Оцените этот текст:


   -----------------------------------------------------------------------
   Andrzej Zbych. Stawka wieksza niz zycie (Iskry Warszava 1971).
   Пер. с польск. - В.Головчанский. М., Воениздат, 1981.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 29 November 2000
   -----------------------------------------------------------------------




   Заяц-русак, прижав уши, стремглав бросился в лесную  чащу,  но  поздно,
раздался выстрел. Заяц закружился на месте и упал.
   Оберст Герберт Рейнер, закинув ружье за плечо, важно вставил монокль  в
глаз.
   "Шестой", - не без удовольствия подумал  он  и  медленно  направился  к
убитому зайцу. Граф Эдвин Вонсовский слегка задержал его движением руки:
   - Мужики подберут, господин полковник.
   Из зарослей  показался  штандартенфюрер  Дибелиус.  Помахав  им  издали
рукой, прокричал:
   - Как всегда, у нашего Герберта верный глаз и твердая рука!
   Длинная меховая шуба, грузная фигура и широкие приподнятые плечи делали
штандартенфюрера похожим на медведя. Двигался он медленно,  как  бы  боясь
потерять равновесие в глубоком снегу, доходящем ему до колен.
   "Неуклюжий, словно пляшущий медведь", - подумал Вонсовский.
   - Вы, господин полковник, настоящий король сегодняшней охоты, -  сказал
он громко, обращаясь к Рейнеру.  -  Однако  все  мы  изрядно  промерзли  и
устали.
   - Вы здесь хозяин,  дорогой  кузен.  Надеюсь,  не  обиделись  за  столь
фамильярное обращение к вам? Кажется,  я  говорил  тебе,  Макс,  -  Рейнер
повернулся к Дибелиусу, который уже выбрался из сугроба и,  топая  ногами,
стряхивал  с  высоких  сапог  снег,  -  что  мы  с  господином  Вонсовским
породнились?
   - О, господин полковник, вы оказываете мне большую  честь!  -  наклонил
голову Вонсовский.
   - Говорил, говорил, и не раз,  -  усмехнувшись,  ответил  Дибелиус.  И,
обращаясь к Вонсовскому, добавил: - А время  уже  позднее,  и  я  чувствую
запах вашего славного бигоса.
   Вонсовский махнул рукой группе мужиков, стоявших, неподалеку от  саней.
Раздался  звук  охотничьего  рожка.  Из  зарослей   выходили   запоздавшие
охотники.
   - Прошу всех к саням, господа, - пригласил Вонсовский.  -  Я  же  поеду
верхом: должен присмотреть, чтобы не подгорел бигос.
   Вонсовский легко вскочил на коня. Несмотря на свои  пятьдесят  лет,  он
еще сохранил ловкость движений былого кавалериста,  победителя  нескольких
международных состязаний.  Махнув  компании  рукой,  пришпорил  гнедого  и
поскакал напрямик через лес - хотелось быть на месте  раньше  всех,  и  не
столько из-за бигоса, сколько из-за визита еще одного гостя.
   Перед охотничьим домиком Вонсовский легко соскочил с седла  и,  хлопнув
коня по разгоряченному крупу, направил его к привязи.
   В большом зале, украшенном  охотничьими  трофеями  хозяина,  уже  сидел
молодой человек, с которым граф Вонсовский должен был встретиться.
   Камердинер Франтишек  Жребко  -  под  этим  именем  вот  уже  два  года
скрывался майор Рутинский, бывший ответственный работник реферата  "Запад"
второго отдела  генерального  штаба  и  в  течение  многих  лет  начальник
капитана Вонсовского, сотрудника  того  же  отдела,  -  подавал  зажженную
спичку молодому обер-лейтенанту вермахта.
   - А некоторым неплохо живется, граф, - сказал Клос,  вставая  навстречу
Вонсовскому.
   - Вы это обо мне? - спросил  Эдвин,  пожимая  ему  руку.  -  Вы  должны
поторопиться: через несколько минут они будут здесь.
   - Ничего, - ответил Клос. - Я  здесь  по  службе.  Должен  сопровождать
одного из ваших гостей. - Он вытащил из портфеля небольшой пакет  и  подал
его Вонсовскому: - Это деньги, которые вы просили. Тетя Сюзанна  оказалась
на этот раз добрее.
   - У меня тоже есть  кое-что  для  вас,  -  сказал  Вонсовский,  подавая
несколько фотографий ставки Гитлера. - Думаю, это очень  обрадует  и  тетю
Сюзанну. Вы можете взять их с собой.
   Клос протяжно свистнул. Затем спросил:
   - Вам известно о "волчьем" логове - резиденции нашего любимого фюрера?
   - Сейчас... - начал Вонсовский, но  в  это  время  послышались  близкие
звуки колокольчиков, фырканье лошадей, громкие  крики  и  топот.  -  Лучше
послезавтра в обычном месте.
   - Прошу все хорошенько спрятать, - сказал Клос. - Лихо не спит,  бродит
вокруг.
   - Будьте спокойны, здесь ищут только водку, а ее предостаточно  в  этом
доме.
   Франтишек бросился к гостям, чтобы помочь им освободиться  от  тулупов,
натянутых  поверх  военных  шинелей.  Клос   взглядом   отыскал   Рейнера,
по-уставному щелкнул каблуками и передал ему пакет.
   - Ужасно, - пробормотал Рейнер, ознакомившись с  приказом,  привезенным
Клосом. - Обидно мне, друзья мои, обидно и особенно неудобно  перед  вами,
дорогой кузен. Но приказ есть приказ...
   - От генерала? - спросил  вполголоса  Дибелиус.  -  Нет,  не  сумел  ты
воспитать этого старого болвана!
   - Прошу вас,  очень  прошу,  друзья  мои,  -  продолжал  Рейнер,  -  не
обращайте на это внимания.  Вы  же  знаете,  что  наше  начальство  всегда
требует нас на службу тогда, когда нам меньше всего этого хочется.  Служба
не дружба.
   - Как это досадно, - пробормотал  Вонсовский,  протягивая  Рейнеру  обе
руки, будто желая обнять его. - Знаю,  что  значит  приказ,  сам  когда-то
служил в армии его императорского величества Франца-Иосифа, кстати в одном
полку с вашим шефом, генералом Верлингером. Прошу вас при случае  передать
ему мой привет и наилучшие пожелания. Надеюсь, что он еще не забыл меня.
   - Да, он с большой теплотой вспоминает  о  вас,  -  ответил  Рейнер.  -
Пойдемте, Клос, а то даже и не понюхаем славного бигоса  господина  графа.
Давайте выпьем на прощание. - Он широко раскрыл двери, ведущие в столовую.
   При виде мисок с бигосом  и  всевозможных  закусок  у  обоих  офицеров,
отвыкших за четыре года войны от такого обилия яств, заблестели глаза.
   - Итак, господин оберет, до следующей охоты,  -  сказал  Вонсовский.  -
Сезон только лишь начинается.
   - Ха! - усмехнулся Дибелиус. - В  этой  паршивой  стране  мы  не  имеем
времени, чтобы охотиться на зайцев, потому что охотимся  на  людей!  -  Он
рассмеялся, явно довольный своей, остротой.
   Уже  идя  к  выходу,  Клос  заметил,  как  Вонсовский,  взяв  под  руку
Дибелиуса, которого даже среди эсэсовцев называли не иначе  как  "кровавый
Макс", любезно вел его в столовую. Этот фамильярный жест в отношении  шефа
СД и окружной полиции не удивил Клоса, так как он знал, что Вонсовский уже
был знаком с Дибелиусом раньше.
   Разомлевший  от  тепла,  царящего  внутри  "мерседеса"  полковника,   и
несколько удивленный молчанием Рейнера, дремавшего на заднем  сиденье  под
убаюкивающий шум мотора, Клос впал в полусонное  состояние.  Однако  образ
Вонсовского - бывшего сотрудника второго отдела, а в настоящее время члена
группы под кодовым наименованием  "Ванда",  куда  входил  и  он,  Клос,  -
навязчиво стоял перед ним.
   "Неплохой актер, - подумал он, борясь с охватившей его  сонливостью.  -
Интересно все-таки, действительно ли Вонсовский граф?" Клос  не  мог  даже
предполагать, что тому, кого он считал неплохим актером, вскоре  предстоит
сыграть последнюю, и главную, роль в жизни. А ему, Клосу, выпадет нелегкая
задача режиссера в этой драме.


   Снег хрустел под сапогами двух солдат, охранявших небольшую  станцию  и
десятикилометровый   отрезок   железнодорожного   полотна,   находившегося
недалеко от  охотничьего  домика  графа  Вонсовского.  Солдаты  проклинали
своего командира, рябоватого ефрейтора, который в такой холод послал их  в
наряд. Но они не были наивными простаками, как, впрочем, и не были юнцами,
слепо выполняющими приказ. Они прекрасно знали, что нести службу  на  этом
участке небезопасно, ибо в любую минуту можно  получить  шальную  пулю  от
притаившегося в кустах партизана.
   Не сговариваясь, они свернули с железнодорожной насыпи и направились  в
сторону села, до которого было не более километра. Солдаты отлично  знали,
что эта прогулка для них менее опасна и более  выгодна,  чем  хождение  по
железнодорожным путям, охрану  которых  они  так  или  иначе  не  в  силах
обеспечить вдвоем.
   И вот жители села, среди ночи разбуженные стуком ружейного  приклада  в
двери, были вынуждены извлекать из своих тайников сало и  другие  припасы.
Упиваясь покорностью безоружных крестьян, солдаты грубо  кричали:  "Шнель,
шнель!" Если говорить откровенно, это была просто месть за то, что они  не
могли так же лежать в постели,  укутавшись  теплой  периной,  а  вынуждены
бродить ночью в этом холодном, чужом  краю.  Солдаты  устали  от  насмешек
рябого ефрейтора, который в любую минуту мог  подать  на  них  рапорт,  от
боязни попасть на Восточный фронт, в страну, где люди так же недружелюбны,
а холод еще более ощутим.
   - Завтра пошлю своей Гретхен  посылку,  -  сказал  один  из  солдат.  -
Немного солонины и чулки.
   - Ты что, забыл, что нашему  ефрейтору  нужен  гусь?  -  остановил  его
другой.
   - Придется уважить этого мерзавца...
   - Тихо! Слышишь, музыка...
   Вскоре солдаты увидели в одном из домов незатемненное окно  и  услышали
шум голосов. Стуча коваными каблуками,  они  поднялись  по  ступенькам  на
веранду. На их стук в дверь никто не отозвался, что было  весьма  странно.
Низкорослый солдат с разбегу толкнул дверь и  чуть  не  кубарем  влетел  в
помещение. Вид офицерских шинелей на вешалке и шапок с эмблемами СС должен
был бы отрезвить их, но, взбешенные тем, что к ним  никто  не  вышел,  они
устремились к внутренним дверям, из-за которых доносились громкий  смех  и
музыка. Низкорослый распахнул двери небольшого зала.
   - Тихо! - крикнул он и внезапно умолк.
   Другой, находясь еще в прихожей  и  не  понимая,  почему  замолчал  его
напарник, громко скомандовал:
   - Зашторить окно! - и, переступив порог, замер.
   Штандартенфюрер  Дибелиус,  пошатываясь,  поднялся,   сделал   шаг   им
навстречу.
   - Господин штандартенфюрер, - пробормотал солдат, который вошел первым,
- мы не знали, что...
   - Молчать! - крикнул Дибелиус. - Я не разрешал вам говорить! Запомните:
там, где я нахожусь, выполняется мой приказ, понятно?
   Солдаты попятились.
   - Кто вам позволил отойти? - закричал Дибелиус. - Отправлю на Восток! -
Он едва не задохнулся от крика.
   - Но, дорогой Дибелиус, - успокаивал его Вонсовский, - эти  солдаты  не
имели плохих намерений. В конце концов, это хорошо, что  немецкие  солдаты
заботятся о точном выполнении распоряжении  властей.  Это  моя  вина:  так
редко бываю в этом домике, что даже не распорядился, чтобы Зашторили окна.
Франтишек, - обратился он к камердинеру, -  проследи,  чтобы  в  следующий
раз...
   - Так точно, господин граф.
   - А теперь убирайтесь! - закричал Дибелиус.
   - Минуточку, - сказал Вонсовский. Солдаты остановились в недоумении.  -
Франтишек, - обратился граф к камердинеру, - проводи этих парней на кухню,
пусть им дадут что-нибудь поесть и водки, чтобы разогрелись  и  выпили  за
здоровье господина штандартенфюрера Дибелиуса.
   - Вы обезоружили меня, дорогой Вонсовский, совсем обезоружили. Идите, -
широким жестом он  указал  солдатам  на  дверь,  -  и  никогда  больше  не
интересуйтесь светомаскировкий в этом доме и  не  беспокойте  моего  друга
господина Вонсовского. Знаете ли вы, тупицы, мы  установили  с  господином
графом, что в тысяча девятьсот одиннадцатом граф и я  жили  в  Мюнхене  на
одной улице, питались в одном и том же ресторане, ходили в один и  тот  же
бордель - и не знали друг друга.  -  Пьяным  жестом  он  попытался  обнять
Вонсовского.
   Офицеры встали, поднимая бокалы. Дибелиус схватил стакан, налил его  до
краев и с размаху стукнул о бокал Вонсовского. Кто-то из молодых  офицеров
затянул  корпорантскую  песню.   Дибелиус   грузно   опирался   на   плечо
Вонсовского.
   - Друзья, - пробормотал штандартенфюрер, -  кажется,  я  выпил  немного
лишнего.  Покажите,  где  у  вас  туалетная  комната,  -  обратился  он  к
Вонсовскому.
   Дибелиус неверной походкой пошел в указанном направлении, открыл кран и
подставил под широкую струю воды лицо, массируя ладонями одутловатые щеки.
Потом, не оборачиваясь,  потянулся  в  сторону  полки  с  полотенцами,  но
внезапно  поскользнулся  на  мокром  полу,  упал  и   вдруг   почувствовал
неодолимое желание уснуть. И это ему, может быть, даже и  удалось  бы,  но
капающая  из  крана  вода  не  давала  покоя.  Борясь  с  охватившей   его
сонливостью, он поискал взглядом,  за  что  бы  уцепиться  руками,  увидел
раковину. И схватился за ее край, но сорвался и снова упал.  Раковина  под
тяжестью его тела отделилась от стены, открыв темную нишу.
   Сначала Дибелиус решил, что ниша  -  плод  его  воображения.  Встал  он
неожиданно легко. Ударил себя несколько раз по лицу, окончательно прогоняя
опьянение, и снова посмотрел в сторону ниши, но она не исчезала.  Все  еще
не веря глазам, протянул руку и, нащупав какой-то предмет, вытащил его. Им
оказалась аккуратно запечатанная, как будто только из банка, толстая пачка
стодолларовых банкнот.
   Снова просунув руку в нишу, Дибелиус извлек оттуда пачку сигарет. Пачка
была открыта, но в ней вместо сигарет оказалось несколько роликов узенькой
фотопленки. Дибелиус сразу отрезвел. Он присел на край  ванны,  на  минуту
задумался, пристально глядя  на  банкноты  и  коробку  от  сигарет.  Затем
положил найденные предметы в нишу, подтянул раковину. Она встала  на  свое
место неожиданно легко.
   - Не Рейнер король  сегодняшней  охоты,  а  я  -  штандартенфюрер  Макс
Дибелиус, - сказал он, обращаясь к своему отражению в  зеркале.  Отражение
заморгало небольшими, но теперь уже действительно трезвыми глазами.
   В столовой никого не было - это было ему на руку.  Дибелиус  подошел  к
висящему  на  стене  старомодному  телефонному   аппарату   и   потребовал
немедленно соединять его с Варшавой.
   Дежурный быстро отозвался, на телефонный звонок.
   - Шесть человек охраны! - приказал Дибелиус и повесил трубку, не  желая
давать объяснения.
   Гости графа уже собирались уезжать. Поочередно подходили к  Вонсовскому
и пожимали ему на прощание руку,  а  тот  с  обаятельной  улыбкой  говорил
каждому, что эго он должен их благодарить за оказанную честь.
   Дибелиус устроился в глубоком кресле,  стоящем  около  камина,  вытянул
перед собой ноги и грыз незажженную сигару.
   - Вы не едете, господин штандартенфюрер?  -  обратился  к  нему  щуплый
полковник саперных войск с длинной морщинистой шеей ощипанного индюка,  на
которой болтался Железный крест.
   - Что-то забарахлил мотор в моей машине, - солгал второпях Дибелиус.
   - Мы с удовольствием подвезем вас, - предложил майор авиации.
   - Благодарю, - ответил Дибелиус.  -  Я  уже  позвонил,  чтобы  за  мной
прислали другую машину. Подожду. Если, конечно, позволит хозяин.
   - Конечно, господин штандартенфюрер, - сказал граф. - Если  вы  неважно
себя чувствуете...
   - Чувствую себя превосходно. Давно не чувствовал себя так хорошо.
   - Я имел в виду, - уточнил Вонсовский, -  предложить  вам  комнату  для
гостей. Франтишек хорошо натопил. Отдохните, господин  штандартенфюрер,  а
утром приятнее ехать. Лес, покрытый снегом, выглядит прекрасно.
   - Хорошо, господин Вонсовский, - согласился Дибелиус.  -  Однако  я  не
могу себе позволить заснуть этой ночью даже в  столь  прекрасной  комнате,
которую так хорошо натопил ваш Франтишек. Я должен еще поработать.
   За  окном  заурчали  моторы  отъезжающих  автомашин.  Дибелиус,  удобно
расположившись в кресле, дымил сигарой, которую  только  что  прикурил  от
горящей головешки из камина.
   - Вы необыкновенный человек, господин Дибелиус, - вздохнул  Вонсовский,
опускаясь в кресло напротив. - После такого дня вы еще  думаете  работать?
Но я верю вам, хотя полчаса назад готов был дать голову на отсечение,  что
вы пойдете спать. Это и есть характерная особенность настоящего  немца,  у
которого служебные обязанности превыше всего. Если бы мои соотечественники
следовали тому же правилу,  может  быть,  история  была  бы  к  ним  более
снисходительна. Но что  поделаешь,  мы  любим  слишком  много  говорить  и
митинговать...
   - Но вы также любите поесть и Попить - это мне нравится.
   - Может быть, еще выпьем  немного  наливки?  Готовил  ее  Франтишек  по
рецепту своей матери, которая служила  экономкой  в  имении  моей  матери,
графини фон Эксендорф.
   - С удовольствием отведаю наливки с такой родословной.
   Франтишек как будто только этого  и  ждал.  В  руках  у  него  оказался
поднос, на котором стоял хрустальный  графин,  полный  сверкающей  рубином
жидкости, и два тяжелых хрустальных бокала.
   - За ваше здоровье,  господин  Вонсовский,  -  поднял  бокал  Дибелиус.
Посмаковал, причмокнул с одобрением. - Стало быть, это  через  свою  мать,
графиню фон Эксендорф, вы породнились с оберстом Рейнером?
   - Если хотите точно, - сказал Вонсовский, - то это только  деликатность
господина полковника заставляет его называть меня кузеном. Десятая вода на
киселе, как говорится о таком родстве.
   - Но однако же в ваших жилах течет и немецкая кровь. Хотелось бы  знать
сколько?
   - Ровно столько, чтобы заслужить уважение и доверие немецких  офицеров.
Если бы не фатальный исход мировой войны, может быть, мы служили бы с ними
в одном полку. Уже тогда, как помню, в двенадцатом или  тринадцатом  году,
многие просвещенные офицеры задумывались об объединении  всех  немцев  под
скипетром одного императора.
   - И только  нашему  фюреру  удалось  сделать  реальностью  мечты  ваших
сослуживцев. Хотя вы ведь наполовину немец...
   - Боюсь, - прервал его Вонсовский, - что я немец только на сорок девять
процентов. Ибо сегодня  в  моих  жилах  течет  не  менее  одного  процента
алкоголя. Извините, что прервал вас, господин Дибелиус.
   - Глупости, Вонсовский. Вернемся к этому разговору еще не раз, даю  вам
слово. Вам еще предстоят беседы со мной.
   Послышался все нарастающий шум моторов.
   - Ну, наконец-то! - сказал Дибелиус. - Приехали. Еще  минута  -  и  вы,
господин граф, потеряли бы терпение. - Энергичным движением  он  подхватил
Вонсовского под руку.
   Эсэсовец гауптштурмфюрер Адольф  Лехсе  вошел  в  дом,  отряхиваясь  от
снега. Лицо Дибелиуса, до этого такое  кроткое  и  добродушное,  мгновенно
изменилось.
   - Теперь, дорогой мой Вонсовский, пройдем  в  вашу  ванную  комнату.  -
Штандартенфюрер расстегнул кобуру и вынул пистолет. - Пойдешь и ты, Лехсе,
увидишь кое-что весьма любопытное.
   К счастью, Дибелиус не заметил Франтишека, который выходил из  кухни  и
вовремя сумел спрятаться в тени лестницы.
   Дибелиус, подобно опытному цирковому фокуснику, медленно приближался  к
умывальнику. Плавным движением он потянул за край раковины.
   - Что, удивлены, Вонсовский?
   - Тайник? - Граф надел пенсне, удивленно, как будто бы не  доверяя  сам
себе, подошел ближе.
   - Вы как будто ничего не знаете?
   - В охотничьем домике-я бываю редко. Мое постоянное  местожительство  в
Варшаве. А старые дома всегда хранят какие-то забавные тайники.
   - Конечно, конечно, - усмехнулся Дибелиус. -  В  особенности,  если  на
этих банкнотах, -  он  достал  из  тайника  и  поднес  банкноты  к  глазам
Вонсовского, - стоит дата выпуска: 1938, 1939 и даже 1940 год. О! Какие же
тайны хранят эти старые, редко используемые охотничьи домики!.. - Из пачки
сигарет штандартенфюрер вытряхнул на ладонь, ролики микрофильма. - Правда,
Вонсовский?
   - Судя на глаз, здесь немало денег,  -  ответил  Вонсовский,  закуривая
сигарету.
   Но Дибелиус уже перестал играть.
   - Бери его! - крикнул  он  и  с  силой  толкнул  Вонсовского  к  Лехсе,
стоявшему в дверях ванной комнаты.
   - Удивительный  способ  благодарить  за  гостеприимство.  -  Вонсовский
стряхнул пепел с отворота пиджака. - Думаю, что я могу взять свою шубу?
   - Замолчи! Я тебя еще поблагодарю. Старуха  фон  Эксендорф  не  поможет
тебе.
   - Конечно, - сказал Вонсовский. - Вы не дали  мне  возможности  вовремя
объяснить, что этой ванной пользуется прислуга, а моя - наверху.
   Лехсе вдруг вспомнил  про  камердинера.  Он  с  выхваченным  из  кобуры
пистолетом бросился в кухню, но через минуту возвратился. Открытое настежь
окно объяснило ему все.
   - Сбежал, - сказал Лехсе, - и совсем недавно.
   - Видимо, это Франтишек, - сказал  Вонсовский.  -  Просто  не  верится.
Тогда понятно, почему он сбежал. Неприятно мне, господин  штандартенфюрер,
что в моем доме находился человек...
   - Замолчи! - процедил сквозь зубы Дибелиус. - Выясним все в Варшаве.  -
И, не глядя на Вонсовского, направился к выходу.
   Два солдата из железнодорожной охраны, нагруженные добычей, отошли  уже
на порядочное расстояние от охотничьего домика.
   - Посмотри, Хорст! - сказал низкорослый, показывая  на  слабый  свет  в
окнах. - Господа между собой всегда договорятся. Как стал графом,  так  он
теперь может быть даже и поляком.
   Но высокий не поддержал разговора - был занят усмирением гуся,  который
хлопал крыльями, пытаясь вырваться из его рук, скрюченных от холода.


   Оберет Рейнер дрожащими руками  застегивал  пуговицы  кителя  и  громко
ругал  своего  ординарца,  толстого   фельдфебеля,   который   возился   с
приготовлением утреннего кофе.
   Рейнер подошел к окну, отодвинул  штору.  На  темном  зимнем  небе  еще
блестели звезды. Старомодные часы на комоде, в  стиле  бидермейер  (Рейнер
"унаследовал" эту квартиру вместе с мебелью от какого-то адвоката, который
был переселен в гетто), показывали без пятнадцати пять.
   - Клаус, ты ленивая свинья!
   - Так точно, господин оберет! - ответил ординарец. В  руках  он  держал
небольшой  поднос  с  чашкой  кофе  и  двумя  пряниками.  Из-под   шинели,
наброшенной на длинную ночную рубашку, выглядывали домашние туфли. -  Могу
быть свободен, господин полковник?
   Свободен -  это  значит  вернуться  в  теплую  кровать  в  комнате  для
прислуги, за кухней, в то время как  он,  полковник  Рейнер,  из-за  этого
идиотского телефонного  звонка  и  пьяного  бреда  обезумевшего  Дибелиуса
должен тащиться на другой конец города. Это займет не менее  часа  туда  и
обратно и  около  часа,  чтобы  добиться  чего-нибудь  вразумительного  от
штандартенфюрера, и времени на то, чтобы выспаться, совсем не будет.
   - Нет, - проворчал он недовольно. - Хватит  тебе  спать,  Клаус.  Лучше
почисти ковры, натри до блеска полы. Вернусь, все проверю.
   - Так точно, - ответил Клаус без энтузиазма  и  переступил  с  ноги  на
ногу, как бы желая продемонстрировать, что с удовольствием  бы  пристукнул
по-солдатски каблуками, если бы на ногах были сапоги, а не домашние туфли.
   Обжигаясь, оберст выпил чашку черного кофе - заспанный Клаус забыл, как
всегда, положить сгущенного молока.
   "Видимо, от употребления моей порции молока он  так  и  растолстел",  -
подумал Рейнер, спускаясь к машине. Около ворот, урча мотором,  стоял  его
"мерседес".  Шофер,  не  обращая  внимания  на  приказ  экономить  бензин,
прогревал мотор на полных оборотах.
   Отрывисто бросив шоферу адрес - аллея Шуха, - Рейнер погрузился в мысли
о том, что будет, если полученное четверть часа назад сообщение  Дибелиуса
окажется правдой, а не чудовищной  шуткой  штандартенфюрера.  Его  охватил
ужас.
   Взбегая на третий этаж по широкой мраморной лестнице  особняка  бывшего
польского министерства вероисповедания и  общественного  просвещения,  где
размещались сейчас служба СД и окружная полиция, он еще надеялся, что  все
это  чудовищное  Недоразумение,   следствие"   неумеренного   употребления
спиртного в  охотничьем  домике.  Но  когда  открыл  дверь  в  приемную  и
встретился с холодным взглядом рыбьих глаз гауптштурмфюдера Лехсе, который
даже не соизволил встать навстречу ему,  полковнику,  а  только  движением
головы дал понять, что Дибелиус ожидает его в кабинете, Рейнер понял,  что
необходимо быть готовым к худшему.
   Лицо штандартенфюрера Дибелиуса не предвещало ничего  хорошего.  Рейнер
тяжело опустился в кожаное кресло, стоявшее около письменного стола.
   - Ты сошел с ума, Дибелиус. Скажи, что это неправда,  -  тихо  произнес
Рейнер без особой надежды на подтверждение.
   Дибелиус молча пододвинул к нему  коробку  с  сигарами.  Поднес  огонь,
чтобы Рейнер прикурил.
   - Этого не может быть, - сказал Рейнер, чувствуя, как вдруг  воротничок
его мундира, сшитого по размеру, стал в  одну  минуту  тесным.  -  Это  не
укладывается в голове.
   - Однако же... - Через широкий письменный стол Дибелиус  подал  Рейнеру
напечатанный на машинке лист: - Прочитай.
   Это был протокол,  составленный  в  довольно-таки  лапидарном  немецком
стиле,  с  изложением  всего  случившегося  в  охотничьем  домике   Эдвина
Вонсовского и подробным описанием ванной комнаты и ниши,  обнаруженной  за
умывальником.
   Рейнер, вынимая сигару изо рта, заметил, что его рука дрожит.
   - Может быть, в самом деле это его камердинер?..
   - Наши специалисты, -  не  дал  ему  закончить  Дибелиус,  -  с  полной
уверенностью утверждают,  что  как  на  банкнотах,  так  и  на  эбонитовых
кассетах микрофильма обнаружены отпечатки пальцев Вонсовского.
   - Только его? - в изумлении спросил Рейнер.
   - Нет, есть и другие. Но, к сожалению, не его камердинера.  Я  приказал
взять отпечатки пальцев с графина и подноса. Правда, сам он успел сбежать,
но я уже имею карточку для его опознания.
   - Какой же он был неосторожный!
   - Нет, тайник был прекрасно замаскирован. Могу тебе сказать, что открыл
я его совершенно случайно. А  что  касается  камердинера,  то  дело  здесь
нечистое. Один из моих подчиненных - работник архива - клянется, что видел
его где-то. И наконец, уже то,  что  он  сбежал,  говорит  само  за  себя:
видимо, он сообщник.
   - А микрофильмы? Что на них заснято?
   - Какие-то планы и фрагменты системы укреплений. Нам,  правда,  еще  не
удалось установить, представляют ли они какой-либо один объект или  что-то
большее. Во всяком случае, ясно одно, что это  оборонительные  сооружения.
Кроме того, заснята схема организации берлинской полиции, сфотографирована
часть   списка   лиц,   облеченных   особыми   полномочиями   специального
представителя рейха по распределению продовольствия, список  офицеров  СД,
работающих в специальных группах. Как видишь, немало.
   - Слишком односторонне, - сказал Рейнер.
   Однако он понял, что его опасения были несколько преувеличены. В  итоге
это дело оказалось в  руках  Дибелиуса,  которому,  по  всей  вероятности,
невыгодно было предавать  его  огласке,  поскольку  у  Вонсовского  бывали
многие.
   - Ситуация не из  веселых,  -  сказал  Дибелиус,  прерывая  размышления
Рейнера. - Правда, он не мой кузен, но должен заверить тебя,  что  никакое
родство не будет приниматься во внимание. - Он не сумел скрыть  иронии.  -
Однако... - понизил голос, - скажу тебе, Рейнер,  первый  раз  в  жизни  я
счастлив, что мой отец был массажистом, а не бароном.
   - Мы с ним только в дальнем родстве...
   - Знаю, знаю, - прервал  его  Дибелиус.  -  Впрочем,  речь  идет  не  о
родстве. Достаточно и тех отношений, в которых ты был с ним. И  не  только
ты.
   - Конечно, - ответил холодно Рейнер, - ты тоже. Вспомни, ведь именно ты
представил его мне.
   - Не помню, - скривил в гримасе губы Дибелиус. - Нам нет сейчас  смысла
упрекать друг друга. Если хочешь знать, то я познакомился с ним на  приеме
у губернатора. Представила нас его жена.
   - Я видел его еще раньше, в Берлине. Заверяю тебя, что это было в очень
солидном доме.
   - Тем лучше, - сказал Дибелиус. Он  встал  и  потянулся,  как  человек,
который выполнил  тяжелую  работу.  А  на  вопросительный  взгляд  Рейнера
ответил: - Тем лучше, что не только мы влипли в эту  историю.  Большинство
высших чинов там, в Варшаве, нередко  бывали  у  него  на  приемах  или  в
жолибожской вилле, или в особняке в Вонсово. Ох  уж  этот  наш  офицерский
снобизм! Венский граф, кровь аристократа! Его дед, вероятно, купил  титул,
разбогатев на поставках портянок для армии. Но наши офицеры, в особенности
те, которые считаются воспитанниками старой школы...
   - Оставь это, - оборвал его Рейнер, удивляясь твердости своего  голоса.
- То, что ты сказал сейчас, поможет нам выкрутиться.
   - Ты думаешь, нам  это  удастся?  -  спросил  Дибелиус.  -  Поразмыслим
лучше...   Нам   известно,   что   Вонсовский   был   знаком    с    более
высокопоставленными лицами, чем мы. Я располагаю информацией из  абсолютно
верных источников, что его приглашали даже в Вавель, ты  же  помнишь,  это
было в то время, когда замышляли создать что-то вроде правительства в этой
стране. От нас многое зависит, чтобы  с  выгодой  раскрыть  это  необычное
дело.
   - А что конкретно? - спросил Рейнер.
   - Предлагаю, - сказал Дибелиус, - взаимное  сотрудничество.  Я  хочу  в
этом деле дать возможность отличиться молодежи. Мой заместитель Лехсе  так
и рвется к  работе.  Ты  мне  тоже  говорил  о  каком-то  интеллектуальном
офицере. Этот твой, как там его, Клос, что ли, должен быть  безукоризненно
честным и высоко эрудированным, чтобы раскрыть сети Вонсовского,  а  также
достаточно осторожным, чтобы не замешать наших людей  в  это  дело.  Моему
Лехсе можно доверять. Он как верный пес.
   - Не могу сказать этого о Клосе, - ответил Рейнер.  -  Самостоятельный,
очень самостоятельный, но, на счастье, его поведение не  вызывает  никаких
подозрений.
   - Очень важно, - сказал Дибелиус, - чтобы он не был слишком честолюбив.
Понимаешь, что я имею в виду? - Не дожидаясь ответа  на  свой  вопрос,  он
встал из-за стола и сел в кресло напротив Рейнера. С размаху  хлопнул  его
по колену: - Предлагаю задание ему изложить именно так...


   - Вы нездоровы, господин обер-лейтенант? - спросил  Курт,  ставя  возле
кровати Клоса вычищенные до блеска сапоги. - Может, сходить в аптеку?
   - Благодарю, я вполне здоров.  Принеси  мне  лучше  завтрак,  сейчас  я
встану. Была какая-нибудь почта?
   - Вы забыли, видимо, господин обер-лейтенант, что сегодня воскресенье.
   - А у тебя никогда не трещала голова с похмелья? -  с  улыбкой  спросил
Клос.
   - Может быть, принести вам простоквашу?
   Курту так хотелось чем-нибудь угодить своему хозяину, что  он  даже  не
подумал о своем послеобеденном отдыхе. Правда, когда Клос спросил его,  не
желает ли он развлечься, Курт чистосердечно признался:
   - Конечно, хотелось бы сходить в  кино,  если  господин  обер-лейтенант
позволит. Что же касается похмелья, то, по-моему, лучше всего простокваша,
хотя, когда я был в России, научился там и кое-чему другому.  Лучше  всего
огуречный рассол, - закончил Курт.
   Клос решил, что позволит Курту пойти в кино,  но  скажет  ему  об  этом
только после обеда - пусть парень хоть еще  немного  позаботится  о  своем
начальнике. И пусть думает, что обер-лейтенант Клос в прошлую ночь изрядно
выпил, хотя в действительности это было не так.
   Неожиданности начались  в  ночь  на  субботу.  Он  крепко  спад,  когда
затрещал телефон, поставленный им на пол около кровати.
   - Тетя Ванда тяжело заболела, - послышался голос в телефонной трубке. -
Ее увезли в госпиталь в Варшаву.
   - Was? - гаркнул  он  в  трубку,  как  и  подобает  немецкому  офицеру,
внезапно разбуженному глубокой ночью.
   - Проведать ее можно в воскресенье в госпитале Езуса, -  сказал  кто-то
по-польски, будто и не слыша окрика.
   Клос снова крикнул по-немецки, что это ошибка и  польская  наглость,  а
потом с размаху бросил трубку на рычаг телефона.
   Для тех, кто прослушивал его разговоры,  должно  быть  ясным;  какой-то
поляк по  ошибке  соединился  с  квартирой  немецкого  офицера  и  получил
надлежащую отповедь. Но  Клос  уже  не  мог  сомкнуть  глаз  в  эту  ночь.
Псевдоним Ванда имел ротмистр  Вонсовский,  которого  он  видел  несколько
часов назад в его охотничьем домике. А госпиталь в  Варшаве  мог  означать
только одно: арест. Голос майора Рутинского,  состоявшего  камердинером  у
Вонсовского, Клос узнал сразу. Информация о возможности посещения означала
контакт. Количество  букв  в  последнем  слове,  услышанном  в  телефонной
трубке, означало время.
   Итак, в воскресенье, в пять часов, в ранее условленном месте встретится
Клос с тем,  кто  сообщит  ему  подробности  ареста  Вонсовского.  Лишь  в
воскресенье, в пять пополудни, а сейчас только наступал рассвет субботнего
дня. Он вспомнил Вонсовского, который так недавно обнимал штандартенфюрера
Дибелиуса, и сейчас этот самый Вонсовский...
   Нет, все это не укладывается в голове. Что могло быть причиной провала?
Неужели  Дибелиус,  приехав   на   охоту,   заранее   задумал   арестовать
Вонсовского? Что могло попасть в  его  руки?  Может  быть,  те  две  пачки
стодолларовых банкнот, которые привез ему Клос?
   С чувством облегчения  он  вспомнил,  что  деньги  передал  Вонсовскому
завернутыми в газету. К тому же он был  в  перчатках  и  не  мог  оставить
отпечатков пальцев. Но есть Вонсовский, который его знает. Он, безусловно,
твердый человек и опытный офицер разведки, но всякое бывает.
   Дибелиус хвалился, что у него начинали  говорить  даже  самые  стойкие.
Одновременно  возникает  другая  загадка:  как  удалось  избежать,  ареста
Рутинскому? А может быть, Дибелиус арестовал  и  его,  а  тот  продал  ему
Клоса, а телефонный звонок - цена, которую Рутинский уплатил Дибелиусу  за
спасение своей головы? Но Клос тут же отказался от этой мысли.
   На всякий случай он убрал, как мог, в квартире, пользуясь тем, что Курт
еще  спал,  сжег  над  пепельницей  несколько  тонких  листков  бумаги   с
заметками, содержание которых знал на память, и отправился на службу.
   Фельдфебель Патшке, начальник тайной канцелярии,  подбежал  к  Клосу  в
коридоре.
   - Шеф желает вас видеть, господин обер-лейтенант, уже дважды оправлялся
о вас.
   Клос в изумлении посмотрел на часы. Сержант понял его жест:
   - Нет, вы не опоздали, его Рейнер явился слишком рано.
   Клос постучал в массивные двери. Вытянулся, подойдя к письменному столу
полковника.
   - Прошу вас, садитесь, господин обер-лейтенант. У  меня  к  вам  долгий
разговор.
   Обходительный  тон,  безупречные  манеры,  только  какая-то  тревога  в
глазах.  Неужели  Рейнер  чего-то  боится?  Полковник   жестом   пригласил
обер-лейтенанта в кресло. Столь любезным он еще никогда не был.
   - Я очень ценю ваше отношение к службе и доверяю вам, господин Клос.  А
поэтому приступим сразу к делу. Задание,  которое  я  хочу  вам  поручить,
очень важное и весьма деликатное. Именно поэтому я и  решил  доверить  его
вам, надеясь, что вы, как настоящий немецкий офицер, отличитесь. При  этом
удачно выполненное задание может принести вам награду  фюрера  -  Железный
крест; провал может стоить вам жизни. И не только вам, господин  Клос.  Но
вам в особенности, запомните это, - подчеркнул Рейнер.
   - Люблю рисковать, - ответил Клос, - риск - благородное дело.
   - Мы арестовали опасного агента,  господин  обер-лейтенант.  Арест  был
произведен ведомством нашего друга Дибелиуса.  Но,  принимая  во  внимание
важность этого дела, дальнейшее расследование мы решили проводить  вместе.
Это касается как службы безопасности, так и абвера. Поэтому я хотел бы это
деликатное дело поручить именно вам, господин  Клос,  и  весьма  опытному,
имеющему   многолетнюю   практику   криминальной   работы    офицеру    СД
гауптштурмфюреру Лехсе. Вы его знаете?
   - Да, знаю. Но кого арестовали? - спросил Клос, уже почти  уверенный  в
своих предположениях.
   Не отрываясь от бумаг, лежащих на столе, Рейнер рассказал Клосу о  том,
что произошло в охотничьем домике. При  этом  он  не  сумел  скрыть  своей
неприязни  я  Дибелиусу,  которому  только  благодаря  сильному  опьянению
удалось открыть тайник. Затем Рейнер сообщил, что  камердинер  Вонсовского
скрылся, и описал  содержание  тайника,  но  в  какой-то  момент  внезапно
остановился на полуслове.
   - Все подробности найдете вот в этих бумагах. А сейчас хотел  бы  особо
обратить ваше внимание, господин  обер-лейтенант,  на  деликатность  этого
дела. Как вам известно, Эдвин Вонсовский аристократ, состоящий в родстве с
двумя весьма знатными немецкими фамилиями. Было бы досадно  и  прискорбно,
если бы... - Он замолчал.
   Клос кивнул головой в знак того, что все понял.
   - Прошу извинить меня, господин оберет, - медленно начал он, делая вид,
будто слова даются ему с трудом. -  Когда  я  приехал  к  вам  с  приказом
генерала Верлингера, мне показалось странным, что Вонсовский  находится  с
штандартенфюрером  Дибелиусом  в  самых  дружеских  отношениях.  Если  мое
впечатление было ложным...
   - Нет, не было, Клос. Мы часто бывали у него все,  а  том  числе  и  я.
Вонсовский также  посещал  дом  варшавского  губернатора,  а  однажды  был
приглашен даже в Вавель. И скажу вам больше,  я  видел  его  в  Берлине  в
доме... - Оберет вдруг заколебался: - Все дело в том, что ни один из  этих
визитов не должен быть связан с делом Вонсовского, не должен!  Вы  поняли?
Если вы, господин обер-лейтенант, в чем-то  сомневаетесь,  скажите  сейчас
же. Я еще могу освободить вас от этого деликатного задания.
   - Не имею никаких сомнений, - ответил Клос, - если речь идет о верности
нашему фюреру, господин полковник.
   - Этого мне вполне достаточно. С понедельника  вместе  с  Лехсе  можете
приступить к выполнению задания.  Не  спешите,  действуйте  внимательно  и
осторожно. Я хочу, чтобы вы, господин Клос, правильно меня  поняли.  Мы  с
Дибелиусом не имеем права щадить врагов рейха, независимо от их  положения
и родственных связей. Однако мы не можем позволить, чтобы это  скандальное
дело бросило тень на ни в чем не  повинных  людей,  которые,  может  быть,
легкомысленно поддались личному обаянию Вонсовского,  оставаясь  при  этом
порядочными немцами и национал-социалистами. Какими методами будете  вести
следствие, это ваше личное дело. Но одно должно быть вне всякого сомнения:
действовать надо эффективно, беспощадно в отношении врагов, с  соблюдением
необходимой тайны...
   Зазвонил  телефон.  Рейнер  поднял  трубку.  Клос  заметил,  что  кровь
отхлынула от лица оберста.
   - Он  как  раз  у  меня,  дорогой  Дибелиус.  Даю  ему  соответствующие
указания. - Он положил трубку, подошел к Клосу, который был вынужден стать
по стойке "смирно", пристально посмотрел ему  в  глаза:  -  Теперь  многое
зависит от вас, господин обер-лейтенант. Наступил решающий момент в  вашей
карьере.  Горе  тому,  кто  не  замечает  этого  вовремя.  Штандартенфюрер
Дибелиус лично  информировал  меня,  что  планы,  обнаруженные  в  тайнике
охотничьего  домика  Вонсовского,   содержат   сведения   о   расположении
оборонительных сооружений вокруг главной ставки нашего фюрера...
   Это было в субботу. Выйдя от Рейнера, Клос только на минуту забежал  на
службу, чтобы отдать распоряжения своему  помощнику,  молодому  лейтенанту
Гейслеру, относительно текущих дел.
   Теперь необходимо  было  все  тщательно  обдумать.  Клос  не  мог  себе
простить, что во время последнего посещения охотничьего домика  не  забрал
микрофильмы.  Однако  еще  есть  шанс  скопировать  их  в  начальной  фазе
расследования, хотя сделать это будет очень трудно,  так  как  Дибелиус  и
Лехсе знают уже о ценности этой пленки. Но об  этом  потом.  Сейчас  самое
важное - Вонсовский. Клос почти ничего не  знал  о  нем.  Когда  несколько
месяцев назад один из связных Центра информировал  его,  что  через  "тетю
Сюзанну" принята одна из берлинских резидентур довоенной польской разведки
вместе с ее филиалами в Варшаве, Вене  и  Кракове,  он  не  скрывал  своих
опасений. Но несколько, месяцев работы  с  Вонсовским,  который  руководил
вместе с майором Рутинским варшавским филиалом, несколько успокоили его.
   От Вонсовского он неоднократно получал очень  ценные  материалы,  порой
полностью  разработанные  проблемные  доклады,  основанные  на   подробной
агентурной информации, накапливаемой в течение длительного времени.  Кроме
того, Вонсовский благодаря своим  связям  сумел  сблизиться  с  некоторыми
высокопоставленными липами, чья болтливость позволяла  получать  секретную
информацию,  которую  использовали  не  только  военные,  но  и  дипломаты
союзников.
   Поэтому провал Вонсовского - серьезный удар для "тети Сюзанны".  Шансов
вызволить его из лап Дибелиуса почти не  было.  Симпатизируя  Вонсовскому,
Клос тем не менее понимал, что не  личность  его  представляет  наибольшую
важность,  а  деятельность,  которая  теперь  навсегда  прекратилась.  Под
угрозой  и  безопасность  Клоса.  Правда,  это  только  предположение,  но
основания для него все же есть.
   Вонсовский  был  профессионалом  разведчиком,  много  лет  играл   роль
богатого мота, как и подобает выходцу из аристократической семьи...  Может
быть, ему будет жаль  расставаться  с  удобствами  и  привилегиями  своего
графского статуса и он согласится выдать Дибелиусу своих друзей,  а  может
быть, он так вошел в роль, что захочет продолжать игру, но только уже  под
контролем гитлеровцев? Клос достаточно хорошо знал тайны  своей  работы  и
ясно представлял опасность, которую несет в себе такая  игра.  Не  раз  он
встречался с агентами,  работающими  для  двух,  трех  и  более  разведок,
которые в определенный момент начинали проводить собственную линию.
   Из ближайшей аптеки Клос позвонил  Лехсе.  Тот  уже  знал,  с  кем  ему
предстояло работать, и отнесся к Клосу свысока.  Это  было  даже  на  руку
Клосу, ибо роль помощника гауптштурмфюрера была ему выгодна.
   Клос даже не заметил, как задремал. Разбудил его Курт,  который  принес
на подносе тарелки.  Было  около  четырех  часов.  Клос  быстрее  обычного
пообедал, оформил Курту увольнительную в город и поехал на Мокотовскую.
   В небольшом уютном кафе он увидел сидящую возле окна девушку,  которая,
попивая  эрзац-кофе,  рассматривала  лежащий  перед  ней  журнал   "Курьер
варшавский". Рядом лежали зеленая дамская сумочка и две зеленые скрещенные
перчатки. Он подождал, пока девушка выпила кофе и вышла. Клос двинулся  за
ней.  Девушка  свернула  на  Волчью   улицу,   пересекла   Вороновскую   и
Маршалкевскую, задержалась, как будто бы сверяя адрес, перед  серым  домом
на Познаньской. На втором  этаже  она  вошла  в  квартиру,  оставив  дверь
приоткрытой.
   Майор Рутинский ждал его  в  большой  мрачной,  загроможденной  мебелью
комнате. Не говоря ни слова, пододвинул Клосу стул,  из  сиденья  которого
торчала морская трава.
   - Это должно было когда-то случиться, - сказал он. - Вы  хотите  знать,
как это произошло?
   - Знаю, - ответил Клос. -  В  понедельник  вместе  с  гауптштурмфюрером
Лехсе начинаю следствие по этому делу.
   - За это нужно благодарить всевышнего, - промолвил Рутинский.
   - При чем тут бог? - раздраженно пожал плечами Клос. -  Не  думаете  ли
вы, что у меня будет возможность спасти его?  Не  исключено,  что  первым,
когда его начнут избивать, будет названо именно мое имя.
   - Эдвин не скажет, ничего не скажет.
   Клос усмехнулся. Он  видел  людей,  казалось  бы,  сильных  и  честных,
которые умоляли, чтобы их казнили, а когда приближалась смерть - предавала
самых близких им людей, обрекая их на такие же муки.
   - Знаю его с пятнадцати лет, еще по Берлину и Гамбургу. Если не  сможет
выдержать,  то  раздавит  ампулу,  скрытую  под  пломбой  зуба.  Могу  вас
заверить, что Эдвин не утратит хладнокровия. Если бы мы  могли  что-нибудь
сделать для него...
   - Что? - усмехнулся  Клос.  Рутинский  раздражал  его.  -  Организовать
нападение? Отбить его с оружием в руках?
   Рутинский молчал. Клосу стало жаль его, он  почувствовал  что-то  вроде
угрызений совести. Но тот не заметил этого.
   - Вы же знаете, - сказал Рутинский, - Эдвин Вонсовский - благороднейший
человек. Как вы думаете, почему он работает с нами? Карьера? Плевал он  на
карьеру! Как мне кажется, он  вообще  не  любил  военную  службу.  Деньги?
Смешно. На берлинскую  группу  Эдвин  истратил  больше  своих  денег,  чем
государственных. Так что и это отпадает. Он ненавидел  нацистов,  и  я  со
всей ответственностью могу это подтвердить. Эдвин был  настоящим  актером,
которому не суждено было сыграть роль на сцене. Он  играл  ее  в  жизни  и
готовился к будущим "выступлениям" со всей серьезностью  и  необыкновенной
старательностью. В 1935 году, после  ликвидации  нашей  прежней  сети,  мы
решили  создать  хотя  бы  какую-нибудь  легальную  организацию,   которая
позволила бы нам  действовать.  Создали  фиктивное  торговое  предприятие:
гамбургское южноамериканское общество по закупке и продаже кофе. Это  была
надежная  ширма  для  нашей  настоящей   деятельности.   Так   вот   Эдвин
действительно начал торговать кофе.  Мало  того,  стал  одним  из  ведущих
предпринимателей в этой отрасли торговли. Мог бы быстро нажить  состояние.
Вы понимаете, к чему я клоню?
   - Нет, - откровенно признался Клос.
   - Мы не можем спасти Эдвина. А впрочем, я не знаю, хотел  бы  он  этого
сам или нет.  Известно  ли  им,  -  Рутинский  вдруг  резко  изменил  тему
разговора, - что содержат микрофильмы?
   - Да, - ответил Клос.
   - Тем лучше, -  пробормотал  Рутинский.  -  Если  мы  не  можем  спасти
Вонсовского, то должны помочь ему сыграть еще одну роль, самую  главную  в
его жизни.
   Клос начал кое-что понимать.
   - Вы хотите, чтобы Вонсовский начал называть своих сообщников?
   - Да, - ответил Рутинский.  -  Надо,  чтобы  он  выдал  сообщников,  на
которых вы ему укажете -  огромную  шпионскую  сеть,  в  которой  появится
несколько их сановников, а там пусть грызутся между собой...
   - Нет, я  предлагаю  другой  вариант,  -  тихо  сказал  Клос,  чувствуя
внезапный прилив симпатии к Рутинскому. - Думаю, что это  будет  наилучший
выход из создавшегося положения, - продолжал Клос. -  Заговор,  внутренний
заговор. Что вы скажете на это?
   - Вы имеете в виду донесения Эдвина три месяца назад? О попытке  группы
берлинских генералов установить контакты  с  представителями  союзников  в
Стокгольме?
   - Не беспокойтесь,  я  думаю  не  о  настоящем  заговоре.  Тех,  кто  в
действительности готовит заговор против Гитлера, оставим в  покое,  а  для
Дибелиуса и Рейнера приготовим нечто другое.
   - Ну что ж, остановимся на этом, - ответил Рутинский. - Доложим Центру.
Попросим одобрить план и  список  кандидатов.  -  Он  как-то  сразу  ожил,
помолодел. - Главное, чтобы Эдвин точно понял, что мы от него хотим, чтобы
он сказал не больше того, что нужно.
   Клос возвращался с Волчьей в приподнятом настроении. План, который  они
обсуждали с Рутинским, только на вид казался  безумным.  Механизм  террора
третьего рейха  был  так  сложен,  связи  между  отдельными  звеньями  так
запутаны, а разделение обязанностей было столь неясным, что игра,  которую
он намеревался начать, стоила свеч.
   Вонсовский, даже обезоруженный, изолированный в тесной камере, лишенный
друзей  и  связей,  изобличенный  как  враг  рейха,  может  еще   поразить
противника, и  он  это  наверняка  сделает.  А  сегодня  Клосу  предстояло
выполнить одно важное дело. Он взял рикшу и приказал везти его в  Жолибож.
Доехав до площади Инвалидов, пошел вниз по течению Вислы  узкими,  темными
улочками пригорода, но скоро понял, что здесь  ему  делать  нечего:  перед
виллой в стиле  модерн,  которая,  как  ему  было  известно,  принадлежала
Вонсовскому, двое полицейских в темно-синих мундирах грели руки  над  чуть
тлеющим костром. Теперь быстро к зданию абвера.
   Через полчаса в полугрузовой "шкоде" с шестью охранниками Клос подъехал
к вилле Вонсовского. Оставив охрану во дворе, он пошел к особняку,  вызвал
из кухни перепуганную старушку служанку и велел проводить  его  в  кабинет
графа. Служанка рассказала ему, что со времени ареста господина графа  еще
никто не появлялся в доме, чему Клос очень обрадовался. Дибелиус  приказал
охранять виллу в Жолибоже, предполагая, что только  там  Вонсовский  может
хранить интересующие его документы.
   Громоздкий письменный стол, такие же кресла и шкафы. И  только  простой
вращающийся американский стул, стоящий около письменного  стола,  явно  не
соответствовал обстановке. Ящики стола были не заперты. Содержимое их Клос
решил  проверить  позже.  Прежде  всего  необходимо  найти   тайник,   где
Вонсовский хранил  бумаги,  которые,  по  мнению  Клоса,  необходимо  было
уничтожить.
   Клос отодвинул шкаф от стены, по очереди приподнял картины, висящие  на
стенах, потом свернул ковер и, подсвечивая электрическим  фонариком,  метр
за метром обследовал пол, но все безуспешно. Потеряв надежду на успех, сел
на  вращающийся  стул  у  письменного  стола  и   приготовился   осмотреть
содержимое его ящиков. И вдруг Клос вскочил: а американский стул,  который
так бросился в глаза при входе в кабинет  графа!  Клос  поставил  стул  на
письменный  стол,  ощупал  обитые  кожей  спинку  и  сиденье,  но   ничего
подозрительного не обнаружил. Он перевернул стул вверх  ножками,  осмотрел
шурупы, скрепляющие стальной диск. Интуитивно почувствовал,  что  идет  по
правильному пути. От легкого поворота  острием  перочинного  ножа  подался
первый шуруп...
   Под стальным диском находилась небольшая  металлическая  коробка.  Клос
даже не стал ее открывать, а сунул в карман, твердо уверенный  в  ценности
ее содержимого. Ввернув обратно  шурупы,  он  решил  проверить  письменный
стол, открыл верхний ящик - и вдруг услышал шум  мотора  автомашины.  Клос
погасил электрический фонарик, приоткрыл штору и  выглянул  на  улицу.  Он
увидел ясно  выделяющийся  на  снегу  силуэт  черного  "мерседеса".  Шофер
услужливо открывал  дверцы  автомашины  высокому  сгорбившемуся  человеку.
Начиналась захватывающая игра.


   Кабинет,  куда  ввел  Вонсовского  рослый  эсэсовец,  был   светлым   и
просторным. Через окно, не завешенное шторой, лился яркий солнечный  свет.
Эдвин прикрыл глаза ладонью.
   - Садитесь, - буркнул человек за большим письменным столом.
   Синеватая щетина на щеках, тяжелые, опухшие веки, узкий лоб,  сросшиеся
брови,  нос  с  горбинкой.  Совсем   не   нордического   типа   был   этот
гауптштурмфюрер СД, к которому доставили Вонсовского.
   - Садитесь, - повторил он властно.
   Вонсовский вспомнил, что видел этого человека в ночь после охоты: тогда
он приехал с отрядом эсэсовцев, вызванных по телефону Дибелиусом.
   - Я не привык к такому  тону,  -  сказал  холодно  Вонсовский,  -  и  в
особенности когда так обращаются ко мне  низшие  чины.  -  Он  высокомерно
посмотрел на офицера СД, сидящего за столом. Лехсе вскочил как ошпаренный,
вытянулся, стараясь казаться выше своих жалких 165 сантиметров. Побагровев
от злости, высоко подняв голову, он  угрожающе  двинулся  на  Вонсовского,
чтобы заставить его силой сесть.
   - Я знаю, как мне обращаться с гнусными шпионами.
   - Этих знаний, очевидно, недостаточно у вас, господин Лехсе. - Вспомнил
наконец этого типа и его имя.  Санаторий  люкс  в  Саксонии  полтора  года
назад, ежедневные процедуры, так называемый шотландский  бич  -  струя  то
холодной, то горячей воды, бьющая под большим давлением. Небольшой толстый
Лехсе визжал как поросенок под водяной струей. -  Неужели  вы  не  узнаете
своего старого знакомого? Как там ваши нервишки?
   Узнал. Вонсовский почувствовал это по выражению его лица.
   - Не понимаю, - ответил Лехсе, - что вы хотите этим  сказать,  господин
Вонсовский.
   - О-о-о! "Господин"! Это уже  хорошо.  Но  когда  вы  начнете  говорить
"господин  граф",   тогда,   может   быть,   мы   придем   к   какому-либо
взаимопониманию.
   - А что значит "этих знаний, очевидно, недостаточно  у  вас"?  -  Лехсе
старался понять намек Вонсовского.
   - Это значит, - ответил спокойно Вонсовский, садясь в кресло и  положив
нога на ногу, - что вы больше ничего от меня не узнаете. Я  требую,  чтобы
мне прислали парикмахера, белье и одежду,  а  также  обеспечили  приличное
питание. В противном случае я отказываюсь отвечать на ваши вопросы. Можете
доложить об этом моему другу штандартенфюреру Дибелиусу.
   Вонсовский слегка поклонился, давая понять, что беседа окончена.  Любой
ценой  он  хотел  вывести  из  терпения  этого  маленького  самодовольного
толстяка.
   - Молчать! -  закричал  Лехсе,  теряя  самообладание.  -  Ты,  паршивая
свинья, думаешь, что мы здесь разговариваем с  тобой  на  равных?!  Сейчас
узнаешь, что это не так. Дубинки моих молодчиков скоро докажут тебе это! -
Эсэсовец сделал глубокий вдох, как  будто  бы  хотел  что-то  сказать,  но
неожиданно открылась дверь, в комнату вошел обер-лейтенант Клос.
   Внезапный приход Клоса настолько поразил Лехсе, что  он  добрую  минуту
стоял с полуоткрытым ртом. Вонсовский обернулся и  встретился  взглядом  с
молодым офицером абвера.
   "Даже глазом не моргнул", - с удовлетворением отметил Клос. Безразлично
посмотрев на Вонсовского, он небрежно заметил:
   - Не нервничай, Адольф. Вижу, уже начал без меня. Я  же  говорил  тебе,
что буду рад работать вместе. Ну и как твой "пациент"?  Видимо,  не  очень
разговорчив? - Клос  прохаживался  из  угла  в  угол.  -  Думаю,  господин
Вонсовский поймет, что лучше  говорить,  чем  молчать.  -  При  этом  Клос
выразительно посмотрел на Вонсовского, взглядом подчеркивая всю значимость
фразы.
   - Может быть, попробуешь ты? - Лехсе не скрывал насмешки.
   - А почему бы и нет? - ответил Клос.  -  Не  желает  ли  господин  граф
отдохнуть? - обратился он  к  Вонсовскому,  указывая  на  удобное  кресло,
стоявшее в углу комнаты. Краем глаза заметил, что  лицо  Лехсе  наливается
кровью.
   - Вермахт, сразу видно, вермахт, - сказал Вонсовский, садясь в кресло.
   - Не забудь пригласить меня, когда  запоет  эта  пташка,  -  проговорил
Лехсе, не скрывая раздражения, и вышел, резко хлопнув дверью.
   Наконец-то они остались одни.
   - Рюмку коньяку, граф? - Клос  открыл  бар,  стоявший  около  окна.  Он
боялся, что Лехсе подслушивает, а может  быть,  даже  наблюдает  за  ними.
Слишком много ходит слухов о тайнах комнат в здании  на  аллее  Шуха,  где
велось следствие, чтобы не поверить  в  это.  Вонсовский  должен  все  это
понять. - Итак, коньяк? - повторил Клос.
   - Натощак? - спросил Вонсовский.
   - Вы не получали завтрак?
   - Приносили какую-то бурду, даже не подумал взять ее в рот.  Я  пытался
только что объяснить вашему приятелю, гауптштурмфюреру, что, пока не будет
должного обращения...
   - Признаться, все это забавно. Думаю, будет возможным создать вам более
сносные" условия. Ваше  общественное  положение,  граф,  влияние,  широкие
связи обязывают нас к соответствующему обращению с вами.  А  впрочем,  вы,
граф, незаурядный шпион.
   - Обвинение в шпионаже еще нужно доказать, даже в Германии.
   - Вы ошибаетесь, доказательства могут быть именно в Германии. В тайнике
в вашем охотничьем домике найдены стодолларовые банкноты и  кассеты  фирмы
"Агфа", на которых были обнаружены  отпечатки  ваших  пальцев,  граф.  Это
очень  неосторожно  с  вашей  стороны.  Разве  вас  никто   об   этом   не
предупреждал?
   -  Да,  -  ответил  Вонсовский,  -  видимо,  я  действительно  допустил
неосторожность. - Усмехнулся. Его забавляла эта игра. Он еще  не  знал,  к
чему клонит человек, одетый  в  мундир  немецкого  офицера,  с  отвагой  и
выдержкой которого он не раз уже сталкивался. Но сейчас ему казалось,  что
Клос втягивает его в какую-то взаимную игру.
   - Мы дважды произнесли в нашей беседе слово "шпионаж". К чему бы это?
   - Не знаю, - ответил Вонсовский. - Может быть, у вас вызывает  сомнение
мое немецкое происхождение?
   - Возможно, - сказал Клос. - Попробую применить для сравнения  сведения
из области медицины. Две совершенно разные болезни могут вызывать  похожие
симптомы. Неопытный  врач,  ставя  диагноз,  решит,  видимо,  что  это  та
болезнь, которая чаще всего встречается.  Судя  по  симптомам,  сказал  бы
такой врач, мы имеем дело со шпионажем.
   - А  что  сказал  бы  опытный  врач?  -  Вонсовский  почувствовал,  что
приближается важный момент в их беседе.
   - Не исключал бы этой возможности, но принял бы  во  внимание  также  и
другую. Видимо, задумался  бы  над  тем,  не  называется  ли  эта  болезнь
внутренним заговором.
   - Интересно, -  промолвил  с  любопытством  Вонсовский.  -  Очень  даже
интересно.
   - В особенности, - продолжал Клос, - если этот врач примет во  внимание
непокорность пациента, его положение, надежду на чью-либо  помощь.  Помощь
невозможна, господин граф. - Клос наклонился к Вонсовскому,  почувствовав,
что наступило время, чтобы сообщить ему,  что  акция  была  согласована  с
Рутинским: - Вашему  камердинеру,  и,  очевидно,  Сообщнику  в  преступных
действиях, удалось скрыться, но не рассчитывайте  на  то,  что  он  сумеет
вызволить вас отсюда. Ни один из ваших влиятельных друзей не  пошевелит  и
пальцем, чтобы вас защитить. Наоборот, постараются забыть, что были с вами
знакомы. Помощь со стороны исключена, - повторил Клос. - Единственный, кто
может вам помочь, - это вы сами. Обратите на это  особое  внимание,  граф.
Необходимо считаться с тем, что ничего не  дается  даром  в  этом  мрачном
мире, - продолжал Клос. - Я мог бы вам обещать обхождение, соответствующее
вашему положению и возрасту, если бы вы дали слово, что больше  не  будете
укрывать своих соучастников в заговоре  против  законной  власти  рейха  и
нашего фюрера Адольфа Гитлера. Вы хорошо меня поняли?
   - Кажется, да.
   - Я не требую немедленного ответа. Вы должны серьезно подумать,  многое
вспомнить. Мы поможем вам в меру наших сил и возможностей. Вчера вечером я
был в вашем особняке в Вонсове, осмотрел кабинет. У  вас  хорошая  мебель.
Письменный стол - настоящий Хиппендэйл, а американский вращающийся стул  -
прелесть, хотя  явно  не  гармонирует  с  остальной  мебелью,  он  слишком
служебный... Подумайте об этом.  Ваше  признание  будет  весьма  важным  и
полезным для нашего общего дела.
   - Я подумаю, господин обер-лейтенант.
   - Тогда завтра жду ответа, -  сказал  Клос.  Подошел  к  двери,  широко
открыл ее. Два эсэсовца встали навытяжку, увидев обер-лейтенанта Клоса.  -
Проводите арестованного! - бросил им и опустился в кресло, в  котором  еще
минуту назад сидел Вонсовский.
   Теперь  необходимо  выяснить,  не  заподозрил   ли   чего-либо   Лехсе.
Вонсовский понял все безошибочно.
   "Что будет завтра?" - подумал Клос. Не вставая с кресла, он потянулся к
пачке сигарет, оставленных на столе Лехсе, и закурил.


   Увидев вчера ночью черный  "мерседес"  около  особняка  Вонсовского,  а
через минуту полковника Рейнера, выходящего из автомашины, Клос понял, что
дело осложняется. И когда, как бы не зная, кто  перед  ним,  направил  луч
электрического фонарика прямо в глаза Рейнеру, то заметил в его  лице  тот
же страх, который впервые наблюдал у него в субботнее утро в кабинете.
   - Вы напугали меня, господин Клос, - сказал оберет.  -  Не  думал,  что
встречу вас здесь.
   - Долг службы, господин полковник, - ответил Клос. - Нас с вами привела
сюда одна цель. Вы тоже решили  ознакомиться  с  документами,  лежащими  в
ящиках письменного  стола?  Думаю,  что  вам  следует  осмотреть  и  виллу
Вонсовского в Жолибоже.
   -  Этим  займется  Дибелиус,  -  ответил  Рейнер.  -  Нашли  что-нибудь
интересное?
   - Думаю, да. После изучения и  отбора  нужных  документов  доложу  вам,
господин полковник. Но, может  быть,  вы  пожелаете  ознакомиться  с  этим
раньше?
   Рейнер минуту помолчал.
   - Нет, господин Клос, я  вам  доверяю.  Но  хотел  бы  вас  кое  о  чем
попросить. Это касается меня лично, - с трудом выдавил из себя оберет.
   Клос почувствовал, что Рейнеру необходима его помощь, наводящий вопрос,
который  помог  бы  выбраться  из  этой  щепетильной  ситуации,  но  решил
промолчать.
   Наконец оберет решился:
   - Если вы, господин Клос, обнаружите среди найденных  бумаг  какую-либо
корреспонденцию из Вены, в особенности от родственников фон Эксендорф... -
Оберет запнулся.
   - Понимаю! - Клос решил ему помочь. - Это не должно касаться следствия,
в лучшем случае не следует вносить это в протокол по делу Вонсовского.
   - Верно, Клос. Я не сомневался в вашей деликатности. Не хотелось, чтобы
семейство, с которым случайно породнился этот прохвост, - заверяю вас, это
вполне достойная  немецкая  семья,  преданная  рейху  и  фюреру,  -  имело
какие-либо неприятности.
   - Простите, - проговорил Клос, - но я хотел бы вас спросить:  это  ваши
родственники?
   - Это не  имеет  значения.  Главное,  мы  не  должны  допустить,  чтобы
уважаемые немцы имели неприятности только потому, что шпион...
   Клос почувствовал: наступил подходящий момент,  чтобы  внушить  Рейнеру
одну весьма важную мысль.
   - Итак, господин полковник, - Клос выждал, пока Рейнер закурит  сигару,
- вы убеждены, что мы имеем дело со шпионажем?
   - А вы сомневаетесь?
   - Я  не  хотел  бы  делать  поспешные  выводы.  Вы  же  сами,  господин
полковник, предостерегали меня от этого, однако...
   - Если это не шпионаж, то что тогда?
   - Я тоже об этом думал, господин полковник, -  медленно  ответил  Клос,
давая Рейнеру  возможность  самостоятельно  сформулировать  мысль.  -  Кто
знает, может  быть,  мы  напали  на  след  государственного  преступления.
Обнаруженные  планы  укреплений  вокруг  ставки  фюрера,  списки  немецких
офицеров высокого ранга...
   - Перестаньте, Клос! - истерически закричал Рейнер. -  Замолчите!  -  А
потом тихо добавил: - Хотелось, чтобы вы ошиблись. Этого не может быть.


   Из задумчивости вывел Клоса голос Лехсе:
   - Ну и как успехи, Ганс?
   -  Думаю,  что  для  начала  неплохо,  только  следовало  бы  перевести
арестованного в более приличную камеру, обеспечить одеждой и бельем,  едой
из ресторана.
   - Я должен получить на это разрешение Дибелиуса, -  неуверенно  ответил
Лехсе.
   - Если этой ценой получим нужную информацию...
   - Я слышал, как ты его  допрашивал.  У  абвера  иногда  можно  кое-чему
поучиться. Не знал, что ты к тому же обладаешь навыками медика.
   - Каждый из нас пользуется своими методами, дорогой  Адольф,  -  сказал
Клос, смотря ему  прямо  в  глаза.  Лехсе  даже  не  пытался  скрыть,  что
подслушивал его беседу с Вонсовским. - Видишь ли,  Лехсе,  -  обратился  к
нему Клос, - я хочу поделиться с тобой некоторыми своими соображениями.  А
впрочем, - он махнул рукой, как бы  неожиданно  изменив  свое  решение,  -
может быть, я ошибаюсь, поговорим об этом после допроса Вонсовского...
   - Ты говоришь это так, будто уверен, что Вонсовский во всем признается.
   - Надеюсь, просто надеюсь, дорогой Адольф.


   Лехсе  вышел  из  кабинета   штандартенфюрера   пораженный   столь   не
свойственной шефу обходительностью. Просто не верилось! Дибелиус,  имевший
обыкновение распекать гауптштурмфюрера в  присутствии  рядовых  эсэсовцев,
сегодня ходил вокруг Лехсе, как около самого дорогого гостя.
   -  Помните,  господин  Лехсе,  -  Дибелиус   встал,   жестом   разрешая
гауптштурмфюреру сидеть в кресле, -  я  не  случайно  выбрал  именно  вас.
Хотите вы этого или нет, но мы должны сотрудничать с абвером. Знаю,  знаю,
вы мне скажете, что ничего хорошего в этом нет, но что делать! На счастье,
обер-лейтенант Клос, которого Рейнер дал вам в помощники, господин  Лехсе,
офицер дисциплинированный и, как заверил  Рейнер,  имеет  чувство  меры  и
умеет не переступать границу дозволенного.
   - Он желторотый юнец,  господин  штандартенфюрер.  Вы  же  знаете:  эта
интеллигенция пользуется своими методами.
   - Так, так, Лехсе, вы это метко подметили. Узнаю старого служаку.  Нас,
мастеров своего дела, эти щенки,  даже  самые  интеллигентные,  не  смогут
провести. Надеюсь, вы понимаете меня, господин Лехсе? - Шеф  похлопал  его
доверительно по плечу.
   - Да, да, господин штандартенфюрер.
   - Итак, я надеюсь, что мы договорились, - продолжал деловито  Дибелиус.
- Все методы хороши для достижения цели. Я не  против,  чтобы  Вонсовского
своевременно брили и кормили. Не пойму только одного  -  почему  покойника
нужно подкармливать? Он же не такой идиот,  чтобы  не  понимать,  что  его
ожидает завтра. Но бог с ним! Лишь бы только он все рассказал! Об этом вы,
господин Лехсе, должны позаботиться. Нужно уметь отделить зерно от шелухи.
В материалах этого дела, которым, несомненно, заинтересуются в Берлине, не
должны фигурировать имена немцев, преданность которых  фюреру  и  немецкой
нации  общеизвестна.  Однако  это  не  означает,  что   мы   должны   быть
снисходительны к врагам  рейха.  Вам  необходимо  любой  ценой  выжать  из
Вонсовского имена его агентов, контакты и связи с вражеской разведкой. Как
вы думаете: он работает на американцев или на англичан?
   - Скорее всего, на большевиков. - Лехсе решил, что может позволить себе
подобную шутку.
   - Я так же думаю! - рассмеялся Дибелиус. - И  еще  одно,  Лехсе,  пусть
только это останется между нами, старыми эсэсовцами. За нашими  приятелями
из абвера необходимо смотреть в оба.  Они  охотно  примазываются  к  нашим
успехам и еще охотнее сваливают на нас свои провалы.
   - Благодарю за доверие, господин штандартенфюрер.
   - Доверие необходимо ценить, дорогой Лехсе. - И, как будто бы  случайно
вспомнив, добавил: - Скажу вам по секрету, что после  успешного  окончания
этого дела похлопочу за вас перед рейхсфюрером.  Уже  давно  вы,  господин
Лехсе, этого заслуживаете.
   Чувствуя  прилив  энтузиазма,  Лехсе  приказал,  чтобы  ему  немедленно
доставили  Эдвина  Вонсовского,  но  ему  ответили,  что   полчаса   назад
арестованный вызван на допрос  к  обер-лейтенанту  Клосу.  Лехсе,  в  душе
проклиная усердие этого  мальчишки  Клоса,  вдруг  вспомнил,  что  еще  до
встречи с Вонсовским он намеревался  позавтракать.  Но,  увы,  что  теперь
делать?


   В это время обер-лейтенант Клос вел допрос графа. Эдвин Вонсовский  был
чисто  выбрит,   из-под   клетчатого   спортивного   пиджака   выглядывала
белоснежная  сорочка.  Свежее,  загорелое  лицо,  пышные,  холеные  усы  и
отсутствие галстука придавали ему вид святого Витоса.
   - Надеюсь, что на сей  раз  вы  позавтракали  с  большим  аппетитом?  -
спросил Клос.
   - Да, - ответил Вонсовский. - После хорошего завтрака неплохо  закурить
сигару, чтобы лучше думалось.
   Клос протянул ему кожаный портсигар.  Вонсовский  взял  сигару,  отгрыз
кончик и-прикурил от поданного Клосом огня.
   - Ну, так что вы надумали, граф?
   - Постараюсь удовлетворить ваше любопытство, господин обер-лейтенант.
   - Я не сомневался в  вашем  благоразумии.  И  пока  отсутствует  Лехсе,
приступим к делу. - Допуская,  что  если  не  Лехсе,  то  кто-либо  другой
наблюдает за ним, Клос не мог изменить способа своей беседы с  Вонсовским.
- Я говорил вам еще вчера, что внимательно ознакомился с содержимым ящиков
письменного стола в кабинете  вашего  особняка.  Среди  многих  интересных
документов, к которым мы еще не  раз  вернемся,  я  нашел  массу  визитных
карточек. - Он вытащил из кармана и равнодушно  бросил  на  стол  карточки
так, чтобы Вонсовский смог прочитать написанные там фамилии.
   - Да, - ответил небрежно Вонсовский, - у меня  бывало  немало  именитых
господ. - Его взгляд мгновенно пробежал по разбросанным по столу визиткам.
   - Эти визитные карточки  только  некоторых  высокопоставленных  господ,
хотя у вас дома бывали и многие другие.
   - Когда вы достигнете моего возраста, у вас также будет  немало  друзей
из числа знатных господ.
   - В  особенности  вы  много  имели  знакомых  среди  высокопоставленных
немецких офицеров, - уточнил Клос, - и не только вермахта, но, видимо,  не
все они были вашими друзьями?
   Клос заметил, что при словах  "высокопоставленные  офицеры"  Вонсовский
сделал жест, как будто бы хотел что-то уточнить, но только улыбнулся.
   - Со многими я познакомился во время войны, с некоторыми из них мы даже
стали друзьями.
   - И поэтому они решили, что вы будете надежным посредником  в  заговоре
против нашего фюрера?
   - Видимо, поэтому, - широко улыбнулся Вонсовский.
   В этот момент в дверях появился Лехсе. Он был немного взволнован.
   - Ну и как, Ганс? Как твои знаменитые  методы?  Беседовал  с  графом  о
медицине?
   - В этом не было необходимости, дорогой  Адольф.  Граф  Вонсовский  сам
согласился все рассказать.
   - Да, господин гауптштурмфюрер, -  подтвердил  Вонсовский,  -  расскажу
все, что знаю. Но прежде прошу подать кофе.
   - Стенографа! - крикнул Лехсе, открывая дверь  в  соседнюю  комнату.  -
Пошлите ко мне сейчас же стенографа! Стенографа и чашку кофе!
   - Целый кофейник,  -  поправил  Клос.  -  Боюсь,  дорогой  Адольф,  что
господин Вонсовский слишком много может нам рассказать.


   Разрабатывая вместе с майором Рутинским план операции, Клос рассчитывал
прежде всего затянуть следствие, создать у абвера и гестапо впечатление  о
существовании широко разветвленного заговора с участием высокопоставленных
лиц, привлекать к ведению дела все более и более  высокие  инстанции,  что
утоляло  бы  существо  вопроса  в  куче  входящих   и   исходящих   бумаг,
противоречивых инструкций.  Не  имея  возможности  предпринять  какие-либо
практические шаги для спасения Вонсовского, Клос старался хотя бы оттянуть
на несколько месяцев неминуемый приговор, а в  худшем  случае,  хотя  этой
мысли он никогда  не  допускал  в  своем  сознании,  гарантировать  легкую
смерть. Могло же быть такое, что у кого-либо из высокопоставленных лиц  не
выдержат нервы и будет отдано распоряжение замять это дело и тайно  убрать
болтливого заключенного. Клос надеялся, что  этой  операцией  ему  удастся
вызвать отставку нескольких  влиятельных  офицеров,  создать  в  их  среде
атмосферу угрозы и неуверенности, что с моральной точки зрения не  пройдет
бесследно для измученных войной и чувствующих первые признаки  неизбежного
поражения высших кадров службы безопасности и высокопоставленных  офицеров
вермахта.
   Поэтому  не  случайно  Клос  и  Рутинский   так   тщательно   подбирали
влиятельных лиц, чьи имена при помощи трюка с  визитными  карточками  были
сообщены Вонсовскому. Это были: полковник фон Вейшекер, который  в  первые
дни сентября тридцать девятого  года  отдал  приказ  о  расстреле  трехсот
катовицких харцеров; майор Штукгарт, известный своей жестокостью в Бельгии
и Голландии; генерал Верлингер, о котором в  донесении  Центра  говорилось
коротко: палач  Боснии;  Ганс  Липке,  оберштурмбанфюрер  СД,  организатор
массового уничтожения евреев в Белостоке; Грубер и Келлер,  штурмбанфюреры
СД,   командиры   известных   своей   жестокостью   карательных   отрядов,
действовавших на западных землях Украины и Белоруссии.
   Вонсовский не обманул надежд Клоса. Уже во  время  первого  допроса  он
"признавался":
   - С полковником фон Вейшекером познакомился в Гразу,  в  санатории  для
высших офицеров. Это было в феврале, точнее, в начале марта сорок  первого
года. Подружились мы быстро, и через неделю после знакомства он  пригласил
меня к себе. Там уже находились несколько высших  офицеров.  Мы  обсуждали
возможность выгодного для Германии окончания войны. Полковник Вейшекер был
убежден,  что  устранение  Гитлера  создаст  необходимые  предпосылки  для
соглашения с англосаксами. Припоминаю его формулировку: "После  устранения
бесноватого фюрера англичане  согласятся  с  нами  вести  переговоры".  Он
спросил меня, не согласился бы я в качестве посредника установить  контакт
с английским правительством. Предполагалось, что с этой целью  я  выеду  в
Будапешт, где, используя связи своих друзей среди венгерской аристократии,
попробую выяснить мнение Черчилля...


   Клос  склонился   над   письменным   столом,   просматривая   показания
Вонсовского. Десять дней назад  стенограф  торопливо  записывал  показания
полковника Вейшекера, а через три дня после этого Клос, войдя  случайно  в
комнату, где проходил допрос, увидел человека  с  изуродованным,  беззубым
лицом, который судорожно моргал, когда  эсэсовец  выливал  на  его  голову
ведро воды.
   - Вейшекер начинает "петь", - сказал с усмешкой Лехсе.
   Этот  изуродованный  человек  был  действительно  полковник   Вейшекер,
когда-то элегантный офицер, каким в свое время знал его Клос.
   Перевернув  несколько  машинописных  листов,   Клос   нашел   признание
полковника, который когда-то гордился  тем,  что  он,  старый  гитлеровец,
принимал участие еще в мюнхенском путче.  А  теперь,  в  сущности,  только
"пел". Не только признавался  в  своей  виновности  перед  фюрером,  но  и
предавал других.
   На  миг  Клосу  стало  жаль  этого  до  неузнаваемости   изуродованного
человека, но он сразу же вспомнил о трехстах четырнадцатилетних  парнишках
из Катовиц, о массовых приговорах военного  суда,  председателем  которого
был Вейшекер. Приговоренных было немало, и приговор был всегда один и  тот
же: смерть через повешение.
   Клос, который,  казалось  бы,  уже  достаточно  насмотрелся  и  многому
научился, содрогнулся при одной мысли об этом. Все они:  Штукгарт,  Липке,
Келлер, попав в руки  "кровавого  Макса",  признавались  теперь  во  всем,
выдавали своих "сообщников", нимало не думая о том, что те уже завтра  или
послезавтра станут предметом обработки  специалистов  типа  Лехсе.  Только
Грубер избежал этой участи - погиб за день  до  ареста  от  пули  патриота
одной из подпольных организаций. Удивительно, что  даже  эта  случайная  в
общей цепи событий смерть сыграла свою роль. Именно  Дибелиус  узнал,  что
якобы участники широко разветвленного заговора против фюрера решили убрать
Грубера,  дабы  воспрепятствовать  его  аресту.  Повсюду   велись   поиски
участников покушения, чтобы подтвердить эту догадку, но, к счастью,  среди
случайно задержанных не оказалось тех,  кого  можно  было  бы  обвинить  в
убийстве. Работали лихорадочно.  И  теперь  только  один  Клос  допрашивал
Вонсовского, правда в присутствии стенографа, но, несмотря  на  это,  граф
отлично понимал его. Лехсе же занимался  теми,  о  ком  упоминал  в  своих
показаниях Вонсовский.
   Когда на допросе Вонсовского  всплыло  имя  генерала  Верлингера,  Клос
испугался, что хватил через край. Паренек-стенограф, который  до  этого  с
точностью автомата записывал все, не проявляя  никакого  интереса,  сейчас
был заметно взволнован. Сломал поочередно три остро очиненных карандаша  и
попросил минутного перерыва, чтобы снова подготовиться к работе. Кто же не
слышал о генерале Верлингере, о котором гитлеровские газеты писали, что он
герой кампании на Балканах, которому сам фюрер прикалывал "Дубовые листья"
к кресту с бриллиантами! Клоса одолевали  сомнения:  что,  если  в  верхах
поймут всю несостоятельность подобного - чтобы  старый  прусский  генерал,
получавший от фюрера только награды, мог участвовать  в  заговоре!  Когда,
докладывая Дибелиусу, Клос попытался дезавуировать показание  Вонсовского,
тем самым ставя под удар весь свой план, его  охватило  на  миг  отчаяние.
Однако решительное: "Об этом не должна болеть ваша голова",  произнесенное
штандартенфюрером, вернуло его к жизни.
   - Чем  ближе  к  фюреру,  тем  больше  врагов,  -  сказал  назидательно
Дибелиус.
   Четырьмя днями позже все немецкие  газеты,  а  также  продажный  "Новый
варшавский курьер" опубликовали  на  первых  страницах  обведенную  черной
рамкой фотографию тощего старика с моноклем в глазу. Генерал  Верлингер  -
как это с глубоким прискорбием сообщалось в специальном  коммюнике  отдела
контрразведки  -  был  убит  русскими  бандитами  где-то  под  Смоленском.
Гитлеровская машина работала на полных оборотах.


   Клос закрыл папку с протоколами допроса  и  посмотрел  на  часы.  Лехсе
запаздывал. Что могло его  задержать?  Клосу  было  необходимо,  чтобы  на
сегодняшнем допросе Вонсовского обязательно присутствовал  гауптштурмфюрер
Лехсе. Клосу стало известно,  какую  роль  сыграл  его  шеф  в  ликвидации
греческого движения Сопротивления, и обер-лейтенант решил  использовать  в
своих  целях  несколько  документов,   найденных   под   стальным   диском
американского вращающегося стула в кабинете Вонсовского.
   Дверь  открылась,  и  появился  Лехсе.  Через  минуту   эсэсовец   ввел
Вонсовского. Другой здоровенный  эсэсовец  внес  кофейник  и  чашки.  Клос
указал Вонсовскому на постоянное  его  место  -  глубокое  кресло  в  углу
комнаты, - слушая одновременно Лехсе.
   - Я только что  от  Дибелиуса,  получил  приказ  сегодня  же  перевести
Вонсовского в камеру предварительного заключения абвера.
   - Да? - удивился Клос. - Мне ничего об этом не известно.
   - Видимо, это согласовано с Рейнером, - пробормотал Лехсе. Он тоже  был
поражен решением своего  шефа,  ибо  не  привык  к  тому,  чтобы  Дибелиус
добровольно выпускал жертву из  своих  рук.  -  Теперь  только  ты  будешь
опекать Вонсовского, - с особой интонацией подчеркнул Лехсе.
   В дверь постучал стенограф, через минуту он уже сидел за своим  столом,
ожидая приказа приступить к работе.
   - Первый раз встречаюсь с такой заботой о моей персоне, - сказал  Клос,
мрачнея.  Он  не  притворялся.  Ему  и  в  самом  деле  не  нравилось  это
распоряжение. "Неужели о чем-то догадываются? - подумал Клос. - Ну что  ж,
все, что ни делается, к лучшему. Тогда нужно поторопиться". - Но какое это
имеет значение? - произнес он громко. - Как твои дела? -  обратился  он  к
Лехсе.
   - Липке оказался твердым орешком. Когда пришел в себя, то отказался  от
своих прежних показаний. Но будь спокоен...
   - Я вполне спокоен. - Клос  посмотрел  на  Вонсовского.  Граф  сидел  в
кресле, держал в зубах погасшую сигару и смотрел на клочок серого  зимнего
неба за окном. "Неужели задумал сбежать? - испугался Клос.  -  Забыл,  что
находимся на четвертом этаже?"
   Но Вонсовский, как будто бы чувствуя беспокойство Клоса,  отвел  взгляд
от окна, налил в чашку немного кофе, посмаковал.
   - В прошлый раз кофе был крепче, - промолвил Вонсовский, еще раз удивив
Клоса своим спокойствием.
   - Ты говорил мне по телефону, что хочешь что-то выяснить,  -  отозвался
Лехсе. - В таком случае к твоим услугам. А то я чертовски устал.
   - Понимаю, - ответил Клос. Взглядом подал знак стенографу и обратился к
Вонсовскому: - Меня заинтересовало одно несоответствие, граф.
   - В моих показаниях? - удивился Вонсовский. - Этого не  может  быть,  -
что-то вроде многозначительной улыбки появилось на его лице, - я тщательно
их продумал.
   - Несоответствие обнаружено между вашими показаниями,  -  Клос  опустил
взгляд на бумаги, -  и  протоколом  обыска,  произведенным  в  особняке  в
Вонсове в  день  вашего  ареста.  Так,  штандартенфюрер  Макс  Дибелиус  и
присутствующий здесь гауптштурмфюрер Адольф Лехсе утверждают в  протоколе,
что в  тайнике  вашей  ванной  комнаты  нашли  доллары,  а  также  кассеты
микрофильма.
   - Я подтвердил это.
   - Знаю, - ответил Клос. - Речь идет о той сумме, которая там  была.  Вы
сознались, что там было десять тысяч долларов и микрофильм.
   - Да, - подтвердил граф, - две пачки по пять тысяч долларов  каждая.  В
стодолларовых банкнотах.
   - Неправда! - вмешался Лехсе. - В обеих пачках было только пять  тысяч.
Очевидно, вы ошиблись, господин Вонсовский.
   - Я не мог ошибиться.  Обе  пачки  привез  в  день  ареста  человек,  к
которому я питаю полное доверие. Он  уже  не  впервые  выполняет  подобные
поручения. Для соблюдения формальности я пересчитал одну из пачек.  В  ней
было пятьдесят стодолларовых банкнот.
   - Я не мог, ошибиться, - сказал Лехсе. - Сразу же по приезде в  Варшаву
пересчитал обе пачки. В них было ровно пять тысяч долларов. Перед этим,  -
он на миг заколебался, - они лежали в моем  портфеле,  который  в  течение
часа был при мне.
   - Оставим пока этот вопрос, - сказал Клос. Заметив  минутное  колебание
Лехсе,  подумал:  "Зерно  посеяно,  теперь  необходимо  время,  чтобы  оно
проросло".  -  Для  меня  остается  неясным  еще  один  вопрос,   господин
Вонсовский. Три дня назад вы показали, что  донесение  на  имя  начальника
штаба местного гарнизона в Вене переслали в  сентябре  при  посредничестве
одного из ваших друзей. На  следующий  день  вы  опровергли  прежнее  свое
заявление, сообщив, что в  донесении  содержалась  инструкция  для  группы
заговорщиков в Вене на случай удачного покушения на жизнь  нашего  фюрера.
При этом вы упустили из виду одну существенную деталь.
   - Я все сказал, - ответил с беспокойством Вонсовский.
   - К сожалению, нет. Вы не назвали имя  человека,  который  передал  это
донесение. Во время обыска в вашем кабинете, когда я сидел на американском
вращающемся стуле и просматривал бумаги, мне попали в руки два конверта  с
адресами. Я должен вам помочь вспомнить?
   - Тот человек... - начал непринужденно Вонсовский, всматриваясь в  лицо
Клоса, как будто бы ища в-нем ответа, - тот человек, - повторил еще раз, -
не знал, что посылает.  -  Вонсовский  явно  тянул  время.  Взгляд  Клоса,
обращенный в сторону допрашиваемого, подтверждал, что ему все понятно. - Я
просил бы, - продолжал Вонсовский, - разрешить мне не упоминать имя  этого
человека.
   - Вы должны сейчас же назвать это имя! - крикнул Лехсе.
   - Хорошо, господин обер-лейтенант, - ответил Вонсовский, - но я  должен
вас предупредить, что вы еще пожалеете о том, что задали мне этот  вопрос.
Отправил это донесение ваш непосредственный шеф.
   - Кто? - с удивлением спросил Клос. Он вскочил с места и  начал  ходить
по  комнате,  разыгрывая  перед  Лехсе  высшую  степень  растерянности   и
волнения.
   - Да, - подтвердил Вонсовский, - это был оберст Герберт Рейнер.
   Лехсе молча встал, открыл дверь, жестом подозвал  эсэсовца  и  приказал
проводить  арестованного.  Стенограф,  как  будто  испуганный   тем,   что
произошло, поспешно собирал свои бумаги.
   После ухода Вонсовского Лехсе тяжело опустился в кресло напротив Клоса.
   - Для меня вопрос ясен. Теперь я понял, что искал Рейнер  в  охотничьем
домике на следующий день после ареста Вонсовского. Благодарю  тебя,  Ганс,
за то, что ты вовремя помешал ему изъять эти документы.
   - Просто  не  верится,  -  сказал  Клос,  -  чтобы  оберет  Рейнер  был
предателем.
   - Ты еще молод, Ганс, а я старый полицейский. Факты говорят за себя. Мы
не должны поддаваться сентиментальности.
   - Ты прав, но не знаю, как теперь поступить.  Ведь  я  должен  сообщать
Рейнеру о каждом новом имени, названном Вонсовским.
   - Предлагаю отстранить Рейнера от участия в следствии, - ответил Лехсе.
- Доложим Дибелиусу, пусть решает.
   - Да, - сказал Клос, - теперь дело за Дибелиусом. Хотя не знаю,  должен
ли я сообщать ему все. Я имею в виду эту  историю  с  долларами.  Я  верю,
Адольф, что, когда ты проник в тайник, там было пять тысяч. Но  Вонсовский
утверждает, что десять. Я должен говорить правду.
   Лехсе, ерзая на кресле, умоляюще смотрел на Клоса.
   - Среди бумаг Вонсовского, - продолжал Клос, - я нашел  также  вот  эти
расписки. - Через широкий  письменный  стол  он  пододвинул  их  Лехсе.  -
Подпись на всех расписках идентична, кажется, она мне знакома.
   - Это подпись Дибелиуса, даю слово! - ахнул Лехсе. - Подожди, ведь  это
же долговые расписки. Шесть тысяч  марок,  -  прочитал  он  вполголоса,  -
двадцать тысяч злотых. Это невозможно!
   - Ты удивлен?
   - Теперь мне понятна просьба Дибелиуса, с которой он обратился  ко  мне
еще в начале следствия. Вот почему он стал таким вежливым и обходительным.
Значит, он действительно был должником Вонсовского.  Слушай,  Ганс,  я  не
понимаю  только  одного:  он  же  должен  был  помнить  об  этих  долговых
расписках. Почему же тогда он арестовал Вонсовского? Мог просто застрелить
его там, на месте. К чему он вызывал меня?
   - Не забывай, что граф вращался в высших кругах общества. И  не  так-то
просто было убрать его потихоньку. Кроме того, ты же сам мне говорил,  что
Дибелиус был тогда пьян. А может быть, рассчитывал на то, что, не выпуская
дела из своих рук, вернет долговые расписки и никто о них  не  узнает.  Не
случайно же на вилле в Жолибоже его сотрудники тщательно осматривали стены
и вскрывали пол в поисках  тайников.  Так  же  основательно  обыскивали  и
особняк в Вонсове, только, на счастье,  я  оказался  там  первым.  Видишь,
Адольф, я предчувствовал все это  и  на  всякий  случай  не  включил  этих
расписок в протокол следствия. Надеюсь, ты не в обиде на  меня.  Теперь  я
отдаю их тебе, делай с ними что  хочешь.  Полагаюсь  на  твой  опыт.  Если
решишь подать рапорт на меня за укрытие вещественных доказательств...
   - Не беспокойся, Ганс, рапорта  не  подам,  должен  буду  обратиться  к
рейхсфюреру.
   - В обход служебным правилам? - спросил с беспокойством Клос. - А  если
мы ошибаемся? А если подписи Дибелиуса подделаны? Вдруг  по  не  известным
нам причинам Вонсовский просто солгал? Что тогда?
   - Почему он должен лгать?
   - Не знаю, - беспомощно развел руками Клос.  -  Его  показания  уличают
высокопоставленных офицеров.
   - Они признались, все признались, - рассмеялся Лехсе,  -  а  ты  еще  в
чем-то сомневаешься.
   - Да, - сказал тихо Клос, - они признались.
   Глядя на гауптштурмфюрера, Клос подумал, что и Лехсе признался бы, если
попал бы в руки такого же специалиста, как он сам.  Клос  готов  был  дать
голову на отсечение, что при первом же испытании толстый  Лехсе  рассказал
бы все, что знал, а может быть, и больше. А чтобы избежать допроса третьей
степени, он сознался бы, что лично намеревался убить Гитлера.
   - Видимо, действительно нет другого выхода, - сказал громко Клос.
   Зазвонил телефон.  Лехсе  поднял  трубку.  С  выражением  безграничного
удивления положил ее на место.
   - Звонил Дибелиус. Потребовал, чтобы мы оба сопровождали Вонсовского  в
камеру предварительного заключения абвера. Ты что-нибудь понимаешь?
   - А ты? - ответил Клос. - Советую проверить, заряжен ли твой пистолет.


   Эсэсовец  вытянулся,  увидев  пропуск,  предъявленный  обер-лейтенантом
Клосом, другой открыл перед ним  тяжелые  дубовые  двери.  Он  оказался  в
большом зале. Вдоль колоннады стояли неподвижные, как статуи,  эсэсовцы  в
стальных шлемах, с автоматами, готовые немедленно открыть огонь.
   Штурмбанфюрер  в  черном  мундире  еще  раз  внимательно  осмотрел  его
пропуск, что-то сверив с листком бумаги, который держал в руке.
   - Все правильно, господин обер-лейтенант, - сказал он,  -  прошу  сдать
оружие. Пожалуйста, проходите дальше. Все это займет немного времени.
   Клос подал ему кобуру с пистолетом и в сопровождении эсэсовца прошел  в
большой зал без окон. Простые колонны серого мрамора  вдоль  стен,  темный
гранитный пол, на центральной стене  -  черный  орел,  держащий  в  когтях
свастику. Все это  напоминало  больше  гробницу,  чем  приемный  зал.  Все
присутствующие, вызванные для вручения наград, молчали.


   Клос сел около майора с повязкой на голове. Еще раз мысленно перебрал в
памяти все последние события, которые привели его в этот  зал,  где  через
несколько минут  кто-то  из  гитлеровских  руководителей  приколет  к  его
мундиру Железный крест.
   Когда Клос решил сделать оберста Рейнера причастным к делу Вонсовского,
он почувствовал нечто вроде  угрызений  совести,  хотя  не  питал  никаких
симпатий к своему шефу. Информации Центра о его "подвигах" в  Греции  было
достаточно, чтобы не церемониться с  этим  элегантным  и  благовоспитанным
оберстом. А через два часа он уже совсем не  чувствовал  к  нему  жалости:
ведь именно он, Рейнер, отдал приказ убить его и Лехсе...
   Сценарий был подготовлен  в  спешке,  предлог  шит  белыми  нитками,  а
спектакль разыгран неточно.
   Заняли места в тюремной автомашине: Лехсе - в кабине рядом  с  шофером,
Клос с Вонсовским и двумя эсэсовцами - в крытом кузове. Выглянув в  заднее
окошко, Клос  увидел  следующий  за  их  машиной  полугрузовой  "опель"  с
жандармами. Все  стало  ясным:  если  "опель"  "затеряется"  -  это  будет
означать, что их решено уничтожить. С самого начала Клос считался  с  этой
возможностью, ибо, находясь в самом центре событий, узнал слишком много  и
был опасен для своего шефа.
   На минуту Клос отвернулся, намереваясь  сесть  ближе  к  Вонсовскому  и
сказать ему по-польски, чтобы в случае стрельбы спасался бегством. А когда
снова посмотрел в окошко, то "опеля" уже не было видно.
   Дальнейшее   произошло   молниеносно:   тележка   с   овощами,   кем-то
направленная прямо под колеса тюремной  машины,  попытки  шофера  избежать
столкновения и две автоматные очереди. Шофер, падающий на приборный  щиток
автомобиля, и неестественно скрюченный Лехсе. Выбив стекло, отделяющее его
от шофера, Клос быстро перебрался в кабину, но взрыв гранаты вырвал заднюю
дверцу кузова. Взрывная волна выбросила Клоса из кабины  на,  мостовую.  В
этот момент он увидел человека о светлом плаще и  сдвинутой  набок  кепке,
который, упирая в бедро автомат, поливал свинцом автомобиль. Клос бросился
к человеку. Неизвестный направил автомат в сторону Клоса,  но  тот  ловким
движением выбил оружие из его рук. Крепко вцепившись  друг  в  друга,  они
покатились по мостовой. Остальные гитлеровцы, атаковавшие машину, внезапно
скрылись за углом  дома.  Прохожие,  перепуганные  стрельбой,  укрылись  в
подъездах и нишах ворот, а на  мостовой  остались  лежать  только  Клос  и
человек в светлом плаще.
   - Доннер веттер! Отпусти! - простонал человек в плаще по-немецки.
   Клос еще сильнее прижал его к мостовой. Через несколько минут  подъехал
"опель" с жандармами. Не все получилась так, как задумал  Рейнер.  Правда,
погиб Вонсовский, который теперь уже ни о чем не расскажет. Но уцелел  он,
Клос, и гауптштурмфюрер Лехсе, которого только ранили.
   Через два дня Клос представил находящемуся в госпитале Лехсе  показание
схваченного "партизана", и это было единственное  правдивое  показание  во
всей этой истории: человек в светлом плаще, бывший уголовник, состоящий на
службе в полиции и абвере,  получил  приказ  атаковать  вместе  с  группой
переодетых в штатское полицейских тюремную  машину  и  убить  Вонсовского,
Лехсе и Клоса. Приказ  отдал  оберет  Рейнер.  Перед  тем  как  поехать  в
госпиталь СС, чтобы рассказать об этом Лехсе, Клос не мог отказать себе  в
небольшом удовольствии. Он позвонил адъютанту Рейнера и попросил  доложить
шефу, что обер-лейтенант Клос через четверть часа  доставит  арестованного
"партизана".  Через  некоторое  время  позвонил  адъютант  и  дрожащим  от
волнения голосом сообщил Клосу, что  оберет  Рейнер  застрелился  в  своем
кабинете.


   Открылись массивные дубовые двери приемного зала. В сопровождении  двух
эсэсовцев показался незнакомый Клосу старший офицер СС со знаками различия
группенфюрера. Все присутствующие в зале как по команде сорвались с мест и
вытянулись в струнку.
   - Господа, - обратился он к стоящим навытяжку офицерам, - на вашу  долю
выпало огромное счастье: вы удостоились большой чести,  отличившись  перед
рейхом. Сам фюрер - Адольф Гитлер поручил мне  вручить  вам  эти  награды.
Прошу вас пройти за мной.
   Все направились к массивным дубовым дверям приемного зала, над которыми
распростерлась черная фашистская свастика.





   Каждое дуновение теплого, влажного ветра приносило с собой из лабиринта
тесных улочек, застроенных небольшими домами, запах гнилой рыбы.
   Клос задержался на узкой лестнице с выщербленными  ступеньками,  бросил
взгляд вниз, на  плоские  крыши  домов  прибрежного  района,  где  изредка
выделялись пятна зелени, а потом с  видом  скучающего  туриста  осмотрелся
вокруг.
   Какой-то тип, преследующий его по пятам, тоже остановился,  не  пытаясь
даже скрыть этого. Опершись о стену полуразвалившегося домика, он  вытирал
вспотевшее лицо ярко-зеленым платком.
   На какой-то момент Клосу даже захотелось посмотреть,  на  что  способен
его преследователь. И если бы он побежал вниз по  лестнице,  то  сумел  бы
оторваться от шпика и скрыться в извилистых улочках. Но  он  отбросил  эту
мысль. Незнакомец - сотрудник турецкой тайной политической  полиции,  -  в
общем-то, не мешал Клосу, и  в  случае  необходимости  он  проведет  этого
тщедушного человечка с торчащими, как у тюленя, усиками.
   Клос направился под гору, откуда доносился скрежет движущегося трамвая.
Краем глаза заметил, что его "ангел-хранитель" последовал за ним.
   Вид улицы с каждым шагом менялся. Дома стали чище, запестрели  рекламы.
Он вышел на площадь с фонтаном, где,  несмотря  на  послеобеденное  время,
было многолюдно. Шпик немного приблизился к нему, боясь потерять из виду.
   Клос  увидел  торговые  ларьки,  где  вчера  ему  так   ловко   удалось
ускользнуть от этого назойливого человечка, сопровождавшего  его  во  всех
прогулках по городу.
   Раздвинув штору из  нанизанных  на  шнуры  ярких  бус,  он  оказался  в
мрачном,  лишенном  окон  помещении.  Мужчина  в  восточных  шароварах,  с
волосатым торсом, покрытым  капельками  пота,  перевертывал  над  пылающей
жаровней нанизанные на вертеле куски мяса, лука и чеснока.
   Клос сел за низкий столик под вентилятором, который едва вращался,  как
будто не в силах был рассекать густой от жары воздух.
   Мужчина,  увидев  нового  клиента,  оставил  жаркое  и   бросился   ему
навстречу. Смахнул привычным движением крошки, которых на столе  не  было,
замер в поклоне.
   Клос по-английски попросил  подать  ему  что-нибудь  закусить,  но  тот
только покачал головой. Он повторил просьбу по-французски и по-немецки, но
мужчина только развел беспомощно руками. Он не понимал, что от него хотят.
Тогда Клос вынужден был спросить его об этом  по-польски.  В  этот  момент
раздвинулась штора из цветных бус и  в  дверях  показался  знакомый  Клосу
шпик, которому, видимо, надоело ждать на жаре.
   Он тяжело опустился на табурет на другом конце стола, за которым  сидел
Клос, и бросил хозяину несколько слов.
   Тотчас же ему подали кружку пенистого пива и-цинковую тарелку с ломтями
запеченного мяса, кусок пшеничного хлеба и небольшой пучок лука.
   "Если бы я сейчас встал, - подумал Клос, - то этот  тип  махнул  бы  на
меня рукой". На его лице словно было написано, что сейчас никто не  сможет
принудить его оставить дымящуюся баранину и запотевшую кружку пива.
   Хозяин ресторанчика снова подошел к Клосу, и тот  показал  на  цинковую
тарелку и кружку пива своего соседа. Хозяин слегка ударил себя ладонью  по
лбу и радостно закудахтал по-своему.
   Отпивая  небольшими  глотками  крепкий,  сладкий  и   ароматный   кофе,
дополнительно заказанный им, Клос заметил, как шпик, видимо ограниченный в
деньгах, с завистью поглядывал на медный кофейник. И  тут  Клос  вспомнил,
что при последней их встрече он обещал штандартенфюреру Рейсману  привезти
из Стамбула килограмм настоящего кофе.
   Через два часа после беседы с генералом  Эберхардтом  Клос  оказался  в
большом  кабинете  штандартенфюрера  Рейсмана,  вся  обстановка   которого
состояла из четырех глубоких мягких кожаных кресел  и  небольшого  столика
для кофе (хотя слово "беседа" не вполне соответствовало  действительности,
так  как  единственное,  что  позволили  сказать   Клосу:   "Яволь,   герр
генерал!").
   Эберхардт без какого-либо вступления сразу же  сообщил  обер-лейтенанту
Клосу, что по просьбе СД он направляется в  распоряжение  штандартенфюрера
Рейсмана.
   - Они там, в СД, нуждаются в таком человеке, как вы, господин  Клос,  -
сказал генерал. -  Вы  владеете  несколькими  языками  и  вполне  светский
человек.
   "С каких это пор СД стала нуждаться в таких людях?" - подумал про  себя
Клос.
   И первое, о чем спросил его Рейсман, когда Клос вошел  в  его  кабинет,
было:
   - Вы когда-нибудь носили смокинг, господин обер-лейтенант?
   - Так точно! - ответил Клос.
   - А фрак? - снова спросил Рейсман.
   - Только один раз в жизни; - ответил Клос.
   Фрак был взят напрокат во время  последнего  перед  войной  новогоднего
бала в Варшавском политехническом институте, куда  он,  Клос,  перебрался,
когда жизнь в Гданьске стала невыносимой.  Танцевал  на  балу  со  Стэней,
красивой, хотя немного худощавой, дочерью  хозяйки  квартиры,  где  снимал
комнату  вместе  со  своим  приятелем.  Стэня  была   подругой   приятеля,
окончившего медицинский факультет и дежурившего в то  время  в  госпитале.
Навсегда остались в памяти и лакированные ботинки, также взятые  напрокат,
которые были дьявольски тесными.
   - Вполне достаточно, - сказал Рейсман. - После нашей беседы  пойдете  в
магазин и купите себе несколько штатских костюмов. А теперь - к делу...
   Предложение,  если  можно  назвать  это  предложением,  сделанное   ему
штандартенфюрером Рейсманом, этим "серым кардиналом" в иностранном  отделе
СД, руководимом лично Кальтенбруннером, было чрезвычайно интересным.
   Клос должен был в ближайшие дни выехать в одну  из  нейтральных  стран,
где не  падают  бомбы  и  люди  не  знают,  что  такое  светомаскировка  и
пронзительный вой сирен, где можно пойти в магазин и купить себе  все  без
карточек.
   "Действительно ли есть еще на свете такие места?" - подумал Клос.
   Наконец была названа эта страна: Турция, и город: Стамбул.
   - Дело вам поручается весьма  деликатное,  господин  обер-лейтенант,  -
медленно продолжал Рейсман попивая небольшими глотками итальянский вермут.
- Деликатное, но и крайне срочное.
   В наше представительство в Стамбуле, формально им является консульство,
проник вражеский агент. Много важной информации попало  в  руки  англичан.
Прежде всего нам было необходимо установить, где находится источник утечки
этой информации. Теперь мы знаем совершенно точно, что это  консульство  в
Стамбуле.
   Естественно было бы спросить меня: почему бы не отозвать весь  персонал
стамбульского представительства в Берлин? Мне не следовало бы вам отвечать
на этот вопрос, но я отвечу.
   Во-первых, потому, что предатель, работающий в консульстве, не выполнил
бы приказа о возвращении в Германию, ибо он  поймет,  что  в  Берлине  его
ожидает заслуженное наказание. Но дело даже не в  этом.  Рано  или  поздно
справедливость немецкого рейха восторжествовала бы и кара настигла  его  в
любом месте земного шара. Речь идет о  другом:  турки  неслыханно  дорожат
своим нейтралитетом, хотя он  недостаточно  устойчив.  Чем  ощутимее  наши
успехи на фронте, тем больше у нас друзей в  Турции.  Хотя,  к  сожалению,
Германия уже давно не имеет  побед,  а  сталинградское  несчастье  вызвало
заметный рост антинемецких настроений. Туркам достаточно теперь  малейшего
предлога, чтобы в чем-то обвинить нас.
   Отзыв Гранделя - извините, я не сказал  вам,  господин  обер-лейтенант,
что это шеф нашего консульства в Стамбуле, - вместе со всем персоналом мог
бы  создать  трудности  в  аккредитовании  вновь  назначенного   немецкого
консула. Стамбул нам необходим не  столько,  может  быть,  с  политической
точки зрения, сколько с экономической - промышленное сырье, редкие металлы
из Южной Африки или Латинской Америки. Откуда бы мы все это получали, если
бы не Стамбул? - вздохнул Рейсман...
   Итак, задание Клоса заключалось в  том,  чтобы  обнаружить  в  немецком
Консульстве в Стамбуле агента английской разведки Интеллидженс  сервис  и,
как деликатно определил Рейсман, обезвредить его.
   Что же касается выполнения первой части задания - обнаружить агента,  -
то в этом не было расхождений между Рейсманом и  Клосом,  обер-лейтенантом
вермахта, откомандированным в распоряжение штандартенфюрера СД, и  агентом
польской разведки, выступающим под кодовым наименованием "J-23".
   В выполнении же второй части  задания  штандартенфюрера  -  обезвредить
обнаруженного агента - их интересы совершенно расходились.
   По указанию Центра, выявив союзнического агента, Клос должен обеспечить
его надежную охрану или в крайнем случае предупредить об  опасности.  А  в
Берлин надлежит отправить сообщение, что агент английской разведки  -  это
один из сотрудников немецкого консульства.
   "Да, - подумал Клос, - это будет нелегкая задача". Однако он  сразу  же
согласился на выполнение весьма "деликатного" задания  Рейсмана.  Впрочем,
штандартенфюрер дал ему недвусмысленно понять, что он и не ожидал  другого
ответа.
   В  соответствии  с  указанием  Рейсмана  Клосу  предстояло  в   течение
трех-четырех  дней  ознакомиться  с   персональными   делами   сотрудников
немецкого консульства в Стамбуле, с  сотнями  агентурных  донесений,  или,
попросту  говоря,  доносов.  Из  этого  хаоса   злобных,   завистливых   и
клеветнических  измышлений  Клосу  необходимо  было   выбрать   все,   что
пригодилось бы ему для решения задачи, поставленной руководством.
   Поело этого Клос должен  был  штудировать  рапорты  и  отчеты  торговой
миссии, касающиеся торговли джутом, так как Рейсман решил  послать  его  в
качестве эксперта по делам джутового объединения. Два вечера потерял  Клос
на изучение биржевых бюллетеней, способов определения разнообразных сортов
сырья и источников его поставки.
   Изучение этого аспекта деятельности торговой  миссии  навело  Клоса  на
мысль: искать агента нужно, пожалуй, прежде всего среди  лиц,  заключающих
сделки с оплатой наличными с передачей денег из рук в руки.
   Ввиду частичного эмбарго наиболее выгодные  сделки  заключаются  именно
таким путем, а порядочные суммы в  твердой  валюте  проплывают  через  эти
нечистые руки. "Необходимо будет еще раз разобраться в этом механизме",  -
подумал Клос. Опыт подсказывал ему, что там, где в игру входят  нелегально
добытые деньги, легче будет обнаружить оплачиваемого агента...
   Клос допил кофе и еще раз бросил взгляд на шпика. Тот это  заметил,  но
нисколько не смутился. Не спеша доел мясо, дочиста вытер цинковую  тарелку
куском пшеничного хлеба.
   Клоса охватило какое-то чувство жалости к этому  человечку.  Собственно
говоря, он мог бы даже сказать ему: "Знаешь, дружище, посиди-ка  ты  здесь
еще часок-другой, а я тем временем закончу свои дела и вернусь обратно.  И
никто не узнает, выходил ли я из этого заведения".
   Клос не успел еще  постучать  по  цинковой  тарелке,  чтобы  пригласить
хозяина, как тот сам возник около его столика.
   Выйдя из ресторанчика, Клос медленно направился под гору. У  него  было
еще несколько часов свободного  времени,  да,  собственно,  он  уже  и  не
боялся, что турецкая полиция  узнает  о  его  маршруте.  Ведь  нет  ничего
удивительного в том, что представитель  немецкого  министерства  экономики
посетит торговую миссию Германии. Правда, он идет туда  только  на  другой
день после своего приезда в Стамбул, вместо того  чтобы  начать  именно  с
этого.
   Клос  остановился  перед  железной   балюстрадой.   Под   ним   бурлила
многолюдная улица, переходящая в мост, перекинутый через залив Золотой Рог
и соединяющий западный район города с европейским Стамбулом. Улица не была
похожа ни на Елисейские Поля, ни на Унтерден-Линден, ни на  Оксфорд-стрит,
но вместе с тем напоминала каждую из них.  Именно  там,  вблизи  пристани,
откуда отплывает паром до Ускудара, старой  азиатской  части  города,  где
живут богатые греческие купцы, владельцы огромных  складов,  расположенных
на главной улице, разместилась немецкая торговая миссия.
   Клос вынул из футляра свою лейку и сделал несколько снимков.  Спускаясь
вниз, он заметил, что шпик, следующий за ним, делает  какие-то  пометки  в
блокноте зеленого цвета.
   Неожиданно Клос вспомнил о Марте Ковач. Может быть, потому,  что  тогда
ее плащ, сумка и туфли были точно такого же зеленого цвета. Он  подумал  о
Марте Ковач, хотя мог поклясться, что это было не настоящее ее имя.
   Марта не была красивой, но она выделялась необыкновенной элегантностью,
которая так редко встречалась у женщин Центральной Европы на третьем  году
войны. Сейчас он мог бы присягнуть,  что  тогда,  на  перроне  Варшавского
вокзала, она подмигнула ему и заняла место в вагоне первого класса  поезда
Варшава - София. А может быть, ему все это только показалось?
   Он стоял тогда на перроне, всматриваясь в красный свет семафора, внешне
спокойный, но не очень уверенно чувствующий себя в  штатском  костюме,  от
которого уже давно отвык. Клос старательно скрывал свое беспокойство,  для
которого были основательные причины.
   Предоставленный в распоряжение Рейсмана, Клос стал зависим  от  него  и
чувствовал за собой постоянное  наблюдение.  Только  однажды  ему  удалось
незаметно позвонить Людвику, который исполнял в  последнее  время  функции
связного с Центром, и сообщить ему при помощи заранее обусловленного  кода
о намерениях своих берлинских хозяев. Ему было известно  только  о  дне  и
часе отъезда.  На  крайний  случай  между  Клосом  и  Центром  применялась
проверенная система передачи информации: продавец  газет  или  сигарет  на
перроне вокзала. В том, что отъезжающий  покупает  у  него  что-либо,  нет
ничего  удивительного.  В  момент  уплаты   очень   удобно   переброситься
несколькими  словами  или   передать   незаметно   небольшую   записку   с
обусловленным текстом. В этот раз, как назло, на  перроне  не  было  видно
человека, который смог бы проинформировать Клоса о его связях в  Стамбуле,
и он не знал теперь, сможет ли рассчитывать на помощь Центра.
   Дважды уже случалось так, что Клос работал, не имея с Центром связи,  и
он прекрасно понимал, что нет ничего хуже для разведчика, чем оказаться  в
такой ситуации. Правда, в данном случае речь шла не об инструкциях Центра,
ибо условия выполнения задания Рейсмана уже определяли, как он должен себя
вести.  Сам  факт  направления  его  из  Германии  в  Стамбул   необходимо
использовать с наибольшей выгодой, прежде всего  для  выполнения  указаний
Центра, размышлял Клос, не желая признаться, что без установления связи  с
нужными ему людьми трудно будет выполнить это нелегкое  задание  в  чужом,
неизвестном городе.
   Клос  с  трудом  скрывал  свое  раздражение,  прохаживаясь  по  перрону
Варшавского вокзала. Уже несколько минут,  как  погас  красный  и  зажегся
зеленый сигнал над железнодорожными путями,  где  стоял  его  поезд.  Клос
нетерпеливо оглядывался вокруг, но не было никого, кто хотя  бы  отдаленно
походил на ожидаемого им человека.
   Раздался сигнал к отправлению, поезд медленно тронулся.  Клос  поднялся
на верхнюю ступеньку, готовясь захлопнуть за собой дверь, как вдруг увидел
выбегающего из туннеля подростка в клетчатой кепке. Он не мог ошибиться  -
это был тот, кого он с таким нетерпением ждал. Может быть, этого  парнишку
задержала облава в городе,  а  возможно,  только  в  последний  момент  он
получил инструкции.
   Поезд набирал скорость. Паренек  бежал  изо  всех  сил  вдоль  состава,
громко выкрикивая: "Кафе Росе!", как будто это был  наиболее  сенсационный
заголовок из ежедневной варшавской газеты. Он увидел Клоса, и  еще  громче
закричал: "Кафе Росе!", потом замедлил бег и, успокоившись,  повернулся  и
пошел к туннелю.
   Клос не знал, что означали слова "кафе Росе", но не сомневался, что они
предназначались именно ему. Он двинулся по коридору  к  своему  купе.  Там
увидел девушку в зеленом плаще. Она сидела в углу и смотрела  в  окно,  за
которым  мелькали  какие-то  железнодорожные  склады.  Легким  кивком  она
ответила на приветствие Клоса.
   Итак, это была Марта Ковач. Он узнал ее  имя  только  после  нескольких
часов пути. Марта показалась Клосу довольно скрытной  и  весьма  неглупой.
Она не проявляла особого желания поближе познакомиться со своим спутником,
очевидно испытывая его выдержку  и  проверяя  бдительность.  И  только  за
несколько десятков километров до венгерской границы она  начала  проявлять
странное волнение. Клос насторожился. Когда же,  выйдя  в  коридор,  чтобы
пройти в вагон-ресторан, он заметил за неплотно зашторенной дверью  одного
из соседних купе штандартенфюрера Рейсмана, все стало на свои места.
   Сценарий  был  продуман  тщательно.  Волнение  Марты  Ковач   по   мере
приближения поезда к венгерской границе все нарастало.
   Наконец, заикаясь, она  призналась  ему,  что  везет  с  собой  сигарет
больше, чем это предусмотрено таможенными правилами, и не был бы  господин
Клос так любезен...
   Он  знал,  что  если  согласится  провезти  нелегально  через   границу
несколько блоков сигарет, то поневоле станет ее сообщником.
   На территории Венгрии Марта  Ковач  признается,  что  является  агентом
какой-нибудь иностранной разведки, а в пачках сигарет  спрятаны  секретные
документы или пленки микрофильмов. Правда,  это  был  бы  слишком  дешевый
шантаж. "Вы, господин  Клос,  должны  будете  мне  помогать,  иначе..."  -
угрожала бы ему Марта Ковач.
   Присутствие Рейсмана в поезде и факт, что Марта  Ковач  путешествует  с
оружием (когда она вышла на минуту из  купе,  Клос  осмотрел  ее  муфту  и
обнаружил  в  ней  пистолет),  исключали  предположение,  что  она   агент
союзнической   разведки   или   какой-либо    подпольной    антифашистской
организации.
   Клос мог бы отказать в просьбе Марты Ковач и  тем  самым  сорвать  весь
искусно составленный план Рейсмана. По его одолевали сомнения:  во-первых,
не ошибается ли он, считая Марту Ковач сотрудницей гестапо; во-вторых,  он
понимал, что если СД решит еще раз его проверить, то для  этого  найдет  в
любое время другой, более подходящий случай.
   Итак, Клос "был любезен" и  принял  от  Марты  Ковач  несколько  блоков
сигарет. Осмотрев их, он обнаружил, что на  одном  целлофан  был  приклеен
неровно, он показал его Марте.
   - Открыть этот блок или будем искать в других? - спросил он.
   - Нет! - воскликнула Марта.
   Клос сорвал целлофан и, не спуская с нее глаз, начал вынимать из  блока
поочередно пачки сигарет. Внутри одной из них почувствовал что-то твердое.
   - Микрофильм, - скорее подтвердил, чем  спросил  Клос.  -  На  кого  вы
работаете? Предупреждаю, что мы еще находимся на  территории  рейха  и  на
ближайшей же станции я вызову полицию.
   Марта рассмеялась.
   - Не удалось, Клос,  -  ответила  она.  -  А  я  надеялась,  что  сумею
завербовать  тебя  работать  для  английской   разведки.   -   Она   снова
рассмеялась. - Пойдем к нашему шефу, штандартенфюреру  Рейсману,  он  ждет
тебя...
   - Да, забавная история, - усмехнулся Клос.
   Следуя за Мартой,  он  подумал,  что  ситуация  была  бы  действительно
забавной, если Марта Ковач, так же как и он, выступала в двойной роли.  Но
об этом он никогда не узнает...


   Когда Клос остановился около  балюстрады  моста,  чтобы  посмотреть  на
мутные воды залива, он тут же увидел своего  изрядно  уставшего  спутника.
Видимо, шпик, занятый мыслями, слишком быстро шел за ним.
   До условленной встречи с консулом Гранделем оставалось двадцать  минут,
и Клос решил дать возможность шпику еще раз немного передохнуть.


   Советник консульства Витте невесело поднимался по ступенькам  лестницы,
думая о том, что вызов к шефу не предвещает ничего хорошего.
   Три месяца назад Грандель, так же как и сегодня, перед  началом  работы
вызвал его к себе в кабинет и сообщил, что  министерство  иностранных  дел
Германии  в  целях  экономии  валюты  решило  отозвать  в   Берлин   семьи
сотрудников, находящиеся за границей. Тогда едва удалось убедить  шефа  до
начала школьных каникул оставить жену  и  детей  Витте  в  Стамбуле.  Хотя
заботы о семье и обременяли Витте, но им  здесь  было  безопаснее,  чем  в
Германии,  где  часто   бомбят,   в   особенности   сейчас.   Да,   налеты
англо-американской  авиации  участились,  а  триумф  немецкого  оружия,  в
который три года назад Витте свято верил, теперь полностью развеян. И если
говорить правду, то Витте уже давно не верил в победу великой Германии, но
только не знал твердо времени окончательного ее поражения.
   "Неужели  Грандель  снова  намерен  возвратиться  к  тому   неприятному
разговору? Или, может быть, он получил новые указания из  министерства?  -
со страхом думал Витте. - Ведь теперь, - размышлял он, -  пребывание  моей
семьи в Стамбуле не  стоит  рейху  ни  пфеннига.  Может  быть,  ссылка  на
экономию валюты лишь предлог, а как только  я  отправлю  жену  и  детей  в
Германию,  их  объявят  там  заложниками?!  Или  в  Берлине  узнали,   что
комиссионные за срочную доставку мной из  Турции  в  Германию  марганцевой
руды слишком  высоки,  даже  принимая  во  внимание  военное  время  и  то
обстоятельство, что это Стамбул?.."
   - Трудно, - промолвил вслух Витте.
   Но если в  действительности  там,  в  Берлине,  намерены  это  сделать,
продолжал он размышлять, то он, Витте, постарается  максимально  отсрочить
это решение, а потом, распродав весь собранный им  секретный  материал  по
экономике Германии какой-нибудь иностранной разведке, уедет  из  Европы  и
терпеливо дождется окончания войны.
   Это решение несколько приподняло его настроение. Правда, Витте  ожидала
неприятная встреча с Эльзой фон  Тильден,  секретаршей  шефа,  черствой  и
надменной старой  девой,  до  конца  преданной  национал-социализму.  "Нет
ничего хуже, чем фанатичная нацистка, оставшаяся в старых девах", - обычно
говорил он жене, когда был абсолютно уверен, что их никто не подслушивает.
   - Хайль Гитлер, фрау Эльза, - невозмутимо приветствовал он  секретаршу.
- Вы не знаете, зачем пригласил меня старик?
   - Господин консул ожидает вас уже пять минут, - ответила она холодно.
   Он открыл обитую дерматином дверь и  вошел  в  кабинет  шефа.  Грандель
молча указал ему  на  кресло  возле  письменного  стола  и  с  минуту  еще
просматривал утреннюю почту. Отметив  что-то  важное  для  себя  на  полях
последнего документа, снял очки, не торопясь включил вентилятор  и  только
тогда посмотрел на своего советника.
   - Вы все приготовили к приему? - спросил консул.
   -  Конечно,  -  ответил  Витте,  довольный  тем,  что  беседа  началась
вопросом, к которому он был готов. - Повара и кельнеры заказаны,  господин
консул, приглашения на прием разосланы. Однако... - Он внезапно  замолчал,
посмотрев в водянистые  глаза  своего  шефа.  Во  взгляде  советника  были
одновременно исполнительность и преданность подчиненного, желание сообщить
что-то конфиденциальное. - Опасаюсь за  гостей,  -  закончил  Витте  ранее
начатую фразу. - Мне звонил секретарь мэра города и  сообщил,  что  мэр  в
день приема в консульстве должен быть в Анкаре. Видимо,  на  приеме  будет
только  горстка  наших  друзей  -  представители  фирм,  с   которыми   мы
поддерживаем торговые связи.
   - Это вас удивляет, господин Витте? - приподнял брови Грандель.  -  Как
только на фронте происходят какие-либо перемены не в  нашу  пользу,  турки
сразу же присылают на прием  второстепенных  представителей.  Дорогой  мой
Витте, я уверен, что недалеко  то  время,  когда  мэр  города  и  наиболее
выдающиеся и знатные господа Стамбула еще будут наперебой  просить  у  нас
аудиенции.  Для  этого  достаточно  будет  только   одного   победоносного
наступления нашей доблестной армии. Вы же знаете этих торгашей с восточных
базаров, господин советник, - пренебрежительно бросил Грандель. -  А  пока
необходимо вести себя так, будто мы этого не замечаем. Прием  должен  быть
скромным, и это понятно: наша страна находится в состоянии войны и  мы  не
можем позволить себе роскоши, хотя все должно быть в  наилучшем  виде.  Вы
понимаете, господин советник, что я имею в  виду?  Приглашайте  на  прием,
кого вы сочтете нужным. Помните, что рядовые клерки знают  подчас  больше,
чем их шефы, а держать язык за зубами они еще не научились.
   - Я тоже так думаю, господин консул.
   Грандель  забарабанил  пальцами  по  стеклу  на  письменном  столе.  Он
внимательно всматривался в лицо своего советника.
   Молчание длилось недолго, а Витте уже почувствовал  ползущий  по  всему
телу страх. В один миг пожалел обо всем: о своем заработке,  о  приезде  в
Стамбул, даже о том, что явился по требованию консула в его кабинет.
   "Сейчас войдет Петерс", - промелькнуло в голове Витте.
   Петерс официально числился шофером консула, но никто в  консульстве  не
имел представления, кто на самом деле этот невысокий господин с квадратной
челюстью и приплюснутым носом бывшего боксера, никогда не  вынимающий  рук
из вечно чем-то набитых карманов.
   Неоднократно Витте задумывался над тем, кто же руководит в консульстве:
Грандель или шеф службы  безопасности  Петерс,  без  которого  не  мог  бы
существовать этот клочок немецкой территории в центре чужого города.
   На счастье, не открылась дверь кабинета консула и  в  ней  не  появился
Петерс.
   - Еще один вопрос, господин  советник,  -  проговорил  Грандель.  -  Вы
по-прежнему поддерживаете связи с Христопулисом?
   - Вы же знаете, господин консул, что это  относится  к  моим  служебным
обязанностям, - ответил Витте, тщетно пытаясь  унять  дрожь  в  голосе.  -
Только благодаря ему мне удалось так  быстро  отправить  последнюю  партию
марганцевой руды в Германию.
   - Да, но он неплохо на этом заработал,  -  пробурчал  консул  и  махнул
рукой, как будто хотел дать понять, что дело не в этом. - Вы  встречаетесь
с ним там, где и прежде?
   - Да, в кафе Росе.
   - Это прекрасно, -  сказал  консул.  -  Я  надеюсь,  что  вы,  господин
советник, будете там еще до нашего приема.  Был  бы  очень  рад,  если  бы
госпожа Росе изъявила желание пожаловать к нам на  прием.  Приглашение  вы
должны ей вручить лично. Вы меня поняли? Только лично, - повторил еще  раз
консул. - Я думаю, что знакомство с госпожой Росе  будет  весьма  полезным
для нашей работы...
   "Все понятно", - подумал Витте. Он знал  от  Христопулиса,  что  старый
Грандель уже давно охотится за прекрасной хозяйкой ночного кабаре.
   Будучи  вышколенным  немецким  чиновником,  Витте  с   каменным   лицом
соглашался с длинными и туманными рассуждениями  своего  шефа  о  выгодах,
которые принесет консульству расширение круга знакомств при помощи госпожи
Росе. Одновременно он готов был казнить себя за то проклятое  парализующее
чувство страха, которое охватило его несколько минут назад.
   Как будто помолодев, Витте вскочил с кресла,  когда  Грандель  закончил
свою тираду.
   - Конечно, господин консул, я не только лично вручу приглашение госпоже
Росе, но и шепну ей, что для господина консула это очень важно...
   И все же предчувствие не обмануло его. Уже открывая дверь кабинета,  он
услышал слова консула, сказанные им мимоходом и без особого желания:
   - Да, Витте. Я забыл вам сказать, что министерство экономики  присылает
к нам своего представителя для инспекции. Он появится со дня на  день.  Вы
должны будете заняться им.
   - Хорошо, господин консул, - проговорил Витте, пошатнувшись,  и  закрыл
за собой дверь.
   В секретариате он встретился с холодным,  пронизывающим  взглядом  фрау
фон Тильден. Она напомнила ему энтомолога,  осматривающего  наколотого  на
булавку овода, а оводом был он, Витте.


   Гостиница, где остановился Клос, находилась в тихом районе недалеко  от
центра европейской части города. Он занял номер на втором этаже, с большим
окном и балконом. С балкона был  виден  узкий  отрезок  голубого  Босфора.
Далеко, на краю горизонта, высились стройные башенки  минаретов  и  купола
византийских храмов, перестроенных в мечети.  Перегнувшись  через  перила,
можно было разглядеть подъезд к гостинице, усыпанный  крупным  гравием,  и
ряд развесистых каштанов. Под одним из них стоял  молодой  человек,  очень
напоминающий пристойного цирюльника в небольшом городке. Он курил сигарету
с длинным мундштуком и машинально  разгребал  перед  собой  острым  носком
светло-желтого башмака гравий.
   Клос заметил его сразу же после выхода из консульства.
   "Видимо, заменили мне шпика, пока я был у Гранделя", - подумал Клос.
   Затем  он  внимательно  обследовал  комнату.  Хотя  Клос   не   намечал
каких-либо важных встреч в  гостинице,  все  равно  надо  было  знать,  не
установлены ли здесь микрофоны и скрытые фотокамеры.  Внимательный  осмотр
комнаты ничего не дал. Кожаные чемоданы, купленные по  указанию  Рейсмана,
стояли точно на том же месте, где он оставил их по приезде.
   Но что-то было не так  -  Клос  это  чувствовал.  Еще  раз  внимательно
осмотрев чемоданы, он заметил, что замок одного  из  них,  который  обычно
неплотно закрывался, сейчас был сильно прижат. Значит, прибывшим в Стамбул
представителем немецкого  министерства  экономики  заинтересовались.  Клос
усмехнулся: что здесь было бы, если бы турецкая  полиция  узнала  истинную
цель его приезда?
   Вчера при  выходе  из  вокзала  среди  торговцев-лоточников,  назойливо
предлагавших неказистый товар, носильщиков, готовых поднести его чемоданы,
а также агентов, рекомендовавших приезжим гостиницы, Клос заметил мрачного
типа, нацелившего на него объектив фотоаппарата.  Очевидно,  этот  человек
хотел сойти за обычного уличного фотографа,  но  подозрительным  было  то,
что, вручая Клосу фирменную  визитку,  он  обратился  к  нему  с  немецким
акцентом. Вчерашние и  сегодняшние  прогулки  по  городу  в  сопровождении
шпиков говорили сами за себя.
   Клос подошел к небольшому чемодану, осмотрел его, открыл. Как будто все
было в полном порядке.  Сорочки,  носки,  носовые  платки  уложены  как  и
прежде. Только исчез куда-то  волос,  вложенный  между  вторым  и  третьим
носовым платком.
   Итак, все ясно... Осматривать другой чемодан уже не было смысла. Теперь
Клос точно знал, что кто-то копался в его чемоданах, но ничего не нашел.
   Единственная вещь, обнаружения которой стоило бояться, - это  небольшой
пистолет с глушителем, пронесенный им через таможенный досмотр  в  футляре
лейки. Теперь Клос не расставался с ним ни на минуту.
   "Что же делать дальше?" - подумал Клос. Он мог не обратить внимания  на
случившееся, однако решил использовать этот случай, чтобы познакомиться  с
администрацией гостиницы. Позвонил горничной и попросил  ее  пригласить  к
нему администратора. Через несколько минут тот стоял уже в дверях.
   - Вы меня звали, сэр? - спросил он по-английски.
   - Если вы администратор...
   - Я хозяин гостиницы. Вы чем-нибудь недовольны, сэр?
   - Конечно. Приезжая  из  Германии,  ведущей  войну  с  большевизмом,  я
надеялся, что в этом городе отнесутся ко мне как к представителю дружеской
страны  и  что  меня   будут   принимать   здесь   почетные   господа   из
государственных  и  других  ведомств.  Поэтому   я   хотел   бы   избежать
всевозможных провокаций. По крайней  мере  здесь,  в  гостинице,  хотелось
чувствовать себя в безопасности. Можете ли вы как  хозяин  этой  гостиницы
гарантировать мне это? Или же я должен подыскать другую гостиницу?
   - К сожалению, я не совсем  вас  понимаю,  -  чуть  заметно  усмехнулся
хозяин.
   - Кто-то рылся в моих вещах, - глядя ему в глаза, твердо произнес Клос.
   - Надеюсь, вы ошибаетесь, сэр, - спокойно отпарировал хозяин гостиницы.
   - Нет, я не ошибаюсь.
   - Может быть, горничная, убирая  номер,  неосторожно  передвинула  ваши
вещи? - продолжал объяснять хозяин. - Но заверяю вас, что этого больше  не
повторится. Я дам необходимые распоряжения. Между прочим,  я,  должен  вас
предупредить, что  и  в  других  гостиницах  полиция  также  наблюдает  за
иностранцами. Трудно поверить в это, не правда ли, сэр?
   Хозяин гостиницы улыбнулся, учтиво откланялся и, не  сказав  больше  ни
слова, вышел из номера, тихо закрыв за собой дверь.
   Откровенно говоря, этот предупредительный господин не очень  понравился
Клосу. За  его  вежливостью  скрывалось  что-то,  чего  Клос  сразу  не  в
состоянии был понять. Что же  касается  чрезмерного  любопытства  турецкой
полиции, то он был прав. Может  быть,  этот  господин  и  сам  работал  на
полицию? Во всяком случае, его интерес  к  приезжему  иностранцу,  который
занял дорогой и комфортабельный номер, был налицо.
   Еще вчера, сразу же по приезде, Клос, делая вид, что ищет в справочнике
номер телефона немецкого консульства, отыскал адрес кафе  Росе,  затем  на
плане Стамбула он нашел улицу, на которой должно находиться  это  кафе,  и
пошел в город. Он потратил не  менее  часа  на  то,  чтобы  оторваться  от
вчерашнего шпика с торчащими усиками. Кафе оказалось сравнительно недалеко
от гостиницы, в одном из переулков, выходящих на улицу, ведущую к вокзалу.
   В первую минуту Клос подумал, что ошибся адресом - так не походил  этот
домик цвета охры на кафе в европейском понимании этого слова.
   Однако  небольшая  эмалевая  табличка  с  надписью:   "Кафе   Росс"   -
подтверждала, что он не ошибся, а маленькие буковки под названием  ночного
кабаре  на  эмалевой  вывеске  объяснили  необычный  внешний   вид   этого
заведения: "Частный клуб".
   Клос постучал деревянным молоточком, подвешенным к  дубовым  дверям,  и
через минуту увидел грузную  женщину  в  распахнутом  домашнем  халате,  с
большим носом и седыми усами.
   Только сейчас Клос начал догадываться, что слово "частный"  на  вывеске
не точно выражает характер этого заведения.
   Появившаяся в дверях особа заговорила быстро по-турецки, пытаясь что-то
объяснить ему, но, убедившись, что ее усилия напрасны, попыталась  закрыть
дверь.
   Клос придержал дверь и  сначала  по-английски,  а  потом  по-французски
пытался объяснить этой женщине, по-видимому  прислуге,  что  он  хотел  бы
видеть мадемуазель Росе. Но его слова не действовали на  женщину,  которая
размахивала руками и беспрерывно что-то говорила.
   В это время на верхней ступеньке лестницы  показалась  молодая  дама  с
высоко зачесанными белокурыми волосами.
   - Это ночное кабаре, и сейчас оно закрыто, - сказала она  по-французски
с иностранным акцентом. - Моя  компаньонка  пытается  вам  объяснить  это.
Кроме того, как вы видите, это частный клуб,  который  обслуживает  только
своих членов.
   - Извините, пожалуйста, мадемуазель, - ответил Клос. - Но мой приятель,
который посоветовал мне кафе Росе, ничего об этом не говорил.
   - Ваш приятель? - с удивлением  спросила  женщина.  -  Он  член  нашего
клуба? Можно узнать, кто он?
   - Мой приятель Теодор, - ответил Клос.
   - Ах, так! - воскликнула она. - Вы  друг  Теодора?  Это  совсем  другое
дело. Прошу вас.
   Мужское имя, которое для конспирации ежемесячно менялось,  было  первым
паролем, обязательным для всех агентов Центра, и  Клос  хорошо  помнил  об
этом. Не так важно содержание разговора агента, даже язык, на  котором  он
говорил. Главное и обязательное - точно назвать при встрече мужское имя.
   В данный момент это было имя Теодор.
   Комната, куда привела Клоса молодая особа, была типичным, даже чересчур
типичным, будуаром кокотки.  Стены,  обитые  розовым  дамастом,  такие  же
шторы, большое овальное зеркало в раме. Гора  цветных  подушек  на  низкой
широкой французской кровати. Только темно-ореховый письменный стол больших
размеров явно не соответствовал убранству комнаты.
   Молодая особа пододвинула Клосу пуф, покрытый шкурой  какого-то  зверя,
подошла к зеркалу, поправила непокорную прическу. Ее нельзя  было  назвать
красавицей, даже сказать, что она хороша  собой.  Но  в  ней  было  что-то
особенное, привлекательное, женственное, что так притягивает  мужчин.  "Во
вкусе пожилых господ", - подумал Клос.
   - Итак? - Она повернулась в его сторону.
   Это было ее первое слово, которое она произнесла, уже находясь в  своем
будуаре. Она не хотела первой называть следующие слова пароля и ждала, что
скажет Клос.
   - Теодор не мой приятель, - начал Клос.
   - Но он все же ваш кузен? - спросила она.
   - Двоюродный брат моей матери, - ответил Клос.
   - Все в порядке! Ты - "J-23"! - с радостью промолвила женщина. - А я  -
Росе. Мы получили информацию  о  том,  что  ты  приедешь  в  Стамбул.  Шеф
приказал, чтобы я оказывала тебе всевозможную помощь.
   Она открыла нижние дверцы письменного стола, вынула бутылку и стаканы:
   - Немного виски?
   - Почему немного? - спросил Клос.
   - Можешь пить сколько хочешь, но я надеюсь, что ты приехал в Стамбул не
для  того,  чтобы  увлекаться  шотландскими  напитками?  Тебе   что-нибудь
требуется? Может быть, деньги?
   - В данный момент я  ни  в  чем  не  нуждаюсь.  Может  быть,  потом,  -
задумчиво ответил Клос.
   Он коротко, без особых подробностей, объяснил Росе цель своего приезда,
потом  спросил,  известно  ли  ей  что-нибудь  о  немецком  консульстве  в
Стамбуле.
   - Несколько сотрудников консульства - члены нашего  клуба,  -  ответила
она. - А сам господин консул весьма  расположен  ко  мне,  даже,  как  мне
кажется, обожает меня. Может быть, ты  хочешь,  чтобы  я  заинтересовалась
более подробно?
   - Нет, пока нет. Может быть, мне необходимо будет установить контакт  с
рядом лиц. Но раньше я хотел бы осмотреться.
   - Представься шефу. Он уже знает, что ты приехал, - посоветовала  Росе.
-  А  я  должна,  видимо,  распорядиться,  чтобы  тебя  впускали  в   клуб
беспрепятственно, хотя лучше, если бы тебя ввел в клуб кто-либо  из  твоих
немецких  друзей.  Осторожность  никогда  не  помешает.  В   Стамбуле,   -
продолжала она, - действуют независимо друг от друга по меньшей мере шесть
иностранных   разведок,   не   считая   турецкой   полиции   и   армейской
контрразведки.  Недавно  турки  с  большим  шумом  выдворили  из  Стамбула
маньчжурского консула. Сейчас, сейчас! - воскликнула она, вспомнив что-то.
- Это непременно  заинтересует  тебя.  Я  получила  недавно  сообщение  из
Центрального банка, что кто-то из сотрудников немецкого консульства  имеет
в турецком банке свой лицевой счет. Правда, этот сотрудник работает только
на себя. Может быть, я не должна тебе об этом говорить,  но  подрабатывает
он на комиссионных, на взятках и тому  подобное.  Постараюсь  узнать,  кто
это, и если удастся, то представлю тебе выписку из его счета. Я думаю, что
весьма неплохо иметь в таких случаях козла отпущения.
   - Вижу, что для тебя не существует тайн  в  нашем  ремесле,  -  заметил
Клос. - А что касается козла отпущения...
   - Дорогой мой, - прервала его Росе, - вот уже  двенадцать  лет,  как  я
работаю в этой области, и думаю, что кое-чему научилась.
   - Неужели? - искренне удивился Клос, а потом добавил: - Что же касается
козла отпущения, здесь  необходимо  быть  осторожным.  А  вдруг  этот  тип
работает на кого-либо из союзников, а его накопления в банке - это деньги,
полученные от них на оказанные услуги?
   - Пожалуй, нет, - ответила Росе после недолгого раздумья.  -  Англичане
ведут себя весьма осторожно. Предпочитают переводить гонорар своим агентам
в английский банк.
   Клос должен был признать, что она права. Он решил спросить  ее  еще  об
одном человеке, чье имя часто упоминалось в рапортах  советника  немецкого
консульства в Стамбуле.
   - Тебе что-нибудь говорит имя Христопулис?
   - Да, конечно, -  ответила  Росе.  -  Сам  познакомишься  с  ним  -  он
постоянный гость нашего клуба. Очаровательный человек, - усмехнулась  она.
- Грек с  турецким  подданством.  Юрист  по  образованию,  но  не  имеющий
практики, а впрочем, кто его знает.  У  нас  все  называют  его  "господин
адвокат". В действительности же он связан с турецкой полицией,  посредник,
комиссионер - называй как хочешь,  -  всегда  при  деньгах,  имеет  личную
машину новейшей модели - "ягуар", - окружен самыми красивыми в этом городе
женщинами. Иногда он располагает весьма  интересной  информацией,  которую
всегда готов продать любому, кто хорошо заплатит. Владеет  свободно  двумя
иностранными языками. Ходят слухи, что он английский  резидент,  хотя  это
маловероятно.
   Росе проводила Клоса до лестницы, улыбнувшись, кивнула ему на прощание.
   - До вечера, - сказала она.
   Клос посмотрел на часы. Уже около семи. День был знойный, но  к  вечеру
жара заметно спала.
   Клуб госпожи Росе открывался в восемь, но он намеревался прийти  позже.
Разговаривая   в   немецком   консульстве   с   советником   Витте,   Клос
поинтересовался, где можно хорошо провести  время  вечером,  спровоцировав
его, чтобы он назвал кафе Росе. Предупредительно вежливый  советник  сразу
же понял его как мужчина мужчину и вызвался сопровождать  в  клуб  госпожи
Росе.


   Шпик все еще торчал под каштаном, но у Клоса уже не было  необходимости
скрывать, как он намеревается провести сегодняшний  вечер:  ночное  кабаре
госпожи  Росе,  вероятно,  также  находится  под  постоянным   наблюдением
турецкой полиции. Он  сообщил  по  телефону  администратору,  или,  вернее
сказать, владельцу гостиницы - ибо, кроме него, в регистратуре Клос больше
никого не встречал, - что  намеревается  немного  вздремнуть,  и  попросил
разбудить его в начале десятого и заказать такси.
   - Если вы желаете развлечься, сэр, -  сказал  хозяин  гостиницы,  -  то
рекомендую вам посетить  превосходное  ночное  кабаре  недалеко  от  нашей
гостиницы. И тогда такси  вам  не  понадобится.  Кабаре  называется  "Кафе
Росе", но прошу вас не придавать значения названию, это не...
   - Благодарю вас,  -  сухо  прервал  его  Клос.  -  Я  подумаю  о  вашем
предложении.
   Клос лег, но уснуть не мог.  Его  раздражал  этот  предупредительный  и
назойливый господин - владелец гостиницы "Ориент".


   Витте заметил серебристо-серый лимузин Христопулиса недалеко от террасы
модного кафетерия. Это был удобный случай поговорить с греком раньше,  чем
тот встретится с представителем  министерства  экономики  Германии.  Витте
поспешил в кафетерий, но Христопулиса там не  застал.  Набросав  несколько
слов на листке бумаги, од  подсунул  его  под  стеклоочиститель  "ягуара".
Витте гнал от себя мысль, что молодой человек, с которым он два часа назад
разговаривал  в  кабинете  консула,  приехал   специально   затем,   чтобы
скрупулезно разобраться в его  злоупотреблениях,  допущенных  им  в  ущерб
рейху. Осторожность никогда не помешает, решил Витте. Правда,  Христопулис
не из болтливых, но, если ему хорошо  заплатят,  он,  не  моргнув  глазом,
выдаст любой секрет. Поэтому лучше заранее Принять нужные меры. Береженого
бог бережет.
   Консул Грандель  необычайно  любезно  отнесся  к  гостю  из  Берлина  и
посоветовал Витте оказывать "всевозможную помощь доктору Клосу".
   Витте, обменявшись с Клосом несколькими общими фразами, понял, что он в
целом  неплохо  разбирается  в  вопросах  внешней  торговли,  представляет
трудности получения дефицитного сырья или материалов, на которые  наложено
эмбарго, знает толк в расчетах, кредитах, комиссионных и тому подобном.
   Хотя Витте условился с Клосом прийти в кафе Росе около десяти, сам  был
там уже к часу его открытия.  Он  заметил  на  стоянке  автомашин  "ягуар"
Христопулиса, - значит, грек нашел за стеклоочистителем его записку.
   Толстая  особа  с  усами  стояла  перед  входом  в  ночное   кабаре   и
приветствовала Витте  как  старого  знакомого,  помогла  ему  снять  плащ,
выразила радость снова видеть "господина посла".  Она  так  называла  всех
сотрудников иностранных представительств в Стамбуле, приходящих в кабаре.
   В большом  зале,  именуемом  завсегдатаями  кабаре  зеркальным,  сонная
девица, в  шароварах,  с  полузакрытым  лицом,  сервировала  стол.  Другая
девица, тоже с  закрытым  лицом,  полуобнаженная,  плавно,  как  будто  бы
нехотя,  раскачивала  бедрами  на  небольшой  эстраде  в  такт  монотонной
восточной мелодии, доносившейся из небольшой ниши, где три сидевшие  рядом
девушки перебирали струны неизвестных Витте инструментов.
   Витте осмотрелся вокруг. За низким столиком сидели несколько  упитанных
мужчин  с  восточной  внешностью  и  громко  над   чем-то   смеялись,   но
Христопулиса среди них не было. В зале, где обычно  играли  в  карты,  его
также не оказалось. Тогда  Витте  вспомнил,  что  Христопулис  может  быть
наверху, в личных апартаментах хозяйки ночного кабаре. Он был одним из тех
знакомых Витте, кто имел право подниматься на этаж выше.
   Кабаре госпожи Росе, вопреки слухам, в общем-то было  вполне  приличным
заведением. Пожалуй, никто из завсегдатаев не мог  похвастаться  интимными
связями с какой-либо из очаровательных танцовщиц или  служанок.  И  только
немногие удостаивались чести подниматься в апартаменты хозяйки кабаре.
   Витте вздрогнул. Кто-то неожиданно дотронулся до его  плеча.  Он  резко
повернулся.
   - Все в заботах? - спросил его Христопулис. -  Вы,  господин  советник,
сейчас похожи на человека, которого аллах испытывает заботами,  -  уточнил
свой вопрос грек.
   Он пододвинул к себе низкий пуф и уселся около Витте, положив небольшую
холеную руку ему на колено. В полумраке  засверкал  всеми  цветами  радуги
большой бриллиант на его пальце.
   Когда-то Витте спросил Христопулиса о стоимости этого перстня,  на  что
тот небрежно ответил, что цена  ему  -  два-три  каменных  дома  в  центре
города.
   - Аллах посылает заботы, но аллах  и  освобождает  от  них,  -  шутливо
заметил  Христопулис,  беря  с  подноса  кельнерши,  склонившейся  над  их
столиком, два хрустальных бокала,  наполненных  до  половины  коричневатой
жидкостью. - Выпьем  за  ваше  здоровье,  господин  советник.  Еще  ничего
лучшего не придумано от земных забот.
   - Аллах запрещает пить, - едко ответил Витте.
   - Ну что вы, господин советник!  -  блеснув  белыми  зубами,  засмеялся
Христопулис. - Аллах смотрит на это сквозь  пальцы,  в  особенности  когда
пьют за успех выгодного дела.  Я  всегда  был  уверен,  что  вы,  господин
советник, обладаете незаурядной  способностью  заключать  весьма  выгодные
сделки. Или, может быть, я  ошибаюсь?  Вы,  господин  Витте,  может  быть,
слышали старую легенду об одном человеке, который продавал верного пса?  -
не дождавшись ответа, продолжал Христопулис. -  Это  был  очень  преданный
пес, он всегда возвращался к  своему  хозяину.  И  его  можно  было  снова
продавать. А он снова возвращался...
   -  Оставьте  эти  анекдоты,  господин  Христопулис!  -  с  раздражением
отозвался Витте. - Уже не раз я слышу  ваши  восточные  сказки.  Создается
впечатление, что вы все кому-то подражаете.
   - Все мы кому-то подражаем, - спокойно согласился Христопулис.  -  Вот,
например, вы, господин советник, тоже...
   - Христопулис, прошу вас! - взорвался Витте. - Вы что, хотите, чтобы мы
поссорились?!
   - С чего вы это  взяли?  Я  совсем  не  хочу  потерять  своего  лучшего
клиента. Может быть, нам и сегодня удастся выгодно предать своих псов.  Мы
должны об этом хорошенько подумать, господин советник.
   - Перестаньте валять дурака, господин Христопулис, - вздохнул Витте.  -
Мы должны  на  какое-то  время  воздержаться  от  сделок.  Вы  же  отлично
понимаете, что вам неплохо живется за моей спиной. И еще  неизвестно,  как
пойдут у вас дела с моим преемником...
   - Что, вас отзывают в Берлин? - встрепенулся Христопулис.
   - Пока нет, но приехал некто из Берлина и,  возможно,  захочет  кое-что
выяснить. Этот тип не похож на человека, который понимает шутки.
   - А он знает цену деньгам? - спросил Христопулис  и  на  вопросительный
взгляд Витте добавил: - Как вы думаете, смог бы он отличить  сто  долларов
от долларового банкнота?
   - Для вас, господин Христопулис, все так просто... Вы думаете, что  все
можно продать и купить. Я же не могу предложить ему взятку!  Этот  молодой
человек кажется... - Витте задумался, подбирая слово, - слишком идейным. А
такие не берут, - скривил он губы в иронической усмешке.
   Христопулис громко рассмеялся:
   - Ох уж эта ваша европейская сентиментальность! - Он подвинулся ближе к
Витте: - Запомните на  всю  жизнь:  все  берут.  Только  одно  неизвестно:
сколько?  -  Щелкнул  перед  Витте  золотым  портсигаром:  -  Может  быть,
закурите? - Блеснуло пламя зажигалки. - Конечно, вы не можете  так  просто
положить ему деньги в карман, но для этого существуют  различные  способы.
Аллах запрещает пить, аллах не разрешает курить. Что еще запрещает  аллах,
Витте? Не следует ли вам поразмыслить? - Христопулис кивнул на  завешенную
портьерой дверь, ведущую в игральный зал. - Итак, Витте, азартная игра. Вы
же можете проиграть ему немного денег! Пригласите его  в  этот  зал.  Если
хотите, я могу вам в этом помочь.
   - Я уже пригласил его, - ответил Витте на предложение  Христопулиса.  -
Он будет здесь, - посмотрел на часы, - менее чем через час.
   Витте почувствовал облегчение. Уже  не  первый  раз  присутствие  этого
циничного грека действовало - на  него  успокаивающе.  Поднял  хрустальный
бокал, в котором кусочек льда почти совсем растаял:
   - За ваше здоровье, господин Христопулис. За ваши отличные идеи.
   Краем глаза  Витте  заметил  спускающуюся  сверху  мадемуазель  Росе  в
длинном элегантном закрытом платье. Она уже подходила к их столику.  Витте
поднялся, поцеловал ее нежную руку и спросил, получила ли она приглашение.
   Росе утвердительно кивнула.
   - Господин консул просил передать вам, что ваше присутствие  на  приеме
доставило бы ему особую радость. Можем ли мы надеяться?..
   - Да, если мне ничего не помешает, я буду на вашем приеме,  -  ответила
Росе.
   Она присела на край пододвинутого  ей  Христопулисом  пуфа,  как  будто
хотела подчеркнуть, что намеревается удостоить их  своим  присутствием  не
более минуты.
   Витте  поспешил  сообщить,  что  позволил  себе   пригласить   в   клуб
представителя немецкого министерства экономики, который прибыл  по  важным
делам в Стамбул.
   В этот момент одна из девушек подошла к их столику,  держа  на  подносе
телефонный аппарат.
   - Это вас, господин советник, - обратилась она к Витте.
   Без особого удивления он взял из ее рук телефонную  трубку:  не  первый
раз звонили ему по телефону в кабаре. Сам консул знал,  где  вернее  всего
можно найти советника в этот поздний час.
   Но сейчас это был не консул. Витте услышал  только  одну  фразу,  но  и
этого было достаточно, чтобы почувствовать всеохватывающий страх.
   - Вы себя плохо чувствуете? - спросил его Христопулис.
   - Держу пари, - Росе лучезарно улыбнулась,  -  что  это  звонила  дама.
Только женщина может произвести такое впечатление.
   - Да, это была женщина, - машинально подтвердил ее предположение Витте.
   Он сказал правду. Но то, что он  услышал,  не  имело  ничего  общего  с
делами, на которые намекала Росе.
   Звонившая женщина сказала только одну фразу:
   - Я знаю, кому принадлежит лицевой счет в Центральном банке за  номером
115/185.
   Но этого было вполне достаточно, чтобы Витте покрылся  холодным  потом,
ибо он хорошо знал, кто владелец пятидесяти двух тысяч фунтов  стерлингов,
лежавших на этом счету.
   "Откуда она узнала, что это мой вклад? С какой целью сообщила об  этом?
Может быть, это шантаж? Кто эта женщина?" - мучительно думал Витте.
   - Видимо, это тот  человек,  которого  вы  ожидаете?  -  вывел  его  из
задумчивости Христопулис. Грек показал на появившегося в  дверях  молодого
человека в безукоризненно сшитом костюме.
   - Да, - ответил Витте. - Хэлло, Клос!
   Молодой  человек  подошел  к  их  столику,  галантно   наклонился   над
протянутой ему рукой мадемуазель Росе, пожал руку Христопулису и  дружески
похлопал Витте по плечу.
   - Как здесь уютно,  -  сказал  он  улыбаясь  и  сразу  же  обратился  к
Христопулису: - Видимо, вы  -  господин  Христопулис,  благодаря  которому
советник Витте так умело и быстро устраивает дела с отправкой  марганца  в
Германию?
   - Всегда готов служить моим немецким друзьям, - улыбнулся Христопулис.
   -  Прошу  вас,  господин  Клос,  поближе  познакомиться  с   господином
Христопулисом, - защебетала Росе, - человеком, который  познал  все  тайны
этого города.
   Потом она встала и, кивнув им головой,  подошла  к  стойке,  у  которой
работала официантка. Клос проводил ее взглядом, а затем, закурив сигарету,
предложенную ему Христопулисом, сказал:
   - Я хотел бы вас предупредить, господин Христопулис, что меня не  очень
интересуют тайны этого города. Однако я с большим удовольствием при  вашем
посредничестве установил бы деловые контакты в здешних торговых сферах.
   - Христопулис знает здесь всех, - вставил Витте.
   - Да, я знаю многих, -  усмехнулся  грек,  -  в  особенности  если  это
выгодно, и не знаю никого, если это не представляет для меня интереса.
   - Думаю, что мы договоримся с вами,  господин  Христопулис,  -  ответил
Клос.
   - Все зависит от товара, который вас интересует, - уточнил  Христопулис
и резко переменил тему разговора: - Давайте отложим все это до завтра.  Не
каждый же день вы, представитель великой Германии, видите  соблазнительных
восточных красавиц.  Знаете  ли  вы,  что  мадемуазель  Росе  должна  была
получить специальное разрешение полиции?
   - На показ этих девушек? - уточнил Клос.
   - Что вы, на это не требуется разрешения. А вот  на  танцы  с  закрытым
лицом... В Турции уже двадцать лет, как женщинам не разрешается  закрывать
лица, но Росе всего может добиться.
   - Не хотите ли вы, господин Христопулис, этим сказать, что госпожа Росе
как-то связана с турецкой полицией? - спросил многозначительно Клос.
   Христопулис странно усмехнулся и вместо ответа  принудил  их  выслушать
длинную, восточную историю, из которой следовало (если Клос  правильно  ее
понял), что не тот человек опасен, который как-то  связан  с  полицией,  а
тот, который работает на полицию.
   "Предостерегает он меня или издевается?" - подумал Клос, всматриваясь в
подвижное лицо грека.


   Клос прибыл на прием в немецкое консульство в точно назначенное время и
оказался  первым  гостем.  Консул  Грандель,  любезно  пожимая  ему  руку,
почему-то не представил его сотрудникам консульства.  Но  его  секретарша,
сухопарая фрау фон Тильден, одетая в строгий  серый  костюм,  напоминающий
мундир, со значком гитлеровской партии в петлице, не скрывала  иронической
улыбки.
   - Пунктуальность - это исключительная особенность немецких офицеров,  -
промолвила она, направившись к Клосу.
   Под предлогом, что он хотел бы осмотреть сад во дворе консульства, Клос
избавился от ее общества.
   Оказавшись в уединенной беседке, он  попробовал  подвести  итог  своего
трехдневного пребывания  в  Стамбуле.  Трехкратное  посещение  консульства
позволило ему узнать всех его сотрудников. Кроме Гранделя,  Витте  и  фрау
фон Тильден  в  игру  входил  еще  и  Петерс  -  неразговорчивый,  с  виду
подозрительный, всегда смотрящий исподлобья тип.  Из  этой  четверки  Клос
должен был выбрать одного, кого он  представит  штандартенфюреру  Рейсману
как  разоблаченного  агента  английской  разведки.  Пятый   же   сотрудник
консульства - советник Бейтз -  уже  третий  месяц  лежал  в  стамбульском
госпитале. Поэтому его можно было спокойно исключить из игры. Кроме  того,
по данным Рсйсмана, английский агент  действовал  в  консульстве  еще  две
недели после того, как Бейтза отправили в госпиталь.
   Теоретически агентом  Интеллидженс  сервис  мог  быть  каждый  из  этой
четверки - все они имели непосредственный доступ к секретным документам.
   Но задача Клоса прежде  всего  заключалась  в  том,  чтобы  обезопасить
настоящего агента, и поэтому оставались уже только три кандидата  на  роль
мифического английского агента.
   Пока ему удалось в какой-то  степени  узнать  только  одного  советника
Витте. Немаловажную роль в этом сыграл покер в кафе Росе. После первой  же
распасовки карт Клос понял, что Витте намеренно старается  проиграть  ему.
Это насторожило Клоса.
   Клос хорошо играл в покер, он любил момент неторопливого открытия своих
карт, минуту мгновенного решения - продолжать  игру  или  же  своевременно
выходить из нее. Он любил также миг, когда решался идти на блеф. И поэтому
без труда понял, что Витте и Христопулис подыгрывают ему.
   Клос решил подшутить над Витте: горка банкнот,  так  неудержимо  росшая
перед  ним,  вдруг   оказалась   собственностью   советника   консульства.
Растерянность, с которой он должен был принять выигрыш, повеселила Клоса.
   Однако шутка имела и свою обратную сторону: она стоила  Клосу  едва  не
половины полученных им командировочных. Но он утешил себя тем, что слух  о
его проигрыше  быстро  дойдет  до  англичан,  которые  не  упустят  случая
одолжить ему денег и попытаются завербовать. Сделают они это наверняка при
помощи своего агента в немецком консульстве, что даст возможность Клосу не
только  узнать  его,  но  и  оградить  от  провала,  исключив   из   числа
сотрудников, подозреваемых СД в предательстве.
   Улучив момент, Росе сообщила  Клосу,  что  ей  известно  имя  человека,
который имеет лицевой счет в стамбульском Центральном  банке.  Это  весьма
устраивало Клоса, поскольку именно этого человека можно  было  обвинить  в
предательстве. Но к ним подошли гости, и Росе  вынуждена  была  переменить
тему  разговора.  И  только  когда  Клос  наклонился,  чтобы  на  прощание
поцеловать ей руку, она шепнула ему:
   - Сообщу тебе об этом на приеме в консульстве.


   Итак, уже сегодня  он  будет  знать  имя  владельца  лицевого  счета  в
Центральном банке. А может быть, Росе принесет ему весточку от своего шефа
в Стамбуле, который по указанию Центра  обязан  всемерно  ему  помогать  в
выявлении  английского  агента.   Хотя   отношения   между   союзническими
разведками не всегда были идеальными, в момент опасности они  неоднократно
действовали сообща.
   "Другое  дело,  -  подумал  Клос,  -  если  бы  удалось  добраться   до
английского резидента в Стамбуле, но это не так-то просто".
   Клос не мог действовать в этом  направлении,  ибо  это  не  могло  быть
осуществлено без риска демаскировать себя, на что - он это отлично понимал
- Центр никогда бы не согласился.
   Сквозь редкие ветки деревьев Клос заметил  спускающихся  в  сад  гостей
Гранделя. Через несколько минут он познакомился с  господином  Той  Фунли,
маленьким толстячком китайцем, представляющим  императора  Маньчжоу-Го,  и
его женой, миловидной японкой. Вскоре к  ним  подошел  консул  Грандель  в
сопровождении смуглого представительного господина.
   - Позвольте, господин Клос, - сказал консул, - представить  вас  нашему
другу, князю Мжаванадзе.
   - Я  рад,  бесконечно  рад  познакомиться  с  вами,  господин  Клос,  -
улыбнулся князь. - Мне приятно пожать руку  человеку,  который  прибыл  из
страны, несущей на своих плечах всю тяжесть борьбы с большевизмом.
   - Знаете ли вы, господин Клос, - вставил консул, - что князь -  потомок
царей и единственный легальный претендент на трон?
   - Сам фюрер обещал князю, что  скоро  он  вступит  на  трон  Грузии,  -
вставила стоящая рядом фрау фон Тильден таким тоном, как будто  бы  только
от обещания фюрера зависело пожалование царского трона этому грузину.
   Клос, естественно, ответил, что знакомство с князем  для  него  большая
честь.
   Грандель, кивнув им, поспешил  приветствовать  новых  гостей,  а  князь
повернулся к стоявшему за ним мужчине, который  минуту  назад  внимательно
смотрел  на  Клоса,  как  будто  хотел  хорошо  запомнить  его,  а  сейчас
приглушенным голосом что-то говорил князю  по-грузински.  Это  был  Пауль,
верный слуга князя.
   - Прошу извинить меня, - обратился князь  к  Клосу.  -  Появился  посол
Японии. Я должен с ним поздороваться. Думаю, что мы с вами  еще  увидимся,
господин Клос, - добавил он любезно. - Прошу вас пожаловать ко мне в любое
удобное для вас время.
   Он кивнул Паулю, и тот незамедлительно подал Клосу  небольшую  визитную
карточку князя.
   И снова Клос оказался в обществе сухой, как щепка, фрау фон Тильден.
   - Посол Японии дал понять князю, - поведала она величайшую  новость,  -
что  только  он,  князь,  будет  признан  претендентом  на  трон  будущей,
свободной от большевизма Грузии.
   - Вы  действительно  верите,  уважаемая  фрау  Тильден,  -  Клос  решил
подразнить ее, - что этот опереточный князь когда-нибудь сядет на трон?
   - Фюрер обещал ему это, - с твердой уверенностью ответила фон  Тильден.
- Фюрер сдержит свое слово. Разве вы, господин Клос, сомневаетесь в этом?
   - Вы не совсем меня поняли, фрау  фон  Тильден,  и  боюсь,  что  вы  не
понимаете нашего фюрера. Только английские скауты сдерживают свое слово, и
то не всегда. А наш фюрер  не  является  английским  скаутом.  Он  сдержит
слово, если это будет в интересах рейха, но нарушит его,  если  это  будет
более выгодно нам. Неужели вы не поняли до сих пор,  на  чем  основывается
наша новая национал-социалистская мораль?
   Фрау фон Тильден робко посмотрела на него. То, что говорил Клос,  можно
было понять двояко: или как  циничное  признание  преданности  закоснелого
гитлеровца,  или...  Она  решила  об  этом  даже   не   думать   -   такое
замешательство отразилось на ее лице.
   Из глубины сада показался Витте. Дружески помахал Клосу рукой. Фрау фон
Тильден попыталась скрыться, но Клос остановил ее вопросом:
   - Не пришла ли на прием госпожа Росе?
   - Неужели и вы, господин Клос, стали ее поклонником? - скривила она рот
и, не дождавшись ответа, направилась к зданию консульства.
   - Ну как, познакомились уже с князем? -  спросил  Витте.  -  Интересная
личность, не правда ли?
   - Не только князь, но и тот, его...
   - Вы имеете в виду Пауля? Это тень князя. Он его  шофер,  камердинер  и
друг. Как и князь, происходит из знатного грузинского рода. Князь взял его
с собой на прием по личной просьбе консула. Пауль будет гвоздем  программы
развлечений на сегодняшнем приеме. О! - показал он  на  группку  гостей  в
другой стороне сада. - Кажется, Пауль уже начал. Вы, господин Клос, должны
обязательно это посмотреть. - Витте направился в сторону гостей, но вдруг,
как будто бы что-то вспомнив, остановился: - Да, чуть не  забыл.  Господин
Клос, мне очень неприятно за вчерашнее. Я не хотел вас обидеть.
   - Не понимаю, - ответил Клос, хотя прекрасно понял,  что  имел  в  виду
Витте.
   - Вы проиграли вчера мне очень много денег, - продолжал тот.
   - Стоит ли об этом говорить, - небрежно махнул рукой Клос.
   - Да, но я же знаю, как мало вам  платят.  Вы  же  очень  ограничены  в
валюте... - Витте умолк, ожидая, что Клос поможет ему закончить мысль.
   Вчера, беря со стола  стопку  банкнот,  выигранных  у  Клоса,  Витте  с
упреком посмотрел на  Христопулиса.  "Вот  видите,  что  вы  натворили?  -
казалось, говорил этот взгляд. - Вместо проигрыша я выиграл".
   - Ну и что же, может быть, это к лучшему, - произнес Христопулис. - Раз
он проиграл, то будет испытывать денежные затруднения, и вот тогда  верный
друг предложит ему взаймы. Вы одолжите ему денег и  возьмете  расписку,  -
наставлял Витте Христопулис.
   Теперь Витте ждал момента, когда Клос вынужден будет обратиться к  нему
за деньгами. Но Клос молчал. Тогда Витте решил атаковать его в лоб:
   - Прошу вас, господин Клос, сказать, откровенно, как у вас с деньгами.
   - Честно говоря, не очень густо, - ответил Клос.
   Он весь насторожился, ожидая, что ответит ему Витте. Если тот предложит
ему денег, то, очевидно, он и является агентом, которого необходимо  Клосу
обезопасить.
   - Прошу вас, - сказал Витте, подавая Клосу пачку банкнот.
   - Что это? - Клос сделал вид, что не понимает.
   - Пятьсот фунтов. Немного больше, чем вы проиграли.
   - Это ни к нему. Я не могу... - На мгновение Клос заколебался.
   - Не беспокойтесь, господин Клос, - заверил его Витте. - Считайте,  что
я даю вам их взаймы. Я все предусмотрел  и  даже  приготовил  расписку,  в
которой не указан дрок возврата долга. Отдадите, когда вам  удобно  будет.
Но, может быть, вам необходимо больше? - Он вынул  авторучку  и  подал  ее
Клосу.
   - Согласен, - бросил Клос, ставя на  протянутой  бумажке  неразборчивую
закорючку. - А  теперь  пойдемте  посмотрим  на  развлечения  сегодняшнего
вечера.
   - Да-да! - торопливо согласился Витте. На его лице  появилось  заметное
удовлетворение.
   "Он полагает, что купил меня", - подумал Клос.
   Приближаясь к группе гостей, собравшихся возле развесистого дуба,  Клос
отметил про себя, что среди них нет Росе.
   А на то, что происходило под дубом, действительно стоило посмотреть.
   Маленькая миловидная жена консула Маньчжоу-Го стояла,  прислонившись  к
стволу дерева. Пауль с расстояния десяти метров бросал в ее сторону  ножи.
Стальные  лезвия  окружали  уже  почти  половину  фигуры  хрупкой  японки.
Очередной нож воткнулся в ствол чуть выше правого уха маленькой консульши.
Три следующих ножа, брошенных  один  за  другим  в  течение  двух  секунд,
вонзились  в  ствол  с  точностью  машинной  строчки  около  шеи  и   плеч
бесстрашной женщины.
   Гости бурными аплодисментами одобряли ее мужество.
   И только сейчас Клос заметил, что Пауль бросал ножи вслепую - его глаза
были завязаны цветным платком.
   - У вас бесстрашная жена, - обратился Клос к китайцу со сморщенным  как
печеное яблоко лицом.
   Консул вместо ответа улыбнулся загадочной азиатской улыбкой.
   - Госпоже консульше опасность не грозит, - тихо  сказал  Мжаванадзе.  -
Пауль никогда не промахивается. Знают ли об этом мои враги?
   - Не хотел бы я быть вашим врагом, - заметил Клос.
   - Это зависит  только  от  вас,  господин  Клос,  -  ответил  ему  тихо
Мжаванадзе.
   Клос не успел еще подумать  о  том,  что  значат  эти  слова,  как  его
внимание привлекла фрау фон Тильден. Чем-то взволнованная, она  торопилась
к гостям.
   - Господин консул... - обратилась она к Гранделю и что-то зашептала ему
на ухо.
   Клос услышал только слова "Росе" и "в беседке". Но  и  этого  ему  было
достаточно. Он быстро направился вслед за вышедшим из толпы консулом. Фрау
фон Тильден шла впереди Гранделя.
   В беседке, где Клос недавно искал уединения, теперь лежала  неподвижная
Росе. Она была мертва. Петля из цветной шали плотно прилегала к ее  нежной
шее. На полу лежала открытая дамская сумочка.  Губная  помада,  пудреница,
кошелек с деньгами, французский паспорт - все было на месте.
   Машинально Клос посмотрел фамилию в  паспорте:  Росе  -  Мария  Ляурин,
родилась в 1908 году. "Ей было всего тридцать пять лет. Но  она  выглядела
еще моложе", - подумал Клос и концом шали накрыл ее лицо.
   - Боже мой, - причитал Грандель,  -  я  так  всегда  старался  избежать
скандала. - Что же сейчас делать?
   - Думаю, необходимо вызвать полицию, - сказал Клос.
   - На территорию консульства?
   - Вы просто ошалели! - воскликнула фрау фон Тильден.
   Клос посмотрел на нее с  удивлением.  Крепкие  нервы,  однако,  у  этой
нацистки.
   - Боюсь, - со вздохом произнес Грандель,  -  что  не  удастся  избежать
вызова полиции, хотя она и окажется а  весьма  затруднительном  положении,
ибо   почти   все   присутствующие   на   приеме   иностранцы   пользуются
дипломатическим иммунитетом. Не могли бы вы, господин Клос, помочь  нам  в
эту трудную минуту? Мы с фрау  Тильден  пойдем,  -  кивком  головы  консул
показал в сторону  гостей,  которые  смехом  и  аплодисментами  награждали
ловкость Пауля и отвагу консульши, - и попробуем подготовить  их  к  тому,
что произошло. А вы, господин Клос, позвоните в полицию, хорошо?
   В это время Клос заметил на полу беседки смятую бумагу и, как будто  бы
обронив носовой платок, наклонился, чтобы поднять ее. Он спрятал  поднятую
бумагу вместе с носовым платком в карман и только тогда ответил, что готов
помочь консулу во всем.
   Фрау фон Тильден вышла  из  беседки  первой.  Грандель  и  Клос  шли  в
нескольких шагах от нее.
   - Клос, - консул схватил его за локоть, - прошу  вас  ответить:  это  с
вашего позволения, или, может быть, вы сами?..
   - Неужели, господин консул, вы подозреваете меня  в  убийстве  женщины,
которую я вижу второй раз в своей жизни? - изумился Клос.
   - Я уже старый человек  и  давно  работаю  за  границей...  -  Грандель
остановился посреди аллеи. - После случившегося я могу ожидать  наихудшего
- отставки или чего-либо в этом роде. Может быть,  даже  турки  потребуют,
чтобы  я  покинул  Стамбул  как  персона  нон  грата.  Они  готовы  теперь
придраться к любому случаю. Но  я  представляю  в  этом  городе  Германию.
Поэтому прошу вас, господин Клос, быть со мной откровенным. Я не  знаю  ни
вашего положения, ни цели вашего приезда в Стамбул. Я,  конечно,  понимаю,
что в работе СД или гестапо бывают всякие нюансы. Но я здесь представитель
Германии и должен все знать...
   - Если бы я был направлен в Стамбул теми ведомствами,  которые  вы  так
неосторожно называете, - ответил холодно Клос, - то, заверяю вас, господин
Грандель, я не пришел бы к вам  об  этом  докладывать.  Могу  сказать  вам
только одно: я не убивал Росе. И  прошу  вас  больше  не  делать  намеков,
относительно моей миссии в Стамбуле.
   Клос без  труда  нашел  рабочую  комнату  фрау  фон  Тильден,  где  был
установлен коммутатор. Прежде всего он вынул из кармана бумагу и расправил
ее. Это был желтый конверт  с  фирменной  надписью:  "Центральный  банк  -
Стамбул". Содержимое этого конверта предназначалось ему.  Но  конверт  был
пуст.  Выписка  из  банковского  счета,  на  которой   значилась   фамилия
владельца, исчезла.
   Росе убили именно потому, что она знала эту фамилию. Она, видимо,  была
так неосторожна,  что  показала  человеку,  которого  это  касалось,  свою
осведомленность...
   Клос оборвал все  телефонные  провода  -  он  понимал,  что  ему  нужно
спешить, - потом быстро возвратился в сад и сообщил  консулу,  что  кто-то
повредил телефон.
   - Позвоню из ближайшего автомата  в  городе.  -  И,  не  ожидая  ответа
консула, выбежал на улицу.


   Первым делом Клос должен был немедленно попасть в кафе Росе, а  точнее,
в будуар хозяйки клуба. Только после этого можно было звонить в полицию.
   Через редкую  решетку  сада  Клос  заметил  своего  "ангела-хранителя",
увлеченно беседующего с жандармом, стоящим около сторожевой будки.
   Клос прошел вдоль  изгороди  до  ближайшего  поворота  и,  оглядевшись,
перелез через ограду. Спокойно пройдя стоянку такси у  края  тротуара,  он
остановился  около  пивного  бара.  Попросил  шофера   первой   попавшейся
автомашины подвезти его к гостинице, но  вскоре  остановил  машину,  желая
часть дороги пройти пешком. И когда такси скрылось из виду, Клос  повернул
в сторону кафе Росе.
   Войдя в кафе, он дружески кивнул привратнице, стоявшей у входа, подошел
к бару, выпил две рюмки коньяку и, когда погас свет и зажглись прожектора,
осветив небольшую эстраду, на которой обнаженная девушка лениво покачивала
бедрами в такт музыке, прошмыгнул, как ему показалось, никем не замеченным
к лестнице, ведущей в комнату хозяйки.
   Двери комнаты были заперты, но  Клос  без  труда  открыл  их.  Войдя  в
будуар, он сразу же направился  к  письменному  столу  и,  опустившись  на
колено, принялся открывать верхний ящик письменного стола.
   И в  этот  момент  он  почувствовал,  что  ему  в  спину  уперся  ствол
пистолета, и вдруг неожиданно нажим стал ослабевать.
   - Ах, это вы! - услышал он удивленный голос. - Что  вы  здесь  делаете,
господин Клос? - Обернувшись, он  увидел  танцовщицу.  -  Я  вас  знаю,  -
произнесла девушка. - Росе показывала мне вас. - Она сообщила первую часть
пароля.
   - Ты - шеф? - спросил Клос с удивлением.
   - О нет! - рассмеялась она. - Но шеф вас, господин Клос, хорошо  знает.
Что-нибудь случилось?
   Клос рассказал о событиях в консульстве.
   - Скоро в кафе появится полиция.  Уничтожь  здесь  все,  что  могло  бы
скомпрометировать Росе, и сообщи обо всем шефу, - закончил он.
   Девушка молча кивнула, вытирая слезы.
   - Бедная Росе, - с грустью произнесла  она  и  добавила:  -  Она  здесь
ничего не хранила. Мы имеем сейф в банке. Я опорожню его завтра же  утром,
если получу на это разрешение шефа.
   - Мне необходимо, посоветоваться с шефом. Можешь ли ты  свести  меня  с
ним?
   - Я постараюсь передать ему вашу просьбу, а шеф  сам  решит,  нужна  ли
встреча, - ответила девушка.


   Клос  успел  вернуться  в  консульство  до  прибытия  полиции.   Гости,
разбившись на небольшие группы, о чем-то  перешептывались.  Кельнер  молча
разносил наполненные рюмки.
   Клос застал консула в его кабинете. Вместе с секретаршей они бросали  в
пылающий камин какие-то бумаги. Комната была полна дыма. Клос молча открыл
окно.
   - Я хотел бы, господин  консул,  поговорить  с  вами  наедине,  -  тихо
произнес он.
   Грандель молча кивнул и под  каким-то  предлогом  выпроводил  фрау  фон
Тильден из кабинета.
   - Что-нибудь важное, Клос?
   - Да. Это дело государственной важности. Прошу вас, вот мои полномочия.
-  Он  подал  Гранделю  небольшое  удостоверение  личности,  выданное  ему
имперской службой безопасности.
   Грандель надел очки, осмотрел со всех  сторон  поданный  ему  документ,
несколько раз прочитал текст.
   - Я вас слушаю, господин Клос.  Выходит,  я  не  ошибался  относительно
вашей миссии. Готов оказать вам всемерную помощь. Что вы хотите?
   -  Я  должен  вам,  господин  консул,  доверительно  сообщить,  что   в
консульстве действует агент английской разведки.
   - Это исключено, - воскликнул Грандель, резко выпрямившись в кресле.  -
Я доверяю своим сотрудникам, - сказал он тихо, но в его тоне уже  не  было
прежней уверенности.
   - Видимо, следовало бы сказать: доверяли, - строго поправил его Клос. -
Мы точно установили, что  агент  действует  именно  здесь,  на  территории
консульства. Я не могу вам сказать, господин  консул,  как  мы  установили
это. Но агент действует именно у вас, или рядом с вами, или...  -  повысил
голос Клос.
   - Или?.. - повторил, словно эхо, Грандель.
   - Или английским агентом являетесь вы, господин  Грандель,  -  заключил
Клос.
   Заметив, как  побелело  лицо  консула,  Клос  ни  на  шутку  испугался:
сердечный приступ Гранделя не входил в его планы. Поэтому Клос  постарался
смягчить жестокость своих слов.
   - Прошу вас, господин консул, успокойтесь. Это только шутка. Вернемся к
более важному делу. Я догадываюсь,  кто  может  быть  английским  агентом.
Правда, я еще не располагаю достоверными фактами, но  это  дело  ближайших
дней.
   - Прошу вас, господин Клос, немедленно сказать, кто это  -  Петерс  или
Витте? А может быть, советник Бейтз? - с волнением спросил  Грандель,  еще
на что-то надеясь.
   - Деятельность английского агента продолжалась  еще  две  недели  после
того, как советник Бейтз попал в госпиталь.
   - Значит, кто-то из этих двоих?
   - А кого бы вы назвали, господин консул? -  ответил  Клос  вопросом  на
вопрос.
   Для выбора мифического агента у Клоса оставались только двое: Петерс  и
фрау фон  Тильден.  Компрометация  консула  Гранделя,  который  мог  иметь
солидную поддержку в Берлине и лично  у  министра  иностранных  дел  рейха
Риббентропа, не достигла бы цели. Им не мог быть и Витте,  поскольку  Клос
не сомневался, что тот является настоящим английским агентом.
   Вначале Клос решил, что наиболее подходящая  кандидатура  Петерс  -  на
одного гитлеровца было бы меньше.  Однако  нельзя  было  не  принимать  во
внимание удивительную бездарность Петерса, который, работая в консульстве,
не сумел напасть на след английского агента. А кто-то  присланный  на  его
место, возможно, будет выполнять свои обязанности более умело и усердно, а
это небезопасно.
   Итак, остается секретарша консула фрау фон Тильден.
   -  Прошу  вас,  господин  Клос,  говорите  же,  -  в  голосе   Гранделя
чувствовалось нетерпение.
   - Хорошо, - вздохнул Клос. - Английским агентом, по  всей  вероятности,
является ваша секретарша, господин консул.
   - Вы с ума сошли! - усмехнулся Грандель. - Отдаете ли вы себе  отчет  в
том, что, подозревая фрау фон Тильден, вы тем самым компрометируете и меня
как консула? Разве вам, господин Клос, неизвестно,  что  вот  уже  полтора
года после смерти моей жены я и фрау фон Тильден...
   Этого  Клос  действительно   не   знал.   Было   необходимо   мгновенно
перестроиться.
   - Я не должен вам говорить об этом, господин консул,  но  заверяю  вас,
что, кроме  ваших  близких  отношений  с  этой  женщиной,  мне  ничего  не
известно. Не имею пока никаких доказательств. Это только подозрения.  Хотя
есть полное  основание  думать,  что  предположения  меня  не  обманывают.
Допускаю, что, может быть, меня ввели в заблуждение, поэтому  я  готов  со
всей ответственностью еще раз проверить все подозрения, и  если  окажется,
что я  действительно  допустил  ошибку,  то  я  готов  принести  вам  свои
извинения. Обещаю вам также, что если  я  ошибся,  то  в  моем  рапорте  в
соответствующие инстанции об этом инциденте не будет ни слова. Но если моя
первая предварительная версия будет неопровержимо подтверждена, то,  кроме
дружбы, которую я питаю к вам, господин консул, еще существует...
   - Вы непременно ошибаетесь, господин Клос, - прервал  его  Грандель.  -
Она предана партии, руководит нашей национал-социалистской организацией  в
консульстве. Перед этим была весьма доверенным  лицом  у  нашего  посла  в
Анкаре. С тридцать четвертого года безупречно служит Германии за границей.
Неоднократно проверялась службой безопасности... Вы непременно ошибаетесь,
господин Клос, - подчеркнул Грандель последние слова.
   - Я хотел бы, чтобы это было так, - ответил Клос. - Хотя бы в отношении
вас, господин консул.
   Раздался стук в дверь. На пороге появилась фрау фон Тильден.
   - Господин консул, - доложила она, - прибыл инспектор полиции, он хотел
бы вас видеть.
   - Хорошо, я иду, - поднялся Грандель.
   Фрау фон Тильден не спеша подошла к письменному столу,  села  в  кресло
своего шефа. Вынула из портсигара сигарету, закурила.
   - Нам предстоит веселая ночь, -  вздохнула  она.  -  Инспектор  полиции
начитался криминальных романов и пытается раскрыть причину смерти Росе. Но
искать причину  убийства  содержательницы  этого...  -  она  на  мгновение
запнулась, - этого веселого заведения в Стамбуле... - Она пожала плечами.
   - Все полицейские ищут причины, - отозвался Клос.
   - Не будьте наивным.  Вы  здесь  находитесь  вполне  достаточно,  чтобы
понять, что кафе Росе - это центр здешнего шпионажа. И чем  раньше  поймет
это инспектор полиции, - продолжала фрау фон Тильден, - тем  лучше.  Но  я
хотела вас спросить, господин Клос, тот клочок желтой бумаги,  который  вы
подняли в беседке, был конверт? Конвертом с фирменной  надписью  банка?  -
Она глубоко затянулась сигаретой.
   - Я не совсем понимаю, о чем вы говорите, - ответил  Клос.  -  Если  вы
считаете, что я намерен скрыть какие-то  вещественные  доказательства,  то
прошу вас сообщить об этом полиции.
   - Фи, - возмутилась фрау фон Тильден, -  не  думаете  ли  вы,  господин
Клос, что я намерена  выносить  наши  внутренние  немецкие  дела  на  этот
восточный базар? Дело и том, что этот конверт был в сумочке хозяйки  этого
веселого заведения. Когда она приехала в консульство и подошла к  зеркалу,
чтобы поправить прическу, ее сумка открылась и  я  увидела  там  такой  же
конверт. Я знаю, что это за конверт, и  поэтому  он  так  бросился  мне  в
глаза. Когда позже мы снова осмотрели ее сумку, то  конверта  там  уже  не
было.
   - Кто еще, кроме вас, мог видеть этот конверт? - спросил Клос.
   - Как представитель министерства экономики, вы, господин  Клос,  весьма
любопытны, - иронически усмехнулась фрау фон Тильден и отрывисто добавила:
- Все. Петере  был  в  раздевалке,  принимал  верхнюю  одежду  от  гостей.
Господин-консул осыпал  комплиментами  эту  миловидную  женщину.  Советник
Витте вместе со своим другом также находились около нее. Были еще и другие
гости, имен которых вы даже не знаете. А мадемуазель Росе стояла у зеркала
и довольно долго наводила красоту. Может быть, это ее и  погубило.  А  вы,
господин Клос, разве не заметили, что советник Витте  был  не  в  духе  на
сегодняшнем вечере? Он не присутствовал даже на захватывающем  аттракционе
Пауля.
   - Но вас там тоже не было, - заметил Клос.  -  Кроме  того,  вы  первая
обнаружили мертвую Росе.
   - Да, но не менее чем через две минуты после убийства. А трюки Пауля  я
уже неоднократно видела.
   - О! Вы, однако, наблюдательны! - воскликнул Клос.
   - Да, это результат моей многолетней работы секретаршей, господин Клос.
И заметьте, я считаюсь неплохой секретаршей.  Да,  еще  об  одном.  Это  я
договорилась с консулом, чтобы не оглашать  вашего  имени  на  сегодняшнем
приеме. Гости,  пользующиеся  дипломатическим  иммунитетом,  уже  покинули
консульство вот через те двери. - Она указала  на  небольшие  двери  около
библиотеки. - И  вам,  господин  Клос,  я  советую  выйти  из  консульства
незамеченным. Спокойной ночи.


   Ошибся, где-то допустил ошибку. Клос понял это еще в кабинете Гранделя.
Странная беседа с фрау фон Тильден и ее предложение  покинуть  консульство
незамеченным и тем самым избежать встречи с инспектором  турецкой  полиции
еще более усилили беспокойство Клоса.
   Через железную ограду сада он увидел полицейскую  автомашину  и  своего
"ангела-хранителя",  прислонившегося  к  кирпичной  стене  дома.  Шпик  не
проявлял  особого  беспокойства,  так  как  знал,  что  Клос  находится  в
консульстве.   Стараясь   остаться   незамеченным,   Клос   направился   к
противоположной стороне. Но и здесь уже стоял полицейский.
   Оставался только один путь - через соседний с консульством сад.
   Клос  вынужден  был  возвратиться  обратно.  Он  подошел  к  дубу,  где
несколько  часов  назад  стояла  маленькая  очаровательная  жена  толстого
китайца.
   Обогнув беседку, около которой Клос заметил  человека  в  штатском,  он
оказался перед невысокой каменной стеной. За стеной тоже  был  сад,  очень
запущенный - видимо, здесь не было настоящего хозяина.
   Клос сориентировался, что если он пойдет налево, то попадет  на  улицу,
где  расположена  стоянка  такси,  которая  находится   вдали   от   поста
полицейского.
   Прыгая со стены, Клос зацепился  за  что-то  и  упал,  подвернув  ногу.
Поднялся, огляделся  вокруг  и  направился  налево,  намереваясь  выйти  к
стоянке такси. Для предосторожности вынул из заднего кармана брюк пистолет
и снял его с предохранителя. Неожиданно он вышел к невысокой ограде  сада,
за которой была уже знакомая ему улица. Все вокруг было спокойно,  и  Клос
решил, что опасность непосредственно ему не грозит.  Поэтому  он  поставил
пистолет на предохранитель, сунул его в карман, стряхнул с брюк  кирпичную
пыль и направился к гостинице.
   Неожиданно  за  углом  темной  пустынной  улицы  в  глаза  ему   ударил
ослепительный луч света.
   Клос понял, что только теперь начинается настоящая  игра,  враг  застал
его врасплох, безоружным, и эта ошибка может стоить ему жизни.
   Серебристый продолговатый предмет промелькнул в нескольких  сантиметрах
от Клоса, ударил в стену и со звоном отскочил.
   Клос рванулся вперед, краем глаза заметив в десяти - двенадцати  метрах
от себя мужчину, который собирался бросить в его сторону второй нож.
   Последние сомнения рассеялись - это был Пауль. Клос упал, снова вскочил
на ноги, держа в руках горсть мелких камней. С размаху бросил их в сторону
нападающего, но не попал и снова был вынужден отскочить в  сторону,  чтобы
уклониться от следующего броска. Удивительно то, что ни один нож не  попал
в цель, а ведь Пауль мог метать их без промаха.
   Клос, в  смокинге,  на  фоне  белой  стены  был  отличной  мишенью  для
нападающего, который действовал в быстром темпе. Клос начинал уставать,  к
тому же боль в ноге, поврежденной во время прыжка со стены, давала о  себе
знать.
   Не успев увернуться,  Клос  получил  удар  в  предплечье  и,  когда  он
инстинктивно приложил руку к ране, увидел приближающегося к нему  Пауля  с
занесенной  для  последнего  броска   рукой.   Дальше   произошло   что-то
неожиданное. Пауль вдруг скорчился и со стоном упал на мостовую. И  только
теперь Клос заметил мужчину, уже почти скрывшегося за углом.
   Зажав рану, Клос как можно быстрее пошел в гостиницу.  На  счастье,  за
конторкой администратора никого не было, и ему не пришлось отвечать ни  на
чьи вопросы. Никем не замеченный, он добрался  до  своего  номера.  Только
теперь Клос осознал до конца, что еще несколько минут назад был на волосок
от гибели, и все из-за ошибки, допущенной им в консульстве.
   Не случайно человек князя Мжаванадзе пытался  его  убить  именно  после
того, как он обвинил в шпионаже фрау фон Тильден. А из этого следует,  что
именно она и есть агент Интеллидженс сервис, а ее шеф - князь Мжаванадзе.
   Только один вопрос для Клоса был не совсем ясен: как удалось Мжаванадзе
так быстро отреагировать на его разговор с Гранделем?
   "Видимо, -  подумал  Клос,  -  секретарша  подслушала  мой  разговор  с
консулом и быстро доложила князю. Если князь еще оставался после приема  в
консульстве, то она могла это сделать  без  особого  труда.  Вот  тогда-то
Мжаванадзе и отдал  приказ  Паулю  уничтожить  Клоса.  Но  если  инспектор
турецкой полиции допрашивал гостей, бывших  на  приеме  в  консульстве,  и
прежде всего лиц, не пользующихся  дипломатическим  иммунитетом,  то  мало
вероятно, чтобы Паулю было позволено покинуть здание консульства".
   Вероятно, фрау фон  Тильден,  называя  инспектору  полиции  имена  лиц,
приглашенных на прием, умышленно не упомянула о князе и Пауле, что дало им
возможность избежать встречи с инспектором и незаметно покинуть территорию
консульства. Но тогда непонятно,  продолжал  размышлять  Клос,  откуда  же
Мжаванадзе узнал о его разговоре с консулом.
   Все эти мысли роем проносились в голове Клоса, пока он перевязывал себе
руку. На счастье, рана была неглубокая, и Клос подумал, что это,  пожалуй,
весьма дешевая расплата  за  допущенную  им  ошибку.  Если  бы  не  помощь
незнакомца, кто знает, чем бы все это кончилось.
   Думы его были прерваны телефонным звонком.
   - Звоню вам от имени Теодора, - услышал он незнакомый  голос  и  только
через некоторое время осознал, что с ним говорят по-польски.
   Клос буквально онемел от неожиданности.
   - Алло, ты меня слышишь?  -  спросил  тот  же  голос.  -  Как  ты  себя
чувствуешь? Как рана?
   - Ничего опасного, - ответил Клос. - Может быть, ты поднимешься ко мне?
Только прихвати что-нибудь выпить на радостях.
   - Хорошо. Принесу тебе не только бутылку, - послышалось в трубке.
   Через некоторое время раздался тихий стук  в  дверь.  Открыв  ее,  Клос
остолбенел. На пороге с бутылкой вина и  перевязочными  материалами  стоял
хозяин гостиницы "Ориент"...
   - Прежде всего, - спокойно сказал он, - покажи мне свою рану, "J-23".
   И только через час оживленной беседы, беспорядочных вопросов и  ответов
двоих соотечественников, которые  наконец  могли  наговориться  на  родном
языке, шеф стамбульской резидентуры польской разведки перешел к делу.
   - Росе допустила непростительную ошибку, а точнее, две, - промолвил он.
- Она любила дешевые эффекты. Поэтому, когда узнала, что владельцем  счета
помер 115/185 -  в  Центральном  банке  является  советник  Витте,  решила
проверить, какое впечатление произведут на него полученные ею сведения.  С
этой целью она подошла к  его  столику  именно  в  тот  момент,  когда  ее
помощника, девушка-танцовщица, сообщала по телефону Витте, что знает, кому
принадлежит указанный счет в банке.  Другая  неосторожность,  -  продолжал
шеф, - заключается в том, что Росс решила прийти на прием  в  консульство,
вместо того чтобы доставить выписку  из  банковского  счета  Витте  другим
путем или просто передать ее мне. Она не предполагала, что  Витте  раскрыл
ее игру.
   - Думаю, что все было иначе, -  не  согласился  с  ним  Клос.  -  Витте
сначала мог ничего не знать о  настоящей  роли  Росе.  Видимо,  ее  ошибка
состояла в том,  что  она  не  закрыла  свою  сумку,  где  был  конверт  с
банковским счетом Витте, в то время, когда поправляла  свой  туалет  перед
зеркалом в гостиной консульства.
   Далее Клос коротко рассказал шефу о своих наблюдениях в консульстве,  о
том, что фрау фон Тильден  проявила  чрезмерное  любопытство  относительно
убийства Росе и фирменного конверта Центрального банка, который лежал в ее
сумке.
   - Витте, - продолжал Клос, - видимо, увидел этот конверт в сумке  Росе,
сопоставил это с телефонным звонком в клубе и  все  понял.  А  когда  она,
уверенная  в  себе,  не  подозревая  опасности,  пошла  с  ним  в  беседку
консульского сада, удушил ее. Я же, - медленно  продолжал  Клос,  -  после
того как Витте одолжил мне деньги, был убежден, что именно он тот человек,
которого необходимо оградить от подозрений.  Если  бы  я  раньше  знал,  -
заключил  Клос,  -   что   князь   Мжаванадзе   является   шефом   здешней
разведывательной сети англичан, то...
   - И если бы ты из кафе Росе возвратился в номер своей гостиницы, а не в
консульство... - вставил шеф, посмотрев на часы. -  Сейчас  ты  поедешь  к
князю Мжаванадзе. На всякий случай я отвезу тебя на своей машине.
   - К князю? В такой поздний час? - удивился Клос.
   - Князь ждет тебя, - ответил шеф.
   Автомашина остановилась перед виллой в псевдовосточном  стиле,  которая
показалась Клосу знакомой. Освещенные окна на  верхнем  этаже  говорили  о
том, что хозяин виллы еще не спи!.
   - Я заеду за тобой примерно через час, у меня есть еще некоторые  дела,
- сказал шеф. - Раньше не выходи, жди моего приезда.
   - А консул? - спросил Клос. - Я должен его успокоить, чтобы  совесть  у
него была чиста перед фюрером.
   - Успеешь это сделать завтра.
   - Завтра я хотел заняться советником Витте.
   - Об этом не беспокойся. Витте я займусь сам! - решительно сказал  шеф.
- Он убил Росе, - добавил он, как бы объясняя этим свое решение.


   Двери виллы открыл Пауль.
   - Князь вас ожидает, - сказал он, как будто ничего не произошло. Голова
его была перевязана, и сквозь бинты проступало красное пятно.
   Мжаванадзе стоял в дверях своего кабинета в накинутом на плечи  цветном
халате, из которого выглядывала белоснежная рубашка.  Он  молча  пропустил
Клоса вперед, жестом указав на глубокое кресло  под  большим  невключенным
торшером. Князь тщательно закрыл за  собой  двери,  налил  два  бокала  из
стоящей на столе бутылки и только тогда сел в кресло напротив Клоса.
   - Прошу вас, господин Клос. Я даже не предполагал,  что  мы  так  скоро
встретимся.
   - Простите, князь, что время оказалось не столь подходящим для  визита,
- ответил Клос.
   - Это я должен извиниться за столь неприятный инцидент, господин  Клос,
- продолжал князь. - Я очень рад, что вы остались живы.
   - Если бы вы знали, как я рад!
   Оба рассмеялись, понимая друг друга.
   - Нас обоих подвели нервы, - продолжал Мжаванадзе.
   - Да, - подтвердил Клос, - я едва не поплатился жизнью за свою  ошибку.
И был на волосок от смерти, когда  ваш  Пауль  пригвоздил  меня  к  стене.
Подозревая меня, вы, князь,  также  совершили  ошибку.  Я  же  решил,  что
советник Витте ваш человек, и поэтому намеревался его охранять...
   - Когда вы приехали в Стамбул и я получил вот это, - князь  положил  на
стол пачку фотографий, на которых  был  запечатлен  Клос  на  стамбульском
Главном вокзале, - мне известна была только первая  часть  вашей  роли.  Я
предполагал, что вы не тот человек, за  которого  себя  выдаете.  -  Князь
усмехнулся: - Откуда я мог знать,  что  вы,  господин  Клос,  намеревались
обезопасить моего агента, действующего в немецком консульстве?!
   - У нас с вами, князь, ничья, - заметил Клос.  -  Все  свои  подозрения
относительно фрау  фон  Тильден  беру  обратно.  Полагаю,  что  английским
агентом, действующим в немецком консульстве, для  Берлина  будет  советник
Витте. Но вашему, князь, настоящему агенту, фрау фон  Тильден,  необходимо
на  какое-то  время  прекратить  свою  деятельность.  Надо   дать   понять
контрразведке  в  Берлине,   что   исчезновение   Витте   означает   конец
деятельности английской агентуры в немецком консульстве в Стамбуле.
   - Разумеется. Однако вас, господин Клос,  не  удивляет,  откуда  я  так
быстро узнал о беседе с Гранделем, во  время  которой  вы  высказали  свое
подозрение относительно фрау фон Тильден? - спросил князь улыбаясь.
   - Видимо, она подслушивала.
   - Она? Нет. Жаль, что уже так поздно, но все же  попробуем,  -  ответил
князь.
   Он подошел к выключателю, повернул его. Зажглась большая  электрическая
лампа  торшера,  возле  которого  сидел  Клос.  Одновременно  он   услышал
необычные звуки: какие-то скрипы, шарканье ног, тяжелые вздохи человека.
   - Господин консул нервничает, не может уснуть, и  все  это  из-за  вас,
господин Клос, - заметил князь. А потом торжествующим тоном добавил:  -  В
консульстве вмонтировано одиннадцать микрофонов, три - в кабинете консула.
Теперь вам понятно?
   - Когда вы успели сделать все это?
   - О, это было еще до войны. В этом районе тогда  устанавливали  газовое
оборудование. Все было так просто... Правда, это устройство имеет  и  свои
недостатки, - продолжал князь, - ибо консул  Грандель  не  имеет  привычки
читать вслух свои совершенно  секретные  документы.  Тогда  мы  используем
нашего агента фрау фон Тильден.
   - Ваше оборудование, князь, имеет еще один недостаток, - уточнил  Клос.
- Из-за него я едва не сломал себе ногу. Если  вы  не  прикажете  закопать
провод в своем саду,  его  может  обнаружить  даже  глуповатый  гитлеровец
Петерс.
   Только теперь Клос понял, почему вилла князя показалась  ему  знакомой:
мимо нее он дважды  проходил  сегодняшней  ночью.  Это  было  единственное
здание в восточном стиле на правой стороне  улицы,  около  стоянки  такси.
Только запущенный сад отделял его от виллы консульства.
   - Вы ликвидируете советника Витте? - вдруг спросил Клоса князь.
   - А вы что-нибудь имеете против этого? - ответил Клос.
   - Нет. Просто предлагаю небольшую сделку. Вы оставляете в  покое  моего
агента фрау фон Тильден, а взамен мы передаем полное  досье  на  советника
Витте. Ваши шефы  в  Берлине,  получив  подробные  материалы,  будут  вами
довольны. Я не спрашиваю вас, господин Клос, кем  вы  являетесь  на  самом
деле. Я хочу только иметь гарантию, что фрау фон Тильден...
   - Дорогой князь, - заметил Клос, - человек, который привез меня к вам в
своей машине, а перед этим предупредил вас о  моем  визите,  знает  о  вас
столько, что...
   Князь Мжаванадзе не дал ему закончить:
   - Вы  забыли,  господин  Клос,  что  здесь  вы  одни.  -  Князь  громко
рассмеялся,  потом  приподнял  бокал  и  произнес:  -  Выпьем  за   успехи
союзников!
   Выпили. Князь подошел к окну, посмотрел  на  ясное,  безоблачное  небо.
Занималось тихое, солнечное утро.
   - Вы, господин Клос,  еще  долго  задержитесь  в  Стамбуле?  -  спросил
Мжаванадзе.
   - Да, видимо, еще несколько дней, хотя моя миссия уже почти  закончена.
Правда, я должен еще купить килограмм настоящего кофе для штандартенфюрера
Рейсмана, а может быть, я куплю ему целых два килограмма...





   Клос открыл окно. Дым  ворвался  в  купе  вагона,  занавеска  от  ветра
взметнулась вверх, лежавшие на столике газеты и сигареты слетели  на  пол.
Плотная пелена дыма закрыла все вокруг, и  Клос  не  видел  ничего,  кроме
сигнальных огней да неясных контуров каких-то строений.
   Он посмотрел на  девушку,  сидевшую  напротив.  В  скромном  коричневом
платье  она  выглядела  значительно  элегантнее,  чем  в   мундире.   Клос
почувствовал на себе ее пристальный взгляд и  подумал,  что  допустил  уже
вторую ошибку за те два часа, что  провел  вместе  с  ней  в  купе  вагона
скорого поезда, следующего из Берлина через Познань, Варшаву  и  далее  на
Люблин и Львов, пересекая с севера на юг оккупированную Польшу.
   Первую ошибку Клос совершил буквально через две минуты после того,  как
поезд отошел от Берлинского вокзала. Он стоял перед окном и  вдруг  увидел
лучи  прожекторов,  перекрещивающиеся  в  небе,  а  потом  услышал  грохот
взорвавшихся бомб. Поезд тронулся, стремясь быстрее вырваться из огненного
кольца. Клос упивался этим зрелищем,  на  мгновение  забыв  о  присутствии
девушки, которая внимательно наблюдала за выражением его лица.
   Заметила ли она его радость? Неужели ей удалось то, что не удавалось до
этого никому, - застать врасплох Ганса Клоса, когда он,  расслабившись  на
миг, потерял над собою контроль? А ведь он всегда, в любой ситуации владел
собой, ни на минуту не забывая, кто он. Она ничего не сказала, но... Ганна
Бесель - небезопасный противник.  Она  не  просто  миловидная  девушка,  с
которой приятно путешествовать в одном купе, а офицер  немецкой  разведки.
Она его враг, хитрый и опытный, может быть, даже один из наиболее  опасных
противников, с которым ему, Клосу, приходилось до этого встречаться.
   Ганна Бесель сидела непринужденно и  курила,  мастерски  пуская  кольца
ароматного дыма.
   - Тебе душно, Ганс? - спросила она Клоса. - Если хочешь, можешь открыть
окно.
   - Нет, благодарю тебя... Послушай, Ганна...
   - Снова! - с досадой прервала она Клоса. - Ты забываешь, что  я  теперь
не Ганна, а Ева.
   "Входит в роль", - подумал Клос и вспомнил о настоящей Еве,  замученной
в берлинском гестапо. Той, настоящей Евы он  почти  не  знал  -  видел  ее
однажды в коридоре военного министерства в Берлине и не  предполагал,  что
она... Он понял это  позднее,  когда  увидел  ее  вечером  около  портрета
Фридриха Великого, висящего в  коридоре,  недалеко  от  двери,  ведущей  в
интендантство, где господствовал полковник  Люфт.  Ева  Фромм  работала  у
Люфта  секретаршей  по  рекомендации  СД  и  была  допущена  к   секретным
документам. Маленькая, неприметная, ничего собой  не  представляющая,  она
сидела часами, склонясь над пишущей машинкой, не поднимая глаз даже тогда,
когда кто-то входил в приемную полковника Люфта. Клос даже  не  помнил  ее
лица...
   В тот вечер он засиделся допоздна над  составлением  каких-то  списков.
Закончив работу, Клос приоткрыл дверь,  ведущую  в  коридор,  увидел  Еву,
стоящую около портрета... Спустившись через несколько минут  вниз,  увидел
ее снова. Двое верзил, обязанности которых он хорошо знал, держали Еву под
руки.  Когда  они  грубо  вталкивали  ее  в  машину,  она  была   бледная,
перепуганная насмерть. Невдалеке  стояла  другая  машина.  Около  водителя
сидела молодая женщина в мундире. Клос не знал тогда,  что  ее  имя  Ганна
Бесель.
   О дальнейшей судьбе Евы он узнал только через два дня. Будучи вызванным
к полковнику Лангнеру, одному  из  заместителей  адмирала  Канариса,  Клос
застал в его кабинете Ганну Бесель и  капитана  Больдта,  которого  хорошо
знал по совместной работе в отделе "Восток" абвера.
   - Это капитан Клос, - сказал Лангнер, обращаясь к Ганне  Бесель.  -  Он
один из наших наиболее способных офицеров. Поэтому я выделил  его  в  ваше
распоряжение, майор, на время этой весьма сложной операции.
   Клос молчал. Он знал, что прусские офицеры, а Лангнер был пруссаком, не
любят, когда  подчиненные  задают  им  вопросы.  Они  должны  уметь  молча
слушать, что им говорят, время от времени напоминая о своем присутствии  и
беспрекословном повиновении коротким и звучным: "Так точно".
   - Вы, господин Клос, работали в Польше и поэтому снова отправитесь туда
же, - продолжал Лангнер. Кратко и точно он изложил суть дела:  -  Два  дня
назад была арестована Ева Фромм, за которой велось длительное  наблюдение.
Будучи немкой и, кроме того, дочерью офицера, она работала на  иностранную
разведку. - Лангнер не пытался скрыть своего возмущения: - Переписывая  на
машинке секретные документы, она закладывала лишний экземпляр и  оставляла
его в тайнике, устроенном за портретом Фридриха Великого! Однако ее допрос
не дал желаемых результатов  -  Ева  Фромм  не  призналась,  на  кого  она
работала и кто пользовался тайником. Не призналась, - повторил  полковник,
а Клос в это  время  подумал,  что  надо  обладать  поистине  неиссякаемым
мужеством и бесстрашием, чтобы пройти через все муки ада  и...  ничего  не
выдать. - Она показала, что встретила неизвестного мужчину, который дал ей
инструкции и деньги. Потом она уже больше никогда его не видела. Время  от
времени в тайнике за портретом она находила для  себя  очередное  задание.
Это явная ложь, -  бросил  оберет,  -  но,  к  сожалению,  Ева  Фромм  уже
действительно больше ничего не скажет. С нею слишком жестоко  обошлись  на
допросе. - Снова на лице Лангнера появилось пренебрежительное выражение. -
Видимо, вы понимаете, что все это значит, - медленно промолвил он. - Кроме
того, неизвестно, кто из сотрудников военного  министерства  мог  знать  о
тайнике за портретом.
   Клос попросил разрешения закурить. Это было единственное,  что  он  мог
себе позволить.
   - Итак, - продолжал Лангнер, - Ева Фромм в день ареста оставалась  одна
в кабинете полковника. Люфта для выполнения срочного задания. Ее  шеф  был
так неосторожен, скажем прямо, слишком доверчив, - подчеркнул полковник. -
Он так доверял своей секретарше, что даже  не  закрывал  сейф.  Ева  Фромм
имела  возможность  заснять   на   микропленку   секретные   схемы   наших
оборонительных укреплений на Западном фронте.
   В кабинете воцарилась тишина. Больдт равнодушно смотрел в пространство,
Ганна Бесель демонстративно  рассматривала  Клоса,  отчего  капитану  было
как-то неловко.
   - Этот микрофильм, - полковник повысил голос, - видимо, находится уже у
агента иностранной разведки,  ибо  наши  люди  сразу  после  ареста  Фромм
вскрыли тайник, но там уже ничего не было.
   В кабинете снова стало тихо. Клос не знал, на кого работала  Ева  -  на
американцев, на англичан или на русских, но он думал сейчас о ней,  как  о
солдате, погибшем в бою.
   - И вот в связи с этим делом, - продолжал Лантнер,  -  майор  Бесель  и
капитан Клос должны будут выехать в Польшу, Там, в генерал-губернаторстве,
есть небольшое  местечко  Лиско-Здруй,  где  размещается  дом  отдыха  для
офицеров. Мы  предполагаем  и  даже  уверены,  что  в  ближайшее  время  в
Лиско-Здруе появится агент противника, полковник Конрад, и  что  цель  его
приезда - встреча  со  связным  их  разведки  в  Берлине,  который  должен
доставить микрофильм с планами укреплений на нашем Западном фронте.
   "Откуда это вам известно?" - хотел  спросить  Клос,  но  промолчал.  Он
понимал, что на этот вопрос ему не ответят.
   -  Мы  располагаем  точной  информацией,  -  продолжал  Лангнер.  -   В
Лиско-Здруе уже более  пятнадцати  лет  работает  наш  агент.  Он  отлично
законспирирован, член польской подпольной сети. Его имя Плюш.  Прошу  вас,
господин Клос, запомнить это имя - Плюш.
   - Так точно, - отозвался Клос и добавил: - Понимаю,  мы  должны  убрать
Конрада и его агентурную сеть, -  прекрасно  понимая,  что  он  едет  туда
совсем  не  за  этим.  Клос  продемонстрировал  перед   Лангнером   полное
отсутствие  сообразительности,  которое  так  ценят  в  своих  подчиненных
прусские офицеры.
   -  Вы  же,  господин  Клос,  работаете   не   в   гестапо!   -   бросил
пренебрежительно Лангнер. - Майор Бесель будет играть  роль  Евы  Фромм  и
послезавтра выедет в Лиско-Здруй, чтобы вручить Конраду  пленку  с  нашими
оборонительными укреплениями. Вот этот микрофильм. -  Лангнер  бросил,  на
стол катушку с микропленкой. - Вы, господин  Клос,  будете  действовать  в
роли офицера безопасности. По приезде установите контакт с  нашим  агентом
Плюшем и обеспечьте успешное  возвращение  Конрада  в  Англию.  -  Лангнер
громко рассмеялся: - Наконец-то они будут иметь планы наших оборонительных
укреплений! Вы понимаете,  конечно,  господин  Клос,  что  передача  этого
микрофильма   английской   разведке   осуществляется   для   дезинформации
противника, - уточнил Лангнер, явно недооценивая  сообразительность  своих
офицеров.
   Операция была хорошо продумана, должен был признать Клос,  и,  когда  в
кабинете снова воцарилась тишина, он рискнул задать вопрос:
   - А если появится их настоящий связной из Берлина и предупредит Конрада
об аресте Евы Фромм?..
   - Вот именно  в  этом-то  все  и  дело,  -  ответил  Лангнер.  -  Тогда
необходимо его убрать прежде, чем он встретится с Конрадом, и во чтобы  то
ни стало изъять у  него  настоящий  микрофильм  с  планами  оборонительных
сооружений. И ваша задача, Клос, не  допустить,  чтобы  он  попал  в  руки
врагов. От этого зависит успех всей нашей операции и  безопасность  майора
Ганны Бесель.
   Клос хорошо понимал, что Ганна Бесель там, в польской разведке,  должна
будет играть ту же роль, что и он, Ганс Клос, в абвере, поэтому он  обязан
помешать ей, но так, чтобы на него не пало и тени подозрения...
   - О чем так задумался, Ганс? - неожиданно услышал он голос Ганны.
   -  Поездка  через  территорию  генерал-губернаторства  небезопасна,   -
ответил Ганс первое, что пришло ему на ум.
   - Ты боишься? - удивилась Ганна.
   Клос промолчал. Ганна Бесель продолжала играть и, как показалось Клосу,
пыталась его на что-то спровоцировать.
   "Может быть, она меня в чем-то подозревает? - подумал Клос. - А  может,
подозрение возникло в Берлине?" Вот уж несколько часов Клос  искал  ответы
на эти вопросы. Он знал, что игра, которую он ведет, небезопасна, но  пока
не видел причин для  того,  чтобы  поддаваться  панике;  человек,  который
теряет  самообладание,  как  правило,  допускает  ошибки  и   чаще   всего
проваливается...
   - Это увлекательная игра, - услышал он голос Ганны. -  Ты  знаешь,  что
особенно меня занимает? Это то, что  я,  женщина,  приношу  больше  пользы
здесь, чем многие мужчины на фронте, а вместе с тем вся моя жизнь -  риск,
а я не чувствую страха, даже когда удваиваю ставку. Все  оплатится  жизнью
сполна!
   "Провинциальная Мата Хари", - подумал  Клос  с  презрением.  Он  хорошо
знал, как дорого расплачиваются  за  такую  игру,  и  ежедневно  проклинал
мундир, который вынужден носить, и свою работу в этой проклятой войне.
   - Ты любишь соперничать с мужчинами? - спросил. Клос,  лишь  бы  что-то
сказать Ганне.
   - Конечно. С удовольствием, например, с тобой, - ответила Ганна Бесель.
   - Да, но мы с тобой - на одной стороне, - возразил Клос, едва сдерживая
волнение. - Давно ты работаешь в разведке? - уже спокойно спросил он.
   - Такие вопросы задавать не следовало бы, но я могу  тебе  ответить:  с
тридцать восьмого. - Она громко рассмеялась: - Уверена,  что  больше,  чем
ты. В тридцать восьмом приехала в Германию. Я немка из Аргентины, оттуда и
мое знание языков...
   - Ну и как, пригодились?
   - Конечно. У меня исключительные способности к иностранным языкам,  мой
дорогой Ганс. Я владею даже польским.
   Клос подумал,  что  без  знания  польского  языка  ей  трудно  было  бы
выполнить задание Лангнера. Вместе с тем  это  обстоятельство  значительно
усложняет его задачу. В обстановке  подпольной  борьбы  с  оккупантами  он
должен будет найти путь, ведущий к английскому агенту Конраду, обезвредить
немецкого агента Плюша - и  сделать  это  быстро,  чтобы  разрушить  планы
абвера...
   Поезд замедлил ход. Клос отодвинул занавеску  и  вместо  города  увидел
нагромождение развалин, освещенных луной. Он прильнул к окну, чтобы  Ганна
не могла видеть его лица, так как не был уверен в том, что его  не  выдаст
неосторожное движение губ и выражение лица..."
   - Что это? - спросила Ганна Бесель.
   - Варшава.
   - Ах да! - воскликнула майор Бесель. - Это же  бывшая  столица  Польши,
которая теперь навсегда останется германской провинцией. Как  ты  думаешь,
Ганс, долго ли мы простоим здесь?
   - Надеюсь, что нет, - ответил Клос, и на этот раз совершенно искренне.


   На вокзале у Клоса  предстояла  встреча.  И  здесь  он  опять  допустил
ошибку... Впрочем, через несколько минут допустил еще  одну  -  недооценил
сообразительность и бдительность "провинциальной Мата Хари".
   Матей должен был ожидать его на перроне. Клос  послал  ему  из  Берлина
открытку, в  которой  заранее  условленным  кодом  сообщил  дату  и  время
прибытия поезда в Варшаву. Однако перрон, к сожалению, был  пуст.  Но  все
обошлось благополучно: буквально тут же появился Матей в черном  пальто  и
такой же шляпе.
   Клос держал во рту незажженную сигарету, и Матей очень услужливо,  даже
слишком услужливо, подскочил к нему и протянул зажигалку.  Они  находились
рядом буквально каких-нибудь две секунды.
   - Еду в Лиско-Здруй, - тихо сказал Клос. - Жду тебя  послезавтра.  Речь
идет об установлении контакта с Конрадом. Точно я не знаю, кто он...
   Матей не торопясь направился вдоль состава.
   Клос возвратился к своему  вагону,  около  которого  суетился  грузный,
широкоплечий господин  в  тирольской  шляпе.  Обливаясь  потом,  он  тащил
увесистые чемоданы, выкрикивая какие-то немецкие ругательства.
   - Даже носильщиков нет в этой проклятой Варшаве! - ворчал толстяк.
   Клос помог ему внести вещи в купе и таким образом завязал знакомство  с
господином  Гебхардтом,  который,  как  оказалось  позже,  также  ехал   в
Лиско-Здруй.
   Поезд тронулся. Клос, оставаясь в тамбуре вагона, мог еще  видеть  край
аллеи Третьего Мая, а потом уже с моста бросил прощальный взгляд на  Вислу
и на предместье Варшавы - Прагу.
   - Однако же увлекла тебя эта Варшава! - услышал  он  за  своей  спиной.
Мгновенно повернулся: Ганна Бесель  уже  в  который  раз  преподносит  ему
сюрприз!
   - Когда-то я провел здесь месяца два.
   - Как видно, поляки - любезный народ, - съехидничала  майор  Бесель.  -
Стоит  только  выйти  на  перрон,  как  кто-то  услужливо  дает  прикурить
немецкому офицеру.
   - Может быть, он немец, -  равнодушно  ответил  Клос.  -  Ты  не  очень
наблюдательна.
   - Может быть... А теперь не забудь: в  Лиско-Здруе  мы  не  знаем  друг
друга. Оба приезжаем в дом отдыха. Помни,  что  там  каждую  минуту  может
появиться их настоящий связной из Берлина. И чтобы не было  недоразумений,
повторяю еще раз: я беру на себя руководство всей операцией.
   Клос ответил, что приказ  есть  приказ  и  он  ему  подчиняется.  Ганна
говорила еще что-то, но он больше ее  не  слушал.  Они  стояли  в  тамбуре
вагона около дверей. "Стоит только передвинуть защелку на "Открыто" - и...
- промелькнуло в голове Клоса. - Если ее убрать сейчас,  поверят  ли,  что
это был несчастный случай? Может быть, поверят... Огромный  риск,  но  при
удаче наверняка еще одна провокация абвера  провалится  в  самом  начале".
Решил. Передвинул защелку  на  "Открыто"  в  уверенности,  что  Бесель  не
заметила быстрого движения его руки...
   - Мы должны быть осторожными, Ганс, - промолвила Ганна,  -  ибо  каждая
ошибка может нам дорого стоить. - Она отошла  от  двери,  а  потом  быстро
переставила защелку на "Закрыто".
   "Интуиция? Предчувствие? А может быть,  подозрение",  -  не  переставал
мучительно думать Клос, когда возвратился в купе. Здесь уже разместился со
своими  чемоданами  господин   Гебхардт,   Он   жаловался   на   то,   что
железнодорожники в Берлине ввели его в заблуждение и поэтому  он  вынужден
был ехать до этого проклятого Лиско-Здруя с пересадкой в Варшаве. Впрочем,
нужно   ли   ему   вообще   проводить   свой    отпуск    на    территории
генерал-губернаторства? Он удивляется, как мог  на  это  согласиться.  Он,
высокопоставленный чиновник, советник министерства пропаганды  рейха,  мог
бы выехать куда-нибудь в горы или даже на французское побережье, а  вместо
этого едет в какой-то Лиско-Здруй. Может быть, его потянули  в  эти  места
военные воспоминания? Он  хорошо  помнит  то  время,  когда  участвовал  в
блицкриге тридцать девятого  года  и  часть  этой  кампании  провел  около
Лиско-Здруя. Это было незабываемое время  настоящих  мужских  переживаний.
Да, действительно незабываемое... Обрушив на  них  лавину  слов,  Гебхардт
достал из чемодана бутылку французского коньяка и металлические  стопочки.
Вскоре они медленно тянули ароматный напиток, а Гебхардт все рассказывал и
рассказывал о себе, даже о том, что на вокзале  в  Лиско-Здруе  его  будет
ожидать машина одного высокопоставленного господина.
   - Это мой близкий приятель, - продолжал Гебхардт, - и порядочный немец,
который имеет теперь друзей в каждой оккупированной стране.  -  Он  громко
рассмеялся: - Поедете вместе со мной и увидите, какой я  гонщик.  Это  мое
увлечение.
   Автомашина действительно ждала Гебхардта. Толстяк сел за руль. Ехали  с
вокзала по широкому шоссе, обсаженному деревьями, потом внезапно  открылся
небольшой городок в долине среди отлогих гор, покрытых  густым  лесом.  На
полях  виднелись  стога,  а  жнивье,  тянувшееся  до  самых  склонов  гор,
напоминало о наступающей осени. Проехали  извилистые  улочки,  застроенные
одноэтажными деревянными домиками, уже глубоко осевшими в землю и  открыто
показывающими свою ветхость.
   Гебхардт прибавил газу, машина выскочила из  лабиринта  улиц,  и  через
несколько минут они оказались перед двухэтажным домом, стоявшим у подножия
горы в густом парке.
   - Именно здесь,  -  сказал  с  радостью  Гебхардт,  -  здесь  мы  будем
отдыхать. - И нажал на сигнал.


   Их пребывание в Лиско-Здруе мало походило на отдых.  Клос  предполагал,
что Ганна Бесель проинформирует его о деталях предстоящей операции  и  что
он будет равноправным партнером в ней. Однако сразу же стало ясно, что ему
предназначена роль значительно скромнее: выполнение  отдельных  поручений.
Он должен был установить контакт с агентом  абвера  Плюшем,  но  не  знал,
каким способом Ганна Бесель намеревается выйти на Конрада и его агентурную
сеть.
   Клос ожидал Матея, без которого не мог что-либо предпринять. А  времени
было так мало: день, может быть,  два!..  Но  Клос  не  терял  надежду  на
лучшее. Он решил: если Ганна не раскроет своих карт, ему придется  следить
за каждым ее шагом. Клос думал об этом, прохаживаясь по широкому  коридору
дома  отдыха,  стены  которого  были  увешаны  картинами,   прославляющими
немецкие победы на всех  фронтах.  Но  вот  он  остановился  перед  дверью
комнаты Ганны Бесель, открыл ее.
   Майор Бесель сидела перед зеркалом и расчесывала волосы.
   -  Мне  очень  приятно,  Ганс,  что  ты  пришел,  -  сказала   она   не
поворачиваясь. В ее голосе чувствовалась  язвительная  насмешка.  Знакомые
немцы редко разговаривали с Клосом подобным тоном, и это  еще  больше  его
обеспокоило и насторожило. - Ты решил уделить мне внимание  и  посмотреть,
как я устроилась? Но я же предупреждала тебя, чтобы ты не афишировал  наше
знакомство.
   - Меня очень огорчает такое безразличие, - вздохнул Клос.
   - Я должна тебя видеть столько, сколько требует дело, - ответила Ганна.
   - Но мне этого недостаточно.
   - Что это? - Майор Бесель посмотрела на него с усмешкой. - Признание?
   Клос молчал.
   - Ну хорошо, допустим...  Но  ты,  Ганс,  ведешь  себя  как  мальчишка,
которому не дали денег на кино. Я тебе уже  говорила,  что  ты  интересный
парень, но служба требует... Ты не женат? - вдруг спросила Ганна.
   - Нет.
   - Может быть, у тебя есть невеста?
   - Тоже нет.
   - Удивительно. Немногие офицеры в твои годы не имеют любимых девушек на
родине.
   Клос вынужден был сменить тему разговора.
   - Когда ты пойдешь туда? - спросил он Ганну. Он действительно не  знал,
пойдет ли она куда-либо, но справедливо  предполагал,  что  ей  необходимо
установить с кем-то контакт или иметь адрес, который  помог  бы  выйти  на
встречу с Конрадом.
   - Когда я туда пойду? -  спросила  Ганна  и  рассмеялась.  -  Очевидно,
скоро, мой дорогой Ганс. У нас очень мало времени, потому что тот, третий,
на кого работала Ева Фромм, может появиться здесь каждую минуту.
   - Он мог даже приехать вместе с нами, - вставил Клос.
   - Принимаю и это во  внимание,  -  ответила  она  холодно.  -  Если  он
приехал, то ему известен тот же пароль, который  знаю  я,  и,  видимо,  он
осведомлен об аресте настоящей Евы Фромм...
   "Ведь знает какой-то  пароль,  -  подумал  Клос,  -  и,  наверное,  уже
установила контакт. По всей вероятности, эту информацию  она  получила  от
Плюша".
   - Тебе, Ганс, необходимо побыстрее встретиться с Плюшем, - посоветовала
Ганна, как будто угадав его мысли.
   - Да, но я хочу быть уверенным, что ты в безопасности, - ответил  Клос.
- Ты же можешь оказаться в ловушке, а я обязан охранять тебя.
   Она громко рассмеялась:
   - Этого от тебя не требуется, мой дорогой. Я сама позабочусь о себе.  А
теперь прошу тебя, Ганс, дай мне возможность одеться.
   "Ничего не добился", - подумал Клос. Оставалось только одно  -  следить
за Ганной и терпеливо ждать Матея, зная, что майор  Бесель  постарается  в
самое ближайшее время установить связь с людьми Конрада.
   К счастью, из окна комнаты Клосу хорошо виден вход в  дом  отдыха.  Это
был отличный наблюдательный пункт, который он не имел права покидать ни на
минуту. Здесь входили и выходили офицеры в мундирах и в штатском, ковыляли
раненые (как здесь говорили: "Герои победы Германии").
   Среди отдыхающих Клос увидел  Гебхардта,  который  оживленно  с  кем-то
беседовал, оглушая окружающих  громким  смехом.  Впервые  Клос  подумал  о
Гебхардте   с    профессиональным    интересом,    хотя    ему    казалось
малоправдоподобным,  чтобы  польская   или   английская   разведка   могла
завербовать такого типа. "Маска?" - подумал Клос. Но он уже видел  столько
людей!.. И снова его мысли вернулись к Ганне: она все еще не доверяла ему,
в этом у него не было сомнения. Откуда это недоверие?
   Темнело. Клос отошел от окна в  глубь  комнаты,  закурив  сигарету,  но
продолжал следить за происходящим на улице. Может быть,  майор  Бесель  не
так уж опешит начать выполнение задания, как это ему показалось? И в  этот
момент Клос увидел Ганну.  Она  спустилась  с  лестницы  и  быстрым  шагом
направилась к воротам парка. Что-то поразило  Клоса  в  ее  внешнем  виде.
Когда он спустился вниз и пошел следом за ней  темной  аллеей,  ведущей  в
городок, понял, в чем дело: она была одета как простые  польские  девушки.
Не было сомнения в том, что Бесель вышла "на работу".
   Клос следовал за ней, но так, чтобы она его не заметила, хотя это  было
и нелегко, ибо он понимал, что имеет дело с опытным  разведчиком...  Узкие
улочки городка петляли, неожиданно заканчиваясь захламленными дворами.
   Клос   понял,   что   Ганна   пытается   запутать    следы,    соблюдая
профессиональную осторожность. Он еще  раз  убедился,  что  имеет  дело  с
опытным  и  хитрым  противником.  Вдруг  она   остановилась,   внимательно
осмотрелась. Клос едва успел отступить в тень одноэтажного домика.  В  это
время Ганна скрылась в темноте какого-то  дворика.  Немного  подождав,  он
подошел ближе. Увидел, как она постучала в дверь полуразвалившегося домика
и скрылась в темноте.
   - Добрый вечер, - услышал Клос из полуоткрытой  двери.  Ганна  говорила
по-польски без акцента. - Я пришла от Юзефа...
   По  всей  вероятности,  это  была  часть   пароля.   Дверь   закрылась,
послышалось лязганье засова. В закрытом занавеской окне он  увидел  только
две тени - Бесель и  сгорбленной  старухи.  Клоса  охватила  непреодолимая
ярость. Что из того, что он узнал адрес явки?!  Ганна  Бесель  уже  начала
операцию, проникла  в  польскую  подпольную  организацию;  она,  возможно,
сейчас установит связь с агентом из Лондона, а он, Клос, не может помешать
ей в этом! Не пойдет же  он  к  незнакомым  людям  и  не  скажет:  "Будьте
осторожны, это немецкий агент!" Ему нельзя рисковать, ибо перед ним  стоят
важные задачи и война еще не окончена.
   Ожидать майора Бесель уже не было смысла. Клос установил все, что  мог.
Он  закурил  сигарету  и  посмотрел  на  часы:  было   необходимо   успеть
встретиться с  Плюшем  -  "нашим  агентом,  который  служит  Германии  уже
пятнадцать лет", как сказал Лангнер.
   Плюш работал в  небольшом  ресторанчике  в  Лиско-Здруе  под  названием
"Курортный". Клос добрался туда  без  особого  труда.  Зал  ресторана  был
обширный, но полупустой, официанты медленно сновали между столиками.  Клос
сел за столик, вынул из кармана фотографию Плюша,  которую  вручил  ему  в
Берлине Лангнер, и еще раз взглянул на нее. Так  и  есть,  этот!  Лысеющий
человек, уже за сорок, толстые губы, очки... Клос повелительно махнул  ему
рукой. Официант сразу подошел к столику.
   - Я вас слушаю, господин капитан. - Он  говорил  по-немецки  почти  без
акцента.
   Клос повертел портсигар:
   - Ваше имя Плюш, это точно?
   Официант утвердительно кивнул.
   - Я от Курта из Берлина, - назвал Клос пароль, который дал ему Лангнер.
   - Мы не можем здесь разговаривать, - шепнул Плюш. - Я сейчас подам  вам
кофе. Или, может быть, что-нибудь покрепче?
   - Можно рюмку коньяку.
   - У нас коньяк французский, господин капитан, - громко ответил  Плюш  и
тихо добавил: - Конрад уже приехал. Я  только  боюсь,  что  меня  начинают
подозревать. Завтра в восемь  на  старой  пристани.  Вы  знаете,  господин
капитан, где это?
   - Найду, - коротко ответил Клос.


   К старой пристани вела извилистая тропинка, которая  пересекала  луг  и
скрывалась в зарослях, ивняка, росшего по берегу небольшой  речушки.  Клос
вышел к месту встречи с таким расчетом, чтобы оказаться там первым. Обошел
вокруг длинного деревянного сарая, где хранились байдарки, заглянул  через
узкое окошко внутрь, а потом уселся на ветхую лавочку под деревом,  откуда
можно было хорошо видеть дорогу, ведущую из городка.
   Клос решил вытянуть из Плюша как можно больше информации. Особенно  его
интересовали пароль и связи, которыми пользовалась  Ганна  Бесель.  "Плюша
позднее необходимо  будет  убрать.  Но  лучше,  если  этим  займутся  люди
Конрада. Если я доберусь до  них..."  -  размышлял  Клос.  Обстановка  все
усложнялась, а прошедший день почти  ничего  не  принес,  что  помогло  бы
выполнению задания...


   Сразу же после завтрака Клос направился на городской вокзал, если можно
так  назвать  деревянный  барак,  поставленный  на  развалинах  сожженного
здания.
   Матей, в той же  самой  одежде,  что  и  в  Варшаве,  уже  стоял  около
расписания поездов. Это было очень неосторожно - прийти на встречу  в  том
же самом черном пальто и шляпе. Но Клос ничего ему не сказал, так  как  им
предстояли дела поважнее.  Матей  сообщил  Клосу,  что  с  Конрадом  можно
встретиться только с разрешения Центра, поэтому необходимо  подождать  еще
два-три дня, чтобы получить явку.
   На это Клос ответил, что Бесель уже начала расшифровку  Конрада  и  его
людей в Лиско-Здруе, а он, Клос, должен еще ждать!..
   Матей выслушал все молча и ограничился  обещанием  приехать  через  два
дня.
   - Только не появляйся снова в этой  одежде!  -  бросил  с  раздражением
Клос. - И постарайся разузнать  все,  что  возможно,  о  некоем  господине
Гебхардте из Берлина. Он когда-то был уже в этих местах...
   Даже не посмотрев на Матея, Клос направился к выходу. И когда  открывал
дверь, то заметил в окне, выходящем на перрон, лицо Ганны Бесель. Сомнений
больше не было: она действительно следила за ним. Клос почувствовал что-то
неладное и встревожился не на шутку.
   На перроне Варшавского вокзала, хотя тогда и  было  темно,  характерная
фигура, необычная одежда Матея и его неожиданная услуга немецкому  офицеру
могли ей запомниться.  А  сейчас  она  снова  увидела  его  здесь...  Игра
становилась небезопасной.
   По возвращении в дом отдыха, не заходя в свою комнату, Клос  постучался
к Ганне. Она уже была на месте, впустила его, указала на стул, а сама села
на ручку кресла.
   - Ну как провела вчера время? - спросил он Ганну.
   - Ничего, все обошлось, - холодно ответила она. - Пароль был в порядке,
приняли за свою. Еще недолго - и доберусь до Конрада.
   - Думаешь, он еще не появился?
   - Наверняка нет, - ответила Ганна. - Но будь спокоен,  я  точно  узнаю,
кто это. - Она сказала "узнаю", а не "узнаем". Клос ответил на это  только
незаметным кивком. - А у тебя, Ганс, как дела? Что ты можешь мне сообщить?
   - Договорился с агентом Лангнера, Плюшем, встретиться сегодня в  восемь
вечера на старой пристани.
   - Хорошо. И больше ничего? - спросила она со значением.
   "Как быть дальше?" -  заколебался  Клос.  Показная  искренность  иногда
приносила пользу, но... он не знал, как поступить в данной ситуации.
   - Зачем ты за мной вчера следил? - строго спросила Ганна.
   - Когда ты это заметила? Когда входила в домик? А может  быть,  увидела
меня в окно? Я еще долго торчал там. Ты могла оказаться в опасности,  и  я
должен был тебя охранять. Неужели ты этого не понимаешь?..
   - Я же тебе говорила, Ганс, что ты должен делать только то, что я  тебе
прикажу, - с укором проговорила Ганна.
   - Я полагаю, - твердо ответил Клос, - что Лангнер  никогда  бы  мне  не
простил, если бы тебя убили! А ведь могло случиться так, что их  настоящий
агент установил связь раньше... Я боялся за тебя, Ганна...
   Она молчала, а Клос ждал, скажет ли Ганна что-либо  о  его  встрече  на
вокзале. Она не промолвила ни слова... А это значительно хуже.
   Неожиданно раздался стук в дверь.
   - Пройди в ванную! - приказала Ганна. - Я не  хочу,  чтобы  тебя  здесь
видели.
   Клос проскользнул в ванную, запер за собой дверь и, к своему удивлению,
услышал голос Гебхардта.
   - Вы обещали, госпожа Бесель, выпить со мной рюмочку вина.
   - Да, господин советник. Только Прошу вас, спуститесь вниз, я сейчас же
приду, - ответила Ганна.
   "Заинтересовалась уже Гебхардтом, а мне не сказала об  этом  ни  слова.
Может быть, уже послала сообщение в Берлин?" - подумал Клос.


   Все это Клос перебирал в памяти, ожидая встречи с Плюшем. Тучи  закрыли
луну, и старая пристань погрузилась в  темноту.  Поднялся  сильный  ветер,
зашумели деревья над рекой. Клос закурил сигарету и  подумал,  что  теперь
его хорошо видно каждому идущему по тропинке. Однако Плюш появился  совсем
с другой стороны. Видимо, была еще одна дорога между деревьями.
   -  Полковник  Лангнер  передает  вам  благодарность,  -  сказал   Клос,
обращаясь к Плюшу. - Вашей информацией вы оказали большую услугу Германии.
   Снова от порыва ветра зашумели деревья, но сквозь этот шум Клос услышал
какой-то шорох. Ветер затих,  снова  наступила  тишина.  Старая  пристань,
погруженная в темноту, была безлюдна.
   - Я должен вам сообщить, господин капитан, -  начал  нервозно  Плюш,  -
весьма важное...
   В это время раздались один за другим два выстрела, да так  близко,  что
Клос заметил вспышку огня в кустах около реки... Плюш вскрикнул, ноги  его
подкосились, и он ткнулся лицом в песок.
   Клос мгновенно упал на землю, выхватил из кобуры пистолет, выстрелил не
целясь, хотя прекрасно понимал, что это бесполезно. Они стояли рядом, Плюш
и он, оба  курили,  оба  были  видны  как  на  ладони,  но  выстрелы  были
предназначены для Плюша, а не для него, Клоса. Кто стрелял? Люди  Конрада?
Но они не могли знать о  его  встрече  на  старой  пристани.  Может  быть,
следили за Плюшем,  подозревали  его  в  предательстве?..  Хотя  это  было
маловероятным.
   Клос склонился над немецким агентом, пощупал  пульс.  Плюш  был  мертв.
Ситуация для Клоса значительно осложнилась. В  его  присутствии  был  убит
агент немецкой разведки. Необходимо будет как-то все это объяснить, а если
при этом удалось бы бросить  подозрение  на  Ганну  Бесель...  Он  обшарил
карманы Плюша, вынул бумажник, сигареты и даже записную книжечку официанта
- все это следовало тщательно изучить. Труп Плюша Клос оставил на  прежнем
месте.
   Снова показалась луна, и ее свет вырвал из ночной темноты реку, зеленый
луг и пустую старую пристань...


   Клос повернул ключ в замке и вошел  в  комнату.  Он  сильно  устал,  но
отдыхать не было  времени:  ему  предстояла  неотложная  беседа  с  Ганной
Бесель. Не включая свет, присел на кровать, пытаясь  проанализировать  все
случившееся. Речь шла не только о Конраде и срыве планов абвера,  но  и  о
нем лично. Клос прикрыл глаза и в этот момент услышал голос Ганны Бесель:
   - Включи свет, Ганс.
   Он быстро подошел к выключателю. Ганна  здесь!  Значит,  она  наверняка
копалась в его вещах. Не было ли там чего-либо компрометирующего? В  пачке
сигарет "Юно" находится шифр. "Как неразумно было, -  укоризненно  подумал
Клос, - оставлять его там..." Но он не мог поступить иначе, потому что это
был новый шифр и он не успел еще запомнить его.
   "Может быть, ее сейчас же застрелить? - мелькнуло в голове. - Но  тогда
всему конец. Останется только одно - уходить к партизанам".
   Клос зажмурился от яркого света, а когда открыл глаза, Ганна Бесель,  в
ночном халате, медленно приближалась к нему...
   - Ты что-то не очень любезен, Ганс. Может быть, ты не рад мне? Удивлен?
   - Ты же видишь, что я от неожиданности  просто  растерялся,  -  ответил
Клос.
   - Что тебе сообщил Плюш? - деловито спросила она.
   - Плюш, к сожалению, ничего не успел мне сообщить. Он убит...
   - Каким образом? - удивилась Ганна. - И что  же  ты  предпринял,  чтобы
выяснить причину этого необычного происшествия?
   - Я  не  имел  для  этого  возможности.  Понимаешь,  убийца  скрылся  в
зарослях. Видимо, он отлично знал местность, и я не мог его преследовать.
   - И это говорит офицер абвера! - возмутилась Ганна. - Кому ты сообщал о
предстоящей встрече с Плюшем?
   - Тебе, - спокойно ответил Клос.
   - А кому еще?
   - Больше никому. Ты что, не доверяешь мне, Ганна?
   - Ева, а не Ганна! Запомни, ты это наконец. Нет, Ганс, я доверяю  тебе,
но я работаю не первый день в немецкой разведке... -  Она  сунула  руку  в
карман, вынула оттуда небольшой пистолет и подбросила его на ладони.
   - Это же мог сделать их настоящий связной из Берлина. Да, только он мог
это сделать. - Клос старался сохранить спокойствие.
   Ганна молчала.
   - Прошу тебя, Ганна, убери эту игрушку! - повысил голос Клос.  -  Я  не
люблю, когда женщина забавляется подобными вещами.
   - А я люблю. Немецким женщинам это к лицу, - с вызовом ответила  Ганна.
- А может быть, Ганс, ты все-таки скажешь мне, что  ты  делал  сегодня  на
вокзале?
   Клос громко рассмеялся, и смех ему удался.
   - Я люблю провинциальные вокзалы. Разве в этом есть что-нибудь плохое?
   - И ты очень любишь  встречаться  с  незнакомыми  людьми  на  вокзалах.
Советую тебе, Ганс, быть со мной более откровенным.
   - Я с тобой вполне откровенен, Ганна. Но что ты хочешь? Я  предпочитаю,
чтобы ты приходила ко мне без оружия.
   - Видишь ли, Ганс, я не люблю терять доверия к своим помощникам.
   Теперь наступление и только наступление.
   - По какому праву ты говоришь мне это? Не потому ли, что ты женщина?  -
возмущенно спросил Клос.
   Видимо, она еще не была окончательно уверена в своих подозрениях.
   - Ну хорошо, все ясно, - пробормотала Ганна. -  Относительно  Плюша  мы
еще поговорим.
   - Когда ты условилась встретиться с  Конрадом?  -  продолжал  наступать
Клос.
   - Об этом ты узнаешь в свое время, мой дорогой Ганс, - ласково ответила
Ганна.
   В это время раздался стук в дверь.
   - Теперь я тебя прошу спрятаться в ванной, - сказал Клос.
   В дверях стоял капитан Больдт. "Видимо, Лангнер уже не доверяет  Ганне,
- подумал Клос, - если присылает еще и этого! А может быть, Больдт... Нет,
это невозможно".
   - Хайль Гитлер! Я рад тебя приветствовать, дружище Больдт.
   - Ты удивлен, Клос?
   - Честно говоря, да. Ты приехал меня заменить? Или, может быть,  привез
новое задание?
   - Ни то и ни другое, мой дорогой Ганс. Я просто приехал на отдых.
   - На такой же отдых, как и я?
   - Не будь слишком подозрительным. А где прекрасная госпожа Бесель? Я не
застал Ганну в ее комнате.
   Улыбаясь, Ганна выпорхнула из ванной.
   - Я здесь. - В ее голосе не слышалось смущения.
   Больдт поцеловал ей руку.
   - Прекрасный халатик! Видно, вы  здесь  неплохо  устроились!..  Я  хочу
поговорить с тобой, Ганна... Прошу извинить, Ганс,  что  мы  оставим  тебя
одного.
   Оставшись один, Клос подошел к окну  и  невольно  подумал,  что,  может
быть, он последний вечер в немецком мундире... Однако он твердо знал,  что
не отступит так просто, и если  придется  уйти  к  партизанам,  то  только
тогда, когда уже  не  будет  другого  выхода.  Если,  конечно,  еще  будет
возможность уйти.
   Для чего приехал Больдт? Может быть,  Ганна  уже  послала  донесение  в
Берлин и, не доверяя ему,  Клосу,  просила  полковника  о  помощи?  Почему
Больдт решил говорить только с Ганной? Как Ганна Бесель представит Больдту
убийство Плюша на старой пристани? Все это не могло не тревожить Клоса.
   Прошло два дня, а Клос так еще ничего и не добился. Он знал не  больше,
чем до приезда в Лиско-Здруй. А Матей молчал. Клос  разделял  осторожность
тех Людей, которые, рискуя жизнью,  борются  в  подполье  против  немецких
оккупантов, и понимал, что для установления связи необходимо время.
   На безлюдной аллее, ведущей в город, Клос неожиданно  заметил  знакомую
фигуру. "Куда это господин Гебхардт спешит в такой поздний час?" - подумал
Клос.
   Он  схватил  фуражку  и  через  несколько  секунд  уже  шел  следом  за
Гебхардтом, который, как оказалось, не намеревался идти в город.  С  шоссе
он свернул на проселочную дорогу, ведущую к лесу. Поведение советника было
более  чем   странным.   Немец,   идущий   в   поздний   час   в   лес   в
генерал-губернаторстве, - этого Клос еще  не  встречал.  Видимо,  Гебхардт
хорошо знал дорогу, потому что шел уверенно, не  останавливаясь,  а  потом
тропинкой, бегущей вдоль деревьев, добрался до двух могил,  заброшенных  в
поле, и здесь резко свернул в лес.
   Клос следовал за ним по пятам, из предосторожности  передвинув  поближе
под руку кобуру с пистолетом.
   Тропинка то терялась в зарослях, то появлялась снова, пока не вышла  на
поляну, густо заросшую высокой травой.
   Из-за деревьев показалась луна, и Клос, стоя у края  поляны,  отчетливо
видел  Гебхардта,  который,  как   ему   показалось,   выполнял   какой-то
таинственный ритуальный обряд.
   Он подошел к одинокому развесистому  дереву  и,  старательно  отмеривая
шаги, направился в сторону Клоса, затем под прямым  углом  свернул  влево,
остановился и вынул из-под плаща какой-то предмет, напоминающий в  темноте
небольшую саперную лопатку. Гебхардт  сбросил  плащ,  шляпу,  пиджак  и  с
усердием начал копать. При этом он громко сопел и  работал  так  неуклюже,
что Клос с трудом сдерживал смех. Толстяк часто прекращал  работу,  ползал
на коленях по траве, разгребал руками землю, как будто что-то искал. Затем
начинал снова копать. Работал все  с  большим  напряжением  сил,  но,  как
видно, безрезультатно.
   Кажется, подумал Клос, господин Гебхардт еще не  раз  вернется  на  эту
поляну, а ему, Клосу, придется  проследить  за  этим.  Странное  поведение
чиновника из министерства пропаганды весьма заинтересовало Клоса.


   В большом зале дома отдыха танцевали отдыхающие. Когда Клос возвратился
с лесной прогулки и проходил через танцевальный зал, ему даже и  в  голову
не пришло, что через минуту он будет танцевать с Ганной Бесель.  Когда  он
брал ключи, она неожиданно появилась  рядом.  В  глубоко  декольтированном
вечернем платье Ганна ничем не напоминала  ту  скромную  девушку,  которая
прошлым вечером шла темными улицами городка.
   - Мне очень хочется потанцевать с тобой, Ганс, - сказала она.
   Голос ее был мягкий,  заискивающий.  Клос  просто  не  узнавал  ее.  Он
посмотрел на свои сапоги, потом на Ганну Бесель и без особого удовольствия
согласился.
   Она мило улыбалась, прижимаясь к Клосу. Танцевала легко,  была  нежной,
но Клос понимал, что ее перевоплощение так же небезопасно, как и два  часа
назад.
   - Ты, Ганс, любишь вечерние прогулки, - прошептала она, и в  ее  голосе
не чувствовалось насмешки. - Я очень сожалею, что тебе не пришло в  голову
пригласить меня с собой.
   - Да, я как-то не-догадался об этом, - буркнул Клос, думая: о  чем  она
говорила с Больдтом?
   Больдт также был здесь, в зале. Клос заметил его не сразу. Больдт сидел
в одиночестве за столиком и улыбался, глядя на них.
   - О чем ты думаешь, Ганс? - услышал Клос голос Ганны.
   - О том, что ты все еще не доверяешь мне...
   - Ах, ты снова об этом! Я не люблю злопамятных мужчин... Неужели ты  не
понимаешь?
   - Чего?
   - Что ты нравишься мне...
   - Как партнер?
   - Может быть, и как противник. - Это  была  снова  та  хладнокровная  и
расчетливая Ганна Бесель, которую он знал.
   - А тебе не пришло в голову, - перешел в атаку Клос, - что  я  выполняю
приказы только Лангнера? - Это прозвучало достаточно  внушительно,  он  не
зря так долго носит немецкий мундир.
   Ганна смутилась.
   - Давай не будем об этом говорить, - прошептала  она.  -  Сейчас  такая
прекрасная ночь. И хорошая музыка.
   - И прекрасная девушка... - добавил в тон ей Клос.
   - Спасибо  тебе,  Ганс.  Может  быть,  хочешь  немного  передохнуть?  -
спросила Ганна.
   - Можно, если ты не Против...
   - Скажи мне, где ты был?
   - Зачем это тебе? - удивился Клос.
   - Да так, может быть, я просто ревную, - с улыбкой ответила Ганна.
   - Снова ты мне не доверяешь, - вздохнул Клос.
   - Перестань! Лучше обними меня покрепче...
   Однако Клос не успел исполнить ее желание, потому что  музыка  внезапно
смолкла. Они возвратились к столику, к улыбающемуся Больдту,  который  уже
спешил налить бокалы. Выпили. По-видимому, Больдт  перед  этим  уже  выпил
изрядно. Лицо у него было красное. Он говорил об огромном доверии, которое
питает полковник Лангнер к Ганне и Клосу, и его уверенности в том, что они
не только настигнут Конрада, но и разоблачат английского связного.  Больдт
бормотал какие-то проклятия и многозначительно заявил,  что  тот,  третий,
может быть, уже здесь, хотя он, Больдт, лично в этом не уверен.
   - Они допустили непоправимую ошибку, убив Плюша, -  заявил  авторитетно
Больдт. - Они не понимают, что тем самым очистили путь Ганне к Конраду.
   Клос не мог представить себе, откуда в голове Больдта  появилась  такая
мысль,  тогда  как  в  действительности  все,  вероятно,  было  иначе.  Он
посмотрел на Ганну и увидел, что  она  загадочно  улыбается.  Когда  снова
заиграла музыка и Больдт пригласил ее, она танцевала иначе, чем с  Клосом,
- была сдержанна и холодна.
   За столиком около окна одиноко сидел Гебхардт. Клос  посмотрел  на  его
усталое лицо и дрожащую руку, в которой тот держал кружку пенистого  пива.
И вдруг Клосу пришла в голову дерзкая мысль использовать  эту  ситуацию  -
хотя она была раскованной, - чтобы ускорить ход  событий,  если,  конечно,
господин Гебхардт примет в ней участие.
   Клос встал и направился к его столику.
   - С вашего позволения, господин Гебхардт?
   - Прошу вас! Может быть, кружку пива? - громко осведомился советник.
   - Нет, благодарю вас.
   - Тогда сигару?! Настоящая гаванская.
   - Благодарю, я курю  только  сигареты,  господин  Гебхардт,  но  другие
привычки у нас с вами почти одинаковые.
   - А именно? - с удивлением спросил Гебхардт.
   - Мы любим с вами ночные прогулки, господин советник.
   Гебхардт долго молчал.  Медленно  потягивал  пиво,  а  потом  посмотрел
покрасневшими глазами на Клоса:
   - Что вы имеете в виду, господин капитан?
   Взгляд Клоса излучал такую невинность, которая могла растрогать любого.
   - Да ничего особенного. Только то, что я сказал: мы с вами любим ночные
прогулки... - И,  заметив  смущение  Гебхардта,  Клос  решил  нанести  ему
решающий удар: - Вы,  господин  советник,  необычайно  храбрый  человек...
Немногие из нас, немцев, отважились бы здесь, в генерал-губернаторстве,  в
одиночестве отправиться ночью в лес.
   Удар достиг цели, Гебхардт съежился и наклонился  над  столом,  пытаясь
понять, что же известно Клосу и что ему надо от него.
   "Теперь в состоянии неуверенности и отчаяния  необходимо  оставить  его
одного", - подумал Клос, поднялся из-за столика  и  по-прусски  прищелкнул
каблуками.
   - Я к вашим услугам, господин  советник!  Надеюсь,  что  при  следующей
встрече мы побеседуем более подробно, - откланялся Клос.
   Гебхардт также поднялся и что-то пробормотал, но  Клоса  рядом  уже  не
было.
   Танцующие возвращались к своим столикам.
   - Я, кажется, уже пьян, -  проговорил  заплетающимся  языком  Больдт  и
опустился на стул.
   - А ты, Ганс, не пей. Прошу тебя, не пей. Я так хочу еще потанцевать! И
конечно, только с тобой! - умоляла Ганна.
   Она была неутомимой, а его ноги словно налиты свинцом. Танго еще  можно
было протанцевать, но когда заиграли вальс, ему пришлось собрать все  свои
силы.
   - Влево, Ганс, влево. Я хочу, чтобы  закружилась  голова...  А  у  тебя
когда-нибудь кружится голова? - щебетала Ганна. -  Видимо,  только  тогда,
когда выпьешь?.. Посмотри, Больдт уже пьян.
   И действительно, Больдт, качаясь, направился к выходу, с трудом лавируя
между танцующими парами.
   - Теперь мы одни, - прошептала Ганна.
   Клос  танцевал  с  ней,  не  зная,  на  что  она   в   действительности
рассчитывает и почему так странно ведет себя. Возможно, это только игра...
   Клос забыл - а может быть, просто хотел забыть - о  том,  что  Ганна  -
враг, когда они стояли вдвоем в коридоре и она вдруг попросила:
   - Поцелуй меня, Ганс, прошу тебя, поцелуй именно  сейчас,  потому  что,
может быть, потом у меня уже никогда не будет такого желания...


   В свете занимающегося дня все выглядело  иначе.  Клос  чувствовал,  что
приближается развязка. Ганна Бесель, как предполагал он, удачно  выполнила
задание и получила возможность встретиться с Конрадом. Он же, Клос, ничего
не добился...
   Матей мог появиться только  после  обеда;  до  этого  Ганна  уже  могла
закончить  свою  операцию:  сообщить  Конраду  дезинформирующие  союзников
сведения. Судьба третьего, настоящего связного Конрада,  ожидаемого  здесь
из Берлина, была уже предрешена.
   Клос достоверно знал, что этим неизвестным товарищем по оружию не может
быть Гебхардт. Но кто же тогда? Оставалось только одно: не спускать ни  на
минуту глаз с Ганны Бесель, пойти на любой риск, лишь бы только сорвать ее
планы.
   Он занял свой наблюдательный пункт у окна. На скамейке,  под  ласковыми
лучами  солнца,  дремал   советник   Гебхардт,   лениво   переговаривались
отдыхающие. Прошел почти час, прежде чем он увидел Ганну... Снова она была
скромно одета: прежнее простое платьице, -  гладко  причесанные  волосы  и
полное отсутствие косметики.
   Клос смотрел на нее  с  холодной  ненавистью.  Она  остановилась  около
советника; видимо, они говорили о погоде, ибо Гебхардт показывал свернутой
газетой на солнце и весело улыбался, но эта веселость была явно показной.
   Дождавшись, когда Ганна свернула на дорогу, идущую в город, Клос  вышел
из комнаты. Теперь необходимо было соблюдать предельную осторожность.  Она
не должна знать, что за нею следят. Он пошел, скрываясь в  тени  деревьев,
не подозревая о том,  что  за  ним  на  довольно  значительном  расстоянии
следовал Гебхардт.
   Как только Ганна свернула на узкую, едва заметную тропинку,  тянувшуюся
вдоль ограды кладбища, Клос понял, что дальше идти за ней нет смысла.  Эта
тропинка ведет к лесу. Поскольку Клос  знал  другой  путь,  которым  можно
дойти раньше Ганны, он и решил воспользоваться им. Клос быстро шел по краю
крутого обрыва, поросшего редкой травой, порыжевшей от солнца,  не  боясь,
что Ганна его увидит, ибо тропинка, по которой она  шла,  проходила  ниже,
вдоль высохшего русла протоки. Он хорошо знал  эту  дорогу  и  справедливо
полагал,  что  имеет  достаточно  времени  для   обдумывания   сложившейся
обстановки и своих предстоящих действий. Клос достал сигарету и,  разминая
ее, задумался: не застрелить ли Ганну Бесель здесь же, прямо в  лесу,  или
лучше пойти по ее следам и выйти на Конрада, а там  вместе  с  ним  решить
судьбу Ганны? Но этим он деконспирировал бы себя перед Конрадом, что  было
весьма небезопасно в той дьявольски сложной  обстановке,  потому  что  сам
Конрад мог уже стать приманкой в руках абвера (и тогда Клос  вместо  Ганны
доставил бы англичанам план оборонительных  укреплений,  сфабрикованный  в
отделе дезинформации), а это означало бы,  что  абверу  удалось  выполнить
свою задачу. А может быть, только Плюш мог установить  связь  с  Конрадом?
Снова  загадка.  Но  кто  же  убил  Плюша?  Клос  был  достаточно  опытным
разведчиком и попытался связать воедино  все  события.  О  его  встрече  с
Плюшем знала только Ганна. Плюш был  именно  тем  человеком,  который  мог
помочь выйти на Конрада.  А  если  Ганна,  ожидая  Клоса  в  его  комнате,
полураздетая, хотела всем своим видом показать доверие и убедить его,  что
она не покидала дома отдыха?.. Вывод  напрашивался  сам  собой,  однако  у
Клоса не было уверенности, что в Плюша  стреляла  Ганна.  Допустить  такую
версию можно только в том случае, если предположить, что  Ганна  Бесель  -
польский агент, а он, Клос, - закоренелый гитлеровец.  Тогда  ее  поступок
мог бы быть именно таким. Но ведь в действительности все было наоборот...


   Клос услышал звук чьих-то шагов, посмотрел в  ту  сторону,  откуда  они
раздавались,  и  увидел  советника  Гебхардта.  Толстяк   оглядывался   по
сторонам, как будто кого-то искал. А искать он мог только Ганну Бесель или
его, Клоса. Было ли это только  наблюдением?  По-видимому,  нет,  так  как
правая рука советника засунута в карман пиджака, в котором наверняка лежал
пистолет.
   Клос  ощутил  знакомый  ему  внутренний  холодок  -  сигнал  опасности.
Развязка - он это  чувствовал  -  близка.  Видимо,  настало  время  начать
запланированную операцию. Ускорили ее начало, как понял  теперь  Клос,  те
два недвусмысленных вопроса, которые он задал Гебхардту в  ресторане  дома
отдыха. Если бы Клос знал, чего опасается советник!
   С наступлением темноты Клос должен будет встретиться с  Матеем  -  вот,
возможно,  тот  помог  бы  ему  выяснить  причину  страха   чиновника   из
министерства пропаганды...
   Клос подождал, пока советник  скроется  в  лощине,  прорезанной  руслом
протоки. Потом отряхнул мундир от стебельков травы, смял сигарету, которую
так и не закурил, и двинулся под гору. На какое-то время забыв,  зачем  он
здесь, почему вдруг  спускается  по  обрывистому  склону,  подумал  о  том
незабываемом времени, когда он, будучи харцером, вместе с другими ребятами
совершал походы в Высокие Татры. Физическая закалка, полученная в  юности,
помогала ему теперь преодолевать крутой склон, чувствовать себя сильным  и
подвижным. Но когда он  закончил  подъем  и  занял  позицию,  удобную  для
наблюдения за Ганной, то  почувствовал  усталость  и  одышку.  Он  уже  не
семнадцатилетний харцер Сташек с Кошчежины. Теперь  он  разведчик  "J-23",
мужчина, который, возможно, вынужден будет убить молодую красивую женщину,
не чувствуя при этом никакой жалости, подчинив все  только  одной  цели  -
помешать агенту немецкой разведки выполнить задание абвера и  одновременно
отвлечь от себя подозрение.
   Вдали показалась Ганна. Она шла не торопясь, чувствовалось, что устала,
хотя тропинка вдоль протоки была не такой уж крутой на подъеме.
   "Видимо, Ганна Бесель не имела харцеровской закалки. Да и где она могла
ее получить?  В  Аргентине?  Аргентинская  немка,  завербованная  абвером!
Откуда она знает польский?" - размышлял Клос.
   Ганна остановилась напротив его укрытия. Может быть, она заметила  его?
Или здесь она условилась встретиться с Конрадом? Это не совсем  устраивало
Клоса. Гебхардт тоже был где-то поблизости...
   Ганна села на пенек, сняла босоножки,  высыпала  из  них  песок.  Потом
достала из небольшой сумочки пудреницу, попудрилась. Эти  невинные,  чисто
женские действия заставили  Клоса  почти  забыть  о  том,  что  девушка  -
доверенная полковника Лангнера, майор абвера,  преданная  нацистка  и  его
смертельный враг. Он чувствовал, что и  Ганна,  даже  в  минуты  близости,
неустанно контролировала себя так, будто видела в нем своего врага.
   Положив пудреницу в сумку, Ганна энергичным  жестом  перекинула  ремень
через плечо, поднялась и быстро зашагала Вперед, как бы спохватившись, что
потеряла слишком много времени. И снова она стала майором  Ганной  Бесель,
которую так хорошо знал Клос.
   Клос решил, что, как только он ликвидирует Ганну Бесель, ему  сразу  же
необходимо будет избавиться от Гебхардта, который может появиться с минуты
на минуту. И действительно, вскоре он услышал его посапывание.  Толстяк  с
трудом поднимался в гору. Остановившись на деревянном мостике, перекинутом
через высохшую протоку, и облокотившись о  перила,  он  вытирал  клетчатым
платком вспотевшее лицо.
   Как можно бесшумнее Клос двинулся по одной из параллельных тропинок. Он
выбрал наиболее крутой подъем, рассчитывая, что отобьет охоту у  советника
из ведомства колченогого  шефа  пропаганды  взбираться  в  гору.  Этим  он
преследовал и другую цель:  блики  солнца,  пробивающегося  сквозь  листву
деревьев, не давали возможности Гебхардту стрелять прицельно. "Поэтому,  -
подумал Клос, - он подождет моего возвращения где-то поблизости,  надеясь,
что я его не заметил".
   Пройдя еще метров пятьдесят, Клос скрылся за штабелем бревен  и  только
тогда решил спуститься вниз. Предчувствие его  не  обмануло:  Гебхардт  не
стал стрелять в лучах ослепительного солнца, боясь промахнуться.
   Неужели же два вопроса, заданные  вчера  вечером,  заставили  Гебхардта
охотиться за Клосом? Эти мысли невольно пришли в голову Клоса,  когда  он,
теперь уже торопясь, пробирался через заросли, чтобы догнать Ганну Бесель.
   Увидел он ее на маленькой полянке. Она  стояла  на  крыльце  небольшого
домика, очевидно кого-то ожидая. Клосу показалось,  что  она  ждет  именно
его, а это значило, что Ганна действительно не доверяет ему. Отбросив  эту
мысль, как маловероятную, он решил продолжать следить за  ней.  Для  этого
ему надо было незаметно подкрасться к домику.  Клос  пополз  по-пластунски
краем поляны к штабелям дров, сложенным невдалеке от лесного домика, чтобы
оттуда одним прыжком оказаться у его глухой стены. Он полз так  тихо,  что
даже слышал монотонное жужжание пчел и едва слышный  шелест  листьев.  Еще
двадцать...  десять...  пять  метров  до  штабелей,   где   он   будет   в
безопасности. Наконец прыжок - и он у цели.
   Первое, что увидел Клос, - была Ганна Бесель  и  направленные  на  него
автоматы, которые держали  двое  молодых  парней.  Рука  Клоса  машинально
потянулась к кобуре с пистолетом, но невольно остановилась на полпути.
   - Ты прав, Ганс, - сказала Ганна,  -  теперь  уже  поздно.  -  А  потом
добавила: - Я была уверена, что ты пойдешь за мной, и ты удивил  бы  меня,
если бы отказался от своего намерения.
   Один из парней автоматом прижал Клоса к дереву и не спеша вынул из  его
кобуры пистолет. Другой стоял в трех метрах от Клоса с нацеленным на  него
автоматом. Ганна Бесель также была вооружена. В ее маленькой руке  тяжелый
парабеллум выглядел как-то странно.  Он  хотел  ей  об  этом  сказать,  но
произнес совсем другое:
   - Я хотел бы поговорить с тобой, Ганна.
   - О чем? - удивилась она, приподняв плечи. И, не  дожидаясь  ответа  на
свой вопрос, бросила: - В расход его! - Она резко  повернулась  к  молодым
парням и еще раз повторила: - В расход,  расстрелять!..  -  Посмотрела  на
часы и добавила: - Но сделаете вы это только через час после моего ухода.
   Даже не взглянув на Клоса, она повернулась и вошла в домик.
   - Ну ты, фриц, пошел! - Один из парней подтолкнул Клоса пистолетом.
   Из открытого окна домика до Клоса донеслось: "Послушай, Ганна..." "Это,
видимо, Конрад", - мелькнула у него мысль. Как много он дал бы  сейчас  за
то, чтобы оказаться там, в этом маленьком домике среди леса!
   - Не задерживайся, иди быстрее! - приказал  другой  парень,  идущий  за
Клосом с автоматом наготове. По голосу Клос понял, что этот паренек  очень
волнуется.
   "Может быть, - подумал Клос, - я буду его первой жертвой".
   Они отошли к краю поляны.
   - Здесь, - сказал первый паренек, совсем еще мальчик.  -  Отсюда  будет
виднее, как она выйдет. Тогда засечешь время, - закончил он,  обращаясь  к
своему напарнику.
   Второй  партизан,  похожий  на  студента,  с  узким  нервным  лицом   и
прищуренными глазами близорукого человека, только кивнул головой.
   "Итак, Ганна Бесель оказалась более ловкой", - подумал Клос.  Вынул  из
кармана пачку сигарет, протянул стоявшим рядом  парням.  Те  с  презрением
пожали плечами. Клос старался обдумать все спокойно, хотя обстановка и  не
располагала к этому. Во всяком случае, в  его  распоряжении  час.  За  это
время Ганна успеет возвратиться в Лиско-Здруй. Видимо, она  беспокоится  о
своем алиби. Или, может быть, она получила еще какое-либо задание?
   Обрывок услышанной им фразы вызывал смутную тревогу. Он не  мог  понять
почему.
   Ганна приказала его расстрелять - это логично, если  предположить,  что
она раскрыла его.
   Его встречи с Матеем были слишком заметны, а Ганна  Бесель  ("Послушай,
Ганна..." - снова вспомнил Клос эти слова) весьма опытный противник, чтобы
не связать воедино его  контакты  с  Матеем  и  попытки  вытянуть  из  нее
что-либо о встрече с Конрадом. А тут еще этот микрофильм, неизвестно  куда
исчезнувший из тайника за портретом Фридриха  Великого...  Может  быть,  в
этом она тоже его подозревала? А если это так,  то  почему  она  приказала
убрать его польским партизанам? Почему не сделала этого сама?  Ведь  тогда
она выглядела бы в глазах полковника Лангнера как преданная  и  бдительная
нацистка. Возможно даже, что она получила бы за это награду.
   Погруженный в свои мысли, Клос даже не  заметил,  как  Ганна  вышла  из
лесного домика. И только вопрос вооруженного парня: "Сколько  времени?"  -
вывел его из задумчивости.
   - Четверть одиннадцатого, - ответил второй партизан.
   Ганна, даже не посмотрев на Клоса, скрылась в лесной чаще.
   - Скажи ему по-немецки,  что  мы  прикончим  его  ровно  через  час,  -
обратился один из партизан к другому.
   Тот попытался составить фразу  на  немецком  языке,  используя  скудный
школьный запас слов. Но  вдруг  он  умолк  на  полуслове,  услышав  Клоса,
сказавшего на чистом польском:
   - Зря стараешься, я все понимаю. Вы не убьете меня.
   Слова эти, произнесенные человеком, одетым в мундир  офицера  вермахта,
ошеломили  парней.  Но,  несмотря  на  это,  они  не  опустили   автоматы,
направленные на Клоса.
   - Значит, ты все понимаешь? - спросил все  так  же  по-немецки  парень,
похожий на студента. - Господин офицер все понимает? -  быстро  поправился
он по-польски.
   - Хлопцы, -  сказал  серьезно  Клос,  -  я  должен  увидеть  полковника
Конрада.
   - У нас приказ, - ответил один из них.
   - Конечно, я понимаю вас, но прошу  хотя  бы  сообщить  ему,  что  хочу
поговорить с ним по неотложному делу, Поверьте, это  важнее,  чем  наша  с
вами жизнь. Вы еще успеете меня расстрелять. А  сейчас  проводите  меня  к
полковнику! - твердо закончил он.
   - Мы не имеем права нарушить приказ! - отрезали партизаны.
   - Ну если не  хотите  меня  туда  проводить,  то  попросите  полковника
Конрада выйти ко мне. Пусть один из вас пойдет и позовет его.
   - Он думает,  что  с  одним  из  нас  ему  легче  будет  справиться,  -
усмехнулся парень с детским лицом.
   - Вы можете меня связать, - подсказал им Клос.
   Один из парней начал отстегивать ремень. Клос  шагнул  в  его  сторону,
заложив руки за спину, напряг мускулы. Инструктор в  военных  лагерях  под
Ереваном называл этот прием "захватом самурая". И когда Клос  почувствовал
ладони  паренька  на   своих   руках,   молниеносно   присел,   выбрасывая
одновременно руки вверх. Тело паренька описало дугу и грузно упало, ударив
по коленям товарища, стоящего рядом. Этого было достаточно, чтобы скрыться
в чаще леса. Клос только услышал, как автоматная очередь разорвала  лесную
тишину. Но он уже был вне опасности. По крайней мере, на этот раз.


   Смеркалось. Матей встал с небольшого валуна, аккуратно отряхнул брюки и
поднял лежащий рядом зонтик. Он выглядел как пожилой человек,  находящийся
на отдыхе в Лиско-Здруе.
   - Теперь тебе известно все о Гебхардте, -  сказал  Матей,  обращаясь  к
Клосу. - Не забыл пароль для Конрада?
   - Меня прислал к вам Жук, - повторил Клос. - Если бы я знал этот пароль
раньше... - глубоко вздохнул он.
   Матей повел плечами:
   - Ты же знаешь, что раздобыть пароль было нелегко.  Что  же  ты  теперь
намерен делать?
   - Прежде всего отоспаться. У меня был тревожный день. Мне еще предстоит
незаметно проскользнуть в свою комнату, привести в порядок изрядно помятый
мундир и собраться  с  мыслями,  чтобы  хорошо  продумать,  как  закончить
операцию.
   Клос осторожно прошел мимо портье, дремавшего у  доски  с  ключами.  Он
намеренно не взял ключ  от  комнаты,  справедливо  полагая,  что  Ганна  и
Гебхардт решат, что его  нет  в  номере.  Открыть  дверь  комнаты  ему  не
составило труда.
   Вычистив мундир, Клос искупался и вытянулся на широком диване. Он снова
задумался о Ганне Бесель.
   После разговора с Матеем Клосу стало  ясно,  почему  советник  Гебхардт
сегодня стрелял в него.
   По правде говоря, Клос  тогда  не  придал  этому  серьезного  значения.
Больше того, он совсем забыл о Гебхардте, хотя  знал,  что  толстяк  около
мостика будет ждать его возвращения. Всецело занятый мыслями о том, как бы
вырваться из рук партизан, Клос не думал о  Гебхардте.  Его  снова  спасла
интуиция. Когда он подбежал к мостику, яркий солнечный свет  ослепил  его,
моментально напомнив  ему  обстоятельства,  при  которых  точно  такая  же
картина произошла полтора часа назад. Он перескочил через  перила  мостика
именно в тот момент, когда раздался выстрел.
   Гебхардту не удалось совершить очередное убийство, охраняя свои ящики с
драгоценностями, зарытые в лесу. Из рассказа Матея и своих наблюдений Клос
так  представлял  себе  эту  историю.  Сентябрь  тридцать  девятого  года.
Батальон  пехоты  202-го  полка  гитлеровской   армии   занимает   городок
Лиско-Здруй. Обер-лейтенант Гебхардт, подыскивая место  для  постоя  своим
солдатам, случайно оказывается в  доме,  где  хранится  богатая  коллекция
фарфора. Гебхардт, будучи знатоком, не мог не обратить  на  нее  внимания.
Через несколько дней хозяин и его семья были зверски убиты неизвестными, а
фарфор бесследно исчез.
   Клос вспомнил,  что  Гебхардт  еще  в  поезде  рассказывал  о  какой-то
невероятной истории, случившейся с ним в тридцать  девятом  году  в  лесах
около Лиско-Здруя. Тогда якобы он, Гебхардт, с небольшой группой  немецких
солдат столкнулся с превосходящими силами вооруженных  поляков,  и  только
ему одному удалось остаться в живых. "Неужели такое  с  ним  произошло?  -
подумал Клос. - А если это  так,  то  не  может  быть,  чтобы  вся  группа
немецких солдат, с которыми  Гебхардт  пробирался  через  окрестные  леса,
погибла в бою с поляками. Сейчас, сейчас... Матей рассказывал, что местные
жители  видели  какие-то  ящики,  которые  в  спешке  выносились  из  дома
коллекционера, и что за этим приглядывал генерал. Тогда многое  становится
ясным..."
   Уже засыпая, Клос вспомнил неизвестно почему  слова,  услышанные  им  в
лесном домике: "Послушай, Ганна..." "Почему Ганна?" - успел  он  подумать,
прежде чем заснул.


   Было семь или начало восьмого, когда Клос проснулся. Бреясь и одеваясь,
он еще раз перебрал в уме все подробности плана, который  через  несколько
минут намеревался осуществить.
   Он нажал на ручку двери комнаты Ганны. Дверь открылась без труда.
   - Это ты, Больдт? - услышал он ее голос. - Хорошо, что  пришел.  Ты  не
знаешь, вернулся ли Клос? Я что-то беспокоюсь о нем.
   - Напрасно беспокоишься, - спокойно произнес он, остановившись возле ее
кровати с пистолетом в руке.
   Внезапное появление Клоса ошеломило  ее.  Она  резко  приподнялась,  но
потом без сил упала на  подушку.  Неверным  движением  руки  она  пыталась
нащупать что-то в изголовье кровати. Клос  быстро  вырвал  подушку  из-под
головы Ганны. Парабеллум лежал там, где он и предполагал. Клос  с  размаху
бросил его под гардероб.
   - Ты очень груб, Ганс, - усмехнувшись, сказала Ганна. - Жаль, что ты не
был таким с самого начала. Люблю настоящих мужчин.
   - Одевайся! - коротко бросил Клос.
   - При тебе, - она еще на что-то надеялась, - не  могу,  я  же  все-таки
женщина. Ты меня смущаешь, Ганс.
   - Как хочешь, - ответил Клос, вынимая из кармана небольшой  пистолет  с
глушителем.
   Энергичным движением она сбросила с себя одеяло.  И  уже  через  минуту
стояла около  Клоса  в  том  же  самом  платье,  что  и  вчера,  в  легких
босоножках.
   - Накинь плащ, я возьму тебя под руку, а вот эту игрушку, - он  показал
на  пистолет,  -   буду   держать   под   плащом,   точно   около   твоего
сострадательного сердечка, обеспокоенного отсутствием Ганса Клоса.  И  тут
же выстрелю, если только почувствую, что мое присутствие мешает тебе.
   - Куда мы пойдем? - спросила Ганна.
   - Ты все узнаешь, - ответил Клос.
   Он полуобнял ее. Ганна почувствовала, как холодный металл прикоснулся к
ней под плащом.
   Так, вдвоем, они прошли через коридор и холл, никого не встретив, кроме
портье и уборщицы.
   - Куда меня ведешь?
   - Почему ты хотела, чтобы те люди убили меня? - вместо  ответа  спросил
Клос.
   - У меня не было другого выхода.  Ты  едва  не  сорвал  мне  выполнение
задания. Моя задача намного важнее, чем жизнь какого-то офицера абвера.
   - А потом, - вставил Клос, - доложила бы  полковнику  Лангнеру,  что  я
шпион, который изъял из тайника за портретом Фридриха  Великого  настоящий
микрофильм с планами наших оборонительных укреплений?
   - Да, по-видимому, я должна была это сделать, - ответила Ганна. -  Наши
шефы любят, когда государственные преступники несут заслуженную кару.
   - Но ты же не предполагала, что я доверенное лицо Евы Фромм и изъял  из
тайника этот микрофильм! - спросил Клос.
   - Нет, - ответила она, - и не могу сейчас этого предполагать.
   Они уже подходили к мостику над  ручьем,  где  Гебхардт  пытался  убить
Клоса. "Он будет дьявольски поражен, - подумал Клос, - когда снова  увидит
меня".
   - Теперь видишь, куда мы идем? - спросил он Ганну.
   - Ты можешь убить меня и раньше.
   - Ты действительно не понимаешь, куда мы идем? - с  удивлением  спросил
ее Клос. - Мы идем к полковнику Конраду.
   - Ты что, с ума сошел? Хочешь меня  предать?  -  воскликнула  Ганна  со
страхом. Однако что-то в ее  голосе  заставило  усомниться  в  искренности
произнесенных слов. Клос  почувствовал,  что  у  нее  как-то  сразу  спало
напряжение и она больше ничего не боится. - Ты прекрасный парень, Ганс,  а
сейчас стал совсем замечательным, - с улыбкой промолвила Ганна.
   - Ты ведешь себя так, будто не знаешь, что там ожидает тебя.
   Она рассмеялась громко, но как-то нервозно.
   - Пароль! - услышали они рядом с собой.
   Из-за деревьев вышел вооруженный партизан. Клос с облегчением  отметил,
что он не из тех двоих, что вчера охраняли его. Теперь и партизан  заметил
немецкий мундир Клоса.
   - Скажи парню пароль и объясни ему, что я не могу поднять руки вверх, -
обратился Клос к Ганне.
   - К Конраду! - отрывисто произнесла  она.  -  Проведи  нас  к  Конраду.
Доложи, что пришла Ганна.
   - Ганна? - повторил громко Клос. - Может быть, Ева?
   Она молчала.
   И вдруг Клос все  понял.  Это  было  невероятно.  Это  было  необходимо
проверить.
   - Ганна? Ты снова здесь? - Перед ними стоял невысокий лысеющий мужчина.
   Вместо ответа она сбросила со своих плеч плащ.
   - "Меня прислал к вам Жук", - назвал пароль Клос.
   - "Жук говорил мне о вас", - ответил Конрад.
   Теперь  Ганна  ничего  не  понимала.  Она  смотрела  на  Клоса   широко
раскрытыми от удивления глазами. Конрад жестом отпустил парня с автоматом.
   - Эта женщина, - сказал Клос, когда партизан скрылся  за  деревьями,  -
Ганна Бесель и служит... - Внезапно он оборвал фразу на полуслове.
   Ганна рассмеялась. Конрад с улыбкой смотрел на Клоса.
   - Уберите оружие, пока оно вам не понадобится, - обратился он к  Клосу.
- А теперь прошу вас пройти в мою обитель, выпьем немного перед  отъездом:
через  два  часа  улетаю...  Я  должен  вам  рассказать...  Я  должен  вам
рассказать, Клос, - еще раз повторил Конрад, -  как  все  это  обстоит  на
самом деле. Ганна была  завербована  в  Аргентине,  а  точнее  говоря,  мы
разрешили ей пойти на вербовку абвером. Эта способная девушка вскоре стала
доверенным лицом полковника Лангнера и при случае оказывала нам неоценимые
услуги.
   - Я должен был догадаться об этом раньше, - невольно вырвалось у Клоса.
   - Для этого ты слишком мало знал, - вставила Ганна.
   -  Все  мы  работаем  на  ощупь,  -  добавил  Конрад.  -  Мы  едва   не
ликвидировали вас, капитан. Вы должны были погибнуть вместе с Плюшем.
   - Вы получили настоящий микрофильм? - спросил Клос.
   - К сожалению, нет, - ответила Ганна вместо Конрада. - Ева Фромм была в
действительности нашим агентом,  но  в  тайнике  за  портретом,  куда  она
положила пленку, ее не оказалось. Правда, мы не  поддались  на  фальшивку,
которую приготовил нам абвер. Это тоже кое-что значит.
   - Но  вы  бы  не  отказались  получить  настоящий  план  оборонительных
сооружений немцев, которые засняла на микропленку Ева Фромм? - спросил  ее
Клос.
   - Он у тебя? - недоверчиво спросила она Клоса. - Неужели это  ты  изъял
его из-за портрета?
   Клос отстегнул пряжку пояса, на котором было написано:  "С  нами  бог",
вынул из тайника небольшой рулончик, завернутый в тонкую бумагу, и передал
его Ганне.
   - Мы никогда не забудем этого, господин Клос, - сказал Конрад, принимая
из рук Ганны драгоценный рулончик.
   - Мы - союзники. - Клос приподнял стакан, наполненный  жидкостью  цвета
слабого чая. - Кроме того, мне было бы очень жаль, если бы труды Евы Фромм
пропали даром. Эта девушка дорого заплатила за нашу будущую победу.
   Об этой маленькой скромной девушке Клос думал все время, пока ожидал на
лесной поляне Ганну, с которой Конрад пожелал поговорить наедине.
   Наконец она, мрачная и молчаливая, подошла к  Клосу.  А  потом,  уже  в
пути, доверительно взяла его под руку.
   - Я сейчас скажу тебе, Ганс, то, чего не должна бы говорить.
   -  Пожалуйста,  не  утруждай  себя.  Я  знаю.  Конрад   приказал   тебе
завербовать меня для  вашей  службы,  не  так  ли?  При  следующей  оказии
доложишь ему,  что  задание  выполнить  не  удалось,  и  не  будем  больше
возвращаться к этому вопросу.
   - Может быть, это и к лучшему, - усмехнулась Ганна.
   - А теперь мы должны подумать над презенте для твоего  шефа,  -  сказал
Клос.
   В двух словах он рассказал ей о Гебхардте. Вместе они разработали план,
как заставить Гебхардта перейти к действию.  Его  нужно  обезвредить,  ибо
этот толстяк из министерства пропаганды,  имеющий  свободный  доступ  и  в
военное министерство, использует все возможности, чтобы перед  полковником
Лангнером   предстать   незаурядным   героем,    разоблачившим    опасного
государственного преступника.
   В тот же день вечером в ресторане дома отдыха капитан  Клос  подошел  к
столику, за которым Гебхардт уже заканчивал свой ужин.
   - Вы не хотели бы поговорить со мной, господин  Гебхардт,  о  некоторых
ящиках с драгоценным фарфором и о двух немецких солдатах, которые  погибли
при их сопровождении? - спросил спокойно Клос.
   Гебхардт,  недолго  думая,  опрокинул  столик  и   мгновенно   выхватил
пистолет. Но выстрел раздался еще до  того,  как  он  нажал  на  спусковой
крючок. Капитан Больдт, сидевший за  соседним  столиком  вместе  с  Ганной
Бесель, не без основания считался отличным стрелком. За то, что он помешал
сбежать  опасному  шпиону  и  предателю  Гебхардту,  ему  была   объявлена
благодарность самого полковника Лангнера.





   С небольшой рыночной площади в центре городка мост через  реку  Рэга  и
юнкерский особняк, в котором расположился штаб дивизии, были видны как  на
ладони. Вплоть до темнеющего на горизонте  леса  тянулись  луга,  покрытые
островками тающего буро-серого снега. В этом году  уже  первые  дни  марта
предвещали приход ранней весны.
   Клос смотрел на мост, на реку, на шоссе, мелькающее среди  деревьев,  и
думал о танковых частях, которым предстояло открыть путь к  Поморью  и  на
Щецин. Танки должны были форсировать реку,  выбить  немцев  из  небольшого
городка Форбург, который когда-то назывался исконным польским именем Осек,
и преследовать их через Дюберитз, или Добжице.
   Нет ничего удивительного, что  генерал  Пфистер,  командующий  немецкой
гренадерской дивизией, а  скорее,  ее  жалкими  остатками  после  боев  за
Поморский вал, придает такое важное значение мосту через  реку.  "Взорвать
или удержать, но ни в коем случае не отдавать врагу!" - таков его приказ.
   Откуда-то издалека слышался глухой гул артиллерийской канонады;  каждый
немецкий гренадер чувствовал, что враг уже рядом, и даже генерал Пфистер и
эсэсовец Куссау уже не верили в то, что  Рэга  может  стать  тем  рубежом,
который преградит путь в глубь рейха. "Держитесь  до  последнего,  на  вас
смотрит сам  фюрер!"  -  зачитал  сегодня  генерал  телеграмму  из  ставки
Гитлера. А потом добавил: "Удержать во что бы то ни стало  или  взорвать!"
Да, взорвать, чтобы через этот мост не могли  прорваться  советские  танки
Т-34, наводящие ужас на  гитлеровцев.  Поэтому  было  отдано  распоряжение
генерала заминировать мост, а командиру подразделения  охраны  -  ждать  у
телефона дальнейших приказаний генерала...
   От центральной площади городка звездообразно разбегались  улочки,  одна
из которых называлась Дюберитзштрассе, или по-польски Добжицкая.
   Клос еще издали прочитал название улицы, но подошел ближе, чтобы в этом
удостовериться и убедиться, что за ним не следят, хотя в этом прифронтовом
городке, который уже  завтра  снова  станет  польским,  никто  не  обращал
внимания на капитана вермахта.
   От моста поднималась в гору, а затем тянулась через всю Добжицкую улицу
вереница беженцев. Тележки,  которые  чаще  всего  тащили  женщины,  толпа
стариков и детей, с  завистью  поглядывающих  на  окна  еще  не  покинутых
жителями домов, счастливые обладатели велосипедов,  стремящиеся  пробиться
вперед, в голову этой беспорядочной колонны...
   Время от времени толпа уплотнялась, раздавались предупреждающие окрики,
и тот, кто не успевал сойти на обочину  дороги,  терял  свои  пожитки  под
гусеницами  бронетранспортеров  и  противотанковых  орудий,  спешащих   на
восток.
   Солдаты в касках понуро смотрели на толпы  беженцев.  Теперь  отступали
немцы. Клос не чувствовал к ним жалости: наконец свершилось  то,  чего  он
ждал не один год.
   Клос прибавил шагу. Дом под номером  64  должен  быть  где-то  в  конце
улицы. "Живет один, в укромном месте", - сказал связной,  передавая  Клосу
адрес подпольщика.
   Дивизия генерала Пфистера прибыла в городок  днем  раньше,  как  второй
эшелон обороны, но Клос за двенадцать часов своего  пребывания  уже  успел
собрать  немало  сведений,  которые  могли  быть  полезными   командованию
советских и  польских  войск,  наступающих  на  этом  участке  фронта.  Он
полагал, что через польских патриотов сможет связаться с  командованием  и
передать собранную им информацию. Прежде всего это были сведения о системе
обороны  моста  и  о  полке  немецких   гренадер   из   резерва   главного
командования, который ночью перебросили в лес Вейперта.  Сообщил  об  этом
генерал  Пфистер,  когда  вызвал  к  себе   Клоса   и   капитана   Куссау,
прикомандированного к ним из дивизии СС, разгромленной на Висле. Пфистер -
типичный пруссак, образец вымуштрованного офицера вермахта,  для  которого
ничего, кроме обстановки на вверенной ему полосе обороны, не существует.
   - Я ожидаю от вас, господа офицеры, точного выполнения моих приказов, -
заявил Пфистер.
   Ответив: "Так точно", Клос осмелился спросить:
   - Господин генерал, вы полагаете, что противник прорвет нашу оборону на
реке?
   - Я так не думаю, - ответил Пфистер. - Но  я  должен  предвидеть  любую
ситуацию. Этот мост должен быть взорван прежде, чем они  овладеют  им.  Но
приказ на его уничтожение могу отдать только я, и я отдам его  немедленно,
если наступит критический момент.
   Генерал сообщил,  что  в  его  распоряжение  выделен  из  резерва  полк
гренадер, который в настоящее время дислоцируется в лесу  Вейперта,  затем
Пфистер заговорил о деле обер-лейтенанта Кахлерта.
   - Предать его военно-полевому суду  и  расстрелять!  -  заявил  генерал
тоном, не допускающим возражений.
   Клос понимал: возражать, высказывать свое мнение сейчас бесполезно, тем
более что эсэсовец  Куссау  явно  доволен  таким  решением.  Он  не  любил
Кахлерта. И в атом не было ничего удивительного. Кахлерт, студент из Вены,
был одним из наиболее способных офицеров дивизии и не очень  скрывал  свое
пренебрежение к гестаповцам.
   - Кахлерт, - медленно продолжал генерал, - вопреки моему  приказу  сдал
большевикам деревню Кляудорф.
   - Он не мог там удержаться, - не выдержал Клос.  -  И  он  занял  более
выгодные оборонительные позиции.
   Генерал посмотрел стеклянными глазами на Клоса:
   - Вы что, забыли приказ фюрера, господин капитан? Может  быть,  вам  об
этом напомнить?
   Клос замолчал. Он подумал  о  Симоне,  маленькой  француженке,  которая
работала в казино дивизии. Она и Кахлерт  любили  друг  друга  и  мечтали,
чтобы война скорее кончилась.


   Вот и  нужный  ему  дом.  Небольшой,  деревянный,  окруженный  садиком,
металлическая табличка  с  фамилией  хозяина.  Прочитал:  "Томаля".  Дверь
открыл седой мужчина лет под шестьдесят. Его  лицо  показалось  ему  таким
близким, что  Клос,  вопреки  инструкции,  произнес  первую  часть  пароля
по-польски:
   - Вы навещаете тетку Эльзу в Берлине?
   - Да, - ответил тихо Томаля. - Тетка Эльза проживает на Александерплац.
   Он провел Клоса в небольшую комнату. Вышитые коврики, атласные подушки.
Только  висящий  на   стене   образ   Матки   Боски   Ченстоховской   явно
контрастировал с этим, по-немецки мещанским, уютом.
   Томаля поставил на стол бутылку вина и две рюмки. Его недоверие к Клосу
постепенно исчезало.
   - Хорошо, что ты пришел, - промолвил он наконец.  С  первой  же  минуты
Томаля обращался к Клосу на "ты". - Завтра мы начинаем  операцию  "Дубовый
лист".
   - Что это за операция?
   - Разве тебе об этом  ничего  не  сказали?  -  В  голосе  Томали  снова
прозвучало недоверие.
   Клос спокойно закурил сигарету.
   - Я прибыл сюда только вчера.
   Он внимательно наблюдал за Томалей. Клос знал по опыту, что в  разведке
всегда наиболее трудно и опасно установление новых контактов. Томаля уже с
первых  минут  вызвал  у  него  доверие,   но   Клос   все-таки   соблюдал
осторожность.
   - Речь идет о том, чтобы захватить мост на реке Рэга  в  момент  начала
наступления и удержать его до прихода наших войск, - объяснил Томаля. - Мы
не должны допустить, чтобы немцы уничтожили его.
   - Кто будет выполнять задание? - спросил Клос.
   Томаля некоторое время молчал.
   - Послезавтра в четыре утра на поляне на западной окраине леса Вейперта
высадится группа наших парашютистов. Я проведу их через  лес  к  Форбургу.
Атакуем Охрану моста именно в тот момент, когда начнется наступление наших
войск.
   Клос вскочил со стула, быстро заходил по комнате. Через  лес  Вейперта!
Это же безумие! В лесу немецкий гренадерский полк!
   - Операцию необходимо отменить! - крикнул Клос. - И немедленно изменить
план!
   Томаля смотрел на него с удивлением, не понимая, в чем дело.
   - Что случилось? - спросил он Клоса.
   - А то, что через лес Вейперта не проскользнет и мышь.
   - Лес был чист. Об этом я сам лично сообщил командованию наших войск, -
возразил Томаля.
   - Да, но только до сегодняшнего дня, - уточнил Клос.
   Рюмка в руке Томали заметно задрожала.
   - Я уже не могу ничего  сделать,  чтобы  приостановить  операцию,  -  с
горечью сказал Томаля. - Связист,  который  был  сброшен  с  радиостанцией
месяц назад, находится в Добжице, но я не знаю где.
   - Как это не знаешь? Ты не имеешь связи? - с удивлением спросил Клос.
   - Только через нашего человека в Добжице. Его имя Вейс. Он навещал меня
один раз в неделю. Но теперь все дороги перекрыты немцами, и нет  никакого
сообщения...
   - Необходимо сейчас же кого-то послать к этому Вейсу.  Ты  знаешь,  где
его можно найти? - с тревогой в голосе спросил Клос.
   - Да, я знаю его адрес. - Клос понимал, что Томаля не  должен  говорить
ему об этом, но ситуация была исключительно серьезная.  -  Баутзенштрассе,
двадцать восемь.
   - Необходимо немедленно кого-то послать. Это всего лишь около  двадцати
двух километров, - повторил Клос.
   Томаля молчал. И только сейчас  Клос  заметил,  что  у  его  далеко  не
молодого собеседника, уставший вид: под глазами синие круги,  губы  сухие.
"Держится из последних сил", - подумал Клос.
   - Каких и сколько людей ты имеешь в своем распоряжении? -  спросил  его
Клос.
   - Новых, - ответил Томаля. - Только новых. Когда-то здесь  жило  немало
поляков, - заговорил он быстро.  -  Целая  улица  -  Добжицкая,  это  были
настоящие поляки. Но они не дождались. Я, видимо, тоже не дождусь.
   - Что это за люди? - повторил Клос.
   - Польская девушка  Янка,  работавшая  у  соседей,  которые  уже  давно
сбежали. Мой внук Эрвин, ему шестнадцать лет. Еще  двое  польских  парней,
вывезенных сюда на работы, но я не смогу так быстро их разыскать.
   - Понятно. - Клос прошелся  по  комнате.  Остановился  перед  групповой
фотографией, висящей над комодом.
   - Местная польская колония, - тихо проговорил Томаля. - Из тех, кто  на
фотографии, остался здесь только я. Может быть, кто-то из  них  и  выживет
там, в аду концентрационного лагеря...
   - Ты должен послать Янку и своего внука, -  посоветовал  он  Томале,  -
другого выхода я не вижу. Пусть они пробираются в  Добжице  двумя  разными
дорогами. Хоть один из них должен дойти. И обязательно сегодня. Вейс  еще,
успеет передать по рации наше донесение.
   - Эрвину  только  шестнадцать...  -  прошептал  Томаля.  -  И  Янке  не
больше...
   - Понимаю, понимаю. Но ты сделаешь так,  как  я  сказал,  -  настойчиво
повторил Клос. - И помни, что, если мы вовремя не  сообщим  о  гренадерах,
наши парашютисты погибнут в лесу Вейперта, а немцы успеют взорвать мост.
   - Их сейчас позвать? - спросил Томаля.
   - Нет, немного позже. Они не должны меня видеть, - ответил Клос.
   - А как мы узнаем, что наше донесение передано и операция отменена?
   - Два раза ежедневно в 7:30 и в 20:00 на волне пятнадцать мегагерц наши
передают девять тактов полонеза  ас-дур  Шопена.  Если  будет  исполняться
полонез, то операция состоится. Если нет - операция отменяется, -  пояснил
Клос.
   - Ну а если наша группа не сумеет предотвратить взрыв моста, что тогда?
   - Об этом мы еще должны подумать, - ответил Клос. - В донесении  нашему
командованию необходимо указать другое место высадки десанта. -  Он  вынул
из полевой сумки топографическую карту и долго ее изучал.  -  Может  быть,
южнее Форбурга, вернее, Осека, - поправился Клос.
   Томаля протирал свои очки.
   - Может быть, - сказал он, - может быть, если и там к этому времени  не
будет немецких войск.


   Улицы и поля, покрытые  еще  снегом,  застилал  туман.  Клос  стоял  на
рыночной площади и с изумлением оглядывался вокруг. Через минуту он понял,
что его так удивило. На востоке молчала артиллерия. "А  это,  по-видимому,
означает, - подумал он,  -  что  завтра  или  послезавтра...  Итак,  самое
позднее послезавтра, через два часа после высадки группы парашютистов... А
сейчас во что бы то ни стало необходимо отменить операцию".


   Казино штаба дивизии временно размещалось в особняке; вход в  него  был
из другого просторного зала, в котором  постоянно  несли  службу  дежурный
офицер и два унтер-офицера. Генерал Пфистер лично подбирал  помещение  для
казино.
   - Место, где будут отдыхать офицеры, - повторял неоднократно генерал, -
должно быть чистым, уютным и приятным.
   О чистоте и уюте в казино  заботилась  миловидная  француженка  Симона.
Кахлерт познакомился с ней, когда дивизия находилась во Франции, и генерал
позволил ему взять девушку с собой и определить на работу в штаб  дивизии.
Эта хрупкая  брюнетка  с  большими  глазами  всегда  удивляла  Клоса.  Она
относилась ко всем,  кроме  Кахлерта,  с  той  сухостью,  даже  враждебной
любезностью, какую нередко  встречали  немцы  в  ресторанах  и  кафетериях
Парижа.
   Все посетители казино быстро  привыкли  к  Симоне,  даже  полюбили  ее,
каждый по-своему. Начальник  штаба  дивизии,  который  был  интеллигентным
человеком, как-то сказал, что эта девушка - талисман дивизии.
   Кахлерт, с которым Клос подружился,  если  слово  "дружба"  было  здесь
уместным, однажды сказал ему, что он никогда не будет говорить с Симоной о
войне, и если это произойдет, то  только  тогда,  когда  они  поселятся  в
Париже или в его родной Вене. Но не будет никакого "тогда": Пфистер  отдал
приказ о расстреле Кахлерта.  И  Клос  понимал,  что  нет  никакого  шанса
изменить решение генерала.


   Когда Клос возвратился от Томали и спустился в казино, там  еще  никого
не было. Симона стояла за стойкой бара и вытирала рюмки.  Она  делала  это
быстро, умело, как будто ее больше  ничего  не  интересовало,  кроме  этих
рюмок.
   Клос сел за столик. Симона подошла к нему с подносом в руке, на котором
были порция дымящегося гуляша и рюмка коньяку.
   - Прошу вас, присядьте.
   - Благодарю, - тихо ответила Симона. Никогда еще, обслуживая  в  казино
немецких офицеров, она не присаживалась к столикам. - Господин  капитан...
- обратилась она  на  ломаном  немецком  языке,  потом  вдруг  перешла  на
французский и продолжала быстро говорить: - Господин капитан,  ради  бога,
что они хотят сделать с Рольфом?
   Клос молчал. Он понимал, что должен ей об этом сказать, но  не  хватало
сил.
   - Ганс, - тихо шепнула девушка.  Она  знала  его  имя,  но  никогда  не
называла так. - Ганс, - повторила снова Симона, - я слышала,  как  Себерт,
адъютант генерала, говорил, что они расстреляют Рольфа. Это правда?
   Клос молчал.
   - Прошу вас, ради бога, скажите, это правда?
   - Да, Симона...
   - Необходимо что-то сделать! - Это был крик ее души. -  Ему  необходимо
помочь, нужно просить  генерала.  Он  не  захотел  меня  принять,  часовой
сказал, чтобы я уходила прочь. Они не должны его расстрелять... Прошу вас,
господин капитан, сделайте же что-нибудь, вы же можете! - умоляла Симона.
   Клос не хотел ее обманывать.
   - Я бессилен, Симона, - ответил  он  тихо.  -  Я  ужа  пытался  кое-что
предпринять... - Слова застряли у него в горле.
   - А Рольф считал вас своим другом, - укоризненно сказала она по-немецки
и сразу же перешла на-французский: - Вы презираете меня, не правда ли? Все
вы ненавидите таких, как я и Рольф. Мне  больше  никого  не  нужно,  кроме
него. Он не должен погибнуть, вы слышите, господин Клос, эта грязная война
не сможет отобрать его у меня!
   Клос молчал.
   - Вы, господин капитан, жестоки и холодны, как и каждый пруссак! - В ее
глазах появились слезы. - А я думала...
   В дверях казино появился Куссау. Выбросил руку в приветствии и с наглой
усмешкой посмотрел на Клоса и Симону.
   - А он? - неожиданно спросила Симона. - Может быть, он захочет помочь?
   - Это безнадежно, Симона, - уверенно ответил Клос.
   Однако она не поверила ему и направилась  к  столику  эсэсовца.  Встала
около капитана Куссау, так же как недавно стояла  около  Клоса.  До  Клоса
доносились обрывки их диалога - по-школьному мягкое немецкое  произношение
Симоны и грубый берлинский акцент пруссака.
   - Я имею к вам большую просьбу,  господин  капитан,  очень  большую,  -
обратилась она к Куссау. - Очевидно, вы догадываетесь,  что  речь  идет  о
Кахлерте. Только вы, господин капитан, можете мне в этом помочь.
   - Хорошо, мы  еще  поговорим  об  этом,  -  ответил  Куссау,  поудобнее
устраиваясь в кресле, - мы еще поговорим с  тобой,  девочка...  Ты  можешь
подать что-нибудь повкуснее, чем этот гуляш? Может быть, сосиски? Вчера ты
подавала нам превосходные сосиски с горчицей.
   - Для вас, господин капитан, с удовольствием, - ответила Симона.
   Она быстро скрылась за буфетом, а Куссау с презрением усмехнулся.
   Клос встал. С каким бы удовольствием  он  подошел  к  этому  надменному
эсэсовцу и сказал ему так, чтобы услышала Симона: "Не  обманывай  девушку,
не пользуйся случаем! Ты же хорошо знаешь, что не поможешь  Кахлерту,  ибо
ты сделал уже все, чтобы он был расстрелян!" Но Клос молчал, он должен был
молчать. Острое столкновение с Куссау было  весьма  рискованным,  так  как
усложнило бы ему выполнение главного  задания.  Клос  уже  давно  научился
сдерживать себя. На войне нет ничего более важного, чем  вовремя  сдержать
себя, быть хладнокровным, не поддаваться эмоциям. Но...
   Симона подала сосиски. Куссау намазал их горчицей.  Француженка  стояла
около него в ожидании.
   - Еще одну рюмку коньяку! - повелительно сказал Куссау. - А о Кахлерте,
моя девочка, мы еще поговорим с тобой попозже... Попозже, в моей  комнате.
Если, конечно, ты сама пожелаешь.
   Клос поднялся в свою комнату. Из окна виднелась  река,  мост  и  опушка
леса. Далеко на горизонте пылало зарево, мигающие трассы  тянулись  вверх,
ярко вспыхивали и искрящимися звездами  падали  вниз,  оставляя  за  собой
дымящиеся полосы погасших огней осветительных ракет. Там был фронт.
   "Если бы удалось сохранить этот мост, - подумал Клос, - танковые  части
смогли бы выйти на оперативный простор, пройтись по тылам вражеских  войск
и совершить прыжок к Поморью".
   Как теперь оценивает сложившуюся обстановку генерал Пфистер?  Когда  он
отдаст приказ о взрыве моста? Если бы он смертельно не боялся Гиммлера, то
наверняка уже отдал бы приказ  об  уничтожении  моста,  не  считаясь  даже
с-тем,  что  отрезал  бы  путь  для  обратного  отхода  немецких   частей,
находящихся на другом берегу реки. Может быть, он уже принес их в  жертву?
Он прекрасно понимал, что рубеж на реке Рэга уже невозможно  удержать,  но
он обязан был сдерживать наступление врага.
   Клос посмотрел на часы. Было около восьми.  Он  включил  радиоприемник,
настроил его на условленную волну. Некоторое время слышался только  треск,
потом через шум радиопомех едва пробились первые такты  полонеза.  Видимо,
донесение еще не получено. Да оно и не может быть получено:  ведь  Янка  и
Эрвин отправились в путь только три часа назад. В Добжице будут не  раньше
чем в полночь, а когда еще Вейс передаст указание радисту? "Успеет ли?"  -
подумал Клос. Он снял мундир и прилег на кровать. Вскоре его разбудил стук
в дверь. На пороге стояла Симона.
   - Я пришла к вам, господин капитан, - сказала она смущенно.
   Клос вскочил с кровати.
   - Прошу вас, Симона, садитесь... Я сейчас...
   Она присела около Клоса, покорно улыбаясь. Закурила сигарету. Он увидел
ее бледное лицо, когда подавал прикурить.
   - Я пришла к вам, но могла пойти и к нему, - "прошептала она. - Я знаю,
что вы не любите подвергать себя риску, но если бы  вы  захотели...  Может
быть, все это оплатится, - смущенно добавила Симона.
   Клос заметил, что она с трудом сдерживает  слезы,  губы  ее  дрожат,  и
когда через минуту она улыбнулась, то это стоило ей больших усилий.
   - Симона... - начал он, но сразу же понял, что она не поверит ему.
   - Может быть, все это оплатится, - повторила она еще раз. - Я готова на
все... Рольф сидит в подземелье. Я просила, чтобы меня пустили к нему,  но
они... Ну хотя бы разрешили мне повидаться с ним.  Ганс!  Ты  не  откажешь
мне, правда, не откажешь?.. Ты же любил Рольфа, и я тебе немного нравлюсь.
   - Симона! - произнес твердо Клос. - Собственно говоря, чего  ты  ждешь?
Жалости?
   - Нет! - резко ответила она. - Не жалости. На это я не  рассчитываю.  Я
знаю, что ничего не делается даром... Я готова...  Но  вы  не  должны  его
убивать! Это невозможно, чтобы вы  его  убили!  Это  бесчеловечно!  Почему
должен погибнуть Рольф? Я не могу в это поверить...  Если  невозможно  его
освободить, то помогите ему бежать... Ганс! Иначе...
   - Симона, я думаю, тебе следует обратиться к генералу.  Хотя  не  питай
особых иллюзий, - сказал Клос с сожалением.
   - Ты не хочешь, отказываешься мне помочь?
   Клос молчал.
   - Ты не желаешь, - повторила она. - Ты еще пожалеешь об этом,  слышишь,
Ганс? Все вы об этом пожалеете. За рекой стоят русские!
   - За рекой не только русские, но и поляки, Симона, - поправил он.
   - Все равно! Тогда вы будете просить пощады. - Она  достала  пудреницу,
вытерла слезы и, даже не посмотрев на Клоса, вышла из комнаты.
   Клос тихо открыл дверь и встал на пороге. Куссау размещался на этом  же
этаже, через две  комнаты  от  Клоса.  Симона  остановилась  перед  дверью
эсэсовца, постучала,  вошла...  Клос  еще  долго  стоял  и  ждал.  Закурил
сигарету, погасил свет и присел около полуоткрытой двери. Ему не  хотелось
спать. На востоке тускнела луна, умолкли артиллерийские раскаты.
   Симона не вышла из комнаты эсэсовца Куссау.


   Указание Клоса идти двумя разными  дорогами  выполнить  не  удалось.  К
Добжице действительно вели две дороги: шоссе и  мощеный  тракт  через  лес
Вейперта, где расположился немецкий гренадерский полк. Янка и Эрвин решили
идти по шоссе. Эрвин пошел первым, а через час тронулась в путь и Янка.
   Томаля передал им  пароль  и  приказал  выучить  на  память  донесение,
которое они должны передать связному радиста. Он поцеловал внука, руки его
дрожали, говорил с трудом.
   - Твоя мать погибла, - прошептал Томаля, - отец... дай  бог,  чтобы  он
вернулся. Будь осторожен...
   - Ничего со мной не случится, дедушка, - успокоил его внук.
   Эрвин казался уверенным в  себе.  В  форме  гитлерюгенда  он  ничем  не
отличался от подростков, громко салютующих на улицах и  отбивающих  шаг  в
повседневных маршах во время учений. Уложил в рюкзак хлеб и  смену  белья,
на улице Добжицкой смешался  с  толпой  беженцев,  наплывающих  с  востока
непрерывным потоком. Прошел мимо конных повозок, ручных двуколок и ускорил
шаг, когда почувствовал на себе чьи-то усталые взгляды, молящие о помощи.
   Беженцы двигались  медленно,  молча.  Но  если  кто-то,  запряженный  в
повозку, останавливался, чтобы передохнуть, и создавал тем самым затор  на
дороге, раздавался громкий крик, потом слышался плач детей в столкнутых на
обочину повозках. Придорожные дома были наглухо  закрыты,  а  если  кто-то
сворачивал в сторону, чтобы устроиться на  ночлег,  то  за  ним  сразу  же
тянулись и другие - в этой толпе не было ни общности, ни одиночества.  Все
Они шли в неизвестность и не могли еще поверить в то, что случилось  самое
худшее.  Они  тревожно  оглядывались  назад,  и  видели   только   вспышки
осветительных ракет на горизонте. Иногда в толпу беженцев врезался военный
мотоциклист, или же их оттесняли на обочину грузовики и бронетранспортеры.
Они видели солдат в касках с автоматами в руках, движущиеся орудия, но уже
перестали верить в то, что когда-нибудь будет сдержан вал,  накатывающийся
с востока.
   Эрвин вскоре заметил, что на него не обращают особого внимания, хотя он
и выделялся в этой толпе. Парней в его  возрасте  здесь  было  немного,  а
мужчины, преимущественно престарелые,  были  в  штатском  рванье.  Никаких
военных мундиров, которых еще два дня  назад  он  столько  видел  в  своем
местечке! Исчезли гитлеровские молодчики из СА,  функционеры  гитлеровской
партии, железнодорожный персонал. Толпа немцев, вдруг  лишенная  униформы,
как-то сразу преобразилась, посерела, осунулась.
   Паренек ускорил  шаг.  Он  горел  одним  желанием:  как  можно  быстрее
добраться до Добжице. До этого дед не давал  ему  каких-либо  заданий;  он
только научил его говорить по-польски, рассказывал  об  истории  Польши  и
происхождении их семьи. Эрвин жил как бы в двух мирах:  в  школе  и  дома.
Читал только по-немецки, ибо польских книг, кроме библии, дед не держал  в
доме, имел приятелей, гордившихся фашистскими победами, которым он никогда
не радовался. Эрвин знал, что его отец служил в вермахте, а  когда  пришло
официальное извещение о том, что ефрейтор Ганс Томаля  пропал  без  вести,
дед шепнул внуку, что Янек, "по-видимому, находится  у  наших".  Отец  был
одновременно Гансом и Янеком, да и он, Эрвин, по существу, забыл  о  своем
польском происхождении, которое сейчас усложняло ему жизнь. Окружающая его
действительность, рассказы деда и польская  речь,  которую  он  не  всегда
понимал,  приводили  его  в  изумление  и  ставили   в   тупик.   Польское
происхождение для него было давно  минувшим  прошлым,  историей,  какой-то
забытой сказкой. В его глазах настоящей силой были немцы, и только сейчас,
когда  вдруг  изменился  мир,  а  вспышки  ракет  на  востоке  извещали  о
приближении настоящей силы и мощи, которая перестала  быть  сказкой,  все,
что  он  видел  и  слышал,  приобрело  реальность.  Оказалось,  что   дед,
спокойный, престарелый человек, уже многие годы боролся за то, чтобы здесь
была настоящая Польша и чтобы он,  Эрвин,  наконец  освободился  от  своей
двойственности и мог говорить и думать на своем родном языке. Он не  знал,
что теперь будет с теми, кто бежит  на  запад,  с  кем  он  провел  вместе
столько лет. Шагая по шоссе,  Эрвин  думал  об  Эльси,  которая  вместе  с
родителями ушла из Осека и, видимо, находится где-то здесь, в  этой  толпе
беженцев.
   Наступали сумерки, Эрвин уже подходил к  голове  колонны,  к  повозкам,
которые тянули измученные люди, как вдруг ему в глаза ударил ослепительный
свет фонарей. Они вырывали из  темноты  лица  идущих  людей,  упирались  в
повозки, обшаривали обочины и придорожные  кустарники.  Сообразил,  в  чем
дело, но было уже поздно. На  перекрестке  стояли  грузовики,  жандармы  в
касках преградили дорогу. Эрвин попытался  отскочить  в  сторону,  но  луч
фонаря настиг его, ослепил. Он почувствовал себя совершенно беспомощным.
   - У меня нет одного легкого! - кричал какой-то мужчина. - Я же не  могу
носить оружия. Я даже не могу ходить.
   - Мы это проверим! - рассмеялся жандарм и с силой  толкнул  человека  к
грузовику.
   Эрвин встал перед жандармом и выбросил руку вперед, приветствуя его.
   - Хайль, - важно ответил ему жандарм. - Этот, кажется, уже  в  мундире.
Как твое имя?
   - Эрвин Томаля.
   - Куда идешь?
   - В Дюберитз, к дяде.
   - Сколько тебе лет?
   - Шестнадцать.
   - Все в порядке. Годишься. Твои ровесники уже давно на фронте.
   - Мой дядя очень больной, - попытался увильнуть Эрвин.
   - В грузовик! - повелительно крикнул жандарм, и паренек послушно  полез
в кузов.
   "Удастся ли теперь сбежать?" - промелькнуло в его голове.
   Грузовик тронулся вдоль колонны беженцев на  восток,  миновал  Форбург,
проехал по мосту через реку и скрылся в лесу.
   - Везут на убой, - вздохнул какой-то мужчина, сидящий рядом в кузове. -
На погибель...
   Эрвин думал о Янке. Может быть, ей удастся? Возможно,  они  не  трогают
девушек...
   Янка шла в это время в общей толпе беженцев, думая лишь  о  том,  чтобы
слиться с этими изнуренными людьми, не торопясь следовать вместе  с  ними,
не вырываться вперед, не обгонять повозок...  Сорвала  с  платья  и  плаща
отличительный знак "П" и  пожалела  о  том,  что  не  прихватила  с  собой
каких-либо вещей или хотя бы рюкзак, потому что все здесь несли чемоданы и
узлы, часто останавливаясь передохнуть на  обочине  дороги.  Она  мысленно
повторяла слова донесения, чтобы, ничего не забыть:  "Лес  Вейперта  занят
немцами, высадка невозможна, предлагаю другое место..." Должна добраться с
этими указаниями к Гансу Вейсу, Баутзенштрассе, 28.  Повернулась  назад  и
увидела яркое зарево на востоке. Еще два часа назад она думала, что вскоре
возвратится в свой родной Люблин, а  теперь  плетется  на  запад  в  толпе
женщин и детей, которые впервые за  годы  войны  узнали,  что  такое  ужас
отступления. Она шла легким, свободным шагом и вдруг почувствовала на себе
чей-то внимательный взгляд... Видимо,  она  чем-то  отличалась  от  толпы.
Какая-то женщина тащили за  собой  повозку,  над  которой  было  сооружено
что-то похожее на соломенную крышу.
   - Ты здесь одна, девочка? - спросила она.
   - Мои родственники впереди  колонны,  -  ответила  Янка.  Она  говорила
по-немецки с акцентом, но это не возбуждало подозрения.
   - Помогла бы немного!
   Янка впряглась  в  повозку  рядом  с  женщиной.  Теперь  она  ничем  не
отличалась от беженцев, и на нее никто не обращал внимания.
   Остановились. Где-то вдали вспыхнули  лучи  света,  на  обочине  дороги
стоял черный грузовик.
   - Давай передохнем, - сказала женщина.
   - Я должна найти своих, - прошептала Янка.
   - Помоги мне еще, - попросила та. - Далеко они не уйдут. Все встретимся
там, в Дюберитзе.
   В этот момент из повозки высунулась  девочка.  Она  протерла  глаза  и,
когда луч света на миг вырвал из темноты лица идущих людей, посмотрела  на
свою мать и на Янку.
   - Мама! - крикнула она. - А что здесь делает эта полька,  работавшая  у
Гинтеров?
   - Полька?! - женщина удивленно посмотрела на Янку. - Ты полька? Поэтому
не хочешь помочь мне? Где твой опознавательный знак?
   - Я...
   - Ждешь своих, да? - Усталость и  ненависть  слышались  в  голосе  этой
женщины. - Теперь смотришь на нас и радуешься, что мы погибаем с голода  и
от усталости?
   С грузовика, стоящего на обочине, соскочил жандарм.
   - Здесь, здесь! - кричала женщина. - Она полька!
   Янка, недолго думая, оттолкнула кричавшую женщин ну, перепрыгнула через
кювет и увидела перед собой стену черного леса. На  миг  ее  коснулся  луч
фонаря; когда до опушки оставалось совсем немного, услышала за собой сухой
треск  автоматной  очереди  и  пронзительный  окрик  по-немецки.  Она   не
чувствовала страха, только сильно билось сердце и пот заливал глаза. Ветки
кустарника хлестали ее  по  лицу,  ноги  увязали  в  грязи.  Жандармы  уже
приближались к опушке. Они шли развернутой цепью.  Янка  поскользнулась  и
упала в яму с сухими листьями. Затаила дыхание.  Жандармы  прошли  мимо  и
углубились в лес.
   - Проклятая полька! - услышала она.
   Через некоторое время  преследователи  вернулись  к  шоссе,  так  и  не
обнаружив ее убежища.
   Двинулась в путь, когда предутренний свет  вырвал  из  темноты  силуэты
деревьев и поблескивающую между ними ленту шоссе. Шла медленно  по  опушке
леса, который был для нее хорошим укрытием. Вдруг лес неожиданно кончился,
она вышла на открытую поляну и  увидела  перед  собой  Добжице.  На  шоссе
никого не было. И только перед самым городом  она  заметила  двух  молодых
немецких  солдат,  но  они  не  обратили  на  нее  внимания,  хота   после
проведенной в лесу ночи вид Янки был далеко не блестящим: грязное, помятое
платье, взлохмаченные волосы...
   Вот и Добжице. Шла узкими, безлюдными улочками по мостовой,  заваленной
обрывками бумаги, пакетами, тряпками, всевозможной  рухлядью,  выброшенной
из домов. Двери некоторых из них были открыты настежь. Она проходила мимо,
читая на углах домов названия улиц. Баутзенштрассе! Она не имела  понятия,
где может быть эта улица.
   Престарелая женщина тащила на плечах  узел.  Когда  Янка  попросила  ее
показать дорогу, она положила свою ношу на землю и внимательно  посмотрела
на девушку, но все же объяснила, как пройти на Баутзенштрассе.
   Улица лежала в развалинах. Неужели и номер двадцать восьмой  тоже?..  К
счастью, нет, он уцелел. На втором этаже Янка  заметила  медную  табличку:
"Ганс Вейс".
   Наконец добралась! Она поправила прическу, немного  передохнув,  нажала
на кнопку звонка. Так, как ей рекомендовал это сделать старый Томаля:  три
звонка коротких и  один  длинный...  Открыл  ей  дверь  человек  в  черном
мундире. Она не успела даже подумать,  что  ей  предпринять  -  войти  или
убежать, как он втолкнул ее в прихожую. Другой с пистолетом  в  руках  уже
ждал их в дверях.
   - Поймали птичку! -  разразились  они  громким  смехом  и  ввели  ее  в
небольшую комнату. На полу, среди выброшенного из гардероба белья, книг  и
бумаг, сидел пожилой мужчина, по его лицу текла кровь.
   - Ну, господин Вейс, - сказал гестаповец с пистолетом в руке, -  теперь
будешь говорить. Кто эта девушка?
   Вейс молчал.
   Другой  немец,  в  мундире  штурмбанфюрера,  подошел  к  Янке,  стволом
пистолета приподнял ее голову.
   - Послушай ты, малютка... Меня зовут Кнох. Запомни это имя, и если  еще
проживешь пару недель, то я буду сниться тебе  по  ночам.  Запомнила?  Как
тебя зовут? - гаркнул он. - И отвечай сейчас же, кто тебя прислал?!
   Янка закрыла глаза. Ей казалось, что она снова в лесу и падает  в  яму,
которая была очень глубокой. Она  даже  не  почувствовала  удара,  который
отбросил ее на пол.


   Клос посмотрел на часы: было около одиннадцати  утра.  По  шоссе  снова
тянулась колонна беженцев, нехотя отступая на  обочину,  когда  появлялись
мотоциклисты. Добравшись до леса, Клос свернул в сторону и узкой тропинкой
углубился в чащу. Заглушил мотор. Здесь наверняка никто его не увидит.  Из
внутреннего кармана плаща извлек новый регистрационный  номер  для  своего
мотоцикла, укрепил  его  и  возвратился  обратно  на  шоссе.  Если  теперь
кто-нибудь в Добжице и запишет этот номер - не страшно. Он должен  быть  в
Добжице как можно раньше, чтобы отыскать этого Вейса и установить  контакт
с радистом. Если это будет невозможным, тогда... На этот случай Клос  имел
особый  план,  точнее,  набросок  плана,   хотя   он   понимал   всю   его
рискованность...
   Во-первых, необходимо встретиться с Вейсом. Выяснить,  почему  Эрвин  и
Янка не дошли до цели. Может быть, их задержали в пути? Или они не застали
Вейса?  Клос  еще  на  что-то  надеялся,  когда  в   7:30   утра   включил
радиоприемник и настроился на нужную волну. Но опять сквозь  шум  и  треск
послышались звуки полонеза. Значит, операция не отменена!
   В четыре утра парашютисты высадятся на западной опушке леса Вейперта  и
неожиданно столкнутся с солдатами гренадерского полка. Немцы взорвут мост.
Клос не должен допустить этого! Необходимо что-то предпринять.
   Добжице не входил в полосу действия дивизии,  в  которой  служил  Клос,
поэтому он должен был придумать какой-то предлог,  чтобы  выехать  в  этот
прифронтовой городок. В то время, когда Клос размышлял об этом, неожиданно
появился фельдфебель и сообщил, что его вызывает генерал.
   В кабинете Пфистера уже находились  несколько  офицеров,  в  том  числе
сияющий от удовольствия Куссау, обер-лейтенант Вальтер и капитан  Коэллер,
а также командир подразделения охраны моста майор Фогель. Генерал  Пфистер
склонился над картой.
   - Наступление противника ожидается в ближайшие дни, - объявил он,  -  а
может быть, даже в самые ближайшие часы.  Фюрер  придает  особое  значение
оборонительной линии по реке Рэга... Мы получили приказ: ни шагу назад!  -
Он посмотрел на офицеров.
   Они стояли неподвижно, и никто из них не намеревался произнести хотя бы
слово. Только Куссау кашлянул одобрительно. Клос смотрел в окно на мост  и
мучительно искал предлог: как объяснить свой выезд в Дюберитз,  где  можно
было выяснить все вопросы. Но ничего не  мог  придумать:  чувствовал,  что
генерал вряд ли разрешит ему покинуть штаб. Однако оказалось,  что  искать
какой-либо предлог нет необходимости... Прежде всего Пфистер огласил, или,
вернее, повторил, приказ для командира подразделения охраны  моста  майора
Фогеля: "Мост взорвете  только  по  моему  личному  распоряжению,  которое
получите, когда наступит  непосредственная  угроза  пригороду  со  стороны
танков противника". Генерал уже больше не  верил  в  возможность  удержать
линию обороны по реке Рэга. Затем он отпустил Фогеля и приказал то, о  чем
Клос даже и мечтать не мог: он поручил Вальтеру, Коэллеру,  Куссау  и  ему
выехать немедленно в инспекционную поездку по частям  дивизии.  Клосу  был
определен гренадерский полк в лесу Вейперта. Лес Вейперта! Западный  район
Добжице. Он не имел права изменить маршрут, но необходимо было рискнуть.
   Клос забежал в казино  позавтракать.  Там  уже  сидел  Куссау,  допивая
поданный ему чай, а Симона стояла около него.
   - Сегодня придешь снова, - сказал Куссау.
   - А что с Рольфом? Вы должны сейчас же пойти к генералу! Вы же обещали.
   Куссау поставил стакан на столик, встал и рассмеялся:
   - Ты прекрасная девушка, Симона... Ты мной недовольна?
   - Да! - вскрикнула Симона. - Вы же обещали...
   Но он уже не слушал ее. Кивнул Клосу и вышел из казино.
   Симона молча подала капитану  тарелку  супа.  Клос  торопился,  обжигал
губы. Она стояла около бара, напряженная и  неподвижная.  Что  он  мог  ей
сказать? Что нет надежды на спасение Рольфа? Что  Куссау  жестоко  обманул
ее?..
   Клос, не говоря ни слова, вышел из  казино.  У  него  было  очень  мало
времени. Он намеревался еще встретиться с Томалей,  потом  проехать  через
лес Вейперта, провести инспекцию гренадерского полка, снова  вернуться  на
шоссе - и в Добжице.
   Томаля ничего не знал об Эрвине и Янке. За  эту  ночь  он  постарел  на
несколько лет.
   - Я не должен был его посылать, - сказал он тихо. - Не  должен.  Теперь
уже никто не сможет мне вернуть внука. - Клос хотел утешить  его,  но  тот
только махнул рукой. - Но я не теряю надежды. Меня трудно  сломить:  жизнь
приучила к худшему. Не будем больше говорить об этом. Одно  из  двух:  или
Эрвин и Янка не сумели дойти до Добжице, или Вейс не избежал провала...
   - Все это необходимо уточнить. Я обязан немедленно выехать в Добжице, -
сказал Клос.
   - Ты? - удивился Томаля.
   - Да. Дай мне пароль и адрес.
   - Ты не должен этого делать.
   - Другого выхода нет. Если я отыщу Вейса и он  не  провалился,  прикажу
ему немедленно передать наше донесение командованию. Но если не удастся...
   - Это рискованно, ты можешь попасть в руки гестапо,  -  предостерегающе
проговорил Томаля.
   - Не попаду! - твердо ответил Клос. - Я не могу позволить себе этого. Я
вернусь сюда в любом  случае.  Подготовь  хотя  бы  пять  человек  из  тех
поляков, которым ты доверяешь. Ты поддерживаешь связь с этими людьми?
   - Конечно. Что я потом должен делать?
   - Ждать меня здесь.  Эти  люди  должны  быть  абсолютно  надежными:  не
исключено, что придется открыться  перед  ними,  если  Вейс  арестован.  А
теперь прошу - пароль и адрес!


   Клос приближался к Добжице. Шоссе  снова  заполнили  толпы  беженцев  и
санитарные машины с ранеными.  Только  изредка  навстречу  им,  в  сторону
фронта,  двигались  бронетранспортеры.  Клос,  лавируя  в   этой   толчее,
подъезжал к перекрестку. Уже виден был Добжице, расположенный  на  плоской
равнине; два  жандарма  с  трудом  справлялись  с  напряженным  движением.
Беженцев оттесняли на обочину  дороги,  проверяли  документы  у  водителей
военных грузовиков. Клос вынул приказ генерала на инспекционную поездку  и
снизил скорость,  когда  проезжал  мимо  жандарма,  с  которым  объяснялся
какой-то господин в тирольской шляпе, доказывавший, что у него в Дюберитзе
живут родственники.
   - 148-я дивизия! - крикнул Клос.
   Вскоре он  затормозил  около  первых  домов  городка,  который  казался
вымершим. И только рядом с большим  домом  стояли  грузовики,  на  которые
полицейские и гестаповцы грузили какие-то сундуки.
   "А, бежите! - подумал Клос. - И никогда уже больше  не  вернетесь".  Он
подумал также о том, что, может  быть,  сейчас  выполняет  последнее  свое
задание на этой стороне фронта.
   За рыночной площадью начинался лабиринт узких улочек.  Которая  из  них
Баутзенштрассе? Увидев паренька в форме гитлерюгенда, он обратился к  нему
с вопросом.
   Паренек услужливо показал налево.
   Теперь необходимо соблюдать предельную осторожность. Клос  был  уверен,
что если Вейс провалился, то гестаповцы не будут устраивать засады  в  его
квартире. Но надо быть готовым к любой неожиданности.
   Клос еще издали заметил, что нужный  ему  дом  -  угловой.  Свернул  на
поперечную улицу и, не выключая  мотора,  поставил  мотоцикл  около  стены
какого-то  здания.  Осторожно  подошел  к  дому.  Ничего  подозрительного:
безлюдная, выгоревшая улица, на тротуарах брошенные второпях старые  вещи,
клочья гитлеровских плакатов, содранных со стен. Поднялся на второй  этаж;
на двери медная табличка: "Ганс Вейс". Вынул из кобуры  пистолет,  снял  с
предохранителя. Нажал кнопку звонка: три коротких,  один  длинный.  Быстро
прижался к стене. Тот, кто появится в дверях, может  заметить  его  только
через несколько секунд. Дверь открылась. Клос увидел молодого гестаповца с
пистолетом в руке. Несколько секунд колебался... "Засада! Полный  провал!"
- мелькнуло в голове.
   Выстрелил. Нажал спусковой крючок именно в тот момент, когда гестаповец
заметил его. Тот упал без звука на пороге двери, а Клос  мгновенно  сбежал
вниз по лестнице. Выбежал  второй  гестаповец,  на  ходу  выстрелил.  Пуля
просвистела над  головой  Клоса,  со  стены  посыпалась  штукатурка.  Клос
оглянулся, увидел стрелявшего, - взял  его  на  прицел,  но  гестаповец  с
погонами штурмбанфюрера скрылся в проеме двери.
   "Заметил меня", - подумал Клос.
   Он подбежал к мотоциклу, включил на полные обороты мотор и  погнал  его
по безлюдной улице.
   "Теперь только взять себя в  руки,  успокоиться  и  как  можно  быстрее
выбраться из города, но только другой  дорогой.  Штурмбанфюрер,  вероятно,
уже поднял тревогу. Сколько потребуется ему времени, чтобы  выслать  своих
людей в погоню? Три-четыре  минуты...  У  Вейса  наверняка  есть  телефон.
Автомашины уже вышли,  а  если  они  имеют  в  своем  распоряжении  еще  и
оперативные... Будем считать, что имеют... Видимо, отдали уже распоряжение
всем постам задерживать мотоциклистов. Может быть, бросить мотоцикл?  Нет,
еще рано", - напряженно размышлял Клос.
   Остановился, закурил, вынул из кармана карту.
   "Отступая, не  следует  слишком  спешить",  -  вспомнил  он  незыблемое
правило. Торопятся только любители,  но  не  профессионалы.  Зачем  сказал
жандарму на шоссе: "148-я дивизия"? Теперь будут искать в дивизии. Хотя  и
так искали бы там, ибо других воинских частей в  окрестности  города  нет.
Теперь вся надежда на успешное наступление наших войск. А пока  необходимо
найти дорогу, которая еще не оцеплена жандармами и  где  "нет  полицейских
постов. Этим условиям отвечала только одна -  проселочная  дорога  к  лесу
Вейперта.
   Мотоцикл за несколько минут миновал улицы городка и выехал  на  широкую
аллею с  богатыми  виллами,  уже  покинутыми  владельцами.  Добравшись  до
лесочка,  подступавшего  к  самому  шоссе,  Клос   почувствовал   себя   в
относительной безопасности и решил проанализировать события, разыгравшиеся
несколько минут назад.
   Мотоцикл с жандармом он  увидел,  когда  тот  внезапно  выскочил  из-за
поворота; машинально передвинул кобуру  поближе  под  руку,  расстегнул  -
пистолет вынимался свободно. Знает ли о нем этот жандарм?  Нет,  это  мало
вероятно, ибо прежде всего гестаповцы предупредили  контрольные  посты  на
шоссе, а с жандармами у них нет радиосвязи.  Видимо,  этому  жандарму  еще
ничего не известно, но если он потребует документы, его придется убрать.
   Немец курил сигарету, автомат был перекинут  через  плечо.  Он  заметил
встречный мотоцикл в последнюю минуту и не успел даже вскинуть  руку,  как
тот проскочил мимо. Клос видел его еще несколько секунд в зеркальце, потом
он скрылся из виду.
   "Можно было бы выстрелить, - подумал Клос, - но если бы я  промахнулся,
жандарм наверняка погнался бы за мной... А так он  почти  не  видел  моего
лица и, самое большее, мог только заметить номерной  знак  мотоцикла...  -
Клос улыбнулся: - Хорошо, что вовремя заменил регистрационный номер".
   Он выехал на лесную дорогу, ведущую к шоссе, а  через  несколько  минут
увидел и само шоссе, по которому беспрерывно тянулась колонна беженцев.


   Клос поставил мотоцикл во дворе, постучал. В  дверях  появился  Томаля.
Вошли в темную прихожую, остановились.
   -  Там  полный  провал,  -  тихо  сказал  Клос.  -  Я  не   мог   этого
предотвратить, не имел даже возможности увидеть Вейса.
   Томаля молчал. Теперь, когда Клос немного привык к темноте, он  увидел,
что старик плакал.
   - Они ждут тебя, - сказал наконец он.
   - Сколько их?
   - Трое. Остальных не удалось разыскать.
   - Надежные?
   - Знаю их около двух  месяцев.  Выполняли  обычные  задания,  приносили
информацию. Один - из Варшавы, двое - из Кельце.
   - Говорил им что-нибудь?
   - Нет. Только то, что их ожидает важное задание. Они готовы ко всему.
   - Ну хорошо, пойдем к ним.
   - Намерен деконспирироваться?
   - Все может быть. Послушай... если вы  соединитесь  с  нашими,  а  я...
останусь еще на этой  стороне  фронта,  то  этих  троих  необходимо  будет
направить  в  глубокий   тыл   немцев,   и   кто   знает...   может   быть
законсервировать до самого конца войны... Это очень важно  на  будущее,  -
подчеркнул Клос.
   Томаля открыл дверь в комнату. В косых  лучах  заходящего  солнца  Клос
увидел троих с буквами "П" на рукавах блуз.  Появление  немецкого  офицера
поразило их. Двое словно онемели, а третий в испуге вскочил на подоконник,
но его остановил повелительный голос Томали:
   - Куда? - И через минуту: - Закрыть окно! Обсудим подробности операции.
   Клос угостил парней сигаретами.  Все  они  были  очень  молоды,  самому
старшему - не более двадцати лет.
   - Эвард Сасик, - представился он. - Из Варшавы.
   - Чем занимался? - спросил его Клос.
   Тот повел плечами, ответил:
   - Немного работал в слесарной мастерской.
   - Был в подполье?
   - Да, десять месяцев. Работал на заводе.
   - На каком?
   - Как на каком? На оружейном.
   Томск Пакуля и Болек Скалка были односельчане. Они не  показывали  носа
за пределы своей Кельчизны и только недавно силой были пригнаны  сюда.  По
их лицам было видно, что  они  хотели  о  чем-то  спросить  Клоса,  но  не
осмеливались, а он не спешил что-либо выяснять...
   - Операция, которая нам предстоит, серьезная и опасная, - начал Клос, -
можно погибнуть или попасть в руки  врага.  Если  кто-либо  из  вас  хочет
отказаться, можно сделать это сейчас.
   Все молчали.
   - В четыре утра в западном направлении от леса Вейперта высадятся  наши
парашютисты. Их задача помочь нашим наступающим войскам:  не  дать  немцам
взорвать мост через реку Рэга и удержать  предмостный  плацдарм,  пока  не
будет прорван фронт и  не  подойдут  наши  танки.  Они  должны  пробраться
незаметно к реке в шестом часу утра. -  Клос  немного  помолчал,  а  потом
решительно закончил: - Вы проведете их через лес  Вейперта.  В  этом  лесу
расположился немецкий гренадерский полк...
   - Как же мы это сделаем? - спросил Томаля.
   - Существует только  один  способ:  проводить  их  как  группу  пленных
поляков. Кто из вас знает немецкий? - спросил Клос.
   Кроме Томали немного говорил по-немецки Сасик.
   - Это рискованно, - высказал свое мнение Томаля, - очень рискованно. Но
есть ли другой выход? Может быть, капитан и прав? Но  кто  в  прифронтовой
полосе сопровождает пленных на передовые линии?  Конечно,  можно  сказать,
что их ведут в штаб дивизии. Но поверят ли в это  немецкие  посты  в  лесу
Вейперта? Не потребуют ли документов? Или  какому-нибудь  сверхбдительному
гестаповцу придет в голову поднять телефонную трубку и справиться!..
   Но Клос избрал путь через вторую линию обороны  немцев  именно  потому,
что фашисты считают:  никто  не  отважится  на  такие  неслыханно  дерзкие
действия.
   - Уверен, что это удастся. Другого такого случая  не  будет!  -  твердо
сказал Клос.
   - Если бы даже и не было никакой надежды, - ответил за всех  Томаля,  -
то все равно мы пошли бы. А немецкие мундиры? - вдруг спросил он. - Где мы
возьмем немецкие мундиры?
   - У тебя есть хотя бы какое-нибудь оружие? - вместо ответа спросил  его
Клос.
   - Два автомата в тайнике и один пистолет.
   - Не густо, но думаю, что хватит. Мундиры раздобудем на полевом  складе
дивизии. Еще необходима какая-нибудь повозка, на которой подвезете хотя бы
пять комплектов обмундирования к месту высадки парашютистов. Тех,  кто  из
них знает несколько слов по-немецки, переоденете в мундиры.
   - Склад... мундиры... повозка... Когда ты успеешь все  это  сделать?  -
спросил Томаля.
   "Действительно, когда?" - подумал Клос. Это был  рискованный  план,  на
исполнение которого почти не оставалось времени.
   - Вещевой склад дивизии, - сказал Клос, - находится на окраине  города,
почти около леса. Охраняет его только  один  караульный.  Главное  в  том,
чтобы не попасть на смену караула.
   Он посмотрел на часы. Сколько еще времени в запасе? Клос  был  убежден,
что гестаповцы из Добжице  обязательно  появятся  в  штабе  дивизии.  Хотя
сначала, может быть, будут его искать в полку и в городе. Если придет  тот
гестаповец, который мог видеть его на лестничной площадке, то  возвращение
в штаб невозможно.
   "Переход границ дозволенного риска", - как говорят об  этом  в  Центре.
Не, несмотря на все это, Клос должен вернуться в штаб. Он подумал  о  том,
что в течение четырех лет службы ни разу не спасался бегством.  Необходимо
выдержать до конца.
   Клос посмотрел на парней, молча слушавших  его.  Понимают  ли  они  все
трудности предстоящей операции? Как  доберутся  до  западной  опушки  леса
Вейперта? Они должны идти ночью, с повозкой,  в  которой  будет  несколько
комплектов немецкого обмундирования, и изображать беженцев, а может  быть,
лучше военный патруль? Потом им надо свернуть в  лес,  пройти  как  можно,
дальше на запад и ждать...
   Клос встал.
   - Пошли, - сказал он. - В конце Кобургштрассе находится небольшая роща.
Вы знаете, где это?
   - Да, - ответил Томаля.
   - Я подъеду на мотоцикле. Тогда вы...
   Вещевой склад дивизии, как обычно в полевых условиях, был  временным  и
представлял собою палатку, окруженную  небольшим  ограждением  из  колючей
проволоки. К столбу была прибита табличка:  "Вход  воспрещен".  Караульный
неторопливо прохаживался по  дороге,  тянувшейся  от  Кобургштрассе  вдоль
леса. Он считал, как и все фронтовики, что служба в тылу - это  вроде  как
отдых.
   Подъезжающего Клоса он увидел значительно раньше, чем  успел  выплюнуть
изо рта сигарету и погасить ее  сапогом.  Клос  притормозил,  не  заглушая
мотора.
   - Курите на посту!.. - крикнул он.
   - Честь имею доложить, господин капитан...
   В это время из-за деревьев показался Сасик.  Охранник,  стоя  навытяжку
перед Клосом и глядя ему прямо в глаза, не  мог  видеть  парня.  Несколько
секунд... Клос прибавил газу - и рев мотора  заглушил  крик  падающего  от
удара немца.
   В палатке было темно. Фонарик Клоса осветил кипы старательно уложенного
обмундирования.
   - Гимнастерки, брюки, шапки, шинели. Не забудьте также  пояса!  Томаля,
найди шинель с  погонами  фельдфебеля.  Такую,  которая  подходила  бы  по
размеру... Ты будешь командовать.  Больше  смелости...  Идите  смелее,  на
вопросы отвечайте четко  негромко...  У  нас  нет  времени  на  то,  чтобы
подготовить какие-либо документы. Все должно удаться. Помните об этом...
   Примеряли шинели, подбирали по размеру шапки.
   - Быстрее! На складе все должно выглядеть так, как будто бы  здесь  был
грабеж, бандитский налет. А пока об этом узнают в штабе  дивизии,  пройдет
не менее двух часов. Можете быть спокойными - они не  успеют  предупредить
патрулей в лесу Вейперта. Да и навряд ли это им придет в голову.
   Наконец-то! Они пошли сначала по опушке леса в направлении шоссе.
   Клос вскочил на  мотоцикл  и  лугом  добрался  до  улицы,  параллельной
Кобургштрассе. Уже  смеркалось,  на  востоке  стояла  тишина;  эта  тишина
казалась более грозной, чем глухой гул орудийной канонады, к  которой  все
привыкли. Завтра рано утром, когда высадится  десант  на  западной  опушке
леса Вейперта, вновь начнется артиллерийская подготовка, польется стальной
дождь,  уничтожающий  на   своем   пути   все   живое,   крушащий   мощные
оборонительные укрепления немцев. Потом ринутся танки, пойдет  пехота.  Но
до завтрашнего утра  еще  осталось  несколько  часов,  которые  необходимо
выжить. За это время будет  решаться  судьба  моста  через  реку  Рэга,  а
следовательно, и успех наступления...
   Клос  подъехал  к  штабу  дивизии.  Миновал  ворота,  ведущие  во  двор
особняка, и только тогда вспомнил о регистрационном  знаке  на  мотоцикле.
Забыл  заменить...  Надо  же  допустить  такую   непростительную   ошибку!
Повернуть обратно? Нет, уже поздно.  Увидел  издалека  капитана  Коэллера,
который соскочил с мотоцикла, махнув ему  рукой,  и  направился  к  дверям
особняка.
   Клос обвел взглядом двор. Увидел черный "мерседес". "Уже  успели..."  -
подумал он. Единственное свободное место было около боковой стены  правого
крыла особняка; в стене не было окон,  только  чуть  пониже  уровня  земли
виднелись узкие проемы окошек подвального помещения особняка. Казино!
   Нужно было вновь рисковать. Он  поставил  мотоцикл  вплотную  к  стене,
сорвал фальшивый номерной знак. На мгновение задумался. Что с ним сделать?
Согнул, закопал недалеко от стены, притоптал землю сапогом.
   Клос не заметил Симоны, которая  внимательно  наблюдала  за  ним  через
узкое окошко казино.


   Два штурмбанфюрера из Добжице, Кнох и Лехман, прибыли  в  штаб  дивизии
несколькими минутами раньше Клоса. За истекшие два часа  они  сделали  все
возможное для  розыска  человека,  одетого  в  мундир  вермахта,  которому
удалось выбраться из засады и убить гестаповца Фрица Шальбе. Они понимали,
что напали на след опасного преступника,  точнее,  на  вражеского  агента,
переодевшегося в немецкий мундир. Следствие в  Добжице  заняло  у  них  не
более часа. Первую информацию, хотя и недостаточно точную, они получили от
паренька  из  гитлерюгенда,   на   которого   Кнох   наткнулся   на   углу
Баутзенштрассе.
   - Ты не видел, случайно, мотоциклиста  в  форме  немецкого  офицера?  -
спросил он паренька.
   Тот рассказал все, что знал, но при этом добавил, что не уверен, был ли
это офицер, и не обратил внимания на номерной знак его  мотоцикла.  Но  он
точно помнил, что мотоциклист проезжал мимо него только один раз.
   Необходимо было опросить все контрольные посты на дорогах,  ведущих  из
города. Кнох и Лехман переговорили не менее чем с десятком  жандармов.  Но
немногие из них выполняли распоряжение о  записи  регистрационных  номеров
проходящего автотранспорта. "Приказ был недостаточно точным,  -  объясняли
жандармы. - Речь шла о подозрительных".
   И только сообщения с  двух  контрольных  постов:  одного  -  на  шоссе,
идущего с востока к Форбургу, другого - на  тракте  из  Дюберитза  к  лесу
Вейперта - содержали, как показалось гестаповцам, более или  менее  ценную
информацию.
   Жандарм с поста восточного шоссе доложил, что  он  видел  мотоциклиста,
который издалека показал  ему  разрешение  на  проезд  и  крикнул:  "148-я
дивизия". Другой жандарм, дежуривший  на  тракте,  также  видел  немецкого
офицера на мотоцикле, который,  не  задерживаясь,  проскочил,  на  большой
скорости мимо него.
   - Как так, не задерживаясь? - закричал Лехман. - А  вы  там  для  чего?
Пойдете под суд.
   Оба жандарма запомнили только несколько цифр  регистрационного  номера:
3, 8 и, кажется, 7. Это уже кое-что.
   Лехман и Кнох разослали имевшихся в их подчинении гестаповцев по полкам
148-й дивизии, а сами направились в ее штаб. Принял  их  командир  дивизии
генерал Пфистер без особого желания. Гестаповцы подробно  доложили  ему  о
случившемся, но, к их  удивлению,  генерал  не  проявил  к  этому  особого
интереса.
   - У меня в дивизии, - сказал старый  пруссак,  -  ничего  подобного  не
могло произойти. Я хорошо знаю своих офицеров.
   -  Однако  все  же  случилось,  -  не  без  ехидства  ответил  Кнох.  -
Установлено точно,  что  мотоцикл  был  из  148-й  дивизии.  Нам  известны
некоторые цифры номерного знака: 3, 8, 7.
   - Это ваша обязанность, можете искать. Я отвечаю за  фронт!  -  отрезал
генерал.
   - Может быть,  господин  генерал,  целесообразно  будет  обратиться  за
помощью к рейхсфюреру Гиммлеру? - спросил с иронией Кнох.
   Пфистер смягчился. Вызвал дежурного офицера и приказал  ему  установить
имена офицеров, которые в течение последних нескольких часов  пользовались
служебными мотоциклами. Через некоторое  время  дежурный  офицер  доложил:
капитаны Коэллер и Клос, обер-лейтенант Вальтер и гауптштурмфюрер Куссау.
   - Куссау нас не интересует, - сказал Кнох. - Что же касается остальных,
то желательно, чтобы они были вызваны в штаб.
   - Вызовите всех, - обратился  Пфистер  к  дежурному.  -  Если  они  все
подозреваются, то Куссау также должен быть в штабе. А сейчас  извините,  я
больше не располагаю временем, - добавил генерал.
   Сначала все пошли осматривать мотоциклы. Клос видел, как  они  выходили
от генерала. Он сразу узнал Кноха. Предстояло в считанные  минуты  решить:
идти ли на смертельный риск или немедленно покинуть штаб дивизии.
   "На что я еще могу рассчитывать? - размышлял Клос. - Может  быть,  Кнох
не узнает? Он видел мое лицо каких-нибудь две секунды". Клос был  тогда  в
шлеме и больших мотоциклетных очках. Однако он не был уверен  в  том,  что
Кнох не узнает его. Но он должен рискнуть.  Ему  нельзя  сейчас  спасаться
бегством, необходимо дождаться десантников и всеобщего наступления.


   Симона стояла около бара.
   - Коньяк? - спросила она равнодушно. - Ужин?
   - Если можно, коньяк. Поужинаю немного позже.
   Девушка поставила перед Клосом рюмку.
   - Позже? - спросила она. - Вы думаете, что еще будет это "позже"?
   - Не понимаю! - удивился Клос.
   - Дежурный  офицер  сказал  мне,  зачем  приехали  сюда  гестаповцы  из
Дюберитза, - ответила Симона.
   - Это правда? - Клос спокойно попивал коньяк. - Ну и зачем же?
   - Вы не знаете?
   - Еще нет.
   - Удивляюсь вашей выдержке и хладнокровию, - тихо произнесла Симона.  -
Кто вы на самом деле?
   - Мы давно уже знакомы, Симона, и ваш вопрос кажется странным.
   - Кто убил гестаповца в Дюберитзе? Тот, кто ехал  на  мотоцикле.  Этого
человека разыскивают. Если бы гестаповцы узнали, что один немецкий  офицер
заменил номерной знак на своем мотоцикле по приезде в  штаб  дивизии,  то,
видимо, им бы стало все ясно. - Она сказала это по-французски. - Я  видела
этого офицера!
   - Интересно, это очень интересно.  -  Клос  отодвинул  от  себя  пустую
рюмку. - Ну и что дальше?
   - Этот офицер был не очень осторожен. Закопал номерной  знак  под  моим
окном у стены казино. Я могла бы его показать, номер помню точно: 3837. Вы
согласны, господин капитан?
   Клос молчал.
   - Прошу вас, скажите же что-нибудь!
   Он повел плечами:
   - Мне нечего сказать. Что вы намерены теперь делать, Симона?
   - Мне противна ваша грязная война, -  прошептала  она,  -  но,  как  вы
полагаете, это сообщение могло бы быть достаточной платой за жизнь Рольфа?
   Клос молчал.
   - Ну как вы думаете? Жизнь за жизнь! Это было бы справедливо, не правда
ли?
   Клос встал. Просить? Убеждать?  Разъяснять,  что  этим  она  ничего  не
добьется? Он посмотрел на лицо Симоны. Под ее глазами были  темные  круги,
губы, не тронутые помадой, слегка потрескались.
   - А что потом? - спросил ее Клос. - Как можно будет жить после этого?
   Внезапно послышался гул авиационных моторов,  близкие  взрывы  сотрясли
стены особняка.
   - Они неплохо знают цели, не правда ли? - тихо промолвила она.
   "Может быть, ее застрелить? - подумал Клос. - Нет, я  не  должен  этого
делать".
   Услышал, как хлопнула входная дверь; на пороге  появился  штурмбанфюрер
Кнох. Еще ближе  взрыв  -  посыпались  осколки  разбитого  стекла...  Кнох
посмотрел на Клоса, потянулся к кобуре.
   - Руки!.. - крикнул он.
   Он не успел  сказать  больше  ничего.  Прозвучали  два  выстрела.  Кнох
замертво свалился на пол.
   Симона неподвижно стояла около бара, прикрыв ладонью рот.
   Из казино Клос поднялся наверх; у него  в  комнате  спрятаны  несколько
предметов, которые не должны попасть  в  руки  гестаповцев:  непроявленный
микрофильм, новый шифр, миниатюрный фотоаппарат...
   Он уже спустился на первый этаж, когда ему встретился посыльный.
   - Вас вызывает генерал, - обратился он к Клосу.
   - Буду через пять минут.
   - Генерал требует немедленно. Он сказал, что  вы  ему  нужны  по  очень
важному делу.
   - Хорошо. Сейчас буду...
   В коридоре показался генерал Пфистер.
   - Прошу вас, Клос, зайти ко мне.
   "Ну, теперь все", - подумал Клос и пошел вслед за генералом. В кабинете
было уютно и тихо. Пфистер закурил сигарету.
   - Через минуту, -  сказал  он,  -  все  будут  здесь.  Следствие  ведет
штурмбанфюрер Кнох из Дюберитза. Как вы полагаете, господин капитан, может
ли быть правдоподобным, чтобы кто-то из наших офицеров...
   Клос молчал.
   - Завтра или не далее как послезавтра начнется наступление, -  медленно
проговорил Пфистер. - Я не должен допустить, чтобы в  нашем  штабе  что-то
случилось. Вы понимаете меня, господин Клос?
   - Да.
   - Поэтому я решил, что от имени  нашего  штаба  вы  примете  участие  в
расследовании  этого  необычного  дела.  Сейчас  я  об  этом  поставлю   в
известность Кноха.
   -  Возможно  ли  это,  господин  генерал,  я  же   нахожусь   в   числе
подозреваемых, - сказал Клос.
   - Какой вздор, - решительно махнул рукой генерал.  -  Вы  же,  господин
Клос, офицер нашей контрразведки.
   В дверях показался адъютант.
   - Офицеры ожидают вас, господин генерал.
   - Просите.
   Клос, не спрашивая разрешения, закурил сигарету. "Теперь все кончено...
поздно", - промелькнуло в голове Клоса.
   Первым в кабинет вошел Лехман, за ним - все, кто пользовался в  течение
последних  часов  мотоциклами;  Коэллер,  Куссау,  Вальтер...  Куссау  был
заметно пьян.
   - А где Кнох? - спросил генерал.
   - Появится с минуты на минуту, - ответил Лехман. - Я уже послал за  ним
своего человека...
   - Тогда прошу вас, начинайте. - Пфистер нетерпеливо посмотрел на  часы.
- Ах да... Я должен сообщить вам, что от моего имени  в  следствии  примет
участие капитан Клос. Он будет меня информировать о  ходе  следствия  и  в
конце доложит о результатах.
   -  Как  это  можно,  господин  генерал?  -  с   удивлением   проговорил
гестаповец. - Я должен напомнить, что капитан Клос является одним из...
   - Прошу вас, господин Лехман, начинайте, - прервал его генерал.
   - Необходимо подождать Кноха.  Он  видел  того  человека,  -  настаивал
гестаповец.
   - В моем распоряжении слишком мало времени,  -  раздраженно  проговорил
Пфистер, усаживаясь за письменный стол.
   - Прошу, пусть каждый  из  приглашенных  офицеров  назовет  трассу,  по
которой проезжал сегодня на мотоцикле, - начал Лехман.
   - Я был в лесу Вейперта, - отозвался первым Клос.
   - А я ездил по подразделениям дивизии. - Куссау широко расставил  ноги.
- Намотал немало километров, изрядно устал.
   - Прошу поточнее... - сказал Пфистер.
   Однако Куссау не  успел  удовлетворить  просьбу  генерала.  В  кабинет,
запыхавшись, вбежал один из подчиненных Кноха.
   - Господин генерал, штурмбанфюрер Кнох убит!
   Генерал сорвался с места:
   - Как это убит? Во время "налета?
   - Нет, господин генерал. Застрелен в казино.
   - Прошу всех за мной! - повелительно сказал Пфистер.
   Никакого шанса на побег... В зале столпились уже офицеры штаба дивизии,
создав своеобразные шпалеры, через которые шел генерал  со  своей  свитой,
Лехман не отставал от Клоса, капитан чувствовал на себе пристальный взгляд
гестаповца.
   На полу в казино лежал Кнох. Врач наклонился над ним. Увидев  генерала,
он поднялся и отошел в сторону.
   -  Смерть  наступила  несколько  минут  назад,  господин   генерал,   -
отрапортовал он. - Два выстрела. Оба в область сердца.
   Клос в этот момент увидел Симону: она продолжала стоять около  бара,  а
рядом с ней был гестаповец в черном мундире.
   "Все уже рассказала? Нет, не может быть", - подумал Клос.
   Гестаповец вытянулся по стойке "смирно".
   - Она должна была видеть убийцу, господин генерал.
   - Призналась?
   - Нет, она заявила, что расскажет обо всем только в вашем  присутствии,
господин генерал.
   - Тогда пусть говорит. - Пфистер даже не посмотрел на Симону. Казалось,
он совсем не замечает ее.
   Девушка подбежала к генералу:
   - Господин генерал...
   - Ну и кого же вы видели? - нехотя пробормотал он.
   Около него стоял Лехман и смотрел на Симону,  как  охотник  на  добычу.
Немного в стороне стоял Куссау, за ним - Коэллер и Вальтер, а около окна -
Клос... Что делать,  если  она  обо  всем  расскажет?  Конечно,  стрелять.
Сначала в Лехмана, потом в Куссау. Во всяком случае надо как можно  дороже
продать свою жизнь...
   Все молча стояли и ждали, что скажет девушка.
   - Господин генерал, - начала наконец Симона, - прошу вас дать обещание,
что вы отмените свой приказ и сохраните жизнь  Рольфу  Кахлерту.  Тогда  я
расскажу обо всем, что знаю...
   - Пообещайте, господин генерал, - шепнул ему Лехман.
   Пфистер выпрямился и холодно посмотрел на девушку.
   - Я ничего не могу вам обещать, -  сухо  сказал  он.  -  Обер-лейтенант
Кахлерт два часа назад расстрелян.
   Казалось, что она сейчас упадет. Посмотрела на гауптштурмфюрера Куссау,
потом на Клоса.
   - Он расстрелян, - повторила она. - Больше не живет...
   - Кто убил Кноха? - Лехман повысил голос почти до крика.
   - Скажу, - вдруг вскрикнула  Симона,  -  все  скажу!  Думаете,  я  буду
молчать? Нет, я скажу,  кто  убийца!  Это  он,  господин  генерал.  -  Она
протянула руку в сторону Куссау. - Пусть  теперь  расплачивается!  Я  была
здесь и все видела...
   Куссау, еле стоящий на ногах, выхватил пистолет из кобуры.
   - Ты лжешь! - крикнул он. Не целясь, он выстрелил.  Вальтер  и  Коэллер
вырвали из его рук  пистолет,  но  выстрел  оказался  смертельным.  Симона
опустилась на пол... Лехман и врач склонились над  ней.  Пфистер  даже  не
посмотрел на убитую.
   - Куссау... - прошептала, умирая, Симона.
   Лехман вытащил из кармана фартука Симоны согнутый номерной знак.
   - Это тот самый номер, - сказал он.
   - Вы ей верите? - Куссау пытался вырваться из рук Коэллера и  Вальтера.
- Это она была большевистским шпионом, это она убила Кноха...
   - И она ездила сегодня на мотоцикле, так? - с иронией вставил Лехман. -
Ты дал ей номерной знак, чтобы она его спрятала. Она сотрудничала с тобой!
   - Лехман, ты сошел с ума, - взвыл Куссау, как затравленный зверь.
   - Куссау провел с ней эту ночь, - сказал капитан Коэллер.
   - Достаточно! Все ясно! - спокойно проговорил генерал. - Арестуйте  его
и допросите  как  следует.  Полевой  суд  дивизии  вынесет  ему  приговор.
Следствие продолжать и вести его, как я приказал...
   - Допросим его вместе, - сказал Лехман, обращаясь к Клосу. - Для  этого
потребуется немало времени, господин капитан, но  мы  должны  вытянуть  из
него все, что известно этому изменнику.
   Клос не слушал гестаповца. Он смотрел на убитую Симону.


   Слившись с толпою беженцев, участники операции  благополучно  добрались
до леса Вейперта. Теперь же ждали на западной опушке, укрывшись в зарослях
кустарника. Луга  и  пустошь  тянулись  до  самого  Добжице.  Волновались:
высадятся ли десантники, как  было  запланировано?  А  если  ветер  снесет
парашюты на восток, на лес, где расположился немецкий полк, или  на  юг  в
направлении шоссе, которое беспрерывно патрулируют жандармы?
   Томаля раздал карманные фонарики: три короткие  вспышки  означали,  что
парашютисты находятся над местностью, где их ожидают.
   Самолеты появились раньше, чем предполагали подпольщики.  Через  минуту
раздались взрывы бомб. Начался  пожар,  который  неожиданно  осветил  лес,
послышались автоматные очереди и  грохот  зенитных  установок.  На  западе
пылало зарево - это горел Добжице.
   В  этот  момент  подпольщики   увидели   купола   парашютов,   медленно
опускающихся на  землю.  Десант  высаживался  под  аккомпанемент  взрывов,
раздававшихся  где-то  в  центре  бушующего  пожара.  Высадились  точно  в
назначенном  месте.  Заметили  мигающие  огоньки,   разбросанные,   словно
светлячки, по поляне,  -  они  то  ярко  загорались,  то  внезапно  гасли,
становясь все ближе и ближе  к  приземлившимся  парашютистам.  Подпольщики
выбежали из кустарника  навстречу  десантникам.  Еще  раз  повторили  свои
световые сигналы... Издалека еще  доносились  взрывы.  Где-то  прострочила
автоматная очередь, потом наступила тишина...
   - Кто вы? - прозвучал голос из темноты.
   - Дубовый лист, - ответил Томаля.
   Молодой десантник в каске подошел к старику.
   - Командир группы десантников поручик Кожух, -  представился  он,  взяв
под козырек.
   Томаля стоял по стойке "смирно", молчал - он не мог оторвать взгляда от
шинели и каски с белым орлом.
   - Не думал, что дождусь, - тихо проговорил он. Сделав над собой усилие,
собрался с мыслями и точно доложил обстановку.
   Поручик слушал молча и недоверчиво.
   - Нас заверили, что лес Вейперта чист. - Он еще раз посмотрел на карту.
   - Был чист. Но сейчас в нем немцы. Нам не  удалось  установить  с  вами
радиосвязь, чтобы предупредить об этом и предложить другое место высадки.
   Десантники  уже  собрались  вокруг  них.  Проверили:  приземлилась  вся
группа.
   - Кто из десантников знает немецкий? - спросил Томаля.
   Утвердительно ответили уроженец Шленска и абитуриент из Люблина.  Парни
Томали принесли немецкие мундиры. Сасик и Скалка, а также  два  десантника
должны были выступить в качестве конвойных.
   - Ребята, -  приказал  поручик,  -  снимите  пояса.  Автоматы  и  пояса
спрятать под шинели. Гранаты - в карманы. Если потребуется, то  я  стреляю
первым.
   Двинулись прямо на лес Вейперта.
   Поручик посмотрел на часы:
   - Два часа. Должны успеть.
   Шли лугом, потом опушкой добрались до лесного тракта. Вдруг  неожиданно
блеснули лучи рефлекторов, осветившие Томалю  и  двух  парней  из  конвоя.
Мотор вездехода застонал на полуоборотах  и  заглох.  Офицер  выскочил  из
машины. Томаля подал команду "Стой!"  и  доложил.  Он  когда-то  служил  в
кайзеровских войсках, поэтому его рапорт был безупречен.
   - Сопровождаете в штаб дивизии, - повторил офицер СС. - А откуда?
   - Это специальная диверсионная группа, - повторил Томаля слова, которым
научил его Клос перед выходом на операцию. - Схватили их на  юго-восточной
окраине Дюберитза. Они из диверсионного вражеского десанта...
   Офицер СС смотрел  на  них  с  недоверием.  Что-то  ему  не  нравилось,
возбуждало подозрение. В машине  остался  только  один  водитель,  к  нему
подошел десантник -  солдат  из  Шленска.  Эсэсовец  прошел  вдоль  группы
"пленных". Остановился около поручика:
   - Офицер? - Тот молчал. - Отвечай!
   - Не понимаю по-немецки.
   Эсэсовец сорвал с его плеча планшет. Раскрыл. Осветил фонариком. Увидел
на карте лес Вейперта и обозначенную синим карандашом западную опушку.
   - Что это значит? - Поручик молчал. - Кто может  перевести?  -  крикнул
фашист.
   Около него вырос Сасик. Немец спросил:
   - У тебя русское оружие? - Сасик не понял вопроса. - Отвечай!
   - Я не знаю. - Это было  единственное,  что  Сасик  мог  произнести  на
немецком языке.
   - Документы! -  обратился  немец  к  Томале.  Он  передвинул  кобуру  с
пистолетом под руку, беспокойно оглядываясь.
   Теперь у них не было выбора. Поручик принял решение - не  вынимая  руки
из кармана, он выстрелил в немца.  Паренек  из  Шленска  ударил  прикладом
водителя. Наступила тишина...
   - Нам повезло, - сказал поручик, - что они были одни. Но там, в лесу?
   Томаля пожал плечами:
   - Мы должны рискнуть. Это единственный выход...
   Двинулись дальше. Песчаная дорога вела через лес. На полянах  виднелись
контуры военных машин и темные силуэты  людей.  Здесь  никто  не  разжигал
костров.  Под  деревьями  прохаживались  часовые,   которые   бросали   на
проходящих внимательные  взгляды.  Десантники  старались  не  смотреть  на
немцев... Руками, заложенными в карманы шинелей, которые без поясов висели
на  них  как  мешки,  крепко  сжимали  шероховатую  поверхность  гранат...
Казалось, что у  этой  дороги  не  будет  конца.  Взобрались  на  песчаную
возвышенность, все дальше углубляясь  в  густые  заросли,  проходили  мимо
военных грузовиков и штабных автомашин...
   Поручик,  следуя  за  Томалей,   старался   все   запомнить.   "Никаких
укреплений, - подумал он, - видимо, еще не успели..."
   Какой-то немецкий офицер подошел к Томале:
   - Что это за сброд?
   - Поляки. Пленные, господин обер-лейтенант, - быстро ответил Томаля.
   - Куда вы их ведете? На первую линию обороны? Вы что, сошли  с  ума?  -
закричал офицер.
   - В штаб дивизии, господин обер-лейтенант.
   - Что вы с ними возитесь? Прикончите их здесь, на месте!
   - Не имеем права. У нас приказ: сопроводить  их  в  штаб!  -  отчеканил
Томаля.
   Офицер удивленно пожал плечами и отошел в сторону.
   Двинулись дальше, поручик еще раз с беспокойством посмотрел на часы. На
востоке царила тишина, но он знал, что пройдет еще совсем немного  времени
- и...  Им  предстояло  миновать  небольшой  отрезок  пути  вдоль  позиций
гренадерского полка...


   - Вы с ума сошли! - Лицо капитана Куссау было покрыто обильным потом. -
Это не я, не я, понимаете? Шпион на  свободе!  -  Он  с  трудом  переводил
дыхание. - А вы меня здесь...
   Лехман ударил его по лицу. Куссау свалился со стула; через минуту он  с
трудом поднялся с пола. В разорванной на  груди  рубашке,  с  разбитыми  в
кровь  губами,  он  выглядел  страшно.  Несколько  секунд   Куссау   стоял
неподвижно, угрожающе  упершись  взглядом  в  Лехмана.  Казалось,  что  он
бросится на гестаповца, но он, только  покачнувшись,  снова  опустился  на
стул, тяжело дыша.
   - Ну, теперь ты скажешь? - крикнул Лехман. - Если скажешь  всю  правду,
то, может быть, и останешься в живых. Давно на них работаешь?
   - Можете проверить, где я был в этот  день  после  обеда,  -  прошептал
Куссау наконец.
   - Ты же сам сказал, что под Дюберитзом.
   - У старого приятеля - лесника...
   - Не беспокойся, завтра он все выложит на допросе, - с усмешкой  сказал
Лехман.
   - Идиот! - крикнул Куссау. - Проклятый идиот!
   Лехман снова ударил с размаху. Куссау отлетел к двери.
   Клос посмотрел на часы. Уже  должны  быть!  Через  несколько  минут  он
увидит в окно, как они будут входить во двор особняка. Охрану штаба уберут
без особого труда.
   Нельзя допустить, чтобы генерал Пфистер успел отдать  приказ  о  взрыве
моста... Десантники должны снять посты и захватить  предмостный  плацдарм.
Но долго ли они смогут продержаться? Первая линия немецкой  обороны  могла
оказать упорное сопротивление... А если они не прошли через лес Вейперта?
   - Клос, - сказал Лехман, - эта свинья не хочет ни в  чем  признаваться.
Думаю, он все еще не понимает, что его ждет. А  ведь  он  должен  об  этом
знать...
   - Идиот, проклятый идиот! - пробормотал опять Куссау.
   - А теперь попробуй ты, -  сказал  Лехман,  обращаясь  к  Клосу.  -  Он
изрядно измучил меня.
   В этот  момент  Клос  увидел  их.  Они  смело  вошли  во  двор.  Томаля
перебросился  несколькими  словами  с  часовым,  потом  остановил   группу
невдалеке  от  особняка.  Клос  заметил  рослого  парня,  судя  по  всему,
командира десантников; он внимательно осмотрелся вокруг,  взглядом  указал
на пост, где стоял солдат, вооруженный ручным пулеметом.  "Начинается",  -
промелькнуло в голове Клоса.
   Томаля  разделил  группу,  пятеро  в  сопровождении  одного  "конвоира"
двинулись к особняку. Это не возбудило у немцев никакого подозрения.
   - Клос, - сказал Лехман, - начинай же наконец...
   В этот момент к труппе "пленных" подошел капитан Коэллер, дежуривший  в
штабе.
   "Сейчас, сейчас..." - подумал Клос.
   Польский  офицер  выхватил  из-под  шинели   пистолет,   выстрелил.   И
началось... Ручной пулемет  был  моментально  уничтожен  взрывом  гранаты.
Эсэсовцы из охраны штаба  отстреливались,  укрывшись  за  грузовиками.  Из
особняка  выбегали  немецкие  офицеры  и  падали   от   метких   выстрелов
десантников.
   Поручик с группой солдат уже штурмовал особняк.
   - Поляки! - взревел Лехман. - Предательство!
   Куссау бросился к окну.  Лехман  попытался  задержать  его,  но  Куссау
неожиданно схватил со стола пистолет и спрыгнул во двор.
   - Стой, Куссау! - закричал Лехман. - Клос, стреляй!
   Куссау уже был внизу. На ходу он выстрелил в бегущего  парашютиста,  но
промахнулся и через минуту упал, подкошенный автоматной очередью.
   - Однако, - удивленно протянул Лехман, - он не предатель... Но  кто  же
тогда?
   Клос выбежал из комнаты. В коридоре никого не было,  внизу  раздавались
выстрелы, десантники уже штурмовали большой зал особняка.
   Кабинет генерала был в другом конце коридора;  когда  Клос  подбегал  к
двери,  особняк  внезапно  задрожал,  посыпались  стекла  из   окон,   гул
артиллерийской канонады донесся с востока.
   Началось наступление!
   Клос с силой толкнул дверь, ведущую в кабинет генерала.  Пфистер  сидел
неподвижно за письменным столом,  как  будто  все,  что  происходило  там,
внизу, совсем его не касалось.
   Клос стоял в дверях, тяжело дыша.
   - Прошу вас, господин капитан, доложите, - обратился к нему генерал,  -
что там происходит?
   Клос отрапортовал. Он  никогда  еще  не  находился  в  таком  идиотском
положении. Он лихорадочно соображал, что предпринять.
   Если Томаля не появится здесь через минуту,  Клос  вынужден  будет  дам
помешать Пфистеру отдать приказ о взрыве моста. Война еще не  окончена,  и
он не имеет права деконспирироваться, но бывают ситуации...
   - Десант! - проговорил генерал. Вернее, он кричал, чтобы Клос  мог  его
услышать  среди  оглушительных  взрывов:  -  Наступление  началось,  прошу
соединить меня с охраной моста!
   Клос подошел к телефону. Теперь как раз время  пустить  в  ход  оружие.
Пистолет Пфистера лежал на письменном столе, он не  успеет  дотянуться  до
него...
   - Быстрее, Клос! - торопил его генерал.
   Клос поднял трубку и отстегнул кобуру. В этот момент с шумом  открылась
дверь. На пороге стоял Томаля, а за ним - польский офицер.
   - Руки вверх! - крикнул Томаля на  безукоризненном  немецком  языке.  -
Руки вверх - оба!
   Пфистер повиновался.
   - Я командир дивизии, - сказал он, как будто бы требуя, чтобы  те  тоже
представились.
   - Знаю, знаю, - пробормотал Томаля.  -  Прошу  вас,  господин  генерал,
взять трубку и вызвать в штаб командира саперов. - Щелкнул  предохранитель
пистолета Томали. - Ну, побыстрее!
   - Я не сделаю этого!
   - Вам что, надоело жить?
   Пфистер поднял трубку.
   - Соедините меня с Четвертым, - пробормотал он.
   Это было весьма рискованно. Томаля не был уверен в том, что генерал  не
отдаст приказа о взрыве моста. Но бесспорным было одно: если охрана  моста
останется без командира,  это  облегчит  выполнение  задания.  Ну  а  если
генерал, вместо того чтобы сказать:  "Прошу  прибыть  в  штаб",  прикажет:
"Взорвать!"? Если он не испугается угрозы?.. Понимает ли  Пфистер,  что  в
этом случае он погибнет? А может быть, Томаля знает лучше психику немецких
генералов, чем он, Клос?
   Ждали молча несколько секунд.
   - Фогель, - услышали они голос Пфистера, - прошу вас немедленно прибыть
в штаб.
   Однако Томаля оказался прав!
   Генерал положил трубку.
   - Я был принужден  это  сделать,  подчиняясь  насилию,  -  оправдывался
генерал Пфистер.
   - Вы останетесь здесь, - сказал польский офицер, обращаясь к Томале.  -
Сторожите их.
   "Все идет так, как  запланировали,  -  подумал  Клос.  -  Сейчас  будет
разыгран побег Пфистера, чтобы я мог и дальше действовать,  оставаясь  вне
подозрений".
   Клос подошел к  окну.  Во  двор  особняка  въезжала  автомашина  майора
саперных войск Фореля. Ее сразу же окружили  десантники.  Через  несколько
минут  она  с  отрядом  польских  солдат  уже  следовала  к   предмостному
укреплению. Мост был спасен.
   Артиллерийская  канонада  постепенно  утихала,  только  слышался  треск
пулеметов и автоматных очередей.
   - Можно закурить? - спросил Клос. Это был условный сигнал.
   - Курите, - спокойно ответил Томаля.
   Клос подошел к нему и одним быстрым движением свалил с ног. "Не слишком
ли ушиб его? - подумал Клос. - Нет, видимо, нет..."  Выхватил  автомат  из
рун Томали.
   - Бежим, господин генерал!
   Спустились вниз  по  лесенке  и  через  казино  вышли  на  задний  двор
особняка. Потом, пробежав узкой  дорожкой  вдоль  берега  реки,  никем  не
замеченные, добрались до леса Вейперта.
   Когда они поднялись на пригорок и увидели внизу реку, городок  и  поля,
тянувшиеся вдоль берегов, к окраинам Осека уже подходили танки... Польские
и советские танки свободно шли через мост...
   "Какая жалость, - подумал Клос, - какая жалость, что я  не  могу  здесь
остаться".
   - Вы, господин капитан, спасли мне  жизнь,  я  так  благодарен  вам!  -
сказал генерал. - Но я могу надеяться, что?.. - Он замолк на полуслове.
   Клос молчал.
   "Боишься, что трусость твоя станет известна! - подумал Клос.  -  Бойся,
бойся, так нужно! Пока ты необходим мне - обеспечишь надежное алиби".
   - Будьте спокойны,  господин  генерал,  никто  не  узнает  о  том,  что
случилось в штабе, - заверил его Клос. - Даю вам слово немецкого офицера.
   Генерал Пфистер глубоко вздохнул.





   Шел снег с дождем, бушевал шторм. Клос поднял воротник плаща и прибавил
шагу. Кругом было тихо. Двери домов заперты, окна наглухо закрыты. Девушка
со знаком "П" на рукаве плаща пробежала по тротуару и скрылась в подъезде.
Послышался хрипловатый голос из мегафона:
   -  "Ахтунг,  ахтунг...  Комендант  полиции  и   СС   города   Тольберга
приказывает; завтра, 18 марта 1945 года, женщины с  детьми  до  пятнадцати
лет должны прибыть в шесть утра в порт. Повторяю..."
   "Решили эвакуировать город... - усмехнулся  про  себя  Клос.  -  Думают
удержать? Надолго ли?" Советские и польские войска прорвали Поморский вал.
Седьмого марта польские солдаты вышли к Балтике,  хотя  приморские  города
все  еще  удерживают  немцы.  Используя  заранее  подготовленную   систему
укреплений, гитлеровцы упорно сопротивляются. Гиммлер запретил даже думать
о капитуляции. Значит, и этот город, как и многие другие, придется брать с
боем. Клос понимал, что и его ожидает еще немало испытаний.
   Посмотрел  на  часы.  Через  десять   минут   он   должен   докладывать
командующему  обороной  Тольберга  полковнику  Броху  о  разработанных  им
мероприятиях.
   А  вечером  он  снова  вернется  на  Кайзерштрассе,   где   в   подвале
разрушенного во время налета  каменного  дома  его  ждет  радист,  сержант
Косек, заброшенный в тыл  немцам  неделю  назад,  когда  польская  дивизия
подошла к Тольбергу. Радист ежедневно выходил на связь. Таким образом  все
приказы Броха становились известны польскому командованию.
   В адъютантской Броха  Клос  застал  штурмбанфюрера.  Бруннера,  который
сообщил, что полковник появится через несколько минут, а за это время они,
Бруннер и Клос, смогут спокойно поговорить. Он  угостил  Клоса  сигарой  и
подошел к большому плану  города,  висящему  на  стене.  Клос  внимательно
наблюдал  за  штурмбанфюрером:  военные  дороги  не  раз  сводили  его   с
Бруннером. Клосу всегда удавалось перехитрить врага. Но  никогда,  даже  в
последние минуты борьбы, нельзя расслабляться, терять бдительность.
   - Дела неважные, - сказал наконец Бруннер.
   - Да, неважные, - подтвердил Клос.
   Бруннер подошел к окну, встал  спиной  к  Клосу:  он  не  хотел,  чтобы
капитан видел его встревоженное лицо.
   - Что ты собираешься делать? - тихо спросил он Клоса.
   - Ничего. А ты, Отто?
   - Не  желаешь  раскрывать  свои  карты?  -  Бруннер  старался  говорить
спокойно. - Уже  завтра  морская  дорога  может  быть  блокирована.  Суда,
которые выйдут из порта в море рано утром, видимо, будут последними.
   - Возможно... - Клос  не  хотел  высказываться  определеннее,  опасаясь
провокации.
   Штурмбанфюрер резко повернулся.
   - Ну и что? - спросил он. - Пойдем - как бараны на убой...
   - Боишься?
   - А ты? Может быть, хочешь сказать, что не боишься, Клос?
   - Собственно говоря, чего ты хочешь, Отто?
   Видимо, Бруннер что-то задумал, но ему необходима помощь. Однако почему
он обратился именно к нему, Клосу? И что он, Клос, должен ответить?  Какую
позицию занять в этой небезопасной игре? Сообщника Бруннера? Или лояльного
немецкого офицера?
   Штурмбанфюрер молчал, внимательно глядя на Клоса.
   - У меня отличная идея, - сказал наконец Бруннер.
   - Какая?
   - Подожди... - Бруннер, видимо, еще что-то взвешивал. - Запомни,  Клос,
что я не люблю шуток. Я наблюдаю за тобой уже давно. И подумал  как-то:  а
не стоит ли покопаться в твоем прошлом?..
   - Это меня не тревожит. Можешь копаться сколько угодно. И скажи  своему
Груберу, чтобы прекратил следить за мной...
   - Значит, об этом тебе известно... Не обижайся, Ганс. Предлагаю мир,  а
не войну...
   - Говори прямо, чего ты хочешь.
   - Это весьма сложное дело,  дорогой  Ганс...  Ты  слышал  что-нибудь  о
профессоре Гляссе?
   - Глясс? Конечно слышал.  Известный  физик,  кажется,  живет  здесь,  в
Тольберге. Он проводил какие-то научные опыты  и  руководил  заводом,  где
изготовлялись основные части пульта управления Фау-1 и Фау-2. -  Клос  был
достаточно осведомлен о деятельности Глясса.  Но  с  какой  целью  Бруннер
заговорил о нем? Если это не провокация,  то  дело  представляется  весьма
интересным. - Да, я слышал о Гляссе, - повторил Клос. - Так в чем же дело?
   Но этого он не узнал: вошел  полковник  Брох  и  пригласил  их  в  свой
кабинет.
   Командующего  обороной  Тольберга  Клос  знал  так  же  хорошо,  как  и
Бруннера. Когда-то  они  вместе  воевали  на  Восточном  фронте.  Войну  с
Советским Союзом  Брох  считал  безумием.  "Это  закончится  трагично",  -
говорил он, выпив, в кругу друзей. Брох был  кадровым  офицером  вермахта,
незаурядным военным  специалистом  и  безупречно  выполнял  каждый  приказ
сверху. Его сухощавое лицо казалось сейчас, когда он стоял  за  письменным
столом в своем кабинете, почти безжизненным. Сухо и равнодушно он  сообщил
Бруннеру и Клосу, что Гиммлер категорически приказал: ни шагу назад.
   - Танковые части противника, - продолжал он столь же сухо, -  вышли  на
шоссе, ведущее в Штеттин, и, таким  образом,  последняя  дорога  на  запад
оказалась перерезанной. Остался только морской путь, по крайней мере, пока
еще остался. Эвакуация должна продолжаться во что бы то ни стало.
   Бруннер  и  Клос  доложили  обстановку  в  городе.  Штурмбанфюрер,  как
руководитель местных отрядов СС и полиции, сообщил,  что  в  городе  царит
полный порядок. Расстреляно двадцать мужчин, которые  пытались  пробраться
на отплывающее судно. Все они были годны к службе  в  армии,  но,  видимо,
уклонялись  от  мобилизации.  Были  расстреляны  две  женщины,  пытавшиеся
посеять панику среди жителей города.
   В ответ Брох только кивнул.
   Послышался грохот артиллерийских  залпов.  Завыла  сирена.  От  близких
взрывов зазвенели  стекла  в  окнах.  Брох  присел  к  письменному  столу,
протянул офицерам сигареты. Он не намеревался  спускаться  в  укрытие,  не
теряя времени приступил к рассмотрению плана эвакуации населения.
   - Гражданское население города меня меньше всего интересует,  -  сказал
Бруннер. - Самое важное - это завод.
   - Да, конечно, - подтвердил Брох, - но необходимо  установить  какой-то
порядок. Женщины и дети...
   - Хорошо, я этим займусь...
   - Вы, Бруннер, займетесь заводом, - бросил сухо полковник. -  Мы  имеем
строгий приказ рейхсфюрера: эвакуировать  все  станки  и  оборудование.  И
обеспечить, чтобы профессор Глясс был благополучно  доставлен  в  порт  на
первое же отплывающее судно.
   - Отряды СС ночью окружат порт... - начал Бруннер.
   - Нет. Охраной порта займутся солдаты вермахта! - твердо сказал Брох.
   Их взгляды на миг встретились и разошлись. Клос  подумал,  что  Бруннер
запротестует, но штурмбанфюрер только пробормотал:
   - Как вам будет угодно, господин полковник.
   - Вы отвечаете за завод и за профессора Глясса, - заключил Брох.  -  На
этом все.
   Бруннер многозначительно посмотрел на Клоса. Но и без  этого  Клос  уже
начал понимать, что к чему. Снова завыла сирена, а через  несколько  минут
заговорила артиллерия. Брох открыл окно, в комнату ворвалось:
   - "Ахтунг, ахтунг! Все мужчины от 15 до 60 лет обязаны сегодня  явиться
в комендатуру города".
   - Что вы, господин полковник, намереваетесь с ними  делать?  -  спросил
Клос.
   Брох удивленно посмотрел на него.
   - Фольксштурм, - ответил он, закрывая окно. - Всех отправлю  к  каналу.
Там наиболее уязвимое место обороны. Настоящая дыра.
   "Ведь ты же считаешь себя честным немцем, - подумал Клос, - а посылаешь
стариков и детей на верную гибель. Во имя чего? Чтобы удержать  город  еще
один день?"
   - С военной точки зрения... - начал было Клос.
   - Знаю! - внезапно оборвал его Брох. - Ну  и  что  из  этого,  господин
капитан?
   - Ответ напрашивается сам собой, - спокойно сказал Клос.
   - Нужно ли сейчас об  этом  говорить?  -  сухо  возразил  полковник.  И
добавил уже другим тоном: - Мы не  можем  ничего  сделать.  Имеем  строгий
приказ. Неужели вы, капитан, не понимаете? Каждый из нас может думать  что
хочет, но это не имеет никакого значения. Главное  -  "приказ.  Я  доложил
рейхсфюреру,  что  оборона  города,  по  моему  мнению,   нецелесообразна.
Рейхсфюрер назвал меня  пораженцем.  Я  вынужден  оборонять  город  любыми
средствами, выполняя мой солдатский долг. В этом случае я не несу  никакой
ответственности.  Никакой!  -  повторил  он  и  умолк,  как  будто  ожидая
поддержки со стороны Клоса. - Пожалуй,  нам  больше  нечего  сказать  друг
другу, - заключил он после некоторого молчания. -  Я  ожидаю  донесения  о
положении на  пятом  участке  обороны.  Что  нам  известно  о  противнике,
действующем в направлении канала?
   Клос подумал, что необходимо как можно быстрее использовать эту брешь в
обороне. И обязательно продолжить беседу с Брохом, но  только  при  других
обстоятельствах...


   Сержант-радист Косек, круглолицый, курносый, крепко сложенный  паренек,
великолепно устроился в подвале разрушенного дома.  Среди  старой  мебели,
сваленной в кучу, он разыскал  стол,  два  стула  и  даже  кресло-качалку,
соорудил себе топчан.
   - Есть  такое  твердое  армейское  правило,  -  объяснял  он  Клосу,  -
устраиваться на каждом новом месте постоя как у себя дома. Конечно, только
в том случае, когда известно, что через  час  или  два  никуда  дальше  не
двинешься. Я, пан капитан, уже не раз был командиром  отряда  связистов  и
знаю, что к чему...
   Клосу  казалось,  что  сержант  Косек   недооценивает   той   серьезной
опасности, которая постоянно грозит ему в этом подвале, откуда  он  каждый
вечер посылает в эфир: "Висла", "Висла", я - "Искра". Перехожу на  прием".
Усиленные  патрули  жандармов  кружили  по   соседним   улицам,   немецкий
пеленгатор мог в любое время обнаружить местонахождение  радиостанции.  Но
на лице Косека не заметно было и тени беспокойства.
   Вечером, когда Клос спустился в подвал, сержант  немедленно  подал  ему
уже расшифрованную радиотелеграмму.
   Задание было сформулировано  просто,  но  в  действительности  являлось
чрезвычайно сложным для выполнения: приостановить демонтаж завода и во что
бы то ни стало предотвратить  эвакуацию  профессора  Глясса.  Кроме  того,
сообщалось, что сын профессора, обер-лейтенант Глясс, на Висле был взят  в
плен и находится в лагере военнопленных.
   Как в сложившейся ситуации приступить к выполнению задания и  выполнимо
ли оно вообще?
   Уже несколько дней Клос искал возможность проникнуть на завод,  но  все
безуспешно. Он не мог найти  даже  предлога,  чтобы  поточнее  обследовать
территорию этого секретного предприятия. Капитан  стоял  около  небольшого
зарешеченного  окошка,  выходящего  во  двор,  и  тщетно   пытался   найти
правильное решение. Кругом царила тишина, на город опускались сумерки...
   - Долго мы еще будем здесь, пан капитан? - спросил сержант.
   - Сегодня мы уходим отсюда, - ответил Клос не поворачиваясь.
   И  вдруг  он  увидел  девушку.  Она  была  в   расстегнутом   плаще   с
опознавательным знаком "П" на рукаве. Видимо, она долго бежала, потому что
дышала тяжело хватая воздух открытым ртом. Внезапно девушка  остановилась,
увидела   табличку   с   надписью:   "Осторожно!   Мины!",   которую   для
предосторожности повесил Клос, и потом не раздумывая  бросилась  к  двери,
ведущей в подвал... Через несколько секунд во дворе показался эсэсовец. Он
тоже на миг оторопел, увидев табличку, но все-таки побежал за девушкой.
   Сержант посмотрел на  Клоса.  Капитан  кивнул  ему  вытащил  из  кобуры
пистолет и снял с предохранителя. Косек приоткрыл дверь, в руке он  держал
десантный нож. Коридор  подвала  был  узкий  и  длинный.  Девушка  бежала,
спотыкаясь в темноте. Когда она оказалась около двери  их  убежища,  Косек
схватил ее за руку и втолкнул внутрь подвального помещения. Она  упала  на
пол. Эсэсовец увидел Косека,  но  не  успел  даже  крикнуть.  Клос  только
услышал звук падающего на цементный пол тела.
   Клос и Косек наклонились над потерявшей  сознание  девушкой.  Клос  был
сильно расстроен.
   Неожиданно прибавилась еще  одна  забота.  Мало  того,  что  необходимо
сменить место пребывания радиста, теперь придется тянуть за  собой  и  эту
девчонку! Если бы она была надежной, то можно было бы выпустить ее  отсюда
и не подвергать себя излишнему риску. Но как узнать, кто она?
   Тем временем девушка пришла в себя.
   Она огляделась вокруг, увидела автомат, лежавший на стуле, двух  мужчин
в немецкой форме и в страхе закрыла глаза.
   - Не бойся нас, - проговорил сержант, - и успокойся. Так откуда же ты?
   - Из Варшавы, - прошептала она тихо.
   - Где работаешь?
   - У профессора Глясса.
   Это было невероятно...
   Нелегко преодолеть недоверие Барбары Стецка (так звали девушку), ничего
не говоря о себе и ничего не объясняя. Но Клосу  в  конце  концов  удалось
убедить ее, что перед ней поляки "с той стороны". Сначала  она  объяснила,
почему ее преследовал  эсэсовец.  Жена  профессора  Глясса  послала  ее  в
аптеку. Когда она добежала до центральной площади, завыла  сирена,  и  она
увидела  наши  самолеты  -  последние  слова  она  особенно   подчеркнула.
Переждала налет в подъезде, а когда вышла, увидела на  тротуаре  листовки.
На улице никого не было, и она подняла одну из них. Листовки на польском и
немецком  языках  призывали  местное  население  прекратить  бессмысленное
сопротивление... Она решила собрать их побольше, чтобы потом  пронести  на
завод. И тут  ее  заметил  эсэсовец.  Убегая  от  него,  она  свернула  на
Кайзерштрассе, увидела этот разрушенный дом...
   - Мне уже пора возвращаться, - забеспокоилась девушка. - Госпожа  Глясс
очень мнительная, во всем меня подозревает.
   Чтобы принять окончательное решение, Клос хотел знать как можно  больше
подробностей о  работе  и  быте  профессора  Глясса.  Барбара  отвечала  с
удивлением, не понимая цели этих вопросов. Когда Клос  спросил  о  заводе,
она на миг заколебалась.
   - Послушай, девушка, - обратился к ней сержант, - ты догадываешься, для
чего мы здесь? Хочешь нам помочь?
   Она утвердительно кивнула головой и начала говорить:
   - На заводе работают поляки, французы, русские,  югославы...  Никто  из
них не имеет права покидать  лагерных  бараков.  Я  многих  из  них  знаю,
знакома и с вахтерами, потому что довольно часто  бываю  на  заводе:  фрау
Глясс посылает меня с поручениями к  своему  мужу.  -  Девушка  рассказала
Клосу о существующей на заводе нелегальной организации.
   Возникал план операции, в которой Барбара Стецка должна была сыграть не
последнюю роль...


   Профессор Глясс с грустью наблюдал, как рабочие со знаками "П" и  "Ост"
на рукавах комбинезонов демонтируют оборудование завода. Перед  войной  на
этом заводе выпускались радиоприемники, теперь он стал одним из  важнейших
предприятий военной промышленности. Это он, Глясс,  разработал  уникальную
схему выпускаемой продукции и в своей лаборатории испытывал  новые  модели
ракет. И вот теперь завод эвакуируют. Успеют ли? Ему казалось, что рабочие
делают все слишком медленно, что они не успеют подготовить к отправке даже
наиболее ценные станки. Безусловно, приказ об эвакуации  следовало  отдать
раньше. Он сказал об этом Бруннеру, когда тот пришел к нему в кабинет.
   - В половине четвертого я пришлю за вами грузовики, - сообщил Бруннер.
   - Я не успею к этому времени подготовиться, - ответил Глясс,  не  глядя
на гестаповца. Он презирал таких людей, как Бруннер,  но  старательно  это
скрывал.
   - Вы должны успеть, господин профессор. А что не  успеем  эвакуировать,
то уничтожим.
   - Вы хотите уничтожить завод?
   - Конечно. Все поднимем в воздух. А вы думали, что оставим полякам?
   Это   заявление   Бруннера   грубо   напомнило   Гляссу   о    жестокой
действительности. До этого профессор все  еще  считал,  что  положение  не
столь катастрофично.
   - Что будет с рабочими завода? - спросил он.
   - О ком это вы, профессор? Об этом сброде? Я сам займусь ими...
   - И все же я хотел бы знать, - настаивал Глясс. На самом деле это  была
чистейшая ложь, ему совершенно безразлично,  что  с  ними  произойдет,  он
только хотел заранее снять с себя ответственность...
   Бруннер усмехнулся:
   - Вам, профессор, следует больше думать о станках. Да и о себе тоже. Вы
один из тех счастливчиков, которых мы  обязаны  эвакуировать.  Прошу  вас,
господин Глясс, вовремя подготовить к эвакуации всю научную и  техническую
документацию и немедленно сжечь то,  что  не  сможете  взять  с  собой.  -
Штурмбанфюрер погасил  в  пепельнице  недокуренную  сигарету  и  вышел  из
кабинета.
   Начальника отдела энергетики завода, инженера Альфреда Кроля, он застал
в дежурке, когда тот через усилитель передавал распоряжения рабочим.
   - Повторяю, -  говорил  Кроль,  -  что  иностранным  рабочим  запрещено
покидать предприятие без специального разрешения. Каждый самовольный выход
будет  считаться  побегом.  Напоминаю,  что  югославский,  рабочий  Христо
Третнев за попытку к  побегу  был  вчера  приговорен  к  смерти.  -  Кроль
выключил микрофон.
   Бруннер усмехнулся и кивнул ему одобряюще.
   - Все в порядке, инженер Кроль, - сказал  он.  -  Об  этом  следует  им
повторять неустанно.
   Кроль с трудом встал: два месяца назад в полевом госпитале под  Минском
ему ампутировали правую ногу и  он  еще  не  привык  к  протезу.  Бруннер,
конечно, знал о нем все: и то, что Кроль получил Железный крест  за  битву
под Москвой, и то, что он не вступил в ряды национал-социалистской партии,
и то, что у его двоюродного брата, работающего на этом же заводе,  мастера
Кроля, мать полька; Но, несмотря на  это,  необходимо  было  относиться  к
инженеру Кролю с достаточным уважением и одновременно держать его крепко в
руках. Сейчас он был нужен, очень нужен.
   - Вы закончили минирование завода?
   - Так точно, - ответил Кроль. И добавил: - Я выполнил приказ.
   - А теперь внимательно выслушайте меня: в половине четвертого  прибудут
грузовики.
   - Так рано?
   - В половине четвертого. -  Бруннер  посмотрел  на  часы.  -  До  этого
необходимо  вооружить  всех  немцев,  работающих  на  заводе.  Оружие  уже
доставлено. Все они должны будут выехать на грузовиках в порт.
   - А иностранные рабочие?
   - Вы что, господин Кроль, шутите?  Почему  вас  беспокоит  судьба  этих
людей? - удивился Бруннер.
   - Я работал вместе с ними. И многие из них хорошие специалисты.
   - Ну хватит! - резко оборвал его Бруннер. - Все они останутся здесь.
   - Не понимаю...
   - Скоро все поймете. Только без глупостей. Здесь  фронт,  Кроль,  а  вы
знаете, что на фронте приказы выполняются беспрекословно.
   - Да, знаю. - В дверях он обернулся. - Это все?  -  недовольно  спросил
он.
   - Все. Ключ от склада с оружием у начальника охраны завода.
   - Знаю.
   Бруннер покинул завод, а Кроль, опираясь на трость, пошел по заводскому
цеху, вдоль станков, подготовленных к демонтажу. Он старался  не  смотреть
на рабочих, даже прибавил шагу,  хотя  это  удавалось  ему  с  трудом.  Он
чувствовал на себе их пристальные взгляды, его охватывал страх, ненависть,
жалость. Эти люди погибнут, и их смерть отяготит его совесть. В  сущности,
он не жалеет их. Просто не хочет лишних неприятных воспоминаний.  В  конце
цеха, около выключенного пульта  управления,  отгороженного  от  машинного
отделения стеклянной стенкой, он  увидел  своего,  двоюродного  брата  Яна
Кроля. Они не любили друг друга, но между  ними  существовала  родственная
связь, которую они не хотели или не умели порвать. Поэтому не было  ничего
удивительного в  том,  что  их  судьбы  складывались  по-разному.  Альфред
окончил военное училище,  Яна  исключили  из  университета.  Альфред  стал
офицером  и  пошел  на  фронт,  Ян  был  рабочим,  позднее   мастером   на
тольбергском заводе. Он стал осторожнее, все реже говорил о своем польском
происхождении.  Профессор  Глясс  отозвал  его  из   армии   как   ценного
специалиста.
   Ян Кроль был широкоплечим, высоким мужчиной, с седеющими  волосами.  Он
набивал свою трубку, когда в дверях пульта управления появился Альфред.
   - В половине четвертого прибывают грузовики, - сказал он.
   Ян предложил Альфреду присесть.
   - А что будет с ними? - спросил Ян, указывая на рабочих.
   - А как ты думаешь? - в свою очередь спросил инженер. - Их  эвакуируют?
Иди разрешат им остаться здесь?
   - Третьего выхода нет.
   - Нет, есть! - Альфред неожиданно зло рассмеялся.  Чего  он  достиг  за
годы войны? Только потерял ногу, а каждый гестаповец называет его  холуем.
И он сделал то, чего раньше никогда бы себе не  позволил:  рассказал  Яну,
что ожидает рабочих завода.
   Ян побледнел:
   - Что ты сказал?.. Неужели  они  совершат  это  преступление?  -  почти
беззвучно прошептал он.
   - Не знаю, - спокойно ответил Альфред, и вдруг его охватил  страх.  Как
он мог об  этом  рассказать?  Именно  ему,  Яну!  -  Слушай,  Ян,  -  тихо
проговорил он, - это не наше дело. Еще осталось несколько  часов...  Прошу
тебя, никому об этом ни слова... - Ян молчал. - Почему ты так смотришь  на
меня? Ну скажи хоть что-нибудь!.. - Альфред терял самообладание.  -  Я  не
преступник, я честный офицер...
   - А что будет с тобой завтра? Или через два дня? Выдержишь?  -  спросил
наконец Ян.
   - Не знаю.
   - Я тебя спрашиваю, выдержишь ли ты? Ты видел их преступления раньше  и
видишь сейчас. Война проиграна, и немцы за все должны будут ответить.
   - Немцы?! - крикнул Альфред. - Какие? Я? Ты? Почему  я?  Я  был  только
офицером! Ко мне тоже не было доверия - они всегда напоминали мне о  твоих
польских родственниках...
   - Я мешал твоей карьере?
   - Да, мешал.
   - А теперь послушай! - Ян набил трубку и закурил. - Слушай внимательно.
Ты просто тряпка, дрянь...
   Альфред вскочил с места.
   - Сядь. Хочешь выжить? Конечно хочешь... Но если даже  и  выживешь,  то
после того, что здесь произойдет, тебя найдут везде, понимаешь?
   - Никто меня не будет искать.
   - Нет, будут, ты глубоко ошибаешься. Но я могу дать тебе шанс...
   - Ты что, в уме? Кто ты такой?
   - Да, могу. Хотя мне лично от тебя ничего не нужно. Речь идет только  о
тех, кого хотят уничтожить.
   - Что ты хочешь от меня? - спросил с тревогой Альфред.
   - Ты должен принести мне схему минирования завода.
   - Я этого не сделаю.
   - Подожди, не спеши с ответом. Скажи, в котором часу немцы,  работающие
на заводе, получат оружие и где это оружие сейчас находится?
   - Я ничего тебе не скажу. Я ухожу. - Альфред  схватил  свой  костыль  и
заковылял к выходу.
   - Остановись и подумай. Ты всегда  успеешь  уйти...  -  И  Ян  спокойно
добавил: - Я хочу спасти тебя, Альфред. Я всегда считал, что ты  вообще-то
порядочный человек. Ты можешь мне ничего не говорить.
   Заметно волнуясь, Альфред стучал костылем по полу:
   - Что ты намерен делать?
   - Не знаю. Может быть, ничего.
   - Неравноценный обмен - я даю тебе все, а ты...
   - Я тоже дам тебе кое-что. Я видел списки на эвакуацию.  Ты  в  них  не
включен. Профессор Глясс не считает тебя ценным  специалистом.  Ты  только
простой инженер-электрик...
   - Это ложь! - вспыхнул Альфред.
   - Это правда. Ты остаешься здесь... Понимаешь, что это значит?
   Воцарилась тишина.
   - Хорошо, - сказал наконец Альфред. Он тяжело опустился на  стул  около
пульта управления. - Минирование завода уже закончено.  Достаточно  только
соединить контакт в  сейфе  профессора  Глясса,  чтобы  через  три  минуты
произошел взрыв.
   - Кто должен это сделать?
   - Не знаю. Ему еще останется  три  минуты,  чтобы  покинуть  территорию
завода.
   - Тебе прикажут это сделать, и ты не успеешь спастись...  Ну  а  что  с
оружием? - деловито спросил Ян.
   - Оружие хранится на складе у начальника охраны  завода.  В  два  сорок
пять оно будет роздано тем немцам, которые считаются надежными.
   ...Тяжелые корпуса станков уже были сняты с  цементных  оснований.  Два
инженера  в  форме  гитлеровской  партии,  Кох  и  Струдель,  следили   за
приготовлением очередного транспорта и поторапливали рабочих. Глухие удары
молотков сливались с криком, доносившимся из мегафонов.
   Мастер Кроль, медленно идя по цеху, отыскивал в толпе  тех  рабочих,  с
которыми должен был поговорить. Поляк Станислав Огнивек, русский Толмаков,
француз Пауль Левон... Эти люди были  руководителями  тайной  организации,
созданной два месяца назад на заводе. Началось все с простых  приятельских
отношений между этими людьми, с долгих вечерних бесед в бараке. Постепенно
подобрали и других рабочих, на которых можно  было  положиться,  и  начали
действовать; организовывали саботаж на заводе, побеги иностранным рабочим.
Было нелегко... Профессор Глясс создал очень точный технический  контроль,
лагерь усиленно охранялся. Однако многие детали, изготовленные на заводе в
Тольберге, шля в брак, в металлолом.
   Станислав Огнивек перед войной был студентом политехнического института
в Варшаве, Толмаков, уже пожилой человек, когда-то  работал  на  одном  из
киевских заводов, а Левон был рабочим из Лиона. Но, несмотря на разницу  в
летах, различное образование и национальность, они отлично  понимали  друг
друга.
   Кроль нашел их среди рабочих, подозвал к себе.
   - Вы все трое, - сказал он - пойдете со мной.
   - Зачем вы их забираете? - спросил Струдель.
   - Разобрать часы в помещении пульта управления.
   - Тогда все в порядке, - махнул рукой немец.
   Ян проинформировал их точно и кратко.  Все  были  готовы  к  тому,  что
услышали, неоднократно обсуждали подобную возможность, хотя в глубине души
верили, что ваши войска подойдут быстрее, чем  немцы  успеют  эвакуировать
завод.
   - Что мы можем сделать, - вздохнул Левон, - погибнем ни за что...
   - А ты хочешь, чтобы мы сидели сложа руки и ничего не делали? Шансов на
успех у нас мало, но попробовать стоит, - сказал Огнивек.
   Кроль и Толмаков были такого же мнения. Приземистый  лысеющий  Толмаков
заявил, что нужно заняться конкретными делами, а не философствовать.
   План действий был достаточно ясен:  Огнивек,  окончивший  перед  войной
школу  младших  офицеров  и  поэтому   считавшийся   среди   них   военным
специалистом, взял на себя руководство всей операцией. Точно в два  сорок,
то есть за пять минут до раздачи немцам оружия,  он  с  двумя  помощниками
обезоружит начальника охраны завода и заберет  у  него  ключи  от  склада.
Двадцать пять  человек  под  командованием  Толмакова  возьмут  со  склада
оружие, затем изолируют немцев, работающих в подвальных помещениях завода.
Левон и  его  французские  товарищи  должны  будут  обеспечивать  операцию
Огнивека и заняться неорганизованными рабочими, чтобы не допустить паники.
   Оставалось еще немало деталей, которые необходимо было согласовать.  Но
в первую очередь предстояло решить вопрос:  что  делать  дальше?  Если  им
удастся вооружить иностранных рабочих и занять  завод,  то  долго  ли  они
смогут обороняться? Час, два? А что потом? Взлететь вместе  с  заводом  на
воздух?
   - Если бы мы имели связь с нашими  с  той  стороны...  -  с  сожалением
вздохнул Огнивек.
   Они смотрели через стеклянную  стенку  на  цех  готовой  продукции,  на
людей, демонтирующих станки, пытались представить ход операции...
   - Смотрите! - вдруг крикнул Огнивек - Барбара! Как она здесь оказалась?
   И действительно, по цеху шла Барбара Стецка.


   Клос был вынужден пойти на риск, потому что не  видел  другого  выбора:
только Барбара могла проникнуть на завод.
   ...Клос свернул  на  широкую  аллею,  вдоль  которой  тянулись  богатые
особняки. Через минуту он увидит профессора  Глясса,  будет  беседовать  с
ним, и результат этой  беседы  невозможно  предвидеть.  Он  может  сыграть
только на одном:  сын  Глясса  в  советском  плену.  Он  сообщит  об  этом
профессору и  прямо  скажет,  что...  Риск  огромный,  и,  если  Глясс  не
согласится, останется только одна возможность... Ему не хотелось  об  этом
думать. Мысленно он был с Барбарой Стецка. Пробралась  ли  она  на  завод?
Установила  ли  связь  с  подпольной  организацией?  Существует   ли   эта
организация на самом деле? Насколько она сильна?..
   Небо перечеркнули длинные полосы прожекторов. С запада доносился грохот
орудий и минометов. Успеют ли наши начать наступление через канал,  прежде
чем фольксштурм заполнит брешь, образовавшуюся в  районе  завода?..  Через
два часа Косек начнет радиопередачу. Не запеленговали ли  его  немцы?  Все
это тревожило Клоса.
   Вилла Глясса ничем не отличалась от других таких  же  вилл,  окруженных
садиками. Вокруг было тихо,  безлюдно.  Толкнув  калитку,  Клос  нажал  на
кнопку звонка. Дверь открыла жена профессора...
   - Слушаю вас, - проворчала она недовольно.
   - Капитан Клос из комендатуры гарнизона, - представился он. -  Я  хотел
бы видеть господина профессора.
   - Прошу вас, проходите.
   Капитан вошел в комнату, осмотрелся. Открытые шкафы, на полу  чемоданы,
белье... В углу Барбара перекладывала бумагой тарелки. "Уже возвратилась с
завода", - подумал Клос.
   - Укладываемся, - сказала фрау Глясс. - Как страшно...  -  И  приказала
Барбаре: - Побыстрее! Так не закончим и до утра...
   Профессор принял Клоса в своем кабинете. Здесь еще  все  оставалось  на
своих местах: книги - в огромных тяжелых шкафах, глубокие кресла  -  около
небольшого круглого столика, картина  -  над  письменным  столом...  Глясс
предложил Клосу рюмку коньяку.
   Клос положил на стол пачку американских сигарет.
   - Может быть, закурите, господин профессор?
   - Благодарю  вас,  с  удовольствием,  -  ответил  Глясс,  с  удивлением
рассматривая сигареты. - Военный трофей? - спросил он.
   - Допустим. - Клос взвешивал  каждое  слово,  даже  интонацию,  которые
имели в этой беседе огромное значение. -  Вы  отбываете  завтра,  господин
профессор?
   - Да.
   - Видимо, вы отдаете себе отчет в  том,  что  это  морское  путешествие
будет небезопасным...
   - Да, конечно. А что, собственно,  сегодня  не  опасно?  Однако  чем  я
обязан вашему визиту?
   - В нескольких словах  это  трудно  объяснить,  господин  профессор,  -
ответил Клос. - В этом году вы будете отмечать  что-то  вроде  юбилея,  не
правда ли?
   - Вы, господин капитан, видимо, шутите...
   - Нет. Десять лет назад доцент Глясс провел  два  месяца  в  берлинской
тюрьме за то, что помог своему товарищу, который...
   - Об этом всем давно известно, - прервал его профессор.
   - Да. Конечно. Но я подумал, что вы об этом  уже  забыли...  Потом  ваш
блестящий талант физика без остатка был  отдан  третьему  рейху.  Награды,
премии... Наконец, этот завод.
   - Вы удивляете меня, господин капитан. Может быть,  вы  имеете  задание
проверить мою лояльность?
   - Я только размышляю, - ответил Клос, чувствуя, что  с  каждой  минутой
риск все возрастает. - Неужели у вас ничего не осталось от тех лет...  Ваш
лучший друг, доктор Борт...
   - Хватит! - Глясс встал, подошел к окну. Видимо, удар пришелся в  цель.
- Я думал, что  контрразведка  третьего  рейха  занимается  более  важными
делами, чем моя особа. Неужели он все еще ничего не понял?
   - Да, по-видимому, - ответил Клос. - Доктор Борт,  господин  профессор,
был расстрелян в Гамбурге. Разве вы об этом не знаете?
   Глясс  открыл  дверь,  выходящую  из  кабинета   на   веранду.   Стоял,
повернувшись спиной к Клосу, и смотрел на опустевший сад.
   - Закройте дверь, господин профессор!
   Глясс резко повернулся:
   - Что это, провокация?!
   Потом все же закрыл дверь и возвратился на прежнее место.
   Клос включил радио - послышались звуки армейского марша.
   - Я понимаю, вы можете принять это  за  провокацию.  Такая  возможность
теоретически  существует.  Представьте  себе,  что  кто-то   вам   скажет:
профессор Глясс, вы не подлежите эвакуации. И не только  для  того,  чтобы
оградить вас от рискованного путешествия, но  и  для  того,  чтобы  спасти
кое-что и, главное, вашу жизнь...
   - Представляю себе, - сказал Глясс, уже успокоившись, - что может быть,
если я расскажу об этом в гестапо.
   - Я предвидел такой вариант "и заранее обеспечил себе алиби.
   - Могли бы просто блефовать, - уточнил Глясс.
   - Как в покере, - добавил Клос. - Проверять после открытия  карт,  если
до этого доходит дело.
   Глясс снова наполнил рюмки.
   - Видите ли, господин капитан, - начал  он,  -  я,  собственно  говоря,
математик  и  люблю  теоретические  рассуждения.  Исходя   из   этого,   я
предполагаю,  что  беседующий  со  мной  должен,  во-первых,  иметь  право
задавать такие вопросы, а во-вторых, предоставить какую-то гарантию.
   - Вы имеете в виду гарантию на сохранение вашей жизни?  Или  речь  идет
только о данном мною шансе?
   - Это слишком неопределенно и весьма загадочно, господин капитан.  Это,
скорее  всего,  указывает  на  отсутствие  у  вас   козырной   карты.   Но
предположим, что я не фанатик и что теоретически я склонен к  рассмотрению
различных ситуаций...
   - Это уже что-то, - сказал Клос.
   - Я склонен только  к  рассмотрению  отдельных  вариантов,  -  повторил
профессор, - и только с людьми, которым это  поручено.  Вместе  с  тем  не
следует забывать,  что  для  немца  сейчас  самое  большое  достоинство  -
сохранить верность рейху.
   - Верность?  И  во  имя  этого  вы  согласны  пойти  на  все,  господин
профессор, даже на полную капитуляцию?
   - Вы, господин капитан, слишком далеко заходите. Это весьма рискованно.
   - Мы говорим об этом теоретически, господин профессор, - напомнил Клос.
   - Теперь вы отступаете. - В голосе профессора Клос  почувствовал  нотки
разочарования. - Однако я хочу быть уверенным, что имею дело с  доверенным
человеком.
   - А если бы это было так? Смогли бы вы принять конкретное предложение?
   - Возможно, но только в определенных границах, - ответил Глясс.
   - Предложение весьма простое. Вам не следует  эвакуироваться,  господин
профессор.
   - От кого исходит это предложение?
   Клос снова включил радио. Армейский марш зазвучал еще громче.
   - Что вам известно о сыне, господин профессор?
   Глясс сорвался со стула.
   - О, боже мой! - Подлинная боль прозвучала в  голосе  профессора.  -  Я
почти ничего не знаю о сыне. Он погиб четыре  месяца  назад  на  Восточном
фронте. Я до сих пор не могу поверить в его смерть.  Он  жив?  Прошу  вас,
говорите же быстрее, он жив?
   - Да, он жив, - сказал Клос. - Он в плену.
   Глясс опустился на стул. Закрыл лицо руками, потом вытер платком глаза.
   - Это правда? - спросил он дрожащим голосом. - Откуда эти сведения?
   - Такие вопросы  излишни.  Полагаю,  что  вы  понимаете  это,  господин
профессор?
   - Да, конечно, понимаю, - тихо, почти шепотом сказал Глясс.
   - И если вы, господин Глясс, попытаетесь кому-либо рассказать об  этом,
то...
   - Я все понял! - торопливо перебил Глясс Клоса.
   -  Война  -  это  суровая  действительность,  профессор,   -   медленно
проговорил Клос. - Вы же  выпускаете  на  заводе  не  детские  игрушки,  а
устройства для ракет, которые уже падают на Лондон.
   - Да, это мне известно.
   - Речь идет теперь о том, чтобы фашисты не  могли  больше  использовать
ваш талант для производства подобной продукции.
   - Понимаю, я все понимаю, - повторил Глясс.
   - Я надеюсь, господин профессор, что мы договорились с вами обо всем, -
уверенно заключил Клос. - Я  понимаю,  что  это  не  так-то  просто  -  не
эвакуироваться, Завтра я снова вас побеспокою. Поэтому предлагаю:  за  два
часа до начала эвакуации мы встретимся с вами  на  углу  Поммернштрассе  и
Гинденбургплац. Согласны?
   Профессор встал. Казалось, он совсем забыл о присутствии Клоса.
   - Курт жив, - шептал он. - Курт жив...


   Клос сидел в  темной  каморке  на  единственном  стуле  стоявшем  около
кровати. Барбара плотно закрыла окно, потом подошла к  двери  и  осторожно
повернула ключ в замке. В комнатах Гляссов было тихо.
   - Профессор отправился спать, - прошептала Барбара, - он всегда  в  это
время дремлет. Фрау Глясс в столовой.
   Она присела на кровать. Клос не видел  ее  лица,  только  заметил,  как
судорожно сжимают руки девушки  металлические  прутья,  на  которых  лежал
узкий матрац.
   ...После разговора с Гляссом Клос вышел на улицу, а  потом  возвратился
обратно. Они  условились,  что  Барбара  оставит  открытым  окно  в  своей
комнатке за кухней.
   - Ну рассказывай, - обратился к ней Клос.
   Барбара говорила очень тихо. Те, на заводе (она не называла их  имена),
отнеслись к ее сообщению  с  недоверием.  Они  приняли  это  за  возможную
провокацию, даже ликвидация эсэсовца их ни в чем  не  убедила.  Она  долго
уговаривала  их  принять  ее  предложение.  Наконец  большинство  из   них
согласились  установить  контакт.   Это   был   единственный   выход.   Им
действительно нечего было терять. Если они останутся без поддержки, то все
равно погибнут, а завод будет уничтожен. Далее Барбара рассказала о плане,
разработанном подпольной группой. Он слушал ее внимательно, иногда задавая
вопросы, на которые Барбара чаще всего не могла ответить. Кто  из  немцев,
работающих на  заводе,  имеет  оружие?  Сколько  рабочих  насчитывается  в
подпольной организации? Известна ли им система заводской сигнализации?
   Клос понял, что на успех  можно  надеяться  лишь  в  том  случае,  если
выступление будет хорошо подготовлено. "Может быть, - подумал  он,  -  это
моя последняя операция..."
   - Ты должна пойти на завод еще раз, - сказал он Барбаре.
   Она кивнула, потому что уже договорилась  с  мастером  Кролем,  что  за
полтора часа до начала операции один из них, Кроль или Левон, будет  ждать
ее в условленном месте.
   - Скажешь им, - медленно проговорил Клос, -  что  их  план  в  основном
принят. Но только в основном. Я постараюсь вовремя прибыть на место и буду
лично руководить операцией. Для этого необходимо, чтобы не в два сорок,  а
ровно в два двадцать пять группа из двух-трех человек  сняла  охранника  у
ворот завода. Это необходимо сделать так, чтобы немец не успел выстрелить.
В два тридцать мы проникнем на  территорию  завода.  В  это  время  должно
начаться выступление рабочих. Передай им также, что я  установил  связь  с
нашими. Понимаешь?
   - Да, конечно.
   Клос посмотрел на часы. Он должен еще встретиться с полковником Брохом,
а потом пойти на Кайзерштрассе, выслушать донесение Косека  и  отдать  ему
распоряжения. Наступление через канал на этом участке должно  начаться  не
позднее чем в два часа. Это была рискованная операция, но  другого  выбора
не было. Клос закурил сигарету. Пламя зажигалки на  миг  осветило  усталое
лицо Барбары.
   - Держись, девочка! - подбодрил ее Клос. - Я зайду за тобой в два часа,
будь в это время около окна.
   Клос заколебался. Может быть, не брать ее на  завод?  Нет,  она  должна
пойти с ним. Там, на заводе, его никто не знает.
   - Что было в квартире Глясса после моего ухода? - спросил он.
   - Профессор сказал жене: "Не укладывайся, мы  остаемся".  Она  кричала,
протестовала, тогда он положил руки ей на плечи и произнес: "Курт жив.  Он
в плену". Профессор говорил еще что-то, но я  не  могла  разобрать.  Потом
фрау Глясс расплакалась, сидя на большом, уже упакованном чемодане,  а  он
возвратился в свой кабинет.
   Они услышали, как кто-то вошел в кухню.
   - Это жена профессора, - шепнула Барбара. - Готовит лекарство для мужа.
   - Помни, - тихо проговорил Клос, - там, на заводе, должны  быть  готовы
точно в указанное время. Пусть ждут меня. Самое важное  -  бесшумно  снять
охрану у входа.
   Снова послышались шаги. Клос встал,  подошел  к  окну.  В  этот  момент
послышался крик фрау Глясс.
   - Фриц! - звала она. - Фриц!
   Через минуту она снова была на кухне.
   Клос едва успел выпрыгнуть в окно, как фрау  Глясс  застучала  в  дверь
комнаты прислуги.
   - Открой, - кричала она, - открой немедленно!
   Клос скрылся в темноте сада. Барбара открыла дверь своей комнаты.
   - Зачем запираешься? Кто у тебя был?
   - Никого.
   - Где мой муж?
   - Видимо, господин  профессор  спит  в  своем  кабинете,  -  как  можно
спокойнее сказала Барбара.
   - Его нет! - Фрау Глясс вернулась в кабинет мужа.
   Барбара последовала за ней. Дверь на веранду была открыта,  ветер  сдул
бумаги с письменного стола, около дивана стояли  ночные  туфли  профессора
Глясса.
   - Может быть, вышел на минуту? - предположила Барбара.
   - Без туфель? - Фрау Глясс выбежала на веранду, потом в  сад.  И  снова
раздался ее крик: - Фриц! Фриц!
   Вскоре она возвратилась в кабинет, ее глаза были полны слез.
   - Боже мой! Боже мой! - причитала она. - Что с ним случилось?
   Фрау Глясс подошла к телефону, с трудом набрала номер.
   - Говорит жена профессора Глясса, - с волнением проговорила  она.  -  Я
хотела бы поговорить со штурмбанфюрером...
   Бруннер появился в квартире Глясса буквально через несколько минут.  Не
снимая фуражки, он прохаживался по кабинету профессора  и,  казалось,  без
особого внимания слушал рассказ фрау Глясс. Он взял в  руки  ночные  туфли
Глясса, затем покопался в бумагах и в ящиках письменного стола и  приказал
двум солдатам внимательно осмотреть сад. Затем  сел  в  кресло  и  вытянул
перед собой ноги в начищенных до блеска сапогах.
   - Вы сказали, фрау Глясс, что здесь был капитан Клос?
   - Да, - прошептала она.
   - Это очень интересно.  Они  разговаривали  в  кабинете?  Случайно,  не
знаете, о чем?
   - Я не подслушивала, господин штурмбанфюрер.
   - Жаль. Что было дальше?
   - Я уже говорила. - Она приложила к глазам платочек. - Муж сказал  мне,
чтобы я прекратила сборы.
   - Почему?
   - Не знаю. Я его не спрашивала об этом. Он только сказал мне, что  Курт
жив. Вы понимаете? Сколько времени мы ничего не знали о нашем  сыпе!  Хотя
он и в плену, но все-таки жив.
   - Откуда ему это известно?!
   Фрау Глясс пожала плечами:
   - Может быть, через Красный Крест?
   - Вы шутите, фрау Глясс?! Вам сказал муж о Курте после ухода Клоса?
   - Да.
   - А что было дальше?
   - Я выбежала на веранду, спустилась в сад, а потом постучала в  комнату
прислуги. Дверь была заперта. Мне показалось, что я слышала голоса и что у
нее кто-то был.
   - Позовите ее! - раздраженно приказал Бруннер.
   Он взял Барбару за подбородок, слегка похлопал ладонью по щеке:
   - Что тебе известно, милочка?
   - Ничего, господин штурмбанфюрер.
   - Не лги. У тебя был твой парень?
   - Нет... Мой парень работает  на  заводе.  Видимо,  госпоже  Глясс  это
показалось.
   Бруннер снова похлопал ее по щеке, но уже значительно сильнее.
   - Немцам не  может  казаться,  дубина...  Когда  последний  раз  видела
профессора?
   - Когда он пошел спать в свой кабинет, - спокойно ответила Барбара.
   - Мы еще проверим, не лжешь ли ты? Скажи мне...
   Бруннер не успел задать вопроса.  В  кабинет  вбежал  эсэсовец,  что-то
шепнул Бруннеру и вышел. Штурмбанфюрер вскочил и снял фуражку...
   - Пошла вон! - приказал он Барбаре и  обратился  к  фрау  Глясс:  -  Мы
должны быть мужественными, мы немцы. Ваш муж убит. Только что недалеко  от
ограды  сада  найден  его  труп.  Вы  должны  пойти  со  мной.  Необходимо
произвести опознание.


   Клосс должен был представить  Броху  доклад  о  положении  на  наиболее
уязвимом участке обороны вдоль канала. О нем не случайно  так  беспокоился
полковник. На следующий день, а может быть, раньше он намеревался  послать
туда два батальона фольксштурмовцев,  но  в  то  же  время  надеялся,  что
противник не начнет наступление с форсирования водной преграды. Нужно было
приложить все силы, чтобы еще  более  уверить  полковника  в  этом.  Между
каналом  и  заводом  тянулись  заливные  луга,  которые  пересекал  только
противотанковый ров, за ним располагались позиции пехоты с фаустпатронами.
Клос считал, что эти препятствия будут преодолены без  особых  затруднений
и, если наступление начнется вовремя, наши войска через час должны выйти к
заводу.
   Брох сидел, склонившись над картами, он даже не  поднял  головы,  когда
капитан вошел в кабинет.
   Клос доложил:
   - На пятом участке обороны не замечено какого-либо движения противника.
   - Все в порядке, - проговорил полковник, указывая Клосу на  стул.  -  Я
думаю, наступление начнется в районе казарм  и  вокзала.  На  их  месте  я
поступил бы именно так. Это даст нам возможность удержать порт и завод  по
крайней мере до вечера следующего дня. А потом...
   Раздался  телефонный  звонок,  полковник  снял   трубку.   По-видимому,
донесение, передаваемое по телефону,  было  весьма  важным,  ибо  Брох  не
прерывал говорящего, а его лицо принимало все более озабоченное выражение.
Может быть, докладывают о Гляссе?
   "Профессора убили? Или похитили? Кто? Для  чего?  Зачем?"  -  размышлял
Клос, сидя перед Брохом.
   - Хорошо. Все понял... Прошу взять с  собой  отряд  жандармов  и  взвод
солдат. Обо всем докладывать мне лично. - Брох положил телефонную  трубку.
- Пеленгаторы засекли вражескую радиостанцию, - сказал он. - Она  работает
здесь, в городе. Просто не верится.
   Клос с трудом сдержался. Самое главное - ничем не выдать себя и  успеть
на Кайзерштрассе раньше, чем  там  окажутся  немцы.  Через  полчаса  Косек
выйдет в эфир, и, если он не успеет передать командованию, что наступление
необходимо начать  ночью,  все  может  провалиться  -  немцы  опомнятся  и
предпримут контрмеры.
   - Солдаты через час начнут прочесывать  квадрат,  в  котором  обнаружен
радиопередатчик противника, - сказал Брох.
   Клос встал:
   - Я должен возвратиться на пятый участок обороны, господин полковник. Я
могу идти?
   Брох в знак согласия  кивнул  головой.  Неожиданно  я  дверях  появился
Бруннер. Небрежно бросив; "Хайль Гитлер", он сразу же обратился к Клосу:
   - Ты торопишься, Ганс?
   - Да, тороплюсь.
   - Однако тебе  придется  задержаться.  Я  хотел  бы,  -  он  подошел  к
письменному столу Броха,  -  сделать  весьма  важное  сообщение,  господин
полковник, и задать в вашем присутствии несколько вопросов капитану Клосу.
   Брох устало посмотрел на него:
   - Что еще случилось? Докладывайте. Только я хотел бы вам напомнить, что
у нас нет ничего более важного, чем оборона города.
   -  Это  касается  профессора  Глясса.  -  Бруннер  кратко   доложил   о
случившемся, особо подчеркнув,  что  страшно  изуродованный  труп  ученого
найден недалеко от ограды сада.
   Брох выслушал сообщение довольно равнодушно, лишь на мгновение  выразив
недоумение, что сильно задело Бруннера.
   - Вы представляете, что это значит? - кипятился  он.  -  Необходимо  об
этом немедленно доложить рейхсфюреру.
   - Ну и, докладывайте. Это ваше дело. - Брох явно не хотел  вмешиваться.
- А какое отношение к этому имеет Клос?
   - Дело в том, что капитан Клос за несколько минут перед смертью  Глясса
был на вилле у профессора.
   Брох пожал плечами:
   - Ну и что? Господин Клос, вы были там?
   - Да, был, - спокойно ответил Клос.  -  Возвращаясь  с  пятого  участка
обороны, я вспомнил, что еще не успел передать ему нечто важное,  и  решил
это сделать. - Клос был уверен, что фрау Глясс наверняка передала Бруннеру
то, что ей сказал муж после его ухода.
   - О чем ты разговаривал с профессором? - спросил Бруннер.
   - Это не имеет никакого отношения к смерти Глясса! - резко оборвал  его
Клос. Он посмотрел Бруннеру прямо в глаза:  -  Но  если  вы  находите  это
важным, я могу сказать. Во время  боев  за  Померанию  я  встретил  одного
офицера из 148-й дивизии, который был близким приятелем  молодого  Глясса.
Он рассказал, что сын профессора был ранен и  попал  в  плен.  Так  как  я
собирался тогда ехать в Тольберг, он попросил меня  передать  это  старику
Гляссу. - Клос придумал эту историю, пока ожидал вызова к полковнику.
   - Почему ты раньше не рассказал  об  этом  профессору?  -  не  унимался
Бруннер.
   - Должен признаться, как-то  совсем  забыл  об  этом,  -  сказал  Клос,
обращаясь к полковнику Броху.
   - После твоего ухода, - медленно проговорил Бруннер, - профессор сказал
своей жене, что он отказывается от эвакуации.
   - Мне об этом он ничего не говорил.
   - Неужели? - с насмешкой спросил Бруннер.
   Обстановка накалялась. Необходимо было переходить в наступление.
   - А теперь, Бруннер, я хочу задать тебе несколько вопросов.
   - По какому праву?
   - Господа, -  сказал  Брох,  которому  эта  история,  видимо,  начинала
надоедать,  -  не  забывайтесь:  вы  находитесь  в  кабинете   начальника.
Выясняйте свои отношения где-нибудь в другом месте.
   Брох дал понять таким образом, что его совершенно  не  интересует  дело
Глясса. Клос и Бруннер вышли в адъютантскую.
   - Где обнаружили труп профессора? - спросил Клос.
   - За забором сада. Там, где начинаются луга.
   - Странные убийцы... Они не пожелали убить Глясса в его доме. Что ты на
это скажешь, Бруннер? - с иронией спросил Клос.
   - Я не люблю такого тона, Клос.
   - Ты забыл, Бруннер, что сегодня уже один раз упоминал  имя  профессора
Глясса. Тогда он был еще жив.
   - Ты хочешь выступить против меня? - сказал Бруннер.
   - Я хотел бы посмотреть на труп Глясса, - спокойно ответил Клос.
   - Пожалуйста. Ты можешь это сделать в любое время. Труп профессора  уже
опознан его женой.
   Тело убитого было  изуродовано  до  неузнаваемости.  Клос  смог  только
узнать домашнюю куртку профессора, в которой он принимал его в кабинете, и
сорочку - темно-синюю, с мягким воротником.
   - Вскрытие трупа, конечно, не сделали? - сухо  спросил  Клос.  -  И  не
провели никакого обстоятельного обследования?
   - Нет.
   - Жена профессора опознала  труп  мужа  только  по  домашней  куртке  и
сорочке?
   - Да.
   - Ты мог бы избавить ее от этого кошмарного зрелища, Бруннер. Это  было
излишне. Как ты думаешь, с какой целью профессор надел сорочку наизнанку?
   Они смотрели в упор друг на друга. В глазах Бруннера Клос заметил страх
и ненависть.
   - Может быть, ты на это ответишь? - тихо спросил штурмбанфюрер.
   - Может быть, и отвечу, - сказал Клос, - но только не  сейчас.  У  меня
нет свободного времени.
   Клос вышел из штаба. Город был погружен во мрак. Кругом царила  мертвая
тишина. Клос  посмотрел  на  часы:  через  несколько  минут  Косек  начнет
передачу в эфир. Он должен  сообщить  командованию  обстановку  в  городе,
положение на заводе. А  это  значит,  что  радиопеленгаторы  с  абсолютной
точностью установят местонахождение радиостанции.
   В подвале разрушенного дома  его  уже  ждал  сержант  Косек.  С  трудом
переводя дыхание, Клос объяснил создавшуюся ситуацию.
   - Прошу вас, пан капитан, напишите  мне  текст  радиограммы,  -  сказал
сержант, старательно набивая свою трубку.
   - Хорошо, будем передавать. А потом  уничтожим  все  шифры,  документы,
радиостанцию, - решил Клос, быстро набрасывая на листке  бумаги  текст.  -
Вызывай.
   В  это  время  послышался  шум  моторов  грузовиков,   проезжающих   по
Кайзерштрассе.
   - Все, - сказал Клос. - Теперь не успеем.
   - Время передачи наступило,  -  спокойно  сказал  сержант  и  подсел  к
радиопередатчику. - Прощу вас, пан капитал, не оставайтесь здесь, уходите.
Я справлюсь один.
   - Ты что, с ума сошел? Как я могу?..
   - Уходите, и как можно быстрее, - повторил Косек. - Я  все  передам,  а
там видно будет. Вам необходимо быть на заводе.
   Снова послышался шум моторов.
   - Бессмысленно погибать двоим, - сказал сержант. - Идите, пан  капитан.
- Он достал рюкзак и вытащил из него гранаты. Положил около себя  автомат.
Делал все не спеша, продуманно.
   Клос понимал, что Косек прав. Каждый из них должен до  конца  выполнить
свой долг. Таков закон войны. Но в то же время  Клос  чувствовал,  что  не
сможет оставить одного этого бесстрашного парня. Косек уже надел  наушники
и  рукой  еще  раз  показал  капитану  на  дверь.  И  вдруг  Клосу  пришла
невероятная мысль. Шанс на удачу был мал, но все  же  он  решил  рискнуть.
Сержант уже передавал сообщение в эфир, он даже не обернулся,  когда  Клос
выходил из комнаты. Выйдя в темный длинный коридор, Клос нашел убитого  им
два часа назад немца и втащил его в комнату.
   Грузовики остановились  на  Кайзерштрассе,  послышались  голоса,  топот
сапог. Клос ударом ноги открыл дверь подвального помещения, где  находился
Косек. Сержант к этому времени уже закончил радиопередачу.
   - Какого черта вы здесь торчите? - закричал он, не соблюдая уже никакой
армейской субординации.
   - Снимай с него мундир и  быстро  переодевайся!  -  приказал  Клос.  Он
погасил керосиновую лампу, сорвал штору с окна.
   Немцы были уже во дворе... Клос нажал на спусковой  крючок  автомата  -
стрелял прицельно,  короткими  очередями.  Теперь  он  думал  о  том,  как
выиграть этот бой, видел мушку прицела и фигуры бегущих вражеских  солдат.
Сержант уже застегивал эсэсовский  плащ  и  через  минуту  встал  рядом  с
капитаном. Немцы залегли во дворе,  открыв  беспорядочную  стрельбу.  Пули
крошили стену над окном подвала.
   - Хватит! - приказал Клос.
   Немцы продолжали стрелять, короткими перебежками приближаясь к  входной
двери подвала.
   - Косек, гранаты! - крикнул Клос.
   Они выбежали в  коридор.  Когда  в  дверях  показался  первый  немецкий
солдат, Клос метнул гранату. Взрыв рванул по каменному перекрытию, обломки
ударили по стенам коридора. На какое-то  время  воцарилась  тишина.  Немцы
отскочили от двери.
   - Теперь бросай ты, - сказал Клос и указал на дверь того помещения, где
был передатчик. Только сейчас  сержант  понял  план  капитана.  Он  бросил
гранату и припал к земле.  В  комнате,  где  они  только  что  находились,
раздался взрыв. Немцы, оцепившие двор, увидели  клубы  дыма,  валящего  из
узкого окна подвала.
   Клос и Косек перебежали  в  самое  дальнее  помещение  подвала.  Прошло
несколько минут, прежде чем немцы решились войти в подвал. Как и предвидел
Клос, обнаружив разбитую радиостанцию и изуродованный  труп,  они  решили,
что радист сам подорвал себя гранатой.
   Клос окинул взглядом сержанта, застегнул пуговицу на его плаще и открыл
дверь. В коридоре, заполненном немецкими солдатами, было черно от дыма.
   - Проверить все помещения! - скомандовал Клос.
   "Как хорошо, - подумал он, - что сюда прислали солдат  вермахта,  а  не
СС".
   Какой-то унтер-офицер посмотрел на  него  с  удивлением,  но  встал  по
стойке "смирно", когда Клос подошел к нему и сказал почти шепотом:
   - Что за балаган? Наведите порядок и доложите по всей форме.
   Они вышли на улицу, не  торопясь  миновали  военные  грузовики...  Клос
устало закрыл глаза и подумал, что ему снова  повезло,  невозможное  стало
возможным.
   - Передали сообщение? - спросил он сержанта.
   - Так точно, пан капитан, - ответил Косек. И добавил: -  Я  думал,  что
это мой последний выход в эфир. Прошу извинить меня, пан капитан...
   Клос посмотрел на часы. До выступления  рабочих  на  заводе  оставалось
четыре часа.


   Инженер Альфред Кроль шел по безлюдным улицам Тольберга. От  завода  до
штаба было не так уж далеко, но сегодня эта дорога  казалась  ему  слишком
длинной. Конечно, он  мог  бы  позвонить  в  штаб,  и  они  немедленно  бы
приехали. Но он решил пойти лично. По дороге Кроль старался ни  о  чем  не
размышлять, ничего не взвешивать, потому что знал: он не  сможет  изменить
своего решения, как не сможет  стать  другим  человеком.  Он  уже  миновал
Гинденбургштрассе и на минуту остановился перед гимназией имени  Бисмарка.
Здесь когда-то он сдавал экзамен на аттестат зрелости,  здесь  поступил  в
гитлерюгенд,  приходил  сюда  позже,  уже  как  офицер,  чтобы  рассказать
молодежи о фронтовых испытаниях. За  углом,  на  улице,  носящей  красивое
название Гольденштрассе, раньше жила Инга. Она погибла в Гамбурге во время
налета вражеской авиации летом сорок третьего. Они дали друг другу  слово,
что после войны поселятся здесь, в Тольберге, в уютном  домике  на  берегу
моря. Инга верила в победу, уговаривала его вступить в партию.  Потом  был
фронт и снова Тольберг, но уже без Инги... Как может он, фронтовой офицер,
инвалид войны, награжденный Железным крестом, в последний  день  отбросить
свое прошлое, забыть все, что было смыслом его жизни,  только  ради  того,
чтобы выжить?! Как он может вдруг изменить свои убеждения?! А может  быть,
утром все-таки пойти к антифашистам, положившись на польское происхождение
своих родственников Кролей? Нет! Никогда! Кроль не любил Бруннера,  как  и
других эсэсовцев,  которые  относились  к  нему  с  пренебрежением  и,  по
существу, никогда до конца не доверяли ему. Но они были  все  же  немцами;
его связывает с ними общая судьба войны.
   Размышляя так. Кроль  все  же  не  мог  заглушить  голос  мучившей  его
совести. Шестьсот рабочих завода погибнут, и его, инженера Альфреда Кроля,
могут привлечь к ответственности  за  это  преступление.  А  потом  сгорит
завод, будет разрушен весь Тольберг и все то, что было смыслом его  жизни.
Да, будет именно так. Фюрер приказал:  "Все  уничтожать,  жечь,  оставлять
пустыню..." Выживут только  крысы.  Но  он,  Альфред  Кроль,  должен  быть
твердым до конца. Он не имеет права еще раз поддаться  минутной  слабости,
которая овладела им во время разговора с братом.
   Он  вспоминал  строгое,  напряженное  лицо  Яна,  по  прошла  для  него
незамеченной и встреча рабочих, в помещении пульта управления, заметил  он
и польку, служанку профессора  Глясса.  Что  же  намереваются  делать  те,
приговоренные к смерти? Видимо, они не доверяют ему, Альфреду  Кролю.  Его
душила ненависть. Он выдал им военную тайну, а они забыли о нем, отбросили
его, как вещь, отслужившую свой срок. И вот теперь он оказался в  вакууме.
Тех троих, которые встретились у пульта управления с Яном, он знал в лицо,
они уже давно работали на заводе -  поляк,  француз  и  русский.  Не  было
сомнения в том, что они участвовали в заговоре, а кто, собственно  говоря,
из рабочих не участвовал в нем?  Эта  на  первый  взгляд  неорганизованная
толпа с опознавательными знаками "П"  и  "Ост"  теперь  казалась  Альфреду
Кролю мощным, организованным коллективом.
   Он  уже  намеревался  возвратиться  в  дежурное  помещение,  как  вдруг
заметил, что Левон, осторожно Оглядываясь, направился к  выходу  из  цеха.
Кроль поковылял за ним. На заводском дворе было  безлюдно.  У  погрузочной
платформы стояли  еще  пустые  вагоны.  Между  вагонами  мелькнула  фигура
француза. Он шел в направлении канала. Кроль знал, что на берегу, у стены,
ограждающей завод, не было охраны. Не задумал ли француз сбежать? Если это
так, то он не будет ему мешать. Пусть  даже  он  и  преодолеет  стену,  по
которой тянутся провода с током высокого напряжения...  Линию  фронта  ему
перейти не удастся, а в городе его обязательно схватят.
   Левон остановился у стены. Кроль, приблизившись к нему  насколько  было
возможно, заметил в стене пролом; он был настолько мал, что вряд ли  через
него  мог  пролезть  взрослый  человек.  Но  через   пролом   можно   было
разговаривать с тем, кто находился по ту сторону стены. Левон  нетерпеливо
прохаживался вдоль стены, потом присел на камень.  Кроль  ждал.  Вдруг  он
услышал женский голос,  который  показался  ему  знакомым.  Да,  ото  была
служанка Гляссов. Она не знала французского, а Левон, видимо,  не  говорил
по-польски.
   Как и следовало ожидать, они готовили выступление.  Девушка  объясняла,
что рабочим в первую очередь необходимо снять охрану у главного, входа;  к
2:30 надо занять склад с оружием и  разоружить  тех  немцев,  которые  уже
вооружены.
   - А твой немецкий офицер надежный человек? - спросил Левон.
   - Да, вполне надежный, - ответила девушка. - Ему можно доверять.
   - Это наша единственная возможность, - проговорил француз, - иначе  все
погибнем. Надеюсь, ты понимаешь, что будет, если гестапо узнает об этом?
   - Да, я все понимаю, - прошептала она.
   Немецкий  офицер!   Нашелся   немец,   который   поверил,   что   можно
предательством спасти себе жизнь. А если гестапо  об  этом  уже  известно?
Может быть, кто-то уже доложил об этом? Эти мысли терзали Кроля все время,
пока он шел в штаб.
   Бруннер принял его, стоя посреди кабинета, уже в фуражке  и  плаще:  он
куда-то спешил.
   - Ну, в чем дело? - резко спросил он. - Зачем вы покинули завод? Почему
не предупредили по телефону? Вам известно о том, что профессор Глясс убит?
   Кроль пошатнулся и, не ожидая приглашения,  опустился  на  стул.  Глясс
убит? Они его убили. А он еще колебался!
   Кратко, как на фронте перед боем, он докладывал  факты.  Назвал  имена,
повторил разговор, услышанный им около заводской стены между  французом  и
девушкой. Никого не щадил. Выдал также и брата. Рассказав  все,  он  вдруг
почувствовал себя счастливым и, успокоившись в  первый  раз  за  несколько
дней, облегченно вздохнул.
   Бруннер  слушал  не  прерывая.  Временами  на   лице   его   появлялась
ироническая улыбка.
   - Вы исполнили свой долг, инженер Кроль, - высокопарно сказал  Бруннер,
- вы оказались порядочным немцем. - И строго спросил; - Кто  сообщил  этим
людям о подробностях плана эвакуации завода?
   - Я, - ответил Кроль. - Я рассказал об этом своему брату.
   - Ладно, - махнул рукой Бруннер. - Рейх вам это простит. Вы же не могли
предположить, что ваш брат окажется предателем?!
   В кабинете у Броха Кролю пришлось повторить свой рассказ.
   - Вы заслужили эвакуацию, - проговорил Брох, - хотя раньше вас не  было
в списке. - Это прозвучало как издевательство. - А что вы думаете обо всем
этом, господин Бруннер?
   - Думаю, что знаю, кто тот немецкий офицер, - ответил штурмбанфюрер.  -
Вы, господин полковник, также хорошо его знаете.
   - Кто он?
   - Это капитан Клос.
   - У вас есть доказательства?
   - Они у меня будут, - уверенно ответил Бруннер,  посмотрел  на  часы  и
направился к выходу. - Беру людей и немедленно выезжаю на завод.
   - Прошу вас, задержитесь на минуту... - Полковник хотел что-то сказать,
может быть, отдать другой приказ, но  воздержался.  -  А  впрочем,  можете
ехать. - И когда они уже были в дверях, добавил: - Не верю, никак не  могу
поверить, что это он...
   Эсэсовцы на грузовиках уже ожидали около штаба. Бруннер и Кроль сели  в
отдельную автомашину; ехали молча. Артиллерия умолкла, улицы были темны  и
безлюдны. Вот и главные ворота завода.
   Эсэсовцы плотной цепью окружили цех готовой  продукции.  Кроль  услышал
голос Бруннера:
   - Немедленно уберите охрану у ворот, всех в засаду. Будьте готовы...
   В главном цехе завода уже раздавались зловещие команды эсэсовцев:
   - К стенам, к стенам! Немцы - на середину цеха, остальные - к стенам.
   Эсэсовцы  били  рабочих  прикладами   автоматов,   вытаскивали   людей,
спрятавшихся за станками и оборудованием. Бруннер внимательно наблюдал  за
действиями  солдат.  Вдруг  он  выхватил  из  кобуры  пистолет  и   дважды
выстрелил... Раздался крик, потом наступила тишина.
   Рабочие стояли вдоль стены с заложенными за затылок руками, а посредине
цеха в группе немецких мастеров и инженеров Кроль увидел своего брата.
   - Пойдемте! -  приказал  Бруннер.  И  добавил:  -  Покажите  тех,  кого
называли в штабе.
   Первым Кроль увидел поляка Огнивека. Из его  щеки,  рассеченной  ударом
приклада, текла кровь.
   - Этот, - показал на него Кроль.
   Потом был француз Левон с мертвенно-бледным  лицом,  русский  Толмаков,
плюющий кровью, и, наконец, Воннэ...
   - А где ваш брат? - внезапно спросил Бруннер.
   Альфред Кроль понимал, что, начав  выдавать  этих  людей,  он  вынужден
будет назвать и брата. Он подошел к группе немцев:
   - Вот этот.
   - Какая же ты все-таки дрянь! - проговорил Ян Кроль.
   Бруннер ударил его в лицо. Эсэсовцы прикладами загнали  подпольщиков  в
дежурное помещение. Штурмбанфюрер поставил их к стене и молча прохаживался
вдоль шеренги, самодовольно улыбаясь. Остановился перед Огнивеком.
   - Имя? - строго спросил он.
   Огнивек молчал.
   - Я тебя спрашиваю; как твое имя? - повторил раздраженно Бруннер и,  не
дождавшись ответа, ударил его рукояткой пистолета.
   Огнивек, заливаясь кровью, упал на пол...
   - Облейте его водой, -  приказал  штурмбанфюрер.  Потом  он  подошел  к
мастеру Кролю: - Ты знаешь, что тебя ожидает?
   - Знаю.
   - У нас умирают медленной смертью.
   - Не беспокойся, я буду умирать не торопясь.
   - Ничего, мы тебе поможем  умереть  побыстрее...  Как  имя  офицера,  с
которым состоишь в заговоре?
   - Я не знаю никакого офицера, - спокойно ответил Кроль.
   Снова удар рукояткой пистолета. Ян Кроль покачнулся, но не упал.
   - Это только  для  начала,  -  угрожающе  бросил  Бруннер,  -  невинное
вступление к драме!
   Потом он подошел к французу Левону:
   - Что тебе сказала полька, работающая у Гляссов?
   - Я не видел никакой польки, - ответил Левой.
   - Инженер Кроль, подойдите поближе и повторите, что вы слышали.
   - Они условились о времени выступления, - начал Кроль. - Девушка должна
была вернуться на завод вместе с немецким офицером.
   - Как имя этого офицера?! - гаркнул Бруннер.
   - Не знаю, - прошептал Левой.
   Штурмбанфюрер подошел к Воннэ:
   - Это твоя девушка? Подумай, что я могу  с  ней  сделать,  если  ты  не
будешь говорить правду. - Взял Воннэ за  подбородок:  -  Итак,  хорошенько
подумай, что ее ожидает.


   Было уже около двух, когда Клос вновь оказался у окна комнатки Барбары.
Вилла Гляссов погружена в темноту, на улице безлюдно и  спокойно.  Сержант
Косек, все еще в мундире эсэсовца, остановился около дома.
   Барбара уже ждала их.
   - Все в порядке, -  проговорила  она.  -  Я  разговаривала  с  Левоном,
передала ему распоряжение. Они будут готовы к 2:30, как договорились.
   - На заводе была? - спросил Клос.
   - Нет. Мы встретились у пролома стены.
   - За вами никто не следил? За тобой никто не шел?
   - Нет. Думаю, что нет.
   Клос посмотрел на часы. Они должны были  подойти  к  заводским  воротам
ровно в 2:30.  Времени  было  вполне  достаточно,  даже  имелся  небольшой
резерв.
   - Наши уже должны начать, - тихо проговорил сержант.
   - Надеюсь, что ждать осталось недолго, - успокаивающе  ответил  Клос  и
замедлил шаг.
   Хорошо ли они подготовились там, на заводе, к выступлению? Может  быть,
стоит появиться раньше? Ему вдруг показалось,  что  он  совершил  какую-то
ошибку, что-то упустил из виду.
   - Кто тебе сообщил, - обратился он  к  Барбаре,  -  о  плане  эвакуации
завода?
   - Мастер Ян Кроль.
   - Немец?
   - Да, по польского происхождения.
   "Какая жалость, что было так мало времени! Не мог  даже  встретиться  с
этим Кролем, поговорить с рабочими на заводе", - подумал Клос.
   Дворами Барбара вывела их на узкую улочку, тянувшуюся  вдоль  заводской
стены. Зловещая тишина на канале начинала беспокоить Клоса. На севере, над
морем, небо немного прояснилось  и  казалось  совсем  белым.  Подходили  к
караульному помещению...
   - Косек, - сказал Клос, - отстань на несколько шагов  от  нас  и,  если
случится что-то неожиданное, действуй по обстановке...
   - Есть, пан капитан.
   Остановились, наблюдая за входными воротами. Охраны не было.
   - Все в порядке, - вздохнула Барбара. - Пойдемте... Они убрали  охрану,
как договорились.
   - А где же они? - тихо сказал Клос. - Их  не  видно  у  ворот...  Может
быть, ожидают в проходной?
   Клос расстегнул кобуру, снял пистолет с предохранителя.
   Внезапно  из-за  кустов,  растущих  вдоль  дороги,  ведущей  к  заводу,
появились эсэсовцы. Клос не успел даже  выстрелить  -  удар  прикладом  по
затылку свалил его  на  землю...  Двое  эсэсовцев  подхватили  потерявшего
сознание Клоса, двое вели под руки Барбару, а остальные  окружали  Косека,
прижатого к стене. Сержант бросил гранату - эсэсовцы  отпрянули,  залегли,
потом снова открыли огонь. Косек опустился на землю,  теряя  сознание.  Он
успел еще подумать, что первый раз в жизни не выполнил точно приказа...
   Бруннер уже ждал Клоса. Когда его ввели, лицо штурмбанфюрера расплылось
в довольной улыбке.
   - Ну что, Ганс, - сказал Бруннер, - все-таки я был прав.  Ты  проиграл,
твоя карта бита.  Девчонку  к  стенке!  -  крикнул  он  властно,  даже  не
посмотрев на нее. Его интересовал только  Клос.  -  Ты,  Клос,  порядочная
дрянь, - процедил он сквозь зубы. - Ты как та крыса, убегающая с  тонущего
корабля. Думал, что выживешь? И пошел ва-банк? Это рискованно,  Клос...  С
какого времени ты им служишь, отвечай?!.
   Клос молчал некоторое время, но не потому, что  колебался:  решение  им
было уже принято. Да, конспирация здесь уже была  излишней.  Какой  теперь
смысл выдавать себя за немецкого офицера?!
   - С самого начала, Бруннер, - сказал он громко. -  С  той  минуты,  как
надел ваш мундир. Я - офицер советской разведки.
   В дежурке воцарилась тишина. Приговоренные к смерти люди с удивлением и
восхищением смотрели на этого человека  в  помятом  немецком  мундире.  Он
представлял  ту  мощь  и  силу,  которая  была  уже  совсем  близко.   Это
чувствовали все: и подпольщики, и эсэсовцы,  и  Бруннер,  который  молчал,
пораженный. Если бы Клос признался  в  том,  что  он  продался  им  только
несколько дней назад и  что  он  пошел  на  это  лишь  бы  только  выжить,
штурмбанфюрер почувствовал бы облегчение. Но оказывается, что этот человек
в мундире офицера вермахта все время искусно играл с ним. И побеждал. Этот
поляк так умело обводил немцев!..
   - Неужели ты поляк? - Бруннер все еще не мог в это поверить.
   - Да, я поляк.
   И тут Бруннера взорвало.
   - Ты за все заплатишь, - рычал он, - но сначала выложишь мне  все,  что
знаешь! Связи! Контакты! Агентурную сеть!
   - Зачем это тебе, Бруннер? - В  голосе  Клоса  прозвучала  нескрываемая
насмешка. - Через несколько часов сам будешь все выкладывать.
   Штурмбанфюрер бросился на него, но не успел ударить. Посыпались стекла,
казалось, что дежурка закачалась и  как  бы  повисла  в  воздухе.  Снаряды
ложились все ближе и ближе...
   Вбежал эсэсовец.
   - Господин штурмбанфюрер! - закричал он в панике. - Звонили  из  штаба!
Вражеские флот и авиация блокировали порт!
   Лицо Бруннера исказилось от ужаса.
   - Охранять их! - бросил он. - Ждите моего приказа! -  Вынул  из  кобуры
пистолет. - А ты, - обратился он к Клосу, - пойдешь со мной!


   В кабинете профессора Глясса было уютно и  спокойно.  Глубокие  кожаные
кресла стояли около небольшого низкого  столика,  рядом  с  сейфом.  Через
стеклянную стенку Клос видел заводской цех, рабочих, стоящих вдоль  стены,
эсэсовцев с автоматами.
   "Недооценил противника",  -  подумал  Клос.  Эту  ошибку  он  переживал
особенно болезненно.
   - Садись, - отрывисто бросил Бруннер.  Сам  тоже  сел,  держа  пистолет
наготове. - Хочешь закурить?
   - Да.
   - У тебя нет больше шансов на  спасение,  дорогой  Ганс,  -  проговорил
Бруннер.  -  Я  восхищен  твоим  самообладанием.  Ты  долго,  очень  долго
скрывался под маской немецкого офицера. Однако по происхождению ты все  же
немец, правда?
   - Нет.
   - Я не верю тебе... Впрочем... Ты думаешь, что я не успею? -  вдруг  он
изменил тон. - И тебя... и всех их... -  Он  сделал  неопределенный  взмах
рукой. - В моем распоряжении еще достаточно времени. Поляки  не  форсируют
канал...
   - Ну и что из этого? - спросил Клос. - Допустим,  ты  успеешь  взорвать
завод, но и сам отсюда уже не выберешься. Порт блокирован...
   Бруннер молчал.
   Вновь начался артиллерийский обстрел, послышалась отдаленная  трескотня
автоматов. На лице штурмбанфюрера появилось беспокойство.
   - Ганс, - обратился он к Клосу, - твое положение безвыходное, но...  мы
так давно знаем друг друга... Неужели мы  не  смогли  бы  договориться?  -
Бруннер внимательно наблюдал за Клосом.
   - Ты сменил тон, это уже неплохо.
   - Обстоятельства меняются ежеминутно. Я не так уж глуп...
   Еще один час! Клос понимал: во что бы то ни стало  необходимо  выиграть
этот час, от которого зависела жизнь шестисот рабочих и его жизнь тоже.
   В дверях появился эсэсовец.
   - Прибыли грузовики, - доложил он.
   - Пошел вон! - прорычал Бруннер. - Зачем мне  теперь  грузовики?  Может
быть, вывозить оборудование завода в порт, блокированный противником?
   - Что думаешь делать с заводом? - спросил Клос.
   Бруннер усмехнулся:
   - Это зависит от многих обстоятельств... И от тебя тоже... У меня  есть
деловое предложение.
   - Думаешь, я буду с тобой торговаться? - спросил Клос.
   - Думаю, что да, Ганс.
   - Ты имеешь в виду завод и рабочих?
   - Нет, не только это, Клос. У меня есть еще кое-что не менее  ценное...
Ты можешь дать мне гарантию?
   Клос молчал.
   - Гарантию, полную гарантию, Ганс?! - повторил Бруннер. - Ты понимаешь,
что достаточно мне только отдать распоряжение - и  в  одну  секунду  будет
покончено и с рабочими, и с заводом, и с тобой.
   - Конечно, ты можешь сделать это, Бруннер, - согласился Клос.  -  Ну  а
что потом? Что будет с тобой?.. Правда, ты еще  имеешь  в  запасе  Глясса.
Думаешь откупиться?
   - Откуда тебе известно об этом?
   - Ты, Бруннер, симулировал убийство, а потом где-то спрятал профессора.
Но работа грубая.
   - Ты имеешь в виду оплошность с сорочкой,  да?  Глупости...  Американцы
или англичане озолотят меня за Глясса...
   - Будь спокоен, теперь уже не озолотят, - уверенно сказал  Клос.  -  От
них мало что зависит. Речь идет только о том, чтобы его не эвакуировали.
   - Ты шутишь, Клос? Рабочие, завод и Глясс... Не много ли только за одну
мою жизнь? Не много ли? - повторил он еще раз. - Только я знаю, где сейчас
находится профессор Глясс. Лучше закури еще сигарету, дорогой Ганс,  и  мы
продолжим разговор.
   Клос сунул руку в карман.
   - Руки на стол! - крикнул в испуге Бруннер.
   Клос вынул из кармана спички.
   - Ты стал  чертовски  нервным,  Бруннер,  -  проговорил  Клос.  -  Твои
эсэсовцы обыскали меня тщательно. А офицеры польской разведки не  обладают
сверхчеловеческими возможностями.
   -  Ну  так  продолжим?  -  спросил  Бруннер,  явно  волнуясь  за  исход
разговора.
   - Ну и каналья же ты, Отто! Еще вчера  спрятал  профессора,  чтобы  уже
сегодня торговаться. И меня хочешь втянуть в свою авантюру.
   Штурмбанфюрер криво усмехнулся:
   - Думаю, союзникам будут нужны хорошие немецкие ученые.
   - Глубоко заблуждаешься, Бруннер.
   В этот момент мощный взрыв потряс  заводскую  стену.  Треск  автоматных
очередей все отчетливее слышался со всех сторон.
   "Форсировали канал и захватили немцев врасплох", - подумал Клос.
   Зазвенели стекла, с  потолка  посыпалась  штукатурка,  на  минуту  свет
погас, потом вспыхнул снова.
   Бруннер вскочил с кресла. Клос мгновенно воспользовался этим,  с  силой
опрокинул стол на гестаповца и схватил его пистолет.
   - Не двигаться, Бруннер! Я тоже никогда не промахиваюсь...
   - Ты ошалел, Клос! - в испуге произнес  штурмбанфюрер.  -  Ведь  мы  же
можем договориться.
   В цеху раздались выстрелы. Потом послышался пронзительный крик.
   - У меня Глясс, - тихо проговорил Бруннер.
   Троек автоматных очередей, взрывы гранат с каждой минутой приближались.
   - Слушай, Бруннер! - твердо сказал Клос. - Сейчас ты включишь  микрофон
на письменном столе Глясса. Немедленно вызовешь офицера, который минировал
завод.
   - Да...
   - Как его имя?
   - Кроль, инженер Кроль...
   - Тоже Кроль?  Теперь  все  понятно...  Прикажешь  ему  выключить  сеть
минирования! Если ты этого не сделаешь, я застрелю тебя!
   Бруннер подошел к письменному столу. Не спуская глаз с Клоса, держащего
наготове пистолет, включил микрофон. Он кричал изо всех сил, но его  голос
терялся в нарастающем грохоте разрывов.
   - Ничего не получается, Ганс, меня не слышат, -  прошептал  Бруннер.  -
Чего ты боишься? Договоримся... Завод не взлетит на воздух.
   - Я не люблю сюрпризов. Где пульт управления?
   Штурмбанфюрер не успел ответить. С грохотом открылась дверь - на пороге
стоял инженер Альфред Кроль. Клос еще успел отступить назад  и  встать  за
Бруннером, приставив пистолет к спине гестаповца.  Кроль  с  порога  видел
только штурмбанфюрера и стоящего за ним задержанного немецкого офицера. Он
ни о чем не догадывался.
   - Это тот самый Кроль? - шепотом спросил Клос. - Ну, говори!
   - Где находится пульт включения  сети  минирования  завода?  -  спросил
Бруннер инженера Кроля.
   - В сейфе профессора Глясса. Но мы можем также включить сеть со  двора,
когда будем покидать завод. Я подключил дополнительный провод...
   - Немедленно уничтожьте его! - приказал Бруннер.
   - Что?
   - Выключить всю сеть минирования!  -  крикнул  штурмбанфюрер,  чувствуя
под, лопаткой холодное прикосновение пистолета.
   Близкий взрыв потряс стены; в окно влетели клубы дыма и пыли.  Короткие
автоматные очереди затрещали во дворе завода. Бруннер  зашатался,  немного
отклонился в сторону, и Альфред Кроль увидел пистолет в руке  человека,  о
котором знал, что он враг Германии.
   - Предатель!  -  закричал  он.  -  Предатель!  -  Выхватил  из  кармана
пистолет, который несколько  минут  назад  получил  от  начальника  охраны
завода, и, не целясь, выстрелил в Клоса.
   По коридору уже бежали эсэсовцы!
   - Здесь поляк! - кричал Альфред Кроль. - Поляк!..
   Бруннер подбежал к окну, выбил стекло и скрылся  в  темноте  заводского
двора.
   Альфред Кроль, уже не глядя  на  Клоса,  подошел  к  сейфу,  достал  из
кармана ключ. Через минуту он соединит провода  -  и  все,  наступающие  и
обороняющиеся эсэсовцы и рабочие, будут погребены под развалинами  завода.
Клос с трудом поднялся с пола. Он не чувствовал боли,  не  слышал  взрывов
гранат, только видел спину Кроля и тяжелую дверцу сейфа... Правая рука его
висела безжизненно. Левой рукой он  потянулся  к  пистолету,  лежащему  на
полу, и вдруг Кроль резко обернулся. Клос бросился на  него,  нанес  удар.
Кроль отчаянно сопротивлялся...
   Наступающая польская пехота уже достигла заводского  двора.  Автоматные
очереди сметали с пути эсэсовцев. В проеме разбитой ограды показался  танк
Т-34. Атакующие группы солдат уже проникли в главный цех завода.
   Эсэсовцы упорно оборонялись, отстреливаясь до последнего патрона. Толпа
рабочих атаковала их внутри цеха...
   Огнивек и Левон,  отобрав  пистолеты  у  немецких  инженеров,  пытались
пробиться к кабинету Глясса. В дыму и пыли они не  различали  лиц,  видели
только мелькающие тени, которые мгновенно исчезали в полумраке... Вбежав в
кабинет, они увидели открытую дверцу  сейфа,  провода  и  инженера  Кроля,
который, лежа на полу, пытался дотянуться до пистолета. Но тщетно...  Клос
выбил оружие из его руки. Тогда Кроль из последних сил вскочил и  бросился
к сейфу.  Левон  выстрелил.  Кроль  словно  повис  в  воздухе,  как  будто
преодолевая невидимое препятствие, и через секунду безжизненно  рухнул  на
пол. Это был последний выстрел в битве за завод.
   В кабинет Глясса  уже  входили  солдаты  в  польских  мундирах.  Вбежал
молодой капитан. Он с удивлением смотрел  на  Клоса,  который  при  помощи
Левона и Огнивека поднимался с пола.
   - Кто это? - спросил он.
   Ему не успели ответить. В кабинет вошел  полковник.  Капитан  вытянулся
перед ним, пытаясь доложить, но тот только махнул рукой.
   - Оставьте нас одних! - приказал полковник.
   - Я думаю, - с трудом произнес Клос, - что теперь смогу  наконец  снять
этот проклятый мундир.
   Полковник подошел к окну.
   - К сожалению, мы еще не поймали Бруннера, товарищ Клос, - произнес он.


   Профессор Глясс проснулся только рано утром. Он открыл глаза  и  увидел
над собой низкий, плохо оштукатуренный потолок.  Кровать,  на  которой  он
лежал, ничем не напоминала диван его домашнего кабинета. Он ничего не  мог
вспомнить... Как он здесь оказался? Сколько времени прошло с тех пор,  как
он  лег  спать  в  своем  кабинете?  С  трудом  встал,  подошел  к  узкому
зарешеченному окошку. Увидел улочку, которая была ему знакома... Изо  всех
окоп большого каменного дома, стоящего напротив, свисали белые простыни...
   Профессор услышал топот сапог. Там, внизу, проходил  отряд  солдат,  но
это были уже не немцы. Они громко пели.  Профессор  не  понимал  слов.  Он
просунул руку через решетку и  с  силой  толкнул  оконную  раму.  Разбитое
стекло полетело вниз, на тротуар...





   Это было в первые  дни  мая  1945  года.  Долго  не  наступающая  весна
внезапно  одарила  землю  теплом,  как   будто   желая   вознаградить   за
продолжавшийся до конца апреля холод.
   Солдаты разгромленных немецких дивизий, сбросив с себя  уже  никому  не
нужные армейские шинели, беспорядочно  брели  по  дорогам  в  расстегнутых
суконных мундирах. Те, кто еще два дня назад маршировали по улицам города,
подавляя в себе бравыми криками охватывающее их сомнение, теперь  уже,  не
договариваясь, готовили белые простыни и повязки.
   Хотя кое-где уже были сняты портреты фюрера и убраны с видных мест ярко
оформленные издания "Майн Кампф", а артиллерийская канонада слышалась  все
ближе,  в  этом  небольшом  городке  на  западе  Германии  еще  продолжали
действовать многие официальные учреждения третьего рейха.
   В  красном  кирпичном  здании  около  кафедрального  собора  помещалось
гестапо. Флаги с черной свастикой свисали над подъездом, а забор  и  стены
были оклеены плакатами, призывающими к борьбе за каждую улицу,  за  каждый
дом и угрожающими смертью  каждому,  кто  осмелится  усомниться  в  победе
великой Германии. Рядом  были  вывешены  списки  "проклятых  предателей  и
изменников, врагов немецкого народа" - солдат, которые самовольно  сложили
оружие,  или  престарелых  больных   людей,   пытавшихся   уклониться   от
мобилизации в фольксштурм.
   ...В штабе, размещенном в здании  школы,  верховодил  генерал  Вильман,
командовавший дивизией, а точнее, остатками дивизии, которой была поручена
оборона этого города. Генерал не был похож на фанатика, готового сражаться
до конца. Он устало приподнялся с кресла, в  котором  только  что  дремал,
протер припухшие  и  покрасневшие  от  бессонницы  глаза  и  нехотя  начал
натягивать на себя китель. Клосу стало жалко этого старика. Он  отошел  от
окна и помог генералу надеть мундир.
   Клос оказался в штабе случайно. Он прибыл в городок одним из  последних
самолетов,  успевших  вылететь  из  окруженного   Берлина.   Переполненный
офицерами, которым удалось получить фиктивные предписания для следования в
не существующие уже в большинстве случаев воинские части, он  благополучно
приземлился-на  аэродроме  небольшого  городка  на  западе  Германии.   На
попутной  грузовой  машине  Клос  добрался  до  центра  города,  где  было
по-мирному тихо. Клос  подумал  о  том,  что  хорошо  было  бы  сейчас  на
автомашине или хотя бы на мотоцикле выехать на-восток, навстречу своим...
   На стене, оклеенной объявлениями, его взгляд привлек яркий плакат:

   "Никакой капитуляции. Сражаться до последнего солдата. Приказ фюрера  -
не уступать ни пяди земли, пока жив хоть один  немецкий  солдат.  Выполним
свой долг до конца. Смерть  предателям  и  дезертирам!  По  моему  приказу
сегодня были повешены три изменника. Каждого предателя  ожидает  такая  же
участь.
   Группенфюрер СС Вольф".

   Значит, Вольф находится в этом городе! Это меняло все планы Клоса. Одно
из последних заданий Центра в  том  и  состояло,  чтобы  точно  установить
местонахождение  некоторых  военных  преступников,  которые  должны   были
ответить за свои злодеяния перед польским судом. Вольф занимал в их  числе
одно из главных мест.  "Значит,  еще  рано  снимать  немецкий  мундир",  -
подумал Клос. Он должен выполнить последнее задание Центра.
   ...Клос без труда нашел штаб дивизии и представился генералу  Вильману.
Тот не задал ему никаких вопросов, а только сказал:
   - Мне нужен офицер связи, и вы, господин Клос,  останетесь  здесь,  при
штабе.
   Всю  ночь,  объезжая  передовые  позиции  на   мотоцикле,   управляемом
капитаном Клосом,  генерал  Вильман  пытался  разобраться,  какими  силами
располагает  вверенное  ему  воинское,  соединение,  которое  по   штабным
документам  числилось  дивизией.  "Неужели  он  действительно   собирается
оборонять этот город?" - подумал Клос.
   По данным разведки, американские  войска  находились  в  двадцати  пяти
километрах западнее города. Следовательно,  сегодня  или  завтра  они  уже
будут в городе.
   - Куда поедем теперь, господин генерал? - спросил Клос.
   Кивком головы Вильман указал направление. Клос включил мотор,  мотоцикл
резко рванул вперед. Оказавшись на  небольшой  треугольной  площади  около
почты, генерал приказал остановиться. Вдали стояли несколько танков.  Двое
танкистов лежали в тени своих машин, окрашенных в  зеленый  цвет,  другие,
раздетые до пояса, обливались  водой  из  шланга.  Какой-то  солдат,  сняв
нижнюю рубашку, внимательно осматривал ее швы, другой, подложив  себе  под
голову кожаный шлем, грелся на весеннем солнце.
   - Что случилось? Какого дьявола вы здесь стоите? - закричал Вильман.
   - А тебе-то что, дерьмо  ты  эдакое,  -  раздраженно  ответил  один  из
танкистов.  Но,  заметив  генеральские  погоны,  мгновенно  поправился:  -
Извините, господин генерал, - "дерьмо" - это не к вам.
   - Клос! - приказал генерал, не оборачиваясь. -  Прошу  записать  имя  и
звание этого негодяя.
   - Ну, капитан, пишите. Полковник Лейтцке,  командир  танковой  бригады,
состоящей в данный момент из пяти "тигров", награжденный Железным  крестом
с "Дубовыми листьями", трижды раненный, - с издевкой засмеялся танкист.  -
Что же вы не пишете?
   - Если вы сейчас же не уберетесь с этого места, - продолжал  кипятиться
Вильман, - я прикажу расстрелять вас без суда!
   - Уберемся, - ответил тот неожиданно спокойно и устало,  вытер  ладонью
лицо, размазывая копоть. - Сейчас прикажу своим людям  залить  водой  баки
танков. И  если  моторы  заведутся,  то  тронемся.  У  нас  нет  ни  капли
бензина...
   Вильман понимающе посмотрел  на  полковника  и,  не  сказав  ни  слова,
направился к мотоциклу.
   Выехали на главную улицу и  увидели  нескольких  бегущих  подростков  в
форме гитлерюгенда, каждый из которых держал в руках тяжелый  фаустпатрон.
Клос проскочил мимо них на полном ходу и  въехал  на  тротуар,  преграждая
бегущим путь. Старшему пареньку было около шестнадцати лет,  остальным  не
более тринадцати-четырнадцати.
   - Куда спешите? - спросил их Клос.
   - Получили приказ не допустить  американцев  к  мосту,  -  вытянувшись,
ответил старший. - Кажется, в предместье уже появились американские танки.
   - Возвращайтесь обратно,  -  сказал  им  спокойно  Клос.  -  Я  отменяю
полученный вами приказ. Кто вам его отдал?
   - Группенфюрер Вольф! -  выпалил  старший.  -  Приказано  сражаться  до
последнего солдата.
   - Я командующий обороной этого города, - вмешался генерал Вильман, -  а
вы еще не солдаты, вы только кучка сумасбродных щенков. Ваши  фаустпатроны
уже не спасут положения. Самое большее, что может случиться, - так это то,
что танки противника сделают из вас мармелад. Возвращайтесь немедленно  по
домам, и чтобы никто из вас не посмел высунуть и носа на улицу!
   - Но ведь это приказ фюрера... - запищал маленький очкарик.
   - Считаю до трех, - сказал Клос. - Положите фаустпатроны к  стене  -  и
быстро  по  домам.  В  противном  случае,  -  отцовским  жестом  он  начал
расстегивать пряжку ремня, - каждый из вас получит десять ударов по заду.
   Пареньки в испуге  клали  фаустпатроны  к  стене.  Одни  это  делали  с
некоторым колебанием, другие - с явным облегчением.
   Генерал Вильман смотрел на что-то висящее в разбитой витрине  магазина.
Потом он резко отвернулся. Клос увидел солдатские ботинки. Переведя взгляд
выше,  он  увидел,  что  на  крюке  висел  человек  в  поношенном  мундире
фельдфебеля. Кто-то содрал с его  мундира  погоны,  оторвал  гитлеровского
орла над карманом. К грязным ботинкам была прикреплена бирка  с  надписью:
"Повешен по приказу группенфюрера Вольфа. Такая  же  участь  ожидает  всех
дезертиров".
   Клос нажал на педаль - мотоцикл рванулся  вперед.  Но  через  несколько
секунд мотор начал работать с перебоями и наконец совсем заглох.
   - Кончился бензин, господин генерал.
   Вильман понимающе" кивнул головой, вылез из коляски и медленно побрел к
зданию, где располагался штаб.
   Когда вошли в кабинет, генерал, не снимая  кожаного  пальто,  бессильно
опустился в кресло. Потом взял бутылку спиртного, налил полстакана, залпом
выпил и обратился к Клосу:
   - Вы знаете этого Вольфа?
   - Нет, - ответил Клос. - Видимо, он только вчера прилетел из Берлина.
   - Ведь вы тоже прибыли из Берлина, -  сказал  генерал  и,  задумавшись,
замолчал на некоторое время. Потом, придвинув Клосу бутылку  и  стакан  из
толстого стекла, добавил: - Похоже, что он хочет оборонять этот город.
   - Американцы находятся не более чем в пятнадцати километрах  отсюда,  -
проговорил Клос, -  а  если  верить  тому,  что  говорили  те  сорванцы  с
фаустпатронами, то, по-видимому, уже вскоре появятся их парламентеры. Если
в это время раздастся хоть один выстрел...
   - Хватит! - крикнул Вильман, неожиданно сорвавшись с места.  Он  ударил
кулаком по столу так, что зазвенело стекло. - Хватит этого свинства! Я сыт
по горло!.. Больше не раздастся ни одного выстрела!  -  Генерал  несколько
раз прошелся из угла в угол,  потом  остановился  около  радиоприемника  и
машинально повернул ручку включателя.
   - Можно ли договориться со штабом армии, Клос? - спросил генерал.
   - Радисты со вчерашнего дня пытаются установить связь. На  нашей  волне
работает какая-то русская радиостанция, - ответил Клос.
   - Тогда я сам приму решение! - сказал Вильман  так  твердо,  как  будто
решение уже было принято  им  давно.  Он  хотел  еще  что-то  сказать,  но
внезапно умолк и усилил громкость передачи.
   -  "Говорит  радиостанция  "Гамбург"!   Внимание!   Внимание!   Говорит
радиостанция  "Гамбург"!   -   услышали   они   голос,   доносившийся   из
радиоприемника. - Мы обращаемся к Германии, ко всему немецкому  народу,  к
солдатам и всему  гражданскому  населению.  Через  минуту  будет  передано
важное правительственное сообщение..."
   Грянули барабаны и трубы. Клос  узнал  первые  такты  седьмой  симфонии
Брукнера. На фоне  постепенно  утихающей  музыки  опять  послышался  голос
диктора:
   - "Сегодня рано утром покончил с собой фюрер немецкого  великого  рейха
Адольф Гитлер.  Он  погиб  на  боевом  посту,  сражаясь  до  конца  против
большевизма. Погиб, как подобает  солдату,  обороняя  с  оружием  в  руках
столицу Германии  -  Берлин.  Согласно  завещанию  фюрера,  власть  принял
адмирал Дениц. Гросс-адмирал Дениц с сегодняшнего дня является президентом
рейха.  Доктор  Геббельс  назначен  канцлером,  рейхслейтер  Борман   стал
председателем национал-социалистской партии, а  Зейс-Инкварт  -  министром
иностранных дел..."
   Треск атмосферных разрядов заглушил слова диктора.
   - Ну вот и конец, - проговорил генерал Вильман. - Конец, - повторил  он
еще раз. - Я приму все условия американцев. Впрочем, они  поставят  только
одно условие: безоговорочную капитуляцию.
   - А пока появится их парламентер, группенфюрер Вольф успеет послать  на
смерть еще несколько сот солдат, - отозвался Клос. - В городе осталось еще
достаточно уличных фонарей, на которых можно повесить солдат, уже по горло
сытых этим адом.
   Вильман не слышал последних слов Клоса.
   - Конец. Такой бесславный конец...  -  прошептал  генерал.  -  Ни  один
немец, - сказал он, обращаясь уже к Клосу, - не  погибнет  больше  в  этом
городе. Даю вам, Клос, честное слово. - Подойдя  к  столику,  он  наполнил
стаканы. - А сейчас, - сказал он, - я хотел бы вас кое  о  чем  попросить.
Конечно, я мог бы вам приказать, но хочу, чтобы вы восприняли это как  мою
просьбу. Прошу вас собрать побольше людей с  оружием,  всех,  кого  только
можно. Возьмите тех танкистов около почты и саперов, которые расположились
перед костелом Святого Себастьяна. Они пойдут с вами,  если  вы  объясните
им, в чем дело. Окружите большое красное здание около кафедрального собора
- там сейчас находятся все из СД, там должен быть  и  группенфюрер  Вольф.
Необходимо сделать все возможное, чтобы не дать им скрыться. Ясно?
   - Так точно, - ответил Клос. - Все ясно, но только уже поздно.
   Вильман вопросительно посмотрел на него:
   - Смерть фюрера освободила нас от присяги. Я подпишу капитуляцию города
и выдам  их  американцам.  Я  должен  помешать  Вольфу  и  дальше  творить
безумства. Это будет мой личный презент для  янки.  Рано  или  поздно  они
должны  будут  понять,  что  вермахт  всегда  был  против   этих   бешеных
гитлеровских псов.
   - Всегда ли? - Клос не скрывал уже иронии. - Может быть, только  с  тех
пор, как стало известно, что война проиграна?


   Они сидели вчетвером в подвале здания гестапо, куда в течение последних
одиннадцати лет бросали измученных заключенных, обреченных на  смерть  или
высылку в концентрационный  лагерь.  Подвал  мог  быть  последним  редутом
обороны  в  этом  городе.  Они  понимали,  что  выбраться  из  города  уже
невозможно. Правда, предусмотрительный штурмбанфюрер Олерс спрятал в  нише
за батареей центрального отопления несколько солдатских мундиров вермахта,
хотя понимал, что вряд ли представится возможность воспользоваться ими.
   Эсэсовец в клеенчатом плаще с трудом протиснулся  сквозь  узкую  дверь,
наполовину заваленную мешками с песком.
   - Господин штурмбанфюрер, - обратился он к Фаренвирсту,  -  честь  имею
доложить...
   - Кончай с этими глупостями и забудь наши прежние звания! Понял?
   - Солдаты вермахта окружили здание, - продолжал докладывать эсэсовец. -
Они блокировали главный выход.
   Вормитц жестом отпустил эсэсовца.
   - Что мы предпримем? - обратился Вормитц к своим товарищам.
   - Генерал Вильман  решил  выслужиться  перед  американцами,  -  недобро
усмехнулся Олерс.
   - Это точно, - кивнул в знак согласия Вормитц. - Но как бы там ни было,
мы должны немедленно что-то предпринять. Что вы скажете на  это,  господин
фон Любоф?
   - Думаю, что мы слишком поспешили с теми пленными. Если Вильман  выдаст
нас американцам, мы еще поплатимся за это.
   - Что вы плетете, Любоф? - с раздражением произнес  Вормитц.  -  Вы  же
знаете, что это был приказ группенфюрера Вольфа. Что же касается расстрела
пленных, то группенфюрер Вольф лично был исполнителем  этой  акции.  Мы  к
этому не имеем никакого отношения. Вы поняли меня?
   - Конечно. Мы выполняли только приказы и не должны  отвечать  за  наших
шефов. Пусть ищут Вольфа.
   - Пусть ищут! - засмеялся Олерс. - Он у  них  значится  в  списках  так
называемых военных преступников. Суд, а потом смертный приговор.
   - Сначала его надо найти, - прервал Вормитц. - А это не так-то  просто.
Не думаете ли вы, господа, что шофер, который привозил его с аэродрома,  -
эсэсовец при этом скривил губы в усмешке, -  должен  бесследно  исчезнуть?
Американцы могут из него выбить все,  что  ему  известно  о  группенфюрере
Вольфе.
   - Я возьму это на себя. - Фон Любоф поднялся с ящика, на котором сидел,
вынул из кобуры пистолет и направился к двери. - Дорогие друзья, - добавил
он,  уходя,  -  по  моему  мнению,   в   данной   ситуации   сопротивление
бессмысленно. Нужно спасаться, другого выхода я не вижу.
   - Ты прав, - кивнул Фаренвирст. -  Вывесим  белые  флаги  и  -  никаких
геройских жестов. Продемонстрируем американцам свою лояльность,  Расскажем
им все, что знаем о группенфюрере Вольфе. У нас  нет  серьезных  причин  и
дальше укрывать его.


   Клос посмотрел из окна на  квадратный  двор  бывших  армейских  казарм.
Американский офицер стоял на ступеньках своего джипа  и  принимал  "парад"
немецких солдат с ведрами и метлами в руках. Он подал рукой сигнал, и  они
двинулись в его сторону, браво чеканя шаг. Отряд остановился перед машиной
американского 1-го лейтенанта.
   Клос отвернулся. Вид унижения этих недавних убийц в шинелях не  радовал
его так, как он этого ожидал. "Очень быстро, - подумал  он,  -  это  стало
повседневным ритуалом".
   Четыре дня назад, выполняя последний приказ генерала Вильмана,  Клос  с
отрядом солдат вермахта окружил красное здание около кафедрального собора,
а сегодня... Он невольно мысленно возвратился к тем незабываемым дням.
   ...Генерал Вильман в  окружении  своего  штаба  перед  выставленным  на
середину площади столом ожидал американцев, которые должны были принять  у
него капитуляцию гарнизона.  Встретив  офицеров  армии-победительницы,  он
отстегнул ремень с пистолетом и подал их американскому  капитану,  который
не знал, что с ними делать. Началось разоружение гарнизона; на площади рос
штабель винтовок и автоматов, фаустпатронов и пистолетов...  Солдаты  даже
не пытались скрыть свою радость, что наконец-то кончилась эта бойня и  они
остались живы. Но больше всего потряс Клоса тот момент, когда  из-за  угла
дома показался  первый  американский  танк.  Как  только  он  появился  на
площади, как будто  по  команде  из  всех  окоп  показались  белые  флаги,
сделанные из скатертей  и  простынь,  прикрепленных  к  палкам,  удилищам,
рукояткам от половых щеток.
   "Стоило, - подумал тогда Клос, - пережить войну хотя бы для того, чтобы
увидеть сегодняшний позор Германии".
   Это было четыре дня назад. Еще позавчера были слышны  до  поздней  ночи
радостные крики и песни солдат.  Американцы  праздновали  победу.  Не  так
представлял себе Клос этот день. Он думал, что будет среди своих. Конечно,
он мог бы без особого труда избежать  плена  и  в  первые  же  часы  после
вторжения американцев перебраться на Лабу. Его отделяло от нее всего  лишь
восемнадцать километров. Хотя Клоса и тянуло к своим, он решил  оставаться
здесь. Пребывание в этом лагере для военнопленных,  где  разместили  всех,
невзирая на ранги, - солдат и офицеров вермахта и СС,  а  также  несколько
штатских, в том числе бургомистра и  крайслейтера,  -  предоставляло  ему,
Клосу, пожалуй, единственный шанс разыскать группенфюрера Вольфа.
   Из  нескольких  случайно  услышанных   разговоров   между   Олерсом   и
Фаренвирстом он понял, что Вольф находится здесь, в  лагере.  Но  странным
было то, что, как выяснил Клос, ни  один  из  офицеров  никогда  не  видел
группенфюрера.
   Клос снова посмотрел в окно.
   Он видел, как поднялся шлагбаум главных ворот и  негр-часовой  в  белой
каске пропустил во двор автомашину. Из комендатуры выбежал  1-й  лейтенант
Левис и бросился пожимать руки двум офицерам, вылезавшим из тесной машины.
   Клос отошел от окна и направился в зал, где разместились  военнопленные
немецкие офицеры. Он растянулся на своих нарах,  не  обращая  внимания  на
приятельское приветствие полковника-танкиста, того самого, который два дня
назад так неучтиво обошелся с генералом Вильманом. Старик до сих  пор  был
обижен на него, но полковника Лейтцке это мало трогало.
   - Вы не могли бы составить мне партию, господин  Клос?  -  обратился  к
нему полковник.
   - Может быть, но немного попозже, - ответил капитан.
   - Хандрите? - спросил полковник. - Лучшее средство против хандры -  это
сыграть партию в шашки.
   Лейтцке  в  первый  же  день  смастерил  доску,  на  которой  нарисовал
черно-белые клетки, собрал пуговицы от мундиров (единственное,  что  можно
было найти в избытке в лагере) и теперь мучил  всех,  приглашая  составить
ему партию, поскольку играл он неважно, постоянно допуская одни  и  те  же
ошибки.
   - Нам нельзя поддаваться отчаянию, -  сказал  он  с  напыщенным  видом,
подражая старческому хрипловатому голосу генерала Вильмана.  -  Мы  должны
думать о будущем Германии.
   - Хорошо, что вы помните об этом, господин Лейтцке, - услышал  Клос  за
спиной. В дверях стоял генерал  Вильман,  которому  американцы  возвратили
ремень, как только он был назначен ими комендантом лагеря.
   - Старый идиот, - проворчал Лейтцке и повернулся спиной к Вильману.
   Генерал сделал вид, что не расслышал его слов.
   - Капитан Клос, - сказал он,  -  я  хотел  бы  с  вами  поговорить,  но
предпочел  бы...  -  Генерал  выразительно  посмотрел  на   отвернувшегося
полковника.
   - Если речь идет о вашем вчерашнем предложении, господин генерал, то  я
заранее хочу сказать, что не согласен.
   Вильман,  когда  американский  офицер  предложил  ему  принять  функции
коменданта лагеря, тотчас же обратился к Клосу  с  предложением  быть  его
офицером связи. Он считал, что  ему,  немецкому  генералу,  неловко  лично
поддерживать связь  с  каким-то  там  1-м  лейтенантом,  хотя  бы  даже  и
армии-победительницы.
   Клос сразу же отклонил его предложение, однако Вильман не  обиделся  на
него. Почти два дня он провел  в  обществе  капитана  и  проникся  к  нему
симпатией.
   - Нет,  Клос,  -  сказал  он,  -  я  не  намерен  возвращаться  к  тому
предложению, но был бы весьма рад, если бы вы согласились  пойти  со  мной
прогуляться.
   - В этом нет надобности. - Лейтцке медленно встал  и  почесал  заросшую
грудь. - Можете говорить здесь, я пойду немного  проветрюсь.  -  Он  вынул
из-под подушки шашечную доску, мешочек с пуговицами  и  самым  неожиданным
образом пристукнул каблуками перед Вильманом. -  Господин  генерал,  прошу
вас позволить мне отлучиться! - отчеканил он, отдавая честь. Потом  хрипло
рассмеялся и выбежал.
   Вильман тяжело опустился на нары полковника Лейтцке и с грустью покачал
головой.
   - Поверьте мне, господин Клос, это был отличный офицер.  Жаль,  что  он
так теряет голову... Я хотел бы с вами  поговорить  по  весьма  серьезному
делу, которое не дает мне покоя.
   - Я вас слушаю, господин генерал, - ответил Клос.
   - Вы, наверное, помните - это было в тот день, за  два  часа  до  нашей
капитуляции, - я приказал вам окружить здание гестапо? Тогда вы говорили о
каких-то  военнопленных,  которые  работали  на  фабрике  по  изготовлению
армейской амуниции...
   - Да, разумеется. - Клос присел рядом с генералом.
   - Но в этом лагере кроме русских, поляков и  итальянцев  были  также  и
англичане... - Генерал внезапно замолчал.
   - Это имеет какое-либо значение? - прервал затянувшуюся тишину Клос.
   - Да, - ответил генерал. - То,  что  в  этом  лагере  были  англосаксы,
усложняет наше положение и представляет нас в невыгодном свете.
   Клос вопросительно посмотрел на генерала.
   - Разве вам неизвестно, господин капитан, что  этих  пленных,  всех  до
одного, уничтожили за три часа до прихода американцев? Потом их свалили  в
общий ров, присыпали тонким слоем земли, таким  тонким,  что  два  десятка
солдат из нашего лагеря, которых сегодня  рано  утром  доставили  туда  на
грузовиках, сумели за пять часов откопать пятьсот трупов.
   - Грубая работа! - сорвался с места Клос. - Как они могли, эти  идиоты,
поступиться чисто немецкой аккуратностью  в  этом  деле?!  Почему  они  не
исключили из группы славян господ  англосаксов?  Убить,  черт  их  побери,
поляков  и  русских,  это  еще  куда  ни  шло,  а  вот   англичан!..   Это
действительно ставит нас в невыгодное положение.
   - Клос, - прервал его Вильман,  -  вы  меня  не  поняли.  Я,  наоборот,
осуждаю это преступление.
   - Вы всегда это осуждали или только сейчас?! - спросил его Клос.
   - Я никогда не позволял  себе  делать  то,  что  противоречило  законам
войны, и не отдавал, приказов о расстреле  военнопленных,  -  взволнованно
проговорил Вильман.
   Клос постепенно успокоился. Он был зол на  себя  за  то,  что  не  смог
сдержаться и проявил излишние эмоции. Еще минута - и он себя бы  выдал.  И
уж тогда наверняка не смог бы разыскать группенфюрера Вольфа.
   - Извините, господин генерал, нервы... Я очень устал.
   - У всех нас теперь надорванные нервы, мой мальчик, - по-отечески тепло
сказал Вильман и положил руку на его плечо.
   - Приказ о расстреле военнопленных отдал группенфюрер Вольф? -  спросил
Клос.
   Генерал в подтверждение кивнул головой.
   - Теперь мы должны думать о будущем нашего народа, о будущем  Германии,
- сказал он.
   - Что вы намереваетесь делать,  господин  генерал?  -  уже  по-деловому
спросил Клос.
   - Мы скоро будем им нужны, - продолжал философствовать  Вильман.  -  Мы
им, а они нам.
   - О ком вы говорите? - Клос понимал, кого имеет в виду генерал,  но  он
хотел услышать ответ.
   - О них, - пренебрежительно кивнул Вильман на окно,  за  которым  стоял
американский военный полицейский в белой каске. - Я говорю об американцах.
И поэтому, - добавил генерал, - мы должны выглядеть перед ними  как  можно
чище, лояльней. Нам необходимо отречься от таких, как  Вольф.  Вермахт,  -
вдруг заговорил он высокопарным тоном, -  не  расстреливал  военнопленных.
Это делали военные преступники, такие, как Вольф...
   "Ведь знает, что это не так, - подумал Клос,  -  но  красивыми  фразами
пытается заглушить угрызения совести".
   - Я думаю, нам надо  помочь  американцам  найти  группенфюрера  Вольфа,
который, как я предполагаю, находится в этом  лагере.  Мы  должны  им  его
выдать. Но нужно, чтобы это исходило не только от меня, но  было  решением
всего офицерского корпуса. Что вы скажете на это, Клос?
   - Вы когда-нибудь видели Вольфа? Вам известно хотя бы, как он выглядит?
-  Клосу  была  необходима   любая,   даже   минимальная,   информация   о
группенфюрере. Для этого он здесь и остался.
   - Нет, - ответил генерал, - я никогда его не видел.
   - А может быть, вам известно, господин генерал,  под  каким  именем  он
числится здесь, в лагере, и какой на нем мундир?
   - Не имею понятия, - ответил генерал. -  Но  я  думаю,  что  мы  должны
вместе его разыскать. И тогда...
   Открылась дверь. Полковник Лейтцке возвращался в зал со своей  шашечной
доской. Ему, видимо, так и не удалось найти партнера.
   -  Ну  и  как,  господа,  обсудили  все  свои  секреты?  Быстро  же  вы
договорились выдать их американцам. Приехали какие-то два  молокососа,  от
которых за километр смердит  разведкой.  Они  уже  собрали  всех  офицеров
внизу. Мне приказано передать, что они с нетерпением ждут вас. Вызывают по
списку - одного уже начали допрашивать. Штурмбанфюрера Фаренвирста, если я
не ошибаюсь.
   - Пойдемте, Клос, - сказал Вильман, поднимаясь с нар. - Странные манеры
у этих американцев. Они должны были начать допрос с меня - я  имею  высшее
офицерское звание в этом лагере.
   - Нужно было меня расстрелять там, около почты, - вмешался  Лейтцке.  -
Тогда бы вас, господин генерал, вызвали  в  первую  очередь,  так  как  их
прежде всего интересуют военные преступники.


   Двое американцев, приехавшие на автомашине, - Робертс  и  Карпинский  -
были представителями  службы  безопасности.  Об  этом  они  сообщили  1-му
лейтенанту Левису, который встречал их у двери комендатуры.
   - Нас прежде всего интересуют военные преступники,  -  подчеркнул  цель
визита Карпинский.
   - О'кей! -  понимающе  ответил  Левис.  -  Меня  предупредили  о  вашем
приезде. Большой зал и прилегающие к нему комнаты в вашем распоряжении.
   - Вы приготовили к нашему приезду что-нибудь кроме  комнат?  -  спросил
Робертс.
   - Найдется пара бутылочек еще из старого  запаса,  -  улыбаясь  ответил
Левис, но, заметив, что прибывшие офицеры не склонны к  шуткам,  сразу  же
переменил тон: - Вам, видимо, уже известно о раскопках в лесу за фабрикой?
   - Мы еще поговорим об этом! - оборвал его Карпинский.
   - Офицеры размещены в том крыле. В остальных помещениях  -  солдаты,  -
докладывал  Левис.  -  Однако  не  исключено,  что  среди  рядовых   могут
скрываться и офицеры, которые сменили  свои  мундиры.  Возможно,  что  это
офицеры СС.
   - Все может быть, - ответил Карпинский. -  Этим  мы  займемся  позднее.
Надеюсь, у нас полный комплект местной СД?
   - Да. Генерал Вильман сделал  из  них  букет  и  преподнес  его  нам  в
подарок. За это  он  получил  благодарность:  мы  назначили  его  немецким
комендантом лагеря.
   - Начнем со старших офицеров, - сказал Карпинский. - У вас есть список?
   - Да. Прошу вас пройти в мою комнату. Кстати, может  быть,  выпьете  по
рюмочке?
   - Можно, но только по одной, - ответил Карпинский.
   - Ты очень спешишь  добраться  до  этих  убийц,  -  с  оттенком  иронии
произнес Робертс.
   - Прежде всего меня интересует один из них! - резко бросил  Карпинский.
- Если только он находится в этом лагере...
   - Вы имеете в виду группенфюрера Вольфа? - вмешался Левис. - А не стоит
ли объявить в лагере, что тот, кто его укажет, получит вознаграждение?
   Но идея Левиса не получила одобрения у прибывших офицеров.
   Первым, кого вызвали на допрос, был штурмбанфюрер СД Фаренвирст.  Немец
вошел в сопровождении солдата военной полиции.
   - Фамилия, имя, звание? - отрывисто спросил Робертс.
   Он был зол  на  Карпинского  за  то,  что  тот  не  захотел  поддержать
предложение Левиса перенести допрос на вечер. После осмотра выкопанных изо
рва трупов он имел только одно желание - напиться.
   - Фаренвирст Отто, штурмбанфюрер.
   - С какого года в партии?
   - С 1933-го, в СС - с 1936-го.
   - Семейное положение?
   - Женат, шестеро детей.
   - Прохождение службы?
   - В тридцать шестом переведен из СА в СС, в сороковом - в СД. Во  время
войны находился только в России и Польше.
   - Хватит! - прервал его Карпинский. - Скажите, вы  знали  группенфюрера
Вольфа?
   - Так точно! - быстро ответил немец, как будто ждал этого вопроса.
   - Опишите его наружность!
   - Блондин, с вытянутым лицом, худощавый, без особых  примет,  -  охотно
докладывал Фаренвирст. - Рост около 180 сантиметров, возраст  -  не  более
сорока.
   - Он в лагере?
   - Не знаю, я его не видел. В лагере находятся сотни людей.
   - Ты лжешь! - крикнул Робертс. -  Отвечай!  Он  скрывается  под  другим
именем? В чужом мундире?.
   - Не знаю, - ответил тот с безразличным видом.
   - Об этом тебе тоже ничего не известно? -  Карпинский  бросил  на  стол
пачку фотоснимков  состоявшейся  утром  эксгумации  трупов  военнопленных,
расстрелянных фашистами.
   - Нет, неизвестно, понятия не имею, - прошептал гестаповец.
   - В городе было пятьсот военнопленных. Что с ними случилось?
   - Я не занимался рабочими-иностранцами.
   - Однако тебе известно, что они работали  на  фабрике  по  изготовлению
амуниции?
   - Могу только еще раз заявить, что лично я не имел никакого отношения к
этим иностранцам.  Я  выполнял  только  приказы  своего  непосредственного
начальника группенфюрера Вольфа.
   - Кто занимался военнопленными? - спросил Карпинский. Слово "занимался"
он произнес с особой интонацией.
   - Я не смогу ответить на этот вопрос.
   - Советую тебе хорошо подумать, Фаренвирст. В твоих же интересах помочь
нам найти вашего шефа.
   - У него тоже было начальство, - сказал уходя Фаренвирст Карпинскому. -
Я заранее знаю, как все будет, когда мы  наконец  поймаем  его.  Он  также
будет говорить, что выполнял приказы.
   Когда Фаренвирст скрылся за дверью, Робертс недовольно процедил:
   - По-моему, ты слишком увлекаешься розысками этого Вольфа. Может  быть,
потому, что те, расстрелянные, в большинстве своем поляки и русские?
   Карпинский только пожал плечами. Он не чувствовал себя  поляком,  почти
не знал языка своих предков, хотя его отец неплохо говорил по-польски.  Он
разыскивал  бы  группенфюрера  Вольфа  с  неменьшим   рвением,   если   бы
расстрелянные военнопленные были, например, суданцами. Карпинский  не  мог
понять, для чего немцы расстреляли этих военнопленных за  несколько  часов
до капитуляции города и за три дня до окончания войны. Чудовищность  этого
преступления, его бессмысленность выходили за рамки  здравого  смысла.  Он
знал, конечно, что Вольф занесен  в  списки  военных  преступников  и  его
выдачи добиваются прежде всего русские и поляки, ибо  именно  в  Восточной
Польше и на Западной Украине он совершил наиболее тяжкие свои злодеяния.
   Сначала Карпинский и Робертс вместе допрашивали  военнопленных.  Однако
они пришли к обоюдному  согласию,  что  процесс  предварительных  допросов
можно значительно ускорить, если вести эту работу отдельно друг от друга.
   Робертс перешел в соседнюю комнату, а  всегда  готовый  к  услугам  1-й
лейтенант Левис быстро подыскал ему среди своих парней такого, который мог
вести протоколы допросов.
   Уже через несколько часов американские офицеры  установили  невероятный
факт. Из более чем ста допрошенных эсэсовцев только четверо  лично  видели
группенфюрера Вольфа и могли описать его внешность. Это  были  Фаренвирст,
Вормитц, Олерс и Любоф.
   Карпинский приказал Левису усилить охрану лагеря: если Вольфу  донесут,
что им усиленно интересуется американская разведка, этой  ночью  он  может
попытаться скрыться. А  завтра  с  самого  утра  он,  капитан  Карпинский,
специально займется всеми теми, кто хоть немного похож на Вольфа  согласно
описанию его примет, полученных от четырех гестаповцев.
   Удивительное совпадение в подборе  слов  при  описании  примет  Вольфа,
которыми пользовались те четверо офицеров СС на допросе,  не  внушало  ему
доверия. Не исключено, что  они  сговорились  между  собой  давать  ложные
показания, касающиеся наружности шефа, чтобы его  скрыть.  Как  еще  можно
объяснить факт, что никто, кроме них, не видел Вольфа и не мог описать его
внешность. Шофера, который ездил на аэродром за  группенфюрером,  нашли  в
одной из комнат здания гестапо с  простреленным  затылком.  Это  также  не
могло быть случайностью.
   - У меня есть кое-что интересное для  тебя,  -  проговорил  возбужденно
Робертс, входя  в  комнату  Карпинского.  -  Приказ  о  расстреле  пятисот
военнопленных отдал лично группенфюрер Вольф.
   Карпинского весьма заинтересовало сообщение Робертса. Вместе с  тем  он
заметил, что немецкий офицер в звании  капитана,  которого  он  вызвал  на
допрос,  внимательно  прислушивается  к  их  разговору.  "Может  быть,  он
что-нибудь знает о Вольфе? Нужно будет его хорошенько потрясти",  -  решил
Карпинский.
   - К сожалению, он не видел его,  -  продолжал  Робертс.  -  Это  офицер
связи. Он случайно был на  линии,  когда  Вольф  разговаривал  с  каким-то
офицером из батальона охраны лагеря. Он  слышал  только  его  голос  и,  к
сожалению, не помнит даже имени офицера, который разговаривал  с  Вольфом.
Офицер не хотел выполнять приказ без письменного подтверждения,  но  Вольф
резко оборвал  его  и  приказал  сейчас  же  уничтожить  военнопленных,  а
письменное подтверждение обещал немедленно послать с мотоциклистом...  Это
все, что удалось узнать.
   - Не так уж много, - проговорил на  чистом  английском  языке  немецкий
офицер.  -  Итак,  господа,  вы  пока  не  нашли  никого,  кто  бы   видел
группенфюрера Вольфа?
   Американцы посмотрели на него с таким удивлением, как будто он свалился
с луны.
   - Может быть, вы, капитан, тоже его  разыскиваете?  -  спросил  наконец
Карпинский.
   - Удивительно то, - продолжал немец, - что никто не видел Вольфа.
   - А те четыре эсэсовца? - не согласился с ним Робертс.
   - Фаренвирст, Олерс, фон Любоф и Вормитц, да? Этого следовало  ожидать,
- ответил немец.
   - Извините, - вмешался Карпинский, - кто здесь задает вопросы? Кто  вы,
собственно говоря? Ваше имя, капитан?
   - Ганс Клос.
   - Вы прекрасно говорите по-английски, - проговорил Робертс и  предложил
немецкому капитану сесть. - Из абвера?
   - Так точно.
   Робертс достал сигареты.
   - Может быть, закурите, господин капитан? В данный момент  мы  являемся
как бы коллегами, хотя  не  так  давно  боролись  друг  против  друга.  Вы
армейский специалист, а мы ценим хороших специалистов. Я надеюсь,  что  мы
получим от вас немало интересных сведений.
   - Не думаю, - вежливо отклонил Клос это предложение. - Я могу быть  вам
полезным лишь в том деле, о котором вы только что говорили.
   - Вот и хорошо. Считаю, мы с вами договорились, - сказал Робертс. - Где
вы служили?
   - В основном в Польше и в России, в  связи  с  тем  что...  -  Клос  на
мгновение заколебался: он не хотел сообщать американцам о себе ни на  йоту
более того,  чем  требовала  необходимость.  -  В  связи  с  моим  знанием
славянских языков, - закончил он.
   - Вы имели неплохую разведывательную сеть на Востоке, не правда ли?
   - Да, - ответил Клос. - Мы  имели  самую  мощную  армию,  правили  всей
Европой; у нас был фюрер...
   - Поговорим лучше о делах вашей  разведки.  Как  у  вас  с  памятью?  -
прервал его Робертс.
   - Не очень хорошо, - пробормотал Клос. И подумал, что  той  информации,
которая им так нужна, они наверняка от него не получат.
   - В этом далеко на лучшем мире, - сказал Робертс, - ничего не  делается
быстро и задаром. Я прекрасно понимаю, господин капитан, что  вашу  память
необходимо освежить. Я не думаю, что вам нравится долгое пребывание в этом
лагере...
   Воцарилась тишина.  Карпинский,  делая  вид,  что  перебирает  какие-то
бумаги на письменном столе, с нескрываемой недоброжелательностью посмотрел
на своего коллегу.
   - Я думаю, что мы еще поговорим с капитаном на интересующую тебя  тему,
- остановил он Робертса. - А сейчас я предлагаю заняться другим.
   - Группенфюрером Вольфом? Мне также хотелось бы поговорить на эту тему,
- вставил Клос. - Хотя сейчас...
   - А вас пока никто  не  спрашивает,  чего  вы  хотите,  -  прервал  его
Карпинский.
   Он почувствовал к этому немецкому офицеру ничем не объяснимую  симпатию
и не хотел рвать ту тоненькую нить доверительности, которая возникла между
ними. Карпинский был зол на себя за то, что дал возможность втянуть себя в
этот бесполезный разговор с немецким офицером, а еще больше  на  Робертса,
который, конечно, не мог отказать себе в  удовольствии  продемонстрировать
свою политическую дальнозоркость. Они не раз яростно спорили об отношениях
с Россией в послевоенное  время.  Карпинский  верил  в  идею  Рузвельта  о
дальнейшем  сотрудничестве  двух  великих  держав,  Робертс  был  ее  ярым
противником. "Мы помогали России, чтобы  она  победила  Германию,  но  кто
поможет нам справиться с Россией?" - обычно говорил он.
   - Капитан Клос, знали ли вы группенфюрера Вольфа? - спросил Карпинский.
   - К сожалению, нет.
   - Почему "к сожалению"?
   - Вольф - военный преступник. Он отдал приказ о  расстреле  польских  и
советских военнопленных.
   - А также нескольких десятков итальянцев и англичан, - вставил Робертс.
   - Прежде всего это были русские и поляки.
   - Значит, вы знаете и об этом? - удивился Карпинский. - Откуда?
   - Я пытался помешать этому  преступлению,  но,  к  сожалению,  опоздал:
приехал в лагерь через два часа после этой  бойни.  Я  предлагал  генералу
Вильману начать с лагеря  военнопленных,  а  потом  уже  захватить  здание
гестапо. Но Вильман настоял на своем. Он боялся,  что  если  мы  начнем  с
лагеря, то упустим гестаповцев и тогда вряд ли уцелеем.
   - Мне кажется, - улыбнулся Робертс,  -  что  вы  являетесь  противником
гитлеровцев. С каких это пор?
   - Вольф, - спокойно продолжал Клос,  как  будто  бы  не  расслышав  его
вопроса, - вероятно, находится  в  этом  лагере.  Те  четыре  эсэсовца,  о
которых  вы  здесь  упоминали,  наверняка  знают,  под  каким  именем   он
скрывается. А может быть... - Клос заколебался и умолк.
   - Я не уверен, что Вольф находится в этом  лагере.  В  панике,  которая
охватила город в  первые  часы  после  нашего  вступления,  он  мог  легко
ускользнуть. Но для чего вы, господин капитан, пытаетесь разыскать Вольфа?
Может быть, это старые счеты абвера с гестапо? - допытывался Робертс.
   - Я полагал, что он вам необходим больше, чем мне, -  спокойно  ответил
Клос.
   - Что это, предложение о сотрудничестве? - Робертс не скрывал иронии. -
Мы готовы принять его,  но  не  только  по  вопросу,  касающемуся  Вольфа.
Надеюсь, вы меня поняли, господин капитан?
   - Вы, господин Клос, упомянули о какой-то возможности, но до  конца  ее
не раскрыли. Вы говорили также о тех четырех эсэсовцах, которые уже  давно
знают Вольфа и... - начал Карпинский.
   - Понимаю, - прервал его Клос, - но я не  имею  никаких  доказательств.
Это только мое предположение. Хотя,  может  быть,  один  из  них  все-таки
Вольф?
   -  А  может  быть,  Вольф  -  это  вы?  -  рассмеялся  Робертс.  -   Вы
соответствуете тому описанию, которое они  дали.  Ну  хватит!  -  Он  стал
серьезным. - Мы остановились на вашем предложении о помощи в деле  Вольфа.
Но прошу вас, Клос, не забывать также о том, чего мы касались до этого.  И
советую вам, господин капитан, отнестись ко всему тому,  о  чем  мы  здесь
говорили, со всей серьезностью. А теперь возвращайтесь к себе.
   После ухода Клоса Робертс послал мотоциклиста за пивом.
   - Мы должны немного  отдохнуть,  -  сказал  он  Карпинскому.  А  потом,
открывая консервную банку, спросил напрямик: - Как  тебе  понравился  этот
Клос из абвера?
   - Кто знает, может быть, он действительно хотел нам  помочь  в  розыске
Вольфа? - в свою очередь спросил Карпинский. - Как ты думаешь, Робертс?
   - Помнишь тот указатель,  который  приказал  поставить  старик  Паттон,
когда мы перешли голландскую  границу:  "Внимание,  вы  пересекли  границу
европейской цивилизации. С этого места начинается страна  варварства".  Ты
страдаешь манией преследования. Этот Вольф не выходит у  тебя  из  головы.
Рано или поздно мы его найдем. Он  от  нас  никуда  не  уйдет.  Но  нельзя
забывать и о других, не менее важных делах. Этот капитан абвера хочет  нам
слишком дорого продать себя, а может быть...
   - Что ты имеешь в виду?
   - Немцы недооценили славян и их разведку. За это они дорого заплатили.
   -  Это  ты,  Робертс,  страдаешь  манией  преследования,  -   улыбнулся
Карпинский. - Допускаешь, что офицер побежденной армии  должен  радоваться
предложению о сотрудничестве с победителями. Может  быть,  он  отъявленный
фашист и ненавидит нас или просто  ему  все  уже  надоело...  Такое  может
случиться и со мной, - сказал он,  немного  помолчав.  -  Долго  здесь  не
выдержу. Осточертела мне эта работа.
   - Ты преувеличиваешь, старик, - махнул рукой Робертс. Он встал, походил
по комнате и добавил: - Ну что ж, продолжим.  В  зале  нас  ожидают  около
тридцати человек.


   В течение двух часов немецкие  офицеры,  вызванные  на  допрос,  давали
обстоятельные показания, отвечая на все вопросы Робертса и Карпинского. Их
лица были хмурые, иногда  равнодушные,  а  подчас  откровенно  враждебные.
Одним из последних, кого допрашивали в этот день, был  полковник  Лейтцке.
Карпинский начал с вопроса, который задавал всем:
   - Что вам известно о Вольфе?
   -  Только  то,  что  он  возглавлял  местное  гестапо  и   теперь   его
разыскивают. Я не имею никаких причин, - добавил он через минуту, -  чтобы
покрывать таких людей, как Вольф, Он опозорил честь немецкой армии.
   -  Жаль,  господин  полковник,  что  вы  раньше  не  пришли  к   такому
умозаключению, - заметил Карпинский.
   Лейтцке молчал, внимательно присматриваясь к американским офицерам.
   - Вы, очевидно, антифашист? - рассмеялся Робертс.
   - Я никогда не любил Гитлера,  но  я  офицер  и  обязан  был  выполнять
приказы.
   - Все вы теперь так  говорите,  -  вставил  Карпинский  и  обратился  к
Робертсу: - У тебя есть к нему еще какие-либо вопросы?
   - Что вам известно, господин полковник, о Клосе? Где его встречали?  Не
заметили ли чего-нибудь особенного в его поведении? - спросил Робертс.
   Не догадываясь о цели этих вопросов, Лейтцке ответил, что  знает  Клоса
не так давно. Ему известно только, что он служил  в  Польше  и  в  России,
получил Железный крест, что в абвере было не столь частым явлением.
   - Больше ничего? А что вы лично о нем думаете?
   - Ничего, - ответил Лейтцке. - У меня нет о нем  определенного  мнения,
так как он не был в моем подчинении.
   Робертс посмотрел на полковника с иронией:
   - Можете идти, на сегодня хватит. Пройдет не так уж много времени, и мы
научим вас кое-чему.
   Лейтцке встал по стойке "смирно", отдал честь американским офицерам  и,
пристукнув каблуками, скрылся за дверью. Они остались одни. Робертс разлил
коньяк по стаканам.
   - Выпьем, Карпинский! - сказал  он.  -  Я  только  что  разговаривал  с
генералом по телефону. В штабе был офицер из  русского  представительства.
Он  заявил,  что,  по  их  данным,  в  нашей  зоне  находится  этот  самый
группенфюрер Вольф. Они располагают  весьма  точной  информацией.  Что  ты
думаешь об этом?
   - Если он здесь, - ответил Карпинский, - то мы должны его найти.
   - Конечно. Но откуда русские об этом узнали? Мы должны это установить.
   Карпинский сел  за  письменный  стол  и  начал  перекладывать  какие-то
бумаги.
   - Не могу забыть, - вдруг тихо проговорил он, - как выкапывали изо  рва
трупы военнопленных. Их изуродованные лица, окровавленные тела, изодранная
в клочья одежда... Страшное зрелище. Зачем Вольф приказал это сделать?
   -  Мне  кажется,  -  пренебрежительно  заметил  Робертс,  -   что   ты,
Карпинский,  совершил  непростительную  ошибку,  поступив  на   службу   в
контрразведку американской армии.
   - А может быть, это ты, Робертс, допустил ошибку?  -  спокойно  ответил
Карпинский.
   Робертс промолчал. Он подошел к окну и посмотрел на огромный двор,  где
1-й лейтенант Левис муштровал своих подопечных. Перед ним стояли  в  строю
военнопленные, вооруженные ведрами,  щетками,  метлами.  Строй  был  такой
ровный, подтянутый, что даже самому строгому капралу не  к  чему  было  бы
придраться.
   - На кра-ул! - кричал Левис.
   Военнопленные  поднимали  перед  собой  метлы,  щетки  и  ведра.  Левис
прохаживался вдоль строя с выражением  крайнего  удовольствия,  пристально
всматриваясь в застывшие лица военнопленных.
   - Неплохо, неплохо, - бормотал он. - Из вас можно будет сделать  людей.
Наверное, когда-нибудь мы составим из вас целую армию.
   Потом они бегали по двору, ползали по-пластунски, атаковали казарменные
постройки.
   - Левис неплохой парень, - заметил Робертс.
   - Вымещает на них свою" злобу, - сказал Карпинский, подходя к  окну.  -
Это не метод воспитания.
   - А какой бы ты предложил метод? - спросил Робертс. - Что бы ты с  ними
делал? Это они выполняли приказы Вольфа. Забыл?.. Может быть, ограничиться
только тем, чтобы они вовремя вставали в строй? Или приказать готовить  из
них будущих капралов?


   Лейтцке возвратился в казарму и застал там Клоса, наблюдающего  в  окно
за забавами Левиса.
   - Я уже насмотрелся на это,  -  проговорил  Лейтцке.  -  Отвратительно.
Унижает человеческое достоинство.
   - А что может случиться с ними за  этот  час,  -  спросил  Клос,  резко
отвернувшись от окна, - после стольких лет войны? А если бы вместо  Левиса
все это делал немецкий капрал, то, видимо, вы, господин полковник, были бы
довольны.
   Лейтцке молчал. Он присел на нары и старательно делил сигарету  на  три
части.
   - Давайте не будем об этом,  Клос,  -  проговорил  он.  -  Я  прекрасно
понимаю, что это было бы таким же свинством.
   - С каких пор вы стали это понимать? После Сталинграда, где нас здорово
потрепали?
   - А вы, господин Клос, когда изменили свои взгляды? - спросил Лейтцке.
   Клос молчал.
   - Давайте вообще не будем говорить на эту тему,  -  предложил  Лейтцке,
подавая Клосу треть сигареты. - Война проиграна, но это еще  не  последняя
война Германии. Мы не должны допускать, чтобы унижали немецких солдат. Они
еще будут нам нужны.
   - Какой вздор, - прервал его Клос. -  То,  что  вы  говорите,  господин
полковник, верно по отношению к солдатам,  а  не  к  бандитам  и  убийцам,
которые почти сплошь составляют нашу армию.
   -  Я  думаю,  -  возразил  Лейтцке,  -  об  очищении  наших  рядов   от
преступников.
   - Не поздно ли?
   - Нет, это  никогда  не  поздно.  Американцы  разыскивают  Вольфа.  Его
необходимо выдать им, чтобы к тем, кто - останется,  относились  так,  как
они того заслуживают. Мы должны узнать,  где  он  находится  и  под  каким
именем скрывается.
   - Вы тоже, господин полковник, - рассмеялся  Клос,  -  хотите  иметь  в
руках козырь, да?
   - Нет, я хочу спасти честь немецкой армии.
   - Вы шутите, полковник. Никто из нас теперь уже ничего не спасет.


   Клос бродил по двору, по коридорам зданий, заглядывал в лица офицеров и
солдат, слушал, о чем они говорят, угощал сигаретами. Кто же из них Вольф?
Многие, переодевшись сейчас в солдатские мундиры, наверняка служили в СС и
СД, убивали и отдавали приказы об убийствах, и Вольф  легко  мог  укрыться
среди них.
   Карпинский продолжал допрашивать пленных немецких офицеров. Их ответы в
большинстве своем были однообразны.
   Американцы выходили из себя, теряя терпение и надежду  узнать  что-либо
существенное о группенфюрере.
   Вольфа видели только те четыре  гестаповца,  а  они,  казалось,  только
насмехались над теми, кто их допрашивал.
   Штурмбанфюрер Олерс на большинство вопросов отвечал: "Не знаю".
   - Я ведал только административно-хозяйственными делами. Мне  ничего  не
известно о взрыве на фабрике. Вольф лично отдал об этом приказ.
   - Какой невинный младенец! - кричал Карпинский. - А как  был  доставлен
газ "циклон" в лагерь?  Кто  подсчитал,  сколько  потребуется  газа  и  во
сколько обойдется убийство каждого военнопленного?
   - Я был лишь простым служащим, - стоял на своем  Олерс.  -  Работал  за
письменным столом и занимался этим только теоретически.
   - Ты, чиновничья крыса! Отвечай, под каким именем скрывается  Вольф?  -
сорвался Карпинский.
   - Не знаю.
   - Ты же  признался,  что  Вольф  приехал  из  Берлина  за  два  дня  до
капитуляции. Где он сейчас?
   - Не знаю.
   - Видел его?
   - Очень редко. У меня было много работы.  -  В  голосе  Олерса  звучала
нескрываемая ирония.
   - Говоришь, было много работы!  -  кричал  Карпинский,  уже  не  владея
собой. - Ты  подписывал  смертные  приговоры!  За  два  часа  перед  нашим
приходом ты подписал двадцать девять приговоров!
   - Я не подписывал, - упорствовал Олерс. - Зачем вы на меня так кричите?
   Карпинский вдруг почувствовал себя усталым и беспомощным. Этот человек,
так же как и его друзья Вормитц,  Любоф  и  Фаренвирст,  ускользал,  умело
лгал, и не было  способа  заставить  его  говорить  правду.  "Может  быть,
посадить его в подвал гестапо, - подумал Карпинский, - и поступить  с  ним
так же, как это делали они?.." Но  он  чувствовал,  что  не  сможет  этого
сделать. С трудом владея собой, он продолжал задавать вопросы.
   - Ты  сказал,  -  снова  начал  Карпинский,  -  что  Вольф  блондин,  с
продолговатым лицом, около ста восьмидесяти сантиметров роста, в  возрасте
около сорока лет. Ты сможешь его опознать?
   На лице Олерса появилась усмешка, которая мгновенно погасла.
   - Отказываешься? Это будет тебе дорого стоить.
   - Я не отказываюсь, - проворчал Олерс. - Но сначала покажите мне его.
   Карпинский открыл дверь. В  соседнем  зале  стояли  несколько  человек,
которых он выбрал среди сотен пленных. Их внешний вид в  какой-то  степени
совпадал с приметами Вольфа, о которых говорили гестаповцы.
   - Который? - угрожающе бросил Карпинский.
   Гестаповец молчал.
   - Который?! - крикнул Карпинский. - Который из них?
   - Клянусь, - ответил Олерс, - что среди них нет группенфюрера Вольфа.
   В дверях стоял Робертс, с усмешкой наблюдая за этой сценой.
   - Послушай, Олерс,  -  проговорил  он,  -  тебе  известно,  сколько  ты
проживешь, если не покажешь нам Вольфа?
   Гестаповец вдруг взорвался:
   - Хотите меня уничтожить? Без суда  и  следствия,  без  приговора,  без
вины? Вы никогда не найдете Вольфа! Никогда!
   - Теперь ты показал свое истинное  лицо,  -  проговорил  Карпинский.  -
Отправить всех обратно в лагерь! - приказал он и подошел к телефону: - 1-й
лейтенант Левис? Когда будет готов карцер? У меня уже есть для вас  первый
клиент - штурмбанфюрер Олерс. На какое  время?  Дока  не  начнет  говорить
правду.
   1-й  лейтенант  Левис  также  проводил  допросы,  но  только  по  своей
инициативе, называя это "частным переучетом  на  складе".  Когда  позвонил
Карпинский, Левис беседовал  с  неким  Фогелем,  унтер-офицером  вермахта.
Доложив Карпинскому, что карцер будет готов дня через два, Левис  приказал
Фогелю подойти ближе к столу.
   - Ну что, Фогель? - спросил он.  -  Что  мне  с  тобой  делать?  -  Его
забавляло перепуганное лицо пленного.
   - Не могу знать, господин офицер, - тихо произнес немец.
   - Ты утверждаешь, что твое имя Фогель  и  ты  являешься  унтер-офицером
вермахта?
   - Так точно.
   - Повтори еще раз это.
   - Я Эрнст Фогель, - повторил тихо пленный.
   - Ты проиграл, браток, - фамильярно проговорил Левис. - Один  из  твоих
дружков  во  всем  признался.  Твое  имя  не  Фогель,  а  Шикель,  ты   не
унтер-офицер вермахта, а сотрудник местной СД.
   Фон Шикель, побледнев, опустил голову. Казалось, что он вот-вот упадет.
   - Я вижу тебя насквозь, браток, - медленно проговорил Левис. -  Недаром
пятнадцать лет я был владельцем  ресторанчика  в  Техасе.  Мне  достаточно
только взглянуть на человека, чтобы понять, с кем я имею дело.
   - Я  только  выполнял  приказы,  -  прошептал  Шикель.  -  Был  младшим
офицером.
   - Так-так, но я знаю, где ты выполнял эти приказы.  В  концентрационном
лагере... Не упирайся. Этажом выше работают два  американских  офицера  из
службы безопасности и вылавливают таких, как ты. Я могу  отослать  тебя  к
ним, слышишь? Но я могу этого и не делать,  если  ты  согласишься  принять
одно мое условие... Почему ты не спрашиваешь, какое это условие?
   - Я догадываюсь, господин 1-й лейтенант, - ответил Шикель.
   - Другого ответа от полицейского я и не ожидал, хотя ты очень  спешишь.
Шинель! Тебе необходимо быть в лагере своим человеком, все слышать  и  все
видеть. У меня здесь должен быть полный  порядок  и  спокойствие.  Никаких
попыток  к  побегам.  Если  хотя  бы  трое  пленных  задумают   о   чем-то
договориться между собой, то третьим среди них непременно должен быть  ты,
Шикель, ясно?
   - Яволь, господин 1-й лейтенант.
   - Если будешь стараться, - добавил Левис, - то, может  быть,  окажешься
не в последней группе пленных, которые  будут  освобождены  из  лагеря.  А
сейчас сгинь с моих глаз. Впредь будешь подметать только в моем кабинете.
   Оставшись один, Левис удобно развалился в кресле,  довольный  собой.  У
него была теперь своя служба разведки, и, значит, ему,  парню  из  Техаса,
удастся сохранить порядок в этом сумасшедшем лагере.


   Замысел был рискованным, но Клос уже привык к риску. Дни, проведенные в
лагере, убедили его в том, что он найдет Вольфа лишь в  том  случае,  если
создаст  такую  ситуацию,  в  которой  группенфюрер  вынужден  будет   сам
открыться. Он разработал детальный план  и  приступил  к  его  выполнению.
Правда, ему была необходима помощь американцев.  Поразмыслив,  Клос  решил
переговорить с Карпинским. Случай вскоре представился.
   - Я хотел бы поговорить с вами, господин капитан, -  обратился  к  нему
Клос.
   - В чем дело? - Карпинский посмотрел на него с удивлением.  -  Зайдемте
ко мне.
   - Нет-нет, - тихо проговорил Клос. - Я хотел бы сказать всего несколько
слов в отношении Вольфа. Я хотел бы вам помочь в его розыске.
   - Зачем это вам? - В голосе Карпинского слышалось явное  недоверие.  Он
спросил "зачем", а не "как".
   - Мотивы не так уж существенны.
   - Прошу вас принять во внимание, - сказал сухо американец, - что  я  не
очень доверяю так называемым добрым немцам, которые только вчера перестали
быть гитлеровцами.
   - Я понял вас.
   - Тогда говорите конкретно, что вам известно о Вольфе,  а  остальным  я
займусь сам.
   - Мне, по существу, ничего не известно.
   - Тогда чего же вы хотите?
   - Я просил бы вас, господин капитан,  провести  небольшой  эксперимент,
может быть небезопасный для меня.
   Карпинский внимательно посмотрел на Клоса.
   - Эксперимент? - повторил он. - И я должен вам верить?
   - Я рискую большим, доверяя вам, господин капитан, - сказал Клос.  -  И
прошу вас только об одном, чтобы все это осталось между нами.
   - Я не верю ни одному немецкому офицеру, - пробормотал Карпинский.
   - Речь идет не только о немецких офицерах, - возразил Клос.
   - Ну хорошо, говорите наконец, что же это за эксперимент?
   План Клоса был несложным, но весьма рискованным.
   Карпинский слушал с удивлением: этот молодой немецкий  офицер,  отлично
говорящий по-английски, отличался не только смелостью, но и  тонким  умом.
Он ненавидел Вольфа... Но была ли это только ненависть?
   В тот же вечер Клос приступил к выполнению своего плана.  Нелегко  было
убедить Олерса, Вормитца, Любофа и Фаренвирста встретиться с ним. Но они в
конце концов согласились, когда Клос  намекнул,  что  желает  сообщить  им
нечто весьма важное.
   В одном из крыльев здания  был  открыт  вход  на  чердак.  Американские
охранники, даже те, которые делали  ночной  обход  коридоров,  никогда  не
заглядывали на низкий, темный, заваленный  рухлядью,  чердак.  Когда  Клос
взобрался по крутой лестнице, четверо гестаповцев уже ждали его. На старом
столе стояла свеча, а узкое окошко в крыше было тщательно замаскировано.
   - Что вы от нас хотите? - спросил Олерс, когда Клос  уселся  на  пол  и
закурил сигарету.
   Начиналось самое трудное. От того, убедит ли он их, зависел  успех  его
плана.
   - Я пришел, чтобы вас предостеречь, - начал он решительно.
   - А нам нечего бояться! - усмехнулся Фаренвирст.
   - Сейчас не время для шуток. - Голос Клоса прозвучал сухо и спокойно. -
Собственно говоря, речь идет не только о вас. Группа офицеров во  главе  с
генералов Вильманом хочет выслужиться перед американцами.
   -  Вильман,  -  вставил  Вормитц,  -  начал  выслуживаться  еще   перед
капитуляцией. Он запер нас, как крыс,  в  здании  гестапо.  Случайно,  вы,
Клос, не знаете, кто из его офицеров руководил этой операцией?
   - Вы считаете, что это сейчас очень важно? -  в  свою  очередь  спросил
Клос. "Известно ли им, что это был я?" - пронеслось у него в голове.
   - Важно или неважно, - сухо сказал гестаповец, - главное -  установить,
кто был этот офицер.
   - Давайте не будем заниматься мелочами. Так  вот,  группа  офицеров  во
главе с Вильманом намеревается выдать американцам группенфюрера Вольфа.  -
Клос полагал, что его слова  произведут  должное  впечатление,  однако  на
лицах четырех гестаповцев появилась только ироническая улыбка.
   - Пусть они сначала его  найдут,  -  проворчал  Олерс,  но  замолк  под
строгим взглядом Вормитца.
   - Почему вы обращаетесь с этим к нам? - спросил он Клоса.
   Клос ожидал такого вопроса и заранее подготовился к ответу.
   -  По  двум  причинам.  Во-первых,  вы  были  ближайшими   сотрудниками
группенфюрера, и, во-вторых, только вы смогли бы ему помочь.
   - Вы так уверенно говорите,  Клос,  как  будто  мы  знаем,  где  сейчас
скрывается Вольф, - сказал Олерс.
   На его лице появилась та же усмешка.
   - Только вы знаете, находится он в лагере или нет, -  ответил  Клос.  -
Существует опасность, что Вильман или  американцы  могут  его  обнаружить.
Чтобы этого не случилось, вы должны помочь ему бежать из лагеря. Я уверен,
что и вам удастся скрыться.
   - Бежать! - рассмеялся Вормитц. - Вы что, сошла с ума, Клос?  Выход  из
лагеря охраняется днем и ночью, кругом колючая проволока...
   - Я бы не стал встречаться с вами, - прервал его Клос, - если бы не был
уверен, что побег из лагеря возможен. Я сейчас все объясню.  Одного  моего
солдата определили на работу в котельную. Желоб, по которому  доставляется
в котельную уголь, выходит за ограждение лагеря.  Надеюсь,  вы  понимаете?
Достаточно выгрести уголь, проползти по желобу около тридцати метров  -  и
вы на свободе. Правда, подъем достаточно  крут,  но  там  есть  крюки,  за
которые можно зацепить веревку. Вчера я был там и  все  видел,  -  добавил
Клос.
   Он обязательно должен склонить их к побегу. Если они  поверят  ему,  то
непременно сообщат об этом Вольфу, и тогда он вместе  с  ними  появится  в
установленное время в котельной. План казался простым и вселяющим  надежду
на успех. Тем более что эти четверо гестаповцев не надеялись  на  то,  что
американцы выпустят их из лагеря.
   Гестаповцы молчали, размышляя над предложением. Клос пытался угадать  о
произведенном впечатлении по выражению их лиц, но они были непроницаемы.
   - Ну что ж! - сказал наконец Вормитц. - А каков  шанс  на  успех  этого
побега, если мы поверим вам, Клос?
   - Огромный, - ответил капитан. - Я же говорил  вам,  что  все  осмотрел
сам. В доме моих друзей будут приготовлены для нас  гражданская  одежд"  и
необходимые документы. Несколько дней мы сможем там переждать, а потом...
   Гестаповцы все еще колебались.
   - Зачем вам, господин Клос, все это нужно? - бросил Олерс. - Почему  вы
не спасаете  свою  собственную  шкуру?  Наконец,  почему  вы  возвратились
обратно, если уже выходили из лагеря?
   Эти вопросы Клос также заранее предвидел.
   - Мне не грозит никакой опасности, - с уверенностью ответил  он,  -  но
меня раздражают эти свиньи, которые не сумели  сдержать  фронта  и  теперь
преклоняются перед американцами. Они готовы  лизать  им  сапоги  за  пачку
сигарет или плитку шоколада.
   - Да, - вздохнул Олерс, - никто не хочет получать по морде.
   - Я скажу вам больше, - медленно проговорил Клос. Он решил теперь  быть
"откровенным". - Вы спрашивали, кто тот офицер, который выполнял последний
приказ генерала Вильмана, Это был я...
   - Что-о? - изумился Фаренвирст. - Ты паршивая свинья!
   - Спокойно! - вмешался Вормитц. - Я знал об этом, но ждал,  когда  Клос
скажет сам. Почему вы это сделали?
   - Это был приказ, а вы  понимаете,  что  значит  приказ  для  немецкого
офицера. Кроме того,  -  добавил  Клос,  -  я  думал,  что  Вильман  будет
сражаться до конца. Но как видно теперь, я глубоко ошибался.
   Вновь подал голос Вормитц,  который,  видимо,  был  руководителем  этой
четверки.
   - Мы согласны, - произнес он. - Когда назначим побег?
   - Завтра вечером нас будут ждать. За вами и за группенфюрером сразу  же
ухожу из лагеря я и тот солдат,  который  показал  мне  дорогу.  Предлагаю
сразу же после вечерней переклички собраться в котельной. Успеете  ли  вы,
господа офицеры, сообщить  об  этом  группенфюреру  Вольфу?  -  озабоченно
спросил Клос.
   Никто из них ему не ответил.
   "Первый раунд выигран, - подумал Клос, осторожно  спускаясь  по  крутой
лестнице чердака. - Если они поверили, то уже завтра вечером Вольф будет у
меня в руках. А это значит, что он окажется в руках американцев,  а  потом
они передадут его нам. Но не откажутся ли эти четверо от своего решения?"
   Клос не заметил скорчившегося под лестницей человека. Это  был  Шикель,
шпик 1-го лейтенанта Левиса, который слышал слова Клоса: "Завтра вечером в
котельной".


   Левис торжествовал. Завербованный им шпик выдержал первое  испытание  и
сразу же донес о побеге, подготавливаемом офицером вермахта.  Левис  решил
не докладывать об этом ни Карпинскому,  ни  Робертсу  и  лично  арестовать
беглецов, чтобы ни с кем не делиться своим успехом. Он был любителем кино,
ему нравились драматические концовки, и  поэтому  он  решил  подождать  до
вечера, а когда участники побега соберутся в котельной,  во  главе  группы
военной полиции ворваться туда и арестовать их. Однако совершенно случайно
он оказался там значительно раньше.
   Клос ждал  в  котельной  еще  до  вечерней  переклички,  с  нетерпением
посматривая на часы. Придут ли?  И  увидит  ли  он  наконец  группенфюрера
Вольфа? Или, может быть, Вольф один из четверых? Если так, то кто же?
   Он заранее  согласовал  с  Карпинским  систему  сигнализации,  так  как
понимал, что малейшая ошибка может погубить весь  план.  Неуловимый  Вольф
был противником, которого нельзя  недооценивать.  Доверится  ли  он  своим
бывшим подчиненным? Поверит ли в то, что действительно есть шанс на побег?
   Клос взял лопату и  начал  отгребать  уголь:  он  не  хотел  возбуждать
подозрение у Вольфа. Вдруг он услышал скрип двери, повернулся и увидел  на
пороге солдат военной полиции. Неужели Карпинский решил выйти из игры?  Ну
и черт с ним...
   1-й лейтенант Левис стоял, широко расставив ноги, и улыбался.
   - Ну что, попался, братишка? - спросил он  торжествующе.  -  Захотелось
подышать свежим воздухом, да?
   Солдаты поволокли Клоса по двору. Он даже не заметил,  как  из  казармы
вышли Вормитц и Олерс и, увидев его в окружении американцев,  возвратились
обратно.
   Клос был доставлен в кабинет Левиса. 1-й лейтенант приказал:
   - Отвечай, кто еще с тобой должен был бежать из лагеря?
   - Я ничего вам не скажу. - Клос был  взбешен:  так  хорошо  продуманный
план провалился.
   - Отвечай! - крикнул Левис, убежденный, что немецкий офицер  немедленно
сознается и он, Левис, одержит над ним свою первую победу.
   В дверях появился капитан Карпинский.
   - Что это за спектакль, Левис? Немедленно освободите этого  офицера!  -
приказал он тихо, но таким тоном, что Левис перепугался не на шутку.
   Клос понял, что не Карпинский, а Левис  без  ведома  своих  начальников
помешал ему выполнить намеченный план. Он вышел из кабинета, а  трактирщик
из Техаса лишний раз убедился, что не следует заранее радоваться успехам.
   - Вы идиот, Левис! - кричал Карпинский. - Кто вам разрешил арестовывать
этого Клоса? Почему вы ничего мне не доложили?
   - Готовился побег из лагеря, - прошептал Левис.
   - Не было никакого побега! - рычал Карпинский. - Вы слышите, не было!
   Теперь уже Левис ничего не  понимал.  Он  тяжело  дышал,  вытаращив  на
капитана покрасневшие глаза.
   - Вы, господин капитан, хотите сказать, что  я  был  обманут?  Что  мой
осведомитель ввел меня в заблуждение?..
   Карпинский только махнул рукой.
   -  На  будущее,  -  бросил  он  еще  раз,  -   не   смейте   заниматься
самоуправством! Вы поняли меня, Левис?
   Карпинский вышел из кабинета, хлопнув дверью. Ему предстояла неприятная
беседа с Робертсом, который не любил, когда в лагере происходило  что-либо
без его ведома.
   - Мы договорились работать  совместно,  -  тихо  проговорил  он,  когда
Карпинский вернулся в кабинет. - Что за история с этим Клосом?
   - Небольшой эксперимент, который на этот  раз  не  удался,  -  объяснил
Карпинский. - Может быть, попробуем его повторить?..
   - Не информируя об этом меня?
   -  Можешь  быть  спокоен,  все  будет  тебе  доложено,  -  сказал  сухо
Карпинский.
   - Буду надеяться. А что касается Клоса,  то,  с  твоего  позволения,  я
также займусь им. Только иначе. Этот человек может  быть  для  нас  весьма
полезным, но следует ему  разъяснить,  что  нам  нужен  не  только  Вольф,
пожалуй, даже прежде всего не Вольф. Понимаешь?
   - Не совсем, - ответил Карпинский.
   ...После ухода капитана Левис вызвал фон Шикеля к себе  в  кабинет.  Он
имел теперь возможность дать себе волю выместить досаду на шпике.
   - Ты дурень, ты идиот! - кричал он. - Не было никакого побега, слышишь?
Ты обманул меня! Если хочешь выйти из этого лагеря живым, то  не  позволяй
себе никогда ничего подобного!
   - Но, господин 1-й лейтенант, - оправдывался  Шикель,  -  их  там  было
пятеро. Я знаю их всех по именам: Клос, Вормитц...
   Он не успел закончить, как сильный удар бросил его на  пол.  Левис  был
трактирщиком из Техаса и не любил, когда его обманывали.
   Удастся ли еще раз уговорить их бежать? Поверят ли они, что его  провал
был  случайностью,  что  путь  через  котельную  может  быть   использован
по-прежнему? Клос обещал Карпинскому, что попробует еще раз, хотя не очень
надеется на успех.
   К удивлению Клоса, Олерс, которого он встретил на следующий день  утром
на казарменном дворе, легко согласился возобновить переговоры.
   - Конечно, конечно! - сказал  он  с  усмешкой.  -  Мы  тоже  хотели  бы
встретиться и поговорить с вами, Клос.
   Какое-то странное чувство не давало  покоя  Клосу.  Почему  только  эти
четверо? Почему никто другой среди многих десятков сотрудников службы СС и
гестапо никогда не видел Вольфа?  Многое  казалось  ему  странным  в  этой
истории.
   Условились  снова  встретиться  на  чердаке.  Клос  сообщил   об   этом
Карпинскому, но, как ему  показалось,  американец  выслушал  его  довольно
равнодушно.
   - Вряд ли теперь это удастся, - неуверенно проговорил он  и,  помолчав,
добавил: - Почему вы, господин Клос, так стремитесь найти Вольфа?..
   Было уже совсем темно, когда Клос осторожно поднялся на  чердак.  Дверь
была закрыта, но когда он слегка постучал,  ему  сразу  же  открыли.  Клос
увидел четверых гестаповцев, сидящих в глубине помещения на старых ящиках.
Он сказал им: "Добрый вечер", но не получил ответа. Глядя на их лица, Клос
понял, что они приготовили ему какой-то сюрприз. Может быть, ретироваться?
Нет, уже поздно, да и было ли когда-нибудь такое, чтобы он, Клос, прерывал
начатую игру?
   Узкое окошко чердака было завешено чем-то темным, и Клос  подумал,  что
стоит ему сорвать эту тряпку, как Карпинский со своими  людьми  тотчас  же
появится здесь. Но это он сделает только в крайнем  случае.  А  пока  надо
надеяться на успех.
   - Мы ждали вас, Клос, - прервал наконец молчание Олерс.  В  его  голосе
слышались угрожающие нотки.
   - Мы были уверены, - добавил тотчас же фон Любоф, - что вас отпустят.
   - Да, мне удалось выкарабкаться, -  сказал  Клос,  делая  вид,  что  не
замечает тона Любофа. - Я просто пришел раньше условленного  времени.  Они
не смогли меня  ни  в  чем  уличить.  Никто  не  подозревает  ни  вас,  ни
группенфюрера.
   Он заметил, как гестаповцы усмехнулись. "Не переиграл ли? Не слишком ли
наивно веду себя? Может  быть,  на  этот  раз  недооценил  противника?"  -
подумал Клос.
   - Мы верим вам, Клос, верим, что вы настоящий немец и неплохой друг.  -
Вормитц уже не скрывал иронии. - Вам великолепно удалось сделать  из  этих
американцев законченных ослов, чего они вполне заслуживают.
   - Господа, - Клос решил взять инициативу  в  свои  руки,  -  только  мы
впятером знали точное время побега. - Посмотрел на них и снова заметил  на
их лицах ироническую усмешку. - Только мы пятеро, - повторил он. - Значит,
один из  нас  предатель.  Мы  должны  выяснить,  кто  он.  Спасение  жизни
группенфюрера Вольфа  настолько  важное  дело,  что  необходимо  исключить
излишний риск.
   "Убедительно ли я говорю?" -  подумал  Клос.  Через  минуту  послышался
голос фон Любофа.
   - Ну что ж, Клос, вы облегчили нам задачу, - начал  он.  -  Представьте
себе, мы тоже пришли к убеждению, что среди нас  находится  предатель.  Мы
даже знаем, кто он. Не интересует ли вас это, господин Клос?
   Из темноты чердака вышел человек, угрожающе нацелив на Клоса  пистолет.
Клос тотчас же узнал его: Бруннер!  Итак,  в  этом  же  лагере",  вероятно
переодевшись  в  форму  рядового  вермахта,   скрывается   его   давнишний
непримиримый враг.
   - Узнаете? - спросил Олерс. - Сегодня утром я случайно встретил  своего
старого приятеля Бруннера, который, как оказалось, хорошо знает вас, Клос,
и он был настолько любезен, что объяснил нам,  для  чего  вы  так  усердно
хотите помочь нам.
   При этих словах гестаповцы разразились смехом.
   - Спокойно, не вздумай  бежать,  мой  дорогой  приятель,  -  проговорил
Бруннер. - Если будешь кричать и звать  на  помощь,  я  застрелю  тебя  на
месте. Понял?
   Клос молчал. Он понимал, что Бруннер может его застрелить. У  Клоса  не
было возможности дотянуться до окна,  чтобы  сорвать  штору  и  тем  самым
подать сигнал тревоги Карпинскому. Ситуация была безнадежной.
   - Ну, давай кончай! - проговорил Вормитц.
   Бруннер закурил сигарету.
   - Сейчас, одну минуту... Я слишком долго ждал этого. - И,  повернувшись
к Клосу, сказал: - Тебе всегда везло в жизни,  Ганс.  Пять  лет  ты  ловко
водил нас за нос, но теперь тебя уже ничто не спасет.
   - А тебя, Бруннер, уже давно следовало бы вздернуть, - вставил Клос,  -
и будь уверен, в конце концов ты этим и кончишь. Я очень сожалею,  что  не
нашел группенфюрера Вольфа, но то, что не удалось мне, удастся кому-нибудь
другому.
   - Вы никогда не найдете его, - уверенно сказал Вормитц.
   Клос присел на ящик спиной к окну. Он держался так, как будто ему ничто
не угрожало и он не знал, что через минуту может погибнуть. Удастся ли ему
выиграть хотя бы несколько минут?
   - Вы хотите убить меня сразу,  -  спросил  Клос,  -  или,  может  быть,
соизволите поговорить со мной? Я мог бы вам рассказать кое-что интересное.
   - Нас больше ничего не интересует, - прервал его Бруннер. - Ты  уже  не
спасешь свою подлую шкуру.
   - Может быть, рассказать кое-что о тебе, Бруннер?
   -  Глупости!  -  прервал  Олерс.  -  Неужели  американцы   тоже   хотят
сотрудничать с польской разведкой? Это меня удивляет.
   - Это вас беспокоит? - спросил Клос. Он говорил не торопясь,  взвешивая
каждое слово. - Помните, что  моя  смерть  никого  из  вас  не  спасет  от
ответственности за преступления и тем более не поможет вам скрыть Вольфа.
   - А может быть, сказать ему,  где  находится  Вольф?  -  спросил  вдруг
Фаренвирст. - Ведь у нас существует традиция:  те,  кто  погибают,  узнают
перед смертью всю правду.
   - В этом нет необходимости, - проговорил Вормитц.
   Клос  пристально  посмотрел  на  них:  Вормитц,   Олерс,   фон   Любоф,
Фаренвирст... И вдруг все понял.
   - Ну, Ганс, - прошипел  Бруннер,  угрожающе  наклонившись  над  сидящим
Клосом, - все теперь вспомнил?  Подвел  итог?  Надеюсь,  не  забыл  и  тот
городок на Висле? И свою кузину Эдит? И Кольберг? А теперь конец, Ганс.
   Бруннер торжествовал. Наконец настал долгожданный день, когда он  может
свести с Клосом все счеты!
   - Стреляй, Бруннер! - крикнул Клос  и,  внезапно  наклонившись,  резким
движением выбил из руки Бруннера пистолет.
   Все, что произошло потом, заняло не более  двух  секунд.  Тяжелый  удар
свалил Бруннера на пол, четыре гестаповца бросились к  Клосу,  но  он  уже
держал в руке пистолет,  направленный  в  их  сторону.  Быстрым  движением
стянул с окна штору и бросился к выходу, держа пистолет наготове,  а  они,
медленно, шаг  за  шагом,  подступали  к  нему,  вне  себя  от  бешенства,
решившись уничтожить его даже ценой собственной жизни.  Клос  выстрелил  в
окно, потом, медленно отходя назад, толкнул ногой дверь чердака и скатился
по ступенькам лестницы вниз.
   Когда полиция появилась в коридоре последнего  этажа,  Клос  укрылся  в
темной нише под лестницей, ведущей на чердак. Солдаты во главе с Робертсом
и  Карпинским  торопливо  пробежали  вверх.  Клос,  переждав  еще  минуту,
бесшумно двинулся темным коридором.
   "Видимо, они должны окружить здание, - подумал Клос. -  Я  бы  в  таком
случае приказал перекрыть все выходы..."
   Клос вышел на пустой двор. Прожекторы освещали проволочные ограждения и
ворота лагеря. Здание комендатуры не было освещено, только в двух окнах на
верхнем этаже, горел свет.
   Каким путем бежать? Клос внимательно посмотрел на здание комендатуры; в
дверях стоял солдат. Одно из темных окон на  нижнем  этаже  было  открыто.
Клос влез  через  окно  в  комнату,  чтобы  в  относительной  безопасности
обдумать план дальнейших действий.
   Он  знал,  где  находится  кабинет  Робертса  и  Карпинского.   Как   и
предполагал, его дверь была  открыта.  "Слишком  спешили  по  тревоге",  -
подумал Клос. На вешалке около двери висел плащ  и  фуражка  американского
офицера. Это было как раз то, что он искал.
   Через несколько минут он снова  шел  по  двору.  Уже  все  успокоилось,
только по колючей проволоке, ограждающей лагерь,  скользили  длинные  лучи
прожекторов. Клос в форме американского офицера  не  спеша  подошел  к  во
ротам лагеря, остановился невдалеке от часового, закурил сигарету.  Потом,
не прибавляя шагу, прошел ворота, небрежно  приветствуя  вытянувшегося  по
стойке "смирно" американского солдата, стоящего  на  посту.  Перед  Клосом
открылось темное пустое пространство. Он был на свободе. От реки Лаба  его
отделяло восемьдесят километров.
   В это время на чердаке вдоль стены стояли четыре гестаповца и  Бруннер,
освещенные  ярким  светом  электрических  фонариков.  Капитан  Робертс   с
пистолетом в руке задавал вопросы.
   - Отвечайте, кто стрелял?
   Все молчали. Перепуганные гестаповцы смотрели на американцев, ничего не
понимая.
   - Где оружие? - кричал Робертс.
   - Вы же знаете, - ответил наконец Вормитц.
   - Не стройте из себя идиотов! - Робертс начал терять  самообладание.  -
Отвечайте на вопросы! Кто из вас имеет оружие?
   - Оружие забрал капитан Клос, - проговорил Олерс,  стараясь  выговорить
это имя с надлежащим уважением.
   Робертс с удивлением посмотрел на Карпинского, как будто хотел сказать:
"Видишь, к чему все это привело?!"
   - Где Клос? - спросил Робертс.
   Гестаповцы действительно не знали, где сейчас Клос.
   - Он ушел отсюда перед вашим приходом, - ответил наконец Олерс.  -  Вам
лучше знать, где он.
   Робертс встал перед Бруннером.
   - А как твое имя? - спросил он. - Я что-то тебя раньше не видел.
   Бруннер понимал, что скрывать настоящее имя уже нет никакого смысла.
   - Штурмбанфюрер Бруннер.
   - Ах так! А может быть, ты группенфюрер Вольф?
   - Нет! - крикнул Бруннер. - Нет! Можете спросить Клоса.
   - Мы спросим и его, -  отозвался  Карпинский,  -  но  прежде  всего  ты
расскажешь нам обо всем.
   - Мне не о чем вам  рассказывать,  -  прошептал  Бруннер.  -  Я  только
сожалею об одном, что не успел убить Клоса.
   Теперь  уже  американцы,  ничего  не  понимая,  удивленно  смотрели  на
Бруннера как на сумасшедшего.


   Через несколько дней в лагерь прибыл лично генерал  Гаррис.  Робертс  и
Карпинский  ожидали  его  у  входа  в   комендатуру.   Гаррис,   невысокий
мускулистый мужчина с лицом, напоминающим бульдога, молча  поприветствовал
их.
   - Все приготовили? - спросил он.
   - Так точно! - заверил его Робертс.
   Левис приготовил прием  для  высокопоставленного  гостя  как  настоящий
трактирщик из Техаса.
   Гаррис внимательно присматривался к расставленным  на  столе  напиткам,
взял одну из бутылок и налил немного спиртного в рюмку.
   - Все в порядке, - сказал он. - Через несколько минут они  должны  быть
здесь. Прошу вас, господа, садитесь, Штаб нашей армии согласился на приезд
двух офицеров военной миссии из-за Эльбы. Они утверждают, что группенфюрер
Вольф, которого мы обещали им выдать как военного  преступника,  находится
здесь, в нашем лагере.
   -  Мне  ничего  об  этом  не  известно,  -  проговорил  Робертс.  -  Мы
разыскивали Вольфа, но, к сожалению, пока безрезультатно.
   Гаррис окинул своих подопечных холодным взглядом.
   - Я не очень доволен вами! - бросил он укоряюще.  -  Вас  провели,  как
младенцев.
   - Я сделал  все  возможное,  чтобы  разыскать  Вольфа,  -  оправдывался
Карпинский.
   Гаррис только махнул рукой.
   - Если Вольф действительно находится здесь, господин Карпинский, то  вы
немедленно возвратитесь в Штаты.
   - А я больше ни о чем другом и не мечтаю, - ответил капитан.
   В дверях появился сержант.
   - Они приехали, - доложил он.
   Лицо Гарриса изменилось до неузнаваемости, когда два ожидаемых  офицера
вошли   в   зал.   Его   сердечная   добродушная   улыбка   должна    была
свидетельствовать о радости, с какой он встречал союзников.
   Советский офицер был в чине полковника, за ним  стоял  Клос  в  мундире
Войска Польского со знаками различия майора. Карпинский и Робертс смотрели
на него как на явление с того света.
   - Это вы! - воскликнул наконец Карпинский. - Презабавная история!
   Робертс прыснул со смеху.
   - Этот раунд вы выиграли, Клос, - проговорил он.
   - И следующий раунд я тоже выиграю, -  ответил  Клос  и  добавил:  -  Я
привез вам ваш плащ и фуражку.
   Генерал пригласил всех к столу. Выслушав рассказ Карпинского  о  Клосе,
он не спускал глаз с молодого польского офицера.
   - Итак, господин Клос, вы утверждаете, - проговорил генерал, когда  уже
все тосты, обычные в таких случаях, были исчерпаны, - что в  нашем  лагере
скрывается группенфюрер Вольф. Но нам об  этом,  к  сожалению,  ничего  не
известно.
   - Прошу вас, господин генерал, - сказал Клос, - вызвать  известных  вам
четырех эсэсовцев: Вормитца, Олерса, Любофа и Фаренвирста.
   Робертс вышел из зала, чтобы  выполнить  указание  генерала,  а  Гаррис
снова наполнил рюмку Клоса.
   - Я не хотел бы, господин Клос, - сказал  он,  -  иметь  в  вашем  лице
своего противника.
   - Это зависит от вас, господин генерал, - ответил Клос.
   В зал вошли в сопровождении конвоиров четыре гестаповца.
   - Ну и кто же из них Вольф? - спросил Гаррис.  -  И  какие  на  это  вы
имеете доказательства?
   - Минуточку! - ответил Клос и подошел к гестаповцам.  Они  смотрели  на
него с нескрываемой ненавистью. - Встаньте в другом порядке, -  потребовал
Клос, - так же, как это было на чердаке,  когда  я  разгадал  вашу  тайну:
первым  -  Вормитц,  вторым  -  Олерс,  третьим  -  Любоф  и  четвертым  -
Фаренвирст.
   - Что это значит?
   Клос подошел к учебной доске, висящей на стене,  взял  кусочек  мола  и
написал одно под другим все четыре имени:

   Вормитц
   Олерс
   Любоф
   Фаренвирст.

   Потом в каждом имени стер все буквы, кроме первых.  На  доске  осталось
слово ВОЛФ.
   - Вот они, - произнес Клос, указывая на четырех гестаповцев, -  и  есть
группенфюрер Вольф,  который  сам  по  себе  не  существовал.  Мы  требуем
передать нам этих господ, им не удастся скрыть свои преступления за именем
своего мифического шефа.

Last-modified: Mon, 04 Dec 2000 17:47:13 GMT

Оцените этот текст: