-----------------------------------------------------------------------
James Aldridge. The Hunter (1950). Пер. - И.Кашкин.
В кн. "Джеймс Олдридж. Дело чести. Охотник. Не хочу, чтобы он умирал".
Л., Лениздат, 1958.
OCR & spellcheck by HarryFan, 14 December 2000
-----------------------------------------------------------------------
Рою - такому, каков он есть, - пролагателю
новых троп, пионеру, человеку среди людей
который, как все ему подобные, в конце
концов одерживает победу над человеческим
отчаянием.
Рой Мак-Нэйр в точности знал, где он выберется из лесу, поэтому он не
задержался, попав на заброшенную лесовозную дорогу. Приземистый крепыш,
весь мускулы и движение, он выкатился из кустарника, как бочка, которую не
остановить. Рой не сбавил шага на трудном подъеме по лысому граниту, он
просто пригнулся под тяжелым грузом, чтобы облегчить работу коротким и
крепким ногам. Одолев подъем, он поднял голову к быстро оглядел то, что
называли поселком Сент-Эллен.
Эта горсть разбросанных строений была окружена и, можно сказать,
раздавлена лесными и гранитными массивами, которые тесно прижимали ее к
голому берегу озера Гурон. Глядя на поселок, Рой улыбался - больше
Сент-Эллену, но также и при воспоминании о тех днях, когда он бывал на
этом склоне со своим другом Джеком Бэртоном. Будь Джек сейчас рядом с ним,
Рой махнул бы небрежно в сторону Сент-Эллена и сказал бы вызывающе: "Все
еще держится, Джек. Все еще держится!" На что Бэртон ответил бы
презрительно: "Этот город будет стоять здесь и после того, как ты умрешь.
Рой, еще долго после того, как ты умрешь и тебя похоронят".
В те дни Рой громко смеялся бы над этим до самого конца спуска. До
самого поселка он дразнил бы Джека Бэртона, подзадоривая его защищать
Сент-Эллен от угрозы окончательного поглощения лесом. Тогда после долгого
охотничьего сезона в лесах Рою нравились доводы Бэртона в пользу
Сент-Эллена, и сейчас ему их не хватало. Рой любил смотреть на городок с
этого склона и любил, чтобы при этом присутствовал Джек Бэртон. Но вот уже
четыре года, как Бэртон бросил охоту ради фермерства, и Рой, спускаясь по
склону один, по привычке улыбнулся, когда городишко пропал из виду,
заслоненный березами и соснами, теснее обступившими дорогу.
Хотя Рой был доволен, что дом уже близко, он знал, что его еще огорчит
по пути вид разрушенной фермы. Он приостановился на дороге и поглядел на
нее: единственная уцелевшая стена на заросшем участке. Это и само по себе
было трагичное зрелище, но для Роя трагедия заключалась и в ином, в
назойливом напоминании о человеке, которого он хотел забыть: об Энди
Эндрюсе, уже давно пропавшем без вести. Каждый год, глядя на развалины
старой фермы, Рой задавал себе вопрос: а что если Энди Эндрюс возвратился
в Сент-Эллен и теперь вся моя жизнь полетит к черту?
- Бедняга Энди, - пробормотал он. Смешанное чувство - расположение к
другу и страх перед призраком - охватило Роя. - Да его, должно быть, на
свете нет. - Рой только наполовину верил этому; но, как вызов судьбе, он
усилием воли заставил себя позабыть про Энди: если после двенадцати лет
отсутствия Энди вернулся домой, значит, ничего не поделаешь и придется
решать всякие трудности. А сейчас важнее не забыть о том, кто ему
действительно страшен, о пушном инспекторе, но перед этим последним
спуском он не мог выкинуть из головы ни того, ни другого.
Ближе всего было идти по дороге, но обычно Рой сейчас же сворачивал с
нее, огибал городок и подходил к дому сзади. Здесь мало вероятным было
повстречать инспектора, который имел право остановить и обыскатъ его в
надежде обнаружить незаконные и несезонные меха, что инспектор и пытался
делать ежегодно уже на протяжении двадцати лет. На этот раз Рой дольше
обычного не сворачивал с дороги, потому что запоздал. Ему хотелось
вернуться в Сент-Эллен до наступления темноты, хотелось поспеть к ужину на
братниной ферме. Стряхивая пот, слепивший ему глаза, и в последний раз
поправляя на плечах лямки, он заметил, что над головой кружит большая
ушастая сова. Он остановился и увидел, как, расправив крылья, она по всем
правилам спикировала через просеку с верхушки высокого дерева до самой
земли. В лесу было уже слишком темно, чтобы разглядеть конец пике, но Рой
понял, что оно кончено, когда на весь лес раздался совиный всхлип и плач.
Хотя Рою и не хотелось задерживаться, он свернул в сторону и стал
продираться сквозь заросли, чтобы поглядеть, в чем дело. На опушке леса,
почти у самой земли, он увидел сову. Головой она крепко застряла в
развилке стволов молодой березки. Сова в ярости раскинула крылья и глубоко
впилась когтями в мох и землю. Когда Рой подошел, она попыталась угрожающе
поднять голову. Рой подобрал валежину, и сова вцепилась в нее крючковатым
клювом. Потом он раздвинул стволы березки и освободил сову. Она свалилась,
и Рой отступил, опасаясь, что сова заденет его при взлете, но она билась
на земле: крылья у нее были почти вырваны.
Рой поднял маленькую полевую мышь, выпущенную хищником. Мышь была жива,
но вся оцепенела от страха. Рой положил ее в безопасное место между двумя
пнями и вернулся к сове. Она смертельно расшиблась. Рой отступил, дважды
ударил ее по голове березовым суком, и она замерла. Он подумал: "С чего
это сова, ночная птица, вздумала охотиться днем? Видно, от старости? Или с
голода?" Он поглядел, как юркнула прочь отдышавшаяся мышь, потом пошел
дальше по дороге.
Свернул он с нее, когда увидел огни магазина Дюкэна. Он пересек пустырь
и собирался нырнуть в пихтовый молодняк, когда впереди, шагах в
пятидесяти, появился человек, видимо, подстерегавший его. Рой круто
свернул и в мгновение ока исчез, продираясь что есть мочи сквозь густую
заросль. Остановился он, только услышав, как его окликает знакомый голос.
Обернувшись, он увидел за спиной тощую фигуру с топором в руке и
услышал смех Джека Бэртона.
- А ты становишься беспечным, - сказал тот. - Я тебя заметил за милю,
еще на спуске.
- Фермер Джек! - радостно воскликнул Рой. - Что ты здесь делаешь?
- Подстерегаю тебя, а ты ломишься, как медведь.
- Да я знал, что это ты, другой такой скелетины нет во всем
Сент-Эллене.
- Ты думал, что это инспектор, - заявил Бэртон.
Рой посмеялся и над Бэртоном и над собой.
- Но все-таки, что ты тут делаешь? - спросил он еще раз.
Бэртон взялся за топор:
- Корчую этот пустырь.
- Ты что же, батрачишь на матушку Деннис?
- Я фермер, - сказал Бэртон. - В жизни своей ни на кого я не буду
батрачить. Дрова матушке Деннис, земля мне.
- Обираешь бедную старуху, - сказал Рой.
- Ты меня послушай, - ответил Бэртон. - В один прекрасный день
инспектор подстережет тебя и, когда увидит, что в твоем мешке мехов сверх
нормы, отберет у тебя участок, а самого отдаст под суд!
Это была отместка, но это было и трезвое предупреждение человека,
который знал, каким бедствием для Роя было бы лишиться своего охотничьего
участка и права на охоту. А это бедствие угрожало Рою при каждом
возвращении в Сент-Эллен, потому что как зарегистрированный траппер [в
Северной Америке охотник на пушного зверя, применяющий западни и капканы]
он имел право на определенное количество шкурок каждого пушного зверя и не
больше. Останови и обыщи его сейчас инспектор - это было бы концом для
Роя-охотника, потому что, конечно, у него за спиной навьючено много больше
нормы, и Джек Бэртон это прекрасно знает.
- Ну, инспектору надо еще поймать меня, - сказал Рой.
Мысль о давнем поединке с инспектором доставляла Рою удовольствие, но
предостережение Бэртона его на мгновение обескуражило.
- В один прекрасный день он поймает тебя, Рой, - сказал Бэртон и
заговорил о другом. - Как охота? - спросил он, ощупывая заплечный мешок
Роя.
- Весенний бобер, ондатра, - сказал Рой, - несколько лисиц и котов.
Мало становится, Джек, слишком мало.
- Когда же ты собираешься податься на север, Рой?
- Если так пойдет дальше, откладывать не придется. Обловлен весь
участок. Разве только за Четырьмя Озерами найдешь приличную бобровую
хатку. А норок мне за весь год ни одной не попалось. Кончается для нас
охота, Джек.
- Это ты говорил еще четыре года назад.
- И сейчас говорю, - мирно возразил Рой. - С Муск-о-ги покончено. Можно
вернуть территорию Бобу и прочим Оджибуэям.
Муск-о-ги был в свое время охотничьей территорией индейского племени
Оджибуэев. Это они назвали так неисследованное пространство, которое
тянулось к северу от озера Гурон вплоть до хребта Серебряного Доллара.
Пионеры выжили оттуда индейцев, и на протяжении двухсот лет заказник
Муск-о-ги кормил охотников и мелких фермеров. Он и сейчас кормил их,
особенно тех тринадцать трапперов, которым отведены были там охотничьи
участки; но Рой был убежден, что в Муск-о-ги охотникам скоро делать будет
нечего.
- Да, Джек, - сказал он, - вот и доохотились!
- Так что же тебя здесь держит? - спросил Бэртон. - На север надо
двигаться скорее, а то будет поздно. Все охотники Муск-о-ги разинут рот на
эти новые участки на севере, и на будущий год ты останешься ни с чем. Так
что же тебя держит здесь? - Джек Бэртон знал, что удерживает Роя. Рой
любил возвращаться из лесов в свое обжитое жилье. Трудно будет Рою уйти
далеко на север и отрезать себя от своих, стать бездомной лесной тварью.
Но, с другой стороны, за пятнадцать лет совместной охоты Бэртон знал, как
нужен Рою лес. Для Роя не было иной жизни.
- А если ты не поспешишь перебраться на север, Рой, тебе скоро придется
ковырять здесь землю за кусок хлеба. - По тому, как сразу помрачнел Рой,
Джек понял, что для него это по-прежнему самая страшная угроза, и пожалел,
что сказал об этом так прямо.
- Ты раньше станешь премьер-министром, чем я фермером, - сказал Рой и
улыбнулся своему прежнему товарищу по охоте. - Эх ты, фермер Джек! -
сказал он. - Фермер Джек!
- Ну что ж что фермер? Что в этом плохого?
- Неплохо для больного, для женатого, что им еще остается? Но будь у
тебя хоть какая-нибудь возможность, ты завтра же вернулся бы в лес. - Рой
знал, что это не совсем так. Джек Бэртон был фермером по природе и по
доброй воле, но слишком сжился с лесом, чтобы забыть о нем окончательно.
Хоть он и покончил с охотой, но раз в год отправлялся поохотиться: по его
словам, чтобы запастись олениной, но на самом деле - и Рой это знал, -
чтобы выгнать из себя лес на весь остаток года. - Ну как, собираешься в
этом году? - спросил Рой.
- Да вот, может быть, смотаюсь в лес за оленем к рождеству, - ответил
Бэртон.
- Следов много, - сказал Рой, - а оленей не видел.
- А лоси?
- Ну, лося всегда найдешь. Все дело в том, чтобы выследить его раньше
Мэррея или Зела Сен-Клэра. Они уже суют свой нос во все участки, готовятся
к зимней охоте.
- А инспектор готовит им по хорошенькой тюремной камере. Мэррею закатят
десять лет, если инспектор его поймает, а Зел - тот прямо угодит в
Форт-Уэнтворт. Инспектор предупредил, что в городе он его не тронет, но
если встретит в лесу, то засадит непременно. А Мэррея посадят, где бы он
ни попался.
- Пусть только не пытается ловить их в лесах. А то повстречают его там
Мэррей или Зел - тогда быть греху.
- Смотри, не позволяй им пользоваться твоими хижинами, - быстро добавил
Бэртон.
- Но разве за ними уследишь? Они что снег: выпал - и нет его. Да Мэррея
я и не видел все лето.
- А Зел только что пожаловал в город, - сообщил Джек.
Рой недослышал и пришел в неописуемое смятение.
- Кто пожаловал в город? - спросил он.
- Зел Сен-Клэр, - ответил Джек.
- А, Зел! - Рой посмотрел на Джека, ему хотелось спросить, не вернулся
ли Энди Эндрюс; но спросить об Энди было свыше его сил, как свыше сил было
для Джека Бэртона промолвить хоть словечко об их бывшем сотоварище, хотя
Джек знал, как заботит это Роя.
- А где Зел? - спросил Рой, снова вытесняя Энди из головы, убеждая
себя, что и в этом году, как и раньше, Энди не явился и не появится
никогда. Ушел и не вернется. - Что, Зел работает на дороге? - спросил он
Джека.
- Нет. Я пустил его в заброшенную сторожку в конце моей вырубки. У его
жены еще один младенец.
- Ну для чего ты пускаешь его в сторожку? Ведь ты дорожный
уполномоченный? Ты должен следить за порядком! - Рой любил титул "дорожный
уполномоченный", кроме его звучности, и за то, что его носил друг Джек
Бэртон, хотя был он всего-навсего десятником на летних дорожно-ремонтных
работах. - А Зел платит тебе?
- Это за мою развалюху? Я пустил его, чтоб он расчистил и вспахал
вырубку.
- Думаешь фермера из него сделать?
- Нет. Но теперь, когда он потерял свой участок в лесу, ему ничем
нельзя пренебрегать.
- Из Зела, как бы он ни старался прокормить семью, никогда не выйдет
ничего, кроме бродяги. Ты никогда не сделаешь из него фермера, - сказал
Рой.
- Тем хуже для него, - заметил Джек.
- Я думаю, Мэррей тоже постарается повидать жену и детей.
- Она уехала в Марлоу, работает на консервном заводе, - сказал Джек.
- Бедняга Мэррей! - вздохнул Рой. - Несправедливо это со стороны
инспектора так притеснять человека только за то, что он взял несколько
шкурок не в сезон.
- Не в сезон и не там, где положено! У Мэррея в его хижине в пушном
заповеднике нашли шкурок на две тысячи долларов. Если бы он не улизнул, с
ним бы тут же расправились.
- Э, да что и говорить, оба хищники и бродяги! - сказал Рой, подтягивая
лямки заплечного мешка.
- А если ты с ними не перестанешь знаться, кончишь тем же: станешь
вместо охотника дичью. - Это было словечко самого Роя, которое Джек
обратил против него же. Но Рою понравилось, что Джек повторяет его слова.
- Пока меня кто-то ждет дома, я не стану бродягой, - сказал Рой, за
шутливым тоном скрывая серьезность. - Я еще зайду к тебе, Джек. Непременно
зайду, прежде чем возвращаться на озеро.
- Ты напьешься, и я тебя не увижу, пока сам не соберусь на озеро! -
прокричал ему вслед Джек Бэртон, но Рой уже был далеко, и в ответ Джек
услышал только его смех из сумерек вечернего леса.
Темнота обогнала Роя, и когда он отворил дверь в жарко натопленную
кухню, его невестка собирала ужин.
Она испугалась.
- Думала, что это медведь, Руфь? - спросил Рой.
- А откуда мне знать, что это ты? - раздраженно сказала она. - Сэм
дома, а больше мы никого не ждем. Разве можно вламываться так прямо из
лесу!
Роя забавлял ее испуг, и он не обратил внимания на ее раздраженный тон.
- Сэм вернулся так рано? - спросил он, прислонив мешок к стене и
высвобождая руки.
- Он всегда возвращается рано, - едко заметила Руфь Мак-Нэйр. - До зимы
далеко, а он редко работает полный день. Поздно выходит, рано
возвращается.
- Стареет, должно быть, - сказал Рой, поднимаясь по лестнице в свою
комнату. Он скинул на пол мешок и чиркнул спичкой, чтобы зажечь лампу. Она
была грязная - и керосину ни капли. Он спустился в кухню и стал наполнять
ее из большого бидона. Тут вошел брат.
- Ну, как дела? - спросил он.
- Неплохо, Сэм, неплохо.
- Как бобер в этом году?
- Шкурки хорошие, только мало. - Говоря с братом, Рой из вежливости
распрямился, но Сэм уже ушел. Рой опять присел на корточки и долил лампу.
Он вытер ее, зажег и отнес в свою комнату.
Рой вытащил из мешка три связки шкурок и положил их под матрац. Не то,
чтобы он их прятал. Он клал их туда, чтобы разгладить: ведь пролежав целый
день в мешке, они смялись и скомкались. Больше в мешке ничего не было. Он
швырнул его под кровать и вытер грязные руки о штанину. В неубранной
комнате было пыльно и душно, и он настежь распахнул окно.
Потом Рой пошел в кухню, помылся у раковины, под пристальным взглядом
худенькой, бледной девочки лет восьми.
- Здравствуй, Грэйс, - сказал он ей, но она молча наблюдала, как он
полощется. Помыв за дверью ноги, Рой поднялся к себе наверх, чтобы надеть
все чистое к ужину. Сунувшись за чистой рубашкой в сосновый комод, он
обнаружил, что добрая половина его вещей исчезла: свитеры, летнее белье,
даже брюки и сапоги. Бывало, что и раньше пропадала сорочка-другая, но
такого еще не случалось. Его это рассердило. Кто бы это мог быть: брат или
этот мальчишка - племянник Фрэнк? И не то чтобы ему было жалко платья. Роя
бесило, что так встречал его после отсутствия родной дом. Это было
признаком чего-то гораздо более угрожающего, чем просто пропажа какого-то
тряпья. Он отмахнулся от горьких мыслей, спустился вниз и сел к столу.
Там уже был Фрэнк, которого мать пробирала за то, что он пропадал до
ночи. Это был румяный мальчишка лет двенадцати, ростом с отца и выше Роя.
Но он был худ, и голубая рубашка Роя болталась на нем, как на вешалке.
Значит, это Фрэнк, подумал Рой.
- Хэлло, Фрэнки, - сказал он мальчику.
- Хэлло, Рой, - громко ответил тот.
- Говори с дядей как следует, - одернул его отец. - А если еще раз
пожалуешь так поздно, отправлю тебя спать в хлев, со свиньями. - Угроза
была серьезная, но высказана была как-то вяло.
Фрэнк улыбнулся Рою, и все продолжали ужинать в молчании.
Ужин был пресный, безвкусный, совсем не такой, какого ожидал Рой.
Сейчас осень, уже должен быть молодой картофель, горошек, тыква, капуста,
новый хлеб. А вместо всего этого вываренная свинина и кукурузная кашица.
Благо еще свинина была свежая.
- Ты что, купил борова? - спросил Рой.
- Нет, продал свинью, - ответил Сэм. - Последнюю. Теперь в этом доме не
скоро полакомятся свининой. - И как будто отвечая на следующий вопрос Роя,
Сэм продолжал быстро: - Пришлось продать ее, Рой, чтобы купить у Пита
Дюкэна хоть немного чаю и сахару. Себе оставили только окорок; она у нас
была здоровенная чушка. - Опять в его словах прозвучала вялая горечь.
- Надо же было хоть что-нибудь продать, чтоб выручить денег, - едко
добавила Руфь.
Рой промолчал. То, что творилось в этом доме, нравилось ему все меньше
и меньше, но ничто уже не могло удивить его здесь ни в прошлом, ни в этом,
ни в грядущем году. Попросту дела шли все хуже. После ужина детей отослали
спать, хотя Фрэнк громко протестовал, что еще только восемь часов. На это
мать не нашла лучшего ответа, как подзатыльник, и кухня с уходом ребят
сразу помрачнела.
Сэм и Рой уселись у печки, а Руфь убрала со стола. Долго все трое
молчали. Сэм курил, Рой жевал табак и старался насладиться сознанием, что
он наконец у себя дома. Но это ему не удавалось, потому что он не мог быть
спокоен и дома, пока не разузнает об Эндрюсе. Ему хотелось небрежно
спросить Сэма: "А что, Энди не вернулся?" Но этих-то слов он никак и не
мог выговорить, и вот он сидел молча и ждал, когда заговорит Сэм. Как и в
прошлые годы, Рой убеждал себя, что, вернись Энди домой, об этом
кто-нибудь да сказал бы, и все же не был уверен и ждал.
- Когда собираешься вернуться на озеро? - спросил Сэм.
- Да через несколько дней, - ответил Рой.
Сэм не глядел на младшего брата.
- А ты не мог бы задержаться? - спросил он.
- Я должен вернуться, Сэм. Я пришел только за продовольствием на зиму.
- Брат и без того знал все это, но Рой старался быть терпеливым.
- А ты не мог бы остаться здесь до зимы? - спросил Сэм.
- Зачем? - Рой был изумлен.
Сэм помолчал, подыскивая доводы в пользу своей просьбы.
- Тебе надо остаться и помочь мне по хозяйству, Рой. Только до зимы,
всего несколько недель.
Оба они говорили сдержанно и сейчас были очень похожи. Сэм был всего на
полтора года старше Роя и на каких-нибудь два дюйма выше. Сложением,
манерой речи и внешностью они очень походили друг на друга, только Сэм был
чуть рыхлее и медлительней. Но они по-разному смотрели на жизнь. В Рое не
было ни подавленности, ни жалости к себе, ни горечи. Сэму свойственны были
все эти три чувства, и, когда они прорывались, Рой просто не знал, как
себя держать.
- Я не могу оставаться в городе в это время года, - медленно сказал он.
- Но почему? - спросил Сэм. - Что для тебя значат несколько недель?
- Много значат, Сэмюель. Участок истощен, ты знаешь. Ловушек у меня
столько, что я едва успеваю обойти их, и все-таки добыча так мала, что
рано или поздно мне придется брать новый участок на севере.
- Ты уж давно говоришь об этом, - сказал Сэм и сплюнул в огонь. - Я
знаю, что твой участок истощен. Именно поэтому тебе и надо остаться в
Сент-Эллене. Охота в Муск-о-ги кончена. Рой. Лучше бы помог мне спасти
ферму. Для одного человека это непосильно. Ну почему тебе не попробовать
хоть один год? Почему?
- Я охотник, Сэм. Ты - фермер.
- Просто я старший сын! - горько промолвил Сэм. - А ты фермер получше
меня, таким фермером мне никогда не стать.
Рой не любил, когда ему это говорили, но знал, что это правда.
Вернувшись после первой мировой войны из Франции девятнадцатилетним
юношей, он два года хозяйствовал на ферме. И эти два года после войны он
не давал ферме захиреть, расчистил достаточно земли, обработал ее так, что
она держалась до сих пор. Но двух лет фермерства было для Роя достаточно,
и он обрадовался, когда старший брат вернулся из Торонто с пустыми руками
и вступил во владение фермой. Сэм был старшим, и ферма была его по праву.
Мать их умерла, оставив их еще малолетками, отец умер, когда они были на
фронте, а младший брат скоро покинул Сент-Эллен и стал работать на
рудниках в Сэдбери. Теперь ферма принадлежала Сэму, и это он был обязан
работать на земле, а вовсе не Рой. Он не отказывается помочь Сэму летом,
когда может урвать на это время и когда ему вообще можно побыть в городе,
но сейчас вовсе не время Рою торчать в Сент-Эллене, и Сэм это прекрасно
знает.
- Ну только в этот раз, Рой, - просил Сэм. - Помоги мне подготовиться к
зиме.
- Если я останусь до зимы, - сказал Рой, - я уж не смогу уйти.
- А зачем тебе уходить! - настаивал Сэм.
Рой почувствовал ловушку, но спорить ему не хотелось.
- А разве у тебя плохо идет хозяйство, Сэм? - спросил он. - Не должно
бы. - Он сказал это как можно спокойнее.
Сэму тоже не хотелось спорить, но он не мог сладить с чувством горечи:
- Лучше уж быть батраком. Работая на другого, по крайней мере хоть
получаешь деньги в конце каждой недели. А выручка с фермы - ее и не
видишь.
- Разве ты ничего не выручил с урожая?
- Выручил, но, когда внес все платежи, денег не хватило даже на семена,
не то что на какие-нибудь закупки у Дюкэна. Я все еще выплачиваю по
закладной, и недоимки за тридцатые годы, и даже по земельной ссуде,
которую отец получил еще в тысяча девятьсот третьем году.
Рой знал про эти долги, но у какого фермера нет долгов! Фермерам всегда
приходилось изворачиваться, платить, когда есть чем, а не то залезать в
долги, проклиная высокие проценты, и налоги, и земельные банки, которые
обирали их до нитки. И все же он знал, что Сэм не должен был так обнищать;
обнищать до того, чтобы спустить последнюю свинью. За все то долгое время,
что Мак-Нэйры обрабатывали землю, не было, кажется, случая, чтобы
кто-нибудь из них продавал последнюю свинью, и для чего: на чай и сахар.
Так мог поступить только в конец отчаявшийся человек.
- На этих лесных фермах еще можно перебиться одному, - продолжал Сэм. -
Можно прокормиться тем, что тебе дает ферма: есть свое масло, молоко и
хлеб, но для семейного человека этого недостаточно, Рой. Недостаточно.
- А я думал, что цены на хлеб сейчас хороши, - сказал Рой.
- Они хороши с самой войны, да что толку, если все другие цены растут
еще быстрей. А к тому же у меня пшеница не дозрела и нет кормов. Земля
мокла все лето, половина сена сгнила неубранной.
Рой все-таки не мог понять.
- Но если земля такая тяжелая, почему ты по весне не посеял горох или
еще какие-нибудь овощи?
- Да она не тяжелая, - сказал Сэм, - а вся заболочена, прокисла.
- Ну так осушить ее.
- Ты же знаешь, только переднее поле как следует вспахано. А все
остальное мочежины.
- А разве нельзя было достать машину? Прокопать канавы?
- У меня всего две руки, - сказал Сэм. - Поэтому тебе и надо остаться.
Мы наладили бы осушку усадебного надела, выкорчевали бы сорок четвертую
расчистку, могли бы посеять красный клевер, а может быть, кукурузу или
картофель. Мне нужны рабочие руки, Рой, а нанять я никого не могу.
- А я думал, что ты выкорчевал сорок четвертую еще летом.
Руфь Мак-Нэйр, опустившаяся женщина с презрительным взглядом и отвислой
грудью, присела к столу.
- Он был слишком занят, все лошадей сдавал на сторону, - сказала она, -
а деньги тратил бог знает на что. Все лето бездельничал, смотрел, как
другие работают.
Сэм не спорил с женой, и Рой знал, что дело тут не в лености. Слабость
Сэма была в другом: он неспособен был понять, что фермерство - это расчет;
расчет во всем: никогда не покупать больше семян, чем можешь посеять,
никогда не сеять больше того, что можешь собрать, при продаже никогда не
оставлять скот и семью без запасов. У Сэма не хватало для этого ни
сноровки, ни охоты. Если он и потерял зря все лето, это говорило не о
лени, а скорее о том, что он отчаялся.
- А как упряжка? Работают? - Роя это особенно интересовало, потому что
это он купил брату двух тяжеловозов-клайдсдэлей, купил всего два года
назад, потратив на это выручку за полгода охоты. Но и это оказалось Сэму
не в прок и не под силу.
- Я продал упряжку, - сказал Сэм и в первый раз посмотрел на Роя.
- Но как же, Сэм, - яростно воскликнул Рой. - Ведь это была лучшая
упряжка в Сент-Эллене!
Сэм пытался что-то сказать, но у него ничего не вышло.
Рой пожалел о своей вспышке. Его изумление и гнев были подавлены
привычным усилием держать язык за зубами. Ему жалко было брата, он был
горько разочарован и угнетен тем, что этот развал происходит у него на
глазах, не только душевный распад брата, но и распад дома, семейного
очага.
- А как же ты обойдешься без лошадей? - печально проговорил Рой.
- Никак не обойдусь, если ты мне не поможешь. Об этом я и толкую тебе,
Рой. - В безжизненном тоне Сэма все та же вялая угроза. Но Рой не
поддастся; он не верит даже, что дело так уж плохо. Сэм удручен и
подавлен, просто на себя не похож.
- А что если я попрошу Джека Бэртона помочь тебе? - предложил Рой. -
Джек сделает все, что может.
- У него и без меня забот хватает, - сказал Сэм.
- Не хотим мы его, - вмешалась Руфь Мак-Нэйр. - Он свинопас и лесоруб,
одно слово - поденщик.
- Он хороший фермер, Руфь, - сказал Рой.
- А для меня он всегда останется батраком, и я не хочу, чтобы такие
люди помогали нам задаром. Ему надо поденщину. Таким он был, таким и
всегда будет.
Рой терпеливо выслушал ее, он знал, что она презирает Джека, как может
презирать дочь фермера сына батрака. Отец Джека десять лет батрачил у
старого Боба Муди, отца Руфи. Теперь на земле не удержалось никого из этой
семьи, а у Джека была какая ни на есть, но своя ферма, которая его
все-таки кормила. Он даже прикупил два акра из той земли, которую старый
Муди вынужден был продать, когда его разорили земельные банки и сломили
постоянные споры, раздоры и грубость своих же детей, в том числе и Руфи.
Рой всегда сознавал то зло, которое она внесла в их дом, постепенно
обволакивая спокойного Сэма своей чванливостью и мелочностью, никогда не
поддерживая его ласковым словом, участливой заботой, помощью в труде. Она
так много поработала, чтобы сделать Сэма таким, каким он стал, что Рой уже
не отделял их друг от друга, разве лишь в том, что Сэм был окончательно
измотан и почти не говорил с женой, тогда как Руфь и сейчас еще пыталась
его подзуживать. "Бедняга Сэм, - подумал Рой. - Ему только и нужна была
что тихая, спокойная жена, которая заботилась бы о нем и уважала бы его. А
он получил в жены злую бабу, которая держала его в постоянном страхе,
прицеплялась к каждому слову и каждый спор раздувала в грубую свару". Ее
пошлая грубость была главной причиной теперешнего состояния Сэма.
- Не хочу я его, - твердила она и сейчас о Джеке Бэртоне. - Я так ему
самому прямо в лицо скажу, если вы его сюда приведете. Он нам ни к чему!
- У него собственная ферма, - заметил Рой, обращаясь к Руфи в тщетной
попытке защитить Джека. - И хозяйствует он неплохо.
- Ему и нельзя иначе при такой жене: наплодили целый выводок. - Эти
грубые слова, сказанные с циничной усмешкой, были подчеркнуты непристойным
жестом ее уродливых рук. Роя возмутила такая грубость, недостойная
человека, и он отвернулся.
Сэм покачал головой:
- Джек выкручивается потому, что сколачивает кое-какие деньги - корчует
другим землю, работает на дороге, продает тыкву, но через год-другой его
тоже прижмут. Все эти карликовые фермы соснового пояса обречены. Тут вовсе
не место для ферм. Вся эта полоса вдоль Гурона возникла потому, что
несколько пустоголовых нищих кротов, вроде дедушки Мак-Нэйра, приплелись
сюда за лесорубами и принялись ковыряться среди скал: вырастят картошку,
выведут свиней и выколачивают из лесорубов деньги. Может быть, тогда игра
и стоила свеч, но это все кончилось, как только лесные компании взяли все
снабжение в свои руки. А потом, когда лесорубы оголили всю округу и ушли,
фермерство здесь лишилось последнего смысла. Тогда нужно было уходить и
Мак-Нэйрам, уходить в Манитобу, на Ниагару, в Буффало, в Детройт. А они не
ушли, цеплялись за лесную опушку, как занесенные снегом овцы, которые
боятся сдвинуться с места. - Сэм носком сапога открыл дверцу топки и
сплюнул на угли. - Так вот, я как раз тот Мак-Нэйр, который не задержится
здесь, если только не получит помощи. Это я серьезно говорю тебе, Рой.
Рой промолчал.
- В следующий твой приход здесь не будет больше Мак-Нэйров.
Рой сделал несколько тяжелых шагов, открыл дверь кухни и сплюнул в
темноту черную струю табачной жвачки. Вернувшись к огню, он уселся на свое
место возле брата и просидел там молча, пока предстоящее ему решение не
улеглось у него в уме. Тогда он поднялся наверх и сейчас же сошел вниз с
большим пакетом и двумя связками шкурок из-под матраца.
Руфь Мак-Нэйр наблюдала за ним. Зная, куда он идет, она едко сказала
ему, когда он открывал наружную дверь:
- Вот так пойдешь как-нибудь к Эндрюсам и наткнешься на своего Энди.
Рой приостановился у открытой двери.
- Говорят, его видели! - прокричала она ему вслед.
Рой старался не слушать ее, но слова эти уже впились в него и терзали
его настороженную совесть. Пересекая освещенные луной каменистые гряды на
полях и сосновые рощицы, он все думал, а может, Энди Эндрюс уже дома, с
Джин, и поджидает, когда покажется на пороге Рой. Уже десять лет Рой,
проходя этими местами, задавал себе все тот же вопрос, но никогда еще до
сих пор не было и намека на то, что Энди где-то поблизости.
Двенадцать лет назад в последний раз видели, как Энди Эндрюс пешком
ушел по дороге в Марлоу, в меру пьяный, чтобы не обращать на себя
внимания, но, видимо, достаточно трезвый для того, чтобы знать, что
делает. Оставив жену и двух ребят, он так и не вернулся. Даже полиция не
смогла обнаружить его - живого или мертвого. Все знавшие Энди, и в их
числе и Рой, верили, что Энди жив и когда-нибудь вернется. Он всегда был
непоседлив и быстр на решения, легко попадал в беду, но всегда из нее
выпутывался. В детстве они с Роем и Джеком Бэртоном были тройкой
неразлучных удальцов, обуянных духом разрушения и неукротимых. Редко их
видели в школе, и вечно они пропадали в лесу, излазив всю округу от Гурона
до Соо. Двадцатилетними юношами они вместе охотились и ставили ловушки, но
Энди был слишком беспокойным, чтобы месяц за месяцем проводить в лесу, и
он отправился в Торонто, откуда вскоре вернулся с женой, женщиной,
рожденной и воспитанной в городе, которого она до того ни разу не
покидала. Женившись, Энди сделал все, что мог, чтобы устроить оседлую
жизнь. Отцовская ферма была уже давно заброшена, и Энди перебрался на
прежнюю ферму Мак-Нэйров - бревенчатый сруб в три комнаты с приусадебным
участком. Несколько лет он издольничал у Сэма Мак-Нэйра, работал на
совесть, когда работалось, но так и не стал фермером, не осел на земле. И
Рой и Джек Бэртон всегда считали, что в конце концов он сбежит, а когда он
сбежал, им его не хватало, особенно Рою. Мало того, что он потерял в Энди
друга, не стало и незаменимого партнера в деловых операциях. Именно Эндрюс
забирал у Роя весь пушной излишек - все незаконные и не в сезон взятые
шкурки - и преспокойно сбывал их на пушной фактории в Бога - ближайшем
городишке, каждый раз выжидая, пока Рой не вернется в леса, и устраняя тем
самым всякие подозрения. Тем, что Рой так легко сбывал весь свой
незаконный улов, и объяснялись его охотничьи успехи. Без незаконной
пушнины он недолго продержался бы на своем охотничьем участке, на законную
норму невозможно было прокормиться. Когда Энди скрылся, Рой оказался в
большом затруднении. Сам он не мог возить шкурки на факторию, это было бы
слишком очевидно и опасно. На помощь пришла миссис Эндрюс, которая взялась
продолжать сбыт пушнины за деньги - обычные комиссионные по таким сделкам.
Рой согласился на это сначала неохотно, но потом вполне оценил ее услугу.
Скоро он обнаружил, что эта хрупкая горожанка, которая так и не
освободилась от своих городских привычек и манер, на самом деле вошла во
вкус игры с законом. Для нее это был поединок, в котором ее авторитет
горожанки и ее хрупкая внешность состязались с доверчивостью инспектора и
простоватостью окружной полиции, - поединок, который она вела теми же
макиавеллевскими методами, какими боролся против инспектора сам Рой.
- Если инспектор поймает вас, - сказал ей однажды Рой, - он вас
отпустит, только сообщите ему, у кого достали меха.
Ее ответ внес что-то новое в их отношения.
- Во-первых, сначала инспектор поймает вас, - ответила она, - а
во-вторых, обо мне он узнает только от вас. Не иначе. - Она сказала это
спокойно, ее ласковые глаза перехватили взгляд Роя, опровергая и
подтверждая смысл ее слов.
Сознание общего дела как-то по-новому связало их. Близость их возникла
без сложных переживаний, а как нечто естественное и внезапное, и совесть
мучила Роя, только когда в это вмешивались другие. Его невестка Руфь,
вовремя ввернув замечание об "этой миссис Эндрюс", могла представить в
греховном свете самые добрые побуждения Роя. Но сама Джин Эндрюс не делала
из этого моральной проблемы. Если бы она сказала ему: "Мы не должны, Рой",
- он подчинился бы голосу совести и никогда больше не пришел бы к ней. Но
она принимала эту близость так же просто, как и сам Рой. Энди ее бросил;
никакие обязательства ее не связывали; общественные условности не в счет;
с Энди было покончено.
И все же, каждый раз проходя этим полем, Рой переживал тяжелую минуту:
а вдруг Энди вернулся! - и стуча в дверь и открывая знакомую щеколду,
терзался сомнениями.
- Вот человек! Всегда появляется, словно призрак с больными нервами, -
сказала ему Джин Эндрюс. Она так же испугалась, как и Руфь Мак-Нэйр, и Рой
захохотал, как он умел хохотать, во-первых, потому, что она испугалась, а
затем и потому, как она это сказала. Он знал, что ни одной местной женщине
такое и в голову бы не пришло.
- Хэлло, миссис Эндрюс, - сказал Рой и вежливо и смущенно.
- Хэлло, Рой, - сказала она.
- Я принес меха. - Он достал связки.
- А я по такой погоде ждала вас не раньше как на той неделе, - сказала
она.
Ему хотелось пошутить, что не ждал его и инспектор, но он еще не
позволял себе с ней такой фамильярности. Он просто положил шкурки на
клеенку кухонного стола. Пока она рассматривала их, он поднял крышку
деревянной скамьи-ларя под окном и достал оттуда несколько старых газет.
- Только четырнадцать, - сказала она. - Плохая охота. Рой.
- Никогда еще так мало шкурок не доставалось с таким трудом, - сказал
он.
- Зато хорошие. - Она подняла лисью шкурку.
- А какие они хитрые, - сказал Рой. - Я и не подозревал, что эта вот
жива, пока не вытащил из западни. А как только я освободил ей голову, она
куснула меня за руку и пустилась бежать. Пришлось ее пристрелить. Хорошо
еще, что уцелела шкурка, я попал прямо в глаз. Охотничье счастье, -
добавил он.
- Какое варварство, - заметила миссис Эндрюс.
Рою вовсе не нравилось, что его считают жестоким, но необычное
выражение его позабавило, и он впервые со времени прихода поглядел на
миссис Эндрюс.
Она была мала ростом, немного ниже Роя, но значительно тоньше. Хотя ей
было уже под сорок, но бледная кожа ее была не по летам свежая и гладкая;
и никакой деревенской огрубелости не было в этой еще не старой на вид
горожанке. Движения у нее были быстрее и резче, чем у обитательниц
Сент-Эллена, но в остальном она была довольно изящна. "Родилась в трамвае,
вскормлена на деликатесах", - говорил Рой, когда узнал Джин настолько,
чтобы заметить ее резкие движения и прозрачную кожу. Глядя, как она
наливает воду для кофе в большой эмалированный кофейник и ставит его на
плиту, Рой снова отметил то несоответствие, которое каждый раз задевало
его при встрече после долгой отлучки. Она была спокойная, даже ласковая
женщина, но не было в ее манерах собранности. Ее тонкие руки и длинные
пальцы были постоянно в движении, не всегда оправданном. То она глубоко
вздыхала, то теребила пальцами короткие вьющиеся волосы, и каждое из этих
движений было чуть беспокойно, недостаточно скромно для такой женщины. Рой
наблюдал, как она сыпала кофе в кофейник. Она делала это точно так же, как
сделал бы своими грубыми руками неуклюжий лесовик Рой, и это так
расстроило его, что он отвел глаза в сторону. В отдалении Джин Эндрюс
представлялась ему гораздо сдержаннее и строже. В конце концов такая Джин
в ней победит, когда молчаливое, но явное неодобрение Роя заставит ее
понять и смягчить эту не идущую к ней резкость. И вместе с тем как любил
он немой смех, игравший в ее ярко-голубых глазах, озорство и юмор за
повадкой тихони.
- Об Энди ничего не слышно? - спросил он очень спокойно, завертывая
шкурки в газету и укладывая их в ларь под окном.
На этот обычный вопрос она обычно отрицательно мотала головой.
Но на этот раз она взяла газету с полочки над камином и протянула ее
Рою.
- Не знаю, Энди это или нет, - сказала она, указывая на заметку. - У
него есть второе имя?
Рой прочитал заметку. В ней говорилось, что некий Эндрю Дж.Эндрюс, без
определенного местожительства, приговорен окружной сессией к шести месяцам
тюремного заключения за кражу четырех мешков зерна и за попытку
(сознательно или нет) продать то же зерно его первоначальному владельцу.
- Похоже на Энди! - одобрительно сказал Рой.
- Так это он?
Рой сказал - нет, Энди зовут не Эндрю Дж.Эндрюс, а Элистер Гордон
Эндрюс. Разве она не знает?
- Я не знала другого имени, кроме Энди, - сказала она. - Слава богу,
что он не в тюрьме.
- Бедняга Энди, - сказал Рой.
Он продолжал просматривать газету. Это была "Торонто стар энд Джорнел".
- Где вы это раздобыли? - спросил он.
- Мне принесла Руфь Мак-Нэйр.
Рой вспыхнул и отбросил газету, как будто это была сама Руфь:
- Руфь сказала мне, что Энди здесь видели.
- Кто-то говорил ей, что Энди работает на рудниках в Сэдбери, -
объяснила она. - Но Энди никогда не стал бы работать на руднике. Не правда
ли?
Рой пожал плечами и не ответил.
Миссис Эндрюс поняла, что Рой оттаивает медленно, и сама стала
осторожней. Она говорила ласковей, двигалась более плавно, внимательно
размеряла свои жесты и тут же принялась убирать кухню. Вся беда была в
том, что долгое одиночество Роя в лесах слишком повышало его
требовательность по отношению к другим, особенно к ней. А Джин знала, что
достаточно неряшлива: не в одежде, но по хозяйству. Уборка началась с
банок на столе, в которые она уже налила уксус со специями, чтобы
мариновать редис, репу, свеклу и зеленые помидоры. Она задвинула тазы с
очистками под стол и расправила клеенчатые дорожки на буфете. Собралась
было подмести дощатый пол, но потом раздумала.
Рой наблюдал за этим и понял, чем это вызвано. Все, что она сейчас
делала, было слегка нарочитым. Она как бы подтрунивала над его
представлением о чистоте и порядке. Она добилась своего, он оттаял и уже
готов был расхохотаться, когда в кухню вошел ее четырнадцатилетний сын.
- Хэлло, мистер Мак-Нэйр, - сказал он. В другой обстановке он назвал бы
Роя по имени, но при матери это был мистер Мак-Нэйр.
- Добрый вечер, Джок, - серьезно сказал Рой и отметил, как и каждый
год, до чего похожим на Энди растет этот мальчик. Голос, крупное сложение,
смелый взгляд, сразу ощущаемая независимость - все это было от Энди.
- Вчера я встретил инспектора, - сказал Джок, - он меня спросил, в
городе ли вы. Я ответил, что Рой мне не отец и что в городе его нет, а
когда он придет, вы его все равно не поймаете. - Джок засмеялся,
засмеялась и его мать.
- А что ему нужно, инспектору? - спросил Рой. Больше он ничего не
нашелся сказать, и вопрос его прозвучал слишком озабоченно.
- Он просто хотел узнать, вернулись ли вы, - сказал мальчик. Он знал,
что сделал неприятное Рою и что Рой никогда его вслух не осудит. Но это не
было с его стороны намеренной жестокостью. Он любил Роя. Каждый год он
упрашивал мать отпустить его в лес с Роем, хотя самому Рою он об этом не
сказал ни слова.
- Как школа? - спросил Рой.
- К рождеству окончу.
Рою хотелось спросить его, не собирается ли он поступить в какой-нибудь
техникум в Сэдбери или в Соо, но, как сказал мальчик, он ему не отец. По
мере того, как Джок рос и отбивался от рук, Джин Эндрюс несколько раз
пыталась убедить Роя действовать по-отцовски, не в отношении
ответственности, а просто в качестве твердой руки. Но Рой отказался от
какого бы то ни было вмешательства. Он любил Джока как сына Энди - и все
тут. Более глубокие, отцовские чувства были потрачены им на младшую сестру
Джока, Джульетту. Она дожила только до восьми лет, и за этот короткий срок
Рой привязался к девочке, как к собственному ребенку, и Джульетта отвечала
ему тем же горячим чувством. Она была похожа на мать, но только в ней было
особое детское благородство и она легче приноравливалась к людям, особенно
к Рою. Лучше ее он никого не знал. Когда, вернувшись однажды зимой, он
услышал, что ее свезли в окружную больницу, откуда она и не вернулась, это
было для Роя первым жизненным ударом, и надолго жизнь для него потускнела.
Джок занялся своими делами и скоро ушел, а Джин Эндрюс налила Рою кофе
и поставила чашку на край плиты, чтобы заставить его перейти с ларя в
кресло.
- В Мемориал Холл открыли кино, - рассказывала миссис Эндрюс, - Джок
помогает киномеханику.
Рой молча пил кофе.
- Рой, - спросила она, - у Энди была склонность к механике?
- У Энди? Нет, Энди был просто Энди, - сказал он.
- Значит, Джок унаследовал это от меня. - Отец Джонни, по ее словам,
был вагоновожатым в Торонто, на все руки мастер. Она рассказывала об этом
и прежде, много раз.
Рой был необычно сдержан, и она догадалась, что дома у него неладно.
- Я выписала поваренную книгу, - сказала она.
- Ни к чему вам книга, Джин, - возразил он. Это собственно значило, что
книга ей очень пригодилась бы.
- Я знаю, что плохо готовлю! - сказала она, чтобы расшевелить его.
По этому поводу они довольно долго спорили. Чем упорнее Рой хвалил ее
стряпню, тем очевидней становилось, что стряпать она не умеет и никогда не
научится.
- Во всяком случае, маринады я в этом году заготовлю, - сказала она.
Они уже варились, и Рой с удовольствием вдыхал запах пряностей,
горячего уксуса и соли. Как раз это он и ожидал найти, возвратясь домой.
Может, именно поэтому Джин вдруг затеяла то, что в другое время считала
пустой тратой времени. Зачем варить маринады, когда можно купить их в
лавке Дюкэна?
- Джинни, - спросил Рой, - сколько я наработал денег?
- Точно сейчас не могу сказать, Рой. Восемьсот долларов, а может быть,
и девятьсот.
- Восемьсот или девятьсот, - задумчиво сказал Рой, что-то высчитывая.
Откинувшись, он глядел прямо в белое пламя лампы. Оно его почти ослепило,
и когда он перевел взгляд на Джин Эндрюс, он увидел туманное пятно, а в
нем светлые волосы и тонкое лицо, слишком тонкое: острый нос и голубые,
очень голубые глаза. Она зорко наблюдала за ним. - Мне понадобится на зиму
двести долларов.
- А разве вы не оставили мехов для Пита Дюкэна?
- Оставил. Они дома. Но мне деньги нужны на другое.
Обычно свою законную норму мехов Рой продавал в открытую Питу Дюкэну
как представителю Городской закупочной компании. Этот законный заработок
шел на то, чтобы обеспечить продовольствие на весь сезон, на новые
капканы, патроны, одежду и прочие личные потребности. Деньги, вырученные
от продажи незаконных мехов. Джин Эндрюс сберегала для Роя; и она
придерживала их крепко, чтобы он не растранжирил их в пьяном виде. Она
согласилась на это по собственной просьбе Роя и теперь выдавала ему деньги
только по разумному поводу. Рой знал, какое сопротивление ему предстоит
преодолеть.
- Я должен оставить немного денег Сэму, - сказал он.
- Вы хотите подарить ему ваш зимний заработок?
- Да, если только вы не дадите мне для него сотню-другую, - сказал он с
надеждой.
- Я не дам этих денег, - спокойно возразила она. - Это ваши деньги, а
не Сэма. У Сэма ферма, он не нуждается в деньгах.
- Он не удержит ферму, если не достанет денег на расходы, - сказал Рой.
- Он дошел до точки.
- Я знаю. - Она покачала головой. - Но это не дело. Деньги не помогут
Сэму. - Четкие линии ее рта стали жестче.
- Это удержит его на ферме, - убеждал Рой.
- Нет. Деньги он возьмет, а ферму все равно бросит. Он не фермер. Рой.
И незачем пытаться удержать его здесь.
Рой посмотрел на Джин Эндрюс, как если бы она была ему чужой,
горожанкой, которая не могла понять, что значит ферма для
лесовика-охотника. Она никогда не поймет, что будет, если Сэм бросит землю
Мак-Нэйров. Джинни выдержала его укоризненный взгляд как женщина, которая,
конечно, знала, что значит потерять свой дом, но также и как женщина,
которая не могла пренебрегать реальностью. Она посмотрела на большую
крепкую голову Роя, впалые жесткие щеки, маленькие, глубоко посаженные
глаза, на его короткие руки, одинаково толстые от локтя до самой кисти, и
спросила себя, есть ли в Канаде более мягкий человек, которого больше
огорчило бы материальное и духовное падение другого человека.
- Сэм говорит, что справится, если я помогу ему перебиться эту зиму, -
сказал Рой. Он не собирался говорить этого, но пришлось.
- Как, остаться здесь на всю зиму? - не удержалась она.
- Да.
- Он не вправе требовать этого, Рой!
Роя уже больше не заботило, правильно это или нет. Ему нужно было
решение. Она должна понять, что Сэму необходимо получить эти деньги.
- Какой смысл вам оставаться и работать на ферме для Сэма, - резко
сказала она. Перспектива того, что Рой попадется в ловушку и вынужден
будет батрачить, возмутила ее не меньше, чем самого Роя. Отнять его у леса
и прикрепить к ферме - это все равно что посадить льва в клетку, -
сравнение, которое возникало в ее мыслях каждый раз, как она сама
подумывала о том, чтобы просить Роя бросить охоту и осесть в городе.
- Ему нужны деньги на хозяйство, - твердил Рой, - все равно, останусь я
или нет.
Она по-прежнему считала, что деньгами не разрешить затруднений Сэма, но
не стала настаивать. Она не хотела, чтобы Рой лишился семейного очага,
потому что в этом таилась для нее еще одна опасность. Джинни считала, что,
потеряв дом, Рой уйдет еще дальше в лес и совсем не будет возвращаться в
город. Она знала, какие затруднения грозят Рою, но ей следовало подумать и
о себе, о своих делах и чувствах, а она, со своей стороны, вовсе не
хотела, чтобы Рой уходил на север.
- Если вы уйдете туда, вы уже не вернетесь, - сказала она ему, когда
однажды они попытались трезво разобраться во всем этом.
- Я вернусь в Сент-Эллен, только если мне будет куда вернуться, -
настаивал он, - и на север я не уйду, если не будет у меня здесь
пристанища.
- Это одни слова, - сказала она. - Я-то знаю, что вы уйдете на север
именно, когда у вас здесь ничего не останется. Возьмете и исчезнете в один
прекрасный день.
- Нет, Джинни. Нет! - уверял он. - Если тут у меня ничего не будет, я
ни за что не уйду на север, там ведь я совсем одичаю, стану настоящим
лесным сычом. Я уйду, только если будет мне куда вернуться, и я непременно
буду возвращаться. Но участок истощен, Джинни, и рано или поздно мне все
равно придется уходить на север.
- Ну, а я тогда вернусь к своим в Торонто, - предупредила она. Не то
чтобы она его пугала. Она пыталась как-то приспособиться к его сложным
отношениям с Сент-Элленом и лесом. Она понимала, как нужна ему здесь
опора, чтобы решиться уйти на север, но чем сложнее все это становилось,
тем решительнее она отказывалась думать об этом, и наконец она ему
заявила: - Поступайте, как знаете, но если вы уйдете на север, я уеду
домой.
Это была единственная их размолвка, и теперь они боялись повторения ее.
Они по молчаливому уговору предпочитали не касаться этой темы. Рой знал,
что, если он уйдет на север, она действительно вернется в Торонто, но оба
они сознавали, что рано или поздно ему придется уйти глубже в лес, дальше
на север, иначе надо бросать охоту и фермерствовать в Сент-Эллене. И то, и
другое было бы для Джинни катастрофой, и она не могла больше думать об
этом.
- Берите ваши деньги для Сэма, - сказала она, - но только это глупо.
Рой. Это ваши деньги, и когда-нибудь они вам еще вот как понадобятся.
- Уже понадобились, - сказал он.
Больше они об этом не говорили, оставив вопрос-открытым.
Нерешенным оставался и вопрос об Энди, потому что ни один из них не мог
включить Энди в неуверенные попытки как-то решить будущее. В своих
отношениях они молча исходили из того, что Энди ушел и никогда не
вернется, но во всех их попытках твердо наладить свою жизнь Энди играл
определенную, скрытую роль. Из-за этого Джин ненавидела призрак мужа даже
больше, чем она могла бы ненавидеть его живого, и она знала, что Роя тоже
сковывает неуверенность в том, как же обстоит дело с Энди. Он словно
пробирался по голой полярной пустыне, отыскивая единственно верный путь и
не находя его. Ненадолго они оба замкнулись каждый в своих мыслях.
Обычно к этому времени Рой уже достаточно оттаивал, и Джин Эндрюс могла
спокойно тормошить и поддразнивать его, постепенно вызывая на своеобразные
проявления чувства. Даже в лучшие времена это бывало нелегко, Рой был из
тех мужчин, которые не умеют первыми подойти к женщине. Он не притронулся
бы к ней по своему собственному почину. Он не мог позволить себе эту
близость, пока тепло очага и обаяние этой одной-единственной женщины не
растопляли, не поглощали его целиком. Джинни знала, что сегодня это будет
трудно.
Не в ее привычках было ласково дергать его за ухо, ерошить его редкие
волосы и обнимать его крепкую шею, - у них все бывало иначе.
Прежде всего она подливала ему еще кофе. Вскоре он беспокойно
поднимался с места. Тогда, сняв свой передник, она надевала его на Роя - и
он принимался перемывать тарелки, банки, чистить вилки и ножи, словом,
все, что подвертывалось под руку. И тогда она начинала подтрунивать над
его нарядом, туже завязывать тесемки передника, снимать с него
воображаемые пылинки, пародируя чистюлю Роя. Он отталкивал ее, но она не
унималась. Он пытался снять передник, но она, не позволяя, яростно
вцеплялась ему в плечи. Тогда плечи у него обмякали, толстые кисти свисали
по бокам, и он становился таким, каким она хотела: грубым или мягким,
резким или нежным, пылким, а иногда и насмешливым; настойчивым, сильным,
неожиданным и ненадежным. Тогда не было у них слов. Была одна только
долгая канадская ночь.
Утром Рой приготовил завтрак: напек оладий, поджарил яичницу с салом.
Джок и сам Рой позавтракали в довольном молчании. Джин Эндрюс ела со своим
обычным безразличием к пище. Она еще была полна пережитым и так пристально
смотрела на Роя, что ему становилось неловко перед ее сыном. Когда Джок
ушел в школу, ей пришлось особенно бороться с собой. Ею еще владела
смутная тяга к творению, тогда как Рой ощущал здоровое чувство
завершенности и не замечал ничего, кроме чудесного утра.
- Так как же, возьмете деньги? - заставила она себя спросить Роя, когда
он уходил.
- Да не знаю, Джинни, - сказал он.
- И останетесь на зиму?
- И этого не знаю, - сказал он. - Посмотрим, я еще вернусь.
На мгновение она предположила, что Рой раздумал давать деньги Сэму и,
может быть, все-таки останется на зиму помогать ему. Она и радовалась и
внутренне протестовала против такого решения и долго стояла у двери,
следя, как он переходил поле и перелезал через ограду, направляясь к ферме
Сэма.
Рой собрал оставшиеся меха в своей спальне и, уходя, попытался избежать
оскорбительно откровенного взгляда невестки. Но она застигла его на
лестнице.
- Тебе не следовало бы возвращаться к нам, если уж ты проводишь там
время до утра, - сказала она. - Это не годится!
Он не ответил, он даже не глядел ей в глаза. Он молча ушел, возмущенный
и униженный, и только удовольствие пройтись средь бела дня по Сент-Эллену
несколько успокоило его.
По мере того как лес и пашни уступали место городу, природное бесплодие
земли становилось все явственней. С окраин города и до самого озера Гурон
небольшие ровные площадки были вздыблены и сдавлены мощными гранитными
скалами, голыми, дикими; и редкие ели среди них насмешливо торчали, словно
надгробья над жалкими клочками расчищенной земли. Это царство камня
простиралось до самого озера, и скалы повсюду господствовали,
величественные и недоступные, но всюду среди них извивались узкие
немощеные дороги и заборы, сложенные из валунов; лепились лавки, виднелись
телеграфные столбы и даже железная дорога - ветка Канадской Тихоокеанской,
которая обрывалась в Сент-Эллене, не обременив поселок ни станцией, ни
товарной платформой. Захудалый, но цепкий городишко, продуваемый насквозь
осенними ветрами, которые вгоняли его в дрожь. Рой опять улыбнулся ему,
уже выйдя на плотно утрамбованную ногами дорожку к лавке Пита Дюкэна.
По пути все приветливо здоровались с ним. Встречных постарше он знал по
имени, но было много новичков, которые приходили каждый год или подрастали
в его отсутствие, и тех он не знал. На дощатом тротуаре перед маленьким
бревенчатым зданием лавки Рой на мгновение задержался, разглядывая новую
вывеску.
- "П.Дюкэн", - читал он вслух. - "Мясо и Бакалея. Мука и Фураж". - Он
перечитал надпись и стал искать на вывеске что-нибудь получше. - "Нет
ароматнее чая Салада! Курите сигареты "Консульские"!" "Пейте апельсиновый
сок!" "П.Дюкэн. Мясо и Бакалея". Последний, сокращенный вариант украшал
стекло входной двери. Он отворил ее и вошел.
- Привет лучшему жениху во всем Муск-о-ги! - закричал он молодому
брюнету, стоявшему за опрятным прилавком. - Или, может, ты уже не жених,
Пит?
- Ей-богу, да это Рой. Сватай меня, Рой, сватай! Я ждал тебя не раньше,
чем через два-три дня. А ты видел, что инспектор только что прошел по
дороге встречать тебя? - Рой невольно оглянулся, а вдруг Дюкэн и вправду
не шутит, но француз захохотал. - Что, попался?
- А я не прочь повидать инспектора, - вежливо сказал Рой. - У меня
хорошие меха.
- Хорошие и законные, - сказал Пит Дюкэн. Он снял чистый белый передник
и протянул его какой-то толстушке, которая улыбнулась Рою, когда он
попытался разглядеть, какая же это из сестер Филлипс.
Дюкэн провел его через жарко натопленную лавку в заднюю комнату,
которая служила ему конторой. Это была продолговатая комната с письменным
столом, протертой кушеткой, чистыми занавесками. Дюкэн сел за стол и стал
принимать у Роя меха, тщательно их разглядывая.
- А какие сейчас цены? - спросил его Рой.
- Неважные, - сказал Дюкэн. - Военный бум спадает. Скоро трудно будет
сбывать меха. Цены падают, Рой.
- А цены на продукты растут, - подхватил Рой. Это было сказано не в
адрес Дюкэна, но о странной особенности цен, не дававшей человеку
прокормиться на заработок. - Все цены растут, но как только случится тебе
что-нибудь продавать, они сейчас же падают.
- Денег становится мало, Рой.
- А как у фермеров?
- Опять о кредите просят.
- Это я знаю, - сказал Рой, думая о Сэме.
Они больше ни о чем не говорили, пока не сторговались о цене за меха.
Рой не знал городских цен, но свою цену он у Пита выторговал, как тот ни
упирался. Это было нелегко, но выручка оправдала его ожидания и Рой был
доволен. Дюкэн записал цену каждой шкурки, подвел итог и спросил Роя,
пустить ли эту сумму, как обычно, на оплату зимнего заказа.
- Подожди немного, Пит, - сказал Рой. - Я дам тебе знать.
- Если тебе нужны сейчас деньги, а зимний провиант в кредит, ты скажи,
Рой, тебе я всегда поверю.
Дюкэн предлагал это по-дружески, и по-своему он был другом и Рою и всем
трапперам Сент-Эллена. Для первого раза он снабжал в кредит любого
траппера под улов, некоторых он ссужал на два и даже на три сезона, но на
большее не шел ни для кого. Дюкэн на опыте убедился, что кредит вовсе не
означает безнадежного долга: при надлежащем контроле это просто выгодное
помещение денег. В операциях с трапперами ему был обеспечен возврат ссуды
в виде мехов. Он гарантировал себя от риска, став представителем пушной
компании, к которому трапперы все равно вынуждены были нести свои меха в
уплату за долги. Иначе им не получить никаких продуктов из лавки Пита
Дюкэна, да и от других лавочников городка. Но эта система распространялась
только на трапперов, а не на фермеров. Дюкэн редко кредитовал фермера,
хотя известны были исключения. С мелкими фермерами и издольщиками он
практиковал обмен своих товаров на их продукты. Меновая торговля отжила
свой век еще при его дедушке, уже отец торговал на наличные. Но Пит
унаследовал лавку, когда у нее не было ни оборота, ни наличных, словом
ничего. Его отец - прижимистый французский буржуа - славился своей чисто
бретонской, копеечной расчетливостью. К тому времени, когда он умер, даже
репутация Дюкэнов пошатнулась. Но его сын вернулся со второй мировой войны
с маленькими черными усиками, трезвой коммерческой оценкой ближнего и
деловой сметкой, которую быстро развила в нем должность сержанта по
хозяйственной части. Он стал торговать всем и со всеми, беря на себя как
можно больше представительств и завязывая как можно больше новых связей;
торгуя честно, когда приходилось быть честным; торгуя нечестно, когда это
сулило доход и не грозило ничем, даже потерей честного имени. Он был
хороший лавочник, и его маленький магазин стал своего рода теплым, чистым,
хорошо снабженным клубом для всего Сент-Эллена, двери которого были
раскрыты и для сравнительно богатого и для сравнительно бедного клиента,
чьи нужды здесь обслуживались Питом тем охотнее, что это приносило ему
хороший доход и привольное житье. Пит был самым удачливым человеком во
всем Сент-Эллене.
- Что, Сэм должен тебе что-нибудь? - спросил его Рой.
- Всего несколько долларов, которые он занял в августе, - ответил Пит.
- Мне очень неприятна вся эта история с продажей свиньи, но если бы не я,
ее купил бы кто-нибудь другой, а я дал ему хорошую цену.
Рой понимал это.
- Возьми то, что он тебе должен, из пушных денег, но больше ему взаймы
не давай.
- Ладно, Рой, - лицо Дюкэна стало озабоченным. - Скажи, Рой, ты ведь не
думаешь остаться с ним в городе? Он говорил, что будет тебя просить об
этом.
- Я еще не знаю, - сказал Рой, - но ты все-таки отложи мне все
необходимое на зиму. Если провиант мне не понадобится, я дам тебе знать.
- А ты слышал, что Энди Эндрюс бродит где-то поблизости? - сказал
Дюкэн. В сущности, это был не вопрос, а предупреждение.
Рой никак не отозвался на это, он составил список того, что ему нужно
на зиму, на обороте рекламного проспекта универмага в Торонто и отдал его
Дюкэну. Потом они вместе прошли по лавке, отмечая те лакомства и
роскошества, о которых не вспомнил Рой. Тут он добавил к заказу сушеных
фруктов, консервированной вишни, паштета, еще несколько банок джема и два
пакета мятных леденцов как самых выгодных конфет. Рой примерил пару
коротких резиновых сапог. Для леса они вовсе не подходили, но он купил их
и положил на самое дно своего мешка. Мешок он оставил продавщице,
выполнявшей заказ, напомнив ей, что шесть десятков яиц надо положить
вместе с хлебом непременно сверху, а масло в жестянках - в самый низ,
вместе с сапогами.
Они вернулись в заднюю комнату, где Пит Дюкэн налил Рою большой стакан
Блэк-энд-Блю, хлебной водки шотландского рецепта, девяностоградусной, как
стояло на бутылке. Этот стакан, подносимый Дюкэном, был всегда первым
после возвращения Роя из леса. За ним следовали другие, но ни один не
бывал так вкусен, даже второй, который следовал непосредственно за первым.
- Да, всего тебя как плугом вспахивает, - сказал Рой. Его сразу
забрало, он побагровел, и глаза у него заблестели.
- Хочешь парочку бутылок в твой мешок?
- Нет, - сказал Рой. Трудно было ему отказываться. Но пока он еще был
трезв, не хотелось брать водки с собой в лес, хотя у большинства трапперов
это считалось обычным. - Впрочем, одну бутылочку положи на дорогу, -
попросил он.
- Я и сам думаю поохотиться поближе к рождеству. В верховьях реки
Уип-о-Уилл, - сказал Дюкэн. - Поеду на собаках. - Как и каждый обитатель
Сент-Эллена, Дюкэн при первой возможности отправлялся на охоту, но Рою
всегда казалось, что он немного хвастается своей упряжкой лаек,
раскормленных псов, которые грызлись и выли где-то за лавкой. Собаки - это
хорошо. Рой сам на них ездил, но хорошо для серьезной охоты, а не для
прогулки вдвоем на какие-нибудь две недели. Пит просто отдыхал в лесу от
своей жизни наследственного лавочника, лавочника в третьем поколении.
- Налить еще? - Дюкэн взялся за бутылку.
Рой мотнул головой и одним рывком оторвал свое крепко сбитое тело от
стола.
- Пойду потолкую с инспектором, - сказал он, и, прежде чем Дюкэн успел
возразить, его уже и след простыл.
Инспектор жил в казенном доме, построенном в казенном стиле, квадратном
двухэтажном деревянном доме без всякого намека на архитектурные украшения.
Единственной уступкой эстетике было маленькое крылечко, которое вместе с
доской для объявлений и определяло лицо дома. Рой, проходя, поглядел на
плакаты, мотавшиеся на доске. "Охраняйте природные богатству и красоты
ваших лесов", - прочитал он вслух, смакуя поэтичность официального языка.
"Сто лет надо растить его, а погубить можно в минуту. УХОДЯ, ТУШИТЕ
КОСТРЫ". И это ему понравилось.
- Хэлло, Мак-Нэйр, - приветствовал его инспектор, едва он открыл
сетчатую дверь. - Я только что собирался уходить.
- В обход, инспектор? - спросил Рой.
- Обход я делал вчера, - ответил инспектор.
- Как же это вы меня не встретили? - сказал Рой.
- Придет время, встречу, - утешил его инспектор.
Рой засмеялся:
- Если вы уходите, я зайду в другой раз.
- Нет. Входите. Позднее вы будете слишком пьяны, чтобы добраться до
меня. - Инспектор ударил по самому больному месту, и Рой подумал, что
инспектор нечестно играет.
Они вошли в маленькую квадратную комнату, стены которой были увешаны
объявлениями, плакатами, календарями, пачками наколотых бумаг и картами.
На сосновом столе были навалены еще карты, несколько шкурок норки и одна
бобровая, капканы, коробка патронов, компас, бинокль, а под столом стояло
два лисьих чучела. Инспектор уселся по-официальному, за конторку, повернув
свой плетеный стул так, чтобы можно было наблюдать за Роем. Рой уже
притих. Это были владения инспектора, его подавляла масса бумаг, конторка
с откидной крышкой, четыре или пять толстых квитанционных книг, кипы
бланков охотничьих свидетельств, ящички стола, полные писем, циркуляров,
извещений, постановлений, бюллетеней, приказов, выговоров, отчетов. Только
здесь, в конторе, Рой по-настоящему ощущал огромную административную
машину, которую представлял инспектор своей объемистой персоной.
Рой внес инспектору пять долларов за охотничье разрешение на год.
- Ну, как охотились в этот сезон? - спросил инспектор, подписав
квитанцию и протягивая ее Рою вместе с жетоном и маленькой зеленой
книжечкой, экземпляром "Добавлений к закону об Охоте и Рыбной Ловле 1946
года".
- Норму выловил.
- А кому продали?
- Питу Дюкэну.
- Меха первосортные?
Рой кивнул.
- Есть что-нибудь исключительное?
- Нет.
Инспектор задал еще несколько вопросов о звере: много ли его, или мало,
беспокоен он или доверчив, нет ли следов волка, рыси, медведя и других
хищников, мышей, лемминга, а также зайца и другой дичи. У Роя на все был
готовый ответ. Инспектор слушал его внимательно и вслушивался не только в
сведения, но и в оценки самого Роя. Рой видел в лесу то, чего не замечали
другие звероловы, и умел рассказать о виденном с увлечением подлинного
охотника. Сам того не ведая, Рой стал лучшим источником информации о всех
сезонных изменениях в жизни фауны Муск-о-ги. А так как инспектор
по-настоящему интересовался естественной историей своего района, то всю
информацию Роя он передавал в Торонто тщательно и точно.
- Похоже, что зверей в лесу убывает, Рой, - сказал он. - Я все жду, что
департамент предпримет по отношению к вашему брату - охотникам
какие-нибудь решительные действия - наложит запрет на бобра или ондатру, а
то и на всякого пушного зверя. Что-то нужно делать.
- Вы стараетесь прогнать нас на север, инспектор, - сказал Рой,
издеваясь над собственной бедой. - А что там делается, на тех территориях?
- Это ведь не мой район, - ответил инспектор, - но из департамента с
месяц назад был циркуляр о том, что все желающие получить новые участки
севернее Серебряной реки должны подать заявки не позднее мая. Хотите, я
включу и вас?
Инспектор откинулся в кресле. Его большое брюхо заставляло усомниться в
том, что он когда-нибудь покидает это кресло. Лицо у него было румяное,
затылок жирный, руки пухлые, но, когда он вставал и двигался, видно было,
что это человек неукротимой энергии, человек, выполняющий свои обязанности
с безжалостным упорством. Роя не обманывал его внешний облик толстяка; он
знал о пристрастии инспектора к жирной свинине и хорошему пиву. Нет, Рой
понимал, что недооценить этого человека - значит совершить большую ошибку.
Инспектор был так подвижен, что Рой, забравшись в самую гущу леса, часто
оглядывался через плечо, нет ли его где-нибудь поблизости.
- Я мог бы вам подобрать хороший участок, - предложил ему инспектор.
- А можно отложить это до моего возвращения весной?
- В любое время до мая месяца, - повторил инспектор, - но чем раньше вы
решите, тем больше выбор.
- Я скажу вам, когда вернусь в марте, - сказал Рой.
Инспектор пожал плечами. Он был доволен, что Рой останется здесь еще на
один сезон. Он так и сказал ему:
- Рой, я не хочу, чтобы вы уходили на север, прежде чем я вас поймаю с
незаконной добычей. Тогда вам все равно придется уйти, потому что я отберу
у вас здешний участок.
- Поймать меня? - сказал Рой. - А зачем вам меня ловить?
- Да уж не знаю, - сказал инспектор, - но из всех охотников моего
района именно вас я решил изловить с поличным. Вы водите меня за нос уже
двадцать лет, но я до вас добираюсь. Предупреждаю вас, добираюсь. Теперь
уж недолго.
Рой откинулся от конторки:
- Но если вы хотите поймать меня, почему вы не прогуляетесь за мной в
лес? Там-то вы вернее словили бы меня.
Инспектор бывал в лесу не раз - и в охотничьих хижинах Роя и по всей
цепи его ловушек, исходил его участок вдоль и поперек и не нашел ничего.
Когда-то давно он убедительно доказал Рою по числу его капканов, распялок
для меха, использованных патронов и по десятку других признаков, что Рой
отстреливает и ловит зверя больше нормы. Это обвинение было им брошено Рою
в лицо в его хижине, когда оба они были значительно моложе. Рой весь
вспыхнул от гнева, но сдержался и промолчал: молчал он и дальше в ответ на
все обвинения инспектора. Взвесив эту тактику Роя, инспектор скоро пришел
к выводу, что словами от него ничего не добьешься. Рой спокойно
отмалчивался и предоставлял инспектору обнаружить мех или поймать его на
месте преступления.
- В этом году, может быть, и соберусь, - сказал инспектор.
- Что ж, гостем будете.
- Вы и не узнаете, когда я явлюсь и откуда.
- А не опасно ли путешествовать по лесу тайком? Может приключиться
несчастный случай.
- Опасно для тех, кто окажется с незаконным мехом.
- А куда его девать, незаконный мех?
- Я прекрасно знаю, что вам не прожить на вашу норму, Рой, - сказал
инспектор. - И не хочется мне ловить вас. Рой, а все равно придется. Так
что в этом году глядите в оба.
- Я всегда гляжу в оба. Гляжу на каждую ловушку.
- А я буду не там, - сказал инспектор. - Я буду у вас за спиной.
Рой рассмеялся, будто только и ждал случая, а инспектор улыбнулся:
- Знаете, на ваш участок многие зарятся.
Рой кивнул:
- Ну и пусть берут. Он выловлен дочиста.
- А как же вы ухитряетесь брать с него добычу?
Рой потер руки и с довольным видом стал покачиваться в своем кресле:
- Пойдемте, выпьем со мной, инспектор. Может быть, вам удастся напоить
меня и выведать все мои секреты.
- А они мне и так известны. Опасные секреты. Они втянут вас в беду. Вы
когда-нибудь платили подоходный налог, Рой?
Рою показалось, что страннее вопроса он от инспектора никогда не
слышал.
- А я не припомню, чтобы мне кто-нибудь предлагал платить его, - сказал
он.
- Это не отговорка, - заметил инспектор.
Рой чувствовал, что тут какая-то ловушка, вырваться из которой ему не
под силу.
- Мне кажется, что я зарабатываю недостаточно, чтобы меня обложили
подоходным налогом, - осторожно сказал он.
- Вполне достаточно! - настаивал инспектор. Он плотнее уселся в кресло.
Вот как легко припереть Роя к стене, чего ему хотелось уже двадцать лет!
Он прекрасно понимал, что Рой чувствует себя выслеженным, пойманным и
приговоренным. Но не этого он добивался. Инспектор захохотал при мысли о
козырях, которые были у него в руках, но которыми он не хотел
пользоваться. - Не беспокойтесь, Мак-Нэйр, - сказал он официальным тоном.
- Мне дела нет до подоходного и прочих налогов. Мне другое надо: поймать
вас врасплох с незаконными мехами. Подумаешь, подоходный налог! - он
захохотал, хлопнул Роя по коленке и снова захохотал, наблюдая, как тот
приходит в себя.
А Рой был сыт по горло. Он встал, собираясь идти.
- Только не попадайтесь мне вместе с Мэрреем или с Зелом Сен-Клэром, -
добавил инспектор. - Я знаю, они пользовались вашей хижиной, и если я
захвачу их там, так и вас в придачу.
Рой еще не простил инспектору его странной шутки с подоходным налогом.
- Только если соберетесь в эту зиму, - сказал он, - остерегайтесь. У
меня вокруг хижины расставлено несколько медвежьих капканов. Ко мне туда
повадился какой-то черный медведь. Так что будьте осторожны, инспектор.
- Медвежьи капканы и нечаянная пуля! Ладно, буду осторожен, Рой. Вот,
возьмите. Сберег специально для вас. - Он протянул Рою пачку
противопожарных плакатов, зная, как ему нравится их броский драматизм. -
Когда собираетесь обратно в лес?
- Еще не знаю.
- Я думаю, это зависит от того, насколько вы напьетесь.
Это зависело от Сэма, но Рой не собирался докладывать об этом
инспектору. При мысли о Сэме Рою действительно захотелось еще выпить, но
он знал, что сначала надо уладить дело с Сэмом. Не поддаваясь искушению,
он прямо из конторы инспектора пересек улицу и железнодорожное полотно,
прошел мимо церкви и, перевалив несколько гранитных гряд, добрался до
фермы Джека Бэртона.
- Миссис Бэртон! - позвал он с порога. Внутрь он не входил. Ему трудно
было вот просто так войти в дом, даже в дом Джека. Он только просунул
голову в дверь. - Где Джек, миссис Бэртон?
Вышла миссис Бэртон, робкая, неряшливо одетая женщина с незначительным
лицом; маленькое, доброе существо.
- Здравствуйте, Рой, - сказала она. - Джек где-то возле сарая. Как
поживаете?
- Прекрасно. А как ваша семья?
Она вспыхнула, видимо потому, что было ясно предстоящее вскоре
увеличение ее семьи.
- Джек чинит сарай, - снова перевела она разговор на своего мужа.
Рой сдвинул на затылок свою суконную кепку и отправился искать Джека.
Тот, взгромоздившись на лестницу, выравнивал и закреплял дранку на
крыше сарая. Сарай был ветхий, дощатый, на сосновых столбах. На месте
некоторых истлевших столбов зияли дыры, оставшиеся столбы едва
поддерживали крышу. Дом был тоже крыт дранкой, а стены слеплены из гладкой
и твердой глины. Дом, высокий сарай с коровником, приземистый свинарник -
все теснилось на голом, открытом ветрам клочке земли. Единственное дерево,
молодая сосна, одиноко росло у проволочной изгороди, уходившей по склону к
дороге. Хозяйство выглядело дряхлым и запущенным, но вблизи его оживлял
гомон жилья - детский плач, лай собаки, визг поросенка, мычанье коровы -
все эти звуки и запахи фермы.
- Смотри, не свались и не развали эту кривулю, - закричал Рой Джеку. -
Слезай, пока не подул ветер и не унес тебя вместе с твоим сараем.
Джек Бэртон не двинулся с крыши, он закреплял гвоздем дранку и
выругался, когда она расщепилась. Тогда он слез на землю, засунул молоток
в задний карман, а плоскогубцы - за пояс, придав этим объемность своей
гибкой, тощей фигуре.
- Ну, этот сарай не сдует, - сказал Бэртон. - Я нарочно оставляю
наверху прорехи, чтобы ветер свободно проходил, только поэтому он и
держится.
Рой поглядел на прорехи.
- А ловкий ты фермер, Джек, - сказал он в раздумье. - Жаль, что мой Сэм
никак не справится с фермой.
- Он просил тебя остаться на зиму?
Рой кивнул.
- Он уже недели две назад говорил, что собирается просить тебя. Но я
думал, что он не решится. Так ты останешься?
Они зашли в сарай, чтобы укрыться от ветра. Там было темно и пусто и
стоял едкий запах перепревшего навоза. В стойле слышалось только мычанье
годовалой телки, гулко отдававшееся от высокой крыши. Несколько свиней
копались в загоне возле двери, но больше в сарае ничего не было. Позднее,
ближе к снегу, сарай заполнится скотиной - свидетельством фермерских
успехов Джека Бэртона: пять коров, шесть свиней, две лошади, две козы и
пять клеток ангорских кроликов. Все это втиснется в сарай и будет
отогреваться собственным теплом и дыханием.
- Ума не приложу, что будет с фермой, если я не останусь, - медленно
проговорил Рой. Чтобы на что-то решиться, он ждал помощи от Джека, но
знал, что Джек не может ему ничего присоветовать: ни да, ни нет. - Беда
еще вот в чем, - продолжал Рой. - Сэму взбрело в голову, что на всей
Гуронской полосе надо поставить крест и что для мелкого фермера здесь все
кончено. - Он подождал, надеясь, что Джек будет отрицать это, отрицать,
что вся их округа умерла.
- А он прав, Рой, - сказал Джек, и оба они посмотрели через узкую
полоску пашни на лес, который простирался на север к полярным снеговым
пустыням. - Мелкие фермы отжили свой век, ими теперь не проживешь.
- А как же ты?
- Перебиваюсь, потому что сейчас есть спрос на все даже на кроличий пух
и свиную щетину. Но разве это настоящее фермерство, Рой? У фермеров здесь
одна надежда - большая ферма, много разных посевов, много скота, инвентаря
и машин. Но на мелкой ферме для нас все это недостижимо, да, может быть, и
на большой тоже. Никто не в силах приобрести все оборудование, какого
требует эта земля. Единственный способ - это организовать общий фонд, где
можно было бы нанять трактор, конные грабли, жатку, а то и просто работать
на них сообща, переезжая с фермы на ферму. Только так и можно поддержать
наши фермы. Но правительство пальцем для этого не пошевельнет, так что,
может быть, эти фермы и действительно отжили свой век. Вот разве только
если наладить взаимопомощь и общий сбыт...
Роя удивило, что у Джека тоже свои заботы и тревожные мысли.
- Тебя послушать, так ты тоже не прочь прикрыть лавочку и сдаться, -
сказал он Бэртону.
- И не подумаю! Я ни за что не сдамся!
Тонкие губы его сжались, на обтянутых скулах проступили два белых
желвака. Рой засмеялся.
- Тебе бы следовало заняться политикой, - сказал он. - Например, в
Фермерском объединении.
- Что объединения? Там только и знают, что подсиживать друг друга и
рвать чужой кусок изо рта. Нам надо восстановить прогрессивную партию.
Протереть все с песочком. Никаких посредников и ростовщиков, ни
спекулянтов, ни процентной кабалы, никаких особых привилегий для церкви,
железных дорог и лесных компаний. Снизить взносы по закладным, снять
проценты, никаких подачек дельцам из общественной казны.
- И среднее образование!
- Да, и среднее образование!
- Эх ты, фермер Джек! - выразительно промолвил Рой.
- Так что ж, останешься здесь на зиму? - помолчав, спросил Джек.
- Ну как же я могу? - Рой глубоко засунул руки в карманы своей
брезентовой куртки. - Вот что, Джек, не найдешь ты кого-нибудь, кто
согласился бы поработать с Сэмом эту зиму? Денег Сэму давать не стоит. Все
равно потратит их зря. Я хотел оставить их тебе и просить, чтобы ты платил
работнику каждую неделю. Может быть, с помощником Сэм как-нибудь
справится. Ты как думаешь?
- Теперь трудно нанять работника.
- Я знаю.
- А много ты можешь оставить?
- Около трех сотен. Выйдет по сотне в месяц.
- Это хорошая плата, но только теперь никто не хочет работать на ферме.
Рой прислонился к свиной загородке, большим и указательным пальцем он
приподнял кепку за козырек, а остальными почесал темя, потом снова
нахлобучил кепку:
- Вот все, что я могу придумать. Или оставаться самому.
- Нет, тебе оставаться не к чему, Рой, - сказал Джек Бэртон. - Я
кого-нибудь найду. Когда, ты считаешь, он ему понадобится?
- Да с того месяца.
- А ты уверен, что Сэм захочет кого-нибудь, кроме тебя?
Рой покачал головой. Этого он не знает. К тому же он не уверен, что
скажет Руфь Мак-Нэйр.
Джек знал, о чем он думает.
- Надеюсь, ты застанешь Сэма, когда вернешься с зимней охоты. Конечно,
работник - это помощь, но я все-таки не стал бы на это рассчитывать.
- Кто купил упряжку? - вдруг спросил Рой.
- Билли Эдварде, с того берега.
- А откуда у него деньги?
- Занял под урожай. Хорошие были кони. Рой. Он их откормил как следует
и, я думаю, уже оправдал свои деньги, сдавая их в наем.
- Бедняга Сэм, - сказал Рой, и они оба вышли из сарая.
Джек повел Роя показывать ему остальное хозяйство: свинарник и
курятник, а затем и самый дом, где куча светлоголовых ребятишек копошилась
на полу вокруг задерганной матери.
Они спустились в погреб, где Джек показал свое воздушное отопление:
вокруг старой железной печи он выложил кирпичную нагревательную камеру, и,
когда печь топилась, горячий воздух поступал в дом через систему отдушин в
полу. Теперь печь еще не топилась и в погребе было холодно, но сухо. Джек
оштукатурил стены и замазал щели. На полу, на полках и на скамьях были
разложены овощи летнего и осеннего сбора: тыквы, свекла, кукуруза,
картофель, даже зеленые помидоры, яблоки, огурцы и несколько банок
сушеного горошка. Запасено было на всю зиму. Поднявшись наверх, они
уселись в кухне, уставленной бутылками и банками с заготовками миссис
Бэртон. Рой наслаждался теплом и уютом этой кухни. Даже обшарпанные стены
- и те выглядели надежно. На одной из них красовалась недовязанная
салфетка, на которой вышито было: "Маме". Над ней висела скрипка без
струн.
- Вот кончил погреб, теперь зимой примусь за верх, - сказал Джек, видя,
что Рой осматривается по сторонам.
"Вот она, постоянная очередь ремонта, - подумал Рой, - сначала сарай,
свинарник и курятник, потом погреб, кухня, а там уж и все остальное".
- Мэй, - сказал Джек жене, - у тебя ничего не найдется дать Рою в
дорогу?
Миссис Бэртон уже выставила перед Роем две банки: одну - красной
смородины, другую - красной капусты. Неизвестно, кто смущался больше -
гость или хозяйка, но Рой сгладил неловкость, он засунул в каждый карман
по банке, а ребятишкам достал свои леденцы. Он купил их для себя, но у
него был еще пакет в мешке у Дюкэна.
- Пойду навещу Сен-Клэра, - сказал он Джеку и быстро поднялся.
- Смотри только, чтобы при тебе не было денег, - предостерег Джек,
провожая Роя. - Если собираешься с ним выпить, считай, что денег не будет.
- И откуда в тебе этот закон и порядок, Джек? - сказал Рой. Они
постояли молча. - Так я тебе пришлю три сотни. А увидимся, должно быть,
еще до рождества - на озере.
- Должно быть, Рой.
- Так, значит, месяца через полтора.
- Да. До скорого, Рой. До скорого.
Рой уже катился вниз по склону к дороге, ноги его поднимали клубы пыли,
и ветер уносил ее. Пыли было не очень много, но, по мере того как Рой
удалялся, маленькое подвижное облачко все сгущалось, и скоро Джек видел
только пыль, а потом и облачко скрылось среди деревьев.
Зел Сен-Клэр был небольшой человечек, ростом меньше Роя, и тощий.
Французы Сент-Эллена утверждали, что он похож на маленького высохшего
французского кюре своими впалыми щеками, пронзительным взглядом, синевой
на подбородке и хилым, таким хилым телом. Но Рою дела не было до этой
клерикальной видимости, он видел в Зеле нечто более понятное, скажем -
носильщика, ненавидящего свою работу.
Рой отыскал его по звонким ударам топора, в дальнем конце лесной
расчистки Джека Бэртона. Зел подрубал большую березу, и все его тело
следовало за круговыми взмахами топора.
- Нелегкая работа для лесного бродяги! - окликнул его Рой.
Зел оперся на березу и перевел дух.
- Это все чертов инспектор, - сказал он.
Рой засмеялся:
- Чем плох инспектор? Блюдет закон и порядок.
- Дай срок и угомонится. Уж я об этом позабочусь.
- Ты лучше о себе заботься. Если он увидит тебя в лесу, тут тебе и
крышка.
- И ему будет крышка! - сказал Зел, проводя Роя через заросли, которые
он расчищал.
Четырехугольная вырубка, сдавленная скалами и лесом, уже частично
заросла липой, можжевельником и густой порослью берез. Ей было всего
четыре или пять лет, но через год-два она станет настоящим лесом, который
придется вырубать как следует, топором. Сейчас Зел Сен-Клэр еще мог свести
большую часть березы палом или большим садовым ножом, и к топору ему
приходилось прибегать, только встречая сосну или подросшую березу. Джек
Бэртон вовремя объявил войну наступающему лесу, купив эту вырубку летом и
расчищая ее к зиме. Рой отдавал должное Джеку, он был уверен, что со
временем Джек будет видным человеком в Сент-Эллене, если только Сент-Эллен
и мелкие фермы вообще уцелеют. Теперь, после разговора с Джеком, Роя это
особенно беспокоило.
- Выпей! - Зел Сен-Клэр протянул ему бутылку с каким-то пойлом,
подозрительно прозрачным и бесцветным. Зел достал ее из дупла, где у него
лежали куртка и нож. - Раздобыл у Оле Андерсона. Живая вода!
Рой выпил и почувствовал на небе слабый привкус аниса, но когда это
пойло обожгло гортань, он понял, что пьет почти голый спирт. Они снова
выпили.
- Эта штука доконает тебя, Зел, - сказал Рой.
- Не одно, так другое, - с горечью отозвался Зел, и его скрюченное
тощее тело не обнаруживало первого условия жизни - желания жить.
Это угнетало Роя. В Зеле он увидел судьбу всех звероловов, лишенных
права охоты. Он предложил французу еще выпить и сам выпил глоток.
- Может быть, инспектор еще вернет тебе твой участок? - сказал ему Рой.
- Отнимет его у Брэка Гарта и вернет мне? Как бы не так!
- А почему ты не уйдешь на север, на новые территории? Здесь нам все
равно делать нечего, ты же знаешь. Почему ты не подашься на север, Зел?
- А жену и ребят бросить здесь?
- Проживут, пока ты там не укрепишься.
Зел покачал головой, и Рой понял, что все это он не раз обдумывал и
отверг все варианты как безнадежные, еще ничего не предпринимая.
- Инспектор прикончил меня здесь, - сказал Сен-Клэр, - и он натравит на
меня всех инспекторов к северу от Муск-о-ги. Но все равно инспектору не
выжить меня из Сент-Эллена. Я пойду в лес и все равно буду охотиться,
хочет этого инспектор или не хочет, а если повстречаемся - тем хуже для
него.
Трапперы обычно расточали по адресу инспектора самые страшные угрозы, и
слушатели привыкли не принимать их всерьез или принимать с большой
скидкой. Но в двух случаях Рой склонен был верить в серьезность угрозы: со
стороны Зела Сен-Клэра - из-за его озлобленности и Мэррея - из-за его
безразличия; тот не питал к инспектору ни расположения, ни ненависти, но,
встретившись лицом к лицу, знал бы, что исход один - убить или быть
убитым. До сих пор Рой всегда считал, что Мэррей для инспектора опаснее,
но озлобление Зела было так яростно, что это начинало беспокоить Роя, и он
снова предложил выпить.
- Я на озере буду следом за тобой, - сказал ему Зел. - Вот кончу эту
расчистку, и у меня хватит тогда на провиант.
- Разве Джек Бэртон платит тебе за эту расчистку?
- А как же.
Так, значит, Джек постыдился признаться в своем великодушии! Рой
засмеялся.
- По моим расчетам, я буду там в половине ноября, - сказал Зел.
- Ну, горячий будет сезон, - сказал Рой. - Похоже, что полгорода
собирается в лес, в том числе и сам инспектор. Слишком там становится
людно, Зел, слишком людно. - Рой так и не мог решить, что ему нравится
больше: общение с людьми, когда их много набиралось в лесу, или
изумительное одиночество охоты вдали от людей. Сейчас, разогретый водкой,
он был за компанию. - Разумеется, - сказал он Зелу. - Приходи в любое
время. Пользуйся любой из моих хижин - и к черту инспектора. А что слышно
о Мэррее? Где он? Я не видел его с весны.
Сен-Клэр пристально посмотрел на Роя, а потом понизил свой слабый голос
так, что его было еле слышно.
- Рой, - сказал он. - Мэррей этой осенью не возвращался. Он отправился
в заповедник Серебряных Долларов, чтобы выбрать и устроить там зимовку.
- В пушной заповедник?
- Да. В заповедник. Раз его там уже изловили, но другой раз не поймают.
Заповедник площадью в тысячу квадратных миль, и он знает там озера, и реки
и болота, о которых сами обходчики понятия не имеют. Он и сейчас там,
разведывает зверя. А зверя там за двадцать лет, должно быть, развелось без
счета, кишмя кишит. Особенно бобра, Рой. Там, должно быть, этого бобра
столько, что шкурок на тракторе не вывезешь. Вот мы за ними и двинемся.
Хочешь с нами? В декабре.
Дважды, когда выдавалась плохая охота, Рой ставил капканы в заповеднике
Болд-Ривер, примыкавшем с запада к Муск-о-ги. Он не чувствовал тогда
угрызений совести, но позднее, поразмыслив, он дважды решал никогда больше
этого не делать: из-за нескольких шкурок не стоило попадать в тюрьму и
терять право на охоту. И теперь, если бы он не выпил столько этой отравы,
он начисто отказал бы Зелу решительным "нет". Но сейчас в нем заговорила
водка.
- Да, это было бы дело! - воскликнул он. - Брать бобров в заповеднике!
Вот всполошился бы наш инспектор! - он захохотал.
- Что ж тут мудреного, Рой, особенно если нас будет трое.
- А я-то вам зачем? - резко спросил Рой.
Зел знал, что Роя не проведешь.
- Слушай, Рой, - сказал он. - Ты лучший зверолов во всем Муск-о-ги. Ты
один можешь наловить больше бобров, чем половина трапперов всей
территории, было бы только что ловить. Ну, а в заповеднике - там бобров
видимо-невидимо. Там на болотах так много хаток, что бобрам не хватает
пропитания. Что тебе еще надо? И весь этот мех в одном месте: не надо
мерять десятки миль на обходах капканов, разыскивать следы. Весь зверь в
одном месте, только ждет хорошего зверолова. Тебя, Рой! Право же, все это
очень просто. За один раз ты с нами наловишь столько, что хватит
снарядиться на север, да еще останется. Бобер всегда в цене, ты сам это
знаешь. Дело верное.
- Не слишком ли, Зел?
- Вот подожди, повидаешься с Мэрреем, поговоришь с ним. Втроем мы можем
договориться. Ну, как?
Картина была такая заманчивая, что Рой поколебался, прежде чем
отказать.
- Так пойдешь?
Рой вздохнул. В нем заговорили остатки осторожности.
- Нет. Орудуйте вы вдвоем с Мэрреем. Вы вольные бродяги, Зел. А я
работяга-траппер.
- Недолго тебе работать. Зверя-то нет.
Они допили водку, и это сделало их закадычными друзьями и неразлучными
компаньонами. Сен-Клэр сложил в дупло инструмент, надел куртку, и они
пошли в единственный бар Сент-Эллена. Это было двухэтажное дощатое
строение в шесть комнат; когда-то здесь помещался процветавший магазин.
Там, где раньше был мясной прилавок, теперь устроена стойка, а на полках
вместо всяких товаров - стаканы и бутылки с различными напитками. Рой и
Зел Сен-Клэр ввалились в бар словно два загнанных мула, что вот-вот
ткнутся носом в землю под тяжестью непосильной ноши.
- Клем, - закричал Рой бармену-янки, - я собрался в ад, так выставь мне
какое-нибудь медвежье пойло, чтобы мне туда скорее добраться. Давай мне
этого Блэк-энд-Блю. Тащи бутылку!
Рой еще помнил, как он налил себе, Зелу; помнил, что Клем налил по
стакану для себя и для Джекки Пратта, единственного сент-элленского
дурачка. А потом все поплыло, смешалось - и что он чувствовал и особенно
что делал. Смутно помнились все новые порции выпивки, то, как он валился с
ног, и снова подымался, и как его кто-то бил; мальчишки, которые дразнили
его на улице: "Ты пьян, Рой, ты буянишь, Рой". Но он уже не помнил, как
убеждал их: "Ну что вы, ребята. Да разве я пьян?" - и как швырял в них
камнями, когда они не унимались.
А после мальчишек был в памяти полный провал до того самого мгновения,
как он проснулся в совершенной темноте, весь разбитый и больной. Голова у
него разламывалась, ему было плохо. Он лежал без движения, стараясь
сообразить, где он. Долго это ему не удавалось, он слегка пошевелился и
вдруг сразу понял.
- Джинни, - сказал он тихо.
Лежавшая рядом с ним не пошевелилась.
Рой, не двигаясь, долго прислушивался, как она дышит в глубоком сне.
Потом он осторожно слез с кровати и едва удержался, так его шатнуло назад.
Он знал, где должно быть его платье, но долго нащупывал его. Сидя на полу,
он натянул носки и сапоги и тут заметил, что в окне чуть брезжит рассвет:
Одевшись, он прошептал еще раз: "Джинни!"
Она не ответила, и он не подошел к ней.
Рой больше не стал дожидаться, он как можно скорее выбрался из комнаты.
В кухне он тяжело перевел дух и стал искать свою брезентовую куртку и
пакет. Они лежали под окном на ларе. Натянув куртку, он стал искать кепку
и нащупал ее в кармане вместе с четырьмя кусками мыла "Люкс". В пакете
были две банки - подарок миссис Бэртон и две другие, еще теплые,
положенные туда Джин Эндрюс. Он не стал смотреть, что она еще туда
положила, но ему пришлось зажечь лампу, чтобы написать Джинни записку с
просьбой передать триста долларов Джеку Бэртону.
Ему опять стало так плохо, что он сел на ларь и схватился за голову.
Его уже одолевал стыд, и он постарался поскорее вывести себя из этого
оцепенения, чтобы уйти, не встретив Джинни. Собственно, он знал, что хотел
уйти не только от Джинни, но от себя. Всего страшнее и позорней для него
были часы пьяного забытья. Раньше Джинни Эндрюс рассказывала ему, какие
гадости он вытворял в пьяном виде, неповторимые гадости. Это его всегда
угнетало, он всегда боялся поступить нехорошо, даже просто невежливо. Со
временем она перестала стыдить его, поняв, что ему самому невыносимо
стыдно. Наоборот, она старалась утешить его, говоря, каким он может быть
нежным и жалким. Но Рой не знал, чему же верить, и чем больше она его
ободряла, тем больше он сомневался. Раскаянье было неизбежно, и он
предпочитал покинуть ее вот так, среди ночи, - только бы не оказаться днем
лицом к лицу с ней и с самим собой.
Он тихонько прикрыл входную дверь и на минуту остановился на пороге,
почувствовав чудесный холодный воздух. Когда он проходил мимо окна
спальной, Джинни услыхала его тяжелое дыхание и сама тяжело перевела
дыхание, которое задерживала с тех пор, как услышала, что Рой проснулся.
Вот он и ушел, и между ними опять зима, еще одна долгая канадская зима.
На ферме ни Сэм, ни Руфь еще не вставали, ведь едва начинало
рассветать. Рой постарался их не разбудить, потому что знал: Сэм снова
станет добиваться от него ответа на вопрос, который Рой хотел считать
разрешенным. Если бы он дождался Сэма и сказал ему, что Джек наймет и
оплатит работника, Сэм мог не согласиться, и Рою пришлось бы начинать все
сначала. Предоставляя самому Джеку прийти и рассказать все Сэму, Рой
надеялся избежать отказа Сэма, даже сделать этот отказ невозможным. Сэм
примет работника. Сэм не уедет, не бросит ферму. Джек Бэртон уладит все
это с Сэмом. Дело теперь за Джеком.
Рой переоделся и почти бегом направился к городу.
У Дюкэна он прошел через заднюю дверь. Заплечный мешок его был готов,
весь заказ уложен, и Рой еще раз с благодарностью оценил быстроту и
деловитость Пита Дюкэна. Даже новые капканы были распакованы и прикреплены
как следует - поверх мешка. А под капканы была засунута бутылка
Блэк-энд-Блю.
Рой нуждался в ней как никогда.
- Молодчина Пит, - сказал он и раскупорил бутылку, чтобы сейчас же
выпить.
Его одурманенную голову и обожженный язык ошеломило новым ударом.
- Ух! Это и быка свалит! - сказал он вслух.
Рой вскинул мешок за плечи, сдвинул с раскалывающегося лба головной
ремень, сунул бутылку в карман и зашагал по дороге.
Каждый раз, когда ему хотелось глотнуть, приходилось опираться на
дерево, чтобы мешок не перетянул, когда он запрокидывал голову. Было
неудобно, и холодный спирт стекал по подбородку на затылок.
- Это и быка свалит! - твердил он при каждом глотке.
Он пил теперь, чтобы забыть, что был пьян, и чтобы изгладить из памяти
все то неблагополучие, которое оставалось позади. Во-первых, как он
добрался до дома Джин Эндрюс вчера вечером? Это всегда было первой его
мыслью. Ему всегда удавалось добрести туда, но как - он ни разу не мог
вспомнить. Потом Сэм. Сэм хочет бросить ферму. Рой знал, что ему следовало
бы остаться и до конца уладить все это дело. Надо было остаться и самому
предложить Сэму нанять работника, а не предоставлять решение Сэму. Сэм
может отказаться. Эта полумера Роя может только подтолкнуть его на
что-нибудь отчаянное. Сэм может сейчас же собраться и уехать. Но Рой знал,
что Джек Бэртон не допустит этого. Джек уговорит его остаться. Джек найдет
ему работника, Джек поддержит его. Теперь дело за Джеком. Даже Сент-Эллен
- и тот теперь держится только на Джеке. Джек, который не сдается, который
не даст себя выжить с фермы ни земельным банкам, ни процентам по
закладной, ни хищникам и рвачам, ни налогам, ни нехватке инвентаря, земли,
помощи, осушения, денег и предусмотрительности. Сент-Эллен будет
существовать, пока здесь есть Джек, а пока они оба на месте, не забыт, не
потерян и Рой, там, в самой глубине леса. "Ни за что не сдамся!" Он все
еще видел и слышал, как Джек Бэртон произнес эти слова, и они поддерживали
его.
Он снова выпил. Теперь уже за себя: он покидал Сент-Эллен, оставляя там
слишком мало себя; оставляя там призрак Энди, которого там, может, и нет,
хотя, кто знает; оставляя все нерешенным. Рой в последний раз шел
охотиться в эти леса, он это знал; он предчувствовал это и в прошлые годы,
но в этом году знал наверно. Участок опустошен. Это он тоже знал и в
прошлые годы, но сейчас предстоит окончательная проверка, так это или не
так. Тогда-то все и начнется. Уйти на север и покинуть Сент-Эллен. А потом
что? - безнадежно спрашивал он себя. Будет ли здесь Сэм и старая ферма,
будет ли здесь Джинни и он сам или лес окончательно поглотит его, оторвет
его от людей и наложит на него свою лапу? Нет! Он не животное. Чем больше
он наблюдал зверей, тем острее чувствовал, что он человек и нуждается в
людях. Лес и пустыня не поглотят его, но Сент-Эллен должен помочь ему в
этом. Сент-Эллен, и Сэм, и Джинни, и Джек Бэртон, и сама эта дикая, скупая
земля.
Рой уже одолел подъем до того места, где старая лесовозная дорога
взбиралась на голый гранитный гребень. Чтобы увериться, что существует
Сент-Эллен, ему надо было обернуться и взглянуть назад. Вот он, на месте,
еще не проснувшийся, озаренный жутким заревом восхода. Рой постоял,
переминаясь с ноги на ногу, ожидая, не покажется ли дымок, маленькая
черная фигурка, грузовик, хоть какой-нибудь признак жизни. Все было пусто,
и Сент-Эллен выглядел так, словно проиграл свое сражение с лесом и скоро
исчезнет. Таким Рой и унес его с собой в леса, когда свернул с дороги в
подлесок, с пьяной головой, пьяный под тяжелым грузом, с пьяными глазами и
пьяным распухшим ртом, весь пьяный, опорожнив белую бутылку и швырнув ее
перед собой так, что она вдребезги разбилась о камни, весь мертвецки
пьяный, кроме шагающих ног и инстинкта направления. Они-то и вели Роя в
глубь леса еще долго после того, как сознание вовсе оставило его.
Стоя одной ногой в челноке, Рой другой оттолкнулся и вывел его из
маленькой скалистой бухточки. Сейчас же, став на одно колено, он начал
подгребать, используя разгон от толчка. Острое весло быстро погнало
суденышко по тихой воде. Его крепкие руки так расчетливо прилагали свою
силу, что не было ни рывков, ни задержек, а только упорное и ровное
скольжение твердого брезентового корпуса, прорезавшего воду.
Он плыл по Мускусной заводи, которая вела к его главному озеру и
главной из его хижин и была одним из основных участков его охоты. Это был
искусственный водоем, извилистый и заросший, образованный старой бобровой
запрудой, которая так надежно перегородила ручей, что получилось озерко с
крутыми, густо заросшими лесом берегами. Идеальное обиталище для мускусной
крысы - ондатры. Не слишком глубоко, дно и берега густо покрыты осокой,
рогозом, стрелолистом и тростником и усеяны старыми дуплистыми пнями -
немаловажное условие для ондатры. На серо-коричневой поверхности воды
повсюду виднелись травянистые, слепленные из грязи и веток островки. На
тех, что побольше, были норы ондатры, на тех, что поменьше, крысы спокойно
кормились, недостижимые для хищных врагов. Рой направил челнок к одному из
таких островков. Некоторыми из них он пользовался как укрытием, приманивая
уток, и сейчас, когда челнок его вышел на открытое зеркало, с них
поднялась туча чирков и крохалей, красноголовых и чернокрылых диких уток и
свистух. Они вспорхнули небольшими шумными стайками и скрылись.
Возле одного из островков Рой подобрал двух уток, которых утром
подстрелил с берега. Он бросил их на дно лодки и опять свернул к берегу,
чтобы начать осмотр капканов.
Рою до сих пор было плохо, но это была слабость выздоровления. Он не
помнил, как добрался до болота, не помнил даже, как покинул Сент-Эллен.
Знал только, что очнулся сегодня утром в своей хижине на болоте, что его
сильно рвало и что каким-то образом он сберег свой мешок в целости - даже
яйца. Худшее миновало, но и теперь, гребя, он с трудом мог сосредоточиться
на том, что делает. Ему приходилось напрягать память, чтобы не пропустить
капкан. Он знал, что в этот раз, больше чем когда-нибудь, нельзя
пропускать ни одного. Обловом на этом болоте всегда открывался у него
зимний сезон, и это всегда бывало показателем, какой можно ждать охоты. Он
уже приближался к первому капкану, как вдруг услышал, что его окликают с
отмели перед хижиной:
- Рой! Рой Мак-Нэйр!
Челнок уткнулся в большой ком слипшихся водорослей.
- Кто там? - крикнул Рой. - Это ты, Джек?
Он подумал, что это Джек нагнал его, чтобы сказать, что Сэм все
бросает, или, может быть, что вернулся Энди Эндрюс.
- Это я, Скотти Малькольм.
- Скотти? Здорово, Скотти, сейчас причалю. - Голос Роя прозвучал глухо
и тускло, теряясь в болотных зарослях. Несколькими ударами весла он
повернул челнок к хижине: - Ты что, в Сент-Эллен?
- Нет. Я в лес с тобой, - сказал Скотти.
- Ну, так ты избавился от длинной прогулки. Еще полчаса - и ты бы меня
здесь не застал.
Скотти Малькольм охотился вместе с траппером, которого все звали
Самсоном. У каждого был свой участок, но охотились они сообща. Участки их
находились к северо-западу от Роя, и, проехав на челноке Роя по озеру,
Скотти выгадывал двадцатимильный переход по высоким хребтам, которые вели
к его владениям.
- Вчера я узнал, что ты ушел из Сент-Эллена, - сказал Скотти,
нагибаясь, чтобы ухватить челнок за нос. - Ну и шагал же ты! Я шел
полночи, чтобы тебя нагнать.
Скотти Малькольм уселся на камень, чтобы снять мешок, и протянул Рою
ружье. Это был худощавый, подвижной, жизнерадостный кельт, ростом не выше
Роя, лет на десять моложе его годами и лет на двадцать, - сложением. Он
был одет как настоящий охотник и траппер, не то что Рой, который выглядел
скорее как рабочий-литейщик по дороге на завод. У Скотти была хоть и
поношенная, но настоящая охотничья шапка. Его шерстяная куртка была
спортивного покроя, его сапоги были охотничьи сапоги, с резиновыми
головками и высокими голенищами мягкой кожи.
- Смотри, не замочи свои сапожки, - сказал Рой, когда Скотти,
перегнувшись, опустил свой тяжелый мешок на дно челнока. Сапоги Скотти и в
лесу всегда были до блеска начищены, и каждый год кто-нибудь дразнил
Скотти, что они распугают дичь, отравят воду, собьют все следы и подпалят
лес.
- Смотри, не потопи лодку, - не остался в долгу Скотти.
Усевшись, он взялся было за второе весло, закрепленное кожаной лямкой,
но тут же ему пришлось отпустить его и ухватиться за борт, потому что Рой
откинулся назад и сильно накренил челнок.
- В чем дело, Рой? - крикнул Скотти через плечо. - Ты что, устарел для
увеселительных прогулок?
- Это все твой вес пера: никак не уравновесишь.
- Это все ты, бездонная бочка, ишь накачался.
- А давно ли ты стал трезвенником?
Скотти не ответил. Скотти не был трезвенником, это он должен был
признать, но он всегда четко различал добро и зло, даже в самом себе, а
особенно в Рое, который часто не оправдывал его ожиданий.
Они оттолкнулись от берега и поплыли к первому из капканов Роя.
- Как это ты начисто не выловил это болото уже много лет назад? -
сказал Скотти.
- Ондатра в этом болоте никогда не переведется, Скотти. Не было еще
зимнего сезона, когда я не брал бы здесь хоть сколько-нибудь.
- Может быть. Но что ты называешь сколько-нибудь?
- Три, иногда четыре крысы на десять ловушек. Иногда весной дело
доходит до недомерков, но тогда я снимаю капканы и даю им подрасти.
Странное дело, Скотти, но я всегда вылавливаю сначала самых старых и самых
больших крыс, а потом они идут все мельче.
Рой имел право говорить об ондатрах, потому что (из них двоих) он был
знатоком. Все трапперы ставили капканы на разного зверя, но большинство из
них специализировалось на каком-нибудь одном. Рой работал в своем стиле -
был специалистом по массовому облову. Он специализировался на том пушном
звере, который собирается в большом количестве в определенном месте: бобр
или ондатра живут сообществами у плотин и на болотах; они никуда с места
не двигаются и ежегодным приплодом не только восполняют убыль, но еще и
растут в числе. Скотти предпочитал более пугливого и подвижного, но и
более ценного зверя: норку, куницу, ласку - зверей-бродяг, которых надо
было уметь выследить, разведать их тропы, водопои, ночлеги.
Первый капкан был пуст, но разряжен.
- Должно быть, сорвался, - сказал Скотти, удерживая челнок на месте.
- Да нет. Это система "Виктор" с тугим предохранителем, они
безотказные. Самая ловкая крыса и та не высвободится. А эта, должно быть,
оттянула сторожок.
- Так почему ты не поставишь капкан поглубже в нору, чтобы она не могла
зайти сбоку?
- Тогда тянет за цепочку.
Капкан был поставлен в кормежную нору. Это была небольшая впадина в
рыхлом обрыве, верхняя часть ее была над уровнем воды, нижняя уходила под
воду. В поисках кола, которым был заякорен капкан, Рой глубоко погрузил
руки в воду.
- Ты что, достаешь его? - спросил Скотти.
- Нет. Забиваю кол поглубже.
Рой насторожил капкан и установил его в норе под водой.
- Теперь не вытянет, - сказал он. Потом срезал три или четыре
тростниковых стебля и воткнул их в грязь возле капкана как скромную
приманку.
Они объехали все болото, осмотрели все капканы: и в кормежках, и в
ночлежных норах, и на кочках, где крысы поочередно оставляют следы
пахучего липкого мускуса, вызывая на свидание или на поединок, и возле
дуплистых пней, служащих им уборными. Нигде ничего.
- Осталось еще два, - сказал Рой.
- Похоже, что ты можешь поставить крест на этом болоте, - сказал
Скотти.
Но в последних капканах было по крысе.
- Неплохие, - сказал Скотти.
- Средние, - возразил Рой, бросая крыс в челнок. - В первый раз у меня
на этом болоте такая неудача.
- Две на десять капканов - это неплохо, Рой.
Рою пришлось согласиться, но внезапно он принял решение:
- Давай-ка пройдем еще раз. Я сниму половину этих капканов. Что им зря
сидеть в этом болоте.
- А тебе что, не хватает капканов?
- Нет.
- Так зачем же снимать их?
- Зряшное дело, Скотти. Зряшное дело.
Они сняли четыре из десяти капканов и переправились на другой берег
озерка, где и пристали среди гущи водорослей. Скотти вылез первым и
придерживал челнок, а Рой не захотел больше мочить ноги. Он закинул мешок
за плечи и передал ружье Скотти. Став на колени, Рой быстрым броском
опрокинул челнок себе на голову, и они начали переволок. Весла,
закрепленные в кожаных уключинах, уравновешивали лодку на плечах, а борта
упирались в предплечья. Главное было - держать равновесие, и Рой свободно
размахивал руками, следуя за Скотти по узкой лесной тропе вверх по крутому
подъему.
Они не разговаривали. Еще до конца подъема пошел дождь. Поначалу
слишком слабый, чтобы пробить сосновые ветви, нависавшие над тропой, он
скоро стал окатывать их потоками воды, и они шли то мокрыми прогалинами,
то прогретыми сухими аллеями из сосен, где было сухо над головой, сухо в
воздухе, сухо везде. Так они дошли до перевала. Перевалив и начав длинный
спуск, они все чаще попадали на мокрые прогалины и через час извилистого
спуска, промокшие до костей, выбрались к узкому концу Акульего озера.
- Спусти челнок на воду, а я погляжу. Тут у меня два капкана на норок,
- сказал Рой. Он опустил челнок на отмель и пошел, пробираясь по берегу
между скалами и буреломом. Капканы были поставлены у, входа, в обиталище
норок, у самой воды. Рой поглядел на гладкую скалу, спускавшуюся к плоской
песчаной отмели, и еще раз подумал, что нет места лучше для норки. Но в
эти ловушки за всю весну не попалось ни одной. Теперь тоже ничего не было,
и он снял их.
- Ты становишься чересчур разборчив, Рой, - сказал Скотти, увидев
капканы. - Зачем ты и эти снял?
- Здесь нет больше пушного зверя, - сказал Рой.
- Ты слишком многого требуешь, - Скотти влез в челнок. - Зверь приходит
и уходит, - добавил он.
- Он уходит, уходит, уже ушел! - сказал Рой. - Отсюда, по крайней мере,
он ушел.
- А ты просто на себя дурь напускаешь, - сказал Скотти, и от сильного
удара весла нос лодки так зарылся в воду, что Рою пришлось дважды
сработать веслом, чтобы ее выровнять. - Ты сколько лет твердишь, что
участок выловлен, но каждый раз как-то обертываешься. Пушнины становится
меньше и дичи тоже, но это дело поправимое. Всегда так бывало.
- А теперь не то. С каждым годом зверь уходит все дальше на север.
От дождя вода стала как мертвая, и нос челнока легко резал ее
податливую поверхность. Хотя время близилось к полудню, видимость сквозь
дождь была плохая.
- Уходит на север, - повторил Скотти. - Все вы помешались на этом. Все
собираются уходить на север.
Рой и сам не был уверен, правильно ли он делает, снимая капканы. Как
знать, а вдруг и эта покорность отчаяния и сборы на север - все это лишь
отражение его краха в Сент-Эллене.
- А то как же, Скотти, - сказал он крепким плечам и затылку впереди
себя. - Нам всем предстоит либо уходить на север, либо осесть на ферме в
Сент-Эллене. Так что выбирай, Скотти. Выбирай любое из двух.
Всю дорогу по озеру они не переставали спорить.
- Послушай. Уж с этим ты должен согласиться, - сказал наконец Скотти,
когда они начали переволок через узкую перемычку к последнему озеру. -
Если ты не перестанешь снимать отсюда капканы, то этой зимой мехов у тебя
не будет. - Теперь Скотти тащил челнок на голове, а Рой шел впереди,
посмеиваясь над тем, что Скотти в споре, как и всегда, чересчур принимает
все к сердцу. Но невольно хотелось разделять оптимизм Скотти в отношении
их будущего, и, хотя сам Рой слишком трезво смотрел на вещи, чтобы с ним
соглашаться, все же слушать его было приятно. На мгновение это оживило в
нем утерянную веру в свой охотничий участок.
Прежде чем пускаться в путь на последнее озеро - озеро Т, основную базу
охотничьих угодий Роя, они остановились позавтракать в одной из его
старых, заброшенных хижин. Когда-то охотничьим центром Роя были Мускусная
заводь и первая построенная на ней хижина. Позднее он передвинулся
севернее и построил эту хижину на озере Т. Еще позже, десять лет назад, он
подался еще севернее и выстроил свою третью хижину на другом берегу озера,
в двух часах езды отсюда. Как и многие озера Канады, это озеро названо
было по своей форме, напоминающей заглавную букву Т. Сейчас они были у
основания буквы, а чтобы попасть к теперешней хижине Роя, надо было
подняться по средней палочке, свернуть налево и плыть до конца поперечины.
- Где у тебя ключ? - спросил Скотти, когда они сбросили мешки у порога
хижины и отряхнулись от дождя.
- А почему ты не хочешь развести огонь здесь, на воздухе? - спросил
Рой.
- К чему это? Разве ты снял печку?
- Да нет, она стоит на месте, - отозвался Рой и достал ключ с гвоздя
под застрехой.
Скотти отпер дверь, и они вошли.
Рою этого не хотелось, он не любил входить в свои заброшенные хижины.
Она была прочной постройки, сухая, но внутри неимоверно запущена. В ней
стоял тяжелый запах гнили, и все было запакощено мышами. Мыши изгрызли
матрац, и вся хижина до самых стропил была в обрывках мочалы и
растительного пуха. Повсюду - на полках, на грубо сколоченных столах, в
печи и даже в лампе - были мышиные гнезда. Рой и Скотти затопали ногами, и
большинство мышей скрылось, но некоторые остались и нагло глазели на
непрошенных гостей. Одна не могла выбраться из стеклянной банки, пока
Скотти не опрокинул банку, а тогда шмыгнула прочь. Рой сплюнул в ладонь
табачную жвачку и запустил ком в последнюю мышь, сидевшую на печке. Он
промахнулся, но мышь нырнула в открытую конфорку и больше не показывалась.
Это была большая белоногая полевка, остальные же были обыкновенные серые
домашние мыши и одна крыса, за которой Скотти долго охотился, выгоняя
березовым поленом из всех углов, и наконец убил, когда она метнулась к
открытой двери.
- Зачем ты ее убил? - спросил Рой.
- Всегда убиваю крыс, - сказал Скотти. - Ненавижу этих гадин!
- Чем они гаже мышей? Убиваешь одних, убивай всех!
- Да я крыс не терплю, - сказал Скотти.
Рой не стал спорить. В другое время он заставил бы Скотти еще раз
изложить свои теории о добре и зле в мире животных. Но Рой уже забыл про
Скотти. Оглядывая хижину, он чувствовал, что время и жизнь проходят
слишком быстро. Еще сравнительно недавно эта хижина в глубине леса жила
полной жизнью - и казалось, что это надолго. Теперь она была заброшена и
близка к полному разрушению. Еще немного - и пазы разойдутся, крыша
провалится, бревна растрескаются, пол прогниет и вся его постройка рухнет.
Пока еще она выглядела прочной, но Рой знал, что она обречена. Это было
своего рода напоминанием, что лес мог поглотить все - человека, или
хижину, или весь поселок Сент-Эллен. Рой подумал, что даже не столько лес
разрушает дело рук человеческих, а сама жизнь опережает их. Рой не мог бы
определить это точнее, но у него мелькала иногда мысль, что виноват в этом
человек, что природа всегда будет побеждать людей, если только люди не
побьют природу ее же оружием. Он твердо верил в победу человека над
природой, но эта хижина была доказательством, что он частично побежден,
что зверь ушел от него своим путем, на север, и что скоро ему
придется-уходить туда же. Это было прообразом того, что ожидает и
Сент-Эллен, если голый гранит и бесплодная земля победят Сэма и фермера
Джека.
- Пойдем отсюда, - сказал он Скотти. - Лучше поесть на воздухе.
Они заперли дверь хижины и развели костер у самого озера.
Эта полоска воды была для Роя настоящим домом. Он любил плыть по ней и
наблюдать, как она раздвигается перед ним в широкое полотно озера, как
растут высокие скалы, а потом делаются ниже и пропадают, скрытые густой
зарослью пихт, елей и сосен. Именно здесь он опять начинал особенно остро
чувствовать лес. Для него это озеро было началом необитаемого края,
который простирался необжитой и нетронутый до самого Гудзонова залива. То,
что на карте между озером и Арктикой были помечены поселения и города, не
имело значения. Это были великие канадские леса, и чем выше Рой поднимался
по озеру Т, тем ощутительнее они его обступали. Когда дождь перестал и
прояснилось небо, перед ним возникли знакомые скалы, деревья и хребты. Они
так четко были запечатлены в его мозгу, что он даже не сознавал, что
наблюдает их, и все же каждый раз он находил что-нибудь новое, особенно
возвращаясь из Сент-Эллена.
- Ты замечаешь, как сосна и ель обгоняют березу, - сказал он Скотти.
Они были на стыке основания и перекладины буквы Т. Напротив них, за самым
широким плесом, был крутой склон хребта, протянувшегося по самому берегу
на три-четыре мили. Им хорошо был виден лес по всему склону, лес,
исполосованный неистовством лесоруба и огня. Это был молодняк по вырубкам,
большей частью густые поросли крепкой березки, уже оголенной надвигающейся
зимой. Березы ярко белели на фоне черной земли и скал, припиравших их к
склону. Но как ни част был узор берез, темно-зеленые верхушки пихт и елей
делались все многочисленнее. В битве за солнце между молодыми березами и
хвойными медленнее растущие хвойные, в конце концов, брали верх. Рой знал,
что они победят березу. Скоро вся округа станет опять хвойным лесом, если
только неистовые лесорубы или яростные пожары не убьют всю молодую хвойную
поросль.
- А что я тебе всегда говорю. Рой, - твердил Скотти. - Все в лесу
меняется. То, что на время уходит, потом возвращается. Зверь тоже
вернется, как и эти пихты.
Рой закинул голову и засмеялся:
- Тебе бы священником быть, Скотти.
- Не понимаю, чего это тебе всегда приходит в голову, - сказал Скотти.
- Всегда надеешься увидеть то, чего на самом деле нет, - настаивал Рой.
- А есть у тебя на тех островах капканы? - спросил Скотти, ненадолго
перестав грести, когда они вышли на широкое место. Справа от них, в самом
центре озера, над водой подымались два покрытых редким лесом островка -
вершины двух подводных гор.
- Нет, когда замерзнет, я ставлю там капканы на лис, - сказал Рой.
- У тебя пропадают хорошие места для улова, - заметил Скотти. - На
такие вот островки норки наведываются к уткам и чайкам в гнезда. Тебе бы
поставить тут парочку капканов. Рой.
- Но через неделю-другую птицы все снимутся, - сказал Рой. - А с ними
уйдут и норки.
- Так ведь это через несколько недель. И все равно, когда озеро
замерзнет, норки там непременно будут.
Рой уже давно потерял надежду поймать хоть одну норку на этих островах,
но сейчас он был полон энергии. Лес овладел им, и он повернул челнок к
острову.
- Ладно, уговорил меня, Скотти! - закричал он. - Наддай, может успеем
поставить капканчик-другой и вернуться домой засветло.
Их соединенными усилиями двенадцатифутовый челнок быстро резал тихую
воду. Они так его гнали, что нос задрался, а корма осела. Откинувшись, они
нарочно перенесли центр тяжести назад, чтобы скользить на одной корме и
тем уменьшить сопротивление воды. Надо было быть первоклассным гребцом,
чтобы так сильно грести при такой неравномерной и большой загрузке, но оба
были мастерами своего дела. Они щеголяли друг перед другом, стараясь
сильнее подать лодку на своем гребке. Удары весел становились все быстрее
и резче, челнок все больше задирал нос, но ни одному из них не удавалось
пересилить. Впрочем, вес и сила здесь не имели значения. Важно было
мастерство и выносливость, и оба не сдали до самого острова.
Помогая друг другу, они поставили три капкана на обоих островах.
Работали они споро и быстро, пустив в качестве наживки одну из
подстреленных Роем уток.
- Скорее, Скотти, - сказал Рой и оттолкнул челнок от берега, едва
дождавшись товарища. - Я вовсе не собираюсь катать тебя по озеру. Берись
за весло. Я тебя так завожу, что ты к хижине на карачках потащишься.
Наддай, Скотта! Наддай!
Теперь они по-настоящему спешили, и было не до разговоров. Только время
от времени Рой откидывал голову и смеялся, смеялся их соревнованию,
смеялся напряженному движению гибких плеч Скотти, мелькавших перед ним,
смеялся терпкой радости быть снова в лесу вблизи от своего дома.
В конце концов. Рой измотал Скотти: тот был моложе, и ведь это был
привычный путь Роя, который спешил домой. К тому же темнело, а Рой был
неутомим в состязании с темнотой. Рой, можно сказать, греб за двоих к тому
времени, как они втянулись в узкий залив озера и перед ними на самом
берегу внезапно открылась приземистая бревенчатая хижина, словно присевшая
на огромном плоском валуне.
- Ну, вот тебе приятное зрелище, - сказал Рой притомившемуся Скотти. -
Хижина в лесу, возвращение охотника домой.
- Где его кто-то ожидает, - добавил Скотти.
Из трубы поднимался дым, и, когда они ввели челнок в скалистую
бухточку, дверь хижины распахнулась и из нее вышли двое.
- Сохатый! - воскликнул Рой.
Это был крупный мужчина. Держался он небрежно, ходил не торопясь. С
беспечностью истого лесного бродяги он невозмутимо прошагал двадцать
ярдов, отделявших хижину от воды. Он был так похож на лесного зверя,
именем которого его прозвали, что Рою всегда казалось, что ему пристали бы
гордые и мощные рога настоящего сохатого.
- Да это никак Рой? - сказал Мэррей, и за этими словами не было никакой
мысли, все было как на ладони, полно уверенности и спокойно до
апатичности.
- А почем ты знал, что это не инспектор? - радостно заревел Рой, давая
волю своему восторгу.
- Да еще с того берега слышно, как ты хохочешь, - сказал Мэррей.
- Хэлло, Самсон, - обратился Рой ко второму. - Я привез тебе твоего
напарника.
Самсон был совсем другой. Где-то посредине между туго сбитым крепышом
Роем и крепкой высоченной фигурой Сохатого. Не будь рядом Мэррея, Самсон
казался бы великаном. Но не за рост наградили его кличкой. Он обязан был
ею своей черной густой бороде. Бороде и еще решительным движениям,
решительной походке и решительной осанке: полная противоположность Мэррею,
который высился над ним волею природы, но не по собственной воле.
- Ты что, пьян? - спросил Самсон Роя.
- Спроси Скотти, - ответил Рой. - Он-то трезв, да совсем умаялся.
Мэррей и Самсон потащили в хижину мешки и ружья, а Рой со Скотти тем
временем вытянули челнок из воды и опрокинули его на береговые камни. Рой
подобрал двух пойманных крыс и пошел к хижине таким шагом, словно
отправлялся в большой переход. Совсем отощавший Скотти ковылял вслед за
Роем.
- Ты только понюхай, Скотти, - сказал Рой, когда они вошли в хижину.
При виде разведенного огня и стряпни Рой совсем растаял.
- А что это у тебя на сковородке? - спросил он Мэррея.
- Да вот, подстрелил олененка у Небесного озера, - ответил Мэррей,
отрезая еще два куска от неосвежеванной туши оленя, лежавшей тут же на
козлах. Он бросил мясо на большую сковородку и занялся стряпней, а Рой и
Скотти присели на одну из коек, чтобы разобрать мешки.
- Как поживает твой друг, инспектор? - спросил Мэррей.
- Собирается зимой к нам пожаловать, - сказал Рой.
- Ты, конечно, пригласил его? - загрохотал Самсон.
- Само собой. Конечно! - ответил Рой, наслаждаясь репутацией
единственного человека, который осмеливается бросить открытый вызов
инспектору, почему его и дразнили, что они с инспектором на дружеской
ноге.
- А у нас и капкан для инспектора готов, - сказал Самсон.
Начался разговор об инспекторе, который все оживлялся по мере того, как
росли угрозы. Больше всех грозился Самсон, спокойнее всех был Скотти,
который заявил, что инспектор, собственно, выполняет свой долг.
- Эх, инспектор, инспектор! - только и вымолвил Мэррей.
Рой, снимая сапоги и носки и раскладывая их на полу возле печки, слушал
и подзадоривал других. Сидя на койке и болтая толстыми босыми ногами, не
достававшими до пола, он медленно свыкался с дружеским объятием своей
хижины.
- Подкинь-ка дровец. Сохатый, - сказал он в лад своим мыслям. -
Наконец-то охотник вернулся домой! - Он ожидал, что тот отзовется на его
выходку, но Мэррей только медленно и безучастно улыбнулся, и Роя это
огорчило. Он всегда старался рассмешить Мэррея по-настоящему, заставить
его играть свою роль в этой лесной постановке, но Мэррей разве что изредка
снисходил до ленивой заключительной реплики. Единственный раз он
засмеялся, когда Рой впервые назвал его лесным бродягой.
Мэррей продолжал стряпать, а Рой вынул карманный нож с длинным лезвием.
Сплюнув черную от жвачки слюну на точильный камень, он направил нож и
принялся снимать шкурку с ондатры.
- Ты когда-нибудь видел, как енот жрет крыс? - спросил Рой.
- Да тут отродясь енотов не бывало, - ответил Мэррей.
- Они все ушли на север, - кольнул Роя Скотти.
Рой засмеялся:
- Верно, Скотти. А я вот видел енота в прошлом году на болоте. Он
грабил мои капканы. Один раз ночью я, сидя на кочке, видел, как он свежует
и ест мою крысу. Начал он с того, что отгрыз ей голову, потом стянул
шкурку вот так же, как я сейчас делаю. Ну, когда он кончил, тут я его
пристрелил. Получил готовенькую шкурку крысы и енота впридачу.
- Ты его, должно быть, выдрессировал, - сказал Самсон. - Поглядеть, как
ты свежуешь этих крыс, можно подумать, что в тебе есть индейская кровь.
Рой стягивал шкурки на индейский манер - от головы к хвосту, вместо
обычного способа трапперов, которые, наоборот, начинали с хвоста. Они
поспорили, как уже десятки раз спорили об этом. Рой утверждал, что, сдирая
шкурку от головы, чище отделяешь жировой слой от шкурки и не рвешь ее,
тогда как Скотти и Самсон утверждали, что при этом шкурка пересушивается,
портится и ломается. В конце концов, последнее слово оставалось за Роем,
потому что ему всегда удавалось получать самую высокую цену за меха, хотя
это на самом деле было результатом более тщательной выделки шкурки,
гораздо более тщательной, чем у кого-нибудь в Муск-о-ги. Но и это не
прекращало спора, и они долго препирались. Все, кроме Мэррея. Он не
выказывал никакого интереса к различным способам свежевания крыс. Сдираешь
с крысы шкурку... Ну, и сдираешь... Вот и все!
- Енот, - сказал в заключение Скотти, - он-то знал, что делает. Нет
лучше зверя в лесу, чем енот, - продолжал Скотти. - И чистоплотней его
нет. Какой еще зверь станет полоскать мясо в воде, прежде чем его съесть?
- И как еще он его не поджаривает, - насмешливо заметил Рой.
- Ну это, во всяком случае, поджарено, - сказал Мэррей про свои оленьи
бифштексы. - Давайте тарелки.
Они принялись за еду, сидя на сосновой скамье у стола, прибитого к
стене. Как и все в хижине, стол был рубленый, но прямой и крепкий. Рой
сколачивал его на годы. Он выстроил хижину так прочно, что Самсон уверял,
что это он себе сколотил гроб. Но для хижины она была достаточно велика -
двадцать футов на восемнадцать, и без единой щели. Кроме стола, в ней было
две койки, голова к голове; в одном конце, у двери маленький столик с
умывальным тазом, кладовка, ящик с добром Роя под окном и небольшая
железная печка. Все было сделано основательно: пол прочный, бревенчатый,
без перекосов и прогибов, крыша толевая, четыре окна. В одном углу до
самой крыши были сложены березовые чурки, и Рой, на минуту оторвавшись от
еды, подбросил несколько чурок в печку.
Стало жарко, Самсон вскочил и распахнул дверь.
- Тут с тобой задохнешься! - закричал он.
- Снеговик Самсон! - пожаловался Рой. - Ты еще когда-нибудь до смерти
замерзнешь. Вероятнее всего, у себя в хижине.
В противоположность хижине Роя, у Самсона была убогая, сквозная
хибарка. Самсон намеренно держал ее в таком состоянии. Скотти, который
делил с ним хижину, находил, что зимой в ней совершенно невыносимо, но
Скотти никогда не жаловался, потому что, по его убеждениям, он должен был
считаться с правами другого. Оба страдали от этого, но Рой знал, что оба
довольны тем, как и почему страдают.
- Как это ты не задохнулся в своем танке на фронте? - сказал Рой
Самсону. - Ты, должно быть, буравил дырочки в броне, чтобы дышать свежим
воздухом.
- Когда становилось жарко, - сказал Скотти, - он выпрыгивал и бежал
рядом.
Фронтовые дела было единственное, чем Скотти и Самсон друг друга
поддразнивали. Они вместе пошли на фронт и служили на одном танке, так же
как сейчас жили в одной хижине. Они дрались у Арнгема, освобождали Данию,
переправлялись через Рейн, а потом возвратились домой, к охоте; один еще
более загрубелый, другой с идеями. Между собой они сохраняли мир тем, что
никогда не спорили, хотя Рой за последние два года много раз пытался
стравить их. Друг к другу они относились уважительно, разве что когда
спорили о военных делах, но и тогда в их перекорах не было едкости, вовсе
нет.
- Знаешь, я уже почти достроил хижину в заповеднике, - спокойно заявил
Мэррей, отставив свою оловянную тарелку и облокотившись о стол.
- Тебе бы лучше не рассказывать об этом в присутствии таких
законопослушных граждан, - заметил Рой, наливая всем по большой кружке
кофе.
- А я думал всех вас пригласить туда с собой, - сказал Мэррей.
- Зел уже приглашал меня, - отозвался Рой.
- А как вы двое? - спросил Мэррей остальных.
- Там норка водится? - спросил Самсон.
- Чего только там не водится, - ответил Мэррей. - Всего на всех хватит.
Там можно наловить столько, что на много лет вперед хватит, особенно
бобра. Нигде не видел столько бобровых хаток. Рой.
- Так как же, Самсон? - осведомился Рой. - Пойдешь туда?
- А ты? - спросил Самсон.
- Может быть, - поддразнил его Рой. - Особенно если ты пойдешь.
Скотти знал, что Рой может подстрекнуть Самсона на любое, самое
безрассудное предприятие. В прошлом году, перед самым ледоставом, он
поспорил с Самсоном на пятьдесят долларов, что тот не переплывет озера.
Самсон переплыл, но после этого едва выжил. Теперь Рой подзуживал Самсона
на затею, еще более смехотворную и опасную, и Скотти ждал беды.
- Если вы, ребята, вздумали стать миллионерами, - сказал он, - почему
бы вам не ограбить банк? Ничуть не рискованнее, чем охотиться в
заповеднике.
- Да там тебя никто и не увидит, в заповеднике, - сказал Мэррей.
- Легче легкого! - заявил Рой.
- А еще легче попасться, - предостерег Скотти.
- Его преподобие, отец Скотти Малькольм, - сказал Рой. - Ты чего,
собственно, боишься? Инспектора?
- Никого я не боюсь, и инспектора тоже, - сказал Скотти. - Вам, ребята,
просто не терпится нарушить закон. Только и ждете случая. А как же можно
без закона? Чем была бы без него наша страна?
- Тем же точно, что и сейчас, - ответил за всех Рой.
- Надо же во всем различать добро и зло, - настаивал Скотти.
- Ну, так это зло, - сказал Рой. - Пойдешь, Самсон?
На бородатом лице Самсона ясно видно было, как ему трудно устоять
против этого явного подвоха.
- Скотти? - воззвал он. - Что ты об этом думаешь?
- Нет уж, меня увольте!
Самсон пожал плечами, и это было достаточно выразительным отказом, но
Рой уже не знал удержу и приставал к Скотти до тех пор, пока Мэррею это не
надоело.
- Ладно, один или все, - сказал он. - Но только каждый со своими
капканами.
Скотти почувствовал, что, пожалуй, хватил через край со своими
нравоучениями, он порылся в брезентовом мешке и вытащил бутылку водки.
- Мечта зверолова, - сказал он Рою. - Починай!
- За ваше преподобие! - с восторгом воскликнул Рой и тут же припал к
бутылке, как человек, умирающий от жажды.
До сих пор Рой несерьезно относился к предложению Мэррея охотиться в
заповеднике. Разыгрывал он на этот счет и Самсона. Но сам-то в глубине
души знал, что разжигает Самсона потому, что сам разожжен Мэрреем; дразнит
Самсона рискованной затеей потому, что она и самого его раздразнила.
Всегдашняя история. Давешний вызов Самсону переплыть озеро возник из
насмешливого замечания Самсона, что Рой стареет. Он обратил насмешку на
самого Самсона, и вышло так, что вместо сорокатрехлетнего мужчины поплыл
через озеро молодой двадцатисемилетний человек. В тот раз выручило Роя то,
что Самсон едва выдержал это испытание, и Рой с удовлетворением убедился,
что молодые тела могут быть менее выносливы, чем стареющие. Но теперь
Мэррей предлагал всерьез, и Рою приходилось в одиночку бороться с
искушением и самостоятельно делать выбор.
- Длина того озера около десяти миль, - рассказывал Мэррей, пока все
четверо допивали водку. - Со всех сторон в него впадают речки, и на каждой
- бобровые плотины, так что все кругом заболочено. На всех запрудах,
вероятно, не меньше трехсот бобровых хаток. А это значит не меньше
девятисот взрослых бобров. Так ведь, Рой?
- А почему же никто их там не охраняет? - спросил Рой.
- Понятия не имею, - сказал Мэррей, - но только уже больше пяти лет
туда ни один обходчик и носа не совал. Нам надо только перекинуть туда
один из твоих челноков еще до морозов; тогда можно будет облавливать одну
речку за другой. И вся эта первосортная пушнина на одном пятачке!
Один из челноков Роя! Мэррей требовал многого и знал это, как знали и
Рой, и Самсон, и Скотти. Но Мэррей умел просить, не считаясь с тем, о чем
просит, умел просить с небрежным безразличием. Рой уклонился от прямого
ответа.
- А почем ты знаешь, что обходчики туда не заглядывали? - спросил
Мэррея Скотти.
- Да они всегда ставят свои отметины, - сказал Мэррей. - Вбивают
столбы, клеймят деревья, вехами отмечают дорогу. А вокруг этого озера
никаких следов или меток; я там все кругом облазил. Во всяком случае, до
ближайшего кордона там не меньше трехсот миль, и это на самом краю
заповедника.
- Может быть, они вообще об этом озере не знают? - предположил Рой.
- Я в этом совершенно уверен, - сказал Мэррей.
- Ты и в прошлый раз был уверен, однако попался, - сказал Скотти. Он
раскаивался, что выставил бутылку, опасался того, на какие сумасшедшие
поступки она могла толкнуть Роя, и считал своим долгом бороться за Роя с
преступным влиянием этого бродяги.
- В прошлый раз, - спокойно отозвался Мэррей, - мне пришлось пересечь
весь заповедник, чтобы добраться до места охоты. Ну, они меня и выследили.
Но это озеро в самом дальнем конце. Туда мы можем попасть, обойдя участок
Индейца Боба и срезав севернее твоего, Скотти, затем перетащить челнок
через хребет Белых Гор и спуститься по долине к Серебряной реке. Озеро
чуть севернее, и найти его нелегко. Оно затеряно среди сотен других озер и
в самом заповеднике и вне его. Нам надо только добраться туда до
заморозков и обловить, побольше речек, пока они накрепко не замерзнут.
Иначе придется совершить хорошую прогулку туда и обратно.
Рой поднялся и сплюнул жвачку прямо в топку печи.
Самсон был поглощен очередным глотком из бутылки.
Мэррей скручивал самокрутку очень тщательно и очень искусно.
Скотти нервно щелкал затвором своего тридцатипятикалиберного
ремингтона.
- А в самом деле, почему бы нам не отправиться туда, Скотти? - вдруг
спросил Самсон.
- Нет уж, увольте! - повторил Скотти.
Рой больше не уговаривал Самсона. Но сам он все более укреплялся в
своем решении.
- Хоть поглядели бы еще раз по-настоящему на бобров, - все горячее
рассуждал он. - А то здесь на эти покинутые хатки глядеть противно. Когда
уйдет бобер, словно весь лес пустеет, а бобер уходит, Скотти; уж мне-то
можешь поверить, он уходит. И ты это знаешь, и я знаю, и все мы знаем.
Уходит, все равно как фермеры из Сент-Эллена. Выловили зверя, выпахали
землю.
- Просто ты опьянел раньше времени, - заметил Скотти.
- И ты, и инспектор, оба вы только и знаете, что твердить мне, что я
пьян!
Все они порядком выпили, и спор разгорался и переходил на личности,
пока наконец Скотти не закричал, стараясь спасти Роя от самого себя:
- Ты кончишь тем, что окажешься вне закона, как Мзррей!
Мэррей отхлебнул еще глоток и спокойно слушал их спор.
- Я еще не вне закона, - возражал Рой.
- Ну, так скоро будешь, - настаивал Скотти. - Попадешься на незаконной
ловле в заповеднике, вот ты и вне закона, Рой.
- Я не собираюсь попадаться, - кричал Рой. - Я всю жизнь ловил
королевскую дичь, однако не попадался. Да, черт побери, я стрелял
королевских оленей в самой Англии и не попадался. Почему же мне непременно
попадаться сейчас?
Это была давнишняя похвальба Роя, - каждый зверолов Муск-о-ги слышал от
него самого или от других, что Рой занимался охотой на королевскую дичь в
Большом Виндзорском парке. В первую мировую войну часть Роя была
расквартирована на границах этого парка, и Рой уверял, что снабжал весь
лагерь олениной, еженощно перелезая через королевский забор, ловя олененка
или лань и с помощью ротных поваров заменяя ею конину, которую отпускало
им интендантство. Это была одна из лучших ставок Роя в его игре с жизнью,
это, да еще то, что в шестнадцать лет он мог похвалиться, что объем
грудной клетки у него рекордный для всей Канадской армии.
- Слышали мы, как ты обедал за счет короля, - кисло прервал его Скотти.
- Только в Виндзорском парке не было никаких инспекторов, а в заповеднике
их пять. И потом. Рой, надо же когда-нибудь прекратить это браконьерство.
Рой захохотал:
- Мы браконьерствуем только потому, что кто-то назвал это
браконьерством. Подожди, вот скоро инспектор объявит мертвый сезон на все
виды пушного зверя в нашем Муск-о-ги и каждую пойманную тобой мышь тоже
объявит браконьерством.
- Ну, этого они не сделают, - сонно отозвался Самсон.
Рой выпил со дна бутылки. Водка была густая и мутная, и когда она ожгла
ему язык, к Рою вернулся заснувший было юмор.
- Самсон, - сказал Рой, - когда король объявляет бобра крысой, а рысь -
медведем, он все равно прав. Так сказано в законе о звероловстве и
рыболовстве. Губернатор тоже может назвать всякую вещь как ему вздумается.
Он может объявить рыбу пушным зверем, он может всякую тварь считать
королевской дичью и заявить на все королевские права. Губернатор в
государственном совете может объявить березу пихтой, сосну - кленом, озеро
- рекой, дерево - камнем. На то он и губернатор. И если он заявит, что ты
браконьер, то, клянусь богом, Самсон, ты им и будешь, чем бы ты на самом
деле ни занимался. Так почему женам не браконьерствовать? И почему бы нам
не охотиться в заповеднике? Что это, не тот же лес? Всякая дичь
принадлежит лесу, а лес принадлежит трапперам, точно так же, как
Сент-Эллен принадлежит фермерам, а Сэдбери - шахтерам. Ты веришь в то, что
ты браконьер, только потому, что браконьером называет тебя губернатор. Да!
А ты попробуй слови меня, когда я в лес заберусь!
- Ты пьян, - с отвращением сказал Скотти.
- Ваше преподобие, досточтимый отец инспектор, Скотти Малькольм, -
произнес Рой.
- Так что ж, ты и на самом деле туда собираешься? - спросил Скотти.
Рой захохотал:
- А что, там действительно такая уйма бобров, Сохатый?
- А то как же, - сказал Мэррей, который с каждым глотком становился все
спокойнее, все рассудительнее.
- Тогда почему и не пойти, - сказал Рой. - Пойду. Хотя бы для того,
чтобы натянуть нос этому губернатору.
- Покажи им, Рой! - поддержал его Самсон.
- Вот мы с тобой вместе и покажем всему свету, Самсон, - сказал Рой.
- Мы с тобой, - повторил Самсон, вставая во весь свой рост рядом с
Роем.
- Самсон, - сказал Рой, - ставлю пятьдесят долларов, что ты не
вышвырнешь Скотти за дверь. Ставлю сто, что зацепишь его за порог!
Тут засмеялся даже Мэррей.
- А я ставлю еще пятьдесят, что ты не сбросишь Роя в озеро, - сказал он
Самсону.
Скотти горестно допивал водку, а тем временем вызовы становились все
отчаянней.
- Кто лучший стрелок во всем Муск-о-ги? - вдруг спросил Рой.
- Я! - заорал Самсон.
- Ну что ж, посмотрим, как ты подстрелишь мышь в том углу из
тридцатипятикалиберной Скотти, - сказал Рой. Он взял ремингтон Скотти и
протянул его Самсону. - Пять долларов!
- Дай-ка патронов, - попросил Самсон у Скотти.
Скотти поглядел на своего напарника.
- Только не моими патронами, - отрезал он.
- Ну, полно, Скотти, - просил Самсон.
Остальные двое наблюдали за их размолвкой, ожидая, что она превратится
в ссору. Никогда еще дело у них не заходило так далеко, Скотти был
взбешен, а Самсон полон самоуверенной заносчивости, и оба пьяны.
- Если вы затеете стрельбу здесь, кто-нибудь пострадает, - сказал
Скотти.
- Да брось ты, Скотти, - сказал Рой. - Дай ему пострелять.
Зная, что этого нельзя делать, но не желая ссориться с Самсоном, Скотти
надорвал пачку и протянул Самсону пригоршню патронов. Самсон сидел на
одной койке с Роем, а Мэррей и Скотти - на другой, все в ряд по одной
стене хижины. Застреха, из-под которой время от времени появлялись мыши,
была на другом конце, на верхнем бревне, соединявшем стену с крышей. По
этому бревну мыши могли свободно бегать вокруг всей хижины, но чаще всего
они появлялись над дверью. Гнездо у них, должно быть, было в углу, за
сложенными чурками.
Четверо охотников выжидали появления первой мыши, ружье лежало у
Самсона наготове поперек колена.
- Если пуля даст рикошет, - сказал Скотти, - она кого-нибудь из нас
укокошит.
- Может быть, тебя, Скотти, - сказал Рой.
Самсон выстрелил.
Пуля вылетела из ствола со скоростью около двух тысяч футов в секунду.
Это была пуля с мягким наконечником, она ударилась в сухое сосновое бревно
совсем рядом с мышью, отколола щепку, так что мышь расплющило о крышу,
отскочила к боковой стене и провалилась в березовые чурки. Звук выстрела и
взвизг рикошета заставил всех пригнуться и застыть на мгновение. Потом
Скотти воскликнул:
- Он заработал твои пять долларов, Рой!
- Да, черт возьми, попал, - сказал Рой.
Вместо того чтобы кончить игру, Самсон стал щеголять своим мастерством.
Даже Скотти не могло не нравиться, как стреляет Самсон. В пьяном виде
Самсон и то стрелял лучше их всех. Звук выстрела не обратил мышей в
бегство, а только переполошил их, и Самсон на лету настиг пулей белоногую
мышь, когда она прыгнула на пустую жестянку из-под табака.
- Из такого ружья невозможно промахнуться, - сказал Мэррей.
Винтовка Скотти была новехонькая, и ее скользящий затвор щелкал с
четким звуком точного механизма. Это было первое, что приобрел Скотти на
демобилизационное пособие после войны. Безотказное, современное,
дальнобойное и меткое ружье. У самого Самсона был старый бокфлинт
[двустволка с вертикальным расположением стволов], и Рой уверял, что нет
на свете ружья более неуклюжего и хуже сбалансированного. Самсон
пользовался свинцовыми самодельными пулями, большими тяжелыми болванками,
которые на близкой дистанции убивали наповал, но на расстоянии более
шестидесяти шагов выдыхались.
- А ты попробуй ударить из своей бронебойки, - попросил Рой Самсона. -
Посмотрим, как действует эта пушка по маленьким мышам.
Самсон попробовал и промахнулся, свинцовая пуля продырявила крышу,
потрясающий выстрел оглушил их гулким эхом от всех четырех стен. Не
выдержал даже Рой.
- Будет, - сказал он. - Пальни вот из этого. - И он протянул свое
ружье.
Это был охотничий винчестер с рычажным механизмом затвора, излюбленное
ружье лесовиков всей Америки и особенно канадских трапперов. Оно было не
длиннее карабина. И хотя ложе у него было выщерблено и механизм затвора
слегка разболтан, но в руках Роя это было совершенное оружие. Для своего
калибра оно обладало зычным голосом, и ступенчатый щелк его рычажного
затвора сливался с выстрелом, так быстро он за ним следовал в руках
искусного стрелка. Самсон дал из него два выстрела: раз попал, другой
промахнулся.
Потом некоторое время мыши не появлялись, но все четверо терпеливо
ждали.
Каждый теперь выискивал себе цель, и когда перепуганные мыши снова
заметались из угла в угол, вверх по стенам и вниз по бревнам, - один
охотник за другим спускал курок, и все разом пригибались, когда пуля
давала рикошет над их головами или прыгала возле них по полу. Только
Скотти не стрелял. Он любил стрелять, но не хотел принимать участия в том,
что считал жестокой забавой.
- Эти белоногие мыши никому не причиняют вреда, - говорил он. - Чего
ради вы их стреляете? Приберегите пулю для крысы.
Рой тоже ничего не имел против мышей, но утверждал, что они крадут у
него носки, утаскивают в нору и делают из них гнезда. Это было
оправданием, да к тому же Рой едва ли сознавал, что он убивает. Самсон уже
вообще не сознавал, что делает. Мэррею было решительно все равно, что он
делает, все равно, что попадалось ему на мушку: птица, зверь или человек.
У него была старая винтовка военного образца, неуклюжий приклад которой он
обстругал под охотничье ружье. Это сильно отяжелило ее дульную часть,
кроме того, при каждом выстреле в глаза ему попадал дым, но била она
достаточно метко по его основной дичи - лосю; стреляя в лося, он редко
давал промах.
- Смотрите-ка, - сказал Рой во время очередной передышки.
Небольшая пегая ласка, выскочив из угла, погналась за мышью и исчезла
вслед за нею. Она промелькнула так быстро, что они ее едва заметили.
- Она у меня ручная, - сказал Рой. - Мышей ловит.
- Вот это мишень, - добавил Мэррей. - Подвижная мишень, что надо.
Все согласились. При виде ласки, мелькавшей сквозь поленницу в погоне
за мышами, казалось, что их не меньше десятка. Ласка шныряла в самое
маленькое отверстие и вылетала из него с непостижимой, невероятной
быстротой.
- А ну-ка, прибавим свету, - сказал Мэррей и подтянул блок керосиновой
лампы так, что она ярко осветила застрехи, куда скрылась ласка.
- Ставлю десять долларов, что никто не попадет в эту ласку, - сказал
он.
Рой был того же мнения. Да он и не хотел бы попасть в ласку. Она
появилась в хижине летом, когда ей было отроду несколько месяцев - еще в
коричневой шкурке. Теперь она уже одевалась в свою белую зимнюю шубку и
достигла почти полного роста. Рой не хотел, чтобы ее подстрелили, но ему
хотелось попытать счастья в этой почти безнадежной игре.
Они сидели и ждали, и каждый изготовил ружье.
Самсон свистел и пищал, стараясь вызвать ласку из ее убежища.
Скотти настороженно молчал.
Рой колебался, все же наслаждаясь этим соревнованием.
Мэррей ждал, ровно ни о чем не думая.
Внезапный рывок ласки мгновенно вызвал выстрел. Произошло это так
быстро, что все изумились, а еще более изумились они, увидев, что ласка,
разорванная пулей почти пополам, свалилась в умывальный таз.
Все посмотрели на Скотти.
- Не люблю ласок, - изрек идеалист Скотти. - Всегда за кем-нибудь
охотится - кровопийца. Убивает ради того, чтобы убить.
- Вот это был выстрел! - искренне восхитился Самсон удаче товарища.
Роя это почти протрезвило, а Мэррей громко захохотал.
- Не сердись, Рой, - сказал Скотти, чувствуя, что Рой недоволен. -
Держи! - он снова полез в мешок и вытащил еще одну бутылку водки. - Может,
эта еще вкуснее!
Рой выпил, выпил и Скотти. При этом они позабыли об остальных, потому
что между Скотти и Роем был давний спор, недоступный пониманию Мэррея и
Самсона. Спор был настолько серьезен и глубок, что ни одному из них не
надо было сейчас говорить. Они знали мысли друг друга и без этого.
Выстрел, убивший ласку, был только очередным выражением их спора, и, хотя
оба были пьяны, спор они вели и сейчас.
Рой был материалист, объективный наблюдатель жизни лесов. Собственный
опыт научил его, что все привычки и навыки лесных зверей (свирепые или
кроткие) - это часть естественного процесса, процесса эволюции и борьбы за
существование, что каждый зверь вынужден убивать, чтобы выжить, хотя бы в
дальнейшем ему самому предстояло стать жертвой более сильного хищника. Для
Роя это был естественный процесс, то, что надо было признать как
существующее, будь оно жестоко или милосердно, трагично или смешно. Он
принимал его как объективный факт и давно перестал искать в этом процессе
добро или зло, потому что сам он не участвовал в нем. Рой знал, что
человек стоит в стороне и над всеми прочими. Он включается в процесс
только как властелин, потому что природа и все в ней враждебно человеку.
Природа уничтожила бы людей, если бы они общими силами не добились победы
над ней и не стали управлять ею. Рой всегда включал себя в эту общую
борьбу с природой; частью ее были и постройка этой надежной хижины, и
использование человеческой сноровки при ловле пушнины: мех для продажи,
мясо для еды - все для того, чтобы выжить в этой битве со всей природой.
Как существо общественное, способное к сочувствию и самообузданию, Рой,
конечно, имел свои симпатии и антипатии и в том, что сам делал, и в том,
что делали звери, но, симпатизируя одному зверю, он принимал их всех и
никогда без надобности не вмешивался в их жизнь. Он любил наблюдать ее, не
нарушая ее течения. Ему нравились мыши, но он с удовольствием наблюдал,
как ласка выполняет свое предназначение, охотясь за мышами. Это была не
жестокость, это был закон жизни. Иногда все-таки Рой вмешивался, иногда он
включал себя или свое ружье в этот процесс, просто чтобы поглядеть, что ж
из этого получится; но даже и тогда это было лишь развитие процесса, его
проверка. В остальном Рой соблюдал строжайший нейтралитет. Иногда
жестокость того, что происходило в лесу, возмущала его, но он никогда не
наказывал одно животное за жестокость по отношению к другому. Это было бы
тоже проявлением жестокости, его жестокости, а он не хотел быть жестоким.
Он убивал медведя, если тот нападал на него, оленя - если нуждался в еде,
бобра - мех которого был ему нужен; но убийство ради убийства было ему
отвратительно. И не менее отвратительно для него было бы убийство по праву
некоего божества, провозгласившего одних животных хорошими, других
плохими, одних правыми, других виноватыми. Для Роя это было бы верхом
абстрактной жестокости, и в этом-то и был корень его молчаливой распри со
Скотти Малькольмом.
Скотти Малькольм был идеалист, он верил, что существует
общеобязательный для всех принцип добра и зла, что добро и зло существуют
на свете, просто существуют, существуют как высший закон. Для Скотти весь
животный мир был ужасной средой, жестоким и преступным круговоротом: убей,
чтобы не быть убитым; процессом в корне порочным, порочным в целом и во
всех своих частях. Каждый раз, когда того требовало его чувство добра и
зла, Скотти вмешивался в этот процесс. Он убивал сову, если видел, что она
нападает на зайца; он освобождал муху из паутины и убивал паука; он убил
ласку, потому что она охотилась на крошечных мышей. Он, не задумываясь,
карал виновных, потому что твердо знал, что хорошо и что плохо. Он знал
это, пока не сталкивался с противоречиями, которые потрясали его. Сегодня
он обязан был убить ласку, потому что она напала на мышей, но ведь завтра
он, может быть, вынужден будет убить лисицу, которая погонится за лаской.
Рой не уставал разоблачать это уязвимое место в его теориях, но Скотти
всегда начинал толковать о жестокости оправданной и неоправданной. Он
утверждал, что некоторые животные хуже других и потому их надо обуздывать.
Это приводило Скотти к признанию, что некоторых животных он ненавидит и
презирает, а других уважает как образец порядочности и хорошего поведения.
Он наделял всех лесных зверей человеческими свойствами: жестокостью,
верностью, чистоплотностью, прилежанием или намеренной подлостью.
Животных, которые ем у нравились, он убивал неохотно. Тех, которых
ненавидел, убивал с упоением. Он ненавидел норку, потому что норка, так же
как и ласка, была самым прожорливым из маленьких хищников леса. Скунс ему
нравился своим бесстрашием, медведь тем, что он простачина, енот тем, что
он чистюля, бобер - как бесспорная умница; но лисицу он презирал за ее
плутни, волка за безжалостность, белку за надоедливость, куницу за то, что
она обкрадывала его капканы. Была у него еще теория, что самые кроткие
животные леса - самые живучие и потому они переживут хищников и наследуют
землю. Он утверждал, что дикобраз, который только и умеет защищаться, что
свернувшись в колючий клубок, - царь лесов, потому что своей пассивной
обороной он выигрывал сражение с противником. С ним не могли совладать
даже прожорливость и жестокость самого закоренелого убийцы лесов -
росомахи. Росомаха могла убить и пожирала дикобраза, несмотря на его иглы,
но вскоре после этого она сама подыхала мучительной смертью, потому что
иглы поглощенного ею дикобраза раздирали ей горло, легкие и желудок. Для
Скотти в этом была поэзия справедливого возмездия и порука того, что
кроткие возвеличатся и что пассивная оборона единственно правильная
оборона. Он применял это и к скунсу, споря с Роем, что скунс идеал
животного мира. Скунс безвреден, отважен, все в лесу сторонятся его просто
потому, что боятся, как бы он не обдал их вонючей струей из хвостовой
железы; скунс своеобычен и независим, живет один и не общается даже со
своими родичами, он чистоплотен, привязчив, надежен, силен. Скунсу
предназначено было стать идеальным образцом добра, как волку или норке -
образцом зла. Все предопределено - кому суждено родиться убийцей, кому -
его жертвой; и борьба между ними - это борьба зла с добром. Вера Скотти в
дикобраза и скунса приводила его к заключению, что кроткие победят, пусть
с его помощью.
Вот в чем была между ними разница, в чем заключался их молчаливый спор.
Это был спор без слов, потому что ни один из споривших не умел выразить
своих доводов словами. Они никогда не могли добраться до сути дела. Они
понимали, о чем спорят, но спорить могли только фактами, примерами. Они и
сейчас спорили все о том же, как ни были пьяны.
Рой твердил, что Скотти поступил жестоко, убив ласку.
Скотти отрицал это, говоря, что убийц надо уничтожать.
Рой спрашивал, почему Скотти не убьет своего любимца скунса? Ведь скунс
пожирает мышей, пожирает вдвое больше, чем целый выводок ласок, и ест их
даже сытый.
Скотти возражал, что скунс иное дело, он ест ради пропитания, а не
потому, что любит убивать. Кроме того, у скунса много других добродетелей,
и он снова перечислил их, хотя Рой тут же заявил, что эти добродетели есть
и у ласки, и у лисицы, и у енота. Рой утверждал, что подобные добродетели
есть и у других хищников. Норка, например, заботливая мать, она себя
уморит с голоду, только бы накормить детенышей. Росомаха уводит людей и
собак от своих детенышей, рискуя собственной жизнью, а любимец Скотти,
преподобный дикобраз, - трусишка и плакса, он при малейшей опасности
забивается в нору с детенышами, ворчит, хнычет и плюется, а потом иной раз
и покидает детенышей. А насчет того, что дикобраз наследует землю, Рой
утверждал, что медведь (которым Скотти восхищался) может без особого для
себя вреда убить и съесть дикобраза, как, впрочем, и куница-рыболов. Но
этот довод только усилил восхищение Скотти медведем: вот ведь и есть умеет
разумно, культурным образом, не обжираясь до смерти.
Спор тянулся долго и кончился, как кончался всегда; кончился в тот
самый момент, когда они коснулись существа вопроса. Когда Рой спросил, как
можно решить, какой зверь прав, а какой виноват, Скотти возразил, что и
решать тут нечего. Одни изначально правы, другие виноваты, и все животные
подчиняются определенному закону. Но Рой спросил - если есть набор чистых
и нечистых, как же человек может приучить волка жить мирно с зайцем, ласку
с мышью, льва с овцой, собаку с кошкой.
Тут оба начинали путаться, и спор их переходил в молчаливое несогласие,
несогласие по основным взглядам на жизнь - неразрешимое, потому что они не
умели его разрешить.
- Ладно, - сказал Самсон, сползая с койки. - Пойду выкупаюсь в озере.
Идем, Сохатый! Пускай они перервут друг другу глотку, доискиваясь, кто из
них прав, кто виноват. А я пойду выкупаюсь в озере.
Мэррей поднялся вслед за Самсоном. Наблюдать он мог за всем, что бы
человек ни делал.
Рой стал их удерживать.
- Только тебя в этом озере не хватало, - говорил он Самсону. - Оно
только и ждало, что ты пьяный в него плюхнешься.
- Я его выловлю, если он упадет, - сказал Мэррей.
- Знаю я тебя, будешь стоять и любоваться, как он тонет, - сказал ему
Рой.
Объединенными усилиями Скотти и Рою удалось удержать Самсона и Мэррея в
хижине. Скотти соблазнил их остатками водки, а Рой доковылял до двери и
запер ее. Когда они кое-как расположились по койкам на ночлег. Рой
произвел последнее наступление на силы природы. Он до отказа набил печку
березовыми чурками, и к тому времени, когда он тяжело повалился на койку
рядом со Скотти, красное пламя затмило слабеющий свет лампы, а Рой, еще до
того как заснуть, почувствовал восхитительное неудобство от нестерпимого
жара тобою же затопленной печки. Хоть в этой битве он всегда мог остаться
победителем! И с чувством одержанной победы он погрузился в глубокий сон.
Утром Рой собрался и ушел, не дожидаясь, пока другие проснутся.
Ему хотелось скрыться от последствий вчерашнего пьянства, все равно
каковы бы они ни были. Ему смутно помнилось, что он обещал Мэррею
переправить для него челнок через хребет Белых Гор в заповедник. Ему не
хотелось исполнять свое обещание, не хотелось испытывать то чувство
неловкости, которое овладевает каждым при встрече с вчерашними
собутыльниками.
Когда он отплывал по озеру, вода, казалось, похрустывала под днищем
лодки. Небо было холодное, темное, но это была напряженная темнота,
готовая мгновенно уступить сиянию утра. Лес притих и, неимоверно
притихший, казался заброшенным, мертвым. Нов тишине где-то слышалась
хрупкая капель и более острый звук бегущей по склону воды. А потом, когда
он вывел челнок на середину озера, когда на окрестных хребтах вспыхнули
первые отсветы зари, вместе с утром родились и первые звуки лесной жизни.
Снеговая сова - последний голос ночи - загукала, пролетая у него над
головой. Потом откуда-то издалека донеслось тявканье лисы. Потом птицы -
черноголовая синичка зачирикала: "чик-а-ди-ди-ди-ди"; засвистели,
заверещали, зацокали белки; застрекотали голубые сойки; послышалось
"бзт-бззт" куропаток. Это были слабенькие звуки, едва долетавшие до
середины озера, но он слышал их и все их различал. А к тому времени как
свет разлился по всему небу, сам лес начал помаргивать, потрескивать и
покряхтывать непонятными звуками своего медленного пробуждения.
Рой знал: ничего на свете не могло для него сравниться с тем
удовлетворением, которое он испытывал сейчас, в первый день своей
очередной битвы с коварными уловками природы, сейчас, когда он плыл в
тяжело груженном челноке по основной артерии своего леса, уже ощущая
приятное чувство здорового голода. Он знал, что на этот раз предстоит
битва и за самого себя: быть ему траппером или бродягой, пьяницей или
фермером, человеком или зверем. Но у него был план, какие-то зачатки
плана, с помощью которого он должен был все и навсегда уладить; и он
собирался этот план испробовать.
Цепь капканов Роя располагалась по огромному кругу протяжением миль
пятьдесят. Южным основанием его и началом маршрута было озеро Т. Обычно он
начинал обход капканов, проплывая до самого конца озера Т и проверяя
прибрежные норы. Потом оставлял челнок на том берегу и шел на север, через
хребты к Четырем Озерам: это было его основное охотничье угодье, богатое
бобром и ондатрой. На Четырех Озерах у него была небольшая хижина, из
которой он, прежде чем идти на запад к Литтл-Ривер, как правило, три или
четыре дня обходил все капканы на впадающих в озера речках. Иногда до
ухода на запад он охотился на лося в болотах между Четырех Озер, но чаще
довольствовался оленем, которого стрелял на хребтах по дороге к
Литтл-Ривер. Это был быстрый узкий поток, на котором водилась норка, и тут
проходила западная граница угодий Роя. На другом берегу начинались угодья
Скотти и Самсона, здесь они иногда встречались. По этому потоку Рой
спускался на юг к последнему своему озеру, которое он назвал Пит-Пит, по
особенному звуку, с которым речка вливалась в озерную воду. Отсюда, чтобы
добраться до хижины, ему оставалось перевалить еще один хребет, замкнув
этим круг или квадрат маршрута на восток, север, запад, юг и опять на
восток. Как правило, обход всей цепи капканов занимал пять-шесть дней.
Но на этот раз он решил поступить иначе.
Для начала он проплыл, как обычно, до восточного конца озера Т,
проверяя по пути капканы на норок, некоторые снимая, другие перезаряжая, -
как те, что накануне поставил вместе со Скотти. В самом конце озера Т он
затащил челнок под большую упавшую сосну, прикрыл его ветками, а потом
разложил костер, чтобы приготовить завтрак. Тяжело нагрузившись хлебом со
свининой и сладким чаем, он навьючил на плечи увесистый мешок и пошел не
на север, а на восток и шел на восток почти до полудня, пока не достиг
мелкой порожистой речки. На том берегу ее виднелась хижина, и когда Рой
вброд перебрался к ней, его встретил лай собак, кудахтанье перепуганных
кур и наконец высокий худой индеец.
- Хэлло, Рой, - сказал индеец.
- Хэлло, Боб, - сказал Рой.
Индеец Боб: так его прозвали потому, что настоящее имя его было слишком
сложно. Рой знал его и охотно называл бы Боба по имени, радуясь тому, как
оно звучит - Хома-Хомани: первое облачко на небе, - но это имя Боба было
не для белого, будь то сам Рой. Ведь даже маленькая бронзоволицая индианка
- его жена - теперь называла его Боб. Одежда Боба тоже была одеждой
белого: заячья шапка, кожаная куртка, синие холщовые штаны, но индейские
оленьи мокасины. Во все это было облачено высокое, худое, изможденное тело
чахоточного - черноглазого, бледного человека, напоминавшего Рою сохнущий
клен, из которого выцедили слишком много соку.
- Хорошо, что я застал тебя, - сказал Рой.
- Я только что собирался в Сент-Эллен за мукой и провизией, - сказал
Боб.
- А не поздно? - спросил Рой.
- В этом году все запоздало. Рой.
- Запоздало? - повторил Рой, думая о дичи. - Или просто ушло?
- Мало-мало запоздало и мало-мало ушло, - сказал Боб.
Это было пародией на мнимо индейский говор, которым Боб пользовался как
своего рода насмешкой над белыми. По-английски он говорил, как и все в
Сент-Эллене, как все охотники, но время от времени передразнивал тот
жаргон, который белые приписывали индейцам. Сейчас он не высмеивал Роя,
которого любил. Просто это был невольный протест.
- Боб, - сказал Рой, - я хочу пройти к Зеленым Озеркам, туда, где мои
владения вклиниваются в твои. Ты не против, если я пройду по твоим землям,
чтобы попасть к озерам?
- А для чего тебе туда надо, Рой?
- Я хочу обловить там все, что мне удастся. Я засяду в своей хибарке на
Четырех Озерах и расставлю капканы по всей округе, столько капканов, что
мне только бы запомнить их место. Зверя там, может быть, и немного, но
если он там есть, я его возьму без остатка. Массовый облов! Я хочу
обловить даже Зеленые Озерки. Я там никогда не ставил капканов, взять там
можно немного, но они, по крайней мере, все в одной горсти, и чем же они
хуже здешних больших озер.
Зеленые Озерки, маленькие, окруженные почти непроходимыми зарослями, по
правде говоря, были Рою ни к чему. Он назвал их сейчас официальным именем,
но чаще крестил их Никчемными озерами, Бросовой землей, Разоренной
округой.
- Может быть, там есть пушной зверь именно потому, что я его там не
ловил, - сказал он. - Во всяком случае, испробую, но для этого мне надо
пройти по твоей земле, чтобы не плутать по этим лесам.
- Конечно, - сказал Боб. - Прошу тебя.
- А есть тропы прямо к Зеленым Озеркам?
- Есть одна старая охотничья тропа, но лучший путь туда по хребту.
- А тебе не будет неприятно, если увидишь меня на хребте?
- Я теперь редко хожу туда, - сказал Боб. - Слишком далеко.
- Хочешь, если встречу, я подстрелю тебе дичину на мясо? - спросил Рой.
- Там водится много оленей, - сказал Боб. - Увидишь, стреляй.
Предложив снабдить Боба мясом, Рой хотел отплатить за разрешение на
проход по его угодьям. Мясо было почти единственной пищей этой индейской
семьи. Боб охотился, как и все, но он не мог позволить себе незаконной
охоты. За это его - индейца - ждало то же воздаяние, что и белого, но для
индейца потеря участка была потерей самой жизни. И вот Индеец Боб
перебивался кое-как на законной норме. Это позволяло ему каждый год
закупать немного провизии в лавке, но большую часть пропитания он
выцарапывал из земли, здесь, у своего ручья, выращивая немного кукурузы и
озерного риса, держа немного кур, свиней, коз и ловя в летнее время
столько рыбы, сколько мог провялить или сохранить на зиму в своем погребе.
- Почему ты не попросишь себе участок в бобровом заповеднике
Джеймс-Бэй? - спросил Рой у Боба.
Как некоторые другие заповедники Канады, Джеймс-Бэй был крупным лесным
заказником, закрытым для всех трапперов, кроме ограниченного количества
индейцев; это были угодья, кишевшие молодыми бобрами, и огражденные
законом бобры быстро размножались и давали верный улов.
- Не знаю такой земли, Рой, - сказал Боб.
Рой знал: Боб хотел этим сказать, что Муск-о-ги его дом, дом его
предков. Он не хотел покидать его, как Рой не хотел покидать Сент-Эллен.
- Ты прав, - медленно промолвил Рой. - Джеймс-Бэй это очень далеко
отсюда.
- Кончится тем, что я стану фермером, расчищу вот тут лес и буду
фермерствовать, - сказал Боб. Как и Рой, он знал, что дичь уходит на север
и скоро совсем исчезнет. Как и Рой, он знал, что никогда не сможет
покинуть лес, и чем покидать его, он готов был попробовать фермерство в
лесу.
- А что говорит уголовный кодекс насчет угодий на севере? - спросил его
Рой. - Ведь ты мог бы попытаться получить участок на севере?
- Трудно сказать, Рой. Одно дело, когда читаешь закон, совсем другое,
когда его нарушаешь, особенно уголовный кодекс.
Уголовным кодексом обычно называли положения об индейцах. Рой читал эти
положения, читал их в хижине Боба, где они висели как еще одна из насмешек
Боба над белыми. Рою они показались настолько похожими на положение о
дичи, что он пришел к заключению, что индейцев сохраняют как дичь, как
осколок естественной и желательной лесной жизни, которой нельзя было дать
вовсе исчезнуть.
- Ну что ж. Я пойду, Боб, - сказал Рой.
Вид индейца начинал угнетать его. Мысль, что Индеец Боб обречен
оставаться тут, - все равно, будет ли начисто выловлено его угодье, или
нет, - всегда угнетала Роя.
- Когда ты собираешься уходить к северу на новые земли? - спросил
индеец Роя.
Рой уже начал переходить речку.
- Еще не знаю. Боб, это будет зависеть от многих обстоятельств. Но
скоро это выяснится.
- А Сохатый тоже где-нибудь близко? - перекрикивал Боб шум порогов.
- Да. А что?
- Кто-то ставил капканы на моей плотине у старых коряг. Должно быть,
Сохатый.
- Ты так думаешь? - ответил Рой. Теперь ему тоже приходилось кричать.
- Скажи ему, если он будет искать свои капканы, что они висят на сухом
дереве около плотины. - В этом не было злого умысла, индеец поступил так,
как поступил бы любой траппер, найдя на своем угодье чужие капканы: он
снял бы их и повесил. Во второй раз он имел право взять их себе.
- Ладно, Боб. Увидимся, когда я буду возвращаться.
- Счастливого пути, Рой.
Рой перешел реку и заброшенной тропой пошел на север, к Четырем Озерам.
Еще засветло он добрался до своей хижины, скатившись с последнего
склона, как перегруженный состав, который давит на паровоз и подгоняет
его. Пока он зажигал лампу и разводил огонь, мыши разбежались по углам и
оттуда наблюдали, как он распаковывает провизию и прячет ее в прочный
ларь, весь источенный следами их зубов. Рой устал; поужинав, он пригасил
огонь, повалился на койку и заснул безмятежным сном.
Утром Рой быстро и сноровисто принялся за свой массовый облов.
Прежде всего он проверил капканы на Четырех, Озерах, сняв одного бобра
и одну ондатру. Потом стал расставлять капканы во всех мало-мальски
пригодных местах. У него в хибарке на Четырех Озерах было десять старых
капканов системы "Ньюхаус"; он их починил, вычистил и расставил по
бобровым запрудам, на кормовых площадках ондатры и у хаток. Он поставил
полдесятка капканов первого номера по берегам и на песчаных отмелях. Эти
предназначались для норок, которые каждую ночь бродят по берегу в поисках
рыбы и лягушек. Покончив с Четырьмя Озерами, Рой совершил двухдневный
поход в сторону, на север от угодий Индейца Боба, к Зеленым Озеркам. Это
были глубокие озера, не очень удобные для бобров, но здесь могли водиться
норки и, может быть, выдра. Прежде всего надо было разведать дичь,
разыскать красноречивые кучки окровавленных перьев у обиталища норок,
неприступные убежища ласок, скользкие глиняные склоны, по которым выдры,
играя, съезжают в воду. Он обнаружил мало следов выдры или норки, но там,
где они были, расставил капканы, расставил искусно, используя для приманки
рыбу, наловленную сетью в Четырех Озерах. На одном из Зеленых Озерков были
две небольшие бобровые запруды, и тут он тоже поставил три капкана прямо у
хаток.
- "Запрещается законом, - громко распевал Рой, ставя свои капканы, -
любому гражданину ставить капкан ближе чем в пяти футах от обиталища
бобра". Ну что ж, господин губернатор, я, кажется, нарушаю закон, но
извольте пожаловать сюда и поймать меня на месте преступления. Пожалуйте
сюда и посмотрите, как приходится бедному человеку изворачиваться, чтобы
взять какого-то несчастного проныру - бобра.
Когда Рой расставил все свои капканы, он стал устраивать западни.
Он хорошо знал и параграф о западнях, и, так как единственным
источником печатной поэзии для Роя был язык положений о дичи, он охотно
цитировал вслух выдержки из закона. Параграф был очень прост, он гласил,
что любому гражданину запрещается законом пользоваться западнями для любой
цели на всем протяжении округа Сент-Эллен.
Рой устраивал западни в расчете на любую дичь, какая бы в них ни
попалась, будь то рысь, лиса, куница-рыболов или даже волк. Волчьи шкуры
шли за бесценок, но за волка старше трех месяцев платили премию в двадцать
пять долларов; и хотя Рой считал это лишь яростной местью закона по
отношению к четвероногому охотнику, он не упускал и этой возможности.
- Идет война, - говорил Рой звериной братии на охотничьих тропах, - и
кто-нибудь должен в ней победить. Кто-нибудь должен перехитрить другого.
Так берегись же, свирепый волчище, кровопийца-норка, сторожкая лисица,
залегшая в чаще рысь. Кто-нибудь из нас должен перехитрить другого.
Рой был очень хитер. Он не был специалистом по трудно уловимой дичи, но
он мог перехитрить ее, потому что знал ее повадки. Вся дичь ходила по
тропам, пробитым крупным зверем, таким, как олень или лось. На таких
тропах Рой и ставил свои западни. Хитрее всего он устраивал их на лисицу.
Обычно Рой перегораживал звериную тропу стволом; он подкатывал ствол к
месту рычагом, к которому прикасался только в перчатках, совершенно
устраняя всякий человеческий запах. Перегородив дорогу, он обматывал один
конец длинной проволоки вокруг тяжелого ствола, а затем прилаживал петлю
так, что лисица должна была попасть в нее, если бы вздумала обойти ствол.
Делалась западня из стальной рояльной струны, прочной и упругой; чтобы и
на ней не было следов прикосновения человека, Рой натирал ее воском.
Некоторые трапперы пользовались для этого мускусом бобра или крысы, но Рой
считал, что чем привлекать чуткий нос лисицы этим ложным запахом, лучше
нейтрализовать западню безразличным запахом воска. Он еще никогда на деле
не проверял этой своей теории, но теперь, расставив западни в большом
количестве вокруг Зеленых Озерков и Четырех Озер, а также по хребтам и
долинам, он должен был на опыте проверить настоящую их цену и свое
собственное охотничье мастерство.
В последнюю очередь Рой занялся куницей и родственной ей
куницей-рыболовом. Эти ценные пушные звери могли попасться в любую из его
ловушек, в капканы на норок, в некоторые западни, даже в капканы на бобров
и ондатр. Но охота специально на рыболова или куницу требовала особого
опыта и навыков. Они не только редко встречались, но, как правило, никогда
не обнаруживали своего обиталища. Охотнику приходилось догадываться, где
их искать, догадываться об их привычках. У обоих был богатый шелковистый
коричневый мех стойкого цвета, за него всегда хорошо платили. Оба они жили
на деревьях, не нуждаясь в логовах или норах. Оба питались мелкой
живностью - зайцами, белками, мышами, всем, что попадало на их острый зуб.
Раздумывая о них. Рой вспомнил, что за всю свою долгую жизнь в лесу он
видел каждого из этих зверьков всего пять или шесть раз, особенно куницу.
Она жила в самой гущине и темноте хвойных чащоб и не выносила воды и
сырости. А рыболова, наоборот, можно было обычно найти возле болота или
ручья, хотя и тут он держался на верхушках деревьев и спускался только
охотиться. Они были заклятые враги, и в схватках куница обычно побеждала
своего родича. Оба они охотились в одиночку, преимущественно ночью. Об их
привычках у Роя сохранилось только одно воспоминание. Однажды у него на
глазах рыболов загрыз красную белку; увидя Роя, рыболов откусил у белки
пушистый хвост и метнулся к ближайшему дереву. Он мгновенно исчез в листве
и помчался с верхушки на верхушку, держа в зубах белку, но освободившись
от ее хвоста, который затруднил бы ему бегство.
Рой заряжал свои капканы на куницу и рыболова красной белкой, но,
вместо того чтобы закреплять капканы на поваленном стволе или на земле, он
подвешивал их так, что, прыгая за белкой, куница или рыболов должны были
непременно попасть в капкан. Он поставил пять полуторных капканов, все
вокруг Зеленых Озерков. Для рыболова он выбирал нависшие над водой ели,
для куницы заходил поглубже в чащу. Этим Рой закончил расстановку цепи
капканов массового облова.
Но расстановка была только началом. С этого дня ему надо было упорно и
методично осматривать капканы, обходя их в строгой последовательности и
освежая наживку. Он обошел сначала Четыре Озера, обобрал капканы и,
возвращаясь с добычей в хижину, одновременно проверил кое-какие западни.
Потом совершил двухдневный обход Зеленых Озерков, по пути туда проверяя
западни, обобрал капканы у воды, а по дороге обратно проверил остальные
западни. Ему приходилось тащить на себе провизию, приманку, топор и
наловленную дичь. Обход приходилось делать быстро, потому что на Зеленых
Озерках у него не было другого убежища, кроме шалаша из пихтовых веток,
который он соорудил под большой сосной. Значит, ему приходилось тащить
также и спальный мешок, а для человека, привыкшего к удобствам своих
хижин, это было большим лишением. Но он не сдавался, надеясь, что
результат оправдает все труды. За две недели Рой изловил четырех бобров,
четырех ондатр, одну норку и двух ласок. Более редкая дичь: лисица, рысь,
куница, рыболов, выдра - вовсе ему не попалась, хотя он обнаружил много
следов лисицы и рыси и знал, что рано или поздно и они ему попадутся. Но
это требовало тяжелого труда, бесконечного труда.
- Вот тебе и одиннадцатый номер! Чем не автолиния, - говаривал он себе,
возвращаясь измотанный в свою хижину у Четырех Озер. - Вот тебе и
конвейер! - Но он протянул так еще и третью неделю, а потом понял, что
пора это прекратить: стал выпадать снег.
Началось все с небольшого бурана при порывистом северном ветре. Чистый
ранний снежок пеленой лег на леса, озера и хребты гор, и с одного
снегопада в долинах уже образовались сугробы. Всю эту бурю Рой пересидел в
своей хижине на Четырех Озерах. Когда буря пронеслась, он сделал последний
обход, - снег вынуждал его торопиться и скорее идти проверять капканы на
Литтл-Ривер, а потом свернуть на юг и посмотреть, что делается у него на
озере Пит-Пит. Оба эти участка были заброшены им почти на месяц, и Рою
предстояло решить, стоит ли ради новой цепи капканов пренебрегать всеми
старыми. От этого решения многое для него зависело.
В последнем обходе его задерживал рыхлый снег, который приходилось
приминать на ходу. Обход был неудачен. На Четырех Озерах попалось
несколько бобров и несколько ондатр. И только. По дороге на Зеленые Озерки
он нашел в одной западне лисицу. Лисица сидела на тропе, проволочная петля
захлестнула ей шею, но она была еще жива и напоминала собаку на сворке.
Она злобно смотрела на Роя, подходившего по тропе, и Рой остановился.
- Эх ты, пугливая лиса, - задумчиво вымолвил Рой, - на этот раз
перемудрила.
Другие звери, попав в западню, яростно вырывались; но чем сильнее они
вырывались, тем туже затягивалась петля на шее, и чем туже она
затягивалась, тем сильнее они вырывались, пока петля не душила их
насмерть. А эта лисица? Рой понял, что она тоже пробовала вырваться, но
скоро сообразила, что борьба для нее опасна. Тогда она притихла и стала
ждать, не удастся ли ей перехитрить западню, как сейчас она наблюдала за
Роем, не удастся ли ей перехитрить его.
Это был один из тех случаев, когда Рою бывало трудно убить зверя. Его
всегда восхищала сметливость, восхищала упорная борьба зверя за жизнь,
восхищало все, что могло перехитрить механическое коварство ловушки. Но
шла война, и он был ее участником. Оставалось только вызвать лисицу на
сопротивление. Рой так и сделал, тревожа ее длинным сосновым суком, а
когда она стала пятиться от палки и туже затянула петлю, Рой дважды сильно
ударил ее по голове, так сильно, что палка переломилась. Лисица была
мертва, а Рой - победитель поневоле - стоял и восхищался чистым
шелковистым мехом.
Больше ничего он в своих западнях не обнаружил, а на Зеленых Озерках в
капкан попалась только одна норка. Ни бобра, ни ондатры, ни выдры, ни
куницы, ни рыболова. Рой кое-как пересидел морозную ночь в занесенном
снегом шалаше на Зеленых Озерках, а потом быстрым ходом двинулся по снегу
обратно к хижине на Четырех Озерах, раздумывая, удался ли опыт массового
облова, стоит ли вылавливать здесь все, что только можно, за счет всех
прочих участков.
В хижине он подсчитал свою добычу.
Всего наловлено было шесть ондатр, пять бобров, две норки, четыре ласки
и лисица. Вывод был ясен. Для такой напряженной охоты результат был
ничтожен, хотя, вообще говоря, это был неплохой трехнедельный улов. Но он
не оправдывал исключительную ставку на интенсивный облов в этом месте в
ущерб всем прочим. Кроме того. Рою казалось, что в дальнейшем здесь не
набрать и этого. Он поймал четырех бобров на Зеленых Озерках, и больше там
бобров не было, их следовало скинуть со счетов. На Четырех Озерах
оставался его обычный резерв - полтора десятка хаток и несколько новых
строек молодых бобров. Но при такой интенсивной ловле этого было мало. На
Четырех Озерах следовало свернуть охоту, если он намерен сохранить там
хоть сколько-нибудь бобров и ондатр. Может быть, и стоило при каждом
заходе сюда производить напряженный недельный облов, но только не больше
недели. Поэтому он оставил все свои капканы и западни на прежних местах,
но уже твердо знал, что должен уходить на Литтл-Ривер, вниз к озеру
Пит-Пит и обратно в свою хижину. Надо двигаться, пока снег не выпал
по-настоящему, а реки и озера не сковал лед.
Прежде чем покинуть Четыре Озера, Рой прошелся по еловым болотинам
между озерами. Он искал следов лося, зная, что Джек Бэртон, запасаясь
мясом на всю семью, предпочтет крупного лося более мелкому оленю. Рой
нашел следы, помет и содранную кору на деревьях там, где гигантский самец
старался утишить зуд своих раскидистых молодых рогов. Но самого лося он
так и не нашел. Он обнаружил также много следов оленей, но за все три
недели не встречал ни оленихи, ни теленка. Это было необычно и тревожно, и
по дороге к Литтл-Ривер он во все глаза следил, не появится ли олень на
хребте или лось в долине. Он заметил одну белохвостую олениху на склоне
возле Литтл-Ривер и успел выстрелить, но увидел только, как мелькнуло и
исчезло вдали ее белое зеркальце.
- Ну что ж, хоть один олень да есть в этих лесах, - сказал он. -
Оставлю его для Джека. Для фермера Джека, спасителя Сент-Эллена.
Рой громко захохотал собственной шутке, и его зычный хохот раскатился
по всему лесу. Он пошел на юг к озеру Пит-Пит и домой, гадая, застанет ли
он Сохатого в своей хижине, или тот уже ушел один в заповедник.
Мэррей ушел, но в хижине был Джек Бэртон.
- Как Сэм? - спросил Рой, когда увидел, кто у него гостит.
Джек прикрыл дверь, на которую давил наметенный вьюгой сугроб; его
жердеподобное тело, казалось, росло из бревенчатого пола.
- Сэм все еще на ферме, если ты об этом спрашиваешь, - сказал он. - Но
не знаю, долго ли он там продержится.
- Принял он работника?
- Да, но был очень сердит на тебя за то, что ты ушел не сказавшись. И
Руфь тоже злилась. - Слова Джека звучали угрюмо. - Он все еще толкует об
уходе.
- А кого ты им нанял в помощь?
- Билли Эдвардса.
- Билли? Это тот, что купил упряжку?
- Он самый. Ему нужны были деньги. Наличными. Я нанял его и упряжку
дешево. Билли работяга, когда я сюда уходил, он занят был прокопкой канав
на приусадебном поле. Знаешь, он собирался как-нибудь использовать даже то
сопревшее сено, но ни в чем не встречает поддержки у Сэма.
Рой был благодарен, но не ждал ничего хорошего.
- Будем надеяться, что Билл расшевелит Сэма, - сказал он и скинул с
плеч свой мешок.
- Возможно.
Рой в этом сомневался и внезапно почувствовал, что Сэм намеренно губит
его, старается сделать из него лесного бродягу без иного пристанища, кроме
этих лесов, без иного жилья, кроме этой хижины.
- Нет, ты подумай, Джек. И как это может человек так вот покинуть свой
дом? - закричал Рой. - Как может Сэм даже помышлять об этом?
- И кроме Сэма, многие в Сент-Эллене сделают то же, - сказал Джек. -
Вплоть до самой войны все мы были свидетелями, как мелкие фермеры один за
другим выбывали из игры. Война это ненадолго приостановила, но теперь все
начинается сызнова. Старый Пратт уже распродается, Рой, а если старый
Пратт сошел с круга, чего же удивляться на Сэма?
Но Роя не утешало разорение другого.
- Для Сэма это не оправдание, - горько заметил он.
- Он еще, может быть, выстоит, - предположил Джек.
- Сомневаюсь, - сказал Рой. - Сомневаюсь!
Рой чувствовал, что Джек сказал ему не все, но больше тот ничего не
успел сказать, потому что пришел Зел Сен-Клэр; в руках у него было ружье,
в черных зубах - короткая трубка.
- А ты когда сюда пожаловал? - в изумлении спросил Рой.
- Еще вчера вечером, - сказал Сен-Клэр. - Я встретил Джека на Мускусной
заводи, по дороге сюда. А сейчас я ходил поискать олененка или еще
какого-нибудь мяса на обед.
- А где Сохатый?
- Наверно, охотится с Самсоном и Скотти. В конце того месяца он сказал,
что я найду его здесь. Он должен быть где-нибудь неподалеку.
- Так он еще не ушел в заповедник?
- Как же без меня? - сказал кроха Зел, и его испитое, заросшее седой
щетиной лицо стало злым и обиженным. - Мы условились встретиться здесь,
так что, если ты не возражаешь, я подожду их здесь денек-другой.
- Ну конечно, - сказал Рой. - С месяц назад он был у меня, но я думал,
что он уже ушел в заповедник. Он хотел перебросить туда челнок. Но мне
кажется, что для этого время слишком позднее; через неделю всюду станет
лед.
- Ну что ж, пойдем пешком, - отрезал Зел. - А ты пойдешь?
- При Джеке не могу тебе ответить, - сказал Рой, вымучивая из себя
невеселую шутку.
Джек Бэртон старательно делал вид, что и внимания не обращает на их
разговор и всецело поглощен заправкой и разжиганием лампы. Потом он взялся
за стряпню, но эту затею Рой решительно пресек, потому что Джек был плохим
поваром. Рой оголодал и быстро состряпал обед из бекона, бобов, яиц,
картофеля и банки персикового компота. Джек не умел даже сварить кофе по
вкусу Роя, так что тот налил воды из ведра в эмалированный котелок,
вскипятил ее, сам всыпал туда молотого кофе. В пути он пил чай, но у себя
в хижине лакомился крепким, сладким кофе со сгущенным молоком. За едой
стали расспрашивать Роя, как его дела. Он рассказал им о массовом облове
на Четырех Озерах и признал опыт неудавшимся. Они возражали, что в общем
улов у него неплохой, но Рой сказал, что и такого улова он больше не
добьется.
- На Зеленых Озерках не осталось больше бобров, а лисиц и рысей не
хватит и по одной на западню. Для развлечения там можно поставить
ловушку-другую, но настоящего лова там не жди. Работы зряшной - уйма, а
добычи на грош.
- Мы с Зелом проверили несколько твоих капканов по дороге сюда, -
сказал Джек. - На болоте мы сняли крысу. - Джек сказал, что они освежевали
ее и шкурку поставили на распялку. Она и висела на проволоке вместе со
шкурками двух ондатр, взятых Роем на том же болоте.
Рой уже взялся свежевать норку, которую поймал на Литтл-Ривер. Сидя на
койке, он придерживал коричневого зверька между колен и, осторожно
подрезая кожу вдоль лапок, сдирал шкурку, счищая при этом жир. Когда
шкурка была снята, Рой натянул ее мехом внутрь на длинную деревянную
рамку. Потом, загоняя в центр рамки клин, он стал ее растягивать, смягчая
кожу мылом "Люкс", которое сунула ему в карман Джинни Эндрюс. Рой славился
тем, что умел растягивать шкурки лучше всех трапперов Муск-о-ги. Он мог
растянуть шкурку среднего бобра до размеров крупного, крупного - в
большого, а большого - в целое одеяло.
- Со временем, - сказал ему Джек, - ты так навостришься, что из ласки
растянешь льва.
Рой захохотал, но ему почудилось, что Джек шутит неспроста. Он опять
подумал, что Джек чего-то недоговаривает, но, по-видимому, не хочет
говорить об этом при Зеле.
Возможность поговорить с Роем наедине представилась Джеку на другой
день, когда они вдвоем на челноке совершили небольшой объезд капканов на
озере Т. Но Джек опять ничего не сказал, и Рой перестал даже осторожно
намекать на его озабоченность. Выяснилось только одно обстоятельство, но
Рой знал, что не оно по-настоящему заботило Джека.
- Несколько дней назад инспектор отправился в обход, - сказал Джек.
- Куда?
- Не знаю. Знаю только, что он ушел из Сент-Эллена.
- Тоже ищет себе напасти, - сказал Рой.
- Да, и, может быть, как раз тут, - сказал Джек. - Ты знаешь, что
будет, если он накроет Зела и Сохатого у тебя в хижине?
- Я всегда могу сказать, что не звал их.
- Это не поможет, - предостерег Джек. - Тогда тебе крышка.
- Мне и так крышка, - сказал Рой. - Ни одной шкурки с целого озера.
С озера Т они возвратились с пустыми руками, и Джек убедил Роя
поохотиться с ним на хребтах возле Четырех Озер, попутно осматривая
капканы и западни, но главным образом выслеживая оленя или лося - одного
для Джека, другого Рою на зиму про запас. Они ушли на другое же утро и
пешком проделали маршрут Роя в обратном направлении, вверх к озеру Пит-Пит
и Литтл-Ривер, потом по хребтам к Четырем Озерам. Зела Сен-Клэра они
оставили в хижине дожидаться возвращения Мэррея, и только очутившись вдали
от Зела и от хижины, Джек открыл, наконец. Рою то, что все время было у
него на уме. Он сказал об этом Рою, когда они взобрались на Снежный Утес -
высочайшую точку владений Роя. Они стояли там, оглядывая разбегавшиеся во
все стороны хребты, лосиные пастбища и недоступные торфяные болотца.
Отсюда удобно было высматривать дичь, и они остановились здесь
позавтракать.
- Кажется, я должен сказать тебе, что Энди Эндрюс вернулся, - сказал
Джек.
- Энди? - переспросил Рой. - О черт!
- Он появился с неделю назад, - добавил Джек.
- А где он объявился?
- У Джинни. К ней и пришел.
- И он был там, когда ты уходил?
Джек кивнул.
- Похоже на то, - сказал он.
Рой долго не мог выговорить ни слова, молчал и Джек. Джек не раз
прикидывал, стоит ли вообще говорить об этом Рою, но знал, что рано или
поздно Рой все равно узнает, и сидел как на иголках, боясь, что Зел
Сен-Клэр скажет про это первым. Джек не хотел, чтобы Рой узнал это от
Сен-Клэра, потому что понимал, какой выбор предстоит Рою. Ему и без этого
угрожала потеря родного дома, необходимость покинуть лес и фермерствовать,
уверенность в том, что охота для него кончилась. А теперь он мог потерять
и свою Персефону [в античной мифологии жена властелина подземного мира,
которую муж отпускал на землю к ее матери Деметре всего на несколько
месяцев в году]. Джек знал также, что для Роя возможны два решения.
Во-первых, пересидев зиму здесь, он мог на будущий год уйти на север,
получить там новый участок. Именно этого хотел Джек для своего старого
друга, но он знал, как мало на это шансов. Теперь, когда Энди вернулся,
когда Сэм не оставлял своего намерения бросить ферму, когда Рой особенно
остро ощущал гнет леса, - вероятнее было, что он не углубится в глушь,
оставляя позади такую неразбериху, Не в пример Джинни, Джек знал, что Рой
не уйдет в глушь, если некуда ему будет вернуться. Теперь Рой лишался
обеих своих опор, и другое возможное для него решение было уйти с Зелом и
Мэрреем в заповедник с риском, что, вероятнее всего, его поймают, отнимут
разрешение и угодья и этим погубят его самого. Это была одна из причин,
почему Джек старался увести Роя от Сен-Клэра и Мэррея. Джек надеялся, что
к тому времени, как Рой вернется в хижину, Зел и Мэррей будут уже далеко.
И он твердо решил как можно дольше удерживать Роя от возвращения в хижину.
- Значит, Энди все-таки вернулся, - спокойно сказал Рой. - Ну что ж! -
он вытряхнул чайные опивки в огонь костра.
Джек затоптал огонь и собрался идти дальше.
- Ну как Энди? - медленно спросил Рой.
- Потолстел, - сказал Джек. - Он был в армии.
- Должно быть, без гроша?
- Да нет. Я видел, в баре он заказывал выпивку для Сэма. Он и сам
теперь, по-моему, пристрастился к бутылке.
- Что-нибудь говорил...
Джек понимал, о чем спрашивает Рой.
- Нет, ничего.
- И собирается остаться?
- Не могу сказать. Ты же знаешь Энди.
- Он останется, - сказал Рой. - Во всяком случае, до моего возвращения.
Зная Энди, Рой был изумлен тем, что тот не явился прямо к нему в лес,
чтобы объясниться. Энди всегда действовал напролом, по-бычьи, атакуя любое
затруднение вслепую.
- Как ты думаешь, придет он в лес? - спросил Рой Джека.
- Не знаю, - сказал Джек. - Я говорил ему, что тебя со дня на день ждут
обратно в Сент-Эллен.
Джек сделал все, чтобы предотвратить появление Эндрюса здесь, в лесу,
но Джек не сомневался, что, когда Эндрюс поймет истинный смысл "деловых
отношений" Роя с Джинни, первая же волна необузданного гнева непременно
приведет его сюда.
Рой больше ничего не спрашивал, и они продолжали выслеживать оленя.
Им попалось на снегу много оленьих следов, но ни одного оленя они так и
не увидели. Ночь они провели в хибарке у Четырех Озер, а потом возобновили
охоту, попутно осматривая капканы и западни Роя. Рой обнаружил еще одного
бобра и рысь в западне, так что теперь ему приходилось тащить на спине
большой груз. Они пошли по снеговым хребтам к озеру Т и по направлению к
дому, расходясь, чтобы захватить обычные оленьи тропы, и вновь встречаясь
в условленных местах.
- Хочешь медведя? - спросил Рой, когда они встретились у большого
завала горных валунов, окруженных хвойной порослью.
- А где он?
Рой показал вниз:
- Присмотрись вон к тем скалам.
Медведь, большущий бурый увалень, показался почти в то же мгновение и
то вприпрыжку, то шагом, шлепая большими вихляющимися лапами по твердому
снегу, двинулся прямо к молодой пихте. Дойдя до ствола, он, стоя на задних
лапах, вытянулся во весь рост и царапнул дерево когтями так высоко, как
только мог дотянуться. Потом он хрюкнул и свирепо куснул ствол.
- Должно быть, он этим показывает другим медведям, какой он большой, -
сказал Джек. - Не иначе как решил померяться ростом с подругой или
соперником.
- Не знаю, - сказал Рой, - но только самки поступают точно так же.
- Никогда не видел, чтобы они так грызли ствол, - сказал Джек.
- Это что, а я видел, как один такой мишка уселся верхом на молодой
дубок и запрыгал на нем, как на лошади. - Они могли тихо переговариваться,
потому что были много выше и за ветром. - Ты обрати внимание, какой он
жирный. Он совсем приготовился залечь на зиму. Это плохой знак, Джек. Они
так рано ложатся в берлогу, только если дичи становится мало.
Они смотрели, как медведь принюхивался к ветру.
- Так что ж, хочешь его? - снова спросил Рой.
- Слишком много хлопот, - ответил Джек.
Рой приложился. Ему доводилось стрелять медведей, когда он нуждался в
их шкуре или мясе, но теперь, когда в этих местах их становилось все
меньше, ему вовсе не хотелось убивать зря. Однако был момент, когда
подавленный, но яростный протест против судьбы заглушил в нем лучшие
побуждения: он ненавидел сейчас Эндрюса и прицелился в медведя; но самая
тяга к жестокости вызвала отвращение к ней, и он перевел мушку на ствол
пихты.
- Смотри, как он сейчас прыгнет, - сказал Рой.
Он попал в ствол возле самого медведя, и отколотая пулей щепка случайно
ударила медведя по носу. Медведь замахал перед собой большими
плоскостопыми лапами, словно отмахивался от мух или пчел, потом снова
свирепо куснул дерево и пустился наутек, а Рой вслед ему крикнул:
- Заметай следы, увалень, а не то я с тебя шкуру сдеру!
Джек и Рой громко хохотали, глядя, как он улепетывает.
- Ты когда-нибудь видел, как они нападают на улей, - сказал Рой. -
Точь-в-точь как скунсы. Лезет прямо на рой и расшвыривает пчел так, что те
в него впиваются. Они увязают в шкуре, а мишка сидит, знай обирает их и
ест.
Снова посмеялись, и Джек понимал, что для Роя это сейчас хорошо. Дай
только время, и лес все вылечит. Они продолжали путь вместе до самого
озера Т.
У озера они снова разошлись, и Рой скоро присел отдохнуть на скалистом
склоне, откуда снег был начисто сдут. Здесь было ветрено, но ему нравилось
сидеть именно на этом хребте, потому что отсюда на север ему видно было
далеко за пределы его угодий, а на юг за озером Т море лесных верхушек
тянулось до самого Сент-Эллена. Он смотрел вниз, на черную воду озера в
снеговой оторочке, и вдруг услышал самолет.
Он наблюдал, как самолет медленно летит под низкими серыми облаками,
крошечное существо с лапами утки и крыльями малиновки. Машина сделала круг
над озером, потом взяла курс на запад и стала планировать.
Рой поднялся на ноги.
- Не иначе как один из этих маленьких гидропланов, - сказал он
встревоженно. Тревога его возросла, когда он понял, что самолет большими
бесшумными кругами идет на снижение к озеру Пит-Пит.
- Джек, - позвал Рой. - Где ты, Джек?
Ответа не было.
- Джек! - снова позвал он.
Наконец появился запыхавшийся Джек.
- Черт возьми, а я только было выследил лося, - сказал он. - Мне
кажется, я загнал его в тот конец рощи. И чего нужно лосю на такой высоте?
- Джек говорил шепотом, возбужденный своим открытием гораздо больше, чем
Рой. - А у тебя что?
- Ты погляди на этот аэроплан, - сказал Рой.
Самолет только что показался снова.
- Он сядет на озеро Пит-Пит, - сказал Рой. - Если Зел и Сохатый сейчас
в хижине, они не увидят и не услышат его. Похоже на то, что инспектор
подкрадывается ко мне из-за угла. Раздобыл одну из машин лесной охраны.
Смотри туда, на озеро Пит-Пит, видишь, он уже планирует.
- Все равно ты слишком далеко, чтобы добраться до хижины раньше них, -
сказал Джек. - Ты не успеешь предупредить.
Рой стоял, глядя вниз на озеро Т. Ветер прибивал к берегу островки
рыхлого снега, и, хотя под ними кое-где поблескивал ледок, озеро еще не
совсем замерзло.
- На восточном конце у меня остался большой челнок, - сказал Рой. - Я
спрятал его там, когда переправился к Индейцу Бобу. Если я сейчас быстро
спущусь вниз, я могу кое-что выжать из этого челнока и приплыть к хижине
раньше, чем они туда доберутся.
- Ну, тебе придется поднажать на озере Т, чтобы обогнать их. Да,
поднажать придется! - сказал Джек. - Но ты иди. И скорей! Сохатый и Зел,
должно быть, еще там и ничего не подозревают. Если инспектор накроет их,
всем вам крышка. Скорее, Рой!
Но Рой уже мчался вниз по склону к видневшейся далеко внизу воде. Свою
ношу он сбросил рядом с Джеком и теперь взрывал рыхлый снег, бороздя его
на крутом длинном склоне. Джек не мог понять, как это ему удается
удерживаться на ногах, ведь он спускался так быстро. Но Рой умудрялся
сохранять над самой землей центр тяжести своего коренастого, увесистого
тела и благополучно скатился вниз, к воде.
Возле того места, где он спрятал челнок, вода уже крепко замерзла, и
Рою пришлось волочить челнок по предательскому льду к кромке чистой воды.
Когда лед начал трещать под ногой, он вскочил в челнок, вывел его из
мелких льдин и начал грести. К этому времени он уже взмок и выбился из
сил, но руки его сами собой погружали желтое весло в холодную воду. Там,
где она была свободна ото льда, он быстро скользил вперед, но где
шелковистый ледок уже подернул поверхность, ему приходилось нажимать, и
тогда слышались хрупкие звуки ледяных кристалликов, ломавшихся под носом
челнока при каждом ударе весла. Он понял, что подвигается слишком
медленно. Выбрав ближайшую отмель, он свернул к берегу, быстро выпрыгнул
из челнока и сломал сухую елку, мертвую и бурую, но еще сохранившую хвою.
У него не было с собой топора, чтобы срубить свежее дерево, и поэтому он
закрепил сухую ель между распорками, привязав ее ременными уключинами, а
потом снова стал на колено и пустился в путь. Ветер ударил в густую
поверхность ели, достигавшей двенадцати футов, и челнок сразу прибавил
ходу. При попутном порывистом ветре он несся теперь с такой быстротой, что
под тяжестью ели едва не зачерпывал вскипавшую под его носом воду. Даже на
подмерзавших участках он расталкивал тонкие льдины и не сбавлял скорости.
Рою удалось обойти крепче всего замерзшие участки, но по временам,
когда лед со скрежетом скользил по крашеному брезенту бортов, ему
казалось, что челнок вспорот. Чем ближе подплывал он к дому, тем больше
помогал ему ветер, и, подгребая, чтобы поймать его порывы, или проталкивая
челнок через ледяную пленку, Рой уже начинал надеяться, что поспеет
вовремя.
Он с такой быстротой несся к скалистому причалу, что ему пришлось
бросить весло и попытаться удержать челнок, отвязав ель, потом
сверхчеловеческим усилием он поднял ее стоймя и, сохраняя равновесие при
резких порывах ветра, вывел ствол за борт и метнул в сторону, как дротик.
Это ему удалось, но челнок едва не опрокинулся и зачерпнул столько воды,
что одно весло уплыло. Рой едва успел подхватить другое и, кое-как
затормозив разогнавшийся челнок, ослабил удар о скалу.
Но он опоздал. Рядом с Зелом Сен-Клэром там уже стояло двое мужчин
- Это Рой Мак-Нэйр, - сказал Зел незнакомым мужчинам.
Рой уже разглядел, что ни один из них не был инспектором.
- Здравствуйте, - сказали они Рою.
Рой ничего не ответил. Он еще не мог отдышаться после отчаянного
напряжения. Он знал, что это представители каких-то властей, он
безошибочно определил это по их говору и манерам, как бы дружелюбно и
непринужденно они себя ни вели. Один был грузный толстяк, с
проницательными глазами и уверенной линией рта. Другой был молодой блондин
среднего роста. Они были одеты по-охотничьи, в красные куртки и кепки, оба
в высоких охотничьих сапогах и кожаных перчатках. Типичные должностные
лица, только неизвестной должности. Рой подумал, уж не лесники ли это? Во
всяком случае, не пушные инспектора.
- Меня зовут Бэрк, - сказал приземистый. Он говорил решительно, почти
резко, не спуская живых глаз с озабоченного лица Роя. - А это Лосон, -
сказал он про молодого блондина. - Мы работники по охране пушных и рыбных
ресурсов.
Рой никогда не слыхал про таких.
- Вы инспектора? - смело спросил он.
- Биологи, - сказал Бэрк. Он заметил испуг Роя. Он едва улыбнулся, но
глаза его хохотали удачной шутке. - Инспектора? - повторил он. - Нет.
Ничего общего с инспекторами.
Лосон тоже понял ситуацию и рассмеялся, откинув назад голову.
- Мы вас встревожили, - сказал Лосон, проводя рукой по длинным, светлым
волосам. Он все еще смеялся прямо в лицо Роя. - Мы отдел Управления по
заповедникам. Ничего общего с инспекцией или контролем - только охрана.
Рой держался настороженно.
- Можно нам у вас переночевать? - спросил Бэрк. - У нас есть спальные
мешки, и спать мы будем на полу.
- Располагайтесь, - сказал Рой, ничего больше им не предлагая и все еще
сомневаясь. - А зачем это вы попали на озеро Пит-Пит?
- Озеро Пит-Пит? - повторил Бэрк, как бы вслушиваясь в это название.
- Это единственная в этих местах годная посадка на воду, - сказал
Лосон. - В озеро впадает несколько речек, и они отжали плавучий лед. Но у
берега его все-таки слишком много, так что я сел несколько дальше. Вы
удовлетворены?
Он спрашивал Роя, как гость хозяина, за этим не крылось никакого
подвоха. Рой сказал, что все в порядке, он только удивлен был, почему они
не сели поближе к хижине. Но потом Рой опять засомневался.
- А откуда вы обо мне узнали? - спросил он как можно небрежнее.
- Мы знали только, что где-то поблизости должна быть охотничья хижина,
- сказал Бэрк и едва уместил свое грузное тело у печки. - Мы облетели весь
Муск-о-ги, и нам надо было где-нибудь спуститься на ночлег.
- А ваша хижина нанесена на карту, - добавил Лосон.
Они явно старались рассеять подозрения Роя, и Рой видел, что они делают
это старательно и терпеливо, но ему и этого было мало.
- А есть еще кто-нибудь с вами? - спросил он, подкладывая дров в печку.
- Нет. Нас только двое, - сказал ему блондин Лосон. - Наша машина
поднимает только двоих. И то она тяжело садится на воду.
Рой верил им, но знал, что их появление грозит всякими непредвиденными
последствиями. Чего это их сюда занесло? Что понадобилось этим биологам в
такой глуши? Рою не совсем ясно было, чем вообще занимаются биологи, но он
знал, что это работа весьма специальная, очень сложная. Они, конечно,
образованные люди, но не новички в лесу. Надо с ними поосторожней. Это
связано с Сохатым и заповедником, не иначе.
- Ну что ж, поспели прямо к ужину, - сказал он. Это были его первые
дружелюбные слова. Он заметил, что они переглянулись словно с облегчением.
Несмотря на его подозрения, они нравились Рою, как часто нравятся люди с
первого взгляда. Они были очень разные, но ясно видно было, что они хорошо
друг друга понимают и что их соединяет настоящая дружба. А Рою нравилось,
когда один человек понимает другого, когда друг друга понимают все люди,
связанные общим делом.
- Вы, как видно, неслись по озеру на всех парусах, - сказал Бэрк Рою.
Рой все еще тяжело дышал, отирая пот с лица кепкой, куртку он с себя
сбросил, чтобы немного остынуть в теплой хижине.
- Тяжело, должно быть, грести в челноке, - добавил Бэрк.
- Я старался идти вровень с ветром, - сказал Рой.
Бэрк внимательно посмотрел на Роя и тот понял, что эти слова
понравились приземистому биологу. Рою казалось, что этот человек быстро
схватывает и понимает мысли и чувства других, и скованность Роя постепенно
проходила.
- Вы, специалисты, должно быть, проголодались? - сказал он им.
- Да, мы не прочь соорудить для всех жаркое, - ответил Бэрк. - Если у
вас найдется кастрюля достаточной величины, я сейчас же примусь за дело.
Не возражаете?
Опять Рой оценил это искреннее предложение, он не возражает, если они
займутся ужином. С их стороны это было вежливо, они, должно быть, знали,
как следует себя вести в чужой хижине и как вел бы себя в таких
обстоятельствах захожий охотник. Настороженность Роя еще ослабела, и он
вышел поискать Зела Сен-Клэра, который исчез, как только появился Рой.
Зела он нашел у скалистого причала, он вылавливал уплывшее весло Роя.
- Идем к ним, Зел, - сказал Рой. - Они ничего себе парни.
- Рой, - сказал Зел. - Погляди-ка.
Рой посмотрел, куда указывал палец Зела. А указывал он на два кола,
которые торчали из воды маленькой бухточки, начинавшейся у скалистого
причала. Это были коварные колья рыболовной сети, той сети, которая
снабжала Роя щурятами и щуками для наживки и для еды. Во время долгой
отлучки на Четырех Озерах и на Зеленых Озерках он забыл затопить ее на
зиму. И вот она стояла на виду, и присутствие ее было очевидно для всякого
человека, что-либо смыслившего в рыбной ловле.
- "Ловля сетью или любыми другими способами, кроме удочки или
спиннинга, строго воспрещается", - сказал Рой. Вот что говорил закон, и
хотя это было не бог весть какое нарушение, которое в обычное время сошло
бы с рук, теперь обнаруженная сеть могла иметь серьезные последствия.
- Пойдем-ка, затопим ее, Зел, - сказал Рой.
Они уже спускали челнок на воду, когда из хижины вышел Лосон с целой
охапкой каких-то приборов.
- Вы мне позволите ненадолго воспользоваться вашим челноком? - спросил
он Роя.
Рой не ответил.
- Всего несколько глубинных проб, - объяснил Лосон и поднял на
вытянутой руке какой-то полотняный конус с медным цилиндрическим
наконечником. - Только тут вот, рядом, - добавил он в ответ на
недоверчивый взгляд Роя.
Рой уступил ему челнок и стал следить, как он искусно гребет вдоль
берега. Лосон сначала осмотрел озерные отмели, потом выбрал место и
пригреб к берегу. Различными совками, черпаками и приборами он взял в
бутылочки пробы воды, ила, наносов, а потом переправился на другой берег
озера. Уже стемнело, и наблюдать за ним - значило только привлекать
внимание. Рой махнул на него рукой и повел Зела обратно в хижину помочь
другому биологу готовить жаркое. А Бэрк, сняв куртку и сапоги и обувшись в
удобные мокасины, уже стоял над самой большой кастрюлей Роя, растирая в
ней жир и масло. Он принес сюда свой провиант, и на полу возле двери
сложены были бобер, ондатра, заяц и куропатка.
- Это из образцов, что мы сегодня набрали, - сказал он. - То, что нам
пригодится, я оставил, а эти пойдут в котел. Для настоящего охотничьего
жаркого не хватает еще белки.
- Вы что, и этого бобра пустите в котел? - спросил Рой.
- Разумеется. А вы возражаете?
- Валяйте, - сказал Рой, еще не совсем доверяя тому, что этот
специалист может изготовить жаркое из бобра, ондатры и белки.
- Так вам действительно нужна белка? - недоверчиво спросил Рой, желая
посмотреть, как этот профессор будет готовить жаркое из белки.
- А вы можете раздобыть белку?
- Есть у вас двадцатидвухкалиберная? - спросил Рой.
- Есть у Лосона. Она сейчас у вас под койкой.
Рой достал винтовку и вышел из хижины, чувствуя, что Бэрка все это
радует. Рой еще раз сказал себе, что эти люди определенно завоевывают его
доверие, завоевывают, обращаясь с ним, как с равным, держа себя, как
братья-лесовики, почти как братья-охотники. Он знал, что на это есть свои
причины, и хотя, помимо воли, поддавался их дружескому обращению, все же
недоверчиво спрашивал себя: зачем им понадобилось его доверие? Все-таки,
какова бы ни была их профессия, они представители власти.
Через несколько минут Рой уже подстрелил красную белку, сняв ее с
соснового сука, откуда она верещала на него, своего друга и недруга. Когда
он возвращался к хижине, он встретил Лосона, поднимавшегося от озера.
Челнок был вытащен из воды и стоял перевернутый на причальной скале. Все
правильно, все сделано как надо.
В хижине Лосон предъявил порядочную рыбину.
- Видите, что я тут нашел, Кевин? - сказал он Бэрку.
- Бог мой, да ведь это черный окунь, Уилл! - воскликнул Бэрк. - Где вы
его раздобыли?
- Да здесь, в сетях Роя, - сказал тот. - Вот не думал, что мы обнаружим
черного окуня в озерах Муск-о-ги.
Рой ждал слов осуждения за сеть, но Бэрк только посмотрел на него так,
как будто это его еще пуще позабавило.
- Ну как, раздобыли белку? - спросил он Роя.
Рой поднял белку, держа ее за хвост.
- Когда я обмерю этого типа, - сказал Лосон про окуня, - вы можете
приобщить его ко всему прочему. - Став на колени, он растянул окуня на
разостланной на полу газете, смерил и внимательно осмотрел его. - Кстати,
- как бы невзначай сказал он Рою, не поднимая глаз от окуня, - я затопил
вашу сеть на тот случай, если кто-нибудь сюда завернет и ею
поинтересуется. Так ведь?
Рой помедлил с ответом, потом усмехнулся. Казалось, что вот-вот он
захохочет. Зел Сен-Клэр смотрел на Роя пылкими глазами кельта, осуждая эту
немую сцену, в которой выдержка подавляла у этих англо-саксов и юмор и
задор. Как охотник, хотя сейчас и лишенный права охоты, Зел достаточно
ясно понимал ситуацию, чтобы не вмешиваться в игру Роя, но это стоило ему
немалых усилий. О сети Рой больше ничего не сказал: ни извинения, ни
шутки. Видимо, он понял, наконец, что это за люди, и скоро уже раздался
его громкий хохот, а потом захохотал и блондин Лосон. Даже Бэрк усмехался,
свежуя бобра, и глаза его поблескивали от острого чувства удовольствия.
- А чем, собственно, вы занимаетесь, друзья? - спросил Рой.
Он наблюдал, как Бэрк, сидя на пороге, обдирал и обскребывал бобра
приемами настоящего охотника. Лосон все еще не поднимался с пола: сидя у
печки, он решительными движениями рассекал окуня, продолжая измерять
отдельные его части, потом выпотрошил его и желудок положил в банку. Эти
люди знали свое дело, и это пленяло Роя.
- А мы просто бродим по всяким местам и смотрим, как живется дичи и
рыбе, - сказал Бэрк. - Лосон, он ихтиолог. - Бэрк указал через плечо
сточенным охотничьим ножом. При этом он посмотрел на Роя, чтобы убедиться,
понравилось ли ему это слово, и Рой понял, что оно для него и
предназначено. - Он специалист по рыбам, - пояснил Бэрк.
- А вы? - спросил Рой.
- А я зоолог, - сказал Бэрк.
- Значит, специалист по дичи?
- Совершенно верно.
- Что же вы делаете здесь, в Муск-о-ги? - спросил Зел Сен-Клэр.
- Смотрим, как здесь живется дичи и рыбе, - повторил Бэрк.
Лосон посмотрел на Сен-Клэра и понял, что надо успокоить и француза.
- Вам, друзья, нечего опасаться, - сказал он. - Мы в самом деле ничего
общего с инспектором не имеем.
- Вы англичанин? - спросил Рой у Лосона.
- Да вроде как полуангличанин, - ответил блондин. Говор его только
отчасти напоминал английский, в остальном он, насколько мог судить Рой,
говорил, как канадец. Он сильно отличался от своего старшего спутника. Во
всем, что Бэрк наблюдал со стороны, Лосон принимал живейшее участие, Бэрк
все знал, но Рой догадывался, что Лосон способен все почувствовать. И
наружностью и поступками Лосон показывал, что ему нравится жить, и за это
Рой принимал его как принимал его откровенный мальчишеский смех. Чем-то
этот смех был даже чрезмерен. Бэрк менее склонен был смеяться, он скорее
смешил других, чему-то про себя улыбаясь. Это был человек, вызывавший
восхищение, и Рой видел, что младший спутник отдавал ему должное.
- Ну вот, с этим готово, - сказал Бэрк и бросил ломти бобрового филе в
кастрюлю. - Теперь возьмемся за крысу.
Все пошло в дело: ондатра, заяц, куропатка, окунь и последней маленькая
красная белка. Он отбирал только лучшие куски, но и так кастрюля была
полна доверху мясом и приправой из цельных картофелин, лука, моркови и
пучка душистых трав.
- А жаркое будет жирное, - сказал Рой.
- Надо же нагуливать жирок на зиму, - сказал Бэрк, похлопывая себя по
животу.
Так мог бы сказать сам Рой, и это еще усилило его доверие. Но он все же
недоумевал: что собственно им от меня нужно? Где-то в глубине все еще
гнездилось сомнение, как бы они ему ни нравились, и он искал ключ к
загадке: что им от меня надо? Он так и не нашел ответа до самого того
времени, когда дверь хижины распахнулась и из темноты в нее вошел Джек
Бэртон. Он был запорошен свежим снежком, его худые щеки разгорелись и
вспухли, он сгибался под двойной тяжестью своих вещей и тюка Роя.
- Фермер Джек, пробил-таки тропу?
- Это твой тюк пробил мне спину, - сказал Джек.
- Взял того лося? - спросил Рой.
- Нет. - Джек посмотрел на незнакомцев, но прямой вопрос Роя сразу внес
атмосферу доверия. Собственно говоря, Бэртону нечего было скрывать, у него
ведь было разрешение на отстрел лося и оленей. - Лося я завтра непременно
возьму, - сказал Джек Рою. - Он отбился от стада на верхнем выпасе. Там я
приметил и оленя.
Гости слушали, но молчали.
Рой сказал:
- Это пара специалистов по дичи и рыбе, Джек. - Он сказал так, чтобы
позабавить Бэрка. Это объясняло их появление для Джека, но вместо того
чтобы ввязаться в дальнейшую словесную игру с Бэрком, Рой вдруг приуныл.
Джек почувствовал эту быструю перемену настроения Роя и удивился ей. Он не
догадывался, что в глубине души Роя по-прежнему терзали затаенные мысли об
Энди и Сэме, о Сент-Эллене и о Джинни. Теперь все они выплыли наружу.
Словно это Джек принес их с собой и словно сам Энди появился вместе с
Джеком. Приход незнакомых людей на некоторое время отвлек Роя и дал ему
забыться, но Джек спугнул его дыханием Сент-Эллена.
Джек скоро понял, что на Роя снова напала тоска. В таком настроении Рой
бывал слаб и безрассуден. Зел уже здесь, Мэррей вот-вот явится, значит,
все еще есть опасность, что они уговорят Роя идти с ними в заповедник.
Единственной доступной Джеку контрмерой было затянуть Роя опять в лес.
Начал он с разговора о лосях.
- Знаешь, Рой, - сказал Джек, - я слышал, как этот лось наверху, на
хребте два раза позвал, как теленок, будто ждал, что ему ответят.
- Слишком поздно для лося, - безучастно отозвался Рой.
- Да говорю же тебе, что я слышал, - настаивал Джек.
- Ну коли слышал, значит звал, - заключил Рой.
Но тут разговор о лосе подхватил Лосон.
- И в самом деле, в этом году как будто мало лосей, - сказал он Рою. -
Как на вашем участке?
- Маловато, - сказал Рой. - Всего становится мало.
Джеку, собственно, не это было нужно, но посетителям явно чего-то нужно
было от Роя. Они подхватили эту тему и стали расспрашивать Роя о дичи, об
охоте, но без особенного успеха. Рой ел жаркое и отвечал неохотно.
Наконец. Бэрк перевел разговор с состояния дичи на ее привычки. Медленно и
постепенно он втягивал в этот разговор и Роя. Мало-помалу расшевеливал его
Бэрк то шуткой, то поддразниванием и все дальше вовлекал его в русло
разговора. В нем принял участие и маленький Зел Сен-Клэр, и как раз Зел
перевесил чашу весов. Он лежал на койке Роя и от сытости даже не казался
таким хилым.
- Странное дело, - говорил он, глядя черными глазами на бобровые шкурки
у себя над головой, - странное дело, как одни животные держатся одной
самки, а другим будто все равно, лишь бы урвать свое где придется.
- В лесу нет такого зверя, который бы держался одной самки, - заявил
Рой.
- А бобер? - возразил Зел.
- Хитрый бобришка вовсе не такой примерный семьянин, как это обычно
полагают, - сказал Рой.
- Он держится одной самки, - настаивал Зел.
- Он выбирает себе подругу, строит хатку и заботится о подруге и
детенышах, - сказал Рой, - но, кроме того, по ночам он уходит искать
других самок. Мне случалось ловить старых отцов семейства на месте встреч,
куда они приходили искать чужих самок. То же и скунс. Свою самку он
оставляет в норе и идет охотиться за другой. Так ведь, мистер Бэрк? -
спросил Рой.
- Совершенно верно, - сказал Бэрк.
- Я вам больше могу рассказать, такого вы, наверно, не видели, -
продолжал Рой. Он помешивал в печке дрова. Джек, наблюдая за ним,
несколько успокоился. - В Калифорнии я видел холостого бобра, да, старого
холостяка, который построил себе хату и жил в ней один. Хотите верьте,
хотите нет, мистер Бэрк.
- Чего не бывает в Калифорнии, - согласился Бэрк.
- Да ты никогда не был в Калифорнии, - сказал Зел Рою.
Тот пренебрег замечанием Зела.
- Или возьмите норку там, на западе. Из всей наживки признает только
крутое яйцо. А если не дашь ей крутых яиц, она отправляется на берег
океана и преспокойно дожидается, пока он выкинет ей рыбу на обед. Вот это
места! - сказал Рой. - Даже бобер способен облениться. Без крайней нужды и
запруды не построит, разучился прокладывать протоки. Живет себе рядом с
фермерами и обгладывает фруктовые деревья, Есть у него там летняя нора,
зимняя нора - и все. Да, бобер в Калифорнии живет припеваючи.
Все посмеялись, и Рой громче других.
- Разве не так, мистер Бэрк? - спросил Рой.
- Да когда же ты был в Калифорнии? - допытывался Зел.
- Расставлял я там однажды капканы, - сказал Рой. - Золотая это была
ловля!
Джек часто слышал рассказ о калифорнийской ловле Роя, но так и не мог
решить, верить этому или нет. Единственный раз, когда Рой надолго
отлучался из Сент-Эллена, было тяжелое время кризиса начала тридцатых
годов. Тогда Рой исчез на целых полтора года. Конечно, он мог быть и в
Калифорнии, хотя Джек подозревал, что Рой попросту работал на ферме
где-нибудь в Мичигане, но был слишком горд, чтобы признаться в этом.
- Вот я расскажу вам, что видел в одной бобровой хатке, - сказал Рой.
- Где? В Калифорнии? - недоверчиво спросил Зел.
- Нет. Здесь, на Четырех Озерах, несколько лет назад, - ответил Рой. -
Я набрел как-то на заре на бобровую хатку и нашел в ней старого бобра,
который храпел во все завертки. - Рой сказал это так серьезно, что все
поверили ему, хотя и рассмеялись. Так разговор попал в намеченное Бэрком
русло. Он вылился в диалог между Бэрком и Роем, из которого Бэрк и так и
этак выуживал все, что ему требовалось.
Рой упивался своими лесными былями, а этого только и хотелось Джеку.
Рой сидел на ларе у окна, жевал свою жвачку "Принца Альберта", хлопал себя
по коленям, дойдя до чего-нибудь особенно его забавлявшего, напускал на
себя серьезный вид, когда надо было быть серьезным, но в сущности его
слова были обращены к Бэрку: Рой как бы призывал его своим авторитетом
оспорить их достоверность, нарочно мешая выдумку с правдой, серьезное с
шуткой, чтобы вызвать Бэрка на спор и тогда как следует с ним поспорить.
Но Бэрк только спрашивал и слушал.
Иногда дело доходило до явных нелепостей.
- Видели вы когда-нибудь лису, - с серьезным видом спрашивал Рой у
Бэрка, - как она влезает в озеро, зажав в зубах ветку, и ждет, пока все
паразиты не соберутся на ветке, а потом выпускает ее из зубов, а сама
плывет к берегу?
Заговорив о лисе, Рой рассказал, как лиса, преследуя зайца, идет за ним
след в след, как лиса балансирует хвостом на бегу. Исчерпав рассказы о
лисе, он перешел на рысь. Как неуклюже она преследует зайца, прыгая и
увязая в снегу, вместо того чтобы скользить по нему, как на лыжах.
- Знаете, рысь охотится за добычей по большому кругу, как траппер по
цепи капканов, - говорил он Бэрку. - И знаете, она при этом пользуется
человечьей тропой.
Бэрк и на это промолчал.
За рысью пришел черед медведя.
- Медведь убивает, - говорил Рой, - только когда не может иным путем
добыть себе пищу. Подобно всем большим животным, он охотно жил бы в мире.
Вы знаете, он делится со скунсом своей добычей. Или норка... Однажды, -
сказал Рой, - я раскопал ее нору, которая была сплошь набита лягушками,
аккуратно сложенными одна к одной, как сардины. Или лось... Лося нельзя
утопить, даже если застрелишь его на глубоком месте. Или рысь... Знаете,
попав в воду, она плывет непременно по прямой. Или олень... Замечали вы
когда-нибудь, как олень, совершенно без всякой причины, вдруг снимается с
пастбища и вихрем несется напролом сквозь заросли, а потом опять, как ни в
чем не бывало, начинает щипать траву?
Рассказам Роя не было конца, но Бэрка они увлекали не меньше, чем
самого Роя, и он охотно делился с Роем своим знанием лесных зверей,
знанием несколько другого рода. Бэрк рассказывал, что бобер, поев
водорослей, расстраивает себе желудок. Он рассказал Рою, что медведь
залегает в берлогу из-за недостатка пищи, а не по какому-то инстинкту. Что
на несколько месяцев задерживается развитие зародыша медведицы: он
начинает быстро развиваться только тогда, когда она залегает на зиму в
теплую берлогу. Что полосатый суслик, этот классический зимовщик, во время
зимней спячки сбавляет пульс от нормальных трехсот ударов в минуту до
четырех.
Знания Бэрка были также безграничны, но он отбирал из того, что ему
было известно, только лучшее, чтобы произвести этим впечатление на Роя. Он
объяснил, как от изобилия или отсутствия зайца и лемминга зависит вся
жизнь леса, потому что они являются основной пищей плотоядных. Как заяц
размножается до какого-то предела, а потом по каким-то странным причинам
подвергается желудочному заболеванию, истребляющему его почти начисто, и
тем самым временно задерживает весь цикл лесной жизни впредь до начала
нового усиленного размножения. Это был наиболее обнаженный пример
жизненного процесса в лесу, и Рою нравилось, когда ему объясняли его в
таких специальных терминах. Бэрк привел еще пример: лемминг - маленькая
северная мышь - кочует тысячными полчищами, когда размножение становится
несоразмерным с доступными пищевыми ресурсами; лемминг перекочевывает на
юг через озера и реки и, наконец, тонет миллионами в реке Святого
Лаврентия, переплыть которую не в силах. Бэрк показал Рою, как наличие или
отсутствие этих двух животных определяет судьбу остальной дичи, потому что
голодовка распространяется на все виды животных. Лиса и рысь за неимением
зайцев вынуждены охотиться на норку, скунса и оленя. Волк тоже начинает
гонять оленя, даже лося, подбирается к дикобразу, а иногда приканчивает и
более слабых своих сородичей. Страдают все виды мышей, потому что
всевозможные хищники усиленно преследуют их и на низшей точке
определенного цикла уничтожают почти без остатка. Их судьбу разделяют
куропатки, становящиеся основной пищей рыси, лисицы и норки, когда зайцев
или мышей остается слишком мало. Нарушенные соотношения заставляют ушастую
сову искать замену тому же зайцу и мыши и нападать на более крупных
животных. Бэрк раскрыл перед Роем все течение этого процесса, и никогда
еще ничто так не захватывало, так не будоражило Роя. Он позволял себе
время от времени только рывок к печке, чтобы помешать дрова, или рывок к
двери, чтобы сплюнуть через порог накопившуюся во рту жвачку.
Слушали и другие, и Джек понимал, что поступил правильно, затеяв все
это. Джек сидел на скамье поодаль от огня, положив длинные руки на стол, и
время от времени свертывал папироску. Изредка он вставал и подкручивал
керосиновую лампу или тряс за плечо то и дело засыпавшего Зела Сен-Клэра,
чтобы прекратить его заливистый храп.
Потом, когда Бэрк снова перевел разговор на подробные расспросы о дичи
в Муск-о-ги, Джек понял, что надо этим людям от Роя, в частности, что надо
от Роя Бэрку. Бэрку надо было получить подробные сведения о дичи на
участке Роя, сведения, которых он не добился бы, не завоевав
предварительно его доверия. Бэрк терпеливо обрабатывал Роя, пока не
уверился, что тот готов рассказать все, что ему нужно узнать. Он задавал
Рою точно сформулированные вопросы о следах лося и оленя, о направлении и
протяженности их троп, о среднем числе бобров на одну хатку, о точном
количестве ондатр на болотах. Бэрк требовал полной картины: чем питается
дичь, где она по преимуществу водится (особенно норка и лисица), есть ли в
округе волки и в каком количестве. Это были властные, почти резкие
вопросы, но задавал он их так, что Рой невольно отвечал на них честно и
точно.
Временами Джека пугало, что Рой подведет себя некоторыми из своих
ответов, но Рой, хоть и увлеченный вопросами Бэрка, не обмолвился ничем,
что могло бы выдать его незаконные действия. Да и Бэрк не настаивал ни на
одном рискованном вопросе. Когда Рой готов был слишком явно обнаружить,
что знает так много о весенних повадках бобра в его логове и о летних
похождениях норки именно потому, что занимался внесезонным ловом, Джек
попытался было перевести разговор на другую тему. Но Роя нельзя было
сбить. В Бэрке он нашел человека, который знал о дичи не меньше самого
Роя, который любил лес не меньше его, человека, который понимал не только
борьбу и равновесие в природе, но и весь процесс лесной жизни.
Как и Рой, Бэрк не привносил в животный мир лесов какие-то "должен" или
"не должен" и не рассматривал зверей только с точки зрения их пользы для
человека. Он принимал животный мир таким, каков он есть, и это больше
всего остального убедило Роя, что Бэрк заслуживает доверия. А затем Рой
понял, почему Бэрк захотел снискать его доверие. Бэрк нуждался в этих
сведениях, в этой подробной и точной картине положения с дичью в Муск-о-ги
как человек, жизнь которого прошла в изучении и постижении леса; это была
его работа, его специальность; и как знаток своего дела Рой охотно
предоставлял сведения, в которых тот нуждался, даже понимая, что это может
послужить материалом для какого-нибудь решения властей о Муск-о-ги. В
увлечении Рой не раз был близок к тому, чтобы выдать секрет своего
внесезонного лова, но Бэрк сам тактично оберегал его от такого
безрассудства.
Затем пришел черед Роя задавать вопросы, не просто вопросы о дичи, но
коренные вопросы о собственном существовании. И Бэрк был как раз тот
человек, который мог разрешить сомнения и опасения Роя. Бэрк мог дать
исчерпывающий и окончательный ответ на вопросы, действительно ли дичь
Муск-о-ги уходит на север, вернется ли она, кончена ли здесь ловля, так ли
уж безнадежна охота в Муск-о-ги, как он твердил себе из года в год.
Но не просто было задать такие вопросы.
- Скажите, - для начала спросил Рой, - всегда ли лось и олень жили в
Муск-о-ги, или они пришли сюда из Штатов?
- По моим сведениям, - сказал Бэрк, - первая белохвостая лань была
замечена вблизи Сент-Эллена в тысяча восемьсот восемьдесят шестом году, а
первый лось - приблизительно в тысяча восемьсот восемьдесят девятом. И
примерно в то же самое время последний лось был зарегистрирован в штате
Нью-Йорк, так что весьма вероятно, что, во всяком случае, лось пришел сюда
из Штатов, да и олень, вероятно, тоже.
- Но как могло случиться, - спросил Рой, - что оленя тут стало как
будто больше. Сейчас в Муск-о-ги оленей больше, чем двадцать лет назад.
Что же, они все еще приходят с юга?
- Сомневаюсь, - сказал Бэрк. - Поголовье оленей сейчас растет на юге
точно так же, как и здесь. Этому способствовало то, что сводят девственные
леса. Олень нуждается в пастбище и охотно живет в молодом лесу, по
вырубкам, так что по мере сведения леса оленя становится больше.
- Так почему же становится меньше лося?
- Ну, лось - он житель болот. Он более разборчив в выборе места, Рой.
Человеку легче добраться до него, потому он и уходит на север, все глубже
и глубже, куда не ступала нога человека. Он, как и медведь, выжит из таких
мест, как Муск-о-ги.
- А остальная дичь? - спросил Рой. - Она тоже уходит на север?
- Нет, - сказал Бэрк, сознавая, что его ответа напряженно ждут все эти
три охотника, а особенно Рой. - В Муск-о-ги дичь истребляется или попросту
вымирает. На севере дичи больше, но не потому, что она приходит из
Муск-о-ги. Нет, Муск-о-ги теряет дичь волею природы и охотника. Она не
может восполнять потери. И сейчас у нее нет на это шансов.
- А будут?
Бэрк понимал, почему Рой ждет ответа на эти вопросы, но, посмотрев на
него своим острым взглядом, решил, что ничего не надо утаивать.
- Нет, - медленно сказал Бэрк. - Потери невосполнимы. Некоторое время
дичь еще протянет, но большинство пушного зверя, такого, как бобер, и
норка, и ондатра, будет с каждым годом уменьшаться в числе, пока некоторые
из них не вымрут окончательно, а другие станут редкостью. Это неизбежно,
если, конечно, правительство не закроет половину Муск-о-ги для охоты и
лова, а затем устроит где-нибудь заповедник для бобра и ондатры.
- А это хотят сделать? - спросил Рой.
Бэрк встал и нервно прошелся по хижине, позвякивая в кармане ножом и
связкой ключей.
- Не знаю, что предпримет правительство, Рой, - сказал он. - Но что-то
оно должно предпринять. Оно может закрыть все угодья или только половину -
этого я не знаю.
- А когда?
Бэрк пожал плечами:
- Может быть, на будущий год, а может быть, еще через год. Но, во
всяком случае, скоро.
- Так, значит, охоте на Муск-о-ги действительно конец? - спросил Рой.
Решительно сжатые губы на мгновение разжались, выдавая колебание Бэрка:
- Мне хотелось бы отрицать это, Рой, но ведь вы сами, должно быть,
знаете.
- Вы специалист, - сказал Рой. - Вам и книги в руки.
Бэрк кивнул:
- Вы правы. И, к сожалению, это так.
До сих пор Рою угрожала случайная прихоть природы, но слова специалиста
о том, что охота здесь кончена, придавали этому безапелляционность
человечьего приговора. С минуту Рой помолчал. Они все молчали. Рой беглым
взглядом окинул свою хижину. Потом он захохотал так, как еще никогда не
смеялся.
- Ну что ж, значит всем нам крышка, - сказал он.
- Не думаю, - мягко заметил Бэрк. - Не забудьте, что существуют
звериные заповедники. Придет время, и они спасут охотников.
- А какой толк от дичи в заповедниках?
- Рано или поздно охраняемая дичь заповедников размножится и
распространится на соседние угодья. Может быть, для ваших мест в этом и
нет толку, но, в конечном счете, это единственная надежда для охотников,
Рой.
Рой это знал; но сейчас в этом не было для него утешения. Он был
слишком угнетен крахом Муск-о-ги.
- Идет процесс, а нам крышка! - вот и все, что он сказал напоследок.
Другие не поняли, но Джек его понял, и ему это не понравилось. Рой
снова захохотал отрывистым злым смешком, и Джек знал - это Рой признает,
что лес и Сент-Эллен наконец победили его: лес, Сент-Эллен и Энди.
Утром Джек, Зел и Рой отправились на озеро Пит-Пит провожать
специалистов, улетавших на своем маленьком гидроплане. Пока Зел и Джек
помогали Бэрку грузиться, Рой вместе с Лосоном снимали с мотора стеганый
чехол.
- Теперь куда вы направляетесь? - спросил Рой. - На север?
Лосон поглядел на побелевшее озеро, которое замерзло почти до середины.
Даже узенькая черная полоска воды была уже подернута ледяной пленкой.
- Нет, - ответил Лосон. - Надо еще наведаться к индейцу на порогах
Уош-Уош. Надеюсь, мне удастся посадить самолет на реку, если, конечно, она
не замерзла.
- А потом куда? - осторожно спросил Рой.
- Сент-Эллен, а потом в Торонто. Если мы не поторопимся туда вернуться,
нас где-нибудь приморозит. - И он носком ткнул в поплавок, на котором
стоял.
- А что вам нужно от Индейца Боба?
- Рыба из его реки, - пояснил Лосон. - Черный окунь, если удастся его
раздобыть.
- А вы думаете, рыбную ловлю запретят, как и охоту? - спросил Рой.
Лосон, прокручивая винт, кивнул белокурой головой.
- Боюсь, что так, - сказал он.
- Ну, я понимаю, дичь - она уходит, - сказал Рой. - Но почему бы
исчезать рыбе в наших озерах? Тем более черному окуню. Его ведь тут никто
не вылавливает начисто, и непонятно, почему его становится с каждым годом
все меньше.
- Слишком много ила в этих озерах, слишком густа вода для черного
окуня, - объяснил Лосон. - Пока вокруг были сосновые леса, вода
задерживалась в почве, ее сохраняли мох и хвоя, впитывая ее, охлаждая и
постепенно фильтруя в ручьи через болота. А теперь в этих оголенных
порослях без подлеска вода прямо стекает в озера, унося с собой много
примесей и сохраняя высокую температуру. Ил осаждается на дно, затягивает
гнезда окуня и его икру. Вот и выводится все меньше и меньше окуня. Такая
же картина со щукой. Весь круговорот жизни у рыб нарушен. Для сохранения
промысловой рыбы в этих озерах надо на несколько лет запретить лов, чтобы
дать ей выправиться.
- А Индеец Боб и живет почитай что одной рыбой, - сказал Рой. - Ему это
придется не по нутру.
- Разумеется, - сказал Лосон, на мгновение почувствовав, как все это
печально. - Ну, Рой, надеюсь, мы с вами еще встретимся, - сказал он,
протягивая ему руку на прощанье. - На будущий год мы вернемся поглядеть,
как тут у вас идут дела.
Подошел и Бэрк.
- Да, мы вернемся. - Бэрк взглянул на Роя. - И в следующий раз вы уж не
трудитесь обгонять на озере ветер.
Рой засмеялся, но это была лишь тень его обычного хохота.
Лосон взялся за трос и вывел машину на чистую воду. Они залезли в
крошечную кабину и уселись рядом, Лосон что-то накачивал, дергал за один
рычаг, за другой. Мотор взвыл и смолк, потом взвыл снова и наконец засосал
летучую смесь и заработал как следует. Весь лес откликнулся на
металлический голос маленькой машины. Лосон провел ее по водяной дорожке,
круто завернул, оторвал от воды и почти мгновенно скрылся за хребтом,
оставив за собой странную пустоту и молчание...
- Пойду искать этого мошенника Мэррея, - сказал Зел и повернул к
хижине. - Похоже, что он ушел без меня, но я хочу удостовериться, Рой.
Пойду я, пожалуй, к Скотти и Самсону, погляжу, нет ли его там. Ну а если и
там его нет, я отправлюсь за ним в заповедник.
Рой наконец решился на прыжок.
- Я пойду с тобой, - сказал он Зелу.
- В заповедник? - Зел не верил своим ушам.
- Вот именно! - кинул ему через плечо Рой. - Пройдешь со мной через
Четыре Озера, и я соберу там свои бобриные капканы.
- Ты, надеюсь, понимаешь, что делаешь? - быстро вмешался Джек Бэртон.
- Конечно, понимаю, - сказал Рой. - На этот раз прекрасно понимаю.
- Нет, не понимаешь! - широкими шагами догоняя Роя, крикнул Джек.
Некоторое время они молча шли рядом, потом Джек сказал: - Бесполезно
убегать от этого. Рой. Рано или поздно, но тебе надо будет вернуться в
Сент-Эллен. - Глубоко обеспокоенный, Джек переступил обычные границы и
добавил: - Все равно, будет там Энди или нет.
Рой на это не отозвался и вообще почти не возражал на все призывы Джека
к его здравому смыслу. Чем больше горячился Джек, тем спокойнее становился
Рой, и, придя в хижину, он стал собирать на дорогу провиант, тем самым
показывая, что решение его твердо. Зел из кожи лез, помогая ему, и Рой
нагрузил в мешок Зела все то, что не вошло в его собственный. Напоследок
Рой открыл до конца заслонку, чтобы скорей прогорели дрова, а затем все
трое вышли по направлению к Четырем Озерам, причем Джек пошел не только
чтобы закончить там охоту, но и в надежде все же отговорить Роя от его
безумной затеи.
Весь конец дня Рой снимал свои капканы на Четырех Озерах и хотя
временами посмеивался, что Джек ходит за ним как привязанный и старается
его уговорить, но шутки у него как-то не получались.
- Напрасно стараешься, Джек, - спокойно сказал он, когда они устроились
на ночлег в хижине на Четырех Озерах. - Мне надо идти.
- Ты не в своем уме, - сказал Джек.
Рой слушал, как храпит Зел Сен-Клэр.
- По мне уж лучше бы тебе осесть в Сент-Эллене, - сказал наконец Джек.
- Что ж, может, и я бы не прочь, - горько отозвался, Рой, - если б было
за что зацепиться.
Джек еще никогда в жизни не слышал такой горечи в словах Роя, и хотя он
и раньше смутно догадывался, как подкосил Роя Сэм, а теперь вдобавок и
Энди, но только сейчас он вдруг понял, насколько недооценивал глубину
чувств Роя. Теперь он знал, что гонят Роя в эту авантюру именно события в
Сент-Эллене, но знал он также, что последней каплей был разговор с Бэрком
и Лосоном. Все это приводило Джека в смятение, и он не знал, как ему
подойти к своему старому другу. Первый раз в жизни он не мог до конца
понять, что происходит с Роем.
- Ты ведь знаешь, - напомнил ему Джек, - Сэм еще не уехал.
- Уедет, - безучастно отозвался Рой. - Он уедет!
Джек сдался. Больше он не сказал ни слова до следующего утра, когда они
подошли к хребту, по которому Зел и Рой должны были свернуть к хижине
Скотти и Самсона.
- Я постараюсь, чтобы Сэм остался, - сказал Джек. Это была последняя
безнадежная попытка удержать Роя. - А Энди, может быть, и уедет.
- Фермер Джек! - крикнул ему Рой и помахал свободной рукой, быстро
удаляясь от него по хребту. - До весны! - кричал он, не оборачиваясь и
пригибаясь под тяжестью заплечного мешка. - Весной увидимся! - А про себя
добавил очень спокойно: "Если приведется".
Рой повел Зела по хребтам, свободным от снега, выбрав более длинную, но
более легкую дорогу к Литтл-Ривер; переправившись через реку, они вышли на
тропу к хижине Скотти и Самсона. Стало быстро смеркаться, и Рой увидел,
что сэкономить время ему не удалось. Он прибавил шагу, и все же было уже
совсем темно, когда они подошли к настежь раскрытой двери хижины, из
которой клубами валил дым.
- Это кто там? - встретил их голос Самсона.
Скотти был изумлен, но Мэррей приветствовал их:
- Хэлло, Рой, хэлло, Зел, - без всякого изумления, в его словах было
только обычное приветствие - и ничего больше.
- Так ты здесь? - накинулся на него Зел. - Почему ты не зашел за мной?
Я дожидался тебя у Роя целую неделю.
- А я как раз собирался за тобой идти, - сказал Мэррей, помогая им
скинуть мешки.
- Поздно же ты собрался, - бушевал Зел.
Мэррей не снизошел до того, чтобы с ним спорить, и в глазах его можно
было прочесть полное безразличие - взять ли Зела, или оставить Зела, ждать
ли Зела, или не ждать его.
- Так, значит, и ты собрался? - сказал Скотти Рою.
- Да, похоже, что так, Скотти, - неохотно ответил Рой.
- Неправильно это, Рой, - покачал головой Скотти.
Рой не стал спорить, называть Скотти преподобным.
- Правильно или неправильно, - сказал он, - какая разница?
- Что и говорить, натянешь ты нос инспектору, - сказал Самсон.
Мэррей смотрел на Роя и видел только лучшего зверолова Муск-о-ги. Но
ситуация ему нравилась.
- Да, Рой, - сказал он, - здорово удивится инспектор, когда узнает, что
ты залез в заповедник! Он, конечно, уверен, что ты ловишь сверх нормы, но
все-таки считает тебя законопослушным траппером. Вот удивится он, увидев
тебя с нами! Воображаю! - Они не вслушивались в медленную речь Мэррея, и
он не был на это в претензии.
- В один прекрасный день не один Рой удивит этого негодяя инспектора, -
горячился Зел.
- А почему ты не идешь с нами, Самсон? - быстро спросил Рой. Он не
шутил, он был серьезен, даже слишком серьезен. Его мускулистое лицо все
напряглось, и маленькие глаза спрятались в морщинках, когда он насмешливо
поглядел на Самсона.
- Спроси Скотти, - сказал Самсон. - Если он пойдет, пойду и я.
- Идем с нами, Скотти, - сказал Рой; это была не издевка, а просто
безнадежный призыв. - Почему ты не идешь?
- Чтобы тебе не стыдно было туда идти? - сказал Скотти.
Роя это задело, и Скотти пожалел о своих словах.
- Я женат, Рой, - сказал Скотти, чтобы выставить неопровержимый довод и
существенную причину. - Женат и Самсон. Мы не можем рисковать так, как вы
рискуете.
- В чем дело? - вмешался Зел. - Сохатый женат, и я женат.
- Да, - медленно возразил Скотти, - и если бы вы могли получить обратно
ваши угодья, вы бы уцепились за них зубами и когтями. Так для чего
втягивать Роя в ваши безумные затеи?..
- Ладно, Скотти, - спокойно сказал Рой, и к этому они больше не
возвращались.
- А как же с твоей собственной ловлей, Рой? - спросил Самсон. - Если
инспектору вздумается проверять тебя, он сразу же поймет, что тебя нет.
Рой кивнул:
- Я и хотел просить тебя и Скотти время от времени осматривать мои
ловушки. Все, что попадется, - ваше, только ставьте их снова. Можете
пользоваться моими хижинами. Как? Идет?
Скотти и Самсон переглянулись.
- Ладно, - грустно ответил Скотти.
- А когда ты вернешься? - спросил Самсон.
- Это ты спроси Сохатого, - ответил Рой.
- Ну, не знаю, - сказал Мэррей. - Это смотря по тому, как пойдет дело.
Ловить бобров нелегко, когда болота промерзнут. Пробудем там недель восемь
или девять.
Рой ел бобы, разогретые для него Скотти.
- Если кто-нибудь придет справляться обо мне, - сказал он Скотти, -
говори, что я тут поблизости на разведке, скажем, в лесу, возле угодий
Боба.
- А все-таки неправильно ты делаешь, Рой, - твердил Скотти. - К чему
тогда законы об охоте, если каждый будет нарушать их?
Это было продолжением их нерешенного спора, потому что если Скотти
искренне уважал закон и восхищался им, то Рой относился к закону свысока.
Скотти боялся закона как морального кодекса, Рой боялся только наказания в
силу закона. Они не могли сговориться по этому вопросу, и Рой не в
настроении был продолжать сейчас спор обычным их способом примеров и
возражений. Рой не отличал в этом вопросе правого от виноватого, это не
приходило к нему само, и он не позволял себе задумываться над этим. Когда
нарушал закон Скотти, его мучила совесть, но, когда нарушал его Рой,
совесть ставила под сомнение самый закон, и в этом случае он не боялся
закона. Плохо было только то, что он нарушал собственные интересы
зверолова. Как бы ни туго шла охота в Муск-о-ги, он знал, как знал и Бэрк,
и Скотти, и любой зверолов, что пушные заповедники это единственная
надежда трапперов. Облавливать их было грехом для зверолова, но положение
было таково, что Рою приходилось подавлять в себе эту профессиональную
совесть. Он поступал так, как должен был поступить, и раздумывать тут было
не о чем.
- Остается только надеяться, что тебя не изловят, - таково было
последнее слово Скотти.
Рой пожал плечами и стал доедать бобы.
Показывал дорогу Мэррей, но прокладывал тропу и уминал снег Рой. Следуя
указаниям Мэррея, он держал то на одиночную сосну, то на гряду холмов, то
на корабельную рощу, то по долине. На большей части пути нельзя было
обойтись без плетеных канадских лыж, и на долю Роя приходилась самая
тяжелая, изнурительная работа, но и при этом двое других едва поспевали за
ним. Рой стремился вперед так, словно отчаянье подгоняло его, и ноги его
шли и шли сами собой, как бы ни был глубок снег. Мэррей тащил самый
тяжелый груз, включая большую часть капканов; даже этому гиганту
приходилось ускорять свой широкий шаг, поспевая за Роем. Мэррей старался
по возможности спрямлять дорогу, но Рой каждый раз выбирал к тому же и
более легкий вариант и ни на минуту не сбавлял хода.
- Ты, видно, спешишь? - сказал Мэррей после двух дней такого пути.
- К чему терять время? - сказал Рой.
- Ну, времени у нас достаточно, - заметил Мэррей.
- Это как сказать, - возразил Зел Мэррею, но тот и бровью не повел. А
именно Зелу приходилось труднее всего. Мэррей уже не раз вытаскивал его из
снега и нес его мешок, пока он не набирался сил, чтобы тащить груз дальше.
Но Зел все-таки был на стороне Роя. - Чем скорее мы туда попадем и чем
скорее выберемся, тем для нас же лучше, - говорил он.
Первые три дня они шли приблизительно по прямой. Местность эта была им
хорошо знакома, и никаких открытий не предвиделось. Но на четвертый день
они переправились через Серебряную реку и поднялись на хребет Белых Гор.
Хребта такой высоты не было во всем Муск-о-ги; острый как бритва, он
тянулся с востока на запад, сколько хватал глаз. Это был водораздельный
хребет, отрезавший Муск-о-ги от пустынных земель на севере. Взбираясь на
этот хребет, Мэррей дважды терял ориентиры и, только добравшись до самого
верха, он снова определил направление.
Там, наверху, перед ними открылась совершенно новая для них страна, не
похожая на их угодья. Глядя на нее с радостью и возбуждением, Рой понял,
почему ее называют страной Серебряных Долларов.
- Смотрите, какие озера! - изумленно воскликнул он. До самого горизонта
видны были сотни озер, белевших среди лесов и долин. Это были большей
частью маленькие круглые озерки, и они сверкали на солнце действительно,
как рассыпанные по земле доллары.
- Погляди, Сохатый, - сказал Рой. - Вот это страна! Я поднимался на
этот хребет восточнее, но такого еще не видал. Тут все не такое. Совсем не
такое.
Действительно, это не похоже было на скопление невысоких однообразных
хребтов Муск-о-ги, это была страна контрастов. Были тут и отроги, и
высокие пики, и глубокие долины. Были и плато, узкими полосами тянулись
они, плоские и гладкие, между гор и тоже испещрены были кое-где озерами и
сосновыми лесами. По сравнению с более мирным пейзажем Муск-о-ги все тут
было вздыблено и скручено. Повсюду леса, еще не тронутые топором, темные
чащобы и рядом сверкающие на солнце предательские снежные склоны.
- Оно, может быть, и красиво, - сказал Мэррей, - но на таком склоне сам
черт ногу сломит. А теперь, когда они обледенели, на них можно и шею
свернуть. Видишь лес по ту сторону плато? - спросил Мэррей Роя.
Рой посмотрел через два хребта и плато на густую сосновую чащу.
- Постарайся вывести нас туда поточней, - сказал Мэррей. - Как раз там
моя хижина. В конце вон того озерка.
Этот последний кусок пути Рой провел так, что у всех дух захватило. Его
подстегивал еще и обычный азарт гонки с дневным светом. Каждый шаг в этой
новой стране доставлял ему наслаждение, каждая трудность была приятна. На
этом последнем переходе пришлось обходить много лесных трущоб и зарослей,
и, хотя чаще всего цель пути была скрыта, Рой привел их прямо к месту.
Путь этот им следовало твердо запомнить, потому что они не рисковали
отмечать тропу, как бы трудно ни оказалось найти ее потом. Они были в
заповеднике, и чем меньше оставалось следов их пребывания здесь - тем
лучше. У заповедника не было границ или опознавательных знаков, но они
знали, что он начинался от хребта Белых Гор, и чем дальше они отходили от
хребта, тем больше углублялись в заповедник. К тому времени, как Рой вывел
их глубокой долиной к указанной Мэрреем сосновой роще, хребет Белых Гор
едва дымился вечерней дымкой далеко позади, а сами они были в глубине
заповедника.
- Вот тут-то и начинается самое трудное, - сказал Мэррей, когда они
вошли в лес. - Теперь мне нужно найти свои приметы, - и он пошел впереди.
Даже кроха Зел приободрился, и когда вспугнутая лань вынеслась на них
из сосновой заросли и отпрянула прочь, он закричал:
- Смотрите, как улепетывает!
Рою приятно было видеть, как оживает Зел.
- А ты не думаешь, что такой крик услышит обходчик и за сотни миль
отсюда? - сказал он Зелу.
Зел при упоминании о пушных обходчиках напустил на себя презрительный
вид.
- Сколько миль отсюда до ближайшего кордона? - спросил он Мэррея.
- Да около полутораста миль будет, - сказал Мэррей. - Не та чтобы
постоянный пост, а просто укрытие для лесников.
- И вообще больше вероятия встретить здесь лесников, а не пушных
обходчиков, - сказал Рой. - Тут есть что беречь. Какой лес!
Вокруг них высились колоннады вековых сосен. Деревья так велики, что
стоят довольно редко, хотя лес издали выглядит очень густым. Под ногами
снегу мало, он, видимо, еще не успел пробиться сквозь плотную хвойную
кровлю. Темно, спокойно, безветренно.
В дальнем конце этого леса, на краю плато, прячась среди больших
деревьев, стояла маленькая хижина Мэррея. Они обнаружили ее, только
подойдя к ней вплотную, так умело укрыл ее Мэррей среди сосен. Она была
замаскирована большущими нижними ветками, которые скрывали и крышу и
стены. Площадью хижина была пятнадцать на пятнадцать футов, и, входя в
дверь, Мэррею пришлось сильно пригнуться.
- И сколько же времени ты ее строил? - в изумлении спросил Рой, глядя
на прямые, крепко пригнанные стены, снаружи обмазанные глиной и
непроницаемые для ветра.
- Почти все лето, - сказал Мэррей, - и половину осени.
- Так вот чем ты занимался! Ловил здесь дичь и строил потайные хижины!
- сказал Рой. Войдя внутрь, он осмотрелся и отдал должное мастерству
Мэррея. Тот был прирожденный лесовик, и всякое лесное дело у него в руках
само собой спорилось. В хижине устроено было даже окно и сложена
примитивная печка: любивший удобства Рой не ожидал такого комфорта. Желтое
оконное стекло было из триплекса, и Мэррей объяснил, что добыл его у
Скотти, который, в свою очередь, подцепил его на какой-то свалке военного
имущества, да так и не нашел ему применения. Печь, сложенная из камней и
глины, была шедевром. В углублении стены был устроен квадратный очаг с
небольшой топкой, и конусом был сложен дымоход, обшитый жестью бидонов.
Рой отметил, что труба, слепленная из камня и глины, была выведена
вплотную к большому дереву, так что дым стлался по стволу и рассеивался,
прежде чем подняться над лесом.
- Похоже, что ты собрался тут прочно обосноваться, - сказал Рой.
- Да, это не на один год, - ответил Мэррей. - Я думаю облавливать этот
заповедник каждую зиму, да и каждую весну тоже, если только не помешают
обходчики.
Сомнения в Мэррее, угнетавшие Зела все четыре дня их пути, на время
рассеялись при виде хижины, которая и его привела в восторг.
- Тут можно дожидаться второго пришествия, - сказал он Мэррею, - и
никто на свете тебя не сыщет, не то что эти болваны обходчики.
Мэррей скинул свой огромный тюк капканов и провизии, и он с грохотом
стукнулся об пол.
- Ты не очень-то плюй на этих обходчиков, Зел, - сказал Мэррей. - Они
порядочные проныры. Пусти их по следу, и они тебе что угодно разыщут.
Рой подумал, что Мэррей нарочно дразнит Зела, но у Мэррея не было ни
малейшего желания отплачивать своему докучливому напарнику или разыгрывать
его. Он говорил то, что думал, и это безошибочно действовало на Зела
Сен-Клэра.
- Ну, им нелегко будет отыскать это место, - успокаивал Зела Рой.
- Только следите за их самолетами, - предупредил Мэррей, а потом
добавил: - Пойдемте, я покажу вам озеро.
До опушки было шагов семьдесят, а дальше крутой обрыв. Под ним в
круглой котловине было замерзшее озеро, вернее, два озерка в форме банта,
с островком посредине. Вдоль всего плоского берега выделялась полоса,
повторявшая его очертания. Это была полоса болота, которое устроили бобры,
перегородив возле устья несколько горных ручьев.
- Да, это место стоящее, - сказал Рой. - Прямо-таки озеро Фей. - Он
назвал его как можно нежнее не только потому, что был им очарован, но и
из-за его крылатых очертаний. - Жаль, что не пришли мы сюда раньше с
челноком. А то обойти его не ближний край.
- А что я тебе говорил, - небрежно заметил Мэррей. - Вон за той полосой
выгоревших сосен видна Серебряная река. Если бы мы плыли сюда челноком до
морозов, это сэкономило бы нам день. Тогда достаточно было бы протащить
челнок через это вот плато.
Рой поглядел на тонкую нитку далекой реки, на тысячи сверкающих озер,
на необозримый кругозор, открывавшийся с этой высоты. Это были великие
канадские леса, простиравшиеся далеко за пределы Муск-о-ги. Это были
просторы, где каждый шаг открывал новые горизонты, все более дикие, все
более манящие. Быть хозяином этой страны, бродить без помехи по ее лесам и
горам, чувствовать дикую мощь этих дебрей, - вот что предвкушал сейчас
Рой.
- Не могу понять, - сказал он задумчиво своим товарищам, - как это я
много лет назад не стал лесным бродягой? - И усмешка медленно искривила
его губы.
Мэррей захохотал, что редко с ним бывало.
Зел пропустил слова Роя мимо ушей.
- Так как же мы поведем охоту? - спросил он, форсируя решение, которое
пора было принять.
- А как вздумается, - сказал Мэррей.
- Послушай, - не унимался Зел. - Лучше всего было бы выловить здесь
все, что можно, и как можно скорее. Надо ставить капканы густо, чтобы
ловить побольше зверя, а потом сматываться. Ты как думаешь?
- А к чему такая спешка? - сказал Мэррей.
- В тот раз ты не спешил, вот и попался, - кольнул его Зел.
Мэррей задумчиво посмотрел поверх черной шевелюры Зела.
- А ты как думаешь, Рой? - торопливо осведомился тот.
Рой понимал, почему Мэррею не хотелось спешить. Он и сам не спешил бы.
Открыв эту страну, он не хотел признавать необходимость спешки и
осторожности, самую возможность отступления. Рой уже чувствовал, что здесь
его родная сторона, и думал, что Мэррей чувствует то же. Ему хотелось
насладиться ею по своему усмотрению и не спеша и не хотелось портить все,
поминутно прикладывая ухо к земле и закрывая глаза на окружающее его
великолепие. Но остаток трезвости и сознание, что лучше ему не становиться
на чью-либо сторону, предрешили его ответ.
- Мне кажется, что ловить надо быстро, - сказал он, - но устраивать
бешеную гонку не стоит.
Мэррей пожал плечами, Зел выжидал, что будет дальше.
- По-моему, так, - сказал Рой. - Мы с Зелом можем облавливать озера. Я
возьмусь за бобра, а Зел может выгребать ондатру, она подоверчивее. А пока
мы займемся этим, - обратился он к Мэррею, - ты можешь охотиться по всей
округе, ставить западни на звериных тропах и вообще всюду, где увидишь
следы лис, норок и рысей. Как вы скажете?
Они согласились и внесли кое-какие уточнения. Всю пушнину решили
сносить в хижину, меха решено было делить поровну, каждый должен был сам
свежевать свою долю, и дележку производить сразу же, так, чтобы каждый мог
держать свою добычу наготове на случай поспешного бегства. Выработаны были
обязательные для всех правила поведения. Не разводить огня для полдника,
никаких костров вне хижины. Но прежде всего и важнее всего - не стрелять.
У них у всех были с собой ружья, но здесь звук выстрела разносился на
десяток миль и стрельба могла привлечь к ним внимание. Мэррей считал, что
это излишняя осторожность, но уступил настояниям Зела и уговорам Роя.
Никакой охоты, никакой стрельбы, как бы соблазнительно близко ни появился
олень. Почти совсем стемнело, а они все стояли на склоне над озером Фей.
Летучей мышью оно чернело в наползавшей темноте ночи, и Рой последним
покинул его, когда они наконец собрались возвращаться к хижине.
Предоставив Мэррею свободу передвижения и удовлетворив нетерпение Зела,
Рой начал действовать на озере Фей так, словно он собирался раскинуть
здесь постоянную цепь капканов. По натуре он был охранитель, и никогда не
брал из бобриного сообщества больше того, что могли восстановить уцелевшие
семьи. Он всегда применял эту форму сохранения дичи на своих собственных
угодьях, что обеспечивало ему твердый, хотя и все убывавший улов бобра еще
долго после того, как другие звероловы подчистую выбирали свои бобровые
хатки. Теперь это уже был инстинкт, и так же инстинктивно он применял свой
метод расстановки капканов в кольце болот, окружавших озеро Фей. Он не
ставил капканов там, где заведомо были детеныши или тяжелые самки. Зато он
усиленно ловил там, где вероятнее было поймать наибольшее количество самых
старых и крупных самцов.
После первой же разведки вокруг озера Фей он понял, что в замерзших
болотах больше взрослых бобров, чем у него капканов. По травянистым
кочкам, вокруг тощих порослей ели и на тысяче натащенных бобрами островков
было так много бобровых хаток, что Рой сразу же ощутил себя победителем
над тем постоянным чувством поражения, которое выработали в нем последние
десять лет охоты в истощенном Муск-о-ги. Годами природа обкрадывала его,
сокращая количество дичи, так что он постоянно чувствовал себя побежденным
и обманутым. А тут он наконец бросил перчатку в лицо природе, нанес ей
звонкую пощечину, от которой вся кровь в нем заиграла, ударила в ноги,
защекотала приплюснутые кончики пальцев. На этих пяти квадратных милях
болотистых берегов было больше бобра, чем ему когда-нибудь доводилось
видеть в одном месте; больше, чем он мог выловить своими двадцатью
капканами за шесть часов короткого зимнего дня. А там, где есть бобер,
должно быть много другого зверя, охотящегося на бобра: лисица, рысь,
норка. И скоро Рой стал расставлять западни на хищников вокруг всего
болота, стараясь создать единую систему ловушек на участке длиной около
семи миль и шириной в полмили, что ему сначала удалось сделать, а потом не
удалось использовать, так как у него не хватало времени на то, чтобы
обирать и вновь заряжать свой ограниченный запас капканов.
Каждый вечер все трое возвращались в хижину на обрыве, и по мере того,
как накапливалась пушнина, удача становилась все более очевидной. Чтобы
справиться со своим уловом, им приходилось допоздна свежевать и
выскребывать шкурки. Как и Рой, Зел объявил, что на болотах за озером Фей
ондатры больше, чем он может выловить с наличным числом капканов. Зел,
случалось, ловил в свои капканы и бобров и ласок. Каждый вечер смешанный
улов Зела и Роя был настолько же пестрым, как и добыча Мэррея с его
охотничьих троп. Мэррей приносил меньше пушнины, что было естественно, так
как западни на охотничьих тропах не могли, конечно, дать столько же,
сколько сосредоточенный облов богатого бобриного болота.
- Это не дело, - вздыхал Зел после двух недель охоты. - Я мог бы взять
вдвое больше ондатры, если бы хватало капканов. Кабы взяться как следует,
мы бы уже через две недели могли выбраться отсюда с такой добычей, что
больше и не унести. Эх, мало у нас капканов!
- Всегда-то ты торопишься, - сказал Мэррей. - Твоя пушнина от тебя
никуда не убежит.
- Оно так, - возражал Зел, - но скоро кончится масло и сало. - Зел был
главным поваром - он стряпал лучше всех. - Да и мука и мясо на исходе.
В первые же дни Мэррею посчастливилось поймать в западню молодую лань;
он пытался поймать и вторую, но пока без успеха. Появление людей, видимо,
спугнуло большую часть оленей, которые чуяли каждый их след на своих
тропах и становились все более сторожкими. Почти каждый день Рою
встречалась лань, а то и две, а Мэррей утверждал, что на дню ему обычно
попадается и пять и шесть, но всегда они показывались только на мгновение,
держались вдалеке и тотчас же исчезали.
- Не хнычь, - сказал Мэррей Зелу таким тоном, что Рой по-новому
пригляделся к своим товарищам. - Не хнычь, будет тебе лань, если это все,
что твоему брюху надобно.
- Это твоему брюху всего надобно! - взвизгнул Зел. - Это ты
располагаешься на единственной койке, а нам с Роем приходится спать на
полу. Ты пожираешь вдвое больше, чем оба мы с ним вместе. И как это могло
случиться, что ты совсем собрался в дорогу от Скотти, если ты думал раньше
зайти за мной? Ведь у тебя даже капканы были уже все упакованы!
Мэррей не возразил ни слова, он молча распахнул дверь и высморкался
прямо на чистый белый снег за порогом. Зел не унимался, пока Рою не
надоело и он не прекратил эту воркотню. Жизнь в тесной хижине была
достаточно тягостна и без этих докучливых свар.
В хижине было тепло, но отсутствие самых примитивных удобств начинало
утомлять Роя. Печь дымила, а при сильном ветре большая сосна начинала
раскачиваться и вся хижина, поскрипывая, качалась на ее корнях. Мэррей
заготовил слишком мало дров, и пополнение запаса легло на Роя, а зимой это
было трудное и тяжелое дело. У них было только одно ведро и для умыванья и
для питьевой воды, а глубокое озерко, на которое рассчитывал Мэррей,
выбирая это место, оказалось гниловатым, чай и кофе отдавали землей и
грибами, а Рой этого не любил. Им приходилось экономить керосин, и поэтому
в хижине всегда был полумрак: днем от лесной тени, ночью от прикрученного
фитиля. На долю Роя выпало и поддержание чистоты: приходилось убирать
остатки после свежевания, втоптанные в грязный снег пола, выветривать
удушливую вонь от пушнины и готовки. Чтобы переносить такую жизнь, Рою
требовалась удобная хижина, а Мэррею только и надо было от хижины, чтобы
она защищала его от ветра. Зела она тоже интересовала только как место для
еды и спанья. Мэррей был небрежен и безразличен, а Зел был неряха, и в их
обществе Рой ловил себя на том, что он попеременно то груб, то язвителен.
В хижине он держался угрюмо и молча и каждый день с облегчением уходил
вниз по снежному склону в морозную свежесть озера Фей.
Страна эта не теряла для Роя своего очарования и - Рой это знал -
никогда не потеряет. На снежных плато, вглядываясь в далекие леса и озера,
он забывал о нудной жизни в хижине. Все чаще и чаще Рой выбирался из
озерной котловины, прочь от бобриного лова на хребты и через них на озера
от одного к другому, планируя целую сеть облова для всего этого угодья,
мысленно прокладывая тропы вокруг отдельных пиков, срезая углы по хребтам,
выбирая места одно лучше другого для хижины, для волока и для ближайшего
маршрута обратно в Сент-Эллен.
В эти мгновения Сент-Эллен представлялся ему только в образе Джека
Бэртона: Джек, его ферма, его многочисленная детвора. В картине; которую
рисовало ему воображение, не было ни Сэма, ни Энди, ни даже, может быть,
Джин. Она, видимо, была потеряна для него даже в мыслях, как все
изглаживалось из его сознания, если он лишался чего-нибудь по
справедливости и навсегда. Но чем дальше уходил ее образ, тем больше
хотелось Рою представить себе Джинни Эндрюс и тем большее смятение это в
нем вызывало.
Вот о чем он думал, когда холодным сумрачным днем сидел на вершине
небольшой горы, глядя на юг через хребет Белых Гор. Он забрался так
высоко, что мог заглянуть поверх хребта. И, насколько хватал глаз, он
мысленно прокладывал по лесам и плато кратчайшую дорогу в Сент-Эллен. Он
был всецело поглощен этим, когда рядом с ним появился Мэррей, и,
застигнутый врасплох. Рой вскочил, готовый, подобно оленю, метнуться в
лес.
- Я заметил тебя еще с той стороны долины, - спокойно сказал Мэррей и
сел рядом с Роем на сук пихты. - Что это ты тут делаешь? Высматриваешь
дичь?
Рой покачал головой и при этом почувствовал, как напряжены мускулы его
шеи и как сжалось все его тело.
- Нет, - сказал он, - просто я прикидывал, как проложить путь отсюда
прямо в Сент-Эллен.
- Вообще говоря, лучше идти кружным путем, через угодья Скотти и
Индейца Боба, - сказал Мэррей. - Прямиком тут слишком много идти по
открытой местности. А что? Ты собираешься туда раз в неделю наведываться?
- Да нет, просто так. Развлекался, - сказал Рой, зная, что Мэррей не
оценит его планов превратить страну Серебряных Долларов в организованную
систему угодий для узаконенной охоты. Наоборот, Мэррей мог даже быть
против таких планов, потому что сейчас весь этот край в некотором роде
принадлежал ему, и не только по его собственному представлению, но и в
глазах Роя и даже Зела Сен-Клэра Мэррей находился в этой стране как
неотъемлемая ее часть, и для Мэррея не существовало ни Сент-Эллена, ни
инспекторов, ни вообще человечьих законов.
- При случае, Рой, - сказал Мэррей, - надо бы нам податься западнее, на
тот берег реки, посмотреть, что там за места. Я на днях был в той стороне,
и мне показалось, что там еще выше. А заметил ты, что чем выше, тем
становится теплее?
Рой кивнул головой:
- Внизу возле озера сейчас, должно быть, градусов на пять холоднее, чем
здесь. И суше. Руки там так и дымятся, как только снимешь рукавицы. - Рой
посмотрел на свою руку и тут только заметил в руке у Мэррея ружье. - Ты
что, охотишься? - спросил он.
- Просто высматривал оленя, - и большая рука Мэррея нетерпеливо
перехватила ложе армейской винтовки. - В западне их не дождешься. Вот
пригляжу крупного самца, его нам хватит на несколько недель.
- Ох, и попадет тебе от Зела, если ты вздумаешь стрелять! - предупредил
Рой.
- Да ну его! Слеза уксусная! - досадливо сказал Мэррей. - Зайди-ка ты с
той стороны рощи, наперерез, а я попробую выгнать? - попросил он Роя.
Всякое представление о пути в Сент-Эллен уже рассеялось. Рой сказал:
"Ну что ж", - и пошел за Мэрреем по снегу и по скалам на самую оленью
крутизну.
По пути им встречалось много следов, отпечатки копыт, помет, скусанные
верхушки молодых кленов, но, хотя они, разделившись, прочесали большую
полосу леса, им ничего не попалось. Даже и эта охота без ружья доставляла
Рою наслаждение, и он впервые осознал, как скучно заниматься одним только
обловом бобров. Он видел это и по Мэррею. Мэррей был прирожденный охотник,
в нем было очень мало от зверолова, и когда он шел по этой стране с ружьем
в руках, это оправдано было всем: и его неугомонной головой, и его твердым
шагом, и его крепким решением убить все, что бы ему ни попалось на мушку.
- Смотри, - вдруг громко прошептал Мэррей. Оба припали к земле за
снежным сугробом, как зайцы, укрывшиеся в канаве. Впереди них и ниже, на
краю замерзшего болота, показались два больших темных зверя. Они были
полускрыты порослью, но их выдавала большая рогатая голова.
- Ах, черт! - возбужденно прошептал Рой. - Да это лось со своей
коровой.
Мэррей уже пополз в сторону, чтобы выбраться из валунов и кустарника,
которые мешали ему прицелиться. Рой остался на месте, предоставляя
действовать Мэррею.
Но не успел еще Мэррей выстрелить, как лось, учуявший человека,
рванулся галопом через кромку льда и в болото, лосиха за ним. По тому, как
высоко вздымались огромные рога, видно было, как прыжки становились все
шире и быстрее. Но лоси были слишком тяжелы, и лед под ними трещал и
ломался, почти заглушив первый безрезультатный выстрел Мэррея. Они уже
проскочили замерзшее болото, и, откалывая большие куски льда, лось уже
выбирался из воды, когда хлестнул второй выстрел. Но Мэррей целился не в
лося, ближе к нему была лосиха, еще барахтавшаяся в воде. Она запрокинула
свою уродливую голову и тяжело завалилась на раскрошенные ледяные лепешки,
наполовину погрузившись в воду. В то же мгновение лось круто повернул,
увидел, что случилось с самкой, и ринулся по направлению к Мэррею и Рою.
Он врезался всем своим грузным телом в замерзшее болото, словно и не
заметив его, массивные копыта взметали фонтаны белого раскрошенного льда.
Он крушил все на своем пути. Выбравшись на землю, он, не задумываясь,
бросился на охотников, валя деревца, отшвыривая большие комья снега, с
быстротой и яростью взбесившегося слона. Рой укрылся за огромный валун,
припав плашмя к земле, и, когда лось пронесся мимо него, он сквозь тяжелый
топот ужасных копыт опять услышал звук выстрела. Мэррей промахнулся, топот
замер вдали, и тогда они поднялись, опасливо озираясь.
- Я бы его сразу снял, - говорил Мэррей, - но я не был уверен, куда ты
отскочишь, и придержал выстрел, но, думаю, я его все-таки задел. Ну и
махина! - Мэррей ревел от восторга и, опережая Роя, кинулся в холодную
воду к большой туше, истекавшей густой темной кровью на искрошенный лед.
- Ну вот вам и мясо! - не помня себя, кричал Мэррей.
Конечно, не мясо нарушило его обычное бесстрастие, и Рой знал это. Но
как бы то ни было, Мэррей стрелял в лосиху потому, что мясо у нее было
нежнее, чем у самца. На своем участке каждый охотник бил бы, конечно, по
самцу, потому что лосих обычно бывало меньше, но Мэррей, даже когда у него
было свое угодье, не придерживался этого правила. Для него одно животное
другого стоило, доказательство этого было налицо.
- "Запрещается законом, - протяжно заговорил Рой, убедившись, что
лосиха мертва, - охотиться, ловить или иным способом уничтожать самок
оленя любого возраста".
Но Мэррей его не слушал. Он все еще наслаждался убийством и готовился
освежевать и разделать тушу. Для этого надо было ее сначала вытащить на
твердую землю. Равняясь силой с животным, которое он убил, Мэррей
ухватился за массивную голову, примерился и с помощью Роя сдвинул ее с
места, кое-как выволок эти триста мертвых килограммов на берег и
удовлетворенно обтер потное лицо мокрым рукавом.
- "Также запрещается законом, - нараспев и полным голосом продолжал
Рой, - стрелять или иным способом уничтожать любого лося, плывущего в
водах любого озера или реки".
- Плывущего! - повторил за ним Мэррей. - Этот безмозглый лось сам
завязил тут свою корову. Иначе я бы наверняка промахнулся.
Рой захохотал.
- А ведь ты убийца, Сохатый! - сказал он.
Мэррей осклабился:
- А ты иногда бываешь похож на инспектора в охотничьих штанах.
Этот обмен любезностями привел их в хорошее настроение, и они принялись
свежевать лосиху, пока она еще не остыла, не заботясь о том, чтобы
разделать ее по всем правилам, а только подняв тушу на дерево от волков и
отрубив от задней части большой кусок на первое время. Покончив с этим,
вымыли окровавленные руки в полынье и пустились в обратный путь. Они
победоносно протаптывали себе тропу по снегу: ляжка лосихи торчала из
заплечного мешка ее убийцы.
Их возбуждение все еще не улеглось, и всю дорогу они шутливо
переговаривались, как вдруг их беззаботную болтовню прервал выстрел.
Они замерли.
- Это не Зел, - сказал Рой. - Слишком далеко!
- И много севернее, - задумчиво добавил Мэррей.
Севернее - это значило, что стреляли в глубине заповедника, гораздо
глубже, чем они сами зашли.
- Ну вот, - сказал Рой, все еще не в силах подавить свою радостную
беззаботность. - Это, наверно, какой-нибудь обходчик отзывается на наши
выстрелы, думая, что стреляли свои. И нам теперь остается спокойно сидеть
и ждать, пока нас накроют.
После этого философского вывода они продолжали болтать, и их счастливое
возбуждение не могла нарушить даже мысль о непонятном выстреле. Они шумно
ввалились в хижину, но здесь их встретил пляшущий от ярости Зел Сен-Клэр.
Он сыпал на их головы поток французских и английских ругательств,
обвинял обоих в идиотизме и злом умысле, говорил, что оба они сговорились
против него, что они втянули его в это грязное дело и нагрузили всей
тяжелой работой, что они обманывают его, лгут ему и невесть что еще. Это
смутило Роя: он видел, что Зел всерьез это думает, а таких серьезных и
горьких обвинений Рою еще не приходилось ни от кого слышать. Мэррей тот
просто положил свой лосиный окорок на стол и стал свежевать его ножом и
разрубать кости топориком, на упреки Зела он отвечал только особо
яростными ударами этого маленького, но смертоносного орудия. Когда Мэррей
отрезал наконец кусок, достаточный на ужин, он протянул его Зелу, тем
самым молча приглашая его заняться своим делом. И тут тщедушный Зел весь
сник и заплакал от унижения. Он схватил мясо, швырнул его об стену и
опрометью выбежал в морозную тьму. Мэррей подобрал мясо, очень медленно и
старательно обтер его и положил на сковородку. Рой взял ведро и пошел за
водой и посмотреть, что с Зелом. Зел сидел около озерка и плакал, как
малое дитя. Рой спокойно посидел возле него и потом сказал:
- Будет, Зел. Здесь становится холодно.
Зел пошел за ним и принялся стряпать и собирать на стол старательно и
молча. Уже когда все насытились сочным, нежным мясом, Зел наконец прервал
молчание.
- А вы слышали тот выстрел? - спросил он жалобно.
- Должно быть, еще один голодный браконьер подстрелил себе оленя на
ужин, - успокаивающе сказал Рой.
- А мне показалось, что это дробовик, - заметил Мэррей.
- Может быть, это самсонова пушка? - предположил Рой.
- Нет, - серьезно возразил Зел. - Никогда он не бросит Скотти.
Рой улыбнулся собственной шутке, но почувствовал, что ему не хватает
Скотти и Самсона. Ему не хватало возможности раз или два в сезон пойти к
ним за реку, продолжить спор со Скотти или в который раз испытать
прочность их товарищества, науськивая одного на другого.
- Люблю старину Скотти, - сказал он вслух. - Туго бы пришлось без него
Самсону.
Никто не поддержал этого излияния чувств, и Рой выкинул это из головы.
Ему не хватало и Джека: Джека в лесу, Джека в Сент-Эллене или просто Джека
где бы то ни было. Об этом тоже следовало сейчас забыть, и Рой с
изумлением убедился, что ему это легко удается. Здесь все на свете
отступало куда-то. Рой словно переступил наконец границу, и в великом
одиночестве этой жизни прошлое в нем начинало отслаиваться от настоящего.
О прошлом можно было вспоминать и даже тосковать, но настоящее было вокруг
него. Даже примитивная хижина казалась не так уж плоха, когда в ней не
ссорились. Когда Зел вел себя поспокойнее, а Мэррей почеловечнее, и в
таком небольшом убежище было достаточно просторно и уютно. Все это было
частью настоящего, и Рой чувствовал, что нужно достойно прожить и эту
жизнь. Каждое утро, и с каждым днем все сильнее, он предвкушал, как будет
шагать вокруг озера, вверх по хребтам и куда-нибудь вбок наудачу. Пока
двигались его ноги, он был счастлив, и Джек, и Скотти, и Самсон, и Энди
были с ним как воспоминания детства; он помнил их ясно, но из его жизни
они ушли.
- Как дела с бобрами? - спросил его однажды утром Мэррей, собираясь в
обычный обход. - Все еще хватает?
- Едва справляюсь с ними, - ответил Рой.
Мэррей улыбнулся:
- Ну что ж, значит, скоро набьем мешки и в путь?
Рой знал, что Мэррей хитрит, но не поддался на его уловку. Рой не
торопился в обратный путь. В его отчаянии было и свое усталое
удовлетворение; приятие несчастья, даже некоторое облегчение оттого, что
всевластная судьба разом решила все сомнения. Раньше Рой никогда не
мирился с вторжением судьбы в его жизнь, но сейчас неизбежность позволяла
ему смотреть на себя со стороны, снимала труд что-либо решать и делать. Он
даже мог представить себе Энди и Джинни и рисовать картину своего
возвращения в Сент-Эллен.
Эндрюс, конечно, разъярится. Временами ему не было удержу, и сколько
раз мальчишкой Рой испытывал на себе тяжесть его кулака и удары головой,
которыми Энди угощал его в приступе бешенства. Да! Энди разъярится. Ну, а
дальше что? Что он скажет? Рой готов был засмеяться. Энди не привык
сдерживать свой язык, вот он и обрушит все на Роя: ругань, проклятия,
упреки, оскорбления, насмешки. Он мог сделать Рою больно, больней чем
кто-либо. Основной упрек его Рою будет в вероломстве, скрытом обмане,
холодном, расчетливом пороке. Рою, который сам никогда не искал выгоды в
чужой беде, трудно будет все это выслушать. Но Энди насладится своей
местью до конца, и Джинни тоже получит при этом свою долю. Тут картина
затемнялась. Что предпримет Энди по отношению к Джин? Бросит ли он ей в
лицо те же оскорбления, выставит ли ее распутницей, а самого себя
безгрешным? Рой негодовал, его так и подмывало вскочить и предъявить Энди
контробвинения. Какое право имеет Энди возвращаться и требовать
восстановления того, от чего он сам бежал? Виноват во всем сам Эндрюс. Это
он вторгся в их жизнь, он предал их. Но так ли рассудит Джинни? Она должна
ощущать то же, что и Рой! Она знает, что между ними существует то, до чего
нет дела Эндрюсу, что бы ни говорили на этот счет законы страны.
Если бы Роем руководили возмущение и сознание собственной правоты, он
сейчас же покинул бы хижину и направился бы прямо в Сент-Эллен. Но как
только спадало облегчение, приносимое фатализмом. Рой опять становился
грешником. Он знал, что с возвращением Энди Эндрюса виноватым оказался он
сам, и Джинни, и весь мир. Джинни была для него потеряна, как потеряна
была дичь в Муск-о-ги, и Сэм, и потерян Сент-Эллен. Ничего на свете, к
чему Рой мог бы вернуться.
- Что-то ты стал задумываться, дружище, - спросил его как-то Мэррей,
выходя из дому. - Тебя что-нибудь заботит?
Рой ничего не ответил, пожал плечами и пошел на свое озеро Фей.
Ловля бобров теперь его раздражала; добывание шкурок стало для него
тягостной повинностью, поэтому он стал ускорять ловлю такими способами,
которых никогда себе не позволял раньше, как слишком пагубных и
опустошительных для бобра. С собой у него было с десяток силков, и он стал
ставить их проволочные петли вплотную к выходу из хаток и на шлюзах
каналов, что означало поголовное уничтожение. Подобные методы охоты в
Муск-о-ги всегда вызывали у Роя отвращение, но теперь он с удивлением
ловил себя на том, что здесь у него такого чувства не возникает. Он
вспомнил параграф, гласящий, что запрещается законом любому лицу применять
силки для ловли бобра в любое время года. Но не было обычного терпкого
юмора в том, что он возглашал, был один только откровенный цинизм, под
стать быстроте и сноровке, с которой он управлялся с силками, чтобы
поскорее покинуть болото ради новых блужданий по хребтам, ради новых
разведок и планов, которые теперь отнимали у него большую часть дня. Когда
его обуревала эта жажда новых открытий, ловля бобров казалась ему пустой
тратой времени, и чем ближе он знакомился с этой страной, тем больше ему
не терпелось быстрее закончить облов, провести его интенсивно, даже
беспощадно, только бы освободиться поскорее и всецело отдаться освоению
чудесных просторов страны Серебряных Долларов.
- Где это ты пропадаешь? - спросил его как-то Зел тихим, ясным вечером,
когда они оказались вдвоем в хижине. - Раза два-три я искал тебя на озере
Фей, но тебя там словно и не бывало!
Рою не хотелось вступать в разговор с Зелом.
- Наверное, бродил где-нибудь поблизости, - с досадой отозвался он и
сейчас же пожалел об этом. - Я часто поднимаюсь на хребет, Зел, поглядеть,
нет ли кого вокруг. Да и холодно на этом болоте, сил нет.
- Вы с Сохатым только и делаете, что шляетесь невесть где, - заворчал
Зел. - Где Сохатый? Ему уже давно пора было вернуться.
Но в эту ночь Мэррей так и не вернулся. Зел встревожился, а Роя это
хотя и заботило, но больше забавляло, когда он представлял себе, как
Мэррей забрел наконец так далеко, что и не оборотиться в один день. Он не
думал, что с Мэрреем что-нибудь случилось, для этого тот был слишком
опытный лесовик. В иные, более героические времена из Мэррея мог выйти
исследователь новых земель, человек, который мог бы проложить путь, найти
несметные сокровища, открыть континент и не придать особого значения
своему открытию. Для Мэррея это значило бы всего-навсего следующий холм
или следующую долину, он и сейчас, вероятно, застрял на каком-нибудь из
этих холмов или в какой-нибудь долине, замерзая на тридцатипятиградусном
морозе, вместо того чтобы полеживать на теплой койке, которую Зел не
преминул тотчас же занять. И все же Рой завидовал Сохатому.
- Ты сходишь поискать его? - спросил Зел, проснувшись на морозной заре.
- Нет, - ответил Рой. С каждым днем он, сам не зная почему, отвечал
Зелу все лаконичнее.
Как раз в полдень в первый день отсутствия Мэррея Рой, направляясь к
Серебряной реке, заметил маленького человечка, высоко на склоне возле
болота ондатр. Рою едва видно было его вдалеке на крутом снежном склоке
сквозь серебряный частокол берез. Это был Зел, он что-то мастерил между
стволов, и по некоторым признакам Рой понял даже и на таком расстоянии,
что строил он помост. И Рой знал для чего. Зел делал тайник для мехов,
недоступный хищникам и укрытый от глаз его компаньонов.
- Так, значит, Зел помаленьку мошенничает, - усмехнулся Рой. Теперь он
был уверен, что часть пойманных ондатр Зел свежует на месте, чтобы не
пускать их мех в общую дележку, а сохранить для себя. Рой постоял на
месте, чтобы окончательно убедиться в проделке Зела, потом пожал плечами и
пошел прочь. Его это не позабавило, как было бы раньше, и не рассердило.
Ему было все равно, и мелкий мошенник Зел и его пушной клад - все это
представлялось сейчас неважным, до жути неважным.
Несколько раз в течение дня Рой слышал выстрелы. По звуку это
напоминало винтовку Мэррея, но полной уверенности у него не было. Вечером
Зел опять неистовствовал на безумную, гибельную для них стрельбу Мэррея,
но сам Мэррей этого не слышал. Его все не было, и вернулся он только
спустя еще сутки. Он пришел с первыми порывами разыгравшегося бурана. Его
лицо пунцово краснело из облепившего его кругом снега, когда он пинком
ноги распахнул дверь и бросил на пол глянцевитую черную шкуру большого
медведя. Рой прихлопнул за ним дверь, в которую рвалась поземка, а Мэррей
нагнулся и отряхнул с головы и шеи толстый слой снега.
- Вышло так: либо мне погибать, либо ему, - сказал Мэррей о медведе. -
Ну, я его убил. Ты бы животики надорвал, Рой. Сижу я вчера в укрытии под
скалой, стараюсь как-нибудь отогреться, а он лезет туда же. С первого раза
я промахнулся, а он стал поворачиваться, чтобы вылезть, и я вторым угодил
ему в глотку. А жирный! Стоит растопырившись, все равно как скунс, а жирен
так, что двинуться с места не может.
- А что еще принес? - спросил Зел.
- Да так, всякую мелочь, - сказал Мэррей, вытаскивая из мешка несколько
шкурок. - Лисенок да котенок, вот и вся добыча.
- И это за три дня охоты! - взвыл Зел.
Ровный голос Мэррея обычно заполнял всю хижину, но теперь Мэррей
молчал, и это было предупреждением Зелу и зловещим признаком для Роя.
Сохатый уже не напоминал больше быка, лениво обмахивающего хвостом мух со
спины; сейчас он больше походил на своего тезку лося, готового ринуться на
докучливое ничтожество и смести, затоптать его могучими копытами. Рой
видел это, и ему было все равно. Он безучастно наблюдал - чья возьмет, как
наблюдал бы встречу хорька и белки, если бы они вздумали померяться
силами. Для Роя это было новое отношение к людям, но он еще не сознавал
этого. Он знал только, что каждый из них теперь самодовлеющая единица и
верх их отчужденности именно в том, что, живя так, как они тут жили, они
остались замкнутыми одиночками: нет у них ни товарищества, ни взаимной
помощи. Сейчас потеря этого чувства общности его не трогала, и ему
наплевать было, что станет с каждым из них.
Снегопад продолжался двое суток, и временами напряженность становилась
угрожающей. Чем спокойнее и небрежнее отмахивался от назойливой мухи
Мэррей, тем ядовитее и истеричнее становился Зел. Между ними не
разыгрывалось настоящего спора, только мелкие стычки: кому бриться первым,
или кто принесет воды, или кто храпел всю ночь напролет. Дело дошло до
взрыва, когда Зел заявил, что, как только кончится буран, им надо
выбираться из заповедника. Мехов у них достаточно, а стрельба Мэррея,
наверно, уже привлекла внимание и их ищут.
- Еще не выплакал своего уксуса! - сказал Мэррей.
- А тебе ни до чего нет дела, - едко отозвался Зел, и лицо его
перекосилось от злости. - Ты потерял последние остатки облика
человеческого. Бродишь по лесам, как зверь. Сам становишься лесным
зверюгой и Роя тянешь туда же...
Мэррей засмеялся, а Рой сунул в рот порцию жвачки.
- Да и ты потерял свой прежний облик, Зел, - сказал Мэррей. - Тебе пора
садиться на землю в Сент-Эллене и заняться фермерством. Инспектор тебе,
должно быть, отшиб потроха. Лес теперь неподходящее для тебя место, Зел.
Совсем неподходящее!
- Это тебе в подходящий момент кто-нибудь всадит пулю в затылок, а я
после этого еще долго буду охотиться, - ответил Зел. - И если ты думаешь,
что я испугался инспектора, можешь поберечь слюну, этому инспектору
недолго гулять. А если хочешь кому-нибудь советовать заняться землей,
советуй Рою. Это он из таких, что подыхают в свинарнике.
Мэррей предоставил отвечать Рою, но Рой поднялся перемешать угли.
Их молчание еще на одну ступень распалило бешенство Зела.
- Ты спроси Роя, что он будет делать, когда Энди поймет, кто занимал
его место последние двенадцать лет.
У Роя в руках было березовое полено, и оно тотчас просвистело в воздухе
и шлепнулось в стену хижины, но Мэррей вовремя спустил с койки толстую
ногу и столкнул Зела на пол. В напряженной позе, сидя на корточках, Рой
похож был на "водяного быка", шейные мускулы у него вздулись и, казалось,
сейчас лопнут, тяжелые руки повисли по сторонам, словно гнев его
обессилел. Вот-вот что-то случится, но Мэррей поднялся и вздохнул.
- Ну, - сказал он и выгреб из-под койки узел с одеждой. - Я приберегал
это на черный день, но сегодня у нас тут черным-черно. - Он вытащил
бутылку спирта, перешагнул через скорченного на полу Зела и потянулся за
ножом, чтобы откупорить бутылку. - Не продохнешь от уксуса! - добавил он,
наливая две кружки. - Вот вам. За то, чтоб сгинули наконец закон и
порядок.
Не закон и порядок, а мысли о Сент-Эллене, вот что Рою надо было залить
вином. Удар Зела поразил его сильнее, чем он мог ожидать, и, казалось,
перерезал последнюю ниточку, привязывавшую его к Сент-Эллену. Он знал, что
для него это теперь пустое место, и взялся за бутылку, сбросив всякую
узду, и горечь поглотила в нем последние остатки трезвого юмора.
Когда, завалив все снегом, буран наконец стих, Рой взял ружье и на
лыжах отправился охотиться на хребтах. Скоро он выследил и застрелил
оленя. Хотя Рой освежевал, разделал и повесил тушу на дерево, он знал, что
настоящей нужды убивать этого оленя (к тому же самку) не было, потому что
у них еще оставался большой запас лосиного мяса. Но если он и осознал на
мгновение всю бесцельность этого убийства, мысль эта потонула в радостном
чувстве, что он снова охотится, и он не уходил с хребтов, продолжая
высматривать дичь, готовый убивать что попадется ему на мушку, убивать, не
чувствуя при этом ровно ничего, кроме охотничьего азарта.
Под снежным покровом все вокруг было еще более удивительным. Большая
снежная страна, страна длинных округлых линий, которые где-то вдали
переходили в снеговой горизонт. Под ногой попеременно то твердый гранит,
то мягкие сугробы. А леса и озера словно огромные вместилища тишины. Чаще
всего только и слышно было, что поскрипывание его лыж по снегу, и каждый
раз, как оно раздавалось, звук этот, вибрируя, проходил сквозь ноги Роя,
сквозь все его тело. Это был звук пути, часть того, что и держало его в
пути, пока он не заходил так далеко, что приходилось поворачивать, чтобы
вернуться до темноты.
Рой забросил свои капканы на озере, и это мучило его. Что за лов, когда
капканы целыми сутками оставались с добычей, но еще хуже было забросить их
после бурана. Буран замел ловушки, и, кроме сбора добычи, надо было
переставить всю цепь капканов, потому что теперь они оказались глубоко в
снегу.
И в этот день ему не удалось вернуться вовремя и осмотреть капканы,
потому что, заметив дым на востоке, он поднялся на одну из ближних вершин.
Но и оттуда он не мог определить, далеко ли дым, потому что снег и серое
небо смазывали расстояния. Он заключил, что это не очень далеко, просто
потому, что дым был виден в такой сумрачный день. Конечно, это мог быть и
Мэррей, и за ужином в хижине он спросил:
- Ты был сегодня на восточных участках?
Мэррей покачал головой:
- Я был севернее, на озерах, искал норочьи следы. Их там много. А что?
Рой рассказал ему про дым.
- Что ж, ты, должно быть, прав, Рой, - промычал Мэррей, набив полный
рот сочным мясом. - Кто-нибудь охотится в заповеднике и ведет себя
довольно беспечно.
- Как и мы! - вмешался Зел и посмотрел на Роя, на его закапанную
оленьей кровью куртку.
Но Рой не ответил на вызов, его перестали интересовать споры с Зелом, с
Мэрреем и с самим собой. Он только фыркнул, сплюнул и продолжал есть,
спрашивая себя, прицепится к нему Зел за невыбранные капканы или нет, и
угрюмо соображая, как он его обрежет. Но Зел не упомянул об этом, он
заговорил о нехватке провианта.
- Картошка кончилась, - объявил им Зел, - и масло тоже. Осталось только
несколько жестянок консервов на обратную дорогу, и потом банки с ягодами,
банка маринада и немного хлеба и сухарей.
Банки с ягодами - подарок миссис Бэртон, а маринад был от Джинни. Рою
хотелось попробовать, хорош он или плох, удалось ли Джинни приготовить
что-то не похожее на ее обычную пресную стряпню? С бесстрастным
снисхождением он мог теперь восторгаться той вынужденной домовитостью,
которую она на себя напускала ради него. Не первый раз за эти двенадцать
лет он так остро почувствовал, как близка ему Джинни, как тесно связаны
были их жизни, как это было правильно и как правильно это было бы и в
будущем. Внезапно это завладело всем его существом, и впервые со времени
возвращения Энди он представил себе целостный облик Джинни; все их
знакомство; и затем прыжок от частного, от их близости, значению этого для
него; к нему самому, что неотделим от Джин, как бы ни противилось этому
его смятенное сознание; он не может допустить, чтоб над Джин так, походя,
издевался какой-то полоумный, чтобы она подчинилась прихоти Энди. Нет, он
этого не потерпит!
Но не поздно ли? Дело не в Энди, а в нем самом. Он погиб; и не только
потому, что природа одолела его и загнала в лес. Природа выхватила его из
той среды, вне которой существование для него было невозможно. Это свело
его на положение одиночки - и только. И вот теперь он пожинал плоды своего
поражения, разделяя его со своими спутниками: двумя погибшими людьми.
- А ну, попробуем маринад, - сказал Рой Зелу, когда они сели за стол.
- Это что, приготовление Руфи Мак-Нэйр? - спросил Мэррей.
Рой отрицательно мотнул головой и сорвал крышку.
- А как поживает старина Сэм? - продолжал Мэррей.
- Выдохся! - сказал Рой, тыкая вилкой в зеленые помидоры.
- Они там в городе все выдохлись, только этого не знают, - сказал
Мэррей.
Рой поднял глаза от банки:
- Только не Джек. Джек Бэртон, тот не сдастся!
- Ну, как маринад? - спросил Зел, глядя на Роя понимающим, внимательным
взглядом.
- Хорош, - сказал Рой. В помидорах было переложено сахара, но для
первой попытки они были недурны; впрочем, следующие попытки Джин, должно
быть, оказались еще менее удачными.
- Два-три плохих года - и Джек сдастся, как и прочие, - заключил
Мэррей.
Рой не стал спорить.
Утром он проверил капканы и выбрал из-под снега столько добычи, что ему
стало стыдно за пропущенный день. Вытаскивая капканы из-под снега и
заряжая их на новом месте, он попутно не мог не отметить особые повадки
бобров на новых тропах в глубоком снегу. На время это его заняло, особенно
когда он наткнулся на двух старых бобров, валивших небольшую иву. Он
наблюдал, как они хлопотали: принялись было скусывать ствол не с той
стороны, и все же потом свалили иву на чистый лед, где им удобно было
ободрать с нее кору. Рой уже давно пришел к заключению, что дело вовсе не
в догадливости бобра, который валит дерево на воду или на лед, то есть
именно туда, куда нужно. Объяснялось это просто тем, как росли деревья.
Большая часть ветвей в силу тропизма обычно растет на освещенной и
открытой стороне и перевешивает дерево в эту сторону, так что оно падает
на открытое место, как бы ни подгрызали его бобры. И все же Рой восхищенно
улыбался, глядя на этих бобров, и затеял с ними игру в снежки; он
потихоньку приближался к ним, чтобы проверить, насколько близко можно
подойти, прежде чем они услышат его или почуют его запах. Он подошел шагов
на двенадцать и залег в сугроб, лепя снежок. Потом, осторожно высунув
голову из-за сугроба, прицелился и снежком сшиб одного бобра с ног. Рой
захохотал, но в то же мгновение ива с грохотом рухнула, и он вздрогнул от
неожиданности. Вспугнутые бобры исчезли, а Рой, посмеиваясь, пошел дальше,
от души у него отлегло. И все же он не снял ненасытные силки, которые и на
этот раз удвоили его добычу.
- Дело есть дело, - утешал себя Рой. - Пока можешь, бери что можешь.
Во время обхода он слышал еще два выстрела, на этот раз очень близко.
"Наверняка, этот убийца Сохатый", - подумал Рой.
Выстрелы его не тревожили; но немного погодя он действительно потерял
самообладание. На одной из звериных троп он наткнулся на труп серого
лесного волка. Это был крупный, плоскоголовый самец с бело-серо-коричневым
мехом. Он лежал на тропе мертвый, пасть его была судорожно разинута,
толстые окоченевшие ноги вытянуты как палки. На вид казалось, что он уже с
неделю как издох, но снегом его не занесло и мех был еще как у живого. Рой
перевернул его окоченевшее туловище, думая обнаружить раны или укусы, но
ничто не указывало на виновника смерти. Признаки, однако, были очевидны, и
Рой вышел из себя.
- Не хватало только, чтобы Зел пустил в ход белый силок! - сказал он
вслух.
Белым силком индейцы называли яд, и труп волка указывал либо на прямое
отравление, либо на то, что он сожрал другое отравленное животное.
Последнее было вероятнее, потому что Зел никогда не упоминал о западнях на
волка. Зел, должно быть, клал отравленную приманку в западни на ондатр,
норок и прочего пушного зверя. Стыд, который испытывал Рой из-за своих
бобриных силков, померк перед этим разрушительным зверством. Отравление не
ограничивалось первой жертвой. Отравленное животное, включенное в цепную
реакцию уничтожения одних хищников другими, могло отравить еще пять. Этот
отравленный волк, который, вероятно, отведал отравленной ондатры, в свою
очередь, нес смерть для каждого зверя, который вздумал бы коснуться его
мяса, будь то медведь, крыса, лиса, другой волк, куница, рыболов, рысь или
даже ушастая сова.
Рой оттащил волка к россыпи валунов и прикрыл ими труп как можно
тщательнее. Гнев его не прошел, но он рассудил, что едва ли имеет право
негодовать. Чем преступление Зела хуже его собственного преступления? И
где те обвинения Зелу, которых он не мог бы предъявить самому себе?
Отравлять пушного зверя - это лишь немногим хуже охоты силками на бобра, и
как знать, не дошел ли бы сам Рой до отравления бобров? Ему и в голову не
приходило оправдывать себя относительно морали, его пугала сила
самообвинения, которое вызвал в нем этот случай. Он ощущал не только вину,
это было саморазоблачение. Это открывало Рою глаза на собственное
поведение больше, чем какие-либо предшествующие слова или поступки. Ему
хотелось скорее вырваться отсюда назад, к Скотти и Самсону, назад к людям,
где невозможно будет это гибельное одиночество, разложение и распад. Ему
хотелось вырваться отсюда, пока его еще не поймали, не подвергли
наказанию, не выкинули из среды людей. Ему хотелось вырваться из этого
заповедника, назад к своей привычной ловле, к обычной жизни, к чувству
безопасности, порожденному общением с людьми, назад в Сент-Эллен.
Наконец-то вот оно. Это не было личное решение Роя, это было
освобождение от нелепой воли судьбы. Что бы ни было уже потеряно,
Сент-Эллен все же оставался ключом ко всему его существованию, и бежать
еще раз он уже не сможет. Рой понял, что в его жизни есть нечто большее,
чем одиночество, страх и поражение. Надо было бороться. Он достаточно
долго жил твердой самодисциплиной, страх перед грядущими бедами не мог
надолго овладеть им. Он знал, что прежде всего ему надо вернуться в
Муск-о-ги и в Сент-Эллен, назад к реальности, к неизбежному решению всей
дальнейшей жизни, назад к Энди Эндрюсу.
Рой выжидал удобного случая, чтобы предложить товарищам отправиться в
обратный путь. Наступил февраль, и скоро пора было прекращать всякую
охоту. Он разобрал все свои меха и упаковал их, сознавая, что больше ему
не поднять ни одной шкурки. С едой было туго, припасы были на исходе, и
они питались почти исключительно мясом. К тому же вокруг них в заповеднике
стало явственно ощущаться опасное присутствие других людей. Уже несколько
раз прямо над головой у них появлялся маленький гидроплан. Все, казалось,
было подготовлено для решающего сигнала Роя к выступлению, но удобного
случая не представлялось.
Мэррей опять куда-то скрылся, а к Зелу невозможно было подступиться.
Этот человечишко узнал, что для Роя не секрет его подвиги отравителя. К
тому же Рой подозревал, что Зел предполагает довести свой пушной тайник до
таких размеров, чтобы ему можно было частями выдаивать его в течение
будущего лета и осени. Зел был так поглощен созданием этого потайного
склада, что теперь и не заикался о том, чтобы спешить с уходом из
заповедника. Он поборол даже свой страх перед присутствием посторонних в
заповеднике и угрюмо пользовался неповторимой возможностью разом
отыграться за многие годы неудач. Рой не находил в себе силы ни порицать,
ни торопить Зела. Он не мог мешать человеку, который яростно боролся с
силой обстоятельств.
И все же тревога Роя все усиливалась.
Он знал, что рано или поздно, как только поблизости окажутся пушные
обходчики или лесники, их присутствие будет обнаружено. И Мэррей только
способствовал этому. В его отсутствие крупнокалиберная винтовка давала о
себе знать громко и часто, и Рой начинал уже думать, что лес навсегда
поглотил Сохатого. Рой решил, если Сохатый вскоре не вернется, уходить без
него, даже без них обоих, если понадобится.
Но вышло так, что именно Зел и заставил их сняться с места.
В отсутствие Мэррея Рой, вдобавок к облову бобров, обычно обходил
теперь и его западни на звериных тропах, и на одной из таких троп настиг
его Зел. Стоял сильный, режущий мороз, и продрогший Рой присел, чтобы
кое-как закусить куском холодной лосятины, сдобренной остатками
маринованных помидоров из банки Джин.
- Рой! - задыхаясь прошептал Зел. - Рой, иди скорей, взгляни сам. Лопни
мои глаза, если сейчас двое каких-то чертей не прокладывают тропу по
склону. Идем на вершину. Иди скорей!
Дожевывая лосятину, Рой шел за Зелом к ближайшей вершине, обрывистому
пику с площадкой наверху. Зел осторожно вполз на площадку и показал Рою на
освещенный солнцем пологий склон, на котором, по его словам, он видел не
то две, не то три человеческие фигуры.
- Послушай, Зел, - сказал Рой. - Ну как ты мог что-нибудь разглядеть на
таком расстоянии? А может быть, это была просто олениха с детенышем?
- Двуногая олениха! - съязвил Зел.
- На таком расстоянии что угодно могло показаться!
- Потерпи, сам увидишь, - сказал Зел. - Если они действительно
прокладывают тропу, они появятся на том же склоне, но повыше. Подожди,
погляди...
Рой покончил с лосятиной и стал следить за далеким склоном. На нем была
сотня открытых полос между купами сосен, и на каждой из них могли
появиться люди, пробивавшие тропу. Если они появятся на этом склоне, в
пяти милях отсюда, значит, они уходят на юг, но Рой пока еще не очень
доверял сообщению Зела.
- Смотри, - прошептал Зел и чуть было не подпрыгнул от возбуждения. -
Смотри вон на ту открытую полоску между сухими кленами. Смотри!
- А ведь ты прав, - сказал Рой, потому что он ясно различил две
крошечные черные фигурки: определенно это были люди. Они шли гуськом,
высоко поднимая ноги, и по этому даже на таком расстоянии можно было
безошибочно сказать, что они человечьей породы.
- И ни тот, ни другой не Мэррей, - сказал Зел. - Слишком малы оба.
- Может быть, это как раз те браконьеры, - вслух предположил Рой, но он
знал, что это не так.
- Обходчики! - взвизгнул Зел и пригнулся к земле. Одна из фигур подняла
руки, словно поднося бинокль к глазам. - Обходчики или лесники! - повторил
Зел. - Нам надо сматываться.
- Надо посмотреть, что они будут делать, - быстро возразил Рой и
удержал Зела. - Посмотрим, куда они пойдут. Может быть, уйдут на юг.
Пока они говорили, человечки поднялись на вершину и стали
осматриваться, потом повернули на сорок пять градусов и пошли назад, на
северо-запад. Рой мгновенно обернулся, стал вглядываться в северные хребты
и скоро увидел то, что и ожидал увидеть.
- Вон там еще двое, - сказал он Зелу и показал на севере еще две
фигурки, которые на мгновение появились на хребте. - Видишь, что они
делают? - спросил он Зела. - Четверо их проходят всю местность зигзагами.
Они прочесывают участок за участком не хуже лесников. Да, Зел, пора
сматывать удочки. Идем в хижину - и ходу.
- Как же Сохатый? - спросил Зел.
- А ты знаешь, где он сейчас?
- Нет, но надо попытаться найти его. И как быть с капканами?
- Бросить. Нам некогда мешкать, если они пойдут в нашу сторону. Идем
отсюда, и скорей. - Рой уже притаптывал снег своими короткими резиновыми
сапогами, выбрасывая вперед руки, чтобы их вес увлекал его вперед.
- Если мы уйдем без Сохатого, - вприпрыжку поспевая за Роем, говорил
Зел, - он того и гляди влопается. Надо поискать его или как-нибудь
предупредить.
- Если ты вздумаешь предупреждать его выстрелами, - сказал Рой, - вся
эта свора мигом навалится на нас. Сохатый, должно быть, уже сам заметил
этих законников. Идем... Скорее!
- А, по-моему, все-таки надо дать несколько выстрелов.
При Рое был его винчестер, но он решительно повторил свое "нет".
- Подожди, вот выберемся из хижины в лес - тогда другое дело, - сказал
он. - Будем на тропе, тогда стреляй сколько вздумается.
Рой прибавил шагу, стараясь идти по низинам и не дожидаясь Зела. За
собой он оставлял протоптанную тропу, по которой Зелу легко было идти
следом.
- И куда девался этот Сохатый? - спрашивал себя Рой, подходя наконец к
хижине и зная, что не покинет ее, не сделав какой-нибудь попытки найти
Мэррея или предупредить его. - И куда пропал этот бродяга?
А бродяга тем временем был в хижине, смахивал с полок пустые банки,
срывал со стен шкуры, одежду и разное снаряжение. Он уже почти закончил
этот разгром и занят был дележкой остатков хлеба, чая и сахара.
- Я так и думал, что вы скоро явитесь, - спокойно сказал он Рою. - А
где Зел?
- Идет. Ты видел этих молодчиков?
- Само собой. Я их два дня выслеживал. Сегодня утром я проскочил прямо
у них под носом. Ну, вы собрались? - Мэррей набивал свой мешок кое-какой
одеждой. - Помоги мне спустить весь этот хлам в озерко, - сказал он.
Рой помог ему отнести к проруби замерзшего озерка целый ворох пустых
жестянок, ведро, бутылки, котелок, горшки, испорченные капканы, пустые
патронные коробки. Они связали веревкой все эти предательские улики их
присутствия и, затопив в проруби, вернулись в хижину, где уже собирался в
путь подоспевший, наконец Зел.
- Когда же ты соизволил вернуться? - спросил он у Мэррея.
- Не так давно, - сказал Мэррей.
- Почему же ты раньше не пришел за нами? - допытывался Зел.
- О черт! - сказал Мэррей. - Это что, очередная порция уксуса? Придержи
ее про себя, не то стукну по голове прикладом. Я очищал хижину. Я знал, вы
и сами заметите, что эти следопыты слоняются по лесу.
Мэррей был раздосадован, но он вовсе не так досадовал и спешил, как
стремился это показать. Он преспокойно уселся и принялся менять носки,
пока его спутники быстро кончали укладку одежды, бритвенных
принадлежностей, одеял, провизии и мехов.
- Знаете, что можно было бы сделать? - сказал Мэррей, неторопливо и со
знанием дела свертывая папироску. - Можно было бы найти здесь в лесах
надежное местечко и залечь там, пока не уберутся отсюда эти
законопослушные холуи.
- Залегай на здоровье! - отрезал Рой.
- А какой смысл покидать заповедник, пока мы не исчерпали всех его
возможностей, - сказал Мэррей. - В лесу этим молодчикам нас не найти. Они
и мимо этой хижины, вероятно, пройдут и не заметят.
- Может быть, - сказал Зел. - Но с меня хватит, Мэррей. С меня хватит!
У Роя все было собрано и готово. Мэррей помог ему взвалить на спину
тяжелый груз. Помогая Зелу, он захохотал, когда тот зашатался под
непомерной ношей.
- Малость пожадничал, - сказал он Зелу.
- Что ты говоришь? - подозрительно вскинулся Зел, но ответа не
последовало.
Потом Рой помог взвалить мешок Мэррею.
- Можешь оставаться, если тебе угодно, - сказал Рой, - но я сейчас
чувствую себя, как загнанная лисица. Мне надо оставить между собой и
обходчиками как можно больше пространства. Так что в путь. Идем!
Мэррей тщательно притворил за собою дверь, а Рой проверил наружную
кладовку, нет ли там провизии. Ее осталось у них очень мало, по расчетам
Роя - на три дня, не больше.
- В какую сторону мы пойдем? - в последний момент спросил Зел.
- Можно пройти этот лес, а потом податься на север, - сказал Мэррей.
- На север? - спросил Рой. - С какой стати на север?
- Туда путь свободен, Рой.
- Свободный путь в никуда, - отозвался Рой. - Я иду на юг.
- Нет смысла выходить из лесу на юг, - возражал Мэррей. - Там нас
поджидает половина всех обходчиков заповедника, и они сядут нам на шею,
как только мы появимся.
- Он прав, Рой, - сказал Зел, - не упрямься. Мы можем оторваться от
этих обходчиков, если сразу же пойдем на север. Там найдется сотня
пунктов, в которых мы можем выйти из леса и оставить их в дураках.
- Ну, выйдешь ты из леса, - сказал Рой, - а дальше что? Как ты
рассчитываешь тогда попасть в Сент-Эллен? Они же загородят все дороги.
- Сент-Эллен? - сказал Мэррей. - А какого черта нам возвращаться в
Сент-Эллен?
- Ты с ума сошел, возвращаться туда сейчас! - поддержал его Зел.
- Может быть, - сказал Рой и не стал объяснять им, что север означает
для него новую угрозу одиночества. Его спутники были уже отлучены от
Муск-о-ги, им терять было нечего. Но Рой знал, что для него единственная
надежда - это вернуться на свой участок и затем в Сент-Эллен так, чтобы
никто и не заподозрил, что он был в заповеднике. Уйди он на север, и ему
понадобятся месяцы отсиживания и всяких уверток, чтобы пробраться обратно
в Сент-Эллен, а за это время наверняка обнаружится его преступление. К
Мэррею и Зелу это не относится, они и без того уже только тени людей. Но
если он, Рой, сейчас же не вернется в Сент-Эллен, инспектор, конечно,
догадается, что дело неладно. Значит, это был вопрос безопасности - но не
только. Решение его было твердо. Надо идти на юг, опасно это или нет, все
равно. Он должен вернуться к своему собственному существованию. Должен. Он
должен жить в собственной хижине, с ее привычным укладом, с твердой
уверенностью, которую она ему давала, с общественным долгом, который она
возлагала на него. За рекой рядом должны быть Скотти и Самсон, а там, за
лесом, должен быть Сент-Эллен. Он должен вернуться и встретиться с Энди.
Он знал и это, даже когда, стиснув зубы, шел на риск быть пойманным,
прорываясь на юг. Но он должен был выбрать этот путь и прорваться мимо
подстерегающих его обходчиков.
- Идите на север, если вам угодно, - повторил он. - А я иду домой.
Они снова принялись его убеждать, но становилось слишком опасно
застревать в лесу, который уже начали прочесывать два патруля. Мэррей не
понимал решения Роя, но это его не касалось. Зел пригляделся к Рою и,
казалось, на мгновение что-то понял. Была у него самого даже минута
колебания, а потом возникло смутное, но явное сожаление, что он не может
идти с Роем.
- Если доберешься, - сказал он Рою, - как-нибудь дай знать моей
старухе, что я тоже подамся домой, как только разделаюсь с этим мехом.
Скажи ей, что на это понадобится мне несколько месяцев.
- Хорошо, Зел, - сказал Рой.
- А на будущий год вернешься сюда? - спросил Мэррей.
- Трудно сказать, Сохатый, - неуверенно ответил Рой, - но с тобой-то я,
безусловно, повидаюсь.
- Может быть, - засмеялся Мэррей. - Может быть.
Рой махнул им рукой, и его ружье при этом звякнуло затвором. Потом он
пустился вниз по склону пробивать свою последнюю тропу по белой каемке
озера Фей. Он предполагал, что пока еще никого из них не заметили. Это
означало преимущество во времени перед возможными преследователями. Он
глянул в ясное небо в тщетной надежде на снежок, который припорошил бы его
следы, но при такой погоде, - а она могла простоять еще много дней, - он
знал, что оставит за собой отчетливый след, след двух человеческих ног,
который трудно скрыть в этой свежезанесенной снегом стране. Он уже принял
решение идти на запад, к Серебряной реке, вместо того, чтобы взять сразу
прямо на юг, к угодьям Скотти. Он рассчитывал, что если до Серебряной реки
его не настигнут, он может спокойно идти вдоль ее русла до самого
Муск-о-ги. Поэтому он повернул на запад.
- Хотят поймать, так половить придется, - проворчал он, прилаживая на
лбу головной ремень, и с этими словами начал поход, который должен был
стать последним испытанием для его крепких ног, последним вызовом
запутанным обстоятельствам и человеческому закону, словом, - его итоговым
вызовом судьбе.
Он чувствовал себя в относительной безопасности, пока держался лесистых
долин, но скоро ему пришлось выйти на открытое место, чтобы пересечь один
хребет, а потом и следующий. Он все время старался идти, заслоняясь от
преследователей очередным гребнем, и был уверен в том, что не упустит ни
одной возможности, которую давали ему его сметка и сноровка, как вдруг его
потрясло появление еще двух людей. Они появились с совершенно неожиданного
направления и шли по противоположному склону долины. Он припал к снегу в
тени скалы, но мешок его высоко выдавался над снегом, и Рой, наблюдая за
ними, чувствовал себя словно парализованный страхом тетерев. Они были так
близко, что он различал их лица, и, без всякого сомнения, это были пушные
обходчики. У них были форменные брюки, кожаные куртки и все снаряжение
обходчиков. Они его еще не заметили, но ему нельзя было двинуться с места
раньше, чем они отойдут хотя бы на полмили. Осторожно поворачивая голову,
он осматривался по сторонам, пока не увидел другую пару того же патруля.
Идя зигзагами, они вместе с товарищами густо прочесывали всю местность,
как это делал и первый патруль.
Вторая пара была так далеко, что Рой едва мог их различить, но все же в
одном из них он угадал пушного инспектора из Сент-Эллена. Тот же
объемистый живот, та же тяжелая, но уверенная и быстрая походка - все это
очень напоминало инспектора из Сент-Эллена. Рой не был вполне уверен, но и
от того, что он увидел, кровь молотком застучала ему в виски. Он все еще
не мог двинуться с места, потому что первая, ближняя пара не сходила с
гребня, но когда она, наконец, стала спускаться, заходя ему за спину, он
потихоньку перебрался через гребень и начал быстрый спуск, используя и
свой вес и вес своего груза, с отчаянной яростью приминая снег и зная, что
вот-вот патруль пересечет его следы - и тогда-то и начнется настоящая
погоня.
Низко нагнув голову и выпрямив спину, он набирал скорость, как медленно
нарастающий шторм, добиваясь максимума, неизменного и на склонах, и по
долинам, и через лес, и вдоль хребтов. Он знал, что никто не сможет
померяться с ним в одиночку, но ему приходилось соревноваться с
техническим превосходством преследователей: они были лучше снаряжены для
преследования, чем он для бегства. Прежде всего, четверо на одного, а это
было почти решающим обстоятельством, когда надо было пробивать тропу. Рою
приходилось, не сбавляя хода, самому протаптывать себе тропу, по большей
части лыжами. А четверо преследователей могли делать это по очереди, давая
отдых трем остальным. Уже это преимущество лишало Роя надежды продержаться
больше двух-трех дней: после этого, если только не начнется снегопад, они
наверняка настигнут его.
- Да что же ты, снег! - сказал он, на мгновение поднимая к небу
натруженную лямкой голову.
Но в небе не было ни облачка, и Рой включил и погоду в число своих
врагов, презирая и ясное небо, и застывшую морозную безмятежность.
Рой ни разу не остановился, не оглянулся. Он взял на строгий учет
медленно текущий поток своего времени. Чтобы не уступить ни шага
преследователям, ему надо было выжать из каждой минуты все укладывающееся
в нее пространство, каждый шаг, слежавшийся снег, строго рассчитанный
головокружительный спуск по крутому обрыву. Никто бы не мог настичь его в
одиночку, и он хотел использовать это единственное свое преимущество как
единственный шанс на спасение.
До высокого водораздельного хребта между озером Фей и Серебряной рекой
он еще тешил себя надеждой, что оба патруля не заметили его следов и,
может быть, даже вовсе и не гонятся за ним. Но те несколько минут, которые
он позволил себе пробыть на гребне, чтобы отдышаться и осмотреться,
показали ему с полной очевидностью, что след его обнаружен и погоня
началась.
Он знал и другое их преимущество. У них были полевые бинокли, а ему
приходилось напрягать зрение на непосильные для глаза дистанции, и не
только чтобы найти их, но и чтобы еще раз проверить, гонится ли за ним его
друг и недруг - инспектор, или это только случайное сходство, не более. И
опять он не мог решить наверняка, и снова шел вперед, угнетенный самой
неясностью положения. Если среди них не было инспектора - это была просто
отчаянная гонка с представителями закона. Но если это был действительно
инспектор из Сент-Эллена - тогда Рой соперничал не только с законом. Это
была прямая схватка с единственной силой, которая могла отнять у него все
- не только по закону, но и как ставку двадцатилетней борьбы, из которой
Рой до сих пор выходил победителем. "Когда это кончится?" - спрашивал себя
Рой. Он только что преодолел опасность оторваться от людей в этом
заповеднике, а теперь оказалось, что он избежал ее лишь для того, чтобы
вести новую битву все в той же войне. Когда это кончится? Тогда, когда он
вернется? Когда укроется в своей охотничьей хижине или дома в Сент-Эллене?
Или там все начнется снова? Неужели Энди в конце концов одержит над ним
победу? Его ум работал так же быстро, как его короткие крепкие ноги, делая
один тяжелый шаг за другим и передвигаясь вперед, но без какой-то
определенной конечной цели.
- Где же ты, снег, где ты, полярная вьюга? - взывал он.
Но погода стояла по-прежнему ясная, и к ночи он узнал наверняка, что
они идут по его следу. К этому времени он был слишком измотан, чтобы
укрываться, и лег в своем спальном мешке на первом же свободном от снега
местечке среди скал. Он жадно поел холодного горошка прямо из банки, запив
его зеленой гороховой жижицей. Всю провизию он уложил в мешке сверху, но
часть провалилась на дно, и сейчас он попытался прикинуть, на сколько ему
хватит еды.
При величайшей экономии - дня на три, решил он. Три дня величайшей
экономии и постоянный голод.
Еще не совсем рассвело, а он уже был в пути и к полудню переправился
через Серебряную реку. Дважды он видел позади себя людей, но они были
далеко и отставали все больше. За ночь их преимущество свелось на нет,
потому что с наступлением темноты им, так же как и ему, пришлось
остановиться. Кроме того, они не могли срезать расстояния, потому что, не
зная в точности, куда направляется Рой, не могли ни угадать, ни рассчитать
его маршрута. Им просто приходилось идти по его следу и, может быть, ждать
прибытия самолета.
Небо могло принести Рою и величайшую опасность и величайшее облегчение,
и он неустанно следил за ним. Во-первых, в предвидении самолета, который
мог обнаружить его и сразу погубить. Во-вторых, в надежде на снегопад,
который прикрыл бы его следы и дал бы возможность повернуть на юг и
добраться домой. Пока не начался снегопад, он не смел поворачивать на юг и
тем самым открыть им свою конечную цель. Ему приходилось держать на запад,
на запад от Серебряной реки, даже на северо-запад от нее; делая огромный
круг, он надеялся убедить преследователей, что хочет достичь стоянок
лесорубов, которые были разбросаны в районе лесоразработок на
северо-западе отсюда, в соседнем округе.
Переправившись через Серебряную реку, он покинул границы заповедника,
но это не спасало его от опасности. Более того, это создавало добавочную
опасность: теперь он был в совершенно незнакомой ему стране, среди хребтов
и гор, долин и лесных массивов, где никогда не бывал. Держать правильное
направление ему теперь помогал только маленький компас в петличке, а
ориентироваться - только собственное чувство местности. Вся надежда была
на то, что если они знали этот край и обычные маршруты, то он, Рой,
понимал местность. Он понимал ее, как человек, который всю жизнь
накапливал случайные наблюдения над неровностями земной коры. Мимоходом
поглядывая по сторонам, он мог представить себе, какие подъемы и спуски
ожидают его впереди, на еще не известном ему участке. Он мог догадываться
о направлении складок и хребтов и неожиданных глубоких долин, и на это
накладывалась странная картина земли под землей, представление о дикой
силе, скрытой под этими гранитными склонами, о корчах и судорогах, в
которых рождалась эта страна и которые, насколько это представлял себе
Рой, еще могут повториться и переродить ее. Диковинная это была временами
страна, снеговая постель спящих гигантов, страна, которой Рой готов был
восхищаться, пока она не обратится против него.
Он ушел далеко, слишком далеко на запад, и решил рискнуть и
поохотиться. Ему нужна была еда, потому что запасов осталось всего на два
дня. Преследователи все равно знали, где его искать. Звук выстрела им не
поможет и не подстегнет их. Рой застрелил двух зайцев и куропатку, и
вечером, под укрытием большой сосны, развел костер. Он поджарил всю
добычу, съел сколько мог, а остальное спрятал на завтра. Потом растопил
немного снега в котелке и вскипятил чай. Подкрепившись, он был готов к
испытаниям следующего дня.
А снег все не шел.
Рою теперь казалось, что вся природа против него. Он знал, что дальше
на запад идти нельзя, оттуда ему уже не пробиться к своей хижине, потому
что преследователи будут и впереди и сзади. Он выискивал на хребте
обнаженные склоны, где бы пропал его след, где он мог бы повернуть к югу;
но ветра было недостаточно, чтобы сдуть снег с хребтов, и самое большое,
что он мог сделать, - это волочить за собой пихтовую ветку, чтобы хоть
немного сгладить следы. Он пробовал и другие уловки, хотя они отнимали у
него время: например, петлять, а потом тщательно заметать следы метров на
пятьдесят. Он жертвовал на эти уловки драгоценное время, но в своем
отчаянном стремлении уйти от погони хватался за любое средство.
В том, насколько бесполезны его уловки, он убедился, когда, выйдя на
открытое место, сейчас же услышал выстрел и увидел, как пуля ударилась о
скалу немного ниже его. Он видел и человека, который дал этот
предупредительный выстрел. Это был тот, дородный: сам инспектор или его
двойник, человек, которого Рой теперь страшился более всего остального.
- Ну где же снег?! - кричал Рой небу.
Небо было серое, но морозное, и мороз весь день крепчал. Рой чувствовал
это потому, что был изнурен и постоянная испарина охлаждала его тело,
замерзая в белье. Только двигаясь, он развивал в теле достаточно тепла, но
как только останавливался, его трясло, знобило, он терял последние силы,
и, видимо, приближалось время, когда преследователи его настигнут.
Его охватило острое чувство ненависти к морозу, и окружающей тишине, и
к глубокому снегу, который хватал его за ноги и предавал врагу. Он
ненавидел каждый подъем, который требовал добавочных усилий, и каждый лес,
который преграждал ему относительно легкий путь по равнине. Он все чаще
подумывал, не бросить ли ему все добытые им меха, не облегчить ли свой
груз до предела. Но то же, что заставляло его двигаться вперед,
приковывало этот груз к его спине. В этом грузе мехов было оправдание
всего, и бросить хоть часть его именно теперь - значило слишком во многом
признаться, хотя бы себе самому. Разум подсказывал ему спрятать меха, а
потом вернуться за ними летом. Но что бы ни говорил ему разум, он знал,
что, оставив здесь эти меха, он никогда за ними не вернется, что он
потеряет один из стимулов к бегству. Меха в мешке за спиной были не просто
деньгами - это было напряжение всех сил и победа над насмешкой природы,
которая, обратившись против него, равнодушной рукой придерживала снегопад
и потворствовала его врагам. Он ненавидел небо, скалы, деревья, озера,
оленей, каждый день перебегавших ему дорогу, дикобраза под деревьями,
скунса на его звериной тропе, лису и ее следы на снегу, рысь, волка и
рыжую болтушку белку. Вся страна стала его врагом, и в смертельном
изнеможении он готов был ненавидеть ее до конца.
А потом он едва не заплакал от гнева, когда услышал и увидел голубой
гидроплан. Гидроплан не был похож на малиновку, как самолет Лосона, нет,
это была тяжеловесная утка, с противным гудящим звуком, мощная машина,
которая то спускалась совсем низко, то взмывала ввысь, выискивая его, так
что он старался идти только лесом в тщетной надежде спрятаться, тщетной
потому, что все равно для ориентировки ему приходилось выбираться на
открытые места. Она легко обнаруживала его и со свистом кружила над ним,
но уже начинало смеркаться, и Рой снова нырял в лес и отрывался надолго,
так что ей пришлось улететь на ночевку до темноты, и Рой выиграл еще один
день для победы или поражения.
- Ну вот, наконец, и одолел меня друг-инспектор! - горько усмехнулся
Рой.
Он посмеялся над другом-инспектором и сделал то, на что инспектор
никогда бы не решился. Когда стемнело, Рой продолжал свой путь. Это был
риск, на который не пошел бы в здравом уме ни один лесовик. Ходьба по
такой местности в темноте была опасна не только сама по себе (оступившись,
тут на каждом шагу можно было сорваться и свернуть себе шею), она была
опасна тем, что, раз за разом забирая все влево, можно было легко прийти
именно туда, где угрожала наибольшая опасность. Это была ходьба вслепую,
без всяких ориентиров, напролом, через все хребты и долины. Это была
ходьба на ощупь, когда полагаешься только на инстинкт и на компас - на это
безнадежное сочетание противоречивых импульсов. Рой так устал за этот
ночной переход, что сон казался ему единственным, чего мог пожелать
человек. Ноги у него подкашивались, и он дорогой ценой платил за
сомнительное преимущество оторваться от погони максимум на пять-шесть
миль. Но сейчас это был для него единственный шанс, и он скользил и падал
в темноте, упорно идя на запад, все еще не решаясь свернуть на юг, все еще
ожидая снегопада, который должен ведь когда-нибудь начаться.
Четыре мили оказались ему не по силам, и, не пройдя и трех миль, он уже
свалил свой тюк на снег и потянул из него спальный мешок, решив, что утром
не сделает ни шагу. Пусть его приходит, инспектор. Будь что будет.
Побарахтался и хватит. Легко желать убежища Сент-Эллена, когда оно
достижимо, но теперь он на это уже неспособен. Слишком дорогая плата за
позор, который его ожидает. Нет, хватит! И он разрешил себе великую
роскошь: больше не надо будет думать о Сент-Эллене, встречаться с Энди, не
придется претерпеть все то горькое и мучительное, что уготовано ему в
конце этого пути. Завтра инспектор может пожаловать и взять его; завтра он
готов принять все: бремя жизни, поражение, которое ее облегчает, и ее
конец.
Последним усилием он развернул спальный мешок и, едва забравшись в
него, уже спал в предельном изнеможении.
Снег пошел рано утром, когда Рой еще спал, и снег не разбудил его.
Снегом занесло его спальный мешок, его выпростанные руки, даже лицо и всю
голову, а ом все спал, пока не забрезжил серый рассвет. Тогда он
приподнялся в снегу и сел.
- Иди, снег, иди! - закричал он. И еще раз, и еще.
Он стряхнул снег с кепки и сапог, которые служили ему изголовьем, и,
надев их, уже готов был в путь. Короткие ноги его готовы были притаптывать
снег, все его тело готово к переходу, который должен был раз и навсегда
отрезать его от погони. Он не стал терять времени на еду. Пожевал кусок
жареного зайца, взвалил свой занесенный снегом тюк на спину, высморкался
прямо в снег и сразу стал на лыжи.
Рой знал, что еще далеко не избежал опасности. Спал он долго, и патрули
могли быть у него за плечами, достаточно близко, чтобы обнаружить его
следы до того, как их запорошит легким снежком.
На первый хребет он поднимался очень осторожно, озабоченный тем, чтобы
определиться на местности после ночного марша вслепую. Свои наблюдения он
делал под прикрытием березовой поросли, и сердце его радовала снеговая
дымка, свеже-белая пелена на холмах и скатах, низкое тяжелое небо, неясный
и мглистый горизонт.
- Ну, где же вы, охотнички? - в восторге воскликнул он.
Ему хотелось кричать им: ау, где вы? Куда девался весь ваш закон и
порядок! Четыре человека, и все их полевые бинокли, и богатое снаряжение,
и провиант - все это теперь ровно ничего не стоило. Единственное, что
могло теперь найти и затравить его, был самолет, но в такую погоду и это
было маловероятно, в такую погоду он мог не бояться, что его заметят, будь
то с неба или с земли. Самая подходящая погода для лисы, говорил он, и
лиса заметет следы.
Теперь он точно знал, что ему делать. Он повернул прямо на восток, идя
параллельно курсу, который держал до сих пор. Он знал, что патрули обыщут
весь тот район, где потеряют его след, но разве придет в голову этим людям
возвращаться обратно, чтобы ловить его у себя за спиной? Он это знал и на
это рассчитывал и продолжал запутывать след, идя прямо на восток, без
всякого намека на южное направление. Он шел так все утро, его возрожденная
энергия пренебрегала усталостью ног, лыжи были словно крылья на
окоченевших холодных ступнях. Он шел с предельной быстротой до тех пор,
пока не почувствовал, что его надежно защищает снег - все усиливающийся
снегопад, который заносил его след, как только сходила с него лыжа. Теперь
можно было поворачивать на юг, и вскоре после полудня он слегка изменил
направление. Он все больше отклонялся на юг, изыскивая самые выгодные
скосы по приглянувшимся ему холмам.
Теперь он действительно торопился, потому что знал, куда идет, и хотел
использовать все шансы. Он по возможности спрямлял дорогу, двигаясь и по
открытой местности, что позволяла плохая видимость. Он знал, что оторвался
от преследователей, и спокойно пошел напрямик по замерзшему ручью,
рассчитывая попасть на озеро и дальше на кратчайшую дорогу к далеким
хребтам Муск-о-ги. Путь по ручью был крутой, но это было лишь добавочной
проверкой его умения ходить на лыжах, одним из тех мелких испытаний,
которые только подбадривали его. Тяжесть тюка пригибала его к земле, но он
не упал и не сбавил хода.
Ручей уже расширялся перед впадением в озеро, и он видел по характеру
его устья, что весной это полноводный, бурный поток. Хотя это и должно
было предостеречь его, он все-таки продолжал идти прямо по ручью в озеро.
Слишком поздно заметил он полынью на отмели, куда впадала под углом другая
замерзшая речка. В то же мгновение он почувствовал, что лед под ним
подается. Когда лед треснул, он еще пытался свернуть, но понял, что все
напрасно: лед раскололся и поглотил его. С перехваченным вскриком он с
размаха ударился о закраину и почувствовал, как холодом сжало ему голову.
Опускаясь на дно, он понял, что не выплывет, если не сможет
освободиться от тюка. Изо всех сил стараясь достать нож, он барахтался,
чувствуя, как ледяная вода охватывает все его тело, плотно окутывая его
цепенящим холодом. Достать нож не удавалось, не было времени. Он выпустил
из рук ружье, и это было сейчас его единственным сознательным поступком,
хотя он и знал, какой это смертельный грех. Хохот товарищей звероловов
звучал в его ушах, когда он наконец пробил головой ледяную пленку и шумно
выдохнул воздух из легких.
Он держался за лед и соображал, как бы ему выбраться из воды с тюком за
плечами и с лыжами на ногах. Пожертвовав ружьем, он не расположен был
жертвовать еще и мехами. Медлить было опасно, но он тщательно исследовал
крепость ледяной кромки. Потом повернулся к ней спиной, чтобы тюк пришелся
на лед, и высвободил руки. Отпихнув тюк подальше от полыньи, он сам
выкатился на лед, словно мокрый тюлень на лыжах. Лежа плашмя и осторожно
подталкивая перед собой свой тюк, он ползком добрался до крепкого льда.
Тогда он достал топор и, оставив тюк на берегу, бросился к ближайшим
деревьям. Ему было так холодно, что, казалось, ноги вот-вот хрустнут и
отломятся. Все тело его сотрясала сокрушительная дрожь.
Восьми таких минут было достаточно, чтобы убить человека, и Рой знал,
что бежать далеко некогда. Он сразу приглядел среди деревьев наилучшее
топливо, старый дуплистый пень, сухой и трухлявый. Он прихватил на
растопку сухой пихтовый сук, онемевшими руками подтащил его к пню,
расколол и расщепил пень и зажег пихтовый сук восковой спичкой из своей
водонепроницаемой спичечницы. Пихта мигом занялась, смола вспыхнула,
брызнула во все стороны, и пень сразу охватило пламенем. Рой стоял
вплотную к огню, срывая с себя платье, и чувствовал, как пламя лижет его
лицо. Когда обгорел сук, пламя опало, но теперь стал жарко разгораться
пень, и Рой стоял, протянув к нему руки. Одна рука оттаяла, он еще
подколол горящий пень, и, когда огонь вспыхнул сильнее, он увидел, что на
руках у него горят волосы. Тепла он почти не ощущал, но услышал запах
горелого мяса и тогда взглянул на ноги, которые были почти в самом огне.
Жир выступил на коже и стекал по икрам, пузырясь и шипя, как сало на
вертеле. Он поспешно отступил и повернулся к огню спиной.
Он знал, что искалечил себе ноги. Было непростительной глупостью стоять
так близко к огню, но возвращенное тепло стоило этого. Он нагнулся и
покатал платье по снегу, чтобы выжать из него хоть немного влаги, а потом,
выпрямившись и стоя нагой на снегу, захохотал:
- Вот поглядел бы на меня сейчас инспектор! - И добавил, следя за тем,
как подымается от огня струйка дыма: - Ох, этот инспектор!
Инспектор и его патрульные, по всей вероятности, заметят этот дым, и
Рой знал, что опять потеряно его главное преимущество. Он не мог
торопиться, потому что ему надо было время, чтобы оттаяло тело и платье.
Он рассчитал, что на это уйдет оставшийся час дневного света и вся ночь,
но что выходить надо очень рано.
Пока еще было светло, он нагишом сделал несколько коротких вылазок,
чтобы набрать топлива и подтащить тюк. Вода не прошла внутрь мешка, и там
нашлись сухие носки, сух был и спальный мешок. Он залез в него, устроился
возле самого огня и спал урывками, то и дело подбрасывая дров в огонь.
Еще до света он собрался и вышел. Теперь по мягкому снегу он шел
упорно, но медленно. Трудный путь, хмурый, медленный и тяжкий. Снегопад
прекратился, и патрулям теперь легко было выследить его от места его
ночевки, но он упрямо и угрюмо брел к ближайшей хижине Муск-о-ги. Если,
несмотря на ободранные, покрытые волдырями ноги, залубеневшее тело, все
возрастающий голод и изнурение, он все-таки сможет идти - тогда он, по
крайней мере, выживет. Теперь его мало трогало, изловят его патрули или
нет. Ему нужны были тепло и кров. Ему нужно было человечье убежище от
свирепого неистовства природы.
Почти теряя сознание от слабости, он уже начинал думать, что пришел
конец, как вдруг увидел на тропе Индейца Боба. Появление индейца его
изумило, как изумило бы все знакомое, потому что весь мир как бы отошел от
него после трех дней полумеханического скольжения по снегу и утаптывания
снега. Сознание почти вытеснено было мучительным однообразием этого
вынужденного продвижения вперед шаг за шагом, день за днем. Но появление
Индейца Боба на тропе было настолько реально, что влекло для него возврат
и других реальностей, в том числе и собственного изнурения и отчаяния.
Попробовав остановить свои вспухшие глаза на высокой фигуре Индейца, он
чуть не упал.
- Я и думал, что это ты, - сказал ему Боб.
Рой едва слышал его слова.
- Хэлло, Боб! - сказал он и зашатался на своих лыжах. Тюк пригибал его
к земле, разламывал ему спину.
Боб не уверен был, не пьян ли Рой. Рой выглядел, как пьяный.
- Что с тобою, Рой? - спросил Боб. - Тебе нехорошо?
- Да, да, Боб. Да, да. Знаешь, провалился под лед. Несколько дней
назад. А тут далеко до хижины на Четырех Озерах?
- Всего несколько миль, - сказал Боб и приподнял тюк Роя. - Высвобождай
руки, - сказал он, - и иди за мной.
Рой послушался, и, когда груз был снят с его плеч, ему стало еще
труднее держаться на ногах. Теперь в этом почти не было смысла.
- Пойдем, Рой, - говорил Боб. - Не отставай!
- Так иди, - сказал он Бобу. - Иди, а то я упаду и умру.
Индеец взвалил за спину его огромный тюк и стал прокладывать тропу,
сначала медленно, но потом все убыстряя шаг. Когда Рой падал, Боб не
поднимал его, а только дожидался, чтобы он сам поднялся на ноги, зная, что
малейшая помощь может доконать Роя. Рой сам прекрасно знал это, но все же
бранился, что Боб не помогает ему, и доходил до бешенства, что тот не
обращает внимания на его ругань.
Боб вел его самым легким путем, который был и самым длинным, но Рой
брел почти машинально, словно притягиваемый магнитом. Он снова потерял
всякое ощущение реальности, его пробуждали только мучительные спуски на
лыжах. Он видел перед собой две длинные шагающие ноги, и они вели его уже
за пределом всякой выносливости. Когда ноги наконец остановились, перед
ним возник облик его хижины на Четырех Озерах. У него еще хватило сил
сбросить с ног лыжи и перевалиться через порог, но когда он грохнулся на
березовую койку, последний атом его энергии был израсходован и он сразу
забылся в тяжелом сне.
Рой всегда жил в мире реального, и печать подсознательного не оставила
на нем своего клейма. Но в эту ночь подсознание, словно наверстывая
потерянное время, разом расквиталось с ясностью его мыслей. Реальные
события последних дней и нереальный мир кошмаров перемешались в один
жгучий клубок. Чудесная реальность света, звука и осязания покинула его и
уступила место черным, мучительным образам земли, раскалывающейся,
корчащейся, взрывающейся у него под ногами, Еще более чудовищны были
образы людей, вырастающих в деревья, в зверей, в горы. Роя они мучили и
подавляли, а потом одна гигантская гора, выросши под самое небо и протянув
вперед скалистую руку, сокрушила его ледяной дубиной. Нанося удар, гора
вдруг обратилась в Энди, и, чувствуя на себе тяжелую руку Энди, он
проснулся.
- Так, значит, охотник вернулся домой, - услышал он.
- Скотти! - Рой никогда еще так не радовался человеческому голосу.
- Он самый!
Рой чувствовал, как рот его расползается в улыбку, но и только.
- Когда ты встанешь, - сказал Скотти, - у меня есть чем тебя угостить.
Похоже, что ты голоден.
Рой сел и увидел, что на него смотрят Скотти, Самсон и Индеец Боб.
Захохотать ему не позволили распухшие язык и губы, так что он снова
улыбнулся, наслаждаясь теплом хижины у Четырех Озер. Теперь он все
понимал. Непроизвольно он оглянулся: где же Энди? Но Энди здесь не было.
- Привет теплой компании, - сказал он.
- Мы с Самсоном пришли вчера вечером, - объяснил ему Скотти. - Надо
было сделать последний обход твоих бобриных капканов, прежде чем снимать
их.
- Снимать? А не рано?
- Да знаешь, запахло паленым, Рой, - сказал Самсон. - С тех пор, как ты
ушел, заглядывали сюда разные люди.
- Инспектор? - спросил Рой.
- Нет. Его и слыхом не слыхать.
Рой наконец, тяжело перевел горячее дыхание.
- Он гнался за мной. Ты не заметил вчера, что за мной гнались? -
спросил он Индейца Боба.
- Я никого не видел, Рой, - отвечал Боб. - И никого не искал. Я не
знал, что ты был в заповеднике, мне Скотти только вчера вечером сказал.
- А где мои меха?
- Мы спрятали их на дереве. Рой.
Рой встал, и все трое подумали, что он тут же упадет, но он удержался и
подошел к печке. Теперь он наконец почувствовал боль всех своих ран и
всего натруженного тела, кровоточащие пузыри на голенях, стертые ступни,
ломоту в груди и в ногах. И тем не менее весь мир как бы налагал на него
целительную повязку, все кругом было живое, горячее, и рядом как
доказательство этого был Скотти.
- Так как насчет еды? - спросил он у Скотти.
Он знал, что после ему будет плохо, но ел предложенные ему Скотти
яичницу с салом и картофель, ел с неумеренностью переголодавшегося
человека. За едой он рассказывал им о заповеднике, о своем уходе и о
погоне, вплоть до того момента, как повстречал Индейца Боба.
- Так ты уверен, что никто меня не выслеживал? - опять спросил он Боба.
- Я никого не видел, - повторил Боб, и его черные печальные глаза на
мгновение оживились. - Они, должно быть, потеряли тебя у того озера, в
которое ты провалился.
- Может быть, - сказал Рой, - но мне казалось, что они идут за мной, -
он пощупал сухую кожу своего обросшего лица, она была грязная и
воспаленная. - Ну, а у вас как охота, друзья? - спросил он.
- Охота? - переспросил Скотти. - Можно считать, что никак. На этот раз
ты был прав, Рой. Зверь ушел, пропал, словно и не было. За шесть недель я
не видел ни одной норки, а Боб в погоне за дичью зашел вон куда. Даже
олени исчезли. Исчезло все, кроме зайца и лисицы. Нам с Самсоном не
собрать бы и аванса на будущий сезон, если бы не добавочный улов с твоего
участка.
- А как ты, Боб? - спросил Рой.
- Меха нет, Рой. Ничего, только немного молодых бобров и случайной
норки. Это не охота. - Никогда еще лицо индейца не было таким прозрачным и
с таким зловещим румянцем. Казалось, даже в глазах у него была смерть, и
Рою не по себе стало, глядя на него. - Нет меха, нет мяса, - сказал
индеец.
Рой снова присел на койку, зная, что он сейчас скажет, и все-таки не
решаясь начать.
- Видели вы, сколько я принес мехов? - сказал он.
- Конечно, - ответили они.
- Так вам надо поделить их со мной, - сказал он.
- С какой стати? - спросил Скотти.
- Там больше, чем мне нужно, - сказал Рой.
Они ничего не сказали. Рой переводил взгляд с одного на другого.
Скотти медленно покачал головой.
- С чего бы это тебе дарить нам мех? - сказал он. - Судя по твоему
виду, он достался тебе не легко. Меха твои. Рой. Они еще тебе пригодятся.
- Не все, - возразил Рой.
- Все до единого! - отрезал Скотти.
- Слушай, Скотти, - сказал Рой. - Не давай ты над собой волн твоему
закону и порядку. Да, они из заповедника, но об этом ведь никто не узнает.
Скотти обиделся:
- Не это меня заботит. Рой.
Рой понял, что сказал не так, но все-таки ему надо было это им сказать.
Он хотел отдать им меха, но не мог объяснить, что он отдает им их законную
долю за то, что они живые люди, за то, что они его друзья, за то, что они
сейчас рядом с ним. Право на долю добытого в заповеднике давало им само их
существование, но он не надеялся объяснить им это, потому что и сам этого
хорошенько не понимал. Он знал только, что должен заставить их принять
мех, и он уговаривал их и порознь и всех вместе, но ни один из них не
согласился.
- Почему это нам брать чужой мех, - сказал Самсон.
- А он вовсе не чужой, - сказал Рой.
- А чей же?
- В известном смысле он ваш, как и мой.
Скотти засмеялся.
- Нечего швыряться своим добром. Рой! - сказал он.
- Боб! - обратился Рой к индейцу.
- Меха твои, - сказал Боб и почти улыбнулся. Редкий случай: оживший
призрак.
Рой знал, что они отказываются с тем же глубоким чувством уважения, с
которым он предлагает. И все же был момент, когда ему почудилось, что
Скотти отвергает меха, потому что принять их было бы грешно, а Индеец Боб
потому, что это было бы опасно. Но мысль эта сейчас же исчезла - он
слишком хорошо знал этих людей. Потом он заподозрил было самого себя в
том, что стремится этим подарком как бы переложить на них часть
ответственности за браконьерство в заповеднике, но и эту мысль он отмел,
потому что и сейчас не чувствовал угрызений совести. Охота в заповеднике
научила его одному: бояться одиночества и саморазрушения, и закон не имел
к этому никакого касательства. Потом он понял, что предложил своим
товарищам часть самого себя. То взаимное уважение, которое делало
необходимым этот поступок, делало неизбежным их отказ, и, радуясь этому,
он не стал настаивать.
- А как ты думаешь, что случилось с Сохатым и Зелом? - спросил его
Самсон.
- Они взяли курс на Северный полюс, - сказал Рой.
- Ну и погуляли вы там вволю, - продолжал Самсон. - Жаль, что я не
пошел с вами.
Рой хотел было ответить прямо, хоть на минуту быть с ними правдивым. На
его лице можно было прочесть эту правду, и Скотти с Бобом прочли ее, но
Рой только усмехнулся Самсону.
- Да? - сказал он. - Ну что ж, раз в год я думаю наведываться туда для
отдыха. В следующий раз пойдем со мной, Самсон. Там как раз нужен такой
человек, как ты. Все звери там только и ждут, чтобы отдать тебе свои
шкуры.
- Да? Это мне подходит, - важно сказал Самсон.
- Мы с тобой против всего света, - подхватил Рой.
- И против инспектора, - напомнил Скотти.
Рой захохотал, как бывало, и со счастливым стоном повалился навзничь на
койку.
- Ваше преподобие, Скотти Малькольм! - сказал он. Так он лежал,
наслаждаясь, пока его не вспугнуло прошлое. - Если инспектор все еще на
моем следу, - сказал он, - мне лучше идти на озеро Т и прикинуться
примерным траппером.
- Сегодня ты никуда не пойдешь, - сказал ему Скотти.
- Тебе будет плохо. Рой, - сказал Боб.
- Знаю, - ответил Рой. - Только я пойду.
Так и не переубедив его, они показали ему, где спрятаны меха, и
прибрали хижину, пока он отдыхал. Когда они кончили, он надел свою
брезентовую куртку и вышел.
Самсон спросил:
- А где твое ружье, Рой?
- Потерял! - сказал Рой.
- Ей-богу, он утопил ружье в том озере! - завопил Самсон. - Он потерял
ружье!
- Приходилось выбирать: ружье или жизнь, - слабо защищался не на шутку
смущенный Рой.
Они засмеялись, Скотти и Самсон хохотали оглушительно, а Индеец Боб
довольно безучастно наблюдал, как белые люди разыгрывают свою обычную игру
в относительные ценности.
- Ну как? Довольны? - сказал Рой. - Пошли!
Они распрощались возле хижины; Скотти повел Роя прямой дорогой на озеро
Т, Индеец Боб опять пошел охотиться, а Самсон направился на запад, к
Литтл-Ривер. Он ушел из хижины последним и, провожая долгим взглядом
коренастый силуэт Роя, не мог подавить в себе восхищения, граничившего с
завистью.
Чтобы добраться до хижины на озере Т, Рою и Скотти понадобился весь
остаток дня, и по пути Рою, как он и ожидал, стало плохо. Но очутившись в
хижине, глядя на ревущую печку, на которой Скотти готовил еду, Рой
почувствовал, что к нему возвращаются прежние силы. Каждый звук и запах
были для него целительным бальзамом, и не было вещи в хижине, которая не
казалась бы ему новой и свежей.
- А к тебе в твое отсутствие приходил гость, - сказал ему Скотти.
- Медведь из лесу?
- Не совсем, - возразил Скотти. - Приходил повидать тебя Энди Эндрюс.
- Повидать меня?
- Вот именно.
- А он не скатал, что ему от меня нужно?
Скотти покачал головой:
- Сказал, что зашел по пути.
- А зачем?
- Не знаю, Рой. Говорил он не много.
У Роя отлегло от сердца. Он долго молча слушал, как шлепаются в котелок
куски картофеля, который резал Скотти. Он знал, что Скотти ни за что не
скажет ему, говорил ли Энди о Джинни или нет.
- Ну, как он, Скотти? Джек говорит, что он стал толстый.
- На казенных хлебах. Был в армии, - сказал Скотти.
- Сказал он, что делает в Сент-Эллене?
- Нет. Вообще говорил он не много. Они с Самсоном в тот же вечер
напились.
Прежде Скотти любил Энди, как и все они его любили, но ясно было, что
теперь он Энди не любит. Рой задумался - почему бы. И снова спросил себя:
как же он сам относится к Энди. Он знал Энди таким, каким он был
двенадцать лет назад, и такого человека он не мог не любить. Но сейчас к
его чувствам примешивалась неприязнь. Он все острее чувствовал, что Энди
не должен был возвращаться в Сент-Эллен. Рой был еще слишком слаб и не мог
определить свое истинное отношение к Эндрюсу, но одно было для него ясно:
он не потерпит, чтобы его в чем-нибудь обвинили. Пусть Энди сердится,
пусть применит силу - это его дело, но любая его попытка очернить Джинни и
самого Роя вызовет только отпор, это он знал твердо.
- Знаешь, - задумчиво говорил Скотти. - Энди чем-то похож на Мэррея.
Хоть он и служил в армии, но, глядя на него, сразу признаешь в нем
бродягу. Ему на всех и на все наплевать. Этакий жирный, равнодушный ко
всему сержант, и к тому же бродяга.
- Ну и оставался бы в армии! - сказал Рой, находя минутное облегчение в
своей вспышке, но еще более убежденный в том, что Энди ищет с ним ссоры.
Этого Рой уже не боялся, но, мысленно разделавшись с Энди, он
обнаружил, что есть у него и другие, более страшные сомнения. В
заповеднике Рой ни разу не сомневался в Джин потому, что никак не мог
вообразить себе какие-либо отношения между ней и Эндрюсом. Когда он
представлял ее себе, образ ее связывался для пего только с ним самим. Эту
иллюзию он принес с собой из заповедника. Теперь, однако, все изменилось.
Так близко от дома и вплотную к реальности он начал задумываться о самой
Джин, и это принесло ему новые муки, новые вопросы: как она приняла
возвращение Энди, так ли она довольна этим, как была бы довольна
двенадцать лет назад? За все эти двенадцать лет она ни разу не сказала
худого слова об Энди, ни разу не осудила его за исчезновение и, что
важнее, никогда не была поставлена перед необходимостью выбирать между
ними. Так что же она чувствует сейчас? Мог ли Энди так просто войти в
дверь ее кухни и заменить собой сезонного, полупризрачного гостя - его,
Роя? Рою не хотелось в это верить, но он знал, что не исключена и эта
возможность. Энди вернулся, вот, возможно, и все, что теперь значит для
него Джинни.
- А о Сэме он что-нибудь говорил? - спросил Рой, возлагая последнюю
надежду на брата. Если Сэм держится крепко, может быть, все остальное не
имеет значения, потому что Рой решил, что не пропадет, если уцелеет брат и
его дом. Только бы Сэм был еще тут.
- Из слов Энди я понял, что Сэм еще на ферме, - сказал Скотти.
- А как давно это было?
- Уже с месяц.
- За месяц многое может случиться, - уныло сказал Рой.
- Когда ты думаешь сходить в город? - спросил Скотти.
Рою и самому хотелось задать себе этот вопрос.
- Мне кажется, я лучше подожду и разберусь во всем, - сказал он. - Надо
нарастить немножко мяса и рассортировать мои шкурки, чтобы легче было с
ними разделаться. - Теперь, когда Джинни была недостижима, он уже думал о
том, как ему самому сбывать свои незаконные меха. - Должно быть, соберусь
через неделю-другую, если только не появится тем временем друг-инспектор.
- А он знал, за кем гонится?
Рой пожал плечами.
- Скоро все выяснится. - Он сел за стол, не переставая ощущать
неутолимый голод. - Если инспектор подозревает, что гнался за мной, ему
надо еще это доказать. Я больше никуда не побегу.
Инспектор не показывался, но Рой сидел в своей хижине на озере Т еще
долго после того, как силы его восстановились и все меха были
рассортированы. Хижина стала единственной твердой опорой его жизни.
Казалось невозможным покинуть ее ради коварных сюрпризов Сент-Эллена, ради
клубка затруднений, в который впутаны были и инспектор, и Сэм, и Джин
Эндрюс. Целую неделю он со дня на день собирался сходить в Сент-Эллен, но
каждый раз вид хижины и озера останавливал его. Он был уверен, что так или
иначе, но это его последние дни в последней хижине Муск-о-ги, и это
казалось ему разумным доводом, чтобы не спешить. Он больше не гадал, что
ожидает его в Сент-Эллене. На уме у него были только хижина и участок,
словно в них был ключ ко всем решениям. Если у инспектора есть хоть тень
каких-нибудь улик против него, тогда участок будет у него отобран. Но если
инспектор и не отнимет его, все равно этим угодьям пришел конец, а с ними
конец и ему; как пришел конец и Скотти, и Самсону, и Индейцу Бобу. Он знал
это, и знал уже давно, но одно дело знать, другое - смотреть в лицо
надвинувшейся беде. Если в Сент-Эллене ожидало его решение этого вопроса,
то там ожидало его много других решений, поэтому, устав от ожидания, он
наконец, взвалил на плечи свой тюк и в последний раз пустился в путь по
озеру Т, пока еще оттепель не сделала лед ненадежным.
Когда он по обыкновению осторожно обогнул дальние фермы, Сент-Эллен
встретил его полной темнотой: ни огонька ему навстречу, и с большой
гранитной скалы он мог только представить себе уснувший городок. Нигде ни
души и ниоткуда ни звука. Хотя Рой и очень тщательно продумал свое ночное
возвращение, оно его не радовало. Даже инспектор - и тот одолел его,
принудив красться как вора, и груз за его плечами едва ли стоил того
унижения, каким за него было заплачено.
Подходя к ферме, он был уверен, что найдет там Сэма. Все было знакомо
даже во мраке. Амбар, коптильня, странные силуэты заброшенных конных
грабель и плугов, самая слякоть уже подтаявшего снега - все было
по-прежнему, и прежним должен был остаться хозяин. Сэм должен быть здесь,
и Рой без колебания переступил кухонный порог и тихо поднялся в свою
комнату.
Он нащупал на комоде лампу, там, где ей и следовало быть, и вздохнул с
облегчением. Потом чиркнул спичкой, поднес ее к фитилю и, подняв лампу,
осмотрелся. На мгновение свет ослепил его, но затем то, что он увидел,
ошеломило его словно обухом по голове. На его постели спали дети, а кроме
того, в комнате было еще две кровати и в них другие дети, почти подростки.
Какой-то мальчик в испуге выскочил из-под одеяла, и Рой, еще надеявшийся
увидеть знакомое лицо, был и в этом разочарован.
- Не кричи, - сказал Рой мальчугану. - Я не знал, что вы здесь. Я не
знал, что Сэм уехал. Только не кричи!
Мальчик не закричал, но один из малышей громко вскрикнул, и Рой не
знал, что ему делать. Когда малыш вскрикнул еще раз. Рой поставил лампу на
место, задул свет и вышел. В темноте он кубарем скатился вниз по лестнице
и едва не потерял своего мешка, застряв в кухонной двери, а за его спиной
уже поднялись в доме крик и суматоха. Он шел, пока не очутился на сорок
четвертой расчистке, рукой подать от старого дома Мак-Нэйров, где жила
Джин Эндрюс. Тут он остановился. Его тянуло только в два места, и он не
решался на выбор, не зная, куда ему пойти, и еще в полной мере не понимая
постигшей его беды.
Потом в сознании его остался только Джек Бэртон.
Идя сквозь ночь по полям, по колено проваливаясь в снежное месиво и
слякоть, он пытался определить силу нанесенного ему Сэмом удара. Он
пытался разжечь в себе ярость и как можно резче заклеймить дезертирство
брата, ему нужны были гнев и боль, чтобы осознать это как реальность. Но
как он ни старался, не было гнева, не было боли. Была только слабость в
коленях и тошнота. Сэм не оставил ему ничего, даже чувства жалости к
самому себе.
У дома Джека он не сразу решился крикнуть, но потом одиночество ночи
пересилило его колебания.
- Джек! - закричал он. - Ты тут, Джек?
Ему пришлось окликнуть Джека несколько раз, прежде чем кто-нибудь
ответил. Наконец в окне появилась миссис Бэртон и спросила, кто кричит.
- Это Рой Мак-Нэйр, миссис Бэртон. Джек дома?
Миссис Бэртон сделала ему знак через двойное стекло, чтобы он входил в
дом. Он ощупью пробрался в темную кухню и стал ждать, что кто-нибудь
сойдет к нему вниз; и снова появилась миссис Бэртон. Накинув старое
пальто, она держала в руках керосиновую лампу. Она остановилась на верхней
ступеньке лестницы, и Рой понял, что она боится сойти вниз, должно быть,
думая, что он пьян.
- Где Джек, миссис Бэртон? - спросил Рой.
- Он ушел с ремонтной командой, - сказала она.
- Его нет!
- Они возле Марлоу, прочищают канавы и трубы, чтобы не затопило дорогу,
- объяснила она.
- Я только что вернулся в город, - сказал Рой. - В нашем доме кто-то
чужой. Можно мне переночевать у вас на кухне?
- Там не на что лечь. Рой, - сказала она. - Вы можете устроиться во
второй комнате. Там есть диван.
- Благодарю вас, миссис Бэртон, - сказал Рой и, глядя вверх на эту
робкую беременную женщину, остро ощутил, что даже и в этом доме нет для
него ничего: нет опоры в здоровом упорстве фермера Джека. Джек ему так был
нужен сейчас, и Рой рассердился, что его нет. - Вы идите спать, - сказал
он миссис Бэртон. - Мне ничего не нужно.
Она сказала, что на диване есть ватное одеяло и подушки, и спросила, не
достать ли ему еще одеяло.
- Нет. Идите спать, - устало сказал он. - Мне ничего не нужно.
Он сейчас же заснул, и сморила его не просто усталость, а горе. Утром
он сложил лоскутное одеяло и ушел, когда в доме все еще спали. Ему не
хотелось встречаться с миссис Бэртон или с кем-нибудь из ее пяти ребят, не
знавших удержу в выражении своих чувств. Кроме того, ему надо было
спрятать в надежное место свои меха; он пошел в сарай и в темном углу
подтянул их под самую крышу, воспользовавшись веревкой и блоком, которым
Джек поднимал туда летом свиные кожи.
Было еще рано, и Рой побрел по полям к дороге, так и не зная, куда ему
теперь идти. Сент-Эллен был для него теперь чужим городом, пустым городом,
даже враждебным городом. Он боялся его, он теперь всего боялся;
дезертирство Сэма лишило его всякого мужества. Он смотрел на блестящие
мокрые валуны, выплывавшие из-под талого снега, наблюдал за первыми
стайками скворцов, за воробьями, сновавшими по полям и пустошам. Он прошел
мимо протестантской церкви, голой, обшитой досками коробки, которую Джек
однажды определил как самое жалкое сооружение во всем Сент-Эллене. Сейчас
весь город был жалок. Он стоял мокрый и унылый в эту первую оттепель, и
талая вода, набегавшая из лесов и с холмов, была так обильна, что грозила
смыть его начисто.
- Хэлло, Рой! - окликнул его кто-то из проезжавшего по дороге
грузовика.
Рой помахал рукой.
- Вас подвезти?
Рой не помнил этого юношу. Может быть, молодой Джонсон, или старший сын
Лэкстона, или кто-нибудь еще из городской молодежи. Рой не узнавал его.
- Нет, - сказал он. - Мне тут недалеко.
Грузовик скрылся, а Рой все шагал по дороге, не зная, куда ему идти.
Выйдя за пределы города, он попал на черневшую перед ним бесконечную ленту
шоссе. Эта бесконечность дороги тянула его за собой. Он почувствовал
искушение - идти, идти все вперед и вперед, оставляя позади все
затруднения. Он знал, что это примерно то же, что двенадцать лет назад
сделал Энди Эндрюс: стал на дорогу и пошел куда глаза глядят. А почему бы
нет? Рой все шел, но знал, что идет в никуда. Он шел по дороге, потому что
больше ему нечего было делать, а когда солнце поднялось и дорога начала
дымиться, он повернул и зашагал назад в Сент-Эллен.
Было только одно место, куда он мог показаться, и он пошел туда. К
полудню Рой был уже так пьян, что не мог вылезти из угла бара, в который
забился. Он растянулся во весь рост на полке с надписью: "Мука и Бобы", -
иногда постанывая, как от зубной боли, но чаще хохоча над картиной на
стене у него в ногах, изображавшей Сент-Эллен. Картина была одной из
реклам Дюкэна, вернее плакатом, призывавшим к вольной жизни на лоне
природы, восхвалявшим лесную романтику их канадского города. От Роя
ускользнул истинный смысл картины, но общее представление у него
составилось и голова услужливо восполняла недостающие детали.
- Крепко держится за свое, - приговаривал он. - Крепко держится старый
городишко.
- Почему ты не идешь домой? - спрашивал его американец Клем уже во
второй половине этого дня. - Иди, Рой. Иди к себе домой.
- Нет у меня дома, - отвечал Рой. - Нет у меня теперь дома, - твердил
он.
- Ну, так иди к Джеку Бэртону.
- Джек ушел! - закричал Рой. - Джек пошел спасать город от наводнения.
Американец отстал, и Рой проспал всю ночь на полке. Он проснулся только
раз, разбуженный неодолимой потребностью сейчас же встать и идти к старому
дому Мак-Нэйров, однако какая-то инстинктивная осмотрительность удержала
его.
Утром Скотти и Самсон нашли его там: лицо у него было серое, глаза
воспалены. Он сидел перед дверью на корточках, подставив непокрытую голову
лучам яркого мартовского солнца.
- Вот он где обретается, наш знаменитый зверолов! - сказал Самсон.
- Мы тебя искали, - сказал Скотти. - Когда ты пришел в город?
Рой потянулся за своей кепкой, чтобы заслонить глаза, смотревшие теперь
вверх, на Скотти. Кепки не было. - Я пришел на этих днях, - сказал он.
- Ну, что ж, как раз вовремя, - сказал ему Скотти, подтянутый и
чистенький, в городском пиджаке и свежевыутюженных габардиновых брюках. -
Нас всех созывает инспектор.
- Кого созывает? - спросил Рой, поднявшись наконец на ноги.
- Всю братию, - объяснил Самсон. Самсон тоже принарядился, борода и
волосы у него были подстрижены, и он стоял, выпрямившись во весь свой
гигантский рост, и сиял румяным, здоровым лицом. - Этот инспектор готовит
нам какую-то пакость. Рой.
- Друг-инспектор! - сказал Рой и нахмурился. - Не хочу я видеть
инспектора! Друг-инспектор! - кричал он. - Друг-инспектор!
- Пойдем, Рой. Если ты не придешь, как бы он чего не заподозрил.
- А что ему надо? - спросил Рой.
- Не знаю, - сказал Скотти, - он вызвал на сегодня всех трапперов
Муск-о-ги. Что-то готовится, так что тебе лучше прийти самому и поглядеть.
Какой смысл прятаться?
Рой рад был какой-то определенности, какому-то завершению.
- Где моя кепка? - спросил он. - Где она, Самсон?
Самсон нашел ее в баре и нахлобучил Рою на голову.
Идя по дороге, они не разговаривали. Рою было нечего сказать. Скотти
был слишком огорчен видом Роя и его бедами. Самсон время от времени
поглядывал на Скотти, покачивал головой и несколько раз поддерживал Роя,
когда тот спотыкался. Не доходя до конторы инспектора, Рой остановился у
подтаявшего снежного сугроба и протер мокрым снегом лицо и редкие волосы,
глаза и шею. Он вытер лицо кепкой, высморкался прямо в снег, счистил грязь
с колен, но, когда они по посыпанной гравием дорожке подходили к конторе,
вид у него был немногим лучше прежнего.
В маленькой конторе инспектора уже собрались остальные десять трапперов
Муск-о-ги. С приходом Роя, Скотти и Самсона налицо были все тринадцать.
Тут были люди, которых Рой не видел по пять-шесть лет, хотя они
облавливали Муск-o-ги почти рядом с ним. Все старые друзья, которые
приветствовали друг друга грубоватыми шуточками настоящих лесовиков.
- Хэлло, Рой, - говорили они. - Вот он, гроза калифорнийских бобров,
наш Рой Мак-Нэйр!
Никто не высмеивал его растерзанного вида, и некоторые не глядели на
него: они уже знали о Сэме. Они знали о нем больше, чем сам Рой. Рой ни с
кем еще не говорил о дезертирстве брата, и никто из них не поднимал об
этом разговора; никто не хотел быть назойливым. "Ну как, еще не застукал
он тебя, Рой?" - по обыкновению говорили они, зная, что Рой любит, когда
намекают на его поединок с инспектором.
Рой отвечал всем, но в его шутках не было задора, и он рад был, когда
они оставили его в покое в углу, рядом с Индейцем Бобом.
- У тебя все в порядке, Рой? - спросил индеец.
Рой кивнул.
- В порядке, Боб, - сказал он. - Как у бобра на плотине!
Больше они не говорили, ожидая появления инспектора.
Вслед за грузной фигурой инспектора в комнату вошел еще один коренастый
мужчина. Это был Бэрк - тот зоолог, что побывал у Роя в начале зимы. Рой
встревожился: это была не просто власть. Присутствие Бэрка означало
вторжение высокой науки, предвещало решительные меры.
- До того, как начать о деле, - сказал инспектор, внимательно, почти
осуждающе вглядываясь в их лица, - я хочу сказать вам вот о чем. Перед
самым рождеством кто-то из вас затеял охоту в заповеднике Серебряных
Долларов. Я это знаю, потому что я там был, и я знаю, что это кто-нибудь
из вас, потому что едва не поймал виновного. - Он помолчал, давая им
вдуматься в его слова, готовый с невообразимым при его тучности
проворством схватить виновного. - Одного из браконьеров мы изловили, того,
кого выслеживали. Это Джек Сэнби с Шести Рек. Он охотился в заповеднике,
как у себя дома. Но, преследуя его, мы натолкнулись еще на целую компанию.
Их было двое или трое, и мне сдается, что среди них Мэррей и Сен-Клэр, Кто
был третий - я еще не знаю. Знаю только, что он сбежал в Муск-о-ги с целым
тюком незаконной пушнины за плечами. Так вот, если я обнаружу эту пушнину
у кого-нибудь из присутствующих, даю слово, что добьюсь для него сурового
тюремного заключения. Мне очень не хочется, чтобы кто-нибудь из вас,
друзья, попал в беду, особенно сейчас. Но если я его поймаю, не будет
никаких поблажек и никакого снисхождения. Взять шкурку-другую сверх нормы
- одно дело, но грабить заповедник - это уже непростительно. Так что, кто
бы он ни был, пусть бережется. Закон не дремлет!
Рой не спускал глаз с инспектора. В мертвой тишине, последовавшей за
этим заявлением, он ждал уличающего взгляда инспектора. Ждал и готов был
встретить немигающим взглядом воспаленных глаз. Но для инспектора Роя
словно и не существовало, он ни разу даже не посмотрел в его сторону.
Однако Рой знал, что вся тирада была ему прямым предупреждением. Инспектор
знал, кого он преследовал. Без слов он говорил Рою: "Я знаю, что это ты, и
я чуть не изловил тебя, дружок. Преследовать тебя я не хочу, но не делай
ничего, что заставило бы меня пойти на это. Если меха у тебя где-нибудь
припрятаны, пусть там и остаются. На этот раз, Рой, я мог бы наложить на
тебя руку, но я не хочу. Так берегись. Я тебя отпускаю!" Из жалости или из
расположения, но инспектор наконец одолел его, положил на обе лопатки, а
потом сам поднял. Ничего хуже и придумать было нельзя; это была не помощь,
это было полное поражение.
- И еще, - продолжал инспектор, - я настолько уверен, что Мэррей и
Сен-Клэр в этом участвовали, что взял в полицейском управлении округа
ордер на их арест. Каждый, кто даст им приют, будет виновен в
укрывательстве, и рассматривайте это так же, как официальное
предупреждение. Для этих бродяг дороги сюда закрыты, и в этих лесах им
больше никогда не охотиться. Об этом я позабочусь.
Снова угрюмое молчание. Инспектор усмехнулся; он, видимо, пожалел, что
создал такую напряженную атмосферу, но изменить ничего уже не мог.
- Я не хочу вас обижать, звероловы, - сказал он, - потому что худшее
еще впереди, но я хотел бы, чтобы вы поняли, что все меняется. Если вы
хотите когда-нибудь охотиться в Муск-о-ги, многое нужно изменить, поэтому
не думайте, что я крут только потому, что я инспектор. Я вынужден
принимать крутые меры потому, что вся эта территория, можно сказать,
исчерпана для зверолова, и я просто пытаюсь спасти последние остатки. - Он
кивнул на Бэрка, стоявшего рядом. - Вот мистер Бэрк из Охраны пушных и
рыбных ресурсов. Он расскажет вам, что осталось от нашего Муск-о-ги, а
осталось немного. Он сообщит вам и постановление, и думаю, что многим из
вас оно будет не по душе.
Бэрк не смотрел на них, казалось, он обращался к кучке мелочи, которую
подкидывал на ладони.
- Все вы за последний год в разное время видели Лосона и меня в
Муск-о-ги, и вы знаете, что произведено очень тщательное обследование дичи
этих угодий. - Он поднял глаза. - Вы, звероловы, знаете о дичи больше
меня, и вы знаете, как ее становится мало. Вы знаете, что пушнины в
Муск-о-ги не может больше хватить на пропитание тринадцати трапперов на
тринадцати участках. - Бэрк на мгновение остановил глаза на Рое, но вообще
был подчеркнуто безличен, держался холодно и отчужденно. - Многие из вас,
должно быть, помнят, чем было звероловство до тысяча девятьсот тридцать
пятого года, когда созданы были заказники. До тысяча девятьсот тридцать
пятого года это была бешеная гонка по озерам, рекам и тропам, и каждый
траппер расставлял свои капканы, где хотел, пока не нарывался на капканы
другого. Тогда он поворачивал, если был робок, или снимал чужие капканы,
если был достаточно нагл. Раздел всей территории Муск-о-ги на участки
покончил с таким положением вещей. Он дал вам тринадцать определенных
участков, по одному на каждого. Это положило конец ссорам и хищничеству в
ущерб друг другу, но не сняло угрозы чрезмерного облова всего Муск-о-ги.
Может быть, если бы вы осмотрительнее обращались с вашими угодьями, на них
и сейчас было бы достаточно для вас дичи, но не все были рачительными
хозяевами. Некоторые из вас гнались за каждым центом, который можно было
выжать из капканов, и вы опустошали угодья до дна. Я никого не обвиняю,
потому что я знаю, что ведь траппер сам себе не враг, я знаю, что
опустошали вы ваши угодья не без причины. Но факт налицо! Пушнины осталось
разве что на половину из вас, и если сейчас же не принять мер, то скоро ее
не останется ни для кого. Мы полагали, что заповедник на Серебряной реке
когда-нибудь спасет Муск-о-ги, так мы надеялись.
Рою хотелось протестовать, оправдываться, но он продолжал слушать
Бэрка, предоставив казнить себя своей трапперской совести.
- К несчастью, - продолжал Бэрк, - заповедник еще не дал ожидаемых
результатов, отчасти из-за браконьерства, но главным образом потому, что
он еще слишком молод. - Рой отметил это как частичное оправдание его вины,
а Бэрк все говорил. - И вот, поскольку нет надежды сохранить весь
Муск-о-ги, я приехал сюда, чтобы сообщить вам постановление департамента.
Есть у вас вопросы, прежде чем я оглашу его?
Никто не пошевельнулся, никто не сказал ни слова.
- Оно очень несложно, - резко сказал Бэрк и, опустив свои монетки в
карман, оглядел собравшихся, - и оно очень сурово: из тринадцати участков
Муск-о-ги семь будут закрыты и шесть сохранены. - Тут он остановился,
предоставляя возможность возражать и спрашивать, но некоторое время все
молчали.
Потом заговорил Самсон:
- А какие участки будут закрыты?
Инспектор протянул Бэрку карту.
- Нам придется закрыть те участки, где осталось меньше всего дичи, -
сказал Бэрк. - Сейчас я перечислю те, которые будут закрыты. - Водя
толстым пальцем по зеленой карте Муск-о-ги, он оповещал о конце одного
участка за другим, и трапперы следили за этим перстом, указующим судьбу
каждого из них. Он кончил, судьбы определились. Участок Роя уцелел, один
из двух участков Скотти и Самсона был закрыт, закрыт был и участок Индейца
Боба.
Но это не могло быть окончательным решением.
- А как же теперь будем мы, остальные? - сказал кто-то. Многие
недовольно заворчали, но тут вмешался инспектор.
- Мистер Бэрк только перечислил вам закрытые угодья. Он не говорил, кто
будет пользоваться остающимися. Нам кажется, что это вы должны решить
сами, между собой. Вас тут тринадцать, открытых участков шесть, и мне
кажется, что единственная возможность поступить по-честному - это бросить
жребий. Как по-вашему?
Снова послышался ропот.
- А вы проголосуйте, - предложил Бэрк.
Проголосовали, и большинство было за жеребьевку.
- Проще всего сделать так, - предложил Бэрк. - Тот, чей участок
объявлен открытым, если вытащит жребий, сохраняет свой участок. Тот, чей
участок закрыт, вытащив жребий, получает ближайший из открытых участков.
Так хорошо?
- Хорошо! - Им не терпелось поскорее кончить.
- Прежде чем вы будете тянуть жребий, - продолжал Бэрк, - я должен
сообщить вам новые правила, устанавливаемые при новом положении. Нам
известно, что при существующей норме вылова невозможно прожить, поэтому
"мы хотим дать вам льготу. Впредь не будет жесткой нормы или сезонных
ограничений для бобра или ондатры.
Это им понравилось, и они одобрительно загудели.
- Но, - продолжал Бэрк, - за каждый сезон разрешено будет брать не
больше двух бобров и двух ондатр с каждой норы вашего угодья. Вы должны
будете каждый год сами определять, сколько у вас хаток и нор, и число
добытых шкурок не должно превышать это количество больше чем вдвое. При
чрезмерном облове число хаток уменьшится, а с ним и ваша норма. При
разумном хозяйстве вы станете звероводами, количество хаток будет с каждым
годом увеличиваться, а с ними и ваша добыча. Ну как, справедливо?
- Справедливо, - отозвались они и потребовали тянуть жребий.
- Должен сейчас же добавить, - дипломатично закончил Бэрк, - что рыбная
ловля в любое время закрыта сроком на два года.
Это была крутая мера, но их больше интересовало звероловство, и они
опять стали торопить с жеребьевкой.
Инспектор и Бэрк нарезали тринадцать листков бумаги, написали на шести
из них слово "Участок" и аккуратно сложили вчетверо.
- Одолжите нам вашу кепку, Рой, - попросил Бэрк, и тень улыбки
мелькнула у него в глазах.
На минуту в них проснулось чувство юмора. Самсон сорвал у Роя с головы
его потрепанную кепку и бросил Бэрку. Все расхохотались, а Рой с унылым
смущением пригладил мокрые волосы.
- Ну что ж, начнем! - сказал Бэрк и стал медленно обносить кепку по
кругу.
Первые двое вытащили пустышки и промолчали. Третьим тянул Льюис Бэрк,
старейший зверолов Муск-о-ги, чудаковатый маленький ирландец с седой
головой и сизовато-коричневым от загара лицом. Он ловил зверя в Муск-о-ги
всю свою жизнь и жил лесным сычом, не покидая своего участка. О нем уже
успели забыть и вспомнили только теперь, когда он тянул жребий. Вытащив
бумажку, он беспомощно оглянулся - читать он не умел.
- Твоя взяла. Лью! - закричал ему Скотти. - Участок за тобой.
Старик ничего не сказал, только тщательно сложил листок, как будто это
был и в самом деле законный документ на владение.
Потом подошел Самсон, оглянулся на Скотти и потянул.
- Пусто, - сказал он. - Ничего нет.
Скотти моргнул и осторожно протянул руку. Он было улыбнулся, показывая
надписанный клочок, но потом приуныл.
- Я не виноват, - сказал он Самсону, - право, не виноват!
- Рой, - быстро вызвал Бэрк и протянул кепку.
Рой посмотрел на Бэрка и вспомнил бешеную гонку по озеру Т в день
прибытия самолета биологов. В его пальцах сейчас было озеро Т и его хижина
и весь Муск-о-ги, и на мгновение он увидел, как возвращается туда и вновь
пытает счастья даже на урезанной территории, в Муск-о-ги, потерявшем
половину своего населения и большую часть дичи.
- Это ваша кепка, Рой, - сказал Бэрк. - Смелей. Тяните!
Рой потянул - и Рой выиграл, и раздались приветствия в честь Роя, так
что он понял - перед ним только одно решение: лес, как и прежде. Не было
ни Сент-Эллена, ни Сэма, ни Энди, ни даже Джин. Потом он понял, что выбрал
себе в удел лесное одиночество, и стал наблюдать за Индейцем Бобом.
Индеец не привык играть серьезными жизненными вопросами, азарт не был в
духе его народа. Делать ставки его заставляло только вынужденное общение с
белыми людьми, но и тут для него законом были отняты равные шансы, точно
так же как законом было отнято, например, право пить спиртное. Но сейчас
ему была навязана самая крупная игра его жизни, и он посмотрел на Бэрка с
презрением индейца не к одному Бэрку, но ко всем Бэркам на свете.
Боб проиграл, но умирающие его глаза и мертвенно бледные губы ровно
ничего не выразили.
Три остальных надписанных жребия были уже скорее трагедией, чем даром
судьбы, и последний достался пьянице шотландцу, которого лес постепенно
губил и теперь мог погубить окончательно.
- Ну вот, с этим решено, - сказал инспектор, и у него был вид человека,
тоже что-то потерявшего. - Остается добавить немногое. Новые угодья на
севере по-прежнему открыты и будут открыты до мая. Если кто-нибудь из вас
хочет охотиться там, я приму заявление и, ручаюсь, вы участки получите. Я
знаю, что это далеко и что почти немыслимо жить тут в Сент-Эллене, а
охотиться там. Это, конечно, уже не мой район. Но, во всяком случае, я
попытаюсь добиться, чтобы был намечен удобный путь по реке Уип-о-Уилл,
чтобы за счет правительства были прочищены волоки и какое-то подобие
тропы, так чтобы каждый хоть раз в сезон мог добраться сюда пешком и
лодкой. Я не уверен, что мне это удастся, но вот мистер Бэрк согласен
похлопотать об этом в департаменте. Так что, если кто хочет получить
участок на севере, запишитесь у меня. Вот, кажется, все.
Они расходились медленно, потому что такое собрание едва ли повторится
и у каждого было что сказать другому. Исключением был Рой, и Рой ушел
первым из всех. Проходя мимо инспектора и Бэрка, он остановился взять свою
кепку.
Бэрк протянул ее Рою.
- За охотничье счастье! - с улыбкой сказал он, видимо, ожидая, что Рой
на это отзовется.
Рой взял кепку и в ободряющем взгляде Бэрка увидел возможность
собственного возрождения. Он мог вернуться к своим озерам, и лесам, и
звериным тропам. Мог вернуться к смене охотничьих сезонов и возобновить
свой поединок со стихиями и с пушным инспектором. В ответ на подстрекающую
улыбку Бэрка подымалась в нем тяга ко всему этому, и все же он знал, что
не вернется. Раз нет для него Сент-Эллена, нет и Муск-о-ги, и образ
Муск-о-ги потускнел. Рой надвинул на голову кепку.
- Ну, как охотились, Рой? - спросил его инспектор.
- Хорошо.
- Меха, конечно, первоклассные?
- Всякие есть.
- А кому продали? - спросил инспектор.
- Пока еще никому, - сказал Рой и внезапно принял решение. - Знаете
что, инспектор, - медленно сказал он. - Если не будет возражений, отдайте
мой участок Индейцу Бобу. Вы ничего не имеете против?
Инспектор не сразу понял Роя.
- Зачем? - сказал он. - Вы вытянули свой жребий, а Боб возьмет себе
участок на севере.
Рой потерял терпение:
- Я отказываюсь от своего участка. Передайте его Бобу, если, конечно,
он захочет.
Рой знал теперь, что желание отказаться возникло у него еще в тот
момент, когда он увидел в руках индейца чистый белый листок. В этот момент
собственная победа Роя обернулась для него крахом, и теперь он без
сожаления отдавал участок Бобу. Его не мучило, что он нарушил закон или
охотился в заповеднике. Он отдавал участок Бобу потому, что не мог
вернуться в Муск-о-ги, отдавал как осознанный им долг перед индейцем и
перед всяким человеком, перед всеми людьми, которые, в свою очередь, были
в долгу перед ним и выручили бы его в случае нужды.
- Пусть его берет, - сказал Рой, - только бы другие не подняли шума.
Инспектор пожал плечами:
- Как хотите, Рой. - Он ничего не понимал.
- Тогда до свиданья, - сказал Рой.
- А почему вы не хотите, чтобы я записал на вас один из северных
участков? - спросил инспектор, которого начинали выводить из себя причуды
Роя.
- Не стоит об этом, инспектор, - сказал Рой.
- Так вы не хотите нового участка?
- Нет, - сказал Рой. - Не хочу!
- Но почему? - вмешался Бэрк.
Рой посмотрел на этого ученого лесовика и усомнился: да знает ли он на
самом деле, что такое лес? Как ему объяснить, этому Бэрку, что он потерял
Сент-Эллен, а следовательно, потерял и Муск-о-ги, потерял и север. Как ему
объяснить, что куда бы он ни подался, всюду его ждет доля лесного сыча,
как рассказать обо всем этом Бэрку?
- Почему бы не отправиться на север? - не унимался Бэрк.
- Слишком далеко.
- Вы не в своем уме, - проворчал инспектор.
- Может быть, - сказал Рой и ушел.
Рой не ел уже целые сутки и знал, что, выпей он еще хоть каплю, и ему
будет плохо. Надвинув кепку, чтобы защитить глаза от солнца, он лежал на
скамье возле бара Клема, не желая больше ничего решать, ни о чем думать.
Ему нравилось здесь, на солнце, и хотелось тут заснуть, но заснуть он не
успел. Какой-то бродячий пес обнюхал его и лизнул в лицо, когда он опустил
руку, чтобы почесать его за ухом. Потом пришел Самсон.
Самсон сдвинул ноги Роя со скамьи.
- Куда это ты заторопился? - спросил он, усаживаясь. - Мы хватились, а
тебя нет.
- Мне спать захотелось, - сказал Рой.
- Инспектор говорит, что ты отказался от своего участка и не захотел
брать на севере. Правда это, Рой? Ты действительно это сделал?
Рой посмотрел через блестящие поля на бледную пелену озера Гурон.
- Правда, Самсон, - сказал он безучастно.
- Я еще понимаю, почему ты отдал свой участок, - сказал Самсон. - Но
почему не идти на север? Эти места ждут таких, как ты. Ты годами говорил о
том, чтобы уйти на север. Так в чем же дело, когда есть эта возможность?
Рою помимо воли пришлось разыграть Самсона.
- Старею я, Самсон, для таких приключений, - сказал он. - Это хорошо
для таких крепких парней, как ты, - Рою пришло на ум, сколько раз он
пытался разлучить Скотти с Самсоном и терпел неудачу. А как легко их
разлучили обстоятельства!
- Что ты будешь делать без Скотти? - спросил он насмешливо.
Большие ладони Самсона были так тяжелы, что пес глухо заворчал.
- Скотти отказался от своего участка и решил идти на север вместе со
мной. Что бы и тебе с нами? А? Ну почему ты не хочешь? Что с тобой?
Рой не ответил, но засмеялся над Скотти, как смеялся над Самсоном.
Смеялся он и над собой, над своими попытками разлучить их.
- Ну так как же, Рой? - спросил Самсон.
- Я решил отдохнуть, - сказал Рой.
Самсон не отставал от него, не переставала его рука докучать и собаке.
Но от обоих он ничего толком не добился, а тут подоспел Скотти с Джеком
Бэртоном.
- Так! - сказал Рой. - Значит, прибыли его преподобие отец Малькольм и
дорожный уполномоченный.
- Я сходил и привел Джека, - дерзко заговорил Скотти, - чтобы хоть он
вразумил тебя. Послушай, Рой. Ты отдал свой участок Индейцу Бобу, это твое
дело, меня это не касается, - и восхищение этого идеалиста было слишком
восторженно и слишком явно. - Но что за блажь отказываться от новых угодий
на севере? И что ты думаешь делать дальше? Сидеть здесь и тухнуть в этой
дыре?
- А поди ты, Скотти, - уныло сказал Рой.
Скотти отказался от притворно гневного тона.
- Ну, почему тебе не пойти на север со мной и с Самсоном? - спрашивал
он. - Почему ты не попросишь инспектора записать тебя на одно из тех
угодий?
Рой посмотрел на свеженачищенные сапоги Скотти.
- А тебе-то зачем уходить на север? - спросил он Скотти. - Ты вытянул
свой старый участок, зачем тебе тащиться на север?
- Не упрямься, Рой, - взмолился Самсон. - Ну что тебе стоит пойти с
нами?
- Ну что вам стоит пойти вот сейчас в бар и напиться? - сказал им Рой и
тут же закричал на них, чтобы не думать, какое это было бы счастье - уйти
на север с Самсоном и Скотти, счастье, которое он отвергал ради
неизбежного одиночества, ожидавшего его повсюду в лесу. Раз уж ничего не
было для него в Сент-Эллене, ничего не было для него и в лесу. Как они не
могут этого понять? - Подите, - кричал он им, - подите и хорошенько
напейтесь, пока не сожрала вас ледяная пустыня!
- Может быть, ты его уговоришь, - сказал Скотти Джеку. - Ты неправ.
Рой, и ты сам это прекрасно знаешь, - и он увел Самсона в бар.
Рой сейчас же накинулся на Джека.
- Ну, - сказал он. - Спаситель дорог! Спаситель города! Что еще спасать
думаешь? - Но атака была слабая.
- Мне передали, что вчера вечером ты меня не застал, - сказал ему Джек,
не обращая внимания на его колкости и горечь.
- Я никого не застал вчера вечером, - отвечал Рой.
Джек сел:
- Ты, конечно, заходил домой?
Рой медленно кивнул.
- Пришел к себе в комнату, а там полно чужих ребятишек. - Он прикрыл
кепкой глаза и говорил очень спокойно. - Кто купил ферму, Джек? Кто-нибудь
из Расселей?
- Нет. Ее купили земельные агенты, а заплатил, должно быть, банк.
- Банк? А на что ему дом фермера?
- Ну, это еще довольно приличная ферма...
- Но зачем было банку покупать ее? Банк - ведь это просто здание. Зачем
они скупают фермы? Какая банку надобность в фермах? - Рой наконец нашел,
чем возмущаться, но и это не приносило облегчения. - Что же сделал Сэм? -
спрашивал он Джека. - Вот так, пошел и продал им ферму?
- Нет, был аукцион, и банк дал больше всех.
- А кого они поселили на ферме?
- Билли Эдвардса, - сказал Джек.
- Сначала он получает мою упряжку, а теперь и ферму в придачу!
- Он хороший фермер, Рой. Он будет на ней как следует работать.
- Ну, конечно! Поэтому-то, наверно, банк и посадил его туда.
- Да, должно быть.
- А как же Сэм?
- Ты ничего не слышал о Сэме?
- Нет, - сказал Рой.
- Ну, Сэм просто ушел. - Джек пожал плечами. - Сбежал.
- Вместе с Руфью?
- Нет. Бросил и Руфь. Бросил все. Забрал половину денег и в одно
прекрасное утро пошел на станцию, да и был таков. Исчез!
- Совсем как Энди, - печально, но без горечи заметил Рой.
- Да, похоже, - сказал Джек и замолк в ожидании.
Рой должен был задать этот вопрос. Теперь он не мог не задать его.
- А что Энди? Где он?
- Здесь где-то, - сказал Джек.
- А Джинни?
- По-прежнему в старом доме Мак-Нэйров.
Рой поднял кепку, и солнце ослепило его.
- Ты с ней еще не виделся? - спросил Джек.
Рой покачал головой.
- Нет еще, - сказал он. - А Энди с ней?
Джек пожал плечами.
- Может быть, - сказал он.
На мгновение Рою показалось, что Джек мог бы сказать больше, но тот
замолчал и как-то неохотно улыбнулся. Пес опять стал ластиться к Рою. Тот
машинально трепал его по голове, по морде, по загривку. Пес был
привязчивый и заскулил, когда рука Роя перестала гладить его.
- Джек, - виноватым тоном сказал Рой, вспомнив наконец что-то важное. -
Я спрятал в твоем сарае меха.
Джек кивнул:
- Я видел.
- Я их оттуда возьму. Может быть, сегодня же вечером.
- В любое время, - сказал Джек.
- Нет, сегодня вечером, - сказал Рой.
- Ладно, - сказал Джек. - Может, переночуешь у нас?
Рой кивнул.
- А как твоя ферма? - спросил он из вежливости.
- Да становится похожей на ферму, - сказал Джек.
- А семья?
- Все в порядке, Рой. На будущий год открываем среднюю школу в Марлоу.
Вчера говорил с администрацией.
- Марлоу? Да это в десяти милях, - сказал Рой. - Для нас-то какой в ней
толк?
- Десять миль? - Джек пожал плечами. - Наладим автобусное сообщение.
- Фермер Джек! - сказал Рой, и слова эти пробились в его отяжелевшую
голову. Ему захотелось поддеть Джека, пошутить с ним насчет спрятанных
мехов, насчет города, насчет дороги, насчет школы. Джек был тут и ждал
этого, почти молил Роя не замыкаться. Странное это было молчание, но скоро
оно превратилось в победоносную передышку, потому что именно это молчание
вернуло Рою ясность, от которой ему некуда было укрыться. Это была ясность
Джека, который никогда не сдается, Джека и его фермы, Джека и его школы -
средней школы! Именно то, как Джек утверждал свои права, спасло Роя в этот
решающий, последний момент. Теперь он не мог убежать от самого себя.
- Ладно, - поднимаясь, медленно произнес Рой. - Пожалуй, мне надо идти,
Джек.
Джек знал, куда идет Рой, и знал, что ему предстоит, но он мог только
сказать:
- Пожалуй, надо, Рой.
- Ну, пока до свидания, - сказал Рой и двинулся прочь не своей обычной
катящейся походкой, а слегка пошатываясь, словно Блэк-энд-Блю еще
затуманивало ему голову. Джек наблюдал, как он пересек дорогу и пошел
напрямик к старому дому Мак-Нэйров.
Подмытые снеговые заборы обвалились, воробьи яростно копошились в грязи
и среди скал и в раскисшем торфянике. В лесу было полно синих соек, а в
кустарнике прыгали синицы. На поля вышли люди с канавокопателями и
плугами, и уже в виду старого дома Мак-Нэйров Рой остановился, чтобы
понаблюдать за одним из работников. Это был Билли Эдварде, он правил своей
упряжкой. По направлению Рой догадался, что он держит путь на дальнее
поле, то ли очищать, то ли пройти корчевателем, то ли вывезти пни. У него
не было недоброго чувства к Билли Эдвардсу, он не мог плохо относиться ни
к кому, кто взялся бы возродить эту ферму, но в нем росло слепое
раздражение против единственного кирпичного здания в Сент-Эллене, которое
теперь владело ею. Что нужно банку от фермы? Что вообще нужно банку от
человека?
Все более распаляясь, он шел по пашне, чтобы видно было, что плевать
ему на банк; вызов был и в том, как он шумно почистил ноги о железный
скребок и резко пихнул ногой кухонную дверь. Потом это с него соскочило, и
он вошел в дом очень осторожно.
Он ожидал увидеть Джинни на кухне. Но ее там не было.
- Миссис Эндрюс! - сказал Рой, чтобы дать о себе знать.
Ответа не было. Рой осмотрелся. В кухне был беспорядок, который так
обычен для женщин, не привыкших убирать за собой. На столе стояло ведерко
с золой, очевидно - посыпать топкую дорожку. Рой снял его и аккуратно
сложил небрежно накиданные у плиты дрова. Потом сел на ларь у окна и стал
ждать. Сначала он было подумал, не уйти ли, но слишком большое напряжение
воли потребовалось от него, чтобы прийти сюда, и он замер в усталом
ожидании. Он поудобнее, с ногами расположился на ларе. Всем существом Рой
чувствовал, что действительно охотник вернулся домой, и это навеяло на
него столь необходимый ему сон. Уже смеркалось, а он все спал. Его
разбудил громкий крик.
- Рой! - услышал он. - Рой! - это было похоже на рев.
В первый раз за всю жизнь у Роя засосало под ложечкой от непобедимого
страха; Рой ощутил его железное пожатье: во рту появился противный вкус,
губы пересохли, и голову сдавило словно тисками. На мгновение он весь
закоченел, но тут же вскочил и выпрямился, готовый стряхнуть сонный
кошмар.
- Рой!
У двери Эндрюс - не человек, а гора.
- Рой!
Разглядеть друг друга в полутьме они не могли.
Рой все еще не пришел в себя, но это была просто тошнота.
- Да! - холодно ответил он. - Это я.
- Ну, конечно, ты! - проревел Энди и ринулся к столу, но тут же замер,
словно по сигналу. Даже слабый, потухающий свет из окна мешал ему, и он
выжидательно вглядывался из темноты.
Довольно долго они молчали и не двигались. Рой пробовал сообразить, как
ему быстрее обезоружить Эндрюса, но невольно оказался в защите, решив не
лезть первому, говорить поменьше и просто ждать.
Потом комнату снова наполнил зычный голос Эндрюса:
- Мне сказали в баре, что ты вернулся. Я давно хотел повидать тебя...
- Я знаю, - сказал Рой и почувствовал на своих ляжках судорожную хватку
собственных пальцев. Теперь он был готов ко всему, да, он виноват, да, ему
страшно, но прежде всего он настороже. Предоставив инициативу Эндрюсу, он
ждал, как определится степень их вражды, но любопытство взяло верх, и он
поглядел на Энди. Он не мог разглядеть его ясно, но то, что он видел,
вызывало в нем странное и неуместное чувство симпатии к этому мощному
телу, его величине и объему, его шумному дыханию. Рой снова почувствовал
всю необузданность Эндрюса. Тот сейчас был способен на все.
- Я ходил в лес... - начал Энди.
- И это знаю, - отрезал Рой.
Скрытая враждебность в голосе Роя, казалось, сбила Эндрюса с тона и
несколько насторожила его доверчивую беспечность. Он весь сжался от
негодования и обиды.
- Черт побери! - сказал он, тяжело переводя дыхание. - Надо зажечь
свет. - Он чиркнул спичкой и пошел прямо к масляной коптилке, которую
Джинни держала на каминной доске на случай, если испортится керосиновая
лампа. Он принес коптилку на стол, зажег ее, сел напротив Роя и холодно
спросил:
- Как поживаешь, Рой?
Рой только теперь по-настоящему разглядел Эндрюса и понял, что образ,
который он хранил в памяти, был Энди дней их юности: бесшабашный молодой
верзила, бешеный силач, восторженный горлан, неуемный анархист. К тому
времени, когда Энди покинул Сент-Эллен, он обрюзг и загрубел, но Рой
как-то забыл об этом, и теперь вид этого мясника с оплывшим лицом и
холодными глазами ошеломил его. Он, несмотря ни на что, надеялся увидеть
прежний образ друга.
- Ты, наверно, не ждал меня назад, - небрежно заявил Энди. Это звучало
угрожающе.
- Может быть, - сказал Рой, весь подбираясь, потому что он чувствовал
на себе оценивающий взгляд Энди.
- Похоже, что ты вовсе не рад видеть меня, - заорал Энди.
- Нет. - Рой все еще выжидал, отчужденно и безлично, ему не хотелось
добираться до главного. - Когда-нибудь ты же должен был вернуться.
- Правильно, Рой.
Эндрюс собирался еще что-то добавить, но тут они оба услышали, как
Джинни Эндрюс за дверью говорит что-то собаке, и оба сидели молча, пока
она не поднялась на крылечко и не вошла в комнату. Она поглядела сначала
на Энди, потом на Роя. Потом прикрыла за собой дверь, словно принимая
вызов.
- Это что, с вами пришла эта лайка? - спросила она Роя.
- Со мной, - виновато отозвался он.
- Она уже давно бродит здесь, в городе, - сказала миссис Эндрюс. -
Должно быть, отбилась от кого-нибудь из индейцев.
Она ни слова не сказала Эндрюсу: она словно не замечала его, но и не
замечая, принимала его присутствие как неизбежность, и беглый взгляд Энди
подтвердил это. Тем самым Рой был как бы отстранен, и он в отчаянии
поглядел на Джинни, чтобы в этом удостовериться! Он не решался взглянуть
ей в лицо, но наблюдал за каждым движением миссис Эндрюс, за тем, как она
сбрасывала ботики и снимала короткую серую армейскую куртку. Скинув эту
неуклюжую оболочку, она стала той стройной и милой женщиной, какой он
привык ее себе представлять, и тогда он смущенно посмотрел ей в лицо.
Короткие вьющиеся волосы были подстрижены слишком коротко, и лицо у нее
сильно осунулось, только это он и заметил в ее тонком лице, которое и
всегда-то было угловатым и острым, но ничего другого он на ее лице не
прочел.
- Так ты все торгуешь незаконным мехом? - услышал он голос Энди.
- Да, - твердо сказал Рой. - А Джинни сбывает то, что я наловлю. - Ему
необходимо было как-то вовлечь в разговор Джинни.
- Она мне рассказывала. - Эндрюс смотрел на него с недоуменной досадой
жирного медведя.
- Зачем ты вернулся, Энди? - раздраженно спросил Рой.
- Да не знаю, Рой. Надо же было когда-нибудь вернуться, вот и вернулся.
- Тебе не надо было возвращаться.
Эндрюс пожал плечами.
- Может быть. - Он начинал сердиться.
Рою хотелось, чтобы Джинни поддержала его, но она уже занялась
приготовлением ужина. Она намеренно выключила себя из их разговора. Рой
остался один.
- И что же, ты думаешь остаться в Сент-Эллене? - спросил он Энди,
стремясь теперь как можно скорее все выяснить и покончить, сердясь на
Джинни, идя напролом.
Это было уже слишком для Энди.
- Черт побери. Рой, - закричал он. - Что это с тобой сегодня? Что с
тобой? - бушевал он. - Нет, вы подумайте! Я невесть сколько лет как ушел
из города, сто раз мог умереть. Да, да! Джинни говорит, что ты и считал
меня мертвым. И вот я возвращаюсь. Вот я тут. Прихожу повидать тебя. А ты
сидишь, словно сыч над ежом. Что с тобою случилось, Рой? На что ты
злишься? Ты что, не хотел меня видеть?
Рой едва перевел дыхание.
- Что со мной? - невпопад повторил он.
- Да! Что с тобой!
В этом негодующем вопле перед Роем воскрес его друг прежних дней. Груз
лет был скинут, возраст забыт, оплывшая рожа была приукрашена
воспоминанием; и Рой увидел, что это ведь все-таки Энди, Энди с холодным,
безжизненным взглядом, но где-то в глубине - все тот же неугомонный
озорник Энди.
- Ты просто застал меня врасплох, - сказал Рой, и губы его растянулись
в улыбку.
- Ну да, врасплох, но я-то думал, что ты кинешься мне на шею. Старина
Рой! Единственный человек, который должен был обрадоваться мне. Ты хуже,
чем Джинни.
- А Джинни тебе обрадовалась? - забыв о всякой сдержанности, выпалил
Рой.
Круглые глаза Эндрюса оглядели Роя с ног до головы.
- Так вот что тебя заботит? - Потом Энди откинул голову и захохотал
так, что затрясся весь стол, звякнула кастрюля на полке и лампа мигнула. -
Ах я дурак! И как это я не подумал! Джинни? - Эндрюс слегка повернулся,
чтоб видеть жену, как будто он только что вспомнил о ней, и покачал
головой. - Ах, Джинни! - сказал он. - Так в чем же дело? Разве Рой о тебе
не заботится? Разве оба вы не совладельцы знаменитой меховой фирмы "Рой и
компания"? - Он в полном восторге шлепнул по столу тяжелой ладонью.
Рой ушам не верил. Так вот она минута, которой он страшился целые
десять лет! Так вот она обида, укор, обвинение: несколько язвительных
слов, снисходительная усмешка.
- Околпачили Роя, - сказал Энди, и по его хохоту дальше можно было
ожидать большего.
- Брось смеяться, - только и сказала ему Джин Эндрюс.
- Знаешь, Рой, - сказал Энди, снова обращаясь к другу. - Если бы у нее
хватило силенок, она бы сгребла меня за шиворот и вытолкнула бы за дверь в
первый же раз, как я сюда пожаловал месяц назад. Она тогда совсем
взбесилась.
- Не тебе осуждать ее, - сказал Рой, все еще не веря себе и ничему не
веря.
- Да я ее не осуждаю, - сказал Энди и потянулся, расправляя свои ручищи
и растягивая грудь, как мехи. - Но чего ей беситься? Радоваться должна,
что я от нее ушел вовремя. Верно, Джинни?
- Перестань махать руками, - сказала ему Джинни, - а то опрокинешь на
себя муку, и прекрати эти разговоры.
- А ты все сердишься на меня, Рой? - спросил Энди, беспокойно топчась у
плиты.
Рой больше не сердился, он наконец понял и принял как должное, что Энди
ни капельки не волнует создавшееся положение. Ну ни капельки! Энди,
несомненно, все знал, но его это словно и не касалось. Его беглая шутка
была вызвана тем, что их отношения его позабавили, но за этим не было ни
одобрения, ни осуждения, а тем более приговора. Энди рассматривал это
точно так же, как Рой рассматривал естественный процесс лесной жизни. Это
поразило Роя, - сначала появилось чувство облегчения, а потом и тревога.
Ему понятна была аморальность в природе, но в применении к самому себе она
была ему неприятна. В этом было что-то равнодушное, и, глядя на выцветшие
глаза друга, он видел в них нечто холодное и бесчеловечное. И верно: этот
парень - прирожденный бродяга! Немудрено, что в нем нет ни гнева, ни
осуждения: Энди Эндрюсу решительно на все наплевать.
- Нет, я на тебя не сержусь, - сказал Рой, смущенный, но несколько
успокоенный. - А что ты поделывал все эти годы?
- Из одной заварухи в другую, - сказал Энди, - все больше в армии.
- Не пойму, чего тебе далась армия, - сказал Рой.
- Да, сначала трудно было, но потом началась война. Вот это была война,
Рой! - Видимо, даже мысль об этом была ему приятна, даже глаза на минуту
загорелись, и он предался воспоминаниям.
- Ты все еще в армии?
- Нет. Вот уже несколько месяцев, как ушел.
- Совсем? - Рою не терпелось кончить.
- Да, как будто, если только опять не проголодаюсь, - Энди намекал на
свою тучность, он похлопал себя по животу и захохотал. - Слышал я, ты был
в заповеднике с Сохатым, - сказал он.
Джинни взглянула на него.
- Осторожней, - сказала она, - могут услышать.
- А как поживают эти бродяги. Сохатый с Зелом? - спросил Энди,
пропустив мимо ушей предостережение Джинни, но приглядываясь к ней, когда
она, подойдя к плите, поставила на огонь кофейник.
Рой тоже следил за Джинни. Ему хотелось встать и самому заварить кофе,
но он принудил себя сидеть на месте.
- Ничего, живут. Они ушли на север, спасаясь от патрулей.
- А ты почему вернулся? - спросил Энди.
Рой пожал плечами.
- Да вот рискнул, - неопределенно сказал он.
- Тебя здесь ничего не привязывает, Рой? - снова заревел Энди.
Рой не ответил.
- Ты уверен, что тебя здесь ничего не привязывает?
- Да что меня может привязывать? - нетерпеливо огрызнулся Рой.
Энди был в восторге.
- Не знаю, Рой. Только ты выглядишь семьянином; знаешь, озабоченный
такой, весь сгорбленный, совсем как этот кроха Зел. Так не годится...
Рою это не нравилось, и он все меньше был расположен отвечать на это
грубое подшучивание. Энди был все тот же, но Рой знал, что сам он уже
больше не прежний Рой; и это его еще сильнее приводило в смятение. Он уже
утерял первоначальный план и цель этой встречи - стихийный напор гиганта
Энди смел все в одну невообразимую кучу. Может, поэтому-то Джинни и решила
не вмешиваться. А в Энди не за что было зацепиться. Рой просто не знал,
как к нему подойти.
- Рой, - разглагольствовал между тем Энди, - тебе бы надо встряхнуться,
смотать удочки и податься в Штаты. Ты тут совсем мохом оброс. Сидишь так,
словно и подниматься с места не собираешься. Полно, Рой, пойдем и отряхнем
с наших ног прах места сего. А ну, Рой!
Услышав этот горячий призыв, Джинни перестала собирать на стол и
взглянула на обоих мужчин; но они в эту минуту не помнили о Джинни.
Сохранилось еще былое очарование в этих дружеских словах, и все же Рой не
вполне понимал намерение Энди.
- Не садись у домашнего очага, Рой, обожжешься, - настойчиво твердил
Энди.
Только теперь Рой понял: ведь Энди пытается спасти его, спасти его от
Джинни. Семейная жизнь, дом, заботы, словом, все то, что воплощено было в
Джинни, от всего этого Энди указывал Рою путь спасения. Это было
проявлением такого дружелюбия Энди по отношению к Рою и такого равнодушия
по отношению к Джинни, что Рой расхохотался, глядя на Энди, как он хохотал
бы, слушая бред полоумного Джекки Пратта.
- Ты и на самом деле бродяга! - не выдержал Рой. - Тебе только бы
слоняться по свету, только бы лезть на рожон.
- Ну и что ж? Так и есть, Рой! Значит, пойдем?
Рой покачал головой и снова захохотал:
- Нет, спасибо!
- А ну тебя, Рой. Присохнут у тебя штаны к этому креслу. Пойдем отсюда.
Пойдем в бар и выпьем. - Энди был уже в дверях. Рой встал. Джинни
поставила коптилку на камин и, не опуская руки, смотрела вполоборота: не
на Энди, на Роя. - Идем, Рой! - звал Энди.
Рой колебался.
- Нет, я уж останусь, - сказал он.
- Полно. Идем! Я здесь недолго пробуду. Идем, Рой. Хоть разок как
следует напьемся!
- У меня и так голова трещит, - сказал Рой, - может быть, завтра.
- Завтра меня уже тут, может, не будет.
- Так ты действительно в Штаты?
- Ну да, и теперь уж совсем. Чего мне возвращаться в эти дохлые
городишки, здесь для меня не место, Рой!
Он явно предвкушал наслаждение бегства и не оставлял за собой ровно
ничего. Энди ничего не давал, ничего и не требовал. Он просто уходил - и
уходил так, словно и не возвращался, словно и раньше никогда не уходил и
никогда здесь не жил. Он еще раз спросил Роя:
- Так как, идем?
- Сейчас нет, - сказал Рой.
Все было понятно, и Эндрюс сказал:
- Дело твое, Рой. Ты человек конченый! - Он помялся, потом захохотал
своим безучастным смехом. И вот он уже пошел прочь, бросив напоследок: -
Ну что ж! Значит, я опоздал. Пока, друг. Пока, Рой! - и, не оглянувшись,
не подумав и минуты о жизнях, которые оставлял у себя за плечами, как
буйвол ринулся прямо через грязь и в ту же минуту пропал в сгустившемся
мраке. Рой прислушался к его тяжелым шагам, но и звук их растворился так
же, как растворилась во мраке тучная фигура Энди. Он ушел - и все было
кончено.
А Рой, все еще в недоумении, долго стоял, прислонившись к косяку.
- Идите, Рой, - позвала его Джинни. - Ужин на столе.
Когда Рой вошел в кухню, вся неловкость его прихода снова охватила его.
Он было сел за обеденный стол, но вспомнил, какой он грязный и
растрепанный. Он пошел умылся под раковиной, вытер лицо кухонным
полотенцем и поскорее опять сел за стол, где ждала его Джинни. Тут только
Рой заметил отсутствие ее сына.
- А где Джок? - спросил он.
- Я отослала его в Торонто, к своему отцу, - сказала Джинни. - Я не
хотела держать его здесь при Энди.
- А он виделся с Энди?
Она отрицательно мотнула головой. Ей, казалось, было неприятно даже
говорить об Энди, но она уселась в кресло, положила локти на стол и стала
пристально глядеть на Роя, заставляя его понять, что теперь они одни.
Ужин был забыт.
- Энди ровно ничего не интересует, Рой, - сказала она. - Я ему сначала
пыталась объяснить, но он не слушает. Я и перестала.
Рой кивнул. Он в конце концов понял Джинни, еще когда Энди был тут. Ее
заставляло молчать не то, что она принимала Энди, а то, что для нее он был
пустым местом.
- Энди все время приходил сюда? - спросил он, чтобы навсегда покончить
с этим.
- Я видела его всего два-три раза, и он приходил сюда только спрашивать
о тебе. В первый раз я пыталась ему объяснить, но он не слушал, тогда я
сказала ему, что не хочу его больше видеть. Я его прогнала. Я знала, что
он еще в городе, но не видела его до прошлой недели. - Он слышал гнев в ее
бесстрастном голосе, и это придавало ему силы.
- О чем же он говорил? - спросил Рой.
- Ни о чем. Ровно ни о чем, - сказала она. Теперь она была спокойна,
заботлива, мягко оберегая Роя от угрызений совести, потому что теперь
начиналась у них борьба с собой. - Я сказала ему, что не хочу его видеть.
Вот и все. Вот и все, что было, Рой, но ему хоть бы что. Его ничего не
интересовало, он даже меня не слушал.
Рой все еще не был уверен. Он не решался радоваться тому, что Джин
Эндрюс объявила ему свой выбор. Она достаточно ясно сказала ему, что
защищала интересы обоих и утверждала их право жить так, как они жили, но
было во всем этом и другое.
- Не думаю, чтобы он еще раз вернулся, - сказала она.
Тут Рой понял, что положение их хуже, чем было раньше.
Пока они считали, что Энди пропал, возможно, погиб и никогда не
вернется, была в их отношениях определенность и ясность. Теперь, когда он
все же вернулся и снова уйдет, положение становилось запутанней прежнего.
Они всегда будут знать, что Энди есть все равно - далеко ли, близко ли.
Теперь он был реальностью, а не образом прошлого. Равнодушный разрыв Энди
с этим прошлым ровно ничего для них не менял; Энди изловил их, словно в
капкан, и Рой не видел никакого выхода, особенно теперь, когда участка у
него не было. Сэм ушел, и на север идти было не для чего: ничего надежного
не оставалось для него в Сент-Эллене. Даже Джинни.
- Еда стынет, - сказала она, догадываясь, о чем он думает, и стараясь
отвлечь его и внушить ему терпение. Позднее пусть сам во всем этом
разберется.
- А где меха? - спросила она.
- Я оставил их у Джека. - Рой попытался есть, но кусок становился ему
поперек горла, и он стал приглядываться к Джин так, как никогда не глядел
на нее раньше. Он глядел без обычного смущения, словно имел наконец на это
право.
- А все-таки лучше бы он не возвращался, - сказал Рой.
Это было самое большее, что он мог сказать, чем мог измерить их беду.
- Я знаю, - сказала она. - Но на этот раз он не вернется.
Он знал, что она предлагает ему надежную дружбу, огражденную от
чьих-либо посягательств. Это он получил, и он знал это лучше, чем
когда-нибудь. И все же это ничего не решало. Истинное сокровище, скрытое в
том, что ему предлагалось, ускользало у него из рук. Потом снова поднялся
его гнев на Сэма, снова вспыхнул его бунт против судьбы; потеря
Сент-Эллена и леса воплотилась в одной этой женщине, в одном этом доме,
который теперь принадлежал банку.
- Как же это они вас здесь оставили? - спросил он.
Джинни как будто удивилась вопросу, но потом медленная улыбка показала,
что она поняла. Она встала, обошла вокруг стола и села возле Роя с
подчеркнутой решимостью. Потом взглянула на него, словно недоумевая:
- Я думала, что Джек рассказал...
- Что рассказал?
Она опять промолчала.
- Надеюсь, на этот раз была хорошая охота, Рой?
Рой знал цену этим ее спокойным словам: он видел город Торонто, слышал
звонок трамвайного вагона, который водил ее отец, видел всех этих
городских женщин, которые спешили к своим пишущим машинкам или к
прилавкам, чтобы обслуживать народ.
- А что? Почему это важно?
- Вот почему. Я израсходовала те шестьсот долларов. Я купила этот дом и
приусадебный участок в четыре акра. На аукционе. Он шел отдельно, вот я и
купила его, Рой.
Рой шлепнул себя по толстым коленям.
- Вы купили старый дом?! - сказал он.
- Купила.
Он готов был насмехаться над судьбой, хохотать. Он вдруг все понял. Ему
возвращали всю его жизнь, а Энди словно и не было. Вот она цельность,
которую все время отнимали у него. Джин втянула его обратно в жизнь, она
дала ему единственно возможный ответ - и именно здесь, в Сент-Эллене. Но
мир снова угрожающе надвигался на него.
- Четыре акра грязи! - сказал он. - Вы что же, хотите сделать из меня
фермера? - Он готов был снова растоптать все это.
- Нет, Рой, нет, - сказала она. - Не говорите, что я хочу сделать из
вас фермера. Просто я купила дом, вот и все.
- Правильно, Джинни, - быстро сказал он.
- Я вовсе не хочу сделать из вас фермера, - повторила она.
- А знаете, у меня нет больше охотничьего участка, - сказал он.
- Я знаю. Я видела в городе Скотта и других.
- Может быть, мне и следует стать фермером, - беззаботно сказал он.
- Вы кончили бы, как и ваш брат Сэм.
Теперь он прекрасно знал все, все, что ниспослали ему боги, но ему
хотелось подразнить ее.
- А что если я уйду на север? - сказал он. - Вы тогда, конечно,
ускачете в свой Торонто?
- Вы можете уходить куда угодно, - спокойно ответила она. - Я выкупила
эту ферму. Я и буду держать ее. А вы идите, куда угодно!
- И вы думаете справиться с фермой? - старался он ее запугать. - Вы
думаете, что в одиночку справитесь с четырьмя акрами?
- И с этим справлюсь, - сказала она.
- Да, - сказал он успокоенно. - Пожалуй, справитесь!
- А вы как? - спросила она со своим городским лаконизмом.
- Что ж я... - медленно начал он.
Она ждала.
Потом он внезапно пошел к двери.
- Я скоро вернусь, Джинни, - сказал он.
- Куда ты? - крикнула она ему вслед.
- Пойду потолкую с инспектором, - отозвался он и в то же мгновение
исчез за дверью.
Она следила, как он спускался с крылечка, а индейский песик за ним. Она
слышала, как он кликал собаку, видела, как он, высоко поднимая короткие
ноги, с плеском зашагал по грязи, словно это была охотничья тропа, и
слышала, как он захохотал своим прежним смехом.
Last-modified: Fri, 15 Dec 2000 18:58:48 GMT