чно.
     -- Ты бы сама постаралась вести себя прилично.
     -- Я долго старалась. Очень долго.
     Ненавижу эту краснорожую свинью,--  сказал  Макомбер.-- От  одного  его
вида тошно делается.
     А знаешь, он очень милый.
     -- Замолчи! -- крикнул Макомбер.
     В  эту  минуту к  обеденной палатке подъехал  автомобиль,  шофер и  оба
ружьеносца  соскочили на  землю. Подошел Уилсон и  посмотрел на мужа и жену,
сидевших за столом.
     Едем охотиться?-- спросил он.
     Да, -- сказал Макомбер, вставая. -- Да.
     Захватите свитер. Ехать будет холодно, сказал Уилсон.
     -- Я пойду возьму кожаную куртку, -- сказала Марго.
     --  Она  у боя,--  сказал  Уилсон.  Он  сел  рядом с шофером, а Фрэнсис
Макомбер с женой молча уселись на заднем сиденье.
     У этого болвана  еще станется выстрелить  мне в затылок думал Уилсон. И
зачем только берут на охоту женщин?
     Спустившись к ручью, автомобиль переехал его  вброд там, где камни были
мелкие, а потом, в сером свете утра, зигзагами поднялся на высокий берег, по
дороге, которую Уилсон накануне велел  прорыть, чтобы можно было добраться в
машине до редкого леса и больших полян.
     Хорошее утро,  думал Уилсон. Было  очень росисто, колеса шли по траве к
низкому кустарнику, и он чувствовал запах раздавленных листьев. От них пахло
вербеной, а он  любил этот  утренний запах росы,  раздавленные папоротники и
черные  стволы деревьев,  выступавшие  из  утреннего  тумана,  когда  машина
катилась без  дорог, в редком, как парк,  лесу. Те двое, на  заднем сиденье,
больше не  интересовали его, он думал  о буйволах.  Буйволы,  до которых  он
хотел добраться, днем отдыхали на заросшем кустами болоте,  где охота на них
была невозможна; но по ночам они  выходили пастись на большую поляну, и если
бы удалось так подвести автомобиль, чтобы отрезать их  от  болота, Макомбер,
вероятно, смог бы пострелять их на открытом месте. Ему не хотелось охотиться
с Макомбером на буйволов в чаще. Ему  не хотелось охотиться с Макомбером  ни
на буйволов, ни на  какого другого  зверя, но он был охотник-профессионал, и
ему еще не  с такими типами  приходилось иметь дело. Если они сегодня найдут
буйволов, останутся только носороги, на этом бедняга  закончит сваю  опасную
забаву, и,  может быть, все обойдется. С этой  женщиной он больше  не  будет
связываться, а  вчерашнее  Макомбер тоже переварит. Ему,  надо полагать,  не
впервой.  Бедняга. Он,  наверно, уже научился  переваривать такие вещи.  Сам
виноват, растяпа несчастный.
     Он, Роберт Уилсон, всегда  возил с собой  на охоту койку пошире -- мало
ли  какой подвернется случай. Он знал свою клиентуру -- веселящаяся верхушка
общества,  спортсмены-любители из всех стран, женщины, которым кажется,  что
им недодали чего-то за их деньги, если они не переспят на этой койке с белым
охотником.  Он презирал их, когда они были далеко, но  пока  он был  с ними,
многие  из них ему очень нравились.  Так  или иначе,  они давали  ему  кусок
хлеба, и пока они его нанимали, их мерки были его мерками.
     Они были его  мерками во всем, кроме самой  охоты. Тут у него были свои
мерки, и  этим  людям оставалось  либо подчиняться ему, либо  нанимать  себе
другого охотника. Он знал,  что все они уважают  его за  это. А вот Макомбер
этот -- какой-то  чудак.  Право,  чудак. Да еще жена.  Ну, что  ж, жена. Да,
жена. Гм, жена. Ладно, с этим покончено. Он оглянулся на них. Макомбер сидел
угрюмый  и  злой. Марго  улыбнулась.  Сегодня  она  казалась  моложе,  более
невинной и  свежей, и не такой профессиональней красавицей. Что у нее на уме
-- одному богу известно, подумал Уилсон. Ночью она не много разговаривала. А
смотреть на нее все-таки приятно.
     Автомобиль взял небольшой подъем и  покатил дальше  между  деревьями, а
потом по краю большой, поросшей травой поляны, держась все время у опушки  в
тени  деревьев;  ехали  медленно, и  Уилсон внимательно  следил  глазами  за
дальним концом поляны. Он велел шоферу остановиться и  оглядел ее в бинокль.
Потом  махнул шоферу, и тот медленно поехал дальше, стараясь  не  попадать в
кабаньи ямы  и объезжая высокие муравейники. Потом Уилсон, не сводивший глаз
с того края поляны, вдруг обернулся и сказал:
     -- Смотрите, вот они.
     Машина рванулась вперед. Уилсон быстро заговорил с шофером на  суахили,
и,  взглянув,  куда  он  указывал,  Макомбер  увидел  трех  огромных  черных
животных, почти цилиндрических, длинных и грузных, как большие черные танки,
вскачь  пересекавших  поляну.  Их шеи и  туловища  напряженно  вытянулись на
скаку, и он  видел их загнутые кверху, широко  раскинутые черные рога, когда
они так скакали, вытянув головы, совершенно неподвижные головы.
     -- Три старых  самца,-- сказал Уилсон.-- Мы  успеем  отрезать им путь к
болоту.
     Автомобиль  летел  по кочкам со скоростью сорока  пяти миль в час, и на
глазах  у Макомбера буйволы все росли и росли; так что он мог уже разглядеть
серое, безволосое, покрытое струпьями  туловище одного из огромных животных,
и как шея у  него сливается с плечами, и  черный блеск  его  рогов, когда он
скакал,  немного отстав  от  двух других,  уходивших  вперед ровным, тяжелым
галопом.  А потом автомобиль качнуло,  словно  он  наскочил  на  что-то, они
подъехали совсем близко, и он ясно увидел скачущую глыбу и пыль, насевшую на
шкуре  между  редкими  волосами,  широкое  основание  рогов  и вытянутую,  с
широкими ноздрями  морду, и он  уже вскинул ружье, но Уилсон  крикнул "Не из
машины,  идиот  вы  этакий!"  И  в  нем  не было страха, только  ненависть к
Уилсону, а тут шофер дал тормоз, и  машину так занесло, что она взрыла землю
и почти остановилась, и  Уилсон соскочил на одну сторону, а  он на другую  и
споткнулся, коснувшись ногами все  еще  убегавшей назад земли,  а  потом  он
стрелял в удалявшегося буйвола, слышал, как пули попадают в него, выпустил в
него  все заряды, он все уходил; вспомнил наконец, что  надо  целить ближе к
голове, в плечо, и, уже  перезаряжая ружье, увидел, что буйвол упал. Упал на
колени,  мотнув тяжелой головой и Макомбер, заметив, что те два все  скачут,
выстрелил  в вожака и  попал.  Он выстрелил  еще  раз, промахнулся,  услышал
оглушительное  "ка-ра-уонг!"  винтовки Уилсона  и  увидел, как передний  бык
ткнулся мордой в землю.
     --  Теперь третьего,-- сказал Уилсон.-- Вот это стрельба! Но  последний
буйвол упорно  уходил все тем  же ровным галопом, и Макомбер промазал, грязь
взметнулась фонтаном, а потом и Уилсон промазал, только поднял облако  пыли,
и Уилсон крикнул: "Едем! Так  не  достать!"-- и схватил его за руку,  и  они
снова вскочили на подножку, Макомбер  с одной стороны, а Уилсон  с другой, и
понеслись по  бугристой земле, нагоняя  буйвола,  скакавшего ровно и грузно,
прямо вперед.
     Они  быстро  нагоняли его,  и  Макомбер заряжал ружье,  роняя  патроны:
затвор зашалил, он  выправил его; и  когда они почти поравнялись с буйволом,
Уилсон заорал: "Стой!" И машину так занесло, что она чуть не опрокинулась, а
Макомбера  столкнуло вперед на землю,  но он не упал, рванул вперед затвор и
выстрелил в скачущую круглую черную  спину, прицелился и выстрелил  еще раз,
потом еще и  еще, и пули хоть и попали все до  одной, казалось, не причиняли
буйволу  никакого вреда. Потом выстрелил Уилсон,  треск оглушил Макомбера, и
он  увидел,  что  буйвол  зашатался.  Он  выстрелил  еще  раз,   старательно
прицелившись, и бык рухнул, подогнув колени.
     -- Здорово,-- сказал Уилсон.-- Чисто сработано. Теперь все три.
     Макомбера охватил пьяный восторг.
     -- Сколько раз вы стреляли?-- спросил он.
     -- Только три,--сказал Уилсон.-- Первого  убили  вы.  Самого  большого.
Двух других я  вам помог прикончить. Боялся, как бы они не ушли в чащу. Они,
собственно, тоже ваши. Я только чуть подправил. Отлично стреляли.
     - Пойдемте к машине,-- сказал Макомбер.-- Я хочу выпить.
     - Сначала нужно прикончить вот этого, -- сказал Уилсон.
     Буйвол стоял на коленях, и когда они двинулись к нему, яростно вздернул
голову и заревел от бешенства, мотая головой, тараща свиные глазки.
     --  Смотрите,  как бы  не  встал, --  сказал  Уилсон. -- И еще отойдите
немного вбок и бейте в шею, за ухом.
     Макомбер  старательно  прицелился  в  середину  огромной,  дергающейся,
разъяренной шеи и выстрелил. Голова упала вперед.
     -- Правильно,-- сказал Уилсон.-- В позвонок. Ну  и страшилища, черт  их
дери, а?
     -- Пойдем  выпьем, сказал Макомбер. Никогда в жизни ему еще не было так
хорошо. В автомобиле сидела жена Макомбера, очень бледная.
     -- Ты был изумителен, милый, - сказала она Макомберу.-- Ну и гонка!
     -- Очень трясло? -- спросил Уилсон.
     -- Очень страшно было. Я в жизни еще не испытывала такого страха.
     -- Давайте все выпьем,--сказал Макомбер.
     Обязательно, -- сказал Уилсон.-- Мемсаиб первая -- Она отпила из фляжки
чистого виски и слегка передернулась. Потом передала фляжку Макомберу, а тот
Уилсону.
     -- Это так волнует,-- сказала  она. У меня голова разболелась отчаянно.
А я не знала, что разрешается стрелять буйволов из автомобилей.
     -- Никто и не стрелял из автомобилей, -- сказал Уилсон холодно.
     -- Ну, гнаться за ними в автомобиле.
     --  Вообще-то  это  не  принято,  --  сказал  Уилсон.--Но  сегодня  мне
понравилось.  Такая  езда  без  дорог  по  кочкам и  ямам  рискованнее,  чем
охотиться пешком. Буйвол, если б  захотел, мог броситься на нас после любого
выстрела.  Сколько  угодно.  А   все-таки  никому  не  рассказывайте.  Штука
незаконная, если вы это имели в виду.
     --  По-моему, -- сказала Марго, --  нечестно гнаться за этими толстыми,
беззащитными зверями в автомобиле.
     -- В самом деле?
     -- Что, если бы об этом узнали в Найроби?
     Первым  делом у меня отобрали бы свидетельство. Ну и  так далее, всякие
неприятности, -- сказал Уилсон, отпивая из фляжки. -- Остался бы без работы.
     -- Правда?
     -- Да, правда.
     -- Ну вот, -- сказал Макомбер и улыбнулся в первый раз за весь день. --
Теперь она и к вам прицепилась.
     -- Как ты изящно выражаешься, Фрэнсис, -- сказала Марго Макомбер.
     Уилсон посмотрел на них. Если муж дурак,  думал он, а жена дрянь, какие
у них могут быть дети? Но сказал он другое:
     -- Мы потеряли одного ружьеносца, вы заметили?
     -- О господи, нет, -- сказал Макомбер.
     --  Вот  он идет,--  сказал  Уилсон.-- Живехонек. Наверное, свалился  с
машины, когда мы отъезжали от первого буйвола.
     Старик  Конгони,  прихрамывая,  шел  к  ним  в своем  вязаном  колпаке,
защитной куртке, коротких штанах и резиновых сандалиях; лицо его было мрачно
и презрительно. Подойдя ближе,  он крикнул  что-то Уилсону на суахили, и все
увидели, как белый охотник изменился в лице.
     -- Что он говорит?-- спросила Марго.
     -- Говорит, что первый буйвол встал и ушел в чащу, -- сказал Уилсон без
всякого выражения.
     -- Вот как, -- сказал Макомбер рассеянно.
     -- Значит, теперь будет  точь-в-точь как со львом,  --  сказала  Марго,
оживляясь.
     -- Будет, черт побери, совсем не так, как со  львом, --  сказал Уилсон.
-- Пить еще будете, Макомбер?
     -- Да, спасибо,  --  сказал  Макомбер. Он  ждал, что вернется ощущение,
которое он  испытал накануне, но оно не  вернулось. В первый раз  в жизни он
действительно  не испытывал ни  малейшего страха. Вместо  страха было четкое
ощущение восторга.
     -- Пойдем  взглянем на второго буйвола, --  сказал  Уилсон.  --  Я велю
шоферу отвести машину в тень.
     -- Куда вы?--спросила Марго Макомбер.
     -- Взглянуть на буйвола,-- сказал Уилсон.
     -- И я с вами.
     -- Пойдемте.
     Все  трое  пошли туда, где второй буйвол  черной глыбой лежал на траве,
вытянув голову, широко раскинув тяжелые рога.
     --  Очень  хорошая  голова,--  сказал  Уилсон.--  Между  рогами  дюймов
пятьдесят.
     Макомбер восхищенно смотрел на буйвола.
     -- Отвратительное  зрелище,--  сказала Марго.  --  Может быть, пойдем в
тень?
     --  Конечно,--  сказал  Уилсон.--Смотрите,  --  сказал  он  Макомберу и
протянул руку. -- Видите вон те заросли?
     -- Да.
     --  Вот  туда  и ушел первый  буйвол. Конгони говорят,  что,  когда  он
свалился с  машины, бык лежал на земле. Он следил, как мы гоним и как скачут
два других буйвола. А когда он поднял голову,  буйвол был на йогах и смотрел
на него. Конгони пустился наутек, а бык потихоньку ушел в заросли.
     -- Пойдем за ним сейчас? -- нетерпеливо спросил Макомбер. Уилсон смерил
его глазами. Ну и чудак, подумал он. Вчера трясся от страха, а сегодня так и
рвется в бой.
     -- Нет, переждем немного.
     -- Пожалуйста,  пойдемте в тень, -- сказала Марго. Лицо у нее побелело,
вид был совсем больной.
     Они прошли к развесистому дереву, под которым стоял автомобиль, и сели.
     -- Очень  возможно,  что  он  уже издох,  --  заметил  Уилсон. Подождем
немножко и посмотрим.
     Макомбер  ощущал   огромное,  безотчетное  счастье,   никогда  еще   не
испытанное.
     --Да,  вот это была скачка!  -- сказал  он.--  Я в  жизни  не испытывал
ничего подобного. Правда, чудесно было. Марго?
     - Отвратительно, -- сказала она
     -- Чем?
     -- Отвратительно, -- сказала она горько. -- Мерзость.
     --  Знаете, теперь я, наверно, никогда  больше ничего не  испугаюсь, --
сказал  Макомбер  Уилсону.  -- Что-то  во мне  произошло,  когда  мы увидели
буйволов  и  погнались   за  ними.   Точно   плотина   прорвалась.  Огромное
наслаждение.
     --  Полезно  для печени,  --  сказал Уилсон.-- Чего только с людьми  не
бывает.
