была откинута, волевое красивое лицо слегка освещено. Дышала она глубоко и ровно. По словам О'Брайена, она спала только двадцать минут, и Ченселор решил разбудить ее чуть позже. Он надеялся, что их беседа пойдет успешнее, если к Элисон еще не вернутся силы. Он закрыл дверь. - Тут есть ниша для еды, - сказал О'Брайен. Помещение оказалось гораздо больших размеров, чем предполагал Ченселор. У окна, выходившего на залив за раздвижной перегородкой притулился столик. В номере была и крохотная кухонька с плитой. На ней стоял кофейник. О'Брайен достал с полки две чашки и налил кофе. Питер сел: - Это не совсем обычный мотель? Агент улыбнулся: - Здесь неплохой ресторан. У любителей повеселиться он пользуется популярностью. - А владелец кто? ЦРУ? - Мотель принадлежит ЦРУ, а ресторан - военно-морской разведке, - А клерк и коридорный, кто они? - Варак, наверное, говорил вам, что нас немного, но мы крепко держимся друг за друга и помогаем, когда это требуется. - О'Брайен отхлебнул кофе из чашки. - Прошу прощения за выдумку с Морганом. На то были веские причины. - Какие? - Вы и Эдисон уедете отсюда, а фамилия Морган все еще будет значиться в списке гостей. Если кто-либо нападет на ваш след, который приведет его сюда, в мотель, фамилия Морган сыграет свою роль. Ваши преследователи проникнут в седьмой номер, и мы узнаем, кто они. - Мне казалось, вам известно, кто такие маньяки. - Питер пил кофе, внимательно поглядывая на О'Брайена. - Только некоторые из них, - ответил агент, - Мы уже можем поговорить? - Еще минутку. - Головная боль стихала, но Ченселору требовалось несколько минут покоя, чтобы она окончательно прошла. - Спасибо за заботу об Элисон. - Не стоит благодарности. У меня есть племянница ее возраста. Они очень похожи. Такое же волевое приятное лицо. Не просто красивое, понимаете? - Понимаю... - Головная боль у Питера почти прошла. - Что означали цифры, которые называл коридорный? Агент улыбнулся: - Банальный, но эффектный прием. Вы, вероятно, встречались с ним в шпионских романах. Мы применяем прогрессии или временные промежутки... - Например? - Берется простой цифровой код. Я прибавляю к ответу определенную цифру. Тот, с кем я вступаю в контакт, прибавляет или вычитает свою цифру, причем отвечать он должен довольно быстро. - А если он не сумеет этого сделать? - Вы видели, что я уже вынимал пистолет? Мне никогда не доводилось применять оружие в таких случаях, но я бы не поколебался и пристрелил его через дверь. Ченселор поставил чашку на стол: - Теперь поговорим. - Хорошо. Что произошло? - Бромли выследил меня и пытался убить в поезда, Мне повезло, ему - нет. Он убежал от меня и бросился под колеса поезда. - Бромли? Это невозможно. Питер сунул руки в карман и вытащил револьвер, который выбил из рук старика: - Из этого револьвера был сделан выстрел через сиденье в третьем или четвертом, вагоне двухчасового поезда. Я из него не стрелял. О'Брайен поднялся из кресла и подошел к телефону. Набирая нужный номер, он сообщил: - Человек, которого мы прикрепили к Бромли, имел официальное задание. Мы можем связаться с ним сразу. - Агент перешел на приказной тон: - Служба безопасности наблюдения по округу Колумбия? Говорит дежурный агент О'Брайен... Да, Чет, это я. Спасибо. Соедини-ка меня... Это О'Брайен. Специальный агент ведет наблюдение за человеком по фамилии Бромли. Отзовите его немедленно. - Куин прикрыл микрофон рукой и повернулся к Ченселору: - Вы не возвращались в отель? Ни Рамиресу, ни кому-либо другому не говорили, что поедете поездом? - Нет. - А водителям такси? - С половины десятого я ездил в такси всего один раз. Водитель довез меня до Бетесды и подождал, пока я освобожусь. Он не знал, что я собираюсь на вокзал "Юнион стейшн". - Черт побери, но... Да, я слушаю. Не можете? - О'Брайен искоса взглянул на Питера. -Никто не отвечает? Немедленно пошлите дополнительный наряд к отелю "Олимпик". Согласуйте вопрос с полицией, пусть она окажет содействие. Наш человек, возможно, попал в беду. Я позвоню попозже. - Агент повесил трубку, на его лице отразилось явное удивление. - Что же, по-вашему, случилось? - спросил Ченселор. - Не знаю. Обо веем было известно только двоим мне и Элисон Макэндрю. - Агент уставился на писателя. - Минутку, минутку, если вы хотите сказать... - Нет, не хочу, - прервал его О'Брайен. - Она была все время со мной, по телефону никому не звонила. Ее звонок не остался бы незамеченным, так как здесь свой коммутатор. - А люди у отеля? Те, что знают всякие прогрессии? - Нет. Я дождался отхода последнего поезда, прежде чем сообщить им, что вы можете приехать сюда. О том, каким транспортом вы воспользуетесь, я не говорил. В этих людях не сомневайтесь, я доверил бы им даже собственную жизнь. Их я прихватил с собой только для того, чтобы сократить круг участников операции. - Агент медленно вернулся к столу и вдруг ударил себя ладонью по лбу: - О матерь божья, ведь это же мог сделать я! У отеля "Хей-Адамс", когда мы садились в машину. Эдисон была огорчена, и я сказал ей, куда мы едем. Бромли, вероятно, поджидал вас около отеля, притаившись где-нибудь в тени. - О чем вы? Расстроенный О'Брайен присел к столу; - Бромли знал, где вы с Элисон остановились, и, скорее всего, поджидал вас у выхода. Если это так, то он мог услышать, о чем я говорил Элисон. Мне, пожалуй, придется извиниться, что вас едва не убили. - Ваши извинения по этому поводу звучат не очень убедительно. - Что же, вы правы. Ну а Рамирес? Зачем вы к нему ездили? Переход от Бромли к Рамиресу показался Питеру слишком резким. Ему требовалось какое-то время, чтобы отогнать образ старика. Но он уже твердо решил, что теперь расскажет агенту ФБР все. Он сунул руку в карман и достал окровавленный листок, на котором были, написаны имена и фамилии. - Варак был прав, когда сказал, что ключ к разгадке - Часон. - Это-то вы и скрыли от меня, когда мы говорили По телефону, не так ли? - спросил О'Брайен. - Из-за Макэндрю и его дочери. Ну а Рамирес, он был в Часоне? Питер кивнул: - Я уверен в этом. Они все что-то скрывают. Мне кажется, тут какая-то тайна, о которой знают многие. И, даже двадцать два года спустя они не могут отделаться от страха. Но это только начало. Что бы ни скрывалось за событиями в Часоне, мы выйдем на одного из этих четверых. - Он передал листок О'Брайену: - Досье Гувера у одного из них. Агент прочитал список и побледнел: - Бог мой! Вы имеете хоть какое-нибудь представление о том, кто эти люди? - Конечно. Есть, правда, и пятый, но Барак не пожелал его назвать. Он очень уважал его и не хотел причинять ему вреда. Варак был уверен, что кто-то из четверых использовал досье, но пятый этого сделать не мог. - Интересно, кто он. - Теперь я знаю это. - Вы преподносите сюрприз за сюрпризом. - Я узнал об этом от Бромли, хотя тот и не догадывался, что сообщил мне нечто важное. Дело в том, что я когда-то встречался с этим человеком. Он помог мне выйти из затруднительного положения. Я ему многим обязан. Если вы будете настаивать, я назову его, но предпочел бы сначала поговорить с ним сам. - Ценю вашу откровенность, однако и вы должны пойти мне навстречу, - сказал О'Брайен после короткого раздумья. - Выражайтесь яснее. - Напишите, как зовут этого человека, и вручите записку адвокату, чтобы он передал ее мне по истечении некоторого времени. - Зачем? - А вдруг этот пятый убьет вас?.. Ченселор посмотрел на О'Брайена - тот спокойно выдержал его взгляд. Значит, говорил правду, - Теперь о Рамиресе, - продолжал агент, - Припомните все, о чем он вам рассказывал. Как держался при этом? Какое отношение имел к Макэндрю, к Часону? Как вы узнали об этом? Зачем ездили к Рамиресу? - Причиной послужило то, что я увидел на Арлингтонском кладбище, и то, о чем рассказал мне Варак. Я сопоставил эти впечатления, и меня осенила догадка. Кроме того, эта догадка соответствовала тому, о чем я, возможно, уже писал. В общем, мне казалось, что я прав. Так оно и получилось... Ченселору потребовалось меньше десяти минут, чтобы обо всем рассказать агенту. При этом он заметил, что Куин О'Брайен что-то отмечал для себя, точно так же, как ночью в Вашингтоне, когда Питер приходил к нему. - Оставим Рамиреса и вернемся на минутку к Вараку. Он построил свои рассуждения, вероятно, таким образом: один из четверых, бесспорно, связан с событиями под Часоном, потому что источником информации, ставшей достоянием гласности, мог быть только один из них. Правильно? - Правильно. Варак работал на них и сам передал им эту информацию. - И сообщил, что разговор велся на неизвестном ему языке. - Он, очевидно, знал несколько языков. - Шесть или семь, - подтвердил О'Брайен. - Варак хотел сказать, что те, кто схватили его около дома на 35-й улице, были уверены, что он не поймет, о чем они говорят. Следовательно, они знали его. По крайней мере, один из этих четверых... - Еще одно звено... Кроме того, он мог установить, к какой группе принадлежал язык. - Он не сказал. Сказал лишь, что название "Часон" повторялось не раз, причем с каким-то фанатизмом. - Возможно, он имел в виду, что Часон стал своего рода культом? - Культом? - Вернемся к Рамиресу. Он признал, что резня под Часоном произошла по вине командования? - Да. - Но он ведь сказал, что события под Часоном расследовал генеральный инспектор, что причиной тяжелых потерь была признана внезапность действий противника, его численное превосходство и превосходство и огневой мощи. - Он лгал. - О том, что было расследование? Сомневаюсь... - О'Брайен встал и налил себе еще кофе. - Значит, о выводах, - предположил Питер. - И в этом я сомневаюсь. Вы легко могли бы все проверить. - Так что же вас настораживает? - Его непоследовательность. Я ведь юрист. - Агент поставил кофейник на плиту и возвратился к столу. - Рамирес рассказал вам о расследовании не колеблясь, потому что был уверен: если вы станете проверять сказанное им, то согласитесь с его выводами. И вдруг он поменял линию поведения. Он засомневался в том, что вы согласитесь с этими выводами. Это вызвало у него беспокойство, и он посоветовал вам оставить это дело. Видимо, вы чем-то напугали его. - Я обвинил его во лжи, сказал, что события под Часоном - дело темное... - Почему события под Часоном - дело темное, вы, конечно, не уточнили, поскольку вам это неизвестно. В свое время из-за подобных обвинений и вынужден был вмешаться генеральный инспектор. Но Рамирес не побоялся об этом сообщить. Значит, дело в чем-то другом. Думайте, Ченселор, думайте... Питер постарался сосредоточиться: - Я сказал ему, что он ненавидел Макэндрю, что от меня не ускользнуло, как он напрягся при упоминании о Часоне, что те ужасные события связаны с отставкой Макэндрю, с пробелом в его послужном списке, с пропавшими досье Гувера, что он лжет и увиливает от ответа и что он вступил в сговор с другими, потому что все они смертельно боялись... - Как бы тайна Часона не раскрылась, - добавил Куин О'Брайен. - Теперь вернемся назад. Что конкретно вы сказали о Часоне? - Что события под Часоном тесно связаны с Макэндрю... В отставку он подал потому, что собирался раскрыть его тайну... Соответствующая информация содержится в пропавших досье... И по этой же причине, видимо, был убит. - Это все? Больше вы ничего не говорили? - Ей богу, я пытаюсь припомнить... - Успокойтесь, - взял Питера за руку агент, - иногда самое важное доказательство лежит на поверхности, а мы его не видим. Мы так старательно роемся в мелочах, что не замечаем главного. Слова... Как часто они решают все! Они пробуждают мысль, вызывают в памяти Тот или иной образ... И вот уже Питер вспоминает глаза бригадного генерала, загнанного в угол, пусть на мгновение, но потерявшего самообладание. и шепот умирающего Варака: "Не о нем, а о ней. Он только приманка..." Питер взглянул на широкую раздвижную перегородку, на дверь, за которой спала Элисон, и повернулся к О'Брайену: - Да, конечно. Так оно и есть... О чем вы? О жене Макэндрю. Глава 31 Старший агент Кэррол Куин О'Брайен согласился оставить их вдвоем. Он понимал, что предстоящий разговор будет сугубо личным. Кроме того, у него были дела: он торопился нанести справки о четырех известных в стране деятелях и о трагических событиях, происшедших на далеких холмах Кореи более двух десятилетий назад. Чтобы проникнуть в тайну Часона, нужно было действовать решительно. Питер вошел в спальню, не зная, с чего начать раз-шпор, но отлично сознавая, что начинать его все равно придется. При звуке шагов Элисон заворочалась и замотала головой. Потом, будто испугавшись чего-то, открыла глаза и на какой-то момент ее взгляд замер на потолке. - Привет! - мягко произнес Ченселор. Элисон охнула и села на кровати: - Питер! Наконец-то! Он быстро подошел и обнял ее. - Все в порядке, - сказал он и вдруг подумал о родителях Элисон. Сколько раз она слышала, как отец говорил эти слова сумасшедшей женщине, которая была ее матерью? - Я так испугалась! Элисон взяла лицо Питера в свои ладони и посмотрела на него широко раскрытыми, карими глазами - очевидно, пыталась обнаружить в его глазах следы страдания. Она казалась оживленной, даже чем-то взволнованной. Несомненно, это была самая очаровательная женщина, которую он когда-либо знал, к тому же обладавшая тем редким качеством, которое приняло называть внутренней красотой. - Пугаться нечего, - успокоил он ее, зная, что сейчас скажет заведомую неправду, а она непременно об этом догадается. - Все почти кончено. Мне нужно лишь задать тебе несколько вопросов. - Несколько вопросов? - Она медленно отняла ладони от его лица. - О твоей матери. У Элисон задрожали ресницы, и Питер понял, что она начинает сердиться. Так было всегда, когда упоминали о ее матери. - Я уже рассказала тебе все, что знала. Мать заболела, когда я была совсем маленькой. - Но вы же жили вместе, и ты наблюдала за ней во время ее болезни. Элисон откинулась на спинку кровати и сразу как-то напряглась-видимо, боялась предстоящего разговора. - Это не совсем так. За ней всегда кто-то присматривал, а я держалась в стороне. С десяти лет я жила в интернате. Когда отца переводили по службе, он прежде всего заботился об интернате В течение первых двух лет нашего пребывания в Германии я училась в Швейцарии. Когда отца перевели в Лондон, меня отдали в школу в Гейтсхеде. Это на севере страны, неподалеку от Шотландии. Так что жить с матерью мне доводилось нечасто. - Расскажи мне о ней. Не о том времени, когда она заболела, а о годах до болезни. - Разве я помню? Ведь я была ребенком. - Расскажи о том, что знаешь. О семье, в которой мать выросла, о том, как она познакомилась с твоим отцом. - Тебе это нужно? - Элисон протянула руку за пачкой сигарет, лежавшей на ночном столике. Ченселор пристально посмотрел на нее: - Вчера я принял твои условия, а ты сказала, что примешь мои Помнишь? Она взглянула на него и согласно кивнула: - Помню. Хорошо, я расскажу о матери все, что мне известно. Она родилась в Тулсе, штат Оклахома. Ее отец был списком ортодоксальной баптистской церкви, очень богатой. Между прочим, и дедушка и бабушка были миссионерами, так что в молодые годы мать поездила по свету, как и я. И все по отдаленным местам - Индия, Бирма, Цейлон, залив Бохай. - Где она училась? - В основном в миссионерских школах. Так предписывала система воспитания, выбранная для нее родителями. Ведь по учению Христа все дети равны перед господом. Конечно, это своего рода лицемерие. Можно ходить с местными детьми в одну школу (так даже легче для учителей), но боже упаси есть вместе с ними или играть. - Мне не все понятно, - сказал Питер. Он оперся локтем о кровать, на которой лежала Элисон, укрытая одеялом, и положил голову на руку. - А что не понятно? - Я вспомнил кухню в Роквилле, оборудованную в стиле тридцатых годов, и старинную кофеварку. Ты сказала тогда, будто отец хотел, чтобы все вокруг напоминало твоей матери о детстве. - Я имела в виду счастливые моменты в ее жизни. Ребенком мать была счастлива, когда возвращалась в Тулсу, но это случалось нечасто. Мать ненавидела Дальний Восток и не любила путешествовать. - Странно, что она вышла замуж за военного. - Возможно, это ирония судьбы. Ее отец был епископом, муж стал генералом. Это были сильные, решительные люди с твердыми убеждениями. - Элисон отвела взгляд, и Питер не пытался больше заглянуть ей в глаза. - А когда она познакомилась с твоим отцом? - Дай вспомнить. Отец часто рассказывал мне об этом, но каждый раз по-иному, и казалось, будто он умышленно что-то преувеличивал, вносил новые элементы романтики. - А может быть, о чем-то умалчивал? Элисон сосредоточенно смотрела на стену, однако, услышав вопрос Питера, быстро перевела взгляд на него: - Было и это Встретились мои родители во время второй мировой войны в Вашингтоне. Отца отозвали сюда после завершения кампании в Северной Африке. И прежде чем отправиться на Тихий океан, он должен был пройти инструктаж и подготовку в Вашингтоне и в Форт-Беннинге. Отец познакомился с матерью на одном из приемов в Пентагоне. - Как же попала дочь епископа на такой прием во время войны? - Она работала военным переводчиком. Ничего особенного не переводила, только брошюры и наставления. "Я - американский летчик, выбросился с парашютом на территорию вашей прекрасной страны. Я - ваш союзник" - вот такого рода материал. Она знала несколько восточных языков, в том числе китайский. Понимала даже мандаринское наречие... Ченселор привстал: - Китайский? - Да. - Она была в Китае? - Я же говорила, что она жила в провинциях, расположенных на берегу залива Бохай. Там она провела, кажется, четыре года. Дед разъезжал между Тяньцзинем и Циндао. Питер отвел взгляд в сторону, стараясь скрыть внезапно появившееся дурное предчувствие: от слов Элисон вдруг повеяло какой-то непонятной угрозой. Усилием воли он подавил свое тревожное настроение и повернулся к ней: - Ты знала дедушку и бабушку? - Нет. Я смутно помню бабушку по отцу, но его отца... - А родители матери? - Нет. - Элисон погасила сигарету в стеклянной пепельнице. - Они продолжали свою миссионерскую деятельность до самой смерти. - Где? Элисон, все еще держа погашенную сигарету, ответила спокойно, не глядя на Питера: - В Китае. Какое-то время они молчали. Элисон сидела, опершись о спинку кровати, а Ченселор, оставаясь неподвижным, смотрел ей прямо в глаза. - Мне кажется, мы оба знаем, о чем пойдет речь дальше. Ты хочешь продолжать разговор? - О чем? - О том, что произошло в Токио двадцать два года назад... О несчастном случае с твоей матерью... - Я ничего не помню. - А я думаю, помнишь. - Я была совсем маленькой. - Не такой уж маленькой. Ты говорила, что тебе было пять или шесть лет, но это неправда. Тебе было девять лет. В отношении возраста газетчики обычно точны. Это же легко установить. И в статье о твоем отце они правильно указали твой возраст. - Прошу тебя... - Элисон, я люблю тебя и хочу помочь тебе и себе. Сначала пытались заставить замолчать только меня. Теперь дело дошло и до тебя, потому что тебе известна частица правды. Это события, происшедшие под Часоном. - О чем ты говоришь? - О досье Гувера. Они украдены. - Не может быть! Об этом написано в твоей книге, но это же вымысел. - Это всегда было правдой. Досье украли еще до смерти Гувера, а теперь их используют. Те, кто ими владеет, как-то связаны с событиями в Часоне. Это все, что нам известно. Твоя мать также имеет к ним непосредственное отношение, а отец твой скрывал это всю жизнь. Нам нужно установить, в чем, собственно, дело. Только тогда мы узнаем, у кого находятся досье, и найдем этого человека. - Но это какая-то чушь. Мать была больным человеком, ее здоровье все время ухудшалось. Она не могла играть сколько-нибудь важную роль... - Для кого-то она такую роль играла и все еще играет. Умоляю тебя, перестань изворачиваться. Ты не хотела лгать мне, поэтому просто умалчивала о тех событиях. Но провинции на берегу залива Бохай - это Китай, родители твоей матери умерли в Китае. И в Часоне мы воевали с китайцами. - И это значит? - Не знаю. По-видимому, я все еще далек от истины, однако не думать об этом не могу. Пятидесятые годы... Токио, Корея... Китайские националисты были изгнаны с материка, но они свободно разъезжали повсюду. Если это так, в их среду могли проникнуть и коммунистические агенты. Может быть, они нашли подход к твоей матери? Предприняли попытки как-то скомпрометировать жену одного из старших военачальников в Корее и завербовать ее - ведь родители твоей матери находились в Китае. Но потом что-то произошло. Так что же случилось двадцать два года назад? - Это началось за несколько месяцев до событий под Часоном, когда мы приехали в Токио, - заговорила Элисон, с трудом выдавливая из себя слова. - Временами у матери начало "ускользать" сознание... - Что ты имеешь в виду? - Когда я обращалась к ней, она глядела мимо меня, будто ничего не слышала. Потом, не дав никакого ответа, поворачивалась и выходила из комнаты, что-то напевая. - Одну из таких песенок я слышал в Роквилле. Она напевала какую-то старинную мелодию. - Это случилось гораздо позже. Она вдруг привязывалась к какой-нибудь мелодии и напевала ее по несколько месяцев кряду. Доводила до конца и снова начинала... - Мать была алкоголичкой? - Она выпивала, но алкоголичкой, по-моему, не была. По крайней мере, тогда. - Ты хорошо помнишь ее, - спокойно констатировал Питер. Элисон взглянула на него: - Я знала ее лучше, чем это казалось отцу, и хуже, чем полагаешь ты. Ченселор пропустил ее колкость мимо ушей. - Продолжай, - сказал он мягко. - Итак, у нее начало "ускользать" сознание. Кто знал об этом? Ей пытались помочь? Элисон нервно потянулась за следующей сигаретой: - По-моему, причиной того, что были приняты меры, стала я. Поговорить было не с кем, понимаешь? Все слуги были японцами. В гости к нам приходили только жены офицеров, а им о матери не расскажешь. - Значит, ты была совсем одна? - Да. И я не знала, что мне делать. Затем по ночам стали раздаваться телефонные звонки. Тогда мать одевалась и уходила из дома, нередко с безумным выражением на лице, и я не была уверена, что она вернется. Однажды вечером из Кореи позвонил отец. Обычно мать бывала дома, потому что он всегда предупреждал письменно, когда позвонит. На этот раз ее дома не было, и я все ему выложила. Наверное, это вырвалось у меня непроизвольно. А несколько дней спустя отец приехал в Токио. - Как он реагировал на случившееся? - Не помню. Я была счастлива, что наконец вижу его. Мне казалось, теперь все будет в порядке. - Так и было? - На какое-то время все стабилизировалось. Сейчас я бы выразилась именно так. В дом стал приходить военный врач. Потом он привел других врачей, и они раз в несколько дней увозили мать с собой. Телефонные звонки прекратились, и мать перестала исчезать по ночам. - Почему ты сказала, что все стабилизировалось на какое-то время? Разве на этом дело не кончилось? На глаза Элисон навернулись слезы. - Случилось это как-то под вечер. Я только что вернулась из школы. Мать бушевала - громко кричала, выгнала слуг из дома, что-то ломала и била. И вдруг ее взгляд остановился на мне. Она никогда не смотрела на меня так. На какое-то мгновение я уловила в ее взгляде любовь, потом ненависть и, наконец, страх. Она боялась меня. - Элисон поднесла руку к дрожащим губам и бросила взгляд куда-то на одеяло, в глазах се мелькнул испуг. - Затем мать подошла ко мне. Это было ужасно! В руках она сжимала кухонный нож. Она схватила меня за горло и попыталась вонзить нож в живот. Я вцепилась ей в запястье и стала кричать, кричать. Она хотела убить меня! Да, да, убить... Элисон повалилась на бок, забилась в конвульсиях, лицо ее стало мертвенно-бледным. Питер обнял ее и принялся баюкать как ребенка, а немного погодя попросил: - Попытайся вспомнить, что она кричала, когда ТУ вошла в дом, когда увидела ее. Что она говорила? Элисон оттолкнула Питера, откинулась на спинку кровати. Ее глаза были закрыты, по щекам текли слезы, но истерика прекратилась. - Я не помню. - А ты вспомни! - Не могу. Я не понимала того, что она кричала. - Эдисон открыла глаза, взглянула на Ченселора, и обоим все стало понятно. - Это потому, что она говорила на иностранном языке. - В устах Ченселора фраза прозвучала не как вопрос, а как утверждение. - Она кричала по-китайски. Элисон кивнула в знак согласия: - Видимо, так. Однако на главный вопрос ответа не было. Почему мать бросилась на дочь? На несколько секунд Питер задумался, в его памяти всплыли сотни страниц, написанные им о том, как абсурдные на первый взгляд конфликты вели к страшным актам насилия. Он не был психологом, ему приходилось мыслить более простыми категориями. Детоубийство на почве шизофрении, комплекс Медеи - это не та область, где можно было отыскать истину. Ответ следовало искать в чем-то другом, более простом... Питер попытался представить разгневанную женщину, неуравновешенную, утратившую над собой контроль. Да-да, именно утратившую над собой контроль. Вечер. Пронизанный солнечным светом дом - большинство домов в Японии светлые, просторные, залитые солнцем. В дверях появляется девочка. Питер взял Элисон за руку: - Постарайся вспомнить, как ты была одета. - Это нетрудно. Мы носили одну и ту же одежду каждый день. Платья считались неприличными, и мы надевали легкие брюки свободного покроя и куртки. Это была школьная форма. Он отвел взгляд. Может, все дело в форме? - А волосы у тебя были длинные или коротко стриженные? - Тогда? - В тот день, когда мать увидела тебя входящей в дом. - На мне была шапочка. Все дети носили шапочки и обычно коротко стриглись. "В этом все дело, - догадался Питер. - Утратившая над собой контроль, разъяренная женщина... Лучи солнца, струящиеся через окна. И дверь, в проеме которой вдруг появляется человеческая фигура в форме.." Он сжал другую руку Элисон: - Она тебя не видела. - Что? - Мать не видела тебя. Причина все-таки кроется в событиях под Часоном. Этим объясняются и осколки флаконов, и клочья старого пеньюара под надписью на стене кабинета твоего отца, и испуганный взгляд Рамиреса, когда я упомянул о твоей матери... - Что значит она меня не видела? Я же была там. - Но она тебя не видела. Она видела лишь форму, и больше ничего. Элисон поднесла руку к губам. На лице ее застыло смешанное выражение-удивление и страх. - Форма? Рамирес? Ты встречался с Рамиресом? - Я не могу тебе рассказать все, потому что сам многого не знаю, но мы приближаемся к цели. Офицеры из зоны боевых действий в Корее и из штабов в Токио в порядке очередности сменяли друг друга. Это всем известно. Ты говорила, что мать часто уходила по ночам из дома. Возможно, в этом все дело, Элисон. - Ты считаешь, что она изменяла отцу? Изменяла, чтобы получить нужную информацию? - Я говорю, возможно, ее принудили к действиям, которые ставили ее в двойственное положение. С одной стороны, муж, видный военачальник на фронте, а с другой - любимый отец, оказавшийся в плену в Китае. Что она могла поделать? Элисон подняла взгляд к потолку. До нее с трудом доходило, о чем говорил Питер. - Я устала от этого разговора. Мне больше ничего не хочется знать. - Но мы должны довести его до конца. Что произошло после того, как мать напала на тебя? - Я выбежала из дома и столкнулась с одним из наших слуг. Он отвел меня к соседям и позвонил в полицию, а я ждала... Ждала, а японцы смотрели на меня, как на прокаженную. Наконец прибыла военная полиция и меня отвезли на базу. Несколько дней, пока не возвратился отец, я провела с женой одного полковника. - Ну а потом? Ты видела мать? - Примерно неделю спустя, точно я не помню. Домой она вернулась с медицинской сестрой и уже не оставалась одна - при ней всегда дежурила медицинская сестра или сиделка. - Как она вела себя? - Она замкнулась. - Ее болезнь была неизлечимой? - Трудно сказать. Сейчас для меня очевидно, что это был не просто припадок. Однако, вероятно, чувствовала она себя тогда намного лучше. - Когда - тогда? - Когда в первый раз вернулась из госпиталя с медицинской сестрой. Хуже стало после второго срыва, - Расскажи мне об этом. Элисон прикрыла глаза. Видимо, и эти воспоминания были для нее так же невыносимы, как и воспоминания о попытке матери убить ее. - Было решено отправить меня в Штаты, к родителям отца. Как я уже говорила, мать казалась спокойной - она просто замкнулась в себе. Три медицинские сестры или сиделка круглосуточно дежурили около нее, она никогда не оставалась одна. Отцу нужно было возвращаться в Корею. Он уехал, полагая, что все устроилось. Мать навещали жены офицеров, они возили нас на пикники, ходили с ней после обеда за покупками. Они были очень любезны, даже слишком... Душевнобольные похожи на алкоголиков. Когда они одержимы какой-то идеей и хотят выйти из-под контроля, они начинают притворяться нормальными. Они улыбаются, смеются, убедительно лгут. А потом, когда никто этого не ожидает, вдруг срываются. По-моему, так случилось и с матерью... - По-твоему? А точно ты не знаешь? - Не знаю. Мне сказали, что волны прибоя прибили ее к берегу, что она пробыла под водой так долго, что едва не умерла. Я была ребенком и поверила этому объяснению. Оно звучало убедительно... Однажды мать повезли на пляж в Фунабаси. Было воскресенье, но меня оставили дома, потому что я была простужена. Вечером кто-то позвонил и спросил, дома ли мать... Потом... в дом прибыли два офицера. Они были чем-то взволнованы и явно нервничали, хотя ничего мне не сказали, Я ушла к себе, догадываясь, что что-то не так, но мне хотелось лишь одного - поскорее увидеть отца. На глазах у Элисон снова выступили слезы. Питер взял ее за руки и сказал нежным голосом: - Продолжай. - Творилось что-то ужасное. Допоздна я слышала крики и топот. Визжали шины подъезжавших автомашин, выли сирены... Я поднялась с постели, подошла к двери и распахнула ее. Моя комната выходила на площадку над холлом. Там, внизу, толпились люди, в основном военные, но были и гражданские. Всего не более десяти человек. Они суетились, звонили по телефону, переговаривались по рации. Вдруг открылась входная дверь и на носилках внесли мать. Она была укрыта простыней, на которой алели кровавые пятна. Ее лицо было белое как бумага... Взгляд застывший, как у мертвеца... По подбородку стекали струйки крови... В тот момент, когда мать вынесли на свет, она неожиданно зашевелилась, вскрикнула и замотала головой... Все ее тело начало извиваться. Только благодаря ремням она не упала с носилок. Я закричала и бросилась вниз, но какой-то майор (это был красивый негр) остановил меня, взял на руки и прижал к себе, все время убеждая, что все будет хорошо. Майор не разрешил мне подойти к матери и оказался прав. У нее была истерика, и она все равно не узнала бы меня. Носилки опустили на пол, ремни отстегнули... Врач разорвал кусок какой-то материи, достал шприц, сделал матери укол, и через несколько секунд она затихла. Я расплакалась, стала спрашивать, что случилось, но меня никто не слушал. Майор отнес меня наверх, в мою комнату, и уложил в постель. Он долго сидел со мной, успокаивал и рассказал, что произошел несчастный случай, что сейчас мать больна, но скоро поправится. Однако я понимала, что она не поправится никогда. Потом меня отвезли па базу, где я пробыла до тех пор, пока за мной не приехал отец. Это была его предпоследняя поездка в Токио перед отъездом домой, в Америку. В Корее ему оставалось служить всего несколько месяцев... Ченселор привлек Элисон к себе: - Ясно одно-несчастный случай, который произошел с твоей матерью, не имел ничего общего с рассказом генерала о подводном течении, утащившем мать в море. Странно, что ее привезли домой, а не в госпиталь. Это была довольно тонкая мистификация, и ты притворялась, будто веришь этим рассказам. Зачем же ты притворялась все эти годы? - Так было проще, наверное, - прошептала Элисон. - Потому что она пыталась убить тебя? Или потому, что она кричала по-китайски и тебе не хотелось вспоминать об этом? Губы Элисон дрогнули, и она коротко ответила: - Да. - Но теперь ты должна узнать правду. Понимаешь? Об этом говорится в досье Гувера. Твоя мать работала на китайцев. Она несет ответственность за резню под Часоном. - О боже! - Она действовала вопреки своему желанию, а может, даже не сознавая, что делает. Когда я был у твоего отца, она спустилась вниз, увидела меня и начала кричать. Я было попятился назад, в кабинет, но генерал прикрикнул на меня и приказал подойти к лампе. Он хотел, чтобы она увидела мое лицо. Мать уставилась на меня, потом затихла и только тихонько плакала. Наверное, отец хотел, чтобы она убедилась, что я не с Востока. С моей точки зрения, в то воскресенье с твоей матерью произошел не несчастный случай, а нечто другое. Ее схватили и подвергли пытке люди, которые заставили ее работать на них. Возможно, твоя мать была более смелой женщиной, чем кто-либо предполагал. Может, она в конце концов взбунтовалась, пренебрегая последствиями. У твоей матери не было врожденного психического заболевания, Эдисон. Ее сделали безумной. Ченселор просидел с Элисон около часа, пока она не заснула тяжелым сном. На улице становилось все светлее, наступало утро. Через несколько часов Куин О'Брайен должен был переправить их в другое, более безопасное место. Питера клонило в сон. Но прежде чем лечь спать, он должен был разобраться в собственных выводах. Необходимо было убедиться в их правильности, а подтвердить это мог только один человек - Рамирес. Питер вышел из спальни и направился к телефону. Он долго рылся в карманах, пока не нашел клочок бумаги, на котором был записан номер Рамиреса. Он не сомневался, что человек О'Брайена на коммутаторе станет подслушивать разговор, но это не имело значения. Важнее всего было узнать правду. Он набрал номер. Ему ответили почти сразу. - Слушаю. В чем дело? - Голос звучал так, будто человек только что проснулся или хорошо выпил. - Рамирес? - Кто говорит? - Ченселор. Я нашел ответ, и вы должны подтвердить, что я прав. Если вы попытаетесь отмалчиваться или солжете, я обращусь к своему издателю. Он знает, что следует предпринять. - Я же предупреждал, чтобы вы не вмешивались а это дело. - Язык у Рамиреса заплетался - он был пьян. - Речь идет о жене Макэндрю. Она была связана с китайцами, не так ли? Двадцать два года назад она передавала им информацию и несет ответственность за Часон. - Нет, впрочем, да. Вы так ничего и не поняли. Бросьте это дело. - Я хочу знать правду. Рамирес умолк и после паузы сказал: - Они оба мертвы. - Рамирес!.. - Они приучили ее к наркотикам. Она полностью зависела от них, так как не могла прожить и двух дней без укола. Мы узнали об этом и помогли ей - во всяком случае, сделали все от нас зависящее. Дела обстояли плохо, и в сложившейся ситуации наши действия казались целесообразными. Все с этим согласились. Зрачки у Питера сузились. Ему опять послышались фальшивые нотки, на этот раз более откровенные. - Вы помогли ей, потому что это казалось вам целесообразным? Дела обстояли плохо и вы приняли решение осуществить дьявольский замысел? - Все с этим согласились... - Голос Рамиреса был едва слышен. - О боже! Вы не помогли ей, вы снабжали ее наркотиками, чтобы она передавала противнику информацию, которую, по вашему мнению, ему необходимо было подсунуть. - Дела обстояли плохо. На реке Ялу... - Подождите. Вы хотите сказать, что и Макэндрю в этом участвовал? - Макэндрю ничего не знал. У Ченселора помутилось в глазах. - Несмотря на то что вы сделали с ней, трагедия под Часоном все-таки произошла, - сказал он. И все эти годы Макэндрю считал, что виновата его жена. Но ведь се пичкали наркотиками, пытали, чуть на забили до смерти, заставили стать предательницей враги, державшие в плену ее родителей. Вы - ублюдки! - Он тоже был ублюдком, не забывайте этого! Он был убийцей!.. - крикнул Рамирес. Глава 32 "Он тоже был ублюдком, не забывайте этого! Он был убийцей!.. Он тоже был ублюдком... Он был убийцей!.." Слова пьяного Рамиреса еще долго звучали в ушах Ченселора. Сидя вместе с Элисон на заднем сиденье правительственного автомобиля, он следил за проносившимся мимо сельским пейзажем, пытаясь разобраться в собственных мыслях. "Он тоже был ублюдком..." Эти слова казались совершенно бессмысленными, ведь Макэндрю и его жена были жертвами. Их просто использовали обе воюющие стороны, в результате чего женщина погибла, а генерал доживал жизнь в смертельном страхе перед разоблачением. "Он тоже был ублюдком... Он был убийцей!.." Если Рамирес имел в виду, что Макэндрю стал действовать безрассудно и превратился в военачальника, готового любой ценой покарать врагов, которые искалечили его жену, то за это вряд можно назвать генерала "ублюдком". Макнайф послал на смерть сотни людей в тщетной попытке отомстить. Он утратил способность логически мыслить - все заслонила жажда мести. Если Рамирес считает Макэндрю ублюдком именно по этим причинам, это его дело. Но перед Питером маячил неясный образ "нового" Макэндрю, "ублюдка и убийцы", который никак не походил на того человека, с которым встречался Питер, солдата, искренне ненавидевшего войну, потому что он слишком хорошо знал ее ужасы. Или же отец Эдисон в течение каких-то нескольких месяцев нравственно опустился, что привело и его к безумию? Итак, теперь он знал тайну Часона. Но к чему это привело? Каким образом история с женой Макэндрю, которую предали и бесстыдно использовали в грязной игре, могла привести его к одному из четырех людей, указанных в списке Варака? Агент Совета национальной безопасности был убежден, что тайна Часона приведет их к человеку, который завладел досье Гувера. Но каким образом? Или Варак ошибался? Тайна была раскрыта, но это ни к чему не привело. Правительственная машина подкатила к перекрестку, Справа находилась заправочная станция, у бензоколонки стоял какой-то автомобиль. Водитель, рядом с которым сидел О'Брайен, повернул направо и подъехал к бензоколонке. Кивнув агенту, он вышел из машины, а тот занял его место. Затем водитель направился к стоявшему у бензоколонки автомобилю, поздоровался с сидевшим в нем человеком и устроился на переднем сиденье. - Они будут сопровождать нас до самого Сент-Майкелса, - сказал Куин О'Брайен. Через минуту они снова катили по дороге. Вторая машина следовала за ними на почтительном расстоянии. - А где это - Сент-Майкелс? - спросила Элисон. - Южнее Аннаполиса, на берегу Чесапикского залива. Там у нас есть одно безопасное место. Теперь вы можете поболтать: радиоприемник выключен, никаких магнитофонов нет, мы одни. Питер понял, что имеет в виду О'Брайен. - Вы записали на пленку мой разговор с Рамиресом? - Нет, только стенограмму. Один экземпляр, и лежит он у меня в кармане.