с двумя мертвыми в Милане? На сортировочной? - Бревурт не ослаблял натиска, он готов был взорваться. - Я читал о двух людях, о которых вы говорите, - убитых в Милане на сортировочной станции. Об этом писали газеты. Но мне это не показалось чем-то заслуживающим внимания. - Это были греки! - Я понимаю. - Вы же видели их! Они доставили вам груз! - Я не видел никаких греков. И мне никто не доставлял груз. - О Боже! - страдальчески прошептал Бревурт. Всем присутствующим стало ясно, что его внезапно охватил неподдельный страх, это была не дипломатическая уловка. - Спокойно! - зачем-то произнес адмирал Хэкет. Дипломат снова заговорил - спокойно, медленно, осторожно подбирая слова, точно проверяя собственные мысли. - Между старцами Ксенопского ордена и семейством Фонтини-Кристи было заключено соглашение. Соглашение беспрецедентной важности. Между девятым и шестнадцатым декабря - это даты отбытия поезда из Салоник и его прибытия в Милан - поезд был встречен, из третьего вагона вынесли большой продуктовый ящик. Груз был настолько ценным, что маршрут движения поезда готовился по частям. Существовал единственный план полного маршрута, представлявший собой совокупность проездных документов, которые находились у одного человека - ксенопского священника. Эти документы были уничтожены перед тем, как священник покончил с собой, предварительно убив машиниста. Только он знал, где надо менять ветки, куда следует доставить груз. Только он и те, кому предстояло принять этот груз, - Фонтини-Кристи. - Бревурт сделал паузу, пристально глядя на Витторио. - Таковы факты, сэр, изложенные мне моим источником из патриархии. Учитывая к тому же усилия, предпринятые моим правительством, я полагаю, всего этого будет достаточно, чтобы убедить вас сообщить нам интересующую нас информацию. Фонтини-Кристи переменил позу и отвел взгляд от напряженного лица посла. Он не сомневался, что все трое считают его обманщиком; надо их разуверить. Но сначала надо подумать. Итак, вот причина. Неизвестный поезд из Салоник заставил британское правительство принять чрезвычайные меры, чтобы - как это сказал Тиг? - продлить ему жизнь. Но дело не в его жизни, а, как ясно дал понять Бревурт, в информации, которой он, по их мнению, располагает. Что, разумеется, вовсе не так. Итак, между девятым и шестнадцатым декабря. Отец уехал в Цюрих двенадцатого. Но он не поехал в Цюрих. И не сказал сыну, где был... Бревурту, наверное, было о чем беспокоиться. Однако оставались вопросы, многое было непонятно. Витторио обратился к дипломату: - Выслушайте меня. Вы говорите: Фонтини-Кристи. Вы имеете в виду семейство. Отца и четверых сыновей. Отца звали Савароне. Синьор Нейланд не совсем верно представил вам меня. Я не Савароне. - Да, - сказал Бревурт едва слышно, словно был вынужден признать истину, с которой не желал мириться. - Я это знал. - Итак, имя Савароне вам назвали греки? Верно? - Он не мог сделать это в одиночку, - сказал Бревурт все так же еле слышно. - Вы старший сын. Вы управляете заводами. Он должен был советоваться с вами. Ему нужна была ваша помощь. Мы знаем, надо было подготовить более двадцати различных документов. Ему была необходима ваша помощь! - Вы, вероятно, отчаянно хотите в это поверить. И поскольку вы себя в этом убедили, то и предприняли беспрецедентные меры по спасению моей жизни, вывезя меня из Италии. Вы, несомненно, знаете, что произошло в Кампо-ди-Фьори. Заговорил бригадный генерал Тиг: - Первыми нам сообщили об этом партизаны. От них ненамного отстали греки. Греческое посольство в Риме пристально интересовалось семейством Фонтини-Кристи, но, разумеется, никто не сообщал причин этого интереса. Афинский источник связался с послом, а он, в свою очередь, связался с нами. - И теперь вы намекаете, - заметил ледяным тоном Бревурт, - что все это было сделано зря. - Я не намекаю. Я утверждаю. Между указанными вами датами мой отец был в отъезде - как он сказал мне, в Цюрихе. Признаюсь, поначалу я не придал этому факту особого значения, но через несколько дней возникла настоятельная необходимость попросить его срочно вернуться в Милан. Я обзвонил все отели в Цюрихе. Его не было нигде. Отец так и не сказал мне, куда он ездил. Это правда, джентльмены. Оба офицера смотрели на посла. Бревурт медленно откинулся в кресле - по всему было видно, что он подавлен, он глядел в стол и молчал. Наконец он произнес: - Что же, вы остались живы, синьор Фонтини-Кристи. Ради всех нас надеюсь, что цена была не слишком высока. - На это я ничего не могу ответить. Почему это соглашение было заключено с моим отцом? - А на это не могу ответить я, - сказал Бревурт, не поднимая глаз. - По-видимому, кто-то где-то решил, что он достаточно влиятелен и имеет достаточно надежные связи, чтобы осуществить эту миссию. Оба предположения оказались верными. Возможно, мы никогда не узнаем... - А что вез этот поезд из Салоник? Что было в ларце, из-за которого вы предприняли столь титанические усилия? Энтони Бревурт поднял взгляд на Витторио и солгал: - Я не знаю. - Это нелепо. - Не сомневаюсь, что так оно со стороны и кажется. Я знаю лишь... что это груз чрезвычайной важности. Подобные вещи не имеют цены. Лишь абстрактную ценность. - И, исходя из этих соображений, вы принимали решения и убеждали высокопоставленных правительственных чиновников осуществлять их? Вам удалось убедить даже правительство? - Да, сэр. Я бы снова это сделал. И это все, что я могу сказать. - Бревурт встал из-за стола. - Не вижу более смысла продолжать нашу беседу. Возможно, с вами еще свяжутся. До свидания, синьор Фонтини-Кристи. Поведение посла удивило обоих офицеров, но они промолчали. Витторио встал, поклонился и молча пошел к двери. Он обернулся и взглянул на Бревурта: его глаза были бесстрастны. Выйдя в коридор, Фонтини-Кристи удивился, увидев там капитана Нейланда, стоящего по стойке смирно между двумя матросами. В разведуправлении номер пять, управлении контрразведки, не любили рисковать. Дверь конференц-зала тщательно охранялась. Нейланд удивленно обернулся к нему. Он явно предполагал, что встреча затянется. - Вас отпустили, как я вижу, - сказал он. - Я не думал, что задержан, - ответил Фонтини-Кристи. - Это просто так, фигура речи. - Никогда раньше не замечал, насколько она неприятна. Вы проводите меня вниз? - Да, я должен подписать ваш пропуск. Они подошли к окошку бюро пропусков Адмиралтейства. Нейланд взглянул на свои часы и сообщил дежурному фамилию Витторио. Фонтини-Кристи попросили отметить в книге время выхода из здания. Затем Нейланд весьма официально отсалютовал ему. Витторио - столь же чинно - кивнул в ответ и направился по мраморным плитам вестибюля к выходу. Он спускался по ступенькам, когда у него в голове вспыхнули слова. Они явились из клубящегося тумана белого света и стаккато автоматных очередей. "Шамполюк!!! Цюрих - это Шамполюк... Цюрих - это река!" И все. Только крики, и белый свет, и тела, распростертые на земле. Он остановился, не видя ничего, кроме сохранившихся в памяти страшных картин. "Цюрих - это река! Шамполюк!" Витторио очнулся. Он неподвижно стоял на ступеньках, тяжело дыша, осознавая, что люди с удивлением смотрят на него. Он подумал, не стоит ли ему вернуться в здание Адмиралтейства к резной двери, за которой находится конференц-зал Пятого управления разведки. Он спокойно принял решение. "Возможно, с вами еще свяжутся". Что ж, пусть связываются. Он ничего не скажет Бревурту, этому любителю неопределенности, который солгал ему в лицо. - Осмелюсь предположить, сэр Энтони, - сказал вице-адмирал Хэкет, - что мы смогли бы добиться куда большего... - Согласен, - прервал его бригадный генерал Тиг, не скрывая раздражения. - У нас с адмиралом есть расхождения, но не в этом, сэр. Мы лишь едва задели поверхность. Предприняли колоссальные усилия и не получили ничего взамен. Мы заслужили большего... - Не было смысла, - устало сказал Бревурт. Он подошел к окну, отдернул портьеру и посмотрел во двор. - По глазам было видно, Фонтини-Кристи сказал правду. Его поразило то, что он здесь услышал. Он ничего не знает. Хэкет откашлялся - это была прелюдия. - Мне не показалось, что он встревожился. Я бы сказал, что он все принял довольно спокойно. Дипломат, глядя в окно, тихо произнес: - Если бы он встревожился, я продержал бы его в этом кресле неделю. Но он отреагировал именно так, как человек подобного склада и должен был воспринять тревожное сообщение. Потрясение было слишком глубоко, чтобы разыгрывать спектакль. - Принимая во внимание ваше суждение, - сказал Тиг холодно, - я тем не менее не отказываюсь от своего. Он, возможно, не отдает себе отчета в том, что ему известно. Второстепенная информация часто ведет к первоисточнику. В нашем деле так происходит почти всегда. Поэтому я не согласен с вами, сэр Энтони. - Я учту ваше возражение. Вы вольны продолжить контакты, я ясно дал это понять. Но вы узнаете не больше, чем сегодня. - Почему вы так в этом уверены? - спросил сотрудник разведки. Теперь его раздражение сменилось настоящим гневом. Бревурт отвернулся от окна. В его глазах застыло страдальчески-задумчивое выражение. - Потому что я встречался с Савароне Фонтини-Кристи. Восемь лет назад в Афинах, Он приехал как нейтральный эмиссар - так, пожалуй, можно это назвать - из Рима. Он был единственный, кто внушал грекам доверие. Обстоятельства той миссии сейчас уже не существенны и не представляют интереса, чего не скажешь о методах дипломатии Савароне. Это был человек в высшей степени осмотрительный и осторожный. Он мог свернуть горы в экономике, мог вести переговоры по труднейшим международным соглашениям, ибо все знали, что данное им слово надежнее любых письменных гарантий. Как ни странно, именно по этой причине его боялись: берегись человека кристальной честности. Мы могли надеяться только на одно: что он призовет на помощь сына. Если в этом будет нужда. Тиг выслушал слова дипломата, потом подался вперед, положив руки на стол. - Что же было в этом поезде из Салоник? В этом чертовом ларце? Бревурт ответил не сразу. Оба офицера поняли: что бы дипломат им сейчас ни сказал, большего они не узнают. - Документы, хранившиеся в тайне от человечества в течение четырнадцати веков. Они могли бы расколоть весь христианский мир, восстановить церковь против церкви... народ против народа. Возможно, они могут подвигнуть миллионы людей пойти друг на друга войной, которая будет пострашнее той, что ведет сейчас Гитлер. - И этим, - прервал его Тиг, - внести раскол в ряды тех, кто воюет с Германией? - Да. Неизбежно. - Тогда будем молить Всевышнего, чтобы их не нашли, - заключил Тиг. - И молиться неустанно, генерал! Поразительно. На протяжении веков люди добровольно жертвовали жизнью, чтобы сохранить эти документы в неприкосновенности. И вот они исчезли. И все, кто знал об их местонахождении, - мертвы. Часть третья Глава 7 Январь 1940 года - сентябрь 1945 года. Европа На старинном письменном столе в номере отеля "Савой" зазвонил телефон. Витторио стоял у окна с видом на Темзу и смотрел на баржи, медленно плывущие под дождем вверх и вниз по реке. Он взглянул на часы: ровно половина пятого. Значит, звонит Алек Тиг из МИ-6. За эти три недели Фонтини-Кристи узнал о Тиге многое. В частности, то, что генерал пунктуален, даже слишком. Если Тиг говорил, что позвонит около половины пятого, значит, он будет звонить ровно в четыре тридцать. Алек Тиг жил по часам - отсюда и проистекала его нелюбовь к долгим разговорам. Витторио снял трубку. - Фонтини? - Сотрудник Интеллидженс сервис также предпочитал сокращать имена собеседников. Он явно считал, что совершенно незачем добавлять "Кристи", если можно обойтись простым "Фонтини". - Привет, Алек. Я ждал вашего звонка. - Бумаги у меня, - зачастил Тиг. - И ваше предписание. В Форин Офис упирались. Уж и не знаю, беспокоятся ли они за вашу безопасность или боятся, что вы предъявите счет государству. - Последнее, уверяю вас. Мой отец умел торговаться, так, кажется, это называется. Хотя, честно говоря, я этого никогда не понимал. Неужели можно заключить сделку в ущерб себе? - Черт, я сам не знаю. - Тиг слушал не очень внимательно. - Нам надо немедленно встретиться. Что у вас сегодня вечером? - Я ужинаю с мисс Холкрофт. Но раз такое дело, могу ужин отменить. - Холкрофт? А, жена Спейна! - Мне кажется, она предпочитает, чтобы ее называли Холкрофт. - Ее можно понять. Муж у нее был круглый идиот. Но нельзя же не обращать внимания на формальности. - По-моему, она именно это и делает. Тиг рассмеялся. - Вот нахалка! Я думаю, она мне понравится. - Значит, вы ее не знаете, а мне даете понять, что следите за мной. Я ведь никогда не упоминал при вас фамилии ее мужа. Тиг опять засмеялся: - Только ради вашего блага - не нашего же! - Так мне отменить встречу? - Не стоит. Когда вы закончите? - Что закончим? - Ужин. Черт, я забыл, что вы итальянец. Витторио улыбнулся. Алек, несомненно, говорил совершенно искренне. - Я провожу леди домой в половине одиннадцатого. Даже в десять. Полагаю, вы хотите увидеться со мной сегодня вечером. - Боюсь, это необходимо. Вам предписано отбыть завтра утром в Шотландию. Ресторан в Холборне назывался "Фоунз". Окна были плотно зашторены черными портьерами, не пропускавшими на улицу ни единого лучика света. Он сидел у стойки бара на табурете в самом углу, откуда открывался вид на весь зал и занавешенную входную дверь. Она должна прийти с минуты на минуту, и он улыбнулся, поняв, что очень хочет ее видеть. Он знал, когда это началось - их быстро развивающиеся отношения с Джейн, которые вскоре должны привести к прекрасному утешению постели. Не с их встречи в вестибюле "Савоя" и не с первого проведенного вместе вечера. То было лишь приятное развлечение, больше он ничего не желал, ни к чему не стремился. Началось дней пять спустя, когда он скучал в одиночестве у себя в номере. Кто-то постучал в дверь. Он пошел открывать, на пороге стояла Джейн. В руках у нее была мятая "Таймс". Он еще не видел этого номера. - Ради Бога, что случилось? - спросила она. Он впустил ее, не ответив. Она протянула ему газету. На первой полосе слева внизу была короткая заметка, отчеркнутая красным карандашом: "МИЛАН. 2 ЯНВ. (Рейтер). С тех пор как государство объявило о национализации концерна "Фонтини-Кристи", нет никакой информации о судьбе этого крупнейшего промышленного комплекса. Все члены семьи бесследно исчезли, и полиция опечатала фамильное имение Кампо-ди-Фьори. Распространяется множество слухов относительно участи этого могущественного клана, возглавляемого финансистом Савароне Фонтини-Кристи и его старшим сыном Витторио. По сообщениям из достоверных источников, они, вероятно, погибли от рук патриотов, недовольных деятельностью компании, которая, как полагали многие в стране, ущемляла национальные интересы Италии. Сообщается, что обезображенное тело "информатора" (корреспонденту не удалось увидеть его собственными глазами) нашли повешенным на пьяцца дель-Дуомо с табличкой, подтверждающей, что слухи о свершившейся казни небезосновательны. Рим опубликовал лишь краткое коммюнике с заявлением, что Фонтини-Кристи были врагами нации". Витторио опустил газету и молча прошел в дальний угол гостиной. Он понимал, что она хотела как лучше, и не винил ее. И все же был глубоко раздосадован. Боль принадлежала только ему, и он не собирался ни с кем ею делиться. Она поступила бесцеремонно. - Извините, - тихо сказала она. - Я так и знала. Мне не следовало этого делать. - Когда вы это прочитали? - Полчаса назад. Газету оставили у меня на столе. Я упоминала о вас кому-то из знакомых. У меня не было причин этого не делать. - И вы сразу приехали? -Да. - Почему? - Вы мне небезразличны, - просто ответила она, и его тронула ее искренность. - Ну, я пойду. - Прошу вас... - Вы хотите, чтобы я осталась? - Да. Пожалуй, да. И он стал ей рассказывать. Сначала сдержанно, но по мере того, как рассказ приближался к той ужасной ночи света и смерти в Кампо-ди-Фьори, он все больше и больше волновался. У него пересохло во рту. Он не хотел больше говорить. И тут произошло нечто удивительное. Отделенная от него расстоянием между двумя стоящими друг напротив друга креслами, не сделав ни одного движения, чтобы сократить это расстояние, Джейн заставила его продолжать. - Бога ради, расскажите. Все! Она прошептала эти слова, но шепот был приказом, и в смятении и муке он повиновался. Когда он умолк, чувство легкости охватило его. Впервые за многие дни он освободился от невыносимо тяжелого бремени, камнем лежавшего на сердце. Не навсегда - боль вернется, но на какое-то время он обрел здравый рассудок. Джейн знала то, чего он никак не мог понять. И сказала об этом. - Неужели вы думаете, что так и сможете держать все в себе? Не сказав эти слова вслух, не услышав их? Вы думаете, вы кто? Кто он? Он и сам толком не знал. Он никогда об этом не задумывался. Это никогда его особо не волновало. Он был Витторио Фонтини-Кристи, старший сын Савароне. Теперь он узнает, кто он. А Джейн, войдет ли она в его новый мир? Или ненависть и месть затмят собой все? Он знал: лишь месть и ненависть вернут его к жизни. Вот почему он с готовностью пошел навстречу Алеку Тигу, когда тот связался с ним вскоре после неудачной беседы с Бревуртом в Пятом управлении Интеллидженс сервис. Тига интересовало все: на первый взгляд незначительные разговоры, случайные замечания, повторяющиеся слова - все, что могло иметь хоть какое-нибудь отношение к поезду из Салоник. Но и Витторио надеялся, что Тиг ему пригодится, и поделился с ним кое-какими фактами, рассказав о реке, которая могла - или не могла - протекать где-то близ Цюриха, о местечке в итальянских Альпах под названием Шамполюк, где, правда, нет никакой реки. И все же Тиг продолжал разбираться. А Витторио тем временем выяснял, что могло бы сделать для него МИ-6. Он свободно говорил по-итальянски и по-английски, достаточно хорошо по-французски и по-немецки; знал не понаслышке о деятельности многих крупнейших европейских промышленных компаний - ведь ему приходилось участвовать в переговорах с ведущими финансистами Европы. Безусловно, что-то должно было найтись. Тиг пообещал оказать содействие. Вчера он сказал, что позвонит сегодня в четыре тридцать - может быть, что-то найдется. И вот ровно в половине пятого Тиг позвонил: у него на руках было "предписание" для Витторио. Значит, что-то нашлось. Фонтини-Кристи размышлял, что бы это могло быть, и с чем связана необходимость внезапного отъезда в Шотландию. ..- Вы давно меня ждете? - Джейн Холкрофт неожиданно появилась перед ним из глубины полутемного бара. - Ох, простите! - Витторио и в самом деле был сконфужен: и как это он не увидел ее, а ведь смотрел прямо на дверь! - Нет, не очень. - Вы витали где-то далеко-далеко. Смотрели прямо на меня, а когда я вам улыбнулась, поморщились. Надеюсь, это ничего не означает? - Боже, конечно, нет! Но вы правы. Я был далеко. В Шотландии. - Не понимаю... - Расскажу за ужином. Все, что знаю. Правда, это не много. Метрдотель отвел их к столику, и они заказали аперитив. - Я говорил вам про Тига. - Он зажег спичку, дал ей прикурить и закурил сам. - Да. Человек из разведки. Вы рассказывали о нем довольно скупо. Только то, что он, кажется, хороший парень, который задает слишком много вопросов. - Ему пришлось. Тут дело в моей семье. - Он не рассказывал Джейн про поезд из Салоник - не считал нужным. - Я несколько недель надоедал ему просьбами найти мне работу. - В области разведки? - В любой области. Он самая подходящая фигура для такой просьбы, так как имеет связи. Мы сошлись на том, что мой опыт и моя квалификация могут быть полезны. - И что же вы будете делать? - Не знаю. Что бы там ни было, я начинаю работать в Шотландии. Подошел официант с напитками. Витторио поблагодарил его, заметив на себе пристальный взгляд Джейн. - В Шотландии расположены тренировочные лагеря, - сказала она тихо. - Некоторые из них сверхтайные. Они засекречены и надежно охраняются. Витторио улыбнулся: - Ну, лишняя секретность не повредит. Джейн улыбнулась ему в ответ - ее глаза объяснили все. На словах она сказала не много. - Там очень сложная система противовоздушной обороны. Весь район разделен на секторы. С воздуха туда практически невозможно проникнуть. Особенно одномоторным легким самолетам. - Как же я мог забыть! Менеджер "Савоя" предупреждал, что вы серьезные люди... - И к тому же изучаем все существующие системы обороны. В том числе и те, которые находятся еще в стадии разработки. В каждом секторе эти системы сильно отличаются. Когда вы улетаете? - Завтра. - Ясно. Надолго? - Не знаю. - Ну конечно, вы же сказали. - Я должен сегодня вечером встретиться с Тигом. После ужина, но нам некуда торопиться. Я встречаюсь с ним около половины одиннадцатого. Полагаю, тогда я буду знать больше. Джейн некоторое время молчала. Потом посмотрела ему прямо в глаза. - Когда закончится ваша встреча с Тигом, вы придете ко мне? Ко мне домой? Ответьте, как можете. - Да. Приду. - Все равно в какое время. - Она положила руку на его ладонь. - Я хочу, чтобы мы были вместе. - Я тоже. Бригадный генерал Алек Тиг снял фуражку и шинель и бросил на кресло. Расстегнул воротничок и распустил галстук. Потом тяжело опустил грузное тело на мягкую кушетку и с облегчением вздохнул. Он усмехнулся, глядя на Фонтини-Кристи, который стоял перед креслом напротив, молитвенно сжав руки. - Поскольку я занимался этим делом с семи утра, полагаю, что заслужил стаканчик чего-нибудь покрепче. Лучше всего чистое виски. - Сию минуту! - Витторио подошел к небольшому бару у стены, налил виски в два стакана и вернулся к генералу. - Миссис Спейн в высшей степени привлекательная женщина, - сказал Тиг. - И вы совершенно правы: она предпочитает свою девичью фамилию. В списках министерства военно-воздушного флота "Спейн" значится в скобках. Она там фигурирует как "летный офицер Холкрофт". - Летный офицер? - Это почему-то показалось Витторио забавным. - Я никогда не думал о ней как о военнослужащей. - Я вас понимаю. - Тиг быстро осушил стакан и поставил его на журнальный столик. Витторио жестом предложил повторить. - Нет, спасибо. Теперь нам надо серьезно поговорить. Сотрудник разведки посмотрел на часы. Интересно, Тиг заранее запланировал себе тридцать секунд для светской беседы? - подумал Фонтини-Кристи. - Что в Шотландии? - Там вы проведете месяц или около того. Если согласитесь на наши условия. Боюсь только, что жалованье не совсем то, к которому вы привыкли. - Тиг опять усмехнулся. - Откровенно говоря, мы произвольно установили для вас жалованье капитана. Я не помню, сколько это точно. - Жалованье меня не интересует. Но почему вы говорите, что у меня есть выбор: ведь мое предписание уже пришло. Не понимаю. - Я вас не неволю. Вы можете отказаться, и я аннулирую предписание. Только и всего. Однако, чтобы сэкономить время, я сначала совершил покупку. Честно говоря, просто, чтобы убедиться, что она возможна. - Отлично. Итак, о чем речь? - Тут быстро не ответишь. Если ответишь вообще. Видите ли, многое зависит от вас. - От меня? - Да. Обстоятельства вашего бегства из Италии были достаточно необычны - мы это прекрасно понимаем. Но вы не единственный беженец с континента. У нас таких десятки. Я не говорю о евреях или большевиках - их тысячи. Я говорю о людях вроде вас. Бизнесмены, профессионалы высокого класса, ученые, инженеры, университетские преподаватели, которые по тем или иным причинам - нам хотелось бы думать, что по моральным соображениям, - не могли более оставаться у себя на родине. С ними мы и собираемся работать. - Я не понимаю. Где работать? - В Шотландии. Сорок или пятьдесят беженцев с континента - все они в недавнем прошлом весьма преуспевающие люди, которым нужен толковый... м-м... начальник, командир, лидер. - И вы полагаете, что я для этого подхожу? - Чем больше я думаю, тем больше в этом убеждаюсь. У вас есть, я бы сказал, все данные. Вы вращались в финансовых кругах, владеете многими языками. Кроме того, вы бизнесмен, объездили всю Европу. Господи, дружище, да ведь концерн "Фонтини-Кристи" - это такая махина! И вы были там управляющим директором! Вам надо приспособиться к новым обстоятельствам. Делайте то, что с таким блеском делали все эти годы. Только с иной, прямо противоположной целью. Все разваливайте. - То есть как это? Бригадный генерал торопливо продолжал: - В Шотландии у нас собраны люди, которые занимали различные посты в крупнейших городах Европы. Из одного всегда вытекает другое, не так ли? - На это вы и рассчитываете, да? Что-то мы оба задаем друг другу вопросы. Тиг подался вперед, внезапно посерьезнев. - Время горячее и сложное. Сейчас больше вопросов, чем ответов. Но один ответ все время был перед глазами, только мы его не замечали. Мы обучали всех этих людей не тому! То есть мы и сами не знали, чему и для чего их обучаем - вроде бы для подпольной связи, для обычной передачи информации, но все это было как-то очень неопределенно. Оказывается, есть иной ход, чертовски остроумный, я бы сказал. Цель заключается вот в чем: заслать их обратно, чтобы они создали полнейшую неразбериху на рынке! Речь идет не о практическом саботаже - у нас для этого достаточно людей, - а о создании бюрократического беспорядка. Пусть они работают в своих прежних должностях. Но пусть бухгалтерия постоянно ошибается, счета составляются неправильно, пусть сроки поставок грузов срываются, пусть на заводах и фабриках воцарится полнейший хаос: нам требуется сокрушительный развал любой ценой! Тиг воодушевился, и его энтузиазм передался Витторио. Он чуть было не забыл о своем первом вопросе: - Но почему мне необходимо уезжать завтра утром? - Если начистоту, то я их предупредил, что могу потерять вас в случае дальнейших проволочек. - Дальнейших? Но почему? Я же нахожусь в стране всего каких-то... - Потому что, - прервал его Тиг, - только пять человек в Англии знают, зачем мы вывезли вас с континента. То, что вы не обладаете никакой информацией о поезде из Салоник, повергло их в ужас. Они сделали чрезвычайно рискованную ставку в этой игре и проиграли. То, что вы мне рассказали, - это все пустое: наши агенты в Цюрихе, Берне, Триесте, Монфальконе... не смогли ничего обнаружить. Поэтому я придумал иное объяснение операции по вашему спасению. И тем самым уберег несколько голов от неминуемой кары. Я доложил наверх, что эта новая операция - целиком ваша идея. И там на это купились! В конце концов, вы ведь Фонтини-Кристи... Ну что - согласны? Витторио усмехнулся: - "Развал любой ценой"! Сей девиз вряд ли имел прецедент в мировой истории. Да, я вижу массу возможностей. Насколько их можно будет воплотить на практике - или это все гладко лишь в теории, - надо проверить. Да, я согласен. Тиг хитро улыбнулся: - Есть еще одна мелочь. Ваше имя... - Виктор Фонтин? - Джейн засмеялась. Они сидели на кушетке в ее квартире в Кенсингтоне, согретые жаром пылающих в камине поленьев. - Ох уж это британское нахальство! Они сделали вас своим вассалом! -- И произвели в офицеры! - усмехнулся капитан Виктор Фонтин, вынув конверт и бросив его на кофейный столик. - Тиг занятный малый. Прямо секретный агент из кинобоевика. "Надо придумать для вас имя, которое, легко запоминается. Которое можно использовать в шифрованных депешах". У меня глаза загорелись. Мне ведь собирались дать кодовое имя - что-то, как я думал, очень эффектное. Название драгоценного камня, например, с номером. Или название животного. Вместо этого они просто изменили на английский манер мое собственное имя и успокоились. - Витторио рассмеялся. - Я к нему привыкну. Это же не на всю жизнь. - Не знаю, привыкну ли я. Но попробую. Честно говоря, это понижение. - Мы все должны идти на жертвы. А верно ли мое предположение, что "капитан" выше, чем "летный офицер"? - "Летный офицер" не имеет ни малейшего желания отдавать приказы. По-моему, мы с вами плохие вояки. А что с Шотландией? Он пересказал ей беседу, не вдаваясь в подробности. Рассказывая, он видел и чувствовал, что ее необыкновенные голубые глаза внимательно изучают его лицо. Она знала, что он что-то скрывает от нее или может скрывать. На ней был свободный халат бледно-желтого цвета, который оттенял темно-каштановые волосы и подчеркивал голубизну глаз. Между широкими отворотами халата виднелась белая ночная рубашка, и Витторио понял: Джейн хочет, чтобы ему захотелось к ней прикоснуться. Как же с ней спокойно и просто, подумал Витторио. В ее поведении не чувствовалось ни назойливости, ни умелого кокетства. В какой-то момент во время своего монолога он тронул ее за плечо; она медленно, мягко подняла руку и стала ласкать его пальцы. Потом положила ладонь себе на колено и накрыла сверху своей. - Вот что мы имеем: "развал любой ценой, где только возможно". Джейн молчала, не сводя с него пытливого взгляда, затем, улыбнувшись, заметила: - Отлично придумано. Тиг прав: возможностей масса. Сколько вы пробудете в Шотландии, он не сказал? - Ничего конкретного: "несколько недель". - Витторио убрал руку и, естественно и легко обняв Джейн за плечи, притянул к себе. Она склонилась ему на грудь, он поцеловал ее мягкие волосы. Джейн отстранилась и посмотрела на него - в ее глазах все еще стоял вопрос. Губы ее разомкнулись, она взяла руку Витторио, легким и совершенно естественным движением положила его ладонь себе на грудь. Они поцеловались, и Джейн застонала, вбирая губами влагу его поцелуя. - Как долго тебя не было, - прошептала она. - Ты такая милая, - сказал он, гладя ее мягкие волосы, целуя глаза. - Ах, если бы тебе не надо было уезжать! Я не хочу с тобой расставаться. Они стояли перед маленькой кушеткой. Джейн помогала ему снять пиджак и на мгновение прижалась лицом к его груди. Они снова поцеловались, обнимая друг друга, - сначала легко и нежно, потом все крепче и с большей страстью. Витторио положил ладони ей на плечи и отстранил от себя. Глаза Джейн были устремлены на него, и он произнес, глядя в эти голубые глаза: - Я буду ужасно скучать по тебе! Ты столько мне дала. - А ты дал мне то, что я боялась обрести, - ответила она и нежно, тихо улыбнулась. - Точнее, боялась искать. Боже, я была словно замороженная! Джейн взяла его за руку, и они пошли в спальню. На тумбочке у кровати горел светильник из слоновой кости, его желтовато-белое сияние играло на ярко-голубых обоях и на простой, цвета слоновой кости мебели. Шелковое покрывало на кровати тоже было светло-голубого цвета с изящным узором из цветов. Спальня тихая, покойная, милая, как и сама Джейн. - Это очень сокровенная комната. И очень теплая, - сказал Фонтини, пораженный простой красотой интерьера. - Это удивительная комната, потому что она твоя и ты ее любишь. Я говорю глупости? - Ты говоришь как истинный итальянец! - тихо ответила она, улыбаясь, - в ее голубых глазах были любовь и зов. - И сокровенное и теплое - для тебя. Я хочу, чтобы ты их со мной разделил. Она подошла к кровати с одной стороны, он-с другой. Взявшись за шелковое покрывало, они сложили его, и их руки соприкоснулись. Они посмотрели друг на друга. Джейн обошла кровать и приблизилась к нему. На ходу она расстегнула рубашку и развязала пояс халата. Легкая ткань упала, и из-под складок шелка показались ее полные округлые груди с розовыми напряженными сосками. Он принял ее в свои объятия, ища ее губы влажными от возбуждения губами. Джейн прижалась к нему всем телом. Он еще никогда не испытывал столь неодолимого, всепоглощающего желания. Ее длинные ноги дрожали, она снова прижалась к нему. Полураскрытыми губами нашла его губы и тихо застонала от сладостного наслаждения. - О Боже, возьми меня, Витторио. Скорее, скорее, любимый. На столе у Алека Тига зазвонил телефон. Он взглянул на часы на стене, потом на свои наручные. Без десяти час ночи. Он снял трубку: - Тиг слушает. - Рейнолдс из группы внешнего наблюдения. Мы получили донесение. Он все еще в Кенсингтоне на квартире у Холкрофт. Полагаем, он останется там: на ночь. - Хорошо! Мы не выбиваемся из расписания. Все идет по плану. - Было бы неплохо узнать, о чем они там говорят. Мы могли бы это обеспечить, сэр. - Нет необходимости, Рейнолдс. Утренней смене оставьте следующую инструкцию: связаться с Паркхерстом в министерстве военно-воздушного флота. За летным офицером Холкрофт следует продолжать наблюдение, в том числе и во время ее инспекционной поездки на лох-торридонские станции раннего оповещения в Шотландии, если эту поездку возможно устроить без лишнего шума. А теперь я ложусь спать. Спокойной ночи. Глава 8 Лох-Торридон располагался к западу от северо-западных взгорий на побережье узкого пролива, разделяющего материк и Гебридский архипелаг. Бухта здесь была испещрена глубокими ущельями, по дну которых текли реки, берущие начало высоко в горах; вода в них была ледяная, кристально чистая и часто собиралась в небольшие заводи. Военный городок находился между берегом моря и горами. Место было суровое. Отрезанное от всего мира, неуязвимое, охраняемое вооруженными патрулями с собаками. В шести милях к северо-востоку располагалась деревенька с единственной асфальтированной улицей, которая, пробежав мимо нескольких магазинчиков, на окраине превращалась в проселок. Горы были высокие, с кручами и обрывами, поросшими мощными деревьями и густым кустарником. Здесь беженцы с континента и проходили суровую физическую подготовку. Подготовка шла медленно и трудно. Сюда отправляли не солдат, а бизнесменов, преподавателей, инженеров, не привыкших к физическим нагрузкам. Всех их объединяла ненависть к нацистам. Двадцать два курсанта были выходцами из Австрии и Германии, кроме них - восемь поляков, девять голландцев, семь бельгийцев, четыре итальянца и три грека. Пятьдесят три некогда весьма респектабельных гражданина, которые несколько месяцев тому назад сделали свой жизненный выбор. Они знали, что когда-нибудь их вновь отправят на родину. Но, как заметил Тиг, это была абстрактная цель. И подобное неопределенное, по видимости незаметное участие в борьбе было неприемлемо для беженцев; обитатели четырех казарм, расположенных в центре городка, начинали роптать. По мере того как радио с пугающей частотой сообщало о новых и новых победах немцев, росло разочарование. Господи! Когда? Где? Как? Мы зря теряем время! Начальник лагеря встретил Фонтина с немалой настороженностью. Это был туповатый кадровый офицер, выпускник одной из школ оперативной подготовки МИ-6. - Не буду делать вид, будто мне все понятно, - сказал он при первой же встрече. - Мне даны весьма туманные инструкции, но, вероятно, так и должно быть. Вы проведете здесь недели три, пока бригадный генерал Тиг не даст нам новых распоряжений, и будете обучаться вместе с нашими курсантами. Делать то же самое, что и они, и ничего сверх того. - Разумеется. С этим Виктор вступил в мир Лох-Торридона. Странный, замкнутый мир, где жизнь мало напоминала его прежнее существование... И, сам не зная почему, он понял, что уроки Лох-Торридона належатся на воспитание Савароне и определят всю его будущую жизнь. Ему выдали обычное солдатское обмундирование и оружие - винтовку и пистолет (без боеприпасов), штык от карабина с двойным лезвием, который складывался как нож, - пакет первой помощи, одеяло-скатку. Виктор поселился в казарме, где его приняли равнодушно, без расспросов и без любопытства. Он быстро усвоил, что в Лох-Торридоне людей не связывают приятельские отношения. Они жили своим недавним прошлым и не искали дружбы. Дневные занятия были длинными и изнурительными, после заката курсанты зубрили шифры, изучали секретные карты и спали, давая отдых ноющим телам. В некотором смысле Лох-Торридон стал для Виктора продолжением памятных с юности игр. Он вновь оказался в университете и соревновался с однокурсниками на футбольном поле или в спортзале, боролся на матах или бегал на время. Разница заключалась лишь в том, что его однокурсники в Лох-Торридоне были совсем другими: многие из них оказались старше его, и никто даже не подозревал, что это значит - быть Фонтини-Кристи. Он понял это из кратких разговоров, и ему было легко держаться особняком, состязаясь с самим собой. Это было жесточайшее состязание. - Привет! Меня зовут Михайлович. - Парень улыбнулся и, тяжело дыша, сел на землю. Он сбросил с плеч лямки рюкзака, и набитый полотняный мешок упал на траву. Им дали десять минут отдыха между марш-броском и тактическими маневрами. - А меня Фонтин, - ответил Виктор. Этот парень был одним из двух новобранцев, которые прибыли в лагерь на прошлой неделе. Ему было лет двадцать пять - самый молодой курсант в лагере. - Ты итальянец? Из третьей казармы? -Да. - А я серб. Первая казарма. - Ты хорошо говоришь по-английски. - Мой отец занимается экспортом в англоязычные страны. Вернее сказать, занимался. - Михайлович вытащил пачку сигарет из кармана и протянул Виктору. - Нет, спасибо, я только что одну выкурил. - У меня все болит. - Серб усмехнулся и закурил. - Не представляю, как старики это все выдерживают! - Мы просто здесь дольше. - Да я не тебя имею в виду. Других. - Ну спасибо. - Виктор подумал: странно, что Михайлович жалуется. Он был крепко сбитым, здоровым парнем с бычьей шеей и широкими плечами. И вот что еще странно: он совсем не вспотел, а Фонтин весь взмок. - Тебе удалось выбраться из Италии еще до того, как Муссолини сделал из вас лакеев Гитлера? -Да. - Мачек сделает то же самое. Скоро все сбегут из Югославии, помяни мое слово! - Я не знал. - Это пока что мало кто понимает. Мой отец понял. - Михайлович затянулся сигаретой и, устремив взгляд в поле, добавил тихо: - Его казнили. Фонтин с сочувствием взглянул на парня: - Да? Это очень больно. Я знаю. - Откуда? - Серб повернулся и удивленно посмотрел на него. - Потом поговорим. Сейчас надо вернуться к занятиям. Мы должны добраться до вершины вон той горы, пробежать через лес, так, чтобы нас не засекли. - Виктор встал и протянул руку: - Мое имя - Витто... Виктор. А твое? Серб крепко пожал протянутую руку. - Петрид. Греческое имя. У меня бабушка гречанка. - Добро пожаловать в Лох-Торридон, Петрид Михайлович. Постепенно Виктор с Петридом сработались. Да так Удачно, что сержант даже выставлял их в паре против более опытных курсантов в упражнениях по проникновению в охраняемый участок. Петриду позволили переселиться в казарму Виктора. Фонтину казалось, что ожил один из младших братьев: любопытный, часто неловкий, но сильный и послушный. В каком-то смысле Петрид заполнил пустоту, облегчил боль души. Если этим отношениям что-то Я мешало, то лишь несдержанность серба. Петрид был разговорчив, засыпал Виктора вопросами, много рассказывал о себе, о своей жизни и, видимо, ждал, что и Виктор ответит ему тем же. Но после известного предела Фонтин замолкал. Он просто не был ра