Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
   P.G.Wodehouse - Money in the Bank (1942)
   пер. с английского Е.Доброхотовой-Майковой, 2002 (maikova.wodehouse.ru)
   The Russian Wodehouse Society -- http://wodehouse.ru/
---------------------------------------------------

                              Берту Хаскинсу
                              с любовью от автора




     Мистер Шусмит, известный судебный поверенный, глава адвокатской конторы
Шусмит, Шусмит, Шусмит  и  т.д., откинулся в кресле  и  выразил надежду, что
теперь его собеседнику все ясно.
     Замечание это  сопровождалось тем коротким сухим покашливанием, которое
у поверенных означает конец беседы, и Джеф Миллер очнулся от своих раздумий.
Мистер Шусмит всегда напоминал ему рыбу, и сейчас, пытаясь сообразить, какую
же именно, он позволил себе немного отвлечься.
     При этом он, правда, полностью пропустил мимо ушей, что должен говорить
завтра на процессе "Пеннифадер против Тарвина", где ему предстояло выступать
на стороне истца. Собственно за этим он сюда пришел, и собственно это мистер
Шусмит объяснял, когда  Джеф перестал слушать. Поэтому он решил ограничиться
понимающим кивком.
     - Полагаю, я осветил все пункты?
     - Как лампочка.
     - Вы  согласны,  что защита  целиком  построена  на  показаниях  одного
свидетеля, Лайонела Грина?
     - Он - тьфу.
     - Собственно, ваша задача - бросить сомнение на его  рассказ. Вы должны
сокрушить Грина.
     - Сокрушу. Положитесь на меня.
     - Печально, но придется, - отвечал мистер Шусмит.
     Он вздохнул. Вы скажете, что ему не нравился Джеф, и  будете совершенно
правы.  У  Джефа  есть  свои  поклонники,  но  Фредерик  Шусмит  никогда  не
принадлежал к их  числу.  За  долгую и успешную карьеру  он  пережил  немало
потрясений,  но  худшее преподнесла ему единственная дочь, когда,  несколько
недель назад, притащила домой этого  лоботряса  и  обычным  безапелляционным
тоном объявила, что выходит за него замуж.
     Мистер Шусмит пробормотал тогда "о, боже" или другую вежливую фразу, но
и она потребовала  немалой  выдержки. Ничто в Джефе  не  вызывало у будущего
тестя желания  махать шляпой и  приплясывать на цыпочках. Мистеру Шусмиту не
понравились соломенные волосы, буйный  нрав  и расхлябанное поведение. Вот и
сейчас  будущий  зять   нимало   не  напоминал  идеального  юного  адвоката,
получающего  наказ  для  первого  выступления  в  суде.  Напротив,  все  его
поведение  свидетельствовало  о  полной  безответственности.  Мистер  Шусмит
слегка жалел Пеннифадера, чью судьбу вверял этому юнцу.
     Однако Миртл потребовала, чтобы ее  нареченному  дали  случай  снискать
неувядаемую  славу  (по  крайней  мере,  ту  ее  крупицу,  которую  возможно
снискать, выступая на  стороне  таксиста, подавшего  в  суд на художника  по
интерьерам  за  удар  кулаком в живот),  а  мистер  Шусмит  давно понял, что
бессмысленно противиться желаниям Миртл.
     Так что теперь он только вздохнул и встал, всем видом показывая, что на
сегодня с него хватит.
     - Ладно, - произнес  он,  изобразив легким сокращением лицевых мускулов
нечто вроде улыбки, - будем надеяться на лучшее.
     - В точку,  - серьезно согласился Джеф.  - Помните, что  сказал Хенгист
Хорсе перед сражением или когда там?
     Лицо мистера Шусмита  выразило  удивление. Он  не  знал, что его  новый
компаньон подкован в древнесаксонской истории.
     - Э... мм... нет. Так что?
     - Хорса, держи хвост  пистолетом!  До скорого!  -  произнес Джеф. -  До
скорого!
     Он  вышел  из конторы и упругой  походкой  двинулся на восток. При  все
своих моральных изъянах Джеф Миллер был хорошо сложенный, спортивный молодой
человек,  не  из  тех  слабаков,  что  берут  такси   от  здания  корпорации
барристеров до Холсикорт,  Мейфэр, где он  снимал квартирку. Джеф  в  разное
время защищал  честь университета и даже страны на  футбольном поле, так что
легко мог бы пройти и больше.
     Шагая по улице,  он поймал  себя на  том,  что вновь  думает о  мистере
Шусмите - не о внешности, ибо размышления в конторе завершились выводом, что
будущий тесть  похож на  треску - но о характере  и поведении. Сухарь, бука,
старый зануда, заключил  он, из  тех, с  кем  мне никогда  не сойтись.  Джеф
тщетно пытался  придумать хоть один вопрос, на который  они с папой Шусмитом
могли бы смотреть одинаково.
     Однако вопрос такой был, причем  самый  животрепещущий.  Как мы помним,
мистер Шусмит не одобрял помолвку своей дочери с Джефом. Не одобрял ее и сам
Джеф. Не будет  большим преувеличением сказать,  что от одной  мысли  надеть
пиджак, полосатые брюки  и  направиться  с Миртл Шусмит к  алтарю,  у  Джефа
мурашки бежали по коже и возникало такое чувство, будто глотаешь бабочек.
     Он  до сих  пор  не  вполне  ясно понимал,  как это  стряслось.  У него
осталось смутное впечатление,  что  сам  он вообще ни при  чем.  Похоже,  он
что-то сболтнул, а эта жуткая девица вообразила, что ей сделали предложение.
Главное,  он  решительно не  помнил,  что  такого  сморозил.  Только  что он
беспечно трепался на  вечеринке с  Миртл Шусмит,  а  в следующий  миг уже  с
ужасом  слушал  о  пироге  и  подружках.   Все   произошло   внезапно,   как
землетрясение, торнадо или другое стихийное бедствие.
     Впрочем, несмотря на  туманные  обстоятельства, одно оставалось ясным -
чувство, которое вызывала в нем Миртл, любовью не назовешь.
     Любовь, думал Джеф  (а он  о таких  вещах  думал) не  оставляет у  тебя
ощущения, будто  ты стоишь  на одной ноге, боясь шелохнуться.  В школе у них
дважды   в   неделю  проходили  уроки  физкультуры  с  элементами   строевой
подготовки, которые  вел отставной старший  сержант - так вот, в присутствии
бравого  военрука  на него нападала та  же  нервозная робость, что и  теперь
перед  Миртл  Шусмит, а  сказать,  что он  любил  старшего сержанта,  значит
погрешить против истины.
     С неотступным (свадьбу назначили на пятое  июля,  сейчас  было  десятое
июня) чувством,  что угодил в капкан, Джеф пересек  Беркли-сквер и вступил в
Холси-корт.
     Денек выдался отличный,  как  и положено в июне.  В  сотнях тысяч домов
барометры, несмотря  ни на какие щелчки,  упорно показывали "ясно",  и синее
небо подтверждало их правоту. Однако в стоячей тинистой заводи, где очутился
Джеф,  было  сумрачно   и  серо.  Холси-корт  никогда  нельзя  было  назвать
солнечным. Его фирменным отличием было иное - запах вареной капусты. Впервые
в  жизни Джеф  заметил, что  ему  не нравится  этот запах.  Он предпочел  бы
что-нибудь вроде розы или лаванды.
     Такой переменой во  вкусах он был  обязан мыслям о  предстоящем  браке,
потому что раньше Холси-корт устраивал его во всех отношениях. Место пусть и
затхлое, но  тихое,  а это было для Джефа главное. Хотя он и сдал экзамен на
адвоката  (потому  что  так  хотел  богатый  крестный) и готовился  заняться
практикой  (потому  что  этого  требовала   Миртл)   в   душе  он  оставался
литератором.  Он  писал   про  трупы  баронов  в  роскошных  библиотеках,  и
монастырская тишь Холси-корт помогала ему творить.
     С  растущим   чувством,   что  он,  словно  какой-нибудь  шекспировский
персонаж, запутался в  силках  судеб, Джеф прошел в  узкие  ворота и свернул
направо,  оказавшись  таким  образом  прямо  перед  домом, на третьем  этаже
которого снимал комнату. В квартире его встретила мамаша Болсем, добродушная
толстуха, исполнявшая при Джефе обязанности экономки и заботливой матери.
     - А,  вот и вы,  сэр!  -  воскликнула  мамаша Болсем.  Она  всякий  раз
радовалась ему, словно блудному сыну, и за это Джеф любил  ее  еще больше. -
Только вы вышли, позвонила мисс Шусмит.
     Джеф вздрогнул.
     - Она что, в Лондоне?
     - Нет, сэр. Она звонила из деревни.  Я сказала, что вы пошли к ее отцу,
и она обещала перезвонить. Надеюсь, все прошло хорошо?
     - Что прошло?
     - Разговор с ее отцом.
     - А, да. Вполне. Дайте-ка вспомним,  насколько  подробно  я изложил вам
состояние дела.
     - Вы говорили, что, кажется, этот джентльмен предложит вам выступить от
его имени.
     - Да, так и  вышло.  Все улажено. Я выступаю  на  стороне Эрнста Сирила
Пеннифадера, таксиста, который призывает карающую  длань  закона  на  голову
Орло Тарвина,  художника по интерьерам,  утверждая, что в результате спора о
вознаграждении означенный  Тарвин нанес ему  удар или толчок, после чего мой
клиент бежал в страхе за свою жизнь. Любопытно, поскольку показывает, что за
робкий, впечатлительный народ  таксисты,  однако для человека моих дарований
несколько мелковато.  Впрочем,  надеюсь,  изничтожение  Грина  принесет  мне
несколько очков.
     - Что-что?
     - Похоже,  второй   художник   по   интерьеру,   некий   Лайонел  Грин,
присутствовал при  упомянутых  событиях  и  утверждает,  что инкриминируемый
ответчику  удар  или  толчок  был  скорее  дружеским  тычком  либо  шлепком.
Насколько я  понимаю, линия защиты - "Посмеемся и  забудем, Дж. Дж. Миллер".
Что ж, посмотрим. Я получил указание сокрушить Лайонела Грина, и сокрушу его
в мелкие дребезги. Я буду, разумеется, сама вежливость - вкрадчивый, учтивый
- но когда я покончу с Грином, собирать будет нечего. Впрочем, какая это все
мерзость! Что  мне до мелких ссор между  жалкими козявками?  Мое место -  за
письменным  столом.  Особенно сейчас, когда у меня  родился  замысел  нового
романа. Такая конфетка должна выйти! Это что, телефон?
     - Да, сэр. Мисс Шусмит, наверное.
     - Жуть, но вы, вероятно, правы.
     Звонила и  впрямь мисс Шусмит. Голос ее  можно было  сразу узнать и  по
безупречно четкому  выговору, и по  властным ноткам. Среди прочих преград на
пути к истинному единению душ была и ее манера говорить  с  Джефом, словно с
трудным воспитанником.
     - Джеффри?
     - Да.
     - Я звонила раньше, но тебя не было.
     - Мамаша Болсем мне сказала.
     - Сколько  раз  я  просила  не  называть  миссис  Болсем  мамашей.  Это
некультурно и провоцирует ее на фамильярность. Все в порядке?
     - Здесь - да. А у тебя?
     - Ты  прекрасно  понял,   о   чем  я   спрашиваю.   О  папе.  Он   тебя
проинструктировал?
     - Ага.
     - Хорошо. Так вот, если ты  не  выиграешь дело, то сам будешь  виноват.
Папа говорит, защита не держится ни на чем.
     - Ей бы пригодились ремень или подтяжки.
     - Что-что?
     - Ничего.
     - Ты что-то говорил про подтяжки.
     - Не говорил.
     - Кому нужны подтяжки?
     - Выбрось их из головы. Да, конечно, я выиграю дело. Это  будет громкая
победа.
     - Ну, надо надеяться на лучшее.
     - В  точности  то же  сказал  твой  отец.  Короче,  Хорса,  держи хвост
пистолетом.
     - Что-что?
     - Ты говорил про какой-то пистолет.
     - Ничего я не говорил. Наверное, линия барахлит.
     - Ладно, если  ты не выиграешь, я  буду очень сердита.  Главное, следуй
папиным указаниям. Будь вежлив  с судьей. Не мямли. Не ухмыляйся. Ни  в коем
случае не говори "э-э". Нет  ничего  хуже  неуверенности. Тщательно подбирай
слова, произноси  их ясно и  отчетливо. Да, и волосы. Обязательно причешись.
Ах да, я забыла, ты будешь в парике. Ладно. Кажется, все. Я вернусь в Лондон
через две или три недели. До свидания.
     - Пока, - отвечал Джеф.
     Он  положил  трубку, подошел к окну  и  стал смотреть на двор.  Природа
создала  его жизнерадостным  и  улыбчивым, но сейчас  весь  его вид  выражал
глубокую подавленность. Внизу, в канаве, воробьи чирикали мадригалы, но Джеф
не испытывал ни малейшего желания подтянуть.
     Он не видел на горизонте и тоненького лучика надежды.



     Прямо напротив Холси-чемберз, через узкий дворик, стоит Холси-билдингс.
Это ветхая развалюха, отданная  под  маленькие конторы, чьи владельцы готовы
задыхаться в тесноте ради права писать на визитных карточках волшебное слова
"Мейфэр". В то время, когда  начинается  наш рассказ, в окне третьего  этажа
красовалась табличка "Дж. Шерингем Эдер, частный сыщик".
     Наутро  после  судебного разбирательства  "Пеннифадер  против  Тарвина"
перед входом  в  Холси-чемберз  повернулась  и  направилась к Холси-билдингс
молодая, вызывающе красивая особа. Ее волосы отливали медью, губы алели, как
вишни, глаза  сверкали. Однако не  такими глазами смотрит сердце смиренное и
сокрушенное; вряд ли Джон Нокс одобрил бы подобную  внешность. Опытный глаз,
не  обманываясь  привлекательностью, распознал бы в ней нечто,  заставляющее
осторожных  хозяев  убирать подальше ценные безделушки и  запирать  на  ключ
столовое серебро. Звали дамочку Долли Моллой, и она недавно сошлась  с неким
мистером Моллоем, биржевым спекулянтом, известным под прозвищем Мыльный.
     В Холси-корте, как всегда, пахло капустой, и Долли, девушка утонченная,
воровавшая в магазинах только дорогие духи,  брезгливо  наморщила  носик.  С
гримаской  недовольства  на  хорошеньком  личике  она  поднялась  по  гулкой
каменной  лестнице  Холси-билдингс и  ручкой  парасольки  (подарок  от  сети
магазинов  "Ярроуз",   отдел   новинок,   полученный,   правда,  без  ведома
владельцев)  постучала  в стекло двери чуть пониже  таблички  "Дж.  Шерингем
Эдер".
     Разумеется,  не  может  такого  быть, чтобы живого человека  звали  Дж.
Шерингем Эдер,  и скажем сразу, что  господин, обосновавшийся через  двор от
Джефа Миллера, на самом деле носил фамилию Твист, а у близких знакомых ходил
под кличкою "Шимп". В  тот миг, когда его покой нарушил стук  слоновой кости
по стеклу, он сидел за столом, уписывая скудный ланч.
     При  звуке,  возвестившем  приход  посетителя, он вскочил  и  подавился
сандвичем. Как все,  кто  по роду занятий досаждает  другим  во всякое время
суток, он терпеть не мог, когда  его тревожат, не известив заранее о визите.
Слишком  часто  ему приходилось  в  подобных  случаях  прыгать  из  окна или
прятаться в  шкафу. Он даже бросил  взгляд на вместительный  шифоньер позади
стола и отступил на шаг, но тут дверь открылась, и он увидел, что посетитель
-  женщина.  Это несколько остудило его  тревогу.  В следующий миг он  узнал
старую знакомую и снова стал самим собой.
     - Ну, ну,  ну! - вскричал  мистер Твист.  Он не питал  к миссис  Моллой
особой привязанности,  но облегчение вылилось  в почти бурную радость. - Ну,
ну, ну! Какие люди! Проходи, садись, Долли. Найди себе чистый стул.
     - Который  из  них  чистый?  - заносчиво осведомилась  гостья,  обозрев
комнату и усаживаясь на край стола. - Слышь, Шимп, давненько  мы  с тобой не
виделись. А ты не меняешься.
     Это, надо сказать, было печальное наблюдение,  ибо  любая  перемена  во
внешности  пошла  бы  мистеру  Твисту  только  на пользу.  Он  был  плюгавый
человечек с лицом вороватой мартышки, такой мартышки, которую  ее товарки ни
за  что  не  подпустят  к  своим орехам  на  расстояние  вытянутой  руки. Не
довольствуясь этими дарами природы, он добавил к ним нафабренные усы. Тем не
менее, он счел эти слова за комплимент.
     - Ничего, стараюсь,  - произнес он,  накручивая ус на зубочистку. - Как
Мыльный?
     - Здоров.
     - А ты зачем?
     - Ну,   проходила   мимо,   решила,   дай  загляну.  Хотела   с   тобой
посоветоваться.  Да, год назад  ты  взял  у  Мыльного пятерку  и  больше  не
появлялся. Я заодно ее заберу.
     - В жизни не брал у него пятерки.
     - У меня в сумочке расписка.
     - Я все вернул.  Точно  вернул. Теперь  вспомнил.  Как сейчас вижу  эту
пятерку.
     - Больше не увидишь.
     Мистер Твист на мгновение опешил, но лишь на мгновение. Он  умел быстро
оправляться от ударов судьбы.
     - Ладно,  об  этом  потом,  -  сказал   он.  -  Так  о  чем  ты  хотела
посоветоваться?
     - Беспокоюсь я малость.
     - Насчет Мыльного.
     - Ага.
     - Не надо  было жениться, -  произнес мистер Твист, стойкий холостяк. -
Так что стряслось? Опять за кем-то приударил?
     - Вот это я и хотела бы узнать.
     - Приударил, ясное дело. Бабник известный.
     - Я бы попросила не называть так моего мужа.
     - А как  его еще называть? - искренне растерялся  Шимп. Его отношения с
отсутствующим мистером Моллоем были скорее  долгими,  чем  дружескими. Он не
мог забыть  множество случаев, когда мистер Моллой обставлял  его в то самое
время, когда он  собирался  обставить мистера Моллоя. -  Бабник  он бабник и
есть.
     Миссис Моллой прикусила алую губку,  но  сдержала  вертевшееся на языке
гневное словцо.  При всех недостатках мистера Шимпа Твиста  (а никто не знал
их лучше миссис Моллой), это был человек сведущий и разумный, она же - чужая
в чужой стране, где молодой супруге не с кем поделиться  тревогами, которые,
подобно спартанской  лисице, терзали ее грудь. В родном  Чикаго она могла бы
поведать  их  доброй  сотне  Солонов,   и   те   бы  обязательно  что-нибудь
присоветовали. Она могла бы даже  обратиться  к Дороти Дикс. Однако здесь  -
Англия, а все ее советчики и  доброжелатели дома, вероятно - за решеткой. За
исключением, разумеется, мисс Дикс.
     - Так что он?
     - Да все эта грымза. Не нравится мне, как он себя ведет.
     - Что за грымза?
     - Грымза, с которой он треплется в розарии.
     - Он водит ее в розарий? А где это?
     - В  Шипли-холле. Это  в Кенте,  мы  там сейчас  живем. Он  водит ее  в
розарий, а она втыкает благоуханные бутоны ему в петлицу.
     Мистер Твист не поверил.
     - Втыкает благоуханные бутоны Мыльному в петлицу?
     - Да.
     - Мыльному?!
     - Ему самому.
     - Наверное, рехнулась.
     И  вновь  миссис  Моллой  прикусила  губу,  напоминая себе, как  сильно
нуждается в совете.
     - Дважды  я  их  за этим застукала, - продолжала она, - и очень мне его
рожа не понравилась.  Такая  масляная. Ее  фамилия  Корк, - добавила  миссис
Моллой  скорбно,  словно привела отягчающее обстоятельство. - Миссис  Уэлсли
Корк. Мыльный где-то с ней познакомился, и она рассказала про свое заведение
в поместье.  Поместье она арендует у  какого-то лорда. Мыльный  сказал, надо
туда  ехать.  Вегетарианский  пансион.  Ешь овощи, глубоко дышишь  и  водишь
хороводы. Вроде как жутко полезно для души.
     Мистер Твист кивнул.
     - Знаю. Называется йога.
     - Знаешь, и на здоровье.
     - Сейчас ей многие занялись.
     - Да и  черт бы  с ними,  а меня  то за  что? Я  уж люблю пожрать,  так
пожрать. Еще немного,  начну вырезать бумажных  куколок и втыкать  солому  в
волосы. Дворецкий уже рехнулся.
     - Я  сам иногда  подумываю,  не затеять ли  такое  дельце, -  задумчиво
произнес мистер Твист. - Выгодная  штуковина.  Ладно,  расскажи еще. Мыльный
тоже водит хороводы?
     - Еще как!
     - Чтоб ему ногу подвернуть. Да, насчет  дворецкого: говоришь, рехнулся,
бедолага?
     - Или рехнулся  или сразу был с приветом. Может  идти прямиком в дурку,
никто не  удивится. Бродит по  всему дому, как ушибленный, глаза стеклянные,
словно ему что привиделось.  Да, только вообрази: вчера застаю его у  себя в
комнате, он роется под ночным столиком.
     Мистер Твист согласился, что это,  мягко  говоря,  чересчур, и добавил,
что никогда не видел сумасшедшего дворецкого.
     - Ладно,  -  сказала  Молли, - я не о нем пришла говорить. Что делать с
Мыльным и грымзой? Только быстрее. У меня поезд уходит.
     Мистер Твист вынес  вердикт  без колебаний. Он мало  верил  людям, а уж
Мыльному - особенно.
     - Бери ноги в руки и выводи его на чистую воду, - сказал он.
     - Ты так думаешь?
     - Думаю. Это твой муж, и он дурно с тобой поступает.
     Долли мрачно кивнула. Он лишь подтвердил ее собственные мысли.
     - Вот  и  я  чувствую. Эта Корк - богатая вдова. Денег - куры не клюют.
Что помешает Мыльному бросить меня и закрутить с ней? Ему ее охмурить - пара
пустяков.  Уж  больно он хорош собой,  прямо  страсть, - произнесла Долли  с
печальной гордостью. - И возраст у  него как раз самый опасный. Румянец еще,
как  у  школьницы,  а  годы уже  те, когда  устаешь  от  работы  и начинаешь
приглядывать богатую женушку.
     - Смотри в оба и, если что заприметишь, хватай его за горло.
     - Так ты не считаешь, что это просто из вежливости к хозяйке?
     - Не считаю.
     - Я  тоже, -  горестно  согласилась Долли. Она  встала  и взглянула  на
хорошенькие часики, принадлежавшие одному модному  ювелиру  с  Бонд-стрит  и
перешедшие  к  ней совсем недавно (ювелир,  возможно,  еще не узнал о  своей
щедрости).  -  Ладно,  я  побежала,  а то  на  поезд  опоздаю.  Приятно было
повидаться.
     - Заходи, как будешь в наших краях. С тебя пятерка.
     - За что?!
     - За профессиональный совет. Давай расписку, и мы квиты.
     Долли Моллой затрепетала, как раненая лань.
     - Пятерку за паршивые  полтора  слова, когда я и  так  почти все решила
сама!
     - Мы, консультанты с Мейфэр, обходимся дорого, - примирительно произнес
мистер  Твист.  -  Кстати,  ты  еще  легко  отделалась.  Шерлок  Холмс  брал
бриллиантовые табакерки.
     Только женский страх опоздать на  поезд  помешал  его клиентке выразить
свое мнение на темпераментном чикагском наречии. Однако время поджимало. Она
открыла сумочку и выложила расписку на стол. Слишком  поздно ей вспомнилось,
что мистер  Александр Твист криво не  плюнет. Из-за этой-то  крепкой деловой
хватки ему порой и приходилось укрываться в шкафу от чрезмерно взволнованных
посетителей.
     С  камнем  на  сердце  Долли  Моллой  мчалась в  вагоне  к  живописному
кентскому  поместью  Шипли.  Быстро  крепнущее подозрение, что  любимый  муж
намерен ее бросить, усиленное мыслью,  что  на обед - картошка со  шпинатом,
свели  на  нет ее обычную бойкость.  В  подавленном настроении она вышла  на
станцию и, хмуря брови, двинулась с холма к Шипли-холл.
     Шипли-холл, вотчина  Джорджа,  шестого  виконта Аффенхемского, взятая в
аренду миссис  Корк, стоит на  широкой возвышенности среди лесистых холмов -
белый  георгианский   особняк,   окруженный   клумбами   и  газоном.  Отсюда
открывается  прекрасный  вид.  Особенно  эта местность хороша  под  июньским
солнцем, а Мыльный Моллой, расхаживавший возле  дома,  тоже  был  необычайно
хорош  в  костюме цвета осенней листвы, красно-желтом  галстуке  и  замшевых
ботинках с темными носами, которые придают мужчине такой убийственный вид.
     Увы, это отрадное зрелище не утешило миссис Моллой.  Красота природы ее
не тронула,  а радость от  созерцания красавца-мужа отравила ей миссис Корк,
словно нарочно выбравшая это самое  мгновение,  чтобы  взять ее благоверного
под  локоть  да  еще  игриво  похлопать по  руке.  В  следующий  миг парочка
скрылась, вступив на обсаженную рододендронами дорожку.
     Долли  осела  на  ближайший  пень  и  некоторое  время  пребывала  там,
терзаемая горькими мыслями, потом встала и на свинцовых  ногах направилась к
себе в  комнату. Она чувствовала, что ее страдания  перешли предел того, что
может выпасть  на долю молодой жены. Однако, отворив  дверь, она поняла, что
заблуждалась.  Здесь ее  ждало  новое испытание, и  она  замерла на  пороге,
готовая расплескаться от этой последней капли.
     Из-под  ночного  столика,  словно  возвышенность  в  прерии,  вздымался
обтянутый штанами зад. Он слегка подрагивал, как терьер в крысиной норе.
     В  довершение  напастей,  Кейкбред,  дворецкий,  снова  забрался  в  ее
комнату.



     Несмотря  на  приятное  общество  мистера Моллоя, миссис  Корк  недолго
прогуливалась по дорожке, обсаженной рододендронами.  Ее  звали  иные  дела.
Спустя десять минут после того, как миссис Моллой видела ее перед домом, она
уже в своем кабинете разговаривала по телефону.
     - Мисс Бенедик!
     - Да, миссис Корк? - ответил чарующий голос.
     - Мне надо немедленно видеть мистера Трампера.
     - Да, миссис Корк, - сказал чарующий голос.
     Миссис  Корк  расправила мощные плечи и утвердилась  спиной  к  пустому
камину  -  точь-в-точь фронтиспис "Женщины в дебрях",  на  котором  фотограф
запечатлел ее с ружьем в руке, попирающей убитого жирафа.
     Тем, кого интересуют убитые жирафы, нет надобности объяснять, кто такая
миссис Уэлсли Корк.  Впрочем, хронист льстит  себя надеждой, что  его  будет
читать  широкая  публика,  в  том  числе,  возможно,  особы,  безразличные к
длинношеим копытным. Ради  этих  немногих следует представить ему выдающуюся
исследовательницу и охотницу на крупную дичь.
     Двенадцать лет назад скончался мистер Уэлсли Корк, оставив ее не у дел,
и вдове  пришлось искать новое русло для энергии,  которая прежде уходила на
воспитание мужа.  Итак, взяв в руки ружье, она  отправилась бродить по диким
уголкам Британской  Империи. Что  бы вы ни говорили о  миссис Корк (а тысячи
туземных носильщиком,  каждый  на  своем  диалекте,  сказали предостаточно),
нельзя отрицать, что ей покорились просторы от пальм до пиний.
     Когда   сия   особа  хотела  кого-то  видеть  немедленно,  он   являлся
немедленно. Она  так  выдрессировала  немногочисленных  домочадцев,  что они
мчались на зов, словно бегуны  в  эстафете.  Не  прошло и трех секунд, как в
комнату испуганно  вбежал похожий на креветку  человечек - тот  самый мистер
Трампер.
     Миссис Корк пронзила его острым  взглядом,  словно  антилопу-гну, и без
промедления перешла к делу. Она никогда не тратила времени на преамбулы.
     - Ну, Юстэс, вы знаете, зачем я вас вызвала.
     Несчастный шумно сглотнул.  Все  поплыло перед глазами Юстэса Трампера.
Много  лет  он робко боготворил миссис Корк,  как  креветкообразные  мужчины
боготворят подобного рода женщин, и в тайне надеялся, что преданное служение
хоть немного смягчит ее принципиальность.
     - Вы  знаете   правила.  Замеченный  в  употреблении  мяса  исключается
немедленно. Дисциплина необходима.
     Автор  не стыдится  признать,  что его душа  разрывается  от жалости  к
мистеру   Трамперу.   Любовь  заставила  его  стать  одним  из   основателей
вегетарианской колонии, однако все Трамперы  из  поколения  в поколение были
доблестными едоками, а Юстэс не  постыдил  предков и в кругу знакомых  особо
славился подвигами  на поприще ножа и вилки.  В клубе  хорошо знали эту  его
способность, и, стоило  ему показаться на пороге, повар встрепенулся, словно
старый  боевой  конь  при  звуке  трубы.  Когда  такой  человек  три  недели
героически питается  овощами, а в один  прекрасный день оступается  и просит
подать бифштекс и пирог с почками, кто посмеет бросить в него камень?
     Увы, миссис Корк посмела.
     - Дисциплина, - повторила она. - Вам придется уехать.
     Последовало молчание. Мистер Трампер возвел к ней молящие  глаза и стал
похож на креветку, попавшую в сачок.
     - Дайте мне шанс, Кларисса. Вы знаете,  как для меня важно быть рядом с
вами. Вы всегда хорошо на меня влияете.
     Миссис Корк покачала головой.
     - Невозможно, Юстэс. Представьте себе, станет известно,  что я оставила
без ответа вопиющее нарушение правил. Что подумает тот же мистер  Моллой? Он
нарочно  приехал  сюда,  чтобы  изучить  нашу  колонию, и, если  понравится,
открыть нечто подобное в Америке. Это его расхолодит.
     Мистер Трампер нахмурился.
     - Я ему не доверяю. По-моему, он жулик.
     - Не говорите чепухи.
     - Я твердо уверен. Только жулик может быть таким вкрадчивым.
     - Чушь. Мистер Моллой очаровательный, прекрасно воспитанный американец.
И к тому же миллионер.
     - Кто вам сказал, что он миллионер?
     - Он сам сказал.
     Мистер Трампер предпочел оставить эту  тему.  У  него нередко возникали
поводы  дивиться,  как женщина,  легко  усмирявшая  охотников  за  головами,
становилась столь легкой добычей для отбросов цивилизации.
     - В любом случае, - взмолился несчастный, - он не узнает. Позвольте мне
остаться, Кларисса.
     Миссис Корк дрогнула. Она могла движением брови остановить разъяренного
носорога, но и у нее было  слабое место. Кроме племянника Лайонела, у нее не
было  никого  ближе  Юстэса  Трампера; к  тому же  от  нее  не  укрылось его
безмолвное обожание. Миссис Корк  взглянула  на голову антилопы над камином,
словно ожидая подсказки, и принципы уступили чувству.
     - Ладно. Но чтобы больше это не повторялось.
     - Никогда. Ни за что.
     - Тогда не будем больше об этом, - отрезала миссис Корк.
     Последовало  молчание,  неловкое, как всегда после бурной сцены.  Юстэс
Трампер  тихо елозил  ногой  по полу. Миссис  Корк  по-прежнему смотрела  на
антилопу.  Мистер  Трампер заговорил  первым,  предварив  свою  речь  легким
покашливанием, поскольку собирался коснуться весьма щекотливой темы.
     - Вы позвонили Лайонелу?
     - Конечно. Он приедет сегодня вечером.
     - Отлично. После  такого испытания лучше  всего побыть в кругу тех, кто
тебя любит.
     Последнее слово, видимо, разбередило в  душе  миссис  Корк свежую боль.
Лицо ее посуровело, в голосе прорезался металл.
     - Любит? Хм. Занятно, что вы так сказали. Юстэс, вы не  замечали ничего
между Лайонелом и мисс Бенедик?
     - Нет, а что?
     - Мне кажется, она его завлекает.  Если  так, я быстро с этим  покончу.
Пусть она  племянница лорда Аффенхема, но за душой у нее явно ни пенса, а то
зачем бы она пошла ко мне в секретари-компаньонки?
     - А с чего вы вообще это взяли?
     - Я смотрела на них, когда Лайонел последний раз здесь гостил. И мне не
понравилось, как она читала о допросе Лайонела этим жутким Дж. Дж. Миллером.
Голос  ее  дрожал,  глаза горели, а когда я сказала, что задушила бы Дж. Дж.
Миллера своими собственными руками, у нее вырвался ревнивый вздох.
     - На мой взгляд, это вполне естественно. Я сам не могу думать о Миллере
без  внутреннего  содрогания. Все знакомые Лайонела крайне возмущены.  После
завтрака я  говорил с Кейкбредом, и он сказал,  что кухарка высказывается по
этому поводу в самых крепких выражениях.
     - Кейкбредом? -  Миссис Корк застыла.  - Вы что, обсуждаете с дворецким
семейные дела?
     Мистер Трампер покраснел.
     - Нет, нет, - поспешно отвечал он. - Как правило, конечно,  нет. Просто
я неожиданно  наткнулся на него  в своей  спальне, а вы  знаете, как  трудно
найтись  в  такой ситуации.  Особенно,  когда  сталкиваешься  с  Кейкбредом.
Сознаюсь, он несколько на меня давит.
     - В спальне. Он вам не прислуживает. Что он делал у вас спальне?
     - Мне показалось, он что-то искал под кроватью.
     Миссис Корк вздрогнула.
     - Не далее  как вчера я застала его у себя в комнате. Он рылся в буфете
и сказал, что ищет мышь.
     - Мне он сказал, что высматривает жучков.
     - Не нравится мне это, Юстэс.
     - Странная история. Я определенно не видел никаких жучков.
     - Надеюсь, он порядочный человек.
     - Должен признаться  Кларисса, этот вопрос приходил  в голову и  мне. С
виду  он  безусловно порядочный, но это  черта  всех дворецких. У него  были
надежные рекомендации?
     - Я их  не смотрела. Переездом занималась  мисс Бенедик. По  ее словам,
дядя выставил условие, чтобы дворецкий остался. Она сказала,  так принято, и
я не видела  причин  возражать. Естественно, я полагала,  что  он выше любых
подозрений. Но теперь...
     Она смолкла, но не потому, что закончила мысль. Из глубины дома донесся
яростный женский вопль, потом грохот, словно высыпали тонну угля.
     - Что еще за черт? - удивилась миссис Корк.
     Мистер Трампер кузнечиком скакнул к дверям, на мгновение  исчез и снова
возник, чтобы сообщить:
     - Это Кейкбред. Кажется, он упал с лестницы. Ой, простите!
     Последние слова  адресовались  миссис  Моллой,  которая,  подвинув  его
плечом, вихрем ворвалась из коридора и остановилась посреди  комнаты с видом
оскорбленной матроны.
     - Эй, миссис Корк! - взвизгнула она.
     К  хранительнице  Шипли-холла  таким  тоном не обращались,  но  женское
любопытство взяло верх над желанием осадить гостью.
     - Что-то случилось, миссис Моллой?
     - Спрашиваете! Знаете что, или держите вашего дворецкого на цепи, или я
за себя не отвечаю. Черт возьми, всему есть предел.
     - Боюсь, я не поняла. Что сделал дворецкий?
     - Сейчас я его застукала. Рылся в  моей комнате! Второй раз за два дня!
Торчит из-под ночного  столика, словно гора  Эверест, и еще  имеет  наглость
утверждать, будто ищет, откуда пахнет. Пахнет ему, держи  карман шире! Ничем
там не  пахнет! Ну и порядочки в  вашем заведении!  Всякое бывает, но  чтобы
дважды за два дня! Поневоле озвереешь!
     Трампер сопровождал эту энергичную речь мышиным попискиванием.
     - Просто поразительно, - выдавил он наконец. - Как раз когда мы об этом
говорили, Кларисса.
     - Мистер Трампер только что говорил мне, - пояснила миссис Корк,  - что
сегодня утром застал Кейкбреда в своей  комнате  при  весьма  подозрительных
обстоятельствах. А я рассказывала, что не так давно видела его у себя. Когда
вы вошли, мы согласились, что надо принимать меры.
     - Вот и я говорю: надо принимать  меры. Ежу понятно, что у него на уме:
обчистить заведение и дать  деру. Странно, что он еще здесь. Мой  вам совет,
выбросьте его пинком под зад, не то плакали наши вещички.
     - Вполне с вами согласна. Сегодня же его рассчитаю.
     Миссис Корк величаво шагнула к столу и заговорила в телефонную трубку.
     - Мисс Бенедик.
     - Да, миссис Корк? - отвечал чарующий голос.
     - Зайдите ко мне, пожалуйста.
     - Да, миссис Корк.
     Спустя несколько минут, в  которые  миссис Корк решительно рассуждала о
бесчестных дворецких, мистер Трампер попискивал, а Долли Моллой молча кипела
яростью, дверь отворилась и вошла Энн Бенедик.
     В  мисс  Бенедик природа создала небольшой шедевр.  Это  была  стройная
особа лет двадцати трех, из тех живых, мальчишеского вида девушек,  глядя на
которых сразу представляешь, каким веселыми  они  были детьми. Губы ее то  и
дело трогала загадочная  улыбка, глаза смотрели  так, словно во  всем  видят
смешную сторону. Любой мужчина (за исключением мистера Трампера, почитавшего
за честь близость к  свой богине), сказал бы, что она достойна  лучшего, чем
сидеть у телефона и отвечать "Да, миссис Корк".
     Хозяйка, как всегда, без промедления перешла к делу.
     - Мисс Бенедик.  Кейкбред.  Выплатите  ему  месячное  жалование, и чтоб
сегодня его здесь не было.
     Сказано  это   было  настолько  безоговорочно,  что  оставалось  только
ответить  "Да,  миссис  Корк".  Однако, к изумлению последней  и  возмущению
мистера Трампера, Энн Бенедик выбилась из тона.
     - Что? - вскричала она. - Почему?
     Туземный  носильщик  как-то сказал  миссис  Корк  "почему?".  Если  вам
случится посетить  его деревушку, вы  легко узнаете этого человека по слегка
пришибленному виду и привычке вздрагивать, когда к нему обращаются. Это было
десять лет назад и с тех пор не повторялось. От неожиданности миссис Корк на
мгновение онемела, и  еще  не отошла  от  потрясения, когда вмешалась  Долли
Моллой.
     - Я вам объясню, почему, - грозно  произнесла она. - Не знаю, кто нанял
этого треклятого Кейкбреда слоняться по дому, но он оказался жуликом. Нельзя
шагу  ступить,  чтоб   на  него  не  наткнуться.  Растекается  повсюду,  как
протоплазма. То он у миссис Корк в спальне, то  у  мистера  Трампера,  то  у
меня, по два раза на дню. Мы тут сошлись, что его надо выставить, пока он не
выбрал, что полезет ему в чемодан, а что - нет.
     - Вот именно, - сказала миссис Корк. - Выставить немедленно.
     Губы Энн Бенедик чуть заметно дрогнули. Казалось, что ей смешно.
     - Боюсь, его нельзя выставить.
     И вновь миссис Корк испытала потрясение.
     - Как нельзя?
     - Боюсь,  что  нельзя.  Вероятно,  вы невнимательно читали  договор  об
аренде, иначе  заметили бы пункт насчет  Кейкбреда. Мой дядя  настоял, чтобы
его включили.
     - Пункт? Какой еще пункт?
     - Что его ни при каких обстоятельствах нельзя увольнять.
     Миссис Корк вытаращила глаза.
     - Что?!
     - Боюсь, так оно и есть.
     Наступила тишина.  Потом миссис Корк объявила,  что в жизни  не слышала
подобного, а  мистер  Трампер  пробормотал  что-то  невразумительное.  Долли
Моллой не сказала ничего. Похоже, она думала.
     - Разумеется, это досадно.
     - Мягко сказано!
     - Но мой дядя сдал дом только на этом условии.
     Миссис Моллой вышла из задумчивости.
     - Послушайте!  -  вскричала она.  -  Там не  написано,  что его  нельзя
отвести в кутузку, если его поймают за руку?
     - Думаю, не написано, - произнесла Энн, - но, уверяю вас,  миссис Корк,
вы заблуждаетесь. Просто у него любознательный склад ума.
     - Так вот,  - продолжала миссис Моллой, -  я вам  скажу, как это  можно
обстряпать. Наймите сыщика, пусть проследит за ним.
     Она с надеждой  взглянула  на миссис Корк. Ее  быстрый  ум уже различил
здесь один из тех случаев,  когда  одним выстрелом можно убить двух  зайцев:
обеспечить неприкосновенность своей собственности и залучить  в дом опытного
союзника, который следил бы за маневрами Мыльного среди роз.
     Взор миссис Корк просветлел.
     - Отличная мысль.
     - Превосходная, - подхватил мистер Трампер.
     - У меня  и адресок  для вас есть, - сказала  миссис Моллой. - Шерингем
Эдер, Холси-корт, Мейфэр.
     - Мейфэр, - уважительно повторил мистер Трампер.
     - Мейфэр, - с удовлетворением произнесла миссис Корк. - Звучит солидно.
     - Говорят, он в своем деле мастак. Один из лучших сыщиков страны.
     - Тогда  я  поручу  ему это дело.  Вы  записали  фамилию  и адрес, мисс
Бенедик? Шерингем Эдер, Холси-корт, Мейфэр.
     - Но...
     - Пожалуйста, не нокайте.  Отправляйтесь  немедленно. Если вы поедете в
Лондон на двухместной машине, то успеете застать его до конца  рабочего дня.
Постарайтесь привезти его с собой. Я не буду чувствовать себя спокойно, пока
этот Кейкбред в доме.
     Энн  Бенедик  еле  заметно  пожала  стройными  плечами,  но  выучка  не
позволила ей  возразить. Те, кому выпала  честь служить миссис  Корк, вскоре
приобретали почти  военную  выправку. Хотя секретарь-компаньонка видела, что
кто-то  делает  глупость,  ей  оставалось лишь спуститься в  гараж,  завести
двухместный автомобильчик и за час десять минут достичь Лондона.
     И все же, невзирая на  внешнюю  покорность, направилась она вовсе не  в
гараж, а  в буфетную. Злополучный  Кейкбред сидел  за столом и  играл сам  с
собой в шахматы. Судя по довольному выражению лица, он выигрывал.
     - А, это ты, дорогая, - сказал он. - Зашла поболтать?
     - Нет, - сурово отвечала Энн Бенедик.  - Если хочешь знать, душа моя, я
еду  в  Лондон нанимать сыщика. Слышишь?  Сыщика.  Будет смотреть на тебя  в
увеличительное стекло. Ну ты и заварил кашу, дядя Джордж!



     Примерно  в  то  же  время,  когда  Энн  Бенедик  проезжала  лондонские
предместья на  пути к Холси-билдингс,  Джеф Миллер стоял, высунувшись в окно
третьего этажа Холси-чемберз и не сводил глаз со входа во  двор.  Вид у него
был встревоженный и даже напуганный, как у мистера Трампера перед  беседою с
миссис Корк.
     Всякий, знакомый с обстоятельствами, ничуть бы этому не удивился. Утром
пришла  телеграмма,  извещавшая  о  скором  вторжении  Миртл  Шусмит  в  его
холостяцкое  жилище, а  если Миртл  сорвалась  с места  и мчится  к нему  из
деревни, это  может означать только одно. Она прочла  подробный отчет о деле
"Пеннифадер против Тарвина", который появился сегодня во всех газетах.
     Это  может  показаться  странным,  учитывая  незначительность  дела,  и
следует, наверное, пояснить, что причиной столь  внезапного интереса пишущей
братии стало необыкновенное поведение защитника пострадавшей стороны.
     Джеф не стал бы для собственного удовольствия вспоминать этот отчет, но
при необходимости мог бы повторить его наизусть. Слова стояли перед глазами,
словно выжженные огненными буквами.
     Защитник: - Вы не будете отрицать, Грин...
     Судья: - Мистер Грин.
     Защитник: - Простите.
     Судья: - Ничего, мистер Миллер, продолжайте.
     Защитник: - Хорошо, спасибо. Вы не будете отрицать, мистер Грин,  что в
школе вас звали Вонючкой? Что вы  не могли сказать слово правды, не надорвав
тем самым пупка? Что вы редко, а практически - никогда,  не  мылись? Что вас
дважды лупили старосты за кражу бутербродов с повидлом из школьного буфета?
     Свидетель: - Ваше влиятельство!
     Судья: - Обычно ко мне обращаются "ваша честь", или, иногда "вашчесть".
Однако  я  вас понимаю. Мне не  хотелось  бы вмешиваться, мистер Миллер,  но
имеют ли отношение юношеские грешки свидетеля к рассматриваемому делу?
     Защитник: - Я сокрушаю его, вашчесть. Демонстрирую, какая он гнида.
     Судья: - Уместно ли тут слово "гнида", мистер Миллер?
     Защитник: - Как будет угодно вашести. Итак, Вонючка, я подвожу  к тому,
что все ваши показания - враки от начала и  до  конца.  А  теперь,  гаденыш,
говори честно...
     Судья: - Выражение "гаденыш", мистер Миллер...
     Препирательство  длилось   довольно  долго.  В  конце  концов  защитник
попросил судью не  перебивать  его  на каждом слове, а  Его  Честь,  утратив
вежливость, указал  на неуважение к суду  и посоветовал защитнику,  не теряя
времени, поискать себе другую стезю, поскольку не видит для него  будущего в
коллегии адвокатов. Мысль, что Миртл Шусмит это прочла и намерена пространно
обсудить, повергала Миллера в ужас.
     Он еще дальше высунулся в окно,  оглядывая горизонт, и едва не выпал на
улицу, внезапно услышав  за  спиной голос  мамаши  Болсем. На мгновение  ему
почудилось, что Миртл вошла незаметно и прокралась ему в тыл.
     - Когда прикажете подавать чай, сэр?
     Джеф слабо улыбнулся. Ему подумалось, что  мамаша Болсем преувеличивает
светскость предстоящей встречи.
     - Ой, не думаю, что дело дойдет до чая.
     - Молодые дамы любят попить чайку, сэр.
     - Мне представляется, что мисс Шусмит  будет  говорить  без перерыва на
чай.
     - Я испекла булочки из крутого теста.
     - И  даже  с  булочками   из   крутого  теста.  Думаю,  она  предпочтет
глоток-другой  моей крови.  У  меня нехорошее чувство,  что  она читала  про
заседание. Вы читали?
     - Ох да, сэр!
     - Понимаете, это лишний  пример того, как часто нам приходится сожалеть
о поступках,  совершенных с полным сознанием  правоты. Когда я  увидел перед
собой Лайонела Грина и понял, что  это тот самый Л. П. Грин, который отравил
мне школьные годы, показалось вполне естественным  этим воспользоваться. "Ты
на верном пути, Дж. Дж. Миллер", - сказал я себе.
     - Так вы знакомы с этим джентльменом, сэр?
     - Учились вместе. Это с его  подачи  я  получил отвратительное прозвище
"Носочки", от которого избавился, благодаря скромным  подвигам на футбольном
поле,  лишь  к старшим классам. "Носочки", должен  пояснить,  сокращение  от
"Спальные носочки". Эта скотина Грин пустил гнусную байку, будто дома я сплю
в носочках  и обязательно  при свете, потому что боюсь  темноты. Вы знаете -
хотя,  возможно, вашему  чистому  сердцу это неведомо  -  как умеет  травить
ближних английская золотая молодежь.
     - Очень нехорошо со стороны молодых джентльменов, сэр.
     - Очень. Я поклялся страшно отомстить, и теперь моя клятва исполнена.
     - Мне показалось, судья очень дурно с вами обошелся.
     - Не то слово! Вот  уж не ожидал. Мне всегда казалось, в  таких случаях
защитник говорит, что угодно, а  судья,  откинувшись  в кресле, похохатывает
над его  остротами.  И вдруг нате! - Его Честь бьет меня под дых. А все-таки
судьям нельзя отказать  в проницательности. Ушлые ребята. Заметили, как этот
сказал, что мне надо бросать юриспруденцию? Он просто  сформулировал то, что
я давно чувствую.  Отныне  я полностью  сосредоточусь  на работе, к  которой
чувствую призвание. Я буду писать детективы. Когда ко мне придут  и попросят
выступить на  очередном громком процессе,  я отвечу, что, увы, не располагаю
свободным временем. В нашц эпоху узкой  специализации нельзя разбрасываться.
Да, теперь  я вижу ясно:  все обернулось  как нельзя лучше.  Однако если  вы
спросите, жду ли я хорошего от  предстоящей встречи с мисс Шусмит, я отвечу,
положа руку на  сердце...  О, Господи!  -  воскликнул Джеф, содрогаясь  всем
своим натренированным телом. - Вот и она.
     Он  мужественно  расправил плечи, силясь преодолеть ноющее чувство  под
ложечкой. Глядя, как мисс Шусмит идет  через  двор,  самый  ненаблюдательный
заметил   бы   в  ней  некоторую  взвинченность.  Она   исчезла   в   дверях
Холси-чемберз,  и  Джеф,  мгновение  поколебавшись,  вышел  на  площадку  ее
встречать.
     Он перегнулся  через перила и сразу понял, что  чувства в ней клокочут,
ища выхода. Миртл Шусмит поднялась по лестнице и устремила на Джефа каменный
взор, словно трагическая королева экрана.
     - Ты рехнулся, Джеффри? - спросила она низким, вибрирующим голосом.
     Джеф внутренне подобрался. Встреча явно не сулила ничего доброго.
     - Я понимаю, о  чем ты, - начал он. - О судебном заседании, да? Я так и
думал, что ты  захочешь  о нем узнать. Заходи,  чайку  попьем, все тихонечко
обсудим.
     - Не надо  мне чая. Я прочла отчет в "Дейли Экспресс" и чуть не упала в
обморок. Ты, наверное, сошел с ума.
     - Ну, должен признаться,  я слегка увлекся  и в какой-то  мере  утратил
ясность суждения.  Я только сейчас  рассказывал мамаше Болсем, что этот Грин
оказался тем самым типом, чьи гнусные  наветы отравили мне юные дни. Когда я
увидел его, то понял: труба зовет. Вернее, это ему труба.
     - Не понимаю, что ты говоришь.
     - Я объясняю, почему  не  был вежливо-сдержанным. Когда это ничтожество
вползло на место свидетеля, и я понял, что передо мной - Вонючка Грин...
     - После   того,   как   я   с   таким   трудом   уговорила   папу  тебя
проинструктировать...
     - Понимаю, понимаю. Не  думай,  что  я не вижу твоей  точки  зрения.  Я
просто пытаюсь объяснить, что этот паскуда Грин...
     - Он вне себя. Повторяет "Я же тебе говорил!".
     - Так ты заезжала домой?
     - Естественно, я заезжала домой. Не думаешь же ты, что я  потащилась бы
сюда с чемоданами? Он умолял меня разорвать помолвку.
     Джеф содрогнулся от  киля  до  клотиков. Такого он не  ожидал.  Вот  уж
угроза так угроза. Полный  разрыв.  Перед глазами мелькнул проблеск надежды.
Так несчастный, стоящий  на эшафоте  с петлей  на  шее и  уже видевший,  как
палач, крякнув, поплевал на  ладони,  вдруг различает всадника на взмыленном
коне с запечатанным пакетом в руках.
     - Ты не сделаешь этого? - хрипло спросил он.
     Миртл Шусмит  была девушка сильная. Она  видела, что слова  ее потрясли
Джефри до  глубины души, и, несмотря на праведный  гнев, немного его жалела.
Однако она твердо верила  в  необратимость заслуженного воздаяния. Она сняла
перчатку.
     - Я приняла решение, еще сойдя с поезда. Разумеется,  после всего этого
я не могу выйти за тебя замуж. Вот твое кольцо.
     Джеф держал кольцо между  большим  и указательным пальцем. Внезапно его
озарила странная мысль,  из  тех,  что порой наведывались к  нему  в  минуты
отличного настроения.
     - Знаешь, я чувствую себя оценщиком.
     - Что ты такое городишь?
     - Ты  дала  мне кольцо. Как будто  пришла  в ломбард и спрашиваешь,  за
сколько его можно загнать.
     - Прощай, - выговорила Миртл Шусмит, возмущенная  до  глубины  души,  и
двинулась вниз по  лестнице.  Наконец-то она поняла, что  имел  в виду отец,
когда назвал Джеффри неуравновешенным и легкомысленным.



     Джеф  вошел   в  квартиру  и   рухнул  в  кресло.  Он  ощущал  странную
расслабленность  во  всем теле.  Внезапная  радость  порой  вызывает  полное
притупление чувств. Он смутно сознавал, что мамаша Болсем к нему обращается,
и потому кивнул.  Из  того, что она заторопилась  прочь  со словами "выпить,
пока  горяченький",  ему удалось заключить, что  речь  шла о чае. И  впрямь,
скоро она появилась вновь, с подносом в руках.
     Джеф оглядел поднос без всякого  энтузиазма.  Что бы ни писали поэты  о
достоинствах чая, бывают в жизни минуты, когда душа просит чего-то покрепче.
Не успела мамаша Болсем выйти, как Джеф понял - сейчас именно такая минута.
     Ее хотелось  отметить напитком, который  не просто бодрит, но горячит и
жалит, словно  змея. Как на случай,  в буфете имелась  бутылочка подходящего
адского зелья.
     Пятью минутами позже  он  сидел с  ногами  на подоконнике, живой  огонь
растекался  по  его жилам, а сердце  переполнял  бурлящий восторг. И в  этом
состоянии он оставался довольно долго.
     Однако постепенно мысли его приняли иной оборот. В  такое время, сказал
себе  Джеф,  мало  ликовать. Не для  того  в  нашей  жизни случаются великие
потрясения. Главное - извлечь из них урок. Он чувствовал, что манна небесная
просыпалась на него неспроста.
     Зачем, не стоило труда  догадаться.  Джеф отлично знал свой недостаток,
чрезмерную  сердечность  в отношениях  с  противоположным  полом.  Он  любил
девушек - высоких,  низеньких, стройных, пухленьких, блондинок, брюнеток - и
слишком часто при виде девушки его язык слетал с тормозов.
     Да, это его изъян. Он  -  трепло. Природа наградила его способностью  к
легкой  болтовне,  которая отчасти  -  подтрунивание,  отчасти  -  искреннее
чувство. Слишком  часто в гостях он обнаруживал, что  увлек в сторонку самую
хорошенькую  из  девиц  и  разливается соловьем. Именно это,  с  содроганием
припомнил он, и случилось с Миртл  Шусмит. Вся история с ней, вся немыслимая
катастрофа,  которой  он  чудом  избег,   имела   одну   цель:  научить  его
осмотрительности и сдержанности.
     Отныне,  решил  Джеф,  его  поведение круто изменится.  Прежде  девушки
называли  Дж.  Дж. Миллера "наш дорогой  Джеф"  и "душка". Отныне они  будут
шепотом спрашивать у  приятельниц, кто этот угрюмый молодой человек, который
стоит у стены, скрестив руки, и словно совсем их не замечает.
     На  этом месте  рассуждений  он огляделся вокруг.  Взгляд  его упал  на
тарелку с булочками, к  которым он так и не прикоснулся. Вид  булочек вернул
его к яви.
     Первой  мыслью  его  было,  что  он  в  жизни  не  видел  ничего  менее
съедобного. Слишком многие  хозяйки, готовя булочки из крутого теста, путают
слова "крутое" и  "каменное",  и мамаша  Болсем  принадлежала именно к  этой
школе. Даже не будь  они такими твердыми, его желудок, пусть и  здоровый, не
желал принимать такую пищу после доброй порции горячительного напитка.
     Однако и оставлять груду булочек на тарелке было  нельзя. Мамаша Болсем
такая  ранимая.  Чуткий Джеф  не  мог причинить  ей  боль, оставив  угощение
нетронутым. Чувства мамаши Болсем были для него святы.
     А  значит,  стоял вопрос,  которым  так  часто  терзались  герои  в его
рассказах:  куда  девать  труп?  Пока  он  раздумывал, взгляд  его  упал  на
полуоткрытое окно дома напротив -  окно  с табличкой "Дж. Шерингем Эдер".  И
тут Джефа осенило.
     Из своего окна  он видел комнату,  по всем признакам  пустую.  Странный
тип,  который  иногда  сидел  за письменным столом, крутя  нафабренные  усы,
сейчас крутил их  в  каком-то другом  месте.  Вероятно, дела частного  сыска
увлекли мистера Эдера в Скотленд-Ярд,  поучать  тамошних  полицейских, или в
опиумную курильню Одноглазого Джо, разыскивать алмаз махараджи.
     Так это  или нет, но  одно Джеф  понимал четко. Неизвестно,  как у  Дж.
Шерингема Эдера с алмазами махараджи, но  вот с булочками у него не густо. С
точностью,  свидетельствующей  о  твердой  руке  и  наметанном  глазе,  Джеф
принялся швырять их через двор.
     Четвертая  и  последняя  угодила  Шимпу  Твисту  точно промеж глаз.  На
мгновение тому показалось, что ударом снесло верхнюю половину черепа.
     Полагая,  что  контора пуста,  Джеф  ошибался.  Сыщик  был  у  себя, но
несколькими  мгновениями  раньше  он  на четвереньках заполз под  стол,  ища
оброненный шестипенсовик.  Странное  чувство, что воздух внезапно наполнился
летающими предметами, заставило  его  резко выпрямиться в самый неподходящий
момент.
     Миг  короткого  замешательства  и  он, потирая лоб, высунулся  в  окно.
Взгляд  его  остановился  на  молодом  человеке  с  соломенными  волосами  и
перекошенным лицом. Молодой человек смотрел прямо на Шимпа.  И тут Александр
Твист  не  впервые за  свою  сомнительную карьеру  понял,  что пришло  время
линять.
     Увы, такие недоразумения повторяются в нашей жизни с пугающей частотой.
Мы-то знаем,  почему Джеф метал булочки, и понимаем,  что взор его изображал
раскаяние и ужас. Желая пощадить чувства мамаши Болсем, он засветил булочкой
в  лоб  ближнему.  Казалось  бы,  любой  должен  увидеть,  что перед  ним  -
воплощенное сожаление.
     Любой, но только не Шимп Твист. Мы уже говорили, что по роду занятий он
нажил немало врагов. Лондон, как и  Чикаго, который он по этой самой причине
вынужден был покинуть за несколько лет до описываемых  событий, просто кишел
людьми,  которые спали  и  видели, как бы  его  отдубасить. Больная  совесть
подсказывала, что Джеф - из их числа.
     Правда, молодой  человек не показался ему  знакомым, но память  на лица
может и подвести. К тому же Шимпу некогда было всматриваться.  Он отшатнулся
от  окна,  понимая  одно:  юноша  с  огненным  взором  метнул в  него  нечто
смертоносное, хотя что именно, он сообразить не успел.
     Джеф тем временем  тоже  покинул свой  пост.  Он мчался по  ступенькам,
чтобы принести извинения.  В  душе он  чувствовал,  что никакими словами  не
загладить его проступка, но извиниться  все-таки  решил.  Не может приличный
человек  запустить  в  соседа  булочкой  и  сделать  вид,  будто  ничего  не
произошло. На этот счет есть свои правила.
     И  вот,  когда  Шимп  Твист   выскочил   на   площадку  третьего  этажа
Холси-билдингс, чтобы вырваться на простор и затеряться в  городе, его взору
предстал разгневанный мститель, бегущий вверх по ступеням с явным намерением
объясниться накоротке. Путь к отступлению был отрезан.
     Однако  выход  нашелся. Именно на такие  случаи  Шимп Твист и держал  в
конторе вместительный шкаф. В мгновение ока  он юркнул в комнату и забился в
самую глубину. Здесь  он  и  остался сидеть, неслышно дыша,  так  что  Джеф,
ворвавшийся в комнату после короткой пробежки, застал ее совершенно пустой.
     Был стол.  Были булочки, щедро разбросанные по полу.  Чего не было, так
это  человечка   с   нафабренными   усами,  холодно  ожидающего  объяснений.
Складывалось впечатление, что его унесла  на  небо  огненная колесница, хотя
всякий, маломальски знакомый с Шимпом Твистом, с ходу отверг бы такую мысль.
     Джеф  пережил  в эти мгновение то,  что  с полным правом можно  назвать
быстрой сменой  чувств:  удивление,  затем (поскольку перспектива извиняться
его не увлекала) облегчение и, наконец, любопытство.
     Впервые  в  жизни  он  оказался  в   конторе   частного   сыщика;   ему
представилась редкая возможность  вжиться  в обстановку и после использовать
ее в рассказах про людей с изуродованными ушами. Он сел за стол, отметив про
себя Факт Первый: частные сыщики предпочитают работать в  пыли, без сомнения
- для того, чтоб посетители оставляли на ней отпечатки пальцев.
     И вот, когда  он  сидел,  откинувшись на спинку стула  и  сожалел,  что
порядочность не позволяет  ему  рыться в ящиках, в  дверь  постучали и вошла
девушка, при виде которой все мысли о людях с изуродованными ушами мгновенно
испарились.
     - Мистер Эдер? - спросила  она  чарующим голоском, нежным и мелодичным,
как перезвон овечьих колокольцев на закате дня.
     - Точно, - отвечал Джеф.  Его  пылкой натуре были свойственны внезапные
решения.  Оказаться  не  тем,  кого  она  ищет,  показалось  ему  немыслимой
глупостью.
     Правда, он твердо поклялся быть угрюмым и неприступным, но, разумеется,
к особым случаям это не относилось.



     Наступило  короткое   молчание.   Джеф  был  так  поглощен  созерцанием
бесчисленных достоинств гостьи,  что просто не  мог говорить. В  голове  его
проносился водоворот, на поверхности которого яичной скорлупкой подпрыгивала
единственная связная  мысль: если к  частным сыщикам ходят такие девушки, то
он - дурак, что не занялся частным сыском.
     Конечно, любая  особа, не похожая на Миртл Шусмит,  показалась бы ему в
этот миг весьма привлекательной, а Энн  Бенедик ни мало не походила на Миртл
Шусмит, но дело было куда  глубже.  Что-то в гостье затронуло тайные  струны
его существа, так  что колокола радостно  зазвонили и процессии  с  факелами
двинулись по гулким коридорам души. Нечто  подобное,  подумалось  ему,  хотя
несравненное более слабое, испытал Ромео, впервые увидев Джульетту.
     Что до  Энн, ее впечатление, хоть и не  столь восторженное, было вполне
благоприятным. Холси-корт, а особенно  лестница  Холси-билдингс, подготовили
ее к чему-то в высшей степени гадкому, вроде настоящего Шимпа Твиста; вместо
этого  она  увидела  приятного,  чисто  выбритого  молодого человека. Он  ей
понравился. К тому же ее не  покидало странное чувство, будто она где-то его
уже видела.
     - Добрый день, - сказала она.  На  этот раз ее голос напомнил  журчание
серебристых  фонтанов   в   тени  благоуханных  дерев  посреди  раскаленного
Самарканда.
     Джеф выпрямился с такой силой, что чуть не свернул себе хребет. Пыл его
не убавился, а, может быть, даже возрос, потому что голос у ней был, как уже
говорилось, очень приятный. Однако первое  ошеломляющее  чувство,  что ему в
копчик въехал Корнуоллский Экспресс, медленно шло на убыль.
     - Добрый день, - отвечал он. - Садитесь, пожалуйста.
     Джеф  схватил  стул  и  принялся яростно тереть рукавом  сиденье,  как,
безусловно, поступил бы на его месте сэр Уолтер Рэли, внутренне негодуя, что
у мистера Эдера такая нерадивая уборщица.
     - Боюсь, здесь не совсем чисто.
     - Я тоже приметила пылинку-другую.
     - Важные дела, все время в разъездах, ну и прислуга не жнет, не сеет...
     - Может быть, вы слишком часто твердите, чтобы здесь ничего не трогали.
     - Может  быть.  Но  все  равно, здесь слишком много  булочек.  Чересчур
много. Я решительно не понимаю, зачем столько булочек.
     - Мне кажется, они придают конторе домашний вид.
     - Возможно, вы правы. Наверное, без них было бы мрачновато. Да, да, так
лучше.
     - Гораздо лучше.  А теперь, если можно, протрите еще  один. С минуты на
минуту должен появиться мой дядя. Мне казалось, что он поднимался  следом за
мной, но, наверное, его что-нибудь заинтересовало.
     Пока она  говорила, снизу донесся  тяжелый топот, как будто по лестнице
поднимается цирковой слон.  Когда Джеф удалил аллювиальные наносы со второго
стула, недостающий посетитель вошел в дверь.
     - Заходи, мой ангел, - сказала Энн. - Мы гадаем, куда ты запропастился.
Это мистер Эдер. Мой дядя, лорд Аффенхем.
     Новоприбывший, как можно было  заключить  по звуку его шагов, отличался
массивным  телосложением.  Формой  он  напоминал  грушу,  узкую  сверху,  но
постепенно  расширяющуюся  к  паре  ботинок, размером каждый  со  скрипичный
футляр. Над бескрайними просторами торса высилась большая яйцевидная голова,
а лысая макушка снежным пиком торчала из редкой поросли всклокоченных волос.
Верхняя  губа  была  очень  прямая  и  длинная,  подбородок  -  острый.  Два
немигающих глаза остекленело смотрели из-под кустистых бровей.
     Из  этого   внушительного   монолита  человеческой  плоти  раздался  на
удивление высокий и пронзительный тенор.
     - Добрый день. Хериер?  У меня произошел на удивление занятный разговор
с  полисменом,  дорогая. Он  просто  вылитый  тип,  который  забрал  меня на
Вайн-стрит в ночь лодочных гонок  1911  года. Я остановил его и  расспросил.
Провалиться мне, если  он  не  сын того полисмена. Вот  что  зовется  связью
поколений, а? -  Он  помолчав, устремив на Джефа  неподвижный  взгляд. - Вас
когда-нибудь забирали на Вайн-стрит?
     Джеф ответил, что ему не случалось бывать по означенному адресу.
     - Для полицейского участка вполне пристойное место, - милостиво заметил
лорд Аффенхем.
     Сделав это заявление, он  откинулся  на спинку стула, принял отрешенный
вид и стал похож на собственный скульптурный потрет работы Гутзона Борглума.
У Джефа появилось странное чувство, будто  лорд  Аффенхем  пребывает  где-то
далеко. Он повернулся  к Энн  - спросить,  что  привело их  к Дж.  Шерингему
Эдеру, и поймал на себе ее озадаченный взгляд.
     - Мне кажется, я вас где-то видела, мистер Эдер.
     - Вот как? - с вежливым любопытством  осведомился  Джеф.  -  Интересно,
где?  Вы...  - Он осекся, потому что хотел  спросить,  не  была  ли  она  на
недавнем процессе "Пеннифадер против Тарвина", но вовремя передумал. - Вы не
бывали в Кембридже на Майской неделе?
     - Нет.
     - В Риме? Неаполе? Каннах? В милом Люцерне?
     - Ни разу. Похоже, вы путешествовали куда больше меня.
     - Да. Дела сыска куда только не забрасывают.
     - Ясно. Я почти нигде не бывала, только гостила в разных частях Англии.
Ладно, это неважно. Я, наверное, должна рассказать вам, зачем пришла.
     Лорд  Аффенхем  внезапно вышел  из  комы.  Хотя  тело  его  пребывало в
неподвижности, мозг не бездействовал.
     - Вам когда-нибудь говорили, как узнать  температуру?  -  спросил он, в
упор глядя на Джефа.
     - Посмотреть на градусник? - предположил тот.
     - Проще. Сосчитать,  сколько  раз  кузнечик  стрекотнет за четырнадцать
секунд и прибавить сорок.
     - Вот как?  - Джеф ожидал  дальнейших наблюдений, но его собеседник уже
сказал, что хотел. С видом человека, запирающего государственное учреждение,
он закрыл рот и уставился прямо перед собой. Джеф повернулся к Энн.
     - Вы говорили...
     - Я  собиралась рассказать  о  нашем деле, но  тут  сеньор де  Аффенхем
заговорил о кузнечиках. Не обращайте внимания на моего дядю, мистер  Эдер. С
ним  это  бывает.  Просто   запомните,   что  теперь  вы  можете  определить
температуру, и выбросьте это из головы.
     - Заметьте, система работает, если у вас есть кузнечик.
     - И нет градусника.
     - Что  вполне  может  случиться  во время загородной прогулки.  Так  вы
собирались рассказать о своем деле.
     - Да. Во-первых, меня отправила к вам миссис Уэлсли Корк.
     - Знакомая фамилия. Охотница на крупную дичь?
     - Она самая.
     - Вчера, что ли, видел в газете фотографию. Она там еще  искоса смотрит
на убитого льва.
     - "Миссис Корк и Друг".
     - Вот-вот.
     - Я -  ее секретарь. Моя фамилия Бенедик.  Она сняла  дом моего дяди  в
Кенте, Шипли-холл.
     - Вот как?
     - И хочет поселить там детектива.
     Лорд Аффенхем снова вышел из напряженной задумчивости.
     - Старая кретинка, - заметил  он  тоном адвоката, выносящего суждение в
кабинете судьи.
     Джеф ободряюще кивнул.
     - Поселить у себя детектива? Как интересно! А зачем?
     - Смотреть за ее дворецким.
     - Что, стоит? Захватывающее зрелище?
     - Она так считает. А вас рекомендовала миссис Моллой.
     - Почему же миссис Корк хочет следить за дворецким?
     - Она вбила себе в голову, что он нечист на руку. Он постоянно роется в
комнатах.
     - Ясно. Почему его сразу не уволили?
     - Не могут. Мой дядя сдал дом с условием, что дворецкий останется и его
нельзя увольнять.
     - И она безропотно подписала такой контракт?
     - Она его не читала. Предоставила все мне. Она искала дом неподалеку от
Лондона, а  дядя  как  раз  хотел  сдать свой, и я все устроила. Я не видела
здесь никакой беды. Понимаете, я знаю Кейкбреда.
     - А я - нет. Кто он?
     - Дворецкий.
     - Кейкбред - его настоящая фамилия?
     - А что такого?
     - Уж слишком дворецкая. Как будто он взял ее нарочно, чтобы втереться в
доверие. Вы уверены, что он честен?
     - Да.
     - Чист, как свежевыпавший снег?
     - Чище.
     Джеф  на  мгновение принял  суровый  вид. Именно  так,  по его  мнению,
поступил бы сейчас Дж. Шерингем Эдер.
     - Мисс Бенедик, вы когда-нибудь читали детективы?
     - Конечно.
     - Тогда  вы  знаете,  что  непременно  случается   в  любом  детективе.
Наступает время, когда  сыщик  делает строгое лицо и  говорит,  что не может
взяться за это дело, если клиент не будет ему полностью доверять. "Вы что-то
от меня скрываете", - говорит он.  Мисс Бенедик, я говорю это вам. Вы что-то
от меня скрываете. Что именно?
     Джеф  пристально взглянул  на  девушку. Энн задумалась.  На  лбу у  нее
появилась складка, а  носик наморщился, как у кролика. Очень привлекательно,
подумал Джеф, и был прав.
     - Я посчитал в уме, - объявил лорд Аффенхем, - и  пришел  к выводу, что
мог бы уместить все человечество в яму шириной и глубиной в полмили.
     - Я не стал бы, - заметил Джеф.
     - И я, - поддержала  Энн. - Подумай, как будет тесно тем,  кто окажется
внизу.
     - Верно, -  подумавши, согласился лорд  Аффенхем. - Нда... Я понимаю. И
все же мысль занятная.
     Он умолк. Джеф вежливо ожидал продолжения.  Продолжения не последовало.
Он  понял, что  это  очередное замечание, которые  его  собеседник время  от
времени  отпускал,  подобно  диккенсовской  даме, говорившей про  столбы  на
дуврской дороге. Поэтому он снова повернулся к Энн.
     - Что вы утаиваете от меня, мисс Бенедик?
     - Почему вы так решили?
     - Профессиональное чутье. Я - сыщик.
     - Очень странный.
     - Странный?
     - Я представляла себе сыщиков совсем иными.  Холодными и высокомерными,
вроде стряпчих.
     - Понимаю,  -  сказал  Джеф.  Холодности  и   высокомерия  стряпчих  он
насмотрелся, общаясь с мистером Шусмитом.  -  А со мной вы чувствуете  себя,
как будто...
     - ...как  будто могу сказать  вам,  что  угодно,  а вы  даже  бровь  не
поднимете.
     - Ну, конечно!  Я могу свести пальцы, но поднять  бровь - нет, никогда.
Говорите  без  опаски.  У вас есть  что-то,  проливающее  свет  на историю с
дворецким.  Вам  известно  нечто  такое,  что  снимает  с  честного  старого
Кейкбреда всякие подозрения. Так в чем же тайная подоплека?
     - Ну...
     - Соберитесь с духом.
     - Скажи  ему,  -  вмешался  лорд Аффенхем, возвращаясь  из  прекрасного
далека. - Ты ведь сюда пришла, чтобы ему рассказать, верно?  И  меня с собой
потащила,  чтобы  я  при  этом  присутствовал.  Так давай. Лопни  кочерыжка!
Проехать  тридцать  миль,  чтобы  все  рассказать,  а  потом   сидеть  и  не
рассказывать!
     - Однако это выставит тебя таким ослом, милый.
     - Нет, не выставит. Я действовал из самых лучших и разумных побуждений.
Мистер Эдер, человек умный, образованный, сразу это поймет.
     - Что ж, ладно. Вы могли бы  нам помочь, - сказала Энн, поворачиваясь к
Джефу. - Я хочу сказать, раз вы сыщик, то все время что-то разыскиваете?
     - Без перерыва. Улики, алмазы махараджи, Военно-морские соглашения - да
что угодно.
     - У вас есть на это свои способы?
     - Еще какие!
     - Разные э-э...
     - Методы.
     - Да, методы.  А то мы  уже опустили  руки. Нельзя же  искать иголку  в
стоге сена!
     - Что же вы ищете?
     - Даже  не  знаю,  с  какой  стороны  подступиться.  Ладно.  Во-первых,
Кейкбред - не Кейкбред.
     - Ага! Мы к чему-то приближаемся.
     - Он - мой дядя.
     Джеф моргнул.
     - Простите?
     - Кейкбред - мой дядя.
     - Вот этот? -  спросил Джеф, кивая  на лорда Аффенхема,  который  снова
погрузился в себя и сделался похож  на статую, с которой только что сдернули
покрывало.
     - Понимаете, когда дом пришлось сдать -  больше нам жить не на что - мы
решили,  что  дядя  должен  остаться  в  Шипли-холле  и  все-таки вспомнить.
Остаться  он  мог  только в виде дворецкого. Так что на самом деле все очень
просто.
     - Да, конечно. Вспомнить, вы сказали?
     - Куда он это спрятал.
     - Так, так. А что именно?
     Энн  Бенедик  внезапно рассмеялась, таким серебристым смехом, что  Джеф
понял: только сейчас, в этот миг в нем пробудилось подлинное желание жить. С
самого ее появления  он  сознавал, что странное чувство,  которое  она в нем
вызывает  -  это  любовь,  но  смех  -  до  сих  пор  она  только  улыбалась
-окончательно  расставил все  по  местам. Смех у  Энн  Бенедик был  поистине
дивный. Он вызывал в душе образ заснеженного дома,  домашних тапочек, собаки
на коленях, огня в камине и доброй, хорошо обкуренной трубочки.
     - Я бестолково  рассказываю, да? -  сказала Энн. - "Это" -мешочек очень
дорогих бриллиантов,  все наше состояние. Дядя  Джордж спрятал его  где-то в
Шипли, но, хоть убей, не помнит, где именно.
     В просторном шкафу Шимп  Твист,  как не старался остаться незамеченным,
поневоле хмыкнул. Мысль  о  том, что  где-то  в загородной усадьбе  валяется
мешочек с  бриллиантами - более того, в  усадьбе, где  уже живут его  давние
союзники - пронзила его насквозь.
     Всю жизнь, с  самого  начала своей  сомнительной  карьеры, он мечтал  о
деньгах в банке, а уж если это не деньги в банке, то он ничего не понимает в
деньгах. Поэтому он хмыкнул.
     На его  удачу, Джеф хмыкнул в тот же самый миг, так что сыщика никто не
услышал.  Правда,  лорд  Аффенхем  решил,  что  в комнате  необычное  эхо  и
задумался об акустике, но этим все и ограничилось.
     - Вас это удивляет?
     - Да.
     - Я  тоже удивилась,  когда  услышала. Я всегда  знала,  что у  дядюшки
нестандартный ум, и все-таки...
     Джеф кое-как  оправился от первого потрясения. Он даже  смог, хотя и не
без усилия, свести пальцы.
     - Давайте  проясним,  - сказал  он.  -  Ваш  дядя  вложил  все семейное
состояние в бриллианты?
     - Да.
     - И спрятал их?
     - Да.
     - А потом забыл, где?
     - Да.
     - Как собака про зарытую кость?
     - Вот именно.
     - Да.  -   Джеф  с  шумом   выдохнул.  -  Вы  очень  точно  выразились,
"нестандартный". Можно не лезть в толковый словарь. Лучше не скажешь.
     - Вот видишь, милый. - Энн с материнской суровостью повернулась к дяде.
- Я сказала, что ты будешь выглядеть ослом. Мистер Эдер ошарашен.
     Насколько это возможно для человека  весом  двести  шестьдесят  фунтов,
лорд Аффенхем вскинулся.
     - Я отказываюсь  признать, - сухо  выговорил он, - что изложенные факты
выставляют  меня  в невыгодном  свете.  Мной, как  я  уже сказал,  руководил
трезвый расчет.  Лопни кочерыжка! Чем вам  плохи бриллианты? Куда  еще можно
вложить средства в наше  сумасшедшее  время? Когда обвалились эти несчастные
железнодорожные  акции,  я  все  хорошенько взвесил и  принял  окончательное
решение.
     - Да, наверное, в твоем безумии есть своя система.
     - Почему "в безумии"?
     - Он  такой,  - продолжала  Энн,  обращаясь  к  Джефу  с  видом матери,
рассказывающей о странностях любимого чада. -  Когда  объясняет  свои  дикие
выходки, поневоле киваешь головой и веришь, что он выбрал единственно верный
путь.
     - Бриллианты - всегда бриллианты, - вступился Джеф.
     - Когда их нельзя отыскать - нет.
     - Конечно, лучше бы ваш дядя их нашел.
     - Как часто  редкий  перл,  волнами  сокровенный,  в бездонной пропасти
сияет  красотой,  но  много  ли  от этого  проку  престарелому  лорду  и его
безденежной племяннице? Равно как и от бриллиантов, которые  то ли спрятаны,
то ли не спрятаны за каминной трубой в комнате второй горничной.
     - Навряд ли они там, - сказал лорд Аффенхем по некотором раздумьи.
     - Могут быть.
     - Вообще-то могут.
     - У вас нет ни малейшей догадки?
     - Пока  нет.  Бывают обнадеживающие проблески, но до  сих  пор,  должен
признаться, они меня обманывали.
     Джеф  задал  вопрос,  который,  он  чувствовал,  должен  был  бы задать
Шерингем Эдер.
     - Почему вы не поместили их в банковский сейф?
     - Я не доверяю банковским сейфам.
     - Спросите его, почему он не купил домашний сейф, - предложила Энн.
     - Почему вы не купили домашний сейф? - послушно спросил Джеф.
     - Я не...
     - ...доверяете сейфам.
     - Да,  не  доверяю, -  твердо  повторил лорд  Аффенхем.  - Сейф  просто
указывает грабителю, откуда начинать поиски. Дает,  так сказать, официальное
заверение: если не поленишься, получишь кое-что стоящее.
     - Вы очень убедительно доказываете, лорд Аффенхем.
     - Всегда этим отличался.
     - Не напоминает ли вам дядя, -  с  чистосердечием  племянницы  вставила
Энн, - белого рыцаря из  "Алисы  в  Зазеркалье"?  Когда он вот так впадает в
транс, мне всегда  кажется,  что он придумывает... не  помню  дословно, но в
общем, как бы чтото сделать невиданным  прежде  способом.  Банковский  сейф?
Нет. Он им не доверяет.  Домашний  сейф?  Тоже  не для дяди. Вот за каминной
трубой у горничной - может быть. Он говорил мне, что каждый вечер придумывал
новое место.
     - Меня это  забавляло, - сказал лорд  Аффенхем. - Такое,  понимаете ли,
упражнение в изобретательности.
     - Что, разумеется, сильно усложняет дело. Дядя  то  и  дело  вспоминает
разные хитрые места, куда собирался  их  спрятать, потом идет и там  роется.
Теперь вы понимаете, за что все так ополчились на Кейкбреда. Всякий раз, как
он роется,  кто-нибудь входит и застает его за  этим занятием. Вы, наверное,
обратили  внимания,  что дядя у нас  крупный  - высокий, осанистый, в  теле.
Когда он ищет бриллианты, его трудно не заметить.
     Джеф кивнул, отчетливо представив себе эту картину.
     - А как с вами это... э... приключилось?
     - Мистер Эдер спрашивает,  как  ты потерял  память,  - перевела Энн.  -
Расскажи. Интересно, так ли это будет смешно, как в первый раз.
     Лорд Аффенхем слегка насупился.
     - Ты преувеличиваешь, дорогая. И речи нет о том, чтоб я потерял память.
Просто после аварии она меня порою подводит.
     - Сейчас  ты  рассказываешь  куда  хуже,  душа  моя.  Лорд  Аффенхем, -
пояснила Энн, - правил на веру  не принимает. Нет, он каждое должен обдумать
и, если сочтет неразумным, ни за что исполнять не будет.  Он  ехал по правой
стороне  дороге,  потому что не признает английской  левосторонней  езды,  а
из-за  угла  вырулил  водитель  грузовика,  сторонник  более  ортодоксальных
воззрений.  Когда  дядю Джорджа  выписали  из больницы,  швы  на голове  уже
заживали,  но  память   отшибло  начисто.  Врачи  были  просто  в  восторге.
Интереснейший случай.
     - При таких  взглядах лорда Аффенхема, хорошо,  что он дворецкий,  а не
шофер.
     - Да, хотя мне кажется, он не очень доволен.
     - Совсем  недоволен,   -   решительно   сказал  лорд  Аффенхем,  немало
размышлявший  на  эту тему. - Я  ненавижу  чистить серебро. Мне не  нравится
прислуживать за столом.  Мне неприятно постоянно находится рядом с кухаркой,
которая в совершенно  излишних  подробностях рассказывает о состоянии своего
нутра. А особенно мне противно отзываться на имя Кейкбред.
     - Скажите, - спросил Джеф, - вы долго его выдумывали?
     - Нет, - отвечала Энн, - оно придумалось само.
     - Вы - исключительная девушка.
     - Спасибо.  И  племянница исключительного  дяди,  правда?  Так  вы  нам
поможете?
     - Конечно!
     - Это все меняет. Я хочу сказать, сыщик может рыться повсюду. Затем его
и наняли. Дядя Джордж будет с  вечера предлагать вам избранные места, а вы -
их проверять. Рано или поздно мы наткнемся на алмазную жилу.
     - Просто методом исключения.
     - Именно.  Остается  только  одно.  Боюсь, в Шипли вам  не  понравится.
Заведение живет по строжайшим вегетарианским правилам.
     - Чтоб меня!
     - У миссис Корк это пунктик. Во время последней экспедиции в  Африку ее
поразило пышущее здоровье и простой,  неиспорченный  нрав  народа угубу. Эти
угубу питаются исключительно фруктами и овощами, позволяя себе только шурина
в день рожденья и миссионера  на  Рождество. Она сняла Шипли, чтобы  создать
первую  ячейку  для распространения  в  Англии  угубианского  образа  жизни.
Программа включает в  себя возвышенные размышления, ритмические танцы и, что
самое главное,  вегетарианство. Я просто хочу, чтобы вы  поняли, на что себя
обрекаете.
     - Исключения не делают даже для заезжих сыщиков?
     - Конечно, нет. Вам  придется  изображать рядового члена колонии, чтобы
ввести в заблуждение Кейкбреда.
     - Ясно. Однако там будете вы.
     - Да.
     - Тогда все в порядке.
     - Прекрасно.  А  если вам станет совсем невмоготу,  вы  всегда  сможете
заглянуть к дяде Джорджу в буфетную, и он нальет вам бокал портвейна.
     Джеф с благодарностью взглянул на своего спасителя.
     - Это правда?
     - Конечно, -  отвечал лорд Аффенхем.  - Погреб полон и принадлежит мне.
Приходите, напивайтесь в стельку.
     - Что за ужас ты говоришь! -  возмутилась Энн. - Уверена, мистер Эдер -
трезвенник.
     - Мистер  Эдер,  -   заметил  Джеф,  -  никогда  не  подвергался  таким
испытаниям, как те, что ждут его в Шипли-холле.
     Энн встала.
     - Теперь последний вопрос. Когда вы приедете?
     - А когда бы вы хотели?
     - Миссис Корк велела привести вас с собой.
     - Отлично.
     - Но в машине нет места. Она не знала, что я  загружу  на борт полтонны
дяди. Сколько вам надо на сборы?
     - Двадцать минут.
     - Отлично. Тогда вы как раз успеете на поезд. А ты в клуб, дядя Джордж?
     - Хотелось  бы  заглянуть.  Редкий  случай  побывать  в  цивилизованном
обществе.
     - Хорошо. Даю тебе полчаса. Я повидаюсь с Лайонелом и за тобой заеду.
     Разумеется,  никто  не  давал  Джефу  права  осуждать знакомство Энн  с
молодыми  людьми,  однако   впервые   с  начала  знакомства  ему  послышался
диссонанс. Впрочем, будучи человеком  терпимым,  он решил не придавать этому
большого  значения.  Очевидно, что у такой девушки  полно  поклонников.  Его
задача - показать Энн (не сразу, конечно, чтобы не ошеломить ее Миллеровским
напором), что все эти Лайонелы  -  тьфу  по  сравнению кое с кем из недавних
знакомых.
     - До свидания, - сказал он, с почтительной теплотой пожимая ей руку.
     - До свидания, мистер Эдер. Спасибо, что согласились мне помочь.
     - Спасибо, что предоставили мне такую возможность, - сказал Джеф.
     Она  выскользнула  из  комнаты.  Джеф повернулся, чтобы  попрощаться  с
лордом Аффенхемом, и поймал на себе его немигающий взгляд.
     - Ха! - сказал лорд Аффенхем.
     Джеф склонил голову набок, изображая  вежливый  вопрос.  Лорд  Аффенхем
поднял большой палец и указал на дверь, в которую только что вышла Энн.
     - Втюрились, а?
     От   неожиданности   Джеф   ответил   с   машинальной    откровенностью
загипнотизированного на публичном сеансе.
     - Да, - сказал он.
     - Так я и решил. Она вся в меня.
     - Э... в каком смысле? - спросил Джеф, не приметивший особого сходства.
     - Ни одна женщина не могла передо мной устоять, - скромно  пояснил лорд
Аффенхем, - и я еще не видел молодого человека, который бы устоял перед ней.
Что ж, желаю удачи.
     Он с усилием  протиснулся  в дверь,  но  через мгновение снова  возник,
подобно Чеширскому коту, и устремил на Джефа испытующий взгляд.
     - Тут без удачи не обойтись.
     Раздался  сдавленный,  булькающий  звук.  По-видимому,  лорд   Аффенхем
хихикал. Потом он исчез, на этот раз - окончательно.
     Джеф несколько минут  раздумывал  над загадочной фразой, потом медленно
спустился по лестнице, поднялся в Холси-чемберз и сообщил мамаше Болсем, что
на неопределенный срок переезжает в Шипли-холл, Кент, и  письма туда следует
пересылать  не  иначе как в плотных конвертах,  подписанных  "Дж.  Шерингему
Эдеру".
     Через  несколько  мгновений после того, как он  покинул  контору,  Шимп
Твист  выбрался  из  шкафа,  задумчиво  покрутил  нафабренные  усы  и сказал
"Блеск!", что обычно выражало у него высшее проявление радости.
     Его деятельный мозг работал на полные обороты.



     Энн  Бенедик прождала  в  прихожей клуба минут  десять,  прежде чем  на
лестнице появился виконт под руку с несколько пришибленным епископом, толкуя
про супралапсариев. При  виде  Энн он  ослабил  хватку и епископ  обрадовано
улизнул  в  комнату, где  по  уставу  клуба  говорить  не  разрешалось. Лорд
Аффенхем взглянул на племянницу с виноватой покорностью, но тут же попытался
сделать хорошую мину при плохой игре.
     - Привет, дорогая. Только что приехала, да? Отлично. Запоздала немного?
     - Нет,  не  запоздала,  -  отвечала Энн с суровостью,  которую  нередко
навлекал на  себя беспутный  глава семьи. - И вовсе  не только что приехала.
Тебе четверть часа назад передали, что я жду.
     - Передали,  -  сказал  лорд  Аффенхем.  -  Конечно,  передали.  Теперь
вспомнил.  Я  показывал  мальчикам  фокус  со  спичками  и  немного увлекся.
Схожу-ка за шляпой.
     - Она на тебе.
     - Вот как? Тогда пошли.
     - Да уж давай. Мне придется гнать, как сумасшедшей,  чтобы успеть, пока
тебя не хватились.
     - Разве я не сказал, что у меня свободный вечер?
     - Не сказал. Значит, я извожусь только из-за того, что ты не удосужился
поставить меня в известность?
     - Да все память. Постоянно меня подводит.
     Они подошли к машине, и Энн посторонилась, пропуская  дядюшку вперед. В
прежние времена, отправляясь с ним, она садилась первой, но после  того, как
машину несколько раз тряхнуло  под  его тяжестью, сделалась осторожней. Лорд
Аффенхем  имел  привычку  на  мгновение  зависать  над  сиденьем,  а  затем,
обмякнув, рушиться, словно камнепад.
     Вначале  оба  молчали.   В  Лондоне  с  его  оживленным  движением  Энн
предпочитала не  разговаривать, а лорд Аффенхем опять впал  в кому. Пока они
не   достигли   предместий,   его   попросту  нельзя  было   числить   среди
присутствующих, и если б и  удалось  застать, то не иначе как  междугородним
звонком.
     - Ну? - спросила Энн, когда они въехали в тихие воды загородного шоссе.
Она сняла руку с руля,  чтобы ткнуть  дядюшку в бок. - Как тебе все это, моя
крошка?
     - Э?
     - Заполучить ручного сыщика. Думаю, теперь у нас появилась надежда.
     - Определенно.
     Энн мечтательно взглянула на ветровое стекло.
     - Теперь  что-нибудь  сдвинется, как по-твоему? Если нет,  я  этого  не
переживу. Ты не представляешь, как мне осточертела моя работа.
     - А ты не представляешь, как мне осточертела моя.
     - Будем надеяться, мистер Эдер нас вызволит. Что ты о нем думаешь?
     - Видный малый.
     - Это меня и удивило.
     - Точно как я в его годы.
     - Ты был стройный и жилистый?
     Лорд Аффенхем задумался.
     - Жилистый - пожалуй. Стройный - нет, но я был малый,  хоть  куда, да и
этот парень не  промах.  Не то что пучеглазый  болван-обойщик,  с которым ты
обручилась.
     - Я уже просила  тебя  не называть Лайонела болваном.  И  никакой он не
обойщик. Он художник по интерьерам.
     - Еще хуже. Я содрогнулся, когда ты сказала, что выйдешь за него замуж.
Содрогнулся до основания.
     - Знаю.
     - Помнишь, я сказал:  "Что, за этого? За склизкого, хлипкого пустозвона
с завитыми усиками? Лопни кочерыжка!"
     - Помню. Давай  не будем о Лайонеле. Мы договорились,  что у нас разные
мнения. Я рада,  что  тебе понравился мистер Эдер.  Должна  сказать, на меня
произвело впечатление, как быстро он схватывает. Наверное, все сыщики такие.
     - Он не сыщик.
     - Что?!
     - Я и на минуту не поверил.
     Дорога была совершенно пуста, и Энн перевела взгляд на своего спутника.
Глаза его  затуманились, показывая, что он  готов впасть в  очередной транс,
поэтому она снова ткнула его в бок.
     - Что-что?
     - То  самое.  Думаешь, я не узнаю  частного  сыщика? Я их перевидал  на
своем веку.  В молодости они ходили за мной  табунами. Частного сыщика видно
за милю. Редкая мразь. Этот малый просто случайно оказался в конторе. Что ты
сказала, когда вошла?
     - Я сказала: "Мистер Эдер?". С вопросительной интонацией.
     - А он ответил?..
     - Что-то вроде "определенно". Или "точно".
     - Ну вот. Настоящий сыщик сказал бы "К вашим услугам, мэм",  или другую
пошлую  фразочку,  потер бы  жирные  руки и  ухмыльнулся,  как официант.  Он
ухмылялся?
     - Нет, просто смотрел.
     - Вот видишь! А почему? Потому что ты сразила его наповал. Ты всегда их
сражаешь наповал. У нас это семейное, только я сражаю женщин. Сколько бывало
неприятностей! Стараешься быть любезным и,  бац!  рушится  семья. Вот почему
меня выслеживали сыщики.
     - Вот бы ты помнил  про бриллианты так же хорошо, как про  свои ужасные
похождения!
     - Если  бы!  Я вспоминаю свои похождения без  всякого  удовольствия,  -
произнес раскаявшийся грешник.
     Энн снова обратила  на дорогу задумчивый  взор и прикусила  губку.  Она
пересматривала факты в свете  новых  свидетельств. А поскольку лорд Аффенхем
погрузился в размышления о том, почему птицы сидят на проводах,  когда рядом
полно деревьев, то молчание продолжалось почти до поворота на Шипли-холл.
     - Тогда он какой-то ненормальный.
     - Э?
     - Мистер Эдер.
     - А что с ним?
     - Я сказала, что он, наверное, ненормальный.
     - Почему?
     - Если он прикинулся сыщиком.
     - Не вижу  ничего  ненормального.  Напротив,  очень  разумный поступок,
учитывая его чувства. Взвешенная, просчитанная политика.  Он хочет постоянно
быть рядом с тобой...
     - Зачем?
     - Он в тебя влюбился.
     - В меня?
     - Конечно. Ты  плохо слушала. Я говорил,  что ты его  сразила. Говорил,
да? Влюбился с первого взгляда.
     - Ты бредишь, милый.
     - Ничуть.
     - Он не мог влюбиться с первого взгляда.
     - Почему?
     - Потому что люди так не влюбляются.
     - Ну, знаешь! Если  поставить  в  ряд женщин, в которых  я  влюбился  с
первого взгляда...
     - Не надо. Уверена, ты ошибся.
     - Он мне сам сказал.
     - Как?!
     - Так.  Когда  ты  ушла,  я  посмотрел ему  прямо  в  глаза  и спросил:
"Втюрились, а?"
     Энн тихонько ахнула.
     - Не может быть!
     - Так и спросил.
     - Почему?!
     - Хотел получить подтверждение  из  первых рук. Когда хочешь что-нибудь
узнать, всегда лучше обратиться к истокам.
     - И что он ответил?
     - Ответил "Н-да".
     - Немногословно.
     - Не нужно много слов, чтобы  ответить  на  простой вопрос. "Втюрились,
а?" - спросил я. А он ответил "Н-да". На твоем месте я бы за него ухватился.
Славный малый.
     - А как же Лайонел?
     - Лайонел? Да ты бы и не посмотрела в его сторону, если бы не смазливая
рожа, как у парикмахерского  болванчика.  Женщины, бедняжки, на таких падки.
Дай мне  два  куска угля и банку замазки, я тебе сделаю такого же Лайонела и
даже получше. Лопни кочерыжка, хотел бы я быть вчера в  суде  и слышать, как
этот Дж. Дж. Миллер его отделал.
     Энн остановила машину.  Они только что  свернули на дорогу,  ведущую  к
Шипли-холлу, и, хотя  дворецкому и впрямь  не следовало выходить  из  машины
секретарякомпаньонки  у  самого подъезда, ему не было необходимости  столько
топать в одиночестве. Она вполне могла провезти его еще ярдов сто.
     Однако,  как  ни мало она походила  на  Миртл Шусмит, Энн Бенедик  тоже
считала, что за дурное поведение мужчин надо наказывать.
     - Выходи, мой ангел.
     - Что, уже?
     - Уже, - твердо сказала Энн. - Надеюсь, что тебя покусают дикие улитки.
Ты отлично знаешь, что нельзя так говорить про Лайонела.
     - Ты бы не злилась, если б не знала, что это правда.
     - Выходи! - повторила Энн. - Дикие улитки. Ужасные, с длинными рогами.
     Лорд Аффенхем вывалился из машины,  как  лесной  исполин, рухнувший под
топором  дровосека,  а Энн  тронулась  с места.  Она  вновь призадумалась  и
закусила губку. Носик у нее наморщился, как у кролика. Размышляла она о том,
как страстно ненавидит инфернального Дж. Дж. Миллера. Интересно, думала Энн,
доведется ли ей его встретить и высказать все.
     Она очень на это надеялась.



     Тени деревьев,  обступивших  газоны Шипли-холла, уже далеко протянулись
по стриженой траве, когда Джеф  вышел  из такси напротив парадной двери.  На
звонок колокольчика явился лорд Аффенхем. Держал он себя очень официально.
     - Привет,  -  тоном доброго  знакомого  обратился к  нему  Джеф. -  Уже
доехали? Дайте  мне десять минут, чтобы ознакомиться с  бременем черных, и я
буду готов вплотную заняться бокалом портвейна, о котором мы говорили.
     - Сэр?
     Эта немногословная сдержанность и пустой, неузнавающий взгляд, показали
Джефу, что  перед ним актер с большой буквы.  Когда лорд Аффенхем становился
дворецким, он не позволял даже отзвуку светских знакомств сбить себя с роли.
В глазах общества он был Кейкбред, весь Кейкбред, и ничего, кроме Кейкбреда.
Джеф тут же изменил стиль поведения, подлаживаясь под его тон.
     - Дома ли миссис Корк?
     - Да, сэр. Как прикажете доложить?
     - Мистер Эдер.
     - Сюда, пожалуйста, сэр.
     С той же величавой  отрешенностью,  в тишине, нарушаемой только скрипом
ботинок, лорд  Аффенхем провел посетителя  по коридору и открыл дверь, из-за
которой доносился звучный  голос, вещавший что-то насчет слонов. В следующее
мгновение Джеф предстал перед миссис Уэлсли Корк.
     Подобно многим лосям и вапити, он вздрогнул и  слегка занервничал. Даже
без ружья миссис Корк, впервые увиденная во плоти, внушала некоторый трепет.
     Это была крупная  дама на пятом  десятке, довольно красивая,  если  вам
нравится подобный тип,  но куда менее привлекательная, если вы предпочитаете
что-нибудь поженственнее. Африка  продубила миссис Корк и сделала ее похожей
на постаревшую мисс Шусмит, если ту хорошенько поджарить на солнце.
     За столом сидела Энн Бенедик,  держа  на  коленях блокнот. По-видимому,
она писала под диктовку.
     - Да, Кейкбред.
     - Мистер Эдер, мэм.
     - Да?  Здравствуйте,  мистер  Эдер,  заходите.  На  сегодня  все,  мисс
Бенедик.
     Во  время  этого  короткого  обмена  репликами  Энн  с  живым интересом
рассматривала Джефа. Всегда интересно заново взглянуть на человека, который,
как  уверяют, влюбился  в  тебя с первого  взгляда.  Впечатление было  самое
благоприятное. Ей нравились люди, которым она нравится.
     Боле того,  в мужчинах ее всегда  восхищала храбрость, а  Джеф, рискнув
под  ложным  предлогом  проникнуть  в  логово  миссис Корк, безусловно  явил
недюжинную отвагу. Большинство знакомых ей молодых  людей,  предложи  им  на
выбор разыграть миссис Корк  или  разворошить короткой палкой осиное гнездо,
без колебаний предпочли бы ос.
     Менее строгая, чем дядя, она,  выходя,  наградила  Джефа  ослепительной
улыбкой. Джеф  улыбнулся в ответ  и ощутил  свежий прилив сил.  Рядом с  Энн
миссис Корк казалась незначительной помехой - переступил и забыл.
     Деятельная дама тем временем пристально его изучала.
     - Садитесь, мистер Эдер. Вы очень  молоды,  - сказала она, в первую  же
секунду обнаружив изъян в его маскараде. - Я не думала, что вы так молоды.
     Джеф хотел  сказать, что отец был в  его годы  таким же, но  передумал,
как-то догадавшись, что миссис Корк не одобряет легкую болтовню.
     - Однако у вас большой опыт.
     - Огромный. На Петров день, я вам верно говорю...
     - Хорошо. Полагаю, мисс Бенедик объяснила, зачем вы мне нужны.
     - В подробностях.
     - Человек, который вас сюда проводил, и есть Кейкбред.
     - Я это понял.
     - Приглядывайте за ним.
     - Хорошо.
     - Он или вор,  или  сумасшедший. Я хочу знать,  что  именно, прежде чем
заявить  лорду  Аффенхему самый  решительный  протест.  Нет,  вы  подумайте!
Включить подобное условие в договор!
     - Весьма необычно.
     - Не понимаю, почему  мисс  Бенедик не  обратила  на это мое  внимание.
Кстати, как вам показалась мисс Бенедик?
     На эту тему Джеф мог бы говорить долго и красочно. Впрочем, справедливо
рассудив,  что  миссис  Корк  не склонна выслушивать поэтические  хвалы,  он
ограничился ответом, что Энн, по его мнению, очень мила.
     - Она так морщит нос... - добавил он, позволяя себе минутную слабость.
     - Нос?
     - Кончик носа.
     Миссис Корк взглянула непонимающе.
     - Ни разу не видела, как она морщит нос.
     - Сыщики примечают такие мелочи.
     Миссис Корк на мгновение задумалась.  Вероятно,  она  размышляла о носе
своей компаньонки, но, поймав взгляд антилопьей головы и прочтя в стеклянных
глазах легкую укоризну, вернулась к делу.
     - Меня беспокоит мисс Бенедик.
     - Вы  хотите  сказать,  Кейкбред,  - великодушно поправил  Джеф  легкую
оговорку.
     - Я не хочу сказать Кейкбред, -  отрезала миссис Корк. - Я хочу сказать
мисс Бенедик и сказала мисс Бенедик. Когда миссис  Моллой предложила позвать
в Шиплихолл детектива, я согласилась главным образом для  того, чтобы больше
узнать о мисс Бенедик. Вы будете следить за ней.
     - За ней?
     - Да. Я ей не доверяю. По-моему, она - двуличная особа.
     Этого  Джеф  спустить   не  мог.  От  гнусного  слова  "двуличная"  все
перевернулось в его  душе. Миссис Корк  может сколько угодно  чернить  лорда
Аффенхема, но если уж она перешла на Энн, придется ее одернуть.
     - Двуличная? То  есть как это! Ничего  подобного! - с  жаром воскликнул
он. -  У нее прекрасная  душа, чистая  и открытая, словно...  э... ну,  сами
знаете.
     Миссис  Корк  молодой   человек  нравился  все  меньше  и  меньше.  Она
предпочитала,  чтобы  ей поддакивали  в  доброй  голливудской  традиции.  Во
взгляде ее сверкнула  сталь. Многие туземные носильщики и мелкие африканские
торговцы узнали бы этот  взгляд. Именно за него она получила у  них прозвище
"Мгобо-Мгумби", что можно  приблизительно перевести как "Та, с которой лучше
не связываться".
     - По-видимому,  вы  составили свое мнение в результате очень  недолгого
знакомства.
     - Умение  определять  характер  с  первого взгляда -  главное  качество
сыщика.
     - Очень может быть. Однако я имела возможность наблюдать  ее в обществе
своего племянника. Мне кажется, она его завлекает.
     Мерзкое слово  подействовало на Джефа, как  укол шилом в  мягкое место.
"Двуличная" было уже достаточно гадко, но "завлекает" - нет, дальше некуда!
     - Мое умение определять характеры с первого  взгляда  говорит,  что  вы
заблуждаетесь.
     - Сколько  можно  твердить о своем умении?  Я  вас не для того  наняла,
чтобы вы мне перечили.
     Первым  порывом  Джефа  было  сказать,  что  он  к  ней  не  нанимался,
повернуться  и выйти.  Удержала его  мысль  о том,  что тогда  он не  сможет
встречаться с Энн.
     - Почему вы думаете, - спросил он более мирным тоном, - что между вашим
племянником и мисс Бенедик что-то есть?
     - Я видела их вместе. Видела, как она на него смотрит. Только сегодня я
говорила мистеру Трамперу,  что  мне не  нравится  ее поведение. Она  читала
газетный отчет о вчерашнем суде. Голос  у нее дрожал, а когда я сказала, что
задушила бы Миллера голыми руками, она ревниво вздохнула.  Я присмотрелась и
увидела, что глаза у нее горят.
     - Миллера? - спросил Джеф, дивясь совпадению.
     - Дж. Дж. Миллера.
     И вновь Джефа посетило ощущение, что  он сел на шило. Он подскочил, как
пораженная острогой форель. Хорошенькое  дело  - обнаружить, что поселился у
дамы, которая мечтает задушить тебя голыми руками.
     - Мой  племянник,  Лайонел Грин, - объяснила миссис  Корк,  -  выступал
вчера  свидетелем  в суде,  и  этот  Дж.  Дж.  Миллер,  представитель истца,
буквально поливал его грязью. Как я  уже сказала, у мисс Бенедик это вызвало
ни с чем не соразмерный  взрыв  возмущения. Мистер Трампер считает, что  это
естественно. Естественно, как  бы  ни так!  Девица  влюблена в Лайонела.  По
крайней  мере,  я  это сильно подозреваю.  Когда  Лайонел  будет  здесь - он
приезжает сегодня вечером  -  проследите за ним и  выясните  наверняка. Я не
хотела бы ее терять,  она прекрасный секретарь, надо отдать ей должное  - но
если мои подозрения подтвердятся, сегодня же ее здесь не будет.
     Джефу повезло, что приведенный монолог занял довольно много времени. Он
успел собраться с чувствами, которые разлетелись,  словно  от  взрыва.  Мало
того,  что  он,  оказывается, живет у  Вонючкиной  тетки  (что  само по себе
плохо),  но  еще  и  Вонючка Грин, собственной персоной,  приезжает  сегодня
вечером.
     Это требовалось немедленно обдумать. Если  не  остановить  Грина (а как
его остановить, было  пока  не вполне понятно), тот  разоблачит  его за пять
минут, вернее - секунд. Тогда, если миссис Корк не задушит его голыми руками
(а  она  явно   способна  задушить  кого  угодно,  начиная  с  гиппопотама),
прости-прощай Шиплихолл.
     - Кстати о Лайонеле, - продолжала  миссис  Корк. - Не знаю, сказала  ли
вам мисс  Бенедик, но мы здесь  в Шипли-холле составляем  маленькую колонию,
цель которой - воспитание тела.
     Она сделала паузу. От напряженной работы мысли Джеф впал в  транс почти
аффенхемовского масштаба. Миссис Корк постучала по столу.
     - Воспитание тела, - повторила она.
     Джеф вздрогнул и очнулся.
     - Да,  да,  конечно.  Всякая  вегетарианская...  -   Он  хотел  сказать
"дребедень",  но  чутье  подсказало  ему,  что  лучше  подобрать  синоним. -
Угубианский режим? - предположил он.
     - Да. Вы бывали в Африке, мистер Эдер?
     - Не доводилось. В милом Люцерне - да. В Африке - нет.
     - Тогда вы  не видели  угубу. Это на редкость здоровые  люди, а душой -
просто  младенцы.  Они  достигают  этого  строго   вегетарианской  диетой  и
ритмическими танцами. Я хотела бы привить  в Англии их образ жизни, и успех,
конечно, в первую очередь зависит от  энтузиазма  нашей  маленькой  колонии.
Должна с горечью признать,  что не все здесь в равной мере  привержены нашим
принципам. Я едва не выставила  вон  старинного  друга,  за то, что тот ел в
местном заведении бифштексы  и  пирог с  почками.  Я сильно подозреваю,  что
Лайонел тоже туда ходит. Этого я не потерплю. Я предупредила хозяина, что за
ним следят, и что  местный комитет надзора, в который я вхожу,  будет вскоре
решать вопрос о том,  продлить ли ему лицензию. Думаю, он напуган.  Однако я
хочу, чтобы  вы проследили за Лайонелом, не найдет  ли он другого источника.
Докладывайте мне  о малейшем отклонении  от правил,  а я уж  приму меры.  Да
будет вам  известно, племянник полностью от меня зависит,  так что мне есть,
чем ему пригрозить. Могу я на вас положиться?
     Джеф наклонил голову.
     - Всецело. Вы только что спросили,  миссис  Корк, бывал ли я в  Африке.
Теперь  я в  свою очередь  спрошу:  видели ли  вы, как  однорукий человек  с
чесоткой клеит обои?
     - Не поняла.
     - Я  просто  хотел  сказать,  что мне придется попрыгать.  "Следите  за
Кейкбредом",  -  сказали  вы,  добавили:   "Следите   за   мисс  Бенедик"  и
присовокупили: "Следите за  Лайонелом".  Что ж,  буду  следить. Если у  меня
заноет  шея,  то  это   особенность   моего  рода  занятий,  можно  сказать,
профессиональное заболевание. А  теперь, - продолжал  Джеф, - мне  надо,  не
теряя  времени,  познакомиться с вашим племянником. Я  всегда  стараюсь  как
можно скорее сблизиться с объектами слежки.  Если войти к ним в доверие, они
становятся глиной  в моих руках. В частности, я  постараюсь как можно больше
видеться  с мисс  Бенедик,  а  так  же с  мистером... Грин,  вы  сказали его
фамилия? Кажется, вы упомянули, что он приезжает сегодня вечером?
     - Поезд придет через полчаса.
     - Я его встречу. Надеюсь к  возвращению  сюда  заложить основы надежной
дружбы. Как он выглядит?
     - Зачем это вам?
     - Чтобы узнать его на станции.
     - А, понятно.  Высокий, стройный, очень привлекательный. С шелковистыми
усиками и кроткими карими глазами.
     - Тогда я откланиваюсь, чтобы успеть к поезду, - сказал Джеф.
     До станции было всего ничего, так что он мог бы  пробыть  с миссис Корк
еще  минут  десять, однако  легко  ли оставаться  в  обществе дамы,  которая
находит Вонючкины усы шелковистыми?



     Когда самовлюбленный молодой человек сходит с поезда и видит на перроне
адвоката, прилюдно  смешавшего его с грязью,  трудно ждать от  него радости.
Никогда в таких случаях разговор не начинался с беспечной непринужденностью.
     Глаза  Лайонела  Грина остались карими, но никто,  даже  самая  любящая
тетка,  не назвала бы  их  сейчас  кроткими.  Он отпрянул,  как  от  гадюки,
выпрямился и прошел бы,  не поздоровавшись, если бы Джеф не схватил  его под
локоток.
     - Привет, - сердечно сказал Джеф. - Какая встреча!
     Лайонел Грин безуспешно пытался высвободить руку.
     - Не дергайтесь, - продолжал Джеф.  -  Вы ежитесь, Вонючка. А можно  бы
сказать:  "Вы  воняете,  еж". Вижу, вы не забыли нашу перепалку в суде. Я не
ошибаюсь?
     Лайонел Грин заверил, что нет.
     - Я подозревал, что  так  будет. Да, не принимайте  вы  близко к сердцу
такие пустяки.  Лично против вас  я ничего  не имею. Выступай  я на  стороне
ответчика, точно так же отделал бы Эрнеста Пеннифадера. Как вы не видите? За
стенами суда мы можем оставаться друзьями.
     Лайонел Грин ответил, что не видит.
     - Этого я  и боялся. Ладно, жаль,  конечно, но вам  придется проглотить
свою неприязнь,  потому что теперь мы в  одной лодке  и только сообща  можем
добиться жизни, свободы и стремления к счастью.
     - Пожалуйста, отпустите мою руку. Я хочу взять такси.
     - Нам в одну сторону. Вы едите в Шипли-холл, а я там живу.
     - Что?!
     - Живу.
     - Вы знакомы с моей теткой?
     - Очаровательная дама. А сейчас я вас рассмешу. Она воображает, будто я
сыщик - ну, знаете, она  вечно  всех  принимает  за сыщиков - и поручила мне
следить  за  своим  дворецким.  Так  что,  когда приедем  в  Шипли-холл,  не
забывайте, что меня зовут Шерингем Эдер.
     В темных глазах Лайонела блеснула суровая радость.
     - Вы хотите сказать, что втерлись к ней под чужим именем?
     - Мне не нравится слово "втерлись", но все остальное верно.
     - Так вы у меня в полсекунды вылетите!
     Джеф кивнул.
     - Я предвидел,  что вам придет в голову подобная  мысль, но не страшусь
твоих  угроз,  Вонючка, вооружен я доблестью  так  крепко, что все они,  как
легкий ветер, мимо проносятся. Разве вы не слышали, как я сказал: мы в одной
лодке? Вижу,  надо объяснить. Боюсь, что  мои слова неприятно  вас потрясут.
Пригласив меня следить за своим дворецким, миссис Корк ясно дала понять, что
это лишь часть моих обязанностей. Мне поручено следить еще и за вами.
     - За мной?
     - Да. Она  подозревает, что вы угодили, или вот-вот  угодите в силки ее
секретарякомпаньонки,  по  фамилии, если не ошибаюсь, Бенедик. Убежден,  что
все это выдумки, но она так думает и здорово кипятится.
     Злоба сошла  с лица Лайонела  Грина, осталась одна растерянность. Как и
предвидел Джеф, весть сразила его наповал.
     Он смотрел на  Джефа  широко раскрытыми глазами; безупречный подбородок
обвис, как  поникшая лилия. Не  зря он  трясся от страха  все эти  несколько
недель, с тех самых пор, как тайно обручился с Энн.
     Утверждая, что племянник целиком от нее зависит, миссис  Корк не лгала.
Благодаря ей  он мог вкусно есть,  хорошо одеваться, курить  дорогие сигары,
посещать клуб  молодых художников и  разъезжать на такси с нервными шоферами
вроде Эрнеста Пеннифадера.  Она же финансировала лавочку на Бромтон-род, где
ему иногда удавалось  продать старинное кресло или испанский алтарный покров
кому-нибудь из приятелей по Оксфорду.
     В любое время ее недовольство грозило бедой, но именно сейчас оказалось
бы просто  губительным.  Лайонелу  недавно  представилась возможность купить
долю в более крупном и по-настоящему успешном святилище домашнего убранства,
которым руководил его друг, мистер Тарвин.  Сие  заведение  располагалось  в
модном  квартале  и  обслуживало  куда  более  солидную  публику,  чем пяток
однокашников, объединенных дружбою прежних дней.
     Собственно в  Шипли-холл он ехал  с мыслью одолжить у тетки необходимую
сумму.  Ехать  ему  не   хотелось;   подобно  миссис  Моллой,  Лайонел  Грин
предпочитал на  обед что-нибудь существенное.  Однако ради дела он был готов
на лишения.
     От этого зависело все. Став  совладельцем  магазина,  он сможет послать
миссис Корк подальше -  желательно по телефону - и больше не  скрывать своих
отношений  с  Энн. Если  же  тетка что-то  интуитивно  заподозрила, на  всех
надеждах можно поставить крест.
     - И  вот  еще,  -  продолжал  Джеф,  -  советую  вам в  Шипли-холле  по
возможности избегать  мисс Бенедик, а лучше с ней  не разговаривать. В таких
случаях  самое  разумное  -  не  давать  почвы  для  подозрений.  Теперь  вы
понимаете, что у нас действительно общий  интерес. Я хочу остаться в доме, а
вы, как  человек  разумный,  должны  мне  всячески содействовать. Поддайтесь
порыву  выставить меня из  дома  -  и  что дальше?  Наймут  другого  сыщика,
человека без совести  и  сострадания, не  то  что старый школьный  приятель,
который всегда вам  симпатизировал,  даже если  его  слова порой убеждали  в
обратном, и черствый профессионал,  не  успеете глазом моргнуть, заложит вас
тетке. Говорю это просто для вашего сведения.
     Джеф  дружески  сжимал   Лайонелу   локоть,  не  считаясь  с  некоторым
сопротивлением.  Он  почти  жалел,  что  уже  не служит  в  суде,  поскольку
чувствовал,   что   изложил  дело  как  нельзя  доходчивее.  Впрочем,   если
юриспруденция потеряла, литература  выиграла. Надо смотреть на вещи с разных
углов зрения.
     - И вот еще что, Вонючка, - продолжил Джеф, когда они садились в такси.
- Миссис Корк, поручая мне приглядывать за вами, имела в виду не только мисс
Бенедик. Она  опасается, что вы  заглядываете в местный ресторанчик и вместо
здоровой угубианской  пищи жрете убоину. Да  будет вам известно,  что хозяин
предупрежден.  Если  он продаст вам хотя  бы  кусочек мяса, то на  следующей
сессии не получит своей лицензии. Вы что-то сказали?
     Лайонел Грин  ничего не сказал,  только глухо застонал, словно юноша со
знаменем, где начертано "Excelsior!" при словах: "Не надо, не ходи, там буря
ждет". Местный трактир был его последним прибежищем.
     - Здесь вам точно без меня не обойтись. Я не отмечен печатью, а значит,
могу стать посредником между вами и трактирщиком.
     - Правда?.. - Лайонел Грин просветлел.
     - Конечно. Я целиком на вашей стороне. Доставлю любой заказ.
     Лайонел  Грин  окончательно  растаял.  Ничто  не   могло  бы  полностью
примирить его с однокашником, но он готов был признать, что  и  тот не лишен
достоинств.
     - Очень любезно с вашей стороны, Миллер.
     - Пустяки.  А   теперь  расскажите  мне   о  мисс  Бенедик  -  чем  она
интересуется, какие книги читает, какие темы с ней  лучше обходить стороной.
Понимаете,  дабы  убедить миссис  Корк,  что я  отрабатываю  свой хлеб,  мне
придется  часто  общаться  с  этой девицей  и полезно  знать,  о  чем  с ней
говорить.
     Пятью минутами позже Джеф вышел  из  такси, еще раз заверил спутника  в
самом искреннем расположении и в приятной задумчивости отправился бродить по
окрестностям Шипли-холла.
     Его дипломатические  усилия  увенчались  полным  успехом.  Он не только
обезвредил Лайонела  Грина, но и выведал  вкусы и предпочтения  Энн Бенедик.
Про настоящего Шерингема Эдера он не знал ничего, кроме привычки крутить усы
и умения растворяться в воздухе, но сомневался, чтобы тот управился лучше.
     Июньский день клонился к закату,  воздух  был  напоен дивными запахами.
Птички  сонно  чирикали  в  кустах,  букашки  возвращались  домой  с работы,
росистые травы благоухали. Джеф шел без цели, наслаждаясь красотой вечера, и
внезапно  оказался  на  краю  прудика.  Здесь  он  остановился  подле старой
перевернутой  лодки и  стал  смотреть на водомерок,  скользивших  по воде  с
деловитостью, свойственным их сородичам по всему миру.
     От созерцания природы  его отвлекли голоса. Подняв голову, Джеф увидел,
что  его  уединение  нарушили  молодая,  очень  яркая  дама  и  мужчина  лет
пятидесяти с небольшим, похожий на американского сенатора.
     Джеф,   разумеется,   не  мог  знать,  что  смотрит   на   занятную   и
предприимчивую пару - мистера и миссис Мыльный Моллой.



     Услышав с четверть  часа  назад, что  их  старый знакомый, Шимп  Твист,
направляется  в  Шипли-холл, мистер  Моллой  неприятно  удивился.  Когда  же
выяснилось, что  этим пополнением колония миссис  Корк обязана его  жене, он
просто оторопел.
     - Господи, пупсик! - воскликнул он. - Что на тебя нашло?
     Миссис Моллой обдала его холодом.
     - Решила, что надо.
     - Да это же Шимп!  - Мистер Моллой думал о сыщике из  Холси-корт ничуть
не лучше, чем сыщик - о нем. - Угорь масляный! Ему ни на вот столечко нельзя
доверять.
     - И не только ему!
     - Ты о чем?
     - Неважно. Шимп не подкачает.
     - Еще как  подкачает! А то ты его  не знаешь!  Первым делом приберет  к
рукам, что плохо лежит, и поминай, как звали, а ты  потом  отвечай. Ладно, у
нас есть два дня, потом сматываем удочки.
     - Ты не захочешь.
     - Еще как захочу.
     - Нет. Куда ты от миссис Корк?
     - Не понял, киска. Что-то ты сегодня не в себе.
     Долли больше  не могла сдерживаться.  Она взглянула на мужа, как король
Артур - на неверную Гвиневеру.
     - Не  понял,  да?  Не смеши меня! Думаешь, я слепая? Не вижу, как ты за
ней увиваешься? Кто разгуливал с ней по саду со всякими розами?
     Мистер Моллой раскрыл рот.
     - Но, детка...
     - Кто сегодня гладил ее по руке? Думаешь, я не видела? Так вот, видела!
У меня чуть ноги не подкосились. Вот уж не ждала!
     - Но, пупсик...
     - Когда священник  говорил, что ты будешь со мной  в болезни и здравии,
небось кивал, как порядочный...
     - Да ты неправильно поняла...
     - Все вы так говорите.
     - Нет, ты правда ошиблась. Все совсем наоборот.
     - Ты хлопал ее по грабле?
     - Конечно, я хлопал ее по грабле. А почему? Потому что  пытаюсь продать
ей нефтяные акции.
     - Что?!
     Мистер Моллой стал похож на  сенатора,  отметающего  гнусные  обвинения
продажной оппозиции.
     - Конечно. Если ты вышла замуж  за  дельца, то уж позволь ему  работать
своими методами. Она рассказывала про  своего  племянника  Лайонела, как его
затаскали  по судам,  и  как  это  неизлечимо ранило  его чуткую  душу,  а я
похлопал  ее  по  руке. И ведь помогло! Через пару минут она уже с интересом
слушала про  Серебряную реку. Тут нам пришлось расстаться,  потому что к ней
кто-то пришел, но дело на мази. Завтра она отдаст мне чек.
     Привлекательное личико миссис Моллой разгладилось, когда же она поняла,
как заблуждалась в своем чудо-муже, слезы раскаяния затуманили ее взор.
     - Ой, Мыльный, какая же я дура!
     - Да ладно, киска.
     - Почему же ты не сказал?
     - Хотел сделать тебе сюрприз на день рожденья.
     - И сколько мы получим?
     - Да почти тысячу.
     - Долларов?
     - Фунтов.
     - Тысячу фунтов? Ой, Мыльный!
     Она, всхлипывая,  припала к его  груди. Ничто не омрачало восторга этой
дивной минуты, кроме горьких  угрызений  совести. "Дура", чувствовала она, -
верное слово. Она  непроходимая  дура, если с самого  начала  не поняла, что
Мыльный не стал бы ластиться к другой, кроме как ради денег.
     Наконец нежные  объятия  разомкнулись.  Мистер  Моллой  сказал: "Хм!" и
закурил сигару. Миссис Моллой  сказала:  "Черт!" и припудрила нос. Несколько
минут  они  шли  в  благодушном  молчании.  "Спасибо размолвке  -  мы  стали
дружней", может  быть, думали они  словами Альфреда Теннисона. А может быть,
не думали.
     - Знаешь, Мыльный, -  мечтательно проговорила миссис Моллой, - я иногда
гадаю, а вдруг где-нибудь и впрямь есть Серебряная река, а на ней - нефтяная
скважина.
     - Я тоже.
     - Ведь может быть.
     - Может.
     - Вот смех-то был бы!
     - Да  уж, -  согласился  мистер Моллой. -  Каких  только совпадений  не
бывает. - Он улыбнулся, но тут  же снова помрачнел. - Так вот, насчет Шимпа,
детка. Честное слово, не нравится мне, что этот прощелыга поселится в доме.
     - Выбрось его из головы.
     - Не могу.
     - Плюнь. Шимп надолго не  задержится.  Свалит, как только просечет, что
здесь кормят коровьей жвачкой.
     - А  ведь верно.  -  Мистер Моллой просветлел,  и  разговор перешел  на
другие темы.  Они обсуждали, не захочет ли миссис  Корк прикупить еще акций,
когда, обогнув кусты,  вышли  на берег  пруда  и увидели молодого  человека,
смотревшего на водомерок.
     - Вот те на, - сказала миссис Моллой.
     - Кто это? - спросил мистер Моллой. - Похоже, новый жилец.
     Они    подошли.    Мистер    Моллой,   старавшийся   всегда    излучать
доброжелательность  (никогда  не знаешь,  кто  захочет  вложить  средства  в
нефтяной бизнес), бодро пожелал Джефу доброго вечера.
     - Добрый  вечер,  -  сказал  Джеф.  Супруги  произвели  на  него  самое
благоприятное впечатление.  Здороваясь,  мистер Моллой приподнял шляпу, явив
взорам высокий, почти шекспировский лоб.
     - Новый член нашего небольшого сообщества, сэр?
     - Только что приехал. Славное местечко.
     Долли невесело хохотнула.
     - Местечко-то ничего. Вот только подождите, пока позовут ужинать!
     - Моя жена, - пояснил мистер Моллой. - Моя фамилия - Моллой.
     - Моя - Эдер, - сказал Джеф.
     К своему изумлению он увидел, что приятная пара обескуражена.
     - Эд... а как дальше?
     - Эдер. Шерингем Эдер.
     - Не может быть!
     - Боюсь, что может, - сказал Джеф.  - А что? Вам чем-то не нравится мое
имя?
     Мистер Моллой посмотрел на  миссис  Моллой. Миссис Моллой посмотрела на
мистера Моллоя. Оба перевели взгляд на Джефа.
     - Что-то здесь не так, - сказал мистер Моллой.
     - Это  какое-то  надувательство,  -  объявила  миссис  Моллой,  которую
суровая  жизнь  научила быстро  распознавать  их. -  Что  за фигли-мигли?  -
холодно спросила она.
     У  Джефа  екнуло  сердце.  Когда  мистер  Моллой с видом  общественного
благодетеля назвал свою фамилию, та показалась Джефу смутно знакомой. Только
сейчас он сообразил,  что  женщина, которая буравит его  глазами  - та самая
миссис Моллой, которая  рекомендовала Дж. Шерингема Эдера. Он не рассчитывал
наткнуться в Шиплихолле на людей, знакомых с его соседом по Холси-корт.
     С другой стороны,  он не рассчитывал  встретить Лайонела Грина,  а  как
здорово  выкрутился!  Джеф подобрался, чтобы так же  ловко  устранить  новое
препятствие.
     Мистер Моллой  при всем своем удивлении  не утратил светских  манер. Он
соглашался  с  женой,  что  все  это похоже  на  фигли-мигли,  но  готов был
выслушать объяснения.
     - Миссис  Моллой  хочет сказать, - пояснил  он,  - что мы ждем  сегодня
нашего друга по имени Шерингем Эдер.
     - Частного сыщика, - добавила Долли.
     - А вы - не он, - заметил мистер Моллой.
     - Точно не он, - подтвердила Долли.
     Джеф улыбнулся. Он внезапно увидел, что  все  разрешается  до  смешного
просто.
     - Как забавно!
     - Я еще не смеюсь, - сурово объявила Долли.
     - Понятно, что вы удивлены. Как давно вы видели вашего друга?
     - Сегодня утром с ним разговаривала.
     - И он не упомянул, что продал дело?
     - Продал дело?
     - На  корню,  со всеми  потрохами.  Сегодня днем  я  въехал в  контору.
Конечно,  в  таких случаях берешь и фамилию  предшественника.  Так  сказать,
торговую марку. Избавляет от лишней писанины.
     Миссис Моллой взглянула на мистера Моллоя.
     - Шипм Твист ни словом не обмолвился, что продает дело.
     - Вот как?
     - Ни словом.
     - Вы  не обратили  внимания,  что мистер Твист  -  человек скрытный?  -
сказал Джеф. - Я обратил. Незаменимое качество в нашей профессии.
     Долли по-прежнему не верила.
     - Вы не похожи на сыщика.
     - Конечно,  -  отвечал Джеф,  -  так и  должен  выглядеть сыщик.  Чтобы
убаюкивать подозрения.  - Он взглянул на часы. - Надо же, как поздно, я и не
заметил. До свидания, мистер Моллой. До свидания, миссис Моллой. Надеюсь, мы
будем часто видеться.
     Он ушел размашистым шагом, надеясь, что  не  слишком  очевидно  оборвал
разговор, а миссис Моллой повернулась к мистеру Моллою.
     - Что ты думаешь, Мыльный?
     - Удивляюсь, киска.
     - Шимп сказал бы, что продает дело.
     - Не знаю, не знаю. Он о делах не распространяется.
     - А с чего бы он все вдруг взял и продал?
     - Может, решил слинять. Этому хорьку часто приходится делать ноги.
     - Тоже верно.
     Оба погрузились в задумчивость и молчали до самого дома.



     Заботливая горничная проводила Джефа  в  отведенную ему комнату. Он уже
переоделся  и  отдыхал,   куря,   когда  дверь  распахнулась  под  действием
неудержимой силы, и на пороге появилось нечто очень большое.
     По добродушной  улыбке на монолитном  лице, Джеф понял, что его посетил
Джордж, виконт  Аффенхемский. В нем не  было и капли  холодного высокомерия,
которое помешало единению душ в их последнюю встречу.
     - Хариер? - любезно проговорил монументальный пэр. - Пришел посмотреть,
хорошо ли вас устроили.
     Джеф ответил, что все отлично.
     - Вот и ладненько, - сказал лорд Аффенхем. - Вот и ладненько.
     Он говорил рассеянно и, хотя еще  не впал в транс, уже не слушал Джефа.
Он  бродил по  комнате,  пустым взглядом скользя  по  сторонам. Взял  пижаму
Джефа, важно повертел ее  в руках. На столике у кровати лежала  книжка. Лорд
Аффенхем взял и  ее,  пролистал несколько страниц. Заодно  он  взял и уронил
фарфоровую статуэтку, которая украшала камин.
     Звон,  с  которым  произведение  мелкой пластики разбилось  о  чугунную
решетку, вывело мыслителя из задумчивости. Вернувшись к яви, он водрузился в
кресло и массивным  пальцем  постучал Джефа по колену.  В  лице, смиренном и
отеческиласковом, словно чучело совы в витрине таксидермиста, читалась самая
искренняя приязнь.
     - Я хотел поговорить с вами молодой человек.
     Джеф вежливо ответил, что тоже считал мгновения до этой встречи.
     - Помните, о чем мы говорили в конторе?
     Джеф удивился. Он решил, что  забывчивый  собеседник  заподозрил у него
такие же провалы в памяти.
     - Вы хотите сказать, про бриллианты? - спросил он.
     - Да не про бриллианты, лопни кочерыжка. О том, что вы влюбились в мою,
черт побери, племянницу.
     Джеф  предпочел  бы,  чтобы  прекраснейшую из женщин не  называли  черт
побери  племянницей,  но оставил замечание при себе. Благоразумие  требовало
обращаться со старым чудаком уважительно.
     - Помню.
     - Еще не разлюбили?
     Джеф заверил,  что два с половиной часа ничуть  не умерили его страсть.
Лорд Аффенхем явно успокоился.
     - Вот и хорошо, а то я ей рассказал.
     Джеф, при всем своем хладнокровии, вздрогнул.
     - Рассказали, что я ее люблю?
     - Да-а.
     - Ага, ага... И что она?
     - Задумалась.
     Джеф ответил, что ему это не удивительно.
     - Мне показалось, она вас взвешивает.
     - Ага, ага...
     - В чем дело? Что-то вы сникли.
     - Нет, нет. Конечно,  в таких делах  всегда лучше ясность.  Просто  мне
подумалось, что ей это могло показаться несколько внезапным.
     - Конечно.  Для того  я  ей  и  сказал. С  такими, как  Энн,  главное -
внезапность. Послушайте.  - Лорд Аффенхем снова постучал его  по колену. - Я
скажу вам одну вещь. Когда я вас увидел, вы мне сразу понравились.
     - Спасибо. Уверяю, что и я, со своей стороны...
     - Не перебивайте, черт возьми. Я сказал, что вы  мне сразу понравились.
У меня  глаза,  как  рентген, вижу людей насквозь, и я мигом понял, что вы -
славный малый. У меня детей нет... по крайней мере, я  так  думаю, - добавил
лорд Аффенхем после минутного размышления, - и я смотрю на вас, как на сына.
Как на  сына,  черт  побери.  Вы - тот муж, которого бы я желал Энн. Парень,
хоть  куда,  в  точности как я в ваши годы. Теперь таких не делают. Возьмите
хоть Лайонела Грина. Вы знаете племянника миссис Корк?
     - Встречались.
     - Размазня, - сказал лорд Аффенхем. -  Хивеянин и евусей. А Энн взяла и
с ним обручилась.
     - Что?!
     - Истинная правда. Могла  выбирать  из лучших людей страны,  и  на те -
обручилась с Лайонелом Грином.
     Джеф онемел. Он оказался совсем не готов к этой новости. Правда, миссис
Корк что-то такое говорила,  но он не обратил внимания на ее  бред. Конечно,
решил он,  если тетка что-то приметила,  значит, эта паскуда  Грин одолевает
Энн гнусными  приставаниями. А в то, что  глаза ее  горели огнем, когда  она
читала про  его, Джефа, безжалостные обличения,  он попросту не  поверил. На
самом деле глаза ее блестели от удовольствия - какая девушка  не порадуется,
читая, как ее назойливого ухажера окоротил блестящий молодой адвокат?
     - Вы этого не говорили!
     - Как же не говорил, когда сказал.
     - Это просто ужас.
     - Кошмар.
     - Мы должны ее спасти.
     - Вот именно. Отбейте ее.
     - Отобью.
     - Легко сказать. А что именно вы намерены делать?
     - Ну...
     Лорд Аффенхем поднял руку, словно постовой на перекрестке.
     - Довольно. Мне все ясно. Вы думаете не о том. Если бы вы думали, то не
мычали бы.  Вы  бы сказали: "Что я намерен делать? Вот что. Я налечу на нее,
черт  возьми,  как  ураган!" Да, так бы вы сказали, и так вам нужно сделать.
Хватайте ее!  Прижимайте к сердцу! И покрепче! Чтобы  ребра хрустнули! Ну, и
целуйте, конечно. Целуйте без остановки. И все время говорите, что искали ее
всю жизнь. Она мигом забудет про своего напомаженного лакировщика.
     Лорд  Аффенхем  замолк.  Глаза  его погасли и приобрели  то  стеклянное
выражение, к которому  Джеф уже успел  привыкнуть. Виконт унесся  мыслями  в
одиннадцатый  год, к  девушке  в шляпке с  цветочной  каймой, которую,  если
память ему не изменяет, звали Моди.
     Джеф  радовался   передышке.   Он   воспользовался  ею,  чтобы  одолеть
накатившую дурноту. К лорду  Аффенхему  он успел привязаться, но чувствовал,
что  расходится  с  ним  во  взглядах так  же  кардинально,  как  с мистером
Шусмитом. Уличный разносчик, гуляющий по ярмарке со своей дамой, нашел  бы в
предложении  лорда  Аффенхема  здоровую  суть.  Джефа,  который  со  времени
знакомства  с  Энн  Бенедик  совершенно  очистился  духом, оно возмутило  до
глубины души. Оскорбить Энн,  эфирное  создание, грубым прикосновением - что
за пошлая  мысль! Если бы не транс, в который снова впал лорд Аффенхем, и не
насущная необходимость  сохранять  дружеские  отношения,  Джеф  наградил  бы
вольнодумца суровым взглядом.
     Лорд Аффенхем, как Галатея, внезапно ожил и встрепенулся.
     - Деньги есть?
     Джеф  вздрогнул   от   неожиданности,   но   решил   раскошелиться.  Он
предполагал, что в нынешних обстоятельствах, уезжая, должен будет дать лорду
на чай. Очевидно, мнимый дворецкий предпочитал аванс.
     - Сколько вам надо?
     - Не мне. Чтобы жениться.
     - А!  -  Джеф  наконец  понял,  о чем речь. - Ну, я не богат.  Крестный
оставил мне несколько  сотен годового дохода,  и еще я  немного  зарабатываю
литературой.
     - Что вы пишете?
     - Детективы. Со дня на день собираюсь начать новый. Вы их читаете?
     - О, да!
     - Тогда он вам понравится. Там удивительно свежая мысль.
     - Какая же?
     - Как вы, наверное, заметили, многие  авторы  подобных  романов,  чтобы
нагнать жуть, выводят в роли главного негодяя человека с изувеченным ухом. Я
нашел совершенно новый ход. У моего злодея будут изуродованы оба. Каково? Мы
содрогаемся,  читая  о  демоне во плоти,  если  даже  одна  его мочка словно
изжевана диким котом. А если обе? Ужас!
     На лорда Аффенхема это не произвело впечатления.
     - По мне, так  довольно  глупо, - объявил он.  -  И вообще, литературой
много не заработаешь. Миссис Корк написала книжку о своих этих путешествиях,
называется "Женщина в дебрях", и продала, думаю, экземпляров десять, да и те
всучила силком. Я видел, как она заталкивает ее гостям, независимо от пола и
возраста, словно микстуру. Нет, вам надо отыскать бриллианты.
     - Постараюсь.
     - Вот  странно,  -  продолжал  лорд Аффенхем, - только  что,  перебирая
старые бумаги,  я наткнулся на потерянный  дневник, и там  четвертого апреля
сделана запись  "В банке". Не понимаю.  Я иногда оставлял  себе напоминания,
куда спрятал бриллианты. Например, есть запись "Чаппи" - это когда я спрятал
их на дне жестянки  с  собачьим  кормом.  Но  что  значит  "в банке", ума не
приложу. Я никогда не собирался класть их в банк.  Я  не  доверяю  банкам  и
ничего туда  не кладу, кроме  мелочи на  карманные расходы. И  тем не  менее
запись  сделана  четвертого,  а  пятого  я  попал  в   аварию.  Могу  только
предположить, что она относится к чему-то другому. Может  быть, я уговорился
встретиться в банке  со  своим  управляющим. Нет, если они  и  отыщутся,  то
где-нибудь в  хитром месте, куда  никто не догадается заглянуть. Впрочем, не
тревожьтесь. Я никогда  ничего  не забываю, по крайней  мере,  навсегда. Я в
точности помню голос, которым одна девица говорила "Не надо!" аж в девятьсот
восьмом.
     - Наверное, в девятьсот восьмом девицы часто говорили вам "не надо"?
     - Частенько.  Да,  частенько. Кстати, это напомнило мне  про  Энн.  Она
точно скажет "Не  надо!".  Не обращайте  внимания.  Хватайте и прижимайте  к
сердцу. Что вы так на меня уставились?
     Джеф вздрогнул, стер с лица  непрошеную  суровость  и выдавил дружескую
улыбку.
     - Я просто подумал, - сказал он, облекая свои сомнения в почтительную и
необидную  форму,  -  что  эта  метода  уместна... как  бы  выразиться...  с
определенным  типом особ, но  нет  ли  опасений,  что в  данном  случае  она
приведет к нежелательному результату?
     - Не понимаю.
     - Мисс Бенедик такая... э... возвышенная.
     - Ничего подобного. Нормальная, здоровая девица, в меру романтичная.
     - Вот именно. Не  кажется  ли вам, что вы  предлагаете  нечто не вполне
романтичное? Согласен, с девицей  из бара это бы прошло... В общем,  я хотел
сказать, что мисс Бенедик скорее понравится трубадур, чем грузчик.
     - Трубадур?
     - Трубадуры,  -  объяснил Джеф,  -  это  средневековые  певцы,  которые
добивались  своего -  а  они добивались, наука  не  солжет -  сладкозвучными
речами, не грубым наскоком. Я хотел прибегнуть именно к сладкозвучным речам.
     - Ну и очень глупо.
     - Вы не думаете, что, если речи достаточно сладкозвучны...
     - Не думаю. Я знаю Энн с тех пор, как она под стол пешком ходила.
     - Расскажите, какой она тогда была.
     - Нет времени. Только что  вспомнил,  что нес телеграмму Моллою. Пришла
полтора часа назад.  А  вы  поразмыслите над моими словами.  Я  вас  старше,
старше и мудрей. Трубадур, тоже мне! В жизни не слыхал такой глупости.
     И  с  этими  сокрушительными  словами лорд Аффенхем тяжело  поднялся  с
кресла и вышел из комнаты.
     Речь его не убедила Джефа. Все в нем по-прежнему кипело  и возмущалось.
Несмотря на хорошо подвешенный язык,  он  сохранил  целомудренное уважение к
прекрасному полу. Кое с кем он бы и решился поступить по совету престарелого
пэра, но только не с Энн Бенедик.
     Энн наполняла  его  глубоким,  благочестивым  смирением.  Это не мешало
болтать с ней -  любовь  пробудила  в  нем  не  только  смирение, но и новые
источники  красноречия  - однако категорически возбраняло бросаться на  нее,
словно гончая на электрического зайца.
     Джеф  снова  закурил и  стал  размышлять, что  за  блажь заставила  эту
чудесную девушку обручиться с таким редким ничтожеством, как Лайонел Грин.
     Лорд  Аффенхем,  тем  временем,  постучал  к   мистеру  Моллою,  вручил
задержанную  телеграмму  и  удалился.  Мыльный   вскрыл   ее,   как   только
захлопнулась дверь, и присвистнул от удивления.
     - От Шимпа, -  сказал  он. - Хочет видеть  меня  завтра. Ответ оплачен,
адрес "Холси-билдингс, Холси-корт, Мейфэр".
     Он протянул телеграмму жене, и у той тоже глаза полезли на лоб.
     - Так он на прежнем месте!
     - Да.
     - И ничего не продавал.
     - Нет.
     - Я самого начала знала, - сказала миссис Моллой,  прищелкнув зубами, -
что это какие-то фигли-мигли.



     На  следующий  день погода по-прежнему стояла отличная,  но  ни  лучика
света не проникало в мрачный колодец Холси-корт, когда  туда вступили мистер
и миссис  Моллой. Двор казался еще грязнее обычного,  а хозяек - любительниц
вареной капусты заметно прибавилось в числе.
     Шимп Твист  принял  гостей  с  важностью, приличествующей сенсационному
характеру новостей.
     - Садись, Долли. Бросай кости, Мыльный. Значит, вместе приехали. Я ждал
одного тебя.
     На  лице  мистера  Моллоя  появилось  недоумение,   и  Долли  поспешила
объяснить.
     - Я вчера рассказывала Шимпу про тебя и Корку, пупсик, и  он, наверное,
вообразил, будто  мы повздорили. Мы  ошибались насчет Мыльного, Шимп. Он все
объяснил. Просто он хочет всучить ей нефтяные акции.
     - Вот как?  - сказал Шимп  Твист. -  Неужели? - Он  смотрел на  мистера
Моллоя, так явно восхищаясь его  находчивостью,  что  Долли посчитала нужным
внести ясность.
     - Думаешь, он меня дурит? Так вот нет. Расскажи ему, Мыльный.
     - Вчера я  продал Корке Серебряную реку, - гордо  объявил он. - Сегодня
она отдаст мне чек.
     - На тысячу фунтов.
     - На тысячу фунтов, - повторил мистер Моллой, смакуя слова.
     Шимп Твист сморгнул. Мысль, что кто-то  другой, а уж тем более - старый
недруг - огреб такие деньжищи, терзала, словно зубная боль.
     - Ладно, - отмахнулся он (что мне ваши пустяковые победы!). - Думаю, вы
оба вчера здорово удивились.
     - Ты насчет того типа с соломенными волосами? Удивились, не то слово, -
с чувством произнесла  миссис  Моллой. -  Когда  он назвался Дж.  Шерингемом
Эдером, я чуть не села. Кто этот молодчик?
     - Стреляйте меня. Я  знаю  одно, -  сказал  Шимп и поежился,  отчетливо
вспомнив вчерашнюю жуткую сцену, - у него на меня зуб.
     - А поточнее нельзя? - спросила Долли. Ей показалось,  что Шимп очертил
уж очень широкий круг.
     Шимп покачал головой.
     - Я сам пытаюсь его вычислить, но,  хоть убейте, ничего не помню. И все
же, когда тебя сначала обстреливают из окна, а потом хотят прикончить, сразу
понимаешь: чем-то ты человеку досадил.
     - Обстреливают? Чем это?
     - Ну, я потом посмотрел- чем-то вроде камней. Как увидел, что он мчится
по  лестнице,  глаза  бешенные,  я  сразу прыг в шкаф. А из шкафа я  услышал
историю, которую рассказывала эта девица.
     - Какую историю?
     - Про брильянты.
     - Что за брильянты?
     - Это, - промолвил Шимп, - я и собираюсь рассказать вам.
     Гости выслушали со вниманием, которое  вызывает  у  определенного  типа
людей слово "брильянты". Когда Шимп закончил, в глазах  Долли горели звезды,
а мистер Моллой  дышал,  как сенатор-астматик  во  время приступа. Оба  были
поражены. Оказалось, что, они  живут  в стране Мальчика-с-Пальчик или пещере
Али-Бабы, где повсюду рассованы мешочки с бесценными алмазами.
     Зачарованную тишину нарушила миссис Моллой.
     - Только подумать, Кейкбред-то лорд! - сказала она. - Вот что, Мыльный,
сегодня  же  начну обхаживать старого перечника. Когда маленько  оклемается,
пусть у него рядом будет подружка, от которой ничего нельзя скрыть.
     - Хм!
     - А ты пока что ищи.
     - Буду искать.
     - Они могут быть где угодно.
     - Это точно.
     -А вдруг ты их найдешь!
     - Уж  я  все  переверну.  А  теперь, -  сказал  мистер  Моллой  (он уже
окончательно  раздышался  и снова  стал  похож  на  самого  себя),  - насчет
условий.
     Миссис Моллой не поняла.
     - Каких условий?
     - Как делить будем,  -  объяснил мистер  Моллой.  - Не забывай,  киска,
будет только справедливо, если Шимп получит свою часть.
     - Ах да, - сказала миссис Моллой. Она совершенно упустила из  виду этот
вопрос. - Ты хочешь взять его в долю.
     - Ну да. Он  нам  здорово помог, тут не  отвертишься.  Здорово помог. -
Мистер Моллой великодушно  улыбнулся  Шимпу; если  в  его манере и  сквозила
легкая  покровительственность,   то  благодетелям  всегда  трудно  от  этого
уберечься. - Я убежден, что Шимп должен получить свое.
     - Может, ты  и прав, -  отвечала Долли. Она сочла предложение несколько
донкихотским, но готова была уступить. - Двадцать пять процентов?
     - Я бы  отдал тридцать. Смотри на вещи шире.  Без доброго старого Шимпа
мы могли бы до них и не добраться.
     - Как скажешь. Значит, договорились. Шимпу - тридцать.
     - Мне так представляется.
     - Деньги немалые.
     - Солидный куш.
     - И все ж, он - наш старый приятель.
     - Очень старый.
     - Мне он всегда нравился.
     - И мне.
     - Не  знаю  человека, - продолжал мистер  Моллой,  все с тем же  легким
оттенком покровительственности, - которого я  бы  ценил  больше, чем старину
Шимпа.
     Хриплый, скрежещущий  звук  нарушил  молчание,  наступившее  после этих
продолжительных восхвалений: старина Шимп прочистил горло.
     - Минуточку! - сказал он. - Минуточку, минуточку!
     Его слова внесли  диссонанс  в атмосферу дружеского умиротворения. Двое
восторженных   обожателей    различили    в    голосе   третьего   некоторую
обеспокоенность.  Шимп  Твист  походил  на  обезьяну,  у которой ее  товарки
пытаются  стянуть  банан.  Мистер  и миссис Моллой  обменялись  недоуменными
взглядами.
     - Что-то не так? - спросил мистер Моллой.
     - Да,  -  отвечал мистер Твист, ощетинясь нафабренными  усами.  -  Ваши
расчеты.
     Для женщины, только что расписавшейся в любви к  усатому сыщику, миссис
Моллой  выглядела  не  больно-то  ласково.  Ее  тонкие брови сошлись,  глаза
потемнели.
     - Черт! -  воскликнула она с  некоторым, увы, раздражением. - Опять ему
все  не  слава богу!  Только  заходит нормальный  деловой  разговор, он  так
разевает свою  пасть, что, того глядишь, сам себя  проглотит. Чем тебе плохи
тридцать процентов?
     - Да,  Шимпи,  -  укоризненно  произнес  мистер  Моллой.  -  Чего  тебе
неймется? Тридцать процентов - хорошие деньги.
     - Девяносто - еще лучше.
     - Девяносто? - вскричал мистер Моллой, словно друг - да что  там, почти
брат - тяпнул его за ногу.
     - Де-вя-носто? - эхом повторила миссис Моллой. Ее тоже как будто укусил
в ляжку неблагодарный друг.
     - Это мои условия. Я предложил план.  Не будь меня, не было бы никакого
плана.  Вам  осталось выполнить черную работу. Исполнителям положено  десять
процентов.
     Наступило молчание.
     - Да лучше пусть у меня губы треснут! - наконец объявила миссис Моллой.
- И то не удержусь, засмеюсь.
     И она рассмеялась недобрым зловещим смехом. Шимп Твист потрогал усы.
     - Думаете, это смешно?
     Долли  отвечала,  что  именно  это  она  думает.  Ее  супруг  загадочно
улыбнулся, показывая, что тоже нашел предложение несколько забавным.
     - Сам посуди, Шимпи, как  нам не смеяться, - заметил он. -  Ты упустил,
что мы - в доме, а ты - на улице.
     - Да, это ты забыл,  - кивнула миссис Моллой. - Сказал бы  спасибо, что
мы по доброте душевной решили тебе немного отстегнуть.
     - Вы тоже кое-что не  учли, - сказал мистер Твист. - Звоню  вашей Корке
насчет того,  что  за акции ей впарили, и через полчаса вас в доме не будет.
Или  быстрее.  Зависит  от  того,  дадут  ли вам  собрать  вещи.  Пошевелите
извилиной.
     Мистер Моллой остолбенел.
     - Ты же не станешь ей звонить?
     - Стану.
     - Это  низко, -  указал  мистер Моллой, -  не  по-джентльменски. Ты  не
опустишься до этого, Шимп.
     - Опущусь, - отвечал Шимп. - Я тренировался.
     Миссис Моллой  утратила дар речи, которого на миг  лишалась при мысли о
такой низости, и выдала фразу, настолько емкую, что в полудюжине слов сумела
высказать  свое мнение  о  внешнем виде, манере,  моральном  облике, усах  и
родителях Шимпа Твиста. Человек чуткий обиделся бы до глубины души,  но Шимп
Твист слышал таких фраз, что даже не поморщился.
     - Так мы далеко не уедем, - укоризненно проговорил он.
     - Да,  -  кивнул мистер  Моллой,  - ругайся,  не  ругайся, киска,  надо
соглашаться.
     - Ты  же  не  отдашь  ему  девяносто  процентов за  красивые  глаза!  -
содрогнулась миссис Моллой.
     Мистер Моллой, никогда не умевший держать  удар,  грустно  взглянул  на
супругу.
     - Не вижу другого выхода, ласточка.
     - А я вижу.
     - Но, куколка, он прав. Если он капнет Корке, плакали наши денежки. Она
все проглотила, как милая, но все же она не совсем дура. Не забудь, я еще не
получил чек.
     - Вот это разговор, - согласился Шимп. - Я готов слушать.
     - Тогда слушай,  - взвилась  Долли. - Эти твои стекляшки  - кто их тебе
вытащит, если не мы?
     - Ты сама рассказала про ваш собачий пансион, да еще я сидел в шкафу, и
слушал,  как  тут  толковала  девица.  Подъеду  к  двери,  назовусь  богатым
миллионером, и  передо мной расстелят  алую ковровую дорожку, как прежде для
Мыльного. Ну, что?
     - Ничего.
     - Почему?
     - Ничего у тебя не выйдет.
     - Кто мне помешает?
     Мистер Моллой задавал  себе  тот же  вопрос.  Ему казалось, что  борьба
проиграна и нет смысла  барахтаться.  Он испытывал сложные чувства человека,
которому защемили палец, и  не мог понять, почему его супруга так  уверена в
себе. Впрочем,  она уже не раз выходила из  немыслимых коллизий, ставивших в
тупик его самого, и сейчас он глядел на Долли с искрой надежды.
     - Я  скажу,  кто  тебе  помешает,  -  объявила  она   (не  зря  Мыльный
надеялся!).  -  Молодчик с  соломенными  волосами,  который  назвался  твоим
именем. Приезжаешь,  а он - тут как  тут и  сразу начинает откручивать  твою
мерзкую головенку.
     У Шерингема Эдера отпала челюсть. Этого он совершенно не учел.
     - Лично я, -  продолжала Долли,  - буду  очень  рада, если  ты вот  так
приедешь. Нам с Мыльным останется  купить  венок и постоять на похоронах,  а
потом спокойненько заняться стекляшками. Милости просим. Поезда ходят с утра
до вечера.
     Наступило молчание. Шимп Твист снова теребил усы, на этот раз нервозно,
словно одураченный баронет в старосветской  мелодраме.  Во  взгляде  мистера
Моллоя тоска сменилась любовью и восхищением. Долли подкрашивала губы.
     - Помнишь, милый, - сказала она, - как вчера мы встретили этого типа на
берегу?  Он стоял, такой  это  черный  на  фоне закатного  неба,  и  мускулы
перекатывались, как змеи.
     - Угу!
     - Ты еще подумал, что это боксер какой-то.
     - Борец.
     - Ну да, борец. Из тех ребят, что отрывают руки-ноги.
     Мистер Твист выслушал достаточно.
     - Ладно, что вы предлагаете? - с тоской произнес он.
     - Пятьдесят на пятьдесят, - тут же откликнулась Долли. - Устраивает?
     Мистер Твист  без особого жара  сказал, что устраивает. Мистер и миссис
Моллой покинули контору. Миссис Моллой расточала улыбки, лицо мистера Моллоя
было немного задумчивым.
     - Ты слишком добрая, киска, - сказал он, проплывая через двор  в густом
аромате капусты. - Ты так его прищучила, что могла бы выбить и семьдесят.
     - Ну ты загнул!
     - Да  нет,  я  ничего,  -  торопливо  добавил  мистер  Моллой. -  Ты  -
молодчина. Просто мне не охота делиться поровну с этим жуликом.
     - Да очнись ты! - в  изумлении  вскричала миссис Моллой. - Думаешь,  он
получит хоть цент? Где твоя голова, пупсик? Заберем стекляшки, только  нас и
видели. Про пятьдесят процентов я сказала просто так, чтобы его утешить.
     Шекспировское чело мистера Моллоя разгладилось.  Он  дивился,  как  мог
хоть на мгновение усомниться в своей мудрой жене.
     Деловые совещания отнимают немало времени,  даже  если  проходят не так
бурно,  как в  квартире  номер три, Холси-билдингс.  Когда  мистер и  миссис
Моллой сошли на станции, стояла уже середина дня, и оба  испытывали приятное
чувство голода.
     Такси за несколько минут доставило бы их в Шипли-холл, как раз к ланчу,
но Мыльный  был против.  Он, как и Юстэс Трампер,  с детства любил покушать,
поэтому считал угубу  недоумками,  а  их рацион - мерзостью.  Он  без  труда
убедил жену, что сегодня выдался  прекрасный  случай  избежать  растительной
трапезы, и час ланча застал их в кофейной комнате "Оленя и Рогов" на главной
улице Шипли. Уперевшись локтями в стол, они поглощали яичницу с  ветчиной, а
на кухне готовилась вторая порция.
     Поначалу оба  молчали,  потом,  утолив  первый  голод, начали разговор.
Естественно, он коснулся волка в  овечьей  шкуре, точнее - в шкуре  частного
сыщика.
     - Думаю,  первым  делом надо  вытурить  этого  белобрысого  субчика,  -
сказала  миссис  Моллой  после того, как  ее  муж  с  чувством пожелал Джефу
подавиться шпинатом. - Пока он там ошивается, у нас связаны руки.
     Мистер Моллой вздохнул и запустил в рот кусок ветчины с видом сенатора,
водружающего в яму закладной камень. - Да, но как его вытуришь?
     - Просто. Скажем Корке, что он - гад.
     - А если она спросит, почему мы вчера не сказали?
     - Ответим честно: вчера он наплел нам, будто купил дело. Мы поверили. А
сегодня хорошенько подумали, засомневались, съездили в Лондон и поговорили с
настоящим Шерингемом Эдером. Тот пришел в ужас. Все гладко?
     - Все.
     - Делов  на  полминуты. Как придем, сразу  к  ней. Думаю, к трем  часам
летнего времени сделаем ему ручкой.
     - Солнышко, - начал  мистер  Моллой и  осекся.  Он хотел сказать  своей
избраннице, что она - клад, но в этот миг кухонная дверь отворилась и внесли
вторую порцию  яичницы. Не успела официантка  вернуться на кухню,  как дверь
снова открылась и появился человек, о котором они только что говорили.
     Заботливый Джеф, не откладывая в долгий ящик, отправился за пропитанием
для  Лайонела  Грина.  Глядя,  как однокашник с обреченным  видом  поглощает
горошек и морковь, он почувствовал жгучую жалость. Он не любил Лайонела и не
думал  к  нему   меняться,  но  бывает  минуты,  когда  человечность  важнее
предубеждений.
     Не скроем, что он и сам рассчитывал подкрепиться. За первым же ланчем у
миссис Корк, Джеф, как и мистер Моллой, подивился вкусам угубу.  Может быть,
эти простые  дикари - и  впрямь краса  человечества, но они  платят за  свое
здоровье слишком большую цену.
     Заказав изрядное  количество мясных сандвичей, он прохаживался, ожидая,
когда их приготовят, и запах поджаренной ветчины выманил его в кофейную.
     При его появлении глаза  миссис  Моллой блеснули боевым задором. Мистер
Моллой, смотревший на ветчину, словно  впервые  воочию  узрел Тадж-Махал, не
сразу заметил Джефа.  Только когда его  жена воскликнула: "Эй",  до  мистера
Моллоя дошло, что они не одни.
     Восклицание "Эй!" всегда звучит резковато,  а  миссис  Моллой ничуть не
постаралась смягчить  его. Уже во  время вчерашнего разговора Джеф заметил в
ней некоторую враждебность,  но думал, что окончательно рассеял всякую тень.
Однако глаза  миссис Моллой по-прежнему  горели злостью и недоверием. Если б
даже он не прочел ее взгляда, первые же слова внесли окончательную ясность.
     - Так здесь мистер Умник! - сказала она. - Явился, не запылился.
     При всем желании эти слова нельзя было счесть  комплиментом, как нельзя
было,  глядя  на  решительные  черты  и  горящие  глаза  Долли,  списать  на
безобидную  болтовню.  В   такие   минуты  миссис  Моллой,  особа  вообще-то
привлекательная,  больше  походила на кобру, готовую к  прыжку,  чем  добрая
часть настоящих кобр.
     Однако,  если  Джеф  и  дрогнул,  то  лишь на  мгновение.  Как  человек
разумный, он сразу сообразил, что в его планах опять что-то  разладилось. Он
внутренне напружинился, готовясь отвертеться по новой.
     - Добрый день. Вас сегодня вспоминали за ланчем.
     - Вот как?
     - Да. Гадали, куда вы делись.
     - Сказать, куда?
     - Скажите.
     - И скажу.  Мы были  в конторе Шерингема Эдера. И  когда мы сказали Дж.
Шерингему Эдеру, что один тип будто бы купил его дело,  Дж.  Ш. Эдер сказал:
"Что за черт? Я никому ничего не продавал". Ну, что теперь запоете?
     Джеф кивнул.
     - Я и  сам себя спрашивал, - сказал  он, -  ни случится ли  чего-нибудь
такого.
     - Теперь ответ известен,  случилось, - отвечала миссис Моллой. - Можете
укладывать вещи.
     - Укладывать вещи?
     - Чтобы не задерживаться, когда я все это выложу миссис Корк.
     - Вы же не станете ей говорить!
     - Почему это?
     - Ну, во-первых, -  начал  Джеф,  - вы не захотите  лишиться  живого  и
занимательного  собеседника  в  доме,  где,  я  успел  заметить,  с  веселой
компанией не густо. Представьте, что вам придется сутки  напролет общаться с
этими занудами.
     Мистер Моллой обиделся.
     - У нее есть я, - сказал он.
     Джеф задумался.
     - Да, у нее есть вы, и все же...
     - Ничего  поскучаю,  -  отмахнулась  Долли. - Не тревожьтесь  за  меня,
детка, я не пропаду. У меня для вас только два  слова,  милый. Одно "пошел",
другое "вон".
     - Откуда это желание от меня избавиться? Чем я вам помешал?
     - Мне смешно, Мыльный.
     - И мне, киска.
     - Я объясню, чем. Мы знаем про камушки.
     - Камушки?
     - Брильянты, - нетерпеливо перевела Долли. - Мы тоже на них нацелились.
     - Что?!
     - Что слышал.
     - Они же не ваши!
     - Будут наши.
     - Это же воровство!
     - Называй, как знаешь.
     - Ну, ну, ну, - сказал Джеф. - Ну, ну, ну, ну.
     С глаз у  него спала пелена. И у мистера, и у миссис Моллой уши были не
изуродованы,  но  он  ясно   осознал,   что  видит  перед  собой  наполеонов
преступного мира. Ему было  немного стыдно, что он сразу не раскусил  их под
маской респектабельности. Инспектор Первис,  герой  его книг, догадался бы с
первого взгляда.
     Долли вернулась к тому, что мистер Шусмит назвал бы сутью дела.
     - Так что пошел вон, малыш. Проваливай.
     - Вы хотите разоблачить меня перед миссис Корк?
     - Что нам помешает?
     - Я бы сказал, ваше доброе сердце. Чуткая душа. Видимо, они в отпуске.
     - Угадал.
     - Тогда мне  придется рассказать ей  про яичницу с ветчиной. Вы знаете,
какие у миссис Корк строгие взгляды. Успеем на один поезд.
     Выстрел  попал в  цель.  Долли не нашла,  что  ответить. Мистер  Моллой
нашел,  но  поскольку  он в эту  минуту  жевал  кусок  ветчины, то разобрать
удалось лишь заключительное слово.
     - ...наотрез, - сказал мистер Моллой.
     Долли  оправилась  от  растерянности  и с благодарностью  взглянула  на
спутника жизни.
     - Верно. Будем отпираться наотрез. Миссис Корк  скорее  поверит  мне  и
Мыльному, чем рыжему нахалу.
     - Интересно, - сказал Джеф, - почему, если нахал, то обязательно рыжий?
Бывают и брюнеты, и шатены. Впрочем,  сейчас не время в этом разбираться. Вы
наверняка горите желанием  узнать, как я  теперь выкручусь. В  ваших  глазах
читается немой вопрос: что-то он запоет? Отвечу: хозяин заведения подтвердит
мой  рассказ. Он  уже  получил от миссис  Корк  предупреждение не  продавать
животных белков  пациентам ее дурдома  и будет поражен, узнав, что приличная
проезжая пара на самом деле - гости Шипли-холла. И не думайте его подкупить.
Он слишком боится нашей хозяйки, чтобы шутить с ней шутки.
     Долли  с  надеждой   взглянула  на  мистера  Моллоя,  но  источник  его
вдохновения  уже  иссяк.  Как  ни  обидно  было сдаваться  так  быстро,  она
капитулировала.
     - Твоя взяла.
     - Лично я,  -  отвечал Джеф, - назвал бы это ничьей. Мы как те ребята в
салуне, что держат  друг  друга на  мушке.  Предлагаю объявить перемирие.  А
сейчас, увы, вынужден откланяться. Дела призывают меня в другое место.
     Он только что вспомнил, что сандвичи, наверное, уже готовы, и не хотел,
чтобы их вручили на глазах у теперешних собеседников.
     Когда  он  вышел,  наступило  долгое молчание, которое  нарушил  мистер
Моллой.
     - От него не избавишься, - промолвил он скорбно, но с ноткой уважения в
голосе. - У него на все готов ответ.
     Миссис  Моллой  передернуло. Джеф появился в двери,  чтобы  одарить  их
любезной улыбкой, которая полоснула Долли, как ножом.
     - Я с этим жуликом поквитаюсь, чего бы мне это ни стоило, - сказала она
чуть севшим от ярости голосом.
     - Как, киска? - спросил мистер Моллой.
     - Не волнуйся. Я его уберу.
     Мистер Моллой вздрогнул. Его  напугало  последнее слово. Он был человек
нервный и, когда его жена пускалась в такие  предприятия, поневоле спрашивал
себя, не перегнет ли она палку.
     - Что значит "уберу"?
     - То и значит.
     - Ты же не думаешь его пришить?
     Миссис  Моллой  весело   рассмеялась.   Она  уже  вернулась  в  прежнее
расположение духа.
     - Не глупи, пупсик.
     - И ты не глупи, пожалуйста, - сказал он.



     Энн  Бенедик  вышла  на  террасу  и  медленно  спустилась  в  сад.  Она
направлялась к прудику, где Джеф несколько раньше смотрел на водомерок.
     С детских  лет она  убегала сюда в минуты печали,  а сейчас была именно
такая минута.  Преувеличением было бы  сказать, что сердце у нее разрывалось
от  горя,  однако она  чувствовала,  что отношения  с  нареченным не  вполне
безоблачны, а это всегда несколько огорчает.
     Узнав,  что  приехал Лайонел Грин, Энн обрадовалась, предвкушая  долгие
прогулки   по   тенистым  аллеям  и  рощам,  которыми  изобиловала   вотчина
Аффенхемов. Когда он сказал, что  им  лучше держаться поодаль, сердце у  нее
упало,  и  хотя он  объяснил  причины такой  осторожности,  ее не  отпускала
досада. Ей бы  хотелось, чтобы Лайонел  не был таким  осмотрительным.  Образ
возлюбленного, который она создала в своей голове, несколько омрачился.
     Обо всем об этом  она размышляла, когда в сад со стороны  станции вошел
Джеф. Утро и первую половину дня он провел в Лондоне.
     Для  этого  было несколько  причин.  Во-первых,  переговорив  со  своей
совестью, он  решил, что письменные извинения  Дж. Ш. Эдеру,  отправленные в
его контору с рассыльным, вполне заменят  личную встречу, к тому же их легче
будет составить, чем при непосредственном  общении  с  пострадавшим.  Трудно
просить прощения у  человека,  которому залепил  в  лоб булочкой -  поневоле
начнешь мямлить и запинаться.
     Еще  он  хотел  купить  экземпляр  "Женщины   в   дебрях"   на   случай
непредвиденных обстоятельств и коробку шоколадных  конфет  для  Энн, а также
оформить страховку.
     Мысль  о  страховке пришла  ему  в голову  через  несколько дней  после
разговора с мистером и миссис Моллой  в "Олене и рогах". Она возникла, когда
он курил в холле, поджидая Энн, и в футе от  его  головы пролетели бронзовые
часы. Ему подумалось,  что вступив на  тропу войны со  столь  предприимчивой
противницей, он подвергает себя заметному риску.
     В  следующие  несколько дней Джеф проникся глубоким  уважением  к  этой
выдающейся женщине. Мужа ее он рассматривал как обычного истукана, о котором
не  стоит  и  думать,  но Долли  вызывала у  него  почти  священный  ужас. В
частности,  он  тщетно  гадал,  как  она  разузнала о спрятанных  сокровищах
Шипли-холла.  Не  иначе,  как  она  наделена  даром  прозрения.  Помимо этих
сверхъестественных свойств, она обладала редким умением действовать быстро и
решительно.
     Правда, проглотив  полсигареты и вскинув  голову так резко, что чуть не
свернул шею,  он так  и не успел увидеть, как  она перегнулась через перила.
Однако бронзовые часы, до того стоявшие на старинном комоде, сами по воздуху
не летают, и Джеф был уверен, что в полет их отправили маленькие ручки Долли
Моллой. Может быть, он возводил на нее напраслину, но сам так не думал.
     Слишком  много  разных предметов  -  ваз,  кирпичей,  леек  -  падали в
непосредственной близости от него после разрыва дипломатических отношений. А
железный прут, державший ковер на лестнице, о который он едва не споткнулся,
сбегая к обеду, мог сдвинуть лишь человек, наблюдавший за каждым его шагом.
     Судьба, сведя его с женщиной, наделенной талантами и темпераментом леди
Макбет,  оставляла  лишь  две  выхода  (если  не  рассматривать  возможность
постоянно ходить в каске) -  покинуть  Шипли-холл,  на  что бы он в жизни не
согласился, или поехать в Лондон и  застраховаться  от  несчастного  случая.
Любой молодой  человек должен  был сделать это, вступая в  жизнь, но у Джефа
все как-то не доходили руки.
     Он  решил  больше не откладывать. Объявив миссис  Корк,  что  заполучил
отличные  отпечатки  пальцев  дворецкого  и  хочет  сверить  их  с  архивами
Скотланд-Ярда  (ребята  всегда  помогут  старому  другу),  он  направился  в
столицу, согреваемый чувством,  что  хоть и  не  разоружит мадам Моллой,  по
крайней  мере,  не  останется  совсем  уж  ни  с  чем,  если   она  все-таки
пристреляется.
     Теперь  он  вернулся в Шипли-холл и  в  первую же минуту встретил  Энн.
Настроение его,  и без  того приподнятое, стало еще лучше.  Он увидел в этом
знак,   что   Провидение  умеет  отличить  хорошего  человека,  и   поспешил
воспользоваться подарком судьбы.
     За последние несколько дней Джеф не  раз беседовал с Энн и утвердился в
мысли, что  сладкие речи - метод, который следует  использовать и впредь. Он
перешел на бег и начал сладкую речь, едва оказавшись на расстоянии окрика.
     - Так вот  вы  где! - воскликнул он. - Я-то думал, что буду вас долго и
мучительно искать, а в  конце концов найду у миссис Корк, с  блокнотом, куда
вы записываете ее нудные воспоминания о слонах.
     Энн посмотрела  на  него  тем  удивленным,  пристальным взором, который
запомнился Джефу с их первой встречи.
     - Странно, - сказала она. -  Когда  вы побежали, мне показалось, что  я
вот-вот вспомню. Уверена, что видела вас прежде.
     - И, когда я побежал, картина воскресла в памяти?
     - Только на секунду, и тут же снова пропала.
     - Мне еще пробежаться?
     - Не трудитесь. Пустяки.
     - Ну нет. Вы лишаете себя одного  из  прекраснейших  воспоминаний.  Для
большинства  людей  увидеть  меня  впервые  -  целая  жизненная  эпоха.  Они
переживают это мгновение снова и снова, чтобы подбодрить себя в трудный час.
Скажите, теперь,  когда у вас  было время подумать, вы по-прежнему убеждены,
что не бывали в милом Люцерне?
     - Убеждена. Он и вправду такой милый?
     - Еще бы! Прелестный, синий, полный зачарованных  туристов с Бедекерами
под мышкой.
     - Если  он  так  хорош,  я бы  вряд ли  его  забыла.  Особенно  если бы
встретила вас.
     - Верно. Осталось предположить, что мы встречались в прежнем рождении.
     - Это будет великий день, когда я вспомню.
     - День ликованья, - кивнул Джеф.
     Совесть укоряла его, что все это очень похоже на треп,  а  он дал зарок
не трепаться в день  избавленья от мисс Шусмит. Однако, убеждал он  себя, он
не  треплется, хотя  внешне  это очень похоже.  Когда  любишь девушку  всеми
фибрами  души, это  уже  не треп. Очень  просто,  если хорошенько  подумать,
убеждал он свою совесть, и совесть отвечала: "Очень!".
     Энн повеселела. Она уже замечала, что веселеет в  обществе Джефа. Никто
вот так  сразу не пробуждал  в ней  столь живую симпатию,  как будто  кто-то
рассказал ему про ее интересы и любимые книги. Она честно признавалась себе,
что ее огорчение было отчасти вызвано его внезапным отъездом.
     - Куда  вы  исчезли  на целый день? - спросила она. - Я боялась, что вы
пресытились угубианской пищей и пропали совсем.
     - Нет, нет,  - отвечал  Джеф. - Я давно возвысился  духом и не замечаю,
что ем. Я был в Лондоне. Привез вам коробку шоколадных конфет.
     - Какое благородство! Здесь они, конечно, под строжайшим запретом.
     - Догадываюсь. Придется вам есть у себя в спальне. Я встану  в коридоре
и буду нести дозор. Это напомнит вам Роудин.
     - Я не училась в Роудине. Как пишут в "Кто есть кто", мне дали домашнее
образование. Так вы были в Лондоне. Что вас туда увлекло?
     Джеф  без  запинки ответил,  что  должен  был  приглядеть  за  делами в
конторе. Труднее был вопрос, преследовавший его с тех пор, как миссис Моллой
сообщила,  что  знает Тайну Поместья Шипли  -  рассказывать об этом Энн  или
хранить молчание.
     Лорда Аффенхема  безусловно  следовало  предупредить,  но  пришлось  бы
сознаться Энн, что он ее обманул, а никто не знает, как девушки могут на это
отреагировать. Джеф решил, что лучше пока молчать.
     - Как вы провели день? - спросил он.
     - Не очень.
     - Не говорите, что ваша грымза заставила вас работать в такой день.
     - Только до ланча.
     - Тогда у вас был приятный, в меру возможности, день.
     - Почему "в меру возможности"?
     - Потому что без меня.
     - Ясно.  Нет, у  меня  не было даже  того  сравнительно приятного  дня,
который бывает у девушек, лишенных  вашего  общества.  Дядя Джордж очередной
раз воспарил мыслью,  и вышла куча  неприятностей. Собственно, я  угодила  в
переплет.
     Она умолкла  и зажмурилась,  вспоминая. Джеф не обнял ее  за талию и не
привлек к себе, однако едва не надорвался, борясь с собой. Впервые он понял,
что в грубом совете лорда Аффенхема есть здравое зерно.
     - Скажите,  -  нежно проговорил  он,  -  в  мое  отсутствие  на дядюшку
снизошло новое озарение?
     - Да. Он решил, что спрятал бриллианты  в голове антилопы - ну той, что
в кабинете у миссис Корк.
     - Какая ерунда!
     - Почему? Как раз такое хитрое место он мог выдумать.
     - Когда он  прятал  бриллианты, этого отсеченного образчика африканской
фауны еще не было. Антилопа появилась здесь об руку с миссис Корк.
     - А, понимаю. Нет, это не жертва  миссис Корк, она живет здесь с самого
моего детства. Ее подстрелил дедушка.
     - Он тоже был охотник?
     - Могучий и безжалостный. Гроза антилоп.
     - Трудно  быть  антилопой,  -  задумчиво проговорил Джеф, -  ни  минуты
покоя. Воображаю, как  они  утешали друг дружку тем,  что  дедушка не вечен.
"Когда-нибудь, - говорили они,  - он преставится, и мы отдохнем". И  вот, он
отходит в мир иной, но является миссис Корк.
     - Горькая правда.
     - Поневоле задумаешься, а?
     - Только об этом и думаю.
     - Вас это печалит?
     - Невыносимо.
     - И меня. Давайте  попробуем  забыть о  грустном.  Где мои таблички?  Я
должен записать для памяти: посмотреть в голове у антилопы.
     - Вы не побоитесь зайти к миссис Корк и шарить в чучелах?
     - Конечно.
     - Неужто вы, Эдеры, совсем не знаете страха?
     Энн  снова  расстроилась. Когда днем она предложила Лайонелу  совершить
этот  дерзкий  подвиг,  тот  наотрез  отказался  приближаться  к  тетушкиной
берлоге. Он знал про бриллианты и горячо желал, чтоб они нашлись, поскольку,
подобно большинству  современных  молодых  людей, предпочел бы состоятельную
жену,  но  не хотел  рисковать  даже ради  самых  радужных перспектив.  Энн,
девушка храбрая, презирала трусливых мужчин.
     На мгновение она подумала, что, может быть, дядя  прав насчет Лайонела.
Она тут же отбросила эту мысль, но в душе остался неприятный осадок.
     Готовность Джефа  ринуться  навстречу  опасности невольно заставила Энн
сравнить  молодых  людей, и сравнение, как уже  говорилось,  ее  расстроило.
Всегда  неприятно, если  желанные  качества оказываются не  у  того, у  кого
нужно.
     - Можете не трудиться, - сказала она. - Я уже проверила.
     - Вы?
     - Я.
     Джеф   почувствовал,   что   вправе   немного   обидеться.   Вообразите
средневекового рыцаря, который прискакал  спасать  деву от дракона и слышит,
что она уже прибила чудище прялкой.
     - Так не годится, - сказал он. - Грубую работу надо оставлять мне.
     - Вас рядом не было.
     - Вы  же  знали,  что  я  вернусь. Вы  должны  были  сказать  себе: "Он
вернется, когда  в полях забелеют маргаритки".  По вашему невеселому  виду я
могу заключить, что бриллиантов там не было?
     - Только опилки. И,  как  на грех,  когда  я заглядывала внутрь,  вошла
миссис Корк.
     - О ужас! У вас было наготове объяснение?
     - Я сказала, что проверяла, не завелась ли там моль.
     - Я бы выкрутился лучше.
     - Не выкрутились бы.
     - Выкрутился.
     - А что бы вы сказали?
     - Сказал бы... сказал бы с легким смешком: "Ах, миссис Корк..."
     - Давайте, давайте.
     - Ах, миссис Корк... Нет, - добавил  Джеф, помолчав, - не уверен, что я
бы нашелся. Она приняла ваше объяснение?
     - Вроде да. Но я не могу избавиться от чувства, что она подумала, будто
меня покусал  дядя Джордж, заразив  своей формой безумия. Удивляюсь, что она
сразу  меня не  уволила.  Неприятно, когда и  секретарь,  и дворецкий  разом
теряют рассудок.
     - По-моему,  это  совершенные  пустяки  в таком месте, где  у  половины
голова не  в порядке. Случайный  прохожий, увидев, как эта публика исполняет
африканские танцы, бросился бы  к  телефону и потребовал немедленно прислать
ближайшего  психиатра.  Вы  заметили  этого   долговязого,   в   пенсне,   с
вихляющимися ногами?
     - Мистера Шепперсона? Да. А миссис Барлоу?
     - Это которая?
     - Крупная, с подбородками.
     - Понял, о ком вы. Какая жемчужина! Какой алмаз! Какой денек  на берегу
моря!  Да, много веселого  и  поучительного,  не  говоря уже  о  грустном  и
страшном,  можно  извлечь из наблюдений за нашим  любительским  бедламом.  Я
горюю лишь о том, что дворецкий не принимает участия в хороводах. Как бы его
ножищи мяли траву Эллады!
     - Давайте-давайте. Смейтесь над дядиными ногами.
     - Спасибо, с  удовольствием.  Давайте  посмеемся вместе. Старый болван,
подверг вас такому испытанию!
     - Вы убеждены, что знаете  меня  настолько близко, чтобы называть моего
дядю старым болваном?
     - Мне  кажется,  я  знаю вас всю  жизнь.  Да  вы  и сами, разобравшись,
поймете, что мы, того не замечая, женаты уже сто лет.
     Слово "женаты" подействовало  на Энн отрезвляюще. Она на время выкинула
из головы  слова  дяди Джорджа, что этот молодой человек от нее без ума, и с
удовольствием отвечала на его болтовню. В последнее время  ей редко выпадали
такие милые, легкие разговоры. Мужская  часть  обитателей  Шипли-холла  были
люди  серьезные,  вдумчивые,  не  склонные размениваться на пустой  треп,  а
Лайонел, хоть и походил на греческого бога, в словах был не силен.
     Теперь она  поняла, что напрасно убрала  барьеры между собой  и Джефом.
Строгие  судьи  прошедшей эпохи сказали бы,  что  она его "поощряет" и  даже
"подает  безосновательные  надежды".  Девушка  мягкосердечная,  не  желающая
никому причинять боль, Энн глубоко раскаивалась в своей неосмотрительности.
     Она легонько поежилась.
     - Замерзли? - спросил Джеф, как Энн и рассчитывала.
     - Немножко.
     - Идемте  в  дом. Я точно так  же  могу говорить под крышей.  Некоторые
сказали бы, что даже лучше.
     Они  пошли к  саду.  Над стеной, отделяющей  их  от лужайки,  виднелись
голова  и  плечи  миссис  Моллой. Казалось, она перебирает  плети  вьющегося
растения, высаженного в  каменный, античных пропорций, вазон. Джефу пришло в
голову, что сейчас самое время сделать завуалированный намек.
     - Там миссис Моллой.
     - Да.
     - Не смотрите в ее сторону, - предупредил Джеф. - Что вы о ней думаете?
     - Приятная дама.
     - Вы не замечали в ней ничего зловещего?
     - Нет. А вы?
     - Замечал.
     - Наверное, сыщикам везде мерещится что-то зловещее.
     - Натренированная интуиция  позволяет  заглянуть в самую суть человека.
От ребят  с увеличительным стеклом много не скроешь.  За этими Моллоями надо
приглядывать в оба. Они могут оказаться жуликами.
     - Так считает мистер Трампер.
     - Вот как? Проницательный тип.
     - Вчера  он  пришел ко мне и  просил  употребить мое влияние на  миссис
Корк, чтобы та не покупала у  мистера Моллоя нефтяные акции. Увы, у меня нет
никакого влияния. Однако продолжайте. Не  понимаю,  как  они могут повредить
нам, даже будь они первые жулики в стране.
     - А бриллианты?
     - Что бриллианты?
     - Положим, они найдут бриллианты.
     - Они же о них не знают.
     - Могут узнать. Миссис Моллой постоянно торчит у вашего дяди. Что, если
он проговорится?
     - Не проговорится.
     - А вдруг?
     - Он не сумасшедший.
     - Кто вам сказал?
     Энн показалось, что  пришло время одернуть собеседника. Он ей нравился.
Она  не  помнила,  чтобы  кто-нибудь  нравился  ей так  сильно  после  столь
недолгого знакомства. Однако  Энн чувствовала, что пора его приструнить. Она
прошла несколько шагов, остановилась,  холодно  взглянула на Джефа и открыла
рот.
     В тот же самый миг античный  вазон откололся от стены и упал на дорожку
в полушаге от них. Энн вскрикнула.
     Джеф горько корил себя. Он не  должен был и на сто футов приближаться к
миссис Моллой и античному вазону, опаснейшему сочетанию на  земле, тем более
-  вместе  с  Энн  Бенедик.  Он бы встревожился, если бы на ее головку  упал
розовый лепесток, а тут - античный  вазон. Все поплыло перед его глазами, он
сам не понимал, что делает.
     Из тумана донесся сердитый голос.
     - Будьте любезны, отпустите меня.
     Джеф понял, что произошло: в  страхе  за  Энн  он прижал ее к сердцу. И
вновь   на   него  накатило  сильнейшее  желание  присоединиться  к   грубой
аффенхемовской школе. Чувствуя  рядом  с собой  ее  стройное тело он  утолял
глубинный голод души.
     Впрочем, подумавши,  Джеф решил, что пережимать  не стоит -  по крайней
мере, сейчас. Что-то в манере  Энн  подсказывало ему, что он поторопился,  и
любые дальнейшие действия  вызовут нежелательный результат. Он оторвал ее от
земли, но не от реальности.
     - Ой, простите, - сказал он, выпуская ее из рук.
     Энн из белой сделалась розовой.
     - Спасибо.
     Из  калитки  в  стене  торопливым  шагом  показалась миссис Моллой.  Ее
хорошенькое личико было встревожено.
     - Не  задело?  -  воскликнула  она. -  Я бы  и  за  мильон  долларов не
согласилась, чтоб вас зашибло!
     Ее милые извинения звучали на редкость естественно, однако Джеф смотрел
на миссис Моллой, словно на гремучую змею, к которым никогда не питал особой
привязанности.
     - Я вроде как на нее оперлась, а она возьми и упади. Мне так жаль!
     - Ничего, - отвечала Энн. - Просто я немного испугалась.
     - Еще бы. Струхнули, небось, до полусмерти.
     Энн легонько вскинула подбородок, недовольная, что ее назвали трусихой.
     - Нет, нет.  Я просто вздрогнула. Не  беспокойтесь. А теперь  мне пора.
Миссис Корк ждет.
     Она ускользнула, и миссис Моллой, повернувшись  к  Джефу,  увидела  его
сведенное судорогой лицо.
     - Ха! - сказал Джеф.
     Долли рассмеялась. Смех ее, довольно музыкальный, Джефу не понравился.
     - Стерва! - сказал он.
     В  голосе  его  явно  звучала  неприязнь,  но миссис Моллой  продолжала
веселиться.
     - Укладываешь вещички, малыш?  -  спросила она. - Советую поторопиться.
Не все ж я буду промахиваться, когда-нибудь да попаду.
     - Тьфу! - И Джеф, повернувшись на каблуках, пошел прочь. Он чувствовал,
что выразился не вполне к месту, но не мог придумать  ничего  лучше. Увы, он
был воспитан в правилах, согласно которым мужчина не может коснуться женщины
иначе как  с  лаской,  не то бы непременно двинул ей в глаз. В жизни каждого
мужчины наступает момент, когда он хотел бы оказаться Джеймсом Кегни.
     Долли  вернулась  на  террасу.  Когда она уходила, Мыльный  дремал  над
детективным романом, но сейчас его шезлонг был пуст. Она обратилась к миссис
Барлоу,  женщине   с   подбородками,   выполнявшей  на  лужайке  дыхательные
упражнения.
     - Не видали моего мужа, миссис Барлоу?
     - Мне кажется, миссис Моллой, его позвали к телефону.
     В этот самый  миг  пропавший муж показался в  стеклянной  двери. На его
благообразном лице читалось волнение. Он торопливо подошел к жене.
     - Киска!
     - В чем дело, пупсик?
     Мистер  Моллой  бросил   взгляд  на  миссис  Барлоу.  Она  вернулась  к
дыхательным  упражнениям,  но  даже  у глубоких дыхателей есть  уши.  Мистер
Моллой поманил жену в дальний конец веранды.
     - Звонил Шимп.
     - Чего ему надо? Решил снова поторговаться насчет условий?
     Мистер Моллой мотнул подбородком. Он ответил не сразу. Всегда неприятно
сообщать горькую весть.
     - Нет,  - отвечал  он. -  Боюсь,  киска, я  тебя огорчу.  Он в  местной
гостинице и думает утром заявиться сюда.



     Долли уставилась на мужа, не веря своим ушам. На лужайке  миссис Барлоу
начала исполнять  африканский танец. В другое время она  приковала бы к себе
все взгляды, но сейчас ее па остались без внимания.
     - Что?!
     - Правда.
     - Едет сюда?
     - Завтра, как только встанет.
     - А белобрысый тип?
     Мистер Моллой помрачнел еще больше.
     - Сдается,  киска,  на этот раз нам крупно  неповезло.  Белобрысый  тип
больше  Шимпу  не  помеха.  Вот  ведь  подлость: он  написал  Шимпу  письмо.
Оказывается,  Шимп  зря  думал, будто тот  на  него  зол.  История долгая, я
половины  не понял,  но,  если  верить  Шимпу, этот  тип кидался  в  него не
булыжниками, а какими-то пирожками,  которые  не хотел оставлять на тарелке,
чтобы  не огорчать  хозяйку.  А по лестнице  бежал,  чтобы извиниться.  Бред
какой-то, но так уверяет Шимп.
     - Черт!
     - Вот и я думаю, - кивнул мистер Моллой. - Мало нам этот типа. Если еще
и Шимп  будет отираться рядом и смотреть под руку, мы далеко не уедем. Ты же
его знаешь. У него глаза на затылке.
     - Надо избавиться от Шимпа, вот и все.
     - Вот и все! А как?
     - Придумаю. Поди, погуляй, а я пораскину мозгами.
     Мистер  Моллой  послушно отправился гулять. Время от времени,  совершая
очередной круг по  лужайке, он бросал  взгляд на задумчивую  подругу  жизни.
Может  быть,  думал  он,  она  сумеет  выпутаться и  в  этих  исключительных
обстоятельствах. Долли всегда  была мозгом их  фирмы. Сам он  сознавал  свою
ограниченность. Дай ему  доверчивого  слушателя (желательно, чтобы в детстве
того лягнула  по голове лошадь),  час времени, чтобы рассказать про нефтяные
акции,  и простор  для  жестов  -  вот тогда  он совершит  чудеса.  Увы, это
единственный дар, которым наделила его природа.
     На середине  четвертого круга она заметил, что Долли  сошла с террасы и
направляется к нему. Сердце  его  всколыхнулось, когда он прочел вдохновение
на сияющем лице. Он понял: ее острый ум вновь отыскал решение. Не впервые он
испытал  священный  трепет  при  мысли,  что  сумел  завоевать  любовь такой
замечательной женщины.  Женщины,  которая своими белыми ручками обеспечивает
себя перчатками, носовыми платками, духами, сумочками и даже украшениями без
малейших  затрат  с его  стороны,  а  вдобавок  легко  разрешает  все мелкие
семейные затруднения.
     - Неужто уже придумала? - ахнул он.
     - Конечно. Надо было только чуток пораскинуть умишком.
     - Ты  -  чудо,  -  сказал  мистер Моллой.  -  Теперь  таких  не делают.
Разучились. Выкладывай, киска. Я весь внимание.
     Миссис Моллой порозовела от удовольствия. Она любила мужа,  и его хвалы
ласкали ей слух.
     - Ну, вот, - начала она. - Ты говорил, Шимп в гостинице.
     - В гостинице, крошка.
     - Ты приходишь к нему, а сам как будто весь трясешься. Сможешь?
     - Так?
     - Нет,  не  так. Не хватало, чтобы  он  вообразил, будто у тебя  пляска
святого Витта! Просто приходишь весь такой взвинченный, как будто узнал, что
лорд  Кейкбред отыскал  стекляшки,  спрятал у себя  в  комнате и  собирается
завтра свалить.
     - Всю эту туфту я должен скормить Шимпу?
     - Да.
     - А что это нам даст, зайчик?
     - Ну, пошевели мозгами.  Если бы лорд Кейкбред собирался завтра слинять
вместе с камушками, это бы означало, что сегодня его надо обчистить?
     - Конечно.
     - И кому-то из нас пришлось бы лезть в его комнату?
     - Ну да.
     - Так вот,  ты не можешь, потому что у тебя кишка тонка и от одной этой
мысли трясутся поджилки.
     - Что? - вскричал мистер Моллой, оскорбленный таким недоверием.
     - Ты это скажешь Шимпу.
     - А! - Мистер Моллой оттаял. - Это часть замысла!
     - Тут спросит, почему не я.
     - Глупо ему говорить, что тебе не хватит решимости.
     - Верно. Скажи  ему, что решил меня  надуть. Мол, лорд  Кейкбред сказал
мне, я сказала тебе, а ты решил свистнуть стекляшки без моего ведома. "Шимп,
заберем их, разделим на двоих, а Долли скажем, будто ты ничего нашел".
     Мистер Моллой кивнул. Замысел постепенно прояснялся в его голове.
     - На это Шимп клюнет. Его хлебом не корми, дай кого-нибудь  надуть. Ему
это - как коту валерьянка. А что потом?
     - Потом скажешь, что главное - за ним.
     - Лезть к лорду Кейкбреду.
     - Только  лезть  не придется. Скажешь, что можно  просто  войти.  Перед
обедом,  например,  когда  дворецкий  занят  по  дому.  Скажешь,  это  самое
подходящее время. А потом объяснишь, где комната.
     - А где?
     - На  первом  этаже,  с  задней стороны, куда подъезжают  торговцы.  Не
ошибешься.  Под  окном бочка для воды,  а  сбоку могильная плита с  надписью
"Верному  другу  Понто".  Наверное,  там  зарыли  собаку, - добавила  Долли,
справедливо рассудив, что члена семьи не похоронили бы под окнами.
     Мистер Моллой изумился.
     - Откуда ты все знаешь?
     - Да как-то проснулась рано, вышла  прогуляться  и  увидела старикана в
окне. Он делал зарядку. В  одних  брюках с подтяжками. Вылитый Кинг-Конг.  -
Долли невольно перешла  на  хриплый шепот.  Вид  лорда Аффенхема, голого  по
пояс, в армейских  подтяжках на могучем  торсе, произвел на  нее  сильнейшее
впечатление. - Ладно, значит, скажешь  Шимпу,  что  старикан спрятал камушки
где-то у себя в комнате, объяснишь,  где она и когда в нее лучше наведаться,
и что лезть придется ему, потому что ты сдрейфил. Ясно?
     Мистер Моллой колебался. Ему не хотелось  ответить  "нет"  и  выставить
себя  идиотом.  Это уже случалось с  ним,  когда он сомневался в  гениальных
планах своей жены.
     С  другой  стороны, он  действительно  не видел  в  ее словах  никакого
смысла.
     - Ладно, я  отвечу тебе,  крошка, - сказал он. -  Все, что ты говорила,
ясно,  как божий день,  только  мне  кажется,  что ничего  не  выйдет.  Шимп
залезет, пороется,  пороется, не найдет стекляшек, потому что  их там нет, и
вылезет обратно. И  что  мы получим? Ну разве  выставим  Шимпа дураком. Я-то
надеялся, ты придумаешь такое, чтоб он сюда и носа не сунул.
     - Я и придумала.
     - Не вижу.
     Долли  хотела ответить,  что  он не увидел  бы  магазин Вулворта,  стоя
напротив с подзорной трубой, но сдержалась - отчасти потому, что любила мужа
и не хотела его обижать, отчасти по недостатку времени.
     - Что будет, когда лорд Кейкбред его застукает?
     - Ты же сказала, он будет занят.
     - Я этого не говорила. Я сказала, чтобы ты сказал это Шимпу. Как только
ты  позвонишь,  что  он вышел, я иду к лорду Кейкбреду и советую ему держать
ухо востро.  Мол, я узнала,  что какой-то подонок собрался сегодня обчистить
его комнату.  И что? Он прячется и  ловит Шимпа  за шкирку. Может,  отлупит,
может,  просто  пугнет.  Пусть  после  этого  Шимп  попробует  подъехать  на
следующее утро  и в виде миллионера! Тут  же лорд  Кейкбред выйдет вперед  и
скажет миссис Корк: "Какой он  к  чертям собачьим миллионер! Воришка, и  все
тут", а  миссис Корк достанет  ружье и  велит Шимпу убираться,  пока она  не
всадила ему в спину унцию свинца и не спустила собак. Теперь понял?
     Мистер Моллой не повергся лицом в прах, но был к этому близок. Никогда,
поклялся он мысленно, никогда больше не усомнится он в планах  этой чудесной
женщины,  даже  если  их  достоинства не сразу  открываются  неповоротливому
мужскому уму. Его красивые, честные глаза вспыхнули.
     - Ну, класс!
     - Согласна.
     - Непременно сработает.
     - Непременно.
     - Шимпа как ветром сдует.
     - Уедет, и больше не покажется.
     - Бегу в гостиницу.
     - Давай. Позвони мне с почты, что  он вышел, а я сразу к Кейкбреду. Тут
главное скорость.
     Мистер Моллой  двинулся широким шагом. Его  ноги, обычно не  склонные к
быстрой  ходьбе, словно  обрели  крылья. Не прошло  и  получаса, как  Долли,
узнав,  что  Шимп  слопал наживку вместе с крючком и должен быть с минуты на
минуту, вошла к лорду Аффенхему в буфетную.
     Стеклянное выражение  его глаз - мыслитель  отдыхал - исчезло  при виде
Долли. Она так  явно  тянулась  к его обществу, что  старый  лорд  понемногу
привык считать ее своей старой подружкой. Он тяжело  поднялся, словно бизон,
отходящий от водопоя, и уже собирался  предложить  гостье  бокал  портвейна,
когда  заметил, что кулаки  ее  сжаты,  а  взор пылает  огнем.  С  маленькой
очаровательной женщиной что-то явно стряслось. Его доброе сердце защемило от
жалости и желания помочь. Долли всегда пробуждала в  нем инстинкт защитника.
Она казалась такой хрупкой, такой неприспособленной к жизни.
     - Что случилось, мэм? - спросил он.
     Долли сглотнула.
     - Ох! Я сама не своя. Одурела, как мокрая курица.
     В другую минуту это высказывание натолкнуло бы лорда Аффенхема на целую
череду  размышлений:  как именно дуреют мокрые курицы,  по  каким  признакам
можно  различить  это  состояние  ума,  и  как они  соотносятся,  скажем,  с
мартовскими зайцами  или  членами  угубианской  колонии  миссис Корк. Однако
сейчас он думал только о Долли и ее беде.
     - Что случилось? -  повторил он и добавил совсем некейкбредовское "Э?".
Как мы  видели, он старался  не выходить  из роли, но  сейчас волнение  было
слишком сильно.
     - Слушайте, что я вам скажу, - так же взволнованно продолжала  Долли. -
Я услышала, что они послали частного сыщика обыскать вашу комнату,  будто вы
там укрываете краденое. Я просто осатанела! Бросить тень на вашу репутацию!
     Энн  рассказала  лорду  Аффенхему,  что  первой  тень на его  репутацию
бросила сама  миссис Моллой, и она же предложила  нанять частного сыщика. Он
мог бы  ответить обидно и резко. Однако он  давно простил маленькой подружке
ее необдуманный промах. Разумеется, тогда она не знала его так близко.
     - Вы про юного Эдера, как он себя зовет?
     Долли посчитала нужным вздрогнуть от неожиданности. Она помнила, что ей
не положено знать о знакомстве собеседника с юным Эдером.
     - Вам про него известно?
     Лорд Аффенхем довольно хихикнул.
     - Да.
     - Какой вы проницательный!
     - Многие так говорят, - заметил лорд Аффенхем, хотя и не  уточнил, кто.
- Я решительно не возражаю, если юный Эдер обыщет мою комнату.
     - Но это не он, - сказала Долли. - Другой.
     Спокойствие лорда Аффенхема улетучилось.
     - Э? - вскричал он, окончательно выходя из роли. - Какой еще другой?
     - Я говорила  с этим старым пролазой  Трампером. Ему не  нравится Эдер.
Дескать, слишком  молодой и разбитной. Поэтому  он, ничего не  говоря миссис
Корк, пошел и нанял своего шпика, чтобы тот обыскал вашу комнату.
     Лорд Аффенхем затрясся.
     - И когда этот гад заявится?
     - Сегодня. С минуты на минуту. Он выбрал это время, зная, что вы будете
заняты  по  дому.  Мне  кажется,  вам  надо его  подкараулить  и  хорошенько
отдубасить.
     - Еще бы! Тварь ползучая!
     - У вас в комнате можно спрятаться?
     - Да, за ширмой.
     - Отлично! - Долли, как школьница, захлопала в ладоши. - Прячьтесь и не
стреляйте, пока не различите белки его глаз.
     Несколькими минутами позже лорд Аффенхем, идя через прихожую по пути из
столовой,  где  проверял, все  ли  в  порядке,  чтобы  отлучиться  на время,
встретил мистера Трампера,  который  направлялся в бильярдную. Он пригвоздил
его таким ледяным взглядом, что несчастный вжал голову в плечи, словно птица
при виде змеи. В присутствии дворецкого он всегда чувствовал себя виноватым,
словно надел галстук на резинке или ел суфле вилкой для рыбы.



     В  семь  пятнадцать  вечера  того  же дня  Шимп  Твист  вошел  в ворота
Шипли-холла, мурлыкая  себе под нос веселую арию и  чувствуя, что Господь на
небесах, и все-то в мире ладно.  Он оглядел просторный парк и восхитился им.
Он слушал чириканье  птиц и находил  его весьма музыкальным.  Даже  букашка,
запутавшаяся   в   нафабренных  усах,  произвела  на  него  самое   приятное
впечатление - жаль, знакомство было  недолгим.  Короче,  его настроение было
сладким,  как  сахарин. В таком настроении  он  мог бы погладить по  головке
проходящего мимо мальчика и  одарить  его шестипенсовиком, хотя, вероятно, в
следующее мгновение догнал бы и забрал монетку обратно.
     Письмо,  которое  Джеф  прислал  утром с рассыльным,  доставило  сыщику
облегчение и  довольство  жизнью,  какое  не  дает самого разрекламированное
средство. С деловой  встречи, на которой  он вынужден был  доверить  Моллоям
практическую  часть  предприятия,  Шимп  Твист  терзался  мыслью, как бы  не
остаться с носом. Он хорошо знал  друзей и не сомневался, что они не упустят
случая его нагреть.
     Если, с тяжелым сердцем думал он,  они отыщут стекляшки, то он никак не
сможет это проверить, а если есть на свете работники, за которыми нужен глаз
да глаз, то это Моллои, мистер и миссис.
     И вдруг приходит письмо, устраняющее все преграды на пути в Шипли-холл,
а затем и сам Моллой с оглушительной вестью о находке алмазов.
     Все это, думал Шимп, проплывая по солнечному саду, так просто, что даже
не интересно. Когда же, остановившись под окном лорда  Аффенхема, он увидел,
что рамы распахнуты, его уверенность в успехе достигла предела.
     До сего  дня Шимп Твист  не имел  опыта в таком  полезном и  прибыльном
деле, как квартирные  кражи,  и зарабатывал исключительно умственным трудом.
Однако теперь, когда обстоятельства  принудили  его поработать руками, он не
чувствовал  ни  колебаний,  ни  робости.  Может  быть, когда  он  лез  через
подоконник,  его  сердце  билось  чаще  обычного,  но  это  был единственный
неприятный симптом.
     Он открыл  дверь в коридор  и прислушался. Где-то вдалеке женский голос
прочувствованно выводил псалом - человек, знакомый  с  распорядком  жизни  у
миссис Корк,  сказал бы,  что кухарка начала готовить шпинат  - но больше ни
один звук не  нарушал  тишину дома.  Шимп  оставил дверь приоткрытой,  чтобы
слышать, если  кто пойдет,  и с удовольствием отметил, что  пол в коридоре -
каменный. Шаги в  нем будут  стучать гулко,  как  танец слона  на жести.  Он
успеет ретироваться.
     Комната,  в  которой  стоял  Шимп,  изумила   его  роскошью  убранства,
необычной  для  простого дворецкого. Объяснялось это просто: лорд  Аффенхем,
согласившись прислуживать в собственном доме, доходчиво объяснил племяннице,
что скорее лопнет, чем поступится комфортом. Он собрал со всего дома кресла,
картины, приятные  безделушки, мягкий ковер и  даже шезлонг, на  котором мог
вечером  полежать  без ботинок. Все это придавало  комнатке  вид  настоящего
светского будуара.
     Впрочем,  Шимп не  сомневался,  что попал по  адресу.  Под самым  окном
стояла бочка,  про которую говорил  Мыльный, а рядом - трогательный мемориал
безвестному  Понто,   увековечивший   его  верность  и  дружелюбие.  Значит,
оставалось лишь прошерстить комнату и надеяться на лучшее.
     Шимп  принялся  за   работу   споро  и  бесшумно,  словно  нью-йоркский
таможенник, досматривающий  багаж  опереточной дивы, которая, возвращаясь из
Парижа в родную Америку, объявила, что не везет ничего лишнего.  Он заглянул
в комод, проверил шкафы, сунул нос за стулья и за картины, даже помял обивку
шезлонга, проверяя, нет ли двойного дна.
     Работа была нелегкая. Вскоре Шимпу пришлось остановиться и утереть лоб.
В  этот миг  взгляд  его  упал  на красивую  лаковую ширму  в  дальнем конце
комнаты. Между полом и краем ширмы виднелась пара исполинских ботинок.
     Ботинки поразили Шимпа  своими размерами, но ничуть не испугали. Просто
ботинки, чувствовал он,  скорее  всего -  запасная  пара. Только со  второго
взгляда он  приметил, что их  венчают брючины.  И тут от  страха хребет  его
размягчился до состояния  шпината, который варился сейчас на кухонной плите:
до него дошло, что  в брючинах скрываются ноги. Короче, за ширмой  стояли не
мирные  запасные  ботинки,  а  самые  что ни  есть  боевые,  вкупе  со своим
обладателем.
     Он еще не успел опомниться, когда мощная рука отодвинула ширму и вперед
выступил человек, подобных которому Шимп Твист никогда в жизни не видел.
     - Ну что, гаденыш? - спросил этот внушительный господин.
     Лорд Аффенхем думал совершить свой  выход  гораздо  раньше, однако, как
всегда, стоило ему  задержаться  на одном месте, мысли  его  плавно утекли в
сторону.  Негромкие  звуки, возвестившие, что гость прибыл,  навели  его  на
размышление  о частных  сыщиках  -  что  толкает их  на этот  путь,  чем они
занимаются на  досуге, что заставляет женщин выходить за  них замуж, и каков
примерно их годовой доход.
     Теперь он  очнулся и снова  был готов к рукоприкладствам, стратагемам и
выходкам.
     На вопрос "Ну  что,  гаденыш?" трудно сразу ответить удовлетворительно.
Шимп Твист даже не  пытался. Он с открытым ртом смотрел на  хозяина комнаты,
который, словно вследствие какой-то оптической иллюзии,  с каждым мгновением
становился  все  больше.  Как часто бывало  с  ним  в  минуты смятения, Шимп
машинально поднял руку подкрутить ус.
     Лорда  Аффенхема  это взбесило.  Подкручивание  усов  напомнило  ему  о
Лайонеле Грине.
     - Прекратите, - строго сказал он.
     - Сэр? - раболепно переспросил Шимп.
     - Оставьте  их  в   покое,  -  потребовал  лорд  Аффенхем,  с  растущим
любопытством глядя на гадкую  растительность. - Эти усы, давно они у  вас? -
спросил он тоном доктора, задающего вопрос о развитии  неприятной болезни. -
Когда вы впервые их почувствовали?
     Шимп слегка удивился, но  и  обрадовался, что разговор получается таким
мирным.  Он  ответил, что упомянутая поросль возникла сравнительно  недавно.
Первые шаги к нафабренным усам были сделаны всего два года назад.
     - Почему они  торчат? - спросил  лорд Аффенхем, все дальше углубляясь в
тему усов.
     Шимп  готов  был  говорить  о  чем угодно,  пока  это  не  касалось его
пребывания в комнате.
     - Мазь, - отвечал он почти весело.
     - Вы их мажете?
     - Да, сэр, мажу.
     - Чем?
     - Вообще-то, сэр, я обычно пользуюсь мылом.
     - Каким мылом?
     - Туалетным. Или кремом.
     - Сапожным?
     - Нет, для бритья.
     - Тогда почему вы сказали "мазь"?
     - Иногда я пользуюсь фаброй, это такая мазь для усов.
     - Ну, выглядят они просто ужасно, - откровенно признал лорд Аффенхем. -
На вашем месте я бы их сбрил. Чего ради вы носите этот древесный гриб?
     На последний  вопрос у  Шимпа Твиста мог быть только  один ответ. Усы -
единственное, кроме денег, что он по-настоящему любил, о чем и  сказал лорду
Аффенхему.
     - Тогда  вы  болван  и  плут,  -  объявил  лорд  Аффенхем.  -  Впрочем,
разумеется, вы болван и  плут,  иначе  не  пошли  бы  в  частные сыщики. - А
теперь, -  продолжал он, поводя плечами, чтобы размять  мышцы, - я переломаю
тебе кости, жалкий криворожий недомерок.
     Несмотря  на  приятельский  тон,  в котором разговор протекал  до  этой
минуты,  Шимп  и на  мгновение  не  упускал  из  виду  возможность подобного
поворота.  Отвечая  на расспросы в самом  свойском  духе, он, тем не  менее,
держался от хозяина  комнаты на расстоянии  вытянутой руки, а  сам  старался
расположиться между ним и дверью.
     Слова лорда Аффенхема  застали его в стратегической позиции, из которой
он мог, не  мешкая,  юркнуть  в дверь. Кролик, окажись  он  свидетелем  этой
сцены,  понял  бы, что  видит  истинного мастера  своего  дела и  постарался
запомнить этот маневр.  Лорд Аффенхем рассказывал,  что в юные  годы  сыщики
ходили за ним толпой; однажды  ему  удалось затаиться в темной подворотне  и
выскочить  на  преследователя,  шедшего  за   ним   от   Сент-Джонс-вуд   до
Беркли-сквера. С  тех пор ему ни разу не  доводилось видеть, чтобы служители
сыска двигались с таким же проворством.
     Лорд Аффенхем  опечалился.  Он  корил  себя,  что увлекся любопытством,
когда надо  было сосредоточиться на главном.  Теперь он навсегда  лишил себя
радости взять частного  сыщика  за шею и завязать  ее  морским узлом. Случай
стучится к нам в дверь лишь однажды, и он проморгал этот стук.
     Лорд Аффенхем, подобно поэту, чувствовал, что  горше  слов  не  выведет
перо, чем эти: так могло бы статься.



     Вырвавшись от лорда  Аффенхема, Шимп Твист метнулся вправо по коридору.
Знай он топографию  дома,  он  свернул бы налево и  легко  ускользнул  через
заднее крыльцо, от которого его отделяли лишь несколько шагов.
     Однако  рок  судил,  чтобы он побежал  в  главную  часть  дома и вскоре
оказался перед дверью, обитой зеленым сукном. На миг он помедлил,  но только
на  миг. Он  не знал,  чтО  за дверью,  зато отчетливо  помнил, чтО  позади,
поэтому ринулся  на преграду, как бык на ворота.  Дверь легко повернулась на
петлях,  и  Шимп  оказался  в просторном помещении,  заставленном  стульями,
столиками  и  старыми дубовыми диванами. С одного  конца  виднелась  тяжелая
дубовая дверь, с другого - широкая лестница на верхние этажи. Короче, он был
в прихожей, и здесь на мгновение задумался, решая, что предпринять дальше.
     Шимп радовался передышке  и даже не столько радовался, сколько дивился.
Он не мог взять в толк, почему не слышит топота тяжелых ног, и почему обитая
зеленым   сукном   дверь   не   распахнется,   явив   взорам   разгневанного
преследователя. Он гадал, что сталось с лордом Аффенхемом.
     Последний и  впрямь  пробежал  несколько  шагов,  однако комплекция его
скорее способствовала  величавой  медлительности,  чем  суетливой беготне. С
самого начала он мог рассчитывать лишь на утешительное второе место. Увидев,
что  жертва припустила  со  всех  ног,  он вспомнил  о хрусте  в  суставах и
прекратил погоню. "Бог дал, Бог взял",  - сказал себе философ и направился в
буфетную выпить рюмку портвейна.
     Шимп стоял, затаив  дыхание, его бегающие глазки перескакивали с одного
уютно  обставленного  уголка на другой. Наконец-то  он  был один, но не  мог
сказать, долго ли это продлится. Слева была дверь, а  за  ней  -  коридор  в
неведомое. В любой миг кто-нибудь  мог  войти, и это понуждало к  дальнейшим
действиям. Прилечь и  помечтать хорошо для  человека свободного, но  не  для
загнанного оленя.
     Взгляд  его  привлекли  окошки  с  цветочными  горшками по обе  стороны
дубовой двери. За ними виднелись  синее  небо и зелень. До Шимпа  постепенно
дошло, что это - парадная дверь  Шипли-холла, и от свободы его отделяет лишь
поворот ручки.
     Он  метнулся к двери,  но  в  этот  миг снаружи  донеслись  голоса.  Он
отскочил назад.  Тут открылась дверь из коридора и  стало слышно, как кто-то
насвистывает.  Сразу  объясним:  это  был   мистер   Трампер.   Он   отлично
поупражнялся  на  бильярде   и,  вполне  оправившись  от  встречи  с  лордом
Аффенхемом, шел к себе переодеваться.
     Шимп почувствовал, что его обложили со всех сторон, и готов был принять
неизбежное, когда увидел свободный путь к отступлению. До  сих пор, несмотря
на явно чрезмерную населенность, никто еще не появился на лестнице. Он решил
восполнить пробел, в  несколько прыжков взлетел по ступеням, оправдывая свое
сходство с  мартышкой, и мистер Трампер,  выходя из бильярдной,  краем глаза
приметил какое-то движение. На  мгновение ему стало не по себе. Он  не узнал
прыгуна и  не мог припомнить, чтобы  кто-нибудь в приватном  зоопарке миссис
Корк двигался с такой стремительностью.
     У мистера Трампера мелькнула  мысль о квартирном воре, но он тут  же ее
отбросил. Воры - существа ночные и  вряд ли устраивают то, что можно назвать
утренними сеансами.  Кроме того, воры  не бегают по лестницам. Они крадутся,
как мидийское воинство, а не скачут, как угорелые.
     Успокоившись, он вновь принялся насвистывать и, бросив взгляд на столик
-  не  пришло  ли  ему  писем с вечерней почтой - повернулся к миссис  Корк,
которая только что вошла с улицы. С ней была миссис Барлоу.
     - О, Юстэс,  - сказала миссис  Корк, -  вы мне нужны.  У нас  кончились
муравьиные яйца  для рыбок. Пожалуйста,  завтра утром первым делом сходите в
деревню и купите. Думаю, они есть в бакалее.
     - Конечно, конечно, -  сказал мистер Трампер. - Непременно, Кларисса. С
огромным удовольствием.
     Миссис Барлоу высказала свою давнюю мысль:  как  это  удивительно,  что
рыбки любят муравьиные  яйца,  ведь в природе они  и  муравьи вращаются, так
сказать, в разных  сферах.  На это миссис Корк  поведала  про знакомого эму,
который ел  аспирин. За интересным  разговором мистер Трампер совсем забыл о
загадочном посетителе с пружинами вместо ног.
     Шимп, тем временем, достиг второго этажа и обнаружил, что, хотя быстрый
маневр и уберег его  от  утомительной необходимости знакомиться с множеством
новых людей, мытарства  на  этом  не закончились, как он  надеялся,  а  лишь
начинаются.  Вопрос,  что  делать  дальше,   стоял   перед   ним  в  прежней
первозданной остроте. Сверху  доносился  шум, указывающий на присутствие еще
кого-то  из  бесчисленных постояльцев.  Шимпу,  в  его  теперешнем  смятении
чувств, казалось, что этот человек направляется к нему.
     В  любой  миг  кто-нибудь  мог подняться снизу или  спуститься  сверху.
Требовалось немедленно  отыскать надежное прибежище, а единственным надежным
прибежищем поблизости была  спальня, возле которой он стоял. Вообще-то после
встречи с лордом  Аффенхемом  Шимп зарекся  лезть  в незнакомые спальни,  но
выбирать не приходилось.
     Он подкрался к  двери  и заглянул  внутрь.  Комната была пуста.  Трудно
поверить, что в этом людном  доме  отыскалось свободное место, тем не  менее
это было именно так. Он метнулся за дверь и замер, прислушиваясь.
     До его слуха донеслись шаги мистера  Трампера,  который  поднимался  по
лестнице, и  в мозгу мелькнула  парализующая догадка, что тот направляется в
эту самую  комнату. Вполне в духе  сегодняшнего невезения, подумал  Шимп, и,
надо  сказать,  не ошибся.  Мистер  Трампер, выслушав  все,  что можно  было
выслушать об эму и аквариумных рыбках, продолжил путь на второй  этаж, чтобы
переодеться  к  ужину.  Шимп  замер  в  ужасе,  его  глазки-пуговки забегали
туда-сюда. Взгляд его упал на небольшой гардероб в дальнем конце комнаты.
     Это зрелище подействовало на него, как глоток свежего морского воздуха.
Шимп никогда  не чувствовал себя  спокойно вне платяного шкафа. Человек либо
страдает, либо не страдает комплексом гардероба. Шимп страдал,  и гардероб в
дальнем конце  комнаты притягивал его, как  магнит. Он сознавал,  что внутри
будет несколько тесновато,  но  стремился к  шкафу,  как олень стремится  на
источники  вод. С тех  пор,  как  он  увидел Джефа  взбегающим  по  лестнице
Холси-билдингс, у него ни разу не возникало такого  сильного позыва укрыться
в шкафу.
     Тридцать секунд  спустя он уже был внутри. Хватило  бы и двадцати трех,
но он помедлил, проверяя, нет ли в дверце ключа. Ключа не было. Он втиснулся
в тесное  пространство и понял, что торопился не  зря. Весело насвистывая, в
комнату вошел мистер Трампер.
     Юстэс Трампер  был на вершине  блаженства. Он разбил несколько дублей в
бильярдной, что  само по  себе приятно, а тут еще  миссис Корк попросила его
сходить в деревню  за  муравьиными яйцами. Последнее обстоятельство радовало
его несказанно.
     Каждый влюбленный мечтает угождать даме. Мистер  Трампер видел проблеск
надежды в том,  что обожаемый предмет  прибегает к его  услугам.  Двенадцать
лет, с тех пор, как мистер  Корк скончался от воспаления легких, после того,
как накануне Нового года свалился в фонтан на  Трафальгарской площади, Юстэс
Трампер робко ухаживал  за  его вдовой, и такие  просьбы  поддерживали в нем
дух. Женщина, которая  сегодня просит купить муравьиные яйца, завтра несмело
шепнет "да". По крайней мере, так казалось мистеру Трамперу.
     Продолжая  насвистывать,  он выпрыгнул из одежды, ополоснулся водой  из
кувшина,  впрыгнул в  вечерние  брюки и надел  рубашку.  Только приступив  к
завязыванию   галстука   -   что,   как   известно,   требует   определенной
сосредоточенности - Юстэс Трампер перестал  насвистывать.  В  этот самый миг
Шимп  Твист, у  которого давно  чесалось  в носу,  не выдержал  и чихнул.  В
затихшей комнате это прозвучало,  как  звук трубы. Мистер Трампер подпрыгнул
на шесть дюймов и опустился на пол, дрожа всеми поджилками. Галстук выпал из
его обмякшей руки.
     До  сего  времени, занятый  более  приятными  мыслями,  мистер  Трампер
отодвинул на задний план тайну неведомого спринтера. Теперь она нахлынула на
него, как  цунами, и он  понял, что  первое подозрение не  обмануло. Как  ни
трудно поверить, что вор вышел на промысел в такой час, других объяснений не
оставалось.  Видимо,  грабитель печется  о  своем  здоровье  и  предпочитает
обчищать  дома  в светлое  время  суток, чтобы  оставить  ночь для  долгого,
освежающего сна.
     Рассуждения мистера  Трампера  строились  на  том,  что непонятный звук
донесся из гардероба. Честные люди, чувствовал он, не прячутся по  шкафам, и
был, разумеется, прав. Простой вопрос: "Прячетесь ли вы в шкафах?"  - лучшее
средство  отделить  овец  от  козлищ.  Лакмусовая   бумажка.  Мы  совершенно
справедливо осуждаем того, кто ответит: "Да".
     До  этого  пункта  рассуждений  все  было  ясно  для  мистера Трампера.
Сомнения возникли, когда он стал думать о дальнейших шагах.
     Человечество можно грубо разделить на две категории - тех, кто  узнав о
воришке в шкафу,  смело  распахивают дверцу, и тех,  кто  на это неспособен.
Юстэс Трампер принадлежал к последним. То, что толкнуло бы лорда Аффенхема к
немедленным действиям, привело его в мучительную задумчивость.
     Идеально было  бы подкрасться к дверце и повернуть  ключ в замке. Нигде
вор не чувствует себя настолько  нелепо,  как в запертом шкафу. Однако  даже
отсюда  мистер  Трампер  видел, что ключа  в  дверце  нет.  Итак, этот метод
исключался, а другого, по крайней мере, столь же действенного и безопасного,
мистер Трампер не видел.
     И вот, пока он стоял в  нерешительности, в его мозг, как репей по воде,
вплыла мысль, что в доме есть  мужчины покрепче и помоложе. Юстэс Трампер не
возражал  против  личной  опасности,  при  условии,  что  она  грозит  чужой
личности. Он не знал доброго старого девиза "Поручите это Джорджу",  но если
бы знал, именно  эти слова  пришли бы  ему  на ум,  только вместо  "Джорджа"
стояло бы "Дж. Шерингем Эдер".
     Чем хорошо иметь в доме сыщика: если вас беспокоит нашествие  воров, вы
можете пригласить его и вписать в счет дополнительную услугу. Мистер Трампер
помнил, что комната Джефа этажом выше; горничная, которую он встретил, выйдя
на цыпочках  из комнаты, подтвердила  эту догадку. Третья дверь по коридору,
сказала  она; туда  мистер  Трампер и направился.  Он  хотел было  посвятить
девушку  в  тайну платяного  шкафа,  но передумал.  Что  горничные в  минуту
опасности? - трость надломленная; им недостает упорства и воли к победе.
     Мистер Трампер двинулся к третьей двери по коридору, но так до нее и не
дошел.   За   второй  дверью  по  коридору  располагалась  ванная,   которой
пользовались  все  жильцы  этой  части  дома;  когда мистер  Трампер  с  ней
поравнялся, из-за двери донеслось  пение.  Мистер Трампер сразу узнал голос.
Вчера утром он слышал, как Джеф  распевал в розарии, а такие вещи забываются
не скоро. Он остановился, приложил губы к замочной скважине и  сказал: "О...
э...".
     Ответом ему были лишь плеск  воды  и громкое пение. Мистер Трампер,  не
желая,  чтобы  его  услышал  вор  этажом  ниже,  говорил  почти неразличимым
шепотом. Он понимал,  что  расслышать его  нельзя,  но все равно  досадовал.
Частные  сыщики  не   должны  петь  в  ванной.  Мистеру  Трамперу,  человеку
старорежимному, чудилось в этом что-то неуважительное. Вы нанимаете частного
сыщика, думал он, а не канарейку.
     Он заговорил чуть громче, с ноткой осуждения в голосе:
     - Мистер Эдер.
     Снова послышался плеск воды и многократные уверения, что некто, чье имя
не называлось, лучше всех.
     - Мистер Эдер!
     На этот раз призыв был услышан. Бодрый голос отозвался: - Да?
     - Мистер Эдер, это мистер Трампер.
     - Уже заканчиваю.
     - Мне не нужна ванна.
     - Конечно, конечно.  Сейчас  освобождаю.  Минуточку подождите. Мне надо
допеть.
     Мистер  Трампер   испытал   разочарование.   Даже  если  частный  сыщик
согласится  повременить  с  исполнением  "Ты  -  лучше  всех"  и  вникнет  в
обстоятельства, пройдет немало времени,  прежде  чем он вытрется и оденется.
Разумеется, ничто  лучше ванны не подготовит  молодого человека к  схватке с
представителем преступного мира,  но мистер Трампер предпочел бы помощника в
полном боевом облачении. В таких делах главное - время.
     В этот самый миг из четвертой двери по коридору показался Лайонел Грин.
Он был в футуристическом  халате (работы одного из друзей по Оксфорду),  а в
руках нес губку  и  люфу. Лайонел Грин кисло  взглянул  на мистера Трампера,
которого недолюбливал.
     - Добрый  вечер,  -  сдержанно  сказал  он,  подергал  дверь  ванной  и
прищелкнул языком. Закрытая дверь  означала,  что для омовения придется идти
на  второй этаж.  Сухо кивнув  мистеру  Трамперу, он  прошел мимо  и уже  на
лестнице с досадой обнаружил, что тот идет следом.
     - Ой, Лайонел, - проблеял мистер Трампер.  -  Минуточку,  Лайонел.  Мне
надо с вами поговорить.



     Лайонел Грин недолюбливал мистера Трампера, потому что подозревал в нем
тетушкиного  соглядатая.  Кто  еще  мог  донести,  что  он,  Лайонел, иногда
наведывается в "Оленя и рога"? Он даже не пытался скрыть раздражение.
     - Да? - произнес он тем же суровым тоном.
     Мистер Трампер уловил  некоторую  враждебность, но ввиду чрезвычайной и
спешной ситуации решил не обращать внимания.
     - Лайонел, случилась крайне неприятная вещь. У меня в шкафу вор.
     - Вор?
     - Вор.
     - Не может быть.
     - А я вам говорю, может.
     - Чепуха. Вам померещилось.
     Мистер  Трампер  вновь испытал то обидное чувство непонятости,  которое
так  больно задело  его в  общении  с Джефом.  Он предпочел  бы более  живой
отклик.
     - Мне не померещилось, - упрямо сказал он. - Я его слышал.
     - А как именно?
     - В каком смысле?
     - Что он делал, когда вы его услышали?
     - Он издал звук.
     - Какой звук?
     Мистер Трампер задумался. До сей минуты  он  не  пытался  анализировать
природу странного звука. Он попытался  воспроизвести  услышанное  и прочел в
глазах собеседника открытое недоверие.
     - Не может быть, - сказал Лайонел, - таких звуков не бывает.
     Мистер  Трампер  с  досады  исполнил  что-то   вроде  вступительных  па
африканского танца.
     - Неважно, какой звук я издал!  -  воскликнул он. - Какая разница,  что
это был за звук? Важно, что кто-то вообще издавал звуки в моем шкафу.
     - С чего вы взяли, что он у вас в шкафу?
     - Я же вам объяснил. Звук донесся из моего шкафа.
     - Может быть, из коридора.
     - Повторяю, звук донесся из шкафа.
     - Это вы так думаете, - поправил Лайонел. - Вы заглянули внутрь?
     - Нет.
     - Почему?
     - Я... э... это не мое дело. Тут нужен кто-нибудь помоложе.
     Тонкие брови Лайонела Грина поползли наверх.
     - Вы же не хотите предложить это мне?
     - Хочу.
     - Невозможно. У меня  нет времени. Сами  знаете, как тетя  Кларисса  не
любит, чтобы опаздывали к обеду. Я только-только успею принять ванну.
     - Вы боитесь! - вскричал мистер Трампер, отбрасывая всякую учтивость.
     - Ф-фу! - И Лайонел, потрясая губкой, прошествовал вниз.
     Мистер Трампер остался стоять на  лестнице,  трясясь  от злости. Грубое
поведение Лайонела Грина  само  по  себе могло бы разбудить  спящего  в  нем
демона,  вдобавок  он испытывал глубочайшее презрение. Он  был  уверен,  что
правильно объяснил нежелание Лайонела Грина придти на помощь. Мистер Трампер
знал, что  миссис Корк боготворит племянника,  но ничуть не  сомневался, что
этот племянник - трус.
     Он все  еще кипел бессильной  яростью, когда на лестнице появилась Энн.
Секретарькомпаньонка жила в комнатке под крышей.
     - Ой, здравствуйте, мистер Трампер, - сказала  она удивленно. Маленький
щеголь редко расхаживал по дому без пиджака.
     Мистера Трампера немного успокоил ее заботливый тон. Он не ждал  от нее
практической  помощи,  поскольку относил  секретарей-компаньонок  наравне  с
горничными к непротивленцам этого мира, однако она готова  была выслушать, а
именно в  сочувственном слушателе он сейчас  нуждался сильнее всего.  До сих
пор ему попадались только глухие аспиды, которые затыкают уши и  распевают -
"Ты - лучше всех", или заносчивые трусы, которые увиливают от  прямого долга
под предлогом, что опоздают к обеду и рассердят тетушек.
     - Ой, мисс  Бенедик,  -  пропищал он. - Не хочу вас пугать, но у меня в
шкафу вор.
     Он не зря рассчитывал на женскую отзывчивость. Глаза у Энн округлились.
Веселенькие дела творятся в Шипли-холле, подумала она.
     - Вор?
     - Да.
     - Откуда вы знаете?
     - Я его слышал.
     - Вам не могло это показаться?
     Для человека, рассказывающего о ворах  в  шкафу,  этот вопрос прозвучал
совсем  иначе,  чем  утверждение,   приправленное   безупречным  оксфордским
выговором,  что  ему померещилось. Мистер Трампер был  благодарен  за  явное
внимание и тревогу. Энн и  прежде  ему нравилась. Он искренне надеялся,  что
миссис Корк ошибается  насчет  ее чувств к Лайонелу  Грину;  одна мысль, что
кто-то любит Лайонела Грина, вызывала у мистера Трампера тошноту.
     - Уверяю вас, что не ошибся. Он издал звук.
     - Какой звук?
     Тот же вопрос  из уст Лайонела  Грина взбесил мистера  Трампера;  может
быть, поэтому  он так  плохо изобразил чихающего сыщика. На  этот раз у него
получилось  куда  естественнее.  Звук  по-прежнему не имел ничего  общего  с
чихом, но по крайней мере  в  нем  отсутствовала потусторонняя составляющая,
наводящая на мысль  об  ином, более  страшном  мире и укрепившая  скептицизм
Лайонела Грина. Вы не могли бы сказать, к какой области жизни относится этот
звук, но все же согласились бы, что такое бывает.
     - Что-то вроде этого, - сказал он.
     Энн задумалась, и немудрено - перед ней разверзлись неведомые глубины.
     - Вы не думаете, что это кошка?
     - Какая кошка?
     - Любая.  Кошки  издают  такой  звук,  когда  на  них  наступишь. Хотя,
конечно, -  великодушно продолжала Энн, видя,  что ее собеседнику  больше не
вынести, - вы на кошку не наступали.
     - Какую кошку?
     - Которая в шкафу, если бы она  там была, но, разумеется, ее не было, -
сказала Энн.
     Мистер Трампер стиснул руками лоб. На мгновение у  него возникло жуткое
чувство, что он рушится  в пропасть, ясно сознавая, что происходит, но  не в
силах ничего изменить. Что-то подобное испытывали гадаринские свиньи, выходя
на финишную прямую.
     - Можно, мы  не будем  говорить о кошках? - хрипло  взмолился он. - Это
только замутняет дело. Могу твердо заверить  вас, мисс Бенедик, что у меня в
шкафу  человек.  Кстати, -  продолжал  мистер  Трампер,  светлея,  поскольку
сообразил, что именно этого довода не хватало повествованию, - я его видел.
     - Так вы заглянули в шкаф?
     Мистер  Трампер  торопливо мотнул  головой.  Он  чувствовал,  что  нить
разговора снова ускользает из его рук.
     - Нет, - отвечал  он. -  Это было  раньше.  Я выходил  из бильярдной  и
видел, как кто-то очень быстро взбежал по лестнице.
     - Ух ты! - вскричала Энн. Все  это начинало походить на правду. - И что
ж вы?
     - Ничего. Он мелькнул,  как молния, и  я, естественно, решил,  что  это
кто-то из домашних. Теперь я убежден, что это был вор. Он, вероятно, взбежал
по лестнице и укрылся в моей комнате.
     - Наверное, услышал чьи-то шаги.
     - Наверное.
     - И спрятался в шкаф.
     - Точно.
     - А что вы сделали, когда он издал звук?
     - Опешил.
     - И не проверили, кто там?
     Мистер Трампер поежился.
     - Нет, - отвечал он, - не проверил.
     - Интересно, он еще там?
     - Безусловно. Я бы видел, если б он вышел.
     - Мне кажется, - сказала Энн,  -  что первым делом надо собрать  народ.
Здесь нужен крепкий помощник, а то  и два. Почему бы не обратиться к мистеру
Эдеру?
     - Я пробовал, но он в ванной, и я не сумел до него докричаться. Тогда я
подошел к Лайонелу Грину. Он сделал вид, что не верит ни одному моему слову.
На самом деле, - мстительно добавил мистер Трампер, - он просто струсил.
     Энн вздрогнула.
     - Ну нет!
     Мистер Трампер был непреклонен.
     - Струсил, - повторил он.  -  Испугался до полусмерти. Улизнул, наотрез
отказавшись мне помочь.
     Энн закусила губу. Трудно гордой девушке признать, что  в ее избраннике
отсутствует главное мужское качество.  Она  много бы дала, чтобы отмахнуться
от обвинения, но,  увы,  не могла. Она помнила  историю  с чучелом антилопы.
Если человек, отказавшийся войти в теткин кабинет, отказывается лезть в шкаф
к вору, он  делает это  из малодушия.  На  мгновение у  Энн вновь  закралось
неприятное  подозрение,  что Лайонел  не  лучше  всех,  а  хуже  многих. Она
попыталась  прогнать эту  мысль,  но мысль не  уходила.  Ядовитый шип  засел
прочно.
     - Этот  человек  - отъявленный трус, - продолжал  мистер  Трампер,  ибо
Трамперы  нелегко  прощают  обиды.  -  Он  поставил  меня  в затруднительное
положение. Я  хочу закончить туалет,  а как  это сделать, если  вор может  в
любую секунду выскочить из шкафа?
     Энн согласилась,  что  положение  и  впрямь затруднительное. Невозможно
переодеться в таких обстоятельствах. Она задумалась.
     - Вы сказали, мистер Эдер в ванной?
     - Да. Он заверил  меня,  что сейчас выйдет, но  мне  показалось, что он
намерен плескаться  целую вечность. В любом случае, мы  не может ждать, пока
он вытрется и оденется. Я хочу, чтобы меры приняли немедленно. Мой галстук в
спальне. Пиджак тоже. И я еще не причесывался.
     Энн кивнула.
     - Знаете, - сказала она, - нам лучше всего пойти к миссис Корк.
     Мысль эта оказалась для мистера Трампера совершенно новой.
     - Миссис Корк? - с сомнением повторил он. Он считал, что  женщин нельзя
впутывать в такие дела.
     - Да. Конечно, она женщина, - сказала  Энн, читая его мысли. - Но какая
разница?  Я  хочу  сказать,  она  исключительная  женщина.  Ведь  вы  бы  не
отказались от услуг Боадицеи, случись она рядом?
     Мистер  Трампер  согласился, что воинственная королева бриттов была  бы
сейчас очень кстати.
     - Вы не находите, что миссис Корк чем-то похожа на Боадицею?
     - Что-то определенно есть.
     - Вы подумайте, какую  жизнь она вела,  - с растущим  жаром  продолжала
Энн.  -  Что  ей какой-то вор!  Она,  наверное,  половину  времени гоняла из
палатки львов, леопардов, каннибалов...
     Мистер Трампер это  подтвердил. Его зачаровывали рассказы миссис Корк о
приключениях в  дебрях. У него  часто возникало странное впечатление, что ее
палатка неодолимо тянула к себе местную фауну. "Пошли,  навестим нашу Корк",
- говорили  друг другу львы,  заскучав под  вечер. Та же  мысль приходила  в
голову леопардам и каннибалам.
     - Вы совершенно правы, - сказал  он,  радуясь,  что неразрешимая задача
разрешилась так просто. - Прямо сейчас и идем?
     - Вперед! - воскликнула Энн.



     Апартаменты  миссис  Корк располагались  на  первом  этаже  и  включали
большую спальню,  открывавшуюся в почти  такую же большую гостиную. Какой бы
спартанкой она ни была в своих сафари, великая  женщина, если обстоятельства
позволяли,  любила  пожить  со  вкусом.  В  Шипли-холле  она  окружила  себя
атмосферой роскоши  и комфорта. Леопард,  загляни он в ее теперешнее жилище,
застыл бы на пороге и попятился с извинениями.
     Когда вошли Энн и мистер  Трампер,  миссис Корк уже закончила туалет  -
она всегда  одевалась быстро и не  имела обыкновения прихорашиваться.  Раз -
сняли старый твидовый костюм и удобные туфли, два - надели вечернее платье и
ниточку  старых  жемчугов. Теперь  она  возлежала  в  шезлонге,  перечитывая
любимую  книгу  -  "Женщину   в   дебрях".  Подобно  многим  писателям,  она
восхищалась, как  же это здорово написано, когда вошли  Энн и мистер Трампер
без пиджака.
     Миссис Корк  уставилась на него в изумлении. Мистер  Трампер был из тех
аккуратистов, которые всегда  одеты ко времени.  Без пиджака и  галстука  он
выглядел так, будто выскочил из ванны. Это был уже какой-то нудизм.
     - Юстэс! - вскричала миссис Корк.
     Мистер Трампер покраснел от ее невысказанного упрека. Миссис Корк могла
не говорить, что он вышел за рамки приличий.
     - Знаю, Кларисса, знаю, но когда вы услышите, что произошло...
     Энн пришла ему на помощь.
     - Мистер Трампер застал у себя в комнате вора.
     - Вора?
     - Да,  -  отвечал мистер  Трампер,  гадая, есть  ли  на свете  человек,
который, услышав про вора в его комнате, не переспросит: "Вора?".
     Миссис Корк заинтересовалась.
     - Вы его видели?
     - Ну, и да, и нет.
     - Что значит, и да, и нет?
     - Ну, и да, и нет.
     Миссис Корк поняла, что вытянуть из него факты будет непросто.
     - Расскажите все с самого начала, - попросила она.
     - Не упуская ни  одной мелочи,  - добавила  Энн.  - И  не забудьте  про
странный звук.
     Мистер Трампер уверил  ее,  что  не забудет. Ему казалось,  что  он  не
забудет этот звук никогда -  он  будет  являться  ему во сне до конца жизни,
становясь раз от раза все громче и непонятнее.
     - Так он издал  странный  звук? -  сказала  миссис Корк задумчиво,  как
будто это придавало делу новый оборот. - Какой же?
     Великое  дело  - тренировка. Мистер Трампер воспроизвел  звук  с  таким
реализмом, что обе собеседницы согласились:  это  в  высшей степени странное
фырканье и впрямь издал человек.
     - Хм, -  сказала миссис Корк, обдумывая  услышанное. - Наверное,  с ним
случился припадок. Вы, наверное, испугались?
     - Очень, Кларисса. Чуть из кожи не выпрыгнул.
     В  душе  миссис  Корк  шевельнулась  жалость.  Ее  сердце  загрубело от
необходимости  постоянно  следить,  чтобы  туземные  носильщики  не  затеяли
фигли-мигли, но и в нем были слабые места. Одно  из  этих  мест  всякий  раз
затрагивал мистер Трампер. Он казался ей, как Долли  Моллой лорду Аффенхему,
таким  хрупким  и  беззащитным.  В  душе  закипала  неприязнь  к  грабителю,
причинившему  ему  страх. Миссис Корк подошла  к  столу и выдвинула ящик,  в
котором лежал револьвер - лучший товарищ Женщины в дебрях.
     - Откуда  донесся  этот  звук?  -  спросила  она,  осмотрев  барабан  и
убедившись, что он полон.
     - Из шкафа, Кларисса.
     - Мистер Трампер думает, что вор спрятался там после  того, как взбежал
по лестнице, - сказала Энн. - Вы же видели, как кто-то чуть раньше промчался
по ступеням?
     - Да. Вот почему,  Кларисса,  на вопрос, видел ли  я  этого человека, я
ответил и да, и нет. Я по-прежнему не уверен, но думаю, это был он.
     - Мистер Трампер выходил из бильярдной...
     - Да. А он промчался по лестнице. Это было перед тем,  как  вы с миссис
Барлоу вошли через парадную дверь.
     - Кто это был?
     - Никто.
     - Не понимаю.
     - Ну, не из знакомых.
     Миссис Корк задумалась.
     - Не мог  это быть  мистер Эдер? Он бегает по  лестницам, - сказала она
неодобрительно.  Подобно  мистеру  Трамперу,  она  придерживалась   строгого
взгляда на поведение сыщиков. Мистер Трампер считал, что они не  должны петь
в ванной. Миссис Корк предпочла  бы,  чтоб они не превышали скорости  внутри
зданий.
     - Нет, это был не мистер Эдер.
     - Тогда, может быть, Кейкбред.
     - Сомневаюсь, чтобы он мог взбежать по лестнице.
     - Я хочу сказать, в гардеробе. Он вполне способен там спрятаться.
     Мистер  Трампер  сказал:  "Да,  конечно",  имея  в  виду,  что мажордом
Шипли-холла способен на  все,  но  объяснил, что, как бы  тому  ни  хотелось
спрятаться  в  гардеробе,  он бы просто туда не влез. Он не знает, видела ли
Кларисса его шкаф, но  дверца довольно узкая - как раз для  щуплого воришки,
никак не для Кейкбреда.
     Миссис Корк согласилась с его доводами.
     - Верно. Тогда это  почти  наверняка  вор, хотя я не  понимаю,  что  он
делает в доме в такой час.
     Это  было  сказано неодобрительно, что естественно для женщины  строгих
правил. В самых диких  уголках Африки никто не врывался в ее  палатку раньше
положенного часа. Самый неотесанный  леопард  постеснялся бы заглянуть к ней
до отбоя.
     - Надо пойти и посмотреть, - сказала она. - Держитесь за мной, Юстэс.
     - Хорошо, Кларисса.
     - Какая досада, - сказала миссис Корк. - Можно было рассчитывать, что в
сельской усадьбе мы от такого избавлены.
     Нахмурив лоб, она двинулась  по  коридору во главе небольшой процессии.
Может статься,  думала она, что придется  задержать обед на  полчаса. Миссис
Корк любила  принимать пищу вовремя.  Мысль о нарушенном распорядке, вкупе с
обидой на мерзавца, напугавшего бедного маленького Юстэса, придавала ей вид,
который не сулил грабителю ничего доброго. Энн, глядевшая на ее прямую спину
и крепко сжатый револьвер, невольно пожалела безвестного воришку.
     Если он не  совсем  тупица, то  наверняка  заподозрил, что вечер  пошел
наперекосяк,  но  еще не  знает,  какие  темные  силы  выпустил  на свободу.
Несмотря  на  здоровый азарт, она искренне желала,  чтобы  несчастный  успел
сбежать,  хотя  и  понимала,  что  в  таком  случае  их  всех  ждет  обидное
разочарование.
     Однако Шимп  не сбежал. Он по-прежнему сидел в  шкафу, как долгоносик в
морской галете. Даже если вы любите прятаться в шкафах, у этого занятия есть
один недостаток: раз забравшись внутрь, вы не можете оценить, что происходит
снаружи. Когда  он чихнул, а дверца не открылась,  и вскоре наступила полная
тишина, Шимп пришел  к утешительному заключению,  что забрался в  спальню  к
глухому. В  противном случае тот непременно услышал бы  его "ап-чхи", а Шимп
не   мог    вообразить    человека   настолько   нелюбопытного,   чтобы   не
поинтересоваться  источником  непонятного звука.  Напрашивалась  мысль,  что
владелец комнаты продолжает одеваться и вскоре, закончив туалет, спустится к
обеду. Оставалось лишь терпеливо ждать, пока прозвенит гонг. Чтобы скоротать
время, Шимп стал думать.
     Размышления его были невеселы.  Как  человек разумный, он заключил, что
рассказ  мистера  Моллоя  имел  единственной  целью  заманить его, Шимпа,  в
ловушку. Лорд Аффенхем был  явно  предупрежден. Вскоре Шимп представлял себе
весь механизм замысла так ясно, как если бы присутствовал на семейном совете
четы Моллой. Сказать, что он горел негодованием, значит не сказать ничего.
     Шимп Твист не  возражал против маленького дружеского обмана. Когда речь
идет  о  крупной сумме,  каждая  сторона борется  за  свои интересы.  Однако
поставить человека лицом к лицу с таким чудищем, как лорд Аффенхем - это уже
непростительная подлость.
     Обида Шимпа была направлена главным образом на Долли. Он не сомневался,
что весь этот дьявольский  план родился в ее мозгу. Шимп, как  никто, уважал
способность Мыльного  продать  пустые  нефтяные  акции самому несговорчивому
клиенту, но до такого,  чувствовал он, Мыльный не додумался бы и  за миллион
лет. Каждая деталь плана выдавала женскую руку, и Шимп, и без того небольшой
поклонник    прекрасного    пола,   сделал   еще   один   шаг   к    полному
женоненавистничеству.
     Он неучтиво думал о том, каким  раем был бы мир без женщин, и надеялся,
что ему  никогда  больше не придется говорить ни с одной из них, разве что с
официанткой в баре, когда эти сладкие мечтания оборвались так резко,  что он
от неожиданности стукнулся головой о крюк.
     - Выходи! - приказал голос. Несмотря  на  басовитые  раскаты Шимп сразу
понял, что голос этот принадлежит женщине.



     Наступившую  тишину  нарушал  лишь  стук, с которым  колотилось  сердце
мистера Трампера.  Уподобиться  мотоциклетному  мотору  его заставил отчасти
страх,  но  главным образом  -  восхищение женщиной,  за  которой он  стоял.
Впервые Юстэс Трампер  видел  миссис Корк  в  действии, а подлинное  зрелище
героини не сравнится с самым чарующим рассказом.
     Только  сейчас  он видел  все  ее  великолепие.  Вообразите  Дездемону,
которая не просто  слушает  о подвигах Отелло, но  своими  глазами видит его
схватку  с человеком,  у  которого голова растет  из  груди. Мистер  Трампер
восхищался отважной хозяйкою Шипли-холла и с  замиранием  сердца  ждал,  что
ответит скрытый в шкафу воришка.
     Ждать пришлось долго. Шимп Твист был человек (хотя  многие его знакомые
сказали бы,  что это еще надо доказывать), а  людям свойственно надеяться до
последнего.  Оставалась  ничтожная вероятность, что эти слова адресованы  не
ему. Собаки, напоминал  он  себе,  иногда заходят в комнаты,  и  женщины  их
гоняют. Он сидел в шкафу, затаив дыхание.
     У миссис  Корк не было  его выдержки. Натура деятельная, она ненавидела
проволочки, поэтому подняла пистолет и указала дулом на дверцу.
     - Эй,  в  шкафу,  - сказала она. - Я - миссис Корк, хозяйка этого дома.
Если не выйдете в три секунды, я начну стрелять.
     Это было сказано вполне официально,  без  всякого  выражения;  впрочем,
некоторая натянутость в таких случаях неизбежна. Шимпу было довольно и того,
что она вполне ясно и недвусмысленно сообщила, что ждет от  него немедленных
действий.  Не  каждый  сумеет выскочить из  шкафа  за  три  секунды, но Шимп
уложился в две с четвертью. Он,  словно молоко, выплеснулся на пол, и миссис
Корк сурово уставилась на него.
     - Так-то лучше, - сказала она. - Ну-с, что все это значит?
     Когда она  обращала тот  же вопрос - на туземном  диалекте, конечно - к
спрятавшимся в палатке  каннибалам,  те обычно теряли дар  речи  и не знали,
куда  деться  от  смущения.  Однако  Шимп Твист  за  свою  жизнь  побывал во
множестве переделок, и его не  так  просто было смутить. За короткое  время,
данное ему на раздумье, он уже сообразил, как выкрутиться на этот раз.
     - Рад  познакомиться,   миссис  Корк,  -  с  непринужденной  учтивостью
произнес он. - Надеюсь, я не напугал вас и ваших друзей.
     Уличенным воришкам не  пристала  такая развязность. Миссис Корк осадила
его взглядом и  уже  собиралась ответить со всей  силой  чувства, когда Шимп
заговорил снова.
     - Мне следовало заранее известить вас о своем появлении, - сказал он, -
но я хотел прежде повидаться с тем господином.
     - Со мной? - удивился мистер Трампер.
     - Нет, сэр,  - продолжал Шимп  все с  той же странной  учтивостью. -  С
господином, который выдает себя за меня. Я - Дж. Шерингем Эдер, миссис Корк.
Пару  дней  назад я встретил нашего  общего  друга, мистера Моллоя, и  очень
удивился, узнав,  что некто называет себя  Дж. Шерингемом Эдером  и уверяет,
будто купил у меня дело. Естественно, я сказал себе "Э-ге-гей".
     Мистеру Трамперу подумалось, что столь  странная  весть  и впрямь могла
вызвать этот охотничий возглас. В нем Шимп нашел  доверчивого и некритичного
слушателя.
     - Кто этот человек и что он затеял, мне неизвестно, - продолжал Шимп. -
По словам мистера Моллоя, его пригласила мисс Бенедик,  которую вы отправили
ко мне в контору. С ней я тоже хотел бы поговорить.
     - Вот она, - сказал мистер  Трампер,  с готовностью указывая на Энн,  в
которой внимательный наблюдатель различил бы признаки некоторого волнения. -
Мисс Бенедик, мистер Эдер.
     - Добрый вечер, мисс, - сказал Шимп, кланяясь.
     - Добрый вечер, - отвечала Энн, хотя  мысли ее были в другом месте. Она
думала,  что  надо отыскать Джефа и предупредить  о  грозящем  разоблачении,
может быть даже, вывести без вещей через заднее крыльцо.
     - Славная погодка.
     - Очень.
     - Остается надеяться, что она постоит, - сказал Шимп. - А  теперь, мисс
Бенедик, что случилось, когда вы  зашли  в мою контору? Полагаю, вы  увидели
там этого малого? Что он делал?
     - Сидел за столом.
     - Ну и выдержка у наглеца! Он назвался моим именем?
     - Да.
     - А что потом?
     - Я объяснила цель своего прихода и предложила ему поехать со мной.
     - Теперь вы  понимаете, миссис Корк, что произошло и  почему я здесь. Я
хочу увидеть  этого наглеца и  вывести его  на чистую воду.  Может быть,  он
жулик и  хочет вас ограбить, а может, просто  юнец, решивший пощекотать себе
нервы. Не знаю. Если это юный шутник,  я бы  не был  слишком к нему строг, -
великодушно продолжал  Шимп. - Выставить, конечно,  придется, но я  лично на
него не в обиде.
     Он  взглянул  на  миссис  Корк и  с болью  заметил,  что  та  ничуть не
смягчилась.
     - Все  это,  -  сказала  она, поводя револьвером (чтобы  показать,  что
оружие пока  никуда не делось), - не объясняет, зачем вы залезли в мой дом и
прячетесь в шкафах. Вы напугали мистера Трампера.
     - Да, - подтвердил мистер Трампер.
     Шимп изумился.
     - Так это ваша комната, сэр? Я думал, самозванца.
     - Что навело вас на мысль, -  продолжала миссис Корк все тем же ледяным
тоном, - что эта комната принадлежит, как вы выражаетесь, самозванцу?
     - Я поспрашивал у людей. Провел осторожные  расспросы,  как  принято  у
нас, сыщиков. Однако теперь я вижу, что меня дезинформировали. Простите, что
напугал  вас,  мистер  Трампер.  Меньше  всего   я   хотел   причинить   вам
неприятности.
     - Пустяки, -  пробормотал  мистер  Трампер,  тронутый  такой заботой. В
отличие от миссис  Корк он  вбирал рассказ  всеми  порами кожи.  - Не  будем
больше об этом.
     - Трампер? - задумчиво  повторил  Шимп. -  Я  как-то добыл уйму  важных
бумаг для одного Трампера. Случаем, не родственник?
     - Вряд ли. У  меня осталось совсем  мало родственников. Двое  или  трое
кузенов в Оксфорде.
     - Славный городишко, Оксфорд.
     - Очень милый.
     - Старые колледжи, до да се.
     - Да. Я окончил Бэйлиол.
     - Вот как? Я учился в Штатах.
     - Правда? Я там ни разу не был.
     - Обязательно съездите.
     - Несколько раз собирался.
     - Не откладывайте.
     Во время  этой милой беседы складка на лбу  миссис Корк становилась все
глубже. Атмосфера приятельства раздражала ее.  Она  чувствовала,  что  Юстэс
превращает  кражу  со  взломом  в  обычный  светский визит.  Ее  этот  обмен
вежливыми фразами совершенно не удовлетворил.
     - По-прежнему не понимаю,  -  сказала  она, - почему вы  не  подошли  к
парадной двери и не спросили человека, который якобы выдал себя за вас?
     - Чтобы он сбежал?
     - Могу ли я заметить, что ваш рассказ, даже если он совершенно правдив,
подтверждают только ваши слова?
     - Разве? А как насчет моего старого друга Моллоя?
     - Простите?
     - Охотно.
     - Он хочет сказать, - перевел  мистер  Трампер, - что мистер Моллой  за
него поручится.
     Говорил  он  без  прежней  сердечности. Как уже отмечалось,  у  мистера
Трампера были свои сомнения в  любвеобильном  торговце  нефтяными акциями, и
Шимп, признавшись в дружбе с мистером Моллоем, сразу упал в его глазах.
     - Понятно, - сказала миссис Корк. - Да, это все решит. Идемте к мистеру
Моллою. Его комната дальше по коридору.
     Когда  делегация  вступила  в  их  комнату,  Моллои  уже  переоделись и
раскладывали  пасьянс.  Вернее, Долли раскладывала пасьянс, а Мыльный  стоял
над душой и  советовал  положить вон ту черную  десятку  на красного валета.
Прелестную домашнюю  сценку нарушила миссис  Корк. Она вошла, ведя Шимпа под
дулом револьвера.
     - Простите, что потревожила вас, мистер Моллой, - сказала  она. - Этого
человека я только что застала в  шкафу у мистера Трампера. По его словам, он
- ваш друг.
     На такое утверждение у Мыльного и Долли мог быть только один ответ. Они
разом  открыли рот,  дабы  заверить хозяйку, что  видят  его впервые,  когда
поймали на себе его предостерегающий взгляд.
     - Еще  бы.  Мы знакомы сто лет.  -  Шимп хохотнул, как будто  припомнил
что-то  забавное.  - Я много мог  бы  вам рассказать про закадычного  дружка
Моллоя. Да, уйму любопытного.
     Он  сопроводил свои  слова  выразительным кивком. И  Долли,  и даже  ее
обычно  несообразительный  муж,  без  труда  поняли,  что это значит.  Долли
посмотрела на  Мыльного и взгляд  ее сказал: "Полегче, крошка. Один неверный
шаг, и  этот жук выложит все про твои акции", а Мыльный посмотрел на Долли и
взглядом ответил: "Да".
     Он избрал единственно возможный путь и сделал это без промедления.
     - Ну да! - сердечно вскричал он, протягивая руку. - Разумеется,  он мой
старый друг. Как дела, приятель?
     Шимп, хоть руки и не взял, ибо Твисты, как и Трамперы, не прощают обид,
отвечал, что отлично.  Он сказал, что  Мыльный отлично выглядит,  а  Мыльный
сообщил, что отлично себя чувствует. Мыльный сказал, что  страшно рад видеть
Шимпа, а Шимп ответил, что страшно рад видеть Мыльного. Короче, миссис Корк,
которая  не  умела  читать  мысли, уверилась, что присутствует  при  встрече
современных  Дамона  и  Пифия. У нее  не  осталось  ни  малейшего повода для
сомнений.
     - Так это мистер Эдер, сыщик? - спросила она, чтобы окончательно внести
ясность.
     - Да. Дж. Шерингем Эдер, лучший в своей профессии.
     - А другой кто?
     - Ах, - сказал Мыльный. - Вот это нам всем хотелось бы выяснить.
     - Надеюсь, ты рассказал миссис Корк, - вставила Долли, - как  он уверил
нас с мужем, будто купил дело?
     - Еще бы!
     - И мы поверили, - сказал мистер Моллой. - Глупо, конечно, но поверили.
     Долли сказала, что всякий на их месте поверил бы, а Мыльный согласился,
что самозванец ловкая тварь, хитрый,  как  фургон  дрессированных мартышек и
скользкий, как ведро электрических угрей.
     Миссис Корк стала еще мрачнее.
     - Я пойду  и  сама с ним разберусь, - сказала она. - Что до вас, мистер
Эдер, надеюсь в  дальнейшем  вы воздержитесь от прятанья  в  шкафах, даже из
самых  лучших  побуждений.  Разумеется,  вы  переедете   в   дом.   Где   вы
остановились? В гостинице? Я пошлю туда за вашими вещами. Вы как раз успеете
на лекцию об  угубианском мировоззрении, которую  я читаю в  гостиной  после
обеда.
     - Не  стоит  хлопотать, -  сказал  Шимп,  которого  несколько  напугала
последняя фраза. - Я могу остаться в гостинице до завтрашнего утра.
     - Я распоряжусь, чтобы вам приготовили  комнату,  -  продолжала  миссис
Корк (она редко слушала собеседника). - Мисс Бенедик...
     Она собиралась поручить это  Энн,  но очаровательный голос не отозвался
"Да, миссис Корк". Энн исчезла. Она сбегала по  лестнице, чтобы предупредить
Джефа.
     Миссис Корк с  досадой прищелкнула языком  и вышла из  комнаты,  мистер
Трампер за ней.
     Только самый невнимательный наблюдатель, вступивший в  комнату после ее
ухода, счел  бы, что видит современных Дамона и Пифия, а если и счел бы, это
впечатление развеяли бы первые же слова Шимпа. Его  речь достигла невиданных
высот  красноречия;  особенно удался отрывок, в котором  он  живо  обрисовал
мистера и миссис Моллой, какими они представляются его глазам.
     Для  Мыльного  и Долли,  однако,  в этом  спиче  главным показалось  не
вступление, а заключительная  часть, в которой  Шимп уже без  лишних  красот
сообщил,  что  порывает  всякое  общение  с  синдикатом  и  намерен  открыть
конкурирующую фирму.
     - Я бы  не стал,  Шимпи, - сказал мистер Моллой,  чувствуя, что это еще
больше запутает и без того непростую ситуацию.
     - А  вот  я стану!  -  пронзительно выкрикнул  Шимп.  Кончики его  усов
подрагивали от обиды. - Я в доме. Зачем мне делиться с вами, жуликами?
     Мыльный покачал головой, горюя,  что друг до сих пор не понял,  где его
выгода.
     - Я бы не стал торопиться, - посоветовал он. - Не надо лезть в бутылку.
Взгляни на вещи шире. Может быть, то, что я  тебе  рассказал,  и  не  совсем
правда,  но мадам за  последние  дни  и  впрямь очень  сдружилась  с  лордом
Кейкбредом. Правильно я говорю, киска?
     - Правильно, - подтвердила Долли. - Нас теперь водой не разольешь.
     - В любую  минуту он может вспомнить, куда дел  стекляшки. А как только
вспомнит, сразу расскажет своей маленькой подружке. Так что  на твоем месте,
Шимпи, - продолжал мистер Моллой, - я бы не порол  горячку.  Держись за нас.
Мы -  одна команда. А что мы тебе подсыропили, то, видишь ли, дело было так.
Мадам женщина горячая, ну,  увлеклась немного. Но ты не дуйся. Это  не повод
рвать деловые отношения. Себе дороже станет.
     Он подобрал верные слова.  Скупые,  точные, те самые, которых требовала
минута. Дело для Шимпа всегда было главным, и, когда речь  шла  о работе, он
редко  поддавался  чувствам.  Если  Долли  и  впрямь  может  первой услышать
откровения лорда Аффенхема, то ему, Шимпу, лучше держаться поближе.
     - В этом что-то есть, - сказал он, помолчав. - Определенно что-то есть.
Только послушайте, что я вам скажу. Чтобы дальше без Доллинных шуточек. Если
я захочу посмеяться, куплю юмористический журнал.
     - Конечно, - сказал мистер Моллой.
     - Точно, - подхватила миссис Моллой.
     - Заметано, - сказал мистер Твист.
     Пошатнувшийся было синдикат возобновил работу.



     Тем временем  Энн, добежав до комнаты  Джефа, застала ее  пустой. Джеф,
как и миссис Корк, наряжался быстро;  он давно вытерся, оделся и вышел в сад
насладиться тем, что знатоки считают  лучшей  частью  летнего дня. Очищенный
своей великой любовью, он в последнее время очень полюбил сумерки.
     Энн, не подозревавшая в нем такой романтичности, решила, что он пошел к
дяде в буфетную пропустить стаканчик портвейна. Туда она и направилась.
     Лорд Аффенхем неподвижно стоял посреди комнаты, закрыв глаза  и держа в
руках деревянную рогульку.
     - Добрый вечер,  дорогая, - сказал он. -  Смотри, что  я нашел вчера  в
прихожей. Лет пятьдесят, наверное, провалялась. Это  еще  отцовская.  С  ней
ищут воду.  Держишь вот так, и, если рядом  вода, она начинается извиваться.
Мальчиком я пробовал, но так и не понял, работает ли.
     Энн не интересовали поиски воды. Она хотела найти Джефа.
     - Ты видел мистера Эдера? - запыхавшись, спросила она.
     - Нет, -  отвечал лорд Аффенхем, - но  если ты  его найдешь, пришли  ко
мне. У  меня для  него работка. Очень странно. Я  стоял здесь, закрыв глаза,
думал о воде и ждал, когда  эта штука задергается, и вдруг в мозгу мелькнуло
слово "пруд". Слово  "пруд",  - с выражением повторил  лорд  Аффенхем. - Это
чертовски важно.
     - Мой ангел, мне нужно найти мистера Эдера.
     - Его зовут не Эдер.
     - Знаю.
     - Его зовут... Нет, - сказал  лорд  Аффенхем, помолчав. - Я думал,  что
помню, но  ошибся. Если бы  ты спросила  минуту назад, я  бы сказал.  Что-то
вроде Уиллард  или  Тиллер.  Так  вот,  я  говорил о том, что в мозгу у меня
мелькнуло слово "пруд". Насколько я знаю,  в Шипли всего один пруд, в нижней
части сада. Скорее  всего,  там  я и спрятал алмазы  -  в  водонепроницаемом
ящике, или  в жестянке из-под печенья, или в  чем-нибудь таком. Место должно
было напрашиваться само,  потому  что остальные я к  тому  времени почти все
перебрал. Теперь я припоминаю, как бродил по берегу вечером. Думаю, это была
одна из лучших моих идей. Раздобудь юного Тиллера и скажи, чтобы он завтра с
утра пораньше пошарил в воде. Заодно сможет не принимать ванну.
     - Завтра утром его здесь не будет.
     - Э? Почему?
     - Милый,  случилось  самое  ужасное.  Вот почему я его  ищу.  Объявился
настоящий.
     - Настоящий кто?
     - Настоящий Шерингем Эдер.  Мистер Трампер нашел  его у себя  в  шкафу.
Жуткий человечек с нафабренными усами.
     Лорд Аффенхем заинтересовался.
     - Так вот кто был этот червяк!
     - Ты что, его видел?
     - Еще бы.  Имел с ним долгий  разговор касательно усов.  Знаешь, отчего
они  так  торчат?  Он  мажет  их кремом для бритья. Сам мне сказал. "Чем  вы
мажете эту  гадость? - спросил я, -  сапожным кремом?".  А он ответил,  нет,
просто кремом для  бритья или туалетным  мылом. Лопни кочерыжка,  сказал  я,
чего только на свете не увидишь, и уже собрался  скрутить  ему  шею,  но  он
ускакал, как заяц. Говоришь, спрятался у Трампера в шкафу? Жаль, я не знал.
     - Как получилось, что вы встретились?
     - Эта милая маленькая дама,  миссис  Моллой, предупредила, что он будет
обыскивать мою комнату, вот я его и подстерег. Это наймит Трампера.
     - Он не имеет к мистеру Трамперу ни малейшего отношения.
     - Имеет, имеет. Трампер подкупил  его  своим золотом. Миссис Моллой мне
сказала.
     - Ладно,  неважно,  мне  некогда  спорить.  Надо  найти Джефа. Куда  он
запропастился?
     - Кто такой Джеф?
     - Мистер Уиллард или Тиллер, как ты его называешь.
     - Может быть, Спиллер.
     - Да как угодно. Главное, я должна его найти. Нельзя, чтобы миссис Корк
обрушилась на него без предупреждения. Это слишком ужасно.
     Лорд Аффенхем надолго задумался.
     - Значит, его имя Джеф?
     - Так он мне сказал.
     - И ты его так зовешь?
     - Когда вообще зову.
     - Быстро вы перешли на имена. Так я и предвидел. Ты в него втюрилась.
     - Ангел мой , не пори чепухи. Сейчас не время. Где, по-твоему, он может
быть?
     - Имена,  -  задумчиво повторил лорд Аффенхем. - Лучшее  подтверждение.
Если,  разумеется,  это происходит достаточно скоро. Когда женщина  начинала
звать меня  "Джорджи", стоило два  раза вместе позавтракать и прокатиться на
такси, я сразу  понимал: это  начало конца.  Джеф,  н-да! А  вся эта  суета,
беготня, заламывание рук и крики: "Где он? Я должна его спасти! Я должна его
спасти!". Ты по нему сохнешь.
     - Неправда!
     - И это  очень хорошо. Я рад. Вот  человек, который  тебе нужен. Он  не
даст  тебе соскучиться.  От  своего сантехника ты  бы  взвыла через  неделю.
Кстати, тебе будет непросто  сказать ему, что ты передумала, но тут  уж сама
виновата. Разве я  не  твердил тебе, что ты  рехнулась,  если вздумала выйти
замуж за этого хлыща? А ты заладила, что он - твой идеал. В чем главная беда
с такими, как  Лайонел  Грин? -  глубокомысленно  заключил лорд Аффенхем.  -
Когда  на него  смотришь  и  тебе  не хочется  его сразу  пнуть,  то думаешь
"наверное, это любовь".
     - Милый, перестань молоть вздор. Я по-прежнему люблю Лайонела.
     - Как  это  по-прежнему?  Когда  на  горизонте  появился  замечательный
молодой  Спиллер? Не  понимаю.  - Лорд Аффенхем  потряс  могучей головой.  -
Значит, он меня не послушался. "Что вам надо сделать, Спиллер, - сказал я, -
это  схватить  и крепко прижать ее  к  сердцу. Крепко, Спиллер, чтобы  ребра
повылетали".
     У Энн  кровь прилила  к щекам. Прошло всего несколько  часов с тех пор,
как Джеф держал ее в объятиях,  почти таких крепких, как желал дядюшка. Хотя
Энн повела себя с девичьим достоинством, удовлетворившим бы  Эмили Пост, она
со стыдом сознавала, что не ощутила должного отвращения. На миг, пока она не
вспомнила о  своих чувствах к Лайонелу Грину, у  нее возникла иллюзия, будто
она испытывает нечто, не лишенное определенной приятности.
     Лорд Аффенхем  погрузился в молчание.  У него был вид человека, который
вознамерился разрешить загадку до конца.
     - Он тебя уже целовал?
     - Нет, конечно.
     - Чтоб мне провалиться!
     - А ты ему советовал?
     - Разумеется.  Я  смотрю  на него, как  на  сына;  не  помню, чтобы мне
кто-нибудь так нравился. Я считаю своим долгом ему помогать.
     Энн  набрала  в грудь воздуха и  в  упор взглянула на дядюшку.  Дядюшка
послабее съежился бы под этим взглядом.
     - Ясно. Значит,  если мистер Спиллер  вдруг подхватит меня, как мешок с
углем, я должна буду благодарить тебя.
     - Не стоит  благодарностей.  Рад  помочь.  Соединить молодых. Жизненный
опыт говорит мне, что так надо поступить, вот я и посоветовал юному Миллеру.
     - Его зовут Миллер или Спиллер?
     - Миллер. Только что вспомнил.
     - Откуда ты знаешь, как его зовут?
     - Узнал в первый же день, как он приехал.
     - А мне почему не сказал?
     - Забыл.
     - Как ты узнал?
     - Я зашел к нему в комнату, просто посмотреть, хорошо ли  его устроили.
На столе лежала книга с подписанной первой страницей. Странно, мне казалось,
я где-то слышал эту фамилию. Дж. Дж. Миллер.
     - Что?!
     - Не могу  тебе сказать, почему  мне кажется знакомым сочетание Дж. Дж.
Миллер. У меня память, как стальной капкан, но порою она подводит.
     Энн словно ударило током. Она вылупилась  на  дядюшку.  Конечно,  могло
быть, что это другой, ни в чем не  повинный  Дж.  Дж. Миллер, но ей в это не
верилось. Фамилия  Миллер  довольно  распространена, но совпадение инициалов
настораживало.
     - Ты уверен?
     - Конечно, уверен. Теперь  я вспоминаю, как эта дура-кухарка говорила о
Дж. Дж. Миллере, который что-то такое сделал. И еще, мне кажется, у меня был
разговор на ту же тему с подколодной змеей Трампером.
     - Ой!
     Энн подпрыгнула.  Ее память, куда более цепкая, чем  у дяди, только что
напомнила, где она видела Джефа.  Теперь  у нее не оставалось сомнений,  что
это - тот самый человек, которого миссис Корк  мечтала задушить собственными
руками и к которому она сама питала самую жгучую ненависть после злоключений
Лайонела Грина в суде.
     Она устремилась к  дверям. Лицо ее приняло решительное выражение, глаза
горели угрозой совсем как у миссис Корк.
     - Ты пошла? - спросил лорд Аффенхем.
     - Да. Я хочу поговорить с мистером Дж. Дж. Миллером.
     - Ладно, не забудь сказать ему про пруд.
     - Я попрошу Лайонела завтра там поискать.
     - Лайонела? - возмутился  лорд Аффенхем. -  Что проку от  Лайонела?  Он
побоится замочить  ноги. Даже  если ты притащишь его на  берег и столкнешь в
воду, он  кита  не сможет найти, не то что коробку с алмазами. Бога ради, не
полагайся ты  на этого хлюпика. Если хочешь  знать, что  я думаю о  Лайонеле
Грине...
     Однако Энн не  заинтересовалась его мнением.  Ей пришло в  голову,  что
Джеф может быть в саду.



     Выходя из дому, Джеф первоначально  хотел  покурить  на лужайке, однако
внезапное появление  мистера  Шепперсона,  человека  с  вихляющимися ногами,
заставило его переменить планы. Можно было понадеяться, что мистер Шепперсон
не скажет "Чудный вечерок" и не затеет разговор, но для влюбленного, который
хочет остаться наедине со своими мыслями, риск был слишком велик.
     Соответственно  он  унесся  прочь,  как  антилопа  от  миссис  Корк,  и
уничтожил опасность в зародыше.  Несколько  минут он в глубокой задумчивости
прохаживался по дорожке, обсаженной рододендронами.
     Неделю  назад  мысли Джефа  занимали  бы  таинственный  китаец,  ночные
выстрелы и инспектор Первис, который,  набрав  в  грудь воздуха, восклицает:
"Это человеческая кровь!" Однако сейчас он думал об Энн и пытался вспомнить,
что там после строчки "Выйди в сад вечерний, Мод".
     За этим его  и  застала  Энн, когда вышла в  сад,  озирая  окрестности,
словно львица  в поисках  добычи. По пути из буфетной  на лужайку ее желание
поговорить с Джефом ничуть не остыло.
     Навстречу ей вихляющейся походкой направился мистер Шепперсон.
     - Чудный вечерок, - сказал он.
     - Да, - отвечала Энн. - Я ищу мистера Эдера.
     - Думаю, вы  найдете его на рододендроновой  дорожке. Когда я  вышел из
дома,  он  был  на  лужайке,  но  торопливо  ушел.  Жаль, -  заметил  мистер
Шепперсон, - я как раз думал поболтать. Обед, кажется, задерживается.
     - Да. Там мелкие неприятности.
     - Ох-ох-ох, - сказал  мистер Шепперсон; ему хотелось шпината. Энн снова
пустилась по следу.
     На рододендроновой дорожке было почти темно.  Прочные бастионы цветущих
кустов  заслоняли  догоравшее  небо,  над  мшистой  тропкой  висел  усеянный
звездами синий полог. Тем не менее  Джеф сразу увидел Энн и, не подозревая о
грозящей  опасности,  ринулся  к ней навстречу.  Он  с  трудом  верил в свое
счастье. Душа его парила, слова рвались из груди.
     - Поразительно!  -  воскликнул он.  -  Только  я  сказал  "Выйди  в сад
вечерний, Мод", и тут появляетесь вы. Другие назвали бы это  совпадением, но
я склонен видеть здесь передачу мыслей. Вы знаете, что там дальше?
     - Где?
     - После "Выйди в сад вечерний, Мод".
     - Не знаю.
     - В вашем домашнем образовании явные пробелы. Вам надо было отправиться
в Роудин, там бы вас накачали под завязку. О, Господи! "У ворот стою один"!
     - Что вы такое несете?
     - Это четвертая строка. Значит, вторая  должна  кончаться  на  "льдин",
"седин", "господин" или что-нибудь в том же роде. Мы подбираемся ближе.
     Энн почувствовала, что события развиваются в неверную сторону.
     - Я пришла не для того, чтобы говорить о поэзии.
     - Неважно, зачем вы пришли. Главное, вы здесь. Это прекрасно.
     - Я должна вам кое-что сказать.
     - Я тоже. У нас будет долгая, уютная беседа.
     Энн попыталась зайти с другой стороны.
     - Мой дядя...
     - Дай ему Бог здоровья.
     - ... только что сообщил мне ужасную вещь.
     Джеф сочувственно кивнул.
     - С  ним  такое  бывает,  - сказал  он. -  И  все  равно  это настоящий
английский джентльмен старой закваски.
     - Слушайте!
     - Слушаю.
     - Он сказал, что был в вашей комнате.
     - Ничего страшного. Передайте ему, пусть заходит туда, как в свою.
     Энн  начала  притоптывать ногой по мшистой дорожке,  жалея,  что  из-за
темноты Джеф не видит ее лица. Выражение рассчитанной суровости, чувствовала
она, вызвало бы расспросы и позволило быстрее перейти к сути.
     - Если вы дадите мне закончить...
     - Конечно, конечно. Продолжайте.
     - Спасибо. Дядя недавно заходил в вашу комнату. На  столе лежала книга.
Он взял ее и взглянул на первую страницу.
     Эйфория Джефа  пошла на убыль. Он корил себя  за беспечность, с которой
оставил подписанную  книгу в таком месте,  где ее мог  увидеть прославленный
своей любознательностью  шестой  виконт  Аффенхемский.  Он  начал  понимать,
почему  ему  в   некоторые  моменты  разговора  казалось,  что  Энн,  против
обыкновения, не в духе.
     - Да? - осторожно спросил он.
     - Там было имя. Дж. Дж. Миллер.
     - А, эта...
     - Что значит "а, эта"?
     - Значит, что книга Миллера. Давно собираюсь вернуть.
     - А, ясно, -  сказала  Энн очень ласково и  тихо,  словно ее позабавило
мелкое недоразумение. - Так это не ваша книга?
     - Нет. Моего друга Дж. Дж. Миллера.
     - Я думала, это вы Дж. Дж. Миллер.
     - Нет, нет. Моя фамилия Далримпл. Джеффри Далримпл.
     - Ясно.
     Энн  на мгновение  замолчала.  Она подняла глаза  к  небу, дивясь,  что
молния не ударит с вышины и не испепелит лжеца. Ее ярость сменилась странным
затишьем, как бывает с чайником, слишком долго кипевшим на плите.
     - Так ваше имя Далримпл?
     - Да. Но продолжайте звать меня Джефом.
     - Но вы знаете мистера Миллера?
     - Да, немножко. Славный малый.
     - Неужели?
     - Я  кое-что  вам  о нем расскажу. Он - трепло. У него язык без костей.
Главное,  не судить  его по  тому,  что он  несет. Например,  если он  любит
девушку, та может  усомниться  в его серьезности. Она  может  решить, что он
подшучивает, оттого  что  он болтает о том, о сем и никак не может перейти к
главному. Может даже показаться, что он просто любит слушать свой  голос. На
самом деле это просто робость.
     - Робость?!
     - Вы не поверите, но я очень робок.
     - Мне казалось, вы говорите о мистере Миллере.
     - Да. Запутался. Мы с ним очень похожи.
     - Примите соболезнования.
     - Э?
     - По-моему, мистер Миллер - один из самых гнусных людей на земле.
     - Ну, что вы!
     - Посмотрите, как он обошелся с племянником миссис Корк. Может быть, он
вам рассказывал?
     - Вы  о  деле  "Пеннифадер  против Тарвина"? Кажется, он  что-то  такое
упоминал.
     - Так ваша фамилия Далримпл?
     - По-моему, вы уже спрашивали.
     - Просто меня это удивляет.
     - Удивляет? А,  вы думали, будто моя фамилия  - Эдер?  Нет, Эдер -  мой
псевдоним.
     - Тогда, наверное, в программке была опечатка.
     - В какой программке?
     - В программке матча между Англией и Шотландией в Твикенхеме.
     Джеф на мгновение замолчал.
     - Вот как? - сказал он. - Вы там были?
     - Да. Там-то я вас прежде и видела. Вы играли за Англию, и в программке
было написано Дж. Дж. Миллер.
     Джеф замолчал  надолго. Он думал возмутиться оплошностью распорядителей
матча, потом решил, что не стоит.
     - Я  понял,  - сказал он. -  Это  в значительной мере подрывает  теорию
Далримпла.
     - Да уж.
     - Мне, наверное, следует внести ясность.
     - Если вы считаете это нужным.
     - Меня зовут Дж. Дж. Миллер.
     - Что я вам и говорила.
     - Да. Надо  же, вы  были тогда в Твикенхеме! Хорошая  была игра, как вы
думаете? Нам повезло,  что  мы не  продули.  Крепкие ребята, эти  шотландцы.
Удивительное дело: образование в Метчинсоне,  Феттесе,  Лоретто  и  подобных
заведениях воспитывает твердость колен и  умение  прошибать  грудную  клетку
навылет. У меня  еще  несколько  недель все болело. Не  знаю,  насколько  вы
разбираетесь в  американском футболе, но  я был полузащитником, и мне выпала
обязанность бросаться на  мяч.  Впредь я намерен коллекционировать старинный
фарфор.
     Энн снова начала постукивать ногой о дорожку.
     - Жаль, эти шотландцы вас не убили, - процедила она сквозь зубы. Миссис
Моллой, крупная в этом специалистка, ее бы одобрила.
     К Джефу начала  возвращаться  прежняя уверенность трубадура. Он убеждал
себя, что, хотя вопрос еще  не  улажен, все может закончиться хорошо.  Люди,
напоминал он себе,  выкручивались  и не из таких  переделок.  Взять хоть его
первый детектив. Там героиня порвала с героем - одноглазый китаец сказал ей,
будто  он,  герой,  убил  ее  брата  Джима. Разыгралась  бурная  сцена,  она
пообещала герою никогда его больше не  видеть и даже вспоминать не иначе как
с отвращением. Однако в последней главе все уладилось.
     - Может быть, дядя говорил вам, что я помолвлена с Лайонелом Грином.
     - Да, говорил. Я был в ужасе.
     - Вот как?
     - В  полнейшем  ужасе.  Если   вы   внимательно  читали  отчет  о  деле
"Пеннифадер против  Тарвина",  то  хорошо  представляете,  что такое Вонючка
Грин.
     - Как вы смеете так его называть!
     - В школе  его все звали Вонючкой. И не  зря. Никакая человеческая сила
не могла загнать его в ванну. Уверяю вас, многие в Альма Матер предпочли бы,
чтобы Лайонел Грин получил домашнее образование.
     У Энн было столько ответов на  это гнусное обвинение, что она не знала,
какой выбрать, и, разумеется, выбрала самый неудачный.
     - Не говорите глупостей. Лайонел все время моется.
     - Понятное дело, наверстывает.
     На  Энн,  как в  свое  время  на  мистера  Моллоя,  накатило неприятное
чувство, что у  Джефа на  все есть  ответ.  Будь дорожка  под ней  потверже,
погулче, она бы снова топнула ногой.
     - Нет, нет, - сказал  Джеф. - Вы не должны выходить за  Лайонела Грина.
Мы найдем вам кого-нибудь получше.
     Энн решила быть холодной и язвительной.
     - Вас, может быть?
     - Точно.  А что?  Я вас  люблю.  Я полюбил  вас, как  только увидел.  С
первого мига, когда вы вошли в контору, словно луч...
     Энн решила, что лучше быть резкой и безразличной.
     - Мне  некогда  стоять здесь и говорить  глупости,  - сказала она. -  Я
пришла сообщить, что знаю, кто вы, и что вам лучше уехать как можно скорее.
     Джеф совсем расстроился.
     - Уехать? Все твердят, чтобы я уехал. Я предпочел бы не уезжать.
     - Однако придется. Здесь настоящий  Шерингем  Эдер. Когда я уходила, он
говорил с миссис Корк. Она вас ищет.
     Джеф  некоторое  время  стоял,  обдумывая  эти  слова.  При  всей своей
изобретательности он видел, что это сильно  осложняет  дело.  Миссис  Моллой
непременно поинтересовалась бы, чтО он теперь запоет.
     - Я решила, что вас надо предупредить.
     - Очень тронут.
     - Вы когда-нибудь видели миссис Корк на тропе войны?
     - Пока нет.
     - Скоро увидите.
     - Она злится?
     - Немножко.
     - Недовольна, что я ее обманул?
     - Да.
     - Надо будет с ней объясниться.
     - Как?
     - Скажу ей правду.
     - Вы умеете говорить правду?
     - Я говорил правду, когда сказал, что люблю вас.  "Ах, миссис Корк...",
- начну я.
     - С легким смешком?
     - Да, с легким смешком. "Ах, миссис Корк..."
     - Прошлый раз вы дальше этого не ушли.
     - "Ах, миссис  Корк, я вас повсюду  искал. Мне сказали,  вы недовольны,
что я проник к вам под видом Дж. Шерингема Эдера.  Уверен,  вы поймете меня,
когда узнаете  факты. Я люблю мисс Бенедик и приехал сюда ради нее. Я не мог
быть от нее вдали".
     - Думаете, это ее успокоит?
     - Конечно. Весь мир любит влюбленных. К тому же она вбила себе в голову
дурацкую мысль, будто вы без ума от Лайонела Грина, и  на  радостях, что это
не так, сразу меня простит.
     - Бесполезно повторять, что я люблю Лайонела?
     - Совершенно бесполезно.
     - Тогда я пошла.
     - Вы не ответили на мой вопрос.
     - Какой вопрос?
     - Я просил вас выйти за меня замуж.
     - Правда? Не помню.
     - А зря. Речь зашла о вашем  будущем муже, и вы предположили, что я мог
бы претендовать на это место. И я сказал, да, как насчет этого?
     - Вот как? Это было предложение?
     - Да.
     - Так вот, ответ отрицательный.
     - Вы не выйдете за меня замуж?
     - Нет.
     - Почему? Господи, вы же должны видеть, что мы созданы друг для друга!
     - Не заметила.
     - Напрасно.  Посмотрите,  как у нас сразу все  здорово  пошло.  Никакой
неловкости.  Просто  двое  близких  людей  встретились   и  подбирают  нити,
связывавшие  их  в прошлом существовании. Вы помните,  мы  согласились,  что
знали друг друга в прежнем рождении.
     - Когда вы были королем вавилонским.
     - И  каким!  С  трубкой,  кубком,  скрипачами  и  трубачами.  Тогда  вы
согласились выйти за меня замуж.
     - Нет.
     - Да. Я все вспомнил.
     Энн   внезапно   очнулась.  Она  поняла,  что  ведет  себя   совершенно
неправильно и рискует из львицы плавно превратиться в овечку.
     С самого начала все пошло не по плану. Она собиралась  уничтожить Джефа
несколькими сокрушительными словами,  резко  повернуться и уйти, оставив его
корчиться  от стыда.  Вместо  этого она позволила  втянуть  себя в  дурацкую
болтовню,  которая,  честно  признаться,  всегда ей нравилась -  хуже  того,
нравилась и теперь. Обнаружив, к своему стыду, что  улыбается, Энн поспешила
сделать каменное лицо.
     - Ну что ж, прощайте, - сказала она.
     Джеф изумился.
     - Вы же не уходите?
     - Я только  пришла предупредить, что  миссис Корк жаждет вашей крови, а
вы уж решайте, как быть дальше.
     - Я сказал. Объясню ей все.
     - Если успеете.
     - Думаете, она нажмет на курок раньше, чем выслушает мои объяснения?
     - Вам повезет, если вы успеете сказать: "Дальнейшее - молчанье".
     - Дальнейшее что?
     - Молчанье.
     - А зачем мне это говорить?
     - Я полагала, вы  захотите сказать предсмертную речь, как Гамлет. Герой
одноименной пьесы Вильяма  Шекспира, - сказала  Энн и внезапно  поняла,  что
вновь скатывается  на болтовню. - Прощайте, - объявила  она, призывая себя к
порядку.
     - Нет, не уходите, -  попросил Джеф. - Я хотел бы побеседовать  о вашем
домашнем образовании.  Вы признались, что не  знаете "Выйди в  сад вечерний,
Мод", но шпарите Шекспира с любого места. Я должен проверить.  Какие главные
реки Англии? Не  думайте  ответить "Овчина, воск и  пенька",  потому что это
неверно.
     - Прощайте.
     - Что вы  затвердили "прощайте"? У вас  была гувернантка? Или  вас учил
дядя?
     - Я не собираюсь стоять здесь и  с вами разговаривать. Я вообще не хочу
с вами говорить после того, как вы обошлись с бедным Лайонелом.
     - Я  его  прищучил,  верно?  Как  он  извивался  и  корчился  под  моим
испепеляющим  взглядом! Если  бы рефери  все  время не  дул в  свисток и  не
останавливал  мою руку,  к  концу заседания от  Лайонела  Грина осталось  бы
мокрое место. Поделом ему: не надо было плести, будто я сплю в носочках.
     - Что?
     - Эту гнусную  ложь он распространял  обо мне, когда мы вместе учились.
Мне потребовались годы, чтобы обелить свое имя и стать героем школы. Кстати,
я рассказывал, как это случилось?
     - Нет. И я не хочу слушать.
     - Это  был  главный матч сезона. Мы  играли  с нашими лютыми врагами  -
девчонками из школы Св. Этельберты. Игра  шла к концу, мы вели с минимальным
отрывом. И тут их капитан -  здоровенная очкастая девчонка по имени Флосси -
хватает мяч под мышку, а между ней и голевой линией - только я. Естественно,
встает вопрос: "Сдюжит ли Дж. Дж.  Миллер?". Зрители замирают. Так вот, я не
сдюжил. Она пробежала за линию, и мы продули. Никогда не забуду этого дня.
     - За что же вы стали героем школы?
     - Другой  школы.  Св.  Этельберты.  Но  вернемся   к  вашему  домашнему
образованию. Вас учил дядя?
     - Нет.
     - Жаль. У него бывают здравые мысли.
     Внезапно  Энн  вздрогнула.  В  дальнем  конце  дорожки, черные на  фоне
закатного  неба,  показались  крупная  женщина и маленький мужчина.  Даже  в
вечерних сумерках она видела, что это миссис Корк и мистер Трампер.
     - Он велел вас поцеловать, - сказал Джеф.
     Голос его немного дрожал. В продолжение всего разговора, глядя на Энн в
сгущающейся тьме, он все больше и больше склонялся к теории лорда Аффенхема.
Недоставало последнего толчка, чтобы завершить его обращение.
     - Ой! - вскричала Энн. - Вот она идет.
     Джеф обернулся и тоже увидел миссис Корк.
     - Да, - сказал он. - Вот она крадется.
     Джеф, как инспектор Первис, набрал  в  грудь  воздуха. Появление миссис
Корк решило все. Он собирался объяснить, что в Шипли-холл его привела любовь
к Энн. Теперь долгих слов не потребуется. Она все увидит своими глазами.
     Энн  беззвучно   вскрикнула   и   отскочила,  но  недостаточно  далеко.
Полузащитник ловил мячи,  посланные  лучшими футболистками Св. Этельберты, и
ему ничего  не стоило поймать Энн. Миссис Корк,  которая, как боевой галеон,
под  всеми  парусами вплыла на рододендроновую дорожку,  замерла,  не  зная,
верить ли  своим глазам. Писк, раздавшийся за спиной,  убедил ее, что мистер
Трампер своим верит.
     Энн пробежала мимо и растворилась в сумерках.
     - О! - сказала миссис Корк.
     - Господи! - сказал мистер Трампер.
     Джеф в явном смущении направился к ним.
     - Простите, миссис Корк. Я думал, мы одни.
     Миссис Корк не часто теряла дар  речи, но сейчас с ней это случилось, и
Джеф продолжал, таким приятным и  убедительным  голосом,  что мистер Трампер
совершенно распался. Душа Юстэса Трампера таила в себе неисчерпаемый кладезь
сентиментальности.
     - Миссис  Бенедик  сейчас  рассказала  мне,  что  наш  маленький  обман
раскрылся. Она  немножко расстроилась, и я  попытался ее утешить.  Я сказал,
когда вы узнаете правду и поймете, что мной двигала невозможность жить вдали
от мисс Бенедик, вы меня  простите.  Да, нехорошо вас обманывать, но  любовь
есть любовь, миссис Корк.
     - Ах! - сказал мистер Трампер.
     Миссис Корк набрала в  грудь  воздуха. Мужественные объяснения Джефа не
пропали втуне. Она решила, как  сказал  бы мистер Моллой, взглянуть на  вещи
шире.  Открытие,  что  тревожные  догадки  насчет  Лайонела и Энн  оказались
беспочвенными, наполнило ее таким облегчением, что не оставило  место ни для
чего другого.
     - Я должна была бы очень на вас рассердиться, - сказала она.
     - Да, конечно. Никто вас не осудит, если вы укажете мне на дверь.
     - Я собиралась это сделать.
     - Но не сделаете? Теперь, когда знаете правду?
     - Нет. Можете оставаться.
     - Спасибо, - сказал Джеф. -  Я  знал, что могу рассчитывать на  женское
сердце.
     Он исчез, а миссис Корк на мгновение застыла в глубокой задумчивости.
     - Странный молодой человек, - сказала она.
     - Очень необычный, - согласился мистер Трампер.
     - Ладно,  -  сказала  миссис Корк, - он снял камень с моей души. Я была
убеждена, что миссис  Бенедик  бегает за Лайонелом. Теперь  я  могу дать ему
деньги, которые он просил. Прямо сейчас пойду и скажу. Милый  мальчик совсем
извелся.
     Мистер Трампер  в молчании прошел с ней до  дома. Неприязнь к человеку,
бросившему его в  трудную  минуту,  ничуть не рассеялась, и  он  жалел,  что
счастливая развязка выпала на долю самого недостойного персонажа.



     Лайонел Грин был у себя в комнате, брызгал  волосы бриллиантином, когда
тетушка пришла известить его о своем  решении. От радости он едва не выронил
флакон. Все  последние дни он метался между отчаянием  и надеждой. Порой ему
казалось, что все  устроится, но  чаще -  что  ни одна  тетушка, даже  самая
любящая, не согласится выложить такую  огромную  сумму.  Теперь все внезапно
закончилось хорошо.
     Радость его не  уменьшилась, даже когда стало ясно, что благодетельница
не  дарит  ему  деньги, а дает в долг под немалые проценты с возвратом через
определенный срок.
     - Можете не сомневаться, тетя Кларисса, - с жаром пообещал он,  - через
пару  лет  я  все верну. Магазин Тарвина - золотая жила. Нет слов, чтобы вас
отблагодарить.  Когда  несколько  дней  назад  я  завел  этот  разговор, мне
показалось...
     - Тогда  я была  в  сомнении. - Миссис  Корк  немного помолчала,  потом
решила сказать все  начистоту.  -  Не скрою, Лайонел, до  сего  вечера  меня
преследовала нелепая мысль, будто между тобой и мисс Бенедик что-то есть.
     Сейчас, разумеется, Лайонел Грин должен был  пылко  сознаться  в  своей
любви -  вряд ли он мог рассчитывать  на более  подходящий повод. Однако  он
только рассмеялся и заметил, какие странные у тетушки фантазии.
     Миссис Корк признала свою вину.
     - Да, теперь  я все поняла. Она  влюблена в молодого  человека, который
зовет себя Эдером.
     - Что?!
     - Я только что их видела, они целовались на  рододендроновой дорожке. У
меня камень с души свалился. Я не потерпела бы никаких глупостей между тобой
и мисс  Бенедик. Я  не могу позволить тебе связаться  с нищей девицей, пусть
даже из самой  лучшей семьи.  Когда выяснилось,  что  все хорошо,  я тут  же
решила дать тебе эти деньги.  Завтра  же поедем в Танбридж-веллс и  составим
бумагу.  А  теперь  мне  надо  зайти  к  миссис   Клегхорн,  сказать,  чтобы
повременила с обедом.
     Она  быстро  вышла  из  комнаты,  радуясь,  что избежала бурной  сцены.
Лайонел, рассеянно сбрызгивая бриллиантином и без  того достаточно умащенные
волосы, принялся рассматривать свое положение со всех возможных сторон.
     Чувства его были противоречивы.  Мало  радости узнать, что твоя невеста
целовалась с твоим  личным  врагом.  С другой стороны он  понимал,  что  все
случилось как  нельзя кстати. Тетка явно дала понять,  что именно это решило
вопрос о ссуде.
     Довольно  скоро  Лайонел  пришел  к  заключению,  что все обернулось  к
лучшему. Он  принялся мурлыкать себе под нос и  уже раздумывал, не сбрызнуть
ли бриллиантином усы, когда отворилась дверь и вошла Энн.
     Последние четверть часа она  расхаживала  по террасе, охваченная, как и
Лайонел, противоречивыми чувствами, однако, в отличие от него, не находила в
случившемся никакого просвета. Меньше всего  на  свете  она была расположена
мурлыкать себе под нос.
     Вспоминая о  Джефе и рододендроновой дорожке,  она дрожала от  ярости и
возмущения. В то же время в ней, странное дело, росла досада на Лайонела. Он
бы удивился, узнав, что Энн испытывает к нему почти жгучую неприязнь.
     В минуты душевных потрясений и неприятностей, женщины, распределяя вину
и назначая  ответственных,  склонны  не  ограничиваться  кем-то одним. Жена,
которая  приехала  в пять  пятнадцать  к поезду,  уходящему  в пять  десять,
справедливо  злится  на  мужа,  но непременно найдет словечко-другое  и  для
носильщика. Она  чувствует, что он мог бы позаботиться  и задержать поезд на
пять минут.
     То же было  сейчас и  с Энн.  Будь  она героиней  упомянутого романа  и
сестрой несчастного Джима, ее решимость больше  не  разговаривать  с  Джефом
вряд  ли  была бы  крепче,  однако  немалая  часть  переполнявшей  ее досады
выплеснулась на Лайонела.
     Такого бы не случилось, думала  она,  если бы не его осторожность.  Она
вошла в комнату, настроенная поговорить  начистоту  и  потребовать, чтобы он
поступил мужественно и честно, невзирая ни на какие последствия.
     При виде Энн  Лайонел  не пришел  в  неописуемый восторг, как  пристало
пылкому  влюбленному.  Всю  радость  при   мысли   о   завтрашнем  визите  в
Танбридж-веллс смыло волной  паники. Он не  вскричал "Она пришла,  моя,  моя
желанная!", но подпрыгнул, как  горошина  на сковородке, разбрызгивая во все
стороны бриллиантин.
     - Господи! - воскликнул он. - Какого черта ты здесь делаешь?
     Если  бы  он  неделями  тренировался  и  подбирал возможное начало  для
разговора, вряд ли бы ему удалось отыскать менее подходящее. Энн нуждалась в
ласке и утешении,  а в  языке едва  ли  есть слова  менее утешительные,  чем
"какого черта ты здесь делаешь?"  Она  вздрогнула, как от осиного укуса  или
поцелуя на рододендроновой дорожке и погрузилась в зловещее молчание.
     - Я просил бы тебя впредь быть осмотрительней, - сказал Лайонел Грин. -
Ты могла столкнуться с тетей Клариссой. Она только что от меня вышла.
     - Понятно, - сказала Энн. - Мне очень жаль.
     Она  говорила  так  тихо,  так  кротко,  так  походила  на пристыженную
маленькую девочку, что любой  чуть  поопытнее Лайонела Грина вскарабкался бы
на  шкаф. Однако,  как ни  трудно  в это  поверить, Лайонел  Грин не  почуял
опасности. Он не умолк; его визгливый голос стал от обиды еще визгливее.
     - Я тебе  сто раз говорил, что нас  не должны  видеть вместе. Сто  раз.
Теперь это еще важнее. Тетя Кларисса обещала мне деньги. Затем  и приходила.
Я их  еще  не получил, и она в любую минуту может передумать. Ты все ставишь
под удар, как будто я тебе не говорил.
     - Сто раз?
     - Да, - подхватил Лайонел Грин, радуясь удачному обороту. - Сто раз.
     И вновь  Энн пробила дрожь, словно оса прилетела  по второму заходу или
Джеф поцеловал ее дважды.
     - Ясно,  -  сказала  она  все  так  же  тихо, так же кротко, с  тем  же
выражением виноватой мамочкиной помощницы. - Мне очень жаль.
     - Ты твердишь,  что тебе очень жаль,  а сама по-прежнему  стоишь здесь.
Вдруг она вернется?
     - Я скажу, что пришла одолжить твой бриллиантин.
     Лайонел  понял, что  по-прежнему  держит флакон в  руке.  Он подошел  к
умывальнику и поставил бриллиантин на место.
     - Это не шутки, - холодно сказал он.
     - Я просто пытаюсь помочь.
     - Ей ничего не стоит передумать. И где мы тогда будем?
     - Зачем именно тебе деньги? Чтобы жениться на мне?
     - Конечно.
     - Тебе не кажется, что это немножко подло?
     - Э?
     - Я просто думаю, что нехорошо обманывать твою тетушку.
     - Если ее не обманывать, я не получу денег.
     - Деньги еще не все.
     - То есть как?
     - Есть еще самоуважение.
     - Не понимаю.
     - Я о том,  что  мне надоело  прятаться  и скрываться. Чувствуешь  себя
гадюкой.
     - Но мы должны сохранять свою помолвку в тайне.
     - Или разорвать ее.
     - Что?!
     - Просто подумалось.
     Лайонел, несколько запоздало, решил быть поласковее.
     - Не говори так,  милая.  Я понимаю  твои  чувства. Трудно таиться,  но
надо. Тетя совершенно ясно сказала, что не даст согласия на наш брак.
     - А ты?
     - Что я?
     - Я  думала,  ты ответишь, пусть катится  к  черту, потому что ты  меня
любишь и никому не позволишь тобой командовать.
     Лайонел Грин вытаращил глаза.
     - Сказать это тете Клариссе?
     Энн его  понимала. Она  знала, что с тетей Клариссой  не поспоришь - за
время  службы  секретарем-компаньонкой она  усвоила  это  не  хуже  туземных
носильщиков и  мелких африканских торговцев -  однако ей овладел  тот боевой
задор,  в  котором женщины толкают возлюбленных на  отчаянные  поступки.  Ее
искреннюю, честную натуру давно возмущала постыдная игра в прятки, и сегодня
это чувство достигло предела. Если миссис Корк настолько не хочет  видеть ее
в своей семье, что готова перекрыть снабжение, пусть перекрывает.
     С ее уст сорвались непрошеные слова.
     - Джеф бы так и поступил на твоем месте.
     - Джеф?
     - Мистер Эдер,  хотя на самом деле  его фамилия Миллер.  Впрочем, тебе,
конечно, это известно. Кстати, он только что меня поцеловал.
     - Э... да. Тетя Кларисса сказала.
     - Что-то ты не очень расстроен. Наверное, думаешь, что лучше и  быть не
могло.
     Она  так  точно сформулировала  мысли  Лайонела, что  он  не нашелся  с
ответом. Наступило молчание.
     Только сейчас до Лайонела дошло, что Энн ведет себя как-то странно. Она
напоминала ему бомбу, которая вот-вот взорвется, и это ему не нравилось.
     Лайонел Грин всегда относился к Энн  чуть  свысока.  Приятная  девушка,
думал он, но ее еще учить  и учить. Он рассчитывал понемногу направлять ее в
жизни, как мудрый  наставник  толковую ученицу.  Короче,  он смотрел на  нее
примерно так же, как Миртл Шусмит на Джефа Миллера.
     И вдруг она словно с узды сорвалась. Это его пугало.
     Энн тоже чувствовала,  что за этот  вечер в ней  произошла  разительная
перемена,  как будто она  -  Спящая  красавица,  и Джеф  разбудил  ее  своим
поцелуем.  Она  словно  очнулась  от  транса,  причем  очнулась  в странном,
критическом состоянии духа.
     До сих пор она принимала Лайонела  таким, каким видит, а это, что бы ни
говорил Джеф, очень высокая оценка. Лайонел Грин был привлекательный молодой
человек, почти красавец.  Редкая женщина при  встрече с ним  не  чувствовала
душевного трепета, и  Энн с первого  знакомства вообразила, что  нашла  свой
идеал.
     Однако  теперь,  в своем  новом  настроении,  она  начала  сомневаться.
Жестокие дядины слова упрямо лезли в голову. "Ты бы и не посмотрела на этого
Лайонела Грина во  второй  раз, - пригвоздил лорд  Аффенхем  в своей обычной
грубой  манере,  -  если   бы   не  смазливая  рожа,  вроде  парикмахерского
болванчика.  Женщины,  бедняжки, на таких падки"  -  и добавил, если Энн  не
ошибается,  что  готов в любое время  соорудить  такого же Лайонела из  двух
кусков угля и замазки.
     Тогда она только  фыркнула,  но теперь  спрашивала  себя, такая ли  это
невыполнимая задача. Искусный мастер, вероятно, и  впрямь  мог  бы  обойтись
перечисленными материалами. Продолжая копаться в себе, она поняла, что очень
недовольна Лайонелом.  Неужели  за  этими  правильными чертами действительно
ничего нет? Во внезапной отрезвляющей вспышке самобичевания она увидела себя
девицей, которая влюбляется в киноактеров.
     Молчание продолжалось. Лайонел начал  переминаться  с ноги на ногу. Его
муки росли  с каждой минутой. Он видел, что Энн крепко вросла в пол, не хуже
дяди Джорджа, когда тот особенно  глубоко  задумается, и не знал, где  найти
красноречие, чтобы сдвинуть ее с  места.  Уж как доходчиво он объяснил,  что
нельзя оставаться в его комнате, а ей - хоть бы хны.
     Зайти  к  кухарке -  минутное  дело; кто  знает,  вдруг тетя  Кларисса,
распорядившись насчет обеда, вернется продолжить разговор.
     - Думаю, это и заставило ее дать тебе деньги? - спросила Энн.
     - А?
     - То, что Джеф меня поцеловал.
     - Мне не нравится, что ты зовешь его Джефом.
     - Прости. Но все-таки, это?
     - Э... да.
     - Перевесило чашу весов?
     - Да. Она так сказала.
     - А то я гадаю, с чего она вдруг передумала.
     - Угу.
     - И еще одно меня  удивляет. Почему ты не сказал миссис Корк  о мистере
Миллере?
     - Э?
     - Ты отлично знал, кто он. Ты знал, что довольно сказать об этом миссис
Корк, и его к вечеру здесь  не будет. Ты должен ненавидеть его всем сердцем.
Так почему?..
     В   продолжение   этих   расспросов   Лайонел   обнаруживал   некоторую
нервозность,  но   она   померкла  перед  эпилептическим  приступом  паники,
охватившим его  в следующую минуту,  когда он увидел, что дверь открывается.
Сердце его  со свистом  ухнуло в пятки, он весь  затрясся, словно студень на
пронизывающем ветру.
     В следующий миг  он  увидел, что  испугался  напрасно. Вошла не  миссис
Корк, а всего лишь Джеф.
     Джефа привела к Лайонелу  Грину  душевная щедрость. Как уже сообщалось,
он не любил Лайонела Грина и не горел желанием  завести  с  ним  дружбу,  но
обещал заботиться о его интересах, а слово Миллеров свято.
     Утром  он покупал  шоколад  для Энн в  прославленном  магазине Даффа  и
Троттера на Риджент-стрит  и  в соседнем  отделе  случайно увидел большой  и
очень  аппетитный   кусок   запеченной   свинины   в   тесте.  С  похвальной
заботливостью он  приобрел  свинину  для  Лайонела.  Именно такие проявления
доброты и отличают человека от бессмысленного скота.
     За бурными событиями дня он совершенно забыл о покупке, вспомнил только
сейчас и немедленно пошел к Лайонелу.
     При  виде  Энн в штаб-квартире Грина он  смутился.  Подобно  трубадуру,
который, поддавшись худшим  инстинктам,  обошелся с прекрасной дамой, словно
феодалразбойник, он не знал, как вести себя при следующей встрече. Вероятно,
трубадур бы тоже не  нашел ничего лучше, чем криво улыбнуться и  сказать "А,
привет".
     Энн не ответила,  если не считать ответом высокомерный взгляд, насквозь
пронизанный холодом.
     - Вот вы где, - сказал Джеф. - Я гадал, куда вы пропали.
     - Да?
     - Я... я... хотел вас видеть.
     - Да?
     - Хотел сказать, что не уезжаю.
     - Да?
     - Да. Миссис Корк очень любезно разрешила мне остаться.
     - Да?
     Этот несколько односторонний диалог прервал Лайонел Грин. Испуг прошел,
оставив по себе досаду. Джеф его раздражал. Он не любил Джефа, к тому же ему
казалось, что в комнате и так слишком много народу.
     - Чего вам надо? - грубо спросил он.
     Да, грубо.  В другое  время Джеф не преминул бы  на это указать, однако
вид Энн, далекий от примирительного, совершенно  уничтожил  его  задор.  Ему
было зябко, словно его коснулась Снежная королева.
     - По джентльменскому соглашению, - потерянно  произнес  он,  - я принес
вам свинину  в  тесте. - Джеф с мольбою взглянул на Энн, но не сумел поймать
ее взгляда. - Ладно, - закончил он, простояв недолгое время на одной ноге, -
я пошел.
     Шатаясь, он побрел прочь, оставив в  комнате  молчаливую  и  задумчивую
пару. Лайонел  Грин смотрел на свинину в  тесте. Энн  смотрела на жениха.  В
глазах ее был недоверчивый ужас.  Поджав  губы и подняв брови, она  охватила
Лайонела и свинину одним  брезгливым  взглядом. Слова Джефа о джентльменском
соглашении, вместе с самой покупкой, поведали ей скорбную повесть. Энн умела
делать умозаключения и  знала  теперь ответ  на  вопрос, который только  что
задала.
     Шоры упали с ее глаз. Впервые с того дня, как ее покорила роковая краса
Лайонела, Энн увидела его целиком; и любовь соскользнула с нее, как платье.
     Мы  осуждаем  несчастных,  которые  продаются за золото;  насколько  же
омерзительнее нам те, кого можно купить  за свинину в тесте. Помня, что дядя
собирался  слепить  Лайонела  из  угля  и  замазки, она  подумала,  что  это
чересчур. Достанет одной замазки, уголь - уже лишнее.
     - Так вот в чем дело! - выговорила она.
     От  переполнявших  ее чувств Энн перешла  на  шепот, а Лайонел был  так
поглощен другим, что не услышал ее слов. Лайонел,  как зачарованный, смотрел
на  свинину  в  тесте. Еврей, узревший в пустыне небесную манну, и тот бы не
настолько отрешился от всего земного.
     Желудок Лайонела Грина отличался желчным,  капризным  нравом.  Вот  уже
почти  час  он настоятельно требовал чего-нибудь существенного и  скандалил,
что заказ до сих пор не  несут. Теперь он получил официальные заверения, что
главное уже на подходе.
     - Ух! -  воскликнул он. Голос его дрожал, глаза  блестели, как у овечки
при виде крошки-ягненка. - Ты не против? Садись, отрезай кусочек,  - радушно
пригласил  он,  совершенно  забыв,  что минуту назад уговаривал  Энн  выйти.
Свинина в тесте  от  Даффа  и Троттера не оставляет  место  для  посторонних
мыслей. - Нож в ящике стола. Боюсь, есть придется руками.
     Энн задохнулась, отчасти от мысли  разделить  свинину  позора,  отчасти
оттого, что кипение чувств по-прежнему мешало ей говорить.
     - Лайонел!
     - И соли, конечно, нет.
     - Лайонел.
     - И горчицы.
     - Лайонел, я не выйду за тебя замуж.
     - Что?
     - Не выйду.
     - Куда?
     Пол  у  Лайонела  Грина  не позволял удовлетворительно  топнуть  ногой,
поскольку  был  застлан дорогим  и  мягким  ковром,  но  все  же многократно
превосходил в этом смысле рододендроновую дорожку,  и  Энн  удалось  топнуть
довольно громко.
     - Не выйду за тебя замуж!
     Впервые  за  долгую  историю  прославленной фирмы, свинина от  Даффа  и
Троттера  не  смогла вполне приковать своего счастливого обладателя.  Теперь
Лайонел  слушал.  При   этих  словах,  таких  ясных  и  недвусмысленных,  он
вздрогнул, корочка от свинины отломилась и бесшумно упала на пол. То, что он
не  наклонился  ее  поднять  (хотя  внутри  осталось  немало  мясного желе),
свидетельствует о глубине его чувств.
     - Что?
     - Не выйду.
     - Не выйдешь за меня замуж?
     - Да.
     - Не сходи с ума.
     - Я и не схожу.
     - Ты шутишь?
     - Нет.
     - Да почему?
     - Подумай.
     Наступило молчание. Красивое лицо Лайонела Грина побагровело.
     - Подумать? - Он рассмеялся горьким,  сардоническим  смехом  и  тряхнул
головой. По  комнате невидимыми волнами поплыл  запах бриллиантина. -  Тут и
думать нечего. Все понятно.
     - Я надеялась.
     - Ты влюблена в этого Миллера.
     Ужасное,  незаслуженное  обвинение лишило Энн дара речи. Она  ошарашено
смотрела  на   Лайонела,  а  он   продолжал  развивать  тему.  Вид  его  был
непреклонен, глаза суровы. Всякий, кто  был  на  процессе "Пеннифадер против
Тарвина",  вспомнил   бы   адвоката   пострадавшей  стороны,  допрашивающего
свидетеля защиты.
     - Я давно подозревал. Вы все время вместе. Без него ты сама не своя. Он
все время тебя целует.
     - И совсем не все время! Только один раз!
     - Это ты так говоришь! - Лайонел  Грин,  вновь  сардонически  хохотнув,
повернулся к зеркалу, чтобы поправить усы. Он чувствовал,  что они нуждаются
во внимании, а говорить можно с тем же успехом, если не лучше, стоя спиной к
Энн.
     - Если  ты  думаешь,  что  я  буду  спокойно  сидеть   и  смотреть,  ты
ошибаешься. Сейчас же пойду  к тете Клариссе и скажу, кто он  такой. Сегодня
же его здесь не будет.
     Теперь усы  были безупречны. Он  обернулся и увидел, что дальнейшие его
реплики будут обращены к пустоте. Энн исчезла.



     Подкашивающиеся ноги увлекли Джефа на первый  этаж,  через  прихожую  и
дальше  за  обитую зеленым  сукном  дверь в  помещения  для прислуги.  После
разговора с Энн, если это можно назвать разговором, он нуждался  в ободрении
и  чем-нибудь   согревающем.  Ему  пришло   в  голову,  что  все  это  может
предоставить ему лорд Аффенхем.
     - Здравствуйте, молодой человек, - сказал лорд Аффенхем, когда он вошел
в буфетную. - Энн вас искала.
     Джеф кивнул.
     - Уже нашла, - сказал он. - Можно мне рюмочку портвейна?
     - Угощайтесь.
     - Спасибо. - Опрокинув рюмку, Джеф почувствовал себя лучше.
     Лорд Аффенхем вспомнил, что не только Энн искала его юного друга.
     - Лопни кочерыжка! - воскликнул он. - Миссис Корк!
     - Она тоже меня нашла.
     - Указала вам на дверь?
     - Нет. С этой стороны все в порядке. Я с ней поговорил, и она разрешила
мне остаться.
     - Поразительно.
     - Ничего особенного. Умная женщина. Она поняла, какой это простительный
грех, не быть Дж. Шерингемом Эдером.  По ее словам, она сама не Дж. Шерингем
Эдер, и многие ее друзья тоже. Можно еще капельку живительной влаги?
     - Наливайте.
     Обнаружив, что  все  препятствия  устранены, лорд Аффенхем приготовился
сделать Джефу суровый выговор.
     Слова  Энн,  произнесенные недавно  в  этой  самой  буфетной,  потрясли
старого альтруиста до глубины души. Доброму пэру было больно, что его совет,
основанный на жизненном опыте и повторенный, как выразился  бы Лайонел Грин,
сто раз, не возымел ни малейшего действия.
     Соответственно, он начал укоризненным тоном.
     - Спиллер.
     - Моя фамилия Миллер.
     Лорд Аффенхем усомнился.
     - Вы уверены?
     - Еще бы!
     - Путаю имена, - признался лорд Аффенхем. - Всегда путал. Помню, в 1912
девушка по имени Белла дала мне  отставку, потому что я в письме обратился к
ней "Мейбл". Будет проще, если я стану звать вас Уолтер.
     - Это было бы идеальным решением, если б меня так звали!
     - А что, нет?
     - Нет.
     - Так как же вас, черт возьми, зовут?
     - Джеф.
     - Конечно, Джеф.
     - И я  расскажу вам довольно  занятную вещь. Мое первое имя Джефферсон,
второе - Джеффри, так что вы точно не промахнетесь, называя меня Джеф.
     - В 1907 я был знаком с девушкой по фамилии Джефферсон.
     - И оттолкнули ее тем, что послали ей телеграмму на фамилию Смит?
     Разговор удачно свернул в то самое русло, куда хотел направить его лорд
Аффенхем.
     - Нет, молодой человек.  Если  хотите знать,  я  оттолкнул ее тем,  что
отгонял от нее мух, словно  от  спящей  Венеры.  Я был тогда зеленый юнец, и
воображал, будто женщины  любят,  когда на них смотрят,  как  на богинь. Эта
Джефферсон  была  хористка из мюзик-холла и не  понимала  такого  обращения.
После того, как я покатал ее на лодочке, она стала трепать по всему Лондону,
какой я тютя.
     - Какой кто?
     - Тютя. Тогдашнее выражение,  означавшее слабовольного, бесхарактерного
молодого человека.  Миссис Моллой назвала  бы его тюфяком, шляпой, рохлей и,
возможно, разиней.
     Джеф вздрогнул.
     - Вы в последнее время часто видитесь с миссис Моллой?
     - Да порядочно.
     - Я бы на вашем месте не рассказывал ей лишнего.
     - В каком смысле?
     - Ну, например, насчет бриллиантов.
     - Мой дорогой! Конечно, нет. Мне бы и в голову не пришло.
     - Замечательно.
     - Когда дело касается тайн, я - могила. Да, - продолжал  лорд Аффенхем,
вновь погружаясь  в воспоминания, -  она растрепала  всем, что я  - тютя.  Я
понял, что она  ждала от меня  иного, не столь  безукоризненного  поведения.
Этот случай стал для меня уроком, который я никогда не  забуду.  Этот урок я
постарался преподать вам. Усвоили вы его? Нет. После того, как я просил - да
что там, молил со  слезами  на  глазах  -  схватить  Энн  и прижать к сердцу
посильнее, чтоб ребра  хрустнули, вы продолжаете носиться со своим идиотским
трубадурством и, как я предвидел, не продвигаетесь ни на шаг. Она только что
была здесь, талдычила, что  любит  своего Лайонела Грина. Обидно. Заречешься
впредь кому-нибудь помогать.
     Здесь  лорд Аффенхем  сделал  паузу и налил  себе  еще портвейна.  Джеф
воспользовался этим, чтобы вставить слово.
     - Ваши сведения  несколько устарели, - сказал  он. - С  нашей последней
встречи  в  положении дел  произошел  перелом. В  рядах  трубадуров убыло  и
соответственно прибавилось в рядах сторонников лови-хватай-держи.
     - Э? Что?
     - Я последовал вашему совету.
     - Поцеловали ее?
     - Да.
     - Отлично. И как?
     - Потрясающе. Только теперь она со мной не разговаривает.
     - Вот, значит, как.
     - Так вот и значит.
     Лорд Аффенхем  ободряюще тронул Джефа по  колену. По крайней  мере, тот
счел жест ободряющим, хотя едва не лишился коленной чашечки.
     - Не тревожьтесь, мой мальчик, она образумится.
     - Вы думаете?
     - Уверен.
     - Мне не надо кончать с собой?
     - Ни в коем разе.
     - Отлично,  -  сказал  Джеф. - А то я как раз собирался попросить у вас
полкирпича и кусок бечевки, чтобы утопиться в пруду.
     При последнем слове лорд Аффенхем вздрогнул, едва не расплескав рюмку.
     - Пруд? Вы мне напомнили. Она не рассказала вам про пруд?
     - Нет. Про  пруд она не рассказывала. Даже сейчас,  - продолжал Джеф, -
вы,   видимо,   не  поняли  глубинной  сути  моих   слов.   Вам,   вероятно,
представляется, будто мы  по-прежнему в приятельских отношениях и беседуем о
том,  о сем,  скажем, -  о  прудах. Если  такие беседы  и случаются,  говорю
исключительно я.  Иногда мне  удается извлечь из нее краткое  "Да?", и я рад
даже  этому,  потому  что  в остальное время она  ограничивается  леденящими
взглядами.  Попытайтесь  вообразить  женский   вариант   монаха-трапписта  в
особенно неразговорчивое утро, и вы не  станете  терять  драгоценное  время,
спрашивая, рассказала ли Энн про пруд. С какой стати она станет говорить мне
про пруд?  Даже  если  бы до этого дошло, что такого она бы могла сказать? И
про какой пруд?
     Лорд  Аффенхем  сделал  открытие,  которое  многие   делали  прежде,  и
поделился им со своим собеседником.
     - Молодой человек, вы очень много говорите.
     Джеф обиделся.
     - Да? Сами видите,  что  получается, когда я от  слов  перехожу к делу.
Наверное, я все же попрошу у вас полкирпича, просто на всякий случай.
     - Если, черт побери, вы дадите мне вставить слово...
     - Конечно, конечно. Хотите поговорить о прудах?
     - Вы знаете здешний пруд?
     - Разумеется.  Прелестный  уголок.  Пологие берега, устланные  цветущей
зеленью, заросли кувшинок...
     - Уолтер!
     - Джеф.
     - Джеф. Можно задать вам простой вопрос?
     - Валяйте.
     - У вас  рот закрывается? Да?  Так закройте его, лопни кочерыжка! Можно
подумать, вы шекспировский тип, из тех, что говорит монологи. Я  сказал Энн,
что, возможно, спрятал бриллианты в пруду. И знаете, что она ответила?
     - Она что-то ответила?
     - Ну, конечно.
     - Наверное, это было давным-давно.
     - Она ответила, что пошлет Лайонела Грина взглянуть.
     - Чепуха.
     - Вот и я так думаю.
     - Лайонел  Грин,  может  быть,  настолько  переменился  со  школы,  что
способен войти в ванную  и за запертой дверью плеснуть себе на  руки немного
воды, но в пруд его не затащишь.
     - А если и затащишь, он ничего не найдет.
     - Хотя, учтите, я с удовольствием бы  посмотрел, как он входит в пруд -
с большой неохотой ступая туда, где речки прозрачная плещет вода. Я бы ходил
по бережку и отпускал замечания по поводу утра сентябрьского зябкой порой.
     - Уолтер!
     - Да?
     - Вы опять говорите.
     - Прошу прощения.
     - Вы уверяете, что Энн не хочет с вами разговаривать. Думаю,  вы просто
ей не даете. Из всех пустомель... Ладно, потом. Вам надо поискать в пруду.
     - Сегодня же и поищу.
     - В темноте?
     - Взойдет луна.
     - Вы замерзнете.
     - Меня согреет любовь.
     - Вам понадобятся плавки.
     - Одолжу  у  Шепперсона.  У  него  есть,  он  выплясывал  в  них  перед
завтраком. Вы уверены, что бриллианты в пруду?
     - Не то  чтобы уверен.  После стольких разочарований я уже  ни в чем не
уверен. Впрочем, как я уже говорил, слово "пруд" внезапно возникло в памяти.
Я подумал, это должно что-то значить.
     - Для меня лично это будет значить простуду.
     - Не дрейфите, Уолтер.
     - Я и не дрейфлю. И  меня  зовут  не  Уолтер. Я, как говорится, к любой
судьбе готов.  Кстати, все  это подходит мне как нельзя  лучше. Если я найду
бриллианты, то выброшу вам на берег, а сам утоплюсь.
     - Мне не нравится, когда вы так говорите.
     - Вам вообще не нравится, когда я говорю.
     - Я сказал вам, она одумается.
     - Вы не можете знать наверняка.
     - Знаю.
     - Не знаете. Вы строите выкладки  на  собственном опыте, а здесь он  не
годится.  Девушки одумывались  в 1911,  может  быть даже  в 1912,  но Энн  -
другая.
     - Все они одинаковые.
     - Только не Энн. Я  совершил  непростительный проступок. Оскорбил ее до
глубины души.
     - Ничего подобного.
     - Уверяю вас. Я сам видел.
     Лорд Аффенхем вновь грохнул друга по колену.
     - Не тревожьтесь, мой мальчик. Я знаю Энн. Знаю ее с тех пор, как...
     - Помню. Под стол пешком ходила.
     - ... и уверяю  вас, она одумается.  Лопни кочерыжка. Вы  что  думаете,
девушек не целуют?
     - Те, кто надо.
     - Это вы и  есть.  Человек,  которого бы я ей  выбрал.  Не  изводитесь.
Изводится должен бы я.
     - Вы? Почему?
     Лицо лорда Аффенхема помрачнело.
     - Потому  что, если  мы  не найдем бриллианты,  мне  придется пойти  на
крайнюю жертву.
     - Что-что?
     - Очень просто. Маленькое состояние  Энн  доверили моим заботам. Если я
ее разорил, значит, я должен как-то это восполнить,  да? Позаботиться, чтобы
она не  бедствовала, верно? Как честный человек, я  не могу поступить иначе.
Однако, признаюсь откровенно, мне страшно.
     - Что страшно?
     - Жениться на миссис Корк.
     Знакомство   с   Джорджем,   виконтом   Аффенхемским,   внушило   Джефу
уверенность, что  его уже  ничем не проймешь, но эти  слова показали, что он
ошибался. Джеф вытаращил глаза. Лорд  Аффенхем  сидел  очень прямо, воплощая
благородство.
     - Что вы сказали? - ошарашено переспросил Джеф. - Вы женитесь на миссис
Корк?
     - Если мы не найдем бриллианты. Не могу допустить, чтобы Энн пострадала
из-за  того,  что я,  пусть  из  лучших  побуждений,  плохо  распорядился ее
деньгами. Это ... как его, черт возьми? На языке вертится.
     - Noblesse oblige?
     - Да. Noblesse oblige. Спасибо, Джеф.
     - Не за что.
     - Вот как обстоят  дела.  Так что, когда будете  искать  в пруду, ищете
хорошенько.
     Джеф пытался привыкнуть к новому повороту событий.
     - Думаете, миссис Корк за вас выйдет?
     Лорд Аффенхем поднял брови и тихо улыбнулся.
     - Ступайте за плавками, - сказал он.
     Джеф вышел. Лорд Аффенхем некоторое время сидел неподвижно,  все так же
выражая благородство, но постепенно оно сменилось  тревогой  и  страхом.  Он
вообразил миссис Корк в качестве спутницы жизни, и  картины, возникшие перед
глазами, не привели его в восторг.
     Простояв немалое время за ее стулом  во время обедов и ланчей, он лучше
всего  присмотрелся  к ее затылку. Это  был  далеко не худший затылок,  даже
по-своему  привлекательный,  но  лорд  Аффенхем не горел  желанием  навсегда
ввести  его в  свой  обиход.  По  долгу службы  он слышал  большую  часть ее
разговоров, и это были  не те разговоры, которые он мечтал слышать  до конца
дней.  Нелишним   будет  отметить  и  то,   что  он  считал   Клариссу  Корк
буйнопомешанной   и   только  порадовался  бы,  если  б   ее   поместили   в
соответствующую палату.
     Пять минут  спустя мысли его  стали настолько мрачны, что он повеселел,
когда дверь отворилась. Он ждал Джефа, но вошла Энн. Щеки  ее раскраснелись,
глаза горели. Лорд  Аффенхем  с  надеждой подумал, что Джеф  встретил  ее  в
коридоре и поцеловал снова.
     Однако румянец и блеск в  глазах  объяснялись  другой причиной, которую
Энн без промедления и выложила.
     - Дядя Джордж.
     - Да, дорогая.
     - Я разорвала помолвку.
     - Э?
     - Я не выйду за Лайонела. Думаю, ты доволен.
     Ничто,  даже  самая   бурная  радость  не  заставила  бы  человека  его
комплекции подпрыгнуть в кресле, однако лорд Аффенхем приподнялся, что в его
случае было почти равносильно, и раскрыл объятия, словно  добрый старый отец
в старинной мелодраме.
     - Доволен? Я вне себя от радости. Лопни кочерыжка! Когда это случилось?
     - Только что.
     - Ты правда  дала ему от  ворот поворот? Образумилась-таки? Ну, ну, ну,
ну, ну, - сказал лорд Аффенхем. - Отлично. Великолепно. Превосходно. Джеф! -
завопил он,  когда дверь снова открылась.  - Потрясающая новость,  друг мой.
Сейчас вы будете  плясать  и петь. Она порвала  помолвку  с этим малохольным
обойщиком.
     - Не может быть!
     - Только что сама мне сказала. Здорово, а?
     - Потрясающе.
     - Как насчет совета, который я вам дал?
     - Забираю назад всю критику.
     - Разве я вам не говорил?
     - Конечно, говорили.
     - Я всегда прав насчет женщин.
     - Вы их изучали.
     - С детства.
     - Теперь мы знаем, зачем была ниспослана  трагическая  история  с  мисс
Джефферсон. Чтобы вы на склоне лет...
     - Как это на склоне лет?
     - Я должен был  сказать,  в  расцвете дней. Чтобы вы  в  расцвете  дней
направляли и утешали  достойных  юношей. Как  говорят  ирландцы, мы в  песне
поем, что в страданье познали.
     - Джеф!
     - Э?
     - Вы опять слишком много говорите.
     - Прошу прощения.
     - Боритесь с этим, мой мальчик. Это ваш единственный недостаток.
     - Вы так считаете?
     - Считаю. Если отбросить обыкновение стягивать  разговор  на  себя,  не
давая никому вставить словечко, вы -  отличный молодой человек, и я не желал
бы моей племяннице никого другого. Мысль, что она погубит себя за человеком,
который  ходит  руки  в боки и говорит, уберите из гостиной этот стол, он не
гармонирует с  обоями, доводила меня до исступления. Теперь  у нее все будет
хорошо.
     - Вы очень добры.
     - Пустяки.
     - Я постараюсь сделать ее счастливой.
     - Она будет купаться в счастье.
     - Не могу выразить, как я вам благодарен. Если бы не вы...
     Энн  с   напряженным,   заносчивым  лицом  слушала  заседание  общества
взаимного восхваления. Она еще ничего не сказала, поскольку просто не смогла
бы вклиниться в этот поток, но при слове "вы" Джеф  сделал  паузу и взглянул
на  друга  и помощника восторженным взглядом, словно  подыскивал  форму  для
кипящих в груди чувств. Энн воспользовалась затишьем.
     - Можно мне кое-что сказать?
     - Давай, - благодушно разрешил лорд Аффенхем.
     - Давайте, - еще благодушнее поддержал Джеф.
     - Я хочу  сказать только одно,  - произнесла  Энн, не глядя  на него  и
обращаясь исключительно к дяде. - Я  не выйду за мистера Миллера, хоть бы он
был последний мужчина в мире!
     На этой фразе бессчетные героини бессчетных пьес с истерическим хохотом
удаляются за кулисы. Энн не расхохоталась, но из комнаты вышла и хлопнула за
собой дверью.



     Наступившее  молчание  нарушил лорд Аффенхем. Он довольно долго  сидел,
нахмурив чело,  с задумчивым видом, означавшим,  что его великий  мозг нашел
себе пищу.
     - "Будь", правда?
     Джеф встряхнулся. Подобно  многим  молодым людям, услышавшим из любимых
уст  жестокие  слова, он чувствовал себя  так,  будто ему в темечко  ударила
молния.
     - Будь?
     - Не "был  бы". "Я не выйду за  мистера Миллера,  _ будь_ он  последний
мужчина в мире". Черт побери, это условное наклонение.
     С того памятного  ноябрьского дня, когда полузащитник из соседней школы
прыгнул на него и свернул ему шею в штопор, Джеф не испытывал столь сильного
желания нарушить  шестую заповедь. Он  напомнил себе, что этот человек любит
его, как сына, и желает ему только добра.
     - Отодвинем урок грамматики на полминуты, - сказал он  почти ласково. -
Что мне теперь делать?
     - Э?
     - Как бы вы  поступили,  будь  вы последний мужчина в  мире,  и  кто-то
отказался бы выйти за вас замуж?
     Лорд Аффенхем отмахнулся от этого пустяка, как от докучной мухи.
     - Главное, не волнуйтесь.
     - Минуточку! Попробую угадать сам. Она одумается?
     - Точно.
     - Вы по-прежнему так считаете?
     - Больше, чем когда-либо.
     - Несмотря на...  Вы точно слышали  ее последнюю фразу? Ну да, конечно.
Вы   же   разбирали  условное  наклонение.  Мне  она  показалась   несколько
бесповоротной.
     - Ничего подобного.
     - Не бесповоротной?
     - Ничуть. Девушки  и на десять процентов  не думают того,  что говорят.
Ступайте за ней.
     - А она посмотрит на  меня, словно на кусок падали? Мне кажется,  я уже
упоминал, что в последнее время она не балует меня вниманием.
     - Рассмешите ее.
     - Рассмешить?
     - Вы  сможете,  если   попытаетесь.   У  нее  отличное  чувство  юмора.
Подначивайте ее. Подкалывайте, как сказала бы миссис Моллой. Я знаю,  что вы
себе говорите. Вы спрашиваете себя, как бы на вашем месте поступил трубадур.
Вы убеждены,  что должны  стенать и биться головой об  стену. Прошу и умоляю
вас, дорогой друг, забудьте вы эту трубадурскую чушь и ведите  себя разумно.
Будьте веселы.  Будьте раскованы. У вас к этому дар. Я вас за него ругал, но
не обращайте внимания. Воспользуйтесь им.  Бога  ради, не тащитесь за ней  с
трагическим видом. Подбородок вперед, большие пальцы в проймы жилета. Она от
вас без ума, иначе с какой стати она бы разорвала помойку со своим унитазных
дел мастером? Я сказал, поцелуйте ее, и все устроится. Так и вышло.
     Немного запыхавшись от этого бурного выступления,  лорд Аффенхем замолк
и снова наполнил свою рюмку. Джеф заметно приободрился. Заключительная фраза
и впрямь высветила обнадеживающую сторону  дела.  Что-то  и впрямь заставило
Энн  разорвать  помолвку  с  Лайонелом   Грином.   Трудно   счесть   простым
совпадением, что это произошло  сразу  после его действий на рододендроновой
дорожке. Куда приятнее верить, что совет  лорда  Аффенхема  принес  желаемые
плоды.
     Уж коли  старый маэстро был прав  тогда, есть все  основания надеяться,
что он не ошибся и в этот раз.
     - Ладно, пойду, и будь -  заметьте,  не  было  бы - что будет, - сказал
Джеф. -  Должен сознаться, что чувствую себя коммодором  Пири на подступах к
Северному полюсу, но я иду и будь, что будет.
     - Идите, - сказал лорд Аффенхем, ободряюще прихлебывая портвейн. - Жду.
Через десять минут вы придете и скажете: все в ажуре.
     - Простите?
     - Еще  одно  выражение  миссис  Моллой,  -  объяснил  лорд  Аффенхем. -
Премилая маленькая особа.
     Если  любовь  Джефа   еще  нуждается  в  доказательстве,  то  вот  оно:
отправляясь  за  Энн,  он не думал  о  чрезмерной  дружбе  лорда Аффенхема с
опаснейшей  из  женщин.  Он  думал об утверждении старого  мыслителя,  будто
девушки и  на десять процентов не думают  того, что  говорят в пылу  чувств.
Может быть, их вид, скажем, только на пятьдесят  процентов отражает истинные
переживания. В таком случае, у него есть повод для оптимизма.
     Тем не  менее, когда, пройдя в обитую зеленым  сукном дверь, он услышал
пианино и  понял, что это играет Энн, сердце  его вполне определенно екнуло.
Окажись рядом коммодор Пири, он пожал бы Джефу руку и сказал, что чувствовал
то же самое.
     Энн  бросилась  к  пианино  в  надежде   успокоить  встрепанные  нервы.
Большинство  девушек,  обученных игре на фортепьяно, склонны музицировать  в
минуты душевных бурь,  а  чувства Энн  пребывали  сейчас в таком  состоянии,
словно  их  взбили венчиком для яиц.  Она  с облечением увидела, что  теплый
вечер  выманил  гостей  в сад, и  комната  совершенно  пуста.  Знай она, что
уединение  вскорости  перейдет в tete-a-tete, она бы  так  не  обрадовалась.
Однако Энн этого не знала, поэтому села за инструмент, и  целительная музыка
полилась с кончиков ее пальцев.
     Может  показаться  странным,  учитывая  все ее недавние  испытания,  но
больше всего Энн расстроили ее последние слова в буфетной. Она, как упоминал
лорд Аффенхем, обладала замечательным  чувством  юмора, а девушке с чувством
юмора неприятно  сознавать, что она выдала  пошлое и напыщенное  клише. Если
есть на свете чтонибудь банальнее, думала она, скользя пальцами по клавишам,
чем сказать  молодому человеку,  что не выйдешь за него  замуж, даже если он
останется последним мужчиной в мире, то ей, Энн, это неизвестно.
     И все же, при всей затасканности  этих слов, Энн говорила себе, что они
как нельзя точнее отражают  ее мысли. В том, что касается самого  смысла, ей
было не в  чем себя  корить. Она  лишь  жалела, что  не сказала  чего-нибудь
свежее  и  оригинальнее, а теперь, даже  если  ей придет в голову  идеальная
фраза, будет поздно.
     Все эти размышления только усилили ее  холодную  враждебность,  и  Джеф
едва ли мог выбрать менее  удачную  минуту, чтобы войти в гостиную.  Взгляд,
брошенный  Энн  через  плечо,  когда  отворилась  дверь,  довольно  ясно это
показывал.  Даже  если списать восемьдесят пять процентов на  Аффенхемовскую
систему  бухгалтерии,  это был  вовсе  не приветливый  взгляд,  и Джеф  лишь
могучим усилием воли продолжил движение вперед.
     Он встал  рядом с Энн,  глядя на  нее глазами, в  которых, он  наделся,
мешались раскаяние и любовь.
     - Привет, -  сказал он. - Играете на пианино? - и тут же, как перед ним
Энн, понял,  что  ляпнул  что-то не то. Фраза не была веселой, не была она и
раскованной, даже умной не была.  Джеф  понимал, что мог бы придумать  фразу
получше.
     На вопрос,  который он задал, можно было бы  ответить одним словом, но,
когда вы играете на пианино, и человек, вам  неприятный, спрашивает, играете
ли  вы  на  пианино, можно продолжить игру, чтобы он убедился сам. Так Энн и
поступила,  а  Джеф  еще  не придумал остроумную реплику,  поэтому  разговор
заглох сам собой.
     В этот самый миг  дверь отворилась и вошла миссис Корк. При  виде Джефа
глаза ее  зажглись суровым огнем.  Многие гиппопотамы и антилопы видели этот
блеск за миг до того, как  попасть в колонку некрологов. Она искала Джефа. И
десяти  минут не прошло,  как  Лайонел  встретил  ее в  прихожей  и  поведал
страшную весть.
     В речи Лайонела, сбивчивой и  очень  возбужденной,  многое осталось для
миссис Корк непонятным.  В  частности,  она так и не  уразумела,  почему  он
молчал до сих  пор.  Однако главная суть или  посылка  была совершенно ясна.
Когда  миссис  Корк  заговорила,  в  ее  голосе слышался  рык,  которого  не
постыдился бы леопард.
     - Вас зовут Дж. Дж. Миллер, - с характерной прямотой объявила она.
     Манера  миссис  Корк  подсказала  Джефу,  что  с  их  последней встречи
отношение к нему изменилось в худшую сторону; впрочем, ее слова не стали для
него  неожиданностью.  Памятуя  совет  лорда Аффенхема, он  заложил  большие
пальцы  в  проймы  жилета.  Еще  он  улыбнулся  милой  и, как  он  надеялся,
обезоруживающей улыбкой.
     - Верно, - отвечал он. - Дж. Дж. Миллер. Я собирался вам сказать.
     - Немедленно убирайтесь, - сказала миссис Корк.
     Эти  слова,  при всей их разящей  мощи,  оставили у нее легкое  чувство
неудовлетворенности.  Этого  человека она мечтала задушить голыми руками,  а
сейчас вынуждена ограничиться  требованием  немедленно убираться из ее дома.
Однако табу цивилизации строги. То, что нормально и обычно в бассейне Конго,
в графстве Кент будет принято неодобрительно.  Для  женщины,  которая  хочет
поселиться в Кенте, есть только два пути: либо не душить людей, либо ехать в
другое место.
     Джеф склонил голову.
     - Очень хорошо вас понимаю, - сказал он. - После моего поведения в суде
вы  совершенно  справедливо  желаете,  чтобы  я   уехал.  Думаю,  бесполезно
говорить, что меня терзают угрызения совести?
     - Поезд через час.
     - И что, знай  я о  вашем родстве  с  Лайонелом Грином,  повел бы  себя
совершенно иначе?
     - Я велела дворецкому уложить ваши вещи.
     - Этого я и боялся. - Джеф обернулся к Энн. - Прощайте.
     - Прощайте, - сказала Энн.
     - Через полчаса я уезжаю.
     - Полчаса пройдут быстро.
     - Но  прежде,  -  сказал  Джеф,  снова  одаривая  миссис  Корк чарующей
улыбкой, - я хотел бы попросить вас об одном одолжении.  Не  подпишите ли вы
мой экземпляр  "Женщины в дебрях"?  Я купил  его в день  выхода и  постоянно
перечитываю, но с вашим автографом он станет еще дороже.
     Даже у великих людей есть слабое  место. У Ахиллеса была пята, у миссис
Корк - "Женщина в дебрях". Подойдите к миссис Корк со словами, что прочли ее
детище, и вы увидите, что выбрали верный путь. Преувеличением будет сказать,
что  при этих  словах  она  обратилась  в сладость  и свет,  но  кипеть явно
перестала. Если  до сих пор  убийственности ее взгляда могла бы позавидовать
Энн, то сейчас он заметно смягчился.
     Тайная  горесть  большинства писателей в том, что  они  редко  напрямую
соприкасаются с читающей  публикой. Издатель сообщил миссис Корк, что двести
шесть  превосходных  мужчин  и  женщин  купили ее  творение,  но  ей  еще не
доводилось воочию увидеть когонибудь из этого  почетного списка. Приходилось
довольствоваться тем, что одно уважаемое книжное ревю назвало  книгу живой и
занимательной, а Литературное  приложение к "Таймс" в несколько более скупой
манере известило, что в ней - триста пятьдесят страниц.
     Правда, гости  Шипли-холла обычно покидали  дом с книгой под мышкой, но
лишь после того, как миссис Корк  сама ее им затолкала, по меткому выражению
лорда Аффенхема,  словно горькую микстуру. Она  понимала, что это  не совсем
честно, и чувствовала себя так, словно стреляет по сидящему гиппопотаму.
     - Глава  про  крокодила,  - сказал Джеф. - Не знаю, помните ли вы ее. Я
прочел и почувствовал себя астрономом, открывшим  новую  планету.  Я  всегда
понимал, что, увидев крокодила на отмели, не знал бы, как поступить, и очень
стыдился. Вы правда переплыли через реку и пристрелили его?
     - В глаз.
     - А история про знахаря, который проглотил змею! Поразительно!
     Миссис Корк теперь хихикала, почти как девочка.
     - Вы очень хорошо знаете книгу.
     - Практически наизусть.
     - Подумать только!
     - Она раскрыла передо мной новые горизонты. Мне так захотелось посетить
Африку, что я, наверное, тронусь сразу по возвращении отсюда.
     - Я...
     - Дайте сообразить. Два дня на сборы...
     - Я подумала...
     - Двух  дней,  полагаю, хватит?  Что  мне  понадобится?  Ружья,  летняя
одежда, пробковый шлем, крепкие ботинки, мазь от укусов леопарда...
     - Я подумала, мистер Миллер, - сказала миссис Корк, - и решила, что вам
не надо бы покидать Шипли-холл.
     - Но...
     - Я  по-прежнему  считаю, что ваше поведение  в  суде было из ряда  вон
выходящим...
     - Непростительным. Я тем более раскаиваюсь в  нем  теперь,  когда  имел
возможность  часто  видеться  с  вашим   племянником   и   понял,  какой  он
замечательный человек. Обидно уехать именно  сейчас,  когда  через неделю мы
стали  бы  близкими  друзьями.  Только  не  думайте,  что  я не  вижу  вашей
правоты...
     - Я буду очень рада, если вы останетесь.
     - Правда? Честное слово,  миссис Корк, вы  чересчур добры. Я  с  трудом
верю своим ушам.
     - Мисс Бенедик, пожалуйста, сходите к Кейкбреду и скажите,  что не надо
укладывать вещи мистера Миллера.
     - Да, миссис Корк.
     - Я с вами, - сказал Джеф.
     - Не трудитесь, - отвечала Энн.
     - Пустяки, - заверил Джеф.
     В коридоре Энн обернулась. Лицо ее было сурово.
     - Прекратите! - прошипела она.
     - Что?
     - Прекратите ухмыляться и говорить: "Гениально! Гениально!"
     - Но  это  и впрямь было гениально,  -  запротестовал Джеф. - В  высшей
степени.
     Энн развернулась и на приличной  скорости  двинулась  в буфетную. Миртл
Шусмит тоже с завидной быстротой взбежала по лестнице Холси-чемберс, но Джеф
подумал, что Энн по справедливости дала бы ей сто ярдов форы.
     - Послушайте... - начал он.
     Крайне трудно изливать  свое сердце девушке, которая мчится по коридору
впереди вас.  К тому времени, как они достигли  обитой зеленым сукном двери,
Джеф толькотолько  приступил к  изложению дела и так и  не добрался до сути,
когда  они  ворвались  к  лорду  Аффенхему  и  пробудили   того  от  обычной
каталепсии.
     - Дядя Джордж, - сказала Энн.
     - Э? -  отозвался лорд Аффенхем,  медленно всплывая на поверхность. - Я
хотел тебя  видеть, дорогая,  и вас, Джеф. Насчет пруда.  Я и впрямь опустил
туда бриллианты,  на прочной бечевке, но на следующий  же день вынул. Только
сейчас вспомнил.
     - Дядя Джордж, миссис Корк сказала, чтобы ты не  укладывал вещи мистера
Миллера.
     - Э? Не укладывать?
     - Не надо. Он остается.
     - Вот как? Отлично, - сказал лорд Аффенхем. -  Превосходно. Понимаю. Ты
за него попросила. Умница. Умница.
     - Вовсе я за  него не  просила. -  И  Энн, как  рыбка, выскользнула  за
дверь.  Джеф  сморгнул,  когда  она  проносилась мимо,  и  понял,  в  чем ее
преимущество перед Миртл Шусмит. Она выигрывает на старте.
     Лорд Аффенхем смотрел ей вслед.  Он  уже сделал наблюдение и перешел  к
выводам.
     - Все еще бесится?
     Джефа покоробило неприятное  слово, но он был вынужден согласиться, что
оно верно отражается суть дела.
     - Да.
     - Не одумалась?
     - Нет.
     - Вы поцеловали ее снова?
     - Нет.
     - Так идите и поцелуйте.
     - Нет.
     - Это может все изменить.
     - Послушайте, -  терпеливо начал Джеф, - я сказал,  что она либо совсем
не говорит  со мной, либо говорит  односложно. Теперь она  взяла обыкновение
бегать от меня, как от огня.
     - Вот как? -  произнес лорд Аффенхем.  - Кстати, скажу  вам  любопытную
вещь, которую  вы наверняка не знаете. Муравьи, они  бегают быстрее в жаркую
погоду.
     - Они?
     - Муравьи.
     - Мне послышалось "Энни". Бегают быстрее в жаркую погоду?
     - Я где-то читал.
     Джеф с мгновение пристально смотрел на него.
     - Прекрасная новость, - промолвил он. - Спасибо, что  сказали. Так вот,
при виде меня она пускается наутек. Уже это одно мешает  мне воспользоваться
вашим советом. Надо придумать что-нибудь еще.
     - Да. Девушки - странные существа.
     - Очень.
     - Помню, в 1913 одна...
     - Не сейчас.
     - Э?
     - Другой раз.
     - Я только хотел сказать...
     - Знаю. Не надо.
     Лорд Аффенхем, немного обиженный, погрузился в молчание. Тишину нарушал
лишь хруст его манишки, мерно  вздымавшей  и опадавшей в такт дыханию.  Джеф
тоже задумался. Чтобы  облегчить мыслительный процесс, он достал портсигар и
протянул собеседнику. Лорд Аффенхем покачал головой.
     - Не курю. Бросил.
     - Обнаружили, что это замедляет рост?
     - Нет, - сказал лорд Аффенхем, подумавши. - Не поэтому. Тут один как-то
сказал, что мне не хватит силы  воли бросить курение, так что я просто вынул
трубку изо  рта  -  мы  сидели  у  меня в кабинете, отложил ее, взял банку с
табаком  -  новую полуфунтовую банку "Лучший  Табак  Прyда" - поставил ее  в
буфет и запер на ключ. С этого дня к табаку не прикасался.
     - Это показывает, какая у вас огромная сила духа.
     - Исполинская.
     - Ну и дурацкий вид, был, наверное, у вашего друга.
     - У него всегда был дурацкий вид.
     - Значит, еще более дурацкий.
     - Да, - согласился лорд Аффенхем.
     Он  снова  впал  в  транс.  Внезапно глаза  его  зажглись,  и  он резко
выпрямился с громким "Лопни кочерыжка!"
     - Джеф!
     - Да?
     - Провалиться мне  на этом месте  со всеми потрохами! - воскликнул лорд
Аффенхем с видом Сивиллы, которая  сейчас  изречет  пророчество. Видимо, его
мозг  только  что получил мощный толчок.  Было  почти слышно, как он  издает
"чух-чух-чух", беря разгон. - Джеф, мы достигли конца долгой-долгой дороги!
     - О чем вы?
     - Я вам скажу, о чем! "Лучший  Табак Пруда"! Банка! Теперь я понял, что
означали слова "пруд" и "в банке". Я положил алмазы в банку с табаком.
     - Не может быть!
     - Точно.
     - Это официальное заявление?
     - Абсолютно.
     - На этот раз без ошибки?
     - Говорю вам, я вспомнил. Вся  сцена  встала перед глазами. Вот я,  вот
банка, я кладу мешочек в нее, под чертов табак.
     Джеф вскочил. Такие новости не пристало выслушивать стоя.
     - Мы сможем забрать их после обеда.
     - Надо действовать осторожно.  Эта Корк вечно  шастает в кабинет  и  из
кабинета.
     - После обеда она читает лекцию об угубу.
     - А ведь верно!
     - Берег будет чист.
     - Абсолютно чист.
     - Ребенок сможет взять банку.
     - Десятилетний ребенок.
     - Шестилетний.
     - Четырехлетний, - сказал лорд Аффенхем, охваченный тем же энтузиазмом,
что и его юный друг.
     Перед Джефом открывались все более радужные перспективы.
     - И еще одно я скажу. Как  только мы найдем бриллианты, Энн на радостях
распрощается со своими траппистскими и спринтерскими замашками.
     - Она одумается?
     - Одумается.
     - Гип-гип-ура! - вскричал лорд Аффенхем.
     В дверь постучали. Вошла Долли Моллой.
     - Привет,  малыш,  -  произнесла  она с обычной своей  сердечностью.  -
Привет, папаша. Найдется для меня глоточек портвейна?
     - Конечно,  конечно,  - отозвался  лорд  Аффенхем,  похожий  сейчас  не
столько  на  Кейкбреда,  сколько  на  preux  chevalier1  1911-1912  годов. -
Садитесь, дорогая, падайте на стул, ха,  ха. Одно из ее выражений, - пояснил
он Джефу, и, заметив, что тот собрался уходить, поднял брови. - Уже?
     - Да.
     Джеф выразительно взглянул на почтенного друга.
     "Осторожнее", - говорил его взгляд.
     - Могила! - ответил лорд Аффенхем.



     Когда  жена  предложила  Мыльному  Моллою  пойти  к  лорду  Кейкбреду и
пропустить по рюмочке, тот нехотя отказался. Он любил портвейн, однако берег
фигуру,  а  потому остался сидеть на  стуле,  положив ноги на подоконник,  и
закурил сигару.
     Ветерок из  потемневшего сада приятно  овевал его чело, и мистер Моллой
был бы  вполне счастлив, если б не  одна досадная  мелочь. Его старый  друг,
Шимп Твист (которому,  между прочим, отвели отдельную комнату) выбрал именно
это время, чтобы прийти и составить ему компанию.
     Его веские доводы исправили маленькое недоразумение, вызванное излишней
горячностью Долли, но исправили не вполне. Некоторая холодность сохранялась.
Это  стало  еще заметнее, когда Шимп  Твист  принялся бубнить себе под  нос,
(словно Шекспировский персонаж, которых  так  не одобрял лорд Аффенхем), что
бывают же люди с  черной  душой,  которым  место  -  в  дымоходе. Имен он не
называл, но Мыльный без труда понял,  о ком речь. Все удовольствие от сигары
было испорчено. Он обрадовался, когда открылась дверь и вошла Долли.
     Заметив  Шимпа,  она  на  мгновение  огорчилась  не меньше Мыльного.  В
буфетной произошло нечто  очень важное, и  Долли предпочла бы  сообщить  это
мужу с  глазу  на глаз. Тут ей пришло в голову, что в будущем плане отыщется
место для Шимпа.  Она переборола желание  спросить, какого черта  он  торчит
здесь, как пень. Бывают обстоятельства,  в  которых есть толк даже от  Шимпа
Твиста.
     Именно такие обстоятельства  возникли в результате визита Долли к лорду
Аффенхему.  Их  разговор пробудил  в  ней творческую  жилку.  Всю дорогу  по
коридору,  через  обитую зеленым  сукном  дверь  и  дальше  по  лестнице она
составляла план,  который нравился ей все  больше и больше.  Оставалось лишь
посвятить в него своих помощников и сподручных.
     Мыльный не преминул заметить оживление на любимом лице; блеск обожаемых
глаз также  не ускользнул  от его внимания. Впрочем, он  не сумел оценить их
значимость и, приписав  феномен чисто телесным причинам, решил, что портвейн
лорда  Кейкбреда,  видать, и  впрямь  хорош, если  так  быстро оказал  столь
сильное действие. Он вспомнил, что сам не захотел  присоединиться к пирушке,
и на миг его пронзила острая печаль о несбывшемся.
     - Что-то ты раздухарилась, киска, - сказал он. Шимп тоже это заметил и,
приостановив  монолог,  кисло поздоровался с Долли. Его оскорбляла  подобная
радость  в  женщине, по чьей вине  он  столько претерпел. Шимп предпочел  бы
вовсе не  видеть Долли, а уж если видеть, то с больным зубом или сразу после
того, как ее переехал грузовик.
     - Еще бы не  раздухариться,  пупсик, - сказала Долли.  -  Угадай с трех
раз, что произошло.
     Слова ее были загадочны,  но  особенная, трепетная живость придавала им
глубокий  смысл. Шимп  Твист,  который сидел, упершись  локтями  в колени  и
поддерживая ладонями подбородок, резко выпрямился и затрясся, как бланманже.
Мыльный,  качавшийся  на стуле, качнулся чуть сильнее  и  имел  неприятность
сильно треснуться затылком.
     Однако  в  такие  минуты  он  умел презирать  боль.  Он  даже  не потер
ушибленное место. Лежа на ковре, он большими глазами таращился на жену.
     - Неужели?..
     - Да! Раскололся!
     - Лорд Кейкбред?
     - Он самый.
     - Выложил, где стекляшки?
     - Да. Всего лишь эту малость.
     - Ну!
     - Еще бы не ну!
     - Пусть весь мир  слышит,  как я скажу "Ну"!  -  Мыльный Моллой, встав,
прижал Долли к груди. - Киска, ты - блеск. Ты - чудо. Ты - молодчина.
     - Если честно, я сама себе нравлюсь, - сказала Долли, вынимая  помаду и
подкрашивая губы, которые смазал муж.
     Есть неприятный тип людей, которых  раздражает  вид  любящих  супругов.
Шимп Твист принадлежал к этому типу. Мыльный стоял, обхватив Долли за талию,
а  Долли,  подводя  губы, положила голову  Мыльному  на  манишку.  Шимп и не
пытался скрыть, что ему тошно на них смотреть.
     - Все, хватит, -  проворчал он. -  Довольно лизаться, давайте  лучше  к
делу. Так он, значит, выложил тебе, где стекляшки?
     - Я сказала.
     - Слышал. Полагаю, они все же у него в спальне, и я должен туда лезть?
     Не было  никаких сомнений, что  это сказано с ехидством. Мыльному стало
больно, что Шимп ворошит прошлое. Как говорится, кто старое помянет...
     - Брось, Шимп, - сказал он. - Это не разговор.
     Долли больше оскорбилась, чем расстроилась. Она убрала помаду, вскинула
голову и грозно посмотрела на Шимпа.
     - Когда-нибудь, - процедила она, - я прибью тебя, Шимп Твист,  и прибью
хорошенько.
     - Ну, киска! - взмолился миролюбивый мистер Моллой.
     - А чего он сидит и отпускает мерзкие шуточки, чем скакать и прыгать от
радости? - резонно ответила Долли.
     Ее укор не достиг цели. Щеки  Шимпа Твиста не залил румянец стыда. Шимп
дал ясно понять, что настроен не радостно, а скептически.
     - Не верю, что он рассказал тебе про стекляшки, - объявил он, неприятно
топорща усы. - Просто ты собралась отколоть очередной номер.
     Все женское в Долли загорелось в ее глазах.
     - Он правда сказал мне, где стекляшки. Во всяком случае...
     Шимп хохотнул и  с ехидцей повторил  последние три слова.  Даже  мистер
Моллой пошатнулся в своей уверенности.
     - Что значит "во всяком случае"? - с тревогой переспросил он.
     - Ну, ясное дело, он не выложил мне это на блюдечке. Не такой осел. Вот
как все было.  Я  вошла,  он сидит, чирикает с  белобрысым.  Белобрысый  как
увидел меня, сразу слинял, а  лорд  Кейкбред стал разливать портвейн. Ну,  я
вижу, что  он лыбится,  как не знаю что, и  спрашиваю: "Что, папаша, радость
привалила? Никак кто-то оставил вам  наследство?"  Он  говорит: "Вроде того,
дорогая, вроде того". А потом говорит, что весь извелся, потому  что спрятал
одну  ценную  вещь  и  забыл,  где, а сейчас вспомнил, что она в кабинете  у
миссис Корк. И  что  он  собирается туда после обеда,  как  только  начнется
лекция.
     Тревога сошла с лица мистера Моллоя.
     - Он наверняка говорил про стекляшки.
     - Конечно, про  стекляшки. Про что еще? Ясное дело,  я не спросила, что
такое он спрятал. Я просто сказала: "Правда? Ну и отлично", и он опять налил
по маленькой.
     У мистера Твиста, скептика, остался еще один вопрос.
     - Где именно в гостиной?
     Долли даже не попыталась скрыть раздражение. Шимп Твист ее допек.
     - Слушай,  - отвечала  она.  -  Если  ты хочешь  знать, дал  ли  он мне
письменные указания, карту с крестиком, свору ищеек и чемодан, чтобы уложить
стекляшки, так  вот,  не  дал. Но они в кабинете, и он идет туда сразу после
обеда,  а   значит,  стекляшки  у  нас   в  кармане.  Осталось   только  его
подкараулить.  Ты, Мыльный,  станешь  под окном, и  как  только он  достанет
стекляшки, выйдешь и остановишь его.
     Никакой приказ главнокомандующего  не  мог быть изложен четче. Красивый
лоб мистера Моллоя нахмурился отнюдь не от непонимания.
     - Я? - мрачно переспросил он.
     - Конечно. Мы с Шимпом будем заняты в другом месте.
     Мистер Моллой оставался в мрачном раздумье.
     - Остановлю его?
     - Ага.
     - Как?
     Долли  выдвинула  ящик туалетного столика и вынула вполне  внушительный
пистолет.
     - Держи. Вот он, старый уравнитель.
     Во взгляде ее мужа, остановившемся на смертельном орудии, мешались ужас
и изумление. Он смотрел на пистолет не просто как на  ядовитую  змею, но как
на  змею,  с которой  ему  предложили  познакомиться.  В  своей  неприязни к
решительным действиям Мыльный Моллой напоминал Лайонела Грина.
     - Я не знал, киска, что у тебя есть пистолет.
     - Конечно, есть. Всегда ношу при себе.  Не  знаешь,  когда  пригодится.
Клади в карман.
     Мистер Моллой подчинился, но по-прежнему мрачно. Он честно признал, что
не любит пушек. Практичная Долли заверила, что любви тут не требуется.
     - Просто ткнешь им старикану в живот, - сказала она. - Это нетрудно.
     Мыльный вынужден был  признать, что технически это совсем просто. Живот
лорда Аффенхема - достаточно большая мишень. Однако у него осталось еще одно
возражение.
     - А что я скажу?
     - Скажешь: "Руки!".
     Мистер Моллой весь сжался.
     - Не могу, - сказал он. - Очень уж глупо звучит.
     - Тогда просто наставь на него пушку. Он сам поймет.
     - Ладно, ладно, - сказал мистер Моллой все с тем же несчастным видом. -
Ладно, киска, если  ты считаешь,  что так  нужно.  И все-таки,  лучше бы  ты
попросила меня продать нефтяные акции. А что будет делать Шимп?
     - Шимп будет удерживать народ в гостиной, чтобы тебя не скрутили.
     Мистер  Твист  оказался   куда   решительнее  мистера  Моллоя.  Он  без
возражений встал и протянул руку.
     - Отлично, - сказал он. - Давай пушку.
     - Больше нет. Что у меня, по-твоему, тир? - спросила Долли.
     - Чем же мне их удерживать?
     - Ничем. Сунь палец в  карман, пусть думают, что там у тебя  кольт. Что
ты так смотришь?
     Шимп объяснил, что смотрит так, потому что весь план представляется ему
совершенно дурацким.
     - Говоришь, палец в карман?
     - А что? Эти зануды и не пикнут.
     - Да? А как насчет Корки?
     - Ты боишься женщины?
     - Я боюсь этой женщины, - решительно  отвечал мистер Твист. - И вот что
я вам скажу. Если  я должен удерживать эту громилу одним пальцем  в кармане,
то мне половины мало.  Да, мэм, - продолжал он, несмотря на  сдавленный крик
Долли  и  гримасу  муки  на  лице  Мыльного.  -  Забудьте про  пятьдесят  на
пятьдесят. Или семьдесят пять на двадцать пять, или я пас.
     Женщину послабее этот несвоевременный финансовый  вопрос  выбил  бы  из
колеи,  однако  Долли   вновь   оказалась  на  высоте.  Несколько  мгновений
задумчивой тишины,  нарушаемый  лишь  постанываниями  мистера  Моллоя, и она
отыскала выход.
     - Ладно, - сказала она, взмахом руки останавливая мужа  (он спрашивал у
Шимпа, поступают ли так порядочные люди). - Я запру ее  в  погребе. Это тебя
устроит?
     - Как запрешь?
     - Не волнуйся. Это уж мое дело.
     Долли  повернулась  к мужу,  молча  ожидая  аплодисментов,  которые  не
замедлили последовать. Даже  Шимп  вынужден был  признать,  что план -  хоть
куда. Он заметно приободрился, узнав, что избежит противостояния с хозяйкой,
которая еще в первую встречу произвела на него самое сильное впечатление.
     - Теперь  все  ясно? - продолжала Долли. -  Усвоили  сценарий?  Мыльный
берет  на  себя  лорда Кейкбреда. Ты берешь на себя зануд. Я запираю Корку в
подвале, вывожу машину и жду у выхода. У кого-нибудь есть что сказать?
     У обоих мужчин было. Мистер Моллой сказал:
     - Киска, тебя надо назначить генералом в армии Соединенных Штатов.
     Мистер Твист сказал:
     - Минуточку, минуточку!
     Ответом  ему  были раздраженные взгляды. Он уже  произносил  эти  слова
точно таким же  тоном, и  было ясно,  что  он намерен  разрушить гармонию  и
внести разлад в атмосферу взаимной поддержки.
     - Э? - спросил мистер Моллой.
     - Чего еще? - спросила Долли.
     Шимп объяснился.
     - А что потом? - спросил он. - Стекляшки у Мыльного. Ты - в машине. Я -
в гостиной с занудами. Как я  узнаю, что все готово? Не хватало, - продолжал
Шимп  все тем  же неприятным  голосом,  - чтобы  вы включили  мотор и  через
пятьдесят миль  спросили, переглянувшись: "А где же Шимп?  Я совсем про него
забыла".
     Долли вздохнула.
     - Не забудем.
     - Не забудете?
     - Когда все будет готово, я выстрелю из пистолета. Тогда ты ноги в руки
- и к нам. Идет?
     - Идет, -  с некоторым  сомнением отвечал Шимп. - У  тебя не вылетит из
головы в последнюю минуту?
     - Ты мог бы доверять моей жене, - холодно сказал мистер Моллой.
     - Вот как? - И с этими неприятными словами Шимп вышел из комнаты.
     Когда дверь закрылась, Долли шумно выдохнула.
     - Если я не прибью этого мелкого пакостника в самое ближайшее  время, -
сказала она, - что-нибудь во мне не выдержит. Надорвется.



     Лекции, которые  миссис Корк читала два  раза в неделю  (сегодня должна
была  состояться  одиннадцатая),  немало  украшали  жизнь  Шипли-холла.  Они
радовали не только ухо, но  и  глаз,  поскольку сопровождались демонстрацией
любительских кинолент. В  один вечер вы издалека наблюдали туземную свадьбу;
через три дня с  замиранием сердца следили за сценками из жизни  носорогов a
la Уолтер Уинчел.
     Она всегда бралась  за  дело с  приятным  чувством, что доставит  людям
незабываемое  удовольствие.  Как  же  больно  ей  бывало обнаружить, что  ее
подопечные, не сознавая своего блага, попрятались, кто куда.
     Cлучалось  'njнечасто   -   сила   личности,  позволявшая  миссис  Корк
избавляться от экземпляров "Женщины в дебрях", пугала и тех, кто  вздумал бы
отлынивать от лекций - но  все  же случалось. Однако сегодняшний случай  был
исключительным. Пересчитав  собравшихся  по головам, миссис Корк обнаружила,
что нет по меньшей мере троих.
     Не было мистера Моллоя. Не  было  миссис Моллой. Сколько не искали,  не
нашли  Дж.  Дж.  Миллера. Это затмило  черный  день,  когда  мистера Уикса и
мистера Хендерсона,  отсутствующих  на  параде  без  увольнительной, нашли в
комнате у последнего за распитием виски и обсуждением собачьих бегов.
     Туча омрачила чело миссис  Корк. Она была не из тех, кто  станет кротко
сносить подобное безобразие.
     - Мисс Бенедик.
     - Да, миссис Корк.
     - Я  не  вижу мистера и миссис  Моллой,  а также мистера Миллера.  Они,
наверное, в саду. Подите и скажите им, что мы ждем.
     - Да, миссис Корк.
     Энн торопливо вышла. На лбу миссис Корк по-прежнему лежала тень, но она
рассеялась при взгляде  на  мистера Трампера,  который  наготове стоял у  ее
локтя. Она почувствовала: вот так всегда. Стоит рядом, выключает свет, когда
приходит время показывать кино,  включает,  когда она хочет зачитать отрывок
из "Женщины в  дебрях", первым начинает  хлопать, подливает в  стакан  воды,
поднимает  оброненную  указку...  Xто  бы  ни  случилось,  Юстэс  Трампер не
подведет.
     Вот и сейчас он нашел правильные, сочувственные слова.
     - Как неприятно, Кларисса!
     - Очень.
     - Люди должны приходить к началу лекции.
     - Да.
     - Я всегда прихожу вовремя.
     Глаза миссис Корк тронула нежность. В сотый раз она подумала, что Юстэс
- сокровище.
     - Вы - не такой, как все, - сказала  она.  -  Не знаю, как бы я без вас
обходилась.
     В  Юстэсе  Трампере словно распрямилась какая-то пружина. Словно  некий
голос шепнул ему, что пришло время испытать судьбу,  победить или проиграть.
Они  стояли  у  входа  в гостиную, а дисциплинированные  слушатели,  которые
рассаживались по местам, не могли различить их голосов.  Лучшего случая было
не придумать. Юстэс  Трампер справедливо рассудил, что, после двенадцати лет
молчаливого   преклонения,   никто  не  сможет  упрекнуть  его  в   излишней
поспешности.
     Будь у него время, он бы начал с покашливаний и блеяния, но он понимал,
что придется обойтись без подобных вступлений. В коридоре  слышались шаги; в
любую секунду кто-то мог появиться.
     - Кларисса, - сказал он. - Я люблю вас. Согласны вы стать моей женой?
     Сказано кратко и по существу. Вряд ли он мог бы выразитьcя короче и при
этом сохранить  смысл. Однако он  неудачно рассчитал время. Не успела миссис
Корк ответить, вероятно, не успела даже  переварить  вопрос,  как  появилась
миссис  Моллой.  Ее-то  шаги  и  заставили  мистера Трампера поторопиться  с
объяснением. Теперь, когда  она  появилась, он  смотрел  на нее с  некоторой
досадой.
     - Черт! - сказала Долли.
     Глаза ее расширились, она взволнованно и часто дышала. Было ясно, что в
размеренное  течение  ее  жизни  ворвалось нечто необычное.  Досада  мистера
Трампера уступила место любопытству.
     - Что-то случилось, миссис Моллой? - спросил он.
     Миссис Корк волнение миссис Моллой показалось  вполне естественным. Еще
бы не волноваться, если ты опаздываешь на лекцию и заставляешь других ждать.
     - Не  беспокойтесь,  миссис  Моллой,  -  сказала  она.  -   Мы  еще  не
приступали.
     - Да? А я  вот и  приступила, и  переступила,  и чуть  через голову  не
прыгнула.
     Миссис Корк легонько поджала губы.
     - Простите?
     - Когда бутылка просвистела мимо моего кумпола.
     - Бутылка?
     Долли истерически расхохоталась.
     - Я начала  не  с  того  конца,  - сказала она. - Вот как все было. Иду
сюда, спускаюсь в  прихожую, и тут  горничная говорит, Кейкбред  ведет  себя
как-то странно, а она не хочет тревожить вас. Короче, не  попробую  ли я его
урезонить.
     Глаза миссис Корк посуровели.
     - Кейкбред?
     Это было сказано  мрачным тоном. Отношение миссис Корк к эксцентричному
мажордому в последнее  время все больше  напоминало отношение Генриха  II  к
Томасу  Бекету. Слова  "Неужели  никто не избавит  меня  от этого  неуемного
дворецкого", казалось, готовы сорваться с ее губ.
     - Кейкбред? Что он на этот раз выкинул?
     - Наклюкался.
     - Наклюкался?
     - Нализался.
     - Нализался?
     - Надрался. Наквасился. Залил глаза. Дерябнул.  О,  черт!  - Долли, как
многие   ее   соплеменники  в  Англии,  в  очередной   раз   столкнулась   с
непонятливостью аборигенов. - Напился.
     - Напился?
     - Нагрузился, как океанский лайнер.
     Мистер Трампер изумленно пискнул.
     - Вы уверены?
     - Уверена?  -  повторила Долли, взвешивая вопрос. -  Нет,  не  уверена.
Предполагаю. Может, он в жизни  капли  в  рот  не брал. Просто он в погребе,
орет песни и бьет бутылки.
     - Бьет бутылки?
     - Да. Кажется, топориком.  Все,  кроме одной.  Ее  он запустил в  меня,
когда я  сунула голову в дверь и  спросила "Эй,  что здесь происходит?".  За
малый чуток промахнулся. Ну, я решила, что это слишком похоже  на вульгарную
потасовку, и сдала назад. Думаю, пойду-ка я лучше и все скажу вам.
     - Вы поступили совершенно правильно. Я пойду и сама с ним разберусь.
     Мистер Трампер недоверчиво пискнул.
     - Как странно! За обедом он казался вполне нормальным.
     - Нет,  -  отрезала миссис Корк. -  Теперь  я вспоминаю, что его  глаза
горели нездоровым огнем. Без сомнения, он весь вечер пил, как сапожник.
     В  голосе   ее   звучало   суровое   порицание,   к  которому,  однако,
примешивалось некоторое удовлетворение.  Никто не любит загадок, кроме как в
книгах, где их распутывает инспектор Первис, а загадка  Кейкбреда терзала ее
давно. Слова Долли раскрыли завесу тайны. Стало ясно, что Кейкбред  - тайный
пьянчуга. В Африке она хорошо знала многих туземных царьков, которые никогда
не отказывались от порции джина.
     - Так он в погребе? Сейчас же пойду и поговорю с ним.
     - Советую прихватить топор или чего потяжелее.
     Мистер Трампер в который раз доказал  свою  незаменимость,  когда  надо
что-нибудь принести. Он сбегал в гостиную и вернулся с кочергой.
     - Возьмите, Кларисса.
     - Спасибо, Юстэс.
     - Я с вами.
     - Не стоит.
     - Нет, я  все-таки пойду, - с  тихой решимостью сказал  мистер Трампер.
Долли тоже изъявила желание пойти с ними.
     Процессия миновала мощеный коридор за обитой зеленым сукном дверью и по
каменным ступеням спустилась в погреб. Дверь была открыта, но звуков буйства
за ней не слышалось. Миссис  Корк  заглянула внутрь. Мистер Трампер и  Долли
перешептывались за ее спиной.
     - Он ведет себя очень тихо, - сказал мистер Трампер.
     - Затаился и выжидает, - сказала Долли.
     Миссис Корк  нетерпеливо подала голос. У  нее были нервы,  как стальные
канаты, но даже  на них подействовала  эта неестественная тишина.  Если  все
говорят о  дворецком,  что он бьет бутылки, вы ждете, что он будет бить их и
дальше. Если он затаился и ждет, это уже слишком.
     - Кейкбред!
     Молчание.
     - Кейкбред!
     Снова молчание, словно дворецкий изготовился к прыжку.
     - Может, ушел? - с надеждой предположил мистер Трапер.
     - Нет, - отвечала Долли.  - Я вижу, как там в глубине  поблескивают его
глаза.
     При этих словах миссис Корк встрепенулась, как при звуке трубы. Не в ее
привычках было тратить время на  разговоры,  когда  надо действовать. Сжимая
кочергу,  она  ринулась  в  темноту,  и  Юстэс Трампер,  лишь  на  мгновение
заколебавшись, шагнул следом.
     Не  успел он  переступить порог,  с  дрожью в  коленях, но  при этом  с
сознанием,  что  совершает самый мужественный поступок в  своей  жизни,  как
дверь сзади захлопнулась и в замке повернулся ключ.
     Почти в это же самое время Энн, добежав до террасы по пути в сад, резко
остановилась. Она заметила свет в кабинете миссис Корк.
     У миссис Корк был один или два пунктика, но главный, когда люди, выходя
из комнаты, не гасят за собой свет. Энн вспомнила, что последней выходила из
кабинета.  С  четверть часа  назад  миссис Корк  послала  ее за  экземпляром
"Женщины в  дебрях", отрывки из  которой намеревалась включить в лекцию. Это
означало, что именно она, Энн, позабыла щелкнуть выключателем.
     Придавленная  чувством   вины,   которое   испытывает  всякая  девушка,
оставившая свет в  пустой  комнате, она  шагнула  в стеклянную дверь,  чтобы
исправить свою оплошность, и обнаружила, что комната совсем не пуста. Первым
ее взору предстал самый ненавистный полузащитник Англии, Дж.  Дж. Миллер. Он
стоял спиной к Энн и подбадривал  кого-то, кто лежал на полу, скрытый от нее
столом.  Подойдя  ближе,   Энн   поняла,  что  ободряющие  слова  адресуются
обтянутому штанами громоздкому  заду. Он торчал из буфета. Любовь подсказала
Энн, что зад этот ей известен и принадлежит ее дяде Джорджу, шестому виконту
Аффенхемскому.
     - Что... - начала  она,  и Джеф  подпрыгнул,  как будто тренировался  в
прыжках в высоту с места. Тут  же со звуком, который инспектор Первис назвал
бы глухим ударом, глава семьи стукнулся затылком о буфетную полку.
     - Ой, привет, - сказал Джеф, который,  развернувшись  в  прыжке,  узнал
новоприбывшую. - Заходите. Вы как раз вовремя.
     Бывают минуты, когда здоровая, исполненная любопытства девушка не может
хранить обет молчания даже по  отношению  последним  отбросам общества, если
упомянутые отбросы могут снабдить ее волнующей информацией.
     - Что вы здесь делаете? - вскричала она.
     Джеф  был  краток  и  деловит.  Хорошие  новости можно выкладывать  без
подготовки.
     - Мы нашли их!
     Энн ахнула.
     - Бриллианты?
     - Да. Все позади, осталось только кричать ура.
     Лорд  Аффенхем  выполз  из  буфета,  как  цирковой слон, задом  наперед
вступающий на  арену. Одной рукой  он потирал затылок, другой сжимал большую
табачную банку.
     - Вот она. Только, дорогая, другой раз не заговаривай  так неожиданно в
такие минуты.
     Джеф не мог согласиться с этим мнением. Долгий, увлекательный разговор,
который только что произошел у них  с Энн, освежил его, как дождь - иссохшую
землю. Да,  от звука ее голоса шевелюра его  поседела, а сердце остановилось
навеки, и все равно он считал, пусть говорит внезапно, лишь бы говорила.
     - Ваш дядя вспомнил, что положил их в табачную банку.
     - Что?! - вскричала Энн.
     - Да, - сказал Джеф.
     - Да-а, - сказал лорд Аффенхем.
     Со стороны окна донесся сильный мужественный голос.
     - Руки! - сказал он.
     И мистер Моллой резво вошел в гостиную, неся перед собой пистолет.



     Следует   напомнить,   что  перед  этим,  последним  в  нашей   хронике
появлением, мистер Моллой был настроен отнюдь не радостно.  При знакомстве с
пистолетом,  который  теперь держал  развязно,  словно  официант  -  тарелку
жареной картошки, он заметно дрожал, как будто ненароком погладил скорпиона.
Никто не  заметил бы в нем  особенного задора. Наверное,  следует объяснить,
почему сейчас он вошел резво и заговорил сильным мужественным голосом.
     Эта разительная перемена произошла в нем стараниями жены. От глаз Долли
не  ускользнули  его колебания, и, едва  Шимп  вышел из комнаты, она  первым
делом налила Мыльному две рюмки бренди из бутылки, которую давно выпросила у
лорда Аффенхема и держала в ящике комода под теплыми панталонами.
     Бренди, как и портвейн, портит фигуру, но мистер Моллой, хоть  и следил
за своим весом, решил  на этот раз поступиться правилами. Он выпил  свои две
рюмки и преобразился. После второй он подкинул пистолет в воздух и поймал за
дуло. Еще одна, и он вышел бы из комнаты, балансируя пистолетом на носу.
     Соответственно, в дело он ринулся с  бесшабашной  бравадой.  Правда,  в
комнате  было  три  человека, а ему  обещали  лишь  одного.  Чем больше, тем
веселее, чувствовал он. Что  до нелепости слов "Руки!", он просто не  мог бы
сейчас подобрать никаких других.
     Его внезапное появление было встречено тишиной, но лорд Аффенхем не мог
долго сдерживать свое любопытство.
     - Руки? - переспросил он.
     - Руки вверх.
     - Зачем? - удивился  лорд  Аффенхем. -  Что  происходит? - спросил  он,
поворачиваясь к Джефу. - Этот малый, что, пьян?
     Мыльный прояснил положение.
     - Мне нужна табачная банка.
     Энн вскрикнула.
     - Нет! Не отдавай ему, милый!
     - Отдать ему банку?  - изумился  лорд Аффенхем.  -  Когда в  ней -  мои
бриллианты? Ну нет. Я не такой дурак.
     Мыльный, которого убедили, что он скажет "Руки!", а дальнейшее случится
само собой, опешил бы, если б не благотворное действие двух рюмок бренди. Он
отвечал все так же напористо:
     - Давайте сюда, или я проделаю в вас дырку.
     Лорд Аффенхем с  самого начала разговора смотрел на Мыльного немигающим
взглядом  и  наконец  вспомнил,  где  его  видел. Заодно  он  вспомнил,  что
собирался сказать этому человеку одну вещь.
     - Вы ведь муж миссис Моллой, да?
     Многие обиделись бы на подобное определение, но только не Мыльный.
     - Верно говоришь, брат.
     - Я так и подумал. Я заметил вас, когда прислуживал за столом. Не знаю,
известно ли вам, но у вас на макушке лысина.
     У мистера Моллоя отпала челюсть.
     - Не может быть!
     - Может.  Если  срочно  не  примете  меры,  станете  лысым,  как  яйцо.
Попробуйте "Скальпо". Отлично помогает.
     - Обязательно, - с жаром отвечал мистер Моллой. - Спасибо, что сказали.
     Он поднес руку к макушке  и  заметил, что держит пистолет. Это  вернуло
его к делу.
     - Ладно, к  чертям мои  волосы, - сказал он, краснея  при мысли, что бы
подумала его жена, увидев, как он отвлекся. - Давайте банку.
     Его назойливость докучала лорду Аффенхему, но тот отвечал терпеливо:
     - Я повторяю, в ней - мои бриллианты.
     - Думаю, они ему  и нужны,  - сказал  Джеф.  - Я  должен был  упомянуть
раньше, но этот человек - мошенник.
     - Мошенник. Вы хотите сказать, из этих гнусных гангстеров?
     - Что-то  в этом роде.  Вот  почему  я  просил вас  быть  осторожней  в
разговорах с миссис Моллой.
     - Эта милая маленькая дама тоже мошенница?
     - Боюсь, что да.
     - Лопни кочерыжка,  - сказал лорд Аффенхем  с болью разочарования.  - Я
должен это обдумать.
     - Банку  давай,  - сказал Мыльный, но  он  мог бы не утруждаться.  Лорд
Аффенхем впал в транс.
     Наступило молчание. Мыльный гадал, каких  действий  ждет  от него жена.
Энн укоризненно глядела на Джефа. Он стоял, подняв руки, и  такая покорность
неприятно ее удивила. Она не любила Джефа, но считала человеком отважным.
     - Вы не можете что-нибудь сделать? - спросила она.
     Прежде, чем Джеф успел ответить, лорд  Аффенхем  очнулся.  Видимо,  его
размышления принесли плоды.
     - Предоставьте это  мне, - весело сказал он.  - Я  сам управлюсь. -  Он
пошел  на  Мыльного,  пристально  глядя  ему  в  глаза.  -  Вы   не  сможете
прицелиться.  Вы  не  сможете  нажать  на крючок.  Вы  не  в  силах удержать
пистолет.
     Мыльный не понял.
     - Почему это? - удивился он.
     Лорд Аффенхем с явным разочарованием повернулся к Джефу.
     - Странно. Не получилось.  Я  слышал, как в пьесе  один  тип сказал так
другому, и тот,  выронив  пистолет, залился  слезами.  Может быть, я  сказал
что-то не так.
     - Вы все  сказали так, - утешил Джеф,  - но,  боюсь, одними словами  не
обойтись. Простите.
     Он резко упал  вперед и ударил  Мыльного головой под  колени.  Мыльный,
хоть и видел  движение  Джефа,  ожидал, что удар придется  гораздо  выше,  и
пошатнулся. Джеф  обхватил его руками  за ноги. Мыльный потерял равновесие и
упал. Грянул выстрел, и два сильных мужчины в обнимку покатились по ковру.
     При виде этого кровь у лорда Аффенхема всколыхнулась. Он вздрогнул, как
старый боевой  конь. Немало воды утекло с тех пор, как он вот так же катался
по ковру  -  в  1912  или  даже скорей в 1913, на балу в Ковент-гардене, где
поспорил с другим гостем - но былой бойцовский задор не погас.
     Единственное,  что  мешало  ему  ринуться в гущу сражения,  это  банка,
которую  он  попрежнему  держал  в руках.  Он  как  раз  гадал, как  от  нее
избавиться, когда уголком глаза приметил рядом женскую фигурку.
     - Подержи, дорогая, - сказал он, отдавая банку.
     Что  касается  намерений, это было вполне здраво. Нельзя  по-настоящему
участвовать в потасовке, если руки у  тебя заняты. Увы, он не всмотрелся как
следует в свою помощницу,  иначе непременно увидел бы, что это вовсе  не его
племянница Энн, но бывшая милая маленькая подружка, Долли Моллой.
     Она  вбежала в  гостиную  на звук выстрела.  Заперев  дверь подвала  за
миссис Корк и Юстэсом Трампером, Долли поспешила в гараж, завела двухместный
автомобиль миссис Корк и вывела  его  на дорогу. Здесь она собиралась  ждать
Мыльного, но пистолетный выстрел  изменил  ее планы. Инспектор Первис всегда
мчался на выстрелы в ночи; помчалась и Долли.
     В тот миг,  когда она показалась  в дверях, Мыльный  удачным  движением
ноги ослабил хватку противника и вскочил, однако Долли видела, что  дела его
плохи. Продажа акций  несуществующих  нефтяных скважин - занятие прибыльное,
но не способствующее  росту  мускулатуры; лишь  две  рюмки бренди да  паника
позволили  Мыльному  освободиться  от  более молодого и  спортивного  бойца.
Второй атаки ему было не выдержать.
     Так же  не вызывало сомнений,  что вторая атака вот-вот последует. Джеф
тоже стоял  на ногах  и явно примерялся, как бы  двинуть Мыльного в челюсть,
поэтому Долли  без колебаний пустила в ход весь  свой женский потенциал. Она
двумя руками подняла банку и со всей силы обрушила Джефу на голову.
     Банка эта была большая, увесистая, не банка даже,  а маленькая бочечка,
выточенная из камня и украшенная университетским гербом. Лорд Аффенхем купил
ее в  Кембридже  в первый год обучения; то, что она до сих пор не разбилась,
свидетельствовало о ее прочности.
     Со  своей  стороны,  Долли,  несмотря  на  хрупкое сложение, была  куда
сильней,  чем  могло  показаться.  Она обладала крепкими руками  и  отличной
сноровкой.  Одного  удара или хлопка, как выразился  бы  Эрнест  Пеннифадер,
хватило с избытком. Глаза у Джефа закатились, колени подогнулись, он осел на
пол.
     Энн с душераздирающем воплем кинулась вперед и упала на его останки.
     - Джеф! - вскричала она. - Ой, Джеф, милый!
     Все  это   может   показаться   странным,   учитывая   ее  неоднократно
высказываемую  неприязнь  к упомянутому молодому человеку -  скорее  от  нее
следовало  ожидать   возгласа  "Браво!"  или  взрыва  аплодисментов.  Однако
психологам  хорошо  известно,  что  в  критические  минуты  женские  чувства
подвержены  разительным  переменам.  Девушка может презирать  полузащитника,
нехорошо поступившего с ней на рододендроновой дорожке, но при виде  того же
полузащитника в луже крови после  удара  табачной банкой по голове, ее  гнев
сменяется жалостью, жалость - прощением, прощение - любовью.
     Правда, Джеф не так уж сильно истекал кровью, поскольку ему  всего лишь
ссадило кожу  гербом Аффенхемовской Альма Матер,  но довольно было  и этого.
Энн поняла, что любит его и будет любить всегда (если, конечно, он выживет),
и  что  Джеф  вовсе  не  отброс общества,  как  она  ошибочно  полагала, но,
напротив, цвет человечества.
     - Ой, Джеф, - шептала она.
     - Его зовут Уолтер, - поправил лорд Аффенхем. - Хотя нет,  черт возьми,
ты права. Того гляди, забуду собственное имя.
     Он  повернулся  и укоризненно  взглянул  на  Долли,  которая  поднимала
пистолет, выпавший в схватке из рук ее мужа.
     - Эй! - сказал лорд Аффенхем.
     Долли  не  могла уделить ему должного внимания.  Она  хлопотала  вокруг
Мыльного, который, прислонясь к двери, медленно приходил в себя.
     - Как ты, пупсик?
     - Сейчас отдышусь.
     - Вот и славно. Стекляшки добыл?
     - Они в банке.
     - Как в банке?
     - В банке, киска, которую ты держись в руках. Старый пень сказал.
     - Если "старый пень" относится ко мне, - оскорбился лорд Аффенхем, - то
я отвечу на это, грязный ты фесвитянин...
     Долли подняла руку.
     - Минуточку, папаша. -  Она снова повернулась  к Мыльному. -  Двигай  в
машину, пупсик,  и заводи  мотор. Надо слинять, пока Шимп  не очухался. Я за
тобой. Машина на дороге, отсюда сразу направо. Банку возьми с собой.
     - Ладно, солнышко, - покорно отвечал мистер Моллой, исчезая в двери.
     - Теперь, папаша, - быстро сказала миссис Моллой, - я слушаю. Чего вам?
     Лорд Аффенхем вытаращил глаза.
     - Чего  мне? Чего мне?  Понимаете  ли  вы,  что весь  мой  капитал,  до
последнего пенса - в банке, которую унес этот обормот, ваш муж?
     Долли задумчиво покусала пистолет. Она, похоже, искренне огорчилась.
     - Сурово выходит, - согласилась она.  -  Не хочется оставлять вас ни  с
чем, папаша. Ладно. Кинем вам двадцать пять.
     - Чего-чего?
     - Отстегнем двадцать пять процентов. Учтите, это только для вас, ни для
кого другого  я  бы этого не сделала, но вы - славный дед и своим портвейном
спасли меня от смерти. Ну как? Идет?
     Энн подняла голову. Лицо ее было искажено.
     - Мне кажется, он умер, - шепнула она.
     - Не думаю, - сказала Долли.
     На лице лорда Аффенхем проступило некоторое упрямство.
     - Не перебивай, дорогая. Мы говорим о деле. Двадцать пять процентов..?
     - И учтите, это  еще не  железно. Все  зависит  от того,  сумеем ли  мы
отвязаться от Шимпа.
     - Двадцать  пять  процентов?  Сознаете  ли вы, что все  состояние  моей
племянницы тоже в этой банке?
     - Вот как?
     - До   последнего   паршивого  пенса.   Их   доверили   мне   под   мою
ответственность.  Я  должен буду восполнить ее потерю.  Понимаете,  что  это
значит? Это значит, что мне придется жениться на миссис Корк.
     Встревоженное лицо Долли просветлело. Она с облегчением улыбнулась.
     - Что же вы сразу не сказали? Я и не знала, что  у  вас с Коркой все на
мази. Ладно,  раз вы решили  жениться на  миссис Корк, то  дело улажено.  Не
прогадаете. У нее этих денег, как грязи. Послушайте, папаша. Она  в погребе.
Вот ключ.  Идите туда и не выпускайте ее, пока она не скажет "Да" в замочную
скважину. Прощайте, мне пора. - И Долли исчезла.
     Лорд Аффенхем некоторое время стоял  без  движения,  неотрывно глядя на
ключ  в  своей ладони. Смутно, словно  сквозь  сон, до него доносился  голос
племянницы, говоривший,  что кто-то не умер, но лорд  Аффенхем не вникал. Он
собирал свою исполинскую силу воли для предстоящей страшной задачи.
     Внезапно  он  повернулся  и  шагнул в дверь, медленно,  но  решительно,
расправив плечи  и  выставив  подбородок,  словно  французский аристократ по
дороге на гильотину.
     В этот самый миг снаружи донесся рев отъезжающего автомобиля.
     Долли не потребовалось много времени, чтобы добежать до машины. Подобно
Миртл Шусмит и Энн Бенедик, она умела двигаться быстро.
     Покуда она  стремительно шла  через сад на тусклый свет  фар, в душе ее
разливалась тихая благодать. Она искренне жалела,  что  придется  забрать  у
славного старикана, лорда Кейкбреда, все его земное достояние; весть, что он
женится  на  миссис Корк  и  становится  обладателем  Корковских  миллионов,
рассеяла последнюю тень, и теперь Долли была вполне счастлива.
     Первое  подозрение, что не  все  к  лучшему  в этом  лучшем  из  миров,
закралось у нее, когда, подойдя к  тихо урчащей машине, она увидела рядом не
только своего мужа, но и ехидну Твиста.
     - Привет, - сказала она, немного опешив.
     Шимп Твист был в отличном расположении духа. Выстрел прозвучал для него
приятной неожиданностью; он  до  самого конца  не  верил, что Долли  сдержит
слово. В результате ее приветствовал потеплевший и почти дружелюбный Твист.
     - Молодцом, Долли. Чистая работа.
     Долли по-прежнему силилась приучить себя к мысли, что он здесь.
     - Что ты сделал с занудами?
     - Запер. А где Корка?
     Долли облегченно вздохнула. Она нашла выход. Выход всегда есть.
     - В подвале, - сказала она и тут же театрально вздрогнула. Она круглыми
от ужаса глазами смотрела Шимпу через плечо. - Черт! Вовсе не в подвале! Вон
она!
     - Где? - воскликнул Шимп, оборачиваясь.
     Разумеется,  маленький   пистолет   не  сравнится  с  табачной  банкой,
украшенной гербом Королевского  Кембриджского  колледжа. Если Джеф осел, как
мокрый носок, то Шимп лишь пошатнулся.
     Однако,  пошатнувшись,  трудно  сразу  восстановить  равновесие.  Долли
хватило секунды, чтобы затолкать мужа в машину, усесться самой и тронуться с
места. Автомобиль рванулся вперед, набирая скорость с каждым оборотом колес.
     Мистер Моллой был преисполнен восхищения.
     - Сегодня ты весь вечер попадаешь в точку, - с любовью заметил он.
     - Это только начни... - отвечала Долли.
     Она замолчала, внимательно глядя на дорогу, как и положено за рулем.



     В кабинете Джеф встал и оперся  на край стола. Приятно было ощущать под
рукой что-то  прочное. Это убеждало,  что он  не спит, а  Джеф сейчас  очень
нуждался в  таких ручательствах. Нельзя  получить тяжелой банкой по голове и
не ощущать в голове некоторого  тумана,  а Джефу казалось, что некоторые  из
его недавних ощущений вполне могут быть следствием умственного расстройства.
     Энн сидела на ручке кресла и  нежно смотрела на Джефа, словно мать - на
ребенка, выздоровевшего после трудной детской болезни.  Она тоже осознавала,
что случилось нечто необычайное, но одно знала твердо: вот человек, которого
она любит. Это тоже было странно, но не вызывало ни малейших сомнений.
     - Как вы? - спросила она.
     Джеф  провел  рукой по лбу. Издалека доносились  слабые  крики  пленных
зануд.
     - Ошарашен.
     - Не удивляюсь.
     - Это была самая большая неожиданность в моей жизни.
     - Когда миссис Моллой ударила вас банкой по голове?
     - Когда я вдруг понял, что  вы  меня целуете. Вы правда меня  целовали?
Или это был дивный сон?
     - Нет. Я вас целовала. Я думала, вы умерли.
     Джеф помолчал. Они приближались к сути дела. С этого мига ему надо было
очень внимательно следить за ее ответами.
     - Да? Думали, я  умер?  Что изменилось теперь, когда  вы  видите, что я
жив?
     - Ничего.
     - Вы не жалеете, что я уцелел?
     - Ничуть.
     Лоб Джефа все еще не вполне разгладился.
     - Не понимаю.
     - Что вас смущает?
     - Ну, - сказал Джеф и снова умолк. Наконец он понял, в чем затруднение.
- До последнего времени вы вели себя так, будто я вам не совсем нравлюсь.
     - Так и было.
     - А теперь...
     - Меня словно подменили, да?
     - Неужели я вам нравлюсь?
     - Очень.
     - Вы одумались?
     - Одумалась.
     И снова Джеф замолчал. От ее ответа на следующий вопрос зависело все.
     - Вы часом меня не... любите?
     - Люблю.
     - О, Господи!
     - Сама удивляюсь. Это нахлынуло на  меня,  когда  миссис Моллой ударила
вас банкой.
     Глаза  у  Джефа зажглись. В голове  по-прежнему  стоял звон, но и  душа
звенела от радости.
     - Да здравствует миссис Моллой! - вскричал он. - Я не всегда одобрял ее
привычку бить людей тяжелыми предметами  по  голове, но сейчас я кричу:  "Да
здравствует милая маленькая особа!"
     Окончательно разрешив сомнения, он привлек Энн к себе. Наступило долгое
молчание, нарушаемое лишь глухим ропотом зануд.
     - Что это за шум? - спросила Энн, поднимая голову.
     - Не знаю, - отвечал Джеф, снова привлекая ее к себе. - Какая разница?
     - Никакой. Просто любопытно.
     Джеф быстро поцеловал ее одиннадцать раз подряд.
     - Учтите, - сказал он, - я все равно в это не верю.
     - Пора бы уже.
     - Нет. Я и  на секунду  не обманулся.  Я  точно знаю,  что скоро  снова
проснусь  в  Ледниковом  периоде  и  услышу  от  тебя  "Да?".  Ты   даже  не
представляешь, что это такое.
     Энн вскрикнула.
     - Бедный мой ангел! Я была очень гадкая?
     - Я еще до конца не оттаял.
     - Прости. Я не знала своей силы. И все-таки ты это заслужил.
     - Если ты будем обращать меня в лед всякий раз, как я этого заслужу, то
меня ждет мрачная жизнь.
     - Больше не  буду. Чтобы ты ни сделал,  я скажу  себе: "Это всего  лишь
старый болван Джеф. Он ничего не может с собой поделать, но у него есть свои
хорошие стороны, и я его люблю".
     - Не знаю, сознаешь ли ты, что легко могла меня потерять.
     - Ты бы развернулся и полюбил другую?
     - Конечно, нет. Как я мог полюбить другую после того, как  увидел тебя?
Я хочу сказать, что еще  немного твоего  холода, и я стал бы как тот малый в
"Эксцельсиор". Впрочем, куда тебе. Ты не слыхала про "Эксцельсиор".
     - Слыхала.
     - Удивительная  вещь,  это твое домашнее образование. Прямо как  память
твоего дяди - иногда сработает.
     - На этот раз сработала, - горько сказала Энн.
     - Да. Кстати, что с ним случилось?
     - Не знаю. Он ушел. Но почему бы ты стал как тот малый в "Эксцельсиор"?
Ты бы начал бродить со знаменем?
     - Я бы пропал в  пурге. На следующее утро сенбернары нашли бы  меня под
снегом. Я бы лежал, безжизненный и прекрасный.
     - Ну уж прекрасный!
     - Ты так считаешь?
     - Определенно. И слава Богу.
     - Что  ж,  может  быть, ты права. Хотя ты видишь меня не в лучшем виде.
Мужчина, которого прихлопнули,  как  муху, теряет часть привлекательности. И
все же я тебя понял. Простое, честное лицо и ничего боле.
     - Правильно.
     - Бедные девушки. Мечтают о Прекрасном принце, а получают кого-то вроде
меня.
     - Я не жалею.
     - Ничуть?
     - Ничуть.
     - Энн, мой ангел, - сказал Джеф с чувством. - Если  бы  ты знала, какой
ты ангел, ты бы не поверила.
     Объятие, последовавшее за  этими словами, одобрил бы сам лорд Аффенхем.
Наконец Энн высвободилась из рук  Джефа.  Вид у нее был немного  задумчивый.
Она вздохнула.
     - Знаешь, - сказала она, - жизнь сурова.
     Джеф не мог с этим согласиться.
     - Ничуть. Не  желаю ничего слышать против  жизни. Она прекрасна.  О чем
ты?
     - Моллои уехали с нашими бриллиантами.
     - Ну и что?
     - Ты не расстроен?
     Джеф взглянул озадаченно.
     - Не понимаю. Ты сказала, что любишь меня?
     - Да, припоминаю что-то такое.
     - И выйдешь за меня замуж?
     - Да.
     - И ты думаешь, что я буду убиваться из-за каких-то бриллиантов?
     - Я просто сказала, что жаль. Разве ты не предпочел бы жену с приданым?
     - Ты знаешь, что такое приданое?
     - Конечно.
     - Удивительно. Домашние уроки истории, классической литературы...
     - Так предпочел бы?
     - Жену с  приданым? Конечно,  нет. Что деньги? Не будь  у нее ни гроша,
честная, милая английская девушка достойна  составить  пару  знатнейшему  из
людей страны.
     - Счет в  банке не помешает английской девушке быть  такой же честной и
милой. При  всей  любви  к дяде Джорджу я бы с радостью огрела его банкой по
голове.
     - Милости прошу. Вот и он. Уверен, у него отыщется еще банка.
     Лорд  Аффенхем  всегда ступал  тяжело,  и  глаза  у  него  нередко были
стеклянные,  но  сейчас  Джефу  показалось,  что  походка  его  еще  тяжелее
обычного, а глаза - еще стекляннее.  В целом (если не считать того, что лицо
его было покрыто угольной пылью, не вполне уместной  на траурной церемонии),
он выглядел так, словно только что похоронил лучшего друга.
     Энн, как любая женщина, заметила прежде всего телесный изъян.
     - Милый, что ты сделал со своим лицом? - вскричала она.
     Взгляд лорда Аффенхема из стеклянного стал горящим. Было  ясно, что его
гнетут какие-то тягостные воспоминания.
     - Это не я, а подлая тварь Трампер. Он кидался в меня углем.
     - Углем? - удивилась Энн.
     - Углем очень удобно кидаться, - заверил Джеф. -  Вообще полезная вещь.
А за что? Или он не объяснил?
     - Ему не понравилось, что я целую миссис Корк.
     Весь вечер Энн не  покидало ощущение, что она спит и видит  сон; сейчас
оно еще усилилось.
     - Ты поцеловал миссис Корк? Зачем?
     - Я хотел, чтобы она вышла за меня замуж.
     - И  естественно, -  объяснил  Джеф, - твой  дядя  ее поцеловал.  Когда
хочешь на  комто жениться, поцелуй - первое  дело. Взять  хоть нас с  тобой.
Если  б  ты  меня  не  поцеловала,  я,  может  быть,  и не  сделал  бы  тебе
предложения. Я был на перепутье.
     Энн строго взглянула на него.
     - Не знаю, сознаете ли вы,  Дж.  Дж.  Миллер,  - сказала она, - что вам
грозит серьезная опасность снова услышать от меня "Да?".
     - Ты  уже попробовала и  видишь,  что  вышло.  Я совсем  не  то  жалкое
существо,  которое  сжималось  под  твоим  взглядом  сегодня вечером. Ты  не
представляешь,  как  смелеет  человек,  узнав,  что  ты  его  любишь.  -  Он
повернулся к лорду Аффенхему. - Не обращайте внимания. Любовная воркотня. Мы
помолвлены.
     - Лопни кочерыжка. Неужели?
     - Да. Она одумалась. Миссис Корк, насколько я могу  заключить по вашему
виду, нет. Что случилось? Не смогли ее уломать?
     - Все пошло не так. Я открыл дверь, она вышла, я ее поцеловал.
     - Вам  не  пришло  в  голову  сказать, что  вы  и  есть  пропавший лорд
Аффенхем?
     - Нет. А что?
     - Она могла удивиться, что ее целует дворецкий.
     - Об  этом  я  не подумал. -  Лорд  Аффенхем  понимающе  кивнул. - Вот,
наверное, почему она решила, что я пьян, и велела пойти проспаться.
     - Наверное, поэтому.
     - Да это  и неважно, потому что она  выходит за  Трампера. Оттого он  и
кидался в меня  углем.  Кончилось  тем, что она меня  уволила.  Сказала,  ей
плевать, что  там  в договоре, и если лорд Аффенхем подаст на нее в суд, она
обратится в Палату Лордов. Впрочем, вряд  ли я стану с ней судиться. Было бы
из-за чего.
     Энн,  которая   столкнулась  с  обычной  трудностью,  подстерегавшей  в
диалогах Аффенхем-Миллер,  воспользовалась  короткой  паузой, чтобы вставить
слово.
     - Бедная  Энн!  - сказала она. -  Бедное  маленькое дитя. Что ждет  эту
милую девушку с чокнутым мужем и полоумным дядей. Джеф?
     - Да, моя радость?
     - Поскольку  ты  кажешься  мне  чуть  более  нормальным,  чем  дядя, не
объяснишь ли ты, что здесь происходит?
     - Объясню. Ты видишь перед собой, - начал Джеф, - белейшего  человека в
мире. Нет. В данных обстоятельствах  это  не подходит. Я хотел сказать,  что
твой дядя - герой. Он собирался  жениться на миссис Корк, чтобы вернуть тебе
утраченное состояние.
     - Дядя Джо-ордж! - вскричала Энн, совершенно сраженная.
     - Все в  порядке, дорогая, - сказал лорд Аффенхем.  - Ничего другого не
оставалось. Noblesse oblige, понимаешь, noblesse oblige.
     Он так явно любовался собой, что Джеф пожалел о своих словах. Как часто
искренняя хвала неоправданно кружит голову!
     Он поспешил внести коррективы.
     - Хорошо вам стоять  тут,  как  Сидни Картон, - холодно  сказал  он.  -
Самопожертвования не потребовалось бы, будь у вас хоть унцией больше мозгов,
чем на бильярдный шар.
     - Выбирайте слова, Джеф,  - обиделся лорд Аффенхем, и Энн, по-видимому,
согласилась.
     - Этот  Миллер,  - сказала она, -  невесть  что о себе думает.  Наглый,
заносчивый тип, каких я на дух не выношу.
     Джеф стоял на своем.
     - Я сказал на бильярдный шар, и  не отступлю от своих слов. Почему этот
болван не положил бриллианты в банк?
     - Ты назвал моего дядю болваном?
     - Да.
     - Наверное, пора было кому-то это сказать, - промолвила Энн. - Впрочем,
ты же знаешь, он не доверяет банкам.
     - Ну, конечно.
     - А если человек  не доверяет банкам,  он естественно не  хочет,  чтобы
банку достались его бриллианты.
     - Не понимаю, чем в банке хуже, чем у Моллоев.
     - Согласна.
     Лорд  Аффенхем  не  участвовал  в  разговоре.  Заявив  протест,  он  по
обыкновению  ушел  в  себя.  Подрагивание  бровей  показывало, что мозг  его
трудится. Теперь он вынырнул из забытья с громким "Лопни кочерыжка!"
     - Минуточку, - вскричал он. - Сейчас, сейчас. Джеф!
     - Милорд?
     - Продолжайте, пожалуйста, говорить "в банке".
     - "В банке"?
     - Он просит говорить "в банке", - объяснила Энн.
     - Да? Хорошо. В  банке...  в банке... в банке...  Долго  еще? - спросил
Джеф.
     - Вот  что  я  вам  скажу,  -  объявил  лорд  Аффенхем.  -  Я  серьезно
сомневаюсь, что положил  бриллианты  в  табачную банку. И все  же  слова  "в
банке" очень  важны.  Как и слово "пруд". А пока не говорите со мной. Я хочу
подумать.
     Он впал в прострацию, и Джеф повернулся к Энн.
     - Я люблю тебя, - сказал он.
     - Это хорошо, - отвечала Энн.
     - И буду любить всю жизнь.
     - Лучше и лучше.
     - Ты знаешь, что муравьи бегают быстрее в жаркую погоду?
     - Быстрее кого?
     - Быстрее других муравьев в холодную, вероятно.
     - Ты не обманываешь?
     - Нет.
     - Это правда?
     - Чистая правда. И я люблю тебя.
     Лорд  Аффенхем  тяжело поднялся с кресла.  Все  его лицо - брови,  нос,
глаза, подбородок и  верхняя губа -  лучилось довольством. Даже  уши  слегка
подрагивали от восторга.
     - Я знал, что  вспомню, -  сказал он.  -  Я никогда  ничего не  забываю
начисто. Надо было только дать мне время. Бриллианты целы. Они - в банке.
     - Правда? - вскричал Джеф.
     - В каком банке? - воскликнула Энн.
     - Не в каком, а в какой. В лодочной банке, - сказал лорд Аффенхем. - Не
знаю, известно ли вам,  но скамейка в лодке зовется банкой. Я  отчетливо все
помню. Был чудесный весенний день. Я гулял по берегу и просто из любопытства
заглянул в лодку.  Под  банкой  оказалось что-то вроде ящика.  Я  сходил  за
бриллиантами и спрятал их там.
     Он вышел в стеклянную дверь. Энн с надеждой взглянула на Джефа.
     - Думаешь, они там?
     - Конечно, нет.
     - Ты - пессимист.
     - Я просто  смотрю  на вещи здраво, - сказал он. - Ни за что не поверю,
что  твой  дядя спрятал  бриллианты  в  таком  простом,  надежном  месте как
лодочная банка.  Нет, это его очередной фальстарт. Нам  надо тихо и спокойно
подумать о будущем, забыв про всякие бриллианты.
     - Мое приданое!
     - Брось.
     - Я хочу принести тебе приданое.
     - Я  сказал,  что мне  не  надо  твоего  приданого.  Неужели  Миллер из
Холси-корта не сможет прожить с женой без ее денег? В  скоромном довольстве,
учти,  не  в роскоши.  По  началу, конечно,  придется  экономить. Ты  будешь
готовить, я - мыть посуду. Нет, черт возьми, не буду. Посуду будет мыть твой
дядя. Разумеется, он поселится с нами, так что пусть отрабатывает свой хлеб.
Что толку иметь в доме опытного  дворецкого, если не можешь приставить его к
делу? Значит, договорились.  Ты будешь готовить,  твой дядя -  мыть  посуду,
прислуживать  за  столом,  отвечать  на  дверные  звонки,  исполнять  мелкие
поручения, чистить серебро...
     - Какое серебро?
     - У  меня есть  маленький кубок.  Я  выиграл его  в школе  в забеге  на
четверть мили.
     - А ты?
     - Я буду лежать на диване с трубочкой и приглядывать за всем.
     - Вот как?
     - И, разумеется, вносить неповторимый Миллеровский штрих.
     Снаружи послышалась тяжелая поступь.
     - Ну вот, - сказал лорд Аффенхем. - Я же вам говорил.
     Небрежным  жестом  он, словно гейзер, принялся рассыпать бриллианты  по
столу.



     Долли Моллой остановила машину.
     - А теперь, пупсик, давай на них поглядим.
     Она подкрашивала губы, поэтому не сразу заметила зловещую тишину. Долли
быстро  повернулась,  и расстроенное  выражение  любимых  глаз  поведало  ей
скорбную повесть. Она шумно выдохнула.
     - Их там нет?
     - Нет, киска.
     В такие минуты и проявляется подлинное величие женщины. Мгновение Долли
сидела, словно  раздавленная  пятой  рока.  Потом  минутная слабость прошла.
Долли вновь стала собой. Она  поцеловала  Мыльного - нежно, звучно, так  что
эхо прокатилось по темным полям.
     - Не горюй, пупсик, - сказала она. - Хрен с ними.  Главное,  у нас есть
мы.
     Мистер Моллой не мог не откликнуться  на такие слова. По природе он был
оптимист. Только оптимист может торговать фальшивыми акциями.
     - Верно, -  вскричал он, распускаясь, как  политый цветок, -  и Коркина
тысяча фунтов.
     - И еще я прибила  Шимпа, - сказала Долли, перечисляя свои удачи.  - На
круг выходит не так и мало. Да, в целом все обернулось очень даже неплохо.
     Она  выжала  сцепление,  и  машина вновь двинулась сквозь  тьму.  Долли
рулила молча. Она думала, как сильно любит Мыльного, и гадала, успеют ли они
продать машину где-нибудь по дороге, пока Корка не подняла на ноги полицию.




     Хенгист и Хорса - саксонские предводители, которые вторглись в Британию
во  второй  половине  пятого века нашей  эры,  о  чем  рассказано в "Истории
бриттов" Гальфрида Монмутского.

     Нокс,   Джон   -   1514-1572,    шотландский    священник,   основатель
пресвитерианской церкви.  Проповедовал строгие моральные принципы, которым и
сам следовал на протяжении всей жизни.

     спартанская лисица  -  по  легенде  спартанский  мальчик украл лисенка,
спрятал под  одеждой и, хотя лисенок грыз  ему грудь,  ничем себя не  выдал,
покуда не рухнул замертво.

     Дикс,   Доротея   Линда   (1802-1887)   -   американская   общественная
деятельница. Среди прочего выступала за гуманное отношение к заключенным.

     от пальм  до пиний - строка из  стихотворения Р.  Киплинга. Речь в  ней
идет о Британской империи.

     Сэр Уолтер Рэли (1554?-1618) - английский  мореплаватель, поэт, фаворит
королевы Елизаветы I.  Когда карета королевы остановилась возле лужи, никому
не  известный  тогда  Уолтер  Релей  бросил  ей  под  ноги свой  (по  слухам
единственный) плащ. С этого и началось его возвышение.

     Гутзон  Борглум  (1867-1941)  -  американский  скульптор,   возродивший
древнеегипетский  обычай   высекать  на  склонах  гор  исполинские  портреты
политических  деятелей.  Самая  знаменитая  его  работа   -  головы  четырех
президентов США на горе Рашмор в Южной Дакоте.

     Как  часто  редкий перл...  Томас  Грей  "Сельское  кладбище",  перевод
В.А.Жуковского.

     Супралапсарианизм - учение одной из  ветвей  кальвинизма,  возникшее  в
Голландии  в  шестнадцатом  веке.   Включает   в  себя  безусловную  веру  в
предопределение и крайнюю нетерпимость по  отношению  к  католикам, иудеям и
другим направлениям протестантизма.

     На Петров  день.... - В.Шекспир,  "Ромео и Джульетта" акт третий, сцена
первая. Госпожа Капулетти и кормилица разговаривают  о  том,  что  Джульетта
совсем  взрослая.  "А  четырнадцать ей минет  на  Петров  день,  я вам верно
говорю".

     вооружен  я  доблестью  так  крепко  -  В.Шекспир,  "Юлий  Цезарь", 4,3
(перевод Мих. Зенкевича).  В  оригинале Брут  обращается  к Кассию: "Мне  не
страшны твои угрозы, Кассий... и далее как у Джефа.

     словно юноша  со знаменем  - имеется в виду одно  из самых известных (и
наиболее часто пародируемых) стихотворений Лонгфелло - "Excelsior!" (русский
перевод  А.Майкова)  -  о  юноше  со  знаменем, на  котором  было  начертано
excelsior!  -  выше. Юноша  поднялся  на  вершину  Альп;  на  следующий день
монах-бернардинец нашел его замерзшим  в  сугробе, однако с небес продолжало
звучать: excelsior!

     Хивеяне и иевусеи -хананейские племена, упоминаемые в Библии.

     Роудин - частная женская школа в Англии.

     Кегни, Джеймс (1899-1986) - американский актер, игравший гангстеров.

     не  стреляйте,  пока не различите белки  их  глаз - эту фразу  произнес
Уильям  Прескотт,  полковник  американских  ополченцев,  перед  сражением  с
англичанами во время Войны за Независимость.

     Господь  на   небесах,  и  все-то  в   мире  ладно,  -   этими  словами
заканчивается песенка Пиппы в поэме Роберта  Браунинга (1812-1889) "Проходит
Пиппа".

     Горше  слов  не  выведет  перо,  чем эти:  так  могло  бы  статься... -
последние строки из стихотворения Джона Уитьера "Мод Маллер".

     Боадицея (Боудикка) - (ум. ок. 60) королева бриттов, сражавшаяся против
римских завоевателей.

     Эмили Пост (1872-1960), американская журналистка, автор книги, газетных
рубрик и радиопередач о правилах хорошего тона.

     Выйди в сад вечерний, Мод - строчка из поэмы Альфреда Теннисона "Мод".

     Утро сентябрьское зябкой порой... С большой неохотой вступили туда, где
речки прозрачная плещет вода - строки  из  героической  поэмы  американского
поэта Джона Уитьера "Барбара Фритчи".

     Уинчелл, Уолтер  (1897-1972)  популярный  американский журналист. Вел в
газетах и на радио раздел светской хроники.

     Томас  Бекет  (ок. 1118-1170)  -  английский  святой  (празднование  29
декабря). Канцлер Англии (1155-62) и архиепископ Кентерберийский (1162-70) в
правление  короля  Генриха  II.  Был  убит  в  соборе   по  приказу  короля,
воскликнувшего в присутствии своих  рыцарей:  "Неужели никто не избавит меня
от этого неуемного попа!"

     Сидни Картон - герой "Повести о двух городах"  Ч. Диккенса, добровольно
пошедший за другого на гильотину.



Last-modified: Sun, 17 Aug 2003 06:15:57 GMT

Оцените этот текст: