Книгу можно купить в : Biblion.Ru 30р.
Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     Гос.изд. детской литературы министерства просвещения РСФСР, Л., 1952
     OCR: NVE
(  Примечание.  Текст изобилует словами и выражениями, которые легко
принять за ошибки OCR. Тем не менее, это - истинный текст автора,
просто именно так и говорили в 1782 году !  Качество проверки
гарантирую. )
---------------------------------------------------------------










Простаков.
Гж.*  Простакова, жена его.
Митрофан, сын их, недоросль. **
Еремеевна, мама***  Митрофанова.
Правдин.
Стародум.
Софья, племянница Стародума.
Милон.
Г-н Скотинин, брат гж. Простаковой.
Кутейкин, семинарист.
Цыфиркин, отставной сержант.
Вральман, учитель.
Тришка, портной.
Слуга Простакова.
Камердинер Стародума.

Действие в деревне Простаковых.


* Гж. - сокращенное написание слова "госпожа". В дальнейшем принято
более употребительное сокращение - г-жа.
** Так официально назывались дворяне, преимущественно молодые, не
получившие документа об образовании и не поступившие на службу. Вместе
с тем слово "недоросль" обозначало любого дворянина, не достигшего
совершеннолетия.
*** Мама, то есть кормилица.











Г-жа Простакова, Митрофан, Еремеевна

Г-жа Простакова (осматривая кафтан на Митрофане).  Кафтан весь
испорчен. Еремеевна, введи сюда мошенника Тришку. (Еремеевна отходит.)
Он, вор, везде его обузил. Митрофанушка, друг мой, я чаю, тебя жмет до
смерти. Позови сюда отца.

Митрофан отходит.





Г-жа Простакова, Еремеевна, Тришка

Г-жа Простакова (Тришке). А ты, скот, подойди поближе. Не говорила ль
я тебе, воровская харя, чтоб ты кафтан пустил шире. Дитя, первое,
растет,  другое, дитя и без узкого кафтана деликатного сложения.
Скажи, болван, чем ты оправдаешься?
Тришка. Да ведь я, сударыня, учился самоучкой. Я тогда же вам
докладывал: ну да извольте отдавать портному.
Г-жа Простакова. Так разве необходимо надобно быть портным, чтобы
уметь сшить кафтан хорошенько. Экое скотское рассуждение!
Тришка. Да ведь портной-то учился, сударыня, а я нет.
Г-жа Простакова. Еще он же и спорит. Портной учился у другого, другой
у третьего, да первоет портной у кого же учился? Говори, скот.
Тришка. Да первоет портной, может быть, шил хуже и моего.
Митрофан (вбегает). Звал батюшку. Изволил сказать: тотчас.
Г-жа Простакова. Так поди же вытащи его, коли добром не дозовешься.
Митрофан. Да вот и батюшка.





Те же и Простаков

Г-жа Простакова. Что, что ты от меня прятаться изволишь? Вот, сударь,
до чего я дожила с твоим потворством. Какова сыну обновка к дядину
сговору? Каков кафтанец Тришка сшить изволил?
Простаков (от робости запинаясь). Ме... мешковат немного.
Г-жа Простакова. Сам ты мешковат, умная голова.
Простаков. Да я думал, матушка, что тебе так кажется.
Г-жа Простакова. А ты сам разве ослеп?
Простаков. При твоих глазах мои ничего не видят.
Г-жа Простакова. Вот каким муженьком наградил меня господь: не смыслит
сам разобрать, что широко, что узко.
Простаков. В этом я тебе, матушка, и верил, и верю.
Г-жа Простакова. Так верь же и тому, что я холопям потакать не
намерена. Поди, сударь, и теперь же накажи...





Те же и Скотинин

Скотинин. Кого? за что? В день моего сговора! Я прошу тебя, сестрица,
для такого праздника отложить наказание до завтрева; а завтра, коль
изволишь, я и сам охотно помогу. Не будь я Тарас Скотинин, если у меня
не всякая вина виновата. У меня в этом, сестрица, один обычай с тобою.
Да за что ж ты так прогневалась?
Г-жа Простакова. Да вот, братец, на твои глаза пошлюсь. Митрофанушка,
подойди сюда. Мешковат ли этот кафтан?
Скотинин. Нет.
Простаков. Да я и сам уже вижу, матушка, что он узок.
Скотинин. Я и этого не вижу. Кафтанец, брат, сшит изряднехонько.
Г-жа Простакова (Тришке). Выйди вон, скот. (Еремеевне.) Поди ж,
Еремеевна, дай позавтракать ребенку. Ведь, я чаю, скоро и учители
придут.
Еремеевна. Он уже и так, матушка, пять булочек скушать изволил.
Г-жа Простакова. Так тебе жаль шестой, бестия? Вот какое усердие!
Изволь смотреть.
Еремеевна. Да во здравие, матушка. Я ведь сказала это для Митрофана же
Терентьевича. Протосковал до самого утра.
Г-жа Простакова. Ах, мати божия! Что с тобою сделалось, Митрофанушка?
Митрофан. Так, матушка. Вчера после ужина схватило.
Скотинин. Да, видно, брат, поужинал ты плотно.
Митрофан. А я, дядюшка, почти и вовсе не ужинал.
Простаков. Помнится, друг мой, ты что-то скушать изволил.
Митрофан. Да что! Солонины ломтика три, да подовых, не помню, пять, не
помню, шесть.
Еремеевна. Ночью то и дело испить просил. Квасу целый кувшинец
выкушать изволил.
Митрофан. И теперь как шальной хожу. Ночь всю такая дрянь в глаза
лезла.
Г-жа Простакова. Какая ж дрянь, Митрофанушка?
Митрофан. Да то ты, матушка, то батюшка.
Г-жа Простакова. Как же это?
Митрофан. Лишь стану засыпать, то и вижу, будто ты, матушка, изволишь
бить батюшку.
Простаков (в сторону). Ну! беда моя! сон в руку!
Митрофан (разнежась). Так мне и жаль стало.
Г-жа Простакова (с досадою). Кого, Митрофанушка?
Митрофан. Тебя, матушка: ты так устала, колотя батюшку.
Г-жа Простакова. Обойми меня, друг мой сердечный! Вот сынок, одно мое
утешение.
Скотинин. Ну, Митрофанушка! Ты, я вижу, матушкин сынок, а не батюшкин.
Простаков. По крайней мере я люблю его, как надлежит родителю, то-то
умное дитя, то-то разумное, забавник, затейник; иногда я от него вне
себя, от радости сам истинно не верю, что он мой сын, Скотинин. Только
теперь забавник наш стоит что-то нахмурясь.
Г-жа Простакова. Уж не послать ли за доктором в город?
Митрофан. Нет, нет, матушка. Я уж лучше сам выздоровлю. Побегу-тка
теперь на голубятню, так авось либо...
Г-жа Простакова. Так авось либо господь милостив. Поди, порезвись,
Митрофанушка.

Митрофан с Еремеевной отходят.





Г-жа Простакова, Простаков, Скотинин

Скотинин. Что ж я не вижу моей невесты? Где она? Ввечеру быть уже
сговору, так не пора ли ей сказать, что выдают ее замуж?
Г-жа Простакова. Успеем, братец. Если ей это сказать прежде времени,
то она может еще подумать, что мы ей докладываемся. Хотя по муже,
однако, я ей свойственница; а я люблю, чтоб и чужие меня слушали.
Простаков (Скотинину). Правду сказать, мы поступили с Софьюшкой, как с
сущею сироткой. После отца осталась она младенцем. Тому с полгода, как
ее матушке, а моей сватьюшке, сделался удар...
Г-жа Простакова (показывает, будто крестит сердце). С нами сила
крестная.
Простаков. От которого она и на тот свет пошла. Дядюшка ее, г.
Стародум, поехал в Сибирь; а как несколько уже лет не было о нем ни
слуху, ни вести, то мы и считаем его покойником. Мы, видя, что она
осталась одна, взяли ее в нашу деревеньку и надзираем над ее имением,
как над своим.
Г-жа Простакова. Что ты сегодня так разоврался, мой батюшка? Еще
братец может подумать, что мы для интересу ее к себе взяли.
Простаков. Ну как, матушка, ему это подумать? Ведь Софьюшкино
недвижимое имение нам к себе придвинуть не можно.
Скотинин. А движимое хотя и выдвинуто, я не челобитчик. Хлопотать я не
люблю, да и боюсь. Сколько меня соседи ни обижали, сколько убытку ни
делали, я ни на кого не бил челом, а всякий убыток, чем за ним ходить,
сдеру с своих же крестьян, так и концы в воду.
Простаков. То правда, братец: весь околоток говорит, что ты мастерски
оброк собираешь.
Г-жа Простакова. Хоть бы ты нас поучил, братец батюшка; а мы никак не
умеем. С тех пор, как все, что у крестьян ни было, мы отобрали, ничего
уже содрать не можем. Такая беда!
Скотинин. Изволь, сестрица, поучу вас, поучу, лишь жените меня на
Софьюшке.
Г-жа Простакова. Неужели тебе эта девчонка так понравилась?
Скотинин. Нет, мне нравится не девчонка.
Простаков. Так по соседству ее деревеньки?
Скотинин. И не деревеньки, а то, что в деревеньках-то ее водится и до
чего моя смертная охота.
Г-жа Простакова. До чего же, братец?
Скотинин. Люблю свиней, сестрица, а у нас в околотке такие крупные
свиньи, что нет из них ни одной, которая, став на задни ноги, не была
бы выше каждого из нас целой головою.
Простаков. Странное дело, братец, как родня на родню походить может!
Митрофанушка наш весь в дядю - и он до свиней сызмала такой же
охотник, как и ты. Как был еще трех лет, так, бывало, увидя свинку,
задрожит от радости.
Скотинин. Это подлинно диковинка! Ну пусть, братец, Митрофан любит
свиней для того, что он мой племянник. Тут есть какое-нибудь сходство;
да от чего же я к свиньям так сильно пристрастился?
Простаков. И тут есть же какое-нибудь сходство. Я так рассуждаю.





Те же и Софья.
Софья вошла, держа письмо в руках и имея веселый вид.

Г-жа Простакова (Софье). Что так весела, матушка, чему обрадовалась?
Софья. Я получила сейчас радостное известие. Дядюшка, о котором столь
долго мы ничего не знали, которого я люблю и почитаю, как отца моего,
на сих днях в Москву приехал. Вот письмо, которое я от него теперь
получила.
Г-жа Простакова (испугавшись, с злобою). Как! Стародум, твой дядюшка,
жив! И ты изволишь затевать, что он воскрес! Вот изрядный вымысел!
Софья. Да он никогда не умирал.
Г-жа Простакова. Не умирал! А разве ему и умереть нельзя? Нет,
сударыня, это твои вымыслы, чтоб дядюшкою своим нас застращать, чтоб
мы дали тебе волю. Дядюшка-де человек умный; он, увидя меня в чужих
руках, найдет способ меня выручить. Вот чему ты рада, сударыня;
однако, пожалуй, не очень веселись; дядюшка твой, конечно, не
воскресал.
Скотинин. Сестра! Ну, да коли не умирал?
Простаков. Избави боже, коли он не умирал!
Г-жа Простакова (к мужу). Как не умирал! Что ты бабушку путаешь? Разве
ты не знаешь, что уж несколько лет от меня его и в памятцах за упокой
поминали? Неужто-таки и грешные-то мои молитвы не доходили! (К Софье.)
Письмецо-то мне пожалуй. (Почти вырывает.) Я об заклад бьюсь, что оно
какое-нибудь амурное. И догадываюсь, от кого. Это от того офицера,
который искал на тебе жениться и за которого ты сама итти хотела. Да
которая бестия без моего спросу отдает тебе письма! Я доберусь. Вот до
чего дожили. К девушкам письма пишут! Девушки грамоте умеют!
Софья. Прочтите его сами, сударыня. Вы увидите, что ничего невиннее
быть не может.
Г-жа Простакова. Прочтите его сами! Нет, сударыня, я, благодаря бога,
не так воспитана. Я могу письма получать, а читать их всегда велю
другому. (К  мужу.) Читай.
Простаков (долго смотря). Мудрено.
Г-жа Простакова. И тебя, мой батюшка, видно, воспитывали, как красную
девицу. Братец, причти, потрудись.
Скотинин. Я от роду ничего не читывал, сестрица! Бог меня избавил этой
скуки.
Софья. Позвольте мне прочесть.
Г-жа Простакова. О, матушка! Знаю, что ты мастерица, да лих не очень
тебе верю. Вот, я чаю, учитель Митрофанушкин скоро придет. Ему велю...
Скотинин. А уж зачали молодца учить грамоте?
Г-жа Простакова. Ах, батюшка братец! Уж года четыре как учится.
Нечего, грех сказать, чтоб мы не старались воспитывать Митрофанушку.
Троим учителям денежки платим. Для грамоты ходит к нему дьячок от
Покрова, Кутейкин. Арихметике учит его, батюшка, один отставной
сержант Цыфиркин. Оба они приходят сюда из города. Ведь от нас и город
в трех верстах, батюшка. По-французски и всем наукам обучает его немец
Адам Адамыч Вральман. Этому по триста рубликов на год| Сажаем за стол
с собою. Белье его наши бабы моют. Куда надобно - лошадь. За столом
стакан вина. На ночь сальная свеча, и парик направляет наш же Фомка
даром.
Правду сказать, и мы им довольны, батюшка братец. Он ребенка не неволит.
Ведь, мой батюшка, пока Митрофанушка еще в недорослях, пота*  его и
понежить а там лет через десяток, как войдет, избави боже, в службу,
всего натерпится. Как кому счастие на роду написано, братец. Из нашей
же фамилии Простаковых смотри-тка, на боку лежа, летят себе в чины.**
Чем же плоше их Митрофанушка? Ба! Да вот пожаловал кстати  дорогой наш
постоялец.

*  До тех пор.
** Дворяне в XVIII веке могли получать чины и звания не служа, числясь
в многолетнем отпуске.





