могут играть в
предприятиях подобного рода вентиляционные отверстия...
И рядом с ним, у самого его уха, чей-то голос только что сказал:
-- ТЕМНОВАТО ЗДЕСЬ, А?
Пошел снег. Леденцовые окна пряничного домика ярко и весело сияли на
фоне темноты.
С одной стороны полянки зарделись три крошечные точки алого света, и
послышался сдавленный грудной кашель.
-- Заткнитесь! -- зашипел волшебник третьего ранга. -- Нас услышат!
-- Кто услышит? От парней из Братства Очковтирателей мы ускользнули на
болотах, а эти придурки из Почтенного Совета Провидцев все равно пошли не в
ту сторону.
-- Ага, -- сказал самый младший волшебник, -- но кто с нами постоянно
разговаривает? Я слышал, что это магический лес, здесь полно гоблинов,
волков и...
-- Деревьев, -- закончил чей-то голос из темноты высоко наверху. В нем
присутствовало нечто такое, что позволяло описать его только как
"древесный".
-- Ага, -- подтвердил младший волшебник. Он затянулся окурком и
вздрогнул.
Предводитель отряда высунулся из-за камня и осмотрел домик.
-- Ну ладно, -- он выколотил трубку о подметку одного из своих
семимильных сапог, который в ответ протестующе заскрипел. -- Врываемся,
хватаем и исчезаем. Все ясно?
-- А ты уверен, что там люди? -- нервно спросил младший волшебник.
-- Естественно, уверен, -- огрызнулся предводитель. -- А ты кого
думаешь найти? Трех медведей?
-- Там могут оказаться чудовища. Это как раз такой лес, в котором
водятся чудовища.
-- И деревья, -- добавил из ветвей дружелюбный голос.
-- Ага, -- осторожно сказал предводитель.
Ринсвинд с опаской посмотрел на кровать. Довольно милая маленькая
кроватка из твердой тянучки, инкрустированной карамелью. Он предпочел бы ее
съесть, а не спать на ней, кроме того, у кровати был такой вид, словно
кто-то ей уже пообедал.
-- Кто-то ел мою кровать, -- сказал он.
-- Я люблю тянучку, -- обороняющимся тоном заявил Двацветок.
-- Смотри, не то прилетит фея, и ты лишишься всех зубов, -- предупредил
Ринсвинд.
-- Не фея, а эльф, -- вмешался Свирс с туалетного столика. -- Этим
занимаются эльфы. И ногти с ног -- тоже они. Эльфы иногда такие вспыльчивые.
Двацветок тяжело опустился на кровать.
-- Ты все перепутал, -- возразил он. -- Эльфы благородны, прекрасны,
мудры и справедливы. Я где-то это читал.
Свирс и коленная чашечка Ринсвинда обменялись понимающими взглядами.
-- Мне кажется, ты имеешь в виду не тех эльфов, -- медленно сказал
гном. -- У нас здесь водится другая разновидность. Не то чтобы их в лицо
можно назвать вспыльчивыми... -- быстро добавил он. -- Лучше этого не
делать, если не хочешь принести свои зубы домой в шляпе.
Где-то неподалеку раздался еле слышный характерный скрип открывающейся
конфетной двери. В то же самое время с другой стороны домика донесся
легчайший звон, словно от камня, который очень деликатно разбил леденцовое
окошко.
-- Что это было? -- спросил Двацветок.
-- Что из двух? -- уточнил Ринсвинд. Вслед за этим послышался звук
удара тяжелой ветки о подоконник. Свирс с воплем "Эльфы!" пронесся через всю
комнату к мышиной норе и исчез.
-- Что будем делать? -- осведомился Двацветок.
-- Паниковать? -- с надеждой предложил Ринсвинд.
Он всегда утверждал, что паника -- лучшее средство выживания. В древние
времена, как гласила его теория, людей, столкнувшихся лицом к лицу с
проголодавшимся саблезубым тигром, можно было легко разделить на тех, кто
паниковал, и тех, кто стоял на месте, восклицая "Какое великолепное
животное!" и "Иди сюда, киска".
-- Там есть кухонный шкаф, -- заметил Двацветок, указывая на узкую
дверь, втиснувшуюся между стеной и передней доской камина.
Они торопливо забрались в сладкую, отдающую плесенью темноту. Снаружи
раздался скрип шоколадной половицы.
-- Я слышал голоса, -- сказал кто-то.
-- Да, внизу, -- добавил другой голос. -- Думаю, это Очковтиратели.
-- Ты же говорил, что мы ускользнули от них на болоте!
-- Эй, вы двое, этот дом можно есть! Вот, смотрите, здесь можно...
-- Заткнись!
Скрип повторился в умноженном варианте, и ему ответил приглушенный
вскрик с нижнего этажа, где один из Почтенных Провидцев, проникнув внутрь
через разбитое окно и осторожно пробираясь в темноте, наступил на пальцы
Очковтирателя, который прятался под столом. В воздухе внезапно засвистела и
затрещала магия.
-- Вот зараза! -- выругался снаружи чей-то голос. -- Они его поймали!
Пошли!
Снова послышался скрип, а потом наступила тишина. Через какое-то время
Двацветок сказал:
-- Ринсвинд, кажется, в этом шкафу стоит помело.
-- Ну и что в этом необычного?
-- У этого помела есть руль.
Снизу донесся пронзительный вопль. В темноте кто-то из волшебников
попытался открыть Сундук. Грохот, раздавшийся из буфетной, возвестил о
внезапном прибытии отряда Подлинных Мудрецов Ненарушенного Круга.
-- Как ты думаешь, что им нужно? -- прошептал Двацветок.
-- Не знаю, но, по-моему, благоразумнее будет не выяснять это, --
задумчиво ответил Ринсвинд.
-- Может, ты и прав.
Ринсвинд осторожно приоткрыл дверцу. Комната была пуста. Он на цыпочках
подошел к окну и, посмотрев вниз, увидел обращенные к нему лица трех братьев
ордена Полуночи.
-- Это он!
Ринсвинд торопливо отпрянул и бросился к лестнице.
Разыгрывающуюся внизу сцену невозможно было описать, но поскольку во
времена правления Олафа Квимби II такое утверждение заслуживало смертной
казни, лучше все же попробовать это сделать. Прежде всего, большая часть
занятых схваткой волшебников тщилась осветить происходящее разнообразными
огнями, шаровыми молниями и магическим сиянием, так что освещение наводило
на мысль о дискотеке на фабрике стробоскопов. Каждый старался найти обзор
получше и при этом избежать нападения. И абсолютно все пытались держаться
подальше от Сундука, который загнал в угол двух Почтенных Провидцев и щелкал
крышкой на каждого, кто к нему приближался. Но один волшебник все же
случайно посмотрел наверх.
-- Это он!
Ринсвинд шарахнулся назад, и на него что-то наткнулось. Он торопливо
оглянулся и вытаращил глаза, увидев Двацветка, сидящего верхом на помеле,
которое парило в воздухе.
-- Ведьма, должно быть, забыла взять его с собой! -- сообщил турист. --
Настоящее летучее помело!
Ринсвинд заколебался. От прутьев помела сыпались октариновые искры.
Кроме того, Ринсвинд ненавидел высоту почти больше всего на свете. Но дюжина
очень злых и раздраженных волшебников, несущихся по лестнице в его сторону,
заставила его изменить своим привязанностям.
-- Ладно, -- сказал он, -- но за руль сяду я.
Он лягнул сапогом какого-то волшебника, который уже дошел до середины
Заклятия Связывания По Рукам и Ногам, и вскочил на помело. Оно, подпрыгивая,
слетело вниз по лестнице и перевернулось, так что Ринсвинд, к своему ужасу,
оказался лицом к лицу с одним из Братьев Полуночи. Он завопил и конвульсивно
дернул руль. Несколько вещей случилось одновременно. Помело рванулось
вперед, проломило стену и скрылось в облаке крошек; Сундук двинулся на Брата
и цапнул его за ногу;
и, неизвестно откуда, со странным посвистывающим звуком появилась
стрела, которая пролетела всего в нескольких дюймах от Ринсвинда и ударилась
о крышку Сундука.
Сундук исчез.
В маленькой деревушке, скрытой в глубине леса, дряхлый шаман подбросил
в костер несколько прутиков и уставился сквозь дым на смущенного ученика.
-- Ящик с ножками? -- переспросил он.
-- Да, учитель. Он упал с неба и посмотрел на меня, -- ответил ученик.
-- Значит, у него были глаза, у этого ящика?
-- Нет, но... -- начал ученик и в недоумении запнулся.
Старик нахмурился.
-- Многие видели Топакси, Бога Красного Гриба, и они заслужили имя
шамана, -- сказал он. -- Некоторые видели Скельде, духа дыма, и их называют
чародеями. Очень немногие были удостоены лицезрения Умчеррель, души леса, и
они известны как повелители духов. Но мало кто видел ящик с сотнями ножек,
который смотрел бы на них без глаз, и такие люди обычно зовутся идио...
Его речь была прервана внезапным пронзительным жужжанием, порывом снега
и искр, который разметал костер по темной хижине. В воздухе промелькнуло
смазанное пятно, противоположная стена улетела в ночь, и видение исчезло.
Наступило долгое молчание. За которым последовало молчание покороче. И
наконец старый шаман осторожно поинтересовался:
-- Ты случайно не видел, как двое человек только что пронеслись сквозь
хижину, сидя вверх ногами на помеле, вопя и крича друг на друга?
Ученик посмотрел на него ровным взглядом.
-- Разумеется, нет, -- ответил он. Старик облегченно вздохнул.
-- Слава богам, -- сказал он. -- Я тоже.
В пряничном домике царила суматоха, потому что волшебники рвались не
столько отправиться в погоню за помелом, сколько помешать другим сделать то
же самое. Это привело к нескольким достойным сожаления инцидентам. Наиболее
эффектный и, без сомнения, самый трагический имел место быть, когда один из
Провидцев попытался пустить в ход семимильные сапоги, не предварив эту
операцию соответствующей последовательностью заклинаний и подготовительных
обрядов.
Как уже давалось понять, семимильные сапоги -- это крайне ненадежная
форма магии, а Провидец слишком поздно вспомнил о той осторожности, которую
следует проявлять в обращении с транспортным средством -- в особенности если
это средство иногда пытается унести одну ногу за две с лишним лиги от
другой.
Бушевали первые снежные бури, и большую часть Диска закрывала
подозрительно плотная пелена облаков. Однако со значительной высоты и при
серебристом свете крошечной луны Плоского мира Диск представлял собой одно
из самых красивых зрелищ во всей множественной вселенной.
Гигантские облачные ленты в несколько сотен миль длиной тянулись от
Краепада к горам в районе Пупа. В холодной хрустальной тишине огромные белые
спирали морозно поблескивали под звездами, неощутимо поворачиваясь, совсем
как если бы Создатель помешал свой кофе и добавил туда сливок.
Ничто не тревожило сияющей сцены, которая...
Какой-то небольшой предмет вынырнул из облачного слоя, волоча за собой
клочья тумана. В стратосферном спокойствии звуки перебранки были слышны ясно
и отчетливо.
-- Ты сказал, что умеешь летать на такой штуке!
-- Ничего я не говорил. Я просто сказал, что ты этого точно не умеешь!
-- Но я ни разу в жизни даже не сидел на помеле!
-- Какое совпадение!
-- Во всяком случае, ты сказал... Посмотри на небо!
-- Нет, этого я не говорил!
-- Что случилось со звездами?
Вот так и вышло, что Ринсвинд и Двацветок стали первыми двумя людьми на
Диске, которые увидели, что готовит им будущее.
В тысяче миль под ними Пуповый пик Кори Челести пронизывал небо,
отбрасывая на бурлящие облака сверкающую, как нож, тень, так что богам тоже
следовало бы обратить внимание на происходящее. Однако боги обычно не
смотрят на небо; кроме того, сейчас они занимались тяжбой с Ледяными
Великанами, которые наотрез отказывались убавить звук у радио.
К Краю, по направлению движения Великого А'Туина, звезды были сметены с
небес.
В этом круге черноты сияла всего одна звезда, багровая и злобная,
похожая на искру в глазнице бешеного хорька. Она была маленькой, ужасной и
неотвратимой. Диск двигался прямо на нее.
Ринсвинд абсолютно точно знал, как следует поступать в подобных
обстоятельствах. Он завопил и направил помело вертикально вниз.
Гальдер Ветровоск встал в центр октограммы и вскинул руки вверх.
-- Уршало, дилептор, к'хула, исполните мое повеление!
Над его головой образовался легкий туман. Гальдер искоса взглянул на
Траймона, который с надутым видом стоял на краю магического круга, и сказал:
-- Следующий кусок будет особо впечатляющим. Смотри. Кот-б'хай!
Кот-шам! Ко мне, о духи маленьких отдельно стоящих скал и встревоженные мыши
не менее трех дюймов длиной!
-- Что? -- переспросил Траймон.
-- Этот пассаж потребовал долгих изысканий, -- согласился Гальдер. --
Особенно кусок про мышей. Но на чем это я остановился? Ах да...
Он снова воздел руки. Траймон наблюдал за ним, рассеянно облизывая
губы. Старый болван сосредоточился, с головой уйдя в заклинание и почти
позабыв о своем коллеге.
По комнате прокатились магические слова. Они отскакивали от стен и
торопливо скрывались за полками и сосудами. Траймон заколебался.
Гальдер прикрыл глаза и с застывшим в экстазе лицом выговорил последнюю
Руну.
Траймон напрягся, его пальцы снова обхватили рукоять ножа. Гальдер
открыл один глаз, кивнул молодому волшебнику и искоса метнул заряд
магической силы, который распластал юного соперника о стену.
Гальдер подмигнул ему и опять поднял руки.
-- Ко мне, о духи...
Последовали раскат грома, коллапс света и мгновение полной физической
неуверенности, в течение которого стены и те вывернулись наизнанку. Кто-то
резко втянул в себя воздух, затем послышался глухой, увесистый шлепок.
В комнате наступила внезапная тишина.
Несколько минут спустя Траймон выполз из-за кресла, отряхнулся от пыли,
просвистел несколько случайных тактов и, с преувеличенным вниманием глядя на
потолок, как будто никогда не видел его раньше, повернулся к двери. Нечто в
его движениях наводило на мысль о том, что он пытается побить мировой рекорд
по непринужденной ходьбе.
Сундук прижался к полу в центре круга и открыл крышку.
Траймон остановился и очень-очень осторожно обернулся, страшась того,
что ему предстоит узреть.
В Сундуке вроде бы лежало чистое белье, от которого слабо пахло
лавандой. Почему-то это было самым устрашающим зрелищем, которое когда-либо
видел волшебник.
-- Ну что ж, э-э, -- промямлил он. -- Ты случайно, гм, не видел
поблизости еще одного волшебника?
Сундук умудрился принять еще более угрожающий вид.
-- О, -- сказал Траймон. -- Что ж, прекрасно. Это неважно.
Он рассеянно потянул на себя край своей мантии и ненадолго погрузился в
изучение деталей вышивки. Когда он поднял глаза, ужасный ящик стоял на
прежнем месте.
-- До свиданья, -- выпалил Траймон и бросился бежать.
Ему удалось проскочить в дверь как раз вовремя.
-- Ринсвинд?
Ринсвинд открыл глаза. Не то чтобы это ему помогло. Если раньше он не
видел ничего, кроме черноты, то сейчас он не увидел ничего, кроме белизны.
Как ни удивительно, это было намного хуже.
-- С тобой все в порядке?
-- Нет.
-- А-а.
Ринсвинд подтянулся и сел. Похоже, они приземлились на запорошенной
снегом плите, но каким-то очень необычным показался ему камень. Во-первых,
камни не двигаются...
Мимо Ринсвинда проносились хлопья снега. Двацветок сидел рядом, и его
лицо выражало искреннюю озабоченность.
Волшебник застонал. Его кости были очень недовольны недавним обращением
и выстраивались в очередь, чтобы предъявить свою жалобу.
-- И что теперь? -- спросил он.
-- Помнишь, когда мы летели, я забеспокоился, как бы не наткнуться на
что-нибудь в этой буре? Ты еще сказал, если мы на что-то наткнемся, то
только на облако, набитое каменными плитами...
-- Ну?
-- Откуда ты знал?
Ринсвинд оглянулся по сторонам, но, если судить по разнообразию и
занимательности окружающего его ландшафта, они с Двацветком могли с тем же
успехом сидеть внутри шарика для пинг-понга.
Плита под ними... ну была самой что ни на есть плитовой. Ринсвинд
провел по ней руками и почувствовал оставленные долотом царапины. Приложив к
холодному мокрому камню ухо, он вроде бы расслышал глухие медленные удары,
похожие на биение сердца. Ринсвинд подполз к краю и с величайшей
осторожностью посмотрел вниз.
В этот момент камень, должно быть, пролетел над разрывом в облаках,
потому что перед Ринсвиндом на мгновение предстала туманная, но страшно
далекая панорама зазубренных горных пиков. Падать до них было очень долго.
Волшебник что-то неразборчиво пробулькал и медленно, дюйм за дюймом,
пополз назад.
-- Это смешно, -- сказал он туристу. -- Каменные плиты не летают. Они
славятся именно тем, что этого не делают.
-- Может, они летали бы, если б могли, -- предположил Двацветок. -- А
эта как раз научилась.
-- Будем надеяться, что она не разучится, -- отозвался Ринсвинд.
Он съежился в своем промокшем балахоне и мрачно посмотрел на окружающее
облако. Он допускал, что где-то в мире есть люди, которые могут как-то
контролировать свою жизнь. Они встают по утрам и ложатся в постель с
разумной уверенностью, что не упадут за Край света, не будут атакованы
придурками и не очнутся, сидя на плите, которая занеслась слишком высоко.
Ринсвинд смутно припомнил, что и он когда-то вел такую жизнь.
Он принюхался. От плиты пахло жареным. Запах, казалось, исходил
откуда-то спереди и взывал прямо к его желудку.
-- Ты что-нибудь чуешь? -- спросил он.
-- Думаю, это ветчина, -- ответил Двацветок.
-- Я надеюсь, что это ветчина, -- сказал Ринсвинд. -- Потому что я
собираюсь ее съесть.
Он поднялся на подрагивающем камне и потрусил вперед, в гущу облаков,
вглядываясь во влажную темноту.
На переднем -- ведущем -- краю плиты, у небольшого костерка, сидел в
позе "лотоса" невысокий друид. Его голову прикрывал завязанный под
подбородком квадратный кусок клеенки. Декоративным серпом друид помешивал на
сковородке ветчину.
-- Предупреждаю, с угонщиками я буду расправляться сурово, -- заявил он
и яростно чихнул.
-- А мы тебе поможем, -- вызвался Ринсвинд, с тоской взирая на
подгорающую ветчину.
Его высказывание слегка озадачило друида, который, к удивлению
Ринсвинда, оказался не так уж и стар. Теоретически волшебник допускал, что в
мире должны существовать молодые друиды, просто он никогда не пытался
представить их себе.
-- Так вы не собираетесь угонять мою плиту? -- спросил друид, опуская
серп.
-- Я даже не знал, что камень можно угнать, -- устало ответил Ринсвинд.
-- Извините, -- вежливо вмешался Двацветок. -- Кажется, ваш завтрак
горит.
Друид взглянул вниз и принялся без особого успеха хлопать руками по
языкам пламени. Ринсвинд поспешил ему на помощь. Поднялось изрядное
количество дыма, пепла и суматохи, однако разделенный триумф по поводу
спасенных кусочков подгоревшей ветчины сделал больше, чем целая книга по
дипломатии.
-- А вообще, как вы сюда попали? -- спросил друид. -- Мы сейчас летим
на высоте пятисот футов, если только я опять не перепутал руны.
Ринсвинд постарался не думать о высоте.
-- Мы вроде как заглянули к тебе, пролетая мимо, -- сказал он.
-- По пути к земле, -- дополнил Двацветок.
-- Только твоя плита прервала наше падение, -- заключил Ринсвинд. Его
спина заныла. -- Кстати, спасибо, -- добавил он.
-- Некоторое время назад мне показалось, что мы угодили в какое-то
возмущение, -- припомнил друид, которого звали Белафон. -- Должно быть, это
были вы. -- Он поежился. -- Сейчас, наверное, уже утро. К черту правила, я
поднимаюсь вверх. Держитесь.
-- За что? -- поинтересовался Ринсвинд.
-- Ну, просто обозначьте общее нежелание упасть отсюда, -- сказал
Белафон и, вытащив из кармана балахона большой железный маятник, сделал над
костром несколько непонятных взмахов.
Вокруг замелькали облака, на приятелей навалилась ужасная тяжесть, и
плита вдруг вырвалась к солнечному свету.
В нескольких футах над облачным покровом, попав в холодное, но
ярко-голубое небо, она выровнялась. Облака, которые казались леденяще
далекими прошлой ночью и ужасно сырыми сегодняшним утром, расстилались
пушистым белым ковром. Несколько горных пиков выступали из него на манер
островов. Поднятый плитой ветер взбивал этот ковер в недолговечные вихри.
Камень...
Он был примерно тридцати футов в длину, десяти футов в ширину и отливал
нежно-голубым цветом..
-- Какая потрясающая панорама, -- пробормотал Двацветок с сияющими
глазами.
-- Э-э, а что удерживает нас наверху? -- спросил Ринсвинд.
-- Убеждение, -- ответил друид, выжимая подол балахона.
-- А-а, -- с умным видом протянул Ринсвинд.
-- Удерживать их наверху легко, -- сообщил друид. Он поднял вверх
большой палец и, прищурившись, нацелился на далекую гору. -- Труднее всего
приземляться.
-- А с виду и не подумаешь, правда? -- сказал Двацветок.
-- Убеждение -- вот то, что не дает вселенной развалиться, -- заявил
Белафон. -- И магия здесь ни при чем.
Ринсвинд случайно взглянул сквозь редеющее облако на расстилающийся
внизу снежный пейзаж, от которого его отделяло значительное расстояние. Он
знал, что находится в присутствии безумца, но к этому ему было не привыкать.
Если слушать этого безумца означает оставаться наверху, он -- весь внимание.
Белафон уселся на край плиты и свесил ноги.
-- Да не беспокойся ты так, -- сказал он. -- Если ты будешь постоянно
думать, что каменные плиты не летают, она может услышать тебя и поддаться
убеждению. И ты окажешься прав, понятно? Сразу видно, что с современным
мышлением вы не знакомы.
-- Похоже на то, -- слабо откликнулся Ринсвинд.
Он пытался не думать о камнях на земле. Он старался думать о
булыжниках, проносящихся в небе, как ласточки, резвящихся над землей и
испытывающих радость полета, взмывающих к солнцу...
Он с ужасом осознал, что это ему не очень-то удается.
Друиды Диска гордились своим прогрессивным подходом к познанию тайн
Вселенной. Разумеется, подобно другим друидам, они верили в единство всех
форм жизни, в целительную силу растений, в естественную смену времен года и
в необходимость сжигать заживо тех, кто подходит к этим постулатам с не
должным умонастроением. Они долго и упорно думали об основах мироздания и
сформулировали следующую теорию.
Функционирование Вселенной, говорили они, зависит от равновесия четырех
сил, которые определяются как чары, убеждение, неуверенность и
извращенность.
Так вот и выходит, что солнце и луна вращаются вокруг Диска, потому что
их убеждали не падать наземь, а не улетают по причине неуверенности. Чары
позволяют деревьям расти, а извращенность удерживает в вертикальном
положении. И так далее.
Некоторые друиды высказывали предположение, что в этой теории имеются
кое-какие изъяны, но их старшие братья по ордену очень доходчиво разъясняли
им, что здесь действительно существует место для аргументированной
дискуссии, для обмена выпадами в увлекательных научных дебатах -- и место
это находится на вершине следующего равноденственного костра.
-- А, значит, ты астроном? -- сказал Двацветок.
-- О нет, -- отозвался Белафон. Плита плавно обогнула какую-то гору. --
Я консультант по компьютерному оборудованию.
-- А что такое компьютерное оборудование?
-- Ну вот оно, -- ответил друид, постукивая обутой в сандалию ногой по
плите. -- Во всяком случае, его часть. Это запасная деталь. Я доставляю ее
на место. На Водоворотных Равнинах возникли какие-то неполадки в больших
кругах. По крайней мере, так говорят. Я был бы не прочь получать по
бронзовой гривне за каждого пользователя, который не прочел руководство по
эксплуатации.
Он пожал плечами.
-- А каким целям оно служит? -- спросил Ринсвинд. Все что угодно, лишь
бы не думать о лежащей под ними пропасти.
-- Его можно использовать для того, чтобы... чтобы узнавать, какое
сейчас время года, -- объяснил Белафон.
-- А-а. Ты имеешь в виду, если плита покрыта снегом, значит, сейчас
зима?
-- Да. В смысле нет. Предположим, ты должен определить, когда взойдет
некая определенная звезда...
-- Зачем? -- спросил Двацветок, излучая вежливый интерес.
-- Ну, может, тебе нужно узнать, когда следует сеять хлеб, -- пожал
плечами Белафон, начиная покрываться испариной. -- Или, к примеру...
-- Если хочешь, я одолжу тебе свой календарь, -- предложил Двацветок.
-- Календарь?
-- Это такая книжка, которая сообщает, какой сегодня день, -- устало
сказал Ринсвинд. -- Как раз по твоему профилю.
Белафон напрягся.
-- Книга? -- переспросил он. -- Обычная, из бумаги?
-- Да.
-- Ненадежно все это. Откуда книге знать, какой сегодня день? Бумага
считать не умеет, -- язвительно заметил друид и с громким топотом, от
которого плита угрожающе закачалась, удалился к переднему краю летающего
булыжника.
Ринсвинд с усилием сглотнул слюну и подозвал Двацветка поближе.
-- Ты когда-нибудь слышал про культурный шок? -- прошипел он.
-- А что это такое?
-- Это то, что случается, когда люди проводят пятьсот лет, пытаясь
заставить круг из камней работать как полагается, а потом появляется человек
с маленькой книжечкой, в которой есть отдельная страница для каждого дня и
словоохотливые вставочки типа "Самое время сажать кормовые бобы" и "Кто рано
встает, тому бог надает", но важнее всего помнить о культурном шоке,
знаешь... -- Ринсвинд остановился, чтобы перевести дыхание, и беззвучно
пошевелил губами, пытаясь припомнить, куда зашла его фраза. -- Что? --
закончил он.
-- Что?
-- Никогда не вызывай его у человека, который удерживает в воздухе
тысячетонную каменную плиту.
-- Оно ушло?
Траймон осторожно высунулся из-за зубчатого парапета Башни Искусств,
громадного, осыпающегося каменного шпиля, который возвышался над Незримым
Университетом. Студенты и преподаватели магии, собравшиеся далеко внизу,
утвердительно кивнули.
-- Уверены?
Казначей сложил ладони рупором и крикнул:
-- Оно вышибло дверь с пуповой стороны и спаслось бегством около часа
назад.
-- Неверно, -- отозвался Траймон. -- Оно убралось. Это мы спаслись. Что
ж, тогда я спускаюсь. Оно кого-нибудь зацапало?
Казначей сглотнул. Он был обыкновенным, добрым, отзывчивым человеком,
которому не следовало бы видеть то, чему он явился свидетелем за прошедший
час. Разгуливающие по территории мелкие демоны, разноцветные огоньки и
полуматериализовавшиеся фантазии не были новостью в Незримом Университете.
Однако от неумолимого натиска Сундука казначею стало не по себе. Пытаться
остановить этот ящик -- все равно, что удерживать ледник.
-- Оно... оно проглотило декана гуманитарного отделения, господин, --
прокричал он.
Траймон оживился.
-- Нет худа... -- пробормотал он и начал спускаться по длинной
спиральной лестнице.
Через какое-то время на его губах заиграла легкая, скупая улыбка. День
определенно менялся к лучшему.
Траймону нужно было многое организовать. Организация... Самое любимое
его занятие.
Плита неслась над высокогорными равнинами, взметая за собой клубы
снега, и от сугробов ее отделяло всего несколько футов. Белафон суетливо
сновал взад и вперед, то здесь нанося немного омеловой мази, то там рисуя
мелом руну. Ринсвинд сидел, сжавшись от страха и изнеможения в комок, а
Двацветок беспокоился о своем Сундуке.
-- Впереди! -- крикнул друид, перекрывая рев встречного потока. --
Смотрите, это великий компьютер небес!
Ринсвинд глянул сквозь растопыренные пальцы. На далеком горизонте
появилась грандиозная конструкция из серых и черных плит, установленных
концентрическими кругами и мистическими переулками, мрачных и угрожающих на
фоне снега. Вряд ли люди передвинули нарождающиеся горы -- это, наверное,
полчища великанов были обращены в камень какими-то...
-- Он похож на огромную кучу камней, -- объявил Двацветок.
Белафон застыл с поднятой ногой.
-- Что? -- спросил он.
-- И это очень мило, -- поторопился добавить турист. Он поискал нужное
слово и наконец решился: -- Самобытно.
Друид словно окаменел.
-- Мило? -- переспросил он. -- Торжество кремниевой глыбы, чудо
современной каменотесной технологии -- МИЛО?
-- О да, -- ответил Двацветок, для которого сарказм означал всего лишь
слово из семи букв, начинающееся на "С".
-- А что значит "самобытный"? -- поинтересовался друид.
-- Это значит "жутко впечатляющий", -- торопливо объяснил Ринсвинд. --
И, если ты не против, по-моему, нам грозит посадка...
Белафон, частично сменив гнев на милость, повернулся кругом, широко
развел руки и выкрикнул ряд непереводимых выражений, закончившийся словом
"мило!", которое он произнес оскорбленным шепотом.
Плита сбавила скорость, скользнула в облаке снега вбок и зависла над
кругом. Внизу один из друидов нарисовал двумя пучками омелы сложный узор, и
Белафон искусно, с едва слышным стуком, установил массивный блок на два
гигантских столба.
Ринсвинд выпустил давно сдерживаемое дыхание в одном долгом выдохе, и
оно заторопилось прочь, спеша где-нибудь спрятаться.
О бок плиты ударилась лестница, и над краем возникла голова пожилого
друида. Он озадаченно посмотрел на двух пассажиров и поднял глаза на
Белафона:
-- Где тебя черти носили? Семь недель до свячельника, а он у нас снова
полетел.
-- Привет, Закрия, -- отозвался Белафон. -- Что случилось на этот раз?
-- Все совершенно разладилось. Сегодня он предсказал восход солнца на
три минуты раньше. Если ты слышал про разгильдяев, парень, так это он и
есть.
Белафон перебрался на лестницу и исчез из виду. Пассажиры посмотрели
друг на друга, а потом уставились вниз, на обширное открытое пространство
между камнями, образующими внутренний круг.
-- И что нам делать? -- спросил Двацветок.
-- Мы могли бы поспать, -- предложил Ринсвинд.
Двацветок пропустил его слова мимо ушей и полез вниз по лестнице.
Друиды внутри круга небольшими молоточками простукивали мегалиты и
внимательно прислушивались. Несколько огромных камней лежали на боку, и
каждый был окружен толпой друидов, которые осматривали плиты, переругиваясь
друг с другом. До сидящего наверху Ринсвинда долетали таинственные фразы..
-- Идиот, причем здесь программное обеспечение? Песнь Попранной Спирали
была специально разработана для концентрических кругов...
-- А я говорю, перезапусти его и попробуй простенькую лунную
церемонию...
-- Хорошо, хорошо, с камнями все в порядке, тогда, значит, во вселенной
что-то разладилось?
Сквозь туман, заполняющий измученный мозг, Ринсвинд припомнил ужасную
звезду, которую они видели в небе. Прошлой ночью во вселенной действительно
что-то разладилось.
Как он снова очутился на Диске?
У него появилось ощущение, что ответ находится где-то в его голове. И
он начинал испытывать еще более неприятное чувство, будто нечто неведомое
наблюдает за открывающейся внизу сценой -- наблюдает через его глаза.
Заклинание выползло из своего логова, разбитого на нехоженых дорогах
Ринсвиндова сознания, и нахально сидело в лобных долях его мозга,
разглядывая происходящее и поедая воздушную кукурузу в ментальном
эквиваленте.
Он попытался запихнуть его обратно -- и мир исчез...
Он очутился в темноте, в теплой, отдающей плесенью темноте, темноте
склепа, бархатистой черноте саркофага.
Здесь стоял сильный запах старой кожи с кисловатым привкусом, присущим
ветхой бумаге. Бумага шуршала.
Волшебник чувствовал, что эта темнота заполнена невообразимыми ужасами,
а вся беда с невообразимыми ужасами состоит в том, что их слишком легко
вообразить...
-- Ринсвинд, -- произнес чей-то голос.
Ринсвинд никогда не слышал, как разговаривают ящерицы, но если бы
ящерица говорила, то она изъяснялась бы как раз таким голосом.
-- Гм, -- сказал он. -- Да?
Голос хихикнул -- странный, довольно бумажный звук.
-- Тебе следовало бы спросить: "Где я?", -- упрекнул он.
-- Думаешь, ответ придется мне по душе? -- осведомился Ринсвинд,
пристально вглядываясь в темноту.
Теперь, когда его глаза попривыкли, он начал что-то различать. Что-то
неопределенное, всего-навсего узор, начертанный в воздухе. Что-то странно
знакомое.
-- Хорошо, -- уступил он. -- Где я?
-- Ты спишь.
-- А можно я проснусь?
-- Нет, -- ответил другой голос, такой же древний и сухой, как и
первый, но слегка отличный от него.
-- Мы должны сообщить тебе нечто крайне важное, -- вступил третий
голос, если уж на то пошло, еще более безжизненный и высохший, чем оба
предыдущих.
Ринсвинд тупо кивнул. Заклинание притаилось в глубине его мозга и
осторожно заглядывало через мысленное плечо волшебника.
-- Ты доставил нам уйму хлопот, юный Ринсвинд, -- продолжал голос. --
Падаешь за Край света, совершенно не думая о других. Нам, знаешь ли,
пришлось серьезно исказить реальность.
-- О боги!
-- А теперь тебе предстоит выполнить одну очень важную задачу.
-- О-о. Хорошо.
-- Много лет назад мы устроили так, что одно из нас спряталось у тебя в
голове. Мы предвидели, что наступит время, когда тебе придется сыграть очень
важную роль.
-- Мне? Почему?
-- Ты часто убегаешь, -- сказал один из голосов. -- Это прекрасно. Ты
один из тех, кто выживает.
-- Выживает? Да я дюжины раз был на волосок от гибели!
-- Вот именно.
-- О-о.
-- Но не пытайся снова упасть с Диска. Мы действительно не можем этого
позволить.
-- Кто "мы"? -- спросил Ринсвинд. В темноте что-то зашуршало.
-- В начале было слово, -- сообщил сухой голос прямо у него за спиной.
-- Сначала было Яйцо, -- поправил Другой голос. -- Я отчетливо помню.
Великое Вселенское Яйцо. Немного резиновое на ощупь.
-- На самом деле вы оба не правы. Я уверен, что это была первобытная
слизь.
-- Нет, она появилось потом, -- сказал еще один голос, идущий со
стороны Ринсвиндова колена. -- Сначала была твердь. Кучи тверди. Довольно
липкой, наподобие леденцов. И очень густой...
-- В случае, если это кого-то интересует, -- послышался надтреснутый
голос слева от волшебника, -- то все вы заблуждаетесь. В начале было
Прокашливание... -- ...а потом слово...
-- Простите, слизь...
-- Определенно резиновое, подумало я...
Наступила тишина. Затем один из голосов осторожно сказал:
-- Во всяком случае, что бы это ни было, мы отчетливо помним начало.
-- Вот именно.
-- Точно.
-- И наша задача, Ринсвинд, не допустить, чтобы случилось нечто
ужасное.
Ринсвинд, прищурившись, вгляделся в темноту.
-- Может, вы будете так добры и объясните, о чем это вы толкуете?
Рядом послышался бумажный вздох.
-- Ладно, хватит метафор, -- произнес один голос. -- Послушай, для нас
крайне важно, чтобы ты сохранил Заклинание у себя в голове и вернул его нам
в нужное время. Чтобы в нужный момент мы могли произнестись. Ты понял?
"Мы могли произнестись?" -- подумал Ринсвинд.
И тут до него дошло, что за узор находится перед ним. Это написанные на
странице слова, если смотреть на них снизу.
-- Так я внутри Октаво? -- спросил он.
-- В некотором метафизическом смысле, -- небрежно ответил один из
голосов и придвинулся ближе.
Ринсвинд услышал прямо у себя под носом сухой шелест.
И удрал.
Одинокая багровая точка рдела на клочке темноты. Траймон -- все еще в
церемониальных одеждах, в которых он был торжественно возведен на пост главы
ордена, -- никак не мог избавиться от ощущения, что огонек растет прямо на
глазах. Он вздрогнул и отвернулся от окна.
-- Ну?
-- Это звезда, -- сказал профессор астрологии. -- Я так думаю.
-- Ты думаешь?
Астролог поморщился. Они стояли в обсерватории Незримого Университета,
и крошечная рубиновая точечка на горизонте взирала на него отнюдь не так
свирепо, как новый хозяин.
-- Понимаешь, мы всегда думали, что звезды очень похожи на наше
солнце...
-- Ты имеешь в виду огненные шары примерно в милю в поперечнике?
-- Да. Но эта новая звезда... ну, в общем... она большая.
-- Больше, чем солнце? -- спросил Траймон. Он считал огненные шары
диаметром в милю достаточно внушительными, хотя и не одобрял звезды в
принципе. Из-за них небо выглядело неопрятно.
-- Гораздо больше, -- медленно ответил астролог.
-- Даже больше, чем голова Великого А'Туина?
На астролога было жалко смотреть.
-- Больше, чем Великий А'Туин и Диск вместе взятые. Мы проверили, --
торопливо добавил он, -- и совершенно уверены в своих выводах.
-- Да, она действительно большая, -- согласился Траймон. -- На ум
приходит слово "огромная".
-- Массивная, -- поспешил подтвердить астролог.
-- Хм-м.
Траймон принялся расхаживать по мозаичному полу обсерватории, на
котором были изображены знаки зодиака Плоского мира. Их было шестьдесят
четыре, начиная с Двуглавого Кенгуру Визена и заканчивая Гахули, Вазой с
Тюльпанами (созвездие величайшей религиозной значимости, суть которой в наше
время, увы, забыта).
На голубых с золотом плитках Гиены Маббо он задержался и неожиданно
обернулся.
-- Мы врежемся в нее? -- спросил он.
-- Боюсь, что да, господин, -- ответил астролог.
-- Хм-м.
Траймон, задумчиво поглаживая бороду, сделал несколько шагов и
задержался на стыке Купца Окджока и Небесного Пастернака.
-- Я не специалист в этих вопросах, -- сказал он, -- но, я так
представляю, к добру это не приведет.
-- Да, господин.
-- Они очень горячие, эти звезды?
Астролог сглотнул.
-- Да, господин.
-- Мы все сгорим?
-- В конце концов. Разумеется, этому будут предшествовать
дискотрясения, приливные волны, нарушение гравитации, и, возможно, Диск
полностью лишится атмосферы.
-- Ага. Одним словом, отсутствие приличной организации.
-- Можно сказать и так, господин, -- посомневавшись, уступил астролог.
-- Начнется паника?
-- Боюсь, очень недолгая.
-- Хм-м, -- в третий раз произнес Траймон, проходя по Возможно Воротам
и плавно сворачивая в сторону Райской Коровы. Он снова вгляделся в багровую
точку на горизонте и, похоже, пришел к какому-то решению.
-- Мы не можем найти Ринсвинда, -- объявил он. -- Не обнаружив
Ринсвинда, мы не найдем восьмое Заклинание Октаво. Но мы считаем, что Октаво
должен быть прочитан, чтобы отвести катастрофу, иначе Создатель не оставил
бы его здесь.
-- Но, может, он оставил его просто по рассеянности, -- предположил
астролог.
Траймон бросил на него свирепый взгляд.
-- Другие ордена прочесывают все земли отсюда до Пупа, -- продолжил он,
загибая по очереди пальцы, -- поскольку вряд ли человек может влететь в
облако и не вылететь оттуда...
-- Если только облако не набито камнями, -- вставил астролог в жалкой
и, как выяснилось, совершенно безуспешной попытке пошутить.
-- Но опуститься он где-то должен. "Где?" -- спрашиваем мы себя.
-- Где? -- преданно повторил астролог.
-- И тут же перед нами вырисовывается программа действий.
-- А-а, -- откликнулся астролог, пускаясь бегом в попытке не отстать от
волшебника, который шагал по Двум Толстым Кузенам.
-- Эта программа заключается в том, чтобы...
Астролог посмотрел в глаза, серые и неумолимые, как сталь.
-- Э-э... прекратить поиски? -- догадался он.
-- Вот именно! Мы пускаем в ход те способности, которыми наделил нас
Создатель, мы опускаем взгляд, и что же мы видим?
Астролог мысленно застонал и опустил голову.
-- Плитки? -- наобум высказался он.
-- Плитки, да, которые вместе составляют...
Траймон принял выжидающий вид.
-- Зодиак? -- рискнул доведенный до отчаяния астролог.
-- Правильно! Поэтому все, что нужно, -- это составить для Ринсвинда
точный гороскоп, и нам станет точно известно, где он находится!
Астролог ухмыльнулся, как человек, который, отплясывая чечетку на
зыбучих песках, вдруг почувствовал под ногами твердый камень.
-- Мне понадобится точное место и время его рождения, -- сказал он.
-- Это легко. Прежде чем подняться сюда, я скопировал их из
университетского личного дела.
Астролог посмотрел на записи и наморщил лоб. Пройдя через комнату, он
выдвинул широкий ящик, заполненный схемами и таблицами. Перечитал записи.
Взял со стола пару замысловатого вида компасов и проделал над таблицами
несколько пассов. Поднял маленькую медную астролябию и осторожно провернул
ее. Что-то просвистел сквозь зубы. Схватил