Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
Стивен Р.Дональдсон. Золотня-огонь
("Первые Хроники Томаса Кавинанта
Неверующего" #4). Пер. - О.Колесников.
Stephen R.Donaldson. Gilden Fire (1981)
("The First Chronicles of Thomas
Covenant the Unbeliever" #4).
========================================
HarryFan SF&F Laboratory: FIDO 2:463/2.5
---------------------------------------------------------------



     Сказание о "Золотня-огне"  -  всего  лишь  отрывок  из  хроник  войны
Иллеарта, и не ожидайте  здесь  законченного  повествования.  Хотя  у  вас
появилась теперь возможность ознакомиться с тем, что произошло с  Кориком,
Стражем Крови, и  его  миссией  в  Прибрежье  в  самые  первые  дни  войны
Иллеарта, уже после того как Томас Кавинант был призван в Страну,  но  еще
до того как разгорелась настоящая война.  Это  повествование  родилось  на
основе двух набросков моего манускрипта,  и  которое,  так  уж  сложилось,
полностью отсутствует в опубликованной версии книги.
     Поэтому, мне кажется, здесь не обойтись без объяснений.  Уж  если  я,
что и изымаю из написанного мной, то выкидываю все это в корзину для бумаг
и более к нему  не  возвращаюсь.  Но  в  данном  случае  я  решил  сделать
исключение, и на то есть не одна причина.
     И некоторые из этих причин роднятся  с  тем,  почему  "Золотня-огонь"
пришлось изъять из хроник войны Иллеарта.  Первоначальный  вариант  книги,
что лег на стол перед Лестером дель Реем в "Balantine  Books",  насчитывал
916 страниц - приблизительно 261 000 слов. По требуемому объему  это  было
явно многовато. С большим сожалением, Лестер дал мне понять, что я  должен
сократить повествование на 250 страниц.
     Ну что ж, для меня это и не удивительно, я славлюсь тем, что  не  раз
переписываю свои рукописи. Итак, я взялся за дело и сократил книгу на  100
страниц, попросту уплотняя текст. Но после этого  мне  предстояло  принять
более трудное решение.
     Так уж сложилось, что первоначальная версия "Войны Иллеарта" состояла
из четырех частей, а напечатанная включает в себя лишь три.  Часть  вторая
была целиком посвящена миссии Корика в Прибрежье, и в ней как раз  и  были
те 150 страниц, столь мне необходимые. Нет, вовсе не потому, что я  считал
этот материал менее значительным,  чем  все  остальное  (мне  вообще  мало
симпатичны те, кого не  очень-то  трогает  судьба  Бездомных,  верность  и
преданность Стражей Крови, доблесть  и  мужество  Лордов),  напротив,  мне
очень по душе была эта часть, но я срубил под  корень  мою  бывшую  вторую
часть руководствуясь лишь логикой повествования.
     С  самого  начала  эта  часть  была  несколько  оторвана  от   общего
повествования. В ней  я  представил  Корика  как  центрального  персонажа.
Впервые в моей трилогии  я  полностью  отошел  от  Томаса  Кавинанта  (или
какой-либо непосредственной связи с "реальным" миром).  И  это,  вероятно,
было ошибочным. Решающим в представлении такого героя, как Кавинант,  было
то, что у него были истинные причины сомневаться в подлинной  "реальности"
Страны. Но все эти причины исчезли без следа,  как  только  я  ввел  такой
персонаж, как Корика - который ничем не был связан, даже косвенно, с миром
Кавинанта. ("Война Иллеарта" включает в себя две главы, где на первый план
выступает Лорд Морэм. Но  в  обоих  случаях  Морэм  постоянно  общается  с
Кавинантом или Хайлом Троем. В миссии же Корика потеряна даже связь с теми
исходными предпосылками, что легли в  основу  "Проклятия  Лорда  Фаула"  и
"Войны Иллеарта"). Явив перед читателем  Корика,  мне  словно  бы  удалось
создать неопровержимое доказательство того, что люди,  населяющие  Страну,
действительно реально  существуют:  я,  совсем  не  желая  того,  опроверг
логические основания Кавинанта Неверящего, которые и без  того  достаточно
хрупки.
     Поэтому мне  пришлось  выбрать  наиболее  существенное  для  развития
сюжета из второй части и вложить все это в уста Ранника и  Тула,  донесших
весть о судьбе миссии Корика до Кавинанта и Троя - сохранив таким  образом
целостность повествования и логику, с которой оно было продумано. Поступив
так, я и выкроил те 150 страниц, на которые надо было сократить книгу.
     Но сказанное о "Золотня-огне" было полностью потеряно.
     Конечно, это не такая уж трагедия. Подобное сокращение - обычное дело
для  писателя,  ибо  логика  повествования  более  важна,  чем   авторские
пристрастия. В данном случае моя точка зрения такова:  "Золотня-огонь"  не
вошел в книгу "Война Иллеарта" не потому, что он  -  плох,  а  потому  что
недостаточно  соответствовал  логике,  изначально  заложенной   в   основу
развития сюжета.
     Однако, остается вопрос:  если  материал  недостаточно  подходил  для
"Войны Иллеарта", то почему я не похоронил  его  окончательно,  а  вытащил
снова на свет?
     Основная причина, полагаю, - мои вышеупомянутые пристрастия. Я  люблю
Корика, Гирима и Шетру; меня всегда глубоко печалила и огорчала та крайняя
необходимость, что потребовала от меня столь решительно сократить их  роль
в истории Страны. И, вдобавок к этому, меня всегда не  покидало  ощущение,
что моральная дилемма Стражи Крови  как-то  смутно,  слишком  поверхностно
изложена в  опубликованной  версии  моих  книг:  слишком  многим  пришлось
пожертвовать, когда я распростился с повестью о "Золотня-огне". Фактически
было принесено в жертву слишком многое, связанное с теми  людьми,  которые
должны  были  лицом  к  лицу  столкнуться  с  опасностями  и  разрушением,
грозившими Бездомным. (Как, например, можно оценить  и  почувствовать  все
усилия и подвиги Лорда Гирима, когда  так  мало  известно  о  нем  самом?)
Публикуя "Золотня-огонь", я стремлюсь  заполнить  для  кого-то,  возможно,
трудно уловимый, но для меня столь существенный пробел в  повествовании  о
войне Иллеарта.
     Наконец, я бы сказал, что та логика, которая первоначально  требовала
сократить  материал,  теперь  меня  не  ограничивает;  ведь  речь  идет  о
независимом повествовании. "Золотня-огонь" наверняка  не  будет  интересен
тем, кто не знаком с "Хрониками Томаса Кавинанта Неверящего". А  для  моих
читателей  вопрос  о  реальности  Страны  (о  том,  может  ли  Корик  быть
центральным персонажем повествования) не суть важен.  В  действительности,
как и в мечтах, имеет значение лишь тот ответ,  что  находим  мы  в  наших
сердцах на поверку их ко Злу и Жестокости. Публикуя "Золотня-огонь", мне и
хотелось поведать вам о тех ответах, что живут в сердцах Корика, Гирима  и
Шетры.
                                                         Стивен Дональдсон



     Восход солнца был словно эхо прощальному  огню,  возжженному  Высоким
Лордом Еленой и яркой хвостатой звездочкой  скользнувшим  ввысь,  к  самым
небесам, со сторожевой башни в Ревлстоне,  а  Корик  и  его  спутники  уже
сидели на широких спинах могучих ранихинов, направляясь  на  восток  с  их
миссией в Прибрежье.
     Искрящиеся  лучи  утреннего  светила  слепили  глаза  Корика.  Но   с
уверенностью и спокойствием вслушивался он в равномерную поступь Брабха, с
лицом ясным, не омраченным и тенью сомнения, вглядываясь в  грядущее.  Уже
без малого полсотни лет проездил он на славном Брабха,  но  дружба  его  с
ранихинами родилась во времена куда  более  ранние.  Великие  исполины  Ра
носили его на своих могучих спинах, сменяя один другого по мере  того  как
смерть прибирала их к рукам; но верность их и преданность жили в  веках  и
передавались из поколения в поколение. Он доверял им и знал,  что  горячим
сердцам ранихинов не ведомы скользкий  страх  и  предательство.  Местность
близ Ревлстона была хорошо знакомой и не внушающей  опасений;  но  даже  в
неумолимых и безжалостных скрижалях Северных Взгорий или  таящей  в  своей
глуши  немало  опасностей  для  всего  живого  таинственной   и   обманной
Сарангрейвской  Зыби,  ранихины  не  изменяли   своей   твердой   поступи,
неотступно следуя к цели. Их чутье и инстинкты, казалось, заключали в себе
суть более вечную и неизменную, чем видимый покров холмов  и  равнин.  Они
несли миссию Корика вниз через предгорья Ревлстона с  такой  уверенностью,
как если бы эти великие лошади были частью самой земли -  частью,  ставшей
подвижной и наделенной своим собственным  быстрым  жизненным  пульсом,  но
по-прежнему делившей с землей тот же самый прах  и  единое  происхождение,
так что ни  ложный  шаг,  ни  предательство  никогда  не  осквернит  этого
единства между землей и копытом.
     Рядом с Кориком ехали его спутники, те, кто разделили с ним миссию  к
великанам в Прибрежье: четырнадцать человек из Стражи Крови и  два  Лорда,
Гирим - сын Хула и Шетра - супруга Вереминта. Воспоминания  об  отъезде  и
прощании с Ревлстоном - горечь  Шетры,  разлученной  с  мужем,  потерявшим
былую веру в себя и собственные силы и не избранному ранихинами, резкие  и
неуклюжие попытки Гирима уяснить разницу между  тем,  что  помнила  Стража
Крови, и тем, что они знали, отказ Томаса Кавинанта разделить их миссию  -
еще были слишком свежи в  памяти  Корика.  Однако  еще  более  настойчивей
напоминала о себе и тревожила та печальная необходимость, что  позвала  их
за собой в дальний и опасный поход. Погибнуть,  но  спасти.  Необходимость
столь безотлагательная, что миссия  была  передана  в  руки  самой  Стражи
Крови, а не Лордам, так что если Гириму и Шатре суждено  было  бы  принять
смерть, то их защитники продолжили бы путь.
     И оттого что-то тревожное и особенное чувствовалось  в  тихом  голосе
Террела, когда раньше этой  ночью  он  послал  свой  вызов  Первому  Знаку
Морину.
     -  Вызовите  Высокого  Лорда,  -   проговорил   Террел,   следуя   за
помрачневшим и осунувшимся Лордом  Морэмом  в  направлении  Палаты  Совета
Лордов. - Опасность нависла над великанами Прибрежья. Он это видел.
     Да, Лорд Морэм  видел  это.  Провидец  и  оракул  Совета,  он  описал
погибель Бездомных, что  рыщет  в  их  поисках  повсюду  от  Ревлстона  до
Коуэркри - погибель не столь отдаленная, грозящая нагрянуть чуть ли  не  в
течение ближайших дней. Когда Высокий Лорд и весь Совет собрались в палате
Совета, Морэм поведал всем о своем видении. Безрадостен и мрачен  был  его
рассказ, погрузивший слушателей его в печаль и горестные думы.
     В этом Корик хорошо знал Лордов. Ведь что бы ни  случилось,  верой  и
правдой, бессонно и неотлучно служил он Совету вот уже два тысячелетия: он
понимал, что жгучая боль в сердцах Гирима, Каллендрилла и Морэма,  суровая
решимость Шетры и  Вереминта,  тревога  Лордов  Аматин,  Лерии  и  Тревора
родились из-за заботы о жизнелюбивых Бездомных - заботы настолько глубокой
и древней, как сама преданность и дружба между великанами  и  страной.  Но
Корик помнил и о другом, ужасном и неумолимом. Порча замышлял войну против
Совета, и угроза ее была столь неминуема, что несколько дней назад Высокий
Лорд почувствовала необходимость вызвать Неверящего из его мира. Но сейчас
все помыслы Страны были обращены к Прибрежью. Вот уже три  года  прошло  с
тех пор, как безмолвие пролегло между великанами и Ревлстоном.
     Молчание в течение года -  дело  обычное,  и  первый  год  не  внушал
опасений. Но второй год породил тревогу и беспокойство, и в Прибрежье были
посланы гонцы. Никто из них не вернулся. В год третий на поиски  великанов
был снаряжен Дозор - и никто его больше не видел. Не желая более рисковать
своей Боевой Стражей, Высокий Лорд повелела Лордам Каллендриллу  и  Аматин
отправиться с вестью о тревоге Страны на восток.  Но  они  были  отброшены
назад Сарангрейвской Зыбью, и безмолвие царило как и  впредь.  Так  Совету
давно был ведом страх за Судьбу Великанов,  как  и  за  свою  собственную.
Однако видение Лорда Морэма подкрепило опасения.
