на дверь) он вас?
Пианистка. При чем тут он! Руки! Пальцы!
Завклубом. Уже ведь, грубо говоря, тепло.
Пианистка. Я боюсь!
Завклубом. Чего, мадам?
Пианистка. Мари! Мари! Что у меня плохо получится!
Завклубом. У вас?!
Пианистка. У меня, у меня! Когда я говорю, я знаю, чт говорю!
Завклубом. Знаете. Я не спорю.
Пианистка. Merci.
Завклубом. И это... аннулировать... наверное можно. Только...
Пианистка. Что еще такое? Рожайте, рожайте, не бойтесь! Не укушу.
Завклубом. Учитель из соседней деревни ребятишек привел. Километров, грубо говоря, семь будет.
Пианистка. Пешком?
Завклубом. А какой тут у нас транспорт?! Но детишек всего трое, так что...
Пианистка. Quelle sornette!
Завклубом. Что?
Пианистка. Ерунда на постном масле. Что вы меня слушаете!
Завклубом. То есть?
Пианистка. Это я так: проявила некоторую слабость. Поделала каприз. Идите-идите, впускайте людей. Чего им там мерзнуть!
Завклубом. Ладно, Мари. Спасибо.
Пианистка. Не за что. Только...
Завклубом. Да?
Пианистка. Если позволите... еще десять... еще пять хотя бы минут.
Появляется Дама.
Завклубом. Мадам, простите... Я понимаю: не мое дело. Но вы только скажите, намекните только...
Пианистка. Что?
Завклубом. Может (на Даму) выставить ее?
Пианистка (хохочет). Спасибо! спасибо, мой бедный рыцарь!
Завклубом(готов обидеться). Я... так вас развеселил?
Пианистка (продолжая хохотать). Да! Нет! Напротив!
Завклубом. Тогда -- выставить?
Пианистка. Я, если понадобится, справлюсь сама. По-семейному.
Завклубом (уходя, Даме). Какая вы!
Дама. Хам.
Пианистка. Я, знаешь, этого милого молодого человека, которого ты так несправедливо обозвала, чуть было не послала взглянуть, уехал ваш авто или нет. Но, поразмыслив, не стала за зря и гонять: куда ж вы, подумала, денетесь, если так ничего от меня и не получили? Нет-нет, милочка, я понимаю! Я видела! Ты боролась. Ты хотела уехать. Хотела... остаться на высоте момента. Я даже взывала к святым, чтоб так оно и случилось.
Дама. Да чего ж тут дурного, тетушка: обратиться с просьбою к близкому человеку?
Пианистка. Это у тебя надо спросить, что дурного. Видать, просьба какая-то слишком уж неприличная, коль второй час мнешься.
Дама. Я не мнусь. Я на самом деле очень мечтала вас повидать.
Пианистка. Да-да, sans doute. Ты добрая девочка. Но этот Боб! Этот ужасный Боб! Совершенно невозможно ему сопротивляться! Не так ли?
Дама. Вы Боба, тетушка, оставьте, пожалуйста, в покое.
Пианистка. Я-то оставила б. С удовольствием. Оставит ли меня он? Мне даже любопытно сделалось: неужто сам так и не заявится? Неужто снова пошлет тебя? И еще: неужто у тебя не достанет сил воспротивиться?
Дама. Прекрасно, тетушка. Считайте, что ваши худшие опасения сбылись.
Пианистка. Merde allors! как тебе неловко! С одной стороны -- Боб...
Дама. Хватит о Бобе!
Пианистка. С другой -- эта ужасная, злая, циничная тетка! А ты говори, говори, переходи прямо к делу. Довольно посентиментальничали. Коротко и четко формулируй, чего он от меня хочет.
Дама. Не он, не он, тетушка!
Пианистка. Ладно, пусть -- вы. Ну! не мнись! Добиваются только храбрые!
Дама. Хорошо. К делу так к делу. Мне бы хотелось...
Пианистка. Получается, видишь! Du courage, детка, du courage!
Дама. Мне бы хотелось, чтоб вы вернулись на родину.
Пианистка. Во Францию, что ли?
Дама. Разумеется. Коли вы родились во Франции -- следовательно ваша родина -- Франция.
Пианистка. Твой силлогизм, детка, не так очевиден, как может показаться на первый взгляд. Ты читала когда-нибудь Книгу Руфь?
Дама. Руфь? Чье это?
Пианистка. Ничье. Это из Библии.
Дама. Ах да, из Библии! Читала, конечно читала. Только... плохо помню.
Пианистка. Некая моавитянка по имени Руфь вышла замуж за еврея... то есть -- за иноземца. И, когда тот умер, вместе с его матерью поехала на его родину. И стала там прабабкою Давида. Кто такой Давид ты, надеюсь, помнишь?
Дама. Да... кажется царь. Или пастух?
Пианистка. Пастух. Одолевший Голиафа. И сделавшийся царем. Впрочем, ты сама как-нибудь перечитай. Крайне любопытные попадаются в Библии истории. Да-да, понимаю, у тебя мало времени. Аэроплан. Поэтому revenons а nos moutons.
Дама. Как?
Пианистка. К нашим баранам. Так ведь по-русски тоже говорят?
Дама. Тоже.
Пианистка. Allors, я должна возвратиться на родину.
Дама. Вы носите одну из древнейших французских фамилий. Герцогиню де Ламбаль во время революции...
Пианистка. Ты смело можешь избавить меня, детка, от ярких, эмоциональных, с экскурсами в историю описаний, почему это возвращение coute que coute... позарез нужно мне...
Дама. Разумеется, нужно!
Пианистка. И, главное, Франции. Переходи прямо к тому, почему оно позарез нужно тебе. Или там, не знаю, твоему... Бобу.
Дама. Потому, тетушка... Вы уж простите, но вы сами задали этот жесткий тон.
Пианистка. Нет, милочка. Не следует передергивать. Тон задала как раз ты! Ты! Только вошла, только появилась! Я долго пыталась не замечать его, не верить. Пыталась сбить и тебя. Даже гнала. Так что несправедливо вполне заслуженную тобою неудачу списывать на подозрительность выжившей из ума зэчки. Я отдаю тебе должное, ты играла роль изо всех сил...
Дама (кричит). Я ничего не играла!
Пианистка. Крепилась, сколько могла... Но видишь -- все же не выдержала!
Дама (бросаясь к Пианистке). Тетушка, тетушка! Да поймите ж меня! Вы ведь тоже любили!
Пианистка (отстраняясь). О! совсем не так! Но не стоит, не стоит, милочка. Не размокай. Тебе будет еще тяжелее вернуться к делу. Взгляни на меня лучше, как вот, минуту назад: с ненавистью.
Дама. Тетушка!
Пианистка. И -- в атаку! Du courage, милая, du courage!
Дама. Хорошо. Сейчас у нас с вами и впрямь слишком мало времени, чтобы...
Пианистка. У нас с вами? У меня, милочка, его сколько угодно. Вагон! Вот отыграю концерт, и через час-полтора...
Дама. Хорошо, хорошо, у меня! Я надеюсь еще найти возможность реабилитироваться...
Пианистка. Прекрасное словцо!
Дама. ...доказать вам, что вы были неправы, что вы были слишком строги ко мне. Что я действительно вас люблю...
Пианистка. Не размокай! Du courage!
Дама. Я хочу, чтобы, уезжая на родину, вы взяли с собою и нас с Бобом. Вот! Все!
Пианистка. А маму? Детей?
Дама. Детей -- да. Если поедут. А мама пускай остается.
Пианистка. Почему?
Дама. Она тут привыкла.
Пианистка. А ты -- нет?
Дама. А я -- нет.
Пианистка (принимается хохотать). O, merde allors! merde allors!
Дама. Не понимаю, чем опять насмешила.
Пианистка (смеясь). На старости лет... средством передвижения... Как сказал этот... лошадью! А ты ведь даже и французский не выучила!
Дама. Я не успела, тетушка.
Пианистка. Так и будешь ходить по Парижу с одной фразою: je suis enchenter?
Дама. Мы ведь только неделю назад узнали.
Пианистка. По "Голосу Америки". Прости. (Перестает смеяться.) Ну-ну, дальше. Что замолчала? Уговаривай, уговаривай! Только не кажется ли тебе, что спешка повредит делу? Может, стоит опоздать на службу, коли уж собираешься уезжать вообще? И вот так вот, потихоньку, petit а petit, день-другой проведя со старой теткою, размягчив воспоминаниями черствое ее сердце, исподволь...
Дама. Ах, тетушка! При чем здесь служба!
Пианистка. Как, то есть, при чем?! Ты ж сама говорила!
Дама. Вы так допрашивали меня.
Пианистка. Допрашивала?
Дама. Хорошо, пожалуйста. Завтра утром в Париж улетает наш знакомый дипломат... атташе по культуре. Навсегда улетает. Он сказал, что, если вы напишите обращение к правительству Франции, он поднимет международный скандал, и нас отсюда скорее всего выпустят. А доверять такое письмо почте...
Пианистка. Когда ж это я, интересно, успею написать? Аэроплан ведь?
Дама. Да вот же оно, Господи! Вот! Готовое! Вам только подпись поставить.
Пианистка. Всего подпись? Такой пустячок?
Дама. Всего!
Пианистка. Боб сочинил? Гений? (Снова хохочет.)
Дама. А к нему-то вы за что так несправедливы? Вы его даже не видели!
Пианистка. Знаешь, милая: когда мужчина подставляет на нелегкое дело... А ведь нелегкое дело получить от меня этот пустячок? Ты ведь с самого начала почувствовала?
Дама. Нелегкое.
Пианистка. Так вот: когда мужчина подставляет впереди себя женщину...
Дама. Но ведь я ваша племянница! Я, не он!
Пианистка. А как только соглашусь, племянником, надо думать, станет и он. И женится, несмотря на двоих детей, разницу в возрасте и комнату в общежитии. Впрочем, о чем я! Какое общежитие! У вас будет милая квартирка на Champs Elisee!
Дама. Вы, мадам, действительно, злая.
Пианистка. Вот я уже и мадам.
Появляется Завклубом.
Пора?
Завклубом. Простите... н-нет. Еще минут, грубо говоря, десять. Я, кажется, помешал?
Дама. А вы не видите?
Завклубом. Я помешал, мадам?
Пианистка. Нет, милый. Разумеется, нет. У моей племянницы все равно не достанет времени довести до конца дело, ради которого она сюда прикатила. Ей тоже минут через десять ехать. У нее аэроплан.
Завклубом. Я хотел... по поручению... я хотел пригласить вас... У меня вечером соберутся... соберется... ну, наша, грубо говоря, интеллигенция, сельская...
Дама. Интеллигенция?
Завклубом. Не могли б вы?..
Дама. Сыграть интеллигенции на аккордеоне.
Завклубом. Пожаловать.
Пианистка. Пожаловать? Какое слово!
Завклубом. А потом переночуете, и завтра утром я вас, грубо говоря, отвезу. Доставлю прямо домой.
Пианистка. А если, милый, им не понравится мой концерт?
Завклубом. Как не понравится?!
Пианистка. Вдруг вашим друзьям после этого и встречаться со мною расхочется? Ладно-ладно. Пошутила. Прийду, спасибо. Разумеется, прийду. И играть сегодня буду отлично! Я буду сегодня играть лучше, чем всегда!
Завклубом. Спасибо, Мари.
Дама. Уже Мари?!
Завклубом. Я передам им. Они будут счастливы.
Дама. Прямо-таки счастливы?
Завклубом. Прямо-таки счастливы. (Уходит.)
Пианистка. Ну?
Дама. Как я понимаю, мадам, подпись вашу мне не увезти.
Пианистка. Очень надеюсь: ты понимала это с самого начала.
Дама. И потому Бог с ним, с самолетом...
Пианистка. И с гением тоже?
Дама (кричит). Не перебивайте!
Пианистка. Молчу, детка, молчу.
Дама. Я расскажу эту мою историю. Про колоски.
Пианистка. Может, раз уж Бог с ним, с аэропланом -- расскажешь после концерта? Мне все-таки хотелось бы поиграть хоть десять минут.
Дама. Нет, сейчас же, сейчас! Чтоб вы знали!
Пианистка. Что знала?
Дама. Чтоб вы знали про мое... сознание. Про мое! Слышите?!
Пианистка. Как ты разнервничалась!
Дама. А вы обо мне не заботьтесь! Вы выслушайте меня!
Пианистка. Будь по твоему. Они подождут. Они, в отличие от вас с Бобом -- люди терпеливые. Привыкли ждать. Веками.
Дама. Веками -- это вы загнули, мадам. Пятидесяти лет не прошло, как в последний раз истощалось неистощимое их терпение. И ваш супруг, кстати...
Пианистка. Давай, милочка, оставим в свою очередь в покое и моего супруга. Про колоски так про колоски.
Дама. В самом деле. К чему отвлекаться. Про колоски. (Пауза.) Когда дядю Васю арестовали... Он ведь не только ваш супруг, он еще и мой дядя! Когда его арестовали... а потом вас -- каких мы тогда с мамой страхов не натерпелись!
Пианистка. Надо полагать. Ждать всегда страшнее.
Дама. Должен был вернуться отец. Мама боялась, что, едва он появится -- возьмут и его, и строила какие-то сумасшедшие планы. Чуть ли ни на полюс к нему пробираться, чтобы предупредить.
Пианистка. Понимаю, Машенька. Я понимаю.
Дама. Как же, понимаете! Пустили дядю Васю сюда!
Пианистка. Я не смела его удерживать, не смела!
Дама. Хорошо. Не о вас речь. Не отвлекаемся.
Пианистка. Не отвлекаемся.
Дама. Отца мы так и не увидели. Его арестовали где-то там, в Мурманске, что ли. Потом пришла и наша пора. В тюрьму нас, правда, не посадили -- тихо-мирно выслали в деревушку под Рязань, в солженицынские места. Это, надо заметить, нам еще повезло, что под Рязань.
Пианистка. В какие -- в какие?
Дама. Вы что, не читали Солженицына? Там же про вас!
Пианистка. Про меня лично?
Дама. Про вас про всех! Про таких, как вы! Про репрессированных!
Пианистка. Я, милочка, про таких, как мы, и без Солженицына знаю. И слишком много пропустила времени, чтобы отвлекать его теперь от музыки на чтение модных новинок.
Дама. Он не новинка. Он классик!
Пианистка. Классик?
Дама. Впрочем, вам жить.
Пианистка. En effect. Мне.
Дама. К школе маму, естественно, и не подпустили, спасибо еще, что взяли счетоводом. Потом началась война, счетоводы стали нужны не слишком. Мама копалась в поле, я тоже. А по ночам выла от голода. Старалась тихонько, чтоб мама не слышала.
Пианистка. Мамы слышат все.
Дама. Вам-то откуда знать?! У вас ведь детей не было!
Пианистка. О-ля-ля! острые у тебя обнаружились зубки!
Дама. Простите, мадам. Я не хотела.
Пианистка. Пустяки.
Дама. А если слышала -- почему не пошла сама?! Почему?! Почему послала меня?
Пианистка. Куда, деточка? Не надо: не трясись, не дрожи.
Дама. Собирать эти вонючие колоски.
Пианистка. Почему вонючие?
Дама. Уже в сорок шестом. Мы настолько оголодали, обе, что зиму не пережили б никак.
Пианистка. О, Машенька! Тебе и не снилось, сколько в человеке резервов.
Дама. И она послала меня ночью в поле, собирать колоски. За коим делом меня и застукали. Вы сидели в это время, небось и не знали про Указ. А за колоски тогда давали десять лет.
Пианистка. Мы-то, может, лучше тех, кто на воле, знали: сажали-то к нам.
Дама. Мне еще не исполнилось семнадцати. Я была вся такая... (нервный смешок) хрупкая... светящаяся... Он набросился на меня: сторож, калека однорукий. Демобилизованный. Не понимаю, как и вырвалась. Прибежала, себя не помня, домой, дверь заложила. Только все это уже было бессмысленно: он же меня узнал.
Пианистка. Дальше, деточка, дальше.
Дама. Их после войны так мало осталось, мужиков! Любая баба, любая девка -- с радостью: калека там, не калека. Нет! -- ему обязательно захотелось меня!
Пианистка. Не плачь, детка, не плачь.
Дама. Вы догадываетесь: на мою жизнь пришлось немало черных ночей.
Пианистка. Не плачь.
Дама. Но эти две оказались чернее всех. День мы просидели дома, запершись, дрожа, а вечером... а вечером мама сказала, чтобы я шла к нему.
Пианистка. Ты этого ей не можешь простить?
Дама. А вы бы простили?
Пианистка. Не в упрек, деточка, но к своим семнадцати чтобы я ни делала -- всегда делала сама. И никого потом не виноватила.
Завклубом (появившись, а сказав реплику, тут же и исчезнув.) Ничего-ничего. Они, грубо говоря, подождут.
Дама. Ерунда, я бы пережила! Подумаешь! Как первую ночь пережила, так и вторую бы, у него, у калеки, в этой грязной покосившейся избенке. И культю мерзкую бы пережила. Расплатилась бы за пучок пшеницы. Но он непременно пожелал жениться на мне!
Пианистка. Поразительные совпадения!
Дама. Что?
Пианистка. Нет-нет, я себе, не отвлекайся.
Дама. Жениться! И что я, по-вашему, должна была делать? Что?!
Пианистка. Ну, детка...
Дама. Если б я отказала, он посадил бы и маму, и меня! Что?!
Пианистка. Каждый в своем случае решает только за себя.
Дама. Что?!
Пианистка. Но если ты непременно желаешь академической точности -- у тебя было несколько выходов.
Дама. Несколько?
Пианистка. Например -- сесть. Хотя я все-таки сомневаюсь, что он стал бы тебя сажать.
Дама. Сомневаетесь? Почему?
Пианистка. Противоречит сюжету.
Дама. Ничему не противоречит! Он грозился! Он обещал!
Пианистка. Ну... коль уж так страшно -- зарезать калеку, когда заснет. Как Юдифь Олоферна.
Дама. Как кто?
Пианистка. Ах, я и забыла. Ты не сильна в Библии. Ты больше по этому... Соложёнкину.
Дама. Солженицыну.
Пианистка. Все равно.
Дама. Вы серьезно? Зарезать?
Пианистка. Или, наконец... полюбить его.
Дама. По-лю-бить?!!
Пианистка. Ты полюбить испугалась больше, чем зарезать.
Дама. Полюбить? Его?
Пианистка. Не зря же он хотел на тебе жениться. Сама посуди: какой ему с тебя профит? Тощая, нищая, на шее -- мать, отец -- враг народа. Чего б проще: попользовался, застегнул ширинку и пошел.
Дама. Он же унизить, унизить меня хотел! Чтобы дальше некуда! Чтобы все видели, все знали! Все! Деревенщина!
Пианистка. А ты еще обвиняла в гордыне меня. Браки, милая, совершаются на небесах.
Дама. Браки?! Разве это брак?! Изнасилование!
Пианистка. Ах, деточка-деточка! Ты же сумела родить ему двоих детей.
Дама. Это мои дети, мои!
Пианистка. Так не бывает! Ваши общие.
Дама. Только мои! И я не желаю, я просто не допущу, чтобы они жизнь прожили в этой поганой стране!
Пианистка. Именно этой стране, деточка, нужны сейчас Давиды. Именно этой. Франция своих уже отрожала.
Дама. При чем здесь Давид?
Пианистка. Помнишь, я говорила про Руфь? Когда она прибыла с belle mere... со свекровью на родину мужа, им тоже нечего было есть. И Руфь тоже собирала колосья.
Дама. Тоже колосья?
Пианистка. Представь себе. Нам порою кажется, что события нашей жизни происходят с нами с первыми.
Дама. Колосья...
Пианистка. И свекровь отправила ее к хозяину поля. К Воозу. Это был пожилой человек, вдовец. Тоже, наверное, деревенщина. Не знаю, как там у него обстояло с конечностями. Однако, именно с его помощью Руфь стала прабабкою Давида.
Дама. Руфь. Давид. Вооз. Все это вы говорите откуда-то оттуда... сверху, что ли... издалека... Рассматриваете человеческие судьбы, как какая-то богиня... Вы, верно, уже поставили на себе крест. А я еще сравнительно молода, я люблю, я хочу жить! У меня есть дети и могут быть еще, еще!
Пианистка. Да... ты меня так тонко, так точно кусаешь...
Дама. Я не кусаю.
Пианистка. Что прямо хоть в эдаком отчаяньи, в жалости к себе до слез, и к тебе тоже, взять у тебя письмо и поставить подпись.
Дама. А почему бы и нет, тетушка?
Пианистка. Снова "тетушка"?
Дама. Почему бы и нет?! Что вы от этой страны хорошего видели?! Что?! Расстрелянного мужа? Двадцать лет лагерей? Концерт в развалюхе?!
Пианистка. Ну, концерт, по-моему, кой-чего все-таки стоит.
Дама. Кой-чего? Вы взгляните, взгляните, кого этому аккордеонисту в валенках и галстуке удалось сюда затащить. (Смотрит на зал сквозь щелку в занавесе.) Взгляните! Десяток старух, закутанных в платки так, что вашей музыки и не услышат. Мужичок алкогольного вида. Детишки какие-то.
Пианистка. А вдруг кто-нибудь из этих детишек после концерта тоже проведет белую ночь? Как ты в свое время.
Дама. Ну и чего?! чего в этом хорошего?! Если б я не слушала вашу музыку... музыку вообще... я, может, легче бы все пережила. И осталась бы с этим... ну... как его?!
Пианистка. С Воозом.
Дама. С Воозом! И мне казалось бы, что так и следует жить!
Пианистка. А может, так и следует?
Дама. Нет! Нет! Не-хо-чу!!
Пианистка. Но будь хотя бы логичной: тогда уж музыка, выходит, нужна.
Дама. Да! нужна! Но не здесь, не в этой стране! В этой стране плохо, в этой стране страшно понимать музыку!!
Пианистка. Полагаешь?
Дама. Я не полагаю! Я вынесла это на своей шкуре!
Пианистка. Бедная страдалица!
Дама. Не надо мне вашей иронии! Пусть, пусть вы страдали больше -- это не значит, что кроме вас не страдает никто!
Пианистка. Не значит.
Дама. И потом: неужели вы все еще так наивны, что надеетесь, будто вам и дальше разрешат концертировать даже вот... перед этими?! Вы что, не чувствуете, какой во всем идет поворот, обратный ход?! Вам кажется, что Хрущева убрали за то, что кому-то не понравилась его лысина?! А назад, на нары -- не желаете?!
Пианистка. Я боюсь, Машенька, что ты опоздаешь на аэроплан.
Дама. На самолет!
Пианистка. Служба, конечно, пустяк, но стоит ли ее пропускать... безо всякого для себя профита?
Дама. Господи! Какая бескорыстная! Прямо святая!
Пианистка. Насчет святости не знаю, но считаю, милая, что женщина как один раз рождается, так один раз выходит и замуж. И, коли так получилось, что за человека из другой страны -- с нею и остается. Навсегда.
Дама. Метафизика!
Пианистка. А на диалектике, деточка, ни до чего хорошего не доедешь. Ты уж мне поверь.
Дама. Вы отказываете категорически?
Пианистка. Je ne pas de shois.
Дама. Говорите по-русски, черт вас возьми!
Пианистка. У меня и выбора-то нету.
Дама (тряся письмом). Да вот же ваш выбор, вот!
Пианистка. Я сделала его еще в тридцать втором году.
Дама. В таком случае... В таком случае -- Бог с вами!
Пианистка. Очень надеюсь.
Дама. Прощайте. Я даже рада буду, если вы снова окажетесь на нарах.
Пианистка. Спасибо, милая, на добрых словах.
Дама. Пусть эта страна выучит вас окончательно, коли до сих пор недоучила! Пусть отплатит за любовь... (Убегает.)
Пианистка. За любовь, деточка, не платят. Разве проституткам.
Пауза.
Завклубом (появляясь). Ушла?
Пианистка. Что?
Завклубом. Ушла? Можно начать?
Пианистка. А... Да, милый, разумеется. Папиросочку бы только.
Завклубом. Я, грубо говоря, мигом.
Пианистка. Стойте!
Завклубом. Одна нога...
Пианистка. Стойте, вам говорю! (Пауза.) Не надо.
Завклубом. А то я бы...
Пианистка. Нет.
Завклубом. Тогда я объявляю? Давайте-ка ваше пальто. И дверь на засов, чтобы, грубо говоря...
Пианистка. У нее аэроплан. Она не вернется.
Завклубом. Мало ли. Что сыграете для начала?
Пианистка. Если не возражаете -- Рахманинова.
Завклубом. Не Дебюсси?
Пианистка. Рахманинов хуже?
Завклубом. Лучше, Мария Клодовна! Рахманинов лучше! Гораздо, гораздо лучше!
Пианистка. Тогда объявите, пожалуйста, прелюдию соль-минор. (Тихо, себе.) Опус двадцать три, номер пять. Alla marcia.
Завклубом. Одну минутку, мадам. Объявляю. Только вот еще пару полешек. Чтоб, грубо говоря, пальцы.
Пианистка. Du courage, Marie, du courage!
Завклубом. Простите, мадам. Мне, конечно, стыдно... Но что вы произнесли тогда по-французски?
Пианистка. Я?
Завклубом. Ну, когда мы только сюда пришли. И вы еще сердились.
Пианистка. Не помню, милый.
Завклубом. Там что-то такое было... Про ферму, что ли.
Пианистка. Про ферму? А!.. (Смеется.) L'infern epaver?.. Дорога в ад вымощена благими намерениями.
Завклубом. Как?
Пианистка. Дорога в ад вымощена благими намерениями.
Завклубом (подумав). Удивительно глубоко.
Пианистка. Да уж. Глубже некуда. Объявляйте, милый, объявляйте.
Завклубом. Ага. (Открывает занавес; на сцену из черного провала зала бьет прожекторный свет.) Начинаем концерт солистки Новосибирской государственной филармонии Марии Ламбаль-Рязановой. Рахманинов. Прелюдия... (к Пианистке) как, Мари?
Пианистка. Соль-минор.
Завклубом. Прелюдия соль-минор. (Исчезает.)
Пианистка начинает играть. Там, в черной глубине зала, распахивается дверь.
Голос Дамы (из зала). Дура! Блаженная! Дура!
Дверь захлопывается. Пианистка играет.
Занавес.
Москва, 1987 г.
Старик
Китаврасов
Злата
Златин муж
Шарлотта Карловна
место:
Восточная Сибирь; райцентр; интерьер деревянного дома; частые высокие окна в мелкий переплет
время:
конец декабря восьмидесятого; вечер, ночь и раннее утро
Злата. Вьюга, метель, ночь на дворе! Ты куда собираешься, папа?
Старик. Половина девятого.
Шарлотта Карловна. Вы к Хромыху, Николай Антонович? К уполномоченному?
Златин муж. Без двадцати пяти.
Шарлотта Карловна. Зря вы за него беспокоитесь. Ну, выпил человек лишнего...
Златин муж. Спит ваш Хромых как убитый.
Шарлотта Карловна. А мне все равно перед дежурством переодеваться.
Злата. Жаль: траур тебе к лицу.
Златин муж. После баралгина такая доза снотворного.
Шарлотта Карловна. Забегу по дороге.
Злата. Может, папа, хоть сегодня, хоть в день маминых похорон, ты не будешь устраивать демонстраций?
Старик. А ты не демонстрацию устроила? Гостей разогнала.
Злата. Твои гости на ногах не стояли.
Старик. Старика несчастного, которому стало плохо...
Злата. Пил бы меньше -- не стало бы плохо. Любовь у него к маме проснулась.
Старик. Впервые в жизни из моего дома...
Злата. Как раз на поминках.
Старик. Выгнали больного.
Злата. Голого!
Златин муж. Его не выгоняли.
Злата. На мороз!
Златин муж. Ему первую помощь оказали. А если он неприятен Злате...
Старик. Почему он неприятен Злате?
Златин муж. Соседи его проводили.
Старик. Что он сделал Злате плохого?
Злата. Да, милый. Что он мне сделал плохого? Ну, служил в кагебе.
Старик. В эмгебе!
Злата. Принципиальная разница! Ну, папочка к нему каждую пятницу... Или как, папочка, это у вас по средам происходило?
Старик. Тебя тогда еще на свете не было!
Злата. Ходил отмечаться.
Старик. Не он эти порядки устанавливал.
Злата. Невинный старичок. Кто он, кстати: капитан в отставке? подполковник? Пенсия, наверное, персональная?
Златин муж. Какая тебе разница?
Злата. И они с папочкою -- лучшие друзья.
Шарлотта Карловна. Злата Николаевна...
Злата. Папочка его на поминки по своей жене приглашает.
Шарлотта Карловна. Николаю Антоновичу может стать плохо.
Злата. А ты помолчи, Лотта! Заступница.
Старик. Не хамить!
Злата. И вот бедный дружочек скушал лишнего...
Златин муж. Сколько можно ворошить прошлое!
Злата. Спирта выпил больше, чем ему сейчас по силам...
Старик. Скандалёрка.
Злата. Так папочка его на собственную кровать готов уложить.
Златин муж. На диван.
Злата. Которая от мамы еще не остыла.
Златин муж. Зачем преувеличивать? На диван, Злата! На этот самый диван.
Злата. Всю ночь вокруг танцевать.
Шарлотта Карловна. Злата Николаевна!
Злата. Родная дочка хоть на полу пускай спит, хоть в машину убирается...
Златин муж. Тут же еще три комнаты!
Злата. Зато Хромых!..
Златин муж. Проклятый дом!
Шарлотта Карловна. Пожалейте отца!
Златин муж. Послушайтесь меня, Николай Антонович! Поверьте мне!
Злата. Пусть его Хромых и жалеет.
Златин муж. Уедем отсюда завтра же. Для нас для всех!
Злата. Очень мы ему нужны!
Златин муж. Мы буквально через неделю получим квартиру.
Старик. Я уже ответил вам, молодой человек.
Златин муж. Документы собраны. Трехкомнатную. Сорок восемь метров.
Старик. Я никуда из этого дома не поеду.
Златин муж. В центре Красноярска. На набережной.
Старик. Я здесь умру.
Шарлотта Карловна. Зачем вы такое говорите, Николай Антонович!
Златин муж. Умереть самое простое.
Шарлотта Карловна. Зачем говорите?!
Златин муж. А как вы жить тут один собираетесь?
Злата. Ты, Лотта, еще разрыдайся.
Златин муж. Вы тарелку щей себе не нальете.
Старик. Я не ем щей.
Златин муж. Злату больше в академический не отпустят.
Старик. Не ем!
Златин муж. Даже я со своим влиянием ничего не смогу сделать.
Старик. Никогда не ел!
Злата. Зачем папочке Злата? Папочка сам справится.
Старик. Мне восемьдесят лет...
Злата. Папочка у нас гордый.
Старик. И я не позволю.
Злата. Папочка у нас сильный.
Старик. Чтобы в моем доме...
Злата. Папочка у нас милосердный.
Старик. И если я что-то говорю... (Выбегает.)
Златин муж. Псих.
Шарлотта Карловна. Как вам не стыдно!
Златин муж. Дверь с петель слетит.
Шарлотта Карловна. А еще доктор. Я тоже побегу, Злата Николаевна.
Злата. Беги-беги.
Шарлотта Карловна. Вы уж тут сами как-нибудь доуберите.
Златин муж. Представьте: доктор.
Шарлотта Карловна. У меня дежурство. (Хватает пальто, убегает.)
Злата. Ты б хоть оделась, Лотта!
Голос Шарлотты Карловны. Ничего, Злата Николаевна: я привычная.
Злата. Дежурство, вишь, у нее. Так за отцом помчалась -- только пятки сверкают.
Златин муж. Дверями хлопать -- ума большого не надо.
Злата. Восьми часов с похорон не прошло -- она тут как тут.
Златин муж. А жизнь -- она требует решений.
Злата. Лет тридцать назад служанкой у папочки была.
Златин муж. И мужества.
Злата. Как это у нас теперь стыдливо зовут: домработницей.
Златин муж. Может, он рассчитывает, что я брошу кафедру.
Злата. А теперь как же: медсестра, интеллигенция.
Златин муж. И сюда перееду.
Злата. Средний медицинский персонал.
Златин муж. Фурункулы вскрывать у местных алкашей!
Злата. Что ты сказал?! Фурункулы?!
Златин муж. А что?
Злата. Отец в этой больнице операции на сердце делал!
Златин муж. Ты хочешь, чтобы и я...
Злата. Помолчи.
Златин муж. Опять помолчи?
Злата. Опять.
Пауза.
Ненавижу поминки. Пакость, грязь.
Златин муж. Не понимаю, что здесь с тобою творится.
Злата. Пьянство.
Златин муж. Дома, в Красноярске, ты нормальная, веселая. Легкая. А сюда приезжаешь... Словно воздух здесь отравленный.
Злата. Чем воздух анализировать, ты бы убрал, милый, со стола. То-то сделал бы одолжение. (Садится к пианино, неуверенно, сбиваясь, повторяя, играет вальс Шопена до-диез минор.)
Златин муж. Сколько живем -- знать не знал, что моя половина умеет играть.
Злата. Я и не умею. Туда, на кухню. Если зайца долго бить по голове...
Златин муж. Это ты-то заяц?
Злата. Отец научил одному этому вальсу. Этому вальсу на этом пианино. На другом, думаю, и двух нот не возьму.
Златин муж. Какая разница?!
Злата. С пяти лет учил.
Златин муж. На этом, на другом.
Злата. Сколько я слез пролила.
Златин муж. Клавиатура стандартная.
Злата. Все же ты совершенный кретин.
Златин муж. В самом деле. Едва оказываюсь в этом доме -- катастрофически глупею.
Злата. Половина.
Златин муж. Сам это чувствую.
Злата играет.
Так я не понял: как же с квартирой-то быть?
Злата (играя). С квартирой?
Златин муж. Ты же не всерьез -- сюда перебираться?
Злата (играя). Не всерьез.
Златин муж. Значит, надо перевозить отца. Да без него и не дадут. Участник Гражданской, орденоносец.
Злата (играя). Отличник здравоохранения.
Златин муж. Зря смеешься. Я когда был в крайздраве...
Злата. А если б мама не умерла?
Златин муж. Что значит если? Умерла ведь! А как только корпус заселят... Да не смотри на меня так!
Злата (играя). Как, милый?
Златин муж. Я не циник. Не шкура. Но пока существует этот дом, пока ты к нему привязана...
Злата (играя). А я привязана?
Златин муж. Не могу чувствовать себя спокойно.
Злата (играя). Выпей валерьянки.
Златин муж. Словно над вами с отцом рок висит.
Злата (играя). А над тобой, милый?
Златин муж. И надо мной тоже. Того и гляди, попадешь в вашу мясорубку.
Злата. А ты разведись.
Златин муж. Боже мой, вьюга! Дороги занесет -- нам и не выбраться.
Злата. И да поможет Господь всем бесприютным скитальцам.
Златин муж. Что?
Злата. Ничего.
Златин муж. Что ты сказала?
Злата. Так. Из Тургенева.
Злата снова играет. Открывается дверь. На пороге -- Китаврасов.
Китаврасов. Извините. Я стучал. Вы меня, наверное, не слышали.
Златин муж. Не слышали.
Китаврасов. Ну да: метель. Мятель, как говорили в прошлом веке. Но дверь не заперта, свет. Вы здесь живете?
Златин муж. А в чем, собственно, дело?
Китаврасов. Я прилетел из Москвы.
Златин муж. Из Москвы?
Китаврасов. Я жил здесь когда-то. Очень давно.
Злата. В Москву, в Москву, в Москву...
Китаврасов (Злате). Вас, надо думать, еще и не существовало.
Златин муж. Прямо сейчас из Москвы?
Китаврасов. Вернее, мои родители. Ну, и я с ними тоже.
Златин муж. Чего вы в дверях топчетесь? Проходите.
Китаврасов. Может, слышали? Моя фамилия -- Китаврасов.
Златин муж. Китаврадзе?
Китаврасов. Китаврасов, не Китаврадзе. Хотя, откуда...
Злата. Не слышали мы вашей фамилии! Никогда в жизни не слышали! (Отворачивается, демонстративно громко продолжает играть.)
Златин муж (подойдя к пианино и закрыв крышку). Посторонним хоть не хами. (Китаврасову.) Не слышали.
Злата. А посторонние сюда не забредают.
Китаврасов. Я, должно быть, некстати.
Злата. Еще как кстати!
Китаврасов. Но я, можно сказать, появился здесь на свет. А сейчас уезжаю. И, видите, решил...
Злата. Видим.
Златин муж. Как пишут в анкетах: место рождения?
Китаврасов. Вот-вот. Именно.
Златин муж. Романтично, конечно. Но билет от Москвы... Командировку, что ли, себе устроили?
Китаврасов. Командировку? Какую командировку?
Златин муж. Мало ли...
Китаврасов. А! Нет. Я ж сказал: уезжаю. Я за свой счет. Поздно, конечно, но я только добрался. Автобусом до Енисейска. Тут на попутке.
Златин муж. Вьюга?
Китаврасов. Ага. Заносы. Буксовали четыре раза.
Злата. Выбрались?
Китаврасов. С попуткою, говорят, крупно повезло. После обеда, говорят, машины сюда вообще не ходят.
Злата. Везение значительное.
Китаврасов. Вот видите: и мне так сказали.
Злата. Для нас для всех.
Китаврасов. Не сердитесь, пожалуйста.
Злата. С чего вы взяли!
Китаврасов. Я на какие-нибудь полчаса.
Златин муж. Не понимаю!
Китаврасов. Боюсь только, что до утра от вас не выбраться.
Злата. Бесприютный скиталец.
Китаврасов. Нет-нет, у меня есть место. В Доме Колхозника. Я бы просто... если б вы, конечно, позволили... хотел посмотреть дом.
Златин муж. Ради этого и летели?
Китаврасов. Не знаю. Когда мы уезжали, мне лет пять было. Воспоминания детства.
Златин муж. Ностальгия, что ли?
Китаврасов. И родители рассказывали, мама.
Злата. Родители?
Китаврасов. Кажется, в этой комнате мы и жили. А там сосед, главврач.
Злата. Вон оно что! Сосед.
Китаврасов. Такой... высокий.
Злата. Коль сосед -- раздевайтесь.
Златин муж. Да-да, раздевайтесь.
Злата. Хоть приехали не спросясь -- не гнать же на мороз.
Китаврасов. Не такой уж и мороз.
Злата. Сюда, к печке.
Китаврасов. Градусов восемь, не больше.
Злата. Возьми у гостя куртку, милый.
Китаврасов. Большое спасибо.
Злата. А сосед и сейчас здесь живет. Мой отец.
Китаврасов. Правда?
Злата. Невероятно? Не ожидали? Тридцать лет ведь прошло. Уже не главврач, к сожалению.
Китаврасов. Какая разница.
Злата (протягивая руку). Злата.
Китаврасов. Андрей.
Злата. Живу в Красноярске. Вон с ним.
Златин муж. Шухман. Доцент.
Китаврасов. Китаврасов. Очень приятно.
Злата. А сюда прибыла на похороны.
Китаврасов. А-а... Я вот и чувствую.
Злата. Позавчера умерла мама.
Китаврасов. Но дверь не заперта, окна...
Златин муж. Окна светятся.
Китаврасов. Боже, неловко-то как!
Злата. Что сосед жив?
Китаврасов. При чем тут сосед?
Злата. С мертвецами спокойнее?
Китаврасов. Я, напротив, очень рад был бы его повидать. Только...
Злата. Ладно, не бойтесь. Его дома нету!
Китаврасов. Неловко, что похороны.
Злата. А вы выпейте за упокой души -- сразу половчает.
Китаврасов. Я уже больше года...
Златин муж. Ничего-ничего. С улицы полезно. Как врач говорю. И я с вами.
Злата. Ты-то не с улицы. Вы пейте, пейте. Пейте, вам сказано!
Выпивают.
Теперь ведь только так с покойниками прощаются.
Златин муж. Так прощались всегда.
Злата. А похороны для нас не неожиданность. Мама давно болела. Он даже вон рассчитал.
Златин муж. Ничего я не рассчитывал. Совпадение.
Злата. Я, милый, в совпадения не верю. (Китаврасову.) А вы?
Китаврасов. Я об этом не думал.
Злата. Знаешь, милый: коль уж выпил -- сходи-ка за отцом. Доставим гостю удовольствие.
Китаврасов. Не беспокойтесь.
Злата. А то он возле своего Хромыха и всю ночь продежурит.
Китаврасов. Не беспокойтесь, пожалуйста.
Злата. Знаешь, где Хромых живет? По левой стороне. Не то третий дом, не то четвертый.
Златин муж. Третий или четвертый?
Злата. А ты не бесись, милый. Ворота зеленые.
Златин муж. Я не бешусь.
Злата. Только не говори, кто к нам приехал. Устроим сюрприз.
Китаврасов. Какой я сюрприз.
Злата. Скажи: гость, а кто -- не говори.
Китаврасов. Он меня и не помнит, наверное.
Злата. А ну как помнит?
Китаврасов. Было б приятно.
Златин муж. Может, Злата, вместе, а?
Злата. Любимую жену -- на метель? Я же хрупкая! Идеал женственности. Я же сошла с полотна Боттичелли. Твои слова?
Златин муж. Мои.
Злата. Вот и иди.
Златин муж (с порога, Китаврасову). Конечно, негостеприимно получается. Но лучше бы уж вы отправлялись в Дом Колхозника.
Китаврасов. Не понял.
Златин муж. И уезжали бы отсюда первым же автобусом. (Уходит.)
Китаврасов. Может, действительно?..
Злата. Не слушайте! У него теория: будто этот дом приносит несчастье. Заскок.
Китаврасов. А я подумал -- ревнует.
Злата. К вам? (Смеется.)
Китаврасов. А что?
Злата. Простите. Не хотела обидеть. Я имела в виду другое.
Китаврасов. Что другое?
Злата. Вот, например. (Играет вальс.) Знакомая мелодия?
Китаврасов. То есть? (Пауза. Злата играет.) В каком смысле?
Злата (играя). В прямом.
Китаврасов. Конечно: Шопен. А что?
Злата (резко перестает играть). Ничего. Мне показалось.
Китаврасов. Показалось -- что?
Злата. Глупости! Забудьте. Я вот вам про своих родителей рассказала. А ваши: где они?
Китаврасов. Отец давно умер.
Злата. Умер?
Китаврасов. Ну да, умер. Что тут особенного? А мама... Я, знаете, попал в историю... В общем, когда меня выпустили...
Злата. Попали (делает из пальцев решетку) в историю?
Китаврасов. Вот-вот. Ее уже тоже не было.
Злата. Печально.
Китаврасов. У вас вот похороны. А мне и похоронить не дали.
Злата. И долго просидели?
Китаврасов. Смотря как смотреть. По чьим масштабам. Одиннадцать месяцев.
Злата. Уголовный?
Китаврасов. У нас все уголовные. Заведомо ложные измышления, порочащие государственный строй. Сто девяностая прим.
Злата. Порочили?
Китаврасов. Наверное. Им виднее. Мне про этот дом мама много рассказывала. Будто о рае вспоминала.
Злата. Типичный рай.
Китаврасов. Я в тюрьме каждую ночь, как засыпал, все его почему-то воображал.
Злата. Похоже оказалось?
Китаврасов. Вот, думал, выйду, добуду денег, возьму маму и... Глупо, конечно.
Злата. Мама ваша сюда, пожалуй, что и не поехала б.
Китаврасов. Я ей сто раз предлагал. Старого счастья, говорила, все равно не вернуть...
Злата. Старого счастья, нового счастья. Как вам мой муж?
Китаврасов. Удивительные у вас вопросы.
Злата. Он еврей.
Китаврасов. То про Шопена, то про Шумана.
Злата. Зато доцент.
Китаврасов. У меня половина друзей -- евреи.
Злата. Преподает общую гигиену.
Китаврасов. Муж как муж, наверное.
Злата. И в кавээне участвовал.
Китаврасов. Я двух слов с ним сказать не успел.
Злата. В местном.
Китаврасов. Да я вам и не судья.
Злата. И впрямь: никто никому не судья.
Китаврасов. Вернее, вашему мужу. Зла-та.
Злата. Никто никому не хочет быть судьею...
Китаврасов. Хотя, если откровенно, мне капельку грустно от самого факта.
Злата. От факта?
Китаврасов. Что у вас есть муж.
Злата. А-а... поняла: объяснение в любви с первого взгляда.
Китаврасов. Мечта: чтобы все хорошенькие женщины были свободны. Для тебя.
Злата. А ты бы, гордый, смотрел на них, но пользоваться ленился? Впрочем, Бог с вами. Вы же так, дом посмотреть.
Китаврасов. У меня оставалось два пустых дня. Видеться ни с кем не хотелось. Не с кем, собственно. Я ведь... уезжаю.
Злата. Эмигрируете что ли?
Китаврасов. Касса Аэрофлота. Автобус. Домодедово. Все как во сне. Очнулся в дурацком ИЛе где-то уже над Уралом.
Злата (за пианино). А я ничего другого играть не умею.
Китаврасов. Красноярск, говорят -- геометрический центр Советского Союза.
Злата. Только этот вальс.
Китаврасов. Вот. Прилетел. (Побродив по комнате, подойдя к отрывному календарю.) Сомнительные отмечают даты. Восстание. Это ж кого надоумить можно.
Злата. Восстание?
Китаврасов. Декабристов. Сто пятьдесят пять лет.
Злата. Не осталось, кого надоумливать.
Китаврасов. Как раз сейчас они нервные, издерганные, возбужденные... в эйфории... друг к другу бегают. Денщиков гоняют с записками. Пунш жгут. Готовятся утром на площадь выйти.
Злата. Звонкими копытами лед колотя...
Китаврасов. Еще не знают, что не всем хватит смелости. Впрочем, кому не хватило -- тех тоже накажут. Не так строго, как Рылеева с Каховским, но...
Злата. А я, кстати сказать, и сама Каховская. По отцу. Я только по мужу Шухман. Или как вы выразились: Шуман. Смешно?
Китаврасов. Он что, потомок?
Злата. Чьим потомком может быть Шухман?
Китаврасов. Каховский.
Злата. Только другого Шухмана.
Китаврасов. Хотя у того Каховского ни жены, ни детей, сколько помнится, не было. Брут чахоточный. А тут, в углу, на Новый год елка стояла.
Злата. Она и сейчас на Новый год здесь стоит.
Китаврасов. Ее ваш отец принес -- я помню -- прямо вечером, тридцать первого. Мама меня уложила спать. На этом диване. А я проснулся и вижу: они в облаках пара с холода входят. Тащат елку. Прямо на опушке срубили, в десяти шагах.
Злата. Да уж: не Москва!
Китаврасов. Сказка.
Злата. С продуктами плоховато, зато елки не дефицит.
Китаврасов. У вашего отца в руке серебряный топорик. Оба молодые, смеются, розовые с мороза.
Злата. "Сибирский климат полезен для здоровья".
Китаврасов. Я снова заснул -- тут меня мама и будит.
Злата. Тема диссертации Шухмана.
Китаврасов. Дверь открывает, а елка уже наряженная стоит. Игрушки, конфеты на ниточках, ей из Ленинграда прислали, орехи в фольге.
Злата. Анупамсундартаттилаттама.
Китаврасов. Что?
Злата. Красота несравненная. Санскрит.
Китаврасов. И свечи на лапах горят. Настоящие. Восковые. А под елкою ватный Дед Мороз и подарки.
Злата. А ваш-то, ваш где отец в столь умилительной композиции?
Китаврасов. Отец? Не помню.
Злата. Ай-ай-ай!
Китаврасов. Выпал отец. Может, дежурство, а?
Злата. Надо думать: именно дежурство.
Китаврасов. И подарков их не запомнил: ни от отца, ни от мамы. А от вашего папы запомнил: набор хирургических инструментов. Настоящих! Блестящие, холодные, в резной шкатулке.
Злата. В этой?
Китаврасов. Н-нет. Но похоже.
Злата. Отец их сам мастерит. В лагере выучился.
Китаврасов. Он сидел?
Злата. А кто в их поколении не сидел? Разве те, кто охраняли. Те, впрочем, многие отсидели тоже.
Китаврасов. Он почему-то хотел, чтобы и я сделался врачом.
Злата. Господи! вьюга какая...
Китаврасов. А я, видите, больше по разрушению. Историк.
Злата. По разрушению?
Китаврасов. Люди привыкают к мифам. А история их...
Злата. Мифы не разрушаются. Одни меняются на другие -- вот и все.
Китаврасов. Не верите в возможность постижения объективной исторической истины?
Злата. Увы.
Китаврасов. А я, простите мою наивность...
Злата. Наивность прощаю.
Китаврасов. Верю до сих пор. Невзирая ни на какие... заведомо ложные измышления. Значит, он остался здесь, ваш отец?
Злата. Как видите.
Китаврасов. У него ведь тоже пятьдесят восьмая была? Неужто не захотелось уехать?
Злата. Не к кому. Степной волк. Гордый и одинокий. Собственно, лечить где угодно можно. Здесь даже благороднее.
Китаврасов. Конечно.
Злата. Сюда хороший врач сам не поедет.
Китаврасов. Но вырваться, наверстать... Должно быть, они все-таки правы.
Злата. Кто?
Китаврасов. Доброжелатели. Я действительно слишком честолюбив. Мне и представить трудно истинное смирение.
Злата. Смирение -- высшее честолюбие-то и есть! Давайте-ка, чем рассуждать, лучше выпьем. А о смирении -- это уж вы прямо с отцом. Он у меня по этому делу эксперт. Налейте сами. И мне.
Китаврасов. Ваше здоровье?
Злата. Нет. Есть один взбалмошный вариант.
Китаврасов. Взбалмошный?
Злата. Но попробуйте быть снисходительным к хорошенькой женщине. Вы ведь сказали, что я хорошенькая?
Китаврасов. Я не отказываюсь.
Злата. Благородно. В таком случае... давайте-ка выпьем на брудершафт. Не испугаетесь?
Китаврасов. Я уж и не знаю, чего способен испугаться.
Сплетают руки с рюмками.
Злата. Только помните: как выпьем, сразу надо друг друга обругать.
Китаврасов (галантно). Непростая задача.
Злата. Merci. И не дураком, а как следует. Пообиднее и, главное, посправедливее.
Китаврасов. Буду стараться.
Злата. А потом... поцеловаться. И тоже как следует. Договорились?
Выпивают.
Китаврасов. Пообиднее, говорите? Ох, и красивая же ты...
Злата. Обруга-а-али!
Китаврасов. Стервозина.
Злата. О! совсем другое дело. Главное -- в точку.
Китаврасов. Я...
Злата. Ты телок недоношенный. Вот кто ты! Я мужа отправила, а он: декабристы, смирение...
Китаврасов. Злата!
Целуются крепко, жадно, взасос. Появляются Старик и Златин муж.
Златин муж. Мы, кажется, помешали?
Злата. Ничего, милый. Что, папочка: остыл? Как Хромых? А у нас, видишь, гость.
Златин муж. Хромых в порядке.
Злата. Говорит: тут родился. И оснований не верить ему...
Златин муж (бурчит). Как с ним и целоваться.
Злата. Детство провел. Сын соседей твоих давних. Китаврасовых, что ли.
Китаврасов. Да-да.
Злата. Не помнишь, папочка?
Китаврасов. Китаврасовых.
Злата. Что с тобой? Набегался? Устал? Ничего-ничего, ты у нас крепкий.
Старик. Китаврасовых?
Злата. Давай-ка пальто. Да познакомьтесь вы в самом деле! То есть, конечно, вы уже знакомы...
Старик. А звать вас, простите?
Китаврасов. Андрей.
Старик. По батюшке, простите, по батюшке! Не мальчишка!
Китаврасов. Андрей Емельянович. Я не очень люблю по батюшке: так меня называли не в самых...
Злата. Он тоже в тюрьме сидел.
Китаврасов. Приятных местах.
Злата. Как и ты, папочка.
Старик. Емельянович?
Злата. Не слишком на твой вкус имя с отчеством гармонируют? Что ж поделать? -- отцов не выбирают.
Старик. А года рождения, конечно...
Злата. Он фельдшера твоего бывшего сын.
Старик. Сорок восьмого? Январский?
Китаврасов. Значит, помните! Мне очень, очень приятно. (Златину мужу.) Уже ради одного этого стоило лететь.
Златин муж. Я видел, ради чего стоило.
Старик. Каховский. Николай Антонович.
Китаврасов. Я ведь вас тоже вспомнил.
Старик. И мне приятно. Весьма.
Китаврасов. Мама столько про вас рассказывала, показывала фотографию.
Старик. Показывала фотографию?
Китаврасов. Да. В шляпе. Но я сейчас вас увидел и понял, что не по фотографии, не по рассказам: сам.
Злата. Поразительная память!
Китаврасов. А вы, значит, и меня помните, и маму?
Старик. Елену... Валерьевну?
Злата. Е-ле-на-ва-лерь-ев-на.
Китаврасов. Елену Валерьевну.
Злата. Звучит! Чистый Шопен. А мою маму, знаете, Зинаидой Никитичной кликали.
Китаврасов. Да?
Старик. Перестань, Злата!
Китаврасов. А отец у вас, правильно, фельдшером работал. Он вас в лагере от дистрофии спас. Емельян Трофимович.
Злата. Спас? Вот как!
Китаврасов. Мы здесь жили, в этой квартире. Кажется. А вы -- там? Переехали?
Старик. Да-да, фельдшером. И отца вашего помню. Злата, справа на буфете. Пятнадцать капель. Я сегодня жену, простите, похоронил.
Злата. Неужто, папочка?
Златин муж. Злата!
Китаврасов. Мне сказали. Я... я, конечно, ее не знал. Но мне грустно.
Злата. Еще бы!
Китаврасов. Если где-то звонит колокол... словом, примите соболезнования.
Старик. Спасибо.
Китаврасов. А я пойду.
Злата. Пей, папочка.
Китаврасов. У меня там, в Доме Колхозника, место оставлено.
Златин муж. Я вам сразу советовал.
Китаврасов. Я пойду.
Старик. Спасибо, Андрей Емельянович, за сочувствие. И действительно -- ступайте.
Злата. Сибирское гостеприимство.
Старик. А завтра с утра, часиков в одиннадцать, милости прошу на чай. Поговорим, повспоминаем.
Злата. Как ваш отец моего от дистрофии спасал.
Старик. Про маму расскажете.
Злата. Вот-вот: про Елену Валерьевну.
Китаврасов. Завтра я, к сожалению, не смогу. Уезжаю в шесть-пятнадцать. Первым автобусом.
Златин муж. Какой автобус: вьюга, заносы.
Китаврасов. У меня самолет. На попутке, пешком! Как угодно. Пропустить его невозможно. А так я бы, конечно...
Старик. Невозможно?
Китаврасов (обреченно). Невозможно.
Старик. Ну, коль невозможно...
Златин муж. Уходите, пока отпускают.
Китаврасов. Если вы о поцелуе -- это шутка. На брудершафт.
Старик. Вы не поняли меня.
Златин муж. Быстро побратались.
Старик. Не уходите, а оставайтесь.
Злата. Не получилось, папочка, тайм-аута?
Старик. Простите?
Китаврасов. До шести-пятнадцати я свободен.
Старик. Вот и заночуете. Здесь, на диване. Нечего по гостиницам. Нехорошо. Дурно.
Златин муж. Ночуйте-ночуйте.
Старик. Развлекитесь пока с молодыми людьми. Поставь, Злата, чайник. А я четверть часика...
Злата. Слышал, милый?
Старик. Сердце, знаете. Тахикардия. (Уходит.)
Злата. Чайник поставь.
Златин муж. Пожалуйста. (Идет на кухню.)
Китаврасов. Злата -- это от золота или от зла?
Злата. Я себе имя не выбирала. У отца спросите. Когда оклемается.
Китаврасов. Непременно спрошу.
Злата. Чтобы, наверное, с Шопеном гармонировало.
Златин муж появляется с чайником.
Как ты, милый, быстро!
Златин муж. Он все время кипел.
Китаврасов. Почему с Шопеном?
Злата. Весь не выкипел? Не распаялся?
Златин муж. Нет.
Злата. А правда мило: развлекитесь с молодыми людьми? На брачный стол пошел пирог поминный. (Сдергивает с зеркала черное покрывало.)
Златин муж. Какой стол?
Злата. Никакой. Шекспир. Гамлет. Много же в его жизни значила мама! Итак, поминки окончены?
Златин муж. Я не хотел говорить тебе, Злата...
Злата. Вот и не говори.
Златин муж. Но при жизни Зинаиды Никитичны ты тоже ее не так что бы жаловала. А теперь...
Злата. Точно: лучше не говорил бы.
Златин муж. А теперь...
Злата. Куда интереснее послушать, как поживает папочкин друг. Бедный старичок, у которого бо-бо животик.
Златин муж. Нормально поживает. Спит. Чего ты на него, в самом деле, взъелась?
Злата. Чего я на него, в самом деле, взъелась?!
Златин муж. У него, оказывается, поджелудочная на ладан дышит. Беспокойство Николая Антоновича вполне оправдано.
Злата. Представляешь, Китаврасик...Ты ничего не имеешь против, что я тебя так назвала? Мы же на брудершафт. Мы на брудершафт, милый. Это ты видел, как мы на брудершафт целовались.
Китаврасов. Я говорил вам: не брудершафт.
Злата. Так вт, представляешь: папочка в нем души не чает. А тот папочку раньше здесь караулил.
Златин муж. И ничего я в этом дурного не вижу. Наоборот.
Злата. В брудершафте?
Златин муж. Неужто до смерти и злобиться, глотки друг другу грызть. Ну, караулил. Не он так другой.
Злата. Свято место пусто не бывает?
Златин муж. Никакое не бывает.
Злата. А мог бы и ты?
Златин муж. Мало ли как судьба складывается. Правда, Андрей Емельянович?
Китаврасов. Судьба?
Златин муж. А этот, Хромых ваш, сколько я знаю, особых пакостей отцу твоему не делал. Тем более матери. Служба у него такая была.
Злата. Служил Советскому Союзу.
Златин муж. В Испании, говорят, монумент жертвам гражданской войны поставили.
Злата. Желание быть испанцем.
Златин муж. Общий. Не разделяя на красных и черных. Память о заблуждениях. О национальной трагедии. Не слыхали, Андрей Емельянович?
Китаврасов. В Испании не был.
Златин муж. А где были?
Китаврасов. Нигде не был.
Златин муж. А мне и в Чехословакии посчастливилось побывать, и в Венгрии. В Венгрию мы со Златой ездили.
Пауза.
Можно тебя на минутку? Не обидитесь, Андрей Емельянович?
Злата. Нельзя.
Пауза.
Златин муж. А вот любопытно: откуда у вас фамилия такая взялась. Не встречал раньше.
Китаврасов. У меня дед из дьячков.
Злата. Дед по чьей линии?
Китаврасов. Естественно, по отцовской. Поп-шутник и нарек спьяну. Китаврасами в лубочных книжках кентавров называли. От греческого кентаврос. Оттуда же и Полкан-богатырь, полуконь то есть.
Златин муж. Понимаю: полуживотное.
Злата. По крайней мере благородное.
Златин муж. Да уж, простите. Не потомственный дворянин.
Злата. Даже, увы, не личный. Нашел чем гордиться.
Златин муж. И принял он смерть от коня своего.
Злата (напевает). Кто не играет в кавээн...
Пауза.
Китаврасов. А скажите, Злата... (Не знает, о чем спросить.) Ваш отец... он все работает?
Злата. Ну-ка, Полкаша, обратись как положено! Зря мы с тобой целовались? Ну! Чей отец?
Китаврасов. Как, то есть, чей?
Злата. Ну, подумай, подумай!
Китаврасов. А-а... Твой.
Злата. Совсем другое дело. Не так ли, милый?
Златин муж. Так.
Злата. Отвечаю: работает. Не хирургом уже, правда, онкологом. Руки не те, да и видеть стал плохо.
Златин муж. Катаракта.
Злата. Так что и он лет пятнадцать как по разрушению.
Златин муж. Пока не созреет -- нельзя оперировать.
Китаврасов. По разрушению?
Злата. Разрушает в людях иллюзию бессмертия.
Златин муж. Ты снова несправедлива.
Злата. Подписывает приговоры.
Златин муж. Онкология крайне полезная наука. Даже на сегодняшнем уровне. Даже в райбольнице.
Злата. В райбольнице особенно.
Златин муж. Своевременное обнаружение опухоли зачастую позволяет принять самые действенные меры. К полному ее излечению. Или иссечению. Так называемая ранняя диагностика.
Китаврасов. Я сталкивался. В Лефортово.
Златин муж. Где сталкивались?
Китаврасов. В Лефортовской тюрьме.
Златин муж. Да, вспомнил! Остроумно. (Злате.) А ты у меня, гляди, двойку в сессию заработаешь, останешься без стипендии.
Злата. Чего не смеешься, Полкаша? Супруг-то мой шутит. А когда шутят -- смеяться полагается. По свистку.
Златин муж. Злата!
Злата. Что -- Злата?! Что опять -- Злата?! Четвертый год вот так шутит. И он доцент. Преподает студентам.
Златин муж. У нас гость, и ты этим пользуешься.
Злата. Ты прав, милый. Наедине-то с тобою я совсем другая. Наедине с ним, Китаврасик, я тише воды ниже травы.
Златин муж. Не в наедине дело. Ты в Красноярске другая.
Злата. Граница уверенного земледелия? Знаешь, Китаврасик, у нас ведь тут граница уверенного земледелия. Дальше фактически тундра.
Златин муж. Еще тайги километров триста.
Злата. Вот моя половина и считает, что нормальным способом люди селиться здесь не могли, что это место для жизни неестественное, изначально насильственное.
Златин муж. Какое ж еще!
Злата. Заколдованное место. Оттого, мол, и жизнь здесь ненормальная, и ничего хорошего не может произойти.
Златин муж. Так и есть.
Злата. А Красноярск нормальный? Уголовники да восемьдесят восемь тонн копоти ежедневно. И Енисей парит. Понастроили ГЭС, покорители природы!
Златин муж. Все-таки город.
Злата. Крепость. Острог! Ты меня в Москву увези!
Златин муж. Ломоносов сказал: могущество России...
Злата. В Москву, в Москву, в Москву!
Златин муж. Сибирью прирастать будет.
Злата. Возьми меня в Москву, Китаврасик!
Китаврасов. Я все же пойду. (Решительно одевается.) Я посмотрел, вспомнил.
Злата. Андрей!
Китаврасов. И отец пусть отдыхает. Передавайте привет и извинения.
Злата. Андрей... Емельянович! Простите, простите ради Бога! Сама не знаю, что говорю, что со мною творится.
Златин муж. Идите-идите.
Злата. И впрямь: отрава в воздухе. Простите же, слышите!
Златин муж. Могу даже проводить.
Злата. На колени стать? Хотите, я и у него прощения попрошу? Хотите?
Китаврасов. Как все неловко...
Злата (мужу). Ты прощаешь, милый? Я больше не буду. Я серьезно. Прощаешь?
Златин муж. Ох, Злата-Злата! (Выпивает.)
Злата. Отчетливо вижу, что прощаешь.
Китаврасов. Как неловко.
Злата. Раздевайтесь же, садитесь! Папа, папа! Андрей уходить собрался!
Китаврасов. Я уже остаюсь.
Злата. Мы будем пить чай. С облепиховым вареньем. Папа, ты слышишь?
Появляется Старик.
Как сердце? В порядке? Прошло?
Старик. Благодарствуйте.
Злата. Садись. Вот тебе чай. А то Андрей... Емельянович чуть от нас...
Китаврасов. Я же остался!
Златин муж (под нос). И напрасно.
Пауза. Пьют чай.
Старик. Боже! Как вы похожи со своей матерью!
Китаврасов. А мама говорила: на отца.
Старик. У вас нету ее теперешней фотографической карточки?
Китаврасов. Есть.
Старик. Впрочем, откуда! Молодежь не сентиментальна.
Китаврасов (протягивая фото). Но вы все-таки правы: она со мною потому только, что мама умерла, а я -- отбываю.
Старик. Давно?
Китаврасов. Три месяца. (Пытается забрать фотографию.)
Старик (не отдавая). Подождите. А... отец? (Громко.) Я вот прошу Андрея Емельяновича рассказать про родителей, про себя.
Злата. Спасибо за пояснение, папочка.
Старик. Они ведь как в пятьдесят четвертом нас покинули, в самом начале...
Злата. Мы бы не разобрались.
Старик. Я только одно письмо от Елены Валерьевны получил.
Злата. Бедненький.
Старик. И ничего больше о них не слышал.
Злата. Сочувствую.
Старик. Они уехали раньше, чем стали отпускать всех.
Китаврасов. Ну да: отца вызвали свидетелем по делу Берия.
Златин муж. Берия?
Китаврасов. Они с ним на Кавказе...
Златин муж. Как интересно!
Китаврасов. Отца, в общем, реабилитировали. Восстановили в партии. Персональная пенсия, квартира на Кутузовском.
Златин муж. Кстати, насчет квартиры. Вы не в курсе: хорошую трехкомнатную в Красноярске можно обменять на Москву? Не на Кутузовский, конечно...
Злата. А ты не помолчишь, милый?
Китаврасов. Н-не интересовался.
Златин муж. Сама ж все твердишь: в Москву, в Москву... Впрочем, да, понимаю. Перебил.
Китаврасов. Квартиру получил, а номенклатурную должность -- не вышло. А он так мечтал, так хлопотал.
Старик. Похоже-похоже.
Китаврасов. После лагеря человек для них все равно порченый. Независимо от реабилитации, от убеждений. А мама до самой смерти вела кружек в Доме Пионеров.
Злата. Учила Шопену?
Старик. Злата!
Злата. Что Злата?!
Китаврасов. Отец не то от безделья, не то для самооправдания стал писать книгу.
Златин муж. В России многие медики писали: Чехов, например. Потом...
Китаврасов. Про Грузию, про Берия, про арест.
Златин муж. Еще Вересаев.
Китаврасов. Он с кем сидел -- со всеми связывался. Анкеты рассылал.
Златин муж. Булгаков, конечно.
Китаврасов. Некоторые отвечали. Неужто вас обошел?
Злата. Будьте уверены: папочку он за три версты...
Китаврасов (смеясь). Понятно: тонкость демонстрировал. Не хотел про благодеяния напоминать.
Старик. Про какие, простите, благодеяния?
Злата. Ты что, забыл, папочка? Он же тебя от дистрофии спас!
Китаврасов. Всё ужасы коллекционировал. Про тараканов в баланде.
Златин муж. Бр-р-р! Пакость какая!
Злата. Для медика, милый, ты чересчур брезглив.
Китаврасов. Один мой знакомый сказал: чем страшнее тюрьмы, тем интереснее получаются из них музеи.
Златин муж. Очень остроумно.
Китаврасов. Помните, наверное: в то время подобные книги изредка появлялись. И в журналах печатали. Особенно в "Новом мире", у Твардовского.
Златин муж. Как же! "Один день Ивана Денисовича".
Китаврасов. Но отец опоздал: когда закончил, уже не печатали.
Злата. Потеря, наверное, для мировой литературы.
Китаврасов. Я читал рукопись: превосходные люди, замечательная идея. И мерзавец Сталин, людей сгноивший в лагерях, а идею -- растливший. Если б не Сталин, все было б как в сказке.
Златин муж. Как в сказке Гофмана.
Злата. Как в сказке Шухмана.
Китаврасов. Непонятно, правда, как Сталин этот стольких людей в одиночку сгноить умудрился, как ему рук хватило. А в остальном...
Злата. Сталину, Андрей Емельянович, Хромых помогал. Папочкин приятель.
Старик. Он очень больной человек. Похоронив мать, ты могла бы...
Злата. Ты по ней меньше убиваешься, чем по приятелю.
Старик. Я печалуюсь, что мне не удалось воспитать тебя...
Златин муж. Хромых сам виноват: внешность типичного алкоголика.
Злата. В духе гуманизма?
Старик. Именно! Гуманизма!
Злата. Плохо, значит, воспитывал.
Старик. А вам, молодой человек, по званию полагается лечить, а не прокурорствовать.
Злата. Ему по званию лекции читать полагается. Общую гигиену.
Златин муж. Я тоже хирург, Злата!
Злата. Ты?
Златин муж. Я временно на учебной работе.
Злата. Ты десять лет скальпель в руки не брал!
Старик. Извините, Андрей Емельянович. Продолжайте, пожалуйста.
Злата (пародийно). Да уж, Андрей Емельянович, вы, пожалуйста, продолжайте.
Златин муж (Китаврасову). Я говорил вам, говорил!
Китаврасов. Отцу как-то, после нескольких его неудачных попыток, предложили издать книгу на Западе.
Старик. И?..
Китаврасов. Ногами стучал. Слюной брызгал. Солженицына поминал. Чуть человека с лестницы не спустил! Неделю потом отлеживался.
Старик. Похоже.
Китаврасов. Хотел -- только здесь. На родине. Чувствовал себя коммунистом.
Злата. Нет, не любите вы отца.
Китаврасов. Вот, в надежде макулатуру свою все же издать, в жалобах, в кляузах, в переписке по инстанциям -- и умер. На улице. С рукописью под мышкой.
Златин муж. Да-а... вообще-то трагедия. (Выпивает.)
Китаврасов. Инфаркт.
Старик. Пострадал, значит, за правду.
Злата. И ты, папочка, не любишь. А он тебя... от дистрофии...
Златин муж. Убеждений я либеральных, передовых. Когда в институте учился, в театре миниатюр состоял.
Злата. И в кавээне.
Златин муж. Но я так считаю: правильно, что перестали печатать. Вперед надо смотреть. Даже в Евангелии, кажется, сказано...
Злата. В Евангелии?
Златин муж. Оставьте, мол, хоронить мертвецов мертвым.
Злата. Откуда ты, милый, так хорошо знаешь Евангелие?
Златин муж. Мало ли чего было! Вспоминать -- только душу травить.
Злата. Из курса научного атеизма?
Златин муж. Души! Неуверенность в молодежи порождать. И так работать никто не желает. Трудиться. Только есть все хотят!
Злата. Мерзавцы!
Златин муж. И машину иметь.
Злата. Куда хватили!
Златин муж. А разве сейчас поправишь? Что могли -- поправили, а сейчас... Вот в Испании, говорят...
Злата. Про Испанию, милый, ты уже сегодня рассказывал.
Златин муж. Да?
Старик. Простите, Андрей Емельянович. Вас снова перебили.
Злата. Хамье!
Златин муж. Действительно: рассказывал...
Китаврасов. Ничего. Когда отец умер, я уже учился в университете.
Златин муж. В эмгэу?
Китаврасов. На историческом. Я помню, Николай Антонович, вы хотели, чтобы я стал врачом...
Старик. Помнишь?
Китаврасов. Инструменты клали под елку.
Старик. Простите: помните?
Китаврасов. И все равно, видите, по отцовым стопам пошел. Гены, наверное. Короче, статейки мои и две небольшие книжечки...
Старик. Что ж вы о собственных произведениях так уничижительно? Нехорошо.
Китаврасов. В самом деле.
Старик. Дурно.
Китаврасов. Приучили, наверное.
Старик. Так к своим вещам относиться -- не стоит и писать.
Китаврасов. Может, и не стоило. Однако, они вышли. В Париже. Я б, разумеется, предпочел чтобы здесь...
Злата. И тут гены!
Китаврасов. Кто их там прочитает...
Златин муж (уважительно). В Па-ри-и-же!
Китаврасов. Но когда рукопись готова... Вот и получился... переход по зебре.
Злата (напевает). Зебрус африканус = полоскускум вульгарус...
Китаврасов. Что?
Злата. Песенка. Про зебру. Надо ж как-то разговор поддерживать.
Китаврасов. Нет. Я про переходы через улицу.
Злата. А я про зоопарк. (Снова поет.) Зебрус африканус...
Китаврасов. Полосатые. Тоже зебрами называются.
Златин муж. Остроумно.
Китаврасов. По правилам движения, если на нее пешеход ступил, автомобили должны остановиться, пропустить. На Западе так, говорят, и происходит.
Златин муж. Про Запад чего только не говорят.
Китаврасов. Да и у нас, в Прибалтике, в Таллине. Но в Москве реально этого не получается: столько пешеходов, что машинам тогда и с места не стронуться.
Злата. В Москву, в Москву, в Москву.
Китаврасов. Вот нормальные люди и поступают не по правилам, а по реальной обстановке: ждут, когда в потоке возникнет просвет.
Златин муж. До вечера можно прождать. Я в Москве бываю: транспорта там...
Китаврасов. И должен признаться: ни разу не видывал психа, который стал бы бороться за неукоснительность правил движения явочным порядком: бросаясь по зебре под прущие на него грузовики.
Старик. Рельефно нарисовано.
Китаврасов. А я с этими вот статьями... книжками... Свобода, дескать, слова, свобода совести. Конституция. Вот и сбили.
Златин муж. Я слышал про их методы.
Китаврасов. Хорошо еще, что не совсем насмерть.
Златин муж. Подстроили автомобильную катастрофу?
Китаврасов. Я метафорически. Обыск. Еще обыск. Арест. Лефортово. Микроинфаркт.
Златин муж. Микроинфаркт? В вашем возрасте?
Китаврасов (Старику). Вы-то, должно быть, знаете, что такое Лефортово. Сейчас там, правда, комфорт, чистота. Вежливость.
Златин муж. Я знаю, что такое Лефортово. Вспомнил. По радио слышал. По Голосу Америки. Хоть и глушат, а кое-что иногда услышать можно. У нас приемник хороший: Sony.
Китаврасов. У меня было на выбор: семь строгого плюс пять по рогам, или...
Златин муж. Как это: по рогам?
Старик. Ссылка.
Златин муж. А-а. Я, кажется, даже и про вас слышал. Про Китаврасова. Только думал, что Китаврадзе. Вы -- знаменитость.
Злата. Попроси автограф.
Китаврасов. Семь плюс пять или отречение, немедленное освобождение и... эмиграция.
Злата. Сто девяностая прим?
Китаврасов. По сто девяностой полагается максимум три, я бы пошел на это, но они обещали, если буду упираться, переквалифицировать в семидесятую. То есть, с антисоветским умыслом.
Старик. И вы поверили?
Златин муж. Семь плюс пять -- по нынешним временам много.
Китаврасов. Не исключено, что такой выбор действует посильнее банального мордобоя.
Златин муж. Николай Антонович отсидел десять, в ссылке вот -- всю жизнь, однако, по нынешним временам...
Старик. Квалифицированный мордобой -- тоже, знаете, средство эффективное.
Златин муж (упрекая). Всю жизнь, и даже умирать здесь собрался!
Старик. Особенно, когда ниже пояса.
Злата. Помолчи, милый.
Китаврасов. Все равно, вам сравнительно хорошо пришлось: почти сплошь интеллигенция. Свои.
Старик. Нам пришлось замечательно.
Китаврасов. А загремишь к уголовникам...
Старик. Страна Лимония.
Китаврасов. Я говорю: сравнительно.
Старик. Но выбора нам и впрямь не оставляли. Если уж попадал в Лефортово...
Златин муж. А чего помолчи?
Китаврасов. И вы осуждаете.
Старик. Напротив.
Китаврасов. Ничего. Переживу как-нибудь. Послезавтра утром мой самолет до Вены.
Старик. Послезавтра?
Китаврасов (взглянув на часы). Собственно, почти завтра уже. Мне бы в таможне торчать, книги пробивать на вывоз, а я...
Злата (пародийно). Да-а... вообще-то трагедия.
Златин муж. И вы не боитесь оставить... родину?
Китаврасов. Место рождения? Я оставил его почти тридцать лет назад. И не по своей воле.
Злата (пародийно). По воле рока.
Златин муж. Но вы ведь могли в любой момент прилететь. Одного сознания, так сказать... И потом, я имею в виду родину с большой буквы.
Китаврасов. Я этих разных букв в родине и человеке не понимаю.
Златин муж. Я не уговариваю -- просто интересуюсь. Не боитесь, что сердце разорвется от ностальгии? У некоторых, говорят, эта болезнь не излечивается в принципе.
Китаврасов. Простите за личность, но ваши предки не побоялись, кажется. А вы, судя по всему, отлично здоровы.
Злата. Браво, Андрей Емельянович! В яблочко!
Златин муж (обиженно). Моих предков изгнали.
Злата. У него только одна болезнь: комплекс полноценности.
Златин муж. Ты обещала, Злата.
Злата. Не рассчитала сил.
Златин муж. Обещала не обижать.
Злата. И недооценила твою глупость, милый.
Входит Шарлотта Карловна.
Шарлотта Карловна. Простите, Николай Антонович. Хромыху опять плохо.
Старик. Так оно и должно быть.
Златин муж (Старику). Панкреатит?
Старик. Да, поджелудочная.
Шарлотта Карловна. Что делать, Николай Антонович?
Старик. Что тут поделаешь.
Златин муж (авторитетно). Панкреатит -- вещь серьезная.
Старик. Везите в больницу, кладите под капельницу. Авось Бог милует.
Златин муж. А не милует?
Старик. Тогда -- операция.
Шарлотта Карловна (Китаврасову). Здравствуйте.
Старик. Но лучше б до операции не доводить.
Китаврасов. Здравствуйте.
Шарлотта Карловна. А вы сами не сходите, Николай Антонович?
Старик. Чем я могу помочь?
Шарлотта Карловна. Уж вы-то!
Старик. У меня, видите, гости.
Злата. Дружка в беде оставляешь?
Старик. Не пятидесятый год -- в больнице врачей полно.
Шарлотта Карловна. Никак не пойдете?
Старик. Незачем.
Злата. Ай да папочка!
Шарлотта Карловна. Тогда я побежала?
Старик. Беги.
Шарлотта Карловна. Стало быть, так и передать, чтоб под капельницу?
Старик. Так и передай.
Шарлотта Карловна. Ну, я побегу?
Злата. Тебе ж, Лотта, давно сказано: беги.
Шарлотта Карловна. Я побежала. (Уходит.)
Злата (понюхав воздух). Эфирное создание.
Златин муж. Видишь! Панкреатит! А ты говорила: Хромых, Хромых... (Выпивает.) Так о чем мы дискутировали?
Злата. Вы дискутировали о родине.
Златин муж. Точно!
Злата. С большой буквы.
Китаврасов. Вопрос, конечно, имеет право на существование. Но в самом общем виде все равно неразрешим. Если я не слишком утомлю вас своими проблемами...
Старик. Напротив.
Злата. Мы ж тут как медведи, в глуши!
Старик. Злата!
Злата. К нам столичные пташки залетают редко.
Старик. Выйди сейчас же в другую комнату!
Злата. Со столичными проблемами.
Старик. Я тебе что сказал?!
Злата. Да еще про которых Голос Америки.
Старик. Я хозяин в своем доме?
Злата. Спасибо, хоть не на улицу. Ми-лый! (Уходит вместе с мужем.)
Старик. Не сердитесь на нее. Мечется как мышонок по клетке -- весь нос в синяках.
Китаврасов. Мужа не любит.
Старик. Сама выбрала.
Китаврасов. Она тогда совсем молодая была.
Старик. Развелась бы давно! Ах нет! куда там! Коль, говорит, вышла, должна нести крест до смерти.
Китаврасов. Вон оно что.
Старик. Разве кресты-то так носят? Да тут и не муж. Она с устройством жизни согласиться не может. Не нашей, а вообще.
Китаврасов. Weltschmertz?
Старик. Обычно этим переболевают в более нежном возрасте.
Китаврасов. Всемирная диссидентка.
Старик. Я, помню, еще в гимназии переболел.
Китаврасов. Мировая скорбь.
Старик. Или совсем под старость, вот как Хромых. Он спивается, Шухман прав. Но почему спивается?
Китаврасов. Спиваются, Николай Антонович, потому что спиваются.
Старик. В златины же двадцать четыре...
Китаврасов. Ей только двадцать четыре?
Старик. Поздний ребенок.
Китаврасов. Вы вот не спились.
Старик. К сожалению, не спился.
Китаврасов. У меня всегда было столько друзей, приятелей. Жена. Выйдя же из тюрьмы я вдруг обнаружил, что совсем одинок.
Старик. Естественно.
Китаврасов. Тюрьма, видите ли, вынимает человека из общества, сама по себе, независимо от последствий.
Старик. Вы раскаялись искренне?
Китаврасов. Согласитесь: ужасно пошло сидеть за политику, не будучи к ней причастным. Питая даже некоторую... брезгливость. Еще и зарабатывать на этом политический капитал.
Старик. В таком случае, лучше не садиться вовсе.
Китаврасов. Сомнительного достоинства капитал -- в этом мои доброжелатели правы.
На пороге комнаты, в полутьме, появляется Злата.
Я занимался историей в мечте восстановить разрушенную будто бы навечно зыбкую ткань времени.
Старик. Невозможно.
Китаврасов. Но попытки, приближения!
Старик. Лучше не садиться вовсе.
Китаврасов. Однако, когда человек выкручивается от лагеря, никому не объяснишь, что сделал это не из страха, а из... вкуса.
Злата. Из вкуса?!
Китаврасов. Поддакивать, может, и будут, кивать понимающе. А в глубине души... Ох, уж это раскаянье! Оно, конечно, формальное. Никому не повредившее. Без имен, без фамилий.
Злата. Просто герой!
Китаврасов. Слишком, дескать, честолюбив. Возжелал легкой славы.
Старик. Выйди, Злата.
Китаврасов. Чего уж. Пускай слушает.
Старик. Как знаете.
Китаврасов. Опубликовал незрелые, дилетантские работы, не разобравшись, на чью мельницу...
Злата. Герой сопротивления.
Старик (на Злату). Сами напросились -- терпите.
Китаврасов. Написано из тюрьмы, напечатано в такой газете, что ни один порядочный человек и читать бы не стал.
Злата. А писать?
Китаврасов. Я не писал, только подписывал!
Злата. А-а! Принципиальная разница.
Старик. Я тоже подписал, что являюсь японским шпионом.
Злата (иронично). Если уж ты подписал, папочка!..
Китаврасов. Да хоть бы и не раскаянье! Хоть бы и отсидел я положенное и вышел героем. Я был бы еще более одинок!
Злата. А ну как нет?!
Китаврасов. Тогда мы с моими... бывшими друзьями еще менее смогли бы друг друга понять.
Злата. Ты б попробовал!
Китаврасов. Цветы. Встречи с теми, кто посмелее или имеют гэбэшный иммунитет. А говорить не о чем.
Злата. Попробовал бы -- может, нашлось?
Китаврасов. У жены, когда я вышел, другой уже был, другая жизнь. Я говорю: как же ты? А она: ты предатель, ты раскололся, если я останусь с тобою, мне рук никто не подаст.
Злата. Какая черствость.
Старик. Женщинам руки не подают, а целуют.
Китаврасов. Но ты же, говорю, не знала, что я расколюсь. Знала, говорит, я тебя как облупленного знаю! Мне, говорю, могли просто не предложить!
Злата. Они наугад не предлагают. Правда, папочка?
Китаврасов. Тогда, говорит, ты б в лагерь загремел. А после семи лет лагеря... В лагерях, знаешь... и жест гаденький делает. А вы говорите: родина.
Старик. Это не я говорю.
Китаврасов. Родина вот она: резонанс, социальное окружение. А березки и в Канаде растут, и под Парижем. Вам хорошо: вы врач. Уехали в глушь и лечите себе людей.
Старик. Уехал?
Китаврасов. А что делать мне? Историю преподавать в сельской школе?
Злата. Чего ж зазорного?
Китаврасов. По утвержденной программе? Так и этого не позволят: идеологический фронт.
Злата. Жертва режима.
Китаврасов. Кстати, почему вы не вернулись в Россию, когда шла реабилитация? Почему остались на краю света? Это я риторически спрашиваю.
Злата. Он -- риторически, папочка.
Китаврасов. Я-то понимаю, что человек после тюрьмы по-настоящему вернуться не может. Я на собственном отце наблюдал такую попытку. Жалкую, доложу, попытку.
Старик. Видно, дети, хотят того или нет, продолжают судьбы отцов.
Злата. Гены.
Китаврасов. Вы ведь, в сущности, тоже эмигрант. И я уважаю вашу твердость. Если б я вас в свое время послушался, если бы стал врачом...
Злата. Ты и врачом бы уехал.
Китаврасов. Считаешь, что я трус?
Злата. Потому что у папочки и тут не было выбора.
Китаврасов. Трус?!
Злата. А то уехал бы и он. Как миленький.
Старик. Ошибаешься, Злата. Мне предлагали. Правда, очень давно, в девятнадцатом. А я, мальчишка, вместо этого записался добровольцем в Красную Армию.
Злата. Ты у нас папочка, герой.
Старик. В кавалерию Котовского.
Злата. Чапаев!
Старик. Не хочу себя оправдывать, но тогда это считалось... хорошим тоном.
Злата. Только б усы отпустить.
Старик. Поветрие, знаете, такое было среди передового студенчества. Искупали вину перед народом.
Китаврасов. Доискупались.
Старик. Про нас, про репрессированных, принято говорить: пострадавшие ни за что. А я превосходно знаю, за что пострадал.
Злата. Многие знания, папочка, рождают многие печали.
Старик. За то, что хоть один гвоздик, хоть самый крохотный, а и я в Лефортовскую тюрьму вколотил. Из кавалерийской подковы.
Злата. Не слишком ли: десять лет Колымы за один гвоздик?
Старик. В самый раз. И потому не надо было никаких реабилитаций.
Китаврасов. Никому?
Старик (подумав). Никому. Пройдя лагеря, я оказался на месте в этой больнице. На самом своем месте.
Злата. Это уж точно.
Старик. Так и следовало дожить до конца и умереть в одиночестве.
Злата. Степной волк.
Старик. Все было бы спокойно и справедливо. Помнишь, у Вольтера, в Кандиде, мы читали с тобою: il faut cultiver son jardin.
Злата. Но так ведь все и происходит.
Старик. Так да не так.
Злата. Если ты очень уж не хочешь ехать с нами в Красноярск...
Старик. Пытаются увезти меня с собою. Может, и впрямь, согласиться?
Златин муж (выступая из темноты). Соглашайтесь, конечно!
Старик. Отказавшись в свое время от Парижа, потом от столицы...
Злата. А Красноярский край, папочка, равняется целым четырем Франциям.
Старик. Поехать на старости лет в Красноярск!
Златин муж. Мы гарантируем вам отдельную комнату.
Старик. Вы -- в Вену, я -- в Красноярск.
Златин муж. Что ж тут такого? Прямо на набережной!
Старик. Самое грустное, Андрей Емельянович, даже не то, что снесут дом...
Златин муж. На черта он вам сдался?!
Старик. А что получится недостойная игра с роком. Недостойная...
Златин муж. Ванной нет.
Старик. И безвыигрышная.
Златин муж. Горячей воды нет!
Старик. Попытка переменить жизнь.
Златин муж. Любой нормальный человек сбежит отсюда при первой возможности!
Злата. Это ты, милый, в точку!
Старик. Попытка, подобную которой я, к сожалению, однажды уже предпринимал.
Златин муж. Без оглядки.
Злата. Когда это, папочка?
Старик. В незапамятные поры. А они тем временем будут считать мои дни.
Злата (после паузы). Не ожидала от тебя такой... безвкусицы.
Старик. Хотя, разумеется, и виду не подадут.
Златин муж. Вы, конечно, можете нас оскорблять...
Старик. Пошутил. Простите.
Златин муж. Хороши шутки.
Злата. В твоем, милый, стиле.
Златин муж. Долго ты будешь меня шпынять?!
Старик. Пошутил. Полно грызться. Неприлично.
Злата. Зато привычно-то как!
Златин муж. Я не грызусь, но обидно, что...
Свет мигает и гаснет.
Злата. Вовремя.
Старик. Провода оборвало.
Златин муж. Провода проводами, но вы, Николай Антонович, все-таки извинитесь. Я, конечно, вас уважаю...
Старик. Да я извинился.
Златин муж. То есть согласны? Я правильно понял? Насчет переезда?
Злата. На ходу подметки режет!
Златин муж. Ловлю на слове! Вы свидетель, Андрей Емельянович.
Китаврасов. Я улетаю.
Златин муж. Игра с роком! Какой в наше время может быть рок?!
Злата. Все утро, весь день, весь вечер = валило, валило с неба...
Златин муж. Да. Беснуется вьюга.
Злата. И стало дышать нечем = от снега.
Китаврасов. Когда мы тут жили, движок часов в восемь отключался. И мы сидели с керосиновой лампою. Этот запах...
Старик. Керосина больше не продают.
Китаврасов. Николай Антонович про русских царей рассказывал.
Злата. А в больнице горит.
Китаврасов. Про царевну Наталью.
Старик. Свечи, Злата, на кухне, в ящике.
Злата. Я помню, папа.
Златин муж. Вот видите, Андрей Емельянович: я вас предупреждал.
Злата. А ничего страшного. Посидим при свечах. Как декабристы.
Златин муж. Как (хохотнув) кто?
Злата. Знаешь, папочка, мы тут с Андреем Емельяновичем обнаружили, что сегодня годовщина декабрьского восстания.
Китаврасов. Сто семьдесят пять лет.
Злата. Что завтра, чуть свет, они на плац выступят.
Златин муж. Друзья, отчизне посвятим = души прекрасные порывы?
Злата. Давайте, вообразим, что мы -- они и есть. Что не им, а нам завтра на плац.
Златин муж. А-га. Типичные декабристы.
Злата. Мы ведь люди сравнительно образованные. Неужто не сымпровизируем?
Златин муж. Гусары, кавалергарды...
Злата. Что там они говорили? Тирания противна природе человеческой? Конституционный образ правления... Продолжайте!
Златин муж. Декабристы разлюбили Герцена. Или как: развратили? Что ты на меня уставилась? -- шучу я, шучу!
Злата. Не обращайте внимания. Пусть шутит. Попробуем, а? Раз в жизни! Нам с места стронуться -- покатится само!
Пауза.
Златин муж (поет как Окуджава). Не-а-бе-щай-те-де-ве-ю-най...
Злата. Все верно. Какое восстание! Какой, к черту, плац!
Златин муж. Лю-бо-о-ви-веч-най-на-а-зем-ле...
Злата. В глуши, в пятистах верстах от Красноярска.
Златин муж. В четырехстах тридцати двух.
Злата. Давайте тогда, будто это уже через двадцать лет после плаца.
Златин муж. И не верстах -- километрах. По спидометру.
Злата. Что мы отсидели свое и в Петропавловке, и в Александровском заводе. Или где они там руду добывали?
Златин муж. Для укрепления социалистического отечества. Поскольку "могущество России..."
Злата. И вот -- на вечном поселении. Их ведь возвращать после пятьдесят шестого стали, когда Николай умер? Так, Андрей?
Китаврасов. Так.
Злата. А до того считалось, что на вечное?
Китаврасов. На вечное.
Злата. Вы -- декабристы, я -- чья-нибудь ваша дочка. И вот: вы беседуете, я для вас музицирую. (Садится к пианино, играет вальс.)
Златин муж выпивает.
Старик. Время позднее. Постели, Злата, Андрею Емельяновичу. И пора спать. Ему завтра чуть свет. (Китаврасову.) Довольны, что посетили... м-м...
Златин муж. Место рождения.
Китаврасов. Я... я, право, не знаю. У меня в голове все смешалось. Потом разберусь. И обязательно напишу.
Старик. Доставите удовольствие.
Китаврасов. Во всяком случае, я очень вам благодарен.
Старик. А вот... скажите...
Китаврасов. Да?
Старик. Когда вы в Москву переехали, мама часто посещала театр? Театр, концерты?
Китаврасов. У нас вообще-то телевизор стоял. Кавээн. С линзой.
Старик. А пианино?
Китаврасов. Вроде нет. Вру! Было вначале и пианино. Но отцу музыка мешала работать.
Златин муж. Писательский труд требует сосредоточенности.
Китаврасов. Мама в Дом Пионеров ходила заниматься.
Злата (постелив). Вы спать собирались? (Протягивая Китаврасову полотенце.) Это вам, Андрей Емельянович. А моя мама, наверное, сейчас на нас смотрит.
Китаврасов. Спасибо, Злата.
Злата. На тебя, папочка.
Китаврасов. Вы... ты, Злата... вы можете звать меня по имени. И на ты. Напрасно вы так.
Златин муж (Китаврасову). Молитесь. Кажется, пронесло: вечер окончился без особых несчастий.
Злата. Не мели глупостей.
Златин муж. Вам, наверное, перед сном в туалет надо? Чаю вон сколько выпили!
Злата. Считал?
Златин муж. И умыться. Пойдемте, покажу.
Старик. Вы уж, молодой человек, отдыхайте.
Златин муж. А я не устал.
Старик. Сам провожу. Андрей Емельянович все-таки мой гость.
Злата. Немножко и мой, а, папочка?
Старик. Заодно расскажу про дом. Вам, надо думать, любопытно.
Златин муж. Конечно: в такую даль прилетел.
Китаврасов. Да-да. Я с удовольствием.
Старик. Выстроило его еще земство.
Златин муж. Я думал -- декабристы.
Старик. В тысяча восемьсот девяносто девятом году.
Златин муж. Все-таки -- в прошлом веке.
Старик. Там, над входом, вырезано.
Златин муж. Не обращал внимания.
Злата. Господи! Как тебя... много.
Старик. Я всего на полгода-то его и моложе.
Китаврасов. Вы с девятисотого?
Старик. Восемьдесят с лишком простоял и еще простоял бы дважды по стольку. А снесут непременно.
Златин муж. Жалко, конечно, но...
Старик. У них тут по плану очередной трехэтажный барак из бетона. Места им мало.
Златин муж. Но прогресс происходить должен. Еще если бы действительно: декабристы...
Старик. Идемте, Андрей Емельянович. Подай, Злата, свечу.
Златин муж. Возьмите.
Старик. Благодарствуйте. (С порога.) А в эту ночь, милая декабристочка, сто пятьдесят пять лет назад, Пушкин, между прочим, написал "Графа Нулина". (Уходит с Китаврасовым.)
Златин муж (выпивая). Не молоть, говоришь, глупостей?
Злата. При чем здесь "Граф Нулин"?
Златин муж. А ты тем временем будешь заниматься на моих глазах... на глазах собственного отца... блядством?
Злата. Ревнуешь, милый?
Златин муж. Так привлекает конская деталь, что мочи нет утерпеть?
Злата. Стало быть, сильно любишь.
Златин муж. Представь, люблю.
Злата. Исключительно приятно слышать. (Бьет мужа по лицу.)
Златин муж (совершенно растерянно). За что?
Злата. За блядство. (Бьет снова.)
Златин муж. Ты что, Злата!
Злата. За конскую деталь. Не закрывайся! (Бьет еще.)
Златин муж. Злата!
Злата. За сегодняшний вечер en grand и за Андрея... Емельяновича. Емельяновича! -- хоть мы с ним и на ты.
Златин муж. Ангран?
Злата. И запомни: отныне ты будешь получать по морде при всяком твоем очередном подозрении.
Златин муж. Да я ведь...
Злата. При всяком твоем грязном намеке.
Златин муж. Я...
Злата. На первый раз наедине, в следующие -- публично. Помолчи. И не двигайся с места. Не дай тебе Бог дотронуться...
Златин муж. С чего ты взяла, что я...
Злата. Теперь слушай дальше. Вопреки всем твоим предчувствиям и даже уверенности...
Златин муж. В чем уверенности?
Злата. За которые я просто обязана презирать тебя как последнего... как последнюю гниду...
Златин муж. Кого?
Злата. Кого слышал! Вопреки живому нравственному инстинкту и элементарному здравому смыслу. Молчи, я сказала! Вопреки, наконец, неоднократным собственным желаниям я не изменила тебе ни разу!
Через комнату, в другую, проходят Старик и Китаврасов.
Старик. И разгородили его на три квартиры. А прежде весь дом предназначался врачу.
Китаврасов. Просторно.
Старик. Фельдшер, конечно, при нем, кабинет для приема, аптека. Сейчас две остальные квартиры пустуют.
Китаврасов. А вы-то в которой жили?
Старик. Стекла выбиты, начался распад. Мы вам не помешали?
Злата. Что ты, папочка. Наоборот! Правда, милый?
Златин муж. Правда.
Старик. Родились вы, Андрей Емельянович, не в больнице, а здесь, в этой самой комнате, на этом самом диване.
Китаврасов (растроганно). Как в старину.
Старик. Роды у Елены Валерьевны принимал я. А те две комнаты в конце коридора... Идемте, идемте. (Уходит с Китаврасовым.)
Злата. На этом самом диване. Уж-жасно трогательно. Так вот, милый: ни разу и ни с кем! И пока считаю тебя мужем, коль уж имела в свое время... каприз назвать так именно тебя, -- и поверь, должно случиться что-то слишком уж выходящее из ряда, чтобы я перестала тебя им считать, -- до тех самых пор не изменю и не предам. Какие б ты пошлости и пакости не говорил обо мне и не думал. В какую бы не попал передрягу. Я не Елена Валерьевна. Буду ждать, если понадобится. Если понадобится -- вытерплю все.
Златин муж плачет.
Ты что?
Златин муж. Проклятый дом.
Злата. Что с тобою?
Златин муж. Проклятый дом.
Злата. Но ты сам виноват!
Златин муж. Имела каприз назвать меня мужем.
Злата. Перестань, слышишь?
Златин муж. Ты ж говорила, что любишь меня!
Злата. Говорила, говорила.
Златин муж. Что тебе со мной хорошо.
Злата. Успокойся.
Златин муж. Что без меня ты уже не сможешь.
Злата. Так и есть.
Златин муж. Когда мы дома, ты ласковая, нежная. А здесь... Гнида!
Злата. Прости.
Златин муж. Смотришь ненавидящими глазами.
Злата. Ну, пожалуйста, прости.
Златин муж. Готова кокетничать с первым попавшимся мужиком.
Злата. Не с первым!
Златин муж. С первым! чтоб только сделать мне больно!
Злата. Ах, ты ничего не понимаешь!
Златин муж. Злата, зачем?!
Злата. Не сердись.
Златин муж. Зачем, Злата! Если мы разойдемся...
Злата. Разойдемся?
Златин муж. Ты вряд ли станешь счастливее.
Злата. У меня и в мыслях нет расходиться.
Златин муж. Но я ведь не смогу терпеть бесконечно твои выходки. Я не железный. Ты думаешь, у меня совсем нету гордости, а это не так!
Злата. Не так, не так, милый.
Златин муж. Нет собственного достоинства.
Злата. Успокойся.
Златин муж. Я просто слишком люблю тебя и потому все прощаю.
Злата. Успокойся, милый.
Златин муж. Но и прощению может настать предел.
Злата. Не надо ревновать.
Златин муж. Ты же сама делаешь все, чтобы меня вывести.
Злата. Честное слово, не надо. Я люблю тебя.
Златин муж. Правда?
Злата. Я люблю только тебя!
Златин муж. Правда, любишь?
Злата. Разумеется, дурачок.
Златин муж. А зачем с ним целовалась?
Злата. У нас все хорошо!
Златин муж. Зачем пила на брудершафт?
Злата. Я тебе расскажу.
Златин муж. Расскажешь?
Злата. Послезавтра. Когда уедем.
Златин муж. Почему послезавтра?
Злата. Все вместе. Я уговорю отца. Получим квартиру. Поменяемся на Москву. Ты напишешь докторскую.
Златин муж. А что ты расскажешь послезавтра, что?
Злата. Какой ты, право, ребенок. Не можешь и потерпеть?
Златин муж. Я потерплю, потерплю, Злата. Если ты так хочешь -- я потерплю.
Злата. А дом этот снесут. Дома не будет.
Златин муж. Неужто я сам не слышу, что иногда произношу пошлости. Но вы оба так на меня смотрите, словно только пошлостей и ждете. И ты, и Николай Антонович.
Злата. Я понимаю.
Златин муж. Я и иду вам навстречу, помимо себя иду.
Злата. Да, милый. Помимо себя.
Златин муж. Действительно любишь?
Злата. Иди спать. Конечно, люблю. (Целует мужа.)
Златин муж. А ты?
Злата. Мне надо поговорить.
Златин муж. С этим?
Злата. С отцом, милый, с отцом.
Златин муж. И я опять лишний?
Злата. Перестань дуться, ступай. Я приду к тебе совсем скоро.
Златин муж. Буду ждать. (Уходит.)
Злата. Бедный. Когда бы с вами снова судьба меня свела... Я, кажется, просто сбесилась. Судь-ба!
Появляется Старик. Не заметив Злату, прячет в карман фотографию со стола.
Мелкая кража? Ай-ай-ай, папочка! Фотографию соседки?
Старик. Где твой супруг?
Злата. Ушел спать.
Старик. Заведи Андрею Емельяновичу будильник. На без четверти шесть. И оставь ему что-нибудь позавтракать.
Злата. На брачный стол пошел пирог поминный?
Старик. Виноват?
Злата. Про маму вспомнила.
Старик. Да, деточка. Мама умерла.
Злата. Ты любил ее, папочка? Не мучайся, не отвечай. Я все и так знаю.
Старик. Что ты знаешь?! Что ты можешь знать?!
Злата. А Андрея Емельяновича я разбужу сама. И покормлю.
Злата. Ты думаешь, это понравится твоему... доценту?
Злата. Надеюсь, папочка, это понравится Андрею Емельяновичу. И мне. Кстати, ты ничего не хочешь сказать?
Старик. Пожалуйста?
Злата. Ну, может, признаться в чем. Поведать.
Старик. Поведать?
Злата. Знаешь, как в английских романах: милая дочь, я стар, а ты уже стала совсем взрослая. Я должен открыть тебе роковую тайну, кояя древним проклятием витает над несчастным нашим семейством.
Старик. Роковую тайну? Кояя? Действительно, как в романе.
Злата. А между тем ты смутился, папочка.
Появляется Китаврасов.
Устали, Андрей Емельянович? Будем баиньки?
Китаврасов. Да, знаете, ведь еще сегодня, ранним утром, я был в Москве.
Злата. В Москву, в Москву, в Москву.
Китаврасов. Как бы в другом мире, в другом измерении. А потом самолет, автобусы, грузовик. И очень намерзся.
Злата. Метель.
Китаврасов. Сердце что-то покалывает.
Старик. Может, валокардину?
Злата. Которая, кажется, стихает.
Старик. Или валидол? Дайте-ка, я вас послушаю.
Злата. В самом деле стихает.
Китаврасов. Не стоит, Николай Антонович.
Злата. Будет мороз.
Китаврасов. Право-слово, не стоит. Чисто нервное. У меня бывает.
Старик. Но вы говорили: микроинфаркт.
Злата. Погода для трагедии с инцестом.
Китаврасов. Уверяю, пустяки.
Старик. Почему: с инцестом?
Китаврасов. Просто мне следует отдохнуть.
Старик. Как знаете.
Злата. А ночью, когда звезды...
Старик. Насильно мил не будешь.
Китаврасов. Не обижайтесь, пожалуйста.
Злата. Прибили мороз к тверди...
Старик. Какие обиды!
Китаврасов. Сколько б я, интересно, добирался сюда в прошлом веке?
Злата. Как колокол, пел воздух...
Златин муж. Месяц? Два?
Старик. Не меньше.
Китаврасов. Сейчас и суток не прошло, а расстояние, вроде, и не сократилось.
Злата. О смерти.
Старик. Что?
Китаврасов. Такое же неимоверное.
Злата. Стихи.
Китаврасов. Дикая заброшенность! Край земли.
Злата. Граница уверенного земледелия.
Старик. Пошли, Златочка. Спокойной ночи, Андрей Емельянович.
Злата. Значит, ничего рокового открыть не собираешься.
Китаврасов. Спокойной ночи.
Старик. Спокойной ночи.
Китаврасов. Спокойной ночи, Злата. И, если не затруднит... будильник.
Злата. Я сама... разбужу.
Китаврасов. О-о! Только умоляю: автобус в шесть-пятнадцать. Мне никак невозможно проспать.
Злата. Завтра на плац?
Китаврасов. Равносильно смерти.
Старик. Захвати свечу.
Злата. Стало быть, я еще недостаточно взрослая, папочка?
Старик. Категорически отказываюсь понимать, о чем ты!
Злата. А ты еще недостаточно стар?
Злата и Старик выходят, прикрывая за собою дверь. Китаврасов раздевается, гасит оставшуюся свечу, укладывается.
Китаврасов. На этом самом диване. Место рождения. Смешно звучит. Как месторождение... полезных ископаемых. Впрочем, совершенно, кажется, бесполезных. Как это сказал доцент? -- командировка за ностальгией...
Пауза. Появляется Злата в ночном халатике.
Злата. Андрей...
Китаврасов. Да.
Злата. Андрей Емельянович, не спите?
Китаврасов. В Москве нету еще одиннадцати. Тут ведь четыре часа разница?
Злата. Четыре.
Китаврасов. Не привык засыпать так рано. Даже в Лефортово не приучили: в десять отбой, ни читать не положено, ничего. Лежишь с открытыми глазами и смотришь на лампочку в проволочном мешке.
Злата. Мне страшно, что мы вдвоем.
Китаврасов. Часов до двух смотришь. Лампочки там круглые сутки горят. А ровно в шесть подъем.
Злата. И радостно.
Китаврасов. Вы верите, Злата, это просто ужасно: просыпаться так рано.
Злата. Я верю, Андрей.
Китаврасов. Особенно, когда знаешь, что впереди целый день вынужденного, изматывающего безделья.
Злата. Я все понимаю. Все!
Китаврасов. Там ведь работать не дают. Даже снег во двор -- для разминки -- почистить не допросишься. А на прогулке...
Злата. Я понимаю, но подождите, подождите, Андрей. Я же пришла к вам... я к тебе пришла, чтобы...
Китаврасов. Пришла чтобы?
Злата. Нет! Нет! Я хочу прочесть вам стихи.
Китаврасов. Вам?
Злата. Разрешите, пожалуйста. Это недолго.
Китаврасов. Пришла, чтобы прочесть стихи?
Злата. Да, вот эти. Когда бы с вами снова = судьба меня свела, = то вот мое вам слово: = я не была б смела! = Прабабушкиных правил = не стала б нарушать, = трепать застежки платьев = не стала б разрешать...
На пороге, в темноте, появляется Старик.
И ваше раздраженье = движение бровей = сменило б уваженье = к стыдливости моей. = И вы поцеловали б = меня, любимый мой, = не прежде, чем назвали б = нас мужем и женой...
На другом пороге, тоже незамеченный, возникает Златин муж.
И может быть не месяц = и три недолгих дня, = а вечность, вечность, вечность = любили б вы меня. = Когда бы с вами снова... = Но снова -- не бывать, = а у крыльца резного = скучать и горевать. Полный бред?
Китаврасов. Не знаю, Злата.
Злата. Невозможно слушать?
Китаврасов. Я ничего не понимаю в стихах.
Злата. Напыщенно и старомодно?
Китаврасов. Я ничего не понимаю... вообще. Не понимаю, зачем сюда приехал, не понимаю, почему...
Злата. Чтобы встретить меня.
Китаврасов. А чего же тогда спрашиваете?! Разве мне могут не понравиться стихи, когда так нравитесь вся вы? (Берет Злату за руку.)
Злата. Вся ты?
Китаврасов. Вся... ты. Стихи похожи на тебя, и, если б такое было представимо...
Злата (заметив отца и мужа). Боже! Ты только посмотри!
Китаврасов. Если б такое было представимо...
Злата. Они меня караулят! Они опасаются, что я юркну к тебе под одеяло.
Златин муж. Сама говоришь пошлости.
Злата. Вот только чтоб их ожиданий не обмануть, следовало бы так и сделать. Прямо при них.
Златин муж. Пошлостей, говорю, не говори!
Злата. Ты взял бы меня, Китаврасик?
Златин муж. Не показывай себя хуже, чем ты есть.
Злата. Взял бы?
Старик. Сейчас же ступай спать, Злата.
Злата. Ухожу, ухожу, ухожу.
Старик. Сию же минуту!
Злата. Меня ожидают законные ласки! Или ты, как всегда, утомился, милый? (Уходит вместе с мужем.)
Старик. Андрей Емельянович, вы позволите посидеть немного здесь, в кресле?
Китаврасов. Конечно, Николай Антонович.
Старик. Я постараюсь не помешать вашему отдыху.
Китаврасов. Мне, видать, все равно скоро не заснуть. Я, знаете, как-то... взведен. Ну, ничего: на том свете, так сказать...
Старик. И еще...
Китаврасов. Слушаю?
Старик. Этот остаток времени я хотел бы обращаться к вам просто по имени. И на ты.
Китаврасов. Ко мне всю жизнь обращались на ты.
Старик. Сейчас ночь, темно.
Китаврасов. Даже неловко становилось, когда называли по имени-отчеству. Что, впрочем, исключая тюрьму, происходило крайне редко.
Старик. Кавалерия Котовского.
Китаврасов. А тут, в этом доме, за один вечер, я даже... привык. Действительно, странная атмосфера.
Старик. В таком случае...
Китаврасов. Немного старомодная, но...
Старик. Прошу прощения.
Китаврасов. Вы не поняли меня. Разумеется, называйте. Вы ж знали меня вот таким.
Старик. Благодарствуйте. Впрочем, бред, глупости!
Китаврасов. Вы правы: моя поездка и впрямь похожа на бред.
Старик. Когда мне исполнилось четырнадцать, я прибыл домой, на вакации. У отца было небольшое имение, родовое, дом, похожий на этот.
Китаврасов. Место вашего рождения.
Старик. Только там, в России.
Китаврасов. Вот почему вы к нему так привязаны.
Старик. В Смоленской губернии. И как раз началась война.
Китаврасов (пробуя слова на вкус). Губерния. Имение. Вакации.
Старик. Германская. Или, как ее сейчас окрестили -- первая мировая.
Китаврасов. Постойте-постойте. Как же! Полковник Каховский! Командир Каширского, кажется, полка! Я недавно копался в материалах по самсоновскому окружению...
Старик. Мой двоюродный дядя.
Китаврасов. Погиб в августе, со знаменем в руках, выводя свой полк.
Старик. Не знал таких подробностей.
Китаврасов. Конечно! А мне когда Злата сказала, что Каховская...
Старик. Злата давно Шухман!
Китаврасов. Ревнуете?
Старик. Не знаю. Не думаю. Но дядю не помню совершенно: виделся в детстве один, что ли, раз. А вот кого помню: к старшей сестре перед фронтом завернул попрощаться жених. Новенькая форма, серебряные погоны. Отравлен газом в шестнадцатом.
Китаврасов. Золотые?
Старик. Серебряные. Он был военным врачом. И я, как увидел его, сразу понял, что тоже буду военным врачом. Я решил, что не стану носить оружие, а под пулями, на поле брани...
Китаврасов. Красиво.
Старик. Сами представляете, что за идеи посещают четырнадцатилетнюю голову.
Китаврасов. Очень даже представляю.
Старик. В девятнадцатом у меня действительно появилась возможность эмигрировать: старший брат, Саша, композитор, звал с собою в Париж. Но я объяснил ему, что врач в любом случае остается вне политики.
Китаврасов. Оказалось, не в любом?
Старик. Дальше жизнь пошла как в угаре, и к тридцати семи все сбылось: белый китель, две шпалы в петлицах.
Китаврасов. Погоны снова ввели в сорок втором.
Старик. Готовая диссертация и даже орден на груди. Знак Почета. Орденок, правда, простой, незначительный.
Китаврасов. В те времена и такой считался за редкость.
Старик. И еще у меня была в Ленинграде невеста. Романтическая история: поездки туда-назад, белые ночи, адмиралтейская игла. Целомудренные свидания без поцелуев. Трепетные пожатия пальцев...
Китаврасов. Когда бы с вами снова...
Старик. Смешно? Но если б вы ее знали! Господи, что я говорю!
Китаврасов. Говорите, говорите!
Старик. Арестовали меня в день свадьбы, при выходе из ЗАГСа.
Китаврасов. Эффектно.
Старик. Полгода держали в Лефортово.
Китаврасов. Я чувствовал, что и вы там бывали.
Старик. По обвинению в сборе секретных сведений в пользу Японии. В антисоветском военном заговоре. И брат за границей.
Китаврасов. Ясно: латинский шпион.
Старик. Да-да. Присудили к высшей мере социальной защиты. Тогда это так называлось.
Китаврасов. Я знаю. У меня ведь отец...
Старик. Тут по счастью сгинул Ежов, многих стали выпускать, по званиям, начиная с помкомвзводов и вверх. Но я слишком, видать, выслужился: пока очередь дошла до двух шпал, выпускать прекратили. Это как с книгою вашего... отца.
Китаврасов. Две шпалы -- что-то вроде майора?
Старик. Расстрел, правда, заменили десятью годами.
Китаврасов. Господи!
Старик. И все эти годы жена верно ждала. Если б мы успели прожить вместе неделю, несколько дней, наши отношения приобрели бы хоть оттенок реальности. А тут чистый идеализм. Который с существенностью, увы, не сопрягается никак. Уж лучше б... Лишившись всего на свете, я и эту потерю перенес бы... заодно.
Китаврасов (сонно). Какой глубокий у вас голос.
Старик. И сделался бы свободен. Я ведь вас понимаю, ваше раскаянье.
Китаврасов (почти во сне). Оно формальное.
Старик. Когда у человека хоть что-то остается в запасе, он ведет себя... и только когда осознаёт, что потерял все, становится... человеком. А мне и до сегодня не удалось потерять все. Вам, знаете, Андрей Емельянович, вы уж послушайте старого зэка, вам с вашей женою повезло, что она вас вовремя оставила. А маму вашу... маму твою, Андрюшенька... маму твою я очень любил. Вот поверь. А случайности... мало ли какие случайности подсовывает существенность. Но я должен сказать тебе, Андрюша... Ты слышишь меня? Андрюша! Ты спишь? (Пауза.) Андрей Емельянович, вы спите?
Китаврасов (во сне). Когда бы с вами снова судьба меня свела...
Старик. Как? Что ты сказал? Какая свадьба? Спишь... Наверное, и хорошо, что спишь. Пусть хоть у тебя будет потеряно все. Не надо тебе знать. А Златка... Златка правильно бесится, у нее нюх, у Златки. Она мне своей матери, покойницы, царствие ей небесное, не может простить. И себя.
Старик говорит все тише, все несвязнее, неразборчивей.
Как ты говорил: не-воз-мож-но?
Китаврасов (во сне). Когда бы с вами снова...
Старик. Кавалерия Котовского. Каховского... И Леночка вот... умерла.
Старик бормочет под нос мелодию вальса Шопена, постепенно замолкает.[2] Нервный стук в окно.
Китаврасов (вскакивая). А? Кто?! Пора ехать?
Старик. Рано, Андрей Емельянович. Ночь на дворе. Спите.
Снова стук.
Это ко мне. Из больницы. Хромыху, видать, совсем плохо. (Идет к окну, всматривается.) Сейчас, сейчас! (Зажигает свечу, накидывает пальто, впускает Шарлотту Карловну.)
Шарлотта Карловна. Простите... побеспокоила.
Старик. Тише! Хромых?
Шарлотта Карловна. Ну.
Старик. Не помогает?
Шарлотта Карловна. Всё делали. Третий час на капельнице.
Старик. Печально. Острый панкреатит.
Шарлотта Карловна. Ну. И доктор сказали. А чего это вы со свечой?
Старик. Оборвало провода.
Шарлотта Карловна. Надо монтеру сказать дежурному, пусть подбежит.
Старик. Пустое, Лотта. Скоро рассвет. Не помогает, значит?
Шарлотта Карловна. Ну.
Старик. Придется, стало быть, Хромыху нашему с поджелудочной все-таки расставаться. Ничего. Без нее даже спокойнее. Шучу, Лотта, шучу.
Шарлотта Карловна. Понимаю, Николай Антонович, что шутите.
Старик. Он, бедняга, думает: я могу чем-то помочь?
Шарлотта Карловна. Я с вами, слава Богу, уже тридцать лет работаю.
Старик. Совершить чудо? Он уже под наркозом? Кто оперирует.
Шарлотта Карловна. В том-то и дело, Николай Антонович, что некому.
Старик. Как то есть некому?
Шарлотта Карловна. А то разве я посмела бы беспокоить? доктор Лошаков в Красноярск уехали, на повышение квалификации.
Старик. Да-да, в Красноярск.
Шарлотта Карловна. У Зимейки отпуск. А дежурный, мальчишка, побледнели весь, руки у них трясутся. Я, говорят, не смогу! Я зарежу его! Права не имею! Я поджелудочной этой, говорят, в жисть не отыщу!
Старик. Не отыщет.
Шарлотта Карловна. А Хромых плачет. Не кричит, не стонет. Скулит как щенок.
Старик. Вы бы ему морфий ввели.
Шарлотта Карловна. Мы вводили, а он все равно. А Настя говорит: беги, говорит, к Николаю Антоновичу, они помогут.
Старик. Николай-чудотворец.
Шарлотта Карловна. Больше, говорит, не к кому. А то помрет Хромых прямо здесь, в отделении. Я и побежала.
В дверном проеме стоят Злата и Златин муж.
Златин муж. Сколько ему? Тоже под восемьдесят?
Злата. Думай, что говоришь.
Старик. И чего ж вы с Настей хотите, уважаемая Шарлотта Карловна? Чтобы оперировал я?
Шарлотта Карловна. Ну.
Старик. А вам известно, что я четыре года скальпеля не держал? А вы видели мои руки? Дрожат? Я вас спрашиваю: дрожат?
Шарлотта Карловна. Что же нам делать?
Злата. Наблюдать за агонией.
Старик. Замолчи! Утра дожидаться. Санитарный самолет вызывать.
Златин муж. В такую пургу?
Китаврасов. Пурга стихает.
Старик. Везти в Красноярск. Или хирурга из Красноярска выписывать.
Шарлотта Карловна. Не доживет до утра уполномоченный.
Китаврасов. Граница уверенного земледелия.
Шарлотта Карловна. Я, конечно, только медсестра, но у меня тоже свой опыт есть: никак не доживет.
Златин муж. Ему через три часа все внутренности разъест: аутолиз.
Старик. Вы-то чего каркаете, молодой человек?
Злата. Он, папочка, правду очень любит.
Старик. Ч-черт знает что! Повышение квалификации! Довели больницу! Хорошо, ступайте. Скажите этому вашему... док-то-ру! чтобы готовился к операции. Я проассистирую.
Злата. Ты ничего не видишь, папочка!
Шарлотта Карловна. Не прооперируют наш доктор.
Злата. У него катаракта, Лотта!
Шарлотта Карловна. Вы уж поверьте, Николай Антонович: не прооперируют.
Злата. Он газету читать не может!
Шарлотта Карловна. С ними истерика. Они спирту выпили, реланиума наелись.
Златин муж. На дежурстве?!
Шарлотта Карловна. Дай им Бог к утру в себя прийти.
Златин муж. О темпоре: умора!
Китаврасов. Под пулями.
Шарлотта Карловна. Николай Антонович!
Злата. Что ты, Лотта, из отца жилы тянешь?
Шарлотта Карловна. Умирает же человек.
Злата. Иди сама и прооперируй!
Китаврасов. Без оружия.
Злата. Ты зачем одеваешься, папа?
Старик. Тебе что за дело? Пойду, взгляну.
Злата. Ой, папочка!
Старик. Не сидеть же сложа руки.
Злата. Ой, зачем!
Старик. А затем! Затем, что я врач!
Злата. Звучит, конечно , торжественно, только...
Старик. Тебе просто не терпится, чтобы старик умер.
Злата (кричит). Нет, нет, папочка!
Старик. Все же ты ненавистница!
Злата. Я за тебя боюсь! Ты не простишь себе, если он умрет у тебя на столе!
Старик. Ненавистница! Не моя дочь!
Злата. А он умрет, умрет, умрет!
Старик (обессилено). Не кричи, Злата.
Злата (мужу). Вот что, милый. Собирайся-ка ты.
Златин муж. У меня, значит, пускай умирает?
Злата. У тебя не умрет.
Златин муж. Почему?
Злата. Я в тебя верю.
Златин муж (беззащитно). Правда, веришь?
Злата. Конечно.
Златин муж. Но я ведь...
Злата. Что ты ведь?
Златин муж. Это так неожиданно.
Злата. Это всегда неожиданно.
Златин муж. Я тоже уже десять лет... И я выпил.
Злата. Сколько ты там выпил! Не ГАИ.
Златин муж. Проклятый дом.
Злата. Мужчина ты или не мужчина?
Златин муж. Сумасшедшая ночь! При чем тут половой признак?
Злата. При том, что нужно уметь совершать поступки.
Китаврасов. Под пулями, без оружия.
Злата. Нужно хоть иногда, хоть раз в жизни, делать невозможное.
Старик. Бессмысленно бороться с судьбой.
Злата. Нужно, в конце концов, отвечать за свои слова.
Златин муж. Какие слова?
Злата. Кто только что уверял, что хирург?
Златин муж. Мало ли чего сболтнешь.
Старик. Оставь его, Злата.
Злата. Почему, папочка?
Старик. У него не получится.
Златин муж. С чего вы решили, Николай Антонович, что не получится? Я понимаю, вы меня недолюбливаете. Но зачем же так унижать? Публично!
Старик. Ах, молодой человек...
Златин муж. При посторонних. Мне уже сорок лет!
Старик. Кому вы нужны: унижать вас.
Златин муж. И какое вы право имеете решать за меня?
Злата. Да. Какое?
Златин муж. У меня такой же диплом, как и у вас!
Злата. Вот и докажи ему, милый! Всем нам докажи!
Старик. Теорему о смерти.
Злата. Что ты врач, а не балаболка. Над тобою даже студенты смеются.
Златин муж. Смеются?
Злата. Еще как! Рассказать?
Златин муж. Сейчас оденусь.
Злата. Вот видишь, какой ты у меня молодец.
Златин муж (кричит). Не потому! Я не потому иду, что смеются! Просто больше некому!
Злата. Не потому, милый, не потому.
Шарлотта Карловна. Так я побегу? Скажу, чтоб готовили?
Злата. Иди-иди, Лотта.
Шарлотта Карловна. Николай Антонович, я побегу?
Злата. При чем тут Николай Антонович? Николай Антонович -- онколог. А хирург -- вот. Ну, милый, скажи ей.
Златин муж. Идите, Шарлотта как вас там?
Китаврасов. Карловна.
Златин муж. Готовьте больного.
Злата (обняв мужа). Все получится. Не волнуйся.
Златин муж. Я совершенно спокоен.
Злата. Пойдем, помогу одеться. (Уводит мужа.)
Шарлотта Карловна. Так я побегу?
Старик. Я действительно уже только онколог. Если такая профессия и вправду есть.
Шарлотта Карловна. Как это: и вправду?
Старик. Иди, Лотта, иди. В конце концов, он человек взрослый.
Шарлотта Карловна (топчась в дверях). Может, вы все-таки... тоже пойдете? А, Николай Антонович?
Старик. Что за вера идиотская у вас в меня? Как в Господа Бога!
Шарлотта Карловна (просяще). А?
Старик. Не Бог я, не Бог! Даже в те времена Богом не был!
Китаврасов. Народное мифотворчество.
Шарлотта Карловна. Батюшки! а я все смотрю. Николай Антонович! Неужто это Андрюша? Сынок?
Старик (резко, перебивая). Андрюша, Андрюша, Шарлотта Карловна! Сынок! Елены Валерьевны! Приехал погостить. Идите, идите отсюда! (Кричит.) Я вам что сказал?! Убирайтесь!
Шарлотта Карловна (вдруг заплакав). Что я сделала вам, Николай Антонович?! Что я вам сделала?! Почему вы меня так ненавидите?!
Старик (кричит). А слишком послушной была!
Шарлотта Карловна. Я за вами всю жизнь как собачонка. Все, что вы говорили -- выполняла.
Старик. Надо уметь и отказывать!
Шарлотта Карловна. И вы... вы... вы еще упрекаете?
Старик. Мы не одни, Лотта.
Шарлотта Карловна. Выгнали из дому -- слова не сказала. На курсы медсестер пошла, чтоб только в больнице работать, при вас.
Старик. Будет, Лотта, будет.
Шарлотта Карловна. Замуж отказала.
Старик. Я не сдержался.
Шарлотта Карловна. Никуда не поехала.
Старик. Прости.
Шарлотта Карловна. А вы меня... по имени-отчеству... на вы... уважаемая...
Старик. До старости кругом виноват.
Шарлотта Карловна (всхлипывая). Разве ж я вас виню. Николай Антонович. Только так тоже нельзя...
Застегиваясь на ходу, появляется Златин муж, за ним Злата.
Златин муж (Шарлотте Карловне). Вы еще здесь? По-ра-зи-тель-но! Поразительно! И это медик! Там человек умирает, а она...
Шарлотта Карловна. Простите, Николай Антонович.
Златин муж. Вы у меня должны прощения просить. У медицины. (Старику.) Идете с нами?
Старик. Я, пожалуй...
Злата. Сходи, папочка.
Златин муж. Почему не одеты?
Старик. Впрочем, скорее нет.
Злата. Сходи, папочка.
Златин муж. Может, ты, Злата?
Злата. Я-то тебе зачем?
Златин муж. Ну, как знаете. В конце концов, оперирует один человек.
Злата (Старику). Сходи.
Златин муж. Идемте, Шарлотта Генриховна. (Уходит.)
Шарлотта Карловна. А насчет монтера я из больницы все ж позвоню?
Старик (кричит). Не-на-до!
Шарлотта Карловна. Хорошо-хорошо, не нервничайте. (Уходит.)
Злата. А почему не надо, папочка?
Старик. Тк до утра досидим.
Злата. Собираешься сидеть до утра?
Старик. Спать собираюсь.
Злата. Может, все-таки сходишь в больницу?
Старик. Что ж ты не пошла?
Злата. Развязка коллизии жертва-палач?
Старик. Никакой он не палач.
Злата. Если б я не знала, как ты любишь своего Хромыха...
Старик. И никакая я не жертва.
Злата. Я бы подумала, что тут эдакая тонкая месть.
Старик. Я вот вижу, ты супруга своего в жертвы избрала.
Злата. Или он заставит меня уважать себя, или...
Старик. А как же твои теории?
Китаврасов. Я уехал отсюда так давно, ребенком...
Старик. Как же крест?
Китаврасов. А эта женщина узнала меня. Вспомнила. В полутьме.
Злата. Она в папочку влюблена очень.
Старик. Прекрати, Злата.
Китаврасов. Неужто люди так мало меняются с детства? И откуда у нее такое странное имя: Шарлотта Карловна?
Старик. Она из поволжских немцев.
Злата. А ведь еще вполне ничего, а, папочка?
Старик. Я сказал: прекрати!
Злата. Главное, бюст какой!
Старик. Кого сюда только не ссылали: и немцев, и эстонцев, и татар...
Злата. Ты посмотри, какой бюст!
Китаврасов. Могущество России Сибирью прирастать будет.
Старик. Ты, может, помнишь? Вы, может, помните, Андрей Емельянович? При больнице конюх работал, Ивар. Вы возле него целыми днями вертелись.
Злата. И глазки прозрачные.
Старик. Когда у него умерла жена, он через неделю повесился. На вожжах. Это уже в шестьдесят первом.
Злата. За тебя, папочка, я в этом смысле спокойна. Мама у меня, Андрей Емельянович, такая тихая была. Необразованная.
Старик. Я, наверное, все-таки схожу в больницу.
Злата. Некрасивая. Папочка словно нарочно такую жену выбрал.
Старик. А ты ложилась бы спать, чем молоть языком.
Злата. В последнее время у нее был тик. Лицо вот так дергалось. И слезились глаза.
Старик. Не мешала б Андрею Емельяновичу отдыхать.
Злата. Он, когда мне по телефону звонил, что мама умерла, сказал: отмучилась. А мне показалось: это он про себя отмучился сказал.
Старик. У него с утра трудная дорога.
Китаврасов. Злата мне не мешает. Напротив. А конюха не помню.
Старик. Пообещай, Злата, что сейчас же уйдешь спать.
Китаврасов. Пообещать?
Злата. Почему, папочка?
Старик. Я тебе потом... объясню.
Злата. Когда? Когда Андрей Емельянович уедет?
Старик. Чего ты Андрея Емельяновича приплетаешь!
Злата. Стало быть, роковая тайна витает-таки над несчастным семейством?
Старик. Ты отказываешься слушаться меня?!
Злата. А ты выгони меня из дому!
Старик. Отказываешься...
Злата. Прокляни!
Старик. Выполнить мою просьбу?
Злата (тихо). Чтобы слушаться, мы, папочка, слишком давно живем врозь. И, в общем, не по моей вине.
Старик. По моей? Чего тебя замуж-то понесло? Чего тебе здесь недоставало?
Злата. Любви, папочка.
Старик. И как, нашла любовь у Шухмана?
Злата. Представь, нашла! А просьб я не умею выполнять ничьих, даже твоих, даже вот Андрея Емельяновича, если не понимаю их смысла. Сам научил.
Старик. Не понимаешь?
Злата. Отказываюсь понимать.
Старик. В таком случае...
Злата. Что в таком случае?
Старик. В таком случае, мне придется никуда не идти.
Злата. Ох, страшно!
Старик. Придется караулить. (Садится.) И если умрет старик...
Злата. Шантажируешь? Да что мне до твоего старика! Карауль. Дело, достойное потомственного дворянина. (Садится к пианино, играет вальс.)
Старик. Прекрати!
Злата. Почему, папочка? Непедагогично: ты же так долго в меня его вдалбливал.
Старик. Играешь бездарно.
Злата. Все равно: караулить под Шопена приятнее. Даже под исполняемого бездарно. (Продолжает играть.)
Китаврасов. Простите меня, Николай Антонович. Я гость. Я, может, не имею и права...
Злата перестает играть.
Мы едва с вами знакомы. Вы, наконец, много старше.
Злата. Так и скажи: годитесь в отцы.
Старик. Молчи, Злата!
Китаврасов. Я, конечно, занят одним собою. Это, конечно, доходит до комизма: Злата верно подметила.
Злата. Глаз-ватерпас.
Китаврасов. Но все же я вижу кое-что и вокруг. И кое-что понимаю. Особенно, когда не стесняются... при посторонних.
Старик. Простите великодушно.
Злата. Посторонний...
Китаврасов. Ваши намеки... тайны... Этот будто бы страх оставить нас со Златою наедине...
Старик. Чего мне бояться?
Китаврасов. Я ведь читаю, что за иллюзию вы хотите создать: дескать, моя мама была вашей любовницей. Поэтому, возможно, я ваш сын.
Злата. Лихо закручено!
Китаврасов. И опасаясь, как бы не вышло инцеста... Эдакая комедия Бомарше!
Злата. Безумная ночь, или Женитьба Китаврасова.
Китаврасов. Я не хочу говорить сейчас о том, как оскорбительны ваши подозрения для дочери. Чтобы она, замужняя женщина, через три часа после знакомства...
Злата. Почему же, Полкаша? А любовь с первого взгляда?
Китаврасов. Я, к сожалению, не имею права защищать ее от собственного отца...
Злата. А если имеешь?
Китаврасов (кричит). Не имею!
Старик. Злата, молчи!
Китаврасов. Но что касается моей мамы! Подождите, не перебивайте. Пожалуйста. Мне совсем не легко было начать.
Старик. Ничего-ничего. Продолжайте.
Китаврасов. Я допускаю: мама была влюблена в вас. Я даже не сомневаюсь в этом: слишком часто, слишком тепло она о вас вспоминала.
Старик. Кавалерия Котовского.
Китаврасов. Но я и на мгновенье не могу допустить мысль, чтобы она пошла на супружескую измену. На предательство.
Злата. Похвальная убежденность. Я б тоже хотела быть матерью такого... наивного сына.
Старик. Измена не всегда предательство.
Китаврасов. Даже в случае, когда претендент (на Старика) столь выгодно отличается от обладателя. Я трезво смотрю на своего отца.
Злата. Тоже похвально.
Китаврасов. Я вышел из возраста, когда слепо идеализируют родителей. Подождите, подождите, Николай Антонович. Я еще не закончил! Я понимаю: жизнь сложна, люди слабы...
Злата. Испытал на себе?
Китаврасов. И все же есть вещи, за которые -- не сочтите фразою -- я пойду хотя бы и на смерть.
Злата. И в лагерь тоже?
Китаврасов. Погоди, Злата. Не отвлекай. В том числе: честность, честь, чистота моей мамы. Маму, наверное, много в чем можно было обвинить, упрекнуть. Только не в непорядочности.
Старик. Я и не думал...
Китаврасов. Тем хуже, что не подумали. Ignoratia non est argumentum, -- так, кажется, на вашей латыни?
Злата. И латыни досталось.
Китаврасов. Мне страшно и грустно, что вы, совсем немолодой и с виду благородный человек...
Злата. Слышал, папочка: с виду!
Китаврасов. Прибегаете к юношеским дешевым уловкам, чтобы продемонстрировать...
Злата. И кому?!
Китаврасов. Чтобы продемонстрировать urbi et orbi несуществующую любовницу. Которая вдобавок не может вас уже опровергнуть.
Злата. Риму и миру, оказывается.
Китаврасов. Я отнесся бы к этой вашей слабости много снисходительнее, если бы речь шла не о моей матери. О памяти моей матери.
Злата. Вот тк, папочка. Снисхождения не заслуживаешь.
Китаврасов. Вероятно, после всего высказанного мне неудобно оставаться долее вашим гостем. Я благодарю вас за приют... Только простите, мне надо одеться.
Злата. Ай да Андрей Емельянович! Такой скромный, интеллигентный! И вот вам пожалуйста: Демосфен в простыне.
Китаврасов. Это действительно довольно смешно. Я не хотел устраивать патетических сцен, поверьте, Злата... Николаевна. Я сожалею... обо всем... (Кричит.) Да позволите вы мне, наконец, одеться?!
Старик. Не надо, Андрей Емельянович, не одевайтесь. Я приношу глубокие извинения. Вам, памяти вашей матери. Которую я, слово чести...
Злата. Вот как?
Старик. Слишком глубоко уважаю. Я и впрямь вел себя несколько... двусмысленно.
Злата. Заведомо ложные измышления.
Старик. Но, клянусь, это случилось неосознанно.
Злата. Порочащие семейный домострой.
Старик. Вы верно подметили: некоторые мои желания... мечты... подсознательно претворились таким неприятным... таким гадким образом. Я очень раскаиваюсь.
Злата. И ты раскаиваешься?
Старик. Еще раз приношу извинения. Вы принимаете их?
Злата. Принимает, папочка, принимает. Разве не видишь: он даже покраснел.
Старик. Я прошу вас остаться в моем доме до утра. Или сколько сочтете для себя удобным.
Злата. Ты виртуозно сумел поставить его в довольно безвыходное положение, папочка.
Старик. Сам же вынужден покинуть вас на некоторое время.
Злата. Долг врача?
Старик. У меня неспокойно на душе: там, в больнице...
Злата. Клятва Гиппократа.
Старик уходит.
С папочкиной-то гордостью! Совсем поломался старик.
Китаврасов. Я не хотел, Злата, но...
Злата. Не надо, Андрей, ни оправдываться, ни извиняться. Все идет как ему и положено идти. Как груженый вагон под горку. Как античный сюжет.
Китаврасов. Античный сюжет?
Злата (присаживаясь к Китаврасову). Ты позволишь?
Китаврасов (берет ее руку, целует). Если бы это было возможно, я сказал бы: летим завтра со мною.
Злата. Ты считаешь, в Вене я была бы счастливее, чем в Красноярске?
Китаврасов. Я действительно знаю тебя какие-то три часа, но моего одиночества, к которому, казалось, я приговорен пожизненно...
Злата. Или в Париже, в Нью-Йорке?
Китаврасов. Моего одиночества как не бывало.
Злата. Где ты собираешься обосноваться?
Китаврасов. Наверное, в Париже. Впрочем, не знаю, где. Еще одна трагическая коллизия: преступление границы.
Злата. Была бы счастливее?
Китаврасов. Была б не одна. И ты была б не одна.
Злата. Знаешь...
Китаврасов. А это так много!
Злата. Я, пожалуй, ответила бы тебе "да".
Китаврасов. Зла-та.
Целуются.
Злата. Только к этой нашей совместной увлекательной заграничной поездке существует препятствие, которое, боюсь нам не одолеть.
Китаврасов. Увы, ты права.
Злата. Как быстро ты соглашаешься!
Китаврасов. Но Злата, подумай: мне уже никак не успеть оформить на тебя визу.
Злата. Как быстро ты соглашаешься!!
Китаврасов. Твой развод, регистрация брака... Если я не улечу из Шереметьева завтра утром, они не выпустят меня вовсе. Уж я- то их знаю. Они -- единственные, на чье слово положиться можно вполне.
Злата. Они?!
Китаврасов. Но ты оставишь мне адрес, я пришлю вызов.
Злата. На преступление границы?
Китаврасов. Нет, ко мне не позволят. Я организую через нейтральных людей, гостевой. Ты приедешь?
Злата. К тебе?
Китаврасов. Только нужно срочно развестись с Шухманом. Я вообще не понимаю, как ты могла за него выйти.
Злата. О, Андрюшенька! это совсем просто. Он был длинный и веселый. Мне уже стукнуло двадцать. Я опаздывала рожать. Я хотела быть женщиной.
Китаврасов. С ним?
Злата. Настоящей, полноценной женщиною. Много ли мне надо было от мужа? Чтобы дом имел хозяина, а ребенок -- отца.
Китаврасов. Такого отца?
Злата. А твой отец тебя устраивал вполне?
Китаврасов. Из дьячков. Может, потому я и подписал это проклятое раскаяние... Если бы я и впрямь был сыном Николая Антоновича...
Злата. На всех женщин Николаев Антоновичей на напасешься.
Китаврасов. Они просто не осмелились бы мне предложить.
Целуются.
Злата. Если б ты был его сыном, мы не смогли б полюбить друг друга. Не так ли?
Китаврасов. Конечно бы не смогли.
Целуются.
И где твой ребенок?
Злата. Испугался?
Китаврасов. Отнюдь.
Злата. Испугался. Нету ребенка. Не получается. А у тебя есть дети?
Китаврасов. Сын. Неужто и он вырастет порченым?
Злата. И непонятно, кто виноват. Шухман уверяет, что у него все в порядке.
Китаврасов. Неужто и за ним потянется эта треклятая тюремная судьба?
Злата. А я... я не умею ставить эксперименты в этой области.
Китаврасов. Ведь если бы мой отец не сидел в лагере...
Злата. Во всяком случае, не пробовала.
Китаврасов. Я тоже не оказался б Лефортово.
Злата. За ним не потянется, Андрюшенька, успокойся. Нынешние дети так глубоко будут нас презирать, что и не поинтересуются: сидели мы где-то там или не сидели.
Китаврасов. Знаешь, мне ведь давали читать их показания. Моих друзей. Которые руку мне подавать перестали... Очень... законопослушные показания.
Злата. Чего же ты хочешь!
Китаврасов. Ни один не написал в протоколе, что следствие, дескать, считаю безнравственным, что обвинение, дескать, не признаю. Все отвечали тихо, мирно, скромненько. Хотя и без особых... пакостей.
Злата. И на том им спасибо. Время сейчас такое.
Китаврасов. Я уж не говорю, чтобы протестовать по поводу моего ареста.
Злата. Тихое.
Китаврасов. Открытые письма писать, устраивать демонстрации.
Злата. Бедненький.
Китаврасов. Они... мои друзья... предпочли безопасное проявление высокой нравственности: не подавать руки мне.
Злата. Бедный Андрюшенька!
Китаврасов. Не в этом, Злата, дело. Я как-нибудь переживу...
Злата. Молчи! молчи! Не надо о неприятном!
Китаврасов. Но мне обидно, что...
Злата. Переживешь, конечно. Забудь! (Целует Китаврасова.) Ты что? Ты что делаешь?
Китаврасов. Злата...
Злата. Ты что делаешь?
Китаврасов. Ты же сама...
Злата. Ты что делаешь?
Китаврасов. Злата...
Злата (вскакивая). Невозможно, невозможно так дальше! Я хочу тебя!
Китаврасов. Ты куда, Злата?!
Злата. Я просто изнемогаю! С ума сейчас сойду!
Китаврасов. Злата.
Злата. Не трогай! А ну давай одеваться!
Китаврасов. Зачем одеваться, Злата!
Злата. Я пока замужем.
Китаврасов. Зачем?!
Злата. У нас с тобою еще не все договорено!
Китаврасов. Договорим! Столько времени впереди!
Злата. Вот и давай одеваться, раз много времени. Успеем! Не надо портить!
Китаврасов. Я б не испортил, Злата.
Злата. Мятель, гляди, совсем стихла. Звезды. Оденемся и сходим за елкой.
Китаврасов. За елкой?
Злата. Сюда, на опушку. Сегодня как раз Рождество.
Китаврасов. Западное.
Злата. Нам самое время привыкать. Договорились?
Китаврасов. Что это?
Злата. Топорик. Тот самый, наверное.
Китаврасов. Кажется, тот.
Злата. Вспоминаешь? Серебряный.
Китаврасов. Серебряный.
Злата. Как колокол пел воздух... Так одеваемся?
Китаврасов (счастливый). Одеваемся.
Злата (шепчет). Как ты послушен! (Громко.) О смерти.
Китаврасов (одеваясь). Почему ты мне их читаешь?
Злата. Что?
Китаврасов. Стихи.
Злата. Стихи? Ах, эти! Мятель с утра. Сейчас звезды, мороз. Больше ни почему.
Китаврасов. Правда больше ни почему?
Злата. У них сравнительно благополучный конец: и только по подсознанью = как птицы в стальной клети =
Китаврасов. Сравнительно?
Злата. Носились воспоминанья =
Китаврасов. Почему сравнительно?
Злата. О лете! А хоть бы и были мы с тобою брат и сестра, что ж тут такого?!
Китаврасов. Злата, миленькая...
Злата. Опасность вырождения? Наслоение генных ошибок?
Китаврасов. Ты-то зачем играешь эту комедию?
Злата. А по мне лучше хорошие гены с ошибками...
Китаврасов. О смерти! Брат и сестра!
Злата. Чем безошибочные гены какого-нибудь Шухмана.
Китаврасов. Даже полюбить не можешь без острых приправ.
Злата. А если не комедию, Андрюшенька? Если не комедию?
Китаврасов. Что же еще? Фарс?
Злата. Если твоя мама была женою моего отца?
Китаврасов. Как ты сказала?
Злата. Не любовницей, а женою? Это не разрушает ее облик?
Китаврасов. Несмешная шутка.
Злата. А ты его законный сын. Что тогда?
Китаврасов. И неправдоподобная.
Злата. Он думал: я не знаю. И видел, как меня тянет к тебе. А я знала, с самого начала знала, едва ты вошел.
Китаврасов. Мне не нравится твой юмор, Злата.
Злата. Но меня все равно тянуло.
Китаврасов. Моя мама...
Злата. Видно, такая уж я испорченная. Что с тобою, Андрюшенька?
Китаврасов. Его женой?
Злата. Что с тобою?! Не нравится -- забудь! Выбрось из головы! Наклонись, я тебя поцелую. Ну, хочешь -- разденемся?
Китаврасов. Женою?..
Злата. Не пойдем за елкой.
Китаврасов. Из Ленинграда?
Злата (кричит). Из Ленинграда, не из Ленинграда! Что ты на этом Ленинграде зациклился?!
Китаврасов. Адмиралтейская игла.
Злата. Мало ли народу в Ленинграде живет?! Сердце?
Китаврасов. Пустяки, пройдет.
Злата (протягивая капли). Выпей. Выпей, тебе говорят! Не капризничай!
Китаврасов. Когда бы с вами снова...
Злата. А если не шутки, не юмор! Тебе что, неприятно?
Китаврасов. Жена твоего отца... Постой.
Злата. Неприятно прикасаться к... сестре? Это же пустяки, не так важно. У нас разные матери! И по документам...
Китаврасов. Что-то не укладывается.
Злата. Тебя Китаврасов усыновил. Тайна гарантируется законом.
Китаврасов. Моя мама была женою твоего отца. Я -- сын.
Злата. Еще и не таких историй сколько угодно кругом! Матери с сыновьями живут, отцы с дочерьми...
Китаврасов. А... а мой отец? Или подожди, кто же он тогда получается?
Злата. Отчим, Андрюшенька. Неужто все это для тебя так важно?
Китаврасов. Отойди!
Злата. Андрюша!
Китаврасов. Не трогай! Я не верю.
Злата (холодно). Напрасно.
Китаврасов. У тебя... у тебя нет доказательств.
Злата. Полная шкатулка.
Китаврасов. Отказываюсь верить!
Злата. Фотографии, письма. Надушенные. Через все шмоны пронес.
Китаврасов. Через все шмоны?
Злата. Княгиня полные десять лет, и потом, пока еще в ссылку к нему не приехала, каждые две недели писала.
Китаврасов. Какая княгиня?
Злата. Волконская. Или как там ее... Трубецкая.
Китаврасов. Ты о маме?
Злата. Пианистка. Декабристочка! А как появилась возможность, тут же и деру дала.
Китаврасов. Не смей! Не смей так о ней!
Злата. Сам просил доказательств. Да и свидетелей навалом: Хромых, Лотта -- она у них домработницею была...
Китаврасов. Лотта? Подожди. Постой.
Злата. И еще по селу десятка два свидетелей бродит.
Китаврасов (очень грубо). Подожди, я сказал!
Злата. Круто!
Китаврасов. Мне разобраться надо. Сынок?
Злата. Разбирайся. Как раз тем временем отец с Шухманом вернутся.
Китаврасов. Если мама была его женою...
Злата. Зарежут старичка и...
Китаврасов. Предположим чисто теоретически! Слышишь? Те-о-ре-ти-че-ски!
Злата. Слышу-слышу!
Китаврасов. Следовательно, она должна была от него уйти. Логично?
Злата. Она и ушла. С Китаврасовым.
Китаврасов. Или он ее -- бросить.
Злата. Ну, это вряд ли.
Китаврасов. Но чтобы уйти, чтобы бросить... Это ведь ссылка была, десять лет верности, ожидания.
Злата. Верности?
Китаврасов. Это ж не то, что разводятся сейчас.
Злата. Какой ты дурак.
Китаврасов. Тут должна быть чрезвычайная причина.
Злата. Чтоб не сказать грубее.
Китаврасов. Хочешь убедить, что твой бред правда? Тогда укажи причину! Укажи! Что ты мне шкатулку суешь?
Злата. Отпусти, ради Бога! Зачем ты так кричишь! Нервы у тебя никуда!
Китаврасов. Укажи!
Злата. Совсем у доброжелателей измучился.
Китаврасов. Укажи!
Злата. На меня-то, спрашиваю, чего орешь?
Китаврасов. Укажи причину!
Злата. Китаврасова раньше отпустили. Пока еще неизвестно было, произойдут ли реабилитации вообще.
Китаврасов. Но мама вольная была, вольная! Она и так могла уехать в любой момент! Просто не приезжать могла!
Злата. По консерватории стосковалась! По теплому сортиру.
Китаврасов. Моя-то мама?
Злата. В Москву, в Москву, в Москву!
Китаврасов. Тебе не стыдно?
Злата. Мне уже ничего не стыдно!
Китаврасов. Точно!
Злата. Влюбилась в Китаврадзе твоя мама!
Китаврасов. Она никогда не любила его, никогда!
Злата. Сам вот и разбирайся.
Китаврасов. Потому что причины -- нет!
Злата. А меня оставь в покое.
Китаврасов. Все вранье. Выдумка. Бред.
Злата. Открой крышку.
Китаврасов. Убери эту чертову шкатулку!
Злата. То-то, что убери.
Китаврасов. Ждала десять лет? Похоже. А потом ушла?.. Может, ее выгнали?
Злата. Никто ее не выгонял.
Китаврасов. Верно. Если б выгнали -- осталась бы одна. Без Китаврадзе.
Злата. Разве что застали на месте преступления. На этом, скажем, диване.
Китаврасов. Нет!
Злата. Нет так нет.
Китаврасов. Твой отец оскорбил ее, вот что!
Злата. Он и твой отец, милый.
Китаврасов. Не смей! Не смей называть меня милым! Я не Шухман!
Злата. Неужели? Ах, да! Ты -- Каховский.
Китаврасов. Полковник Каширского полка... Со знаменем в руках...
Злата. Что ты бормочешь?
Китаврасов. Почему ты не рассказала сразу?
Злата. Сам сто раз мог бы догадаться.
Китаврасов. Почему он молчал?
Злата. Если б хотел. Историк!
Китаврасов. Верно. Намеки были. Но я их истолковывал...
Злата. Коль уж родная мать не сочла нужным...
Китаврасов. Только маму не трогай!
Злата. Мне твоя мама с рожденья вот где сидит!
Китаврасов. Она не успела. Она просто не успела!
Злата. Дело и впрямь трудоемкое.
Китаврасов. Нам не пришлось встретиться, когда она умирала. Я тебе говорил!
Злата. А! Ты много чего говорил.
Китаврасов. Ты хотела воспользоваться моим незнанием. Дрянь! Дрянь!
Злата (устало, равнодушно). Вообще-то, когда ты появился, я была уверена, что ты в курсе. Я тебе Шопена специально играла.
Китаврасов. Зачем же ты мне все рассказала сейчас?
Злата. Ты позвал меня с собою.
Китаврасов. Куда?
Злата. За границу.
Китаврасов. Я?
Злата. Вызов пообещал прислать. Гостевой. Через нейтральных лиц. Допытывался, приеду ли.
Китаврасов. И приехала бы?
Злата. Это не имеет уже ровно никакого значения.
Китаврасов. Бесполезные ископаемые. Месторождение бесполезных...
Злата. Что?
Китаврасов. Действительно: историк! Точно, что самонадеянность.
Злата. У-гу.
Китаврасов (цитируя сам себя). Мои концепции построены строго на фактах... На каких фактах? Откуда мне их знать, если факты собственной биографии... Мифы, мифы, сплошные мифы!
Злата. Я тебе сразу говорила.
Китаврасов. Выходит, мои книжки не больше, чем...
Злата. Макулатура? Без сомнения!
Китаврасов. Как у отца. То есть... как у Китаврасова. Заведомо ложные измышления, порочащие...
Злата. Видишь, как тебе с доброжелателями повезло: кругом они правы!
Китаврасов. Опубликовал незрелые работы, не разобравшись, на чью мельницу... Что я буду делать в Париже?
Злата. Тосковать по доброжелателям.
Китаврасов. Злата, Злата!
Злата. Не надо, Андрюша, трогать меня.
Китаврасов. Сейчас тебе... неприятно?
Злата. Мне безразлично.
Китаврасов. Почему же тогда: не надо?
Злата. Потому что поезд ушел. Или, чтоб тебе было понятнее: улетел самолет.
Появляется Старик.
Что Хромых, папочка?
Старик. Хромых? А, Хромых! Оперируют. Возится твой доцент слишком долго.
Злата. Бедный старикашечка!
Старик. Откуда в тебе столько жестокости?
Злата. Наверное, папочка, от тебя. Не от мамы же.
Старик. Не от мамы.
Пауза.
Злата. Ну чего ты все мучишься, присматриваешься?
Старик. Присматриваюсь? К чему?
Злата. Спросил бы прямо. Не было у нас с ним ничего! Не было! Успокойся! Может, тебе простыни показать?
Старик. Злата!
Злата. Что -- Злата? Я что, не вижу, какой ты сюда вбежал?
Старик. Я не вбегал.
Злата. Не представляю, что за картины перед тобою в больнице вертелись? Это ж надо: не дождавшись конца операции!..
Старик. Я там и впрямь не помощник.
Злата. В окошко, небось, подглядывал: жаль, заледенело.
Старик. И не подглядывал никуда.
Злата. Что ты застать ожидал? Что, папочка?! Какие готовил слова?
Старик. Что ты несешь!
Злата. Сын мой! Это твоя сестра! Или патетичнее? Остановитесь, дети мои! -- вот это дети мои особенно хорошо! Великая кара падет на главы ваши!
Старик. Что ты несешь?
Злата. Успокойся, папочка! Андрей Емельянович... или как он теперь: Андрей Николаевич -- в курсе твоей роковой тайны. Я ему... поведала.
Китаврасов. Да.
Злата. Из нелюбви к патетическим сценам, одну из которых в противном случае ты непременно разыграл бы на прощание.
Старик. Поведала?
Злата. Не нравится стиль? Рассказала. Сообщила. Проинформировала. А чего тут такого? По-братски.
Старик. Тебе-то... откуда известно?
Злата. Жизнь твоя на глазах людей проходила, папочка. В социальном, так сказать, окружении.
Старик. Лотта?
Злата. При чем тут Лотта!
Старик. Давно?
Злата. Всегда.
Старик. Но почему не сказала мне, что знаешь?
Злата. Мне хотелось, папочка, чтобы ты сам признался. Ты ж меня в детстве учил признаваться самой.
Старик. Зачем весь вечер надо мной издевалась?
Злата. Хотела, чтоб ты признался, что тебя... бросили! Что тебя обманули с этим фельдшером... с Китаврадзе. Рога наставили!
Старик. Какие рога?
Злата. Обыкновенные. Ветвистые.
Старик. Все не так.
Китаврасов. А как?
Старик. Почему непременно рога?!
Злата. По кочану. Зоология!
Китаврасов. Что с тобою?
Злата. Момент уходит!
Старик. Какой момент?
Злата. Трогательный! Волнительный! Неповторимый! Единственный в жизни! Папочка! Братик! Чего стоите, как истуканы?! Сердца в вас, что ли, нету?
Старик. Какая ты злая!
Злата. Падайте друг другу в объятия. Ну! А я всплакну для аккомпанемента. (Достает платок.) Вместо Шопена.
Старик. Какая злая!
Злата. Нет! С вами, вижу, каши не сваришь.
Китаврасов. Почему она от вас ушла?
Злата. Ни про декабристов у вас не получается, ни романа английского.
Китаврасов. Я вас спрашиваю.
Злата. Ни даже комедии Бомарше.
Китаврасов. Какую подлость вы совершили?
Старик. Подлость?
Китаврасов. Что ж еще? Непременно подлость. Только, пожалуйста, без пошлостей: про консерваторию не надо, про теплый сортир. Ну! Почему... она... от вас...
Старик. Вам плохо, Андрей Емельянович?
Злата. Николаевич, папочка. Николаевич!
Старик. Вы побледнели.
Китаврасов. Не надо заботиться обо мне!
Старик. Злата, капли!
Китаврасов. Отвечайте! Ну!
Старик. Видите ли... видишь ли...
Китаврасов. Долго вы будете мяться?! Вам стыдно? Ничего не поделаешь. Прежде надо было стыдиться.
Злата. Прокурор!
Старик. Твоя мама ушла от меня потому, что... Где капли, Злата?
Китаврасов. Оставьте капли! Потому что?..
Старик. Потому что... Ты не представляешь того времени.
Злата. Ну да, ясно: Сталин, Берия, Эмгэбэ. Приятно, когда свое блядство можно списать на властей.
Китаврасов. Какое еще блядство?! Как ты посмела... с этим словом... про маму... Когда бы с вами снова... Чьи стихи? Цветаевой? (Хватается за сердце, взвывает по-звериному, вертится волчком, мечется.)
Злата. Мои. (Кричит.) Но я не про маму, прости!
Старик. Уложить его, Злата!
Китаврасов. Не троньте!
Злата. Я -- вообще.
Старик. Немедленно уложить!
Китаврасов. Не прикасайтесь! Вы убьете меня!
Старик. Андрюша...
Китаврасов. А я не хочу умирать!
Старик. Андрюшенька...
Китаврасов. Я не собираюсь умирать так рано.
Злата (тихо). Умирать всегда рано.
Старик. Что ты, Андрюша! Почему: умирать?
Китаврасов. Я не за этим сюда ехал!
Злата (тихо). За чем же еще?!
Старик. Мы любим тебя. Мы все тебя любим.
Китаврасов. Не за этим!
Старик. Тебе нельзя двигаться. Ляг, пожалуйста. Мы не хотим тебе зла.
Китаврасов. Не трогайте!
Старик. Не хотим, чтоб тебе было плохо.
Китаврасов. Не прикасайтесь ко мне!
Злата (кричит). Молчать! Тряпка! Истерик!
Старик. Андрюшенька...
Злата. А ну сейчас же ложись!
Китаврасов. Бо-о-оль-на-а...
Злата. Сопляк малодушный!
Китаврасов. Мне бо-о-ольна-а...
Злата. Потерпи немножко. Сейчас пройдет. Все в жизни проходит, даже боль.
Китаврасов (по-детски). Правда, пройдет?
Злата. А зачем нам тебя обманывать?
Старик. Выпей. Залпом.
Злата. Вот умница.
Старик. А это под язык.
Китаврасов. Так?
Старик. И не двигайся, пожалуйста. Ни в коем случае не двигайся!
Китаврасов. Бо-оль-на-а...
Старик. Беги в больницу, Злата. Скажи Лотте, пусть захватит длинную иглу.
Китаврасов. Не надо! Зачем длинную иглу?
Старик. И адреналин, промедол... камфару.
Китаврасов. Вы что, собираетесь колоть меня прямо в сердце?
Старик. Не забудь: длинную иглу!
Злата убегает.
Китаврасов. В сердце, наверное, это так больно!
Старик. Что ты, Андрюшенька! Разве это боль для сердца -- тоненькая игла?
Китаврасов. А я... я не умру?
Старик. От укола?
Китаврасов. Вообще. Вообще -- не умру?
Старик. Не умрешь, миленький, не умрешь. Ты же в больнице.
Китаврасов. В больнице.
Старик. Ты же в доме врача.
Китаврасов. Полковник Каширского полка...
Старик. Только не двигайся.
Китаврасов. Под пулями...
Старик. И молчи.
Китаврасов. Без оружия.
Старик. Молчи. Сейчас придет Злата. Сейчас придет Лотта. Сделаем инъекцию, и все будет хорошо.
Китаврасов. Правда?
Старик. Все будет в полном порядке. Ты веришь мне? Успокоился?
Китаврасов. Успокоился. Только очень... очень уж болит.
Старик. Болит -- значит живо.
Китаврасов. Как никогда. Боюсь потерять сознание.
Старик. Болит -- это ведь не так плохо, а?
Китаврасов. Плохо. Мне плохо.
Старик. Молчи, молчи, Андрюшенька.
Китаврасов. Да-да, молчу.
Пауза.
Старик. Итак, ты желаешь знать, почему твоя мама от меня ушла.
Китаврасов. Желаю... но лучше потом, потом. Вы же сами сказали.
Старик. Я сказал, чтобы ты молчал.
Китаврасов. Вы ведь пообещали, что я не умру. Значит, у нас еще будет время.
Старик. Хочешь знать, какую я сделал ей...
Китаврасов. Потом, потом.
Старик. Подлость?
Китаврасов. Мы обо всем успеем наговориться. Потом.
Старик. Gestern, Gestern, nur nicht Heute? Ты какой язык изучал?
Китаврасов. Потом.
Старик. Нет, давай уж сейчас!
Китаврасов. Я что, не выживу?
Старик. Выживешь. Итак: ты, слава Богу, не попробовал, а я знаю, что такое лагерь.
Китаврасов. Почему же тогда сейчас?!
Старик. Даже когда работаешь в больничке. Хотя в больничке я оказался уже на пятом году: война началась, вольных врачей призвали на фронт. Почему твоя мама ушла от меня...
Китаврасов. Ради Бога, потом!
Старик. Попав из лагеря сюда, в вечную ссылку... Не в пожизненную, а в веч-ну-ю. Ты вслушайся, просмакуй слово.
Китаврасов. Не хочу вслушиваться!
Старик. Я имел слабость почувствовать...
Китаврасов. Не хочу смаковать!
Старик. Будто заново получил в подарок жизнь. Срока, конечно, кончаются, но никто из нас, зэков, в глубине души не верил, что нам когда-нибудь удастся вырваться за запретку: мы, что называется, слишком много знали. Видели слишком многое.
Китаврасов. Имейте в виду: я вас не слушаю!
Старик. Мы -- так по наивности нам казалось -- были слишком опасными свидетелями. Это уже потом, позже -- выяснилось, что никому наши свидетельства не вредят и не помогают, что никому они просто не нужны. Что никто их и слушать не желает.
Китаврасов. Хорошо. Я вас выслушаю. Я обещаю.
Старик. Даже вроде как дурным тоном стало об этом вспоминать.
Китаврасов. Только потом.
Старик. А тогда... Тюремщики-то наши умнее нас оказались, дальновиднее. Лучше разобрались в человеке. Словом, меня выпустили, пусть сюда, но мне показалось: на свободу! И буквально какой-то месяц спустя ко мне приехала и твоя мама. Я немного боялся этого -- все ж десять лет -- но страстно ждал. А ей, разумеется, приезжать не следовало.
Китаврасов. Не следовало?
Старик. Я не должен был допускать. Она привезла мне иллюзию, что рок можно одолеть, судьбу -- склеить. Вредную иллюзию, которой я с удовольствием и поддался. И, словно наверстывая, стал устраивать этот дом для долгой... всегдашней... для вечной, но счастливой жизни.
Китаврасов. Болит вот здесь, очень. Словно кинжал всадили. Может, еще какое лекарство, Николай Антонович?
Старик. Потерпи ты чуть-чуть... мужчина! Потерпи! И называй меня... проще.
Пауза.
Итак, я устраивал дом. Твоя мама оказалась замечательною хозяйкою. Справлялась со всем, даже хлеб научилась выпекать.
Китаврасов. Вы меня все же заставили!
Старик. Мы завели корову, свиней, кур. Вырыли на огороде коптильню. Потом родился ты.
Китаврасов (усмехаясь). Все-то вы виноватого ищете: мама привезла иллюзию, я родился.
Старик. Никто не виноват ни в чем.
Китаврасов. И вы тоже?
Старик. Ты слушай!
Китаврасов. Вы решили меня добить?!
Старик (раздраженно). Слушай! Хлопот сильно прибавилось. И мне пришло в голову нанять домработницу: маме в помощь. Явилась Лотта. Шарлотта Карловна -- ты ее видел. Мне тогда было уже под пятьдесят. Маме -- за тридцать. А тут эдакая семнадцатилетняя блондинка... с осиной талией... с невероятным бюстом. У меня ведь уже жажда жизни! Желание нагнать! Лучшее-то мое время прошло в лагере. Ходит и смотрит как на Бога: я оперировал ее отца. Ничего сложного: ущемленная грыжа...
Китаврасов. Зачем вы мне все это рассказываете?!
Старик. Твоя мама... как бы тебе объяснить...
Китаврасов. И объяснять ничего не надо!
Старик. Была идеалисткою в чистом виде.
Китаврасов. Это плохо?
Старик. Она приехала ко мне девственницею...
Китаврасов. Замолчите же!
Старик. И за годы, что мы были вместе, я так и не сумел ее... пробудить.
Китаврасов. Как вы смеете мне это рассказывать?!
Старик. А Лотта! К ней стоило только прикоснуться! С Лоттою я забывал себя! Ты не подумай: я ценил твою маму...
Китаврасов. Я и не думаю.
Старик. Я слишком понимал, что такое десять лет ожидания без особой надежды на встречу. Ожидания не после банального кораблекрушения, не с невинного необитаемого острова...
Китаврасов. Ну, хорошо: дальше!
Старик. Я понимал, что такое мамин приезд сюда навечно. Я все по-ни-мал. И я боролся с собою как мог: старался не оставаться с Лоттою наедине, пытался выгнать ее из дому, я даже уговаривал ее отца, чтобы тот отправил ее к тетке, в другую деревню. Если б не ссылка, я сам бы от нее уехал. Вот клянусь тебе: уехал бы.
Китаврасов. Правду Злата сказала про блядство. Уехали б, не уехали...
Старик. Уехал бы!
Китаврасов. Главное, что вам захотелось!
Старик. Я не виноват! Я боролся как мог!
Китаврасов. Вы титан!
Старик. Однако, и титаническая борьба успехом, увы, не увенчалась. А однажды твоя мама застала нас.
Китаврасов. Не хочу никаких ваших подробностей!
Старик. Ты же историк! Ты приехал сюда за прошлым! Застала вот здесь, на этом самом диване!
Китаврасов пытается подняться.
Куда!? Сказал -- не двигайся! Барышня кисейная! (Пауза.) Вот... А я... я, смешно сказать... я не сумел остановиться. Я орал на Лотте. Я бесновался. Я сходил с ума. В тот раз я сломал ей ключицу.
Китаврасов. Ключицу?
Старик. А твоя мама стояла и смотрела. Стояла и слушала, как от страсти воплю я...
Китаврасов. Какие...
Старик. Как от боли визжит Лотта.
Китаврасов. Пакости!
Старик. Как ты сказал?
Китаврасов. Пакости!
Старик. Жизнь, любовь, плоть!
Китаврасов (упрямо). Пакости.
Старик. Историческая правда. Объективная истина. Которую ты так ищешь.
Китаврасов. Не прикасайтесь ко мне.
Старик. Ночь я провел в больнице, не смел показаться ей на глаза.
Китаврасов. Мне противно.
Старик. Наутро попытался объяснить твоей маме...
Китаврасов. Диалектик вы незаурядный.
Старик. Как и ты. Клялся, что больше не дотронусь ни до Лотты -- и насчет Лотты клятву сдержал, даже не женился на ней...
Китаврасов. Сейчас расплачусь от сочувствия.
Старик. Ни до какой другой женщины.
Китаврасов. Вот вам спасибо-то!
Старик. Твоя мама слушала, кивала. Но все уже кончилось.
Китаврасов. А чего б вы хотели?
Старик. Кончилась иллюзия, что жизнь можно склеить. Что за кавалерию Котовского можно сполна расплатиться какими-то десятью годами Колымы.
Китаврасов. Еще и Котовского приплели!
Старик. Мы просуществовали с твоей матерью после того около года. Вежливо, в каком-то смысле даже... любовно.
Китаврасов. Как-как?
Старик. Она не хотела, чтобы ты остался без отца. А когда отец подвернулся и возникла возможность...
Китаврасов. Эмигрировать из ссылки?
Старик. Однажды я просто не застал вас дома.
Китаврасов. Куда запропастилась Злата?
Старик. И сразу понял, что произошло.
Китаврасов. Я ведь могу и не выдержать.
Старик. Мне следовало смириться хоть тогда. Принять потерю, как должное. Но я продолжал... барахтаться. Я захотел догнать вас, остановить, вернуть. Объясниться еще раз! Этого, конечно, делать не следовало, и ссылка тут приходилась кстати: я не имел права отлучаться из села.
Китаврасов. Где Злата?
Старик. При въезде в Красноярск меня просто арестовали б. Время, конечно, настало сравнительно уже мягкое: в воздухе ощущалось, -- но ни законов, ни приговоров пока, слава Богу, не отменили.
Китаврасов. Слава Богу?
Старик. Может, мне и хватило б смелости броситься за вами наперекор всему. Но тут влез... кто б ты думал?
Китаврасов (иронично). Вероятно, рок?
Старик. Этот вот самый Хромых. Неожиданно проявил гуманность: раздобыл грузовик, посадил меня рядом и погнал.
Китаврасов. Весь мир против вас!
Старик. Мы застали вас на вокзале минут за пять до отхода поезда. Китаврасов спрятался в вагон, он всегда меня побаивался, а тут...
Китаврасов. Нехорошо вы рассказываете. Он от смерти вас спас.
Старик. Он -- меня?! Это мама так говорила?
Китаврасов. Китаврасов.
Старик. При маме?
Китаврасов. Не помню. Наедине.
Старик. То-то, что наедине. Посмотрел бы ты, каким его тогда ко мне принесли.
Китаврасов. Довольно.
Старик. Сплошь в фурункулах.
Китаврасов. Не о нем речь.
Старик. Стал бы он без моей помощи фельдшером!
Китаврасов. К тому же и проверить уже невозможно.
Старик. А как потом добивался, чтобы его именно сюда, ко мне, в ссылку направили!
Китаврасов. Что там у вас дальше было, на вокзале?
Старик. На вокзале? Леночка плакала, плакала. Вот и все. Из Москвы прислала письмо, единственное, без обратного адреса. Сообщила, что воспользовалась правом на развод.
Китаврасов. Каким таким правом?
Старик. Я же был политический.
Китаврасов. Не передергивайте: она пятнадцать лет этим правом не пользовалась! Пока вы сами...
Старик. Что вышла замуж. Просила не разыскивать, не мучить... сына.
Китаврасов. Мамочка.
Старик. Но я и тогда не смирился вполне: принялся ждать тебя.
Китаврасов. Меня?
Старик. Все эти тридцать лет ждал. Никуда не поехал. Даже отпуск ни разу не взял.
Китаврасов. Вы точно титан. Прометей.
Старик. Надеялся, что в один прекрасный момент откроется дверь и войдешь ты.
Китаврасов. Прикованы к скале, а орел клюет печень.
Старик. Войдешь, обнимешь и скажешь: добрый вечер, папа...
Китаврасов. Папа?!
Старик. Мечтал, чтобы ты вырос сильным, чтобы не успел наделать ошибок...
Китаврасов. И вы еще упрекаете!
Старик. Потому что только сильный человек способен понять слабость другого. И простить.
Китаврасов. Вы ж утверждаете, что ни в чем не виновны! Страсть, рок -- только не вы.
Старик. Еще она просила не держать зла на Китаврасова.
Китаврасов. За что же прощать-то?
Старик. Писала, что решила все она, она одна.
Китаврасов. И чего вы от меня ждете? Каких слов? Чтобы я, как златин доцент, сказал: да-а... вообще-то трагедия?
Старик. Злата права: я на ее матери точно что себе назло женился.
Китаврасов. Я, кажется, начинаю привыкать к боли.
Старик. Чтоб только тягу к Лотте перебороть... тягу к жизни.
Китаврасов. Чтоб доказать всем вокруг, что у вас все в порядке.
Старик. Насильно пытался себя смирить.
Китаврасов. А ребенка зачем завели?
Старик. Ребенка?
Появляются Злата и Шарлотта Карловна.
Злата. Как тут у вас?
Китаврасов. Вот этого.
Старик. Все, слава Богу, спокойно.
Китаврасов. Где, кстати, мамина фотография?
Старик (уходя от ответа, Шарлотте Карловне). Инфаркт.
Шарлотта Карловна. Я доктору ассистировала, не могла оторваться.
Старик. Не страшно, Лотта.
Злата. Зарезал Шухман Хромыха.
Старик. Зарезал?
Китаврасов. У меня, значит, инфаркт?
Старик. А чего ты испугался? Обыкновенное дело. Вылечим. Представляешь, Лотта: в какие-то тридцать три года...
Шарлотта Карловна. Злата Николаевна пробились, передали...
Старик. Раздевайся, раздевайся.
Китаврасов. Опять раздевайся?
Шарлотта Карловна. А у Хромыха, у уполномоченного, как раз сердце останавливается. Коллапс.
Старик. Начнем с промедола.
Шарлотта Карловна. А доктор маску сорвали, весь такой белый стали, белее халата.
Злата. Халаты надо лучше стирать.
Старик. Сожми, Андрюша, кулак: Лотте вену плохо видно.
Шарлотта Карловна. Ничего, попаду.
Старик. Сейчас тебе станет легче.
Шарлотта Карловна. К окну отошли. Стоят неподвижно. А у самих слезы. Они думали: незаметно, а в стекле отражается.
Старик. И приготовь на всякий случай адреналин.
Злата. Это они, Лотта, специально так стали, чтоб отражалось.
Китаврасов (Старику). Наклонитесь ко мне.
Старик. Что, Андрюша?
Китаврасов (шепотом). А я разгадал вас, понял! Вы на Колыме стукачем были.
Старик. Я?
Китаврасов. Иначе б вам там выжить не удалось.
Старик. По-твоему, все, кто выжили, были стукачами? Принеси, Лотта, м-м...
Китаврасов. Все! А тем более -- стать главврачом больнички.
Шарлотта Карловна. Чего, Николай Антонович?
Старик. И Китаврасов?
Китаврасов. Он-то уж точно!
Старик. Ничего не надо.
Китаврасов. Я потому, может, и в лагерь не пошел: испугался, что не готов к смерти.
Старик. Китаврасов -- да.
Китаврасов. А Хромых про вас знал. И рассказал маме. Вот почему она уехала.
Злата. О чем вы шепчетесь? Что-нибудь нужно еще, папочка?
Старик. Разве что каплю покоя.
Злата. Я хоть и на третьем курсе, а все-таки медичка.
Старик. И любви -- quantum satis.
Злата. Ах, папочка! Поздно ты понял, чего нам с тобою недоставало.
Старик. Давай-ка еще пять кубиков, Лотта. Не больно?
Китаврасов. Молчите?
Старик. О, Господи! Как же ты плохо знаешь жизнь!
Злата. Слышишь, Андрюша! Мы уже говорим о любви. Значит, серьезной опасности нету. Мы еще увидим небо в алмазах, Андрюшенька.
Входит Златин муж.
Мы отдохнем.
Златин муж. Дрянь! Зачем ты меня спровоцировала?
Злата. Он бы все равно умер.
Златин муж. Жестокая дрянь!
Злата. А ты ударь, ударь меня, милый! Возьми реванш.
Шарлотта Карловна. Обрежетесь, Николай Антонович. Дайте я.
Злата (мужу). Ты куда?
Златин муж. За вещами.
Злата. Бросаешь меня?
Златин муж. Андрею Емельяновичу плохо? Сердце?
Шарлотта Карловна. Андрею Николаевичу.
Златин муж. Да-да, Николаевичу. Вечно отчества путаю. Постойте! А почему, собственно, Николаевичу?
Злата. Потому! Он мой брат! Мама у папы вторая жена, а он...
Златин муж (принимается хохотать). Брат! Господи!
Злата. Успокойся... успокойся... Чего ты...
Златин муж. Не трогай меня! (Уходит вглубь дома.)
Злата. Бедненький! Попал-таки в нашу мясорубку. Как там, папочка?
Старик. Ты один шприц принесла, Лотта?
Злата. Вытащим! Куда он денется!
Шарлотта Карловна. Нужно еще? Я сбегаю.
Старик. У меня есть. Только прокипятить бы.
Злата. После покойного Хромыха?
Старик. Я смотрю на тебя, Злата, и мне становится страшно.
Злата. Только сегодня, папочка?
Старик. Сядь! Не нужна ты мне!
Злата. Совсем?
Старик. Сам справлюсь. (Уходит на кухню.)
Шарлотта Карловна. Полегчало, Андрей Николаевич?
Китаврасов. Я так мало изменился, что вы меня сразу узнали? Вы вот, говорят, были когда-то красавица!
Злата. Лотта, Андрюшенька, и сейчас хоть куда! Ты просто не теми глазами смотришь. А тебя, я полагаю, она узнала по фамильному сходству.
Китаврасов. Неужто я и в самом деле так похож на... него?
Шарлотта Карловна. Вы, не в обиду будь сказано, Андрей Николаевич, и помельче, и похлипче выйдете, чем Николай Антонович. Они приехали сюда, когда им под пятьдесят было...
Злата. Они значит он. Это, Андрюша, у нас такая форма высшей вежливости.
Шарлотта Карловна. А выглядели, пожалуй, помоложе, чем вы сейчас.
Злата. Множественное число.
Шарлотта Карловна. Знаете, как они ходили?! Шляпа. Светлый макинтош. Зимою в ботиночках.
Злата. Человек с Луны.
Шарлотта Карловна. И только если уж особенный мороз, фетровые боты надевали поверху. Белые.
Злата. Миклухо-Маклай у папуасов.
Шарлотта Карловна. И голова всегда такая... гордая. Под ноги никогда не смотрели.
Злата. Не спотыкались? Тротуаров-то у нас...
Шарлотта Карловна. Когда Елена Валерьевна приехали, они, бывало, в выходной, под ручку, через все село в клуб направляются, в кино. Идут, а на них на самих, как на кино, люди смотрят.
На пороге появляется Старик.
А скольких они от смерти спасли! Почитай -- все село, все их крестники. И роды принимали, и кесаревы...
Старик. Полно, Лотта, не преувеличивай. Были, конечно, случаи, но не каждую же грыжу за спасение от смерти считать.
Шарлотта Карловна. Может, и не каждую, верно, только у людей до сих пор такое чувство осталось. А какой у Николая Антоновича в больнице порядок стоял! Они, помню, заходят в амбулаторию -- мы уже под собою и ног не чуем.
Старик. Амбулаторию снесли.
Шарлотта Карловна. Достанут белоснежный платок из кармана, весь хрустящий, крахмаленный, проведут им так по стене -- и не дай Бог, чтоб хоть пылинка на платке осталась.
Старик. Выстроили блочный корпус. Прогресс.
Шарлотта Карловна. Разве б при Николае Антоновиче могло такое случиться, чтоб некому оперировать? Да если б они и сегодня взялись сами...
Злата. Им сегодня не до того было.
Старик. Вряд ли, Лотта. Вряд ли что изменилось бы.
Злата. Они сегодня караулили.
Старик. Хромых и впрямь совсем старый был. Дряхлый. Он все равно такой операции не выдержал бы.
Шарлотта Карловна. Вы б хоть сказали это доктору.
Старик. Разве что очень уж если быстро вырезать.
Шарлотта Карловна. Супругу Златы Николаевны.
Старик. Один шанс из ста.
Злата. Мы, Лотта, без твоих советов обойдемся, кому что говорить.
Старик. Перестань хамить, Злата.
Шарлотта Карловна. Я не советую, Злата Николаевна. А только очень уж они переживают.
Злата. Думаю, переживут.
Старик. Всем нам, Лотта, умирать приходится.
Шарлотта Карловна. Верно.
Старик. Чуть раньше. Чуть позже. На операционном столе, под наркозом -- это еще не так плохо.
Злата. От руки Шухмана.
Старик. Бывает на лесоповале где-нибудь или на войне. Или просто на улице, с рукописью под мышкой. На переходе в полосочку.
Шарлотта Карловна. На улице неприятно.
Старик. И ничего во всем этом страшного, кажется, и нету. Жить ведь тоже устаешь, Лотта.
Злата. Тише, тише, папочка!
Старик. Жить тоже устаешь.
Злата. Андрюша заснул. И... какие прогнозы?
Старик. Какие тут, Злата, могут быть прогнозы? Инфаркт.
Злата. Разрыв сердечной мышцы?
Старик. А еще медичка. С разрывом он уже остывал бы.
Злата. Чувствуешь себя виноватым, папочка?
Старик. Частичный некроз. Омертвение.
Злата. Что это случилось с Андреем?
Старик. С чего ты взяла?
Злата. Не надо винить себя ни в чем.
Старик. Как он говорил? -- переход по зебре. Помнишь, когда ты маленькая была, у нас собаку убило, Франтика? Выбежал на улицу меня встречать -- и под грузовик. У меня аж захолонуло.
Злата. Помню.
Старик. Я, конечно, врач, но каждая смерть, хоть и собачья... Однако, грузовик проехал, Франтик вскочил. Даже залаял.
Злата. Я все помню, папочка.
Старик. У меня отлегло от сердца. Пронесло, думаю.
Злата. Все: про нашу с тобою жизнь.
Старик. А не успел подойти -- он уже мертвый.
Злата. Только что-то ты заговорил чересчур мрачно.
Старик. Я его вон там похоронил, под большим кедром.
Злата. Неужто мы с тобою Андрюшу не выходим?
Старик. Если сумеет успокоиться.
Злата. Успокоиться?
Шарлотта Карловна. Выходим, Злата Николаевна. Ради Николая Антоновича выходим! Недельки две-три полежат...
Голос Златина мужа. Какой мне взять чемодан, Злата?
Злата. Видишь, Лотта: пережил. Будет выяснять отношения.
Старик. Ты и впрямь жестока с ним слишком.
Злата. В самую меру, папочка.
Голос Златина мужа. Злата, ты слышала?
Злата. Иду. А то разбудит Андрея.
Шарлотта Карловна. Сказали б им, а, Злата Николаевна!
Злата. Хотя виноват он разве что в том, что женился на мне. (Уходит.)
Шарлотта Карловна. Сказали б!
Старик. С кем ты живешь, Лотта?
Шарлотта Карловна. С кем мне еще жить? Одна.
Старик. А сестры? Еще какая-то, кажется, была родня. Родители умерли?
Шарлотта Карловна. Родители? Кого хватились! А прочие все давно поразъехались. Чего им тут делать, в Сибири в этой?!
Старик. На родину?
Шарлотта Карловна. На родину нас не пускают. Родину заняли. Мы в семьдесят третьем ездили с Милей, с сестренкою, в нашу деревню. На Волгу. Сейчас там одни русские живут да хохлы. Развал, запустение. Понятно: ведь на чужое пришли.
Старик. На чужое.
Шарлотта Карловна. А старший племянник, Рихард, -- ему в позапрошлом году удалось в Германию выехать.
Старик. В западную?
Шарлотта Карловна. Ну, в феерге. Только какая это сейчас нам родина? Он и языка-то почти не знает. Молодые, они язык учить не хотят, все по-русски. Письмо недавно прислал.
Старик. Тоскует?
Шарлотта Карловна. Продукты, пишет, дорогие. А с жильем хорошо. Вот. А остальные -- кто где. Миля в Симферополе, Сусанна в Алма-Ате, в техникуме учится.
Старик. Миля, значит, тоже на чужое пришла?
Шарлотта Карловна. Как на чужое?
Старик. Там раньше татаре жили.
Шарлотта Карловна. Выходит, на чужое.
Старик. Вот и все мы так, кажется.
Шарлотта Карловна. Вы простите меня, Николай Антонович, что я на вас давеча накричала.
Старик. Ерунда, Лотта. Пустяки. Не стоит и вспоминать. А ты, значит, осталась.
Шарлотта Карловна. Ну! Я -- как вы.
Старик. В таком случае, вот что, Лотта: Злата не сегодня-завтра уедет в Красноярск, у нее сессия. Так что перебирайся ко мне. Ты одна. Я один. Будешь хозяйкой.
Шарлотта Карловна. Ой, Николай Антонович!
Старик. Что ой?
Шарлотта Карловна. Ничего... только...
Старик. Я понимаю: ты предпочла бы, чтобы я сказал тебе это лет... тридцать назад.
Шарлотта Карловна. Мне и мысли такие не приходили. Кто вы и кто я!
Старик. Но тут уж ничего не поделаешь.
Шарлотта Карловна. Ой, Николай Антонович! Да зачем я нужна-то вам, старая!?
Старик. Раньше не получилось.
Шарлотта Карловна. У меня после вас и не было никого. Я... я за вами ходить буду... я... я...
Старик. Не надо за мной ходить, Лотта. Ходить я бы тебя не позвал.
В темноте, незамеченная, появляется Злата
Я еще держусь!
Шарлотта Карловна. Држитесь, Николай Антонович.
Старик. Держусь, а?
Шарлотта Карловна. Еще как держитесь!
Старик. Ведь было же между нами что-то, а? Не от нас с тобою -- от Бога. Ты помнишь, Лота? Ты помнишь?!
Шарлотта Карловна (кокетливо). Как вам такое вспоминать не совестно, Николай Антонович!
Старик. Сколько ж ее осталось, нашей жизни?
Злата (тихо). Ромео.
Старик. Восемьдесят лет -- разве возраст? Правда, Лотта?
Еле слышный звон будильника из глубины дома.
Злата. Ч-черт! Будильник! (Убегает.)
Китаврасов (просыпаясь). Что, пора?
Старик. Лежи, лежи, Андрюшенька.
Китаврасов. Который час?
Старик. Тебе нельзя двигаться.
Китаврасов. Я не проспал?
Злата (появляясь). Я про него и забыла совсем.
Китаврасов. Который час?
Злата. Зазвонил!
Китаврасов. Который час, я спрашиваю!
Злата. Как ты его услышать-то умудрился?!
Китаврасов. Может мне кто-нибудь ответить?!
Шарлотта Карловна. Без четверти шесть, Андрей Николаевич. Утро уже.
Китаврасов. Мне нельзя опоздать на автобус.
Старик. Ты с ума сошел.
Шарлотта Карловна. Только светает зимой поздно.
Китаврасов. Я должен завтра утром вылететь в Вену.
Старик. Это невозможно, Андрюшенька.
Китаврасов. У меня нет вариантов.
Злата. Варианты есть всегда.
Китаврасов. Иначе они не выпустят меня вовсе.
Злата. Тебе в туалет нельзя вставать!
Китаврасов. Они мне сказали.
Шарлотта Карловна. У вас инфаркт, Андрей Николаевич.
Китаврасов. Иначе я попаду в лагерь, в ссылку, к черту на рога!
Злата. В туалет -- не то что на автобус!
Китаврасов. За границу уверенного земледелия.
Старик. Ты помнишь, что с тобой было?
Китаврасов. Подохну на этих... просторах.
Злата. Предпочитаешь подохнуть на дороге к автобусу?
Шарлотта Карловна. Полежать надо.
Китаврасов. Предпочитаю. Представь себе! И не хорони меня прежде времени! Я еще ничего. Я крепкий. Я держусь!
Злата. Господи! И этот -- держится!
Китаврасов. Во мне силы больше, чем может показаться на первый взгляд! Как-нибудь вытерплю! А на Западе, слава Богу, медицина пока не бесплатная.
Старик. Не доберешься ты до Запада, Андрюша.
Китаврасов. Заштопают. Вылечат. Как новенький буду!
Старик. Тебе хоть неделю надо перележать!
Китаврасов. Доберусь, папа.
Старик. Папа?
Китаврасов. Я доберусь. Все болезни, в конечном счете, от недостатки воли.
Злата. Оптимист.
Китаврасов. От духовной вялости.
Старик. Папа?
Китаврасов. Знаешь, у Солженицына тридцать лет назад обнаружили неизлечимый рак, больше года жизни никак не давали.
Старик. Ты полагаешь, мне достанет сил позволить тебе умереть на своих глазах?
Китаврасов. Я не умру!
Старик. С собственного попустительства?
Злата. Хромыху же позволил.
Старик. Там я просто не мог помочь! И это не одно и то же, Злата!
Злата. Все одно и то же, папочка.
Старик. Значит, и ты с ним заодно?
Злата. Все на свете одно и то же!
Старик. Значит, и ты считаешь, что ему можно ехать?
Злата. Наверное, нельзя, а, кажется, папочка, надо.
Старик. Кому надо?
Злата. Да и кто мы ему? Вчерашние знакомые.
Китаврасов. Зачем ты так, Злата!
Злата. У нас просто не получится запретить. Если мы попытаемся удержать его насильно, скрутить, как в психушке, он, сопротивляясь, скорее умрет.
Старик. Что ты несешь, Злата!
Злата. Ну скажи, Андрюшенька, признайся честно!
Старик. Что ты несешь!
Злата. Ты сопротивлялся бы, зная, что это для тебя смертельно?
Китаврасов. Который час, Шарлотта Карловна?
Шарлотта Карловна. А может, Андрей Николаевич, все же не надо, а?
Китаврасов. Который час?!!
Шарлотта Карловна. Без семи шесть.
Злата. Кто ж мы с тобою такие, а, папочка? Мы в ноги должны валиться ему, грудью от смерти закрывать! А мы: поедет, не поедет. Будет сопротивляться, не будет сопротивляться...
Китаврасов. Где мои джинсы?
Злата. Что это у нас с тобою: тоже некроз? Частичное омертвение сердец?
Китаврасов. Где мои джинсы?
Злата. Или уже полное?
Китаврасов. Куда вы дели мои джинсы?!
Старик. Я не разрешаю тебе!
Китаврасов. Я без разрешения, папа.
Старик. Слышишь: не позволяю!
Китаврасов. Я уже вырос.
Злата. Опять у нас с тобою, папочка, какая-то мелодраматическая сцена получается.
Китаврасов. Я ж тебе объяснил: у меня нет выбора.
Злата. Не ощущаешь, как это... безвкусно? Давай, давай, Андрюшенька... потихоньку. Вот, вот они, твои джинсы. Мы с Лоттой поможем тебе одеться.
Китаврасов. Я отлично себя чувствую.
Злата. Папа, собери ему в дорогу лекарств посильнее.
Китаврасов. Я поспал и отлично себя чувствую.
Злата. Если у него есть шанс, то не здесь, папочка. Не в этом полуразрушенном доме.
Старик. А если нету?!
Злата. Только там.
Старик (кричит). Если, говорю, нету?!
Злата. На нет и суда нет.
Китаврасов. До автобуса далеко?
Злата. Мы с доцентом отвезем тебя к самолету. У тебя деньги есть на такси, там, в Москве? Папа, у нас есть деньги? (Кричит в глубину квартиры.) Ми-лый!
Златин муж появляется так быстро, словно тут, рядом и стоял.
Давай ключи. Нужно отвезти Андрея в Емельяново.
Златин муж. Тогда я пойду, прогрею?
Злата. Я поведу сама. Ты дергаешь.
Златин муж. Но я прогреть-то могу?
Злата. Ключи!
Златин муж, пожав плечами, отдает ключи.
Как там, Андрюша? Пошли потихоньку?
Шарлотта Карловна. Обопритесь, Андрей Николаевич.
Злата. А я приеду к тебе.
Китаврасов. Я пришлю вызов.
Злата. Обязательно приеду.
Китаврасов. Через знакомых, гостевой.
Злата. Захочешь -- сестрою. Захочешь -- женой.
Златин муж. Как, то есть, женой? Брат вы, в конце концов, Злате или не брат?!
Злата. Помолчи, ради Бога!
Старик. Вот, Андрюша, возьми. Нитроглицерин и прочее. Если станет плохо...
Шарлотта Карловна. Вы плачете?
Старик. И деньги.
Китаврасов. Спасибо, папа. Я напишу. Мы еще, может, увидимся. А мамину фотографию ты... вы мне все же верните. Такая у меня одна.
Старик достает из кармана фотографию. Китаврасов, поддерживаемый Златою и Шарлоттою Карловной, идет к выходу. Вдруг останавливается, стонет, оседает.
Не м-могу-у... Б-боль-на-а...
Злата, Шарлотта Карловна, Старик и Златин муж несут Китаврасова к дивану.
Полежу... отдохну... минут десять.
Старик. Отдохни, конечно.
Китаврасов. Который час? Мы успеваем?
Злата. Успеваем, успеваем, Андрюшенька. Мы всё успеваем. У нас в запасе бездна времени.
Китаврасов. Ты говорила про декабристов. Как они, после каторги на вечном поселении... собрались, чай пьют, беседуют...
Старик. Молчи.
Китаврасов. И это все -- миф. Легенда. Я изучал. Они после каторги уже не декабристами были.
Старик. Тебе нельзя разговаривать.
Китаврасов. Декабристами они были только несколько часов. Там... на плацу. А после каторги они овощи выращивали, торговали на рынке.
Старик. Тебе помолчать надо.
Китаврасов. Переженились на местных, нарожали детей. Курная изба с земляным полом... штоф водки.
Старик. Помолчать.
Китаврасов. Вот и все декабристы. Кто предприимчивее, устроились мелкими чиновниками. Брали взятки.
Златин муж. Не все же, наверное. Были и настоящие люди.
Старик. Ему нельзя разговаривать.
Златин муж. Несгибаемые.
Китаврасов. Несгибаемые каторги не перенесли. На то они и несгибаемые.
Старик. Ты не прав, Андрюша. Клянусь тебе -- ты не прав.
Китаврасов. Я сейчас не о вас.
Злата. Андрюша...
Китаврасов. Когда бы с вами снова... Поиграй, Злата.
Злата. Я ж не умею.
Китаврасов. Поиграй.
Злата. Хорошо, Андрюшенька, хорошо. Я сейчас.
Злата садится к пианино, неуверенно, сбиваясь, повторяя, играет вальс Шопена до-диез минор. Все молчат. Спустя некоторое время Старик подходит к Злате.
Старик (тихо). Довольно, Злата. Можешь остановиться. Андрюша умер.
Пауза.
Злата. И чего ж мы сидим? Наверное, надо что-то делать? Может, реанимация?
Старик. Можно, конечно, но бессмысленно, Златочка. У него там, в груди, одни обрывки.
Златин муж. Сердце не вынесло прощания с родиной.
Старик. Лоскутки.
Златин муж. Разорвалось. Помните -- я предсказывал?
Злата. Все же ты удивительный... пошляк. (Поднимает черное покрывало, занавешивает зеркало.)
Златин муж. Я, между прочим, совершенно серьезно.
Злата. Возьми ключи. Ты уезжать собирался.
Златин муж. В самом хорошем смысле.
Злата. Ладно. Я тебе заведу.
Златин муж. В самом сочувственном.
Злата. Выноси чемодан.
Златин муж. Проклятый дом!
Старик. Может, не так скоропалительно, Злата? Была такая... сумасшедшая ночь. Выспитесь, отдохнете...
Златин муж. Вот и я говорю, Злата. А то разобьюсь -- будешь всю жизнь казниться.
Старик. Где ты жить собираешься?
Златин муж. Да, где? И на что? На стипендию?
Злата. Я сюда вернусь, папочка. К тебе.
Златин муж. А институт?
Злата. В этот проклятый дом. Не выгонишь?
Старик. А институт?
Злата. Я не буду врачом, папа.
Златин муж. Вот новости!
Шарлотта Карловна. У вас двух пятаков не найдется, Николай Антонович?
Злата. Не желаю быть врачом!
Шарлотта Карловна. Глаза Андрею Николаевичу закрыть.
Златин муж. Кем же желаешь?
Злата. У меня такое чувство, что ни-кем. Никем на свете.
Златин муж (Шарлотте Карловне). Рубли подойдут?
Злата. С таким, наверное, чувством и уходили в монахини.
Златин муж. Держите.
Злата. Но для этого нужно, как минимум, верить в Бога.
Старик. Бог умер давно.
Златин муж. Так нельзя, Злата.
Злата. Да. Умер.
Златин муж. Следует занимать определенное место в обществе.
Злата. Мы с тобой пока просто поживем, папочка. Я буду готовить тебе обеды.
Златин муж. Ты?
Старик. А... потом?
Злата. Откуда я знаю, что потом!
Златин муж. То-то, что не знаешь.
Злата. Принес чемодан, милый? Пошли.
Златин муж. Не валяй дурака, Злата.
Злата. Я сейчас вернусь, папочка. (Уходит.)
Златин муж. Злата же! До свиданья, Николай Антонович.
Старик. Это вряд ли.
Златин муж. Откуда вы знаете, что вряд?! Я ведь люблю ее! Люблю! Я без нее жить не стану! Я добьюсь ее, добьюсь!
Старик. Сделайте одолжение.
Златин муж. Добьюсь! (Уходит, возвращается.) И не сочтите меня совершенно бесчувственным. Я все понимаю. Но это тоже, знаете, вопрос жизни.
Старик. Простите?
Златин муж. Я насчет квартиры. Могли б получить, в крайнем случае потом разменяться.
Старик. Всего хорошего.
Златин муж. Сорок восемь метров. (Уходит.)
Старик. Видишь, Лотта: опять у нас с тобою ничего не вышло. Со Златою вы не уживетесь. Так что придется подождать еще.
Шарлотта Карловна. Что ж, Николай Антонович. Подождем.
Занавес.
Пировское, Омск, Москва, январь-февраль 1986 года.
Машеньке
лица:
Еев
Александра
Муза
Сторож
Студент
Школьница
Мотоциклист
Хакас
место:
глубокий археологический раскоп в Хакассии, краем задевший полусгнившую ограду заброшенной зоны
время:
август восемьдесят шестого; жаркий летний день, клонящийся к вечеру; затем сумерки, ночь
Еев и Студент копаются на дне ямы.
Студент. Эврика!
Еев. Не можете, Миша, не паясничать?
Студент. Как же мне выражаться, если я что-то нашел?
Еев. По-русски.
Студент. Какой у вас, Ермил Владимирович, тяжелый характер!
Еев. Не трогайте! Помогу.
Студент. Ради Бога! Могу вообще отойти.
Еев (наклоняется, смотрит). Этой челюсти, Миша, не больше пяти тысяч лет. Практически, современная челюсть.
Студент. А что вы еще ожидали обнаружить в тазминском слое?!
Еев. Вы, оказывается, ведете со мною таким способом научную дискуссию?
Студент. Сами и лекции читали, и тут объясняли...
Еев. Вы же своими глазами видели тот фрагмент!
Студент. Я, конечно, доверяю вашей атрибуции.
Еев. Большое спасибо.
Студент. Вы специалист. И, наконец, мой профессор. Но чтобы здесь, в Сибири, встретить кого-то значительно более молодого, чем неандерталец!.. Да еще искать его в неолитическом кургане!
Еев. Неолитических курганов, Миша, не бывает. Курган появился на этом месте позже. В тагарскую эпоху.
Студент (заканчивая в унисон). ...на этом месте позже. В тагарскую эпоху.
Еев. У вас что, есть собственная гипотеза по поводу нашего фрагмента?
Студент. Нашего?
Еев. Разумеется. Мы же вместе его нашли.
Студент. Вы, Ермил Владимирович, великодушны. Нету у меня никакой гипотезы.
Еев. В таком случае ничего не остается, как искать дальше. (Отходит на свое место, продолжает копаться в земле.)
Пауза.
Студент. Извините, Ермил Владимирович
Еев. Пустяки.
Пауза.
Утром ваша подружка прибегала, спрашивала.
Студент. Беленькая?
Еев. У вас их тут много?
Студент. Вернулась, значит. Она в Абакан ездила, в музучилище поступать. Устала, говорит, в этой школе.
Еев. Она еще школьница?
Студент. Девятый закончила. Что ж вы хотите: акселерация.
Еев. Акселерация как феномен, Миша, прекратилась, к вашему сведению, лет десять назад.
Студент. Сами видели.
Еев. И выражается в другом. Здесь -- случай раннего созревания.
Студент. Раннего -- это точно. У них там в Абакане...
Еев. Работайте, Миша. Не отвлекайтесь.
Пауза.
Студент. Когда ж вы сюда, Ермил Владимирович, пришли? Если она еще до меня прибегала.
Еев. Как встало солнце. Не принимайте, ради Бога, за упрек, но прибежать сюда раньше вас не так сложно. Эти три дня, пока археологи не мешаются под ногами...
Студент. Здорово вы! Это же их хозяйство! Мы вообще прибыли мерить хакасов.
Еев. Вы, кажется, недовольны, что я привлек вас к раскопкам?
Студент. Чего ж недоволен: на воздухе... Жарко вот только.
Еев. На вашу долю может выпасть редкостный шанс: вписать свое имя в мировую антропологию...
Студент. При всем вашем, Ермил Владимирович, великодушии я предпочту дождаться времени, когда впишу мое имя сам.
Еев. Это удается не каждому.
Студент. Мне удастся.
Еев. Хорошо, Миша. Работайте тогда бескорыстно.
Студент. Что я и делаю.
Продолжают копаться в земле. К краю ямы подбегает Александра.
Александра. Они не люди! Слышишь?! Не люди! (Рыдает.)
Еев. Что опять стряслось?
Александра. Не люди!
Еев. Не кричи. Спускайся сюда.
Александра. Не терпится, чтобы сломала шею?
Еев. Что за новая драма?
Александра. Оторвись на минуту от своих сгнивших мослов!
Еев поднимается из ямы.
Подожди хоть три месяца.
Еев. Саша, солнышко!
Александра. Рож -- тогда и черт со мною!
Еев. Не надо.
Александра. Не надо было тащить меня в эту дурацкую Хакассию. Вот чего не надо!
Еев. Сама ж напросилась.
Александра. Я, по-твоему, должна была дожидаться тебя в этой пыльной, вонючей Москве?
Еев. В твоем состоянии...
Александра. Спасибо, вспомнил.
Еев. Саша же!
Александра. Лезть к тебе в эту помойку!
Еев. Господи! мы не одни...
Александра. А мне все равно, что не одни!
Студент (показываясь из ямы). Схожу, искупаюсь.
Александра. Сам устроил, что не одни! В Крым могли бы поехать, на Кавказ...
Еев (Студенту). Да-да, спасибо.
Александра. На дачу на худой конец!
Студент. Я через полчасика. (Уходит.)
Еев (раздельно, устало). Это моя работа.
Александра (на свой живот). А это -- чья?
Еев. Я пять лет экспедицию выколачивал!
Александра. Тогда жениться бы подождал. Ребенка...
Еев. Да уж...
Александра. Ах, Хакассия! Ах, лучше всякого курорта!
Еев. А то хуже!
Александра. Ага. Живем в халупе...
Еев. В чем бы ты сейчас на Кавказе жила? У нас все-таки отдельный сарайчик.
Александра. Хозяин дьявольским глазом посверкивает.
Еев. Водицей святою побрызгай.
Александра. Конечно! ты у нас ученый! Ты бабьих страхов понимать не желаешь.
Еев. Саша!
Александра. А я (снова на живот) за него боюсь. Старик сглазит! сглазит!
Еев. Хорошо, хорошо, ладно! Я скажу Ивану Лукичу.
Александра. Так он тебя и послушал.
Еев. Сядь сюда. Ну, сядь...
Александра. Он же злой, злой!
Еев. Чувствуешь, как степью пахнет?
Александра. Злой, злой!
Еев. А в Крыму вонища! Грязь! Народу -- не продохнешь...
Александра. Злой!
Еев (показывая Александре палец). А два? (Показывает два.) Ну, если и с трех не засмеешься... (Показывает три пальца, шевелит.)
Александра (смеясь). Ну тебя!
Еев. А сейчас подавай сюда свои слезки. (Слизывает слезы.) И рассказывай, что стряслось.
Александра. Ничего не стряслось. Вонючку твою меряю...
Еев. Саша! Ну какую еще... вонючку?
Александра. Которую ты вчера уговаривал!
Еев. Сунчугашеву, что ли?
Александра. Вот еще: язык ломать!
Еев (усмехнувшись). Явилась...
Александра. Деньги б платили за промеры свои дурацкие -- не уговаривать -- отбиваться пришлось бы.
Еев. О, Господи! сколько раз тебе объяснять! Нет у нас таких денег! Не положено!
Александра. Все на холяву норовите. Антропологи! Только на холяву никогда ничего хорошего не получалось!
Еев. Ладно, меряешь. И что дальше?
Александра. Ничего дальше! Капли твои на язык ей как раз капаю -- а тут муж! Поддатый, страшный, тупой!
Еев. Саша!
Александра. Что -- Саша?! Что -- Саша?!
Еев. Он же уехал куда-то.
Александра. Вернулся значит. Ее вышвырнул, пробирки побил, на меня с кулаками!..
Еев. Так ведь Иван же Лукич...
Александра. В уголке твой Иван Лукич стоит да посмеивается. А этот орет. По-хакасски. Мат только русский.
Еев (мрачно). Не вступился?
Александра. Вступился. Когда тот с ног до головы уже обложил.
Еев. Почему сразу мой?! Почему мой?!
Александра. Зато потом с такими подробностями перевел... С таким... сладострастием. И что, мол, мы их травим...
Еев. Недалеко и ты ушла
Александра. И что колдуем...
Еев. В дьявольский глаз веришь.
Александра. И что кости предков тревожим. И что одна у них заболела.
Еев. У них не одна заболела. У них трахома повальная.
Александра. От наших, мол, капель. И что если не уберемся...
Еев (по слогам). Па-ле-о-лит. Каменный век! Повсюду.
Появляется Школьница.
Школьница. Мишка не приходил?
Еев. Пошел искупаться. Скоро вернется. А вас не учили здороваться со взрослыми?
Школьница. С ней, что ли?
Александра (на Школьницу). Нравится?
Еев. Прекрати, Саша! На самом деле!
Школьница (саркастически). Со взрослыми! (Отходит.)
Александра. А зачем ты на нее так взглянул?!
Еев. Как?
Александра. Сам знаешь. Конечно, я стала уродиной...
Еев. Саша!
Александра. Ноги отекли, пятна.
Еев. О, Господи! Ну! (Снова показывает палец.) Девушка, девушка! Вы куда?! Не надо туда спускаться!
Школьница. А чего? и посмотреть нельзя?
Еев. Нету там ничего для вас интересного!
Школьница. А Мишка рассказывал: могилы. И будто кольцо золотое нашли.
Еев (едва не плачет). Вам-то зачем?! У вас и уши, и руки и так все в золоте!
Школьница. Любопытно. А то приехали к нам, а нас и взглянуть не пускаете. Обидно.
Еев. Хорошо, посмотрите. Только умоляю: ходить по тропинкам и ничего не трогать.
Школьница. Не дети. (Спускается в раскоп.)
Александра. Миля, миленький! Уедем отсюда, а?
Еев обреченно садится, прячет в ладони лицо.
Уедем! Не ради себя прошу, ради ребеночка.
Еев (достает из-за пазухи ладанку на шнурке). Я ж объяснял!
Александра. Студента оставь, пускай ищет.
Еев. Студента!..
Александра. Учишь, значит, плохо.
Еев. С этим родиться надо! К тому ж -- третий курс... А если отыщется хоть что-нибудь еще! Зуб какой-нибудь...
Александра. Хоть убей, все равно не пойму.
Еев. Ну и отлично.
Александра. Какая кому разница, когда здесь люди поселились: на десять тысяч лет раньше, на сорок тысяч позже...
Еев. Знаешь, поезжай-ка, пожалуй, в Москву...
Александра. Как в Москву? А ты?
Еев. А я...
Александра. Ты ж один остался. Чижикова спорхнула. Как ты с хакасами-то справишься? За экспедицию отчитываться придется.
Еев. Отчитаюсь.
Александра. Обиделся? Миля, миленький, но я правда хотела помочь. Только...
Еев. Да-да. Я понимаю.
Приближающийся треск мотоцикла.
Кого еще к нам?!
Александра. Она. Драная кошка!
Еев. Саша, Господи!
Александра. Я куртку узнала.
Еев. Драная кошка в Ленинграде.
Александра. Она!
Еев. И какая она тебе драная кошка?!
Александра. Кто ж еще!
Еев. Муза в Ленинграде.
Александра. Ага!
Еев. Работает в музее.
Александра. Знаю. Детские косточки пилит. Только, видать, не выдержала.
Еев. Это ее тема.
Александра. Ага: детей пилить. Которые в блокаду. С голоду. Да если б ты...
Еев. А хоть бы и я! Наука, Саша!
Александра. И у ученых должно оставаться что-то святое. Убедился? Она?
Еев. В шлеме не видно.
Александра. Ой, Миля, Миля...
На мотоцикле, лихо затормозив у самого края раскопа, подкатывают Мотоциклист и Муза.
Муза. Сюрприз, а, Ермил Владимирович?
Еев. Сюрприз.
Муза. Отлично выглядишь, Сашенька.
Александра. Merci.
Муза. Как отдыхается? Что волчицею смотришь? На твоего супруга не претендую: приехала исключительно ради косточек.
Александра. Детские, блокадные -- уже обглодали?
Муза. Как ты, однако, в курсе! Приятно. Блокадные, Сашенька, подождут: они в музее.
Александра. А эти (на Еева) не подождут?
Муза. Эти уже своей исследовательницы дождались.
Александра. Вот как!
Муза. Что ж вы, Ермил Владимирович, не рады коллеге?
Еев. Здравствуй, Муза.
Александра. Ахатовна!
Муза. Мы, Сашенька, слишком давно с ним знакомы. И с этим уже ничего не поделаешь.
Александра. Слишком близко! (Убегает.)
Еев. Зачем, Муза... Саша!
Голос Александры. Драная кошка!
Муза. Драная кошка? Мило!
Еев. Саша!
Муза. Похоже, Игорь?
Мотоциклист. Ни капельки.
Муза. Вот -- галантный мужчина. Ну, накричался?
Еев. Она беременна.
Муза. Чем виртуозно и пользуется.
Школьница (выбираясь из ямы с черепком). А это чего?
Еев. Я говорил вам ни к чему не прикасаться?! Вон отсюда! Вон!!
Школьница. Сразу орать.
Муза. Ай-ай-ай! Как, Еев, не стыдно! Это, любознательная mademoiselle, фрагмент чашки, которой тысячи две лет.
Школьница. Ничего себе!
Еев (буркает). Пять.
Муза. Даже, оказывается, пять.
Школьница. Это ж когда было?
Муза. Давно, mademoiselle, давно.
Школьница. Аж при древнем Египте, что ли?
Муза. Раньше. (Ееву.) Познакомьтесь.
Школьница. Раньше??!
Мотоциклист. Игорь.
Муза. Молодой человек любезно доставил меня из Абакана.
Еев. Еев.
Школьница. Это ж сколько здесь народу помереть успело!
Муза. Мы выехали на рассвете. Знаешь, Еев, какова на рассвете хакасская степь?
Еев. Знаю.
Муза. Игорь показал добрый десяток неолитических баб. Эффектно! Мотоцикл сзади дышит жаром, бензином. И все равно непонятно, какой на дворе век. Помнишь, у Пастернака?
Еев. У Пастернака тысячелетие.
Муза. Ну, тысячелетие.
Еев. И не о том.
Муза. Избыток образованности, Еев, порой вызывает отвращение. А как звать любознательную mademoiselle?
Школьница. Меня что ли?
Еев. Не имею понятия.
Муза. Такая хорошенькая, и не имеешь? Постарел?
Еев. Господи! еще и ты будешь меня к ней ревновать!
Муза. Жена уже ревновала?
Школьница. Оля.
Муза. А я -- Муза.
Школьница. Татарка что ли?
Муза. А это -- Игорь.
Школьница. Константинович. С ним мы уже знакомы.
Муза. Ему повезло. На Руси все татаре.
Мотоциклист. Просто Игорь.
Муза. А это -- Ермил Владимирович.
Школьница. Вот еще -- просто!
Мотоциклист. Я, Оленька, надеюсь, что публиковать тайну нашего знакомства не обязательно.
Школьница. Тайну!
Муза. Вам, я вижу, есть о чем поболтать. Ермил же Владимирович, в свою очередь, кажется, переполнен вопросами и недоумениями в мой адрес.
Школьница. Отойти, что ли? Так бы и сказали.
Муза. Я так и сказала.
Мотоциклист. Прокатимся?
Школьница. С вами, что ли?
Мотоциклист. Что ли со мной.
Школьница. А чего? и прокатимся.
Мотоциклист. Надевай шлем. Мы скоро. (Укатывают.)
Еев. Что за театральные эффекты?
Муза. Ты мне правда не рад?
Еев. Я же звал тебя сюда! Звал? Пришлось взять Сашу.
Муза. А без бабы не можешь?
Еев. Нашла бабу! На седьмом месяце...
Муза. Н-ну-у... Если на любителя...
Еев. Откуда в тебе столько...
Муза. Пошлости? Оттуда, Еев, оттуда! (Хлопает себя ладошкою ниже живота.)
Еев. Перестань звать меня Еев!
Муза. А как мне тебя звать? По имени-отчеству? А как она тебя называет? Ермилом? Еремой? Н-нет, это вряд ли.
Еев. Чего ты к девочке привязалась?!
Муза. Какая она девочка? Она твоя жена. Должно быть -- Милею.
Еев. Сама могла стать моей женою.
Муза. Плохо просил. И потом: тебе ведь обязательно -- ребеночка.
Еев. Взяли б на воспитание.
Муза. Тебе своего надо! Боишься бесследно кануть в небытие.
Еев. Чушь собачья!
Муза. Не иначе как Милею. Во-первых: ты вздрогнул. Во-вторых: в ее стиле. А в-главных: подходит как нельзя лучше.
Еев. Находишь?
Муза. Такому, как ты сейчас. Несколько, конечно, женственно... Постой, что-то хотела спросить. Ах, да: ты меня больше не любишь?
Еев. Сама ж познакомила, сосватала!
Муза. А ты не всякого женского совета слушай. Впрочем, я ей правду сказала: я не к тебе.
Еев. Понимаю.
Муза. Что так мрачно?
Еев (состроив рожу). Понимаю-с. Так лучше?
Муза. Значительно.
Еев обнимает Музу.
Не трогай меня, Еев! Где она?
Еев. Кто?
Муза. Вы действительно разрыли лагерную могилу?
Еев. Сорока на хвосте принесла?
Муза. Чижикова.
Еев. Ну, бабы!
Муза. А чего ты из пустяка тайну делаешь? Демократ!
Еев. Господи! при чем тут я?! ведь ты ничего не знаешь. Археологи около этого кургана уже тридцать лет крутятся.
Муза. Естественно: слияние рек, идеальная стоянка.
Еев. А их сюда не подпускали под любыми соусами.
Муза (иронически). Из-за лагеря? Еев!
Еев. Причины, конечно, выдвигали разные. И только благодаря ветру П....
Муза. Ветру чего?
Еев. Перемен. Им, наконец, позволили. И они тут такого уже накопали -- грузовиками вывозят.
Муза. Ну и?
Еев. Что: ну и?
Муза. Секрет зачем делать, коли ветер П.? Коли позволили.
Еев. А потому что ветер оказался какой-то несвежий: зону не трогать, волну не гнать, а то...
Муза. Понятненько.
Еев. Археологи меня-то сюда еле пустили. На личных контактах.
Муза. А где сами?
Еев. У них пересменка, совещание какое-то, черт их разберет!
Муза. И отлично, Ермиша! Вечерком прокрадемся, чтобы волну не гнать, я на личных с тобою контактах мешок костей наберу -- и дёру!
Еев. Сомневаюсь.
Муза. Да они мне!..
Еев. Вряд ли получится.
Муза. Саша приревнует? Так возьмем на дело и ее.
Еев. Сторож тут есть. Из местных.
Муза. Делов-то. Сгоняю Игорька за водкой...
Еев. Что, кстати, за Игорек?
Муза. Так.
Еев. Как так?
Муза. Тебе что за дело?
Еев. Понимаю: степь на рассвете, менгиры... А до рассвета что было? а?
Муза. Знаешь, Еев...
Еев. Чтоб на рассвете выехать, а потом целый день добираться!
Муза. А что ты кричишь на меня? Давай оставим в покое мою частную жизнь. Мы ж, кажется, договаривались...
Еев. Давай оставим.
Муза. И на дело, конечно, не пойдешь.
Еев. Не подпоишь ты Ивана Лукича. У него интерес личный! Не раскоп сторожит -- зону.
Муза. И у него личный?
Еев. Что ты имеешь в виду?
Муза. Сам знаешь. Где она, наконец?
Еев. Вот.
Муза. Зону, представь, вижу. Могила.
Еев. Там, дальше.
Муза. Много костей?
Еев. Метра на три. А в ширину не копали. След, должно быть, расстрела тридцать седьмого.
Муза. Еев! Очнись! Это не след расстрела! Это замечательный остеологический материал по дистрофии! Уникальный!
Еев. Ты, Муза, все-таки...
Муза. Ну скажи-скажи! Повтори свою Сашку! Про святое, которое должно быть и у ученого... А знаешь, Еев, что вытанцовывается по первым прикидкам?
Еев. Знаю. Что голод, насилия, эпидемии крайне полезны человеку как биологическому виду.
Муза. Вообрази: именно так!
Еев. Блестяще, Муза, блестяще! Станешь звездой. Ленинскую премию получишь. Антропологическая теодицея.
Муза. Что?
Еев. Оправдание всемирного зла.
Муза. Да нету зла на свете, Еев! Ни зла, ни добра! Есть эволюция.
Еев. А лагеря -- ее мощный рычаг. Ты куда?
Муза. Туда!
Появляется Студент.
Студент. Муза Ахатовна?
Муза (приостанавливаясь). Мы знакомы?
Студент. Вы у нас практикум вели.
Муза (достает очки, надевает). Извините, плохо вижу.
Студент. Точный анализ.
Муза. Как ваша фамилия?
Студент. Все равно не помните. Зовите Мишей.
Муза. Хорошо, Миша. Извините. (Уходит в сторону лагеря.)
Еев. Ваша Оля снова приходила.
Студент. Передавала что?
Еев. Скоро вернется. Поехала прокатиться на мотоцикле.
Студент. С кем это, интересно?
Еев. С молодым человеком вашей преподавательницы. Точного анализа.
Студент. Пойду покопаю. (Спускается в раскоп.)
Пауза. Появляется Муза.
Муза (издалека). Еев! Мужчина ты или нет?
Еев сидит молча. Муза приближается к яме.
Молодой человек! Миша!
Студент. Слушаю, Муза Ахатовна.
Еев. Ты ж ничем не рискуешь!
Муза. Кроме диссертации.
Еев. Куда она денется!
Муза. Ты-то свою уже написал!
Еев. А они чуть что -- закроют раскопки. Навсегда. Хлоркою все зальют. Бульдозерами разровняют!
Муза. Помогите мне, Мишенька...
Еев. Я запрещаю! Еще и археологам свинью подложим...
Муза. А ветер П., Еев?!
Еев. Как нас им сюда занесло, так и выдует. Ты словно первый год в этой стране живешь!
Муза. Намекаешь на возраст? Сорок лет для женщины... Что вы, Мишенька, на это скажете?
Еев. Не знаешь, как это делается? Отыщут кладбище коровьего сапа, санэпидстанция и...
Муза. В Москве памятник зэкам собираются ставить.
Еев. Однажды уже собирались. И потом -- там Москва...
Муза. Ладно, Миша, спускайтесь. Не хочу портить вам карьеру. Как-нибудь сама. (Идет к лагерю.)
Еев. Муза!
Муза. Что еще?
Еев. Поезжай в Абакан, сходи в обком.
Муза. Ты совсем уже?.. (Вертит у виска пальцем.) У меня даже командировки нету.
Еев. Так спешила?
Муза. Так спешила.
Еев. Зачем же на Игоря время тратила?
Муза идет к лагерю, Еев за ней.
Нет, правда, откуда ты его взяла?
Муза. Ниоткуда. Прилетела вчера в Абакан...
Еев. Все же вчера!
Муза. Вчера, вчера. Пошла в пед узнавать, где вы... Девочка из приемной позвонила, приехал Игорь...
Еев. Кто он, собственно?
Муза. Кажется, аспирант.
Еев. Ну, и?
Муза. Знаешь, Еев, иди-ка ты отсюда. Я уж лучше сама, чем под твои расспросы.
На пути появляется Сторож.
Еев. Вот! Прошу любить и жаловать. Добрый вечер, Иван Лукич. Отдохнули?
Сторож. У меня, Ермил Владимирович, вся жизнь, можно выразиться, отдых. Так что я ничего.
Еев. Познакомьтесь: Муза Ахатовна. Наш сотрудник, преподаватель, кандидат биологических наук.
Сторож. Слыхал уже.
Муза. Слыхали? Откуда?
Сторож. Деревня. У нас, можно выразиться, ничего не скроешь.
Еев. А особенно от Ивана Лукича.
Сторож. Ты, Ермил Владимирович, что ли намекаешь на что?
Еев. Помилуй Бог!
Сторож. Тогда, можно выразиться, ладно.
Муза (протягивая руку). Ну, здравствуйте, Иван Лукич. Иван Лукич, так ведь?
Сторож. Совершенно точно.
Муза. Приехала, видите, к вам.
Сторож. Не слепой.
Еев. У меня к вам, Иван Лукич, просьба.
Сторож. Слушаю.
Еев. Знаете... эти женщины... Особенно, когда беременные...
Сторож. У меня у самого, Ермил Владимирович, жена, можно выразиться, троих родила.
Еев. Я Сашу... Александру Евгеньевну... хочу в Москву отправить, к родителям.
Муза. Как скоро! Не успела я появиться...
Сторож. Тоже правильно. А то эти хакасы...
Еев. Но пока она здесь?
Муза. А что хакасы?
Еев. У нее, знаете, такая фантазия, будто вы... Словом, постарайтесь поменьше на нее смотреть.
Сторож. А!.. Чувствует! Глаз у меня, можно выразиться, верно: тяжелый.
Еев. Условились?
Сторож. Однако, безвредный.
Еев. Я и не говорю. Но зачем зря нервировать?
Сторож. Это пожалуйста.
Еев. Вы, ради Бога, не обижайтесь.
Сторож. Не обидчивый. Могу хоть вообще не смотреть. Мое дело здесь поглядывать. Чтоб, можно выразиться...
Еев. Вот и спасибо. А я ее завтра-послезавтра отправлю. Хотя бы с Музой Ахатовной.
Муза. Не я, выходит, причина: Оля!
Студент. Пойду покопаю. (Спускается в раскоп.)
Сторож. Ты, стало быть, барышня, ненадолго?
Муза. Ненадолго.
Еев. Что там, кстати, у вас произошло?
Сторож. Обыкновенное дело. Сунчугашев, можно выразиться, напился, пошел жену гонять.
Еев. Он же на Сашу с кулаками набросился.
Сторож. Ну уж: с кулаками... Поругался пока что маленько. Но вообще-то я тебя, Ермил Владимирович, сразу предупреждал: очень хакасам не нравится, когда их могилы...
Еев. Этим могилам тысячи лет! Тогда и понятия хакас не существовало!
Сторож. Когда гадостью на язык, можно выразиться, капают...
Еев. Безвредный же препарат! Фенилтиокарбомид. Для установления порога вкусовой чувствительности.
Сторож. Я-то соображаю, а ты им поди-объясни.
Еев. Вы б вот, Иван Лукич, и объяснили.
Сторож. Я как могу объясняю, но они, можно выразиться, народ дикий. И пьют много. Им Указ -- не указ.
Еев. А что Саша?
Сторож. Александра Евгеньевна? Стряпать чего-то принялась. Как, можно выразиться, скаженная.
Еев. Схожу взгляну.
Муза. Сдал с рук на руки?
Еев (покачав головой, подходит к раскопу). Только ради Бога, Миша: осторожнее. (Уходит.)
Сторож. Стало быть, тоже костями, можно выразиться, интересуешься?
Муза. Интересуюсь, Иван Лукич.
Сторож. И чего ж в них такого интересного?
Муза. О! много, Иван Лукич, много.
Сторож. А я тк полагаю, что зачем люди живут -- по костям не узнаешь.
Муза. А вам бы хотелось узнать, зачем живут люди? Не больше и не меньше?
Сторож. Я-то, положим, знаю. А вот в науке-то какой иначе, можно выразиться, прок? Телевизоры, разве, выдумывать.
Муза. В общем-то вы, Иван Лукич, конечно, правы. Иначе проку немного.
Сторож. То-то!
Муза. Только очень уж это долгое дело, ответить на ваш вопрос. Сколько костей перекопать надо, сколько пересчитать звезд. Не на одну жизнь.
Сторож. Копай-копай. Я разве, можно выразиться, против?
Муза. А вот скажите, Иван Лукич: там, когда рыли, целую братскую могилу, говорят, обнаружили.
Сторож. В зоне, что ли?
Муза. Ну да.
Сторож. Тоже мне: братскую! Братская -- когда на войне.
Муза. А вы воевали?
Сторож. Не довелось. Держали на брони. Две медали, однако, имею.
Муза. Так я насчет могилы.
Сторож. А кто тебе сказал? Ермил Владимирович?
Муза (смешавшись). Что вы! Ермил Владимирович и не знает!
Сторож. Как же не знает? Мы с ним об этой могиле не раз беседовали. И с Александрой Евгеньевной. Можно выразиться, философствовали.
Муза. Мне это... мне в Москве рассказали.
Сторож. Востроносенькая? Как ее, Чижикова, что ли?
Муза. Что вы! и не она...
Сторож. Ты вот спросила, как я в деревне узнал, что ты заявилась, а наши, выходит, новости аж до самой, можно выразиться, столицы докатываются.
Муза. Я нет... я случайно...
Сторож. Те кости тебе, барышня, все равно ни к чему. Они, можно выразиться, ненаучные.
Муза. Как, то есть, ненаучные?
Сторож. Они и истлеть-то как следует не успели. Тут раньше преступников держали. На моей уже памяти. А ты говоришь: братская.
Муза. Преступников?
Сторож. Кулаков разных, шпионов. Врагов, в общем, можно выразиться, народа.
Муза. Какие ж кулаки преступники? Обыкновенные мужики, домовитые. Вы вон газеты почитайте. "Moscow News".
Сторож. По-иностранному не обучены. А тех, что не преступники -- тех и не держали.
Муза. Не держали?
Сторож. Никак нет.
Муза. А у Ермила Владимировича, например, отец в таком вот лагере погиб.
Сторож. Значит, можно выразиться, за дело.
Муза. И посмертно реабилитирован. То есть оправдан.
Сторож. Много кого рибилитировали. Только без вины человек, можно выразиться, за колючку не попадет. Так что кости эти тебе ни к чему.
Муза. Точно знаете?
Сторож. Ты вон те копай. И то, можно выразиться, осторожнее. А то хакасы...
Муза. А если б я вам, Иван Лукич, подробно объяснила, зачем мне нужны именно ненаучные? Вы, я вижу, человек с пониманием.
Сторож. Все равно не положено. Категорически.
Муза. Не положено -- кем?
Сторож. Не истлели еще. Заразы, можно выразиться, напустишь. Хакасы и так...
Муза. Ах, Иван Лукич! Их такими закапывали, что и истлевать-то нечему было.
Сторож. Откуда тебе, можно выразиться, известно? Ты что ли видела?
Муза. А вы, что ли, видели?
Сторож. А я сам, может, и закапывал.
Пауза.
Муза. Правда?
Сторож. Правда -- не правда: какая разница!
Муза. Да уж... разницы никакой.
Сторож. Ты поди-поди, взгляни на научные. А то сейчас, можно выразиться, как раз стемнеет.
Треск мотоцикла.
Он тебя, что ли, из Абакана доставил?
Муза. Все-то вы, Иван Лукич, знаете!
Сторож. Должность, можно выразиться, такая.
Подъезжают Мотоциклист и Школьница.
Школьница. Наговорились?
Муза. А вы, я вижу, накатались.
Школьница. Глазастая. Мишка пришел? (Подходит к раскопу.) Миш-ка-а!
Студент. Дочь степей? Спускайся сюда!
Школьница. Мне твой начальник запретил.
Студент. Нету его. Жену пошел успокаивать.
Муза. Бедный Ермил.
Школьница. Лови! (Спускается в раскоп.)
Мотоциклист. Как ваши косточки, Муза?
Муза. Мои?
Студент. Господи! на тебя смотреть без боли нельзя!
Мотоциклист. За которыми приехали.
Школьница. А чего это: без боли?
Муза (напевает). Мои дела = как сажа бела...
Студент. Хороша слишком.
Школьница. Издеваешься?
Мотоциклист (на Сторожа). Неужто не подпустил?
Студент. Тебе серьезно ответить или так?
Муза. Сама виновата. Протрепалась, как...
Школьница. Умеешь серьезно?
Мотоциклист. Такой грубый старичок?
Студент. К сожалению, умею.
Мотоциклист. А с виду симпатичный. Ничего, уломаем!
Школьница. А чего это: к сожалению?
Муза. Думаете?
Студент. Пошутил.
Мотоциклист. И думать нечего. Как, отец, уломаем?
Школьница. Ну!
Студент. Чего: ну?
Сторож. Как же, уломаешь меня. (Отходит к шалашику.)
Школьница. Отвечай серьезно.
Муза. Вот тк вот! Уломали.
Студент. Да, Олечка. Я над тобой издеваюсь!
Мотоциклист. Угрюмый.
Школьница. Сказала ж: серьезно!
Муза. Возвращаетесь в Абакан?
Студент. И еще больше -- над собой.
Школьница. Над собой?
Мотоциклист. Вообще-то пара дней у меня свободна. Так что, если, Муза, не прогоните...
Студент. Ибо такой нечеловеческой красоты я еще не встречал.
Мотоциклист. С удовольствием дождусь вас и отвезу назад.
Муза. Как-то неловко.
Школьница. Подумаешь, нечеловеческой!
Мотоциклист. Мне -- одно удовольствие.
Студент. Потому и издеваюсь, что подумаешь.
Муза. Но я... как бы это объяснить...
Школьница. Ты чего? В самом деле?
Студент. Ага.
Мотоциклист. Объясняйте прямо, стерплю.
Студент берет лицо Школьницы, долго, неотрывно смотрит, до слез в глазах.
Муза. Я ничего не могу вам пообещать.
Мотоциклист. В смысле?
Муза. Не просто же вы так водите меня, возите. В гостиницу в Абакане устроили...
Мотоциклист. А-а!
Муза. Не из любви к человеку вообще.
Мотоциклист. Понял.
Муза. Должно быть, питаете...
Мотоциклист. А без обещаний, Музочка, интереснее. Помните анекдот: одевайся и сопротивляйся?
Школьница (освобождаясь). Ладно, хватит!
Муза. Не помню, но смысл поняла.
Студент. Чего в Абакане?
Муза. В таком случае, еще просьба.
Школьница. А! ерунда.
Мотоциклист. Весь, Музочка, внимание.
Школьница. Не поступила.
Студент. Недобор и не поступила?
Муза. Указ, конечно. И время к вечеру. Но не могли б вы раздобыть где-нибудь...
Школьница. Чего я в этой музыке понимаю!
Муза. Пару бутылок.
Студент. Зачем же тогда музучилище?
Мотоциклист. Водки?
Школьница. Там у них общага, девки веселые.
Муза. Водки, спирта... Дешевого коньяку.
Школьница. Жизнь!
Муза (достает деньги). Хоть бы и самогона.
Школьница. А тут эта школа, родители!
Мотоциклист. У меня есть.
Студент. Фе-но-ме-наль-ный экземпляр!
Муза. Я б не хотела...
Школьница. Это ты про меня, что ли?
Мотоциклист. Попадать в материальную зависимость?
Студент. Про себя. (Целует Школьницу.)
Мотоциклист. Имеете право. Так еще интереснее.
Муза. Если, конечно, возможно.
Мотоциклист. Женские сердца, Музочка, завоевывают как раз невозможным. Хотите (на шалаш) подпоить?
Муза. По-другому его, кажется, не объедешь.
Мотоциклист. Суровый, суровый старикан.
Школьница (вырываясь).Ты чего, сдурел?!
Муза. Добудете?
Студент. Угадала.
Мотоциклист (оседлывая мотоцикл). Делаю невозможное. (Укатывает.)
Школьница (с облегчением). Уехал.
Муза (подойдя к шалашику). Иван Лукич! Может, еще поговорим?
Студент. Знакомый, что ли?
Сторож. Не о чем нам, барышня, с тобой разговаривать.
Школьница. А! так...
Муза. А вдруг?
Студент. Как так?
Сторож. Ты на кости смотреть приехала -- вот и смотри.
Муза. На кости так на кости. (Направляется к зоне.)
Школьница. Как хочешь, так и есть.
Сторож. Эй, барышня! заблудилась! Тебе, можно выразиться, туда!
Студент. Загадочно изъясняешься.
Муза. Спасибо, Иван Лукич, за подсказку.
Школьница. А то! Не все ж вам, москвичам! (Сама целует Студента.)
Сторож. Хитрая больно!
Муза (спускаясь в раскоп). Не помешала?
Студент. Выручили! Пристает.
Школьница. Я что ли?
Муза. Он, Оля, шутит. Не обижайтесь.
Школьница. Еще чего: обижаться. Сам все время пристает.
Муза. Его можно понять.
Студент. Вы, Муза Ахатовна, комплиментщица.
Муза. Чего ищете?
Студент. С Олей? Истину.
Муза. С Ермилом Владимировичем.
Студент. Он разве вам не сказал?
Муза. А что?
Студент. Наткнулся на фрагмент лобной кости. Очень кого-то древнего.
Муза. Неандертальца?
Студент. Он говорит: будем пока считать, что неандертальца.
Муза. Почему пока?
Еев. Ему кажется: гораздо древнее.
Муза. Древнее? Здесь? Вот новости!
Студент. Он этого тоже не говорил, но у меня такое чувство, что он имеет в виду...
Муза. Недостающее звено?
Студент. Ага.
Школьница. Какое еще звено? До чего не достающее?
Студент. Дочь степей.
Муза. До человека. От обезьяны до человека.
Студент. Может такое быть, а, Муза Ахатовна?
Муза. На свете, Миша, все может быть. Только...
Студент. Он и сам не уверен: фрагмент слишком незначительный. Потому и ищет с утра до ночи. Антропометрию забросил. Хочет раздобыть хоть...
Школьница. А между обезьяной и человеком что ли еще кто был?
Студент. Вроде тебя.
Школьница. Чего обзываешься!
Муза. Никто, Оля, толком этого не знает.
Школьница. Тоже: ученые!
Муза. Существуют разные теории. Миша вам на досуге изложит.
Школьница. Изложит он, как же!
Студент. Почему бы и нет? Тебе!
Школьница. Видите?
Муза. Вот, значит, отчего Ермил так боится, что закроют раскоп.
Студент. Муза Ахатовна, конфиденциально: вы допускаете такое?
Муза. Что закроют?
Студент. Тут и допускать нечего: захотят -- закроют. Насчет недостающего звена?
Муза. Будь это, Миша, кто угодно, кроме Еева, хоть сам Лики...
Школьница. А это кто?
Муза. Антрополог, вроде Ермила Владимировича.
Студент. Только копался, слава Богу, в Африке.
Школьница. Почему в Африке?
Студент. По кочану.
Школьница. Вот он всегда так!
Муза. Будь это кто угодно другой -- я б расхохоталась.
Студент. А сейчас чего не хохочете?
Муза. Еев, Миша, -- ученый с фантастической, с гениальной интуицией!
Студент. Красивое слово!
Муза. Он пару раз догадывался до такого...
Студент. Х-хым...
Школьница. А у меня один знакомый, Гиви, говорил: слушай, такой умный -- почему не богатый, а?
Муза. У него есть столь дерзкие работы, что их даже не берут к публикации.
Студент. За бугор бы отправил.
Муза. О, Миша! Он не из тех!
Студент. Трус, что ли?
Муза. Ему не важно, чтоб все было при его жизни. А после смерти... он знает, что после смерти ему поставят памятник.
Студент. Год у него учусь, два месяца здесь живем...
Муза. Это, Миша, замкнутость человека, у которого почти нет партнеров для равного разговора.
Школьница. А чего он тогда орет?
Муза. На вас, mademoiselle, думаю, и Песталоцци заорал бы.
Школьница. Кто-кто?
Студент. Никто!
Школьница. Во даете!
Студент. Дочь степей.
Муза. Вы местная, Оля?
Школьница. А чего? Ну...
Муза. Старика, сторожа, знаете?
Школьница. Ваньк, что ли?
Муза. Почему Ваньк? Ивана Лукича.
Студент. Первобытная фамильярность.
Школьница. У нас его все так зовут. Ну?
Муза. Это правда, что он мне сказал?
Школьница. Насчет лагеря, что ли?
Муза. Насчет лагеря.
Школьница. Кто ж на себя такое зря наговорит?! В охране служил. Его тут за это и не любят.
Студент. Чего ж не переедет?
Школьница. У него жена ушла, дети уехали. А он...
Муза. Он, Миша так, кажется, прикипел к своему времени... И к этому месту...
Школьница. А хакасы с ним ничего.
Муза. Самая яркая пора жизни, наверное. Звездный час.
Студент. Б-р-р как неприятно. (Пауза.) А куда вы меня, Муза Ахатовна, звали?
Муза. Звала?
Студент. Ну, когда с Ермилом Владимировичем цапались.
Муза. А-а... Действительно, звала. Послушайте, Миша... Но только конфиденциально.
Школьница. Это мне уйти, что ли?
Студент. Сядь! Она, Муза Ахатовна, своя.
Школьница. А то могу и уйти!
Муза. Своя, своя, вижу. Я, Миша, работаю над одной темой.
Студент. Докторская?
Муза. "Массовая дистрофия..." (Школьнице.) Голод, истощение.
Школьница. Знаю.
Муза. "...и микроэволюция Homo Sapiens". По остеологическим материалам.
Студент (Школьнице). По костям.
Школьница. Ага.
Студент. Слышал. Вы собираетесь с помощью точного химического анализа доказать, что совершенство человека базируется на его страдании.
Муза. Иронизируете? Тоже шокирует моя гипотеза?
Студент. Напротив, Муза Ахатовна! Я -- в неподдельном восторге.
Муза. Издеваетесь...
Студент. Да нет, правда! Я и сам всегда чувствовал что-то в этом роде. И у Достоевского...
Школьница. Это что? что людей мучить надо, что ли?
Студент. О, дочь степей!
Муза. Ну, коль правда... Вроде бы, наша страна уж такой замечательный полигон в смысле дистрофии -- материалов, тем не менее, не найти. Чудом напала в Ленинграде на коллекцию детских блокадных костей...
Школьница. Коллекцию?
Студент. Да помолчи ты! Термин такой!
Муза. А сейчас -- эти. Но они, оказывается, под запретом. Ненаучные.
Школьница. Почему?
Муза. Вот на этот вопрос, mademoiselle, я вам ответить не в силах: не понимаю сама.
Студент. Ты у своего Ваньк спроси.
Школьница. Чего это у моего!
Муза. Я пыталась поговорить с Иваном Лукичом.
Студент. Ясно: бесполезняк.
Муза. Можно б, конечно, попробовать официально...
Студент (укоризненно-иронично). Муза Ахатовна!
Муза. Вот потому-то я к вам и обращаюсь. Не помогли б вы мне того... десяток скелетиков...
Школьница. Во даете!
Студент. Целиком?
Муза. Большие берцовые.
Студент. Интересное приключение.
Муза. У Ермила Владимировича какой-то паралич перед властью...
Студент. Я знаю, Муза Ахатовна.
Муза. Он, что ли...
Студент. Верно. Не надо его ввязывать.
Муза. Я так и подумала. То есть, я попыталась, но... Сами видели. А сейчас вот послала Игоря за водкой...
Студент. Ваньк не берет. Мы экспериментировали.
Муза. Ну, все-таки...
Школьница. Помощничка вы себе нашли!
Муза. Мишу?
Школьница. Игоря вашего. Константиновича.
Муза. А что?
Школьница. А ничего!
Студент. Ничего -- так и не суйся!
Школьница. Очень надо было!
Пауза.
Студент. Костер бы разжечь. Ночь подходящая: новолуние.
Муза. Костер?
Студент. Как совсем стемнеет. Главное, Ваньк к костру затащить. Со света на темноту-то не видно.
Муза. Вы, Миша, гений!
Студент. Надо только, чтоб кто-нибудь кроме у костра сидел: мы с вами уйдем -- он же один не останется.
Муза. Поняла, поняла, конечно. Игорь приедет. Ермила с Сашею надо позвать. Ермил Владимирович с гитарой?
Студент. С гитарой.
Школьница. Он чего, еще и поет?
Студент. В их поколении, дочь степей, каждый -- Окуджава.
Муза. Честное слово, гениально!
Студент. Вы у нас еще будете чего-нибудь читать? Зачетец за вами.
Муза. Замётано.
Студент. Ого!
Муза. Я тогда побегу, помирюсь с Сашею, уговорю Ермила.
Студент. Вы с Сашей знакомы?
Муза. Двадцать лет. Со дня ее рождения. Дочь школьной подруги.
Студент. Все-таки отлично, Муза Ахатовна, сохранились.
Муза. Merci.
Студент. А ночевать где собираетесь?
Муза. В дороге, Миша! в дороге! Кости в мешок, сама на мотоцикл и...
Школьница. Как ведьма!
Студент. Вы, Муза Ахатовна, ничего.
Муза. Вот как? Хорошо, побежала. Приедет Игорь -- пусть подождет. (Уходит.)
Студент обнимает Школьницу.
Школьница. Ты чего это?
Студент. Как чего? Две недели не трахались!
Школьница. Подумаешь.
Студент. Ну, Оля. Я подохну сейчас.
Школьница. Мне-то чего: подыхай.
Студент. Подыхай, значит? А сама обмякла.
Школьница. Не здесь, Мишка! пусти!
Студент. Чем здесь плохо? Темно, нет никого!
Школьница. Кости!
Студент. И что, что кости?!
Школьница. Нехорошо.
Студент. Что ж нехорошего?
Школьница. Отпусти -- скажу.
Студент. Отпустил.
Школьница. Здесь столько народу, говорят, похоронено. Аж с Древнего Египта.
Студент. С чего -- с чего? (Хохочет.)
Школьница. Опять издеваешься?
Студент. Это ты, Оленька, издеваешься.
Школьница. Пусти! я сказала -- не здесь!
Студент. Хорошо, что много народу! Его много, потому что это происходило всегда!
Школьница. Не здесь!
Студент. Здесь, здесь, именно здесь!
Школьница. Нет!
Студент. Чтобы стольким умереть, стольким нужно было и родиться!
Школьница. Нет!
Студент. Любовь, зачатие имеют смысл только перед лицом смерти!
Школьница. Нет!
Студент. Только в могиле!
Школьница (резко вырвавшись). Стоп! Чего ты сказал?
Студент (опешив). Что любовь -- победа над смертью.
Школьница. Нет, не то.
Студент. Выход в космос, в иррациональное.
Школьница. Это все философия. Про зачатие. Ты что, ребеночка собираешься заделать?
Студент. Ребеночка?
Школьница. Обещал же, что не будет! В первый раз еще обещал!
Студент (сквозь смех). Обещал, обещал.
Школьница. А то я бы...
Студент. Не волнуйся.
Школьница. Смотри, Мишка, не прохохочись: я несовершеннолетняя. Я ведь, в случае чего...
Студент. Не сомневаюсь. (Пауза.) А вообще-то ребенка от тебя иметь было бы ничего себе. У тебя в жилах такой невероятный коктейль...
Школьница. Какой еще коктейль?
Студент. Знаешь, сколько здесь прошло народов, по этой степи, сколько их сталкивалось, смешивалось!
Школьница. Ну?
Студент. Разные расы, разные типы. Чуть ли даже не негроиды.
Школьница. Негры, что ли?
Студент. Что-то в этом роде.
Школьница. Я ж говорила: Египет.
Студент. Вот и вышла ты ото всего этого такая фантастическая красавица.
Школьница. Женись, увези в Москву -- рожу сколько скажешь.
Студент. О, милая! Если б это было возможно!
Школьница. А чего ж невозможного? Предки, что ли? Или ты все же женат?
Студент. Дочь степей! Мы с тобою трех месяцев не протянем.
Школьница. А чего не протянем? Сам говоришь: красивая.
Студент. Потому что разные.
Школьница. Подумаешь! Я оделась бы. Переменилась.
Студент. У тебя, Оля, ленивая душа.
Школьница. Ленивая?
Студент. И развращенная.
Школьница. Так всегда: сперва уговаривают, а потом -- развращенная.
Студент. Я не в том смысле.
Школьница. В каком же, интересно?
Студент. Господи! Какое блаженство с тобой трахаться и какая мука -- разговаривать!
Школьница. Подумаешь!
Студент. Ну, Оля! Ну, иди сюда!
Школьница. Вот еще! Я ж развращенная.
Студент. Оля!
Школьница. Не трогай!
Студент. Оля!
Школьница. И чего я тебя, Мишка, балую?! Нет-нет! сказала ж -- не здесь!
Студент. А где?
Школьница. Где первый раз. За рощей.
Студент. Мы ж костер пообещали разжечь.
Школьница. Можно, конечно и вернуться. Только я б не советовала.
Студент. Почему?
Школьница. Не проболтаешься?
Студент. Кому?
Школьница. Никому. Понял?
Студент. Понял.
Школьница. Дай зуб!
Студент. Зуб? Возьми.
Школьница. Знаешь кто этот?
Студент. Который?
Школьница. Ну, Игорь. На мотоцикле.
Студент. Откуда мне знать? Я его и в глаза не видел.
Школьница. Из кегебе.
Студент. Пришь!
Школьница. Очень надо! Мы в том году ездили в Абакан, на соревнования.
Студент. Ты еще и спортсменка?
Школьница. Ага. В волейбол помаленьку режусь. Там были девочки из Тувы, из Монголии. И у одной пропали джинсы. Ну, нас всех по очереди таскали. Меня вот как раз к этому.
Студент. Кагэбэ джинсами не занимается.
Школьница. Какой умный! Сразу видно: в университете учишься. Он про джинсы только два вопроса задал. Для понта. А потом про жизнь, вообще. А потом уговаривать начал.
Студент. Уговаривать?
Школьница. Ты об одном только и думаешь. Помогать им.
Студент. И чем же ты, любопытно, способна им помочь?
Школьница. Вот я и спросила. А он сказал: так, мол, сказал, присматривайся.
Студент. И чего ты?
Школьница. А чего я? Ничего. Сказала: ладно.
Студент. Подписала чего?
Школьница. Ага. Бумажку.
Студент. Какую?
Школьница. Не читала.
Студент. Это т даешь.
Школьница. А чего?
Студент. Ничего! И как: присматриваешься?
Школьница. Какой ты дурак! Присматривалась -- сказала б тебе разве?
Студент. Кто тебя знает?
Пауза.
Школьница. Вот как?! (Выбирается из раскопа.)
Студент (удерживая ее). Оля!
Школьница. Чего -- Оля?!
Студент. Ну, пошутил, пошутил!
Школьница. А чего ж: пошутил? Действительно: кто меня знает?
Студент. Так и меня ж ведь никто не знает.
Пауза.
Школьница. Ты чего -- правда?
Студент. Абсолютно. Так что докладывай как старшему по званию. Вызывал он тебя еще?
Школьница. Не-ка.
Студент. А чего сегодня?
Школьница. Ну, он с Музой подкатывает -- я поздороваться. А он мне чуть рот не заткнул. Кататься увез. Я, говорит, тут на задании, а ты, мол, молчи!
Студент. Вон оно что!
Школьница. Так что, Мишка, лучше не ввязывайся.
Студент. Пообещал. Категорический императив.
Школьница. Ну, раз кооператив -- ввязывайся. А я пошла.
Студент. Оля!
Школьница. Чего?
Студент. Музу-то предупредить надо.
Школьница. Ты ж зуб дал!
Студент. Зачем человека подставлять?
Школьница. А я, значит, не человек? Меня -- можно? Вы-то уедете, а я здесь останусь.
Студент. А тебе чего бояться? Джинсы не воровала?
Школьница. Они, если им надо, чего бояться найдут. Идешь, что ли, или уже расхотел?
Студент молча следует за Школьницей.
Слушай, а кто это? Ну, Муза говорила. Сталоцы не Сталоцы. Который на меня заорал бы.
Студент. Понятия не имею.
Школьница. Правда, Мишка!
Студент (раздраженно). Чтоб мне птички в рот накакали.
Школьница. Ну тебя! (Проходя мимо шалашика.) Эй, Ванёк! Кости сопрут -- чо глодать будешь?
Сторож выходит из шалашика. Школьница убегает, показывая ему язык. Студент, оглядываясь, уходит за нею. Сторож мрачно смотрит вслед, потом расстилает плащ, ложится. Тишина. Над степью сгущается безлунная ночь.[3] Издалека нарастает треск мотора, блеск фары мечется по траве. Подкатывает Мотоциклист.
Мотоциклист. Муза! Музочка! Ау-у! Эге-ге-ге-ей!
Пауза.
Сторож. Нет никого, Игорь Константинович. Ушли.
Мотоциклист. Иван Лукич?
Сторож. Точно так. На боевом, можно выразиться, посту.
Мотоциклист. Нагнетается обстановочка?
Сторож. Я, можно выразиться, предсказывал. Но ты, Игорь Константинович, ловко, однако, эту обротал. Вертихвостку. Заодно, небось, и попользовался?
Мотоциклист. Я, Иван Лукич, или службу несу, или глупостями занимаюсь.
Сторож. Серьезное правило.
Мотоциклист. Знаете, кстати, куда сейчас гонял?
Сторож. Загадки разгадывать не мастак.
Мотоциклист. В Абакан.
Сторож. Аж в Абакан! Скоренько обернулись.
Мотоциклист. За водкой. Для вас.
Сторож. Вот это -- спасибочки. В виде, можно выразиться, награды за беспорочную службу? Только я не большой любитель.
Мотоциклист. Вертихвостка послала.
Сторож. Усыпить, можно выразиться, мою бдительность?
Мотоциклист. Угадали.
Сторож. Много хоть заказала?
Мотоциклист. Две.
Сторож. Не уважает.
Мотоциклист. Но я на всякий случай и третью прихватил.
Сторож. Меня, Игорь Константинович, и третья не прошибет. Старая, можно выразиться, закалка.
Мотоциклист. Посмотрим-посмотрим.
Сторож. Погляди, Игорь Константинович, погляди.
Мотоциклист. В общем, Иван Лукич, шутки в сторону. Москвичку я беру на себя. А вы, как бы это сказать...
Сторож. Я, Игорь Константинович, понимаю. Такая волна пошла -- одному, можно выразиться, и не усторожить. Сегодня эта из Москвы прикатила, завтра другая...
Мотоциклист. Правильно понимаете, Иван Лукич, правильно.
Сторож. В общем, можно выразиться, надо активизировать работу среди местного населения.
Мотоциклист. Совершенно, Иван Лукич, справедливо.
Сторож. Создать, можно выразиться, атмосферу нетерпимости.
Мотоциклист. В самую, Иван Лукич, точку.
Сторож. Только это ведь дело, Игорь Константинович, денежек требует. Нельзя же все на холяву. Та же, можно выразиться, водка. Иной раз и барашка купить.
Мотоциклист. Устроим, Иван Лукич, устроим. Изыщем статью.
Сторож. Ишь, как у вас строго стало: статью надо изыскивать. Измельчали.
Мотоциклист. Время, Иван Лукич, такое.
Сторож. А я тебе еще когда говорил, Игорь Константинович, еще до времени до всякого, когда ты первый раз в Абакан меня вызвал: распахать подчистую, ферму на этом месте выстроить, клуб.
Мотоциклист. Ах, Иван Лукич, кабы все так просто!
Сторож. А и труд невелик. При наших-то, можно выразиться, размахах.
Мотоциклист. Они со своим курганом уже до Юнеско дошли.
Сторож. До чего, можно выразиться?
Мотоциклист. Организация такая. Международная.
Сторож. За границу то есть? Вот, падлы, распустились! С-сучья кровь!
Мотоциклист. Гру-убо, Иван Лукич!
Сторож. А вы, можно выразиться, трпите?
Мотоциклист. Каждое время, Иван Лукич, имеет свой стиль. Международное положение...
Сторож. Положение было всегда. Но чтоб до такого!
Мотоциклист. Ладно, Иван Лукич, не дергайтесь. В вашем возрасте...
В темноте появляются Школьница и Студент.
Сторож. А у меня возраст самый еще подходящий! Ровесник, можно выразиться, Октября! Лучшее времечко, конечно, на пенсии просидел...
Мотоциклист. В запасе!
Сторож. Не-на-ви-жу!
Мотоциклист. Не дергайтесь, говорю! Дуба дадите -- как мы тут без вас?
Сторож. То-то я вижу, больно вы спокойные.
Школьница (тихо). Ну? И все равно полезешь?
Студент. Тихо ты!
Сторож. Кто-то там, кажется, подошел.
Мотоциклист (под нос). Тьфу, мать твою, разболтался. (Громко, нежно.) Му-за-а...
Пауза.
Сторож. Эй, кто шастает? Стрелять буду!
Пауза.
Школьница (тихо). А ведь и пальнет.
Студент. Иди отсюда!
Сторож. Кто, спрашиваю, шастает?!
Мотоциклист (тихо). Оставьте, Иван Лукич, оставьте. Не привлекайте внимания.
Сторож. Бздишь?
Мотоциклист. Засекли они нас с вами, как думаете?
Сторож. Темно, Игорь Константинович, вряд ли.
Мотоциклист. Аппарат я оставлю и потихонечку...
Сторож. Все потихонечку... (Пауза.) Игорь Константинович!
Мотоциклист. Тихо!
Сторож. Я и так из-за вас как мышь полжизни просидел. Ты сейчас в деревню?
Мотоциклист. Ну.
Сторож. На входе, второй дом по левую руку, такой покосившийся...
Мотоциклист. Короче!
Сторож. Там хакас один живет, Сунчугашев.
Мотоциклист. Ну!
Студент. Э, у тебя слух хороший? Что-то не все секу...
Сторож. Кто-то там все-таки есть. Я, можно выразиться, носом чую.
Школьница. Молчи!
Мотоциклист. Оставьте, оставьте их в покое. Что хакас?
Сторож. Дооставляешься! Ты, Игорь Константинович, третью бутылку ему отдай. Скажи, мол: должок от меня.
Мотоциклист. Чего это вам, Иван Лукич, приспичило?
Сторож. Ты сделай, сделай, Игорь Константинович.
Мотоциклист. Хорошо, Иван Лукич, занесу.
Сторож. У-гу. В порядке, можно выразиться, поощрения инициативы снизу.
Мотоциклист. В порядке доверия старым кадрам. (Исчезает.)
Школьница. Видишь: мотоцикл оставил.
Студент. Инкогнито из Петербурга!
Школьница. Чего?
Сторож. А ну выходи, выстрелю!
Студент. Прямо-таки выстрелишь?
Сторож. А-а... ты... Чего не откликаешься?
Студент. Мало ли какие могут быть причины. Во всех так и отчитываться?
Сторож. А чего по ночам шастаешь, где не положено?
Студент. Во-первых, дедуля, еще десяти нету.
Сторож. Дедулю нашел. Внучок!
Студент. Во-вторых: кем, собственно, не положено?
Сторож. Кем надо.
Студент. А в-третьих, мы тут сейчас разведем небольшой костерок. Знаешь -- пионерский.
Школьница. Брось, Мишка! Ну его! От греха.
Студент. От греха, дочь степей, по кругу ходят.
Школьница. Опять дочь степей?
Сторож. Умен больно, философ!
Студент. За тем и учат.
Школьница. А как это: по кругу?
Студент. Объясняю для тупых: уходя от греха, к нему обязательно и вернешься. Дед вон сразу понял.
Школьница. Для тупы-ых... Сам-то!
Сторож (Школьнице). А твоему отцу я еще, можно выразиться, скажу. Он штаны-то с тебя снимет!
Школьница. Он, Ванёк, с тебя с самого вперед снимет.
Сторож. Поговори еще!
Студент. Ты бы правда, валила отсюда, а?
Школьница. Ага. А ты ей расскажешь.
Студент смеется.
Ты чего?
Студент. Романтик! Думал: преданность, одного в опасности оставлять не хочет. Чуть не прослезился.
Школьница. Очень надо!
Сторож. Ступайте-ступайте, можно выразиться. Тоже надумали: костер.
Студент. А чем плохая идея, дедуля?
Сторож. Места другого не нашли!
Студент. И место отличное. Тут, дедуля, на этом самом месте, лет уж, наверное, тысяч сорок костры жгут. Прислушайся! Слышишь: степь гудит? Это от их топота.
Сторож. Ты видел!?
Студент. Ага. Во сне. (Школьнице.) Значит, остаешься? Тогда марш за дровами.
Школьница. Где я тебе дров возьму?
Сторож. Ступайте.
Студент. Сейчас. Шнурки вот погладим.
Сторож. Добром, можно выразиться, прошу.
Студент. Где дров возьмешь, спрашиваешь? (Ведет фонариком.) А вон! Дедуля! зону уж, наверное, восстанавливать не будут? Новую в случае чего построят, а?
Сторож. Но-но, осади!
Студент. Смотри, сколько дармовой древесины: все равно сгниет. Даже странно, как до сих пор не растащили. Сторожил, наверное, хорошо!
Школьница. Наши сюда и не ходят. Не любят.
Студент. Ну, тогда посиди со старичком. А я -- не суеверный.
Сторож. Осади, кому говорят!
Студент. Ой, страшно! А то что будет?
Сторож (взяв наперевес ружье). Увидишь.
Школьница. Не связывайся, Мишка!
Студент. Выстрелишь, что ли?
Сторож. А ты, можно выразиться, проверь.
Студент. Стреляй!
Школьница. Мишка!
Студент. Отстань!
Сторож. Чего ж остановился?
Студент. Отдыхал. (Идет к зоне.)
Сторож. У, падла! (Опускает ружье.)
Студент (с облегчением). Он, дочь степей, трус.
Сторож дергается к Студенту.
Ты, может, еще и подраться со мною задумал. А чего? Давай! Нехорошо, конечно, с таким пожилым...
Школьница. Мишка!
Сторож. Тьфу! еще пожалеешь... (Отходит во тьму.)
Студент (выворачивая столб). У! пакость какая! Куртку продрал!
Школьница. Ой, чего это? кровь?
Студент. К-колючка!
Школьница. Заражение не схватишь?
Студент. У меня, дочь степей, иммунитет к бациллам прошлого. Лучше вон помоги... (Взваливает столб, тащит прямо под шалашик Сторожа.)
Школьница. Не задирайся, Мишка!
Студент. Смелого пуля боится! (Идет за следующим.) Эх, топорика, жалко, нету!
Школьница. Глубоко-то как! Может, йодом?
Студент. Дедуля, топорик не одолжишь?
Сторож (из тьмы). Я б тебе, можно выразиться...
Студент. Ничего. Так изломаем. Сгнили наполовину. Труха.
Школьница. Дай хоть завяжу.
Студент. Ишь, высохли! Как порох горят!
Школьница. Не вертись, Мишка! (Перевязывает Студента.)
Студент (дурашливо). Гляди-ка: мотоцикл! Откуда бы это?
Школьница. Мишка!
Студент. Дедуля, твой мотоцикл?! Накопил, можно выразиться, -- купил?
Школьница. Не задирайся.
Студент. Значит, говоришь, взять тебя в Москву замуж?
Школьница. Мишка, мы ведь только что!
Студент. Что ж делать -- такая сексапильная.
Школьница. Какая?
Студент. Такая.
Школьница. Костер! Ванёк! Да Мишка же!
Студент. А мы отползем. По-пластунски.
Школьница. Ой, идет кто-то!
Студент. Не купишь!
Школьница. Да правда: идет!
Появляется Еев.
Студент. Вы уже на работу? Посветить?
Еев. На огонек.
Школьница. Присаживайтесь. Я на вас орать не буду.
Студент. Где ж Муза Ахатовна?
Школьница. Мишка!
Еев. Они там с пельменями возятся.
Студент. С пельменями? Недурно. А этот?
Еев. Этот помогает.
Студент. Домовитый!
Школьница. Ты б знал какие пельмени готовлю я: пальцы съешь. Из четырех мяс!
Студент. Как, Ермил Владимирович: жениться на этом чуде природы?
Школьница. Очень надо! Так я за тебя и пошла!
Студент. Все! Вопрос снят.
Еев. Где Иван Лукич?
Студент. Там где-то.
Еев. А вам, Миша, Муза Ахатовна ничего не говорила?
Студент. В смысле?
Еев. О костях.
Студент. О лагерных?
Еев. Вынь ей, понимаете, да положь!
Студент. Может, Ермил Владимирович, так и сделать? Ей надо ведь! Неужто вчетвером-то Ваньк не одолеем?
Еев. Нельзя, нельзя: опасно!
Студент. Заразы, можно выразиться, напустим?
Еев. Заразы.
Студент. Правильно! Подлинный ученый и не должен отвлекаться на постороннее.
Еев. Вот вы, Миша, издеваетесь...
Студент. С чего вы взяли?
Еев. ...а у меня отца арестовали еще до моего рождения. Ну, и так далее. Когда я окончил школу, в пятьдесят четвертом, я не смог поступить в университет элементарно потому, что для меня был закрыт въезд в Москву.
Студент. Только не надо Сталина приплетать!
Еев. Я с собою просто ничего поделать не могу: обожженный, калеченный.
Школьница. Дурак ты, Мишка!
Еев. И до тех пор, пока не произойдет наш, отечественный Нюрнбергский процесс...
Школьница. Во даете!
Еев. Не знаю, как он будет у нас называться: Магаданский, Абаканский...
Студент. А никак не будет.
Еев. До тех самых пор я не смогу не чувствовать себя... в подполье, что ли... на оккупированной территории. А сознание мое будет искажено, как любое подпольное сознание. И я бы вас очень просил...
Из темноты шумной, смеющейся компанией появляются Муза, Александра и Мотоциклист.
Муза. Так больше не сердишься, Саша?
Мотоциклист. Разве можно на вас, Музочка, сердиться?
Школьница. О, музыка! музыка!
Муза. На меня-то? Вы еще не знаете, как царапаются драные кошки!
Александра (укоризненно). Муза!
Еев. Ты зачем, Саша, тащишь гитару?
Муза. Неужто, Еев, не споешь в мою честь?
Мотоциклист. И я могу. Высоцкого.
Муза. Видите, Игорь: костер полыхает.
Студент. А что, Муза Ахатовна? Ваш попутчик сомневался?
Школьница. Мишка!
Мотоциклист (протягивая руку Студенту). Попутчика Музы Ахатовны зовут, между прочим, Игорь.
Еев (Александре). Как себя чувствуешь?
Студент. А ученика Музы Ахатовны -- Михаил. (Протягивает Мотоциклисту руку, но, не дотянувшись, смешно падает.) Звиняйте, дядьку, споткнувся.
Александра. Нормально, Милечка.
Мотоциклист. На ровном месте?
Муза. Как ты сказала? Милечка? (Хохочет.)
Школьница (Студенту). Чего это ты?
Александра. Чем я вас, Муза Ахатовна, насмешила?
Студент. Пустяки.
Муза. Опять Ахатовна? Сашенька, миленькая! Да не над тобой я, не над тобой!
Мотоциклист. На два слова, Оля.
Муза. Над собою.
Студент. Что у вас, интересно, за секреты?
Школьница. Он у меня, Игорь Константинович...
Мотоциклист. Просто Игорь.
Школьница. ...уж-жасно ревнивый. Глядите!
Мотоциклист. Тем интереснее. (Отводит Школьницу.)
Студент. Вы, Саша, слышал, покидаете нас?
Мотоциклист (тихо, Школьнице). Странные у твоего хахаля кульбиты.
Школьница. А я при чем?
Муза. Она еще, Мишенька, не решила.
Мотоциклист. Смотри! я тебя предупредил! (Возвращается к костру.)
Студент. Ой, не женюсь, Ольга!
Мотоциклист. Не расстраивайся. Тогда женюсь я.
Школьница. Очень надо!
Муза. Какой вы, однако, легкомысленный.
Мотоциклист. Если б я, Музочка, мог надеяться...
Муза (поет как Кармен). Ждать я не запрещаю, а надежда -- сладка.
Еев (Мотоциклисту). Вы, я слышал, аспирант?
Мотоциклист. Ага. Заочный.
Студент. Заплечный.
Еев. И по какой же специальности?
Мотоциклист. Историк.
Школьница. Во дает!
Еев. А тема, если не секрет?
Мотоциклист. Становление Советской власти в Хакассии.
Еев. Откуда ж так хорошо менгиры знаете, изваяния?
Мотоциклист. Я машину вожу. Когда в институте устраивали поездки, экскурсии разные, экспедиции -- всегда за шофера.
Александра. Чего ты, Миля, к нему привязался?
Еев берет гитару, подстраивает.
Мотоциклист. Отчего же. Я с удовольствием.
Муза. Что у вас с рукой, Миша?
Студент. С Иваном Лукичем подрался.
Школьница. Об колючку он.
Муза. А где, кстати, Иван Лукич?
Александра. Ну его, Муза!
Муза. Неужто покинул пост? На вас, Ермил Владимирович, надеется?
Студент. Это вряд ли.
Александра. Он такой неприятный.
Муза. Неинтеллигентно, Саша: пришли в гости, а хозяина не позвать.
Студент. Он не хозяин. Сторож. На зарплате у археологов.
Александра. Зовите, пожалуйста. Только тогда уйду я.
Мотоциклист. Пельмени не унесете?
Еев. Умоляю, не устраивай сцен!
Муза (Александре, тихо). Мы ж договорились! Не дергай Ермила, а?!
Александра. Он вас к Игорю приревновал.
Муза. Окстись, Саша!
Студент. Он нынче очень сердитый.
Муза. Иван Лукич? Говорила с ним -- не заметила. (Александре.) Не дуйся -- исцарапаю.
Александра. Ладно.
Студент. А я с тех пор его разволновал.
Муза (Александре). Испугалась? Ну-ка (подставляет щеку), поцелуй!
Студент (в темноту). Или как дедуля: ты отходчивый?
Муза. Иван Лукич! Ау-у!
Сторож (выступая из тьмы). Чего цирк, можно выразиться, устраиваете?
Муза (дружелюбно-укоризненно). Ива-ан Лукич!
Сторож. Места другого не нашли -- костры жечь!
Александра. Как котелок-то приладить?
Мотоциклист. Это мы мигом.
Муза. Мы же, Иван Лукич, специально: чтоб вам скучно не было.
Мотоциклист. Всю лить?
Александра. Ее и всего-то!
Сторож. А мне, можно выразиться, скучно не бывает.
Муза. Смотрите, каких Сашенька пельменей налепила. Специально для вас.
Школьница (Студенту). Он меня снова предупредил.
Сторож. Пельмени надо зимой есть.
Студент. Я так по тебе и понял: побелела.
Муза. Да перестаньте вы, в самом деле, сердиться! У нас вон и водочка имеется!
Школьница. Побелела? Еще чего! Жирно будет!
Сторож. Как я кумекаю, хочешь, можно выразиться, подкупить при исполнении?
Александра. Игорь, а где лаврушка?
Студент. Он у них и за повара?
Александра. Ой, не надо! Нашла!
Муза. Ах, Иван Лукич! Сразу уж подкупить!
Студент (Школьнице). Ну, работает! Виртуозка!
Школьница. Что ли влюбился?
Мотоциклист. А вы, Ермил Владимирович, Высоцкого знаете? "Райские яблочки"?
Еев. Не знаю.
Сторож. Ну, можно выразиться, ладно. Вы тут развлекайтесь...
Муза (взяв Сторожа под руку). И не мечтайте, Иван Лукич, не отпущу. Вам самое почетное место.
Сторож (высвобождаясь). Я ведь, можно выразиться, и зашибить в случае чего могу.
Мотоциклист. Ты, отец, не очень! Все-таки женщина! С тобой по-человечески...
Сторож. А чего ж она страмит-то меня на старости лет?! Чтобы я за одним, можно выразиться, столом (на Школьницу и Студента) вот с этими!..
Студент. Нехорошо, дедуля, быть таким злопамятным. Ну, хочешь, я у тебя прощенья попрошу?
Сторож. Не надо мне твоего прощенья.
Муза. Ермил! уговори Ивана Лукича!
Еев. Как фигуру, способствовавшую эволюции?
Муза. Он тебя одного слушается.
Сторож. Я, барышня, никого, можно выразиться, не слушаюсь.
Мотоциклист. Отец, Музочка, погорячился. Правда, отец?
Сторож (сверкнув глазом на Мотоциклиста, садясь к костру). Только ничего у тебя, барышня, все равно, можно выразиться, не получится.
Муза. О чем это вы, Иван Лукич?
Сторож. Забыла?
Муза. Хоть убейте, не помню!
Сторож. Зря, барышня, клятвами-то разбрасываешься.
Студент. Он ведь такой: убьет!
Школьница. Мишка!
Муза. Ах, вы про кости! Это все завтра, завтра, завтра! А сейчас -- отдыхать!
Сторож. И завтра не получится.
Школьница (Александре). Кидай пельмени -- кипит.
Муза. Отмечаем мой приезд, отмечаем находку Ермила Владимировича. Разливайте, Миша!
Еев. Мою находку отмечать рано.
Муза. Кстати, Еев, покажешь чего нашел-то? Уже такие слухи ползут.
Школьница. Покажте, а!
Студент. Прямо сейчас тебе показать, дочь степей? Что же, Ермил Владимирович с собой ее носит?
Александра. Разумеется, с собой.
Еев. Саша!
Александра. Что Саша? Что я, слова сказать не имею права?
Еев. Но об этом-то зачем?
Александра. Захотелось! Он, знаете, мешочек попросил меня сшить. Для кости своей идиотской. И на груди таскает. Как ладанку.
Муза. Что ты делаешь, Господи, Саша!
Александра. Что хочу, то и делаю! И вас не спросилась!
Мотоциклист. Девчушки, девчушки, не ссорьтесь! Водка стынет! (В сторону Музы.) Позвольте произнести тост за самую красивую из женщин, которых я встречал.
Школьница. А Мишка говорил, что самая красивая -- я.
Студент. И самая глупая.
Мотоциклист. За вас, Музочка!
Все, кроме Александры, пьют.
Александра. Я не потому. Я беременная.
Студент. Как там пельмешки?
Муза. Э, нет! Пельмешки под вторую! Сварились, Саша?
Мотоциклист. Передавайте, передавайте сюда.
Муза. Вам, Иван Лукич, особую порцию.
Сторож. Благодарствуйте.
Мотоциклист. Не останавливайся, Миша. Разливай!
Школьница. Чего это ты мне неполную?
Сторож. Мала еще, можно выразиться, полную-то пить!
Школьница. Чего-то ты, Ванёк, развыступался.
Еев. Оленька!
Муза. Выучил как звать?
Школьница. А чего он все куда не просят лезет?
Мотоциклист (на Школьницу). Цыц!
Школьница. Это вы мне, что ли?
Студент. Дочь степей, выпорю!
Муза. Вы, Миша, уже вторую?
Студент. Народу-то сколько!
Муза. Да-а... не рассчитала. А вы, Игорь, подсказали бы. Или собственную инициативу проявили. Мужчина все-таки.
Мотоциклист. Боялся, Музочка, задеть щепетильность.
Муза. У тебя там, Еев, спирта пузырек не завалялся?
Александра (достает спирт). У меня завалялся.
Муза. Живем!
Мотоциклист. И почему я не антрополог?!
Еев. Пельменей всем досталось?
Студент. Потому что профессия редкая. Первая в списке.
Александра. С запасом.
Студент. В отличие от некоторых.
Школьница. Мишка!
Мотоциклист. Ой, Оленька!
Муза. Тогда позвольте следующий тост мне.
Мотоциклист. Не то что, Музочка, позволим -- просить будем.
Муза. Саша, надеюсь, простит, если я предложу выпить за ее мужа. Нет-нет, не за находку -- за нашедшего.
Еев. Не надо, Муза!
Мотоциклист. Дам не перебивать!
Муза. В общем, бывают великие люди...
Еев. Муза!
Сторож. Великие, можно выразиться!
Муза. Да, Иван Лукич, великие! Счастье общения с которыми...
Еев. Муза, умоляю!
Муза. А я, собственно, все. (Выпивает.)
Все, кроме Александры, пьют, едят.
Александра. Налейте мне, я тоже хочу за него.
Еев. Сашенька!
Муза. Саша!
Александра. Ну, капельку! Я прошу вас! Потому что это все правда! Потому что я, Миля, очень тебя люблю.
Мотоциклист. Капелька не повредит. (Протягивает Александре рюмку.)
Александра. Миленька, за тебя. (Выпивает.)
Студент. Ах, и пельмени у вас, Саша! Что ж вы раньше-то таланты свои скрывали?
Муза. Нравится, Иван Лукич?
Сторож. Благодарствуйте.
Мотоциклист. Объедение!
Муза. А я, между прочим, тоже Сашеньке помогала.
Александра. Самозванка вы, Муза, больше никто! (Смеется.)
Муза. Костер-то, Миша, того и гляди прогорит.
Студент. Понял, Муза Ахатовна. Сейчас за дровишками... (Встает.)
Муза. Возьмите с собою.
Мотоциклист. Сидите, Музочка! Я помогу!
Муза. А я вон как Саша: хочу! Имею право?
Александра. Опять задираетесь?
Муза. Имею? Может, у нас с Мишею тоже секреты.
Мотоциклист. Ну, разве секреты...
Студент. А ты, дочь степей, куда наладилась?
Школьница. Ой, гляди, Мишка!
Студент. Ревнует.
Студент и Муза отходят от костра.
Школьница. Очень надо!
Студент. Мешок-то захватили?
Муза. Вот.
Еев. Можно еще порцию, Саша? Очень вкусно.
Студент. О, с гнездами!
Александра. Правда, понравились?
Муза. Специально сшила.
Мотоциклист. Вы еще, Сашенька, спрашиваете?!
Студент. Значит, так, Муза Ахатовна...
Мотоциклист. Ничего, что я вас -- Сашенькою?
Студент. Я все обдумал.
Александра. Ничего.
Студент. Мы с вами сейчас выворачиваем этот столбик...
Мотоциклист. С рожденья живу в Сибири...
Студент. Только осторожно: колючая проволока...
Мотоциклист. Коренной, так сказать, сибиряк, а таких пельменей...
Студент. И возвращаемся к костру.
Александра. Будто уж!
Муза. Как, то есть, возвращаемся?
Мотоциклист. Не верите? Ладно. Мы вон у отца спросим.
Студент. Вы мне доверяете, что сумею отличить большую берцовую от позвонка?
Мотоциклист. Как, отец, а?
Муза. Разумеется.
Сторож. Пельмени, можно выразиться, конечно...
Александра (Ееву). Видишь? Опять на меня глазом сверкнул.
Еев. Не выдумывай.
Студент. А я через полчасика на речку, за водою, так сказать, для спирта схожу.
Мотоциклист. А мне еще десяточек, Сашенька.
Студент. Только вы потребуйте, чтобы спирт обязательно развести.
Сторож. Студент запропал.
Муза. Поняла, Миша.
Сторож. Взгляну. (Поднимается.)
Мотоциклист. Не потеряется, отец. Сиди.
Студент. Кости-то куда положить?
Александра. Не сердись на меня, Миля.
Муза. На мотоцикл, на багажник.
Александра. Я правда очень тебя люблю. Просто до неприличия.
Студент. А Игорь ваш в курсе?
Еев. Хорошо, Сашенька.
Муза. В курсе, в курсе.
Еев. Очень хорошо.
Студент. Да-а... ситуация.
Школьница. Пельмени как пельмени. Из двух мяс.
Муза. Детектив! Страшно и весело.
Школьница. Бывают вкуснее.
Мотоциклист (Школьнице). Шла бы ты лучше домой.
Студент. Идемте, Муза Ахатовна: всполошатся.
Школьница. Не купили: распоряжаться-то!
Студент и Муза возвращаются к костру.
Мотоциклист. Вот это, я понимаю, полешко! У тебя, отец, топорика не найдется?
Еев. Из зоны выломали?
Сторож. Поищу. (Скрывается в шалашике.)
Студент. А чего ж ее, Ермил Владимирович, беречь? Для музея разве. Так пока эти музеи открыть соберутся, экспонаты все погниют.
Еев. Вот никогда б не подумал, что доведется греться у такого огня.
Муза. Огонь как огонь, Еев. Раскаленный углерод.
Еев. Помнишь, Саша, я пел Галича: "Королеву материка"?
Когда сложат из тачек и нар костер
и, волчий забыв раздор,
станут рядом ВОХРовцы и ЗэКа
и написают в тот костер?
(Берет гитару, поет.)
Сперва за себя, а потом за тех,
кто пьет теперь Божий морс,
кого шлепнули влет, кто ушел под лед,
кто в дохлую землю вмерз...
Появляется Сторож с топориком.
Кого Колыма от аза до аза
вгоняла в горючий пот!
О, как они ссали б, закрыв глаза, --
как горлица воду пьет!..
Муза. Еев, Еев, помилосердствуй!
Студент. А топорик, дедуля, все же принес.
Муза. Ты еще "Облака плывут в Абакан" спой...
Студент. Как тебе идет-то!
Еев. А почему бы и не "Облака"?
Студент. Прямо изваяние. Вышку вместо пьедестала. (Берет топорик.) Извините, Ермил Владимирович. (Рубит столб.)
Пауза.
Муза. А потому, Еев! Потому что сколько уже можно?! Ты вон когда про войну картины по телевизору крутят -- морщишься. А про лагеря, думаешь, надоело меньше? Подожди, я знаю, чт ты возразишь. Но ведь это одно и то же: здесь издано, там издано, Галич под полою напел.
Мотоциклист. Именно: под полою.
Муза. Все, кому это хоть капельку интересно, более чем в курсе. И "ГУЛАГ" прочитали, по голосам хотя бы услышали, и "Крутой маршрут", и все что угодно.
Мотоциклист. Правильно, Музочка, верно.
Муза. Ну, появится рядом с Могилой Неизвестного Солдата Могила Неизвестного Зэка и станут к ней так же новобрачных таскать. Легче тебе от этого станет?! Погоди, не перебивай! Тебе вот не нравится, что я на эти косточки покушаюсь, на святые.
Студент. Вон оно что!
Муза. А те, в которых роешься ты -- они менее святы? Тут, понимаю, возможно, лежат кости твоего отца. А там -- пра-прадеда. Или сколько еще нужно этих пра? (Всем.) Население Евразии в общем-то отсюда пошло, из Минусинской котловины!
Школьница. Отсюда?
Муза (снова Ееву). Ты уверен, что владельцы этих костей погибли менее страшной смертью, чем тех? Или более справедливой? Какие здесь орды только не сталкивались, какие войны ни прокатились! А об азиатской жестокости представление ты имеешь. Да просто возьми всю историю человечества, от самой зари. Помнишь, в Африке нашли тысячи проломленных черепов? Это ведь тоже были уже люди. Почти люди! А те, которые помельче, попроворнее, убивали их, чтобы высосать мозг. Лакомки. Тоже святые, получается, косточки. Кстати, мы, судя по всему, от этих, от мелких, от лакомок и пошли. А что творилось еще до того, как они стали людьми? Полулюдьми. Мне недавно попалась на глаза статья о коловратках. (Всем.) Рачки такие микроскопические, вроде дафнии, рыбий корм. Меньше миллиметра в диаметре. (Снова Ееву.) Они ведь, представь, тоже рождаются, размножаются -- то есть любят! -- и умирают. У них тоже свои трагедии! Давай поплачемся и над ними! И заодно над атолловыми рифами. И над бактериями тоже. А что? почему нет? Да, Еев, согласна: мы наделены сознанием, хотя не очень понятно, зачем. Сознанием, способностью со-чувствовать, понимать чужую боль. Но болей тогда за все мириады, прошедшие по этой земле и сгинувшие в ней. Не дели их на беленьких и черненьких. Человек смертен -- вот его главная трагедия! Плачь по Человеку как курьезу Биосферы и по Биосфере как курьезу Материи. И не занимайся антропологией, не изучай биологический вид Homo Sapiens, если не имеешь сил отключиться на это время от того, что сам -- человек! Если тебе не дорога хоть мельчайшая капля не разбавленной слезами истины. Может, ты откроешь свою истину, другую. Но мне кажется, что прозрения возникают только на фундаменте скрупулезного, объективного труда, точного анализа. А не в блаженном созерцании.
Мотоциклист. Хотя концепция созерцания тоже, как известно, существует.
Муза. В таком случае, не стоит отрываться от него на разные (в сторону раскопа) пустяки.
Пауза.
Извините. Я, кажется, погорячилась. (Садится у костра.)
Пауза.
Школьница. Выпить чего-то захотелось.
Пауза.
Сторож. Нет, барышня. Человеку обязательно надо, чтобы он правый был. Рачки, можно выразиться, рачками, а человек...
Муза. Налейте мне, Миша, спирта.
Студент. Надо бы развести.
Муза. Я -- так. Ничего.
Студент. Муза Ахатовна... Муза Ахатовна!
Муза. Что?
Студент. Глотку обожжете. Неразведенным.
Муза. Глотку? Ах да, конечно. Разведите, Миша. Пожалуйста, разведите.
Студент. Саша, у вас воды не осталось?
Александра. Воды?
Студент. Давайте сбегаю. (Забирает котелок, уходит.)
Александра. По-вашему, Муза, выходит: зря мы тут все суетимся... копошимся... небо коптим... Бессмысленно?
Муза. А Бог его знает! Может, просто, не понимаем чего.
Сторож. Кто не понимает, а кто, можно выразиться, и понимает.
Еев. Она, Сашенька, о том, что ученый должен отрешаться и воспарять.
Муза. Именно, Еев! Воспарять! И ты, вообще говоря, больше других знаешь в этом толк.
Пауза.
Сторож. А меня, барышня, ты, можно выразиться, так и не уговорила.
Муза. Господи! Пуп земли! Да нужда мне была вас уговаривать! (Пауза.) А водки не осталось?
Школьница. На донышке.
Мотоциклист (передавая водку). Не боитесь, Музочка?
Муза. Чего?
Мотоциклист. Что воспользуюсь.
Муза. Чем воспользуетесь?
Мотоциклист. Вашим состоянием.
Муза. Ради Бога, Игорь. (Выпивает.) Пользуйтесь, если получится.
Мотоциклист. Ловлю на слове.
Школьница. Рыбак выискался.
Александра. Мне холодно, Миля.
Еев накидывает на Александру куртку.
Мотоциклист. А мы сейчас дровишек еще подложим.
Школьница. Песни-то будут?
Александра. Миля, спой.
Еев. Я... Извините... Я несколько устал. Плесни, Саша, спирту.
Школьница (Музе). Нагнали на всех тоски. Хотите, анекдот? У одной девочки сперли джинсы...
Мотоциклист. Помолчала бы лучше.
Школьница. А чего это мне молчать? Я здесь как все, равная.
Мотоциклист. Я ведь тоже равный. И тоже могу рассказать анекдот. Еще смешнее! Как одну девочку взяли на учет в вендиспансер, потому что она занималась...
Еев. Давайте, обойдемся сегодня без мрачных анекдотов.
Муза. И впрямь, Игорь. Не надо.
Мотоциклист. Если уж вы, Музочка, просите...
Еев. Давайте просто послушаем ночь. Степь. Посмотрим на звезды. (Пауза.) На этом вот самом месте, десятки тысяч лет назад, еще до последнего оледенения...
Сторож. Погоди, Ермил Владимирович. Вроде кто копошится.
Мотоциклист. Пускай, отец, копошатся. Они копошатся, а мы...
Муза. Простите, Игорь. Кто -- мы?
Мотоциклист (спохватившись, весело, дурашливо). Мы -- это, Музочка, мы с вами. Мы все! Потомки, так сказать, тех, которые... (Кивает на раскоп.)
Школьница (Мотоциклисту). Вы вон чей (на Сторожа) потомок.
Мотоциклист. В каком это смысле?
Школьница. Отцом зовете.
Сторож. Остроумная больно.
Александра (тоскливо). Миша куда-то канул...
Мотоциклист. Вам, Сашенька, все равно больше нельзя. А мы и без Миши -- по граммулечке. (Разливает спирт.) Ничего, Музочка: обожжемся -- до свадьбы заживет.
Александра. Пельмени остыли. Лягушки-лягушками.
Мотоциклист (Сторожу). Как, уважаемый?
Школьница хохочет.
Не хочешь сказать тост?
Сторож. А почему ж, можно выразиться? И скажу.
Мотоциклист. Просим, уважаемый, просим!
Сторож. Меня вон эта, можно выразиться, мокрощелка Ваньком зовет...
Еев. Вы, Иван Лукич, воздержитесь от оскорблений, пожалуйста. Хотя бы в моем присутствии.
Сторож. Оскорбления в правде никакого нету, но могу и воздержаться.
Мотоциклист. Вот, уважаемый, и воздержись.
Школьница. Тебя, Ванёк, вся деревня так зовет!
Сторож. Это потому что я тут в лагере, в охране служил.
Мотоциклист. Ай да папаша!
Александра (Ееву). И ты с ним после этого...
Муза. А вы, Иван Лукич, ничего, часом не путаете?
Еев. И я с ним после этого. Да.
Муза. Может, вы и в охрану-то потому подались, что с детства в Ванькх ходите?
Сторож. А чего ж барышня? Может, и потому. Так вот, я хочу за себя выпить.
Мотоциклист. Хорош тост!
Сторож. Поскольку -- честно тогда все выполнял. Вы одобряли, голосовали, на собраниях выступали. Писали в газетах. А я, можно выразиться, вашу волю -- в жизнь.
Мотоциклист. Нас, уважаемый, и на свете тогда не было.
Сторож. Значит, родители ваши. Деды. Все одно.
Муза. Плохо, видать, вам, Иван Лукич, живется, коль самому за себя тосты приходится говорить.
Сторож. А я, можно выразиться, специально. На вас посмотреть. Как вы стопки свои отставлять сейчас будете. Гребовать. А я той порою кумекать: зачем же они меня к своему костру так затаскивали? Честные! Вот разве (на Мотоциклиста) молодой человек выпьет со мною. Коль уважаемым звать принялся, стало быть, уважает.
Школьница снова прыскает.
Мотоциклист. Нет уж, папаша. Я как компания.
Сторож. Нет так нет. (Выпивает один.)
Мотоциклист. Да... Не такого мы от тебя тоста ждали. Не такого.
Еев. Я с вами выпью, Иван Лукич, если не возражаете.
Муза. Ты?!
Александра (одновременно с Музою). Ты?!
Еев. Не за вас, правда: до такой высоты, честно сказать, еще не дотянулся. Но -- с вами. В знак того, что пока у нас у всех не хватает мужества вытащить вас на скамью подсудимых...
Сторож. За что ж ты меня судить-то собрался?
Еев. Мы не имеем права... с вами не пить. Мы не лучше. (Выпивает.)
Сторож. Судить, спрашиваю, за что?
Мотоциклист. Был бы человек, папаша, а дело найдется. Шутка, конечно.
Сторож. Ну, Ермил Владимирович, удружил. Спасибочки.
Александра. Пойдем, Миля. Зябко. (Поднимается.)
Мотоциклист. Куда торопитесь, Сашенька? На собственные похороны, как говорится, не опоздаешь. Давайте я вам лучше песенку спою. Позвольте гитару, Ермил Владимирович.
Еев (передав инструмент). А мы, наверное, все же...
Школьница. Ну да! Мишку одного отправили, а сейчас -- уходить.
Еев. В самом деле, неудобно. Дождемся.
Мотоциклист. Спеть, Музочка, песенку?
Муза. Не то настроение.
Мотоциклист. Высоцкого, а?
Школьница. Кажется, Мишка!
Муза идет навстречу приближающемуся Студенту.
Муза. Как?
Студент. Как в аптеке. Я их пока спрятал в раскоп.
Муза. Почему в раскоп?
Студент. Потом объясню.
Еев. А мы вас, Миша, совсем заждались.
Студент. Я-то думал, у вас пир горой!
Школьница. Тут Ванёк тост произнес неподходящий.
Еев. Александра Евгеньевна вот озябла.
Студент. Первый раз вижу, чтоб выпивка оставалась.
Сторож. Где ж вода, студент?
Студент (дурашливо). Вода-то? Какая вода?
Сторож. Мокрая.
Студент. Ах, вода!
Сторож. Во-во, вода.
Студент. А я мимо речки, дедуля, промахнулся. Темно, можно выразиться. Да неужто без воды-то не выпьешь?
Александра. Идемте же, идемте!
Сторож. Выражайся.
Мотоциклист. Так, Сашенька, не положено.
Школьница (Студенту, тихо). Накопал все же?
Мотоциклист. Михаил прав. Мы ж русские люди!
Школьница. Не противно было?
Мотоциклист. Посошок на дорожку.
Александра. Тогда скорее ваш посошок.
Студент. Мне, дочь степей, сейчас противно.
Мотоциклист. Передавай, папаша, стопочку.
Школьница. А чего?
Сторож. На сегодня отпился, благодарствуйте.
Студент. Зря копал: она с твоим Игорем договорилась насчет костей: отвезти.
Муза. Ну да: главный-то тост уже произнесли!
Школьница. Чего это с моим?!
Студент. Она ведь не знает.
Еев. А ты, Муза, непоследовательна. В смысле атоллов и эволюции.
Школьница. Вот дура! Нашла с кем секретничать!
Еев. В смысле отсутствия зла.
Мотоциклист. О чем, молодые люди, шепчемся?
Муза. Непоследовательна?
Школьница. Старый выискался!
Муза. Как всякая женщина.
Школьница. Что, нельзя?
Мотоциклист. Можно-то можно. Только прикиньте: не дорого ли шепоты встанут?
Школьница. Чего?
Мотоциклист. Того!
Школьница. Эй, послушайте! Я анекдот про джинсы рассказать собиралась -- он перебил.
Мотоциклист. А ну, закройся!
Еев (кричит). Не грубить!
Школьница. Он -- навстречу: про вендиспансер. Так вт: стою я там на учете. Ловили меня. Считается проституция. Закрой челюсть, Мишка: отвалится. Я про диспансер начала, чтобы ему удовольствия не доставлять.
Мотоциклист (улыбаясь). Давай-давай, девочка. Поливай.
Школьница. И тебя не спрошусь. Он тут врал вам, что аспирант, а он знаете что? Он... Он в кегебе работает. Вербовал меня. На этом как раз диспансере.
Мотоциклист. Все? Страшные разоблачения закончились? Только когда разоблачаешь, девочка, надо за слова свои отвечать. Кагэбэ -- это само собой. А аспирантура -- само. У меня в октябре защита.
Еев. В хорошенькую ты нас, Муза, компанию втянула.
Муза. А чем тебе не компания? У Ивана Лукича ты жилье снимаешь, философствуете по ночам. А Игорь...
Мотоциклист. Вы меня, Муза Ахатовна, оправдывать собрались? Так я еще меньше нуждаюсь в оправданиях, чем Иван Лукич. Я выполняю функцию, без которой ни одно государство...
Еев. Помолчите, молодой человек, а то я вас...
Александра. Миля!
Мотоциклист. А то что вы меня?
Еев. Ударю.
Александра. Миля же!
Мотоциклист. Очень вам не советую.
Студент. Тогда я могу. Мне советуешь?
Мотоциклист. Это мы еще будем посмотреть, кто кого!
Еев. Государство... функцию... Сашенька вот меня сегодня корила, что у нас нищая антропология. Что норовим двигать науку на холяву...
Александра. Я пошутила, Миля! Уймись!
Еев. А для какой, скажите, функции ваша контора такую домину в Абакане себе оттяпала? Тысячи человек не хватит все кабинеты заполнить. И каждый получает зарплату побольше музиной!
Мотоциклист. Вы у себя, в Москве, посмотрите: третье здание за год достраиваете!
Еев. У себя? У вас же, у вас! Но вы про Абакан ответьте: его-то от кого охраняете? От меня? От нее? От него? Иностранцев сюда вообще не подпускают. От шпионов? Чтобы, не дай Бог, не узнали, в каком дерьме живем?
Александра. Не слушайте его, он выпил!
Еев. Вы охраняете государство от его же населения! А так ведут себя только оккупационные власти!
Сторож. Терпи, Игорь Константинович, терпи.
Мотоциклист. Но-но! вы за слова-то свои отвечайте!
Александра. Миля, пойдем же, пойдем!
Еев. Подожди, Саша!
Сторож. Международное положение...
Еев. Я за свои слова всю жизнь отвечаю. И когда произношу их. И особенно -- когда молчу.
Муза. Оставь его, Игорь. Поехали отсюда.
Сторож. Он еще нас всех на скамью, можно выразиться, подсудимых...
Еев. Ты с ним поедешь?
Муза. Ты же с Иваном Лукичем выпивал.
Сторож. А то и к стенке.
Мотоциклист. Вы меня, наконец, осчастливили переходом на ты, Муза Ахатовна? Лестно.
Сторож. Устроят братскую, можно выразиться, могилу.
Мотоциклист. Да еще и простили, что служу в кагэбэ.
Еев. Подожди, Саша! Не дергай!
Мотоциклист. Что ж. Если желаете -- поехали. Только незаконно похищенные косточки оставим на месте. (Студенту). Кстати, с вами, Михаил Олегович, у нас будет отдельный разговор.
Студент. Хватит пугать-то!
Сторож. Терпи-терпи, Игорь Константинович.
Школьница. Во дает! Олегович!
Студент. Ты еще поди-докажи! Игорек!
Сторож. Терпи-терпи.
Мотоциклист. Не волнуйтесь, докажем.
Муза (кричит). Господи! Какая же тупость со всех сторон! Кости-то, кости чем вашей безопасности помешали?!
Мотоциклист. А тем, Муза Ахатовна, что вы свое исследование непременно опубликовать пожелаете.
Муза. Какой же в нем смысл иначе?
Мотоциклист. А потом еще и издать за рубежом. Как представляющее особую научную ценность.
Сторож. В Юнеске, можно выразиться.
Муза. Чтобы наука двигалась, вся информация должна быть открытой!
Студент. Ого, дедуля! какие слова знаешь!
Мотоциклист. Вот-вот, открытой!
Сторож. Я много чего знаю.
Мотоциклист. А нам сор из избы выносить не надо. Довыносились!
Сторож (тихо). Падлы. С-сучья кровь!
Муза. Ваш сор сорок, пятьдесят... семьдесят лет уже по всему свету гуляет. Такая вонь разнеслась...
Александра. Миля, Миля, молчи!
Мотоциклист. Это, Муза Ахатовна, вы верно заметили: вонь. Беллетристика. Воспоминания заинтересованных лиц.
Сторож. Падлы.
Мотоциклист. А вы покушаетесь опубликовать научные данные об условиях содержания заключенных в советских трудовых лагерях.
Муза (кричит). Не об этом у меня совсем!
Мотоциклист. На этом, однако, материале.
Муза. Не-об-э-том!!
Мотоциклист. И такой публикации, Муза Ахатовна, мы вам не-по-зво-лим!
Еев (кричит). Кто мы?! Кто опять -- мы?!
Появляется пьяный Хакас.
Александра (пронзительно вскрикнув). Это он, Миля! Утрешний!
Сторож (тихо). А-а... Сунчугашев? Пожаловал...
Хакас. Киллен алганнр...[4]
Александра. Мне страшно!
Хакас. Пурунгылрга...[5]
Еев. Я рядом, Сашенька.
Александра. Что он говорит-то?
Хакас. Пурунгылрга, тыс пирбн...[6]
Еев. Не нервничай.
Хакас. Ипчм агырч...[7]
Мотоциклист (Сторожу, тихо). Вы психолог, Иван Лукич.
Хакас. Ачг им тамзылан.[8]
Александра (кричит). Что он говорит?!
Еев. Иван Лукич!
Сторож. А чего вам Иван Лукич?
Александра. Переведите же кто-нибудь!
Сторож. Переводчик, что ли? Охранник?
Студент. Эй, сын степей! Проваливай откуда пришел. А то я...
Хакас. Пазх им хатп хырызаг...[9]
Еев. Пошли, Саша!
Сторож. Я, можно выразиться, сторож, а не...
Хакас. Тизерч? Хомй...[10]
Студент. Ну ты, скотина!
Хакас. Скотина? (Оглядывается, видит у шалашика ружье Сторожа.) Скотина?! (Хватает ружье.)
Александра кричит.
(На крик наставив ствол на Александру и Еева.) Пер айландх чоохатазн11.
Александра. Что он говорит?!
Студент. Ружье-то убери, слышишь?
Сторож (Мотоциклисту, тихо). Не дергайся. Не заряжено.
Еев. Эй, вы!
Сторож. Пущай попугает: полезно.
Хакас (держа прицел на Александре). Нга чиг им тамзылатхазн?[12]
Александра (схватившись за живот). У меня маленький!
Мотоциклист (Сторожу, тихо). Не заряжено?
Студент, подняв топорик, бросается на Хакаса, но, споткнувшись о подставленную Мотоциклистом ногу, падает.
Снова на ровном месте!
Студент (пытаясь подняться). Р-рука-а...
Хакас (переведя ружье на Еева). Сёк хасяазн, ма?[13]
Школьница. Он ножку подставил! Я видела!
Хакас. Сёкти тибр-дерч чарабс.[14]
Муза (решительно выйдя вперед). Пошел отсюда! Ну! Кому сказано?!
Хакас (переведя ствол на Музу). Син хайдп килдп?[15]
Муза. Мразь! Алкоголик!
Хакас. Анкаголик? (Щелкает курком.)
Сторож. Смотри-смотри, Игорь Константинович. Наблюдай.
Муза в момент щелчка опешила, и Хакас идет на нее с ружьем. Муза пятится к
раскопу. В последний миг, когда палец Хакаса делает движение на спусковой
скобе, Еев бросается наперерез и перекрывает собою Музу. Выстрел. Муза и Еев
падают в раскоп. Мотоциклист с помощью Школьницы и постанывающего от боли в
руке Студента скручивают Хакаса, отбирают ружье.
Школьница. А чего рука, Мишка?
Студент. Распухла. Горит.
Мотоциклист. Сказали ж: не заряжено.
Сторож. Выходит, ошибся, можно выразиться.
Александра (стоявшая до тех пор в оцепенении, кричит). Миля-а-а!..
Хакас. Кёмис ашхм.[16]
Студент (склонясь над раскопом). Муза Ахатовна! Ермил Владимирович!
Школьница. Муза!
Мотоциклист. Дорого вам, Иван Лукич, за ошибку-то заплатить придется.
Александра. Миля-а-а!..
Сторож. Чего ты, Игорь Константинович, сказал?
Студент (спускаясь). Ч-черт! Фонарик разбил! Света! Света даст кто-нибудь?!
Мотоциклист. А то и сказал. Сколько свидетелей. (Включает фару, подкатывает к раскопу мотоцикл.)
Сторож. Вон ты, значит, как.
Студент. Муза Ахатовна! Ермил Владимирович!
Сторож. Среди, можно выразиться, местного населения.
Муза плачет над телом Еева.
Студент. Муза Ахатовна!
Сторож. Тьфу! Падла мелкая! (Уходит, захватив ружье.)
Школьница. Что с ними, Мишка?
Мотоциклист. Эй, вы оружие-то оставьте! Для следствия!
Студент (Школьнице). Тихо ты!
Голос Сторожа. Перебьешься.
Студент. Сашеньку уведи.
Александра (услышав, бросается к раскопу). Миля-а-а!..
Мотоциклист (пытаясь оттащить Александру). Спокойно, Саша, спокойно! Упадете!
Александра. Миля-а-а!..
Мотоциклист. Ну, Сашенька! Оля, быстро сюда!
Муза (из раскопа, кричит). Уведите! Уведите же ее!!
Александра. Ага! А ты, значит, живая! Живая!
Школьница. Сашенька...
Александра. Живая! (Рыдает, бьется в истерике.)
Мотоциклист. Спокойно, Саша. Спокойно.
Школьница. Младенчика скинешь!
Александра. Что? Младенчика?
Мотоциклист и Школьница оттаскивают Александру к шалашику, укладывают.
Мотоциклист. Держи ее, поняла?
Школьница. Не дети.
Хакас (связанный, сквозь сон). Ашхм кёмис.[17]
Мотоциклист. Надо срочно помощь организовать. Врача. (Пытается запустить мотоцикл.)
Муза, поддерживаемая Студентом, вся грязная, в крови, поднимается из раскопа.
Мать твою! Не заводится. Аккумулятор, наверное.
Муза (тихо, медленно). Бросьте, Игорь. Не суетитесь. Уже не поможешь.
Мотоциклист. Точно знаете?
Студент. Струсил, Игорёк?
Муза. Разворотило всю грудь. Прямо туда, в ладанку, в кость неандертальскую.
Тихие рыданья Александры.
Школьница. Ну Саша... Сашенька... Саша!
Муза. Вдребезг разбило. В крошево. В тело въелась. И лежит на костях. На лагерных. Миша их как нарочно в раскоп спрятал.
Костер уже прогорел. Медленно начинает гаснуть и фара мотоцикла.
Мотоциклист. Точно, аккумулятор!
Муза. И вокруг кости: в земле, под землею, из стенок торчат. Атолловый риф.
Школьница. Сашенька... Саша...
Луч гаснет окончательно. Тьма.
Занавес.
Ставрополь, 1987 г. --------------------------------------------------------------- Душный театр: Сборник пьес. -- М.: ABF, 1994 -- 448 с: ил.
ISBN 5--87484--009--5
"Душный театр" -- сборник из двух трилогий для сцены или просто из шести пьес, пять из которых ставились и шли и разных городах и не только России, по трем -- сняты фильмы, в которых сыграли Анни Жирардо и Алексей Петренко, Людмила Гурченко и Ирина Муравьева... Пьесы, как правило, пишут для постановки на сцене, но эти, кроме того, вполне подходят и для чтения, причем, чтения занимательного: автор известен не только как драматург, но и как киносценарист и, главное, как поэт и прозаик.
К без объявл.
Евгений Антонович Козловский
ДУШНЫЙ ТЕАТР
Редактор Н. Б. Комарова
Художник В. М. Монетов
Подписано в печать 04.07.94 Формат 70х100 1/32. Бумага офсетная № 1. Гарнитура "Academy". Офсетная печать. Усл. печ. л. 18,06. Уч.- изд. л. 19,8. Тираж 3000. Заказ
Книга набрана и подготовлена к печати на персональном компьютере.
Издательство ABF, тел. 138-18-62
АООТ "Астра семь"
121019, Москва, Аксаков пер., 13
---------------------------------------------------------------
2 Место для антракта.
3 Место для антракта.
[4] Понаехали... (Здесь и далее -- "г" гортанное).
[5] Тревожить...
[6] Предков тревожить...
[7] Жена заболела...
[8] Капли капала. Горькие.
[9] Еще ругаться...
[10] Э... убегать? Нехорошо...
11 А ну поворачивай. Поговорим.
[12] Зачем горькое капала?
[13] Кости роешь?
[14] Кости трогать нельзя.
[15] А ты откуда взялась?
[16] Пострелял маленько.
[17] Маленечко пострелял. ---------------------------------------------------------------
Last-modified: Mon, 25 Nov 1996 07:23:00 GMT