Оцените этот текст:


   -----------------------------------------------------------------------
   Spellcheck by HarryFan
   -----------------------------------------------------------------------




   Это был один из  смешанных  кварталов  на  Сентрал  Авеню,  за  которым
начинались кварталы  уже  сплошь  негритянские.  Я  только  что  вышел  из
небольшой, на три кресла, парикмахерской, где по предположению шефа  моего
агентства мог работать Дмитриос Алеидис.
   Дело для меня было плевое, так себе. Не дело, а дельце. Жена этого типа
заявила, что не пожалеет денег, лишь бы вернуть его домой. Сумму,  правда,
назвала скромную. Я же так и  не  нашел  парикмахера  Алеидиса,  и  миссис
Алеидис так мне ничего и не заплатила.
   Был теплый день конца марта, и  я  стоял  возле  парикмахерской,  глядя
вверх на выпуклые неоновые буквы - "Флорианс".  Так  назывался  магазин  с
баром на втором этаже. На расстоянии футов десяти от меня  стоял  какой-то
человек и тоже глазел на эту вывеску. Потом, переведя  взгляд  на  пыльные
окна, он  не  шевелился  и  на  них  взирал  некоторое  время  с  какой-то
восторженностью,  словно  эмигрант-рабочий,   впервые   увидевший   статую
Свободы.
   Человек был огромных размеров, но не более шести футов  и  пяти  дюймов
ростом и, пожалуй, не шире, чем пивная бочка. Руки его свободно висели  по
бокам в толстых пальцах дымилась забытая сигарета.
   Проходившие мимо негры бросали на него быстрые, любопытные взгляды.  Он
стоил этого.  На  нем  были  серые  фланелевые  широченные  брюки,  грубая
спортивная куртка  серого  цвета  с  мячами  для  гольфа  вместо  пуговиц,
коричневая рубашка, желтый галстук и из крокодиловой кожи туфли  с  белыми
вставками на носах. Из нагрудного кармана каскадом ниспадал платок  такого
же ярко-желтого цвета, как и  галстук.  В  довершение  костюма  на  черной
кучерявой голове косо сидела изрядно потрепанная шляпа, за  ленту  которой
была  заткнута  пара  разноцветных  перьев,  но  они  казались  откровенно
лишними. Даже на Сентрал Авеню, видевшей самые экстравагантные наряды,  он
выглядел  настолько  естественно,  насколько   естественен   тарантул   на
праздничном пироге.
   Кожа его лица была бледна, и ему не мешало бы побриться. Маленькие  уши
выглядели слишком изящными  для  человека  таких  размеров,  а  в  глазах,
спрятавшихся под тяжелыми, почти сросшимися на широкой переносице бровями,
просматривался блеск, похожий на слезы, что часто встречается у сероглазых
людей. Он еще долго стоял неподвижно, как статуя.
   Наконец, улыбнувшись, он не спеша прошел по  тротуару  к  двустворчатой
двери, закрывавшей лестницу на второй этаж. Прежде чем толкнуть дверь,  он
окинул улицу безразличным взглядом.
   Если бы он был не таким громадным и  не  был  так  броско  одет,  я  бы
подумал, что он собирается ограбить магазин. Но не в этой же одежде, не  в
этой шляпе и не с таким же телосложением!
   Он  вошел  в  подъезд.  Двери,  совершив  несколько  колебаний,   почти
возвратились на место, как вдруг  резко  распахнулись  наружу,  и  что-то,
неопределенной тенью пролетев через тротуар, гулко приземлилось на асфальт
между двумя припаркованными машинами, издав высокий  пронзительный  вопль,
похожий на визг загнанной в угол крысы. В следующее мгновение оно медленно
поднялось, подобрало шляпу и нетвердо шагнуло на тротуар. "Оно"  оказалось
худым, узкоплечим,  смуглым  юнцом  в  сиреневом  костюме  с  гвоздикой  в
петлице. У парня были  блестящие  гладко  зачесанные  назад  иссиня-черные
волосы. Из открытого  рта  с  минуту  доносился  жалобный  вой.  Затем  он
небрежно надел шляпу  и  косолапо,  бочком  направился  к  стене.  Заметив
рассеянно смотрящих на него людей, внезапно повернул и  медленно  поплелся
вдоль квартала.
   Движение пешеходов возобновилось. Я  подошел  к  подъезду.  Происшедшее
меня не касалось, а поэтому я толкнул двери и заглянул вовнутрь. В тот  же
момент из полумрака возникла рука,  в  которой  я  весь  мог  поместиться.
Ручища метнулась к моему плечу и, больно его сдавив, тут же  втянула  меня
через распахнувшиеся двери  и  поставила  на  нижнюю  ступеньку  лестницы.
Глубокий мягкий голос произнес:
   - Здесь цветные, а? Я хочу знать, приятель.
   Было темно и тихо. Лишь сверху доносились неясные звуки, но на лестнице
мы были одни. Большой человек торжествующе уставился  на  меня,  продолжая
терзать мое бедное плечо.
   - Одного цветного я только что вышвырнул, - сказал он. - Ты видел,  как
я его вышвырнул?
   И отпустил мое плечо. Кость, похоже, была цела, но рука онемела.
   - Это такое место, - ответил я, потирая плечо. - А ты чего ожидал?
   - Не говори так, приятель, -  мягко,  как  тигр  после  сытного  обеда,
мурлыкал огромный человек, - Велма всегда работала здесь. Маленькая Велма.
   Он снова протянул руку к моему плечу. Я попытался увернуться, но он был
быстр, как кошка. Он начал "жевать" мои мышцы своими железными пальцами.
   - Да, - повторил он, - маленькая Велма. - Я не видел ее восемь лет. Так
ты говоришь, что здесь сборище цветных?
   Я пробурчал, что да.
   Он поднял меня двумя ступеньками выше.  Я  пытался  вывернуться,  найти
пространство для локтя. Пистолета  у  меня  не  было.  Для  наблюдения  за
Димитриосом Алеидисом он не  требовался.  Я  сомневался  и  сейчас  в  его
пользе. Огромный человек запросто отобрал бы его у меня.
   - Поднимись наверх и посмотри сам, - сказал я, пытаясь сдержать боль.
   Он равнодушно посмотрел на меня грустными серыми глазами и  оставил,  в
который уже раз, мое плечо в покое.
   - Со мной все в порядке, - сказал он. - Я бы не хотел, чтобы кто-нибудь
ссорился со мной. Давай пойдем наверх и, может, чего-нибудь погрызем.
   - Они тебя не обслужат. Я сказал тебе, здесь цветной притон.
   - Я не видел Велму  восемь  лет,  -  сказал  он  печальным  до  жалости
голосом. - Восемь долгих лет прошло с тех пор, как мы попрощались. Она  не
писала мне шесть. Но у нее, возможно, есть причины. Она красивая...  Давай
мы с тобой пойдем наверх, а?
   - Хорошо! - проорал я. - Я поднимусь  с  тобой.  Только  прекрати  меня
носить. Дай мне идти самому. Я же в порядке!  И  уже  совсем  взрослый.  В
ванную хожу один, и все такое. Не носи меня!
   - Маленькая Велма работала здесь, - твердил он мягко.
   Он меня совсем не слушал. И мы пошли вверх по лестнице.  Плечо  болело.
Шея взмокла.





   Еще одни двустворчатые двери отделяли верх лестницы от того,  что  было
за ними.  Большой  человек  легко  толкнул  их  пальцами,  и  мы  вошли  в
помещение. Это была длинная узкая  комната,  не  очень  чистая,  не  очень
светлая, не очень бодрящая. В  углу  у  кассового  стола  в  конусе  света
торговались и болтали негры. По правую сторону  вдоль  стены  располагался
бар. Остальную часть комнаты  занимали  маленькие  круглые  столики.  Было
несколько покупателей, мужчин и женщин. Все негры.
   Болтовня у прилавка прекратилась. Наступила внезапная тишина,  тяжелая,
как в, затонувшей лодке. На нас смотрело несколько  пар  коричневых  глаз,
сидящих  на  лицах  от  серого  до  черного  цвета.   Головы   посетителей
"Флорианса"  медленно  развернулись  в  нашу  сторону,  глаза,   враждебно
сверкнув, уставились в зловещей тишине на представителей другой расы.
   Грузный,  толстошеий  негр  с  розовыми   подвязками   на   рукавах   и
бело-розовыми подтяжками через широкую спину опирался  о  стойку  бара.  У
него на лбу было написано, что это вышибала. Он лениво повернулся  и  стал
смотреть на нас, облизывая широким языком  толстые  губы.  Его  лицо  было
измочалено так, что казалось,  по  нему  били  всем,  чем  угодно,  кроме,
пожалуй, ковша экскаватора.  Оно  было  расплющено,  избито,  изрубцовано.
Этому лицу нечего было бояться. С ним было проделано все, до  чего  только
можно додуматься.
   В коротких, вьющихся кольцами волосах проглядывала седина. Одно ухо без
мочки. Негр был  высок  и  необъятен.  Громадные  тяжелые  ноги  выглядели
немного кривыми, что в общем-то необычно для негра. Он подвигал языком еще
немного, улыбнулся и, сдвинув с места свое  тело,  пошел  к  нам  походкой
борца, слегка приседая. Большой человек молча ждал его.
   Негр с розовыми подвязками на рукавах положил массивную коричневую руку
на грудь большого человека. Но там пятерня выглядела экзотической  брошью.
Не более того. Большой человек не шелохнулся. Вышибала улыбнулся:
   - Не для белых, братишка. Это для цветных. Сожалею.
   Большой  человек  задвигал  маленькими   серыми   печальными   глазами,
осматривая комнату. Щеки его слегка порозовели.
   - Слушайте внимательно, - зло и очень тихо сказал он. И возвысил голос:
- Внимательно! Где Велма? - спросил он у вышибалы.
   Вышибала перестал улыбаться. Он изучал одежду  большого  человека,  его
коричневую рубашку и желтый галстук, грубую куртку и белые мячики на  ней.
Он поворачивал свою крупную голову и изучал все это под разными углами. Он
посмотрел вниз на крокодиловые туфли. Казалось, его это  забавляет.  И  он
деликатно, но посмеивается над увиденным. Мне стало его немного  жаль.  Но
негр снова вежливо заговорил:
   - Ты говоришь,  Велма?  Нет  здесь  Велмы,  братишка.  Ни  выпивки,  ни
девочек, ничего. Проваливай, приятель, проваливай!
   - Велма здесь работала! - настаивал большой человек. Он произносил  это
точно во сне или как будто был один в лесу, где собирал фиалки. Я полез за
платком, чтобы вытереть вспотевшую шею.
   Вышибала неожиданно рассмеялся.
   - Конечно, - сказал он, бросая  быстрый  взгляд  через  плечо  на  свою
публику. - Велма здесь работала. Но Велма не работает  здесь  больше.  Она
уволилась. Давай, давай!
   - Было бы неплохо, если  бы  ты  убрал  свою  чертову  пятерню  с  моей
рубашки, - сказал большой человек.
   Вышибала нахмурился. Он не привык, чтобы с ним здесь так разговаривали.
Он убрал руку с рубашки и словно удвоил ее, сжав в  кулак,  по  размеру  и
цвету похожий на баклажан. Очевидно, он должен был принять во внимание то,
что публика ценила его именно за крутые меры. Он принял это во внимание  и
совершил ошибку.
   Сильно и коротко выбросив кулак внезапным локтевым  рывком,  он  ударил
большого человека сбоку в челюсть. Легкий вздох прошелся по комнате.
   Это был хороший  удар  с  резким  поворотом  тела.  Чувствовалось,  что
человек, который его провел, имел богатый  опыт.  Однако  большой  человек
сдвинул голову не более, чем на дюйм. Он даже не пытался блокировать удар.
Он принял его равнодушно, слегка встряхнулся и схватил вышибалу за горло.
   Вышибала попытался стукнуть его коленом в пах. Большой  человек  согнул
вышибалу, перевернул его и правой рукой схватил за пояс. Пояс лопнул,  как
жилка в руках мясника. Тогда большой человек поднял вышибалу  на  огромных
ручищах и швырнул его через  комнату.  Три  человека  успели  отскочить  с
дороги. Вышибала перелетел  через  стол  и  с  таким  треском  врезался  в
плинтус, что  этот  грохот,  должно  быть,  слышали  в  Денвере.  Вышибала
судорожно подергал ногами и затих.
   -  Некоторые  парни,  -  сказал  большой  человек,  -  имеют   неверное
представление о том, когда показывать свою силу, - он повернулся ко мне. -
Да-а, - сказал он. - Давай-ка забросим чего-нибудь в клюв.
   Мы подошли к стойке. Покупатели, по одному, по  двое  стали  беззвучно,
как тени на траве, дрейфовать по полу через дверь  к  лестнице.  Они  даже
придерживали створки дверей, чтобы те не ходили туда-сюда.
   Мы облокотились о стойку.
   - Лимонный коктейль, - сказал большой человек. - Заказывай и ты.
   - Мне тоже сауэр, - сказал я.
   Большой  человек  вылакал  коктейль  с  безразличным  видом.  Он  важно
посмотрел на бармена, худого, озабоченного негра в  белой  куртке.  Бармен
двигался так, как будто ноги ему причиняли лишь неприятности.
   - Ты знаешь, где Велма?
   - Вы говорите Велма? - захныкал  бармен.  -  Я  ее  здесь  не  видел  в
последнее время. Это точно.
   - Сколько ты здесь?
   - Сейчас прикину, - положил полотенце, наморщил лоб и начал считать  на
пальцах. - Около десяти месяцев. Нет, я полагаю, около года. Около.
   - Да сообразишь ты, наконец, сколько? - перебил большой человек.
   Бармен вытаращил глаза, и его кадык  затрепыхался,  как  обезглавленный
цыпленок.
   - Сколько времени этому  цветному  курятнику?  Ну,  сколько?  -  угрюмо
настаивал большой человек.
   - Что вы говорите?
   Большой человек выставил кулак, в котором  стакан  полностью  исчез  из
виду.
   - Пять лет, по крайней мере, - сказал я. -  Этот  парень  скорее  всего
ничего не знает о белой девушке по имени Велма. Да и никто здесь не знает.
   Большой человек посмотрел на меня так, как будто я только что вылупился
из яйца. Коктейль не улучшил его настроения, а тем более его характер.
   - Какого черта ты всовываешь свою морду в разговор? - спросил он меня.
   Я улыбнулся, изобразив широкую теплую дружескую улыбку:
   - Я - парень, с которым ты сюда пришел. Помнишь?
   Он ухмыльнулся ровной ухмылкой без смысла.
   - Лимонный  коктейль!  -  сказал  он  бармену.  -  Взбивай  так,  чтобы
вывалились все блохи из твоих штанов. Работай!
   Бармен засуетился, вращая глазами.
   Я повернулся спиной к стойке и оглядел комнату. Сейчас она была  пуста,
если не считать большого человека,  бармена  и  меня,  а  также  вышибалу,
распластавшегося у стены. Он  шевелился.  Преодолевая  боль,  медленно,  с
усилием двигался - полез вдоль плинтуса,  как  муха  с  одним  крылом.  Он
двигался позади столов, внезапно постаревший,  внезапно  разочаровавшийся,
усталый человек. Бармен поставил еще два сауэра. Я  повернулся  к  стойке.
Большой человек бросил беглый взгляд на  ползущего  вышибалу  и  более  не
обращал на него внимания.
   - Здесь ничего не осталось от кабачка, - пожаловался он. -  Здесь  были
небольшая сцена и  оркестр  и  очаровательные  комнатки,  где  парень  мог
развлечься. Здесь пела Велма. Она была  рыжеволосой.  Соблазнительна,  как
кружевные панталоны. Мы должны были пожениться,  когда  на  меня  повесили
дело.
   Я взялся за второй сауэр. Мне стало надоедать это приключение.
   - Какое дело? - спросил я.
   - Где, ты думаешь, я был восемь лет?
   - Ловил бабочек.
   Он ткнул себя в грудь указательным пальцем, похожим на банан.
   - Мэллой мое имя. Меня звали "Лось Мэллой" из-за моих габаритов. Дело о
банке Грейтбенд. Сорок кусков. Сольная работа. Это ведь что-то?
   - А теперь ты собираешься их потратить?
   Он впервые посмотрел на меня острым взглядом. Позади нас раздался  шум.
Это вышибала встал на ноги. Слегка покачиваясь, сделал шаг, другой. Взялся
за ручку двери, темневшей за прилавком у кассового стола. Открыл  дверь  и
как провалился за нее. Дверь захлопнулась, щелкнул замок.
   - Куда это он? - на сей раз настороженно поинтересовался Лось Мэллой.
   Бегающие глаза бармена с трудом сфокусировались на двери, через которую
проковылял вышибала.
   - Это... Это офис мистера Монтгомери, сэр. Он  -  хозяин.  У  него  там
офис.
   - Он, наверное, знает про Велму, - сказал  большой  человек.  Он  выпил
залпом свою порцию. - Пусть пораскинет мозгами. Еще два стакана того же!
   Большой человек медленно пересек комнату легкой от  коктейля  походкой,
без забот об окружающем мире. Его  огромная  спина  закрыла  дверь.  Дверь
оказалась запертой. Мэллой потряс ее, и кусок панели  отлетел  в  сторону,
дверь открылась. Он прошел в офис хозяина "Флорианса",  аккуратно  прикрыв
за собой дверь. Наступила тишина, я смотрел на бармена. Бармен смотрел  на
меня. Его взгляд стал задумчивым. Он полировал тряпкой прилавок,  опершись
на него свободной рукой, и вздыхал.
   Я потянулся через стойку и взял  бармена  за  руку.  Она  была  тонкой,
хрупкой.
   Стараясь улыбнуться, я спросил:
   - Что у тебя там, за прилавком, дружище?
   От волнения  он  облизывал  губы  и  ничего  не  говорил.  Потное  лицо
сделалось мрачным.
   - Это крутой  парень,  -  сказал  я.  -  И  от  выпивки  он  становится
неудержимым. Он ищет девушку, которую знал  когда-то.  Раньше  здесь  было
белое заведение. Понял?
   Бармен продолжал облизывать губы.
   - Он был очень далеко долгое время, - сказал я. - Восемь лет.  Кажется,
он не осознает, как это долго, хотя, я полагаю, это для него полжизни.  Он
думает, что люди должны знать, где его девочка. Понял?
   Бармен медленно сказал:
   - Я думал, ты с ним.
   - Мне никто не мог помочь. Он задал вопрос там,  внизу,  а  за  ответом
притащил меня сюда. Я никогда не видел его раньше. Так что у тебя там,  за
прилавком?
   - Есть обрез, - выдохнул бармен.
   - Тес. Это незаконно, - прошептал я. -  Послушай,  мы  -  вместе.  Есть
что-нибудь еще?
   - Есть револьвер, - сказал бармен. - В коробке  из-под  сигар.  Отпусти
мою руку!
   - Это хорошо, - сказал я. Оказывается, я в течение разговора держал его
за руку. - Теперь отодвинься немного в сторону. Еще  не  время  вытягивать
артиллерию.
   - Ты говоришь, - хмыкнул бармен. - Говоришь...
   Он  замолк.  Его  глаза  вновь  бешено  завращались.   Голова   странно
задергалась.
   Из-за темной двери  донесся  глухой  короткий  звук.  Может  быть,  это
хлопнула дверь. Но я не думал, что это так. Бармен, похоже, тоже не думал,
что это дверь.
   Мы замерли, прислушиваясь. Никаких звуков! Я быстро  рванулся  к  концу
прилавка. Поздно!
   Дверь с треском распахнулась, и вошел Лось Мэллой. Он застыл  у  кассы,
ноги, как деревья, вросли в пол, на побледневшем лице непонятная  гримаса,
похожая на ухмылку, а может, на оскал.
   Армейский кольт 45 калибра выглядел игрушкой в его руке.
   - Не пытайтесь  баловаться,  -  сказал  он  спокойно,  по-домашнему.  -
Заморозьте руки на стойке.
   Бармен и я положили руки на стойку.
   Лось Мэллой пошарил взглядом по комнате и,  бесшумно  передвигая  ноги,
пересек ее поперек. Теперь он выглядел  человеком,  способным  взять  банк
одной левой даже в этой кричащей одежде.
   Вот он подошел к стойке.
   - Подыми руки, черномазый! -  сказал  он  почти  нежно.  Бармен  высоко
поднял руки. Большой человек шагнул мне  за  спину  и  тщательно  прощупал
одежду левой рукой. Его дыхание обжигало мне шею. Потом оно отдалилось.  И
я услышал: - Мистер Монтгомери не знал, где Велма.  Он  пытался  объяснить
мне это.
   Я  осторожно  повернулся  и  посмотрел  на  Мэллоя.  Его  тяжелая  рука
поглаживала пистолет.
   - Да, - сказал он, - ты знаешь меня. Ты  не  забудешь  меня,  приятель.
Скажи этим придуркам, чтоб не теряли нюха.
   Он потряс пистолетом.
   - Ну, пока, гнилушки. Мне надо поймать машину.
   И пошел к выходу.
   - Ты не заплатил за выпивку, - сказал я.
   Он остановился, посмотрел на меня, прищурив левый глаз, словно целясь.
   - Я не собираюсь вымогать, но, может, у  тебя  что-нибудь  найдется,  -
сказал Мэллой и проскользнул через двустворчатые двери. Его шаги зазвучали
отдаленно. Он спускался вниз по лестнице.
   Бармен стоял, ссутулившись. Я перепрыгнул за стойку  бара  и  оттолкнул
его. Обрезанное ружье, укрытое полотенцем, лежало на полке под стойкой. За
ним была сигарная коробка. В коробке - автоматический пистолет 38 калибра.
Я взял и то и другое. Бармен прижался спиной к бутылкам,  стоявшим  рядами
на полках.
   Я прошел к распахнутой двери, что рядом с кассовым  столом.  За  дверью
был слабо освещенный коридор. Вышибала растянулся на полу без сознания,  с
ножом, зажатым в руке. Я нагнулся, высвободил нож из ослабевшей безвольной
ладони и отбросил его подальше. Вышибала тяжело дышал.
   Я перешагнул через него и открыл дверь с надписью  "Офис".  В  кабинете
возле окна стоял большой обшарпанный стол. В  кресле  неестественно  ровно
сидел человек. Голова его была  так  сильно  запрокинута  назад,  что  нос
указывал на верхнюю часть окна. Ящик письменного стола был выдвинут. В нем
виднелась газета с масляным  пятном  посередине.  Вероятно,  отсюда  взяли
пистолет. Идея показалась  бы  хорошей,  однако  поза  мистера  Монтгомери
доказывала, что она была неверна.
   На столе стоял  телефон.  Я  положил  обрез,  подошел  к  двери,  чтобы
запереть ее, прежде  чем  позвонить  в  полицию.  Я  чувствовал,  что  так
безопаснее, да и мистер Монтгомери, кажется, не возражал.
   Когда на лестнице раздались шаги ребят из патрульной службы, вышибала и
бармен  исчезли,  и  на  месте  происшествия   я   оказался   единственным
свидетелем.





   Дело к расследованию взял человек по имени Налти, брюзга с узким ртом и
длинными руками, которые во время нашего разговора он держал сложенными на
коленях. Лейтенант Налти - следователь, приписанный к  подразделению  77-й
улицы. Мы беседовали в пустой комнате: два столика у противоположных  стен
- вся его мебель. Пространство между столами  позволяло  передвигаться  по
комнате, правда,  если  два  человека  не  пытались  ходить  одновременно.
Грязный коричневый линолеум покрывал пол, запах  старых  окурков  висел  в
воздухе.
   Рубашка Налти была изрядно потертой,  а  рукава  куртки  подвернуты  на
запястьях. Он выглядел достаточно бедным, чтобы казаться  честным,  однако
он не выглядел человеком, способным разобраться с Лосем.
   Он зажег половину сигары и швырнул спичку  на  пол,  где  уже  валялась
дюжина их с обгорелыми головками. Огорченно сказал:
   - Еще одного черного пришили. А мне теперь  возись!  Вот  чего  я  стою
после 18 лет работы в полицейском  управлении.  Как  зацепить  убийцу?  Ни
фотографии, ни даже четырех строк в разделе "Разыскивается"!
   Я ничего не сказал. Он взял мою визитку, повертел перед носом и швырнул
обратно.
   - Филип Марлоу, частный детектив. Один из тех парней,  а?  Господи,  ты
выглядишь вполне круто. Что ты делал все это время?
   - Какое время?
   - Все, все время, пока Мэллой сворачивал шею этому черномазому.
   - О, это произошло в другой комнате, - сказал я. - И Мэллой не  сообщил
мне, что свернет кому-нибудь шею.
   - Давай, давай издевайся, - огорченно сказал Налти. - Еще  один  шутник
нашелся. А что еще делать? Бедный Налти! Давай, запусти в меня еще парочку
острот. Если надо посмеяться - Налти к вашим услугам.
   - Я не пытаюсь подшучивать, - сказал я. - Все именно так и происходило.
   - О, конечно, - сказал Налти через пелену табачного дыма. - Это  я  был
там и все видел, не так ли? У тебя не было револьвера?
   - Не для этой работы.
   - А для какой?
   - Я искал парикмахера, который сбежал от жены.  Она  считала,  что  его
можно было бы уговорить вернуться домой.
   - Ты говоришь о черном?
   - Нет, тот грек.
   - О'кей, - сказал Налти и плюнул в мусорную корзину. - О'кей!  А  потом
ты встретил этого верзилу.
   - Я уже рассказал. Я случайно там оказался. Я же по глупости сунул нос,
чтобы выяснить, в чем дело. А он втащил меня на лестницу.
   - Он угрожал тебе оружием?
   - Нет, тогда у него его еще не было. По крайней мере, он не  показывал.
Вероятно, он отобрал револьвер у  Монтгомери.  Он  просто  поднял  меня  и
втащил.
   - Не знаю, - сказал Налти. - Кажется, он поднял тебя слишком легко.
   - О'кей! - теперь уже сказал я. - Зачем спорить? Я видел этого парня, а
ты нет. Он может тебя или меня вместо наручных часов носить.  Я  не  знал,
что он убил кого-то перед тем, как уйти. Я слышал выстрел, но  думал,  что
кто-то испугался и выпалил в Мэллоя, а Мэллой у того отобрал пушку.
   - А почему тебе в голову пришла  именно  эта  мысль?  -  почти  вежливо
спросил Налти. - Он ведь и банк брал с пушкой, не так ли?
   - Не в такой одежде ходят убивать. Нет, нет, только не в  этом  наряде.
Он искал Велму, девушку, которую близко знал до того как его  посадили  за
банк. Она работала во "Флориансе" или как он там назывался  раньше,  когда
был для белых. Да вы, лейтенант, возьмете его!
   - Конечно, - сказал Налти. - С такими-то размерами и  в  таком  наряде!
Легко схватим.
   - Возможно, у него есть другой костюм, - предположил я, - и  машина,  и
укрытие, и друзья, и деньги. Но вы возьмете его.
   Налти снова сплюнул в корзину.
   - Я возьму его, - сказал он,  -  когда  у  меня  вырастут  новые  зубы.
Сколько ребят дали на это дело? Одного! Послушай, ну почему?  И  почему  в
газетах не отводят места для наших объявлений?
   - Может, этого Мэллоя отпустили  под  честное  слово,  -  сказал  я.  -
Ниточка,  но  проследить  не  мешало  бы.   Только   обращайтесь   с   ним
повнимательнее, иначе он вырубит  парочку  твоих  патрульных.  Вот  тогда,
может, и напечатают в газетах.
   - В таком случае у меня больше дел не будет, подамся в  безработные,  -
усмехнулся Налти.
   Зазвонил телефон. Налти ответил и печально заулыбался. Положив  трубку,
быстро записал что-то в настольный блокнот. В его глазах был слабый  свет,
как свет из глубины пыльного коридора.
   - Черт, они нашли. Звонили из архива. Нашли его пальчики, фотографии  и
все такое. Господи, это уже что-то. Боже мой, вот  это  человек!  Шесть  с
половиной футов, двести шестьдесят четыре  фунта  без  галстука!  Да,  это
парень! Ладно, черт с ним. Они обещали о нем  передать  сейчас  по  радио.
Возможно, в конце списка угнанных автомобилей. Делать нечего, будем ждать,
- он бросил сигару в пепельницу.
   - Попытайтесь найти Велму, - сказал я. - Мэллой будет искать ее. С  нее
же все и началось. Поговорите с ней.
   -  Ты  и  займись  девицей,  -  посоветовал  Налти.  -  Я  не   был   в
увеселительных заведениях двадцать лет.
   - О'кей, - сказал я, встал и направился к двери.
   - Эй, минутку! - крикнул Налти. - Я пошутил. Ты ведь не очень занят, не
так ли?
   Я остановился, разминая сигарету, смотрел на него и ждал.
   - Я думаю, у тебя есть время последить за этой дамой? Ты подал неплохую
мысль. И должен выяснить кое-что.
   - А что это мне дает?
   Он печально  развел  руками.  Его  улыбка  была  хитра,  как  сломанная
мышеловка.
   - Ты бывал в переделках?  Не  говори  нет.  От  наших  ребят  я  слышал
обратное. И думаю, тебе не повредит напарник.
   - Но что мне-то хорошего от того?
   - Послушай, - настаивал Налти. - Я обычный парень. Но любой  парень  из
нашего департамента может сделать тебе много хорошего.
   - Платите деньгами или дружеской любовью?
   - Никаких денег, - нахмурился Налти, наморщив грустный  желтый  нос.  -
Мне хочется немного доверия.  Жить  стало  тяжелей.  Я  не  забуду  этого,
приятель. Никогда.
   Я взглянул на часы.
   - О'кей! Договорились. Если я теперь о чем и буду думать, то  только  о
твоих проблемах. Когда принесут фото Лося, я его опознаю. Но это уже будет
после обеда.
   Мы пожали друг другу руки, я пошел через холл,  выкрашенный  в  грязные
тона, и спустился по лестнице к фасаду здания, где стояла моя машина.
   Прошло два часа с тех пор,  как  Лось  Мэллой  ушел  из  "Флорианса"  с
армейским кольтом в руке. Я пообедал в аптеке, купил пинту виски и  поехал
на восток к Сентрал Авеню, на Сентрал  повернул  на  север.  У  меня  было
предчувствие, такое же неясное, как волны тепла, пляшущие над тротуаром.
   Я бы не взялся за это дело, если бы  не  любопытство.  Даже  бесплатная
работа вносила разнообразие в жизнь.





   "Флорианс", конечно же, был закрыт. Напротив магазина в  машине,  читая
газету  одним  глазом,  сидел  явный  сыщик.  Я  не   знаю,   почему   они
беспокоились. Вышибалу и бармена не нашли. Никто  из  квартала  ничего  не
знал ни о них, ни о Лосе.
   Я медленно проехал мимо, припарковался  за  углом  и  стал  осматривать
негритянскую  гостиницу,  расположенную  через  квартал  по  диагонали  от
"Флорианса", за ближайшим перекрестком. Она называлась "Отель Сан-Суси". Я
вышел из машины, постоял на перекрестке и решительно зашагал к гостинице.
   Два ряда тяжелых пустых стульев смотрели друг на  друга  через  полоску
желто-коричневого  ковра.  В  глубине,  за  деревянной  стойкой,  виднелся
массивный стол. За столом в полумраке  сидел  лысый  человек  с  закрытыми
глазами и мирно сомкнутыми на крышке стола мягкими коричневыми руками. Он,
казалось, крепко спал. Обвислый подбородок уютно  устроился  на  галстуке,
чистые руки с маникюром на розовых ногтях неподвижны. Старомодный  галстук
с широкими концами выглядел так, будто его повязали году в  1880.  Зеленый
камень на галстучной заколке был все  же  поменьше  яблока.  Металлическая
рельефная табличка у его локтя гласила: "Этот отель находится под  защитой
объединенной международной корпорации гостиниц".
   Когда  коричневый  мужчина  открыл  один  глаз  и  задумчиво  на   меня
посмотрел, я указал на табличку:
   - Я инспектор из ОЗГ. Есть трудности?
   ОЗГ означает Отдел  защиты  гостиниц.  Это  один  из  отделов  крупного
агентства, следящего за людьми с фальшивыми чековыми книжками и теми,  кто
покидает гостиницы  по  черной  лестнице,  оставив  неоплаченные  счета  и
подержанные чемоданы, набитые кирпичами.
   - Трудности, братец, - громко  сказал  клерк  высоким  голосом,  -  это
всегда что-то свеженькое, их не предугадаешь.
   Понизив голос на четыре или пять делений октавы, добавил:
   - Как, ты сказал, твое имя?
   - Марлоу, Филип Марлоу...
   - Хорошее имя, братец. Чистое и бодрое. Ты сегодня выглядишь  в  полном
порядке, - он еще понизил голос. - Но ты не из ОЗГ.  Ни  одного  не  видел
оттуда, никогда.
   Лысый негр разнял руки и вяло показал на табличку:
   - Это подержанная табличка. Я ее купил для солидности.
   - О'кей, - сказал я. И, слегка склонясь над стойкой, стал вращать на ее
обшарпанной поверхности полудолларовую монету.  -  Слышал,  что  случилось
сегодня утром во "Флориансе"?
   - Братец, я забыл, - теперь оба его глаза были широко открыты и  он  не
отрываясь смотрел на световое пятно, создаваемое вращающейся монетой.
   - Убрали босса, - сказал я. -  Человека  по  имени  Монтгомери.  Кто-то
свернул ему шею.
   - Упокой господь его душу, братец, - голос стал еще тише. - Фараон?
   - Частный детектив.
   Поизучав меня пару секунд, он закрыл глаза и  задумался.  Вскоре  опять
открыл и вновь уставился на монету.
   - Кто это сделал? - еле слышно спросил он. - Кто расправился с Сэмом?
   - Крутой  парень,  недавно  из  тюрьмы.  Он  страшно  расстроился,  что
"Флорианс" - заведение не для  белых.  А  ведь  когда-то,  кажется,  было,
Может, ты помнишь?
   Он ничего не сказал. Монета, перестав вращаться, с легким звоном  упала
с ребра и затихла на стойке.
   - Заказывай музыку, - сказал я. - Я прочту тебе  главу  из  Библии  или
куплю выпить. Скажи только, что предпочитаешь?
   - Братец, я предпочитаю читать  Библию  в  кругу  семьи,  -  его  яркие
лягушачьи глаза были спокойны.
   - Может быть, ты только что из-за обеденного стола? - спросил я.
   - Обед, - ответил он, - это то, от чего человек моей комплекции  обычно
стремится воздержаться, - голос понизился до шепота. - Заходи сюда, на эту
сторону.
   Я зашел и вытащил из кармана плоскую бутылку с виски,  поставил  ее  на
стол.  Лысый  согнулся,  рассматривая  этикетку  на  бутылке.  Он  остался
доволен.
   - Братец, этим ты ничего не купил, - сказал он. -  Однако  мне  приятно
немного поддать в твоей компании.
   Он открыл бутылку, поставил два маленьких стаканчика на стол и налил  в
них до самой кромки. Поднял один стаканчик, понюхал и, оттопырив  мизинец,
вылил виски в глотку. Удовлетворительно почмокал толстыми губами, кивнул и
сказал:
   - Налито из верной бутылки, братец. Чем могу быть тебе  полезен?  Здесь
нет ни трещинки на тротуаре, которую я бы не знал по имени.
   Я рассказал ему, что случилось  во  "Флориансе".  Он  смотрел  на  меня
торжественно и покачивал лысой головой.
   - Милое тихое местечко содержал Сэм, - сказал он. - За последний  месяц
там никого не зарезали. И на тебе!
   Он снова наполнил свой стаканчик.
   - Когда шесть или восемь лет назад "Флорианс" был белым заведением, как
оно называлось? Я полагаю, что оно имело  то  же  название,  иначе  Мэллой
что-нибудь сказал бы по этому поводу. Но кто управлял им?
   - Ты меня удивляешь, братец. Имя  этого  грешника  было  Флориан.  Майк
Флориан...
   - А что случилось с Майком Флорианом?
   Лысый широко развел  мягкие  коричневые  руки.  Его  голос  опять  стал
излишне громким, хотя и звучал грустно.
   - Отправился к праотцам, братец, лет пять назад, в 1934-м  или  1935-м,
точно не помню.  Растраченная  жизнь,  братец.  Говорят,  испортил  почки.
Безбожный человек падает, как бык без рогов, братец. Правда, там, наверху,
может, и его ожидает милость, - голос клерка  достиг  делового  уровня.  -
Черт меня дери, если я знаю, почему он умер.
   - Кого он оставил после себя? И налей еще!
   Он закупорил бутылку и толкнул ее через стол:
   - Перед закатом, братец, хватит двух. Спасибо  тебе,  твой  подход  мне
нравится. Оставил Майк вдову. Звать Джесси.
   - Что с ней случилось?
   - В вопросах, братец, кроется поиск истины. Но о Джесси  я  не  слышал.
Поищи в телефонной книге.
   В мрачном углу вестибюля стояла телефонная будка. Я зашел в нее и  стал
искать имя Джесси Флориан в прикованной цепью  потрепанной  книге.  В  ней
вообще Флорианы не значилось. Я вернулся к столу.
   - Ничего, - сказал я.
   Негр сочувственно нагнулся и  выложил  на  стол  городской  справочник.
Протянул его мне. А сам закрыл глаза. В справочнике я быстро отыскал адрес
вдовы Джесси Флориан: 1644 Вест 54 Плейс.
   Я записал адрес на клочке бумаги и бросил  книгу  обратно  через  стол.
Негр положил ее на место, пожал мне руку и принял ту же позу,  в  какой  я
увидел его, войдя в отель. Веки медленно опустились, и он захрапел.
   Я вышел из отеля "Сан Суси" и направился к своей машине. Все  выглядело
подозрительно легко.





   1644 Вест  54  Плейс  оказался  кирпичным  домом  с  выжженной  солнцем
лужайкой перед ним. Вокруг солидной на вид пальмы  -  голая  площадка.  На
веранде одиноко стояло кресло-качалка. Полуденный ветерок стучал  в  стену
необрезанными  прошлогодними  побегами  какого-то  тропического  растения,
похожего на  бамбук.  На  ржавой  проволоке  во  дворе  болталось  недавно
выстиранное, но отчего-то желтоватое белье.
   Я проехал на квартал дальше, припарковал машину и пошел обратно. Звонок
не работал, и я легонько постучал по деревянной раме с сеткой, закрывавшей
от комаров дверной проем. Послышались шаркающие шаги, дверь отворилась,  и
я за сеткой увидел растрепанную женщину, громко  сморкавшуюся  в  несвежую
тряпицу.  Лицо  ее  было  серым  и  одутловатым.  А  жидкие  волосы   того
неопределенного цвета, что не позволяет сразу ответить, кто  перед  тобой:
шатенка или блондинка, а тем более - рыжая или седая, толстое тело женщины
было спрятано в бесформенный фланелевый халат столетней давности. На ногах
надеты потертые мужские кожаные шлепанцы.
   Я спросил:
   - Миссис Флориан? Джесси Флориан?
   - А-г-а,  -  голос  вытягивал  себя  из  глотки,  как  большой  человек
вытягивал себя из постели.
   - Вы миссис Флориан, чей муж когда-то содержал увеселительное заведение
на Сентрал Авеню? Майк Флориан?
   Она убрала прядь волос за большое ухо. Ее глаза блестели от  удивления.
Она сказала тяжелым сдавленным голосом:
   - Что-о? Вот те раз! Вот уж пять лет, как нет Майка. А вы кто,  как  вы
сказали?
   Сетчатая дверь все еще была закрыта на крючок.
   - Детектив, - ответил я. - И хотел бы получить кое-какую информацию.
   Она с минуту тоскливо  смотрела  на  меня.  Затем  с  усилием  откинула
крючок, открыла дверь и отошла в сторону.
   -  Заходите  тогда.  Я  еще  не  закончила  уборку,  -  заныла  она.  -
Полицейский, а?
   Я вошел в комнату. Большой красивый радиоприемник бубнил в углу  налево
от двери. Из мебели это был единственный приличный  предмет.  Он  выглядел
совсем новеньким. Все остальное было хламом - грязные  стулья,  деревянная
потертая качалка, замызганный стол и диван. Дверь на кухню заляпана узором
от пальцев,  которому  позавидовали  бы  художники-авангардисты.  Лампа  с
когда-то экстравагантным абажуром была теперь  так  же  интересна,  как  и
вышедшая на пенсию проститутка.
   Женщина уселась в качалку и, покачивая ногой в шлепанце, уставилась  на
меня. Я сел на край дивана. Она увидела, что я  смотрю  на  радиоприемник.
Фальшивая искренность, слабая, как китайский чай, появилась в  ее  лице  и
голосе.
   - Вот и вся моя компания, - сказала  она  и  захихикала.  -  За  Майком
ничего нового не тянется, не так ли? Ко мне нечасто заходят полицейские.
   Ее  развязное   хихиканье   выдавало   в   ней   алкоголичку.   Догадка
подтвердилась. Я уперся спиной во что-то  твердое.  Это  оказалась  пустая
бутылка из-под джина. Женщина захихикала еще громче.
   - Это шутка, - наконец сказала она. - Майк мог что угодно натворить. Но
я надеюсь, что там, где он сейчас, достаточно блондинок  подешевле.  Здесь
ему их никогда не хватало.
   - Я думаю больше о рыжеволосой.
   - Полагаю, он мог интересоваться несколькими рыжеволосыми, -  ее  глаза
теперь  казались  не  столь  непонимающими  как  вначале.  -  Я  не   могу
припомнить. Какая-то особенная та рыжая?
   - Да. Девушка по имени Велма. Я не знаю, может, это имя не настоящее. Я
пытаюсь  разыскать  Велму  для  людей,  когда-то  с  ней  связанных.  Ваше
заведение на Сентрал сейчас для цветных, хотя вывеску  и  не  сменили.  И,
конечно же, тамошние люди ничего про Велму не слышали. И  тут  я  вспомнил
про вас.
   - Те люди все эти годы подбирались к  ней.  Не  слишком  ли  поздно  вы
взялись?
   - В дело вовлечены деньги. Не очень большие, правда. Она им нужна из-за
денег. Деньги освежают память. Вот они о ней и вспомнили.
   - Вино тоже освежает, - сказала женщина. - Довольно жарко  сегодня,  не
правда ли? Так вы, значит, полицейский? - глаза  ее  стали  хитрыми,  лицо
внимательным. Нога в мужском тапке больше не покачивалась.
   Я достал из  кармана  пинту  виски,  которую  мы  начали  с  клерком  в
гостинице. Я поставил ее на колено, придерживая ладонью. В глазах  женщины
отразилось недоверие. Затем подозрение, как игривый котенок, вскарабкалось
на ее лицо.
   - Вы не фараон, - убежденно произнесла она.  -  Они  такую  выпивку  не
покупают. Что за отсебятина, мистер?
   Она снова высморкалась в серую  тряпку,  оказавшуюся  несвежим  носовым
платком. Таких грязных платков мне еще не приходилось  видеть.  Ее  взгляд
остановился на бутылке. Подозрение боролось с желанием, желание  победило.
Так всегда бывает.
   - Певичка Велма. Вы ее не знаете? Вероятно, нет. Не думаю, чтоб  успели
так далеко зайти.
   Ее глаза цвета морских водорослей смотрели на бутылку. Обложенный  язык
облизал губы.
   - Парень,  это  -  выпивка,  -  вздохнула  она.  -  Мне,  черт  возьми,
наплевать, кто ты. Только  держи-ка  ее  поосторожней.  Сейчас  нельзя  ее
уронить.
   Она встала и вразвалку вышла из комнаты.  Вернулась  с  двумя  толстыми
грязными стаканами.
   - Ничего больше нет. Это все, что ты принес? - спросила она.
   Я налил ей приличную порцию. Мне  бы  этого  хватило,  чтобы  пробиться
через стену. Она взяла стакан и просто вылила виски в рот, заглотнув,  как
таблетку аспирина. Жадно  посмотрела  на  бутылку.  Я  налил  снова,  себе
поменьше. Она взяла стакан и плюхнулась  в  качалку.  Глаза  ее  почему-то
покоричневели.
   - Парень, эта выпивка тихо умирает вместе со мной, - сказала она. - Так
о чем мы говорили?
   - О рыжей девушке Велме, которая работала в вашем заведении на  Сентрал
Авеню.
   - Да-а, - она выпила второй стакан. Я подошел и поставил бутылку  возле
нее, она вновь потянулась к выпивке. - Да-а. Так кто ты?
   Я вытащил визитку и подал ей. Она прочла, картинно уронила  визитку  на
стол возле себя и поставила на нее пустой стакан.
   - О, частный детектив, ты  говорил  об  этом,  мистер,  -  она  шутливо
погрозила мне пальцем. - Но твоя выпивка говорит, что ты классный парень.
   Она налила себе третий стакан и тут же выпила. Я сидел, мял сигарету  в
пальцах и ждал. Она или знала что-то, или ничего не знала. Если она что-то
знала, то, опять же, либо расскажет, либо нет. Все просто. И я ждал.
   - Симпатичная маленькая рыжеволосая, - медленно начала  она.  -  Да,  я
помню ее. Пение и танцы. Стройные ножки. Щедра она была  на  эти  ножки...
Она куда-то ушла. Откуда же мне знать, куда деваются эти проститутки?
   - Ну, я, честно говоря, и не полагал, что вы знаете, - сказал я. -  Но,
согласитесь, не такое уж плохое решение - прийти и спросить  у  вас,  мисс
Флориан. Берите еще, если виски кончится, я могу сбегать.
   - Вы не пьете, - неожиданно сказала она.
   - А в чем дело?
   - О'кей, - усмехнулась она. - Все фараоны одинаковы. О'кей,  красавчик,
парень, который поит меня, - мой приятель.
   Она потянулась к бутылке,  что  означало  -  она  не  прочь  опрокинуть
четвертую порцию.
   - Мне не следовало бы с  вами  откровенничать.  Но  если  мне  нравится
парень, то мой предел - потолок, - она жеманно улыбнулась.
   О! Она была соблазнительна, как корыто.
   - Держитесь крепче, и не вздумайте наступить на змею,  -  сказала  она,
растянув губы в кислой улыбке. - У меня идея!
   Она  встала  с  кресла-качалки,  чихнула,  почти  потеряв  свой  халат,
запахнула его на животе и холодно уставилась на меня.
   - Не подглядывай, - сказала она и вышла из комнаты, стукнувшись  плечом
о косяк.
   Я слышал ее неуклюжие шаги где-то в глубине дома. И с  улицы  слышались
звуки: во дворе приглушенно скрипела  проволока  с  бельем,  сухие  стебли
уныло  стучали  в  стену,  позванивая  колокольчиком,  мимо  дома   прошел
разносчик мороженого. Большой красивый приемник в  углу  низким  воркующим
голосом нашептывал о танцах и любви.
   Вдруг из другой половины дома донесся грохот. Казалось, что  упал  стул
или  слишком  выдвинутый  ящик  стола.  Затем  раздались  глухие  удары  и
бормотание. Я отчетливо услышал щелчок замка и скрип открываемого ящика. И
вновь треск, грохот. Я встал с дивана, бесшумно  проскользнул  в  короткий
коридор и выглянул из-за косяка открываемой двери.
   Джесси Флориан стояла, качаясь, у комода; открывая ящик с  бельем,  она
вытаскивала из него все подряд, при этом зло отбрасывала  волосы  со  лба.
Она была основательно пьяна. Скорее по  этой  причине  она  опустилась  на
толстые колени, засунула обе руки в ящик и стала что-то нащупывать, Но вот
она поднялась с колен, держа в руках толстый пакет, перевязанный выцветшей
розовой лентой, Непослушными дрожащими пальцами с трудом развязала  ленту,
вытянула из пакета конверт и снова нагнулась, чтобы спрятать его - с  глаз
долой - в правый ящик.
   Я быстренько возвратился  на  диван.  Издавая  хриплые  звуки  и  пьяно
раскачиваясь, миссис Флориан вошла в комнату и остановилась в шаге от меня
с пакетом в руках. Торжествующе улыбнулась, как оскалилась,  и  подбросила
его. Он упал возле моих ног. Миссис вразвалку отошла  к  качалке,  уселась
поудобнее и молча взялась за виски.
   Я поднял пакет с пола, развязал линялую, некогда розовую ленту.
   -  Посмотрите  их,  -  услышал  я  бормотание  несчастной  женщины.   -
Фотографии. Кадры из газет. Никто из этих шлюх не попадал в газеты, только
в случае  привода  в  полицию.  Это  все  люди  из  забегаловки  мужа.  Их
фотографии да свои старые шмотки оставил мне этот ублюдок.
   Я просмотрел пачку фотографий, на которых  были  изображены  мужчины  в
профессиональных позах. Мужчины с острыми хитрыми лицами и  в  ипподромных
одеждах. На некоторых лицах эксцентричный клоунский грим. Плясуны и комики
из окружения бензоколонок. Таков уровень. Не многие  из  них  когда-нибудь
добрались бы до жизни западнее Мэйн Стрит. Их можно  встретить  в  дешевых
фарсах и водевилях, живущими в грязи на грани преступления. Изредка, когда
грязи собиралось больше, чем дозволялось законом, устраивались полицейские
облавы и шумные суды. А  они,  ухмыляясь,  возвращались  снова,  садистски
непристойные и вонючие, как застарелый пот. У женщин были хорошие ноги.  И
женщины выставляли напоказ их и все, что могли. Но лица  их  были  так  же
потерты,  как  старая  кошка  в  книжном  магазине.  Блондинки,  брюнетки.
Огромные томные коровьи глаза. Маленькие острые глазки с дерзкой жадностью
в них. Одно-два лица были откровенно противны. У двух  женщин  могли  быть
рыжие волосы. По фотографиям невозможно определить. Я  просмотрел  их  без
особого интереса и перевязал лентой.
   - Я никого из них не узнаю, - сказал я. - Зачем мне смотреть на них?
   Женщина с вожделением поглядела на бутылку, трясущуюся в ее руке.
   - Не ищешь ли ты Велму?
   - А она есть среди них?
   Хитрость играла на ее лице.
   - А у вас нет ее фото? От ее людей?
   - Нет.
   Это ее разочаровало: у каждой девочки где-нибудь есть фото и мне бы уже
следовало раздобыть фото Велмы. Приблизительно такой упрек я  почувствовал
в ее фразе.
   - Ты мне перестаешь  нравиться,  -  спокойно,  насколько  позволяло  ее
состояние, сказала миссис Флориан.
   Я встал со стаканом, подошел к ней и поставил стакан на край стола.
   - Налейте мне глоточек, прежде чем прикончите бутылку.
   Она дотянулась до стакана,  а  я  повернулся  и  быстро  пошел.  Пройдя
гостиную и коридор, попал в спальню,  где  царил  хаос  и  стоял  комод  с
открытым ящиком. Из комнаты донесся крик - меня звали. Я пошарил в  правом
ящике, нащупал среди белья конверт и быстро его вытащил.
   Когда я вернулся в гостиную, миссис вскочила с  кресла,  но  не  успела
сделать и двух шагов.
   - Садитесь! - прикрикнул я преднамеренно угрожающе. - Вы имеете дело не
с простачком наподобие громилы Лося Мэллоя, - ее глаза сделались какими-то
стеклянными, как у убийцы.
   Она остолбенела, как будто рядом раздался выстрел.  Дважды  моргнула  и
попыталась верхней губой коснуться носа.  В  кроличьем  оскале  показалось
несколько грязных зубов.
   - Лось? Лось? Что с ним? - выпалила она.
   - Он на свободе, - сказал я. - Вышел из тюрьмы. Теперь он  шатается  по
городу с пистолетом сорок пятого  калибра.  Он  прикончил  черномазого  на
Сентрал сегодня утром, потому что тот не знал, где Велма. А сейчас он ищет
шпика, который заложил его восемь лет тому назад.
   Женщина поднесла бутылочку виски к губам  и  стала  булькать  прямо  из
горлышка. Виски потекло по подбородку.
   - А фараоны ищут его, - сказала она и рассмеялась. - Фараоны, ха-ха!
   Очаровательная женщина. Мне так нравилось быть с ней. Мне нравилось  ее
спаивать в своих корыстных целях. Я  был  мировым  парнем.  Я  был  ужасно
доволен собой. Однако меня стало подташнивать.
   Я открыл конверт, который сжимал в  руке,  и  достал  оттуда  глянцевую
фотокарточку. Девушка, запечатленная на ней,  походила  на  остальных,  но
была намного красивее. Ей очень шел костюм Пьеро. Но ниже пояса фотография
изображала в основном очень соблазнительные  стройные  ножки.  Распущенные
волосы под шапочкой с черным помпоном имели на фото темноватый  оттенок  и
вполне могли быть на самом деле рыжими. Веселое  лицо,  кокетливый  наклон
головы, искрящиеся глаза.
   Я бы не  сказал,  что  лицо  девушки  на  фото  было  исключительным  и
неповторимым, я не очень-то разбираюсь в лицах. Но оно  было  хорошеньким.
Люди с симпатией относятся к таким лицам. Все же это было довольно обычное
лицо, его миловидность, казалось, была сделана  на  конвейере.  Вы  можете
увидеть десятки таких лиц в городском квартале в обеденный час.
   Подпись в нижнем правом углу гласила: "Всегда Ваша - Велма Валенто".  Я
держал карточку перед носом жены Флориана так, чтобы она не смогла до  нее
дотянуться. Она рванулась было вперед, но спасовала.
   - Зачем же ее прятать? - снова спросил  я.  -  Что  ее  выделяет  среди
других? Где она?
   - Она умерла, - сказала женщина. - Она была хорошим  ребенком,  но  она
умерла, фараон. А теперь убирайся вон!
   Ее блекло-коричневые брови ходили  вверх  и  вниз.  Рука  разжалась,  и
бутылка выскользнула на ковер. Я нагнулся, чтобы поднять ее, но отпрянул -
миссис Флориан попыталась съехать мне по физиономии.
   - А вы все еще не сказали, зачем спрятали фотографию, - сказал я ей.  -
Когда Велма умерла?
   - Я бедная, больная старая женщина, - проворчала  она.  -  Убирайся  от
меня, ты, сукин сын!
   Я стоял, молча глядя на нее,  ни  о  чем  конкретно  не  думая.  Улучив
момент, поднял почти пустую плоскую бутылку и поставил на  столик.  Джесси
Флориан тупо уставилась на ковер. Радио в углу приятно бормотало. По улице
прогромыхал грузовик с пустыми бидонами в кузове. В окно  влетела  муха  и
стала назойливо жужжать, пытаясь протаранить стекло.
   После довольно долгого молчания  женщина  вдруг  рассмеялась,  откинула
голову назад и, смешно шевеля губами, понесла какую-то бессмыслицу.  Затем
дотянулась до бутылки, в которой осталось виски  на  два  глотка.  Бутылка
стучала ей по зубам, пока она ее осушала.
   Когда бутылка окончательно опустела, она подняла ее вверх,  потрясла  и
запустила в меня. Я отскочил куда-то в угол, но поскользнулся на  ковре  и
упал с глухим стуком. Она успела презрительно на меня глянуть, прежде  чем
закрыть глаза, Вскоре раздались первые раскаты храпа.
   Возможно, это был хитрый розыгрыш, но я внезапно почувствовал, что  мне
уже достаточно этой сцены. Я взял с дивана свою шляпу.  Приемник  все  еще
бормотал в углу, и женщина спокойно храпела в  кресле.  Я  бросил  на  нее
быстрый взгляд, прежде чем закрыл за собой сетчатую дверь, затем  тихонько
открыл снова и посмотрел.
   Ее глаза были закрыты, но веки подозрительно подрагивали.  Я  спустился
по ступенькам и по растрескавшейся дорожке к улице.
   В соседнем доме заметил  приподнятую  занавеску.  Из  окна  выглядывало
узкое внимательное лицо. Лицо старой женщины с белыми  волосами  и  острым
носом. Такие старушки суют свой  нос  во  все  дела  в  округе.  В  каждом
квартале есть по меньшей мере одна такая. Я помахал  ей  рукой.  Занавеска
упала.
   Я сел в машину и поехал к Налти в участок на 77-ю улицу.  Там  поднялся
на второй этаж и вошел в маленький вонючий кабинет.





   С того момента как мы расстались, казалось, Налти не сдвинулся с места.
Он сидел в своем кресле с  тем  же  настроением  кислого  терпения.  Но  в
пепельнице добавилось два сигарных окурка, а пол  покрылся  более  толстым
слоем горелых спичек.
   Я сел за свободный стол, а  Налти  перевернул  вниз  лицом  фотографию,
лежащую перед ним, но, передумав, протянул ее  мне.  Это  был  полицейский
снимок, фас и профиль, с отпечатками пальцев внизу. Это был Мэллой, снятый
при сильном свете, и, казалось,  что  у  него  не  больше  бровей,  чем  у
французской булочки.
   - Это он, - я возвратил Налти карточку.
   - Мы получили о нем телеграмму из штата Орегон, - сказал  Налти.  -  Он
отсидел весь срок. Дела наши вроде пошли лучше. Мы его засекли. Ребята  из
патрульной машины беседовали с кондуктором в конце  линии  Седьмой  улицы.
Кондуктор припомнил парня таких размеров и похожего  на  этого,  как  его,
Лося. Что он будет делать, так это вломится в  какой-нибудь  большой  дом,
откуда уехали люди. Таких сейчас много, старые места,  слишком  далеко  от
центра. Их невыгодно  снимать.  Он  вломится  в  дом,  мы  его  и  возьмем
тепленьким.
   - А была ли на нем нелепая шляпа с перьями? А мячики на куртке?
   Налти нахмурился и потер руками колени.
   - Нет. Синий костюм. А может, коричневый?
   - А ты уверен, что он был не в саронге?
   - А? А, да, очень смешно. Напомни мне, чтоб я посмеялся в выходной.
   Я сказал:
   - Это был не Лось. Он не поедет трамваем, у него есть деньги.  Посмотри
на его одежду. Он же не влезет ни в один стандартный  размер.  Он,  должно
быть, шил на заказ.
   - Ладно, смейся надо мной, - нахмурился Налти. - А ты чем занимался?
   - Тем, чем следовало бы тебе. Это место так и называлось -  "Флорианс",
когда оно еще было белым ночным кабачком. Я беседовал с негром, служителем
гостиницы  неподалеку  от  "Флорианса",  который  знает  все  обо  всех  в
квартале. Надпись неоновая, слишком дорогая, и цветные ее не сменили.  Имя
бывшего хозяина Майк Флориан. Он умер несколько лет назад,  но  его  вдова
все еще жива. Она живет на 1644 Вест 54 Плейс. Ее звать Джесси Флориан. Ее
имени нет в телефонной книге, но оно есть в городском справочнике.
   - Ну так что же мне делать? Назначить ей свидание? - спросил Налти.
   -  Я  это  сделал  за  тебя.  Я  взял  с  собой  пинту  виски.  О,  она
очаровательная женщина средних лет с лицом, как ведро с  помоями,  а  если
она мыла голову после окончания второго семестра в  колледже,  то  я  съем
свое запасное колесо вместе с ободом и прочим.
   - Обойдись без острот, - попросил Налти.
   - Я разузнал у миссис Флориан о Велме.  Вы  помните,  мистер  Налти,  о
рыженькой Велме, которую искал Лось Мэллой? Я не утомляю  вас,  а,  мистер
Налти?
   - Тебя это волнует?
   - Миссис Флориан поведала мне, что не  помнит  Велму.  Замечу,  дом  ее
страшно обшарпанный, кроме нового  приемника,  долларов  за  70-80,  шаром
покати.
   - Ты не сказал мне, с какой стати я должен орать от радости?
   - Миссис Флориан для меня - просто Джесси. Она сказала, что ее  муж  ей
ничего не оставил, кроме своего старого тряпья и стопки фотографий  банды,
которая время от времени работала в его  заведении.  Я  попотчевал  миссис
Флориан выпивкой. Она бабенка такого сорта, что добудет выпивку через твой
труп, если увидит бутылку.
   Я подробно описал лейтенанту свой визит к миссис  Флориан.  После  чего
вытащил из кармана фотографию  девушки  и  положил  на  стол.  Налти  взял
карточку, посмотрел на нее.
   - Ничего, - сказал он,  -  достаточно  привлекательна.  Когда-то  я  бы
обратил на нее внимание, ха-ха. Велма Валенто, а?  Что  случилось  с  этой
куколкой?
   - Миссис Флориан сказала, что она умерла, но она  не  объяснила,  зачем
прятала фото. В конце, после того как я сказал ей про Лося, она  разлюбила
меня. Это невозможно, правда?
   - Продолжай.
   - Это все. Я выложил тебе факты и подарил экспонат. Если ты  никуда  не
доберешься с таким набором, дело сдохнет. Я больше ничего не могу  сказать
в утешение тебе.
   - Куда мне добираться? Убит черномазый. Подождем,  пока  возьмем  Лося.
Черт, он не видел девушку восемь лет, если только она его  не  навещала  в
тюрьме.
   - Хорошо, - сказал я, - но не  забудь:  он  ищет  ее  и  способен  идти
напролом. Кстати, он же участвовал  в  ограблении  банка.  Кто-то  получил
денежки. Кто же?
   - Я попытаюсь узнать. А что?
   - Кто-то подвел его. Может, он не знает кто. Тогда он  уделит  время  и
этой работе, - я поднялся. - Ну что ж, до свидания и всего хорошего.
   - Ты меня покидаешь?
   - Я должен пойти домой, принять ванну, прополоскать глотку и  почистить
ногти.
   - Ты приболел, не так ли?
   - Просто я грязный, очень, очень грязный, - сказал я и поднялся,  чтобы
уйти.
   - Ну зачем торопиться? Сядь на  минутку,  -  он  облокотился  о  спинку
кресла и засунул большие пальцы за жилетку, чем стал походить на  древнего
фараона, но притягательности в нем не прибавилось.
   - Я не спешу, - сказал я. - Никакой спешки. Просто я больше  ничего  не
смогу сделать. Очевидно, Велма умерла, если миссис Флориан говорит правду,
а я на данный момент не вижу никакой причины, зачем ей  лгать.  Я  выяснил
все, что меня интересовало.
   - Да-а, - с подозрением, скорее в силу привычки, сказал Налти.
   - Да, такие вот дела. Вы уже опознали Лося. Мне остается мотать домой и
заняться немножко проблемой, как заработать на жизнь.
   - Хорошо, мы упустили Лося, - сказал Налти.  -  Однако  навсегда  парни
исчезают редко. Даже большие  парни,  -  его  глаза  по-прежнему  выражали
подозрение, если они вообще что-нибудь выражали. - Сколько она тебе дала?
   - Что?
   - Сколько тебе дала на лапу эта леди, чтобы ты утаил главное?
   - Что главное?
   - Что утаиваешь сейчас и собираешься утаивать потом.  -  Налти  вытащил
большие пальцы из-за вырезов в жилетке и стал их сталкивать друг с  другом
перед животом. Он улыбался.
   - А-а. Вот оно как! Пусть так, Христа ради, - сказал я и  быстро  вышел
из кабинета, оставив его с открытым ртом.
   Но что-то мне подсказало, что надо вернуться. Налти сидел все в этом же
положении, упирая большие пальцы друг в друга. Но он уже не  улыбался.  Он
выглядел озабоченным. Рот его все еще был открыт.
   Он не шевельнулся и не поднял глаз. Так и не поняв, видит он  меня  или
нет, я тихонько прикрыл дверь и ушел.





   В этом  году  на  календаре  изобразили  Рембрандта,  довольно  грязный
автопортрет,  должно  быть,  из-за   несовершенной   печати.   Репродукция
изображала его держащим испачканным большим пальцем замызганную палитру  и
с беретом на голове, который также был не совсем  чист.  Его  другая  рука
держала кисть, как будто он собирался поработать, если  бы  ему  заплатили
наличными. Его лицо цвета обожженной  глины  выглядело  перезрелым,  из-за
проявляющихся последствий алкоголя. Оно было полно отвращения к жизни.  Но
оно имело выражение твердой бодрости, которая мне нравилась, и глаза  были
ярки, как капли росы.
   Я смотрел на него через стол в своем кабинете.  Было  полпятого,  когда
зазвонил телефон и я услышал холодный высокомерный голос,  который  звучал
так, будто звонивший думал, что он замечательно хорош. После  того  как  я
ответил, он сказал манерно растягивая слова:
   - Вы - Филипп Марлоу, частный детектив?
   - В точку.
   - О, значит да? Вас мне рекомендовали как  человека,  умеющего  держать
язык за зубами и которому можно доверять. Я бы хотел видеть вас сегодня  в
семь часов у себя дома. Мы обсудим одно дело. Мое имя Линдсей Мэрриот и  я
живу на 4212 Кабрилло Стрит. Вы знаете где это?
   - Я знаю, где ваш район, мистер Мэрриот.
   -  Кабрилло  Стрит  довольно  сложно  найти.  Улицы  здесь   выписывают
интересные, но запутанные кривые. Я бы посоветовал вам от кафе подниматься
пешком. Кабрилло Стрит будет третьей по счету улицей, а  мой  дом  один  в
квартале. Тогда до семи?
   - А что за работа?
   - Я бы предпочел не обсуждать это по телефону.
   - Но, может, вы хоть намекнете мне? До вас же приличное расстояние.
   - Я буду рад оплатить все ваши издержки,  даже  если  мы  не  придем  к
согласию. Вас всегда так серьезно волнует сущность дела?
   - Пока оно в рамках закона - нет.
   Голос стал ледяным.
   - Я бы вам не позвонил, если бы было иначе.
   Похоже, парень закончил Гарвард. Слишком грамотная речь.  Ноги  у  меня
затекли, а банковский счет был почти пуст.
   Я подлил меду в голос и сказал:
   - Большое спасибо, что позвонили мне, мистер Мэрриот. Я приду.
   Он повесил трубку.  Мне  показалось,  что  в  лице  мистера  Рембрандта
появилась насмешка. Я достал бутылку из глубокого  ящика  стола  и  сделал
маленький глоток. Это  в  мгновение  ока  убрало  усмешку  с  уст  мистера
Рембрандта.
   Солнечный луч скользнул  по  краю  стола  и  бесшумно  упал  на  ковер.
Светофоры  мигали  на  бульваре,  мимо  тяжело  проезжали  тягачи  дальних
перевозок, монотонно стучала пишущая машинка в офисе адвоката за стеной. Я
только успел набить и раскурить трубку, как вновь зазвонил телефон.
   На этот раз звонил Налти. Он говорил невнятно, как будто  его  рот  был
набит печеной картошкой.
   - Я полагаю, что был не совсем  сообразительным,  -  сказал  он,  когда
узнал, с кем говорит. - Кое-что есть. Мэллой приходил к жене Флориана.
   - Продолжай. А как же тот, в синем костюме?
   - Другой  парень.  Там  Мэллой  и  не  появился.  Нам  позвонила  некая
любопытная старушонка с Вест 54. Два парня навещали жену  Флориана.  Номер
первый  припарковал  машину   на   другой   стороне   улицы   и   выглядел
подозрительно. Хорошенько осмотрел эту  свалку,  прежде  чем  вошел.  Было
около часа. Шесть  футов,  темные  волосы,  среднего  телосложения.  Вышел
спокойно.
   - И от него пахло спиртным, - сказал я.
   - Это был ты, не так ли? Так, а номер два был Лось. Парень  в  кричащем
наряде и размерами с дом. Он тоже приехал на машине, но у старой леди  нет
ни машины, ни прав, со зрением плоховато,  поэтому  и  не  увидела  номера
машины. Она сказала, что это было где-то через час после тебя.  Он  быстро
вошел и был там немногим более пяти минут. Прямо перед  тем  как  сесть  в
машину, он достал большой револьвер и  вращал  барабан.  Старая  леди  это
увидела и позвонила нам. Однако она не слышала никаких выстрелов.
   - Это ее, наверное, очень разочаровало, - съязвил я.
   - Ага. Опять острота! Напомни, чтоб я посмеялся в выходной.  Ребята  из
патрульной машины подошли туда, и им никто не ответил, тогда они  вошли  в
дом, дверь была не заперта. Никого убитого на полу,  никого  дома.  Миссис
Флориан испарилась. Они подошли к  дому  старой  леди  и  спросили,  а  та
вскипела от негодования, что проворонила, как жена Флориана ушла из  дому.
А где-то через час-полтора снова звонит старая леди и говорит, что  миссис
Флориан снова дома, а я спрашиваю: "Ну и  что  из  того?",  а  она  вешает
трубку.
   Налти остановился, чтобы перевести дыхание и услышать мои  комментарии.
У меня их не было. Через несколько секунд он продолжал бубнить:
   - Ну и что ты думаешь об этом?
   -  Ничего  особенного.  Можно  было  догадаться,  что  Лось   наверняка
доберется туда. Он должен прекрасно знать миссис Флориан.  Однако  там  он
ошиваться не будет. Он испугается, понимая, что закон  докопается  до  его
возможных связей с миссис Флориан.
   - Что я думаю, - спокойно сказал Налти, - может, мне подойти  к  ней  и
выяснить, куда она уходила?
   - Хорошая идея, - сказал я. -  Если  ты  раздобудешь  кого-нибудь,  кто
вытянет тебя из кресла.
   - Что? А, еще одна острота. Хотя какая разница. Меня это не волнует.
   - Хорошо, - сказал я, - пусть будет, что будет.
   Он захихикал.
   - Мы следим за Мэллоем. Его засекли  на  Жирар,  он  ехал  на  север  в
машине, взятой напрокат. Заправлялся там. И парень с бензоколонки  опознал
его по описанию, которое передавали недавно по радио. Он сказал,  что  все
совпадает, кроме костюма. На нем был темный костюм. Мы  задействовали  еще
службы округа. Если он поедет на север, то его задержит  Вентурский  пост,
если он скользнет в Ридж Рут, то его остановят в Коста-Рике  для  проверки
водительских прав. Если он не остановится, они сообщат вперед и  блокируют
дорогу. Мы хотим, чтобы не  застрелили  ни  одного  полицейского.  Это  же
хорошо?
   - Да, это хорошо, - сказал я. - Если это действительно Мэллой и если он
будет делать все так, как вы от него хотите.
   Налти тщательно прокашлялся.
   - Марлоу, что ты будешь делать - ну, в случае чего?
   - Ничего. Почему я должен что-то делать?
   -  Ты  хорошо  ладишь  с  женой  Флориана.  Может  быть,  у  нее   есть
какие-нибудь идеи?
   - Все, что тебе потребуется, так это полная бутылка, - сказал я.
   - Ты вручил ей великолепную бутылку. Может, ты  провел  бы  с  ней  еще
немного времени?
   - Я думаю, это дело полиции.
   - О, конечно. Хотя это была твоя идея - проверить рыжую девчонку.
   - Здесь, кажется, все ясно, если, конечно, Флориан не врала.
   - Дамы врут все время - для профилактики, - угрюмо сказал Налти.  -  Ты
ведь не очень занят, а?
   - У меня появилось дело, пока я сидел у тебя. Дело, за которое  платят.
Сожалею!
   - Бросаешь меня, а?
   -  Я  бы  так  не  сказал.  Просто   у   меня   появилась   возможность
подзаработать.
   - О'кей, приятель. Если ты так все это понимаешь, о'кей.
   - Я никак это не понимаю, - почти заорал я. - У меня нет  времени  быть
марионеткой в твоих руках или в руках любого другого фараона.
   - О'кей, черт с тобой, -  сказал  Налти  и  повесил  трубку.  Я  держал
безмолвную трубку и рычал в нее:
   - Тысяча семьсот пятьдесят фараонов в городе,  и  они  хотят,  чтобы  я
своими ногами ходил за них.
   Я положил трубку и еще разок глотнул  из  бутылки.  Потом  спустился  в
вестибюль и купил вечернюю газету. Налти, по  крайней  мере,  был  прав  в
одном: убийство Монтгомери не расширило раздел "Разыскивается".
   Я вышел из офиса. Подоспело время обедать.





   Я приехал в район Кабрилло, когда начинало смеркаться, но на  воде  еще
красновато искрились буруны, и волны разбивались о  набережную,  накатывая
длинными кривыми полосами. Одинокая яхта спешила в  направлении  гавани  в
Бэй Сити. Вдали огромная пустота Тихого океана казалась серо-пурпурной.
   Этот район  состоял  из  пары  десятков  домов  различных  по  форме  и
размерам, повернутых фасадами в сторону гор  и  выглядевших  такими,  что,
казалось, хороший чих мог бы опрокинуть их на пляж,  желтевший  неподалеку
от деревянных закусочных.
   У пляжа дорога проходила под широким пешеходным мостом в виде арки.  От
арки  к  горам  ровно,  как  по  линейке,  убегали  ступеньки  с  толстыми
никелированными поручнями. За аркой располагалось кафе, о котором  говорил
мой клиент. Яркое, бодрящее внутри,  снаружи  же  столики  были  пусты  за
исключением одного. За ним  сидела  темная  женщина  в  брюках  и  курила,
отрешенно глядя на океан. Перед ней стояла бутылка пива. Один из  железных
стульев использовал  фокстерьер  в  качестве  фонарного  столба.  Женщина,
заметив собачью шалость, рассеянно пожурила пса, когда  я  проходил  мимо,
оставив на стоянке у кафе свою машину. Я  вынужден  был  вернуться,  чтобы
отправиться вверх по ступенькам.  Приятная,  доложу  вам,  прогулочка  для
любителей поворчать! До Кабрилло Стрит  насчитывалось  280  ступенек.  Они
были частично занесены песком, а поручни - холодные и влажные,  как  брюхо
жабы.
   Когда я добрался до верха лестницы, поблескивания на воде уже не  было,
лишь чайки кружились в воздухе, поддерживаемые морским бризом.  Я  сел  на
холодную сырую ступеньку, вытряхнул песок из туфель и подождал, пока пульс
снизится до 60 ударов в минуту. Немного отдышавшись, поднялся  и  пошел  к
одинокому освещенному  дому,  расположенному  в  живописном  предгорье  на
расстоянии крика от лестницы.
   Симпатичный небольшой дом с витой лестницей, ведущей к входной двери, и
фонарем под старину, освещающим крыльцо. Внизу, на этой же стороне дома  -
гараж. Свет фонаря на крыльце косо падал через открытую  дверь  гаража  на
огромный, как крейсер, черный  автомобиль  с  хромированными  украшениями:
хвост койота приделан к крылатой Нике на верхушке радиатора,  а  на  месте
эмблемы выгравированы инициалы. Машина выглядела дороже, чем весь дом.
   Я поднялся по лестнице и вместо звонка нашел стучалку  в  форме  головы
тигра. Стук ее поглотили  вечерние  сумерки.  Я  не  услышал  внутри  дома
никаких шагов. Во впадине на пологом склоне горы собирался туман.  Влажная
рубашка обжигала мне спину, как кусок льда. Вдруг  дверь  открылась,  и  я
увидел высокого блондина в белом костюме с фиолетовым атласным  шарфом  на
смуглой крепкой шее.
   В  петлице  белого  пиджака  торчал  василек,  и  бледно-голубые  глаза
блондина  по  сравнению  с  цветком  казались  вылинявшими.   Черты   лица
крупноваты, но красивы. Господин в белом был на  дюйм  выше  меня.  Волосы
уложены самой  природой  в  три  ровных  белых  холмика,  напомнивших  мне
ступеньки, поэтому они мне не  понравились.  В  общем,  он  выглядел,  как
парень в белом костюме с фиолетовым шарфом и с васильком в петлице.
   Он слегка прокашлялся, словно прочистил горло, и посмотрел поверх моего
плеча на темную гладь океана.
   - Да? - холодный высокомерный голос.
   - Семь часов, - сказал я. - Прибыл точно.
   - О, да. Минуточку, ваше имя,  кажется...  -  он  нахмурился,  напрягая
память. Его задумчивость была также фальшива, как родословная  подержанной
машины. Я позволил ему понапрягаться с минуту, а затем сказал:
   - Филипп Марлоу. Тот же, что и до, и после обеда.
   Он метнул в меня хитрый  взгляд.  Затем  отошел  в  сторону  и  холодно
произнес:
   - Ах, да. Конечно. Входите, Марлоу.  Моего  слуги  сегодня  вечером  не
будет дома, - мимоходом заметил он, открыв дверь пошире  кончиком  пальца,
как будто боялся замараться.
   Я прошел мимо него и учуял запах духов. Он закрыл дверь.  Мы  оказались
на  невысокой  галерее.  Вдоль  нее  стояли  книжные  шкафы  и   несколько
стилизованных под бронзу скульптур на  пьедесталах.  В  стене  две  двери,
между ними камин. В нем потрескивал огонь. Мы спустились на три  ступеньки
вниз, в основную часть гостиной. Мои ноги почти  по  щиколотки  утопали  в
ворсистом ковре. На закрытом концертном рояле на куске бархата персикового
цвета стояла высокая серебряная ваза, в которой  красовалась  единственная
желтая роза. В гостиной  была  шикарная  мягкая  мебель,  на  полу  лежало
множество подушек с золотыми кистями. В  укромном  уголке  стоял  покрытый
алой тканью диван. Это  была  комната,  где  люди  сидят,  скрестив  ноги,
потягивая водку через  кусочек  сахара,  разговаривая  высокими  деланными
голосами, иногда сбиваясь на визг, похожий на смех. Это была комната,  где
могло происходить все, что угодно, кроме работы.
   Мистер Линдсей Мэрриот устроился  у  рояля,  облокотившись  о  него,  и
понюхал розу. Затем от открыл сигаретницу, покрытую французской  глазурью,
и закурил длинную коричневую сигарету с позолоченным  ободком.  Я  сел  на
розовый стул, очень надеясь его не испачкать. Я закурил "Кэмел",  выпустил
дым  через  нос  и  посмотрел  на  кусок  черного  блестящего  металла  на
подставке.
   Этот кусок представлял собой монолит с  гладкой  поверхностью  и  двумя
полыми выпуклыми изгибами. Я уставился на эту штуковину.  Мэрриот  заметил
мое любопытство.
   - Интересная вещь,  -  сказал  он  небрежно.  -  Я  приобрел  ее  всего
несколько дней назад. Это "Дух зари" Аста Диана.
   - А я думал, что это Клопштейн "Два прыща на заднице".
   Мистер Мэрриот посмотрел так, будто проглотил пчелу.
   - У вас своеобразное чувство юмора, - заметил он.
   - Ничего особенного, - огрызнулся я. - Просто я его не сдерживаю.
   - Да, - сказал он очень холодно. - Да, хорошо. Я не  сомневаюсь...  Так
вот. Дело, по которому я хотел вас видеть, весьма незначительно.  Едва  ли
заслуживает вашего приезда. Но тем не менее. Сегодня вечером я  встречаюсь
с двумя мало известными мне людьми и плачу им кое-какие деньги. Я подумал,
что мне также не помешало бы позаботиться о напарнике. Вы носите  с  собой
пистолет?
   - Временами да, - сказал  я  и  посмотрел  на  ямочку  на  его  широком
мясистом подбородке.
   - Мне бы не хотелось, чтобы он у вас был  сегодня!  Это  чисто  деловая
встреча.
   - Я едва ли кого когда-нибудь  застрелил,  -  сказал  я.  -  Вас  могут
шантажировать?
   Он нахмурился.
   - Конечно же, нет. Я не имею привычки давать повод для шантажа.
   - Это случается с самыми хорошими людьми. Я бы даже сказал - в основном
с самыми замечательными людьми.
   Он посмотрел на кончик сигареты. Его глаза цвета  морской  волны  стали
задумчивы, а губы улыбались. К такой улыбке очень идет шелковая удавка.
   Он еще немного попускал дым  и  тряхнул  головой.  Его  глаза  медленно
опустились и стали изучать меня.
   - Я, вероятнее всего, встречаюсь с этими  людьми  в  довольно  укромном
месте. Я еще не знаю где. Я ожидаю телефонного звонка с  подробностями.  Я
должен быть готов уйти сразу же. Скорее всего, это очень далеко отсюда.
   - Вы уже какое-то время занимаетесь этим делом?
   - Три или четыре дня.
   - Вы довольно оригинально позаботились о телохранителе.
   Он немного подумал и стряхнул темный пепел с сигареты.
   - Это правда. Мне было трудно решиться. Лучше бы идти одному, но ничего
не было оговорено о возможном моем сопровождающем. С другой стороны, я  не
герой.
   - Они вас, конечно, знают в лицо?
   - Я... я не уверен. Я понесу большую сумму, но это не мои деньги. Я это
делаю для друга. Хотя это,  естественно,  меня  не  оправдывает  в  случае
утраты денег.
   Я, докурив сигарету, положил локоть  правой  руки  на  спинку  стула  и
отдыхал.
   - Сколько денег и для чего?
   - Ну, знаете... - на этот раз была действительно  приятная  улыбка,  но
она мне не понравилась. - Я не могу вдаваться в такие подробности.
   - Вы хотите, чтобы я шел с вами и держал вашу шляпу?
   Его рука дернулась, и немного  пепла  упало  ему  на  белый  рукав.  Он
стряхнул его и уставился вниз, на ковер, куда опустился пепел.
   - Боюсь, мне не нравятся ваши манеры, -  сказал  он  голосом  на  грани
срыва.
   - Я уже слышал жалобы по этому поводу. Давайте поговорим  о  деле.  Вам
нужен телохранитель, но у него не должно быть оружия. Вам нужен  помощник,
но предполагается, что он не должен знать, что ему  предстоит  делать.  Вы
хотите, чтобы я рисковал головой, не зная зачем, почему? Что вы скажете на
это?
   - Я об этом не думал, - его скулы стали темно-красного цвета.
   - Как вы полагаете, вам под силу самому об этом подумать?
   Он подался вперед и, усмехаясь, процедил сквозь зубы:
   - А как вам понравится, если я двину вам в нос?
   Настал  мой  черед  ухмыльнуться.  Я  встал  и  надел  шляпу,  идя   по
направлению к входной двери, но не очень быстро.
   Голос Мэрриота догнал меня, ударившись о спину:
   - Я предлагаю вам сто долларов за несколько часов. Если этого мало, так
и скажите. Здесь никакого риска, поймите. Налетчиками были  взяты  у  моей
подруги несколько драгоценностей. И я их выкупаю. Сядьте и не будьте столь
обидчивы.
   Я вернулся к розовому стулу и снова сел.
   - Хорошо, - сказал я, - послушаем об этом.
   Мы секунд десять смотрели друг на друга.
   - Вы что-нибудь слышали о нефрите Фей Цуй? - медленно спросил Мэрриот и
закурил еще одну коричневую сигарету.
   - Нет.
   - Это очень ценный сорт нефрита. Фей Цуй, в отличие от  других  сортов,
очень дорог сам  по  себе,  да  прибавьте  еще  ювелирную  обработку.  Все
известные залежи этого камня истощены сотню  лет  тому  назад.  А  у  моей
подруги есть колье с шестьюдесятью  бусинами  причудливой  резьбы,  каждая
каратов по шесть. Редкая вещь. Стоит все колье тысяч 80-90.  Правительство
Китая имеет чуть большее ожерелье, оцененное в 125 тысяч долларов. Колье у
моей знакомой отобрали несколько дней назад грабители. Я присутствовал при
этом, но ничего не мог поделать. Я возил подругу на вечеринку, а потом  на
Трокадеро. Мы уже возвращались к ней домой, когда какая-то машина зацепила
мое переднее левое крыло и остановилась, как я подумал, чтобы  извиниться.
Вместо этого было совершено очень быстрое и  очень  слаженное  ограбление.
Налетчиков было трое или четверо, хотя я видел вблизи только двоих,  но  я
уверен, что еще один остался в машине за рулем,  а  взгляд  еще  одного  я
уловил в заднем стекле машины. На моей знакомой было нефритовое колье. Они
взяли его, а также два кольца и браслет. Один, кажется, главарь, не  спеша
рассмотрел драгоценности при свете маленького фонарика.  Затем  он  вернул
одно из колец и сказал, что это даст нам представление о  том,  с  кем  мы
имеем дело, и чтобы мы ждали телефонного звонка,  прежде  чем  сообщать  в
полицию или страховую  компанию.  Мы  подчинились  их  инструкциям.  Таких
случаев, конечно, много. Ты держишь в тайне  это  дело  и  платишь  выкуп,
иначе ты никогда не увидишь своих драгоценностей. Если  они  застрахованы,
то можно не волноваться, но если это очень редкие вещи, то лучше заплатить
выкуп.
   Я кивнул в знак согласия.
   - Да, такое колье не каждый день похищают.
   Он гладил пальцем полировку рояля с мечтательным выражением  лица,  как
будто ему доставляло удовольствие прикасаться к гладким предметам.
   - Действительно так. Оно неповторимо. Ей бы  не  следовало  его  вообще
выносить из дому, но она женщина без царя в голове. Другие  же  вещи  тоже
достаточно дороги, но не более того.
   - Ага. А сколько вы платите?
   - Восемь тысяч долларов. Это чепуха. Этим  негодяям  не  так-то  просто
будет избавиться от колье. Его знают все ювелиры страны.
   - Вы можете назвать имя своей подруги?
   - Я предпочел бы сейчас его не называть.
   - О чем вы с грабителями уже договорились?
   Мэрриот смотрел на меня  глазами,  в  которых  все-таки  таился  испуг,
пережитое даром не прошло. Рука с коричневой сигаретой  слегка  дрожала  и
никак не могла успокоиться.
   - Мы связывались по  телефону.  Все  улажено,  кроме  времени  и  места
встречи. Она состоится сегодня вечером, мне предварительно  позвонят.  Это
будет не очень далеко, как они говорят, и я должен быть готов выйти  сразу
же  после  звонка.  Я  думаю,  это  для  того,  чтобы  полиция  не  успела
организовать засаду.
   - А деньги помечены? Я полагаю, это настоящие деньги?
   - Конечно. Двадцатидолларовые купюры. А для чего их помечать?
   - Необходим черный свет  для  обнаружения  меток.  Через  такие  купюры
полицейские могут в будущем выйти на банду.
   Он задумался, наморщив лоб:
   - Я не знаю, что такое черный свет.
   - Ультрафиолет. Он заставляет светиться в темноте специальные  чернила.
Я бы мог пометить деньги.
   - Боюсь, у нас для этого уже нет времени.
   - Есть еще одно, что волнует меня.
   - Что такое?
   - Почему вы позвонили мне только сегодня? Почему вы выбрали  меня?  Кто
вам посоветовал?
   Мэрриот неожиданно звонко, по-мальчишески, рассмеялся.
   - Я должен признаться, что выбрал ваше имя наугад, из телефонной книги.
Видите ли, я не намеревался брать никого с собой.  А  лишь  сегодня  утром
подумал, а почему бы и нет.
   Я закурил еще одну сигарету.
   - Какой план?
   Он развел руками:
   - Просто прийти, куда они скажут, отдать пакет с  деньгами  и  получить
назад колье.
   - Ага.
   - Вам, кажется, нравится это выражение?
   - Какое выражение?
   - Ага.
   - Ага. Где я должен быть - сзади в машине?
   - Я полагаю. Это большая машина. Вы можете легко спрятаться  на  заднем
сиденье.
   - Послушайте, - медленно сказал я. - Вы планируете поехать  со  мной  в
направлении, которое вам скоро укажут по  телефону.  У  вас  будет  восемь
кусков наличными, и за это вы рассчитываете выкупить  колье  стоимостью  в
10-12 раз больше. Вам, возможно, и вручат пакет, но не  позволят  открыть,
если вообще что-нибудь вручат. Так же вероятно,  что  они  просто  возьмут
ваши деньги, пересчитают их где-нибудь  в  укромном  уголке  и,  в  лучшем
случае, если в них проснется великодушие,  отправят  колье  по  почте.  Вы
ничем не сможете помешать им надуть вас. Конечно же, их не остановит и мое
вмешательство. Это крутые парни. Они могут даже оглушить вас  -  не  очень
сильно - чтобы незаметно смыться.
   - По правде говоря, я этого немного побаиваюсь, - тихо сказал  Мэрриот.
- Именно поэтому я захотел, чтобы кто-нибудь пошел со мной.
   - Они осветили вас фонариком во время налета?
   - Нет, - отрицательно мотнул головой Мэрриот.
   - Не имеет значения. Шансы увидеть вас у них были. Возможно, они  знали
все о вас перед этим. Они хорошо присматривались, как зубной врач  к  зубу
перед тем, как положить пломбу. Вы часто выезжали со своей дамой?
   - Не так уж редко.
   - Она замужем?
   - Послушайте, давайте мы оставим эту леди в покое.
   - О'кей, - сказал я. - Но чем больше я узнаю, тем меньше вижу смысла  в
своем присутствии. Мне бы не следовало браться  за  эту  работу,  Мэрриот.
Правда, не следовало бы. Если ребята хотят все проделать по-хорошему, то я
не нужен, а если не хотят, то я бесполезен.
   - Все, что мне надо, так это ваша компания, - быстро сказал он.
   Я пожал плечами и развел руками:
   - О'кей, но я еду за рулем и везу деньги,  а  вы  прячетесь  на  заднем
сиденье. Мы почти одинакового роста. Если  у  них  возникнут  вопросы,  мы
расскажем им правду. Мы ничего не теряем.
   - Нет, - Мэрриот упрямо закусил губу.
   - Я  не  получаю  сотню  долларов  за  безделье.  Но  если  кого-нибудь
прикончат, так это, конечно же, буду я.
   Мэрриот хмурился, покачивая головой, однако,  спустя  немного  времени,
его лицо прояснилось, и он улыбнулся.
   -  Очень  хорошо,  -  медленно  сказал  он.  -  Я  не  думаю,  что  это
действительно  имеет  какое-то  значение.  Мы  будем  вместе.  Вы  бы   не
отказались от рюмочки бренди?
   - Ага. А вы не могли бы  принести  мне  мою  сотню  долларов?  Я  люблю
ощущать деньги.
   Он ушел, как танцор, выше пояса тело почти не двигалось.
   Во  время  его  отсутствия  зазвонил  телефон.  Он  стоял  в  маленьком
углублении в стене. Это был не тот звонок, которого мы ждали. Голос звучал
слишком любезно. Мэрриот вернулся с бутылкой мартеля  и  пятью  хрустящими
двадцатидолларовыми бумажками. Вечер,  по  крайней  мере,  пока,  протекал
приятно.





   В доме было тихо. Где-то вдалеке раздавался звук, который мог  бы  быть
шумом прибоя, или машин, пробегающих по шоссе,  или  шелестящих  от  ветра
сосен. Далеко внизу бился океан.  Я  сидел,  слушал  его  и  думал  долгую
серьезную думу.
   Телефон  звонил  четыре  раза  в  течение  следующих  полутора   часов.
Долгожданный звонок раздался в  8  минут  одиннадцатого.  Мэрриот  говорил
коротко,  очень  тихим  голосом,  аккуратно  повесил  трубку  и  встал   с
перекошенным лицом. Он уже переоделся в  темный  костюм  и  налил  себе  в
стакан из-под бренди  чего-то  покрепче.  Подержал  стакан  против  света,
рассматривая со странной улыбкой, медленно  отвел  назад  голову  и  вылил
содержимое стакана в глотку.
   - Ну что ж, Марлоу, пора! Готовы?
   - Я здесь для этого и сижу целый вечер. Куда мы поедем?
   - В место под названием Пуриссима Каньон.
   - Я о таком никогда не слышал.
   - У меня есть карта, - он достал ее, быстро разложил  и  склонился  над
ней. Затем он ткнул в нее пальцем.
   Шоссе тянулось вдоль побережья.  К  северу  от  Бэй  Сити  ответвлялась
дорога в предгорье и, петляя, проходила через каньоны, одним из которых  и
был Пуриссима Каньон. Я имел весьма смутное представление  о  месте,  куда
нам предстояло ехать. Сначала нам  надо  было  добраться  до  конца  улицы
Камино де ла Коста.
   - Отсюда это не более десяти минут езды, - быстро сказал Мэрриот. - Нам
надо шевелиться. Они дали только двадцать минут.
   Он протянул мне светлый плащ, который делал  меня  хорошей  мишенью.  Я
надел шляпу. О пистолете я Мэрриоту не сказал, но  он  висел  у  меня  под
мышкой.
   Пока я надевал плащ, Мэрриот продолжал  говорить  высоким  возбужденным
голосом и подбрасывать в руках толстый пакет в оберточной бумаге с восьмью
кусками в нем.
   Пуриссима Каньон имеет внутри ровную площадку, от  дороги  ее  отделяет
белая изгородь. В ложбину ведет разбитая дорога, в конце которой мы должны
остановиться и ждать с выключенными фарами. Жилья вокруг никакого.
   Он вручил мне пакет,  я  раскрыл  его  и  посмотрел,  что  в  нем.  Да,
действительно, деньги, и причем толстенная пачка. Засунув пакет  в  карман
плаща, я почувствовал, как он врезался мне в ребро.
   Мэрриот выключил свет, открыл дверь и посмотрел в туманную  пелену.  Мы
спустились по винтовой лестнице к гаражу.
   Было сыро, впрочем, в предгорьях всегда  по  ночам  бывает  туман.  Мне
пришлось включить  на  некоторое  время  стеклоочиститель,  чтобы  убрать,
появившуюся там росу. Машина катила легко, мощный мотор урчал  равномерно.
Было такое ощущение, будто этот иностранный лимузин управлял сам собой,  а
руль мне приходилось держать просто так, для видимости.
   Мы две минуты выписывали петли по горному склону, пока не выскочили  на
шоссе прямо возле кафе. Теперь я понял,  почему  Мэрриот  посоветовал  мне
подняться по лестнице. Я мог бы кататься  по  этим  извилистым  запутанным
улицам часами, а продвинулся б не дальше червяка в банке рыболова.
   На  шоссе  огни  мчащихся  потоком  машин  создавали  сплошные,   почти
непрерывные лучи света  в  двух  направлениях.  Через  минуту  пути  возле
большой станции техобслуживания мы повернули в сторону  от  океана.  Стало
тихо. Кругом не было ни души и пахло полынью.
   Промчалось несколько машин. Поливая дорогу холодным белым светом, рыча,
растворились в темноте.
   Мэрриот наклонился вперед с заднего сиденья и сказал:
   - Огни направо - это клуб  пляжа  Бельведер.  Следующий  каньон  -  Лас
Пулгас, а за ним - Пуриссима. Мы свернем направо в конце второго  подъема,
- в его голосе слышалось напряжение.
   Мы поехали дальше. Появились какие-то домики.
   - Спрячьтесь, не высовывайте голову, - сказал  я  через  плечо.  -  Они
могут все время следить за нами.  А  парням  могут  прийтись  не  по  душе
близнецы.
   Мы спустились вниз, затем поднялись вверх и, - проехав  немного,  снова
вниз и вверх. Тогда Мэрриот сказал мне прямо в ухо:
   - Следующая улица направо. Дом с квадратной башенкой. Свернете за ним.
   - Надеюсь, вы им не помогли выбирать это место?
   - Нет, конечно, - сказал он мрачно. - Я просто  случайно  немного  знаю
эти каньоны.
   Я повернул направо за домом с белой башенкой, покрытой черепицей.  Огни
на мгновение осветили табличку с названием улицы: Камина де ла  Коста.  Мы
скользнули  вниз  по  широкой  улице  с  бездействующими  фонарями   вдоль
поросшего  сорняком  тротуара.  Торговца  недвижимостью  этот   район   не
заинтересовал бы. В темноте стрекотали сверчки и квакали лягушки. Все  это
было  хорошо  слышно,  так  бесшумно  шла  машина  Мэрриота.   Создавалось
впечатление,  что  эта  окраина  городка  давно  заброшена:  было   начато
строительство, но по какой-то причине прекратилось.
   В первом квартале был одинокий дом, потом один  дом  на  два  квартала,
потом никаких домов. В одном - двух окнах горел свет, но казалось, что все
уже здесь давно  спят.  Внезапно  мощеная  улица  оборвалась,  и  началась
обычная утрамбованная дорога, твердая, как бетон. Эта  дорога  сузилась  и
бросилась вниз меж кустов, стеной стоящих по обе стороны. Огни клуба пляжа
Бельведер висели в воздухе справа, а  впереди  слабо  отсвечивала  полоска
океана.  Острый  запах  полыни  заполнял  ночь.  Затем  появились  неясные
очертания белого ограждения поперек пути, и Мэрриот снова заговорил:
   - Я не думаю, что здесь можно проехать, - сказал он. -  Похоже,  машина
не пройдет, широковата.
   Дорогу перекрывал белый забор, разломанный с левой стороны,  что  между
ним и кустарником могла протиснуться только легковушка. Я выключил  мотор,
переключился на ближний  свет  и  сидел,  вслушиваясь.  Ничего.  Я  совсем
выключил фары и вышел из  машины.  Кузнечики  прекратили  стрекотание.  На
некоторое время воцарилась такая тишина, что я слышал звук машин на  шоссе
на расстоянии мили отсюда. Затем начал стрекотать сначала  один  кузнечик,
за ним другой, и вскоре опять поднялся оглушительный стрекот.
   - Сидите тихо. Я спущусь ниже и посмотрю, - прошептал я в машину.
   Потрогал пистолет под пиджаком и  пошел  вперед.  Между  кустарником  и
ограждением было больше места, чем казалось издали. Кто-то вырубил ветки -
на земле остались следы от автопокрышек. Может  быть,  молодежь  приезжает
вниз, в долину, чтобы целоваться и обниматься  теплыми  ночами.  Я  прошел
мимо ограждения. Через полсотни  шагов  дорога  повернула  и  пошла  вниз,
немного извиваясь. Снизу, из тьмы, доносились неясные звуки моря. А  вдали
- огни машин на шоссе. Я пошел  дальше.  Обрывалась  дорога  в  неглубокой
чашеобразной впадине, окруженной кустарником. Площадка была пуста.  К  ней
не было другого подхода. Я стоял в тишине и до предела напрягал слух.
   Минуты  шли,  а  я  продолжал  вслушиваться.  Никто  не  приходил,  уже
казалось, что я вообще один в этой пустоте.
   Потом я повнимательнее посмотрел на освещенный пляжный  клуб.  Из  окон
его верхнего этажа можно было держать всю эту площадку в поле зрения, имея
хороший бинокль. Можно было видеть приезжающие машины, кто из них выходит.
Сидя в темной комнате, можно увидеть очень много подробностей.
   Я повернулся и пошел назад. Совсем рядом застрекотал кузнечик и испугал
меня, я отпрыгнул. Прошел мимо  белой  ограды.  Ничего  и  никого.  Черная
машина стояла, выделяясь на фоне серого от дальних огней неба. Я подошел к
машине, поставил ногу на подножку.
   - Похоже на проверку, - сказал я очень тихо, но так, чтоб Мэрриот  меня
услышал. - Хотят проверить, как вы подчиняетесь приказам.
   Мэрриот не ответил.
   Сзади послышалось какое-то неясное движение. Я напряг  зрение,  пытаясь
разглядеть что-нибудь в кустах.
   В следующий момент кто-то мастерски ударил меня  по  затылку.  Позже  я
вспомнил, что еще успел  услышать  короткий  свистящий  звук  разрубаемого
воздуха.





   - Минуты три, - раздался голос. - Может, пять. Или шесть, Должно  быть,
они уехали быстро и тихо. А он даже и не пикнул.
   Я открыл глаза и неясно увидел холодную звезду. Я лежал на  спине.  Мне
было плохо.
   Голос продолжал:
   - Вероятно,  немного  дольше.  Может  быть,  даже  восемь  минут.  Они,
наверное, были в кустах, как раз где остановилась машина. А Мэрриот просто
испугался. Они могли его осветить фонариком - он и убежал панически. Он же
труслив, как баба.
   Тишина. Я встал на одно колено. Боль прошила  насквозь  от  затылка  до
пяток.
   - Тогда один из них влез в машину  и  стал  ждать  твоего  возвращения,
остальные снова спрятались. Наверное, они все-таки ожидали, что он струсит
и приедет не один. Или их насторожил его голос по телефону.
   Я балансировал, как пьяный, опираясь на ладони.
   - Да, так оно и  было,  -  подтвердил  голос.  Это  был  мой  голос.  Я
разговаривал сам с собой, приходя в  сознание.  Я  подсознательно  пытался
понять, что же произошло.
   - Да заткнись ты, - сказал я и прекратил вести разговор с собой.
   Вдалеке -  рокот  моторов,  ближе  -  стрекот  кузнечиков.  И  квакание
древесных лягушек. Сейчас мне были противны эти звуки.
   Я сунул  руку  в  карман  плаща.  Естественно,  никакого  пакета.  Рука
скользнула в карман пиджака. Бумажник на месте. Меня интересовало, была ли
в нем моя сотня. Пистолет тоже на месте, в кобуре. Это  приятно  поразило:
очень учтиво со стороны налетчиков. Так же  учтиво,  как  закрывать  глаза
покойнику, только что зарезав его. Я снял шляпу, не без  боли,  и  пощупал
голову, добрую старую голову, которую я носил на  плечах  довольно  долго.
Затылок побаливал. Спасибо, шляпа смягчила удар. И голова  еще  могла  мне
послужить.
   Я снова уперся в землю правой рукой, поднял  левую  и  водил  ее  перед
глазами, пока не увидел часы. Светящийся циферблат показывал 10:56.
   Звонок раздался в 10:08. Мэрриот разговаривал  около  двух  минут.  Еще
через четыре мы вышли из дому. Время идет очень медленно, когда вы  что-то
действительно делаете. Я имею в виду, что вы можете  совершить  многое  за
малое время. О'кей. Значит, было, скажем, 10:15. До этого места  мы  ехали
двенадцать минут. 10:27. Я выхожу, спускаюсь  вниз,  трачу  восемь  минут,
пялясь по сторонам, и возвращаюсь  назад,  чтобы  мне  обработали  голову.
10:35. Это та минута, когда  я  упал  и  разбил  лицо.  У  меня  поцарапан
подбородок, поэтому я знаю, что упал лицом на землю.
   Часы показывали 10:56. Это значит, что я был  без  сознания  20  минут.
Двадцатиминутный сон. Прилично. За это время я  упустил  шайку  и  потерял
восемь тысяч долларов. Ну, а почему бы и  нет?  За  двадцать  минут  можно
потопить крейсер, сбить три-четыре самолета, умереть, жениться,  погореть,
найти новую работу, вырвать зуб, удалить гланды. За двадцать  минут  можно
даже с постели подняться утром. А если очень постараться, то найти  стакан
воды в ночном клубе. Двадцатиминутный сон. Это  много.  Особенно  холодной
ночью на улице. Я начал дрожать.
   Я все еще стоял на коленях. Запах  полыни  начал  раздражать  меня.  Из
полынного вязкого вещества дикие пчелы делают сладкий мед. В  моем  животе
что-то забушевало. Я сжал зубы. Холодный пот выступил на лбу, я  продолжал
дрожать. Постепенно я встал на ноги и  выпрямился,  покачиваясь.  Медленно
повернулся. Машины нет, а земляной дороги не одна сотня метров до  мощеной
улицы, ведущей к Камино де ла Коста. За низкой стеной кустарника  на  небе
дрожала бледная заря, очевидно, огни Бэй Сити. А чуть правее, и как теперь
показалось, не очень далеко видны окна клуба Бельведер.
   Я подошел к месту, где стояла машина, достал фонарик, вмонтированный  в
авторучку,  и  направил  слабый  лучик  света   на   землю.   Почва   была
красноглинная, очень твердая в сухую погоду. Но сейчас был небольшой туман
и земля впитала достаточно  влаги,  чтобы  отпечатались  следы  машины.  Я
рассмотрел  отпечатки   протектора   тяжелых   десятислойных   машин,   и,
согнувшись, всматриваясь в дорогу, пошел по следу. Он привел меня к дыре в
ограждении. Здесь след терялся. Я посветил на куст. Свежесломанные  ветки.
Я прошел через проем вниз по дороге. Земля стала помягче. И вновь следы от
тяжелых шин. Показалась поляна, окруженная со всех сторон кустарником.  Та
самая поляна.
   Хромированные детали блестели  даже  в  темноте,  а  задние  отражатели
отзывались на свет фонарика.  Машина  была  здесь,  тихая,  без  света,  с
закрытыми дверцами. Я медленно  подошел  к  ней,  поскрипывая  зубами  при
каждом шаге. Я открыл заднюю дверцу  и  посветил  внутрь.  Пусто.  Спереди
тоже. Зажигание выключено. Но ключ торчит в  замке  зажигания.  Обивка  не
порвана, стекла не разбиты, никакой крови, никаких трупов. Все пристойно и
порядочно. Захлопнув дверцу, я  обошел  машину  в  поисках  хоть  каких-то
следов.
   Звук поразил меня. За кустами,  со  стороны,  откуда  я  пришел,  урчал
мотор. Я отскочил не более, чем на фут. Мой  фонарь  погас,  пистолет  сам
очутился в руке. Лучи фар поднялись к небу, потом снова опрокинулись вниз.
Судя по звуку мотора, машина была небольшой.
   Свет фар, становясь все ярче, обшаривал землю. Машина  спускалась  вниз
по земляной дороге. Проехав две трети пути от забора  до  ложбины,  где  я
сейчас стоял возле пустого черного лимузина  Мэрриота,  она  притормозила.
Луч света, скользнув на повороте вправо, затем чуть влево,  остановился  и
погас. Через минуту неизвестная машина тронулась снова. Я присел  за  авто
Мэрриота. Маленькое "купе" обычной  формы  и  неяркого  цвета  въехало  на
поляну и повернулось так, что свет фар уперся в шикарную машину  Мэрриота,
заставив ее сверкать. Я спешно спрятал голову. Фары, как мечи, рубили надо
мной мглу. "Купе" остановилось. Мотор  затих.  Фары  выключились.  Тишина.
Открылась дверца,  нога  легко  коснулась  земли.  Снова  ни  звука.  Даже
кузнечики замолчали. Затем луч  света  прорезал  темноту  очень  низко,  в
нескольких дюймах от земли, параллельно ей. Когда луч опустился ниже, я не
успел спрятать ноги  за  колесо.  Мои  ботинки  засветились.  Тишина,  Луч
поднялся и прошелся сверху по капоту.
   Затем смех. Женский смех. Натянутый,  как  струна  мандолины.  Странный
звук в таком месте. Белое пятно света снова бросилось  вниз  и  уставилось
мне на ноги.
   Раздался резковатый голос:
   - Эй, ты. Вылазь оттуда с поднятыми руками и  безо  всяких  штучек.  Ты
попался.
   Я не шевельнулся.
   Свет немного качнулся, как будто качнулась рука,  держащая  фонарь.  Он
снова скользнул по капоту. Голос вновь вонзился в меня:
   -  Послушай-ка.  Тебе  знаком  автоматический  десятизарядный?  Я  могу
стрелять прямо сейчас. Твои ноги открыты.
   - Поднимите его или я его у вас выбью, - хотел прорычать я,  но  угроза
моя прозвучала комариным писком.
   - О, крутой джентльмен, - в голосе издевка. - Считаю до  трех.  Выходи!
Какие  у  тебя  шансы?  Двадцать  цилиндров,  может,  шестнадцать.  Но   с
простреленными ногами. А кости очень долго срастаются, бывает - никогда.
   Я медленно распрямился и уставился в луч мощного фонаря.
   - Я тоже много болтаю, когда боюсь, - сказал я.
   - Не двигайся с места! Кто ты?
   Я обошел машину. Увидел  темный  силуэт  человека.  Когда  до  стройной
фигуры девушки, держащей фонарь, оставалось футов  шесть,  я  остановился.
Свет бил прямо в глаза.
   - Стой здесь, - зло крикнула она, после того как я остановился.  -  Кто
ты?
   - Покажи-ка свою пушку.
   Она вытянула руку вперед в луч света, направив ствол  пистолета  мне  в
живот. Маленький пистолетик, похожий на "кольт" для жилетного кармана.
   - О, это, - сказал я. - Игрушка. В него не влезет  десять  патронов.  В
нем шесть. Пистолет для бабочек. Как не стыдно так нагло врать?
   - Ты что, сумасшедший?
   - Я? Меня огрел по башке грабитель, так я немного туповат.
   - Это твоя машина?
   - Нет.
   - Кто вы?
   - А что вы искали там, выше?
   - Понятно. Вы задаете вопросы. Я только что видела еще одного мужчину.
   - У него волнистые светлые волосы?
   - Возможно, когда-то они и были такими, - тихо сказала она.
   Это ошеломило меня. Чего-чего, а этого я не ожидал.
   - Я... Я его не видел, - произнес я, запинаясь. - Я шел с фонариком  по
следам машины. Что с ним? Он ранен? - Я подошел к ней еще на шаг. Пистолет
опять устремился на меня.
   - Не волнуйся, - сказала она спокойно. - Совсем не волнуйся. Он  мертв.
Недалеко отсюда. Спускаясь на эту полянку, я увидела его скрещенные  ноги,
Фары выхватили на повороте кусок обочины. А там он...
   Я буквально онемел на некоторое время. Потом выдавил из себя:
   - Хорошо, пойдем посмотрим на него.
   - Стой здесь и не двигайся. Скажи мне, кто ты и что произошло?
   - Марлоу. Филипп Марлоу. Следователь. Частный.
   - Докажи!
   - Я достану бумажник?
   - Не стоит. Оставь  руки  на  месте.  Мы  на  время  отложим  выяснение
личности. Так что же произошло? - повторила она вопрос.
   - Может, он еще жив? - в свою очередь спросил я.
   - Он точно уже мертв.  С  мозгами  наружу.  Что  произошло,  мистер?  И
поживее.
   - Но он, может быть, еще не умер. Пойдем посмотрим на него, - настаивал
я и продвинулся еще на фут вперед.
   - Только шевельнись, и я продырявлю тебя! - крикнула она.
   Но я прошел еще на один фут. Фонарик в ее руке дрогнул. Она,  наверное,
шагнула назад.
   - Ты ужасно рискуешь, мистер, - спокойным  тоном  предупредила  она.  -
Хорошо, иди вперед, а я следом. Ты выглядишь  больным.  Если  бы  не  твой
вид...
   - Вы бы меня застрелили. Я выгляжу так от того, что  меня  оглушили.  У
меня после такого всегда темнеет под глазами.
   - Прекрасное чувство юмора. Как у посетителя морга, - почти взвыла она.
   Я отвернулся от света фонаря.  Опустив  его,  девушка  освещала  теперь
дорогу передо мной. Мы прошли мимо маленького "купе",  чистенькой  машины,
отражавшей туманный свет звезд. Мы пошли вверх все по той же утрамбованной
дороге. Ее шаги слышались сзади, а свет фонаря направлял меня.  Вокруг  ни
звука, кроме наших шагов и дыхания девушки. Своего я не слышал.





   Так мы шли несколько минут, а может, секунд.  Я  перестал  воспринимать
течение времени. Так мы шли, пока я не увидел его ногу. Девушка  повернула
фонарь, и я увидел его всего. Я бы должен был увидеть его, когда спускался
вниз, но я, согнувшись,  рыскал  взглядом  по  земле,  пытаясь  с  помощью
слабенького фонарика прочесть следы протекторов.
   - Дайте мне фонарь, - сказал я, протянув руку назад.
   Она безропотно вложила его мне в ладонь. Я стал на колено, через  ткань
штанины чувствовал холод и сырость земли.
   Мэрриот лежал на земле под кустом лицом вверх. Красивые светлые  волосы
были залиты кровью и какой-то жирной серой массой, похожей на слизь.
   Девушка тяжело дышала и молчала.  Я  осветил  лицо  убитого.  Оно  было
исковеркано  до  неузнаваемости.  Руки  со  скрюченными  пальцами   широко
раскинуты. Плащ сильно измят, как будто Мэрриот еще катался по земле после
падения. Ноги перекрещены. У рта струйка  запекшейся  крови,  черная,  как
грязное масло.
   - Посветите мне на него, - сказал я, передавая фонарь девушке,  -  если
вас еще не тошнит.
   Она без слов взяла фонарь и держала его твердо, как вор-рецидивист.
   Я достал свой фонарик-авторучку и начал  осматривать  карманы  убитого,
стараясь не сдвинуть его с места.
   - Вам не следовало бы этого делать, - напряженно сказала она, - пока не
приедет полиция.
   - Да, конечно, - сказал я, - а ребята  из  патрульной  машины  тоже  не
должны его трогать, пока  не  приедет  инспектор,  а  тот  не  должен  его
трогать, пока не приедет экспертиза и фотографы его не  сфотографируют,  а
дактилоскописты не снимут "пальчики". А сколько  все  это  будет  длиться?
Пару часов.
   - Хорошо, - сказала она. - Похоже, вы всегда правы,  такой  уж,  видно,
человек. Кто-то его, наверное, ненавидел, раз проломили голову.
   - Не думаю, что это - личное,  -  пробурчал  я.  -  Просто  есть  люди,
которым нравится проламывать черепа.
   Я просматривал его одежду. Мелочь и несколько банкнот - в одном кармане
брюк, кожаный футляр для ключей, перочинный ножик -  в  другом.  Небольшой
бумажник с  деньгами,  страховыми  уведомлениями,  водительскими  правами,
парой расписок - во внутреннем кармане пиджака. Еще  я  обнаружил  спички,
карандаш, два тонких платка, таких  же  белых  как  снег.  Затем  покрытую
глазурью сигаретницу, из которой он при мне доставал коричневые  сигареты.
Они были южноамериканские, из Монтевидео. В кармане плаща оказался  второй
портсигар,  которого  я  еще  не  видел.  Он  был  сделан  из   материала,
имитировавшего  черепаший  панцирь,  с  вышитыми  по  шелку  драконами  на
внутренней стороне крышек.  Я  открыл  его  и  посмотрел  на  три  длинные
папиросы.  Они  были  старыми  и  сырыми.   Я   достал   одну   -   ничего
подозрительного, вернул на место.
   - Остальные он выкурил, - сказал я через плечо, - а эти, наверное,  для
подруги. Должно быть, у него было много подруг.
   - Вы его знали? - она дышала мне в затылок.
   - Я с ним познакомился сегодня вечером. Он нанял меня телохранителем.
   - Телохранителем?
   Я не ответил.
   - Прошу прощения,  -  она  почти  прошептала.  -  Конечно,  я  не  знаю
обстоятельств.  Как  вы  думаете,  может  быть,  это   травка?   Разрешите
посмотреть?
   Я подал ей вышитый портсигар.
   - Я знала парня, который курил эту гадость.
   Она вернула мне закрытый портсигар, и я  сунул  его  обратно  в  карман
Мэрриота. Было ясно, что его не обыскивали.
   Я встал и достал свой бумажник. Пять двадцаток все еще были в нем.
   - Парни высокого класса, - сказал я. - Взяли только крупные деньги.
   Фонарь освещал землю. Я спрятал на  место  бумажник  и  свой  маленький
фонарик. И тут же молниеносно выхватил у девушки пистолет, который она все
еще держала вместе с фонарем в одной руке. Она уронила фонарь, но пистолет
был у меня. Она быстро отскочила назад, и фонарь теперь тоже был у меня  и
освещал ее лицо.
   - Вы не предупредили, что станете вести  себя  грубо,  -  сказала  она,
засунув руки в карманы длинного  плаща  с  расширенными  плечами,  -  я  и
думала, что вы его убили.
   Мне нравилось холодное спокойствие ее голоса. Мне нравились  ее  нервы.
Мы стояли в темноте лицом к лицу и ничего не говорили. Я  различал  только
кусты и слабый свет на небе.
   Я снова осветил ее лицо, и она заморгала. Изящные черты  лица,  большие
глаза. Очень славное лицо.
   - Вы - рыжеволосая, - сказал я. - Ирландка?
   - А фамилия моя Риордан. Ну  и  что?  И  волосы  у  меня  не  рыжие,  а
золотисто-каштановые.
   Я выключил фонарь.
   - Как вас зовут?
   - Энн. И не зовите меня Энни.
   - А что вы здесь делали?
   - Иногда я люблю  покататься  ночью.  Бессонной  ночью.  Я  живу  одна,
сирота. Я знаю все окрестности здесь, как свои пять  пальцев.  Я  как  раз
проезжала мимо и заметила мерцание света внизу. Слишком холодно для любви,
подумала я. И влюбленные не используют фонариков, не так ли?
   - Я, по  крайней  мере,  не  использовал.  Вы  ужасно  рисковали,  мисс
Риордан.
   - Тоже самое я сказала вам. У меня был пистолет,  и  я  не  боялась.  А
закон не запрещает приезжать сюда.
   - Ага. Запрещает только закон самосохранения. Я  надеюсь,  у  вас  есть
разрешение на оружие? - я протянул ей пистолет рукояткой вперед. Она взяла
его и положила в карман.
   - Интересно, как бывают люди любопытны, не  так  ли?  Я  немного  пишу.
Очерки.
   - И получаете за это?
   - Чертовски мало. А что вы искали в его карманах?
   - Ничего особенного.
   Я очень люблю везде и всюду совать свой нос. Мы привезли  восемь  тысяч
долларов, чтобы вернуть для одной леди украденные у нее драгоценности.  На
нас напали. Почему они  Мэрриота  убили,  я  не  знаю.  Он  не  производил
впечатление человека, способного постоять за себя. И я не  слышал  борьбы.
Сейчас я понял,  когда  это  произошло.  Я  был  в  низине,  когда  с  ним
разделались. Он сидел в машине  наверху.  Предполагалось,  что  мы  поедем
вниз, но для машины проезд оказался слишком  узким.  Поэтому  я  спустился
пешком, и, судя по всему, когда я был в низине, они и напали  на  него.  А
когда я вернулся, один из грабителей огрел и меня. Он, думаю,  прятался  в
машине, а я,  вернувшись  снизу,  разговаривал  с  ним,  принимая  его  за
Мэрриота.
   - Ну, вы не так уж глупы, - сказала она. - Что-то было не  продумано  с
самого начала.
   Я это чувствовал. Но мне были нужны деньги.  Теперь  я  должен  идти  в
полицию и выслушивать их унижения. Не отвезли бы вы меня в район Кабрилло?
Я там оставил свою машину. Там этот Мэрриот жил.
   - Конечно же. Но, может быть, кому-то следует с ним остаться? Вы можете
взять мою машину или я могу позвонить в полицию?
   Я посмотрел на часы. Слабо светящиеся стрелки показывали почти полночь.
   - Нет, нет. Я, к сожалению, не могу сейчас.
   - Почему нет?
   - Не знаю почему. Мне так кажется. Я разберусь с этим сам.
   Она ничего не сказала. Мы вернулись в низину  и  сели  в  ее  маленькую
машину. Энн завела ее, развернулась без света и поехала в гору, мимо  тела
Мэрриота.  Миновав  ограждение,  мы  поехали  быстрее,  и,  проехав  около
квартала, она включила фары.
   Голова у меня раскалывалась. Мы не разговаривали, пока  не  доехали  до
первого дома на мощеной части улицы, Тогда она сказала:
   - Вам надо выпить. Почему бы не заехать ко мне? Вы можете  позвонить  в
полицию от меня. В любом случае они поедут из Лос-Анджелес Вест. Здесь нет
ничего, кроме пожарного поста.
   - Езжайте к побережью. Я буду играть в одиночку.
   - Но почему? Я их не боюсь, а мой рассказ может вам помочь.
   - Мне не требуется помощь. Мне надо подумать. Я хочу остаться  один  на
некоторое время.
   - О'кей, но я... - не договорив, она повернула на бульвар.
   Мы подъехали к станции техобслуживания и свернули на север по  шоссе  к
кафе в районе Кабрилло. Оно было освещено, как, шикарный лайнер. Я  вышел,
но стоял, держа дверцу открытой. Достал визитную карточку из  бумажника  и
протянул ей.
   - Вам может понадобиться крепкая спина. Дайте мне знать. Но не звоните,
если это умственная работа.
   Она взяла карточку и медленно произнесла:
   - Вы найдете меня  в  телефонной  книге  Бэй  Сити,  25-я  улица,  819.
Заходите ко мне и наградите картонной медалью за то, что я не сую свой нос
в чужие дела. Кажется, вам еще плохо после удара по голове.
   Она быстро выехала на шоссе, и я смотрел, как задние фонари  ее  машины
постепенно исчезали во тьме. Потом я направился мимо арки к кафе и  сел  в
свою машину. Бар был рядом, и меня начинало знобить. Но я все-таки  решил,
что разумнее будет прийти прямо сейчас в  полицейский  участок,  что  я  и
сделал через 20 минут, холодный, как лягушка,  и  зеленый,  как  новенький
доллар.





   Прошло полтора часа. Тело убрали,  землю  тщательно  исследовали,  а  я
только что в третий или четвертый раз рассказывал свою историю.
   Мы вчетвером сидели в комнате дежурного в участке Лос-Анджелес Вест.  В
здании было тихо, только пьяница в камере  непрерывно  вызывал  Австралию.
Утром его должны были переправить в центр города.
   Тяжелый молочный свет падал из стеклянного отражателя на гладкий  стол,
где были разложены вещи из карманов  Мэрриота,  такие  же  безжизненные  и
бездомные, как он сам. Напротив меня сидел Рандэлл, человек из  уголовного
розыска  Лос-Анджелеса.  Худой,  спокойный,  лет  пятидесяти,  с  гладкими
желто-серыми  волосами,  холодными  глазами  и   официальными   повадками.
Горошины с его темно-красного галстука прыгали у меня  перед  глазами.  За
ним стояли два крепких рослых парня, похожих на телохранителей, и смотрели
на мои уши: один на правое, другой на левое. Я помял в пальцах сигарету  и
закурил. Ее вкус мне не понравился. Я сидел и смотрел,  как  она  дымит  в
моих руках. Я чувствовал себя восьмидесятилетним и быстро терял силы.
   Рандэлл холодно сказал:
   - Чем больше вы рассказываете эту историю, тем глупее она звучит.  Этот
человек, Мэрриот, вел переговоры о выкупе несколько дней, а  за  несколько
часов до встречи он звонит абсолютно незнакомому человеку и  нанимаем  его
телохранителем.
   - Не совсем телохранителем, - сказал я. - Я даже не сказал  ему  точно,
есть ли у меня пистолет. Так, для компании.
   - Откуда он знал о вас?
   - Сначала он сказал, что  от  общего  друга,  порекомендовавшего  меня.
Потом, что наугад, из телефонной книги.
   Рандэлл аккуратно поискал что-то среди вещей на столе и  отделил  белую
карточку, не очень чистую, и толкнул ее через стол.
   - У него была ваша визитная карточка.
   Я посмотрел на нее. Она была извлечена из маленького бумажника вместе с
другими карточками, которые я поленился просмотреть  в  Пуриссима  Каньон.
Да, это была одна из моих карточек. Она выглядела  грязной  для  человека,
каким был Мэрриот. В углу было круглое пятно.
   - Конечно, - нетвердо сказал я. -  Я  вручаю  карточку  при  первой  же
необходимости, естественно. Возможно, и Мэрриоту вручил.
   - Мэрриот  доверил  вам  деньги,  -  сказал  Рандэлл.  -  Восемь  тысяч
долларов. Он был слишком доверчив.
   Я затянулся и выпустил вверх дым. Свет больно бил  по  глазам.  Затылок
болел.
   - У меня нет восьми тысяч долларов, - сказал я. - Сожалею, но это факт.
   - Конечно, нет. Вы бы сюда не пришли, если б они у вас были.  А  может,
пришли бы? - на его лице была холодная, искусственная ухмылка.
   - Я бы сделал многое за восемь тысяч долларов, - сказал я. - Но если бы
я хотел ограбить человека, я бы просто огрел его пару раз по затылку.
   Он еле заметно кивнул, вроде как соглашаясь со мной. Один из верзил  за
его спиной сплюнул в корзину для мусора.
   -  Это  одно  из  самых   загадочных   мест.   Похоже,   что   работали
профессионалы, но хотели создать видимость, что они  любители.  Деньги  не
принадлежали Мэрриоту, не так ли?
   - Я не знаю, возможно, они и не его. Он не захотел сообщить мне, что за
леди была в этом замешана.
   - Мы ничего не знаем пока о Мэрриоте, - отрывисто произнес Рандэлл, - я
полагаю, что он хотел сам украсть эти деньги.
   - Неужели? - я искренне удивился. На гладком лице  Рандэлла  ничего  не
изменилось.
   - Вы пересчитывали деньги?
   - Конечно же, нет. Он дал мне пакет. Я заглянул  в  него.  В  нем  были
деньги, и немалые. Он сказал, что там было 8 тысяч. Зачем ему понадобилось
воровать их у меня, если они у него уже были до моего появления?
   Рандэлл посмотрел вверх,  на  потолок  и,  опустив  уголки  губ,  пожал
плечами.
   - Вернемся немного назад, - сказал он.  -  Кто-то  ограбил  Мэрриота  и
леди, забрал нефритовое ожерелье и  кое-что  еще  и  затем  предложил  все
отдать обратно за смехотворную сумму,  учитывая  предполагаемую  стоимость
этого ожерелья, Мэрриот должен был вручить выкуп. Он хотел отвезти  его  в
одиночку, и мы не знаем, оговаривался ли этот пункт соучастниками.  Обычно
в таких делах они  очень  щепетильны.  Мэрриот,  очевидно,  посчитал,  что
ничего страшного нет, если вы поедете с ним, Вы оба полагали,  что  имеете
дело с организованной бандой и гангстеры  пообщаются  с  вами  в  пределах
своих интересов. Мэрриот боялся. Это вполне естественно.  Ему  нужна  была
компания. Вы ему ее составили. Но вы были совершенно незнакомы ему, только
имя  на  карточке,  полученной,  полагаю,  не  от  вас,  а  от   какого-то
неизвестного лица, которого он упомянул  как  общего  друга.  В  последние
минуты Мэрриот решает, чтобы вы несли деньги и вели  переговоры,  пока  он
прячется в машине. Вы говорите, что это была ваша идея, но он надеялся, вы
это предложите. А если бы вы не предложили, то он  бы  сам  предложил  вам
это.
   - Сначала ему эта мысль не понравилась, - сказал я.
   Рандэлл снова пожал плечами.
   - Он мог притвориться, что ему не нравится идея. Наконец, ему звонят, и
вы вдвоем уезжаете туда, куда он говорит. Когда вы добираетесь  туда,  вам
кажется, что никого кругом нет. Предполагается, что вы съедете  в  низину,
но оказывается, что там не пройдет большая машина. Пройти-то  она  прошла,
но здорово поцарапана на левом боку. Вы ходите и спускаетесь вниз,  ничего
не видите и не слышите, ждете несколько минут и  возвращаетесь  к  машине.
Кто-то бьет вас по затылку.  А  теперь  предположили,  что  Мэрриот  хотел
присвоить эти деньги и сделать вас козлом отпущения. Не действовал  бы  он
именно так?
   - Шикарная версия, - сказал я. - Мэрриот оглушил меня,  забрал  деньги,
затем очень огорчился, что поступил нехорошо,  проломил  себе  в  отчаянии
голову, предварительно зарыв деньги под кустом.
   Рандэлл снова посмотрел на меня безо всякого выражения.
   - Конечно же, у него был сообщник,  который  должен  был  вырубить  вас
обоих и смыться с деньгами. Вы бы очухались  и  расстались.  А  Мэрриот  с
сообщником поделили бы денежки. Только сообщник перехитрил Мэрриота,  убив
его. А вас ему убирать не было необходимости, так как вы его все равно  не
знали.
   Я посмотрел на Рандэлла с восхищением и выбросил  окурок  в  деревянную
пепельницу с разбитыми стеклянными внутренностями.
   - Это все соответствует фактам - насколько  мы  их  знаем,  -  спокойно
продолжал Рандэлл. - Эта  версия  не  хуже  любой  другой,  придуманной  в
настоящий момент.
   - Может, и не хуже, но в нее не укладывается один факт. Я  был  оглушен
из машины, не так ли? Версия заставляет меня подозревать Мэрриота  в  том,
что он ударил меня. Хотя я его не подозревал после того, как его убили.
   - То, как вас стукнули, лучше всего совпадает с моей версией, -  сказал
Рандэлл. - Вы не сказали Мэрриоту, что у вас  есть  пистолет,  но  он  мог
подозревать,  что  он  у  вас  есть,  заметив  под  рукой   подозрительную
выпуклость. В этом случае  ему  было  удобно  ударить  вас,  когда  вы  не
ожидали. А вы бы и додуматься не смогли, что вас могут стукнуть из машины.
   - О'кей, - сказал я, - вы выиграли. Версия хорошая, если  предположить,
что деньги не принадлежали Мэрриоту, что он хотел украсть их и что он имел
напарника. Значит, мы оба просыпаемся с шишками на головах и без денег. Мы
выражаем друг другу соболезнования, жмем руки,  я  иду  домой  и  про  все
забываю. По-вашему, связавшись с  частным  детективом,  он  ожидал  такого
завершения?
   Рандэлл криво улыбнулся.
   -  Мне  самому  не  нравится.  Я  только  проверял  эту   версию.   Она
удовлетворяет фактам, насколько полно я с ними знаком,  вернее,  насколько
неполно.
   - Мы многого не знаем, чтобы даже теоретизировать, - сказал я. - Почему
бы не допустить, что мне он говорил правду  и  что  он  узнал  кого-то  из
налетчиков?
   - Вы утверждаете, что не слышали ни крика, ни борьбы?
   - Нет, не слышал. Но его ведь могли быстро схватить за глотку.  Или  он
слишком испугался, чтобы кричать, когда на него набросились.  А  если  они
наблюдали из кустов и видели, как я пошел вниз? Вы  знаете,  я  отошел  на
приличное  расстояние,  на  добрую  сотню  футов.  Представьте,   подходят
посмотреть в машину и видят  Мэрриота.  Ему  тычут  в  лицо  пистолетом  и
говорят, чтоб он тихо вылезал. Затем его  оглушают.  Ведь  он  мог  узнать
кого-то из них.
   - В темноте?
   - Да. Некоторые голоса западают в память так, что даже в темноте  можно
узнать человека.
   Рандэлл покачал головой.
   - Если это была организованная банда охотников за драгоценностями,  они
бы не убивали без очень серьезного предлога. - Рандэлл внезапно  замолчал.
В его глазах появился блеск. Он плотно сжал губы. В его  голове  рождалась
новая мысль. - Налет, - сказал он наконец.
   - Думается, эта мысль лучше, - сказал я.
   - Да, вот еще. Как вы сюда добрались?
   - На своей машине.
   - Где она стояла?
   - В районе Кабрилло, на стоянке у кафе.
   Рандэлл очень внимательно посмотрел на меня. Два лба за его спиной тоже
подозрительно уставились. Пьяница в камере попытался петь, взяв неимоверно
высокую ноту, но голос сорвался, и это его обескуражило. Он начал плакать.
   - Я вернулся пешком к шоссе, - сказал я. - И проголосовал. Остановилась
машина. В ней за рулем сидела девушка. Она подобрала меня.
   - Девушка, - сказал Рандэлл. - Была глубокая ночь, пустынная дорога,  и
она остановилась.
   - Да. Иногда они останавливаются. Я не познакомился с ней, но она  была
хорошенькая, - я посмотрел на них,  зная,  что  они  не  верят  мне  и  им
интересно знать, почему я лгу.
   - Это была небольшая машина, - продолжал я. - "Купе"  фирмы  "Шевроле".
Номер я не разглядел.
   - Ха, он не разглядел номер, - сурово заявил один из  телохранителей  и
снова сплюнул в корзину.
   Рандэлл наклонился вперед и укоризненно посмотрел на меня.
   - Если вы что-нибудь утаиваете, Марлоу, с целью поработать  самому  над
этим делом и сделать себе рекламу, то мой вам совет -  забудьте  об  этом.
Мне не, понравилось все в вашем  рассказе,  поэтому  я  даю  вам  ночь  на
обдумывание. Завтра я, возможно, возьму у вас показания  под  присягой,  А
пока позвольте дать  вам  совет.  Это  убийство,  и  дело  полиции  -  его
расследовать. А ваша помощь, даже очень хорошая,  нам  не  требуется.  Нам
нужны от вас только факты. Ясно?
   - Конечно. Я могу идти домой? Я себя чувствую не очень хорошо.
   - Вы можете идти, - ледяные глаза смотрели мимо меня.
   Я поднялся и в мертвой тишине пошел к двери, не успел  сделать  четырех
шагов, как услышал покашливание Рандэлла, Он беззаботным тоном сказал:
   - Ах да, еще один маленький вопросик. Вы заметили, какие сигареты курил
Мэрриот?
   Я повернулся:
   - Да, коричневые. Южноамериканские в коробке с французской эмалью.
   Он наклонился вперед, вытолкнул вышитый шелком портсигар из кучи  вещиц
Мэрриота, лежащих на столе, пододвинул его к себе.
   - Вы это видели раньше?
   - Конечно, да, - сказал я. - Где-то он лежал. А что?
   - Вы обыскивали тело?
   - О'кей, - сказал я. - Я просмотрел в карманах. Это лежало в  одном  из
них. Я сожалею,  просто  профессиональное  любопытство.  Но  я  ничего  не
нарушил. В конце концов, он был моим клиентом.
   Рандэлл взял портсигар двумя руками и открыл  его.  Он  был  пуст.  Три
папиросы исчезли.
   Я сильно сжал зубы и попытался удержать усталость  на  лице.  Это  было
нелегко.
   - Вы видели, как он брал отсюда папиросы?
   - Нет.
   Рандэлл холодно кивнул.
   - Он пуст, как видите. Но он был пуст уже в его кармане.  В  портсигаре
мы нашли немного пыли. Я собираюсь провести ее экспертизу. Я не уверен, но
мне кажется, что это марихуана.
   Я сказал:
   - Если у него и были такие сигареты, то, я думаю, он  мог  бы  выкурить
парочку сегодня ночью. Ему нужно было взбодриться.
   Рандэлл аккуратно закрыл портсигар и толкнул его на место.
   - Все на этом, - сказал он.
   Я вышел.
   Туман рассеялся, и  звезды  были  такие  же  яркие,  как  искусственные
хромированные звезды на  театральном  небе  из  черного  бархата.  Я  ехал
быстро. Мне очень хотелось выпить, а бары были закрыты.





   Я встал в девять, выпил три чашки черного кофе,  подержал  затылок  под
струей ледяной воды  и  прочитал  две  утренние  газеты.  Во  второй  было
сообщено о Лосе Мэллое, но Налти не упомянул его имени. О Линдсее Мэрриоте
не было ни слова.
   Я оделся и съел два сваренных всмятку яйца, выпил четвертую чашку  кофе
и оглядел себя в зеркале. Под глазами все еще были  темные  круги.  Я  уже
открыл дверь, чтобы уйти, когда зазвонил телефон. Это был Налти. Его голос
звучал скороговоркой, но далеко не бодро:
   - Марлоу?
   - Да. Ну что, вы его взяли? - сразу поинтересовался я.
   - О, конечно. Мы его взяли. На линии Вентура,  как  я  и  говорил.  Ну,
парень, мы и повеселились! Шесть футов, шесть дюймов, здоров,  как  бочка,
ехал в Сан-Франциско на ярмарку на машине,  взятой  напрокат.  Пять  кварт
выпивки на переднем сиденье, и он пил их одну за другой, пока ехал,  давая
лишь семьдесят в час.  Все,  что  у  нас  было  против  него,  -  это  два
полицейских с пистолетами и дубинками.
   Он остановился, а я перебирал в мозгу различные остроты, но ни одна  не
соответствовала моменту. Налти продолжал:
   - Он порезвился с нашими ребятами, и когда они устали так, что захотели
спать, он оторвал крыло от их машины, вышвырнул радио в  кювет,  откупорил
бутылку и заснул. Ребята молотили его дубинками  по  башке  минут  десять,
пока он обратил на это внимание. Когда ему это стало  надоедать,  на  него
надели наручники. Это было легко. Он у нас в холодильнике. Езда за рулем в
нетрезвом  виде,  пьянство  в  автомобиле,  оскорбление  полицейского  при
исполнении  обязанностей,  нанесение   серьезного   ущерба   собственности
полиции,  преднамеренное  избегание   патруля,   нарушение   общественного
спокойствия и стоянка на шоссе. Весело, не так ли?
   - А где смеяться? - спросил я. - Вы бы не говорили мне всего этого ради
торжества.
   - Это был не Лось, - дико сказал Налти. - Эту птичку зовут  Стояновски,
живет в Хемете, и он как раз окончил работать на подземных работах  в  том
туннеле Сан Джек. Женат, четверо детей. Как она убивается!  А  что  насчет
Мэллоя?
   - Ничего, у меня болит голова.
   - Когда у тебя будет немного свободного времени?..
   - Не думаю, что скоро, - перебил я. - Слава  богу,  все  по-старому.  А
когда будет страшный суд над неграми?
   - А тебе-то чего беспокоиться, - проворчал Налти и повесил трубку.
   Я поехал на бульвар Голливуд, поставил машину на стоянку и поднялся  на
свой этаж, открыл дверь маленькой приемной, которую я никогда не  закрывал
на ключ на случай, если клиент захочет меня подождать.
   Мисс Энн Риордан оторвалась от журнала и улыбнулась мне.
   На ней был костюм табачного цвета и белый свитер с высоким  воротником.
Ее волосы при свете дня казались золотисто-каштановыми, а на  голове  была
шляпа с тульей не больше стакана и с такими полями, что из них можно  было
сшить еще и пальто. Она лихо держалась на голове под  углом  45,  так  что
одно плечо оказывалось полностью прикрытым. Несмотря на это, она выглядела
превосходно, а может  быть,  и  благодаря  этому.  Лет  28.  Низковатый  и
довольно широкий лоб, что у женщин, правда, считается не очень элегантным,
маленький носик, выражающий любопытство, рот  чуть-чуть  великоват,  глаза
серо-голубого  цвета   с   золотыми   крапинками.   Улыбка   была   просто
очаровательной. Она выглядела свежей и выспавшейся. Очень  привлекательное
лицо, такие обычно нравятся. Хорошенькая, но не настолько, чтобы носить  с
собой кастет, когда идешь с ней в бар.
   - Я не знала, когда вы начинаете работать -  сказала  она.  -  Пришлось
подождать. Я полагаю, ваша секретарша сегодня не работает?
   - У меня ее нет.
   Я прошел через приемную  и  открыл  внутреннюю  дверь,  затем  выключил
звонок сигнализации, который начал трезвонить у наружной двери.
   - Прошу в мои покои частного размышления.
   Она  прошла  передо  мной,  оставив  за   собой   таинственный   аромат
сандалового дерева, и остановилась, глядя на пять зеленых папок,  потертый
ржаво-красный ковер, пыльную мебель и не слишком чистые тюлевые занавески.
Она посоветовала постирать их, я предложил ей сесть и пообещал сдать их  в
стирку после первого же дождя в ближайший четверг.
   Она аккуратно  поставила  большую  замшевую  сумку  на  край  покрытого
стеклом стола, откинулась назад и взяла одну  из  моих  сигарет.  Я  обжег
палец, зажигая ей бумажную спичку.
   Она пустила веер дыма и  улыбнулась  из-за  него,  слегка  обнажив  ряд
прекрасных крепких зубов.
   - Вы, вероятно, и не надеялись увидеть меня так скоро.
   - Как ваша голова?
   - Плохо. Нет, не надеялся.
   - В полиции с вами обошлись ласково?
   - Так же, как обходятся всегда.
   - Я вас отвлекаю от чего-то важного?
   - Нет.
   - И все равно, мне кажется, вы не рады мне.
   Я набил трубку, протянул руку к спичкам, аккуратно раскурил табак.  Она
наблюдала с одобрением. Курильщики  трубок  -  солидные  мужчины.  Ей  еще
предстояло разочароваться во мне.
   - Я пытался выгородить вас, - сказал я. - Не знаю точно почему.  Однако
случившееся теперь меня не касается. Я  наслушался  издевательств  прошлой
ночью, плюхнулся в постель с бутылкой, а теперь  дело  за  полицией:  меня
предупредили, чтобы я оставил попытки что-либо предпринимать.
   - Вы меня выгородили потому, что полиция не поверила  бы,  что  ленивое
любопытство привело меня в низину прошлой ночью. Они бы стали  подозревать
меня в чем-то предосудительном, долбили бы меня до одурения.
   - Откуда вы знаете, что я думал именно так?
   - Полицейские тоже люди, - уместно заметила она.
   - Они с этого начинают, я слышал.
   - О, утром вы циник, - она оглядела комнату  ленивым,  но  обшаривающим
взглядом. - У вас все в порядке? Я имею в виду финансы. То есть, вы  много
зарабатываете? А то такая мебель...
   Я тихонько рыкнул.
   - О, я чувствую, мне надо попробовать не совать нос не в свои дела и не
задавать наглых вопросов, не так ли?
   - А получится ли, если вы попробуете?
   - Теперь мы оба задаем наглые вопросы.  Скажите,  почему  вы  покрывали
меня? Только ли из-за рыжих волос и красивой фигуры?
   Я ничего не ответил.
   - Тогда попробуем так, - бодро сказала она. - Хотели бы вы знать,  кому
принадлежало нефритовое колье?
   Мое лицо застыло. Я упорно думал, но не мог вспомнить точно. Наконец  я
вспомнил. Я ей ничего не говорил о нефритовом колье.
   Я взял спички и снова закурил трубку.
   - Не очень, - сказал я. - Зачем?
   - Затем, что я знаю.
   - Ага.
   - А что вы делаете, когда вас одолевает болтливость? Шевелите  пальцами
ног?
   - Хорошо, - проворчал я. - Вы пришли, чтобы поговорить со мной. Вперед.
   Ее голубые глаза расширились, и я на мгновение подумал, что они немного
влажные. Она закусила нижнюю губу  и  посмотрела  на  стол.  Затем  пожала
плечами и искренне улыбнулась мне.
   - О, я  знаю,  я  чертовски  любопытная  девчонка.  Но  у,  меня  такая
наследственность. Мой отец был полицейским, его звали Клифф Риордан  и  он
руководил всей полицией Бэй Сити семь лет. Вот в чем дело, я полагаю.
   - Кажется, я его помню. Что с ним случилось?
   - Его выгнали с работы. Это совсем разбило его сердце. Шайка мошенников
во главе с Лэрдом Брюнеттом выбрала себе мэра. А отца перевели в  архивное
бюро, которое в Бэй Сити  не  больше  спичечного  коробка.  Отец  подал  в
отставку, повозился еще пару лет и умер, а мать вскоре после него. Я  одна
уже два года.
   - Очень сожалею, - сказал я.
   Она выбросила свою сигарету. Помада не отпечаталась.
   - Единственное, ради чего я вас беспокою, - это то, что у меня  хорошие
отношения с полицией. Мне бы следовало  это  вам  сказать  прошлой  ночью.
Сегодня утром я выяснила, кому поручили это дело, и пошла к нему.  Он  был
немного недоволен вами.
   - Да, - сказал я. - Если  бы  даже  я  рассказал  ему  правду  по  всем
пунктам, он бы мне все равно не поверил.
   Я встал и открыл окно. Шум движения на  бульваре  накатывался  волнами,
как тошнота. Я чувствовал себя отвратительно, быстро  открыл  ящик  стола,
достал бутылку и налил себе  глоток.  Мисс  Риордан  смотрела  на  меня  с
осуждением. Я не был более солидным человеком. Она ничего  не  сказала.  Я
выпил, поставил бутылку на место и сел.
   - Вы мне не предложили, - прохладно сказала она.
   - Простите, но еще нет и одиннадцати. Я не  думал,  что  вы  пьете  так
рано.
   Ее глаза сощурились:
   - Это комплимент?
   - В моем кругу - да.
   Она обдумывала это. Я тоже попытался решить, как быть, но ни до чего не
додумался. Однако чувствовал себя намного лучше после  глотка  виски.  Она
наклонилась вперед и, постукивая пальчиками по стеклу на столе, сказала:
   - Вам бы не понадобился помощник? Бесплатно, только за доброе слово?
   - Нет.
   Она кивнула.
   - Я так и думала. Тогда я вам просто выложу, что знаю, и пойду домой.
   Я ничего не сказал и снова закурил трубку, стараясь ни о чем не думать.
Но когда вы не думаете, это всегда придает вам  задумчивый  вид.  Замечено
давно и не мной.
   - Сначала мне пришло в голову, что такое  колье  должно  быть  музейной
редкостью и что оно, должно быть, известно многим, - сказала она.
   Я держал горящую спичку в руках  и  смотрел,  как  пламя  подползает  к
пальцам. Затем я задул ее, выбросил в пепельницу и сказал:
   - Я ничего не говорил вам о колье.
   - Нет, но лейтенант Рандэлл говорил.
   - Не мешало бы ему повесить на рот замок.
   - Он знал моего отца. Я пообещала никому не говорить об этом.
   - А мне рассказываете.
   - Вы это знали и до меня.
   Внезапно ее рука взлетела вверх,  как  будто  бы  хотела  закрыть  рот,
поднялась и на полпути медленно упала назад. Ее глаза  широко  раскрылись.
Сыграно прекрасно, но я  уже  знал  о  ней  кое-что,  чтобы  не  принимать
всерьез.
   - Вы знали, не так ли? - она с напряжением выдыхала слова.
   - Я думал, это бриллианты. Браслет, пара сережек, три кольца, подвеска,
одно из колец с изумрудом.
   - Не смешно, - сказала она. - Даже не остроумно.
   - Нефрит Фей Цуй. Очень  редкий.  Шестьдесят  разных  бусин,  по  шесть
каратов каждая. Стоит 80 тысяч.
   - У вас такие красивые глаза, - сказала она, - и  вы  думаете,  что  вы
сильный.
   - Ладно, кому они принадлежат и как вы выяснили это?
   - О, очень просто. Я подумала, что лучший ювелир в городе  такое  колье
должен знать, поэтому пошла и спросила менеджера  фирмы  "Блокс".  Сказала
ему, что хочу написать очерк об этом редком нефрите.
   - И он поверил вашим рыжим волосам и стройной фигуре?
   Она покраснела до висков.
   - Однако он рассказал мне. Колье принадлежит богатой леди из Бэй  Сити,
которая живет в поместье в каньоне. Миссис Льюин  Локридж  Грэйл.  Ее  муж
какой-то банкир, очень богатый, состояние около 20 миллионов  долларов.  У
него есть радиостанция в Беверли Хиллз, станция КФДК, а миссис  Грэйл  там
работала. Они поженились пять лет назад. Она -  очаровательная  блондинка.
Мистер Грэйл - старый, желчный человек, сидит  дома  и  глотает  таблетки,
пока миссис Грэйл развлекается в различных увеселительных местах.
   - Этот менеджер, в "Блокс", - сказал я, - в курсе всех дел.
   - О, глупенький, конечно же, я все это узнала не от него одного. Только
о колье. Остальное мне рассказал Джидди Грети Арбогаст.
   Я залез в ящик и снова извлек бутылку.
   - В конце концов окажется, что вы просто обычный пьяный сыщик,  не  так
ли? - беспокойно спросила она.
   - Почему бы и нет? Они  всегда  распутывают  свои  дела  и  никогда  не
потеют. Продолжайте.
   - Джидди - редактор светской хроники в "Кроникл". Я уже давно знаком  с
ним. Он весит двести фунтов и носит усы, как у  Гитлера.  Он  поднял  свой
архив и нашел дело Грэйлов. Посмотрите.
   Она залезла в сумку и достала  фотографию,  глянцевый  снимок  3  на  5
дюймов,  запечатлевший   тридцатилетнюю   блондинку,   на   которой   была
повседневная одежда,  казавшаяся  черно-белой,  и  соответствующая  шляпа.
Взгляд ее был несколько надменным. Я быстро вылил виски в  рот  и  немного
обжег глотку.
   - Заберите фотокарточку, - сказал я.
   - Почему? Я принесла ее вам. Вы же захотите встретиться с ней,  не  так
ли?
   Я снова посмотрел на фото и сунул его под папку.
   - Как насчет сегодняшнего вечера, скажем, часов в одиннадцать?
   - Послушайте, что за набор острот, мистер Марлоу?  Я  ей  звонила.  Она
встретится с вами по делу.
   - Ну что ж, так это может начаться...
   Она сделала нетерпеливый жест, и я прекратил  дурачиться,  водрузив  на
лицо угрюмость потрепанного в битвах воина.
   - По поводу чего она хочет меня видеть?
   - Конечно же, по поводу ожерелья. Дело было так. Я  позвонила  ей  и  с
большим трудом дозвалась ее к телефону. Тогда я наплела ей то  же,  что  и
человеку "Блокса", но это на нее не подействовало. Она разговаривала  так,
как будто кто-то стоял рядом, сказав, чтобы я поговорила с секретарем,  но
мне удалось удержать ее у трубки и я спросила, правда ли, что у  нее  есть
колье из нефрита Фей Цуй. После небольшого молчания она сказала  -  да.  Я
спросила, можно ли его увидеть. А она ответила - для чего?  Я  наплела  ей
про очерк, но и это не  возымело  действия.  Затем  я  услышала,  как  она
зевнула и крикнула кому-то, чтоб тот соединился со мной. Тогда я  сказала,
что работаю на Филиппа Марлоу. Она ответила: "Ну и черт  с  тобой".  Прямо
так и сказала.
   - Невероятно. Но сейчас все светские дамы ругаются как проститутки.
   - Мне следовало бы знать, - сладко произнесла мисс Риордан. - Возможно,
некоторые из них и есть проститутки. После  я  спросила,  есть  ли  у  нее
телефон без параллельного аппарата, а она ответила, что это не  мое  дело.
Но удивительно, что она не повесила трубку.
   - Она думала о нефрите и не знала, куда вы клоните. А, может  быть,  ей
уже сообщил Рандэлл.
   Мисс Риордан покачала головой:
   - Нет. Я ему звонила после этого,  и  он  не  знал,  кому  принадлежало
ожерелье, пока я ему не рассказала.  Он  был  очень  удивлен,  что  я  это
выяснила.
   - Ничего, он привыкнет к вам, - сказал я. - Ему это нужно. Что дальше?
   - Я сказала миссис Грэйл: "Вам бы хотелось, наверное, вернуть ожерелье,
не так ли?" Мне надо было сказать что-нибудь такое, что ошеломило  бы  ее.
Она быстро дала мне другой номер. Я позвонила по нему и  сказала,  что  не
прочь была бы ее увидеть.
   Она  была  удивлена.  Я  рассказал  ей  ночную  историю.  Ей   она   не
понравилась. Она продолжала интересоваться, почему ей не  звонит  Мэрриот.
Полагаю, она думает, что тот смылся на юг с деньгами  или  что-то  в  этом
роде. Я встречаюсь с ней в два часа. Я ей расскажу, какой вы замечательный
и надежный человек и как вы любезно согласились ей помочь.
   Я ничего не говорил, просто смотрел на нее.
   - В чем дело? Я сделала что-нибудь не так? - испуганно  произнесла  Энн
Риордан.
   - Не могли бы вы обратиться к своей памяти и припомнить, что все это  -
дело полиции, а меня предупредили, чтобы я не совал в него нос?
   - Миссис Грэйл имеет право нанять вас, когда она только пожелает.
   - Что пожелает?
   - О, Боже мой... Такая женщина,  как...  С  ее-то  взглядами...  Видите
ли... - она остановилась и опять, как только что, закусила губу.  -  Каким
человеком был Мэрриот?
   - Я слабо его знал. Он казался женоподобным. Мне он не понравился.
   - Был ли он привлекателен для женщин?
   - Для определенного типа. Но не для всех.
   - Похоже, он нравился миссис Грэйл. Она с ним проводила время.
   - Она, возможно, проводила время с сотней  мужчин.  А  сейчас  осталось
мало шансов вернуть колье.
   - Почему?
   Я встал, подошел к стене и сильно хлопнул по ней ладонью.
   Треск пишущей машинки на время прекратился, а потом опять возобновился.
Я посмотрел через открытое окно на шпиль между моим зданием и отелем Мэншн
Хауз. Запах из кофейного магазина был настолько  сильным,  что,  казалось,
можно заваривать воздух. Я подошел  к  столу,  поставил  бутылку  в  ящик,
задвинул его и снова сел.
   Я в восьмой или девятый раз  закурил  трубку  и  внимательно  посмотрел
через пыльный стол на серьезное и честное личико мисс Риордан.
   Блондинкам, стремящимся очаровать, цена пятачок за  пучок,  а  ее  лицо
могло бы покорить и вас. Я улыбнулся.
   - Послушайте, Энн, убийство Мэрриота - глупая  ошибка.  Банда,  взявшая
колье, никогда бы так не поступила. Вероятно, какой-то придурок,  которого
они взяли а качестве носильщика  или  кого-то  там  еще,  потерял  голову.
Мэрриот сделал подозрительное движение, и какой-то подонок ударил его  так
быстро,  что  остальные  ничего  не  успели  сделать.  Мы  столкнулись   с
организованной группой, имеющей доступ к информации о драгоценностям  и  о
передвижениях  женщин  с  ними.  Они  просят  огромные  выкупы  и  немного
торгуются. Но здесь убийство, которое не укладывается ни в какие рамки.  Я
думаю, что, кто бы ни убил Мэрриота, он сам  уже  давно  труп,  с  камнем,
привязанным к ногам, глубоко в Тихом океане. А нефриты или утонули  вместе
с ним, или надолго припрятаны в надежном месте, может, на годы,  пока  они
не отважатся извлечь их на свет божий. Если банда большая,  то  она  может
появиться и на  другой  стороне  земли.  Восемь  тысяч,  запрошенных  ими,
кажутся мелочью по сравнению с  ценностью  колье,  но  его  очень  нелегко
продать. И одно я знаю наверняка: они никогда никого не хотели убивать.
   Энн  Риордан  смотрела  на  меня  с  приоткрытым  ртом  и  восторженным
выражением на лице, как будто смотрела на Далай Ламу.
   Она медленно закрыла рот и кивнула.
   - Вы просто великолепны, - мягко произнесла она, - но вы спятили.
   Она встала и взяла сумку.
   - Вы пойдете к ней или нет?
   Рандэлл не может меня остановить, если это была ее  инициатива,  -  был
мой ответ.
   - О'кей. Я  собираюсь  встретиться  еще  с  одним  редактором  светской
хроники и получить  еще  немного  информации  о  Грэйлах.  О  ее  любовных
похождениях. У нее ведь они были, не так ли?
   Лицо, обрамленное золотыми волосами, было задумчиво.
   - А у кого их не было? - пробормотал я.
   - У меня. Никогда.
   Я прикрыл рот рукой. Она резко взглянула на меня и пошла к выходу.
   - Но вы еще кое о чем забыли, - сказал  я  вслед.  Она  остановилась  и
обернулась.
   - Что? - она смотрела на стол.
   - Вы отлично знаете что.
   Она вернулась к столу и нагнулась над ним с серьезным видом:
   - Почему они  убили  человека,  который  убил  Мэрриота,  если  они  не
занимаются убийствами?
   - Потому что этого типа могли бы взять, а он бы раскололся, когда  б  у
него забрали наркотики. Я имею в виду, что они не убили бы шантажируемого.
   - А почему вы уверены, что убийца принимал наркотики?
   - Я не уверен. Я сказал это к примеру. Хотя большинство  этих  подонков
принимает.
   - О, - она выпрямилась, кивнула и заулыбалась. - Я думаю,  вы  имели  в
виду это? - полезла в сумку и положила на стол пакетик.
   Я взял его, стянул резинку и аккуратно развернул. На бумаге лежали  три
длинные толстые папиросы. Я посмотрел на Энн и ничего не сказал.
   - Я знаю, мне не следовало их брать, - сказала она, почти не дыша, - но
я знала, что они с травкой. Обычно они прибывают  в  Бэй  Сити  в  простой
бумаге, а потом их упаковывают, как были упакованы эти. Я видела  когда-то
несколько штук.
   - Вам следовало бы взять и портсигар, - спокойно произнес я.  -  В  нем
нашли пыль. А то, что он пуст, вызвало подозрения.
   - Я не могла - вы были там. Я хотела взять, но  не  хватило  храбрости.
Из-за портсигара у вас неприятности?
   - Нет, - солгал я, - и не должно быть.
   - Я так рада, - задумчиво сказала она.
   - Почему вы их не выбросили?
   С сумкой у бедра и абсурдом с широкими полями, который почти  сполз  на
один глаз, она долго думала, прежде чем ответить.
   - Наверное, потому, что я дочь полицейского, - наконец промолвила  она.
- Не следует выбрасывать вещественные доказательства,  -  ее  улыбка  была
слабой и виноватой, а щеки горели.
   Я неопределенно пожал плечами.
   - Ну, и... - слово повисло в воздухе, как дым в  закрытой  комнате.  Ее
губы остались приоткрытыми. Я позволил слову повисеть еще.  Краска  на  ее
лице сгустилась.
   - Я очень прошу вас меня извинить. Мне не следовало бы этого делать.
   Я и это оставил без внимания. Тогда она быстро подошла к двери и вышла.





   Я ткнул пальцем одну из папирос, затем уложил  их  аккуратно  рядком  и
скрипнул  стулом.  Не  следует  выбрасывать  вещественные  доказательства.
Значит, это вещественные доказательства. Доказательства чего? Что  человек
по случаю выкурил немного? Человек, в котором любое прикосновение экзотики
находило отклик. С другой стороны, много крутых  парней  курит  марихуану,
также много музыкантов и старшеклассников,  симпатичных  девочек,  которые
отчаялись в жизни. Американский гашиш.  Трава,  которая  росла  бы  везде.
Сейчас запрещено законом  ее  выращивать.  Это  значит  немало  для  такой
большой страны, как США. Я сидел и пыхтел трубкой, слушая, как  стучит  за
стеной машинка, проезжают машины по бульвару Голливуд  и  весна  шуршит  в
воздухе, как бумага по бетонному тротуару, подгоняемая  ветром.  На  столе
лежали довольно крупные  папиросы;  марихуана  грубого  помола.  Индийская
конопля. Американский гашиш. Доказательства.  Боже,  что  за  шляпы  носят
женщины! Голова раскалывалась. Точно, я сошел с ума. Я  достал  перочинный
ножик, открыл маленькое острое лезвие, то, которым я не чистил  трубку,  и
взял одну из папирос.  Что  сделал  бы  эксперт  в  полиции?  Разрезал  бы
сигарету вдоль и, для начала,  исследовал  внутренности  под  микроскопом.
Вдруг обнаружил бы что-то необычное, Маловероятно, но чем черт  не  шутит,
эксперту за это платят. Одну папиросу  я  разрезал.  Мундштук  поддался  с
трудом. О'кей, я парень крепкий, разрезал и его.  Из  мундштука  я  достал
свернутые в трубку кусочки  плотной  бумаги  с  напечатанными  буквами.  Я
пытался расположить их в порядке,  но  они  скручивались  и  скользили  по
столу,  Затем  взял  другую  папиросу  и,  прищурясь,   посмотрел   внутрь
мундштука. Тогда стал работать перочинным ножиком несколько иначе. Я начал
покалывать папиросу и нашел место, где начинался мундштук. Это было легко,
так как мундштук был тверже. Я осторожно отрезал его и еще более аккуратно
и  неглубоко  надрезал  вдоль.  Он  раскрылся,  и  внутри  оказался  кусок
эластичной бумаги, на этот раз неповрежденной.
   Я нежно развернул ее. Это была визитная карточка. Тонкая, почти  белая,
с оттенком слоновой кости. На ней были  напечатаны  слова  изящным  тонким
шрифтом. В нижнем углу - номер телефона в Стиллвуд Хайтс. В нижнем углу  -
надпись: "Консультации в назначенное время". В середине, немного  крупнее,
но   также   сдержанно,   напечатано:   "Джул   Амтор".   Ниже   помельче:
"Психотерапевт".  Я  взял  третью  папиросу.  На  этот  раз   с   большими
трудностями вытянул карточку, ничего не разрезая То  же  самое!  Осторожно
засунул визитку обратно в мундштук папиросы. Трубка потухла, я положил  ее
в пепельницу  и  посмотрел  на  часы.  Время  не  стоит.  Я  завернул  две
разрезанные папиросы и разрезанную карточку  в  кусок  оберточной  бумаги,
целую же папиросу с карточкой внутри - в другой кусок бумаги и  запер  оба
пакетика в стол.
   Я сидел и смотрел на визитку, оставшуюся  на  столе.  На  ней  не  было
адреса Три одинаковых визитки спрятаны в  папиросы,  вложенные  в  дешевую
японскую или китайскую сигаретницу! Товар под черепаховую кость  стоит  от
35 до 75 центов в любом восточном магазине, где  японец  с  исключительной
вежливостью что-то шепелявит, сердечно улыбаясь вам,  когда  вы  говорите,
что "Луна Арабик" пахнет, как девочки в номерах Сан-Франциско Сейди. И все
это в кармане мертвого человека, у которого  была  другая,  очень  дорогая
сигаретница с хорошими сигаретами, которые он действительно  курил.  Может
быть, папиросы ему вовсе не принадлежали. Он мог подобрать эту сигаретницу
в вестибюле гостиницы и забыть про нее, ни разу не заглянув  внутрь.  Джул
Амтор,  психотерапевт.  Психотерапевт!  Да,  да...  -  мои   мысли   стали
фокусироваться на незнакомом мне человеке. Зазвонил телефон, и я рассеянно
ответил. В голосе была холодная твердость полицейского,  высоко  ценившего
себя. Это был Рандэлл. Он не лаял. Это был ледяной тип.
   - Итак, вы не знали эту девушку? Она подобрала вас на  бульваре,  а  до
него вы дошли пешком? Прекрасная ложь, Марлоу.
   - Может, у вас есть дочь и вам не хотелось бы, чтобы на  нее  бросались
из кустов газетные репортеры и совали в нос свои вспышки?
   - Вы меня обманули.
   - Только ради удовольствия.
   В трубке ненадолго воцарилась тишина, он что-то решал.
   - Ну что ж, ладно, - сказал он. - Я видел ее, она пришла  и  рассказала
всю историю. Она дочь уважаемого мной человека, как оказалось.
   - Она рассказала вам, а вы ей.
   - Я ей сообщил совсем немного, - холодно сказал он. - По одной  простой
причине, по которой также звоню вам. Следствие  должно  вестись  в  полной
тайне. У нас есть шанс накрыть эту банду, и мы собираемся это сделать.
   -  О,  утром  у  вас  уже  новая  версия!  Итак,  групповое   убийство?
Превосходно!
   - Кстати, это была марихуана в той симпатичной коробочке  с  драконами.
Вы уверены, что он курил из нее?
   - Абсолютно. В моем присутствии он не курил другие сигареты. Но  он  не
был все время со мной!
   - Понятно. Что ж, на этом все. Запомните, что  я  сказал,  вам  сегодня
ночью. И не думайте об этом  деле.  От  вас  нам  нужно  только  молчание.
Иначе... Он остановился. Я зевнул прямо в микрофон. - Я это слышал, -  зло
сказал он. - Возможно, вы думаете, что это в моих силах. Одно неправильное
движение, и мы сажаем вас под замок как важного свидетеля.
   - Вы имеете в виду, что в газетах об этом убийстве ничего не будет?
   - Нет, они напечатают, что убили Мэрриота, и все. Что за этим  кроется,
они не узнают.
   - А также и вы, - сказал я.
   - Я предупредил вас дважды, третьего раза не будет.
   - Вы слишком много говорите, - сказал я, - для человека, у  которого  в
руках козыри. Слишком много.
   Он не был удивлен. Он, конечно же, повесил трубку. О'кей, черт  с  ним,
пусть работает над этим. Я прошелся по кабинету, немного поостыл от звонка
Рандэлла и выпил глоточек  виски.  Машинально  посмотрев  на  часы,  я  не
заметил, который час. Снова  сел  за  стол.  "Джул  Амтор,  психотерапевт.
Консультации только в назначенное  время".  Тогда  вы  дайте  ему  немного
времени и достаточно денег, и он вылечит вас от кузнечиковой чумы.  Должно
быть, он эксперт по несостоявшейся любви, по женщинам,  которые  не  хотят
спать в одиночестве, по шатающимся мальчикам и девочкам, не пишущим  домой
и проживающим свои вещи. Иногда попадаются мужчины, большие сильные парни,
издающие в офисах львиный рык,  а  на  самом  деле  -  холодная  каша  под
жилеткой. Но в основном его клиентура,  думалось,  это  женщины  жирные  с
затрудненным дыханием и тощие, сгорающие на глазах, мечтательные старухи и
закомплексованные молоденькие  девушки,  женщины  всех  размеров,  форм  и
возрастов, но с одним общим - деньгами. Богатые самки,  которые  тщательно
выверяют счета за молоко, платя ему без разговоров  наличными.  Тогда  кто
он? Артист, распространитель слухов о себе или деловой парень, чьи визитки
были завернуты в папиросы с травкой,  найденные  у  убитого  человека?  Но
визитки - это уже что-то. Я взял трубку и попросил оператора набрать номер
в Стиллвуд Хайтс.





   Ответила женщина сухим, сиплым голосом с иностранным акцентом:
   - Алло?
   - Могу я поговорить с мистером Амтором?
   - Ах, нет. Я сожалею. Я очень сожалею.  Амтор  никогда  не  говорит  по
телефону. Я его секретарша. Ему что-нибудь передать?
   - Какой у него адрес? Мне нужно с ним встретиться.
   - Ах, вы хотите с ним проконсультироваться? Он будет очень рад.  Но  он
очень занят. Когда вы хотите увидеть его?
   - Сейчас же, сегодня в любое время.
   - Ах, - голос выражал сожаление,  -  это  не  получится.  Возможно,  на
следующей неделе. Я посмотрю в книге регистрации.
   - Послушайте, - сказал я, - забудьте о книге. У вас есть карандаш?
   - Ну конечно, он у меня есть. Я...
   - Записывайте. Мое имя Филип Марлоу. Адрес  -  бульвар  Голливуд,  615.
Телефон - Гленвью 7537, - я произнес по буквам трудные места и ждал.
   - Да, мистер Марлоу, я записала.
   - Я хочу видеть мистера Амтора по поводу человека по имени  Мэрриот,  -
это я тоже произнес по буквам. - Это очень срочно. Вопрос жизни и  смерти.
Я хочу видеть его немедленно. Вам понятно?
   - Вы говорите очень странно, - произнес голос с акцентом.
   - Нет, - я взял аппарат и потряс его. - Со мной все в порядке. Я всегда
так разговариваю.  Это  очень  странное  дело.  Мистер  Амтор  определенно
захочет увидеться со мной. Я - частный детектив и не хочу идти в  полицию,
не встретившись с ним.
   - Ах, - голос похолодел, как обед в кафетерии. - Вы из полиции, нет?
   - Послушайте. - Я уже чувствовал раздражение, - я не из  полиции.  Я  -
частный детектив. Сугубо между нами. Вы мне позвоните, нет? У вас есть мой
номер, да?
   - Си, у меня есть телефон. Мистер Мэрриот - он болен?
   - Ну, он не на ногах, - сказал я. - Так вы его знаете?
   - Да нет. Вы сказали дело жизни и смерти. Амтор лечит многих людей...
   - На этот раз он терпит неудачу, - сказал я. - Я буду ждать звонка.
   Я повесил трубку и рванулся к бутылке. Я  чувствовал  себя  пропущенным
через мясорубку.
   Прошло десять минут. Зазвонил телефон:
   - Амтор хочет видеть вас в 18 часов.
   - Отлично. По какому адресу?
   - Он пришлет машину, - холодно произнесли на том  конце  провода,  и  в
трубке щелкнуло. Я снова посмотрел на часы. Было уже поздновато для обеда.
Желудок жгло от последнего стакана  виски.  Я  не  хотел  есть  и  закурил
сигарету. Дым от нее был не приятнее, чем дым тлеющей кухонной  тряпки.  Я
кивнул мистеру Рембранту, взял шляпу и вышел. Я был на  полпути  к  лифту,
как вдруг меня осенило. Мысль стукнула меня в голову безо всякой причины и
неожиданно, как может стукнуть падающий кирпич.
   Я остановился, прислонился к мраморной стене, провернул шляпу на голове
и внезапно рассмеялся. Девушка, проходившая мимо, осмотрела меня так,  что
я подумал, не поехал ли у меня позвоночник, как чулок. Я помахал ей рукой,
вернулся  в  свой  офис  и  сгреб  телефон,  позвонив  своему   знакомому,
работавшему в земельной компании.
   - Можно ли найти полный индекс недвижимости только по адресу? - спросил
я.
   - Конечно. У нас есть указатель. Какой адрес?
   - 1644 Вест 54 Плейс. Я бы хотел что-нибудь узнать об условиях владения
этой собственностью.
   - Я тебе перезвоню. Какой у тебя номер?
   Он позвонил через три минуты.
   - Бери карандаш, записывай. Участок 8, квартал П, добавлен к  номеру  4
по шоссе Мейнвуд. Принадлежит Джесси Пирс Флориан, вдове.
   - Ага. Ну и как у вдовы дела?
   -  Все  в  порядке.  Никаких  налоговых  нарушений.  Это  собственность
доверительная. Есть акт оценки  на  2600  долларов.  Вполне  обычно,  хотя
немного завышено, но если учесть, что дом новый...
   - Это очень старый дом и требует ремонта, - перебил я, - я считаю,  что
за полторы тысячи можно все купить с потрохами.
   - Тогда это становится интересным. Повторное финансирование проводилось
только четыре года назад.
   - О'кей! Кто держатель? Компания вкладчиков?
   - Нет. Частное лицо. Линдсей Мэрриот, холост. О'кей?
   Потрясение было таким, что я забыл,  кажется,  поблагодарить  друга.  Я
сидел, отрешенно глядя на стену. Вдруг я почувствовал, что с  желудком  не
все в порядке. Я  проголодался.  Спустившись  в  кофейную  Мэншн  Хауз,  я
пообедал, а потом забрал машину со стоянки.
   Я поехал на юго-восток, в направлении к Вест 54 Плейс. На  этот  раз  у
меня не было спиртного.





   Квартал выглядел так  же,  как  вчера.  Улица  была  пуста,  не  считая
рефрижератора, двух "фордов" в  проездах  и  маленького  пылевого  смерча,
направлявшегося в угол. Я медленно проехал мимо номера 1644, припарковался
немного дальше вчерашнего и изучил дома по обе стороны от меня. Я вернулся
назад и остановился  перед  номером  1644,  глядя  на  солидную  пальму  и
грязно-коричневый, давно никем не поливавшийся клочок газона. Дом выглядел
пустым, но, возможно, это просто казалось. Одинокое кресло-качалка  стояло
так же, как и вчера. На тротуаре валялась выброшенная газета. Я поднял ее,
хлопнул ею себя по ноге и тут заметил, как зашевелилась занавеска  в  окне
соседского дома.
   Снова любопытная старушонка. Я зевнул и подвинул шляпу  на  лоб  Острый
нос почти расплющился о стекло. Белые волосы, любопытные глаза. Я прошелся
по тротуару, глаза следили за мной.  Я  повернулся  к  дому,  поднялся  по
деревянным ступенькам и позвонил в дверь.
   Она быстро распахнулась, как подпружиненная.  Старуха  была  похожа  на
высокую старую птицу с кроличьим подбородком. Вблизи было  видно,  что  ее
глаза так же остры,  как  огни  на  спокойной  воде.  Я  снял  шляпу.  Нас
разделяла только дверная москитная сетка.
   - Это вы та леди, которая звонила в полицию по поводу миссис Флориан?
   Она холодно оглядела меня, ничего не пропуская на  мне,  кажется,  даже
заметила родинку на лопатке.
   - Не скажу да, молодой человек, не скажу нет. А кто вы?  -  у  нее  был
высокий гнусавый голос.
   - Я - детектив.
   - Боже мой! Почему же вы сразу не сказали? Что она  натворила  на  этот
раз? Я ничего не заметила, хотя не пропустила ни минуты. Я даже в  магазин
не хожу. Генри ходит за меня. Поверите ли, оттуда не было ни звука.
   Она открыла сетчатую дверь и пропустила меня  внутрь.  Пахло  мебельным
лаком. В зале было много темной  мебели,  некогда,  модной.  Мы  прошли  в
комнату с хлопчатобумажными кружевными салфетками, приколотыми куда только
можно.
   - Скажите, не видела ли я вас раньше? - вдруг  спросила  она  с  ноткой
подозрения в голосе. - Конечно же, видела. Вы тот человек, который...
   - Да, верно. Но, тем не менее, я детектив. Кто такой Генри?
   - О, это просто цветной мальчик, у меня на посылках. Ну,  так  что  вам
надо, молодой человек? - она поправила красно-белый передник и  уставилась
на меня глазами-бусинками, клацнув пару раз  для  практики  искусственными
зубами.
   - Приходили ли к вам вчера полицейские, после того как, они побывали  у
миссис Флориан?
   - Какие полицейские?
   - Полицейские в форме, - терпеливо сказал я.
   - Да, они были здесь с минуту. Они ничего не знают.
   - Опишите  мне  большого  человека,  у  которого  был  пистолет,  из-за
которого вы позвонили.
   Она описала его со всеми подробностями Это был Мэллой.
   - На какой машине он приехал?
   - На маленькой. Он с трудом в нее влезал.
   - Это все, что вы можете сказать? Этот человек - убийца.
   Ее рот выразил удивление, но глаза были довольны.
   - Боже мой! Жаль, что я не могу вам вызвать машину, молодой человек.  Я
никогда не разбиралась в них. Убийца, а? В этом  городе  у  людей  нет  ни
одной спокойной минуты. Когда я приехала сюда двадцать два года назад,  мы
почти не запирали дверей, а сейчас здесь  полно  гангстеров,  полицейских,
политиканов, которые стреляют друг в друга из пулеметов, говорят, говорят.
Это отвратительно, молодой человек.
   - Да. Что вы знаете о миссис Флориан?
   Старуха поджала губы.
   - Она - плохая соседка. Ее радио очень громко орет  по  ночам.  И  сама
поет. Она ни с кем не разговаривает, - старуха доверительно наклонилась ко
мне. - Я не уверена, но мне кажется, что она выпивает.
   - У нее много посетителей?
   - К ней вообще никто не ходит?
   - Вы, очевидно, знаете, миссис эээ...
   - Миссис Моррисон. Слава Богу, да.  Что  же  мне  еще  делать,  как  не
смотреть в окно.
   - Готов поспорить, что это очень весело.  Миссис  Флориан  здесь  давно
живет?
   - Около десяти лет,  полагаю.  Когда-то  у  нее  был  муж,  он  мне  не
нравился. Он умер, - она замолчала и подумала. - Я полагаю,  что  он  умер
своей смертью, - добавила она. - Я никогда ничего другого не слышала.
   - Он оставил ей денег?
   Она принюхалась и отшатнулась.
   - Вы пили спиртное, - ледяным тоном произнесла она.
   - Мне только что вырвали зуб. Врач дал мне глоток прополоскать рот.
   - Я не переношу спиртного.
   - О, я тоже, разве только в медицинских целях.
   - Я не переношу и в медицинских.
   - Думаю, вы правы, - сказал я. - Он оставил ей денег? Ее муж?
   - Я не знаю, - рот ее был размером со  сливу  и  таким  же  гладким.  Я
потерпел неудачу.
   - Был ли у нее кто-нибудь после полицейских?
   - Не видела.
   - Большое вам спасибо, миссис Моррисон. Более не смею  вас  беспокоить.
Вы были очень добры и очень мне помогли.
   Я вышел из комнаты и открыл дверь. Она пошла следом, хрипло  кашлянула,
прочищая горло, и пару раз щелкнула зубами.
   - По какому телефону мне звонить? - спросила она, немного смягчаясь.
   - Университет 4-5000. Спросить лейтенанта Налти. На что она  живет?  На
пособие?
   - Здесь по соседству никто не живет на пособия, -  высокомерно  заявила
миссис Моррисон.
   - Готов поспорить, что этот сервант был когда-то божеством у  индейских
сиу, - сказал я, глядя на резной инкрустированный буфет, который  стоял  в
прихожей. Нарисованная на нем корзина фруктов бросалась в глаза.
   - Мэсон Сити, - мягко произнесла она. - Да, сэр, у нас там был отличный
дом, у меня и Джорджа. Там было лучше.
   Я открыл дверь с сеткой, вышел и еще раз поблагодарил  ее.  Теперь  она
уже улыбалась. Ее улыбка была так же остра, как и глаза.
   - Получает заказные  письма  первого  числа  каждого  месяца,  -  вдруг
сказала она.
   Я повернулся и ждал. Миссис Моррисон приблизила лицо ко мне.
   - Я вижу, как почтальон подходит к двери и она  расписывается.  Первого
числа каждого месяца. Она тогда одевается и  уходит.  Часами  не  приходит
домой, потом поет среди ночи. Иногда так громко, что я  бы  могла  вызвать
полицию.
   Я дотронулся до ее худой, злобной руки.
   - Вы - одна из тысячи,  миссис  Моррисон,  -  сказал  я,  надел  шляпу,
прикоснулся к ней, прощаясь, и ушел. На полпути к тротуару я вспомнил, что
завтра первое число, и вернулся назад. Старуха Моррисон все еще стояла  за
сетчатой дверью, как за экраном.
   - Завтра первое, - сказал я. - Первое апреля. Первое апреля - никому не
верю! Заметьте, пожалуйста, получит ли она завтра заказное письмо,  миссис
Моррисон.
   Ее глаза светились. Она начала смеяться высоким старушечьим смехом.
   - Первое апреля - никому не верю, - хихикнула она, -  может  быть,  она
его не получит.
   Звук был похож на икоту курицы.





   Никто не ответил на мой звонок и стук  в  дверь.  Я  попробовал  снова.
Ничего. Наружная дверь с сеткой была на крючке.  Входная  дверь  оказалась
незапертой. Я шагнул внутрь помещения.
   Ничего не изменилось, даже запах джина.  Никаких  трупов,  как  полагал
Налти, после посещения Лосем этого дома нигде не валялось.  Стакан  так  и
стоял на маленьком столике возле кресла, где вчера сидела миссис  Флориан.
Радио было выключено. Я подошел к дивану и крякнул.
   Никакого ответа. Потом мне  показалось,  что  я  слышу  долгое  дыхание
несчастного человека, почти стон. Я шмыгнул в  коридор.  Дверь  в  спальню
была приоткрыта,  и  стон  исходил  оттуда.  Я  сунул  голову  в  дверь  и
посмотрел.
   Миссис Флориан была  в  постели.  Она  лежала  на  спине  под  стеганым
одеялом, натянутым до самого  подбородка.  Ее  длинное  желтое  лицо  было
расслаблено, почти мертвое. Грязные волосы были беспорядочно разбросаны по
подушке. С трудом открылись глаза и  безразлично  уставились  на  меня.  В
комнате  стоял  тошнотворный  запах  сна,  спиртного  и  грязной   одежды.
Будильник за 69 центов тикал на облезлой, некогда серой тумбочке. Он тикал
так громко, что, казалось, стены  должны  вот-вот  неминуемо  разрушиться.
Ящик, из которого она доставала фотографии, был все еще открыт. Я сказал:
   - Доброе утро, миссис Флориан. Вы больны?
   Она с усилием разомкнула губы, подвигала  ими  немного,  облизнулась  и
пошевелила  челюстью.  Ее  голос  вышел  изо  рта,  как  звук   заезженной
грампластинки.  Ее  глаза  выражали  то,  что  она  меня  узнала,  но   не
удовольствие.
   - Вы его взяли?
   - Лося?
   - Да.
   - Еще нет. Надеюсь, скоро.
   Она закатила глаза и резко вернула их обратно, как будто пыталась снять
с них пелену.
   - Вы должны запирать свой дом, - сказал я. - Он может вернуться.
   - Вы думаете, я боюсь Лося, а?
   - По крайней мере, вы так себя вели, когда я разговаривал с вами вчера.
   Она задумалась. Размышление было для нее утомительным занятием.
   - Принесли выпивку?
   - Нет, я ничего  не  принес  сегодня.  У  меня  небольшие  трудности  с
деньгами.
   - Джин - дешевка. Он как раз подходит.
   - Я мог бы сходить за ним немного позже. Значит, вы не боитесь Лося?
   - А зачем мне его бояться?
   - Хорошо. А чего вы боитесь?
   Свет появился в ее глазах, подержался немного и исчез снова.
   - А, убирайся ты! От вас, фараонов, у меня болит задница.
   Я ничего не сказал. Прислонившись к косяку, я взял сигарету,  зажал  ее
губами и попытался дернуть ею так, чтобы достать носа.  Это  труднее,  чем
может показаться.
   - Фараоны, - медленно выговорила она, как бы разговаривая  с  собой,  -
никогда не схватят парня. У него есть деньги, друзья.  Ты  теряешь  время,
фараон.
   - Такая работа, - сказал я. - Где он может быть?  В  конце  концов,  он
просто защищался.
   Она фыркнула и вытерла рот одеялом.
   - Давай, напевай. Какой умница. Ничего у тебя не выйдет.
   - Мне понравился Лось, - сказал я. Интерес замерцал в ее глазах.
   - Ты знал его?
   - Я был с ним вчера, когда он пришил негра на Сентрал.
   Она открыла рот и расхохоталась так, что,  казалось,  у  нее  оторвется
голова, при этом издавая немного больше звуков,  чем  поджариваемый  хлеб.
Слезы потекли по ее лицу.
   - Большой сильный парень, - сказал я. - Очень хотел видеть Велму.
   Она прикрыла глаза.
   - А я думала, Велму ищут ее люди, - мягко сказала она.
   - Они ищут. Но вы сказали, она умерла. Где она умерла?
   - Долларт, Техас. Простудилась.
   - Вы были там?
   - Какого черта? Нет, конечно. Я просто слышала.
   - О, а кто сказал вам, миссис Флориан?
   - Один плясун. Я не помню точно его имени. Может быть, хороший  крепкий
напиток и помог бы припомнить. Я чувствую себя Долиной смерти.
   "А выглядишь, как дохлый осел", - подумал я, но не произнес вслух.
   - Еще одна проблемка, - сказал я, - и я сбегаю за джином. Я  просмотрел
документы на ваш дом, не знаю почему.
   Она лежала под одеялом  не  двигаясь,  как  деревянная.  Даже  ее  веки
заморозились в полуприкрытом состоянии. Дыхание прекратилось.
   - Слишком большая сумма  по  доверительному  акту,  -  продолжал  я,  -
учитывая низкую стоимость всего, что здесь есть. Держателем акта  является
Линдсей Мэрриот.
   Она моргнула, но даже пальцем не шевельнула, только смотрела.
   - Я работала на него, - наконец сказала она, - служанкой в  его  семье.
Он так добр, что и немного обо мне заботится.
   Я вынул незажженную сигарету изо рта,  бесцельно  посмотрел  на  нее  и
воткнул обратно.
   - Вчера, после обеда,  спустя  несколько  часов  после  нашей  встречи,
мистер Мэрриот позвонил мне и предложил работу.
   - Какую работу? - почти крикнула она.
   Я пожал плечами.
   - Не могу вам сказать, что было конфиденциально.  Я  встретился  с  ним
этой ночью.
   - А ты не глуп, сукин сын, - сказала она и спрятала руку под одеяло.
   Я смотрел на нее и ничего не говорил.
   - Полицейский - умница, - ухмыльнулась она. Я провел  по  косяку  двери
рукой вниз и вверх. Он был скользким  от  грязи.  Мне  тут  же  захотелось
принять ванну.
   - Ну что же, это все, -  гладко  сказал  я.  -  Меня  интересовал  этот
звонок, как вовремя  он  раздался.  Может  быть,  это  и  совпадение,  но,
кажется, это что-то значит.
   - Полицейский - умница, - равнодушно произнесла  она.  -  Не  похож  на
настоящего полицейского. Дешевый обманщик.
   - Ну, ладно, - сказал я, - до  свидания,  миссис  Флориан.  Кстати,  не
думаю, что вы получите завтра заказное письмо.
   Она откинула одеяло в сторону, села рывком с горящими  глазами.  Что-то
блеснуло в ее руке. Маленький револьвер: "Банкир Спешиал". Он был старым и
потертым, но выглядел по деловому.
   - Расскажи, - зарычала она. - Быстро.
   Я смотрел на пистолет. Рука, держащая его, начала  трястись,  но  глаза
горели по-прежнему. Слюна пузырилась в уголках губ.
   - Мы можем работать вместе,  -  сказал  я.  Пистолет  и  челюсть  упали
одновременно. Я  был  в  нескольких  дюймах  от  двери  и,  пока  пистолет
опускался, успел выскользнуть наружу.
   - Обдумайте это, - крикнул я из-за двери. Ни звука в ответ.
   Я быстро прошел через  коридор  и  гостиную  и  вышел  из  дома.  Спина
чувствовала себя неуютно, пока я шел  по  тротуару.  Мышцы  подергивались.
Ничего не случилось. Я пошел по улице, сел в машину и уехал.
   Последний день марта, а так  жарко,  как  летом.  Я  снял  плащ.  Перед
полицейским подразделением 77-й улицы два патрульных  сердито  взирали  на
помятое крыло своей машины. Я зашел в  здание  и  увидел  за  перегородкой
парня в форме лейтенанта, проглядывавшего список задержанных. Я спросил  у
него, у себя ли Налти. Он сказал, что, похоже, у себя, спросив, кто я ему.
   - Друг, - ответил я.
   - О'кей, поднимитесь выше,  -  разрешил  он.  Я  поднялся  по  знакомой
обшарпанной лестнице, прошел по коридору  и  постучал  в  дверь.  В  ответ
раздался окрик, и я вошел.
   Налти ковырялся в зубах, сидя вразвалку на своем стуле, а ноги  положив
на другой, свободный стул. Он смотрел на большой палец левой  руки,  держа
его перед глазами на расстоянии фута. Мне казалось,  что  палец  в  полном
порядке, но Налти смотрел на него так мрачно,  как  будто  пальцу  уже  не
выжить.
   Он опустил руку, сбросил ноги на пол и уставился вместо пальца на меня.
На нем был темно-серый костюм, отрезанный  кусок  сигары  ждал  на  столе,
когда же Налти разберется со своими зубами.
   Я отвернул накидку на стуле, сел и воткнул себе в рот сигарету.
   - Ты, - сказал Налти и осмотрел зубочистку, чтобы  выяснить  достаточно
ли она обгрызена.
   - Успехи?
   - Мэллой? Я им больше не занимаюсь.
   - А кто занимается?
   - Никто. Зачем? Мы сообщили  о  том  по  телетайпу,  а  газеты  сообщат
читателям. Да он уже давно в Мексике.
   - Ясно. Все, что он сделал, - сказал я, - это убил  негра.  Думаю,  это
всего лишь мелкое хулиганство.
   - А ты все еще интересуешься. Я думал,  ты  работаешь,  -  его  бледные
глаза скользнули по мне.
   - У меня этой ночью была работа, но я ее еще не закончил.  У  тебя  еще
осталось фото Пьеро?
   Он порылся и достал фотографию из-под регистрационной книги. Девушка  с
фото по-прежнему была хороша. Я смотрел на ее лицо.
   - Вообще-то, это карточка моя, - сказал я. - Если ее не надо  подшивать
в дело, я хотел бы ее забрать.
   - Надо было бы, - сказал Налти. - Я забыл об этом. О'кей, возьми  себе,
я уже сдал это дело.
   Я положил фото в нагрудный карман и встал.
   - Ну что же, думаю, это все, - сказал я с наигранной беззаботностью.
   - Чем-то пахнет, - холодно сказал Налти. Я посмотрел на кусок  веревки,
лежавшей на краю его  стола.  Его  глаза  следили  за  моим  взглядом.  Он
вышвырнул зубочистку на пол и втолкнул жеваную сигару в рот.
   - Нет, однако, не этим, - сказал он.
   - Это смутное предчувствие. Если оно станет ясным, я вспомню о вас.
   - Дела плохи. Надо мне отдохнуть, приятель.
   - Человек, работающий так, как вы, заслуживает отдыха, - заметил я.
   Он  зажег  спичку  о  ноготь  большого  пальца,  обрадовался,  что  она
загорелась с первого раза, и начал вдыхать дым сигары.
   - Я шучу, - грустно промолвил Налти,  когда  я  уходил.  В  холле  было
спокойно, во всем здании было спокойно.  На  улице  двое  полицейских  все
смотрели на погнутое переднее крыло. Я поехал в Голливуд.
   Телефон звонил, когда я вошел в свой офис. Я перегнулся  через  стол  и
ответил:
   - Это Филипп Марлоу?
   - Да, это Марлоу.
   - Вам звонят от миссис Грэйл. Миссис Льюин  Локридж  Грэйл.  Она  хочет
видеть вас у себя по возможности скорее.
   - Где?
   - По адресу 862, Астер Драйв, Бэй Сити. Могу я передать, что вы  будете
через час?
   - А вы - мистер Грэйл?
   - Конечно же нет, сэр. Я дворецкий.
   - Я буду сейчас же, - сказал я.





   Океан был где-то рядом, я чувствовал его, вдыхая влажный воздух, но  не
видел. Здесь Астер Драйв слегка поворачивала, и дома со стороны континента
были просто красивыми домами, но со стороны каньона расположились огромные
поместья, со стенами высотой в 12 футов, кованными  железными  воротами  и
изгородями с орнаментом. А  внутри,  если  вы  вдруг  туда  попадаете,  вы
увидите особый сорт солнечного света, очень мягкий, доставляемый, говорят,
в специальных контейнерах для высшего общества.
   Человек в темно-синей русской косоворотке, начищенных черных сапогах  и
ярких брюках стоял у полуоткрытых ворот.  Он  был  приятной  наружности  с
могучими плечами и  гладкими  темными  волосами.  Козырек  ухарской  кепки
бросал мягкую тень на его глаза. В уголке рта дымилась сигарета. На  одной
руке надета гладкая черная перчатка, другая была обнажена.  На  безымянном
пальце - массивное кольцо.
   Номера дома нигде не было видно,  но  это  должен  был  быть  N_862.  Я
остановил машину, выглянул  из  окна  и  спросил  у  этого  человека.  Ему
потребовалось время для  ответа.  Он  очень  внимательно  оглядел  меня  и
машину. Небрежно поставив руку без перчатки на бедро, он подошел  ко  мне.
Это была такая небрежность, которая не могла остаться незамеченной.
   Он остановился за пару футов от машины и снова посмотрел на меня.
   - Я ищу резиденцию Грэйлов, - сказал я.
   - Это она. Никого нет.
   - Меня ждут.
   Он кивнул. Его глаза блестели, как вода.
   - Имя?
   - Филипп Марлоу.
   - Ждите здесь.
   Он, словно прогуливаясь, не спеша, пошел к воротам,  смонтированным  на
двух массивных каменных столбах. Открыл металлическую дверку, за которой в
нише, выдолбленной в одном из столбов, висел телефон. Он поговорил, закрыл
дверку и вернулся ко мне.
   - У вас есть удостоверение?
   Я указал ему на лицензию, прикрепленную к колонке рулевого управления.
   - Это ничего не доказывает, - сказал он. - Откуда я знаю, что это  ваша
машина?
   Я вытянул ключ из замка зажигания, открыл дверцу  и  вылез  из  машины.
Теперь я был в футе от него. У него было прекрасное дыхание.
   - Ты зазнаешься, приятель, - сказал  я.  Он  улыбнулся  и  смерил  меня
взглядом, полным превосходства.
   Я сказал:
   - Послушай, я разговаривал с дворецким  по  телефону  и  он  знает  мой
голос. Этот-то хоть меня впустит или я должен буду въехать на твоей спине?
   - Я здесь работаю, - вдруг мягко сказал он, продолжая улыбаться.
   - Ты хороший парень, - сказал я и похлопал его по плечу. - А раньше где
работал? В Дортмуте? В Даннеморе?
   - Господи, - воскликнул он. - Почему вы сразу не  сказали,  что  вы  из
полиции?
   Теперь мы оба улыбались. И я вошел  через  приоткрытые  ворота.  Дорога
поворачивала налево, и высокая живая изгородь  полностью  скрывала  ее  от
улицы и от дома, Через  зелень  я  увидел  японца-садовника,  засеивающего
огромную лужайку. Затем зелень стала еще плотнее, и я добрую  сотню  футов
ничего не видел. Дорога закончилась широкой площадкой, на  которой  стояло
полдюжины автомобилей.
   Среди машин я заметил маленькое "купе". Кроме него на стоянке были: два
прекрасных "бьюика" последней модели, на которых неплохо ездить за почтой,
черный лимузин, спортивный фаэтон со снятым верхом. От  площадки  короткий
широкий бетонный проезд вел к боковому входу в здание. Проезд  перекрывали
ажурные ворота из кованного железа, увенчанные летящим купидоном. Каменные
грифы по бокам от  входа  приготовились  к  прыжку  с  постаментов,  чтобы
расправиться с любым незваным гостем. Налево за стоянкой расположился  сад
с бассейном и фонтанами на  каждом  из  четырех  углов.  Лилии  плавали  в
длинном бассейне, и здоровенная  лягушка  сидела  на  круглом  листе.  Еще
дальше розовая колоннада вела к какой-то  постройке,  похожей  на  алтарь,
обсаженной зеленью с двух сторон, но не  очень  плотно,  так,  что  солнце
рисовало причудливые узоры на ступеньках. А дальше слева был  виден  дикий
сад, не очень большой, с солнечными часами возле стены, имитирующей руины.
На аллее под фонарными столбами застыли чьи-то мраморные бюсты.  И  кругом
были цветы, цветы, миллионы цветов.
   Сам дом был не очень большим, то есть  он  был  поменьше  Букингемского
дворца, слишком сер для Калифорнии, и, возможно, окон в нем было поменьше,
чем в здании Крайслера.
   Я прошмыгнул к боковому входу, нажал кнопку звонка, и где-то в  глубине
целый набор колоколов издал такой глубокий сочный звук, как при благовесте
в церкви.
   Дверь открыл человек в полосатом жилете с позолоченными пуговицами.  Он
слегка поклонился и взял у меня шляпу. За  ним,  в  полумраке,  человек  в
полосатых брюках, черном пиджаке и сером галстуке в  полоску  наклонил  на
полдюйма седую голову и сказал:
   - Мистер Марлоу? Не соизволили бы вы прийти сюда,  пожалуйста!  -  рука
описала полукруг.
   Мы прошли в холл, поразивший меня  глубокой  тишиной.  Не  слышно  даже
одинокой мухи. Пол  покрыт  восточными  коврами,  на  стенах  картины.  Мы
свернули за угол и оказались в другом холле. В большом, доходящем почти до
пола окне вдали виднелась полоса глубокой воды. И я вспомнил, что мы возле
Тихого океана и что этот дом построен на краю каньона.
   Дворецкий открыл дверь и отошел в сторону. Я вошел в большую комнату  с
красивыми   уютными   диванами   и   бледно-желтыми   кожаными   креслами,
расставленными у камина, перед которым на блестящем, но  нескользком  полу
лежал редкий по красоте ковер. Древний, как тетушка Эзопа, тонкой, как  по
шелку, работы. В углу сиял один букет цветов, другой - на низком  столике.
Стены - из мрачно покрашенного пергамента.
   Здесь были комфорт, пространство, уют, сочетание стилей - современного,
самого модного, и глубокой старины. Три человека молча  глядели  на  меня.
Энн Риордан сидела со  стаканом  янтарной  жидкости  в  руке.  Вторым  был
высокий худой человек с печальным лицом, каменным  подбородком,  глубокими
глазами и болезненно-желтым цветом кожи. Ему на вид было добрых шестьдесят
лет, хотя его внешность говорила, что лет не очень-то добрых. На  нем  был
темный костюм с красной гвоздикой, а лицо выражало подавленность.  Третьей
была блондинка в вечернем туалете. Правда, я не обратил  особого  внимания
на ее наряд. Призвание  таких  блондинок  -  произвести  эффект:  выглядит
молодо, глаза - цвета лазурита кажутся  иссиня-синими,  волосы  напоминают
золото старинных картин и уложены  преднамеренно  с  легкой  небрежностью.
Зеленовато-голубой  наряд  ее  был  довольно  прост,   если   не   считать
бриллиантового ожерелья. Руки полноваты, но красивой  формы.  Бросались  в
глаза ярко-красные наманикюренные ногти и  чувственный  рот.  Она  одарила
меня одной из своих заготовленных улыбок. Улыбка  давалась  ей  легко,  но
взгляд выдавал тщательное и неторопливое размышление.
   - Как хорошо, что вы пришли, - сказала  она.  -  Это  мой  муж.  Милый,
налей, пожалуйста, мистеру Марлоу немного выпить.
   Мистер Грэйл пожал мне руку. Его ладонь была холодной и влажной.  Глаза
заметно грустны. Он смешал шотландское виски с содовой и протянул мне.
   Затем он сел в угол и не проронил больше ни  звука.  Я  выпил  половину
налитого  и  широко  улыбнулся  мисс  Риордан.  Она  посмотрела  на   меня
отсутствующим взглядом, но я понял, что у нее появилась новая информация.
   - Вы думаете, что  сможете  сделать  что-нибудь  для  нас?  -  медленно
спросила миссис Грэйл, глядя в свой стакан. - Если да, то я восхищена.  Но
потеря не так уж велика по сравнению  со  всеми  новыми  неприятностями  с
гангстерами и прочими ужасными людьми.
   - В действительности я об этом знаю не так уж много, -  скромно  сказал
я.
   - О, я надеюсь, вы сможете, - она улыбнулась так,  что  я  почувствовал
эту улыбку даже в карманах.
   Я допил свой коктейль и  начал  чувствовать  себя  отдохнувшим.  Миссис
Грэйл нажала кнопку звонка, вмонтированную в подлокотник кожаного  дивана,
и в комнату вошел лакей. Она указала на поднос. Лакей огляделся  и  смешал
два напитка. Мисс Риордан все еще  не  разделалась  со  старым,  а  мистер
Грэйл, очевидно, не пил. Лакей вышел.
   Миссис Грэйл и я взяли свои стаканы. Миссис небрежно положила  ногу  на
ногу.
   - Не знаю, смогу ли я что-нибудь сделать,  -  наконец  отозвался  я.  -
Сомневаюсь. А что вы собираетесь делать дальше?
   - Я уверена, вы сможете, - она снова  улыбнулась,  не  ответив  на  мой
вопрос. - В какие подробности посвятил вас Мэрриот?
   Она искоса посмотрела на мисс Риордан. Та, продолжая сидеть,  не  могла
перехватить этот взгляд. Миссис Грэйл посмотрела на мужа:
   - Надо ли тебе беспокоиться обо всем этом, дорогой?
   Мистер Грэйл встал, сказал, что очень был рад познакомиться со мной  и,
что он пойдет и приляжет. Он чувствовал себя неважно  и  надеялся,  что  я
извиню его. Он был так вежлив, что мне захотелось вынести его на руках  из
комнаты в знак признательности.
   Он вышел, тихо  закрыв  за  собой  дверь,  как  будто  боясь  разбудить
спящего. Миссис Грэйл немного посмотрела на дверь, затем снова  улыбнулась
и опять посмотрела на меня.
   - Вы, конечно, полностью доверяете мисс Риордан.
   - Я никому полностью не доверяю,  миссис  Грэйл.  Она  просто  случайно
узнала об этом деле и ровно столько, сколько можно было узнать.
   - Да, - она немного потянула из стакана, затем прикончила  его  большим
глотком и отставила в сторону.
   - К черту это вежливое питие, - вдруг воскликнула она. - Давайте  будем
вместе разбираться в этом деле. Вы мне нравитесь, и я не боюсь  шантажа  с
вашей стороны.
   - Дело дурно пахнет, - сказал я.
   - Как вы думаете: убийство ради убийства или убийство из-за денег?
   - Деньги здесь небольшие, зато большое горе. Довольно занятно все это.
   - Скажите, а как можно стать частным детективом? Вы не возражаете, если
я немного узнаю о вас? И подтолкните поближе этот  столик,  пожалуйста.  Я
тогда смогу дотянуться до напитков.
   Я  встал  и  подтолкнул  тяжелый  серебряный  сервировочный  столик  по
блестящему полу поближе к ней. Она сделала еще  два  напитка,  я  все  еще
допивал второй стакан.
   - Большинство из нас - бывшие полицейские, -  сказал  я.  -  Я  работал
немного у прокурора Федерального судебного округа. Меня уволили.
   Она мило улыбнулась:
   - Не из-за некомпетентности, полагаю?
   - Нет, за дерзость. Вам больше не звонили?
   - Э-э, - она посмотрела на Энн Риордан. Она ждала.  Ее  взгляд  выражал
нетерпение. Энн встала и поставила свой все еще полный стакан на столик.
   - Большое спасибо за теплый прием, миссис Грэйл, -  сказала  она.  -  Я
ничего никому не расскажу об этом. Даю вам слово.
   - Господи, вы уже уходите? - сказала с улыбкой миссис Грэйл.
   Энн Риордан закусила нижнюю губу и держала ее так некоторое время,  как
бы решая, откусить ее или нет?
   - Сожалею, но мне надо идти.  Я,  знаете  ли,  не  работаю  на  мистера
Марлоу. Просто подруга. До свидания, миссис Грэйл.
   Блондинка одарила ее сиянием.
   - Надеюсь, вы заскочите как-нибудь  на  огонек,  -  она  дважды  нажала
кнопку звонка, что вызвало появление дворецкого. Он держал дверь открытой.
   Мисс Риордан быстро вышла, и дверь закрылась.  Миссис  Грэйл  сидела  с
таинственной улыбкой, уставившись на дверь.
   - Так намного лучше, не  правда  ли?  -  спросила  она  после  довольно
долгого молчания. Я кивнул.
   - Вас, возможно, интересует, почему она знает так много, если она всего
лишь моя подруга, - сказал я. - Она - очень  любопытная  девушка.  Кое-что
она откопала сама, в частности, чье ожерелье и кто вы  такая.  Но  кое-что
произошло случайно. Она приехала в ту низину, где  убили  Мэриота,  потому
что увидела свет фонаря.
   - О, - быстро подняла стакан миссис Грэйл и сделала гримасу. - Об  этом
страшно думать. Бедный Лин. Он был подлецом, как и большинство друзей.  Но
так ужасно умереть, - она вздрогнула. Глаза ее стали большими и темными.
   - С мисс Риордан все в порядке. Она не проболтается. Ее отец был  здесь
довольно долго шефом полиции, - сказал я.
   - Да. Она мне это рассказала. Вы не пьете.
   - Я делаю то, что я называю "пить".
   - Мы с вами должны действовать сообща. Рассказал ли вам  Лин  -  мистер
Мэрриот - о том, как произошло ограбление?
   - Где-то между этим домом и тротуаром. Точно он не сказал. Их было трое
или четверо.
   Она кивнула сияющей головой.
   - Да. Знаете ли, было что-то забавное в этом налете.  Они  вернули  мне
мое кольцо, тоже довольно ценное.
   - Он мне рассказывал об этом.
   - Кроме того, я очень редко надевала это ожерелье. В конце концов,  это
музейный экспонат, каких в  мире  не  так  уж  много.  Очень  редкий  сорт
нефрита. Они и ухватились за него. Я сомневаюсь, чтобы они думали об  этом
ожерелье, как об этом дорогом экспонате, как вы полагаете?
   - Иначе они бы сказали, что  вы  его  не  надеваете?  Кто  знал  о  его
ценности?
   Она задумалась. Было приятно смотреть, как она думает, небрежно положив
ногу на ногу.
   - Многие люди, полагаю.
   - Но не все же знали, что вы наденете ожерелье тем вечером? А кто знал?
   Она пожала плечами.
   - Моя горничная. Но она могла выкрасть его сто раз. И я ей доверяю.
   - Почему?
   - Не знаю. Я просто верю некоторым людям, например, вам.
   - Вы доверяли Мэрриоту?
   Ее лицо посуровело.
   - Не во всем. В основном, да. В разных вещах по-разному, - у  нее  была
прекрасная речь, холодная, немного циничная, но не  грубо  бесчувственная.
Она красиво округляла слова.
   - Хорошо. Кроме горничной? Шофер?
   Она покачала головой.
   - Нет, Лин вез меня той ночью в своей машине. Я не  думаю,  что  Джордж
вообще здесь был. Это произошло в четверг?
   - Не знаю, меня там не было. Мэрриот говорил, за четыре или  пять  дней
до нашего знакомства. Четверг же был за неделю до вчерашней ночи.
   - Да, я вспомнила, что был четверг, - она взяла мой стакан, и ее пальцы
коснулись моих. Очень легкое прикосновение. - Джордж  обычно  свободен  по
четвергам вечером.
   Она налила приличную порцию виски в мой стакан  и  добавила  газировки.
Эту смесь можно пить без перерывов все время,  только  надо  быть  немного
безрассудным. Она сделала себе такой же напиток.
   - Лин сказал вам, как меня зовут? - мягко спросила  она  и  внимательно
посмотрела на меня.
   - Он был очень осторожен и ничего не сказал на этот счет.
   - Насчет времени, возможно, он ввел вас в заблуждение.  Посмотрим,  что
мы имеем. Горничная и шофер исключаются.
   - Я их не исключаю.
   - Хорошо, я-то, по крайней мере, исключаю, - засмеялась она. -  Ньютон,
мой дворецкий, мог видеть ожерелье у меня на шее, но оно  висело  довольно
низко, а на плечи был наброшен белый лисий палантин. Нет, не думаю, что он
мог видеть колье.
   - Готов поспорить, вы выглядели, как мечта, - сказал я.
   - Уж не выпили ли вы лишнего, а?
   - Я всегда славился своей воздержанностью.
   Она запрокинула голову и расхохоталась. Я знал только  четырех  женщин,
которые делали так и все  равно  выглядели  красиво.  Она  была  одной  из
четырех.
   - С Ньютоном все в порядке, - сказал я. - Люди его типа  не  водятся  с
негодяями. Хотя предположить можно все. А как насчет лакея?
   Она подумала и покачала головой:
   - Он меня не видел.
   - Кто-нибудь просил вас надеть колье?
   В ее глазах моментально появилась настороженность.
   - Вам не одурачить меня, - сказала она. Она потянулась к моему стакану,
чтобы наполнить его.
   Я отдал ей стакан, хотя  он  был  наполовину  наполнен,  а  сам  изучал
совершенные линии ее шеи.
   Когда она наполнила стаканы и мы снова поигрывали ими, я сказал:
   - Давайте держаться ближе к делу, и я вам что-то расскажу. Опишите  тот
вечер.
   Она посмотрела на часы, чуть развернув руку.
   - Мне надо быть...
   - Пусть он подождет, - невежливо сказал я. Ее глаза вспыхнули в  ответ.
Такими они мне очень нравились.
   - Вы беретесь за непростое дело, и  я  должна  быть  с  вами  предельно
откровенна, - сказала она.
   - Сердечные порывы меня не касаются. Опишите вечер. Или  возьмите  меня
за ухо и вышвырните вон. Одно из двух. Пусть ваша обворожительная  головка
примет решение сейчас же.
   - Вы бы лучше подсели ко мне поближе.
   - Я уже давно об этом думаю, - развязно признался я. - С тех  пор,  как
вы положили ногу на ногу, если быть точным.
   Она одернула платье.
   -  Неприятности  всегда  неожиданно  сваливаются  на  мою   голову,   -
сокрушенно, но без кокетства поведала она.
   Я сел возле нее на желтый кожаный диван.
   - Вы быстро работаете? - тихо спросила она.
   Я не ответил.
   - У вас много было таких дел? - спросила она, искоса взглянув на меня.
   - Почти не было. В свободное время я -  тибетский  монах.  В  свободное
время.
   - Только у вас его нет.
   - Давайте сосредоточимся, - попросил я.  -  Напряжем  мозги  и  обсудим
дело. Сколько вы собираетесь заплатить мне?
   - О, это проблема. Я думала, вы сумеете вернуть мое колье или  хотя  бы
попытаетесь вернуть.
   - Я буду работать своими методами.  Вот  так,  -  я  осушил  стакан  не
отрываясь, что почти перевернуло меня на голову, глотнул воздуха. - И  еще
я буду искать убийцу, - сказал я.
   - Не стоит этим заниматься, это дело полиции, не так ли?
   - Да, только бедняга дал мне сто долларов, чтобы я о нем заботился, а я
его не сберег. Я чувствую себя виноватым. Мне хочется  плакать.  Можно,  я
поплачу?
   - Выпейте, - она налила еще виски и мне, и себе. Казалось, этот напиток
действует на нее не больше, чем вода на волнорез.
   - Хорошо, к чему мы пришли? - спросил  я,  пытался  удержать  стакан  в
таком положении, чтобы не пролить виски. -  Не  горничная,  не  шофер,  не
дворецкий, не лакей. Дальше  мы  начнем  стирать  собственное  белье.  Как
происходило нападение?  Ваша  версия  может  содержать  некоторые  детали,
опущенные Мэрриотом при рассказе.
   Поддавшись  корпусом  вперед,  она  оперлась  подбородком  о  руку.   И
выглядела по-настоящему серьезной, а не игриво серьезной, как только что.
   - Мы поехали на вечеринку в Брентвуд Хайтс. Потом Лин предложил заехать
в Трок, чтобы немного выпить и потанцевать, Мы так  и  сделали.  В  районе
Сансет проводили какие-то работы, и было  очень  пыльно.  Поэтому  Мэрриот
поехал по Санта Моника. Мы проехали мимо обшарпанного отеля "Индио". Я его
заметила случайно, без особой причины. Бросилась  в  глаза  припаркованная
напротив пивной машина.
   - Только одна машина - перед пивной?
   - Да, только одна. Это было очень грязное место. Та машина тронулась  и
поехала за нами, и, конечно же, я  ничего  такого  не  подумала.  Не  было
причины. Затем, прежде чем мы доехали до поворота Санта Моника на бульваре
Аргелло, Лин сказал: "Давай поедем по  другой  дороге",  -  и  свернул  на
какую-то извилистую улицу. Тогда, совершенно внезапно, машина рванула мимо
нас, процарапала наше крыло и остановилась буквально  перед  нашим  носом.
Человек в плаще, шарфе и низко надвинутой на  лицо  шляпе  подошел,  чтобы
извиниться. Белый шарф выбился наружу и привлек  мое  внимание.  Это  было
почти все, что я могу сказать о нем, кроме того, что он был высок  и  худ.
Как только он приблизился - а я потом припомнила, что он шел, стараясь  не
попасть в луч света наших фар...
   - Это естественно. Никто не любит смотреть в горящие фары. Выпейте.  На
этот раз я делаю коктейль.
   Она сидела, все еще наклонившись вперед, ее красивые брови - ни единого
мазка краски - задумчиво сошлись на переносице, образовав на лбу морщинку.
Я сделал две порции.
   Она продолжала:
   - Как только он подошел к Лину, тут же надвинул шарф на лицо и наставил
на нас пистолет. "Не шевелиться! - сказал он. - Ведите себя  тихо,  и  все
будет в ажуре". Затем с другой стороны подошел еще один.
   - На Беверли Хиллз, - сказал я, - самые тщательно патрулируемые  четыре
квадратные мили.
   Она пожала плечами.
   - Все произошло точно так. Они потребовали  мои  украшения  и  сумочку.
Говорил человек в шарфе. Другой вообще не издал ни звука. Я передала вещи,
а он мне вернул кольцо  и  сумочку,  при  этом  попросив  воздержаться  на
некоторое время от звонков в полицию и  страховую  компанию.  Он  пообещал
быстро и легко провернуть с нами дело о выкупе, говорил так, как будто все
в мире принадлежало ему.  Он  сказал,  что  они  могут  работать  и  через
страховую компанию, у них там есть люди, но им пока это не нужно.
   - Должно быть,  это  был  Ряженый  Эдди,  -  сказал  я,  -  только  его
прикончили в Чикаго.
   Она опять пожала плечами, мы выпили. Она продолжала:
   - Они уехали, и когда мы вернулись домой, я попросила Мэрриота  молчать
об этом. На следующий день  мне  позвонили.  У  нас  есть  два  телефонных
номера, один с параллельным аппаратом, а другой, в моей спальне, без него.
Позвонили по последнему. Этого телефона, конечно же, нет в справочнике.
   Я согласно кивнул.
   - Но за несколько долларов можно  купить  номер  телефона.  Так  всегда
делают. Некоторые киноактеры  вынуждены  менять  номера  телефонов  каждый
месяц.
   Мы выпили.
   - Я сказала звонившему мне человеку, чтобы он связался с  Лином  и  что
тот будет представлять мои  интересы,  но  если  они  не  будут  требовать
слишком много, то мы сможем сторговаться. Он сказал о'кей, и с тех пор,  я
полагаю, они стали канителить, чтобы последить за нами. Наконец мы сошлись
на восьми тысячах.
   - Вы бы узнали кого-нибудь из них?
   - Конечно, нет.
   - Рандэлл знает все это?
   - Конечно. Может быть, хватит об этом? Мне уже наскучило, - она одарила
меня ослепительной улыбкой.
   - Рандэлл высказал свое мнение?
   - Возможно. Я забыла, - зевнула она.
   Я сидел с пустым стаканом в руке и думал. Она взяла  у  меня  стакан  и
наполнила. Я сжал ее руку, которая оказалась мягкой и  гладкой,  теплой  и
удобной. Она ответила крепким пожатием. Женщина, сидящая передо мной, была
хорошо сложена.
   - Думаю, у него были какие-то мысли, - сказала она,  -  но  он  мне  не
сказал об этом.
   - У любого человека возникли бы какие-то мысли, ознакомься он  со  всем
этим, - сказал я.
   Она медленно повернула голову, посмотрела на меня, кивнула и сказала:
   - Вы не можете пройти мимо этого, не так ли?
   - Сколько вы были знакомы с Мэрриотом?
   - О, много лет. Он работал директором на радиостанции моего мужа  КФДК.
Там я познакомилась с ним. Кстати, там же я познакомилась и с мужем.
   - Я знаю. Но Мэрриот жил так, как будто имел неплохие деньги.
   - Он получил небольшое наследство и ушел из радиовещания.
   - Он действительно получил наследство или он это вам сказал?
   Она пожала плечами, продолжая сжимать мою руку.
   - А, может быть, наследство было не так  уж  велико  и  он  быстро  его
растратил, - теперь я насильно сжал ее руку. - Он занимал у вас?
   - Вы немного старомодны, не так ли? - она взглянула на руку, которую  я
держал.
   - Я на работе, а  ваше  шотландское  виски  уже  вымыло  половину  моей
сдержанности. - Не то чтобы я был пьян, но...
   - Да, - она высвободила свою руку из  моей  и  потерла  ее.  -  У  вас,
наверное, руки иногда превращаются в тиски, в свободное время?
   - Лин Мэрриот был вымогателем высокого класса. Это очевидно, он жил  за
счет женщин. У вас было что-нибудь с ним?
   - Я должна рассказать?
   - Возможно, это не так уж разумно.
   Она засмеялась.
   - Однако я расскажу. Я выпила у него и  потеряла  сознание.  Иногда  со
мной случается. А он раздел меня и сфотографировал.
   - Грязная собака, - сказал я. - А у вас есть эти фотографии?
   Она похлопала меня по руке и глухо спросила:
   - Как вас зовут?
   - Фил. А вас?
   - Хелен. Поцелуй меня.
   Она мягко упала мне на колени, я склонился над ее лицом и начал  то  ли
облизывать, то ли целовать. Ее ресницы шевелились  и  щекотали  меня,  как
бабочки. Когда я добрался до ее горящего рта, он  был  приоткрыт,  и  язык
жалящей змеей выглядывал из-за зубов.  Дверь  открылась,  и  мистер  Грэйл
тихонько вошел  в  комнату.  Я  обнимал  миссис  Грэйл  и  не  мог  быстро
избавиться  от  нее.  Подняв  глаза,  я  посмотрел  на  мистера  Грэйла  и
похолодел, как пятка покойника.
   Блондинка у меня на руках не шевелилась, даже не закрыла рта.  На  лице
ее было наполовину мечтательное, наполовину язвительное выражение.  Мистер
Грэйл, издав негромкие к-х-к и г-м-м, будто прочищая  горло,  извинительно
произнес:
   - Прошу прощения, - и бесшумно удалился из комнаты.  В  глазах  застыла
бесконечная печаль. Я оттолкнул миссис Грэйл, вытащил из кармана платок  и
вытер лицо. Она, не изменив позы, продолжала  лежать  на  диване,  немного
наискосок, демонстрируя прекрасную кожу выше чулка.
   - Кто это был? - томно спросила она.
   - Мистер Грэйл.
   - Забудь о нем.
   Я отошел от нее и сел в кресло, в котором сидел  раньше.  Спустя  время
она выпрямилась, села на диван и посмотрела на меня.
   - Все в порядке. Он понимает. Какого еще черта ему ожидать?
   - Я думаю, он знает.
   - Я еще раз говорю, все в порядке. Этого хватит? Он - больной  человек.
Какого черта...
   - Не кричи на меня. Я не люблю крикливых женщин.
   Она открыла сумочку,  лежавшую  возле  нее,  достала  оттуда  маленький
платочек и вытерла губы, после чего вынула зеркальце и осмотрела лицо.
   - Думаю, вы правы, - сказала она. -  Слишком  много  виски.  Сегодня  в
клубе Бельведер. В десять.
   Она не смотрела на меня и тяжело дышала.
   - Это приличное место?
   - Его хозяин Лэрд Брюнетт. Я его хорошо знаю.
   -  Согласен,  -  сказал  я.  Я  уже  был  холоден  и  чувствовал   себя
отвратительно, как будто обокрал нищего.
   Она достала помаду, подвела губы и бросила зеркальце. Я осмотрел  лицо,
вытер его платком и встал, чтобы отдать ей зеркальце.
   Она  откинулась   на   спинку   дивана,   на   сей   раз   демонстрируя
соблазнительную шею и лениво глядя на меня.
   - В чем дело? - спросила она.
   - Ни в чем. В десять часов в клубе Бельведер. Особо не  наряжайтесь,  у
меня только один костюм на выход. В баре?
   Она кивнула.
   Я вышел из комнаты не  оглядываясь.  Лакей  в  холле  встретил  меня  с
каменным лицом и подал шляпу.





   Я шел по дороге, живая  зеленая  изгородь  скрывала  меня.  Подойдя  ко
вторым воротам, я увидел, что у входа дежурил другой человек,  здоровенный
детина в простой одежде. Прирожденный телохранитель.  Он  кивком  позволил
мне выйти.
   Раздался автомобильный сигнал. "Купе" мисс Риордан стояло  позади  моей
машины. Я подошел к девушке.  Она  выглядела  недоступной  и  насмешливой.
Сидела, положив изящные руки в перчатках на руль, и улыбалась.
   - Я ждала. Полагаю, я там была не нужна. Ну как она вам?
   - Готов поспорить, что у нее чулки неважно отстегиваются от пояса.
   - Вы всегда говорите такие  гадости?  -  она  покраснела.  -  Иногда  я
ненавижу  мужчин.  Молодых,  старых,  футболистов,  певцов,   миллионеров,
красавчиков-сутенеров и почти подлецов - частных детективов.
   Мне ничего не оставалось, как грустно улыбнуться ей:
   -  Я  знаю,  что  говорю  слишком  остроумно.  Сегодня  мое   остроумие
прямо-таки висит в воздухе. А кто сказал вам, что он сутенер?
   - Кто?
   - Не прикидывайтесь дурочкой. Мэрриот.
   - Это была догадка наверняка.  Простите.  Я  не  хочу  быть  ханжой.  Я
полагаю, вы можете отстегивать ее чулки в любое удобное для  вас  время  и
безо всякого с ее стороны сопротивления. Но в одном вы можете быть уверены
- вы поздно пришли на это шоу.
   Широкая улица мирно дремала на солнце.  Красиво  раскрашенный  грузовик
бесшумно скользнул к стоянке у дома напротив, затем немного подал назад  и
остановился у подъезда. На боку грузовика  красовалась  надпись:  "Детская
служба Бэй Сити".
   Энн Риордан, вытянув шею, посмотрела на  грузовик,  потом  на  меня.  Я
наклонился к ней. Она округлила губы и присвистнула:
   - Возможно, вам бы хотелось, чтобы я не совала нос в чужие дела, не так
ли? И не имела детей, которых бы не было у вас. А я  думала,  что  помогаю
вам.
   - Мне не нужна ваша помощь, а полиции не нужна моя. Я ничего  не  смогу
сделать для миссис Грэйл. У нее  какая-то  длинная  запутанная  история  о
пивнушке, откуда за ними следовала  машина.  Но  что  это  значит?  Вшивый
пивной погребок на Санта Моника и банда высокого класса.  Ведь  их  парень
даже смог определить подлинность нефрита Фей Цуй, когда он его увидел.
   - Если ему не сообщили заранее о том, что за ожерелье было на ней.
   - Может быть и так, - сказал я и вытащил сигарету из пачки. -  В  любом
случае для меня здесь ничего нет. Ничего! Ни о ком и ни о чем,  -  добавил
я, прикуривая.
   - Ничего? Даже психология этих людей вам не интересна?
   - Психология? - тупо уставился я.
   - Боже мой, - мягко сказала она, - а я-то думала, что вы детектив.
   - Кое о чем здесь умалчивают, - сказал я. - Я  должен  обдумать  каждый
шаг. У этого Грэйла полно деньжат, а закон у нас в  городе  там,  где  его
могут купить. Посмотрите, как смешно действует полиция.  Никакой  рекламы,
никакого заявления в прессе. Ничего, кроме тишины  и  предупреждений.  Мне
это совсем не нравится.
   - Ну что ж,  до  свидания,  -  сказала  Энн.  -  Приятно  было  поближе
познакомиться с вами в такой ситуации.
   Она включила мотор, передачу и исчезла в вихре пыли.
   Я проводил ее долгим взглядом и посмотрел через улицу. Шофер  грузовика
"Детская служба Бэй Сити" вышел из  подъезда  с  картонной  коробкой.  Его
форма была такой белоснежной, сияющей и накрахмаленной, что я стал ощущать
себя чистым, только глядя на него. Он поставил коробку в грузовик и уехал.
Подумалось, что эта машина увезла грязные пеленки.
   Я втиснулся в свою машину и, прежде чем  поехать,  посмотрел  на  часы.
Было ровно без двадцати пяти пять. Шотландское виски бродило  во  мне  всю
дорогу до Голливуда. Я даже проскакивал красный свет.
   "Прекрасная маленькая девочка, - говорил я сам с собой вслух в  машине,
- для парня нужна маленькая девочка". Никто ничего не ответил. "Но мне  не
нужна", - сказал я. На это также не было ответа. "В десять часов вечера  в
клубе Бельведер", - произнес я. Кто-то ответил: "Подумаешь!"
   Голос был очень похож на мой.
   Было без пятнадцати шесть, когда я добрался до своего офиса.  В  здании
было тихо. Машинка за стеной не стучала. Я  зажег  трубку  и  плюхнулся  в
кресло. Усевшись поудобнее, я погрузился в ожидание.





   От индейца воняло. Воняло рядом, в  маленькой  приемной,  в  которую  я
выглянул из кабинета, когда зазвонил входной звонок. Он стоял  в  двери  с
выражением бронзовой статуи на лице. Это был человек с внушительным торсом
и большой грудью, он выглядел, как бродяга.
   На нем был грязно-коричневый костюм. Пиджак  казался  слишком  узким  в
плечах, а брюки немного жали где-то под мышками. Его шляпа была размера на
два меньше, чем надо бы, и обильно пропиталась  потом  человека,  которому
она когда-то приходилась впору. У индейца этот головной  убор  сидел  там,
где у дома находится флюгер. Его воротник был не меньше хомута и имел  тот
же грязно-коричневый оттенок. Галстук  свисал  над  застегнутым  пиджаком,
черный галстук, завязанный  плоскогубцами  в  узел  размером  с  фасолину.
Вокруг его великолепной обнаженной шеи  поверх  грязного  воротника,  была
повязана черная лента, как у  старой  женщины,  стремящейся  оживить  свой
наряд.
   Лицо индейца выглядело совсем плоским. Его большой мясистый нос казался
таким же крепким, как нос крейсера. Глаза не имели век, плечи были  как  у
кузнеца, а короткие и, похоже, неловкие ноги были заимствованы у шимпанзе.
Позже я выяснил, что они были только короткими, а не неловкими.
   Если бы он был немного почище и облачен в белый халат, то напоминал  бы
свирепого римского сенатора.
   Его вонь была запахом первобытного человека, а не липкой грязи городов.
   - Эй, - сказал он. - Пошли скорее! Пошли!
   Я вернулся в кабинет и поманил его пальцем. Он пошел за мной, производя
столько же  шума,  сколько  муха,  ползая  по  стене.  Я  сел  за  стол  и
профессионально скрипнул вращающимся креслом. Индейцу я указал на стул для
посетителей по другую сторону. Он не сел. Его маленькие черные глазки были
враждебны.
   - Пошли куда? - спросил я.
   - Эй! Я Второй Посев. Я голливудский индеец.
   - Присаживайтесь, мистер Посев.
   Он фыркнул, и его ноздри расширились. Их ширины хватило бы для  мышиной
норки.
   - Называть Второй Посев. Нет называть мистер Посев.
   - Чем могу быть полезен?
   Он заговорил громче и начал рокотать глубоким грудным голосом:
   - Он говорит, пошли скорее. Великий белый отец говорит,  пошли  скорее.
Он говорит, я везти тебя на огненная колесница. Он говорит...
   - Да. Вырезки английского из свинского латинского, - сказал я. -  Но  я
не школьная учительница...
   - Чокнутый, - сказал индеец.
   Мы некоторое время ухмылялись друг другу.  Он  делал  это  лучше  меня.
Затем он с полным отвращением снял шляпу и перевернул ее. Засунув палец за
внутреннюю ленту шляпы, он  отвернул  ее,  отцепил  от  нее  прикрепленный
скрепкой пакетик и швырнул его на стол.  Он  зло  указал  на  него  хорошо
обгрызенным ногтем.
   Я развернул оберточную бумагу и нашел внутри карточку. Я с ней был  уже
хорошо знаком. Три, точно таких же, были в мундштуках папирос.  Я  поиграл
трубкой, затем уставился на индейца и попытался поиграть с  ним  взглядом.
Он, казалось, нервничал не больше, чем нервничала бы кирпичная стена.
   - О'кей, что ему надо?
   - Он  хочет,  ты  быстро  приехать.  Пошли  сейчас.  Пошли  в  огненная
колесница.
   - Чокнутый, - сказал я.
   Индейцу это понравилось. Он осторожно закрыл рот, торжественно  моргнул
и почти улыбнулся.
   - Это будет стоить ему сто зелененьких в  качестве  первого  взноса,  -
добавил я, стараясь выглядеть так, как будто речь шла о десяти центах.
   - Эй? - во взгляде снова подозрение.
   - Сто долларов, -  сказал  я.  -  Блестящих  монет  или  зелененьких  в
количестве одной сотни. Мне нет денег - я нет ехать. Дошло?
   Я начал считать до ста по пальцам обеих рук.
   - Эй. Большой счет, - ухмыльнулся индеец.  Он  повозился  со  шляпой  и
бросил мне другой пакетик из оберточной бумаги. Я взял его и развернул.  В
нем была совершенно новенькая стодолларовая купюра. Индеец снова  водрузил
шляпу на голову, не утруждая себя заворачиванием ленты на  место.  Так  он
выглядел не намного комичнее. Я сидел, глядя на сто долларов,  с  открытым
ртом.
   - С психологией все в порядке, - проговорил я  наконец.  -  Парень  так
умен, что я его побаиваюсь.
   - Не всегда, - заметил индеец.
   Я открыл стол и достал свой "Кольт  38  Автоматик"  модификации  "Супер
Мэтч". Я не носил его к миссис Льюин Локридж Грэйл. Я снял  пиджак,  надел
кожаную кобуру, засунул в нее пистолет,  подтянул  нижнюю  лямку  и  снова
надел пиджак.
   Индеец смотрел на меня так, как будто я чесал шею.
   - Есть машина, - сказал он. - Большая.
   - Мне больше не нравятся  большие  машины,  -  сказал  я.  -  Есть  моя
собственная машина.
   - Ты ехать моя машина, - угрожающе произнес индеец.
   - Я ехать твоя машина, - согласился я.
   Я закрыл стол, затем кабинет, выключил звонок и вышел, оставив дверь  в
приемную, как всегда, открытой.
   Мы прошли по коридору к лифту.  От  индейца  воняло.  Даже  лифтер  это
заметил.





   Машина - темно-синий семиместный "паккард" последней модели,  сделанный
на заказ, - была припаркована недалеко от пожарного поста. За рулем  сидел
шофер, по виду иностранец, с  кислым  выражением  на  неподвижном,  словно
деревянном,  лице.  Мое  внимание  привлекла  обивка  на  сиденьях  внутри
"паккарда" - из дорогого серого велюра. Индеец посадил  меня  назад.  Сидя
там,  я  чувствовал  себя  высокопоставленным   покойником   в   катафалке
похоронной компании с утонченным вкусом.
   Индеец  сел  возле  шофера,  и  машина  рванула  к   центру   квартала.
Полицейский на противоположной  стороне  улицы  выкрикнул  слабым  голосом
что-то, похожее на "Эй!", но вдруг нагнулся, чтобы завязать шнурки.
   Мы свернули на запад, выехали на Сансет и быстро, бесшумно  заскользили
по ней. Индеец сидел без движения. Его запах случайным дымком  приплыл  ко
мне и витал рядом всю дорогу.  Водитель,  казалось,  дремал,  взявшись  за
руль, но он с такой скоростью обгонял парней в открытых быстрых "седанах",
что те завистливо пялили глаза, будто их машины тащились на  буксире.  Для
нас на всех перекрестках  включался  зеленый  свет  -  есть  такие  умелые
водители. Мы не остановились ни разу.
   Мы проехали пару миль  по  Стрип,  мимо  антикварных  лавок  с  именами
кинозвезд на них, мимо окон с кружевами и древней  посудой,  мимо  сияющих
вывесками ночных клубов со знаменитыми поварами  и  не  менее  знаменитыми
игорными комнатами, мимо красивых  модернистских  зданий  Голливуда,  мимо
небольшого, но популярного ресторанчика, где девушки носили белые шелковые
блузки, черные ботфорты, высокие кивера и, правда, больше ничего.
   За широким гладким поворотом  на  верхнюю  дорогу,  ведущую  в  Беверли
Хиллз, чуть южнее  заискрились  огни  всех  цветов  радуги  и  необычайной
чистоты - предвестники приближающегося вечера. Еще были видны особняки  на
северных холмах, которые оставались позади вместе с Беверли Хиллз. А когда
мы въехали в предгорье, извилистая  дорога  вскоре  привела  во  внезапные
сумерки и порывы ветра с океана. Тепло дня заметно сменилось прохладой.
   Мимо нас вдалеке промелькнуло тесное скопление  многоэтажных  домов,  а
вскоре  поодаль  от  дороги  потянулась  бесконечная  цепочка   освещенных
особняков. Мы, круто нырнув вниз, обогнули поле для игры в гольф  и  такую
же по  размерам  тренировочную  Площадку,  взлетели  на  вершину  холма  и
повернули в  сторону  гор,  выехав  на  уходящую  вверх  бетонную  дорогу.
Показалась апельсиновая роща, должно быть, - любимое детище  какого-нибудь
богатея,  ибо  места  здесь  совсем  не  апельсиновые.  Мало-помалу   дома
миллионеров остались позади, дорога стала  однорядной,  и  мы  мчались  не
сбавляя скорости.
   Вдруг сквозь вонючий запах индейца в салон "паккарда" пробилась пыль  с
ближайшей поляны и напомнила мне о ночной трагедии  под  безлунным  небом.
Беспорядочно разбросанные, отштукатуренные дома прилепились к  холму,  как
баррикады. Мы въехали в Стиллвуд Хайтс. А дальше домов уже не было, только
тихие холмистые места с редкими ранними звездами над ними. По одну сторону
бетонной  ленты  тянулся  крутой  склон,  за  ним   простирались   заросли
карликового дуба, и, если бы мы остановились  и  подождали  в  тишине,  то
наверняка услышали  бы  крики  куропаток.  С  другой  стороны  дороги  был
глинистый склон, на котором росли редкие дикие цветы, похожие на капризных
детей, отказывающихся спать.
   Затем дорога резко повернула на 180 градусов, шины издали звук  наждака
по металлу,  мотор  загудел  сильнее,  и  машина  устремилась  вверх  мимо
зарослей дикой герани.
   Дорога уперлась в дом, стоящий одиноко, как маяк, и высоко, как орлиное
гнездо. Угловатый дом из бетона и стеклянного кирпича,  какой-то  сырой  и
модернистский, но вместе с тем далеко не  уродливый.  Отличное  место  для
психиатрической лечебницы! Никто бы не услышал криков отсюда.
   Машина остановилась у дома,  и  я  увидел  черную  дверь,  врезанную  в
тяжелую стену. Индеец, бормоча что-то, вылез из  машины  и  открыл  заднюю
дверцу. Шофер раскурил  сигарету  с  помощью  электрической  зажигалки,  и
резкий неприятный запах табака заполнил машину. Я вышел.
   Мы подошли  к  черной  двери.  Она  медленно  и,  как  мне  показалось,
угрожающе открылась сама.  За  дверью  начинался  узкий  коридор,  ведущий
вглубь дома. Сквозь стеклянные стены проникал уличный свет.
   Индеец буркнул:
   - Эй, входи.
   - После вас, мистер Посев.
   Он зло посмотрел на меня и вошел первым. Дверь закрылась следом за нами
так же тихо и таинственно, как и открылась. В конце коридора мы втиснулись
в маленький лифт, индеец закрыл дверь и нажал кнопку.  Поднимались  мягко,
без звука. Вонь индейца в моем офисе показалась  мне  слабой,  как  лунная
тень, по сравнению с тем, что я испытывал в лифте.
   Лифт остановился. Дверь открылась, и я вошел в светлую круглую комнату,
расположенную, как я понял, в башне.
   Почти со всех сторон  были  окна.  Вдали  блестел  океан.  Темнота  уже
наползала на холмы. Там же, где не было окон, были стены, обитые панелями,
а на полу ковры с нежными цветами Персии, резной же  стол,  казалось,  был
украден из древней церкви.
   За столом сидела  женщина  и  улыбалась  мне  сухой  улыбкой,  которая,
казалось, сразу превратится в порошок, если ее коснуться.
   У женщины были гладкие прилизанные  волосы  и  темное  худое  азиатское
лицо. В ее ушах висели тяжелые цветные камни, а  на  пальцах  поблескивали
массивные кольца. Возможно, там действительно  были  и  лунный  камень,  и
изумруд в серебряной оправе, который вполне  мог  быть  натуральным,  хотя
выглядел такой же подделкой, как браслет в дешевых лавках. Ее  узкие  руки
были смуглыми, стареющими, и кольца не очень-то  на  них  смотрелись.  Она
заговорила. Голос с акцентом был знаком мне.
   - А, мистер Марлоу. Хорошо, что вы приехали. Амтор будет очень доволен.
   Я положил стодолларовую купюру на стол и  оглянулся.  Индеец  уехал  на
лифте.
   - Сожалею. У вас была прекрасная мысль, но  я  не  могу  это  взять,  -
сказал я.
   - Амтор хочет нанять вас, не возражаете? - она снова  сухо  улыбнулась.
Ее губы шелестели, как оберточная бумага.
   - Я бы сначала хотел выяснить, что за работа.
   Она кивнула и неторопливо вышла из-за  стола.  Прошуршала  передо  мной
платьем, облегающем тело, как хвост русалки, и продемонстрировала  хорошую
фигуру. Если вам нравятся фигуры, которые ниже  пояса  на  четыре  размера
больше стандартных, то вам следует подняться в эту башенку.
   - Я провожу вас, - сказала азиатка.
   Она нажала кнопку в стене,  и  дверь  бесшумно  открылась.  Я  еще  раз
посмотрел на улыбку смуглянки, прежде чем  вошел  в  молочно-белое  сияние
лифта. Дверь так же бесшумно закрылась.
   В восьмиугольной комнате, обшитой  черным  бархатом  снизу  доверху,  с
высоким черным потолком, никого не было.
   В центре, на черном матовом ковре, стоял восьмиугольный  белый  столик,
на котором едва поместились бы два локтя, с молочно-белым шаром на  черной
подставке. Шар светился. У столика стояли два белых и тоже  восьмиугольных
табурета, как дополнение к столу. У  стены  располагался  еще  один  такой
табурет. Окон не было. И вообще больше ничего  в  комнате  не  было.  Даже
бликов света на стенах. Если и были двери, то я их не видел, как не  видел
ту, через которую вошел.
   Я стоял четверть минуты с неясным ощущением,  что  за  мной  наблюдают.
Где-то был глазок, но я его не мог обнаружить. Бросив попытки его найти, я
стал прислушиваться к своему дыханию. В  комнате  было  так  тихо,  что  а
слышал, как проходит воздух через мой нос, издавая звук, похожий на шелест
занавесей.
   Вдруг у противоположной стены открылась  невидимая  дверь,  впустила  в
комнату человека и бесшумно закрылась.  Человек  подошел  к  столу,  глядя
вниз, и сделал жест красивой рукой. Такой мужской руки я никогда не видел.
   - Пожалуйста, садитесь. Напротив  меня.  Не  курите  и  не  волнуйтесь.
Постарайтесь полностью расслабиться. Чем могу быть полезен?
   Я сел, взял губами сигарету и стал ее пожевывать, не зажигая. Я оглядел
этого человека. Он был худым, высоким и  прямым,  как  стальной  стержень.
Светлые волосы красивы, кожа свежа, как лепесток розы. Ему могло быть  лет
35 или 65, человек без возраста. Волосы тщательно  зачесаны  назад,  брови
черного цвета, как стены, пол и потолок в этом восьмиграннике. Глаза очень
глубоки, как глаза лунатика, как колодец, про который  я  когда-то  читал.
Давно, лет 900 назад, в старинном замке в колодец бросали камень и  ждали.
Долго прислушивались, теряли терпение, хохотали и уже собирались  уходить,
как слабый, еле различимый отдаленный  всплеск  со  дна  колодца  достигал
ушей. Люди верили и не верили в существование  такого  колодца.  Так  вот,
глаза сидящего напротив человека были также глубоки,  без  выражения,  без
души, глаза, способные равнодушно наблюдать, как голодные  львы  разрывают
человека. Двубортный костюм на нем был сшит не портным, а художником.
   - Пожалуйста, не волнуйтесь, - сказал он, рассеянно уставившись на  мои
пальцы, - это разрушает волны, расстраивает мою сконцентрированность.
   - Ту, что плавит лед, заставляет масло течь, а кошку визжать, -  сказал
я.
   - Я уверен, что вы пришли сюда не для того, чтобы  наглеть,  -  ледяной
тон, и едва заметная улыбка.
   - Кажется, вы забыли, зачем я здесь.  Кстати,  я  вернул  сто  долларов
вашей секретарше. Я пришел, насколько вы помните, из-за  папирос,  набитых
марихуаной. С вашими визитками в мундштуках.
   - Вы хотите выяснить, почему так случилось?
   - Да. Это мне следовало бы заплатить вам сто долларов.
   - Не стоит. Ответ прост. Есть вещи, которых я не знаю. Это  -  одна  из
них.
   На мгновение я почти поверил ему.  Его  лицо  было  гладко,  как  крыло
ангела.
   - Тогда зачем вы прислали мне сто долларов с вонючим  индейцем  и  свою
машину? Кстати, так ли необходимо индейцу быть таким зловонным?!  Если  он
на вас работает, не могли бы заставить его принять ванну?
   -  Он  -  естественный  медиум.  Они  редки,  как  бриллианты,  и,  как
бриллианты, их иногда можно отыскать в грязных местах. Насколько я  понял,
вы - частный детектив?
   - Да.
   - Полагаю, вы - очень тупая личность. Вы тупо выглядите. Вы впутались в
тупое дело и вы пришли сюда с тупыми намерениями.
   - Понял, - сказал я. - Я - тупица. Вот теперь дошло.
   - И я полагаю, что не стоит вас больше задерживать.
   - Вы меня не задерживаете, - сказал я. - Это я вас задерживаю.  Я  хочу
узнать, почему ваши визитки оказались в папиросах?
   Он еле заметно повел плечами.
   - Мои визитные карточки доступны любому. Я не даю моим друзьям  папирос
с марихуаной. Ваш вопрос по-прежнему туп.
   - А вот это не  прояснит  ли  вашу  память?  Папиросы  были  в  дешевой
японской или  китайской  коробочке  из  искусственной  черепаховой  кости.
Что-нибудь подобное видели?
   - Нет. Не припоминаю.
   - Я могу еще что-нибудь добавить. Коробочка лежала в  кармане  человека
по имени Линдсей Мэрриот. Слышали о нем?
   Он подумал.
   - Да. Я когда-то пытался вылечить его от страха перед  кинокамерой.  Он
хотел сниматься в кино. Это было впустую потраченное время. Кинематограф в
нем не нуждался.
   - Я догадываюсь об этом, - сказал  я.  -  Меня  все  еще  волнует  одна
проблема. Почему вы мне прислали банкноту в сто долларов?
   - Дорогой мистер Марлоу,  -  надменно  заявил  он.  -  Я  не  дурак.  Я
занимаюсь очень тонким делом. Я - знахарь. То есть, я  делаю  то,  что  не
могут врачи в своей мелкой, боязливой, эгоистической гильдии. Меня  всегда
подстерегает опасность со стороны людей таких, как вы. Но  я  всегда  хочу
оценить опасность прежде, чем разбираться с ней.
   - Довольно тривиально в моем случае, а?
   - В вашем случае ее вообще не существует, - вежливо сказал он и  сделал
плавный жест левой рукой. Затем он положил  ее  на  стол  и  стал  на  нее
смотреть. Насмотревшись, поднял свои бездонные глаза  и  скрестил  холеные
руки. - Вы слышали о...
   - Я что-то унюхал, - перебил я,  поводя  носом,  -  о  нем-то  я  и  не
подумал.
   Я повернул голову налево. Индеец сидел на  третьей  табуретке  у  самой
стены. На нем поверх одежды была надета какая-то спецовка.  Он  сидел  без
движения с закрытыми глазами, наклонив голову вперед, как  будто  он  спал
здесь уже час.
   Я снова  посмотрел  на  Амтора.  Он  опять  улыбался  своей  незаметной
улыбкой.
   - Готов поспорить, что он заставляет высокопоставленных старушек терять
свои искусственные зубы, - сказал я. - Что он делает для вас за  деньги  -
сидит на ваших коленках и поет французские песни?
   Он сделал нетерпеливый жест.
   - Ближе к делу, пожалуйста.
   - Прошлой ночью Мэрриот нанял меня и взял с собой в путешествие,  целью
которого было выкупить одну штуковину, похищенную какими-то  проходимцами.
Меня оглушили. Когда я пришел в себя, Мэрриот был мертв.
   Ничто не изменилось в лице Амтора. Он не закричал, не побежал по стене.
Но реакция была резкой. Он разомкнул руки и уперся в край столика,  словно
собирался его опрокинуть. Он сидел, как каменный лев у входа  в  Публичную
Библиотеку.
   - Папиросы были найдены у него, - сказал я.
   - Но не полицией, полагаю, так как ее здесь  еще  не  было,  -  победно
посмотрел он на меня.
   - Верно.
   - Да, - очень ласково сказал он, - ста долларов было явно недостаточно.
   - Все зависит от того, что вы собирались за них купить.
   - Те сигареты у вас?
   - Одна из них. Но они ничего не доказывают. Как вы сказали, кто  угодно
мог иметь ваши карточки. Меня просто интересует, почему они были там,  где
были. Пожалуйста, какие-нибудь мысли!
   - Насколько хорошо вы знали Мэрриота? - почти дружески спросил он.
   - Нисколько. Но я уже имею о нем некоторое представление. Оно  до  того
очевидно, что прилипло к нему сразу.
   Амтор легко постукивал пальцами по столу.  Индеец  с  крепко  закрытыми
глазами, должно быть, все еще спал, положив подбородок на огромную грудь.
   - Кстати, вы знакомы с миссис Грэйл,  богатой  дамой  из  Бэй  Сити?  -
поинтересовался я. Он безразлично кивнул.
   - Да, я лечил ее. У нее был небольшой дефект речи.
   - Вы хорошо над ней поработали, -  сказал  я.  -  Она  говорит  так  же
хорошо, как я сейчас.
   Это не позабавило его. Он все еще постукивал по столу.  Я  прислушался.
Что-то в этом стуке мне не нравилось. Он звучал,  как  код.  Амтор  сложил
руки и немного отклонился назад.
   - Что мне нравится в этом деле, так это то, что все знают друг друга, -
сказал я. - Миссис Грэйл тоже знала Мэрриота.
   - Откуда вы это взяли? - настороженно спросил он.
   Я ничего не ответил.
   - Вы должны рассказать полиции об этих папиросах, - посоветовал он.
   Теперь я неопределенно пожал плечами.
   - Вам интересно, почему я до сих пор не вышвырнул вас?  -  приятно,  аж
под ложечкой похолодело, сказал Амтор. - Второй Посев  может  сломать  вам
шею, как стебель сельдерея.
   - Признаюсь, меня это интересует, - огрызнулся я.
   - Кажется, у вас на происшедшее  свой  взгляд,  есть  какая-то  теория?
Имейте в виду, выкупы я не плачу, особенно ни за что. Кроме того,  у  меня
много друзей. Но есть люди, которые хотели  бы  выставить  меня  в  плохом
свете. Психиатры, сексопатологи, невропатологи, отвратительные человечки с
резиновыми молотками и полками, уставленными книгами. И, конечно  же,  все
они мои враги, а я для них - шарлатан. Так какая у вас теория?
   Я попытался привести его  в  замешательство  пристальным  взглядом,  но
ничего не получилось. Я почувствовал, что облизываю губы.
   - Я не могу вас винить за то, что хотите скрыть. Об этом деле мне  надо
немного поразмыслить. Возможно, вы более интеллигентный человек,  чем  мне
показалось. Я тоже ошибаюсь. А тем временем... - он положил руки на  белый
шар.
   - Я думаю, Мэрриот сам не вымогал  у  женщин,  -  сказал  я.  -  А  был
наводчиком у банды. Но кто говорил ему  с  какими  женщинами  связываться,
чтобы узнавать, когда и куда они выходят? Он сближался с  ними,  поил  их,
вывозил в свет, а затем ускользал на мгновенье к  телефону  и  рассказывал
соучастникам где действовать. Вот и вся моя версия.
   - Вот, оказывается, как, - осторожно сказал Амтор, -  вы  представляете
Мэрриота в тесной связи со мной. Я чувствую небольшое отвращение  к  такой
версии.
   Я подался вперед, и мое лицо теперь было  на  расстоянии  фута  от  его
лица.
   - Вы - шантажист. Как бы вы не выкручивались - это шантаж. И дело не  в
визитке, Амтор. Как вы говорите, у любого они могут быть. Не  в  марихуане
даже - вы не будете заниматься такой дешевкой с вашими  возможностями.  Но
на обратной стороне каждой визитки ничего не написано, чистое место. А  на
чистых  местах,  иногда  бывает  и  на  исписанных,  проявляются  какие-то
невидимые надписи.
   Он сурово улыбнулся, но я едва ли заметил это. Его  руки  двигались  по
белому шару.
   Свет погас. Стало темно, хоть глаз выколи.





   Я вскочил, отбросил стул ногой и вытащил пистолет из кобуры. Пиджак был
застегнут, и я малость промедлил.  Ощутил  всем  телом  волну  воздуха,  а
следом зловоние. В полной тьме индеец ударил меня сзади, прижал мои руки к
бокам и стал меня поднимать. Я бы мог пострелять вслепую, но особого толку
не было бы. И друзья далеко.
   Я отпустил пистолет и схватил индейца за запястья. Они были сальными, и
мои руки соскользнули. Индеец поставил меня на место  сильнейшим  толчком,
голова чуть не отлетела. Теперь он схватил меня за  запястья.  И  вывернул
мне руки. Уперся коленом в спину и согнул меня.
   Я пытался неизвестно зачем  закричать.  Ловил  ртом  воздух  и  не  мог
поймать. Индеец отшвырнул меня,  в  сторону  и,  когда  я  упал,  обхватил
туловище ногами. Его руки добрались до моей  шеи.  До  сих  пор  я  иногда
просыпаюсь по ночам. Я чувствую  эти  руки  и  вонючий  запах  индейца.  Я
чувствую, как дыхание борется и сдается под натиском потных пальцев. Тогда
я встаю, выпиваю глоток виски и включаю радио. Но не могу  отмахнуться  от
воспоминаний, о том, что я почти потерял сознание, когда увидел, что снова
зажегся свет, но уже кроваво-красный. Так увидели  мои  налившиеся  кровью
глаза. Мимо проплыло лицо, и рука мягко притронулась ко мне,  хотя  другие
руки все еще сжимали мне горло.
   Мягко, словно через вату, прозвучал голос:
   - Пусть немного подышит.
   Пальцы ослабли. Я вывернулся из них, но что-то сверкнуло, и  я  получил
жестокий удар по челюсти.
   - Подними его на ноги, - все тот же голос. Индеец поставил меня на ноги
и потянул к стене, держа за вывернутые запястья.
   - Любитель, - печально, как сама смерть, промурлыкал голос,  и  твердый
блестящий предмет снова ударил меня. И теплая струйка потекла по  лицу.  Я
лизнул ее и почувствовал привкус железа и соли. Легкая рука  обшарила  мои
карманы и  занялась  исследованием  бумажника.  Папироса  исчезла,  словно
растворилась в сизой дымке, которая расстилалась передо мной.
   - Было три папиросы? - учтиво прозвучал голос, и  я  опять  получил  по
челюсти чем-то блестящим.
   - Три, - выдавил я.
   - А где, вы сказали, остальные?
   - В моем кабинете, в столе.
   Снова металлический удар по лицу.
   - Возможно, вы лжете, но я смогу проверить.
   Передо мной маленькими красными огоньками сверкнули ключи.
   - Души его, - продолжал голос.
   Железные пальцы впились в мое горло. Я  схватился  за  один  из  них  и
попытался вывернуть.
   - Прекрасно. Он учится, - комментировал все тот же мягкий голос.
   Снова что-то тяжелое со свистом сверкнуло в воздухе и  двинуло  меня  в
челюсть, точнее, в ту штуку, которая еще сегодня днем была моей челюстью.
   - Отпусти его. Он приручен, - тихо сказал голос. Тяжелые  сильные  руки
исчезли, я рванулся вверх и попытался  стоять  ровно,  не  качаясь.  Амтор
мечтательно улыбался.  Он  держал  мой  пистолет  в  своей  изящной  руке,
направив прямо мне в грудь.
   - Я бы мог проучить вас, но для  чего?  Грязный,  ничтожный  человек  в
грязном ничтожном мире, не так ли? - он улыбнулся очень красиво.
   Я, собрав остатки сил, ударил в эту улыбку кулаком. Удар  получился  не
таким уж плохим. Он отшатнулся.
   Кровь потекла из обеих ноздрей, он удержался на  ногах,  распрямился  и
снова поднял пистолет.
   - Сядьте, дитя мое, - любезно предложил  он.  -  Скоро  ко  мне  придут
посетители. Я так рад, что вы ударили меня. Такая встряска очень помогает.
   Я  нащупал  табуретку,  сел  на  нее  и  опустил  отяжелевшую   голову,
коснувшись щекой столика с белым шаром. Шар снова  мягко  сиял.  Свет  его
очаровывал меня. Прекрасный свет и обволакивающая тишина.
   Похоже, я засыпал с окровавленным лицом  на  белом  столе,  а  стройный
красивый дьявол с пистолетом смотрел на меня и улыбался.





   - Все в порядке, - прогромыхал кто-то. - Хватит тянуть резину.
   Я открыл глаза и сел.
   - Пошли в другую комнату, приятель!
   Я встал, как во сне. Пришли в приемную с  окнами  на  всех  стенах.  За
окнами - ночная темень.
   За столом сидела женщина с многочисленными кольцами на пальцах. Плотный
коротышка удобно устроился в кресле возле нее. Меня легонько подтолкнули.
   - Садись здесь, приятель.
   Стул был ровный, удобный, но у меня не  было  настроения  рассиживаться
здесь. Женщина за столом громко читала книгу. Короткий пожилой  человек  с
усиками слушал ее с отсутствующим выражением лица.
   Амтор стоял у окна, всматриваясь  вдаль,  где,  должно  быть,  спокойно
дышал океан, где был иной, манящий, таинственный мир. Он смотрел на  океан
так, будто любил его. Повернув голову,  Амтор  бегло  глянул  на  меня.  Я
заметил, что кровь с лица он  смыл,  но  нос  увеличился  раза  в  два.  Я
невольно улыбнулся, но тут же сморщился от боли, губы растрескались.
   - Ты повеселился, приятель? - голос того,  кто  уже  помог  мне  прийти
сюда. -  Вижу,  повеселился,  -  сказав  это,  он  стал  передо  мной.  Не
трепещущий по ветру цветок, а за двести фунтов весом детина с  гнилыми,  в
черных точках, зубами и голосом циркового  зазывалы.  Быстр  в  движениях,
крепок, словно всю жизнь питался сырым мясом.
   Сам  себе  командир.  Есть  такие  полицейские,  которым  наплевать  на
дубинку, с ним она или  нет.  Но  в  глазах  его  гнездился  юмор.  Широко
расставив ноги, он держал мой  бумажник  и  царапал  его  ногтем  большого
пальца, как будто ему доставляло огромное удовольствие портить вещи.
   - Частный детектив, а, приятель? Из большого грязного города, а? Дело о
вымогательстве, а?
   Шляпа на затылке, видны пыльные каштановые волосы, потные и  темные  на
лбу. Смешливые глаза в красных жилках.
   Я потрогал свое горло. Глотка болит, как будто побывала под  катком.  У
этого индейца пальцы из закаленной стали.
   Смуглая женщина перестала читать и закрыла  книгу.  Пожилой  человек  с
седыми усами кивнул и подошел к типу, который со мной разговаривал.
   - Фараоны? - спросил я, потирая подбородок.
   - А ты как думал, приятель?
   Полицейский юмор.  У  усатого  коротышки  один  глаз  немного  косил  и
выглядел подслеповато.
   - Не из Лос-Анджелеса, - сказал я, глядя на усатого. За этот  глаз  его
бы в Лос-Анджелесе уволили.
   Верзила полицейский вернул мне бумажник. Я просмотрел  его  содержимое.
Деньги на месте. Визитки тоже. Все осталось без изменения. Я удивился.
   - Скажи что-нибудь, приятель, -  сказал  здоровяк.  -  Что-нибудь,  что
заставит нас полюбить тебя.
   - Верните мой пистолет.
   Он задумался.  Я  видел,  как  он  думал.  Было  впечатление,  что  ему
наступили на мозоль.
   - О, ты хочешь получить свой пистолет, приятель? - Он искоса  посмотрел
на усатого. - Он хочет  пистолет,  -  объявил  крепыш  коротышке  и  снова
посмотрел на меня.
   - А для чего тебе пистолет, приятель?
   - Я хочу застрелить индейца.
   - О, ты хочешь застрелить индейца, приятель.
   - Да, всего-то одного индейца.
   Он посмотрел на усатого и громогласно поведал ему:
   - Этот парень очень крут. Он хочет застрелить индейца.
   - Послушай, Хемингуэй, не повторяй за мной, - попросил я.
   - Я думаю, парень свихнулся, - сказал здоровяк, - он только что  назвал
меня Хемингуэем. Как полагаешь, у него все дома?
   Усатый  кусал  сигару  и  молчал.  Высокий  красавчик  Амтор   медленно
отвернулся от окна и мягко произнес:
   - Возможно, он просто немного расстроился.
   - Я просто не вижу причины,  зачем  ему  называть  меня  Хемингуэем,  -
волновался большой полицейский. - Меня зовут не Хемингуэй.
   Тот, что постарше, сказал:
   - Я не видел пистолета.
   Оба они посмотрели на Амтора. Амтор сказал:
   - Он у меня. Я отдам его вам, мистер Блейн.
   Гнилозубый здоровяк немного присел и склонился, дыша мне в лицо:
   - Зачем ты назвал меня Хемингуэем, приятель?
   - Не при дамах же об этом... - ответил я.
   Он выпрямился и посмотрел на усатого. Тот кивнул,  повернулся  и  вышел
через открывшуюся в стене дверь. Амтор последовал за ним.
   Наступила тишина. Женщина смотрела на крышку стола и хмурилась.
   Большой полицейский смотрел на  мою  правую  бровь  и  удивленно  качал
головой из стороны в сторону. Дверь снова открылась, и усатый  вернулся  с
моей шляпой в руке. Молча отдал ее мне. Также без слов вытащил из  кармана
и протянул мне. По весу "кольта" я понял, что он без патронов.  Я  воткнул
его под мышку и встал. Гнилозубый сказал:
   - Поехали отсюда, приятель. Может быть, ветерок подбодрит тебя.
   - О'кей, Хемингуэй.
   - Опять он за старое, - печально вздохнул  здоровяк.  -  Называет  меня
Хемингуэем, потому что, видите ли, дамы присутствуют.
   Наконец-то прорезался голос и у усатого:
   - Поторопись!
   Здоровяк взял меня под руку, и мы подошли к маленькому лифту.





   Пройдя по узкому коридору вниз к черной двери, мы оказались  на  улице.
Воздух был чист и свеж, туманные испарения океана не забирались  на  такую
высоту. Я глубоко дышал.
   У дома стояла машина, обычный "седан" с частным номером.  Здоровяк  все
еще держал мою руку. Открыв переднюю дверцу, он пожаловался:
   - Это, конечно, не высший класс, приятель, но ветерок приведет  тебя  в
порядок. Тебя пока все устраивает? Мне не хотелось бы делать то, что  тебе
не нравится, приятель.
   - Где индеец?
   Он покачал головой и впихнул меня в машину.
   - О, да, индеец, - сказал он. - Тебе надо убить его  стрелой  из  лука.
Таков закон. А индеец на заднем сиденье.
   Я оглянулся. Никого там не было.
   - Черт, его здесь нет. Его, наверное, выкрали, - зубоскалил здоровяк  и
вполне искренне возмущался: -  Ну  ничего  нельзя  оставить  в  незапертой
машине!
   - Поторопись, - подал голос усатый и сел на  заднее  сиденье.  Здоровяк
Хемингуэй обошел машину, втиснул свой живот  между  рулем  и  сиденьем,  и
"седан" тронулся с места. Мы  развернулись  и  поехали  вниз  по  бетонке,
окаймленной кустами герани. Холодный ветер поднимался с  океана.  Издалека
мигали звезды, но они были очень высоко и ни о чем не говорили.
   Мы доехали до поворота и без спешки покатили по бетонной горной дороге.
   - Как ты добрался сюда без машины, приятель?
   - Амтор за мной ее прислал.
   - Для чего, приятель?
   - Должно быть, он хотел меня видеть.
   - Хороший парень, - констатировал Хемингуэй. - Все отлично понимает.
   Он сплюнул через плечо  и,  крутанув  баранкой,  прекрасно  вписался  в
очередной поворот.
   - Он говорил, что ты звонил ему по телефону, пытался забросить  удочку.
Но он считает,  что  лучше  заранее  познакомиться  с  парнем,  с  которым
предстоит иметь дело. Поэтому он и послал свою машину.
   - Конечно, если он собирался вызвать знакомых фараонов. И мне точно  не
понадобилась моя машина, - сказал я. - О'кей, Хемингуэй.
   -  Ага,  опять?  О'кей!  У  Амтора  под  столом  микрофон,   секретарша
записывает весь разговор. И когда мы пришли,  она  прочитала  его  мистеру
Блейну.
   Я повернулся и посмотрел на мистера Блейна. Он мирно курил сигару и  не
взглянул на меня.
   - Черта с два она записала наш разговор, - сказал я. - Скорее всего,  у
них наготове лежат эти  записи,  которые  они  заранее  делают  для  таких
случаев.
   - Может быть, ты бы рассказал нам, зачем хотел видеть  этого  парня,  -
вежливо предложил Хемингуэй.
   - Вас не устраивает уцелевшая половина моего лица?
   - Ах, нет. Мы не такие ребята, - сказал он с широкой улыбкой.
   - Вы довольно хорошо знаете Амтора, не так ли, Хемингуэй?
   - Мистер Блейн знает. Я только подчиняюсь приказам.
   - Кто такой мистер Блейн?
   - Это джентльмен, сидящий на заднем сиденье.
   -  А  кроме  того,  что  он  на  заднем  сиденье,  что-нибудь  из  себя
представляет?
   - А как же, конечно. Все знают мистера Блейна.
   - Хорошо, - сказал я, внезапно почувствовав усталость. Потом  было  еще
больше поворотов, больше тишины, больше темноты, больше  бетона  и  больше
боли.
   Хемингуэй, сказал:
   - Сейчас мы среди парней, женщин нет, о  твоей  поездке  к  Амтору  уже
надоело трепаться, но одно еще меня беспокоит. Что  же  значит  этот  твой
Хемингуэй?
   - Шутка, - сказал я. - Старая, старая шутка.
   - А кто такой Хемингуэй?
   - Парень, который все время  говорит  об  одном  и  том  же,  пока  ты,
наконец, не начинаешь верить в то, что он абсолютно прав.
   - На это уходит чертовски много  времени,  -  сказал  здоровяк.  -  Для
сыщика у тебя слишком сложные мозги. Ты ходишь со своими зубами?
   - Да, всего несколько пломб.
   - Ты чертовски везуч, приятель.
   Человек на заднем сиденье произнес:
   - Хорошо. Поверни здесь направо.
   - Понял.
   Хемингуэй повернул "седан" на узкую утрамбованную  дорогу,  проходившую
по самому краю склона горы. Мы проехали  еще  с  милю.  Казалось,  в  мире
существовал только запах полыни.
   - Здесь, - сказал усатый.
   Хемингуэй остановил машину и включил ручной тормоз. Он перегнулся через
меня и открыл дверь.
   - Ну что ж. Было приятно познакомиться с тобой, приятель. Но, даст бог,
больше не увидимся. Вылезай!
   - Я что, отсюда пешком пойду домой?
   С заднего сиденья донеслось:
   - Пошевеливайся.
   - Да, ты отсюда пойдешь домой, приятель. Это тебя устраивает?
   - Конечно. У меня будет время кое о чем поразмыслить. К примеру о  том,
что вы, парни, не из лос-анджелесской полиции. Но один из вас полицейский,
а, может быть, и оба. Я бы  сказал,  что  вы  фараоны  из  Бэй  Сити.  Мне
интересно, почему вы работаете не на своей территории.
   - Ты так говоришь, будто уже все это доказал, приятель.
   - Спокойной ночи, Хемингуэй.
   Он не ответил. Они оба молчали. Я начал выбираться из машины и поставил
ногу на подножку. Голова кружилась.
   Человек на заднем сиденье сделал  резкое  движение,  которое  я  скорее
почувствовал спиной, чем увидел. Океан тьмы  разверзся  подо  мной,  очень
глубокий, намного глубже самой черной ночи.
   Я нырнул в него. Дна не было.





   В комнате не продохнуть от дыма.
   Он висел в воздухе тонкими  линиями,  как  завеса  из  микроскопических
капелек. В этой комнате я никогда раньше не был. В ней всего  два  окна  с
решетками.
   Я был в подавленном состоянии и ни о чем не думал.  И  чувствовал  себя
так, как будто проспал целый год. Но дым беспокоил меня. Я лежал на  спине
и думал о нем. Прошло довольно много времени, прежде чем я сделал глубокий
вдох, от которого заболели легкие.
   Я заорал:
   - Пожар!
   Это меня рассмешило. Не знаю, что в этом  было  веселого,  но  я  начал
хохотать. Однако смех мне не понравился, Он звучал, как смех сумасшедшего.
   Нового крика хватило, чтобы  где-то  снаружи  раздались  быстрые  шаги.
Щелкнул замок, и дверь распахнулась. Человек впрыгнул в комнату и запер за
собой дверь. Его правая рука потянулась к бедру.
   Человек был мал ростом и неимоверно толст. Одет в  белый  халат.  Глаза
черные и какие-то плоские, с  серыми  выпуклостями  вместо  век.  Странные
глаза.
   Я повернул голову на жесткой подушке и зевнул.
   - Не обращай внимания, парень. Вырвалось само, - миролюбиво  сказал  я,
Он стоял, зло глядя на меня, его правая рука нависла над  бедром.  Зеленое
злобное лицо, черные плоские глаза, кожа на руках в серых пятнах.
   - Может быть, ты снова  хочешь  оказаться  в  смирительной  рубашке?  -
прорычал он.
   - Все в порядке, парень. Я очень долго спал, сны видел. Где я?
   - Где надо.
   - Похоже, приятное заведение, -  сказал  я.  -  Учтивые  люди,  хороший
воздух. Я бы поспал еще немного.
   - Так-то будет лучше, -  проворчал  он  и  вышел.  Дверь  захлопнулась.
Щелкнул замок. Шаги затихли.
   Толстяк не убрал дым. Он все еще висел посреди комнаты, как  занавеска.
Он  не  растворялся,  не  уплывал,  не  шевелился.  В  комнату   откуда-то
прорывался воздух, пригодный для дыхания, я его чувствовал, но  дыму  было
все  равно,  Он  висел  серой  сетью,  сплетенной  тысячей  пауков.   Меня
заинтересовало, как пауков заставили работать вместе?
   Фланелевая пижама. Как в больнице округа. На пижаме никаких деталей, ни
одного лишнего стежка. Грубый материал, воротник натирает шею, которая еще
болит. Я начал вспоминать. В горле пекло, словно там  дюжина  ссадин.  "А,
индеец! О'кей, Хемингуэй. Вы хотите стать детективом? Хорошо зарабатывать?
Всего девять простых уроков!  По  окончании  обеспечиваем  значком",  -  я
рассуждал. Значит, я еще не на том свете.
   Горло болело,  но  пальцы,  ощупывающие  его,  ничего  не  чувствовали.
Казалось, что вместо пальцев - связка бананов. Посмотрел на  руки.  Пальцы
как пальцы. Так себе.
   Была ночь. За окнами чернел необъятный мир. Белая полусфера светильника
свисала на трех медных цепях в центре комнаты.  Вдоль  кромки  светильника
чередовались оранжевые и голубые выступы. Я уставился на  них,  одурев  от
дыма. Вдруг эти выступы стали раскрываться, как маленькие  картофелины,  и
из них повысовывались головы. Кукольные, крошечные, но  живые  головы.  На
меня  смотрело  личико  в  капитанской  фуражке,  пушистая   блондинка   в
разрисованной шляпке и худой человек с криво висящим галстуком, похожий на
официанта в пляжном ресторанчике. Он открыл рот и ухмыльнулся:
   - Вы бы хотели бифштекс с кровью или его дожарить, сэр?
   Я закрыл глаза, зажмурился, а когда их снова открыл, то  увидел  только
светильник из поддельного фарфора, висящий на трех цепях.
   Но дым все еще неподвижно висел в воздухе. Я взял простыню за уголок  и
вытер пот со лба онемевшими пальцами. Сдурел. Совсем сошел с ума.
   Я сел на  кровати,  осторожно  опустил  босые  ноги  и  коснулся  пола.
Почувствовалось покалывание иголок и булавок. "Галантерея  налево,  мадам.
Исключительно большие булавки направо".  Ноги  начали  твердо  чувствовать
пол. Я встал. Но слишком  резко.  Ноги  подкосились,  и  я,  тяжело  дыша,
схватился за край кровати, а голос, исходивший откуда-то  снизу,  повторял
одно и то же: "У тебя белая горячка... у  тебя  белая  горячка...  у  тебя
белая горячка".
   Я сделал первые шаги. Мотало, как пьяного. На  маленьком  эмалированном
столике, расположенном между двумя зарешеченными  окнами,  стояла  начатая
бутылка виски. Я пошел к ней. Несмотря ни на что,  в  мире  много  хороших
людей. Например, парень, оставивший мне полбутылки виски. У него такое  же
большое сердце, как надувной спасательный жилет.
   Я дошел до столика и, положив бесчувственные руки на бутылку, поднес ее
ко рту. При этом вспотел так, как будто поднял один конец  моста  "Золотые
Ворота".
   Я пил долго с неаккуратной жадностью. Затем осторожно поставил  бутылку
на место и обтер ладонью подбородок. У виски был необычный, очень  терпкий
вкус. Пока я  осознал,  что  у  виски  странный  вкус,  я  успел  заметить
умывальник, втиснутый в угол комнаты. Меня вырвало.
   Время,  однако,  текло.  Агония  рвоты,  шатание,   полубессознательное
состояние, висение на краю раковины и жалкие потуги издать крик  о  помощи
остались в прошлом.
   Полегчало. Я доковылял до кровати и повалился на спину. И  снова  стал,
тяжело дыша, рассматривать дым. Он  теперь  виделся  каким-то  нереальным,
неясным.
   Может быть, его вовсе не было, а мне он только привиделся. В  следующее
мгновение дым внезапно исчез, и свет  из  белой  полусферы  резко  выделил
каждый предмет.
   Я снова сел. Большой деревянный стул стоял у стены  возле  двери.  Была
еще одна дверь кроме той, через которую входил  человек  в  белом  халате.
Дверь в кладовку, должно быть. И, может, там  висят  мои  вещи.  Линолеум,
покрывающий пол, разделен на серые и зеленые квадраты. Стены  покрашены  в
белый цвет. Чистая комната.  Кровать,  обычная  больничная  койка,  только
немного пониже и с прикрепленными  к  ней  широкими  кожаными  ремнями  на
местах запястий и лодыжек.
   Комната хороша. Но как из нее побыстрее убраться?
   Сейчас я уже чувствовал все  свое  тело.  Голова  раскалывалась,  горло
болело, рука ныла. Что приключилось с рукой, я не мог припомнить.  Закатав
рукав пижамы, я рассеянно посмотрел на руку. От локтя до  плеча  она  была
покрыта следами от уколов.  Вокруг  каждого  укола  красовалось  маленькое
бесцветное пятнышко с двадцатипятицентовую монету.
   Наркотики. Меня ими нашпиговали, чтобы я не шумел. Может быть,  вкололи
скополамин, чтобы  я  стал  разговорчив.  Слишком  много  наркотиков.  Все
зависит от того, как ты сделан. Если крепок,  то  можешь  прийти  в  себя.
Галлюцинации постепенно пройдут.
   Стало ясно, что означают решетки на окнах и ремни  на  кровати,  откуда
взялись маленькие лица, голоса, дым.
   Я снова встал, но ноги не  держали.  И  я  ударился  о  противоположную
стену. Это заставило, задыхаясь, снова лечь. Все тело зудело, и я  исходил
потом. Я чувствовал, как на лбу рождались капли пота, затем  они  медленно
скользили по носу и попадали на губы. Мой язык глупо слизывал их.
   Я сел еще раз, дотянулся ногами до пола и встал.
   - О'кей, Марлоу, - сказал я себе сквозь  зубы.  -  Ты  крепкий  парень.
Шесть футов железного человека. Сто девяносто фунтов без одежды и с умытым
лицом. Крепкие мышцы и стальная  челюсть.  Ты  можешь  все  вынести.  Тебя
дважды огрели по голове, душили, били по лицу  до  потери  сознания.  Тебя
накачали наркотиками и держали здесь, ожидая, когда ты  станешь  таким  же
сумасшедшим, как два вальсирующих мышонка. Ну что ж, посмотрим, сможешь ли
ты сделать что-нибудь стоящее, например, надеть брюки.
   Сколько прошло времени, я  не  знал.  У  меня  не  было  часов.  Сердце
прыгало, как испуганная кошка. Лучше лечь и заснуть. Лучше расслабиться на
некоторое время. "Ты в плохой форме, приятель. О'кей, Хемингуэй, я слаб. Я
не смог бы повалить вазы с цветами, не смог бы сломать спичку.  Ничего.  Я
спокоен. Я иду. Я крепок. Я ухожу отсюда". Но снова лег на кровать.
   На четвертый раз получилось немного лучше. Я  дважды  пересек  комнату,
подошел к раковине, промыл ее, наклонился и стал  пить  воду  из  ладоней.
Постоял немного, согнувшись. Опять выпил воды.  Намного  лучше.  Я  ходил.
Ходил! Через полчаса ходьбы колени дрожали, но голова заметно прояснилась.
Я выпил еще воды и еще, много воды. Я почти плакал, когда пил.
   Затем вернулся к койке. Прекрасная кровать. Ложе из розовых  лепестков!
Самая лучшая кровать в мире. Чтобы полежать пару минут на этой кровати,  я
бы отдал полжизни. Прекрасная мягкая кровать, прекрасный  сон,  прекрасные
смыкающиеся ресницы и звук дыхания, темнота и безразмерная подушка... Но я
ходил. Я был готов к разговору с кем угодно.





   Дверь в кладовую была заперта. Стул был слишком тяжел для меня. Я  снял
простыни с кровати, сдвинул в сторону матрац. Под ним была  соединительная
рама с прицепленными к ней спиральными пружинами из черного металла дюймов
по девять длиной. Я начал работать с одной из них. Самая тяжелая работа  в
моей жизни! Через десять минут у меня  были  два  окровавленных  пальца  и
тяжелая, упругая отсоединенная пружина.
   Я выпил воды, немного отдохнул, сидя на голых пружинах. Затем подошел к
двери и заорал:
   - Пожар! Пожар! Пожар!
   Было короткое и  приятное  ожидание.  В  коридоре  послышались  тяжелые
быстрые шаги, ключ неистово воткнулся в замок и резко повернулся.
   Дверь распахнулась. Я прижался к стене за открытой дверью.  Дубинку  на
сей раз он держал в руке. Прекрасный маленький инструмент  дюймов  пяти  в
длину, покрытый коричневой кожей. Его глаза на  мгновенье  задержались  на
растрепанной кровати и начали шарить по сторонам.
   Я захихикал - сумасшедший ведь - и ударил его. Пружина опустилась точно
в голову, и он упал на колени. Для надежности  я  стукнул  еще  разок.  Он
застонал. Тогда я взял дубинку из его обмякшей руки. Он жалобно выл.
   Я ударил его коленом по лицу. Колену было больно.  Он  мне  не  сказал,
было ли больно его лицу. Так как он еще выл, я ударил его дубинкой,  и  он
затих.
   Я достал ключ из двери, закрыл ее изнутри и обыскал  его  карманы.  Еще
ключи. Один из них подошел к двери в кладовку. Там висела  моя  одежда.  Я
просмотрел содержимое  карманов.  Деньги  из  бумажника  исчезли.  Что  ж,
пришлось подойти к человеку в белом халате. Он слишком много  получает  за
такую работу. И я без угрызения  совести  позаимствовал  у  него  деньжат.
После чего с трудом взвалил его на койку, пристегнул руки и ноги ремнями и
втолкнул в рот пол-ярда  простыни.  У  него  был  разбит  нос.  Я  немного
постоял, чтобы убедиться, что  он  дышит.  Мне  его  было  жалко.  Простой
усердный парень,  который  боится  потерять  работу  и  хочет  еженедельно
получать деньги. Может быть, женат и есть дети. А все, чем он мог защитить
себя, - это дубинка. Очень плохо. Это казалось несправедливым. Я  поставил
виски с какой-то примесью возле койки, куда он смог бы дотянуться, если бы
его руки не были привязаны к кровати.
   Я потрепал его по плечу, почти плача над ним.
   Вся моя одежда, даже кобура и пистолет, правда, без патронов, висели  в
кладовке. Я оделся, помогая себе непослушными пальцами и сильно зевая.
   Человек на кровати лежал спокойно.  Я  оставил  его,  присмиревшего,  и
запер комнату.
   Снаружи оказался широкий безмолвный коридор с тремя закрытыми  дверями.
Ни звука не  доносилось  из-за  них.  Строго  посередине  коридора  лежала
бордовая  дорожка  до  самого  холла  с  большой  старомодной   лестницей,
грациозным изгибом, ведущей в полутемный нижний  холл,  покрытый  толстыми
цветными коврами. Двустворчатая дверь из цветного стекла была  выходом  из
нижнего холла. Никаких звуков.
   Старый дом, такие сейчас уже не строят. Он, возможно,  стоит  на  тихой
улице, перед ним разбит цветник, а сбоку  стоит  беседка,  увитая  розами.
Строгий и тихий дом под ярким калифорнийским солнцем. А что внутри, никого
не касается, а уж кричать громко здесь просто не позволяют.
   Я уже было сделал первый шаг  по  лестнице,  как  раздался  кашель.  Он
заставил меня быстро осмотреться, и я  увидел  в  холле,  слева  от  меня,
приоткрытую дверь. Я на цыпочках подошел к ней и стал  ждать.  Свет  падал
мне на ноги. Человек  снова  кашлянул.  Глубокий  кашель  звучал  мирно  и
расслабленно. Это меня не касалось. Мне надо  было  выбраться  отсюда.  Но
любой человек, чья дверь в  этом  доме  была  открыта,  интересовал  меня.
Покашливал, наверное, человек уважаемый, перед которым надо снимать шляпу.
Я немного продвинулся в полосу света, зашелестела газета.
   Я видел часть комнаты. Обставлена она была именно  как  комната,  а  не
камера. На темном  комоде  лежали  журналы  и  шляпа.  Окна  с  кружевными
занавесками, хороший ковер.
   Взвизгнули пружины кровати. Тяжелый парень, солидный, как его кашель. Я
протянул руку и кончиками пальцев приоткрыл дверь на пару  дюймов  пошире.
Спокойно. Ничего в мире не было  медленнее  моей  просовывающейся  в  щель
головы.  Я  видел  теперь  всю  комнату,   кровать,   человека   на   ней,
переполненную окурками пепельницу,  окурки  на  ночном  столике  и  ковре.
Дюжина измятых газет по всей кровати. Одну из  них  перед  огромным  лицом
держала пара огромных рук.  Я  видел  волосы  над  краем  газеты.  Густые,
кучерявые, темные, почти черные.  Полоска  белой  кожи  под  ними.  Газета
шевельнулась, я затаил дыхание. Человек на кровати не поднял глаз.
   Ему не мешало бы побриться. Есть такие парни: только  побрился  и  хоть
опять под бритву - вечная синева на скулах  и  бороде.  А  этого  я  видел
раньше, на Сентрал Авеню, в негритянском заведении "Флорианс". Я видел его
в кричащем костюме с мячами для гольфа, я видел его со стаканом  сауэра  в
руке. И я видел его  с  армейским  кольтом,  выглядевшим  игрушкой  в  его
кулаке. Я видел кое-что из его работы.
   Он снова закашлял,  поерзал  по  кровати,  зевнул  и  протянул  руку  в
сторону, чтобы взять с ночного столика потертую пачку сигарет. На  кончике
большого пальца вспыхнул огонь. Нос, как выхлопная труба,  выдал  солидную
порцию дыма.
   - А-х, - вздохнул он, и газета снова закрыла его лицо. Я оставил его  в
покое и пошел к лестнице. Лось,  мистер  Мэллой,  похоже,  был  в  хороших
руках. Я спустился вниз. И здесь где-то рядом  были  люди:  мужской  голос
бормотал за закрытой дверью. Я подождал ответного  голоса.  Его  не  было.
Ага! Телефонный разговор. Я подошел поближе к двери и  прислушался.  Голос
был очень тих, ничего нельзя было разобрать. Наконец, после сухого щелчка,
наступила тишина. Пора было уходить подальше отсюда.
   Поэтому я распахнул дверь и быстро шагнул в комнату.





   Это  был  кабинет.  Не  большой,  не   маленький,   выглядевший   очень
профессионально. Книжный шкаф со стеклянными дверцами и  толстыми  книгами
внутри. На  стенке  аптечка  первой  помощи.  Грелся  белый  эмалированный
стерилизатор со множеством игл и шприцев. Широкий стол  с  регистрационной
книгой,  бронзовым  резаком  для  бумаги,   письменным   столом,   книжкой
назначений и еще несколькими мелкими вещицами, не считая локтей  задумчиво
сидящего человека, обхватившего голову руками.
   Пальцы зарылись в волосы цвета  мокрого  песка  и  такие  гладкие,  что
казались нарисованными на лысине.  Я  сделал  еще  три  шага.  Его  глаза,
наверное, увидели, как движутся мои туфли. Он поднял голову и взглянул  на
меня. Глубоко посаженные бесцветные глаза на пергаментном лице. Он опустил
руки на стол, отклонился назад и посмотрел на меня безо всякого выражения.
   Затем его руки разошлись в беспомощном, но осуждающем жесте и  одна  из
них была очень близка к краю стола.
   Я подошел еще на два шага и показал ему  дубинку.  Его  указательный  и
безымянный пальцы продолжали двигаться к краю стола.
   - Звонок, - как можно убедительнее произнес я, - ничем вам не  поможет.
Я положил вашего крутого парня поспать.
   Его глаза стали сонными.
   - Вы очень  больны,  сэр.  Очень,  очень  больны.  Вам  еще  не  стоило
вставать.
   - Правая рука! - потребовал я и слегка  ударил  по  ней  дубинкой.  Она
свернулась, как раненая змея.
   Я обошел стол, улыбаясь, хотя веселиться не было повода. У него в ящике
стола, конечно же, есть пистолет. У них всегда в столах есть пистолеты, но
они ими пользуются слишком поздно, если вообще успевают до них добраться.
   Я достал его. 38-й автоматический, стандартная модель, похуже моего, но
патроны подходили. В ящике я не нашел их, пришлось доставать из  пистолета
магазин. Человек немного пошевелился, глядя погрустневшими глазами.
   - Может, на полу тоже есть кнопка? - спросил я. - Не стоит ее нажимать.
Именно сейчас я безжалостен. Любой, кто войдет, выйдет уже в гробу.
   -  На  полу  нет  кнопки,  -  с  едва  заметным  иностранным   акцентом
откликнулся хозяин кабинета.
   Я поменял обоймы в пистолетах. Моя пустая была теперь в его  пистолете.
И я не забыл вытащить патрон из патронника его пистолета, а в  своем  один
патрон дослать в патронник. После этого я вернулся на другую сторону стола
и положил на него теперь уже бесполезный его  пистолет.  Захлопнув  дверь,
повернул ручку замка и вернулся к столу. Сел на стул.  Силы  мои  были  на
исходе.
   - Виски! - потребовал я.
   Он развел руками.
   - Виски, - повторил я.
   Он подошел к шкафчику с лекарствами и достал плоскую бутылку с  зеленой
эмблемой и стакан.
   - Два стакана, - сказал я. - Я уже пробовал ваше виски.
   Он принес два маленьких стакана и наполнил их.
   - Сначала вы, - сказал я.
   Он слабо улыбнулся и поднял стакан.
   - За ваше здоровье, сэр, за его остатки, - он выпил. Я выпил  следом  и
поставил бутылку возле себя, ожидая, когда тепло дойдет до  моего  сердца.
Сердце начало сильно стучать. И снова в  моей  груди,  а  не  повиснув  на
шнурке ботинка.
   - Мне приснился кошмар, - сказал я. -  Глупости.  Мне  приснилось,  что
меня привязали  к  койке,  нашпиговали  наркотиками  и  заперли  в  пустой
комнате. Я очень ослаб. Я спал, ничего не ел.  Я  был  очень  болен.  Меня
огрели по голове и притащили туда, где описанное выше со  мной  проделали.
Им это доставило много хлопот. А я не такая уж важная персона.
   Он ничего не ответил. Он наблюдал за мной.  В  его  глазах  угадывалось
раздумье. Ему, похоже, было интересно, сколько еще я проживу.
   - Я проснулся в комнате, наполненной дымом, - продолжал я. - Это  была,
конечно, галлюцинация, раздражение зрительного нерва или как там у вас это
называется. Вместо розовых змей я видел дым. Я заорал,  и  тут  же  вбежал
крутой парень и пригрозил мне дубинкой. Мне потребовалось немало  времени,
чтобы подготовиться и отнять у него ее. Я взял у него  ключи,  надел  свою
одежду и забрал свои деньги. И вот я здесь. Исцелен. Что вы сказали?
   - Я не сделал никакого замечания, - откликнулся он.
   - Но я хочу, чтобы вы его сделали, - сказал я. -  Вижу,  язык  чешется,
так оно просится наружу. Эта  штучка,  -  я  потряс  дубинкой,  -  хорошее
средство убеждения. Я вынужден был одолжить ее у вашего парня.
   - Пожалуйста, отдайте  мне  дубинку,  -  сказал  он  с  обворожительной
улыбкой палача, измеряющего рост своей жертвы в камере смертников. Немного
дружеская, немного отеческая и  немного  любопытная  одновременно.  Вы  бы
полюбили эту улыбку, если бы у вас было достаточно времени до казни.
   Я подержал дубинку на весу и уронил ее в его раскрытую ладонь.
   - А теперь пистолет, - ласково сказал  он.  -  Вы  были  очень  больны,
мистер Марлоу. Я вынужден настаивать, чтобы вы вернулись в кровать.
   Я смотрел на него.
   - Я  -  доктор  Зондерборг,  -  сказал  он,  -  и  я  не  хочу  никаких
недоразумений.
   Он положил дубинку на стол перед собой. У него была улыбка замороженной
рыбы. Его длинные пальцы шевелились, как умирающие бабочки.
   - Пистолет, пожалуйста, - еще ласковее  сказал  он.  -  Я  настоятельно
рекомендую...
   - Который час, надзиратель?
   Он  немного  удивился.  Часы  уже  были  на  моем  запястье,   но   они
остановились.
   - Почти полночь, а что?
   - Какой день?
   - Конечно же, воскресенье, мой дорогой сэр.
   Я старался думать и держал пистолет так близко от доктора, что  он  мог
бы попытаться схватить его.
   - Прошло 48 часов. Не удивительно, что у меня были припадки. Кто привез
меня сюда?
   Он уставился на меня, и его левая рука начала подбираться к  пистолету.
Он, наверное, принадлежал к ассоциации блуждающих рук. Девочки могли бы  с
ним неплохо провести время.
   - Не заставляйте меня сердиться, - проговорил я. - Не заставляйте  меня
утратить  мои  светские  манеры  и  безупречный  английский.   Сейчас   же
расскажите, как я сюда попал.
   Он был мужественным. Он рванулся за пистолетом. А  я  отдернул  руку  и
положил ее на колени, еще крепче сжав пистолет.
   Он покраснел, схватил бутылку виски, налил себе и быстро выпил. Глубоко
вздохнул,  и  брезгливая  дрожь  передернула  его.  Вкус  виски   ему   не
понравился. Наркоманам не нравится спиртное.
   - Как только вы выйдете отсюда, вас арестуют, - резко сказал он. -  Вас
поместил сюда блюститель порядка.
   - Блюститель порядка не сможет этого сделать.
   Это  его  немного  озадачило.  Лоб  наморщился.  На   желтоватом   лице
отразилась тяжелая умственная работа.
   - Взболтайте и налейте еще, - посоветовал я. - Кто поместил меня  сюда?
Когда и зачем? Я очень зол сегодня. Я хочу танцевать в пене. Я слышу вопли
привидений, предвещающих смерть. Я еще никого не застрелил за всю  неделю.
Говорите, говорите, доктор. Дерните струны древней скрипки, пусть польется
нежная музыка.
   - У вас наркотическое отравление, - холодно сказал он.  -  Вы  чуть  не
умерли. Я должен был  три  раза  давать  вам  дигиталис.  Вы  дрались,  вы
кричали, вас надо было привязать, - его  речь  была  такой  быстрой,  что,
казалось, слова сами выскакивали изо рта. - Если вы покинете мою клинику в
таком виде, у вас будут серьезные неприятности.
   - Вы сказали, что вы доктор. Доктор-медик?
   - Конечно. Я - доктор Зондерборг, как я уже сказал.
   - Вы не кричите и не деретесь, когда у  вас  наркотическое  отравление,
доктор. Вы просто  лежите  в  коме.  Проделайте  еще  и  снимайте  сливки,
пожалуйста. Меня интересует только они. Кто притащил меня в  ваше  веселое
заведение?
   - Но...
   - Никаких  "но".  Я  сделаю  из  вас  мокрую  курицу,  утоплю  в  бочке
мальвазии. Или предпочитаете другой сорт?  Впрочем,  я  бы  сам  отказался
утопиться в  вине.  Шекспир  знал  толк  в  выпивке.  Давайте  примем  еще
лекарства, - я взял его стакан и  налил  еще  парочку  порций.  -  Вперед,
Карлофф!
   - Вас сюда поместила полиция.
   - Какая полиция?
   - Естественно, полиция  Бэй  Сити,  -  его  беспокойные  желтые  пальцы
вертели стакан. - Вы же в Бэй Сити.
   - О, а у полицейского было имя?
   - Сержант Галбрейт. Он иногда патрулирует. В пятницу  вечером  Галбрейт
вместе с другим полицейским обнаружил вас на улице  в  полубессознательном
состоянии. И привел вас сюда, потому что было недалеко. Я подумал, что  вы
- наркоман, принявший слишком большую дозу. Но, возможно, я ошибаюсь.
   - Хорошая история. Не подкопаешься. Но зачем держать меня здесь?
   Он развел беспокойными руками.
   - Я говорил вам много раз, что вы были  больны,  да  и  сейчас  еще  не
здоровы. Что бы вы сделали на моем месте? Мне приказали.
   - Тогда я должен вам заплатить.
   - Конечно, - он пожал плечами. - Двести долларов.
   Я немного отодвинулся вместе со стулом назад.
   - Дешевле пареной репы. Попробуйте взять эти деньги.
   - Если вы уйдете отсюда, - резко заявил он, - вас сразу же арестуют.
   Я встал, наклонился к его лицу и проговорил в него:
   - Не за то, что я уйду отсюда, Карлофф,  не  за  то.  Откройте  стенной
сейф!
   Он быстро встал.
   - Вы зашли слишком далеко.
   - Вы не откроете его?
   - Скорее всего, я не открою.
   - А я держу пистолет в руке.
   Он улыбнулся, слабо и печально.
   - Ужасный большой сейф,  -  сказал  я.  -  Новый,  наверное.  А  это  -
прекрасный пистолет. Вы не откроете?
   Ничего не изменилось в его лице.
   - Черт возьми, - сказал я. - Когда у тебя  в  руке  пистолет,  то  люди
делают все, что ты им скажешь. На этот раз не срабатывает, не так ли?
   Он улыбался. В его улыбке было  садистское  удовольствие.  Я  оперся  о
стол. Ноги скользнули назад. Мне становилось плохо.
   Я шатался у стола, а он ждал, приоткрыв рот.
   Я стоял, прислонившись к столу некоторое  время,  глядя  ему  в  глаза.
Когда я рассмеялся, улыбка упала с его лица, на лбу выступил пот.
   - Пока, - сказал я. - Отдаю вас в более грязные руки, чем мои.
   Входная дверь была открыта, я вышел и оказался в  цветнике,  обнесенном
белым частоколом, и прошел через ворота. Дом оказался  угловым.  Холодная,
безлунная ночь приняла меня в свои влажные объятия.
   Табличка на углу говорила,  что  это  Дескансо  Стрит.  Дома  светились
огнями. Сирен патрульных машин  не  слышно,  На  другом  углу  перекрестка
табличка с надписью "Двадцать третья улица". Я пробрался на двадцать пятую
и пошел в направлении к 800-м номерам. Номер 819 - дом  Энн  Риордан.  Мое
убежище.
   Я прошел уже  довольно  много,  когда  обнаружил,  что  все  еще  держу
пистолет в руке. Сирен не было.
   Я  продолжал  идти.  Воздух  приводил  меня  в  чувство,  но   спиртное
выветривалось, и мне становилось хуже. Вдоль  улицы  шли  кирпичные  дома,
обсаженные елками, что более соответствовало Сиэтлу, нежели Калифорнии.
   В N_819 горел свет. Возле дома  -  крошечные  белые  ворота  в  высокой
кипарисовой изгороди. Перед  домом  высажены  розы.  Я  подошел  к  двери.
Прислушался, прежде чем нажал  кнопку  звонка.  Никаких  сирен.  Прозвенел
звонок,  и  через  некоторое  время  я  услышал  голос  в  одной  из   тех
электрических штучек, которые позволяют разговаривать, не отпирая двери.
   - Что вам угодно?
   - Это Марлоу.
   Может,  у  нее  перехватило  дыхание,  а  может,  электрическая  штучка
отрубилась. Дверь широко распахнулась, и мисс Энн Риордан стояла за ней  в
бледно-зеленом свободном костюме, глядя на меня. Ее глаза  были  расширены
от испуга, а лицо при свете лампы на крыльце было неестественно бледным.
   - Господи, - простонала она. - Вы выглядите, как отец Гамлета!





   На  полу  гостиной  лежал  рыжевато-коричневый  ковер,  стояли  розовые
стулья, камин из черного мрамора с высокой латунной подставкой  для  дров.
Высокие  книжные  шкафы  вмонтированы  в  стену.  За   грубыми   кремовыми
занавесками виднелись опущенные жалюзи.
   В комнате не было ничего женского, не считая высокого зеркала.
   Я полусидел-полулежал в глубоком кресле, положив ноги на стул. Я  выпил
две чашки черного кофе, затем кое-чего покрепче, затем  съел  два  вареных
яйца и гренок, а потом еще чашечку кофе с бренди. Все это я выпил и съел в
обеденной комнате, но в ней я ничего не запомнил. Я был  снова  в  хорошей
форме, почти трезв, но желудок немного бунтовал.
   Энн Риордан сидела напротив меня, обхватив  подбородок  изящной  рукой.
Глаза  спрятались  в  тени,  отбрасываемой  распущенными  рыже-коричневыми
волосами. Она выглядела озабоченной. Кое-что я ей рассказал,  но  не  все,
про Лося не рассказал.
   - Я подумала, что  вы  пьяны,  -  сказала  она.  -  Я  думала,  что  вы
встретились с этой блондинкой и выпили, а потом пришли ко мне. Я думала...
Я не знаю, что я думала.
   - Готов поспорить, вы не записали своих мыслей, - сказал  я,  оглядывая
комнату. - Даже если бы вам заплатили за то, о чем вы думали.
   - У моего отца не было таких полицейских, - сказала она. - Не то что  у
этого жирного бездаря, теперешнего шефа полиции.
   - Ну, это не мое дело, - сказал я.
   - У нас было немного земли в Дел Рей. Сплошной песок, отца обманули. Но
вдруг оказалось, что там нефть.
   Я кивнул и выпил из прекрасного хрустального стакана. Не знаю, что  там
было, но оно имело теплый приятный вкус.
   - Здесь бы мог поселиться парень, - сказал я. - Прямо въехать сюда. Все
для него приготовлено.
   - Лишь бы это был стоящий парень. И  был  кому-нибудь  здесь  нужен,  -
сказала она.
   - У вас нет дворецкого. Какой интим!
   Она вспыхнула:
   -  А  вы-то  хороши.  Вас  били  по   голове,   искололи   наркотиками,
использовали лицо в качестве баскетбольного щита! Один Господь ведает, где
всему этому конец.
   Я ничего не ответил. Я слишком устал.
   - По крайней мере, - сказала она, - у вас хватило  мозгов  заглянуть  в
папиросные мундштуки. Судя по вашему разговору на Астер Драйв, я подумала,
что вы упустили из виду все на свете.
   - Эти визитки ничего не значат.
   Ее глаза впились в меня.
   - Вы сидите здесь и говорите мне после того, как вас зашвырнули  в  эту
клинику два подозрительных полицейских, чтобы научить вас не совать носа в
чужие  дела?  Этот  психиатр  -   высококлассный   бандит.   Он   выясняет
перспективы, доит мозги, а затем говорит крутым парням, где  и  как  взять
драгоценности.
   - Вы действительно так считаете?
   Она посмотрела на меня, как на сумасшедшего. Я покончил со  стаканом  и
опять почувствовал усталость. Она не обратила на это внимания.
   - Конечно же, я так думаю, - сказала она, - а также и вы.
   - Думаю, вам немного посложнее.
   Ее улыбка была уютной и едкой одновременно.
   - Прошу прощения. Я забыла на мгновение, что вы - детектив. Этому  делу
следовало бы быть сложным, не  так  ли?  Полагаю,  здесь  просто  какие-то
неприличные вещи, а дело само по себе простое.
   - Я бы так не сказал.
   - Хорошо. Я слушаю.
   - Я не знаю. Просто думаю так. Могу ли я еще выпить?
   Она встала.
   - Знаете ли, вам надо хоть изредка пробовать  воду,  -  она  подошла  и
взяла у меня стакан. - Этот будет последним.
   Она вышла из комнаты, и кубики льда застучали о стакан. Я закрыл  глаза
и стал слушать эти негромкие обыденные звуки. Если бы эти люди  знали  обо
мне столько же, сколько я знал  о  них,  подозревая  в  преступленьях,  то
пришли бы сюда искать меня. Вот была суматоха!
   Энн вернулась со стаканом. Ее холодные  пальцы  коснулись  моих.  Я  их
немного подержал, а потом нехотя отпустил, как утренний сон, когда  солнце
светит в глаза, а вы находитесь в волшебной дымке.
   Она покраснела, села в кресло и долго там устраивалась поудобнее.
   Закурила, наблюдая за тем, как я пью холодную жидкость.
   - Амтор - безжалостный парень, - сказал я. - Но я никак не могу  в  нем
разглядеть мозг ювелирной банды. Возможно, я заблуждаюсь. Если  бы  он  им
был, и я бы знал еще что-то о нем, не думаю, что мне удалось бы  выбраться
из этой лечебницы живым. Но Амтор все же чего-то побаивается.  Он  не  вел
себя круто, пока я не заикнулся о невидимых надписях.
   Она по-прежнему смотрела на меня.
   - А были они там?
   Я улыбнулся.
   - Если и были, я-то их все равно не прочел.
   - Интересный  способ  прятать  компромат  о  человеке,  не  так  ли?  В
мундштуках. А если бы их никогда не нашли?
   - Я думаю, суть в том, что Мэрриот чего-то боялся. А карточки после его
гибели были бы найдены. Полиция прочесала бы все карманы частым гребешком.
Одно беспокоит меня. Если бы Амтор был шефом  банды,  то  нечего  было  бы
больше искать.
   - Вы имеете в виду, если бы Амтор убил его? Но то, что знал Мэрриот  от
Амтора, могло не иметь прямого отношения к убийству.
   Я откинулся назад, уперся в  спинку  кресла,  покончил  с  выпивкой  и,
сделав вид, что я все это обдумываю, согласно кивнул. И сразу же возразил:
   - Но ограбление имеет связь с убийством. А мы предполагаем,  что  Амтор
имел связи с грабителями.
   В ее глазах появилась хитринка:
   - Готова поспорить, вы чувствуете себя ужасно. Не хотели бы вы  немного
поспать?
   - Здесь?
   Она покраснела до корней волос.
   - Хорошая идея! А почему нет? Я не ребенок. Кому какое  дело  до  того,
что я делаю, когда и как.
   Я поставил стакан и встал.
   - У меня сейчас один из редких приступов деликатности. Не отвезли бы вы
меня к ближайшей стоянке такси, если вы не очень устали? - сказал я.
   - Вы же, черт побери, ничего не понимаете, - зло  сказала  она.  -  Вам
чуть не проломили голову и накачали черт знает какими  наркотиками,  и,  я
полагаю, все, что вам надо  -  это  хороший  сон,  чтобы  подняться  утром
посвежевшим и снова стать детективом.
   - Я, думаю, лягу спать немного позже.
   - Вам надо в больницу, чертов болван!
   Я почувствовал, что дрожу.
   - Послушайте, - сказал я. -  У  меня  сегодня  ночью  не  совсем  ясная
голова, и я не думаю, что мне следует торчать здесь слишком долго. Я  этим
людям не нравлюсь. И я ничего не смогу доказать, случись что. Все, что  бы
я ни сказал, будет противозаконным, а закон в этом городе здорово подгнил.
   - Это хороший город, - резко выкрикнула она, немного задыхаясь. - Вы не
можете судить...
   - О'кей! Прекрасный город. Как Чикаго.  Вы  можете  прожить  там  очень
долго и не встретить томми-ган [автомат Томпсона].  Конечно,  это  хороший
город. Он, возможно, не более продажный, чем  Лос-Анджелес.  Можно  купить
только часть большого города, а город такого размера, как Бэй Сити,  можно
купить целиком, в оригинальной упаковке и оберточной  бумаге.  Вот  в  чем
разница. И поэтому я хочу поскорее отсюда уехать.
   Она встала, выставив вперед подбородок.
   - Вы отправитесь спать немедленно. У меня есть свободная спальня и...
   - Обещайте не запирать дверь в вашу комнату.
   Она снова покраснела и закусила губу.
   - Иногда я думаю, что вы лучше всех, -  сказала  она.  -  Но  иногда  я
думаю, что вы самый отъявленный негодяй.
   - В любом случае, не отвезли бы вы меня к стоянке такси?
   - Вы останетесь здесь, - отрезала она. - Вы больны.
   - Я не настолько болен, чтобы у меня копались в мозгах, -  сказал  я  с
отвращением и быстро отвернулся. Она быстро выбежала  из  комнаты,  в  два
шага достигнув коридора. Затем вернулась в длинном плаще поверх костюма  и
без головного убора. Ее рыжеватые волосы выглядели так же безумно,  как  и
ее лицо. Она открыла дверь бокового выхода, ее шаги процокали по  бетонной
дорожке, и раздался звук открываемого гаража. Дверка в машине открылась  и
захлопнулась. Завелся мотор, и свет фар пробился  через  открытую  боковую
дверь.
   Я взял свою шляпу, выключил свет и обратил внимание на то, что на двери
английский замок. Я оглядел комнату и вышел, захлопнув дверь. Комната была
очень мила. В ней очень приятно было бы носить домашние тапочки. Я  сел  в
подъехавшую машину.
   Энн Риордан всю дорогу выглядела злой, поджав губы.  Она  вела  машину,
как фурия. Когда я вышел перед своим домом, она буркнула ледяным  голосом:
"Спокойной ночи" и, развернувшись по центру улицы, исчезла из виду раньше,
чем я успел достать ключи из кармана. Дверь в подъезд закрывалась в 11.  Я
отпер ее и прошел через пыльный вестибюль к лестнице. В лифте поднялся  на
свой этаж. Там  горел  слабый  мирный  свет.  Молочные  бутылки  стояли  у
служебных дверей. В темноте неясно вырисовывалась красная  дверь  пожарной
лестницы. Я был дома, в спящем  мире,  таком  же  безвредном,  как  спящий
котенок.
   Я открыл дверь своей квартиры,  вошел  и  принюхался.  Домашний  запах,
запах пыли и табачного дыма, запах мира, где живут и продолжают жить люди.
Я включил свет.
   Разделся и лег спать. Меня мучили кошмары, и я несколько раз просыпался
в холодном поту. Но утром я снова был в порядке.





   Я долго сидел  на  кровати  в  пижаме,  все  не  решаясь  подняться.  Я
чувствовал себя неважно, но не был так болен, как следовало бы после всего
пережитого. Состояние, как после постоянной работы  за  заработную  плату.
Голова болела и казалась разбухшей и горячей, язык был сух, во рту и горле
был песок, а челюсть ныла. Но у меня бывали деньки и похуже.
   Серое, туманное, еще прохладное утро, но день обещает быть теплым. Я  с
трудом поднялся и,  помяв  живот,  потом  желудок,  почувствовал  признаки
тошноты.
   С левой ногой все было в порядке. Она не болела. Поэтому,  очевидно,  я
должен был стукнуться ею о кровать.
   Я все  еще  извергал  проклятья,  когда  раздался  стук  в  дверь.  Тот
начальственный стук, когда хочется открыть дверь на пару дюймов, запустить
в физиономию нахала сочную ягоду и снова захлопнуть дверь.
   Я открыл немного пошире, чем  на  дюйм.  Передо  мной  стоял  лейтенант
Рандэлл в темном габардиновом костюме, в мягкой шляпе с  загнутыми  кверху
полями, очень чистый  и  изящный,  с  важным  видом  и  недоброжелательным
взглядом.
   Он слегка толкнул дверь, и я отступил в сторону. Он  вошел,  закрыл  за
собой дверь и огляделся по сторонам.
   - Я ищу вас уже два дня, - сказал он,  не  глядя  на  меня.  Его  глаза
оценивали комнату.
   - Я был болен.
   Он обошел комнату легкими пружинящими шагами. Его светлые волосы сияли,
руки были в карманах, а шляпа под рукой. Для полицейского он был не  очень
крупного телосложения.
   - Не здесь? - спросил он, вытащил руку из кармана и  положил  шляпу  на
журналы.
   - В больнице.
   - В какой больнице?
   - В ветеринарной.
   Он дернулся, как будто я залепил ему пощечину, и слегка смутился.
   - Немного рановато для острот, не так ли?
   Я ничего не ответил, а закурил, затянувшись, и снова сел на кровать.
   - Таких, как вы, нельзя вылечить, - сказал он. - Разве  что  бросить  в
каталажку.
   - Я очень болен и еще не выпил кофе. Вы не можете ожидать от  меня  ума
высокой пробы.
   - Я говорил вам, чтобы вы не работали по делу об убийстве.
   - Вы не Бог, - я затянулся еще раз.
   - Вы бы удивились, если бы узнали, сколько  неприятностей  я  могу  вам
принести.
   - Возможно.
   - А вы знаете, почему  я  до  сих  пор  ничего  не  предпринял  в  этом
направлении?
   - Да.
   - Почему? - он аж согнулся, наклонившись вперед, зоркий, как терьер,  с
тем  холодным  выражением  лица,  которое  рано  или  поздно  должно  было
появиться.
   - Вы не могли найти меня.
   Он выпрямился и покачался на пятках. Его лицо слегка сияло.
   - Я думал,  вы  скажете  еще  что-нибудь,  и  собрался  двинуть  вам  в
подбородок.
   - Двадцать  миллионов  долларов  не  испугают  вас.  Но,  наверное,  вы
получаете приказы.
   Он тяжело дышал, рот был приоткрыт. Очень медленно он достал из кармана
пачку сигарет и разорвал обертку.
   Пальцы немного дрожали. Он взял с журнального столика спички,  закурил,
хотел бросить спичку на пол, но направил ее в пепельницу и затянулся.
   - На днях я вам кое-что советовал по телефону, - сухо сказал  он.  -  В
четверг.
   - В пятницу.
   - Да, в пятницу. Вы не послушались. Я понимаю  почему.  Но  я  не  знал
этого, когда вы свидетельствовали. Я просто  предполагал  линию  действий,
которая мне тогда показалась удачной.
   - А что я свидетельствовал?
   Он молча посмотрел на меня.
   - Не хотите ли кофе? - спросил я. - Он может сделать вас гуманнее.
   - Нет.
   - А я хочу, - я встал и направился в маленькую кухоньку.
   - Сядьте, - выпалил Рандэлл. - Я еще далеко не все сказал.
   Я все-таки пошел в кухню, налил воды  в  кофейник  и  поставил  его  на
плиту. Затем выпил два стакана холодной воды  из-под  крана.  Вернулся  со
стаканом в руке, остановился в дверях  и  посмотрел  на  Рандэлла.  Он  не
пошевелился. Завеса дыма, как  твердый  предмет,  стояла  возле  него.  Он
смотрел в пол.
   - В чем я был неправ, когда поехал к миссис Грейл по ее же приглашению?
   - Я сейчас говорил не об этом.
   - Да, но говорили немного раньше.
   - Она не посылала за вами, - он  поднял  глаза.  В  них  все  еще  было
холодное выражение, а свет  из  окна  оттеняла  его  острые  скулы.  -  Вы
навязались ей и практически влезли в это дело.
   - Смешно. Насколько я помню,  мы  о  деле  даже  не  заикнулись.  И  не
думайте, что в ее рассказе было что-то ценное. Заговаривание зубов, не  за
что  зацепиться.  И,  конечно  же,  я  предположил,   что   она   с   вами
предварительно переговорила.
   - Да, она сказала мне, что эта  пивнушка  на  Санта  Моника  -  укрытие
негодяев. Но это ничего не значит. Ни там, ни в  отеле  напротив  для  нас
ничего нет. Дешевые подонки.
   - Она вам сказала, что я ей навязался?
   Он опустил глаза:
   - Нет.
   Я снова ушел на кухню и приготовил кофе. На этот раз Рандэлл  пошел  за
мной и остановился в дверях.
   - Насколько я знаю, эта ювелирная банда  работает  в  Голливуде  добрых
десять лет, - сказал он. - На этот раз они  зашли  слишком  далеко  -  они
убили человека, и я, кажется, знаю зачем.
   - Ну, если это действительно работа банды и  вы  ее  накроете,  то  это
будет первое расследованное убийство, совершенное бандой,  за  все  время,
пока я здесь живу. Я бы смог вспомнить и описать не менее дюжины.
   - Это хорошо с вашей стороны, что вы так говорите.
   - Исправьте меня, если я ошибаюсь.
   - Черт побери, - сказал он. - Вы правы. Пару дел на  бумаге  распутали,
но только на бумаге, по ложным  свидетельствам.  Какой-то  подонок  теперь
подкладывает эти дела под подушку, чтобы выше была.
   - Да. Кофе?
   - Если я его выпью, вы со мной поговорите по-человечески,  с  глазу  на
глаз, без головоломок?
   - Я попробую. Не обещаю излить все свои соображения.
   - Я обойдусь без некоторых, - едко сказал он.
   - У вас отличный костюм.
   Краска смущения появилась на его лице.
   - О, господи, чувствительный полицейский, - сказал я и подошел к плите.
   - Хорошо пахнет. Как вы его делаете?
   Я наливал кофе.
   - Французский способ.  Грубо  помолотый  кофе,  никаких  фильтровальных
бумажек.
   Я достал сахар из шкафчика и сливки из холодильника. Мы сели.
   - Вы шутили о том, что были в больнице?
   - Нет. Я попал в историю в Бэй Сити. Меня туда увезли. Частное  лечение
наркотиками и выпивкой.
   - Бэй Сити, а? Вам нравится работа с трудностями, Марлоу?
   - Нет, мне не нравится. Я просто попал в  эти  трудности.  Меня  дважды
огрели по голове. Второй раз меня  бил  полицейский  или  просто  человек,
заявивший, что он полицейский. Меня били моим собственным пистолетом, меня
душил  индеец.  Меня   в   бессознательном   состоянии   бросили   в   эту
наркологическую лечебницу, заперли  там,  и,  возможно,  часть  времени  я
пролежал, привязанным к кровати. И я ничего не смогу доказать, кроме того,
что  у  меня  действительно  неплохая  коллекция  синяков,  а  левая  рука
невообразимо исколота.
   Рандэлл уставился на угол стола.
   - В Бэй Сити, - задумчиво произнес он.
   - Это название звучит, как песня. Песня в грязной ванной.
   - И что вы там делали?
   - Я туда не ездил. Полицейские привезли  меня  за  городскую  черту.  Я
навещал парня в Стиллвуд Хайтс. А это Лос-Анджелес.
   - Человек по имени Джул Амтор, - медленно  сказал  он.  -  А  зачем  вы
стянули его сигареты?
   Я посмотрел в чашку. Проклятая девчонка!
   - Мне  показалось  забавным,  что  у  Мэрриота  еще  одна  коробочка  с
сигаретами. С марихуаной. Кажется, их делают в Бэй Сити.
   Он пододвинул свою пустую чашку ко мне, и  я  наполнил  ее.  Его  глаза
сантиметр за сантиметром осматривали мое лицо, как Шерлок Холмс осматривал
след через увеличительное стекло.
   - Вам следовало бы сказать мне об этом, - печально произнес он, потянув
немного кофе. Затем он вытер платком губы. - Но не  вы  утащили  сигареты.
Девушка мне все рассказала.
   - А, черт, - сказал я. - Парням в этой  стране  делать  больше  нечего.
Везде и всегда женщины.
   - Вы ей нравитесь, - сказал Рандэлл,  как  вежливый  сотрудник  ФБР  из
кинофильма, немного грустно, но глубоко по-человечески. - Ей нет  никакого
дела до всех этих вещей, но вы ей нравитесь.
   - Она хорошая девушка. Но не в моем вкусе.
   - Вам не нравятся хорошие? - он закурил новую сигарету  и  отмахнул  от
себя дым.
   - Мне нужны гладкие, блестящие девочки, крутые и напичканные грехом.
   - Они вас обчистят, - безразлично заметил Рандэлл.
   - Конечно. Меня всю жизнь только и обчищают. Ну, а как наша беседа?
   Он улыбнулся в первый раз с утра. Возможно, в течение дня  он  позволял
себе четыре улыбки.
   - Я от вас многого не добьюсь, - сказал он.
   - Я дам вам версию, но вы, возможно, уже ушли вперед меня. Этот Марриот
жил за счет женщин, как  мне  сказала  миссис  Грэйл.  Но  он  был  еще  и
наводчиком у ювелирной банды. Он должен был обхаживать жертвы и обставлять
спектакль. Не исключение - налет в прошлый четверг. Если бы Мэрриот не вел
машину, если бы он не повез миссис Грэйл на Трок или не поехал бы домой по
той дороге, мимо пивнушки, то никакого ограбления не было бы.
   - Мог бы шофер вести машину, - рассудительно сказал Рандэлл. -  Это  бы
особо ничего не изменило. Но с Мэрриотом не могло произойти много налетов,
иначе об этом стали бы говорить.
   - Главным пунктом такого вымогательства является то, что  здесь  жертвы
ни о чем не распространяются,  -  сказал  я.  -  Из  соображений  возврата
драгоценностей по небольшой цене.
   Рандэлл отклонился назад и покачал головой.
   - Женщины говорят обо всем. Могли ходить слухи, что с Мэрриотом  опасно
выезжать.
   - Так, скорее всего, оно и было. Именно поэтому и убрали Мэрриота.
   Рандэлл тупо уставился на меня, размешивая воздух  в  пустой  чашке.  Я
попытался налить ему кофе, но он отодвинул кофейник.
   - Продолжайте, - сказал он.
   - Полезность Мэрриота сошла на нет. О нем уже начали поговаривать,  как
вы уже предположили. Но из банды не уходят в отставку в положенное  время.
Этот последний налет был для него действительно последним. В  самом  деле,
они запросили крайне низкий выкуп, принимая во внимание ценность ожерелья.
Мэрриот, до сих пор не понимая, поддерживал с ними связь, но в то же время
боялся. В последний момент он решил, что пойдет не  один.  И  он  придумал
небольшой трюк, что если с ним что-нибудь случится, то у него  найдут  то,
что укажет на человека, достаточно безжалостного  и  хитрого,  чтобы  быть
мозгом  банды,  человека,  обладающего  солидным  положением  в  обществе,
позволяющего ему получать информацию о богатых женщинах. Это была  детская
уловка, но она сработала.
   Рандэлл покачал головой.
   - Банда могла его обыскать, раздеть, бросить труп в океан, наконец.
   - Нет. Они хотели, чтобы работа  выглядела  непрофессионально.  Они  не
хотели бросать свой бизнес. У них в составе  банды,  наверное,  был  новый
наводчик, - сказал я.
   Рандэлл опять покачал головой.
   - Человек, на которого указали сигареты,  не  тот.  У  него  есть  свой
надежный способ вымогательства. Я наводил справки. Что вы о нем думаете?
   В его глазах не было никакого выражения, Совсем никакого.
   Я сказал:
   - Мне он показался смертоносным. Денег он зарабатывает своими  сеансами
не так уж много. В конце концов, его  психиатрия  -  временное  занятие  в
конкретном месте. Он - в моде, и все идут к нему, а через некоторое  время
о нем все забудут и дело его закончится. То есть,  если  он  ничем,  кроме
психиатрии, не занимается. Как кинозвезда. Он бы мог проработать пять лет.
Но дайте ему еще возможность хорошо использовать информацию, полученную от
богатых пациентов, и он не остановится перед убийством.
   - Я присмотрюсь к  нему  тщательней,  -  сказал  Рандэлл  безо  всякого
выражения. - Но сейчас меня больше интересует  Мэрриот.  Давайте  вернемся
назад. К тому, как вы с ним познакомились.
   - Он позвонил мне. Выбрал мое имя из телефонной книги. По крайней мере,
он так сказал.
   - У него была ваша визитка.
   - Конечно, я об этом забыл.
   - Вас не заинтересовало, почему он выбрал ваше имя? Не будем говорить о
вашей памяти. Не ссылайтесь на нее.
   Я посмотрел на Рандэлла. Он начинал мне нравиться. У него  было  что-то
под жилеткой, кроме рубашки.
   - Так вы именно за этим пришли? - спросил я. Он кивнул.
   - Остальное - это так, разговоры, - вежливо улыбнулся он.
   Я налил еще кофе.
   Рандэлл нагнулся и сбоку посмотрел на поверхность стола.
   - Пыль, - сказал с отсутствующим видом, выпрямился  и  взглянул  мне  в
глаза. - Возможно, мне следовало бы подойти к этому с  другой  стороны.  К
примеру, я думаю, что ваши подозрения по  поводу  Мэрриота  верны.  В  его
сейфе, который мы чертовски долго искали, оказалось  двадцать  три  тысячи
наличными,  а  также  несколько  приличных  долговых  обязательств  и  акт
доверительной собственности на недвижимость на Вест 54 Плейс.
   Он вытащил ложечку из чашки, положил ее на блюдце и улыбнулся.
   - Это интересует вас? - спросил он. - Номер 1644 Вест 54 Плейс?
   - Да, - ответил я.
   - А еще в сейфе Мэрриота лежали ювелирные изделия - приличная подборка.
Но я не думаю, что он их украл, очень вероятно, что ему их дали. Он боялся
их продавать.
   Я согласился:
   - Он чувствовал, что они ворованные.
   - Да. А акт доверительной собственности сначала меня не  заинтересовал.
Но потом я им занялся. И вот как. Мы получаем  сообщения  об  убийствах  и
таинственных смертях из отдаленных районов. Считается, что мы их сразу  же
читаем. Это правило, как и то, что нельзя обыскивать без ордера и искать у
парня пистолет без причин. Но мы нарушаем правила. Мы вынуждены иногда так
поступать. Я не обращал на кое-какие сообщения  внимания  до  сегодняшнего
утра. Затем я прочитал одно,  об  убийстве  негра  на  Сентрал  в  прошлый
четверг. Убил бывший заключенный Мэллой, по кличке Лось. И был  свидетель.
И провались я на этом месте, если это не вы.
   Он улыбнулся в третий раз:
   - Нравится?
   - Я слушаю.
   - Понимаете, это было только сегодня утром. Я  прочитал  имя  человека,
давшего сообщение, и оказалось, что я его  знаю.  Это  -  Налти.  Я  сразу
понял,  что  дело  потерпит  неудачу.  Налти  такой  парень...  Вы  бывали
когда-нибудь на Крестлайн?
   - Да.
   - Недалеко от Крестлайн есть место, где стоит много старых вагонов,  из
которых сделали небольшие домики. Я сам живу в том районе, но, конечно, не
в вагоне. Верьте или нет, но эти вагоны привезли на грузовиках, и так  они
там стоят без колес. Так вот, Налти неплохо  было  бы  работать  тормозным
кондуктором на этих вагонах. Так вот. Я позвонил Налти, а он  все  мямлил,
ходил вокруг да около, сплевывал несколько раз и, наконец, сказал,  что  у
вас есть идея о девушке Велме, с которой когда-то  Мэллой  был  в  хороших
отношениях, и что  вы  пошли  навестить  вдову  парня,  который  заправлял
кабачком, где произошло убийство, когда  тот  еще  был  для  белых  и  где
работал в то время Мэллой и эта девочка. А адрес этой вдовы 1644  Вест  54
Плейс, место, на которое у Мэрриота был акт доверительной собственности.
   - Да?
   - Я подумал, что  для  одного  утра  достаточно  совпадений,  -  сказал
Рандэлл, - и вот я  здесь.  Мне  кажется,  что  я  продвинулся  достаточно
далеко.
   - Вся беда в том, - сказал я, - что на самом деле все немного  сложнее.
Эта Велма умерла, если верить миссис Флориан. У меня есть ее фото.
   Я вышел в комнату и залез в карман пиджака. Фотографии были на месте. Я
достал их, принес на кухню  и  бросил  карточку  с  Пьеро  на  стол  перед
Рандэллом. Он внимательно изучил ее.
   - Никогда раньше не встречал, - сказал он. - А это тоже она?
   - Нет, это из газеты, миссис Грэйл. Это дала мне Энн Риордан.
   Он посмотрел на фотографию и кивнул:
   - За двадцать миллионов я бы на ней женился.
   - И еще я должен кое о  чем  вам  сказать.  Прошлой  ночью  я  был  так
чертовски безумен, что хотел поехать туда в одиночку и разобраться. Я имею
в виду эту лечебницу на углу 23-й  стрит  и  Дескансо  в  Бэй  Сити.  Этим
заведением властно управляет некто Зондерборг, который утверждает, что  он
врач. С другой стороны, он заведует убежищем негодяев. Я  видел  там  Лося
Мэллоя, в комнате.
   Рандэлл замер.
   - Точно?
   - В нем нельзя ошибиться. Это огромный парень, необычайно огромный.  Он
ни на кого не похож.
   Он сидел, глядя  на  меня  и  не  двигаясь.  Затем  очень  медленно  он
отодвинулся от стола и встал.
   - Поехали к Флориан.
   - А как Мэллой?
   Он снова сел.
   - Расскажите мне подробнее.
   Я рассказал. Он слушал, не сводя глаз с моего лица. Мне показалось, что
он даже не моргнул. Он дышал приоткрытым ртом и не шевелился.  Его  пальцы
легко постукивали по краю стола. Когда я закончил, он сказал:
   - Доктор Зондерборг - как он выглядел?
   - Как наркоман и  торговец  наркотиками,  -  я,  как  мог,  описал  его
Рандэллу.
   Он вышел в комнату и сел у телефона,  набрал  номер  и  довольно  долго
разговаривал. Затем он вернулся. Я как раз закончил  приготовление  порции
кофе и сварил пару яиц. Я сел за стол и решил  позавтракать.  Рандэлл  сел
напротив меня и подпер рукой подбородок.
   - Специалист штата по наркоманам приедет туда и  осмотрит  все.  Изучит
окружение доктора. Может быть, у него  будут  соображения.  Мэллоя  он  не
возьмет. Тот ушел через десять минут после вас из  этой  лечебницы,  готов
поспорить.
   - Почему не полиция Бэй Сити? -  я  посолил  яйцо.  Рандэлл  ничего  не
ответил. Когда я поднял на него глаза, его лицо было пунцовым  и  выражало
неудобство.
   - Из полицейских, - сказал я, - вы - самый впечатлительный.
   - Поспешите с едой. Нам надо ехать.
   - Мне надо принять душ, побриться и одеться.
   - Вы не смогли бы поехать в пижаме? - съязвил он.
   - Город так же куплен, как и все эти людишки? - спросил я.
   - Тот город принадлежит Лэйрду Брюнетту. Говорят, он  выложил  тридцать
тысяч, чтобы выбрать мэра.
   - Брюнетт - тот парень, который владеет клубом Бельведер?
   - И двумя игорными кораблями.
   - Но это в нашем округе, - сказал я.
   Он посмотрел на свои чистые блестящие ногти.
   - Мы заедем к вам в офис и заберем две оставшиеся  сигареты,  -  сказал
он. - Если они еще там. Если же вы одолжите ваши ключи, я съезжу и  возьму
сигареты, пока вы бреетесь и одеваетесь.
   - Мы поедем вместе, - сказал я. - Мне нужно просмотреть почту.
   Он кивнул, соглашаясь, сел и закурил сигарету. Я побрился, оделся, и мы
уехали в машине Рандэлла.
   У  меня  была  почта,  но  моего  внимания  она  не  заслуживала.   Две
разрезанные папиросы никто не тронул, кабинет не обыскивали.
   Рандэлл взял папиросы, понюхал их и спрятал в карман.
   - Он забрал у вас одну визитку, - пробормотал он  задумчиво.  -  На  ее
обратной стороне ничего не было, поэтому остальные его  не  беспокоили.  Я
полагаю, Амтор не  очень  испугался,  просто  подумал,  что  вы  -  мелкий
вымогатель. Поехали!





   Любопытная старушка высунула нос из-за двери,  принюхалась,  как  будто
слишком рано зацвели фиалки, посмотрела на улицу обшаривающим  взглядом  и
кивнула седой головой. Мы с Рандэллом сняли шляпы.  Это  выглядело  верхом
галантности. Кажется, старушка меня вспомнила.
   - Доброе утро, миссис Моррисон, - сказал я. - Не могли бы  мы  зайти  к
вам на минуточку? Это лейтенант Рандэлл из управления.
   - Боже мой, я в смятении. У меня большая утюжка,  -  на  одном  дыхании
сообщила она.
   - Мы не займем у вас и двух минут.
   Она отступила в сторону, мы проскользнули через коридор в ее  небольшую
гостиную с кружевными занавесками на окнах. Запах глаженого белья  исходил
из глубины дома. Она закрыла входную дверь с такой осторожностью, будто та
была сделана из песочного теста.
   На этот раз на ней был бело-синий  передник.  Глаза  так  же  остры,  и
подбородок не вырос. Старушка припарковалась в  футе  от  меня,  выдвинула
лицо вперед и посмотрела в глаза.
   - Она его не получила.
   Я выглядел мудрецом. Важно кивнув, посмотрел  на  Рандэлла,  и  Рандэлл
тоже кивнул. Он подошел к окну и посмотрел на дом  Миссис  Флориан.  Потом
почти на цыпочках вернулся, держа  шляпу  под  рукой,  обходительный,  как
французский граф в школьном спектакле.
   - Значит, не получила? - переспросил я.
   - Нет. В субботу было первое. Первое апреля - никому не верю. Хи-хи-хи!
-  она  остановилась  и  попыталась  вытереть  глаза  фартуком,  но  потом
вспомнила, что он - резиновый. Это ее  расстроило,  и  на  лице  появилось
занудливое выражение.
   - Когда почтальон не завернул  к  ней,  прошел  мимо,  она  выбежала  и
позвала его. Он покачал головой и пошел дальше. Она вернулась домой и  так
хлопнула дверью, что я удивляюсь, как не вылетело стекло в окне. Она  была
как сумасшедшая.
   Старушка резко обратилась к Рандэллу:
   - Покажите ваш знак, молодой человек. Вот от этого молодого человека  в
прошлый раз пахло виски. Я ему никогда полностью не доверяла.
   Рандэлл достал из кармана сине-золотой  эмалированный  знак  и  показал
старушке.
   - Выглядит, как настоящий, - заключила она. - В воскресенье  ничего  не
произошло.  Она  выходила  за  выпивкой  и  вернулась  с   двумя   полными
квадратными бутылками.
   - Джин, - сказал я. - Это даст вам  представление.  Приличные  люди  не
пьют джин.
   - Приличные люди вообще не пьют спиртного, - отчеканила старушка.
   - Да, - согласился я. -  Наступает  понедельник,  то  бишь  сегодня,  и
почтальон снова проходит мимо.
   На этот раз она действительно огорчилась.
   - Догадливый умник, не так ли,  молодой  человек?  Не  дает  людям  рта
раскрыть.
   - Простите, миссис Моррисон. Для нас это очень важное дело...
   - А вы,  молодой  человек,  кажется,  не  утруждаете  себя  разговором.
Молчальник.
   - Он женат, - сказал я. - У него есть опыт.
   Ее лицо побагровело и напомнило мне цианоз. Ужасно неприятно.
   - Убирайтесь из моего дома, пока я не позвала полицию! - заорала она.
   - Перед вами  стоит  офицер  полиции,  мадам,  -  коротко  подал  голос
Рандэлл. - Вы в безопасности.
   - Что ж, пусть так, - допустила она. Багровый оттенок начал  сходить  с
ее лица. - Я не буду обращаться к этому человеку.
   - Миссис Флориан и сегодня не получила заказного письма - это так?
   - Нет, не получила, - ее  голос  был  резок.  Она  стала  очень  быстро
говорить. - Прошлой ночью здесь были люди. Я их не видела. Знакомые возили
меня вчера в кино. Как только мы вернулись - нет, как только мои  знакомые
уехали - от соседнего дома тронулась  машина.  Быстро,  без  огней.  Я  не
увидела номера.
   Она косо взглянула на меня вороватыми  глазами.  Мне  стало  интересно,
почему они вороватые. Я подошел  к  окну  и  поднял  кружевную  занавеску.
Человек в сине-серой униформе приближался  к  дому.  Человек  нес  тяжелую
кожаную сумку на боку, на голове - форменная шапка с козырьком.
   Я отвернулся от окна, улыбаясь.
   - Вы ошибаетесь, - сказал я ей. - В следующем году вы будете  играть  в
третьей лиге.
   - Не остроумно, - заметил Рандэлл.
   - Посмотрите в окно.
   Он посмотрел, и лицо его посуровело. Рандэлл неподвижно стоял, глядя на
миссис Моррисон. Он чего-то ждал,  наверное,  какого-то  неземного  звука.
Звук не заставил себя ждать.
   Это был звук чего-то, опускаемого в почтовый  ящик  на  входной  двери.
Почтальон пошел дальше и не остановился у дома миссис Флориан.  Сине-серая
куртка поплыла дальше.
   Рандэлл повернул голову и спросил с ледяной вежливостью:
   - Сколько утренних доставок почты в этом районе?
   Старушка Моррисон попыталась не показать виду, что испугалась.
   - Одна, - резко сказала она. - Одна утренняя и одна после обеда.
   Ее глаза бегали по сторонам.  Кроличий  подбородок  дрожал.  Ее  пальцы
теребили оборку сине-белого фартука.
   - Утренняя доставка была только  что,  -  сказал  Рандэлл.  -  Заказные
письма приносит постоянный почтальон?
   -  Ей  их  приносили  во  время  специальной  доставки,  -  проскрипела
старушка.
   -  О-о.  Но  в  субботу  она  выскочила  из  дому  и  разговаривала   с
почтальоном, когда  он  не  зашел  к  ней.  И  вы  ничего  не  говорили  о
специальной доставке.
   Было приятно смотреть, как Рандэлл работает  со  старушкой,  но,  слава
Богу, слава Богу, что это не со мной.
   Ее рот открылся, и зубы заблестели тем блеском, который бывает у  зубов
после ночного пребывания в стакане с жидкостью. Затем она издала квакающий
звук, сдернула с себя фартук и выбежала из комнаты.
   Рандэлл посмотрел на дверь, через которую выбежала миссис Моррисон.  Он
устало улыбался.
   - Старая история, - пожал он плечами. - Такая наша работа. Начала она с
тех  фактов,  которые  она  знала.  Но  эта   информация   ей   показалась
недостаточно полной и  недостаточно  захватывающей.  Поэтому  она  немного
добавила от себя.
   Он повернулся, и мы вошли в коридор. Слабый звук рыдания донесся  из-за
тонкой стены. Для кого-то это выглядело бы символом победы,  но  для  меня
это было просто рыданием старушки, в котором нет ничего приятного. Мы тихо
вышли из дома, закрыли входную дверь  и  постарались,  чтобы  не  стукнула
экранная дверь. Рандэлл надел шляпу, пожал плечами,  разведя  руками.  Все
еще слышался звук плача. Спина почтальона маячила через два дома.
   - Такая наша работа, - вздохнув, сказал  Рандэлл.  Мы  подошли  к  дому
Флориан. Белье так и болталось  на  проволоке,  желтое  и  негнущееся.  Мы
поднялись по лестнице и позвонили. Никакого ответа. Мы постучали. Никакого
ответа.
   - В последний раз было не  заперто,  -  сказал  я.  Рандэлл  попробовал
открыть дверь, заслонив свои движения телом, чтобы  не  увидела  старушка.
Дверь на этот раз была закрыта. Мы спустились  с  крыльца,  обошли  дом  и
остановились с другой  стороны,  где  любопытная  старушка  нас  не  могла
увидеть. Экранная дверь заднего входа была на крючке. Рандэлл постучал,  у
Никакого ответа. Он спустился назад по двум изношенным  ступенькам,  давно
забывшим, что такое краска, прошел по заросшей дорожке и открыл  скрипучую
дверь в деревянный гараж. В нем было  полно  всякой  всячины.  Замызганные
старомодные  бельевые  ящики,  которые  не  пригодились   бы   на   дрова,
заржавевший садовый инвентарь, куча старых жестянок. В каждом верхнем углу
ворот сидело по жирному пауку в соответствующих неопрятных сетях.  Рандэлл
поднял щепку и с отсутствующим взглядом убил их.  Он  снова  запер  гараж,
вернулся к задней двери и снова  постучал.  Никто  не  ответил.  Подождал.
Позвонил. Результат тот же.
   Рандэлл медленно приблизился ко мне и,  скосив  глаза  через  плечо  на
улицу, предложил:
   - Заднюю дверь легче открыть. Эта старая курица ничего не  увидит.  Она
слишком много выдумывает.
   Он поднялся по ступенькам, просунул лезвие ножа в щель экранной двери и
поднял крючок. Мы вошли в  тамбур  перед  основной  дверью  из  струганных
досок. Рой мух поднялся из грязных проржавевших жестянок.
   - Господи, ну и  жизнь!  -  брезгливо  прошипел  Рандэлл.  Замок  легко
поддался пятицентовой отмычке. Но дверь была на засове.
   - Это меня удивляет, -  сказал  я.  -  Думаю,  она  ушла.  Она  слишком
неряшлива, чтобы так запираться.
   - Ваша шляпа старше моей, - сказал Рандэлл, глядя на стеклянное  окошко
в двери. - Одолжите ее мне, и я выдавлю стекло. А, может  быть,  нам  надо
работать поаккуратнее?
   - Вышибайте засов, да и все. Кому здесь какое дело?
   - Ну, что ж, попробуем.
   Он шагнул назад и ударил по двери ногой. За дверью хрустнуло  и  что-то
ударилось об пол. Дверь подалась на несколько  дюймов.  Мы  открыли  ее  с
трудом, подняли с  линолеума  металлический  предмет  и  положили  его  на
подоконник возле девяти бутылок из-под джина.
   На кухне в закрытые окна бились  мухи.  В  доме  дурно  пахло.  Рандэлл
остановился в центре и стал тщательно осматривать пол.
   Затем он прошел через подпружиненную дверь, не прикасаясь к  ней,  если
не считать хорошего пинка ногой,  которым  ее  открыл,  и  она  больше  не
закрылась. В гостиной ничего не изменилось. Радио не работало.
   - Хороший приемник, - сказал Рандэлл. -  Стоит  дорого.  Если  за  него
платили.
   Он опустился на колено и осмотрел ковер. Затем он подошел  к  приемнику
сбоку и вытянул ногой шнур. Постоял, подумал и  стал  изучать  надписи  на
передней панели приемника.
   - Да, - сказал он. - Хороший и большой.
   - Воткните вилку в розетку, работает ли он. Может, он был включен.
   Рандэлл воткнул вилку в  розетку  на  плинтусе,  и  шкала  засветилась.
Выключатель  на  приемнике  не  трогал.  Мы  ждали.  Раздалось  непонятное
бормотание, и вдруг из динамика начал  исторгаться  мощный  звук.  Рандэлл
подскочил к шнуру и выдернул его. Звук резко оборвался.
   Мы быстро вошли в  спальню.  Миссис  Джесси  Пиерс  Флориан  лежала  по
диагонали на своей кровати в домашнем платье,  головой  к  низкой  спинке.
Ножка кровати была измазана чем-то темным, на что охотно садились мухи.
   Она умерла довольно давно.
   Рандэлл не притронулся к ней. Он долго смотрел на труп, а потом  глянул
на меня с волчьим оскалом.
   - Мозги на лице, - сказал он. -  Тема  одна,  вариации  разные.  Только
здесь поработали голыми руками. Но какими? Посмотрите на синяк на шее,  на
расстояние между следами пальцев.
   - Смотрите сами, - сказал я и отвернулся. - Бедный старик Налти! Теперь
это не просто убийство черномазого.





   Блестящий черный жук с розовой головкой и розовыми пятнами  на  спинке,
не торопясь, деловито полз по  полированному  столу  Рандэлла,  раскачивал
парой усиков, как будто проверял направление  ветра  перед  взлетом.  Полз
немного покачиваясь, как ходят старушки,  нагруженные  покупками.  Парень,
сидящий за соседним столом, говорил по  старомодному  аппарату  с  длинным
микрофонным рупором, поэтому его голос  казался  голосом  из  тоннеля.  Он
говорил полуприкрыв глаз, положив большую руку на стол.  Между  костяшками
указательного и среднего пальцев дымилась сигарета.
   Жук достиг края стола,  но  все  равно  продолжал  маршировать.  Именно
поэтому он упал на пол и, лежа на  спине,  стал  слабо  шевелить  лапками.
После этого он прикинулся мертвым, но на него никто не  обратил  внимания,
поэтому тут же перевернулся на живот и медленно пополз к углу комнаты, идя
в никуда.
   Громкоговоритель сообщил оперативную сводку о налете в Сан-Педро, к югу
от 44-й улицы. Налет совершил человек средних лет в темно-сером костюме  и
фетровой шляпе. Последний раз его видели бегущим по 44-й улице, после чего
он скрылся за домами. "Приближаться осторожностью,  -  сообщил  диктор.  -
Подозреваемый  вооружен  револьвером  32  калибра  и  только  что  ограбил
владельца греческого ресторана по адресу 3966 Сан-Педро".
   В громкоговорителе что-то щелкнуло, диктор  замолчал,  и  другой  голос
стал монотонно оглашать список угнанных автомобилей, повторяя каждый пункт
по два раза.
   Открылась дверь, и вошел Рандэлл со  стопкой  машинописных  листов.  Он
быстро пересек комнату, сел за стол напротив  меня  и  пододвинул  ко  мне
какие-то бумаги.
   - Подпишите четыре экземпляра, - сказал он.
   Я подписал четыре экземпляра.
   Розовый жук достиг угла комнаты и стал нащупывать  усами  площадку  для
взлета. Казалось, он  немного  озадачен.  Поразмыслив,  жук  направился  к
другому углу. Я закурил, а парень, говоривший  по  телефону,  вдруг  резко
встал и вышел из кабинета.
   Рандэлл откинулся на  спинку  кресла,  глядя,  как  всегда,  холодно  и
учтиво. Он всегда был готов смотреть с отвращением или с восхищением.  Как
требовала обстановка.
   - Я скажу вам кое-что, - вкрадчиво сказал он. - Чтобы вы отказались  от
новых бредовых идей, чтобы не  пытались  что-нибудь  предпринимать,  чтобы
может быть, ради Бога, вы отказались от этого дела.
   Я ждал.
   - Никаких отпечатков на той свалке, - продолжал он. - Вы  понимаете,  о
чем я говорю. Сетевой шнур был выдернут, но включала радио, вероятно,  она
сама. Это довольно очевидно. Пьяные любят громкую музыку. Если вы пришли в
перчатках, чтобы убить, и вы включаете радио, чтобы заглушить выстрелы или
что-нибудь еще, вы можете тем же способом его и  выключить.  Но  это  было
сделано не так. Шея у этой женщины сломана. Она  была  уже  мертва,  когда
убийца стал сворачивать ей голову. Зачем ему это было делать?
   - Я слушаю вас внимательно.
   Рандэлл нахмурился.
   - Возможно, он не знал, что сломал ей шею. Эта  Флориан  его  огорчила.
Дедукция, - он печально улыбнулся.
   Я выпустил дым и отмахнул его от лица.
   - А почему она его огорчала? Большое  вознаграждение  получил  какой-то
тип, когда во "Флориансе" взяли Мэллоя  за  ограбление  банка  в  Орегоне.
Мэллой мог это заподозрить, а, может быть, он был  в  этом  уверен.  И  он
хотел выколотить эти деньги у вдовы Флориана.
   Я  кивнул.  Все,  сказанное  Рандэллом,  заслуживало   кивка.   Рандэлл
продолжал:
   - Он взял ее за шею всего один раз, пальцы не  соскальзывали.  Если  мы
возьмем его,  то,  возможно,  мы  сможем  доказать,  что  это  его  пальцы
отпечатались на шее убитой. А, может быть, и не сможем. Врач считает,  что
это произошло прошлой ночью, не раньше. Время  киносеансов,  все  в  кино,
поэтому никто из соседей не заметил Мэллоя у дома миссис Флориан.  Но  все
это похоже на Мэллоя.
   - Да, - сказал я. - Но с Мэллоем все в порядке. Он, вероятно, не  хотел
ее убивать. Он просто необычайно силен.
   - Это ему не поможет, - мрачно заметил Рандэлл.
   - Мне кажется, что Мэллой - не убийца. Он убивает, если его  загнали  в
угол, а не из удовольствия и не из-за денег, тем более женщин.
   - Это важное замечание? - сухо спросил Рандэлл.
   - Может быть, у вас достаточно сведений, чтобы определить, что важно, а
что нет. Я не знаю.
   Он долго смотрел на меня. Так долго, что диктор  успел  огласить  новое
сообщение об ограблении греческого ресторана в  Сан-Педро.  Подозреваемого
задержали. Им оказался 14-летний мальчик-мексиканец,  вооруженный  водяным
пистолетом.
   Рандэлл подождал, пока закончится сообщение, и продолжал:
   - Мы подружились сегодня утром. Давайте и останемся в таких отношениях.
Езжайте домой, отдохните. Вы  выглядите  очень  плохо.  Позвольте  и  моим
полицейским разобраться с убийством  Мэрриота,  найти  Мэллоя,  ну  и  так
далее.
   - Мне Мэрриот заплатил, - сказал я.  -  Я  нашел  работу.  Меня  наняла
миссис Грэйл. Вы хотите, чтобы я бросил  работу  и  жил  на  свои  жировые
запасы?
   Он снова хмуро посмотрел на меня.
   - Я знаю. Вам дали аттестат, который только  на  то  и  годится,  чтобы
висеть  на   стене   в   вашем   кабинете.   С   другой   стороны,   любой
капитан-полицейский под горячую руку сделает из вас все, что ему угодно.
   - Только не с Грэйлами за моей спиной.
   Он обдумал это замечание, совсем  не  допуская,  что  я  прав  хотя  бы
наполовину, поэтому нахмурился сильнее и застучал пальцами по столу.
   - Так мы понимаем друг друга, -  сказал  он  после  паузы.  -  Если  вы
испортите это дело, у вас будут неприятности. Может быть, вы и вывернетесь
из них и на этот раз,  не  знаю.  Но  шаг  за  шагом  вас  начнут  в  этом
блокировать, и вам будет чертовски трудно работать.
   - Любому частному детективу приходится с этим сталкиваться каждый божий
день.
   - Вы не можете расследовать убийства.
   - Я внимательно вас выслушал. Я  не  собираюсь  уйти  отсюда  и  начать
делать вещи, которые не может сделать большое полицейское управление. Если
у меня и есть какие-нибудь маленькие частные дела, так они на самом деле -
маленькие и частные.
   Он медленно наклонился над столом, его неутомимые  пальцы  постукивали,
как побеги тропического растения в  стену  дома  миссис  Флориан.  Светлые
волосы блестели, холодные глаза неподвижно смотрели на меня.
   - Давайте пойдем дальше, - сказал он. - Амтор уехал. Его жена,  она  же
секретарша, не знает или не хочет говорить куда.  Индеец  тоже  исчез.  Вы
предъявите иск этим людям?
   - Нет. Я ничего не докажу.
   Он взглянул с облегчением.
   - Жена сказала, что никогда о вас не  слышала,  что  же  касается  двух
полицейских из Бэй Сити, если только они действительно полицейские, то это
вне моей досягаемости. Я не хотел бы связываться ни с  чем  запутанным.  В
одном лишь я уверен - Амтор не имеет отношения к гибели Мэрриота. Сигареты
с визитками - подброшенная улика.
   - Доктор Зондерборг?
   Рандэлл развел руками.
   - Весь притон исчез. Люди прокурора инкогнито прибыли туда  без  ведома
властей Бэй Сити. Дом заперт и пуст.  Ребята  туда,  конечно  же,  влезли.
Везде видны  следы  спешных  попыток  все  подчистить,  но  осталась  куча
отпечатков. Потребуется неделя, чтобы обработать все  это.  Сейчас  ребята
трудятся над стенным сейфом. Возможно, в нем наркотики и  еще  что-нибудь.
Мне кажется, что этот Зондерборг уже попадался, не в наших местах, правда,
или за аборт, или за легкие пулевые ранения, или за  изменение  отпечатков
пальцев, или за незаконное использование наркотиков. Если  все  это  также
подпадет под федеральное законодательство, мы получим большую помощь.
   - Он сказал, что он врач, - сказал я.
   Рандэлл пожал плечами.
   - Может быть, был когда-то. Может, не будем гадать. Возле Палм  Спрингс
сейчас  работает  парень,  которого  обвинили  в  торговле  наркотиками  в
Голливуде  пять  лет  назад.  Он  был  виновен,  как  черт,  но  сработала
протекция. Он выпутался. Что-нибудь еще волнует вас?
   - Что вы знаете о Брюнетте?
   - Он играет в азартные игры, зашибает много денег без особых трудов.
   - Хорошо, - сказал я и  стал  подниматься.  -  Все  это  звучит  вполне
разумно. Но это придвинуло нас к разоблачению  банды  грабителей,  убившей
Мэрриота.
   - Я не мог вам сказать всего, Марлоу.
   - Я этого и не жду, - спокойно  сказал  я.  -  Кстати,  Джесси  Флориан
сообщала мне во время моего второго посещения, что она когда-то также была
служанкой в доме Мэрриота. Вот  почему  он  посылал  ей  деньги.  Есть  ли
какие-нибудь доказательства этого?
   - Да. Письма в сейфе. От миссис Флориан с  благодарностями.  -  Рандэлл
явно терял самообладание. - Теперь, может  быть,  вы  уйдете  домой  и  не
будете соваться не в свои дела?
   - Очень мило со  стороны  Мэрриота  так  заботиться  о  письмах  бывшей
служанки, не так ли?
   Рандэлл поднимал глаза, пока взгляд не  остановился  на  моей  макушке.
Затем он немного опустил веки, глядя так  на  меня  секунд  десять.  Затем
улыбнулся. Он ужасно много улыбался  в  тот  день,  наверное,  использовал
недельный запас.
   - У меня есть мысль на этот счет, - сказал он. - Она безумна, но такова
уж природа человеческая. Мэрриот всю жизнь чего-то боялся. Все мошенники -
азартные игроки, в большей или меньшей степени, а все игроки - суеверны. Я
думаю, Джесси  Флориан  была  талисманом  для  Мэрриота.  Пока  он  о  ней
заботился, с ним ничего не могло случиться.
   Я повернул голову и поискал жука. Он уже попробовал два угла и  полз  к
третьему. Я подошел, поднял его и вернул на стол.
   - Смотрите, - сказал я. - Эта комната на девятнадцатом  этаже.  А  этот
маленький жучок заполз сюда, чтобы найти друга. Меня. Мой  талисман,  -  я
осторожно завернул жука в платок и спрятал в карман.
   Рандэлл ошалело смотрел на меня. Его губы шевелились, но он  ничего  не
говорил.
   - Я вот думаю, чьим талисманом был Мэрриот? - сказал я.
   - Не вашим, приятель, - в его голосе был едкий холод.
   - Возможно, и не вашим, - мой голос был таким, как всегда. Я  вышел  из
комнаты и закрыл дверь.
   Я спустился на скоростном лифте к выходу на Спринг Стрит у фонтана Сити
Холл, развернул платок и выпустил жука на клумбу.
   В такси по пути домой меня интересовало только  одно:  сколько  времени
понадобится жуку, чтобы снова долезть до бюро убийств.
   Я вывел машину из гаража и пообедал в Голливуде, прежде чем отправиться
в Бэй Сити. Стоял прекрасный солнечный день с мягким ветерком. Я выехал на
Третью улицу и проехал мимо Сити Холл.





   Трехэтажное здание с колокольней наверху выглядело неказисто для такого
процветающего города. В колокол, наверное, звонили при  пожарах  в  старое
доброе время.  Бетонная  дорожка,  покрытая  трещинами,  вела  к  открытым
двустворчатым дверям, в которых толпились, очевидно,  продажные  адвокаты,
ждущие какого-нибудь происшествия, чтобы сделать из него  деньги.  В  меру
упитанные, в дорогих костюмах и с дешевыми манерами. Они пропустили  меня,
потеснившись на пару дюймов.
   Я вошел в длинный темный коридор, который последний раз мыли, похоже, в
день торжественного вступления в должность Маккинли.
   Деревянный знак: "Справочное бюро управления" указывал  на  обшарпанную
стойку, за которой дремал человек в полицейской форме, а рядом с ним сидел
другой, в штатском, похожий на кабана. Когда я спросил, где кабинет  шефа,
штатский оторвал взгляд от вечерней газеты, сплюнул  в  корзину,  стоявшую
футах в десяти от него, зевнул  и  сообщил,  что  кабинет  шефа  находится
наверху.
   Второй этаж был почище и посветлее. Дверь со стороны  океана,  почти  в
самом конце коридора, имела табличку: "Джон Вокс. Шеф полиции. Входите".
   Внутри оказалось  невысокое  деревянное  ограждение,  а  за  ним  сидел
человек в форме и стучал  по  клавишам  пишущей  машинки  двумя  пальцами,
иногда подключая третий. Он  взял  мою  визитку,  потянулся  до  хруста  в
позвоночнике и попросил подождать. А сам протиснулся в дверь  из  красного
дерева,  на  которой  тоже  была  табличка:  "Джон  Вокс.   Шеф   полиции.
Посторонним вход воспрещен". Человек в форме вернулся и  открыл  для  меня
дверь в ограждение.
   Я вошел во внутренний кабинет и закрыл дверь.  Стол  из  мореного  дуба
стоял в глубине комнаты, как у Муссолини, и вам надо было пройти  до  него
приличное расстояние под взглядом глаз-бусинок.
   Я подошел к столу и невольно  уперся  взглядом  в  еще  одну  табличку,
стоявшую на нем. Рельефные буквы сообщали: "Джон  Вокс.  Шеф  полиции".  Я
подумал, что уже теперь-то это  имя  врезалось  в  мозг,  как  осколок,  и
посмотрел на человека, сидящего за столом.
   Тяжеловес с короткими волосами и  просвечивающимся  через  них  розовым
скальпом.   Маленькие,   голодные   глаза,   беспокойные,    как    блохи.
Желтовато-коричневый костюм, кофейного цвета рубашка и галстук,  кольцо  с
бриллиантом, бриллиантовая булавка в галстуке  и  три  положенных  кончика
платка, выступающих на три положенных дюйма из нагрудного кармана.
   Пухлая рука держала визитку. Он демонстративно прочитал ее, перевернул,
прочитал с другой стороны, где ничего не было написано, положил ее на стол
и придавил пресс-папье в виде бронзовой обезьяны,  как  будто  хотел  быть
уверенным в том, что для визитки, во избежание ее пропажи, надежнее  места
нет.
   Он  протянул  мне  свою  розовую  лапу.  Крепкое  рукопожатие  и  жест,
указывающий на стул:
   - Садитесь, мистер Марлоу. Я вижу, вы по делу. Чем могу служить?
   - Небольшие трудности, шеф. Вы можете все  уладить  в  течение  минуты,
если пожелаете.
   - Трудности? - вежливо спросил он. - Небольшие трудности, говорите?
   Он повернулся в кресле, взгромоздил одну ногу  на  другую  и  задумчиво
стал смотреть в окно. Это позволило  мне  увидеть  фильдекосовые  носки  и
английские туфли, кожа которых, похоже, была вымочена в портвейне. На него
было надето, как минимум, полтысячи, считая содержимое бумажника, которого
я не видел. Я предположил, что у его жены солидный счет в банке.
   - Трудности, - продолжал он, - это что-то такое, с  чем  наш  город  не
очень-то знаком, мистер Марлоу. Наш городок не очень велик, но  он  очень,
очень чист. Я смотрю из своего западного окна и  вижу  океан.  Ничего  нет
чище, не так ли?
   Он не упомянул два игорных корабля, стоящих на рейде как раз на границе
трехмильной зоны. Я тоже ничего не сказал на этот счет.
   - Точно, шеф.
   - Я смотрю из северного окна, вижу деловую суету  бульвара  Аргуелло  и
очаровательные калифорнийские холмы. А сейчас я смотрю на юг и вижу  самую
лучшую в мире гавань для небольших яхт.  Если  бы  у  меня  были  окна  на
восток, я бы увидел жилой район, один вид которого разжег бы ваш  аппетит.
Нет, сэр, у нас в городке совсем не много трудностей.
   - Я, вероятно, принес свои трудности с собой,  шеф.  Вот  некоторые  из
них. У вас работает человек по фамилии Галбрейт, сержант в штатском?
   - По-моему, работает, - сказал мистер Вокс, повращав глазами. -  А  что
такое?
   - А  такой  человек  у  вас  работает?  -  я  подробно  описал  другого
полицейского, очень маленького, усатого, который огрел  меня  дубинкой.  -
Он, похоже, где-то недалеко от Галбрейта. Его называли  мистер  Блейн,  но
это, я считаю, не настоящее его имя.
   - Как раз наоборот, - сказал жирный шеф  полиции  так  же  лениво,  как
всегда говорят толстые люди. - Он начальник следственного отдела.  Капитан
Блейн.
   - Не мог бы я встретиться с этими парнями в вашем кабинете?
   Он взял мою визитку и, еще раз ознакомившись с ней,  положил  на  стол.
Затем махнул мягкой, безукоризненно чистой рукой.
   - При наличии более веских оснований,  чем  вы  пока  мне  сообщили,  -
вкрадчиво произнес он.
   - Не думаю, что у меня они есть. Вы  не  знаете  случайно  человека  по
имени Джул Амтор? Он сам себя называет психологическим  консультантом.  Он
живет на вершине холма в Стиллвуд Хайтс.
   - Нет. И Стиллвуд Хайтс - не моя  территория,  -  ответил  Вокс.  Он  о
чем-то думал.
   - Вот это и забавно, - сказал я. - Видите ли, я навестил мистера Амтора
по поводу моего клиента. Мистеру Амтору показалось,  что  шантажирую  его.
Возможно, ребята, занимающиеся  таким  делом,  как  он,  всегда  думают  о
шантаже. У него был  крутой  телохранитель-индеец,  с  которым  я  не  мог
справиться. Индеец держал меня, а Амтор бил моим же пистолетом.  Затем  он
вызвал пару полицейских. Оказалось, что это Галбрейт и мистер Блейн.  Вам,
может быть, не интересно?
   Мистер Вокс сидел  с  полузакрытыми  глазами,  положив  руки  на  стол.
Холодный блеск глаз еле пробивался из-под  опущенных  век.  Он  сидел  так
спокойно, как будто внимательно слушал. Затем открыл глаза и улыбнулся.
   - Да, да. Извините, а что случилось потом? - вежливо,  как  вышибала  в
ресторане, спросил он.
   - Они меня обыскали, увезли  на  своей  машине,  выбросили  из  нее  со
стороны гор и огрели по голове дубинкой, как только я вышел.
   Он кивнул, как будто я ему сейчас  сказал  самую  естественную  вещь  в
мире.
   - И все это было в Стиллвуд Хайтс? - мягко спросил он.
   - Да.
   - Вы знаете, кто вы в моих глазах? - чуть качнулся вперед Джон Вокс.
   - Лжец, - подсказал я.
   - Дверь там, - сказал он, указав на нее мизинцем левой руки.
   Я не шевельнулся. Я продолжал смотреть на него. Когда он уже готов  был
нажать кнопку звонка, я сказал:
   - Давайте не будем делать ошибок. Вы думаете, что я - маленький частный
детектив, который пытается прыгнуть выше головы, обвиняя офицера  полиции.
Даже если бы это было и так, то все  равно  офицер  нашел  бы  возможность
сделать все, чтобы ничего нельзя  было  доказать.  Я  не  жалуюсь.  Просто
считаю, что на самом деле была совершена ошибка.  Я  хочу  все  уладить  с
мистером Амтором и хочу, чтобы Галбрейт мне в этом помог.  Мистера  Блейна
не стоит тревожить. Галбрейта хватит. Да, и еще. Я бы не пришел к вам  без
солидной поддержки.
   - Насколько она солидна? - спросил шеф и усмехнулся.
   - Насколько солидна 862 Астер Драйв, где живет мистер Локридж Грэйл.
   Его лицо  совершенно  изменилось,  как  будто  в  кресле  сидел  другой
человек.
   - Миссис Грэйл - моя клиентка, - добавил я.
   - Заприте дверь, - попросил он. - Вы все-таки помоложе. Мы  начнем  это
дело по-дружески. У вас честное лицо, Марлоу.
   Я встал и запер дверь. Когда я вернулся по голубому ковру к столу,  шеф
достал  очень  симпатичную  бутылку  и  два   стакана.   Он   высыпал   на
регистрационную книгу пригоршню орешков кармадона и наполнил  стаканы.  Мы
выпили и стали молча жевать орешки, расколотые мистером Боксом, глядя друг
другу в глаза.
   - Вкус что надо, - сказал он и снова наполнил стаканы. Теперь была  моя
очередь колоть орешки. Он смахнул скорлупки на пол, улыбнулся и  откинулся
на спинку кресла.
   - Что ж, давайте о деле, - сказал он. - Имеет ли отношение эта  работа,
которую вы делаете для миссис Грэйл, к Амтору?
   - Есть определенная связь. Лучше проверьте, что я говорю вам правду.
   - Хорошая идея, - он потянулся к телефону.  Затем  он  достал  записную
книжку из кармана и стал искать номер.
   - Вкладчики в предвыборную компанию, -  сказал  он,  подмигнув.  -  Мэр
настаивает, чтобы все, оказавшие ему любезность, не были забыты. Ага,  вот
он, - шеф отложил книжку и набрал номер.
   У него были те же трудности с дворецким Грэйлов, что и у меня. В  связи
с этим у него покраснели уши.  Наконец  он  стал  разговаривать  с  миссис
Грэйл. Уши горели по-прежнему. Она, должно быть, не очень  вежливо  с  ним
говорила.
   - Она хочет поговорить с вами, - сказал он и пододвинул телефон ко мне.
   - Фил слушает, - сказал я, подмигивая Воксу. В трубке раздался холодный
искусственный смех.
   - Что вы делаете у этой жирной свиньи?
   - Да вот, пьем немного.
   - Вам не с кем больше выпить?
   -  В  данный  момент  нет.  Дела.  Есть  что-нибудь  новое?  Думаю,  вы
догадываетесь, о чем я?
   - Нет. А известно ли вам, мой хороший, что я вас ждала больше часа  тем
вечером? Не думаете ли вы обо мне, как о девочке, с которой проходят такие
фокусы?
   - Я попал в переделку. Как насчет сегодняшнего вечера?
   - Дайте подумать. Сегодня - черт побери, какой сегодня день?
   - Я лучше позвоню вам, - сказал я. - Возможно, я не  смогу.  Сегодня  -
пятница.
   - Обманщик, - она снова рассмеялась. - Сегодня понедельник. На  том  же
месте, в то же время и без дураков.
   - Я лучше позвоню вам.
   - Вы лучше будьте там.
   - Я не уверен в том, что смогу. Давайте я вам позвоню.
   - Возникают трудности? Понятно. Возможно, я поступаю глупо, что тревожу
вас.
   - Наверное, да.
   - Почему?
   - Я - бедный человек и сам содержу себя, но не так шикарно,  чтобы  вам
понравиться.
   - Идите к черту! Если вы не будете там...
   - Я сказал, что позвоню вам.
   - Все мужчины одинаковы, - вздохнула она.
   - И женщины тоже одинаковы - после девяти.
   Она послала меня к черту и повесила трубку. Глаза шефа полиции выпирали
так, что казались укрепленными на стойках.
   Он наполнил оба стакана дрожащей рукой и пододвинул один мне.
   - Похоже, что так, - сказал он очень задумчиво.
   - Ее мужу все равно, - сказал я. - Поэтому не делайте из этого  никаких
выводов.
   Казалось, что Воксу неприятно  пить.  Задумавшись,  он  медленно  колол
орешки. Мы выпили еще за красивые женские глаза. К сожалению, шеф  спрятал
бутылку и стаканы и нажал кнопку селектора:
   - Пусть Галбрейт зайдет ко мне, если он на месте. Если  же  нет,  пусть
свяжется со мной.
   Я встал, отпер дверь и снова сел. Мы не долго ждали. В дверь постучали,
Вокс пригласил войти, и Хемингуэй ступил в комнату.
   Он солидно подошел к столу и посмотрел  на  своего  шефа  с  выражением
глубокого смирения.
   - Знакомьтесь - Филипп Марлоу,  -  приветливо  сказал  шеф,  -  частный
детектив из Лос-Анджелеса.
   Хемингуэй повернулся ровно настолько, чтобы увидеть  меня.  Если  он  и
видел меня когда-либо ранее, то его лицо этого не выражало. Мы пожали друг
другу руки, и он снова стал смотреть на шефа.
   - У мистера Марлоу  любопытная  история,  -  сказал  шеф,  хитрый,  как
Ришелье на гобелене. - О мистере Амторе из  Стиллвуд  Хайтс.  Он  какой-то
знахарь или колдун. Кажется, Марлоу навещал его, а  тут  и  вы  с  Блейном
подвернулись, и произошло какое-то недоразумение. Я  забыл  детали,  -  он
посмотрел в окно с видом человека, всегда забывающего детали.
   - Какая-то ошибка, - сказал Хемингуэй. - Я никогда раньше  не  встречал
этого человека.
   - Конечно же, это была ошибка, - сонно сказал шеф. - Пустяковая, но все
же ошибка. Мистер Марлоу считает, что она что-то значит для него.
   Хемингуэй снова взглянул на меня. Его лицо по-прежнему было каменным.
   - На самом деле, его ошибка-то не волнует, - продолжал засыпать шеф.  -
Просто ему надо навестить этого Амтора в Стиллвуд Хайтс. Он  хочет,  чтобы
кто-нибудь  с  ним  поехал.  Я  подумал  о  вас.  Видите  ли,   у   Амтора
громила-телохранитель, и Марлоу склонен сомневаться  в  своей  способности
контролировать ситуацию без чьей-то помощи. Как  вы  думаете,  вы  сможете
узнать, где живет этот Амтор?
   - Да, - сказал Хемингуэй. - Но  Стиллвуд  Хайтс  за  линией,  шеф.  Это
личная услуга вашему другу?
   - Можешь расценивать это так, - сказал  шеф,  глядя  на  большой  палец
левой руки. - С другой стороны, мы бы не хотели выходить за рамки закона,
   - Да, - сказал Хемингуэй. - Нет, - он кашлянул. - Когда мы едем?
   Шеф доброжелательно посмотрел на меня.
   - Прямо сейчас, если это не затруднит мистера Галбрейта, - сказал я.
   - Я делаю, что мне приказывают, - сказал Хемингуэй. Шеф осмотрел его  с
ног до головы. Он причесал и почистил его взглядом.
   - Как дела  у  капитана  Блейна?  -  спросил  он,  чавкая  кармадоновым
орешком.
   - Очень  плох.  Приступ  аппендицита,  -  сказал  Хемингуэй,  -  весьма
критическое состояние.
   Вокс печально покачал головой.  Затем  он  взялся  за  ручки  кресла  и
вытолкнул себя на ноги. Он протянул руку через стол.
   - Галбрейт позаботится о вас, Марлоу. Вы можете на него положиться.
   - Вы меня обязываете, шеф. Не знаю, как и благодарить вас.
   - Чепуха. Никаких благодарностей. Всегда готов помочь другу друзей, так
сказать, - он подмигнул мне. Хемингуэй стал изучать это  подмигивание,  но
так и не определил, к чему оно.
   Мы вышли, сопровождаемые вежливыми  репликами  шефа.  Дверь  закрылась.
Хемингуэй оглядел коридор и сказал мне:
   - Ты умно  играешь,  приятель.  Должно  быть,  ты  еще  что-то  нам  не
рассказал.





   Машина неторопливо, плавно плыла мимо жилых домов. Кроны деревьев аркой
смыкались над нами, образуя тоннель. Солнце блестело сквозь ветви и  узкие
еще листья. Знак на углу гласил, что мы находимся на Восемнадцатой улице.
   Хемингуэй управлял машиной, а я  сидел  рядом  с  ним.  Он  ехал  очень
медленно, думая о чем-то тяжелом.
   - Как много вы ему рассказали? - спросил он, наконец решившись.
   - Я сказал ему то, что вы и Блейн увезли  меня  оттуда,  вышвырнули  из
машины и оглушили. Об остальном я умолчал.
   - А про 23-ю и Дескансо не рассказали?
   - Нет.
   - Почему?
   - Я подумал, что так мы с вами лучше поладим.
   - Это мысль. Вы действительно хотите поехать в Стиллвуд Хайтс  или  это
был просто предлог?
   - Просто предлог. Все, что я действительно хочу, так это узнать у  вас,
почему вы поместили меня в одно веселенькое заведение и  почему  меня  там
пытались удержать.
   Хемингуэй подумал. Он так крепко задумался, что мышцы на его лице стали
образовывать узлы под сероватой кожей.
   - Этот Блейн, - заговорил он. - Мясной обрубок. Я и не подозревал,  что
он ударит вас. Я и не думал, что вам действительно  придется  идти  пешком
домой. Я считал, что мы лишь разыгрываем сцену, помогаем Амтору припугнуть
шантажистов. Вы бы удивились, узнав, как часто его шантажируют.
   - Уже удивился, - мгновенно парировал я. Он искоса глянул на меня.  Его
глаза были кусочками льда. Затем он снова стал задумчиво  смотреть  вперед
через пыльное стекло.
   - Этим старперам иногда хочется оглушить кого-нибудь, - сказал он. - Им
обязательно  надо  разбить  голову  кому-нибудь.  Господи,  как  я   тогда
испугался. Вы упали, как мешок с цементом. Я  высказал  свое  недовольство
Блейну. А затем мы отвезли вас к Зондерборгу. Во-первых,  потому  что  это
было ближе всего и, во-вторых, потому что  он  неплохой  парень  и  мы  бы
неплохо позаботились о вас.
   - Амтор знает, что вы меня туда увезли?
   - Конечно же, нет. Это была наша идея.
   - Потому что Зондерборг - хороший и заботливый парень. И никаких взяток
не надо. И, конечно же, доктор не  признает  мой  иск,  если  я  решу  его
подать. Правда, в этом славном городишке иски не имеют смысла.
   - Вы хотите дать ход этому делу? - задумчиво спросил Хемингуэй.
   - Не я. Кстати, я бы не советовал вам слишком заноситься.  Ваша  работа
висит на волоске. Вы же видели глаза шефа.
   - О'кей, - сказал Хемингуэй и сплюнул  в  окно.  -  Я  и  не  собирался
наглеть. Не спорю, может, иногда и прорывается в разговоре  что-то  такое,
похожее на нахальство. Подводит привычка. Что еще?
   - Блейн действительно болен?
   Хемингуэй утвердительно кивнул, но напустить на себя  грусть  по  этому
поводу ему не удалось. Он довольно равнодушно поведал:
   - Позавчера у него заболел живот, и аппендикс лопнул  прежде,  чем  его
смогли вырезать. У Блейна есть шансы, но они невелики.
   - Нам не хотелось бы его терять, - сказал я. - Такой парень - украшение
полиции.
   Хемингуэй снова сплюнул в окно.
   - О'кей. Следующий вопрос, - вздохнул он.
   - Вы убедительно доказали, почему отвезли меня к Зондерборгу. Но вы еще
не объяснили,  зачем  он  держал  меня  48  часов  взаперти,  напичканного
наркотиками.
   Хемингуэй бесшумно затормозил у тротуара. Он положил  руки  на  руль  и
потер большие пальцы друг о друга.
   - Я не знаю, - глухо сказал он.
   - У меня были бумаги, из которых следовало, что я частный  детектив,  -
продолжал я. - Ключи, деньги, фотографии. Если бы доктор не знал  вас,  он
бы подумал, что удар по голове всего лишь розыгрыш, повод запихнуть меня в
его заведение для того, чтобы  я  все  там  разнюхал  как  следует.  Но  я
догадываюсь, что он очень хорошо знает вас, ребята. Оттого я и озадачен.
   - Оставайтесь озадаченным. Так безопаснее.
   - Да, конечно, - согласился я. - Но в этом нет никакого удовлетворения.
   - Вы попросили закон Лос-Анджелеса заняться этим?
   - Чем этим?
   - Вашими подозрениями в отношении Зондерборга.
   - Не совсем.
   - Так да или нет?
   - Я не такая уж важная  личность,  чтобы  давать  указания  полиции,  -
сказал я. - Служители закона из Лос-Анджелеса могут прибыть сюда  в  любое
угодное им время. Не все, конечно, но парни шерифа и окружного прокурора -
точно. У меня есть друг из прокурорского надзора, да я и сам там  когда-то
работал. Друга зовут Берни Олс. Он - главный следователь.
   - Вы ему об этом сообщили?
   - Нет. Я не говорил с ним уже целый месяц.
   - Подумываете о том, чтобы направить его на это дело?
   - Если это помешает моей работе, то нет.
   - Частное дело?
   - Да.
   - О'кей. Что вы хотите?
   - Чем действительно занимается Зондерборг?
   Сержант убрал руки с руля и по-чемпионски залепил  плевком  в  фонарный
столб.
   - Хорошая улочка, не правда ли? Приятные дома, приятные сады,  приятный
климат. Вы часто слышите о подкупленных полицейских?
   - Изредка, - ответил я.
   - О'кей! Сколько полицейских живет на таких улицах, как  эта,  в  таких
домах с красивыми лужайками? Я знаю четверых-пятерых,  все  из  отряда  по
борьбе с проституцией и игорными домами. Они зашибают приличные деньги.  А
полицейские, как я, живут в жалких домишках в грязной части города. Хотите
посмотреть, где я живу?
   - А что это докажет?
   - Послушайте, приятель, - серьезно сказал здоровяк. - Я иду  у  вас  на
поводу, но всякому терпению  есть  предел.  Полицейские  не  поддаются  на
деньги! Улыбаетесь? Ладно, бывает, но редко. Полицейские  делают,  что  им
говорят. А парень, который сидит в огромном кабинете, в дорогом костюме  и
пахнет дорогой выпивкой тоже ничего не решает. Вы меня понимаете?
   - Что за человек мэр?
   - Мэр как мэр, как в любом  другом  городе.  Политик.  Вы  думаете,  он
приказывает? Чепуха. Вы знаете, что происходит с этой страной?
   - Я слышал, слишком много замороженного капитала, - сказал я.
   - Парень не может оставаться честным,  даже  если  он  этого  хочет,  -
сказал Хемингуэй. - Его вытряхнут из собственных штанов, если он останется
честным. Вы или играете в грязную игру, или питаетесь святым  духом.  Куча
ублюдков думает, что нас спасут девяносто тысяч сотрудников ФБР  в  чистых
воротниках и с бумажками в папках. Чепуха!  Знаете,  о  чем  я  думаю?  Мы
должны переделать этот мир заново. Предпринять  Моральное  Перевооружение.
Тогда что-нибудь получится. Только М.П.В. Моральное Перевооружение!
   - Если Бэй Сити - пример работы этого М.П.В., то  я  приму  аспирин,  -
сказал я.
   - Можно стать очень умным, - как-то сразу поутих Хемингуэй. - Можно  не
думать об этом, но это возможно.  Можно  стать  таким  умным,  что  будешь
думать только  о  том,  как  бы  стать  еще  умнее.  Я  всего  лишь  тупой
полицейский. Я выполняю приказы. У меня жена и двое детей, и я делаю  все,
что говорят большие дяди. Блейн бы много мог рассказать, а я невежа в этих
вопросах.
   - А точно у Блейна аппендицит? Не пустил ли он себе  пулю  в  живот  из
вредности?
   - Не будьте таким, -  недовольно,  но  миролюбиво  сказал  Хемингуэй  и
провел руками по рулю. - Попытайтесь думать иногда хорошо о людях.
   - О Блейне?
   - Он человек, как все мы. Он грешник, но он - человек.
   - Чем занимается Зондерборг?
   - О'кей, я вам только сказал. Может быть, я не  прав.  Я  посчитал  вас
парнем, которому можно продать неплохую идейку.
   - Вы не знаете, чем он занимается?
   Хемингуэй достал платок и вытер лицо.
   - Но вам бы следовало догадаться, что если бы мы с Блейном  знали,  что
Зондерборг занимается чем-то незаконным, то мы или не бросили бы вас туда,
или вы бы оттуда не ушли так просто. Я имею в  виду  настоящее  подпольное
дело, а не муть типа предсказания судеб старухам по хрустальному шару.
   - Я думаю, что мой уход из лечебницы не предполагался, - заметил  я.  -
Есть такое лекарство - скополамин, от которого человек  иногда  становится
слишком разговорчив. Это, конечно, не гипноз, но частенько срабатывает. Из
меня хотели выудить кое-что, чтобы  узнать,  сколько  я  знаю.  Но  доктор
Зондерборг мог узнать только из трех источников, что у  меня  есть,  мягко
говоря, приятная для него информация. Ему мог  сказать  Амтор,  либо  Лось
Мэллой мог упомянуть, что я навещал Джесси Флориан, либо он мог  подумать,
что я - подсадная утка полиции.
   Сержант печально смотрел на меня.
   - Что за Лось Мэллой, черт возьми?
   - Громила, который убил человека на Сентрал Авеню несколько дней назад.
О нем передали по вашему телетайпу, если вы когда-нибудь его  читаете.  И,
возможно, вам уже пришло объявление о розыске.
   - Ну и что?
   - А то, что Зондерборг прятал  его.  Я  видел  там  Лося,  на  кровати,
читающим газету, той ночью, когда я смылся.
   - Как вы сбежали? Вас не держали под замком?
   - Я огрел санитара пружиной от кровати. Мне повезло.
   - Этот огромный парень не видел вас?
   - Нет.
   Хемингуэй  отъехал  от  тротуара,  на  его  лице  установилась   вполне
приличная улыбка.
   - Ну  что  же,  мне  это  представляется  шикарным.  Зондерборг  прятал
разыскиваемых ребят, если у тех, конечно, были деньги. Его заведение  было
для этого хорошо приспособлено.
   Машина пошла быстрее, и мы завернули за угол.
   - Черт. А я думал, что он  продает  сигареты  с  марихуаной,  -  сказал
Хемингуэй с искренним отвращением. - Но, черт возьми, его занятие не могло
долго продолжаться!
   - Вы когда-нибудь слышали о подпольной лотерее? Она тоже рассчитана  на
продолжительное время, если посмотреть с одной стороны.
   Хемингуэй классно справился еще с одним поворотом и кивнул.
   - Верно. И китайский бильярд, и  игорные  дома  бинго,  и  притоны  для
наркоманов. Но сложите все это и позвольте  одному  парню  управлять  всем
этим, и окажется, что это вовсе не бессмысленно.
   - Кто этот парень?
   Хемингуэй не ответил. Он крепко сжал  зубы.  Мы  ехали  по  Дескансо  к
востоку. Тихая улочка, даже в полдень. Чем ближе к 23-й улице, тем  шумнее
становилось в кварталах.  Вот  два  человека  изучают  пальму,  как  будто
собираются передвинуть ее. Возле  дома  доктора  Зондерборга  припаркована
машина, в ней никого. Немного дальше по улице человек считывает  показания
водомера.
   Дом освещен жизнерадостным солнечным  светом.  Чайные  розы  образовали
сплошную светлую массу под окнами, а анютины глазки  создали  яркую  дымку
под  зацветающей  акацией.  Алая  вьющаяся  роза  только  раскрыла  почки,
прикрепившись в форме веера к  крепкой  решетке.  Бронзово-зеленая  птичка
деловито клевала зимний горох. Дом похож на жилище пожилой  богатой  четы,
любителей повозиться в саду. Солнце светило с каким-то тихим, но тревожным
спокойствием.
   Наша машина медленно проскользнула мимо дома. Сержант  пошмыгал  носом,
повернул за угол, посмотрел в зеркало заднего вида и прибавил скорость.
   Через три квартала он снова остановился у тротуара и повернулся ко мне,
одарив меня суровым взглядом.
   - Ищейки из Лос-Анджелеса, - сказал он. - Один из парней под пальмой  -
Доннелли. Я его знаю.  Они  присматривают  за  домом.  Так  вы  ничего  не
рассказывали своему другу в Лос-Анджелесе, а?
   - Я же сказал, что нет.
   - Шефу это понравится, - проворчал  Хемингуэй.  -  Они  приехали  сюда,
обнюхивают это заведение и даже не зашли, чтобы поздороваться.
   О своих соображениях я умолчал.
   - Они ловят этого Лося Мэллоя?
   Я отрицательно покачал головой.
   - Насколько я знаю, нет.
   - А насколько ты знаешь, приятель?
   - Не намного. Есть ли какая-нибудь связь между Амтором и Зондерборгом?
   - А вот об этом я не знаю.
   - Кто хозяин этого города?
   В ответ молчание, которое я нарушил через три секунды.
   - Я слышал, игрок по имени Лэйрд  Брюннет  выложил  тридцать  тысяч  на
выборы мэра. Я слышал, что он - хозяин клуба  Бельведер  и  обоих  игорных
кораблей.
   - Может быть, - уклончиво отозвался Хемингуэй.
   - Где можно найти Брюннета?
   - Почему вы спрашиваете меня?
   - Куда бы вы смылись, если бы потеряли надежное укрытие?
   - В Мексику.
   Я рассмеялся.
   - О'кей, не оказали бы вы мне любезность?
   - С большим удовольствием.
   - Отвезите меня снова в центр.
   Мы  отъехали  от  тротуара  и  скоро  припарковались   на   стоянке   у
полицейского управления. Я вышел.
   - Заходите в гости как-нибудь,  -  сказал  Хемингуэй.  -  Я,  вероятнее
всего, буду вычищать плевательницы.
   Он протянул большую руку.
   - Никаких неприятных ощущений?
   - М.П.В.! - проникновенно сказал я, пожимая ему руку. Мы рассмеялись.
   Он окликнул меня, когда уже собрался уходить,  осторожно  огляделся  по
сторонам и проговорил мне в самое ухо:
   - Эти игорные корабли, по-моему,  находятся  вне  городских  законов  и
законов штата. Зарегистрированы в Панаме. Если бы я... - он замолчал, и  в
его глазах появилась то ли озабоченность, то ли печаль.
   - Я понял. У меня была та самая идея. Я не знаю, почему мне захотелось,
чтобы вам в голову пришла та же самая идея. Но она не сработает для одного
человека.
   Он кивнул и улыбнулся:
   - М.П.В.





   Я лежал на кровати прибрежного отеля и ждал, когда стемнеет.  Маленькая
комнатка с жесткой кроватью и матрацем не толще одеяла, накрывавшего  его,
успела осточертеть.  Сломанная  пружина  впивалась  в  левый  бок.  Я  уже
досконально изучил потолок, но продолжал  лежать,  не  шевелясь,  позволяя
пружине издеваться надо мной.
   Блики красных неоновых реклам гуляли по потолку. Далеко за окном гудели
машины. Улица тянулась вдали  от  автотрассы,  по  почему-то  ее  называли
Спидвей. К шуму машин привыкаешь быстро, а вот к шарканью ног по  тротуару
под самым окном - никогда. Через ржавую сетку в комнату доносился несвежий
запах подгоревшего жира. Далекий голос кричал так, что его могли слышать в
соседнем штате:  "Проголодались,  люди,  проголодались!  Горячие  сосиски!
Проголодались!"
   Темнело. Мне ничего не оставалось, как  думать.  Мысли  мои  шевелились
украдкой, как будто за ними наблюдали злые глаза садиста. Я думал о глазах
мертвецов, глядящих в безлунное небо,  о  струйках  крови,  запекшихся  на
лицах. Я думал  о  неряшливых  пожилых  женщинах  убитых  ударом  о  ножку
собственной кровати. Я подумал о блондине,  который  боялся,  но  не  знал
чего, который чувствовал, что что-то не так, но тщетно  пытался  выяснить,
что же именно. Я подумал о красивых богатых  женщинах,  с  которыми  можно
проводить время, и о симпатичных, стройных  любопытных  девушках,  которые
жили совсем одни и с которыми тоже можно проводить время, но по-другому. Я
думал  о  полицейских,  крутых  подкупленных  фараонах,   но   не   совсем
испорченных. О таких,  например,  как  Хемингуэй.  О  жирных  процветающих
полицейских, как шеф Вокс.  О  высоких  и  элегантных,  сообразительных  и
холодных полицейских, как Рандэлл, которые, несмотря на  сообразительность
и хладнокровие, не могли свободно делать работу чистыми методами. Я  думал
об индейцах, психиатрах и наркоманах-врачах.  Я  думал  о  старых  козлах,
вроде Налти, которые быстро  отказались  от  попыток  довести  начатое  до
логического конца.
   Я  думал  о  многом.  Темнело  уже  заметнее.  Красный  отблеск   неона
пробирался все глубже и глубже в комнату.
   Я поднялся с кровати, потер онемевшую от жесткой подушки шею, подошел к
раковине в углу и ополоснул  лицо  холодной  водой.  Я  почувствовал  себя
лучше, но ненамного. Мне надо было выпить, мне надо было застраховать свою
жизнь на большую сумму, мне надо было  отдохнуть,  мне  нужен  был  дом  в
деревне. Все, что у меня было, это плащ, шляпа и пистолет.  Я  нацепил  на
себя все это и вышел из комнаты.
   Лифта не было. В коридоре воняло. Я спустился по лестнице,  не  касаясь
грязных перил, бросил ключ на стол и сказал, что  я  уезжаю  и  номер  мне
больше не понадобится. Пожилой дежурный с бородавкой на левом веке кивнул,
а из-за каучукового дерева, самого пыльного во всей  Калифорнии,  внезапно
появился  посыльный-мексиканец  в  потертой  униформе,  чтобы  взять   мои
чемоданы. Чемоданов у меня не оказалось, и  мексиканец  вежливо  распахнул
дверь, не переставая  улыбаться.  Снаружи  кипела  узкая  улица,  тротуары
просто кишели жирными животами. В павильоне через дорогу  вовсю  играли  в
бинго, а неподалеку от меня двое моряков с девушками вышли  от  фотографа,
где их, вероятно, сняли верхом  на  верблюдах.  Голос  торговца  сосисками
раскалывал сумерки как топором. Голубой автобус, урча мотором, проехал  по
улице к маленькой площади, где  на  поворотном  устройстве  разворачивался
трамвай. Я пошел в том направлении.
   Через некоторое время мои ноздри уловили слабый  запах  океана.  Совсем
слабый, как бы только для напоминания людям, что когда-то был чистый пляж,
омываемый волнами, что дул ветер и  можно  было  унюхать  что-нибудь  еще,
кроме запаха пригоревшего жира и холодного пота.
   Я доехал на маленьком трамвайчике до конца линии, слез с него и сел  на
скамейках, где было тихо, холодно и почти у самых ног лежала большая  куча
бурых водорослей. Далеко в океане включили свет в игорных кораблях. Я  сел
на следующий трамвай и вернулся  почти  к  тому  месту,  где  я  вышел  из
гостиницы. Если кто-нибудь и следил  за  мной,  то  делал  он  это  весьма
искусно, ни разу не обнаружив своего места. Но не думаю, что тогда  кто-то
следил за мной.
   Черные каменные волноломы блестели и, постепенно уходя в воду, исчезали
в темноте ночи. Здесь, хотя еще и пахло горелым жиром, океан заметно давал
о себе знать. Продавец сосисок зычным голосом продолжал зазывать:
   - Проголодались! Отличные горячие сосиски! Все покупаем сосиски!
   Я увидел его стоящим за передвижным прилавком. Дела его шли неплохо, он
едва успевал длинной вилкой накалывать сосиски, и мне пришлось  подождать,
пока он останется один.
   - Как называется вот та, дальняя? - спросил я, указывая носом.
   - "Монтесито", - он посмотрел на меня ровным взглядом.
   - Может ли парень с умеренными деньгами провести там время?
   - Какое время?
   Я громко рассмеялся.
   - Горячие сосиски! - скандировал он. - Отличные горячие сосиски!  -  он
понизил голос. - Женщины!
   - Не-а. Я имею в виду комнату с мягким бризом, хорошей  едой  и  полным
спокойствием. Хочу отдохнуть.
   Он отодвинулся.
   - Я ничего не слышу, что вы говорите, - сказал он и продолжал зазывать.
   Он еще продал немного сосисок. Не  знаю,  почему  я  с  ним  заговорил.
Просто у него было такое лицо. Молодая пара в шортах купила у него сосиски
и пошла дальше. Рука парня обхватила девушку за плечи. Они на ходу кормили
друг друга.
   Продавец подошел на ярд ближе и оглядел меня.
   - Сейчас я свистну Пикардийский Роз, - сказал он и помедлил. -  За  это
вам надо будет заплатить.
   - Сколько?
   - Пятьдесят. Не меньше.
   - Хороший у вас город, - сказал я. - Прохладный.
   - Да, сегодня утром еще был прохладным, - он  растягивал  слова.  -  Но
почему спросили меня?
   - Не имею понятия, - ответил я  и  бросил  долларовую  бумажку  ему  на
прилавок. - Положи ее в банк или свистни Пикардийских Роз.
   Он взял доллар, свернул его вдоль, затем поперек,  потом  снова  вдоль.
Положил долларовый комок на прилавок и щелкнул по нему.  Сложенная  купюра
стукнулась о меня и бесшумно упала на  землю.  Я  нагнулся,  поднял  ее  и
быстро повернулся. Но сзади не было никого, похожего на шпика.
   Я подошел вплотную к прилавку и снова положил на него доллар.
   - Люди не бросают мне деньги, - отчеканил я. - Они мне их  вручают.  Не
возражаете?
   Он взял доллар, развернул его, разгладил и спрятал под фартук.
   - Говорят, деньги не пахнут, - хихикнул он. - Иногда меня это удивляет.
   Я ничего не сказал. Еще несколько человек купили  сосиски.  Становилось
все холоднее.
   - Я бы и не  пытался  пробраться  на  "Королевскую  корону",  -  сказал
продавец. - Она для маленьких белочек, привязанных к  своим  орешкам.  Вы,
сдается мне, детектив, но это ваше дело. Надеюсь, вы хорошо плаваете.
   Я отошел от него, удивляясь, почему я подошел сначала  к  нему.  Просто
так, по наитию. Ведь действуя наугад, прогоришь. Очень скоро проснешься  с
полным ртом предчувствий или чего-то еще.
   Я прошел немного и оглянулся. Никто за мной не шел. Я отыскал ресторан,
от которого не несло  подгоревшим  маслом.  Вошел  в  зал.  За  бамбуковой
занавеской просматривался коктейль-бар. Какая-то красотка  с  покрашенными
хной волосами сладострастно била по клавишам и пела "Лестницу к  звездам",
фальшивя на полтона.
   Я жадно проглотил  сухой  "Мартини"  и  поспешил  назад  за  бамбуковую
занавеску в обеденный зал.
   85-центовый обед по вкусу напомнил почтовый  мешок,  и  его  мне  подал
официант, выглядевший, как человек, способный избить меня  за  25  центов,
перерезать мне глотку за 60 центов и похоронить меня в бетонном  гробу  на
дне океана за полтора доллара за вычетом подоходного налога.
   Мэллой был огромных размеров, но не более шести  футов  и  пяти  дюймов
ростом и, пожалуй, не шире, чем пивная бочка.
   Он выглядел настолько естественно, насколько  естественен  тарантул  на
праздничном пироге.
   Мэллой разыскивал маленькую Велму, оставляя трупы на своем пути.  Тенью
отца Гамлета следовал по его пятам детектив Фил Марлоу.





   За 25 центов мы проплыли слишком большое  расстояние.  Водное  такси  -
серый  баркас,  застекленный  на  три   четверти   длины,   проплыл   мимо
пришвартованных яхт у широкой каменной  стены,  которая  являлась  как  бы
окончанием волнореза. Неожиданная волна подбросила наше судно, как пробку.
Для  тошноты  тем  ранним  вечером  было  много  поводов.  Кроме  меня  на
лодке-такси было три пары и рулевой.  Он  выглядел  нарочито  суровым:  из
правого  кармана  грубошерстных  штанов  демонстративно  торчала   кожаная
кобура. Как только мы отплыли от берега, три пары, как по команде,  начали
"жевать" друг другу лица. Я оглянулся на огни Бэй Сити и  попытался  особо
не проклинать обед. Рассеянные пятнышки света  сливались  вместе,  образуя
браслет  из  драгоценных  камней  в  витрине  ночи.   Затем   их   яркость
поубавилась, и они в конце концов превратились в мягкое оранжевое  зарево,
появляющееся и исчезающее за гребнем волны.  Длинные,  ровные  волны  без,
барашков  поднимали  нас  ровно  настолько,   чтобы   я   каждый   раз   с
удовлетворением отмечал:
   "Хорошо, что не стал запивать обед виски".  Такси  скользнуло  вверх  и
вниз по гладким волнам, каждая из  которых  напоминала  кобру  в  зловещем
танце. В воздухе  витал  сырой  холод,  который  никогда  не  исчезает  из
суставов моряков. Красная неоновая надпись "Королевская  корона",  морским
призраком подрагивающая в  темноте,  вскоре  засияла,  как  новый  мрамор.
Слабые звуки музыки донеслись до нас, а музыка  над  водой  всегда  бывает
очаровательной.  Мы  огибали  крупный  корабль,  выглядевший  с   близкого
расстояния сказочно красивым. Место швартовки  "Королевской  короны"  было
освещено, как театральная сцена.  Но  сказка  под  названием  "Королевская
корона" стала отделяться, а другой, более старый, маленький корабль  начал
наползать на нас из темноты. Переделанное морское грузовое судно с ржавыми
бортами,  с  низкими  надпалубными  сооружениями,  с  двумя  мачтами.   На
"Монтесито" тоже  горели  огни  и  звучала  музыка.  Парочки,  только  что
самозабвенно  сживавшиеся  в  единое   целое,   убрали   друг   от   друга
разгоряченные рты и уставились на корабль, хихикая. Такси развернулось  по
широкому кругу, но крен оказался  достаточным  для  того,  чтобы  испугать
пассажиров. Наконец, мы пришвартовались. Мотор  уже  не  ревел,  а  лениво
побулькивал. Луч прожектора рыскал по поверхности воды на расстоянии ярдов
50 от корабля.
   Черноглазый парень в голубом морском кителе с блестящими пуговицами,  с
лучезарной улыбкой и челюстью гангстера помог девочкам вылезти из такси. Я
был последним. Внимательный  взгляд,  которым  он,  якобы  случайно,  меня
оглядел, сказал мне кое о чем. А то, как он меня похлопал  по  плечу,  где
была пряжка ремня, державшего кобуру, сказало мне почти обо всем.
   - Нет, - беззлобно, но твердо сказал он. - Нет.
   Он дернул квадратным подбородком, глядя на таксиста.  Тот  взобрался  к
нам на палубную площадку и стал за моей спиной.
   - С пистолетом нельзя, парниша. Сожалею  и  всякое  такое,  -  ворковал
голубой китель ровным с хрипотцой голосом.
   - Я могу сдать его в гардероб, это часть моей одежды. Мне нужно увидеть
Брюнетта по одному делу.
   Облачко  удивления  скользнуло  по   лошадиной   физиономии   владельца
блестящих пуговиц.
   - Никогда о таком не слышал, - улыбнулся он. - Ты уже в пути, парень.
   Таксист продел свою руку мне под мышку.
   - Мне нужно увидеть Брюнетта, - настаивал я,  но  мой  голос  прозвучал
слабо и хрупко, как голос дряхлой старушки.
   - Не будем ссориться, - посоветовал черноглазый. - Ведь  мы  не  в  Бэй
Сити, не в Калифорнии и даже не в Соединенных Штатах. Убирайся!
   - Давай назад, в лодку, - угрюмо пробурчал за моей спиной таксист. -  Я
верну двадцать пять центов. Поехали!
   Я сел в лодку. Морской  китель  смотрел  на  меня  со  спокойной  сытой
улыбкой. Она стояла перед моими глазами, пока не  исчезло  лицо,  пока  не
исчезла фигура на фоне причальных огней, пока и они не исчезли в темноте.
   Дорога назад показалась длиннее. С таксистом разговаривать не хотелось,
и он не пытался заговорить со мной.  Когда  я  выбрался  на  пристань,  он
вручил мне 25 центов.
   - Как-нибудь в другой раз, - устало сказал он, - когда  будет  побольше
места, чтобы отделать тебя как следует.
   Полдюжины пассажиров, ждущих  отправки,  уставились  на  меня,  услышав
слова таксиста. Я прошел мимо них через маленький зал ожидания на плаву  к
лестнице, ведущей на сушу.
   Из-за  ограждения,  наперерез  мне,  выскочил  рыжий  детина  в  рваной
тельняшке и промасленных штанах. Щеку пересекала темная полоса непонятного
происхождения.
   Я остановился, но столкновения с рыжеволосой тушей не избежал. А парень
был фунтов на 30 потяжелее меня и дюйма на три выше. Правда, я был в таком
состоянии, что мог двинуть в зубы кому угодно.
   -  В  чем  дело,  приятель?  -  растягивая   слова,   первым   высказал
недовольство  сам  же  нарушитель.  -  На  этой  проклятой   посудине   не
разбогатеешь, верно?
   - Зашил бы рубашку, а то брюхо выпирает.
   - Это мелочи, - простодушие так и перло из него. - А из твоего  костюма
выпирает пистолет.
   - Какого черта ты суешь нос не в свои дела?
   - Господи, да просто так. Из любопытства. Не обижайся, парень.
   - Тогда убирайся с дороги.
   - Конечно. Я здесь просто отдыхаю.
   Усталая улыбка. Голос мечтательный, тон деликатный. Все  это  никак  не
вязалось с обликом рыжего верзилы. Я невольно вспомнил о  другом  человеке
гигантских размеров и с мягким голосом.
   - Ты зря злишься, - грустно сказал великан. - Зови меня просто Ред.
   - Отойди, Ред. И лучшие люди совершают  ошибки,  а  я  и  подавно  могу
сорваться.
   Он задумчиво посмотрел по сторонам. Я оказался зажатым в углу, мы  были
фактически наедине.
   - Сдается мне, ты хочешь на "Монти"? Можно. Если есть веские основания.
   Люди в веселых одеждах и с веселыми лицами прошли мимо  нас  и  сели  в
такси. Я подождал, пока они отойдут.
   - А сколько тянут веские основания?
   - Пятьдесят зелененьких. На десять больше, если  испачкаешь  мою  лодку
кровью.
   Я шагнул в сторону, норовя его обойти.
   - Двадцать пять, - уговаривал  Ред.  -  Пятнадцать,  если  вернешься  с
друзьями, а не со мной.
   - У меня нет друзей, - сказал я и пошел прочь.  Он  не  попытался  меня
остановить.
   У первого пирса расположился сияющий зал, где играли в бинго.  Зал  был
уже основательно набит людьми.  Я  вошел  и  остановился  у  стены  позади
игроков, где стояло много желающих в ожидании своей очереди.
   Я посмотрел, как растут числа на электрическом табло, послушал, как  их
называют игроки за столами, и направился к выходу.
   Что-то голубоватое, пахнущее копотью, материализовалось за моей спиной.
   - Нет денег? Или вообще туговато с  ними?  -  спросили  меня  спокойным
голосом.
   Я остановился. Опять рыжий! У него  были  глаза,  которые  редко  можно
встретить. Большие, фиолетового цвета, с легким пурпурным  отливом.  Глаза
очаровательной девушки. Его кожа была нежна и имела  красноватый  оттенок,
но не от загара. Он был побольше Хемингуэя, но немного моложе его. Он  был
поменьше Лося Мэллоя, но побыстрее его. Лицо же было простым, без слащавых
черт.
   - Чем ты занимаешься? - спросил он. - Частный детектив?
   - Почему я должен тебе докладываться? - огрызнулся я.
   - Я просто подумал, что это так, - сказал он. - Двадцать  пять  слишком
много? У тебя нет подотчетного счета?
   - Нет.
   Он вздохнул.
   - У тебя была дрянная идея,  -  сказал  он.  -  Тебя  там  разорвут  на
кусочки.
   - Я не удивлюсь. А чем ты зарабатываешь на жизнь?
   - Доллар здесь, доллар там. Когда-то я был в полиции.  Они  порвали  со
мной.
   - Зачем мне говорить об этом?
   - Это правда.
   - Должно быть, ты говоришь правду.
   Он как-то загадочно, неопределенно заулыбался, дернув  головой,  словно
хотел сказать: "Ишь, чего захотел".
   Три новых игрока вошли в игру за ближайшим столом. А  худой  человек  в
мятом костюме с носом, как клюв, с впалыми щеками, из тех,  что  закончили
игру, вышел из-за стола и подошел к нам, оперся о стену, не  удостоив  нас
даже взглядом. Ред вежливо наклонился к нему и поинтересовался:
   - Мы можем тебе рассказать что-нибудь интересное, дружище?
   Высокий ухмыльнулся и отошел. Постройка  вздрогнула,  когда  Ред  снова
прислонился к стене.
   - Похоже, он здесь неспроста, - предположил я.
   - Ты думаешь, что это место не подходит для разговора?  Ты  ошибаешься.
Любого шпика я узнаю сразу, а остальная толпа не видит ничего, кроме цифр.
У меня есть лодка, точнее, я могу ее взять на время. Немного подальше есть
еще пирс без освещения, от которого можно отплыть.
   На "Монти" я знаю грузовой люк и могу открыть, пару раз я  брал  оттуда
груз. Под палубой парней немного.
   - У них есть прожекторы и дозоры, - сказал я.
   - Мы проплывем незаметно, будь спокоен, - заверил Ред убежденно.
   Я достал бумажник, вытянул из него две купюры:  в  двадцать  и  в  пять
долларов,  и  сложил  их  в  несколько  раз.  Фиолетово-пурпурные   глаза,
казалось,  не  обращали  никакого  внимания   на   мои   манипуляции.   Но
последовавший вопрос показал, что это не так:
   - Только туда?
   Я кивнул.
   - Мы сошлись на пятнадцати. Лишнее не беру.
   - Цены поднялись.
   Закопченная рука проглотила банкноты. Он не  торопясь,  с  достоинством
покинул игровой зал и исчез в темноте ночи. Человек  с  носом,  как  клюв,
объявился слева от меня и тихо сказал:
   - Я думаю, мне знаком этот парень в морской одежде.  Ваш  друг?  Я  его
где-то раньше видел.
   Я оттолкнулся от стены и, не сказав  ни  слова,  направился  к  дверям.
Вышел и, повернув налево, увидел длинную фигуру, идущую от фонаря к фонарю
впереди меня на расстоянии футов ста-ста двадцати.
   Через пару минут я еще раз свернул  между  двумя  лачугами.  Человек  с
носом-клювом появился внезапно. Он беспокойно шарил глазами  по  земле.  Я
подошел к нему.
   - Добрый вечер! Могу ли я за двадцать пять центов определить ваш вес? -
сказал я и слегка поклонился.
   Человек смотрел на меня безо всякого выражения.
   - Ну, арестовать тебя, сынок? Я здесь нахожусь для поддержания  порядка
и законности.
   - А кто их нарушает? - удивился я.
   - Твой дружок мне знаком, кажется.
   - Конечно. Он же полицейский.
   - Ах, черт, - невозмутимо сказал человек с клювом.  -  Вот  где  я  его
видел. Спокойной ночи!
   Он повернулся и пошел обратно, откуда пришел.  Но  высокой  фигуры-тени
уже не было видно. Однако меня это не обеспокоило.  Ничто  в  рыжем  парне
меня не беспокоило.
   Я, не спеша, легким прогулочным шагом продолжал путь.





   Исчезли фонари, исчез дребезг трамвая, исчез запах пригоревшего жира  и
воздушной кукурузы, исчез детский крик и вопли  зазывал  из  стриптиз-шоу,
исчезло все, кроме запаха океана,  неожиданно  чистой  линии  побережья  и
наката волн на каменный пляж.
   Я шел в полном одиночестве. Звуки буйства жизни  умирали  позади  меня,
яркий бессовестный свет ночных притонов превращался в расплывчатое зарево.
Затем появился темный неосвещенный пирс, устремленный  в  темноту  океана.
Должно быть, где-то здесь.
   Ред стоял у первой сваи.
   - Правильно. Иди дальше, к ступенькам. А мне нужно добраться до лодки и
прогреть мотор, - голос его и здесь звучал ровно, обыденно.
   - Полицейский следовал за мной. Тот парень  из  игорного  дома.  Я  был
вынужден остановиться и поговорить с ним, - проинформировал я Реда.
   -  Олсон.  Присматривает  за  карманниками.  Неплохой  парень,  только,
бывает, изредка сажает  кого-нибудь  наугад,  для  поддержания  в  порядке
журнала регистрации арестов.
   - Поехали скорее,  поднимается  ветер,  -  попросил  я.  -  Мне  бы  не
хотелось, чтобы он сдул с океана туман. Хотя туман не очень  плотный,  но,
кажется, смог бы нам помочь.
   - Он еще продержится столько, сколько нужно, чтобы мы смогли  одурачить
прожектор, - сказал Ред. - Да, у  них  есть  автоматы  на  нижней  палубе.
Ладно, иди дальше по пирсу, я справлюсь сам.
   Он растворился в темноте, а я пошел  по  скользкой  поверхности  пирса.
Сбоку тянулось грязное низкое ограждение.  В  конце  его  стояла  парочка.
Увидев меня, мужчина выругался, и они ушли.
   Десять минут я слушал,  как  вода  разбивается  о  сваи.  Ночная  птица
прошуршала  в  темноте,  чиркнув  неясно  очерченным  крылом   по   смутно
светящемуся небу. Высоко, прячась в звездах, натужно жужжал самолет. Затем
вдали прокашлялся  и  заревел  мотор,  да  так  громко,  словно  полдюжины
двигателей тяжелых грузовиков. Спустя немного,  звук  ослабел  и  внезапно
оборвался.
   Выждав еще некоторое время, я подошел к ступенькам и стал спускаться по
ним с  осторожностью.  Темная  тень  лодки  выскользнула  из  ночи  внизу,
стукнувшись о бетон пирса. Раздался голос:
   - Все готово. Залазь.
   Я залез в лодку и сел рядом с Редом. А потом  не  было  слышно  никаких
звуков, кроме злобного бульканья справа и  слева.  Снова  стали  сливаться
огни Бэй Сити, появляясь и исчезая за враждебными волнами. Снова  кричащие
огни  "Королевской  короны"  скользнули  мимо   нас.   Казалось,   корабль
демонстрирует себя на вращающейся платформе, как модный экспонат. И  снова
левый борт "Монтесито" вырос из тьмы Тихого океана, луч прожектора освещал
пространство вокруг, медленно вращаясь, и напомнил мне луч маяка.
   - Я боюсь, - вдруг сказал я. - Я очень боюсь.
   Ред сбавил газ и  лодка,  казалось,  заскользила  бесшумно,  беззаботно
покачиваясь на волнах. Он недоумевающе посмотрел на меня.
   - Я боюсь  смерти  и  отчаяния,  -  сказал  я.  -  Темной  воды  и  лиц
утопленников, черепов с  пустыми  глазницами.  Я  боюсь  смерти,  я  боюсь
пустоты, я боюсь, что не встречу человека по имени Брюнетт.
   - Ты хорошо себя накачал, - хихикнул Ред. - Брюнетт может быть в  любом
месте. На одном из этих кораблей, в своем клубе, в  тапочках  у  домашнего
очага. Это все, что тебе нужно?
   - Мне нужен огромный парень по имени Мэллой, грубиян,  который  недавно
вышел из тюрьмы штата Орегон  после  восьмилетней  отсидки  за  ограбление
банка. Он прятался в Бэй Сити, - и я рассказал Реду  гораздо  больше,  чем
намеревался, Должно быть, из-за его глаз.
   Он обдумал все это и, как  бы  нехотя,  заговорил,  выпуская  с  каждым
словом пар во влажный прохладный воздух.  Может  быть,  поэтому  его  речь
показалась мне умнее, чем она была, а, может быть, и не поэтому.
   - Кое-что действительно имеет смысл, - излагал Ред. - Кое-что нет.  Кое
о чем я бы не хотел знать, а кое о чем  хотел  бы.  Если  этот  Зондерборг
содержал убежище,  продавал  сигареты  с  марихуаной,  посылал  парней  на
ограбление богатых дам, то кажется разумным то, что у него была  "рука"  в
городском управлении. Однако это совсем не значит, что каждый  полицейский
знал об этом, да и не все  его  люди  в  городском  управлении,  вероятно,
знали. Возможно, Блейн знал, а Хемингуэй, как ты его назвал, - нет.  Блейн
- подлец, второй же просто крутой  полицейский,  ни  плох,  ни  хорош,  ни
куплен, ни честен, немного туповат, как я, чтобы  считать,  что  работа  в
полиции - самый разумный способ заработать на жизнь. А этот психиатр  тоже
никак не вписывается. Он купил себе защищенную зону на лучшем рынке, в Бэй
Сити, и он ее использовал по необходимости. Вы никогда не узнаете,  что  у
такого парня на уме и на совести  и  чего  он  боится.  Он  мог  бы  очень
испугаться и в ослеплении попытаться обезвредить посетителя, тем более что
он привык дурить богатых дам, а обмануть их проще, чем бумажную  куклу.  А
насчет твоего пребывания у Зондерборга, мне кажется, что  Блейн  опасался,
что доктор узнает, кто ты, и, возможно, они рассказали Зондерборгу  именно
ту историю,  из  которой  следовало,  что  подобрали  тебя  с  помутненным
рассудком. Зондерборг не знал, что с тобой делать: то ли отпустить, то  ли
постоянно держать под наркотиками.  Мне  кажется,  все  было  так.  Блейн,
вероятно, знал и про Мэллоя. Я бы не упустил эту нить.
   Я  слушал  и  наблюдал  за  лучом  прожектора  и  за  приплывающими   и
уплывающими такси.
   - Я не знаю, о чем думали те парни, не знаю, тупы они или подкуплены, -
сказал Ред, - но беда полицейских в том, что они думают, будто полицейская
форма дает им что-то, чего у них до этого не было.  Может  быть,  когда-то
действительно  давала,  но  не  сейчас.  Над  ними  стоит  слишком   много
сообразительных умов. Представь, мы приходим к Брюнетту. Он  не  управляет
городом. Но его не должны трогать. Он вложил большие деньги в выборы мэра,
чтобы его не беспокоили с его водными такси  и  так  далее.  Если  бы  ему
понадобились какие-то частности, власти ему их предоставили бы.  Например,
один из его дружков, адвокат,  совершил  наезд  в  пьяном  состоянии,  так
Брюнетт добился того, чтобы того наказали как за езду  в  нетрезвом  виде.
Были изменены материалы следствия, а это ведь тоже преступление. Ну да Бог
с ним. Это так, для общего представления. Его занятие - азартные игры,  но
все подпольные дела сейчас тесно связаны. Он может  торговать  марихуаной,
сдирать проценты с людей,  которых  устроил  на  работу.  Он  может  знать
Зондерборга, а может и не знать.  Но  ювелирный  налет?  Восемь  тысяч  за
редкое колье? Нет, он выпадает. Представь, что натворили парни  за  восемь
тысяч. Смешно подумать, что Брюнетт имел что-то общее с ними.
   - Да, - сказал я. - Они, вспомни-ка, человека убили.
   - Не он убил, и не  по  его  поручению.  Если  бы  это  было  дело  рук
Брюнетта, тело не нашли бы. Ведь мало ли что зашито в одежду парня?  Зачем
рисковать? Я делаю немало дел для тебя за двадцать пять долларов, а?
   - Вообще, смог бы Брюнетт убить?
   Ред немного подумал.
   - Мог и, вероятно, убил. Но он  не  крутой  парень.  Он  из  подпольных
бизнесменов нового типа. Мы думаем о них по-старинке, как когда-то  думали
об  медвежатниках  или   об   исколотых   подонках-наркоманах.   Крикливые
полицейские комиссары вопят по радио, что все главари подпольного  бизнеса
трусливые крысы, что они могут запросто убивать детей и  женщин,  а  потом
ползать в ногах и умолять  о  пощаде  при  виде  полицейской  формы.  Этим
комиссарам следовало бы знать жизнь  получше,  а  не  пытаться  навязывать
людям чепуху. Есть трусливые гангстеры и есть трусливые полицейские - но и
тех и других чертовски мало. А  что  касается  людей  оттуда,  с  верхушки
общества, например, как и сам Брюнетт, то они не  пробираются  туда  через
убийства. Они достигают всего упорством и головой. И  у  них  нет  стадной
храбрости, как у полицейских. Прежде всего, они - бизнесмены.  Что  бы  ни
делали - все ради денег. В  этом  они  одинаковы  во  всем  мире.  Иногда,
представь, у парня дела плохи. О'кей. Убрать. Но они  очень  задумываются,
прежде чем сделать это. Какого черта я читаю тебе лекцию?
   - Человек, как Брюнетт, не стал бы прятать Мэллоя, - сказал я, -  после
того, как тот убил двух человек.
   - Нет. Не стал бы, если нет более глубоких  причин,  кроме  денег.  Ну,
как, хочешь вернуться?
   - Нет.
   Ред положил руки на штурвал. Лодка стала понемногу набирать скорость.
   - Не подумай, что мне нравятся эти  ублюдки,  -  сказал  Ред.  -  Я  их
смертельно ненавижу.





   Рассеиваясь в тумане, луч  вращающегося  прожектора  едва  доставал  до
поверхности воды. Возможно, его включили  для  показухи,  пользы  от  него
такой ночью ни на цент. Если же кто-нибудь захотел бы  захватить  один  из
этих игорных кораблей, то ему пришлось бы делать дело  большими  силами  и
часа в четыре утра, когда компания заядлых любителей поиграть  значительно
уменьшалась, и продолжать  испытывать  судьбу  оставалось  лишь  несколько
самых заядлых игроков. Однако экипаж, валившийся с ног от усталости,  даже
в четыре утра создал бы смертельные сложности для желающих сделать  деньги
таким образом. Однажды уже пытались.
   Лодка-такси остановилась у причальной площадки, разгрузилась и ушла  по
направлению к берегу. Ред вел свою моторку у самой  границы,  очерчиваемой
лучом света. Если бы на корабле подняли луч прожектора  хотя  бы  на  пару
футов, просто ради развлечения... Но там  не  сделали  этого.  Луч  лениво
прошел мимо, мы быстро пересекли линию и боком приблизились  к  скользкому
корпусу корабля, Двустворчатые  железные  двери  неясно  вырисовывались  в
темноте высоко над нами, и, казалось, что  до  них  невозможно  добраться.
Наша лодка царапнула древний борт "Монтесито". Волна  шлепалась  о  корпус
лодки, немного ее покачивая. Большая  тень  Реда  выросла  возле  меня,  и
свернутая в кольцо веревка скользнула вверх, зацепилась за что-то, хлопнув
при этом, а конец упал в воду.
   Рыжий выловил его багром, как следует натянул и  привязал  к  какому-то
штырю на капоте двигателя. Туман был достаточно густым, чтобы все казалось
нереальным, Влажный воздух был  так  же  холоден,  как  пепел  любви.  Ред
наклонился, и его дыхание защекотало мне ухо:
   - Надо подержать лодку. Я полезу по обшивке, а ты за мной.
   - Я не могу ждать, - сказал я, дрожа.
   Он положил мои руки  на  штурвал,  повернув  его  в  нужное  положение,
установил обороты двигателя и приказал так держать лодку.
   По обшивке шла  металлическая  лестница,  повторяя  изгиб  корабля.  Ее
ступеньки казались очень  скользкими.  Наверху  лестница  заканчивалась  у
административного строения.
   Ред вытер ладони о штаны. Мне подумалось, что он не вытер, а еще больше
измазал руки мазутом. Затем он дотянулся до первой  перекладины  лестницы,
подтянулся на руках  и  уперся  резиновой  подошвой  ботинок  в  скользкую
ступеньку. Луч прожектора шарил теперь далеко от нас.  Свет  отражался  от
воды и, казалось,  заставлял  ярко  светиться  мое  лицо,  но  это  только
казалось.  Над  головой  раздался  скрип  очень  тяжелых  петель.  Выбился
бледный, желтоватый пучок света и,  как  призрак,  растворился  в  тумане.
Показались очертания одной половины  грузового  люка.  Он  не  был  закрыт
изнутри на засов. Интересно, почему? Раздался шепот. Слов не разобрать, но
смысл понятен. Я оставил штурвал и на  шершавом  борту  нащупал  скользкую
лестницу. О, это было самое тяжелое путешествие в моей жизни. Я очутился в
хранилище, заваленном упакованными  ящиками,  бочками,  бухтами  каната  и
ржавыми цепями. Я тяжело, хрипло и часто дышал. Крысы попискивали в темных
углах. Желтый свет попадал сюда через узкую щель в дальней стене.
   Ред снова стал шептать мне на ухо:
   - Отсюда мы прямиком направимся в котельное  отделение.  У  них  машина
всегда под парами, потому что на этой посудине нет  дизелей.  Там,  внизу,
будет, наверное,  всего  один  парень,  дежурный.  Оттуда  я  покажу  тебе
вентиляционное отверстие без  решетки.  Вентиляционная  труба  выходит  на
служебную палубу. На нее всем посетителям  запрещено  подниматься.  Дальше
все зависит от тебя.
   - Должно быть, у тебя есть родственник на этом корабле? - спросил я.
   - Случались вещи и повеселее. Ты скоро вернешься?
   - Возможно, мне придется плюхнуться  в  воду  со  служебной  палубы,  -
сказал я и достал бумажник. - Я думаю, это стоит еще небольшую сумму. Тебе
хватит, чтобы позаботиться о моем теле, как о своем.
   - Ты мне больше ничего не должен, дружище.
   - Я покупаю билет на обратный рейс, даже если  я  им  не  воспользуюсь.
Бери деньги, пока я не разревелся и не намочил твою рубашку.
   - Там, наверху, тебе нужна помощь?
   - Единственное, что мне понадобится, так это красноречие.
   - Убери деньги, - сказал Ред. - Ты мне  уже  все  оплатил.  Похоже,  ты
боишься, - он взял мою руку. Его рука  была  сильная,  твердая,  теплая  и
немного липкая. - Я не знаю, чего ты боишься, - прошептал он.
   - Я это преодолею, так или иначе, - пообещал я.
   И пошел за ним мимо бочек. Переступив  через  металлический  порог,  мы
оказались в длинном тусклом коридоре с корабельным запахом. Коридор  вывел
нас на стальную платформу-решетку, измазанную как мазутом. Дальше пришлось
спускаться по металлической лестнице, на которой было  трудно  удержаться.
Мерное шипение топок наполнило воздух и заглушало  все  другие  звуки.  Мы
повернули и пошли на шипенье сквозь груды железа.
   Выглянув из-за  угла,  мы  увидели  маленького  итальяшку  в  пурпурной
шелковой рубашке. Он сидел в  плетеном  кресле  под  висящей  без  абажура
лампой и читает газету при помощи черного указательного пальца и  очков  в
стальной оправе, принадлежавших когда-то его дедушке.
   Ред бесшумно вырос у него за спиной и вежливо сказал:
   - Привет, Коротышка. Как поживают остальные парни?
   Итальянец открыл рот и  бросил  руку  за  пазуху.  Ред  въехал  ему  по
челюсти, бережно положил его на пол и начал разрывать пурпурную рубашку на
полоски.
   - Жаль, это расстроит парня больше, чем удар в  челюсть,  -  сокрушенно
предположил Ред.
   Он связал итальянца, воткнул ему в рот кляп и очень аккуратно положил в
безопасное место его очки. Мы  подошли  к  вентиляционному  отверстию,  на
котором не было решетки. Я заглянул в него и  ничего,  кроме  черноты,  не
увидел.
   - До свидания, - сказал я.
   - Может быть, тебе надо немного помочь?
   Я встряхнулся, как мокрая собака.
   - Либо я сделаю это дело в одиночку, либо я его вообще не сделаю. Пока.
   - Сколько ты там пробудешь? - голос Реда звучал обеспокоенно.
   - Час или немного поменьше.
   Он смотрел на меня, покусывая губу, затем кивнул.
   - Иногда бывает нужно так поступать, - философски  изрек  он.  -  Будет
время, загляни в игорный зал. Да, грузовой люк открыт. Может,  пригодится.
Не забудь воспользоваться им.
   И он быстро ушел.





   Холодный воздух мощным потоком лился вниз по  трубе.  Долгим  был  путь
наверх. Минуты через три, которые  показались  мне  часом,  не  меньше,  я
высунул голову  из  отверстия  и  огляделся  по  сторонам.  Совсем  близко
виднелись шлюпки, накрытые брезентом. Тихие голоса  бормотали  в  темноте.
Медленно двигался луч прожектора. Он начинался откуда-то сверху, возможно,
с платформы, укрепленной на верхушке одной  из  мачт.  Там  наверняка  был
парень с автоматом.
   Холодная работа, холодный комфорт, согревает  лишь  мысль,  что  кто-то
любезно оставил открытым грузовой люк.
   Далекая музыка бубнила, как фальшивые басы  дешевого  приемника.  Через
туман пробивался свет нескольких звезд, смотрящих на неуемную землю.
   Я выбрался из вентиляционной трубы, достал пистолет из кобуры и спрятал
его во внутренний карман, поближе к сердцу. Сделал три шага,  прислушался.
Бормотание прекратилось, но, видимо, не  из-за  меня.  Таинственные  силы,
собрав свет из ночи и из тумана в  одной  точке,  помогли  мне  разглядеть
блестящую  поверхность  пулемета,  установленного  на  высокой  треноге  и
нависавшего длинным стволом над ограждением. Возле него неподвижно  стояли
два человека. Они снова стали тихо разговаривать друг с другом. Со стороны
их разговор казался бессмысленным бормотанием. Очевидно, я  слишком  долго
прислушивался к ним. За моей спиной кто-то проговорил:
   - Сожалею, но гостям нельзя находиться на служебной палубе.
   Я повернулся и посмотрел на руки этого парня. Они были пусты.
   Тогда я зашел на другую сторону шлюпки. Парень бесшумно  последовал  за
мной.
   - По-моему, я заблудился, - сказал я.
   - Наверное, так оно и есть, - у него был юношеский  голос.  -  Но  ведь
здесь дверь у сходного трапа,  а  на  ней  автоматический  замок,  хороший
замок. Раньше здесь был  открытый  проход  и  натянута  цепь,  табличка  с
надписью, что проходить  нельзя.  Но  некоторые  весельчаки  перепрыгивали
через цепь.
   Он долго говорил, то ли усыпляя бдительность, то ли ждал чего-то.
   - Кто-то, наверное, оставил дверь открытой,  -  сказал  я.  Парень  был
пониже меня ростом.
   - Если кто-то оставил дверь открытой, то боссу  это  не  понравится,  а
если нет, то нам бы хотелось знать, как вы забрались сюда.  Я  уверен,  вы
это знаете. Вы были с компанией?
   - С очаровательной компанией.
   - Вам бы следовало с ней оставаться.
   - Вы знаете, как это бывает -  отвернешься,  а  какой-то  приятель  уже
покупает ей выпивку.
   Парень понимающе захихикал и сделал едва заметное движение  подбородком
сверху вниз.
   Я успел нагнуться и отскочить в сторону.  В  воздухе  послышался  свист
дубинки. Я уже привык к тому, что любая дубинка в этих краях автоматически
опускалась на мою голову. Рядом кто-то смачно  выругался.  Краем  глаза  я
заметил долговязого человека с дубинкой в руке. Я  не  заметил,  когда  он
вынырнул из-за шлюпки. Делать нечего. Я тихим и злым голосом приказал:
   - Идите вперед и не трусьте!
   И громко щелкнул предохранителем.
   Долговязый стоял как вкопанный, дубинка свисала с его запястья. Тот же,
с которым я разговаривал, не спеша обдумывал создавшееся положение.
   - Для вас это ничего не значит, - вдруг серьезно сказал он.  -  Вам  не
выбраться отсюда.
   - Я подумал об этом. А еще подумал, что вас это не касается.
   - Что вам нужно?
   - У меня есть пистолет, - сказал я. - Но он вовсе не обязательно должен
выстрелить. Мне надо поговорить с Брюнеттом.
   - Он уехал по делам в Сан-Диего.
   - Тогда я поговорю с его заместителем.
   - Хорошо, - приятным голосом сказал тот, что пониже и  помоложе.  -  Мы
спустимся вниз, а вы спрячете пушку перед входом.
   - Я спрячу пушку, когда пройду через дверь.
   Он засмеялся.
   - Отправляйся на пост, Слим! Я сам разберусь. Ну, что  ж,  следуйте  за
мной.
   Он пошел впереди меня, а длинный тип растворился в темноте.
   Мы прошли через палубу и спустились по скользкой лестнице.  Внизу  была
толстая дверь. Мой сопровождающий открыл ее и осмотрел  замок.  Улыбнулся,
кивнул, придержал для меня дверь, и я  шагнул  внутрь,  пряча  пистолет  в
карман.
   Дверь за спиной закрылась, лязгнув замком.
   - До сих пор вроде спокойный был вечер, - проговорил парень.
   Перед нами за позолоченной аркой оказалась обычная игровая  комната.  В
дальнем углу стояла короткая стеклянная  стойка  и  несколько  стульев.  В
центре лестница уходила вниз. Я слышал звук вращающихся рулеток. В комнате
было не больше полусотни людей.
   Двое в смокингах, не спеша, никуда не глядя, направились к  нам.  Этого
следовало  ожидать.  Подойдя  к  арке,  оба  сунули  руки  в  карманы,  за
сигаретами, конечно. Мой сопровождающий поджидал этих господ.
   - Ну что ж, с этого момента мы должны вести себя более организованно, -
сказал невысокий человек в смокинге. - Вы не возражаете?
   - Вы - Брюнетт? - внезапно спросил я. Он неопределенно пожал плечами.
   - Конечно.
   - Вы не выглядите круто, - сказал я.
   - Надеюсь, нет.
   Два человека в смокингах вежливо зажали меня между собой.
   - Здесь, - сказал Брюнетт, - мы сможем спокойно поговорить.
   Он открыл дверь.
   Комната была похожа и непохожа на каюту. Две  медные  лампы  свисали  в
шарнирных подвесах над темным столом из пластика. В  углу  стояла  большая
комбинированная установка: приемник  с  проигрывателем  и  большая  стопка
пластинок. Красный ковер покрывал пол, и на нем  стоял  диван  из  красной
кожи, столик с сигаретами и графином, несколько стульев.
   - Садитесь, - сказал Брюнетт и зашел  за  стол.  На  столе  было  много
деловых бумаг с колонками цифр, отпечатанных на бухгалтерской машинке.  Он
сел в кресло с высокой спинкой и осмотрел меня. Затем взял со стола ручку,
почесал ею мочку уха. У него была кошачья улыбка, но мне нравятся кошки.
   Он был ни молод, ни стар, ни толстый, ни худой. Много времени он провел
возле океана. Это  отразилось  на  нем:  здоровое,  крепкое  телосложение.
Волосы каштанового цвета лежали естественными волнами. Умное лицо выражало
еле уловимую угрозу, исходящую из желтоватых глаз.  Руки  хорошо  ухожены,
без перстней. Смокинг темно-синего цвета, почти черного, жемчужная заколка
в галстуке. Заколка показалась мне великоватой, но, возможно, от зависти.
   Он довольно долго смотрел на меня и, наконец, сказал:
   - У него пистолет.
   Один из парней уперся мне в спину чем-то похожим на удочку. Рука быстро
обыскала меня, вытащила пистолет и поискала другое оружие.
   - Что-нибудь еще? - услышал я.
   - Не сейчас, - покачал головой Брюнетт,  Один  из  парней  положил  мой
пистолет на стол. Брюнетт положил ручку, взял нож для разрезания конвертов
и стал им подталкивать пистолет, наблюдая, как тот скользит по столу.
   - Надо ли мне объяснять, чего я хочу сейчас?  -  спокойно  спросил  он,
глядя мне через плечо.
   Один из охранников вышел, а  другого  не  было  ни  слышно,  ни  видно.
Воцарилась тишина,  нарушаемая  глухими  голосами  из  игровой  комнаты  и
далекой музыкой.
   - Хотите выпить?
   - Спасибо.
   Оставшийся охранник приготовил пару коктейлей у маленького бара. Он  не
пытался прятать стаканы, когда смешивал напитки.
   - Закурите?
   - Спасибо.
   - Египетские подойдут?
   - Конечно.
   Мы закурили, выпили. По вкусу - хорошее шотландское виски. Охранник  не
пил.
   - Я хотел бы...
   - Простите, но это неважно, не так ли?
   Мягкая кошачья улыбка и лениво полуприкрытые веки. Дверь открылась, и в
комнату вошел охранник, который забрал у меня пистолет, а с ним  парень  в
морском кителе, с улыбкой гангстера. Я узнал его. Он взглянул на  меня,  и
лицо его побледнело до цвета мела.
   - Этот не проходил мимо меня, - быстро проговорил он.
   - У него был пистолет, - сказал Брюнетт, указывая на стол ножом. -  Это
его пистолет. Он даже, можно сказать,  навел  его  на  меня  на  служебной
палубе.
   - Я его не пропускал, босс, - еще быстрее проговорил морской китель.
   Брюнетт поднял глаза и улыбнулся мне.
   - Ну?
   - Увольте его, - сказал я.
   - Таксист может это доказать, - рычал китель.
   - Вы уходили со своего поста в полшестого?
   - Ни на минуту, босс.
   - Это не ответ. За минуту может пасть империя.
   - Ни на секунду, босс.
   - Но его можно легко провести, - сказал я и засмеялся.  Морской  китель
сделал выпад в мою сторону, и его кулак со свистом мелькнул в воздухе, как
хлыст. И почти достал до моего виска. Но следом  раздался  глухой  боковой
удар в его челюсть. Парень пошатнулся, безуспешно  пытаясь  схватиться  за
стол, и повалился на спину. Было интересно  для  разнообразия  посмотреть,
как оглушают кого-то другого, но не тебя.
   Брюнетт продолжал улыбаться мне.
   - Я думаю, вы не будете к  нему  несправедливы,  -  сказал  Брюнетт.  -
Остается выяснить насчет двери.
   - Случайно оказалась открытой.
   - А еще что-нибудь вы могли бы выдумать?
   - Не в таком многочисленном обществе.
   - Я поговорю с вами один на один, - сказал  Брюнетт,  не  глядя  ни  на
кого, кроме меня.
   Один из охранников поднял оглушенного с пола и потащил  его  к  выходу,
второй держал открытой дверь. Они вышли, и дверь закрылась.
   - Хорошо, - сказал Брюнетт. - Кто вы и что вам нужно?
   - Я - частный детектив. И я хочу поговорить с человеком по  имени  Лось
Мэллой.
   - Покажите ваши документы.
   Я показал ему. Он вернул мне бумажник, продолжая улыбаться  театральной
улыбкой.
   - Я расследую убийство, -  сказал  я.  -  Убийство  человека  по  имени
Мэрриот в каньоне неподалеку от вашего клуба Бельведер. В прошлый  четверг
вечером. Убийство оказалось связанным с другим убийством:  Мэллой,  бывший
заключенный и крутой со всех сторон парень, убил женщину.
   Услышанное не удивило Брюнетта.
   - Я вас пока не спрашиваю, какое отношение это имеет ко  мне.  Полагаю,
вы дойдете до этого. Скажите, как вы пробрались на этот корабль?
   - Я сказал вам.
   - Это неправда, - спокойно сказал он. - Это неправда,  Марлоу.  Вы  это
знаете. Парень с причальной площади не врет. Я тщательно подбираю людей.
   - Вы владеете частью Бэй Сити, - не менее спокойно сказал  я.  -  Я  не
знаю, насколько большой частью,  но  достаточной  для  ваших  нужд.  Некто
Зондерборг содержал убежище для преступников в Бэй Сити, он также торговал
наркотиками. Для всего этого ему нужны были связи. Не думаю, что  он  смог
бы что-нибудь сделать без вас. Мэллой скрывался у него.  Мэллой  ушел.  Он
почти семь футов ростом и его нелегко  спрятать.  Я  предполагаю,  что  он
премило устроился на одном из ваших кораблей.
   - Вы рассуждаете примитивно, - сказал Брюнетт. - Предположим, я захотел
его спрятать, зачем же мне идти на риск и держать его здесь? - он  потянул
немного из стакана. -  Кроме  того,  у  меня  другой  бизнес.  К  примеру,
достаточно трудно удержать в хорошем состоянии  линию  морских  такси  без
всяких проблем. У  меня  -  в  порядке.  В  мире  полно  мест,  где  может
спрятаться негодяй, если у него есть деньги.  Вы  бы  не  могли  придумать
что-нибудь получше?
   - Смог бы, да не вижу в этом смысла.
   - Но я ничем не могу вам помочь. Итак, как вы оказались на корабле?
   - Я не стану говорить.
   - Боюсь, я вынужден буду заставить вас сказать,  Марлоу.  Я  смогу  это
сделать.
   - Если я расскажу вам, вы передадите пару слов Мэллою?
   - Каких слов?
   Я взял свой бумажник со стола, достал из него визитку и перевернул  ее.
Отложив бумажник, взял ручку. Написал пять слов на обороте  и  толкнул  ее
через стол. Брюнетт взял ее и прочитал написанное.
   - Для меня это ничего не значит, - сказал он.
   - Для Мэллоя это будет что-то значить.
   Брюнетт откинулся на спинку кресла и удивленно уставился на меня.
   - Я вас не понимаю. Вы рискуете, приходите сюда и лишь для того,  чтобы
я вручил вашу визитку какому-то незнакомому мне головорезу. Это, простите,
чепуха!
   - Да, в том случае, если вы не знаете Лося Мэллоя.
   - Почему вы не оставили пистолет на берегу и не приплыли  сюда  обычным
способом?
   - Сначала я забыл о пистолете. А потом понял, что  парнишка  в  морском
кителе все равно не пропустит меня. Потом я случайно столкнулся с  парнем,
который знает иной путь.
   Его желтые глаза засветились. Он улыбнулся, но ничего не сказал.
   - Парень вовсе не мошенник, он просто держит ухо  востро.  У  вас  есть
грузовой люк, незапертый изнутри и вентиляционное отверстие  без  решетки.
Достаточно отрубить одного человека, чтобы добраться до служебной  палубы.
Вам бы получше просмотреть список своего экипажа, Брюнетт.
   Он медленно пошевелил губами и снова посмотрел на карточку.
   - Никакого Мэллоя на борту нет, - сказал он.  -  Но  если  вы  говорите
правду, то я ее покупаю.
   - А вы сами посмотрите. Проверьте.
   - О'кей. Если я найду возможность, я передам  эту  записку  Мэллою.  Не
знаю почему, но я ввязываюсь в ваши дела.
   - И все-таки посмотрите грузовой люк.
   Он несколько секунд посидел,  не  шевелясь,  затем,  наклонясь  вперед,
толкнул мне пистолет.
   - Что я в жизни делаю? - Брюнетт стал говорить задумчиво, как будто  он
был один. - Я управляю городами, выбираю мэров,  покупаю  полицию,  торгую
наркотиками, прячу преступников. Как много у меня времени, - он засмеялся.
- Как много.
   Я взял пистолет и положил его в кобуру. Брюнетт встал.
   - Я верю вам, но я ничего не обещаю, - сказал он, глядя  пристально  на
меня.
   - Конечно.
   - Вы рисковали, чтобы услышать так мало?
   - Да.
   Он сделал замысловатый жест и протянул руку через стол. Я пожал ее. Она
была маленькой, жесткой и немного горячей.
   - И все же, вы бы не рассказали мне, как вам  удалось  узнать  об  этом
люке?
   - Я не могу. Но этот парень не подлец. Он не навредит вам.
   - Я бы, конечно, смог заставить  вас  сказать.  Но  нет,  -  он  качнул
головой. - Я уже поверил вам,  поверю  еще  раз.  Посидите  здесь.  Хотите
спиртного - пейте.
   Он нажал кнопку звонка. Дверь открылась, вошел один из охранников.
   -  Останься  здесь.  Сделай  гостю  выпить,  если  он  захочет.  И  без
грубостей.
   Телохранитель сел возле меня, безмятежно развалясь  в  кресле.  Брюнетт
быстро вышел из кабинета. Я закурил и допил коктейль. Охранник не то чтобы
охотно, но довольно оперативно сделал мне еще один стаканчик. Я выпил  его
и снова закурил, Вошел Брюнетт, помыл руки под краном в  углу  кабинета  и
снова сел за стол. Кивнул телохранителю, тот тихо вышел.
   Желтоватые глаза вновь изучали меня.
   - Вы выиграли, Марлоу. У меня экипаж - 164 человека. Вы можете уехать в
такси. Никто вас не побеспокоит. Что касается вашего послания, то  у  меня
есть кое-какие связи.  Я  их  использую.  Спокойной  ночи.  Возможно,  мне
следовало бы поблагодарить вас за представление.
   - Спокойной ночи, - сказал я и вышел.
   У корабельного причала дежурил другой человек, и до берега  я  добрался
на другом такси.
   Я зашел в игорный зал у пирса и прислонился  к  стене  позади  игроков.
Через пару минут возле меня прислонился к стене Ред.
   - Все в порядке? - я еле расслышал его вопрос на фоне  громких  голосов
крупье, резко выкрикивающих цифры.
   - Спасибо тебе. Он купил. О, он крупно заволновался.
   Рыжий огляделся по сторонам и приблизился к моему уху:
   - Нашел того парня?
   - Нет. Но я надеюсь, что Брюнетт найдет его и передаст мое послание.
   Ред повернул голову и стал смотреть на столы. Он  зевнул  и  отошел  от
смены. Снова здесь был человек с носом-клювом. Ред шагнул к нему и сказал:
   - Привет, Олсон!
   И чуть не сбил его с ног, пройдя мимо.
   Олсон посмотрел ему вслед с кислой миной, поправил шляпу и  сплюнул  на
пол.
   Как только Ред вышел, я тоже  покинул  это  заведение  и  направился  к
стоянке, где оставил свою машину.
   Приехав в Голливуд, я остановился возле  своего  дома.  Долго  сидел  в
машине, пережидая неожиданный весенний дождь, курил, итожил  сделанное  за
день. В квартире походил босиком, ощущая подошвами холодок пола. Пальцы на
ногах слегка онемели.
   Я сел на кровать и опять стал вспоминать пережитое, пытаясь разобраться
в связях, невидимых пока, между Брюнеттом,  Амтором,  Мэрриотом,  Мэллоем,
стыкуя известное мне во времени.  Нет,  еще  ничего  не  сделано.  Мэллоя,
возможно, придется искать долго, часы, если не дни. А может  статься,  что
его найдут полицейские.





   Было около десяти часов вечера, когда я назвал номер телефона  Грэйл  в
Бэй Сити. Я, правда, подумал, что слишком поздно,  чтобы  еще  застать  ее
дома, но я ошибся. Я пробился через горничную  и  дворецкого  и,  наконец,
услышал беззаботный голос.
   - Я обещал  позвонить  вам,  -  сказал  я  извиняющимся  тоном.  -  Уже
поздновато, но у меня было много дел.
   - Что, снова неявка на свидание? - ее голос похолодел.
   - Совсем нет. Вы еще не отпустили шофера?
   - Он работает столько, сколько мне нужно.
   - В таком случае, как насчет того, чтобы также заехать за мной? Я влезу
в вечерний костюм.
   - Очень мило с вашей стороны, - она растягивала слова. - Стоит  ли  мне
вас беспокоить? - Амтор действительно прекрасно поработал  с  ее  центрами
речи, если только с ними было не все в порядке.
   - Я покажу вам свою гравюру.
   - Всего одну?
   - У меня всего лишь холостяцкая квартира.
   - Не надо так изощряться, - сказала она, сменив тон на более теплый.  -
У вас отличное телосложение,  мистер.  И  не  позволяйте  никому  говорить
обратное. Назовите ваш адрес.
   Я назвал.
   - Дверь в вестибюль обычно запирается, - предупредил я. - Но я  спущусь
и открою задвижку.
   - Отлично, - она повесила трубку, оставив меня наедине с чувством,  как
будто я поговорил с чем-то нематериальным.
   Я спустился в вестибюль,  отодвинул  засов,  затем  принял  душ,  надел
пижаму и лег на кровать. Я бы мог  спать  неделю.  Но  пришлось  с  трудом
вытянуть себя из постели. Еле доплелся до кухни, достал стаканы и  бутылку
шотландского виски, которую я приберегал для совращения высшего  света.  И
снова лег в постель.
   - Молись, - громко сказал  я.  -  Тебе  больше  нечего  делать,  только
молись.
   Я закрыл глаза. Мне показалось, что я в лодке,  что  воздух  в  комнате
шуршит, как ветер в океане. Даже почувствовал  кислый  запах  корабельного
трюма, запах мазута и увидел  итальяшку  в  пурпурной  рубашке,  читающего
газету в дедовских очках. Я взбирался все выше и  выше  по  вентиляционной
трубе. Я взобрался на Гималаи и шагнул на  палубу.  Кругом  были  парни  с
пулеметами. Я говорил с невысоким и очень вежливым человеком, который  был
подпольным бизнесменом,  а  то  и  хуже.  Я  подумал  о  рыжем  гиганте  с
фиолетовыми глазами, который был, наверное, лучшим человеком, с которым  я
когда-либо встречался.
   Я перестал думать. Свет мелькал перед закрытыми веками. Я  потерялся  в
пространстве. Я - дубинка  с  позолоченными  концами.  Я  -  стодолларовая
упаковка динамита, вспыхивающая, как ростовщик при виде дешевых часов. Я -
розовоголовый жук на столе у Рандэлла.
   Я заснул.
   Я медленно, без желания проснулся, и мои глаза  увидели  отраженный  от
потолка свет лампы. Кто-то осторожно двигался по комнате.
   Движения были крадущимися, тяжелыми  и  тихими.  Я  прислушался.  Затем
повернул голову и увидел Лося Мэллоя. Пистолет  в  его  руке  имел  темный
маслянистый деловой блеск Шляпа была на затылке, Мэллой принюхивался,  как
охотничья собака.
   Он увидел, что я открыл глаза, бесшумно  подошел  ко  мне  и  стал  над
кроватью.
   - Я получил вашу записку, - сказал он.  -  Если  это  засада,  то  пару
человек отсюда вынесут, это точно.
   Я повернулся на кровати, и он быстро прощупал все  под  подушками.  Его
лицо по-прежнему было бледным и казалось небритым, его глубоко  посаженные
глаза имели по-прежнему мягкое выражение. Сейчас на нем был плащ,  который
очень ему шел, если бы не порванные швы на плечах. Возможно, это был  плащ
самого большого размера, но Мэллою нужен был еще больше.
   - Я надеялся, что вы зайдете, - сказал я. - Полиция об этом  ничего  не
знает. Я хотел видеть вас.
   - Продолжайте.
   Он подошел к столу, положил на него пистолет,  стянул  с  себя  плащ  и
уселся в мое лучшее кресло.  Оно  скрипнуло,  но  выдержало.  Он  медленно
облокотился о спинку и придвинул  пистолет  поближе,  вытянул  из  кармана
пачку сигарет, выбил одну и взял ее  губами,  не  притрагиваясь  пальцами.
Спичку он зажег о ноготь. Острый запах дыма наполнил комнату.
   - Вы не больны? - спросил он.
   - Нет. Просто отдыхаю. Денек был трудноват.
   - Дверь была не заперта. Ждете кого-то?
   - Даму.
   Он задумчиво посмотрел на меня.
   - Возможно, она и не придет, - сказал я. - А если придет, я  постараюсь
ее вежливо выпроводить.
   - Что за дама?
   - О, просто дама. Если она придет, я постараюсь от нее избавиться.  Мне
интересней поговорить с вами.
   На его лице появилась едва уловимая улыбка. Он неловко  затянулся,  как
будто ему не хватало на сигарете места для пальцев.
   - Почему вы подумали, что я был на "Монти"? - спросил он.
   - Предположил полицейский из  Бэй  Сити.  Это  долгая  история,  полная
догадок.
   Он слегка покачал головой.
   - Вы убили женщину, - сказал я. - Джесси Флориан. По ошибке.
   Он подумал и кивнул.
   - Я не боюсь вас, - продолжал я. -  Вы  не  убийца.  Вы  не  хотели  ее
убивать. Того, на Сентрал, вы, возможно, заставили сказать вам кое-что. Но
заставлять  говорить  женщину,  разбивая  ее  голову  о   ножку   кровати,
непростительная ошибка.
   - Вы очень рискуете, - сказал он, опять неловко пристраивая сигарету  к
губам.
   - То, как со мной  обращались,  заставляет  меня  ко  всему  относиться
безразлично, - сказал я. - Вы не хотели убить ее?
   Его глаза были беспокойны. В лице - выражение напряженного внимания.
   - Сейчас-то вы знаете о своей силе, - заметил я.
   - Слишком поздно, - безнадежно махнул рукой Лось.
   - Я знаю, что вы хотели от нее выведать, -  сказал  я.  Он  смотрел  на
меня.
   - О'кей, скажите сначала, откуда вы узнали, что я на "Монти"? - он  уже
спрашивал об этом.
   - Точно я не знал. Но самый легкий путь уйти - это по  морю.  Вы  могли
выбраться на один из  этих  кораблей,  а  оттуда  смыться  куда-нибудь.  С
хорошей помощью, конечно.
   - Лэйрд Брюнетт - хороший парень, - безучастно сказал он. - Я слышал  о
нем, но ни разу не видел.
   - Он передал вам записку?
   - Черт, у него сотни людей, которые могут для него это  сделать.  Когда
будет то, о чем вы написали мне? Мне показалось, что вы  написали  правду.
Иначе я бы не рискнул прийти сюда. Куда мы поедем?
   Он  прикончил  сигарету  и  выжидающе  посмотрел  на  меня.  Его   тень
вырисовывалась на стене, тень гиганта.  Он  был  так  велик,  что  казался
нереальным.
   - Почему вы подумали, что я убил Джесси Флориан? - вдруг спросил он.
   - Расстояние между следами пальцев. Это говорит о том, что  вы  чего-то
выпытывали у нее и что вы можете убить человека, не желая того.
   - Фараоны уже повесили на меня это дело?
   - Не знаю.
   - Так что же я хотел у нее узнать?
   - Вы думали, что она знала, где Велма.
   Он кивнул и продолжал упорно смотреть на меня.
   - Но она не знала, - сказал я. - Велма была слишком хитра для нее.
   В дверь постучали.
   Мэллой качнулся вперед и взял  пистолет.  Кто-то  вращал  ручку  двери.
Мэллой медленно встал и  прислушался.  Затем  вопросительно  посмотрел  на
меня.
   Я встал с кровати. Мэллой спокойно, без движения наблюдал  за  мной.  Я
подошел к двери.
   - Кто там? - спросил я.
   - Открывайте, глупец. Это - герцогиня Виндзорская, - с ее голосом  было
все в порядке.
   - Секунду.
   Я оглянулся на Мэллоя. Он нахмурился. Я подошел к  нему  и  очень  тихо
сказал:
   - Другого выхода отсюда нет. Подождите в другой комнате. Я избавлюсь от
нее.
   Он раздумывал. Сейчас ему  было  нечего  терять.  Он  был  человек,  не
знавший страха. Он, наконец, кивнул, взял шляпу и плащ и тихонько пошел  в
другую комнату, обойдя кровать. Дверь закрылась, но не плотно.
   Я огляделся. Никаких следов, кроме окурка. Но сигареты может курить кто
угодно. Я подошел к двери и открыл ее. Мэллой задвинул засов, когда  зашел
сюда. Миссис Грэйл стояла, улыбаясь, в белом лисьем манто, о  котором  она
мне говорила. Изумрудные серьги свисали с ушей и  почти  утопали  в  белом
меху. Ее пальцы легко лежали на вечерней сумочке.
   Улыбка сошла с ее яркого лица, словно сползла,  упав  на  пышный  бюст,
когда она увидела меня.
   - Так-так, - мрачно вымолвила она. - Пижама и все такое. Чтобы показать
какую-то гравюру. Какая же я дура.
   Я отошел в сторону и еще шире открыл  дверь,  чтобы  впустить  шикарную
гостью.
   - Это не совсем так. Я начал одеваться, а ко мне зашел полицейский.  Он
только что ушел.
   - Рандэлл?
   Я кивнул. Ложь кивком все равно ложь, но так лгать полегче. Она немного
колебалась, затем прошла мимо, обдав меня запахом дорогих духов.
   Я закрыл дверь. Она медленно прошла через коридор, комнату,  безучастно
посмотрела на стену, затем быстро повернулась.
   - Давайте сразу расставим все точки над "i", -  сказала  она.  -  Я  не
бесхарактерный человек и не увлекаюсь романами в  меблированных  комнатах.
Когда-то давно у меня их было слишком много. Сейчас  я  люблю  действовать
солидно.
   - Может быть, вы выпьете перед уходом? - я все еще стоял у двери.
   - А я ухожу?
   - Мне показалось, что вам здесь не нравится.
   - Я просто сразу хотела обратить  ваше  внимание  на  мое  положение  в
обществе. Я не из тех случайных проституток. Меня можно взять, но не  так,
походя. Да, пожалуй, я выпью.
   Я пошел на кухню и сделал  две  порции  выпивки  не  очень-то  твердыми
руками. Я принес два стакана и дал ей один.
   Из второй комнаты не доносилось ни звука, даже дыхания не было слышно.
   Она попробовала напиток.
   - Мне вы очень  понравились,  -  но  мне  не  нравится,  когда  мужчины
принимают меня в пижаме, - сказала она, усаживаясь в  кресло,  где  только
что восседал Мэллой. - Хотя я могу через это перешагнуть.
   Я выпил.
   - Большинство мужчин - паршивые животные, - продолжала она. - Я считаю,
что весь мир - что-то грязное и паршивое.
   - Но деньги-то помогают видеть мир другим.
   - Так обычно думают, когда не имеют больших денег. На самом деле деньги
делают новые проблемы,  -  она  улыбнулась  деланной  улыбкой,  -  которые
заставляют забывать, как тяжелы старые.
   Она достала из сумочки золотой портсигар, и я подошел к ней с зажженной
спичкой. Она выпустила  облако  дыма  и  уставилась  на  него  сощуренными
глазами.
   - Сядьте поближе ко мне, - вдруг сказала она.
   - Давайте сначала немного поговорим.
   - О чем? Ах, об ожерелье?
   - Об убийстве.
   Ничего не изменилось в ее лице. Она выпустила еще одно облако дыма.
   - Это отвратительная тема. Может, не стоит?
   Я пожал плечами.
   - Лин Мэрриот не был святым, - сказала она. - Я не хочу говорить о нем.
   Она некоторое время холодно смотрела на меня, а  затем  сунула  руку  в
сумочку за платком.
   - Лично я не думаю, что  Мэрриот  был  наводчиком  ювелирной  банды,  -
сказал я. - Полицейские делают вид, что считают его наводчиком. Но они, не
правда ли, всегда очень много притворяются. Я даже не думаю,  что  он  был
вымогателем в определенном смысле. Смешно, не так ли?
   - Смешно - сейчас ее голос был почти ледяным.
   - Ну, не совсем, - согласился  я  и  допил  свой  стакан.  -  Это  было
чертовски любезно с вашей стороны, что вы пришли,  миссис  Грейл,  Правда,
что-то не ладится у нас с настроением, но изменить его в нашей власти.  Я,
с вашего позволения, продолжу. Кроме того, я не считаю, что Мэрриота убила
банда. И я не думаю, что он ехал  в  злополучный  каньон,  чтобы  выкупить
ожерелье. Теперь я даже не допускаю  мысли,  что  какое-то  ожерелье  было
похищено. Я думаю, он ехал в этот  каньон,  чтобы  быть  убитым,  хотя  он
думал, что едет для того, чтобы помочь убить. Но Мэрриот  оказался  плохим
убийцей. Я ошибаюсь?
   Вдруг, безо всяких видимых перемен, она прекратила быть  красивой.  Она
стала выглядеть, как женщина, которая могла быть  опасной  давным-давно  и
дерзкой относительно недавно. Женщина второго сорта.
   Она не отвечала, ее правая рука постукивала по сумочке.
   -  Очень  плохим  убийцей,  -  повторил  я.  -  Как  второй  убийца   в
Шекспировском "Ричарде  III".  У  этого  парня  еще  оставались  угрызения
совести, но ему также хотелось денег и, в конце концов, он не сделав дело,
так и  не  смог  решиться  стать  убийцей.  С  такими  убийцами  лучше  не
связываться, они  опасны.  Поэтому  их  надо  убирать.  Иногда  с  помощью
дубинки.
   Она, наконец, улыбнулась.
   - А кого он собирался убить, как вы думаете?
   - Меня.
   - В это трудно поверить, что кто-то так ненавидел вас. Вы сказали,  что
мое  ожерелье  никто  не  похищал.  Вы  в  этом  уверены?   У   вас   есть
доказательства?
   - Я не говорил, что они у меня есть. Я лишь сказал, что я  предполагаю,
что так могло быть.
   - Зачем быть таким дураком? И молоть обо всем об этом просто  так.  Где
доказательства? - терпение ее, казалось, могло лопнуть в любой момент.
   - Доказательства, - сказал я, - относительная вещь. В  основном  -  это
равновесие вероятностей.  А  суть  в  том,  с  какой  стороны  они  к  вам
повернутся. Для моего убийства был действительно слабый мотив - только то,
что я пытался напасть на след бывшей певички  с  Сентрал  Авеню  в  то  же
время, когда из тюрьмы вышел Лось Мэллой и тоже начал ее искать. Очевидно,
ее можно было найти, иначе не стоило бы представлять  Мэрриоту,  что  меня
нужно убрать, и убрать немедленно. Но были намного более веские  основания
убить Мэрриота, которые он, в силу тщеславия, или любви, или жадности, или
смеси всего этого, не осознал.  Он  боялся,  но  не  за  себя.  Он  боялся
насилия, частью которого, был сам и за которое его могли  осудить.  Но,  с
другой стороны, он боролся за свой кусок хлеба, поэтому он решил рискнуть.
   Я взял новую сигарету. Миссис Грэйл воспользовалась паузой:
   - Очень  интересно.  Если,  конечно,  кто-нибудь  понимает,  о  чем  вы
говорите.
   - Кто-то понимает, - сказал я.
   Мы смотрели друг на друга. Ее рука опять залезла  в  сумочку.  Я  очень
хорошо знал, что она там нащупывала. Но еще не подошло время увидеть  это.
Всему свое время.
   - Давайте перестанем играть в прятки, - сказал я.  -  Мы  здесь  совсем
одни, мы можем говорить без доказательств. Девушка, ночевавшая в трущобах,
стала женой мультимиллионера. Однажды потертая пожилая женщина узнала ее -
возможно, услышала ее пение по радио - и пошла посмотреть на  нее.  Старые
знакомые  встретились.  Женщину  нужно  было  заставить   замолчать.   Ей,
разумеется, рассказала совсем немного. А вот человек,  который  после  той
встречи ежемесячно посылал пожилой женщине деньги, который обладал правами
на ее дом и мог вышвырнуть ее в любой момент  на  улицу  -  знал  все.  Он
обходился дорого, но это была небольшая плата за то,  чтобы  никто  больше
ничего об этом не знал. Но в  один  прекрасный  день  крутой  парень  Лось
Мэллой вышел из тюрьмы и стал выяснять все о своей бывшей подружке. Потому
что этот олух любил  ее  и  любит  сейчас.  Все  это  комично  и  трагично
одновременно. И в то же самое время это  же  начинает  вынюхивать  частный
сыщик. В цепи их поисков Мэрриот для кого-то - слабое звено. Он больше  не
является  предметом  роскоши  -  он  становится  угрозой.   Действительно,
добрались бы до него и выведали бы все. Такой  уж  он  был  парень,  таял,
когда грели. Так  вот,  его  убили,  пока  он  не  успел  растаять.  Убили
дубинкой. И сделали это вы.
   Она была готова услышать нечто подобное - вытащив  из  сумочки  дамский
пистолет, она навела его на меня и улыбнулась. Я сидел, не шелохнувшись.
   Но в этот момент в комнату вошел Лось с кольтом 45 калибра, по-прежнему
выглядевшим игрушкой в его руке. Он совсем не смотрел на меня,  а  смотрел
на миссис Льюин Локридж Грэйл. Затем улыбнулся и заговорил с ней.
   - Я узнал голос, - нежно сказал Лось. - Он восемь лет  звучал  во  мне.
Забыть его невозможно. Привет, малышка! Как давно мы не виделись.
   Миссис Грэйл перевела пистолет на Лося.
   - Убирайся, сукин сын! - злобно выкрикнула она.  Мэллой  остановился  в
нескольких футах от нее и от неожиданности уронил пистолет.
   - Вот уж никак не ожидал, - тяжело дыша, негромко сказал  Лось.  -  Как
снег на голову... Ты выдала меня полиции. Ты! Маленькая Велма.
   Я швырнул подушку, но поздно.  Она  выстрелила  Мэллою  в  живот.  Пять
хлопков браунинга произвели не  больше  звука,  чем  пальцы,  вдеваемые  в
перчатку.
   И снова пистолет смотрел на меня дымящимся темным глазком. Велма нажала
на спусковой крючок.  Выстрела  не  последовало,  кончились  патроны.  Она
молниеносно  нырнула  вниз  за  пистолетом  Лося.  Второй  подушкой  я  не
промахнулся. Я подбежал к Велме прежде, чем она успела отшвырнуть от  лица
подушку. Я поднял кольт и сделал шаг назад.
   Мэллой еще стоял, покачиваясь, с открытым ртом и  безвольно  опущенными
руками. Потом, как подкошенный, опустился на колени и повалился лицом вниз
на кровать. Хрипящее дыхание заполнило комнату.
   Я уже держал трубку телефона в руке, когда Велма пошевелилась. Глаза ее
были мертво-серого цвета, как замерзающая вода. Она рванулась к двери, а я
и  не  пытался  остановить  ее.  Дверь  осталась  открытой.  Поговорив  по
телефону, я подошел и закрыл ее. Мэллой еще жил,  но  после  пяти  пуль  в
живот никто, даже Лось Мэллой, долго не живет.
   Я вернулся к телефону и позвонил Рандэллу домой.
   - Мэллой, - сказал я, - у меня  в  квартире.  Пять  выстрелов  в  упор,
стреляла миссис Грэйл. Я позвонил в "Скорую помощь". Грэйл убежала.
   - Вы должны были играть поумнее, -  это  все,  что  сказал  Рандэлл,  и
повесил трубку.
   Я вернулся к кровати. Мэллой сполз с нее, пытаясь  подняться  на  ноги.
Лицо обливалось потом. Глаза медленно закрывались, мочки ушей потемнели.
   Он все еще стоял на коленях, когда  приехала  "скорая  помощь".  Четыре
человека подняли его с трудом и положили на носилки.
   - Если пули 25-го калибра, у него есть  шанс,  -  сказал  врач  "скорой
помощи". - Все зависит от того, какие  органы  повреждены  внутри.  Но  он
может выжить.
   - Он, скорее всего, не захочет этого, - сказал я.
   Мэллой не захотел. Он умер этой же ночью.





   Нас разделял знакомый уже коричнево-рыжий ковер.
   - Вам бы следовало дать торжественный  обед,  -  сказала  Энн  Риордан,
глядя на  меня.  -  Сверкающее  серебро  и  хрусталь,  свечи,  белоснежные
скатерти, женщины в своих лучших нарядах и драгоценностях, мужчины в белых
галстуках,  предупредительные  официанты  с   бутылками   дорогого   вина,
полицейские во взятых напрокат костюмах, подозреваемые с жалкими  улыбками
и беспокойными руками и вы во главе стола,  подробно  повествующий  нам  с
очаровательной улыбкой все обстоятельства этого дела.
   - Да, - сказал я. - А как насчет того,  чтобы  дать  мне  что-нибудь  в
руку, прежде чем вы продолжите умничать?
   Она вышла на кухню, позвенела льдом и вынесла  два  высоких  стакана  с
напитком.
   - В счетах за выписку у ваших подруг, наверное, астрономические  суммы,
- сказала она, потягивая из стакана.
   - И вдруг дворецкий упал в обморок, - сказал я. -  Не  потому,  что  он
совершил убийство, а просто так, на всякий случай.
   Я немного выпил и продолжал:
   - Это не такая история. Она не так уж интересна и умна.  Она  мрачна  и
полна крови.
   - Так она сбежала?
   - Далеко. Домой она больше  не  возвращалась.  У  нее,  вероятно,  было
запасное укрытие, где она могла переодеться и сменить внешность.  В  конце
концов, она жила, постоянно рискуя, как моряк в открытом  море.  Она  была
одна, когда пришла ко мне. Без шофера. Она приехала в небольшой  машине  и
оставила ее за несколько кварталов.
   - Ее поймают, если захотят.
   - Не думаю. Уайлд, прокурор округа  -  безусловно,  честный  парень.  Я
когда-то у него работал. Но даже если ее поймают, то  что  дальше?  Против
них будут двадцать миллионов мистера  Грэйла.  Ведь  доказать,  что  Велма
убила Мэрриота, ужасно трудно. Все, что может  служить  доказательством  -
это ее прошлая жизнь, да и то, если о ней смогут узнать. Об этой  женщине,
скорее  всего,  нет  никаких  данных  в  полиции,  иначе  бы  она  так  не
действовала.
   - А что насчет Мэллоя? Если бы вы рассказали мне о  нем  раньше,  я  бы
выяснила, кто миссис Грэйл на самом деле. Но, кстати, как вы узнали о ней?
Ведь на той фотографии, как я понимаю, другая женщина?
   - Да, фотографию с надписью, сделанной якобы Велмой  Валенто,  подсунул
Мэрриот. А Джесси  Флориан  прятала  эту  карточку,  чтобы  потом  ее  мне
продать, безо всяких последствий для настоящей Велмы.
   - Это просто догадка?
   - Так уж получилось, что сначала была догадка.  Сразу,  когда  позвонил
Мэрриот и стал напевать мне о каком-то  выкупе  за  какое-то  ожерелье,  я
подумал,  что  это  связано  с  моим  посещением  вдовы  Флориан  и  моими
расспросами о Велме. А когда убили Мэрриота, я подумал, что он был  слабым
звеном в цепи тайных связей. Миссис Флориан даже не знала, что Велма стала
миссис Льюин Локридж Грэйл. Ее купили дешево. Грэйл сказал, что женился  в
Европе и невестка была  под  своей  настоящей  фамилией.  Он,  правда,  не
сказал, в какой стране они поженились. И не назвал  ее  настоящего  имени.
Где она сейчас, не знает. Не верится, что не знает. И полицейские  ему  не
верят.
   - Почему бы ему не сказать? - Энн оперлась подбородком о  свои  изящные
пальчики и уставилась на меня.
   - Он без ума от своей жены, ему даже наплевать, у кого на  коленях  она
сидит.
   - Надеюсь, ей понравилось сидеть на ваших? - едко спросила Энн Риордан.
   - Она играла со мной, немного  побаиваясь  меня,  потому  и  не  хотела
убивать, так как убийство следователя - плохое  дело.  Но,  вероятно,  она
попыталась бы это сделать в конце концов, как попыталась бы убить и Джесси
Флориан, если бы Мэллой не избавил ее от этого.
   - Готова  поспорить,  что  это  приятно,  когда  вами  играют  красивые
блондинки. Даже если чуточку опасно.
   Я промолчал.
   - Полагаю, они ничего не сделают ей за  убийство  Мэллоя.  У  него  был
пистолет, - рассуждала Энн.
   - С ее-то связями.
   - Вы думаете, она хотела убить Мэллоя?
   - Она боялась его, выдав его восемь лет назад. По-моему, он  знал  это.
Но он бы не стал ей мстить, потому что любил ее. Да, я думаю, она убила бы
любого, кто ей мешал. Ей было за что  бороться.  Но  я  не  могу  к  этому
безразлично относиться. Она пыталась в меня выстрелить в моей квартире, но
кончились патроны. Ей следовало бы убить меня в каньоне, когда  она  убила
Мэрриота.
   - Мэллой любил ее, - тихо сказала Энн. - Для него  не  имело  значения,
что она ему не писала и ни разу не навестила в тюрьме. Для него  не  имело
значения, что она продала его полиции. Первое, что  он  сделал,  выйдя  из
тюрьмы, - он начал искать ее. Она выпустила в него пять  пуль  в  качестве
приветствия. Он сам убил двоих, но он любил ее. Что за мир!
   Я допил свой напиток и изобразил желание на лице.  Энн  проигнорировала
это и сказала:
   - Грэйл женился на ней, не зная ее прошлого и не заботясь об  этом.  Он
продал свою радиостанцию, чтобы порвать со всеми, кто когда-то знал ее,  и
дал ей все, на что способны деньги. А она что дала ему?
   - Трудно сказать, - я встряхнул кубики льда на дне стакана. -  Полагаю,
что она позволяла ему гордиться тем, что он, пожилой человек, имеет  такую
молодую и красивую жену. Он любил ее. Какого черта мы говорим об этом?
   Это происходит вокруг нас постоянно: муж без ума от жены. Давайте лучше
прокатимся на лодке по океану!
   - Вы  не  рассказали  мне  о  Брюнетте,  о  визитках,  которые  были  в
сигаретах, об Амторе, о докторе Зондерборге, о том ключе,  который  открыл
для вас эту великую тайну.
   - Одну из своих визиток я дал миссис  Флориан.  Она  поставила  на  нее
мокрый стакан. Такую же карточку с отметкой от стакана нашли  у  Мэрриота.
Такого неряшества холеный педант Мэрриот себе  не  позволил  бы.  Вот  вам
какой-никакой, а ключ. Если уж вы  что-то  заподозрили,  то  другие  связи
найти проще. Например, что  Мэрриот  был  обладателем  акта  доверительной
собственности на дом миссис Флориан, тем самым он держал ее в своих руках.
Амтор оказался  обычным  подлецом.  Его  взяли  в  нью-йоркском  отеле,  и
говорят, что он международный  мошенник.  Отпечатки  его  пальцев  есть  в
лондонском Скотланд-Ярде и в Париже. Как все это выяснилось  за  два  дня,
ума не приложу. Эти парни работают быстро, когда им надо. Рандэлл довольно
долго расставлял капканы и боялся, чтобы я ему не  помешал.  Но  Амтор  не
имеет ничего общего ни с убийством, ни с Зондерборгом. Кстати, Зондерборга
еще не нашли. А такому дельцу, как Брюнетт, вообще ничего нельзя  сделать.
Предположим, что он предстанет перед судом. И  что?  Он  откажется  давать
показания, основываясь на конституционном праве. Ему нечего беспокоиться о
своей репутации. Но в Бэй Сити все-таки произошла приличная встряска.  Шеф
полиции под следствием, половину следователей разжаловали  до  патрульных,
отличный парень, рыжий  Ред  Норгаард,  который  помог  мне  добраться  до
"Монтесито", снова вернулся на работу в полицию. Все это делает мэр, меняя
ежечасно от страха штаны.
   - Так ли необходимо говорить такие гадости?
   - Давайте выпьем еще по стаканчику.
   - Можете взять мой, -  отчего-то  поднялась  Энн,  передавая  мне  свой
нетронутый стакан.
   Она стояла передо мной с широко открытыми глазами и  выглядела  немного
испуганной.
   - Вы такой непостижимый, - проговорила она задумчиво. - Такое мужество,
такая решительность, и все это за ничтожную сумму.  Вас  душат,  оглушают,
бьют, накачивают наркотиками, а вы, как ни в чем  не  бывало,  действуете,
Почему вы такой необычный?
   - Продолжайте, - попросил я.  -  Скажите  еще  что-нибудь,  возвышающее
меня.
   - Да поцелуйте же меня, черт бы вас побрал! - выпалила Энн Риордан.
   Через три месяца нашли Велму. Полиция не  верила  Грэйлу,  что  тот  не
помог ей скрыться. Поэтому полицейские и журналисты не  прекращали  поиск.
Искали везде, где деньги дают надежное укрытие. Но деньги оказались ни при
чем. Хотя то, как она спряталась, стало очевидным лишь после того, как  ее
нашли.
   Однажды вечером балтиморский следователь с хорошей  зрительной  памятью
забрел в ночной клуб, послушал оркестр, полюбовался красивой  черноволосой
певичкой и уж собрался уходить, как что-то в ее лице его насторожило.
   Следователь направился в управление,  достал  папку  "Разыскивается"  и
стал просматривать листки объявлений. Найдя то, что хотел, он  вернулся  в
ночной клуб и зашел к управляющему. Вдвоем прошли к  уборным  комнатам,  и
управляющий постучал в одну из  дверей.  Она  была  не  заперта.  Детектив
отстранил управляющего, вошел в комнату и запер за собой  дверь.  Пошмыгав
носом, учуял запах марихуаны, но не обратил на это внимания.
   Черноволосая певичка сидела перед трюмо, изучая корни  волос.  Детектив
подошел к ней и с легкой улыбкой вежливо протянул объявление о розыске.
   Она, должно быть, смотрела на объявление столько  же  времени,  сколько
следователь потратил на  езду  в  свое  управление.  Она  могла  о  многом
подумать за это время. Сыщик сел, положа ногу на ногу, и закурил сигарету.
У него была хорошая зрительная память, но он не знал женщин.
   Наконец она рассмеялась и сказала:
   - Ты сообразительный парень, фараон. Я думала, что можно узнать  только
мой голос, как было однажды, когда я пела по радио. Но  я  уже  пою  здесь
почти месяц дважды в неделю, и никто ни о чем не задумался.
   - И не  слышал  голоса  до  сегодняшнего  дня,  -  продолжал  улыбаться
детектив.
   - Я полагаю, мы можем все уладить. Вы можете неплохо  заработать,  если
будете себя хорошо вести, - предложила певичка.
   - Только не со мной, простите.
   - Ну что ж, тогда пошли, - сказала она, встала, взяла сумочку со  стола
и пальто с вешалки. Она подошла к блистательному детективу  и  подала  ему
пальто, чтобы тот помог ей его надеть. Он встал и взял его как джентльмен.
   Она повернулась, достала пистолет из сумочки и выстрелила  в  него  три
раза через пальто, которое он держал.
   У нее оставалось еще два патрона. Она использовала оба, когда  взломали
дверь, но второй выстрел был уже чисто рефлексивным.
   - Следователь жил еще сутки, -  поведал  Рандэлл,  рассказывая  мне  об
этом. - С трудом, но он мог говорить. Вот откуда  мы  узнали  о  последних
минутах жизни Велмы. Я не  понимаю,  почему  следователь  повел  себя  так
неосторожно. Если, конечно, она не уговорила его за кругленькую сумму.  Но
я не хочу так думать. Она  же  дважды  выстрелила  себе  прямо  в  сердце.
Эксперты уверяют, что это  невозможно  сделать.  Но  факт.  Невероятно!  А
знаете что?
   - Что?
   - Она поступила очень глупо, выстрелив в сыщика. Мы  бы  ее  все  равно
никогда не осудили. С ее деньгами и  положением  высокооплачиваемые  парни
состряпали бы прекрасную историю о  несчастной  девушке,  нашедшей  своего
богатого принца. А старые знакомые-хищники никак не хотели оставить  ее  в
покое.  Нашлись  бы   и   раскаивающиеся   лжесвидетели,   которые   якобы
шантажировали ее. Никаких улик? Но суд все равно учел бы их показания. Она
поступила умно, когда сбежала одна, не впутывая Грэйла, но и не считаясь с
ним. Однако еще  умнее  поступила  бы  она,  вернувшись  домой,  когда  ее
обнаружили.
   - Вы и  сейчас  верите  в  то,  что  она  не  считалась  с  Грэйлом?  -
поинтересовался я.
   Рандэлл лишь пристально посмотрел на меня.
   - Она была убийцей, - сказал я. - Храбрый Мэллой -  убийца,  случайный,
но тоже убийца. Возможно, и балтиморский сыщик не был  так  чист,  как  он
себя представил. Может быть, он позволил ей увидеть  шанс  -  не  сбежать,
нет, она к тому времени уже  устала  бегать  -  шанс  дать  отдых  мужу  -
единственному человеку, который никогда не доставлял ей тревог и волнений.
   Рандэлл от удивления широко раскрыл рот.
   - Черт возьми, но для этого ей  надо  было  пришивать  полицейского,  -
сказал он.
   - Я не говорю, что она была святой или просто хорошей  девочкой.  Ни  в
коем случае. Она бы не покончила с собой, если бы ее не загнали в угол. Но
то, что она сделала и как  сделала,  избавило  ее  от  возвращения  домой,
возможной необходимости предстать  перед  судом.  Кого  бы  больнее  всего
ударил этот суд? И в любом случае - победа,  поражение,  ничья  -  кто  бы
заплатил самую большую цену за это шоу? Старый человек, который  любил  ее
безумно, но слишком крепко.
   - Получается, это всего лишь сентиментальная история? -  резко  спросил
Рандэлл.
   - Конечно. Она именно  так  и  прозвучала  из  моих  уст.  Возможно,  я
ошибаюсь. Пока! Кстати, мой розовый жук здесь больше не появлялся?
   Он не понял, о чем я спросил.
   Я опустился на  лифте,  вышел  на  улицу,  но,  прежде  чем  пройти  по
ступенькам Сити Холл к своему автомобилю, постоял на  площадке  у  входной
двери. Подумал: "Ну вот и все. Я закончил еще одно  дело".  Но  облегчения
почему-то не  испытал.  Был  холодный  и  необычайно  ясный  день.  Сквозь
прозрачный воздух просматривались четкие  очертания  дальних  гор.  Далеко
было видно, но не настолько, чтобы увидеть те дали, куда ушла Велма.

Last-modified: Fri, 12 Jan 2001 17:23:54 GMT

Оцените этот текст: