крайней мере можно сделать одно доброе дело. Холли достала из сумочки кошелек и, дождавшись, когда безработный подойдет, протянула ему доллар. Она чувствовала к этому человеку такую жалость, что дала бы и больше, но помнила предостережение Бьюкенена не делать ничего необычного. Что ж, доллар все-таки лучше, чем двадцатипятицентовик. -- Спасибо, мэм Последующие слова безработного заставили ее вздрогнуть. -- Майк Хамильтон сказал: за вами следят. -- Что? Сердце Холли учащенно забилось. -- Идите до входа в метро на 14-й улице. Садитесь в последний вагон в сторону центра... Выйдите на станции "Метро-центр". Пойдете к... да... к Национальной портретной галерее. Он вас там найдет. Человек с плакатом спрятал полученный доллар и отошел от Холли. Первой ее мыслью было броситься за ним и расспросить, откуда Бьюкенен узнал, что за ней следят. Но Холли сразу подавила в себе это желание и снова огляделась по сторонам, создавая впечатление, что разговор с попрошайкой отвлек ее, а она все еще надеялась увидеть своего знакомого. Она не осмелилась уйти сразу -- те, что за ней наблюдают, могут заподозрить, что ей передали сообщение. Холли выжидала. Пять секунд. Десять секунд. Пятнадцать. Капли дождя стекали с краев ее берета. Что бы сейчас сделал на ее месте любой нормальный человек? Она еще раз огляделась, с досадой покачала головой и пошла прочь. Сперва Холли направилась в редакцию, но потом остановилась, будто в голову ей пришла другая мысль, и зашагала в противоположную сторону к станции метро на 14-й улице. Сцена, которую она только что изобразила, соответствовала состоянию ее души. Два дня назад во время прогулки по Миссисипи она впервые почувствовала, насколько серьезна и осязаема угрожающая ей опасность. Все дело в статье. В статье о нем. Непоколебимая уверенность во взгляде Бьюкенена заставила ее похолодеть. Этому человеку приходилось убивать. Люди, с которыми он работал, тоже убивают. Общепринятые правила ничего для них не значат. И Пулитцеровская премия, полученная посмертно, -- довольно слабое утешение. Но как же быть с профессиональной ответственностью? Как насчет журналистского мужества? Холли уходила от ответа на мучившие ее вопросы, говоря себе, что, если подождать развития событий, статья получится еще лучше. У нее и мысли нет, чтобы отказаться от расследования, -- просто надо выждать, пока статья дозреет. Да? Но тогда почему она так испугалась, когда услышала в трубке его голос? Настоящий репортер, которым она всегда себя считала, только обрадовался бы этому, а у нее возникло чувство, будто она видит кошмарный сон. Десять минут спустя, оставив за спиной гул подземных электричек, Холли выбралась на шумную Джи-стрит и под дождем зашагала к огромному прямоугольному зданию Национальной портретной галереи. Несмотря на погоду, на тротуаре было полно прохожих, среди которых то и дело попадались нищие в мокрой рваной одежде, просившие двадцатипятицентовики, еду или работу. Некоторые держали в руках самодельные плакаты. Внимание Холли привлек плакат с надписью "ГОТОВ РАБОТАТЬ ЗА ЕДУ". Точно такой же, как у негра в сквере. Она уже хотела пройти мимо. -- Постой, Холли. Дай мне монетку, -- неожиданно сказал нищий. Звук его голоса ошеломил ее и подействовал как прикосновение к оголенному проводу. Холли в смятении остановилась и заставила себя обернуться. Вглядевшись в загримированное лицо сутулого нищего в рваной одежде и шляпе с обвисшими полями, Холли узнала Бьюкенена. -- Боже ты мой, -- вырвалось у нее. -- Не разговаривай, Холли. Просто дай мне двадцать пять центов. Ей понравилось, как он произнес ее имя. В поисках кошелька она стала рыться в футляре от фотоаппарата, который взяла вместо сумочки. Бьюкенен продолжил очень тихим голосом: -- Драммонд. Томес. Это все, что у меня есть. Только фамилии. Люди, которым требовалась охрана. Постарайся выяснить, кто они. Сделай вид, что хочешь позвонить из автомата в галерее. Встретимся в восемь вечера. В "Ритц-Карлтоне". Попроси клерка соединить тебя с комнатой Майка Хамильтона. Теперь иди. Во время разговора Бьюкенен не отпускал руку Холли, ожидая, когда она даст ему монету. Получив двадцатипятицентовик, он громко произнес: -- Благодарю, мэм. Да благословит вас Господь, -- и, повернувшись к следующему прохожему, затянул: -- Подайте двадцать пять центов, всего двадцать пять центов... Подчиняясь инструкциям Бьюкенена, Холли направилась к входу в галерею. Она надеялась, что ей удастся сохранить внешнее спокойствие и выглядеть естественно, но в голове царила полнейшая сумятица. 5 Большой синий вертолет отбрасывал длинную тень на зеленое месиво юкатанских джунглей. Хищная улыбка избороздила морщинами лицо Алистера Драммонда и вернула ему настоящий возраст. Старик сидел, выпрямившись в кресле, и напряженно слушал Реймонда. Перекрывая шум двигателя, хрупкий старческий голос прозвучал с неожиданной силой: -- Брендан Бьюкенен? -- Инструктор спецназа из Форт-Брэгга. В Новом Орлеане он взял напрокат машину и поехал в Сан-Антонио, где встречался с родителями женщины. Наш человек сообщил, что Бьюкенен назвался Джеффом Уокером, сказал, что он друг их дочери, и спросил, где ее найти. -- Друг? -- Глаза Драммонда прищурились за толстыми стеклами очков. -- Почему он назвался чужим именем? Очевидно, ему что-то известно. Но что? Зачем он ищет женщину? -- Мы это пока не установили, -- ответил Реймонд. -- Но двое из тех, кого послали наблюдать за домом Мендесов, исчезли. Человек, который следил за домом объекта в пригороде Сан-Антонио, тоже пропал. Его напарник обнаружил следы крови и дыру от пули в потолке. Было бы глупо не связывать появление Бьюкенена и исчезновение наших людей. Я велел убрать его при первой же возможности. -- Нет, -- покачал головой Драммонд. -- Отмени этот приказ. Установи наблюдение. Он может привести нас к женщине. Они вместе служили в Форт-Брэгге? Выясни, что их связывает. Возможно, он укажет нам такое направление поисков, о котором мы даже не подозревали. 6 Во время полета из Сан-Антонио Бьюкенен, воспользовавшись бортовым телефоном и кредитной карточкой Чарльза Даффи, обзвонил несколько вашингтонских отелей. Однако, как он и ожидал, найти свободный номер оказалось нелегко. В хороших гостиницах Вашингтона мест обычно нет. Бьюкенен начал со средних по цене, но затем решил попытать счастья в дорогих, предположив, что спад в экономике сделал их менее популярными. На этот раз ему повезло. В "Ритц-Карлтоне" освободилось несколько комнат, так как политические события в Венесуэле заставили группу гостей из этой страны изменить свои планы и срочно вылететь домой. Бьюкенен заказал два номера. По словам гостиничного клерка, позвони он на полчаса позже, свободных мест уже не осталось бы. "Ритц-Карлтон" -- один из самых дорогих и фешенебельных отелей Вашингтона. При взгляде на его обстановку, выдержанную в теплых янтарных тонах, можно было вспомнить английский охотничий клуб. В холле и на этажах европейская мебель. На стенах полотна английских художников XVII и XIX веков, в основном изображающие собак и лошадей. После короткой встречи у Национальной портретной галереи Бьюкенен увидел, что агенты не обратили на него никакого внимания и продолжают следить за Холли. Тем не менее он предпринял немалые усилия, пересаживаясь с метро на автобус и меняя такси, пока не убедился, что за ним нет "хвоста". Эти манипуляции отняли у него два часа, и он решил, что если бы за ним на самом деле наблюдали и преследователям удалось бы не потерять его из виду, он давно был бы у них в руках. Таким образом, почувствовав себя в относительной безопасности, Бьюкенен поехал в "Ритц-Карлтон" и появился там в начале шестого. Он принял душ, поменял бинты, переоделся "в чистую одежду и поел. Затем растянулся на кровати, пытаясь собраться с мыслями. Это оказалось не так-то просто. Последние дни он работал на износ. Восемь лет назад или даже в прошлом году все эти переезды и ходьба по городу показались бы ему парой пустяков. Но в прошлом году у него не было двух ран и постоянной головной боли. Ему пришлось купить еще одну упаковку аспирина. Однако и дураку ясно, что это не выход. Поврежден череп, требуется серьезное лечение. Впрочем, сейчас не время беспокоиться о собственном здоровье. Визит к врачу может закончиться недельным пребыванием в больничной палате. Но пока за ним охотятся люди полковника, он не может позволить себе такую роскошь. На нем лежит ответственность за судьбу другого человека. Хуана. Сейчас не время думать о себе. Нужно позаботиться о ней. Хуана. Он должен ее найти. Должен ей помочь. 7 Ровно в семь раздался телефонный звонок. Молодец. Точно, как договорились. Бьюкенен сел на кровать и взял трубку. -- Алло. -- Майк? -- Глубокий женский голос мог принадлежать только Холли. -- Да. Где ты? -- Я звоню из холла. Мне подняться? В какой ты комнате? -- Сейчас я в номере 322. Но ты пойдешь и 512-й. Сделай это следующим образом. Поднимись в лифте на третий этаж, затем пешком по лестнице на пятый Тот, кто будет смотреть на цифры, которые загораются над лифтом в холле, решит, что ты на третьем этаже. -- Иду, -- в ее голосе послышалось напряжение. Бьюкенен нажал на рычажок. Затем позвонил на коммутатор отеля. -- Пожалуйста, до восьми утра ни с кем меня не соединяйте. Оставив свет включенным, он взял сумку и вышел в коридор. Захлопнул дверь и повесил на нее табличку "ПРОСЬБА НЕ БЕСПОКОИТЬ". По черной лестнице стал подниматься на пятый этаж и, сделав несколько шагов, услышал, как на третьем этаже остановился лифт. Минуту спустя после его прихода в номере 512 появилась Холли. Комната была зарегистрирована на имя Чарльза Даффи. Этот номер и номер Майка Хамильтона Бьюкенен оплатил с помощью кредитной карточки "ковбоя". Клерку, сидевшему за регистрационной стойкой, он сказал, что Хамильтон приедет позднее. Принял душ, переоделся, спустился в холл и, дождавшись, пока знакомый ему клерк отойдет, зарегистрировался у его сменщика, на этот раз как Майк Хамильтон. Он впустил Холли и закрыл за ней дверь. К изумлению Бьюкенена, она, уронив в кресло сумочку, порывисто шагнула к нему и крепко прижалась к его груди. Бьюкенен почувствовал, как дрожит ее тело, и спросил себя, не разыгрывает ли она сцену, пытаясь выглядеть более напуганной, чем есть на самом деле. -- Господи, ну что у тебя за жизнь такая? -- Жизнь как жизнь. Нормальная. Он прижал ее к себе. -- Нормальная, -- повторила она упавшим голосом. -- Это у тебя что-то вроде страха перед выходом на сцену. Пройдет. Он вдохнул аромат ее духов. -- Да, конечно, -- подавленно согласилась Холли. Она опустила руки и сделала шаг назад. Сняла берет и мокрый плащ, безучастно тряхнула головой, рассыпав по плечам рыжие волосы. За опущенными шторами шумел дождь. Бьюкенен поймал себя на мысли, что совсем забыл, какие огненные у Холли волосы, какие зеленые глаза. Она была в костюме песочного света и широкой белой блузе, перетянутой коричневым ремнем. Одежда подчеркивала ее рост, стройную фигуру и плавные очертания бедер. Красивая женщина. Бьюкенен вспомнил свое недавнее ощущение от прикосновения ее упругой груди и приказал себе сосредоточиться на деле. -- Я хотел, чтобы нас не беспокоили. Запасная комната нужна на случай, если парни, которые за тобой следят, надумают помешать нашей беседе, -- объяснил он Холли. -- А так они расспросят клерка внизу и решат, что им известно, где ты сейчас и с кем. -- Это я понимаю. -- Холли опустилась на диван. -- Мне только неясно, зачем нужно было делать вид, что я кому-то звоню из портретной галереи. С кем я, по-твоему, разговаривала? -- С Майком Хамильтоном. Холли провела рукой по волосам. Казалось, она не уловила логики в его ответе. -- Иначе откуда же ты узнала, что Майк Хамильтон хочет здесь с тобой встретиться? -- Но... -- Она нахмурилась. -- Ты же сказал мне, когда я вышла из метро. -- Те, кто за тобой следят, об этом не знают. Холли, ты должна запомнить одну вещь: в нашем деле все зависит от того, как ты сыграешь свою роль. Твоя аудитория должна знать только то, что ты сочтешь нужным. Предположим, я дожидаюсь, пока ты вернешься на работу, звоню тебе в редакцию и договариваюсь о встрече. Твои телефоны прослушиваются. Через пятнадцать минут они берут отель под наблюдение и выясняют, кто такой Майк Хамильтон. Не помогла бы и вторая комната. Сейчас нас уже допрашивали бы. -- Ты просчитываешь каждый свой шаг. -- Поэтому я до сих пор жив. -- Но как я узнаю, что за мной действительно следят? Может быть, все эти игры в шпионов только для того, чтобы меня запугать, заставить отказаться от расследования? -- Ты не узнаешь. А я не смогу тебе это доказать. Хотя нет. Смогу. Но доказательство может стоить тебе жизни. -- Вот опять. Ты снова пытаешься меня запугивать. Холли скрестила руки на груди и поежилась, точно от холода. -- Ты обедала? -- Нет. -- Я закажу для тебя что-нибудь поесть. -- Спасибо, что-то не хочется. -- Тебе нужно подкрепиться. -- Зачем? Страх лучше всякой диеты. -- Как насчет кофе? Или, может быть, чай? -- Как насчет имен, которые ты мне дал? Какое отношение они имеют к моей статье? -- Никакого, -- покачал головой Бьюкенен. -- Что? Тогда зачем ты ко мне обратился? Чего ради я так рисковала? -- У меня не было другого выбора. Мне нужна твоя помощь. Холли вскинула голову. -- Тебе нужна моя помощь? Что тебе может?.. -- Драммонд и Томес. Важные люди, которым требуется охрана. Тебе удалось что-нибудь о них узнать? -- Зачем тебе это? -- Лучше, если ты не будешь иметь к этому никакого отношения. -- Не говори глупостей. С того момента, как мы встретились в поезде, ты все время пытаешься меня использовать. Хочешь, чтобы все было по-твоему. Должна признать, у тебя это неплохо получается, только на сей раз ничего не выйдет. Тебе нужна моя помощь? Но что я с этого буду иметь? Если твои дела не имеют отношения к моему расследованию, расскажи о них. Может быть, материала хватит еще на одну статью. Как говорится, ты -- мне, я -- тебе. Некоторое время Бьюкенен смотрел на нее, затем с видимой неохотой кивнул: -- Возможно, ты и права. -- Нет, вы только посмотрите на него! Когда же ты перестанешь притворяться? Уверена, ты собрался рассказать все с самого начала, а теперь изобразил дело так, будто делаешь мне одолжение. -- Вижу, что тебя не проведешь, -- примиряюще улыбнулся Бьюкенен. -- Как насчет кофе? -- Чай. Раз уж ты собираешься порадовать меня своим рассказом, я бы, пожалуй, действительно что-нибудь съела. 8 -- Это связано с женщиной, о которой я тебе рассказывал в Новом Орлеане, -- начал Бьюкенен. -- Она послала мне открытку с просьбой о помощи. Мы должны были встретиться в "Кафе дю монд". Но она почему-то не появилась. -- Твоя старая любовь, -- кивнула головой Холли. -- Нет. Между нами не было ничего такого, о чем ты сейчас подумала. -- Он замолчал, точно прислушиваясь к своим мыслям. -- По сути дела, из-за этого начались все мои беды. Мне нужно было остаться с ней. Бьюкенен вспомнил, каким мучительным был выбор между Хуаной и чувством долга. Лицо Холли не изменило своего выражения, только глаза слегка прищурились, точно она взвешивала каждое его слово. -- Во время нашей последней встречи я сказал ей, что она меня совсем не знает и любит не меня, а человека, чью роль я тогда играл. Глаза Холли еще более сузились. -- Так и есть. Ты все время играешь. Вот и сейчас я не могу понять, говоришь ли ты правду или снова пытаешься меня одурачить. -- Я говорю правду, Холли. Можешь не верить, но это один из редких моментов, когда ты слышишь от меня чистую правду. Я должен ей помочь, чтобы снова стать тем, кем я был раньше. Я хочу быть самим собой и больше никогда не меняться. -- Последствия конспиративной работы? -- Я уже сказал, что ничего не знаю ни о какой... -- Ну зачем ты так! Я вовсе не пытаюсь поймать тебя на слове. Ты не хочешь меняться? Хорошо. Но зачем все так усложняешь? Почему нужно становиться кем-то другим? Бьюкенен не ответил. -- Ты что, не нравиться себе? Он упорно молчал. -- Как звали твою знакомую? Бьюкенен заколебался. Все его существо и опыт, приобретенный за долгие годы работы, приказывали ему молчать. Он приготовился солгать, но неожиданно сказал правду: -- Хуана Мендес. -- Предполагаю, вы познакомились, когда вместе выполняли какое-то задание. -- Ты сама знаешь, чего стоят твои предположения. -- Не надо быть таким обидчивым. -- За время наших разговоров ты ни разу не получила от меня информации, представляющей какой-либо секрет. Все, что я говорил о своем прошлом, -- из области гипотез. Для тебя я инструктор армейского спецназа. Это все, что тебе обо мне известно. Моя работа не имеет никакого отношения к твоей статье. Поэтому хотелось бы, чтобы между нами не осталось никаких недомолвок. -- Я же сказала, не надо быть таким обидчивым. -- После того как ты уехала из Нового Орлеана... -- Бьюкенен рассказал Холли о том, как, прибыв в Сан-Антонио, обнаружил, что за домом Хуаны и ее родителей установлено наблюдение, и попытался найти какие-либо следы. При этом он ни единым словом не обмолвился о застреленном им "ковбое". "Драммонд и Томес". Папки с именами этих людей пропали. Хуана -- специалист по безопасности. Похоже, эти двое были ее клиентами. -- Важные персоны, нуждающиеся в охране. -- Холли" задумчиво подошла к стулу, на котором лежала ее сумочка, и взяла ее в руки. -- Я воспользовалась информационной системой в нашей редакции. -- Поэтому я тебе и позвонил. Из тех, кого я знаю, ты одна могла помочь мне так быстро. -- Знаешь что... -- Она окинула его долгим изучающим взглядом. -- Тебе не приходило в голову сыграть роль человека, у которого есть чувство такта? -- Что? -- Я нисколько не заблуждаюсь относительно природы наших отношений. Ты никогда не рискуешь, если не рассчитываешь извлечь из этого выгоду. И тем не менее мог бы, хотя бы из вежливости, сделать вид, что я тебе небезразлична. -- Я... Прости. -- Извинения приняты. Но если и с Хуаной Мендес ты придерживался такой же тактики, неудивительно, что у тебя ничего не вышло. -- Послушай, я пытаюсь исправить ошибку... -- Посмотрим, смогу ли я тебе помочь, -- заговорила Холли после короткой паузы. -- Драммонд и Томес. У меня были свои подозрения на этот счет, но я решила всех хорошенько проверить, прежде чем делать какие-либо выводы. -- Драммонд -- скорее всего Алистер Драммонд, -- вставил Бьюкенен. -- Это имя сразу приходит на ум. Богатый, известный, влиятельный. Как раз то, что нужно... -- Никаких возражений. Я смотрела: он единственный Драммонд, который нам подходит. Холли достала из сумочки книгу и папку с бумагами. -- Почитаешь перед сном. Жизнеописание Драммонда и несколько последних статей о нем. Я не взяла его автобиографию -- от нее мало толку: сплошная самореклама. Как видишь, мне не удалось отыскать никаких фамильных скелетов в чулане. Впрочем, когда речь идет о Драммонде, выражение "скелет в чулане" может употребляться не только в переносном смысле. -- Как насчет Томес? -- Со вторым именем пришлось повозиться. Мне самой больше нравится Фрэнк Синатра. -- Какое отношение имеет Синатра?.. -- Джаз. Биг-бэнд. Тони Беннет. Билли Холидей. Элла Фитцджеральд. -- Я все еще не пойму, при чем тут... -- Любишь Пуччини? Бьюкенен непонимающе уставился на нее. -- Верди? Россини? Доницетти? Никакой реакции. Попробуем названия: "Травиата", "Лючия ди Ламмермур", "Кармен". Ну как? -- Оперы, -- узнал Бьюкенен. -- Молодец, возьми с полки пирожок. Оперы. Как я догадываюсь, ты не поклонник классической музыки. -- Видишь ли, мои музыкальные вкусы... -- Бьюкенен замялся. -- Одним словом, я вообще ничего не понимаю в музыке. -- Да брось ты, все любят какую-то музыку. -- Мои персонажи тоже. -- Что? -- Люди, которых я изображаю... "Хэви метал". Песни в стиле кантри. Блюзы. Просто мне по легенде никогда не приходилось быть любителем оперного пения. -- Ты меня пугаешь. -- Уже целую неделю я думаю о себе как о человеке, которого зовут Питер Лэнг. Ему нравится Барбра Стрейзанд. -- Нет, правда, ты меня по-настоящему пугаешь. -- Я говорил тебе, что все время меняюсь. -- Губы Бьюкенена-Лэнга искривились в странной улыбке. -- Но любителем оперы я никогда не был. И, можешь поверить, если бы пришлось, сейчас бы прочел тебе целую лекцию. Что общего между оперой и фамилией Томес? -- Мария Томес, -- произнесла Холли, -- Я подумала о ней почти сразу, хотя и не была так уверена, как в случае с Алистером Драммондом. Мне хотелось убедиться, что я не упустила из виду никого из знаменитых, богатых или влиятельных людей по имени Томес. -- Холли достала из сумочки еще одну книгу и еще одну папку. -- Действительно, фамилия не такая уж редкая. Но после проверки остальные варианты отпали. Утверждают, что на сегодняшний день меццо-сопрано Марии Томес -- самое поразительное и выдающееся, хотя и противоречивое, явление мировой оперной сцены. Насколько я могу судить, она -- та, кто тебе нужен. -- Почему ты так уверена? -- Потому, что последние девять месяцев, несмотря на разницу в возрасте, Алистер Драммонд и Мария Томес проводили время вместе. -- Холли сделала эффектную паузу. -- И две недели назад Мария Томес исчезла. 9 Бьюкенен подался вперед. -- Исчезла? -- По крайней мере, так утверждает ее бывший муж. Ты что, газет не читаешь? -- Последние дни было как-то не до этого. -- Так вот, вчера утром бывший муж Марии Томес обратился в Управление нью-йоркской полиции и сообщил, что она уже две недели как исчезла. Чтобы ему поверили, он привел с собой целую толпу журналистов и телерепортеров. Это был настоящий цирк. -- Но почему он решил, что ему могут не поверить? -- Их развод с Марией Томес увенчался публичным скандалом. С тех пор он не упускает случая полить грязью бывшую супругу. Недавно подал на нее в суд, заявив, что при разделе имущества она дала неверные сведения о своем финансовом положении. Теперь он претендует еще на десять миллионов долларов. Естественно, полиция может подумать, что Томес старается его избегать. Однако этот человек всерьез считает, что с ней что-то случилось. Холли протянула Бьюкенену страницу из вчерашней "Вашингтон пост" и номер воскресного журнала "Пост" пятилетней давности. Бьюкенен пробежал глазами статью. Бывший супруг Марии Томес, Фредерик Малтин, был театральным агентом, обратившим внимание на дебют в "Тоске" двадцатидвухлетней певицы из Мехико. В то время как артисты-мужчины из испаноговорящих стран давно завоевали себе место на мировой оперной сцене, их соотечественницы не знали подобных успехов. До тех пор пока не появилась Мария Томес. Поначалу, несмотря на талант и умение держаться на сцене, мексиканское происхождение певицы казалось существенным недостатком, ограничивая круг ее творчества южноамериканской аудиторией. По традиции все звезды оперной сцены получали образование в Европе и Америке. Томес училась в Мексике, и, прежде чем попасть на прослушивание в известные оперные театры Италии и США, ей пришлось преодолеть настоящий барьер профессиональных предрассудков. Фредерик Малтин проводил в Мексике отпуск. Голос молодой дебютантки привлек его внимание, и после представления он послал певице цветы и визитную карточку. Она позвонила на следующее утро. Опытный агент сразу отметил, что Мария позвонила рано утром и связалась с ним сама, а не через своего импресарио. Из этого следовало, что либо у певицы вообще нет импресарио, либо она ему не слишком доверяет. Говоря профессиональным языком, с ней можно было начинать работу. Малтин пригласил Марию в ресторан. За обедом, а затем после дневной репетиции и вечерней постановки "Риголетто" и во время ужина они продолжили начатый утром разговор. Малтин много раз подчеркивал, что в Мехико певица вынуждена работать в неимоверно тяжелых условиях. Он поклялся, что, если Мария согласится с ним сотрудничать, он сделает из нее звезду мирового класса и она будет сама решать, где и когда ей выступать. Через два года Малтин сдержал свое обещание. За это время они успели пожениться и продолжали неустанно работать над созданием имиджа Марии. Малтин помог ей найти свой стиль в одежде, прическе, гриме, нанял ей тренера и заставил сбросить лишний вес. Он воспользовался старыми связями в мире оперы и сумел представить Марию публике как наследницу традиций Марии Каллаc и Терезы Стратас. Хотя первая была итальянкой [Так у автора. Каллас (Калогеропулос) Мария (1923-1977) -- американская певица греческого происхождения.], а вторая -- гречанкой, гениальная мысль Малтина превратила недостаток в достоинство: публика поставила мексиканку в один ряд со смуглыми дивами прошлого. Благодаря своему латиноамериканскому происхождению Мария Томес неожиданно вошла в моду. Европейские любители оперного пения заглядывали на ее концерты из любопытства и, пораженные услышанным, становились горячими поклонниками певицы. После того как Фредерик Малтин закончил лепить сценический образ Марии Томес, ни одно ее выступление не проходило без аншлага. Бьюкенен тер лоб, пытаясь избавиться от пульсирующей головной боли. -- В конце концов их брак расстроился, -- завершила свой рассказ Холли. -- Он контролировал ее буквально во всем. Постоянно давил на психику, навязывал свое мнение. Она терпела, пока могла, а затем, через пятнадцать лет совместной жизни, внезапно его покинула. Как будто у нее внутри что-то лопнуло. Она перестала выступать. Лишь изредка появлялась в обществе. Большую часть времени проводила в одиночестве. -- Это случилось... -- Бьюкенен поднес к глазам газетную вырезку. -- Они развелись полгода назад, через несколько месяцев после ее знакомства с Алистером Драммондом. Но почему относительно молодая женщина -- сколько ей сейчас... тридцать семь? -- почему она выбрала Драммонда, которому уже за восемьдесят? -- Вероятно, он ни на что не претендовал. Это не совсем в его характере, но, может быть, ему хотелось защитить Марию и нравилось находиться в ее обществе. -- Итак, она удалилась от мира, а теперь, как утверждает ее бывший супруг, и совсем исчезла. -- Бьюкенен нахмурился. -- Он может ошибаться, а может быть, и лжет. В конце концов, Малтин специалист по части рекламы. Не исключено, что он пытается создать шумиху вокруг ее имени и добиться пересмотра дела о разделе имущества. -- А если с ней действительно что-то случилось? -- Но что? -- В Бьюкенене проснулось нетерпение. -- И какое отношение это имеет к Хуане? Может, Хуана ее охраняла? И они обе где-нибудь скрываются? Или обе... -- Он едва не сказал "мертвы", но слово застряло в горле, точно он подавился. В дверь постучали. Бьюкенен резко обернулся на звук. -- Ваш заказ, сэр, -- произнес мужской голос за дверью. -- Иду, -- крикнул он и шепотом приказал Холли: -- На всякий случай возьми сумку и фотоаппарат, спрячься в шкафу. -- Затем, прочитав тревогу на ее лице, добавил: -- Я думаю, все будет нормально. Небольшая предосторожность. Не забудь плащ и берет. -- Я уже говорила: что у тебя за жизнь! Закрыв шкаф, Бьюкенен подошел к двери и, поглядев в глазок, увидел искаженное изображение человека в униформе с тележкой. Пистолета у Бьюкенена не было. "Беретта" сопровождала его всю дорогу от Форт-Лодердейла до Сан-Антонио, однако в конце концов пистолет пришлось выбросить в канализационный люк. Его инструкторы всегда подчеркивали -- от оружия, которое связано с преступлением, необходимо избавиться. К тому же он торопился и решил добираться в Вашингтон самолетом. Ехать в аэропорт с пистолетом было слишком рискованно. Единственным оружием оставалось его тело. Бьюкенен принял спокойный вид и открыл дверь: -- Извините, что заставил ждать. -- Ничего. Служащий вкатил тележку и, развернув ее в столик, быстро закончил сервировку. С тревогой подумав, что руки у него сейчас заняты, Бьюкенен подписал счет и добавил пятнадцать процентов на чаевые. -- Спасибо, мистер Даффи. -- Не за что. Бьюкенен закрыл за ним дверь. Теперь можно снова расслабиться. Холли вышла из шкафа. Лицо у нее было напряженным. -- Думаю, при такой работе ты никому не доверяешь. -- Меня учили: человек или с тобой или против тебя. -- А если ни то, ни другое? -- Не бывает невинных наблюдателей. -- Циник. -- Практик. -- А как насчет меня? Он ответил не сразу: -- Ты не наблюдатель. 10 Бьюкенен заказал две порции спагетти. Однако вместо того чтобы приняться за еду, взглянул на часы: десять. Он подошел к телефону. Перед отъездом из Сан-Антонио они с Педро выбрали телефон-автомат неподалеку от места работы Мендеса и договорились, что в девять-десять часов по вашингтонскому времени тот будет находиться поблизости. Таким образом, позвонив, чтобы убедиться, что пленники отпущены и у Мендесов все в порядке, Бьюкенен не боялся, что их могут подслушать. Они условились заранее: если Педро грозит опасность, он должен говорить по-английски. Однако, к облегчению Бьюкенена, Мендес ответил ему на испанском языке. -- Все прошло нормально? -- Они выполнили уговор, -- сообщил Педро. -- Когда я их развязал, они не сделали нам ничего плохого. Бьюкенен подумал о том, какое мужество должны были проявить Педро и Анита, чтобы справиться со своей частью задания. -- Однако мне что-то не верится, что они совсем уехали, -- продолжал Мендес. -- Похоже, прячутся где-то поблизости, наблюдают за нами. -- Да, пожалуй, -- согласился Брендан. -- Я никогда не верил их обещаниям немедленно убраться из города. Не трогайте микрофоны в доме. Ведите себя так, как будто ничего не случилось. Есть две причины, по которым вас оставят в покое. Во-первых, эти люди верят, что вы не знаете, где сейчас Хуана, а во-вторых, вы им нужны живыми и невредимыми -- на тот случай, если она попытается с вами связаться. Они не сделают вам ничего плохого, потому что боятся упустить такую возможность. Педро, у меня есть к вам один вопрос. Он имеет отношение к Хуане, но я прошу вас хорошенько подумать, должен ли я задавать его. Потому что, если это поможет объяснить ее исчезновение, вам будет грозить опасность. Не исключено, это как раз та информация, которая нужна тем, кто ищет вашу дочь. На том конце провода замолчали. -- У меня нет выбора, -- снова прозвучал в трубке глуховатый голос Педро. -- Если это поможет Хуане... я готов ответить на ваш вопрос. Бьюкенен еще раз с уважением подумал о мужестве Мендеса. -- Вам что-нибудь говорит имя Мария Томес? Может| быть, его когда-нибудь упоминала Хуана? -- Конечно, -- сразу ответил Педро. -- Это певица. Я не знаток оперы, куда там, но мне один раз довелось быть на се выступлении. Год назад она приезжала в Сан-Антонио и пела в "Хемисфере". -- Педро упомянул одну из главных достопримечательностей Сан-Антонио -- культурно-спортивный комплекс, построенный на месте проведения международной ярмарки 1968 года. Город был соединен с ним судоходным каналом. -- Я хорошо помню тот день, потому что именно тогда Хуана говорила с нами о своей работе, а такое случалось очень редко. Ее наняли, чтобы охранять певицу во время выступления. Она достала нам места в первом ряду. Я поначалу отказался, но Анита меня уговорила. И знаете, мне даже понравилось. Названия оперы я не помню. Что-то про студентов, которые живут в бедном квартале, на чердаке. Мария Томес играла совсем больную, умирающую девушку. Опера шла на итальянском, но он похож на испанский, и я смог разобрать, о чем идет речь. Мария пела как ангел. Ничего подобного я раньше не слышал. Но при чем тут Хуана и что с ней? Как она связана с певицей, которая приезжала в Сан-Антонио год назад? -- Еще не знаю. Слушайте внимательно, Педро. Время от времени я буду позванивать вам в офис, чтобы убедиться, что вас никто не беспокоит. Я назовусь Беном Кларком. Запомнили? Бен Кларк. Спрошу о своем "форде", который вы будто бы ремонтируете. Если ответите, что ремонт будет стоить дорого, я пойму, что у вас что-то стряслось, и сразу приеду. -- Бен Кларк... -- Правильно. Всего хорошего, Педро. -- Спасибо, Джеф Уокер, или кто вы там есть. "Точно. -- Бьюкенен положил трубку. -- Кто я есть". Он обернулся и поймал на себе пристальный взгляд Холли. -- В чем дело? Что это ты меня так разглядываешь? -- "Бен Кларк"? "Форд"? В этой комнате ты -- Чарльз Даффи. Внизу -- Майк Хамильтон. Ты еще упоминал Питера Лэнга. И это, если не считать... Черт возьми, так и с ума недолго сойти! -- Ты права. Не желая продолжать разговор на эту тему, Брендан принялся за еду. Проглотил первый кусок и только тогда почувствовал, как проголодался. Пока он беседовал с Педро, спагетти остыли. Неважно. В последнее время ему не приходится быть слишком разборчивым в еде. Холли отложила свою вилку. -- С тех пор как тебя выписали из больницы, ты все время на ногах. Бьюкенен продолжал жевать, стараясь не обращать внимания на головную боль. -- Тебе не кажется, что пора сбавить скорость? -- Не могу. Сейчас доем и выведу тебя отсюда. Да и мне нужно будет кое-куда съездить. -- Куда именно? -- Лучше, если ты не будешь об этом знать. -- Все еще не доверяешь? И это после того, что я для тебя сделала? Ты сам сказал, что я не наблюдатель. -- Дело не в том, доверяю -- не доверяю. Если ничего не знаешь, то и бояться нечего. И я в большей безопасности, если... -- Продолжай, продолжай. Ты хочешь сказать: "Если меня станут допрашивать, я не выдам твои планы". Бьюкенен прожевал кусок хлеба и поднял глаза на Холли. -- Люди, которые за тобой следят, не имеют к Хуане никакого отношения. Но если они увидят нас вместе, то решат, что ты опять взялась за ту статью. Тогда они, спасая себя, ни перед чем не остановятся. -- Наконец-то тебе это удалось. -- Холли передернула плечами, точно от холода. -- Что? -- Ты меня снова испугал. Только я пришла в норму, как ты опять напомнил мне... -- Я же говорил: для них норм не существует. -- Да, извини, я забыла. 11 Они вышли на лестницу черного хода. На третьем этаже Холли предстояло вызвать лифт и спуститься в холл. У тех, кто наблюдает внизу за перемещением цифр на световом табло над дверью лифта, должно создаться впечатление, что она весь вечер просидела в номере Майка Хамильтона. -- Если остановят, громко говори, чтобы тебя оставили в покое, пригрози, что позовешь полицию. Но если дело станет серьезным, выложи им такую версию: ты работаешь над статьей об исчезновении Марии Томес и пытаешься выяснить, какое отношение к этому имеет Драммонд. Скажи, что на тебя вышел один из его служащих. Этот человек зол на хозяина и намерен с ним посчитаться. Однако он не хочет "светиться" и поэтому не называет своего настоящего имени. Пока что ничего серьезного от него узнать не удалось. Они достигли лестничной клетки третьего этажа, и Бьюкенен взмахом руки показал Холли, чтобы та задержалась. Осторожно выглянул в коридор и отступил на шаг назад. Выражение его лица заставило журналистку нахмуриться. Жестом он приказал ей следовать за ним. -- Нужно спешить. Возле номера Майка Хамильтона -- два человека. Перед тем как покинуть комнату 512, Бьюкенен собрал свои вещи, уложив в дорожную сумку книги и папки с материалами. Затем заполнил карточку гостя и положил ее на кровать. Он написал в ней, что Майк Хамильтон тоже уезжает из отеля, но все расходы, как условлено, за счет кредитной карточки Чарльза Даффи. -- Не хочу, чтобы меня начали разыскивать за бесплатное проживание в гостинице. Так. Все готово. Пошли. Они спустились на первый этаж и остановились у двери в холл. -- Подожди, пока из лифта выйдут люди. Иди вместе с ними. Где ты живешь? Она назвала адрес. -- Я выйду через минуту после тебя. Возьму такси вслед за тобой и, если не будет "хвоста", проеду мимо твоего дома. К тому времени ты уже будешь у себя. Зажги свет в комнате и открой окно. Если я увижу открытое окно, буду знать, что у тебя все в порядке. -- Такси? У меня машина. -- Тогда доберешься еще быстрее. Сейчас откроется лифт. Иди. Она дотронулась до его щеки. -- Будь осторожнее. Холли ушла, а Брендан еще долго чувствовал прикосновение ее пальцев. 12 -- Бьюкенен! Должно быть, сказывается усталость. -- Бьюкенен! Или причина кроется в разговоре с Холли. Хотя он приехал в Вашингтон, считая себя Питером Лэнгом, использующим имена Чарльза Даффи и Майка Хамильтона, она снова напомнила ему о том, кто он есть на самом деле. -- Бьюкенен! Поэтому, когда его окликнули, Брендан инстинктивно дернулся посмотреть, кто его зовет. Этого делать не следовало. Мгновенно поняв свою ошибку, он не стал оборачиваться и зашагал дальше под дождем по окутанной туманом улице. Однако преследователь успел заметить его мимолетное движение. -- Стой! Бьюкенен! Бьюкенен не стал ускорять шаг. Ничто в нем не выдавало напряжения, которое он испытывал. А нервы были на пределе. Сзади послышались быстрые шаги. Похоже, преследователь один. Бьюкенен не решился проверить свое предположение. Время уже позднее: половина одиннадцатого. Улица пуста. Лишь изредка блеснет фарами машина и тут же исчезнет за туманной пеленой сырого вечернего воздуха. Выйдя из отеля, Бьюкенен с непринужденным видом огляделся по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, свернул с Массачусетс-авеню на 21-ю улицу. Только сейчас, почувствовав, как учащенно забилось сердце, он осознал, что на 21-й -- одностороннее движение и машины мчатся в том же направлении, в котором идет он. Чтобы заметить их приближение, нужно оглядываться. Однако это усилит подозрения преследователя. Вернее, преследователей. За спиной он различил шаги еще одного человека. -- Черт возьми! Бьюкенен! -- выкрикнул второй голос. Слова прозвучали всего в нескольких шагах у него за спиной. Выбора не оставалось. Бьюкенен внезапно повернулся и увидел крепкого коротко стриженного парня, который в ответ на движение Бьюкенена резко остановился в защитной стойке. Однако он опоздал. Брендан нанес ему мощный, хорошо рассчитанный удар в грудь: он хотел остановить преследователя, но не собирался ломать ему ребра. Крепыш отлетел на несколько шагов. При этом он с силой выдохнул воздух, смягчив последствия удара. Его натренированная реакция говорила о том, что противник прошел хорошую подготовку. Парень явно из военной разведки. Такая же стандартная фигура, как у тех, что следили за Холли: широкие плечи, мощные бицепсы и узкие бедра. Бьюкенен не стал дожидаться, пока тот придет в себя. Его нога, описав дугу, с силой ударила преследователя по внешней стороне бедра, туда, где проходит чувствительный нерв. Точный удар вызывает не только сильную боль, но и временный паралич конечности. Как и рассчитывал Бьюкенен, не успевший оправиться от удара в грудь парень с ворчанием схватился за бедро и рухнул на асфальт. Но к месту схватки бежал его напарник. Заметив, как он, чертыхаясь, сунул руку под ветровку, Брендан бросил в него свою