     Лицо Макомбера сияло.
     -- Право же, во мне что-то изменилось, -- сказал он. -- Я чувствую себя
совершенно другим человеком. Его жена ничего не сказала и посмотрела на него
как-то  странно.  Она  сидела, прижавшись  к  спинке,  а Макомбер наклонился
вперед и говорил с Уилсоном, который отвечал, повернувшись боком на переднем
сиденье.
     -- Знаете, я бы с  удовольствием еще раз поохотился на  льва, -- сказал
Макомбер.  --  Я их  теперь совсем  не боюсь. В конце концов,  что они могут
сделать?
     -- Правильно, -- сказал Уилсон. -- В худшем случае убьют вас. Как это у
Шекспира? Очень хорошее место. Сейчас вспомню. Ах, очень хорошее место. Одно
время я постоянно его  повторял. Ну-ка,  попробую: "Мне,  честное слово, все
равно; смерти  не  миновать,  нужно же заплатить  дань смерти. И,  во всяком
случае, тот, кто умер  в этом году, избавлен от смерти в  следующем" Хорошо,
а?
     Он очень смутился, когда  произнес эти слова, так много значившие в его
жизни, но  не в  первый раз люди  на его глазах достигали совершеннолетия, и
это всегда волновало его. Не в том  дело, что  им исполняется  двадцать один
год. Случайное стечение обстоятельств на охоте, когда вдруг стало необходимо
действовать и не было времени поволноваться заранее, -- вот что понадобилось
для этого Макомберу; но  все равно,  как бы это ни случилось,  случилось это
несомненно. Ведь вот какой стал, думал Уилсон. Дело в том, что многие из них
долго остаются  мальчишками.  Некоторые  так  на  всю жизнь.  Пятьдесят  лет
человеку, а фигура  мальчишеская. Пресловутые американские мужчины-мальчики.
Чудной народ, ей-богу. Но сейчас этот Макомбер ему  нравится. Чудак,  право,
чудак.  И  наставлять себе рога  он, наверно, тоже  больше не даст.  Что  ж,
хорошее дело. Хорошее дело, черт возьми! Бедняга, наверно, боялся всю жизнь.
Неизвестно, с  чего  это началось. Но теперь кончено.  Буйвола  он не  успел
испугаться. К тому же был зол. И к  тому же  автомобиль.  С автомобилем  все
кажется  проще. Теперь  его не  удержишь.  Точно  так  же бывало  на  войне.
Посерьезней  событие, чем  невинность потерять. Страха больше нет, точно его
вырезали. Вместо него  есть  что-то новое. Самое  важное в мужчине.  То, что
делает его мужчиной. И женщины это чувствуют. Нет больше страха.
     Забившись  в  угол автомобиля,  Маргарет  Макомбер  поглядывала  на них
обоих.  Уилсон не изменился.  Уилсона она  видела  таким  же,  каким увидала
накануне,  когда  впервые поняла,  в  чем  его  сила.  Но  Фрэнсис  Макомбер
изменился, и она это видела.
     --  Вам  знакомо  это  ощущение  счастья, когда ждешь  чего-нибудь?  --
спросил Макомбер, продолжая обследовать свои новые владения.
     --  Об этом,  как  правило,  молчат,  -- сказал  Уилсон,  глядя на лицо
Макомбера.  --  Скорее принято  говорить, что вам  страшно. А вам, имейте  в
виду, еще не раз будет страшно.
     --Но, вам знакомо это ощущение счастья, когда предстоит действовать?
     -- Да, -- сказал Уилсон. -- И точка. Нечего об этом распространяться. А
то  все можно испортить. Когда  слишком много  говоришь о чем-нибудь, всякое
удовольствие пропадает.
     -- Оба вы болтаете  вздор, -- сказала Марго.-- Погонялись  в  машине за
тремя беззащитными животными и вообразили себя героями.
     -- Прошу прощенья, -- сказал Уилсон. -- Я и правда наболтал лишнего. --
Уже встревожилась, подумал он.
     -- Если  ты не  понимаешь, о чем мы говорим, так зачем вмешиваешься? --
сказал Макомбер жене.
     -- Ты что-то вдруг стал ужасно храбрый, -- презрительно сказала она, но
в ее презрении не было уверенности. Ей было очень страшно.
     Макомбер рассмеялся непринужденным, веселым смехом.
     -- Представь себе, -- сказал он. -- Действительно стал.
     -- Не  поздно  ли?  --  горько  сказала  Марго.  Потому  что  она очень
старалась, чтобы все было хорошо, много лет старалась, а в том, как они жили
сейчас, винить было некого.
     -- Для меня -- нет,-- сказал Макомбер. Марго ничего не  сказала, только
еще дальше отодвинулась в угол машины.
     -- Как вы думаете, теперь пора? -- бодро спросил Макомбер.
     -- Можно попробовать, -- сказал Уилсон. -- У вас патроны остались?
     -- Есть немного у ружьеносца.
     Уилсон крикнул что-то на суахили, и старый туземец, свежевавший одну из
голов, выпрямился,  вытащил  из  кармана коробку  с  патронами и  принес  ее
Макомберу; тот наполнил магазин своей винтовки, а остальные патроны  положил
в карман.
     --  Вы  стреляйте  из  спрингфилда,  --  сказал Уилсон.  --  Вы к  нему
привыкли. Маннлихер оставим в машине у мемсаиб.  Штуцер может взять Конгони.
Я беру свою пушку. Теперь  послушайте, что и  вам  скажу. --  Он оставил это
напоследок, чтобы не встревожить Макомбера. -- Когда буйвол нападает, голова
у него не  опущена, а вытянута вперед.  Основания рогов прикрывают весь лоб,
так что  стрелять в череп бесполезно. Единственно возможный выстрел -- прямо
в морду. И еще возможен выстрел в грудь или, если вы стоите сбоку, в шею или
плечо.  Когда  они  решены, добить  их  очень  трудно.  Не пробуйте  никаких
фокусов.  Выбирайте самый легкий выстрел.  Ну так, с головой  они покончили.
Едем?
     Он позвал туземцев, они подошли, вытирая руки, и старший залез  сзади в
машину.
     -- Я беру только Конгони, -- сказал Уилсон. --  Второй останется здесь,
будет отгонять птиц.
     Когда  автомобиль  медленно  поехал  по траве,  к  лесистому  островку,
который  тянулся  зеленым  языком  вдоль сухого русла, пересекавшего поляну,
Макомбер чувствовал, как у него колотится сердце  и во рту  опять пересохло,
но это было возбуждение, а не страх.
     --  Вот  здесь  он  вошел  в  заросли,  --  сказал  Уилсон.  И приказал
ружьеносцу на суахили: --Найди след.
     Автомобиль поравнялся с островком зелени. Макомбер, Уилсон и ружьеносец
слезли. Оглянувшись, Макомбер увидел, что жена смотрит на него и ружье лежит
с ней рядом. Он помахал ей рукой, она не ответила.
     Заросли впереди были очень густые, под ногами было сухо. Старый туземец
весь вспотел, а Уилсон надвинул шляпу на глаза, и Макомбер видел прямо перед
собой его красную шею. Вдруг Конгони сказал что-то Уилсону и побежал вперед.
     Он там издох, -- сказал Уилсон. -- Чистая работа.
     Он повернулся  и схватил  Макомбера за руку, и, в  ту  минуту, как они,
блаженно улыбаясь,  жали друг другу руки, Конгони пронзительно  вскрикнул, и
они увидели, что он бежит из  зарослей  боком, быстро,  как краб, а  за  ним
буйвол  --  ноздри  раздулись, губы сжаты,  кровь  каплет,  огромная  голова
вытянута вперед, -- нападает, устремив прямо на них  свои маленькие, налитые
кровью свиные глазки. Уилсон, стоявший ближе,  стрелял с колена, и Макомбер,
не услышав  своего собственного  выстрела,  заглушенного  грохотом  штуцера,
увидел, что от огромных оснований рогов посыпались похожие на шифер осколки,
голова буйвола дернулась.  Он  снова выстрелил,  прямо в  широкие  ноздри, и
снова  увидел, как вскинулись кверху рога  и полетели осколки.  Теперь он не
видел  Уилсона  и,  старательно  прицелившись,  снова  выстрелил,  а  буйвол
громоздился уже над  ним, и его ружье было почти на одном уровне с бодающей,
вытянутой вперед головой; он  увидел маленькие злые глазки, и голова  начала
опускаться, и он почувствовал, как внезапная, жаркая, ослепительная  вспышка
взорвалась у него в мозгу, и больше он никогда ничего не чувствовал.
     Уилсон только что отступил в сторону, чтобы выстрелить буйволу в плечо.
Макомбер стоял  на  месте и стрелял  в морду,  каждый раз  попадая чуть-чуть
выше, чем  нужно, -- в тяжелые рога, которые крошились и  раскалывались, как
шиферная крыша,  а миссис Макомбер  с автомобиля  выстрелила  из  маннлихера
калибра 6,5 в буйвола, когда казалось, что он вот-вот подденет Макомбера  на
рога, и  попала  своему мужу в череп, дюйма на два  выше  основания, немного
сбоку.
     Фрэнсис Макомбер  лежал ничком всего  в двух ярдах от  того  места, где
лежал на боку буйвол, его жена стояла над  ним на коленях, а рядом с ней был
Уилсон.
     -- Не нужно его переворачивать, --  сказал Уилсон. Женщина  истерически
плакала.
     -- Подите, сядьте в автомобиль, -- сказал Уилсон. -- Где ружье?
     Она покачала головой, на лице  ее  застыла  гримаса.  Туземец поднял  с
земли ружье.
     -- Положи на  место,--сказал Уилсон. И прибавил:  -- Сходи за Абдуллой,
пусть будет свидетелем, как произошло несчастье.
     Он  опустился  на колени,  достал из кармана платок и накрыл им коротко
остриженную голову Фрэнсиса Макомбера.  Кровь  впитывалась  в  сухую, рыхлую
землю.
     Уилсон встал и увидел лежащего на боку буйвола: ноги его были вытянуты,
по  брюху между редкими волосами ползали клещи. "А  хорош, черт его дери, --
автоматически  отметил  его мозг.  -- Никак не меньше пятидесяти дюймов". Он
крикнул шофера и велел  ему  накрыть мертвого пледом и остаться  возле него.
Потом пошел к автомобилю, где женщина плакала, забившись в угол.
     -- Ну  и натворили вы дел, -- сказал он совершенно  безучастно. -- А он
бы вас непременно бросил.
     -- Перестаньте, - сказала она.
     -- Конечно, это несчастный случай, -- сказал он. -- Я-то знаю.
     -- Перестаньте, -- сказала она.
     --  Не  тревожьтесь, -- сказал он. -- Предстоят кое-какие неприятности,
но я распоряжусь, чтобы сделали несколько снимков,  которые очень пригодятся
на дознании. Ружьеносцы и  шофер тоже выступят как свидетели. Вам решительно
нечего бояться.
     -- Перестаньте, -- сказала ока.
     --  Будет много возни, -- сказал он. -- Придется  отправить грузовик на
озеро, чтобы оттуда по радио вызвали самолет, который заберет нас всех троих
в Найроби. Почему вы его не отравили? В Англии это делается именно так.
     -- Перестаньте! Перестаньте! Перестаньте! -- крикнула женщина.
     Уилсон посмотрел на нее своими равнодушными голубыми глазами.
     --  Больше не буду, --  сказал он. -- Я  немножко  рассердился. Ваш муж
только-только начинал мне нравиться.
     --  О,  пожалуйста,  перестаньте,   --  сказала  она.   --  Пожалуйста,
пожалуйста, перестаньте.
     Так-то лучше,  --  сказал Уилсон.  -- Пожалуйста  --  это  много лучше.
Теперь я перестану.