Влад Ключевский. Найти капитана
---------------------------------------------------------------
Для тех, кто захочет что-либо написать мне (этому буду только рад)
WWW Page: http://cyber.ma.nsc.ru/~leo/
Email:leo@cyber.ma.nsc.ru
Произведение предложено на номинирование в литконкурс "Тенета-98"
http://www.teneta.ru
---------------------------------------------------------------
(Фантастическая повесть)
Сухонький старичок в старом, потертом пиджачке, с бородкой-клинышком и
узеньком пенсне сгорбился над столом и, весело похихикивая, исподлобья
оглядывал присутствующих:
-- А вчера из городской больницы тяжелобольного выкатили на улицу, да
так и оставили. Выздоравливай, говорят ему, как хочешь -- теперь ты,
говорят, свободен.
Стоявший у высокого стрельчатого окна человек в костюме строгого
полувоенного покроя медленно повернул голову:
-- Странный город, понимаешь ли. Сначала снег, потом дождь. А потом
опять снег. А потом опять дождь. Понимаешь ли.-- и, помолчав, добавил,--
Классовое чутье мне подсказывает, что рядом с твоим больным надо было
обязательно поставить двух санитаров. В штатском. Несомненно, и мировая
практика убеждает нас в этом лишний раз, это скажется самым благоприятным
образом на процессе выздоровления. А что думает по этому поводу маршал Райт?
Огромный верзила в маршальском мундире, усыпанном орденами всех стран и
народов, ткнул жирным волосатым пальцем в середину карты, развернутой на
столе, и по-военному четко доложил:
-- Товарищ Второй! Вами очень мудро и очень глубоко и очень точно
замечено о чередовании дождя со снегом. Уже завтра эта глубоко
принципиальная мысль попадет во все наставления для молодых бойцов.--
сухонький старичок синхронно шелестел о необходимости отражения мысли во
всех газетах и усиленно тряс головой, как бы многократно соглашаясь с
высказанной мыслью.-- А пока дождь меняется со снегом, а снег с
дождем...Враг прорвался на окраины деревни Толстобрюхино. Жительница деревни
старуха Петровна еще месяц назад спряталась в погребе. Генерал Иксодес отвел
войска за сарай и приказал окопаться. После вчерашней помывки личного
состава и сытного ужина пропал капитан Лерс.
Товарищ Второй медленно набил трубочку, не торопясь раскурил ее и еще
долго пристально всматривался в карту.
-- Я тебя о чем, Райт, спрашиваю, а?-- на лбу Райта выступила испарина,
хоть в комнате было совсем не жарко,-- Я и сам вижу, что положение на фронте
серьезное. Я тебя, помнишь ли, о больном спрашиваю. Ты слышал о чем
всегородской звеньевой рассказывал, а?
Глаза у Райта, обычно голубые, стали совсем прозрачными.
Дедушка-звеньевой чему-то радостно тихонько подхихикивал и потирал сухие
ладошки.
-- Так точно, слыхал, товарищ Второй!-- отчеканил Райт,-- По-моему надо
не одного, а всех больных и здоровых на улицу вынести на койках. Тот кто
будет стараться обратно убежать, к койкам привязывать. С койкой далеко не
убегут. Это им не там. А утром всех будить на работу солдатским горном.
-- Или еще проще,-- вмешался дедушка-звеньевой,-- Считать поворот на
койке налево или направо нарушением трудо-больничной дисциплины. Со всеми
вытекающими отсюда последствиями.-- и тихонько радостно засмеялся.
Товарищ Второй выпустил большой клуб дыма и, ткнув трубкой в мундир
маршала, заметил:
-- Меры, конечно же, крутые. Но и в мирное время, а, тем более, в
суровые годы войны, они могут оказаться единственно верными.-- товарищ
Второй долго молча ходил по кабинету.-- Понимаешь ли, а капитана Лерса надо
найти. Я его лично помню как преданного и отважного офицера. А как поймаем
-- расстрелять. А что думает по этому поводу маршал Райт?
-- Товарищ Второй!-- Райт махнул рукой и из глубины кабинета к столу
подошел молоденький лейтенант,-- Мы подготовили агента для заброски в тыл
врага. Лейтенанта Бретта. Подготовили надежнейшую легенду -- он везде будет
представляться сыном своих родителей. Шифротелеграмма генералу Иксодесу об
обеспечении переброски агента уже отправлена.
Пока товарищ Второй внимательно осматривал лейтенанта Бретта, в проеме
двери показалась лысая голова секретаря:
-- Товарищ Второй, прибыла передовая доярка из колхоза "Три источника"
и посол страны Лимонии. Кого пригласить?
-- Зови доярку. Пусть все видят, что в нашем городе трудовой человек
всегда на первом месте!-- и махнул рукой, отпуская всех.
Где-то совсем близко громыхнуло, посыпалось разбитое оконное стекло,
поезд дернулся, как припадочный больной, и замер. Снаружи раздался чей-то
хриплый срывающийся голос:
-- Выходите, выходите из вагонов!! Быстрее!!
Завизжали испуганные дети и бабы, началась давка. Грубо матерясь и
толкаясь к выходу полезли мужики с мешками. Тот же хриплый голос продолжал
командовать:
-- Всем срочно отходить к ближайшему лесу! И назад, в город! Дорога
перерезана врагом. Всем мужчинам, способным носить оружие, подойти ко мне!
Едва Бретт выбрался из вагона, как здоровенный верзила, стоявший у
подножки, указал пальцем куда ему надо идти. Невдалеке стояла небольшая
толпа мужиков способных, но никогда не носивших оружие. Усатый мужичок с
прокопченным лицом и забинтованной головой каждому новобранцу говорил его
номер, за кем тот стоит в очереди и на какую винтовку.
-- Чтобы не было неразберихи и толкотни, не хватай чужую винтовку.
Дождись, когда стоящего перед тобой в очереди убьют, тогда и бери свою
винтовку. Оружия на всех не хватает, но мы все равно не на базаре.
Получив свой номер вместе с крепким пожеланием метко стрелять, Бретт
спросил у усатого кто здесь главный. Тот ткнул пальцем в сторону длинного
худого парня, который как заводной продолжал кричать:
-- Все выходите из вагонов! Быстро!! Враг приближается!
Поблизости опять громыхнуло. Бретта обдало какой-то теплой волной.
Заложило уши. Совсем близко по полю побежали высокие желтые смерчи. Бретт
подошел к кричащему парню и, коротко отдав честь, представился:
-- Лейтенант Бретт! Направлен в штаб генерала Иксодеса с особым
заданием.
-- Сержант Крайн.-- ответил парень. И с грустью в голосе добавил,--
Сегодня утром генерал Иксодес и все офицеры пропали без вести под деревней
Толстобрюхино. Пошли в рукопашную и пропали. Так что на этом фронте командую
я. Ничем, поверьте, ничем вам помочь не могу в выполнении вашего задания.
Впрочем,-- сержант сморщил нос и развел руками,-- Я видел как... Не так
давно капитан Лерс залез в один такой треножник, а потом пропал. Может, так
попробовать? Не знаю... -- Бретт понимающе кивнул и отошел к своей группе,
которая уже залегла под вагонами.
Не успел Бретт устроиться на шпалах поудобнее, как отдельные вихри, до
того бесцельно блуждавшие по полю, вдруг развернулись в один длиннющий экран
из вертикальных светло-коричневых полос. Экран колыхался, как огромное знамя
на ветру, а на нем Бретт с удивлением увидел какой-то цилиндр на трех
ногах-дубинках. Цилиндр куда-то медленно брел по асфальтовому шоссе и
негромко бормотал.
-- Приготовиться! Цельсь прямо в центр цилиндра. Пли!!-- дружно
захлопали винтовки из-под вагонов, но никаких изменений с экраном и
цилиндром не произошло. Пули просто отскочили от него и теперь с визгом
впивались в вагоны, в землю, отскакивали от рельсов. Закричали раненые.
Кто-то метнул гранату, но экран продолжал также медленно наползать,
захватывая все новые и новые территории.
-- Заряжай! Приготовиться! Цельсь прямо в центр цилиндра.-- сержант
поднял вверх руку.-- Пли!!-- и что есть силы рубанул воздух. Снова захлопали
винтовки, закричали раненые, но на экране не произошло никаких изменений.
-- Странно,-- подумал Бретт,-- Этот цилиндр совсем не реагирует на
выстрелы. Такое ощущение, будто он просто там живет, где-то там, и даже не
подозревает, что его жизнь там приводит к таким катастрофам здесь.-- цилиндр
на экране начал насвистывать какой-то веселый мотивчик и в такт притоптывать
всеми тремя лапами.-- Непонятно, как же мне попасть туда, если даже пули
отскакивают от этого экрана?-- Бретт почувствовал себя крайне неуютно. За
невыполнение задания можно попасть и под трибунал.
Экран уже наехал на передние окопы и из них стали стремительно
выскакивать серые фигурки солдат. Пригибаясь к земле, они бежали к вагонам,
падали и снова бежали. Кто не успевал подняться, вдруг вспыхивал, словно
сухое полено, когда на него наползал нижний кроваво-крайный край экрана.
-- Приготовиться!!-- хриплый голос больше походил на рык загнанного в
угол тигра, чем на человеческую речь,-- Прямо в центр цилиндра! По
треножнику, залпом, пли!!
Раздался треск ломаемого огромного стекла, экран замер и по нему
поползли в разные стороны трещины. Потом с грохотом экран рухнул на землю
мириадами стеклянных осколков, в лицо ударило нестерпимым жаром, опалило
волосы. Моментально почернела и задымилась трава, как свечки вспыхнули
вагоны. На вершине одной из куч стекла Бретт вдруг увидел лежащий цилиндр.
Тот самый, который только что ходил по экрану. Верхняя крышка цилиндра
открылась и изнутри выскочило неизвестное существо, издали напоминающее
кузнечика, и стало метаться кругами по полю.
-- Не стрелять!!-- сержант крепко выругался по поводу необходимости
беречь патроны, и уже спокойно, со знанием дела добавил,-- Эти чудики сами
на воздухе сгорают.
Кузнечик, продолжая метаться по полю, вдруг задымился и жалобно и
протяжно закричал. Потом резко вспыхнул и пропал. Не долго думая, Бретт
перемахнул через насыпь и, пригибаясь к земле, побежал к лежащему
треножнику.
-- Не стрелять!!-- долетел до Бретта хриплый голос долговязого парня.
Бретт с быстротой кошки залез в лежащий треножник и закрыл за собой
люк. Едва отдышавшись, Бретт стал осматриваться.
-- Ну, надо же,-- пробормотал он, едва до его сознания дошло то, что
треножник, в который он так стремительно влетел, не просто машина. Треножник
был био-машиной. К лицу, к волосам, к рукам Бретта уже тянулись какие-то
щупальца. Большие, круглые, удивленные глаза уставились на Бретта, словно
видели все его внутренности. Потом вдруг все пространство заполнилось мутным
сладковатым дымом и Бретт потерял сознание.
Лерс и сам не знал зачем он залез в эту странную цилиндрическую машину.
Но когда он решил выбраться наружу, было уже поздно. Люк не открывался. Лерс
несколько раз что было сил ударил кулаком по крышке, но это ни к чему не
привело. Он бы и дальше продолжал бить, если бы не тихий, вкрадчивый голос,
который совершенно неожиданно раздался откуда-то сзади:
-- Не стоит ломать хорошую машину. Уж поверь мне!-- Лерс обернулся, но
никого сзади не увидел.-- И головой зря крутишь. Это тебе кажется, что я
сзади. А на самом деле я везде. Слушай лучше, что тебе умные машины говорят!
-- Ну, надо же!-- Лерс удивленно качнул головой, но решил больше не
ломать машину.-- И что же дальше?
-- Дальше?-- удивленно переспросила машина, будто не поняла его или же
не расслышала,-- А ничего. Вот будет трудно, вот тогда и откроется верхняя
крышка.-- машина вдруг наполнилась сладковатым дымом и Лерс потерял
сознание. Когда же он пришел в себя, то увидел, что стоит посреди огромной
площади, по которой взад и вперед снуют такие же машины-треножники, как и
его.
-- И что?-- вежливо осведомился Лерс,-- В каждой из этих машин тоже
люди сидят?
-- Люди?-- в свою очередь удивилась машина,-- Какие люди? Вот ты сам
разве сейчас человек? Ты сидишь у меня внутри, внутри машины и считаешь себя
человеком? По-моему, ты чего-то не понимаешь...
Лерс презрительно хмыкнул, но спорить с машиной не стал. В споре, как
справедливо считал Лерс, рождается не истина, а злоба. Истина рождается при
других обстоятельствах. Ему сейчас хотелось только одного -- спокойствия,
чтобы не торопясь, обстоятельно разобраться в своем же собственном поступке.
Еще вчера, во время всей этой беспорядочной и тоскливой стрельбы по
полосатым экранам, когда он увидел упавший треножник и бросился к нему, Лерс
просто ни о чем не думал. Какие-то глубокие внутренние желания, во многом не
осознанные им, руководили всеми действиями. Он инстинктивно чувствовал, что
нужно бежать из этого душного, уродливо-кровавого мира, в котором он жил и
за который должен был умереть на этом безумном поле боя.
Генерал Иксодес что-то кричал ему сзади, отчаянно палил из пистолета,
но Лерс бежал, не обращая никакого внимания на противный визг пуль и крики
сзади. Он сумел отдышаться и немного успокоиться лишь тогда, когда забрался
в эту странную машину. Но как и когда Лерс оказался на этой самой площади,
заполненной треножниками всех размеров и расцветок, Лерс не знал.
-- Послушай,-- прервала затянувшееся молчание машина. Лерс снова стал
испуганно вращать головой в разные стороны,-- Да, не крути ты головой.
Никого кроме меня и тебя здесь нет. А разговариваю я не с твоими ушами, а с
твоим хилым умишкой. Напрямую.
-- А-а-а...-- протянул Лерс и криво усмехнулся,-- Так бы сразу и
сказала.
-- Сказала, сказала!-- передразнила Лерса машина и презрительно
хмыкнула,-- И с чего это ты решил, что я женского пола?
-- Ладно,-- Лерс был явно не настроен дискутировать с машиной,-- Не
мешай. Дай спокойно человеку подумать.
-- Ладно, думай.-- обиделась машина и надолго замолчала.
Лерс долго осматривался, крутил головой во все стороны, но ровным
счетом ничего не мог понять. Стены машины были прозрачны для него, но он с
трудом различал лишь какую-то площадь, перемещавшихся по ней треножников,
какие-то странные длинные полосы и редкие разноцветные всполохи. Шум,
доносившийся снаружи, тоже был каким-то странным и непонятным -- крики,
треск, скрежет и хруст непонятно чего.
-- Ну, надо ж тебе, вот он оказывается какой, этот новый неизведанный
мир,-- пробурчал Лерс и недовольно качнул головой.
-- Налюбовался?-- ехидно осведомилась машина.
-- Да, в волю,-- буркнул в ответ Лерс и снова принялся крутить головой.
Потом Лерс недовольно сморщил нос и сощурил глаза, словно он что-то осознал
для себя или до чего-то догадался,-- Ах, ты, мерзопакостная машина! Ты что,
не можешь представить всю эту кашу в другом виде, более подходящем для меня?
Если ты можешь копаться в моих бедных мозгах, значит... -- Лерс не успел
закончить свою мысль, как все вокруг быстро переменилось и даже слышимые
снаружи крики и шум стали осмысленными,-- Вот это -- правильно,-- сказал
Лерс и удовлетворенно хмыкнул,-- А то ведь я бы снова принялся все ломать
изнутри. Вот теперь вижу, что ты действительно умная машина.
Площадь, на которой неподвижно стояла машина с Лерсом, была круглой и
серой от пыли. По краям ее красиво обрамлял покосившийся плетень, а
посередине возвышался плохо ошкуренный деревянный столб с указателями. Лерсу
показалось странным, что сами указатели были без каких-либо надписей: просто
один из них был короче, чем другой. Хорошо еще, что они указывали на
противоположные направления.
-- Да, понятно мне, понятно, что ты хочешь спросить,-- тут же услышал
Лерс,-- Короткий указатель направлен в сторону экранов, а другой, длинный, в
сторону других стран-государств. Но ты туда не ходи. Там выродки всякие
живут. Съедят там тебя, да еще и вместе со мной. Дикие они все там.
-- Ты мне сначала скажи, что это такое -- экраны?-- проговорил Лерс
недовольным тоном,-- Болтаешь ты много, а толку мало.
-- А-а-а...-- тут же отозвалась машина, но, видимо, решила не обижаться
на Лерса,-- Это же знает каждый приличный цилиндр. Об этом же писали все
газеты. Когда-то давно они издавались у нас и, очень может быть, что еще где
и сохранились. Если вдруг найдешь, почитай их, уму-разуму наберешься...
Короче, наши древние мудрецы... Раньше-то у нас и ученые водились, да вот
повывелись... Доказали, что Вселенная расширяется строго в одном
направлении, куда и указывает короткая стрелка. А граница нашей Вселенной и
есть экран. Только вот, эти экраны они сами и придумали. А почему эти экраны
куда-то ползут никто сейчас не понимает и ничегошеньки тебе объяснить не
сможет. Да, и сами ученые, и их экраны нам вроде бы ни к чему. Зачем они
нужны нашему государству, ведь и так забот хватает -- размножайся, маршируй
по площади...
-- А что за ним?-- удивился Лерс.
-- За ним, за экраном?-- переспросила машина,-- А за ним ничего нет.
Вот в это ничего и распространяется наши Вселенная.
-- Не понял,-- Лерс уже догадался, что это и есть те самые экраны, с
которыми там, в его родном государстве воюют уже много лет,-- Если там
ничего нет, то куда же она распространяется?
-- А-а-а...-- протянула машина раздосадованно,-- Ты лучше почитай
старые манускрипты, но, боюсь, их уже не найти. Вот в них все было написано.
-- тут Лерс заметил, что к ним быстро подбежало несколько цилиндров и,
окружив со всех сторон, куда-то повели. Цилиндр Лерса даже не пытался
сопротивляться и послушно шагал рядом с другими машинами.
-- Слушай, это куда они нас ведут? Надеюсь, не в тюрьму?
-- Да, нет! В какую тюрьму, за что? Нет, мы идем размножаться.
-- Что!?-- закричал Лерс,-- Я еще и размножаться с вами буду! Вот уж
дудки! А, ну, быстро поворачивай отсюда! Не то я все твои внутренности
наизнанку выверну!!
-- Не могу,-- спокойным, бесцветным голосом произнесла машина,-- У нас
закон такой. Законы нарушать нельзя. Как только внутри машины появляется
новый пассажир -- ты ведь просто пассажир, правда?-- так тогда я обязательно
должна участвовать в процессе размножения...
-- Ч-ч-ч-черт с тобой,-- процедил сквозь зубы Лерс и плюнул с досады.
Тем временем машины проскочили мимо плетня, вышли на заросшее сорной
травой поле и остановились. С одной стороны поля возвышались черные печные
трубы сгоревшего дома, с другой раскинулось безграничное болото, в котором
плавали ржавые треножники, куски гнилой ткани, клочки бумаги и много еще
чего, что Лерс видел в первый раз и чему не мог найти подходящего названия.
-- Ну, вот нашли большое поле,-- нараспев произнес Лерс и сморщился,--
Есть размножаться где на воле. Что, пора снимать исподнее?-- рявкнул Лерс и
стукнул машину в бок.
-- Хи-хи,-- смущенно хихикнула машина,-- Это где так неприлично
размножаются? У нас тут все по другому...
-- Ах, ты еще критиковать будешь! А, ну, быстро говори, как тут у вас
шуры-муры крутят?!
-- Ты не торопись,-- испуганно заверещала машина,-- А то весь ритуал
испортишь. А тогда нам обоим влетит под заднюю шестеренку!-- Лерс хмыкнул,
но смолчал.
Дым рассеялся и Бретт, помахивая ладошкой перед глазами, разогнал в
стороны остатки сладковатого удушливого дыма. Когда Бретта готовили к
выполнению задания, ему рассказывали об этих машинах, но, правда, в
предположительной манере: никто их толком не видал и не исследовал, но вот
какие-то злодеи на допросах рассказывали... ПоНтому Бретт не очень удивился,
когда услыхал тихий скрипучий голос машины:
-- Очнулся? Нет? Все равно ехать пора...
-- Подожди...-- Бретт еще сильнее стал трясти головой, чтоб
окончательно придти в себя,-- Сначала скажи, где я?-- машина в ответ
саркастически хмыкнула:
-- Однако, во мне. Разве это незаметно?
-- Стоп, я не об этом,-- Бретт недовольно поморщился,-- Где мы с тобой
оба? И что это там за цилиндрические чудики бегают?-- Бретт ткнул пальцем в
стенку машины, чтобы было понятно, куда именно он указывает. Мало-помалу
Бретт пришел в себя: он отчетливо помнил последние минуты, как и зачем он
залез в эту странную машину. Одновременно в душе поднималась какая-то жгучая
волна негодования на самого себя -- он уже непонятно сколько времени
болтается в этой машине, а ответственнейшее задание все еще не выполнено.
-- Как это где? Приехал и не знаешь куда? Попадаются же типы!-- машина,
похоже, насмехалась над Бреттом,-- В беспамятстве, что ли, был?
-- Что?-- тихо, но злобно спросил Бретт и сжал кулаки.
-- Мы называем себя Страной Светлого Будущего,-- быстро отозвалась
машина. Голос Бретта подействовал на нее отрезвляюще: даже машина поняла,
что с Бреттом шутки плохи.-- Все одинаковые, все в машинах-цилиндрах. И пока
ты в машине, тебе ничего не надо. Ходи, пой песни, наслаждайся жизнью! Вот
оно, светлое будущее! Реальное!-- Бретт почувствовал, что ему действительно
ничего не надо,-- А по желанию сидящего в машине можно и инъекцию небольшую,
чтобы тащиться в свое удовольствие. Как, а?
Бретт почувствовал, что в душе у него поднимается волна негодования.
-- Как же это так?-- лихорадочно думал он,-- Нет борьбы, нет горения
ради народа? Где же, наконец, классовая борьба? Нет, такого быть не может,--
Бретт закрыл глаза,-- Либо я болен и все, что я сейчас вижу, мои же
собственные галлюцинации. Либо эта машина дурит меня и тогда ее надо будет
просто немного поучить...
-- А-а-а! Есть, конечно есть!-- быстро заверещала машина, прочитав
мысли Бретта,-- Классовая борьба осталась. Вон, видишь, бегают цилиндры,
вымазанные красной краской? Это краснюки. Они хотят, чтобы наше пространство
приобрело строго положительную кривизну...
-- Чего-чего?-- тут же спросил Бретт,-- Это за что же они борются? Если
будет хорошо, то кому? Вот откуда следует классовая принадлежность!
-- Чтоб понятней было, они хотят, чтобы... Как бы это поточнее
сформулировать? Чтобы все дороги вели в Рим? Понятно? Или к краснюкизму...
-- Что значит "или"? Второе мне понятно, а первое ни к чему!-- Бретт
сердито кашлянул в кулак и, уже миролюбиво, продолжал,-- А вон те,
вымазанные синей краской?
-- Голубые-то? Те за плюрализм. Чтобы пространство имело отрицательную
кривизну. Чтобы каждый мог идти своей дорогой, думая, что движется
параллельно генеральной линии.
-- Понятно,-- протянул Бретт,-- Эти -- не наши. Слушай, а мы-то с тобой
какого цвета?
-- Пока никакого,-- отозвалась машина,-- Как пожелаете, так и
покрасимся. Может, в глубокий синий, нет? Благородно, со вкусом, и ни к чему
не обязывает.
-- Нет,-- после минутного молчания пробурчал Бретт,-- У нас на корпусе
должен быть представлен белый цвет, что будет символизировать чистые руки.
Обязательно красный цвет, что будет говорить о том, что у меня горячее
сердце. И, наконец, синий, что соответствует холодному разуму. Вот так и
расскрась корпус!
-- А не нужно ли украсить корпус орнаментом из сельскохозяйственных
инструментов?-- ехидно спросила машина и тихонько засмеялась,-- Хорошо бы
серпом. А можно и кузнечно-прессовым аппаратом...
-- Я тебе посарказничаю!-- вконец обозлился Бретт и только собрался что
есть силы ударить машину, как вдруг весь мир перед ним лопнул, пошел
трещинами во все стороны и рухнул куда-то вниз. Как падает разбитое огромное
стекло. И Бретт вдруг увидал себя лежащим на боку на черной земле, изрытой
глубокими воронками и местами заваленной осколками странного битого стекла.
Люк у машины резко открылся и Бретт стремительно выскочил наружу.
-- Не стрелять!!-- долетел до него издалека высокий срывающийся
голос,-- Не стрелять!! Сам сгорит!-- Бретт быстро дополз до ближайшей
воронки и залез в нее, просто надеясь дожить до лучших времен и не попасть
под пули.
Он перевернулся на спину и прижался к краю воронки. Вдалеке колыхались
словно на ветру огромные экраны, но они уходили все дальше и дальше и
наконец пропали вовсе. Из-за низких тяжелых лиловых облаков показалось
вечернее солнце и ярко осветило и это черное изуродованное поле, и далекую,
одинокую рощицу, и такой же далекий косой дождичек.
Бретт вдруг почувствовал себя таким одиноким и ненужным в этом мире,
что, если бы его сейчас засыпало землей, он не стал бы бороться за свою
жизнь. Она стала казаться ненужной даже ему. На глазах у него навернулись
слезы, но Бретт быстро овладел собой.
-- Спокойно, вперед!-- скомандовал он сам себе,-- Я должен выполнить
задание командования!
-- А это мы сейчас выясним, какого именно командования! А, ну,
встать!-- Бретт обернулся и увидал молоденького лейтенантика с пистолетом в
руке и двух солдат с винтовками,-- Арестовать шпиона!-- Бретт молча поднял
руки кверху и отправился за офицером.
-- Ну?!-- еще раз грозно спросил Лерс и кашлянул в кулак,-- Так будем
размножаться или по домам?
-- Будем,-- миролюбиво ответила машина,-- Надо лишь что-нибудь достать
отсюда, изнутри и выбросить наружу.
-- Ага,-- Лерс почесал подбородок, потом снял с головы фуражку и ткнул
ею в люк. Тот открылся и Лерс выбросил свой головной убор наружу.-- Этого
хватит?-- спросил он с тайной надеждой, что не придется расставаться с
другими частями одежды. Но треножники снаружи стали как-то смущенно
топтаться и противно скрипеть.-- Это чего они? Мало что ли им фуражки?
-- Маловато будет.-- откликнулась машина и вздохнула,-- Надо бы еще
чего.
-- Послушай,-- недовольно проговорил Лерс,-- У меня же и так ничего
нет! А, ладно!-- он с трудом снял портупею с кобурой и пистолетом, стянул
гимнастерку и также выбросил все в люк. Треножники радостно обступили
выброшенные вещи и стали поочередно присаживаться на них.-- Чего это они?
Может, застрелиться хотят?-- Лерс все больше раздражался.
-- Радуются.-- отозвалась машина,-- И орденом твоим любуются, и
пистолетом. Если так и дальше дело пойдет, то хороший треножник получится.
-- Больше ничего не дам,-- твердо сказал Лерс и показал фигу,-- Пошли
отсюда. Машина послушно повернулась и они пошли обратно на площадь.-- И что
у вас за государство такое? Не успеешь приехать, как размножаться надо. Нет,
чтобы сначала накормить, искупать...
-- Да, как сказать?-- машина была явно озадачена,-- Мы и сами часто
удивляемся -- и что это у нас за государство такое? Правительства никакого
нет, законов нет. Размножаемся только... Бардак!
-- Уж это точно!-- они пришли снова на площадь и остановились рядом со
столбом. Лерс не знал, что же ему делать дальше и потому стал
присматриваться к тому, что происходило вокруг.-- Слушай, может, делом
займемся?
-- Это еще чем?-- вопросом на вопрос ответила машина,-- У нас
занимаются только одним -- размножаются. Да, вот по площади ходят. Вон,
видишь, краснюки пошли. Колонной. А вон, зеленые. Тоже колонной. А вот там,
вдалеке, колонна голубых... И снова красные, белые, голубые, зеленые...
-- Тьфу ты!-- Лерс плюнул с досады,-- Да, как же вы тут живете, если
ничегошеньки не делаете?
-- Да-к, кто ж его знает?-- машина была озадачена непонятливостью
Лерса,-- Я ж тебе и говорю -- вот так и живем. Когда хотим -- размножаемся.
Когда хотим -- ходим по площади. И в колонне, и так. Очень интересно! Так и
живем.
-- Ладно, тогда стой на месте, а я думать буду.-- Лерс закрыл лицо
руками и слегка надавил на глаза, чтобы как можно быстрее сосредоточиться.
-- Что же это за место за такое?-- Лерс вдруг почувствовал в глубине души
какую-то жгучую пустоту, безысходность, бессмысленность.-- Что делать? Куда
идти и зачем?-- то и дело спрашивал он сам себя и не мог найти ответа.-- Там
-- бессмысленная война, здесь
-- бессмысленное существование. И то, и другое все равно в конце концов
приведут к полной разрухе. Да, и сам я хорош -- умею только воевать или вот
так по-идиотски сидеть неподвижно в этой дурацкой машине.-- Лерс глубоко
вздохнул. Он почувствовал, как сердце сжимается от бесконечной и тяжелой
тоски. Ему даже стало казаться, что все пространство вокруг залито этой
тоской и безысходностью.
-- Эх, тоска!-- вкрадчивым голосом произнесла машина. Лерс хотел было
прикрикнуть на нее, но передумал -- пусть себе верещит! Вроде, как живая
душа рядом.-- Может, водочки, а? Может, споем что-нибудь жалостливое, а? --
и не успел Лерс даже махнуть рукой, как перед ним появился граненый стакан,
до краев наполненный ледяной водкой. Он взял стакан, немного повертел его
перед глазами, лишний раз убеждаясь, что это не мираж, и залпом выпил.
-- Е-е-е!!-- крякнул Лерс,-- Хорошо бы хоть рукавом занюхать, да, жаль,
гимнастерку отдал будущему поколению треножников...
-- А можно и огурчиком,-- перед Лерсом возник маленький соленый
огурчик. Он не стал им вертеть перед глазами и быстро затолкал в рот. Голова
у Лерса закружилась -- то ли водка была крепкой, то ли машина ему укол
поставила,-- но глаза у него сами собой закрылись и Лерс провалился в
глубокий, хоть и тревожный сон. Последнее, что он услышал, были слова
машины:
-- И что это все спрашивают, как мы живем? Да, вот так и живем!
Очнешься -- тоска заедает. Примешь, огурчиком похрустишь в свое удовольствие
-- на душе легче. И сразу баиньки. Вот так и живем! Не хуже других, чай...
Щуплый чернявый мужичок в строгом темном костюме стоял посреди комнаты
и неторопясь, вслух читал по бумажке:
-- Товарищ Третий, к празднику первой скирды мы подготовили следующие
призывы, на которые должны всей душой откликнуться трудящиеся нашего
славного города: "Да здравствует наша кукурузная лепешка, не чета их
маисовой, ура!", "Да здравствуют наши бескрайние поля, ограниченные
городской чертой!", "Да здравствует наш круг, самый гладкий круг во всем
мире, ура!!"
-- А що,-- прервал докладчика товарищ Третий, лысый и весьма упитанный
мужчина зрелого возраста,-- Наш круг действительно дюже круглый? Як же это?
Или же мы обязаны сделать его таким?-- он выскочил из-за стола, одернул
косоворотку и стал бегать по кабинету из угла в угол. Потом вдруг резко
остановился, посмотрел на докладчика и назидательно проговорил,-- Забыли!
Совсем забыли о том, что надо бы... Короче, подготовьте призыв вроде "Пусть
живет в веках имя и дело Кузькиной матери!"
-- Забыл, товарищ Третий, как есть забыл!-- докладчик быстро записывал
услышанное в блокнот.-- Как же мы можем действительно без этой самой матери?
Как же без Кузькиной-то?
-- И завтра же -- во все городские газеты! К самому празднику все
должны осознать и проникнуться. Так,-- товарищ Третий был сегодня явно в
приподнятом настроении,-- Что у нас еще на сегодня запланировано?
-- У вас на сегодня...-- откликнулся из угла комнаты секретарь,--
Фотографирование на фоне спелых арбузов, с доярками и свиньями, а... Вот:
допрос с пристрастием лейтенанта Бретта. И еще беседа с Кузькиной матерью.
-- А-а-а...-- протяжно, нараспев проговорил товарищ Третий,-- Начнем,
пожалуй, с этого лейтенанта, чтобы уж потом полакомиться знатными гарбузами.
Зови.
Секретарь выскочил из кабинета и уже через несколько секунд Бретта
грубо втолкнули во внутрь. Бретт узнал эту комнату. В ней он уже был
однажды, когда его отправляли на задание. Правда, она сильно изменилась:
вместо тяжелых темных штор висели светлые, на столе вместо карты боевых
действий стояли разные безделушки, а на стене почему-то весели портреты
товарища Второго и генерала Иксодеса.
-- Да-с, вот были люди. Такое сотворили, уж такое... Но это было давно
и давно уже померли...
Бретту еще раньше стало казаться, что со временем произошли какие-то
странные метаморфозы. Он точно помнил, что там, в этом странном государстве
треножников он был всего-ничего. А здесь прошли года... Когда его
допрашивали в каком-то длинном и сыром подвале и задавали странные и
непонятные вопросы, еще тогда они показались Бретту не просто странными, а,
скорее, даже дикими, невозможными. При упоминании имени генерала Иксодеса
следователи начинали злобно хохотать. Хорошо еще, что били мало, но и после
всего этого Бретт чувствовал себя крайне плохо. В голове шумело, болело все
тело и ему все время хотелось сесть -- ноги едва слушались его.
-- Мы подняли из архивов ваше дело, лейтенант Бретт.-- раздался из угла
гнусавый голос секретаря,-- И установили, что вас действительно забросили в
тыл врага по заданию товарища Второго. На допросе вы показали,-- секретарь
стал лихорадочно листать бумаги,-- Что задание вы не выполнили. Вам
полагался трибунал и высшая мера наказания. Но товарищ Третий решил вас
помиловать.
-- Доверие оправдаю,-- разбитые губы плохо слушались.
-- Ты, я вижу, хлопец справный!-- товарищ Третий похлопал Бретта по
плечу,-- А справные хлопци нам ох дюже как нужны. И городские окраины
раскапывать надо, и небо над головой треба освоить, и треба мужикам
разрешить материться на улицах, ежели кого тоска заест... Но только ежели
тоска...
-- Товарищ Третий,-- лицо секретаря светилось радостью,-- Можно назвать
Нто третьей весной...
-- ЭЭ-Э-Э...-- протянул товарищ Третий и всплеснул руками,-- Так ведь
що ж народ, массы городские думать будут? Что, значит, первая и вторая уже
были. Да, и весна, это что-то другое... Это ж когда все цветет и пахнет?!--
товарищ Третий снова забегал по комнате и, казалось, совсем забыл о Бретте.
Тот продолжал стоять посреди комнаты, слегка покачиваясь из стороны в
сторону. Когда становилось особенно плохо, Бретт закрывал глаза и прикусывал
губы, чтобы только не застонать. Единственное, чего он сейчас страстно
желал, так это вырваться из этого темного мрачного подвала. Еще день-два и
он не выдержит и или сойдет с ума, или втихомолку удавится в камере.
-- А що бывает ранней весной?
-- Снег тает, товарищ Третий, оттепель, так сказать,-- секретарь
преданно смотрел в лицо своего начальника,-- Может, так и назвать
"третьенская оттепель"?
-- Вот-вот-вот! Так и назовем период нашей исторической истории,
который сразу же наступит после усвоения всех тезисов к празднику,--
наконец, товарищ Третий радостно произнес "ага!" и остановился рядом с
Бреттом.
-- Доверие оправдаю,-- тихо повторил Бретт,-- И тезисы выучу, чтобы
бить врага еще нещадней.
-- Ох, гарный хлопиц!-- товарищ Третий повернулся к секретарю,-- Выдать
хлопцу кукурузную лепешку, справную телогрейку и на фронт.-- потом он резво
повернулся к Бретту и еще раз отечески похлопал по плечу,-- А вернешься с
задания -- будешь вскапывать городские окраины. А там таки гарны девки, дюжа
ядрены! Эх!
-- Куда вы меня ни пошлете, везде оправдаю доверие...
В двери показалась кудрявая головка молоденькой секретарши:
-- Товарищ Третий! Тут прибыли посол страны Лимонии и Кузькина мать.
Кого пригласить первым?
-- Как кого?-- шутливо погрозил пальцем товарищ Третий,-- Зови Кузькину
мать. Пусть все видят, что мы без нее никуда!-- и махнул рукой, отпуская
присутствующих.
Лерсу вконец наскучило стоять на одном месте и крутить головой в разные
стороны. Единственное, что он сумел заметить, так это странную группу
треножников грязно-полосатого вида, которые копошились на самом краю площади
и что-то мастерили. Впрочем, это ему только показалось, что мастерили. Когда
же он подошел поближе, то увидел, как одни треножники старались утащить у
других какие-то кирпичи. Каждый норовил украсть у каждого и при этом визг
стоял неимоверный.
Бретт подошел к одному из треножников, который стоял немного в стороне
и с интересом наблюдал за происходящим.
-- Слышь, друг, что это у вас тут за деятельность такая? Все вон по
площади маршируют, а вы тут что-то все мастерите. Я никак в толк не возьму,
что же вы хотите сделать.-- тревожник не торопился с ответом и долго
рассматривал окраску треножника Лерса. Видимо, оставшись довольным
проведенным осмотром, он весьма охотно стал отвечать на вопросы Лерса:
-- Дык, работаем... Оно ж как получается-то? Площадь, изволите ли
видеть, плавно перетекает в это самое место, где мы, значит, и трудимся.
Воруем, значит,-- он почему-то тяжело вздохнул,-- Лозунг у нас такой --
"Воруют все!"
-- Надо ж тебе,-- искренне удивился Лерс,-- Так что, в этом и состоит
вся работа?
-- Дык, вроде в этом и состоит... Кто зазевается, у того и украдут. А
кто много у других украдет, так того и убить могут. Понимаешь ли, киллеры
там всякие, заказные убийства и прочее. Прямо этими же кирпичами и
убивают.-- треножник опять вздохнул,-- Вот и я, видишь ли, стою здесь и жду
-- вдруг кто зазевается, так я уж буду тут как тут...
-- Нет, я не понял,-- Лерс был крайне раздосадован,-- Так что же вы
делаете-то?
-- Дык, ну, какой же ты непонятливый! Говорю же тебе простым языком --
воруем!!-- треножник тоже был весьма раздосадовыан непонятливостью Лерса.--
А кто много наворует, так того убивают... Не нравится воровать -- иди
маршируй по площади. Чего ж тут непонятного?
Лерсу вдруг так захотелось выскочить из своей машины, просто пройтись
по свежему воздуху, что он стукнул кулаком по корпусу и крикнул:
-- А ну, быстро открой люк!
-- Э!-- отозвалась машина,-- Зачем ломать, дорогой? Мы разве не
понимаем?-- люк открылся и Лерс, хоть и не без труда, но сумел выбраться
наружу.
Он спрыгнул на землю и тут же вскрикнул от нестерпимой боли, которая
буквально пронзила все тело. Он со стоном упал и стал кататься по земле,
стараясь заглушить боль. Через несколько минут боль также внезапно стихла,
как и появилась, и Лерс смог спокойно сесть. При этом он с удивлением
обнаружил, что от его одежды идет дым. Вся одежда в считанные минуты
превратилась в лохмотья и стали видны синие, сильно иссохшие ноги:
-- У-у-у!-- загудел Лерс,-- Этого мне еще не хватало!-- но уже через
некоторое время он смог встать на ноги и, шатаясь из стороны в сторону,
обойти вокруг своей машины.-- Слушай, друг,-- Лерс постучал костяшками
пальцев по треножнику,-- А что там, вот за этими грудами кирпичей?
-- Дык, Н...-- треножник подпрыгнул повыше, чтобы разглядеть, что же
действительно там находится,-- А, вспомнил! Там Тута-Тпруния... Страна
такая. Но ты туда не ходи. Там, понимаешь ли, пустыня, там жарко и никто там
давно не живет. А, нет, уроды там какие-то вроде живут. Но они могут и
сКесть, так все говорят.
Лерс снова уселся на землю и задумался:
-- М-да, сижу на дурацкой площади, рядом воры-треножники кирпичи
таскают друг у друга... А там, дальше, пустыня с уродами-людоедами. Вот
тоска-то!-- негромко бормотал Лерс и то и дело тяжело вздыхал,-- И где же
выход, где?
Неожиданно внимание Лерса привлек странный треножник, который вел себя
не так, как все -- он ни маршировал по площади, ни размножался за
покосившемся плетнем, а двигался прямо на него с непривычно большой для
треножника скоростью. Словно собирался с ходу раздавить его. Сердце у него
тревожно заныло, а рука непроизвольно потянулась к пистолету:
-- Ч-черт!-- тихо, сквозь зубы проговорил Лерс,-- Какой же я дур-р-рак!
Я ж его отдал, когда размножался с этими...
Весення распутица превратила дороги в почти непроходимое болото. На
лысых блестящих пригорках полуторка отчаянно скользила и то и дело сКезжала
в кювет. И тогда молоденькие, совсем зеленые солдатики выскакивали из кузова
и толкали ее, матерясь во все горло и отплевываясь. Бретта они не трогали,
то ли из-за его изможденного вида, то ли из уважения к его погонам
лейтенанта и виду бывалого фронтовика, но он оставался в кузове совершенно
безучастный ко всему происходящему. Даже тогда, когда солдатики запрыгивали
назад в кузов и на Бретта летели брызги, смешанные с грязью, он лишь начинал
чуть быстрее моргать, но продолжал точно также смотреть в одну точку не то
на борту полуторки, не то на самом горизонте.
-- Полуторка, фронт, госпиталь... И опять: полуторка, фронт, госпиталь.
Какой-то маленький круг получается. Но и из него не вырваться. Не дадут. А
кто?... -- думал Бретт и все никак не мог найти ответа. Да, ему и не столько
был нужен сам ответ, сколько осознание того, что происходит и почему он так
беспомощно барахтается в этом странном и страшном потоке,-- Круги, опять
круги... Дорога, фронт, треножники, застенок, кабинет... и снова фронт. А
зачем? Экраны сметут город. Сметут ли? Один кошмар сменится другим? Нет...
не так. А что там, дальше, за площадью? Выход? Куда? Или там лишь
продолжение круга?
Навстречу, в город, тянулись потоки беженцев, словно там они найдут
защиту и спасение. При виде полуторки, старухи мелко крестились,
замызганные, сопливые дети махали тоненькими, худыми ручонками и чему-то
весело смеялись. Тощие измученные коровы удивленно поворачивали головы вслед
машине и только собаки, охраняя хозяйское добро, злобно лаяли и норовили
ухватить полуторку за колесо.
-- И у этих свой круг,-- в сознании Бретта поток беженцев превратился в
одну длинную черную ленту, которая выплывала откуда-то сзади и уплывала за
горизонт, туда, где стоит город.-- Деревня, город... и снова: город,
деревня... Это ведь даже не круг, а кружочек. Нет, не так...Где-то же должен
быть выход? Неужели круг разрывается только тогда, когда кончается жизнь?
Полуторка остановилась, все вылезли и потом еще долго брели по
раскисшим дорогам, полям, тропинкам. Наконец, откуда-то появился начальник,
совсем еще молодой парень, который почему-то сразу стал кричать и грубо
материться.
-- А-а!-- подумал Бретт и слабо улыбнулся,-- Кажется, прибыли на
фронт.-- лицо парня, который отдавал приказания, показалось Бретту
знакомым.-- Неужели же это сержант Крайн? Как странно... Впрочем, на войне
все на одно лицо.
Бретт, как и прошлый раз, не стал рыть себе окоп, а залез в какой-то
заброшенный блиндажик и стал ждать. Он даже сумел немного поспать. Он спал
бы и дольше, но истошные крики снаружи, выстрелы и грохот ломаемого
огромного экрана заставили его подскочить и выбежать наружу. Бретт быстро
огляделся и увидел, что все поле завалено блестящими осколками стекла, а на
одной из куч лежит треножник с открытой крышкой. И совсем рядом с ним на
воздухе горит странный зеленый кузнечик.
Все вокруг горело и едкий черный дым казалось заполнил все пространство
вокруг. В этом дыму, сквозь треск, выстрелы и крики раненых Бретт почему-то
очень отчетливо слышал жалобные, предсмертные завывания кузнечика.
-- Не стрелять!! Сам сгорит!!-- донесся до него отдаленный крик, но
выстрелы не прекращались.
-- Что ж, пора,-- пробурчал Бретт, когда завывания кузнечика
прекратились, и медленно пошел к треножнику. Он шел по полю, запинаясь о
кучи стекла и негромко чертыхаясь. Странно, но по нему стерляли сзади и пули
то и дело впивались в землю в двух шагах от него. Бретт даже остановился и
посмотрел назад -- кто же стреляет? Но никого не увидал.
-- Мерзавцам дым мешает хорошо прицелиться,-- догадался Бретт,-- А еще
стекло блестит... Я бы не промазал...
-- Не стрелять!-- донесся до него чей-то истошный крик, но пули
продолжали все также злобно свистеть рядом с ним. Бретт криво усмехнулся и
пошел дальше, также неторопливо, вразвалочку, словно все то, что происходит
вокруг, не имеет к нему никакого отношения.
-- Кому суждено сгореть, тот точно не утонет,-- хмыкнул Бретт и залез в
машину. Люк закрылся сам собой и весь цилиндр наполнился сладковатым
коричневым дымом.
Бретт заметил Лерса еще издали. Тот сидел на краю площади между двумя
треножниками и смотрел куда-то вдаль.
-- Ну, что ж, повезло,-- буркнул Бретт,-- А ну, пошевеливайся!
-- Да, куда ж мы так бежим?-- ворчливо отозвалась машина,-- Чай, не на
пожар?! У нас тут ведь как заведено? Если ты новенький, то, будь добр, иди и
размножайся. Ты ведь новенький, правда?
-- Ты мне еще поговори!-- Бретт не сдержался и легонько стукнул
машину,-- Будешь как черепаха тащиться, прибью мерзавку!-- Бретт понял, что
машину просить дважды ненужно -- она так припустила по площади, что другие
треножники останавливались и удивленно смотрели ей вслед.-- Размножаться ей,
видите ли, захотелось! Перебьешься!
-- Теперь меня засмеют,-- жалобно запищала машина,-- Мы ж только
строевым шагом умеем. А это какой-то форс-мажор... Но все равно, мы сначала
размножаемся, а уж потом делаем все остальное...
-- Что?!-- грозно прорычал Бретт и уж было собрался еще разок стукнуть
машину, но в это самое время его треножник резко остановился рядом с
Лерсом.-- Ну, открывай свою крышку!-- Бретт ухватился за края и вылез
наружу.
Бретт. не говоря ни слова, долго и пристально смотрел на Лерса, словно
хотел убедиться в том, что это именно тот человек, за которым его и послали.
На всякий случай он сунул руку в карман, где у него лежал пистолет. Лерс
тоже не проронил ни слова и прищурившись смотрел в лицо Бретту.
-- Что, за мной прислали крысу?-- не выдержал Лерс и скрипнул зубами,--
Что, нельзя-а-а?...-- как-то по-особому зло протянул Лерс. Было видно, как
он весь напрягся, словно готовился напасть на врага.
-- Нельзя-а-а...-- в тон ему ответил Бретт и вытащил пистолет,--
Дезертиром быть нельзя-а-а. Их расстреливают.-- Лерс в ответ хмыкнул, но
смолчал,-- Но тебе, как офицеру, сначала полагается военно-полевой суд. Так
что...
-- М-м!-- полуиздевательски, полуудивленно промычал Лерс,-- А я то
полагал, что ты меня за кирпичи отведешь, да и шлепнешь. А уж коли нет, так
пойдем. Куда идти прикажете?-- Бретт махнул в сторону пустыни.
-- А я бы не рекомендовал туда ходить,-- вмешался треножник,-- Там --
пустыня. Там жарко и нет воды. Там никого нет. Жара, песок и уроды...
-- Тебя не спрашивают!-- оборвал его Бретт,-- А ты шагай,-- он направил
пистолет в сторону Лерса.-- Разберемся на месте.
Лерс медленно повернулся и пошел, внимательно глядя себе под ноги. Они
обогнули огромную груду кирпичей, на которой возились вороватые треножники,
немного постояли на самом краю пустыни, как бы собираясь с силами, и наконец
неторопливо побрели по желтому горячему песку.
Бретт быстро почувствовал, что ему трудно дышать этим сухим, обжигающим
воздухом. Грудь сдавило, а гимнастерка как наждачная бумага елозила по
спине. Ноги горели, словно он шел по раскаленной сковороде или угольям.
Голова у него начала кружиться, цвета вокруг резко потускнели, словно он
смотрел на мир сквозь белые матовые очки.
-- Лучше бы сразу пристрелил, изверг,-- после долгого молчания
прохрипел Лерс,-- Или тебе доставляет удовольствие мучить людей?
-- Заткнись,-- еле слышно отозвался Бретт. Он чувствовал, что силы
покидают его, и начал бояться того, что снова не сможет выполнить задание.
Побои в подвале давали себя знать -- заныли ушибленные места, во рту
появилась странная горечь, а ноги то и дело сводила судорога.
-- Нет, чтобы все сделать по-человечески -- залезть в треножники, выйти
на край площади и ждать, когда свои же тебя вдребезги разнесут. Или тебя
что-то гложет изнутри, а?-- не унимался Лерс. Ему тоже было нелегко идти.
Солнце нещадно жгло распухшие синие ноги, а открытые спина и грудь быстро
приобрели цвет переспелого помидора. Он то и дело смотрел на свои ноги и
удрученно качал головой.-- Что же это машина сделала с моими ногами?-- думал
Лерс и не находил ответа. Чтобы хоть как-то отвлечься от этих тягостных и
неприятных мыслей, он встряхивал головой и начинал приставать к Бретту с
вопросами:
-- Нет, ты мне скажи, что ж тебя так гложет, что ты согласен угробить
человека? Заморить его до смерти в пустыне, а?
-- Заткнись,-- опять еле слышно отозвался Бретт.
-- М-м-м...Понятно.-- Лерс остановился и повернул голову назад. Вид
полуживого Бретта вызвал у него лишь горькую усмешку, он хмыкнул и
отвернулся,-- Мало тебя били. Потому и озверел... Думаешь, что там, за этой
пустыней ты найдешь что-нибудь новенькое? Дур-р-рак ты!... Это всего лишь
оч-чень большой круг и все... Я понял, ты ищешь выход.-- Лерс медленно брел
по песку и в сущности разговаривал сам с собой. Его уже давно не волновало,
слышит ли его Бретт или нет. Просто, когда он говорил, боль отступала на
второй план и ему было от этого легче. Бретт сильно отстал и действительно
не слышал Лерса. Хуже того, Лерс стал в его глазах сливаться с этим тускло
желтым песком, с этим блестящим серебристым небом и Бретт то и дело бормотал
себе под нос:
-- Стой! Стрелять буду!
На какое-то мгновение сознание резко вернулось к Бретту и совсем близко
он увидал сидящего на песке мужика, столб с какой-то надписью и огромное
черное сооружение, по форме напиминающее колодец. Он резко остановился, едва
не налетев на Лерса. Тот стоял, скрестив руки на груди и презрительно
посматривая на Бретта:
-- Что-то медленно нынче крысы ползают.-- сквозь зубы проговорил
Лерс,-- Экспериментальные, что ли?-- он повернулся к Бретту спиной, но
продолжал стоять.
--Шагай, предатель. У колодца будет короткий привал.-- Бретт ткнул
пистолетом в спину Лерса.
-- Точно, экспериментальные!-- Лерс дернулся от боли в спине,-- Всю
жизнь -- экспериментальные. Вот только кому от этого польза, а?
Когда подошли к столбу поближе, Бретт медленно поднял голову и, водя в
воздухе указательным пальцем, по слогам прочитал надпись "Тута-тпруния".
Потом повернул голову в сторону мужика, сидевшего на песке рядом с колодцем,
и спросил:
-- Слышь, мужик, это что за страна такая?-- но, видя, что мужик никак
не реагирует на его слова и продолжает так же меланхолично качать головой из
стороны в сторону и что-то бормотать себе под нос, удрученно проговорил,--
А... Страна юродивых. Мужик, а дороги-то здесь есть какие?-- в ответ
юродивый ничего не ответил и Бретт окончательно махнул на него рукой.
От яркого, безумно блестящего солнца, от этого раскаленного песка у
Бретта перед глазами все окончательно поплыло, стало нечетким и зыбким. В
конце концов Бретт уже не мог для себя уяснить сидит он на песке или все еще
продолжает стоять, видит он что-либо или все, что сейчас качается перед
глазами лишь его собственные галлюцинации. Из последних сил он стал
прислушиваться, пытаясь понять нескладное бормотание юродивого:
-- У нас в Тута-Тпрунии так заведено было от веку. Ежели в носу
ковыряет -- так, значит, ученый человек. Ежели бормочет много и невнятно --
гениальный политик. Ежели зело лют и кровушку людскую пьет
-- так то ж сам царь-батюшка! А от него и топор, и плеть принять
незазорно. Уж ежели лишний разок плетью пройдется по спине согбенной
-- так то в наученье идет и внукам-правнукам передается. Другого
наследства в Тута-Тпрунии нет да и без надобности оно, другое-то.
Юродивый замолчал и долго рисовал на песке замысловатые магические
фигурки. Бретт неожиданно сильно вспотел на солнцепеке и поминутно вытирал
сухой скрюченной ладонью шею и лоб. Потом перед глазами поплыли разноцветные
круги и он потерял сознание. Лерс подошел к лежащему на песке Бретту и
презрительно хмыкнул:
-- Да, не выполнил ты парень ответственнейшего задания, увы!-- он
наклонился и вытащил из руки Бретта пистолет,-- И личное оружие потерял. Не
миновать тебе военного трибунала. Экспериментальная крыса сдохла, конец
Нксперименту! Прощай!-- он уже повернулся, чтобы уйти, но передумал и
остановился,-- Эй, друг, что это у вас тут за страна такая, Тута-Тпруния?
