ь... - Там дело нечисто, какая-то собака там непременно зарыта... - А я обожаю собак. Особенно если у них имеются красивые белокурые хозяйки. Корсо теребил узел галстука. - Послушай, идиот несчастный. Врубишься ты наконец или нет? Во всех романах с закрученным сюжетом, во всяких таинственных историях знаешь кто обязательно погибает? Друг героя! Улавливаешь, какой получается силлогизм?.. Ведь нынешняя история - таинственней не бывает, ты мой друг, - он подмигнул Флавио. - Так что расхлебывать дельце - тебе. Поглощенный воспоминаниями о вдове, Ла Понте не сдавался: - Ладно тебе! Кончай голову морочить! И потом, если помнишь, я сказал, что готов даже пулю получить за друга - но только в плечо. - Я не шучу. Тайллефер мертв. - Он покончил с собой. - Кто знает! Будут и еще покойники. - Вот и подыхай сам. Зануда! Скотина! Остаток вечера прошел под схожие комментарии. Через пять-шесть рюмок они распрощались и договорились созвониться, как только Корсо доберется до Португалии. Ла Понте покинул бар пошатываясь и, разумеется, не заплатив за себя. Зато он подарил Корсо остаток сигары Рошфора. Как он выразился: "Вот тебе в парочку". 6. ОБ АПОКРИФАХ И ИНФИЛЬТРАТАХ Случай? Не смешите меня! Такое объяснение может удовлетворить лишь глупцов. М.Зевако. "Пардайяны" "БРАТЬЯ СЕНИСА. ПЕРЕПЛЕТЫ И РЕСТАВРАЦИЯ КНИГ" Деревянная доска висела над окном с серыми от пыли стеклами. Вывеска успела потрескаться и выцвести от времени и дождей. Мастерская братьев Сениса располагалась в цокольном этаже пятиэтажного дома, который задней своей частью выходил на мрачную улочку старого Мадрида. Лукас Корсо позвонил два раза, но ответа не получил. Он глянул на часы, потом прислонился к стене и приготовился ждать. Ему были хорошо известны привычки Педро и Пабло Сениса: в это время они, по обыкновению, находились в двух кварталах отсюда - завтракали в баре "Коррида", где выпивали у мраморной стойки по пол-литра вина и спорили о книгах либо о бое быков. Два угрюмых холостяка, два неразлучных пьяницы. Через десять минут они появились - оба в одинаковых серых плащах, которые ветер трепал, точно саваны на тощих скелетах, оба сутулые, так как всю жизнь провели согнувшись над печатным станком или гравировальными инструментами, сшивая листы и нанося позолоту на сафьян. Ни одному из братьев еще не исполнилось и пятидесяти, но каждый выглядел лет на десять старше своего возраста - у них были впалые щеки, натруженные руки, утомленные кропотливой работой глаза и блеклая кожа; казалось, пергамен, с которым они постоянно имели дело, передал ей свою бледность и мертвенную холодность. Внешнее сходство между братьями было поразительным: большие носы и прижатые к черепу уши, редкие волосы, зачесанные назад без пробора. Отличались они лишь ростом и манерой общения: младший, Пабло, был выше и молчаливее, чем Педро. И еще: Педро часто заходился надсадным кашлем заядлого курильщика, и руки у него, когда он зажигал сигарету, заметно дрожали. - Сколько лет, сколько зим, сеньор Корсо! Рады вас видеть. Они повели его за собой по лесенке с истертыми от долгой службы деревянными ступенями. Дверь со скрипом отворилась, Щелкнул выключатель, и Корсо оглядел мастерскую: главное место занимал старинный печатный станок, рядом стоял цинковый стол, заваленный инструментами, полусшитыми или уже собранными в блоки тетрадями, тут же - бумагорезальная машина, разноцветные куски кожи, бутылки с клеем, инструменты для отделки переплетов и прочие принадлежности ремесла. Повсюду лежали огромные стопки книг - в переплетах из сафьяна, шагрени или телячьей кожи - и книги, еще не переплетенные, а также готовые к отправке пакеты. На лавках и полках ждали своего часа пострадавшие от моли или сырости старинные тома. Пахло бумагой, переплетным клеем, свежей кожей. Корсо с наслаждением вдыхал этот запах, и ноздри у него трепетали. Потом он вытащил из сумки книгу и положил на стол. - Я хотел бы узнать ваше мнение вот об этом. С такой просьбой он обращался к ним не впервые. Педро и Пабло Сениса неспешно, чуть ли не с опаской приблизились. И, как обычно, первым заговорил старший: - "Девять врат"... - Он потрогал книгу, не сдвигая с места; казалось, его костлявые, желтые от никотина пальцы ласково гладят живую плоть. - Красивая книга. И очень редкая. У него были серые мышиные глазки. Серый плащ, серые волосы - и серая фамилия (*58). Он алчно скривил рот. - Вы видели ее прежде? - Да. Примерно год назад, когда "Клеймор" поручил нам почистить два десятка: томов из библиотеки Гуальтерио Терраля. - И в каком состоянии она попала к вам в руки? - В отличном. Сеньор Терраль умел беречь книги. Почти все, что нам доставили, было в хорошей сохранности, кроме, пожалуй, Тейшейры (*59) - с ним пришлось повозиться. Остальное, включая и "Врата", надо было только немного почистить. - Это подделка, - выпалил Корсо. - Во всяком случае, есть такое мнение. Братья переглянулись. - Подделка, подделка... - сердито пробурчал старший. - Нынче все слишком легко берутся судить, где подделка, а где нет. - Слишком легко, - эхом подхватил второй. - Даже вы, сеньор Корсо! И это нас удивляет. Подделывать книги невыгодно: много труда и мало прибытка. Я, конечно, имею в виду настоящие подделки, а не всякие там факсимиле - они могут обмануть только полных профанов. Корсо, словно извиняясь, развел руками: - Я не сказал, что вся книга подделка, но что-то в ней может быть и ненастоящим. Скажем, когда в некоторых экземплярах недостает страницы или нескольких страниц, их заменяют копиями, снятыми с тех, что сохранились в целых книгах... - Разумеется, это азбука нашего ремесла. Но тут бывают разные пути: добавить фотокопию, факсимиле или... - Он чуть повернулся к брату, не сводя при этом глаз с Корсо. - Скажи ты, Педро. - -...или сделать это по всем правилам искусства, - закончил его мысль младший Сениса. Корсо понимающе заулыбался - прямо кролик, готовый поделить с друзьями свою морковку. - А могло такое: случиться с этой книгой? - Сперва скажите, кто заподозрил неладное? - Владелец книги. А он, ясное дело, уж никак не профан. Педро Сениса пожал тощими плечами и прикурил новую сигарету от предыдущей. После первой же затяжки его начал сотрясать сухой кашель, но он продолжал невозмутимо дымить. - И что, вы имели возможность сравнить этот экземпляр с подлинным? - Нет, хотя вскоре смогу это сделать. Поэтому я и хочу прежде услышать ваше суждение. - Это ценная книга. Но мы не занимаемся точными науками. - Он снова повернулся к брату. - Правда, Пабло? - Мы занимаемся искусством, - с нажимом произнес тот. - Вот именно! И нам было бы неловко разочаровать вас, сеньор Корсо. Вдруг мы ошибемся? - Это вы-то ошибетесь? Ведь вы сумели скопировать "Speculum vitae" (*60), взяв за образец единственный сохранившийся экземпляр, да так, что потом ваша подделка попала в один из лучших каталогов Европы... Уж кто-кто, а вы-то всегда смекнете, что перед вами. Братья дружно улыбнулись одинаковыми кислыми улыбками. Си и Ам, подумал Корсо. Два хитрых кота, которых ласково погладили по шерстке. - Но ведь наше участие доказано не было, - промямлил наконец Педро Сениса. Он потирал руки, краешком глаза поглядывая на книгу. - Не было, - подхватил его брат, чей голос прозвучал печально. Казалось, они сожалели, что не могут отправиться в тюрьму в обмен на публичное признание их талантов. - Верно, - заметил Корсо. - Но никаких доказательств не было и в случае с Чосером - мозаичный переплет для него якобы выполнил Мари-ус Мишель, книга попала в каталог коллекции Манукяна. A "Biblia Poliglota" барона Бильке? (*61) Вы так искусно вставили в нее три недостающие страницы, что эксперты до сих пор не отваживаются оспаривать их подлинность... Педро Сениса поднял желтую руку со слишком длинными ногтями: - Тут надо кое-что уточнить, сеньор Корсо. Одно дело - мухлевать ради наживы, и совсем другое - работать из любви к искусству, своему ремеслу, то есть созидать ради удовольствия, которое может принести сам процесс созидания или, что чаще бывает, процесс воспроизведения... - Мастер похлопал глазами, потом хитро ухмыльнулся. Его мышиные глазки заблестели, когда он снова посмотрел на "Девять врат". - Но что-то не припомню, и мой брат, я уверен, тоже, чтобы мы имели касательство к тем работам, которые вы только что назвали замечательными. - Отличными... - Разве?.. Да все равно... - Он поднес сигарету ко рту и сильно затянулся, отчего на щеках его образовались глубокие впадины. - Но неизвестный нам мастер - или мастера - получил от творческого акта такое удовлетворение - моральное удовлетворение, - какое никакими деньгами не оценить... - Sine pecunia [без корысти (лат.)], - прибавил его брат. Педро Сениса, предавшись воспоминаниям, выпускал дым через нос, рот у него при этом был приоткрыт. - Возьмем, к примеру, этот "Speculum", который Сорбонна приобрела, не усомнившись в его подлинности. Только бумага, печать и переплет наверняка должны были стоить раз в пять больше, чем то, что получили так называемые мошенники. Не всем это дано понять... Что, как вы полагаете, выберет художник, который наделен талантом, равным веласкесовскому, и способный с ним потягаться: шанс увидеть свою картину в Прадо, между "Менинами" и "Кузницей Вулкана", или большие деньги за нее? Корсо без малейших колебаний признал его правоту. На протяжении восьми лет "Speculum" братьев Сениса считали самой ценной, самой замечательной книгой в собрании Парижского университета. Подделка была раскрыта, но не благодаря прозорливости экспертов, а по чистой случайности. Проболтался посредник... - Надеюсь, полиция оставила вас в покое? - Да, почти. Ведь в том парижском деле спор шел между покупателем и посредниками. Наши имена действительно упоминались, но доказать ничего не удалось. - Педро Сениса опять криво улыбнулся, явно сожалея об отсутствии тех самых доказательств. - С полицией мы поддерживаем добрые отношения; они даже приходят сюда за советом, когда надо разобраться с ворованными книгами. - Он ткнул концом дымящейся сигареты в сторону брата. - Если нужно свести библиотечный штамп, снять экслибрис или еще какой опознавательный знак, тут ему равных нет. Поэтому его иногда и просят проделать эту же работу, но, так сказать, в обратном порядке. Наша полиция следует правилу: живи сам и давай жить другим. - А что вы думаете о "Девяти вратах"? Старший из братьев метнул взгляд на младшего, потом воззрился на книгу и качнул головой: - У нас не возникло ни малейших подозрений, когда мы с ней работали. Бумага и типографская краска такие, какими им должно быть. Есть вещи, которые сразу замечаешь, даже не надо особо присматриваться. - Нам не надо присматриваться, - уточнил второй. - А теперь? Педро Сениса докурил то, что осталось от сигареты, потом бросил крошечный окурок, который удерживал самыми кончиками ногтей, прямо на пол, себе под ноги, где еле заметный огонек и потух. Корсо заметил, что линолеум был весь покрыт черными пятнами. - Венецианский переплет, семнадцатый век, в хорошем состоянии... - Братья склонились над книгой, хотя только старший касался ее своими холодными и бледными пальцами; они походили на двух таксидермистов, которые обдумывают, как им лучше набивать чучело. - Черный сафьян, золоченые декоративные детали в виде растительного орнамента... - Немного мрачновато для Венеции, - рассудил Пабло Сениса. Старший брат лишь закашлялся в знак согласия. - Да, но мастер, по видимости, воли себе не давал - что и понятно, если учесть тему книги... - Он посмотрел на Корсо. - Взгляните на обложку! Кожаные переплеты шестнадцатого или семнадцатого веков таят в себе такие неожиданности... Картон, шедший внутрь, изготавливался из нескольких слоев бумаги, промазанной клейстером и затем спресованной. Иногда в дело шли корректурные оттиски той же книги или более ранний печатный материал... Так что порой такие переплеты представляют собой большую ценность, чем то, что они призваны защищать. - Он указал на бумаги, лежавшие у него на столе. - Вот, полюбуйтесь. Расскажи ты, Пабло. - Буллы Святого крестового похода одна тысяча четыреста восемьдесят третьего года. - Пабло Сениса похотливо улыбался, словно говорил не о мертвых бумагах, а о порнографических изданиях, от которых вскипает кровь. - Буллы эти отыскались в переплете сборника документов шестнадцатого века, не представляющих особого интереса. Педро Сениса продолжал внимательно изучать "Девять врат". - С переплетом, кажется, все в порядке, - сказал он. - Любопытная книжица, правда? Пять полос на корешке, вместо названия загадочная пентаграмма... Торкья, Венеция, тысяча шестьсот шестьдесят шестой год. Вполне возможно, что и переплет делал он же. Красивая работа. - А бумага? - Сразу видать, с кем имеешь дело, сеньор Корсо! Хороший вопрос. - Переплетчик провел по губам кончиком языка, точно старался дать им хоть каплю тепла. Потом взял книгу, прижал нижний угол большим пальцем и веером выпустил из-под него страницы, а сам внимательно прислушался - то же самое проделал Корсо, когда был у Варо Борхи. - Превосходная бумага. Никакого сравнения с нынешней целлюлозой... Знаете, сколько лет в среднем живут современные книги?.. Скажи ты, Пабло. - Семьдесят, - сообщил его брат с такой злостью, словно виноват во всем был Корсо. - Каких-то жалких семьдесят лет. Старший брат искал что-то среди лежавших на столе инструментов. Потом схватил толстую линзу и поднес к книге. - Пройдет сотня лет, - пробормотал он, прищурив глаз и рассматривая на просвет одну из страниц, - и почти все, что мы сегодня видим в книжных магазинах, исчезнет. А вот эти тома, напечатанные двести или даже пятьсот лет назад, будут пребывать в целости и сохранности... Ведь нынче у нас такие же книги, каков и сам наш мир, - каких мы и заслуживаем... Правда, Пабло? - Дерьмовые книги на дерьмовой бумаге. Педро Сениса одобрительно кивнул головой, не переставая изучать книгу через лупу. - Известное дело! Бумага из целлюлозы желтеет и становится ломкой, как облатка, она недолговечна. Она стареет и умирает. - А вот с этой такого не случится, - заметил Корсо, показывая на книгу. Переплетчик продолжал рассматривать страницы. - Бумага из чистого льна, как и велел Господь. Добрая бумага, ее делали из тряпья, она не подвластна ни времени, ни человеческой глупости. Нет, я не вру. Лен Самая настоящая льняная бумага. - Он оторвал глаз от лупы и посмотрел на брата. - Знаешь, очень странно, конечно, но это не венецианская бумага. Толстая, пористая, волокнистая... Может, испанская? - Валенсийская, - ответил тот. - Из Хативы. - Точно. Одна из лучших в Европе той поры. Возможно, печатник заполучил импортную партию... Этот человек делал свое дело как следует. - На совесть, - уточнил Корсо. - Что и стоило ему жизни. - Профессиональный риск. - Педро Сениса взял мятую сигарету, предложенную ему Корсо, и тотчас закурил, безучастно покашливая. - Что касается бумаги, то вы отлично знаете: как раз тут обмануть трудней всего. Вся бумага изначально должна была быть белой и одного качества. Потом страницы желтеют, краски выцветают, меняются... Здесь и можно заметить подмену... Хотя, конечно, новые страницы легко испачкать, протереть слабым чайным настоем - и они потемнеют... Коли берешься реставрировать книгу или добавить недостающие страницы, чтобы они не отличались от подлинных, надо помнить о главном - все в книге должно остаться единообразным. То есть главное - детали, мелочи. Правда, Пабло?.. Главное - детали... - Итак, ваше заключение? - Если отбросить нюансы, по которым только и отличают невозможное от вероятного и точно установленного, мы сказали бы, что переплет книги может относиться к семнадцатому веку... Это отнюдь не значит; что и страницы, весь блок изначально принадлежали этому переплету, а не какому-то другому; но будем считать это само собой разумеющимся. Бумага... По всем признакам она схожа с партиями бумаги, происхождение которой безусловно установлено; и с большой долей вероятности можно отнести ее к той же эпохе. - Так. Переплет и бумага - подлинные. А текст и гравюры? - Тут все несколько сложнее. Если говорить о типографской работе, то мы должны рассматривать две версии. Первая: книга подлинная, но владелец это отрицает - и у него, как вы утверждаете, есть свои очень веские к тому основания. Может такое быть? Может, но маловероятно. Перейдем ко второй версии: перед нами подделка. Тут опять же есть два варианта. Первый: вся книга - искуснейшим образом сфальсифицирована, текст придуман, напечатан на бумаге того времени, плюс переплет от другого издания. В принципе это возможно, но маловероятно. Или, если выражаться точнее, малоубедительно. Затраты оказались бы непомерными... Но существует еще один, более приемлемый вариант: подделку выполнили вскоре после выхода в свет первого издания. Иначе говоря, было сделано переиздание - но с некоторыми изменениями, замаскированное под первое издание, и случилось это лет эдак через десять либо двадцать после тысяча шестьсот шестьдесят шестого года, обозначенного на фронтисписе... Вопрос: с какой целью? - Речь шла о книге запрещенной, - вмешался Пабло Сениса. - Именно, - подхватил Корсо. - Кто-то из тех, кто имел доступ к материалу, который использовал Аристид Торкья, к печатным формам и литерам, мог снова напечатать книгу... Старший из братьев схватил карандаш и начал что-то чертить на обороте использованного листа. - Да, такое вполне могло быть. Но другие версии или гипотезы выглядят более реальными... Представьте, к примеру, что большинство страниц в книге подлинные, но в этом экземпляре какие-то страницы были вырваны или испорчены... И кто-то исправил дефект - использовал бумагу нужной эпохи, хорошую печатную технику и проявил огромное терпение. В таком случае надо иметь в виду еще два подварианта. Первый: добавленные страницы скопированы с другого, полного экземпляра... Второй: полного экземпляра не существует, и содержание вставных страниц придумано. - Тут переплетчик показал Корсо свой рисунок. - Тогда перед нами случай настоящей фальсификации, выполненной по такой вот схеме: Пока Корсо и младший Сениса рассматривали схему, Педро Сениса снова принялся листать "Девять врат". - Я склоняюсь к мысли, - добавил он чуть погодя, когда их внимание снова обратилось к нему, - что если были вставлены какие-то страницы, то это произошло либо в годы, близкие ко времени издания, либо уже сегодня. Промежуточный период можно в расчет не брать: никто бы не сумел так превосходно скопировать старинную работу без самых современных средств. Корсо вернул ему лист со схемой. - Представьте теперь такое: вам в руки попадает неполный том. И вы хотите, используя новейшую технику, исправить дефект... Как вы будете действовать? Братья Сениса дружно и с шумом выдохнули и переглянулись, словно от одной только мысли о такой работе у них зачесались руки. Теперь оба они уже не сводили глаз с "Девяти врат". - Допустим, - начал старший, - в этой книге сто шестьдесят восемь страниц и недостает сотой страницы... сотой и, разумеется, девяносто девятой, потому что лист имеет две стороны - или страницы. И мы, значит, хотим этот лист восстановить... Вся хитрость в том, чтобы найти "близнеца". - "Близнеца"? - На нашем профессиональном жаргоне это означает - полный экземпляр, - сказал Пабло. - Или такой, где сохранились неповрежденными те две страницы, которые нам нужно скопировать. По возможности следует также сравнить "близнеца" с нашим дефектным экземпляром - проверить, не отличаются ли две книги четкостью оттиска, или вдруг в одной шрифт более стертый, чем в другой... Да вы и сами хорошо знаете: в те времена наборные шрифты легко стачивались и портились во время ручной печати, и тогда первый и последний экземпляры в одном тираже могли существенно разниться - буквы в последнем получались кривыми, неровными, краски тоже менялись и так далее. Короче говоря, после такого сопоставления бывает ясно, нужно ли искусственно добавлять подобные дефекты либо, наоборот, на вставных страницах их необходимо устранить, чтобы эти страницы соответствовали целому... Потом мы прибегаем к фотомеханическому воспроизведению: изготавливаем гибкую фотополимерную форму или цинковую пластину. - Рельефную печатную форму, - сказал Корсо, - из резины или металла. - Точно. Какой бы совершенной ни была современная копировальная техника, она никогда не даст нам рельефа, а именно это являлось важной особенностью старинной печати и достигалось при помощи дерева или свинца с нанесенной на них краской. Таким образом, нам надо получить копию страницы на податливом материале - резине или металле, чтобы воспроизвести те технические приемы воздействия на страницу, которые применялись в тысяча шестьсот шестьдесят шестом году. Потом мы кладем печатную форму в станок, чтобы получить ручную печать, какой она была четыре века назад... Разумеется, на бумаге того времени, которую и до того, и после обрабатывают, создавая искусственный эффект старения... А еще мы самым тщательным образом изучим состав краски и воспользуемся специальными химическими реактивами - чтобы все страницы вышли одинаковыми. И вот - преступление совершено! - А если представить, что нужной страницы-подлинника не сохранилось и копию снять не с чего? Братья самодовольно улыбнулись. - Тогда, - сказал старший, - задача становится куда интересней. - Тут нужны образцы и воображение, - добавил младший. - И, конечно, смелость, сеньор Корсо. Представьте, что в наши с Пабло руки попал этот самый дефектный экземпляр "Девяти врат"... Значит, в нашем распоряжении есть сто шестьдесят шесть страниц подлинника - целый набор образцов букв и символов, использованных печатником. Вот мы и начнем снимать с них копии, пока не получим весь алфавит. С алфавита делается копия на фотобумагу - с ней легче работать, - и каждую букву воспроизводим столько раз, сколько нужно, чтобы заполнить всю страницу... Идеальное решение - так работают истинные артисты, - это когда шрифт отливают из расплавленного свинца, как делали старые печатники... Что, к сожалению, слишком сложно и дорого. Поэтому мы выберем современные методы. Лезвием вырежем отдельные буквы, и Пабло - он в таком деле сноровистей - вручную составит пластину: две страницы, строчка за строчкой, совсем как наборщик семнадцатого века. И с них мы снимем еще один оттиск - на бумагу, чтобы не было видно стыков между буквами и других дефектов или, наоборот, чтобы добавить дефекты, сходные с теми, что есть в других буквах, строках и страницах оригинального текста.. Потом остается только сделать негатив, а с него - рельефную копию - печатную форму. - А если на отсутствующих страницах должны быть иллюстрации? - Все равно. Когда нам доступна нужная гравюра из подлинника, система воспроизведения еще проще. Если речь идет о ксилографиях, а у них более четкие линии, чем у гравюр на меди или сделанных с помощью граверной иглы, то работа выходит гораздо чище. - Ладно, а если оригинальной гравюры нет? - И тогда особых трудностей не будет. Если мы знаем гравюру по описаниям - делаем по описаниям. Если нет - придумываем сами. Естественно, сперва изучаем технику сохранившихся иллюстраций. Это по плечу любому хорошему рисовальщику. - А печать? - Вы отлично знаете, что ксилография - это гравюра на дереве, но выпуклая: деревянную доску продольного распила покрывают белой краской, на которую наносится композиция. Потом работает резец, и на доску накладывается краска - изображение переходит на бумагу... Когда мы копируем ксилографии, мы пользуемся двумя способами: либо снимаем копию с рисунка - лучше на резину, либо, если можно воспользоваться помощью хорошего рисовальщика, делаем новую ксилографию - на дереве, воспроизводя технику нужной эпохи, и печатаем уже с нее... Скажем, я, имея под рукой такого мастера, как брат, выбрал бы кустарный способ. Всякий раз, как только подворачивается возможность, искусство должно состязаться с искусством. - И выходит чище, - бросил Пабло. Корсо заговорщически ухмыльнулся: - Как с сорбоннским "Speculum". - А что? Пожалуй, его создатель - или создатели - думали так же... Правда, Пабло? - Они, во всяком случае, были настоящими романтиками, - согласился тот и невольно расплылся в улыбке. - Тут вы правы, - согласился Корсо, а потом указал на книгу: - Итак, ваш приговор? - Я бы сказал, что это подлинник, - ответил Педро Сениса без тени сомнения. - Даже нам была бы не по плечу столь тонкая работа. Гляньте: качество бумаги, пятна на страницах, ровный цвет краски, изменения ее тонов, печать... Не скажу, чтобы наличие вставных листов исключалось полностью, но считаю такое маловероятным. Если это все-таки подделка, то выполнена она в те же годы, когда печаталась книга... Сколько экземпляров сохранилось? Три? И вы, разумеется, учли и такой вариант, что все три книги - фальшивки... - Учел. А что вы скажете об этих ксилографиях? - Они, конечно, необычны. И подписи... Но они, бесспорно, выполнены в ту эпоху. Бесспорно... Краска, цвет бумаги... Думаю, главная загадка не в том, как и когда они были напечатаны, а в том, какой тайный смысл в них заключен. Но нам, к сожалению, до этого не докопаться. - Ошибаетесь. - Корсо собрался закрыть книгу. - На самом деле мы много до чего, докопались. Педро Сениса жестом остановил его: - Еще одна вещь... Хотя вы, конечно, обратили на это внимание: марка гравера. Корсо не мог скрыть смущения: - Честно сказать, не пойму, о чем вы? - Под каждой гравюрой стоит микроскопическая подпись... Покажи ему, Пабло. Младший брат сделал вид, что вытирает руки о плащ, хотя потными они быть, никак не могли. Потом подошел к "Девяти вратам", поднес лупу к странице и показал Корсо. - На каждой гравюре, - пояснил он, - стоят традиционные аббревиатуры: "Inv." вместо "invenit" и подпись автора рисунка, потом - "Sculp." вместо "sculpsit" [здесь: создал композицию; вырезал (лат.)] гравер... А теперь посмотрите: на семи из девяти ксилографии присутствует аббревиатура "A.Torch", и в качестве "sculp.", и в качестве "inv.". Из чего ясно, что для них сам печатник и выполнил рисунок, и вырезал его. Но вот еще на двух он значится лишь как "sculp.". To есть их он только вырезал. А вот автором оригинальных рисунков - "inv." - был кто-то другой: тот, кому принадлежали инициалы "L.F.". Педро Сениса слушал объяснения брата и одобрительно, но еле заметно покачивал головой, потом он зажег очередную сигарету. - Неплохо, правда? - Он закашлялся в клубах дыма, сквозь который видны были коварные огоньки в его хитрых мышиных глазках, следивших за реакцией Корсо. - Сожгли-то только печатника, а оказывается, работал он не один... - Да уж, - подвел итог его брат, мрачно захохотав. - Кто-то подсобил ему попасть на костер. Тем же вечером к Корсо с визитом явилась Лиана Тайллефер. Вдова пришла без предупреждения и невольно выбрала как раз тот смутный час, когда охотник за книгами, одетый в выцветшую ковбойку и старые вельветовые штаны, стоял у окна и смотрел на городские крыши, отсвечивающие красно-оранжевыми огоньками. Да, момент был не самый удачный, и загляни она в любое другое время, скорее всего, не случилось бы многое из того, что произошло позднее. Кто знает? Сегодня нам трудно судить об этом. Зато мы можем с абсолютной достоверностью восстановить следующую цепочку событий: Итак, Корсо стоял у окна, и взгляд его туманился все больше и больше по мере того, как падал уровень джина в стакане. Тут раздался звонок в дверь, и Лиана Тайллефер - белокурая, очень высокая и очень эффектная, в английском пальто, накинутом на элегантный костюм, и в черных чулках - возникла на пороге. Волосы, собранные в пучок, были скрыты под широкополой шляпой табачного цвета от Борсалино, слегка - и очень изящно - сдвинутой набок, что вдове весьма шло. У нее был вид красивой женщины, уверенной в своей красоте и желающей, чтобы все эту красоту оценили. - Какая честь! - брякнул Корсо. Фраза прозвучала глупо, Хотя трудно было требовать от человека особого красноречия в такой час и с учетом выпитого им джина. Лиана Тайллефер уже успела сделать несколько шагов по комнате и остановилась перед письменным столом, где лежала папка с рукописью Дюма - рядом с компьютером и дискетами. - Вы все еще занимаетесь этим делом? - Разумеется. Она оторвала взгляд от "Анжуйского вина" и неторопливо оглядела книги, стоящие на стеллажах, затем те, что были свалены повсюду. Корсо сообразил, что она искала фотографии, какие-нибудь мелочи, которые помогли бы составить хоть какое-то мнение о хозяине дома. Так ничего и не обнаружив, она подняла бровь - досадливо и надменно. Наконец внимание ее привлекла сабля. - Вы коллекционируете шпаги? Такой вывод назывался логическим умозаключением. Индуктивного типа. По крайней мере, подумал Корсо с облегчением, способность Лианы Тайллефер выходить из затруднительных ситуаций не соответствует ее великолепной внешности. Если, конечно, она над ним не издевается. Поэтому он счел за лучшее криво и двусмысленно улыбнуться: - Да, коллекционирую - вот эту. И называется она саблей. Женщина рассеянно кивнула. Понять, дура она или хорошая актриса, было невозможно. - Семейная реликвия? - Приобретение, - соврал Корсо. - Мне показалось, что она украсит стену. Когда вокруг столько книг, надо чем-то перебить однообразие. - А почему у вас нет ни картин, ни фотографий? - Потому что нет людей, которых мне хотелось бы вспоминать. - Он подумал о фотографии в серебряной рамке: издатель Тайллефер, надев фартук, готовится разрезать поросенка. - У вас, понятно, все иначе. Она пристально посмотрела на него и, наверно, попыталась оценить, не слишком ли дерзко прозвучали его слова; в голубых глазах появился стальной блеск, и они сделались такими ледяными, что даже повеяло холодом. Она еще раз прошлась по комнате, поглядела на книги, поинтересовалась видом из окна и снова остановилась у письменного стола. Потом провела кроваво-красным ногтем по папке, где лежала рукопись Дюма. Казалось, она ждала от Корсо какой-нибудь реплики, но он молчал, выбрав выжидательную тактику. Если ей что-то нужно - а ведь что-то ей наверняка нужно, - пусть сама выпутывается из затеянной нечистой игры. Подыгрывать ей и облегчать задачу он не намерен. - Вы позволите мне сесть? Голос чуть хрипловатый. Следствие дурно проведенной ночи. Сам Корсо продолжал стоять посреди комнаты в выжидательной позе, сунув руки в карманы брюк. Лиана Тайллефер сняла пальто и шляпу. Потом неторопливо, со свойственной ей бесконечной медлительностью, поискала глазами, куда бы сесть, и, видимо, выбор ее пал на старый диван. Она двинулась к нему, неспешно уселась и закинула ногу на ногу. Юбка для такой позы оказалась коротковатой, и тут уж кто угодно, даже охотник за книгами, выпей он вполовину меньше джина, был бы убит наповал. - Я пришла поговорить о делах. Еще бы! Естественно, весь спектакль разыгрывался не без корысти. Корсо не страдал недостатком самомнения, и дураком его никто бы не назвал. - Что ж, давайте поговорим, - согласился он. - А вы уже обедали с Флавио Ла Понте? Она ответила не сразу. И несколько секунд смотрела на него с холодным и презрительным высокомерием. - Нет еще, - наконец промолвила она все так же бесстрастно. - Сперва я хотела увидеть вас. - Ну вот вы меня и видите. Лиана Тайллефер позволила себе слегка откинуться на спинку дивана. Одна ее рука лежала на прорехе, которая зияла в кожаной обивке, откуда торчал пучок конского волоса. - Вы ведь продаете свои услуги, - сказала она. - Истинная правда. - И отдаете предпочтение тому, кто больше платит... - Когда как. - Корсо скривил губы и показал клык; он находился на своей территории и мог обойтись без улыбки симпатичного кролика. - Как правило, я берусь лишь за какое-нибудь очень конкретное дело. Как Хамфри Богарт в кино. Или как проститутки. Для респектабельной вдовы, которая воспитывалась в колледже и вышивала там крестиком, Лиана Тайллефер слишком спокойно отнеслась к столь рискованному сравнению. - Я хочу предложить вам работу. - Замечательно! В последнее время все кинулись предлагать мне работу. - Я хорошо заплачу. - Надо же! Все вдруг возмечтали хорошо мне заплатить. Она потянула за конец конского волоса, который торчал из разорванного подлокотника, и рассеянно принялась наматывать его на указательный палец. - Сколько вы должны получить от своего друга Ла Понте? - От Флавио?.. Ничего. Посмотрел бы я на того, кто выманит у него хоть копейку. - Тогда почему вы на него работаете? - Вы сами только что сказали - он мой друг. Корсо уловил, как она задумчиво повторяет его слова. - Странно слышать такое из ваших уст, - произнесла она после паузы и еле заметно улыбнулась, при этом на лице ее отразилась смесь любопытства и презрения. - А подруги у вас тоже имеются? Корсо медленно прогулялся взглядом по ее ногам - от щиколоток до бедер. И сделал это с вызовом, очень нагло. - Я довольствуюсь воспоминаниями. Например, воспоминание о вас может пригодиться мне нынче ночью. Она стойко снесла и эту грубость. Хотя, подумал Корсо, вдова, наверно, просто не поняла тонкого намека. - Назовите вашу цену, - предложила она холодно. - Я хочу получить обратно эту рукопись. Дело принимало интересный оборот. Корсо сел в кресло, стоявшее напротив дивана. Теперь он мог с еще большим успехом разглядывать обтянутые черными чулками ноги визитерши; она сбросила туфли и поставила ступни на ковер. - В прошлый раз мне показалось, что эта глава вас не больно-то волнует. - Я хорошо подумала. Мне эта рукопись... - ...дорога как память? - закончил Корсо с издевкой. - Что-то вроде того. - Теперь в ее голосе прозвучал вызов. - Но не в том смысле, в каком это понимаете вы. - И что вы готовы сделать ради нее? - Я уже сказала. Заплатить вам. Корсо нахально ухмыльнулся: - Вы меня обижаете. Я профессионал. - Да, профессионал, продающий свои услуги... Но ведь такие легко переходят из лагеря в лагерь. Я тоже читаю книжки. - Я зарабатываю столько, сколько мне нужно. - Теперь речь идет не о деньгах: Она полулежала на диване и пальцами одной ноги поглаживала подъем другой. Сквозь черную сеточку чулок просвечивали ярко-красные ноготки. Она чуть изменила позу, и юбка поползла вверх, приоткрыв белую полоску кожи над черными подвязками и соблазняя тем, что скрывалось еще выше - там, где все тайны сливаются в одну-единственную, древнюю, как само Время. Охотник за книгами с усилием поднял взгляд. Льдисто-голубые глаза по-прежнему неотрывно смотрели на него. Он снял очки, потом встал и шагнул к дивану. Женщина бесстрастно следила за каждым его движением. А когда он остановился прямо перед ней, так близко, что их колени соприкоснулись, Лиана Тайллефер подняла руку и опустила пальцы с красными ногтями прямо на молнию его вельветовых брюк. И снова улыбнулась - еле заметно, надменно и самоуверенно. Тут Корсо наклонился и задрал ей юбку до самого пояса. И с той и с другой стороны это было штурмом и натиском, а не согласованными действиями союзников. Это было похоже на сведение счетов - жестокое и непримиримое сражение двух сильных соперников, хотя в нужные моменты и раздавались положенные стоны, и вырывались сквозь зубы проклятия, и женские ногти безжалостно впивались в поясницу Корсо. Именно так все и произошло на крошечной территории дивана: они не успели снять одежду, и ее юбка болталась над широкими и крепкими бедрами, которые он сжимал сильными, словно сведенными судорогой пальцами, и крючки от ее белья впивались ему в живот. Он даже не сумел увидеть ее груди, хотя пару раз добирался до них и оценил тугую, жаркую и обильную плоть, скрытую под лифчиком, шелковой блузкой и жакетом, которых Лиана Тайллефер, как мы уже сказали, в пылу битвы снять не успела. И теперь они лежали, не разомкнув объятий, запыхавшиеся, как борцы, изнуренные схваткой. И Корсо спрашивал себя, как он будет выпутываться из этой истории. - Кто такой Рошфор? - спросил он, решив ускорить развязку. Глаза Лианы Тайллефер находились на расстоянии десяти сантиметров от его глаз. Лучи закатного солнца окрасили лицо вдовы в розоватые тона; из прически повылетали все шпильки, и светлые волосы рассыпались по дивану. Он подумал, что она впервые позволила себе расслабиться в его присутствии. - Какой смысл вспоминать о нем, - ответила она, - раз я и так получу рукопись... Корсо поцеловал место, открывшееся в вырезе расстегнуто блузки, навсегда прощаясь и с этим местом, и с тем, что было ниже. Он уже понимал: вряд ли когда-нибудь еще ему доведется поцеловать Лиану Тайллефер. - Какую рукопись? - спросил он, лишь бы что-то спросить, и тотчас ощутил, как тело ее напряглось под его телом, а взгляд сделался колючим. - "Анжуйское вино". - В голосе Лианы Тайллефер зазвучала тревога. - Вы же отдадите мне ее, правда? Корсо не слишком понравилось, что она снова обратилась к нему на "вы". Вроде бы не так давно они перешли на "ты". - Об этом речи не было. - Но я полагала... - И напрасно! В стальной голубизне сверкнула молния. Лиана Тайллефер в ярости, резким движением бедер, высвободила свое тело из-под тела Корсо. - Негодяй! Корсо уже решил было расхохотаться и сгладить неловкость непристойной шуткой, но в этот самый миг ощутил резкий удар и почувствовал, что падает назад. Поднимаясь с пола и застегивая брюки, он увидел бледную и грозную Лиану Тайллефер - она стояла во весь рост, не обращая внимания на то, что одежда ее пребывала в полном беспорядке и великолепные бедра не были ничем прикрыты, потом она наотмашь ударила Корсо - так сильно, что левое ухо у него загудело. - Подлец! Охотник за книгами от такой затрещины покачнулся и стал растерянно озираться по сторонам, как боксер, который ищет, за что бы ухватиться, чтобы не рухнуть на пол. Поэтому Лиана Тайллефер вышла из поля его зрения, он почти перестал следить за ней - слишком болело ухо. Он созерцал саблю на стене, когда раздался звон разбиваемого стекла. Тут он вновь обратил взор на гостью. Она стояла на фоне розоватого света, сочившегося из окна. Юбка была приведена в порядок, в одной руке вдова держала папку с рукописью, в другой - горлышко разбитой бутылки. Острый край был нацелен прямо в горло Корсо. Он инстинктивно прикрылся рукой и сделал шаг назад. Опасность привела его в чувство, адреналин рекой хлынул в кровь и вернул ему способность действовать: он отвел в сторону вооруженную стеклом руку Лианы Тайллефер и ударил ее кулаком в грудь. Она на миг замерла, потом как подкошенная повалилась на пол. Следующая сцена была почти идиллической: Корсо поднял с пола рукопись и горлышко бутылки, а Лиана Тайллефер снова сидела на диване-растрепанные волосы падали ей на лицо, руки она прижала к тому месту, куда пришелся удар; сквозь злые всхлипывания прорывалось натужное дыхание. - За это вас убьют, Корсо, - разобрал он наконец ее бормотанье. Солнце окончательно переместилось на другой конец города, и тени начали отвоевывать углы комнаты. Корсо почувствовал жгучий стыд, он зажег лампу, протянул женщине пальто и шляпу, потом снял телефонную трубку, чтобы вызвать такси. Все это время он избегал смотреть ей в глаза. Когда шаги гостьи растаяли на лестнице, он какое-то время недвижно постоял у окна, наблюдая, как при свете медленно восходящей луны сгущаются очертания крыш. "За это вас убьют, Корсо". Он налил с