Оцените этот текст:






     Я  остановился  перед  лавкой  с   небольшой   деревянной   вывеской,
болтавшейся на кованом кронштейне. На вывеске почерневшая готическая  вязь
надписи: "Антиквариат"; от ночного ветра  она  раскачивалась,  скрипя,  из
стороны в сторону. Чуть ниже стальная решетка венчала  пыльную  витрину  с
пожелтевшими гравюрами, офортами и литографиями.
     Дома, изображенные на  них,  казались  знакомыми,  но  все  они  были
нарисованы одиноко стоящими в чистом поле, на высоком холме, на  пустынном
берегу бухты. Дамы на картинах носили большие юбки  колоколом  и  шляпы  с
лентами. Они держали в руках изящные зонтики; тут же красовались  экипажи,
запряженные стройными скакунами.
     Но  меня  интересовали  не  эти  картины,  не   расположенное   сбоку
потускневшее зеркало в массивной  золоченой  раме.  Мое  внимание  привлек
мужчина, отражение которого я видел в пожелтевшем стекле - смуглый, в туго
перепоясанном реглане, длина которого была на добрых шесть дюймов  больше,
чем нужно. Он стоял, засунув руки в карманы, и смотрел в затемненное  окно
в пятнадцати метрах от меня.
     Он не отставал от меня весь день.
     Сперва я думал, что это совпадение; я видел  его  в  автобусе,  когда
ехал из Броммы, затем в вестибюле гостиницы, где я остановился,  читающего
афиши, и, наконец, часом позже, в ресторане, где я обедал. Он в это  время
попивал кофе.
     Вскоре  мне  пришлось  отказаться  от  мысли  о  случайном   стечении
обстоятельств.
     Прошло пять часов, а он все находился неподалеку от меня, когда я шел
по Старому городу Стокгольма, до сих пор сохраняемому на одном из островов
в самом центре шведской столицы.
     Я шел мимо обшарпанных витрин с медными  подсвечниками,  замысловатой
серебряной  посудой,  дуэльными  пистолетами  и   ржавыми   кавалерийскими
саблями. Все это было очень привлекательным сейчас,  в  свете  полуденного
солнца, после же полуночи это было печальным напоминанием о днях насилия.
     Мои шаги на узких затихших улицах сливались  с  эхом  шагов  человека
позади меня. Они становились чаще, когда я шел быстрее, и совсем исчезали,
когда я останавливался. Теперь же этот человек  глядел  в  темное  окно  и
чего-то ждал. Следующий ход должен был быть за мной.
     Я заблудился. Двадцать лег - достаточный срок, чтобы забыть  извилины
улиц Старого Города. Я вынул из кармана путеводитель и стал  разворачивать
карту. Руки плохо слушались меня.
     Я вытянул шею, чтобы прочесть надпись на гранитной табличке  на  углу
дома; она была едва различима - "Самуэлгатен".
     Я нашел эту улицу на карте и обнаружил, что она тянется три  коротких
квартала, заканчиваясь тупиком  на  Гемма  Страатгатен.  В  тусклом  свете
трудно было разобрать подробности. Повертев книгу, я нашел  на  карте  еще
одну улицу, отмеченную пунктиром. Название ее было "Гульдсменстраппен".
     Я напряг память: "траппен" означает по-шведски  "лестница".  Лестница
ювелиров, ведущая от Самуэлгатен на Хундгатен" -  другую  такую  же  узкую
улочку. Похоже, что она вела  к  освещенной  площади:  вероятно,  это  был
единственный выход для меня. Я сунул книжку в карман и небрежно двинулся к
лестнице в надежде, что передо мной не окажется закрытых ворот.
     Моя тень мгновение выжидала, а затем последовала за  мной.  Поскольку
походка у меня очень  быстрая,  я  понемногу  стал  отрываться  от  своего
преследователя.
     Он же, казалось, вообще не спешил. Я прошел мимо нескольких лавочек с
обитыми железом дверьми и  стертыми  каменными  порогами.  А  дальше  была
открытая арка с выщербленными гранитными ступенями,  круто  поднимающимися
вверх.
     Я приостановился,  а  затем  нырнул  под  арку  и  ринулся  вверх  по
лестнице.
     Семь-восемь прыжков - и вот я на самом верху.  Стремглав  бросаюсь  в
высокий проем. Не исключено, что я достиг верхней площадки раньше, чем мой
преследователь - подножья лестницы. Я остановился, прислушиваясь.
     Сначала мне был слышен  скрип  ботинок,  затем  учащенное  дыхание  в
нескольких метрах от меня. Я ждал, затаившись.
     Шаги стихли. Очевидно, мой неслышимый противник оценивал  ситуацию  -
куда я мог бы спрятаться, ведь он понимал, что далеко убежать  я  не  мог!
Скоро он вернется к этому месту.
     Я снял туфли, в три прыжка оказался на лестнице,  и,  прежде  чем  он
остановился и оглянулся назад, я, перемахивая сразу через  три  ступеньки,
ринулся вниз. Я был уже на  полпути  к  спасению,  когда  моя  левая  нога
соскользнула, и я, потеряв равновесие, рухнул вниз.
     Я ударился о булыжники мостовой  плечом,  головой,  перекувырнулся  и
вскочил на ноги.  В  голове  звенело.  Я  уцепился  за  стену  у  подножья
лестницы, и в это время меня затопила боль. Боль, от которой я обезумел.
     На лестнице послышались шаги, и я весь напрягся,  собираясь  прыгнуть
на незнакомца, как только  он  появится.  Перед  самой  аркой  шаги  стали
нерешительными, затем из-за стены высунулась  круглая  голова  с  длинными
волосами. Я размахнулся и ударил, но - промахнулся.
     Он метнулся в сторону, повернувшись ко мне, неуклюже роясь в  кармане
пальто. Я понял, что он пытается вынуть пистолет, и ударил его в грудь. На
этот раз мне посчастливилось  больше  -  рука  моя  наткнулась  на  что-то
твердое, и я с удовольствием услышал, как он отчаянно хватает воздух ртом.
     Я надеялся, что теперь ему не лучше,  чем  мне.  Однако  ему  все  же
удалось выдернуть руку из кармана, и  отпрянуть  назад,  держа  возле  рта
какой-то предмет.
     - Где это ты, черт побери? - крикнул он хрипло, глядя прямо на меня.
     У него был какой-то странный акцент. Я понял, что штуковина,  которую
он вынул из кармана, была микрофоном.
     - ...выходи, надоело все  это...  -  продолжал  говорить  в  микрофон
незнакомец, отступая, но не сводя с меня глаз.
     Я прислонился к стене, боль резко уменьшила мою агрессивность. Вокруг
никого не было. Ботинки незнакомца мягко ступали  по  булыжникам,  мои  же
валялись посреди улицы: я уронил их во время падения.
     Сзади послышался странный звук.  Я  обернулся  и  увидел,  что  узкая
улочка  почти  полностью  перегорожена  огромным  фургоном.  Я  облегченно
вздохнул: пришла помощь.
     Двое мужчин выпрыгнули из машины, не  колеблясь  подскочили  ко  мне,
схватили за  руки  и  потащили  к  задней  дверце  фургона.  На  них  была
одинаковая белая форма, и оба не проронили ни слова.
     - У меня все в порядке, парни, - начал я. - Заберите-ка побыстрее вон
того человека.
     И  только  теперь  я  понял,   что   он   идет   рядом,   возбужденно
переговариваясь с человеком в белом, и что меня взяли за руки не для того,
чтобы помочь, а для того, чтобы задержать. Я  уперся  ногами  и  попытался
вырваться. И  вдруг  мне  пришло  на  ум,  что  цвет  формы  стокгольмских
полицейских отнюдь не белый.
     Но теперь все это уже не имело значения.  Один  из  моих  похитителей
поднял что-то вроде баллончика с аэрозолью и направил струю мне в лицо.
     Что-то брызнуло мне в глаза, и я почувствовал,  как  ноги  подо  мной
подкосились.





     Что меня раздражало,  так  это  скрип.  Я  несколько  раз  безуспешно
пытался уснуть, прежде чем мое сознание отступило перед реальностью.
     Я лежал на спине  с  закрытыми  глазами,  не  представляя  себе,  где
нахожусь, и вспоминал страшный сон, в котором меня преследовали,  затем  я
стал осознавать боль в плече и голове. Я открыл глаза и увидел,  что  лежу
на койке у стены небольшой комнаты.
     Скрип шел от письменного стола, за  которым  что-то  писал  подвижный
человек в белой форме. Откуда-то  слышалось  слабое  гудение,  создававшее
ощущение движения.
     Я привстал. Тотчас же человек за столом поднялся и подошел ко мне. Он
подтащил к койке стул и уселся.
     - Пожалуйста, не тревожьтесь, сказал он с характерным акцентом.  -  Я
шеф-капитан  Винтер.  От  вас  просто  требуется  помощь  в  передаче  мне
некоторых сведений. После чего вас переведут в комфортабельное помещение.
     Говорил он без интонаций, словно повторял эти слова в  тысячный  раз.
Он взглянул мне в лицо.
     - Я должен извиниться перед вами за грубость моих подчиненных. Это не
входило в мои намерения, поверьте. Однако,  -  тон  его  изменился,  -  вы
должны извинить оперативника: он не был осведомлен.
     Шеф-капитан Винтер открыл записную книжку и откинулся на спинку стула
с карандашом в руке.
     - Где вы родились, мистер Байард?
     Они, должно быть, рылись в моих карманах, если уже знают мое имя.
     - Кто вы такой, черт вас побери? - зло выпалил я.
     Шеф-капитан поднял бровь. Его форма была  безукоризненной,  на  груди
сверкали украшенные бриллиантами ордена.
     -  Я  понимаю,  что  вы  еще  не  вполне  оправились  от  потрясения,
полученного при вашем задержании, мистер Байард. Но  вам  все  объяснят  в
надлежащее время. Я - имперское должностное лицо, наделенное  полномочиями
допрашивать интернированных лиц, - он ободряюще улыбнулся.  -  Пожалуйста,
назовите место вашего рождения.
     Я ничего не сказал. У меня не было желания отвечать на его вопросы. У
меня самого их было слишком много.
     Я никак не мог понять, что за акцент у этого  типа.  Определенно,  он
был англичанином, но я никак не мог определить, из какой части Британии.
     Я взглянул на ордена. Большинство из них были  мне  незнакомы,  но  я
различил  яркую  ленту  Креста  Виктории  с  тремя  пальмами,  украшенными
самоцветами. Что-то в этом шеф-капитане было в высшей степени фальшивым.
     - Не упрямьтесь, старина,  -  резко  сказал  Винтер.  Я  вам  советую
согласиться сотрудничать с нами. Это поможет вам избежать неприятностей.
     -  Меня  преследуют,  хватают,  травят  газом,  держат   в   каком-то
неизвестном помещении, да еще, вдобавок, роются в личной жизни -  все  это
уже само по себе чертовски неприятно. Так что не утруждайте себя,  Винтер,
высокими материями. Я не буду отвечать на ваши вопросы.
     Я сунул руку в карман и не обнаружил там паспорта.
     - Так как вы забрали у меня паспорт, то, наверное, уже знаете, что  я
- американский  дипломат,  а  это  означает,  что  моя  личность  обладает
дипломатической  неприкосновенностью  в  отношении  любой  формы   ареста,
задержания, допроса и тому подобное, что вы нарушили. Поэтому я немедленно
покину вас, как только вы вернете мне все вещи, в том числе и ботинки.
     Лицо Винтера стало  жестким.  Но  я  увидел,  что  мое  заявление  не
произвело на капитана никакого впечатления. Он подал знак, и двое, которых
я раньше не видел, оказались передо мной. Они были покрупнее Винтера.
     - Мистер Байард, вы обязаны ответить на  мои  вопросы.  Не  забудьте,
если будет необходимо, вас принудят к этому. Итак, начнем  с  установления
места вашего рождения.
     - Вы найдете его в моем  паспорте,  -  сказал  я,  взглянув  на  двух
помощников капитана.
     Игнорировать их можно было столь же успешно, как и пару бульдозеров в
спальне. Похоже, нужно менять тактику. Буду играть в их  игру  в  надежде,
что они слегка расслабятся. Вот тогда-то я попытаюсь вырваться.
     Один из них по сигналу Винтера подал капитану  мой  паспорт,  который
тот внимательно просмотрел, сделал несколько пометок в записной  книжке  и
отдал мне.
     - Благодарю вас, мистер Байард,  -  сказал  он  приятным  голосом.  -
Теперь давайте займемся частностями. Где вы учились?
     Теперь я хотел, чтобы у него сложилось впечатление,  что  меня  очень
ободряет этот учтивый тон. Я должен  показать,  что  раскаиваюсь  в  своей
прежней резкости. Правда, такая  перемена  настроения  несколько  уменьшит
правдоподобность  моей  нынешней  готовности  к  сотрудничеству.  Хотя,  в
общем-то, Винтер, наверное, привык к своей работе.
     Он махнул рукой своим вышибалам, и они молча вышли из комнаты.
     Винтер перешел к  теме  международных  отношений  и  геополитике,  и,
казалось, был очарован моими банальными ответами.
     Я  попытался  пару  раз  спросить  его,   зачем   он   так   детально
расспрашивает меня о вещах широко известных, но  каждый  раз  меня  твердо
направляли только к ответам на предложенные вопросы.
     Шеф-капитан основательно проэкзаменовал меня  по  географии  и  новой
истории, особенно интересуясь периодом 1879-1910 годами, а затем перешел к
списку исторических лиц.
     Я должен был по очереди рассказывать все, что знаю о каждом из них. О
большинстве я  никогда  не  слышал,  некоторые  не  играли  сколько-нибудь
значительной  роли  в  истории.  Капитан  попросил   рассказать   о   двух
итальянцах: Копини и Максони, и был неописуемо удивлен, что  я  ничего  не
знаю о них. Многие из моих ответов приводили его просто в восторг.
     - Нивен - актер? - спросил он недоверчиво. - А вы ничего не слыхали о
Крэйне Тальботе?
     Когда я описал ему роль Черчилля в недавних событиях, он  хохотал  до
упаду.
     Через сорок минут такой односторонней беседы раздался звонок,  и  еще
один человек в форме вошел в комнату, поставил  большую  коробку  на  угол
стола и вышел. Винтер не обратил на это никакого внимания.
     Прошло еще двадцать минут.
     - Кто в настоящее время является монархом Англо-Германии?
     - Из кого состоит королевская семья, возраст детей?
     - Каков статус вице-королевства Индии?
     - Объясните государственное устройство доминионов Австралии, Северной
Америки, Земли Кэбота?
     Вопросы повергли меня в ужас. Их автор должен быть безумным!
     Было почти невозможно увязать искаженные  упоминания  о  политических
несуществующих единицах  и  институциях  с  реальностями  нашего  мира.  Я
старался отвечать как можно ближе к  фактам.  Винтера,  казалось,  тем  не
менее, нисколько не тревожила моя ревизия его  искаженных  версий  событий
международной жизни.
     Наконец он встал, подошел к столу и жестом предложил мне сесть  рядом
с собой. Пододвигая стул, я взглянул на содержимое коробки на столе.
     Я  увидел  журналы,  какую-то  свернутую  ткань,  монеты  и  рукоятку
пистолета, торчащую из-под номера журнала "Всемирный Альманах".
     Винтер, повернувшись, открыл небольшой сейф позади стола. Я  выбросил
руку  вперед,  выхватил  из  коробки  пистолет  и  сунул  его  в   карман.
Одновременно с этим сел на стул.
     Винтер повернулся ко мне, держа в руках голубую бутылку.
     - Теперь пропустим по маленькой, и  я  попытаюсь  рассеять  некоторые
ваши вполне оправданные сомнения, мистер Байард, - сказал он добродушно. -
Что вы хотели бы узнать?
     Я не обратил ни малейшего внимания на бутылку.
     - Где я?
     - В городе Стокгольме, Швеция.
     - Мы, кажется, движемся. Это что, автофургон с кабинетом внутри?
     - Это аппарат для перемещения, а вовсе не автофургон.
     - Почему меня схватили?
     -  Извините,  но  я  могу  сказать  вам  только  то,  что   вы   были
препровождены сюда по особому приказу высокопоставленного  лица  Имперской
Службы Безопасности.
     Капитан задумчиво взглянул на меня.
     - Для меня это был очень необычный приказ, - добавил он.
     - Похищение безвредного лица само по себе является необычным делом, -
усмехнулся я.
     Винтер нахмурился.
     - Вы являетесь субъектом  официальной  операции  Имперской  Разведки.
Никаких гонений на вас не последует!
     - Что это за штука - Имперская Разведка?
     -  Мистер  Брайан,  -  сказал  Винтер,  наклонившись  вперед.  -  Вам
предстоит многое понять. Первое - это то, что  правительства,  которые  мы
привыкли расценивать как высшую суверенную власть, должны  рассматриваться
фактически  подчиненными  Империума,  Верховного  Правительства,  на  чьей
службе я и состою!
     - Вы - мошенник, Винтер, - без эмоций констатировал я.
     Винтер ощетинился.
     - Я не мошенник, а шеф-капитан Имперской Разведки!
     - Как вы называете аппарат, в котором мы сейчас находимся?
     - Это... вооруженный разведчик, мы называем  его  шаттлом.  База  его
находится в Стокгольме 0-0.
     - Мне это ни о чем не говорит, Винтер. Что это - корабль, автомобиль,
самолет?..
     - Ничего общего, мистер Байард.
     - Хорошо. Я подойду с другой стороны. В какой среде мы перемещаемся -
в воде, в воздухе?..
     Винтер смутился.
     - Честно говоря, я не знаю.
     Теперь я увидел, что необходимо еще раз изменить угол атаки.
     - Куда мы направляемся?
     - В настоящее время мы действуем вдоль координат 000, 00-6 и 00-2.
     - Какова ваша цель? Какова конечная цель этого путешествия?
     - Стокгольм 00. После чего вас, очевидно, переведут в Лондон  00  для
дальнейшей обработки.
     - Что это за нули? Вы имеете в виду Лондон в Англии?
     - Лондон, на который вы ссылаетесь, это Лондон В-1-три.
     - В чем разница?
     -  Лондон  00  -  столица  Империума,  охватывающего  основную  часть
цивилизованного мира - Северную Европу, Западное полушарие и Австралию.
     Я изменил тему:
     - Почему вы меня похитили?
     - Насколько я знаю, это обычный арест с целью допроса.
     - Вы намерены после этого допроса освободить меня?
     - Да.
     - Я попаду домой?
     - Нет.
     - А куда?
     - Не могу сейчас  ответить.  Думаю,  это  будет  один  из  нескольких
пунктов сосредоточения.
     - Еще один вопрос, - сказал я, вытаскивая пистолет и целясь в  третий
орден на груди капитана. - Вы знаете, что это такое? Ну-ка,  держите  руки
на виду. Пожалуй, будет лучше, если вы подниметесь и станете вот здесь.
     Винтер поспешно встал и направился к указанному месту. Никогда прежде
мне не приходилось целиться в безоружного, но сейчас я не колебался.
     - Расскажи-ка мне обо всем этом, - приказал я.
     - Но ведь я ответил на все ваши вопросы. -  Винтер  нервно  покусывал
губы.
     - И ничего не сказали.
     Винтер недоуменно посмотрел на меня.
     Я щелкнул предохранителем.
     - Даю вам пять секунд. Раз... два...
     -  Хорошо,  -  поспешно  откликнулся  шеф-капитан.  -   Я   попытаюсь
рассказать вам обо всем более понятно.
     Он заколебался.
     - Вы были отобраны нашим представительством. А чтобы добыть вас,  нам
пришлось изрядно попотеть.  Как  я  уже  объяснял,  -  Винтеру,  казалось,
нравилось разглагольствовать на эту тему, - отбор образцов в этом  регионе
чрезвычайно ограничен. Ваш континуум занимает небольшое пространство, одну
из очень небольших изолированных  линий  в  обширном  пораженном  регионе.
Конфигурация этого района ненормальна, что создает большую  опасность  при
маневрировании.  Здесь  мы  потеряли  немало  хороших  людей,  прежде  чем
научились справляться с возникающими проблемами.
     - Я полагаю, что все, только  что  сказанное  вами,  правда.  Но  это
звучит для меня как бессмыслица.  Что  вы,  например,  подразумеваете  под
словами "отбор образцов"?
     - Не возражаете, если я закурю? - спросил Винтер.
     Я вынул из коробки на столе длинную коричневую сигарету, прикурил  ее
и протянул офицеру.
     - Отбором образцов  называется  сбор  отдельных  лиц  или  предметов,
характерных для линии В-1, - сказал он, выпуская изо  рта  клубы  дыма.  -
Сейчас  наша  разведка  занята  составлением  карты  вашего  района.   Это
захватывающая  работа,   старина.   Добывать   находки   с   теоретической
проработкой, разрабатывать точные калибровочные устройства, инструменты  и
тому  подобное.  Мы  только  начали  открывать  потенциальные  возможности
разработки Сети. Чтобы собрать максимум информации за  минимальное  время,
мы пришли к  выводу,  что  целесообразно  отбирать  определенных  лиц  для
допроса. Таким способом мы  получаем  относительно  быстро  общую  картину
конфигурации Сети в различных направлениях. В вашем случае, мистер Байард,
мне надлежало войти в Зону Блайта (кстати, мы называем ее еще Зоной Трущоб
или Зоной Поражения), проследовать в  замкнутый  пункт  Три  и  взять  под
стражу человека по  имени  Брайан.  Дипломата,  представляющего  в  данных
обстоятельствах американскую республику.
     Винтер говорил это с определенным энтузиазмом. Расслабившись, он стал
выглядеть гораздо моложе.
     - Я горжусь, старина,  что  именно  меня  избрали  провести  подобную
операцию в Зоне Блайта. Поверьте, это было захватывающее зрелище. Конечно,
действовать в Сети для меня не в новинку. И раньше я действовал  на  таком
удалении от Империума, где почти  не  существовало  никаких  аналогий.  Но
В-1-три! Это ведь  практически  Империум,  но  с  достаточным  количеством
отклонений, которые просто поражают воображение. И хотя Империум и В-1-три
очень близки, пустыня Зоны Поражения вокруг вашего  мира  показывает,  как
ужасающе близко к краю пропасти мы находились в недалеком прошлом.
     - Хорошо. С меня достаточно, - прервал я его. - Возможно,  вы  просто
безвредный чудак. А сейчас я должен вас покинуть.
     - Это совершенно невозможно, - спокойно заметил Винтер. -  Мы  сейчас
находимся в самом центре Зоны Блайта.
     - Что это за Зона? Вы, кажется, называете ее еще Зоной  Поражения?  -
спросил я, продолжая разговор  только  для  того,  чтобы  выиграть  время,
осмотреться и выбрать для побега нужную дверь.
     Их было три. Я остановил свой выбор на той, через которую  еще  никто
не выходил, и стал медленно про двигаться к ней.
     - Поражение - это  регион  полнейшего  разрушения,  зона  радиации  и
хаоса, - начал  объяснять  Винтер.  -  Здесь  полный  набор  А-линий,  где
автоматические камеры ничего  не  фиксируют,  кроме  обширного  кольца  из
обломков на орбите, и линий, где Земля представляет собой  мир,  состоящий
из  шлака,  с  разбросанными  вкраплениями  чахлых  джунглей,   населенных
пораженными радиацией  мутантными  формами.  Поверьте  мне,  старина,  это
ужасно. Вы можете всю ночь размахивать передо мной пистолетом,  но  ничего
больше не добьетесь. Через несколько часов мы прибудем в 00. А до тех  пор
я порекомендовал бы вам хорошенько отдохнуть.
     Я толкнул дверь, но она оказалась запертой.
     - Где ключ?
     - Ключа нет. На базе дверь откроется автоматически.
     Я подошел к одной из двух других дверей, к той, откуда вышел  человек
с коробкой, открыл ее и выглянул наружу. Гудение здесь было  громче,  и  в
конце короткого, узкого коридора я увидел, как мне  показалось,  отделение
водителя. Во всяком случае, я увидел спину еще одного мужчины.
     - Винтер, подойдите-ка сюда и встаньте впереди  меня,  -  приказал  я
капитану.
     - Да  не  будьте  же  вы  полнейшим  ослом,  дружище,  -  раздраженно
воскликнул  Винтер.  Он  демонстративно  отвернулся  от  меня.  Я   поднял
пистолет. Громыхнул выстрел, и  Винтер  отпрыгнул  от  стола,  держась  за
простреленную руку. Он бросился на  меня,  впервые  по-настоящему  выказав
страх.
     - Вы безумец, сэр, - зарычал он. - Я же сказал вам,  что  вокруг  нас
Зона Поражения.
     Я следил за ним и в то же время наблюдал за человеком, который,  сидя
за пультом управления, ежесекундно оглядывался на  меня  через  плечо,  не
переставая что-то лихорадочно крутить одной рукой.
     - Остановите эту машину,  или  следующим  выстрелом  я  убью  вас,  -
приказал я капитану.
     Винтер побледнел, судорожно сглатывая слюну.
     - Я клянусь вам, мистер Байард, что это совершенно невозможно. Вы  не
имеете ни малейшего представления о том,  что  предлагаете.  Можете  убить
меня, но я не смогу дать приказ об остановке шаттла.
     Теперь я понял, что нахожусь в  руках  опасного  маньяка.  Я  поверил
Винтеру, когда он сказал, что скорее умрет, чем  остановит  этот  автобус,
или черт знает что еще. И все  же,  несмотря  на  угрозу,  я  не  смог  бы
хладнокровно пристрелить его. Я обернулся  и  сделал  несколько  шагов  по
коридору. Наставив пистолет на человека, сидящего перед пультом, я сказал:
     - Отключите машину.
     Человек оторвался от пульта и обернулся. Это был один из  тех  двоих,
что стояли возле меня, когда я  пришел  в  сознание  в  кабинете  Винтера.
Ничего не сказав, он отвернулся  и  продолжал  крутить  какую-то  рукоятку
прибора перед собой. Я поднял пистолет и спокойно  выстрелил  в  приборную
панель. Человек подпрыгнул в кресле от неожиданности, но  затем,  вскочив,
бросился закрывать пульт управления своим телом.
     - Прекратите сейчас же, болван вы паршивый! - закричал он. - Мы можем
погибнуть. Я вам сейчас попытаюсь объяснить.
     - Уже пробовали, - засмеялся я, - но не сработало. Убирайтесь лучше с
дороги, приятель. Так или иначе, но я остановлю этот фургон.
     Я встал так, чтобы видеть одновременно обоих похитителей.  При  звуке
моего выстрела, в дверях появился Винтер с побелевшим лицом.
     - Дойль, у вас все в порядке? - спросил он, не  обращая  внимания  на
мою решительную речь.
     Дойль, отодвинувшись от пульта, повернулся  ко  мне  спиной  и  начал
проверять приборы. Он  щелкнул  каким-то  тумблером,  выругался  и  сказал
Винтеру:
     - Коммуникатор вышел из строя. Но процесс продолжается.
     Теперь заколебался я. Эти двое были по-настоящему напуганы мыслью  об
остановке.
     На меня и мое грохочущее оружие они обращали внимание не больше,  чем
на  ребенка  с  водяным  пистолетом.  В  сравнении  с   остановкой   пуля,
по-видимому, была для них легким укусом.
     Теперь стало ясно также, что это не автофургон. В отделении  водителя
приборов было больше, чем на пульте авиалайнера. Окон  не  было.  Одна  за
другой  мысли  проносились  в  моем  мозгу.  Космический  корабль?  Машина
времени?
     Куда же это меня занесло?
     - Ну что ж, Винтер, - наконец смог произнести я, -  давайте  заключим
перемирие. Я  даю  вам  пять  минут  на  удовлетворительное  объяснение  -
докажите, что вы не беглецы из сумасшедшего дома, и скажите  мне,  как  вы
собираетесь высадить меня там же, где схватили? Если вы не сможете или  не
захотите сотрудничать со мной, я сейчас же изрешечу пулями  эту  панель  и
любого, кто будет стоять перед нею.
     - Хорошо, - кивнул головой Винтер. - Клянусь,  что  сделаю  все,  что
смогу, только об одном прошу - уходите из кабины управления!
     - Я останусь именно здесь и не пущу в ход пистолет, если только вы не
дадите повода для этого, ну, хотя бы нелепыми россказнями.
     Винтер вытер пот со лба.
     -  Вы,  мистер   Байард,   находитесь   сейчас   в   кабине   шаттла,
машины-разведчика, который действует в Сети. Под Сетью  мы  имеем  в  виду
комплекс   альтернативных   линий,   которые   составляют   матрицу   всей
одновременной реальности. Иными словами, это матрица  параллельных  миров.
Наш привод - генератор Максони-Копини, который создает  силу,  действующую
на то, что можно было бы назвать перпендикуляром  к  нормальной  энтропии.
Извините, я плохо разбираюсь в физических принципах этого механизма - я не
техник.
     Я посмотрел на часы. Винтер понял мою мысль.
     - Империум - это правительство  линии  А-00,  где  было  сделано  это
открытие. Генератор чрезвычайно сложен в конструкции и всегда есть  тысяча
способов причинить вред тем, кто работает с ним,  если  допустить  ошибку.
Исходя из факта,  что  каждая  А-линия  из  тысяч  параметров  системы  00
является полем самой ужасной бойни, мы  предположили,  что  наша  линия  -
единственная, которой удалось овладеть контролем над силой, вырабатываемой
генератором Максони-Копини. Мы проводим наши  операции  по  всему  сектору
А-пространства, лежащего вне Зоны Блайта,  как  мы  называем  этот  сектор
разрушения. Саму Зону Блайта или Зону Поражения мы до этого избегали.
     Винтер осмотрел носовой платок вокруг кровоточащей руки  и  продолжил
свое повествование.
     - Ваша линия, или мир, мистер Байард, известна пол названием  В-1-три
- одно из двух известных нам исключений, находящихся в Зоне Поражения. Эти
линии, ваша и еще одна, лежат на некотором удалении от линии 00. Ваша чуть
ближе, чем В-1-два. Ваш мир был открыт всего около месяца назад  и  совсем
недавно  пришло  подтверждение  его  безопасности.  Вся  исследовательская
работа  в  Зоне  Поражения  была  выполнена  управляемыми  автоматическими
разведчиками. Почему меня выбрали, чтобы арестовать вас,  я  не  знаю.  Но
поверьте  мне,  если  вам  удастся  серьезно  повредить  этот  шаттл,   вы
низвергнете нас в тождество с А-линией, которая может быть не  более,  чем
кольцом радиоактивной пыли вокруг Солнца, или же мы сольемся с  гигантской
мутировавшей массой лишайника. Мы не можем сейчас  останавливаться  ни  по
какой причине, пока не достигнем безопасной области.
     Я снова взглянул на часы.
     - Четыре минуты уже прошло, - сказал я.  -  То,  что  вы  только  что
рассказали  мне,  может  быть  простой  болтовней,   а   поэтому   давайте
доказательства.
     Винтер облизал пересохшие губы.
     - Дойль, - обратился он к своему напарнику. - Достаньте  разведснимки
этого района. Мы сделали их во время пути, - обратился он уже ко мне.
     Дойль открыл отделение под панелью и вынул большой  красный  конверт.
Он передал его мне, а я - Винтеру.
     - Откройте конверт, - сказал я. - Посмотрим, что там у вас.
     Винтер высыпал на стол кучу глянцевых фотографий. Взяв одну  из  них,
он передал ее мне.
     - Все эти фото  были  сделаны  из  тех  же  пространственно-временных
координат,  что  и  те,  которые  занимал  разведчик.  Единственное,   что
отличается, - это координаты Сети.
     На  фотографии  были  изображены  многочисленные  скальные   обломки,
висящие  на  фоне   туманной   мглы,   с   несколькими   яркими   точками,
пробивающимися через это облако пыли. Я не понимал, что  это  должно  было
означать.
     Винтер передал мне еще одну фотографию. Здесь было то же самое, что и
на первой. Аналогичное изображение красовалось и на третьем  фото,  с  той
только добавочной деталью, что один осколок скалы имел гладкую поверхность
с узкими линиями на ней.
     Винтер постарался развеять мое недоумение.
     - Масштаб здесь не такой, как кажется. Этот страшный ломоть - не  что
иное, как часть земной коры на расстоянии тридцати километров.  Линии,  их
там, кажется, две, это - дороги.
     Я смотрел, не веря своим глазам. Мое сознание всколыхнулось от мысли,
что, возможно, Винтер говорит сущую правду.
     Капитан протянул мне еще  один  снимок.  На  нем  было  снято  темное
пространство,  покрытое  буграми,  видимое  только  благодаря   сумрачному
мерцанию света, отраженного неровностями поверхности.
     Следующий снимок был наполовину затемнен  какой-то  массой,  попавшей
слишком близко в объектив,  и  поэтому  нерезкий.  Сзади  лежало  огромное
распростертое тело, бесформенное,  необъятное,  наполовину  погребенное  в
зарослях стелющихся растений. Я с ужасом  смотрел  на  крохотную  головку,
напоминающую коровью, которая бесполезно  свисала  с  этого  горообразного
создания. На некотором удалении от головы из туши  выступал,  напоминающий
ногу, придаток со свисающим копытом.
     - Да, - сказал Винтер. - Это корова. Вернее, корова-мутант, у которой
больше нет никаких ограничений  в  росте.  Сейчас  это  обширная  культура
клеток, абсорбирующая питание прямо из  зарослей.  У  всех  этих  мутантов
растет гора плоти. Рудиментарная головка и вырастающие  иногда  конечности
для этой туши совершенно бесполезны.
     Я вернул снимки. Мне было не по себе.
     - Достаточно, - выдавил я. -  Ваша  взяла.  Давайте  выпутываться  из
этого.
     Засовывая пистолет в карман, я подумал о пулевом отверстии  в  панели
управления и вздрогнул.
     Вернувшись в кабинет, я присел у стола, меня просто не держали  ноги.
Винтер похлопал меня по плечу.
     - Да, приятель... Не очень-то приятно узнать это все так сразу...
     Он что-то еще говорил, а я попытался собрать фрагментарные сведения в
одну  связную  картину.  Необъятная  паутина  линий,  каждая  из   которых
представляет  собой  вполне  законченную  вселенную,  и  каждая  чуть-чуть
отличная от другой. Где-то вдоль одной из линий, в каком-то из миров, было
изобретено устройство, позволяющее пересекать  эти  линии.  Что  ж,  может
быть, так оно и  есть.  При  таком  количестве  параллельных  миров  может
случиться что угодно.
     - А как же насчет других А-линий? - спросил я,  поразмыслив.  -  Если
миров так много, ведь должно же быть такое место, где это  самое  открытие
было тоже сделано и где имеется только одно, маловажное отличие. Я имею  в
виду отличие  от  вашего  мира.  Почему  вся  вселенная  не  кишит  такими
устройствами, постоянно сталкивающимися друг с другом?
     - Наши ученые серьезно занимаются этим вопросом, дружище, и пока  они
не могут дать определенного ответа. Тем  не  менее,  кое-что  установлено.
Во-первых, конструкция генератора Максони-Копини  фантастически  сложна  в
исполнении,  это  я  уже  объяснял.  Малейший  промах   в   первоначальных
экспериментах - и  мы  бы  закончили  свой  путь  так  же,  как  те  миры,
фотографии которых вы уже лицезрели. По-видимому, вероятность  изобретения
этого привода ничтожно мала - но, тем не менее, мы его сделали,  а  теперь
мы умеем и управлять им.
     Что же касается очень близких линий, то теория как будто  показывает,
что не существует физического давления между линиями. Те из  них,  которые
микроскопически близки друг к другу, по существу, сливаются и  смешиваются
между собой.  Это  трудно  объяснить  непосвященному  человеку.  Один  мир
фактически переходит в другой совершенно случайно.  По  существу,  природа
бесконечности такова, что, кажется, должно существовать бесконечное  число
близких линий, по которым мы беспрестанно перемещаемся. Обычно  здесь  нет
видимых отличий. Мы не замечаем их примерно так же, как не замечаем  того,
что движемся из одной временной точки в процессе  нормального  возрастания
энтропии.
     Увидев, что я озадаченно нахмурился, Винтер добавил:
     - Линии движутся обоими способами, вы должны это знать, в бесконечном
количестве направлений. Если бы мы могли переместиться точно  назад  вдоль
какой-либо А-линии, мы могли бы путешествовать  в  прошлое.  Но  этого  не
получается, так как два тела не могут занимать одно и то же  пространство,
и  все  такое...  Принцип  Максони  позволяет  перемещаться  таким  путем,
который, по мнению наших ученых, расположен под прямым углом к нормальному
течению событий. С его помощью мы могли действовать на всех 360  градусах,
но всегда на том же  самом  уровне  энтропии,  с  которого  начали.  Таким
образом, мы  прибудем  в  Стокгольм  00  в  тот  же  самый  момент,  когда
отправились из мира В-1-три. - Он рассмеялся. - Эта деталь стала  причиной
непонимания и взаимных обвинений при производстве первых испытаний.
     - Значит, мы непрерывно слоняемся по  различным  вселенным,  даже  не
сознавая этого?
     - Не обязательно любой из нас, и не все время, - усмехнулся Винтер. -
Но   эмоциональные   потрясения,   возможно,    сопровождаются    эффектом
перемещения. Конечно,  нам  очень  трудно  заметить  разницу  между  двумя
смежными линиями, если  она  заключается  во  взаимном  расположении  двух
песчинок или даже двух атомов внутри песчинок.  Но  иногда  люди  замечают
некоторые несоответствия. Вероятно, вы сами замечали  некоторые  крохотные
несоответствия в какой-то определенный  промежуток  времени.  Исчезновение
каких-то предметов, какие-то внезапные изменения в характере людей, хорошо
вам знакомых, ложные воспоминания прошлых событий. Вселенная не  такая  уж
жесткая в раз и навсегда установленных рамках, как мы думали раньше.
     - Вы ужасно правдоподобны, капитан, - сказал я.  -  Считайте,  что  я
поверил вашему рассказу. А сейчас я хотел бы послушать  об  этом  фургоне,
или как вы его там называете.
     - Вы находитесь  в  небольшой  передвижной  машине,  шаттле,  которая
смонтирована на самодвижущемся шасси. Шаттл может перемещаться  по  ровным
участкам земли или мостовой, а также по спокойной водной поверхности.  Это
дает нам возможность маневрировать в пространстве  на  собственной  земле,
так сказать, избегая опасности проводить наземные  операции  в  незнакомом
районе.
     - А где остальные люди вашей группы? Их должно быть не меньше трех.
     - Они все на своих местах, - кивнул Винтер. -  Здесь  есть  еще  одно
небольшое  помещение,  в  котором   находятся   механизмы   привода.   Оно
расположено перед кабиной управления.
     - А для чего это? - я указал на коробку на столе, из которой  я  взял
пистолет.
     Винтер, быстро взглянув на нее, с сожалением произнес:
     - Так вот откуда у вас оружие. Я терялся в догадках, так как сам  вас
обыскивал, когда изымал  документы.  Проклятая  небрежность  Дойля  -  вот
чертов охотник за сувенирами! Я велел  давать  мне  все  на  рассмотрение,
прежде чем привозить это в наш мир. Так что, полагаю, тут и моя вина.
     Он осторожно прикоснулся к своей раненой руке.
     - Не надо слишком сокрушаться. Я достаточно умный парень, - сказал я,
- но не очень храбрый. По сути дела, я  до  смерти  боюсь  того,  что  мне
уготовано по прибытии на место назначения.
     - С вами будут хорошо обращаться, - заверил меня Винтер.
     Я не стал спорить. Может быть, когда мы прибудем, я смогу сделать еще
одну попытку к бегству, используя пистолет. Однако эта мысль меня не очень
утешала. А что мне делать потом? В этом Империуме Винтера?
     Что мне нужно, так это обратный  билет  домой!  Я  подумал  о  родной
земле, как о мире В-1-три, и понял, что начинаю принимать теорию Винтера.
     Подойдя к столу, я сделал большой глоток из голубой бутылки.
     - Почему мы не взрываемся,  когда  пересекаем  какую-нибудь  из  этих
опустошенных линий, или не сгораем, пересекая горячие миры?  -  спросил  я
капитана. - Предположим, что мы вздумали бы выглянуть наружу, туда, где вы
фотографировали обломки скал.
     - Мы не  засиживаемся  ни  в  одном  из  этих  миров  слишком  долго,
приятель, - пояснил Винтер.  -  На  каждой  из  этих  линий  мы  находимся
бесконечно малый промежуток времени. Следовательно, у нас нет  возможности
вступить в физический контакт с окружающей средой.
     - А как же вы тогда фотографируете и используете свои коммуникаторы?
     - Камеры остаются внутри поля. Снимок по существу является  смещением
экспозиций на всех линиях, которые мы  пересекаем  в  момент  съемки.  Эти
линии едва отличаются друг от друга, конечно, и поэтому снимки  совершенно
отчетливы. Наши же коммуникаторы используют что-то вроде генератора  волн,
распространяющего передачу.
     - Винтер, - сказал я, - все это  чрезвычайно  интересно,  но  у  меня
складывается впечатление, что вы невысоко цените  людей,  как  таковых.  Я
думаю, что вы, возможно, планируете использовать меня  в  каком-то  нужном
нам эксперименте, а затем  выбросить;  зашвырнете  и  одну  из  этих  груд
космического лома, которые показывали на снимках. И эта  бурда  в  голубой
бутылке утешает меня совсем не настолько, чтобы  вышибить  мысли  из  моей
головы.
     -  Боже  упаси,  приятель,  -  Винтер  резко  выпрямился.  -   Ничего
подобного! Мы далеко не проклятые варвары. Я заверяю вас в этом! Поскольку
вы являетесь объектом государственных интересов Империума, вы можете  быть
уверены, что с вами будут обращаться гуманно и с должным почтением.
     - Мне не понравились ваши слова о пункте сосредоточения.  Это  звучит
для меня как заключение в тюрьму.
     - Совсем нет, - замотал головой Винтер. - Имеется большое  количество
весьма  приятных  А-линий  вне  пределов  зоны  Поражения,  которые   либо
полностью необитаемы,  либо  заселены  народами  с  недостаточным  уровнем
технического развития. Любой  может  избрать  наиболее  близкий  для  себя
технологический или культурный уровень, где бы ему понравилось  жить.  Все
лица, задержанные для допроса, самым  тщательным  образом  обеспечены:  их
снабжают всем необходимым для проживания с комфортом всю оставшуюся жизнь.
     - Высаживают на необитаемом острове или оставляют в деревне  дикарей?
Знаете ли, это не слишком веселая перспектива для  меня.  А,  капитан?  Вы
знаете, что я думаю? Нет? Так вот, я хотел бы попасть домой!
     Винтер интригующе улыбнулся.
     - Что бы вы сказали,  если  бы  вас  снабдили  состоянием  в  твердой
валюте, ну, хотя бы, в  золоте,  и  поместили  в  общество,  очень  сильно
напоминающем, например, английское семнадцатого века с тем  дополнительным
преимуществом, что у вас  было  бы  электричество,  множество  современных
книг, запас необходимых вещей, в общем,  все  по  вашему  усмотрению,  для
того, чтобы с  удовольствием  прожить  всю  оставшуюся  жизнь?  Вы  должны
помнить, что в вашем распоряжении все ресурсы вселенной!
     - Мне бы хотелось, чтобы я имел чуть больше выбора, -  вставил  я.  -
Предположим, что мы продолжим путь, раз мы вышли  из  Зоны  Поражения.  Вы
могли бы привести эту машину назад, в  тот  мир,  откуда  меня  выдернули?
Помните, что я могу заставить вас силой.
     - Послушайте, Байард, - нетерпеливо  сказал  Винтер.  -  У  вас  есть
пистолет. Очень хорошо. Застрелите меня. Застрелите всех нас. Чего вы этим
добьетесь? Управлять этой машиной вы  все  равно  не  сможете,  для  этого
необходимо иметь навыки и технические  знания.  Органы  управления  сейчас
настроены на автоматическое возвращение в исходный пункт.  Запомните,  что
политика Империума запрещает возвращать какое-либо лицо в тот мир,  откуда
оно было взято. Единственное, что вам остается, это сотрудничать с нами, и
примите мои заверения, как офицера Империума, что с вами будут  обращаться
с подобающим уважением.
     Я посмотрел на пистолет.
     - В кинокартинах, - сказал я, - парень  с  дубиной  всегда  добивался
своего! Но вас, кажется, не очень-то тревожит, пристрелю я вас или нет?
     Офицер улыбнулся.
     - Если отбросить в сторону  то,  что  вы  сделали  несколько  глотков
коньяка из моей бутылки, и, вероятно, не прострелили обшивку шаттла  вашим
идиотским выстрелом из этого пистолета, который вы до сих  пор  держите  в
руке, заверяю вас...
     - Ну что ж, поверю, - сказал я и швырнул пистолет на стул. Потом  сел
и откинулся на спинку. - Разбудите меня, когда будем у  цели,  старина.  Я
хотел бы привести свое лицо в порядок.
     Винтер захохотал.
     - Вот теперь вы поступаете разумно, приятель. Мне было  бы  чертовски
неприятно предупреждать персонал базы о том, что вы размахиваете в  машине
заряженным пистолетом.





     Я проснулся от толчка. Шея ужасно болела, не лучше было  и  с  телом,
стоило только пошевелиться. Со стоном я опустил ноги со стула и сел ровно.
Что-то было не так.  В  комнате  никого  не  было,  машина  не  гудела.  Я
подпрыгнул.
     -  Винтер!  -  закричал  я.  Перед  глазами  возникла  картина:  меня
высаживают в одном из похожих на ад миров. В  этот  момент  я  понял,  что
раньше не столько боялся попасть в загадочный 00, сколько боялся того, что
не попаду туда.
     Винтер открыл дверь и заглянул в комнату.
     - Я сию минуту буду с вами, мистер Байард, - успокоил он меня.  -  Мы
прибыли по расписанию.
     Я занервничал. Бросился за пистолетом, но нигде не смог его отыскать.
Он исчез. Я сказал себе, что это не страшнее, чем идти на прием к послу.
     Вошли двое вышибал, за ними Винтер. Один из них открыл дверь и  встал
наготове рядом. За дверью я различил отблески  солнца  на  ровной  мощеной
поверхности и группу людей в белой форме, глядящих на нас.
     Я переступил порог и осмотрелся.
     Мы были в большом помещении, напоминавшем крытый вокзал. Группа людей
в белом стояла невдалеке и чего-то ждала.
     Наконец один из них вышел вперед.
     - Слава богу, Винтер, - громко сказал он.  -  Вы  совершили  это.  Мы
поздравляем вас, старина.
     Другие из ожидавших тоже подошли к нам и  собрались  вокруг  Винтера,
задавая вопросы, поминутно оглядываясь в мою  сторону.  Никто  из  них  не
сказал мне ни единого слова.
     "Ну и черт с ними", - подумал я.
     Я стал прогуливаться  возле  машины,  стараясь  определить,  где  тут
выход. Но здесь была только одна дверь, возле  которой  стоял  часовой.  Я
взглянул на него и прошел мимо.
     На обратном пути я остановился возле него и медленно произнес:
     - Тебе следует получше  запомнить  меня,  парень.  Ты  теперь  будешь
видеть меня  довольно  часто.  Я  твой  новый  командир...  -  Внимательно
осмотрев часового, я добавил: - Нужно лучше следить за своей формой.
     Я собрался уже покинуть изумленного часового, но в этот момент к  нам
подошел Винтер, тем самым поломав мой план побега. Но  куда  бы  я  отсюда
убежал?
     - Сюда, старина, - сказал капитан, обращаясь ко  мне.  -  Нечего  тут
бродить. Я уполномочен отвезти вас прямо в Королевскую Разведку,  где  вы,
без сомнения, сможете узнать гораздо больше о причинах вашего... -  Винтер
прочистил горло, - ...визита.
     - А я подумал, что это и есть Имперская Разведка, - сказал я. - И что
для высокого уровня операции прием весьма  скромен.  Я  думал,  что  будет
оркестр или хотя бы пара фараонов с наручниками.
     - Королевская Шведская Разведка,  -  объяснил  Винтер.  -  Мы  сейчас
отправимся туда. Швеция подчинена Империуму. Там вы и встретите парней  из
Имперской Разведки. Что же касается приема, то мы не  работаем  с  большой
помпой, да будет вам это известно!
     Винтер  жестом  пригласил  меня  в  громоздкий  штабной   автомобиль,
ожидавший нас  возле  ворот  этого  огромного  зала.  Автомобиль  рванулся
вперед, ворота  стремительно  распахнулись,  и  мы  оказались  на  широком
проспекте, ведущем, очевидно, к месту назначения.
     - Я думал, что ваш шаттл движется только поперек, - заметил  я,  -  и
остается в том же месте на карте. Это место ничем не напоминает то, откуда
я был взят в плен!
     - Что заставило вас сделать такой вывод?
     - Эта местность совсем не похожа на холмистый Старый Город.
     - У  вас  поразительное  мышление  и  зоркий  глаз,  не  пропускающий
кажущихся малозначительными деталей, - сказал Винтер. - Мы проводим  шаттл
к положению перед стартом по улицам, прежде чем включаем привод. Сейчас мы
в северной части города.
     Наш гигантский автомобиль с ревом пронесся по улицам  и  запетлял  по
длинному спуску, ведущему к кованой решетке перед массивным серым  зданием
из гранита. Люди,  которых  я  видел  из  окна  машины,  выглядели  совсем
буднично, за исключением некоторых странностей  в  их  одежде  и  необычно
большого числа ярких мундиров военных.
     Часовой у железных ворот был  облачен  в  вишневый  мундир  с  белыми
штанами.  На  голове  у  него  был  черный   стальной   шлем,   увенчанный
позолоченной пикой и пурпурным плюмажем. Он отсалютовал нам своим  оружием
- коротким безобразным  никелированным  автоматом.  Ворота  открылись,  мы
проехали мимо него и остановились перед широкими дверьми из полированного,
обитого железом дуба.
     Медная табличка перед входом гласила:

                   "ИМПЕРСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ БЕЗОПАСНОСТИ"

     Я молчал, пока мы шли через великолепный беломраморный зал,  пока  мы
ехали в просторном лифте. Мы прошли еще через один зал, пол  которого  был
из розового гранита, и остановились перед массивной дверью. Вокруг  никого
не было.
     - Не волнуйтесь, мистер Байард, отвечайте искренне  на  все  заданные
вам вопросы, пользуясь теми же формами обращения, что и я, -  напутствовал
меня напоследок Винтер.
     - Не собираюсь разваливаться на части, - заметил я, отметив про себя,
что Винтер кажется очень взволнованным, открывая дверь.
     Мы вошли в огромный,  богато  обставленный  зал  или,  скорее  всего,
кабинет. Пол был покрыт серым ковром,  немного  поодаль,  вокруг  широкого
стола, сидели трое, и четвертый - в стороне от них.
     Винтер закрыл дверь, пересек кабинет  (я  плелся  за  ним),  стал  по
стойке "смирно" в трех шагах от стола и отдал честь.
     - Сэр, шеф-капитан Винтер приказание выполнил,  -  отрапортировал  он
сдержанно.
     - Очень хорошо, Винтер, - сказал человек, сидящий в общей группе.
     Винтер опустил руку и повернулся к человеку, сидящему отдельно.
     Тот наклонил голову вниз и прикрыл глаза.
     Винтер радостно улыбнулся и повернулся к остальным.
     - Ваше превосходительство, - сказал он, низко склонившись перед одним
из сидевших.
     - Главный инспектор, приветствую вас, - поздоровался он со вторым,  а
третьего, весьма тучного мужчину со смешным лицом назвал просто "сэр".
     Человек за столом внимательно рассматривал меня во время этого обмена
приветствиями.
     - Садитесь, пожалуйста, мистер Байард, - сказал он приятным  голосом,
указывая на пустой стул прямо перед столом.  Винтер  продолжал  стоять  по
стойке "смирно".
     Человек посмотрел на него.
     - Вольно, шеф-капитан, - произнес он и снова повернулся ко мне:  -  Я
надеюсь, ваш визит сюда не вызовет у вас чрезмерного предубеждения  против
нас, мистер Брайан, - сказал он. У  него  было  длинное,  мрачное  лицо  с
тяжелым подбородком.
     - Меня зовут генерал Бернадотт, - продолжал он. - Эти  джентльмены  -
Манфред фон Рихтгофен, главный инспектор Бейл и мистер Беринг.
     Я кивнул им.
     Бейл был худым широкоплечим мужчиной с маленькой лысой  головкой.  На
лице его застыло неодобрительное выражение.
     Бернадотт продолжал:
     - Прежде всего, мне хочется заверить вас, что наше  решение  привезти
вас сюда было отнюдь нелегким. Я знаю, что у вас много  вопросов.  Заверяю
вас, на все будет дан исчерпывающий ответ. Скажу вам  честно:  мы  вызвали
вас сюда для того, чтобы воспользоваться вашей помощью.
     Вот к этому я не был готов. То, что  столько  высокопоставленных  лиц
просит у меня помощи, лишило меня дара речи.
     - Замечательно, - прокомментировал тучный  господин,  которого  звали
мистер  Беринг.  Я  вспомнил  портрет   гитлеровского   главнокомандующего
военно-воздушными силами.
     Теперь я твердо был уверен, что Винтер говорил мне  сущую  правду.  И
это подтвердилось увиденным - в этом  мире  были  настоящие  двойники  или
аналоги людей моего собственного мира.
     - Многофазная реальность, конечно, при внезапной встрече с ней  может
кого угодно привести в  замешательство,  -  заметил  генерал.  -  Особенно
человека, всю жизнь прожившего в своем собственном тесном мире. Для тех же
из нас, кто вырос с этим зрением, она кажется единственно  естественной  и
соответствующей принципам множественности и пространственного  континуума.
Мысль об однолинейной  причинно-следственной  последовательности  является
концепцией искусственного ограничения, сверхупрощения действительности.  И
причиной тому - человеческий эгоцентризм.
     Остальные четверо слушали столь же внимательно, как и я. Хотя  старик
говорил очень тихо, слышно его было отлично - в кабинет почти не  проникал
уличный шум.
     - Наши успехи в изучении мира В-1-три, откуда вы родом, позволили нам
выяснить, что линии развития наших миров имеют общую историю почти до 1709
года. Еще  одно  столетие  они  оставались  тождественными  в  большинстве
деталей. И только после этого началось резкое развитие разграничений.
     Здесь, в нашем мире, два итальянских ученых, Джулио Максони  и  Карло
Копини, в 1893  году  сделали  основополагающее  открытие,  которое  после
нескольких лет исследований реализовали в устройстве,  давшем  возможность
перемещаться по собственному желанию в  широком  диапазоне  того,  что  мы
называем Альтернативными линиями, или  А-линиями.  Копини  погиб  в  самом
начале испытаний,  и  Максони  решил,  что  настало  время  предложить  их
изобретение правительству Италии. Но он получил резкий отказ.
     После  нескольких  лет  травли   со   стороны   итальянской   прессы,
безжалостно высмеивающей его, Максони уехал  в  Англию  и  предложил  свое
изобретение  британскому  правительству.   После   длительного   и   очень
осторожного  периода  переговоров  сделка  все-таки  состоялась.   Максони
получил титул, поместья и миллион фунтов золотом. С  этих  пор  британское
правительство  стало  единственным  обладателем   важнейшего   в   истории
человечества изобретения  после  открытия  колеса.  Колесо  дало  человеку
господство над поверхностью своего мира, принцип  Максони  передал  в  его
распоряжение всю Вселенную!
     В глубокой тишине было слышно только слабое поскрипывание кожи  моего
кресла, так как я не мог слушать все это спокойно, не шевелясь.
     Наконец генерал откинулся  на  спинку  кресла  и,  глубоко  вздохнув,
улыбнулся.
     - Надеюсь, что не  слишком  ошеломил  вас,  мистер  Байард,  избытком
исторических подробностей.
     - Нет, нет, - поспешно сказал я. - Все это было очень интересно.
     Генерал кивнул головой и продолжал:
     - Как раз в это время  британское  правительство  вело  переговоры  с
Германским Имперским Правительством о заключении  взаимовыгодных  торговых
соглашений с целью избежать братоубийственной войны, которая тогда была бы
неизбежной, не будь произведен раздел соответствующих сфер влияния.
     Приобретение  бумаг  Максони   придало   весьма   заманчивый   аспект
сложившейся ситуации. Совершенно правомерно чувствуя,  что  теперь  у  них
более благоприятная исходная позиция, британцы предложили объединение двух
империй в нынешний  Англо-Германский  Империум  с  Ганноверско-Виндзорской
династией на троне. Вскоре после объединения договор о согласии вступить в
Империум подписала Швеция, и по разрешении  ряда  технических  деталей,  1
января 1900 года возник нынешний Империум.
     У меня было такое чувство,  что  генерал  Бернадотт  сильно  упрощает
события. Ведь как много людей было убито в ходе разрешения  гораздо  более
мелких проблем! Однако я не стал делиться с ним этими мыслями.
     - С самого  начала  своего  существования,  -  продолжал  генерал,  -
Империум  провел  программу  исследований,  составления  карт  и  изучения
А-континуума. Довольно долго исследования приносили непонятные  результаты
-  на  обширном  пространстве  во  всех  направлениях  от  исходной  точки
существует  полный  хаос.  Снаружи  этого  региона,   однако,   существует
бесконечное число линий. Эти линии, лежащие вне зоны  Поражения,  все  как
одна представляют собой миры, в которых расхождение в общей  дате  истории
началось лет 400 назад. Другими словами, эти миры имеют одинаковую с нашим
миром историю до 1550 года. При дальнейшем  перемещении  дата  расхождения
уходит  в  более  древние  времена.  В  настоящее   время   предел   наших
исследований уходит примерно к одномиллионному году до новой эры.
     Я не понял последнюю фразу генерала,  но  не  решился  перебить  его.
Такое поведение, по-видимому, вполне устраивало Бернадотта.
     -  Но  вот   в   1947   году   изучение   фотографий,   произведенных
автоматическим шаттлом, показало  странную  аномалию:  внешне  нормальный,
обитаемый мир, лежащий в Зоне Блайта, иными  словами,  в  Зоне  Поражения!
Несколько недель мы искали эту линию. В первый раз мы посетили мир,  почти
не отличающийся от нашего. Мир, в котором  многие  установки  нашего  мира
должны быть продублированными. Мы были преисполнены надежд на плодотворное
сотрудничество  между  нашими  мирами,  но   нас   ждало   такое   горькое
разочарование!
     Генерал повернулся к лысому  человеку,  которого  он  представил  как
Главного инспектора Бейла.
     - Главный инспектор, - сказал  он.  -  Соблаговолите  продолжить  мой
доклад.
     Бейл выпрямился в кресле, сложил руки и начал:
     - В сентябре 1948 года два старших агента  Службы  Безопасности  были
направлены в этот мир. Они были временно возведены  в  ранг  министров  по
особым поручениям и  наделены  полными  дипломатическими  полномочиями  на
ведение переговоров с руководителями Национал-Демократического Союза.  Эта
политическая единица, по сути, включала в себя  большую  часть  обитаемого
мира В-1-два. Серия ужасных войн с  применением  радиоактивных  взрывчатых
веществ уничтожила наиболее цивилизованные районы этой линии.
     Европа вся лежала в развалинах. Мы установили, что штаб-квартира  НДС
размещается в Северной Африке,  имея  в  руководстве  прежнюю  французскую
колониальную администрацию. Руководит всем бывший солдат, который утвердил
себя пожизненным диктатором уцелевшей части мира.  Его  армия  состоит  из
подразделений всех прежних воюющих сторон и держится только на мародерстве
и надеждах на высокие посты в новом обществе, основанном на грубой силе.
     Наши агенты вошли в контакт с одним из высших военных, назвавшим себя
генерал-полковником Янгом. Он командовал толпой оборванных  головорезов  в
пестрых  гимнастерках.  Наши  агенты  попросили  его  препроводить  их   в
резиденцию диктатора. Янг приказал своим молодчикам  взять  их  в  плен  и
бросить в тюрьму, где они были избиты до бесчувствия, несмотря на  наличие
дипломатических паспортов и верительных грамот. Тем не менее,  после  этой
ужасной экзекуции, Янг отправил их на допрос к диктатору. Во время допроса
тот вытащил пистолет и прострелил одному из моих парней голову,  убив  его
на месте. Когда же не  удалось  заставить  и  второго  агента  добровольно
сотрудничать   с   диктатором,   без   предварительного   признания    его
аккредитованным посланником Имперского Правительства, требующим  наказания
и соответствующего обращения в духе международных соглашений, его  вернули
в руки опытных палачей.
     Под пыткой агент рассказал много чего, убедив  следователей  в  своем
безумстве. Его освободили, но только для того, чтобы дать ему  умереть  от
голода и нанесенных ран.
     Нам удалось отыскать его и вырвать из того мира, но он все  же  умер,
успев только рассказать о случившемся.
     Я пока что воздерживался от комментариев. Все это звучало гадко, но у
меня  не  было  никакого  восхищения  и  перед  методами,   применявшимися
Империумом по отношению ко мне.
     Генерал наконец подвел итог:
     - Мы решили не предпринимать карательных акций и просто оставили этот
несчастный мир в изоляции. Однако  около  года  назад  произошло  событие,
которое показало, что такая политика непригодна далее.  Манфред,  я  прошу
вас взять на себя следующую часть изложения.
     - Подразделения нашей Службы  Надзора  Сети,  -  начал  Рихтгофен,  -
внезапно обнаружили активность в  одном  из  пунктов  линии  на  некотором
удалении от 00. Все  это  происходило  в  секторе  92.  На  случай  такого
обстоятельства мы  были  начеку  с  самого  начала,  когда  только  начали
разрабатывать Сеть. Тяжеловооруженный  объект  неизвестного  происхождения
материализовался в одном из наиболее ценных промышленных миров, входящих в
группу миров, с которыми мы ведем торговлю с оборотом во  много  миллионов
фунтов. Материализация произошла в густонаселенном районе. Из объекта  был
выпущен  сильнодействующий  газ,  и  сотни  людей  погибли.  После   этого
появились неизвестные в масках, их было один-два взвода, и начался  грабеж
и разгром магазинов - оргия безответственного разрушения. Наш разведчик  в
СНС появился через несколько часов после ухода агрессора. Шаттл  подвергся
массированному нападению со стороны справедливо восставших  жителей,  пока
не удалось доказать, что это аппарат Империума.
     Рихтгофен нахмурился.
     - Спасательную операцию проводил я  лично.  Неизвестными  было  убито
более  четырех  сотен  невинных  людей,   пожар   разрушил   дорогостоящие
производственные  мощности,  вывел  из  строя  исследовательские   центры,
население было полностью деморализовано.  Это  было  для  всех  нас  очень
печальным зрелищем.
     -  Как  видите,  мистер  Байард,  -  сказал  Бернадотт,  -  мы  почти
беспомощны в деле защиты наших друзей от набегов. И хотя нами  разработаны
чрезвычайные приборы  обнаружения,  МК  (Максони-Копини)  поля,  трудность
состоит в невозможности своевременно попасть  в  атакованное  место.  Само
перемещение не требует времени, но точное  определение  необходимой  линии
среди множества  других  -  чрезвычайно  тонкая  задача.  Наши  устройства
позволяют это сделать, но только в режиме ручного управления.
     - После этого, с  очень  небольшими  перерывами,  -  продолжал  опять
Рихтгофен, -  наши  дружественные  миры  подвергались  еще  семи  подобным
нападениям.  Затем  обстановка  изменилась.  Рейдеры   незнакомцев   стали
появляться в большом  количестве,  причем  это  были  аппараты  с  большой
грузоподъемностью. Кроме того, участились облавы на молодых девушек. Стало
очевидно, что возникла серьезная угроза миру среди А-линий. В конце концов
нам посчастливилось обнаружить поле рейдера в непосредственной близости от
одного из наших вооруженных шаттлов. Он быстро  настроился  на  сходящийся
курс и материализовался  через  двадцать  минут  после  начала  нападения.
Командир шаттла огнем из крупнокалиберного орудия разнес на куски  аппарат
пиратов. Несмотря на то, что команда была  деморализована  потерей  своего
корабля, сопротивлялась она, тем не менее, отчаянно. Нам удалось захватить
в плен для допроса всего лишь двоих.
     Интересно, подумал я, насколько отличаются методы  допроса  Империума
от соответствующих методов диктатора мира В-1-два, но спросить об этом  не
решился. Да и зачем, ведь это станет понятным весьма скоро.
     - От пленников мы узнали гораздо больше, чем  ожидали.  Эффективность
пиратских набегов зависела от неожиданности нападения и быстроты  бегства.
Было установлено, что в набегах участвуют не более четырех  аппаратов.  На
каждом из них может находиться около полусотни пиратов. Пленники хвастливо
заявили нам, что у них есть сокрушительное оружие и  оно  будет  применено
для возмездия! Из слов пленников можно было сделать вывод,  что  МК-привод
появился  у  них  совсем  недавно  и  что  им  совершенно  неизвестна   ни
конфигурация Сети, ни бесконечное разветвление одновременной реальности.
     Казалось, пленники верят, что  их  друзья  отыщут  нашу  базу  и  без
затруднений уничтожат ее.  Кроме  того,  они  весьма  смутно  представляли
размеры и характер поражения. Они  упомянули  об  исчезновении  нескольких
своих аппаратов в этом районе. Оказалось, также к счастью для нас,  что  у
них есть лишь самые элементарные средства обнаружения и что управление  их
аппаратами в высшей степени ненадежно. Но наиболее важной информацией было
установление происхождения захватчиков.
     Рихтгофен сделал паузу для создания драматического эффекта.
     - Это был все тот же несчастный наш близнец, мир В-1-два.
     - Каким-то образом,  -  снова  заговорил  Бернадотт,  -  несмотря  на
хаотическое состояние общества  и  последствия  разрушительных  войн,  они
преуспели в создании устройств, более примитивных, чем те,  с  которых  мы
начинали почти шестьдесят лет назад.
     Следующий ход неприятеля  оказался  ошеломляюще  неожиданным.  То  ли
благодаря удивительно быстрому развитию науки, то ли благодаря чудовищному
упорству и слепой удаче, одному из разведчиков удалось обнаружить линию 00
самого  Империума.  Аппарат  материализовался   в   нашем   континууме   в
окрестностях города Берлина, одной из королевских столиц.
     Команда, видимо, готовилась именно к этому посещению. Она  установила
какое-то  необычное  устройство  на  самом  верху  ажурной  мачты  посреди
пустыря, и сейчас же отчалила. Минуты через три  устройство  взорвалось  с
невообразимой  силой.  Площадь  абсолютного  опустошения  составила  более
квадратной мили, число погибших  исчислялось  тысячами.  До  сих  пор  эта
местность остается отравленной какой-то радиацией, исходящей из сожженного
грунта. Жизнь в этом районе больше невозможна.
     Я кивнул.
     - Догадываюсь, что это такое.
     - Да, - кивнул генерал. - Нечто подобное есть в вашем  мире,  не  так
ли?
     Я сделал вид, что вопрос этот чисто риторический, и промолчал.
     Бернадотт продолжил:
     - Какими бы грубыми не  были  их  методы  и  аппаратура,  им  удалось
все-таки щегольнуть своей силой перед Империумом. Сейчас это только вопрос
времени -  мы  знаем,  что  им  удастся  разработать  адекватные  средства
управления шаттлами и надежные  устройства  обнаружения.  Вот  тогда-то  и
возникнет  для  нас  проблема:  столкнуться  лицом  к  лицу  с   полчищами
оборванных,  но  хорошо  обученных  солдат,  вооруженных  наводящими  ужас
радиевыми бомбами, посредством которых  они  уничтожили  свою  собственную
культуру. Вот тогда-то они и набросятся на нас!
     С этой возможностью нельзя было не считаться, и поэтому  мы  занялись
тщательной  подготовкой.  По  всей  вероятности,  имеется  два   возможных
варианта, но каждый в равной степени нежелателен. Либо мы ждем последующих
атак  и  тем  временем  укрепляем  нашу  оборону,  кстати  говоря,  весьма
сомнительного качества по сравнению с фантастическим оружием врагов,  либо
мы сами организуем нападение и отправляем огромную армию вторжения  в  мир
В-1-два. Проблемы снабжения, перевозки, организации тыла  и  в  том,  и  в
другом случае будут очень сложными.
     Итак, я узнал кое-что об Империуме. Во-первых, у них не было  атомной
бомбы. И нет научной концепции энергии атома. Их рассуждения  о  характере
войны  против  организованной  армии,  вооруженной  ядерным   оружием,   -
наглядное свидетельство этому. Кроме того, у них не было  жестоких  уроков
наших тотальных войн, и  поэтому  отсутствует  всякий  военный  опыт.  Они
наивны, даже  отстали  в  некоторых  вопросах  военной  теории.  Их  образ
мышления более характерен для европейцев XIX века, чем для  представителей
современного цивилизованного мира.
     - Около месяца назад, мистер Байард, - Бейл снова принял эстафету,  -
появился еще один новый фактор,  предоставляющий  нам  третью  возможность
встречи с противником. В самом сердце Зоны Поражения,  на  совсем  близком
расстоянии от В-1-два и даже  более  близком  к  нам,  чем  этот  мир,  мы
обнаружили еще один уцелевший. Это был ваш мир, мистер Байард, который  мы
назвали В-1-три.
     В течение семидесяти двух часов  сотни  тщательно  обученных  агентов
были размещены в определенно подобранных пунктах  мира  В-1-три.  Мы  были
преисполнены решимости избежать  грубых  ошибок,  как  это  было  с  миром
В-1-два. Слишком  велика  была  ставка.  По  мере  поступления  информации
выяснилось, что все агенты  сумели  благополучно  внедриться  в  различные
области политической  и  общественной  жизни  различных  государств  вновь
открытого мира. Сведения от агентов  немедленно  поступали  в  Генеральный
Штаб и Чрезвычайный Имперский Комитет. Главной задачей последнего  было  с
как можно большей  точностью  установить  календарные  соответствия  между
мирами В-1-два, В-1-три и Империумом. Необычайная  трудность  этой  задачи
усугублялась большим количеством параллельных аналогичных событий и лиц  и
некоторыми фантастическими расхождениями.
     Неделю назад было объявлено, что с вероятностью  98%  можно  считать,
что ваш мир, мистер Байард, В-1-три,  имеет  одинаковую  историю  с  миром
В-1-два до 1911 года. Как раз  в  это  время  мой  коллега  из  германской
разведки,  мистер   Беринг,   сделал   великолепное   предложение.   Меры,
предложенные  им,  были  одобрены.  Всем  агентам  предложили   немедленно
прекратить исследования и сосредоточить усилия на отыскивание следов...  -
Бейл взглянул на меня, - на отыскивании следов мистера Байарда!
     Они чувствовали, что  я  просто-таки  лопаюсь  от  распиравшего  меня
любопытства, и поэтому внимательно следили за мной. Я постарался ничем  не
выдать себя, выжидательно глядя  на  Бейла.  Тот  поджал  губы.  Видно,  я
чертовски ему не нравился.
     - Мы напали на след в  записях  выпускников  университета...  -  Бейл
хмуро посмотрел  на  меня,  -  название  которого  напоминает  мне  чем-то
алюминиевый сплав.
     Должно быть, этот генеральный инспектор кончал в свое время  Оксфорд,
подумал я. А вслух сказал:
     - Вы, наверное, имеете в виду Иллинойс?
     - Во всяком случае, - продолжал Бейл,  -  проследить  ваш  дальнейший
жизненный путь было сравнительно просто - военная служба,  дипломатический
корпус. Наш человек упустил только ваше участие в Миссии во Вьетнаме.
     - Не в Миссии, а в Генеральном консульстве, - поправил я его.
     Бейла, кажется, несколько раздосадовало мое замечание. И  я  был  рад
этому. Он тоже совсем не нравился мне!
     - Позавчера вы получили новую работу в Стокгольме. Там вас  уже  ждал
наш человек. Он не упускал вас из виду, пока не прибыл аппарат.  Остальное
вы уже знаете.
     Наступила тишина. Я  заерзал  в  кресле,  переводя  взгляд  с  одного
невозмутимого лица на другое.
     - Хорошо, - сказал я. - Предполагается, что сейчас я должен кое-что у
вас спросить. Постараюсь оправдать  ваши  надежды.  Почему  искали  именно
меня?
     Поколебавшись, генерал Бернадотт выдвинул ящик стола и  вынул  оттуда
плоский предмет, завернутый в плотную бумагу. Он заговорил, снимая  бумагу
с предмета:
     - У меня здесь портрет диктатора мира В-1-два в парадной форме.  Один
из двух предметов, которые нам удалось получить из этого несчастного мира.
Копии этого портрета развешены повсюду.
     Он протянул портрет мне. Это была цветная литография  весьма  низкого
качества, на ней был изображен человек в мундире, грудь которого до самого
края фотографии была покрыта орденами. Над портретом красовалась надпись:
     "Его Превосходительство Герцог Алжира,  Верховный  Главнокомандующий,
Генерал-Маршал Брайан Первый, Байард, Диктатор".
     Лицо на портрете было МОИМ!





     Я долго смотрел на этот парадный портрет. Вряд ли это была  подделка.
Я чувствовал себя сбитым с толку. Непостижимо!
     - Теперь вы понимаете, мистер Байард, почему вас  доставили  сюда,  -
сказал генерал, когда я вернул фото. - Вы наш козырный туз.  Но  только  в
том случае, если вы согласитесь помочь нам добровольно.
     И снова он обратился к Рихтгофену.
     - Манфред, будьте добры, обрисуйте мистеру Байарду наш план.
     Рихтгофен кашлянул.
     - Весьма возможно, - сказал он, -  что  мы  могли  бы  избавиться  от
диктатора Байарда, разбомбив его резиденцию. Но это,  однако,  создало  бы
только временную передышку. Появился бы новый лидер и... Кстати, передышка
была бы очень  короткой,  поверьте  мне,  организация  врагов  сильна.  А,
возможно, она и не наступила бы - атаки вполне могли бы продолжаться,  как
и ранее. Кроме того, мы еще не готовы производить массированные нападения.
     Нет! Для достижения наших целей было бы намного лучше, если бы Байард
продолжал оставаться руководителем Национал-Демократического Союза,  но  -
под нашим контролем.
     Здесь он многозначительно взглянул на меня.
     -  Специально  оборудованный  шаттл,  управляемый  наиболее  опытными
техниками, мог бы высадить одного человека в  пределах  жилого  помещения,
занимающего верхний этаж  дворца  диктатора  в  Алжире.  Мы  уверены,  что
решительный человек, проникший во дворец,  вооруженный  лучшим  стрелковым
оружием - из того, чем мы  располагаем  в  настоящее  время,  -  сумел  бы
определить местонахождение спальни  диктатора,  проникнуть  в  нее,  убить
негодяя и каким-то, пока не продуманным образом, избавиться от его тела.
     Будь этот человек вами, мистер Байард, после десятидневной  усиленной
подготовки и с небольшим сетевым коммуникатором, мы уверены, он  смог  бы,
не  вызывая  подозрений,  заменить  мертвеца  и  править,  как  абсолютный
диктатор, двадцатью миллионами бойцов Брайана Первого.
     - Но неужели у вас нет моего двойника? Я имею в виду, в вашем мире  в
Империуме?
     Бернадотт покачал головой.
     - Ваш двойник в нашем мире умер во младенчестве. Из вашей семьи здесь
остался только троюродный брат, ближе никого нет.
     Присутствующие смотрели на меня. Мне показалось, что они ждут от меня
торжественного и скромного согласия в ответ на  предложенную  честь  стать
грудью за отечество и даже умереть за него. Но они забыли, что моя  Родина
не здесь. Меня похитили и силой препроводили сюда. Да к тому же я никак не
мог представить себя в роли убийцы, и  в  особенности  -  какая  абсурдная
мысль! - убийцы самого себя. Мне стало не  по  себе  от  мысли,  что  меня
оставят одного в банде висельников.
     Я  был  готов  высказать  все  это  в   совершенно   определенных   и
недвусмысленных выражениях, когда взгляд мой упал на Бейла.  На  лице  его
играла надменная, презрительная полуухмылка, и мне стало ясно, что  именно
этого он и ожидает от  меня.  Его  презрение  ко  мне  было  очевидным.  Я
чувствовал, что он думает обо мне, как о болтуне, за душой у которого  нет
ничего. И тут случилось нечто неожиданное  для  меня  самого:  насмешливое
выражение на лице инспектора  заставило  меня  сказать  совсем  другое.  Я
произнес  слова,  лишь  давшие  мне  возможность  оттянуть   окончательное
решение:
     - А что после того, как я стану во главе мира В-1-два, что  тогда?  -
спросил я.
     - Через коммуникатор вы будете находиться  в  постоянном  контакте  с
Имперской Разведкой, - живо отозвался  Рихтгофен,  -  вы  будете  получать
подробнейшие инструкции. Нам хотелось бы разоружить  В-1-два  за  полгода.
После этого вас возвратят сюда.
     - Разве меня нельзя вернуть домой?
     - Мистер Байард, - серьезно сказал Бернадотт, -  вы  уже  никогда  не
сможете вернуться в ваш мир. Империум предлагает вам любое вознаграждение,
какое вы  только  пожелаете,  но  только  не  это.  Последствия  раскрытия
существования Империума в вашем мире  настолько  серьезны,  что  абсолютно
исключают малейшие рассмотрения такой возможности. Однако...
     Взгляды присутствующих обратились к генералу. Он  выглядел  так,  как
будто собирался сейчас сказать нечто чрезвычайно важное.
     - Чрезвычайный Комитет уполномочил меня, - сказал он торжественно,  -
предложить вам офицерский чин в ранге генерал-майора, мистер Байард.  Если
вы примете наше предложение, первым  поручителем  в  этом  будет  дело,  о
котором мы сейчас ведем речь.
     Бернадотт протянул мне через стол большой лист пергамента.
     - Вам следует знать,  мистер  Байард,  что  Империум  не  присваивает
званий,  особенно  таких,  как  генерал-майор,  без  чрезвычайных  на   то
оснований.
     - Это будет очень необычное звание,  -  сказал,  улыбаясь  Беринг.  -
Такого  звания  нет  в  войсках  Империума.   Так   же,   как   и   званий
генерал-лейтенанта, генерал-полковника; вы  будете  единственным  в  своем
роде среди людей Империума.
     - Мы взяли это звание из вооруженных сил вашего мира  в  знак  нашего
особого уважения к вам, мистер Байард, - сказал Бернадотт. - Но  от  того,
что оно необычно, оно не становится менее значимым.
     Я слушал и смотрел на причудливый лист бумаги. Империум  приготовился
хорошо заплатить за выполнение столь необходимой для него работы. ВСЕ, ЧТО
Я ЗАХОЧУ! И несомненно, они думают,  что  странное  выражение  моего  лица
объясняется жадностью. Что ж, пусть так и  думают:  я  не  намерен  больше
ничего сообщать им такого, что могло бы быть использовано против меня.
     - Я обдумаю ваше предложение, - сказал я.
     Вот теперь Бейл выглядел смущенным. Сначала он ожидал, что я  наотрез
откажусь, теперь же он считал, что я буду приведен в  замешательство  тем,
что мне предложили. Ну и пусть  остается  со  своими  заботами.  Бейл  уже
надоел мне.
     Бернадотт несколько замешкался.
     - Я собираюсь совершить беспрецедентный поступок,  мистер  Байард,  -
сказал он. - Пока что, на данный момент, по своей  личной  инициативе,  я,
как глава государства, присваиваю вам звание полковника королевской  армии
Швеции безо всяких предварительных  условий.  Я  делаю  это  в  знак  моей
уверенности в вас.
     Он сочувственно улыбнулся, поднимаясь, как будто не был уверен в моей
реакции на его предложение.
     - Поздравляю вас, полковник, - сказал он, протягивая руку.
     Я тоже поднялся. Все остальные уже стояли.
     - В вашем распоряжении двадцать  четыре  часа  на  принятие  решения,
полковник, - сказал Бернадотт. - Я  препоручаю  опеку  над  вами  с  этого
момента графу фон Рихтгофену и мистеру Берингу.
     Рихтгофен обернулся к Винтеру, который все еще молча стоял рядом.
     - Не присоединитесь ли вы к нам, шеф-капитан? - спросил он.
     - С удовольствием, - ответил Винтер, щелкнув каблуками, и поклонился.
     Едва мы вышли за дверь, Винтер повернулся ко мне и  дружески  хлопнул
по плечу.
     - Поздравляю вас, старина. Вы здорово вели себя перед генералом.
     Бойкость снова вернулась к нему.
     Я внимательно осмотрел своего похитителя.
     - Вы имеете в виду короля Густава? - спросил я.
     Винтер даже замер от удивления.
     - Но откуда вы знаете? -  наконец  спросил  он.  -  Откуда  вы,  черт
возьми, это знаете?
     - Но, должно быть, - сказал Беринг с воодушевлением,  -  в  его  мире
Бернадотт также известен, не так ли, мистер Байард?
     - Совершенно верно, мистер Беринг.
     - О, мистер Байард. Я буду  вам  признателен,  если  вы  будете  меня
называть просто Германом.
     Он дружески пожал мне руку.
     -  Только  вы  должны  как  можно  больше  рассказать  нам  о   вашем
замечательном мире.
     В разговор вмешался Рихтгофен:
     -  Я  предлагаю,  господа,  поехать  в  мою   летнюю   резиденцию   в
Дроттинхольме, отужинать там и послушать  рассказ  о  вашем  мире,  мистер
Байард, за парой хороших бутылок. А мы вам расскажем о своем.





     Я стоял перед зеркалом и не без одобрения рассматривал  себя.  Добрых
полчаса двое портных, как пчелы, жужжали вокруг меня, накладывая последние
штрихи на творение своих рук.  Должен  отметить,  что  поработали  они  на
славу.
     На мне были узкие бриджи из отличного серого  сукна,  высокие  черные
сапоги из тщательно выделанной кожи, белая полотняная рубаха без воротника
и манжет под голубым  кителем,  застегнутым  под  самую  шею.  Отороченная
золотом синяя полоса шла до самого низа брюк, и массивные  петли  золотого
шнура были нашиты вдоль рукавов от запястья до локтя. Черный кожаный  пояс
с большой квадратной пряжкой со шведским королевским  крестом  поддерживал
украшенные драгоценными камнями ножны с тонкой рапирой.
     Слева  на  груди,  к  моему  удивлению,  размещались   с   предельной
тщательностью все мои награды за вторую мировую войну. На погонах блестели
яркие серебряные орлы полковника вооруженных сил США. Я был одет в  полный
мундир, соответствующий моему новому положению в обществе Империума...
     Хорошо, что я не позволил  себе  выродиться  в  мягкотелого  слабака,
столь характерного для Департамента  иностранных  дел  США.  Размякшего  и
бледного от долгого пребывания в кабинетах и поздних  крепких  выпивок  на
бесконечных официальных и неофициальных дипломатических встречах.  У  меня
сносная ширина плеч, вполне приличная осанка, небольшой  живот  отнюдь  не
портит  линии  моего  нового  наряда.  Хорошая  форма  позволяет   мужчине
выглядеть мужчиной. Какого же черта мы обзавелись привычкой заворачиваться
в бесформенные двубортные костюмы невзрачной расцветки и  соответствующего
покроя?
     Беринг восседал в парчовом кресле в роскошных покоях, отведенных  мне
Рихтгофеном в своей резиденции.
     - Вы будто рождены для военного мундира, - заметил он.  -  Совершенно
очевидно, что в вас есть склонность к вашему новому занятию.
     - Я бы не очень рассчитывал на это, Герман, - сказал я. Его замечание
напомнило мне об обратной стороне медали. Относительно  меня  у  Империума
были зловещие планы. Что ж, это  как-нибудь  потом.  А  сейчас  я  намерен
наслаждаться жизнью.
     Ужин был подан на террасе, залитой светом долгого  шведского  летнего
заката. По мере того, как мы расправлялись с фазаном,  Рихтгофен  объяснил
мне, что в шведском обществе быть без какого-нибудь титула или звания -  в
высшей степени труднопреодолимое препятствие. И не потому, что  у  каждого
должно быть какое-либо высокое положение, уверял он  меня.  Просто  должно
быть что-нибудь, чем называли бы друг друга при  обращении  люди:  доктор,
профессор, инженер, редактор... Мой воинский статус  облегчит  мне  задачу
вступления в мир Империума.
     Вошел Винтер, неся в руках нечто, напоминающее хрустальный шар.
     - Ваш головной убор, сэр, - сказал он, сияя. То, что было  у  него  в
руках, оказалось стальным хромированным шлемом с  гребнем  и  позолоченным
плюмажем.
     - Боже праведный, - изумился я, - уж не переборщили ли вы здесь?
     Я взял шлем, он был легок, как  перышко.  Подошел  портной,  водрузил
шлем на мою голову и вручил пару кожаных перчаток.
     -  Вы  должны  их  иметь,  старина,  -  сказал  Винтер,  заметив  мое
удивление. - Вы же драгун!
     - Вот теперь вы само совершенство, - удовлетворенно сказал Беринг. На
нем был темно-синий мундир с черной оторочкой и белыми знаками различия. У
него был  представительный,  но  отнюдь  не  чрезмерный  набор  орденов  и
медалей.
     Мы спустились в рабочий кабинет на первом этаже. Я обратил  внимание,
что Винтер  сменил  свою  белую  форму  на  бледно-желтый  мундир,  богато
украшенный серебряными позументами.
     Через  несколько  минут  сюда  спустился  и  Рихтгофен,  его  одеяние
представляло  собой  нечто  вроде  фрачной   пары   с   длинными   фалдами
приблизительно конца девятнадцатого века.  На  голове  у  него  красовался
белый берет.
     Я чувствовал себя превосходно и с удовольствием взглянул еще  раз  на
свое отражение в зеркале.
     Дворецкий в ливрее распахнул перед нами стеклянную дверь, и мы  вышли
к поданному нам автомобилю. На этот раз это был просторный желтый фаэтон с
опущенным верхом. Мягкие кожаные желтые сиденья полностью гасили тряску.
     Вечер  был  великолепный.  В  небе  светила   яркая   луна,   изредка
заслоняемая  высокими  облаками.  В  отделении  мерцали  огни  города.   У
автомобиля был очень мягкий ход, а двигатель работал  так  тихо,  что  был
отчетливо слышен шелест ветра в ветвях деревьев, растущих вдоль дороги.
     Беринг догадался взять с собой небольшую флягу, и пока нас подвезли к
железным воротам летнего дворца, мы успели  несколько  раз  приложиться  к
ней. Цветные прожектора освещали сад и толпы людей,  заполнявших  террасы.
Мы вышли из автомобиля и прошли в зал для приемов через  гигантский  холл,
мимо множества гостей.
     Свет массивных  хрустальных  бра  отражался  на  вечерних  платьях  и
мундирах, шелках и парче. Осанистый мужчина в малиновом костюме  склонился
перед прелестной блондинкой в белом. Стройный, затянутый в черное, юноша с
бело-золотым  поясом  сопровождал  леди  в  золотисто-зеленом   платье   в
танцевальный зал. Смех и разговоры  тонули  в  звуках  вальса,  струящихся
неизвестно откуда.
     - Все отлично, - рассмеялся я, - но только где же чаша с пуншем?
     Я нечасто позволяю себе надраться, но когда уж решусь, то не  признаю
полумер. Я чувствовал себя великим и хотел, чтобы это  чувство  как  можно
дольше не покидало меня. В этот момент я не  чувствовал  ни  ссадин  после
падения, ни негодования из-за моей бесцеремонной  задержки.  А  завтрашний
день меня нисколько не волновал. Чего мне не  хотелось,  так  это  увидеть
кислую физиономию Бейла.
     Вокруг меня все говорили, о чем-то спрашивали  меня,  знакомились.  Я
обнаружил, что один из гостей, с которым я разговорился, не кто иной,  как
Дуглас Фербенкс-старший. Я увидел графов,  герцогов,  военных,  нескольких
принцев и, наконец, невысокого широкоплечего мужчину с загорелым  лицом  и
усталой улыбкой, как будто ему хотелось послать  всех  к  чертям.  В  этом
мужчине я, в конце концов, узнал сына Императора.
     Я важно прошелся возле него несколько раз, словно у  меня  в  кармане
было не меньше миллиона. Кроме того, легкое опьянение лишило меня  обычной
тактичности, и я заговорил с ним.
     -  Принц  Вильям,  -  начал  я.   -   Мне   сказали,   что   династия
Ганновер-Виндзор правит в этом мире. Там,  откуда  я  родом,  все  мужчины
Ганноверского и Виндзорского домов - высокие, очень худые и хмурые.
     Принц улыбнулся.
     - А здесь, полковник, эта  ситуация  изменена.  Конституция  требует,
чтобы наследники-мужчины женились на женщинах из народа. Это делает  жизнь
наследника не только намного более  приятной  -  ведь  выбор  красавиц  из
народа очень большой, - но и  поддерживает  жизнеспособность  династии.  А
время от времени при этом случайно появляются счастливые коротышки, такие,
как я.
     Толпа влекла меня все дальше, я шутил, ел бутерброды, пил все подряд,
начиная с  водки  и  кончая  пивом.  И,  конечно  же,  танцевал  со  всеми
обворожительными  девушками.  Впервые  в  жизни  многие  года   посольской
толкотни оказались полезными. Печальный опыт, добытый  в  ночных  бдениях,
когда я стоял с рюмкой в руке от  захода  солнца  до  полуночи,  накачивая
представителей других  дипломатических  миссий,  которые  в  свою  очередь
думали, что накачивают меня, позволил мне пить, не напиваясь.
     Но все же я решил выйти на свежий воздух, в темную галерею, выходящую
в сад. Я облокотился на каменный парапет, взглянул на звезды, ожидая, пока
не уляжется звон у меня в голове.
     Я снял белые перчатки и расстегнул верхнюю пуговицу тугого кителя.
     Ночной бриз легко струился над темными газонами, донося запах цветов.
Позади меня оркестр играл нечто, напоминающее вальсы Штрауса.
     Старею, - подумал я, - а, возможно, просто устал.
     - Неужели у вас есть причины для усталости, полковник? - раздался  за
спиной у меня спокойный женский голос, словно прочитавший мои мысли.
     Я повернулся.
     - А, это вы, - сказал я. - Очень рад. Лучше уж быть виновным  в  том,
что думаешь вслух, чем в том, что слышишь воображаемые голоса.
     Я  попытался  сфокусировать  взгляд.  У  нее  были  рыжие  волосы   и
бледно-розовое платье.
     - Да, да, я очень рад, - добавил  я.  -  Мне  нравятся  золотоволосые
красавицы, которые возникают ниоткуда.
     - Совсем не из ниоткуда, полковник, - засмеялась девушка. - Я  пришла
оттуда, где жарко и людно.
     Она негромко говорила по-английски, и ее явный шведский акцент  делал
банальные фразы очаровательными.
     - Что да, то да, - согласился я. - Эти  люди  заставили  меня  выпить
чуть больше, чем следовало, и поэтому я вышел сюда освежиться.
     Мне доставляло удовольствие  мое  красноречие  и  эта  восхитительная
молодая дама.
     - Отец сказал мне, что вы  родились  не  в  Империуме,  полковник,  -
сказала она. - И что вы из мира, который точно такой же, как наш, и  в  то
же время совсем другой. Было бы интересно побольше узнать о вашем мире.
     - Боюсь, вам там бы не понравилось. Мы  очень  серьезно  относимся  к
себе и придумываем искуснейшие извинения, делая  друг  другу  всевозможные
пакости...
     Я мотнул головой. Мне совсем не нравился такой поворот беседы.
     - Смотрите, - сказал я, - ведь я без перчаток. А без  них  я  начинаю
вести подобный разговор.
     Я снова натянул перчатки.
     - А теперь - добавил я  высокопарно,  -  могу  ли  я  позволить  себе
пригласить вас на танец?
     Прошло добрых  полчаса,  прежде  чем  мы  прекратили  это  прелестное
занятие, чтобы заглянуть в зал со спиртным.
     Оркестр как раз  снова  заиграл  вальс,  когда  сокрушительный  взрыв
потряс пол и высокие стеклянные двери в восточной части танцевального зала
снесло с петель. Сквозь тучу пыли, последовавшей за взрывом,  в  помещение
ворвалась толпа в  разношерстной  солдатской  форме.  Вожак,  чернобородый
гигант в линялой  гимнастерке  образца  армии  США  и  мешковатых  бриджах
вермахта, пустил длинную очередь в самую гущу толпы. Под этим убийственным
огнем падали и мужчины, и женщины, но  те  из  мужчин,  кто  оставался  на
ногах, без всякого  колебания  бросались  на  атаковавших.  Среди  камней,
вырванных взрывом, небритый рыжий бандит  в  короткой  куртке  британского
солдата восемью выстрелами с бедра свалил  восемь  приближавшихся  к  нему
офицеров Империума. Когда  он  отступил,  чтобы  сменить  обойму  в  своем
автомате, девятый проткнул ему горло усыпанной бриллиантами шпагой.
     Я оцепенело стоял, держа девушку за руку. Очнувшись, я крикнул, чтобы
она бежала, но спокойствие в  ее  глазах  заставило  меня  замолчать.  Она
скорее  с  достоинством  приняла  бы  смерть,  чем  побежала  через  груду
обломков.
     Рывком я вытащил свою шпагу  из  ножен,  метнулся  к  стене,  пытаясь
пробраться вдоль нее к пролому. Когда  из  клубов  дыма  и  пыли  вынырнул
человек, сжимавший в руках дробовик, я воткнул острие шпаги ему  в  шею  и
рывком  выдернул  ее,  прежде  чем  она  вылетела  из  моих  рук.  Человек
споткнулся, широко раскрыл рот, задыхаясь, и выпустил ружье из  ослабевших
рук. Я бросился к ружью, подхватил его, но в этот момент появился еще один
нападающий с кольтом 45 калибра. Наши взгляды встретились. Он  изготовился
к выстрелу, но я успел шпагой полоснуть его по руке.  Выстрел  пришелся  в
пол, и пистолет выпал из  висящей,  как  плеть,  руки.  Вторым  выпадом  я
заколол его.
     Еще  один  ввалился  в  комнату.   Этот   бандит   держал   наперевес
крупнокалиберную винтовку. Двигался он медленно и неуклюже, и  я  заметил,
что из его левой руки течет кровь. Выстрелом  из  ружья  я  изрешетил  его
лицо.
     С момента взрыва прошло всего  около  двух  минут,  но  через  пролом
больше никто не появлялся.
     Я  увидел  жилистого  головореза  с  длинными  соломенными  волосами,
упавшего на пол, чтобы сменить магазин в автоматическом браунинге.  В  два
прыжка я оказался рядом с ним и двумя руками с силой вогнал  острие  шпаги
как раз в то место, где должна быть почка.  Прощай,  элегантный  стиль,  -
подумал я, - но я ведь новичок.
     Затем я увидел Беринга, боровшегося с высоким парнем за исковерканный
ручной пулемет. Вдруг раздался грохот и что-то обожгло мне  затылок.  Это,
очевидно, все-таки выстрелил пулемет. Я обежал эту пару борцов  и  воткнул
лезвие в худые ребра негодяя. Оно сломалось, но нападающий обмяк, и Беринг
облегченно выругался. Я не такой уж спортсмен, подумал я, но полагаю,  что
винтовка против хлыста,  с  которым  пасут  свиней,  кого  угодно  сделает
ловким.
     Герман  отступил,  презрительно  сплюнул  и  бросился  на  ближайшего
бандита. Моя шпага была сломана, и поэтому я  нагнулся  и  поднял  с  пола
автомат. Какой-то головорез как раз защелкивал  обойму  в  свой  пистолет,
когда я выпустил ему очередь прямо в живот. Я видел, как  пыль  выбивалась
из его потрепанной шинели, когда пули пронзали его навылет.
     Я осмотрелся вокруг. Теперь уже несколько людей Империума стреляли из
захваченного оружия, и остатки банды налетчиков были прижаты к разрушенной
стене. Пули пронзили каждого, кто пытался встать,  но  бандиты  продолжали
отстреливаться экономными очередями и совсем не помышляли о бегстве.
     Я бросился вперед,  чувствуя:  здесь  что-то  неладно.  Выстрелом  из
подхваченной винтовки я сразил  наповал  бандита  с  окровавленным  лицом,
который  стрелял  одновременно  из  двух  автоматических   мелкокалиберных
винтовок. Последним выстрелом я прихватил здоровенного карабинера.  Больше
патронов не было. Я поднял с полу другую винтовку, но к  этому  времени  в
живых остался лишь  один  бандит,  пытавшийся  ударами  ладони  освободить
заклинивший затвор своего оружия.
     - Возьмите его живым! - закричал  кто-то.  Стрельба  прекратилась,  и
дюжина человек схватила отчаянно сопротивлявшегося налетчика.
     Толпа хлынула в зал,  женщины  склонились  над  убитыми  и  ранеными.
Мужчины  переговаривались  между  собой.  Я  подбежал  к  вздымающимся  от
сквозняка портьерам.
     - Сюда, - закричал я, - снаружи...
     У меня не было больше времени ни на слова, ни на то, чтобы взглянуть,
бросился ли кто-нибудь за мной. Я перескочил через груду камней,  выскочил
на взорванную террасу, перепрыгнул через перила и упал в сад.  Но  тут  же
вскочил, не чувствуя боли. Освещенный  цветными  прожекторами,  на  газоне
стоял огромный серый фургон. Неподалеку трое оборванных членов его экипажа
тащили что-то громоздкое. На клумбе стояла в ожидании  того,  что  на  нее
взгромоздят эти трое, совсем небольшая тренога. В моей голове промелькнула
картинка - вид этого дворца и его посетителей после взрыва атомной  бомбы.
Я с криком бросился вперед, стреляя из винтовки. Я  старался  нажимать  на
курок как можно чаще, не заботясь о том, точно ли летят мои пули.
     Трое зашатались и уткнулись друг в друга, упав на землю.  Но  тут  со
стороны фургона раздалась длинная пулеметная очередь,  и  я  вынужден  был
залечь.  Этим  воспользовались  те,  кто  тащил  бомбу.  Вместе  со  своей
"игрушкой" они стали отползать в сторону открытой двери  фургона.  Но  тут
один из них коротко вскрикнул и замер, и я понял, что кто-то  позади  меня
стреляет поточнее. Еще один из них пронзительно вскрикнул,  приподнялся  и
рухнул на траву. Третий прыгнул в открытую дверь и через мгновение  фургон
исчез, обдав меня дымом. Звук при этом был похож на хлопок при  возгорании
бензина.
     Громоздкий предмет зловеще лежал на траве. Я был уверен,  что  в  нем
нет взрывателя, а поэтому встал и обратился к остальным:
     - Не трогайте эту штуку, господа.  Я  уверен,  что  это  нечто  вроде
атомной бомбы.
     - Хорошая работа, старина,  -  услышал  я  знакомый  голос.  Это  был
Винтер. Кровь перепачкала его светло-желтый сюртук.  -  Жаль,  что  мы  не
догадались, ведь эти парни устроили пальбу как отвлекающий маневр.  У  вас
все в порядке, полковник?
     - Кажется, - сказал я, едва  дыша.  -  Давайте  вернемся  во  дворец.
Необходимо оказать помощь раненым.
     Мы шли по битому стеклу, по кускам штукатурки, по упавшим  портьерам.
И наконец вошли в ярко освещенный и ужасно разгромленный танцевальный зал.
     Мертвые и раненые лежали полукругом под разрушенной стеной.  В  одной
из женщин, лежащих на полу с восковым лицом, я узнал прелестную  брюнетку,
с  которой  танцевал.  Все  вокруг  было  забрызгано  кровью.  Я   кинулся
разыскивать свою рыжеволосую приятельницу и увидел  ее  на  коленях  возле
раненого, поддерживающую его голову.
     Вдруг кто-то закричал. Винтер  и  я  всполошились.  Один  из  раненых
налетчиков шевельнулся, что-то крикнул и навсегда затих под выстрелами.  Я
услышал звук падения и, словно загипнотизированный, смотрел, как  граната,
кружась и тарахтя об пол, остановилась метрах в трех  от  меня.  Я  замер.
"Все", - подумал я. А я так и не узнал ее имени.
     Позади себя я услышал глубокий вздох. Мимо  меня  пронесся  Винтер  и
бросился  вперед.  Он  упал,   распростершись   над   гранатой.   Раздался
приглушенный взрыв, и тело Винтера подскочило на полметра вверх.
     Я был потрясен. Бедный, несчастный Винтер.
     Я почувствовал, как колени подогнулись подо мной. Пол опрокинулся.
     Надо мной склонилась она, лицо ее было бледным, но спокойным.
     Я протянул руку и коснулся ее плеча.
     - Как вас зовут?
     - Меня? Барбро Люнден. Я думала, что мое имя вам известно.
     Казалось, она глубоко изумлена. Я привстал.
     - Лучше окажите помощь кому-нибудь, кто в худшем положении, -  сказал
я.
     - Нет, - отказалась она. - У вас сильное кровотечение.
     Появился Рихтгофен. Он помог мне встать. Моя шея и голова  гудели  от
боли.
     - Слава богу, что вы не пострадали, - сказал он.
     - Скажите спасибо Винтеру, - ответил я. - Не думаю, что есть шанс...
     - Да. Убит наповал, - склонил голову Рихтгофен. -  Он  выполнил  свой
долг.
     - Несчастный! На его месте должен был быть я.
     - Это счастье, что вы остались живы, - сказал Рихтгофен. - Но все  же
вы  потеряли  в  этой  свалке  достаточно  крови.  И  поэтому  вам  сейчас
необходим...
     - Я хочу остаться здесь. Возможно, я смогу чем-нибудь помочь.
     Откуда-то появился Беринг и, положив мне руку на плечо, увел с собой.
     - Спокойно, мой друг, - приговаривал он, крепко сжимая мое  плечо,  -
не нужно проявлять  столь  сильных  чувств.  Винтер  умер  при  исполнении
служебных обязанностей. Не забудьте, он был офицером!
     Герман знал, что беспокоило меня. Я мог бы накрыть  своим  телом  эту
гранату так же, как и Винтер, но эта мысль даже не пришла мне в голову. Не
будь я так парализован страхом в тот момент, первое, что я сделал бы - это
пустился в бегство.
     Я не сопротивлялся. Я чувствовал себя опустошенным, как  с  похмелья.
Манфред присоединился к нам в машине, и мы молча поехали домой.
     Единственное, о чем спросил я, так это о бомбе, и Беринг сказал,  что
ее забрали люди Бейла.
     - Скажите его людям, чтобы ее утопили в море, - посоветовал я.
     Кто-то встречал нас на лестнице. Я узнал массивную фигуру Бейла. Я не
обратил на него ни малейшего внимания.
     Зайдя в гостиную, я подошел к буфету, вытащил бутылку виски  и  налил
себе полный стакан.
     Остальные присоединились ко мне. Меня заинтересовало,  где  это  Бейл
был весь этот вечер.
     Он  сел,  глядя  на  меня.  Он  хотел  услышать  подробности  налета.
Казалось, он воспринимает новости спокойно, но как-то уныло.
     Он глянул на меня, поджав губы.
     - Мистер Беринг сказал мне, что вы вели себя очень  достойно,  мистер
Байард, во время схватки. Вероятно, мое  суждение  о  вас  было  несколько
опрометчивым.
     - Меня нисколько не заботит ваше суждение обо мне, Бейл, - сказал  я.
- Кстати, где вы были сами во время нападения? Под ковром?
     Бейл,  побледнев,  резко  встал  и  выскочил   из   комнаты.   Беринг
откашлялся, а Манфред бросил  на  меня  странный  взгляд,  вставая,  чтобы
выполнить свою обязанность хозяина - проводить гостя до двери.
     - Инспектор Бейл не из тех людей, с которыми приятно  иметь  дело,  -
заметил Беринг. - И я понимаю ваши чувства, полковник.
     Он поднялся и обошел вокруг стола.
     - Видимо, вам следует узнать, - продолжал он, - что Бейл относится  к
наиболее искусным фехтовальщикам нашего мира. И поэтому я вам  советую  не
делать поспешных выводов...
     - Каких выводов?
     - Вы и так уже имеете болезненную рану.  И  мы  не  можем  допустить,
чтобы нас убили в столь критическую для нас минуту. Кстати, вы  уверены  в
своем искусстве владения пистолетом?
     - О какой ране идет речь? - изумился я. - Вы имеете в ввиду мою шею?
     Я прикоснулся к ней рукой и поморщился. Там была  глубокая  царапина,
покрытая запекшейся кровью. Вдруг я почувствовал, что спина моего  сюртука
мокрая. Этот почти промах был гораздо ближе к цели, чем мне показалось.
     - Я надеюсь,  что  вы  окажете  честь  Манфреду  и  мне  быть  вашими
секундантами, - продолжал Беринг, - и, возможно, советчиками...
     - О чем это вы, Герман? - спросил я. - Какими еще секундантами?
     - Г-м, - толстяк казался смущенным. - Мы хотим стоять с вами на вашем
поединке с Бейлом.
     - Поединке с Бейлом? - изумился я, только  теперь  начиная  понимать,
как плохо я себя чувствую.
     Беринг остановился и посмотрел на меня.
     - Инспектор Бейл - человек очень  щепетильный  в  вопросах  чести,  -
сказал он. - Вы позволили себе неподобающие  выражения  о  его  качествах,
притом при свидетелях. Вопрос другой - заслуживает ли  он  их.  Поэтому  я
думаю, что Бейл  потребует  от  вас,  полковник,  удовлетворения.  Другими
словами, мистер Байард, Бейл вызовет вас на дуэль, и вам придется  драться
с ним.





     Мне было холодно, все еще  полусонный,  я  клевал  носом,  безуспешно
пытаясь поднять голову, чтобы рана на затылке не так сильно болела.
     Рихтгофен,  Беринг  и  я  стояли  вместе  под   развесистыми   липами
королевского парка.  Мы  ждали  восхода,  а  я  размышлял,  что  чувствует
человек, получивший пулю в коленную чашечку.
     Послышался слабый рокот приближающейся машины, и на дороге  появилось
неясное  очертание  длинного  автомобиля,  фары  которого  едва  пробивали
предрассветную мглу.
     Глухо, едва слышно хлопнули дверцы, и на пологом склоне  вырисовались
три темных силуэта, постепенно приближающихся к нам.
     Одна из фигур отделялась от остальных. Это, вероятно, был Бейл.
     Вскоре прибыл еще один автомобиль. Врач, подумал я. В  тусклом  свете
подфарников второго автомобиля появилась еще одна фигура. Мне  показалось,
что это женщина.
     Я  слышал  приглушенные  голоса,  сдержанный   смех.   Какие   долгие
приготовления, подумал я.
     Я вспоминал слова Беринга.
     Бейл вызвал меня на дуэль в  соответствии  с  конвенцией  Тосса.  Это
означало, что участники дуэли не должны стремиться убить противника.
     Целью поединка было причинение болезненных и унизительных ранений.
     Однако в пылу  схватки  нелегко  нанести  раны,  которые  унизили  бы
соперника и при этом не были бы смертельными.
     Рихтгофен  заставил  меня  надеть  черные  брюки  и   белую   рубаху,
положенные по ритуалу, и легкий плащ для защиты от утренней прохлады. Я бы
предпочел толстый свитер и куртку. Единственной теплой одеждой на мне  был
бинт на шее.
     Наконец наступило время действовать.  Подошли  два  моих  секунданта,
ободряюще улыбаясь, и тихо пригласили следовать за ними. Беринг  взял  мой
плащ. Мне стало его очень недоставать.
     Бейл и его люди шли к прогалине, где света было  немного  больше.  Мы
подошли к ним поближе.
     - Думаю, что света вполне достаточно, не так ли, господа? -  произнес
один из секундантов инспектора Бейла, барон  Холлендорф.  Я  имел  счастье
познакомиться с ним на том злополучном банкете в летнем дворце.
     Здесь действительно было лучше видно. Да и время шло к  рассвету.  На
востоке показались первые багровые полосы. На  их  фоне  силуэты  деревьев
казались еще более черными.
     Холлендорф подошел ко мне и предложил коробку с пистолетами. Я выбрал
оружие, не глядя. Бейл  взял  второй  пистолет,  методично  проверил  его,
щелкнув курком и осмотрев  ствол.  Рихтгофен  вручил  каждому  из  нас  по
обойме.
     - Три раунда, - сказал он.
     У меня не было возражений.
     Бейл проследовал к месту, указанному Холлендорфом.  Сейчас,  на  фоне
светлеющего неба, автомобили были видны гораздо лучше. Большой,  по-моему,
напоминал "паккард" тридцатых годов. По жесту  Беринга  я  встал  на  свое
место и повернулся спиной к Бейлу.
     - По сигналу, господа, - сказал Холлендорф, - делаете  вперед  десять
шагов и останавливаетесь. По команде оборачиваетесь и стреляете.  Господа,
во имя чести и нашего императора, начинайте.
     Белый платок выпорхнул из его рук. Я зашагал. Один, два, три...
     Возле маленького автомобиля кто-то стоял. Интересно,  кто...  восемь,
девять, десять. Я остановился, выжидая. Голос Холлендорфа был невозмутим:
     - Поворачивайтесь и стреляйте!
     Я обернулся.
     Бейл стоял боком ко мне. Он загнал патрон в патронник. Заложив  левую
руку за спину, поднял пистолет. Нас разделяло чуть больше двадцати метров.
     Я шагнул к нему. Никто не говорил, что я не должен сходить  с  места.
Бейл опустил пистолет, и я увидел его бледное  лицо,  пристальный  взгляд.
Пистолет снова поднялся и в тот же миг дернулся с  резким  сухим  треском.
Стреляная гильза  перелетела  через  голову  Бейла  и,  сверкнув  в  лучах
восходящего солнца, упала на траву. Промах!
     Я продолжал идти. У меня не было намерения попусту  стрелять  в  едва
видимую цель. Я не собирался случайно в темноте убить человека, даже  если
такая мысль и была у моего противника. Я не намеревался дать себя  втянуть
в столь серьезно разыгрываемое Бейлом представление. Я не желал  играть  в
его игру.
     Бейл, держа пистолет в вытянутой руке, следил за  моим  продвижением.
Он легко мог убить меня, но  это  было  бы  нарушением  кодекса.  Пистолет
задрожал: он никак не мог решиться, куда стрелять. Его сбивало с толку мое
поведение.
     Пистолет  замер  и  вновь  дернулся.  В  туманном  воздухе  прозвучал
негромкий выстрел. Я понял, что Бейл целится  в  ноги,  я  был  достаточно
близко, чтобы видеть это.
     Он отступил на шаг и поднял пистолет.  Я  понял,  что  он  собирается
нарушить правила. Неверный  выстрел,  промахнулся  -  мало  ли  как  можно
объяснить ошибку. Поняв это, я весь напрягся.
     Следующего выстрела я не услышал. Мне показалось, будто меня треснули
бейсбольной битой по боку. Я споткнулся. Воздух с силой вышибло из легких,
но я устоял на ногах. Сильная жгучая боль разлилась по бедру.
     Оставалось всего метров шесть... Я решил передохнуть.
     Мне было видно выражение лица  Бейла:  замешательство,  искривленные,
стиснутые губы. Он прицелился мне в ноги и  дважды  выстрелил.  Одна  пуля
зацепила носок моего правого ботинка, другая попала в землю. Теперь уже  я
подошел почти вплотную к своему противнику. Мне хотелось  кое-что  сказать
Бейлу, но я не смог. Неожиданно он отступил еще на шаг, поднял  оружие  на
уровень моей  груди  и  нажал  на  курок.  Раздался  слабый  щелчок.  Бейл
недоуменно посмотрел на свой пистолет.
     Я швырнул свой к его ногам. Сжал ладонь в кулак и сильно ударил его в
челюсть. Он покачнулся,  а  я  повернулся  и  зашагал  навстречу  Герману,
Рихтгофену и спешащему ко мне врачу.
     - Боже праведный, - Герман, задыхаясь, схватил мою  руку  и  стал  ее
жать. - Никто никогда не поверит в это.
     - Если вашей целью было выставить инспектора Бейла полнейшим дураком,
- сказал Рихтгофен, сверкая глазами, -  то  вы  добились  непревзойденного
успеха. Я думаю, что вы заставили его уважать вас!
     Ко мне подошел врач.
     - Господа, я должен осмотреть рану.
     Возле меня поставили табурет,  и  я  благодарно  опустился  на  него,
вытянув ногу.
     Врач ворчал, разрезая одежду. Он  наслаждался  каждой  минутой  этого
врачевания По-моему, док был романтиком.
     В моем мозгу закопошилась одна мысль. Я открыл глаза. По траве ко мне
приближалась Барбро. Лучи зари играли на ее золотых  волосах.  Я  осознал,
что я хотел сказать.
     - Герман, - обратился я к Берингу, - мне необходимо немного  поспать,
но прежде, я думаю, мне следует сказать, что  я  согласен  выполнить  ваше
поручение. Думаю,  что  я  неплохо  позабавился  в  вашем  мире  и  должен
заплатить за полученное удовольствие.
     -  Спокойно,  Брайан,  -  сказал  Рихтгофен,  улаживающий  что-то   с
секундантами Бейла. - Сейчас нет нужды думать об этом.
     - И все же я хочу, чтобы вы знали - я согласен!
     Барбро склонилась надо мной.
     - Брайан, - спросила она, - вы не сильно ранены?
     Она была встревожена.
     Я улыбнулся ей и взял за руку.
     - Могу поспорить, вы сейчас думаете, что ранен я случайно.  На  самом
же деле у меня бывают дни, когда я как следует расшибаюсь.  По-моему,  эти
дни как раз наступили...
     Она, опустившись на колени, сжала мою руку.
     - Вам, должно быть, очень больно, если вы говорите так  дурашливо,  -
сказала она с горечью. - Я было подумала, что Бейл совсем потерял  голову.
- Она обратилась к врачу: - Помогите ему, доктор Блюм.
     - Вы счастливчик, полковник, - пробурчал врач, тыча пальцем в рану на
боку. - Ребро не треснуло. Через несколько дней у вас будет лишь небольшой
шрам и синяк на память.
     Я сжал руку Барбро.
     - Помогите мне, дорогая.
     Беринг подставил мне свое плечо.
     - Вам сейчас нужен долгий сон, - сказал он.
     Я был готов ко всему.





     Я попробовал расслабиться, но в тесной кабине шаттла это было сложно.
Передо мной  сидел  оператор,  склонившийся  над  освещенным  пультом.  Он
внимательно всматривался в  показания  приборов  и  щелкал  тумблерами  на
панели, напоминающей миниатюрный компьютер. Беззвучная вибрация  наполняла
воздух.
     Я заерзал, пытаясь найти удобное положение. Мои полуисцеленные шея  и
бок  снова  заныли.  Разрозненные   фрагменты   бесконечного   инструктажа
последних десяти дней пронеслись в памяти. Имперской Разведке  не  удалось
раздобыть материалы о маршале Байарде в необходимом количестве. Однако  их
было больше, чем мог воспринять мой мозг. Я надеялся, что сеансы  гипноза,
которым я подвергался каждую ночь в течение  недели,  введут  в  мой  мозг
нужные  знания  на  таком  уровне,  что  они  сами   выскочат   в   случае
необходимости.
     Байард был человеком, окруженным тайной даже для своих  приближенных.
Его редко видели,  часто  он  появлялся  только  на  телеэкранах,  которые
недоумевающие  имперские  разведчики  считали  чем-то  вроде   рисовальных
аппаратов. Я попытался объяснить им, что телевидение широко распространено
в моем мире, но они так и не уразумели этого.
     Последние три ночи мне  дали  хорошо  выспаться,  но  каждый  день  я
занимался физической подготовкой. Раны мои заживали хорошо, так что я  был
физически готов к рискованному предприятию; морально, однако, я чувствовал
себя усталым, стремился наконец-то взяться за дело и  столкнуться  с  тем,
что мне уготовано судьбой. Достаточно слов, теперь я хотел действовать.
     Я проверил свою экипировку. На мне был военный китель  -  точь-в-точь
китель с портрета Байарда. Поскольку не было сведений,  как  он  одевается
ниже пояса, я предложил тускло-коричневые брюки, такого же  цвета,  как  и
френч французской офицерской формы.
     По моему совету мы  не  нацепили  ордена  и  ленты,  изображенные  на
снимке. Я не думал, что  он  носит  их  в  своих  апартаментах  в  обычной
обстановке. По этой же причине воротник был расстегнут и галстук ослаблен.
     Меня держали  на  диете  из  тощих  бифштексов,  заставляя  похудеть.
Специалист по волосам делал мне дважды  в  день  интенсивный  массаж  кожи
головы и настоял, чтобы я не мыл голову.  Это  должно  было  стимулировать
рост волос, ибо диктатор носил длинные волосы.
     К моему поясу был пристегнут сетчатый подсумок, в  который  поместили
передатчик. Мы решили, что лучше пусть он будет на  виду,  чем  безуспешно
пытаться  запрятать  его  куда-нибудь.  Микрофон  был  вплетен  в  широкие
позументы на отворотах. В бумажнике лежала  толстая  пачка  ассигнаций  ИД
государства.
     Я осторожно подвигал правой рукой, чувствуя сжатую  пружину,  которая
может забросить в мою руку пистолет размером со  спичечную  головку,  хотя
это могло произойти только при определенном положении руки.
     Это маленькое оружие было чудом миниатюрной смертоносности. По  форме
оно напоминало морской камень из моря, такое же серое и гладкое. На  земле
оно было бы совершенно незаметно - это свойство могло иметь  очень  важное
значение для меня.
     Внутри оружия  вглубь  рукоятки  уходил  спиральный  канал  не  толще
волоса. Сжатый газ, заполняющий узкую камеру, служил и источником энергии,
и аналогом  пули.  При  нажатии  на  определенное  место  крохотный  шарик
сжиженного  газа  выстреливался  с  огромной  скоростью.  Освобождаясь  от
сдерживающих стенок дула, кстати, изготовленного из очень прочного сплава,
бусинка мгновенно расширялась до размеров  кубического  фута.  Результатом
был почти бесшумный  взрыв,  способный  ударной  волной  пробить  броню  в
сантиметр толщиной и  убить  человека  мгновенно  на  расстоянии  до  трех
метров.
     Именно такое оружие и нужно мне - не вызывающее подозрений, бесшумное
и эффективное на небольшом расстоянии. Расположение пружин в рукаве делало
его почти частью руки, теперь  только  рука  должна  оказаться  достаточно
умелой.
     Я практиковался в обращении с  пистолетом  в  течение  многих  часов,
одновременно слушая лекции, обедая и даже лежа в постели. Я очень серьезно
относился к этой части тренинга. С  этим  было  связано  выполнение  моего
задания.  Я  старался  не  думать  еще  об  одном  средстве  подстраховки,
установленном в полости протеза на месте одного из коренных зубов.
     Каждый вечер, после  упорных  занятий  я  отдыхал  со  своими  новыми
друзьями, наведываясь в  Императорский  балет,  театры,  оперу  и  веселые
варьете. Я обедал с Барбро в полудюжине шикарных ресторанов,  после  этого
мы бродили по паркам, освещенным лунным  светом,  пили  кофе  на  открытых
террасах загородных кафе. К моменту отправления у  меня  было  более,  чем
сильное, желание вернуться. И чем раньше я справлюсь, тем быстрее вернусь!
     Оператор повернулся ко мне.
     - Полковник, - сказал он. - Поздравьте себя. Здесь что-то такое, чего
я никак не могу понять.
     Я напрягся, но промолчал, решив подождать подробностей.  Я  шевельнул
рукой, пробуя свой пистолет. Это уже стало моей привычкой.
     - Я обнаружил в Сети движущееся тело,  -  доложил  оператор,  -  оно,
кажется, движется по  тому  же  курсу,  что  и  мы.  Мой  пространственный
индикатор показывает, что оно очень близко.
     Империум на десятки лет отставал от нашего  мира  в  области  ядерной
физики, телевидения, аэродинамики и многого другого. Что касается приборов
в этих аппаратах Максони, то здесь их успехи были фантастическими. Ведь, в
конце концов, их лучшие ученые посвятили разработке  этой  проблемы  почти
шестьдесят лет.
     Оператор, как органист, склонился над пультом.
     - Масса этого тела около полутора тонн, - сказал  он.  -  Это  должно
соответствовать весу легкого шаттла, но это не  может  быть  ни  одним  из
наших...
     Несколько минут царила напряженная тишина.
     - Он следует за нами по пятам, полковник. Или у них есть более точные
приборы, чем у нас, или этому парню сопутствует слепая удача.
     Мы оба решили, что этот незнакомец может  быть  только  аппаратом  из
мира В-1-два.
     Внезапно оператор напрягся, руки его замерли.
     - Он приближается к нам, сэр. Похоже, что они решились на таран. Если
он пересечет наш путь, то разнесет нас на куски.
     Мои мысли перескакивали с пистолета на пустой зуб. Но я как-то совсем
не ожидал, что конец может наступить уже здесь.
     Невероятная напряженность  длилась  еще  несколько  секунд.  Оператор
расслабился.
     - Мимо, - облегченно произнес он. -  Вероятно,  его  маневренность  в
пространстве не так  хороша,  как  скорость  продвижения  в  Сети.  Но  он
вернется. Он жаждет крови.
     - Наш максимальный уровень контролируется энергией обычной  энтропии,
не так ли? - поинтересовался я.
     Оператор кивнул.
     - Что, если затормозить? - спросил я. - Может, он проскочит?
     Оператор покачал головой.
     - В Зоне Поражения это  весьма  рискованно.  Но,  думаю,  у  нас  нет
другого выбора - придется пойти на это. И да поможет нам Бог!
     Я понимал, как трудно оператору решаться на  это.  У  этого  молодого
парня было шесть лет  напряженных  тренировок,  и  не  проходило  дня  без
предупреждений о недопустимости любых отклонений от нормы в Зоне Блайта.
     Звук генераторов изменился, частота его, уменьшаясь, стала слышимой.
     - Он все еще с нами, сэр!
     Я не знал, где критическая точка, в которой мы потеряем искусственную
ориентацию и попадем в область  обычной  энтропии.  Звук  генераторов  еще
понизился. Оператор непрерывно щелкал переключателями, не отрывая  взгляда
от приборов.
     Шум привода гремел по шаттлу, дальше мы уже не  могли  снижаться.  Но
этого не мог сделать и противник.
     - Он все еще с нами, полковник, только... - и вдруг оператор закричал
-  Полковник,  я  не  вижу  его!  Похоже,  что  его  управление  не  столь
совершенно, как наше. Ну что ж, счастья ему,  в  том  числе  там,  где  он
материализовался.
     Я откинулся в кресло, а наши генераторы возобновили работу в  обычном
режиме. Ладони мои были влажными. Интересно, в каком из адов Поражения  он
возник? Но через несколько минут я  забыл  о  нашем  недавнем  противнике.
Появилась новая проблема, и сейчас совсем не было времени для  расшатанных
нервов.
     - Хорошая работа, техник, - сказал  я  наконец.  -  Сколько  еще  нам
осталось?
     - Что-то около десяти минут, сэр. Это маленькое дельце отняло  у  нас
больше времени, чем я предполагал.
     Я начал последнюю проверку. Во рту у меня было сухо. Все оказалось на
своих местах. Я нажал кнопку на коммуникаторе.
     - Алло, "Талисман", - проговорил я в микрофон. -  Это  "Гончая".  Как
меня слышите? Прием.
     - "Гончая", это "Талисман". У нас все как по маслу. Прием.
     Слабый  голос  говорил  почти  мне  в  ухо  из  крохотного  динамика,
вмонтированного в пуговицу на моем погоне.
     Мне понравился столь незамедлительный ответ. Я почувствовал  себя  не
таким одиноким.
     Я осмотрел механизм  выходной  двери.  Мне  следовало  ждать  команды
оператора "на выход" и только потом ударить по  рукоятке.  После  этого  у
меня было в запасе всего лишь две секунды  на  то,  чтобы  убрать  руку  и
загнать себе в ладонь пистолет, прежде чем сиденье автоматически опрокинет
меня уже по другую сторону двери. Шаттл  исчезнет,  прежде  чем  мои  ноги
коснутся пола.
     Я настолько был поглощен текущими делами в последние десять дней, что
по существу не думал о моменте своего прибытия  в  мир  В-1-два.  Искусное
профессиональное  руководство  моим  кратковременным   тренингом   создало
атмосферу практичности и реальности.
     Теперь же,  когда  меня  вышвырнули  в  самое  сердце  сосредоточения
противника, я стал понимать самоубийственность  своей  миссии.  Но  теперь
было слишком поздно размышлять - и в некотором роде я был даже рад  этому.
Сейчас я уже был полностью вовлечен в мир Империума, и риск стал  частицей
моей жизни.
     Я стал козырной картой Империума, и вот пришла очередь ходить с меня.
Я был ценной собственностью, но моя ценность могла быть реализована только
таким появлением на арене, и чем быстрее это произойдет, тем лучше!  Я  не
был уверен,  что  сейчас  диктатор  находится  во  дворце.  Возможно,  мне
придется  спрятаться  где-нибудь  в  его  резиденции  и   дожидаться   его
возвращения, один Бог знает, как долго. Возможно, для осуществления  этого
нужна будет и добытая у пленника информация, и удача. В  противном  случае
я, может быть, при выходе из шаттла окажусь в воздухе,  на  высоте  сорока
метров.
     Послышался щелчок переключателя, оператор повернулся ко мне:
     - На выход, "Гончая"! - закричал он. - И удачной охоты!
     Протягиваю руку и ударяю ею по рычагу  двери.  И  через  секунду  уже
сжимаю в ладони пистолет. С лязгом отскакивает дверь,  и  гигантская  рука
вышвыривает меня в  неизвестность.  Ужасающий  момент  потери  ориентации,
тьма... И вот мои ноги ударяются о покрытый ковром пол.
     Воздух бьет в лицо, и  эхо  убывающего  шаттла  гулко  разносится  по
коридору.
     Я  вспоминаю  инструкцию.  Стоя  неподвижно,   необходимо   осторожно
осмотреться. Вокруг никого. Зал совершенно пуст. С потолка  льется  слабый
свет.
     Я ПРИБЫЛ!
     Я засунул пистолет обратно под защелку  в  моем  рукаве.  Просто  так
стоять больше нет смысла, я начинаю осторожно двигаться вдоль коридора.
     Все  двери,  выходящие  сюда,  одинаковы  и  ничем  не  помечены.   Я
остановился и попробовал одну. Заперта. Другая тоже. Третья была  открыта,
и я осторожно заглянул в комнату. Похоже, что это был зал для заседаний. Я
двинулся дальше. Мне нужна была только спальня диктатора. Будь он в ней, я
знал бы, что делать. Если его там не будет, то рано или поздно он вернется
туда - мне бы только дождаться. Кроме того, я очень не хотел повстречаться
с кем-нибудь еще.
     Раздался  звук  открываемого  лифта,  совсем  близко,  за  углом.   Я
остановился, а затем, пятясь, осторожно вернулся  к  двери,  ближайшей  ко
мне. К счастью, она не была заперта.  Я  вошел  внутрь,  но  дверь  только
прикрыл, оставив щелку. Сердце мое  болезненно  стучало,  отвага  покинула
меня, я чувствовал себя трусливым воришкой.
     Совсем рядом послышались легкие шаги.
     Я тихо закрыл дверь, стараясь не щелкнуть  замком,  решив  на  всякий
случай спрятаться. Огляделся.  В  темноте  возле  стены  виднелось  что-то
высокое - гардероб, подумал я. Я пересек комнату, открыл  дверцу  и  встал
среди висящей одежды.
     Я стоял, чувствуя себя ужасно глупо, затем дверь в комнату  открылась
и снова тихо затворилась. Шагов не было слышно, но через  щелку  я  увидел
человека, стоящего возле выключателя спиной ко мне.  Раздался  тихий  звук
пододвигаемого стула и  легкое  позвякивание  ключей.  Послышались  слабые
металлические звуки, потом пауза,  и  снова  слабые  металлические  звуки.
Вошедший, видимо, пробовал открыть ящик стола.
     Я стоял, едва дыша, стараясь не думать о внезапно зачесавшейся щеке.
     Теперь я различил китель, висящий слева от меня. Я осмотрел  его,  он
был почти таким же, как и  тот,  что  на  мне.  Его  лацканы  были  богато
украшены. Я почувствовал некоторое облегчение. Наконец-то я  нашел  нужную
мне комнату. Однако моей жертвой должен был быть  человек  в  комнате,  но
никогда в жизни мне еще не приходилось убивать в такой обстановке.
     Снова послышались тихие звуки.  Я  различил  в  них  тяжелое  дыхание
человека. Интересно, как он выглядит, этот мой двойник?  Действительно  ли
он похож на меня? Или просто есть небольшое сходство? Тогда достаточно  ли
я похож на него, чтобы занять его место?
     Меня мучило любопытство: почему этот человек  так  долго  ищет  ключ?
Затем другая мысль озадачила меня. А ведь, похоже, этот человек  открывает
отнюдь не свой стол. Я чуть-чуть повернул  голову.  Одежда  в  шкафу  тихо
сдвинулась, и теперь я увидел его. Человек  был  мал  ростом,  лысоват,  и
нисколько не походил на меня. Это был не диктатор.
     Это  новое  обстоятельство  нужно  обмозговать  как  можно   быстрее.
Диктатора, видимо, не было во дворце, иначе бы этот парень  не  возился  с
замком в его кабинете. И вряд ли диктатор держит возле себя людей, излишне
любопытных. Этот человек может быть мне полезен.
     Он искал ключ почти пять минут. Мускулы мои  уже  ныли  от  неудобной
позы, я старался не думать о ворсе на одежде, чтобы не чихнуть. Наконец  я
услышал шелест бумаг и  невнятное  бормотание  человека,  просматривавшего
свои находки. Затем послышался звук задвигаемого  ящика  и  щелчок  замка.
Человек поднялся, придвинул стул,  и  наступила  тишина.  Потом  раздались
шаги, очень скоро они приблизились к моему укрытию.  Я  застыл,  рука  моя
напряглась, готовясь принять пистолет и выстрелить  в  тот  момент,  когда
незнакомец откроет дверцу шкафа. Я еще был не готов стать подменой.
     Но  человек  прошел  мимо  шкафа.  Раздались   звуки   еще   каких-то
открываемых ящиков.
     Внезапно входная  дверь  комнаты  отворилась  снова,  и  другие  шаги
раздались в помещении. Я услышал, как замер первый вошедший.  Но,  похоже,
он быстро пришел в себя, потому что послышался его голос:
     - А, это ты, Морис!
     Наступила пауза.
     - Мне показалось, что в кабинете шефа горит свеча и  я  подумал,  что
это несколько странно, - подал голос Морис.
     Первый вошедший двинулся к нему.
     - Мне захотелось заглянуть сюда, чтобы проверить, все ли здесь о'кей,
- объяснил он.
     Морис хихикнул:
     - Ах, Джорджес, я знаю, почему ты пришел сюда, ведь я  сам  здесь  по
той же причине.
     - О чем ты? - прошептал первый. - Чего ты хочешь?
     - Сядь, Флик. Нет, нет, не волнуйся. Неужели ты не знаешь,  что  тебя
все так называют? - Мориса, казалось, забавляла ситуация.
     Почти  полчаса  я  слушал,  как  он  то   подтрунивает,   то   льстит
собеседнику, стараясь загнать его в угол. Вошедший в комнату первым, как я
понял, был Джорджесом Пине, главой сил безопасности диктатора. Второй  был
военно-гражданским советником бюро Пропаганды и Образования. Пине, видимо,
был не таким умным, как сам  себе  казался,  планируя  переворот  с  целью
смещения Байарда. Морису было об этом  все  известно,  и  он  только  ждал
благоприятного случая. Сейчас он брал верх.
     Пине это не  понравилось,  но  он  смирился  после  того,  как  Морис
упомянул о вещах, которые  не  полагалось  знать  никому  -  о  спрятанном
аэроплане и тайнике с золотом в нескольких километрах от города.
     Я внимательно слушал, стараясь не шевелиться.  Пине  согласился  дать
список имен: он намеревался заручиться поддержкой ряда лиц,  показав,  что
их имена занесены диктатором в перечень подлежащих чистке. Но он, конечно,
не собирался упоминать, что он сам предложил маршалу внести этих  людей  в
перечень.
     Похоже,  что  я  был  слишком  самонадеян.  Внезапно  разговор   двух
"хищников" резко оборвался и наступила тишина. Я не знал, чем  привлек  их
внимание,  но  догадался,  что  сейчас  произойдет.  Дверцы  шкафа   резко
распахнулись. Надеясь, что моя маскировка не  подведет,  я  вышел,  бросив
холодный взгляд на Пине.
     - Ну, Джорджес, - сказал я. - Как хорошо знать, что у тебя за  душой.
- Я говорил на том же французском диалекте, что и они.
     - Дьявол! -  завопил  Морис.  Он  недоуменно  таращился  на  меня.  В
какой-то момент мне показалось, что я очень легко смогу покинуть  комнату.
Я повернулся, сделал шаг в сторону, пистолет оказался у меня в ладони.
     - Посторонись! - гаркнул я.
     Пине не обратил никакого внимания на мой оклик и бросился на меня.  Я
сдавил свое крохотное оружие. Раздался  тяжелый  удар,  и  Пине  отбросило
назад, он опрокинулся  на  спину,  раскинув  руки.  В  этот  момент  Морис
бросился на меня сбоку. Я отлетел к  противоположной  стене,  упал,  и  он
оказался на мне. У меня в руке все еще был пистолет, и  я  попытался  было
применить его. Но в голове гудело, а Морис был стремителен  и  силен,  как
бык. Он слегка перевернул меня, держа в помощью  захвата  одной  рукой,  а
другой скрутил мне руки за спиной. Тяжело дыша, он сел на меня верхом.
     - Кто ты? - прошипел он.
     Я думаю, что ты узнал меня. Морис,  -  сказал  я,  пытаясь  осторожно
спрятать пистолет за манжет рубашки, и это мне  удалось.  Но  сколько  это
стоило мне усилий, не могу передать.  Когда  я  услышал  слабый  щелчок  и
понял, что пистолет уже в кобуре, позволил себе расслабиться.
     Значит, ты так думаешь, да? - засмеялся Морис. Лицо его было багровым
и потным. Он вытащил из кармана тяжелую дубинку, слезая с меня.
     - Вставай, приказал он. -  Боже  мой!  Фантастика,  да  и  только,  -
прошептал он, оглядев меня. - Кто послал тебя?
     Я не ответил. Было ясно, что мне не удалось одурачить его ни на  один
миг. Я страстно хотел узнать, что было во мне не так. Но все же, казалось,
Морис находил мою внешность довольно  интересной.  Он  подошел  поближе  и
рассчитанным движением резко ударил меня до шее. Он мог бы сломать мне шею
этим ударом, но то, что он сделал, было больнее. Я почувствовал, как кровь
брызнула из моей полузажившей раны. Это, казалось, на миг  ошеломило  его.
Но затем его лицо прояснилось.
     - Прости меня, - процедил он, скаля зубы. - В другой раз  я  попробую
ударить в другое место. И отвечай, когда тебя спрашивают.
     В этом голосе была слышна злоба, выражение его  лица  живо  напомнило
мне тех, кто нападал на летний дворец в Империуме. Те уже повидали  ад  на
земле и больше не походили на людей.
     Морис смотрел на меня оценивающе, похлопывая дубинкой по ладони.
     - Я думаю, - сказал он, - нам нужно немного поговорить кое  о  чем  в
другом месте. И держи руки на виду!
     Глаза его бегали из стороны в  сторону,  по-видимому,  отыскивая  мой
пистолет. Он был очень уверен в себе. Его нисколько не беспокоило, что  он
не заметил оружия, очевидно, он решил основательно обыскать меня позже.
     - Держись поближе, бэби, - сказал он. - Вот так. Иди рядом,  спокойно
и легко.
     Я, держа руки впереди себя, последовал за ним к телефону. Он  не  был
таким уж умелым, как считал: я мог бы в любой момент убить его. Но  что-то
подсказывало мне, что лучше еще некоторое время побыть с ним.
     Морис поднял трубку и что-то тихо сказал в микрофон,  не  отрывая  от
меня взгляда.
     - Когда они будут здесь? - спросил я.
     Морис прищурился, не отвечая. Трубку он уже опустил на рычажки.
     Наконец он не выдержал и со смехом произнес:
     - А зачем тебе знать,  мальчик,  через  сколько  времени  мои  друзья
придут сюда?
     - Может быть, нам тогда хватит времени заключить сделку, - ответил я.
     - Да, - кивнул головой Морис, - мы можем заключить прелестную сделку.
Ты будешь петь громко и внятно, и тогда, возможно, я скажу своим  ребятам,
чтобы они прикончили тебя побыстрее.
     - Морис! Неужели ты настолько  глуп?  Ведь  сейчас  у  тебя  в  руках
козырной туз. Не трать же попусту его на толпу.
     Советник снова похлопал дубинкой по ладони.
     - Что у тебя на уме, бэби?
     - Я думаю о тебе, - сказал я. Соображать приходилось быстро. -  Держу
пари, что ты никогда не знал, что у Брайана есть брат-близнец. Он, правда,
порвал со мной, хотя я думаю, что сейчас...
     Глаза Мориса заблестели.
     - Дьявол, - прошептал он. - Но ты, видно, уже давно не  видел  своего
любимого братца, как я посмотрю?
     Он осклабился. Мне очень захотелось узнать, что именно так рассмешило
его.
     - Давай уйдем отсюда, - предложил я. - Нам надо поговорить с глазу на
глаз. Здесь это невозможно, ибо скоро сюда придут твои друзья.
     Морис взглянул на мертвого Пине.
     - Забудь о нем, - сказал я. - Он уже ничего не значит.
     - Тебе бы хотелось, чтобы и я был мертв, не так ли, бэби?
     Внезапно его злобно-насмешливый тон сменился рычанием:
     - Ей-богу, -  закричал  он,  -  ты,  ты  хотел  убить  меня,  мелюзга
соломенная...
     Он склонился ко мне, сжав кулаки. Я понял, что  он  безумен  и  может
запросто убить меня в приступе ярости.
     - Сейчас ты увидишь, кто из нас убийца, - крикнул  Морис.  Глаза  его
сверкали, он взмахнул своей дубинкой.
     Больше ждать я уже не мог. Пистолет снова оказался в моей  ладони.  Я
прицелился  в  Мориса.  В  этот  момент  мне  почудилось,  что  я  начинаю
перенимать от него необузданную жажду крови. Я ненавидел все, что он собой
символизировал.
     - Ты глупец, Морис, - тихо сказал я сквозь зубы. - Тупой и неуклюжий,
и, считай, уже мертвый. Но сперва ты мне скажи, как ты  узнал,  что  я  не
Байард.
     Эта попытка оказалась тщетной.
     Морис прыгнул ко мне, но пуля отбросила его. Он упал  навзничь.  Моей
руке стало больно от отдачи. Обращение с этим крошечным оружием  требовало
особой сноровки. Однако, если я и дальше стану пускать его в ход столь  же
часто, то едва ли продержусь дольше одного дня. Пистолет был рассчитан  на
пятьдесят выстрелов.
     Теперь мне нужно было поскорее убраться отсюда. Я  схватил  со  стола
настольную лампу и запустил ее в люстру. Это на  несколько  секунд  должно
было задержать преследователей.
     Выскользнув в коридор, я двинулся вперед, туда,  куда  шел  с  самого
начала. Проходя мимо подъемной шахты, я услышал шум поднимающейся кабины и
постарался как можно быстрее скрыться за ближайшим поворотом коридора. Они
уже были здесь!  И  тут  я  увидел  лестничную  клетку.  Осторожно  открыв
застекленную дверь, я стал тихо  спускаться  по  ступенькам.  Я  решил  не
задерживаться, чтобы насладиться зрелищем их физиономий при  виде  мертвых
Мориса и Пине.
     Я вспомнил о своем коммуникаторе, но решил пока им  не  пользоваться.
Пока сообщать мне было нечего.
     Я проследовал три марша лестницы,  прежде  чем  очутился  в  каком-то
зале. Пока я оглядывался, из комнаты в противоположном  конце  зала  вышел
человек и  посмотрел  в  мою  сторону.  Мое  сходство  теперь  не  столько
помогало, сколько служило помехой. Человек что-то сказал и исчез за дверью
комнаты.
     В нише я заметил небольшую дверь и попробовал открыть ее.
     Она была заперта, но я приналег на нее и с силой  толкнул.  Хрустнула
филенка и я оказался на лестнице, ведущей вниз.
     Мне практически уже ничего не оставалось, как только покинуть дверец.
Было совершенно очевидно, что  мое  перевоплощение  закончилось  провалом.
Единственное, что я мог сейчас сделать, это забраться в безопасное место и
запросить дальнейших инструкций.
     Я уже спустился на два пролета  по  лестнице,  когда  услышал  сигнал
тревоги.  Первое,  что  необходимо  было  сделать,  это  освободиться   от
причудливого мундира. Я стащил с себя китель и принялся срывать  погоны  и
галуны. Лацканы я не мог трогать, так как в них был вплетен микрофон.
     Эта не часто используемая лестница, вероятно,  вела  к  какому-нибудь
выходу. Я продолжал спускаться, проверяя по дороге каждую дверь.  Все  они
были заперты. Я подумал, что это хороший знак. Лестница оказалась тупиком,
заполненным бочонками и заплесневелыми картонными коробками. Я поднялся на
один пролет выше и прислушался. За дверью были  слышны  громкие  голоса  и
топот. Я вспомнил, что, согласно планам дворца, этот выход на лестницу был
рядом с главным входом в  старый  дворец.  Было  похоже,  что  я  попал  в
ловушку.
     Я снова спустился вниз, отодвинул один  из  бочонков  и  взглянул  на
стенку за ним. Виднелся край дверной панели. Я отодвинул другой бочонок  и
обнаружил ручку, но она не поддавалась.
     Я подумал: насколько сильно можно шуметь, чтобы меня не  услышали?  И
решил, что на многое рассчитывать не приходится. Единственная  возможность
спасения могла заключаться в коробках. Я отодвинул верх  одной  из  них  и
заглянул внутрь. Она была заполнена заплесневелыми бухгалтерскими книгами.
Пользы от них не было никакой.
     Следующая коробка  была  получше.  Старая  кухонная  посуда,  сосуды,
миски. Я нашел большой нож для разделки мяса и просунул его в щелку двери.
Но она была прочна, как будто должна была защищать ни  больше  ни  меньше,
как вход в банк. Я попробовал еще раз, дверь не могла быть очень  крепкой,
но на мое несчастье...
     Пришлось отступить. Может быть, единственное, что оставалось  сделать
- это отбросить всякую  осторожность  и  попытаться  взломать  филенку.  Я
оперся плечом, отыскивая наиболее подходящее для этого место - и  отпрянул
к стене, держа в руке пистолет.
     Медленно, очень осторожно, дверная ручка поворачивалась...





     Я был на грани паники, так сильно на меня  подействовала  ловушка,  в
которой я оказался. Я не знал, что делать. У меня  была  тьма  инструкций,
как действовать после  устранения  диктатора,  но  не  было  никаких,  как
прикрыть свое отступление в случае неудачи.
     Раздался скрип, и с двери посыпалась пыль. Я отошел как можно  дальше
и ждал. Возникшее было желание  выстрелить  я,  правда,  тут  же  подавил.
Сейчас было важно только одно - ждать и смотреть.
     Дверь слегка приоткрылась. Мне  это  совсем  не  понравилось  -  меня
осматривали, а я сам ничего не мог разглядеть. Хорошо, что у меня был  вид
безоружного человека - крохотный пистолет надежно спрятан в моей руке.  Но
было ли это преимуществом? Я не знал.
     Неопределенность не правилась мне.
     - Нехорошо, - сказал я. - Вы устроили сквозняк. Идите сюда!
     Я говорил с гортанным парижским акцентом, который слышал наверху.
     Дверь открылась шире, и за ней появился парень  с  испачканным  сажей
лицом. Он щурился и глядел наверх, на лестницу. Мотнув головой  назад,  он
произнес:
     - Сюда, пожалуйста, - голос у него был довольно хриплый.
     В данных обстоятельствах я не видел  причин  отказываться.  Я  прошел
мимо бочонков и, наклонившись, нырнул в низкий дверной проем.  Как  только
человек закрыл дверь, я вернул пистолет на прежнее место в рукаве.
     Мы стояли в сыром мощеном туннеле, освещаемом электрическим фонарем.
     Я не хотел, чтобы он видел мое  лицо,  поэтому  повернулся  спиной  к
свету.
     - Кто вы? - поинтересовался я.
     Парень протиснулся вперед и подхватил фонарь, едва взглянув на меня.
     - Я - человек немногословный, - сказал он.  -  Я  не  люблю  задавать
вопросы и не люблю отвечать на них. Идемте.
     Я не мог позволить себе спорить по этому поводу и последовал за  ним.
Мы прошли по проходу, затем спустились вниз и очутились в темном помещении
без окон.
     За поломанным столом, на котором потрескивала горящая  свеча,  сидели
двое мужчин и темноволосая девушка.
     - Все в порядке, Миче, - сказал мой проводник. - Вот этот голубок.
     Миче развалился на стуле и дал знак, чтобы я подошел к нему. Он  взял
что-то со стола, похожее на нож для разрезания бумаг, и стал ковыряться  в
зубах, косясь на меня.
     Я решил не подходить слишком близко к столу.
     - Судя по форме, один из этой псарни, - сказал он. - В чем  дело,  ты
укусил кормившую тебя руку? - Человек весело засмеялся.
     Я промолчал, думая, что надо дать ему возможность  высказаться,  если
уж ему так хочется этого.
     - Судя по шнуркам, - унтер-офицер, - продолжал  он.  -  Что  ж,  там,
наверху, будет очень интересно узнать, куда ты делся? - Тон его изменился.
- Выкладывай, почему ты в бегах?
     - Пусть этот мундир не беспокоит вас, - начал я. -  Давайте  считать,
что я одолжил его. Тем, наверху, мой вид не очень-то понравился.
     В этот момент в разговор вступил второй из сидевших:
     - А ну, парень, подойди поближе к свету.
     Я не решился упираться, и вышел вперед, прямо к столу, и  чтобы  быть
уверенным, что они поймут мой замысел, поднял свечу и осветил ею лицо.
     Миче так и застыл с ножом в руке.  Девушка  стремительно  вскочила  и
перекрестилась. Другой мужчина, как завороженный, уставился на  меня.  Все
получилось весьма внушительно. Я поставил свечу назад на стол  и  небрежно
сел на пустой стул.
     - Возможно, вы можете сказать мне, - я говорил негромко, но твердо, -
почему мне не удалось обмануть их?
     Заговорил другой мужчина:
     - Вот в таком виде вы и показались перед ними?
     Я кивнул.
     Он и Миче переглянулись.
     - Друг мой, неужели вы не поняли, что здесь вы представляете  большую
ценность, - сказал через мгновение незнакомец.
     - Но вам нужна некоторая помощь. Чика, принеси нашему новому товарищу
вина.
     Девушка, все еще с широко раскрытыми глазами  торопливо  бросилась  к
закопченному буфету и стала наощупь искать  бутылку,  поглядывая  на  меня
через плечо.
     - Так что же случилось наверху? - спросил Миче. - Сколько времени  вы
были во дворце? Сколько человек вас видело?
     Я вкратце  рассказал  о  случившемся,  опустив  только  способ  моего
проникновения во дворец. Казалось, это вполне их удовлетворило.
     - Похоже, что только двое видели его лицо, Грос, - заключил Миче. - И
оба они покинули сцену.
     Он повернулся ко мне.
     - Хорошенькое дельце - пристукнуть  Соувета.  И  вряд  ли  кто  будет
жалеть о Пине. Между прочем, где же твой пистолет? Может быть,  ты  отдашь
его мне? А?
     Он протянул руку.
     - Понимаете, в темноте я обо что-то споткнулся, выронил его, а искать
не было времени.
     Миче недовольно хмыкнул.
     - Боссу будет очень интересно с вами побеседовать, - сказал Грос. - И
чем скорее, тем лучше.
     Кто-то, тяжело дыша, вбежал в комнату.
     - Скажи, шеф, - начал он, - мы наделали шуму в башне...
     Он остановился, как вкопанный, и весь  напрягся.  Лицо  его  выразило
безмерное удивление. Рука шарила по  бедру  в  поисках  пистолета,  взгляд
метался от одного лица к другому.
     - Что... что...
     Грос и Миче расхохотались.
     - Успокойся, Паук, - Миче первым прекратил смеяться. - Байард перешел
к нам!
     Тут даже Чика хихикнула.
     Паук продолжал стоять, недоумевая.
     - Ничего не пойму, - еле выдавил он.
     С его побледневшего лица не сходила  гримаса  сильного  испуга.  Миче
вытер лицо платком, откашлялся и сплюнул на пол.
     - О'кей, Паук. Не волнуйся. Это просто точная копия.  А  теперь  веди
сюда ребят.
     Паук стремительно выскочил из комнаты. Я ничего  не  понимал.  Почему
некоторым из них было достаточно внимательного  взгляда,  чтобы  раскусить
меня, а вот этот парень был абсолютно уверен, что я - диктатор?
     Я должен был понять причину! Было что-то, что я делал неправильно.
     - Не могли бы вы объяснить, - попросил я, - что не так в моей одежде?
     Миче и Грос переглянулись.
     - Что ж, дружище, - сказал  Грос,  -  смотри  на  вещи  проще,  и  мы
доставим тебя куда надо. Ты хотел, проникнув во дверец, шлепнуть  старика,
не так ли? Что ж, при поддержке Организации ты сможешь это сделать.
     - Какой Организации? - изумился я.
     Миче, покачав головой, вмешался в наш разговор.
     - Не забывай, дружище, что сейчас вопросы задаем мы!  Как  твое  имя?
Чем занимаешься?
     Я взглянул на Гроса. Мне очень хотелось знать, кто из них старший.
     - Мое имя Байард, - ответил я.
     Миче, щурясь, прохаживался вдоль  стола.  Он  был  крупным  парнем  с
большой головой и маленькими глазками.
     - Я спросил, как тебя зовут, - рявкнул  он.  -  Обычно  я  дважды  не
спрашиваю, заруби себе на носу.
     - Пусть будет так, Миче, -  вмешался  Грос.  -  Он  прав.  Он  должен
оставаться в своей роли, если он намерен хорошо ее сыграть. Я уверен,  что
он вполне способен на это. Пусть так и останется. Мы тоже будем звать  его
Байардом.
     Миче взглянул на меня.
     - Да, в этом есть определенный смысл, - согласился он. - Мне кажется,
что с этим человеком мне будет очень трудно поладить.
     - Кто тебя поддерживает, э... Байард? - спросил Грос.
     - Я - одиночка. Во всяком случае, до сего  момента.  Но,  кажется,  я
кое-что упустил. Если ваша организация меня примет, я полажу с вами.
     - Порядок, дружище. Мы принимаем тебя, - кивнул головой Миче.
     Мне не нравился вид этой пары головорезов, но не мог же  я  встретить
здесь великосветскую компанию. Насколько я догадывался,  Организация  была
подпольной антибайардовской партией. Я огляделся. Комната  эта,  казалось,
была выдолблена в стенах дворца.  По-видимому,  они  развернули  шпионскую
деятельность по всему зданию, используя потайные ходы.
     Комната быстро наполнялась людьми, одни попадали  сюда  по  лестнице,
другие - через дверь в дальнем углу. По  всей  вероятности,  они  получили
какой-то приказ. Все с  любопытством  разглядывали  меня,  переговариваясь
между собой, но не удивляясь.
     - Вот и ребята, - сказал Грос, глядя на них. - Стенные крысы.
     Я пробежал взглядом по дюжине головорезов пиратской наружности.  Грос
дал им точное определение. Я снова взглянул на него.
     - Хорошо, - сказал я. - С чего ж начнем?
     Они, конечно, не были товарищами того рода, каких я хотел бы иметь  в
этом мире, но они смогут восполнить пробелы в моем внешнем виде и  помогут
стать на место Байарда. Я мог бы только благодарить судьбу за такую удачу.
     - Не спеши, милый, - засмеялся Миче. -  Подготовка  требует  довольно
много времени. Нам важно потренироваться на макете дворца,  который  будет
построен за городом. Не забудь, что перед тем, как  ты  снова  попытаешься
проникнуть сюда, тебя ждет бездна работы.
     - Но я же уже здесь, - сказал я, обращаясь к Гросу. -  Почему  бы  не
попробовать сегодня? Зачем уходить отсюда?
     - Над твоей внешностью необходимо поработать, - сказал Грос. -  Кроме
того, операция должна быть  тщательно  спланирована.  Надо  обдумать,  как
получше воспользоваться подменой и подстраховаться от измены.
     - И никакого плутовства, милый, - добавил Миче.
     Заросший массивный человек из толпы вступил в разговор:
     - Мне не по душе этот парень, Миче.  Лучше  отдай  его  мне,  чтоб  я
укокошил его и похоронил под полом.
     К его поясу был пристегнут большой кинжал парашютиста. У меня не было
сомнений, что он просто жаждет пустить его в ход.
     Миче взглянул на него.
     - Не сейчас, Гастон, - покачал он головой.
     Грос потер подбородком.
     - Пусть вас, ребята, не беспокоит Байард, - сказал он. - Мы с него не
будем спускать глаз.
     Он посмотрел на Гастона.
     - Ты, конечно, специалист своего дела, парень, но мой тебе совет - не
торопись. Если с ним что-нибудь случится, тебе не поздоровится.
     Меня успокаивала мысль о пружине под  запястьем.  Я  чувствовал,  что
Гастон далеко не единственный в этой толпе, кто терпеть не может чужаков.
     - Для нас важно время, - сказал я. - Пора действовать.
     Миче подошел совсем близко ко  мне.  Он  похлопал  меня  по  плечу  и
произнес:
     - У тебя рот, как хлопушка. Здесь отдают приказы Грос и я.
     - Да, -  усмехнулся  Грос.  -  Нашему  другу  еще  многому  предстоит
научиться. Но вот насчет одного он прав: время  -  деньги.  Байард  должен
вернуться сюда завтра. А это значит, что сегодня мы уходим, если не хотим,
чтобы эти герцоги  верховодили  кадровыми  военными.  Миче,  пусть  ребята
собираются. Я хочу, чтобы все было уложено  быстро  и  тихо.  Не  забудьте
выделить надежных людей в резерв.
     Он повернулся ко мне. Миче в это время  начал  отдавать  распоряжения
своим людям.
     - Наверное, тебе стоит немного перекусить сейчас, - заметил  Грос.  -
Нам предстоит долгий путь.
     Я был озадачен. Я полагал, что сейчас  ночь.  Посмотрев  на  часы,  я
отметил, что прошел всего час и десять минут с тех пор, как я очутился  во
дворце.  Да,  приходится  еще  раз  констатировать,  что  время   движется
чертовски медленно.
     Чика вынула буханку хлеба и брусок сыра из буфета и поставила еду  на
стол. Нож лежал рядом. Я насторожился.
     - Можно взять нож? - спроси я.
     - Конечно, - сказал Грос. - Ешь.
     Он запустил  руку  под  стол  и  вытащил  короткоствольный  пистолет,
который положил перед собой.
     Миче вернулся к столу, когда  я  дожевывал  ломоть  хлеба.  Хлеб  был
отличным. Я попробовал вино. Оно тоже было неплохим.  Хорош  был  также  и
сыр.
     - У вас хорошая еда, - отметил я. - Это неплохо.
     Чика с благодарностью посмотрела на меня.
     - Мы все делаем хорошо, - согласился Грос.
     - Пусть лучше этот нахал снимет свой шутовской наряд, - сказал  Миче,
кивнув в мою сторону. - Кто-нибудь, не задумываясь, может пристрелить его.
Наших ребят очень будоражат мундиры подобного рода.
     Грос посмотрел на меня.
     - Правильно, - сказал он. - Миче даст тебе другую одежду. Этот мундир
не пользуется здесь популярностью.
     Такое развитие событий мне не совсем нравилось. В лацканы кителя  был
вплетен мой коммуникатор. Поэтому я наотрез отказался  и  не  поддался  не
только на уговоры, но и на всевозможные угрозы.
     В конце концов мы сошлись с Гросом на том, что поверх моего мундира я
надену какой-нибудь плащ.
     Но Миче, пожалуй, был с этим не согласен. Он пнул ногой мой  стул.  Я
вовремя заметил это и вскочил на ноги прежде, чем стул  опрокинулся.  Миче
посмотрел мне в лицо.
     - Раздевайся, парень, - сквозь зубы процедил он. - Ты слышал,  что  я
сказал?
     Все, кто находился в это время в  комнате,  притихли.  Я  смотрел  на
Миче, надеясь, что Грос вступится за меня.
     Воцарилась  тишина.  Взглянув  на  Гроса,  я  заметил,   что   он   с
любопытством наблюдает за нами.
     - А почему это я должен исполнять твои приказы? - с усмешкой  спросил
я.
     Миче двинулся вперед, вытаскивая нож.
     - Я изрежу твой мундир, молокосос, - прохрипел он.
     - Убери нож, Миче, - спокойно сказал Грос. - Ты же  знаешь,  что  это
наше секретное оружие. А мы хотим, чтобы этот мундир остался целым.
     - Что же, - ворчливо согласился Миче. - В этом есть какой-то смысл.
     Он швырнул нож на стол и двинулся на меня. По его  легкой  походке  и
наклоненному корпусу я понял, что имею дело с профессионалом.
     Я решил не ждать, пока он начнет первым. Развернувшись, я вложил весь
вес своего тела в прямой  удар  в  скулу.  Миче  был  застигнут  врасплох,
подбородок его подпрыгнул, и сам он полетел назад. Я  последовал  за  ним,
пока он снова не восстановил равновесие, и опять ударил его.  Но  это  был
ветеран, закаленный в драках. Он собрался с силами, мотнул головой и затем
резко ударил меня прямо в висок. Я пошатнулся, почти потеряв сознание.  Он
ударил меня еще, на этот раз в переносицу. Закапала кровь.
     Я не смог бы долго продержаться против этого громилы. Толпа собралась
в дальнем  конце  комнаты,  наблюдая  с  восторгом  за  дракой.  Слышались
ободряющие  возгласы.  Грос  продолжал  сидеть.  Чика  смотрела  на  меня,
прижавшись к стене.
     Увертываясь от ударов, я отступил назад. Я был ошеломлен. У меня  был
только один шанс, и для этого мне был нужен темный угол. Миче не  отпускал
меня. Он обезумел. Удар  в  челюсть  прямо  на  глазах  громил  лишил  его
рассудка. Это было мне на руку. Он забыл правила ведения боя и  размахивал
руками, стараясь  прикончить  меня  как  можно  быстрее.  Я  же  продолжал
отступать, увертываясь от ударов.
     Я двигался к темному углу, стараясь попасть туда, пока наблюдавшая за
нами толпа не стала преградой на моем пути.
     Миче размахался вовсю. Я слышал свист его  кулаков  совсем  рядом.  Я
отступил еще на шаг и был почти у цели. Теперь нужно было очутиться  между
нападавшим и остальными. Я прыгнул назад, стараясь спастись  от  яростного
удара, и резко двинул Миче правой в ухо. Затем я повернулся,  поймал  свой
пистолет и, когда Миче делал вдох, выстрелил  ему  в  живот,  одновременно
дико вскрикнув и бросившись на него. Он ударился о стену  и  упал  у  моих
ног. Я успел спрятать пистолет назад, за манжету.
     - Ничего не видно, - закричал кто-то. - Дайте туда свет.
     Толпа двинулась вперед, образовав широкий круг и замерла, увидев, что
на ногах остался только я.
     - Миче на полу, - крикнул кто-то. -  Этот  новичок  справился-таки  с
ним.
     Грос  протиснулся  вперед,  немного  поколебался,  потом  подошел   к
распростертому телу Миче, присел на корточки и попросил свечу.
     Перевернув Миче на спину, он внимательно осмотрел тело  и  попробовал
пульс. Затем резко поднялся во весь рост.
     - Он мертв! Миче мертв.
     Грос как-то странно посмотрел на меня.
     - Ну и удар у тебя, парень, - сказал он.
     - Я стараюсь не прибегать к нему, - сказал я. - Но если будет  нужно,
то, без сомнения, воспользуюсь им снова, если меня вынудят.
     - Обыщите его ребята, - приказал Грос.
     Они прощупали меня всего, но вот запястья не приняли в расчет.
     - У него ничего нет, Грос, - сказал кто-то.
     Грос решительно осмотрел тело,  надеясь  отыскать  следы  раны.  Люди
столпились вокруг него.
     - Нет, никаких следов,  -  наконец  сказал  он.  -  Ребра  сломаны  и
внутренности словно перемешаны.
     Он взглянул на меня и добавил:
     - И это он сделал голыми руками?
     Я надеялся, что они поверят, а  это  стало  бы  лучшей  гарантией  от
повторения подобных инцидентов. Я хотел, чтобы они боялись меня,  и  здесь
были совершенно ни при чем вопросы этики.
     - Довольно, - Грос обратился к своим людям. - Возвращайтесь  к  своим
делам. Миче сам напросился. Он обозвал новичка  нахалом.  Я  даю  ему  имя
Молот!
     Я решил, что сейчас самое время взять чуть повыше.
     - Лучше бы ты, Грос, сказал им, что я займу здесь место Миче.  Думаю,
нам обоим будет полезно работать рука об руку!
     Грос скосил взгляд на меня.
     - Подходит, - сказал он, немного поразмыслив.
     Я почувствовал, что он что-то задумал.
     - И, между прочим, - добавил я. - Я оставлю на себе мундир.  Ведь  мы
договорились с тобой об этом, пока не вмешался Миче. Почему ты  не  сказал
об этом?
     Грос пожал плечами и, внимательно посмотрев на меня, усмехнулся.
     - Он останется в мундире, - сказал вожак, обращаясь к своим людям.  -
Через тридцать минут нас не должно быть в этом месте. Идемте!
     В конце темного туннеля показалась неровная полоска света.  Грос  дал
команду остановиться. Люди сгрудились, заполнив тесный проход.
     - Большинство из вас прежде не ходило этим путем,  -  начал  Грос.  -
Отсюда можно выйти на Оливковую аллею. (Это маленькая боковая  улочка  под
стеной  дворца,  пояснил  он  мне).  Снаружи  выход  прикрывает  небольшая
лавочка, в которой торгует древняя старуха. Не обращайте на нее  внимания.
Выходить будем по одному.  Как  только  выйдете  из  лавки,  поворачивайте
направо. Не забудьте, что документы у вас всех в порядке. Если  кто-нибудь
на  воротах  спросит  -  покажите.  Держитесь  спокойно.  Если  сзади  вас
возникнет какой-нибудь шум, продолжайте идти. Место встречи - на воровском
рынке.
     Он показал первому на выход,  занавешенный  рваным  брезентом.  Через
полминуты туда последовал второй. Я подошел ближе к Гросу.
     - Зачем было приводить сюда столько людей? - спросил я тихо.  -  Если
бы нас было всего несколько, нам было бы намного легче.
     Грос покачал головой.
     - Я должен присматривать  за  этими  слюнтяями.  Всякие  мысли  могут
забрести в их головы, когда их оставишь без присмотра на пару дней. А я не
могу позволить, чтобы все было испорчено. Они ничего не умеют делать сами.
Только по подсказке.
     Мне эти аргументы показались весьма  сомнительными,  но  я  не  подал
виду. Все уже прошло мимо нас и исчезли за брезентовым пологом. Тревоги не
было.
     - Порядок! - сказал удовлетворенно Грос. - Давай за мной, парень.
     Он  проскользнул  под  заплесневелые  тряпки,  я  -  за   ним,   мимо
колченогого стола, заваленного  горшками.  Старая  карга,  восседавшая  на
табуретке, не обратила на меня никакого внимания. Грос выглянул  на  узкую
пыльную улицу и быстро нырнул в толпу прохожих. Я, не  отставая,  следовал
за ним. Мы шли мимо  покупателей  и  мелких  торговцев,  прислонившихся  к
облепленным  мухами  лоткам  с  пищей.  Мимо   обшарпанных   магазинчиков,
ковыляющих нищих, чумазых мальчишек. На улице было полно мусора и отходов;
голодные собаки сновали в толпе. Никто не  обращал  на  нас  ни  малейшего
внимания - мы выбрались без всякого затруднения.
     Я вспотел под тяжелым плащом, который дал мне Грос.  Мухи  жужжали  у
моего распухшего лица. Какой-то нищий, скуля, протянул ко мне  изможденную
руку. Грос нырнул между двумя толстяками, занятыми  оживленным  спором.  В
тот момент, когда я хотел последовать примеру своего  напарника,  толстяки
двинулись в путь, и я был вынужден обойти их и  тотчас  потерял  Гроса  из
виду.
     Внезапно я увидел военную форму - парня в желтоватом хаки  с  суровым
лицом,  который  грубо  пробирался  сквозь  толпу.   Прямо   передо   мной
прошмыгнула собака, я инстинктивно отпрянул  назад.  Раздался  крик,  люди
начали рассыпаться во все  стороны,  толкая  меня.  Тут  я  увидел  Гроса.
Побледнев, он глядел на солдата. Внезапно он побежал. В два прыжка человек
в форме догнал его, схватил за плечо и с криком  повернул  к  себе.  Завыл
щенок, попав мне под ноги. Рука солдата подымалась  и  опускалась,  нанося
удары Гросу тяжелой дубинкой.
     Далеко впереди себя я услышал выстрел и почти тотчас же еще один, уже
ближе. Грос мчался сквозь толпу с окровавленной головой, а солдат лежал  в
пыли, на спине, конвульсивно дергая ногами.
     Я бросился вдоль стены, стараясь перехватить  Гроса  или,  во  всяком
случае, не потерять его из виду. Толпа расступилась перед ним,  бегущим  с
пистолетом в руке.
     Внезапно передо мной вырос солдат с дубинкой. Я бросился  в  сторону,
взмахнув  рукой.  Солдат  отпрыгнул  и  отдал  честь.  Я  разобрал   слова
"Извините, сэр", пробегая мимо него. Он, должно  быть,  мельком  разглядел
мою форму сквозь развевающийся плащ.
     Впереди Грос упал на колени в пыль, голова его  повисла.  Из  боковой
улицы  выбежал  солдат,  прицелился  и  выстрелил  ему  в   голову.   Грос
наклонился, свалился на спину и затих. Пыль  смешалась  с  кровью  на  его
лице. Толпа сомкнулась. С того момента, как его опознали, у Гроса  уже  не
было никаких шансов.
     Я остановился, пытаясь вспомнить, что говорил  Грос  своим  людям.  Я
совершил непростительную ошибку, всецело полагаясь на то, что Грос поведет
меня. Он говорил о каких-то воротах, о каких-то документах... Но я  же  не
знал никаких ворот, и у меня  нет  никаких  документов.  Погоди...  теперь
понятно, почему эти оппозиционеры вынуждены были покинуть свое  подземелье
до захода солнца. Очевидно, с  наступлением  ночи  ворота  закрывались,  и
город покинуть уже было невозможно.
     Я продолжал идти, не желая привлекать к  себе  внимания,  и  старался
придерживать плащ, чтобы не был  виден  мундир.  Я  не  хотел,  чтобы  еще
кто-нибудь заметил его. Следующий, возможно, не будет торопиться.
     Грос назначил своим людям место сбора на воровском рынке.  Я  пытался
вспомнить Алжир, где я провел несколько дней пару лет назад, но все, что я
мог вспомнить, это Казбах и ярко  освещенные  улицы  в  европейской  части
города.
     Я прошел мимо места, где народ столпился возле тела убитого  солдата,
не замедляя шага. Другое кольцо окружило то место, где лежал Грос.  Теперь
здесь повсюду были солдаты, небрежно размахивающие дубинками.
     Я нагнулся, протискиваясь  через  толпу.  Улица  поворачивала,  круто
устремляясь вверх. Здесь уже была мостовая, магазинчиков  и  лотков  стало
поменьше. С перил балконов на улицу свисало белье.
     Впереди я увидел ворота. Люди  сгрудились  перед  ними,  пока  солдат
проверял  документы.  Еще  трое  в  форме  стояли   рядом,   наблюдая   за
происходящим.
     Я продолжал идти к воротам. Сейчас я уже не мог  повернуть  назад.  К
древней кирпичной стене примыкала новая деревянная сторожевая  вышка.  Под
ней текла сточная канава. На вышке стоял  прожектор  с  дуговой  лампой  и
часовой с ружьем на плече. Мне показалось, что  я  увидел  в  толпе  перед
воротами одного из Организации.
     Я бросился вперед, но тут же взял себя в руки. Один из солдат заметил
мое движение и посмотрел на меня. Он выпрямился и толкнул  в  бок  соседа.
Второй солдат тоже заметил меня. Я решил, что единственное,  что  остается
мне сейчас - это смело идти  им  навстречу.  Я  кивнул  им,  на  мгновение
распахнув плащ. Солдат двинулся ко мне. Сомнения, видимо, не оставили его.
Я надеялся, что мое опухшее лицо не покажется ему слишком знакомым.
     - Не  спеши,  солдат,  -  сказал  я,  стараясь  подражать  интонациям
выпускников Эколь Милитари. Он остановился передо мной и отдал честь. Я не
дал ему возможности перехватить инициативу.
     - Лучшая часть добычи уйдет через ворота  прежде,  чем  вы,  дурачье,
затянете сетку. - Я щелкнул пальцами. - Пропустите  меня  побыстрее  и  не
привлекайте ко мне внимания. Я не ради забавы затеял этот блошиный цирк. -
И снова прикрыл плащом мундир.
     Он направился к воротам. Там что-то сказал другому солдату,  указывая
на меня. Этот второй, с нашивками сержанта, взглянул в мою сторону.
     Я сделал большие глаза, приближаясь к нему, и прошипел:
     - Не обращай на меня внимания, солдат. Ты все испортишь, и потом тебе
придется стрелять.
     Я быстро прошел мимо него, миновал ворота,  которые  открыл  один  из
них, и вышел из города. Пот градом катил по моему лицу, ноги были ватными,
сердце бешено стучало в груди. Впереди я заметил дерево с черной тенью под
ним. В этот момент я даже засомневался, смогу ли  дойти  до  спасительного
места.
     Только оказавшись в тени, я позволил себе перевести дух.
     У меня еще оставались проблемы, много проблем. Сейчас  я  должен  был
отыскать воровской рынок. У меня  было  смутное  воспоминание,  что  такой
рынок существует, но я не имел понятия, где именно. Я шел по  дороге  мимо
облупившегося кирпичного здания с харчевней внизу и  перекошенными  окнами
наверху, с одним из углов, пострадавшим от бомбы. Теперь уже ворот не было
видно.
     Впереди  были  разбомбленные  многоквартирные   дома,   развалины   и
дальше... открытое поле. Сперва виднелась река. Людей здесь было  немного.
Казалось, они  не  обращают  никакого  внимания  на  гам,  доносящийся  из
огражденной части города. Я не мог рисковать, спрашивая дорогу. Я не знал,
кто из них полицейский осведомитель или же сыщик. Вот взять хотя бы Гроса.
Похоже, что он не был особенно  умелым  конспиратором.  Вероятно,  полиция
могла прихлопнуть его группу в любое время. Я подозревал, что они  терпели
его до поры до времени. Засада была организована четко. Вряд  ли  кому  из
ребят Гроса удалось пройти через ворота.
     Вероятно, распоряжений следить за человеком, переодетым в  офицерскую
форму, не поступало. Я не знал, что успел сказать Морис по телефону, когда
звонил своим людям, но инцидент у ворот указывал на то, что предупреждения
обо мне не было.
     Я приостановился.  Может  быть,  лучше  все-таки  зайти  в  харчевню,
заказать выпить и послушать, о чем говорят? Ничего угрожающего  вокруг  не
было заметно.
     Я вернулся на пятьдесят шагов назад и быстро  вошел  в  бистро,  едва
различая  в  полумраке  расположение  столиков  и   стульев.   Окна   были
занавешены. Я прищурился, отыскивая стойку.
     У стойки маячил какой-то парень.
     - Красного вина, - сказал я.
     Бармен поставил стакан, который он как  раз  протирал,  на  стойку  и
наполнил его из  жестяного  кувшина.  Я  попробовал  вино.  Вкус  его  был
ужасным. Догадываясь, что хорошие манеры здесь не в чести, я выплюнул вино
на пол.
     Оттолкнув от себя стакан, я сказал:
     - Я просил вина, а не выжимок из этого ковра, парень.  -  Положив  на
стойку тысячефранковую ассигнацию, я ждал.
     Бармен, поворчав, куда-то вышел  и  вскоре  вернулся  с  запечатанной
бутылкой и бокалом. Вынув пробку и до половины наполнив бокал, он протянул
его мне. Тысячефранковую бумажку он положил в карман, и  не  думая  давать
сдачу.
     Я попробовал вино - оно было не  очень  плохим.  Я  стоял,  потягивая
вино, и ждал, пока мое зрение окончательно адаптируется к  царящему  здесь
полумраку.  Бармен  отошел  и,  чертыхаясь,  стал  орудовать  возле  груды
поставленных друг на друга ящиков.
     У меня не было четкого плана дальнейших действий.  Даже  если  мне  и
удастся  отыскать  уцелевших  после  облавы  членов  Организации...  Самое
главное - это узнать, что было неверным в моей одежде. А вот  потом  можно
было бы и воспользоваться помощью Организации для повторного проникновения
во дворец.
     Правда, я всегда мог бы обратиться за помощью через коммуникатор.  Но
это было не по мне. Пока оставалась хоть толика  надежды,  отступать  было
нельзя!
     В дверях появился человек, закрыв собой свет.  Он  подошел  к  стойке
бара. Бармен не обратил на него внимания.
     Через дверь вошли еще двое, прошли мимо меня и облокотились о  стойку
рядом. Бармен продолжал возиться с ящиками, игнорируя новых клиентов. Меня
начало это удивлять.
     Человек, который вошел первым, пододвинулся ко мне поближе.
     - Эй, ты! - сказал он, кивнув в сторону городских ворот. - Слышал  ли
ты там стрельбу?
     Это был странный вопрос. Я бы удивился, если бы  звук  выстрелов  был
слышен снаружи городской стены. Я пробормотал что-то невразумительное.
     - За кем это гнались? Ты случайно не знаешь?
     Я захотел рассмотреть лицо говорящего, но оно было в тени.
     Он был худым, костлявым мужчиной и стоял, опираясь на стойку.
     - Почему это я должен знать, по кому там стреляли? - пожал я плечами.
     - Не слишком  ли  тебе  жарко  в  этом  бурнусе,  парень?  -  спросил
незнакомец и потянулся к моему плащу. Я сделал шаг назад, и две  пары  рук
обвили меня сзади двойным захватом.
     Человек приоткрыл мой плащ.
     - Вшивый герцогский прихвостень! - крикнул он и ударил меня по  губам
тыльной стороной ладони. Во рту сразу же появился привкус крови.
     - Ищи у него оружие, ребята, - сказал другой, обходя меня сзади.
     Этого я еще здесь не видел. Теперь я уже  не  знал,  сколько  человек
было в комнате.
     Человек сорвал с меня плащ и закричал:
     - Смотрите на него. Мы захватили паршивого генерала.
     Он засунул палец под верхнюю часть расшитого ворота и с силой  дернул
за лацкан. Тот оборвался, но не до конца. Тогда я начал вырываться -  ради
золотой тесьмы они могли оборвать мой коммуникатор. Я не очень-то надеялся
на то, что мне удастся освободиться, но,  может  быть,  несколько  хороших
пинков отвлекут их? Я размахнулся и ударил костлявого незнакомца в колено.
Он завопил от боли и отскочил,  замахнувшись.  Я  отпрянул,  и  удар  едва
коснулся моей головы. Я изо всех сил  рванулся  назад,  стараясь  повалить
тех, кто сзади.
     - Держите его, - закричал  костлявый.  Он  подбежал  ближе  и  ударил
кулаком в живот. Я почувствовал страшную боль.
     Меня подтащили к стене и прижали к ней, разведя руки в стороны.  Один
из парней подступил ко мне с ножом в руке. Я пытался отдышаться, извиваясь
под весом мучителей. Парень схватил меня за волосы,  и  на  мгновение  мне
показалось, что он перережет мне горло. Но вместо этого он  стал  отрезать
лацкан, ругаясь, когда лезвие царапнуло провод.
     - Обрежь пуговицы тоже, Красавчик  Джо,  -  предложил  чей-то  сиплый
голос.
     Боль немного утихла, и я осел, показывая, что совсем ослаб,  хотя  на
самом деле чувствовал себя лучше. Коммуникатор  исчез,  во  всяком  случае
передатчик. Единственное, что я теперь пытался спасти - это свою жизнь.
     Мгновение - и я остался без единой пуговицы. Человек с  ножом  отошел
от меня, засовывая нож в чехол, висящий на бедре. Сейчас я  мог  различить
его лицо. Похоже, он вполне подходил к своему прозвищу "Красавчик".
     - Порядок! Пусть катится, - сказал он.
     Я тяжело опустился на пол. Потому  что  наконец  мои  руки  оказались
свободны. Теперь, возможно, у меня появился шанс: пистолет все еще был при
мне. Опираясь руками о пол, я привстал на колени, не спуская с  Красавчика
Джо взгляда. Он намеревался ударить меня ногой по ребрам.
     - Вставай, генерал, - спокойно сказал он. - Я научу  тебя  не  лягать
благодетелей.
     Остальные смеялись, выкрикивая советы. Стоял  запах  пыли  и  кислого
вина. Кто-то сказал:
     - Этот генерал - настоящий боец. Он даже сидя будет бороться.
     Раздался дружный хохот.
     Я вцепился в направленную в меня  ногу  и,  с  силой  выкручивая  ее,
швырнул нападающего на пол. Он громко выругался и бросился ко мне.
     Но я уже к этому времени встал. Круг разомкнулся,  и  кто-то  толкнул
меня. Я притворился, что потерял равновесие и  сделал  несколько  шагов  к
темному углу. Теперь мое зрение привыкло к полутьме, и я видел пистолеты и
кинжалы у каждого бандита. Если бы им пришло в голову, что я вооружен, они
пустили бы их в ход, не раздумывая. Поэтому я не торопился.
     Красавчик Джо вновь напал на меня, нанеся удар слева.  Увернувшись  я
пропустил пару тычков, отступил еще на два шага,  наблюдая  за  зрителями.
Все они далеко от меня. Наступило время моей игры. Прикрываясь от зрителей
Красавчиком, я направил в ладонь свой  пистолет,  но  в  этот  момент  Джо
яростно ударил меня. Я попытался увернуться, это мне частично удалось,  но
мой крохотный пистолетик полетел, вертясь, в угол. Теперь я уже больше  не
притворялся.
     Я встретил Джо тяжелым ударом в лицо с левой  руки,  затем  правой  в
живот, выпрямил его еще одним левой в челюсть. Боксером он был неважным.
     Остальным это не понравилось. Они окружили и схватили меня. Я получил
несколько ударов в челюсть и в спину, меня  толкнули  к  стене.  В  голове
звенело - я был оглушен. Я упал, и меня оставили в покое. Это  было  очень
кстати, потому что мне нужна была передышка.
     К черту всю эту секретность, - подумал я.  Я  поднялся  на  колени  и
пополз в угол. Зрители смеялись и кричали.
     - Ползи, генерал! - кричал один. - Ползи, ползи, паршивый шпик!
     - Раз, два, три, солдатик, - командовал другой.
     Шутка понравилась. Все хохотали, радостно хлопая друг друга по плечу.
Красавчик Джо пришел в себя и кинулся за мной.
     Куда подевался мой пистолет?
     Красавчик Джо схватил меня за мундир и приподнял,  у  меня  кружилась
голова, похоже, что я заработал  небольшое  сотрясение  мозга.  Джо  снова
толкнул меня, но я повис на нем, и он не мог как следует размахнуться. Его
неуклюжесть вызвала новый взрыв смеха, толпа получала  массу  удовольствия
от этого фарса.
     - Следи за ним хорошенько, Красавчик! -  крикнул  кто-то.  -  Если  и
дальше будешь его так бить, то гляди, чего  доброго,  и  разбудишь.  А  уж
тогда держись, парень!
     Красавчик Джо сделал шаг назад, собираясь ударить меня в челюсть,  но
я сел на пол и снова пополз в угол. Именно туда полетел мой пистолет.  Джо
еще раз ударил меня ногой, я уклонился, и моя рука нащупала оружие.
     Я перевернулся, Красавчик рванул меня  за  плечо,  повернув  лицом  к
себе, и отступил. Привстав, я прислонился к стене  и  следил  за  ним.  Он
наслаждался моим положением, и, хотя лицо его было в крови, он скалился от
удовольствия. Он собирался в этом углу  забить  меня  насмерть.  Когда  он
спокойно подошел ко мне, я поднял пистолет и выстрелил ему в лицо.
     И тут же пожалел об этом. Джо рухнул  на  пол.  Мелькнуло  совершенно
разбитое лицо. Джо уже больше не был Красавчиком.
     Я держал свое  оружие  у  бедра,  ожидая  следующего  нападения.  Тот
парень, который тащил меня к стенке, выскочил вперед и, подпрыгнув,  хотел
одним ударом раздробить мне череп. Я чуть-чуть поднял свой пистолет, и как
только он прыгнул, выстрелил ему в  живот.  Выстрел  отозвался  хлопком  в
комнате, когда ноги парня оторвались от пола.
     Еще трое бросились на меня. В комнате было очень плохое освещение,  и
они не осознавали того, что происходит. Они думали, что я кулаками  уложил
этих двоих. Сейчас же они намеревались одновременно наброситься на меня  и
наконец-то прикончить.
     - А ну-ка, кролики, замрите! - внезапно раздался голос у дверей.  Все
оглянулись туда. В дверях стоял здоровенный бандит, в руках его  отчетливо
был виден пистолет.
     - И не шевелитесь вы, крысы! Учтите, что я  очень  хорошо  вас  вижу,
даже в темноте. Не двигаться!
     Он пропустил одного человека перед собой.  Один  из  парней,  стоящих
возле меня, засмеялся и шевельнулся. Раздался треск выстрела, и сноп  огня
высветил глушитель. Парень дернулся и распластался на полу.
     - Выходи, Молот, -  сказал  здоровяк.  -  Нужно  побыстрее  убираться
отсюда.
     Он сплюнул на пол.
     И тут я узнал голос Гастона, человека, который хотел  схоронить  меня
под полом. Оказывается, Грос отдал ему приказ быть моим телохранителем. Но
он немного опоздал...
     Неуклюже спрятав пистолет, я наклонился вперед.
     - Держись, Молот, - крикнул Гастон, бросаясь поддержать меня. - Я  не
думал, что кролики примутся за тебя. И к тому же, я было подумал,  что  ты
сможешь легко их приструнить.
     Он приостановился и посмотрел на тело Красавчика.
     - Ты превратил его в кашу, - восхищенно присвистнул он.  -  Эй,  Уше,
прикрой Молота, и двинулись.
     Он еще раз оглядел комнату.
     - До скорого свидания, кролики, - по-волчьи усмехнулся Гастон.
     Двое уже не могли ему ответить.





     Я почти не помню, как мы добрались до одного  из  убежищ  Организации
далеко за городом. Я только помню, что сначала мы бесконечно долго шли,  а
потом Гастон бесконечно долго нес меня на плечах.
     Я помню ужасную жару и мучительную боль опухшего  лица,  полузажившей
раны на шее и бесчисленных синяков.
     Последнее, что я помню - прохладную комнату и мягкую постель.
     Просыпался я медленно, сновидения перемешивались с воспоминаниями,  и
среди них не было ни одного приятного.
     Я  лежал  на   спине,   опираясь   на   огромные   пуховые   подушки.
Послеполуденное солнце пробивалось через темные шторы. Некоторое  время  я
мучительно вспоминал, где нахожусь. Постепенно ко мне вернулась память.
     Гастон очень серьезно отнесся к поручению  Гроса,  несмотря  на  свое
желание избавиться от меня и на то, что и Миче, и Грос были уже мертвы.
     Я пошевелился, и от боли у меня перехватило  дыхание.  Грудь,  ребра,
живот были одним огромным очагом боли. Я откинул стеганое одеяло и  ощупал
свои  повреждения.  Из-под  краев  широкой  повязки  были  видны  багровые
кровоподтеки.
     Я совершил ошибку,  пошевелив  шеей:  пулевая  рана  на  затылке,  по
которой Морис попал своей дубинкой,  начала  сильно  пульсировать.  Сердце
просто останавливалось от боли. Я не рисковал даже шевелить мышцами лица -
я знал, что оно из себя представляет.
     Полностью обанкротился, парень, подумал я, как тайный агент ты больше
из себя ничего не представляешь.
     Моя тщательно подготовленная маскировка не смогла  одурачить  никого,
кроме, пожалуй, Паука. В течение нескольких часов, находясь в диктаторском
наряде, я вынес столько пинков, ударов и  угроз,  сколько  не  получал  за
предыдущие сорок два года жизни. И в конечном итоге  я  так  ничего  и  не
добился. Я остался без коммуникатора, а теперь и без пистолета.  Хотя  он,
конечно, ничем уже не  мог  бы  мне  помочь.  Любая  попытка  пошевелиться
затуманивала сознание.
     А может быть, я все-таки чего-то достиг, пусть даже  в  отрицательном
смысле. Я узнал, что запросто войти во дворец  диктатора  Байарда  мне  не
удастся, несмотря на наше  сходство.  И  я  узнал  также,  что  существует
оппозиция диктаторскому режиму,  ибо  он  породил  множество  недовольных.
Возможно, в дальнейшем мы сможем это использовать в своих целях.
     Если бы можно было вернуться в Империум с такой информацией! Я должен
обдумать способ возвращения. У меня нет связи,  это  главная  проблема.  И
поэтому сейчас все зависит от меня самого.
     Раньше я знал, что, в конце  концов,  смогу  послать  вызов  и  ждать
спасения. Рихтгофен организовал круглосуточное дежурство  на  волне  моего
коммуникатора. Теперь же о помощи не могло быть и речи. Чтобы вернуться  в
Империум, я должен украсть один из неуклюжих шаттлов этого мира  или,  что
еще лучше, пользуясь диктаторскими правами,  реквизировать  один  из  них.
Поэтому нужно вернуться во дворец,  соответственно  изменив  одежду,  либо
закончить свои дни в этом кошмарном мире.
     За дверью послышались приглушенные голоса. Когда дверь  приоткрылась,
я закрыл глаза.
     Голоса стали тише, я почувствовал, как несколько человек остановились
у моей кровати.
     - Сколько он спит? - спросил чей-то голос. Он показался мне знакомым.
     - Док сделал ему несколько уколов, - ответил другой. Мы  привели  его
сюда вчера вечером.
     Наступила пауза. Затем раздался знакомый голос:
     - Мне не хотелось бы, чтобы он остался жив. И все-таки,  может  быть,
мы сможем извлечь из него пользу.
     - Грос хотел, чтобы он остался жив, - вмешался в  разговор  еще  один
голос. Это был Гастон. Его голос казался сердитым. - У Гроса были  большие
планы относительно Молота.
     Собеседник что-то проворчал.
     - Нам не будет от него никакого проку,  пока  не  заживет  его  лицо,
Гастон. Держите его здесь, пока я не пришлю дальнейших инструкций.
     Мне  не  очень  понравилось  то,  что  я  услышал.  Но   при   данных
обстоятельствах  выбирать  не  приходилось.  Я  должен  был  отлежаться  и
набраться сил. Во всяком случае, я должен быть  благодарен  этим  людям  -
меня уложили в удобную постель...
     Когда я проснулся, рядом со мной сидел Гастон и курил. Как  только  я
открыл глаза, он выпрямился, потушил сигарету  в  пепельнице  на  столе  и
наклонился ко мне.
     - Как ты себя чувствуешь, Молот? - спросил он.
     - Отдохнувшим,  -  ответил  я  слабым  шепотом.  Меня  очень  удивила
слабость моего голоса.
     - Да, эти голубки задали тебе хорошую трепку, Молот. Не знаю,  почему
ты раньше не воспользовался своим смертельным  ударом.  Впрочем,  об  этом
позже... Я принес тебе кое-что пожевать...
     С этими словами он взял поднос со столика у кровати и  предложил  мне
ложку бульона.
     Я был чертовски голоден и с готовностью открыл рот. Никогда не думал,
что сиделкой у меня будет такая горилла.
     Тем не менее Гастон хорошо справлялся со  своим  делом.  Три  дня  он
регулярно  кормил  меня,  менял  простыни  и  выполнял   все   обязанности
вышколенной сиделки. Силы быстро возвращались ко мне, но я старался скрыть
скорость моего выздоровления от окружающих.  Я  не  знал,  что  может  еще
случиться, и хотел иметь кое-что в резерве.
     В течение следующих нескольких дней  Гастон  рассказал  мне  довольно
много об Организации. Я узнал, что группа, руководимая Гросом и Миче, была
одной из многочисленных ячеек этой разветвленной оппозиции. В  Организации
было несколько сотен членов, которые проживали по всей территории  Алжира.
Конечной целью оппозиции было свержение правления Байарда, что дало бы  ей
возможность получить свою долю в грабежах.
     Каждая группа имела двух  руководителей,  которые,  в  свою  очередь,
подчинялись Большому Боссу, чужеземцу, о котором Гастон знал крайне  мало.
Он появлялся неожиданно, и никто не  знал  ни  его  имени,  ни  места  его
обитания. Я почувствовал, что этот таинственный незнакомец  не  пользуется
любовью Гастона.
     На третий  день  я  попросил  свою  "сиделку",  чтобы  он  помог  мне
приподняться и немного размять ноги. Я изображал крайнюю степень слабости,
но с  удовольствием  обнаружил,  что  чувствую  себя  гораздо  лучше,  чем
предполагал. После того, как Гастон помог мне снова лечь в кровать и вышел
из комнаты, я встал и продолжил свои упражнения в ходьбе. Кружилась голова
и  поташнивало,  но  я  опирался  на  спинку  кровати  и  пережидал,  пока
успокоится желудок, а потом продолжал ходить. Я находился на  ногах  минут
пятнадцать, а потом лег в кровать и крепко уснул. Впоследствии, когда бы я
ни просыпался, днем или ночью, я поднимался и ходил, и прыгал  в  кровать,
как только слышал приближающиеся шаги.
     Если Гастон настаивал, чтобы я поднимался, я  симулировал  тошноту  и
головокружение. Однажды они вызвали врача, но он, посмотрев меня,  сказал,
что мне придется пролежать по меньшей мере еще  неделю.  Это  вполне  меня
устраивало. Мне необходимо было время,  чтобы  досконально  разобраться  в
обстановке.
     Я осторожно пробовал вытянуть из Гастона его мнение о моей внешности.
Мне не хотелось настораживать его  или  возбуждать  в  нем  подозрения,  я
действовал осторожно, но Гастон избегал этой темы.
     Я пробовал искать свою одежду, но шкаф был заперт, а я  не  отважился
взломать дверь.
     Через неделю после моего прибытия  сюда  я  позволил  себе  совершить
прогулку по дому и прелестному саду возле него. Дом был просторный, в саду
не было видно никаких признаков часовых. Казалось, я мог бы свободно  уйти
из него в любое время, но...
     К исходу десяти дней моего пребывания в этом  доме  я  начал  ощущать
беспокойство.  Больше  уже  невозможно  было  притворяться,   не   вызывая
подозрений. Бездеятельность нервировала меня. Я проводил ночные часы, лежа
без сна, обдумывал ситуацию, и лишь изредка вставал пройтись по комнате. К
утру мне удавалось утомить себя, но все равно сна не было.
     Я должен что-то предпринять!
     Однажды утром,  после  того,  как  Гастон  унес  поднос  с  остатками
завтрака, я принял решение еще раз обойти дом. Из верхних окон хорошо были
видны окрестности. Фасад дома выходил на мощное, довольно хорошее шоссе. Я
решил, что это главная  дорога  в  Алжире.  Позади  дома  простиралась  на
четверть мили вспаханная земля. Дальше виднелись  деревья.  Возможно,  там
была река. Вблизи не было никаких других домов.
     Я подумал об уходе. Мне казалось, что  лучше  всего  перелезть  через
стену после наступления темноты и двинуться в направлении деревьев. У меня
сложилось впечатление, что линия деревьев  и  дорога  сходятся  где-то  на
западе, и поэтому таким путем я смогу выйти на дорогу довольно  далеко  от
дома. А уж потом по ней смогу попасть в город.
     Я вернулся в свою комнату.
     Было  уже  почти  обеденное  время,  когда  я  услыхал,  что   кто-то
приближается к моей двери. Я лег на кровать и ждал. Вошли Гастон и доктор.
Врач был бледным и потным, он  старательно  избегал  моего  взгляда.  Взяв
стул, он уселся и начал осмотр. Он молчал,  не  обращая  внимания  на  мои
вопросы. Осмотрев меня, он резко встал, собрал свои инструменты и вышел.
     - Что это с доком, Гастон?
     - Он что-то затевает, - хмуро ответил мой телохранитель.
     Даже Гастон казался сегодня покорным. Что-то должно  было  произойти,
что-то, что здорово начинало меня беспокоить.
     - Что случилось? - спросил я.
     Гастон пожал плечами. Я не отступал:
     - Что все это значит? - Я  было  решил,  что  Гастон  ничего  мне  не
скажет, но поколебавшись, он произнес:
     - Они собираются совершить то, к чему ты стремился.  Они  уже  готовы
поставить тебя на место Байарда.
     - Но это же отлично! - воскликнул я. - Как раз этого я  и  добивался.
Но почему такая секретность? - Похоже, это были еще не все  новости.  -  И
почему вы скрываете это от меня? Почему Большой  Босс  не  встречается  со
мной? Я бы хотел поговорить с ним.
     Гастон замялся. Я чувствовал, что он  собирается  сказать  мне  нечто
важное, но не решается.
     - Нужно уладить кое-какие мелочи, - наконец выдавил он, не  глядя  на
меня.
     Я больше не настаивал.
     Гастон ушел, я тоже вышел в коридор. Через открытое  окно  доносились
голоса, я приблизился послушать.
     По саду шли трое. Я видел только их спины.  Один  из  них  был  врач.
Остальных двух я не знал.
     - Я учился не  для  того,  -  говорил  врач,  возбужденно  размахивая
руками, - чтобы совершать то, что вы задумали. Поймите, я не мясник, чтобы
отрезать для вас куски баранины.
     Ответа я не разобрал.
     Я сошел вниз,  прислушиваясь.  Все  было  тихо.  Прошел  по  коридору
первого этажа. Где-то тикали часы.
     Я вошел в гостиную. Стол был накрыт на  двоих,  но  еды  не  было.  Я
вернулся и приоткрыл дверь в приемную: пусто.
     Дойдя до двери, которая всегда раньше  была  заперта,  вдруг  заметил
свет, пробивающийся из-под нее. Я осторожно приоткрыл ее. Должно быть, это
какая-нибудь кладовка.
     Но то, что предстало перед моим взором, заставило меня насторожиться.
Посреди комнаты стоял обитый белой тканью стол. В одном  углу  комнаты  на
штативах стояли два  светильника.  На  маленьком  столике  были  разложены
сверкающие инструменты. На стеллаже лежали  скальпели,  большие  изогнутые
иглы и еще что-то. Там же была отличного качества пила и большие  ножницы.
На полу под столом была большая лоханка из нержавеющей стали.
     Не понимая в чем дело, я решил уйти, но услышал шаги.
     Увидев дверь в глубине, я спрятался за ней, а в комнату вошли двое.
     Вспыхнули яркие лампы и погасли, послышался скрежет металла о металл.
     - Положи на место, - раздался гнусавый голос. - Здесь полный набор. Я
все проверил сам.
     - Какие-то  чокнутые,  -  продолжал  гнусавый.  -  Почему  бы  им  не
подождать до утра, когда будет много солнечного  света?  Нет,  они  хотят,
чтобы работали при фонарях.
     - Я не могу уразуметь смысла этого, - сказал другой, тонкий голос.  -
Не могу понять, что у этого парня с ногами, если они  хотят  их  оттяпать.
Как это можно, если он...
     - Ты не в курсе дела, Мак, - хрипло произнес гнусавый. - Это  большое
дело. Они собираются использовать этого простака и подменить Старика.
     - Э... вот что ты имеешь в виду. Так зачем же отрезать ноги?
     - Да ты многого не знаешь, молокосос, - засмеялся гнусавый.  -  Тогда
послушай: это будет для тебя сногсшибательной новостью. У Байарда нет ног,
от самых колен, - очень тихо произнес гнусавый. - Ты не знал об  этом,  не
так ли, малыш? Вот почему никогда по телику не показывают, как  он  ходит.
Ты ведь всегда его видел за письменным столом, а?  Об  этом  знают  совсем
немногие. Так что сильно не распространяйся.
     - Вот так штука, - удивился второй. - Нет обеих ног?
     - Точно! Я был с ним за год до высадки. Потом наши пути разошлись.  А
позднее от друзей, которые были в его отряде, я узнал, как это  случилось.
Пулеметная очередь через оба колена. А теперь  забудь  об  этом.  Надеюсь,
тебе все ясно?
     - Да... И где только они раздобыли  болвана,  который  согласился  на
это?
     - Откуда я знаю? - ответил гнусавый. Казалось, он сожалеет о том, что
выболтал тайну. - Эти революционеры все не  в  своем  уме,  только  каждый
по-своему.
     Мне стало плохо, ноги подкосились. Теперь я  знал,  почему  никто  не
признавал во мне диктатора, ни во дворце, ни у подпольщиков, и почему Паук
попался на удочку, увидев меня за столом в компании Гроса и Миче.
     Надо уходить. Не завтра, не ночью,  а  сейчас.  У  меня  не  было  ни
оружия, ни документов, ни карты, ни даже  плана  действий,  но  я  не  мог
больше ждать.
     Было уже почти темно, когда я вышел на заднее крыльцо. В саду бродили
те же люди, что и днем. Я нащупал дверь и рассмотрел ее  в  полутьме.  Это
была дверь, состоящая из двух секций. Верхняя была заперта,  нижняя  часть
тихо открылась - те трое в саду этого не заметили.  Я  нагнулся  и  пролез
наружу. Дальше пришлось ползти через цветник ко  вспаханному  полю.  Вдруг
черная тень человека накрыла меня. Я вскочил и ринулся к деревьям  впереди
меня. Моя кисть автоматически сделала  привычный  жест,  но  пистолета  не
было. Я был слаб и  безоружен.  Очертания  человека  передо  мной  приняли
угрожающие размеры.
     - Уходим, Молот, - прошептала тень. Это был Гастон.
     - Я и ухожу, - запинаясь произнес я потрясенно. -  Только  не  пробуй
остановить меня.
     В мозгу пронеслась смутная мысль о ловушке, не зря же он назвал  меня
Молотом.
     Я повернулся и тихо пошел вперед. Я пока не знал, куда  иду,  главное
сейчас было идти, не показывая, как я напуган.
     Гастон шел за мной.
     - Я пойду с тобой, - прошептал он. - Интересно, и куда это ты думаешь
податься? Последние несколько дней ты не давал себе отдыха.
     У меня не было никаких шансов.
     - Ты еще больше нервничаешь, чем я, Молот,  -  сказал  Гастон.  -  На
твоем месте я ушел бы еще неделю  назад.  Должно  быть,  ты  сильно  хотел
взглянуть на Большого Босса, иначе зачем торчал здесь?
     - По-моему, я достаточно насмотрелся сегодня, - хмуро ответил я. - Не
хочу больше никого видеть.
     - Ты видел его? - заинтересовался Гастон.
     - Нет, - сказал я. -  Я  не  видел  его  лица.  Но  я  перестал  быть
любопытным.
     Гастон тихо рассмеялся.
     - О'кей, шеф, - сказал  он  и  протянул  мне  какую-то  карточку,  на
которой было что-то нацарапано. -  Может  быть,  это  принесет  тебе  хоть
какую-то пользу. Это адрес Большого Босса. Я украл его.  Это  все,  что  я
смог сделать. А теперь давай побыстрее сматываться отсюда.
     Я сунул карточку в карман. Мне было немного не по себе.
     - Минутку, Гастон. Ты собираешься помочь мне бежать?
     - Грос велел, чтобы я не спускал с тебя глаз. Он очень хотел, чтобы с
тобой не случилось ничего. А я всегда выполняю приказы моего брата,  пусть
даже его уже нет в живых.
     - Твой брат? - я в изумлении остановился.
     - Грос был моим братом, - повторил Гастон. - Мне, конечно, далеко  до
него, но он всегда заботился обо мне. А я всегда выполнял его приказы.  Он
сказал, чтобы я присматривал за тобой, Молот.
     - А как же они? - спросил я, указывая в  сторону  дома.  -  Им  может
здорово не понравиться наше отсутствие.
     Гастон сплюнул.
     - К черту этих обезьян, - со злобой сказал он. - Я дрожу  от  ярости,
когда вижу их.
     У меня вдруг стало радостно на душе.
     - Послушай, Гастон, не можешь ли ты вернуться в дом и  принести  сюда
мой мундир?
     Гастон показал мне какой-то мешок.
     - Я подумал, что тебе может пригодиться этот мундир, Молот, -  сказал
он. - С Миче ты поступил очень необычным способом.
     Он протянул мне узел.
     - Гастон, - сказал я. - Ты чудо! А не принес ли ты вместе с  мундиром
и такую маленькую штуковину, которую я прятал за запястьем?
     - По-моему, я кинул ее в мешок,  -  кивнул  Гастон.  -  Кто-то  украл
диковинные перчатки, которые ты держал у себя за поясом.  Поверь,  мне  их
очень жаль.
     Я склонился над мундиром  и  нащупал  что-то  плотное  в  кармане.  С
пистолетом в руке я был готов покорить весь мир.
     - Можешь не вздыхать об этих перчатках, -  сказал  я,  пристегивая  к
предплечью пистолет.
     Я сбросил больничную пижаму и натянул мундир, посмотрел на дом -  все
было спокойно. Уже стемнело. Настало время уходить!
     Через пятьдесят шагов дом был уже не виден. Стена и высокие кусты  не
пропускали света из окон первого этажа,  а  верхняя  часть  дома  была  не
освещена. Я выбрал в качестве ориентира яркую звезду и, спотыкаясь, побрел
по полю. Я раньше никогда не предполагал, как тяжело  идти  в  темноте  по
пахоте.
     Через пятнадцать минут впереди показалась густая тень  деревьев  -  я
все еще предполагал, что там должна быть река.
     Подойдя к деревьям, мы замедлили шаги. Земля резко пошла вниз и через
мгновение я соскользнул с грязного берега в мелководье.
     - О! - обрадованно зашептал я Гастону, - река что надо!
     Я выбрался на берег. Если бы мы шли между деревьями, то до зари  вряд
ли прошли бы более двух-трех километров.
     - В какую сторону течет эта река, Гастон? - спросил я.
     - Туда, - он показал рукой. - К Алжиру, к городу.
     - Ты умеешь плавать?
     - Конечно, - кивнул головой Гастон: он  четко  выделялся  на  светлом
фоне реки. - И даже очень неплохо.
     - Отлично. Раздевайся и сделай узел из своей одежды. Сложи то, что ты
не хочешь намочить, в середину. И прикрепи узел ремнем к плечам.
     Мы склонились в темноте над своими пожитками.
     Закончив приготовления, я вошел в воду. Погода стояла теплая, и  вода
приятно охлаждала тело. Пистолет я не тронул - он продолжал висеть у  меня
на запястье. Теперь я хотел, чтобы он был как можно ближе ко мне.
     Вокруг была чернильная тьма  -  пустоту  над  нами  заполняли  только
алмазные звезды.
     - Все в порядке? - спросил  я  у  своего  попутчика,  услышав  легкий
всплеск воды за спиной.
     - Конечно, шеф!
     - Давай побыстрее  отплывем  отсюда,  а  уж  потом  не  будем  сильно
торопиться, - прошептал я. - Пусть река поработает на нас.





     Течение реки было спокойным.  Вдалеке  мерцал  крохотный  огонек.  Мы
медленно проплыли мимо него.
     Я работал руками только для того, чтобы держаться на воде.  Все  было
тихо. От нервного напряжения сладко зевалось, но похоже, теперь я  уже  не
скоро доберусь до постели.
     Я заметил еще огоньки и оглянулся. На втором этаже дома,  который  мы
недавно оставили, зажгли свет.
     Я окликнул Гастона, указывая на огни.
     - Эге, - сказал он, - я тоже заметил. Похоже, что тихая жизнь  у  нас
закончилась.
     Они могли легко найти наши следы.  Для  этого  им  нужен  был  только
простой карманный фонарик. И, как бы в ответ на мои мысли, между деревьями
появился, покачиваясь, узкий луч света. Он двигался по направлению к реке.
Я следил за ним, пока он не показался из-за зарослей. Я видел желтый  сноп
света, танцующий на поверхности воды в том месте, откуда мы отправились  в
путь. Затем появились еще огни - второй, третий...
     Видимо, все, кто был в доме, присоединялись  к  погоне.  Они,  должно
быть, думали, что я спрячусь на берегу, выбившись из сил после прогулки по
пахоте, готовый лечь без всяких условий на операционный стол.
     Огоньки развернулись веером, двигаясь вдоль берега. Я отметил, что мы
были на значительном расстоянии от них.
     - Гастон, - позвал я. - У них есть лодка?
     - Нет, - ответил он. - За нами все чисто.
     Огоньки становились все меньше и меньше, и по одному стали  пропадать
из виду.
     В полной тишине мы проплыли добрый час или даже больше.  Вокруг  было
тихо, слышался только легкий плеск воды.
     Вдруг впереди показалось несколько огней, скользящих по воде.
     - Тьфу, черт, - прошептал Гастон. - Я совсем  забыл  о  мосте  Салан.
Ведь они могут ждать нас там.
     Теперь я уже тоже различил очертания моста. Он был в сотне метров  от
нас.
     - Плыви к противоположному берегу,  Гастон,  -  сказал  я.  -  Только
быстро и тихо.
     Я боялся шума и поэтому поплыл брассом.
     Они бы легко перехватили нас, если бы не затеяли кутерьму на мосту, -
подумал я. Они делают все, что в их силах. Они, видимо, прикинули скорость
течения и вычислили место, где  мы  можем  оказаться  через  час.  Они  не
намного ошиблись. Фактически, вообще не ошиблись.
     И тут колени мои зацепили дно, и стебли камыша царапнули мне лицо.  Я
перевернулся и сел, тяжело дыша. Гастон барахтался в нескольких метрах  от
меня.
     - Сюда, - шепнул я. - Давай ко мне, и старайся потише.
     Огни на мосту внезапно погасли. Интересно, что они предпримут на этот
раз. Если они пойдут вдоль берега, нам придется снова отплыть. И если один
из них останется на мосту и в нужный момент посветит своим фонарем...
     - Давай уходить, - сказал я.
     Я поднялся и, пригибаясь и стараясь не  шуметь,  пошел  к  берегу  по
мелководью. Но тут под мостом замелькали огоньки. Я повернулся к  Гастону.
Он стоял возле меня, стараясь не дышать.
     Огоньки на нашем берегу стали удаляться. Было слышно шлепанье ног  по
грязи и чей-то гортанный голос.
     - Хорошо, - отметил я, - из-за этого не будет слышно нас.
     Мои мокрые башмаки болтались у меня на груди.
     Короткими перебежками  мы  добрались  до  берега.  Земля  здесь  была
потверже.
     Я снова остановился. Гастон стал рядом со мной. Оглянувшись, я понял,
что они быстро обнаружат наши следы на болотистом берегу,  если  сообразят
вернуться. Нам нельзя было терять времени.
     Узел с одеждой был помехой, но у нас не было времени одеваться.
     - Скорее, - прошептал я и побежал.
     За пятьдесят шагов до конца обрыва мы упали на землю и поползли. Я не
хотел, чтобы наши силуэты были видны на фоне неба.
     Пыхтя и ругаясь, мы продвигались вперед. Ползать - тяжелый  труд  для
взрослого. И только на самом верху мы остановились и осмотрелись.  Дорога,
ведущая на мост, делала поворот к отдаленному отблеску на небе.
     - Там армейский склад, - сказал Гастон. - А не город.
     Я приподнялся, чтобы бросить взгляд на реку. Два  огонька  покачались
вместе, а  затем  начали  медленно  удаляться  от  края  воды.  Я  услышал
негромкий крик.
     - Они напали на наш след, - сказал я и  побежал  вниз  вдоль  дороги,
стараясь глубоко дышать. Через четыре шага - вдох, через четыре  -  выдох.
Если так дышать все время, то можно бежать очень долго. Камни впивались  в
мои голые ступни.
     Я решил выйти на шоссе в надежде, что по асфальту бежать будет легче.
Но Гастон схватил меня за руку.
     - Нельзя, - проговорил он, тяжело  отдуваясь.  -  У  них  здесь  есть
машина.
     Сначала я не  понял,  о  чем  это  он.  Затем  вдруг  послышался  шум
приближающегося двигателя, и тьму пронзили лучи горящих фар,  направленные
на отдаленные верхушки деревьев:  это  автомобиль  поднимался  на  мост  с
противоположной стороны реки. У нас было всего несколько секунд  до  того,
как автомобиль пересечет мост и окажется на нашей стороне.
     Впереди показалась изгородь. Всему конец. Мы остановились.
     Затем  я  обнаружил,  что   изгородь   огибает   поперечную   дорогу,
соединяющуюся с нашей, метрах  в  семи.  Может  быть,  на  развязке  будет
дренажная труба.
     Проржавевшая стальная  труба  диаметром  около  полуметра  шла  вдоль
основной дороги, как раз на развилке. Я  упал  на  землю  и,  цепляясь  за
траву, забрался в это укрытие. Звуки, производимые мною, гулко  отдавались
в трубе. Я продолжал двигаться к  ее  дальнему  концу.  Гастон  пробирался
позади меня. Я остановился и глянул через плечо. Гастон лежал внутри трубы
на спине, забравшись в это укрытие всего на метр.  Я  увидел  в  его  руке
крупнокалиберный пистолет.
     - Дружище, - шепнул я, - не стреляй без крайней нужды.
     Фары автомобиля рыскали по верхушкам деревьев.
     Автомобиль медленно пересек мост и  поехал  дальше  по  дороге.  Я  с
облегчением вздохнул. И только собрался повернуться к  Гастону  и  немного
успокоить его, как вдруг невдалеке от меня в канаву  скатился  камешек.  Я
замер. Слабое шарканье ног по гравию, другой камешек  покатился,  и  затем
луч  -  карманного  фонарика,  скользящий  по  траве  вдоль  кювета.   Луч
остановился возле дренажной трубы. Я  затаил  дыхание.  Затем  шаги  стали
ближе, и луч осветил мое плечо. Наступил напряженный момент тишины.  Затем
в моей руке совершенно непроизвольно оказался пистолет. В полусотне метров
от меня на дороге виднелся автомобиль.  Через  мгновение  я  услышал  вдох
человека, собирающегося крикнуть. Я направил пистолет чуть правее фонарика
и отдача едва не сломала мне руку. Фонарик упал  и  погас.  Тело  человека
рухнуло. Я схватил его за ноги и потащил к трубе.
     - Гастон, - прошептал я. - Где твоя рука?
     Я помог ему вылезти из трубы, и мы вдвоем запихали туда труп.
     - К автомобилю, - сказал я. Эта мысль казалась мне очень  заманчивой.
Я устал от  погони.  Мне  очень  хотелось,  чтобы  жертва  превратилась  в
охотника!
     Пригнув голову, я бежал по кювету. Гастон не отставал от меня.
     Автомобиль стоял метрах в тридцати.  На  краю  поля  я  насчитал  три
фонарика.
     - Еще чуть ближе, - прошептал я. -  Теперь  -  в  разные  стороны.  Я
пересеку дорогу и зайду с той стороны. Ты же подойди  как  можно  ближе  к
автомобилю. Следи за мной и не вешай носа.
     Я опрометью рванулся через дорогу - гротескная  обнаженная  фигура  с
грузом, болтающимся на плечах. Фары автомобиля были включены.  Нас  нельзя
было заметить вне  полосы  света,  особенно,  если  глаза  не  привыкли  к
темноте. Я залег в канаве, морщась от боли: в темноте наступил на колючку.
Человек возле меня описывал фонариком широкие круги, просматривая  обочину
дороги и поля. Не обращая на него внимания, без умолку трещали кузнечики.
     Автомобиль немного сдал назад, развернулся и двинулся вперед.
     Они, похоже, решили  отрезать  нас  от  шоссе  и  вернуться  к  реке,
обыскивая берег метр за метром; пока никто не заметил отсутствие человека,
лежащего неподвижно в стальной трубе. Автомобиль медленно ехал  по  мосту,
заливая светом дорогу.
     Я замер на дне кювета, когда свет прошел надо мной. Машина  подъехала
и остановилась как раз  возле  меня.  Мне  было  отлично  видно  водителя,
выглядывающего из-за ветрового стекла. Похоже, он искал человека, имевшего
неосторожность  осматривать  кювет.  Водитель  открыл  дверцу   и   вышел.
Автомобиль был длинным, с тяжелым верхом. В  свете  мощных  фар  клубилась
пыль и роилась мошкара.
     Я поднял тяжелый камень, тихо сел на корточки  и  выполз  из  канавы.
Водитель продолжал стоять,  держась  за  дверцу  и  глядя  поверх  нее.  Я
подкрался к нему сзади и изо всех сил ударил камнем  по  черепу.  Он  тихо
вскрикнул и упал на сиденье. Я толкнул его  вглубь,  прыгнул  в  кабину  и
закрыл дверцу. В темноте было очень трудно снять с убитого пиджак, но  мне
удалось это сделать. Я натянул его на себя и сел. Все было тихо. Три  луча
света продолжали рыскать по окрестностям. Двигатель машины тихо работал.
     Я осмотрел управление. Нулевое колесо было посередине, на полу -  три
педали. Я легонько  нажал  на  центральную  -  машина  медленно  двинулась
вперед. Подрулив к правой стороне дороги, я  медленно  поехал  вдоль  нее.
Гастон должен быть где-то здесь, подумал я. Я  напряженно  всматривался  в
темноту, но ничего не различал.
     Мне пришлось остановиться.  Ближайший  фонарик  раскачивался  взад  и
вперед, двигаясь к мосту. Я погасил фары.
     Теперь я видел уже несколько лучше. Фонарики справа от меня перестали
двигаться, видимо,  люди  повернулись  ко  мне.  Я  приветственно  помахал
руками, решив, что они  вряд  ли  смогут  разглядеть  мое  лицо.  Один  из
преследователей, казалось, был удовлетворен увиденным и возобновил поиски.
Другой принялся шарить лучом по автомобилю.
     Раздался крик, и  я  увидел,  что  ко  мне  бежит  Гастон.  Все  лучи
скрестились на нем, когда он выскочил из шоссе.
     - Быстрей, Гастон! - закричал я, позабыв о маскировке.
     Гастон махнул мне рукой, на берегу  оглянулся  на  преследователей  и
прицелился из пистолета. Раздался выстрел, и один  огонек  резко  упал  на
землю. Неплохой выстрел для "5-го калибра" - отметил я и рывком  распахнул
дверцу. Гастон вскочил на сиденье.
     Позади раздался негромкий крик оставшегося в живых  преследователя  и
сухой хлопок выстрела. Пуля с силой ударилась о толстый стальной кузов и с
визгом срикошетила в сторону. Я  нажал  на  левую  и  центральную  педали.
Автомобиль рванулся, но резко остановился. Еще одна пуля попала в  боковое
стекло, осыпав осколками мои волосы. Я снял  ноги  с  педалей  и  еще  раз
попробовал завести машину.
     Автомобиль рванулся вперед. Я включил  фары  и  переключил  регулятор
скорости. Взвизгнули шины. Впереди,  спотыкаясь,  бежал  человек,  который
только что перемахнул через канаву, направляясь в нашу сторону. Всего лишь
на мгновение в свете фар я увидел открытый от  изумления  рот  на  холеном
белом лице, прежде чем оно исчезло из поля зрения.  От  удара  нас  сильно
тряхнуло.
     Впереди вырисовывался высокий и узкий мост. Мы  с  ходу  вылетели  на
самую высокую его часть и, не сбавляя скорости, устремились вниз. Сразу же
за мостом дорога поворачивала влево.
     На повороте взвизгнули шины.
     - Да, Молот, это великолепно, - закричал  от  восторга  Гастон.  -  Я
никогда не ездил прежде на таких машинах!
     - Я тоже! - крикнул я в ответ.





     Ночь еще продолжалась. Главной нашей задачей было попасть в город  за
крепостной стеной. Дорога шла вдоль берега реки в  самый  его  центр,  как
сказал мне Гастон. Вернее, это был даже не город.  Диктатор  обнес  стеной
часть города и считал ее своей  крепостью.  Это  напоминало  средневековой
город.  Район  за  стеной  было  очень  легко  патрулировать  и  в  случае
необходимости перекрывать все ходы и выходы. Это,  конечно,  нисколько  не
защищало от нападения регулярной армии, но зато защищало от бунтовщиков.
     - То есть, от нас, - сказал я громко. - Убийц и бунтовщиков.
     - Это точно, шеф, - засмеялся Гастон.
     На небе занималось зарево. Там был город, невидимый с дороги.
     Окрестности казались необитаемыми.
     Через двадцать минут мы очутились  на  разрушенной  бомбардировщиками
окраине города. Вокруг были одни развалины, лишь изредка то там, то  здесь
попадались бараки,  построенные  на  скорую  руку.  Справа  вырисовывалась
громада замка, слабо освещенная огнями. Что творилось за стеной - известно
только старинному массивному зданию. Байард пристроил флигели и  подземную
башню.
     Я выключил фары. Мы с Гастоном  молча  смотрели  в  тишину.  Как  нам
прорваться за стену? Гастон взглянул на нее.
     - Слушай, Молот, - начал он. - Я пойду  на  разведку,  а  ты  подожди
здесь. У меня хорошая  память,  особенно  на  расположение  домов  и  тому
подобное, и я знаю эту часть города. Если есть такое место, где можно туда
пробраться, я обязательно его найду. Будь внимателен и остерегайся уличных
банд.
     Я поднял стекло и запер дверцы на защелку. В  развалинах,  окружавших
меня, не было заметно никаких признаков жизни. Только где-то мяукал кот.
     Я тщательно проверил свою одежду. Исчезли оба лацкана.
     Крохотная рация все еще была прикреплена к поясу, но без микрофона  и
репродуктора она была бесполезна. Я  потрогал  зуб  с  упрятанным  в  него
цианистым калием. Он все еще мог мне понадобиться.
     Я задремал, но вскоре, как мне показалось, проснулся от легкого стука
в лобовое стекло. К стеклу прижалось лицо Гастона. Я открыл  дверцу  и  он
плюхнулся на сиденье рядом со мной.
     - Порядок, Молот, - устало сказал он. - Кажется, я  нашел  подходящее
место. Мы пойдем по краю водосточной  канавы  туда,  где  она  уходит  под
стену. Нам придется протиснуться в нее и, если все  будет  хорошо,  выйдем
уже по другую сторону стены.
     Мы вышли из машины,  и  я  последовал  за  Гастоном  по  выщербленным
булыжникам к канаве. Запах от нее шел ужасный.
     Гастон вел меня вдоль этого  зловонного  потока,  пока  над  нами  не
нависла стена. Сюда не  попадал  свет  из  сторожевой  башни.  На  верхней
площадке башни стоял парень с  винтовкой,  наблюдавший  за  улицей  по  ту
сторону стены, и освещенный двумя прожекторами.
     Гастон наклонился к моему уху:
     - Немного вони, Молот, но стена здесь  довольно  шершавая,  так  что,
думаю, мы сможем пройти по краю.
     Он соскользнул в канаву, нашел опору для ноги и исчез. Я скользнул за
ним, стараясь зацепиться ногой за какой-нибудь уступ. Стенная кладка  была
грубой, с большим числом трещин и торчащих камней, но очень  скользкая.  Я
продолжал двигаться наощупь. Мы прошли мимо места,  где  свет  блестел  на
поверхности темной воды,  стараясь  оставаться  в  тени.  Затем  мы  снова
оказались под стеной, нависшей над нами темной аркой. Журчание воды  здесь
было громче.
     Я  попробовал  взглянуть,  что  делается  впереди.  Гастон  осторожно
спускался, его силуэт был едва различим. Я подошел поближе и вдруг  увидел
решетку из железных прутьев, полностью перекрывающую проход.
     Я полез наверх к  решетке,  опираясь  на  ржавое  железо.  В  системе
обороны не было ни одной дыры, на что мы так надеялись.
     Гастон отправился вниз и нырнул в канаву, пытаясь найти  нижний  край
решетки. Может быть, мы сможем поднырнуть под нее?
     Внезапно я почувствовал, что скольжу вниз.
     Но я держался крепко - это скользила сама решетка! Она  со  скрежетом
опустилась на четверть метра и с приглушенным лязгом остановилась.  Ржавый
металл не выдержал нашего веса. На левой стороне  прутья  были  сломаны  и
хотя свободное пространство  было  слишком  узким,  родилась  надежда  его
расширить.
     Гастон уперся руками в стену и налег. Я занял место  рядом  с  ним  и
добавил свой вес. Рама слегка повернулась, но недостаточно.
     - Гастон, - предложил я, - может быть, попробовать подлезть под нее и
налечь с другой стороны?
     Гастон отступил, и я опустился в вонючую жижу. Я  просунул  руку  под
решетку, затем опустился до  пояса...  до  груди,  толкая  решетку  вверх.
Грубый металл царапал лицо и рвал одежду, но я не сдавался. И  пролез-таки
под решеткой.
     Я выполз наверх,  весь  истекая  дерьмом  и  источая  соответственный
аромат. Из тьмы позади Гастона раздался  какой-то  металлический  лязг,  и
вдруг наше убежище наполнилось грохотом автоматных очередей. В  проблесках
выстрелов я увидел, как Гастон замер перед решеткой и... Он завис на одной
руке, схватившись за перекладины. Выстрелы не  прекращались,  на  каменный
гребень стены выскочило несколько  человек.  Гастон  дернулся  и  выхватил
пистолет.
     - Гастон, - позвал я. - Скорее под прутья...
     Но это не имело смысла. Он был слишком велик, чтобы проползти.
     Один из стражников,  держась  за  гребень  стены  одной  рукой,  стал
осторожно  опускаться  к  проему,  закрытому  решеткой.  Он  осветил   нас
фонариком, и Гастон, продолжая висеть на одной  руке,  выстрелил  в  него.
Стрелок упал в поток, подняв тучу брызг. Гастон, задыхаясь, крикнул:
     - Это... все...
     Пистолет выпал из его руки и тут же исчез в мутном потоке.
     Я старался как можно быстрее лезть, скользя и цепляясь. Я не свалился
камнем вниз только  каким-то  чудом.  Две  солдата  тащили  изо  всех  сил
заклинившее в проеме тело. Даже в своей смерти Гастон прикрывал мой отход.
     Я, прислонившись к стене, стоял с пистолетом в руке.
     Улица была пустынной. Должно быть, охранники решили, что поймали  нас
в западню, и поэтому с этой стороны стены никого  не  было.  Я  отошел  на
несколько шагов и выглянул за угол. По площадке башни двигалась тень.  Там
до сих пор дежурил только один часовой. Это он, должно быть,  услыхал  шум
опускающейся решетки и поднял тревогу.
     Я выглянул на улицу и узнал Оливковую аллею - ту улицу, по которой  я
уже имел счастье пройтись десятью днями ранее.
     Она спускалась вниз, поворачивая направо. Именно туда я должен пройти
- через открытую улицу, под огнем пулемета. Так хотелось немного побыть  в
тени башни, но этого нельзя было делать!
     Я рванулся  вперед,  только  бег  мог  спасти  мою  жизнь.  Прожектор
зашевелился, качнулся из стороны в сторону, обнаружил меня и отбросил  мою
тень на пыльные стены и булыжники. Инстинктивно я рванулся  в  сторону.  И
тут же затрещал пулемет, и пули засвистели по камням слева от меня. Сейчас
я был в тени и мчался под защиту стен, маячивших впереди. Круг  света  все
еще искал меня, когда я нырнул за поворот. Я бежал в полной тишине.
     Обитатели этих  покрытых  шрамами  домов  научились  сидеть  тихо  за
закрытыми ставнями, когда шла стрельба на узких улочках.
     Далеко позади снова и снова слышался свисток часового.
     Случайный выстрел взбил пыль впереди. Я продолжал мчаться.
     Вдруг до меня донесся стук бегущих ног. Я быстро пробежал взглядом по
темным лавчонкам,  пустым  и  жалким,  пытаясь  отыскать  ту,  которой  мы
воспользовались в день ухода из дворца,  и  в  которой  восседала  древняя
старуха. Эта лавчонка, насколько я помнил, была крохотной,  с  обшарпанным
серым навесом и черенками разбитых горшков, разбросанными перед дверью.
     Я почти пробежал мимо, но вовремя спохватился, притормозил  и  нырнул
под навес, едва справившись с жестким брезентом, с трудом  нашел  проем  и
протиснулся в него.
     Теперь я тяжело дышал в кромешной мгле. Снаружи  были  слышны  крики,
топот ног. На некоторое время я получил передышку.
     Им был неизвестен этот ход.
     Я взглянул на часы. В этом мире войны все происходило слишком  быстро
- еще не было даже  половины  девятого.  А  ушел  я  из  дому  в  половине
седьмого. За эти два часа я убил двоих, и один  отдал  жизнь  за  меня.  Я
подумал, насколько легко человек  может  возвратиться  к  своему  древнему
ремеслу смертоносного охотника!
     Внезапно в этой темноте на меня навалилась смертельная  усталость.  Я
зевнул и сел на пол. Меня охватило неумолимое желание лечь  и  уснуть,  но
вместо этого я встал и наощупь двинулся по  проходу.  Я  еще  не  завершил
своего дела, хотя и достиг уже  многого  -  я  во  дворце,  не  раненый  и
вооруженный. У меня было все,  на  что  я  имел  право  надеяться  -  шанс
сразиться.
     Я уже не был нетерпеливым новобранцем, я шел  теперь  как  закаленный
боец, ожесточенный необходимостью, как настоящий убийца. Я был вооружен, и
мне нечего было терять. Я был  весь  в  боевых  шрамах.  И  я  намеревался
победить.
     Через полчаса я приоткрыл дверь и выглянул в тот  же  самый  коридор,
куда меня высадили так опрометчиво две недели назад из  шаттла  Империума.
Коридор не изменился. Я вышел, осторожно закрыл за собой дверь и  двинулся
по коридору, прислушиваясь, чтобы не попасть в  ловушку.  Помня,  в  какой
стороне лифт, я направился в противоположную сторону.
     Увидев  первую  дверь,  я  осторожно  нажал  на  ручку  и,  к  своему
удивлению, обнаружил, что она не заперта. Я осторожно  заглянул  внутрь  и
увидел,  что  это  спальня.  Войдя  туда,  я  заметил  при  слабом   свете
светильников широкую кровать, большой письменный  стол  у  дальней  стены,
встроенный шкаф, небольшое кресло  и  через  слегка  приоткрытую  дверь  -
просторную ванную комнату. Я закрыл за  собой  дверь  и  пересек  комнату,
встав возле окон. На них были  стальные  ставни,  упрятанные  за  шторами.
Ставни, шторы и стены были зеленого цвета.  Я  закрыл  ставни,  подошел  к
столу и включил настольную лампу. В этот вечер мне уже  чертовски  надоело
ходить впотьмах и наощупь.
     Комната была красиво отделана,  просторна,  с  пушистым  серо-зеленым
ковром на полу и несколькими  акварелями  на  стенах.  Внезапно  я  ощутил
исходящий от меня запах. Я вывалялся в грязи, нырял в сточную канаву, полз
по вековой пыли. Не задумываясь о последствиях,  я  швырнул  одежду  возле
двери в ванную и отправился мыться.
     Мылся я более получаса, а потом решил простирнуть мундир, ведь больше
мне нечего было одеть. А потом напялил отличный купальный халат и вернулся
в спальню.
     Мое притупленное сознание подсказывало, что я поступаю опрометчиво. Я
попробовал было встряхнуться, но не смог. Почему-то я  чувствовал  себя  в
полной безопасности, а так дело не пойдет, подумал я. Но ведь даже если  я
встану, что помешает мне заснуть  стоя?  В  подтверждение  этому  я  снова
широко зевнул.
     Я уселся на стул напротив двери и приготовился ждать. Последнее,  что
я помнил, это то, что я встал и выключил свет. Как я снова сел в кресло, я
уже не помню.





     Мне приснилось, что я лежу на берегу моря, и солнце весело играет  на
волнах. Оно слепит мне глаза, и я отворачиваюсь.
     Наконец, мне это надоело, я заерзал в кресле, открыл глаза.
     Голова у меня отчаянно гудела.
     Я взглянул на бледно-зеленые стены комнаты, на серо-зеленый ковер.  В
комнате было тихо, и я не рисковал шевелиться, чтобы  не  разбудить  боль,
дремавшую в моем теле.
     Дверь была открыта!
     Я помнил, что выключил свет - и ничего больше.  Кто-то  включил  его,
кто-то открыл дверь. Я пробрался сюда, как убийца,  и  кто-то  нашел  меня
спящим, когда силы покинули меня.
     Я осторожно выпрямился и понял, что в комнате я не один.
     Повернув голову, я увидел  перед  собой  человека,  который  спокойно
сидел в кресле слева от  меня,  руками  сжимая  подлокотники  из  красного
дерева. Он улыбался. Мне показалось, что я смотрю в зеркало.
     Я не шевелился, уставившись на него.
     Его лицо было более худым, чем мое, и более  морщинистым,  кожа  лица
загорелая, а волосы - пожелтевшие под африканским солнцем. Но  все-таки  я
смотрел на себя. Не на близнеца, не на двойника, не на прекрасного  актера
- это я сам сидел в кресле.
     - Вы  крепко  спали,  -  сказал  он.  Мне  показалось,  что  я  слышу
магнитофонную  запись  своего   собственного   голоса,   но   этот   голос
по-французски говорил безупречно.
     Я шевельнул рукой. Мой пистолет все еще при мне. А человек,  которого
я  пришел  убить,  сидит  всего  в  трех  метрах  от  меня  -  одинокий  и
беззащитный. Но я  пока  не  готов  стрелять.  Возможно,  вообще  не  буду
готов...
     - Вы достаточно отдохнули, - продолжал мой  двойник,  -  или  же  еще
немного поспите, прежде чем мы с вами побеседуем?
     - Я отдохнул, - твердо ответил я.
     - Я не знаю, как вы сюда попали, - сказал он. - Но  достаточно  того,
что вы здесь. Я не знаю, что мне принесет  этот  поворот  судьбы,  но  что
может быть лучше, чем найти брата.
     Не знаю точно, каким я ожидал встретить диктатора Байарда  -  мрачным
негодяем, хитрым интриганом, маньяком с выпученными глазами.
     Но я  никак  не  ожидал  встретить  во  плоти  образ  самого  себя  с
добродушной улыбкой и изысканной манерой речи - человека, назвавшего  меня
братом.
     Он посмотрел на меня с выражением крайнего интереса.
     - Вы отлично говорите по-французски, но маленький  английский  акцент
все же слышится, -  усмехнулся  он.  -  Или,  возможно,  американский?  А?
Простите мое любопытство. Лингвистика, акценты - все это мое  хобби,  а  в
данном случае я заинтригован вдвойне.
     - Я - американец.
     - Забавно. Я мог бы и сам родиться в Америке - но эту длинную скучную
историю я расскажу вам как-нибудь в другой раз.
     В этом нет никакой необходимости, подумал я, когда я  был  мальчиком,
мой отец часто рассказывал мне эту историю.
     Он продолжал. Голос его был сильным, но дружелюбным.
     - Мне сказали, когда я вернулся в Алжир десять дней назад, что  здесь
видели человека, очень похожего на меня. В моем кабинете были найдены  два
трупа. Все это  вызвало  большой  переполох,  и,  как  это  часто  бывает,
поползли разные слухи, но я был поражен разговорами о  своем  двойнике.  Я
хотел встретиться с ним и побеседовать, я столько времени здесь совершенно
один. Эти толки расшевелили мое  воображение.  Конечно,  я  не  знал,  что
привело этого человека сюда, - Байард развел руками. - Но когда я вошел  в
эту комнату и обнаружил, что вы здесь уснули, я сразу  же  понял,  что  вы
пришли сюда только с дружбой. Я был тронут, увидев, что вы пришли сюда  по
доброй воле, вверив себя в мои руки.
     Я ничего не мог сказать в ответ, да по правде говоря, и не пытался.
     - Когда я зажег лампу и увидел ваше лицо, я сразу же понял, что здесь
больше, чем внешнее сходство. Я увидел свое  собственное  лицо.  Не  столь
ожесточенное войной, как мое, не  столь  морщинистое,  но  ясно  ощущалось
кровное родство, и я понял, что вы - мой брат!
     Я облизал пересохшие губы, сглотнул слюну. Байард наклонился ко  мне,
положил свою руку на мою и, крепко сжав ее, посмотрел в  глаза.  Затем  со
вздохом откинулся на спинку кресла.
     -  Простите  меня,  брат.  Я  в  последнее  время  стал  вспыльчивым,
красноречивым и даже напыщенным. От этой привычки очень тяжело  отвыкнуть.
Думаю, у нас будет еще время, чтобы обсудить все планы на  будущее.  Лучше
расскажите, пожалуйста, о себе. Я уверен, что в вас течет кровь Байардов.
     - Да. Это моя фамилия.
     - Вы, должно быть, очень стремились попасть сюда, раз вам это удалось
сделать одному и без оружия.  Никто  прежде  не  переходил  за  стену  без
сопровождения и множества документов.
     Я не мог дальше молчать, но и о цели моего визита рассказать тоже  не
мог. Я напомнил себе о том приеме, каким он удостоил имперских послов, обо
всем том, что рассказывал Бейл в первое утро на встрече у Бернадотта.
     Однако сейчас я обнаружил  не  того  безжалостного  тирана,  которого
ожидал увидеть. Совсем наоборот, я понял, что его  неожиданное  дружелюбие
находит отклик в моей душе.
     Я должен был что-то сказать. И на помощь пришел  мой  дипломатический
опыт - и вот я уже вру без запинки.
     - Вы правы, думая, что я могу помочь вам, Брайан, - сказал  я  и  сам
удивился той легкости, с какой назвал его по имени.  -  Однако,  с  другой
стороны,  вы  заблуждаетесь  в  том,   что   ваше   государство   является
единственным уцелевшим очагом цивилизации в этом мире.  Есть  еще  другая,
сильная, динамичная и дружественная держава, которая хотела бы  установить
с вами дружественные отношения. Я и являюсь эмиссаром  правительства  этой
державы.
     - Но почему же вы не пришли ко мне в  открытую?  Способ,  который  вы
избрали, хотя и смелый, но чрезвычайно опасный.  Видимо,  вы  узнали,  что
меня окружают вероломные предатели, и боялись, что враги мои  не  допустят
вас ко мне.
     Ему так не терпелось понять меня, что он сам отвечал на  поставленные
им же вопросы. Наступил удобный  момент  рассказать  о  тех  двух  агентах
Бейла, у которых были дипломатические удостоверения  и  которых  подвергли
избиению, пыткам и, в конечном итоге, убили.
     - Я помню, что двум нашим людям,  посланным  к  вам  год  назад,  был
оказан не очень теплый  прием,  -  вслух  сказал  я.  -  У  меня  не  было
уверенности,  что  примут  меня  дружественно.  И  поэтому  мне   пришлось
повидаться с вами лично, без свидетелей, лицом к лицу.
     Лицо Байарда вытянулось.
     - Два человека? - протянул он. -  Я  ничего  не  слыхал  ни  о  каких
послах.
     - Их  сначала  встретил  генерал-полковник  Янг,  -  сказал  я,  -  а
впоследствии с ними имел беседу лично диктатор.
     Байард покраснел.
     - То есть, один пес из разжалованных  офицеров,  возглавляющий  банду
головорезов, совершавших налеты на жалкую торговлю, которую я в  состоянии
поддерживать. Вот его-то имя - Янг. Если  это  он  сорвал  дипломатическую
миссию, посланную из вашей страны, я приложу все усилия для его  поимки  и
подарю вам его голову.
     - Говорят, что вы собственноручно застрелили одного из них.
     Байард вцепился в поручни кресла, смело глядя мне в лицо.
     - Я клянусь тебе, брат, честью семьи Байардов, что до этого момента я
ничего не слыхал о ваших  посланниках  и  что  никакими  действиями  я  не
причинял им вреда.
     Я верил ему. Теперь многое стало интересовать меня. Он, казалось, был
искренним, приветствуя союз с цивилизованной державой.  И  все  же  я  сам
видел кровавую бойню, учиненную его налетчиками, и атомную бомбу,  которую
они пытались взорвать.
     - Очень хорошо, - сказал я. - От имени моего правительства я принимаю
к сведению это заявление, но если мы договоримся с  вами,  какие  гарантии
будут нам даны, что налеты и бомбардировки больше не повторятся?
     - Налеты? Бомбардировки? - он в недоумении смотрел на меня.
     Поняв, что я не лгу, он произнес:
     - Слава богу, что вы пришли ко мне ночью. Теперь ясно,  что  контроль
за происходящим выскользнул из моих рук.
     -  Было  семь  налетов,  четыре   из   них   сопровождались   атомной
бомбардировкой, и это только за последний год, - кивнул я головой. - Самый
последний был менее месяца назад.
     Его голос стал страшным:
     -  По  моему  приказу  каждый  грамм   расщепленных   материалов,   о
существовании которых мне известно, был захоронен в море в  тот  же  день,
когда я основал это государство. Я знал,  что  у  меня  на  службе  немало
предателей, но что есть безумцы, которые снова начинают творить этот ужас,
даже представить себе не мог!
     Он обернулся и уставился на висевшую на противоположной стене картину
с изображением солнца, играющего в листве деревьев.
     - Я боролся с ними, когда они сжигали библиотеки,  плавили  статуэтки
работы Челлини, топтали Монну Лизу в руинах Лувра. Я спасал один  фрагмент
там, другой осколок здесь, говоря  себе  при  этом,  что  еще  не  слишком
поздно. Но годы проходили и не приносили перемен.
     Наступил крах промышленности, сельского хозяйства, семьи. Даже  среди
изобилия людей заботили только три вещи: золото, спиртное и женщины.
     Я должен признаться, что уже почти потерял всякую надежду. Я  пытался
возродить дух восстановления,  чтобы  избежать  того  дня,  когда  грабежи
опустошат склады, но это все было  тщетно.  Только  мое  жестокое  военное
правление удерживает этот мир от полной анархии.  Повсюду  вокруг  меня  -
разложение. В моем собственном доме, среди ближайших советников, я  только
и слышу разговоры о гонке вооружения, карательных экспедициях, подавлении,
возобновлении   войны   с   остатками   человечества.   Напрасная   война,
бессмысленное  сверхгосподство.  Они  надеялись  потратить  наши   скудные
ресурсы на дальнейшее уничтожение любых следов, оставшихся  от  достижений
человечества, только для того, чтобы склонить его  перед  нашей  верховной
властью.
     Когда он посмотрел на меня, я вспомнил выражение "лучезарный взгляд".
     - Теперь мои надежды возрождаются, - сказал он. - Вместе с братом  мы
сможем одержать победу.
     Я обдумывал это. Империум дал мне полномочия. И я мог воспользоваться
ими по своему усмотрению.
     - Могу заверить вас, - начал я, - что  самое  худшее  уже  позади.  У
моего правительства неистощимые ресурсы, вы можете просить  все,  что  вам
нужно - людей, снаряжение, оборудование. Мы же просим у вас только  одного
- дружбы.
     Он откинулся назад, закрыв глаза.
     - Долгая ночь кончается, - тихо прошептал он.
     Еще многое предстояло обсудить. Я был уверен, что Байарда  оклеветали
перед Империумом. Меня ошеломило, что Имперская Разведка  была  введена  в
такое заблуждение. Ведь Бейл говорил, что  имеет  здесь  усиленную  группу
лучших агентов. Существовала также проблема переброски меня  назад  в  мир
0-0, мир Империума. Байард совсем не упомянул об аппаратах Максони-Копини.
     Размышляя над его словами, я пришел к выводу,  что  он  говорил  так,
будто они вовсе не существовали. Может быть, он  все-таки  утаивал  их  от
меня, несмотря на внешнюю искренность?
     Он открыл глаза.
     - Мы, кажется, уже достаточно времени уделили государственным  делам,
- засмеялся он. - Думаю, неплохо было бы отпраздновать  нашу  встречу.  Не
знаю, разделяете ли вы мое желание попировать, пользуясь таким случаем?
     - Я очень люблю есть ночью, - засмеялся я, - особенно, когда днем  не
успеваю пообедать.
     - Вы - истинный Байард, - в тон мне отозвался Брайан и, протянув руку
к стоящему возле меня столику, нажал кнопку. После этого он  откинулся  на
спинку кресла, соединив кончики пальцев перед грудью.
     - И поэтому мы должны теперь подумать о меню, - задумчиво  проговорил
он, поджав губы. - Надеюсь, вы не будете против, если  я  возьму  на  себя
выбор блюд. Посмотрим, похожи ли наши вкусы так же, как мы сами.
     - Отлично! - кивнул я.
     Раздался слабый стук. Как только Брайан отозвался, дверь открылась  и
вошел человек лет пятидесяти, невысокий, с печальным лицом.  Увидев  меня,
он пришел в замешательство, затем лицо его стало бесстрастным. Он  подошел
к креслу диктатора, выпрямился и произнес:
     - Я постарался прийти как можно быстрее, майор.
     - Чудесно, чудесно, Люк, - поднял успокаивающим жестом руку Байард. -
Вольно. Мой брат  и  я  голодны,  и  я  хочу  чтобы  ты,  Люк,  постарался
представить нашу кухню в лучшем виде перед таким гостем.
     Краешком глаза Люк взглянул в мою сторону.
     - Я уже отметил, что господин чем-то похож на майора, - сказал он.  -
Вернее, поразительное сходство. Что ж, - он перевел глаза на потолок. -  Я
полагаю, что можно начать  с  очень  сухой  мадеры  1875  года.  Затем  мы
возбудим ваш аппетит устрицами под винным соусом "Шабли  Нудезар".  Думаю,
что осталось немного из урожая 29 года.
     Я подался вперед. Все это звучало весьма заманчиво.  Раньше  мне  уже
доводилось пробовать устрицы, но вина здесь  были  настолько  изысканными,
что я о таких только слышал.
     - ...Двойной бульон  из  печени.  К  первому  блюду  подадим  красное
бургундское, "Конти" 1904 года.
     Брайан внимательно выслушал все меню  и  дал  свое  добро.  Люк  тихо
удалился. Если он сможет ничего не забыть из всего этого, то он именно тот
официант, о котором можно только мечтать.
     - Люк при мне находится очень давно, - заметил Брайан,  -  перехватив
мой взгляд, направленный вслед удаляющемуся слуге. - Он преданный друг. Вы
заметили, что он называет меня майором? Это было мое последнее официальное
звание  во  французской  армии  перед  крушением.  Позднее  меня   выбрали
командиром полка  уцелевших  после  Гибралтарской  битвы  вояк,  когда  мы
поняли, что брошены на  произвол  судьбы.  Когда  я  взял  на  себя  бремя
командующего, мои последователи присваивали мне все более высокие  титулы.
Признаюсь, что некоторые из них я и сам себе присвоил. Поверьте,  что  это
было необходимой психологической мерой. Но для  Люка  я  всегда  оставался
майором. Сам же он был старшим поваром нашего полка.
     - Мне почти неизвестно, что происходило в последние годы в Европе,  -
сказал я. - Не могли бы вы меня проинформировать?
     Он задумался.
     - Это были годы непрерывного скольжения под уклон. И все это началось
с самого первого дня несчастного Мюнхенского мира, в  1939  году.  Америка
едва противостояла Срединным державам, и поэтому пала после массированного
нападения. Казалось, что мечта кайзеров о господстве  Германии  над  миром
близка  к  осуществлению.  Но  вскоре  в  покоренных   странах   вспыхнули
восстания. Я получил звание старшего лейтенанта французской  армии,  когда
Франция   начала   партизанскую   войну.   Мы   были   передовым   отрядом
организованного сопротивления в Европе, и нашему  примеру  последовали  во
многих странах. Люди больше не желали быть рабами. В те дни мы были  полны
радужных надежд.
     Но проходили годы и безысходность изматывала нас. Наконец,  во  время
какого-то  дворцового  переворота  кайзер  был  свергнут,  и   мы   решили
использовать предоставившуюся возможность для  последнего  штурма.  Я  вел
свой батальон на Гибралтар, когда получил пулеметную очередь возле  самого
берега.
     Я никогда не забуду те часы агонии, когда я лежал в полном сознании в
палатке хирурга. Морфий уже давно  закончился,  врачи  старались  поскорее
вернуть бойцов на поле боя, занимаясь лишь легкими ранениями. Я же уже  не
мог воевать и мною занялись лишь после всех. Это было логично, но тогда  я
не хотел этого понимать.
     Я восхищенно слушал его.
     - Когда вас ранило? - поинтересовался я.
     - Этот день я никогда не забуду, - сказал он. - 15 апреля 1945 года.
     Я был ошарашен. Я сам был ранен пулей из немецкого пулемета под Веной
и долго дожидался, пока врачи мне помогут - и это тоже было 15 апреля 1945
года. Пожалуй, это было больше, чем простое сходство.  Это  было  страшное
родство, соединившее жизнь этого Байарда с моей даже  через  невообразимую
пропасть Сети.
     Мы покончили с бренди 1855 года, но продолжали сидеть  и  беседовать.
Мы излагали друг другу  честолюбивые  планы  возрождения  цивилизации.  Мы
наслаждались обществом друг друга, и напряженность между нами давно спала.
Мне кажется, я задремал. Что-то вскоре разбудило меня.
     Заря уже осветила небо. Брайан молча сидел, сердито  нахмурив  брови.
Он был весь, как на пружинах.
     - Слышите?
     Я прислушался. Мне почудился отдаленный крик и глухой взрыв.
     - Все не так уж хорошо, - ответил он на мой немой вопрос.
     Я встал и принялся ходить по комнате. От выпитого  у  меня  кружилась
голова. Раздался громкий крик в коридоре, странно знакомый хлопок.
     Через мгновение дверь затряслась, затрещала и распахнулась.
     В проеме стоял главный инспектор Бейл. Худой, в туго затянутом черном
мундире,  с  бледным  от  возбуждения  лицом.  В  правой  руке  он  держал
длинноствольный маузер. Взглянув на меня,  он  сделал  шаг  назад,  поднял
пистолет  и  выстрелил.  Но  еще  за  мгновение  до  выстрела   я   уловил
стремительное движение справа от себя. Полузакрыв меня своим телом, Брайан
рухнул, сраженный пулей. Я посмотрел на него, ничего  не  соображая,  лишь
бессознательно отметив, как несовершенны  были  его  протезы,  видневшиеся
из-под задранных штанин. Я наклонился и подхватил  его  за  плечи.  Из-под
воротника расплывалось кровавое  пятно.  Слишком  много  крови.  Вместе  с
кровью его покидала и жизнь. Он смотрел мне прямо в лицо до тех пор,  пока
не угас свет разума в его глазах.





     - Убирайся, - прорычал Бейл. - Тьфу, черт, не везет. Мне  нужна  была
эта свинья живой, для виселицы.
     Я медленно встал. Инспектор смотрел на меня, кусая губы.
     - Я хотел убить именно тебя, а этот дурак поменялся с тобой жизнями.
     Казалось, он разговаривает сам с собой. Теперь я  узнал  этот  голос,
но, пожалуй, слишком поздно: Большим Боссом  был  Бейл!  И  ввело  меня  в
заблуждение то, что он говорил по-французски.
     - Хорошо,  -  вдруг  сказал  Бейл  решительно.  -  Думаю,  он  сможет
обменяться с тобой и смертями тоже.  Ты  будешь  повышен  вместо  него.  Я
все-таки устрою цирковое представление. Мне помнится, ты собирался  занять
его место, так вот, эта возможность тебе представится.
     Бейл прошел в комнату, жестом позвав  за  собой  остальных.  В  дверь
ввалились отъявленные головорезы, они рыскали глазами по  комнате,  ожидая
приказов своего шефа.
     - Отведите его в камеру, - приказал Бейл, указав на меня рукой.  -  И
предупреждаю тебя, Кассу, держи свои гнусные руки подальше от него. Мне он
нужен для хирурга! Понял?
     Кассу что-то  хрюкнул,  схватил  меня  за  руку  так,  что  затрещали
суставы, и потащил мимо тела мертвого человека, о котором я начал  думать,
как о брате, всего несколько часов назад.
     Меня провели по коридору, впихнули  в  лифт,  протащили  через  толпу
беснующихся вооруженных бандитов,  спустили  вниз  по  каменным  ступеням,
провели через сырой туннель в стене и в конце этого путешествия швырнули в
темную камеру.
     Мой потрясенный разум работал вовсю,  стараясь  постичь  случившееся.
Бейл? И не двойник! Ему известно, кто я.  Это  объясняло  недавнее  точное
нападение на дворец и отсутствие среди его защитников Бейла. Он  надеялся,
конечно, что я буду убит. Это значительно  упростило  бы  дело.  И  дуэль!
Прежде я никак не мог понять, почему глава разведки так жаждет убить меня,
когда  я  столь  необходим  для  осуществления  замыслов  правительства  в
отношении диктатора. И вся эта ложь о чудовищности Байарда из мира В-1-два
была сфабрикована Бейлом с целью не дать установиться дружеским отношениям
между Империумом и этим несчастным миром.
     Но зачем? - Неужели Бейл замышлял стать правителем этого ада,  сделав
его своей личной вотчиной? Что ж, возможно...
     И я понял, что Бейл совсем не намеревался удовлетвориться одним  этим
миром. Это была только база для расширения его замыслов. Здесь он  находил
бойцов, оружие, даже атомные бомбы. Бейл сам был организатором  налета  на
Империум. Ему удалось, похоже,  выкрасть  аппараты  или  их  комплектующие
части  и  переправить  сюда,  в  мир  В-1-два,  чтобы   сначала   заняться
пиратством.  А  потом  наверняка  должен  был  последовать  штурм   самого
Империума -  широкомасштабное  нападение,  несущее  атомную  смерть.  Люди
Империума шли бы в  бой  против  атомных  пушек  в  красочных  мундирах  с
кортиками и саблями в руках.
     Как же я не понял всего этого раньше? Фантастически малая вероятность
разработки МК-аппаратов без внешней помощи в  этом  превращенном  в  руины
мире В-Т-два сейчас уже казалась очевидной. В то время, когда мы  заседали
на совещаниях, планируя ответные действия против  налетчиков,  их  главный
вдохновитель сидел вместе  с  нами!  Неудивительно,  что  вражеский  шаттл
подстерегал меня в засаде, ожидая, когда я начну свою миссию.
     Обнаружив меня в доме, где я встречал Гастона, он сразу же понял, как
лучше всего меня использовать. Но я сбежал, спутав его планы.
     Я мог только гадать, все ли государство в  его  руках,  и  зачем  ему
понадобилась показательная казнь диктатора?
     Теперь мне висеть вместо Байарда на веревке. Я вспомнил слова  Бейла:
он мне нужен для хирурга! Значит, лоханка все-таки пригодится. Здесь очень
многие знали секрет диктатора, и висящее тело с ногами могло бы  возбудить
нежелательные сомнения.
     Они накачают меня наркотиками, сделают  операцию,  забинтуют  обрубки
ног, пристегнут протезы, оденут в мундир диктатора и повесят. Просто  труп
здесь не пройдет. Публика должна воочию увидеть диктатора живым  до  того,
как ему на шею набросят петлю.
     Я услышал шаги и увидел мерцающий свет сквозь  решетку  на  окошке  в
двери. Возможно, уже несут пилы и большие ножницы.
     Двое остановились у двери камеры, открыли ее и вошли внутрь. Один  из
них бросил что-то на пол.
     - Надень это, - сказал он. - Босс сказал, чтобы ты надел это до того,
как пойдешь на виселицу.
     Я увидел свой старый мундир, тот, который я  стирал.  Теперь  он,  во
всяком случае, чистый, подумал я. Странно, что такие пустяки все еще имеют
для меня значение.
     Меня подтолкнули ногой.
     - Надевай, я тебе говорю!
     - Хорошо, - согласился я. Я снял халат  и  натянул  легкий  шерстяной
китель и брюки, пристегнул пояс. Башмаков  не  было.  Я  понял,  что  Бейл
считает, что они мне уже не понадобятся.
     - О'кей, - сказал один из них. Они ушли.
     Снова щелкнул замок. Свет в коридоре постепенно угасал.
     Наступила полная тьма.
     Я расправил оборванные лацканы. Коммуникатор не  сможет  помочь  мне.
Мои пальцы нащупали оборванные провода  -  крохотные  волоски  торчали  из
рваных краев материи. Как ругался Красавчик Джо, когда отрезал лацканы!
     Руки у меня затряслись от пробудившейся надежды.  Я  вертел  в  руках
провода, прикладывая их  друг  к  другу.  Искра.  Еще  одна.  Я  попытался
сосредоточиться. Сам коммуникатор все еще был прикреплен к поясу,  динамик
и микрофон пропали, но источник питания был на месте. Была ли возможность,
касаясь проводками друг о друга, дать сигнал?  Я  этого  не  знал.  Я  мог
только попытаться. Я не знал ни азбуки Морзе, ни любого другого кода, но я
знал сигналы SOS. Три точки, три тире, три точки. Снова и снова повторял я
сигнал.
     Прошло много времени. Я соединил проводки и ждал. Я почти свалился  с
койки, заснув на мгновение. Я не мог остановиться -  я  должен  пробовать,
пытаться, пока у меня еще есть время.
     Я услышал их далекую поступь, слабый скрип кожи  по  пыльным  камням,
звон металла. Во рту у меня пересохло, ноги задрожали. Я подумал  о  полом
зубе и провел по нему языком. Вот и наступило его время. Интересно,  каков
вкус яда? И будет ли при этом больно? Неужели Бейл забыл об этом?  Или  он
не знал?
     Раздались еще какие-то звуки в коридоре: громкие голоса,  шаги,  лязг
чего-то тяжелого, тягучий скрежет. Должно быть,  они  замышляют  поставить
операционный стол прямо здесь, в камере, подумал я.  Я  подошел  к  узкому
окошку в двери и выглянул, но ничего не увидел. Абсолютная тьма.
     И вдруг ярко зажегся свет, я даже подскочил от неожиданности.
     Поднялся шум, затем кто-то завопил. Им,  видимо,  пришлось  чертовски
долго тащить его по узкому проходу, подумал я. У меня  разболелись  глаза,
дрожали ноги, резко схватило желудок.
     Я начал икать. Лишь бы не развалиться на части. Вот  теперь,  похоже,
настал черед зуба. Я подумал, как будет разочарован Бейл, когда  обнаружит
в камере мой труп. От этой мысли мне стало немного легче,  но  я  все  еще
колебался. Я не хотел умирать. Мне все еще хотелось жить.
     Затем совсем рядом со мной, там за дверью, в коридоре, кто-то  громко
крикнул:
     - Фончай!
     Моя голова дернулась. Мое кодовое имя!  Я  попробовал  закричать,  но
захлебнулся.
     - Да, - прохрипел я, метнувшись к решетке.
     - Фончай! Куда это тебя черти...
     - Сюда! - завопил я. - Сюда!!!
     - Внимание, человек! - сказал кто-то там, за  дверью.  -  Отойдите  в
дальний угол и прижмитесь к стене.
     Я повернулся и прилип к стене, прикрыв голову руками. Раздался резкий
свистящий звук, и мощный взрыв потряс пол подо мной. Меня обсыпало колючей
штукатуркой и пылью, песок заскрипел на зубах. Дверь  с  грохотом  рухнула
внутрь камеры.
     Чьи-то руки сгребли меня и поволокли через клубящуюся пыль наружу, на
свет. Ноги меня едва несли, я спотыкался об обломки стены,  валявшиеся  на
полу.
     Вокруг какой-то массы, перегородившей проход, сновали люди. Под углом
к стене возвышался огромный  ящик  с  широко  распахнутой  дверью.  Оттуда
струился яркий свет. Чьи-то руки помогли мне пролезть в дверь, и я  увидел
провода,  катушки,  соединительные  коробки,   прикрепленные   скобами   к
некрашенному светлому дереву. Люди  в  белой  форме  сгрудились  на  узком
пространстве, помогая мне побыстрее забраться внутрь.
     - Все по счету, - закричал кто-то. - Ищите кнопку, да побыстрее!
     Прозвучал выстрел, и пуля отколола от дерева несколько  щепок.  Дверь
со звоном закрылась, и ящик задрожал. Грохот превратился  в  оглушительный
вой,  делающийся  все  пронзительней  и  пронзительней,  пока  не  пересек
пределов слышимости.
     Кто-то схватил меня за руку.
     - Бог мой, Брайан, какие кошмары вы, должно быть,  перенесли  в  этом
ужасном мире!
     Это был Рихтгофен.
     - Теперь все позади, - засмеялся я. - Вы прибыли  удивительно  точно,
сэр.
     -  Мы  круглосуточно  прослушивали  вашу   волну,   надеясь   поймать
какой-нибудь сигнал от вас, - кивнув  головой  Манфред.  -  Мы  не  теряли
надежды. Четыре часа назад наш оператор принял  на  вашей  волне  какое-то
попискивание. Мы проследили за его  направлением  и  обнаружили,  что  оно
исходит из винных подвалов.
     Патрульный  шаттл  не  смог  бы  поместиться  здесь  -  он   довольно
громоздкий. Поэтому мы сколотили вот этот ящик и прибыли сюда.
     - Быстрая работа, - сказал я, подумав об опасностях путешествия через
убийственную Зону Поражения в этом, наспех сколоченном из сосновых  досок,
ящике. Я почувствовал гордость за людей Империума.
     - Дайте место  полковнику  Байарду,  друзья,  -  сказал  кто-то.  Мне
освободили место на полу, подстелив для удобства чей-то китель.  Я  улегся
на этот импровизированный матрац и сейчас  же  отключился.  Сквозь  сон  я
слышал голос Рихтгофена, но смысла слов не понимал.
     Что-то меня беспокоило во сне,  что-то  я  хотел  сказать.  О  чем-то
предупредить Рихтгофена, но никак не мог вспомнить.





     Я лежал на  чистой  постели,  комнату  заливал  солнечный  свет.  Эта
комната была немного похожа на другую, где не так давно я тоже приходил  в
себя, с той только разницей, что сейчас у моей  кровати  сидела  Барбро  и
вязала лыжную шапочку из красной шерсти. Она сделала высокую  прическу,  и
солнце,  медно-красное  солнце,  просвечивало   через   это   удивительное
сооружение. У нее был нежный взгляд, безукоризненные  черты  лица,  и  мне
нравилось лежать и смотреть на нее. Она приходила ко  мне  каждый  день  и
читала мне, беседовала, кормила меня бульоном и взбивала мои подушки.  Мое
выздоровление шло быстро.
     - Если бы ты был умницей, Брайан, - сказала она как-то, - и  съел  бы
весь бульон, то, наверное, к завтрашнему вечеру у тебя было бы  достаточно
сил, чтобы принять приглашение короля.
     - Ну что ж, - засмеялся я. - Договорились.
     - Императорский бал, - пояснила Барбро, - наиболее выдающееся событие
года. Все три короля и император  вместе  со  своими  женами  прибудут  на
праздник.
     Я не ответил. Существовало нечто, что я  никак  не  мог  осознать.  Я
оставил все  проблемы,  связанные  с  миром  В-1-два,  людям  из  Разведки
Империума, но относительно Бейла я знал несравненно  больше,  чем  они!  Я
думал о последнем крупном событии - императорском  празднике  и  возможном
нападении. Полагаю, что на этот раз  у  каждого  мужчины  будет  крохотный
пистолет, такой, как у меня под расшитыми рукавами. Но  тогда  сражение  в
зале было просто отвлекающим  маневром,  организованным  для  того,  чтобы
команда головорезов могла установить в саду атомную бомбу.
     Я резко выпрямился. И бомбу передали Бейлу! Поскольку сейчас Империум
наблюдал за неопознанными аппаратами Максони, возможность для неожиданного
нападения полностью исключалась. Но теперь ведь не  нужно  было  привозить
сюда бомбу! Бейл располагал ею здесь!
     - Что с тобой, Брайан? - спросила Барбро, наклоняясь ко мне.
     - Что сделал Бейл с той бомбой,  -  спросил  я,  -  которую  пытались
установить в летнем дворце? Где она сейчас?
     - Не знаю. Ее передали инспектору Бейлу.
     - Когда прибывают королевские семьи для участия в императорском бале?
- перебил я ее.
     - Они уже в городе. Во дворце Дроттинхольм.
     Я почувствовал, как мое сердце забилось чаще. Бейл не  упустит  такой
возможности. Раз три короля здесь, в городе, и где-то неподалеку  упрятана
атомная бомба, то он должен действовать. Одним ударом он может  уничтожить
все руководство Империума, а уж затем идти на штурм. Против  его  атомного
оружия сопротивление бессмысленно.
     - Позови Манфреда, Барбро, - попросил я. - Скажи ему, что  необходимо
найти бомбу. Короли должны  покинуть  Стокгольм,  и  бал  нужно  отменить.
Иначе...
     Барбро кивнула и бросилась к телефону.
     - Его нет на месте, Брайан, -  сказала  она  через  мгновение.  Может
быть, позвонить Берингу?
     - Давай!
     Я начал было говорить, чтобы она  поторопилась,  но  она  уже  быстро
разговаривала  с  кем-то  из  конторы  Беринга.  Барбро  все  понимала   с
полуслова.
     - Его тоже  нет,  -  печально  сказала  она.  -  Кому  же  еще  можно
позвонить?
     Я был взбешен. Манфред или Беринг поверили бы мне. С их приближенными
дело  могло  быть  улажено  не   столь   быстро.   Отменить   празднество,
побеспокоить королевские семьи, взбудоражить весь город  -  все  это  было
достаточно рискованным. Вряд  ли  кто-нибудь  решится  на  это  только  на
основании смутных подозрений.
     Я должен, обязан был как можно скорее разыскать своих  друзей  -  или
найти Бейла.
     Я знал, что Имперская Разведка уже начала поиски этого  ренегата,  но
пока безуспешно. Квартира его была пуста, так же, как и маленькая  дача  в
живописном пригороде Стокгольма. С другой стороны, дежурные наблюдатели не
засекли ни одного из  принадлежащего  Империуму  шаттла,  двигавшегося  по
Сети.
     Было несколько возможностей.  Во-первых,  Бейл  мог  вернуться  почти
одновременно со мной,  проскользнув  прежде,  чем  прояснилось  положение,
тогда, когда на станции слежки еще работали его люди. А во-вторых, он  мог
спланировать свое прибытие так, чтобы  задержать  атакующих,  пока  он  не
взорвет бомбу. Или, возможно, за него это мог сделать сообщник?
     Почему-то мне больше нравилось  первое.  Это  больше  соответствовало
Бейлу - хитро, но не так опасно. Если я  прав,  то,  значит,  Бейл  сейчас
здесь, в Стокгольме, ожидая часа, когда бы взорвать город.
     Что же касается этого часа, то ему необходимо  дождаться  императора.
Вот когда в город прибудет император...
     - Барбро, - крикнул я. - Когда прибывает император?
     - Я точно не знаю,  Брайан,  -  ответила  она.  -  Возможно,  сегодня
вечером, но скорее всего, даже днем.
     Значит времени у нас совсем мало. Я вскочил с кровати и пошатнулся.
     - Я пойду,  несмотря  ни  на  что,  -  сказал  я  твердо,  предугадав
возможный протест Барбро. - Я не могу просто так  лежать  здесь  и  ждать,
пока город взлетит на воздух! Ты на автомобиле?
     - Да, моя машина внизу. Сядь и позволь тебя  одеть.  -  Она  пошла  к
шкафу. Мне казалось, что я  всегда  спохватываюсь  слишком  поздно.  Всего
несколько дней назад у меня  так  же  дрожали  ноги,  как  сейчас!  Барбро
вернулась, держа в руках коричневый костюм.
     - Это все, что здесь есть. Это мундир диктатора, в нем тебя доставили
в госпиталь.
     - Отлично. Подойдет!
     Барбро помогла мне одеться, и мы быстро покинули комнату.
     Проходящая мимо сестра мельком взглянула на нас  и  пошла  дальше.  У
меня страшно кружилась голова, и я беспрестанно вытирал со лба пот.
     В лифте мне  стало  немного  лучше.  Я  опустился  на  скамью,  тряся
головой. В  нагрудном  кармане  я  почувствовал  что-то  жесткое  и  вдруг
отчетливо вспомнил, как Гастон дал  мне  карточку,  когда  мы  в  сумерках
убегали из того страшного дома в окрестностях Алжира. Он сказал, помнится,
что на ней записан адрес загородной резиденции Большого Босса.  Я  схватил
кусочек картона и в тусклом свете лампочки, прикрепленной к потолку кабины
лифта, прочел: Остермальмегатен, 73.
     Адрес был нацарапан  плохо  заточенным  карандашом.  Тогда  это  было
несущественно, зато сейчас...
     - Что это, Брайан? - прервала мои размышления  Барбро.  -  Ты  что-то
нашел?
     - Не знаю, - задумчиво сказал я. - Может, это тупик, а может быть,  и
нет!
     Я передал ей записку.
     - Ты знаешь, где это?
     Она прочла адрес.
     - Думаю, что смогу найти эту улицу, - кивнула она. - Это недалеко  от
порта, в районе складов.
     - Поехали туда, - нетерпеливо сказал я, пламенно  желая  верить,  что
еще не поздно.
     Автомобиль с визгом обогнул угол и поехал по улице,  с  обеих  сторон
которой на нас угрюмо смотрели слепые окна  фасадов  складов  с  метровыми
буквами названий владевших ими судоходных компаний.
     - Вот эта улица, - сказала Барбро. - В записке номер 73!
     - Точно, - кивнул я головой. - Это - 73. Останови-ка здесь.
     Мы вышли на посыпанный песком тротуар. Вокруг было тихо.
     Солоноватый воздух пах смолой и пенькой.
     Я взглянул на дом перед  собой.  Это  был  склад  какой-то  компании,
длинное название которой я не собирался изучать сейчас.
     Перед погрузочной платформой была небольшая дверь. Я подошел к ней  и
нажал ручку. Заперто.
     - Барбро, - позвал я  девушку,  -  принеси  мне  ручку  домкрата  или
монтировку из машины.
     Мне не хотелось впутывать Барбро в эти дела,  но  другого  выбора  не
было. В одиночку мне ничего не сделать.
     Она вернулась со стальной полосой длиной в полметра. Я просунул ее  в
щель и нажал. Что-то щелкнуло, и дверь рывком распахнулась.
     В полумраке была видна лестница, ведущая наверх. Барбро взяла меня за
руку, и мы двинулись вперед. Физическое напряжение отвлекло меня от мысли,
что в любую секунду над Стокгольмом может вспыхнуть второе солнце.
     Мы достигли площадки. Перед нами была красная дверь, очень добротная,
с новым замком. Я взглянул на петли. У них вид был похуже.
     Возня с дверью отняла минут пятнадцать.
     - Подожди здесь, - сказал я, входя в коридор.
     - Я пойду с тобой, Брайан, - заявила  Барбро.  У  меня  не  было  сил
спорить с ней.
     Мы очутились в просторной  комнате,  обставленной  слишком  роскошно.
Персидские ковры устилали пол, солнце, пробиваясь через  ставни,  сверкало
на полированной мебели тикового дерева. На  темных  полках  под  японскими
миниатюрами стояли тщательно отполированные статуэтки из  слоновой  кости.
Посреди комнаты расположилась богато украшенная  ширма.  Я  обошел  вокруг
обитого парчой  дивана  и  заглянул  за  ширму.  На  легкой  подставке  из
алюминиевых стержней покоилась бомба.
     Две тяжелые литые детали, соединенные болтами с центральным  фланцем,
несколько проводов, идущих к небольшому  металлическому  ящику  сбоку.  По
центру  одной  из  выпуклостей  виднелись  четыре   небольших   отверстия,
образующие квадрат. Вот и все. Но  эта  вещь  вполне  могла  бы  сотворить
гигантский кратер на месте города. У меня не было способа определить, есть
ли внутри заряд, или нет. Я наклонился  к  бомбе,  прислушиваясь.  Тиканья
часового механизма не  было  слышно.  Я  решил  было  перерезать  провода,
которые могли быть своего рода  предохранительными  устройствами,  но  это
могло включить пусковое устройство.
     - Она здесь! Но когда настанет ее время? - вслух подумал я.
     У меня возникло чувство нереальности, как будто  я  уже  стал  дымком
раскаленного газа.
     - Барбро, обыщи помещение, - сказал я. -  Может  быть,  тебе  удастся
найти какой-нибудь намек. А я позвоню в учреждение Манфреда и  подниму  по
тревоге специалистов, пусть они скажут, можем ли мы трогать эту штуковину,
не рискуя взорвать ее.
     Я позвонил в Имперскую Разведку. Манфреда все еще не было, и парень у
телефона не знал, как ему поступить.
     - Пошлите по адресу группу спецов, -  вопил  я.  -  Кого-нибудь,  кто
знает, как обращаться с этой конструкцией.
     Дежурный  мямлил,  что   он   должен   посоветоваться   с   генералом
Черт-Знает-Кем.
     - Когда прибывает император? - поинтересовался я.
     Он извинился и сказал,  что  не  имеет  права  обсуждать  перемещение
императорской семьи с неизвестным лицом. Я в отчаянии  швырнул  трубку  на
рычаг.
     - Брайан, - позвала меня Барбро, - а ну-ка, подойди сюда.
     Я подошел к двери, ведущей в соседнюю комнату.  Все  ее  пространство
заполнял двухместный МК-аппарат.
     Я заглянул внутрь.
     Он утопал в роскоши. Бейл не  мог  отказать  себе  в  этом  даже  при
коротких перемещениях в  Сети.  Именно  в  этом  шаттле  он,  по-видимому,
перемещался в мир В-Т-два. То, что этот аппарат был сейчас  здесь,  давало
основание считать, что Бейл в городе, и что этот аппарат предназначен  для
бегства.
     Но может быть и так, что сейчас отсчитываются секунды, наши последние
секунды, а сам Бейл находится далеко отсюда, в безопасном месте. Если  это
так, то я уже ничего не смогу предпринять.
     Но если он рассчитывает вернуться сюда, активировать бомбу,  включить
отсчет времени и покинуть город с помощью  шаттла  -  тогда,  возможно,  я
смогу остановить его.
     - Барбро, - позвал я девушку, - ты должна найти Манфреда или Германа.
Я собираюсь остаться здесь и  дождаться  возвращения  Бейла.  Если  ты  их
разыщешь, то скажи, чтобы послали сюда как  можно  больше  людей,  которые
могли бы обезвредить эту пакость. Я не отваживаюсь двигать ее, а для того,
чтобы перенести ее, нужно не менее двух человек. Если мы сможем  перенести
ее, то запихнем в аппарат и отправим отсюда в какой-нибудь из  миров  Зоны
Поражения. Я буду продолжать звонить Манфреду или Берингу, может  быть,  и
повезет. Не знаю, куда тебе следует ехать, но, надеюсь, что ты знаешь  это
лучше меня.
     Барбро взглянула на меня.
     - Я бы лучше осталась здесь, с тобой, Брайан. Но я  понимаю,  что  на
это просто не имею права.
     Похоже, что таких девушек я еще не встречал, подумал я с восхищением.





     Теперь я был один, если не считать зловещего предмета за ширмой. Я  с
нетерпением  ждал  посетителя.  Подошел  к  двери,  которая  валялась   на
лестничной площадке, поставил ее на петли, закрыл и щелкнул замком.
     Затем вернулся в роскошную комнату, заглянул за портьеры,  порылся  в
бумагах на столе. Я  надеялся  наткнуться  на  что-нибудь,  что  могло  бы
навести  на  след  Бейла.  Я  ничего   не   обнаружил,   но   зато   нашел
длинноствольный пистолет 2-го калибра. Он был заряжен. Это успокоило меня,
ибо до сих пор я не задумывался, что мне делать, когда  появится  Бейл.  Я
был не в состоянии бороться с ним - теперь  же  у  меня  появилась  вполне
приемлемая возможность!
     Я нашел кладовку, куда решил спрятаться, как  только  послышатся  его
шаги. Подойдя к бару, я налил себе полрюмки ликера и сел в  одно  из  этих
роскошных кресел.
     Я, пожалуй, потратил слишком много энергии. Желудок мой превратился в
тугой комок.  С  того  места,  где  я  сидел,  был  виден  краешек  бомбы.
Интересно,  будет  ли  какое-нибудь  предупреждение  перед  тем,  как  она
бабахнет? Хотя я знал, что бомба безмолвна,  но  все  же  сейчас,  сидя  в
удобном кресле, я непроизвольно  напрягал  слух,  стараясь  услышать  хоть
какой-нибудь звук из этого серого убийцы.
     Но звук, который я услыхал, исходил не из бомбы. Это  было  скрипение
половиц за дверью. На мгновение меня  парализовало,  затем  я  вскочил  на
ноги, вошел в кладовку и притаился за дверью. Я сжал в кармане пистолет.
     Теперь шаги стали ближе и были хорошо слышны в мертвой тишине дома.
     Ключ повернулся в  замке,  и  через  мгновение  на  пороге  появилась
высокая, худая фигура предателя - главного инспектора Бейла.
     Он  шел,  глубоко  втянув  в  плечи  свою  маленькую  лысую  головку,
оглядывая комнату. Он снял пиджак, и на мгновение мне пришло в голову, что
он сейчас подойдет к моему убежищу, чтобы повесить его туда. Но  этого  не
произошло  -  он  просто  швырнул  его  на  спинку  стула.  Я  вздохнув  с
облегчением, сел.
     Вдруг Бейл вскочил, и, подойдя к ширме, посмотрел на бомбу. Я мог  бы
запросто пристрелить его, но это ничего не давало. Необходимо, чтобы  Бейл
помог мне определить, заряжена ли бомба и можно ли ее перемещать... Он был
единственным человеком в Империуме, кто знал, как обращаться с этим адским
устройством.
     Бейл склонился над бомбой, вынул  из  кармана  небольшую  коробку  и,
посмотрев на часы, подошел к телефону. Я едва слышал его бормотание, когда
он обменивался с кем-то несколькими словами. Затем он прошел  в  следующую
комнату, но только я приготовился помешать  ему  воспользоваться  шаттлом,
как он вышел из него.
     Бейл  снова  посмотрел  на  часы,  сел  в  кресло  и  открыл  ящик  с
инструментами,  стоявшим  на  столе.  Он  начал  что-то  делать  небольшой
отверткой в металлическом ящике на  полу.  Похоже,  это  и  было  зарядное
устройство. Я старался дышать как можно тише и не думать о боли в ногах.
     Тишину  нарушил  телефонный  звонок.  Бейл  удивленно  посмотрел   на
аппарат, положил отвертку в ящик и подошел  к  телефону.  Он  долго  стоял
перед трезвонившим аппаратом, покусывая губы. После пяти  звонков  телефон
замолк, и Бейл, вернувшись к столу, возобновил прерванную работу.
     Интересно, кто бы это мог быть?
     Теперь Бейл, нахмурившись, снимал крышку  с  ящика.  Сделав  это,  он
встал, подошел к бомбе и, облизывая губы, склонился над ней.  Похоже,  что
сейчас он переведет бомбу в боевое положение. Я больше не мог ждать.
     - Стой на месте, Бейл, - спокойно сказал я, выходя из своего убежища.
- А не то пристрелю тебя, как бешеную собаку.
     Глаза Бейла чуть не выскочили из орбит, голова его откинулась  назад,
он открывал и закрывал рот, силясь что-то сказать.
     - Похоже, что ты не ожидал меня здесь увидеть, а, Бейл? -  усмехнулся
я. - Сядь! Вон туда!
     Я показал пистолетом, куда он должен сесть.
     - Брайан? - только и смог прохрипеть Бейл. - Ты?
     Почему мы должны беспокоиться о том, что случится с этими  попугаями?
Мы можем править, как абсолютные монархи!
     Бейл продолжал что-то бубнить, но я не слушал его,  а  сосредоточился
на том, чтобы не потерять сознание, ожидая прибывающей помощи.
     - ...воспользуемся  случаем  и  заключим  соглашение.  Как  тебе  мое
предложение?
     Бейл смотрел на меня, во взоре его была нескрываемая жадность.  Я  не
мог с ним разговаривать. И он расценил это как колебание. Бейл снова встал
и направился ко мне. В комнате стало темнее.  Я  протер  глаза.  Сейчас  я
чувствовал себя особенно плохо,  силы  совершенно  оставили  меня.  Сердце
стучало прямо в горле, желудок содрогался. Больше я уже был не в состоянии
держать ситуацию под контролем.
     Бейл остановился. Я увидел,  что  он  внезапно  пригнулся,  и,  рыча,
набросился на меня. По-видимому, он понял, что я теряю сознание. Я  должен
был  убить  его.  Дважды  грохнул  выстрел,   и   Бейл   отпрянул   назад,
ошеломленный, но все еще живой.
     - Не надо, Брайан, ради всего святого, - завизжал он.
     Во мне еще оставалось  немного  жизни,  чтобы  убить  его.  Я  поднял
револьвер и выстрелил. Я увидел, как  на  стене  запрыгала  картина.  Бейл
отскочил в сторону. Я не знал, попал ли я в  него  хоть  раз.  Моя  хватка
ослабла, но я не мог допустить, чтобы он ушел.
     Я выстрелил еще раз, затем еще, и внезапно понял, что это темнеет  не
в комнате, а свет меркнет в моих глазах.
     Раздался вопль Бейла. Я понял, что он не решается пересечь комнату  в
направлении двери, за которой его ждал шаттл. Съежившись за креслом, он не
переставал увещевать меня.  Я  приподнялся,  стараясь  придать  трясущимся
рукам твердость хоть на миг.
     Бейл закричал и метнулся к входной двери. Несколько раз, нажав курок,
я услышал как звенит эхо в моем отключенном сознании. Я лежал без сознания
всего несколько минут. Очнувшись, я обнаружил, что  ширма  упала  и  лежит
прямо на бомбе. Я в панике выпрямился. Может, Бейл успел ее  активировать?
Но где же он сам? Я вспомнил, как он рванулся к входной двери. Я  встал  и
снова бухнулся в кресло. Но опять поднялся и с трудом двинулся к выходу.
     Внезапно за спиной я услышал какой-то странный звук,  как  будто  там
притаился кот, попавший в неприятную историю. Я повернулся и  заковылял  к
распахнутой двери второй комнаты. Я заглянул туда, ожидая увидеть лежащего
на полу Бейла.
     Но здесь было пусто. Свет струился через  открытое  окно,  и  хлопала
портьера.
     Должно быть, Бейл выпрыгнул вниз, обезумев от  страха,  подумал  я  и
подошел к окну. В этот момент вновь раздался пронзительный крик.
     Бейл висел на руках на карнизе противоположного здания, в  четырех  с
половиной метрах отсюда. Это он издавал такой странный звук. На левой  его
штанине расплывалось большое темно-красное пятно: с высоты пяти этажей  на
кирпичную мостовую капала кровь.
     - Боже праведный, Бейл! Бейл! - закричал я. - Зачем ты это сделал?
     Я был потрясен. Несколько минут назад я был готов его застрелить,  но
видеть висящим - это нечто другое.
     - Брайан! - давился криком Бейл. - Я больше не могу  держаться!  Ради
Бога...
     Я не знал, что делать. Для героических поступков, пожалуй, у меня уже
не было сил.
     Я быстро осмотрел содержимое комнаты. Мне нужна была доска или  кусок
веревки. Но здесь ничего этого не было. Я вытащил из  постели  простыню  -
она была слишком коротка. Даже две или три простыни не могли помочь  делу.
Я не мог бы удержать их.
     Подойдя к телефону, я  набрал  единственный  известный  мне  номер  -
Манфреда.
     - Дежурный, - закричал я. - Здесь человек вот-вот свалится  с  крыши.
Пришлите сюда пожарных с лестницей, да побыстрее!
     Адрес? Остермальмегатен, 73, пятый этаж.
     Я опустил трубку и побежал к окну...
     - Держись, Бейл! - крикнул я. - Помощь уже в пути.
     Похоже, он пытался перепрыгнуть на  ближайшую  крышу,  думая,  что  я
преследую его по пятам. Но с дыркой в ноге это ему не удалось.
     Я подумал о Бейле, который послал меня с самоубийственным поручением,
зная, что мой обман безнадежен - пока я стою на своих собственных ногах. Я
подумал об аппарате, который ждал в засаде в  районе  Зоны  Поражения,  об
операционной комнате, где Бейл предполагал придать мне  более  достоверную
для его целей форму. Я вспомнил, как Бейл застрелил моего  новообретенного
брата, и  ту  ночь,  когда  я  валялся  в  холодном  подвале,  ожидая  его
мясников... И все же я не хотел видеть такую смерть Бейла.
     Вдруг он начал кричать, отчаянно дрыгая  ногами.  Он  даже  умудрился
дотянуться одной  рукой  до  карниза,  хватаясь  за  него  побелевшими  от
напряжения пальцами, но нога соскользнула.
     Я уже стоял возле  окна  целых  пять  минут.  Интересно,  сколько  же
времени я был без сознания? Никогда  бы  не  мог  предположить,  что  этот
слабак Бейл может так долго держаться, вися на карнизе.
     - Держись, Бейл, - подбодрил  я  его.  -  Еще  чуть-чуть.  Только  не
брыкайся.
     Он висел молча. Кровь продолжала течь из его башмака. Я взглянул вниз
и содрогнулся.
     Послышался отчаянный вопль сирены. Я бросился к двери,  открыл  ее  и
прислушался. Внизу зазвучали тяжелые шаги.
     - Сюда, сюда, - закричал я. - На самый верх.
     Я повернулся и побежал назад, к окну. Бейл был в  том  же  положении.
Затем одна рука его соскользнула, и он висел, слегка  раскачиваясь,  всего
на одной.
     - Вот они, Бейл. Еще пару секунд...
     Он уже не пытался уцепиться снова и не издавал никаких  звуков.  Шаги
раздались возле входной двери, и я инстинктивно повернулся к входящим.
     Когда я снова взглянув в окно, я увидел, как Бейл медленно, словно  в
замедленной киносъемке, молча скользит вниз...
     Я закрыл глаза, но уши не закрыл, и поэтому услышал,  как  он  дважды
ударился о кирпичи мостовой.
     Я отшатнулся от окна. Вокруг в комнате сновали пожарные,  выглядывали
из окна, что-то кричали.  Повернувшись  к  креслу,  я  плюхнулся  в  него.
Похоже, во мне не осталось больше никаких чувств.  Вокруг  стоял  сплошной
гам.  Какие-то  люди  входили  и  выходили,   что-то   делали,   оживленно
переговариваясь друг с другом. Я едва соображал, что происходит.
     Прошло довольно много времени, прежде чем я увидел Германа и  Барбро.
Я попытался было встать, но силы оставили  меня.  Барбро  склонилась  надо
мной, и я с радостью схватился за ее руку.
     - Отвези меня домой, Барбро! Герман, я тебя прошу... И тут я  заметил
Манфреда.
     - Бомба, - прошептал я. - Она не опасна.  Затолкайте  ее  в  шаттл  и
вышвырните вон.
     - Мои люди как раз этим занимаются, Брайан, - кивнул Рихтгофен.
     - Только что ты сказал о доме, - подал голос Герман. - Думаю, Манфред
меня поддержит, если мы самым решительным образом будем  требовать,  чтобы
ввиду твоих заслуг перед Империумом тебя доставили в твой родной мир!  Как
только твое здоровье позволит нам совершить небольшое путешествие по Сети,
и если, конечно,  таковым  будет  твое  желание...  Я,  правда,  хотел  бы
надеяться, что ты останешься с нами... но это решать тебе.
     - Мне не нужно решать, - твердо - или так  мне  только  показалось  -
сказал я. - Я сделал свой выбор. Мне нравится  здесь.  По  двум  причинам.
Во-первых, я могу использовать избитые фразы и шутки моего мира,  и  здесь
они окажутся совсем новыми. А во-вторых, что касается дома... - Я взглянул
на Барбро. - Дом там, где сердце!

Last-modified: Thu, 18 Sep 1997 08:10:29 GMT

Оцените этот текст: