ндских Антильских островах - в Виллемстад, на
острове Кюрасао.
- Эй, Ноули, как ты там, черт тебя дери! - заорал Сэм в трубку. -
Сколько же это лет прошло - четыре, пять? Как твои успехи в стрельбе?
- Я не держал пистолета с тех пор, как на нас напали, и надеюсь, больше
держать его не придется. Как твои дела?
- О, тут полным-полно богатеньких мамаш, которые спят и видят, как бы
им устроить костер из своих банкнотов. Я подношу им спички. Тебе нужна
работа?
- Нет, одолжение.
- Говори, что надо.
- Я собираюсь уехать за границу на несколько месяцев по личным делам.
Мне нужно как-то обосновать свой отъезд из Нью-Йорка, чтобы меня никто не
искал. Придумать такой повод, чтобы ни у кого не возникло никаких вопросов,
куда это я делся. Есть у меня одна идея, и я подумал, Сэм, что, может, ты
мне поможешь ее осуществить.
- Ну, если ты думаешь о том же, о чем и я, то, конечно, смогу.
Они и впрямь думали об одном и том же. Очень часто для строительства в
отдаленных районах нанимали архитектора-консультанта - человека, чье имя не
фигурировало в авторских проектах, но чей опыт использовался при их
создании. Это широко практиковалось в тех странах, где найм местных
специалистов был предметом национальной гордости. И где вечной проблемой
было то, что местные таланты не обладали достаточной квалификацией и опытом.
Инвесторы, впрочем, ничем не рисковали, нанимая высококлассных специалистов,
которые вносили необходимые коррективы в проекты, созданные местными
архитекторами, доводя их до кондиции.
- Ты можешь что-нибудь предложить? - спросил Ноэль.
- Конечно! Полем твоей деятельности могут стать несколько слаборазвитых
стран в Африке, Южной Америке, даже здесь - на Антильских островах, на
Гренадинах. Специалисты международного класса сползаются сюда, как пауки, но
местные власти все равно предпочитают строить своими силами. Консультанты -
это предмет особого разговора, о чем предпочитают умалчивать. Чтобы получить
контракт, тут приходится давать на лапу такие...
- Мне не нужна работа, Сэм. Мне нужно прикрытие. Какое-нибудь место,
которое я могу официально назвать и кто-нибудь, кто сможет подтвердить, что
я там.
- Я могу! Я же исчезну в этих джунглях на год, не меньше. Может, и
больше. У меня есть две хазы и яхт-клуб, куда я могу податься, если решу
съехать из отеля? Положись на меня, Ноули!
- Я надеялся на тебя.
- Так я и думал. Позже я введу тебя в курс дела, а ты скажи, где мне
тебя найти, если кто-нибудь из твоих великосветских друзей захочет закатить
для тебя пирушку!
Холкрофт определил обоих чертежников и секретаршу на новое место со
среды. Как он и предполагал, сделать это оказалось проще простого: они были
добросовестными работниками. Холкрофт сделал четырнадцать телефонных
звонков, обзвонив все строительно-проектные фирмы, где рассматривались его
проекты, и с удивлением узнал, что в восьми фирмах эти проекты ждали
одобрения. В восьми! Если все сложится удачно, то общая сумма гонораров
должна превысить все его доходы за последние пять лет!
И все же это не два миллиона - о них он ни на секунду не забывал. А
если и забывал, то мысли о людях "Вольфшанце" преследовали его неотступно.
Агентству секретарей-телефонисток он поручил давать такую информацию:
"Холкрофт, инкорпорейтед" в настоящее время не принимает заказов на
проектирование; компания участвует в крупномасштабном проекте за границей;
просьба оставить свой номер телефона и фамилию...
Тех же, кто будет особенно настойчиво пытаться связаться с Холкрофтом,
просили направлять всю корреспонденцию на абонентский ящик компании "Сэм
Буоновентура, лимитед" в Кюрасао, Антильские острова. Наконец, для
исключительных случаев был дан телефон Сэма.
Ноэль договорился с Буоновентурой, что будет звонить ему раз в неделю.
И раз в неделю он должен был связываться с телефонисткой из агентства.
В пятницу он уже немного раскаивался в том, что сделал. Он бросал свой
возделанный сад и отправлялся бродить по незнакомому лесу.
Теперь для тебя все будет по-другому. Ничто уже не будет таким, как
прежде.
А что, если ему не удастся найти детей фон Тибольта? Что, если они
умерли и их прах покоится где-нибудь на кладбище в Бразилии? Их следы
потерялись пять лет назад в Рио-де-Жанейро, и с чего это он вообразил, что
сможет их воскресить? А если не сможет, вдруг люди "Вольфшанце" нанесут свой
коварный удар? Он испугался. Но разве в страхе дело, подумал Холкрофт, идя
на угол Семьдесят третьей улицы и Третьей авеню. Страх можно превозмочь.
Можно отнести полученные им в Женеве бумаги в государственный департамент,
можно рассказать им все, что ему известно о Питере Болдуине, об Эрнсте
Манфреди, о швейцаре Джеке. Он мог разоблачить грандиозную кражу,
совершенную тридцать лет назад, и тысячи благодарных граждан по всему миру
позаботятся о его надлежащей защите.
Это было самое разумное, что он мог сделать в данной ситуации, но
почему-то разумные вещи и чувство безопасности не представляли теперь для
него большой важности. Тридцать лет назад страдал некий человек. И этот
человек определял теперь все его помыслы.
Он остановил такси, и ему внезапно в голову пришла странная мысль -
мысль, которая, он знал, уже давно засела в глубине его сознания. Он понял,
что заставило его войти в незнакомый лес.
Он принял на себя чужую вину. Он принял на себя прегрешения Генриха
Клаузена.
"Следует искупить вину".
- Дом номер 630 по Пятой авеню, пожалуйста, - сказал он, садясь в
такси.
Это был адрес бразильского консульства.
Охота началась.
Глава 6
- Что-то я вас не совсем понимаю, мистер Холкрофт, - сказал пожилой
атташе, откидываясь на спинку кресла. - Вы утверждаете, что хотите найти
семью, но фамилию не называете. Вы говорите, что эта семья эмигрировала в
Бразилию в сороковых годах и, судя по недавней информации, исчезла несколько
лет назад. Я вас правильно понял?
Атташе был явно озадачен, и Ноэль подумал, что, возможно, свалял
дурака. Но что ему еще оставалось делать?
Он не может произнести вслух имя фон Тибольта, пока не окажется в
Бразилии, и не собирается усложнять свой поиск который и без того был
слишком затруднительным с самого начала. Холкрофт изобразил на лице улыбку:
- Я не совсем так выразился. Я спросил, можно ли найти эту семью,
учитывая все обстоятельства ее приезда страну и исчезновения. Я не сказал,
что это я их ищу.
- То есть это чисто гипотетический вопрос? Вы журналист?
Холкрофт обдумал вопрос, заданный ему дипломатом. Журналист? Как просто
ответить "да" и какой это удобный предлог для вопросов, которые он сам будет
задавать...
С другой стороны, через несколько дней ему предстояло вылететь в
Рио-де-Жанейро. Ему придется заполнять иммиграционные анкеты, возможно,
придется получать визу; он ничего пока толком не знал. Так что лживый ответ
мог породить множество неприятностей.
- Нет, я архитектор.
Взгляд атташе выдал его удивление.
- О, тогда вам следует побывать в Бразилиа. Этот город - шедевр
архитектуры.
- Я мечтаю там побывать.
- Вы говорите по-португальски?
- Немного по-испански. Я работал в Мексике. И в Коста-Рике.
- Но мы отвлеклись, - сказал атташе, склонившись над столом. - Я
спросил, не журналист ли вы, и вы заколебались, прежде чем ответить. Вы
собирались сказать, что вы - журналист, потому что такой ответ многое
облегчает. Если честно, то эта ваша нерешительность дает мне основания
предположить, что именно вы и разыскиваете исчезнувшую семью. Отчего бы вам
не рассказать мне все начистоту?
"Если я собираюсь прибегать ко лжи во время путешествия по незнакомому
лесу, - подумал Ноэль, - то сначала лучше проанализировать возможные ответы
на несущественные вопросы". Отсюда вывод: надо тщательно готовиться.
- Да тут и рассказывать особо нечего, - смущенно начал он. - Я
собираюсь посетить вашу страну и пообещал одному приятелю поискать его
старых знакомых. - Это было не далеко от истины. Не так уж плохо, подумал
Холкрофт. Возможно, именно поэтому его слова прозвучали Убедительно. Второй
вывод: пусть твоя ложь основывается хотя бы на толике правды.
- Однако ваш приятель обнаружить их не сумел...
- Он пытался сделать это, находясь в тысяче миль от страны. Это же
совсем другое дело.
- Пожалуй, да. Итак, вследствие того, что ваш приятель опасается
возможного возникновения непредвиденных осложнений, вы не хотите назвать мне
фамилию этих людей?
-Да.
- Любому юристу ничего не стоит просто связаться с адресным бюро -
через адвокатскую контору в Рио-де-Жанейро. Это делается постоянно. Но
семья, которую хочет разыскать ваш приятель, исчезла из поля зрения
официальных лиц - вот почему он и попросил вас выяснить их местонахождение.
- Атташе улыбнулся и передернул плечами, словно преподал посетителю урок
элементарной арифметики.
Ноэль смотрел на бразильца с нарастающим раздражением. Вывод третий: не
позволяй заманивать себя в ловушку как бы невзначай сделанными
самоочевидными выводами.
- Хотите, я вам кое-что скажу? - спросил Холкрофт. - Вы малоприятный
человек.
- Мне очень жаль, если у вас создалось такое впечатление, - с искренним
сожалением произнес атташе. - Я хотел вам помочь. Это моя обязанность. У
меня есть основания так разговаривать с вами. Вы не первый и, Бог свидетель,
не последний; кто разыскивает людей, прибывших в нашу страну в сороковых
годах. Уверен, мне не надо объяснять, что я имею в виду. Почти все они были
немцы, многие из них приезжали в Бразилию с огромными деньгами, которые
переводились из нейтральных стран. И я просто хочу вас предупредить: будьте
осторожны. Люди, подобные тем, о которых вы говорите, не исчезают
беспричинно.
- Что вы хотите этим сказать?
- Они вынуждены исчезать. Вынуждены! И не только из-за приговоров
Нюрнбергского трибунала и израильских охотников за нацистами. Многие из
эмигрантов присвоили большие деньги - в иных случаях баснословные суммы, -
которые были отняты у порабощенных народов, изъяты из государственной казны.
Эти средства могут быть востребованы.
Ноэль весь напрягся. Тут была какая-то связь - неявная, даже
обманчивая, если принять во внимание данный случай, но все же была. Фон
Тибольты были причастны к похищению сумм столь значительных, что они не
могли проходить по обычным гроссбухам. Но это же и не могло быть причиной их
исчезновения.
Вывод четвертый: будь готов к неожиданным совпадениям и, сколь бы
поразительными они ни оказались, будь готов скрывать свое замешательство.
- Я не думаю, что эта семья могла быть причастна к чему-то подобному, -
сказал Холкрофт.
- Но вы же не можете быть в этом уверены, коль скоро вам так мало о них
известно.
- Допустим, я уверен. И меня интересует только, как я могу найти их -
или хотя бы узнать, что с ними случилось.
- Я уже сказал: обратитесь к адвокатам.
- Никаких адвокатов! Я же архитектор. Юристы - наши естественные враги:
они отнимают так много времени. - Холкрофт улыбнулся. - Что бы там ни смог
сделать адвокат, я сумею сделать то же самое куда быстрее. Я говорю
по-испански. Я пойму и португальский.
- Ясно. - Атташе взял серебряную зажигалку, прикурил и сделал глубокую
затяжку: кончик сигары вспыхнул. Он бросил быстрый взгляд на Ноэля. -
Значит, я не смогу убедить вас назвать мне их имя.
- О Господи! - Холкрофт встал. С него довольно. Он найдет другие
источники информации.
- Прошу вас! - взмолился бразилец. - Сядьте, пожалуйста. Я отниму у вас
еще минуту-две. Уверяю вас, вы со мной не зря теряете время!
Холкрофт заметил во взгляде атташе тревогу. Он сел.
- Ну что?
- La comunidad alemana, говоря по-испански. Ведь вы говорите
по-испански.
- Германская община? В Рио-де-Жанейро есть германская община - вы это
имеете в виду?
- Да, но это не только географическое понятие. В Бразилии есть
отдаленный район - германское баррио, так сказать, - но это не то, о чем я
говорю. Я говорю, как мы выражаемся, про la otra cara los alemanes. Вы
понимаете?
- "Другое лицо"... То, что под покровом, под немецкой личиной?
- Именно. Можно сказать, "оборотная сторона". То, что и делает их теми,
кто они есть. Что заставляет их делать то, что они делают. Очень важно,
чтобы вы это поняли.
- Пожалуй, я понимаю. По-моему, вы объяснили. Многие из них в прошлом
нацисты, вырвавшиеся из сетей Нюрнберга, присвоившие чужие деньги,
скрывающие свои подлинные имена. Естественно, такие люди будут держаться
вместе.
- Естественно, - сказал бразилец. - Но вы можете подумать, что после
стольких лет они ассимилировались.
- Отчего же? Вы же знаете нашу страну, работаете в Нью-Йорке. Сходите в
Нижний Манхэттен на Восточную сторону, на Малберри-стрит, в Бронкс. Колонии
итальянцев, поляков, евреев. Они живут там десятилетиями. А вы говорите о
двадцати пяти-тридцати годах. Это не много.
- Конечно, можно сравнивать, но это не то же самое, поверьте мне. Люди
в Нью-Йорке общаются открыто, они демонстрируют свою принадлежность к тем
или иным корням. В Бразилии все по-другому. Немцы делают вид, что они
ассимилировались, но это не так. В коммерции - да, но в остальном - не
очень. Им в высшей степени свойственно чувство страха и гнева. За многими из
них долго охотились. Тысячи людей скрывают свои подлинные имена от
окружающих. Внутри общины своя тайная иерархия власти. Три или четыре семьи
подчинили себе всю общину. Их имения разбросаны по всей стране. Конечно,
себя они называют швейцарцами или баварцами. - Атташе замолчал. - Вам ясно,
что я имею в виду? Генеральный консул такое не мог бы себе позволить - наше
правительство не разрешает говорить подобные вещи. Но я нахожусь на более
низкой ступеньке служебной лестницы. И мне это позволено. Вы меня понимаете?
Ноэль оторопел.
- Если честно, не очень. То, что вы мне сказали, меня не удивляет. В
Нюрнберге это называлось "преступления против человечества". Подобные вещи
порождают обостренное чувство вины, а вина рождает страх. Естественно, что
люди в чужой стране будут держаться вместе.
- Вина действительно порождает страх. А страх, в свою очередь,
порождает подозрительность. Наконец, подозрительность ведет к насилию. Вот
что вы должны понять. Иностранец, приезжающий в Рио-де-Жанейро в поисках
исчезнувших немцев, подвергает себя большой опасности. Не забудьте о la otra
сага de los alemanes. Они защищают друг - друга. - Атташе сунул сигару в
рот. - Назовите мне их имя мистер Холкрофт. Позвольте нам заняться поисками
этих людей.
Холкрофт наблюдал, как бразилец затягивается великолепной гаванской
сигарой. "Не позволяй заманивать себя ловушку как бы невзначай сделанными
самоочевидными выводами".
- Я не могу. Мне кажется, вы все преувеличиваете. И насколько я могу
судить, помочь вы мне не в силах. - Он встал.
- Отлично, - ответил бразилец. - Тогда я скажу, что вам следует
сделать. Сразу же, как приедете в Рио-де-Жанейро, пойдите в министерство
иммиграции. Если вам известны их имена и приблизительное время въезда в
страну, возможно, они вам помогут.
- Благодарю вас, - сказал Ноэль и направился к двери.
Бразилец поспешно вышел из кабинета в большую приемную. Сидевший в
кресле молодой человек при виде своего начальника быстро вскочил на ноги.
- Можешь вернуться к себе, Жуан.
- Спасибо, ваше превосходительство.
Пожилой дипломат пересек зал, прошел мимо дежурного к двойным толстым
дверям. На левой панели двери был укреплен герб Федеративной Республики
Бразилии, а на правой панели висела табличка. На ней золотыми буквами было
начертано: "OFICIO DO CONSUL GENERAL".
Генеральный консул вошел в небольшую приемную - кабинет секретарши. Он
прошел к дверям своего кабинета, бросив на ходу:
- Соедините меня с посольством. С послом, пожалуйста. Если его нет на
месте, узнайте, где он. Скажите, что это конфиденциальное дело. Он сам
решит, может говорить или нет.
Высший дипломатический чиновник Бразилии в Нью-Йорке закрыл за собой
дверь, приблизился к письменному столу и сел в кресло. Он взял со стола
несколько сколотых вместе листков бумаги. Первые несколько страниц были
ксерокопиями газетных статей об убийстве на борту "боинга", выполнявшего
рейс авиакомпании "Бритиш эруэйз", номер 591 по маршруту Лондон - Нью-Йорк,
и об обнаружении трупов обоих убийц. Последние две странички - копиями
списка пассажиров. Генеральный консул отметил строчку: "Холкрофт, Ноэль.
Отпр. Женева. "Брит. эр." 577 до Лонд. "Брит. эр." 591 до Нью-Йорка". Он
воззрился на этот листок с таким видом, словно испытал облегчение оттого,
что тот не исчез. Зазвонил телефон. Консул поднял трубку.
- С вами будет говорить посол.
- Спасибо. - Генеральный консул услышал гудение, означавшее, что его
соединили. - Господин посол?
- Да, Херальдо. Что это за срочное конфиденциальное дело?
- Несколько минут назад ко мне приходил человек и спрашивал, как найти
в Рио семью, которую он не смог обнаружить обычным порядком. Его зовут
Холкрофт, Ноэль Холкрофт, архитектор из Нью-Йорка.
- Мне это ни о чем не говорит, - сказал посол. - А что?
- Вам не попадался на глаза список пассажиров рейс "Бритиш эруэйз" из
Лондона в прошлую субботу?
- Рейс 591? - резко переспросил посол.
- Да. Он в тот день вылетел из Женевы на самолете "Бритиш эруэйз",
сделал пересадку в Хитроу на рейс 591.
- И теперь ищет людей в Рио. Кто они?
- Он отказался назвать их. Я говорил с ним как атташе, сами понимаете.
- Понимаю. Расскажите мне все подробности. Я потом свяжусь с Лондоном.
Вы думаете, что он, возможно... ? Посол сделал паузу.
- Да, - ответил генконсул мягко. - Я полагаю, что он, возможно,
разыскивает фон Тибольтов.
- Вы должны рассказать мне все, - повторил находящийся в Вашингтоне
посол. - Англичане считают, что эти убийства - дело рук Тинаму.
Ноэль оглядел салон для отдыха первого класса, и него возникло
ощущение, что он все это уже видел. Только цвет обивки кресел ярче и покрой
форменной одеж-| ды стюардесс элегантнее. Во всем прочем самолет был точной
копией "боинга" компании "Бритиш эруэйз", выполнявшего рейс 591 из Лондона.
Другой была общая атмосфера. Это был спецрейс "Пробежка в Рио" - беспечный
праздник, который начинался в небе, а продолжался на песчаных пляжах
Золотого побережья.
Но это будет не праздник, думал Холкрофт, совсем не праздник.
Единственная радость, ожидавшая его впереди - радость долгожданной находки.
Он либо найдет семейство фон Тибольт, либо узнает, что их нет в Бразилии.
Самолет летел уже шестой час. Холкрофт съел дрянной обед, проспал
дрянной фильм и, наконец, решил подняться наверх.
Он долго откладывал это малоприятное путешествие в салон. Воспоминания
о событиях семидневной давности все еще тревожили его. Прямо у него на
глазах произошло невероятное: убили человека. Холкрофт мог встать и
дотронуться до корчившегося на полу тела. Смерть прошла мимо него в
нескольких дюймах, неестественная смерть, химическая смерть - убийство!
Стрихнин. Бесцветный кристаллический порошок, который вызвал пароксизм
невыносимой боли. Но почему же это случилось? Кто совершил это убийство и по
какой причине? Об этом можно было только догадываться.
Вблизи жертвы в салоне "боинга" находились двое. Любой из них мог
подсыпать яд в стакан несчастного, и следствие пришло к выводу, что так оно
и было. Но почему, почему? По версии авиатранспортной полиции, не было
никаких признаков того, что те двое были знакомы с Торнтоном. А сами эти
двое - подозреваемые в убийстве - тоже нашли свою смерть, сраженные пулями
на летном поле. Они исчезли с борта самолета, таинственным образом проникли
через тщательно охраняемый сектор таможенного контроля, миновали карантин и
были убиты. Кем? Почему?
Ответов не было. Одни вопросы. Но потом и вопросы отпали сами собой.
Сенсация исчезла со страниц газет и из выпусков новостей так же внезапно,
как появилась, словно кем-то был наложен запрет на разглашение информации. И
снова приходится спрашивать: почему? Кто отдал это распоряжение?
- Вы заказывали виски со льдом, не так ли, мистер Холкрофт?
Впечатление, что все это уже происходило с ним, было теперь полным. Те
же самые слова - их произнесла теперь другая стюардесса. Склонившись над
ним, она поставила стакан на круглый металлический столик. Симпатичная
девушка - та стюардесса из "боинга" тоже была симпатичной. И взгляд этой был
такой же прямой, как и у девушки с "Бритиш эруэйз". И слова, даже его имя
были произнесены с той же самой интонацией - только с другим акцентом. Все
это слишком похоже. Или просто его память - глаза и слух - еще находятся под
слишком сильным впечатлением от событий семидневной давности?
Он поблагодарил стюардессу, боясь даже поднять на нее глаза: а вдруг в
эту самую секунду он услышит дикий вопль и увидит, как пассажир вскакивает
со своего кресла и падает в конвульсиях на журнальный столик.
Но потом Ноэль осознал нечто иное, что еще более усугубило в нем
чувство тревоги. Он сидел на том же самом месте, что и в злополучном
"боинге", выполнявшем рейс 591. Салон здесь был точь-в-точь как в том
самолете. В общем-то в этом не было ничего необычного: ему нравилось это
место, и он всегда занимал его. Но теперь все это наполнило его ужасом.
Перед ним была та же самая картина, даже освещение то же, как тогда.
"Вы заказывали виски со льдом, не так ли, мистер Холкрофт?"
Протянутая рука, симпатичное личико, стакан.
Образы, звуки.
Звуки. Громкий пьяный гогот. Изрядно подвыпивший мужчина, потеряв
равновесие, падает на пол. Его приятель покатывается от смеху. Третий - тот,
что через несколько секунд будет мертв, - вовсю старается не отставать от
них. Он подыгрывает им, пытаясь держаться с ними наравне. Симпатичная
стюардесса наливает виски, улыбается, вытирает салфеткой прилавок, куда
выплеснулось виски из стакана, потом спешит к упавшему пассажиру. А третий,
чуть смутившись, но все еще желая потрафить тем двоим, тянет руку к стакану
и...
Стакан! Стакан. Единственный стакан, который стоял нетронутым.
Третий схватил тот самый стакан.
Там было виски со льдом. Стакан предназначался для пассажира, сидевшего
за круглым металлическим столиком через проход. "О Боже!" - подумал Холкрофт
и стал лихорадочно восстанавливать цепочку событий. Ведь тот стакан -
стакан, который схватил некто по фамилии Торнтон, - предназначался ему,
Ноэлю!
Это для него приготовили стрихнин! И конвульсии агонизирующего тела, и
острая пронзающая боль - все это должно было произойти с ним. Ужасная смерть
ожидала его!
Он посмотрел на стоящий перед ним на столике стакан. Холкрофт не
заметил, как обхватил его пальцами.
"Вы заказывали виски со льдом..."
Он оттолкнул стакан и вдруг понял, что не может больше оставаться за
этим столиком, находиться в этом салоне. Надо уносить ноги. Надо отогнать
страшные воспоминания. Они так отчетливы, так реальны, так ужасны...
Холкрофт встал и нетвердым шагом направился к лестнице. Пьяный смех то
и дело перемежался нескончаемым страдальческим воплем, который был зловещим
гласом внезапной смерти. Никто из пассажиров не мог слышать эти звуки,
гремевшие у него в ушах.
Он спустился вниз. Свет в салоне был притушен, несколько пассажиров
зажгли у себя над головой крошечные лампы и читали. Остальные спали.
Ноэль не понимал, что с ним происходит. Грохот в ушах не умолкал.
Страшные картины не исчезали. Его затошнило, и ему захотелось извергнуть
этот страх, который застрял где-то глубоко в желудке. Где тут туалет? В
кухонном отсеке? За кухонным отсеком? За занавеской, вот где. Или нет? Он
отдернул занавеску.
Внезапно его взгляд оказался прикованным к креслу первого ряда во
втором салоне. Человек шевельнулся во сне. Мужчина мощного сложения, чье
лицо было ему знакомо. Он его уже где-то видел. Он не мог вспомнить где, но
был уверен: видел! Лицо, искаженное гримасой ужаса, - человек пробегал мимо,
очень близко от него... что же это за лицо? Что-то мимолетное отпечаталось в
его сознании. Но что?
Ах да - брови! Густые, полумесяцем, кустистые, черные с проседью. Где
же он их видел, эти черные с проседью брови? Почему эти густые брови
вызывают у него воспоминание о каком-то акте насилия? Где же это было? Он
никак не мог вспомнить, и от этого почувствовал, как кровь застучала в
висках. Пульсация усиливалась. Виски сковала тупая боль.
И вдруг человек с густыми бровями проснулся, словно ощутил на себе
чей-то взгляд. Их глаза встретились. И они тотчас узнали друг друга.
И в это мгновение родилось воспоминание о кровопролитии. Где? Когда?
Холкрофт неловко кивнул, уже не сознавая, что делает. Боль пронзила
желудок, словно лезвие ножа. В голове быстро-быстро застучали тяжелые
молотки. На мгновение он забыл, где находится. Потом вспомнил, и в мозгу
вновь всплыли знакомые картины убийства, жертвой которого, не будь той
счастливой случайности, стал бы он.
Ему захотелось вернуться на свое место. Надо успокоиться, взять себя в
руки, перетерпеть боль, переждать, пока закончится этот дикий колотун. Он
повернулся и быстро прошел за занавеску, через кухню, обратно в салон
первого класса.
Он сел в свое кресло. Кругом была полутьма, и, слава Богу, место рядом
с ним пустовало. Он откинул голову на мягкий подголовник и прикрыл глаза,
изо всех сил пытаясь отогнать видение страшного лица человека, который
доживал последние секунды. И не смог.
То лицо стало его собственным лицом.
Потом черты расплылись, словно плоть расплавилась - но всего лишь на
мгновение, чтобы затем затвердеть и обрести новую форму. Это новое лицо
принадлежало незнакомому человеку. Странное остроскулое лицо, чем-то ему
знакомое, но в общем - неузнаваемое.
У Холкрофта перебило дыхание. Он никогда не видел этого лица, но вдруг
он узнал его. Инстинктивно. Это было лицо Генриха Клаузена. Человека,
который страдал тридцать лет назад. Незнакомого отца, заключившего пакт со
смертью.
Холкрофт открыл глаза, стекающий со лба пот застил взгляд, в глазах
защипало. Он понял еще одну истину, но пока не был уверен, хочет ли он ее
признать. Те двое, что пытались убить его, сами нашли свою смерть. Ибо они
захотели встать у него на пути.
На борту того самолета находились люди "Вольфшанце".
Глава 7
Портье отеля "Порто алегре" вытащил из ящичка карточку брони Холкрофта.
К карточке был прикреплен длинный желтый конверт. Портье отколол конверт и
передал его Ноэлю:
- Это пришло сегодня вечером - в начале восьмого, сеньор.
У Холкрофта не было знакомых в Рио-де-Жанейро, и он никому не сообщал,
куда направляется. Он разорвал конверт и вытащил записку. Гостиничная
телефонистка сообщала ему, что звонил Сэм Буоновентура. Он просил срочно
позвонить, в любое время.
Холкрофт посмотрел на часы - полночь. Он заполнил регистрационный бланк
и обратился к портье:
- Мне надо позвонить на Кюрасао. Это не очень затруднительно в столь
поздний час? ? Портье, похоже, слегка оскорбился:
- Только не для наших телефонисток, сеньор. Что касается Кюрасао, то я,
право, не знаю.
Трудно сказать, у кого из телефонисток возникли затруднения, но лишь в
четверть второго он услышал в трубке заспанный голос Буоновентуры:
- Кажется, у тебя возникла проблема, Ноули?
- Боюсь, не одна. Что случилось?
- Секретарь-телефонистка дала мой номер этому копу из Нью-Йорка,
лейтенанту Майлзу. Он следователь. Ну и развонялся же он! Сказал, что ты
должен был поставить в известность полицию о своих перемещениях по стране,
не говоря уже об отъезде за границу.
Боже, он совсем забыл! И только теперь ему стало ясно, как важно было
это требование. Ведь стрихнин предназначался для него. Неужели и полиция
пришла к такому же выводу?
- Что ты ему сказал, Сэм?
- Да я сам взвился. Только так и можно осаживать этих зарвавшихся
фараонов. Я сказал ему, что ты срочно выехал на геодезические съемки в район
возможного строительства, в котором заинтересован Вашингтон. На острова чуть
севернее Панамского канала. Это все равно, что ничего не сказать.
- И он это съел?
- А что ему оставалось? Он решил, что мы тут все дураки набитые, и я с
ним не стал спорить. Он дал мне два номера, чтобы ты ему позвонил. Есть
карандаш?
- Пишу.
Холкрофт записал два номера - телефон авиатранспортной полиции в
Нью-Йорке и домашний телефон Майлза, поблагодарил Буоновентуру и пообещал
связаться с ним на следующей неделе.
Дожидаясь разговора с Кюрасао, Холкрофт распаковал вещи. Он сидел в
плетеном кресле перед окном и смотрел на белеющий во тьме ночи пляж и черный
океан, в котором отражался полумесяц. Внизу, на коротком отрезке улицы,
бегущей вдоль набережной, виднелись белые зигзагообразные линии: знаменитая
Копакабана - "золотой пляж" Гуанабары. Однако в представшей взору Холкрофта
картине ощущалась какая-то пустота, и вовсе не оттого, что в этот час пляж
обезлюдел. Открывшийся из окна вид был слишком красивым, слишком ласкающим
глаз. Сам Ноэль никогда бы не стал застраивать так это место. В здешнем
пейзаже отсутствовало своеобразие. Он перевел взгляд на оконные стекла.
Делать было нечего - только думать, отдыхать да мечтать о том, как бы
поскорее лечь спать. В последнюю неделю ему плохо спалось. Наверное, теперь
заснуть будет еще труднее. Ибо сейчас он знал то, о чем раньше не
догадывался: кто-то пытался его убить.
Это знание породило в нем странное чувство. Он просто не мог поверить,
что кому-то понадобилось его убивать, что кому-то нужна его смерть. И тем не
менее некто принял это решение и отдал соответствующий приказ. Почему? Что
он такого сделал? Это связано с Женевой? С его заветом?
"Речь идет о миллионах". Это были не просто слова ныне покойного
Манфреди. Это было предупреждение. Это было единственно возможное
объяснение. Произошла утечка информации, но неизвестно, сколь далеко она
распространилась, кого эта информация касалась или кого могла разгневать.
Как неизвестна и личность человека - или людей, которые противились
размораживанию счета в женевском банке, чтобы сделать его предметом долгой
тяжбы в международном суде.
Манфреди был прав: единственно правильное решение состояло в том, чтобы
выполнить все предписания так, как того и требовали три человека, которых
грозил уничтожить монстр, ими же и порожденный. "Следует искупить вину".
Таков был символ веры Генриха Клаузена, и это было благородное кредо, ибо
оно было праведным. Введенные в заблуждение люди "Вольфшанце" поняли это.
Ноэль налил себе виски, подошел к кровати и, присев на край, стал
смотреть на телефон. Рядом с аппаратом лежал листок бумаги, где были
написаны два номера, продиктованные ему Сэмом Буоновентурой. Эти номера
должны были связать Холкрофта с лейтенантом Майлзом из нью-йоркской
авиатранспортной полиции. Но Холкрофт не решался позвонить. Он уже начал
свою охоту, он уже предпринял первый шаг в поисках семьи Вильгельма фон
Тибольта. Шаг? Да он сделал гигантский прыжок, перемахнув через четыре с
лишним тысячи миль, теперь возвращаться было поздно.
Предстоит так много сделать! Ноэль размышлял, хватит ли у него сил и
энергии все это выполнить, сумеет ли он не заблудиться в незнакомом лесу.
У него отяжелели веки. Подступал сон, и Холкрофт был благодарен судьбе
за это. Он поставил стакан на столик, скинул ботинки и лег не раздеваясь.
Лежа на кровати, он некоторое время смотрел в белый потолок. Ему вдруг стало
одиноко. Но он был не одинок. Рядом с ним находился человек, который страдал
тридцать лет назад, который взывал к нему. Холкрофт думал об этом человеке,
пока его не сморил сон.
Ноэль двинулся за переводчиком в тускло освещенную каморку без окон.
Разговор вышел коротким. Холкрофту нужна информация о семействе фон Тибольт.
Немцы. Мать и двое детей - сын и дочь - прибыли в Бразилию приблизительно 15
июня 1945 года; третий ребенок - тоже дочь, которая родилась спустя
несколько месяцев после приезда - возможно, в Рио-де-Жанейро. В документах
должна быть хоть какая-то информация о них. Даже если они пользовались
вымышленными именами, в списках прибывших в страну в то время - плюс-минус
две-три недели - можно обнаружить приехавшую в Бразилию беременную женщину с
двумя детьми. Проблема возникнет, если таких женщин окажется несколько. Но
по крайней мере, он узнает хотя бы имена.
Нет, это не официальный розыск. У них нет уголовного прошлого, и никто
не собирается мстить им за преступления, совершенные тридцать лет назад.
Напротив, это "благотворительный поиск".
Ноэль понимал, что ему придется давать объяснения, и один из уроков,
которые он усвоил в бразильском консульстве в Нью-Йорке, гласил: пусть твоя
ложь основывается хотя бы на толике правды. У фон Тибольтов есть
родственники в Соединенных Штатах, солгал он. Это люди, приехавшие в Америку
в двадцатых и тридцатых годах. Многие уже умерли, и после них осталось
значительное состояние. Конечно, чиновники в министерстве иммиграции захотят
помочь ему найти наследников. Вполне вероятно, что фон Тибольты будут
безмерно благодарны им... а он, со своей стороны, поставит их в известность
о любезной помощи чиновников.
Достали тяжелые ящики с картотекой, были тщательно изучены сотни анкет,
составленных в далеком прошлом. Выцветшие, замусоленные копии документов,
многие из которых, несомненно, были фальшивыми, купленными на черном рынке в
Берне, Цюрихе и Лиссабоне. Паспорта.
Но он не обнаружил ни единой бумажки, где бы говорилось о фон
Тибольтах, не было никаких упоминаний о беременной женщине с двумя детьми,
которая приехала в Рио-де-Жанейро в июне или июле 1945 года. По крайней
мере, не было той, которая хотя бы отдаленно напоминала жену Вильгельма фон
Тибольта. Было множество беременных женщин, даже женщин с детьми, но не было
лишь жены и детей фон Тибольта. Как говорил Манфреди, старшей Гретхен тогда
было лет двенадцать-тринадцать, сыну Иоганну - десять. Всех женщин, которые
пересекали в то время границу Бразилии, сопровождали мужья или фиктивные
мужья, и если с ними были дети, то все были не старше семи лет.
Это обстоятельство поразило Холкрофта: это было не только странно, но и
с математической точки зрения просто невозможно. Он вглядывался в столбцы
выцветших имен и цифр, в почти неразличимые записи, сделанные торопливой
рукой чиновников иммиграционных служб более тридцати лет назад.
Что-то тут не так. Наметанный глаз архитектора улавливал некое
несоответствие: у него возникло ощущение, что он рассматривает чертежи
незавершенных проектов, в которые внесены едва заметные изменения, поправки
- тонюсенькие чернильные линии вытравлены и переправлены - но очень
аккуратно, чтобы не нарушить общей картины.
Вытравлены и переправлены. Химически вытравлены, аккуратно исправлены.
Вот что поразило его! Даты рождения! На каждой странице, испещренной рядами
чисел, чуть ли не каждая цифра была незаметно исправлена. Так, тройка
превратилась в восьмерку, единица в десятку, двойка в ноль, там дорисован
кружок, здесь линия продолжена вниз, а тут добавлена лишняя закорючка. И так
на каждой странице во всей картотеке, составленной в промежутке между июнем
и июлем 1945 года. Даты рождения всех детей, въехавших в Бразилию, были
исправлены таким образом, что все они оказывались рожденными до 1938 года!
Это было дьявольски хитроумное мошенничество, которое потребовало
долгой и кропотливой проработки.
Прервать охоту уже на первом этапе! Но сделать это так чтобы комар носа
не подточил. Крошечные цифры, доверчиво - и торопливо - записанные
неведомыми чиновниками иммиграционной службы более тридцати лет назад.
Списанные с давным-давно уничтоженных документов, многие из которых были,
несомненно, фальшивыми. И теперь уже бесполезно пытаться восстановить,
подтвердить или опровергнуть верность этих записей. Время и тайные заговоры
сделали это попросту невозможным. Чего же тут удивляться, что в документах
не оказалось никого, кто хотя бы отдаленно напоминал фон Тибольтов! Боже,
Боже, ну и обман!
Ноэль достал зажигалку, чтобы осветить страницу, на которой его острый
глаз заметил множество маленьких исправлений.
- Сеньор! Это запрещено! - громовым голосом произнес переводчик у него
за спиной. - Эти старые листы легко воспламеняются. Мы не можем рисковать.
И тут Холкрофту все стало ясно. Так вот почему в этой каморке такой
тусклый свет, вот почему тут нет окон!
- О, разумеется, - сказал он, убирая зажигалку. - Наверное, и эти ящики
нельзя выносить из этой комнаты?
- Нельзя, сеньор.
- И разумеется, здесь нет дополнительных ламп, а у вас нет фонарика. Не
так ли?
- Сеньор, - прервал его переводчик вежливо, даже обиженно. - Мы провели
с вами почти три часа. Мы старались оказать вам посильную помощь, но, видите
ли, у нас есть иные дела. Так что если вы закончили...
- Полагаю, вы могли предвидеть итог моих поисков заранее, - бросил
Холкрофт. - Да, я закончил. Здесь.
Он вышел на залитую солнцем улицу, пытаясь осмыслить происходящее.
Мягкий океанский бриз погасил в нем гнев и отчаяние. Он двинулся по белой
набережной, за которой расстилались золотые пески Гуанабары. Время от
времени Холкрофт останавливался и, перегнувшись через перила, смотрел на
игры взрослых и детей на пляже. Красивые люди, купающиеся в солнечных лучах,
и сами ослепительные, как солнце. Изящество искусно сочеталось в них с
самодовольством. Здесь повсюду витал аромат денег, о чем свидетельствовали
золотистые, умащенные маслом загорелые тела, многие из которых были слишком
совершенных форм, слишком красивы, лишены физических изъянов. И все же-в чем
своеобразие этого места? Если и было в Копакабане нечто особенное, оно
ускользало от Холкрофта.
Он миновал отрезок пляжа перед отелем и скользнул взглядом по стене
гостиницы, пытаясь найти свое окно. В какой-то момент ему показалось, что он
его нашел, но потом понял, что ошибся. В окне за занавеской маячили две
фигуры.
Он вернулся к перилам набережной и закурил. Пламя зажигалки заставило
его вновь вспомнить о ящиках с документами тридцатилетней давности, которые
так тщательно "прооперировали". Неужели все эти изменения были внесены
только из-за него? Или и раньше кто-то уже искал фон Тибольтов? Какой бы ни
был ответ на этот вопрос, Холкрофту надо искать другой источник информации.
Или источники.
La comunidad alemana. Холкрофт вспомнил, что говорил ему бразильский
атташе в Нью-Йорке. Атташе сказал, что в Бразилии есть три-четыре семьи,
которые выступают в роли верховных арбитров во всех делах немецкой общины.
Ясно, что они-то должны знать все тщательно оберегаемые секреты. Люди
скрывают свои подлинные имена... Иностранец, приезжающий в Рио-де-Жанейро в
поисках исчезнувших немцев, подвергает себя большой опасности... "La otra
сага de los alemanes". Они защищают друг друга.
Но ведь опасности можно избежать, подумал Ноэль. Хотя бы дав такое
объяснение, какое он дал переводчику в министерстве иммиграции. Он много
путешествует, так что нет ничего невероятного в том, что кто-то, зная, что
Холкрофт отправляется в Бразилию, попросил его разыскать семейство фон
Тибольт. Кто же это может быть? Человек, который ведет конфиденциальные
дела, адвокат или банкир. Кто-то, чья собственная репутация не подвергнется
никакому сомнению. Еще не успев все обдумать, Холкрофт понял, что, на ком бы
он ни остановил свой выбор, такой вариант прикрытия будет вполне подходящим.
Вдруг ему в голову пришла догадка, как найти подходящего кандидата.
Хоть это и рискованно, но в этом есть даже некая ирония. Ричард Холкрофт,
его отчим! Биржевой брокер, банкир, мор