Керсти, схватил рукой за блузку и резко дернул вниз -- ткань разорвалась надвое. - Ты, извращенная шлюха, -- рявкнул он, шлепнув ее по обнаженной груди. -- Я предупреждал, чтобы ты не вмешивалась. Ты не можешь критиковать меня... ни кого-либо еще. Сиди на своей хорошенькой заднице и молчи, пока я выполняю грязную работу. Она подняла руку, чтобы ударить его. Прекрасные черты ее лица исказились от ненависти и злости. Он поймал ее за локоть и выкрутил так, что она закричала от боли. - Основная разница между мужчиной и женщиной -- это физическая сила. -- Он расхохотался. -- Похоже, ты об этом забыла. Рондхейм грубо толкнул женщину к двери и повернулся к охранникам. - Бросьте эту мразь к остальным, -- скомандовал он.- Если ему улыбнется счастье и он сможет открыть глаза, то обрадуется, что подыхает среди друзей. Глава 17 Из черных глубин бессознательного состояния перед глазами Питта стали появляться огоньки света. Они были смутные, туманные, неопределенные, как тусклый луч фонарика, батарейки которого сели. Он пытался бороться с этим: несколько раз хватался за луч, который, как он понимал, был его окном во внешний мир, в сознательное. Но тот ускользал, и он вновь проваливался в пустоту небытия. "Умер, -- смутно носилось у него в мозгу. -- Я умер". Внезапно у него появилось ощущение чьего-то присутствия. С каждым моментом это ощущение, несмотря на пустоту, окружавшую его, становилось все сильнее и сильнее. Тогда он понял, что не умер, что жив. Боль, острая, режущая боль пронизывала все тело. Волна боли прокатилась от головы до ног, и он издал громкий стон. - О, Боже, спасибо тебе! Спасибо, что вернул его к жизни. -- Голос звучал где-то далеко, далеко. Он включил в своем сознании вторую скорость, и голос появился вновь. - Дирк! Это Тиди! - После секундного молчания, за время которого уверенность Питта в том, что он жив, стала возрастать. Луч света расширился, и он почувствовал обжигающую свежесть чистого холодного воздуха и нежное прикосновение к его голове чьей-то мягкой руки. Образ перед его глазами был туманный и искаженный. Он попытался что-то произнести, но вместо слов из его горла вырвался глухой стон и какое-то невнятное бормотание. - Похоже, наш майор вернулся к жизни. Питт понимал, что эти слова не принадлежали Тиди. Голос был более низкий, более мужественный. - Они здорово поработали над ним, -- произнес тот же неизвестный голос.- Лучше бы он умер, не приходя в сознание. Судя по положению вещей, кто-то из нас должен выжить, чтобы увидеть... - Это будет он. Только он сможет сделать это. -- Это была снова Тиди. -- Дирк наша единственная надежда. - Надежда... Надежда? -- прошептал про себя Питт.- По-моему, одну из моих подружек звали так... Острая боль пронзила его бок и обожгла каленым железом, но странно, его лицо ничего не чувствовало -- искалеченная плоть как бы оцепенела. Потом он осознал, почему он мог различить только тени. Зрение, по крайней мере, тридцать процентов вернулось, когда Тиди приложила к его глазам влажную мягкую нейлоновую ткань от своего чулка. Разбитое, распухшее лицо Питта не чувствовало боли, потому что Тиди время от времени, смачивала тряпку в ледяной воде, промокала на нем раны и кровоподтеки. Благодаря ее усилиям Питт смог кое-что увидеть через тонкие щелочки распухших глаз. Он с трудом приоткрыл глаза. На него смотрела Тиди, каштановые волосы обрамляли ее бледное обеспокоенное лицо. Затем он услышал другой голос, который показался ему знакомым. - Вы записали номер грузовика, проехавшего по вашему лицу, майор? Или это был бульдозер, выровнявший ваш неровный профиль? Питт с трудом повернул голову и увидел улыбающееся лицо Джерома Пи Лилли. - Представьте себе гиганта, способного вырывать с корнем деревья? -- проговорил Питт. - Полагаю, -- задумчиво сказал Лилли, -- что вашими следующими словами будут: "Если вам кажется, что я неважно выгляжу, посмотрели бы вы на того, другого". - Друзья мои, должен вас разочаровать -- я не тронул его и пальцем. - Вы не сопротивлялись? - Да, я не сопротивлялся. На лице Лилли отразилось крайнее удивление. - Вы стояли там... вас так избили и... не сопротивлялись? - Вы оба, заткнетесь или нет! -- В голосе Тиди звучало и беспокойство, и негодование. -- Если кому-либо из нас суждено выжить, то это будет Питт, и мы должны поставить его на ноги. Мы не можем просто сидеть здесь и болтать. Питт заставил себя сесть, однако сломанное ребро протестовало острой болью, пронзившей его тело. Ему показалось, что грудь схватили огромными тисками и сильно сжали. Медленно, аккуратно он расслабил тело, чтобы боль отпустила его. То, что он увидел вокруг, казалось сценой из ночного кошмарного сна. Он уставился на эту нереальную сцену, а затем на Тиди и Лилли с выражением абсолютного непонимания. Вдруг его мозг пронзила какая-то мысль, и он как бы в пустоту проговорил, медленно растягивая слова: - Боже мой, нет... это... невозможно. Может быть, десять, а может быть, и двадцать секунд Питт сидел в полнейшем безмолвии, тупо уставившись на разбитый самолет, лежащий ярдах в десяти от него. Искореженные обломки корпуса наполовину затонули в грязи глубокого оврага, стены которого круто поднимались вверх. Он заметил, что разбитый самолет был небольших размеров и, видимо, принадлежал к самолетам класса "Титан", способных перевозить около тридцати пассажиров. Если на нем и были опознавательные знаки, то определить их сейчас было совершенно невозможно. Задняя часть фюзеляжа была разбита, кабина пилота -- похожа на груду искореженного металла. Первой мыслью Питта была мысль о том, что никто из попавших в катастрофу не выжил. Но они были здесь: Питт, Тиди, Лилли и разбросанные по крутым склонам оврага в самых нелепых позах люди, которые окружали Питта в доме Рондхейма, которые выступили против Келли и "Хермит лимитед". Все они, похоже, были живы, но сильно покалечены. - Извините, но не могу не задать вопрос, -- выдохнул Питт хриплым голосом, -- но... что произошло? - Совсем не то, что вы думаете, -- отозвался Лилли. - А что? Очевидно... что Рондхейм устроил эту катастрофу? - Да, но только мы не попали ни в какую катастрофу, -- сказал Лилли. -- Этот самолет лежит здесь уже несколько дней, может быть, недель. Питт не верил своим ушам. Лилли, казалось, удобно устроился, лежа на мягкой влажной земле. - Не хотите ли вы просветить меня? Что случилось со всеми этими людьми? Что случилось с вами? Все. - Я к этой истории не имею никакого отношения, -- ответил Лилли. -- Люди Рондхейма схватили меня, когда я прогуливался по его причалу. Прежде чем я успел что-нибудь выяснить, они притащили меня в дом к Рондхейму, а потом выкинули сюда к этим джентльменам. Питт нагнулся к Лилли. - У вас достаточно непривлекательный вид. Можно посмотреть? Лилли нетерпеливо отмахнулся. - Выслушайте меня. А потом убирайтесь отсюда и ищите помощь. Никто не находится в непосредственной опасности -- увечья не смертельны. Рондхейм предусмотрел и это. Главная опасность в том, что мы брошены здесь, в овраге. Температура сейчас около сорока (по Фаренгейту. -- Прим. перев.), и она постепенно снижается. Через несколько часов заметно похолодает. И тогда холод и шок заберут свои первые жертвы. К утру в этом чертовом овраге останутся только замерзшие тела. - Рондхейм предусмотрел это? Боюсь... - Вы еще не поняли, майор. Вы туго соображаете. Вся эта кровавая бойня не вызвана катастрофой самолета. После того как ваш "добрый" друг Рондхейм избил вас до полусмерти, каждому из нас была введена большая доза нембутала, а потом бесстрастно и методично он и его подручные брали каждого и ломали ему кости, чтобы создать видимость, что это произошло в результате авиакатастрофы. Питт пристально посмотрел на Лилли, но ничего не сказал. Мысли путались в его голове: неверие сменялось желанием разобраться в происшедшем. То, что говорил Лилли, было слишком ужасным, слишком чудовищным, чтобы поверить в это. - Боже, это невозможно, -- простонал он.- Это похоже на какой-то безумный кошмар. - Ничего безумного, -- уверил его Лилли. -- Это обычный метод Келли и Рондхейма. - Откуда вы знаете? - Откуда? Я был одним из последних, кому вводили наркотик. Я слышал, как Келли объяснял Марксу, что вся эта чудовищная трагедия была просчитана компьютерами "Хермит лимитед". - Но зачем? Зачем такая жестокость? Келли мог просто посадить нас на другой самолет и отправить его прямо в океан -- никаких следов и никакой надежды на спасение. - Компьютеры оперируют только холодными фактами, -- проговорил Лилли. -- Люди, находящиеся здесь, в своих странах имеют значительный вес. Вы же были на вечере у Рондхейма и слышали, как Келли объяснял, почему они должны умереть. Их смерти -- это диверсия, необходимая, чтобы выиграть время и занять первые полосы газет сообщением о катастрофе, тогда как "Хермит лимитед" начнет свои операции, не опасаясь международного вмешательства. Глаза Питта сузились. - Но и это не объясняет их садизма! - Не объясняет, но в глазах Келли -- цель оправдывает средства. Вариант исчезновения в океане, не сомневаюсь, был загружен в компьютеры, но отвергнут в пользу другого, который получит гораздо большую огласку. Гибель самолета в океане забудется через неделю или десять дней -- поиски будут быстро прекращены, так как очевидно, что никто не сможет выжить в ледяной воде Северной Атлантики. - Естественно, -- отозвался Питт.- Исчезновение "Лакс" было идеальным примером. - Совершенно верно. Келли и его богатым друзьям нужно время, чтобы спокойно окопаться в какой-либо из выбранных стран. Чем дольше наш госдепартамент будет занят поисками исчезнувших высокопоставленных дипломатов, тем сложнее ему будет воспрепятствовать операциям "Хермит лимитед". - А этот вариант предполагает, что поиски будут длительными, -- голос Питта звучал утвердительно. -- А когда надежды начнут исчезать, он организует так, что кто-нибудь из исландцев случайно наткнется на тела погибших на месте крушения. Тогда Келли получит еще две недели, пока мир будет оплакивать жертв катастрофы, а политики сосредоточат свое внимание на похоронных речах. - Каждый вариант был тщательно рассмотрен. Все мы, якобы, были приглашены в северное поместье Рондхейма для ловли лосося. Костяк "Хермит лимитед" летел другим рейсом. Во всяком случае, эту историю они собирались обнародовать. - А если бы кто-нибудь случайно заметил нас? -- спросила Тиди, нежно вытирая струйку крови, вытекшую из разбитого рта Питта. - Это исключено, -- ответил Питт, внимательно разглядывая окружавшую местность.- Нас можно заметить, только стоя непосредственно над нами. А если добавить, что мы находимся в практически безлюдном районе Исландии, надежды на обнаружение сведутся к нулю. - Теперь вы ясно представляете себе ситуацию, -- отозвался Лилли. -- Самолет был доставлен в этот овраг, а затем на месте разрушен, потому что упасть столь точно в это глубокое узкое место практически невозможно. Любой поисковый самолет сможет видеть эти обломки только в течение секунды -- а это один шанс из тысячи, что он его обнаружит, а затем, уже недели через три, любой, даже самый компетентный следователь ни на минуту не усомнится, что большинство из нас умерло от увечий, полученных при крушении самолета, а остальные от мороза и шока. - И я единственный, кто может двигаться? -- спросил Питт. Его сломанное ребро отзывалось такой нетерпимой болью, что ему хотелось кричать, но в его глазах уже зажегся огонек надежды, надежды человека, который всего несколько часов назад был на волосок от смерти -- и он превозмог боль. - Некоторые могут идти, -- сказал Лилли, -- но со сломанными руками они никогда не выберутся из оврага. - Тогда, думаю, выбор пал на меня. - Совершенно верно...- Лилли слабо улыбнулся. -- Единственная надежда на то, что Рондхейму противостоит человек более выносливый, чем могли вычислить его компьютеры. Поддержка в глазах Лилли стала тем дополнительным импульсом, в котором нуждался Питт. Он с трудом встал на ноги и оглядел фигуры, беспомощно лежавшие в разных местах оврага. - А что Рондхейм сломал вам? - Оба плеча и, по-моему, таз, -- Лилли говорил об этом таким спокойным голосом, как будто описывал поверхность Луны. - Да, наверное, вы жалеете, что не находитесь сейчас в Сент-Луисе на пивоварне вашего отца? - Не очень. Старик никогда особенно не рассчитывал на своего единственного сына. Если я... если я умру, когда вы вернетесь, скажите ему... - Зачитайте ему некролог сами. Мне это не доставит большого удовольствия, -- Питт старался говорить спокойно. -- Я никогда не любил пиво "Лилли". Он повернулся и встал на колени перед Тиди. - А что они повредили тебе, моя крошка? - У меня сместились лодыжки. -- Она игриво улыбнулась.- Ничего серьезного. Кажется, мне повезло. - Мне очень жаль. Если бы не моя топорная работа, ты бы не лежала здесь. Она взяла его руку и сжала. - Это более занимательно, чем печатать под диктовку документы адмирала. Питт аккуратно взял ее на руки, поднял и положил рядом с Лилли. - Это твой шанс, маленькая золотоискательница. Настоящий живой миллионер. И на последующие несколько часов он принадлежит только тебе. Мистер Джером Пи Лилли, могу я представить вам мисс Тиди Ройял, самую очаровательную девушку всей Национальной службы глубоководных исследований? Питт поцеловал ее в лоб и, неловко споткнувшись, встал на ноги. Он сделал несколько неуверенных шагов по сырой земле и подошел к человеку, которого он знал просто как Сэма. Он вспомнил его благородные манеры, его голубые проницательные глаза, на которые обратил внимание еще там, в оружейной комнате. Сейчас он увидел его, лежавшим с двумя сломанными, как ветви дуба, ногами, и его глаза сделались тусклыми от невыносимой боли. Питт заставил себя улыбнуться ему ободряющей улыбкой. - Потерпите, Сэм, -- сказал он, мягко прикоснувшись к плечу пожилого человека. -- Я вернусь еще до обеда с самой привлекательной медсестрой во всей Исландии. На губах Сэма мелькнула еле заметная улыбка. - Для человека моего возраста предпочтительнее была бы сигара. Питт наклонился и сжал руку Сэма. Голубые глаза внезапно ожили, старик приподнялся и ответил на рукопожатие с такой силой, какой Питт не ожидал от него. В чертах его усталого морщинистого лица появилась решимость. - Его надо остановить, майор Питт, -- сказал он тихим голосом, перешедшим в шепот.- Джеймсу нельзя позволить осуществить его чудовищные планы. Его цели, может быть, и благородны, но люди, которые окружают его, мечтают только о богатстве и власти. В ответ Питт только кивнул. - Я прощаю Джеймса за то, что он сделал.- Сэм говорил так тихо, как будто он обращался к себе самому. -- Скажите ему, что его брат прощает... - Боже! -- онемел Питт.- Он -- ваш брат? - Да, Джеймс -- мой младший брат. Я оставался в тени в течение многих лет, решая финансовые вопросы нашей многонациональной корпорации. Джеймс, более ловкий и активный, стал более известен. До последнего времени мы являли собой достаточно удачное сочетание. -- Сэм Келли кивнул Питту едва заметным жестом прощания. -- Да хранит вас Бог! Он слабо улыбнулся. - И не забудьте мою сигару. - Можете на нее рассчитывать, -- пробормотал Питт. Он отвернулся. Голова кружилась от противоречивых образов и эмоций. Затем ненависть -- его основная движущая сила, начала вытеснять все остальное -- ненависть, которая разгоралась в нем, когда Рондхейм только начал свое садистское убийство, заполнила его сознание пылающим огнем. Низкий голос вернул его к действительности. Это был русский дипломат Тамарезов. - Сердце верного коммуниста с вами, майор Питт. Питт задержался с ответом. - Благодарю вас. Не часто коммунист доверяет спасение своей жизни капиталисту. - Да, эту пилюлю нелегко проглотить. Питт остановился и задумчиво посмотрел на Тамарезова, на его левую ногу, неестественно отставленную в сторону. Черты его лица смягчились. - Если вы обещаете не устраивать, пока меня не будет, никаких пропагандистских лекций, я вернусь для вас с бутылкой водки. Тамарезов с любопытством посмотрел на Питта. - Это проявление американского юмора, майор? Но я надеюсь, насчет водки вы говорите серьезно. Улыбка появилась в уголках губ Питта. - Конечно, поскольку я собираюсь сбегать в винный магазин за углом, я просто хотел взять что-нибудь и для вас. И прежде чем русский смог что-то ответить, Питт повернулся и начал забираться по крутому склону оврага вверх. Питт старался передвигаться очень осторожно, по нескольку дюймов, так, чтобы движения причиняли как можно меньше боли его сломанному ребру. Он скреб руками мягкую, скользкую землю и подтягивался вверх, не глядя никуда, только строго перед собой. Первые двадцать ярдов дались ему без труда. Однако потом склон сделался круче, и земля стала более твердой, что затрудняло движение. Подъем стал невыносимо трудным, что еще больше усугубляла боль от ран. Его силы истощились, движения стали совершенно механическими: зацепляться и подтягиваться, зацепляться и подтягиваться. Сначала он пытался считать футы, но после тридцати потерял счет, его мозг отказывался выполнять любые умственные функции. Он был как слепой. Единственное ощущение, которое у него осталось, было осязание. В этот момент страх впервые настиг его -- это не была боязнь падения или страдания от ран -- это был настоящий холодный страх, что он не сможет помочь людям, что их жизни зависят от того, доберется он или нет до той полосы, которая соединяет землю и небо и которая, казалось, так еще далека. Минуты казались часами. Сколько прошло времени? Он не знал, он не имел никакого представления. Время, как средство измерения, уже не существовало. Его тело превратилось в тело простого робота, повторяющего одни и те же движения, даже не нуждаясь в командах мозга. Он опять начал считать, но на этот раз остановился на десяти. "Теперь, -- сказал он себе, -- одна минута отдыха, и снова вверх". Дыхание его стало прерывистым, пальцы кровоточили, ногти сломались, мускулы рук ныли от постоянного напряжения. По лицу катился пот, но воспаленная плоть не чувствовала ничего. Он сделал еще одну остановку и сквозь щели распухших глаз посмотрел наверх. Край оврага скрывался за неясной линией туманных очертаний, что затрудняло определение расстояния. И вдруг неожиданно его руки почувствовали мягкую землю края оврага. С силой, о которой и не подозревал, он вытолкнул свое тело и перевернулся на спину, замертво растянувшись на ровной поверхности. Минут пять Питт лежал неподвижно, от пульсирующего дыхания вздымалась только его грудь. Постепенно чувство полного изнеможения переросло в тревогу, С трудом он поднялся на ноги и посмотрел вниз, на дно оврага, на крошечные фигурки, разбросанные там. Он сложил руки рупором, чтобы закричать, но потом передумал. Все, что могли видеть люди, находившиеся внизу, это его голову и плечи, возвышавшиеся над краем оврага. Он махнул им рукой и пошел. Глава 18 Питт стоял как одинокое дерево посреди большой пустынной равнины. Во все стороны, куда простирался взгляд, она была покрыта темно-зеленой мшистой растительностью. На краю горизонта виднелись невысокие, в легкой дымке, холмы. За исключением нескольких одиноких кустиков, пробивавшихся к солнцу, земля была совершенно необитаемой. У него было такое чувство, что он в этой холодной пустыне совсем один, но вдруг он заметил небольшого бекаса, взмывшего в небо в поисках невидимой добычи. Он летел в сторону Питта и, находясь на высоте двухсот футов, стал кружить над его головой, внимательно приглядываясь к этому странному животному, неприкаянно стоявшему в своем желто-красном оперении посреди огромного зеленого ковра. Сделав три круга над головой Питта, маленькая птичка потеряла к нему всякий интерес, взмахнула крыльями и полетела дальше. Как бы угадав "мысли" маленькой птички, Питт уставился на свое одеяние и пробормотал: "Да, похоже, одет не к месту. Выгляжу я, конечно, нелепо". Звук собственного голоса пробудил его от раздумий. Мозг заработал вновь. Его охватило чувство небывалого подъема: несмотря на раны, он был жив. Он смог выбраться из этого проклятого оврага, и он должен найти помощь раньше, чем оставшиеся внизу люди умрут от переохлаждения. В приподнятом настроении он направился в сторону видневшихся на горизонте холмов. "Пятьдесят футов, не больше", -- подумал он, но внезапно его мозг пронзила мысль -- он заблудился. Солнце высоко стояло на небе. Не было ни одной звезды, которая могла бы указать ему направление. Север, юг, запад, восток -- это были просто слова, которые ничего для него не означали: их нельзя было определить. Как только он вступит в зону стелившегося по земле тумана, он совсем перестанет ориентироваться. Он шел наугад, не имея никакого представления о направлении. В то холодное влажное утро он даже не почувствовал страха -- ярость поглотила все его мысли, злость на свое собственное благодушие, которое чуть не привело его к концу. "Каждая случайность, -- думал он, -- каждый вариант был просчитан этими дьявольскими компьютерами "Хермит лимитед". Ставки в той кровавой игре, которую затеяли Келли, Рондхейм и их компания, были слишком высоки". Он заставил себя успокоиться, сел на землю и стал думать. Не надо было обладать слишком большим воображением чтобы понять, что он оказался где-то в центре безлюдной части Исландии. Он постарался вспомнить, что он знал об этом райском уголке Северной Атлантики, что говорили морские карты, которые он изучал на "Катавабе". Остров протянулся на сто девяносто миль с севера на юг и примерно на три сотни миль с запада на восток. Поскольку расстояние с севера на юг было намного короче, оба других направления были им сразу отвергнуты. Если он пойдет на юг, то, скорее всего, попадет на ледник Ватнайекулль, самый большой не только в Исландии, но и во всей Европе. А это будет означать конец всему. "Значит, на север", - решил он. Логика его мышления была достаточно примитивной, но была еще одна причина: он принял решение, противоречившее возможным компьютерным выкладкам, согласно которым он выбирал наименее разумное направление. Обычный человек в подобной ситуации стал бы пробираться в сторону Рейкьявика, крупнейшего центра цивилизации на острове, находившегося далеко на юго-западе. "Эту случайность они не предусмотрели. Они рассчитали все исходя из логики обычного человека", -- подумал Питт. Теперь у него был ответ -- надо идти на север -- но это было еще не все. Где, в какой стороне находился север? И даже если бы он знал, он не мог двигаться точно по прямой. Он знал, что любой правша, не имея точных ориентиров, обязательно будет уклоняться в правую сторону. Эта мысль тревожила Питта. Гул двигателя самолета прервал его раздумья. Прикрыв рукой глаза от блеска яркого голубого неба, он поднял голову, глядя на пассажирский самолет, безмятежно совершавший свой далекий путь. Питт мог только предполагать о месте его назначения. Он мог лететь куда угодно: на запад -- в Рейкьявик, на восток -- в Норвегию, на юго-восток -- в Лондон. Он не сможет правильно определить направление без компаса. Слово "компас" застряло у него в голове, как мысль о банке ледяного пива у человека, попавшего в центр Сахары. Компас, простой кусочек намагниченного железа, надетого на небольшой штырь и плавающего в смеси воды и глицерина. Внезапно в глубине его мозга забрезжил свет. Он вспомнил урок, который ему преподали много лет назад, когда он ходил в горы с отрядом бойскаутов. Минут десять ушло, пока он нашел небольшую заводь, спрятанную в низине, прямо у подножия небольшого куполообразного холма. Быстро, как только позволяли его сбитые в кровь пальцы, он отстегнул коричневый кушак и вытащил скреплявшую его булавку. Обвязав один конец длинного шелкового шарфа вокруг своей ноги, он встал на колени и, туго натянув другой свободный конец левой рукой, правой начал тереть булавкой о шелк, пытаясь намагнитить маленький кусочек металла. Холод становился все сильнее. Питт чувствовал озноб сквозь влажную одежду. Булавка выпала из окостеневших пальцев, и он несколько минут безнадежно искал ее во мшистой земле, пока острый серебряный кончик не воткнулся ему под ноготь. Он был почти благодарен боли: она означала, что пальцы еще не потеряли чувствительность. Он снова начал тереть булавкой о кушак, стараясь, чтобы она не выскользнула из его пальцев. Когда он решил, что булавка уже достаточно намагнитилась, он потер ее о лоб и нос, чтобы она покрылась жиром кожи лица. Затем вытащил из рубашки две небольшие ниточки и аккуратно обвязал ими булавку. Наступила самая хитрая часть операции. Питт расслабился на мгновение, сгибая и разгибая пальцы, и перебирая ими, как пианист перед выходом на сцену. Чувствуя, что он готов, Питт осторожно поднял булавку и как можно медленнее опустил ее в маленький спокойный водоем. Задерживая дыхание, он наблюдал, как вода прогнулась под весом булавки, затем его пальцы медленно отпустили нитки, чтобы булавка, движимая земным притяжением и удерживаемая жиром, свободно вращалась в воде. Только ребенок, ожидающий подарков у рождественской елки, может испытывать такое же удивление, какое пережил Питт, когда он увидел, как эта сумасшедшая булавка описала в воде полукруг и повернулась острием в сторону магнитного полюса. Минуты три он сидел, замерев, вставившись на свой крохотный компас, с таким чувством, что, если он прикроет глаза, она пойдет ко дну и исчезнет. -- Посмотрим, что ваши чертовы компьютеры смогут сделать с этим,-- пробормотал он. Неопытный человек с радостью бы бросился в том направлении, на которое указало острие булавки, решив что это и есть истинный север. Но только не Питт. Он знал что единственным местом, где компас точно указывает на Северный полюс, был небольшой участок в районе Великих Озер между Соединенными Штатами и Канадой, там где Северный и магнитный полюса совпадают. Как опытный навигатор, он также знал, что магнитный полюс располагается где-то между островами принца Уэльского и Гудзоновым заливом, примерно на тысячу миль южнее Северного полюса и только на сто миль севернее Исландии. Это означало, что стрелка его компаса указывала на несколько градусов на северо-запад. Питт достаточно приблизительно рассчитал, что отклонение компаса должно составлять восемьдесят градусов. Теперь он, по крайней мере, знал, что север находится вправо от того направления, куда указывало острие булавки. Питт вытащил свой примитивный компас из воды и пошел туда, где расстилался туман. Не прошел он и сотни ярдов, как почувствовал, что из разбитой губы брызнула кровь, ныли десны, из которых были выбиты зубы. Боль в паху от удара Рондхейма вынуждала его идти медленно, останавливаясь через несколько шагов. Он заставлял себя двигаться вперед, цепляясь за остатки сознания. Земля была твердая и ровная. Скоро он уже потерял счет своим падениям, и шел, обхватив руками грудь, чтобы ослабить боль, которую испытывал от движения из-за сломанного ребра. Удача сопутствовала ему. Часа через полтора туман рассеялся, и он увидел огромное количество горячих источников, которые вместе с самодельным компасом давали ему возможность держаться правильного направления. Прошло еще несколько часов. Испытывая каждую минуту страдание, пронизывающий холод, сильную боль, Питт пытался сохранить сознание. Время превратилось в вечность, которая, казалось, не кончится, пока он не ступит на влажную мягкую траву. Он уже не был уверен, что проживет еще хотя бы несколько часов. Шаг за шагом, бесконечный цикл, Питт двигался вперед, чувствуя полное изнеможение. Он не мог сосредоточиться ни на чем, кроме как на каждой следующей отметке, на очередном отрезке пути, а когда он преодолевал его, то думал только о следующем. Логика уже не существовала. Его сознание просыпалось только тогда, когда из дальних туманных его уголков поступал сигнал о том, что он сбивается с курса. Прошедшие двенадцать часов показались ему двенадцатью годами. Он остановился у серного источника и опустил свой маленький компас в воду. Однако на этот раз пальцы не были столь точны, булавка выпала из рук, упала в воду и пошла ко дну. Он не успел подхватить ее и долго сидел потом, бессмысленно глядя в воду. Ему казалось, что надеяться уже не на что, что он никогда не сможет выбраться из этой бескрайней ледяной пустыни. Опухшие глаза открывались с трудом, ноги ныли от изнурения, дыхание прерывалось. Но он опять поднялся и, спотыкаясь, побрел вперед, ведомый какой-то непонятной внутренней силой, о существовании которой он и не подозревал раньше. Ему казалось, что тело его уже мертво, он не чувствовал боли и никаких эмоций. Питт понял, что уже переступил порог физической чувствительности. Он упал. Внезапно он услышал какой-то шум и прислушался. Действительно, сквозь пустоту бесконечной равнины пробивался какой-то пульсирующий звук. Его оцепеневший мозг отказывался постичь и объяснить услышанное, так же как и предположить, откуда звук доносится, Затем все стихло. Звук исчез. Питт уже не мог думать о людях, которые остались там, в ущелье, чувство ответственности за их судьбы исчезло за эти бесконечные часы скитаний. Он думал только об одном -- перестать цепляться за жизнь и спокойно умереть под холодным северным солнцем. Это было бы так просто -- остановиться и погрузиться в черную пустоту небытия. Пара сапог, старых кожаных сапог, появилась перед невидящими глазами Питта там, где только что было бескрайнее пространство дикой травы. Затем руки этого призрака перевернули его на спину, и он увидел усталое морщинистое лицо с голубыми глазами. Густые седые волосы нависли надо лбом, как шлем воина на старинных фламандских полотнах. Старик, которому было уже далеко за семьдесят, одетый в поношенный толстый свитер, склонился над Питтом и дотронулся до его лица. Затем, не говоря ни слова, с силой, удивительной для мужчины его возраста, он поднял Питта и понес. Сквозь обрывки сознания Питт подумал, что это мираж, чудо, невероятное совпадение, что его нашли. Он упал недалеко от узкой грязной дороги, которая проходила рядом с рекой, покрытой льдом. Потом Питт понял, что шум, который он слышал, доносился не от реки, а от двигателя старого, в нескольких местах пробитого "джипа". Подобно ребенку, укладывающему спать свою куклу, положил старый исландец Питта на переднее сиденье машины. Он завел свой старый "джип" и пустился по продуваемой ветром дороге. Вскоре они въехали в гряду холмов, перемежавшихся сочными зелеными лугами, где-то и дело при появлении "джипа" взмывали в воздух стаи птиц, закрывая собой солнце. Наконец они остановились у небольшого домика с выкрашенными в белый цвет стенами и красной крышей. Питт сам вышел из машины и, пошатываясь, побрел в дом. -- Телефон. Мне срочно нужен телефон. Голубые глаза сощурились. -- Вы англичанин? -- медленно, с тяжелым произношением северян спросил исландец. -- Американец,-- нетерпеливо ответил Питт.-- Там две дюжины людей погибают от ран. Они умрут, если им срочно не помочь. -- Там, на равнине, есть еще люди? -- Старик не скрывал своего удивления. -- Да, да.-- Питт энергично затряс головой.-- О, Боже! Исландец беспомощно покачал головой. -- Ближайшая телефонная линия -- на расстоянии сорока километров. Питта охватило отчаяние. -- Но у меня есть радиопередатчик.-- Хозяин указал рукой в сторону комнаты.-- Сюда, пожалуйста. Питт прошел за ним в маленькую, хорошо освещенную комнату спартанского стиля. Из мебели в ней находились только три основных предмета: стул, шкаф и старинный стол, на котором стоял новенький блестящий передатчик, собранный не более чем несколько месяцев назад. Питт изумился, что на этой удаленной ферме пользуются таким ультрасовременным оборудованием. Исландец быстро подошел к передатчику и стал настраивать его на нужную частоту. Взяв в руки микрофон, он сказал что-то по-исландски и стал ждать. Ответа долго не было. Он еще покрутил настройку частоты и заговорил снова. В этот раз ему ответили практически сразу же. Борьба за жизнь заставила Питта забыть о ранах и боли. Он нервно ходил по комнате, пока исландец вел переговоры с представителями властей. Через десять минут, которые потребовались для необходимых объяснений и перевода, Питт получил связь с американским посольством. -- Где, черт возьми, тебя носит? -- Голос Сандекера буквально взорвал микрофон. Он был слышен так хорошо, как будто тот говорит за дверью. -- Жду проходящую машину, гуляя в парке,-- огрызнулся Питт.-- Это сейчас не имеет значения. Как быстро можно собрать команду врачей и поднять их в воздух? Воцарилось напряженное молчание, прежде чем адмирал ответил. Он почувствовал неотложную настойчивость в голосе Питта, редко звучавшую в его устах. -- У меня здесь группа военных врачей, готовых вылететь через тридцать минут,-- медленно ответил Сандекер.-- Не мог бы ты объяснить мне причину твоей просьбы? Питт ответил не сразу. Он с трудом мог сконцентрироваться. -- В течение каждой минуты, которую мы тратим на объяснения, кто-нибудь может умереть. Бога ради, адмирал, свяжитесь с Военно-Воздушными Силами и пришлите их военврачей на вертолетах, чтобы оказать помощь жертвам авиакатастрофы. Потом, когда будет время, я посвящу вас во все подробности. -- Понял,-- ответил Сандекер.-- Прием. "Теперь уже недолго ждать,-- подумал Питт.-- Если только они прибудут вовремя". Он почувствовал прикосновение руки на своем плече, обернулся и встретился глазами с исландцем. -- Я веду себя как невоспитанный гость,-- сказал Питт,-- Я не представился и не поблагодарил вас за то, что вы спасли мне жизнь. Старик пожал протянутую ему руку. -- Гольфур Эндюрссон,-- сказал он.-- Я главный управляющий территории Рарфур Ривер. Питт представился и спросил: -- Главный управляющий? -- Ну, это человек, который отвечает за реку. Я помогаю рыбакам и слежу за экологией реки, как те в вашей стране, кто защищает речные богатства. -- Это, должно быть, очень уединенная работа...-- Питт замолчал, так как острая боль пронзила его грудь. Он схватился рукой за стол, чуть не потеряв сознание. -- Пойдемте,-- сказал Эндюрссон.-- Я позабочусь о ваших ранах. -- Нет,-- твердо ответил Питт.-- Я останусь здесь, у радио. Я не сойду со стула. Эндюрссон колебался. Он вышел из комнаты, вернувшись через две минуты с аптечкой в одной руке и канадским виски "Сеграм" в другой. Питт обратил внимание, что печать на пробке бутылки была не сорвана. -- Вам повезло,-- улыбнувшись, сказал Эндюрссон.-- Один из ваших соотечественников рыбачил здесь месяц назад и оставил мне это. Питт успел сделать несколько глотков, а Эндюрссон только закончил перевязывать ему грудь, как радио пискнуло, ив комнату ворвался рокочущий голос Сандекера. -- Майор Питт, слышишь меня? Питт взял микрофон и нажал кнопку приема. -- Питт здесь. Слушаю вас, адмирал. -- Военврачи собраны в Кефлавике, там же -- поисковые и спасательные команды. Я по радио координирую их действия,-- он умолк на мгновение.-- Вы взволновали весь Кефлавик. Сюда не поступало никаких сообщений о пропавшем самолете, ни о военном, ни о пассажирском. Питт сделал еще один глоток и ответил: -- Сообщение еще не успело поступить. В голосе Сандекера прозвучало полное непонимание. -- Еще раз. Повтори пожалуйста. -- Поверьте, адмирал. Я не могу ответить и на десятую часть вопросов, которые рождаются у вас в голове, особенно по радио. "Любым путем надо сделать так,-- думал Питт,-- чтобы имена известных на весь мир людей, которые остались в овраге, не попали на страницы газет по крайней мере еще тридцать шесть часов. Этого времени будет достаточно, чтобы остановить Келли, Рондхейма и компанию прежде, чем их предупредят и они уйдут в подполье". Надо отдать должное адмиралу. Сандекер почти сразу же понял, что необходимо соблюдать осторожность. -- Ваше сообщение понял,-- сказал он.-- Укажи мне твое местоположение. Используй обратную карту координат. -- Извините. Я не знаю никаких... -- Черт тебя подери! -- закричал Сандекер.-- Делай, как тебе приказано. Питт сидел почти полминуты, тупо уставившись на передатчик, пока скрытый смысл слов Сандекера не дошел до его утомленного мозга. Адмирал хотел, чтобы он передал ему информацию, отвечая на вопросы наоборот. Он моментально отметил про себя, что Сандекер превзошел его в этой словесной гимнастике. Питт выключил микрофон и повернулся к Эндюрссону: -- На каком расстоянии находится отсюда ближайший город? И как он называется? Эндюрссон указал на окно: -- Содафосс... мы находимся примерно в пятидесяти километрах от его центральной площади. Питт быстро добавил к словам исландца то расстояние, которое он прошел по равнине, и повернулся к радио. -- Крушение произошло примерно в восьмидесяти километрах к северу от Содафосса. Повторяю, восемьдесят километров к северу от Содафосса. -- Самолет военный или пассажирский? -- Военный. -- Сколько осталось в живых? -- Трудно сказать. Два, может, четыре. Питт мог только надеяться, что Сандекер догадается об общем числе -- двадцать четыре. Старый океанограф не подвел его. -- Будем надеяться, что мы увидим их всех живыми и здоровыми завтра утром.-- Намек Сандекера на двадцать четыре часа рассеял все сомнения. Он помолчал, затем спросил низким, хрипловатым голосом.-- А мисс Тиди, она с вами? - Да. Сандекер не ответил сразу. Питт как бы почувствовал, как он внезапно побледнел, дыхание прервалось. Затем адмирал произнес: -- Она... она причиняет вам беспокойство? Питт подумал мгновение, стараясь подобрать подходящие слова. -- Ну, адмирал, вы же знаете женщин. Сначала она жаловалась на боли в лодыжках, теперь она вообразила, что замерзает до смерти. Я буду вам бесконечно признателен, если вы заберете эту плаксивую женщину. -- Постараюсь сделать все возможное, чтобы выполнить твою просьбу. Прием. Питт хмыкнул про себя. Все это могло занять слишком много времени, а дорога была каждая минута, каждая секунда. Он посмотрел на часы. Час дня -- прошло ровно семь часов, как он выбрался из оврага. Он почувствовал внезапный озноб и сделал еще один глоток виски. Радио пискнуло в ответ. -- Майор Питт! -- Здесь, адмирал. -- У нас проблемы. Ни один вертолет на острове не может подняться в воздух. Военврачи будут сброшены с транспортного самолета. -- Поймите, нужны вертолеты. Уцелевших надо будет вывезти оттуда. И самое главное, адмирал, я должен возглавить поиск. Повторяю, я должен возглавить поиск. Место крушения невидимо с воздуха. Ваша поисковая партия потратит на это дни, и не найдет ничего. Питт почувствовал, как Сандекер помрачнел на том конце. Он долго молчал. Затем медленно, подчеркивая каждое слово, произнес: -- Ответ на твою просьбу отрицательный. На острове семь вертолетов. Три принадлежат Военно-Воздушным Силам, четыре -- поисковой и спасательной службе. Все эти вертолеты на ремонте.-- Сандекер помолчал, а затем также медленно произнес: -- Может быть, это далеко от истины, но нашим людям и правительству кажется, что попахивает саботажем. --