я, как можем, - ответил Хорнблауэр. Теперь в подзорную трубу
он неплохо видел "Луару". Этим он и занялся, чтоб отвлечься от морской
болезни. Когда он уже собирался опустить подзорную трубу, намереваясь дать
глазам передохнуть, он увидел кое-что новое. Пушечные порты по подветренному
борту, казалось, изменили форму. Продолжая смотреть, Хорнблауэр увидел, как
из одного порта, потом из другого, потом по всему ряду высунулись пушечные
дула. Невидимая орудийная прислуга налегала на тали, чтоб втащить громоздкие
орудия по круто наклоненной палубе.
- Они выдвинули пушки, сэр, - сказал Буш. Он мог бы этого не говорить.
- Да.
Пока незачем следовать примеру "Луары". "Отчаянному" пришлось бы
выдвигать пушки подветренного борта. Это увеличило бы крен, помешало бы идти
круто к ветру. При таком крене шлюп мог бы черпануть воду открытыми портами.
А кроме того, даже при самом высоком угле подъема, орудия почти все время
будут наклонены вниз, и, как бы точно не рассчитывали время канониры, толку
не будет.
Впередсмотрящие что-то кричали с фор-марса, потом один из них перелез
на ванты и сбежал вниз.
- Почему не спускаешься по бакштагу, как пристало моряку? - спросил
Буш, но Хорнблауэр его оборвал.
- В чем дело?
- Земля, сэр, - выговорил матрос. Он промок до нитки. Вода текла с него
ручьями, и ветер тут же подхватывал капли.
- Где?
- На подветренной скуле, сэр.
- Сколько румбов? Матрос задумался.
- Все четыре будут, сэр. Хорнблауэр взглянул на Провса.
- Это должен быть Уэссан, сэр. Мы обойдем его с хорошим запасом.
- Я должен в этом убедиться. Вам лучше подняться на мачту, мистер
Провс.
- Есть, сэр.
Провсу не повредит, если он проделает утомительный путь на марс.
- Скоро она откроет огонь, сэр, - сказал Буш, имея в виду "Луару", а не
удаляющуюся спину Провса. - Пока у нас никаких шансов ответить. Быть может,
на другом галсе, сэр.
Буш готов был драться со сколь угодно превосходящим противником, и не
догадывался, что Хорнблауэр не намерен ложиться на другой галс.
- Посмотрим, когда время придет, - сказал Хорнблауэр.
- Она открывает огонь, сэр.
Хорнблауэр резко повернулся, как раз вовремя, чтобы увидеть клуб дыма,
потом второй, третий и так далее по всему борту "Луары". Через секунду ветер
развеял их. Это было все. Ни звука не донеслось против ветра, и даже не
видно было, куда упали ядра.
- Большое расстояние, сэр, - заметил Буш.
- Что ж, он может потренировать орудийную прислугу, - сказал
Хорнблауэр.
Он видел в подзорную трубу, как орудийные жерла исчезли в борту "Луары"
- пушки вдвинули для перезарядки. Все было словно не взаправду: и бесшумный
бортовой залп, сознание того, что "Отчаянный" под обстрелом, и мысль о том,
что сам он в любую минуту может погибнуть вследствие удачного попадания.
- Я думаю, он надеется на удачное попадание, сэр, - сказал Буш теми же
словами, которыми Хорнблауэр подумал, и это еще усилило ощущение
нереальности.
- Естественно. - Хорнблауэр принудил себя ответить. Ему показалось, что
голос его звучит со стороны.
Если французу не жалко пороха и ядер, он может стрелять и с такого
расстояния, в надежде повредить такелаж "Отчаянного" и таким образом
остановить его. Хорнблауэр понимал все это достаточно четко, но так, словно
он смотрит на чьи-то чужие приключения.
На шканцы спустился Провс.
- Мы обойдем Уэссан с запасом в четыре мили, сэр, - сказал он. Брызги,
летящие из-под носа судна, промочили его точно так же, как и матроса. Он
взглянул на "Луару". - Я полагаю, сэр, у нас нет шансов спуститься под
ветер.
- Конечно, нет, - сказал Хорнблауэр. Если б он попробовал это сделать,
в надежде, что "Луара" не сможет последовать за ним из опасения сесть на
мель, то вынужден был бы принять ближний бой гораздо раньше, чем добился бы
желаемого результата. - Как скоро мы поравняемся с землей?
- Меньше, чем через час, сэр. Может, через полчаса. С минуты на минуту
ее можно будет увидеть отсюда.
- Да! - воскликнул Буш. - Вот она, сэр! Глядя вперед, Хорнблауэр
различил крутой берег Уэссана. Теперь все три вершины треугольника - Уэссан,
"Отчаянный" и "Луара" - ему видны. Можно переходить к следующему шагу.
Однако придется еще долго оставаться на прежнем курсе и выдерживать бортовые
залпы "Луары", нравится ему это или нет. Что за дурацкая мысль, кому
понравится, что его обстреливают. Хорнблауэр направил подзорную трубу на
Уэссан, примечая, как судно движется относительно острова. И тут он кое-что
увидел краешком глаза. Секунды две потребовались ему, чтоб сообразить, что
же собственно он увидел - это были два всплеска, разделенные сотней футов в
пространстве и десятой долей секунды во времени. Ядро рикошетом отлетело от
гребня одной волны и погрузилось в другую.
- Неторопливо они стреляют, сэр, - сказал Буш. Хорнблауэр посмотрел на
"Луару" в тот самый момент, когда следующий клуб дыма появился из ее борта -
ядра он не увидел. Потом появился следующий клуб.
- Я думаю, у них есть наводчик, который ходит от пушки к пушке, -
сказал Хорнблауэр.
Если это так, то наводчику каждый раз приходится ждать, пока судно
накренится в нужную сторону. Конечно, скорость стрельбы получается
небольшая, но учитывая, сколько времени требуется на перезарядку пушек, не
намного меньшая, чем при бортовом залпе.
- Сейчас уже можно расслышать выстрелы, сэр. Звук разносится по воде.
Это был некрасивый короткий хлопок, следующий за каждым клубом дыма.
- Мистер Буш. - Хорнблауэр говорил медленно, чувствуя, как закипает в
нем волнение. - Я думаю, вы знаете свои вахтенные и боевые расписания
наизусть. Я в этом уверен.
- Да, сэр, - просто ответил Буш.
- Я хочу... - Хорнблауэр еще раз проверил, где находится "Луара". - Я
хочу, чтоб у брасов и булиней стояло достаточно матросов, чтоб как следует
управлять судном. Но я хочу, чтоб у пушек по одному борту стояли полные
орудийные расчеты.
- Это непросто, сэр.
- Невозможно?
- Почти, сэр. Но я управлюсь.
- Тогда я хочу, чтоб вы этим занялись. Поставьте расчеты у пушек левого
борта, пожалуйста.
- Есть, сэр. Левого борта.
Во флоте обычно повторяют приказы, чтоб избежать недоразумений, однако
в голосе Буша прозвучал едва уловимый вопрос - левый борт был обращен в
сторону от врага.
- Я хочу... - продолжал Хорнблауэр все так же медленно. - Я хочу, чтоб
пушки левого борта были выдвинуты в тот момент, когда мы повернем оверштаг,
мистер Буш. Я отдам приказ. Потом я хочу, чтоб их моментально вдвинули
обратно и закрыли порты. Это я тоже прикажу.
- Есть, сэр. Вдвинуть их снова.
- Потом матросы должны перебежать на правый борт, выдвинуть пушки и
приготовиться открыть огонь. Вам понятно, мистер Буш?
- Д-да, сэр.
Хорнблауэр снова посмотрел на "Луару" и на Уэссан.
- Очень хорошо, мистер Буш. Мистеру Карджилу понадобятся четыре матроса
для особого поручения, но остальных можете расставлять.
Путь назад отрезан. Если его расчеты не верны, он выставит себя дураком
перед всей командой. Кроме того, он будет мертв или в плену. Но сейчас он
был напряжен, как струна, и боевой дух закипал в нем, как и тогда, когда он
брал на абордаж "Славу". Наверху что-то взвизгнуло, так резко, что даже Буш
на секунду замер. Трос как по волшебству разошелся в воздухе надвое, верхний
конец горизонтально плескал в воздухе, нижний свесился за борт и трепался
там. Это было самое удачное пока попадание французов - ядро пролетело в
двадцати футах над палубой "Отчаянного".
- Мистер Вайз! - закричал Хорнблауэр в рупор. - Прикажите заменить фал!
- Есть, сэр.
Дух озорства овладел Хорнблауэром, и он поднял рупор.
- Мистер Вайз! Если вы сочтете это уместным, можете сообщить матросам,
что война началась!
Как и ожидал Хорнблауэр, по всему судну грянул хохот, но больше шутить
было некогда.
- Позовите мистера Карджила. Появился Карджил. Его круглое лицо
выглядело озабоченным.
- Я не собираюсь выговаривать вам, мистер Карджил. Я выбрал вас для
ответственного поручения.
- Да, сэр?
- Договоритесь с мистером Бушем, пусть он даст вам четырех матросов
покрепче. Встаньте с ними на полубаке возле кливер-фала и кливер-шкотов.
Очень скоро я начну поворачивать оверштаг, потом передумаю и вернусь на
прежний галс. Так что вам понятно, что от вас требуется. В тот момент, когда
я подам сигнал вы раздернете кливер-шкоты и затем бысто выберете их на
левую. Я должен быть уверен, что вы поняли.
Прошло несколько секунд, пока Карджил переваривал план. Потом он
ответил: - Да, сэр.
- Я рассчитываю, что вы не дадите нам потерять ветер, мистер Карджил.
Здесь вам придется положиться на свое суждение. Как только корабль
повернется, снова уберите кливер. Вы можете это сделать?
- Да, сэр.
- Очень хорошо, приступайте. Провс стоял рядом, напряженно вслушиваясь.
Казалось, его длинное лицо стало еще длиннее.
- Это вы из-за ветра ушами хлопаете, мистер Провс? - рявкнул
Хорнблауэр, не в настроении кого-либо щадить. Не успев произнести эти слова,
он тут же о них пожалел, но времени загладить их не было.
"Луара" была прямо под ветром, за ней - Уэссан. Момент наступил - нет,
лучше выждать еще минуту. Просвистело ядро и тут же раздался треск. В
фальшборте с наветренной стороны появилась дыра: ядро пролетело над палубой
и пробило дыру наружу. Стоявший у пушки матрос тупо смотрел на левую руку -
его ранило отлетевшим куском древесины, и кровь уже капала на палубу.
- Приготовиться к повороту оверштаг! - закричал Хорнблауэр.
Он должен одурачить французского капитана, уже показавшего, что он не
дурак.
- Следите за французом, мистер Провс. Докладывайте мне все, что он
делает. Рулевой, руль немного под ветер. Совсем немного. Помалу. Руль на
ветер!
Фор-марсель заполоскал. Каждая секунда была на счету, и все же
приходилось ждать, пока француз начнет поворачивать.
- Он положил руль под ветер, сэр! Он поворачивает. Сейчас наступил
момент - собственно, он уже прошел - когда по расчетам французского капитана
"Отчаянный" должен лечь на другой галс, дабы избежать обстрела. Француз
попытается повернуть в тот же момент.
- Ну, рулевой. Руль на подветренный борт. Шкоты, галсы отдать!
"Отчаянный" встал носом против ветра. Несмотря на короткую задержку, он
все еще хорошо слушался руля.
- Мистер Буш!
На наветренной стороне открыли пушечные порты, орудийная прислуга,
напрягаясь, втягивала пушки по круто наклоненной палубе. "Бродячая волна"
ударила в борт, перелилась через нижние косяки портов, и захлестнула палубу
по колено. Однако француз не мог не видеть высунувшеся в пушечные порты
дула.
- Он поворачивает оверштаг, сэр! - доложил Провс. - Он отдал брасы!
Нужно убедиться наверняка.
- Пошол контра-брас! Сейчас самый опасный момент.
- Он пересек линию ветра. Его фор-марсель поворачивает.
- А-а-атставить!
Изумленная команда замерла, и Хорнблауэр завопил в рупор:
- Перебрасопить все обратно! Быстро! Рулевой. Руль лево на борт! Мистер
Карджил!
Хорнблауэр взмахнул рукой, и кливер взлетел по штагу. Давление ветра на
кливер, приложенное к бушприту, неминуемо повернет судно. Карджил и его
матросы вручную тянули угол паруса влево. Наклон был как раз достаточный,
чтоб ветер давил на кливер в нужном направлении. Достаточный ли? Да!
"Отчаянный" повернулся обратно, нисколько не обидевшись на прежнее недолжное
обращение. Волны, ударявшие прямо в его нос, прокатывались по полубаку.
Корабль поворачивался все быстрее и быстрее. Карджил и его матросы убирали
кливер, сыгравший такую важную роль в операции.
- Брасы! Сейчас мы встанем по ветру. Приготовиться! Рулевой, одерживай!
Мистер Буш!
Орудийная прислуга налегла на тали и вдвинула пушки. Отрадно было
видеть, что Буш сдерживает взволнованных матросов и проверяет, надежно ли
они закрепили пушки. Со стуком захлопнулись порты, матросы побежали к
правому борту. Теперь, когда "Отчаянный" повернулся, Хорнблауэр мог снова
видеть "Луару", но Провс, в соответствии с приказом, по-прежнему докладывал:
- Она потеряла ветер, сэр.
Хорнблауэр едва ли смел на это надеяться. Он рассчитывал, что сможет
проскочить под ветер, возможно, обменявшись бортовыми залпами. Теперешняя
ситуация представлялась ему слишком хорошей, чтобы осуществиться. "Луара"
беспомощно болталась на волнах. Ее капитан слишком поздно заметил маневр
"Отчаянного". Вместо того, чтоб лечь на другой галс, набрать скорость и
снова повернуть, он попытался последовать примеру "Отчаянного" и вернуться
на прежний курс. Но с неопытной командой и без тщательной подготовки эта
затея с треском провалилась.
Хорнблауэр видел, как "Луара" рыскнула от ветра и повернулась обратно,
отказываясь, подобно испуганной лошади, вести себя разумно. А "Отчаянный" с
попутным ветром летел ей навстречу. Обострившимся от возбуждения взглядом
Хорнблауэр измерял быстро сокращающееся расстояние между кораблями.
- Мы их поприветствуем, мистер Буш! - закричал он. Никакого рупора не
требовалось - ветер дул прямо в сторону кормы. - Канониры! Не стреляйте,
пока не увидите в прицел его грот-мачту!
"Пистолетный выстрел" по старой традиции идеальное расстояние для
бортового залпа, даже "половина пистолетного выстрела", двадцать или
тридцать ярдов. Правый борт "Отчаянного" проходил возле самого правого борта
"Луары", но по правому борту "Отчаянного" пушки были заряжены, выдвинуты и
готовы стрелять, а "Луара" являла взору ряд пустых портов - неудивительно,
когда ее команда в таком смятении.
Шлюп поравнялся с "Луарой". Громыхнула пушка No 1. Рядом с ней стоял
Буш, он и скомандовал: "Пли!". Очевидно, он намеревался двигаться вдоль
батареи, стреляя из каждой пушки по очереди, но "Отчаянный" слишком быстро
мчался с попутным ветром. Остальные пушки нестройно грохотали. Хорнблауэр
видел, как щепки полетели из борта "Луары", видел, как в нем появилась дыра.
Идя по ветру, "Отчаянный" почти не испытывал бортовой качки. Килевая качка
оставалась, но ни один хладнокровный канонир не промахнется с расстояния в
пятнадцать ярдов.
В борту "Луары" открылся один-единственный пушечный порт - французы
запоздало пытались выдвинуть пушки. Шканцы "Отчаянного" поравнялись со
шканцами фрегата. Хорнблауэр видел суетящуюся толпу, и ему показалось, что
он даже различил французского капитана. В этот момент рядом с Хорнблауэром
громыхнула карронада, и он чуть не подпрыгнул от неожиданности.
- Картечь поверх ядра, сэр, - сказал канонир, с ухмылкой поворачиваясь
к Хорнблауэру. - Милое дело.
Сто пятьдесят ружейных пуль, заключенных в патроне картечи, пройдутся
по палубе "Луары", как метла. Все стоявшие на палубе морские пехотинцы
скусили новые патроны и запустили в дула шомпола - должно быть, они тоже
стреляли, но Хорнблауэр этого не заметил. Буш снова оказался рядом.
- Все ядра попали! - выкрикнул он, задыхаясь. - Все до единого!
Занятно было видеть Буша в таком волнении, но Хорнблауэру все еще было
не до пустяков. Он оглянулся на "Луару" - та по-прежнему лежала без
движения. Очевидно, бортовой залп вновь поверг ее команду в полное смятение.
А вот и Уэссан, черный и зловещий.
- Два румба влево, - скомандовал Хорнблауэр рулевым. Разумный человек
не станет подходить ближе к берегу.
- Может, мы приведемся к ветру и добьем ее, сэр? - спросил Буш.
- Нет. Несмотря на боевую горячку, Хорнблауэр принял это разумное
решение. Хотя оставшийся без ответа бортовой залп и давал ему преимущество,
"Отчаянный" был все-таки слишком слаб, чтоб добровольно ввязываться в
поединок с "Луарой". Если б "Луара" потеряла мачту, Хорнблауэр попытался бы.
Сейчас корабли разошлись уже на милю - за то время, что он будет лавировать
обратно, неприятель оправится и будет готов к встрече. Как раз в этот момент
"Луара" наконец повернулась: она снова управляема. Ничего не выйдет.
Матросы, как обезьяны, возбужденно болтали и приплясывали на палубе от
волнения. Хорнблауэр взялся за рупор.
- Молчать!
Воцарилась тишина. Все глаза устремились на него. Как ни странно, это
его не смутило. Он зашагал по палубе, прикидывая расстояние до Уэссана,
видневшегося теперь на правой раковине, и до "Луары", идущей по ветру. Он
подождал, почти решился и еще подождал, прежде чем отдать приказ.
- Руль на ветер! Мистер Провс, будьте любезны, обстените грот-марсель.
Они были в самом начале Ла-Манша. "Луара" на ветре, а под ветром -
ничем не ограниченный путь к спасению. Если "Луара" бросится за ним в
погоню, он заманит ее в пролив. Погоня в кильватер, да еще в сгущающейся
темноте почти не сулила Хорнблауэру опасности, "Луара" же рисковала
наскочить на мощное подразделение британского флота. Поэтому Хорнблауэр
выжидал, положив "Отчаянный" в дрейф, на случай если француз не сможет
побороть искушение. Потом он увидел, как реи "Луары" повернулись. Она легла
на правый галс. Она возвращается к Бресту. Французский капитан поступил
разумно. Но для всего мира, для всей команды "Отчаянного" - да и для всех на
"Луаре", кстати - это означает, что "Отчаянный" вызвал ее на бой, а она
поспешила поджав хвост, укрыться в безопасности. При виде этого команда
шлюпа недисциплинированно закричала "ура". Хорнблауэр снова взялся за рупор.
От усталости и напряжения голос его хрипел. В момент победы наступила
реакция. Хорнблауэр вынужден был остановиться и подумать, заставляя себя
сосредоточиться, прежде чем отдать следующий приказ. Он повесил рупор на
стропку, повернулся к Бушу - два незапланированных движения выглядели крайне
драматично в глазах команды, во все глаза смотревшей на капитана и
ожидавшей, что же он скажет.
- Мистер Буш! Вы можете отпустить подвахтенных, будьте так любезны.
Последние слова дались значительным усилием воли.
- Есть, сэр.
- Закрепите пушки и отпустите людей с постов.
- Есть, сэр.
- Мистер Провс! - Взглянув на Уэссан, Хорнблауэр прикинул, насколько их
снесло ветром. - Положите судно в бейдевинд на левый галс.
- В бейдевинд на левый галс. Есть, сэр.
Строго говоря, это был последний приказ, который Хорнблауэру оставалось
отдать. В эту самую секунду он может отдаться своей усталости. Но
желательно, а точнее необходимо, добавить еще несколько слов.
- Нам придется лавировать обратно. Позовите меня, когда будет меняться
вахта. - Произнося эти слова, Хорнблауэр мысленно представлял себе, что они
для него означают. Он может упасть на койку, вытянуть усталые ноги, дать
напряжению постепенно схлынуть, отдаться усталости, осознать, что в течение
часа или двух ему не придется принимать никаких решений. И тут он с
изумлением пришел в себя. Он понял, что все еще стоит на шканцах, и все
глаза устремлены на него. Он знал, что должен сказать несколько впечатляющих
слов. Он знал, что это необходимо - он должен удалиться достойно, как
какой-нибудь несчастный актер удаляется за занавес. Для этих простых
матросов его слова будут наградой за усталость. Они смогут вспоминать и
пересказывать эти слова месяцы спустя. Эти слова - и уже поэтому стоит их
сказать - помогут матросам сносить тяготы блокадной жизни. Хорнблауэр двинул
усталые ноги в сторону каюты и остановился там, где больше всего матросов
могли услышать его слова, чтоб повторить их потом.
- Мы возвращаемся, чтоб следить за Брестом. - Мелодраматическая пауза.
- "Луара" или не "Луара".
7
Хорнблауэр обедал в тесной штурманской рубке. Солонина видимо, была из
новой бочки - у нее был особый привкус не скажешь, что неприятный. Наверно,
ее солили на другом провиантском складе, с другим количеством соли.
Хорнблауэр обмакнул кончик ножа в горчицу. Горчицу он одолжил - выпросил - в
кают-компании, и чувствовал себя виноватым. К этому времени
кают-компанейские запасы наверняка истощились - с другой стороны, сам он
вышел в море вообще без горчицы, из-за того, что женился и готовился к
плаванью одновременно.
- Войдите! - крикнул Хорнблауэр в ответ на стук. Вошел Каммингс, один
из "молодых джентльменов", волонтеров первого класса, "королевских
учеников", которых Хорнблауэру в спешке всучили вместо опытных мичманов.
- Меня послал мистер Пул, сэр. Новый корабль присоединился к Прибрежной
эскадре.
- Очень хорошо. Иду.
Был солнечный летний день. Несколько кучевых облаков оживляли
однообразную голубизну неба. Лежа в дрейфе под обстененным крюйселем,
"Отчаянный" почти не кренился - так далеко от берега слабый восточный ветер
почти не поднимал волн. Хорнблауэр, выйдя на шканцы, сначала обвел подзорной
трубой побережье. Шлюп находился в самом устье Гуля, и внутренний рейд был
отсюда отчетливо виден. С одной стороны виднелись Капуцины, с другой - Пти
Мину, "Отчаянный" же был между ними. Как и в дни мира, но теперь уже по
необходимости, он держался на расстоянии чуть больше пушечного выстрела от
батарей, расположенных в этих двух точках. Посреди Гуля торчали рифы - самый
крайний из них - Поллукс, за ним Девочки, а на внутреннем рейде стоял
французский флот, вынужденный сносить беспрестанный дозор "Отчаянного", зная
превосходящую мощь Ла-Маншского флота, лежавшего прямо за горизонтом.
В его-то сторону Хорнблауэр и посмотрел, закончив осматривать
побережье. Основная часть Ла-Маншского флота, чтобы скрыть свою силу,
оставалась вне пределов видимости - даже Хорнблауэр не знал точно его
численность. Но прямо на виду, всего в трех милях мористее, лежала в дрейфе
Прибрежная эскадра, мощные двухпалубные корабли, готовые в любой момент
прийти на помощь "Отчаянному" и двум фрегатам, "Наяде" и "Дориде", если
французы вздумают напасть на этих докучливых соглядатаев. Раньше этих
линейных кораблей было три, а сейчас Хорнблауэр видел, как к ним, идя в
крутой бейдевинд, приближается четвертый. Хорнблауэр машинально взглянул на
Пти Мину. Как он и ожидал, крылья расположенного на мысе семафора двигались:
вертикали к горизонтали, потом опять к вертикали. Наблюдатели сигналили
французскому флоту, что к Прибрежной эскадре присоединилось четвертое судно
- они замечали любое, даже незначительное перемещение кораблей и тут же
докладывали о нем, так что в ясную погоду французский адмирал получал
известие уже через несколько минут. Это страшно мешало британцам и помогало
каботажным судам постоянно проникать в Брест через пролив Ра. Что-то надо
предпринять против этой семафорной станции.
Буш выговаривал Форману, которого терпеливо - вернее, нетерпеливо -
обучал обязанностям сигнального офицера.
- Вы что, все еще не можете прочесть позывные? - спрашивал Буш.
Форман направил подзорную трубу на линейный корабль - он все еще не
научился держать другой глаз открытым, но не смотреть им. В любом случае, не
так уж просто читать флажки, особенно когда ветер дует прямо от одного
корабля к другому.
- Семьдесят девять, сэр, - сказал, наконец, Форман.
- Хоть раз вы прочли правильно, - удивился Буш. - Посмотрим, что вы
будете делать дальше.
Форман щелкнул пальцами, вспоминая, что нужно делать, и заспешил к
сигнальной книге на нактоузе. Как только он начал листать страницы,
подзорная труба выскользнула у него из-под мышки и со стуком упала на
палубу. Кое-как он исхитрился ее поднять и найти нужное место. Он повернулся
к Бушу, но тот большим пальцем показал на Хорнблауэра.
- "Тоннан"* [Tonnant - Громовержец (фр.)], сэр, - сказал Форман.
- Ну, мистер Форман, вы знаете, как надо докладывать. Доложите по форме
и как можно полнее.
- "Тоннан", сэр. Восемьдесят четыре пушки. Капитан Пелью. - Каменное
лицо Хорнблауэра и его суровое молчание подстегнуло Формана, и он вспомнил,
что еще должен был сказать: - Присоединился к Прибрежной эскадре.
- Спасибо, мистер Форман, - крайне официально произнес Хорнблауэр, но
Буш снова заорал на Формана, да так громко, словно тот стоял на баке, а не в
трех ярдах от него.
- Мистер Форман! "Тоннан" сигналит! Быстрее! Форман бросился назад и
поднес к глазу подзорную трубу.
- Наши позывные! - сказал он.
- Это я видел пять минут назад. Читайте сигнал. Форман пристально
посмотрел в подзорную трубу, потом заглянул в книгу, и еще раз проверил
себя, прежде чем снова посмотреть на разъяренного Буша.
- Там говорится "пришлите шлюпку", сэр.
- Конечно. Вы должны знать все основные сигналы наизусть, мистер
Форман. Вы потратили очень много времени. Сэр, "Тоннан" сигналит, чтоб мы
прислали шлюпку.
- Спасибо, мистер Буш. Подтвердите и изготовьте шлюпку.
- Есть, сэр. Подтвердить! - Через секунду Буш снова вскипел. - Не этот
фал, бестолковый... бестолковый молодой джентльмен. "Тоннан" не увидит этого
сигнала за крюйсе-лем. Поднимите его на ноке грот-марселя.
Буш поглядел на Хорнблауэра и беспомощно развел руками. Отчасти он
показывал этим, что отказывается чему-либо научить непонятливых юных
подчиненных, отчасти же этот молчаливый жест выражал его чувства, вызванные
тем, что ему пришлось, зная вкусы Хорнблауэра, назвать Формана "молодым
джентльменом", вместо того, чтоб употребить словечко покрепче. Потом он
обернулся и стал смотреть, как Камингс спускает шлюпку. Многое можно было
сказать в защиту системы, при которой молодых людей беспрестанно дергали и
ругали при исполнении обязанностей. Хорнблауэр не соглашался с расхожим
мнением, что молодые люди становятся лучше от дерганья и ругани, но он знал,
что так они быстрее изучат свои обязанности, а в один из ближайших дней
Форману, быть может, предстоит читать и передавать сигналы в дыму и
сражении, среди убитых и раненых, или Камингсу спускать шлюпку перед
операцией по захвату вражеского судна.
Хорнблауэр вспомнил свой недоеденный обед.
- Позовите меня, когда вернется шлюпка, пожалуйста, мистер Буш.
Черносмородинное варенье кончалось. Хорнблауэр, горестно созерцая, как
пустеет последний горшочек, заметил про себя, что пристрастился-таки к
черной смородине. За сорок дней в море кончились и масло, и яйца. Следующие
семьдесят один день, пока не кончатся корабельные припасы, ему скорее всего
придется жить на матросском довольствии - солонина, горох, сухари. Сыр
дважды в неделю и пудинг на нутряном жире по воскресеньям. В любом случае,
можно вздремнуть, пока не вернется шлюпка. Хорнблауэр мог спать спокойно
(нелишняя предосторожность, на случай если обстоятельства заставят его
бодрствовать ночью), полагаясь на мощь британского флота хотя в каких-то
пяти милях находятся двадцать тысяч врагов каждый из которых мог бы его
убить.
- Шлюпка подошла к борту, сэр.
- Очень хорошо, - сонно ответил Хорнблауэр. Шлюпка была нагружена по
самый планширь. Матросам нелегко было грести до "Отчаянного" - чистое
невезенье что они под парусами шли к "Тоннану" налегке, а обратно гребли
против ветра с грузом. Из шлюпки раздавались странные звуки.
- Что за черт? - спросил сам себя Буш, стоявший рядом с Хорнблауэром.
Шлюпка была нагружена мешками.
- В любом случае, это свежая пища, - сказал Хорнблауэр.
- Спустите подъемный гордень с грота-рея! - закричал Буш.
Форман поднялся на борт, чтобы доложить:
- Сыр, капуста, картошка, сэр. И бычок.
- Свежее мясо, клянусь Богом! - воскликнул Буш. Человек шесть матросов
налегли на гордень, и мешок за мешком начал подниматься на палубу. Когда
шлюпка очистилась, видна стала бесформенная масса, опутанная сеткой - она-то
и издавала странные звуки. Под нее пропустили стропы и подняли на палубу -
это оказался жалкий бык-недомерок. Он еле-еле мычал. Испуганный глаз смотрел
сквозь веревочную сетку. Когда Форман закончил докладывать, Буш повернулся к
Хорнблауэру.
- "Тоннан" привез из Плимута двадцать четыре быка для флота, сэр. Это
наша доля. Если мы зарежем его завтра, сэр, и оставим денек повисеть, в
воскресенье можно будет его зажарить, сэр.
- Да, - сказал Хорнблауэр.
- Кровь можно будет вытереть с палубы, пока она не засохнет, сэр. Об
этом нечего и беспокоиться. У нас будет требуха, сэр! Язык!
- Да, - сказал Хорнблауэр.
Он все еще видел перепуганный насмерть глаз. Энтузиазм Буша был
неприятен Хорнблауэру, поскольку сам он испытывал прямо противоположное. Его
живому воображению явственно представилась сцена убийства, и ему вовсе не
хотелось мяса, полученного таким способом. Пришлось сменить тему.
- Мистер Форман! Никаких сообщений из флота?
Форман виновато вздрогнул и, запустив руку в карман, вытащил объемистый
пакет. Он побледнел, увидев гневное лицо Хорнблауэра.
- Никогда так не поступайте, мистер Форман! Депеши прежде всего! Вас
следует проучить.
- Позвать мистера Вайза, сэр? - спросил Буш. Боцманская трость могла бы
жестоко поплясать по согнутому над казенной частью пушки Форману. Хорнблауэр
увидел безумный ужас на лице волонтера. Мальчик был почти так же перепуган,
как бык - видимо, он боится телесного наказания. Этот страх Хорнблауэр
разделял. Он пять долгих секунд смотрел в молящие отчаянные глаза, чтоб урок
усвоился.
- Нет, - сказал он наконец. - Это мистер Форман будет помнить всего
один день. Я заставлю его вспоминать это целую неделю. Семь дней не давать
мистеру Форману спиртного. Тот, кто попробует угостить его своим, будет
лишен спиртного на четырнадцать дней. Проследите за этим пожалуйста, мистер
Буш.
- Есть, сэр.
Хорнблауэр вытащил пакет из безжизненных рук Формана и отвернулся с
заметным презрением. Четырнадцатилетнему мальчику не повредит, если его
лишить на неделю крепкого напитка.
В каюте Хорнблауэру пришлось достать перочинный нож, чтоб вскрыть
пакет, зашитый в просмоленую парусину. Сначала из пакета выпала картечь. За
столетия во флоте выработалась определенная традиция - просмоленая парусина
защищала содержимое от морской воды, если депеши приходилось перевозить в
шлюпке в штормовую погоду, а картечь клали, чтоб пакет утонул, если
возникнет опасность попасть в руки неприятеля. В пакете было три официальных
письма и толстая стопка личных. Хорнблауэр поспешно вскрыл официальные.
Первое было подписано "У. Корнваллис, вице-адм.". Оно было написано как
обычно и извещало об изменениях в эскадре. Капитан сэр Эдвард Пелю, К. Б.,
как старший офицер, принимает командование Прибрежной эскадрой. "Вам
предписывается" исполнять приказы вышеупомянутого капитана сэра Эдварда
Пелью и относиться к нему с полным вниманием, как к представителю
главнокомандующего. Второе письмо было подписано "Э. Пелью, капитан".
Состояло оно из трех сухих строчек, подтверждавших, что Пелью считает теперь
Хорнблауэра своим подчиненным. Третье письмо вместо официального "сэр"
начиналось так:
Мой дорогой Хорнблауэр,
Большой радостью было для меня узнать, что Вы служите под моим началом.
То, что я узнал о Ваших недавних действиях, укрепило меня во мнении, которое
я составил еще тогда, когда Вы были лучшим моим мичманом на старом добром
"Неустанном". Я с большим интересом отнесусь к любым вашим соображениям по
поводу возможных способов нанести вред французам и досадить Бонапарту.
Ваш искренний друг Эдвард Пелью.
Письмо было действительно очень лестное, дружеское и согревающее. И
впрямь, согревающее - Хорнблауэр, сидя с письмом в руках, почувствовал, как
кровь быстрее побежала по жилам, как в мозгу зашевелились мысли, как, стоило
подумать о семафорной станции на Пти Мину, начала оформляться идея, как
начали прорастать зерна будущего плана. В парниковой атмосфере
разгоряченного Хорнблауэрова мозга идеи быстро пошли в рост. Не отдавая себе
отчета, Хорнблауэр начал подниматься со стула - только прохаживаясь по
палубе он мог продумать план до конца и найти выход для закипающего внутри
волнения. Но он вспомнил про остальные письма в пакете - нельзя повторять
ошибку Формана. Часть писем была адресована Хорнблауэру - одно, два, три...
шесть писем, написанных одним почерком. Он не сразу сообразил, что это
письма от Марии - странно, что он не узнал почерк своей жены. Хорнблауэр уже
собирался вскрыть их, когда снова себя одернул. Все остальные письма
адресованы не ему, а членам команды, наверняка ожидающим их с нетерпением.
- Позовите мистера Буша! - крикнул Хорнблауэр.
Когда Буш появился, Хорнблауэр отдал ему письма, не говоря ни слова, да
тот и не стал этого ждать, видя, как глубоко капитан погрузился в чтение,
даже не поднял головы.
Хорнблауэр прочел (и не один раз), что он - любимейший муж Марии.
Первые два письма сообщали, как она тоскует по своему ангелу, как счастлива
она была два дня их совместной жизни, как волнуют ее опасности, которым
подвергается ее герой, и как важно менять носки, если они промокнут. Третье
письмо было отправлено из Плимута. Мария узнала, что Ла-Маншский флот
базируется здесь, и решила переехать, на случай, если Долг Службы приведет
"Отчаянного" в порт, а также, как заметила она сентиментально, чтоб быть
поближе к своему возлюбленному. Она проделала путь до Плимута на каботажном
судне, впервые вверив себя Соленой Пучине (и постоянно думая о своем
бесценном). Глядя на далекий берег, она лучше поняла чувства обожаемого
мореплавателя. Теперь она благополучно устроилась на квартире у почтенной
женщины, вдовы боцмана.
Четверное письмо начиналось непосредственно с самых радостных, самых
важных новостей для ее желанного. Мария и не знала, как написать об этом
самому любимому, самому обожаемому кумиру. Их супружество, и без того
сладостное, будет еще и благословенно, во всяком случае, Мария это
подозревает. Хорнблауэр поспешно вскрыл пятое письмо, пробежал глазами
торопливую приписку, в которой Мария сообщала, что совсем недавно узнала о
Лаврах, которыми увенчал себя ее Непобедимый Воитель в поединке с "Луарой",
и что она надеется, он не подвергает себя опасности большей, чем необходимо
для его Славы. Новость подтверждалась. Мария теперь была уверена, что ей
выпадет счастье дать жизнь ребенку ее идеала. Шестое письмо подтверждало
предыдущие. Ребенок родится на Рождество или на Новый Год. Хорнблауэр,
скривив губы, отметил про себя, что в последних письмах больше внимания
уделялось благословенному прибавлению семейства, чем
желанному-но-недостижимому сокровищу. В любом случае, Мария была
преисполнена надежды, что ангелочек, если он будет мальчиком, станет копией
своего прославленного отца, а если девочкой, унаследует его мягкий характер.
Такие вот новости. Хорнблауэр сидел, глядя на шесть разбросанных по
столу писем, и мысли его были в таком же беспорядке. Возможно, чтоб не сразу
осознать произошедшее, он мысленно задержался на двух письмах, которые
написал Марии - адресованные в Саутси, они не скоро до нее доберутся. Письма
были довольно сухие и прохладные. Это надо будет исправить. Надо будет
написать нежное письмо, полное восторгов по поводу полученного известия, вне
зависимости от того, действительно ли он в восторге - этого Хорнблауэр
понять не мог. Он настолько погрузился в профессиональные проблемы, что
эпизод с женитьбой казался ему почти нереальным. Все это было так недолго, и
даже тогда он так сильно был занят подготовкой к плаванью, что трудно было
поверить в вытекающее из этого долговременное супружество. Однако полученное
известие означало, что последствия будут еще более долговременными. Ни за
что в жизни Хорнблауэр не мог бы сейчас сказать, радуется он или нет.
Несомненно, ему будет жаль ребенка, если он - или она - унаследует его
злосчастный характер. Чем больше ребенок будет на него похож - внешне или
внутренне - тем больше он будет его жалеть. Но так ли это? Нет ли чего-то
лестного, чего-то согревающего в мысли о том, что его собственные черты
повторятся в другом человеке? Как трудно быть честным с самим собой.
Теперь, отвлекшись от сегодняшних обстоятельств, од мог отчетливей
вспомнить медовый месяц. В его воображении возникла Мария, ее слепое
обожание, ее чистосердечная вера что она не может любить так сильно, не
встречая в ответ столь же горячей любви. Нельзя, чтоб она обнаружила
истинную природу его чувств к ней, это было бы слишком жестоко. Хорнблауэр
потянулся за пером и бумагой. К действительности его вернуло привычное
раздражение из-за того, что перо было из левого крыла. Перья из левого
гусиного крыла дешевле, чем из правого, потому что когда пишешь, они, вместо
того, чтоб, как положено, располагаться вдоль руки, норовят попасть прямо в
глаз. Но очинено оно было безукоризненно, и чернила еще не загустели.
Хорнблауэр мрачно приступил к работе. Частично это было литературным
упражнением - "Сочинение на тему о безграничной любви" - и все же... все
же... Хорнблауэр поймал себя на том, что улыбается. Он чувствовал в себе
нежность, чувствовал, как она течет по руке в перо. Он даже готов был
признать, что он не настолько хладнокровный и черствый человек, каким себя
воображал.
Заканчивая, Хорнблауэр в поисках синонимов к словам "жена" и "ребенок"
наткнулся взглядом на письма от Пелью. У него перехватило дыхание. Он
мгновенно вернулся мысленно к своим обязанностям, к человекоубийственным
планам, к суровым реалиям окружающего мира. "Отчаянный" мягко покачивался на
слабых волнах, но сам факт, что он лежит в дрейфе, означал многое: со
стороны Бреста дует попутный ветер, и в любой момент крик с марса может
известить, что французский флот готов в дыму и грохоте сражаться за морское
владычество. И у Хорнблауэра есть планы - перечитывая последние строчки
своего письма к Марии, он никак не мог сосредоточиться, ибо все время
мысленно представлял себе карту Брестского залива. Ему пришлось взять себя в
руки, чтоб закончить письмо к Марии с тем же вниманием, с каким начал. Он
заставил себя закончить, перечитать и сложить письмо, потом крикнул
часовому. Появился Гримс с зажженной свечой, чтоб запечатать письмо.
Закончив эту утомительную процедуру, Хорнблауэр с явным облегчением
потянулся за чистым листом бумаги.
Е. В. шлюп "Отчаянный", в море, одна лига к северу от Пти Мину. 14 мая
1803 г. Сэр,...
Конец медоточивым фразам, конец неловким попыткам действовать в
совершенно непривычной ситуации. Не приходилось больше обращаться (как во
сне) к "милому спутнику в предстоящих счастливых годах". Теперь Хорнблауэр
занялся делом, которое хотел и умел делать, а для формулировок ему
достаточно было припомнить сухие и неприкрашенные фразы бесчисленных
официальных писем, написанных прежде. Он писал быстро и почти без остановок
- как ни странно, план окончательно созрел именно тогда, когда мысли были
заняты Марией. Он исписал лист, перевернул, исписал до половины вторую
сторону, изложив план во всех подробностях.
Внизу он написал:
Почтительно представляю на рассмотрение Ваш покорный слуга Горацио
Хорнблауэр.
Потом написал адрес:
Капитану сэру Э. Пелью, К. Б. Е. В. С. "Тоннан"
Запечатав второе письмо, он взял оба письма в руку. В одном была новая
жизнь, в другом - смерть и страдания. Какая причудливая мысль - гораздо
важнее, одобрит ли Пелью его предложения.
8
Хорнблауэр лежал на койке, пытаясь убить время. Он предпочел бы уснуть,
но сон не приходил. В любом случае, лучше отдохнуть, ибо ночью ему
понадобятся силы. Если б он, поддавшись порыву, поднялся на палубу, то не
только утомил бы себя понапрасну, но и обнаружил бы перед подчиненными свое
волнение. Поэтому он постарался по возможности расслабиться, лежа на спине и
положив руки под голову - доносившиеся с палубы звуки рассказывали ему, как
идет корабельная жизнь. Прямо у него над головой указатель компаса в
палубном бимсе рассказывал о малейших изменениях курса лежащего в дрейфе
"Отчаянного". Их можно было сопоставлять с