Кому она нужна? И что это за странный колодец?
Юродивый даже замер на мгновение и перестал качаться из стороны в
сторону. То ли вопрос его поразил, то ли он впервые понял о чем его
спросили, но Лерсу показалось, что он услышал вполне разумный ответ:
-- Ходят тут разные. Задают идиотские вопросы. А вопросы-то надо не мне
задавать, а в колодец кричать. Там и ответ можно найти. Издревле так
повелось, люди-то больше доверяют тем, кого не видят, кто из колодца вещает.
И не понятно кто больший идиот, кто спрашивает живущих в колодце, или кто
головой трясет, но в колодец не лезет...
Лерс терпеливо ждал, когда юродивый закончит свою пространную речь. Но
так и не дождался. Он махнул рукой и пошел к колодцу. Подошел поближе и на
всякий случай заглянул в него: колодец был большой, дна не видно. Но и воды
тоже не было видно.
-- Жаль, что воды нет,-- Лерс удрученно вздохнул,-- Остается спросить у
Нтого колодца хоть что-нибудь,-- Лерс на мгновение задумался, потом
наклонился и прокричал,-- Слышь, там, в колодце, что ж мне дальше-то делать,
куда идти, а?
-- Хи-хи-хи!-- раздалось в ответ.
-- Ишь ты!-- удивился Лерс,-- Колодец смешливый попался! Да, нет, я же
серьезно спрашиваю! Что же мне дальше-то делать?-- из колодца какое-то время
раздавалось далекое бульканье, полупридушенный смех и поскрипывание. Лерс
поднял голову и уже распрямил спину, намереваясь уйти, как из самой глубины
раздался слегка приглушенный бесцветный голос:
-- Тот, кто ходит по кругу, может и не знать этого. Но с круга ему не
сойти!
Лерс потянулся, расправил плечи и даже крякнул от напряжения.
-- Хороший ответ.-- Лерс скривил губы и насмешливо хмыкнул,-- Полностью
бессмысленный! А что,-- крикнул Лерс в колодец,-- Тот кто ходит по квадрату,
у того прав что ли больше? -- но тут же Лерс махнул рукой,-- А... Вряд ли
Нти колодезные оракулы будут дискутировать с каждым прибегающим...-- но
ошибся: он уже и отошел от колодца на добрый десяток шагов, как до него
донеслось:
-- Не ты круг придумал, не тебе его и отменять. А платить-то кто будет
за консультации?
-- Что?!-- у Лерса даже дыхание перехватило,-- Тебе еще и платить за
то, что ты всякую ерунду несешь?-- он размахнулся и бросил пистолет Бретта в
колодец,-- Вот тебе вместо денег. Застрелись лучше там у себя в колодце.
Честнее будет, чем морочить людям головы!-- Лерс повернулся и пошел назад,
уже не оборачиваясь и даже не сожалея о том, что, может быть, Бретту нужна
его помощь.
Через некоторое время Бретт пришел в сознание и с трудом приоткрыл один
глаз. В колеблющемся воздухе он увидал странный черный колодец и сидящего на
песке юродивого.
-- Где я?-- тихо проговорил Бретт, но юродивый его не услыхал и
монотонно продолжал что-то бубнить себе под нос. Бретт стал отчаянно
прислушиваться, надеясь хоть так понять где же он и что с ним.
-- А смачно плюнуть себе же под ноги у нас завсегда за доблесть
почиталось. Одних мертвяков выкапывают, других выбрасывают. Худое слово
сказать боязно. А то и плюют в мертвяка. Смелость проявляют необыкновенную.
Но ты должен понять одно -- юродивый перешел на свистящий шепот,-- Нельзя
Тута-Тпрунии без других стран-государств. Зачахнет, выродится, исчезнет.
Закон такой. Ты пойми, это круг, это такая цепь. Выпало звено -- всей цепи
конец. Не нужны в Тута-Тпрунии римские законы и византийская мораль.
Испортил, согнул одно звено, вся цепочка теряет вид. Нет нужды на корову
седло одевать. К корове под седлом можно только привыкнуть. А объяснить
необходимость -- никогда. Никогда! Когда-то уже одели византийское седло и
оно уже вьелось в кость. Уже не снять. Тута-Тпруния уже такая, какая есть.
Либо ее нет. Ежели не принимаешь такую, беги. Если можешь, беги!
Юродивый закашлял громко, с надрывом, будто его легкие выворачиваются
наизнанку. И сквозь его хрипы слышалось только одно "беги, беги, если
можешь!!" Бретт тяжело поднялся и медленно побрел по едва приметному под
слоем песка асфальтовому шоссе. Когда фигура Бретта стала совсем
неразличимой сквозь пелену мелкой песчаной пыли, юродивый осторожно разгреб
песок рядом с собой и из-под него показалась маленькая зеленая сосеночка. Он
осторожно обнял сосеночку своими ладонями и затравленно огляделся:
-- А я-то здесь останусь. И кровью своей буду поить эту сосеночку. И
здесь снова будет лес и большая-большая река.
Он зубами рванул кожу на руке и на песок упали тяжелые капли крови.
Бретт медленно брел, в сущности, не видя никакой дороги или тропинки.
Да, и идти ему никуда не хотелось, и лежать было противно. Какое-то тяжелое,
смутное предчувствие чего-то, что он должен непременно понять, осознать,
зрело у него в голове. Это что-то уже сейчас давило ему на мозг, делало
жизнь странно пустой, ненужной даже ему, безысходной. Зачем ему был нужен
Нтот Лерс? Какой долг? Зачем бежать по кругу или же его нужно просто
разорвать? В голове стоял такой шум, что Бретт с трудом открывал глаза.
Тогда он останавливался и осматривался. Потом, почти закрыв глаза, снова
начинал движение.
Бретт только потому не садился и не ложился на этот обжигающий песок,
что искренне надеялся, что двигаясь бесцельно и прямолинейно он в
конце-концов избавится от этих тяжелых мыслей. Удастся уйти от них, убежать
прежде, чем он их осознает. В движении была хоть какая-то надежда.
Бретт не заметил, как под ногами вместо песка оказалось чистое шоссе.
Нестерпимый зной пустыни сменился запахом разогретого на солнце асфальта.
Изредка по бокам стали появляться чахлые растения, полуразрушенные дома с
выбитыми рамами, разморенные голодом и жарой вороны.
Бретт с трудом поднял голову и стал пристально всматриваться в
горизонт. В теплом колеблющемся воздухе, поднимающемся от горячего асфальта,
он с трудом разглядел какие-то черные дымящие трубы над грязно-серой
полоской горизонта, огромные столбы пыли, весело гуляющие по сухим немощным
полям, и еще какой-то маленький домишко, без окон и дверей.
-- Все,-- Бретт закрыл глаза и слегка качнул головой,-- Сейчас дойду до
Нтого домишки и хоть немного отдохну... В тени...-- он снова открыл глаза и
медленно побрел дальше.
Уже подходя к самому домику, Бретт заметил стоящий на обочине дороги
черный "виллис" и двух крепких мужиков в черных кожаных пальто. Не смотря на
нестерпимый зной, пальто были наглухо застегнуты, на головах у обих были
одинаковые черные фетровые шляпы, а на глазах -- черные солнцезащитные очки.
От "виллиса" несло сильно разогретым моторным маслом и еще чем-то, что Бретт
усиленно пытался зачем-то вспомнить, но не мог. Увидев Бретта, мужики
бросили на землю недокуренные папиросы и направились к нему.
-- Все, это конец,-- пронеслось в голове у Бретта и он снова потерял
сознание. Бретт не успел упасть на землю -- мужики в черном ловко подхватили
его и быстро затолкали на заднее сиденье "виллиса". Машина резко
развернулась и быстро понеслась по шоссе в город.
Бретт лежал на спине и радостно улыбался -- хороший все-таки он вырыл
себе окопчик! Просторный. И вид из него замечательный: невдалеке, на
пригорке рощица худых берез без единого листочка, желто-грязные холмы,
неровной чередой убегающие вдаль к самому небу и редким мохнатым облакам. И
совсем далеко виднелись огромные полосатые экраны с никому здесь ненужными
треножниками. Бретт знал, что эти экраны будут ползти до него еще очень и
очень долго. Может быть, даже час, и он успеет еще отдохнуть и всласть
полежать на дне окопа на теплой сухой траве, посматривая в небо и глупо
улыбаясь пролетающим в вышине воронам и облакам.
Отсюда, со дна окопа, небо казалось еще выше, темнее, но оставалось
столь же безрадостным и холодным. И старая, сухая, прошлогодняя трава рядом
с окопом казалась ему выше и толще, чем была на самом деле. Почти как
деревья. И, если вот так лежать и долго смотреть вверх, то пропадает чувство
тревоги, но наваливается одиночество, тоска и поневоле всплывают в памяти
какие-то странные образы, обрывки фраз, лица, которые то ли попадались
где-то на дороге, то ли нет. Поди пойми.
Бретт плохо помнил, что с ним произошло за последние две недели.
Сначала его везли куда-то в черном "виллисе", потом вдруг в памяти всплыли
мрачные картины длинного каменного подвала, где его поливали ледяной водой,
нещадно били и задавали какие-то несуразные вопросы. И снова били. А он не
то, что говорить, он уже и кричать не мог. Даже стонать было больно.
Потом он очнулся на полу в каком-то огромном кабинете и увидел
склонившихся над ним людей. На одном из них, которого все вокруг называли
товарищ Четвертый, было так много всяких разных наград, что некоторые не
умещались на пиджаке и он держал их в руках. Бретту почему-то особенно
запомнились маленькие золотистые звездочки и он все пытался сосчитать их
число. Раз, два, три... но каждый раз сбивался и начинал заново.
-- Дышит,-- радостно сказал товарищ Четвертый и ласково ему
улыбнулся,-- Значит, еще повоюет за дело мира.-- потом он подошел к столу,
уставленному разноцветными бутылками, налил в стакан водки и с видимым
удовольствием ее выпил.-- Определите товарища,-- он пожевал губами,-- В
штрафную роту. И выдайте ему телогрейку.
Больше ничего Бретт не мог вспомнить, как ни пытался. Кто-то когда-то
действительно выдал ему телогрейку грязно-коричневого цвета и винтовку.
Кто-то невдалеке то и дело кричал
-- Цельсь!! Пли !! И Бретт вскакивал в своем окопчике и стрелял. Потом
также поспешно прятался, когда пули отскакивали от экранов и впивались в
землю вокруг. Только одно мучало Бретта последние дни -- почему-то никто не
приходил и никто не говорил сколько же все это будет длиться. Нет, один раз
приполз какой-то заросший грубой щетиной мужик и бросил ему пару пачек
патронов и пакет с сухарями. Потом также поспешно уполз.
Резкий звук, раздавшийся совсем близко, прервал воспоминания Бретта и
заставил его вскочить на ноги. На всякий случай Бретт передернул затвор
винтовки и осторожно выглянул из окопа. Невдалеке четверо усталых и
прокопченных мужиков катили по полю небольшую пушку и тяжело дышали. Рядом с
ними шла молоденькая девушка-санитарка и крутила головой во все стороны:
-- Ой, смотрите!-- радостно закричала она, увидав Бретта,-- Еще один
живой из штрафной роты!-- она подбежала к окопу и села на корточки рядом.
Она смотрела на Бретта и почему-то радостно улыбалась. Потом неожиданно
вытянула руку и погладила его по щеке.-- И такой молоденький!-- она
засмеялась, подскочила и убежала к своим спутникам. Потом, схватив жестяную
банку, она подбежала к Бретту и снова села рядом:
-- Наверно, голодный?-- она протянула ему банку и снова улыбнулась.
Бретт взял банку и тоже улыбнулся в ответ.-- А мы уж думали, что никого в
живых не осталось. Только убитые.-- она погрустнела,-- Много убитых.
-- Что, мужик,-- к окопу подошел рыжий долговязый парень, лицо которого
показалось Бретту знакомым,-- Давно, видать, сидишь здесь. Да, ты поешь,
поешь, а то с голодухи-то раньше окочуришься, чем от пуль.-- он тоже присел
рядом. Бретт продолжал стоять в своем окопе и глупо и радостно улыбался,
глядя то на парня, то на девушку-санитарку.
-- Ты, я вижу, совсем ополоумел,-- хмыкнул рыжий парень, потом достал
из кармана телогрейки пачку папирос и протянул ее Бретту,-- На этой войне не
долго свихнуться. На, покури немного. Может, и отойдешь еще.
Бретт взял протянутую ему пачку, вытащил папиросу и жадно закурил.
Голова у него закружилась и, чтобы не упасть, он сел на дно окопа.
-- Ну, будь!-- рыжий парень поднялся,-- И поешь, поешь! А то неровен
час... На голодный желудок не навоюешься!-- вслед за ним поднялась и девушка
и, махнув рукой, пошла к пушке.
-- Сержант Крайн!-- услыхал издалека Бретт голос девушки,-- Может,
возьмем этого парня к нам?
-- После,-- ответил ей рыжий парень,-- Поговорим после боя...
-- Приготовиться!!-- неожиданно резко раздался крик. Кто кричал и
откуда, видно не было. Но Бретт подскочил как ужаленный: совсем близко он
увидал огромный экран, который медленно полз по полю прямо на него. На
Нкране был виден треножник, который неподвижно стоял около столба с
указателями. И этот столб, и сам треножник со специфической окраской
показались Бретту удивительно знакомыми. Но где и при каких обстоятельствах
он все это видел и, главное, где -- этого Бретт вспомнить не мог.
-- Цельсь!!-- снова донесся издалека высокий срывающийся голос. Бретт
прижал винтовку к плечу и прицелился,-- Пли!!
Он нажал на курок, но своего выстрела не услыхал: рядом рявкнула пушка
и Бретт с быстротой кошки бросился на дно окопа. Завизжали пули и осколки
снарядов, отскочившие от экрана, и стали буквально впиваться с дикой,
непонятной злобой в землю. Где-то невдалеке закричали раненые, грубо
заматерились мужики, все заволокло едким удушливым дымом. Загорелась старая
сухая трава.
-- Снаряд!!-- закричал сержант Крайн. Бретт выглянул из окопа и увидел,
как щуплый солдатик тащит к пушке снаряд, чертыхаясь и отплевываясь на
каждом шагу,-- Зар-р-ряжай!!
Бретт обернулся и увидал, что экран уже совсем близко. Треножник на
Нтом экране все также стоит неподвижно у столба с указателями и никуда не
собирается уходить.
-- Если сейчас эту гадину не разнесем вдребезги, то уже и отскочить не
успеем,-- глухо пробормотал Бретт и передернул затвор винтовки.-- Ладно,
посмотрим,-- он любовно погладил приклад и медленно, неторопясь прицелился.
-- Цельсь!! Пли!!-- на этот раз Бретт даже не стал падать на дно окопа.
Он нажал на курок и стал ждать. Снова завизжали вокруг осколки, кто-то
истошно завопил. На удивление Бретта его даже не зацепило. Но огромный экран
неподвижно замер, потом раздался страшный треск и по экрану поползли во все
стороны трещины и он рухнул вниз мириадами мелких стеклянных осколков.
Поверх груды битого стекла оказался треножник, которого Бретт только-только
видел на этом самом экране. Люк треножника открылся и из него на поле
выскочил странный кузнечик и стал метаться из стороны в сторону.
-- Не стреляйте!-- попытался закричать Бретт, но голос ему изменил.
Вместо крика получился еле внятный хрип,-- Не стреляйте!-- еще раз попытался
крикнуть Бретт, но получилось совсем тихо. Как просьба.-- Они сами сгорают в
Нтой атмосфере. Они же в ней жить не могут...-- он уже и сам себя не слышал.
Кузнечик вдруг перестал метаться по полю, задымился и почти сразу же
вспыхнул ярким фиолетовым пламенем. Протяжный, жалобный крик кузнечика резко
оборвался на высокой ноте и все кончилось.
Странно, но Бретту этот кузнечик показался знакомым. Где-то он его
видел, но в памяти всплывали какие-то обрывочные слова, которые неизвестно к
чему относились:
-- Капитан Лерс... Это кто?-- Бретт пристально смотрел на то место, где
сгорел этот несчастный кузнечик, и мучительно пытался хоть что-то
вспомнить,-- Так кто же это? Человек? Машины сКедают людей? Какие машины?
Все кругом горело. Тяжелый, смрадный дым застилал все поле и было
невыносимо трудно дышать. Бретт вылез из окопа и остановился. Сколько он так
простоял, лишь слегка покачиваясь из стороны в сторону, Бретт и сам не смог
бы сказать. Может, минуту, может, час -- время на этом поле остановилось.
Был только бесконечный удушливый дым, изуродованная земля и злое холодное
небо. Была, правда, еще перевернутая, искореженная пушка и несколько убитых
рядом.
Потом, словно очнувшись, Бретт повернулся, внимательно посмотрел на
свой окоп и бросил в него винтовку. Потом повернулся и тяжелой, усталой,
шаркающей походкой подошел к лежащей на земле девушке. Когда она погибла и
как, он не знал. Но ему было почему-то бесконечно жаль ее. Он долго стоял
рядом с этой незнакомой ему убитой девушкой и тихо плакал. Слезы катились по
его давно небритым щекам, но он их даже и не пытался смахнуть с лица.
Он тяжело вздохнул, снял с себя телогрейку и укрыл ее голову. Потом
медленно повернулся и пошел по полю к той самой рощице, видневшейся вдалеке.
Он шел, цепляя ногами все кочки, падал, поднимался и снова шел. Ни назад,
где его, быть может, ждала новая чистая телогрейка и винтовка, ни вперед,
где бушевали бессмысленные огромные экраны, а в сторону рощицы, к тощим
одиноким березкам на холме.
-- Надо, вот так и надо,-- уговаривал он сам себя на ходу,-- Выйти за
Нтот круг... Ведь так бывает... Ведь бывает же? Что даже не очень важно
куда, важно -- откуда...
Last-modified: Tue, 20 Oct 1998 19:51:02 GMT