что в ту ночь и было основано Братство гарпунеров Нантакета, Флавио Ла Понте стал его генеральным секретарем, Лукас Корсо - казначеем, и оба - единственными членами сообщества, а доброй матерью-покровительницей его сделали Макарову - она даже не взяла с них денег за последнюю рюмку, а перед закрытием заведения примкнула к их компании, и они вместе расправились с бутылкой джина. - Я еду в Париж, - сообщил Корсо, разглядывая в зеркале толстуху, которая каждые пятнадцать секунд совала по монетке в щель игрального автомата, словно ее загипнотизировали незамысловатая музыка и мелькание цветной рекламы, фрукты и звоночки, так что двигаться могла только сжимающая рычаг рука - и так до скончания века. - Там заодно займусь и твоим "Анжуйским вином". Приятель сморщил нос и глянул на него настороженно. Париж - это дополнительные расходы, новые сложности. А Ла Понте был книготорговцем скромным и очень скупым. - Ты же знаешь, я не могу себе такое позволить, мне это не по карману. Корсо медленно допивал пиво. - Очень даже можешь. - Он достал несколько монет, чтобы заплатить и за себя, и за приятеля. - Я еду совсем по другому делу. - По другому делу? - повторил Ла Понте с явным интересом. Макарова поставила на стойку еще две кружки. Это была крупная светловолосая сорокалетняя женщина, коротко подстриженная, с серьгой в одном ухе - в память о той поре, когда она плавала на русском рыболовном судне. Одета она была в узкие брюки и рубашку с закатанными почти до плеч рукавами, которые открывали на редкость крепкие бицепсы - хотя не только они придавали ей сходство с мужчиной. В углу рта у нее вечно дымилась сигарета. Ее легко принимали за уроженку Балтики. Но всем обликом, и особенно грубоватыми манерами, она напоминала скорее слесаря-наладчика с какого-нибудь ленинградского завода. - Прочла я вашу книгу, - сказала она Корсо, раскатывая букву "р". При этом пепел от сигареты сыпался на мокрую рубашку. - Эта Бовари... просто несчастная идиотка. - Рад, что ты сразу ухватила суть дела. Макарова протерла прилавок тряпкой. С другого конца зала из-за кассы за ней наблюдала Зизи, являвшая собой полную противоположность Макаровой: гораздо моложе, миниатюрная и очень ревнивая. Случалось, перед самым закрытием они в подпитии начинали драться на глазах у последних клиентов, правда, те, как правило, были своими людьми. Однажды после такой потасовки Зизи - с лиловым синяком под глазом, разъяренная и жаждущая мести - решила хлопнуть дверью. И пока она не вернулась - через три дня, - Макарова не переставала лить слезы, которые капали и капали в кружки с пивом. В ночь примирения заведение закрылось раньше обычного, и можно было видеть, как они куда-то отправились, обняв одна другую за талию и целуясь в подворотнях, словно юные влюбленные. - Он едет в Париж, - Ла Понте кивнул на Корсо. - Хочет ухватить удачу за хвост. У него в рукаве спрятан туз. Макарова собирала пустые стаканы и глядела на Корсо сквозь дым своей сигареты. - Да у него вечно что-нибудь припрятано, - произнесла она гортанным голосом, не выказав ни малейшего удивления. - То в одном месте, то в другом. Потом она составила стаканы в раковину и, поигрывая квадратными плечами, пошла обслуживать других клиентов. Макарова глубоко презирала представителей противоположного пола и исключение делала разве что для Корсо, о чем и сообщала во всеуслышанье, объясняя, почему не берет с него деньги за последнюю рюмку. Даже Зизи относилась к нему вполне терпимо. Однажды, когда Макарову арестовали за то, что она во время демонстрации геев и лесбиянок разбила морду полицейскому, Зизи всю ночь просидела на скамейке перед полицейским управлением. Корсо принес ей бутерброды и бутылку джина, а потом переговорил со своими знакомыми из этого заведения, и они помогли замять дело. Зато у Ла Понте все это вызывало нелепую ревность. - Почему в Париж? - спросил он рассеянно, ибо внимание его было поглощено другим. Левый локоть Ла Понте погрузился во что-то восхитительно мягкое и податливое. И он, разумеется, пришел в полный восторг, обнаружив, что его соседкой по стойке оказалась юная блондинка с пышной грудью. Корсо глотнул пива. - Я заеду еще и в Синтру, это в Португалии. - Он продолжал наблюдать за толстухой у игрального автомата. Просадив всю мелочь, та протянула Зизи купюру для размена. - Теперь я работаю на Варо Борху. Его друг присвистнул: Варо Борха - самый крупный библиофил в стране. В его каталог попадало совсем немного книг - зато только самые лучшие; и еще за ним шла слава, что если он хотел что-либо заполучить, то за ценой не стоял. Ла Понте, на которого новость произвела заметное впечатление, потребовал еще пива и новых подробностей. При этом в лице его мелькнуло, что-то хищное - как всегда, когда он слышал слово "книга". Ла Понте был, конечно, человеком очень прижимистым и откровенно малодушным, но в чем его никто не посмел бы упрекнуть, так это в завистливости, если только дело не касалось красивой женщины, которую можно было загарпунить. В профессиональном плане сам он вполне довольствовался добытыми без особого риска качественными экземплярами и искренне уважал друга за то, что тот работал с клиентами совсем иного полета. - Ты когда-нибудь слыхал о "Девяти вратах"? Букинист, который начал было неспешно шарить по карманам, словно давая Корсо время заплатить и за эту выпивку, так и застьл с открытым ртом. И даже на миг позабыл о своей пышнотелой соседке, которую как раз намеревался рассмотреть получше. - Ты хочешь сказать, что Варо Борха хочет заполучить эту книгу? Корсо кинул на прилавок последние монеты, завалявшиеся у него в кармане. Макарова налила им еще по рюмке каньи, - Уже заполучил. И заплатил за нее целое состояние, - Еще бы! Ведь, как известно, сохранилось только три или четыре экземпляра. - Три, - уточнил Корсо. - Один находится в Синтре, в коллекции Фаргаша. Второй в фонде Унгерна в Париже. А третий попал на мадридский аукцион, когда продавали библиотеку Терраля-Коя, - его-то и купил Варо Борха. Ла Понте, сгорая от любопытства, теребил свою курчавую бородку. Он конечно же слышал о Фаргаше, португальском библиофиле. Что касается баронессы Унгерн, то эта безумная старуха заработала миллионы, сочиняя книжки по оккультизму и демонологии. Ее последний шедевр "Нагая Исида" побил все рекорды по количеству проданных экземпляров. - Одного не пойму, - спросил, помолчав, Ла Понте, - ты-то какое отношение имеешь ко всему этому? - А тебе известна история книги? - Только в общих чертах, - признался Ла Понте. Корсо обмакнул палец в пивную пену и принялся что-то рисовать на мраморной столешнице. - Время действия - середина семнадцатого века. Место действия - Венеция. Главный персонаж - печатник по имени Аристид Торкья, которому приходит в голову мысль издать так называемую "Книгу о девяти вратах в Царство теней", что-то вроде учебного пособия, как вызывать дьявола... Но времена стояли не самые благоприятные для литературы подобного рода, и Святая инквизиция быстренько заполучила Торкью в свои руки. Состав преступления - сношения с дьяволом и так далее. Отягчающее обстоятельство - воспроизведение девяти гравюр из знаменитого "Delomelanicon" (*16) - классики чернокнижия. Замечу, что, согласно легенде, автором гравюр считался сам Люцифер. Макарова тоже остановилась у стойки, только с другой стороны, и, вытирая руки о рубашку, внимательно слушала. Ла Понте так к не донес стакана до губ, он с алчным профессиональным интересом ловил каждое слово. - А что стало с книгами? - Нетрудно догадаться: костер из них получился знатный. - Корсо изобразил на лице жестокое ликование; казалось, он и воистину сожалеет, что не присутствовал при расправе. - А еще рассказывали, что из огня доносились крики дьявола. Макарова в ответ недоверчиво фыркнула и замерла, потом облокотилась на стойку рядом с краном для пива. Все эти средиземноморские суеверия, темные истории... Гордый северный нрав и мужской характер не позволяли ей опуститься до такого... Более впечатлительный Ла Поите внезапно почувствовал приступ жажды и сунул нос в кружку. - Если там кто и кричал, так это сам печатник... - Можно себе представить. Ла Понте представил - и содрогнулся. - Под пытками, - продолжил Корсо, - а в инквизиции служили профессионалы, полагавшие делом чести дать достойный отпор любым козням врага рода человеческого, - печатник признался, что уцелел еще один экземпляр книги, один-единственный, и хранится он в тайнике. После чего несчастный замолк и больше уж рта не раскрыл, если не считать предсмертного "Ох!" - на костре. Макарова презрительно улыбнулась. И было непонятно, относилось ее презрение к несчастному печатнику или к палачам, так и не сумевшим вырвать у него последнее признание. Ла Понте наморщил лоб: - Подожди, ты сказал, что уцелел всего один экземпляр. Но ведь только что мы вели речь о трех книгах. Корсо снял очки и проверил на свет чистоту стекол. - Тут и зарыта собака, - сказал он. - Войны, пожары, кражи... Книги то появлялись, то вновь исчезали. Теперь никто не знает, какая из них подлинная. - А может, они все три поддельные, - с присущим ей здравомыслием изрекла Макарова. - Может, и так. Вот мне и предстоит разгадать загадку, проверить, купил Варо Борха подлинник или ему всучили фальшивку. Для этого я еду в Синтру и Париж. - Он надел очки и взглянул на Ла Понте. - А между делом займусь и твоей рукописью. Букинист отрешенно кивнул, продолжая краем глаза следить в зеркале за девицей с роскошным бюстом. - Но раз у тебя такое важное дело... смешно тратить время еще и на "Трех мушкетеров"... - Смешно? - Привычное хладнокровие покинуло Макарову, и она буквально взорвалась: - Это самый лучший роман на свете! И в подкрепление своих слов хлопнула ладонью по прилавку. При этом стало видно, как напряглись мышцы на обнаженной руке. Борису Балкану, вот кому было бы приятно услышать такое, подумал Корсо. У Макаровой, в ее личном списке бестселлеров, Дюма мог соперничать лишь с "Войной и миром" и шедеврами Патрисии Хайсмит (*17). - Успокойся ты! - повернулся Корсо к Ла Понте. - Платись за все придется Варо Борхе. Хотя, на мой взгляд, твое "Анжуйское вино" - подлинник... Ну скажи, кому придет в голову подделывать такое? - Люди за все берутся, - сделала бесконечно мудрый вывод Макарова. Ла Понте разделял мнение Корсо: в данном случае мошенничество выглядело бы полной нелепостью. Покойный Тайллефер гарантировал ему подлинность: то, несомненно, была рука дона Александра. А Тайллефер слов на ветер не бросал. - Обычно я относил ему старые приключенческие романы, и он покупал все подряд. - Ла Понте сделал глоток и хихикнул через край стакана. - А я пользовался случаем, чтобы полюбоваться на ножки его жены. Роковая блондинка! Очень эффектная! И вот однажды он открыл какой-то ящик. Затем положил на стол главу "Анжуйское вино". "Это вам, - сказал он неожиданно. - При условии, что вы получите экспертное заключение о подлинности и немедленно выставите рукопись на продажу... " Какой-то клиент громко звал Макарову, требуя безалкогольного биттера. Та послала его к черту. Она словно приросла к своему месту у стойки и слушала разговор, щуря глаза от дыма. Сигарета как всегда была зажата у нее в углу рта и уже догорала. - И это все? - спросил Корсо. Ла Понте сделал неопределенный жест. - Практически все. Я попытался отговорить его, потому что знал, как он к этому относился - душу готов был заложить ради какой-нибудь редкости. Но он стоял на своем: "Откажетесь вы, найду другого". Этим он, разумеется, задел меня за живое. Я имею в виду, живую коммерческую жилку. - Мог бы не уточнять, - бросил Корсо. - Больше ничего живого в тебе не осталось - никаких других жилок. В поисках человеческого тепла и сочувствия Ла Понте повернулся к Макаровой, но в ее свинцовых глазах тепла нашлось не больше, чем в норвежском фьорде в три часа поутру. - Как славно чувствовать себя всеми любимым, - огрызнулся он с досадой и отчаянием в голосе. - А вон тот любитель биттера, видать, умирает от жажды, - заметил Корсо, - опять орет. Макарова метнула короткий взгляд на клиента и предложила ему отправиться в другой бар, пока не получил в глаз. И упрямый тип, чуть поразмыслив, счел за лучшее внять ее совету. - Энрике Тайллефер был человеком странным. - Ла Понте снова пригладил волосы на облысевшей макушке и при этом не спускал глаз с отражения пухлой блондинки в зеркале. - Он желал, чтобы я не просто продал рукопись, но еще и поднял вокруг нее побольше шума. - Флавио понизил голос, чтобы не спугнуть свою блондинку: - "Кое для кого это окажется сюрпризом", - сказал он мне. И подмигнул, будто собирался от души поразвлечься. А через четыре дня его нашли мертвым. - Мертвым, - глухо повторила Макарова, как будто пробуя слово на вкус. Эта история все больше захватывала ее. - Самоубийство, - пояснил Корсо. Но она пожала плечами, словно не видела большой разницы между самоубийством и убийством. В наличии были и сомнительный манускрипт, и несомненный покойник - достаточно для самого острого сюжета. Услышав слово "самоубийство", Ла Понте мрачно кивнул: - Да, так говорят. - А ты что, не веришь? - Как тебе сказать... Все очень странно. - Он снова наморщил лоб, помрачнел и даже забыл о зеркале. - Мне все это не нравится. Что-то здесь не так. - А Тайллефер никогда не рассказывал тебе, как попала к нему рукопись? - Понимаешь, сразу я не спросил. А потом было уже поздно. - А с вдовой ты говорил? От приятного воспоминания лоб букиниста тотчас разгладился. Губы расплылись в улыбке. - Эту историю я тебе непременно расскажу, - произнес он тоном человека, вспомнившего замечательную шутку. - Так что гонорар за труды ты получишь, так сказать, натурой. Я ведь не могу предложить тебе и десятой доли того, что ты заработаешь у Варо Борхи за эту самую "Книгу девяти хохм и надувательств". - - Ладно, я отплачу тебе тем же, подожду, пока ты отыщешь Одюбона (*18) и станешь миллионером. Тогда и сквитаемся. Ла Понте снова изобразил смертельную обиду. Что-то этот прожженный циник за рюмкой делается слишком чувствительным, подумал Корсо. - Я полагал, что ты помогаешь мне по-дружески. - Ну... Клуб гарпунеров Нантакета... Потому я и позволил себе... - Дружба... - Корсо покрутил головой по сторонам, словно ожидая, что кто-нибудь объяснит ему значение этого слова. - Самые закадычные наши друзья - в барах и на кладбищах... - Ты хоть раз сделал что-нибудь для других просто так, черт тебя возьми? - Только для себя, - вздохнула Макарова. - Корсо всегда блюдет свои интересы. Но в этот миг Ла Понте, к величайшему для себя огорчению, увидал, как девица с пышным бюстом покидает бар, взяв под руку элегантно одетого субъекта с франтоватой походкой. Корсо продолжал смотреть на толстуху у игрального автомата. Она истратила последнюю монету и теперь сидела перед машиной, уронив длинные руки вдоль тела, растерянная и опустошенная. У рычагов и кнопок ее сменил высокий смуглый субъект; у него были черные густые усы и шрам на лице. Внешность его пробудила у Корсо какое-то смутное и неуловимое воспоминание, но оно быстро растаяло, так и не оформившись в конкретный образ. К изумлению толстухи, автомат едва успевал выплевывать выигранные им монеты. Макарова налила Корсо кружку пива за счет заведения, и на сей раз Ла Понте пришлось-таки самому заплатить за себя. 2. РУКА ПОКОЙНИКА Миледи улыбалась, и д'Артаньян чувствовал, что он готов погубить свою душу ради этой улыбки. А.Дюма. "Три мушкетера" Бывают вдовы безутешные, а бывают такие, которых с радостью вызовется утешить любой мужчина. Лиана Тайллефер, без всякого сомнения, относилась ко второй категории. Это была высокая блондинка, светлокожая, с ленивой, томной повадкой. Пока такая женщина вытащит сигарету и выпустит первое колечко дыма, пройдет вечность, и все это время она будет со спокойным достоинством смотреть в глаза сидящему напротив кавалеру. Надо заметить, что Лиане Тайллефер уверенность в себе придавали внешнее сходство с Ким Новак, пышные формы - пожалуй, даже слишком пышные - и банковский счет, ведь она стала единственной наследницей покойного издателя Тайллефера, а применительно к этой фирме слово "платежеспособная" звучит скромным эвфемизмом. Удивительно, сколько денег можно заработать, издавая книги по кулинарии. Например, "Тысяча лучших десертов Ла-Манчи". Или, скажем, классика: "Секреты барбекю" - пятнадцать мгновенно разлетевшихся изданий. Квартира вдовы располагалась в старинном дворце - когда-то он принадлежал маркизу де лос Алумбрес, потом, дворец. реконструировали и устроили там роскошные апартаменты. Что касается убранства жилища, то, очевидно, хозяева принадлежали к числу людей, которые готовы из кожи вон лезть, лишь бы придумать что-нибудь особенное, имея при этом мало времени и много денег. Иначе чем объяснишь, что рядом с фарфором из Льядро - девочка с гусем, бесстрастно отметил Лукас Корсо, - на той же полке располагались саксонские пастушки, ради которых любой шустрый антиквар душу бы вытряс и из покойного ныне Энрике Тайллефера, и из его супруги. Тут же стояли секретер, разумеется в стиле бидермейер, и рояль "Стейнвуд", а рядом лежал очень дорогой восточный ковер. Лиана Тайллефер сидела на белом кожаном диване, скрестив великолепные точеные ножки. При этом черная юбка, как того и требовал траур, открывала их всего на пядь выше колен. Поза вдовы позволяла угадать и те линии, что, скрываясь под юбкой, поднимались вверх - "к тени и тайне", как выразился позднее Лукас Корсо, вспоминая свой визит. Добавим, что комментарием Корсо пренебрегать не следует, потому что он только производил впечатление недотепы: так и представляешь себе, как он живет со старушкой мамой, которая вечно вяжет чулок и по воскресеньям подает сынку в постель чашку горячего шоколада. Именно таких сыновей нам случалось видеть в кино; обычно они одиноко бредут за гробом - под дождем, с красными от слез глазами - и шепчут с беззащитной сиротской тоской одно только слово: "Мама!" Но Корсо никогда не был беззащитным. Да и матери у него давно нет. И когда ты узнавал его получше, то невольно задавался вопросом: а была ли у него вообще когда-нибудь мать? - Простите, что я вынужден побеспокоить вас в подобных обстоятельствах, - сказал Корсо. Он сидел перед вдовой, не сняв плаща и поставив холщовую сумку на колени. Сидел в напряженной позе, на краешке стула. Тем временем глаза Лианы Тайллефер - серо-голубые, большие и холодные - самоуверенно его изучали, словно она пыталась определить, к какой из известных ей разновидностей мужчин принадлежит сей экземпляр. Он прекрасно знал, что она столкнулась с непростой задачей, и покорно позволил себя разглядывать, хотя постарался не дать ей возможности сделать определенные выводы. В таких делах он был докой и сразу увидел, что на фондовой бирже "Тайллефер S.А., вдова" его акции начали резко падать, так что он мог рассчитывать не более чем на пренебрежительное любопытство. Добавим, что прежде ему пришлось десять минут прождать в холле после стычки со служанкой, которая приняла его за назойливого торговца и хотела выставить вон. Но теперь вдова то и дело бросала взгляды на папку, извлеченную им из сумки, и ситуация медленно менялась. Он, в свою очередь, старался стойко выдерживать взгляд Лианы Тайллефер и не угодить в клокочущий водоворот - то есть проплыть между Сциллой и Харибдой (Корсо был человеком начитанным). При этом он увидел перед собой весьма своеобразную карту: юг - ноги и талия вдовы, север - бюст, "пышный" или что-то в этом роде, к тому же сногсшибательно обтянутый черным свитером из ангорской шерсти. - Я был бы очень признателен, - обратился он наконец к хозяйке дома, - если бы вы сообщили, знали вы или нет о существовании этой рукописи. Он протянул ей папку и при этом невольно коснулся пальцев с длинными ногтями, покрытыми кроваво-красным лаком. Или это ее пальцы коснулись его руки? В любом случае едва заметное касание свидетельствовало о том, что акции Корсо взлетели вверх; так что он даже поспешил изобразить приличное ситуации смущение и нервно взъерошил волосы надо лбом - так, чтобы этот неуклюжий жест показал ей: ему не часто приходилось докучать красивым вдовам. Теперь голубовато-стальные глаза смотрели не на папку, а на него, и в них вспыхнула искра интереса. - Откуда же? - спросила вдова. Голос у нее был низкий и чуть хрипловатый, словно после дурно проведенной ночи. Она все еще не давала воли любопытству и папку не открывала, будто ожидая от Корсо чего-то еще. Но он лишь поправил очки и состроил серьезную, соответствующую обстоятельствам мину. До сих пор шла официальная часть визита, так что свою коронную улыбку - улыбку честного кролика - он приберегал для более подходящего момента. - До недавнего времени рукопись принадлежала вашему мужу. - Тут он запнулся, но потом все-таки добавил: - Царствие ему небесное! Она медленно кивнула, словно услышала именно то, что хотела услышать, и открыла папку. Корсо смотрел поверх ее плеча на стену. Там между подлинником Тапиеса (*19) и еще одной картиной с неразборчивой подписью висела в рамке детская работа - пестрые цветочки, имя и дата: "Лиана Ласаука. Курс 1970/71 г.". Корсо счел бы это весьма трогательным, будь он способен выдавить из себя хоть одну чувствительную слезинку при взгляде на цветы, птичек, а также на девочек со светлыми косичками и в гольфах. Так что он равнодушно перевел взгляд на фотографию в маленькой серебряной рамочке: покойный Энрике Тайллефер S.А., с золотым дегустационным бокалом, висящим на шее, в фартуке, делавшем его слегка похожим на масона, улыбался в объектив; в правой руке он держал одну из самых популярных своих кулинарных книг, в левой - блюдо с молочным поросенком по-сеговийски, которого собирался разрезать. Возможно, подумал Корсо, преждевременная кончина избавила его от бесчисленных проблем, порожденных с холестерином и подагрой. А еще с холодным любопытством профессионала он задался вопросом: к каким уловкам прибегала при жизни супруга Лиана Тайллефер, когда желала испытать оргазм? В поисках ответа он снова метнул быстрый взгляд на бюст и ноги вдовы, но к определенному выводу не пришел. В ней, конечно, слишком сильна была женская природа, чтобы довольствоваться только молочными поросятами. - Это текст Дюма, - сказала она, и Корсо тотчас напрягся и весь обратился в слух. Лиана Тайллефер постукивала красным ноготком по пластиковому конверту, защищавшему страницу. - Та самая глава, знаменитая. Конечно, рукопись мне знакома. - Она наклонила голову, и волосы упали ей на лицо - теперь вдова недоверчиво взирала на гостя из-под светлой завесы. - А как она попала к вам?.. - Ваш муж продал главу мне. И я должен доказать ее подлинность. Вдова пожала плечами. - Насколько мне известно, рукопись настоящая. - Лиана Тайллефер с тяжелым вздохом возвратила ему папку. - Вы сказали, продал?.. Как странно! - Она задумчиво помолчала. - Энрике так гордился ею. - Возможно, вы припомните, где он ее приобрел. - Боюсь, что нет. Кажется, зто был чей-то подарок. - А ваш муж коллекционировал автографы? - Думаю, других, кроме этого, у него не было. - И он никогда не говорил о намерении продать рукопись? - Нет. О продаже я узнала только от вас. Кто же ее приобрел? - Один книготорговец, мой клиент; и как только я соберу необходимую информацию, он выставит автограф на аукцион. Тут Лиана Тайллефер решила, что гостю стоит уделить чуть больше внимания; его акции на местной бирже снова поднялись в цене. Между тем Корсо снял очки и принялся протирать их мятым платком. Без очков он выглядел беспомощным, о чем прекрасно знал. Когда он, совсем как близорукий крольчонок, щурил; глаза, всем сразу хотелось взять его за руку и перевести через улицу. - Это ваша профессия? - спросила вдова. - Устанавливать подлинность рукописей? Он уклончиво кивнул. Теперь он видел вдову расплывчато, зато почему-то казалось, что она находится ближе, чем раньше. - Иногда я также ищу редкие книги, гравюры и тому подобное. И этим зарабатываю на жизнь. - Много? - Когда как. - Он надел очки, и облик женщины вновь обрел резкость и леность. - Иногда много, иногда мало; на рынке случаются колебания. - То есть вы что-то вроде сыщика, да? - пошутила она. - Вроде детектива, но занимаетесь книгами... Пора было улыбнуться. Что он и сделал, приоткрыв передние зубы. Улыбнулся застенчиво, просчитав меру этой самой застенчивости до миллиметра. Ну давайте же, молила улыбка, усыновите меня поскорее. - Да. Можно назвать мою работу и так. - И вы пришли ко мне по поручению своего клиента... - Именно. - Теперь можно было держаться чуть увереннее, и он постучал костяшками пальцев по папке. - Ведь рукопись попала к нему из вашего дома. Вдова, не сводя глаз с папки, неторопливо кивнула. Она о чем-то раздумывала. - Странно, - сказала она наконец. - Мне трудно поверить, что Энрике продал автограф Дюма. Хотя в последние дни в его поведении было что-то необычное... Как, вы сказали, зовут книготорговца? Нового владельца рукописи? - А я не называл его имени. Она глянула на Корсо сверху вниз, с холодным изумлением. Казалось, она не привыкла давать мужчинам больше трех секунд на исполнение ее желаний. - Так назовите! Корсо чуть помедлил, ровно столько, сколько понадобилось, чтобы Лиана Тайллефер начала нетерпеливо постукивать рукой по подлокотнику. - Его зовут Ла Понте, - выпалил наконец Корсо. Это был еще один из его трюков: делать вид, что собеседник одержал над ним победу, хотя уступки на самом деле были совсем незначительными. - Вы его знаете? - Разумеется, знаю, это поставщик моего мужа. - Она скорчила недовольную гримасу. - Он иногда являлся сюда и приносил ему дурацкие приключенческие романы. Надеюсь, у него есть какой-нибудь документ, подтверждающий факт покупки... Если это вас не затруднит, я хотела бы получить копию... Корсо лениво кивнул и слегка подался вперед: - А ваш муж очень любил Александра Дюма? - Любил ли он Дюма, спрашиваете Вы? - Лиана Тайллефер улыбнулась. Потом откинула волосы назад. Теперь глаза ее засверкали насмешливо, - Пойдемте-ка. Она поднялась, но так медленно, будто на это ушла целая вечность, затем одернула юбку и поглядела по сторонам - точно успела позабыть, зачем ей, собственно, понадобилось вставать. Ростом она оказалась гораздо выше Корсо, хотя была в туфлях на низком каблуке. Она повела его в соседнюю комнату, служившую кабинетом. Следуя за ней, он разглядывал широкую, как у пловчихи, спину, тонкую, но не слишком, талию. По его прикидке, ей было лет тридцать. Так что очень скоро она могла превратиться в обычную матрону нордического типа, чьи не знающие загара бедра созданы лишь для того, чтобы легко рожать белокурых Эриков и Зигфридов. - Если бы только Дюма! - воскликнула она, приглашая его войти в кабинет. - Взгляните. Корсо взглянул. По стенам тянулись деревянные стеллажи, прогнувшиеся под тяжестью толстых томов. Он почувствовал, что у него вот-вот потекут слюни. Профессиональная реакция. Подняв руку к очкам, он сделал несколько шагов по направлению к полкам: "Графиня де Шарни" А. Дюма, восемь томов в серии "Иллюстрированный роман" под редакцией Висенте Бласко Ибаньеса (*20); "Две Дианы" А. Дюма в трех томах; "Три мушкетера" А. Дюма, издание Мигеля Гихарро с гравюрами Ортеги, четыре тома; "Граф Монте-Кристо" А. Дюма, четыре тома, издатель Хуан Рос, гравюры А. Хиля... А вот сорок томов "Рокамболя" Понсона дю Террайля. "Пардайяны" Мишеля Зевако (*21), полностью. И опять Дюма - рядом с девятитомным Виктором Гюго и девятитомным Полем Февалем (*22), чей "Горбун" стоял тут же в роскошном переплете красного сафьяна с золотым обрезом. И "Записки Пиквикского клуба" Диккенса в переводе Бенито Переса Гальдоса, и несколько книг Барбье д'Оревильи, и "Парижские тайны" Эжена Сю. Еще Дюма - "Сорок пять", "Ожерелье королевы", "Соратники Иегу"... "Коломба" Мериме. Пятнадцать томов Сабатини, несколько - Ортеги-и-Фриаса, Конан Доила, Мануэля Фернандеса-и-Гонсалеса, Майн Рида, Патрисио де ла Эскосуры... (*23) - Вот это да! Сколько же здесь томов? - Не знаю. Две тысячи с лишним. Или три. Почти все - романы-фельетоны в первом издании. Их переплетали сразу после публикации... А еще - иллюстрированные издания. Муж был коллекционером-фанатиком, платил столько, сколько запрашивали. - Да, как я вижу, он был истинным любителем. - Любителем? - Лиана Тайллефер изобразила легкую улыбку. - Нет, это была настоящая страсть. - А мне казалось, что гастрономия... - Кулинарные книги были для него лишь способом зарабатывать деньги. Энрике походил на царя Мидаса: любой дешевый сборник кулинарных рецептов, попав в его руки, превращался в бестселлер. Но душу он вкладывал вот в это. Ему нравилось запираться здесь, трогать и гладить старые книги. Ведь некоторые напечатаны на плохой бумаге, а он хотел во что бы то ни стало сохранить их. Видите? Термометр, прибор для измерения влажности воздуха.. Он мог целыми страницами цитировать наизусть любимые произведения. Иногда приговаривал: "Черт возьми!", "Проклятие!" - и так далее в том же роде. А последние месяцы все время писал. - Исторический роман? - Приключенческий. Следуя всем законам жанра и, само собой разумеется, повторяя все банальности. - Она подошла к полкам и достала толстый, сшитый вручную том. Страницы были исписаны с одной стороны крупными круглыми буквами. - Взгляните на название... - "Рука покойника, или Паж Анны Австрийской", - прочитал Корсо вслух. - Ну, это... - он почесал пальцем бровь, подыскивая нужное слово. - Внушительно... - И неподъемно - прямо свинец, - добавила она, ставя том на место. - Сочинение изобилует анахронизмами, что очень глупо, клянусь. Тут вы можете мне поверить, я знаю, о чем говорю, ведь, закончив очередной кусок, он непременно читал его мне... И так всю книгу, страницу за страницей, от начала до самого финала. - Она сердито постучала по заглавию, выписанному большими буквами. - Боже мой! Знаете, в конце концов я возненавидела и этого пажа, и его королеву, хитрую бестию. - Он собирался опубликовать свое сочинение? - А как же! Под псевдонимом, и, наверно, выбрал бы что-нибудь вроде Тристана де Лонгвиля или Паоло Флорентини... Это было бы очень даже в его духе. - А повеситься? Это тоже было в его духе? Лиана Тайллефер молчала, уставившись на стеллажи, заполненные книгами. И молчание ее было тяжелым, отметил про себя Корсо, напряженным, хотя она и сделала вид, будто на что-то загляделась. Она вела себя как актриса, которая выбирает нужный момент, чтобы продолжить диалог. - Я никогда не узнаю, что произошло, - ответила она наконец, овладев собой. - Последнюю неделю он был угрюм и замкнут, почти не выходил из кабинета. Но однажды вечером куда-то отправился, злобно хлопнув дверью. И вернулся только на рассвете; я лежала в постели и слышала, как щелкнул замок. Утром меня разбудили крики служанки: Энрике повесился. Теперь она смотрела на Корсо, следя за его реакцией. Нет, печальной она не выглядела, подумал охотник за книгами и вспомнил фотографию, где ее муж был запечатлен в фартуке и с молочным поросенком. Корсо даже успел заметить, как она неестественно дернула веком, словно стараясь выжать из глаза хоть одну слезинку, но глаза оставались предательски сухими. Впрочем, это еще ничего не значило. Целые поколения нестойких косметических средств научили женщин владеть собой и сдерживать чувства. А макияж Лианы Тайллефер - светлые тени на веках подчеркивали цвет глаз - был безупречен. - Он оставил письмо или записку? - спросил Корсо. - Самоубийцы обычно поступают именно так. - Нет, решил не утруждать себя. Никаких объяснений, никаких писем. Ничего. И такая непредусмотрительность дорого мне стоила: пришлось отвечать на массу вопросов, которые задавали следователь и полицейские. Не слишком приятно, уверяю вас. - Могу себе представить... - Вот и представьте... Лиана Тайллефер дала понять, что визит затянулся. Она проводила гостя до двери и протянула ему руку. Корсо, держа свою папку под мышкой, пожал руку и оценил крепость рукопожатия - поставил ему высший балл. Итак, не было ни веселой вдовы, ни убитой горем страдалицы, не было и равнодушной гримасы ("Он был идиотом" или "Наконец-то мы одни, можешь вылезать из шкафа, дорогой"). То, что в шкафу кто-то прятался, Корсо вполне допускал, но это его не касалось. Как и самоубийство Энрике Тайллефера S.А., каким бы странным оно ни выглядело - а странного было много, особенно если прибавить сюда еще и пажа с королевой, а также ускользающую рукопись. Но ему до всего этого дела не было, включая красивую вдову... По крайней мере пока. Он глянул на Лиану Тайллефер. Хотелось бы мне знать, без всяких эмоций подумал Корсо, кто же тебя ублажает. Он нарисовал в уме некий портрет-робот: солидный, красивый, образованный, богатый господин. Восемьдесят пять процентов вероятности, что тот был другом покойного. И еще Корсо задался вопросом, а не связано ли самоубийство издателя именно с этим обстоятельством, на тотчас сердито себя одернул. Видно, издержки профессии или что-то подобное... Иногда невесть почему он вдруг начинал рассуждать как полицейский. Нелепое сравнение! Он содрогнулся. Впрочем, человек никогда точно не знает, что кроется а темных безднах его души-какие глупости и нелепости. - Позвольте поблагодарить вас, - сказал он, выбирая из арсенала улыбок самую трогательную - улыбку симпатичного кролика. Но улыбка его пропала, даром, вдова смотрела на рукопись Дюма. - Вам не за что меня благодарить. Естественно, мне не безразлично, чем все это кончится. - Постараюсь держать вас в курсе дела". И еще... Что вы намерены делать с коллекцией мужа - сохранить или избавиться от нее? Вопрос застал ее врасплох. Корсо знал по опыту: порой и суток не проходит после смерти библиофила, как книжное собрание покидает дом, буквально следом за гробом. Его удивляло, что сюда еще не слетелись стервятники букинисты. Ведь Лиана Тайллефер, до ее признанию, не разделяла литературные вкусы мужа. - По правде говоря, я еще об этом не думала. Не успела... А что, вас могли бы заинтересовать подобные книги? - Могли бы. Она не нашлась что ответить. И замешательство ее продлилось на пару секунд дольше, чем нужно. - Прошло слишком мало времени, - промолвила она наконец с подобающим случаю вздохом. - Подождем несколько дней... Корсо, держась за перила, спускался по лестнице. Почему-то первые ступеньки дались ему с большим трудом, ноги отказывались идти - как у человека, который покидает место, где что-то забыл, но не знает, что именно. Хотя он-то уж точно ничего здесь не забывал. Добравшись до площадки, он поднял глаза и увидел Лиану Тайллефер. Она все еще стояла на пороге и наблюдала за ним. И вид ее выражал нечто среднее между тревогой и любопытством. По крайней мере так ему показалось. Корсо одолел еще несколько ступенек и снова глянул вверх. Картина переменилась. Как будто медленно полз вниз объектив кинокамеры. Из поля зрения Корсо исчезли настороженные голубовато-стальные глаза, в кадре оставалось лишь тело: бюст, бедра, крепкие ноги, поставленные чуть врозь, - великолепные, сильные, как колонны храма. Корсо покинул дом вдовы и в глубокой задумчивости вышел на улицу. По меньшей мере пять вопросов остались без ответов, и нужно было в первую очередь выстроить их по степени важности. Он остановился на тротуаре у садовой решетки парка Ретиро и, высматривая такси, машинально повернул голову налево, в сторону дороги. В нескольких-метрах от него стоял огромный "ягуар". Шофер в темно-серой, почти черной форме читал газету. В этот самый момент он поднял глаза, и взгляды их встретились - всего на несколько секунд. Потом шофер снова погрузился в чтение. Он был смугл, черноволос, с усами и бледным шрамом, вертикально пересекающим щеку. Внешность его показалась Корсо знакомой - кого-то он явно напоминал. Ах да! Того высокого типа, что сидел перед игральным автоматом в баре Макаровой. Но не только его. В голове Корсо, бродило смутное воспоминание, что-то из очень далекого прошлого. Он не успел проанализировать свои ощущения - как раз в этот миг появилось свободное такси, и некий тип с маленьким чемоданчиком в руке уже делал шоферу знаки с противоположного тротуара. Корсо поспешил воспользоваться тем, что таксист смотрел в его сторону, быстро шагнул на мостовую и остановил машину, опередив того, другого. Он попросил водителя убавить звук радио и поудобнее устроился на заднем сиденье, невидящим взором провожая летящие мимо машины. Дело в том, что всякий раз, как за ним захлопывалась дверца такси, он погружался в сосстояние блаженного покоя. Словно прерывались все контакты с внешним миром и Карсо получал передышку - жизнь за окном на время пути замирала. В предвкушении отдыха он запрокинул голову. Однако пора было подумать и о делах, скажем, о "Девяти вратах", о поездке в Португалию - первом этапе работы. Встреча с вдовой Энрике Тайллефера породила много новых вопросов, и это тревожило его; Что-то тут было не так - подобное случается, когда смотришь на пейзаж с неудачной точки. Что-то еще... Машина успела несколько раз подолгу постоять на перекрестках перед красным светом, прежде чем Корсо сообразил, что в ход его размышлений неотвязно вплетается образ шофера "ягуара". Корсо почувствовал раздражение. Он был абсолютно уверен, что до бара Макаровой никогда в жизни не видел этого типа. Но ничего не мог поделать с нелепым ощущением. Я тебя знаю, сказал он беззвучно. Точно, знаю. Однажды, очень давно, судьба сводила меня с похожим человеком. И я докопаюсь до истины. Ты здесь, в темном уголке моей памяти. Груши куда-то запропастился, но теперь это не имело никакого значения. Пруссаки под командованием Бюлова отступали с высоты у часовни святого Ламберта. Легкая кавалерия Сюмона-и-Сюберви преследовала их по пятам. На левом фланге все спокойно: решительная атака французских кирасиров рассеяла и разбила красные формирования шотландской пехоты. В центре дивизия Жерома наконец-то захватила Гугумон. К северу от Мон-Сен-Жан синие части старой доброй Гвардии медленно группировались, а Веллингтон, забыв о строгом порядке, занимал деревушку Ватерлоо. Оставалось нанести последний удар, добить противника. Лукас Корсо осмотрел поле. Спасти положение мог конечно же Ней. Храбрец из храбрецов. Он передвинул его вперед, вместе с д'Эрлоном и дивизией Жерома, вернее, тем, что от нее осталось, и заставил их au pas de charge [быстрым шагом (фр.)] продвигаться по дороге на Брюссель. Когда они сошлись с британскими частями, Корсо откинулся на спинку стула и затаил дыхание, уверенный в том, что выбрал слишком рискованный ход: всего за полминуты он принял решение, от которого зависели жизнь и смерть двадцати двух тысяч человек. Он упивался этим ощущением, вторгаясь в плотные сине-красные ряды и любуясь нежной зеленью леса близ Суаня, бурыми пятнами холмов. Боже, какое красивое сражение! Удар оказался жестоким. Поделом им! Армейский корпус д'Эрлона рассыпался, как соломенная хижина ленивого поросенка из сказки, а Н