ыдержала поддержку таких замечательных мыслителей, как Сайрус Тид, Бульвер-Литтон и Адольф Гитлер, трещала по швам под напором уничтожающе очкастой логики Уэнслидейла. -- А я говорил, что она везде кругом пустая? -- защищался Адам. -- Никто не говорил, что она везде кругом пустая! Она, может, на целые мили не пустая, чтобы хватило места и на твою пену, и на нефть, и на уголь, и на тибетские туннели, и все такое. А потом она пустая. Так они думают. А на Северном полюсе дыра, чтобы воздух проходил. -- Не видел я в атласе никакой дыры, -- хмыкнул Уэнслидейл. -- Правительство не разрешает ее рисовать на карте, чтобы кто-нибудь туда не полез, -- объяснил Адам. -- Потому что те, кто живут внутри, не хотят, чтобы на них все время смотрели с высока. -- Какие такие тибетские туннели? -- спросила Язва. -- Ты сказал про тибетские туннели. -- Ну да. Я что, не рассказывал еще? Все ЭТИ замотали головами. -- Ну, это здорово! Что такое Тибет, знаете? Они, кивнули, с некоторым сомнением. В их сознании промелькнула серия смутных образов: яки, Эверест, люди с именами типа "Золотой Дракон", старички на вершинах гор, еще какие-то люди в пижамах, изучающие кунг-фу в древних храмах, и снег. -- Ладно, помните тех учителей, которые уехали из Атлантиды, когда она потонула? Они снова кивнули. -- Так вот некоторые забрались в Тибет и теперь правят миром. С помощью Тайного Учения -- раз они учителя. Я так думаю. И у них там потайной город под землей, называется Шамбала, а под всем миром прорыты туннели, так что они знают все, что творится, и всем управляют. Кое-кто считает, что они на самом деле живут под пустыней Гобби, -- свысока заметил он, -- но более компентентные специалисты думают, что все же Тибет. Опять же, с туннелями проще. Все ЭТИ инстинктивно уставились под ноги, на белый камень, прикрытый тонким слоем грязи. -- А как это они все знают? -- спросила Язва. -- А им только прислушаться -- и все, -- предположил Адам. -- Им-то что: сиди себе в туннеле и слушай. Ты же знаешь, какой слух у учителей. В классе только шепнешь -- они в другом углу услышат. -- У меня бабушка приставляла стакан к стене, -- сказал Брайан. -- Она говорила, что ей все слышно, что за стеной творится, просто отвратительно. -- И эти туннели везде-везде? -- спросила Язва, не отрываясь взгляда от земли. -- По всему миру, -- твердо заявил Адам. -- Долго же они их тогда копали, -- с сомнением в голосе произнесла Язва. -- Помните, мы однажды пробовали выкопать туннель в поле? Полдня копали, и все равно, чтобы залезть, чуть не втрое надо было складываться. -- Ну так они же миллионы лет их строили. Знаешь, какие туннели можно построить, когда у тебя миллионы лет? -- А я думал, что тибетцев завоевали китайцы, и Дай-Лай-Лайме пришлось переехать в Индию, -- сказал Уэнслидейл, но без особой убежденности. Уэнслидейл каждый вечер читал папину газету, но прозаическая повседневность мира, видимо, таяла на жаровне объяснений Адама. -- Стопроцентно, они и сейчас там. -- Адам не обратил на Уэнслидейла внимания. -- Они сейчас уже везде. Сидят себе под землей и слушают. Все ЭТИ поглядели друг на друга. -- А если быстро-быстро прокопать ход... -- начал Брайан. Язва, соображавшая значительно быстрее, издала стон. -- Ну и чего ради это говорить? -- осведомился Адам. -- Как же, так мы их и застанем теперь врасплох, когда ты так орешь! Я как раз думал, что мы могли бы прокопать ход, а тебе, конечно, понадобилось их предупредить. -- Вряд ли станут они копать эти туннели, -- упрямо сказал Уэнслидейл. -- Какой в этом смысл? От нас до Тибета сотни миль. -- Ну да, конечно. Ты, значит, в этом больше понимаешь, чем мадам Блатвататская? -- хмыкнул Адам. -- Вот если бы я был тибетец, -- продолжал свои рассуждения Уэнслидейл, -- я бы просто прокопался до того пустого места в середине, а потом перебежал бы на другое место, и стал бы копать наверх, туда, куда мне нужно. Они обдумали и это предложение. -- Похоже, в этом больше смысла, чем в туннелях, -- сказала Язва. -- Ну, может, так они и делают, -- согласился Адам. -- Ну просто не могут они не додуматься до такой простой вещи. Брайан задумчиво уставился в небо. Его палец, видимо, живший собственной жизнью, погрузился в изучение содержимого правого уха хозяина. -- Вообще смешно, -- сказал он. -- Всю жизнь ходишь в школу, учишь всякую ерунду, и никогда тебе не расскажут ни про Бермудский треугольник, ни про НЛО, ни про этих Старых Учителей, которые бегают внутри Земли. Так вот мне и непонятно: на фиг надо учить всю эту скучищу, когда можно учить столько интересностей? Все хором согласились. А потом они пошли играть в Чарльза Форта и атлантянинов против Древних Учителей с Тибета, и тибетяне заявили, что стреляться из древних мистических лазеров нечестно. x x x Когда-то ведьмознатцы были в почете, хотя и не очень долго. К примеру, Мэтью Хопкинс, Армии Ведьмознатцев генерал, занимался розыском ведьм по всей Восточной Англии в середине семнадцатого века, по цене девять пенсов за ведьму с города или села. И в этом была вся проблема. Они не получали почасовой оплаты. Любому ведьмознатцу, потратившему целую неделю на то, чтобы обследовать каждую старую каргу в округе и с полной уверенностью заявить старосте, что тому нечего бояться уведомления, причитался полный комплект заверений в сердечной благодарности, миска супу и недвусмысленное пожелание счастливого пути. Следовательно, чтобы его ремесло приносило прибыль, Хопкинсу приходилось обнаруживать изрядное количество ведьм. Это привело к тому, что его отношения с органами местного самоуправления резко ухудшились, и его самого повесили по обвинению в ведьмовстве в одной деревне, староста которой не без основания пришел к выводу, что сможет снизить накладные расходы, избавившись от посредника. Многие считают, что Хопкинс был последним Армии Ведьмознатцев генералом. И здесь, строго говоря, они правы. Хотя, возможно, и не совсем так, как они себе представляют. Армия Ведьмознатцев продолжала боевые действия, лишь чуть-чуть более скрытно. Сейчас в ней уже нет ни одного настоящего Армии Ведьмознатцев генерала. Равно как и ни одного Армии Ведьмознатцев полковника, Армии Ведьмознатцев майора, Армии Ведьмознатцев капитана, или даже Армии Ведьмознатцев лейтенанта (последний разбился насмерть в 1933 году, свалившись с очень высокого дерева в Кэтерхеме при попытке получше разглядеть действо, которое он принял за сатанинский шабаш самого извращенного пошиба; на самом деле это был ежегодный обед Ассоциации рыночных торговцев Кэтерхема и Уайтлифа, с играми и танцами). Зато все еще есть один Армии Ведьмознатцев сержант. А еще теперь есть один Армии Ведьмознатцев рядовой. Его зовут Ньютон Импульсифер. В Армию Ведьмознатцев его привело объявление на задней странице "Газетт", между "Продается холодильник" и "Отдам в хорошие руки почти чистопородных щенков-далматинцев". "Вступай в ряды профессионалов! Требуется на почасовую работу ассистент для борьбы с силами тьмы. Форма и обучение предоставляются. Быстрый карьерный рост. Стань мужчиной!" Во время обеда он набрал номер, указанный под объявлением. Ему ответил женский голос. -- Алло, -- неуверенно сказал он. -- Я по объявлению. -- По которому, дорогуша? -- Э-э... по объявлению в газете. -- Понятно, дорогуша. Значит, так: мадам Трейси Снимает Покровы каждый день после обеда, кроме четверга. Принимаются групповые заявки. Когда бы вам хотелось Снять Покров Тайны, дорогуша? Ньютон застеснялся. -- Это то объявление, где сказано "Вступай в ряды профессионалов!", -- объяснил он. -- Там не говорится про мадам Трейси. -- Ах, так вам нужен мистер Шедуэлл! Минутку, я посмотрю, дома ли он. Уже позже, чуть ближе познакомившись с мадам Трейси, Ньют узнал, что, если бы он упомянул другое объявление, то, что было в журнале, мадам Трейси сообщила бы ему, что предоставляет услуги типа "интим и бичевание" каждый вечер, кроме четверга. Еще одно объявление было размещено где-то в телефонной будке. Когда, много позже, Ньют спросил ее, про что говорится в том объявлении, она ответила: "Про четверги". В трубке послышались шаги, громко отдающиеся в незастеленном ковром коридоре, громкий кашель, и, наконец, голос оттенка старого плаща: -- Ага? -- Я прочел ваше объявление. "Вступай в ряды профессионалов". Мне хотелось бы побольше узнать об этом. -- Ага. Многим хотелось бы узнать об этом поболе, а многим... -- последовала многозначительная пауза, и окончание фразы прозвучало на полной громкости, -- НЕ ХОТЕЛОСЬ БЫ! -- Ой! -- вскрикнул Ньютон. -- Как тебя звать, паренек? -- Ньютон. Ньютон Импульсифер. -- ЛЮЦИФЕР? Ты сказал -- Люцифер? Так ты Отродье Тьмы, лукавый искуситель из Преисподней, блудное орудие кипящих адских котлов, похотливый раб повелителя мерзкого Пандемониума? -- Импульсифер, -- по слогам произнес Ньютон. -- Начинается с "И". Насчет остального не уверен, но мы родом из Саррея. В голосе на другом конце линии послышалось легкое разочарование. -- А... Ага. Ну, значит, Импульсифер. Импульсифер. Раньше мне твое фамилие часом не попадалось? -- Не знаю, -- сказал Ньютон. -- У моего дяди магазин игрушек в Хьюнслоу, -- добавил он, на всякий случай. -- Да ну-у? -- протянул Шедуэлл. Опознать говор мистера Шедуэлла было невозможно. Он галопом несся по всей Британии, словно общенациональная велогонка -- тут озлобленная рожа служаки-валлийца на плацу, там кислая физиономия шотландского пресвитерианца, узревшего, что кто-то работает в воскресенье, а где-то между ними угрюмый пастух из Йоркшира в компании скряги из Сомерсета. При этом кто бы ни выныривал на поверхность, общение не становилось более приятным. -- Зубы у тя все целы? -- Да, конечно. Правда, есть пломбы. -- Здоровье как? -- Вроде бы нормально, -- смутился Ньют. -- Ну, то есть, я тут хотел вступить в резервисты. Брайан Поттер из бухгалтерии уже вступил и здорово накачался. Может сделать упражение на пресс почти сто раз. И участвовал в параде для королевы-матери. -- Сосков скока? -- Что-что? -- Сосков, паренек, сосков, -- пробрюзжал мистер Шедуэлла. -- Скока у тебя сосков? -- Э-э... два, а что? -- Ладно. Ножницы свои имеются? -- Что? -- Ножницы! Ножницы! Глухой, что ль? -- Нет. Да. То есть... у меня есть ножницы. Я не глухой. x x x Какао почти высохло. На стенках чашки появилась зеленоватая плесень. А на Азирафеле -- тонкий слой пыли. Стопка карточек перед ним росла. "Прекрасные и точные пророчества" ощетинились закладками, на скорую руку оторванными от "Дейли Телеграф". Азирафель пошевелился и ущипнул себя за нос. Он почти все понял. Во всяком случае, в общих чертах. Он никогда не был знаком с Агнессой. Видимо, она была чересчур умна. Обычно или Рай, или Ад быстро распознавали личность, склонную к прорицанию, и глушили ее ментальный канал, чтобы предотвратить любую неподобающую точность предсказаний. Вообще говоря, в этом почти не было смысла: чаще всего сами предсказатели, из чувства самозащиты, прибегали к различным способам генерации помех, достаточных для того, чтобы снизить интенсивность образов в собственном мозгу. Бедняга св. Иоанн, к примеру, для этой цели использовал грибы. Матушка Шиптон -- эль. У Нострадамуса была целая коллекция нетривиальных восточных снадобий. У пророка Малахии -- самогонный аппарат. Добрый старый Малахия. Сидеть бы тебе, старина, и видеть сны про то, кто наследует папский престол. А у тебя дня не проходило, чтобы ты не нажрался в хлам. Мог бы стать настоящим философом, если бы не самогон. Печально. Иногда в голову приходят непрошеные мысли о том, что непостижимый план следовало бы продумать получше. Продумать. Именно. Вот что надо сделать. Позвонить своим людям и все уладить. Он встал, потянулся и позвонил. А потом он подумал: почему бы нет? Надо попробовать. Он вернулся к столу и порылся в своих записях. Агнесса действительно была точна. И умна. Кому нужны точные пророчества? Прихватив с собой листок бумаги, он снова подошел к телефону и позвонил в справочную. -- Алло? Добрый день. Спасибо. Да, так вот: мне нужен номер в Тэдфилде. Или, я думаю, в Нижнем Тэдфилде... или, может быть, в Нортоне, я не уверен насчет кода. Да. Янг. Фамилия -- Янг. Нет, имени не знаю, извините. Не могли бы вы подсказать все их номера? Благодарю вас. Карандаш на столе подскочил и бешено забегал по бумаге. На третьем номере он сломался. -- А! -- сказал Азирафель и продолжал уже автоматически, потому что в мозгу у него словно вспыхнула сверхновая. -- Мне кажется, это тот самый номер. Благодарю вас. Спасибо. До свидания. Он почти благоговейно повесил трубку, сделал несколько глубоких вздохов и набрал номер. Рука у него так сильно дрожала, что последние три цифры дались ему с трудом. В трубке послышались гудки, а потом ему ответил, судя по голосу, мужчина средних лет: не то чтобы недружелюбно, но пребывая не в лучшем настроении -- словно он прилег на минутку и звонок его разбудил. Он сказал: -- Тэдфилд, шесть -- шестьдесят шесть. Азирафель чуть не уронил телефон. -- Алло? -- послышалось в ней. -- Алло? Азирафель взял себя в руки. -- Извините, -- сказал он. -- К сожалению, не ошибся. И повесил трубку. x x x Ньютон не был глух. И у него были собственные ножницы. И еще -- огромная куча газет. Если бы он знал, что армейская жизнь состоит главным образом из применения одного к другому (как думалось ему все чаще), он бы никогда не пошел в эту армию. Армии Ведьмознатцев сержант Шедуэлл составил для него список и приклеил его липкой лентой на стену крохотной захламленной комнаты над магазинчиком "Раджит: Газеты, журналы, видеопрокат". В списке значилось: "1. Ведьмы. 2. Ниобъяснимые феномении. Феномени. Феномения. Ну, ты понял." Ньют вел поиск в соответствии с этим списком. Он вздохнул, и взялся за следующую газету. Он быстро просмотрел первую страницу, открыл газету, пропустил страницу номер два (тут никогда ничего интересного) и зарделся, пересчитывая, как того настоятельно требовал Шедуэлл, соски на фотографии полуголой девицы на странице номер три. -- Им верить нельзя, этим коварным тварям, -- объяснял ему Шедуэлл. -- Как раз по-ихнему будет выставиться напоказ, словно они нас и в грош не ставят. На странице номер девять парочка в черных свитерах с воротом под горло улыбалась в камеру. В статье под фотографией они уверяли, что руководят самым большим шабашем в Саффрон Уолден и восстанавливают потенцию с помощью маленьких, но в фаллическом смысле весьма одаренных куколок. Далее набор из десяти таких куколок предлагался в подарок всем читателям, которые пришлют им свои истории на тему "Самый неловкий момент в моей жизни, связанный с импотенцией". Ньют вырезал статью и вложил ее в альбом. В дверь глухо стукнули. Ньют открыл. На пороге стояла огромная кипа газет. -- Шевелись, рядовой Импульсифер! -- рявкнула она и протиснулась в комнату. Газеты посыпались на пол, и из них появился Армии Ведьмознатцев сержант Шедуэлл. Он мучительно закашлялся и зажег успевшую потухнуть самокрутку. -- За ним глаз да глаз. Он тоже один из этих, -- сказал Шедуэлл, успокоившись. -- Кто, сэр? -- Вольно, солдат. Он. Этот черный типчик. Мистер, так скать, Раджит. Ох уж мне эти жуткие заморские колдовства! Рубиновый глаз косого желтого божка. Богини те еще, и у каждой слишком много рук. Ведьмы они, почти все. -- Однако он отдает нам газеты бесплатно, сержант, -- заметил Ньют. -- И даже не слишком старые. -- И вуду. Он точно творит вуду. Жертвует кур своему Барону Субботе. Этому чернокожему верзиле в цилиндре. Воскрешает мертвецов, значит, и заставляет их работать в день субботний. Вуду. -- И Шедуэлл глубокомысленно хмыкнул. Ньют попытался представить себе мистера Раджита, который сдавал комнату Шедуэллу, в роли исполнителя вудуистских ритуалов. Конечно, мистер Раджит работал по субботам. Более того, вместе со своей тихой кругленькой женой и своими веселыми кругленькими детьми он вообще работал день и ночь, невзирая на календарь и прилежно удовлетворяя спрос жителей квартала на лимонад, хлеб, сигареты, сладости, газеты, журналы и материалы порнографического свойства, которые, впрочем, он размещал на самой верхней полке, вне пределов досягаемости. У Ньюта слезы наворачивались на глаза при одной мысли о них. Худшее, что мог сделать мистер Раджит с курицей, насколько Ньют мог себе представить -- это продать ее после истечения срока годности, указанного на упаковке. -- Но мистер Раджит вроде бы из Бангладеш, -- сказал Ньют. -- Я думал, вуду появилось в Вест-Индии. -- Ага, -- отозвался Армии Ведьмознатцев сержант Шедуэлл, и опять глубоко затянулся. По крайней мере, так показалось Ньюту. Ему никогда не удавалось разглядеть сигареты своего непосредственного начальника -- Шедуэлл умел каким-то особенным образом складывать ладонь так, что их не было видно. Даже окурки исчезали таинственным образом. -- Ага. -- Так не из Вест-Индии? -- Тайное знание, паренек. Военная тайна Армии Ведьмознатцев. Вот пройдешь посвящение, как должно, будешь знать все секреты. Какое-то вуду, может, и из Вест-Индии. Тут я, так и быть, с тобой соглашусь. Ага, соглашусь. Но вуду худшего рода, самого черного рода, оно из этого... как там... -- Бангладеш? -- Во-во, из Бангладеш! Точно, паренек, оттуда. Ну ты прямо вперед меня сказал. Бангладеш. Точно. Шедуэлл докурил самокрутку (при этом окурок непостижимым образом бесследно исчез) и ухитрился сразу же свернуть следующую. Ньют снова не успел разглядеть ни бумаги, ни табака. -- Ну, так. Нашел чего, Армии Ведьмознатцев рядовой? -- Вот, вроде бы, -- Ньютон протянул ему вырезку. Шедуэлл, прищурясь, взглянул на нее. -- А-а, эти... -- протянул он. -- Вздор. Это они себя называют ведьмами? Я их прошлым годом проверил. Взял с собой весь добродетельный арсенал и кой-чего на растопку, забрался к ним, а они чистые, что твой младенец. К горло-носу не ходи, это они нас просто дразнят. Вздор. Да они дедушки родного призрак не узнают, хоть он им из штанов вылезет. Чистый вздор. Вот раньше, паренек, все было по-другому. Он уселся и налил себе чашку сладкого чая из липкого термоса. -- Я тебе уже рассказывал, как меня завербовали в Армию? -- спросил он. Ньют решил принять это за разрешение сесть. Он покачал головой. Шедуэлл прикурил от видавшего виды "ронсона" и со вкусом откашлялся, прежде чем начать. -- Сидели мы с ним вместе, вот как. Армии Ведьмознатцев капитан Ффолк. Десять лет за поджог. Хотел сжечь сборище ведьм в Уимблдоне. Всех бы там и спалил, да днем ошибся. Добрый человек. Все мне рассказал про войну: про великую битву Небес и Преисподней... Вот, значит, и про Военные Тайны Армии Ведьмознатцев. Про семейных духов. Соски. И прочее... Он, понимаешь, помирал. И ему нужно было, чтобы кто-то продолжил традицию. Ну вот как ты сейчас... -- И Шедуэлл покачал головой. -- Вот ведь до чего дошло, паренек, -- продолжил он. -- А ведь всего пару сотен лет назад мы были в силе. Мы стояли между нашим миром и тьмой. Как тонкая красная линия. Тонкая красная линия огня, понимаешь? -- Я думал, церковь... -- начал Ньют. -- Фуй! -- сморщился Шедуэлл. Ньют встречал это слово в книгах, но действительно услышать, как кто-то его сказал, ему довелось впервые. -- Церковь? А на что вообще когда-нибудь годилась церковь, а? Что одни, что другие. И работа у них почти что одна и та же. Что, церковникам можно доверить покончить с нечистым? Как же! Они ведь если с ним покончат, так сразу потеряют работу. Если идешь на тигра, тебе не по пути с тем, кто думает, что лучший способ на него охотиться -- бросить ему кусок мяса. Нет уж, паренек. Это наше дело -- сражаться с силами тьмы. Наступила тишина. Ньют всегда старался видеть в людях только хорошее, но вскоре после вступления в АВ ему показалось, что его начальник и единственный соратник по своей уравновешенности напоминает перевернутую пирамиду. ("Вскоре" в данном случае означает "меньше, чем через пять секунд".) Штаб АВ размещался в вонючей комнатушке со стенами цвета никотина, которым, по всей вероятности, они и были покрыты, и полом цвета табачного пепла, из которого, по всей вероятности, он и состоял. Посреди комнаты лежал квадратный коврик. Ньют старательно обходил его, потому что он любовно лип к подошвам. На одной из стен висела пожелтевшая карта Британских островов, и в нее кое-где были воткнуты самодельные флажки. По большей части они отмечали места, куда можно было доехать из Лондона, по самым дешевым льготным билетам. Однако Ньют торчал здесь уже несколько недель потому, что, скажем так, сначала он был потрясенно очарован. Потом в его душе появилась потрясенная жалость, и наконец -- что-то вроде потрясенной привязанности. Оказалось, что в Шедуэлле чуть больше полутора метров росту, а одевался он во что-то неописуемое -- в том смысле, что во чтобы он ни одевался, описание, даже сделанное с натуры, сводилось бы к словам "старый длинный плащ". Зубы у него, наверно, были свои, но только потому, что они больше никому не были нужны: если бы он положил любой из них под подушку, чтобы Зубная Фея его забрала, она бы тут же уволилась. Жил он, похоже, исключительно на сладком чае, сгущенном молоке, самокрутках и особой строптивой разновидности внутренней энергии. У Шедуэлла была Цель Жизни, и он шел к ней, задействовав все ресурсы души и льготного проездного билета для пенсионеров. Он верил в эту Цель. Именно она приводила его в движение. У Ньютона Импульсифера никогда не было цели в жизни. А еще, насколько ему было известно, сам он ни во что не верил и из-за этого ощущал определенную неловкость, потому что ему давно уже хотелось во что-нибудь поверить, с того самого момента, когда он осознал, что вера -- это спасательный круг, благодаря которому большинство людей держится на плаву в бурных водах Жизни. Он хотел бы поверить в Бога-Вседержителя, хотя ему казалось нелишним, прежде чем связывать себя обязательствами, сначала поговорить с Ним хотя бы полчаса, чтобы выяснить некоторые сомнительные вопросы. Он пробовал ходить в самые разные храмы, ожидая вспышки яркого синего озарения, и ничего не произошло. Потом он попробовал официально стать атеистом, но ему не хватало твердокаменной и самодостаточной уверенности даже для этого. Любая из политических партий казалась ему столь же бессовестной, как и все остальные. От идей "зеленых" он отказался, когда прочел статью про планировку экологически чистого сада в выписанном журнале об охране окружающей среды. На иллюстрации к этой статье было показано, как экологически чистый козел пасется на привязи в метре от экологически чистого улья. Ньют провел достаточно времени у бабушки в деревне, чтобы узнать кое-что о повадках как козлов, так и пчел, и пришел к выводу, что редакция этого журнала состоит исключительно из пациентов психиатрической клиники. К тому же в нем слишком часто упоминалась "общественность"; Ньют всегда подозревал, что люди, постоянно употребляющие слово "общественность", имеют в виду его какое-то особое значение, подразумевающее, что ни он, ни кто-либо из его знакомых не имеют к этой общественности никакого отношения. Потом он пытался поверить во Вселенную, что казалось достаточно разумным до тех пор, пока он, в невинности своей, не начал читать новые книги, в названии которых мелькали слова типа "Хаос", "Время", и "кванты". Он обнаружил, что даже те люди, которые, так сказать, по роду занятий занимаются Вселенной, всерьез в нее не верят и даже едва ли не гордятся тем, что не знают, что она собой представляет и даже существует ли на самом деле, пусть даже чисто теоретически. Для неизощренного сознания Ньюта это было просто невыносимо. Ньют не верил в младших скаутов, а потом, когда подрос, и в старших скаутов тоже. Он однако, начинал верить в то, что работа бухгалтера по начислению заработной платы в группе компаний "Корпорация "Холдинг"", вероятно, самая скучная во всем мире. Как мужчина, Ньютон Импульсифер выглядел следующим образом: если бы он вбежал бы в телефонную будку и переоделся, ему бы, возможно, удалось слегка походить на Кларка Кента. Настоящий Кларк Кент, конечно, мог вбежать в будку еще раз, и, как обычно, явиться оттуда Суперменом -- но не Ньютон Импульсифер. Однако Шедуэлл, к его собственному удивлению, ему понравился. Так часто случалось с теми, кто знакомился с мистером Шедуэллом, к крайнему раздражению последнего. Семья Раджита любила его, потому что он иногда все же платил за комнату и не доставлял особых хлопот, и был расистом такого развесистого и всеобъемлющего толка, что становился абсолютно безвредным; говоря попросту, Шедуэлл ненавидел всех в этом мире, вне зависимости от расы, цвета кожи, или вероисповедания, и не собирался делать исключения ни для кого. Он нравился мадам Трейси. Ньют был поражен, когда узнал, что в комнатах по соседству проживает добрейшая женщина средних лет, которая по-матерински относится ко всем своим клиентам мужского пола. А запросы ее клиентов не превышали чашки чая и, в качестве интимного бичевания, беседу по душам -- собственно, все, на что она была способна. Иногда, приняв стаканчик "Гиннеса" вечером в субботу, Шедуэлл выбирался в общий коридор и принимался вопить что-то про "блудницу Ввилонскую", но с глазу на глаз мадам Трейси призналась Ньюту, что она даже благодарна ему за это, хотя ближе Торремолинос ("это в Испании") к Вавилону она не была ни разу. Так что это все равно, что бесплатная реклама, считала она. Еще она сказала, что ей абсолютно не мешает то, что он колотит в стенку и ругается, когда у нее идет сеанс. Коленки у нее уже не те, что раньше, и ей не всегда удается вовремя изобразить, как духи стучат в стол, так что когда мистер Шедуэлл барабанит в стенку, это оказывается даже кстати. По воскресеньям она ставила ему под дверь тарелку с едой, заботливо накрыв ее другой тарелкой, чтобы не остыло. Шедуэлла нельзя не любить, говорила она. Что до его благодарности, впрочем, так она могла с равным успехом отпускать хлебные крошки по космическим течениям. Ньют вспомнил, что у него есть и другие вырезки. Он выложил их на заляпанный клееем стол. -- Это еще что? -- подозрительно уставился на них Шедуэлл. -- Явления, -- ответил Ньют. -- Вы сказали, что я должен искать явления. Боюсь, в наши дни больше явлений, чем ведьм. -- И что, никто не подстрелил зайца серебряной пулей, а на следующий день какая-нибудь старуха в деревне вдруг охромела? -- с надеждой в голосе спросил Шедуэлл. -- Боюсь, что нет. -- Может, корова пала, когда старуха на нее посмотрела? -- Нет. -- А что тогда? -- насупился Шедуэлл. Он прошаркал к липкому рыжему шкафчику и вытащил банку сгущенки. -- Странные происшествия, -- сказал Ньют. Он занимался ими уже несколько недель. Шедуэлл серьезно запустил дела с газетами. Некоторые из них копились годами. У Ньюта была неплохая память: может быть, просто за двадцать шесть лет его жизни произошло слишком мало, чтобы заполнить ее, и в некоторых эзотерических вопросах он стал настоящим специалистом. -- Такое впечатление, что каждый день происходит что-то новое, -- сказал Ньют, роясь в квадратиках газетной бумаги. -- Что-то непонятное происходит с ядерными станциями, и никто не знает, в чем дело. Некоторые уверяют, что всплыла Атлантида. -- Ньют с гордостью поглядел на Шедуэлла. Тот был занят тем, что протыкал перочинным ножом банку сгущенки. В коридоре зазвенел телефон. Оба инстинктивно не обратили на него внимания. Все равно все звонившие спрашивали исключительно мадам Трейси, и некоторые звонки явно не предназначались для мужского уха. Ньют однажды, в первый свой рабочий день, добросовестно снял трубку, внимательно выслушал вопрос, ответил: "Как ни странно, трусы-плавки из отдела мужского нижнего белья в "Маркс и Спенсер", 100%-ный хлопок", и трубку тут же повесили. Шедуэлл глубоко затянулся. -- Да не, не те это явления, -- сказал он. -- Чтоб ведьмы этим занимались? У них все больше тонет, чем всплывает. Ну, ты знаешь. Ньют открыл рот. Закрыл его. Снова открыл, и снова безмолвно закрыл. -- Если мы из последних сил боремся с ведьмовством, нечего разбрасываться на всякое такое, -- продолжал Шедуэлл. -- Про ведьмовство ничего больше нету? -- Но там высадились американцы, чтобы от чего-то ее защитить! -- простонал Ньют. -- На несуществующем континенте! -- Ведьмы там есть? -- внезапно заинтересовался Шедуэлл. -- Не сообщается, -- ответил Ньют. -- Да чтоб их, тогда это просто политика с географией, -- отмахнулся Шедуэлл. Мадам Трейси заглянула в дверь. -- Ау, мистер Шедуэлл! -- сказала она, приветственно помахав Ньюту. -- Вас к телефону какой-то джентльмен. Здравствуйте, мистер Ньютон. -- Прочь, распутница, -- автоматически отозвался Шедуэлл. -- Такой интеллигентный голос, -- продолжала мадам Трейси, не обратив на это никакого внимания. -- И у нас в воскресенье будет печеночка. -- Я уж с чертом скорее буду обедать, женщина. -- Так что если вы мне отдадите тарелки, которые я принесла на прошлой неделе, вы окажете мне услугу, родной мой, -- улыбнулась мадам Трейси и, неуверенно переступая на шпильках высотой не меньше шести сантиметров, вернулась к себе и к тому, от чего ее оторвал телефон. Шедуэлл, ворча, пошел к телефону, а Ньют мрачно уставился на свои газетные вырезки. Сверху лежала заметка о том, что камни Стоунхенджа начали двигаться, словно железные опилки в магнитном поле. Он рассеянно прислушался к тому, как Шедуэлл говорит по телефону. -- Кто? А. Ну. Ну. Чего говорите? Какого рода явления? Ну. Как скажете, сэр, да. А где, говорите, это место? По всей видимости, Шедуэлл считал, что таинственное движение камней -- не в его вкусе. Вот если бы это были банки сгущенки... -- Ладно-ладно, -- заверил Шедуэлл своего собеседника. -- Прямо вот сейчас и займемся. Отправлю лучших людей и сразу доложу, что все получилось, можете быть спокойны. Угу, сэр, до свиданья. И вас да благословит, сэр. -- Трубка стукнула о телефон, и голос Шедуэлла, видимо, освободившись от необходимости почтительно гнуть спину, расправил плечи, и зазвучал громогласно: -- Да чтоб тебя! Эти мне южане-чистоплюи! [Шедуэлл ненавидел всех уроженцев юга, и, рассуждая логически, сам, видимо, родился на Северном полюсе.] Мистер Шедуэлл, шаркая, вернулся в комнату и уставился на Ньюта так, словно забыл, что тот здесь делает. -- И чего это ты мне тут рассказывал? -- спросил он. -- Происходят всякие странные вещи... -- начал Ньют. -- Ага, -- Шедуэлл по-прежнему глядел сквозь него, задумчиво постукивая пустой банкой по передним зубам. -- Вот, к примеру, в одном городке уже несколько лет стоит удивительная погода, -- безнадежно продолжал Ньют. -- Чего? Дожди из лягушек и все такое? -- оживился Шедуэлл. -- Нет. Просто погода нормальная для любого времени года. -- Это что, явление, по-твоему? -- хмыкнул Шедуэлл. -- Я вот такие явления видал, что у тебя волосы без бигудей завьются, парень. -- И он снова постучал банкой о зубы. -- Вы можете вспомнить, чтобы когда-нибудь была нормальная погода? -- Ньютон даже чуть-чуть разозлился. -- Нормальная погода в любое время года -- это ненормально, сержант. Там на Рождество идет снег. Когда вы последний раз видели снег на Рождество? А чтобы летом подолгу стояла жара? Каждый год? А ясное осеннее утро? Такая погода, о которой вы мечтали в детстве? Чтобы в ноябре, в день Порохового заговора, никогда не шел дождь и можно было спокойно запускать фейерверк? Чтобы всегда в вечер перед Рождеством шел снег? Шедуэлл все также рассеянно смотрел куда-то вдаль. Пустая банка остановилась на полпути. -- Я ни о чем не мечтал в детстве, -- спокойно заметил он. Ньют почувствовал себя так, словно стоял на краю глубокой, мрачной пропасти, и мысленно попятился назад. -- Просто это очень странно, -- сказал он. -- Вот здесь метеоролог пишет про средние температуры, нормы, микроклимат и все такое. -- И чего это значит? -- спросил Шедуэлл. -- Это значит, что он не может ничего понять, -- объяснил Ньют, который не зря провел юные годы на побережье делового моря и успел поднатореть в понимании подобного рода текстов. Он искоса взглянул на Ведьмознатцев Армии сержанта. -- Ведьмы, как известно, могут влиять на погоду, -- попробовал он зайти с другого конца. -- Об этом рассказывали по телевизору, в "Дискавери". О Боже, подумал он, или любое другое подходящее существо, не дай мне провести очередной вечер за резкой газет в лапшу в этой огромной пепельнице. Выпустите меня на свежий воздух. Пошлите меня на задание, и лучше такое, которое в Армии Ведьмознатцев служит эквивалентом катания на водных лыжах в Германии. -- Это отсюда меньше, чем в часе езды, -- осторожно предложил он. -- Я подумал, может, мне просто взглянуть, что там происходит, скажем, завтра? Посмотреть, оглядеться. Я сам заплачу за бензин, -- добавил он. Шедуэлл задумчиво вытер верхнюю губу. -- Место это, -- сказал он, -- часом не Тэдфилд зовется? -- Именно, мистер Шедуэлл, -- сказал Ньют. -- Откуда вы знаете? -- Ну и в чего теперь играются эти южане? -- произнес Шедуэлл как бы про себя. -- Ладно! -- громко добавил он. -- А чего бы нет? -- Кто играется? -- спросил Ньют. Шедуэлл не обратил на него внимания. -- Ага, так. Вреда, значит, вроде как от этого не будет. Говоришь, за бензин сам заплатишь? Ньют кивнул. -- Тогда зайдешь сюда в девять утра, -- сказал Шедуэлл, -- перед тем, как ехать. -- Зачем? -- спросил Ньют. -- За добродетельным арсеналом. x x x Как только Ньютон ушел, телефон зазвонил еще раз. На этот раз звонил Кроули, и дал примерно те же инструкции, что и Азирафель. Шедуэлл для порядка записал их, а мадам Трейси восторженно порхала за его спиной. -- Два звонка за день, мистер Шедуэлл! -- умилялась она. -- Ваша маленькая армия прямо как на войну собралась! -- Да чтоб тебя ящуром поразило, потаскуха, -- пробормотал Шедуэлл и захлопнул за собой дверь. Тэдфилд, подумал он. Да хоть Тэдфилд, лишь бы платили вовремя... Ни Азирафель, ни Кроули не управляли Армией Ведьмознатцев, но и тот, и другой с одобрением относились к ее существованию. По крайней мере, они знали, что так к ней отнеслось бы их начальство. Таким образом, она значилась в списке организаций, подведомственных Азирафелю, потому что была, понятно дело, Армией Ведьмознатцев, а поддерживать любого, кто называет себя ведьмознатцем, нужно по той же причине, по которой США поддерживают любого, кто называет себя антикоммунистом. В списке Кроули она значилась по несколько более сложным соображениям, а именно: люди наподобие Шедуэлла не причиняли делу Зла никакого вреда. Даже совсем наоборот, по общему мнению. Строго говоря, Шедуэлл тоже не управлял Армией Ведьмознатцев. По его зарплатной ведомости, ей управлял АВ генерал Смит. Ему подчинялись АВ полковники Грин и Джонс, и АВ майоры Джексон, Робинсон и Смит (не приходившийся генералу родственником). Далее следовали АВ майоры Сковорода, Банка, Молоко и Шкаф (в этот момент ограниченное воображение Шедуэлла начало сдавать сбои), а также АВ капитаны Смит, Смит, Смит, Смиит и Онже. И еще пять сотен АВ рядовых, капралов и сержантов. Многих из них звали Смит, но это не имело особого значения, поскольку ни Кроули, ни Азирафель до них уже не дочитывали. Они просто давали деньги. В конце-то концов, с них обоих получалось всего фунтов шестьдесят в год. Шедуэлл ни в коей мере не считал это уголовщиной. Его армия была святым делом. Что-то же нужно делать. Грошики с неба не сыплются, как то раньше бывало. СУББОТА Суббота, последний день мироздания, начиналась самым ранним утром, и небо было краснее крови. Курьер службы срочной доставки "Интернешнл Экспресс" аккуратно снизил скорость до пятидесяти пяти, свернул за угол, переключился на вторую передачу и остановил фургончик на траве у дороги. Здесь курьер вышел из фургона и немедленно бросился в придорожную канаву, чтобы избежать смерти под колесами грузовой машины, вылетевшей из-за поворота на скорости, значительно превышавшей сто десять километров в час. Он встал на ноги, поднял очки, надел их, подобрал выпавшие из рук пакет и блокнот, стряхнул траву и грязь с форменной куртки, и, спохватившись, погрозил кулаком вслед стремительно удаляющемуся грузовику. -- И чего их не запретят, эти, чтоб их, грузовики, никакого уважения на дороге, я вот всегда говорю, всегда говорю: ты, сынок, когда не за рулем -- так ты пешеход... Он осторожно спустился с насыпи, поросшей травой, перебрался через невысокую изгородь и оказался у речки Ук. Он пошел вдоль берега, взяв пакет под локоть. Ниже по течению на берегу сидел молодой человек, одетый во все белое. Кроме него, никого вокруг не было. Волосы у него тоже были белые, а лицо и руки -- бледные, как мел, и он сидел, уставившись на реку так, словно наслаждался видом. Он выглядел так, как выглядели поэты-романтики времен королевы Виктории как раз перед тем, как уступить напору общества потребления и наркомании. Этого курьер тоже никак не мог понять. Вот в старые добрые времена, и не так уж, то есть, давно, так чуть не на каждом шагу на берегу сидели рыболовы, играли дети, парочки приходили сюда поворковать и послушать плеск волн, держась за руки на фоне суссекского заката. Он и сам сюда приходил, с хозяйкой своей, Мод, до того только, как они, это, поженились. Они приходили сюда помиловаться, и даже, единожды, не только... Не те пошли времена, думалось курьеру. Теперь желто-белые скульптуры из слизи и пены неторопливо скользили вниз по течению, иногда покрывая по несколько ярдов водной глади. А там, где между ними была видна вода, она была покрыта микроскопически тонким нефтехимическим глянцем. Послышалось громкое хлопанье крыльев: пара гусей, радуясь возвращению в Англию после долгого, изматывающего полета над Северной Атлантикой, опустилась на радужную поверхность и тут же исчезла под ней без следа. Смешной у нас мир, размышлял курьер. Вот тебе Ук, был когда-то самой красивой рекой в этой части света -- а теперь всем известная сточная канава. Лебеди идут ко дну, рыбы всплывают брюхом кверху. Вот это и называется прогресс. Его не остановишь. Он подошел к человеку в белом. -- Прошу прощения, сэр, вас не Мел звать, часом? Белый кивнул, но не произнес ни звука. Не отрывая глаз от реки, он следил за монументальными статуями из слизи и пены. -- Как красиво, -- прошептал он. -- Безумно красиво. Курьер на несколько секунд утратил дар речи. Потом у него включился автопилот. -- Смешной у нас мир, это точно, ну то есть езди вот по всему свету с пакетами, и тут ты чуть не у себя дома, это точно, ну то есть я тут родился и вырос, сэр, а ездил и к Средиземному морю, и в этот Де-и-Мойн, в Америке, сэр, вот, а теперь вот тут, и вот вам посылка, сэр. Тот, кого часом звали Мел, взял посылку, взял блокнот и расписался в получении. При этом ручка вдруг потекла, и большое грязное пятно расплылось поверх его подписи, так что прочесть