Те же и Правдин

Г-жа Простакова. Братец, друг мой! Рекомендую вам дорогого гостя
нашего, господина Правдина; а вам, государь мой, рекомендую брата
моего.
Правдин. Радуюсь, сделав ваше знакомство.
Скотинин. Хорошо, государь мой! а как по фамилии? Я не дослышал.
Правдин. Я называюсь Правдин, чтобы вы дослышали.
Скотинин. Какой уроженец, государь мой, где деревеньки?
Правдин. Я родился в Москве, ежели вам то знать надобно, а деревни мои
в здешнем наместничестве.
Скотинин. А смею ли спросить, государь мой, имени и отчества не знаю,
- в деревеньках ваших водятся ли свинки?
Г-жа Простакова. Полно, братец, о свиньях-то начинать. Поговорим-ка
лучше о нашем горе. ( К Правдину.) Вот, батюшка! Бог велел нам взять
на свои руки девицу. Она изволит получать грамотки от дядюшек. К ней с
того света дядюшки пишут. Сделай милость, мой батюшка, потрудись,
прочти всем нам вслух.
Правдин. Извините меня, сударыня, Я никогда не читаю писем без
позволения тех, к кому они писаны.
Софья. Я вас о том прошу. Вы меня тем очень одолжите.
Правдин: Если вы приказываете. (Читает.) "Любезная племянница! Дела
мои принудили меня жить несколько лет в разлуке с моими ближними; а
дальность лишила меня удовольствия иметь о вас известий! Я теперь в
Москве, прожив несколько лет в Сибири. Я могу служить примером, что
трудами и честностию  состояние свое сделать можно. Сими средствами, с
божей  помощию счастия, нажил я десять тысяч рублей доходу..."
Скотинин и оба Простаковы. Десять тысяч!
Правдин (читает). "Которым тебя, моя любезная  племянница, тебя делаю
наследницею..."
Г-жа Простакова.  Тебя наследницею!
Простаков.  Софью наследницею!
Скотинин. Ее наследницею!
Г-жа Простакова (бросаясь обнимать Софью) Поздравляю, Софьюшка!
Поздравляю, душа моя! Я вне себя с радости! Теперь тебе надобен жених.
Я, я лучшей невесты и Митрофанушке не желаю. То-то дядюшка! То-то отец
родной! Я и сама все-таки думала, что бог его хранит, что он еще
здравствует.
Скотинин (протянув руку). Ну, сестрица, скорей же по рукам.
Г-жа Простакова (тихо Скотинину). Постой, братец. Сперва надобно
спросить ее, хочет ли еще она за тебя выйти?
Скотинин. Как! Что за вопрос! Неужто ты ей докладываться станешь?
Правдин. Позволите ли письмо дочитать?
Скотинин. А на что? Да хоть пять лет читай, лучше десяти тысяч не
дочитаешься.
Г-жа Простакова (к Софье). Софьюшка, душа моя! пойдем ко мне в
спальню. Мне крайняя нужда с тобой поговорить. (Увела Софью.)
Скотинин. Ба! Так я вижу, что сегодня сговору-то вряд и быть ли.





Правдин, Простаков, Скотинин, Слуга

Слуга (к Простакову, запыхавшись). Барин, барин! солдаты пришли,
остановились в нашей деревне.
Простаков. Какая беда! Ну! разорят нас до конца.
Правдин. Чего вы испугались?
Простаков. Ах ты, отец родной! Мы уж видали виды. Я к ним и появиться
не смею.
Правдин.   Не бойтесь. Их, конечно, ведет офицер, который не допустит
ни до какой наглости. Пойдем к нему со мною. Я уверен, что вы робеете
напрасно.

Правдин, Простаков и слуга отходят.

Скотинин. Все меня одного оставили. Пойти было прогуляться на скотный
двор.

Конец первого действия










Правдин, Милон

Милон. Как я рад, мой любезный друг, что нечаянно увиделся с тобой!
Скажи, каким случаем...
Правдин. Как друг, открою тебе причину моего здесь пребывания. Я
определен членом в здешнем наместничестве. Имею повеление объехать
здешний округ; а притом, из собственного подвига*  сердца моего, не
оставляю замечать тех злонравных невежд, которые, имея над людьми
своими полную власть, употребляют ее во зло бесчеловечно. Ты знаешь
образ мыслей нашего наместника**.  С какою ревностию помогает он
страждущему человечеству! С каким усердием исполняет он тем самым
человеколюбивые виды вышней власти! Мы в нашем краю сами
испытали, что где наместник таков, каковым изображен наместник в
Учреждении***, там благосостояние обитателей верно и надежно. Я живу
здесь уже три дня. Нашел помещика дурака бессчетного, а жену презлую
фурию, которой адский нрав делает несчастье целого их дома. Ты что
задумался, мой друг, скажи мне, долго ль здесь останешься?
Милон. Через несколько часов иду отсюда.
Правдин. Что так скоро? Отдохни.
Милон. Не могу. Мне велено солдат вести без замедления... Да сверх
того я сам горю нетерпением быть в Москве.
Правдин. Что причиною?


*  Побуждения.
** Россия в 1775 году была разделена на пятьдесят губерний. В
отдельных случаях две-три губернии объединялись в руках представителя
верховной власти - наместника, при котором создавалось правление.
Правдин был членом правления наместничества.
*** Закон о губерниях назывался "Учреждение для управления губерний
Российской империи". Он был издан в 1775 году.

Милон. Открою тебе тайну сердца моего, любезный друг! Я влюблен, и
имею счастье быть любим. Больше полугода, как я в разлуке с тою,
которая мне дороже всего на свете, и, что еще горестнее, ничего не
слыхал я о ней во все это время. Часто, приписывая молчание ее
холодности, терзался я горестию; но вдруг получил известие, которое
меня поразило. Пишут ко мне, что, по смерти ее матери, какая-то
дальняя родня увезла ее в свои деревни. Я не знаю, ни кто, ни куда.
Может быть, она теперь в руках каких-нибудь корыстолюбцев, которые,
пользуясь сиротством ее, содержат ее в тиранстве. От одной этой мысли
я вне себя.
Правдин. Подобное бесчеловечие вижу и в здешнем доме. Ласкаюсь*,
однако, положить скоро границы злобе жены и глупости мужа. Я уведомил
уже обо всем нашего начальника и не сомневаюсь, что унять их возьмутся
меры.

* Ласкаю себя мыслью, надеюсь.

Милон. Счастлив ты, мой друг, будучи в состоянии облегчать судьбу
несчастных. Не знаю, что мне делать в горестном моем положении.
Правдин. Позволь мне спросить об ее имени.
Милон (в восторге). А! вот она сама.







Те же и Софья

Софья. Милон! тебя ли я вижу?
Правдин. Какое счастие!
Милон. Вот та, которая владеет моим сердцем. Любезная Софья! Скажи
мне, каким случаем здесь нахожу тебя?
Софья. Сколько горестей терпела я со дня нашей разлуки! Бессовестные
мои свойственники...
Правдин. Мой друг! не спрашивай о том, что столько ей прискорбно... Ты
узнаешь от, меня, какие грубости...
Милон. Недостойные люди!
Софья. Сегодня, однакож, в первый раз здешняя хозяйка переменила со
мной свой поступок. Услыша, что дядюшка мой делает меня наследницею,
вдруг из грубой и бранчивой сделалась ласковою до самой низкости, и я
по всем ее обинякам вижу, что прочит меня в невесты своему сыну.
Милон (с нетерпением). И ты не изъявила ей тот же час совершенного
презрения?..
Софья. Нет...
Милон. И не сказала ей, что ты имеешь сердечные обязательства, что...
Софья. Нет...
Милон. А! теперь я вижу мою погибель. Соперник мой счастлив! Я не
отрицаю в нем всех достоинств. Он, может быть, разумен, просвещен,
любезен; но чтоб мог со мною сравниться в моей к тебе любви, чтоб...
Софья (усмехаясь). Боже мой! Если б ты его  увидел, ревность твоя
довела б тебя до крайности!
Милон (с негодованием). Я воображаю все его достоинства.
Софья. Всех и вообразить не можешь. Он хотя и шестнадцати лет, а
достиг уже до последней степени своего совершенства и дале не пойдет.
Правдин. Как дале не пойдет, сударыня? Он доучивает часослов; а там,
думать надобно, примутся и за псалтирь*.

* Часослов и псалтырь - церковные книги, по которым обучали грамоте,
заставляя затверживать текст наизусть.

Милон. Как! таков-то мой соперник! А! любезная Софья! на что ты и
шуткою меня терзаешь? Ты знаешь, как легко страстный человек
огорчается и малейшим подозрением. Скажи ж мне, что ты ей отвечала?

Здесь Скотинин идет по театру, задумавшись, и никто его не видит.

Софья. Я сказала, что судьба моя зависит от воли дядюшкиной, что он
сам сюда приехать обещал в письме своем, которого (к Правдину) не
позволил нам дочитать господин Скотинин.
Милон. Скотинин!
Скотинин.  Я !





Те же и Скотинин

Правдин. Как вы подкрались, господин Скотинин! Этого я от вас и не
чаял.
Скотинин. Я проходил мимо вас. Услышал, что меня кличут, я и
откликнулся. У меня такой обычай: кто вскрикнет - Скотинин! а я ему:
я! Что вы, братцы, и заправду? Я сам служивал в гвардии и отставлен
капралом. Бывало, на съезжей в перекличке как закричат: Тарас
Скотинин! а я во все горло: я!
Правдин. Мы вас теперь не кликали, и вы можете итти, куда шли.
Скотинин. Я никуда не шел, а брожу, задумавшись. У меня такой обычай,
как что заберу в голову, то из нее гвоздем не выколотишь. У меня,
слышь ты, что вошло в ум, тут и засело. О том вся и дума, то только и
вижу во сне, как наяву, а наяву, как во сне.
Правдин. Что ж бы вас так теперь занимало?
Скотинин. Ох, братец, друг ты мой сердечный! Со мною чудеса творятся.
Сестрица моя вывезла меня скоро-наскоро из моей деревни в свою, а коли
так же проворно вывезет меня из своей деревни в мою, то могу пред
целым светом по чистой совести сказать: ездил я ни по што, привез
ничего.
Правдин. Какая жалость, господин Скотинин! Сестрица ваша играет вами,
как мячиком.
Скотинин (озлобясь). Как мячиком? Оборони бог; да я и сам зашвырну
ее так, что целой деревней в неделю не отыщут.
Софья. Ах, как вы рассердились!
Милон. Что с вами сделалось?
Скотинин. Сам ты, умный человек, порассуди. Привезла меня сестра сюда
жениться. Теперь сама же подъехала с отводом. "Что-де тебе, братец, в
жене; была бы-де у тебя, братец, хорошая свинья". Нет, сестра! Я и
своих поросят завести хочу. Меня не проведешь.
Правдин. Мне самому кажется, господин Скотинин, что сестрица ваша
помышляет о свадьбе, только не о вашей.
Скотинин. Эка притча! Я другому не помеха. Всякий женись на своей
невесте. Я чужую не трону, и мою чужой не тронь же. (Софье.) Ты не
бойсь, душенька. Тебя у меня никто ни перебьет.
Софья. Это что значит! Вот еще новое!
Милон (вскричал). Какая дерзость!
Скотинин (к Софье). Чего ж ты испугалась?
Правдин (к Милону). Как ты можешь сердиться на Скотинина!
Софья (Скотинину). Неужели суждено мне быть вашею женою?
Милон. Я насилу могу удержаться!
Скотинин. Суженого конем не объедешь, душенька! Тебе на свое счастье
грех пенять. Ты будешь жить со мною припеваючи. Десять тысяч твоего
доходу! Эко счастье привалило; да я столько родясь и не видывал; да я
на них всех свиней со бела света выкуплю; да я, слышь ты, то сделаю,
что все затрубят: в здешнем-де околотке и житье одним свиньям.
Правдин. Когда же у вас могут быть счастливы одни только скоты, то
жене вашей от них и от вас будет худой покой.
Скотинин. Худой покой! Ба! Ба! Ба! да разве светлиц у меня мало? Для
нее одной отдам угольную с лежанкой. Друг ты мой сердешный! коли у
меня теперь, ничего не видя, для каждой свинки клевок* особливый, то
жене найду светелку.

*клев - хлев, помещение для скотины.

Милон. Какое скотское сравнение!
Правдин (Скотинину). Ничему не бывать, господин Скотинин! Я скажу вам
напрямки: сестрица ваша прочит ее за сынка своего.
Скотинин (озлобясь). Как! Племяннику перебивать у дяди! Да я его на
первой встрече как чорта изломаю. Ну, будь я свиной сын, если я не
буду ее мужем, или Митрофан уродом.






Те же, Еремеевна и Митрофан

Еремеевна. Да поучись хоть немножечко.
Митрофан. Ну, еще слово молви, стара хрычовка! уж я те отделаю! Я
опять нажалуюсь матушке, так она тебе изволит дать таску по-вчерашнему.
Скотинин. Подойди сюда, дружочек.
Еремеевна. Изволь подойти к дядюшке.
Митрофан. Здорово, дядюшка! Что ты так ощетиниться изволил?
Скотинин. Митрофан! Гляди на меня прямее.
Еремеевна. Погляди, батюшка.
Митрофан (Еремеевне). Да дядюшка что за невидальщина? Что ты на нем
увидишь?
Скотинин. Еще раз: гляди на меня прямее.
Еремеевна. Да не гневи дядюшку. Вон, изволь посмотреть, батюшка, как
он глазки-то вытаращил, и ты свои изволь так же вытаращить.

Скотинин и Митрофан, выпуча глаза, друг на друга смотрят.

Милон. Вот изрядное объяснение!
Правдин. Чем-то оно кончится?
Скотинин. Митрофан! Ты теперь от смерти на волоску. Скажи всю правду;
если б я греха не побоялся, я бы те, не говоря еще ни слова, за ноги,
да об угол. Да не хочу губить души, не найдя виноватого.
Еремеевна (задрожала). Ах, уходит он его! Куда моей голове деваться?
Митрофан. Что ты, дядюшка? белены объелся? Да я знать не знаю, за что
ты на меня вскинуться изволил.
Скотинин. Смотри ж, не отпирайся, чтоб я всердцах с одного разу не
вышиб из тебя духу. Тут уж руки не подставишь. Мой грех. Виноват богу
и государю. Смотри, не клепли же и на себя, чтоб напрасных побой не
принять.
Еремеевна. Избави бог напраслины!
Скотинин. Хочешь ли ты жениться?
Митрофан (разнежась). Уж давно, дядюшка, берет охота...
Скотинин (бросаясь на Митрофана). Ах ты чушка проклятая!..
Правдин (не допуская Скотинина). Господин Скотинин! Рукам воли не
давай.
Митрофан. Мамушка! заслони меня.
Еремеевна (заслоняя Митрофана, остервенясь и подняв кулаки). Издохну
на месте, а дитя не выдам. Сунься, сударь, только изволь сунуться. Я
те бельмы-то выцарапаю.
Скотинин (задрожав и грозя, отходит). Я вас доеду.
Еремеевна (задрожав, вслед). У меня и свои зацепы востры!
Митрофан (вслед Скотинину). Убирайся, дядюшка; проваливай.





Те же и оба Простаковы

Г-жа Простакова (мужу, идучи). Тут перевирать нечего. Весь век,
сударь, ходишь, развеся уши.
Простаков. Да он сам с Правдиным из глаз у меня сгиб да пропал. Я чем
виноват?
Г-жа Простакова (к Милону). А! мой батюшка! Господин офицер! Я вас
теперь искала по всей деревне; мужа с ног сбила, чтоб принести вам,
батюшка, нижайшее благодарение за добрую команду.
Милон. За что, сударыня?
Г-жа Простакова. Как за что, мой батюшка! Солдаты такие добрые. До сих
пор волоска никто не тронул. Не прогневайся, мой батюшка, что урод мой
вас прозевал. Отроду никого угостить не смыслит. Уж так рохлею родился,
мой батюшка.
Милон. Я нимало не пеняю, сударыня.
Г-жа Простакова. На него, мой батюшка, находит такой, по-здешнему
сказать, столбняк. Иногда выпуча глаза стоит битый час, как вкопанный.
Уж чего-то я с ним не делала; чего только он у меня не вытерпел! Ничем
не проймешь. Ежели столбняк и попройдет, то занесет, мой батюшка,
такую дичь, что у бога просишь опять столбняка.
Правдин. По крайней мере, сударыня, вы не можете жаловаться на злой
его нрав. Он смирен. ..
Г-жа Простакова. Как теленок, мой батюшка, оттого-то у нас в доме все
и избаловано. Ведь у него нет того смыслу, чтоб в доме была строгость,
чтоб наказать путем виноватого. Все сама управляюсь, батюшка. С утра
до вечера, как за язык повешена, рук не покладываю: то бранюсь, то
дерусь; тем и дом держится, мой батюшка!
Правдин (в сторону). Скоро будет он держаться иным образом.
Митрофан. И сегодня матушка все утро изволила провозиться с холопями.
Г-жа Простакова (к Софье). Убирала покои для твоего любезного дядюшки.
Умираю, хочу видеть этого почтенного старичка. Я об нем много
наслышалась. И злодеи его говорят только, что он немножечко угрюм, а
такой-де преразумный, да коли-де уж кого и полюбит, так прямо полюбит.
Правдин. А кого он не возлюбит, тот дурной человек. (К Софье.) Я и сам
имею честь знать вашего дядюшку. А сверх того от многих слышал об нем
то, что вселило в душу мою истинное к нему почтение. Что называют в
нем угрюмостью, грубостью, то есть одно действие его прямодушия. От
роду язык его не говорил "да", когда душа его чувствовала "нет".
Софья. Зато и счастье свое должен он был доставать трудами.
Г-жа Простакова. Милость божия к нам, что удалось. Ничего так не
желаю, как отеческой его милости к Митрофанушке. Софьюшка, душа моя!
не изволишь ли посмотреть дядюшкиной комнаты?

Софья отходит.

Г-жа Простакова. Опять зазевался, мой батюшка; да изволь, сударь,
проводить ее. Ноги-то не отнялись.
Простаков (отходя). Не отнялись, да подкосились.
Г-жа Простакова (к гостям). Одна моя забота, одна моя отрада -
Митрофанушка. Мой век проходит. Его готовлю в люди.

Здесь появляются Кутейкин с часословом, а Цыфиркин с аспидной доскою и
грифелем.
Оба они знаками, спрашивают Еремеевну: входить ли? Она их манит, а
Митрофан отмахивает.

Г-жа Простакова (не видя их, продолжает). Авось-либо господь милостив,
и счастье на роду ему написано.
Правдин. Оглянитесь, сударыня, что за вами делается!
Г-жа Простакова. А! Это, батюшка, Митрофанушкины учители, Сидорыч
Кутейкин...
Еремеевна. И Пафнутьич Цыфиркин.
Митрофан (в сторону). Пострел их побери и с Еремеевной.
Кутейкин. Дому владыке мир и многая лета с чады и домочадцы.
Цыфиркин. Желаем вашему благородию здравствовать сто лет, да двадцать,
да еще пятнадцать, несчетны годы.
Милон. Ба! Это наш брат служивый! Откуда взялся, друг мой?
Цыфиркин. Был гарнизонный, ваше благородие! А ныне пошел в чистую.*
Милон. Чем же ты питаешься?
Цыфиркин. Да кое-как, ваше благородие! Малу толику арихметике маракую,
так питаюсь в городе около приказных служителей**  у счетных дел. Не
всякому открыл господь науку: так кто сам не смыслит, меня нанимает то
счетец поверить, то итоги подвести. Тем и питаюсь; праздно жить не
люблю. На досуге ребят обучаю. Вот и у их благородия с парнем третий
год над ломаными*** бьемся, да что-то плохо клеятся; ну и то правда,
человек на человека не приходит.

*   В отставку от службы.
**  Чиновников.
*** Над дробями.

Г-жа Простакова. Что? Что ты это, Пафнутьич, врешь? Я не вслушалась.
Цыфиркин. Так. Я его благородию докладывал, что в иного пня в десять
лет не вдолбишь того, что другой ловит на полете.
Правдин (к Кутейкину). А ты, господин Кутейкин, не из ученых ли?
Кутейкин. Из ученых, ваше высокородие! Семинарии здешния епархии.*
Ходил до риторики,** да богу изволившу, назад воротился. Подавал в
консисторию*** челобитье****, в котором прописал: "Такой-то-де
семинарист, из церковничьих детей, убояся бездны премудрости, просит
от нее об увольнении". На что и милостивая резолюция вскоре
воспоследовала, с отметкою: "Такого-то-де семинариста от всякого
учения уволить: писано бо есть, не мечите бисера пред свиниями, да не
попрут его ногами".

*    Епархия - церковно-административный округ.
**   Классы в семинариях назывались по имени основных предметов,
     изучавшихся на данной ступени курса: риторика, философия, богословие.
***  Консистория - церковная канцелярия, аппарат управления епархией.
**** Прошение, заявление


Г-жа Простакова. Да где наш Адам Адамыч?
Еремеевна. Я и к нему было толкнулась, да насилу унесла ноги. Дым
столбом, моя матушка! Задушил, проклятый, табачищем. Такой греховодник.
Кутейкин. Пустое, Еремеевна! Несть греха в курении табака.
Правдин (в сторону). Кутейкин еще и умничает!
Кутейкин. Во многих книгах разрешается: во псалтире именно напечатано:
"И злак на службу человеком".
Правдин. Ну, а еще где?
Кутейкин. И в другой псалтире напечатано то же. У нашего протопопа
маленька в осьмушку, и в той то же.
Правдин (к г-же Простаковой). Я не хочу мешать упражнениям сына
вашего; слуга покорный.
Милон. Ни я, сударыня.
Г-жа Простакова. Куда же вы, государи мои?..
Правдин. Я поведу его в мою комнату. Друзья, давно не видавшись, о
многом говорить имеют.
Г-жа Простакова. А кушать где изволите, с нами или в своей комнате? У
нас за столом только что своя семья, с Софьюшкой...
Милон. С вами, с вами, сударыня.
Правдин. Мы оба эту честь иметь будем.






Г-жа Простакова, Еремеевна, Митрофан, Кутейкин и Цыфиркин

Г-жа Простакова. Ну, так теперь хотя по-русски прочти зады, Митрофанушка.
Митрофан. Да, зады, как не так.
Г-жа Простакова. Век живи, век учись, друг мой сердешный! Такое дело.
Митрофан. Как не такое! Пойдет на ум ученье. Ты б еще навезла сюда
дядюшек!
Г-жа Простакова. Что? Что такое?
Митрофан. Да! того и смотри, что от дядюшки таска; а там с его кулаков
да за часослов. Нет, так я спасибо, уж один конец с собою!
Г-жа Простакова (испугавшись). Что, что ты хочешь делать? Опомнись,
душенька!
Митрофан. Ведь здесь и река близко. Нырну, так поминай, как звали.
Г-жа Простакова (вне себя). Уморил! Уморил! Бог с тобой!
Еремеевна. Все дядюшка напугал. Чуть было в волоски ему не вцепился. А
ни за что, ни про что...
Г-жа Простакова (в злобе). Ну...
Еремеевна. Пристал к нему, хочешь ли жениться?..
Г-жа Простакова. Ну...
Еремеевна. Дитя не потаил: уж давно-де, дядюшка, охота берет. Как он
остервенится, моя матушка! как вскинется...
Г-жа Простакова (дрожа). Ну... а ты, бестия, остолбенела, а ты не
впилась братцу в харю, а ты не раздернула ему рыла по уши...
Еремеевна. Приняла-было! Ох, приняла, да...
Г-жа Простакова. Да... да что... не твое дитя, бестия! По тебе робенка
хоть убей до смерти.
Еремеевна. Ах, создатель, спаси и помилуй! Да кабы братец в ту ж
минуту отойти не изволил, то я б с ним поломалась. Во что б бог ни
поставил. Притупились бы эти (указывая на ногти), я б и клыков беречь
не стала.
Г-жа Простакова. Все вы, бестии, усердны на одних словах, а не на
деле...
Еремеевна (заплакав). Я не усердна вам, матушка! Уж как больше
служить, не знаешь... рада бы не токмо что... живота*  не жалеешь... а
все не угодно.
Кутейкин. Нам во-свояси повелите?
Цыфиркин. Нам куда поход, ваше  благородие?
Г-жа Простакова. Ты ж еще, старая ведьма, и разревелась. Поди, накорми
их с собою, а после обеда тотчас опять сюда. (К Митрофану.) Пойдем со
мною, Митрофанушка. Я тебя из глаз теперь не выпущу. Как скажу я тебе
нещичко**, так пожить на свете слюбится. Не век тебе, моему другу, не
век тебе учиться. Ты, благодаря бога, столько уже смыслишь, что и сам
взведешь деточек. (К Еремеевне.) С братцем переведаюсь не по-твоему.
Пусть же все добрые люди увидят, что мама и что мать родная. (Отходит
с Митрофаном.)

* Жизни (славянок.).
** Нечто, тайну.

Кутейкин. Житье твое, Еремеевна, яко тьма кромешная. Пойдем-ка за
трапезу, да с горя выпей сперва чарку.
Цыфиркин. А там другую, вот-те и умноженье.
Еремеевна, (в слезах). Нелегкая меня не приберет! Сорок лет служу, а
милость все та же...
Кутейкин. А велика ль благостыня?
Еремеевна. По пяти рублей на год, да по пяти пощечин на день.

Кутейкин и Цыфиркин отводят ее под руки.

Цыфиркин. Смекнем же за столом, что тебе доходу в круглый год.


Конец второго действия





ДЕИСТВИЕ ТРЕТЬЕ




Стародум и Правдин

Правдин. Лишь только из-за стола встали, и я, подошед к окну, увидел
вашу карету, то, не сказав никому, выбежал к вам навстречу обнять вас
от всего сердца. Мое к вам душевное почтение...
Стародум. Оно мне драгоценно. Поверь мне.
Правдин. Ваша ко мне дружба тем лестнее, что вы не можете иметь ее к
другим, кроме таких...
Стародум. Каков ты. Я говорю без чинов. Начинаются чины, - перестает
искренность.
Правдин. Ваше обхождение. ..
Стародум. Ему многие смеются. Я это знаю. Быть так. Отец мой воспитал
меня по-тогдашнему, а я не нашел и нужды себя перевоспитывать. Служил
он Петру Великому. Тогда один человек назывался ты, а не вы. Тогда не
знали еще заражать людей столько, чтоб всякий считал себя за многих.
Зато нонче многие не стоют одного. Отец мой у двора Петра Великого...
Правдин. А я слышал, что он в военной службе...
Стародум. В тогдашнем веке придворные были воины, да воины не были
придворные. Воспитание дано мне было отцом моим по тому веку наилучшее.
В то время к научению мало было способов, да и не умели еще чужим умом
набивать пустую голову.
Правдин. Тогдашнее воспитание действительно состояло в нескольких
правилах...
Стародум. В одном. Отец мой непрестанно мне твердил одно и то же: имей
сердце, имей душу, и будешь человек во всякое время. На все прочее
мода: на умы мода, на знания мода, как на пряжки, на пуговицы.
Правдин. Вы говорите истину. Прямое достоинство в человеке есть
душа...
Стародум. Без нее просвещеннейшая умница - жалкая тварь. (С чувством.)
Невежда без души - зверь. Самый мелкий подвиг вводит его во всякое
преступление. Между тем, что он делает, и тем, для чего он делает,
никаких весков у него нет. От таких-то животных пришел я свободить...
Правдин. Вашу племянницу. Я это знаю. Она здесь. Пойдем...
Стародум. Постой. Сердце мое кипит еще негодованием на недостойный
поступок здешних хозяев. Побудем здесь несколько минут. У меня
правило: в первом движении ничего не начинать.
Правдин. Редкие правило ваше наблюдать умеют.
Стародум. Опыты жизни моей меня к тому приучили. О, если б я ранее
умел владеть собою, я имел бы удовольствие служить долее отечеству.
Правдин. Каким же образом? Происшествия с человеком ваших качеств
никому равнодушны быть не могут. Вы меня крайне одолжите, если
расскажете...
Стародум. Я ни от кого их не таю для того, чтоб другие в подобном
положении нашлись меня умнее. Вошед в военную службу, познакомился я с
молодым графом, которого имени я и вспомнить не хочу. Он был по службе
меня моложе, сын случайного отца*,  воспитан в большом свете и имел
особливый случай научиться тому, что в наше воспитание еще и не
входило. Я все силы употребил снискать его дружбу, чтоб всегдашним с
ним обхождением наградить недостатки моего воспитания. В самое то
время, когда взаимная наша дружба утверждалась, услышали мы нечаянно,
что объявлена война. Я бросился обнимать его с радостию. "Любезный
граф! вот случай нам отличить себя. Пойдем тотчас в армию и сделаемся
достойными звания дворянина, которое нам дала порода". Друг мой граф
сильно наморщился и, обняв меня, сухо: "Счастливый тебе путь, - сказал
мне: - а я ласкаюсь, что батюшка не захочет со мною расстаться". Ни с
чем нельзя сравнить презрения, которое ощутил я к нему в ту же минуту.
Тут увидел я, что между людьми случайными и людьми почтенными бывает
иногда неизмеримая разница, что в большом свете водятся премелкие души
и что с великим просвещением можно быть великому скареду**.

* "Случайными людьми" в XVIII веке называли людей, пользовавшихся
особыми милостями царей и цариц.
** Скаред - скряга, скупец. Здесь - бранное слово.


Правдин. Сущая истина.
Стародум. Оставя его, поехал я немедленно, куда звала меня должность.
Многие случаи имел я отличить себя. Раны мои доказывают, что я их и не
пропускал. Доброе мнение обо мне начальников и войска было лестною
наградою службы моей, как вдруг получил я известие, что граф, прежний
мой знакомец, о котором я гнушался вспоминать, произведен чином, а
обойден я, я, лежавший тогда от ран в тяжкой болезни. Такое
неправосудие растерзало мое сердце, и я тотчас взял отставку.
Правдин. Что ж бы иное и делать надлежало?
Стародум. Надлежало образумиться. Не умел я остеречься от первых
движений раздраженного моего любочестия. Горячность не допустила меня
тогда рассудить, что прямо*  любочестивый человек ревнует к делам, а
не к чинам; что чины нередко выпрашиваются, а истинное почтение
необходимо заслуживается; что гораздо честнее быть без вины обойдену,
нежели без заслуг пожаловану.
Правдин. Но разве дворянину не позволяется взять отставки ни в каком
уже случае?
Стародум. В одном только: когда он внутренне удостоверен, что служба
его отечеству прямой пользы не приносит. А! тогда поди.
Правдин. Вы даете чувствовать истинное существо должности** дворянина.
Стародум. Взяв отставку, приехал я в Петербург. Тут слепой случай
завел меня в такую сторону, о которой мне отроду и в голову не
приходило.
Правдин. Куда же?
Стародум. Ко двору***. Меня взяли ко двору. А? Как ты об этом думаешь?
Правдин. Как же вам эта сторона показалась?
Стародум. Любопытна. Первое показалось мне странно, что в этой стороне
по большой прямой дороге никто почти не ездит, а все объезжают крюком,
надеясь доехать поскорее.
Правдин. Хоть крюком, да просторна ли дорога?
Стародум. А такова-то просторна, что двое, встретясь, разойтиться не
могут. Один другого сваливает, и тот, кто на ногах, не поднимает уже
никогда того, кто на земи.
Правдин. Так поэтому тут самолюбие... Стародум. Тут не самолюбие, а,
так назвать, себялюбие. Тут себя любят отменно; о себе одном пекутся;
об одном настоящем часе суетятся. Ты не поверишь: я видел тут
множество людей, которым во все случаи их жизни ни разу на мысль не
приходили ни предки, ни потомки.

* Истинно, действительно.
** Обязанностей, долга.
*** Двор - ближайшее окружение государя, придворные.

Правдин. Но те достойные люди, которые у двора служат государству...
Стародум. О! те не оставляют двора для того, что они двору полезны, а
прочие для того, что двор им полезен. Я не был в числе первых и не
хотел быть в числе последних.
Правдин. Вас, конечно, у двора не узнали? *
Стародум. Тем для меня лучше. Я успел убраться без хлопот; а то бы
выжили ж меня одним из двух манеров.
Правдин. Каких?
Стародум. От двора, мой друг, выживают двумя манерами. Либо на тебя
рассердятся, либо тебя рассердят. Я не стал дожидаться ни того, ни
другого. Рассудил, что лучше вести жизнь у себя дома, нежели в чужой
передней.
Правдин. Итак, вы отошли от двора ни с чем? (Открывает свою
табакерку.)
Стародум (берет у Правдина табак). Как ни с чем? Табакерке цена
пятьсот рублев. Пришли к купцу двое. Один, заплатя деньги, принес
домой табакерку. Другой пришел домой без табакерки. И ты думаешь, что
другой пришел домой ни с чем? Ошибаешься. Он принес назад свои пятьсот
рублев целы. Я отошел от двора без деревень, без ленты**, без чинов,
да мое принес домой неповрежденно, мою душу, мою честь, мои правила.
Правдин. С вашими правилами людей не отпускать от двора, а ко двору
призывать надобно.
Стародум. Призывать? А зачем?
Правдин. За тем, за чем к больным врача призывают.
Стародум. Мой друг! Ошибаешься. Тщетно звать врача к больным
неисцельно. Тут врач не пособит, разве сам заразится.

*  Не поняли.
** "Без ленты", то есть не получив первой степени одного из орденов,
знаком которой, кроме звезды, была носимая через плечо широкая лента
установленных для ордена цветов.





Те же и Софья

Софья (к Правдину). Сил моих не стало от их шуму.
Стародум (в сторону). Вот черты лица ее матери. Вот моя Софья.
Софья (смотря на Стародума). Боже мой! Он меня назвал. Сердце мое меня
не обманывает...
Стародум (обняв ее). Нет. Ты дочь моей сестры, дочь сердца моего!
Софья (бросаясь в его объятия). Дядюшка! Я вне себя с радости.
Стародум. Любезная Софья! Я узнал в Москве, что ты живешь здесь против
воли. Мне на свете шестьдесят лет. Случалось быть часто раздраженным,
иногда быть собой довольным. Ничто так не терзало мое сердце, как
невинность в сетях коварства. Никогда не бывал я так собой доволен,
как если случалось вырвать добычу из рук порока.
Правдин. Сколь приятно быть тому и свидетелем!
Софья. Дядюшка! ваши ко мне милости...
Стародум. Ты знаешь, что я одной тобой привязан к жизни. Ты должна
делать утешение моей старости, а мои попечения - твое счастье. Пошед в
отставку, положил я основание твоему воспитанию, но не мог иначе
основать твоего состояния, как разлучась с твоей матерью и с тобою.
Софья. Отсутствие ваше огорчало нас несказанно.
Стародум (к Правдину). Чтоб оградить ее жизнь от недостатка в нужном,
решился я удалиться на несколько лет в ту землю, где достают деньги,
не променивая их на совесть, без подлой выслуги, не грабя отечества;
где требуют денег от самой земли, которая поправосуднее людей,
лицеприятия не знает, а платит одни труды верно и щедро.
Правдин. Вы могли б обогатиться, как я слышал, несравненно больше.
Стародум. А на что?
Правдин. Чтоб быть богату, как другие.
Стародум. Богату! А кто богат? Да ведаешь ли ты, что для прихотей
одного человека всей Сибири мало! Друг мой! Все состоит в воображении.
Последуй природе, никогда не будешь беден. Последуй людским мнениям,
никогда богат не будешь.
Софья. Дядюшка! Какую правду вы говорите!
Стародум. Я нажил столько, чтоб при твоем замужестве не остановляла
нас бедность жениха достойного.
Софья. Во всю жизнь мою ваша воля будет мой закон.
Правдин. Но, выдав ее, не лишнее было бы оставить и детям...
Стародум. Детям? Оставлять богатство детям! В голове нет. Умны будут,
без него обойдутся; а глупому сыну не в помощь богатство. Видал я
молодцов в золотых кафтанах, да с свинцовой головою. Нет, мой друг!
Наличные деньги - не наличные достоинства. Золотой болван* - все
болван.

* Статуя.

Правдин. Со всем тем мы видим, что деньги нередко ведут к чинам, чины
обыкновенно к знатности, а знатным оказывается почтение.
Стародум. Почтение! Одно почтение должно быть лестно человеку -
душевное; а душевного почтения достоин только тот, кто в чинах не по
деньгам, а в знати не по чинам.
Правдин. Заключение ваше неоспоримо.
Стародум. Ба! Это что за шум!





Те же, г-жа Простакова. Скотинин, Милон (Милон разнимает г-жу
Простакову с Скотининым.)

Г-жа Простакова. Пусти! Пусти, батюшка! Дай мне до рожи, до рожи...
Милон. Не пущу, сударыня. Не прогневайся!
Скотинин (в запальчивости, оправляя парик). Отвяжись, сестра! Дойдет
дело до ломки, погну, так затрещишь.
Милон (г-же Простаковой). И вы забыли, что он вам брат!
Г-жа Простакова. Ах, батюшка! Сердце взяло, дай додраться!
Милон (Скотинину). Разве она вам не сестра?
Скотинин. Что греха таить, одного помету; да вишь как развизжалась.
Стародум (не могши удержаться от смеха, к Правдину). Я боялся
рассердиться. Теперь смех меня берет.
Г-жа Простакова. Кого-то, над кем-то? Это что за нововыезжий?*

* Новоприезжий.

Стародум. Не прогневайся, сударыня. Я отроду ничего смешнее не
видывал.
Скотинин (держась за шею). Кому смех, а мне и полсмеха нет.
Милон. Да не ушибла ль она вас?
Скотинин. Перед-от заслонял обеими, так вцепилась в зашеину...
Правдин. И больно?..
Скотинин. Загривок немного пронозила.

В следующую речь г-жи Простаковой Софья сказывает взорами Милону, что
перед ним Стародум. Милон ее понимает.

Г-жа Простакова. Пронозила!.. Нет, братец.. ты должен образ выменять
господина офицера; а кабы не он, то б ты от меня не заслонился. За
сына вступлюсь. Не спущу отцу родному. (Стародуму.) Это, сударь,
ничего и не смешно. Не прогневайся. У меня материно сердце. Слыхано
ли, чтоб сука щенят своих выдавала? Изволил пожаловать неведомо к
кому, неведомо кто.
Стародум (указывая на Софью). Приехал к ней, ее дядя Стародум.
Г-жа Простакова (обробев и струся). Как! это ты! ты, батюшка! Гость
наш бесценный! Ах, я дура бессчетная! Да так ли бы надобно было
встретить отца родного, на которого вся надежда, который у нас один,
как порох*  в глазе. Батюшка! Прости меня. Я дура. Образумиться не могу.
Где муж! где сын! Как в пустой дом приехал! Наказание божие! Все
обезумели. Девка! Девка! Палашка! Девка!
Скотинин (в сторону). Тот-то! он-то! дядюшка-то!

*порох - пыль.





Те же и Еремеевна

Еремеевна. Чего изволишь?
Г-жа Простакова. А ты разве девка, собачья ты дочь? Разве у меня в
доме, кроме твоей скверной хари, и служанок нет! Палашка где?
Еремеевна. Захворала, матушка, лежит с утра.
Г-жа Простакова. Лежит! Ах, она бестия! Лежит! Как будто она
благородная!
Еремеевна. Такой жар рознял, матушка, без умолку бредит...
Г-жа Простакова. Бредит, бестия! Как будто благородная! Зови же ты
мужа, сына. Скажи им, что по милости божией дождались мы дядюшку
любезной нашей Софьюшки; ну, беги, переваливайся.
Стародум. К чему так суетиться, сударыня? По милости божией я ваш не
родитель, по милости же божией я вам и незнаком.
Г-жа Простакова. Нечаянный твой приезд, батюшка, ум у меня отнял; да
дай хотя обнять себя хорошенько, благодетель наш!..





Те же, Простакова, Митрофан и Еремеевна

В следующую речь Стародума, Простаков с сыном, вышедшие из средней
двери, стали позади Стародума. Отец готов его обнять, как скоро дойдет
очередь, а сын подойти к руке. Еремеевна взяла место в стороне и,
сложа руки, стала, как вкопанная, выпяля глаза на Стародума с рабским
подобострастием.

Стародум (обнимая неохотно г-жу Простакову). Милость совсем лишняя,
сударыня! Без нее мог бы я весьма легко обойтиться. (Вырвавшись из рук
ее, обертывается на другую сторону, где Скотинин, стоящий уже с
распростертыми руками, тотчас его схватывает.)
Стародум. Это к кому я попался?
Скотинин. Это я, сестрин брат.
Стародум (у видя еще двух, с нетерпением). А это кто еще?
Простаков (обнимая). Я женин муж.
Митрофан (ловя руку). А я матушкин сынок.
Милон (Правдину). Теперь я не представлюсь.
Правдин (Милону). Я найду случай представить тебя после.
Стародум (не давая руки Митрофану). Этот ловит целовать руку. Видно,
что готовят в него большую душу.
Г-жа Простакова. Говори, Митрофанушка. Как-де, сударь, мне не целовать
твоей ручки? Ты мой второй отец.
Митрофан. Как не целовать, дядюшка, твоей ручки. Ты мой отец... (К.
матери.) Который бишь?
Г-жа Простакова. Второй.
Митрофан. Второй? Второй отец, дядюшка.
Стародум. Я, сударь, тебе ни отец, ни дядюшка.
Г-жа Простакова. Батюшка, ведь ребенок, может быть, свое счастье
прорекает: авось-либо сподобит бог быть ему и впрямь твоим
племянничком.
Скотинин. Право! А я чем не племянник? Ай, сестра!
Г-жа Простакова. Я, братец, с тобою лаяться не стану. (К Стародуму.)
Отроду, батюшка, ни с кем не бранивалась. У меня такой нрав. Хоть
разругай, век слова не скажу. Пусть же, себе на уме, бог тому
заплатит, кто меня, бедную, обижает.
Стародум. Я это приметил, как скоро ты, сударыня, из дверей
показалась.
Правдин. А я уже три дни свидетелем ее добронравия.
Стародум. Этой забавы я так долго иметь не могу. Софьюшка, друг мой,
завтра же поутру еду с тобой в Москву.
Г-жа Простакова. Ах, батюшка! За что такой гнев?
Простаков. За что немилость?
Г-жа Простакова. Как! Нам расстаться с Софьюшкой! С сердечным нашим
другом! Я с одной тоски хлеба отстану.
Простаков. А я уже тут сгиб да пропал.
Стародум. О! Когда же вы так ее любите, то должен я вас обрадовать. Я
везу ее в Москву для того, чтоб сделать ее счастье. Мне представлен в
женихи ее некто молодой человек больших достоинств. За него ее и
выдам.

Все вместе.

Г-жа Простакова. Ах, уморил!
Милон. Что я слышу!

Софья кажется пораженною.

Скотинин. Вот-те раз!

Простаков всплеснул руками.

Митрофан. Вот тебе на!

Еремеевна печально кивнула головою. Правдин показывает вид огорченного
удивления.

Стародум (приметя всех смятение). Что это значит? (К Софье.) Софьюшка,
друг мой, и ты мне кажешься в смущении? Неужель мое намерение тебя
огорчило? Я заступаю место отца твоего. Поверь мне, что я знаю его
права. Они нейдут далее, как отвращать несчастную склонность дочери, а
выбор достойного человека зависит совершенно от ее сердца. Будь
спокойна, друг мой! Твой муж, тебя достойный, кто б он ни был, будет
иметь во мне истинного друга. Поди за кого хочешь.

Все принимают веселый вид.

Софья. Дядюшка! Не сомневайтесь в моем повиновении.
Милон (в сторону). Почтенный человек!
Г-жа Простакова (с веселым видом). Вот отец! Вот послушать! Поди за
кого хочешь, лишь бы человек ее стоил. Так, мой батюшка, так. Тут лишь
только женихов пропускать не надобно. Коль есть в глазах дворянин,
малый молодой...
Скотинин. Из ребят давно уж вышел...
Г-жа Простакова. У кого достаточен, хоть и небольшой...
Скотинин. Да свиной завод не плох...
Г-жа Простакова. Так и в добрый час, и архангельский.
Скотинин. Так веселым пирком, да за свадебку.
Стародум. Советы ваши беспристрастны. Я это вижу.
Скотинин. То ль еще увидишь, как опознаешь меня покороче. Вишь ты,
здесь содомно. Через час-место приду к тебе один. Тут дело и сладим.
Скажу, не похвалясь, каков я, право, таких мало. (Отходит.)
Стародум. Это всего вероятнее.
Г-жа Простакова. Ты, батюшка, не диви, что братец мой родной...
Стародум. Родной...
Г-жа Простакова. Так, батюшка. Ведь и я по отце Скотининых. Покойник
батюшка женился на покойнице матушке. Она была по прозванию
Приплодиных. Нас, детей, было у них восемнадцать человек; да, кроме
меня с братцем, все, по власти господней, примерли. Иных из бани
мертвых вытащили. Трое, похлебав молочка из медного котлика,
скончались. Двое о святой неделе с колокольни свалились; а достальные
сами не стояли, батюшка!
Стародум. Вижу, каковы были и родители ваши.
Г-жа Простакова. Старинные люди, мой отец! Не нынешний был век. Нас
ничему не учили. Бывало, добры люди приступят к батюшке, ублажают,
ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. Кстати ли? Покойник-свет и
руками, и ногами, царство ему небесное! Бывало, изволит закричать:
прокляну ребенка, который что-нибудь переймет у басурманов, и не будь
тот Скотинин, кто чему-нибудь учиться захочет.
Правдин. Вы, однакож, своего сынка кое-чему обучаете.
Г-жа Простакова. Да ныне век другой, батюшка! (К Стародуму.) Последних
крох не жалеем, лишь бы сына всему выучить! Мой Митрофанушка из-за
книги не встает по суткам. Материно мое сердце. Иное жаль, жаль, да
подумаешь: зато будет и детина хоть куда. Ведь вот уж ему, батюшка,
шестнадцать лет исполнится около зимнего Николы. Жених хоть кому, а
все-таки учители ходят, часа не теряют, н теперь двое в сенях
дожидаются. (Мигнула Еремеевне, чтоб их позвать.) В Москве же приняли
иноземца на пять лет и, чтоб другие не сманили, контракт в полиции
заявили. Подрядился учить, чему мы хотим, а по нас учи, чему сам умеет.
Мы весь родительский долг исполнили, немца приняли и деньги наперед по
третям ему платим. Желала б я душевно, чтоб ты сам, батюшка, полюбовался
на Митрофанушку и посмотрел бы, что он выучил.
Стародум. Я худой тому судья, сударыня.
Г-жа Простакова (увидя Кутейкина и Цыфиркина). Вот и учители!
Митрофанушка мой ни днем, ни ночью покою не имеет. Свое дитя хвалить
дурно, а куда не бессчастна будет та, которую приведет бог быть его
женою.
Правдин. Это все хорошо: не забудьте, однакож, сударыня, что гость ваш
теперь только из Москвы приехал и что ему покой гораздо нужнее похвал
вашего сына.
Стародум. Признаюсь, что я рад бы отдохнуть и от дороги, и от всего
того, что слышал и что видел.
Г-жа Простакова. Ах, мой батюшка! Все готово. Сама для тебя комнату
убирала.
Стародум. Благодарен. (К Софье.) Софьюшка, проводи меня.
Г-жа Простакова. А мы-то что? Позволь, мой батюшка, проводить себя и
мне, и сыну, и мужу. Мы все за твое здоровье в Киев пешком обещаемся,
лишь бы дельцо наше сладить.
Стародум (к Правдину). Когда же мы увидимся? Отдохнув, я сюда приду.
Правдин. Так я здесь и буду иметь честь вас видеть.
Стародум. Рад душою. (Увидя Милона, который ему с почтением
поклонился, откланивается и ему учтиво.)
Г-жа Простакова. Так милости просим.

Кроме учителей, все отходят, Правдин с Милоном в сторону, а прочие в
другую.






Кутейкин и Цыфиркин

Кутейкин. Что за бесовщина! С самого утра толку не добьешься. Здесь
каждое утро процветет и погибнет.
Цыфиркин. А наш брат и век так живет. Дела не делай, от дела не бегай.
Вот беда нашему брату, как кормят плохо, как сегодня к здешнему обеду
провианту не стало...
Кутейкин. Да кабы не умудрил и меня владыко, шедши сюда, забрести на
перепутье к нашей просвирне, взалках*  бы яко пес ко вечеру.
Цыфиркин. Здешни господа добры командеры!..
Кутейкин. Слыхал ли ты, братец, каково житье-то здешним челядинцам**,
даром что ты служивый, бывал на баталиях***, страх и трепет приидет на
тя...

*   Захотел есть (взалкать -- славянск.).
**  Челяди, слугам.
*** В сражениях.

Цыфиркин. Вот на! Слыхал ли? Я сам видал здесь беглый огонь в сутки
сряду часа по три. (Вздохнув.) Ох-ти мне! Грусть берет.
Кутейкин (вздохнув). О, горе мне грешному!
Цыфиркин. О чем вздохнул, Сидорыч?
Кутейкин. И в тебе смятеся сердце твое, Пафнутьевич?
Цыфиркин. За неволю призадумываешься... Дал мне бог ученичка,
боярского сынка. Бьюсь с ним третий год: трех перечесть не умеет.
Кутейкин. Так у нас одна кручина. Четвертый год мучу свой живот.
Посесть час, кроме задов, новой строки не разберет; да и зады мямлит,
прости господи, без складу по складам, без толку по толкам.
Цыфиркин. А кто виноват? Лишь он грифель в руки, а немец в двери. Ему
шабаш из-за доски, а меня рады в толчки.
Кутейкин. Тут мой ли грех? Лишь указку в персты, басурман в глаза.
Ученичка по головке, а меня по шее.
Цыфиркин (с жаром). Я дал бы себе ухо отнести, лишь бы этого тунеядца
прошколить по-солдатски.
Кутейкин. Меня хоть теперь шелепами*,  лишь бы выю грешничу**  путем
накостылять.

*  Плетями.
** Шею грешника.






Те же, г-жа Простакова и Митрофан

Г-жа Простакова. Пока он отдыхает, друг мой, ты хоть для виду поучись,
чтоб дошло до ушей его, как ты трудишься, Митрофанушка.
Митрофан. Ну! А там что?
Г-жа Простакова. А там и женишься.
Митрофан. Слушай, матушка, я те потешу. Поучусь; только чтоб это был
последний раз и чтоб сегодни ж быть сговору.
Г-жа Простакова. Придет час воли божией!
Митрофан. Час моей воли пришел. Не хочу учиться, хочу жениться. Ты ж
меня взманила, пеняй на себя. Вот я сел.

Цыфиркин очинивает грифель.

Г-жа Простакова. А я тут же присяду. Кошелек повяжу для тебя, друг
мой! Софьюшкины денежки было б куды класть.
Митрофан. Ну! Давай доску, гарнизонная крыса! Задавай, что писать.
Цыфиркин. Ваше благородие завсегда без дела лаяться изволите.
Г-жа Простакова (работая). Ах, господи боже мой! Уж ребенок не смей и
избранить Пафнутьича! Уж и разгневался!
Цыфиркин. За что разгневаться, ваше благородие? У нас российская
пословица: собака лает, ветер носит.
Митрофан. Задавай же зады, поворачивайся.
Цыфиркин. Все зады, ваше благородие. Ведь с задами-то век назади
останешься.
Г-жа Простакова. Не твое дело, Пафнутьич. Мне очень мило, что
Митрофанушка вперед шагать не любит. С его умом, да залететь далеко,
да и боже избави!
Цыфиркин. Задача. Изволил ты, на приклад * ,  итти по дороге со мною.
Ну, хоть возьмем с собою Сидорыча. Нашли мы трое...

* Например

Митрофан (пишет). Трое.
Цыфиркин. На дороге, на приклад же, триста рублей.
Митрофан (пишет). Триста.
Цыфиркин. Дошло дело до дележа. Смекни-тко, по чему на брата?
Митрофан (вычисляя, шепчет). Единожды три - три. Единожды нуль - нуль.
Единожды нуль - нуль.
Г-жа Простакова. Что, что, до дележа?
Митрофан. Вишь триста рублей, что нашли, троим разделить.
Г-жа Простакова. Врет он, друг мой сердечный. Нашед деньги, ни с кем
не делись. Все себе возьми, Митрофанушка. Не учись этой дурацкой
науке.
Митрофан. Слышь, Пафнутьич, задавай другую.
Цыфиркин. Пиши, ваше благородие. За ученье жалуете мне в год десять
рублей.
Митрофан. Десять.
Цыфиркин. Теперь, правда, не за что, а кабы ты, барин, что-нибудь у
меня перенял, не грех бы тогда было и еще прибавить десять.
Митрофан (пишет). Ну, ну, десять.
Цыфиркин. Сколько бы ж на год?
Митрофан (вычисляя, шепчет). Нуль да нуль - нуль. Один да один...
(Задумался.)
Г-жа Простакова. Не трудись по-пустому, друг мой! Гроша не прибавлю;
да и не за что. Наука не такая. Лишь тебе мученье, а все, вижу,
пустота. Денег нет - что считать? Деньги есть - сочтем и без
Пафнутьича хорошохонько.
Кутейкин. Шабаш, право, Пафнутьич. Две задачи решены. Ведь на поверку
приводить не станут.
Митрофан. Небось, брат. Матушка тут сама не ошибется. Ступай-ка ты
теперь, Кутейкин, проучи вчерашнее.
Кутейкин (открывает часослов. Митрофан берет указку). Начнем
благословясь. За мною со вниманием. "Аз же есмь червь..."*

* Я - червь (славянск.).

Митрофан. "Аз же есмь червь..."
Кутейкин. Червь, сиречь животина, скот. Сиречь:
"аз есмь скот".
Митрофан. "Аз есмь скот".
Кутейкин (учебным голосом). "А не человек".
Митрофан (так же). "А не человек".
Кутейкин. "Поношение человеков".
Митрофан. "Поношение человеков".
Кутейкин "И уни..."





Те же и Вральман

Вральман. Ай! ай! ай! ай! ай! Теперь-то я фиж! Умарить хотят репенка!
Матушка ты мая! Сшалься нат сфаей утропой, катора тефять месесоф
таскала, - так скасать, асмое тифа ф сфете. Тай фолю этим проклятым
слатеям. И с такой калафы толго ль палфан? Ушь диспозисион*, ушь фсе
есть.

* Расположение (французск.).

Г-жа Простакова. Правда, правда твоя, Адам Адамыч! Митрофанушка, друг
мой, коли ученье так опасно для твоей головушки, так по мне перестань.
Митрофан. А по мне и подавно.
Кутейкин (затворяя часослов). Конец и богу слава.
Вральман. Матушка моя! Што тепе натопно? Сынок, какоф есть, да тал пох
старовье; или сынок премудрой, так сказать, Аристотелис, да в могилу.
Г-жа Простакова. Ах, какая страсть, Адам Адамыч! Он же и так вчера
небережно поужинал.
Вральман. Рассути-ш, мать мая, напил прюхо лишне: педа. А фить
калоушка-то у нефо караздо слапе прюха; напить ее лишне да и захрани
поже!
Г-жа Простакова. Правда твоя, Адам Адамыч; да что ты станешь делать?
Ребенок, не выучась, поезжай-ка в тот же Петербург: скажут, дурак.
Умниц-то ныне завелось много. Их-то я боюсь.
Вральман. Чефо паяться, мая матушка? Расумнай шеловек никахта ефо не
сатерет, никахта з ним не саспорит: а он с умными лютьми не
сфясывайся, так и пудет плаготенствие пожие!
Г-жа Простакова. Вот как надобно тебе на свете жить, Митрофанушка!
Митрофан. Я и сам, матушка, до умниц-то не охотник. Свой брат завсегда
лучше.
Вральман. Сфая кампания то ли тело?
Г-жа Простакова. Адам Адамыч! Да из кого ж ты ее выберешь?
Вральман. Не крушинься, мая матушка, не крушинься; каков тфой
тражайший сын, таких на сфете миллионы, миллионы. Как ему не фыпрать
сепе кампаний?
Г-жа Простакова. То даром, что мой сын  малый острый, проворный.
Вральман. То ли пы тело, капы не самарили ефо на ушенье? Россиска
крамат! Арихметика! Ах, хоспоти поже мой, как туша ф теле остаеса! Как
путто пы рассиски тфорянин ушь и не мог ф сфете аванзировать*  пез
россиской крамат!

* Продвигаться, играть роль (французск.).

Кутейкин (в сторону). Под язык бы тебе труд и болезнь.
Вральман. Как путто пы до арихметики пыли люти тураки песчотные!
Цыфиркин (в сторону). Я те ребра-то пересчитаю. Попадешься ко мне.
Вральман. Ему потрепно снать, как шить ф сфете. Я снаю сфет наизусть.
Я сам терта калашь.
Г-жа Простакова. Как тебе не знать большого свету, Адам Адамыч? Я чай,
и в одном Петербурге ты всего нагляделся.
Вральман. Тафольно, мая матушка, тафольно. Я савсегда ахотник пыл
смотреть публик. Пыфало, о праснике съетутца в Катрингоф*  кареты с
хоспотами. Я фсе на них смотру. Пыфало, не сойту ни на минуту с косел.

* Екатерингоф - бывший пригород Петербурга, где устраивались
праздничные гулянья.

Г-жа Простакова. С каких козел?
Вральман (в сторону). Ай! ай! ай! ай! Што я зафрал! (Вслух.) Ты,
матушка, снаешь, што сматреть фсегда лофче зповыши. Так я, пыфало, на
снакому карету сасел, так и сматру польшой сфет с косел.
Г-жа Простакова. Конечно, виднее. Умный человек знает, куда взлезть.
Вральман. Ваш трашайший сын также на сфете как-нипуть всмаститца,
лютей пасматреть и сепя покасать. Уталец!

Митрофан, стоя на месте, перевертывается.

Вральман. Уталец! Не постоит на месте, как тикой конь пез усды.
Ступай! Форт!*

* Прочь! (немецк.).

Митрофан убегает.

Г-жа Простакова (усмехаясь радостно). Ребенок, право, хоть и жених.
Пойти за ним, однакож, чтоб он с резвости без умыслу чем-нибудь гостя
не прогневал.
Вральман. Поти, моя матушка! Салетна птиса! С ним тфои гласа натопно.
Г-жа Простакова. Прощай же, Адам Адамыч! (Отходит.)





Вральман, Кутейкин, Цыфиркин

Цыфиркин (насмехаясь). Эка образина! Кутейкин (насмехаясь). Притча во
языцех! Вральман. Чему фы супы-то скалите, нефежи?
Цыфиркин (ударив по плечу). А ты что брови-то нахмурил, чухонска сова!
Вральман. Ой! ой! шелесны лапы!
Кутейкин (ударив по плечу). Филин треклятый! Что ты буркалами-то
похлопываешь?
Вральман (тихо). Пропал я. (Вслух.) Што фы истефаетесь, репята, што
ли, нато мною?
Цыфиркин. Сам праздно хлеб ешь и другим ничего делать не даешь; да ты
ж еще и рожи не уставишь.
Кутейкин. Уста твоя всегда глаголаша гордыню, нечестивый.
Вральман (оправляясь от робости). Как фы терсаете нефешничать перед
ушоной персоной? Я накраул сакричу.
Цыфиркин. А мы те и честь отдадим. Я доскою...
Кутейкин. А я часословом.
Вральман. Я хоспоже на фас пошалююсь.

Цыфиркин, замахиваясь доской, а Кутейкин часословом.

Цыфиркин. Раскрою тебе рожу напятеро.
Кутейкин. Зубы грешника сокрушу.

Вральман бежит.

Цыфиркин. Ага! Поднял трус ноги!
Кутейкин. Направи стопы своя, окаянный!
Вральман (в дверях). Што фсяли, бестия? Сюта сунтесь.
Цыфиркин. Уплел! Мы бы дали тебе таску!
Вральман. Лих не паюсь теперь, не паюсь.
Кутейкин. Засел, пребеззаконный! Много ль там вас, басурманов-то? Всех
высылай!
Вральман. С атним не слатили! Эх, прат, фсяли!
Цыфиркин. Один десятерых уберу!
Кутейкин. Во утрие избию вся грешныя земли!

Конец третьего действия











Софья (одна. Глядя на часы). Дядюшка скоро должен выйти. (Садясь.) Я
его здесь подожду (Вынимает книжку и прочитав несколько.) Это правда.
Как не быть довольну сердцу, когда спокойна совесть! (Прочитав опять
несколько.) Нельзя не любить правил добродетели. Они - способы к
счастью. (Прочитав несколько, взглянула и, увидев Стародума, к нему
подбегает.)





Софья и Стародум

Стародум. А! ты уже здесь, друг мой сердечный!
Софья. Я вас дожидалась, дядюшка. Читала теперь книжку.
Стародум. Какую?
Софья. Французскую. Фенелона*, о воспитании девиц.

Фенелон (1651-1715) - французский писатель, автор романа "Приключения
Телемака", носившего политико-нравоучительный характер. Книга Фенелона
"О воспитании девиц" в русском переводе вышла в 1763 году.

Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я не знаю твоей книжки,
однако читай ее, читай. Кто написал Телемака, тот пером своим нравов
развращать не станет. Я боюсь для вас нынешних мудрецов. Мне случилось
читать из них все то, что переведено по-русски. Они, правда,
искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем.

Оба сели.

Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу, сколько в свете
быть возможно.
Софья. Ваши наставления, дядюшка, составят все мое благополучие. Дайте
мне правила, которым я последовать должна. Руководствуйте сердцем
моим. Оно готово вам повиноваться.
Стародум. Мне приятно расположение души твоей. С радостью подам тебе
мои советы. Слушай меня с таким вниманием, с какою искренностию я
говорить буду. Поближе.

Софья подвигает стул свой.

Софья. Дядюшка! Всякое слово ваше врезано будет в сердце мое.
Стародум (с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых
душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце
чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто
судьбу целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы,
развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях.
О мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к
тебе была б надежною порукою за твой разум и сердце.
Софья.  Все мое старание употреблю заслужить доброе мнение людей
достойных. Да как мне избежать, чтоб те, которые увидят, как от них я
удаляюсь, не стали на меня злобиться? Не можно ль, дядюшка, найти
такое средство, чтоб мне никто на свете зла не пожелал?
Стародум. Дурное расположение людей, не достойных почтения, не должно
быть огорчительно. Знай, что зла никогда не желают тем, кого
презирают, а обыкновенно желают зла тем, кто имеет право презирать.
Люди не одному богатству, не одной знатности завидуют: и добродетель
также своих завистников имеет. Они всею силою стараются развратить
невинное сердце, чтобы унизить его до себя самих; а разум, не имевший
испытания, обольщают до того, чтоб полагать свое счастие не в том, в
чем надобно.
Софья. Возможно ль, дядюшка, чтоб были в свете такие жалкие люди, в
которых дурное чувство родится точно от того, что есть в других
хорошее. Добродетельный человек сжалиться должен над такими
несчастными.
Стародум. Они жалки, это правда; однако для этого добродетельный
человек не перестает итти своей дорогой. Подумай ты сама, какое было
бы несчастье, ежели б солнце перестало светить для того, чтоб слабых
глаз не ослепить?
Софья. Да скажите же мне, пожалуйте, виноваты ли они? Всякий ли
человек может быть добродетелен?
Стародум. Поверь мне. Всякий найдет в себе довольно сил, чтоб быть
добродетельну. Надобно захотеть решительно, а там всего будет легче не
делать того, за что б совесть угрызала.
Софья. Кто ж остережет человека, кто не допустит до того, за что после
мучит его совесть?
Стародум. Кто остережет? Та же совесть. Ведай, что совесть, как друг,
всегда остерегает прежде, нежели как судья наказывает.
Софья. Так поэтому надобно, чтоб всякий порочный человек был
действительно презрения достоин, когда делает он дурно, знав, что
делает. Надобно, чтоб душа его была очень низка, когда она не выше
дурного дела...
Стародум. И надобно, чтоб разум его был не прямой разум, когда он
полагает свое счастье не в том, в чем надобно.
Софья. Мне казалось, дядюшка, что все люди согласились, в чем полагать
свое счастье. Знатность, богатство. ..
Стародум. Так, мой друг! И я согласен назвать счастливым знатного и
богатого. Да сперва согласимся, кто знатен и кто богат. У меня мой
расчет. Степени знатности рассчитаю я по числу дел, которые большой
господин сделал для отечества, а не по числу дел, которые нахватал на
себя из высокомерия; не по числу людей, которые шатаются в его
передней, а по числу людей, довольных его поведением и делами. Мой
знатный человек, конечно, счастлив. Богач мой тоже. По моему расчету,
не тот богат, который отсчитывает деньги, чтоб прятать их в сундук, а
тот, который отсчитывает у себя лишнее, чтоб помочь тому, у кого нет
нужного.
Софья. Как это справедливо! Как наружность нас ослепляет! Мне самой
случалось видеть множество раз, как завидуют тому, кто у двора ищет и
значит...
Стародум. А того не знают, что у двора всякий что-нибудь да значит и
чего-нибудь да ищет. Того не знают, что у двора все придворные и у
всех притворные. Нет! Тут завидовать нечему. Без знатных дел знатное
состояние ничто.
Софья. Конечно, дядюшка! И такой знатный никого счастливым не делает,
кроме себя одного.
Стародум. Как! А разве тот счастлив, кто счастлив один? Знай, что, как
бы он знатен ни был, душа его прямого удовольствия не вкушает.
Вообрази себе человека, который бы всю свою знатность устремил на то
только, чтоб ему одному было хорошо, который бы и достиг уже до того,
чтоб самому ему ничего желать не оставалось. Ведь тогда вся душа его
занялась бы одним чувством, одною болезнию: рано или поздно
сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли тот, кому нечего желать, а
есть чего бояться?
Софья. Вижу, какая разница казаться счастливым и быть действительно.
Да мне это непонятно, дядюшка, как можно человеку все помнить одного
себя? Неужели не рассуждают, что один обязан другому? Где ж ум,
которым так величаются?
Стародум. Чем умом величаться, друг мой! Ум, коль он только что ум,
самая безделица. С пребеглыми умами видим мы худых мужей, худых отцов,
худых граждан. Прямую цену ему дает благонравие. Без него умный
человек - чудовище. Оно неизмеримо выше всей беглости ума. Это легко
понять всякому, кто хорошенько подумает. Умов много и много разных.
Умного человека легко извинить можно, если он какого-нибудь качества
ума и не имеет. Честному человеку никак простить нельзя, ежели
недостает в нем какого-нибудь качества сердца. Ему необходимо все
иметь надобно. Достоинство сердца неразделимо. Честный человек должен
быть совершенно честный человек.
Софья. Ваше изъяснение, дядюшка, сходно с моим внутренним чувством,
которого я изъяснить не могла. Я теперь живо чувствую и достоинство
честного человека, и его должность.
Стародум. Должность! А! мой друг! Как это слово у всех на языке и как
мало его понимают! Всечасное употребление этого слова так нас с ним
ознакомило, что, выговоря его, человек ничего уже не мыслит, ничего не
чувствует. Если б люди понимали его важность, никто не мог бы
вымолвить его без душевного почтения. Подумай, что такое должность.
Это тот священный обет, которым обязаны мы всем тем, с кем живем и от
кого зависим. Если б так должность исполняли, как об ней твердят,
всякое состояние людей осталось бы при своем любочестии и было бы
совершенно счастливо. Дворянин, например, считал бы за первое
бесчестие не делать ничего, когда есть ему столько дела: есть люди,
которым помогать; есть отечество, которому служить. Тогда не было б
таких дворян, которых благородство, можно сказать, погребено с их
предками. Дворянин, не достойный быть дворянином, - подлее его ничего
на свете не знаю.
Софья. Возможно ль так себя унизить?
Стародум. Друг мой! Что сказал я о дворянине, распространим теперь
вообще на человека. У каждого свои должности. Посмотрим, как они
исполняются, каковы, например, большею частию мужья нынешнего света,
не забудем, каковы и жены. О, мой сердечный друг! Теперь мне все твое
внимание потребно. Возьмем в пример несчастный дом, каковых множество,
где жена не имеет никакой сердечной дружбы к мужу, ни он к жене
доверенности; где каждый с своей стороны своротили с пути добродетели.
Вместо искреннего и снисходительного друга, жена видит в муже своем
грубого и развращенного тирана. С другой стороны, вместо кротости,
чистосердечия, свойств жены добродетельной, муж видит в душе своей
жены одну своенравную наглость, а наглость в женщине есть вывеска
порочного поведения. Оба стали друг другу в несносную тягость. Оба ни
во что уже ставят доброе имя, потому что у обоих оно потеряно. Можно
ль быть ужаснее их состояния? Дом брошен. Люди забывают долг
повиновения, видя в самом господине своем раба гнусных страстей его.
Имение расточается: оно сделалось ничье, когда хозяин его сам не свой.
Дети, несчастные их дети, при жизни отца и матери уже осиротели. Отец,
не имея почтения к жене своей, едва смеет их обнять, едва смеет
отдаться нежнейшим чувствованиям человеческого сердца. Невинные
младенцы лишены также и горячности матери. Она, не достойная иметь
детей, уклоняется их ласки, видя в них или причины беспокойств своих,
или упрек своего развращения. И какого воспитания ожидать детям от
матери, потерявшей добродетель? Как ей учить их благонравию, которого
в ней нет? В минуты, когда мысль их обращается на их состояние, какому
аду должно быть в душах и мужа, и жены!
Софья. Боже мой! Отчего такие страшные несчастия!..
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с
сердцем советуют. Дело о том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли,
богата ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в голову не
входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без большого чина
- презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто
заменить не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только будет
спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда
взаимная любовь ваша...
Софья. Да как достойного мужа не любить дружески?
Стародум. Так. Только, пожалуй, не имей ты к мужу своему любви,
которая на дружбу походила б. Имей к нему дружбу, которая на любовь бы
походила. Это будет гораздо прочнее. Тогда после двадцати лет женитьбы
найдете в сердцах ваших прежнюю друг к другу привязанность. Муж
благоразумный! Жена добродетельная! Что почтеннее быть может! Надобно,
мой друг, чтоб муж твой повиновался рассудку, а ты мужу, и будете оба
совершенно благополучны...
Софья. Все, что вы ни говорите, трогает сердце мое...
Стародум (с нежнейшею горячностию). И мое восхищается, видя твою
чувствительность. От тебя зависит твое счастье. Бог дал тебе все
приятности твоего пола. Вижу в тебе сердце честного человека. Ты, мой
сердечный друг, ты соединяешь в себе обоих полов совершенства.
Ласкаюсь, что горячность моя меня не обманывает, что добродетель...
Софья. Ты ею наполнил все мои чувства. (Бросаясь целовать его руки.)
Где она?
Стародум (целуя сам ее руки). Она в твоей душе. Благодарю бога, что в
самой тебе нахожу твердое основание твоего счастия. Оно не будет
зависеть ни от знатности, ни от богатства. Все это притти к тебе
может; однако для тебя есть счастье всего этого больше. Это то, чтоб
чувствовать себя достойною всех благ, которыми ты можешь наслаждаться.
..
Софья. Дядюшка! Истинное мое счастье то, что ты у меня есть. Я знаю
цену...





Те же и Камердинер. Камердинер подает письмо Стародуму.

Стародум. Откуда?
Камердинер. Из Москвы, с нарочным. (Отходит.)
Стародум (распечатав и смотря на подпись). Граф Честан. А! (Начиная
читать, показывает вид, что глаза разобрать не могут.) Софьюшка! Очки
мои на столе, в книге.
Софья (отходя). Тотчас, дядюшка.





Стародум (один). Он, конечно, пишет ко мне в том же, о чем в Москве
сделал предложение. Я не знаю Милона; но когда дядя его, мой истинный
друг, когда вся публика считает его честным и достойным человеком...
Если свободно ее сердце...




Стародум и Софья

Софья (подавая очки). Нашла, дядюшка. Стародум (читает)... "Я теперь
только узнал... ведет в Москву свою команду... Он с вами должен
встретиться... Сердечно буду рад, если он увидится с вами... Возьмите
труд узнать образ мыслей его". (В сторону.) Конечно. Без того ее не
выдам... "Вы найдете... Ваш истинный друг..." Хорошо. Это письмо до
тебя принадлежит. Я сказывал тебе, что молодой человек, похвальных
свойств, представлен... Слова мои тебя смущают, друг мой сердечный. Я
это и давеча приметил, и теперь вижу. Доверенность твоя ко мне...
Софья. Могу ли я иметь на сердце что-нибудь от вас скрытое? Нет,
дядюшка. Я чистосердечно скажу вам.,.





Те же, Правдин и Милон

Правдин. Позвольте представить вам господина Милона, моего истинного
друга.
Стародум (в сторону). Милон!
Милон. Я почту за истинное счастие, если удостоюсь вашего доброго
мнения, ваших ко мне милостей...Стародум. Граф Честан не свойственник
ли ваш?
Милон. Он мне дядя.
Стародум. Мне очень приятно быть знакому с человеком ваших качеств.
Дядя ваш мне о вас говорил. Он отдает вам всю справедливость.
Особливые достоинства...
Милон. Это его ко мне милость. В мои лета и в моем положении было бы
непростительное высокомерие считать все то заслуженным, чем молодого
человека ободряют достойные люди.
Правдин. Я наперед уверен, что друг мой приобретет вашу
благосклонность, если вы узнаете его короче. Он бывал часто в доме
сестрицы вашей...
Стародум оглядывается на Софью.
Софья (тихо Стародуму и в большой робости). И матушка любила его, как
сына.
Стародум (Софье). Мне это очень приятно. (Милону.) Я слышал, что вы
были в армии. Неустрашимость ваша...
Милон. Я делал мою должность. Ни леты мои, ни чин, ни положение еще не
позволили мне показать прямой неустрашимости, буде есть во мне она.
Стародум. Как! Будучи в сражениях и подвергая жизнь свою...
Милон. Я подвергал ее, как прочие. Тут храбрость была такое качество
сердца, какое солдату велит иметь начальник, а офицеру честь.
Признаюсь вам искренно, что показать прямой неустрашимости не имел я
еще никакого случая; испытать же себя сердечно желаю.
Стародум. Я крайне любопытен знать, в чем же полагаете вы прямую
неустрашимость?
Милон. Если позволите мне сказать мысль мою, я полагаю истинную
неустрашимость в душе, а не в сердце. У кого она в душе, у того, без
всякого сомнения, и храброе сердце. В нашем военном ремесле храбр
должен быть воин, неустрашим военачальник. Он с холодною кровью
усматривает все степени опасности, принимает нужные меры, славу свою
предпочитает жизни: но что всего более - он для пользы отечества не
устрашается забыть свою собственную славу. Неустрашимость его состоит,
следственно, не в том, чтоб презирать жизнь свою. Он ее никогда и не
отваживает. Он умеет ею жертвовать.
Стародум. Справедливо. Вы прямую неустрашимость полагаете в
военачальнике. Свойственна ли же она и другим состояниям?
Милон. Она добродетель; следственно, нет состояния, которое ею не
могло бы отличиться. Мне кажется, храбрость сердца доказывается в час
сражения, а неустрашимость души во всех испытаниях, во всех положениях
жизни. И какая разница между бесстрашием солдата, который на приступе
отваживает жизнь свою наряду с прочими, и между неустрашимостию
человека государственного, который говорит правду государю,
отваживаясь его прогневать. Судья, который, не убояся ни мщения, ни
угроз сильного, отдал справедливость беспомощному, в моих глазах
герой. Как мала душа того, кто за безделицу вызовет на дуэль, перед
тем, кто вступится за отсутствующего, которого честь при нем
клеветники терзают! Я понимаю неустрашимость так...
Стародум. Как понимать должно тому, у кого она в душе. Обоими меня,
друг мой! Извини мое простосердечие. Я друг честных людей. Это чувство
вкоренено в мое воспитание. В твоем вижу и почитаю добродетель,
украшенную рассудком просвещенным.
Милон. Душа благородная!.. Нет... не могу скрывать более своего
сердечного чувства... Нет; добродетель твоя извлекает силою своею все
таинство души моей. Если мое сердце добродетельно, если стоит оно быть
счастливо, от тебя зависит сделать его счастье. Я полагаю его в том,
чтоб иметь женою любезную племянницу вашу. Взаимная наша склонность...
Стародум (к Софье, с радостью). Как! Сердце твое умело отличить того,
кого я сам предлагал тебе? Вот мой тебе жених...
Софья. И я люблю его сердечно.
Стародум. Вы оба друг друга достойны. (В восхищении соединяя их руки.)
От всей души моей даю вам мое согласие.
Милон (обнимая Стародума). Мое счастье несравненно!
Софья (целуя руки Стародумовы). Кто может быть счастливее меня!
Правдин. Как искренно я рад!






Те же и Скотинин

Скотинин. И я здесь.
Стародум. Зачем пожаловал?
Скотинин. За своей нуждой.
Стародум. А чем я могу служить?
Скотинин. Двумя словами.
Стародум. Какими это?
Скотинин. Обняв меня покрепче, скажи: Софьюшка твоя.
Стародум. Не пустое ль затевать изволишь? Подумай-ко хорошенько.
Скотинин. Я никогда не думаю и наперед уверен, что коли и ты думать не
станешь, то Софьюшка моя.
Стародум. Как же и ты хочешь, чтоб я отдал мою племянницу, за кого -
не знаю.
Скотинин. Не знаешь, так скажу. Я Тарас Скотинин, в роде своем не
последний. Род Скотининых великий и старинный. Пращура нашего ни в
какой герольдии*  не отыщешь.
Правдин (смеючись). Этак вы нас уверите, что он старее Адама?
Скотинин. А что ты думаешь? Хоть немногим...

* Герольдией называлось учреждение, в числе других дел
регистрировавшее дворянские родословные.

Стародум (смеючись). То есть, пращур твой создан хоть в шестой же
день, да немного попрежде Адама?
Скотинин. Нет, право? Так ты доброго мнения о старине моего рода?
Стародум. О! такого-то доброго, что я удивляюсь, как на твоем месте
можно выбирать жену из другого рода, как из Скотининых?
Скотинин. Рассуди же, какое счастье Софьюшке быть за мною. Она
дворянка...
Стародум. Экой человек! Да для того-то ты ей и не жених.
Скотинин. Уж я на то пошел. Пусть болтают, что Скотинин женился на
дворяночке. Для меня все равно.
Стародум. Да для нее не все равно, когда скажут, что дворянка вышла за
Скотинина.
Милон. Такое неравенство сделало б несчастье вас обоих.
Скотинин. Ба! Да этот что тут равняется? (Тихо Стародуму.) А! не
отбивает ли?
Стародум (тихо Скотинину). Мне так кажется.
Скотинин (тем же тоном). Да где к чорту!
Стародум (тем же тоном). Тяжело.
Скотинин (громко, указывая на Милона). Кто ж из нас смешон? Ха, ха,
ха, ха!
Стародум (смеется). Вижу, кто смешон.
Софья. Дядюшка! Как мне мило, что вы веселы.
Скотинин (Стародуму). Ба! Да ты весельчак.. Давича я думал, что к тебе
приступу нет. Мне слова не сказал, а теперь все со мной смеешься.
Стародум. Таков человек, мой друг! Час на час не приходит.
Скотинин. Это и видно. Ведь и давича был я тот же Скотинин, а ты
сердился.
Стародум. Была причина.
Скотинин. Я ее и знаю. Я и сам в этом таков же. Дома, когда зайду в
клева, да найду их не в порядке, досада и возьмет. И ты, не в пронос
слово, заехав сюда, нашел сестрин дом не лучше клевов, тебе и досадно.
Стародум. Ты меня счастливее. Меня трогают люди.
Скотинин. А меня так свиньи.






Те же, г-жа Простакова, Простаков, Митрофан и Еремеевна

Г-жа Простакова (входя). Все ли с тобою, Митрофанушка?
Митрофан. Ну, да уж не заботься.
Г-жа Простакова (Стародуму). Мы пришли, батюшка, потрудить вас теперь
общею нашею просьбою. (Мужу и сыну.) Кланяйтесь.
Стародум. Какою, сударыня?
Г-жа Простакова. Во-первых, прошу милости всех садиться.

Все садятся, кроме Митрофана и Еремеевны.

Вот в чем дело, батюшка. За молитвы родителей наших, - нам, грешным,
где б и умолить, - даровал нам господь Митрофанушку. Мы все делали,
чтоб он у нас стал таков, как изволишь его видеть. Не угодно ль, мой
батюшка, взять на себя труд и посмотреть, как он у нас выучен?
Стародум. О, сударыня! До моих ушей уже дошло, что он теперь только и
отучиться изволил. Я узнал, кто его и учители. Вижу наперед, какому
грамотею ему быть надобно, учася у Кутейкина, и какому математику,
учася у Цыфиркина. (К Правдину.) Любопытен бы я был послушать, чему
немец-то его выучил.
Г-жа Простакова. Всем наукам, батюшка.
Простаков. Всему, мой отец.
Митрофан. Всему, чему изволишь.
Правдин (Митрофану). Чему ж бы, например?
Митрофан (подает ему книгу). Вот, грамматике.
Правдин (взяв книгу). Вижу. Это грамматика. Что ж вы в ней знаете?
Митрофан. Много. Существительна да прилагательна...
Правдин. Дверь, например, какое имя: существительное или
прилагательное?
Митрофан. Дверь? Котора дверь?
Правдин. Котора дверь! Вот эта.
Митрофан. Эта? Прилагательна.
Правдин. Почему ж?
Митрофан. Потому что она приложена к своему месту. Вон у чулана шеста
неделя дверь стоит еще не навешена: так та покамест существительна.
Стародум. Так поэтому у тебя слово дурак прилагательное, потому что
оно прилагается к глупому человеку?
Митрофан. И ведомо.
Г-жа Простакова. Что, каково, мой батюшка?
Простаков. Каково, мой отец?
Правдин. Нельзя лучше. В грамматике он силен.
Милон. Я думаю, не меньше и в истории.
Г-жа Простакова. То, мой батюшка, он еще сызмала к историям охотник.
Скотинин. Митрофан по мне. Я сам без того глаз не сведу, чтоб выборный
не рассказывал мне истории. Мастер, собачий сын, откуда что берется!
Г-жа Простакова. Однако все-таки не придет против Адама Адамыча.
Правдин (Митрофану). А далеко ли вы в истории?
Митрофан. Далеко ль? Какова история. В иной залетишь за тридевять
земель, за тридесято царство.
Правдин. А! так этой-то истории учит вас Вральман?
Стародум. Вральман! Имя что-то знакомое.
Митрофан. Нет. Наш Адам Адамыч истории не рассказывает; он, что я же,
сам охотник слушать.
Г-жа Простакова. Они оба заставляют себе рассказывать истории скотницу
Хавронью.
Правдин. Да не у ней ли оба учились и географии?
Г-жа Простакова (сыну). Слышишь, друг мой сердечный? Это что за наука?
Митрофан (тихо матери). А я почем знаю.
Г-жа Простакова (тихо Митрофану). Не упрямься, душенька. Теперь-то
себя и показать.
Митрофан (тихо матери). Да я не возьму в толк, о чем спрашивают.
Г-жа Простакова (Правдину). Как, батюшка, назвал ты науку-то?
Правдин. География.
Г-жа Простакова (Митрофану). Слышишь, еоргафия.
Митрофан. Да что такое! Господи боже мой! Пристали с ножом к горлу.
Г-жа Простакова (Правдину). И ведомо, батюшка. Да скажи ему, сделай
милость, какая это наука-то, он ее и расскажет.
Правдин. Описание земли.
Г-жа Простакова (Стародуму). А к чему бы это служило на первый случай?
Стародум. На первый случай сгодилось бы и к тому, что ежели б
случилось ехать, так знаешь, куда едешь.
Г-жа Простакова. Ах, мой батюшка! Да извозчики-то на что ж? Это их
дело. Это-таки и наука-то не дворянская. Дворянин только скажи: повези
меня туда, свезут, куда изволишь. Мне поверь, батюшка, что, конечно,
то вздор, чего не знает Митрофанушка.
Стародум. О, конечно, сударыня. В человеческом невежестве весьма
утешительно считать все то за вздор, чего не знаешь.
Г-жа Простакова. Без наук люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою
был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не умел грамоте,
а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда,
бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-
нибудь положит. То-то эконом был! Жизни не жалел, чтоб из сундука
ничего не вынуть. Перед другим не похвалюсь, от вас не потаю,
покойник-свет, лежа на сундуке с деньгами, умер, так сказать, с
голоду. А! Каково это?
Стародум. Препохвально. Надобно быть Скотинину, чтоб вкусить такую
блаженную картину.
Скотинин. Да коль доказывать, что ученье вздор, так возьмем дядю
Вавилу Фалалеича. О грамоте никто от него не слыхивал, ни он ни от
кого слышать не хотел. А какова была головушка!
Правдин. Что ж такое?
Скотинин. Да с ним на роду вот что случилось. Верхом на борзом
иноходце разбежался он хмельной в каменны ворота. Мужик был рослый,
ворота низки, забыл наклониться. Как хватит себя лбом о притолку, индо
пригнуло дядю к похвям потылицею* ,  и бодрый конь вынес его из ворот к
крыльцу навзничь. Я хотел бы знать, есть ли на свете ученый лоб, который
бы от такого тумака не развалился; а дядя, вечная ему память, протрезвясь,
спросил только, целы ли ворота?

* Потылица-шея; к похвям  - к нахвостному ремню у седла.


Милон. Вы, господин Скотинин, сами признаете себя неученым человеком;
однако, я думаю, в этом случае и ваш лоб был бы не крепче ученого.
Стародум (Милону). Об заклад не бейся. Я думаю, что Скотинины все
родом крепколобы.
Г-жа Простакова. Батюшка мой! Да что за радость и выучиться? Мы это
видим своими глазами и в нашем краю. Кто посмышленее, того свои же
братья дворяне тотчас выберут еще в какую-нибудь должность.
Стародум. А кто посмышленее, тот и не откажет быть полезным своим
согражданам.
Г-жа Простакова. Бог вас знает, как вы нынче судите. У нас, бывало,
всякий того и смотрит, что на покой. (Правдину.) Ты сам, батюшка,
сколько трудишься. Вот и теперь, сюда шедши, я видела, что к тебе
несут какой-то пакет.
Правдин. Ко мне пакет? И мне никто этого не скажет! (Вставая.) Я прошу
извинить меня, что нас оставлю. Может быть, есть ко мне какие-нибудь
повеления от наместника.
Стародум (встает, и все встают). Поди, мой друг; однако я с тобою не
прощаюсь.
Правдин. Я еще увижусь с вами. Вы завтра едете поутру?
Стародум. Часов в семь.

Правдин отходит.

Милон. А я завтра же, проводя вас, поведу мою команду. Теперь пойду
сделать к тому распоряжение.

Милон отходит, прощаясь с Софьею взорами.






Г-жа Простакова, Митрофан, Простаков, Еремеевна, Стародум, Софья

Г-жа Простакова (Стародуму). Ну, мой батюшка! Ты довольно видел, каков
Митрофанушка?
Скотинин. Ну, мой друг сердечный? Ты видишь, каков я?
Стародум. Узнал обоих, нельзя короче.
Скотинин. Быть ли ж за мною Софьюшке?
Стародум. Не бывать.
Г-жа Простакова. Жених ли ей Митрофанушка?
Стародум. Не жених.
Г-жа Простакова. А что б помешало?
Скотинин. За чем дело стало?
Стародум (сведя обоих). Вам одним за секрет сказать можно. Она
сговорена. (Отходит и дает знак Софье, чтоб шла за ним.)
Г-жа Простакова. Ах, злодей!
Скотинин. Да он рехнулся.
Г-жа Простакова (с нетерпением). Когда они выедут?
Скотинин. Ведь ты слышала, поутру в семь часов. Г-жа Простакова. В
семь часов. Скотинин. Завтре и я проснусь с светом вдруг. Будь он
умен, как изволит, а и с Скотининым развяжешься не скоро. (Отходит.)
Г-жа Простакова (бегая по театру в злобе и в мыслях). В семь часов!..
Мы встанем поране... что захотела, поставлю на своем... Все ко мне!

Все подбегают.

Г-жа Простакова (к мужу). Завтра в шесть часов, чтоб карета подвезена
была к заднему крыльцу. Слышишь ли ты? Не прозевай.
Простаков. Слушаю, мать моя..
Г-жа Простакова (к Еремеевне). Ты во всю ночь не смей вздремать у
Софьиных дверей. Лишь она проснется, беги ко мне.
Еремеевна. Не промигну, моя матушка.
Г-жа Простакова (сыну). Ты, мой друг сердечный, сам в шесть часов будь
совсем готов и не вели лакеям из комнат отлучаться.
Митрофан. Все будет сделано.
Г-жа Простакова. Подите ж с богом. (Все отходят.) А я уж знаю, что
делать. Где гнев, тут и милость. Старик погневается да простит и за
неволю. А мы свое возьмем.

Конец четвертого действия



ДЕИСТВИЕ ПЯТОЕ




Стародум и Правдин

Правдин. Это был тот пакет, о котором при вас сама здешняя хозяйка
вчера меня уведомила.
Стародум. Итак, имеешь теперь способ прекратить бесчеловечие злой
помещицы?
Правдин. Мне поручено взять под опеку дом и деревни при первом
бешенстве, от которого могли бы пострадать подвластные ей люди.
Стародум. Благодарение богу, что человечество найти защиту может!
Поверь мне, где государь мыслит, где знает он, в чем его истинная
слава, там человечеству не могут не возвращаться его права. Там все
скоро ощутят, что каждый должен искать своего счастья и выгод в том
одном, что законно, и что угнетать рабством себе подобных беззаконно.
Правдин. Я в этом согласен с вами: да как мудрено истреблять
закоренелые предрассудки, в которых низкие души находят свои выгоды!
Стародум. Слушай, друг мой! Великий государь есть государь премудрый.
Его дело показать людям прямое их благо. Слава премудрости его та,
чтоб править людьми, потому что управляться с истуканами нет
премудрости. Крестьянин, который плоше всех в деревне, выбирается
обыкновенно пасти стадо, потому что немного надобно ума пасти скотину.
Достойный престола государь стремится возвысить души своих подданных.
Мы это видим своими глазами.
Правдин. Удовольствие, которым государи наслаждаются, владея
свободными душами, должно быть столь велико, что я не понимаю, какие
побуждения могли бы отвлекать...
Стародум. А! Сколь великой душе надобно быть в государе, чтобы стать
на стезю истины и никогда с нее не совращаться! Сколько сетей
расставлено к уловлению души человека, имеющего в руках своих судьбу
себе подобных! И, во-первых, толпа скаредных льстецов всеминутно
силится уверять его, что люди сотворены для него, а не он для людей.
Правдин. Без душевного презрения нельзя себе вообразить, что такое
льстец.
Стародум. Льстец есть тварь, которая не только о других, ниже о себе
хорошего мнения не имеет. Все его стремления к тому, чтоб сперва
ослепить ум у человека, а потом делать из него, что ему надобно. Он
ночной вор, который сперва свечу погасит, а потом красть станет.
Правдин. Несчастиям людским, конечно, причиною собственное их
развращение; но способы сделать людей добрыми...
Стародум. Они в руках государя. Как скоро все видят, что без
благонравия никто не может выйти в люди; что ни подлой выслугой и ни
за какие деньги нельзя купить того, чем награждается заслуга; что люди
выбираются для мест, а не места похищаются людьми, тогда всякий
находит свою выгоду быть благонравным и всякий хорош будет.
Правдин. Справедливо. Великий государь дает...
Стародум. Милость и дружбу тем, кому изволит; места и чины тем, кто
достоин.
Правдин. Чтоб в достойных людях не было недостатку, прилагается ныне
особливое старание о воспитании. ..
Стародум. Оно и должно быть залогом благосостояния государства. Мы
видим все несчастные следствия дурного воспитания. Ну что для
отечества может выйти из Митрофанушки, за которого невежды-родители
платят еще и деньги невеждам-учителям? Сколько дворян-отцов, которые
нравственное воспитание сынка своего поручают своему рабу крепостному!
Лет через пятнадцать и выходят вместо одного раба двое, старый дядька
да молодой барин.
Правдин. Но особы высшего состояния просвещают детей своих...
Стародум. Это все правда; да я желал бы, чтобы при всех науках не
забывалась главная цель всех знаний человеческих - благонравие. Верь
мне, что наука в развращенном человеке есть лютое оружие делать зло.
Просвещение возвышает одну добродетельную душу. Я хотел бы, например,
чтоб при воспитании сына знатного господина наставник его всякий день
разогнул ему Историю и указал ему в ней два места: в одном, как
великие люди способствовали благу своего отечества; в другом, как
вельможа недостойный, употребивший во зло свою доверенность и силу, с
высоты пышной своей знатности низвергся в бездну презрения и
поношения.
Правдин. Надобно действительно, чтоб всякое состояние людей имело
приличное себе воспитание; тогда можно быть уверену... Что за шум?
Стародум. Что такое сделалось?





Те же, Милон, Софья, Еремеевна

Милон (отталкивая от Софьи Еремеевну, которая за нее было уцепилась,
кричит к людям, имея в руке обнаженную шпагу). Не смей никто подойти
ко мне!
Софья (бросаясь к Стародуму). Ах, дядюшка! Защити меня.
Стародум. Друг мой! Что такое!
Правдин. Какое злодеяние!
Софья. Сердце мое трепещет!
Еремеевна. Пропала моя голоушка!
Милон. Злодеи! Идучи сюда, вижу множество людей, которые, подхватя ее
под руки, несмотря на сопротивление и крик, сводят уже с крыльца к
карете!
Софья. Вот мой избавитель!
Стародум. Друг мой!
Правдин (Еремеевне). Сейчас скажи, куда везти хотели, или как с
злодейкой...
Еремеевна. Венчаться, мой батюшка, венчаться!
Г-жа Простакова (за кулисами). Плуты! Воры! Мошенники! Всех прибить
велю до смерти!





Те же, г-жа Простакова, Простаков, Митрофан

Г-жа Простакова. Какая я госпожа в доме! (Указывая на Милона.) Чужой
погрозит, приказ мой ни во что.
Простаков. Я ли виноват?
Митрофан. За людей приниматься!
Г-жа Простакова. Жива быть не хочу!
Правдин. Злодеяние, которому я сам свидетель, дает право вам, как
дяде, а вам, как жениху...
Г-жа Простакова. Жениху!
Простаков. Хороши мы!
Митрофан. Все к чорту!
Правдин. Требовать от правительства, чтоб сделанная ей обида наказана
была всею строгостью законов. Сейчас представлю ее перед суд, как
нарушительницу гражданского спокойства.
Г-жа Простакова (бросаясь на колени) Батюшки, виновата!
Правдин. Муж и сын не могли не иметь участия в злодеянии...
Простаков. Без вины виноват.
Митрофан. Виноват, дядюшка.
Г-жа Простакова. Ах я, собачья дочь! Что я наделала!





Те же и Скотинин

Скотинин. Ну, сестра, хорошу было штуку... Ба! Что это? Все наши на
коленях!
Г-жа Простакова (стоя на коленях). Ах, мои батюшки, повинную голову
меч не сечет. Мой грех! Не губите меня. (К Софье.) Мать ты моя родная,
прости меня. Умилосердись надо мною  (указывая на мужа и сына) и над
бедными сиротами.
Скотинин. Сестра! О своем ли ты уме?
Правдин. Молчи, Скотинин.
Г-жа Простакова. Бог даст тебе благополучие и с дорогим женихом твоим,
что тебе в голове моей?
Софья (Стародуму). Дядюшка! Я мое оскорбление забываю.
Г-жа Простакова (подняв руки к Стародуму). Батюшка! Прости и ты меня,
грешную. Ведь я человек, не ангел.
Стародум. Знаю, знаю, что человеку нельзя быть ангелом. Да не надобно
быть и чортом.
Милон. И преступление, и раскаяние в ней презрения достойны.
Правдин (Стародуму). Ваша малейшая жалоба, ваше одно слово пред
правительством... и уж спасти ее нельзя.
Стародум. Не хочу ничьей погибели. Я ее прощаю.

Все вскочили с коленей.

Г-жа Простакова. Простил! Ах, батюшка!..  Ну! Теперь-то дам я зорю
канальям, своим людям. Теперь-то я всех переберу по одиночке. Теперь-
то допытаюсь, кто из рук ее выпустил. Нет, мошенники! Нет, воры! Век
не прощу этой насмешки.
Правдин. А за что вы хотите наказывать людей ваших?
Г-жа Простакова. Ах, батюшка, это что за вопрос? Разве я не властна и
в своих людях?
Правдин. А вы считаете себя в праве драться тогда, когда вам
вздумается?
Скотинин. Да разве дворянин не волен поколотить слугу, когда захочет?
Правдин. Когда захочет! Да что за охота? Прямой ты Скотинин. (Г-же
Простаковой.) Нет, сударыня, тиранствовать никто не волен.
Г-жа Простакова. Не волен! Дворянин, когда захочет, и слуги высечь не
волен: да на что ж дан нам указ-от о вольности дворянства? *

* "Указ о вольности дворянской", изданный в 1762 году Петром III,
предоставлял дворянству ряд преимуществ, в том числе освобождал дворян
от обязательной службы государству. Простакова же понимает указ как
разрешение дворянам делать все, что им захочется.


Стародум. Мастерица толковать указы!
Г-жа Простакова. Извольте насмехаться, а я теперь же всех с головы на
голову... (Порывается итти.)
Правдин (останавливая ее). Поостановитесь, сударыня. (Вынув бумагу и
важным голосом Простакову.) Именем правительства вам приказываю сей же
час собрать людей и крестьян ваших для объявления им указа, что за
бесчеловечие жены вашей, до которого попустило ее ваше крайнее
слабомыслие, повелевает мне правительство принять в опеку дом ваш и
деревни.
Простаков. А! До чего мы дожили!
Г-жа Простакова. Как! Новая беда! За что, батюшка? Что я в своем доме
госпожа...
Правдин. Госпожа бесчеловечная, которой злонравие в благоучрежденном
государстве терпимо быть не может. (Простакову.) Подите.
Простаков (отходит, всплеснув руками). От кого это, матушка?
Г-жа Простакова (тоскуя). О, горе взяло! О, грустно!
Скотинин. Ба! ба! ба! Да этак и до меня доберутся. Да этак и всякой
Скотинин может попасть под опеку... Уберусь же я отсюда по-добру, по-
здорову.
Г-жа Простакова. Все теряю. Совсем погибаю!
Скотинин (Стародуму). Я шел было к тебе добиться толку. Жених...
Стародум (указывая на Милона). Вон он.
Скотинин. Ага! Так мне и делать здесь нечего. Кибитку впрячь, да и...
Правдин. Да и ступай к своим свиньям. Не забудь, однакож, повестить
всем Скотининым, чему они подвержены.
Скотинин. Как друзей не остеречь! Повещу им, чтоб они людей ...
Правдин. Побольше любили, или б, по крайней мере...
Скотинин. Ну...
Правдин. Хоть не трогали.
Скотинин (отходя). Хоть не трогали.





Г-жа Простакова, Стародум, Правдин, Митрофан, Софья, Еремеевна

Г-жа Простакова (Правдину). Батюшка, не погуби ты меня, что тебе
прибыли? Не возможно ль как-нибудь указ поотменить? Все ли указы
исполняются?
Правдин. Я от должности никак не отступлю.
Г-жа Простакова. Дай мне сроку хотя на три дни. (В сторону.) Я дала бы
себя знать...
Правдин. Ни на три часа.
Стародум. Да, друг мой! Она и в три часа напроказить может столько,
что веком не пособишь.
Г-жа Простакова. Да как вам, батюшка, самому входить в мелочи?
Правдин. Это мое дело. Чужое возвращено будет хозяевам, а...
Г-жа Простакова. А с долгами-то разделаться?.. Не доплачено
учителям...
Правдин. Учителям? (Еремеевне.) Здесь ли они? Введи их сюда.
Еремеевна. Чай, что прибрели. А немца-то, мой батюшка?..
Правдин. Всех позови.

Еремеевна отходит.

Правдин. Не заботься ни о чем, сударыня, я всех удовольствую.
Стародум (видя в тоске г-жу Простакову). Сударыня! Ты сама себя
почувствуешь лучше, потеряв силу делать другим дурно.
Г-жа Простакова. Благодарна за милость! Куда я гожусь, когда в моем
доме моим же рукам и воли нет!





Те же, Еремеевна, Вральман, Кутейкин, Цыфиркин

Еремеевна (введя учителей, к Правдину). Вот тебе и вся наша сволочь,
мой батюшка.
Вральман (к Правдину). Фаше высоко-и-плахоротие. Исфолили меня к сепе
прасить?..
Кутейкин (к Правдину). Зван бых, и приидох.
Цыфиркин (к Правдину). Что приказу будет, ваше благородие?
Стародум (с прихода Вральмана в него вглядывается). Ба! Это ты,
Вральман?
Вральман (узнав Стародума). Ай! ай! ай! ай! ай! Это ты, мой милостифый
хосподин. (Целуя полу Стародума.) Старофенька ли, мой отес, пошифать
исфолишь?
Правдин. Как? Он вам знаком?
Стародум. Как не знаком? Он три года был у меня кучером.

Все показывают удивление.

Правдин. Изрядный учитель!
Стародум. А ты здесь в учителях. Вральман? Я думал, право, что ты
человек добрый и не за свое не возьмешься.
Вральман. Та што телать, мой патюшка? Не я перфой, не я послетней. Три
месеса ф Москфе шатался пез мест, кутшер нихте не ната. Пришло мне
липо с голот мереть, либо ушитель...
Правдин (к учителям). По воле правительства став опекуном над здешним
домом, я вас отпускаю.
Цыфиркин. Лучше не надо.
Кутейкин. Отпускать благоволите? Да прежде разочтемся...
Правдин. А что тебе надобно?
Кутейкин. Нет, милостивый господин, мой счетец зело не мал. За полгода
за ученье, за обувь, что истаскал в три года, за простой, что сюда
прибредешь, бывало, по-пустому, за...
Г-жа Простакова. Ненасытная душа! Кутейкин! За что это?
Правдин. Не мешайтесь, сударыня, я вас прошу.
Г-жа Простакова. Да коль пошло на правду, чему ты выучил Митрофанушку?
Кутейкин. Это его дело. Не мое.
Правдин (Кутейкину). Хорошо, хорошо. (Цыфиркину). Тебе много ль
заплатить?
Цыфиркин. Мне? Ничего.
Г-жа Простакова. Ему, батюшка, за один год дано десять рублей, а еще
за год ни полушки не заплачено.
Цыфиркин. Так: на те десять рублей я износил сапогов в два года. Мы и
квиты.
Правдин. А за ученье?
Цыфиркин. Ничего.
Стародум. Как ничего?
Цыфиркин. Не возьму ничего. Он ничего не перенял.
Стародум. Да тем не меньше тебе заплатить надобно.
Цыфиркин. Не за что. Я государю служил с лишком двадцать лет. За
службу деньги брал, по-пустому не бирал и не возьму.
Стародум. Вот прямой добрый человек!

Стародум и Милон вынимают из кошельков деньги.

Правдин. Тебе не стыдно, Кутейкин?
Кутейкин (потупя голову). Посрамихся, окаянный.
Стародум (Цыфиркину). Вот тебе, друг мой, за добрую душу.
Цыфиркин. Спасибо, ваше высокородие. Благодарен. Дарить меня ты волен.
Сам не заслужа, век не потребую.
Милон (давая ему деньги). Вот еще тебе, друг мой!
Цыфиркин. И еще спасибо.

Правдин дает также ему деньги.

Цыфиркин. Да за что, ваше благородие, жалуете?
Правдин. За то, что ты не походишь на Кутейкина.
Цыфиркин. И! Ваше благородие. Я солдат. Правдин (Цыфиркину). Поди же,
мой друг, с богом.

Цифиркин отходит.

Правдин. А ты, Кутейкин, пожалуй-ка сюда завтре, да потрудись
рассчесться с самой госпожою.
Кутейкин (выбегая). С самою! Ото всего отступаюсь.
Вральман (Стародуму). Старофа слуха не остафте, фаше фыскоротие.
Фосмите меня апять к сепе.
Стародум. Да ты, Вральман, я чаю, отстал и от лошадей?
Вральман. Эй, нет, мой патюшка! Шиучи с стеш-ними хоспотами, касалось
мне, што я фсе с лошатками.






Те же и Камердинер

Камердинер (Стародуму). Карета ваша готова.
Вральман. Прикашишь мне дофести сепя?
Стародум. Поди садись на козлы.

Вральман отходит.





Г-жа Простакова, Стародум, Милон, Софья, Правдин, Митрофан, Еремеевна

Стародум (к Правдину, держа руки Софьи и Милона). Ну, мой друг! Мы
едем. Пожелай нам...
Правдин. Всего счастья, на которое имеют право честные сердца.
Г-жа Простакова (бросаясь обнимать сына). Один ты остался у меня, мой
сердечный друг, Митрофанушка!
Митрофан. Да отвяжись, матушка, как навязалась...
Г-жа Простакова. И ты! И ты меня бросаешь! А! неблагодарный! (Упала в
обморок.)
Софья (подбежав к ней). Боже мой! Она без памяти.
Стародум (Софье). Помоги ей, помоги.

Софья и Еремеевна помогают.

Правдин (Митрофану). Негодница! Тебе ли грубить матери? К тебе ее
безумная любовь и довела ее всего больше до несчастья.
Митрофан. Да она как будто неведомо...
Правдин. Грубиян!
Стародум (Еремеевне). Что она теперь? Что?
Еремеевна (посмотрев пристально на г-жу Простакову и всплеснув
руками). Очнется, мой батюшка, очнется.
Правдин (Митрофану). С тобой, дружок, знаю, что делать. Пошел-ко
служить...
Митрофан (махнув рукою). По мне, куда велят...
Г-жа Простакова (очнувшись в отчаянии). Погибла я совсем! Отнята у меня
власть! От стыда никуды глаз показать нельзя! Нет у меня сына!
Стародум (указав на г-жу Простакову). Вот злонравия достойные плоды!


Конец комедии


Last-modified: Thu, 25 May 2000 18:38:55 GMT

Оцените этот текст: