т другому жулику, а тот торгует. Понятно, почему Уилту позарез надо было от нас уйти. Как-то сигналы на двадцать минут прервались. Наверное, тогда он и избавился от своего груза. Старший офицер поневоле согласился с этими выводами. -- Пусть так. И тогда выходит, что я прав: устроите обыск -- окажетесь по уши в дерьме. Ну, вы-то ладно, но ведь и я тоже. Так что про обыск и думать забудьте. Придумайте что-нибудь половчее. Роджер вернулся к себе и отвел душу на сержанте Ранке. -- Развели, понимаешь, канитель! Как мы вообще при такой постановке дела ухитряемся хоть кого-то ловить? А вы за эти чертовы передатчики должны были расписаться! -- Я расписывался. Иначе бы мне их и не выдали. -- "Расписывался"! Вы соображаете, что написали? "Получено с разрешения старшего офицера Уилкинсона для скрытого наблюдения". Вот Уилкинсон обрадовался, когда узнал. Подвели вы меня под монастырь. -- А разве не так? Я думал, он вам разрешил... -- Не тем местом думали. Мы затеяли операцию ночью, а Уилкинсон уже в пять был дома Придется передатчики снимать. И займетесь этим вы. Приструнив сержанта -- теперь он будет маяться до самого вечера, -- Роджер встал, подошел к окну и задумался. Что дальше? Если бы удалось выбить ордер на обыск... Вдруг его внимание привлекла машину внизу. До ужаса знакомая машина. Ба, да это же "эскорт" Уилтов! Здесь, у полицейского участка? Что за чертовщина? В кабинете Флинта Ева с трудом сдерживала слезы. -- Я не знала, к кому обратиться. И в Гуманитехе была, и в тюрьму звонила, и к миссис Брейнтри заезжала -- Генри обычно заглядывает с ним, когда... в общем, когда хочет развеяться. Все перебрала, и нигде его нет, даже в больнице. Я знаю, вы его недолюбливаете, но вы как-никак полицейский и вам уже случалось... помогать нам. Вы так хорошо знаете Генри, -- Ева смотрела на Флинта жалобными глазами. Но инспектора ее взгляды не разжалобили. "Вы хорошо знаете Генри". Тьфу ты! Да, Флинт давно пытался раскусить прохвоста, но даже в те минуты, когда он сам не мог надивиться своей смекалке, инспектор не рискнул бы утверждать, что хоть немного постиг до жути непредсказуемую натуру Уилта С какой стороны ни зайди, все в нем непонятно. Взять хотя бы супружницу. Кем же это надо быть, чтобы жениться на Еве? Об их семейной жизни Флинт подумать не мог без содрогания. И вот эта бабища заявляется к нему в кабинет и, развалившись на стуле, объявляет, что "он знает Генри", да так, будто комплимент отвешивает. Ни стыда ни совести. -- Он прежде никогда надолго не пропадал? -- спросил Флинт, а про себя решил, что он на месте Уилта пропал бы с концами еще до свадьбы. -- Никогда. Поэтому я так и переживаю. Вы, конечно, считаете его... чудным, но, честное слово, он хороший семьянин. -- Не сомневаюсь, -- как мог, утешил ее Флинт. -- А у него часом не амнезия, как по-вашему? -- Амнезия? -- Ну, потеря памяти. На нервной почве бывает. У него в последнее время случались серьезные неприятности? Мог он сойти с катушек... то есть перенервничать? -- Да вроде ничего особенного, -- Ева не хотела рассказывать о докторе Корее и ее злосчастном возбудителе. -- Разве что на дочек иногда сердился. И еще недавно в Гуманитехе случилось несчастье, девушка умерла Генри так расстроился. Он дает уроки в тюрьме, -- Ева запнулась. Теперь она вспомнила, "что тревожит ее больше всего -- Вечерами он занимался с одним злодеем, Маккалемом. По понедельникам и пятницам. То есть это он мне так говорил. А сегодня звоню в тюрьму, и оказывается, ничего подобного -- Что -- ничего подобного? -- Нет у него в пятницу уроков, -- при мысли, что Генри, ее Генри, обманывал ее, на глазах у Евы появились слезы. -- Но по пятницам он уходил из дома и говорил, что идет в тюрьму, так? Ева безмолвно кивнула. На какое-то мгновение Флинт почти проникся к ней жалостью. Не первой молодости толстуха, четыре дочки-паскудницы, дома так колбасят, что хоть караул кричи. Неужто она не догадывалась, что за фрукт ее муженек? Ну и дуреха. Что ж, пора открыть ей глаза. -- Послушайте, миссис Уилт, мне очень нелегко вам это... К удивлению Флинта, Ева поняла его с полуслова: -- Я знаю, что вы скажете. Но это неправда Если он кого-то завел, то зачем ему было оставлять машину возле дома миссис Уиллоуби? -- Возле дома миссис Уиллоуби? Кто такая миссис Уиллоуби? -- Соседка из дома шестьдесят пять. Утром машина стояла там. Я пошла и забрала. Для чего это ему, скажите на милость? Флинт чуть было не выпалил, что на месте Уилта он бы тоже бросил машину где попало и задал стрекача. Но тут ему пришла одна мысль. -- Я сейчас вернусь, -- сказал он и покинул кабинет. В коридоре Флинт призадумался. К кому лучше обратиться? О Роджере и речи быть не может. А, вот кого можно расспросить: сержанта Ранка. И поручить это Йейтсу. Флинт заглянул в просторную комнату, где за пишущей машинкой сидел Йейтс. -- Хочу, Йейтс, дать тебе поручение. Потолкуй со своим приятелем Ранком и узнай, где они вчера гонялись за Уилтом. У меня в кабинете его жена. Да не показывай виду, что это интересует меня. Спроси как бы между прочим. Йейтс ушел, а Флинт, присев на край стола, остался дожидаться. Через пять минут сержант вернулся и сообщил: -- Фигня какая-то. Они преследовали Уилта до авиабазы в Бэконхите. Вели радионаблюдение. Через полтора часа Уилт выезжает с базы, гонит как ненормальный. Ранк думает, что он почуял наблюдение, так улепетывал. В общем, он от них ушел, а потом они нашли машину у соседского дома. А в доме какой-то долбанный волкодав. Увидел Роджера и чуть дверь не вышиб. Вот такая история. Флинт с замиранием сердца выслушал рассказ и невозмутимо кивнул. Дело сделано. Дурак Роджер остался в дураках. Пока он старался наступить на хвост Уилту, Флинт успел обломать Быка, Клайва Суоннела и ублюдка Лингдона, получил показания, засвидетельствованные их подписями. Теперь можно кончать игру. А стоит ли? Чем крепче Роджер завязнет, тем труднее ему будет выкарабкаться. И не только Роджеру, но и Уилту. Ведь все беды Флинта из-за нега Значит, Флинту сам Бог велел устроить ему вместе с Роджером веселую жизнь. К тому же Флинту еще предстоит с помощью Лингдона доводить дело о конца. Работа напряженная, не грех и поразвлечься на досуге. А сегодня развлечение само пожаловало: миссис Ева Уилт. Остается натравить ее на Роджера, но так, чтобы себя не выдать. Дело тонкое. Надо сперва прощупать почву. Флинт нашел телефон авиабазы и позвонил. -- Говорит инспектор Роджер, -- представился Флинт. Он нарочно мямлил, чтобы имя звучало как можно неразборчивее не то "рожа", не то "дрожжи". -- Я звоню из полицейского участка Ипфорда по поводу мистера Уилта. Мистер Генри Уилт, проживает в Ипфорде на Оукхерст-авеню, дом сорок пять. Он, кажется, к вам вчера вечером заезжал. На базе пообещали проверить. Проверяли довольно долго. Потом трубку взял другой американец. -- Вы спрашиваете про Уилта? -- Совершенно верно. -- Из полиции, значит? -- Да, -- Флинт с любопытством отметил, что собеседник, судя по голосу, ему не верит. -- Скажите, кто говорит, и оставьте ваш номер. Я перезвоню, -- предложил американец. Флинт без дальнейших объяснений положил трубку. Он узнал все, что хотел. А оставлять американцам свои координаты -- черта лысого. Вернувшись в кабинет, Флинт сел в кресло и лицемерно вздохнул. -- Боюсь, миссис Уилт, что мое сообщение вас не обрадует. Ева действительно не обрадовалась. Из участка она вышла бледная от ярости. Мало того, что Генри ей соврал; оказывается, он врет уже давно! А она и знать ничего не знает? Оставшись один, Флинт уставился на карту Ипфорда, висевшую на стене. Инспектор не верил своей удаче Ага, Генри Уилт, мистер Пройдоха Уилт! Теперь ты за все заплатишь. Небось, где-то здесь, в Ипфорде скрывается. Спутался с какой-нибудь богатенькой фифочкой и затаился у нее дома. Да нет, вряд ли. Ведь его разыскивает жена. Неудивительно, что баламут бросил машину черт знает где. Если у него есть голова на плечах, он уже смылся из города. Иначе эта стерва его прикончит. Флинт улыбнулся. Вот будет романтическая месть! -- Сил моих больше нет, -- жаловался мистер Геймер. -- Я бы с превеликим удовольствием согласился, глазом бы не моргнул. Но что, если они узнают? -- Не узнают, -- убеждал Роджер. -- Честное слово, не узнают. Вы и сами не заметите. Мистер Геймер хмуро оглядел ресторан. Обычно на обед он довольствовался бутербродами и чашкой кофе. а сегодня -- цыплята под пряным соусом, вино. Как бы с непривычки желудок не расстроился. Ладно уж, все равно угощает инспектор, а по дороге к себе в магазин можно заскочить в аптеку. -- Дело не только во мне, -- продолжал мистер Геймер. -- Знали бы вы, как за этот год измучилась жена. Вы просто не поверите. -- Отчего же не поверю, -- возразил Роджер. -- Если миссис Геймер целый год терпела такие же напасти, какие преследовали инспектора эти четыре дня, то у нее поистине железные нервы. -- А уж когда начинаются каникулы, прямо хоть волком вой. Эти засранки... Я обычно не ругаюсь, но иногда до того доведут, что не могу сдержаться... Вы себе не представляете, какие мерзавки. Геймер помолчал, потом, пристально глядя инспектору в глаза, шепнул: -- Не сегодня-завтра они кого-нибудь угробят. Я во вторник чудом уцелел. Если бы не ботинки на резиновой подошве, мне бы хана Девчонки утащили у меня из сада статую, а когда я за ней пошел... Роджер участливо выслушал историю про статую и заметил: -- Уголовщина Надо было сразу заявить в полицию. Да и сейчас еще не поздно подать жалобу... -- Думаете, мне жить надоело? Если бы после этого всю семейку прямиком отправили в тюрьму -- тогда другое дело. Но ведь так не бывает. Вернутся домой из суда и... Нет, подумать страшно. Есть у нас сосед, мистер Биркеншоу, член муниципалитета. Как же они над ним, бедолагой, измывались! Написали его имя на презервативе -- да так. чтоб сразу в глаза бросалось, -- надули, чем-то обернули, получился настоящий мужской член. И полетел этот член по всей улице. А чертовки наклепали на мистера Биркеншоу, что он, мол, щеголял перед ними без штанов. Ох, и нелегко ему было отмыться от этого вранья. Знаете, где он сейчас? В больнице. Нет, с ними связываться -- себе дороже. -- Я вас понимаю. Но Уилты ничего не узнают. Только бы вы согласились... -- А все эта мымра, их мать, -- вино и явное сочувствие инспектора побуждали мистера Геймера излить душу. -- Так их и воспитывает, чтоб вели себя как мальчишки, чтоб техникой интересовались. Они, видите ли, будут изобретательницами, прямо гениями. Ну, положим, с газонокосилкой Диккенса они действительно учудили такое, что только гениям и под силу. И ведь газонокосилка-то совсем новенькая! Чего уж они там намудрили, точно не скажу. Кажется, зарядили газом под завязку и поставили зубчатое колесо с другим передаточным числом. В общем, косилка лязгала как ненормальная. А у Диккенса и без того здоровье вроде пошаливает. Включил он эту адскую машинку, а она вырвалась, шасть с лужайки -- и уже в гостиной подстригает новый ковер. Помнится, и пианино повредила. Диккенсы с ней сами не справились, пришлось вызывать пожарных. -- Что же они не подали в суд на родителей? -- спросил Роджер, проникаясь к близняшкам невольным восхищением. Мистер Геймер вздохнул. -- Вы не понимаете. Чтобы понять, надо пожить с Уилтами бок о бок. Думаете, они признаются? Как же, дожидайтесь. А кто поверит старику Диккенсу, что четыре пигалицы сумели заменить зубчатое колесо на ведущем валу? Я еще вылью, не возражаете? Роджер налил ему вина. По всему видно, что такая жизнь доконала мистера Геймера -- Ну хорошо, -- настаивал Роджер. -- А если обставить дело так, будто вы не в курсе? К примеру, приходит газовщик проверить газовый счетчик... -- Ах, да, с газом тоже была история, -- исступленно клокотал Геймер. -- Представляете, счет: четыреста пятьдесят фунтов за летний квартал! Черт-те что! Не верите? Я тоже сперва не поверил. Уж мы и счетчик меняли, и проверяли -- все без толку. Ума не приложу, как они это спроворили. Наверно, когда мы уезжали отдыхать. Мне бы только узнать, как им это удалось. -- Послушайте. Позвольте моим сотрудникам установить аппаратуру -- и у вас будет прекрасная возможность избавиться от Уилтов навсегда. Слово даю. Навсегда Мистер Геймер заглянул в бокал и задумался. Предложение заманчивое. -- Навсегда, говорите? -- Навсегда. -- Договорились. Некоторое время спустя сержант Ранк, чувствуя себя неловко в форме газовщика, лез на чердак дома No 45, а миссис Геймер жалобно вопрошала, что там еще за неполадки с дымоходом: его же облицовывали, когда в доме провели центральное отопление. На чердаке Ранк кое-как просунул микрофоны в зазор между кирпичами, так что они оказались в аккурат над спальней Уилтов, за изоляционным покрытием. Теперь можно будет услышать все, о чем говорят в доме No 45 по Оукхерст-авеню. 19 -- Дельце, похоже, кислое, -- рассказывал капрал -- Майор Глаусхоф приказал отогнать машину к дому этого самого Уилта Я так и сделал. Одно могу сказать: передатчики не гражданского образца. Я их хорошо рассмотрел. Классная техника Сделано в Англии. Полковник Эрвин, начальник разведки базы ВВС США в Бэконхите, задумался, устремив бесстрастный взгляд на гравюру с изображением охоты, висящую на стене. Гравюра не отличалась художественными достоинствами, но вид лисицы, которую преследует разномастная толпа поджарых, тучных, бледных и румяных английских всадников, постоянно напоминал полковнику, что англичан нельзя недооценивать. Разумнее всего попытаться самому сойти за англичанина С этой целью он играл в гольф старинными клюшками, а на досуге захаживал в университетские архивы и на кладбища Линкольншира чтобы изучить свою генеалогию. Короче говоря, полковник старался ничем не отличаться от окружающих и страшно гордился, что его несколько раз принимали за учителя престижной частной школы. Эта роль была как раз по нему, ибо, как профессионал, он свято верил: кто не лезет на глаза, тот многого добьется. -- Значит, сделано в Англии? -- задумчиво переспросил полковник. -- Этот факт еще ни о чем не говорит. Так майор Глаусхоф распорядился ввести особый режим секретности? -- Приказ генерала Бельмонта, сэр. Полковник промолчал. В душе он считал, что по своим умственным способностям начальник базы ненамного превосходит пресловутого майора Глаусхофа. Надо быть полным кретином, чтобы объявлять четыре бескозырки без единой бубны на руках. -- Итак, по распоряжению Глаусхофа этот Уилт арестован, майор, по всей видимости, ведет опрос с пристрастием. а местонахождение агента должно сохраняться в тайне. Внушительно звучит: "должно". Уж, наверно, те. кто его послал, знают, что в Ипфорд он не возвращался. -- Так точно, сэр, -- сказал капрал. -- Майор пытается связаться с Вашингтоном. -- Передаст какую-нибудь шифробредятину. Добудьте мне запись этого разговора. -- Слушаюсь, сэр. -- И капрал исчез. Полковник Эрвин взглянул на своего заместителя и заметил: -- Похоже, над нами собираются тучи. Что скажете? -- Это может быть кто угодно, -- пожал плечами капитан Форчен. -- А вот их аппаратура мне не нравится. -- Камикадзе. Кому еще придет в голову тащить сюда передатчики? -- Да хоть ливийским террористам или агентам Хомейни. Полковник Эрвин покачал головой: -- Э, нет. Эти действуют без пристрелки. Они бы сразу привезли взрывчатку. Так кому же еще на руку та авантюра? -- Англичанам? -- Вот и я того же мнения, -- полковник подошел поближе к гравюре и стал внимательно разглядывать. -- Весь вопрос только в том, кого они выбрали жертвой: мистера Генри Уилта или нас -- У нас об Уилте никаких материалов не имеется. Я проверял. В шестидесятые годы состоял в Движении за ядерное разоружение, а больше никакой политики. -- Закончил университет? -- Да. -- Какой? Капитан проверил по компьютеру. -- Кембриджский. Специальность -- английская литература. -- Что еще? -- У нас -- ничего. А вот британская разведка наверняка знает больше -- Ну и пусть себе знает, -- сказал полковник. Он уже принял решение. -- Если Глаусхоф при попустительстве генерала ищет на свою задницу приключений -- Бог в помощь. Нарвется на неприятности, и все. А мы сбережем свою репутацию и в нужный момент подскажем хороший выход из положения. -- И все-таки эта аппаратура мне не нравится, -- твердил капитан. -- А мне не нравится Глаусхоф. И супруги Офри от него, по-моему, не в восторге. Вот пусть и сломит себе шею. Полковник помолчал и спросил: -- Кто-нибудь еще из разведки, кроме капрала, знает, что произошло? -- Капитан Клодиак подала жалобу на Хару за развратные действия. Она ходит на лекции Уилта. -- Прекрасно. Попробуем узнать у нее, что же за беда там стряслась. -- Расскажи про этого Радека, -- потребовал Глаусхоф. -- Кто он такой? -- Я же говорил. Чешский писатель, умер бог знает когда, -- объяснял Уилт. -- Как видите, я не мог с ним встречаться. -- Если врешь, я тебе представлю такую возможность. И очень скоро, -- пригрозил Глаусхоф. Из показаний Уилта он уже знал, что тот был завербован агентом КГБ Юрием Орловым и выполнял задания некоего Карла Радека Теперь Глаусхоф хотел уточнить, какую именно информацию Уилт передавал русским. По вполне понятным причинам это оказалось сложнее, чем вырвать у него признание в шпионской деятельности. Дважды Глаусхоф обещал прикончить его на месте, но все без толку. Наконец Уилт попросил дать ему время на размышления и сообщил, что передал русским сведения о водородных бомбах. -- Чего? Ты рассказал своему Радеку, что у нас тут водородные бомбы? -- Да. -- В Москве без тебя знают. -- Радек мне так и ответил. И запросил новые сведения. -- И что ты ему донес на этот раз? Про ББ? -- ББ? Это что -- духовые ружья? -- Бинарные бомбы. -- Впервые слышу. -- Игрушка что надо. Лучшие химические боеприпасы в мире, -- похвастался Глаусхоф. -- Сбросим -- от Москвы до Пекина передохнет все, что движется. Никто и глазом моргнуть не успеет. -- Вот как? Странное у вас представление об игрушках. На что же тогда способны настоящие бомбы, не игрушечные? -- Дерьмо ты собачье, -- обиделся Глаусхоф. Вот досада, что они не в каком-нибудь задрипанном Сальвадоре. Там Глаусхоф живо обломал бы ему рога. -- Язык-то не распускай, а то вообще пожалеешь, что со мной повстречался. Уилт смерил майора изучающим взглядом. Глаусхоф постоянно сыпал угрозами, но исполнять их не спешил, поэтому Уилт мало-помалу приободрился. И все-таки не стоит признаваться майору, что Уилт уже и так жалеет об этой встрече -- Я только отвечаю на ваши вопросы. -- Так ты больше никаких сведений не сообщал? -- Помилуйте, ну что я мог сообщить? Спросите ваших коллег, которые слушали мои лекции. Они подтвердят, что я бомбу от банана не отличу. -- Так я и поверил, -- буркнул Глаусхоф, С теми, кто ходил на лекции Уилта, он уже беседовал -- правда, не очень успешно. Миссис Офри в ответ на вопрос, что она думает об Уилте, выложила все, что она думает о Глаусхофе. У капитана Клодиак тоже не удалось узнать ничего ценного. По ее словам, единственное, что изобличало прокоммунистические симпатии Уилта -- это его стремление убедить слушателей, будто Государственная служба здравоохранения очень даже недурная штука. Вдоволь наслушавшись подобной чепухи. Глаусхоф вернулся к показаниям Уилта о кагэбэшнике Радеке, который якобы давал ему задания. Теперь вдруг оказывается, что Радек -- давным-давно умерший чешский писатель. Надежды Глаусхофа на повышение по службе слабели с каждым часом. Как же ему расколоть Уилта? Майор уже подумывал о каком-нибудь наркотике, который заставит агента рассказать правду, как вдруг взгляд его упал на коробочку от крикетных шаров. -- Зачем ты это нацепил? -- спросил Глаусхоф. Уилт с досадой взглянул на свое защитное приспособление. Из-за сегодняшних кошмаров события прошлого вечера поблекли, но вчера он считал, что это самое устройство -- причина всех его невзгод. Если бы не развязался бинт, он не пошел бы в туалет и... -- У меня грыжа, -- сказал Уилт. Он решил, что это самое безобидное объяснение. Безобидное! Как бы не так. Оно внушило Глаусхофу гадкие мысли о сексе. После разговора с Флинтом те же мысли крутились в голове у Евы, Генри, ее Генри ушел к другой. И главное, к кому? К военно-воздушной потаскухе-американке! В этом Ева не сомневалась. Нет, инспектор Флинт выразился деликатнее. Он просто сказал, что Генри уехал в Бэконхит. Остальное и так ясно. Каждую пятницу Генри уезжает из дома якобы в тюрьму, а на самом деле... Ну нет, Ева этого так не оставит. Исполнившись решимости, она села за руль и поехала на Кантон-стрит, к Мэвис. Мэвис первая все поняла, она умеет вправлять мозги неверным мужьям -- вспомнить хотя бы Патрика. И что важнее всего, она секретарь движения "Матери против бомбы", а значит, американцы и Бэконхит для нее хуже горькой редьки. Кто-кто, а Мэвис знает, что делать. Мэвис действительно знала. Но поначалу она не могла одержать злорадства: -- Вот видишь. Ева, а ты меня и слушать не хотела. Я всегда говорила, что твой Генри скользкий тип, а ты его защищала. Хотя после того как он на меая напал, я не понимаю, как можно". -- Да, история неприятная, но, по-моему, она случилась по моей вине. Это же я обратилась к доктору Корее и напоила Генри... Господи, уж не потому ли его потянуло на других? -- Вот еще глупости какие. При чем тут травяной настой доктора Корее, если муж изменяет тебе уже полгода? Конечно, когда дойдет до развода, он будет кивать на это средство. -- Мне развод не нужен. Мне бы только добраться до его бабы. -- Что ж, если ты хочешь, как илотка, всю жизнь утолять его похоть... -- Как кто? -- испугалась Ева. -- Рабыня, -- поправилась Мэвис. -- Прислуга. Ну, там, кухарка, прачка Ева сникла. Она мечтала быть хорошей женой и заботливой матерью, дать дочкам такое образование, чтобы они могли занять достойное место в современном обществе со всеми его техническими достижениями. Место достойное и видное. Но тут Ева вспомнила, что у нее есть более неотложная забота: -- Ой, я ведь даже не знаю, как зовут эту шлюху. Мэвис углубилась в размышления. -- Наверное, Билл Пейсли знает, -- изрекла она. -- Он там тоже преподает. К тому же он работает в Открытом университете вместе с Патриком. Сейчас позвоню. Ева сидела в кухне не в силах пошевелиться. Но внутренне она уже готовилась высказать мужу все, что накипело. И все же, что бы ни говорила Мэвис, никто и ничто их с Генри не разлучит. Девочкам нужен отец, семейный очаг и лучшая школа, на какую только хватит жалованья Генри. Пусть люди говорят, что им вздумается, пусть пострадает Евино самолюбие: самолюбие -- та же гордыня, а гордыня -- тяжкий грех. Но Генри это даром не пройдет. Пока Ева решала, что скажет мужу, Мэвис поговорила по телефону и с победным видом вернулась на кухню. -- Биллу Пейсли все известно. Генри, оказывается, читает на базе лекции о британской культуре. На его лекции ходят одни женщины. Легко себе представить, что произошло, тут особой фантазии не требуется, -- Мэвис взглянула на клочок бумаги. -- Культура и государственный строй Великобритании. Учебный корпус номер девять. Обратиться можно к старшему офицеру отдела образования. Билл дал телефон. Хочешь, позвоню? Ева с благодарностью кивнула: -- Я еще распсихуюсь, сорвусь. А ты так здорово умеешь разговаривать с людьми. Мэвис снова вышла в прихожую. Минут десять оттуда доносился ее голос. Он звучал все раздраженнее, и наконец Мэвис с грохотом бросила трубку. Бледная от гнева, она влетела в кухню. -- Вот наглость! Прошу соединить меня со старшим офицером отдела образования -- отказываются. Вру, что я сотрудница библиотечной службы, что мы хотим направить им бесплатную партию книг. Зовут офицера А он мне: "Нет, мэм, извините, ничего не могу сказать". -- Да ты про Генри-то спрашивала? -- допытывалась Ева, которая никак не могла взять в толк, при чем тут библиотечная служба и бесплатные книги. -- А как же, -- обиделась Мэвис. -- Я сказала, что это мистер Уилт советовал мне обратиться к нему насчет книг по английской культуре. Вот тут он и начал отнекиваться. Мэвис помолчала и добавила: -- Знаешь, по-моему, он чего-то испугался. -- Испугался? Чего? -- Не знаю. Услыхал имя "Уилт" и испугался. Что ж, поедем туда и все узнаем. Капитан Клодиак сидела в кабинете полковника Эрвина. Здание, в котором размещался штаб разведки, выпадало из общего стиля военной базы. Прочие постройки, помнившие еще те времена, когда база принадлежала ВВС Великобритании, смахивали на сборные дома, от которых домовладельцу одни убытки. Здание же разведки, большой особняк из красного кирпича, некогда принадлежал ушедшему на покой горному инженеру, который питал пристрастие к донельзя торжественному тюдоровскому стилю, знал цену черной болотной почве и терпеть не мог зябкие ветры, дующие из Сибири. Поэтому в особняке был большой зал, отделанный во вкусе старинного замка, стены обшиты дубом, а обогревался особняк мощной системой центрального отопления. Эта обстановка соответствовала ироническому складу полковника Эрвина; кроме того, благодаря ей он еще отчетливее чувствовал свое превосходство над прочими военнослужащими -- опасными недоумками, которые не умеют даже правильно говорить по-английски. Им не хватало эрудиции, смекалки и храбрости. Впрочем, о капитане Клодиак этого не скажешь. Полковник Эрвин выслушал ее рассказ о поимке Уилта с огромным интересом. С ее слов события представали в ином свете. -- Так вы говорите, он нервничал на лекции? -- спросил полковник. -- Еще как. Весь извертелся за пюпитром, будто у него что болит. И читал бессвязно: то про одно, то про другое. Обычно он если отклоняется от темы, то непременно к ней возвращается. Но в этот раз -- ничего не понять. А уж когда из штанины высунулся бинт, он совсем спутался. Полковник посмотрел на капитана Форчена. -- Зачем ему эта повязка? Удалось что-нибудь выяснить? -- Я спрашивал у врачей. Они не знают. Его доставили с отравлением газом, никаких телесных повреждений. -- Ладно, вернемся к лекции. Больше вы никаких странностей в его поведении не замечали? Капитан Клодиак покачала головой. -- Вроде ничего такого. Он не педик, но к женщинам не шьется: держится всегда вежливо. Правда, все время чем-то озабочен, вроде как хандрит. В общем англичанин как англичанин. -- Но на лекции он, значит, заметно нервничал? А насчет бинта вы не ошиблись? -- Нет. -- Ну, спасибо вам за помощь. Если вспомните что-то еще -- сообщите. Проводив капитана Клодиак до дверей, полковник вернулся к гравюре и уткнулся в нее, чтобы настроиться на нужный лад. -- Похоже, кто-то здорово его припугнул, -- наконец произнес он. -- Майор Глаусхоф, кто же еще? -- догадался Форчен. -- Уилт сознался как миленький. Сразу видно, под на:химом. -- В чем сознался? Он же ничего не рассказал. Ни словечка. -- Он сообщил, что его завербовал какой-то Орлов, а задания дает какой-то Радек. Вот вам и "ни словечка". -- Орлов -- диссидент, который отбывает срок в Сибири, а Карл Радек -- чешский писатель, умер в сороковом году в ГУЛАГе, так что задания у него получать трудновато. -- Может, это конспиративные прозвища. -- Может. И не больше тога Меня такая откровенная липа не устраивает. И почему непременно русские? Если они из посольства... Ну, предположим. Но Уилт утверждает. что встречался с "Орловым" на автобусной станции в Ипфорде. Однако сотрудники посольства ограничены в передвижении, так далеко их не пускают. А где он виделся со своим разлюбезным Радеком? Каждую среду у площадки для игр в Мидуэй-парке. Каждую среду, на одном и том же месте, в одно и то же время? Исключено. Наши друзья из КГБ могут иной раз дать промашку, и все-таки дураков там не держат. А у Глаусхофа вдруг оказываются все козыри на руках. Случайность? Не смешите меня. -- Если так. то Глаусхоф вдряпался по уши. Однако полковника Эрвина это не радовало: -- И мы вместе с ним, если вовремя не подсуетимся. Давайте еще раз вспомним все версии. Уилт -- пробный шар, пущенный русскими? Исключается, я только что это опроверг. Кто-то проверяет работу службы безопасности? Что ж. возможно, какому-нибудь идиоту в Вашингтоне и взбрела такая дурь. Им всюду мерещатся шиитские террористы-смертники. Но зачем посылать англичанина? Допустим, чтобы поставить чистый эксперимент, они сунули передатчики в машину втайне от Уилта. Но почему тогда во время лекции у него поджилки тряслись? Вот с чего надо начинать: с его поведения на лекции. Вот где должен быть ключ. Прибавьте к этому его "показания", которым мог поверить только такой невежда, как Глаусхоф, и вы поймете, что гниль в Датском королевстве не учует лишь тот. у кого напрочь отбило нюх. Разве можно было доверять это дело Глаусхофу? С меня довольно. Я намерен воспользоваться своим служебным положением. -- Как? Генерал позволил Глаусхофу все на свете засекретить. -- Из-за этого я и собираюсь использовать свое служебное положение. Старый бомбардяга думает, что на него не найдется управы. Ну так я старого вояку разочарую. Ох как разочарую. Полковник нажал кнопку телефонного аппарата: -- Соедините меня с ЦРУ. 20 -- Приказано никого не впускать, -- сказал охранник у ворот. -- Извините, приказ есть приказ. -- Послушайте, -- умоляла Мэвис. -- Нам надо только переговорить с ответственным за образование. Его фамилия Блюджон, и... -- Все равно. Такой приказ. Мэвис глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки. -- В таком случае я хотела бы поговорить с ним здесь. Будьте любезны, позовите его, раз уж нам нельзя войти. -- Сейчас узнаю, -- охранник направился в караульное помещение. -- Бесполезно, -- Ева оглядела шлагбаум и высокую изгородь из колючей проволоки. Пространство за ней было уставлено бочками, залитыми цементным раствором; из-за них машины не могли быстро проскочить на территорию, приходилось петлять. -- Все равно они ничего не скажут. -- А я хочу знать почему, -- настаивала Мэвис. -- Тогда не надо было надевать значок "Матери против бомбы". Мэвис неохотно сняла значок. -- Возмутительно! Какая же это свободная страна, если... Она не договорила, в дверях караулки появился лейтенант. Он оглядел гостей и произнес: -- Извините, пожалуйста, у нас служба безопасности проводит учения. Они продлятся недолго. Вы не могли бы заехать завтра? -- Завтра никак нельзя, -- сказала Мэвис -- Мы непременно должны поговорить с мистером Блюджоном сегодня. Очень вас прошу, позвоните ему или пошлите за ним. Будьте так добры. -- Конечно, конечно. Что ему передать? -- Скажите, что миссис Уилт хочет кое-что выяснить насчет своего мужа, мистера Генри Уилта. Он читает у вас лекции о британской культуре. -- А, мистер Уилт, -- оживился лейтенант. -- Да-да, капитан Клодиак про него рассказывала. Она ходит на его лекции. Очень довольна. Ну хорошо, сейчас узнаю. Лейтенант снова ушел в караулку. -- Что я говорила, -- заметила Мэвис. -- Какая-то девка очень довольна твоим Генри. Интересно, чем он ее так разудовольствовал? Ева не слышала. Итак, надеяться больше не на что: Генри действительно ее обманывал. Она оглядела унылые постройки и сборный дом за оградой, и ей представилось ее унылое, беспросветное будущее. Генри ушел к другой, может быть, к этой самой Клодиак. Еве придется самой воспитывать близняшек, прозябать в нищете. Отныне она... как это?.. Мать-одиночка? Что же за семья без отца? И где теперь взять денег на школу для близняшек? Неужто идти на поклон к системе социального обеспечения, выстаивать очереди за субсидиями вместе со всякими тетками? Ну уж нет. Ева пойдет работать. В лепешку разобьется, а не допустит, чтобы... Но Ева недолго предавалась мыслям о безрадостном будущем и собственной стойкости: вернулся лейтенант. Его словно подменили. -- Виноват, произошла ошибка, -- отрывисто бросил он. -- Уезжайте, пожалуйста У нас учения по безопасности. Его бесцеремонность окончательно вывела Мэвис из себя: -- Ошибка? Что еще за ошибка? Вы сами сказали, что муж миссис Уилт... -- Ничего я не говорил, -- отрезал лейтенант и, повернувшись на каблуках, приказал поднять шлагбаум и пропустить подъехавший грузовик. -- Ну знаете! -- бушевала Мэвис. -- Я такой наглости в жизни не видела Ева, ты же слышала, что он недавно говорил, и вот... Но Ева в порыве решимости устремилась к шлагбауму. Так и есть. Генри на базе! Недаром лейтенант переменился до неузнаваемости: сперва -- сама любезность, и вдруг -- этот непроницаемый взгляд. И Ева не раздумывая ринулась навстречу унылой жизни без Генри, в пустыню за оградой. Надо срочно разыскать мужа и объясниться. Кто-то бросился наперерез. Замелькали руки. бежавший упал. На Еву накинулись еще трое -- она даже не разглядела их лиц, -- схватили, потащили назад. Словно в забытьи, Ева слышала крик Мэвис -- Падай! Падай! Ева как подкошенная рухнула на землю. Рядом с ней растянулись двое нападавших, а третий пытался вытащить из-под нее свою руку. Минуты через три Еву выволокли за шлагбаум и положили на дорогу. Она лежала в пыли, сверкая дырой на колготках и стоптанными каблуками. Во время этой возни она не проронила ни слова, только тяжело дышала Встав на колени, Ева устремила за ограду пристальный взгляд, суливший такие неприятности, по сравнению с которыми стычка с охраной покажется пустяком. -- Вам сюда вход запрещен, -- предупредил лейтенант. -- Лучше не суйтесь, а то хуже будет. Ева промолчала. Она поднялась на ноги и поплелась к машине. -- Ну как ты? Цела? -- сочувственно спросила Мэвис. Ева кивнула -- Отвези меня домой, -- попросила она На этот раз Мэвис ничего не сказала. Ободрять Еву незачем: она и так полна решимости. Уж если кто и нуждался в ободрении, то это Уилт. Время поджимало, Глаусхоф спешил. Обычные методы допроса не годились, а прибегать к крутым мерам он не имел права. И Глаусхоф измыслил, на его взгляд, весьма изощренный способ добыть новые показания. Для этого потребовалась помощь миссис Глаусхоф, которой надлежало пустить в ход свои сексуальные чары, перед коими, как подозревал майор, не устоял даже лейтенант Хара Самая же эротичная экипировка представлялась Глаусхофу так: высокие сапоги, пояс с подвязками, бюстгальтер с отверстиями для сосков. Уилта снова запихнули в машину и отвезли домой к Глаусхофу. Едва Уилт в больничном халате оказался на кровати в форме сердечка, перед ним предстало видение в черных сапогах, поясе с подвязками, красных трусиках и черном бюстгальтере с розовой оторочкой. Открытые части тела отливали загаром, ибо миссис Глаусхоф частенько подвергала себя воздействию кварцевой лампы. И алкоголя: с тех пор как Глауси, как она прежде называла мужа, устроил ей разнос за амурничанье с лейтенантом Харой, миссис Глаусхоф то и дело прикладывалась к бутылке виски. Или даже к флакону Шанели No 5. Впрочем, может быть, она использовала духи по прямому назначению -- Уилт не разобрал. Ему было не до того. Он совсем растерялся, когда к нему подвалила пьяная потаскуха и сказала, что ее зовут Мона -- Как? -- Мона, малыш, -- мурлыкнула миссис Глаусхоф и, дыхнув ему в лицо перегаром, потрепала по щеке. -- Я вам не малыш! -- Нет, пупсик, ты мне малыш. Слушайся мамочку. -- Вы мне вовсе не мать, -- Уилт предпочел бы, чтобы шлюха была его матерью, тогда бы она уже десять лет назад отдала Богу душу. Рука миссис Глаусхоф скользнула под халат Уилта. -- О черт, -- вырвалось у него. Проклятое зелье вновь напомнило о себе. -- Так-то лучше, малыш, -- прошептала миссис Глаусхоф, чувствуя, как Уилт весь напрягся. -- Ты не робей, я тебя так осчастливю... -- Осчастливлю, -- поправил Уилт. В его положении остается тешить себя только знанием правил грамматики. -- Если вы думаете, будто... ой! -- Ну что, будешь слушаться мамулю? -- спросила миссис Глаусхоф и языком раздвинула ему губы. Уилт попытался заглянуть ей в глаза, но никак не мог поймать ее взгляд. Ответить он тоже не мог -- боялся разжать зубы: змеиный язык миссис Глаусхоф, от которого во рту появился привкус табака и алкоголя, бойко ощупывал его десны, норовя проникнуть глубже. Сгоряча Уилт уже примеривался оттяпать мерзкий язык, но распутница впилась в такую часть его тела, что о последствиях страшно было подумать. И Уилт стал размышлять о более отвлеченных материях. Какого черта на него все шишки валятся? То какой-то полоумный изверг, потрясая револьвером, грозит размазать его мозги по потолку, если Уилт не расскажет ему про бинарные бомбы, а через полчаса он уже лежит на кровати, застеленной покрывалом, и эта похотливая тварь вцепилась ему в причинное место. Чем объяснить этот несусветный бред? Объяснения Уилт найти не успел: миссис Глаусхоф убрала язык. -- Малыш бяка, обижает мамочку, -- простонала она и молниеносно куснула его за шею. -- Ну это как сказать, -- буркнул. Уилт, клятвенно обещая себе как можно чаще чистить зубы. -- Дело в том, что... Миссис Глаусхоф всей пятерней ухватила его за физиономию и промяукала: -- Розанчик! -- Рофанфик?-- с трудом выговорил Уилт. -- Губки у тебя, как розанчик, -- миссис Глаусхоф еще сильнее впилась когтями ему в щеки. -- Не ротик, а розочка. -- А по вкуфу не похофе. -- заметил Уилт и тут же пожалел. Миссис Глаусхоф взгромоздилась на него, и перед самым его носом появился сосок, торчащий из розовых кружев. -- Пососи у мамы сисю. -- Пофла к ферту, -- огрызнулся Уилт. Но развить эту мысль ему не удалось. Миссис Глаусхоф навалилась на него грудью, и ее сосок заелозил по его лицу. Уилт начал задыхаться. За стеной в ванной Глаусхоф тоже задыхался -- от бешенства. Он следил за происходящим через полупрозрачное зеркало, которое установил для того. чтобы, лежа в ванной, любоваться, как миссис Глаусхоф надевает наряд его мечты. Глаусхоф уже клял свою хитрую уловку на чем свет стоит. Хитрость называется. Эта шалава совсем совесть потеряла. Патриот Глаусхоф надеялся, что жена просто-напросто вскружит голову русскому шпиону и тем самым тоже выполнит свой патриотический долг. Но трахаться-то с ним зачем? И хуже всего, что обольщала она с явным удовольствием. Глаусхофу же эта сцена никакого удовольствия не доставляла. Он скрежетал зубами и старался не думать про лейтенанта Хару. Легко сказать -- "не думать". А ну как Хара лежал на этой самой кровати и Мона тешила его таким же вот манером? В конце концов Глаусхоф не выдержал, вылетел из ванной в коридор и завопил: -- Ты что же это делаешь, а? Тебе было сказано растормошить стервеца, а ты его возбуждаешь! -- Чего ты бузишь? -- удивилась миссис Глаусхоф. поднося к лицу Уилта другую грудь. -- Думаешь, я не понимаю, что делаю? -- Я не понимаю, -- хрюкнул Уилт. Теперь он мог хоть немного отдышаться. Миссис Глаусхоф слезла с него и направилась к двери. -- Я думаю, что ты... -- начал Глаусхоф. -- Топай отсюда! -- взвизгнула миссис Глаусхоф. -- Этот парень на меня уже конец навострил! -- Да уж вижу, -- проворчал Глаусхоф. -- Растормошила, нечего сказать. Дура набитая. Миссис Глаусхоф стащила сапог. -- Ах, дура? -- заголосила она и с завидной меткостью швырнул