Артур Конан Дойл. Алое кольцо
--------------------
Артур Конан Дойл. Алое кольцо
("Его прощальный поклон" #3)
Arthur Conan Doyle. The Adventure of the Red Circle
("His Last Bow" #3)
Перевод Э. Бер
____________________________________
Из библиотеки Олега Аристова
http://www.chat.ru/~ellib/
--------------------
- По-моему, миссис Уоррен, у вас нет серьезных причин беспокоиться, -
сказал Шерлок Холмс, - а мне, человеку, чье время в какой-то степени
ценно, нет смысла ввязываться в эту историю. Право же, у меня достаточно
других занятий. - И он снова взялся за свой огромный альбом с газетными
вырезками, намереваясь вклеить в него и вписать в указатель какие-то новые
материалы.
Но миссис Уоррен, упрямая и лукавая, как всякая женщина, твердо
стояла на своем.
- В прошлом году вы распутали дело одного моего жильца, - сказала
она. - Мистера Фэрдела Хоббса.
- О да, пустяковое дело.
- Но он, не переставая, говорил об этом - про вашу доброту, сэр, про
то, как вы сумели раскрыть тайну. Я вспомнила его слова теперь, когда сама
брожу в потемках и окружена тайной. Я уверена, вы найдете время, если
только захотите.
Холмс поддавался на лесть и, надо отдать ему справедливость, был
человеком отзывчивым. Эти две силы побудили его, вздохнув, безропотно
положить на место кисточку для клея и отодвинуться от стола вместе со
своим креслом.
- Ну что ж, миссис Уоррен, рассказывайте. Вам не помешает, если я
закурю? Спасибо. Уотсон, - спички! Насколько я понимаю, вы обеспокоены
тем, что ваш новый жилец не выходит из своих комнат и вы никогда его не
видите? Простите, миссис Уоррен, но будь я вашим постояльцем, вы частенько
не видели бы меня неделями.
- Вы правы, сэр, только тут совсем другое. Мне страшно, мистер Холмс.
Я не сплю по ночам от страха. Слушать, как он ходит там взад и вперед, с
раннего утра и до позднего вечера, и никогда его не видеть - такого мне не
вынести. Мой муж нервничает, как и я, но он весь день на службе, а мне
куда деваться? Почему он прячется? Что он натворил? Кроме служанки, я одна
с ним в доме, и мои нервы больше не выдерживают.
Холмс наклонился к женщине и положил ей на плечо свои длинные, тонкие
пальцы. Он, когда хотел, проявлял чуть ли не гипнотическую способность
успокаивать. Взгляд женщины утратил выражение испуга, а черты ее
взбудораженного лица обрели присущую им обыденность. Она села в указанное
Холмсом кресло.
- Если я берусь распутать загадку, я должен знать мельчайшие
подробности, - сказал он. - Соберитесь с мыслями. Самая незначительная
деталь может оказаться самой существенной. Вы говорите, этот человек
явился десять дней назад и заплатил вам за квартиру и стол вперед за две
недели?
- Он спросил, какие будут мои условия, сэр. Я ответила - пятьдесят
шиллингов в неделю. На верхнем этаже у меня небольшая гостиная и спальня -
обособленная квартирка.
- Дальше?
- Он сказал: "Я буду платить вам вдвое больше - пять фунтов в неделю,
если вы согласитесь на мои условия". Я женщина небогатая, сэр, мистер
Уоррен зарабатывает мало, и такие деньги для меня большое подспорье. Он
тут же достал десятифунтовый кредитный билет. "Вы будете получать столько
же каждые две недели в течение долгого времени, если согласитесь, - сказал
он, - а нет - так я с вами никаких дел больше не имею".
- И какие же он поставил условия?
- Так вот, сэр, он хотел иметь ключ от дома. В этом ничего
удивительного нет. Жильцы нередко имеют свой ключ. А также, чтоб его
предоставили самому себе, и никогда, ни при каких обстоятельствах не
тревожили.
- Но ведь и в этом нет ничего особенного.
- Так-то оно так, сэр, да надо меру знать. А тут какая уж мера. Он у
нас десять дней, и ни я, ни мистер Уоррен, ни служанка ни разу его не
видели. Мы слышим, как он там ходит и ходит - ночью, утром, днем, но из
дому он выходил только в первый вечер.
- О, значит, в первый вечер он выходил?
- Да, сэр, и вернулся очень поздно - мы все уже легли спать. Он
предупредил, что придет поздно, и просил не запирать дверь на задвижку. Я
слышала, как он поднимался по лестнице, это было уже после полуночи.
- А как насчет еды?
- Он особо наказал, чтоб еду ставили на стул за его дверью после
того, как он позвонит. Когда поест, он звонит опять, и мы забираем поднос
с того же стула. А если ему надо что-нибудь еще, он оставляет клочок
бумаги, на котором написано печатными буквами.
- Печатными буквами?
- Да, сэр, карандашом. Только одно слово и ничего больше. Я принесла
вам показать, вот: МЫЛО. А вот еще: СПИЧКА. Эту записку - "ДЕЙЛИ ГАЗЕТТ" -
он положил в первое утро. Я оставляю ему эту газету на стуле каждое утро
вместе с завтраком.
- Вот как! - сказал Холмс, с любопытством разглядывая клочки бумаги,
протянутые ему миссис Уоррен. - Это действительно не совсем обычно.
Желание отгородиться от людей мне понятно, но зачем печатные буквы? Писать
печатными буквами - утомительное занятие. Почему он не пишет просто? Как
вы это объясните, Уотсон?
- Он хочет скрыть свой почерк?
- Но зачем? Что ему до того, если квартирная хозяйка получит бумажку,
написанную его рукой? Впрочем, может, вы и правы... Ну, а почему такие
лаконичные записки?
- Понятия не имею.
- Это открывает перед нами интересные возможности для умозаключений.
Написано плохо отточенным, фиолетового цвета карандашом весьма обычного
образца. Обратите внимание, у записки оборвали уголок после того, как она
была напечатана, недостает кусочка буквы "м" в слове "мыло". Наводит на
размышления, Уотсон, а?
- Он чего-то опасается?
- Безусловно. На бумажке, по-видимому, остался след, отпечаток пальца
или что-нибудь еще, по чему его могли бы опознать. Так вы говорите, миссис
Уоррен, что человек этот среднего роста, брюнет и носит бороду. А сколько
ему лет?
- Молодой, сэр, не больше тридцати.
- На что вы еще обратили внимание?
- Он правильно говорил по-английски, сэр, и все-таки, судя по
произношению, я подумала, что он иностранец.
- И он был хорошо одет?
- Очень хорошо, сэр, настоящий джентльмен. Черный костюм - ничего
такого, что бросалось бы в глаза.
- Он не назвался?
- Нет, сэр.
- Не получал писем, и никто не навещал его?
- Нет.
- Но вы или служанка, разумеется, входите по утрам в его комнату?
- Нет, сэр, он сам себя обслуживает.
- Неужели! Поистине удивительно. Ну, а какой у него был багаж?
- Один большой коричневый чемодан - и только.
- М-да, не сказал бы, что у нас много данных. Так вы говорите, что из
комнаты ничего не выносили, совсем ничего?
Миссис Уоррен извлекла из сумочки конверт и вытряхнула из него на
стол две использованные спички и окурок сигареты.
- Это было нынче утром на подносе. Я принесла, так как слышала, что
даже из мелочей вы умеете делать серьезные выводы.
Холмс пожал плечами.
- Из этого никаких серьезных выводов не сделаешь. Спичками,
разумеется, зажигали сигареты, судя по тому, что обгорел только кончик.
Когда зажигают сигару или трубку, сгорает половина спички. Э, а вот окурок
действительно представляет интерес. Вы говорите, у этого джентльмена усы и
борода?
- Да, сэр.
- Тогда не понимаю. Эту сигарету, по-моему, мог курить только гладко
выбритый человек. Ведь даже ваши скромные усы, Уотсон, нельзя было бы не
опалить.
- Мундштук? - предположил я.
- Ни в коем случае: примят кончик. А может быть, у вас в доме живут
два человека, миссис Уоррен?
- Нет, сэр. Он ест так мало, что я порой удивляюсь, как одному-то
хватает.
- Что ж, придется ждать еще материала. В конце концов вам не на что
жаловаться. Квартирную плату вы получили, и он спокойный жилец, хотя,
безусловно, не совсем обычный. Он хорошо вам платит, а если предпочитает
не показываться, то, собственно, вас это не касается. У нас нет причин
нарушать его уединение, пока нет оснований полагать, что он скрывается от
закона. Я берусь за это дело и буду о нем помнить. Сообщите, если
произойдет что-либо новое, и рассчитывайте на мою помощь, если она
понадобится.
- В этом деле, несомненно, есть кой-какие занятные особенности,
Уотсон, - сказал он после того, как миссис Уоррен ушла. - Оно может
оказаться пустяковым - допустим, жилец просто оригинал; возможно, однако,
что оно гораздо серьезнее, чем выглядит поначалу. Прежде всего приходит в
голову, что в комнатах миссис Уоррен живет вовсе не тот человек, который
их снимал.
- Почему вы так думаете?
- На такую мысль наводит окурок, и потом, разве не было установлено,
что жилец выходил один раз и в тот же день, как снял квартиру? Он - или
кто-то другой - возвратился, когда никто в доме не мог его видеть. У нас
нет никаких доказательств, что вернувшийся - тот самый человек, который
уходил. Далее, человек, снявший комнаты, правильно говорил по-английски.
Этот же пишет печатными буквами и "спичка" вместо "спички". По-видимому,
он нашел слово в словаре, ведь словарь дает существительное только в
единственном числе. Краткость, возможно, ему нужна, чтобы скрыть незнание
английского языка. Да, Уотсон, у нас достаточно оснований подозревать, что
тут произошла замена.
- Но с какой целью?
- Наша задача в том и заключается, чтобы это разгадать. Один
очевидный путь к разгадке у нас, пожалуй, есть. - Он достал свой огромный
альбом, куда изо дня в день вклеивал вырезанные из лондонских газет
объявления о розыске пропавших, о месте встреч и тому подобное. - Боже
мой! - воскликнул он, листая страницы. - Какая разноголосица стонов,
криков, нытья! Какой короб необычайных происшествий! А ведь именно из
этого короба человек, изучающий необычное, может выудить самые ценные
сведения! Жилец миссис Уоррен уединился, и ему не шлют писем из опасения,
что раскроется тайна, которую так хотят сохранить. Каким же путем сообщать
ему о том, что происходит за стенами дома? Разумеется, через газеты.
По-видимому, другого способа нет, и, по счастью для нас, мы можем
ограничиться изучением одной газеты.
Вот вырезки из "Дейли газетт" за последние две недели. "Дама в черном
боа в Конькобежном Клубе Принса" - это пропустим. "Неужели Джимми разобьет
сердце своей матери!" - и это вряд ли имеет к нам отношение: "Если
женщина, потерявшая сознание в Брикстонском омнибусе..." - меня она не
интересует. "Душа моя тоскует по тебе..." - нытье, Уотсон, самое настоящее
нытье! А вот это подходит больше. Слушайте: "Терпение. Найду какой-нибудь
верный способ общаться. А пока этот столбец. Дж." Напечатано через два дня
после того, как жилец поселился у миссис Уоррен. Вполне годится, верно?
Таинственный незнакомец, возможно, читает по-английски, хотя и не умеет
писать. Попытаемся снова напасть на этот след. Ну вот, так и есть - три
дня спустя. "Дело идет на лад. Терпение и благоразумие. Тучи рассеются.
Дж." Потом - ничего целую неделю. А вот нечто более определенное. "Путь
расчищается. Если найду возможность сообщить, помни условленный код - один
А, два Б и так далее. Узнаешь вскорости. Дж." Напечатано во вчерашней
газете, в сегодняшней - ничего. Все это весьма подходит к случаю с жильцом
миссис Уоррен. Ждать недолго, Уотсон, я уверен, что положение прояснится.
Мой друг оказался прав. Утром я застал его стоящим на коврике перед
камином, спиной к огню, с улыбкой полного удовлетворения на лице.
- Ну, что вы теперь скажете, Уотсон! - воскликнул он и взял со стола
газету. "Высокий красный дом с белыми каменными карнизами. Четвертый этаж.
Второе окно слева. Когда стемнеет. Дж." Это уже вполне определенно. После
завтрака мы, пожалуй, произведем небольшую разведку в окрестностях дома
миссис Уоррен... А-а, миссис Уоррен! Какие у вас новости?
Стремительность, с какой наша клиентка влетела в комнату, говорила о
том, что произошло что-то очень важное.
- С меня хватит, мистер Холмс! - вскричала она. - Надо сообщить в
полицию! Пусть укладывает чемодан и убирается. Я бы сразу поднялась к нему
и так ему и сказала бы, да подумала, что сперва надо посоветоваться с
вами. Но терпение мое кончилось, уж если дошло до того, что избили моего
старика...
- Избили мистера Уоррена?
- Ну, во всяком случае, обошлись с ним по-свински.
- Но кто с ним обошелся по-свински?
- Вот это мы и хотим узнать! Случилось это нынче утром, сэр. Мистер
Уоррен работает табельщиком у Мортона и Вейлайта на Тоттенхем-Корт-роуд.
Уходит он из дому около семи. Так вот, нынче утром, не прошел он и десяти
шагов по улице, как его нагнали двое, накинули на голову пальто и сунули в
кэб, стоявший у обочины. Целый час они возили его, потом отворили дверь и
вышвырнули. Он лежал на мостовой, обезумев от страха, и, конечно, ему было
не до того, куда девался кэб. Когда он встал, то увидел, что находится на
Хэмстед-Хит. Он приехал домой в омнибусе и теперь лежит на кушетке, а я
сразу помчалась сюда рассказать, что произошло.
- Чрезвычайно интересно, - сказал Холмс. - Не заметил ли он, как
выглядели эти люди, не слышал ли, о чем говорили?
- Нет, он совсем обалдел. Знает только, что подняла его будто
нечистая сила и будто нечистая сила бросила наземь. Их было не меньше, чем
двое, а может, и трое.
- И вы связываете нападение на вашего мужа с жильцом?
- А как же! Мы живем здесь пятнадцать лет, и подобного никогда не
случалось. Больше я не желаю терпеть. Деньги - это еще не все в жизни. Я
сегодня же выставлю его из своего дома.
- Подождите немного, миссис Уоррен. Не делайте ничего наспех. Боюсь,
что случай куда более серьезен, чем кажется на первый взгляд. Теперь ясно,
что вашему жильцу грозит какая-то опасность. Столь же ясно, что в туманном
утреннем свете враги, подстерегавшие его у двери, приняли за него вашего
мужа. Обнаружив свою ошибку, они его отпустили. Мы можем лишь гадать, как
бы они поступили, если бы не ошиблись.
- Ну, а мне что делать, мистер Холмс?
- Мне было бы весьма любопытно посмотреть на вашего жильца, миссис
Уоррен.
- Ума не приложу, как это устроить, если не взломать дверь. Когда я
оставляю поднос и спускаюсь по лестнице, я всегда слышу, как он ее
отпирает.
- Ему приходится уносить поднос в комнату. Разве нельзя где-нибудь
спрятаться и последить за ним?
Хозяйка задумалась.
- Верно, сэр, Напротив есть чулан. Я могла бы поставить туда зеркало,
и если вы скроетесь за дверью...
- Великолепно! - воскликнул Холмс. - А когда у него второй завтрак?
- Около часа, сэр.
- Значит, мы с доктором Уотсоном придем к тому времени. Всего вам
хорошего, миссис Уоррен.
В половине первого мы были уже у дома миссис Уоррен - высокого,
узкого, желтого кирпичного дома на Грейт-Орм-стрит, неширокой улочке к
северо-востоку от Британского музея. Он был расположен поблизости от угла,
и из него открывался вид на Хау-стрит с ее более солидными строениями.
Посмеиваясь, Холмс указал на одно из них - большой многоквартирный дом,
стоявший несколько впереди других, из тех, что невольно привлекают
внимание.
- Вот оно, Уотсон! Высокий красный дом с белыми каменными карнизами.
А вот и окно, откуда будут подавать сигналы. Место известно, известен и
код; наша задача не окажется трудной. В том окне объявление: "Сдается
внаем". Следовательно, квартира пуста и сообщник может ею пользоваться...
Ну, как дела, миссис Уоррен?
- Я все для вас подготовила. Оставьте башмаки внизу, поднимайтесь, и
я впущу вас в чулан.
Она все устроила очень удобно. Зеркало было так поставлено, что, сидя
в темноте, мы ясно видели дверь напротив. Только мы уселись и миссис
Уоррен нас покинула, как отдаленное звяканье возвестило, что таинственный
сосед позвонил. Вскоре явилась хозяйка, поставила поднос на стул возле
запертой двери и, тяжело ступая, удалилась. Скрючившись в уголке за нашей
дверью, мы устремили взгляд на зеркало. Замерли шаги хозяйки, тут же
щелкнул ключ, повернулась дверная ручка, и две тонких руки взяли со стула
поднос. Через минуту его быстро поставили на место, и передо мною
мелькнуло прекрасное смуглое личико, с ужасом глядевшее на чуть
приоткрытую дверь чулана. Потом дверь в комнату захлопнулась, ключ в замке
повернулся снова, и все стихло. Холмс дернул меня за рукав, и мы,
крадучись, спустились по лестнице.
- Вечером я приду опять, - сказал он выжидающе смотревшей на него
хозяйке. - По-моему, Уотсон, нам лучше обсудить это дело у себя дома.
- Итак, мое предположение подтвердилось, - начал он, удобно
расположившись в кресле. - Произошла замена. Я только не предугадал,
Уотсон, что мы встретим женщину, и женщину незаурядную.
- Она увидела нас.
- Она увидела что-то испугавшее ее. Это несомненно. В общем, ход
событий достаточно ясен, вы согласны с этим? Парочка ищет убежища в
Лондоне, спасаясь от нависшей над ними страшной угрозы. Насколько серьезна
угроза, можно судить по тому, что приняты строгие меры предосторожности.
Мужчина, которому необходимо что-то совершить, желает на это время
обеспечить женщине полную безопасность. Задача нелегкая, однако он решил
ее весьма своеобразно и настолько успешно, что присутствие женщины в доме
неизвестно даже квартирной хозяйке, которая ей носит еду. Теперь ясно,
зачем нужны печатные буквы: чтобы не видно было, что пишет женщина.
Встречаться с ней мужчина не может - он навел бы врагов на ее след. А
поскольку ему нельзя с нею видеться, он сообщал ей о себе через газету.
Пока что все понятно.
- Но что за этим кроется?
- Ах, Уотсон, вы, как всегда, практичны донельзя! Что за всем этим
кроется? Забавная проблема миссис Уоррен несколько усложнилась и принимает
все более зловещий характер. Покамест мы можем с уверенностью сказать
одно: это не банальное любовное приключение. Вы заметили выражение лица
женщины, когда ей почудилась опасность? Мы слышали также о нападении на
хозяина, ведь его, несомненно, приняли за жильца. Все это, а также крайняя
необходимость сохранить тайну, говорит о том, что речь идет о жизни и
смерти. Далее, нападение на мистера Уоррена показывает, что врагам, кто бы
они ни были, неизвестно о замене квартиранта-мужчины женщиной. Это весьма
любопытно и запутанно, Уотсон.
- А почему бы вам не отстраниться от этого дела? Никакой выгоды оно
вам не сулит.
- Правда, не сулит. Искусство для искусства, Уотсон. Вы ведь тоже,
когда занимались врачебной практикой, наверное, лечили не только за плату.
- Чтобы пополнять свое образование. Холмс.
- Учиться никогда не поздно, Уотсон. Образование - это цепь уроков, и
самый серьезный приходит под конец. Наш случай поучительный. Он не
принесет ни денег, ни славы, и все же хочется загадку распутать. С
наступлением темноты мы сделаем шаг вперед в наших изысканиях.
Когда мы снова пришли в квартиру миссис Уоррен, сумрак лондонского
вечера сгустился; унылую, однообразно серую пелену разрывали только резко
очерченные желтые квадраты окон и расплывчатые круги газовых фонарей.
Выглянув из затемненной гостиной, мы увидели еще одно тусклое пятно света,
мерцавшее высоко во мраке.
- В той комнате кто-то ходит, - прошептал Холмс, приблизив свое
длинное напряженное лицо к стеклу. - Да, я вижу его тень. Вот он опять. У
него в руке свеча. Теперь он смотрит в нашу сторону. Хочет убедиться, что
она наблюдает за ним. Начинает подавать сигналы. Принимайте и вы, Уотсон,
чтобы мы могли сверить наши данные. Одна вспышка, - разумеется, А. Ну,
сколько вы насчитали? Двадцать? Я тоже. Должно означать Т. AT - вполне
вразумительно! Снова Т. Это, разумеется, начало второго слова. Получается
TENTA. Кончилось. Неужели все, Уотсон? ATTENTA - бессмысленно. Нет смысла
ив том случае, если считать за три слова - AT, TEN, ТА. Началось опять!
Что же это такое? АТТЕ - как, то же самое? Странно, Уотсон, очень странно!
И опять все сначала! AT - да ведь он повторяет уже в третий раз. Три раза
- ATTENTA. Сколько же будет еще? Нет, кажется, кончил. Он отошел от окна.
Как вы это объясните, Уотсон?
- Зашифрованное сообщение.
Неожиданно Холмс хмыкнул, будто что-то сообразив.
- И шифр не такой уж головоломный, Уотсон. Ведь это на итальянском!
"А" в конце - обозначает, что адресовано женщине. "Берегись! Берегись!
Берегись!" Что скажете, Уотсон?
- Полагаю, что вы попали в точку.
- Несомненно. Предупреждение необычайно важное, потому и повторено
трижды. Но беречься чего? Погодите, он снова подошел к окну.
Мы опять увидели смутный силуэт согнувшегося человека и мелькание
огонька в окне, когда сигналы возобновились. Теперь их передавали намного
быстрее, так быстро, что трудно было уследить.
- PERICOLO - pericolo - а это что означает, Уотсон? Опасность? Боже
милостивый! Да это сигнал опасности. Опять начал! PERI... Вот те на, что
же...
Свет вдруг погас, скрылся мерцающий квадрат, и четвертый этаж черной
лентой опоясал высокое здание с его рядами светящихся окон. Последний
предостерегающий сигнал внезапно оборван. Почему? Кем? Такая мысль
возникла у нас обоих одновременно. Холмс отскочил от окна.
- Это не шутки, Уотсон! - крикнул он. - Там происходит какая-то
дьявольщина! Почему сигналы так странно прекратились? Надо связаться со
Скотленд-Ярдом, а с другой стороны, уходить нам нельзя - время не терпит.
- Может, мне сбегать за полицией?
- Необходимо поточнее узнать, в чем там дело. Может быть, причина
совсем безобидная. Скорее туда, Уотсон, и попытаемся разобраться сами.
Когда мы быстро шли по Хау-стрит, я оглянулся на только что покинутый
нами дом. В окошке верхнего этажа маячила тень головы - тень женщины,
которая напряженно, затаив дыхание, смотрела в ночь, ожидая возобновления
сигналов.
Перед зданием на Хау-стрит, склонившись над перилами и уткнув лицо в
шарф, стоял человек в длинном пальто. Он вздрогнул, когда свет фонаря в
подъезде упал на наши лица.
- Холмс! - вскричал он.
- Да, это я, Грегсон! - отозвался мой спутник, здороваясь с сыщиком
из Скотленд-Ярда. - Влюбленные встретились вновь. Что вас привело сюда?
- Очевидно, то же, что и вас, - сказал Грегсон, - но каким образом вы
узнали об этом деле, ума не приложу.
- Меня и вас привели разные нити одного и того же запутанного клубка.
Я принимал сигналы.
- Сигналы?
- Да, из этого окна. Они оборвались на середине. Мы пришли выяснить,
почему. Но так как дело сейчас в верных руках, у меня нет оснований
заниматься им дальше.
- Погодите! - с жаром крикнул Грегсон. - Скажу вам по чести, мистер
Холмс, с вашей поддержкой я в любом деле чувствую себя увереннее. Этот
подъезд единственный в доме. Ему от нас не уйти.
- Кому? Кто он такой?
- Наконец-то перевес на нашей стороне, мистер Холмс. Придется вам с
этим согласиться. - Он сильно ударил своей тростью по тротуару, после чего
кучер извозчичьей кареты, стоявшей в конце улицы, не спеша направился к
нам с кнутом в руке. - Позвольте представить вам мистера Холмса, - сказал
ему Грегсон. - А это мистер Ливертон из американского агентства
Пинкертона.
- Герой тайны Лонг-Айлендской пещеры! - воскликнул Холмс. - Рад
познакомиться с вами, сэр.
Американец, деловитый молодой человек с острыми чертами
продолговатого, гладко выбритого лица, покраснел, услышав такую похвалу.
- То, что нам предстоит сейчас, - дело всей моей жизни, мистер Холмс.
Если мне удастся схватить Джорджано...
- Что? Джорджано из лиги "Алое кольцо"?
- О, у него уже европейская слава? Что ж, в Америке нам все о нем
известно. Мы знаем, что на его совести пятьдесят убийств, но пока что у
нас нет неопровержимых улик, и мы не можем его арестовать. Я гнался за ним
по пятам из Нью-Йорка и неделю слежу за ним в Лондоне, выжидая случая
схватить его за шиворот. Мы с мистером Грегсоном выследили его - он в этом
большом доме, где только один подъезд, и ему от нас не скрыться. С тех
пор, как он там, вышли трое, но, клянусь, его в их числе не было.
- Мистер Холмс говорил о сигналах, - вставил Грегсон. - Я уверен,
ему, как всегда, известны такие подробности, каких мы не знаем.
Холмс в коротких словах разъяснил, как мы себе представляем положение
дел. Американец с досадой стиснул руки.
- Он узнал, что мы здесь!
- Почему вы так думаете?
- А разве не ясно? Он скрылся в доме и подает знаки соучастнику - в
Лондоне несколько человек из его банды. Потом, как вы изволили заметить,
когда он сообщал о грозящей опасности, сигналы вдруг оборвались. Что же
это означает, если не то, что он увидел нас из окна или почему-то
догадался, насколько близка опасность, и решил действовать немедля, чтобы
ее избежать? Что вы предлагаете, мистер Холмс?
- Подняться наверх и выяснить на месте, что там произошло.
- Но у нас нет ордера на его арест.
- Этот человек находится в пустой квартире при подозрительных
обстоятельствах, - сказал Грегсон. - Для начала достаточно. Когда мы
посадим его за решетку, Нью-Йорк, наверное, поможет нам удержать его там.
Я беру на себя ответственность за арест.
Наши сыщики-профессионалы, может быть, не всегда быстро шевелят
мозгами, но в храбрости им нельзя отказать. Грегсон поднимался по
ступенькам, чтобы арестовать этого матерого преступника, столь же деловито
и спокойно, как если бы шел по парадной лестнице Скотленд-Ярда.
Пинкертоновский агент попытался было обогнать его, но Грегсон весьма
решительно оттеснил его назад. Лондонские опасности - привилегия
лондонской полиции.
Дверь квартиры слева на четвертом этаже была приоткрыта. Грегсон
отворил ее. Внутри было темно и очень тихо. Я чиркнул спичкой и зажег
фонарь сыщика. Когда огонь разгорелся, все мы ахнули в изумлении. На
сосновых досках голого пола виднелись свежие следы крови. Красные
отпечатки сапог вели в нашу сторону из внутренней комнаты, дверь в которую
была закрыта. Грегсон широко распахнул ее и поднял фонарь, горевший теперь
ярким пламенем, а мы нетерпеливо глядели из-за его спины.
На полу посредине пустой комнаты распростерся человек геркулесовского
сложения. Черты его смуглого, гладко выбритого лица были страшно искажены,
голова с жутким венчиком алой крови лежала на светлом паркете в
растекшейся кровяной луже. Колени его были подняты, руки раскинуты, а в
могучей коричневой шее торчала рукоятка ножа. Хоть он и был гигантом,
сокрушительный удар, видимо, свалил его, как мясник валит быка. Возле его
правой руки на полу лежал внушительный обоюдоострый кинжал с роговой
рукоятью, а рядом черная лайковая перчатка.
- Боже мой! Ведь это и есть Черный Джорджано! - вскричал американский
сыщик. - На этот раз кто-то нас опередил.
- А вот и свеча на окошке, мистер Холмс, - сказал Грегсон. - Но что
это вы делаете?
Холмс подошел к окну, зажег свечу и принялся размахивать ею перед
оконным переплетом. Потом вгляделся в темноту, погасил свечу и бросил на
пол.
- Пожалуй, это нам поможет.
Он вернулся к обоим профессионалам, осматривавшим тело, и в глубокой
задумчивости стал рядом.
- Вы говорите, что пока ждали внизу, из дома вышли трое, - произнес
он наконец. - Вы разглядели их?
- Да, разглядел.
- Был ли среди них человек лет тридцати, смуглый, чернобородый,
среднего роста?
- Да, он прошел мимо меня последним.
- Думаю, что это тот, кто вам нужен. Я могу его описать вам, и у нас
есть великолепный отпечаток его ноги. По-моему, этого вам хватит.
- Не очень-то много, мистер Холмс, чтобы найти его среди миллионов
лондонцев.
- Возможно. Потому я и подумал, что нелишне призвать на помощь даму.
При этих словах мы все обернулись. В прямоугольнике двери стояла
высокая красивая женщина - таинственная квартирантка миссис Уоррен. Она
медленно приблизилась, ее бледное лицо было полно тревоги, напряженный,
испуганный взгляд прикован к темной фигуре, лежавшей на полу.
- Вы убили его! - пробормотала она. - О, Dio mio[1], вы убили его!
Потом она глубоко перевела дыхание и с радостным криком подпрыгнула. Она
кружилась по комнате, хлопала в ладоши, ее карие глаза горели восторгом и
изумлением, с губ срывались тысячи прелестных итальянских возгласов.
Ужасно и удивительно было смотреть на эту женщину, охваченную радостью при
виде такого зрелища. Вдруг она остановилась и вопрошающе взглянула на нас.
- Но вы! Ведь вы полиция? Вы убили Джузеппе Джорджано? Правда?
- Мы полиция, сударыня.
Она вгляделась в темные углы комнаты.
- А где же Дженнаро? Дженнаро Лукка, мой муж? Я Эмилия Лукка, мы оба
из Нью-Йорка. Где Дженнаро? Он только что позвал меня из этого окна, и я
помчалась со всех ног.
- Это я позвал, - сказал Холмс.
- Вы! Но как вы узнали?
- Ваш шифр несложен, сударыня. Вы нужны нам здесь. Я был уверен, что
стоит мне подать знак Vieni[2], и вы обязательно придете. Прекрасная
итальянка взглянула на Холмса с благоговейным страхом.
- Не понимаю, откуда вам все это известно, - сказала она. - Джузеппе
Джорджано... как он... - Она замолчала, и вдруг ее лицо осветилось
радостью и гордостью. - Теперь я поняла! Мой Дженнаро! Это сделал мой
прекрасный, чудесный Дженнаро, который охранял меня от всех бед, он убил
чудовище собственной сильной рукой! О Дженнаро, какой ты замечательный!
Есть ли на свете женщина, достойная такого мужчины!
- Так вот, миссис Лукка, - сказал прозаичный Грегсон, положив руку на
локоть синьоры так же бесстрастно, как если бы она была хулиганом из
Ноттинг-Хилла. - Пока мне еще не совсем ясно, кто вы такая и зачем вы
здесь, но из того, что вы сказали, мне вполне ясно, что вами
заинтересуются в Скотленд-Ярде.
- Одну минуту, Грегсон, - вмешался Холмс, - я полагаю, эта леди и
сама не прочь дать нам кое-какие сведения. Вам понятно, сударыня, что
вашего мужа арестуют и будут судить за убийство человека, который лежит
перед нами? Ваши слова могут быть использованы как доказательство его
виновности. Но если вы полагаете, что ваш муж действовал не в преступных
целях и желал бы сам, чтобы о них узнали, то, рассказав нам все, вы очень
ему поможете.
- Теперь, когда Джорджано мертв, нам ничего не страшно, - ответила
итальянка. - Это был дьявол, чудовище, и ни один судья в мире не накажет
моего мужа за то, что он убил его.
- В таком случае, - сказал Холмс, - я предлагаю запереть дверь,
оставив все, как есть, пойти вместе с этой леди к ней на квартиру и
принять решение после того, как она расскажет нам всю историю.
Через полчаса мы все четверо сидели в маленькой гостиной синьоры
Лукки, слушая ее удивительный рассказ о зловещих событиях, развязки
которых нам довелось быть свидетелями. Она говорила, по-английски быстро и
бегло, однако весьма неправильно, и для большей ясности я несколько
упорядочил ее речь.
- Родилась я в Посилипло, неподалеку от Неаполя, - начала она, - я
дочь Аугусто Барелли, который был там главным юристом, а одно время и
депутатом от этого округа. Дженнаро служил у моего отца, и я влюбилась в
него, ибо в него нельзя не влюбиться. Он был беден и не имел положения в
обществе, не имел ничего, кроме красоты, силы и энергии, и отец не дал
согласия на брак. Мы бежали, поженились в Бари, продали мои драгоценности,
а на вырученные деньги уехали в Америку. Это случилось четыре года назад,
и с тех пор мы жили в Нью-Йорке.
Сначала судьба была к нам очень благосклонна. Дженнаро оказал услугу
одному джентльмену-итальянцу - спас его от головорезов в месте, называемом
Бовери, и таким образом приобрел влиятельного друга. Зовут его Тито
Касталотте, он главный компаньон известной фирмы "Касталотте и Замба",
основного поставщика фруктов в Нью-Йорк. Синьор Замба много болеет, и все
дела фирмы, в которой занято более трехсот человек, в руках нашего нового
друга Касталотте. Он взял моего мужа к себе на службу, назначил заведующим
отделом и проявлял к нему расположение, как только мог. Синьор Касталотте
холост, и, мне кажется, он относился к Дженнаро, как к родному сыну, а я и
мой муж любили его, словно он был нам отец. Мы сняли и меблировали в
Бруклине небольшой домик, и наше будущее казалось нам обеспеченным, как
вдруг появилась черная туча и вскоре заволокла все небо.
Как-то вечером Дженнаро возвратился с работы и привел с собой
соотечественника. Звали его Джорджано, и он тоже был из Посилиппо. Это был
человек колоссального роста, в чем вы сами могли убедиться - вы видели его
труп. У него было не только огромное тело, в нем все было фантастично,
чрезмерно и жутко. Голос его звучал в нашем домике, как гром. Когда он
говорил, там едва хватало места для его громадных размахивающих рук.
Мысли, переживания, страсти - все было преувеличенное, чудовищное. Он
говорил, вернее, орал, с таким жаром, что остальные только сидели и
слушали, испуганные могучим потоком слов. Глаза его сверкали, и он держал
вас в своей власти. Это был человек страшный и удивительный. Слава
создателю, что он мертв!
Он стал приходить все чаще и чаще. Но я знала, что Дженнаро, как и я,
не испытывал радости от его посещений. Мой несчастный муж сидел бледный,
равнодушный, слушая бесконечные разглагольствования насчет политики и
социальных проблем, что являлось темой разговоров нашего гостя. Дженнаро
молчал, но я, хорошо его зная, читала на его лице чувство, какого оно не
выражало никогда раньше. Сперва я подумала, что это неприязнь. Потом
поняла, что это нечто большее. То был страх, едва скрываемый, неодолимый
страх. В ту ночь - в ночь, когда я прочитала на его лице ужас, - я обняла
его и умоляла ради любви ко мне, ради всего, что дорого ему, ничего не
утаивать и рассказать мне, почему этот великан так удручает его.
Муж рассказал мне, и от его слов сердце мое оледенело. Мой бедный
Дженнаро в дни пылкой, одинокой юности, когда ему казалось, что весь мир
против него, и его сводили с ума несправедливости жизни, вступил в
неаполитанскую лигу "Алое кольцо" - нечто вроде старых карбонариев. Тайны
этой организации, клятвы, которые дают ее члены, ужасны, а выйти из нее,
согласно правилам, невозможно. Мы бежали в Америку, и Дженнаро думал, что
избавился от всего этого навсегда. Представьте себе его ужас, когда
однажды вечером он встретил на улице гиганта Джорджано, того самого
человека, который в Неаполе втянул его в организацию и на юге Италии
заработал себе прозвище "Смерть", ибо руки его по локоть обагрены кровью
убитых! Он приехал в Нью-Йорк, скрываясь от итальянской полиции, и уже
успел создать там отделение этой страшной лиги. Все это Дженнаро рассказал
мне и показал полученную им в тот день бумажку с нарисованным на ней алым
кольцом. Там говорилось, что в такой-то день и час состоится собрание, на
котором он должен присутствовать.
Это ничего хорошего не сулило, но худшее ждало нас впереди. С
некоторого времени я стала замечать, что Джорджано, придя к нам - а теперь
он приходил чуть ли не каждый вечер, - обращается только ко мне, а если и
говорит что-нибудь моему мужу, то не спускает с меня страшного, неистового
взгляда своих блестящих глаз. Однажды его тайна обнаружилась. Я пробудила
в нем то, что он называл любовью, - любовь чудовища, дикаря. Дженнаро еще
не было дома, когда он пришел. Он придвинулся ко мне, схватил своими
огромными ручищами, сжал в медвежьем объятии и, осыпая поцелуями, умолял
уйти с ним. Я отбивалась, отчаянно крича, тут вошел Дженнаро и бросился на
него. Джорджано ударил мужа так сильно, что тот упал, потеряв сознание, а
сам бежал из дома, куда вход ему был закрыт навсегда. С того вечера он
стал нашим смертельным врагом.
Через несколько дней состоялось собрание. По лицу Дженнаро, когда он
возвратился, я поняла, что случилось нечто ужасное. Такой беды нельзя было
себе представить. Общество добывает средства, шантажируя богатых
итальянцев и угрожая им насилием, если они откажутся дать деньги. На этот
раз они наметили своей жертвой Касталотте, нашего друга и благодетеля. Он
не испугался угроз, а записки бандитов передал полиции. И вот решили
учинить над ним такую расправу, которая отбила бы у других охоту
противиться. На собрании постановили взорвать динамитом его дом с ним
вместе. Бросили жребий, кому выполнять это чудовищное дело. Опуская руку в
мешок, Дженнаро увидел улыбку на жестоком лице своего врага. Конечно, все
было как-то подстроено, потому что на ладони мужа оказался роковой кружок
с алым кольцом - приказ совершить убийство. Он должен был лишить жизни
самого близкого друга, - за неповиновение товарищи наказали бы его и меня
тоже. Дьявольская лига мстила отступникам или тем, кого боялась, наказывая
не только их самих, но и близких им людей, и этот ужас навис над головой
моего несчастного Дженнаро и сводил его с ума.
Всю ночь мы сидели, обнявшись, подбадривая друг друга перед лицом
ожидающих нас бед. Взрыв назначили на следующий вечер. В полдень мы с
мужем были уже на пути в Лондон и, конечно, предупредили нашего
благодетеля об опасности и сообщили полиции все сведения, необходимые для
охраны его жизни.
Остальное, джентльмены, вам известно. Мы не сомневались, что нам не
уйти от своих врагов, как нельзя уйти от собственной тени. У Джорджано
были и личные причины для мести, но мы знали также, какой это неумолимый,
коварный и упорный человек. В Италии и в Америке без конца толкуют о его
страшном могуществе. А сейчас уж он, конечно, использовал бы свои
возможности. Благодаря тому, что мы опередили врагов, у нас оказалось
несколько спокойных дней, и мой любимый обеспечил мне убежище, где я могла
укрыться от опасности. Сам он хотел иметь свободу действий, чтобы снестись
с итальянской и американской полицией. Я не имею представления, где он
живет и как. Я узнавала о нем только из заметок в газете. Однажды,
выглянув в окно, я увидела двух итальянцев, наблюдавших за домом, и
поняла, что каким-то образом Джорджано обнаружил наше пристанище. Наконец
Дженнаро сообщил мне через газету, что будет сигнализировать из
определенного окна, но сигналы говорили только о необходимости
остерегаться и внезапно прервались. Теперь мне ясно: муж знал, что
Джорджано напал на его след, и, слава Богу, подготовился к встрече с ним.
А теперь, джентльмены, скажите: совершили мы такое, что карается законом,
и есть ли на свете суд, который вынес бы обвинительный приговор Дженнаро
за то, что он сделал?
- Что же, мистер Грегсон, - сказал американец, посмотрев на
английского агента, - не знаю, какова ваша британская точка зрения, но в
Нью-Йорке, я полагаю, подавляющее большинство выразит благодарность мужу
этой дамы.
- Ей придется поехать со мною к начальнику, - ответил Грегсон - Если
ее слова подтвердятся, не думаю, что ей или ее мужу что-нибудь грозит. Но,
чего я не способен уразуметь, так это каким образом в этом деле оказались
замешаны вы, мистер Холмс.
- Образование, Грегсон, образование! Все еще обучаюсь в университете.
Кстати, сейчас еще нет восьми часов, а в Ковент-Гардене идет опера
Вагнера. Если поторопиться, мы можем поспеть ко второму действию.
Перевод Э. Бер
1. Боже мой (итал.).
2. Приходи (итал.).
__________________________________________________________________________
Отсканировано с книги: Артур Конан Дойл. Собрание сочинений
в 8 томах. Том 3. Москва, издательство
Правда, 1966 (Библиотека "Огонек").
Дата последней редакции: 24.06.1998
Last-modified: Tue, 20 Jul 2004 17:47:47 GMT