е это известно? - Да. Это моя вина. Я просто не способна найти решение этой задачи. Я стараюсь, но, к моему отчаянию, не могу изыскать необходимого в принципах Угуненапсы. Я знаю, что выход где-то здесь, прямо перед моими глазами, но не могу его увидеть. - Путаешь теорию с действительностью. Последняя существует, а вот первая... неизвестно. - Но не для нас, великая Амбаласи, - кому как не тебе знать об этом. В глазах Энге засветился огонек, и, усевшись на хвост, она приступила к проповеди. Амбаласи коротко вздохнула. - Истинность слов Угуненапсы не может быть оспорена. Когда эйстаа приказывает любой иилане' умереть - она умирает. А мы живем. - Это легко объяснить. Я закончила исследования. Ты остаешься жить, потому что не срабатывает гипоталамус. И только. - Отсутствие-знаний, желание-наставлений. - Было бы хорошо, если бы эти твои Дочери Разброда тоже попросили наставлений. Слушай и запоминай. Так же, как из яйца мы переходим в океан, а из фарги становимся иилане', наш вид меняется от древней формы к современной. Форма наших зубов свидетельствует о том, что прежде иилане' питались моллюсками. Прежде чем мы создали свои города, добились изобилия пищи и безопасности, для выживания вида была необходима хибернация. - Стыд-унижение, признание в еще большем невежестве. Мы ее ели, эту самую хибернацию? Амбаласи сердито стукнула зубами. - Больше внимания моим словам. Хибернация - это оцепенение тела, промежуточное состояние между сном и смертью, когда все жизненные функции существенно замедлены. Она представляет собой гормональную реакцию, вызываемую пролактином. В обычном состоянии он регулирует обмен веществ и сексуальное поведение. Но слишком большое количество пролактина перегружает гипоталамус и вызывает несбалансированное физиологическое состояние, заканчивающееся смертью. - Выживание... и смерть? - Да, смерть личности позволяет выжить всей группе. Некая форма гена альтруизма, невыгодная для личности, но весьма полезная для вида. Пока правит эйстаа, в обществе существует социальный порядок. Ошибающиеся умирают по приказанию. На деле они сами себя убивают. Они верят, что умрут, - вот и умирают. Ужас перед неизбежной смертью высвобождает пролактин. И личность сама себя убивает. - Мудрая Амбаласи, неужели ты утверждаешь, что великие идеи Угуненапсы основаны лишь на способности управлять физиологической реакцией? ужаснулась Энге. - Вот ты сама все и сказала, - с удовлетворением отозвалась Амбаласи. Эчге долго молчала, оцепенев в глубоком раздумье. Наконец она шевельнулась, жестом выразив понимание и одобрение. - Амбаласи, мудрость твоя бесконечна. Ты предлагаешь мне физическую истину, которая заставляет меня сомневаться, заставляет меня вновь обратиться к основам всех известных мне истин, чтобы я обрела ответ, подтверждающий их справедливость. Ответ есть, он существует и нуждается лишь в истолковании. Вся мудрость Уг/ненапсы отражена в ее восьми принципах... - Пощади мою старость - не угрожай всеми сразу. - Это не угроза, это откровение. Но один из них объемлет все остальные. Он первый и самый важный. Он и был самым большим откровением Угуненапсы, которое и породило все остальные. Она говорила, что словно прозрела. Это было нечто сокрытое вдруг явившееся взору. Правда, которую нельзя забывать. Она говорила так: мы живем между двумя большими пальцами великой Эфенелейаа, Духа Жизни. - Ум немеет! Какую чушь ты несешь? - Истину. Признавая существование Эфенелейаа, мы принимаем жизнь и отвергаем смерть. Когда мы становимся частью Эфенелейаа и Эфенелейаа входит в нас, эйстаа более не властвует над нами. - Довольно! - взревела Амбаласи. - Хватит теорий - нужны практические действия. С каждым днем вы, Дочери, работаете все меньше, город страдает. Что вы собираетесь делать? - Я намереваюсь еще глубже погрузиться в восемь принципов Угуненапсы, ведь ты, великая Амбаласи, сказала мне, что в них и следует искать решение наших проблем. - Неужели? Остается надеяться, что ты его найдешь Но советую погружаться быстрее и не слишком глубоко - потому что даже у моей прославленной кротости есть пределы. Без меня город умрет. А я так устала от ваших бесконечных разногласии. Урегулируйте их. - Мы сделаем это. Только подари нам еще кроху твоего знаменитого терпения. Когда Энге закончила говорить, Амбаласи закрыла глаза, поэтому жестов, означавших истинное отношение Дочерей к ее терпению, она не увидела. Энге медленно пошла прочь в поисках уединения, необходимого, чтобы разглядеть в себе непокорную истину. Но дойдя до тенистого перехода, она обнаружила у входа ту, которую меньше всего хотела видеть. Низкая и эгоистичная мысль. Ведь наклонность этой Дочери к прекословию вызвана только ее любовью к истине. - Приветствую тебя, Фар', и спрашиваю, о чем ты хочешь говорить в моем присутствии, Худенькая Фар' теперь стала еще тоньше, ребра ее торчали. Ела она немного и в основном думала. Волнуясь, она стиснула большие пальцы обеих рук. Она с трудом подбирала слова, и глаза ее еще более округлились от усердия. - Я боюсь... твои слова, мои мысли и учение Угуненапсы противоречат друг другу. Мне нужны наставления и указания. - Ты их получишь. Что тебя волнует? - Твой приказ. Чтобы все повиновались Амбаласи, как эйстаа. И мы исполняем его, хотя, приняв принципы Угуненапсы, отвергли власть эйстаа. - Ты забываешь, что мы пошли на это временно - пока не вырастет город. Ведь без него мы не можем жить, и всякие прочие действия будут направлены против жизни. - Да, но посмотри - город вырос. В нем есть все, значит, время покорности закончилось. И я сама, и многие из тех, с кем я говорила, считают, что дальше так продолжаться не может... Подняв вверх ладони, Энге остановила ее жестом, требующим немедленного повиновения. - Не говори об этом. Скоро, очень скоро я открою вам то, что открылось мне только сегодня. Секрет пашей будущей жизни таится в глубинах восьми принципов Угуненапсы. Мы отыщем его, если посмотрим внимательнее. - Энге, я искала его и не нашла. Неужели в ее ответе промелькнул знак отвержения и даже презрения? Энге решила не заметить его. Сейчас не время для спора. - Ты будешь работать ради существования города под руководством Амбаласи... и все сестры, и я сама. Наши проблемы будут разрешены очень скоро. Очень, очень. Можешь идти. Энге глядела вслед удалявшейся тощей спине и снова ощутила бремя своих убеждений и поняла, насколько свободна эйстаа, которая мгновенно разрешила бы проблему, приказав Фар' умереть. А пока Фар', живая, уходила прочь в тени деревьев. Далеко за морем, на берегу Энтобана, тоже в тени деревьев, Вейнтебродила по прибрежному песку. Она часто останавливалась, и следы за спиной были такими же запутанными, как ее мысли. Иногда, словно просыпаясь, она ясно понимала, что с ней случилось. Изгнанная, отвергнутая, покинутая на негостеприимном берегу. Оставшись одна, она долго посылала проклятия вслед урукето, скрывшемуся в морской дали, вслед предательнице Ланефенуу. Все это сделала с ней Ланефенуу, и ненависть к этой эйстаа не отпускала Вейнте'. Она докричалась до того, что охрипла, руки ее бессильно упали, морская пена забрызгала лицо. Но это не помогло. Будь здесь дикие звери, они сожрали бы ее во время одного из приступов безумства Но вокруг не было никого. За узкой илистой прибрежной полоской тянулись болота, зыбучие пески... гнилые места. В кронах деревьев порхали птицы, в грязи кое-где копошились какие-то твари. В самый первый день, когда от ярости пересохло в горле, она напилась воды из болота. Вода была нечиста, и Вейнте занемогла и сильно ослабела. Позже она обнаружила в лесу родник с чистой водой, выбегавший на морской берег, и теперь пила только из него. Поначалу она ничего не ела. Валяясь на солнце почти без сознания, Вейнте' не думала о еде много дней. Но, оправившись, она поняла, что это глупо. Так можно и умереть, - но ее ожидает иная смерть. Гнев и голод погнали ее к морю. В нем было много рыбы, но поймать ее было трудно прошлые навыки давно позабылись. Но чтобы выжить, улова хватало. Разыскивать моллюсков в прибрежном песке было легче, и скоро они стали основной частью рациона Вейнте'. Так прошло много дней; Вейнте' не ждала никаких перемен. Изредка, просыпаясь на рассвете, она смотрела на свои облепленные глиной ноги, на грязную кожу, с которой исчез замысловатый узор, на пустое небо и море. И удивлялась, Неужели это конец? Что же с ней случилось? Но недолгое беспокойство быстро отступало. Солнце пригревало, и оцепенение было все же лучше приступов бешенства. Здесь была вода, а когда она ощущала голод, всегда находилась какая-нибудь еда. Ничто не тревожило ее. Темные мысли, не дававшие ей поначалу покоя, отступили. Теперь мыслей не было вовсе. Медленно переставляя ноги, она бродила вдоль берега. И след ее был неровен и спутан. Ямки быстро заполнялись водой. Глава третья Bnika ass! stakkiz tina faralda - den ey gestarmal faralda markiz. Наслаждайся летом своей жизни - за ним всегда идет зима. Пословица тану Надаске' зашел в озеро по грудь и принялся смывать с себя кровь. Он долго плескался и полоскал рот, выплевывая остатки чужой крови. Наконец он вышел на берег и всеми четырьмя большими пальцами указал на скрючившегося Имехеи, Это был жест отчаяния, полной безнадежности. - Что ты хочешь сказать? - спросил Керрик, потрясенный происшедшим. Надаске' поежился, но не ответил. Молчал и Имехеи, но недолго. Наконец он шевельнулся, потер синяки на руках и бедрах и медленно поднялся на ноги, пустыми круглыми глазами глядя на Надаске'. - Долго? - спросил Надаске'. - Их же было двое, я думаю, хватит. - Ты мог ошибиться. - Скоро узнаем. Давай вернемся. - Идем. Имехеи пошатнулся, но не сумел ступить и шагу. Надаске' бросился к нему и крепко обнял за плечи. Имехеи сделал один неверный шаг, потом другой. Вместе они побрели вдоль озера и исчезли за деревьями. Назад не оглядывались, к Керрику не обращались, словно совсем позабыли о его существовании. Он хотел поговорить с ними, но решил не пытаться, почувствовав, что явился свидетелем настоящей трагедии, хотя не мог понять, в чем она состояла. Вспомнились мрачные песни самцов в ханане, полные страха перед родильными пляжами. - Довольно! - громко сказал он, разглядывая истерзанные тела. Он хотел знать, что теперь будет с Имехеи, но с этим придется подождать. Когда-нибудь он поймет истинный смысл случившегося. Какое-то время самцы будут заняты собой. Нужно подумать об остальных. Что теперь делать? Как поступить с телами и припасами? Иилане' было трое. Все погибли. Когда их хватятся? Ни узнать, ни догадаться, как скоро их станут разыскивать, нельзя. Однако действовать надо быстро, не исключая возможности скорых поисков. Надо сделать так, чтобы от совершенных здесь убийств не осталось и следа. Сначала трупы. Хоронить? Глупо. Трупоеды разнюхают, выкопают тела и разбросают кости. Трупы должны исчезнуть. Остается озеро - другого не придумаешь. Одну за другой Керрик отволок убитых иилане' по отмели туда, где поглубже. Однако тела плавали, окрашивая воду в розовый цвет. Плохо. Недовольный, он выбрался на берег и принялся рассматривать их вещи, Еще сырые шкуры, но в основном пузыри с мясом. Он принялся вспарывать ножом прочные оболочки и забрасывать мясо подальше в воду: об остальном позаботятся рыбы. Дело было нелегким и неприятным, но в конце концов он покончил с ним. Потом набил галькой и мелкими камнями походные мешки и, зайдя в воду поглубже, привязал их к убитым. Трупы опустились на дно. Дождь смоет впитавшуюся в землю кровь. Если здесь и пройдет кто-нибудь из посланных на розыски иилане', - они ничего не заметят. Пусть исчезновение охотниц останется тайной. Заметив забытый Надаске1 хесотсан, Керрик укоризненно покачал головой. Оружие так нужно им, чтобы выжить, - а он бросил его и ушел. Вернее он не мог бы выразить своего горя словами. Длинным пучком травы Керрик связал его вместе с теми, которые принесли охотницы. Хесотсаны ко могут быть лишними - хоть какая-то польза от этих ужасных событий. Подхватив свой хесотсан, он медленно огляделся, проверяя, не упустил ли он чего-нибудь, а потом отправился в обратный путь. Теперь когда у него было время подумать, стало до боли понятно: отсюда надо уходить, уходить всем. Если уж здесь оказались охотницы иилане', значит, его саммад расположился слишком близко к городу. Пропавших начнут искать и придут сюда. Но даже если не придут - все равно город слишком близко. Рано или поздно саммад обнаружат. Надо идти на север. Но Аомун не в состоянии двигаться. Ему пришлось убить привезшего их сюда мастодонта. Это было необходимо, иначе нельзя было укрыться здесь. Как ему теперь не хватало слона. Ничего. Они возьмут лишь то, что сумеют унести. Он сделает травоис и сам потащит его. Харл вырос, окреп и сможет тянуть вторую волокушу. Ортнару придется идти самому. Он сможет, не очень быстро, но сможет. Что-то темное шевельнулось в тени деревьев. Керрик нагнулся и бросился к ближайшему кусту. Там прятались мургу - молчаливые убийцы. Он выставил вперед хесотсан. И только тут увидел, что это два самца. Один из них отдыхал, растянувшись на траве, другой сидел рядом. - Внимание-присутствию, - сказал Керрик, встал и подошел поближе. Надаске' взглянул на Керрика одним глазом и отвернулся. Он ничего не сказал, даже не пошевелился. Закрыв глаза, рядом неподвижно лежал Имехеи. - Что это? - спросил Керрик. Надаске' нехотя ответил, в его словах сквозила глубокая печаль: - Он ушел на пляж. В его сумке яйца. - Не понял. - Это потому, что ты самец устузоу, а не иилане'. Вы все делаете иначе. Ты говорил мне, что у вас яйца вынашивают самки, хотя я не понимаю, каким образом это возможно. Но ты же видел, что они с ним сделали. И теперь в его сумке яйца, и он будет лежать, закрыв глаза, словно во сне, но это не сон. Он будет таким до тех пор, пока не проклюнется молодняк и не уйдет в воду. - А можно как-то прекратить это? - Нельзя. Если уж так случилось, остается ждать конца. Он будет таким до последнего дня. - А он... не умрет? - Может быть, да, может быть, нет. Одни живут. Другие умирают. Остается только ждать. Его придется доставить домой, а потом заботиться и кормить. Я все сделаю сам. - Понесем его? - Нет. Спустим в воду. Он должен находиться в воде, как в теплой влаге родильных пляжей. Тогда яйца созреют, и проклюнется молодняк. Если же они погибнут, то погибнет и он. Все должно идти своим чередом. Помоги мне опустить его в озеро. Тяжелое тело забывшегося Имехеи было трудно сдвинуть с места. Вдвоем они донесли его до воды и затащили в прибрежные заросли. С помощью Керрика иилане' забрались поглубже, и Надаске' поплыл. Держа Имехеи за плечи, он медленно, но уверенно продвигался вперед. Керрик вышел на берег, подобрал хесотсан и быстро зашагал обратно. Было уже поздно, и ему хотелось добраться до стоянки еще засветло. Его ждали. Армун взглянула на тропу за его спиной - никого - и одобрительно кивнула. - Хорошо. Наконец-то ты убил мургу. Давно пора. - Нет, они живы. По крайней мере пока. (Как объяснить ей, что случилось, ведь он и сам толком ничего не знал.) Мы наткнулись на троих охотниц-мургу из города. Я убил одну, Надаске' двоих. А Имехеи... Ранен и без сознания. Надаске' потащил его домой. - Нет! - завизжала Армун. - Ненавижу их, ненавижу! Видеть их не хочу! - Сейчас у нас дела поважней, нечего думать о них. Главное, теперь мы не можем чувствовать себя в безопасности. Раз охотницы из города забредают так далеко, когда-нибудь придет новый отряд. - Они приходили за этими двумя. Они искали своих. Убей их скорее... Керрик начал злиться, но сдерживал себя, понимая причину ее волнения. Роды запаздывали. Армун плохо себя чувствовала и беспокоилась. Нужно понять ее и ободрить. - Все будет хорошо. Подождем, пока родится ребенок и ты окрепнешь. А потом пойдем на север. Здесь нельзя оставаться. - А что будет с твоими драгоценными мургу? - Они останутся здесь. Мы уйдем одни. А теперь все, хватит. Я голоден. Смотри, у нас три новых стреляющих палки. Все будет хорошо. Да, с ними все будет в порядке. А вот с самцами? Им придется остаться здесь. Пока Имехеи неподвижно лежит в озере, уйти они не могут. Но при первой же возможности и эта часть его саммада должна уйти отсюда. Вот так. Другого не остается. К вечеру следующего дня появился Надаске', таща за собой Имехеи. Он совсем обессилел и двигался медленно, часто и подолгу отдыхая. Остановив устремившегося за ним Арнхвита и прихватив хесотсан Надаске', Керрик отправился помогать. Мальчик повиновался и в тревоге стал покусывать костяшки пальцев, понимая, что с его друзьями случилось что-то плохое. Он молча смотрел, как Имехеи вытащили на берег, так что голова его оказалась на песке, а нижняя часть тела осталась в воде. Керрик думал, что Имехеи без сознания, но губы самца дрогнули, и, словно во сне, не открывая глаз, он прошептал, едва шевеля губами: - Пища... Хочу есть... голод. Надаске' отправился за рыбой к вырытому ими крошечному пруду, где держали улов. Оторвав кусок рыбы, он затолкнул его в рот Имехеи. Тот стал медленно и вяло жевать. - И долго он будет таким? - поинтересовался Керрик. - Долго. Числа дней я не знаю. Может быть, самкам известно, но я не знаю. - А потом? Надаске' знаками изобразил надежду, страх и неведение. - Яйца лопаются, элининйил появляются и уходят в озеро. Имехеи умирает или остается жить. Узнаем только потом. - Я собираюсь уйти отсюда на север, как только Армун сможет ходить. Нам опасно здесь оставаться. Взглянув на Ксррика одним глазом, Надаске' сделал жест согласия и понимания. - Я тоже думал об этом. Убитых будут искать. Они могут появиться и здесь. Но я не могу идти с тобой. - Понимаю. Но я вернусь за вами, как только разыщу безопасное место. - Я тебе верю, Керрик-устузоу-иилане'. Я понимаю твои чувства. Конечно, в первую очередь ты должен позаботиться о своем эфенбуру. Уведи их в спокойное место. - Об этом мы еще поговорим. Пройдет несколько дней, прежде чем мы сможем уйти. На обратном пути Керрик встретил Ортнара, ковылявшего ему навстречу, - Скоро родится ребенок. Армун велела позвать тебя. В этих делах я ничего не смыслю и помочь не могу. - Охраняй нас, Ортнар, - это дело могучий охотник знает прекрасно. Я тоже ничего не соображаю в женских делах, но постараюсь помочь. Он заторопился к лагерю. Трудный день. Один, быть может, умирает, другой просится на свет... Даррас взглянула на вошедшего Керрика, но не выпустила ладони Армун и с места не сдвинулась. Та устало улыбнулась. Волосы ее были влажными, на лице выступили капельки пота. - Не надо волноваться, мой охотник. Ребенок поздний, но сильный. Не беспокойся. "Это я должен ее успокаивать", - подумал Керрик. Увы, ему не приходилось сталкиваться с делами подобного рода. В каждом саммаде была повивальная бабка. - И зачем мы оставили свои саммады? - сокрушался Керрик. - Ты не осталась бы без помощи. - Женщинам иногда приходится в одиночку справляться с этим, - ответила Армун. - Как моей матери. Саммад ее был невелик, других женщин не было. Так было, так есть. А теперь ступай, поешь и отдохни. Когда будет нужно, я пришлю за тобой Даррас. Вконец растерявшись, Керрик пошел к костру, на котором Ортнар жарил мясо. Отхватив большой кусок, он протянул его Керрику. Тот принялся задумчиво жевать. Харл и Арнхвит уже поели, измазавшись в жире по уши. Ортнар поглядел в сгущающуюся тьму и сделал знак Харлу, который быстро забросал костер песком. Теперь нужно быть настороже. Взошла луна. Негромко перекликались болотные птицы, устраиваясь на ночлег. На берегу виднелась темная фигура Имехеи, наполовину погруженного в воду. Керрик понимал, что самцам иилане' он ничем не может помочь. Позади, в шатре, послышались голоса - он обернулся. Но там было темно. Вдруг потеряв аппетит, Керрик отбросил в сторону недоеденный кусок. В том, что сейчас происходит, виноват только он сам. Того и гляди умрет ребенок, или хуже... он боялся думать об этом... умрет Армун. Умрет из-за него. Если бы они вовремя вернулись к саммадам... Там нашлось бы кому помочь. Женщины знают, как помочь в таких случаях. Это его вина. Он вскочил и в беспокойстве принялся расхаживать под деревьями, бессмысленно глядя на освещенное луной озеро. Но он не замечал тихих вод, погрузившись в горестные размышления. Зачем они здесь, а не с саммадами, в спокойной и мирной долине саску? Глава четвертая Ядовитые лианы побурели, засохли и осыпались на дно долины саску. Их побросали в реку, и вода унесла их вместе с воспоминаниями о последнем нападении мургу. Херилак сидел у огня и крутил в руках поблескивавшее лезвие. Нож Керрика из небесного металла. Тот всегда носил его на шее - на прочном металлическом обруче, который на него надели мургу. Сидевший по другую сторону костра Саноне кивнул и улыбнулся. - А я по невежеству своему решил, что это знак его смерти, - сказал он. - Жизнь - его и наша, вот что он означает. - Поначалу я не мог поверить тебе и уже примирился с мыслью, что Кадайр оставил нас, что мы уклонились с указанного пути. - Что мне твой Кадайр, Саноне, - это Керрик спас нас. И я храню его нож, чтобы не забывать об этом... - Мне не нравятся твои слова о Кадайре. Взглянув через огонь на старика, Херилак решил говорить откровенно: они были вдвоем и уже научились понимать друг друга. - Я ценю твоего Кадайра не менее, чем ты моего Ерманпадара, который покровительствует тану. Это правда. Давай оставим разговоры о незримых силах, что властвуют над нами, и поговорим о том, что нам делать, Я имею в виду двух моих охотников. - Не хочу слышать их имена, не произноси их - ибо их проступок велик. Священное порро Кадайра... Они украли его и выпили. - Для тебя священное, а для них - развлечение. Другие охотники завидуют им и просят, чтобы ты дал нам еще этого питья. - Ты не можешь просить об этом! - Могу, но я о другом. Выпившие порро охотники изгнаны из долины. Их шатер на берегу реки. Сдается мне, саммадам пора присоединиться к ним. Саноне поглядел на угли, пошевелил их палкой и ответил: - Я ждал, что ты это скажешь, мой друг. Не будем говорить о порро. Не вспоминай о нем. Пришло время уходить? - Пришло. Мы вместе сражались и вместе жили. И в городе у моря, и здесь, в долине. В войне с мургу мы забывали обо всем. Но битва закончилась, мургу ушли, и охотники мои забеспокоились. Случай с порро только знак. Для тебя долина - дом родной. А для них - ловушка. Они привыкли бродить по лесам и равнинам. Они беспокойный, кочевой народ. Но есть у меня и еще одна причина. Заметив, что Херилак посмотрел на нож, Саноне все понял. - Керрик. Ты рассказывал о ссоре между вами. Угли ее погасли? Херилак медленно покачал головой. - Не знаю. Это я и должен выяснить. Он жив - я уверен, - иначе мургу не ушли бы и нас всех уже не было бы в живых. Но жива ли Армун?.. И ее сын? Если нет - виноват в этом я. И я должен покаяться перед ним. Он больше не враг мне. И я удивляюсь, почему считал его врагом. Но во мне он может видеть злодея. С этим надо покончить. Нашей ссоры могло не быть. Я понял, что сам во всем виноват. Ненависть к мургу переполняла меня, и я срывал злость на всех, кто был рядом. - И она до сих пор терзает тебя? - Нет. - Херилак поднял нож. - Вот разница между нами. Невзирая на зло, которое я причинил ему и его семье, он сделал это. Остановил мургу и велел им отдать нам этот нож, чтобы мы знали: именно он прекратил войну. Опустив нож, Херилак посмотрел в огонь. - Скажи мне, Саноне, все ли обещанное мы выполнили? Когда умерли наши стреляющие палки и мы пришли в тот город на берегу, Керрик рассказал нам, что следует делать, и саммадары приняли его условия. Он дал нам эти палки только после того, как мы пообещали ему остаться с тобой в городе и защищать его. Сделали мы это, а? - Дело кончено. Мы защищали город, пока не вынуждены были уйти. Когда мургу нас преследовали, тану убивали их, как подобает великим охотникам. Теперь мы все в безопасности - если верить ножу. Если ты хочешь уйти со своими охотниками, значит, пора отправляться в путь. - А стреляющие палки? - Они ваши. Что решили другие саммадары? - Они ждут твоего согласия. - И куда вы пойдете? - На север! - Херилак раздул ноздри, словно почувствовал запах снега и далеких лесов. - Жаркие края не для нас, мы не можем остаться здесь на всю жизнь. - Тогда иди к тану и расскажи всем о том, что мы с тобой знаем. Что Керрик избавил нас от мургу, И вам более нет нужды здесь оставаться. Херилак вскочил на ноги и, высоко подняв нож, радостно закричал, и гулкое эхо ответило ему. Саноне согласно кивал. Долина - дом саску, их убежище и жизнь. Действительно, для охотников-северян она тесновата. Саноне знал, что они уйдут еще до следующего заката. И что Херилак не пойдет со всеми. Могучий охотник отправится к океану, к городу мургу. Его жизнь более не принадлежит ему. Он отдаст ее Керрику, а уж тот решит принять дар или отказаться. Лишь перед рассветом Керрик уснул. Он долго сидел у погасшего костра и смотрел на озеро. На тихую воду и на звезды, неторопливо шествовавшие по небу, - тхармы погибших воинов совершали свой еженощный путь. Пройдя над его головой, они опускались в воды озера. А потом туда опустилась и луна, ночь стала черной... тогда-то он наверное и заснул. Проснулся он в серьк предутренних сумерках, вздрогнув от прикосновения к плечу. Повернувшись, он увидел Даррас. - Что... что? - Он задыхался от страха. - Иди. Она повернулась и побежала к шатру. Вскочив на ноги, он бросился следом и, обогнав девочку, приподнял полог. - Армун! - Все хорошо, - ответил из темноты ее голос. - Все в порядке. Посмотри на свою дочь. Откинув полог, он увидел улыбку на лице Армун. - Я так волновалась, - сказала она. - Боялась, что у ребенка будет такая же губа, как у меня, но теперь опасаться нечего. Он опустился рядом с нею и приподнял шкуру, прикрывавшую лицо младенца. Морщинистое красное личико, глазки закрыты... Дитя тихо попискивало. - Она нездорова - что с ней? - Да нет же. Новорожденные всегда такие. А теперь мы с ней будем спать, но прежде ты дашь ей имя. Все знают, что ребенку, у которого нет имени, грозит беда. - Как же ее назвать? - Не мне решать. Дочь твоя. Ты и должен дать ей имя. Женское имя, которое тебе дорого. - Мне дорого только одно женское имя - Армун. - Так нельзя. Двое не должны носить одно и то же имя. Лучше называть именем того, кто умер или был тебе дорог. - Исель! - Это имя само слетело с языка, он не вспоминал о ней много лет. - Она умерла, а я остался жив. Вейнте' убила ее. - Тогда это очень хорошее имя. Если она умерла, чтобы ты мог жить более дорогого имени быть не может. А теперь мы с Исель поспим. Утро было теплым, свежий воздух, новый день - так и должно быть всегда. Ликующий Керрик отправился к озеру умыться и обдумать дневные дела. До отбытия нужно сделать так много. Они уйдут сразу, как только Армун оправится. Она сама решит. А теперь надо подготовиться к этому дню. Он зачерпнул пригоршню воды, плеснул в лицо и фыркая принялся умываться. Смахнув с ресниц капли воды, увидел, что первые лучи солнца уже позолотили песок. На песке темнела фигура Имехеи. Надаске' сидел рядом, застыв в привычной для иилане' неподвижной позе. И дневной свет померк. Керрик медленно и тихо подошел, взглянул на неподвижного Имехеи. Тот медленно дышал полуоткрытым ртом. На губах показался пузырек слюны и исчез. Надаске' одним глазом посмотрел на Керрика. - Через несколько дней мы уйдем. Но сначала поохотимся, оставим вам мясо. - Не надо, оно позеленеет и протухнет. Я буду ловить рыбу, нам хватит. Почему вы не уходите прямо сейчас? Армун с младенцем, Имехеи в нежеланном положении - здесь усматривалось определенное сходство, которого Керрик подчеркивать не хотел. - Пока не время. Надо закончить приготовления. Я принесу мясо. Надаске' молчал. Керрику нечего было сказать, ничем помочь он тоже не мог - и медленно побрел к лагерю. Ортнар уже проснулся и следил, как Харл прилаживает наконечники к древкам стрел. - Стрел нужно много, - говорил Ортнар. - В дороге не всегда есть время разыскивать выпущенную стрелу. Ребенок родился, можно идти. - Когда Армун окрепнет. Нужно только подготовиться, чтобы выступить, не теряя времени. И еще надо решить, куда нам идти? - Туже, туже затягивай ремешок, иначе наконечник слетит. Зубами. Ортнар повернулся и показал подбородком на север. - Только туда. Я знаю тропу. Там есть местечко, где мы можем пожить, пока не умрут стреляющие палки. В снега с ними не полезешь - сдохнут. И здесь нам делать нечего. Смотри. Острием копья Ортнар начертил на песке линию, ткнул в ее нижний конец. Вот побережье, здесь город мургу. - Он нарисовал на песке озеро. Потом повел копьем вверх вдоль берега. - А здесь то место, о котором я тебе толкую. Мы там уже охотились. До него примерно столько же, сколько до города. Достаточно? - Будем надеяться. Близко ли, далеко ли, мургу все равно разыщут нас, если захотят. Если они выследят нас, придется бежать на север, а они будут гнаться по пятам. А что вы там видели во время охоты? - Реку с чистой водой, мелководную лагуну, где полно морских птиц. А за ней остров, с другой стороны опять вода, потом узкая цепь островков, а за ней море. Я думаю так: переберемся на самый большой остров и убьем всех опасных мургу. Охота и рыбалка там великолепные. К тому же остров не в океане. Так что если там объявятся живые лодки мургу, они нас не заметят. Лучшего не придумаешь. - Прекрасный план. Отправимся туда, как только Армун почувствует себя лучше. А пока поохотимся, накоптим мяса, насушим эккотац. Чем меньше придется охотиться по пути, тем скорее доберемся до места. Из шатра вдруг послышался громкий плач младенца. Арнхвит подбежал к Керрику, схватил его за руку и тревожно посмотрел на отца. Керрик улыбнулся, почесал в затылке. - Не волнуйся. Младенцы всегда так пищат. Теперь у тебя есть сестра, очень крепкая девочка, если судить по голосу. Арнхвит успокоился. - Пойду, поговорю с друзьями. Последнее слово он сопроводил жестами иилане', обозначавшими то же самое. Видно было, что с ними ему куда интереснее, чем с маленькой сестрой. - Да, иди. Надаске' будет приятно. Но ты не сможешь поговорить с Имехеи. Он спит в воде. Так уж заведено у иилане', и зачем им это нужно, я объяснить не могу. - Спрошу у Надаске', может быть, он объяснит. "Может быть", - подумал Керрик и отвернулся. Нужно еще столько сделать. Глава пятая Enotanke' ninenot efendasiaskaa gaaselu. Все мы живем в Городе Жизни. Второй принцип Угуненапси Проснувшись наутро, Амбаласи не почувствовала себя отдохнувшей - словно и не ложилась. Она конечно понимала, что она уже далеко не фарги, вышедшая из моря. И даже не молодая иилане', полная свежего сока жизни. Амбаласи знала, что стара, но впервые по-настоящему ощутила свои годы. Сколько живут иилане'? Она не знала. Однажды Амбаласи решила выяснить, но вынуждена была оставить это занятие. Если уж. даже о важных событиях в городах не велось никаких записей, то откуда иилане' могли знать, сколько лет прожили на свете. Десять лет Амбаласи следила за некоторыми иилане', каждый год отмечая изменение положения созвездий в ночном небе. Но за это время одни ее подопытные покинули город, другие умерли. Наконец, она куда-то задевала все свои записи. Когда же это было? Она не помнила потому что не записала и этого. - Отмечать ход времени не в природе иилане', - решила она и протянула руку к сочному водяному плоду. И все-таки она стара. Когти пожелтели, кожа на руках покрылась морщинами и обвисла. Это факт. Завтрашнее завтра будет таким же, как и вчерашнее вчера, но ее скоро не будет среди тех, кто увидит его. В мире станет меньше на одну иилане1. И никого это не тронет - а ей уже не о чем будет беспокоиться. Отогнав неприятную мысль, невесть откуда взявшуюся в солнечный день, она нажала на гулаватсан, распластавшийся на стене. Существо издало пронзительный вопль, и вскоре Амбаласи услышала торопливые шаги Сетессеи. - Амбаласи рано поднялась для неизменных трудов. Мы сегодня опять пойдем к сорогетсо? - Нет. Сегодня я не собираюсь работать. Сегодняшний день я посвящу созерцанию, отдыху под теплым солнцем, наслаждению размышлениями. - О, Амбаласи, - мудрейшая из мудрых. Фарги работают собственными руками, но только несравненный ум Амбаласи позволяет ей работать мыслью. Не расписать ли твои руки изысканными знаками, дабы все видели, что грубый физический труд ниже твоего достоинства? - Великолепнейшая из мыслей, наиподходящее из предложений. Сетессеи пошла за краской и кистями и, обернувшись, к своему удовольствию заметила, что Амбаласи уселась на хвост в самом светлом и теплом месте и предалась блаженству. Отлично. Возвратившись, она обнаружила у дверей тощую иилане', которую, увы, знала прекрасно. - Я услышала громкие голоса из места, где работает-спит Амбаласи, сказала Фар'. - Я хочу поговорить с ней. - Запрещено-не правильно-опасно, - ответила Сетессеи, подкрепляя слова жестами решительного приказа. - Но это очень важно. - Гораздо важнее, чтобы сегодня Амбаласи не разговаривала ни с кем. Так она приказала. Или для тебя ее приказ ничего не значит? Фар' открыла рот, чтобы ответить, но, припомнив Амбаласи в гневе, сделала отрицательный жест, дав понять, что изменила намерение. - Мудрое решение, - произнесла Сетессеи. - А теперь иди в город и скажи всем, чтобы никто не смел нарушать покой Амбаласи, пока солнце не закатилось. Солнце грело, Амбаласи блаженствовала, наслаждаясь отдыхом. Ощутив легкие прикосновения, она открыла глаза, посмотрела на узоры, которые наносила на ее руки Сетессеи, и одобрительно кивнула. - Сетессеи, сегодня важный день. Прекращение физического труда и переход к размышлениям уже дали определенные результаты. Я должна осмотреть выращенный мной город и описать, как он растет. - Я приказала, чтобы сегодня никто не мешал тебе ходить по городу. - Ты великолепная помощница, Сетессеи. Ты угадываешь все мои желания. Сетессеи смиренно потупилась, лишь гребень ее зарделся. Этот день она запомнит - никогда еще Амбаласи не говорила ей столь приятных слов. А кроме одобрения и признания ей ничего не было нужно. Утолив жажду и раскрасив руки, Амбаласи вступила в город Амбаласокеи, который сама вырастила на чужом берегу. Она шла по городу, и никто не смел заговорить с ней. Город разрастался во все стороны от главного ствола. Среди ветвей и корней жили сотни живых существ. Они размножались и взаимодействовали: перегоняли воду из корней в листья, перекачивали ее в водяные плоды, поили ею симбионтов, животных и растения. Амбаласи шла по живому полу, который содержали в чистоте вечно голодные насекомые. Она осмотрела плодовую рощу, где паслось небольшое стадо элиноу. Потом вышла к пристани на берегу реки, у которой стоял урукето, невозмутимо смотревший на нее огромным глазом, окруженным роговым кольцом. Наконец она подошла к терновой стене, надежным кольцом окружавшей весь город. По перешейку она перебралась на другой берег. Там как раз тянули сети и вскоре на берегу оказался огромный угорь. Он медленно извивался, но был уже неопасен. Сестры усыпили его токсином, созданным Амбаласи. Проходя по городу, она увидела закрытую дверь и остановилась около нее в раздумье. Она глядела на дверь, еще ни разу не открывавшуюся, и размышляла. И все более погружалась в раздумья. Солнце медленно ползло по небу. Наконец тень дерева упала на нее, Амбаласи ощутила холодок и очнулась. Она выбралась на солнцепек и, согревшись, отправилась дальше. Она прошла мимо рощи, где среди деревьев росли дикие цветы. Это было нововведение - в других городах иилане' не найдешь таких живых украшений. Было в них нечто подобное раскрашиванию рук - занятию легкомысленному и совершенно несерьезному с точки зрения строгих Дочерей. Наконец Амбаласи добралась до амбесида. И это сердце города, где жизнь должна бить ключом, оказалось совершенно пустынным. В самом теплом месте, у стены, обращенной к солнцу, где подобает сидеть эйстаа, была лишь грубая кора. Она медленно подошла поближе и привалилась спиной и теплому дереву. И стояла так, поглощенная мыслями, пока какое-то движение вдалеке не привлекло ее внимание: какая-то иилане' пересекала амбесид. - Внимание к словам! - завопила Амбаласи. Иилане' вздрогнула, замерла и повернулась. - Твой покой запрещено нарушать... - Это ваши бесконечные словопрения раздражают меня. Молчи и слушай. Сию минуту разыщи Энге. Скажи, пусть немедленно придет сюда. Иди. Дочь Жизни тут же забубнила о соотношении принципов Угуненапсы и отдаваемых другими приказаниях, но, заметив угрожающие жесты Амбаласи, передумала и, закрыв рот, поспешила уйти. Амбаласи расслабилась и вновь предалась блаженству. Наконец ход ее мыслей нарушило какое-то движение. Амбаласи открыла глаза - перед ней, сложив руки, стояла Энге. Она ждала распоряжений. - Ты их получишь, Энге. Пришло время решать. Я хочу встретиться кое с кем из Дочерей, которые хоть что-то соображают, и поговорить с ними о будущем городе, Я скажу тебе имена тех, кого я хотела бы увидеть. - Трудности с приказами, великая Амбаласи. Дочери Жизни прежде всего стремятся к равенству во всем. И принимать решения хотят совместно. - Пусть будет так, как вы хотите, но лишь после того, как я переговорю с избранными. Или это трудно устроить? - Некоторая сложность есть, но все будет сделано по твоему слову. - Какая сложность? - Дочери с каждым днем все менее охотно повинуются твоим приказам как эйстаа. Они говорят, что город уже вырос... - Меня не интересует, что они говорят. Я прекрасно знаю, на что они способны, потому-то и хочу говорить лишь с теми, кого выбрала сама. Среди них будешь ты, моя помощница Сстессеи и Элем, капитан уруксто, - она уважает науку. Еще Фар', толкующая мысли Угуненапсы с наибольшей простотой и доходчивостью. Есть ли еще кто-нибудь из обладающих разумом, кого я пропустила? - Да. Эфен, ближайшая ко мне. Омал и Сатсат - из всех сосланных в Алпеасак выжили только мы. - Пусть будет так. Прикажи всем немедленно собираться. - Я потребую их прибытия жестами неотложной необходимости, - ответила Энге, повернулась и ушла, Раздражение Амбаласи сменилось признательностью. Есть разум у этой иилане'. Если бы она смогла отвлечься от учения Угуненапсы, стала бы известной ученой или эйстаа великого города. Огромная потеря. Приглашенные прибывали по одной. Две последние прибежали, запыхавшись, - им пришлось идти издалека. Молча оглядев всех, Амбаласи шевельнула хвостом, требуя внимания. - И молчания тоже, в особенности от тебя, Фар', - ведь ты родилась спорщицей - пока я не закончу говорить. Я буду толковать о важных вещах, а потом вы выскажетесь. Затем, как сказала мне Энге, собер