     Высокий Лорд ни мгновенья не  сомневалась,  решив  выслать  отряд  на
подмогу великанам. Погибнуть, но спасти. Однако орды Порчи не сегодня, так
завтра могли двинуться войной на Лордов, очерняя и разрушая все  на  своем
пути, и поэтому лишь несколько воинов и  совсем  небольшие  силы  возможно
было высвободить с защиты Страны. Итак, миссия была  возложена  на  Стражу
Крови. Первый Знак Морин избрал старшим в этом нелегком походе  Корика,  а
Высокий Лорд перепоручила миссию Лордам Гириму и Шетре. Гирим,  сын  Хула,
всегда отличался  излишней  тучностью,  был  веселого  нрава  и  любителем
пошутить, никогда не чурался плотских удобств и удовольствий, любил хорошо
поесть и  всегда  питал  искреннюю  любовь  к  великанам.  Шатра,  супруга
Вереминта, покидала Ревлстон с затаенной в душе горечью  и  в  печали,  ее
боль за собственного мужа, которого терзали сомнения и  неверие  в  самого
себя, настолько извела ее, что теперь она еще больше, чем обычно, походила
на нахохлившуюся хищную птицу. Конечно, слишком малые силы были посланы на
восток, ведь неведом путь Порчи, и  кто  знает,  не  суждено  ли  путникам
столкнуться на своем пути с его  злобой  и  ненавистью.  Уж  кому-кому,  а
Страже Крови не стоило и напоминать о том, что есть только две дороги, что
могут привести Презирающего на запад: одна пролегает  южнее  Анделейна,  а
затем проходит севернее Ревлстона, и другая, что уходит к северу  от  Горы
Грома и дальше тянется на запад через Зломрачный Лес. И  дорога  Корика  к
Прибрежью также вела через Зломрачный Лес.
     Хотя путь Порчи и оставался неизвестен, Стража  Крови  не  питала  по
этому поводу угрызений совести. Корик и его люди не были  связаны  клятвой
ведать неведомое: от них требовалось только победить или  погибнуть.  Душа
их избегала сомнений, а здравый смысл не оставлял их даже в самые  трудные
минуты.
     Когда Корик покинул Палату Совета, он  без  лишних  колебаний  избрал
себе попутчиков.
     Он не сомневался в своем выборе: Стражу Крови единил союз доблести  и
отваги, и каждый ее воин мог быть избран  или  заменен  другим,  при  этом
ничем не поступившись в своем служении Клятве. Все же на этот раз  он  был
более трепетен, принимая свое решение. Керрин и Силл были призваны им  как
само собой разумеющееся; они хранили под своей опекой Шетру и Гирима, едва
те вступили в Совет. Затем он избрал Ранника и Прена, кто были  старейшими
представителями двух древнейших родов харучаев, хо-ару  и  нимиши,  что  в
горных твердынях своих  жилищ  поколениями  вели  упорную  вражду  друг  с
другом, пока Узы Братства не объединили их. Еще десять человек он  призвал
разделить с ним миссию, то были воины из молодых Стражей Крови, он отобрал
их по-справедливости, по пять человек из каждого рода.  Среди  них  был  и
Тулл - самый младший из Стражи Крови.
     Еще раньше, когда  Лорд  Морэм  с  разведкой  побывал  в  Испорченных
Равнинах и возле Огнеубийцы, но сам едва спасся,  обратившись  в  бегство,
все Стражи Крови,  сопровождавшие  его,  погибли.  Как  то  велит  Клятва,
ранихины отвезли  павших  к  Ущелью  Стражей  и  в  Западные  горы,  чтобы
похоронить их в родных могилах. А харучаи послали  новых  воинов  заменить
погибших. Тулл был среди них. Он был  многими  столетиями  моложе  Корика.
Клятва также связывала его, ограничивала его свободу, подкрепляла  силы  и
удерживала его ото сна. В этом он был равен любому другому  Стражу  Крови,
но он не знал великанов, как его старшие товарищи. Поэтому Корик и  выбрал
его. Пусть Тулл воочию  убедится  в  безупречной  верности  и  преданности
Стражи Крови, да и в том, что доверие к великанам не  способно  осквернить
даже такое могучее Зло, как Порча.
     Пока он бесшумными шагами ступал  по  коридорам  Ревлстона,  мысленно
рассылая вызовы, он обдумывал  преимущества  того,  чтобы  взять  с  собой
Моррила или Корала. Эти Стражи Крови опекали Лордов Каллендрилла и Аматин;
Моррил и Корал сопровождали вверенных  под  их  защиту  Лордов,  когда  те
пытались добраться до великанов, но  были  отброшены  назад  темной  силой
Сарангрейвской Зыби. И Моррил и Корал уже были знакомы с теми опасностями,
что теперь подстерегают миссию Корика. Но Корик уже слышал  все,  что  оба
стража могли бы поведать о поджидающих их на пути злых силах и трудностях.
Да и было у них нерушимое право:  оставаться  подле  Лордов,  которых  они
опекали.
     Выбор был завершен, и Корик направился туда, где мог  встретиться  со
своими товарищами - единственное место в  Ревлстоне,  предназначенное  для
Стражи Крови.  Это  была  просторная  плохо  освещенная  зала  с  прочными
массивными стенами и шероховатым грубым полом, по которому никто  не  смог
бы ступать босиком, кроме закаленных Стражей Крови. Зала служила им в  том
виде, как она есть, была ничем не обставлена и безо всяких прикрас. Все, в
чем нуждались воины-харучаи - это просторное прибежище с  грубым  полом  и
защищенное от лишних взоров.
     Корику не пришлось долго ждать избранных им  спутников.  Они  явились
быстро, но без признаков спешки, ибо слово о видении  Морэма  долетело  до
них вперед  призывов  Корика:  они  слышали  его  в  мысленных  разговорах
харучаев,  в  приказах   Лордов,   в   измененной   ускоренной   пульсации
ревлстонских ритмов. Однако, когда Керрин и Силл, Ранник и  Прен,  Тулл  и
остальные собрались вокруг него, Корик все же решил не торопить события  и
поговорить с ними. Миссия, которую возложил на  него  Первый  Знак  Морин,
возможно,  была  значительней  и  тяжелей  любого  другого  бремени,   что
возложила на свои плечи Стража Крови в этой войне.  Они  приносили  Клятву
оберегать Лордов, пока еще жив Совет; но редко когда кому-либо из  Стражей
Крови отдавались приказы, не связанные  с  их  прямыми  обязанностями.  Но
миссия к великанам все же была вверена харучаям. Погибнуть, но  спасти.  И
чтобы принять столь необычный наказ, Корик и собрал своих  братьев  вокруг
себя, дабы совершить древние ритуалы.
     - Верность! - приветствовал он их.
     - Сила и верность! - отозвались они.
     - Хей! Приветствую вас, избранные мои братья, - снова вступил  Корик.
- В наших руках миссия к великанам в  Прибрежье.  Настали  времена  Стражи
Крови. Война грядет. Близок конец ссылки великанов,  как  то  предсказывал
Деймлон Друг Великанов. Да восторжествует  карающий  кулак  и  несгибаемая
вера!
     Стража Крови ответствовала ему словами из древней Клятвы харучаев:
     - Ха-мэн руал тайба-сах карэб хо-йел нейта  пэр-раоул.  Мы  -  Стражи
Крови, хранители Клятвы -  хранители  и  хранимое,  да  будет  освящено  и
хранимо нами до последнего вздоха, последнего смерти зла. Тан-харучаи.  Мы
принимаем наказ.
     -  Тан-харучаи,  -  эхом  отозвался  Корик  и,   поклонившись   своим
товарищам, повторил древний боевой клич. - Сила и Верность!
     Окружавшие его воины в  свою  очередь  ответно  поклонились  и  затем
слегка  расступились  так,  чтобы  вокруг   Корика   образовалось   пустое
пространство. Настал час состязания, как то было установлено теми древними
ритуалами, к которым воззвал Корик. Состязание, которое выявило бы  самого
сильного из них и потому достойного  возглавить  трудный  поход.  Один  за
другим выходили они вперед, чтобы сразиться с Кориком,  помериться  с  ним
своими силами.
     Хотя миссия была передана в его руки  самим  Первым  Знаком  Морином,
Корик хотел подтвердить свое превосходство у своих спутников, так, что как
бы трагически ни обернулось для них будущее, в какие роковые бы  переделки
они ни попали, никто бы не подверг  сомнению  и  не  оспаривал  его  права
отдавать приказы. Потому-то он теперь и сражался за свое право  возглавить
миссию, как уже однажды оспаривал свое право быть среди тех, кто повел  за
собой армию в поход на Страну, еще в первые годы правления Высокого  Лорда
Кевина, сына Лорика.
     Такое испытание само собой возникло у гордых  и  величавых  харучаев,
ибо они были рождены для битв и сражений, также как их деды и отцы, ибо  о
том повествуют древние старцы-сказители. Для них не было  достаточным  то,
что они устраивают свои дома  в  самых  суровых  уголках  земли.  Не  было
достаточным то, что  крепости,  которые  они  населяли,  пещеры  и  скалы,
ледяные гроты и глубокие расселины, цитадели на неприступных  утесах  были
три сезона в  год  покрыты  глубоким  слоем  снега  и  скованы  блистающей
вечностью  голубых  ледников.  Это  простое  выживание  изо  дня  в  день,
сохранение домашнего очага, уход за овцами и скудным садиком,  что  иногда
удавалось им взрастить, когда летом некоторые из  долин  освобождались  от
снега и льда, требовали от них всю силу тела и  духа,  на  которую  только
может быть способен человек. Нескончаемые метели и вьюги, горные  ветры  и
снежные обвалы навлекали на них столько бед и несчастий,  что  даже  самые
крепкие и выносливые из них не смели надеяться на долгую  жизнь.  Но  нет,
вдобавок ко всему, харучаи всегда находились в состоянии войны.  До  того,
как их соединили Узы Братства, они сражались  друг  против  друга,  бились
хо-ару против нимиши, из поколения  в  поколение,  на  отвесных  скалах  и
утесах, каменистых осыпях и лощинах, везде, где бы они  ни  повстречались.
То были горячие люди, с  сильными  чреслами  и  плодовитые;  но  без  еды,
надежного крова и тепла их дети умирали еще  при  рождении  -  а  часто  и
женщины  тоже.  И  обуреваемые  желанием  выжить,  оградить  свой  род  от
вымирания и защитить любимых, воины обоих кланов шли на все, бились друг с
другом, стараясь любой ценой урвать друг у друга  каждый  возможный  кусок
мяса или колеблющийся свет от костра или хоть тень надежного убежища, так,
чтобы их жены и дети не были обречены на смерть.
     Но все же пришло в свое время согласие к хо-ару и нимиши. И  прозрели
они, осознав, что ведут бессмысленную вражду, никому  не  несущую  победу.
Ведь воины обоих кланов не уступали друг другу в силе и ловкости, так  что
ни одна из воюющих сторон не могла удерживать хоть сколь возможное краткое
господство. И если даже  это  изредка  и  случалось,  и  семья  победителя
увеличивалась вдвое, то вскоре недостаток еды, и тепла, и надежного  крова
убивал его сородичей, как и впредь. Поэтому  вожди  кланов  встретились  и
объединили враждующие стороны Узами Братства. Распрям и вражде был положен
конец, и рука почувствовала руку брата. С этих самых пор и дальше,  хо-ару
и нимиши боролись совместно против общей нужды.
     И пришел час, и нужда толкнула их на восток, прочь  с  Западных  гор,
подогревая их намерение завоевать мощью своих кулаков  все  возможное  для
поддержания жизни, чем не обеспечивал их дом родной, так, чтобы жены их  и
дети  смогли  выжить.  Корик  доказывал  свое  первенство  на  состязании,
длившемся всю долгую зиму, чтобы  завоевать  себе  право  встать  рядом  с
Тьювором, Баннором, Морином и Террелом во  главе  армии  из  тысячи  самых
сильных и достойных воинов-харучаев, что  вскоре  двинулась  через  Ущелье
Стражей и вдоль холодящей своей ледяной чистотой реки Ллураллин войной  на
Страну.
     Не встречая никакого сопротивления, прошли они по  краям  и  долинам,
что позднее получили названия Кураш Пленетор, Больной Камень, и  Тротгард.
Вопреки их ожиданиям  и  боевому  настрою,  они  были  встречены  местными
жителями со спокойствием, бесстрашием и терпимостью, и безо всякой  борьбы
им давали все, что они требовали. Эти мирные люди не  находили  радости  и
пользы в войне. В конце концов они даже направили харучаев в Ревлстон, где
заседал в свои первые годы Совет Высокого Лорда Кевина.
     И там-то, под стенами Ревлстона, и родилась Клятва  Стражи  Крови,  и
доверие пролегло между великанами и харучаями.
     Едва завидев Ревлстон, захватчики были поражены в самое  свое  сердце
от величайшего удивления. Они понимали горы, покоряли неприступные утесы и
скалы, знали, как неукротим бывает камень, но никогда в своих самых теплых
и светлых мечтах, не помышляли они о том, что гора внутри может быть столь
приятна,  желанна  и  пригодна  для  жилья.  С  удивлением   и   восторгом
вглядывались они в строгие контуры  Великой  Твердыни,  что  была  искусно
вырублена в камне и с великим тщанием доведенная до ума великанами, и души
их переполняла буйная радость, сравнимая разве что  с  той,  что  посещала
воинов-харучаев при взгляде на суровые и аскетичные  остроконечные  горные
вершины  или  в  объятиях  всеобъемлющей  любви  их  жен.  И  чем   больше
всматривались они в неведомое им доселе великолепие,  тем  более  желанным
представал перед ними Ревлстон. Изящные его формы, точеные линии его  окон
и  балконов,  парапеты,  уходящие  к  самой  вершине  высоченной  скалы  и
переплетенные великанами в витиеватые узоры, - кружили  им  голову  и  все
больше порабощали своей красотой и надежностью. Здесь,  в  тепле  и  уюте,
посреди  изобилия  пищи  и  солнечного  света  высился   один-единственный
скалистый дом, но огромный до того, что был способен вместить в себя  весь
народ  харучаев  и  навсегда  избавить  их   от   нужды.   Великолепие   и
многозначительность той роскоши заставляла каждую бойницу и зубчатые стены
жить  странной  жизнью,  освещенной  высшими  мистериями  и  неиссякаемыми
возможностями.
     Во внезапном  приступе  незнакомой  им  страсти  они  поклялись,  что
завоюют  эту  Твердыню  и  сделают  ее   своей.   Без   колебания   тысяча
невооруженных харучаев осадили Ревлстон.
     Но их военные действия  не  зашли  слишком  далеко.  Почти  сражу  же
огромные каменные ворота под  сторожевой  башней  широко  распахнулись,  и
Высокий Лорд Кевин выехал вперед,  чтобы  встретить  осаждающих.  Он  ехал
верхом на великом ранихине  и  в  сопровождении  половины  своего  Совета,
Дозора Боевой Стражи и компании  ухмыляющихся  великанов.  Серьезно  и  со
вниманием выслушал Кевин требования, выдвинутые перед  ним  Первым  Знаком
Тьювором, и могущество Посоха Закона позволяло ему понимать язык харучаев.
Затем он  объявил  свою  волю,  что  ничто  не  заставит  его  вступить  в
кровопролитное сражение с харучаями, он ненавидел сражения  и  был  против
войны. Вместо этого он пригласил пятерку возглавляющих воинство харучаев в
Ревлстон на попечение радушных и  гостеприимных  Лордов.  И  хотя  харучаи
опасались предательства  и  вероломства,  не  принять  приглашение  им  не
позволила гордость.
     Но предательства не случилось. Огромные ворота по-прежнему оставались
открытыми все  три  дня,  пока  пятеро  командующих  осаждавшим  воинством
знакомились с великолепием и простором Ревлстона.  Они  сами  испытали  на
себе  добродушное  могущество  веселых  и  жизнелюбивых   великанов,   что
сотворили эту Великую Твердыню, вдохнув новую жизнь в  камень,  и  наконец
получили предложение от Совета Лордов по  доброй  воле  снабдить  харучаев
всем, в чем у них есть нужда,  и  помогать  им  так  долго,  как  им  того
потребуется. Когда воины возвернулись к своим армиям, они не  шли  пешком,
но ехали верхом на горделивых  ранихинах,  что  избрали  для  себя  носить
харучаев. В душе Корика и равных ему воинов  жило  одно  и  тоже  чувство.
Что-то новое открылось им, что-то, находившееся вне их возникшей  близости
с ранихинами, вне дружбы и благоговейного трепета перед великанами и  даже
завораживающего  великолепия  самого  Ревлстона.   Харучаи   были   воины,
привыкшие силой  добывать  себе  то,  что  они  требовали:  они  не  могли
принимать дары, не отдавая что-то взамен.
     Поэтому той же ночью воинство с  гор  Западных  собралось  под  южной
стеной Ревлстона. Харучаи крепко задумались, и уже вскоре сообща  выковали
Клятву - чистую и высокую, не подвластную жалости и лжи, не несгибаемую ни
болью, ни непогодой: клятву,  словно  высшую  присягу,  произнесенную  над
рекой смерти, что связывает даже богов. То была клятва, рожденная из самых
глубин их гордых  и  чистых  сердец,  и  была  она  под  стать  мастерству
великанов и могуществу Лордов.  Когда  они  произносили  горячие  слова  -
ха-мэн руал тайба-сах карэб хо-йел - земля, казалось, всколыхнулась под их
ногами и дохнула на них жаром, как если бы вся земная сила собралась к  ее
поверхности, чтобы услышать воинов. И  когда  они  наконец  принесли  свою
Клятву полностью, так, что не изменить ей и не оступиться,  камни  под  их
ногами глухо зарокотали и огонь пробежал по жилам воинов, укрепив их  мощь
к обещанию, данному ими.
     Так это было. Перед рассветом оставшееся воинство  отправилось  назад
через Ущелье  Стражей  и  дальше  домой.  А  пять  сотен  харучаев  Клятвы
отправились в Ревлстон, чтобы стать Стражами  Крови,  защитниками  Лордов:
крепкой и надежной преградой между Ревлстоном и любым грозящим ему злом  и
напастями.
     Но это еще не все. Хотя Корик теперь, накануне  миссии  в  Прибрежье,
прибег к древнему ритуалу - поединку, - дабы  подтвердить  его  назначение
Первым Знаком Морином возглавить их небольшой отряд, пустившийся на поиски
великанов - хотя  Клятва,  которой  он  служил,  по-прежнему  обязывала  и
оставалась безупречной, - в истории харучаев произошло по крайней мере еще
два важных события, стоящих упоминания. Первое произошло на  следующее  же
утро, после того, как были произнесены слова Клятвы. Когда харучаи вошли в
Ревлстон и объявили свою волю Совету, Высокий Лорд Кевин пришел  в  полное
смятение. Как и Лорд Морэм в  более  поздние  годы,  Кевин  в  те  времена
обладал даром предвидения, что порой сильно  отягощало  его,  и  в  Клятве
харучаев он узрел грядущие несчастья. С необычным упорством настаивал  он,
что харучаи учинили Клятву во вред  себе,  опасаясь  за  судьбу  воинов  и
пытаясь отказаться от их службы - настолько  сильно  был  он  ошеломлен  и
столь же мало понимал он горячие и пылкие сердца этого  отважного  народа.
Но великаны научили его пониманию, и он принял условия харучаев.
     Другое, о чем следует упомянуть, произошло в  ходе  последней  войны,
перед тем как Кевин свершил Ритуал Осквернения. Когда Высокий Лорд  втайне
от других уже вынашивал свое грозное намерение, он пустил весть по Стране,
пытаясь спасти хоть часть ее от разрушения.  Он  предостерег  великанов  и
ранихинов  о  надвигающемся  опустошении.  И  он  приказал  Стражам  Крови
отправиться назад к себе домой, в горы.
     И случившееся мучило теперь Стражей Крови, именно это породило в  них
сомнение.  Они  беспрекословно  повиновались  Высокому  Лорду,  и  поэтому
пережили Осквернение,  но  Лорды,  которым  они  присягнули  на  верность,
погибли. Стража Крови повиновалась тогда  Кевину,  не  ведая  о  том,  что
повеления его могут противоречить их Клятве. И до сей поры поступок  Лорда
оставался для них странным,  немыслимым,  даже  угрожающим.  Они  доверяли
Кевину, полагали, что его приказы созвучны  их  Клятве  и  намерениям.  Но
теперь они знали и другое.  Кевин  уберег  их  от  гибели,  что  наверняка
ожидала их,  останься  они  рядом  с  Лордом  -  и  лишил  их  возможности
воспротивиться его темным намерениям. Он предал их.
     И теперь Стражам Крови были  ведомы  сомнения.  И  Клятва  их  теперь
требовала еще и иного: они  должны  уберечь  Лордов  от  саморазрушения  и
неверия в собственные силы.
     И поэтому Корик обратился к  древнему  ритуалу.  Он  помнил  всю  его
историю - Клятва не освобождала от памяти, - и поэтому-то он поступал так.
И он поднял свои руки, знающие, что такое убивать, на своих товарищей.
     Он не сдерживал свою силу, не таился от ударов и  не  сражался  менее
ожесточенно, чем бы он бился с врагами  Лордов.  Не  было  в  этом  нужды,
поелику не было слабых или неискусных воинов среди Стражей Крови; верность
Клятве заставляла их крепить свой  боевой  дух  и  силу.  Первые  поединки
Корика были короткими. Ранник и Прен - старые и  испытанные  воины  Стражи
Крови - достаточно часто мерились с ними своими силами,  чтобы  хорошенько
изучить своего товарища. После нескольких быстрых схваток они поняли,  что
он по-прежнему тот же могучий воин, кто и раньше превосходил их силой. И в
почтении к их примеру, молодые  хо-ару  и  нимиши  также  довольствовались
серией коротких, искусно проведенных мастерских ударов, чтобы явить  перед
всеми достоинство и силу своего товарища - как и свои собственные.  Керрин
и Силл бились немного дольше, более из  уважения  к  Лордам,  которых  они
опекали, чем потому что они жаждали вырвать первенство из рук  Корика.  Но
Корик не зря был одним из тех, кто были избраны возглавить  первоначальную
армию харучаев. Сражаясь с такой ловкостью  и  быстротой,  он  по  очереди
доказал Керрину и Силлу,  что  по-прежнему  остается  самым  достойным  из
воинов-харучаев.
     И под самый конец Корик схватился с Туллом.
     Его весьма порадовала сила и стойкость молодого воина. Во многом Тулл
был еще неиспытанным Стражем Крови, и потому-то Корик  атаковал  его  безо
всякой жалости и без скидок на неопытность. Но искусный  бой  Тула  вскоре
показал  всем,  что  новые  поколения  харучаев,  не  довольствуясь  былым
мастерством,  изобрели  множество  неизвестных  Корику  ложных  выпадов  и
ударов. В считанные мгновения Корик оказался припертым к  стене,  и  Тулл,
казалось, одерживает вверх. Но Корик сходился в бою  с  противником  самым
разным. Он обучался быстро. Когда необычный удар поймал  его,  он  отразил
его и,  ловко  изогнувшись,  избежал  падения,  что  ознаменовало  бы  его
поражение. Тогда он встретил Тула тем же самым молниеносным  ударом.  Удар
сбил Тула с ног, молодой воин повалился на  грубый  пол,  и  поединок  был
окончен.
     Тулл, ничуть не смутившись, вскочил на ноги и встал рядом  с  другими
Стражами Крови лицом к Корику.
     - Сила и  верность!  -  провозгласили  они.  -  Мы  -  Стража  Крови!
Тан-Харучай!
     -  Тан-Харучай!  -  твердым  голосом  отозвался  Корик.   Он   слегка
поклонился своим товарищам, и они последовали за ним прочь из залы.  Среди
них он был единственным, чье дыхание  и  пульс  несколько  участились,  но
внешне это не было заметным.
     Когда воины вновь добрались до основных коридоров и залов  Ревлстона,
они разделились, чтобы заняться сборами в дорогу. Для себя  они  могли  бы
ничего и не брать, кроме своего одеяния и толстых  мотков  клинго,  липкой
кожаной веревки, открытой для Страны великанами. Оружия харучаи не носили.
И, частично из-за своей Клятвы, они были более чем неприхотливы к  еде,  а
пока еще морозостойкая алианта растет и созревает по всей  Стране,  Стражи
Крови и не требовали себе ничего другого. Но Лорды нуждались в  снаряжении
большем: еда и питье, прутья лиллианрилла для факелов, одеяла и  подстилки
для  ночлега,  кухонная  утварь,  несколько  ножей  и   некоторые   другие
необходимые им вещи. Всю  эту  поклажу  харучаи  могли  взвалить  на  свои
собственные плечи, так, чтобы освободить Шетру и Гирима от  тяжелой  ноши.
Сейчас  Корика  заботило  лишь  то  самое  необходимое,   что   могло   им
потребоваться в дороге, остальное же он оставил на усмотрение Лордов.
     То, что его не касалось, не должно было и  не  беспокоило  Корика.  У
него не было ответа на смятения и тревоги Лорда Шетры  -  хотя  веками  он
испытывал томления между мужчиной и женщиной - и  поэтому  он  держался  в
стороне от этого. Он не принимал участия в молчаливом страхе, что  побудил
Лорда Гирима испрашивать в  спутники  Томаса  Кавинанта  вопреки  желаниям
Высокого Лорда: поэтому он не пытался влиять на Неверящего, склонять его к
путешествию или препятствовать ему. Он гнал прочь от себя все,  в  чем  не
было у него уверенности и что совсем не входило в круг его забот и  опеки.
Сила и верность! Добиться удачи или принять смерть.  Природа  одарила  его
невозмутимым  выражением  лица,  и  Корик  умело  скрывал  свои   чувства,
представая человеком холодным и бесстрастным.
     Но все же горевал вместе с Шетрой и питал уважение  к  Гириму.  Он  в
угрюмом молчании осуждал Неверящего. И возвращение  ранихинов,  семнадцати
из  великих  лошадей,  со  звездами  во  лбах,  их  странная  бескорыстная
верность, когда, грохоча своими копытами, они явились к  нему  по  первому
его зову - эта гордость и красота отзывались гимном в его сердце.  Он  был
харучаем и Стражем Крови. И их Клятва - лишнее  доказательство  тому,  как
могут быть чутки и отзывчивы эти люди с гор.
     И вот сейчас он получал особое  наслаждение,  когда  Брабха  нес  его
вниз, с подножия холмов на нижние равнины через ухоженные пахотные угодья,
что протянулись на многие лиги вокруг по всем восточным склонам. Там он  и
его спутники стали встречать по сторонам крохотные деревушки  -  небольшие
сгрудившиеся  подкаменья  и  случайные  настволья,  что  расположились   в
баньяновых деревьях, густо усеивавших эту часть равнин,  дома  фермеров  и
ремесленников, которые, несмотря на их заметное участие в жизни Ревлстона,
предпочитали не селиться там, где было уж слишком  многолюдно.  В  тусклой
предрассветной мгле всадники попридержали своих лошадей, перейдя на  более
осторожную рысь, чтобы не нанести вреда  зазевавшемуся  хмельному  фермеру
или неосторожным ребятишкам. Но когда солнце взошло и  воссияло,  ранихины
приветствовали его радостным  ржанием,  как  если  бы  они  приветствовали
старого доброго друга, и вновь прибавили ходу.
     Свежим погожим днем сельская местность светилась  в  ярких  солнечных
лучах, казалась озаренной  радостью  и  довольствием,  предавшей  забвению
маячившую кровавую угрозу. Налитые  колосья  пшеницы  рябью  струились  по
сторонам, золотистой пеленой покрывая некоторые из полей, а  на  других  -
уже благоухало сметенное в высокие скирды ароматное сено. В воздухе  пахло
первым морозцем, а холодный по-осеннему  колкий  ветерок  доносил  до  них
запахи урожая. Навстречу  солнечному  утру  несся  веселый  птичий  гвалт.
Пахотные земли, казалось, в презрении своем бросали  открытый  вызов  тому
призрачному фантому, что охотился на них, рыща повсюду. Но Корик знавал  и
другое: он видел беспомощную, плачущую землю: залитую кровью и стонущую  в
огне и под ногами всякой нечисти. Но Корик не мог  забыть,  и  никогда  не
сможет, ту доводящую до щемящей боли  в  сердце  красоту,  что  отчасти  и
привела харучаев к Клятве. Так завораживала и очаровывала эта красота, что
не способен выразить ее ни один язык, кроме ее собственного. Он понял, что
переполняло Лорда Гирима, когда тот запрокинул голову  и  запел,  радостно
восклицая:

                          Хей! Приветствую вас!
                          Вам хвала!
                          Благоденствие!
                          Жизнь и Страна!
                          Силы пульс
                          Во дереве и камне!
                          И земля - сердце - кровь,
                          Источник вечной мощи живой
                          И в лесах зеленых и в скалах!
                          И солнца тепла
                          Блаженным покоем
                          Благословлен
                          Весь воздух и море
                          И жизнь сама!
                          Эй, души земной красота
                          И ты, Небопад!
                          Вам хвалу воздаю!
                          Вам приветствие шлю!
                          Хей! Вам дарю эту песнь!

     Песня обладала той странной удивительной силой, что будоражила  в  ее
слушателе желание присоединиться к пению, и Лорд Гирим истинно наслаждался
этим. Но Шетра не улыбалась и не пела. Она восседала  на  своем  ранихине,
суровая и непреклонная, как будто война уже опустила свои  тяжелые  ручища
на  ее  острые  плечи.  Корик  чувствовал  это.  Он   ехал   между   ними,
всепонимающий и безмолвный.
     Так спешили вперед через утро  великие  ранихины,  пока  не  остались
позади почти все поля и селения, и дорога уже не была столь безукоризненно
ровной. Лорд Гирим поочередно то пел, то разговаривал,  словно  природа  и
земля вокруг него были его зачарованными  слушателями.  Но  Лорд  Шетра  и
Стражи Крови по-прежнему хранили молчание.
     Немного позже, когда дело шло к полудню,  они  остановились  рядом  с
ручьем, чтобы Лорды смогли отдохнуть, а ранихины - пощипать травки.  Гирим
неуклюже сполз со спины своего коня на землю,  подтвердив  этим  росшее  в
Корике подозрение:  хотя  Лорд  был  свободно  избран  ранихином,  он  был
необычайно слабым наездником. Даже человек, впервые оказавшийся верхом  на
ранихине, мог чувствовать себя в полной безопасности,  если,  конечно,  не
побоится доверить себя на попечение мудрого исполина с равнин Ра. Но  Лорд
Гирим не был новичком в верховой езде,  он  отнюдь  не  впервые  сидел  на
лошади. Однако он всю дорогу держался верхом на ранихине  как-то  странно,
резко и беспорядочно размахивая в воздухе руками и судорожно подергиваясь,
как если бы он то и дело терял равновесие и был готов  свалиться  вниз  на
землю. То, как он спускался  с  лошади,  было  полбеды.  Корик  подумал  о
предстоящем им долгом и тяжелом пути и внутренне  содрогнулся,  не  ведая,
как перенесет такую дорогу Лорд Гирим.
     - Он всегда так держался  на  коне,  -  ответил  Сил.  -  У  него  не
получается удерживать равновесие. Это чуть не помешало  ему  при  избрании
Лордом.
     - Однако ранихин избрал его, - озадаченно проговорил Корик.
     -  И  эти  великие  лошади  никогда  не  ошибаются,  здесь  не  стоит
сомневаться.
     - Да, - еще через мгновение ответил Корик. - И его ранихину  известно
об опасности.
     Корика не покидало  беспокойство.  Интересно,  известно  ли  Высокому
Лорду о том, что за наездник из Гирима? Если да,  то  почему  она  избрала
его? Однако подобные вопросы не должны были касаться Корика,  и  он  отмел
их, повторив вслух слова Клятвы.  Миссия  сама  разрешит  его  сомнения  и
покажет, на что способен избранный Лорд.
     Гирим и сам сознавал свою беспомощность.  Он,  прихрамывая,  печально
побрел прочь от ранихина и опустился на живот, чтобы испить воды из ручья.
Он пил долго и жадно, а затем, перевернувшись на спину, выпустил  изо  рта
фонтанчик воды прямо на траву и тяжело вздохнул.
     - Именем Семи! Еще только полдень? Половина первого дня? Друг  Корик,
долог ли наш путь до Прибрежья?
     Корик пожал плечами.
     - Думаю, доберемся туда  дней  за  двадцать,  если  не  задержимся  в
дороге.
     - Двадцать?.. Мелекурион! Тогда будем молиться, чтобы  ничто  нас  не
задержало. Двадцать дней... - Он с трудом сел. - Эти двадцать дней  успеют
по меньшей мере восемнадцать раз свести меня в могилу.
     - Тогда, - печально заметила Шетра, - мы будем единственными  людьми,
что слышали, как жалуется мертвец.
     На это Лорд Гирим вновь плюхнулся на траву и весело рассмеялся.
     Когда его радость поутихла, он взглянул на Шетру и попытался  было  с
деланной легкостью вскочить на ноги, как если бы он не чувствовал  боли  и
усталости. Но у него ничего из этого не вышло: судорога боли исказила  его
лицо, и он снова зашелся смехом, словно его  собственные  притязания  были
самым невинным развлечением, какое только можно себе вообразить. Так,  все
еще фыркая от смеха, он прихрамывая отправился к ближайшему кусту алианты,
поел  голубовато-зеленых  ягод,  смакуя  их  бодрящий  немного  резковатый
аромат, и вскоре почувствовал, что уже сыт. Добросовестно соблюдая  обычаи
Страны, он неспешно разбросал вокруг себя  зерна,  из  которых  поднимутся
новые  кусты  драгоценных  ягод.  Затем  Гирим  с   особым   торжественным
выражением высказал свою готовность отправиться дальше в путь. В считанные
мгновения вся компания уже сидела верхом на лошадях, и легким галопом  они
вновь двинулись на восток.
     Дорога их по-прежнему пролегла по сельской  местности,  однако  земля
была здесь уже не столь благодатна, как до  этого,  и  оказывала  радушный
прием только тем, кто знал как беречь  и  умело  ухаживать  за  ней.  Лишь
несколько поселян встретились им  по  пути.  К  вечеру  они  уже  миновали
границу  непосредственного  влияния  Ревлстона,  и  до  того  как  сумерки
сгустились в темноту оставили далеко позади  себя  последнее  человеческое
жилье, что могло им повстречаться на дороге, ведущей к  Зломрачному  Лесу.
Однако они не остановились на  ночлег,  хотя  Лорд  Гирим  с  неподдельным
томлением в голосе робко испросил о такой возможности. Но Корик  удерживал
всю компанию верхом, не смотря на  охи  и  стоны  Гирима.  Они  продолжали
мчаться через ночь, доверяя ранихинам самим находить их путь. Уж  близился
час восхода луны, когда Лорд Шетра негромко произнесла:
     - Теперь мы должны отдохнуть. Нужно  набраться  сил  для  завтрашнего
перехода через Зломрачный Лес.
     Корик согласился, от  него  не  ускользнул  брошенный  ею  взгляд  на
Гирима.
     Когда его лошадь наконец остановилась, Лорд Гирим почти без  сознания
свалился на землю, постанывая во сне.
     - Ему, наверное, ужасно больно? - спросил у Силла Корик.
     - Ничего, - ответил Силл.  -  Это  у  него  с  непривычки.  Он  скоро
оправится. Однако, не слишком сладко ему придется в Зломрачном Лесу.
     Корик кивнул. Он попрощался на ночь с Брабха и занялся котомкой,  что
нес за спиною. Остальные Стражи  Крови  последовали  его  примеру,  а  все
ранихины тем временем ускакали галопом прочь покормиться  и  отдохнуть,  и
заодно посмотреть на расстоянии за лагерем. Когда из дорожных мешков  были
извлечены прутья лиллианрила, Лорд Шетра  воспользовалась  одним  из  них,
чтобы  разжечь  небольшой  костер.  Из  некоторых  припасов   Корика   она
состряпала скудный ужин. Пока Шетра ела,  она  краем  глаза  наблюдала  за
Лордом Гиримом, как если бы ожидала, что запах пищи пробудит  его.  Но  он
по-прежнему лежал ничком на земле, хныча и постанывая  время  от  времени.
Наконец она не выдержала и, приблизившись к Гириму, слегка подпихнула  его
ногой.
     Он резко отодвинулся и весь сжался, словно готовился оказаться  лицом
к лицу со своим противником. Еще какое-то мгновение  губы  его  дрожали  и
широко распахнутыми глазами вглядывался он  в  изумлении  в  подрагивающую
темноту ночи. Однако, поднявшись на ноги, он  стряхнул  с  себя  последние
остатки сна и наконец понял, где он. Страх исчез с его  лица,  казавшегося
серым и изможденным. С трудом передвигая ноги, Гирим приплелся к костру, с
тяжелым вздохом опустился на траву и съел то, что Шетра оставила для него.
     Надо сказать, еда оказала на Лорда свое положительное воздействие,  и
очень скоро бодрое и веселое настроение вернулось к нему.
     - Да, сестра Шетра, стряпуха из тебя не ахти какая.
     Не получив никакого ответа на свое  замечание,  Гирим  растянулся  на
земле подле огня, горестно вздыхая.
     - Ах, ну что за мука, какая ужасная боль.
     Некоторое время он лежал уставившись на языки пламени, пляшущие вдоль
прутика лиллианрила, не уничтожая его. Затем он обратил лицо свое к небу и
хрипловато проговорил:
     - Друзья мои, за сегодняшний день я перебрал  в  своей  голове  самые
ужасные планы мести тем, кто отправил меня на эту невыносимую прогулку.  С
самого полудня я был полон самых страшных и зловещих сообщений. Но  теперь
- я каюсь. Вина в  этом  только  моя.  Я  -  жирный,  тупоголовый  болван,
потерявший рассудок еще тогда, когда меня  посетила  мысль  отправиться  в
лосраат и стать Лордом. Ах, о чем я только не грезил, мечтая  о  Лордах  и
великанах, о знании, великих  деяниях  и  подвигах...  и...  зачем  только
спрашиваю я вас? Уж лучше бы я был строго наказан и послан  заботиться  об
овцах до конца моих дней, лучше, чем потакать  моим  безумным  прихотям  и
фантазиям. Но, увы мне, Хул, супруг Грен, мой  отец,  был  не  сторонником
наказаний. Сожалею, но моя толстокожая персона не слишком-то  чтит  его  в
своей памяти. Был бы он сейчас здесь и видел бы меня, как болит моя плоть,
как ноют мои кости, и все из-за одного единственного дня  прогулки  верхом
на ранихине, он  бы  залился  горючими  слезами  в  укор  моей  отъевшейся
глупости.
     - Что ж, возрадуемся, что  его  здесь  нет,  -  сдержанно  произнесла
Шетра. - Я не терплю слез.
     Гирим воспринял это как аргумент.
     - Тебе-то хорошо. Ты - храбрая и смелая от  самой  головы  до  пят  -
прямо-таки  завидки  берут.  Но  я...  Ты  слышала  разговор  в  трапезных
Ревлстона. Там говорили, что посох мой, искривлен - что когда Высокий Лорд
Осондрея мастерила его для меня, то он,  почувствовав  прикосновение  моей
руки согнулся от досады и огорчения. Именем Семи! Я был весьма  оскорблен,
если бы слышанный  мною  разговор  оказался  ложью.  Я  рыдаю  при  каждой
возможности.
     Он пристально поглядел на Шетру, пытаясь понять, произвел ли он  хоть
какое-нибудь впечатление на  нее.  Но  она,  казалось,  внимала  какому-то
другому голосу и беседовала словно сама с собой.
     - Я?
     - Ты? Что ты?.. - мягко вопросил Гирим. Но когда она не ответила,  он
вновь вернулся к своему добродушному подтруниванию.
     - Смела ли ты и храбра? Таков твой вопрос? Сестра Шетра, уверяю тебя!
Это совершенно очевидно, тем более сейчас. Кто, кроме  женщины  с  сердцем
пламенным и отважным, мог бы согласиться разделить  столь  опасную  миссию
вместе со мной?!
     На это Лорд Шетра вперила свой хищный птичий взгляд на Гирима.
     - Ты насмехаешься надо мной?!
     - Ну что ты! - тут же запротестовал он. - Пожалуйста, не  думай  так.
Ты должна научиться понимать меня. Я просто очень хочу согреть между  нами
воздух.
     - Лучше бы тебе не говорить, - обрезала Шетра. -  Я  не  слышу  твоих
желаний. От слов твоих веет холодом.
     Вместо ответа, Лорд Гирим устремил на нее свой взгляд, полный  тишины
и покоя, что появляется у Лордов, когда те  объявляют  свои  мысли.  Шетра
покачала головой, отказывая ему, и поднялась на ноги. Но уже  в  следующее
мгновение она отвечала Гириму, тускло и равнодушно.
     - Я оставила позади мужа, который полагает, что мне не за что  любить
его. Он думает, что слишком плох для меня.
     И тут же она предупредила любую реакцию,  что  могла  последовать  со
стороны Гирима, приблизившись к костру.
     -  Мы  не  должны  оставлять  лиллианрил  горящим  дольше,  чем   это
необходимо. Без заботы о нем хайербренда, прутья постепенно увянут - а они
нам еще очень пригодятся.
     И быстро, словно ей не терпелось оказаться в  темноте,  она  вытащила
лозу из костра и повелела лиллианрилу погасить огонь. Затем она закуталась
в одеяло и легла на траву, неподалеку от Гирима.
     Немного спустя Корик спросил Керрина:
     - Ее беспокойство о Лорде Вереминте не ослабит Шетру?
     - Нет, - спокойно ответил Керрин. - Она будет сражаться за двоих.
     Корик понял это суждение и принял  его.  Хотя  оно  не  принесло  ему
облегчения и не навеяло радужных мыслей. Отнюдь, оно отозвалось эхом былых
потерь и лишений - печалей и утрат, о которых харучаи и думать позабыли во
время той причудливой ночи. В суровом молчании, он расставил караул вокруг
лагеря. Затем он встал, скрестив на  груди  руки,  и  внимательным  взором
окинул окружавшие их луга и пастбища,  мысленно  проследил  путь  луны  по
усеянному звездами небу и повторил вслух слова Клятвы. Он не мог забыть ни
одной малейшей подробности той ночи, той последней ночи, что провел он  со
своей женой, чьи кости уж давным-давно  покоились  в  ее  ледяной  могиле.
Клятва придала Корику сил, укрепила его, но не согрела.
     Так он задал ритм бессонной ночи, и  время  потекло  так  же,  как  в
мириады других ночей - в неусыпной бдительности. Когда луна завершила свое
извечное странствие  по  иссиня-черному  небосводу  и  утомленным  вздохом
склонилась к западу, Корик решил, что  скоро  надо  будет  будить  Лордов.
Однако уже чуть позже Лорд Гирим по своему собственному почину выбрался из
укрывавших его одеял. Даже в неярком  свете  звезд  Корик  разглядел,  как
изможден и бледен был Гирим, видать не на шутку извела его вчерашняя  езда
верхом. Но Лорд подавил в себе страдания и боль, исказившие  его  лицо,  и
занялся приготовлением завтрака.
     Вскоре распространившийся аромат заставил Корика  поверить  в  особые
таланты Гирима, знающего толк в  приготовлении  пищи.  Корик  почувствовал
бодрящий и освежающий запах, исходивший от мясного  бульона,  над  которым
колдовал Гирим - сей чудный запах Корик не ощущал с тех самых  пор,  когда
после битвы у настволья Парящее Высокий Лорд Протхолл приготовлял целебную
пищу  для  воинов  и  юр-Лорда  Кавинанта,  истощенных  тяжкой  битвой   и
изнывающих от вони горелой плоти и крови. Нежнейшее благоухание  пробудило
Лорда Шетру. Она подошла к костру, подавленная, хмурая, с  лицом  бледным,
как если бы вот уже несколько ночей ее не посещал добрый живительный  сон.
Однако когда она отведала стряпни Гирима, лицо ее  прояснилось  и  заметно
порозовело. Покончив с едой, Шетра одобряюще кивнула ему,  словно  просила
прощение. Он ответил широкой ухмылкой и кратким изречением,  которому,  по
его утверждению, он выучился у великанов.
     - Пища заключает в себе особую красоту - придающую особую прелесть  и
свежесть неистощимым силам Страны. Жизнь без вкусной еды - все равно,  что
жизнь без сказаний, лишенная своего величия и блеска.
     Когда позже Гирим взбирался на спину  своего  ранихина,  ему  удалось
ограничиться лишь одним скупым вздохом боли.
     Ранихины неслись вперед, словно они торопились угнаться за солнцем, -
и  на  рассвете  всадники  узрели,  что  пересекают   неровную   холмистую
местность, покрытую густой серой травой. Хотя здешние земли показались  им
добрыми и жизнеобильными, ничто не выдавало присутствия  человека  в  этом
краю. Люди здесь не селились. Уж слишком близко к Зломрачному  Лесу.  Хотя
тенистый и угрюмый Зломрачный Лес был  не  самым  могущественным  и  самым
дремотным из всех лесов, уцелевших от  былого  величественного  Всеединого
Леса, что в прошлом покрывал всю Верхнюю Страну - и хотя со времен  начала
правления Лорда Кевина никто и слыхом не слыхал о Защитнике Леса,  который
обычно селился в глухомани и пел древним деревьям, пробуждая их ото сна  и
побуждая к движению и мести, люди по-прежнему стараются держаться подальше
от таинственных и угрюмых лесов. Множество  невиданных  тварей  и  существ
населяли Зломрачный Лес, и немало из  них  недружелюбных.  Поговаривали  -
хотя Корик и не ведал правды  о  том  -  что  креши,  желтые  волки,  были
порождением именно Зломрачного Леса.
     Но все же Стража Крови не  дрогнула  в  своей  решимости  отправиться
прямиком через Лес. Ведь если они двинутся огибать его, с севера ли или  с
юга, поход их растянется еще на несколько дней. Однако Корик не  пренебрег
лишней предосторожностью. Когда их небольшой отряд пустился легким галопом
на  рассвете  следующего  дня,  Корик   повелел   своим   воинам   немного
рассредоточиться, дабы увеличить круг их обзора местности.
     И  хотя  день  не  успел  еще  вступить  в   свои   законные   права,
предусмотрительность Корика уже была вознаграждена. Он получил  призыв  от
Стража Крови, что был скрыт из его виду одним из холмов.  Корик  остановил
отряд и подождал, пока призвавший его не показался на вершине холма. Воина
сопровождала женщина, ехавшая верхом на ревлстонском мустанге.
     Она оказалась проворной молодой воительницей  из  Боевой  стражи,  ее
Дозор патрулировал западные границы Зломрачного  Леса.  Перво-наперво  она
осведомилась о новостях из Ревлстона, и  едва  заслышав  о  видении  Лорда
Морэма, испросила разрешения сопровождать миссию. Но Лорд  Шетра  повелела
ей и ее Дозору выполнять здесь на месте свой боевой долг. А потом  не  без
трепета поинтересовалась, чем жив теперь Зломрачный Лес.
     - Волки, - доложила воительница. - Не  желтые  -  креши,  а  серые  и
черные  -  никакие  другие.  И  мало  их.  Изредка  небольшими   группками
выбираются из леса, но ничего не найдя для себя,  убираются  восвояси.  Мы
сторонимся их, чтобы они не опасались нашего дозора.
     - Никаких следов Серого Убийцы? - продолжила Шетра. -  Не  поселилось
ли здесь зло?
     -  Лес  многое  укрывает  в  чащобе  своей.  Но  мы   ничего   такого
подозрительного не видели и не слышали.
     Воительница  и  Шетра  обменялись  еще  некоторыми  подробностями,  в
довершении ко всему Лорд отклонила предложение о помощи, сопровождать их в
Зломрачном Лесу. А затем миссия  вновь  двинулась  на  восток.  Когда  они
оставили далеко позади молодую воительницу, Лорд Гирим обернулся и  махнул
ей рукой  на  прощание,  словно  почувствовал  внезапный  прилив  тоски  и
одиночества.
     - Возможно, больше нам не суждено встретить  ни  одного  человека  до
самого Прибрежья. Я был бы рад компании ее Дозора.
     - Они бы замедлили наше продвижение, - не глядя на него, произнесла в
ответ Шетра.
     Корик вновь послал двух Стражей в разъезд. Продвигаясь в таком боевом
строю, Корик чувствовал большую уверенность в безопасности своего  отряда;
единственное, что  по-прежнему  тревожило  его,  -  так  это  Лорд  Гирим.
Безыскусному в верховой езде, ему приходилось все хуже  и  хуже,  и  он  с
великим трудом удерживался в седле, - местность, по которой они  проезжали
становилось все более ухабистой и неровной, а боль натертой плоти и ломота
в костях все усиливалась и становилась  еще  нестерпимей.  Теперь  он  при
каждом толчке и тряске хватался как утопающий за соломинку за густую гриву
ранихина, а в другое время использовал  свой  посох  как  шест  для  пущей
устойчивости.
     - Если он вдруг надумает упасть, я подхвачу его, - пообещал Силл.
     - На полном-то скаку в  Зломрачном  Лесу...  -  с  сомнением  покачал
головой Корик.
     Силл весь сжался, но не  стал  перечить  Корику.  Он  было  предложил
смастерить упряжь для лошади Гирима, но потом  отказался  от  этой  затеи.
Стражи Крови трепетно относились к великим исполинам с равнин Ра  и  вовсе
не хотели нанести обиду ранихину, выбравшему Гирима: лучше уж они  сами  с
большим вниманием будут следить за Лордом. Корик  почерпнул  терпимость  и
спокойствие, вновь повторив Клятву.
     Незадолго до полудня их небольшой отряд перевалил через горный  кряж,
и Лес оказался уже в пределах их видимости. Однако холмы скрывали  его  до
тех пор, пока лес, казалось,  по  собственной  воле  не  вышел  из  своего
укрытия  и  не  двинулся  им  навстречу.  Он  смутно  нарастал,   принимая
угрожающие размеры, простираясь вокруг  их  на  восток  и  на  юг,  словно
пытаясь заключить непрошеных гостей в свои крепкие гибельные  объятия.  Но
по крайней мере теперь они могли видеть его, Зломрачный Лес,  что  высился
над холмистой пустошью одинокой угрюмой твердыней: черные стволы  деревьев
тесно жались друг к другу, словно стремились  слиться  в  единый  монолит;
шишковатые искривленные сучья неприветливо щетинились во все  стороны;  и,
словно лесной  саван,  темная  густая  зелень,  казалось,  укрывала  собой
притаившуюся  опасность.  И  повсюду,  втискиваясь  между  деревьев  и  на
виднеющихся прогалинах, росла  куманика,  с  колючими  и  острыми  шипами,
прочными, что железо. Стебли куманики изгибались и  переплетались  друг  с
другом,  всегда  готовые  сопротивляться  любому,  пытающемуся  проникнуть
вглубь леса, и самые невысокие из них были выше Корика.
     Ранихины без спросу остановились: они чутко ощущали  враждебную  волю
Леса, хотя деревья никогда не питали к ним  злобы  и  ненависти.  Всадники
спешились, Лорд Гирим до боли в  глазах  всматривался  в  тенистые  чащобы
Зломрачного Леса, как если бы настрой леса смущал его и  сбивал  с  толку.
Лорд Шетра же опустилась на траву и приложила к ней ладони своих рук,  при
этом по-прежнему не отрывая взгляда от  деревьев,  как  если  бы  пыталась
прочесать лес, проникнуть в его тайны через ощущение земли.
     - Никогда мне не доводилось видеть Зломрачный Лес таким  сердитым,  -
негромко заметил Гирим.
     Шетра медленно кивнула и вымолвила лишь несколько слов:
     - Что-то было сотворено с ним - что-то, что ему очень не понравилось.
     Корик был вынужден согласиться. В  прошлом  древний  гнев  Леса,  его
ненависть к людям, что жгли и рубили, был более дремотен и гораздо  глубже
скрыт  от  взора  в  слабеющем  сознании  деревьев.  До  сих  пор  ему  не
приходилось видеть Лес столь жизнедеятельным.
     - Тогда опасность кроется в том  зле,  что  было  причинено  Лесу,  -
высказал Тулл, завершая мысль Корика.
     - Если только Защитник Леса вновь не  вернулся  сюда,  -  предположил
Ранник.
     - Нет, - возразил Корик.  -  Даже  Защитнику  Леса  потребовалось  бы
больше времени для пробуждения Леса. В темной зелени его  таится  какая-то
другая опасность.
     Но еще немного спустя Лорды начали  противиться  мрачному  настроению
Леса. Гирим занялся приготовлением еды - он  хотел  сготовить  побольше  и
впрок, поскольку костра они не смогут  больше  развести,  пока  не  минуют
Зломрачный Лес. Шетра же в это  время  отправилась  к  зарослям  куманики,
чтобы хорошенько приглядеться  к  ней,  потрогать  кончиками  пальцев,  да
прислушаться к приглушенному бормотанию  ветра.  Вернулась  она  к  костру
молчаливая и задумчивая.
     - Не волки, - покачал головой Гирим, - пробуя  свою  стряпню.  -  Они
всегда чувствовали себя в лесу как  дома  -  разве  что  другая  сила  там
объявилась и хозяйничает теперь над нами. Но какая бы тайна во всем этом и
не крылась, надеюсь, она не  окажется  столь  же  ужасной,  как  эта  езда
верхом.
     Шетра отсутствующе кивнула, занятая той едой, что передал ей Гирим.
     Несмотря на тревогу и беспокойство, Лорды не стали задерживаться. Они
быстро поели, затем оставили  Стражей  Крови  упаковывать  их  припасы  по
дорожным мешкам, а сами отправились к самому краю зарослей  куманики.  Там
они остановились, воздели руки высоко над  головой,  крепко  зажав  в  них
посохи,  и,  обращаясь  к  лесу,  произнесли  заветные  слова  ритуального
воззвания к терпению и согласию:
     - Хей!  Приветствуем  тебя,  Зломрачный  Лес!  Всеединого  Леса  Лес!
Обитель вольная и щедрая, о, предок, ты,  и  хранитель  живительной  влаги
дерев! Враг наших врагов! Зломрачный Лес,  Хей!  Мы  -  Лорды  -  заклятые
недруги врагов всех твоих, ученики терпеливые знаний лиллианрил. Мы должны
пройти через твои владения!
     - О, внемли нам, Зломрачный Лес! Мы ненавидим топор и пламя, что боль
с собой и смерть тебе несут! Твои враги - это наши враги!  Мы  никогда  не
тревожили тебя ни лезвием топора,  ни  пламенем  костра  -  и  никогда  не
направим! Зломрачный Лес, внемли! Дозволь нам пройти!
     Они громко прокричали воззвание, но  крик  их  канул  в  глухую  тишь
мрачной зелени. Но все же они не двинулись с места,  и  еще  долгое  время
стояли, воздев над головой руки, словно ожидая ответа. Но темный гнев Леса
не дрогнул. Когда же, наконец, они возвратились  назад  к  Стражам  Крови,
Лорд Шетра открыто призналась Корику:
     -  Зломрачный  Лес  никогда  не  причинял  вреда  Лордам   по   своей
собственной воле.  Каков  же  ваш  выбор,  Стража  Крови?  Рискнем  ли  мы
совершить переход через Лес?
     Корик,  стараясь  сдерживать  мелодичный  напев  его  родного  языка,
отвечал скупо и ровно на языке Лордов, так,  чтобы  его  слова  прозвучали
одновременно и решением, и обещанием:
     - Мы поедем через Лес.
     Молчаливым кивком объявив о своем согласии, его товарищи обернулись и
призвали пасущихся ранихинов. Вскоре  уже  все  из  их  небольшого  отряда
сидели верхом на лошадях в строю, обратившись лицами к  лесу.  Корик  тихо
заговорил с Брабхой, и  верный  ранихин  тихими  шагами  двинулся  вперед,
направляясь прямо к непроходимым зарослям куманика. Когда Брабха  был  уже
достаточно близко, чтобы  тянуться  своим  горячим  носом  прямо  в  самые
колючки, перед ним стала видима узкая щель прохода.
     Змейкой, один за другим, всадники  просочились  в  тенистые  владения
Зломрачного Леса.
     Шипы дергали и иногда кололи их, но ранихины с такой легкостью и даже
изяществом прокладывали себе путь, что длинные голубые одеяния Лордов лишь
кое-где пострадали от цепляющихся за них сучьев и колючек. Однако же  путь
им предстоял долгий, тропа все время петляла, и Корик трепетал  при  мысли
об уязвимости их компании. Если куманика в Лесу была  живой,  то  всадники
находились в смертельной опасности. Корик послал  предостережение  Стражам
Крови, что ехали ближе всего к Лордам, и они собрались с духом  и  силами,
чтобы чуть что сразу ринуться на защиту Гирима и Шетры.
     Но кусты хранили молчание и  оставались  недвижимы:  тихий  ветер  не
доносил ни звука сквозь темную зелень и  колючие  заросли.  И  чем  глубже
продвигались они в лес, тем все более сухими и тонкими становились  стебли
куманики, а вскоре она и совсем исчезла как вздох, оставляя  всадников  на
попечение самого Леса.
     Воздух в  лесу  был  плотным,  насыщенный  удушающими  испарениями  и
вгоняющий в дремоту; он медленно подрагивал в тусклых серых тенях,  словно
тревожный сон,  исполненный  леденящих  кровавых  видений.  Повсюду  витал
тяжелый запах мха и лишайников, сырой земли и разлагающегося перегноя, так
что было очень трудно дышать: казалось, лес вступил  в  борьбу  с  легкими
всадниками. Густые развесистые ветви преграждали  путь  солнечному  свету:
лишь редкие случайные лучики проникали внутрь под зеленые купы дерев,  что
казались погруженными в черные мрачные думы и замышлявшими погибель.
     Теперь прежнее безмолвие леса изредка нарушалось.  Время  от  времени
раздавались жалобные вскрики птиц, зловещее уханье. Над головами  путников
то и дело сновали стремительные черные белки. И  порой  до  Стражей  Крови
доносились шорохи,  издаваемые  обитателями  леса,  поспешно  уносившимися
прочь от непрошеных посетителей.
     Однако путь становился все легче. Деревья  словно  расступились  пред
ними: тропа стала шире, как  если  бы  лес  охранял  ее  менее  тщательно;
звериные тропки вились  и  петляли  вдоль  нее.  Вскоре  они  смогли  даже
возобновить свой прежний строй, теперь Лорды и Корик  ехали  по  траве,  а
остальные Стражи Крови продвигались между деревьями, окружая их.  Ранихины
ускорили свой шаг, перешли почти на рысь, и их небольшой отряд по-прежнему
стремился вперед, направляясь в самое сердце Зломрачного Леса. И уже после
наступления темноты они ехали по-прежнему не замедляя шага своих  лошадей,
словно спешили через мечту -  хмурую  и  унылую  задумчивость  Леса.  Были
слышны только стоны и охи Гирима,  раздававшиеся  всякий  раз,  когда  ему
удавалось удерживать свое равновесие, а в остальном они хранили  молчание,
опасаясь в лесу всего, что могло бы услышать их. И даже стонущий  от  боли
Гирим не разу не подал и вида, что желает остановиться и  передохнуть.  Он
тоже был под впечатлением настроения  Леса.  Но  все  же  немного  времени
спустя Корик  остановил  отряд.  Темные  росчерки  ночи,  казалось,  пышно
расцветали под кронами дерев, и хотя ранихины все еще могли находить  путь
в этом кромешном мраке, Стражи Крови уже плохо различали в темноте,  чтобы
избежать любую засаду, могущую  поджидать  их  впереди.  Однако,  странное
нежелание владело им, когда он  дал  команду  устраиваться  на  ночлег  на
небольшой лесной прогалине. Но все же Корик не хотел полагаться на милость
леса.
     Непроглядная  ночь  царила  в  Зломрачном  Лесу,  и  даже  парящие  в
свободном  полете,  беспорядочно  мечущиеся   меж   деревьев   целые   рои
жуков-светляков не делали ее ничуть  светлей.  Они  мерцали,  кружились  и
танцевали,  словно  маленькие  путеводные  звездочки  для  мириад  жителей
темноты  -  они  струились  легким  завораживающим  дуновением,  но   были
бессильны осветить хоть что-нибудь вокруг себя. Когда Лорды приютились  на
ночлег на плоском покрытом мхом камне, а Стражи  Крови  распределились  по
поляне, оберегая сон Гирима и Шетры, их ночной дозор был несколько омрачен
суетливым порханием жуков-светляков. Эти  юркие  холодные  искорки  словно
сгущали темноту, окружая их плотной стеной. Они отвлекали внимание Стражей
Крови, словно бы помогали сокрыть от их взгляда  все  остальное.  В  конце
концов Корик и его товарищи были вынуждены нести  дозор,  закрыв  глаза  -
полагаясь на свой слух,  обоняние  и  ощущение  земли  под  своими  босыми
ногами.
     Заря еще не  занялась,  а  они  уже  сидели  верхом  на  ранихинах  и
продолжали  свой  путь.  Поначалу  Лорд  Гирим  словно  хотел   наверстать
упущенное, болтал без умолку, казалось, он изо всех сил стремился рассеять
обволакивающий их саван тьмы. Зацепкой ему послужила его верховая езда: он
то и дело утверждал, приводя всевозможные доводы, что несмотря на все  его
трудности  и  боль,  он  явно  преуспел  в   этом   искусстве.   Хотя   он
безостановочно цеплялся языком и за любую другую мысль,  пришедшую  ему  в
голову, и говор его не смолкал пока  зарождался  новый  день,  словно  все
вокруг зачарованно внимали  ему.  Но  постепенно  его  красноречие  таяло,
вскоре стало под стать  его  поистрепанному  широкому  одеянию.  Когда  же
взошло солнце, он заговорил уж совсем как-то  неуверенно,  потом  от  него
доносилось одно лишь невнятное бормотание, и  еще  через  некоторое  время
воцарилось  молчание.  Несмотря  на  пробивающиеся  сквозь  густую  зелень
солнечные лучи, Зломрачный Лес, окружавший  их,  был  по-прежнему  уныл  и
зловещ, и Гирим более не мог отрицать, что чувствует это.
     Они приближались к самому сердцу Леса, и там же,  казалось,  жил  его
бессловесный гнев.
     К полудню настроение леса пропитывало  собой  все  вокруг.  Даже  уже
знакомые  путникам  суетливые  его   жители,   казалось,   погрузились   в
собственное безмолвие: не слышалось ни щебета птиц, ни стрекотания  жуков,
ни беспокойной беготни, словно весь шум  лесной  жизни  стих,  покорившись
глухой страсти деревьев. Вместо этого воздух наполнился странным  запахом,
в нем было что-то мускусное и зловонное. Он раздражал  ноздри  Корика  как
запах горячей крови, пробуждая  в  нем  желание  резко  отдернуть  голову,
словно во избежании удара.
     Лорд Шетра коротко бросила:
     - Волки! - И Корик знал, что она права. Волчий дух парил  в  воздухе,
как если бы огромная серая стая неслась, опережая ранихинов.
     Запах тревожил Брабху. Он  встряхнул  своей  густой  гривой,  сердито
всхрапнув. Но когда Корик спросил у старого мудрого  ранихина,  близко  ли
волки, Брабха показал ему, качнув головой, что нет. Корик все  подгонял  и
подгонял их компанию, пока  они  не  заспешили  вперед  настолько  быстро,
насколько это позволяли наболевшие места Гирима.
     Все время после полудня  они  неизменно  продвигались  дальше  вглубь
Зломрачного Леса. Немного позже вонь от волков  перестала  усиливаться,  и
поэтому тревожила всех уже чуть меньше.  Однако  дух  деревьев  немало  не
пострадал, а наоборот, превратился в глубокое море душевных волнений. Хотя
сонное сознание Зломрачного Леса порой опускалось до  тупоумия  и  древней
бойни и кровопролитий Всеединого Леса, теперь он мало-помалу  раздражался,
наливался зноем и жаждой отмщения. Вечером  ветер  крепчал,  вздувая  язык
деревьев, что казались шепчущими слова проклятия - Зломрачный  Лес  словно
боролся со своей дремотой, с негибкими занемевшими конечностями и  оковами
древних времен, раскрываясь в своей вышедшей из глубины  веков  ненависти.
Когда  всадники  остановились  на  ночь,  мрак,  волчий  запах,  удушливое
завывание деревьев  по-прежнему  окружали  их.  Но  нигде  не  было  видно
жуков-светляков.
     Корик прикинул в уме: должно быть, они уже  миновали  около  половины
пути.
     - Но все же, - проговорил Лорд Гирим с глухой радостью в голосе, - мы
- счастливчики. Зломрачный Лес поистине вселяет страх. Но чует мое сердце,
что испуг и тревога леса - не боль от присутствия Презирающего. Это не его
армии, что встают перед нами, но скорее другие порождения его Зла.
     - И поэтому-то мы счастливчики?.. - строго переспросила Шетра.
     -  Несомненно.  -  Гирим  старался  придать  своему  голосу   обычную
веселость, но это у него плохо получалось. - Ведь нас всего-навсего -  два
Лорда да пятнадцать Стражей Крови. Против армии - мы обречены. А  со  злом
меньшим, возможно, нам и удастся справиться, или по крайней мере  спастись
бегством.
     Лорд Шетра посмотрела на него своим долгим пристальным  взглядом,  не
произнеся в ответ ни слова. Сердце ее было далеко отсюда.
     Она и Гирим закутались в одеяла, пытаясь заснуть, но с  каждым  новым
мгновением злоба Леса нарастала. Оба Лорда отказались от отдыха  и  вскоре
уже были на ногах, вглядываясь вместе со  Стражами  Крови  в  ночной  мрак
Леса, когда на севере появились первые огненные отблески.
     Ошеломленно взирали они на разгоревшееся зарево,  и  с  каждой  новой
волной оранжевого свечения Лес, казалось,  в  исступлении  заламывал  свои
поросшие густой зеленью руки, стеная от ужаса и поругания.
     - Огонь! - ожесточенно проскрипела Лорд Шетра. - Именем Семи!  Зажжен
огонь. В Зломрачном Лесу!
     - Призовите ранихинов,  -  приказал  Корик.  -  Сворачивайте  лагерь.
Держитесь прежнего строя. Мы должны остерегаться этой опасности.
     Лишь выдохнув  из  себя  "Мелекурион  абафа",  Лорд  Гирим  стремглав
бросился к своей лошади. Неизвестно откуда взявшаяся сила наполнила его, и
он с трудом, но все же без посторонней помощи взобрался на спину ранихина.
Крепко сжав одной рукой свой посох, а другую запутав в гриве, он обратился
лицом к огню, и его могучий исполин  помчался  вскачь  навстречу  огненным
отблескам.
     Еще  через  мгновенье  Лорд  Шетра  последовала  его   примеру.   Она
вспрыгнула на своего ранихина и немедля  снялась  с  места  вперед,  через
подлесок, за Гиримом.
     - Остановите их! - вскричал Корик. -  У  нас  не  должно  быть  более
Кевинов. Миссия не должна потерпеть неудачу.
     Он вскочил верхом на Брабха и галопом ринулся за Лордами. Но в зареве
разгорающегося огня он отчетливо видел, что не сможет вовремя настичь  их.
Шетра была прекрасной наездницей, а быстроногий ранихин Гирима,  казалось,
летел, едва касаясь земли, без труда удерживая на своей спине Лорда.
     Корик вобрал в грудь  побольше  воздуха  и  со  всем  своим  пылом  и
решимостью окликнул их, приказывая им остановиться.
     Лорд Гирим даже не  удостоил  его  ответом.  Он  с  шумом  и  треском
продолжал  ломиться  вперед  через  лес,   словно   позабыв   обо   всякой
осторожности. Но Лорд Шетра слегка попридержала своего ранихина,  и  Корик
незамедлительно настиг ее. Силл и Ранник стремительно пронеслись мимо них,
устремляясь за Гиримом.
     - Миссия в наших руках, - отрывисто проговорил  Корик  Шетре.  -  Нам
следует сторониться любого зла и этого тоже.
     - И позволить поджечь Зломрачный Лес? - почти выкрикнула она. - Да не
будь мы после такого Лордами! - И, ударив пятами по крутым бокам ранихина,
она ринулась за Гиримом и его преследователями.
     Корик тут же последовал за ней вместе с остальными Стражами Крови. Он
просил Брабху бежать сколь  можно  быстрее,  сквозь  густые  чащобы  леса.
Впереди них Лорд Гирим уже достиг вершины холма и тут же  исчез  из  вида,
устремляясь прямо на ярящееся свечение. Но он уже был не один. Бок  о  бок
рядом с ним мчался на своем ранихине Силл, а Ранник - чуть позади него  на
расстоянии одного скачка.
     Лишь несколько мгновений спустя и Корик тоже  пересек  вершину  холма
вместе с Шетрой, Керрином и  другими  Стражами  Крови,  галопом  мчащимися
немного поодаль от него. Перед ними  разверзлась  огромным  зевом  широкая
котловина, почти без деревьев и похожая на  гигантскую  чашу.  На  дне  ее
бушевало  огромное  полымя.  И  вокруг  него  скакали,  выделывая   ногами
отвратительные курбеты, два десятка черных отродий.
     Юр-вайлы.
     Они жгли огромный золотень.
     Отряд несся вниз по холму, а Корик мог слышать, как  задыхается  Лес,
как он захлебывается гневом, силясь исторгнуть из себя крик боли и ярости.
     Корик низко склонился к шее Брабха, понуждая ранихина бежать быстрее.
Без труда он выделил среди выплясывающих тварей вожака  -  мастера  учения
юр-вайлов. Тот, как дерганый, извивался и вертел  в  руках  конусообразным
жезлом, исторгая из него и силой его же могущества черную вязкую  жидкость
прямо в дерево. С  каждым  новым  порывом  огня  это  мерзкое  существо  в
исступленном ликовании пускало  изо  рта  слюни.  Но  едва  вожак  заметил
приближающуюся группу всадников, он что-то пролаял остальным юр-вайлам,  и
те тут же оставили свой хищнический пляс и бросились на север.
     Но Лорд Гирим не удостоил их даже единым взглядом.  Чуть  поодаль  от
охваченного пламенем золотня он остановил своего ранихина, мешком свалился
с его спины и, шлепнувшись  оземь,  кубарем  откатился  ближе  к  горящему
дереву, где тотчас же вскочил на ноги.  Огненные  языки  пламени  едва  не
касались его, когда Гирим воздел высоко  над  головой  свои  руки,  крепко
сжимая в них свой посох, и возвысил голос в словах могущества.
     В следующее мгновение позади него пронеслась на своей  лошади  Шетра,
устремляясь за спасавшимися бегством юр-вайлами. Что  разъяренный  ястреб,
мчалась она по дну котловины, и вот  уже  достигла  ее  северного  склона.
Корик и остальные Стражи Крови не отставали от  нее  и  теперь  уже  почти
наступали на пятки преследуемой ими жертвы.
     По резкому зову их вожака, юр-вайлы остановили свой  бег,  обернулись
лицом ко своим преследователям, и, выстроившись клином с вожаком во главе,
приготовились к сражению. В таком строю они могли объединить свою  силу  и
мощь и излить их на своего врага через жезл мастера учения юр-вайлов. Лорд
Шетра атаковала эти уродливые порождения зла, но сильный и внезапный  удар
вожака вынудил ее ранихина отпрыгнуть в сторону и отнести свою всадницу  в
самый тыл клина.
     Юр-вайлы не успели и опомниться от происшедшего, как  Корик  соскочил
со спины Брабха и, мощным толчком оторвавшись от земли,  перемахнул  через
голову мастера учения и как таран проломился  в  самую  сердцевину  клина.
Прен, Тулл и трое других Стражей  Крови  последовали  за  ним  и  с  силой
принялись расшвыривать по  сторонам  оторопевших  юр-вайлов,  разбивая  их
строй.
     Но эти атаки оставили нетронутым вожака, и пока Шетра заходила в  бою
с тыла, он изверг своим коротким жезлом невиданную мощь в воздух, испустив
при этом грубый лающий крик. Корик,  не  прерывая  сражения,  настороженно
огляделся по сторонам в поиске притаившихся врагов.
     Но тут подоспела Лорд Шетра. Держа за один конец свой посох,  она,  с
ожесточением разрезая  им  воздух,  набросилась  на  мастера  учения.  Тот
отразил ее удар своим  жезлом,  но,  лишенный  поддержки  клина,  не  смог
противостоять Лорду. Шквал огня и ворох голубых искр взорвал иссиня-черную
мглу, едва посох Шетры  расщепил  жезл  вожака.  Мастер  учения  от  столь
сокрушающего удара свалился на землю, как подкошенный.
     Неожиданно Корик заслышал призыв от Силла. Он завершил свою последнюю
атаку, и  затем,  оставив  юр-вайлов  на  попечение  своих  товарищей,  со
вниманием оглядел котловину.
     Внизу на самом дне чаши Лорд Гирим напрягал все свои  усилия  во  имя
спасения золотня. Голосом  надломленным  и  пронзительным  он  призвал  на
помощь себе Земную силу. И тут же в ответ на его колдовской призыв  вокруг
дерева заструилась вода. И вот уже она  дошла  до  его  лодыжек,  и  пламя
огненное поколебалось, стало отступать, медленно  и  трусливо  отползая  с
широких ветвей дерева, как если бы величавый  золотень  сбрасывал  с  себя
огненный плащ.
     Однако все было не так-то просто. Истощены уже были силы Гирима,  что
покорил лишь на четверть бушующее пламя.
     Но не о том был призыв Силла. Бросив короткий взгляд на Гирима, Корик
задрал голову вверх...
     Там, наверху, вдоль края всей котловины, тесно жались друг  к  другу,
опустив вниз свои хищные, алчущие морды, огромные волки.
     Молчаливые, они словно парили в воздухе, пристально вглядываясь вниз:
в их глазах отражался огонь,  так  что  долина,  казалось,  была  окружена
светящимся кольцом из тысячи пар красных, словно застывших  в  томительном
ожидании жуков-светляков. Корик еще раз окинул  взглядом  край  котловины,
пытаясь грубо прикинуть в уме, сколько же их здесь, лютых и жаждущих,  как
неожиданно  вожак  стаи  откинул  назад  свою  голову  и  издал  протяжный
тоскливый вой.
     И тут же раздалось неистовое ржание Брабха, словно в ответ на вызов.
     Это  подействовало  на  волков,  что  звук  фанфар.   Незамедлительно
отовсюду сверху раздалось голодное ворчание и приглушенные  рыки,  воздух,
казалось, пошел волнами и наполнился шумом, что смятенное море.  И  темная
стая крадучись двинулась вниз ко дну котловины.
     - Ловушка, - сквозь зубы проговорил Керрин. - Мы попали в ловушку.
     Корик тотчас же окликнул Лорда Шетру, вспрыгнул  на  спину  Брабха  и
устремился по клону к горящему дереву. Остальные мгновенно последовали  за
ним. Когда он добрался до золотня, он повелел Стражи Крови встать защитным
кольцом вокруг него, а затем крикнул Гириму:
     - Быстрее уходим отсюда!
     Гирим даже не повернул головы. Пот струился  по  его  щекам,  но  как
одержимый он не отступился в своей помощи дереву: он  пробудил  воду,  как
если бы поднял ее из земли усилием воли своей, и вдохнул в золотень  жизнь
новую, так что и сам он  боролся  с  пламенем,  медленно  один  за  другим
сбрасывая со своих листьев огненные языки. И лишь  однажды  за  все  время
своего  песнопения  лиллианрил,  обращенного  к  золотню,  Гирим  прошипел
Корику:
     - Его должно спасти.
     - Его не переубедишь, он - одержим, - проговорил Силл. -  Он  вынудит
миссию пуститься в путь без него.
     - Он погибнет, - коротко бросил Корик.
     - Нет, пока я жив.
     - В таком случае, ты не долго тебе осталось жить.
     - Что ж, погибну вместе с ним, - пожал плечами Силл.
     Однако Корик был другого мнения. Не имея ни секунды  лишнего  времени
рассуждать, оставить ли им здесь Лорда одного во имя спасения  миссии  или
нет, и не желая подобного выбора, Корик быстро соскочил с Брабха и  возник
перед Гиримом. Внутренне содрогаясь от осознания того, что, обращаясь  так
с Лордом, он попирает принесенную им Клятву, он все же яростно прокричал в
сосредоточенное лицо Гирима:
     - Вы приносите в жертву одному дереву великанов?
     Это не остановило Лорда. В его взгляде отражался  огонь,  к  которому
примешивалось столь дикое  неистовство,  какое  Корик  никогда  доселе  не
замечал  в  добродушном  Лорде.  Казалось,  он  весь  был  охвачен  единой
страстью... Отдуваясь, Гирим пропыхтел:
     - Выбор не так прост!
     Корик протянул руку, чтобы силой вырвать Гирима из цепких объятий его
собственного безумства. Но в это самое мгновение Шетра рявкнула:
     - Корик, ты забываешься! - и направила свою силу на подмогу Гириму. И
объединенное могущество двух Лордов  заставило  Корика  отпрянуть  на  шаг
назад. Волки, казалось, уже дышали им в лицо: воздух  наполнился  свирепым
рычанием и лязгом их острых зубов.
     Корик живо расположил  своих  товарищей,  восседавших  на  ранихинах,
вокруг себя. Великие лошади с равнин Ра в нетерпении били копытами оземь и
возбужденно ржали, но держали свои позиции против  медленно  надвигающейся
волчьей стаи.
     Но тут, как гром среди ясного неба, раздался могучий клич  Лордов,  и
тут же огненное зарево от пламенеющего золотня  потонуло  в  беспроглядной
ночи, исчезнув без следа.
     И как только  темнота  вновь  окутала  горловину,  Гирим  почти  упал
обессиленный, повалившись на Корика. Корик почти перебросил  Лорда  Силлу,
который помог Гириму вновь забраться верхом на ранихина.
     Отдав приказ к выступлению, Корик запрыгнул на спину Брабха.
     И уже в следующее мгновение волки атаковали. Однако  великие  лошади,
напрягая каждый свой мускул, уже начали свой бег на восток. В тесном строю
врезались они в самую толщу прыгающей и завывающей живой стены волков -  и
та подалась, разбилась, как волна об острый выступ скалы. Ранихины рвались
вперед сквозь огромную  стаю,  как  водные  брызги  рассыпая  по  сторонам
скулящих  хищников.  Поначалу  столь  мощный  прорыв   привел   волков   в
замешательство, но уже через несколько мгновений хищные  твари  оправились
от потрясения и ринулись на охоту, и еще чуть спустя были  уже  достаточно
близко, чтобы напрыгнуть на спины ранихинов. Прен и четверо других Стражей
Крови, замыкавшие их небольшой отряд, подвергались большой опасности.
     Лорд Шетра замедлила бег своей лошади. Действуя почти бессознательно,
Стражи Крови позади нее расступились, позволяя ей встать рядом  с  Преном.
Когда волчий потоп накатил почти к самым ногам ее ранихина, она  взмахнула
своим посохом. Сокрушительный удар сбил с ног первых нападавших  зверей  и
наслал на них пламя огненное, так что они мгновенно вспыхнули, что  гнилое
дерево. Остальная стая шарахнулась в  сторону,  словно  волна  от  берега,
отпрянула от взвившихся оранжево-красных языков, ощетинилась, учуяв  запах
паленого,  и  злобно  затаилась,  остановленная  в   своем   стремительном
нападении.
     Ранихины, воспользовавшись этим кратким затишьем,  вырвались  вперед.
Стараясь держаться подальше от хищных клыков, великие лошади взбирались по
склону наверх. Стая злобствовала  и  бесилась,  неотступно  следуя  по  их
пятам; но они были ранихинами, что быстрее даже  самих  желтых  крешей.  К
тому времени, когда выбрались они из котловины и вновь вторглись в мрачные
глубины Леса, они были на три больших шага впереди стаи.
     И там, в темных чащобах Зломрачного Леса, ранихины пустились в тяжкое
состязание с волками. Корик более не мог видеть так хорошо, как лошади,  в
воцарившейся кромешной тьме, поэтому он переложил на быстроногих исполинов
всю  заботу  о  направлении  и  безопасности  их  бега.   Беспрепятственно
устремились они через ночь, словно летели на крыльях  ветра.  И  лишь  Лес
порою служил им помехой, вмешиваясь в их шаг и не позволяя набрать  лучшей
скорости. Волкам же никто не препятствовал.  Они  легко  неслись  огромным
черным потоком, плотным кольцом огибая деревья, лишь  исторгая  из  глоток
своих лающий охотничий клич, не сбавляя при этом шагу.
     Разрыв меж волчьей стаей и их небольшим  отрядом  то  сокращался,  то
вырастал, как только Зломрачный Лес густел или редел.  Пересекая  одну  из
густых рощ Леса, Прен и его  соплеменники  вынуждены  были  отбиваться  от
волков по обеим сторонам, но на удачу местность дальше за рощей  оказалась
более открытой, и ранихины получили возможность восстановить разрыв.
     И во время всего их трудного бега сквозь  густые  заросли  Леса  Лорд
Гирим не разу не был даже и близко к тому, чтобы свалиться со спины своего
ранихина, и все благодаря искусству величавого исполина. И другие ранихины
помогали ему, избирая свой путь так, чтобы  лошадь  Гирима  стремилась  по
самому прямому, неизвилистому пути меж деревьев. Когда Кирик заметил  это,
он безмолвно воздал хвалу умным и гордым лошадям с  равнин  Ра,  и  все  в
груди его сжалось от восторга и восхищения, даже невзирая  на  их  тяжелое
положение.
     Но все же скачки продолжались. Ранихины  продирались  сквозь  зеленые
ветви дерев со все  более  растущей  непринужденностью,  почитая  скорость
лучшим спасением для  своих  седоков.  И  посему  те  должны  были  крепко
держаться верхом на своих лошадях, когда  ветви  жестоко  хлестали  их  по
щекам и  ранихины  виляли  из  стороны  в  сторону,  уклоняясь  от  неясно
вырисовывавшихся на их пути стволов деревьев.  Но  свирепое  преследование
волков не утихало. Ясно было, что воля грозная  и  непреклонная  подгоняла
волков,  и  Корик  предположил,  что  могущественная  банда  юр-вайлов  по
прежнему скрывается во мрачных  чертогах  Зломрачного  Леса  -  злобная  и
безжалостная сила, что теперь повелевала волками, а чуть раньше -  другими
юр-вайлами. Но что было толку теперь от подобных мыслей. Волки  -  вот  та
опасность, что теперь угрожала их жизням  и  вверенной  им  миссии.  Сотни
хищных прожорливых  глоток  завывали  в  ночи,  сотни  широко  распахнутых
челюстей  яростно  клацали,  как  если  бы  волков   распирало   страстное
нестерпимое желание вгрызаться  своими  крепкими  зубами  в  сырую  плоть.
Ранихины мчались столь быстро, что, казалось, стремились  превзойти  самих
себя - но волки не отставали от них.
     Корик один за другим перебирал  отчаянные  решения  в  своей  голове,
когда их отряд вырвался  на  широкое  открытое  поле.  В  свете  звезд  он
разглядел глубокое ущелье, что разрезало поле по самому  его  центру.  Это
было древнее высохшее русло реки. Разлом был слишком широк для волков: они
бы не смогли перепрыгнуть через  него.  Если  бы  ранихины  одолели  одним
прыжком эту великую пропасть, то всадники смогли бы  выгадать  драгоценное
время.
     Но едва волки вырвались из леса, все  вокруг  огласилось  их  гнусным
победным воем. И тут же, всего в нескольких больших  шагах  впереди  себя,
Корик узрел новую опасность: ущелье  казалось  слишком  широким  даже  для
ранихинов. Мгновение он колебался. За всю  жизнь  ему  не  раз  доводилось
слышать пронзительный крик лошадей.  Он  знал,  сколько  боли  и  отчаяния
бывает в прощальном крике  ранихинов,  когда  они  разбивались  вдребезги,
раздробляя свои кости об острые выступы противоположной стены пролома.  Но
их ночное зрение было лучше, чем его,  он  не  мог  принимать  решения  за
ранихинов. Он заглушил свои страхи, крикнув своим товарищам:
     - Пусть ранихины решат сами! Они не  ошибутся!  Но  оберегайте  Лорда
Гирима!
     И вот уже Ранник достиг края обрыва. Его конь  сжался,  казалось,  на
мгновение отпрянул назад, взвинчивая всю свою мощь, -  и  прыгнул.  Теперь
было слишком поздно для других всадников чтобы остановиться, но  Корик  не
отрывая взгляда следил за Ранником и его ранихином, ожидая уготованной  им
участи - то были лишь считанные мгновения, когда  он  мог  еще  попытаться
спасти себя во имя вверенной ему миссии. Впервые с той самой  ночи,  когда
он принес Клятву, Корик оставил Лордов на волю их  собственных  судеб.  Он
ожидал, что Гирим не удержится, упадет. Когда  древний  Брабха  взвился  в
прыжке, до Корика донесся отчаянный крик Лорда, как если бы тот  сверзился
в пропасть.
     И тут, к счастью, ранихин, несущий Ранника, коснулся земли на  другом
берегу пересохшего русла. Еще несколько мгновений спустя поодаль  от  него
приземлились ранихины с Туллом и  еще  одним  Стражем  Крови,  а  затем  с
Керрином, Шетрой, Кориком, Гиримом и Силлом, один за  другим.  Лорд  Гирим
мотнулся вперед и назад, как если  бы  его  лошадь  встала  на  дыбы;  его
отчаянный вопль внезапно оборвался. Однако он по-прежнему держался  верхом
на ранихине. В нарастающем шуме волчьего воя, в расстройстве  и  безумстве
своем хватающие зубами  воздух,  и  остальные  Стражи  Крови  благополучно
достигли противоположного края обрыва. И ранихины вновь  заспешили  вперед
по ровной, покрытой густой травкой поляне.
     Позади  них,  волки,  попавшие  в  тиски  сводящей  с  ума   страсти,
безудержно стремились вперед, кучей  валились  в  сухое  русло  и  яростно
карабкались вверх по крутой насыпи. Но Корик был спокоен, их побег удался.
Их отряд уже почти достиг края  поляны,  когда  первый  волк  выбрался  из
лощины. Корик склонился вперед и произнес несколько теплых хвалебных  слов
в самое ухо славного Брабха.
     Неожиданно, краем взгляда Корик выхватил из темноты, что  Лорд  Гирим
покачнулся и как куль повалился на землю.
     Страж окликнул своих товарищей, и они  стремглав  бросились  назад  к
Лорду. Прен, замыкавший шествие, был ближе всего к Лорду и поэтому быстрее
других оказался рядом с ним. Когда подъехали остальные, Прен  сообщил  им,
что Гирим без сознания - оглушенный то ли падением, то ли  сотрясением  от
прыжка через пересохшее русло.
     Поворотив Брабха, Корик оценил  расстояние.  Волки  выкарабкались  из
обрыва теперь уже великим множеством:  они  неистово  выли,  обратив  свои
морды в сторону недалеко  оторвавшихся  от  них  людей.  У  Корика  и  его
товарищей едва ли достало  бы  время,  чтобы  подобрать  Гирима  и  занять
оборону вокруг него, до того как стая нанесет свой первый удар.
     Но тут вмешалась  Шетра.  Правя  свою  лошадь  прямо  к  Гириму,  она
крикнула Прену:
     - Его посох! Возьми его и держи отвесно.
     Прен быстро повиновался. Он поднял с травы посох Гирима, крепко  сжал
его в руке и воткнул его подбитым металлическим концом в  землю,  так  что
тот оказался между Преном и нападающими волками.
     Едва он проделал это, Шетра развернула своего  ранихина  вдоль  линии
нападения волков. Быстрей молнии пронеслась она позади  Прена,  выкрикнула
прямо в ночь заветные слова: "Мелекурион абафа!"  и  нанесла  мощный  удар
своим посохом по посоху Гирима.
     Безмолвно сотрясся воздух: земля под  копытами  ранихинов,  казалось,
сделала глубокий вдох, а затем медленно выдохнула. И  по  обе  стороны  от
посоха волнами разошлась великая сила, монолитом вставшая на пути  волков.
Через этот прозрачный  барьер  волки,  выбиравшиеся  из  лощины,  казались
озлобленными, снедаемые  безумной  яростью  и  готовыми  на  все  в  своем
отчаянии.
     И они ринулись вперед, и еще через мгновения бежавшие первыми волки с
размаху врезались в почти невидимую стену, и где бы они ни  натыкались  на
нее, там рождалась яркая голубая вспышка. Волки были отброшены  назад,  но
они вновь и вновь рвались  в  нападение,  набрасываясь  в  неистовстве  на
покрытую рябью преграду. И все больше их  добралось  до  стены,  они  всем
скопом набрасывались на нее, так что вся поляна озарилась голубым огнем  и
огласилась волчьим воем. Шетра осторожно вынула  из  земли  посох  Гирима,
стена всколыхнулась, словно была готова вот-вот распасться, но Лорд  мягко
напела ей, и та напряглась и вновь обратилась в монолит.
     Для волков это было  уже  чересчур.  В  диком  припадке  бешенства  и
отчаяния  они  набросились  друг  на  друга,  изливая  так  свою  злобу  и
управляющую ими ярость, и вскоре вся поляна по ту сторону прозрачной стены
превратилась в кровавую свалку.
     Лорд  Шетра  отвернулась,  как  если  бы  подобное  зрелище  было  ей
неприятно и причиняло боль. Она выглядела ужасно усталой: так велики  были
ее усилия, что приложила она  к  содеянному  ею.  Утомленным  голосом  она
проговорила Корику:
     - Мы должны как можно быстрее отправиться дальше. Если случится новое
нападение, мое Слово не выстоит. К тому же, если поблизости есть юр-вайлы,
они смогут противостоять ему.  А  я  потеряла  слишком  много  сил,  чтобы
сотворить большее.
     Затем она преклонила колени, чтобы осмотреть Гирима.
     Уже через мгновенье она уяснила, что кости его все целы, и он  ничуть
не  пострадал  при  падении,  не  было  ни  внутреннего  кровотечения,  ни
сотрясения мозга. Поэтому Шетра препоручила его Корику и  Силлу.  Действуя
ловко и проворно, они усадили Гирима на спину его  ранихина  и,  чтобы  он
снова не слетел с коня, крепко привязали его прочной веревкой  из  клинго.
Покончив с этим, Стражи Крови запрыгнули  на  своих  лошадей  и  поспешили
прочь, в покрытые тьмой дебри Зломрачного Леса.
     Ранихины продвигались почти галопом. Вскоре Лес заглушил шум  буйства
и вой волков, и они  прокладывали  себе  путь  в  благостной  тишине.  Они
продолжали свой бег: не останавливались и  не  медлили,  даже  когда  Лорд
Гирим вновь пришел в себя и то и  дело  раздавались  его  тяжкие  стоны  и
вздохи. Немного погодя Лорд Шетра поведала ему уставшим голосом о том, что
произошло.
     Он принял  новости  молчаливо,  лишь  кивком  головы  показывая,  что
понимает слова. Затем он склонился на шею своего  ранихина,  как  если  бы
хотел запрятать голову в его густой гриве, и так проехал оставшуюся  часть
ночи.
     На рассвете Корик подал знак о  привале.  Они  остановились  рядом  с
ручьем, чтобы лошади напились воды, а Лорды могли  насытиться  несколькими
драгоценными ягодами алианты. Но сразу же за этим они  вновь  пустились  в
дорогу. Корик не хотел проводить еще одну ночь в  Зломрачном  Лесу,  да  и
чувствовал он, как рвется Брабха поскорее выбраться из этого темного леса.
     Их изнурительное, полное лишений и смертельных опасностей, хотя и еще
только начавшееся путешествие уже успело сказаться на обоих Лордах:  глаза
Гирима, раньше  такие  живые  и  радостные,  казались  теперь  тусклыми  и
больными, худое лицо Шетры покрылось новыми  морщинами  и  заострилось,  и
последняя мягкость слетела с  него.  Но  они  мужественно  терпели,  и  со
временем находили в себе все новые и новые глубоко  сокрытые  силы,  чтобы
выстоять.
     Теперь-то уж Корику стоило бы увериться в могуществе Лордов. Но он не
был спокоен. Лорды не уступили в силе ни волкам, ни Зломрачному  Лесу.  Но
он знал, что впереди их ожидает худшее.

Last-modified: Sat, 18 Jul 1998 05:57:32 GMT

Оцените этот текст: