Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир. Сатанинский взгляд
---------------------------------
выпуск 18
Перевод с английского Е. Туевой
Издательский дом "Букмэн" 1997
OCR Сергей Васильченко
---------------------------------
Здесь было лучше, чем в Афганистане. В Афганистане душманы могли
застрелить тебя из засады или взять в плен и медленно искромсать на куски.
Иногда это проделывали их женщины с помощью обыкновенных кухонных ножей.
В Афганистане офицер мог бросить тебя под гусеницы танка лишь по
подозрению в дезертирстве. В Афганистане тебя всюду подстерегала ужасная
смерть.
Вот почему сержант Горов не тяготился службой в Сибири и не ставил под
сомнение странный приказ: ни при каких обстоятельствах никого не выпускать
из городка, охраняемого его подразделением. Полагалось сперва поговорить с
беглецом по-хорошему, попытаться его образумить, а если уговоры не помогут,
позвать офицера. Если же и это не принесет желаемого результата - стрелять
на поражение.
В том, что при попытке к бегству полагалось расстреливать на месте, не
было ничего удивительного. Странным представлялось другое - то, что к
обитателям городка относились как к заключенным. Кому придет в голову бежать
отсюда?
Юрий оказался в этом городке вместе со своим взводом, переброшенным
сюда для сооружения канализационной системы. По сибирским меркам, городок
был настоящим чудом, а один из домов просто поражал воображение. Двухэтажный
особняк, в котором обитала всего лишь одна семья. Только цветных телевизоров
в доме насчитывалось целых три. Кухня, оборудованная по последнему слову
американской и японской техники. Персидские ковры, светильники из Германии,
диковинные выключатели. По советским стандартам, в каждой комнате могла
поместиться целая квартира.
Холодильник до отказа набит всевозможными деликатесами и экзотическими
фруктами. Бар заполнен бутылками виски, вина, коньяка.
А туалеты с мягкими сиденьями и автоматическим сливом! А потолки, на
которых не разглядеть ни единой трещинки! Не дом, а игрушка, да и прочие
дома в поселке почти не уступали этому.
Поначалу солдатам разрешалось пользоваться туалетом в чудо-доме, однако
начальство посчитало, что те с излишним любопытством глазеют по сторонам, и
объявило дом запретной зоной. Но солдаты уже успели рассмотреть небывалую
роскошь и сделать вывод, что в городке занимаются чем-то очень важным.
Это был рай на земле. И тем не менее охраняющие городок солдаты не
имели права выпускать кого бы то ни было отсюда живым.
На каждого из обитателей городка приходилось четверо солдат. Один из
старослужащих утверждал, что здесь занимаются колдовством. Но кто-то из
новобранцев возразил, заявив, что собственными глазами видел приезжавших
сюда высоких чинов из КГБ и ученых и что один из ученых даже перекинулся с
ним парой слов. КГБ и ученые вряд ли стали бы поощрять колдовство.
Однако другой новобранец, недавно прибывший из Москвы, знал совершенно
точно, чем занимаются в этом городке. До призыва в армию он время от времени
общался с иностранцами, и те расспрашивали его о проводящихся в России
исследованиях в области парапсихологии.
- А что такое парапсихология? - поинтересовался Юрий.
Он никогда не слышал ничего подобного, равно как и все остальные в
казарме.
- Если верить американке, с которой я встречался, мы достигли в этом
деле больших успехов.
- Ты с ней спал? - спросил москвича разводящий.
- Ш-ш-ш! - зашикали на него остальные.
- Дайте ему сказать, - поддержал товарищей Юрий.
- Так вот, - продолжал новобранец из Москвы, - если верить ее словам,
то по исследованиям в области парапсихологии мы обогнали чуть ли не весь
мир. Об этом говорится в нескольких книгах, опубликованных на Западе. И еще
она сказала, что в Сибири существует Центр, где ведутся подобные
исследования. Я думаю, речь шла именно об этом городке.
- И все же, что такое парапсихология? - не унимался Юрий.
- Это когда ты видишь что-нибудь такое, чего в действительности не
существует. С помощью парапсихологии можно вернуть человека в прошлое. Одним
словом, всякая чертовщина.
- Неудивительно, что все это держится в строгой тайне. Если, конечно,
здесь и правда проводят такие опыты.
- Здесь манипулируют человеческим сознанием. Читают мысли, занимаются
внушением и так далее.
- Что-то мне не верится, - возразил Юрий, - чтобы у нас занимались
такими вещами.
- Можешь не сомневаться, в данную минуту кто-то наверняка читает твои
мысли.
- Если бы все было действительно так, в КГБ уже давно воспользовались
бы этим.
- А почему ты думаешь, что не пользуются? Просто в отношении простых
смертных их не применяют, - отозвался новобранец.
- Чепуха! - отмахнулся Юрий. - Все это брехня.
- Скажи, с тобой никогда не случалось такого: вдруг начинает казаться,
что ты должен получить письмо от какого-то определенного человека, и ты его
действительно получаешь? Или что должно случиться какое-то несчастье? Или
что ты выиграешь в лотерею, и это предчувствие сбывалось?
- Ну, это всего лишь совпадения, - возразил Юрий.
- Нет, в данном случае сработало подсознание, этим и занимается
парапсихология, - объяснил москвич. - В поселке, который мы охраняем,
экспериментируют с человеческим сознанием. Можешь поверить мне на слово.
- Скажи лучше, ты спал с этой американкой?
- Конечно, спал.
- А правда, что они вытворяют в постели разные штучки? - спросил
кто-то.
Как и во всех казармах мира, любовная тема сейчас же вызвала живой
интерес.
- Да, и еще какие! - заверил товарища москвич под дружный хохот
окружающих.
И вот однажды, когда первый мороз сковал сибирские просторы, на дороге,
ведущей из городка, появился человек в дорогом заграничном костюме, что-то
бормочущий себе под нос. Невысокого роста, он шел свободной походкой
прогуливающегося на досуге человека.
- Послушайте! - окликнул его сержант Горов. - Проход запрещен.
Человек проигнорировал слова сержанта и продолжал идти, сердито
бормоча:
- Оставьте меня в покое. Оставьте меня в покое. Я хочу, чтобы меня
оставили в покое.
У человека были кроткие, печальные глаза, скрытые за очками в золотой
оправе, и такое выражение лица, словно он только что проглотил какую-то
гадость.
- Прошу остановиться! - потребовал Юрий, преграждая маленькому
человечку путь.
Тот, не обращая внимания на Юрия, продолжал идти, пока не столкнулся с
ним нос к носу.
- Дальше идти нельзя, - твердил Юрий. - Не разрешается!
- Здесь ничего не разрешается, - проворчал в ответ человечек. - Ничего
и никогда.
- Я не могу вас пропустить.
- Вы не можете. Он не может. Она не может. Никто ничего не может.
Скажите, что здесь происходит? - вопросил человечек, воздев руки к темному
сибирскому небу.
- Вам придется вернуться назад.
- А что, если я скажу вам "нет"? Простое, ясное, понятное слово "нет"!
То самое, которое напоминает луч света посреди зимнего ада.
- Послушайте, я не хочу в вас стрелять. Пожалуйста, вернитесь назад, -
взмолился Юрий.
- Не волнуйтесь, вы не станете в меня стрелять. Зачем поднимать такой
шум?
Человечек сунул руки в карманы, всем своим видом показывая, что и не
думает возвращаться назад.
Юрий повернулся к караульному помещению и крикнул:
- Товарищ лейтенант, тут один гражданин отказывается подчиниться
приказу!
Лейтенант в это время пил чай, листая журнал с фотографиями
полуобнаженных женщин.
- Предупреди его, что будешь стрелять! - крикнул он Юрию.
- Я предупредил.
- Тогда стреляй, - последовал ответ.
- Пожалуйста, вернитесь, - сказал Юрий человечку с печальными карими
глазами.
Тот рассмеялся.
Дрожащими руками Юрий вскинул автомат Калашникова. Что бы ни говорили
на занятиях по боевой подготовке, ни для кого не было секретом, что на войне
многие солдаты не стреляют в противника. И Юрий подозревал, что, случись ему
попасть на войну, он оказался бы среди тех, кто не стреляет. На войне это,
возможно, и сошло бы с рук. Но если он откажется стрелять сейчас, то
наверняка загремит в Афганистан. Так что пришлось выбирать между собственной
жизнью и жизнью этого коротышки. А тот по-прежнему не желал ничего слышать.
Юрий поднял ствол вровень с печальными карими глазами.
Если одному из них суждено умереть, пусть это будет тот, другой, а не
он сам. Юрий надеялся, что ему не придется смотреть на убитого. Он надеялся,
что крови будет не слишком много. Он надеялся, что когда-нибудь все это
забудется. Если он сейчас нажмет на курок, у него, по крайней мере, будет
такой шанс. Если же он угодит в Афганистан, такого шанса не будет. Скользкий
от пота палец лежал на спусковом крючке.
И вдруг он увидел свою мать. Она стояла прямо перед ним и ласково
уговаривала его опустить автомат.
- Мама, что ты делаешь тут, в Сибири?
- Не принимай на веру все, что ты видишь и слышишь Я здесь. Что ты
собираешься сделать - застрелить родную мать?
- Нет, ни за что.
- Опусти автомат! - приказала мать.
Но в этом не было необходимости: Юрий и без того уже опустил автомат.
Коротышка же с печальными глазами куда-то испарился.
- Мама, ты не видела человека невысокого роста с карими глазами,
который только что был здесь?
- Не беспокойся. Он вернулся в поселок.
Юрий посмотрел на дорогу, ведущую в городок. Она была видна как на
ладони - ровная, ни взгорка, ни кустика, за которым можно было бы укрыться.
Коротышка исчез. Юрий оглянулся, дабы удостовериться, что тот не
проскользнул мимо него. Дорога, насколько хватало глаз, была пуста. Вокруг -
ни души, безмолвная тишина, и только от его дыхания на морозе поднимались
облачка пара. Человек, пытавшийся покинуть городок, словно сквозь землю
провалился. Седовласая женщина с изуродованными артритом пальцами помахала
Юрию на прощание и пошла мимо контрольного поста.
Из будки выскочил лейтенант и приставил пистолет к голове женщины. Юрий
вскинул автомат.
За это он способен убить.
За это он обязан убить.
Он выпустил очередь из автомата, и в деревянную стену сторожевой будки
полетели кровавые ошметки того, кто некогда был лейтенантом.
На следующий день на допросе Юрий объяснил, что не мог поступить иначе.
Разве он не обязан был защитить свою мать? Ведь лейтенант намеревался ее
убить.
Как ни странно, присутствовавшие на допросе офицеры отнеслись к Юрию с
пониманием, хотя он и вынужден был признать, - заливаясь слезами, ибо уже не
оставалось сомнений в неминуемом расстреле, - что его мать умерла четыре
года назад.
- Успокойтесь. Возьмите себя в руки и постарайтесь припомнить поточнее:
что сказал вам этот человек? - обратился к Юрию офицер КГБ, курирующий
поселок.
- Но ведь я застрелил своего командира!
- Это неважно. Вспомните, что вам говорил Рабинович?
- Его фамилия Рабинович?
- Да. Так что он говорил?
- Он просил, чтобы его оставили в покое.
- Что еще?
- Он был уверен, что я не стану в него стрелять. Мне показалось, что
ему приятно произносить слово "нет" Видно, в нем заключен какой-то особый,
понятный только ему смысл.
- Что еще вы запомнили?
- Больше ничего. Я был вынужден застрелить лейтенанта. Разве на моем
месте вы смогли бы поступить иначе?
- Смог бы. Я - сотрудник КГБ. Но забудем о том, что вы застрелили
командира. Что говорила ваша мать?
- Она просила меня не стрелять.
- А еще что?
- Чтобы я не верил всему, что вижу и слышу И еще что-то в этом роде.
- Она сказала, куда направляется?
- Ее уже четыре года нет на свете, - с трудом сдержи - пая рыдания,
проговорил Юрий.
- Ну хорошо. Так она сказала, куда направляется?
- Нет.
- А про Израиль она ничего не говорила?
- С какой стати? Она ведь не была еврейкой.
- Да, конечно, - согласился офицер КГБ.
Во всей этой истории он усматривал, по крайней мере, одно положительное
обстоятельство: все произошло здесь, на месте, иначе все равно пришлось бы
направлять сержанта сюда, чтобы с помощью парапсихологов он припомнил все,
что с ним произошло, до мельчайших подробностей. Рабинович мог сказать
что-то такое, что способно вывести на его след, и тогда останется только
пообещать ему все, что он пожелает. Конечно, после того, что случилось,
полетят многие головы. Свалить всю вину на несчастного сержантишку не
удастся. За исчезновение Василия Рабиновича придется отвечать перед самим
Политбюро.
Во все подразделения КГБ в Советском Союзе и в граничащие с ним страны
восточного блока были разосланы фотографии мужчины средних лет с грустными
глазами, а также инструкция весьма странного содержания: попытки задержать
Василия Рабиновича решительно пресекать; о его обнаружении немедленно
сообщать в Москву; в случае же появления Рабиновича вблизи границ
какого-либо западного государства расстреливать на месте, не вступая с ним в
переговоры и - главное - не глядя ему в глаза.
Последовавшее за этим указание окончательно сбило с толку секретные
службы Восточной Германии, Польши, Албании и Румынии. Им предписывалось в
срочном порядке информировать Москву в случае, если кого-либо из часовых на
блокпостах посетят странные видения в умерших родственников или близких
друзей.
Разведки дружественных стран тотчас же запросили у Москвы разъяснения:
где наиболее вероятно появление вышеупомянутых мертвецов?
"Там, где они обычно не появляются", - ответила Москва.
На вопрос, каким образом мертвецы вообще могут где-либо появиться,
Москва разъяснила, что вообще-то они не появляются, но часовому может
показаться, что он действительно видит их.
В Москве был создан специальный отдел, которому вменялось в
обязанность: вернуть беглеца на родину и безоговорочно исполнять все его
желания.
В ходе выяснения, каким образом Рабинович сумел улизнуть из сибирского
городка, следствие выявило одну существенную деталь.
Офицер, прикрепленный к Рабиновичу, понимая, что на карту поставлена
его жизнь, заявил:
- Мы шли навстречу всем его пожеланиям. Когда ему требовались женщины,
мы поставляли ему и блондинок, и брюнеток. Выписывали красавиц из Африки и
Южной Америки, с Ближнего Востока и с Запада, курдок и кореянок.
- И какова была его реакция?
- Каждый раз он говорил, что это совсем не то, что ему нужно.
- А что же ему было нужно?
- Не знаю.
В распоряжении Рабиновича был каталог лучшего американского универмага
"Нейман-Маркус". Достаточно было пометить любой из приглянувшихся ему
товаров, чтобы он тотчас же был доставлен. В подвале его дома гнили
всевозможные деликатесы, окорока, копченая лососина, экзотические фрукты.
Доставка любых грузов для Рабиновича рассматривалась как высший
стратегический приоритет, о чем было объявлено в четырех главных военных
округах. Если говорить о роскоши, то Рабинович буквально купался в ней.
По три раза в день кто-либо из руководства КГБ наведывался к нему домой
или в лабораторию для выяснения, и чем он нуждается. Генералы и комиссары
лично звонили ему по телефону и спрашивали, чем могут быть полезны. У него
была уйма высокопоставленных друзей. Рабинович был им нужен, и они ни за что
не смирились бы с его исчезновением.
Хотя комендант городка мог представить исчерпывающие доказательства,
что Рабинович обеспечен абсолютно всем, о чем можно только мечтать, было
совершенно ясно: за побег Рабиновича кому-то придется расплачиваться.
Собственной головой.
В атмосфере нарастающей паники Москва отслеживала все таинственные
происшествия в масштабах страны.
Проводник поезда, следующего на запад через Казань, проверяя билет у
одного из пассажиров, обнаружил, что разговаривает со своей собакой.
Вернувшись к себе в Куйбышев, он убедился - все это время его собака
находилась дома. Бедняга решил, что у него нервное расстройство. К вящему
удивлению проводника, его обследовали не в медицинском учреждении, а в КГБ.
В Киеве стюардесса "Аэрофлота" призналась, что провела на борт самолета
своего безбилетного дядюшку. Признаться в этом неблаговидном поступке ее
заставила уверенность, что она сошла с ума. В самолете оказалось сразу двое
ее любимых дядюшек - один сидел в комфортабельном переднем отсеке, а другой
- в забитом пассажирами заднем. Стюардесса трижды прошлась по салону из
конца в конец, прежде чем окончательно убедилась, что у дядюшки появился
двойник.
Стюардесса готова была поклясться, что настоящий ее дядюшка вышел из
самолета в Варшаве. Однако когда другой дядюшка, которого она считала
самозванцем, как ни в чем ни бывало лег в постель с ее тетушкой, стюардесса
уверовала в то, что у нее не все в порядке с головой.
Однако первый серьезный прорыв в деле Рабиновича наступил после
сообщения об инциденте в пражском автобусе.
Один из пассажиров автобуса спрашивал, как проехать в Берлин. Вообще
говоря, в этом не было ничего особенного, если не считать, что в автобусе
произошла настоящая потасовка, когда сразу несколько пассажиров кинулись к
мужчине, который задавал вопросы, признав в нем близкого родственника. У
водителя тем временем разыгрался приступ мигрени, и он объявил пассажирам,
что им придется подождать, пока ему не полегчает.
Тут пассажир, обретший многочисленную родню, подошел к кабине водителя
и что-то ему сказал. У того тотчас же прошла головная боль, и он, бодро
напевая, тронулся с места. Естественно, водитель изменил маршрут и повернул
на запад, в направлении Берлина. Но никто не возражал. Да и как отказать
близкому родственнику в небольшой услуге?
К тому времени, когда Рабинович добрался до Берлина, перегороженного
стеной, дабы ни один из граждан "свободных прогрессивных стран, являющихся
оплотом мира и прогресса", не смог убежать на загнивающий Запад, его уже
поджидало четырнадцать специально отобранных подразделений КГБ. Восточные
немцы были удалены с блокпостов. Их место заняли русские собратья, которые
выстроились в пять шеренг с винтовками наготове.
Это были не просто русские и не просто офицеры КГБ. Все они прошли
тщательный отбор на предмет готовности застрелить своего ближайшего
родственника, если тот попытается удрать на Запад.
"Имейте в виду, - инструктировали их в Москве, - вам может показаться,
что вы собираетесь застрелить собственную мать, родного брата или любимую
собачку. Это будет всего лишь галлюцинация. Не верьте своим глазам Речь идет
о человеке, представляющем огромную опасность для судьбы России. В случае,
если этот человек согласится вернуться на родину, вы должны выполнить любое
его требование. Любое! Если он захочет, чтобы вы доставили его в Москву на
собственных спинах, немедленно становитесь на четвереньки".
- Здорово, Василий! - крикнул генерал Крименко, заместитель
председателя КГБ, увидев усталого человека с печальными карими глазами,
медленно приближающегося к контрольно-пропускному пункту "Чарли".
Это были ворота на Запад. За спиной генерала Крименко стояли дюжие
молодцы, которым ничего не стоило перебить половину населения Берлина.
Крименко не знал, способен ли их вид испугать Рабиновича, но сам их явно
побаивался.
Генералу уже перевалило за семьдесят. Он достиг высокого положения не
благодаря жестокости - качеству, столь ценимому в полицейском государстве, -
а в силу способности трезво и хладнокровно оценивать ситуацию. Это задание
Крименко получил от самого премьера.
- Рабиновича необходимо вернуть, - сказал тот. - Если это не удастся,
он не должен достаться никому другому. Для него существует только два выхода
- либо возвращение домой, либо смерть.
- Понимаю, - ответил Крименко. - Я сам прибегал к его услугам.
- Речь идет не о личных отношениях, а о делах государственной важности.
На карту поставлена наша национальная безопасность. Мы не можем допустить,
чтобы его заполучил Запад.
- Ясно, - заверил премьера Крименко.
Теперь, стоя на мосту, соединяющем Восток и Запад, где не раз проходил
обмен шпионами, Крименко больше всего на свете хотелось поговорить с
Рабиновичем по душам. И он пошел на небольшую хитрость, притворившись
простаком, каковым на самом деле не был. Ведь Рабинович не мог знать, что
его сверхъестественные способности вряд ли помогут в нынешней ситуации и что
даже если он прибегнет к ним, пытаясь уйти на Запад, его все равно
пристрелят.
- Послушайте, дружище, - начал Крименко. - Я понимаю, что вас
невозможно остановить. А коль скоро это так, не могли бы вы на прощание
объяснить мне одну вещь?
- Неужели вы никогда не оставите меня в покое?! - воскликнул Рабинович.
- Конечно, оставим. Но скажите, Василий, почему вы бежите из страны, в
которой у вас есть все, что душе угодно? Зачем вам понадобилось покидать
родину?
- Вас это действительно интересует?
- Неужели вы думаете, что я и эти ребята торчим здесь ради собственного
удовольствия?
Крименко хотел дать понять Рабиновичу, что ему ничто не угрожает. Он
знал: ум Рабиновича работает так быстро, что сознание обычного человека не
способно угнаться за ним.
Он познакомился с этим чудодеем-гипнотизером несколько лет назад. У
Крименко страшно разболелся зуб, но он не рискнул прибегнуть к услугам
советских стоматологов, зная, что они не умеют лечить безболезненно. И тогда
один из членов Политбюро рассказал ему о Василии Рабиновиче. Крименко
полетел в засекреченный сибирский поселок и сразу же договорился о встрече с
Василием. Однако его предупредили, что он не должен задавать гипнотизеру
никаких вопросов.
- Так это всего-навсего гипнотизер? - разочарованно спросил Крименко. -
Меня уже лечили гипнозом. Он на меня не действует.
- Вы войдете, - сказали ему, - расскажете о своей проблеме, и все будет
в порядке.
- Ехать в такую даль ради встречи с обыкновенным гипнотизером... -
проворчал Крименко.
Рабинович сидел в кресле у окна и листал запрещенный в Советском Союзе
американский журнал. Это печатное издание славилось художественными снимками
обнаженных женщин. В руке у Рабиновича был толстый черный карандаш, которым
он помечал понравившиеся ему снимки.
- Слушаю, - бросил он, едва взглянув на Крименко.
- У меня ужасно разболелся зуб, - сказал тот. - И десна вокруг него
воспалилась.
- Так, сначала попробуем рыженькую, а в конце месяца можно заняться
этой восточной красавицей. Мне, знаете ли, больше нравятся рыженькие.
Он встал, вручил журнал Крименко и вернулся к окну.
- Что я должен делать с этим журналом?
- Отдать его человеку за дверью. Я отметил, кого они должны пригласить
ко мне сегодня.
- А как же мой зуб? - спросил Крименко.
- Какой зуб? - улыбнулся Рабинович.
Крименко потрогал челюсть. Боль как рукой сняло.
- Как вам это удалось?
- Недаром же я нахожусь здесь. Так не забудьте предупредить их, чтобы
сначала прислали рыженькую.
- Это просто поразительно! - воскликнул Крименко.
- Можете хоть сейчас грызть леденцы. Вы не почувствуете боли. Но на
вашем месте я бы удалил этот зуб. Абсцесс - вещь опасная. Не стоит так
бояться советских зубных врачей. Вам не будет больно. Вы ничего не
почувствуете. Если хотите, я сделаю так, что вы испытаете оргазм, пока врач
будет ковыряться у вас во рту. Некоторым это нравится.
Каким свежим и цветущим был Рабинович тогда и каким усталым и
изможденным выглядел теперь! Крименко невольно почувствовал к нему жалость.
- Так вас интересует, чего я хочу? Я хочу, чтобы вы убрались отсюда и
дали мне пройти.
- Я-то могу это сделать, но эти ребята - вряд ли. Нам нужно поговорить.
Давайте найдем какое-нибудь кафе и спокойно побеседуем. Много времени это не
займет. А потом вы отправитесь куда захотите.
В этот миг загремели выстрелы. Стоящие за спиной Крименко офицеры
открыли огонь. Рабинович упал, но автоматные очереди продолжали решетить его
тело. А потом вдруг появился еще один Рабинович, но чья-то пуля сразила его
наповал, и Крименко почувствовал, как что-то острое и обжигающее пронзило
ему спину и бросило его на мостовую Тело Крименко бесформенной грудой мяса
осталось лежать на мосту, где представители двух враждебных лагерей
обменивались шпионами.
Не прошло и суток, как в нью-йоркском аэропорту Кеннеди к таможенному
инспектору подошел странного вида субъект.
Он говорил с заметным акцентом, не имел при себе паспорта, был небрит,
изрядно потрепан и улыбался Люку Сандерсу, как будто тот собирался его
пропустить.
- У вас нет паспорта. Вы не имеете при себе никаких других документов.
Придется вас задержать.
- Брось, братишка. Вот мой паспорт. Ты знаешь меня, - сказал субъект, и
в тот же миг Люк понял, что действительно его знает.
Это был его собственный брат. Правда, Люк не совсем понимал, почему тот
прилетел рейсом из Берлина, хотя должен был находиться у себя дома, в
Техасе.
- Я приехал сюда за биали с сыром.
- Что такое биали? - спросил Люк.
- Еврейская булочка. Сейчас я не отказался бы от нее.
- Тогда ты правильно сделал, что прилетел в Нью-Йорк, - сказал Люк и
попытался выяснить, где именно намерен остановиться его брат, поскольку
горел желанием повидать его сегодня же вечером.
Он провел его через таможенный контроль, пожал руку и с улыбкой
заключил в объятия.
- Зачем же так меня тискать? - проворчал в ответ "брат".
В Москве гибель Крименко и еще двадцати двух офицеров КГБ не была
воспринята как катастрофа. Подлинной катастрофой было то, что среди погибших
на мосту не оказалось Василия Рабиновича.
Всем не давал покоя один и тот же вопрос: что делать, если на него
выйдут американцы? Стали даже поговаривать о немедленном ядерном ударе.
Дескать, лучше рискнуть жизнью миллионов, чем потерять все.
Однако холодные головы все же одержали верх. Советскому Союзу не
удалось прийти к мировому господству с помощью Василия, хотя он и был весьма
полезен в деле подготовки кадров для выполнения важных заданий.
Кроме того, нужно еще посмотреть, сумеют ли американцы захватить его и
заставить работать на себя.
Единственным, а потому и лучшим решением было поднять на ноги всех
советских агентов в Америке и мобилизовать их на поиски Рабиновича. Все до
единого нелегалы, нее сотрудники контрразведки и секретных служб получили
приказ сосредоточить усилия на поимке этого человека.
И, наконец, самое главное: Америка не должна знать о том, что
происходит на ее территории. Ни один человек из задействованных в поисках
Рабиновича не должен знать, почему его ищут.
Кое-кто упомянул о риске, связанном с массированной операцией, которая
не может остаться незамеченной американцами. Скольких ценных агентов можно
лишиться в результате? Сколько нелегалов, с таким трудом внедрившихся в
логово врага, окажется под угрозой провала? И вообще, какую цену готова
заплатить Москва, чтобы помешать Америке заполучить Рабиновича?
Все, кто видел Рабиновича в деле, могли ответить только одно: любую.
Его звали Римо, и он был не в состоянии подсчитать, скольких людей
отправил на тот свет, да и не собирался подсчитывать. Подсчетами занимаются
те, кто без цифр на табло не может определить победителя. Римо же играл в
такие игры, где победитель был известен заранее.
Сейчас он собирался покончить с человеком, который, в отличие от него,
умел считать. Этот человек считал, что транзисторы, микросхемы и электронные
устройства сделают его неуловимым для правоохранительных органов. Он считал,
что адвокаты сделают его неуязвимым для правосудия. Он рассчитывал на всех,
кого успел купить с потрохами. Наконец, он рассчитывал на американских
наркоманов, которые сделали его богатым.
Пожалуй, единственным, чего он не мог сосчитать, были его деньги -
сотни миллионов долларов. Он держал на поводке правительства трех
латиноамериканских стран, где произрастала кока и где она превращалась в
белые кристаллики, которые американцы обожают запихивать в нос, лишаясь с их
помощью последних извилин, уцелевших после приема прочих химических
препаратов.
Римо не занимался подсчетами. Он чувствовал пронизывающий холод
напитанных влагой облаков и резкий ветер, вжимающий его тело в корпус
самолета. Он ощущал запах особой мастики, которой покрывают металлическую
обшивку, ощущал вибрацию двигателя и готовился к единственной реальной
опасности. Если пилот неожиданно спикирует и между телом Римо и самолетом
пройдет воздушный поток, его сдует, как конфетти, и он полетит вниз с высоты
четырех километров на покрытую джунглями землю.
Как известно, на такой высоте воздух содержит мизерное количество
кислорода, но Римо было достаточно и этого. Впрочем, он всегда мог проделать
в корпусе самолета отверстие, и тогда пилот будет вынужден сбросить высоту,
чтобы пассажиры могли дышать без кислородных масок.
Пока в этом не было необходимости. Даже на такой высоте кислорода более
чем достаточно, если организм умеет правильно им распорядиться. Люди
непосвященные, подобно пьяницам, втягивают в себя воздух огромными глотками,
не чувствуют своего тела и не подозревают о скрытых резервах, которые они
могут, но не желают использовать.
Именно потому, что люди не умеют рационально использовать кислород, они
задыхаются от бега, выныривают на поверхность, не успев пробыть под водой и
трех минут, а когда испытывают страх, у них перехватывает дыхание.
Ученые считают, что задержка дыхания в состоянии стресса - не что иное,
как слабая попытка человеческого организма мобилизоваться для адекватных
действий. Но попытка эта редко приносит желаемый результат. Потому что
единственным способом раскрепостить человеческую энергию служит
контролируемое дыхание, подчиняющее организм ритмам Вселенной, из которой он
черпает силы. Бесполезно бороться с силой притяжения или ветром. К ним нужно
приспосабливаться. Именно так и поступал Римо, прижимаясь к металлическому
корпусу реактивного лайнера плотнее, чем краска, которой тот был покрыт,
плотнее, чем мастика, которой тот был натерт. Тренированное тело Римо
слилось в единое целое с металлическим телом самолета. Главное - не дать
воздушной струе разрушить эту связь.
Иного способа проникнуть в неприступную цитадель Гюнтера Ларгоса Диаса
не существовало.
Этот человек, хорошо известный в Перу, Колумбии и на Палм-Бич, создал
для себя райскую жизнь с помощью барышей от торговли кокаином. У него всюду
были друзья. Он снабжал деньгами партизан, и за это они охраняли его
плантации. Он давал деньги на обустройство увольняющимся военным, и они как
миленькие ишачили на него.
В американских городах - центрах по торговле кокаином - Понтер Ларгос
Диас подкупал полицейских, зарабатывающих двадцать пять тысяч долларов в
год, с той же легкостью, что и их латиноамериканских коллег, чей годовой
доход в переводе на доллары составлял пять тысяч.
Этот симпатичный брюнет, сын немки и латиноамериканца, умел давать
взятки и, как говорят на родине его отца, подбирать ключик к душе любого
человека. Он знал, кого и за сколько можно купить, и успешно использовал
свои знания на практике. Настолько успешно, что было решено положить этой
практике конец. Гюнтер Ларгос Диас был настолько умен и талантлив, что его
следовало остановить.
Римо почувствовал, что самолет сбросил скорость и начал снижение.
Пройдя сквозь слой вязких, влажных, холодных облаков, он оказался над
Андами. Римо не знал, над какой страной они пролетают. Внизу в лучах солнца
сверкала река, но он понятия не имел, как она называется.
Впрочем, это его не особенно интересовало. Конечно, всегда лучше знать,
где ты находишься, - в противном случае трудно найти дорогу назад. Но Римо
был уверен, что кое-кто в самолете должен это знать. Главное - не укокошить
его сгоряча. Римо совсем не радовала возможность получить в проводники
горстку местных крестьян, которые считают свою деревню пупом земли и имеют
весьма туманное представление о том, как из нее выбраться. Еще меньше его
радовала перспектива прошагать сотни миль пешком по джунглям.
Римо напомнил себе, что необходимо сосредоточиться. Рассудок и тело
должны действовать согласованно, иначе его сдует воздушной волной.
Посадочная полоса выглядела слишком хорошо оборудованной для такого
захолустья. Поблизости не было крупных автомобильных магистралей - лишь
несколько узких асфальтовых дорожек, обсаженных невысокими деревьями. Тем не
менее посадочная площадка была приспособлена для больших реактивных
самолетов, и когда колеса, скрипя резиной, коснулись асфальта, Римо
разглядел датчики, установленные через каждые десять ярдов. Более того:
посадочная полоса была покрыта особой краской, благодаря которой с высоты
казалась сверкающей на солнце рекой, не имеющей, правда, начала и
кончающейся в зарослях деревьев. Диспетчерская вышка была замаскирована под
груду скал.
Римо не знал, каким образом его руководство выяснило, что именно здесь
находится штаб-квартира наркосиндиката. Он ничего не смыслил в компьютерах и
не понимал, как люди умудряются на них работать. Однако он прекрасно
понимал, что если человек, весьма расчетливый и практичный, не пожалел
средств на всю эту маскировку, здесь действительно должен быть его настоящий
дом.
Как гласила мудрость Синанджу, дом человека там, где он чувствует себя
в безопасности. Человек, подобный Понтеру Ларгосу Диасу, не мог чувствовать
себя в безопасности ни на одной из своих доступных всеобщему обозрению вилл.
Из диспетчерской выбежали какие-то люди - они что-то кричали, держа
автоматы наготове. Дверца самолета распахнулась, и кто-то, выглянув оттуда,
принялся жестикулировать, требуя, чтобы бегущие к самолету люди
остановились.
- Что происходит? - послышался чей-то голос в кабине.
- Понятия не имею. Похоже, они спятили. Им передали по рации, что на
фюзеляже самолета находится какой-то человек.
- Может, они балуются кокаином? Если так, то надо срочно принять меры.
- Ну что вы, сэр. Здесь это категорически запрещено.
- Тогда почему им мерещится человек на фюзеляже самолета? Мы только что
приземлились. А до этого летели на высоте четыре километра.
- Они целятся, сэр.
- Так образумьте их! - приказал спокойный голос в кабине, и в тот же
миг из дверцы самолета ударили желтые огненные брызги.
Сначала Римо увидел вспышки света, потом услышал звуки выстрелов, затем
почувствовал, как самолет качнулся от отдачи, и наконец увидел, как пули
настигают цель и вспыхивают яркими бликами на специальном покрытии взлетной
полосы, делавшем ее похожей на речку.
Здесь, на открытом пространстве, попасть в цель не составляло труда.
Люди валились на землю, как мешки с грязным бельем. К тому же, судя по
всему, стрелки были отменные, высшего класса. Они не открывали яростный,
массированный огонь, как солдаты профессиональной армии, которые хватаются
за пулемет, когда можно ограничиться пощечиной, пускают в ход артиллерию,
когда довольно одной-единственной винтовки, и бросают бомбы, когда боевую
задачу можно решить с помощью одной артиллерии.
- Ну, что там со связью? - послышался голос в кабине.
- Все в порядке, - ответил другой голос. - Они утверждают, что над
кабиной пилота действительно находится человек.
- Этого не может быть.
- Они утверждают, что это именно так, сэр.
- Скажи им, пусть выведут на экран изображение. Может, нас просто хотят
одурачить.
- Кто? Все здесь - наши люди.
- Купить можно кого угодно.
- Но ведь мы знаем свое дело и наверняка заметили бы, если бы что-то
было не так. По части покупки людей вы не имеете себе равных, сэр.
- И все же посмотрим на картинку. Пусть они повернут видеокамеру под
соответствующим углом.
- Мы можем сами подняться наверх и посмотреть, - предложил человек,
стоящий у дверцы самолета.
- Не надо. Закрой дверь!
Дверца захлопнулась с такой силой, что самолет задрожал.
Римо слышал, о чем говорят в кабине.
- Если наверху действительно кто-то есть, нужно снова подняться в
воздух и сделать несколько виражей.
- Раз он умудрился продержаться на протяжении всего полета, где
гарантия, что на сей раз нам удастся его стряхнуть?
- До сих пор мы летели в обычном режиме. Попробовать все же стоит, как
ты считаешь?
- Да, мистер Диас.
Значит, Диас был на борту. До сих пор Римо наверняка этого не знал. Ему
сказали только, что коль скоро этим самолетом отправляется огромная сумма
денег, Диас должен быть где-то поблизости.
Римо забрался на крышу самолета перед самым вылетом из Америки,
переодевшись в форму механика. Как только разблокировали колеса, он
осторожно вскарабкался на хвост машины, стараясь, чтобы она не качнулась под
его тяжестью и не насторожила тем самым находящихся на борту. Когда самолет
стал подниматься в воздух, он прилепился к боку стальной птицы, чтобы его не
засекли диспетчеры. Тогда он еще не знал, что на борту находятся не только
деньги, но и сам Диас.
Пока люди в кабине колдовали над приборами, пытаясь поймать видеосигнал
с вышки, Римо надавил подушечками пальцев правой руки на металлическую
обшивку самолета. Металл, все еще холодный после полета на высоте тринадцати
тысяч футов, стал постепенно нагреваться. Давление, воздействуя на атомы
металла, изменяло скорость вращения электронов вокруг ядра, и вскоре
стальной корпус лайнера стал таять под рукой Римо, совсем как мороженое в
жаркий день. По мере того, как отверстие увеличивалось, металл переходил в
газообразное состояние и облачком поднимался в воздух.
Римо просунул голову в отверстие и заглянул внутрь самолета.
- Привет, ребята, а вот и я. Зачем смотреть кино, если можно увидеть
меня живьем?
- Кто вы? - спросил какой-то человек, отодвигаясь подальше от дыры,
невесть как образовавшейся в крыше самолета.
Остальные кинулись к кабине и в кормовой отсек.
Римо оторвал кусок металлической обшивки и скользнул внутрь, вырвав у
одного из охранников нацеленный на него автомат вместе с рукой, которая его
держала. Пока охранник корчился в предсмертной агонии, Римо выкинул этот
мусор за борт.
- Вы поверите, если я назовусь Рождественским Духом Прошлого? - спросил
Римо.
Который из них Гюнтер Ларгос Диас? В наши дни не так-то просто узнать
миллионеров. Они одеваются в джинсы и кожаные куртки, словно подростки.
Разобраться, кто есть кто в этом самолете, было действительно сложно.
Впрочем, подумал Римо, человек, сидящий у приборной доски, скорее всего
пилот. Его нужно было спасать любой ценой - задача не из легких, если
учесть, что со всех сторон летели пули. Очевидно, Римо огорчил этих людей,
назвавшись Рождественским Духом Прошлого.
Ловко уворачиваясь от пуль, Римо прикрывался чужими телами, как щитом.
Ему пришлось бы гораздо труднее, не умей он видеть все как бы в замедленной
съемке, приспосабливая свое зрение к дремотным ритмам Вселенной. Секрет
скорости - и спортсмены знают это - состоит в способности замедлить свое
восприятие. Вспышку легче заметить, чем пулю; по сути дела, вспышка
сигнализирует о том, что сейчас полетит пуля.
Пытаться увернуться от пуль бесполезно: одно неверное движение - и
какая-нибудь из них тут же настигнет тебя. Необходимо другое - дать своему
телу возможность понять, что от него требуется, а для этого достаточно
следить за траекторией какой-нибудь одной пули, одновременно заслоняясь от
другой чьим-нибудь телом. Например, телом одного из охранников.
Стрельба продолжалась недолго.
Кабина была залита кровью, тут и там валялись обломки жести.
Возле кабины горделиво стоял человек в некогда белом костюме.
- Прошу меня извинить, Рождественский Дух Прошлого. Мои люди
погорячились. Насколько я понимаю, вы куда более выдержанны. Садитесь,
пожалуйста.
- Куда? - спросил Римо. - Здесь такой беспорядок.
- Было бы почище, если бы вы не ворвались сюда и не стали разрывать на
части моих помощников.
- Я не знал, что это ваши помощники. Я искал вас.
- Вы меня нашли. Чем могу служить?
- Ничем, мистер Диас. Я все сделаю сам. Я намерен вас убить, и никакого
содействия с вашей стороны не потребуется.
Ни один мускул не дрогнул на лице Диаса.
- Могу ли я перед смертью полюбопытствовать - за что?
- За торговлю наркотиками, за подкуп должностных лиц и прочие пустяки,
- объяснил Римо. - До сих пор никто не мог до вас добраться, поэтому я
здесь.
- Не имею чести знать, с кем имею дело, но вижу, что вы разумный
молодой человек. Быть может, вы согласитесь побеседовать со мной немного
перед тем, как я умру? Я могу сделать вас очень богатым. На ваше имя будет
открыт счет в банке. И я готов за каждую минуту разговора со мной заплатить
вам, скажем, миллион долларов. Заметьте, я предлагаю вам деньги не для того,
чтобы вы сохранили мне жизнь. Вы вольны поступить со мной так, как велит вам
долг. За минуту беседы со мной вы получите миллион долларов и при этом
сможете искоренить зло, воплощением которого я, по вашему мнению, являюсь
Ну, что вы на это скажете?
- Мне не нужен миллион долларов.
- Стало быть, вы богаты?
- Вовсе нет, - честно признался Римо.
- Человек, которому не нужны деньги, - большая редкость. Может быть, вы
святой?
- Нет. Просто мне не нужны деньги. У меня нет своего дома. Вообще
ничего нет.
- В таком случае не может быть, чтобы вам ничего не было нужно.
- Мне нужно на чем-то выбраться отсюда после того, как я вас убью. Не
думаю, чтобы этот самолет годился для подобной цели. С сорванной крышей и
изрешеченной пулями кабиной он вряд ли сможет подняться в воздух.
- Согласен, - произнес Диас со снисходительной улыбкой.
- Ну ладно, у вас осталось двадцать секунд.
- Я рассчитывал, что вы дадите мне хотя бы минуту.
- Время давно уже пошло. Если вы собираетесь платить мне по миллиону в
минуту, я не намерен бросать сотни тысяч долларов коту под хвост. Итак, в
вашем распоряжении пятнадцать секунд.
- Пятнадцать?
- Уже двенадцать.
- В таком случае мне остается лишь сказать вам последнее прости и
пожелать всяческих успехов.
Гюнтер Ларгос Диас кивнул, щелкнул каблуками и, смиренно сложив руки,
стал дожидаться смерти так, как иные ждут заказанное шампанское. Его
невозмутимость, равно как и отменная учтивость, произвели должное
впечатление на Римо.
- Где я могу найти самолет, чтобы выбраться отсюда? - спросил он. - Вы
не похожи на человека, который унизил бы себя ложью.
- Но время истекло, сэр. А я даже не имел удовольствия узнать ваше имя.
- Меня зовут Римо. Сколько минут вы хотите за самолет?
- Целую жизнь, - ответил Диас.
Пилот выглянул из-за спины Диаса и увидел худощавого человека с
широкими запястьями - тот улыбнулся ему. Пилота бросило в дрожь, и не
потому, что этот стоящий по щиколотку в крови широкоскулый брюнет был хорош
собой, а потому, что его темные глаза светились спокойствием и дружелюбием,
как будто всей этой бойни вовсе не было.
Пилот задрожал еще сильнее, когда брюнет ответил Диасу:
- Хорошо. Но имейте в виду: ваша жизнь кончится, как только вы
предоставите мне самолет и пилота.
Диас засмеялся. Пилот посмотрел на второго пилота. Люди работали на
этого правителя криминальной империи не только ради денег, но также из
чувства уважения. Но сейчас мистер Диас демонстрировал не свою знаменитую
храбрость, а феноменальную глупость. У пилота потемнело в глазах при виде
валяющихся в салоне тел. Он взглянул на взлетную полосу, чувствуя, как мозг
посылает ему сигнал бежать отсюда, однако ноги отказывались повиноваться.
Диас все еще смеялся.
- Вы мне определенно нравитесь, - сказал он Римо. - Вот что я вам
скажу, мой друг. Мы успеем поговорить после того, как я распоряжусь
относительно самолета. Чтобы его перегнать сюда, потребуется время. Я
никогда не держу по два самолета на одном аэродроме.
- Почему? - спросил Римо. - Из опасения, что на одном контрабандой
прилетит некто вроде меня, взломает его и потребует другой самолет, чтобы
пуститься в обратный путь?
Диас снова рассмеялся:
- Нет. Видите ли, чтобы быть уверенным в благонадежности своих
подданных, надо позволять им как можно меньше контактировать между собой.
Подобные контакты опасны. Давайте-ка выберемся из этого кровавого бедлама,
подышим свежим воздухом, примем душ, пообедаем, пока самолет будет лететь
сюда с другого моего аэродрома. А потом, если так велит вам ваш долг, можете
меня убить. Согласны?
Римо пожал плечами. Это было лучше, чем идти пешком через джунгли. Диас
держался, как лев среди овец. Пока его охранники и прочий персонал сжимали
потными ладонями свое оружие, Диас хладнокровно распорядился, чтобы сюда
доставили второй реактивный самолет.
Потом он велел накрыть для них с Римо стол, на котором тотчас же
появилась белоснежная скатерть из ирландского полотна и изысканные яства:
моллюски, копчености, шампанское.
Всему этому изобилию Римо предпочел горстку вареного риса.
- Боитесь, что вам подсыпят яд? - осведомился Диас.
- Все, что я вижу на столе, и без того яд, - ответил Римо. - Подумайте,
сколько кислорода должен сжечь организм, чтобы усвоить эту дрянь и в конце
концов выйти из строя.
- А-а, вы придерживаетесь диеты?
- Да нет, просто не хочу ложиться в гроб раньше времени. А скоро
прилетит этот ваш самолет?
- Скоро, скоро. - Диас отпил из своего бокала и долго смаковал напиток.
- Насколько я понимаю, вы работаете на правительство. Вот почему вы хотите
покончить со злодеем, каковым я, по вашему мнению, являюсь.
- Вы правильно понимаете, Диас.
- Зовите меня просто Гюнтером, Римо, - сказал Диас, сделав изящное
движение рукой. В глазах его затаилась улыбка, как будто перспектива скорой
гибели не столько страшила, сколько забавляла его. - Я хочу, чтобы вы
поняли: я вовсе не какая-то важная шишка. Я всего лишь богатый посредник.
- Правда? А кто же тогда важные шишки?
- Владельцы весьма крупных и надежных банков, в которых я отмываю свои
денежки.
- Вы имеете в виду банки в Майами?
- Нет, я имею в виду отнюдь не эту шантрапу, а например, один очень
крупный банк в Бостоне, принадлежащий старинной влиятельной семье, благодаря
которому я имею возможность регулярно привозить свои деньги в Америку и за
американские доллары приобретать весьма надежную американскую недвижимость,
американские акции и американские порты. Правда, об этом никто не
подозревает.
- Здесь прекрасная вода, - заметил Римо.
- Я вижу, мой рассказ не особенно вас заинтересовал.
- Напротив, очень заинтересовал. Я не выношу, когда важным шишкам
подобные дела сходят с рук.
- Я так и думал. - Диас поднял палец. Усмешка исчезла из его глаз. Он
понизил голос и медленно, со значением произнес: - Мы могли бы поладить. Я
назову вам всех важных шишек.
- И за это я должен буду вас отпустить?
- А вы рискнули бы?
- Наверное, нет.
- Ну что ж. В конечном счете жизнь - это всего лишь череда дней,
следующих один за другим. У меня есть для вас предложение: вы оставите меня
в живых до тех пор, пока я не сдам вам всех важных шишек. Если, конечно, вы
прибыли сюда не просто для того, чтобы убивать латиноамериканцев. В таком
случае я допью шампанское, и вы пристрелите меня. Самолет уже на подходе.
Римо обдумывал предложение. Этот пройдоха назначил за свою жизнь ту
самую цену, которую Римо был согласен принять.
- Я могу позвонить отсюда в Штаты? - спросил он.
- Разумеется. По части техники я оснащен не хуже вашего Центрального
разведывательного управления.
- Я хотел бы поговорить без свидетелей, так что вам придется отойти в
сторонку.
- Чтобы подслушать телефонный разговор, совсем не обязательно
находиться рядом, - заметил Диас.
- Да, я знаю. Это простая формальность.
Диас принес ему телефонный аппарат размером с кофейную чашечку. Внизу
сверкающего алюминием аппарата находился микрофон, сверху - слуховая трубка,
а посередине располагался диск номеронабирателя.
- Этот аппарат - самый надежный из всех существующих в природе, но
полной секретности я, конечно, вам не гарантирую, - сказал Диас. - Даже если
вы будете говорить эзоповым языком, кто-нибудь вас подслушает.
- И расшифрует разговор?
- Может быть, и нет. Но ваш звонок наверняка засекут.
- Ну, это нестрашно.
- Ваше руководство может посчитать иначе.
- Я вообще не знаю, что считает мое руководство, - вздохнул Римо,
попросил принести ему еще стакан воды и набрал номер.
Как известно, чистой воды в природе не существует. Любая вода содержит
какие-то примеси. Но когда тебе подают воду, образовавшуюся в результате
таяния снегов в Андах, в ней, по крайней мере, отсутствуют ядовитые отходы
химических производств.
В трубке послышались странные гудки, а потом - механический голос: "Эта
линия не защищена. Используйте другую линию".
- Я не могу! - крикнул Римо в трубку.
- Эта линия не защищена. Положите трубку. Немедленно положите трубку, -
долдонил свое механический голос.
- Перестаньте, Смитти. Подойдите к телефону.
В трубке раздался какой-то треск, сменившийся затем голосом Харолда
У.Смита.
- Римо, повесьте трубку и перезвоните с другого аппарата.
- У меня нет другого!
- Это очень важно.
- У вас все всегда важно.
- Случилось ЧП национального масштаба. Это связано с Россией. Позвоните
с другого телефона, пока наш разговор не засекли.
- У вас найдется другой телефон? - крикнул Римо Диасу, который из
вежливости отошел в сторону и любовался горами, опершись на изящную
балюстраду из резного камня.
- Да, - ответил Диас. - Кажется, я понимаю, в чем дело. Они работают
лишь на волнах определенного диапазона. Я предвидел, что у вас возникнут
проблемы.
- Да, вы предупреждали меня, - сказал Римо.
- С кем вы говорите? - в ужасе спросил Смит.
- С Диасом, - ответил Римо и повесил трубку.
- Думаю, ваш начальник не в восторге от того, что я слышал ваш
разговор.
- Он наверняка взбешен, - улыбнулся Римо.
Диас призвал помощника и во всех деталях объяснил ему, какой тип
телефона требуется. Речь шла о совершенно иной системе подачи сигнала, но
Римо не понял ни слова.
Зато он понял все, что сказал Смит. Обычно суховатый и сдержанный, Смит
был на грани истерики. В течение добрых трех минут он объяснял, что Римо
компрометирует организацию. Римо следовало наконец усвоить: гораздо важнее
успеха любой операции сохранить в тайне существование их организации. Ибо
КЮРЕ вынуждена действовать в обход американских законов. Она выполняет
задачи государственной важности, которые само государство выполнить не в
состоянии. А это равносильно признанию, что Америка в своих действиях
выходит за рамки конституции.
- Хорошо, хорошо, Смитти, я понял. Но во-первых, я собираюсь убить
Диаса, поэтому все, что он мог узнать о нашей организации, умрет вместе с
ним. А во-вторых, у него возникла блестящая идея. Она мне пришлась по вкусу.
- Римо, поймите, Диас потому и опасен, что подает всем блестящие идеи.
Именно благодаря своим блестящим идеям он оставил с носом подразделения по
борьбе с наркотиками трех департаментов полиции.
- Да, но речь идет о важных шишках. Представляете, один из банков в
Бостоне...
- Римо, забудьте об этом банке и о Диасе. Над нашей страной нависла
такая угроза, какой мы еще не знали. Эта угроза пришла из России.
Римо прикрыл трубку ладонью.
- Кажется, ваши акции упали, Диас, - сказал он.
- В нынешних обстоятельствах я могу этому только радоваться, -
отозвался тот, поднимая бокал за здоровье Римо.
- Ну вот, вы уже тайком от меня переговариваетесь с Гюнтером Ларгосом
Диасом, - послышалось в трубке. - Если это вас не настораживает, дело плохо.
- А что это за угроза, пришедшая из России?
- Пока не знаю. Но речь идет о чем-то действительно экстраординарном.
- Когда выясните, дайте мне знать, Смитти. А пока что мы с Гюнтером
отправляемся в Бостон, - сказал Римо и повесил трубку.
- Может, не будем так спешить? - вкрадчиво произнес Диас.
- Не надейтесь, вы выторговали для себя всего лишь день отсрочки, не
больше, - отрезал Римо.
- В таком случае я пью за прекрасный последний день.
Полет в Бостон на реактивном самолете Диаса был инее чем приятным. В
салоне, устланном пушистыми коврами и уставленном удобными креслами, к
услугам пассажиров были любые фильмы и красивейшие женщины.
Но Римо вызывал у Диаса куда больший интерес, нежели все эти
удовольствия. Он отослал красоток в задний отсек самолета, чтобы
побеседовать с Римо наедине. Самолет был настолько хорошо оснащен, что на
борту оказался даже портной, и Диас предложил своему гостю выбрать новую
одежду взамен испачканных кровью темной футболки, серых брюк и мокасин. Римо
остановил свой выбор на новой темной футболке и паре серых брюк.
- Вы получите их, как только мы прилетим в Бостон. Насколько я понимаю,
ваше агентство не числится среди правительственных организаций в Вашингтоне?
- Вы правы.
- И тех, кто знает о его существовании, можно пересчитать по пальцам?
Римо кивнул.
- Позвольте мне высказать еще одну догадку, - продолжал Диас. - Дело в
том, что я неплохо разбираюсь в правоохранительных структурах вашей страны.
Римо снова поощрительно кивнул.
- Коль скоро ваше агентство засекречено, в нем не может быть большого
числа сотрудников, тем более таких, как вы.
И на сей раз Римо кивнул в знак согласия.
- Я бы сказал, что во всей организации не больше трех человек, которым
разрешено убивать.
- Никогда не думал, что для этого требуется особое разрешение.
- Обычно правительства наделяют таким правом своих агентов.
Единственное, что позволило вашей организации избежать раскрытия, это весьма
ограниченное число лиц, осуществляющих карательные функции.
- Уж не пытаетесь ли вы получить от меня признание, что в случае моей
смерти разделаться с вами будет некому?
- Ну что вы! У меня и в мыслях не было вас убивать. Зачем? К тому же я
намного полезнее вашим руководителям живой, чем мертвый. Думаю, я мог бы с
ними поладить. Мне хотелось бы встретиться с этим Смитти.
- И не мечтайте. Его сразу хватит удар.
Конференц-зал Бостонского институционного банка и Трастовой компании
Америки выглядел совершенно так же, как и в XIX веке. Стены были обшиты
потемневшими от времени панелями из красного дерева. Изображенные на
портретах чопорные, высоконравственные выходцы из Новой Англии сурово
взирали на присутствующих, словно определяя, достойны ли те чести находиться
в этом зале.
То были творцы американской конституции и кодекса американской морали.
То были люди, которые, решив, что с рабством должно быть покончено,
финансировали Гражданскую войну. Правда, эти доблестные мужи сколотили
огромные состояния именно благодаря тому, что покупали рабов в Африке, затем
продавали их в страны Карибского бассейна за мелиссу (черную патоку), из
которой в Новой Англии делали ром, и за этот ром покупали новых рабов.
Эта цепочка, почему-то именуемая "золотым треугольником", сделала их, а
также их потомков баснословно богатыми.
И лишь после того, как были нажиты огромные состояния, Новая Англия
выступила поборницей отмены рабства. Как сказал один южанин: "Если бы у нас
хватило ума поступать так же, а не просто сразу выкладывать денежки за своих
негритосов, никакой Гражданской войны вообще не было бы".
Потомки сих праведных мужей сейчас сидели в зале заседаний под
портретами своих предков. В банковском деле они придерживались строгих
принципов и никогда не приняли бы у вкладчика деньги, в происхождении
которых существовало хотя бы малейшее сомнение.
Однако когда речь шла о сотнях миллионов долларов, это были уже не
просто деньги. Это был капитал. Таким клиентам не принято задавать вопросы.
Поэтому когда сеньор Гюнтер Ларгос Диас, крупнейший вкладчик банка, попросил
банкиров о встрече, они с величайшим удовольствием пошли ему навстречу.
Радость беседы с сеньором Диасом не омрачило даже то обстоятельство,
что с ним явился какой-то тип в затрапезной черной футболке и серых брюках,
столь не вяжущихся с элегантным белым костюмом латиноамериканца.
- Скажите, молодой человек, - поинтересовался председатель совета
директоров, - откуда вы родом?
- Понятия не имею. Я - сирота, - ответил Римо. - Я пришел сюда с
господином Диасом, желая убедиться, что то, о чем он мне рассказал, -
правда. Признаться, я не поверил, что он поддерживает с вами деловые
отношения. Теперь я вижу, что так оно и есть.
- Мы считаем, что у господина Диаса безупречная репутация.
- Гюнтер стоит во главе синдиката по торговле кокаином. Кроме того, он
подкупил не одно полицейское управление. И это вы называете безупречной
репутацией?
- Мне не были известны подобные факты, - возразил глава престижного
банка.
- Теперь они вам известны.
- Я не обязан верить вам на слово и не намерен делать поспешных
выводов. Я не желаю порочить имя честного бизнесмена! - воскликнул
председатель совета директоров.
Остальные члены совета закивали в знак согласия.
- Не обессудьте, ребята, но вас ждет справедливый суд!
И тут в душном зале Бостонского институционного банка и Трастовой
компании Америки произошла следующая сцена, которую ошеломленно наблюдал
председатель совета директоров. Худенький парень в черной футболке, переходя
от одного кресла к другому, легким движением, напоминающим щелчок пальцами,
крушил головы сидящих за столом банкиров.
Между тем самый ценный клиент банка спокойно стоял в сторонке и с
интересом наблюдал за происходящим. Председатель совета директоров
приосанился и собрался было пустить в ход могучие силы своего интеллекта и
глубокой нравственности, но и его постигла печальная участь подчиненных.
- Спасибо за содействие, Гюнтер, но, к сожалению, ваш последний день
подошел к концу.
- Учтите, мой дорогой Римо, - заметил Диас, - это - всего лишь мелкая
рыбешка.
Тем временем к югу от Бостона, в городке Рай штата Нью-Йорк, компьютер
выдал информацию, страшнее которой Харолд У.Смит не получал за всю историю
существования КЮРЕ. От России исходила опасность, куда более грозная, чем
ядерный удар. Без Римо было не обойтись, но связаться с ним не
представлялось возможным. Он где-то охотился на банкиров.
В кабинете Харолда У. Смита звонил телефон прямой связи с президентом
США, но Смит не поднимал трубку. Впервые в жизни.
Он смотрел на аппарат с мигающей лампочкой, пока она не погасла. Он
знал, почему звонит президент, но в данном случае ничем не мог помочь.
Мощная компьютерная сеть, делавшая агентство КЮРЕ столь могущественным,
выдала два важных сообщения. Во-первых, деятельность русских чрезвычайно
активизировалась. Это было видно невооруженным глазом и, уж конечно, не
могло остаться тайной для разведки. Когда одна страна готовится напасть на
другую, происходит массированное сосредоточение и передислокация войск.
Речь шла о чем-то из ряда вон выходящем. О чем именно - Смит не знал,
но был уверен, что в ФБР тоже обратили на это внимание и обеспокоены не
меньше него. Наверняка они уже доложили обо всем президенту и подключили
свои громадные ресурсы. Эта организация, на каком-то этапе ослабевшая,
лишившись своего крепкого руководителя, теперь работала лучше, чем
когда-либо. От ФБР, являвшегося, пожалуй, самой мощной из спецслужб мира,
зависело многое в международной политике. И если президент звонил Смиту,
значит, ему требовалось прибегнуть к особым силам, находившимся на
вооружении у КЮРЕ, а именно к Римо. Смит тешил себя надеждой, что
использовать его наставника - Чиуна - не придется.
Вторая важная информация, поступившая в штаб КЮРЕ, разместившейся под
крышей санатория "Фолкрофт" на берегу залива Лонг-Айленд, была связана с
массовым убийством в Бостоне. По сообщению полиции, председатель и пять
членов совета директоров одного престижного банка были убиты с помощью
какого-то мощного механического устройства.
По мнению экспертов, нанести подобные черепные травмы был способен
только гидравлический пресс, а поскольку следов нахождения в зале заседаний
банка этой установки весом в несколько тонн обнаружено не было, пришлось
заключить, что всех шестерых банкиров убили в другом месте, после чего их
тела были доставлены в банк. Газеты изобиловали всевозможными версиями
происшедшего.
Однако Смит знал, чьих это рук дело, и был вне себя от ярости.
Агентство КЮРЕ было создано для выполнения особо важных задач, с
которыми не в силах было справиться правительство. А Римо носит неизвестно
где! Он нянчится с Диасом, возомнив, что с его помощью сможет довести до
конца крестный поход против преступного мира. Он забыл, в какой организации
служит, забыл, какие цели она преследует. Он увлекся убийствами как таковыми
и уже не понимает, ради чего, собственно, ведет эту войну.
Впрочем, после стольких лет такой своеобразной службы любой на месте
Римо потерял бы голову. Единственное, что ему было нужно, - это тепло
домашнего очага, собственный угол. Но именно этого Смит не мог ему
обеспечить. Римо должен был оставаться человеком, которого якобы не
существует, и служить в несуществующей организации. Долгие годы он кочевал
из одной гостиницы в другую. К тому же кто знает, какие изменения произошли
в его сознании под воздействием Чиуна, Мастера Синанджу.
Телефон прямой связи с президентом зазвонил снова. Но что может сказать
Смит?
Что пора избавиться от специального агента КЮРЕ, поскольку он вышел
из-под контроля? Именно поэтому Смит и не спешил снимать трубку. Ведь в тот
самый миг, когда президент даст ему задание, шестидесятисемилетний глава
КЮРЕ будет вынужден честно сказать ему всю правду: вверенная ему организация
уже не может считаться надежной.
Харолд У.Смит наконец поднял трубку, прекрасно понимая, что его
многолетней работе в КЮРЕ, возможно, пришел конец. Все-таки странная штука
время. Казалось бы, только вчера ныне покойный президент США создал КЮРЕ как
временную организацию, которая должна была помочь стране выбраться из
кризиса, после чего ее надлежало распустить. Предполагалось, что КЮРЕ
просуществует от силы лет пять. Но с тех пор прошли годы, годы и годы... И
теперь к истории организации придется поставить точку.
- Слушаю, - сказал Смит в трубку красного телефона, стоящего в правом
ящике его стола.
- Как у вас дела? - спросил президент. - В это время вы обычно бываете
на месте. Я звонил вам некоторое время назад.
- Я знаю, - ответил Смит. - К сожалению, господин президент, дела не
слишком хороши. Я вынужден сообщить вам, что вверенная мне организация вышла
из-под контроля и ее, по-видимому, необходимо закрыть.
- Не делайте из мухи слона. Не исключено, что из-под контроля вышла вся
международная ситуация. Какими силами вы сейчас располагаете?
- У нас только один специальный агент. Если не считать его наставника.
- Я бы предпочел наставника. Кажется, он уже в летах, даже старше меня.
В моем правительстве немногие обладают подобным преимуществом. Это чудесный
старик.
- Боюсь, сэр, Мастер Синанджу совсем не тот душка, каким хочет
казаться.
- Я знаю. Он принадлежит к славному Дому Синанджу, выпестовавшему
знаменитых убийц-ассасинов. Я понимаю, Чиун - великий льстец, как-никак не
первый день живу на свете. Но сейчас нам нужен либо он, либо его ученик.
Похоже, вся русская разведка сошла с ума. Объединенный комитет начальников
штабов, ЦРУ, Агентство национальной безопасности - все докладывают, что
Россия подняла на ноги всю свою агентуру. Даже нелегалы зашевелились, а
такое бывает только в случае войны.
- Выходит, русские готовятся к войне? Они уже задействовали ракеты и
подводные лодки?
- Нет, до этого пока не дошло. Возможно, войны и не будет, но КГБ
действует так, словно война уже идет.
- Что в этой ситуации требуется от нас?
- Самое время задать этот вопрос, - заметил президент не без ехидцы.
Выступая по телевидению с обращением к народу, он казался этаким
добродушным, рассудительным старичком. Однако под этим внешним добродушием
скрывался холодный, расчетливый и проницательный ум политика - то, чего, как
правило, не замечают репортеры. Впрочем, репортеры сплошь и рядом принимают
видимость за сущность.
- Необходимо остановить то, что практически невозможно остановить.
- Что вы имеете в виду, сэр?
- Я имею в виду отряд особого назначения из Советского Союза. Он
направлен в Америку для выполнения какого-то важного задания. ФБР, способное
решить практически любую проблему на территории Соединенных Штатов, не в
состоянии справиться с этой группой.
- Возможно, ФБР нуждается в поддержке со стороны армии?
- Такая поддержка была оказана. Дважды. И оба раза отряд сумел
просочиться на нашу территорию и ускользнуть обратно, прихватив с собой
ракетную боеголовку.
- Я слышал об этом. ЦРУ пытается что-то придумать, но я сомневаюсь, что
им это удастся, - сказал Смит.
- В этих сомнениях вы не одиноки. Мы узнали об этих ребятах лишь после
того, как они улизнули из нашей страны. Можно предположить, что они
наведывались к нам и три, и четыре раза. Но о двух случаях известно
совершенно точно.
- Почему вы думаете, что они появятся здесь снова?
- Потому что Россия засылает к нам всех, кого только можно. Но с
остальными мы как-нибудь справимся. Могли бы ваши молодцы взять на себя этот
отряд особого назначения?
- Придется, - вздохнул Смит. - Что еще вам известно об этих типах? Как
они выглядят? По-видимому, их будет нелегко обнаружить.
- Я распоряжусь, чтобы ЦРУ сообщило вам все данные, которыми оно
располагает.
- В этом нет необходимости. Я попробую перехватить их телефонные
разговоры. Может быть, русские разведчики ищут то, чем мы, по их мнению,
можем воспользоваться в случае войны?
- Вряд ли. Пока что нам известно только одно: операция носит кодовое
название "Рабинович".
- Странно. Это похоже на фамилию.
- Я тоже так подумал. Но разве из-за одного человека Россия стала бы
поднимать на ноги всю свою агентуру?
- Нет, конечно. Мы сделаем все, что в наших силах.
В минуты душевного смятения доктор Харолд Смит, один из самых
талантливых организаторов, вышедших из недр старого Управления
стратегической разведки, всегда брал в руки блокнот и карандаш. Он не
прибегал к помощи компьютера, когда требовалось быстро оценить ситуацию. На
бумаге все выглядело более зримо и осязаемо. Он написал несколько строк,
определяющих его следующие шаги. Если Римо не выйдет на связь до обеда,
придется подключить Чиуна. Времени было достаточно. ЦРУ все еще не знало,
что это за люди, которых требуется остановить, пока Россия проводит операцию
"Рабинович"
Смиту не хотелось без крайней необходимости прибегать к услугам Чиуна.
Римо вышел на связь около одиннадцати утра.
- Угадайте, где я сейчас нахожусь, Смитти?
В голосе Римо звучали ликующие нотки.
- Римо, вы нужны всей стране.
- Я и так ей принадлежу. Я нахожусь в Торговой палате Чикаго. Угадайте,
кто отныне лишен возможности манипулировать на бирже зерна с помощью денег,
вырученных на торговле наркотиками?
- Я мог бы ответить на ваш вопрос в течение пяти минут, если бы
располагал ими. Римо, речь идет о ЧП национального масштаба.
- А разве разорение фермеров не есть ЧП национального масштаба?
- Я вижу, мистеру Диасу удалось убедить вас в том, что, покончив с
одним коррумпированным маклером, вы спасаете всех американских фермеров.
- По крайней мере, я убираю с их пути этих мерзавцев.
- Кто дал вам право выступать в качестве судьи?
- Те судьи, которые позволили этим проходимцам уйти от возмездия.
- Римо, - сказал Смит, взглянув на приборы, подсоединенные к
телефонному аппарату. - Эта линия не защищена. У меня для вас важная
информация. Воспользуйтесь другой линией связи и выбросьте на помойку это
новомодное устройство, которым, как я понимаю, вас снабдил Диас. Ситуация
действительно критическая.
- Смитти, у нас вечно критические ситуации. Не одна, так другая. По
крайней мере, сейчас я уверен, что делаю доброе дело. Знаете, я еще ни разу
в жизни не испытывал такого душевного подъема.
Доброе дело! - подумал Смит. Дуралей, если ты действительно хочешь
помочь фермерам, то попал явно не по адресу! Их беда в том, что нынешние
цены на нефть сделали продовольствие более дорогим, в то время как
возможности фермеров производить больше продукции ведут к снижению цен. Они
попали в западню. И Торговая палата Чикаго здесь вовсе ни при чем.
- Слышите, никогда в жизни! - повторил Римо, и в трубке послышались
гудки.
Теперь у Смита не оставалось выбора: придется звонить Мастеру Синанджу.
Если Римо можно было сравнить с неуправляемой ракетой, то Чиун, его
наставник, был подобен взрыву. Последний представитель династии самых
беспощадных убийц-ассасинов в истории человечества, он был способен на
совершенно непостижимые поступки. Получив вполне конкретное задание
непосредственно от Смита, как чаще всего и бывало, он мог вдруг оказаться на
другом конце земного шара, истребляя какой-нибудь королевский двор по
причинам, известным только ему одному.
Прибегнуть к услугам Чиуна было все равно, что бросить бомбу в
переполненный театральный зал в надежде, что там может оказаться тот, кто
тебе нужен. Но у Смита не было иного выбора. Безжалостный убийца должен
вступить в бой. Смит набрал его номер.
В местечке под названием Нью-Хоуп, штат Пенсильвания, среди цветущих
яблонь и покрытых нежной весенней зеленью холмов, зазвонил телефон, нарушив
безмятежный покой человека, чья душа была подобна нежному весеннему дню.
Душа этого человека была столь благородна и возвышенна, столь
целомудренна в своей любви к прекрасному, но нарушить его безмятежный покой
было преступлением, заслуживающим немедленного и сурового наказания.
Когда пронзительное дребезжание телефона вторглось в тишину, окружающую
этого благороднейшего из смертных, он посмотрел по сторонам в надежде, что
кто-нибудь придет на помощь и защитит его хрупкую, нежную душу,
переполненную мечтами о мире и счастье на Земле.
Взгляд благороднейшего из смертных остановился на мистере, занимающемся
починкой его телевизора, какового Чиун с присущей ему кротостью и попросил
снять телефон со стены и убрать его куда-нибудь подальше.
- Послушай, приятель, мне за это не платят, - огрызнулся телевизионный
мастер.
Что оставалось делать благороднейшему из смертных после того, как ему
нанесли оскорбление отказом вернуть его душе покой, которого она так
жаждала? Он попросил снова. Но телевизионный мастер почему-то не внял
мольбе, заключенной в словах: "А ну-ка, делай что говорят!"
Мастер почему-то обиделся на эту невинную просьбу и открыл рот, чтобы
произнести в ответ непристойное ругательство. К счастью, силы миры и покоя
не позволили ему это сделать...
Перешагнув через тело поверженного врага, Чиун подошел к телефонному
аппарату и заставил его замолчать. Взяв аппарат в руки, он воздействовал на
молекулы пластмассы, после чего она попросту растаяла и испарилась.
Чиун оглянулся и посмотрел на тело. Он надеялся, что Римо вернется
домой до того, как оно начнет смердеть. И все же на душе у одетого в яркий
халат благородного старца с редкой бородкой, длинными ногтями и
умиротворенным морщинистым лицом было неспокойно. Римо может вернуться еще
нескоро, а если и вернется, то наверняка по своему обыкновению начнет
препираться с Чиуном из-за того, кому убирать тело. И это после всего, что
Чиун для него сделал! А в оправдание своей лени и неблагодарности он,
конечно же, примется обвинять Чиуна в бессмысленном убийстве, тем самым
бросая тень на безупречную репутацию Дома Синанджу.
Прекрасный день был безнадежно испорчен. Впрочем, этого следовало
ожидать. В этом ужасном мире в первую очередь страдают чистые, благородные
люди. Впредь он не будет таким сговорчивым и уступчивым. Но беда заключалась
в том, что для этого у него было слишком доброе сердце.
В Москве американский нелегал, внедрившийся в высшие эшелоны КГБ еще во
времена второй мировой войны, получил шифрованное задание по каналам,
использовавшимся на протяжении последних сорока лет. Для того, чтобы узнать,
в чем состоит это задание, ему требовалось всего лишь прочесть первую
страницу известной американской газеты, где по соображениям, которыми
редакция не считала нужным делиться с читателями, публиковались всевозможные
объявления. Поскольку газета относилась к числу весьма престижных, читатели
воспринимали это как своего рода причуду.
Объявления были короткими, не более трех строчек каждое, и занимали
нижнюю часть полосы. Однако они давали ЦРУ возможность связываться со своими
агентами, разбросанными по всему миру. Ведь ни один агент не может попасть
под подозрение из-за того, что читает первую страницу престижного издания.
Так вот, вчитываясь в колонку объявлений три дня подряд, американский
разведчик, он же - полковник КГБ, получил полный текст задания. Как
выяснилось после расшифровки, руководство приказывало выяснить, что
представляет собой объект под кодовым обозначением "Рабинович" и когда в США
будет направлен специальный контингент с целью его захвата.
Как и во всякой хорошей разведке, в КГБ заботились о том, чтобы ни один
из сотрудников не знал больше, чем ему следовало. Хотя полковник по роду
своей деятельности имел доступ к электронной аппаратуре и активно
пользовался ею в целях получения интересующей его информации, он не знал,
что такое "Рабинович", и не слыхал ни о каком специальном контингенте.
Полученное задание ставило его на грань провала. Он был вынужден
залезть в компьютерные файлы, что категорически запрещалось инструкцией, и
получил ответы на интересующие его вопросы. Хотя их и нельзя было назвать
исчерпывающими, все же это было лучше, чем ничего.
Добытые им сведения сводились к следующему. Специальный контингент,
действующий на территории США, тщательнейшим образом засекречен. Во главе
его стоит самый молодой из генералов КГБ Борис Матесев, имеющий диплом
Сорбонны.
Что же касается таинственного слова "Рабинович", то это не кодовое
название, а фамилия человека, занимавшегося исследованиями в области
парапсихологии. Попытка удержать его в России не удалась. Этот человек
считается исключительно опасным, гораздо более опасным, чем кто-либо другой
на земном шаре.
В ЦРУ не сомневались, что эти сведения достоверны, поскольку нелегал
поплатился за них жизнью.
Прослушивая телефоны ЦРУ, Смит узнал о Матесеве и от имени ЦРУ направил
куда следует шифровку с просьбой срочно сообщить по возможности более
подробную информацию об этом человеке, его приметах и, главное -
местонахождении. Эта информация стоила жизни еще троим бойцам невидимого
фронта.
В день, когда поступила эта ценная информация, Римо снова вышел на
связь со Смитом, на сей раз из Денвера, где он расправлялся с каким-то
букмекером. После нескольких безуспешных попыток дозвониться Чиуну Смит
связался с телефонной станцией, где ему объяснили, что номер абонента
отключен по причине неисправности аппарата.
Смиту ничего не оставалось, кроме как отправиться в Нью-Хоуп и
переговорить с Чиуном лично. Почему-то всякий раз телефоны, установленные у
Мастера Синанджу по его распоряжению, отказывались работать. Телефонная
компания наотрез отказалась высылать в район, где проживал Чиун,
ремонтников, поскольку наладчики и монтеры исчезали там, как в Бермудском
треугольнике.
Смит подъехал к дому Чиуна и, не будь он таким усталым, непременно
обратил бы внимание на странную тишину. Даже птички на деревьях приумолкли.
На подъездной дорожке стояло два фургона, принадлежащих телефонной станции,
и машина из пункта по ремонту телевизоров.
Из дома доносился тлетворный запах смерти. Парадная дверь была
распахнута настежь, однако вход в дом преграждали четыре огромных сундука.
- Быстренько несите их в машину, - распорядился Чиун своим высоким
писклявым голоском.
- Что произошло?
- Людская злоба и недоброжелательность приняли поистине угрожающий
размах. Мы должны спешить, пока сюда не нагрянул шериф и не обрушил на меня
всю злобу, присущую белому человеку. Что ни говорите, Америка - расистская
страна!
- Боюсь, мне не под силу поднять ваши сундуки, - сказал Смит.
- Придется. Вы же не хотите, чтобы Мастер Синанджу сам перетаскивал
свой багаж? Что подумают люди? Ну же, скоренько! Я вам помогу, но вас никто
не должен видеть.
Обещанная Чиуном помощь сводилась к тому, что он время от времени
касался длинным ногтем сундука, раскачивающегося на плече у Смита. Сундуки
заняли багажник и все заднее сиденье машины, так что Смит почти вслепую
задним ходом выводил машину с подъездной дорожки.
- Что все-таки произошло?
- Кто-то все время названивал мне по телефону, - объяснил Чиун,
расправляя складки на своем сером дорожном кимоно.
- Какое отношение это имеет к убийству? Какая связь между телефонным
звонком и разлагающимися трупами?
- Во всем виноват Римо, - проворчал Чиун.
- Он вернулся?
Каждая новая реплика Чиуна запутывала Смита все больше и больше. Его
охватила паника.
- Нет. Поэтому я и говорю, что он во всем виноват. Если бы он был дома,
то придумал бы, что делать с трупами. Но он все не возвращается. Почему?
- Видимо, у него возникли какие-то дела. Он задерживается по
собственной инициативе.
- О горе! - завопил Мастер Синанджу.
- О чем вы?
- Наверное, он заболел. С Мастерами Синанджу это случается через каждые
пятнадцать поколений.
- Насколько я помню, это правило относится только к корейцам?
- Но ведь Римо кореец в душе, хотя он и не ценит этого, - сказал Чиун.
- Вот его и одолел недуг Мастера.
- А что это за недуг?
- Ах, как я раньше не догадался! Вероятно, он возомнил, что сможет в
одиночку установить на земле справедливость.
- Да, похоже на то, - подтвердил Смит.
Смит добрался до Чиуна вовремя. Если бы кореец расправился с целым
полицейским управлением, было бы трудно избежать огласки. Замять такое дело
не под силу даже КЮРЕ.
- Римо перешагнул критическую черту, - разглагольствовал Чиун. - Ему
необходим отдых. Больше всего сейчас он нуждается в отдыхе и во мне. В
первую очередь, конечно, во мне.
- Можно ли использовать его в таком состоянии для очень ответственной
миссии? Это чрезвычайно важно.
- Для ответственной миссии? Но Мастерам Синанджу, все это время
служившим вам верой и правдой, иногда необходимо восстановить связь с
Космосом. Римо должен основательно заняться медитацией, поработать над
дыханием. Он должен осмыслить пройденный путь и уже потом, закалившись душой
и окрепнув телом, вернуться под знамена Императора Смита и довести его дело
до победного конца.
Закончив эту тираду, Чиун торжественно взмахнул рукой с длинными
ногтями.
- Видите ли, дело не терпит отлагательств. Могу ли я в таком случае
прибегнуть к вашим услугам?
- Ваш покорный слуга всегда готов явиться по первому зову и выполнить
любое поручение во славу Императора Смита.
- Отлично. Объект, который нам нужен, должен в скором времени прибыть в
Америку. По нашим сведениям, он появится скорее всего в Нью-Йорке. В связи с
этим вы должны находиться поблизости и...
- Боюсь, сейчас это невозможно. Сначала нужно поставить на ноги Римо, а
потом уже заниматься всем остальным.
- Сколько времени для этого потребуется? - спросил Смит.
Когда-то его донимали боли в спине и врачи объявили, что против таких
недугов медицина бессильна. Чиуну же потребовалось несколько секунд, чтобы
навсегда избавить его от этой боли.
- Всего каких-нибудь пятнадцать лет.
- Я не могу столько ждать. Скажите, какую цену вы сочтете достаточной
за свои услуги? Позволю себе заметить, однако, что вознаграждение,
причитающееся вам за службу, регулярно доставляется в виде чистого золота в
деревню Синанджу.
- Поэтому мы и находимся в вашем распоряжении, готовые вечно возносить
вам хвалу! Правда, выполняя ваши поручения, Римо повредился в рассудке. Но
мы в смирении своем рассчитываем, что этот ущерб будет возмещен.
- В настоящий момент Римо разъезжает по стране с человеком, которого по
моему распоряжению должен был убить...
- С человеком, за убийство которого вы, конечно же, хорошо заплатили, -
перебил его Чиун. - В таком случае Римо обязан выполнить ваше распоряжение.
- А он вместо этого расправляется с людьми, о которых я даже не
упоминал.
- Безвозмездно?! - ужаснулся Чиун.
- Да. Римо не интересуют деньги, вы же знаете.
- До чего он докатился! Приобщившись к мудрости и мастерству Синанджу,
он ведет себя как жалкий дилетант. О, сколь жестокая кара выпала на долю
этого юнца, удостоившегося чести служить вам, милостивый Император Смит!
- Я рад, Чиун, что хотя бы в этом вопросе мы с вами единодушны, -
проговорил Смит. - Как говорится, нет худа без добра.
Интересно, размышлял Смит, пустится ли машина шерифа за нами вслед?
Интересно, сколько еще бессмысленных убийств совершит этот пожилой кореец
при попустительстве Римо? И хватит ли у него, Смита, сил, чтобы и на этот
раз спасти Америку?
Он смертельно устал. Может быть, бросить все к чертовой матери,
свернуть с дороги и пустить машину с обрыва в реку? Холодные темные воды
сомкнутся над ним, и он наконец обретет желанный покой...
Вдруг ни с того ни с сего Харолд Смит почувствовал себя бодрым, как
летний день, свежим, как апельсиновый сок, который пил по утрам, и таким
счастливым, каким не ощущал себя еще ни разу в жизни со времен своего
детства.
Чиун убрал пальцы с его шеи, по которой разливалось приятное тепло.
- Вы позволили телесной усталости поработить ваш дух, - объяснил Чиун.
- Ну, что вы скажете теперь?
- Все очень непросто, Чиун.
- Великим императорам всегда непросто жить на свете.
- Наверное, бесполезно напоминать, что я никакой не император. Передо
мной стоит трудная задача, а я не могу достучаться до Римо.
- Все трудные задачи одинаковы. Они лишь по-разному формулируются в
зависимости от эпохи.
- Вы хотите сказать, что в истории Синанджу уже случалось нечто
подобное?
- Я убежден в этом. Вопрос лишь в том, сумею ли я распознать аналогию.
Видите ли, в знании истории наша сила. Вот что необходимо усвоить Римо. Если
бы он с должным почтением относился к нашей истории, он понял бы, что с ним
сейчас происходит.
- Насколько мне известно, он никогда не питал особого интереса к этой
стороне своего обучения.
- Он даже называл это каким-то ужасным словом.
- Мне очень жаль.
- И вот теперь все мы расплачиваемся за это, - продолжал Чиун. - Ну
ничего, он скоро вернется. Я скажу ему, что вы тоже на него сердиты.
- Почему вы думаете, что он вернется?
- Он всегда возвращается ко мне после выполнения ваших заданий.
- Но вы, кажется, говорили, что он болен?
- Так оно и есть, всемилостивейший Император Смит. Обрушивая месть на
голову человечества, он выполняет волю древних индуистских богов.
- Если Римо станет мстить всему человечеству, у него не останется
времени, чтобы сделать что-то для меня.
- Вы говорите о задании, которое дали ему?
- Да. Я поручил ему убить конкретного человека.
- А-а, - произнес Чиун таким тоном, словно тревоги Смита не стоили и
выеденного яйца. - Считайте, что этот человек мертв.
- Гюнтер Ларгос Диас - хитрец, каких еще не видывал свет. Его давно уже
следовало убрать.
- Да, я признаю, Римо несколько запоздал, но оснований для беспокойства
нет. Возможно, мистер Диас считает, что ему удалось спасти свою шкуру, но,
рано или поздно, Римо придет в себя. Из-за болезни на него нашло затмение,
но долго это не продлится. Не волнуйтесь, Римо есть Римо.
- Вот именно, - устало пробормотал Смит, - но я так и не знаю, что он
за человек.
- Вы умеете читать в людских душах, о всемогущий Император! -
подобострастно вставил Чиун, а про себя подумал: чего же стоят эти
америкашки, если, проработав с человеком двадцать лет, делают подобные
нелепые заявления! Если Смит до сих пор не сподобился узнать Римо, ни
никогда его не узнает.
Гюнтер Ларгос Диас сразу же понял, что в Римо есть нечто такое, чего он
не встречал ни в одном человеке. И хотя за последние несколько дней перед
ним открывались все новые качества Римо, Диас опрометчиво заключил, что
знает этого человека достаточно хорошо.
Диас видел, как тот расправлялся с его людьми у подножия Андов, он
наблюдал его работу в Бостоне и Денвере, оценил легкость и изящество его
движений, благодаря которым самые сокрушительные и смертоносные удары
выглядели как безобидный взмах руки, прихлопывающей муху.
Все, что делал Римо, казалось удивительно простым и естественным, а
потому производило на Диаса тем большее впечатление. Он мог подкидывать Римо
все новых кандидатов на истребление, тем самым продлевая себе жизнь. Однако
жизнь - слишком ценная штука, чтобы растрачивать ее на беготню с одного
места на другое, находясь на волосок от смерти.
Диас ломал голову над тем, как добиться, чтобы они с Римо поменялись
местами и Римо начал работать на него, а не наоборот. Эта задача не казалась
Диасу невыполнимой. Главное - действовать тонко и расчетливо. Гюнтер Ларгос
Диас стремился к тому, чтобы их с Римо цели максимально совпали, а когда это
произойдет, можно будет незаметно подменить цели Римо своими.
В лице этого человека Диас мог бы получить целую армию киллеров.
Диас исподволь прощупывал Римо. Они летели в Атланту, где, по словам
Диаса, крупная строительная компания прокручивала его кокаиновые денежки.
- Мы охотимся на крупную дичь, Римо.
- Похоже, вас это радует, Диас.
- Я рад, что пока еще жив.
Диас придирчиво осмотрел трюфели, поданные ему стюардом, и велел их
унести. Чтобы попробовать настоящие трюфели, можно слетать во Францию. Жизнь
слишком коротка, чтобы отказывать себе в маленьких радостях.
- Мне показалось, вы не слишком трясетесь за свою жизнь.
- К чему трястись за свою жизнь, хоть она каждому дорога? Вот о чем я
подумал, Римо: почему бы нам не взяться за настоящих преступников? До сих
пор мы занимались банкирами, букмекерами, биржевиками, теперь вот
переключились на строителей. Пора прищучить кое-кого покрупнее.
- Звучит заманчиво.
- Вы когда-нибудь задумывались над тем, сколько денег ежедневно
присваивает себе государство? Коммунистические страны наживаются на дешевой
рабочей силе. Американское правительство грабит народ с помощью налогов.
Торговцы кокаином - всего лишь мелкая рыбешка. Точно так же, как и банкиры.
Мы могли бы сделать ставку на куда более крупные фигуры.
- Нет, - ответил Римо. - По правде говоря, мне уже пора возвращаться
домой. Я и так задержался.
- Кажется, вы говорили, что у вас нет дома?
- Действительно, нет. Я живу вместе со своим учителем.
- Это он обучил вас всем этим приемам?
- Да, в известном смысле.
Римо нравились белые бархатные сиденья. Интересно, подумал он, каково
быть миллионером вроде Диаса, иметь несколько домов? Если бы он стал
работать на Диаса, у него тоже все это могло быть.
- В каком смысле, Римо?
- Я рассказал бы вам, но у меня нет для этого времени.
- Как же так? У вас вся жизнь впереди, - сказал Гюнтер Ларгос Диас,
сделав широкий жест руками.
- Ошибаетесь, - отрезал Римо.
Он не стал сбрасывать тело Диаса с самолета: они летели над Америкой, и
кто-нибудь внизу мог пострадать.
Василий Рабинович был свободен. Он находился в стране, где мяса хватало
на всех. Никто не стоял у него над душой. Никто не говорил ему, как он
должен думать. Никто не прививал ему "правильных" взглядов на мир.
Таковы были бесспорные плюсы. Однако существовали и минусы. Всем здесь
было решительно наплевать на его мысли. Никого не интересовало, есть ли у
него крыша над головой, ел ли он что-нибудь или нет. Он оказался в
подвешенном состоянии. Жизнь в России напоминала корсет, который человек
вынужден носить на душе. Он раздражает, мешает дышать, но стоит его
сбросить, и душа остается как бы без опоры.
Впервые в жизни двадцативосьмилетнему Василию Рабиновичу было некуда
пойти, не с кем поговорить, и это не только не придавало ему бодрости, но
по-настоящему ужасало. Он оглядывался по сторонам в тщетной надежде увидеть
направляющегося к нему полицейского или чиновника. Наконец, тяжело вздохнув,
он напомнил себе, что именно об этом мечтал всю свою жизнь и теперь должен
быть доволен.
Рабинович смотрел на людей, снующих в сутолоке аэропорта Кеннеди, пока
не встретился глазами с одной особой. Она была молода и, наверное, богата,
потому что на ней было меховое манто. Рабинович вперился взглядом в ее
светло-голубые глаза.
Весь фокус заключался в том, чтобы сквозь глаза проникнуть в мозг
человека. По сути дела у людей глаза хищников, а не жертв. У антилопы или
оленя глаза широко расставлены, чтобы вовремя заметить нападающего хищника.
Они, безусловно, относятся к разряду преследуемых. У львов или волков глаза
расположены фронтально. Это - типичные преследователи, охотники.
Когда человек впервые видит другого человека, то в первую очередь
оценивает его физические возможности. На следующем этапе объект оценивается
с точки зрения сексуальной. И только потом люди вступают в речевой контакт.
Рабинович работал с человеческим сознанием именно на первых двух этапах.
Глаза женщины сказали ему, что от нее не исходит никакой опасности и
что он нисколько не интересует ее как сексуальный партнер. Но к этому
моменту Рабинович уже успел приковать к себе ее взгляд и улыбнуться. Вокруг
бурлила толпа, из громкоговорителей доносились оглушающие звуки английской
речи, в спертом воздухе чувствовался резкий запах моющих средств, которыми
протирали полы, а глаза Рабиновича говорили женщине, что она в полной
безопасности. Посылали ей сигнал дружбы. Убеждали, что ей нечего бояться.
- Я говорю вам то, что вы и без меня знаете, - сказал Василий, призывая
на помощь свой скудный запас английских слов.
В его голосе звучала непоколебимая уверенность. Так мог говорить лишь
человек, не способный обманывать. Впоследствии пациенты Рабиновича не
помнили этой вступительной фразы, равно как и остальных его словесных
внушений.
Когда-то Рабинович так объяснил этот феномен одному из ученых,
приехавших в сибирский городок, чтобы ознакомиться с исследованиями своего
коллеги:
- Большинство решений принимается человеком на уровне подсознания и
носит спонтанный характер. Моя задача - вклиниться в психическую
деятельность человека, пока в процесс не включилось сознание.
- Но условием всякого гипнотического воздействия является расслабление,
- возразил тот.
- Человеческий мозг никогда не пребывает в расслабленном состоянии.
Вероятно, вы имеете в виду фазу, предшествующую сну, - парировал Рабинович.
Ответ Василия произвел впечатление на коллегу, которому понравилось
описание разных уровней мозговой деятельности и этапов распознания объекта
при зрительном контакте. Он высоко оценил полученные Рабиновичем данные, и
Василий, будучи натурой творческой, пошел в своих исследованиях дальше.
Разумеется, никому из его коллег-ученых не удавалось воспроизвести то, что
делал Василий, ибо он не мог объяснить, как у него это получается и почему
то же самое умеет делать каждый из жителей деревни, откуда он родом. Однако
перед тем, как отправиться из родной деревни в большой мир, а точнее говоря,
в засекреченный сибирский городок, Василий пообещал своим землякам, что
никогда и никому о них не расскажет.
И вот сейчас, в американском аэропорту, женщина с голубыми глазами
бросилась к Рабиновичу с радостным криком:
- Дорогой, я не знала, что ты в Нью-Йорке!
- Я здесь. Не висни на мне. Я хочу что-нибудь съесть.
- О, ты такой заботливый, Хол. Никогда не думаешь о себе. Всегда только
обо мне. Ну конечно, мы сейчас где-нибудь перекусим.
- Хорошо, - сказал Василий.
- Я тоже люблю тебя, дорогой! - воскликнула женщина.
Ее звали Лионой. Под воздействием Рабиновича она не верила своим
глазам, зато верила в то, во что ей хотелось верить. Судя по всему, Хол, в
которого она была влюблена, умел морочить женщинам голову сладкими речами.
Василий же никогда не отличался особым красноречием, и уж тем более
по-английски. Он говорил ей то, что хотел, она слышала то, что ей хотелось
услышать, и они отлично понимали друг друга в этом огромном, сумасшедшем и
грязном городе под названием Нью-Йорк. Лиона угостила его обедом, потом
привела к себе в квартиру, где они занялись любовью под ее страстные вопли:
"Хол! О, Хол!"
- Ну, пока, - сказал Василий на прощание.
- Ты великолепен, Хол!
- Не всегда. Когда меня принимают за Морриса, я совершенно ужасен, -
сказал Василий, зная, что она не слышит его.
Он трижды выступал в роли Морриса и каждый раз оказывался никудышным
любовником. Однажды он был Байроном. Вот кто оказался настоящим молодцом.
Ему понравилось быть Байроном.
Василий, никогда не служивший в армии и ничего не смысливший в вопросах
военной стратегии, не мог представить себе, что когда-либо превратится в
угрозу для дела мира. Выходцу из небольшого провинциального городка Дульска,
Рабиновичу, наделенному сверхъестественными способностями, не приходилось
беспокоиться о какой-либо угрозе извне. Но когда он покинул квартиру
любвеобильной Лионы, произошло нечто из ряда вон выходящее, в результате
чего подтвердились худшие опасения советских спецслужб, хотя и в несколько
ином смысле, чем ожидалось.
Дело в том, что в этой прекрасной стране, где витрины ломятся от
изобилия товаров, на Василия было совершено нападение.
Преступниками оказались трое подростков, принадлежащих к угнетенному
черному меньшинству. Василий, чье понимание расовых проблем Америки
сводилось к негодованию по поводу исторической несправедливости,
выражающейся в постоянном преследовании негритянского народа, сразу же
исполнился к ним чувством братской солидарности.
В ответ на это благородное чувство он получил несколько ударов в глаз,
сотрясение мозга, перелом левого запястья и повреждение почки. Когда он
выписывался из больницы, врачи посоветовали ему регулярно сдавать анализ
мочи.
Такого не могло случиться в Москве. Там какой-нибудь пьянчуга мог
слегка съездить тебе по физиономии, но столь вопиющее нападение было
совершенно исключено.
Выписываясь из больницы, Василий Рабинович понял, что должен сам
заботиться о собственной безопасности. Каждая клеточка его избитого
существа, каждая ссадина на его теле кричала о том, что он не позволит этому
повториться. Он превратится в неприступную крепость. Он никому не доверит
заботу о своей персоне. Он все сделает сам. Он сумеет себя защитить, он
найдет себе работу, а главное - никогда больше он не поддастся чувству
братской любви. Он обзаведется собственной охраной, чтобы не полагаться на
людей в синей форме, именующих себя полицейскими, но не сделавших и шага,
чтобы спасти его от бандитов. Он обеспечит себе самую надежную защиту, какая
только мыслима в этой стране.
Рабинович не вполне представлял себе, как это будет выглядеть, зато
знал, с чего следует начать. И он приступил к осуществлению своего плана.
Василий побеседовал с одним из полицейских. Тот решил, что говорит со
своим отцом.
- Папа, - сказал полицейский, - самый крутой парень в городе, с которым
я не хотел бы остаться один на один, которого я предпочел бы обойти за
несколько миль, - это Джонни Бангосса по кличке "Мордоворот".
- Значит, от него лучше держаться подальше?
- Этот человек с двадцати лет промышляет убийствами. Я слышал, в
шестнадцать лет он в одиночку укокошил четверых полицейских. К двадцати он
стал профессиональным мокрушником.
- Что значит "мокрушник"? - спросил Василий.
- Отец, ты проработал в полиции всю жизнь и до сих пор не знаешь, что
это такое?
- Когда тебя спрашивает папочка, полагается отвечать! - одернул "сына"
Василий.
Они сидели в закусочной. Некоторые из блюд мало чем отличались от тех,
к которым он привык в России. Ему больше нравилось то, чего он прежде не
пробовал.
Люди как-то странно косились на "отца" с "сыном", но Василий не обращал
на них внимания. У его собеседника были рыжие волосы, голубые глаза, он был
на полфута выше Василия и на добрых десять лет старше.
- Папа, мокрушником называют человека, который совершает убийство,
получая за это деньги.
- А где живет этот Бангосса?
- В Куинсе. Уже месяц он находится под колпаком у полиции и знает об
этом. Говорят, он совсем ополоумел, потому что все это время лишен
возможности крушить черепа. Так что мы ждем, когда у него наконец сдадут
нервы.
Василий записал адрес мокрушника, взял с прилавка большую сладкую
булочку и, сказав официанту, что за него расплатится сын, направился в
Куинс.
Когда жена Джонни Бангоссы увидела приближающегося к их кирпичному дому
невысокого человека с печальными глазами, первым ее побуждением было
немедленно спровадить его. В противном случае Джонни прикончит коротышку, а
полиция, которая и так начеку, сцапает его, и Джонни угодит в тюрьму, может
быть, на всю жизнь. Она же, Мария Веницио Бангосса, фактически останется
вдовой и выйти снова замуж не сможет, потому что по канонам церкви
по-прежнему будет считаться замужней женщиной.
Мария Бангосса открыла дверь.
- Заходите, - сказала она. - Вы к кому? К Джонни?
- Совершенно верно, - ответил Василий Рабинович.
Дом с толстыми стенами из красного кирпича, плоской крышей и крохотными
щелками окон напоминал бункер. Внутри мебель сияла так, как в Америке сияют,
пожалуй, только стойки баров.
Вдруг Мария Бангосса поняла, что разговаривает со своей матерью.
- У него паршивое настроение, мама. Я приношу ему спагетти три раза в
день и ставлю под дверью. Я боюсь к нему заходить. Тебе лучше уйти от греха
подальше.
Мать пожала плечами.
- Что ты так волнуешься? Мы с ним немного побеседуем, и все будет в
порядке. Ну-ка, проводи меня к этому зверю.
- Я совсем не волнуюсь, мама. Джонни у себя в комнате, он еще спит. Он
обычно лютует, когда просыпается. Я стараюсь выскользнуть из кровати, пока
он еще спит, чтобы не попасть ему под горячую руку.
- Не бойся, Мария, с твоей мамой ничего не случится, - заверил ее
Василий.
Он оглядел гостиную. На полу лежал кошмарный ковер каштанового цвета,
напоминающий искусственный мех. На столике красовалась лампа в виде
фарфоровой фигурки, держащей фрукты. Перила лестницы были сделаны из хрома.
Убранство аэропорта казалось верхом изящества в сравнении с интерьером
жилища Джонни Бангоссы.
Подойдя к его комнате, Василий постучал в дверь и крикнул:
- Эй, Джонни, я хочу с вами поговорить!
Джонни Бангосса услышал голос с иностранным акцентом. Он услышал его
сквозь сон, а продрав глаза, проворно соскочил с кровати и выбросил вперед
кулак, рассчитывая сокрушить незваного гостя. Однако кулак угодил в стену, о
которой посыпалась штукатурка.
Голос доносился из-за двери. Джонни уперся в края двери и высадил из
проема. Перед ним стоял маленький еврей с печальными глазами.
Ослепленный гневом, Джонни бросился на визитера.
Василий Рабинович увидел занесенную над ним огромную волосатую лапищу.
Джонни Бангосса заслонил собой весь дверной проем. На нем была майка,
обнажавшая массивные волосатые плечи. Давно небритое лицо заросло густой
щетиной. Даже из носа торчали волосы. Казалось, что и зубы, и ногти у него
тоже волосатые. Черные маленькие глазки горели, как угольки, а широкая
физиономия там, где ее не покрывала щетина, была багровой от злости.
Василий почувствовал, что его ждет неминуемая гибель, и все же скрепя
сердце посмотрел громиле в глаза.
Громила замер на месте и как-то съежился.
- Послушай, Карли, не трогай меня! Не надо, Карли, захныкал Джонни
Бангосса, прикрывая голову руками и отступая назад.
- Я не собираюсь тебя бить. Ты мне нужен, - сказал Василий.
- Не бей меня! - взмолился верзила.
- Ты мне нужен, - повторил Василий. - Ты станешь моим телохранителем.
- Хорошо, Карли, только не бей меня.
Василий пожал плечами. Он знал, что Джонни сейчас и в самом деле
чувствует оплеухи и затрещины, к которым часто прибегал человек, воспитавший
его.
Было немного неловко спускаться по лестнице с верзилой, который,
жалобно повизгивая, заслонял от него голову и уворачивался от якобы готовых
обрушиться на него ударов.
Мария Бангосса в растерянности смотрела, как Джонни в компании
незнакомца вышел из дома. Можно было подумать, что ее любимый муж принял
коротышку за своего старшего брата Карли, который заменил ему родителей. По
словам Джонни, Карл воспитывал его в строгости, по старинке. В наши дни, с
появлением социальных инспекторов, такое воспитание стало квалифицироваться
как издевательство над ребенком.
Карл Бангосса гордился тем, что воспитал братишку Джонни в лучших
семейных традициях. К несчастью, он не сумел увидеть плодов своего
воспитания, опять-таки в силу семейных традиций.
Он нашел смерть на дне Ист-ривер, замурованный в бочку с цементом. Так
умирали все мужчины клана Бангосса. Только прапрадедушка Карла умер в своей
постели: его зарезали во сне.
- Гляди, Карли, там целая машина легавых, - предупредил Джонни, когда
они вышли на улицу.
- Кто такие легавые? - спросил Василий.
- Ты не знаешь, кто такие легавые? - удивился Джонни и на всякий случай
втянул голову в плечи, понимая, что за такие вопросы полагается бить.
- Я хочу услышать это от тебя, - сказал Василий.
Волосатый верзила был на голову выше Василия. Наверное, Карл в свое
время обладал еще более внушительной внешностью. Джонни объяснил, кто такие
легавые, после чего Василий поинтересовался, почему они устроили засаду.
- Потому что ненавидят итальянцев. Если твоя фамилия оканчивается на
гласную, они считают, что имеют право тебя прижать.
- Что же, они преследуют всех итальянцев?
- Не обязательно. Кое-кто из наших корешков выбился в полицейские или
даже в прокуроры. Эти особенно лютуют.
- А что значит "корешки"?
- Карли, ты что, спятил?.. Прости, Карли, я не хотел Только не бей
меня. Пожалуйста!
Разговаривать с человеком, воспитанным с помощью побоев, было довольно
трудно, но Василий все же понял, что под легавыми Джонни подразумевал
полицейских, сидящих в патрульной машине напротив его дома.
- Подожди здесь, Джонни, - сказал Василий. - Я с ними разберусь.
- Только не около моего дома! Тогда они наверняка нас сцапают. Если
кого-то из этих легавых найдут рядом с моим домом, нам обоим крышка!
Джонни Бангосса съежился в предвкушении новых затрещин и зуботычин, но
Карли, велев ему ни о чем не беспокоиться, направился к полицейской машине.
К удивлению Джонни, он никого не убил. Он даже не дал полицейским денег. Он
только сказал им несколько слов, и они тут же уехали.
Это было еще более поразительно, нежели то, что Карли оказался жив.
Джонни был абсолютно уверен, что его брата утопили в Ист-ривер.
- Знаешь, Карли, я слыхал, будто ты пошел на корм рыбам, - неуверенно
проговорил Джонни.
- Не надо верить всему, что слышишь, - назидательно произнес Василий
Рабинович.
Теперь у него был телохранитель, а телохранителя полагалось не только
кормить, но и платить ему за услуги.
Василию было необходимо найти какую-нибудь работу. Конечно, ему ничего
не стоило пойти в банк и с помощью несложных манипуляций получить любую
сумму. Но в отличие от людей цифры не поддаются гипнозу. Рано или поздно
обман обнаружится, и ниточка приведет к нему. Кроме того, в банках
установлены видеокамеры, так что будет нетрудно его опознать. У Василия была
еще одна возможность: стать любовником богатой дамы или вернувшимся к
домашнему очагу блудным сыном какого-нибудь миллионера. Но ему не хотелось
обременять себя ни родственными, ни другими узами. Он хотел быть свободным.
А для этого требовалось найти какое-нибудь занятие.
И Василий решил открыть кабинет лечебного гипноза. В конце концов как
специалист в области парапсихологии он не имел себе равных в мире.
Джонни Бангосса будет постоянно находиться при нем и нести охрану его
кабинета. Когда Василий обзаведется машиной, тот по совместительству станет
еще и шофером. Он сделает все, чтобы ни один волос не упал с головы его
любимого Карли. В противном случае любимый Карли накажет Джонни Бангоссу.
Первые шаги на новом поприще оказались нелегкими, даже для такого
корифея, как Василий. Первый пациент, которого он принял, наотрез отказался
ему платить. Он был заядлым курильщиком.
- Интересно, за что я должен вам платить? - возмутился он. - Я никогда
в жизни не курил. Не имею такой привычки.
- Почему же тогда у вас в кармане сигареты? Почему ваши пальцы
пожелтели от никотина? - спросил Василий.
- О, Господи. Выходит, я курил? Что ты сделал со мной, скотина?! -
завопил пациент.
Он пришел к Василию с сигаретой в зубах и, заходясь надсадным кашлем,
объяснил, что перепробовал много способов, но так и не смог бросить курить.
Джонни пришлось успокоить дебошира, но Василий извлек из этого случая
урок: пациенту важен не сам результат, а иллюзия, что этот результат
достигнут.
Следующей его пациенткой была женщина, страдающая ожирением, и Василий
убедил ее, что она правильно поступила, решив пройти курс экзотического
лечения с помощью гипноза. Воздействуя на ее подсознание, Василий внушал ей
мысль не о том, что она не должна и не будет больше переедать, а о том, что
она не зря платит ему деньги.
- Это самое эффективное лечение, на которое вы можете рассчитывать, -
сказал Василий. - Вы будете приходить ко мне два раза в неделю в течение
пятнадцати лет. Вы будете платить мне по девяносто долларов за каждый
пятидесятиминутный сеанс, хотя никаких улучшений обнаружите. Если таковые и
произойдут, то лишь в вашем воображении.
Женщина ушла и направила к выдающемуся специалисту пятнадцать своих
подруг, и все вскоре пришли к выводу, что Василий гораздо лучше местных
психиатров.
У Василия был припасен для пациенток еще один фокус. Он научился
проводить пятидесятиминутный сеанс течение тридцати секунд. Требовалось лишь
внушить пациенткам, что он уделяет им ровно столько времени, сколько обещал.
Очередь к кабинету тянулась до самого лифта. Он зарабатывал кучу денег.
Но и расходы были немалыми. Приходилось платить адвокатам, поскольку Джонни
Бангосса порой охранял его более усердно, чем требовалось. Приходилось
нанимать консультантов из налоговой службы, потому что его доходы достигли
колоссальных размеров.
Кроме того, Джонни Бангоссе трудно было управляться со всем одному.
Иногда ему все же было необходимо поспать. Василию пришлось нанять себе еще
нескольких телохранителей. Разумеется, все они были самыми крутыми парнями,
каких только можно было заполучить с помощью денег и гипноза.
Одним словом, Василий обзавелся многочисленным штатом, которым
необходимо было управлять, поэтому вскоре у него появился еще и заместитель.
Так, в течение короткого времени Василий Рабинович, скромный ученый, выходец
из захолустного городка Дульска, оказался во главе одного из самых
могущественных криминальных кланов Америки. Однако содержать всех этих
головорезов на средства от одного гипноза было затруднительно. Поэтому
Василий время от времени разрешал им подрабатывать на стороне, занимаясь
привычным делом - торговлей наркотиками, вымогательством, угоном самолетов и
так далее.
Деятельность Рабиновича приобретала все более опасный размах,
превращаясь в серьезную угрозу для всего мира.
Та часть его мозга, которая прежде бездействовала, теперь включилась в
работу. Обстоятельства вынудили его командовать целой армией отъявленных
головорезов, и это пришлось ему по вкусу. Это было намного интереснее, чем
давать сеансы гипноза. Последнее не стоило ему никаких усилий, новые же
обязанности стали для него настоящей пробой сил.
Постепенно невинное стремление защитить себя от уличных хулиганов
переросло в игру с огнем. Именно этого больше всего и опасалось русское
командование. Ведь речь шла о специалисте, которому было достаточно
посмотреть человеку в глаза, чтобы заставить его сделать все, что угодно.
Что будет, спрашивали себя военные стратеги в России, если Рабинович потехи
ради устроит какой-нибудь международный конфликт? Он может отправиться в
любую враждебную страну, охмурить какого-нибудь генерала - и весь мир
перевернется вверх тормашками. Именно поэтому Рабиновича никогда не
использовали против врагов России. Нельзя было дать ему почувствовать вкус
войны.
Между тем, став во главе армии головорезов, Рабинович как раз и
поставил мир на грань войны.
Но об этом российское командование еще не знало. Пока оно пыталось
выяснить, где находится Рабинович. И тут на помощь пришла чистая
случайность, позволившая сделать то, чего не удалось добиться целой
шпионской сети.
Наташа Крупская, жена советского консула, работавшего в Америке уже
десять лет, наконец решила, что весить сто девяносто два фунта можно в
Минске, Пинске или Подольске, но никак не на Пятой авеню. Американцы дошли
до того, что стали по телевизору отпускать шуточки по поводу дородных и
неповоротливых русских матрон. А поскольку лицо у Наташи напоминало заднюю
часть трактора, она решила заняться собой, чтобы избежать насмешек. Она
пыталась сесть на диету, но каждый раз к концу дня чувствовала, что умрет,
если не съест рогалик с маслом. В Америке невозможно сидеть на диете! Здесь
не просто уйма вкусной еды, но она доступна каждому. И не только доступна:
по телевизору без конца крутят рекламу, посмотрев которую, поневоле захочешь
есть. Лучшие умы России занимались созданием ракет, в то время как в Америке
лучшие умы бились над тем, чтобы заставить людей покупать как можно больше
товаров и продуктов. И ни одна женщина из Минска, Пинска или Подольска не
могла устоять перед таким соблазном.
Наташе требовалась помощь, и, узнав о великом целителе-гипнотизере, она
решила попробовать. Она долго ждала своей очереди. Выходящие из кабинета
дамы бросали довольно странные реплики: "Это были лучшие пятьдесят минут в
моей жизни", или: "Подумать только, пятьдесят минут пролетели, словно три
секунды", или: "Ах, я не думала, что эти пятьдесят минут окажутся такими
изнурительными".
Все это было очень странно, потому что ни одна из пациенток не
задерживалась в кабинете больше тридцати секунд.
У дверей кабинета сидел волосатый здоровяк и следил за тем, чтобы
охранник помоложе не выпускал ни одну из пациенток, пока та не расплатится.
Тот, что помоложе, был кудряв, и супруга консула заметила у него в руках
автомат. Сидевшая за конторкой хорошенькая блондинка называла его Рокко.
Наконец подошла Наташина очередь, и ее втолкнули в кабинет, где она
увидела человека, показавшегося ей знакомым. Но она не успела даже
поздороваться со своим соотечественником, как уже вылетела из кабинета,
чувствуя себя усталой после долгих пятидесяти минут борьбы с избыточным
весом.
И все же она узнала человека, с которым познакомилась год назад во
время своего очередного отпуска. Благодаря высоким связям ей удалось попасть
на прием к Василию Рабиновичу в засекреченном сибирском поселке, и он помог
ей решить проблему весьма деликатного свойства.
Дело в том, что у Наташи были трудности с достижением оргазма. Точнее
говоря, она ни разу не испытала оного. Ее супруг был чемпионом скоростного
семяизвержения. Стоило Наташе одарить его сладострастной улыбкой, как все
было кончено - и для него, и для нее.
Обычно в таких случаях лечить полагается мужчину, но Наташин муж был
членом Коммунистической партии и занимал высокое положение, а она - нет.
Следовательно, это была ее, а не его проблема, и поэтому именно она
отправилась на прием к чудо-доктору, который в свое время избавил жену
другого ответственного работника от такой же беды. И Рабинович внушил ей,
что отныне при первом намеке на супружескую ласку она моментально будет
испытывать оргазм.
Именно так все и было. Теперь Наташа могла не кривя душой сказать
своему мужу, что он идеальный любовник.
- В следующий раз, - гордо заявил муж, - дождись хотя бы, пока я сниму
штаны.
Итак, Наташа узнала Василия Рабиновича. Ей захотелось спросить, как он
попал в Нью-Йорк, но, к сожалению, снова прорваться к нему в кабинет сквозь
кордон охраняющих дверь головорезов оказалось невозможно. Вернувшись домой,
она рассказала мужу об удивительной встрече с советским ученым, который
почему-то работает в Америке.
- Может, он стал разведчиком? - предположила она.
- Кто, Василий?
- Ну да. Я сегодня видела его своими глазами. Он открыл кабинет на
Пятой авеню. Я пошла туда кодироваться от ожирения.
- Ты уверена, что это был Василий?
- Конечно. Я хорошо его помню.
- Вот это да! - воскликнул Наташин муж и тут же побежал докладывать о
случившемся работавшему в консульстве офицеру КГБ.
Тот чуть не упал со стула, немедленно вызвал к себе Наташу и в течение
двадцати минут допрашивал ее с пристрастием, после чего направил срочную
шифровку в Москву, в которой сообщалось, что объект находится в Нью-Йорке на
Пятой авеню. Адрес прилагался.
Москва откликнулась немедленно: "Никаких действий не предпринимать".
КГБ ликовал. На сей раз было решено не посылать в Америку кого попало.
В Америку должен был отправиться сам Борис Матесев, который получил
задание с помощью специального вооруженного отряда захватить Василия
Рабиновича и доставить его на родину. В случае необходимости его разрешалось
убить. Это уже не имело значения. Кошмар близился к концу.
По российским меркам, генерал Матесев был необычайно строен. Орлиный
нос, белокурые волосы и поразительная аккуратность придавали его облику
сходство с немцем. Уже несколько дней он дожидался приказа о начале
операции.
Когда офицер КГБ наконец принес ему шифровку, он только улыбнулся и
уложил в портфель туалетные принадлежности. Затем, надев отличный английский
костюм, сел в самолет, вылетающий в Швецию, где ему предстояло пересесть в
другой самолет, который доставит его в Америку.
Офицер КГБ, наслышанный о сверхъестественных способностях Рабиновича,
поинтересовался у молодого генерала Матесева, где находится его специальный
отряд. Не рискованно ли засылать его в Америку отдельно? Ведь залогом успеха
любого внезапного нападения служит одновременная заброска отряда и его
командира.
Генерал Матесев лишь улыбнулся в ответ.
- Я спрашиваю, потому что знаю, насколько это важно.
- Вы спрашиваете, потому что хотите узнать, каким образом моим ребятам
удается проникать на территорию Америки и ускользать оттуда, не будучи
обнаруженными. Вот что вы хотите узнать, - уточнил Матесев.
- Клянусь, я никому не проболтаюсь.
- Я знаю, - ответил Матесев, - потому что ничего вам не скажу. В каком
виде мне приказано доставить Рабиновича - живым или мертвым?
- Если удастся, живым, а если нет, то хотя бы мертвым.
ЦРУ, предупрежденное о прибытии Матесева, сразу же засекло его.
Симпатичное лицо генерала было запечатлено на фотографиях, полученных из
Москвы, и как только человек с паспортом на имя гражданина Норвегии Свенсона
сошел с самолета, прилетевшего в Нью-Йорк из Швеции, в нем тотчас же узнали
командира специального отряда, который уже дважды проникал на территорию
Америки и о существовании которого становилось известно лишь после того, как
он благополучно покидал страну.
При этом выяснились два странных обстоятельства. Во-первых, Матесев
прилетел в аэропорт Кеннеди один, хотя было известно, что вместе с ним
должен прибыть его особый отряд. Больше ни одного русского на борту не
оказалось. Совместные оперативные подразделения ФБР и ЦРУ в спешном порядке
стали отслеживать все случаи прибытия в США не только групп, но и одиночных
пассажиров.
Вскоре после этого была перехвачена шифровка, отправленная Матесевым из
Нью-Йорка в Москву: "Отряд сформирован. Готовы приступить к операции в
течение двадцати четырех часов".
Итак, генералу Борису Матесеву удалось в третий раз тайно забросить в
Америку не менее 150 человек, чего, как заверяли президента, на сей раз не
произойдет.
Еще более странным был внезапный приказ Белого дома, гласивший:
"Состояние боевой готовности отменяется. Матесевым и его отрядом займутся
другие".
Ни в ФБР, ни в ЦРУ даже приблизительно не знали, кто эти "другие".
А если бы знали, то испытали бы куда большую тревогу, чем сейчас, ибо
перед лицом нагрянувшей опасности Америка осталась практически безоружной.
Как только Римо вышел на связь, Харолд У. Смит сообщил президенту, что
КЮРЕ готово заняться русским генералом, стоящим во главе отряда-невидимки.
Поймать Матесева, по мнению Смита, не составит большого труда. Его люди тоже
умеют быть невидимками. Они знают немало трюков, выработанных за тысячелетия
истории Дома Синанджу.
Римо наконец вернулся. Он выполнил задание. Чиун оказался прав: Мастера
Синанджу еще никогда не подводили своих хозяев. Правда, Римо подозревал, что
его наставник несколько приукрашивает историю Дома Синанджу. Но даже если
когда-то в прошлом сей славный Дом и оказывался не на высоте, Смит ни за что
не узнал бы об этом от Чиуна.
Как бы то ни было, предсказание старого корейца сбылось: Римо
действительно вернулся. Смит припас для него новое задание. Но оно было
слишком сложным и ответственным, чтобы довериться телефону. Хотя современная
электроника обеспечивает вполне надежную защиту, Смит решил тем не менее
переговорить с Римо с глазу на глаз.
Он вылетел в Орландо, штат Флорида, где находилась новая квартира Римо
и Чиуна. Эту квартиру он снял для них в кондоминиуме под названием "Вистана
вьюз", где можно было прожить неделю, месяц и даже год, не сталкиваясь с
соседями.
После инцидента в Нью-Хоупе Смит решил обезопасить себя, поселив своих
подопечных в доме, где жильцы часто менялись.
Для Римо эта квартира с окнами, из которых был виден красивейший
фонтан, с телевизорами в каждой комнате и панной с гидромассажем была всего
лишь очередным временным прибежищем.
Настроение у Смита было бы куда более мрачным, если бы, садясь в
самолет, он знал, что в этот момент происходит в кондоминиуме.
Римо приехал, радуясь воссоединению с Чиуном, но сомневаясь, способен
ли учитель понять охватившую его печаль. Как ни странно, Чиун был сама
деликатность. Он не стал его пилить, не стал упрекать в неблагодарности, в
том, что он больше печется о своей стране, нежели о Чиуне, хотя Чиун дал ему
все, а страна - ничего.
Ни один из подобных укоров не обрушился на Римо, когда он молча вошел.
Римо опустился на диван в гостиной, выдержанной в пастельных тонах, и
просидел около часа, уставившись в телевизор. Телевизор был выключен.
- Знаешь, - сказал Римо наконец, - я не чувствую себя здесь хозяином.
Мне не нужны эти хоромы. Я хочу наконец иметь свой угол.
Чиун кивнул, чуть заметно встряхнув редкой седой бородкой.
- У меня ничего нет. Нет жены, нет семьи, нет дома.
- А что это такое, чего у тебя нет? - спросил Чиун.
- Я же только что сказал, - ответил Римо.
- Ты назвал вещи, которых ты не знаешь, сынок. Назови хотя бы одну,
которую ты знаешь. Что такое дом? Покажи мне хотя бы один дом, который
просуществовал тысячи лет.
- Пирамиды, - сразу же нашелся Римо.
- Это гробницы. К тому же и они подверглись вторжению. Сколько лет
существует страна, которую ты так любишь? Каких-то несколько столетий?
- Я понимаю, к чему ты клонишь, папочка. Дом Синанджу существует пять
тысячелетий. Он древнее египетских пирамид, древнее китайских династий,
древнее всего на свете. Я знаю.
- Ты все знаешь и одновременно ничего не знаешь. Например, ты не
знаешь, что можно увидеть здесь в Орландо в Эпкотовском центре.
- Микки Мауса? Ну-ка, просвети меня.
Римо знал, что Мастер Синанджу обожает мультфильмы Уолта Диснея. Ничем,
кроме этого, по его мнению, Америка не прославилась.
- Что в мире более вечно и неизменно, чем сама земная твердь? Чем
драгоценные жемчужины, над которыми почти не властно время? Чем великие
империи, которые появляются и исчезают? Что в мире противостоит времени, а
не просто отодвигает его на несколько тысячелетий?
- Ты решил загадать мне загадку, папочка?
Римо посмотрел на темный экран телевизора. На сей раз ничто не
отвлекало его от разговора с Чиуном.
- Если жизнь - загадка, то да, я действительно решил загадать тебе
загадку. Сейчас в этой комнате происходит нечто, соизмеримое с самой
вечностью.
Римо вскинул бровь. Что бы ни имел в виду Чиун, это было истинной
правдой. К сожалению, это "нечто" было столь же неуловимым, как и все
остальное, о чем упоминал Чиун. Но Римо знал: чем упорнее он будет
докапываться до сути, тем меньше у него шансов на успех. Таков один из
постулатов Синанджу: усилие и напряжение тормозят возможности человека.
Нужно научиться уважать свои возможности и дать им полную волю. Это
понимали все гении. Ни Моцарт, ни Рембрандт не знали, откуда к ним приходят
божественные звуки или волшебные краски.
В каждом человеке от природы заложены огромные возможности, но люди
недооценивают их с тех пор, как у них появились орудия труда и войны.
Зависимость от этих орудий, будь то копье или управляемая ракета, свела
человеческие возможности к нулю. И теперь, если в ком-то вдруг
обнаруживается малая толика этих возможностей, начинают говорить об
экстрасенсорных способностях или сверхъестественной силе, как в случае с той
матерью, которая без посторонней помощи сумела поднять автомобиль, чтобы
вытащить из-под него своего ребенка.
На самом деле эта женщина всегда обладала такой силой - как, впрочем, и
все остальные люди, - но только не подозревала об этом. И вот в критической
ситуации эта сила вырвалась на свободу.
Синанджу было способом раскрепощения человеческих возможностей. Римо
ничем не отличался от остальных людей. Просто он умел сделать так, чтобы
разум не становился на пути его рефлексов.
И, как правило, ему это удавалось.
Когда Чиун не смотрел на него с такой тревогой.
Когда сам Римо не чувствовал себя таким разбитым.
В иные дни, в иные времена...
- Ну все, сдаюсь. Не имею ни малейшего понятия, что происходит в этой
чертовой комнате.
- Сейчас, наверное, ничего и не происходит, - сказал Чиун, - раз ты
заявил, что сдаешься.
- О чем ты говоришь? Объясни по-человечески.
- Меня беспокоит, правильно ли ты дышишь? Не мешают ли тебе раздражение
и физическая усталость дышать как полагается? Не втягиваешь ли ты в себя
слишком много воздуха?
- Что ты, конечно, нет.
- В таком случае кое-что должно быть тебе известно не хуже, чем первому
Мастеру Синанджу, жившему задолго до того, как началась печальная история
человечества. А именно: над истинным совершенством духа время не властно. Ни
одна война не повергнет его в прах, как повергла многие империи. В отличие
от египетских пирамид, ему не страшны никакие воры. У тебя есть то, что
останется с тобой на всю жизнь. Это мастерство, которому я тебя обучил.
Римо посмотрел на свои руки. Они были такими же, как и многие годы
назад, когда он только начинал. Зато теперь они умеют многое из того, о чем
он прежде и не подозревал.
- Ты прав, папочка, - сказал он.
- Так давай уедем из этой страны, в которой ты в силу обстоятельств
появился на свет, и хотя бы раз сделаем что-то для моей родной деревни
Синанджу, чьи сокровища пропали по твоей милости.
- Они не пропали, папочка, их украли, - возразил Римо.
Чиун направился к двери.
- Я хочу посмотреть выставки "Обитатели моря" и "Мир будущего", а не
слушать, как ты себя выгораживаешь, - буркнул он.
- Мне очень жаль, что сокровища Синанджу похищены, но в этом нет моей
вины. Ты прекрасно знаешь, что их украл этот тип из северокорейской
разведки. Я не виноват, что его убили до того, как он успел рассказать, где
их спрятал. Весь этот трюк понадобился ему для того, чтобы заставить тебя
работать на Северную Корею.
- Именно поэтому я и говорю, что во всем виноват ты.
- Каким же образом?
- Если бы ты не кричал, что не станешь служить ни одной стране, кроме
Америки, никто не похитил бы наших сокровищ, чтобы переманить нас на свою
сторону.
- С таким же успехом можно обвинить человека, который не пожелал
сдаться террористам, приняв их требования. Что за чепуху ты мелешь, папочка!
- Но сокровища так и не найдены. Сокровища, накопленные за пять
тысячелетий! Их нет, и в этом виноват ты.
- Да ведь ты к ним даже не притрагивался! Что толку, если они пролежали
пять тысяч лет? Подарки от Александра Македонского, от императоров династии
Минь... Груды позеленевших римских монет и прочая ерунда, не имеющая теперь
абсолютно никакой ценности. Слиток алюминия, сохранившийся с первого
тысячелетия до нашей эры. В те времена это был редкий металл, а сейчас за
него не купишь и банки лимонада.
Римо чувствовал себя немного бодрее. Чиун тоже, поскольку к его питомцу
вернулась прежняя неблагодарность. Значит, он выздоровел.
Пока они шли по дорожке к Эпкотовскому центру, Чиун рассказывал ученику
о чудесах мира, об императорах, о сокровищах, которые они могли бы получить,
о трюках, к которым могли бы прибегнуть, чтобы заморочить голову самым
мудрым правителям. Перед ними открывалась уйма новых возможностей, но сперва
Чиуну хотелось заглянуть и "Мир будущего".
Добравшись до кондоминиума, Смит не застал своих подопечных. Ему
пришлось ждать несколько часов. Начало уже темнеть, когда он услышал легкие
шаги Римо и его наставника.
- Я рад, что вы вернулись, Римо, - сказал Смит. - У нас мало времени.
- Да, именно об этом я и хотел с вами поговорить, Смитти. Боюсь, наше
сотрудничество подошло к концу.
- Бросьте шутить, Римо. К нам проник русский генерал, которого никому
еще не удавалось остановить. Наступает конец света.
- То же самое вы говорили, когда пропали сокровища Дома Синанджу. Между
прочим, они до сих пор не найдены, - заметил Римо.
Чиун был так тронут словами своего ученика, что чуть не прослезился.
Конечно, Римо нарушил главную заповедь, которую обязан соблюдать подданный
по отношению к императору: подданный не должен говорить императору правду.
Следовало ограничиться намеком. Император никогда не ошибается и не подлежит
осуждению. Император - это человек, который всегда принимает правильные
решения, разумеется, только после того, как они ясно сформулированы для него
подданными.
Римо должен наконец усвоить правила этикета. Чиун продемонстрирует ему,
как полагается прощаться с императорами. Теперь, на пороге новой жизни, Римо
это пригодится. Долгие годы службы Безумному Императору Смиту, который не
пожелал воспользоваться искусством Синанджу, чтобы захватить американский
трон, именуемый президентским креслом, подошли к концу.
В самых изысканных и цветистых выражениях Чиун воспел хвалу Харолду У.
Смиту, чье имя навсегда войдет в анналы Дома Синанджу как имя величайшего
безумца, стоящего у кормила власти в стране, которую открыл Чиун.
Словословия заняли добрых двадцать минут, после чего Смит поблагодарил
старого корейца и обратился к Римо:
- Чего вы ждете? Я должен ввести вас в курс дела. Ситуация очень
сложная.
- Смитти, когда Чиун говорил, что славное имя Харолда У. Смита
останется на скрижалях истории Дома Синанджу вместе с именами Александра
Македонского, римского императора Августа и знаменитых фараонов, он намекал,
что пришла пора прощаться. Я тоже прощаюсь с вами.
- Вы не можете этого сделать. По крайней мере, сейчас.
- Сейчас или потом - какая разница, Смитти? Мне кажется, я выполнил
свой долг перед Америкой. Прощайте.
Римо с Чиуном направились к дому. Смит вошел вслед за ними. Их квартира
находилась на первом этаже и была окружена небольшой крытой галереей с видом
на фонтан. Плеск воды заглушал голоса лучше любого электронного устройства.
- Могу я, по крайней мере, узнать, на какую страну вы собираетесь
работать? - спросил Смит.
В глубине души он знал, что Римо прав. Он сделал для своей страны
гораздо больше, чем кто бы то ни было. Год за годом он тянул лямку, никогда
не увиливал от заданий и никогда не подводил своего руководства. И как
отблагодарила его Америка? Даже самому большому патриоту рано или поздно все
это должно надоесть.
Римо сказал, что пока не знает, куда они с Чиуном отправятся.
- Возможно, - продолжал он, - я не стану вообще ни на кого работать, а
буду отдыхать, смотреть на пальмы и пирамиды. Не знаю. Я устал. Смертельно
устал. Так что прощайте, Смитти. Желаю вам удачи.
- Значит, пока еще не решено, на кого вы будете работать?
- Нет, - ответил Римо.
- Если не возражаете, я хотел бы поговорить с Чиуном.
- Вы все равно его не поймете.
- Я попытаюсь, - сказал Смит.
Римо вошел в комнату, где Чиун укладывал свои кимоно.
- Он хочет с тобой поговорить, папочка.
- Ага. Вот увидишь, он никаких денег не пожалеет, только бы мы
остались. Я всегда подозревал, что золото, которое доставляют в деревню
Синанджу американские подводные лодки, - жалкие гроши. Я вправе претендовать
на более высокое жалованье. Пойдем, послушаем, что он нам скажет.
- Да нет, я, пожалуй, побуду здесь, - ответил Римо.
Он знал: Чиун никогда не поверит, что Смит бескорыстно служит своей
стране и что золото, которым он расплачивается с Чиуном, принадлежит не ему,
а казне. Римо попрежнему любил свою страну. Он навсегда останется
американцем, и ему не хотелось смотреть, как Смиту будут выкручивать руки,
пусть даже в соответствии с тысячелетними традициями Синанджу.
Он решил, что с него хватит, - значит, так тому и быть.
Смит не слышал, как Чиун вышел на галерею, впрочем, кореец всегда
двигался бесшумно. Он смотрел на фонтаны и вдруг увидел рядом с собой Чиуна
- тот был, как всегда, сосредоточен и ничуть не постарел с того дня, когда
Смит впервые увидел его и узнал, что этот человек будет заниматься
подготовкой единственного спецагента, состоящего на службе у КЮРЕ.
- Мы знаем друг друга уже целую вечность, Чиун. Я хочу поблагодарить
вас за все, что вы сделали. Для Америки большая честь, что она смогла
заручиться поддержкой славного Дома Синанджу.
- Весьма польщен, всемилостивейший Император Смит, - торжественно
провозгласил Чиун.
Хорошо, что Безумный Харолд наконец научился разговаривать с великим
ассасином.
- Я слышал, вы решили перейти на службу к другому человеку, который
предложил вам более выгодные условия?
- Мы не сможем найти никого, кто мог бы сравниться с вами, о великий
император.
- В таком случае я мог бы поднять вам жалованье.
- Мы всегда готовы изучить предложение всемилостивейшего императора.
- Насколько мне известно, мы регулярно отправляем в вашу родную деревню
причитающееся вам вознаграждение и виде золота, количество которого теперь в
двадцать раз превышает предусмотренное первоначальным договором. Что мы
могли бы предложить вам сверх этого?
- Если бы дело было только в золоте, о мудрейший, мы никогда не
отказались бы от высокой чести служить вам. Но, как вы знаете, похищены
сокровища Дома Синанджу. Пропали ценности, которые по крупицам собирались на
протяжении пяти тысячелетий.
- Что пропало, то пропало, Чиун. Мы могли бы восполнить вам эту
пропажу.
- Восполнить? Но ведь речь идет о древнегреческих оболах эпохи
Александра, монетах времен Деметрия и династии Минь! А где вы возьмете
браслеты великих африканских племен или статуи из Афин? Где вы найдете ящики
монет с изображением Святого Августа?
- Я предлагаю вам следующее. Кое-что мы сможем найти, а остальное
заменим вам точными копиями. Мы не успокоимся до тех пор, пока все сокровища
не будут полностью вам возвращены. Ни одна другая страна в мире не в силах
этого сделать.
- Вы готовы полностью восстановить достояние Дома Синанджу?
- Да, - подтвердил Смит. - И мы сделаем это.
Чиун задумался. Ни о чем подобном он не смел и мечтать. Америка
собиралась компенсировать Дому Синанджу бесценные сокровища, унаследованные
от предшествующих цивилизаций. Подобное предложение со стороны любого
другого короля или императора могло показаться подозрительным. Но Чиун знал
Америку, видел ее города и деревни, заводы и фермы. Он был свидетелем
огромных достижений Америки в области электроники, слышал о ее плодородных
землях, на которых выращивают невиданные урожаи.
Он всегда считал Америку страной несметных богатств. И теперь часть их
может перейти к Дому Синанджу! Америка, конечно же, сдержит свое обещание. А
это могло означать только одно: Безумный Харолд наконец-то решился на
разумный и здравый поступок. Он поручит Мастерам Синанджу то, что они умеют
делать, как никто другой, а именно - свергнуть нынешнего президента и помочь
Смиту занять его трон. В противном случае разве он, сделал бы такое щедрое
предложение?
- Я согласен, - сказал Чиун. - Мы почтем для себя за честь выполнить
ваше поручение.
- Если не возражаете, я хотел бы поговорить с Римо.
- Ну конечно. Блестящая мысль! Пусть Римо услышит все это из ваших уст.
Римо уже сложил свой чемоданчик, когда Чиун, радостно хихикая, вошел в
комнату.
- Нам придется выполнить последнее задание мудрого Харолда, - объявил
он.
- С каких это пор Безумный Харолд стал мудрым Харолдом? К тому же, я
думал, мы уже распрощались с ним.
- Римо, если ты согласишься сделать еще одно, последнее усилие ради
мудрого Харолда, я прощу тебе исчезновение сокровищ Синанджу. Я никогда не
упрекну тебя за то, что ты, как дурак, носился по свету, палец о палец не
ударив для того, чтобы их разыскать. Смит согласился возместить нам
утраченное достояние. Я должен составить список. Он будет очень длинным.
- Видно, у него действительно безвыходное положение. Что ему нужно от
нас?
- При чем тут безвыходное положение? Просто он понял, что пришло время
действовать. Я дал ему согласие от твоего имени убить президента Соединенных
Штатов и дать мудрому Харолду возможность навести порядок в этой дикой
стране.
- В это трудно поверить.
- Мы дали ему обещание. Для Мастера Синанджу нет большего греха, чем
нарушить обещание.
- Ладно, так и быть, я возьмусь за это поручение, папочка. Только я
уверен, речь идет вовсе не о том, чтобы укокошить президента.
- О чем же еще?
- О чем-то совершенно экстраординарном, с чем можем справиться только
мы.
Не успел Чиун приступить к составлению списка, как вернулся Римо и
спросил, не было ли в истории Синанджу случая, чтобы человек дважды проникал
в какую-нибудь страну во главе 150 человек и при этом оставался
незамеченным?
Генерал Матесев убедился, что его никто не пасет. Первый этап его
миссии прошел успешно. Он уже дважды тайно проникал на территорию Америки, и
оба раза ему сопутствовала удача, поэтому у него не было оснований
опасаться, что ему не повезет и на этот раз.
Он побродил часа два по огромному шумному Нью-Йорку, проверяя, нет ли
хвоста. Убедившись, что все в порядке, он вошел в банк, просунул в окошечко
пятидолларовую банкноту и попросил дать ему десять монет по двадцать пять
центов.
Кассирша быстро отсчитала монеты. Сама того не подозревая, она снабдила
генерала Матесева всем необходимым для очередного успешного вторжения в
Америку.
Матесев направился к телефонной будке. Через три часа сто пятьдесят
отборных русских десантников будут готовы начать операцию. И никто не будет
знать, каким образом они проникли на американскую территорию.
Один за другим генерал Матесев набрал десять номеров. Каждый раз он
говорил в трубку одно и то же: "Добрый день. Небо сегодня кажется немного
желтым, не так ли?"
И каждый раз слышал ответ: "Скорее голубым. Но кто знает? Жизнь -
странная штука, верно?"
После этого Матесев произносил загадочную фразу: Стадион на
Рикерс-Айленд".
В доме Джо Уилсона зазвонил телефон. Его жена увидела, как он снимает
трубку. Она была уверена, что муж завел роман где-то на стороне, пока не
стала подслушивать его телефонные разговоры и не убедилась, что ему звонят
только мужчины.
Джо нигде не работал. Он вообще ничем не занимался, если не считать
ежедневных пятикилометровых пробежек по двору, прыжков, отжиманий и прочих
упражнений, которые, с точки зрения соседей, смахивали на элементы курса
боевой подготовки.
При этом недостатка в деньгах Джо не испытывал. По его словам, отец
оставил ему кругленькую сумму, которая лежала в швейцарском банке. Кроме
того, на его счет в банке в Куинсе регулярно поступали денежные переводы -
гораздо регулярнее, чем его мать получала социальное пособие.
Джо вел замкнутый образ жизни и почти не выходил из дому. Даже жениться
на своей невесте он согласился лишь после того, как она пообещала, что
свадьбу они отпразднуют дома. А почему бы и нет? В конце концов многие люди
страдают агорафобией, то есть боязнью открытого пространства, и предпочитают
сидеть в четырех стенах.
Однако на сей раз Джо повел себя довольно странно. Когда в доме
зазвонил телефон, трубку взяла его жена, поскольку он тренировался во дворе.
Узнав, что его спрашивает какой-то ненормальный, пытающийся выяснить, какого
цвета небо, он опрометью кинулся к телефону. Жена же по своему обыкновению
подслушивала в другой комнате.
- Добрый день, - сказал мужской голос на том конце провода. - Небо
сегодня кажется немного желтым, не так ли?
- Скорее голубым, - ответил Джо. - Но кто знает? Жизнь - странная
штука, верно?
- Стадион на Рикерс-Айленд, - ни к селу ни к городу сказал незнакомец.
Джо повесил трубку и принялся куда-то звонить, отдавая какие-то
распоряжения. Прежде он никогда не отдавал распоряжений. Он сделал
четырнадцать звонков, каждый раз в конце повторяя одно и то же:
"Рикерс-Айленд".
А потом, впервые за все время их совместной жизни, Джо Уилсон вышел из
дома. На прощание он нежно поцеловал жену и сказал ей нечто совершенно
ужасающее:
- Послушай, крошка. Честно говоря, я вообще не должен был на тебе
жениться. Но ты замечательный человек. Тебе пришлось многое вынести. Очень
многое. Ты позволила мне все это время безвылазно находиться дома. Что бы ни
случилось, я хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя.
- Ты бросаешь меня, Джо?
- Я люблю тебя, - повторил он и вышел за дверь.
Без него дом казался таким пустым и печальным. До этого он ни разу
никуда не уходил. И вот теперь он с такой легкостью отправился в путь, что
миссис Уилсон было впору предположить, что ее муж никогда не страдал
агорафобией.
Между тем Джо Уилсон сел в автобус, следующий до Рикерс-Айленд. Вопреки
обыкновению автобус был переполнен пассажирами - спортивного вида молодыми
мужчинами лет тридцати. Все они ехали в Рикерс-Айленд.
В тот день стадион был свободен, и их шаги гулким эхом отдавались в
туннеле, ведущем на игровое поле. Они уселись рядком на скамейку, напоминая
команду игроков перед матчем.
Однако появившийся перед ними человек был совсем не похож на тренера.
Ни одного тренера не встречают таким дружным приветствием.
Человек щелкнул пальцами и скомандовал:
- Командиры групп, ко мне!
В тот же миг десять "спортсменов" вскочили со своих мест и, чеканя шаг,
вышли на беговую дорожку, где стоял генерал Матесев в добротном английском
костюме.
- Максимум через два дня мы должны покинуть Америку, - сказал генерал
Матесев. - Если нам не удастся достать самолет, придется пробиваться с боем
к канадской границе. Бойцы ваших групп достаточно надежны?
Все десятеро дружно кивнули.
- Я так и думал. Вас отбирали профессионалы, - заметя Матесев с
улыбкой.
Шутка состояла в том, что отбор производил сам Матесев. Главное, что
требовалось от этих ребят, это поддерживать хорошую физическую форму и ждать
телефонного звонка.
План генерала Матесева был прост и потому гениален. Он прекрасно
понимал, что отряд из ста пятидесяти человек не может проникнуть в страну
незамеченным. Другое дело, если эти сто пятьдесят человек будут прибывать в
Америку поодиночке в течение целого года. Тогда нескольких телефонных
звонков будет достаточно, чтобы собрать их вместе. Каждый из ста пятидесяти
членов отряда прошел в России специальную подготовку, свободно говорил
по-английски и был обучен тесному взаимодействию с товарищами.
За плечами у Матесева был успешный опыт двух подобных операций, ради
которых пришлось пожертвовать тремя сотнями проверенных бойцов, так как
никого из них нельзя было использовать повторно. Каждый раз к участию в
операции привлекались новые силы. Все это требовало огромных затрат, но в
критической ситуации - вроде нынешней - затраты, безусловно, себя
оправдывали.
- Перед нами стоит трудная задача, - продолжал Матесев. - Мы должны
схватить человека, которого схватить практически невозможно.
- Что вы имеете в виду, товарищ генерал? - спросил один из командиров
групп.
- Этот человек сбежал из засекреченного городка в Сибири, где
занимаются исследованиями в области парапсихологии. Он обладает
сверхъестественными способностями. Он может моментально загипнотизировать
кого угодно. Специальному подразделению войск КГБ не удалось захватить его в
Берлине. Он благополучно вырвался из хорошо охраняемого городка. Я лично
считаю, что остановить его очень сложно. Боюсь, что, как только мы
попытаемся его схватить, он пустит в ход свои особые приемы.
- Значит, его нужно убить?
- Не просто убить, а убить наверняка.
- Каким образом?
- Пока не знаю. Сначала надо посмотреть, что он собой представляет. Я
предпочитаю потратить сорок семь часов из отведенных нам сорока восьми на
планирование операции и подготовку к ней, чем двое суток палить во все
стороны, а в оставшийся час разбираться, что помешало нам выполнить задание.
Мы должны каким-то образом перехитрить этого гипнотизера.
- Что, если накачать его наркотиками?
- А как ты узнаешь, что это удалось? Он может внушить тебе, что
пребывает в наркотическом опьянении, а на самом деле будет трезв как
стеклышко.
- Но с таким же успехом он может внушить нам, что мертв.
- Вот поэтому мы будем действовать поэтапно, разбившись на группы.
Нельзя, чтобы все мы видели и слышали одно и то же. Первым делом мы устроим
засаду. Его клиника находится на Пятой авеню.
- Типично капиталистический адрес, - заметил один из командиров,
радуясь возможности употребить коммунистическую терминологию.
- Идиот, - осадил его Матесев, - там неподалеку находится наше
консульство!
В соответствии с распоряжением Матесева одна из групп должна была вести
наблюдение за клиникой Рабиновича, другая - обеспечивать прикрытие, а
остальным восьми группам было поручено подготовить необходимое оружие.
Силами двух первых групп Матесев отрезал здание, в котором помещалась
клиника, от остального мира, заблокировав все линии связи и переключив их на
свой командный пункт. Василий Рабинович знал, что в квартиру, расположенную
непосредственно под "Центром лечебного гипноза", вселился новый жилец,
однако он не подозревал, что там разместился штаб лучшего диверсионного
отряда Советского Союза.
Тем временем в Вашингтоне президент Соединенных Штатов столкнулся с
проблемой, о которой никак не предполагал услышать от организации под
названием КЮРЕ. Когда она была создана, возникла необходимость держать ее
бюджет в таком же строгом секрете, как и ее деятельность. Поэтому ей было
разрешено, неофициально, конечно, черпать средства из бюджетов других
правительственных органов. Благодаря этому КЮРЕ была избавлена от
необходимости отчитываться за свои расходы, что, в свою очередь,
гарантировало ее конфиденциальность.
Средства, которыми располагала КЮРЕ, были сопоставимы с бюджетом
небольшой страны, и при этом никто не знал, на какие цели они расходовались.
Разумеется, Харолд Смит был человеком безукоризненной честности. Именно
поэтому-то его и поставили во главе этой организации с неограниченным
бюджетом.
Так вот, в тот день, помимо все еще не устраненной таинственной угрозы
из России, президент Соединенных Штатов был озабочен неожиданным известием,
поступившим от Харолда Смита.
- Сэр, - сказал Смит, - я вынужден просить вас об увеличении бюджета
нашей организации.
Ради спасения Америки КЮРЕ собиралось возместить Дому Синанджу
пропавшие сокровища, накопленные за пять тысячелетий.
В день, который должен был стать последним в жизни Василия Рабиновича,
Джонни Бангосса принес ему страшную весть.
- Тебя собираются уделать, - объявил Джонни, крякнув от воображаемой
затрещины.
Одно время Василий пытался внушить ему, что брат никогда не поднимал на
него руку. Это, разумеется, не составляло для корифея-гипнотизера никакого
труда. Он устал глядеть, как тот без конца шарахается от него в сторону.
Однако стоило Джонни поверить, что его братан Карли (в облике Василия)
больше не станет над ним измываться, как он утратил к нему всякое почтение и
стал вести себя вызывающе. Василию пришлось снова внушить ему, что Карли -
жестокий, кровожадный и злобный. После этого Джонни сразу же сделался
шелковым.
- Что значит "уделать"? - спросил Василий. - Прежде ты употреблял это
слово применительно к женщинам.
Василия всегда поражало, с какой неприязнью его подопечные говорят о
своих подружках. Словно речь шла о каких-то заклятых врагах. Для любовных
отношений с женщиной в их лексиконе существовали лишь слова вроде "трахнуть"
или "завалить", причем последнее они употребляли также в значении "убить".
- "Уделать", Карли, значит прикончить. Пришить, замочить, завалить...
- Каким образом тебе стало об этом известно?
- Эти парни предлагали мне хорошие бабки, чтобы я их на тебя навел.
- Ясно, - вздохнул Василий. - Они мне уже надоели.
- Как это - надоели?
- Дело в том, что то же самое они проделали с Рокко, Карло, Вито и
Гвидо. Это уже пятая попытка меня убить. Но за что?
- Карли, ты влез на их территорию. Вот они и стали к тебе клеиться.
- Клеиться? В том смысле, как ты клеился к моей секретарше?
- Нет, совсем в другом смысле.
- Но почему они считают, что я залез на их территорию? Я ведь всего
лишь занимаюсь гипнозом, кодирую от курения, ожирения, помогаю людям решать
их сексуальные проблемы. Вот и все.
- Понимаешь, наши ребята немного подрабатывают на стороне. Рокко
промышляет наркотиками, Карло пасет проституток, Вито помаленьку занимается
вымогательством, а Гвидо мокрушничает. У каждого есть свое дело.
- И это ты называешь делом?! - вскричал Василий, ошеломленный тем, что
подобные занятия считаются в Америке прибыльным делом.
У себя на родине он слышал о язвах капитализма, но считал это
кремлевской пропагандой.
- Ну да, и ты мог бы войти к ним в долю. На этих вещах можно неплохо
заработать, особенно на наркотиках.
- Я не хочу заниматься вымогательством и не хочу мокрушничать, Джонни,
- сказал Василий.
Почему же все пошло не так, как он рассчитывал? Единственное, что ему
было нужно, это свобода, а после того, как на него напали, еще и
безопасность. И вот теперь ему приходилось постоянно иметь дело с этими
волосатыми чудовищами, и к тому же кто-то собирается его убить.
- Тогда мы должны сами на них наехать. Вложим им как следует, -
предложил Джонни Бангосса.
- Да, по-видимому, придется надрать им задницу, - согласился Василий,
преисполняясь боевого духа.
Однако неприятель, с которым предстояло сразиться, был довольно
многочисленным. Опасаясь, что преимущество окажется не на его стороне, он
попытался найти иной выход из положения.
- Я встречусь с ними, - сказал Василий.
- Они пришьют тебя по дороге на эту встречу, - заявил Джонни Бангосса.
- Тогда я велю Вито, Карло, Гвидо и Рокко убраться с их пути.
- После этого Вито, Карло, Гвидо и Рокко переметнутся на их сторону, а
нас с тобой отправят на тот свет.
- Неужели никак невозможно избежать убийства?
- Чего ради, Карли? Ведь в случае удачи мы сможем все прибрать к рукам.
Хотя Василию было трудно согласиться с тем, что несколько смертей можно
назвать удачей, собственная жизнь все же казалась ему дороже. Но он видел
своих подопечных за работой. Их общий коэффициент умственного развития был
недостаточен даже для того, чтобы выкопать выгребную яму.
Он имел возможность убедиться и в том, что никакие разумные доводы на
них не действуют. Им были знакомы только два чувства: алчность и страх,
выступавшие, как правило, в комбинированной форме, представляющей собой
злобу. Эти люди были постоянно злы.
Как только хоть один из них поймет, что хозяин - совсем не тот, за кого
они его принимают, Василий тут же отправится к праотцам. Рабинович стал
подумывать о побеге. Он даже решил было вернуться в Советский Союз, но его
остановила мысль о том, что во второй раз его уж точно оттуда не выпустят.
Все решил сущий пустяк - металлический предмет величиной с ноготь. На
первый взгляд в этом тусклом сером предмете не было ничего примечательного -
так, невзрачный кусок свинца. Но он обладал одной существенной особенностью,
а именно - способностью двигаться со скоростью, превышающей скорость звука.
Еще более существенным было то, что этот предмет пролетел всего в нескольких
дюймах от виска Василия, который в это время усаживался в свой лимузин. Он
даже почувствовал, как у него шевельнулись волосы на голове. Пуля пробила
зеркальное стекло его лимузина, припаркованного на Пятой авеню.
Гвидо и Рокко тотчас же схватились за пистолеты, но человек, стрелявший
в их хозяина, уже умчался на автомобиле.
Василий поднялся с тротуара и отряхнул пыль с дорогого синего костюма.
Он был напуган, как никогда в жизни. Прежде в минуты опасности ему всегда
удавалось взглянуть неприятелю в глаза. Теперь он мог погибнуть, даже не
увидев убийцу.
Подобно большинству людей, охваченных страхом, Василий совершенно
потерял голову. Он наорал на телохранителей. Он желал знать о своих врагах
все, включая их привычки и образ жизни.
В голове у Василия созрел простой план, который был осуществлен в тот
же вечер. Он встретился с тремя главарями враждебных группировок и заключил
с ними мир, прекрасно зная, что их участь предрешена. Он ненавидел себя за
это, но страх почти всегда заглушает в людях голос совести.
Он чувствовал себя последним негодяем, но выбора не было. Один из
главарей был застрелен толстяком Гвидо по его указанию в лифте. Другого
расстреляли из автомата в постели, где он находился с женщиной. Женщину тоже
пришлось убить. Но самым гнусным было третье убийство. Карло, переодевшись в
форму полицейского, застрелил третью жертву на ступенях собора Святого
Патрика - храма, где возносили молитвы Всевышнему.
К ночи, когда одно за другим стали поступать сообщения об этих
чудовищных убийствах, Василий не мог без отвращения взглянуть на себя в
зеркало. За дверью его роскошной квартиры на Пятой авеню послышался шум. Это
вернулись его подопечные. С помощью гипноза Василий мог им внушить, что они
не имеют никакого отношения к этим жутким преступлениям. Он мог начисто
вычеркнуть из их сознания этот день. Но сам-то он будет не в силах забыть.
Его будут мучить угрызения совести, однажды наступит срыв - и он не сможет
удерживать подчиненных в гипнотическом состоянии.
Шум за дверью усилился. Что, если эти люди взбунтовались, ужаснувшись
тому, что он вынудил их совершить? Подобные злодеяния способны перевернуть
душу даже гангстеру.
Неожиданно дверь распахнулась, и ввалившиеся в комнату Джонни Бангосса,
Вито, Гвидо, Рокко и Карло бросились к нему. Джонни первым схватил его
правую руку. Мучимый сознанием вины, Василий чувствовал себя таким подлецом,
что не смог посмотреть Джонни в глаза и внушить, что тот никогда в жизни не
расстреливал из автомата человека, находившегося в постели с любовницей.
Василий закрыл глаза и приготовился к смерти. Что-то влажное коснулось
его правой руки. Потом левой. Он хотел убрать руки, но это оказалось
невозможным. Должно быть, головорезы смазывали их какой-то ядовитой
жидкостью!
Василий ждал, когда яд начнет действовать, проникая сквозь кожу. По его
руке снова провели чем-то влажным, и послышался какой-то странный чмокающий
звук.
Ну что ж, подумал он, яд - это еще не самое страшное Гораздо хуже,
когда тебя убивают в лифте. Или расстреливают, когда ты занимаешься любовью
с женщиной. Еще хуже, когда человек в форме полицейского берет тебя на мушку
на ступенях Божьего храма. Яд - это самое лучшее, на что я могу
рассчитывать.
Однако смерть почему-то не наступала. Василий не мог высвободить руки,
но он был жив. Он слышал звуки поцелуев, запечатлеваемых на его ладонях.
Чувствовал мерзкий запах лосьонов, которыми его "мальчики" имели обыкновение
смазывать свои шевелюры.
Василий открыл глаза. Вито, Гвидо, Рокко и Карло, стукаясь лбами и
отпихивая друг друга, целовали ему руки, выражая Василию свое почтение.
- Ну, ты молодчина, Карли! Теперь у тебя громадная власть. Все тебя
уважают. Мы всегда любили тебя, братан! Теперь ты заслужил еще и наше
уважение. И уважение всего Нью-Йорка, - сказал Джонни Бангосса тому, кого
считал Карлом Бангоссой.
- Теперь мы - самый могущественный клан в Америке! - воскликнул Гвидо.
Он полагал, что проявил себя достаточно хорошо, чтобы стать caporegime.
Джонни, Витто, Рокко и Карло тоже претендовали на эту роль.
- Конечно, - ответил Василий.
Позднее он понял, что таким образом благословил пятерых головорезов на
пополнение своих рядов и создание их собственных криминальных кланов под его
руководством.
Тела убитых еще не успели остыть, когда средства массовой информации
Нью-Йорка приступили к анализу происшедшего. Считая зверские убийства чем-то
вроде шахматной партии, они объявили о появлении нового игрока, сделавшего
блистательный ход. Ни один из журналистов не мог с уверенностью сказать, кто
этот новый главарь мафии, однако всем было ясно, что он проявил себя
великолепным стратегом. Одним точно рассчитанным ударом он обескровил все
остальные криминальные группировки, которые теперь молили своего противника
о мире. Из хорошо информированного источника стало известно, что этот гений
криминальных разборок объединяет под своими знаменами остатки временно
деморализованных мафиозных кланов.
Теперь Василий Рабинович чувствовал себя героем. То, что он считал
формой моральной деградации, здесь воспринималось как гениальность. Как
знать, может быть, со временем он войдет во вкус и даже сделает убийства
своей второй профессией... Главное - чтобы жертвы умирали быстро, без обилия
крови и мучений.
Видела бы его сейчас мать! Она бы поняла, что ее мальчик уже не тот
шалопай, каким его считали в Дульске до того, как он уехал в засекреченный
сибирский городок, до того, как случилось все остальное, до того, как
обычный деревенский парень стал знаменитым. Василий мечтал о том, как
вытащит мать из России, как она поселится у него. Теперь, обращаясь к нему,
все называют его "доном", как и подобает именовать крестного отца. Значит,
мать его станет "донной". В Америке даже есть женщина с таким именем - Донна
Саммер. Он будет Доном Василием, а его мать - Донной Мириам.
На следующее утро первое подразделение генерала Матесева приступило к
выполнению боевой задачи. Распихивая длинные очереди посетителей, бойцы
прорвались к клинике Рабиновича, оттеснили в сторону секретаршу и вскрыли
дверь кабинета. Они действовали по правилам ведения боя в условиях города.
Врываться в помещение не следовало. Сначала нужно было бросить туда ручную
гранату, а потом уже посмотреть, пусто там или есть кто-нибудь.
В соответствии с разработанным Матесевым планом, после того, как первая
группа выполнит возложенную на нее задачу, в действие должна вступить вторая
группа. Бойцам второй группы предстояло проникнуть в кабинет Василия
Рабиновича с мешками и лабораторным оборудованием. Найденные человеческие
останки следовало в спешном порядке переправить в грузовик, на самом деле
служивший лабораторией. Там можно было определить группу крови убитого,
сделать цитологический анализ, а если повезет, то и снять отпечатки пальцев.
Ну а если у жертвы уцелеет лицо, то это вообще значительно упростит дело.
Генерал Матесев не собирался рисковать. Никто из его людей не должен
был вступать в контакт с Рабиновичем, который умудрился заморочить голову
даже самым твердокаменным и надежным офицерам КГБ. Задача формулировалась
так: сначала уничтожить противника, потом убедиться, что уничтожен именно
тот, кто нужно, затем вернуться в Москву и отчитаться о проделанной работе.
Просто и ясно.
К сожалению, первая группа обнаружила в кабинете лишь обломки мебели и
осколки оконного стекла.
- Доктор Рабинович сегодня не принимает, - объяснила секретарша,
поднимаясь из-за своей конторки.
Пациенты с криком метались по коридору.
- Где он? - суровым тоном спросил командир группы особого отряда
генерала Матесева.
- Это не имеет значения. Запись прекращена.
- Где он?
- Кажется, он переехал на Лонг-Айленд. Больше я ничего не знаю. Он
позвонил сегодня утром и велел отменить прием.
Римо подошел к большому кирпичному дому на Лонг-Айленде, минуя грузовые
фургоны, с которых сгружали темную полированную мебель, розовые светильники
и кресла, переливающиеся всеми цветами радуги. В прежние времена любой купец
был бы счастлив, сумев сбыть такой гарнитур какому-нибудь пьяному аборигену.
Римо знал, что генерал Матесев прибыл в Америку в поисках Василия
Рабиновича. Утром клиника Рабиновича на Пятой авеню была взорвана ручными
гранатами. Пятнадцать человек, действуя с поразительной согласованностью,
превратили ее в руины. На место происшествия прибыла полиция. Съехались
репортеры. Они предполагали, что имела место очередная мафиозная разборка.
Римо потолкался среди репортеров. Он узнал, где находится квартира
Рабиновича, и бросился туда. Он не мог допустить, чтобы Матесев, опередив
его, захватил Рабиновича и улизнул из страны.
Смит просил его выяснить, что нужно Матесеву. Римо сказал шефу, что это
совершенно ясно: ему нужен Рабинович.
- Но почему именно Рабинович? - не унимался Смит. - Простой советский
гражданин не стоит таких неимоверных усилий.
Итак, в то утро Римо предстояло сделать две вещи: сперва найти
Матесева, потом Рабиновича, причем до того, как первый прикончит второго.
Добравшись до квартиры Рабиновича, Римо увидел, что грузчики выносят
оттуда мебель.
Он поинтересовался, куда переезжает жилец. Рабочие отказались отвечать
и посоветовали ему убраться от греха подальше.
Римо попенял грузчикам на отнюдь не любезный ответ. Но те продолжали в
том же духе: они, мол, не обязаны отчитываться перед первым встречным, а на
его месте вообще не стали бы задавать лишних вопросов.
Тогда Римо предложил им свою помощь. Он подошел к большому дивану,
поднял его за одну ножку, а другой конец приставил к могучему боку одного из
грузчиков.
- Ну как, щекотно? - спросил Римо.
Легко манипулируя диваном, он забросил грузчика в кузов и прижал его к
передней стенке грузовика. Римо уже собрался было вдавить его в стенку,
когда тот решился сообщить ему нечто очень важное:
- Грейт Нек, Лонг-Айленд, Баффи роуд. У него там целый особняк. Только
будьте с ним поосторожнее.
- Почему это? Я не люблю осторожничать.
- Разве вы не видели, как мы трясемся над его мебелью?
- Ну да, на ней ни царапинки, - согласился Римо и швырнул диван так,
что вся спинка оказалась ободранной.
- Знайте: если грузчики с такой осторожностью перетаскивают мебель,
значит, их наняли рэкетиры. Иначе мы не стали бы так надрываться. Тут дело
такое - мафия!
- Мне кажется, Рабинович - не совсем итальянская фамилия. Я всегда
считал, что главарем мафии должен быть итальянец.
- Откуда вы взяли, что его фамилия Рабинович? Но вообще-то у него много
всяких имен. Все его ребята называют его по-разному, кто - Карли, кто -
Билли, а еще один зовет его просто "папой". Эх, не хотел бы я встретиться с
этими парнями на узенькой дорожке! Вот и скажите мне, мафия это или нет? Да
пусть его зовут хоть папой римским - если вокруг него увиваются такие
головорезы, значит, он главарь мафии.
Узнав таким образом новый адрес Василия Рабиновича, Римо отправился в
Лонг-Айленд, пока люди генерала Матесева не предприняли очередной акции.
Поместье Рабиновича находилось за высокой чугунной оградой, ворота
которой охранялись двумя дюжими молодчиками.
- Я ищу работу, - сказал Римо.
- Катись отсюда! - процедил один из охранников.
В руке у него была внушительного вида свинцовая дубинка, а под курткой
- пистолет 38-го калибра. Судя по всему, он считал его достаточно
эффективным орудием устрашения. У парня была физиономия убийцы, и не
приходилось сомневаться, что он с радостью пустит это орудие в ход.
- Вы меня не поняли. Я ищу вполне определенную работу. Такую, как у
вас.
Охранник усмехнулся и стиснул дубинку в мясистых ладонях. Он поднес ее
к груди Римо и даже не заметил, как она оказалась в руках этого хлюпика и
согнулась подковой.
- Иногда я надеваю такие вещи людям на шею, - сказал Римо, а поскольку
охранник недоверчиво уставился на него, пришлось продемонстрировать, как это
делается.
Римо обернул серую свинцовую дубинку вокруг могучей шеи охранника
наподобие воротника, оставив свободный конец в качестве рукоятки.
Второй охранник схватился за оружие, но Римо быстренько оглушил его
ударом по голове, после чего тот немедленно отключился, и, видимо, надолго.
Римо потянул за свинцовый ошейник и вместе с первым охранником
направился по дорожке к элегантному особняку с остроконечными башенками и
слуховыми окошками, из которых торчали стволы автоматов.
Он протащил охранника добрую четверть мили, пока они не оказались перед
входом в дом. Клумбы с желтыми и красными тюльпанами в полном цвету радовали
глаз. В воздухе пахло свежескошенной травой. Дверь дома открылась, и на
пороге появился огромный волосатый субъект.
- Мне нужно его место, - сказал Римо, кивнув в сторону охранника, чья
шея была по-прежнему обернута свинцовой дубинкой.
- Твоя работа? - осведомился волосатый.
Римо кивнул.
- Его работа? - поинтересовался волосатый у охранника в ошейнике.
Тот тоже кивнул.
- Считай, что ты ее получил. Поступаешь в мое распоряжение. Меня зовут
Джонни Бангосса. Здесь командует мой брат Карли, Имей в виду - после него я
самый главный.
- А как же Рабинович?
- Я не знаю еврея с такой фамилией, - ответил Джонни. - Но почему-то
все спрашивают о нем.
- Мне сказали, что этот дом принадлежит ему.
- Может, это фамилия прежнего хозяина? - предположил Джонни Бангосса.
- Но на мебели и на табличке у входа значится именно эта фамилия.
- Да, этот парень все время где-то здесь сшивается. Но мой братан Карли
не велел нам его трогать. Он говорит, что это наш человек.
- Ясно, - сказал Римо, хотя это было неправдой.
Первая группа диверсантов генерала Матесева потерпела неудачу.
Использовать вторую группу не имело смысла, а третья группа не знала, где
искать Рабиновича.
Матесев лукаво улыбнулся и отпил кофе из своей чашки. Окружающие должны
видеть, что он отнюдь не подавлен случившимся. Нет ничего хуже для
командира, чем позволить своим бойцам поддаться панике на вражеской
территории. Им и без того сегодня досталось. Многие из них долгие годы жили
в постоянном нервном напряжении. В какой-то момент это напряжение ослабло, и
сейчас все они понимали, что был допущен какой-то промах и еще неизвестно,
попадут ли они домой.
Сейчас генерал Матесев был вынужден во что бы то ни стало вернуть
уважение и доверие этих людей. Обычно, когда в России случалось какое-нибудь
ЧП, командир наказывал кого-то из подчиненных. Если что-то было не так, в
первую очередь искали виноватого.
Матесев внимательно посмотрел на свой кофе и спросил, что это за сорт.
Он сидел в кузове автомобиля-рефрижератора, служившего ему штабом. Здесь
могли без труда поместиться тридцать человек вместе со всем необходимым
оборудованием. Этот рефрижератор дожидался его вместе с одной из групп.
- Не знаю, товарищ генерал, - поспешил ответить один из бойцов.
- Отличный кофе. Просто отличный. Но перед нами стоит серьезная
проблема. Очень серьезная проблема.
Бойцы удрученно кивнули.
- Интересно, как переправить на родину такое количество этого
прекрасного кофе, чтобы нам хватило на всю жизнь?
В кузове рефрижератора раздался взрыв хохота.
- Ну ладно, - сказал Матесев. - Так вернемся к нашей проблеме. Я не
считаю, что группа номер один и группа номер два не справились с заданием.
Они ни в чем не виноваты. Во всем виноват наш приятель Василий Рабинович,
которого не оказалось на месте. Итак, в нашем распоряжении тридцать шесть
часов, чтобы его найти. Это не должно быть сопряжено с особыми трудностями.
Главное, о чем я хочу вас просить, друзья мои, подумайте, как вывезти отсюда
этот прекрасный кофе.
Матесев знал, что в Москве не одобрили бы подобных шуточек, но Москва
была совершенно беспомощна. Его руководство ни за что не задействовало бы
этот лучший диверсионный отряд, если бы могло обойтись иными средствами.
Но Матесев утаил от своих бойцов одну существенную деталь. За последние
несколько часов ситуация резко изменилась. Как выяснилось, Рабинович
связался с местными уголовниками и занялся созданием своего рода
криминальной империи. Этого в Кремле опасались больше всего. Рабинович мог
прибрать к рукам весь наркобизнес в Америке и даже в мире. Никому не было до
этого дела. Люди, знавшие, на что способен Рабинович, опасались совсем
другого.
Они опасались, что, познав однажды вкус власти, Рабинович примется
покорять все новые и новые вершины, и тогда уже никто не сможет его
остановить. Его следовало обезвредить еще тогда, когда он действовал в
одиночку и не успел еще с помощью своих сверхъестественных способностей
окружить себя целой армией.
Но благоприятная возможность была упущена.
Матесев решил не забивать себе этим голову. Он решил идти ва-банк, ибо
был уверен, что в мире нет таких уголовников, которые могли бы устоять перед
ста пятьюдесятью отборными российскими коммандос. Уголовники не способны
выступить сплоченными рядами. На сей раз против Рабиновича будут действовать
не разрозненные группы. Матесев предпримет крупномасштабную массированную
атаку, в которой примут участие все его бойцы. Вряд ли среди людей, которыми
окружил себя Рабинович, отыщется более двух настоящих молодцов, умеющих
владеть оружием. Матесев покажет им, что представляет собой атака регулярной
воинской части.
Но прежде нужно разыскать Василия.
Когда стало известно, что Рабинович переехал на Лонг-Айленд, Матесев
отдал приказ окружить его особняк. Люди генерала Матесева засели на всех
подступах к нему, особо позаботившись о том, чтобы их не обнаружили
головорезы Рабиновича. Теперь, когда все выходы из дома были перекрыты,
Матесев дождался наступления темноты, после чего направил в логово врага
двоих наиболее сообразительных бойцов - не для того, чтобы вступить в
контакт с Рабиновичем, а чтобы установить в здании сверхчувствительные
подслушивающие устройства.
Наученный горьким опытом, Матесев намеревался начать штурм, зная
наверняка, что Рабинович находится в доме. Он лично прослушивал все
разговоры, фиксируемые "жучками", и не только получил весьма полезную
информацию, но и узнал много нового и интересного об американской
действительности.
Как и следовало ожидать, каждый из подручных Рабиновича принимал его за
кого-то другого, поэтому для того, чтобы установить, где находится
Рабинович, Матесеву приходилось учитывать, что человек по имени Джонни
Бангосса называет его Карли, а человек по имени Карло обращается к нему не
иначе как "папочка".
В организации Рабиновича царила железная дисциплина, поскольку все ее
члены считали, что находятся в родственных связях с боссом.
Только теперь Матесев осознал в полной мере, какая опасность угрожает
миру, если Рабинович останется в живых хотя бы еще один день. Кремлевское
руководство, как всегда, оказалось право. К счастью, аппаратура
подслушивания, подключенная к датчикам, установленным в доме Рабиновича,
свидетельствовала о том, что он на месте.
Утром люди Матесева заметили полицейскую машину, которая направлялась к
особняку Рабиновича. Оставалось предположить, что полиция либо
покровительствует ему, либо, напротив, намеревается его арестовать.
Приборы опровергли оба эти предположения. Члены банды Рабиновича
вежливо приветствовали полицейских. Потом Матесев услышал голоса офицеров
полиции Монахана, Минехана и Морана - они беседовали с Рабиновичем. Судя по
тому, что они не признали в нем родственника, Рабинович еще не успел их
загипнотизировать.
- Понимаете, мистер Рабинович, - послышался голос капитана Монахана, -
нас беспокоит тот факт, что вокруг вас крутятся различные преступные
элементы. Место здесь тихое, спокойное, но если начнутся перестрелки и
всякие бандитские разборки, о нем пойдет дурная слава.
- Мы обязаны заботиться о безопасности местных жителей, - добавил
лейтенант Минехан.
- Здесь, понимаете ли, живут люди порядочные и в высшей степени
благонадежные, - пояснил лейтенант Моран.
- Я приготовил для каждого из вас, ребятки, по пухленькому белому
конвертику, - сказал Рабинович. - Джонни Бангосса, Роко, Вито и Гвидо
объяснили мне, что вы приехали именно за этим. Насколько я понимаю, именно
так делаются дела в Америке.
- Мы рады, что в вашем лице местные жители приобрели достойного соседа,
- отчеканили в унисон Монахан, Минехан и Моран.
Однако стоило машине выехать за ворота, как полицейских покинуло
единодушие в оценке нового члена местной общины. Один из них назвал его
"жиденком", другие - "вонючим итальяшкой". Судя по всему, им было трудно
определить национальную принадлежность Рабиновича. Единственное, в чем
Минехан, Монахан и Моран были единодушны, так это в том, что все "они"
одинаковы. Правда, оставалось не совсем ясным, кого конкретно блюстители
порядка именуют словом "они" - то ли соплеменников Василия Рабиновича, то ли
соотечественников Джонни Бангоссы.
Часы показывали 9.35 утра. Матесев предположил, что разговор происходил
в главной гостиной. Возможно, Рабинович все еще находится там. Важной
деталью только что состоявшейся встречи было то, что Рабинович даже не
попытался загипнотизировать полицейских.
Теперь Матесев не только знал наверняка, как расправиться с
Рабиновичем, но и поставил перед собой более трудную цель: захватить его
живым.
До сих пор он даже не смел мечтать об этом, но теперь такой шанс
появился. Главное - использовать этот шанс до конца, ну а если не получится,
то, по крайней мере, покончить с Рабиновичем навсегда.
Ровно в десять утра трое самых крепких бойцов отряда генерала Матесева,
переодетые в форму полицейских, вошли в ворота поместья и сказали, что хотят
увидеться с гном Рабиновичем и передать ему сообщение от своего руководства
- офицеров полиции Монахана, Минехана и Морана.
Всех троих впустили в дом. Пока все складывалось удачно. Вскоре Матесев
услышал голос Рабиновича. Совершенно отчетливо. Потом в наушниках возникли
звуки, свидетельствующие о том, что в комнате происходит потасовка, но
вскоре все стихло. Голосов де было слышно, только какой-то слабый скрип, а
вслед за тем - глухой стук падающего предмета.
К этому моменту остальные бойцы покинули засаду и изготовились к
штурму. Схватка предстояла нешуточная. Чем бы ни кончилась операция, медлить
было нельзя.
- Объект захвачен, - послышалось в наушниках. - Мы заклеили ему рот и
глаза липкой лентой.
- Отлично, - ответил Матесев. - Постарайтесь продержаться как можно
дольше. Если он попытается бежать, стреляйте на поражение. Молодцы, ребята!
И тут же Матесев скомандовал остальным бойцам:
- В атаку! Он в наших руках.
Бойцы отряда, находившегося в непосредственном распоряжении генерала
Матесева, соскочили с грузовика-рефрижератора и тоже бросились на штурм
вражеской крепости. Одна из групп ворвалась в ворота и устремилась к дому.
Лихость этого наступления могла посрамить знаменитые казачьи легионы.
В особняке Рабиновича могучая рать нового главаря мафии, забившись под
столы и кресла, судорожно соображала, как унести ноги. Было совершенно ясно,
что бегущие к дому люди настроены решительно и миндальничать с ними не
станут. Ни измена, ни подкуп тут не помогут. Поначалу бандиты пытались
отстреливаться и даже уложили наповал нескольких атакующих, но остальные
неудержимо продолжали рваться вперед, и тогда сопротивление прекратилось. На
некоторое время.
В пылу сражения никто и не заметил, как худощавый человек с широкими
запястьями схватил за шею одного из наступающих, о чем-то быстро переговорил
с ним и опрометью кинулся к воротам. Никому и в голову не пришло обращать
внимание на какого-то гангстера, пытающегося спасти свою шкуру. Между тем в
действительности "гангстер" выяснял, где находится генерал Матесев.
Матесев выслушал очередное донесение и окончательно убедился, что его
план блестяще выполнен. Группа, захватившая Рабиновича, соединилась с
остальными силами. Во время штурма погибло трое бойцов Матесева. Отряд
направляется на заранее подготовленные позиции, чтобы вылететь на родину.
Когда в Америке узнают о случившемся, они будут уже далеко. Генерал Матесев
в третий раз успешно осуществит возложенную на него миссию.
Матесев решил, что теперь самое время отбить телеграмму в Кремль.
Теперь ему было нечего опасаться. Все трудности позади. В телеграмме,
которую он отправил на родину, сообщалось, что задание выполнено, объект
обезврежен и будет доставлен в Москву живым.
На лице Матесева играла довольная улыбка, когда в железную дверь кузова
рефрижератора кто-то постучал:
- Эй, дорогуша, открывай! У меня мало времени.
Римо заглянул в темноту кузова, забитого всевозможной аппаратурой.
Видимо, здесь находился штаб, а человек с белокурыми волосами и лицом,
выражающим высшую степень душевного потрясения, судя по описаниям, был
генералом Матесевым. И поскольку, по словам одного из бойцов, искать его
следовало именно здесь, это можно было утверждать с полной определенностью.
- Добро пожаловать в Америку, генерал Матесев! - сказал Римо.
Блондин по-прежнему пребывал в оцепенении. Возможно, он не ожидал, что
прочная железная дверь, за которой всякий на его месте чувствовал бы себя в
полной безопасности, снимается с такой быстротой. Возможно, его удивило, что
Римо держит эту дверь на вытянутой руке, словно перышко. А может быть, его
поразило, что Римо заглянул в кузов, словно ребенок, сорвавший крышку с
банки с муравьями.
- Ошибаетесь. Здесь нет никакого Матесева, - наконец ответил блондин. -
Я - сотрудник фирмы, производящей электронную аппаратуру. Будьте любезны,
поставьте дверь на место.
- Да будет вам, генерал. У меня к вам дело, и я устал.
- Я не знаю никакого Матесева, - повторил Матесев, проявляя отменную
выдержку.
Первым его побуждением было выхватить пистолет и нажать на спусковой
крючок. Но в руках у незваного гостя была железная дверь, которую он только
что выломал. Если он смог сделать это, то способен выкинуть что-нибудь и
похлеще.
К тому же с минуты на минуту сюда прибудут его ребята вместе с
Рабиновичем. Один в поле не воин. Сто сорок человек существенно меняют дело.
Этот парень своими повадками отличался от обычных людей. Он не влез в
кузов, а впрыгнул в него, причем, казалось, это не стоило ему ни малейшего
усилия. Одно кошачье движение - и он уже стоял рядом с Матесевым.
Вдруг Матесев почувствовал, как по груди у него стекает расплавленный
металл, проникая в грудную клетку, обжигая кишки и детородные органы.
Он дико закричал, но боль внезапно отступила. Он не чувствовал ни дыма,
ни запаха паленого. На теле не осталось следов ожога. Все прошло, как только
странный парень убрал свои пальцы с груди Матесева. Все еще дрожа мелкой
дрожью, он ощупал себя. Все было на месте. Как ни странно, даже рубашка не
пострадала.
- Это такой фокус, - объяснил Римо. - Я могу его повторить. Знаете, что
нужно сделать, чтобы этого не случилось?
Матесев чуть заметно покачал головой. Он не решался открыть рот,
опасаясь, что у него выпадет язык. От физического шока он уже оправился, но
от морального - нет. Ему все еще чудился раскаленный металл, которого на
самом деле не существовало - ни тогда, ни теперь. Это была всего лишь
галлюцинация, вызванная руками странного парня.
- Для этого вы должны назвать мне свое имя. Я уверен, что вы Матесев,
генерал Матесев, и мне нужно с вами поговорить.
- Да, я Матесев.
Генерал посмотрел на дорогу. Скоро сюда подоспеют его ребята. Нужно
дать им понять, что этого человека необходимо уничтожить. Но как сделать это
незаметно?
- Ну вот и хорошо. Теперь скажите мне, кто такой или что такое Василий
Рабинович?
- Советский гражданин.
- Таковых существует несколько сотен миллионов. Почему вас
заинтересовал именно он?
- Я всего лишь солдат. Мне поручили его захватить.
По груди Матесева снова потек расплавленный металл. На сей раз он
отчетливо ощущал запах горелого. Он был уверен, что это не просто
галлюцинация - его мучитель действительно каким-то образом расплавил металл,
чтобы его покалечить. Только когда боль отступила, генералу пришло в голову,
что если бы это в самом деле был раскаленный металл, то он давно бы уже
умер. Скорее всего запах паленого пригрезился ему под влиянием болевого
шока.
- Я - Матесев, командую особым диверсионным отрядом. А Рабинович -
величайший гипнотизер мира.
- Ну и что?
- Вы не понимаете, что это значит? Он способен моментально
загипнотизировать кого угодно. Слышите - кого угодно!
- И что из этого?
- А то, что он с помощью гипноза может заставить любого генерала делать
все, что ему заблагорассудится. Представляете, что тогда произойдет?
- Не знаю. Наверное, он поступит на работу в министерство обороны, -
предположил Римо. - Все, кому не лень, командуют генералами. Они для того и
существуют, чтобы ими командовать.
- Вы не понимаете, - сказал Матесев, недоумевая, как может человек,
наделенный столь невероятными способностями, быть таким тупицей.
- Действительно, не понимаю, - подтвердил Римо.
- Он может прибрать к рукам руководство любой страны мира.
- А дальше-то что?
- Мы не можем этого допустить.
- Почему?
- Вы что, совсем не разбираетесь в международной политике?
- Я разбираюсь в ней лучше вас, генерал. Через пятьсот лет на карте
мира появятся новые государства. Возможно, через пятьсот лет в вашей стране
снова будет править царь. Кто знает, что произойдет через пятьсот лет? Так
что все ваши дурацкие разглагольствования выеденного яйца не стоят.
Матесеву всегда внушали, что в Америке ничего не планируют заранее.
Спроси американца о том, что будет через пятьдесят лет, и он ответит: это
вопрос к астрологу. Внешняя политика Америки менялась каждые четыре года, с
каждыми новыми выборами. И это было ее главной бедой.
Но стоящий перед Матесевым человек - по-видимому, тоже американец -
мыслил масштабами не пятидесяти и даже не ста лет, а целого тысячелетия.
Впрочем, это уже не имело значения. На улице показались его ребята - со
стороны их можно было принять за внезапно высыпавшую из-за угла толпу. Они
держались компактно, хотя, разумеется, двигались не строевым шагом. При них
находился связанный по рукам и ногам человек с заклеенными глазами и ртом.
Рабинович.
- Кажется, нашего полку прибыло, - сказал Матесев своему мучителю,
кивнув в сторону приближающегося отряда.
Тот повернулся к выломанной задней дверце рефрижератора.
- Что это еще за сверток? - спросил Римо не оборачиваясь.
Матесев увидел перед собой его темноволосый затылок. Отличная мишень!
Генерал спокойно вытащил оружие, приставил его к затылку Римо и выстрелил.
Пуля угодила в потолок. Голова же осталась невредимой. Он выстрелил
снова, на сей раз нацелившись в самую середину затылка. Пуля опять угодила в
потолок.
- Напрасно стараетесь, приятель, - ласково произнес Римо.
Матесев продолжал стрелять, пока не опустошил всю обойму, но ни одна из
пуль так и не попала в цель. Самым поразительным было то, что Римо даже
особенно и не уворачивался от выстрелов, только слегка отклонял голову.
- Ну что, вы довольны? Наигрались наконец? - спросил Римо.
- Я прикажу своим людям не трогать вас, - пролепетал ошеломленный
Матесев.
- Какая разница? - отмахнулся Римо. - Так вы действительно генерал
Матесев? Это точно? Ошибка исключена?
- Да.
- Спасибо, - сказал Римо и привел мозг генерала в желеобразное
состояние, встряхнув его голову так, как бармен встряхивает сосуд с
коктейлем.
Затем он спрыгнул с грузовика и направился к толпе осоловелых русских.
Разумеется, не обошлось без потасовки, кое-кого пришлось даже прикончить,
пока непонятный сверток не оказался у Римо в руках. Он отнес его в
безопасное место, где снял с Василия Рабиновича путы и отодрал клейкую ленту
с его глаз и рта.
- Ну, как самочувствие? - спросил Римо.
Рабинович заморгал от яркого света. Его била дрожь Он не понимал, где
находится. От страха он напустил в штаны. Бедняга едва держался на ногах.
Римо слегка помассировал ему позвоночник, после чего тот пришел в себя.
Рабинович крякнул, попытался отряхнуться и заметил у себя на брюках мокрое
пятно.
- Ублюдки проклятые! - пробормотал он.
- Я могу помочь вам еще чем-нибудь? - спросил Римо.
- Н-нет, - неуверенно проговорил Рабинович. - Все в порядке.
- Ваши соотечественники говорят, что вы - величайший гипнотизер мира.
Это правда?
- Я знаю?! - ответил Рабинович. - Каким образом русские солдаты
оказались здесь, в этой стране?
- Трудно сказать. Возможно, они выдали себя за мексиканцев. Вы уверены,
что нормально себя чувствуете?
- Да, вполне. Не знаете, что случилось с Джонни Бангоссой, Гвидо,
Рокко, Вито и Карло?
- По-моему, они сбежали.
- Тоже мне, уголовники! - воскликнул Василий.
Впереди простиралась главная улица города, туда и направились Римо с
Рабиновичем. На дороге, где стоял грузовик-рефрижератор, послышались звуки
стрельбы. Очевидно, солдаты генерала Матесева, оставшись без своего
гениального командира, делали то, что естественно делать солдатам. Они
окопались и палили в мнимого противника. В данный момент они обстреливали из
легких минометов шоссе. Их девизом было: погибнем, но не сдадимся.
Римо нашел небольшое кафе.
- Вы первый, кто отнесся ко мне в Америке по-человечески, - заявил
Василий. - Я считаю вас своим другом.
- В таком случае, приятель, вам не позавидуешь.
- Мне действительно не позавидуешь, - согласился Василий. - У меня нет
друзей. Моя криминальная "семья" распалась. Знаете, я был главой крупнейшего
криминального клана в Америке. Не верите? Сейчас я вам покажу.
Василий куда-то отлучился и вскоре вернулся с охапкой нью-йоркских
газет. Гордо положив их на столик перед Римо, он принялся за сладкую булочку
и кофе со сливками, которые принес ему официант.
- Вы знаете, сахар - это яд, - сказал Римо, глядя на липкую, ядовитого
цвета глазурь с химическими красителями, покрывающую нечто, сварганенное из
сахара и муки.
Если бы Римо когда-нибудь попробовал эту отраву, его организм попросту
не выдержал бы.
- Мне нравится, - ответил Василий.
- Некоторые люди то же самое говорят о кокаине и героине.
Римо поморщился, глядя на Василия, с аппетитом поглощающего сдобу.
- Очень свежая булочка. Читайте же. Обратите внимание на заметку про
"хитрую бестию". Это я.
Римо прочитал об убийствах в лифте, в спальне и на ступенях собора.
- Выглядит довольно жутко, - заметил он.
- Благодарю вас. Это мой первый опыт по части мокрухи... Кажется, это
так называется. Вот вам, например, когда-нибудь приходилось пришить
человека?
- Вы имеете в виду убить?
- Да, именно так, убить.
- Разумеется, - сказал Римо.
- Не хотели бы вы стать членом нового мафиозного клана, который я
собираюсь создать?
- Нет, я уезжаю за границу.
- Куда?
- Пока еще не знаю.
- Вообще-то мафиозные кланы - совсем не то, что о них выдумывают, -
признался Василий. - Все мои подопечные разбежались. Не понимаю, что с ними
произошло. Ведь я сделал их главарями самостоятельных банд, а они взяли и
разбежались. Вот я и спрашиваю вас, что происходит с современной
преступностью? Я слышал, что Америка стоит на грани вырождения. Может, это
относится и к американской преступности?
- Не знаю, - сказал Римо. - У меня свои проблемы. Мне осталось только
выяснить, чем вы занимаетесь, и я свободен. Я вкалывал без выходных больше
двадцати лет, с меня хватит. Ну ладно, я, кажется, отвлекся. Так что мне
доложить о вас своему боссу? Мне нужна правда. Видите ли, я не могу
поверить, чтобы из-за обыкновенного гипнотизера целое подразделение
диверсантов из вашей страны вторглось на территорию нашей страны Вероятно,
русский генерал все-таки меня обманул.
- Не обманул. Русские - сумасшедшие, сумасшедший народ. Так вы
говорите, они вторглись в Америку?
В небе гудели вертолеты Национальной гвардии. Вдалеке слышались
выстрелы. Посетители выбежали из кафе, но полицейские приказали всем
оставаться на местах. Прошел слух, что русские напали на Америку, правда,
небольшими силами.
Кто-то закричал, что русских окружили.
- Значит, они послали за мной военных, - сказал Василий, закрыв глаза
руками. - Что же делать? Я не могу сражаться с целой страной, понимаете? Вы
должны стать моим другом.
Василий решил для себя, что если этот человек не станет его другом по
доброй воле, он прибегнет к испытанному средству. Разумеется, лучше, когда
стремление дружить обоюдно, но на худой конец остается довольствоваться тем,
что есть.
Это как с женщинами. Предпочтительно, чтобы дама отдавалась с искренней
страстью, но если она таковой не испытывает, можно удовлетвориться и
неискренней. Это все-таки лучше, чем отсутствие какой бы то ни было страсти
вообще. Рабинович решил дать человеку по имени Римо последний шанс.
- Будьте моим другом, - повторил он.
- У меня уже есть друг, - ответил Римо. - Я сыт им по горло.
- Ну что ж, - проговорил Василий и убрал руки с лица, чтобы посмотреть
в глаза Римо, который должен стать его другом независимо от того, хочет он
этого или нет.
К несчастью, Римо обладал невероятным проворством Не успел Василий
опомниться, как тот вышел из кафе и был таков.
В Вашингтоне наконец вздохнули с облегчением. Президент не скупился на
похвалы в адрес КЮРЕ. Однако на душе у Смита почему-то было тревожно.
Когда-то мисс Эшфорд, его первая учительница в Вермонте, говорила "Выполнять
работу нужно не ради похвалы, а потому что ее необходимо выполнить. И
выполнить как следует. Нельзя хвалить кого бы то ни было за хорошо
выполненную работу, потому что всякая работа должна быть выполнена хорошо".
Подобной точки зрения придерживалась не только требовательная и скупая
на похвалы мисс Эшфорд - ее разделяли и Смиты, и Коукли, и Уинтропы, и
Манчестеры. Атмосфера, в которой прошло детство Харолда Смита, была столь же
суровой, как при дворе китайских императоров. С тех пор многое изменилось,
неизменной осталась лишь благодарная память Харолда Смита об этих стариках,
к которым он в свои шестьдесят семь лет справедливо причислял и себя.
Поэтому когда президент сказал Смиту, что он оказался на высоте в
необычайно трудной ситуации, тот вежливо перебил его:
- Могу я быть еще чем-нибудь полезен, господин президент?
- Мы с легкостью захватили русских диверсантов. Кстати, знаете, почему
их было невозможно вовремя обнаружить? Потому что они внедрились в нашу
страну заранее и были готовы по сигналу своего командира немедленно
приступить к действиям. Ваш агент сумел обезвредить его, а остальные
оказались дилетантами. Теперь мы примем необходимые меры, чтобы впредь не
допустить ничего подобного. Мы живем в трудные времена, дорогой Смит, и
чертовски приятно сознавать, что хоть в чем-то мы добились успеха.
- Что еще я могу сделать для вас, сэр?
- Принять наконец мои поздравления, черт возьми!
- Насколько я понимаю, сэр, наша организация существует не для того,
чтобы получать медали и прочие награды.
- Ну ладно, все равно примите мою благодарность. Представляете,
советские власти открестились от причастности к этому инциденту, публично
объявив его заговором международного империализма и сионизма! Но на
неофициальном уровне они подняли лапки кверху и извинились. Ситуация резко
изменилась в нашу пользу: их разведывательная сеть понесла колоссальный
урон, особые диверсионные подразделения уничтожены навсегда, одним словом,
Россия поджала хвост. Судя по всему, мы их здорово припугнули.
- И все же мы так и не знаем, почему они пошли на такой риск.
- Вам не удалось этого выяснить?
- Пока нет, но полагаю, что когда вернется мой агент, я получу ответ на
этот вопрос.
- Хорошо, держите меня в курсе, - сказал президент и вновь поддался
эйфории: - Что ни говорите, дорогой Смит, но быть американцем в наши дни
здорово. Мне все равно, во что нам обойдется поиск украденных
драгоценностей. Затраты себя оправдывают.
- Наверное, это немалое бремя для бюджета страны, сэр.
- Перестаньте, Смит. К чему трястись над несколькими миллиардами, если
они себя окупают? Сколько миллиардов мы списываем неизвестно на что!
- Я понимаю, сэр, - сказал Смит и повесил трубку.
Вернувшись в "Вистана вьюз", Римо обошел квартиру, проверяя, не забыл
ли что-нибудь. Очень скоро он навсегда покинет Америку. Последнее задание
выполнено. С минуты на минуту здесь появится Смит, чтобы выслушать его
последний отчет.
Римо было грустно, хотя он и не понимал почему. Было нечто
символическое в том, что его последним пристанищем в Америке стала эта
квартира возле Эпкотовского центра, созданного компанией Уолта Диснея. Вся
его жизнь чем-то смахивала на приключения Микки Мауса.
Выиграла ли что-нибудь Америка от его трудов? Выиграл ли он сам
что-нибудь? Единственное, что он приобрел за все эти годы, так это
совершенное владение своим телом и разумом.
Чиун всячески старался подбодрить своего ученика, рассказывая ему о
славных королевских династиях, о том, как приятно служить диктаторам и
тиранам. Как, напротив, неприятно находиться в подчинении у Смита, который
почему-то стыдится своих подданных, замалчивает их деяния, да и сам
старается держаться в тени. Зато в стране истинного тирана ассасины всегда
на виду, их чтят, ими гордятся.
- Да, это здорово, - поддакнул Римо, но на душе у него было мерзко, он
чувствовал себя ненужной вещью, которую вот-вот должны выбросить на свалку.
- Ты грустишь, Римо. Великий Ван понял бы тебя. Такое случается со
всеми Мастерами Синанджу, даже с самыми знаменитыми.
- С тобой тоже это случалось, папочка? - спросил Римо.
- Нет, ни разу в жизни.
- Почему же?
- Видишь ли, каждый человек имеет основания для недовольства собой. Но
я всегда оценивал свою жизнь в целом. Как учил Великий Ван: "Не суди о своей
жизни по отдельным поступкам, как это делают люди Запада, а взгляни на весь
пройденный путь". Если даже всю оставшуюся жизнь я буду допускать сплошные
ошибки и промахи, мне все равно уготовано почетное место в истории Синанджу.
- Значит, мы с тобой устроены по-разному. Я чувствую себя так, словно
земля ни с того ни с сего ушла из-под моих ног.
- И опять-таки Великий Ван сказал: "Всякому совершенству предшествует
сознание несовершенства, а посему хуже всего человек чувствует себя перед
тем, как поднимается на новую высоту". Именно это и происходит с тобой,
Римо. Ты готовишься преодолеть новый рубеж, и мы должны быть благодарны за
это судьбе.
- Великий Ван, Великий Ван... Не понимаю, почему, черт возьми, его
считают таким великим. Помимо него существовало множество других Мастеров
Синанджу. Я читал о них.
- Ты еще не дорос до этого. А теперь поторапливайся. С каждым днем в
мире остается все меньше тиранов. Их постоянно свергают.
- Почему ты считаешь, что Ван действительно великий? Он был мудрее
твоего отца?
- Нет, я мудрее моего отца.
- Как же тогда прикажешь тебя понимать?
- Когда ты достигнешь определенного уровня совершенства, ты увидишь
Великого Вана.
- Разве он жив? Или его нетленный дух все еще пребывает в мире?
- Нет. Но он живет в величии Синанджу. И когда ты поднимешься на новый
уровень совершенства, ты увидишь его.
- Скажи хоть, как он выглядит.
- Пожалуй, немного грузен, но он сказал мне, что я чересчур худ, и мне
пришлось по его совету набрать полторы унции.
- Ты действительно разговаривал с ним?
- Да, это становится возможным, когда преодолеешь определенный путь.
Сейчас ты в самом начале этого пути.
- И ради этой чепухи я должен покорять очередную вершину? Мне вполне
хватает того, что я уже умею.
- Ах, как ужасно, когда твой воспитанник, которого ты лелеял, как
родного сына, вонзает тебе в сердце острый нож, возвращаясь к замашкам
белого человека! Теперь я понимаю, почему белая раса никогда не достигнет
подлинного величия.
- Если ты хочешь освободиться от меня, папочка, так и скажи.
- Ба, какие мы сегодня раздражительные! - усмехнулся Чиун.
Мастер Синанджу чувствовал, что победа на его стороне. Что бы ни
говорил Римо, он на пути к новой вершине. Это вовсе не означало, что он
должен стремиться как можно скорее ее одолеть. Напротив, если бы до этого он
не проявлял порой чрезмерного усердия, то давно уже был бы там. На этот раз
он не одержим честолюбивым желанием достичь чего-то небывалого. Значит,
скоро он увидит Великого Вана и получит от него совет, который тот дает лишь
настоящим Мастерам Синанджу. Каков бы ни был этот совет, он будет
правильным. Великий Ван никогда не ошибался. Об этом записано в анналах Дома
Синанджу, и это действительно так. Каждый раз, когда Римо взбирался на
отвесную стену и понимал, что единственным его врагом является страх
падения, каждый раз, когда он дышал в одном ритме с великими силами Космоса,
Великий Ван воскресал из небытия. И сейчас он лишь ждал подходящего момента,
чтобы приветствовать нового Мастера Синанджу.
Все это знал Чиун, Римо же только предстояло это узнать.
Безумный Смит явился с опозданием в четверть часа. Если, по мнению
Чиуна, в этом психе и было что-то хорошее, то лишь пунктуальность. Теперь он
лишился и этого единственного преимущества. "Какое счастье, что нам недолго
осталось тебя терпеть", - проворчал Чиун по-корейски. Однако в переводе на
английский эта фраза претерпела некоторое изменение.
- Добро пожаловать, мудрейший император! - воскликнул Чиун, открывая
дверь главе КЮРЕ. - В день, когда кончается наша служба, призванная
возвеличить ваше имя, и наступает час прощания, тоска переполняет наши
сердца, ибо мы понимаем, что равного вам не сыскать.
При том, что Смит страдал дальтонизмом, он узнал красное кимоно с
вышитыми на нем золотыми драконами. Оно было на Чиуне в день их первой
встречи, и с тех пор он ни разу его не надевал. Смит вдруг осознал, что Чиун
с Римо действительно уезжают. Возможно, он их никогда больше не увидит. Ну
что ж, по крайней мере, они спасли страну. Русские диверсанты, нагло
вторгшиеся в Америку, уничтожены. Россия основательно себя
скомпрометировала, и ее, как выразился президент, отхлестали по щекам. Две
враждебные державы уже не балансировали на грани конфликта, способного
погубить весь мир. Россия отступила, дав Америке необходимую передышку.
Теперь Смиту оставалось лишь выяснить, почему все-таки сюда была заброшена
группа Матесева.
- Кажется, пришла пора прощаться, - сказал Римо, протягивая Смиту руку.
- Кажется, да, - ответил Смит.
- Кто знает, может быть, когда-нибудь мы еще встретимся.
- Сядьте, Римо. Давайте поговорим о миссии генерала Матесева.
- Для этого мне не нужно садиться. Они пытались захватить одного
гипнотизера, якобы очень талантливого.
- Но в России полно гипнотизеров, - возразил Смит. - Там давно уже
экспериментируют над человеческим сознанием. Почему им понадобился именно
этот?
- Кажется, он мастер мгновенного внушения. Во всяком случае, когда я
увидел этого бедолагу, глаза и рот у него были заклеены лентой. Похоже, люди
Матесева до смерти боялись его, сильнее, чем черт ладана.
- Неудивительно. Если все, что о нем говорят, соответствует
действительности, он может управлять миром. Теперь я понимаю, каким образом
он с такой легкостью сбежал из России. Он может сбежать откуда угодно. Этот
человек способен проникнуть в министерство обороны и начать войну. Теперь
понятно, почему русские держали в секрете все, что с ним связано. Странно,
что они не убили его, когда выяснилось, на что он способен.
- Наверное, хотели использовать его в своих целях, - предположил Римо.
- Это еще вопрос, кто кого стал бы использовать, ведь он способен
внушить кому угодно все, что угодно. Этот человек подобен атомной бомбе, к
тому же наделенной разумом. Должно быть, с ним русские не знали ни минуты
покоя.
- Наверное, - сказал Римо. - Ну что ж, Смитти, прощайте и будьте
счастливы.
- Подождите минутку. Как он хотя бы выглядит?
- Невысокого роста, с грустными карими глазами. Симпатичный парень.
Одинокий.
- Вы с ним разговаривали?
- Конечно.
- И вы его отпустили?! - Желтоватое лицо Смита побагровело от ужаса. -
Как вы могли, зная, что он собой представляет? Как вы могли?
- Я выполнял ваше задание. Вы велели мне убрать Матесева, правильно? Я
убрал Матесева, Вы велели мне выяснить, что ему нужно? Я выяснил. Так что
вопрос закрыт.
- Вам следовало немножко пошевелить мозгами. Мы должны схватить
Рабиновича. Нельзя допустить, чтобы он свободно разъезжал по нашей стране.
Какие же болваны эти русские! Почему они ничего нам не сообщили? Мы могли бы
действовать сообща.
- Прощайте, Смитти.
- Вы не имеете права сейчас уехать, Римо. Вы могли бы его опознать?
- Опознать? Естественно. Он набивался мне в друзья.
- У тебя слишком много друзей, Римо, - проворчал Чиун.
Он дожидался, пока Римо наконец начнет выносить его сундуки. Мастеру
Синанджу, да еще такому знаменитому, не пристало самому таскать свой багаж.
Он заставил бы Смита сделать это, но, как и все представители белой расы,
тот с возрастом стал совсем хилым. Как бы то ни было, Мастеру Синанджу,
достойно завершившему службу у очередного императора, не подобало заниматься
своими пожитками.
- Особенно таких брюзгливых, как некоторые, - парировал Римо.
Но Чиун был настолько счастлив расстаться с Безумным Императором
Смитом, что решил пропустить это дерзкое замечание мимо ушей.
- Римо, надеюсь, вы понимаете, почему необходимо задержать Василия
Рабиновича и сделать с ним то, что не удалось сделать русским?
- Я не только не хочу ничего понимать, но и не желаю вообще думать об
этом. Пойдем, папочка. Я отнесу твои сундуки в машину.
- Сделай одолжение, - сказал Чиун.
Жизнь снова была прекрасна. Ему даже не пришлось умолять непутевого
ученика о том, что он должен был сделать из любви к своему наставнику.
Просить всегда унизительно. Эта формула, пусть и не абсолютно справедливая,
показалась Чиуну удачной, и он решил использовать ее, когда подвернется
случай.
- Чиун, скажите же ему, что работа еще не закончена, - взмолился Смит.
- Что я могу сказать человеку, который всегда служил вам верой и
правдой? Только ваш приказ, о, великий император, подлежит беспрекословному
исполнению. Вы приказали ему уничтожить злодея по имени Матесев. Он
уничтожен?
- Да, но...
- Вы приказали ему выяснить, кто такой Рабинович. И Римо не только
разыскал этого человека, но и подружился с ним. Или я ошибаюсь?
- Нет, но...
- В таком случае мы можем с чистой совестью покинуть вас, уверенные,
что все ваши мудрые указания выполнены до последней буквы.
- Назовите свою цену.
- Позволю себе напомнить мудрейшему императору, что мы все еще не
получили обещанного вознаграждения, - вкрадчиво произнес Чиун. - Не думайте,
что мы рабы презренного металла. Однако мы знаем, что высшей ценностью в
Америке считается доброе имя. И мы уверены, что вы более других заботитесь о
своей безупречной репутации. Как только сокровища Дома Синанджу будут
найдены и возвращены нам, мы с радостью и удовольствием возобновим службу у
вас.
- Но для того, чтобы разыскать все, что перечислено в вашем списке,
потребуются годы! Среди этих вещей есть памятники культуры, исчезнувшие
много веков назад.
- Великой державе любые задачи по плечу, - сказал Чиун.
Римо добавил по-корейски:
- Чистая работа, папочка. Я бы не сумел так ловко выкрутиться.
- Ничего, со временем научишься. Когда станешь работать не ради
дурацкого патриотизма, а для того, чтобы продолжить дело великих предков.
Поверь, в этом нет ничего мудреного. Все императоры - глупцы и с легкостью
поддаются на лесть, ибо считают себя лучше других на том простом основании,
что родились императорами.
- О чем это вы беседуете? - поинтересовался Смит.
- Прощайте, - в который уж раз повторил Римо.
- Чиун, я готов предложить вам столько же, сколько любая другая страна,
тиран или император.
- Поставь сундук на место, - быстро скомандовал Чиун по-корейски.
- Разве мы не уезжаем? - недоуменно спросил Римо.
- Как можно уехать, когда нам светит выгодная сделка? Запомни: нельзя
отказываться от щедрого предложения, иначе потом пожалеешь.
- Не знаю, как ты, папочка, но я сыт по горло и Смитом, и КЮРЕ. Так что
таскай свои сундуки сам.
На глазах у Смита голубой сундук с грохотом полетел на пол. Чиун
выпучил глаза от подобной неучтивости.
- Пока, ребята, - сказал им обоим Римо. - Я сыт по горло вашей
компанией. Мне больше по душе общество Микки Мауса.
Когда за Римо закрылась дверь, Смит спросил Чиуна, что ему известно о
гипнозе.
- Все, - ответил Чиун. - В свое время у меня на службе состояло целых
пять гипнотизеров.
Если бы Смит знал, чем в этот самый момент занимается Рабинович, он на
карачках пополз бы за Римо, умоляя его стать другом печального выходца из
России.
Чтобы запустить американскую ядерную ракету, требуются два человека и
две разных кнопки-ключа. Каждая ракета уже нацелена на определенную мишень.
Те, кто запускает ракету, не знают, где она приземлится. Они лишь выполняют
команду. При этом соблюдается строгая последовательность. Во-первых, прежде
всего авиаинженеры обязаны следить, чтобы не произошло самопроизвольного
запуска в результате какой-нибудь неполадки, и, во-вторых, запуск
производится лишь после получения соответствующего приказа Стратегического
авиационного командования.
- А кто отдает приказ Стратегическому командованию?
- Президент, мама. Почему ты задаешь мне такие вопросы?
Капитан Уилфред Боггс нес службу в штабе Стратегического авиационного
командования - САК - в Омахе. Он терпеть не мог маленьких забегаловок и уж
тем более встречаться в них с матерью. Он был ужасно недоволен тем, что его
мать ходила по городку, расспрашивая всех и каждого, где размещаются большие
ракеты, нацеленные на Россию.
В тот день капитан Боггс находился на дежурстве и должен был допросить
одного человека. Когда ему сказали, что это иммигрант из России, он попросту
расхохотался.
- Значит, какой-то русский сшивается здесь и интересуется нашими
ракетами?
- По его словам, ему объяснили, что здесь находятся наши ракетные базы,
- ответил офицер местной полиции. - Только уж вы с ним обойдитесь помягче.
Он неплохой малый. Сказал, что хочет встретиться с кем-нибудь из САК. А я
ему говорю: раз такое дело, я позабочусь о том, чтобы это произошло как
можно скорее.
Однако местная полиция совершила нелепейшую ошибку: вместо этого
человека она почему-то арестовала мать Уилфреда.
- Мама, нам есть о чем поговорить. Позвони мне по телефону.
- Зачем? Ведь я уже здесь. Скажи, как запустить ракету, чтобы она
полетела на Россию?
За этим последовали вопросы о том, кто за что отвечает в штабе
Стратегического авиационного командования. Разумеется, он немедленно вытащил
ее из тюрьмы и предложил побеседовать в более подходящем месте. Она
настояла, чтобы они зашли в кафе, потому что ей хотелось съесть булочку.
Уилфред не ожидал, что ему так просто удастся освободить мать из-под ареста,
однако охранники проявили невиданную готовность нарушить кое-какие правила
ради особы, которая всех их буквально очаровала.
Больше всего старушку интересовало, сможет ли Уилфред запустить ракету,
если об этом его попросит мамочка.
- Для того, чтобы запустить ракету, мама, требуются двое.
- Я могу поговорить с этим вторым.
- Я все равно не имею доступа к ключу. Я сейчас нахожусь в охранении и
не связан с запуском.
- Что такое? Почему вдруг ты не можешь запустить одну маленькую ракету?
Так вот как ты отвечаешь на просьбу матери?
- Пойми, даже если бы у меня был доступ к ключу, я все равно не смог бы
запустить ракету. Во-первых, как я уже сказал, для этого требуются два
человека, а во-вторых, этого нельзя сделать без соответствующего приказа,
пока на установку не поступит серия электронных команд.
- Погоди минуту. Зачем так тараторить? Я не подозревала, что все это
настолько сложно, - сказала мать Уилфреда, доставая из кармана записную
книжку и карандаш. - Ну ладно, продиктуй мне все с самого начала.
- Мама, спрячь скорее записную книжку и карандаш. Что, если кто-нибудь
увидит, как я рассказываю тебе о структуре САК, а ты делаешь записи? Кстати,
зачем тебе все это?
- Затем, что я не могу понять, почему вполне здравомыслящий
американский мальчик, запускающий ракеты по приказу какой-то машины, не
может сделать это ради родной матери. Вот зачем. Можно подумать, что я прошу
тебя о чем-то особенном. Речь идет всего лишь об одной крохотной ракете.
Сколько их тут у вас? Наверное, сотни?
- Мама, пойми наконец, из-за этого может начаться война.
- Ничего подобного, не морочь мне голову, - сказала мать с
несвойственной ей интонацией и печально покачала головой. - В России уважают
силу. Надо отбить у них охоту оскорблять ни в чем не повинных людей.
- Я не уверен, что наши ракеты нацелены на Россию. Они с таким же
успехом могут быть нацелены на Восточную Европу или на Азию.
- Ты хочешь сказать, что, запуская ракету, вы даже не знаете, куда она
полетит?
- И слава Богу! Лучше не знать, кого убиваешь. Ведь кто-то из нас может
прочитать книги о какой-то стране, проникнуться к ней симпатией и в
последний момент отказаться выполнить приказ.
- Значит, я зря приехала в эту вашу Омаху?
- Ну что ты, мамочка! Я ужасно рад, что ты приехала. Ведь мы не
виделись с Рождества. Рассказывай скорее, как там Кэти, Билл и Джо?
- Нормально. У них все хорошо. Они передавали тебе привет. Ну, пока.
Почему ты не доел свою булочку?
- Я не люблю сладкого, мама. Так же, как и ты.
И мать Уилфреда вышла из кафе, даже не поцеловав сына на прощание.
Разумеется, он признался местной полиции в том, что выпустил на свободу
человека, который расспрашивал о ракетах, то есть свою мать. Как ни странно,
полицейские отреагировали на это так:
- Спасибо. Мы перед вами в долгу и никогда не забудем, что вы для нас
сделали.
Весна в Омахе была такой же безликой, как и сибирская весна. Просто
холод сменился теплом, вот и все.
Василий Рабинович стоял на углу, держа в руке сладкую булочку, - совсем
один перед лицом грозного врага, каковым была его бывшая родина.
Итак, ядерный удар исключался. Вообще говоря, он ничего не имел против
России. Ему всего лишь хотелось, чтобы его оставили в покое. Чтобы никто к
нему не цеплялся, не задавал лишних вопросов. Он думал, что найдет все это в
Америке. Здесь действительно никто к нему не цеплялся, но лишь до поры до
времени. Пока на него не напали хулиганы.
И тогда он окружил себя уголовниками и даже, если верить газетам, стал
во главе целого мафиозного клана. Он стал крупной фигурой криминального
мира. Однако небольшой отряд русских диверсантов наглядно показал, чего
стоят его крутые ребята. На поверку они оказались не круче киселя.
Они позорно разбежались кто куда, а Василия, связанного, растерянного и
испуганного, долго тащили куда-то, пока его не спас единственный добрый
человек, которого он встретил в этой стране. Он был явно расположен к
Василию, причем без всяких усилий с его стороны, но куда-то исчез.
Василием овладел страх. Он знал людей, стоящих у кормила власти в
Советском Союзе. По-хорошему с ними невозможно договориться. Они
воспринимают миролюбие как слабость. Сколько раз он слышал, как в ответ на
какую-нибудь мирную инициативу генералы презрительно фыркали, считая это
проявлением слабости. Впрочем, если какая-нибудь страна начинала
вооружаться, она сразу же попадала в разряд агрессивных.
- Почему, - спросил однажды Василий маршала, приехавшего в городок
парапсихологов для лечения мигрени, - выступая с мирной инициативой, мы не
становимся слабыми? Я никогда не мог этого понять.
- Потому что, выступая с мирной инициативой, мы хотим, чтобы
разоружались другие. Это сделает нас более сильными. Иначе нас уничтожат.
- А если мы будем сильнее?
- Тогда мы уничтожим их, - радостно ответил маршал.
- Если мы их уничтожим, то откуда будем получать добротные заграничные
товары?
- Я военный, а не политик, - заявил маршал.
- Вы в самом деле хотите поджаривать хлеб в тостере, сделанном в СССР?
- Не приставайте ко мне с вопросами, касающимися политики.
- Вы когда-нибудь слышали о русском сорте виски?
- Вы ведете себя как провокационный элемент! - одернул Рабиновича
маршал.
Этот случай лишь в очередной раз подтвердил то, что Рабинович и без
того уже знал. Русские понимают только один язык - язык силы. Убивайте, и
они будут поступать с вами как честные, порядочные люди. Но стоит вам дать
слабину, как они тут же перестанут с вами даже разговаривать.
Василий Рабинович понял, что если ему удастся нанести ракетный удар по
России, он сможет обрести союзников в лице своих новых американских
товарищей еще до того, как осядет радиоактивный пепел. Лишь тогда, когда он
докажет всем, какую колоссальную угрозу собой представляет, у него появится
слабая надежда, что его наконец оставят в покое.
Такова уж сущность коммунистической России. Именно она, а не страны
Запада, подписала договор о ненападении с нацистской Германией. Именно она,
а не страны Запада, договорилась с нацистами о разделе Польши. Именно она, а
не страны Запада, спокойно дожидалась, пока нацисты разрушат Европу,
поставляя им всевозможное сырье, в том числе и для сооружения газовых печей.
В конечном итоге Гитлер напал на Россию, и тогда была запущена
пропагандистская машина. Теперь уже Россия объединилась с Западом против
фашизма, а после окончания войны, когда Запад распустил свои армии, Россия
сохранила весь свой военный потенциал и отгородилась от бывших союзников
железным занавесом.
Если бы Запад не начал перевооружаться, сейчас над Вашингтоном,
наверное, реял бы красный флаг.
Таков несомненный урок истории, и Василий Рабинович понимал, что, хочет
он того или нет, ему придется заняться военными вопросами.
После убийства в Нью-Йорке он переборол в себе отвращение к пролитой
крови. Первоначальное чувство стыда сменилось гордостью. Если он смог
расправиться с главарями банд, он сможет без труда расправиться и с
русскими. Возможно, ему удастся их перехитрить, хотя Запад всегда их
недооценивал, не зная, насколько они изворотливы и коварны.
Для него это будет настоящим испытанием на прочность. Правда, стоя на
улице и дожевывая сладкую булочку, Рабинович вспомнил, что пока еще не имеет
в своем распоряжении ни одной ракеты. Сложность состояла в том, что придется
начинать с нуля.
Свет погас, и началась стрельба. Стрелявшие видели лишь вспышки
палящего оружия и метили в них. Но их выстрелы тоже давали вспышки и служили
мишенями для противника. Помещение наполнилось стонами и проклятиями
умирающих, а когда свет вспыхнул снова, пол был скользким от крови -
настолько скользким, что Анна Чутесова предпочла направить в помещение, где
только что стреляли, молоденького лейтенанта, который должен был выяснить,
все ли стрелявшие мертвы.
Тот вернулся, весь испачканный кровью: он трижды поскальзывался.
- Кровь хуже масла, - проворчал он. - Ноги так и разъезжаются.
- Они мертвы? - спросила Анна.
- Не все. Кое-кто еще умирает.
- Отлично, - сказала Анна солдату.
Все произошло так, как она и предполагала. Однако она не стала говорить
об этом лейтенанту. По коридорам и лестницам бежали военные, пытаясь понять,
откуда только что доносились звуки перестрелки.
"Мужчины! - с презрением подумала Анна Чутесова. - До чего же они
глупы! Ну что они носятся как угорелые? Словно так они быстрее поймут, что к
чему. Большинство из них ведать не ведают, где шла стрельба. Но все равно
бегут. Они бегут, потому что однажды какой-то дурак внушил им, что чем
быстрее бежишь, тем дальше будешь".
Анна Чутесова никогда не спешила и тем не менее за свою недолгую жизнь
успела гораздо больше, чем любой мужчина ее возраста.
Ей было двадцать шесть лет, но, несмотря на свою молодость, она имела
куда большее влияние, чем кто-либо еще, на всем пространстве от Берлинской
стены до Владивостока.
И добилась она этого не только благодаря своей привлекательной
внешности. Мягкие золотистые волосы обрамляли прелестный овал лица, а от ее
белозубой улыбки многие мужчины просто-таки разевали рот.
Разумеется, мужчины всегда разевают рот при виде хорошенькой женщины,
однако истинная красота Анны заключалась в ее обаянии - она была сдержанной,
дружелюбной и не выставляла напоказ свою сексуальность.
Анна знала, что мужчина в момент полового возбуждения становится
совершенно неуправляемым и бесполезным, вроде телефонного столба на колесах.
Она спокойно шла мимо бегущих мужчин, и, пока спустилась до штаба
верховного командования, расположенного в самом низу, на пятнадцатом этаже,
где ему была не страшна никакая атака американцев, ее не менее десяти раз
спросили, что произошло на первом этаже между командирами отрядов особого
назначения.
Этот великолепный бункер был плодом типично мужского мышления. Именно
отсюда предполагалось командовать остатками русской армии после
посягательства американцев на священные рубежи родины.
При этом никто не задавался вопросом: зачем Америке нападать на Россию?
Подобное могло произойти лишь в том случае, если бы началась война, в
которой Америке пришлось бы сражаться за свое существование.
Если бы обе противоборствующие державы сохраняли статус-кво, они
чувствовали бы себя в полной безопасности. Но Америка воспринимает каждое
восстание в какой-нибудь захудалой стране третьего мира как угрозу для себя,
Россия же, считая, что это ослабляет Америку, поддерживает все эти помойные
ямы, именуемые государствами.
И Америка, и Россия в равной степени понимали, что страны третьего мира
не стоят и выеденного яйца, и тем не менее обе стороны наращивали вооружения
и запугивали себя. Руководство страны, в которой жила Анна, строило нелепые
оборонительные сооружения вроде этого бункера, находящегося на глубине
пятнадцати этажей под землей. Всякому было ясно, что после атомной войны
вряд ли придется кем-либо командовать, но, как видно, этим людям хотелось
играть в свои игры.
Спустившись на пятнадцатый этаж, Анна вошла в помещение с длинным белым
столом, отражавшим резкий свет флюоресцентных ламп. Стены были выложены
цементными плитами. С таким же успехом их можно было сделать из фарфора - на
такой глубине им не требовалось особой прочности.
- Анна, насколько нам известно, на первом этаже произошла ужасная
трагедия. В помещение проник посторонний и расстрелял всех находящихся там
командиров отрядов особого назначения.
- Нет, - ответила Анна, - никого из посторонних там не было.
- Так что же произошло? Вы всегда все знаете, - сказал дородный человек
в расшитых золотом погонах.
Он обладал столь внушительной фигурой, что мог вполне сойти за
авианосец, на котором спокойно уместится несколько небольших самолетов.
- Ну что вы! Я только делаю вид, что все знаю.
Каждый мало-мальски сообразительный человек уловил бы в этой фразе
определенный подтекст: дескать, в отличие от нее никто даже не пытается
сделать вид, что хоть что-нибудь знает.
Сидящие в кабинете военные, однако, не уловили этого обидного намека и
одобрительно усмехнулись. Среди высоких военных чинов была одна женщина с
густой щетиной над верхней губой. Распознать в ней женщину можно было лишь
по юбке. Даже китель был не в состоянии скрыть ее массивных бицепсов.
- Так что все-таки произошло?
- Произошло то, после чего вам придется поручить захват Василия
Рабиновича мне. Кроме меня, никого не осталось. Все остальные убиты или
ранены.
- Это ужасно! Вам известно, что генерал Матесев был убит при попытке
вернуть Рабиновича на родину?
- Да, - ответила Анна. - Мне это известно. Равно как и то, что мы
лишились возглавляемого им диверсионного отряда и возможности внедрения в
Америку новых сил испытанными средствами. Я знаю, что Рабинович был
доставлен связанным к генералу Матесеву, но кто-то освободил его.
- Мы обречены. Если американцы заполучили его, мы обречены!
- Естественно, ведь он уверен, что окружающий мир враждебен ему. Я
пролистала его досье. Все годы, что Рабинович находился в городке
парапсихологов, он мечтал лишь об одном - чтобы его оставили в покое. А что
сделали мы? Мы направили к нему людей, которые должны были нести возле него
круглосуточную вахту, пытаясь выяснить, почему он хочет, чтобы его оставили
в покое. В результате он сбежал. Сейчас он в Америке, и мы не знаем, что у
него на уме. Если он испуган, а это наверняка так и есть, ему может взбрести
в голову запустить ракету, нацеленную на Россию. Вполне возможно, что в эту
самую минуту к нашей стране приближается ядерная ракета. Знаете, для чего
ему это нужно? Чтобы не чувствовать себя беззащитным. И знаете, против кого
он действует? Против тех, кто послал за ним Матесева. Стреляй, убивай,
хватай, беги! - это просто идиотизм.
- Это было правильное решение, - возразил генерал КГБ.
Эта фраза не убедила Анну, зато она поняла, что "правильное решение"
исходило от КГБ.
- Решение-то, может, и правильное, только результаты оказались
плачевными, верно?
- Да, - был вынужден признать представитель КГБ.
- Что ж, - продолжала Анна, - все мы порой не знаем, к каким
последствиям приведет то или иное решение. Но я готова взять на себя это
тяжкое бремя. Если вы доверите эту миссию мне, я гарантирую положительный
результат и беру на себя всю полноту ответственности.
- Как вы можете гарантировать положительный результат? - спросил
генерал КГБ.
Он не доверял ей. Он не доверял ни одной женщине, готовой возглавить
какое-нибудь важное дело. Женщина может занимать видный пост, красоваться на
этом посту, но за ней должен непременно стоять мужчина.
- Потому что я знаю, как его добиться.
- Если даже такие испытанные кадры, как генерал Матесев, не смогли
ничего сделать, как вы можете давать какие-либо гарантии?
- Точно так же, как я гарантирую, что мне поручат эту миссию, -
улыбнулась Анна. - Ведь ни одного из командиров отрядов особого назначения
нет в живых.
- Вы просили об этой встрече еще вчера, а они перестреляли друг друга
только что.
- Вернее, десять минут назад. Я сказала каждому из них, что некто
собирается их убить, а спустя пять минут потушила свет и бросила в
помещение, где они находились, шутиху. Они поступили так, как я и
предполагала.
- Так это вы их убили?! Неужели вы думаете, что мы доверим вам столь
ответственную миссию после того, как именно вы погубили наших лучших
командиров?
- Конечно. У вас просто не будет иного выхода, и в конце концов,
дорогие товарищи, вы примете единственное разумное решение, - ответила Анна
Чутесова. - То есть используете меня. Более подходящей кандидатуры у вас
нет.
Поднялся генерал, представляющий Восточную группу войск, и, ударив
кулаком по столу, прорычал:
- Ваш предательский поступок вызывает омерзение! Как вы можете
надеяться, что после этого мы дадим вам одно из самых ответственных заданий
в истории Советского Союза?
- А почему бы и нет? То, что произошло наверху, служит моим мандатом.
До сих пор никто не знал, что я способна убивать. А теперь залитая кровью
комната на первом этаже служит доказательством, что я не просто способна
убивать, но и делаю это великолепно.
Все в комнате укоризненно покачали головами, и только один пожилой
товарищ, участвовавший в революции 1917 года и работавший со Сталиным,
медленно кивнул и произнес:
- Она права. Наша очаровательная Анна Чутесова наглядно доказала, что
является не только лучшей, но, пожалуй, и единственной кандидатурой для
выполнения этой миссии. Вы молодец, Анна!
- А что, если она решит использовать Рабиновича в собственных целях? -
спросила дама с бицепсами.
- Неужели вы думаете, что я настолько глупа, чтобы пытаться управлять
человеком, которому ничего не стоит убедить меня в том, что вместо него я
вижу свою мать или своего отца? Может быть, вы лишились рассудка или
говорите так, потому что попали в мужское окружение? - возмутилась Анна.
- Я ничем не уступаю мужчинам, - откликнулась та.
- Разумеется! - заметила Анна без тени сарказма. - У вас типично
мужская логика. Неужели кто-либо из присутствующих допускает мысль о том,
что я намерена оставить человека вроде Василия Рабиновича в живых?
Ответа не последовало.
- Главная моя цель, - продолжала Анна, - не допустить, чтобы он
добрался до ядерной кнопки или заполучил в подчинение целую армию. Возможно,
мне не удастся это сделать. Но вы должны иметь в виду, что запуск ракеты,
нацеленной на нашу страну, может и не означать начала атомной войны. Это
может быть жестом отчаяния перепуганного человека, пытающегося нам доказать,
что он не такой беспомощный, каким кажется. Вы улавливаете мою мысль?
- Уж не хотите ли вы сказать, что мы должны после атомного взрыва
сидеть сложа руки? - спросил командующий Западной станцией запуска ракет.
- Нет, куда лучше уничтожить весь мир в ядерной катастрофе, лишь бы
проучить одного и без того перепуганного человека. Прощайте, товарищи, у
меня больше нет времени на подобные разговоры.
- Чем мы можем вам помочь, Анна? - спросил старый революционер.
- Если вы верите в Бога, молитесь, чтобы Василий Рабинович не взял в
свои руки командование армией. Я читала характеристику его личностных и
профессиональных способностей и могу сказать, что если бы кто-то из
присутствующих наложил в штаны от страха, это было бы вполне адекватной
реакцией на данную ситуацию.
Василий Рабинович был в восторге от танков. Ему нравилось, как,
выстроившись в ряд, они дают залп по горному хребту, и тот обваливается под
ударами снарядов. Ему нравилось, как дрожит земля под гусеницами танков. Ему
нравилось, как разбегалась пехота, когда на ее позиции наступали танки. Ему
нравились танки. И гаубицы тоже.
- Здесь все, как на настоящей войне, сэр, - сказал Василию полковник.
Василий попытался стряхнуть со своего костюма пыль Форта Пикенс,
военной базы в Арканзасе. Это было бесполезно. Пыль не только не
стряхивалась, но еще сильнее въедалась в ткань. Здесь, в Форте Пикенс, было
столько пыли, что ее хватило бы на все костюмы, сшитые за всю историю
человечества.
- Отлично, полковник! - закричал Василий, перекрывая грохот гаубиц. -
Отлично!
- Лучше, чем во Вьетнаме, сэр. Здесь мы, по крайней мере, видим, куда
стреляем.
- Да, горный хребет - великолепная мишень. Вы когда-нибудь думали о
войне с русскими?
- Сэр, я постоянно думаю об этом. Дня не проходит, чтобы я не подумал о
войне с русскими. Они - наши первейшие враги.
- Так, может быть, завтра утром и начнем?
- Для этого нам нужна небольшая разминка.
- Что значит разминка? - воскликнул Василий. - Вам платят деньги, чтобы
вы постоянно находились в состоянии боевой готовности, вы получаете
колоссальные бюджетные ассигнования, полковник. Как вы можете говорить о
какой-то там разминке?
- Для того, чтобы подготовиться к большой войне, необходимо сначала
провести небольшую кампанию. Репетицию. Это надежнее всяких учений.
- Я всегда думал, что следует готовиться к войне для того, чтобы
сохранить мир, а не воевать ради того, чтобы воевать, - сказал Василий.
- Надо иметь в виду и то, и другое, - ответил полковник. На нем был
полевой шлем, на боку висел пистолет. - Если бы вы не были моим командиром
во Вьетнаме, я не стал бы даже говорить с вами об этих вещах.
- Просто я хочу продемонстрировать русским, что мы имеем боеспособную
армию. Мне не нужна полномасштабная война с ними. У меня нет желания
убивать.
- Ни одна война не обходится без жертв, сэр.
- Мне достаточно всего лишь нескольких сражений. Даже, может быть,
одного-единственного сражения.
- Как и всем нам, сэр. Только любое сражение уже означает войну.
- Именно этого я и опасался, - вздохнул Василий. - Кстати, вам не
кажется, что танки должны стрелять прямо с ходу? Если это невозможно, лучше
использовать гаубицы.
- Это не соответствует нашим методам ведения боя.
- Делайте, как я вам сказал, - осадил полковника Василий.
- Но, сэр...
- Делайте, как я сказал! - повторил Василий.
Чутье подсказывало ему, что раз этим воякам необходимо готовиться даже
к самой пустяковой войне, ими нужно соответствующим образом руководить. Ведь
самое страшное, что может произойти, - это начать войну и проиграть ее.
Тогда ему не удастся произвести на русских должного впечатления. Америка
должна во чтобы то ни стало выиграть войну.
Василий записал в блокнот: "Один полк, с полным вооружением".
Этого было мало. Ему необходимы были дивизии, причем боеспособные
дивизии. Он не оказался бы здесь, не занялся бы самоличной проверкой и
выяснением, стреляют ли орудия и есть ли кому стрелять из них, если бы не
столкнулся вновь с американской военной машиной.
После того, как ему не удалось запустить ядерную ракету и тем самым
предупредить русских, что его лучше оставить в покое, Рабинович решил
добраться до верхушки американского военного руководства, которое, как
известно, сидит в Пентагоне в огромном пятиугольном здании. Здесь
американский генералитет составляет планы производства новой военной
техники, разрабатывает военную стратегию и решает вопросы, связанные с
поддержанием самой сложной и современной системы вооружений в мире.
Очень скоро Василию захотелось бежать оттуда: он понял, что ему следует
обзавестись собственными танками, оружием и людьми, умеющими из него
стрелять, - в противном случае он не сможет защитить себя от русских.
Рассчитывать на защиту со стороны Пентагона явно не приходилось.
Василий без труда миновал все посты охраны - для этого ему требовалось
всего лишь посмотреть постовому в глаза, и тот сразу же видел у него в руках
несуществующий пропуск, а на плечах - несуществующие погоны с множеством
звездочек.
Он приметил импозантного вида мужчину с настоящими звездочками на
погонах и тут же сделался его ближайшим советником.
- Я ищу человека, - сказал Василий, - который смог бы собрать армию в
единый кулак. Чтобы она могла наверняка выиграть пару сражений. Короче
говоря, я ищу человека, который знает, как вести войну.
Мужчина с генеральскими звездочками задумался.
- Не могли бы вы выразиться более определенно? - спросил он наконец.
- Я имею в виду солдат, оружие, танки, самолеты. Все, что необходимо
для войны.
- Гм, это сложный вопрос, - промычал генерал. - Я бы посоветовал вам
обратиться в Отдел разработки военной доктрины. Там наверняка смогут вам
помочь. Видите ли, сам я далек от конкретных вопросов, связанных с оружием и
военным контингентом Последние десять лет я занимаюсь канцелярскими
вопросами.
- Вы производите впечатление военного человека. Что входит в ваши
обязанности?
- Я действительно самый что ни на есть военный человек. В мои
обязанности входят анализ и прогноз военных расходов. Я составляю
всевозможные расчеты и сметы.
На лице Василия отразилось такое недоумение, что генерал, не дожидаясь
вопросов, решил пояснить:
- Я занимаюсь оценкой тон или иной ситуации с точки зрения необходимых
для нее затрат. Прикидываю потери в живой силе, военной технике,
прогнозирую, во что это обойдется государству, и так далее. Вспомните, как
вы мне однажды помогли. Мы тогда работали в Массачусетском технологическом
институте и пришли к выводу, что стремление Америки выжить обходится
чересчур дорого. Мы заявили, что необходимо перестать вколачивать в это дело
столько денег, поскольку такие траты не по карману нашей стране. Вы помогли
мне получить мою первую звезду. Мы разнесли в пух и прах пресловутую
концепцию выживания, с математической точностью доказав всю ее абсурдность.
Отдел разработки военной доктрины помещался в небольшой комнате с пятью
столами, на каждом из которых стояло по компьютеру. Среди сотрудников отдела
не было ни одного в звании ниже полковника. Здесь располагался мозговой
центр, определявший, как, когда и при каких обстоятельствах Америке следует
вступать в войну.
Василий решил, что здесь он получит всю необходимую информацию. Однако
через час он вышел из отдела с многообещающим названием, чувствуя, что ни
слова не понимает по-английски. И это при том, что в России он закончил одну
из лучших английских школ и до сих пор не испытывал особых трудностей в
общении с американцами. Более того, он настолько поднаторел в языке, что
даже снискал репутацию "хитрого главаря мафии" - именно так писали о нем
журналисты нью-йоркских газет, настоящие знатоки криминального мира.
Здесь же, в отделе разработки военной доктрины, на Василия сыпались
выражения типа: "концептуализация рефракций", "синергетическая координация",
"модели координирования реакции", "критерии инсургентных манифестаций". За
все время пребывания в отделе он не услышал ни одного простого и понятного
слова вроде "атака" или "отступление".
Хотя Василию и удалось внушить сотрудникам отдела, что он является
председателем Объединенного комитета начальников штабов вооруженных сил, это
оказалось совершенно бесполезным, так как один из офицеров сказал:
- Нет необходимости объяснять вам, что это такое. Вы и так все знаете.
А главное, сэр, вы прекрасно понимаете, что бессмысленно искать в Пентагоне
человека, который бы смыслил что-либо в вопросах ведения войны.
Василий побывал еще в двух отделах, после чего просто-напросто спросил,
где находятся американские танки и оружие. Он понял, что ему придется все
делать самому.
Так он оказался в Форте Пикенс, штат Арканзас, поразив тамошнее
командование своим умением управлять техникой и личным составом на боевых
маневрах.
- Ни дать ни взять - генерал Паттон, - сказал о нем один из офицеров,
который участвовал во второй мировой войне в составе Третьей армии генерала
Паттона.
- Да, настоящий Железный Генерал, - согласился другой.
- Так и рвется в бой, совсем как старина Паттон. Черт побери, приятно,
что в армии наконец появился такой человек!
Однако в одном новоявленный "генерал Паттон" существенно отличался от
своего предшественника. Тот умел поднять в атаку солдат. Этот был способен
даже повару внушить желание убивать.
Столь блистательное деяние заслуживало того, чтобы быть немедленно
увековеченным в анналах Дома Синанджу. Харолд У. Смит, усталый и озабоченный
более, чем когда-либо, не мог скрыть удивления при виде Чиуна, который,
получив заверения, что его условия приняты, поспешил выскользнуть из
гостиной, даже не удосужившись выяснить, в чем состоит задание.
- Быстренько достань свитки! - скомандовал Чиун, указывая на зеленый
сундук.
Римо, словно не слыша, продолжал смотреть в окно. Он уже двадцать минут
глядел на фонтан, лениво размышляя о том, что через некоторое время
уставится в небо. Никаких иных планов на нынешний день у него не было.
- Достань свитки, - повторил Чиун. - Сегодня - знаменательный день в
истории Дома Синанджу. А стало быть, и в твоей жизни, сынок.
- Сундук на кровати, - сказал Римо.
- Ты тоже должен поставить свое имя. Я не намерен приписывать славу
только себе. Если бы не ты с твоим блистательным чувством долга, я никогда
не достиг бы подобных высот. Я уверен, что отныне ты будешь называть меня
Великим Чиуном, точно так же, как последователи Вана называли его Великим
Ваном.
Видя, что Римо продолжает невозмутимо взирать на воды фонтана, Чиун
открыл сундук и сам вытащил оттуда свиток и бутылочку черной туши,
изготовленной из моллюсков, которые водятся у берегов Кореи. Свиток был
сделан из особого пергамента, использовавшегося в Древнем Китае задолго до
Танской и Миньской династий. Этот пергамент, изготовленный из кожи яка, не
поддавался воздействию влаги, холода, жары и мог храниться веками.
Чиун развернул свиток и поставил на нем пять крохотных звездочек.
- Помнишь, в каком месте летописи Синанджу стоят такие же пять
звездочек, Римо? - спросил Чиун.
- Да. В том месте, где говорится о Великом Толстом Ване, - ответил
Римо.
Может быть, к ночи ему надоест смотреть на небо. Тогда он станет
смотреть на свои руки. Его тело словно налилось свинцом, а кровь, казалось,
лишь по инерции циркулирует по сосудам. Организм Римо не только вышел из-под
его контроля, но, казалось, вовсе не желал функционировать.
- В наших летописях сплошь и рядом встречаются две звездочки, иногда -
три. Четыре звездочки можно увидеть лишь дважды. И только Великий Ван
поставил против своего имени пять звездочек. Знаешь, почему?
- Наверное, потому, что он изобрел технику правильного дыхания, -
предположил Римо.
- Он открыл всего лишь закон Вселенной! Ну иди же сюда, ты должен
разделить со мной славу.
- Папочка, моя подпись нужна тебе лишь для того, чтобы я не отнял у
тебя эти звездочки после твоей смерти. Ты хочешь, чтобы таким образом я
подтвердил, что ты достоин этих пяти звездочек, и тогда будущие поколения
станут именовать тебя Великим Чиуном. Я же вижу тебя насквозь. И вот что я
тебе скажу. Твои звездочки в полной безопасности, потому что я никогда не
загляну в эти летописи. Я не намерен воспитать очередного Мастера Синанджу.
Так что можешь поставить здесь хоть сто звездочек. Мне нет до этого дела. И
никогда не было.
- Ты все еще смотришь на небо? - поинтересовался Чиун.
- Нет, я смотрю на воду. На небо я буду смотреть завтра. Или
послезавтра. А потом, наверное, стану рассматривать свои ногти.
- Что, плохо тебе, сынок? - усмехнулся Чиун. - Как сказал Ги-младший,
человек не видит себя, особенно в процессе достижения величия. Со мной такое
тоже бывало - меня мучили сомнения, мысли о том, что я чересчур эгоистичен,
сосредоточен на себе, ребячлив. Смешно, не правда ли?
Римо смотрел на потемневшие струи фонтана и пытался угадать, за что
Чиун присвоил себе пять звездочек. За всю историю Дома Синанджу лишь три
Мастера удостоили себя подобной чести. Да и то впоследствии заслуги двух из
них были уценены соответственно до четырех и трех звездочек. Например, со
временем обнаружилось, что знаменитый силовой удар, некогда считавшийся
одним из основополагающих элементов Синанджу, является всего лишь
производным от разработанной Великим Ваном техники дыхания. Поэтому у
Мастера, придумавшего этот удар, отняли одну звездочку, хотя способ его
нанесения до сих пор считается совершенно уникальным.
С точки зрения Синанджу, удар является не следствием приложенной силы,
а сам порождает силу. Рука Мастера свободно проходит сквозь стену, но не
так, как у человека, овладевшего примитивной техникой каратэ, который
разбивает кирпичи. Сила движет рукою Мастера и пробивает стену. Это -
важнейший принцип науки Синанджу, и все же на первом месте стоит система
дыхания, настраивающая Мастера на ритмы Вселенной.
Не случайно, что новорожденный после того, как перерезают пуповину,
первым делом начинает дышать. Потребность дышать пересиливает в младенце и
чувство голода, и даже стремление согреться, если он оказался на морозе.
Собственно говоря, жизнь - это и есть путь от первого вздоха до последнего.
Вздох - это то, с чем человек приходит в мир, и то, с чем он уходит, -
учил Чиун в те далекие времена, когда Римо еще считал, что в этой жизни есть
чему учиться...
"Да послужит сия запись, сделанная рукою Мастера Чиуна,
первооткрывателя Америки, в присутствии своего преданного ученика Римо, к
вящей славе Дома Синанджу, - писал между тем Чиун. - Сегодня мною были
проведены переговоры с Безумным Императором, представляющим богатую страну
Америку (смотри главу "Чиун открывает счастливую страну"), которые достойны
занять место в истории Синанджу.
Во время аудиенции с упомянутым Императором, который счел нашу
безупречную службу недостаточной, Чиун заявил о своем намерении покинуть его
вместе со своим учеником Римо, удостоенным титула Мастера, однако еще не
достигшим высших ступеней мастерства. Это был важный и верный шаг, ибо с
него начались в высшей степени плодотворные переговоры, которые блестяще
провел сам Чиун.
Узнав о достойном завершении нашей службы и намерении навсегда покинуть
пределы Америки, Император Смит, который, как оказалось, не вполне
заслуживает репутации безумца, проявил истинную мудрость, подобающую
императору, и сделал нам весьма выгодное предложение, посулив
вознаграждение, достойное Мастеров Синанджу.
Однако Чиун, сознавая, что преимущество на его стороне, повел себя с
присущей ему дальновидностью и не остановился на достигнутом. Америка -
богатейшая страна мира. Ранее Чиун договорился с упомянутым Императором о
том, что тот полностью возместит утраченные сокровища Синанджу. Иными
словами, при Мастере Чиуне будет восстановлено то, что было накоплено при
всех предшествующих Мастерах. (О похищенных сокровищах читать в главе "Чиун
не виноват".)
На сей раз Чиун предпочел не устанавливать определенной суммы
вознаграждения. Было условлено, что впредь Император Смит будет платить
Чиуну за услуги на десять процентов больше, чем способен предложить любой
другой император, тиран или король. Таким образом, впервые в истории Мастер
Синанджу будет иметь неограниченный доход".
Чиун прочел написанное вслух и, отступив на шаг, любовным взглядом
окинул свиток.
- Так что от тебя нужно Смиту? - спросил Чиун.
- Наверное, ему нужен этот гипнотизер.
- Очередная дурь. Недаром же мы прозвали его безумным Харолдом, -
фыркнул Чиун.
Он взглянул на пять звездочек, которые поставил себе, и улыбнулся. Эти
звездочки так и останутся при нем. Будущие Мастера Синанджу наверняка оценят
величие его подвига.
Чиун аккуратно свернул свиток и, завязав тесемку, положил его в зеленый
сундук.
Римо даже не взглянул на своего учителя.
- Передай ему привет, - сказал Чиун.
- Кому? - не понял Римо.
- Великому Вану. Скоро ты увидишь его. И к этому подвел тебя не кто
иной, как я, Чиун.
- Что я должен ему сказать?
- Расскажи ему о том, что тебя тревожит. Для этого он и существует.
- Но ведь он давным-давно умер. Я должен беседовать с призраком?
- Ну что ты! Его, конечно, уже нет в живых, но он вовсе не призрак. Ты
увидишь улыбку Великого Вана и изящную округлость его толстенького брюшка.
Ты почувствуешь силу его взгляда и могущество его личности.
- Не забудь закрыть за собой дверь, - сказал Римо.
- Счастливо оставаться, сынок. Когда мы увидимся снова, ты достигнешь
таких вершин, о каких и не подозреваешь.
Чиун вспомнил радость, которую испытал во время встречи с Великим
Ваном. Но пора приниматься за дело, подумал он. Пора выполнять очередную
прихоть безумного Харолда. Наверняка он даст Чиуну какое-нибудь нелепое и
бессмысленное задание, не преследующее мало-мальски ясно очерченной цели.
Установив Чиуну совершенно невероятное вознаграждение, Безумный Харолд
не помышлял о том, чтобы захватить американский трон, именуемый
президентским креслом. Он не собирался с помощью Чиуна уничтожить
какого-нибудь могущественного врага или завоевать какую-нибудь страну. Как
всегда, ни одного разумного притязания у Смита не было.
Речь шла о человеке, сбежавшем из России.
- Ну да, я понимаю, это, должно быть, их царь. Считаю своим долгом
предупредить вас, мудрейший Харолд, что русские цари славятся своим
коварством. Мастера Синанджу служили им, и потому я не смею говорить о них
дурно, хотя и уважаю ваше стремление защитить от них то, что по праву
принадлежит вам.
- Дело не в имуществе. Этот человек исключительно опасен. Он обладает
невероятной силой гипноза.
- Ах, так он колдун? Как правило, колдуны достаточно безобидны, но
этот, конечно, опасен. Очень опасен, - сказал Чиун.
Он вспомнил, как в древние времена один из Мастеров Синанджу служил в
Римской империи и в награду получил пятерых греческих рабов, владевших
искусством колдовства. Лучше бы ему дали одного нормального крестьянина -
тот, по крайней мере, мог бы нести за ним его пожитки. Одним словом, это
было самое настоящее надувательство. Человека, который нанял того Мастера,
звали Луцием Корнелием Спеной. Он был богатым горожанином, пожелавшим
освободить для себя место в Сенате. Нельзя сказать, чтобы это было задание,
достойное Мастера Синанджу, однако он надеялся, что ему, по крайней мере,
хорошо заплатят. Надежда, естественно, не оправдалась. На родине Чиуна не
использовали и не одобряли рабского труда. Согласно учению Синанджу, человек
должен быть свободен, чтобы творить всякие глупости, тем самым открывая
широкий простор для деятельности убийц.
Обо всем этот Чиун думал, пока Смит разглагольствовал о человеке по
имени Василий Рабинович, очередном иммигранте, прибывшем в эту страну
иммигрантов. Смит обещал навести Чиуна на его след, и тот должен был
осуществить операцию по его устранению.
- Я понимаю, что этот человек опасен. Чрезвычайно опасен, - сказал
Чиун. - Но позвольте полюбопытствовать, каким образом он сможет вас
забавлять, если я его убью?
- Он нужен нам не для забавы. Он опасен. Пожалуй, это самый опасный
человек из всех, когда-либо попадавших в нашу страну.
Чиун пропустил это оскорбление мимо ушей, вспомнив об обещанном ему
неслыханно щедром вознаграждении. Да и что взять с сумасшедшего, который
считает какого-то заурядного гипнотизера более опасным, нежели
профессиональный убийца из Дома Синанджу? Любой император в здравом
рассудке, даже оценивая ситуацию подобным же образом, держал бы язык за
зубами хотя бы для того, чтобы ни у кого не возникло соблазна переметнуться
на сторону противника, которого Смит только что охарактеризовал как самого
опасного человека в мире.
- Нам придется попотеть, но ваше задание, как всегда, будет выполнено,
- сказал Чиун, с одной стороны, подчеркивая, что справиться со столь грозным
противником будет непросто, а с другой, давая понять, что услуги Дома
Синанджу стоят затраченных средств.
В данном случае Чиун просто-напросто прибег к обычной американской
тактике. Какой бы товар вы здесь ни купили, к нему непременно будет
приложена бумажка, сообщающая покупателю, что он сделал самое лучшее
приобретение в мире, с чем его можно только поздравить.
Чиуну даже пришло в голову, что целесообразно заготовить для каждого
очередного работодателя, будь то тиран, деспот или король, по отдельному
свитку, в котором будет сказано, как мудро тот поступил, прибегнув к услугам
самых прославленных убийц в мире. Начать можно было бы так: "Поздравляем, вы
наняли лучших в своем роде..." и так далее.
Чиун кивнул, выслушав из уст безумного Харолда очередную порцию вздора,
и стиснул в ладони маленькую коробочку, которую тот ему протянул.
- Не сейчас, Чиун. Когда вам удастся устранить Василия Рабиновича,
нажмите на эту кнопку, и я буду знать, что он мертв.
- Считайте, что он уже мертв, поскольку только что, о великий и мудрый
Харолд, вы объявили ему смертный приговор.
- И тем не менее я прошу вас воспользоваться этим приборчиком.
Как-никак, за это вам обещано дополнительное вознаграждение, размеров
которого я пока даже не знаю. Я хотел бы, чтобы вы тщательно выполнили все
мои инструкции.
- Ну разумеется! Как же можно обойтись без ваших ценных инструкций в
деле, которым мои предки стали заниматься всего лишь несколько тысячелетий
назад, когда Америки еще не было и в помине? - не удержался от сарказма
Чиун.
Смит, однако, оставил эту реплику без ответа.
- Смерть злодею-гипнотизеру! - воскликнул Чиун.
Смит вскоре отбыл, а спустя короткое время позвонил и сообщил
предполагаемое местонахождение Василия Рабиновича - несчастного
гипнотизеришки, за чью голову было обещано вознаграждение, о котором не мог
мечтать ни один Мастер Синанджу.
- О мудрейший, что значит "предполагаемое местонахождение"? Человек
либо находится в данном конкретном месте, либо нет.
Сказав эту фразу, Чиун пожалел об этом, ибо последовавшие разъяснения
Смита были смехотворны до абсурда.
Оказывается, Смит отслеживал все происшествия, которые могли иметь
отношение к Рабиновичу и о которых поступали сообщения в полицию и
разведывательные службы. У Смита был какой-то особый аппарат, умеющий
собирать и анализировать все эти данные. Таким образом, он пришел к выводу,
что Василий Рабинович в настоящий момент скорее всего находится в Форте
Пикенс, штат Арканзас.
Когда Смит наконец перестал нести околесицу, Чиун задал ему
действительно важный вопрос:
- Должен ли я доставить вам его голову? Я знаю, что в Америке не
принято украшать дворцы головами поверженных врагов, но в данном случае я
считаю это уместным, ведь речь идет о крупном убийстве. Все это можно
оформить со вкусом.
- Нет, достаточно того, что вы просто убьете его. Имейте в виду, это
может быть непросто. Был случай, когда специальные подразделения войск КГБ
перестреляли друг друга, будучи уверенными, что стреляют в него.
- И насколько я понимаю, необходимо сохранить все в тайне? Соблюсти
обычную секретность?
- Да, разумеется. Это сугубо секретное задание. Никто не должен знать о
существовании нашей организации.
- Понятно. Великое убийство должно выглядеть как обыкновенный насморк.
Никто ни о чем не догадается, о мудрейший.
- Нет, в данном случае смерть Василия Рабиновича можно не выдавать за
несчастный случай. Главное, чтобы он был мертв. Никаких сомнений в этом быть
не должно. Воспользуйтесь коробочкой, которую я вам дал. Скорее всего он уже
успел проникнуть в наши вооруженные силы. Мы были на волосок от атомной
войны. Рабинович чуть не запустил ядерную ракету в Омахе. Он должен умереть.
- Конечно, о мудрейший. Лечу, как ветер, бушующий на просторах
Калахари.
Тем не менее Чиун не пожалел времени, чтобы одеться подобающе случаю.
Ничего кричащего, - сказал он себе, хотя Америка - довольно крикливая
страна. Для предстоящей миссии лучше всего подходило обычное розовое кимоно:
чистый цвет, простой удар, быстрая смерть. Чиун подумал, что подождет
недельку, прежде чем нажать на заветную кнопку. Ведь если выполнить задание
слишком быстро, Безумный Харолд, чего доброго, скостит гонорар. Правда, с
другой стороны, мгновенный результат послужит доказательством величия
Синанджу, к тому же Безумный Харолд непредсказуем и порой платит деньги за
совершенно непостижимые вещи.
К тому времени, как Чиун добрался до Форта Пикенса, он принял решение
все-таки рискнуть и информировать Смита немедленно. А потом он вытащит Римо
отсюда, и они перейдут на службу к другому, более здравомыслящему
императору. Он увидит нового Римо, на которого снизойдет благодать Великого
Вана и который получит у него ответы на все важные вопросы.
На контрольно-пропускном пункте Чиуну сказали, что женщинам вход на
базу воспрещен. Видимо, в розовом одеянии его приняли за женщину.
Если следовать логике часовых, то для того, чтобы проникнуть на военную
базу, необходимо сделать операцию по перемене пола. Типично американская
логика! - подумал Чиун. Неудивительно, что они проиграли последнюю войну и
следующую наверняка проиграют.
Часовой вытянул руку, преграждая Чиуну путь, после чего вдруг стал
совершенно безобидным. Так случалось всегда, когда человеку требовалась
экстренная медицинская помощь в связи с множественными переломами
конечностей.
Чиун величественно ступил в Форт Пикенс и увидел флаги, а также людей в
военной форме, которые изображали кипучую деятельность. Он мог бы проникнуть
сюда ночью и незаметно сделать то, что от него требовалось. Однако поручение
убить какого-то ничтожного гипнотизера за совершенно фантастическое
вознаграждение казалось столь эксцентричным, что Чиун решил выполнить его
при свете дня, дабы убедиться в реальности происходящего.
Чиун огляделся по сторонам и пришел к выводу, что в военном деле мало
что изменилось со времен Римской империи. Правда, техника оборонительных
сооружений явно пришла в упадок. Римляне строили крепости и окружали их
рвами. Американцы же довольствовались обыкновенным забором. Возможно, это
объясняется тем, что они лучше вооружены.
Вдалеке Чиун увидел клубы пыли - явный признак того, что здесь
размещались моторизованные войска. Он остановил какого-то офицера и спросил
у него, где можно найти Василия Рабиновича.
- Вы имеете в виду Железного Генерала? - уточнил тот. - О, он
выделывает смертельные номера.
Чиун похолодел от ужаса. Неужели кто-то опередил его и теперь ему не
видать обещанного гонорара как своих ушей?
- Вы хотите сказать, что он мертв? - спросил Чиун.
- С чего вы взяли? Нашему Железному Генералу сам черт не брат. Это
самый стойкий и энергичный военный со времен генерала Джорджа Паттона
Младшего.
- А, стало быть, он выделывает смертельные номера с другими. Это
замечательно, - успокоился Чиун.
Итак, Рабинович был не просто жив, но и пользовался куда более завидной
репутацией, нежели заурядный гипнотизеришка, внушающий людям, что им тепло,
когда на самом деле они дрожат от холода, или что им прохладно, когда стоит
жара, или что они не люди, а лающие собаки. Порой благодаря гипнозу люди
даже не чувствуют боли, хотя Чиун не мог взять в толк, к чему причинять
такой вред своему организму.
Присутствие Рабиновича, как любого великого завоевателя, ощущалось
буквально во всем. Солдаты и офицеры выглядели усталыми и сердитыми. Это
означало, что их заставляют выкладываться по-настоящему. Такое под силу лишь
великим военачальникам. Хорошие солдаты не противятся таким командирам, а
уважают их, даже если и ропщут временами.
- Наш Железный Генерал сегодня превзошел самого себя, - заметил один
офицер, оказавшийся неподалеку от Чиуна. - Представляю, какой страх он может
нагнать на противника, если даже мне становится не по себе.
- Да, - согласился другой. - Это первые настоящие маневры в моей жизни.
Чиун вышел на широкую поляну, окруженную холмами, и по особому,
почтительному, отношению подчиненных понял, кто здесь командир. Танки с
удивительной точностью палили по движущимся мишеням. С бронетранспортеров
доносился победный клич. Было очевидно, что здесь всерьез готовятся к войне.
Чиун подумал, что нынешнее убийство принесет ему не только солидное
вознаграждение, но и славу.
Рабинович размахивал рукой и выкрикивал команды. Он стоял на
возвышении, в другой руке у него была офицерская тросточка - стек, - которой
он указывал вдаль.
Судя по описаниям, у него должны быть печальные глаза, но глаза
Рабиновича сияли радостным возбуждением. Жаль, что Чиуну придется положить
конец его карьере именно сейчас, а не потом, когда он прославится подобно
Наполеону, Александру или Цезарю. Но задание есть задание.
- Рабинович! - крикнул Чиун. - Василий Рабинович!
Человек, которого все вокруг называли Железным Генералом, обернулся. И
это было лучшим доказательством того, что Чиун не ошибся. Это инстинктивное
движение выдавало человека скорее, чем лицо, отпечатки пальцев или голос.
Рабинович посмотрел Чиуну в глаза, и тот сразу же почувствовал, что
взоры солдат обратились к нему - так прекрасно смотрелось его розовое
одеяние в этой скучной обстановке. Ну и что? - подумал Чиун. Безумный Харолд
требовал секретности, но не настаивал на том, чтобы я превратился в
невидимку.
Помост, на котором находился Рабинович, возвышался над головой Чиуна.
Пожилой кореец одним легким, грациозным движением вспрыгнул на него и
оказался лицом к лицу с человеком, которого ему предстояло убить.
Он наметил точку в голове Рабиновича и представил себе, как простым,
точным, стремительным и почти незаметным ударом размозжит ему череп.
На Рабиновиче был простой боевой шлем и военная форма. На поясе висел
небольшой пистолет. В полуденном воздухе стояло марево, пыль глиной
запеклась на губах. Доски деревянного помоста скрипнули, когда несколько
солдат вскарабкались на него, чтобы встать между Чиуном и Рабиновичем. И
тогда рука Чиуна, занесенная для удара, остановилась. Он увидел перед собой
человека с высоким смуглым лбом и смеющимися черными глазами. Он был в таком
же кимоно, как у Чиуна, примерно одного с ним роста, но значительно полнее.
- Что вы здесь делаете? - спросил толстяк. - Как вас зовут? Кто вас
сюда пропустил? И почему на вас эта дурацкая розовая распашонка?
Вопросы обрушивались на Чиуна с такой быстротой, что он не успевал на
них ответить. Но не отвечать он не мог.
- Великий Ван, как вы здесь очутились?
- Послушайте, я первым задал вам вопрос. Что вы морочите мне голову? Я
хочу знать, кто вы такой и что здесь делаете?
Великий Ван, конечно же, шутил, но Чиун не посмел оставить его вопрос
без ответа.
- О великий учитель, это я, Чиун. Я здесь, чтобы совершить убийство, за
которое мне посулили небывалое вознаграждение. За то, чтобы убить
обыкновенного гипнотизера по имени Рабинович, мне обещали...
- Кто велел вам убить Рабиновича?
- Безумный Император Харолд. Это ничтожный человек, но я не ожидал
увидеть вас, драгоценный учитель, снова. Я думал, что теперь пришла очередь
Римо.
- Зачем кому-то понадобилось убивать такого прекрасного человека, как
Василий Рабинович? - удивился Великий Ван.
Между тем солдаты вплотную приблизились к Чиуну. Чтобы не ударить в
грязь лицом перед своим учителем. Чиун одним махом снес им головы,
продемонстрировав совершенное владение техникой режущего удара. Он мог бы
подбросить эти головы вверх, подхватить их на лету и с поклоном поднести
учителю, но подобные фокусы больше впечатляют непосвященных.
При виде этой жуткой картины остальные солдаты побежали за оружием, а
кое-кто предпочел спрятаться. В таких ситуациях люди всегда ищут себе
какое-нибудь занятие. Бездействовали только двое - Железный Генерал и
странный убийца в розовом халате.
Тот нес какую-то несусветную чепуху. Один солдат решил было залезть на
помост, но мысль об отрубленной голове остудила его пыл. Орудийная стрельба
затихла.
Через некоторое время вокруг помоста собралась толпа - люди хотели
увидеть, как поступит старик в розовом халате с Железным Генералом. Кто-то
поднял валяющуюся в пыли голову и попытался приладить ее к обезглавленному
телу, но потом положил ее на место и накрыл своим шлемом, решив, что этим
займется похоронная команда.
- Безумный Харолд выдумывает самые нелепые задания, о Великий Ван, -
объяснял тем временем Чиун. - Но за что я сподобился увидеть вас второй раз
в жизни? Может быть, это означает, что я сравнялся с вами в величии?
- Хватит болтать о величии. Что, этот Безумный Харолд сочувствует
коммунистам?
- Простите, Великий Ван, кажется, гордыня затмила мне разум. Извините
меня. Безумный Харолд - мой заказчик.
- И что он вам заказывает? - поинтересовался Великий Ван.
- То же, что когда-то заказывали и вам, драгоценный учитель, и всем
другим великим ассасинам Дома Синанджу.
- Значит, вы собираетесь прикончить душку Рабиновича?
- Вы знаете его, Великий Ван?
- Знаю ли я его? Это классный парень. Нужно любой ценой сохранить ему
жизнь. Он - наш главный заказчик.
- И вы предстали передо мной, о учитель, чтобы сказать мне об этом? -
спросил Чиун.
- Да, и еще о том, чтобы вы никому не позволяли меня беспокоить. Ясно?
Можете остаться здесь.
- О, какая радость снова оказаться рядом с вами, великий учитель!
- Ну-ка, отойдите немного влево. Вы заслоняете мне обзор. Я хочу видеть
свою армию. У нас большие планы. Грандиозные! Вы когда-нибудь воевали? Война
- это здорово. Раньше я ненавидел войну. Неудивительно, что все осуждали
войну. Чего хорошего можно ожидать от неумех-генералов?
Чиуну было странно слышать подобные речи от Великого Вана. Ни один
настоящий убийца не может одобрить войну, в которой участвуют тысячи
непрофессионалов. Но Чиун ясно видел высокий лоб своего учителя, его лукавую
улыбку, плотную фигуру и кимоно, в какие облачаются только выходцы из
Синанджу.
Почтительно поклонившись Великому Вану, Чиун отошел в сторону и с
презрением раздавил в ладони коробочку с кнопкой, на которую Безумный Харолд
просил нажать, когда все будет кончено.
Всякому, кто постиг мудрость Синанджу, было ясно, что усомниться в
Великом Ване может лишь недостойный. Ибо Великий Ван находится в центре
Вселенной, а все, что расположено за пределами центра, находится вне
гармонии. Так говорили мудрецы Синанджу о Великом Ване, чье посмертное имя
было Несущий Радость.
Римо прекрасно понимал, что дело не в Чиуне, а в Синанджу. Он уже
несколько часов смотрел в небо, чувствуя себя средоточием тьмы и антиподом
солнца, ощущая, как жизненные силы постепенно убывают и как его клонит в
сон, который может оказаться вечным.
Неожиданно ему почудился какой-то шорох. Этот шорох можно было принять
за чьи-то шаги, но это были необычные шаги. Большинство людей при ходьбе
опирается на пятку или на подушечку ступни. Мастера Синанджу опирались на
всю ступню и двигались плавной скользящей походкой. Человеческий слух был не
в силах уловить их шаги. Но Римо услышал шорох, а потом в комнате кто-то
сказал:
- Как долго я ждал встречи с человеком из другого мира, который был
рожден не в нашей деревне.
Это было сказано по-корейски, на том самом диалекте, который был знаком
Римо по речи Чиуна, однако голос говорившего звучал не пронзительно, а тепло
и даже немного лукаво.
Римо промолчал.
- Ты - представитель белой расы, - продолжал все тот же голос. - Я
всегда знал, что белый человек способен освоить премудрости Синанджу. Хвалю
тебя, Римо Уильямс. Ты молодец.
Было странно, что кому-то пришло в голову похвалить Римо. Он
по-прежнему не оборачивался, и не потому, что боялся увидеть мираж. Скорее
он опасался, что это будет не мираж, а что-то другое. Никогда еще он не
испытывал такой хандры и апатии. Он чувствовал себя издерганным, никчемным,
ни на что не способным. Ему ничего не хотелось делать.
- Ты жалеешь себя? Неужели ты стал таким же, как Чиун?
Римо покоробило от этих слов. Сам он мог сколько угодно осуждать Чиуна,
но выслушивать подобные речи от постороннего не собирался.
- Если вы что-то имеете против Чиуна, скажите об этом ему, - огрызнулся
Римо.
- Я уже говорил. Указывал ему на то, что он чересчур ребячлив и
эгоистичен, а порой смешон в своей заносчивости.
- Вероятно, вы существуете только в моем воображении. И я не собираюсь
смотреть на вас, - сказал Римо.
За спиной послышался смешок. Римо пропустил его мимо ушей.
- Конечно, я существую лишь в твоем воображении. Как и все остальное.
Как Вселенная, которая всего лишь плод нашего воображения. Ты ученик Чиуна.
Знаешь, он любит тебя. Когда-то у него был сын, но он погиб, не выдержав
тренировок.
Римо обернулся. Небольшого роста полный человек с высоким лбом и
ослепительной улыбкой сидел на кровати, сложив руки на коленях. У него был
такой вид, словно мир представлялся ему шуткой.
- Великий Ван, - молвил Римо.
Толстяк замахал на него рукой.
- Зови меня просто братом, Мастер Римо. Ты стал настоящим Мастером
Синанджу.
- Ну и что?
- Почему вы, современные люди, так серьезны? Что ты, что Чиун. Вы
возомнили, что спасаете мир. Чиун думает, что спасает славу Дома Синанджу.
Скажи мне честно, когда в последний раз ты остановился на секунду, чтобы
понюхать цветок или полюбоваться закатом? Зачем вы живете на земле? Чтобы
поскорее отправить неугодных вам людей в могилу?
- Разве вы не были убийцей?
- Конечно, был, но не таким, как вы. Что с вами происходит? Чиун
убивает, если кто-то слегка испортит ему настроение, ты убиваешь, надеясь
тем самым установить в мире справедливость. Вам обоим необходимо хотя бы раз
хорошенько отоспаться, отдохнуть. Когда в последний раз ты любил женщину?
- Давно. Но это не принесло мне радости... А я не знал, что у Чиуна был
сын.
- Был, но Чиун недосмотрел, и мальчик погиб, взбираясь на высокую
скалу. Сейчас больше всего на свете он боится потерять тебя. И хотя он себе
в этом не признается, он любит тебя больше своего сына.
- Он постоянно цепляется ко мне из-за того, что я белый.
- Чиун ужасный сноб. И все же надо быть благодарным ему за то, что он
сделал тебя членом нашей семьи. Римо, твое место в Синанджу. Тебе грустно,
потому что ты впервые в жизни покидаешь родину.
- Я поднимаюсь на новый уровень мастерства? - спросил Римо.
- Уже поднялся, - ответил Великий Ван. - Именно поэтому ты и
испытываешь боль. И теперь твоя жизнь начинает постепенно клониться к
закату.
- Почему так происходит?
- Потому что это естественный путь человека, достигшего вершины, -
ответил Великий Ван.
И Римо знал, что это правда.
С расстояния в пятьсот ярдов Бальбек Гусев мог попасть человеку в глаз
даже при ураганном ветре. С расстояния в тысячу ярдов его пуля вонзалась
человеку в грудь. А с расстояния в полторы тысячи ярдов он мог поразить
бегущего человека.
Это когда Бальбек стрелял из снайперской винтовки. Из пистолета он без
труда мог снести клюв летящей птице. Он занимался стрельбой по два часа
каждое утро - отчасти ради тренировки, а отчасти для того, чтобы доставить
удовольствие комиссарам.
Они нередко приходили к нему вместе с генералами и вежливо говорили:
- Мы не будем тебе мешать. Мы только посмотрим.
И тогда Гусев разыгрывал перед ними целое представление. Почетные гости
усаживались на деревянном возвышении, точь-в-точь напоминающем трибуны,
сооружаемые для церемонии введения в должность американских президентов.
После этого приносили чучело в парадном костюме, которое двигало руками с
помощью вмонтированного в него миниатюрного мотора.
Бальбек Гусев не спеша отходил на расстояние полутора тысяч ярдов,
давая присутствующим возможность убедиться, что это действительно далеко.
Все понимали, что, отойдя на это расстояние, он как бы оказывался за
пределами кордона, выставленного для охраны главы государства. Здесь служба
охраны президента ограничивалась лишь беглым осмотром, следя за тем, чтобы
на запретную территорию не просочился какой-нибудь отряд террористов с
гаубицей. Отдельный человек вряд ли привлекал к себе внимание.
Затем для усиления драматического эффекта на "трибунах" включали запись
американского гимна, а из динамиков доносились аплодисменты.
В этот момент моторизованное чучело начинало произносить записанную на
пленку инаугурационную речь. Когда-то Гусев стрелял во время фразы: "Думай
не о том, что может сделать для тебя твоя страна, а о том, что ты можешь
сделать для своей страны". Речи последующих президентов были лишены подобных
эффектных пассажей. По существу, они вообще никуда не годились.
Выбрав подходящий момент, Гусев, почти не видимый на таком расстоянии,
нажимал на курок и всегда попадал в чучело. Особое впечатление это
производило на военных.
Потом Гусев приближался к чучелу на расстояние тысячи ярдов и, маяча
вдали, словно крохотная точка, поражал его прямо в сердце. Порой чучело
приходилось заменять другим, если оно было изуродовано первым же выстрелом.
В третий раз Гусев стрелял с расстояния в пятьсот ярдов. На таком
удалении от президента телохранители, как правило, не обращали внимания на
обыкновенные пистолеты. Вот тут Гусев и проделывал свой главный номер.
К голове чучела прилаживалась фотография нынешнего президента
Соединенных Штатов, и Гусев двумя пулями простреливал глаза. Фотографию
показывали высоким гостям. Они смотрели на нее и кивали. Некоторые
улыбались, а кое-кто говорил:
- В случае крайней необходимости об этом стоит подумать.
В запасе у Гусева были и другие чудеса. Он показывал, например, как
нужно стрелять в переполненном зале, скажем, во время пресс-конференции. И
все же его коронным номером была стрельба по пуленепробиваемому стеклу
автомобиля, движущегося со скоростью 21 километр в час - именно с такой
скоростью двигался президентский лимузин, объезжая американские города.
Гусев выпускал в одну точку три пули - первая отскакивала от стекла, вторая
пробивала в нем чуть заметное отверстие, а третья со свистом влетала внутрь.
Гусев, конечно, знал, что является мастером своего дела, однако не
видел в этом ничего особенного. Он был выходцем из захолустной деревушки в
Казахстане, где все мужчины были отменными стрелками. В российской глубинке
немало людей, обладающих поистине уникальными способностями, однако об их
существовании подчас никто не подозревает. Татары славятся своей меткостью
и, как правило, владеют огнестрельным оружием столь же виртуозно, как их
предки во времена Тамерлана владели луком и стрелами.
Нельзя сказать, что Гусев намного превосходил своих односельчан в
искусстве стрелять, однако в Москве его воспринимали как настоящего
самородка.
В периоды обострения разногласий с Америкой сильные мира сего посещали
его особенно часто. И он слышал из их уст такие слова:
- Если дела станут совсем плохи, придется использовать Гусева.
Стрельба была лишь частью его подготовки, и он посвящал ей не более
двух часов в день. Остальные десять часов отводились изучению английского
языка и американского образа жизни. Это требовало героических усилий от
молодого татарина, который до недавнего времени изъяснялся лишь на наречии
своих предков, кочевавших по российским степям в XIII - XV веках.
Вначале его словарный запас был мизерным, однако после двадцати пяти
лет усердных ежедневных занятий под руководством лучших педагогов Бальбек
Гусев мог сойти по телефону за чистокровного американца, выходца из любой
части страны.
К сожалению, при росте в четыре фута и восемь дюймов, с раскосыми
глазами и широкоскулым лицом, напоминающим монгольскую юрту, Бальбеку было
трудно выдать себя за фермера из Алабамы или бостонского полицейского.
Научившись у американцев снисходительному отношению к недостаткам,
руководители Бальбека прибегали к испытанному средству - казуистике.
- Да, мы признаем, что в этом вопросе существуют определенные
сложности, - говорил ответственный за подготовку Гусева.
- Для Америки у него слишком необычная внешность, - возражали ему.
- Америка - многонациональная страна. Там можно встретить кого угодно.
- Но если Гусеву придется выстрелить в президента, как он скроется с
места преступления? Человек ростом в четыре фута и восемь дюймов с кожей,
как у яка, не может остаться незамеченным. Его схватят. Он будет стрелять,
но в конце концов его все равно поймают и поймут, что его след ведет в
Россию. Хорошо, что мы в любой момент можем организовать убийство
американского президента, но зачем платить за это такую цену? В противном
случае мы могли бы хоть сейчас объявить войну Америке.
- Значит, нужно приберечь его для критической ситуации, когда у нас не
останется другого выхода.
И Бальбек Гусев продолжал заниматься, готовясь к критической ситуации,
которая могла и не наступить.
Но в один прекрасный день ему показали фотографию какого-то человека с
большими печальными глазами.
- Это Василий Рабинович. Ты должен его убрать.
- Но это же не американский президент, - возразил Гусев.
- Он еще более опасен.
- Я полагал, что мне поручат убить президента, я ждал этого целых
двадцать пять лет, по два часа в день практикуясь в стрельбе и по десять
часов долбя английский язык. И вот теперь, когда долгие годы ожидания и
подготовки остались позади, я получаю задание убрать какого-то Рабиновича.
Он что - диссидент?
- Ты должен выполнить приказ. Не думай, что выучив английский язык и
усвоив заграничные манеры, ты стал американцем. Ты по-прежнему советский
человек.
- Когда начинаешь думать самостоятельно, это скоро превращается в
привычку, - отчеканил Бальбек Гусев, который на практических занятиях,
посвященных американской избирательной системе, в качестве тренировки
принимал участие в выборах американского президента и благодаря этому
заразился некоторым вольнодумством.
- Татарин по имени Бальбек Гусев не может позволить себе роскошь
мыслить самостоятельно. Будешь стрелять в Василия Рабиновича с расстояния в
полторы тысячи ярдов. На таком расстоянии ты не увидишь его глаз.
Анна Чутесова была вне себя от ярости. Она чуть не швырнула в лицо
послу лежащие на его столе бумаги. Кто принял это решение? Какой кретин мог
принять такое решение?
- Мы же договорились, - неистовствовала она, - что вы выйдете на
достойных доверия американцев, расскажете им все, что нам известно, и после
этого мы вместе обсудим, как избавиться от опасности по имени Василий
Рабинович. Как вы могли единолично принять решение о его физическом
устранении?! Ведь эта операция была поручена мне!
- Нельзя допустить, чтобы этот человек достался американцам. Его
необходимо уничтожить.
- Зачем он нужен американцам? Какая польза была от него нам помимо
лечения членов Политбюро от головной боли и импотенции?
Щеки у Анны пылали. Она знала, каким образом этот болван получил место
посла. Он был единственным высокопоставленным сотрудником министерства
иностранных дел, способным удержать в памяти несколько имен, и одним из
немногих, кто просыпался по утрам, не испытывая необходимости опохмелиться
после вчерашней выпивки.
Такие люди были в министерстве на вес золота и получали престижные
назначения. Посол Номович просидел в Вашингтоне уже четверть века и был
старейшиной дипломатического корпуса.
- Товарищ Чутесова, мне известно, каким авторитетом вы пользуетесь
здесь, в Америке. Но решение об убийстве Рабиновича, пока его не
заграбастали американцы, было принято на самом верху.
- Неужели они не понимают, что Рабиновича невозможно заграбастать? В
том-то все и дело. Это он может заграбастать кого угодно. Ни одно
правительство не способно его приструнить. Зато он способен приструнить
любое правительство. Как можно вредить человеку, если ты считаешь его своим
близким? Как? Каким образом?
- В нашем распоряжении имеется совершенно удивительный стрелок. Я
своими глазами видел, на что он способен. Сейчас он на пути в Форт Пикенс,
где, по нашим данным, находится Рабинович. Нами разработан блестящий план,
который позволит нашему агенту незамеченным проникнуть на территорию военной
базы. Скажу вам без ложной скромности - нам есть чем гордиться.
- Ну что ж, гордитесь, пока все это не выйдет вам боком. В лучшем
случае ваш план не сработает. Это в лучшем случае.
- Я не собираюсь спрашивать вас, почему вы так думаете, - проговорил
Номович, глядя на пылающую гневом красавицу. Он слышал, что она ненавидит
мужчин. Правда, эти слухи исходили от одного завзятого ловеласа, который был
уверен, что если женщина отвечает отказом на просьбу переспать с ним в
первый же час их знакомства, значит, она мужененавистница. Однако Номович
понимал, почему ни один мужчина не мог пройти мимо это прелестной женщины. -
Я хотел бы спросить вас о другом: вы действительно не жалуете мужчин, как
утверждают некоторые?
- А как еще можно относиться к представителям сильного пола, которым
безразлично, что завтра земной шар может взлететь на воздух, но зато не
безразлично, с кем я делю ложе?
- Я вижу, вы в самом деле не жалуете мужчин.
- Просто я презираю идиотов.
- К счастью, не все мужчины - идиоты, - заметил Номович, недоумевая,
почему Анна Чутесова усмехнулась, покидая его кабинет.
Секретарше посла Анна сказала, чтобы он позвонил ей, когда план рухнет.
Даже дураку ясно, как опасно в такой ситуации действовать в одиночку.
Даже если снайперу удастся убить Рабиновича, то, по мнению посла, американцы
подумают, что убит еврейский иммигрант из России? Ничего подобного! Россия
окажется виновной в убийстве человека, любимого сотнями американцев.
Лучшего способа начать бессмысленную войну просто не существует!
Единственным разумным решением для обеих сторон было бы выложить карты на
стол, осознать, что Рабинович в равной мере опасен и для России, и для
Америки, и совместными усилиями избавиться от него, не дав вспыхнуть
военному конфликту. При желании можно было бы попытаться использовать
энергию и способности этого человека во благо. Впрочем, учитывая
интеллектуальный уровень непомерно раздутых правительств обеих стран, это
было бы слишком рискованно.
Анне Чутесовой оставалось довольствоваться тем, что не она подослала к
Рабиновичу убийцу, тем самым подставив под удар свою родину.
Бальбек Гусев въехал в Форт Пикенс на носилках. В горизонтальном
положении было невозможно определить, что в этом солдате всего 150
сантиметров роста, а поэтому он не соответствует необходимым стандартам для
службы и армии.
- Я потерял ноги во Вьетнаме, - сказал Бальбек с акцентом выходца из
какого-нибудь западного штата. Уроженец американского запада не станет долго
распространяться о своем ранении в отличие, например, от жителя Нью-Йорка,
который представил бы его как трагедию - не только личную, но и всеобщую.
Калифорниец - тот ударился бы в воспоминания, как, выйдя из наркоза,
попытался встать и сверзился вниз, потому что вместо ног у него торчали две
культи. Ну а типичный выходец из Бостона пустился бы в рассуждения, как
трудно жить, когда тебя окружают длинноногие уроды.
Уроженец американского запада не таков - он ограничился бы несколькими
скупыми словами и замолчал.
Бальбек Гусев был поражен тем, насколько глубоко русским удалось
внедриться в Америку. Таможенники почти не заглядывали в его фальшивый
паспорт. На самолетах его обслуживали по самому высокому разряду. За
двадцать пять лет, отданных изучению американского образа жизни, он привык к
роскоши. Естественно, он летел в салоне первого класса, и когда ему подали
обед, от которого у любого из его соотечественников потекли бы слюнки, он не
притронулся к нему, объяснив, что еда показалась ему недостаточно горячей.
В Форте Пикенс, на высоком холме, с которого открывался отличный обзор
полигона, Бальбека дожидалось его личное оружие. Руководство не позволило
ему везти оружие с собой. При том, что советская агентура действовала в
Америке весьма успешно, они хотели избежать даже малейшего риска. Во многих
штатах были приняты новые законы о хранении оружия, и какой-нибудь
ревностный служака-полицейский мог испортить всю обедню.
Всю дорогу Бальбек Гусев нервничал и вздохнул с облегчением только
тогда, когда увидел сверкающие на арканзасском солнце стволы и знакомые
потертые ложи своих верных друзей, из которых он поражал цели, невидимые для
большинства людей. Наконец-то он осуществит то, к чему готовился всю свою
жизнь.
- Видите высокий помост? - спросил сержант, вручивший Бальбеку его
оружие. - Рабинович поднимается на него каждый день и оттуда руководит
войсками. Около него постоянно вертится старик-азиат в розовом халате. Если
он будет загораживать от вас цель, стреляйте сначала в него, а потом уже в
Рабиновича. Желаю удачи.
- Не беспокойтесь, я умею попасть в нужную цель.
- Этот старик какой-то ненормальный. Ходит в женской одежде, но при
этом даст сто очков вперед любому из здешних молодцов.
- Теперь уже не любому, - отчеканил Бальбек и принялся готовить своих
друзей к работе.
Когда солнце достигло зенита, он увидел джип, промчавшийся мимо
танковых колонн к помосту, расположенному в полутора тысячах ярдов от холма,
где Бальбек зарядил свои винтовки.
Он увидел старика в колышащемся на ветру одеянии, правда, оно было не
розового, а скорее золотистого цвета. Рядом со стариком находился человек с
печальными глазами, которого ему предстояло убить.
На таком расстоянии Рабинович не видел Бальбека, зато Бальбек с его
острым татарским зрением прекрасно видел Рабиновича. Казахские татары
обладали невероятной зоркостью и посмеивались над оптометрическими
таблицами, разработанными Министерством здравоохранения. "Весь наш рост ушел
в зрение", - шутили односельчане Бальбека.
Рабинович помахал войскам, и те ответили ему дружным приветствием.
Бальбек не мог разобрать слов, с которыми Рабинович обращался к солдатам и
офицерам, но он видел, как с каждой минутой их лица становятся все суровее и
злее. Было ясно, что генерал поднимает боевой дух своей армии.
Бальбек сжал в руке холодный ствол винтовки. Мушка была давно спилена.
Подобные приспособления нужны лишь людям, не умеющим целиться. Бальбек еще
ни разу не встречал татарина, который без прицела допустил бы промах.
Главное - точно рассчитать траекторию полета пули, а для этого одного
зрения недостаточно. Нужно учитывать еще и силу ветра, температуру и
влажность воздуха, и концентрацию пыли вокруг мишени. Только тогда можно
гарантировать, что пуля попадет в цель.
Между тем Чиун заметил нечто очень странное. Великий Ван почему-то не
обращал ни малейшего внимания на снайпера, притаившегося за одним из холмов.
Чем это объяснить?
Великий Ван делал вид, будто не видит, как тот прицелился и выстрелил и
как пуля устремилась к его голове.
Чиун ничего не понимал. Он уже собрался выразить учителю свое
недоумение, как вдруг понял, что Великий Ван просто решил испытать его. Но
почему он устроил ему такое легкое испытание?
Ах, ну да, ясно. Великий Ван хочет проверить, владеет ли Чиун всем
многообразием приемов: ударом Лотоса, крученым ураганным ударом, ударом
открытой ладонью.
Бальбек выпустил из винтовки восемь пуль, и все они пролетели мимо
цели. На разном удалении от помоста лежали раненые солдаты, но Рабинович
остался цел и невредим, а золотистое кимоно старика как ни в чем не бывало
сияло в лучах полуденного солнца.
- Великий Ван, - почтительно обратился Чиун к своему учителю, - какие
еще приемы я должен вам продемонстрировать?
- Кто стреляет в солдат? - спросил Рабинович.
- Снайпер, разумеется, - ответил Чиун.
- Ну так какого лешего вы ждете? Надо было давно уже его уничтожить, -
проговорил Великий Ван, и Чиун понял, что выдержал испытание.
Минуя солдат, копающих окопы, Чиун направился к холму, где скрывался
человек с татарской внешностью.
- Что ты здесь делаешь? - осведомился Чиун.
Бальбек с удивлением услышал родной говор, который успел подзабыть за
прошедшие двадцать пять лет.
- Я приехал сюда, чтобы убить Василия Рабиновича, - ответил он
по-татарски.
- У тебя ужасный акцент, - сказал старик в золотистом кимоно.
- Откуда вы знаете татарский язык? - спросил Бальбек.
- Я - Мастер Синанджу. Мне приходилось работать в разных частях света.
Но как объяснить тот факт, что достойный татарский лучник вроде тебя палит
из винтовки в Америке?
- Еще ребенком русские разлучили меня с семьей и заставили делать
ужасные вещи. Эти злодеи угрожали, что убьют мою бедную больную мать,
изнасилуют сестренку и уничтожат всю нашу деревню, если я не выполню того,
что они от меня требовали, - объяснил Бальбек.
- Веская причина, чтобы взяться за оружие, - сказал Чиун. - Но, к
сожалению, мой дорогой друг, я не могу оставить тебя в живых.
Раздался выстрел, но Чиун отразил снайперскую пулю с еще большей
легкостью, чем когда она летела с расстояния в полторы тысячи ярдов. Не
успев и глазом моргнуть, Бальбек Гусев канул в небытие. Он даже не смог
оценить изящества, с которым ему был нанесен смертельный удар. Великий Ван,
судя по всему, тоже этого не оценил. Он куда-то исчез. На помосте стоял
Василий Рабинович, которого Ван охарактеризовал как отличного парня.
Он вопил:
- Мы должны покончить с ними прежде, чем они покончат с нами!
Откладывать наступление больше нельзя!
В конце концов посол Номович сдался и внял голосу разума. Следуя
указанию Анны Чутесовой, он договорился о встрече с чиновниками
американского военного ведомства. Он видел, как Анна достает из атташе-кейса
сверхсекретные документы и вручает их младшему лейтенанту для передачи
американским полковникам, генералам и адмиралам.
Он слышал, как она сообщает им секретные сведения о городке
парапсихологов, о проводимых там исследованиях и даже о том, как
организована охрана городка. Вслед за этим она сделала то, что Номович не
мог назвать иначе как изменой Родине - рассказала врагу о Матесеве и
Бальбеке.
- Но ведь это - государственная тайна! - шепнул ей на ухо Номович.
- Неужели вы думаете, что они не знают об этом? - холодно ответила
Анна.
Они сидели в небольшом, напоминающем операционную помещении с рядами
кресел, расположенных амфитеатром.
- Мы попытались вернуть его назад, - продолжала Анна свои предательские
речи, - на том дурацком основании, что он должен принадлежать своей стране,
а не вам. Надеюсь, вы понимаете, насколько это нелепо, если учесть, что
Рабинович может внушить кому угодно что угодно.
- Вы правы. Теперь он принадлежит нам. Спасибо за информацию о его
местопребывании в Форте Пикенс и о том, что он выдает себя за бригадного
генерала. Черт побери, мы произведем его в генерал-полковники с четырьмя
звездами на погонах, - сказал один из американских офицеров.
Остальные громко зааплодировали. Когда аплодисменты стихли, Анна
спросила:
- И что вы будете с ним делать?
- Использовать против вас, если возникнет такая необходимость.
- Зачем?
- Чтобы пудрить вам мозги так же, как вы пудрили бы мозги нам.
- Вы когда-нибудь присутствовали на совещании нашего высшего
офицерского состава? - поинтересовалась Анна.
- Мы знаем, чем занимаются ваши военные, - ответил американский
генерал.
- Тогда вы должны понимать, что пудрить там особенно нечего. Рабинович
с самого начала был совершенно неуправляем, но трагедии могло и не
произойти. Он мог бы спокойно жить в России, получая все, что ему нужно. К
несчастью, мы совершили ошибку, попытавшись его приручить. Это нам не
удалось.
- Из того, что это не удалось вам, не следует, что это не удастся нам,
- заметил американский генерал.
Анна улыбнулась.
- Кажется, я сваляла дурака. Я не думала, что вы настолько похожи на
нас. Знаете, при желании я могла бы найти сотню специалистов, не уступающих
Василию Рабиновичу, но я не стану этого делать. Он - не орудие, он -
талантливый организатор, и я надеюсь, что вы не станете плясать под его
дудку. Своими неумелыми действиями мы настолько запугали его, что он занялся
созданием собственной армии. И, откровенно говоря, я не сомневаюсь, что он
создаст действительно боеспособную армию.
- Это уже не наша проблема, а ваша...
- Неужели вы станете воевать с нами только потому, что какого-то
гипнотизера замучили кошмары?
- Я воздерживаюсь от комментариев, - заявил американский генерал под
одобрительные аплодисменты своих коллег.
- Я надеялась, что вы умнее. Ну что ж, желаю удачи. Когда вы сумеете
укротить Рабиновича и решите, как его использовать дальше, дайте мне знать.
Номович негодовал.
- Вы же выдали американским военным секреты государственной важности! -
воскликнул он, когда они вернулись в советское посольство.
- Я совершила куда более грубую ошибку, - сказала Анна, - сообщив им,
где находится Рабинович. Теперь они отправятся в Форт Пикенс и присоединятся
к его армии. В результате он станет еще более сильным.
- Наш заклятый враг наращивает силу, а вас это нисколько не беспокоит!
- Конечно. Я знаю, что делать. Мне ясна психология этого человека. Он
поиграет в войну, потешит свое самолюбие, а потом сделает то, чего он хочет.
- Что же это?
- Оставим его в покое, и пусть манипулирует американской армией так же,
как манипулировал бы нашей. Я ведь сказала им правду.
Разумеется, это не соответствовало действительности. Просто Анна не
хотела, чтобы кто-либо из ее высокопоставленных соотечественников помешал ей
осуществить свой план и уничтожить Рабиновича. Она прекрасно понимала, что
если этот человек познает вкус войны, его уже не остановишь. Еще на родине
Анна познакомилась с характеристикой Василия. Какому идиоту вообще пришло в
голову вытащить Рабиновича из Богом забытого Дульска и дать ему возможность
заниматься парапсихологией? Она бы много отдала, чтобы увидеть человека,
способного управлять его психикой. Судя по всему, за последние несколько
дней Рабинович стал совершенно недосягаемым для убийц. Именно этого Анна и
опасалась больше всего. Она была уверена, что помимо убийцы, посланного
российским руководством, за ним охотится кто-то еще. Знать бы только, кто
именно. Тогда Анна могла бы ему помочь. Но кто в Америке годился на эту роль
и знал так же хорошо, как она, что нужно делать?
Харолд Смит знал, что прибор, который он дал Чиуну, уничтожен.
Случилось худшее. Цепляясь за последнюю слабую надежду, Смит попытался
уговорить Римо прийти ему на помощь, но тот реагировал на его слова
совершенно непостижимым образом.
Ему ни до чего не было дела. Он был занят беседой с каким-то мудрецом,
умершим более четырех тысячелетий назад.
Смит пошел домой и достал из шкафа старый армейский пистолет 45-го
калибра. Смит не стрелял со второй мировой войны. Он понимал, что не сможет
убить Чиуна, но знал, что Чиун хоть и принимает его за дурака, но не
сомневается в его правдивости.
На этот раз Смиту придется солгать - сперва Чиуну, а потом Рабиновичу,
после чего он одним выстрелом сделает то, что не удалось сделать величайшему
убийце мира. Смит дал команду компьютерам стереть всю информацию, если он не
вернется.
Информация, хранившаяся в банке данных КЮРЕ, была столь деликатного
свойства, что не должна была пережить Смита. Пусть лучше труд его жизни
погибнет вместе с ним, чем нанесет вред стране, которую он так любил.
Напоследок Смит позвонил президенту США.
- Как вам известно, сэр, русские пытались захватить этого человека, и
мы направили против них своих агентов. Этот человек обладает невероятными
способностями и чрезвычайно опасен. В настоящее время он привлек на свою
сторону целую дивизию, если не больше. Судя по всему, он готовится начать
войну. Один из наших агентов выведен из строя, хотя я и не знаю, как это
произошло, а второй в настоящий момент не может быть задействован. Поэтому
беру эту миссию на себя. Если я не вернусь, наша организация прекратит свое
существование, но при этом никто не получит доступа к нашему гигантскому
банку данных. На этот счет я принял все необходимые меры.
- Желаю удачи, Смит, - сказал президент. - Я знаю, вы сделаете все, что
от вас зависит.
Римо готовил на кухне рис. Великий Ван, сидя возле него на табурете,
поинтересовался, с кем он только что разговаривал по телефону - уж не со
своим ли американским хозяином?
- Да. Он собрался поиграть в кошки-мышки с этим гипнотизером.
- И ты считаешь, что он справится с этим в одиночку?
- А почему бы и нет? - сказал Римо. - Это его жизнь. Его страна.
- Ах, какие вы непреклонные! Что ты, что Чиун. До чего же вы похожи!
Вашему умению водить себя за нос можно позавидовать.
- Я не вожу себя за нос и я не похож на Чиуна.
- Ошибаешься! Именно поэтому вы постоянно ссоритесь и именно поэтому
так привязаны друг к другу.
- Я надеялся, что, встретившись с Великим Ваном, получу ответы на свои
вопросы. По крайней мере, так обещал мне Чиун. Выходит, он меня обманул?
- Нет. Просто тебе не нравятся мои ответы. Ты как две капли воды похож
на Чиуна, но достаточно хитер, чтобы скрывать это сходство, и поэтому
большинство людей считает тебя нормальным. Но я-то вижу, что ты безумец,
Римо. Назови хотя бы одну вещь, которая тебе нравится и в которой ты себе не
отказываешь.
- Мне нравится, когда меня оставляют в покое.
- Это - самая чудовищная ложь, которую я до сих пор от тебя слышал! -
воскликнул Ван, спрыгнув с табурета на пол. Он принял одну из простейших
поз, поджав под себя ноги и вытянув руки вдоль туловища. В этой позе он
казался совершенно беззащитным. - Ну хорошо, Римо, ты не похож на Чиуна.
Давай-ка посмотрим, на что ты способен. Ну-ка, покажи!
- Я не собираюсь с вами бороться, - сказал Римо.
- Не бойся, ты не причинишь мне боли. Я умер четыре тысячи лет назад.
- Для бесплотного духа вы, пожалуй, обладаете слишком большим весом.
Когда вы спрыгнули с табурета, пол чуть не провалился.
- Вы с Чиуном придаете слишком большое значение весу. В нашем деле
совсем необязательно быть тощим, как скелет. Ну же, бледнолицый, покажи, на
что ты способен!
Римо вяло ткнул его в живот, опасаясь, как бы этот божий одуванчик не
потерял равновесие. Рука его со свистом рассекла воздух.
- Ну вот, совсем как Чиун. Ничего не хочешь делать из-под палки.
Римо захотелось проверить, насколько крепок Великий Ван. Он понимал,
что положить его на лопатки скорее всего не удастся, но он мог, по крайней
мере, пощупать его дряблый живот.
И Римо предпринял вторую попытку. Ван даже не старался уклониться от
его удара. Рука Римо вонзилась в центр Вселенной, где стоял невероятный
холод, и он закричал от боли, а Великий Ван с улыбкой поведал ему, что то же
самое в свое время испытал Чиун, поднявшись на высшую ступень мастерства.
- Вот что я скажу тебе, Римо. Из всех Мастеров Синанджу вы с Чиуном
обладаете самым чистым ударом. Как это и пристало отцу и сыну.
Утром 11 мая три американские колонны под командованием человека,
которого одни считали воскресшим генералом Паттоном, а другие - своим
любимым командиром, отцом, матерью или близким родственником, вторглись на
территорию Сорники - одного из недавно получивших независимость государств
Центральной Америки.
Сорника считала себя независимой, потому что сбросила с себя бремя
сорокалетнего гнета семейства диктаторов, опиравшихся на армию, численность
которой не превосходила полицейского подразделения, и установила власть
Народного Совета, создавшего громадную, вооруженную до зубов армию.
При старом режиме диктатора можно было критиковать, но не более того.
Правда, жители Сорники обладали еще некоторыми незначительными правами: они
имели право зарабатывать себе на жизнь, менять работу, жениться и выходить
замуж по собственному выбору, а если такая жизнь их не устраивала, они имели
право уехать из страны.
Главным отличием нового режима было то, что он обязан был всем
нравиться. Газеты, оппозиционно настроенные к свергнутым угнетателям,
пользовались прежними свободами. Они могли свободно публиковать критические
материалы о старом режиме. Если же какая-либо газета позволяла себе
критическое высказывание о новой Народно-демократической Социалистической
Республике Сорника, ее немедленно закрывали "по требованию разгневанного
народа".
Символом народа был генерал Умберто Омерта - человек из народа, живший
с народом и во имя народа. Всякий, кто выступал против Омерты, автоматически
становился врагом народа. Когда Омерта направлял стражей новой,
социалистической, законности закрывать оппозиционные газеты и громить их
редакции, чего никогда не случалось при прежнем режиме угнетателей, это было
ответом народа на происки контрреволюции.
Народ в лице Омерты ревностно следил за тем, чтобы все выступающие
против режима изменили свою точку зрения. Инакомыслие пресекалось железной
рукой, равно как и желание покинуть страну - таковы уж порядки в независимых
странах.
Никто не смел задаться вопросом: стоит ли народ за арестами, казнями и
преследованием реакционных элементов, предателей и американских прихвостней?
Никто не спрашивал, являются ли они тоже частью народа. Такой вопрос был бы
расценен как предательство дела революции: коль скоро против этих
реакционеров выступает народ, значит, они являются чуждыми элементами. В
нацистской Германии чуждые элементы считались untermenschen - людьми второго
сорта, и для них строились газовые камеры.
Однако вооруженное вторжение в Сорнику в это майское утро объяснялось
не тем, что там бросали в тюрьмы и расстреливали врагов народа, а детей
заставляли доносить на своих родителей. И не тем, что на территории этого
государства размещалось несколько учебных лагерей, где проходили подготовку
отряды боевиков, жаждущих освободить соседние народы от гнета ненавистных
правителей.
Дело заключалось в другом. В Сорнике было дислоцировано восемнадцать
советских полков вместе с военными специалистами. Именно их и хотел
уничтожить Железный Генерал, живое воплощение Джорджа Паттона, любимый
командир и отец родной, за которого любой солдат был готов отдать жизнь и
который временами искусно скрывался под личиной иммигранта из России.
Рабинович исходил из того, что если он сумеет разгромить отборные
войска, которые его бывшая родина направила за рубеж, к нему отнесутся с
уважением. При этом не имело значения, перебьет ли он всех до одного или
возьмет и плен. Русские уважают силу. Если он сумеет доказать, что сила на
его стороне, они оставят его в покое. Не случайно, что единственным
договором, который советское руководство соблюдало до последней буквы, был
договор с фашистской Германией. Этот альянс распался лишь после того, как
Гитлер, вопреки надеждам советского руководства, напал вместо Англии на
Россию.
Вслушиваясь в звуки орудийных залпов, ощущая мощь танков,
прокладывающих себе путь по раскисшей грязи, именуемой в Сорнике дорогами,
Рабинович испытывал ни с чем не сравнимое чувство. До сих пор он пуще всего
на свете боялся оказаться в числе убиваемых и преследуемых, теперь же им
владело странное возбуждение. Он бросался на передовую. Он подбадривал
лучших командиров. Он находился в самой гуще боя, изрыгая проклятия в адрес
бойцов, отставших от своей колонны.
К середине дня остатки прославленных бронетанковых войск из России были
разбросаны по равнинам и джунглям Сорники. Вслед за знаменитыми русскими
боевыми вертолетами "Олень" генерал Омерта поднял в воздух весь спой флот,
чтобы поучаствовать в кровавой бойне, и только тогда, дождавшись подходящего
момента, Рабинович позволил своим войскам использовать реактивные установки,
чего до сих пор всячески избегал, желая усыпить бдительность противника.
Самолеты один за другим вспыхивали в небе Сорники, словно шутихи.
- Я только одного боюсь, Чиун, - погибнуть от руки какого-нибудь
убийцы, - сказал Рабинович, повернувшись к своему телохранителю, облаченному
в черное кимоно, как и подобает Мастеру Синанджу, стоящему на поле брани
рядом с императором.
- Разве Великий Ван может погибнуть от руки убийцы? - удивился Чиун.
- Кто знает... Но твой долг позаботиться о том, чтобы этого не
произошло.
- Разве я не прошел всех испытаний, прежде чем подняться на высшую
ступень мастерства?
- Считай, что ты должен пройти еще одно.
- Какое? - спросил Чиун.
- Самое важное.
- Но почему?
- Потому что я так велю.
- Разве Великий Ван, давая своему ученику возможность лицезреть себя,
не должен снизойти до ответа на его вопросы? Разве само ваше имя не есть
ответ на все вопросы?
- Ты опять морочишь мне голову своими штучками?
Чиуна насторожили не столько странные речи Вана, сколько то, что
учитель упорно избегал говорить с ним по-корейски. Для Чиуна это служило
знаком явного неодобрения. Он не понимал, чем заслужил такую немилость, но
поклялся себе любой ценой исправить ошибку, в чем бы она ни состояла.
Догнать войска Рабиновича не составило труда: ни одна армия в мире не
может двигаться незаметно для окружающих. Смит прибыл в Сорнику с
документами сотрудника министерства обороны. Воздух здесь был горячим и
влажным. Смит задыхался, то и дело ему приходилось останавливаться, чтобы
прийти в себя. Какой-то сержант принес ему стакан воды и помог найти некое
подобие тени - островок влажного мха под деревом, куда со всех сторон
устремлялись комары и огромные летающие жуки, еще не известные науке. И те,
и другие жалили немилосердно. Смит вспомнил фронтовые годы. Правда, в то
время он был молод и не нуждался в постоянных передышках.
Пистолет 45-го калибра казался ему тяжелее, чем когда-либо, а поскольку
он висел у него на груди слева, проходящие мимо солдаты принимали Смита за
какого-то секретного агента. Ему не хотелось предстать в таком виде перед
Рабиновичем и Чиуном. Чиун, конечно, не особенно удивится, но великий
гипнотизер, увидев перед собой возможного агента, наверняка отреагирует
немедленно, а это никоим образом не входило в планы Смита, который собирался
обмануть его относительно своих намерений.
Смиту предстояло сбить с толку и Чиуна: обычный человек не в состоянии
уследить за движением рук Мастера Синанджу, не говоря уже о том, чтобы их
остановить.
- Скажите, - обратился Смит к сержанту, - вы не могли бы достать для
меня камуфляжную форму? С этим пистолетом я смахиваю на какого-то агента.
Совсем ни к чему, чтобы сотрудника министерства обороны принимали за агента
ЦРУ, вы так не считаете?
- Так точно, сэр, - ответил сержант.
Он был из старослужащих, и Смит понимал, что если кто-то и может ему
помочь, то лишь этот тертый калач.
Сержант вернулся только к вечеру и беспомощно развел руками:
- Извините, сэр. Форму для вас найти не удалось.
- Вы хотите сказать, что интенданты не располагают лишней одеждой?
- Так точно, сэр. Операция четко спланирована. У Железного Генерала
каждая пуля на счету.
- Что вы говорите?! - воскликнул Смит.
Он не рассчитывал услышать столь приятную новость. Рабинович где-то
совсем рядом.
- Наш командир держит все под личным контролем. А теперь нам пора
двигаться дальше, сэр, если вы хотите попасть на передовую и увидеть его. Мы
и так уже потеряли много времени, разыскивая для вас камуфляж.
- Полагаю, догнать Рабиновича не составит особого труда. Я лучше
подожду его здесь.
- Но он сказал, что не остановится, пока не захватит столицу Сорники.
- Не думаю, чтобы в настоящий момент это было возможно.
- Наш генерал полностью сломил сопротивление неприятеля. Он уничтожил
все его боевые вертолеты.
- Вы не раздобудете для меня какую-нибудь палатку, в которой я мог бы
устроиться на ночь? - попросил Смит. - Если, конечно, таковые имеются.
- Не знаю, сэр. У нас здесь все на строгом учете.
- Ясно, - вздохнул Смит. - По-видимому, мне предстоит закоченеть
нынешней ночью. Разбудите меня, если к утру здесь появится Рабинович, или
Железный Генерал, как вы его называете.
Ван покатывался со смеху.
- Напрасно вы обвиняете меня в излишней серьезности, - проворчал Римо.
- Я только и знаю, что шутить, черт возьми. Мир устроен весьма забавно, и я
не боюсь об этом говорить.
Римо чувствовал, как в нем вскипает злоба. Он понял это по своему
дыханию. Давать волю злобе не менее губительно, чем страху. Эти чувства
подчиняют себе все остальные.
- Послушайте! - взорвался он. - Я ждал двадцать лет, чтобы увидеть
Великого Вана, боялся, что не удостоюсь такой благодати. И вот наконец моя
мечта сбылась - и что же? Вы пилите меня похлеще Чиуна! Чиун - тот
действительно все принимает всерьез. Он считает, что если не сделает того-то
и того-то, Дом Синанджу рухнет к чертовой матери. Он носится с идеей женить
меня на корейской девушке ради продолжения нашего славного рода. Честное
слово! Чем не сводня?
- Почему ты злишься?
- Потому что вы меня разочаровали, - огрызнулся Римо. - Не оправдали
моих надежд. Честно говоря, Чиун дал мне намного больше, чем вы.
- Весь мир для тебя ничто в сравнении с Чиуном. Если бы ты не любил
его, то никогда не научился бы такой прекрасной технике удара. Только от
любви рождается что-то хорошее.
- Да, я уважаю Чиуна и люблю его. Ну что, вы довольны? Смотрите, не
лопните от смеха, - проговорил Римо, глядя прямо в лицо хихикающему
толстяку. - Но я не считаю его совершенством. В нашем языке есть слово
"псих". Я считаю, что оно как нельзя лучше подходит нашему дорогому Мастеру
Чиуну.
- А как насчет человека, одержимого желанием спасти мир?
- Извините, я меньше всего думал о спасении мира. Я всего лишь пытался
спасти свою страну.
- Сколько людей ее населяет? Двести двадцать миллионов?
- Около того.
Римо осточертела эта квартира с ее великолепно оборудованной кухней,
роскошной гостиной, ванной и телевизорами в каждой комнате. Но больше всего
ему осточертел толстый жизнерадостный Ван с пузом, в котором сосредоточился
весь холод Вселенной.
Между тем Ван остался доволен. Все, что ему было нужно, - это увидеть
удар Римо. Любой Мастер Синанджу по одному удару мог судить о силе человека.
Римо вышел за дверь. Ван последовал за ним.
- Знаешь, в мое время население всего мира насчитывало порядка двухсот
миллионов человек. Америка и есть для тебя весь мир.
- Уже нет, - сказал Римо.
Служители, подметающие двор, с интересом поглядывали на его спутника.
Значит, они тоже видят Великого Вана, подумал он.
- Тогда скажи мне: кто в большей степени псих - тот, кто пытается
спасти от исчезновения род великих убийц, или тот, кто пытается спасти
страну?
- Мне кажется, ваш визит несколько затянулся. Спасибо за все и
прощайте.
- Но ты еще не задал мне своего вопроса, - напомнил Ван.
- Ладно, когда вы уберетесь отсюда восвояси?
- А когда ты задашь мне нужный, вопрос?
- На это может уйти целая вечность.
- Ну, такого срока в твоем распоряжении, положим, нет. Но на это может
уйти вся твоя жизнь.
- Вы это серьезно?
- Неужели ты думаешь, что мне приятно торчать здесь с тобой еще
пятьдесят или сотню лет? - усмехнулся Ван. - Уж на что был задирист Чиун, но
ты и его обскакал. Каждый раз, когда ты открываешь рот, я слышу голос Чиуна.
- Ничего подобного. Чиун - настоящий расист, который презирает всех,
кто не имел счастья родиться корейцем. А я не расист. Я кто угодно, но
только не расист.
Ван расхохотался так, что чуть не повалился на тротуар, позабавив
играющих на лужайке ребятишек.
- Что вас так рассмешило? - спросил Римо.
- Ты рассуждаешь в точности как Чиун. Он обозвал бы всех белых
расистами, заметив при этом, что считает их низшей расой.
- Я не говорил ничего подобного о корейцах! Я отдаю должное мастерству
Чиуна, хотя вы и подвергаете его несправедливым нападкам. И это при том, что
вы сами признали: он обладает самым лучшим ударом из всех Мастеров Синанджу.
- Я сказал не "самым лучшим", а "самым чистым". Это не одно и то же,
Римо. Но он бы воспринял мои слова точно так же, как и ты. А я вовсе не
считаю вас лучшими из лучших.
- Мне не о чем вас спрашивать, - сквозь зубы процедил Римо. - Тема
закрыта.
- Ты обожаешь говорить: "Тема закрыта". Наверное, потому, что боишься
оказаться неправым. Значит, тема закрыта?
Римо резко повернулся на сто восемьдесят градусов и зашагал обратно к
дому.
- Точно так же поступал и Чиун. Однажды я заметил ему, что он - вылитая
копия своего отца. И знаешь, что он ответил? Он сказал мне: ничего
подобного. Он ничуть не похож на своего отца, потому что тот капризен,
эгоистичен и боится признаваться в любви к кому-либо. По правде, я не ожидал
от него столь бурной реакции. Ты думаешь, я обманываю тебя, Римо?
- Мне все равно! - прорычал Римо и так хлопнул дверью, что она слетела
с петель.
К счастью, Ван успел подхватить ее кончиками пальцев и водворить на
место с такой легкостью, словно она была перышком.
- Я вижу, - невозмутимо заметил Ван. - Иначе ты не стал бы вышибать
дверь.
- Можно задать вам один вопрос? Я никогда не видел своих родителей. Я
вырос в приюте, меня воспитали монахини. А потом меня взяли на работу в
КЮРЕ, потому что понимали, что я круглый сирота и свободен от каких-либо
обязательств перед семьей. Кто мои родители?
- Это глупый вопрос.
- Вы знаете ответ на него?
- Конечно, но он не должен тебя интересовать. Важно не кто произвел
тебя на свет, а кто заменил тебе родителей. Так вот, этот человек находится
в опасности и нуждается в твоей помощи.
- Вы обманываете меня?
- Если я в чем-то и слукавил, то лишь назвав это опасностью. На самом
деле ничего страшного не произошло словом "опасность" я обозначил ситуацию,
когда человек не знает, с кем имеет дело.
Об успешном наступлении трех американских танковых колонн Анна Чутесова
узнала из разговоров и намеков в советском посольстве.
Центр разведывательной деятельности СССР в этом регионе находился на
Кубе, тем не менее Вашингтон попрежнему считался важнейшим дипломатическим
форпостом, подобно тому, как Куба и Сорника считались важными военными
плацдармами.
Анна попыталась объяснить сотрудникам посольства, что потеря Сорники не
нанесет Советскому Союзу особого ущерба, ведь у него останется Куба. Зачем
им вообще какая-то Сорника?
- Из Сорники мы можем оказывать поддержку народам Гондураса,
Коста-Рики, Панамы и Мексики в их освободительной борьбе, - возразили ей.
- И что вы будете делать потом в Мексике? Закроете границы, чтобы никто
не убегал из страны? Америка уже десять лет безуспешно пытается остановить
поток иммигрантов оттуда. Вы сделаете это за них. Но американцы не настолько
умны, чтобы это оценить. В результате вы получите полномасштабную войну.
- Нам не нужна полномасштабная война. Это не входит в наши планы.
- Но вы все равно подойдете к ней, как слепой, гуляющий над пропастью.
Не волнуйтесь, Рабинович избавит вас от лишних хлопот. И когда вы приползете
к нему сдаваться, он, возможно, утратит бдительность, и тогда мы наконец
сможем его убить, чтобы не дать ни одному идиоту возможности снова
использовать его в своих целях.
Когда поступили известия о разгроме хваленых советских боевых
вертолетов в небе Сорники, посольство погрузилось в тягостное молчание. И
только один женский голос выводил задорную мелодию русской песни, которой
когда-то научила певунью мать.
Министр культуры Сорники полковник Падриль Остонсо находился в
Вашингтоне на писательской конференции. В самый разгар дискуссии его срочно
позвали к телефону. Он вышел из зала под гром аплодисментов своих коллег.
- Мы не можем избавиться от чувства стыда за Америку, - сказал один из
писателей, автор нашумевшего романа о похищении американских атомных
секретов. - Нам стыдно за свое оружие, за свои танки, а главное - нам стыдно
за людей, которые из них стреляют. Не знаю, удастся ли нам когда-нибудь
избавиться от этого чувства стыда перед человечеством за то, что происходит
сегодня. Единственное, что нам остается, это молиться за нашего брата
Падриля Остонсо и выразить ему свою поддержку аплодисментами.
Полковник Остонсо поблагодарил коллегу от лица всех борющихся писателей
Сорники и подошел к телефону. В качестве министра культуры он курировал
писателей и две тюрьмы строгого режима, в которых содержались несогласные с
политикой Народного Совета.
Писатели, разделявшие чаяния народа, пользовались народной поддержкой и
поэтому получали от государства квартиры. Те же, кто выступал против народа,
такой поддержкой, естественно, не пользовались и были вынуждены сами
заботиться о себе. Если им это удавалось, министерство культуры выясняло,
кто оказывает им помощь. А поскольку ни один из писателей не имел права
заботиться о себе без разрешения государства, они объявлялись тунеядцами и
попадали в тюрьму.
В тот самый момент, когда полковник Остонсо направлялся к телефону,
одна из американских танковых колонн приближалась к тюрьме, угрожая
освободить опасных преступников: поэтов, прозаиков, а также фотографа,
имевшего наглость сфотографировать сорниканца, скрывающегося от призыва в
народную армию: всякому было ясно, что увековечивать на пленке следует
патриотов, добровольно идущих защищать родину, а не жалких отщепенцев.
- Что делать с заключенными, товарищ полковник? - услышал Остонсо
взволнованный голос в трубке. - Мы не можем их никуда перевести.
- У вас есть динамит? Взорвите их.
- У нас нет динамита, он идет исключительно на строительные нужды. Мы
не видели динамита со времен начала социалистического переустройства нашей
родины.
- Тогда расстреляйте их.
- Все патроны отправляются на фронт.
- Что у вас есть?
- Тюрьма помещается в старом деревянном бараке, а у моей матери
осталась одна спичка из старых запасов, сделанных еще во времена проклятой
диктатуры.
- Вот и хорошо. Подожгите здание тюрьмы.
- А нас не обвинят в чрезмерной жестокости?
- Послушайте, кто из нас министр культуры - вы или я? Я отвечаю за
писателей. Делайте, что вам говорят!
Полковник Остонсо повесил трубку и вернулся в зал заседаний, где его
приветствовали аплодисментами.
Правда, один из участников писательского форума заявил, что полковник
Остонсо не должен участвовать в дискуссии, поскольку он не писатель, а
полицейский, но выступавшего тотчас же заклеймили как фашиста. На трибуну
поднялся полковник Остонсо и внес предложение не давать слова эмиссарам
американского правительства. Это предложение было встречено аплодисментами.
Не аплодировали только женщины-писательницы, обиженные тем, что недостаточно
широко представлены на этом форуме.
В целом дискуссия шла не совсем гладко, ведь писатели есть писатели.
Один из ораторов высказался в том плане, что поскольку темой конференции
служит свобода писателей, нужно обсуждать именно эту проблему, а не то,
сколько женщин-писательниц присутствует на форуме.
Другой выступавший договорился до того, что в странах коммунистической
ориентации свобода слова преследуется больше, чем где бы то ни было, и
призвал отразить этот факт в резолюции съезда. В результате в итоговом
документе было указано, что съезд осудил массовое преследование писателей в
Соединенных Штатах Америки и других странах. А поскольку слово "другие"
можно было отнести и к странам социалистического лагеря, участники
писательского форума сочли этот документ продуманным и взвешенным.
За последний час войска Рабиновича продвинулись вперед не более чем на
сто ярдов. Железный Генерал помчался к головной колонне.
- Что происходит? А ну-ка, вылезай отсюда, ленивая желтая собака! -
заорал он на сидящего в танке командира.
До столицы Сорники оставалось всего три мили. По какому праву ему
отравляют минуту торжества? Распаленный одержанной победой, Рабинович был
готов на все, даже на смерть. Разумеется, подобный печальный исход был
маловероятен, поскольку рядом с ним находился его телохранитель в черном
кимоно. Чиун с легкостью отразил бы даже зенитный огонь и при этом
благодарил Рабиновича за такую возможность.
- Я счастлив, что вы, не желая уклоняться от смертоносных пуль,
удостоили меня чести защищать вас, о Великий Ван.
- Только не загораживайте мне обзор, - сказал в ответ Рабинович,
захлопывая крышку люка на головном танке.
Чиун недоумевал, почему Великий Ван решил прибегнуть к такому
ненадежному орудию, как танковая пушка. Наверное, ему просто интересно
узнать, как устроена эта игрушка.
Как можно усомниться в мудрости Великого Вана?
Рабинович нажал на педаль, но ничего не произошло. Гусеницы не пришли в
движение. Мотор не заработал. Только послышался лязг несмазанного металла.
- Что случилось с этим чертовым танком?
- Кончилось горючее, сэр, - ответил голос снаружи. - С остальными
танками та же история. Это война, сэр, а на войне случается уйма
непредвиденного.
- Но это не входило в мои планы! - завопил Рабинович. - Без горючего мы
не в состоянии двигаться вперед. И назад отступить тоже не можем.
Вспомнив рассказы о тиранах прошлого, Чиун спросил Великого Вана, кого
он желает казнить за измену. Поскольку успех наступления оказался под
угрозой, Рабинович отдал команду немедленно заправить танки, но сразу же
понял, что это невозможно.
К утру большая часть отступившей было сорниканской армии сумела
продвинуться на пятнадцать миль в сторону неприятеля.
Время от времени до Рабиновича даже доносились голоса русских солдат. В
какой-то момент он решил прибегнуть к помощи своих сверхъестественных
способностей, но это означало бы бросить армию на произвол судьбы. А он
любил свою армию. Он дорожил ею больше, чем в детстве дорожил велосипедом,
на котором почему-то все время хотели покататься другие мальчишки.
Сержант разбудил спящего под деревом пожилого человека.
- Проснитесь, сэр. Он здесь.
Харолд Смит открыл глаза и моргнул. У него так затекло тело, что было
трудно подняться. В темноте он едва рассмотрел Чиуна.
- Чиун! - закричал он. - Это я, ваш прежний император. Я пришел к вам с
миром.
- А-а, приветствую вас. Мудрейший Император Харолд Смит. Мне пришлось
внести некоторые коррективы в полученное от вас задание.
- Какие же? Мне казалось, что если Великий Чиун получил задание
уничтожить кого бы то ни было, этот человек уже давно должен быть мертв.
- Да, конечно. Но зато вы не можете обвинить меня в том, что я нарушил
ваши распоряжения и нажал на кнопку прежде, чем убить этого человека.
- По-моему, я давал вам несколько иные указания, Чиун. Но это не имеет
значения, потому что я хочу исправить свою ошибку и помириться с господином
Рабиновичем. Я понял, какой это достойный человек. Я хочу предложить
господину Рабиновичу свою помощь и поддержку. Мне жаль, что я заблуждался на
его счет, Чиун.
Чиун ответил что-то на незнакомом Рабиновичу языке, и поэтому Василий
не знал, что его только что представили человеку, по приказу которого Чиун
давно уже должен был его убить.
- Моя фамилия Смит, - обратился к Василию незнакомец. - Позвольте
поздравить вас с успешным наступлением, господин Рабинович. Насколько я
понимаю, у вас возникли проблемы с горючим и боеприпасами. Я готов нам
помочь.
- У нас множество проблем! - взвизгнул Рабинович и. повернувшись к
одному из полковников, приказал как-нибудь продержаться, иначе все кончится
сокрушительным поражением.
- Понятно, но вы напрасно пытаетесь раздобыть все, что вам необходимо,
через армейское руководство, - заметил Смит.
- А где еще я могу получить снаряды для гаубиц?! - заорал Рабинович,
глядя на очередной танковый взвод, оставшийся без горючего.
- Вон там, за холмом, - ответил Смит. - Пойдемте со мной. А Чиун пусть
отправится вперед и проверит, не перерезаны ли телефонные провода.
Когда Чиун удалился на достаточное расстояние, откуда даже при его
проворстве было невозможно немедленно прийти на помощь "учителю", Смит
привлек внимание Рабиновича к движущемуся по дороге танку, в котором, как
оказалось, было достаточно горючего. Василий повернул голову, и в этот миг
Смит выхватил из кобуры пистолет. Закрыв глаза, чтобы ненароком не
встретиться с Рабиновичем взглядом. Смит выстрелил ему в голову. К счастью,
пуля не попала в цель - в противном случае он убил бы свою первую
учительницу, мисс Эшфорд, которая практически заменила ему умершую мать.
- Простите, мисс Эшфорд, я не видел вас. Мне необходимо убить очень
опасного человека. Будьте любезны, отойдите чуточку в сторону.
- Харолд, он вовсе не опасен, - сказала мисс Эшфорд с до боли знакомой
милой интонацией уроженки Новой Англии. - Тебя ввели в заблуждение.
- Нет, я точно знаю. Он опасен. Он способен загипнотизировать кого
угодно.
- Единственное, что ему нужно, Харолд, это чтобы его оставили в покое.
Кроме того, ему нужны боеприпасы для тяжелого оружия, чтобы их хватило
недели этак на две. Боеприпасов для стрелкового оружия у него достаточно, но
ему позарез необходимо горючее. Понимаешь - позарез!
- Мисс Эшфорд, прежде вы никогда не употребляли таких выражений.
- Времена изменились. Харолд. Мы должны помогать друг другу. Я прошу
тебя помочь милому и доброму господину Рабиновичу.
Смит пытался рассказать ей, чем занимался после окончания школы в
Путни, как оказался во главе организации под названием КЮРЕ и что сейчас он
пытается спасти страну. Однако в глубине души он чувствовал, что его занесло
куда-то не туда.
Мисс Эшфорд, которой он верил более, чем кому бы то ни было, удалось
убедить его в том, что если он действительно печется о благе Америки, то
должен всеми силами способствовать успеху наступления армии Рабиновича,
должен действовать заодно с Чиуном, уважать старших, быть честным, почитать
Бога и никогда не лгать, если, конечно, этого не требуют интересы победы.
Харолд Смит взялся за работу с радостью и энтузиазмом, которых не
испытывал со времен своего ученичества. Он чувствовал, что поступает
правильно. Никогда в жизни он еще не ощущал такой уверенности в себе, и это
радовало его после стольких лет однообразного изнурительного труда во имя
спасения Америки.
Первым делом Смит позаботился о том, чтобы компьютерная сеть КЮРЕ не
была уничтожена. Он добрался до линии международной связи на побережье и
передал зашифрованную инструкцию: сохранить все обличающие свидетельства
двадцатилетней деятельности КЮРЕ. Теперь доступ к этой богатейшей информации
получил человек, которому Смит верил больше, чем самому себе, - мисс Эшфорд.
Та самая мисс Эшфорд, которая служила воплощением самых лучших человеческих
качеств.
В ней была безукоризненная честность, которой Смит всегда старался
подражать. В ней были цельность и прямота, которые Смит навсегда запечатлел
в своем сердце. И поэтому ему вовсе не казалось странным, что он видит свою
учительницу такой, какой она была шестьдесят лет назад в Путни.
Смиту и в голову не приходило, что сейчас мисс Эшфорд было бы не менее
ста лег. Он забыл, что ее давно уже нет на свете. Та, чьим нравственным
принципам он следовал всю жизнь, была для него такой же живой и реальной на
забитых танками дорогах Сорники, как и в классной комнате в Путни шестьдесят
лет назад.
Благодаря ей он сбросил с себя всяческие оковы. Они подолгу беседовали,
и всякий раз, когда Смит объяснял ей, как с помощью созданной им
компьютерной сети проникнуть в секреты того или иного правительственного
учреждения, мисс Эшфорд одобрительно кивала и говорила:
- Так. Так. Прекрасно.
Вот так, шаг за шагом, громада информации, собранной КЮРЕ, перешла в
руки заклятого врага России.
- Значит, ты хочешь сказать, что можешь залезть в компьютерные файлы
любой правительственной организации в Америке, а они ничего не заметят? -
спросила мисс Эшфорд.
- Я делаю это уже много лет! - с гордостью произнес Харолд.
- Ну что ж, может быть, мы этим еще займемся. Когда выиграем войну. А
пока мне нужно горючее. Горючее, полцарства за горючее! - воскликнула мисс
Эшфорд.
Ван протянул Римо телефонную трубку:
- Спрашивают тебя.
Римо махнул рукой, показывая, что не собирается подходить к телефону:
- Я уезжаю.
- Ты не можешь уехать. Для этого человеку нужно точно знать, откуда и
куда он направляется. А ты сейчас переживаешь переходный момент, последний
переходный момент в твоей жизни. Подойди к телефону Это твой руководитель
Харолд Смит.
- Передай, что я больше не работаю на него. Я уже выполнил его
последнее бессмысленное задание.
- А, ты считаешь, что в каждом убийстве должен быть заключен некий
особый смысл? Знакомая песня! Чиун спасает от гибели Дом Синанджу, а ты
спасаешь от гибели человечество. Вы оба - неисправимые тупицы!
Ван швырнул ему телефонный аппарат, и Римо подхватил его с такой
грацией, словно этот смеющийся толстяк и рассерженный молодой человек были
слаженным дуэтом, исполняющим какой-то неведомый танец.
- Мы же уже попрощались, Смитти, - сказал Римо в трубку.
- Вы были совершенно правы, покинув нашу организацию, - откликнулся
Смит.
На том конце провода слышались звуки артиллерийской стрельбы. У Смита
был радостный голос. Это показалось Римо странным: прежде голос Смита
никогда не бывал радостным.
- Послушайте, Римо, - продолжал Смит, - все эти годы мы боролись с
гнилью, разъедавшей нашу страну. В результате сами мы становились лучше и
сильнее, а страна - все слабее и хуже. Но я наконец нашел средство,
способное возродить Америку. Тот самый дух, благодаря которому наша страна
вернет себе былое величие.
- Рад за вас, - сказал Римо и повесил трубку.
- Разве можно так разговаривать с императором? - покачал головой Ван,
пряча лукавую усмешку.
- Я не намерен лгать ему, как Чиун. Он вешает Смиту лапшу на уши, а
потом поступает по-своему. Вот в чем разница между нами. Я всегда прямо
говорю то, что думаю, а не пою оды в честь "великого императора".
- Ну и ну! - воскликнул Ван. - Меня поражает, как серьезно вы
относитесь к своему работодателю. Просто чудеса. Чиун курит ему фимиам, а ты
беспощадно рубишь правду. До чего же вы похожи!
- Если правда и ложь - одно и то же, то вы правы. Но в таком случае все
в мире похоже друг на друга. Наконец-то я вас подловил. Впрочем, наверное,
вы, как и Чиун, не захотите признавать свое поражение. Возможно, такова
традиция Синанджу. Что ж, играйте в свои игры, а для меня тема закрыта.
- Ну, раз уж тема закрыта, я позволю себе одно последнее замечание.
Тот, кто считает необходимым выкладывать своему работодателю чистую правду,
и тот, кто предпочитает услаждать его лживыми речами, на самом деле
поступают сходно. Казалось бы, и тот, и другой делают это из уважения к
своему начальнику, а в действительности выходит, что они не особенно его
уважают, не так ли?
- Вы можете сколько угодно заниматься софистикой, - сказал Римо. - Я
пошел.
- Нет, ты останешься, - молвил Ван. - Знаешь, от чего ты пытаешься
убежать? От правды. А это невозможно, даже если будешь бегать от нее целую
вечность!
- Разве в моем распоряжении есть целая вечность? Кстати, я хотел
спросить, сколько живут Мастера Синанджу? Сейчас мне на двадцать лет больше,
чем тогда, когда я приступил к тренировкам, но внешне я даже помолодел года
на два. Не знаю, сколько лет Чиуну, но его движения совершенны.
- Неужто ты и впрямь так считаешь? Неужто тебе кажется, что Чиун в
совершенстве владеет всеми приемами? Разве ты не слышал моих слов о Мастерах
Синанджу?
- Вы сказали, что у нас с Чиуном самый чистый удар из всех Мастеров
Синанджу. Кстати, с чего вы взяли, что мы оба относимся к своему
работодателю с чрезвычайной серьезностью?
- Я знаю только одну страну, которая существовала в мое время и дожила
до сегодняшнего дня. Это Египет. Но поверь мне, теперь это совершенно другая
страна. Я не могу назвать ни одной древней династии, которая бы сохранилась
поныне. Где те границы, ради которых люди умирали и убивали себе подобных?
Все исчезает, Римо. Со временем исчезнет и Америка, как и все остальное.
- Только Синанджу будет жить вечно. Так утверждает Чиун.
- Он имеет в виду мастерство Синанджу. Почему оно уцелело в веках?
Потому что остались люди, им владеющие. Мастерство Синанджу не просто
выжило, но стало более совершенным...
Телефон зазвонил снова.
- Римо, выслушайте меня, - взмолился Смит на том конце провода. -
Выслушайте ради всего, что нас связывало все эти двадцать лет.
- Ну что вы ко мне пристали, черт побери?!
- Ах, какая беспощадная прямота! - хихикнул Ван. - Чиун завел бы
медоточивые речи, но ты не такой. Ты рубишь правду.
Римо прикрыл трубку ладонью:
- Дайте мне разобраться со Смитом.
- Ах, как вы близко принимаете все к сердцу - ты и Чиун!
- Слушаю вас, Смитти, - сказал Римо в трубку.
- Должно быть, вы слышали о войне, которая идет в Сорнике? - спросил
Смит.
- Нет, - ответил Римо.
Он жестом попросил Вана бросить ему апельсин. Пухлая ладонь Вана
опустилась на розовое блюдо с апельсинами. Вонзив ноготь большого пальца в
один из них, Ван крученым ударом послал его Римо. Пока апельсин летел к
нему, шкурка аккуратной волнистой ленточкой отделялась от мякоти, точно под
ножом искусного повара. Очищенный плод приземлился на ладони у Римо, а
шкурка упала ему под ноги.
- Как вам это удалось? - удивился Римо.
- Разве Чиун не научил тебя этому фокусу?
- Нет, он ничего подобного не умеет.
- Вероятно, этот простенький прием был утрачен в средние века. Прежде
апельсины были другими - с более тонкой шкуркой и более крепкой мякотью. Ах,
какие апельсины выращивали в мое время в Паку! Будь у меня сейчас такой
апельсин, шкурка не упала бы на пол, а легла бы рядышком с очищенным плодом.
- Первый раз слышу название Паку.
- Вот именно, - подмигнул Ван. - В свое время это был крупнейший
торговый центр. Единственное, чем он прославился, так это крепкими и
маленькими апельсинами, с которых было удобнее снимать шкурку. Так-то вот. А
теперь вернись к разговору со своим работодателем.
Римо убрал ладонь с трубки:
- Да, Смитти.
- Вы не один?
- Точно.
- Я по-прежнему хочу, чтобы наша беседа осталась сугубо
конфиденциальной. Римо, сегодня в Сорнике идет сражение, которое определит
будущее человечества. Мы объявили войну против зла, с которым должно быть
покончено. Впервые за много лет я вижу, как свет забрезжил в конце туннеля.
Я вижу реальную возможность спасти Америку раз и навсегда.
- Паку, - задумчиво произнес Римо.
- Что вы имеете в виду?
- Еще один центр Вселенной.
- Не понимаю. Послушайте, Римо. Рядом со мной находится Чиун. Он сам
объяснит вам, насколько все это важно.
Римо насвистывал, ожидая, пока трубку возьмет Чиун.
- Я вижу, ты чем-то расстроен, - заметил Ван.
- Отстаньте от меня, - огрызнулся Римо.
Наконец в трубке послышался писклявый голос Чиуна:
- Римо, у меня для тебя прекрасные новости. Я наконец нашел
замечательного императора, служить которому одно удовольствие. Угадай, кто
еще поступил к нему на службу?
- Никогда не думал, папочка, что ты способен до такой степени
радоваться жизни. Что все-таки произошло?
- Вот видишь! - снова встрял в разговор Ван - Вы оба постоянно
чем-нибудь недовольны. Два сапога пара.
- Идите в задницу! - выругался Римо, но Ван лишь рассмеялся в ответ.
- Представляешь, Римо, - восторженно продолжал между тем Чиун, - сам
Великий Ван поступил на службу к Василию Рабиновичу. Это чудесный парень.
Кстати. Безумный Харолд оказался гораздо умнее, чем я думал. Он тоже
работает на Рабиновича! Мы все здесь, Римо.
Вместо того, чтобы прикрыть трубку ладонью, Римо надавил на нее,
вызывая вибрацию на молекулярном уровне. Ладонь - не помеха для человека с
таким острым слухом, как у Мастера Синанджу.
- Скажите, может ли Великий Ван одновременно явиться двум людям,
находящимся в разных местах? - спросил Римо улыбающегося толстяка.
- Нет, - ответил тот.
- А как узнать, кто из них настоящий?
- Ты счастлив?
- Не совсем, - признался Римо.
- Значит, ты тот, за кого себя выдаешь. А Чиун счастлив?
- Да.
- Сколько раз ты видел его счастливым?
- Ну, иногда он выглядел вполне счастливым. Правда, это продолжалось
недолго. Чаще он ворчит.
- Теперь я убедился в том, что ты способен отличить настоящего Вана от
самозванца.
- А Чиун?
- Попытайся это выяснить. Задай ему какой-нибудь вопрос. Чиун
болезненно реагирует на обиды, не забывает их, а ты предпочитаешь не
обращать на это внимания. Вы чудесная парочка.
Римо перестал создавать помехи на линии.
- Значит, у тебя все хорошо, папочка?
- Не просто хорошо, а замечательно! Наконец-то для нас отыскался
по-настоящему достойный Император. Смит полностью согласен со мной. Уверяю
тебя, Римо, здесь все до одного замечательные люди!
- Отлично, Чиун. Я еду к вам, - сказал Римо и выслушал, где следует
искать Чиуна, Смита и Рабиновича после завтрашнего наступления. - Не
беспокойтесь, я вас разыщу, - заверил Римо Чиуна и повесил трубку.
- Чиун попал в беду, - сказал он Вану, - и я не знаю, смогу ли ему
помочь. Этому Рабиновичу удалось загипнотизировать и Смита. А ведь он
считал, что не поддается гипнозу. Когда-то он пытался лечиться от нервного
перенапряжения с помощью гипноза, но из этого ничего не вышло. Он начисто
лишен воображения. Он смотрел на чернильные пятна теста Роршаха и не видел
ничего, кроме пятен. Честное слово.
- Что такое тест Роршаха?
- Это новомодное изобретение. Люди смотрят на карточки с кляксами и
рассказывают врачу, с чем эти кляксы у них ассоциируются. Это помогает врачу
понять, что творится в голове пациента. Если клякса ассоциируется у него с
насилием, значит, он склонен к насилию. Если с каким-нибудь счастливым
видением, значит, он склонен к эйфории.
- А, это очень похоже на старинный китайский метод. Только там это
проделывали с глиной на белой тарелке. Но как ты можешь спасти Чиуна, если
человек, затуманивший ему мозги, способен сделать с тобой то же самое?
- Не знаю, - ответил Римо. - Я хотел задать этот вопрос вам. Как мне
спасти Чиуна? Как спасти Смита?
- Должен признать, это действительно труднейшая задача из всех, с
которыми приходилось сталкиваться Дому Синанджу. Что ты собираешься
предпринять, Римо?
- Не знаю.
- Ты боишься?
- Немного. Мне горько думать, что Чиун свихнулся.
- А что, если он примет тебя за врага, которого следует уничтожить? Как
ты поступишь, если тебе придется его убить? Ты подумал об этом?
- Послушайте, вопросы должен задавать я. А ваше дело - отвечать на них.
- Ну что ж, вот тебе мой ответ. Коль скоро ты не в силах придумать, как
спасти Чиуна и твоего работодателя, к которому ты испытываешь привязанность,
хоть и пытаешься уверить меня в обратном, тебе придется положиться на
кого-то еще, кто умеет думать. Кто может выдвинуть по-настоящему блестящую
идею.
- Я не нуждаюсь ни в чьей помощи.
- Но ты только что признался в своей беспомощности! - рассмеялся Ван,
подумав о том, насколько Римо и Чиун похожи друг на друга.
- Ответьте на мой главный вопрос и выметайтесь отсюда!
- Так задай мне этот свой вопрос.
- Черт с ним, с вопросом. Дайте мне ответ и перестаньте играть в эти
идиотские игры. Дайте мне наконец ответ!
- Да, - сказал Ван и исчез.
Великий Ван явился Римо Уильямсу, претерпевавшему переход в новое
качество, чтобы ответить на самый важный для него вопрос.
И он ответил "да".
К сожалению, Римо не знал, к какому вопросу относится этот ответ. Римо
наскоро собрал вещи, не думая, что покидает Америку навсегда, и вышел из
дома на освещенную солнцем улицу. Он направлялся в Сорнику, где полным ходом
шла война.
Анна Чутесова испытала прилив радости от известий о поражении
российских войск, дислоцированных в Сорнике. Радость сменилась отчаянием,
когда она узнала, что танковые колонны Рабиновича были вынуждены отступить.
А потом отчаяние снова сменилось радостью, потому что, согласно поступившим
сообщениям. Рабиновичу удалось получить необходимые запасы оружия и
боеприпасов.
- Отлично, - сказала она. - Теперь нужно направить к Василию Рабиновичу
кого-то из наших представителей и заявить о капитуляции, пока не наступил
полный хаос.
- Мы не можем отдать Сорнику американцам. Они посылают туда все новые
подкрепления.
- А вы заметили, как это происходит? Вы когда-нибудь видели, чтобы
военные грузы поступали с такой быстротой и оперативностью? - спросила Анна.
- Вы бы лучше почитали сводки вместо того, чтобы разглядывать цветные
стрелки на карте, которые теряют всякий смысл еще до того, как чернила
успевают просохнуть.
- Американцы все активнее включаются в эту войну. Мы обязаны поддержать
наших сорниканских братьев! - отрезал посол Номович.
Тяжело вздохнув, Анна подвела посла к висящей на стене карте мира.
Осознание, что высшее российское командование рассуждает точно так же, как
Номович, повергало ее в отчаяние. Да и как может быть иначе? У всех у них в
крови одинаковый уровень тестостерона. Неужели среди них нет ни одной
женщины? Анна поняла, что должна сама ехать в Сорнику. Иного выхода не было.
И все же, ухватившись за слабую надежду, что у мужчин все-таки есть какие-то
извилины, она провела линию от Америки до Сорники и попросила Номовича
измерить линейкой ее длину. Уж что-что, а считать мужчины умеют, особенно с
помощью линейки, вероятно, потому, что привыкли оценивать свои достоинства в
сантиметрах.
Затем она отметила точку на карте России, где находились заводы
оборонного комплекса - а они находились далеко от центра, чтобы не оказаться
выведенными из строя в случае иноземного вторжения, - и провела оттуда линию
до Мурманска. Далее линия тянулась по водному пространству, пересекала такие
страны враждебного окружения, как Норвегия, Голландия, Франция, Англия,
доходила до Атлантического океана, где патрулировали суда самого мощного в
мире флота США, и наконец заканчивалась в Сорнике.
Чтобы измерить расстояние, Номовичу пришлось переставлять линейку много
раз.
- Вот какую дистанцию придется проделать каждому нашему патрону,
каждому снаряду, каждой ракете, чтобы попасть в Сорнику, - подытожила Анна.
- Поддерживая наших братьев, мы будем вынуждены посылать туда не только
оружие, боеприпасы и горючее, но и провизию, снаряжение, сигареты, туалетную
бумагу и так далее, и тому подобное. Задумайтесь, каким непосильным бременем
это ляжет на нашу экономику. Кому будет проще выиграть эту войну - нам или
американцам? Вы же видите, что от Америки до Сорники рукой подать.
- Где наша не пропадала! - молодецки воскликнул Номович.
- Вы - настоящий мужчина, - сказала Анна.
- Благодарю вас, - ответил посол, не уловив сарказма.
Прямо из посольства Анна направилась в аэропорт, чтобы вылететь в
Сорнику. Она попробует что-нибудь придумать на месте. Рассчитывать на помощь
родины не приходится. Молодецкая фраза Номовича была бы куда уместнее в
устах тренера, готового все поставить на карту ради победы своей команды в
футбольном матче, от исхода которого, к счастью, не зависят человеческие
жизни.
В реальной жизни в таких случаях полагалось бы остановиться и
хорошенько подумать, оправдывает ли цель необходимые для ее достижения
затраты. В таких делах полагаться на авось опасно и преступно.
Мысль о том, что ядерная кнопка в обеих странах может оказаться в руках
таких молодцов, как Номович. совсем не внушала Анне оптимизма.
Она была уверена, что если Рабиновичу не удастся выиграть эту кампанию,
он ни перед чем не остановится и доберется до американского ядерного
арсенала. Из донесений советской разведки она знала об инциденте на базе в
Омахе, в котором отчетливо прослеживался почерк Рабиновича. Тогда из его
затеи ничего не получилось, но кто может поручиться, что на сей раз он не
попытается склонить на свою сторону американского президента?
Тогда Америка не станет ограничиваться одними враждебными
высказываниями в адрес СССР и осуществит свою угрозу на деле. А советское
руководство, состоящее сплошь из "настоящих мужчин", достойно ответит на
происки противника.
Расположившись в салоне для курящих на борту самолета, взявшего курс на
Сорнику, Анна достала сигарету и чиркнула спичкой. Сера ярко вспыхнула, и
Анна невольно подумала, что то же самое произойдет с земным шаром. Мужчины -
не трусы, их не запугать.
Самолет был забит американскими журналистами, собиравшимися писать о
войне. Среди них был только один, который все еще не решил для себя, какая
из воюющих сторон права, а какая - нет. Коллеги не слишком уважали его. Они
говорили, что с его умишком лучше заниматься криминальной хроникой.
Это были журналисты новой, аналитической, закваски, свободные от
всяческих предрассудков и поэтому весьма критически относящиеся к
собственной стране. Они заранее настроились не верить ни одному слову ни
одного американского офицера.
Командировка в Сорнику давала возможность сделать блестящую карьеру.
Репортажи, выдержанные в правильном политическом ключе, удостаивались
престижных премий и обеспечивали их авторам право публиковать свои статьи на
первых полосах за собственной подписью.
Неудивительно, что не так давно высшая премия была присуждена статье,
которая оказалась сфабрикованной от начала до конца. Удивительно другое:
газета в конце концов признала это и аннулировала премию. Разумеется, статья
была на актуальную тему - в ней рассказывалось о том, как тяжело живется в
Америке неграм и как мало это заботит белых.
В отличие от журналистов, Анна Чутесова знала, что по части фабрикации
разведывательные службы не уступают так называемой "свободной" прессе.
Мужские мозги опутаны всяческими предрассудками. Печально, что американские
женщины борются за то, чтобы походить на мужчин, и - увы - не без успеха.
Когда самолет произвел промежуточную посадку в Тампе, в салон вошел
новый пассажир - худощавый широкоскулый мужчина с темными глазами - и сел в
единственное свободное кресло рядом с Анной. До него на это кресло
претендовало несколько представителей пишущей братии, но она быстро их
отшила.
Отвергнутые ухажеры до сих пор отпускали в ее адрес грязные шуточки,
теша уязвленное самолюбие.
Худощавый брюнет пробрался мимо Анны в кресло у окна.
Он не стал застегивать пристяжной ремень в момент взлета.
Это означало, что от сильного толчка он может выпасть из своего кресла
и чего доброго повалиться на нее.
- Зажглась надпись на табло: "Пристегните ремни", - сказала Анна своему
соседу.
Она знала, что при всех своих недостатках мужчины, как правило, умеют
читать. Это-то их и дезориентирует.
- Мне не нужно пристегиваться.
- Надеетесь, что вас удержит на месте ваше роскошное мужское
достоинство?
- Нет. Я намного устойчивее самолета. Пристегивайтесь сами, если
хотите, - ответил брюнет.
- Я уже пристегнулась. Теперь ваша очередь.
- Послушайте, у меня и без вас хватает забот. Позвольте дать вам один
добрый совет: оставьте меня в покое.
Сосед хотел отвернуться к окну, но Анна одарила его улыбкой, от которой
растаяло бы сердце любого мужчины.
- Ну, будьте паинькой и пристегнитесь. Ради меня.
Улыбка Анны сулила так много, что за нее любой мужчина сделал бы все,
что угодно.
- У вас что, плохо со слухом?
- Я лишь пытаюсь избавить нас обоих от неприятностей, - проворковала
Анна.
Глаза ее призывно заблестели.
- Послушайте, я не собираюсь застегивать ремень из-за вашего лживого
кокетства. Стройте глазки репортерам. У меня уйма проблем, и тут вы мне не
поможете.
- Почему вы решили, что я притворяюсь?
- Не знаю. Я чувствую это. Точно так же, как чувствую свое тело. А
теперь довольно разговоров. Тема закрыта.
Он снова отвернулся от нее. Над Мексиканским заливом самолет так
тряхнуло, что одна из стюардесс не удержалась на ногах. Пассажиры, надежно
пристегнутые ремнями, закричали, чуть не вылетев из своих кресел. Анна изо
всех сил вцепилась в подлокотники кресла.
Взглянув на соседа, она заметила, что тот преспокойно сидит на месте.
Его не бросало из стороны в сторону, казалось, он вообще не чувствует
никакой тряски.
Когда болтанка прекратилась, Анна присмотрелась к нему внимательнее.
Грудь соседа не вздымалась. Он практически не дышал. Может быть, он умер?
Она дотронулась до его плеча.
- Что такое? - спросил он.
- Слава Богу, вы живы!
- А что в этом удивительного?
- Простите, мне показалось, что вы не дышите.
- Так оно и есть. Я не хочу, чтобы никотин засорял мне легкие.
- Но мы уже находимся в воздухе не меньше получаса.
- Самое трудное - сделать так, чтобы не дышать через кожу.
- Значит, вам мешает дым моих сигарет?
- Не только ваших. Любых сигарет.
- Да-да, именно это я имела в виду.
- Перестаньте курить, и я снова буду дышать.
- Но как вам удается вообще не дышать?
- Дайте мне лет двадцать, и я вас научу. А пока оставьте меня в покое,
мне нужно сосредоточиться, - сказал Римо.
- Если вы решаете какую-то трудную задачу, я могла бы вам помочь, -
предложила Анна. - Я обожаю трудные задачи.
Интересно, кто этот человек? При таких сверхъестественных способностях
его, наверное, можно было бы использовать против Рабиновича, подумала она о
странном соседе, на которого совсем не действовали женские чары.
- Ну хорошо, - ответил Римо. - Представьте себе некий совершенный
механизм, который вышел из строя и потерял ориентировку. А вы должны его
спасти, понимая, что он может убить вас.
- Вы едете воевать?
- Вроде того.
- А тот, о ком вы говорите, случайно не подвергся воздействию гипноза?
- Я не сказал, что это человек.
- Механизмы не теряют ориентиров. Это делают люди, подвергшиеся
воздействию гипноза. И это очень опасно.
- Кто вы? - спросил Римо.
- Меня зовут Анна Чутесова, и я известна в российских коридорах власти.
Однако принадлежность к противоположному лагерю не делает меня врагом вашей
страны. Я знаю, что не Америка затеяла эту войну. Знаю и то, что вы
столкнулись с человеком, от которого исходит невиданная доселе опасность. Я
думаю, вы должны быть во мне заинтересованы.
- Для меня было бы достаточно, если бы вы представились просто как
Анна, - заметил Римо и опять отвернулся к окну.
Но он не мог выбросить из головы образ этой необыкновенно красивой,
хотя и холодноватой женщины. А главное - не мог избавиться от изумления
перед ее проницательностью.
- Позвольте задать вам один вопрос, - продолжала между тем Анна. -
Когда мы поняли, насколько опасен Василий Рабинович, нас охватила паника и
мы попытались захватить его с помощью отряда особого назначения. Вам
известно имя генерала Бориса Матесева?
- Первый раз слышу, - ответил Римо.
Он прекрасно помнил, как убил генерала Матесева и спас Василия
Рабиновича, в чем теперь раскаивался. Но откуда ему было знать, что
Рабинович так опасен?
- Понятно, - сказала Анна. - Однако Россия, сознавая, что Василий
опасен, попыталась вернуть его на родину. Если ты знаешь, что данный человек
опасен, здравый смысл подсказывает: не трогай его. И если бы бедного Василия
не тронули, он никому не причинил бы неприятностей. Но мы запаниковали. Мы
решили его уничтожить. Типично мужская логика! Если кто-то внушает тебе
страх, его нужно уничтожить. Или попытаться уничтожить. Вместо того, чтобы
сесть и хорошенько подумать.
- Да, но как обуздать Рабиновича теперь? - спросил Римо, повернувшись к
ней. - Он уже не тот, что прежде, когда я его спасал.
- Совершенно верно. Вот теперь я вижу, что вы умеете думать.
- Ну и что толку от этого? Я не знаю, что делать, черт возьми!
- Отлично. По крайней мере, вы отдаете себе отчет в том, что не знаете,
как поступить. А это уже немало. Если бы вы отбросили ложное впечатление,
что все можно знать заранее, то не чувствовали бы себя таким подавленным.
- Вы находитесь по другую сторону баррикад.
- Каких?
- Тех, что сейчас разделяют две противоборствующие стороны. Через
тысячу лет это покажется смешным.
- Замечательная мысль. Как вас зовут?
- Римо. Вы первая, кто сделал комплимент моим умственным способностям.
Я никогда не считал себя умником, а просто старался поступать по
справедливости. Вот и все. Тема закрыта.
- Похоже, я ошиблась. Если вы считаете, что достаточно сказать "тема
закрыта", - и все в порядке, то это глупо. У нас с вами общие задачи.
Позвольте мне высказать одну догадку. Вы принадлежите к той самой группе,
которая уничтожила Матесева и пресекла смехотворную попытку убрать
Рабиновича с помощью снайпера?
- Вас действительно это интересует? - спросил Римо.
- Конечно. Иначе я не стала бы спрашивать. К сожалению, вы оказались
настоящим мужчиной, - покачала головой Анна. - Я надеялась, вы намного
разумнее.
- Ну хорошо. Я действительно уничтожил Матесева Со снайпером скорее
всего разделался Чиун. Сейчас он работает на Рабиновича. И Смит тоже.
- Как и вся ваша организация. Теперь понятно, почему военные грузы
поступают в Сорнику мгновенно и бесперебойно. Прежде в вашей армии такого не
бывало.
- Значит, у Рабиновича есть все, что ему нужно?
- Если не считать нас с вами. И мы должны позаботиться о том, чтобы не
попасться на его крючок.
- Но я не могу убить его заочно!
- Мы что-нибудь придумаем. Сориентируемся на месте. Пока мы не знаем,
что делать, но это не означает, что со временем мы не найдем нужного
решения.
- Но я понятия не имею, какое решение тут можно принять.
- Я тоже. Но в отличие от вас, Римо, я не в первый раз сталкиваюсь с
подобной ситуацией. Все будет в порядке.
- А вы ничего, довольно-таки симпатичная леди, - заметил Римо.
- Ну что вы! Симпатичным можно назвать вас. А я блистательная!
Римо вспомнил слова Великого Вана о том, что ему придется положиться на
того, кто умеет думать. Может быть, это простое совпадение? А что, если Ван
снова явился ему в женском обличье? Маловероятно, но как знать... Римо взял
ладонь Анны и нашел нервные окончания, воздействуя на которые, можно
возбудить женщину. Медленными движениями он стал массировать ей ладонь, пока
в ее глазах не вспыхнул огонь желания. Это был явно не Ван.
- Что вы делаете? - спросила Анна.
- Пытаюсь выяснить, кто вы.
- И вы оставите меня в таком состоянии?
- Вам хочется заняться любовью? - спросил Римо.
- Не обязательно, - ответила Анна. - Мне будет довольно оргазма.
Доведите начатое до конца или оставьте в покое мою ладонь.
Когда Римо довел начатое до конца, Анна улыбнулась ему и сказала:
- Это было чудесно!
- Я знаю, - ответил Римо. - Но это еще что! Если бы я не ограничился
ладонью, вы испытали бы нечто совершенно особенное.
- Мне показалось чудесным другое - что я испытала оргазм, не вступая в
интимные отношения с вами. Мне даже не пришлось раздеваться.
- А-а, - протянул Римо. Ему-то как раз нравилось в подобных случаях
раздеваться Это помогало создавать нужное настроение. И ему нравилось
снимать одежду с женщин. - Я чувствую, из нас выйдет отличная любовная пара,
пропагандирующая бесконтактный секс.
- Только если вы по-прежнему будете держать руки на моей ладони. А как
вы поняли, что именно на ладони располагается эрогенная зона?
- Человеческое тело - сплошная эрогенная зона. Нужно лишь знать, как на
него воздействовать.
- Вы могли бы научить меня этому фокусу с ладонью?
- Для этого нужно научиться в совершенстве владеть своим телом.
- Вы когда-нибудь испытываете потребность в женщинах?
- Я испытываю не потребность в женщинах, а страсть к ним или симпатию.
Скажите, что именно вы надеетесь обнаружить в Сорнике? Достаточно один раз
встретиться глазами с этим парнем - и все кончено. Я уверен, что Смит не
хуже меня понимал это.
- Очень верное замечание. Теперь мы знаем, что Василий может подчинить
себе разум человека, который в эту минуту даже не смотрит на него. Нам
придется отыскать какое-то противоядие. Может быть, стоит притвориться зомби
и спокойно делать свое дело. В принципе, это неплохая идея, - сказала Анна.
К тому времени, как самолет приземлился в Сорнике, из всех пассажиров
только эти двое не знали, что их ждет впереди.
Небольшая территория была окружена оборонительными сооружениями.
Сорниканцы соорудили целую систему бетонных окопов и подземных туннелей. За
холмами лежало огромное открытое пространство, где обороняющиеся могли
поразить любую мишень.
В скрытых от глаза бункерах, которых здесь было больше, чем где бы то
ни было за пределами России, хранилось самое современное оружие, каким
располагал Восточный блок.
В первые дни армия Рабиновича намеренно обходила эту территорию
стороной: сначала нужно было разгромить главные силы сорниканцев. Кроме
того, материалы радиоперехватов свидетельствовали о том, что бойцы, засевшие
здесь, разговаривали по-русски.
Рабинович решил оставить их напоследок. И этот день наступил.
Сорниканская армия, вооруженная и обученная с помощью России и состоящая из
местных жителей, которые шли воевать из-под палки, благополучно разбрелась
по родным деревням. Одни лишь представители высшего офицерского состава
по-прежнему не сдавались. Им было что терять. Расхаживая в мокасинах от
Гуччи и очках от не менее известных дизайнеров, они наперебой рассказывали
журналистам о бесчинствах американских угнетателей, агрессоров и расистов.
Отрицать, что Америка направила в свободолюбивую Сорнику три танковых
колонны, было действительно невозможно.
- Почему Америка ненавидит нас? Потому что мы накормили голодных и
сбросили с себя оковы рабства. За это нас нужно уничтожить. Америка - враг
всего прогрессивного человечества! - заявил председатель революционного
совета Умберто Омерта.
На принадлежащую ему виллу в горах прибыл помощник и сообщил ужасную
новость: в распоряжении народно-демократического революционного совета
Сорники остался только один ящик шампанского "Дон Периньон". Запасы белужьей
икры, к счастью, уцелели, но зато несколько пар темных очков от лучших
дизайнеров и все прочее имущество товарища Омерты стоимостью в пятнадцать
тысяч долларов, хранившееся в пяти принадлежавших ему поместьях, пропало.
Бойцы революции не сумели ничего спасти, потому что в это время охраняли
свои собственные проигрыватели компакт-дисков и стереофонические приемники
фирмы "Зенит". Потерь среди них не было, но они предавали казни сорниканских
крестьян, отказывавшихся умирать за революцию, чтобы можно было
продемонстрировать западным журналистам зверства американской военщины.
Для этого подходило любое мертвое тело. Чем больше оно было
изуродовано, тем лучше. Современные журналисты обладали отличным
воображением и были на редкость понятливы.
Лишь немногие из них интересовались, почему тот или иной труп оказался
на обочине дороги и откуда известно, от чьих рук он пострадал. Таких
журналистов бойцы революции обзывали агентами американского империализма,
фашистами и евреями. Последнее прозвище звучало особенно эффектно в
присутствии арабских боевых товарищей. Да и вообще антисемитизм, который
прежде не пользовался особой популярностью у левых, с некоторых пор оказался
в почете и служил признаком особой прогрессивности. Когда-то бывший знаменем
правых радикалов, антисемитизм стремительно овладел революционными массами
Сорники. Это и понятно, ведь во главе вражеских войск стоял маньяк, зверь,
фашист и сионист по фамилии Рабинович.
- Только выродок по фамилии Рабинович способен пить кровь бедняков,
стремящихся к свободной и счастливой жизни, - вещал президент Омерта. - Кто,
как не вампир-кровопийца, способен напасть на мирный свободолюбивый народ?
В прежние времена подобное заявление было бы оценено как расистское, но
теперь газетчики самозабвенно строчили в своих блокнотах: "не боится смелых
высказываний", "имеет твердые убеждения".
Омерта приказал откупорить оставшиеся бутылки шампанского. Как-никак,
ситуация обязывала. Это была борьба не на жизнь, а на смерть.
Вдруг послышался крик:
- Американцы окружили нашу крепость в горах!
- Извините, - сказал Омерта журналистам, - боевая обстановка требует
моего немедленного вмешательства.
Он бросился к военному, который только что громогласно объявил о
нависшей над страной угрозе, и вцепился ему в горло с такой силой, что его
очки, творение одного из лучших модельеров мира, чуть не свалились на пол -
и это при том, что шла война и президент Омерта не знал, когда еще сможет
выбраться в Америку или в Европу за покупками!
- Слушай, идиот! Если ты еще хоть раз упомянешь о крепости в горах в
присутствии американцев, я прикажу тебя расстрелять! Они уже взяли крепость?
- Нет, но она окружена.
- Что делают русские?
- Ведут огонь, защищая ее.
- Отлично. Теперь из России наверняка прибудет подкрепление. Они ни за
что не отдадут крепость. Мы спасены. Возможно, начнется мировая война.
- А что, если мы ее проиграем?
- Если она затянется, мы не проиграем. У нас есть друзья в Америке.
Пойди распорядись, чтобы их накормили по высшему разряду. И смотри, чтобы
все было в полном ажуре. Помни: то, что происходит сегодня, будут проходить
в американских школах.
Президент Омерта вылетел со своей виллы и велел подать ему машину.
- В советское посольство? - спросил шофер.
Он уже знал, что неприступная крепость в горах окружена.
- Нет. Мне совсем ни к чему встречаться с советским послом. Он считает,
что мы должны защищать крепость собственной грудью.
- А мы этого не делаем?
- Если бы тебе предложили на выбор несколько чемоданов от Луи Виттона и
пятьсот вонючих русских солдат, что бы ты предпочел? - спросил генерал
Омерта.
Рабинович подошел к карте. За спиной у него стоял Чиун. Лица всех
присутствующих были покрыты горячей пылью Сорники, смешанной с потом.
Всех, но только не Чиуна. Он умудрялся купаться по два раза на день,
держал при себе свои сундуки и выглядел бодрым и свеженьким.
Рабинович не один раз слышал от него:
- Все это слишком напоминает войну. Мы должны положить конец войнам,
потому что в них делается ставка на непрофессиональных убийц.
- Почему непрофессиональных? - удивлялся Рабинович. - Это великая
армия. Когда воюют американцы, их никто не способен победить. Никто.
- Это всего лишь армия, - стоял на своем Чиун. - Давайте смотреть
правде в глаза, Великий Ван. Ну на что годятся эти сотни тысяч неумех? Они -
обыкновенные солдаты.
- Правильно, но командую ими я. Оставьте меня в покое.
Рабинович посмотрел на карту. Ситуация не внушала особого оптимизма.
Судя по всему, русские располагали неистощимыми запасами оружия и
боеприпасов, что делало задачу взятия крепости трудной и рискованной.
- Мы могли бы продолжить осаду и взять их измором, - предложил
полковник, уверенный, что разговаривает с инструктором, под чьим
руководством осваивал военное дело в Вест-Пойнте.
Он всегда жалел, что этому умнице, к которому он испытывал глубочайшее
уважение, не дают проявить себя в боевой обстановке, и теперь радовался,
глядя на бравого полевого генерала.
- Беда в том, - возразил умница-инструктор, - что они могут быть к
этому готовы.
- Не понимаю, сэр.
- Мы имеем дело не с безусыми юнцами, а с хорошо обученными бойцами, и
если они палят как сумасшедшие, значит, у них неограниченное количество
боеприпасов. Отсюда я делаю вывод, что у них такие же запасы провизии и
питья, которых может хватить на полгода. Но меня больше беспокоит другое.
Рабинович обвел глазами толпящихся вокруг него командиров. Ну и попал
же он в переплет! От него зависела жизнь тысячи людей, каждый его шаг мог
отразиться на их судьбе. Их проблемы стали его проблемами. Ради того, чтобы
его оставили в покое, он стал во главе восьмидесяти тысяч солдат, но теперь
они не оставляли его в покое, поскольку целиком зависели от него. Это
сторонники. Но кроме них существовали еще и враги, которые, естественно,
стремились его уничтожить. И этот кореец, спасший его от пули снайпера. И
Харолд Смит, глава какой-то тайной организации, благодаря которому
беспрепятственно поступали боеприпасы. Именно Смит с его блестящими
аналитическими способностями понял, что в вопросах военных поставок не имеет
принципиальной важности, заручился ты поддержкой бюрократов из министерства
обороны или нет.
- В этих горах спрятано нечто особенное. Ни один другой объект в
Сорнике не оборонялся с таким остервенением, - сказал Рабинович.
Сейчас он не мог позволить себе думать о том, чтобы его оставили в
покое. Война есть война. Но почему он оказался на войне?
У него не было времени задумываться над этим вопросом. Перед ним стояла
конкретная проблема. Там, за линией обороны, находилось что-то такое, от
чего могла исходить невероятная опасность. Как захватить этот объект,
избежав огромных потерь, способных поставить под угрозу успех всей кампании?
Он мог бы обратиться к наступающим войскам, воздействовать на разум
бойцов, внушив им, что они неуязвимы для пуль. Тогда горстка уцелевших
воинов сможет захватить крепость. Тут не было ничего мудреного.
Рабинович решил выслушать мнение своих офицеров. Все высказываемые ими
предложения сводились к необходимости использовать бомбардировщики дальнего
радиуса действия. Однако для того, чтобы их заполучить, потребуется не
меньше суток, да и то если Смиту удастся их достать. Ему было трудно
связаться с командованием военно-воздушных сил, так как оно работало на
особых частотах, недоступных для остальных войск. Это, по словам Смита,
делалось для того, чтобы предотвратить случайный ядерный удар.
Когда очередь дошла до Смита, он сказал:
- Я знаю двоих, которые сумели бы добраться до крепости под
перекрестным огнем. Один из них здесь, с нами.
- Что значит один человек против целой дивизии! - воскликнул Рабинович.
- Даже если у него семь пядей во лбу.
- Против каждой слабости, о Великий Ван, существует сила. И против
каждой силы существует слабость, - заметил чудаковатый кореец.
Со стороны гор по-прежнему доносился оглушительный грохот орудийной
канонады.
И тут Рабинович понял, что имел в виду Чиун под словом "слабость".
- Боеприпасы! Ну конечно, все дело в боеприпасах. Если они стреляют без
остановки, у них там наверняка находится огромный склад боеприпасов. Нужно
взорвать его, и все взлетит на воздух к чертовой матери. И тогда мы начнем
атаку. Конечно, тут важна точная координация, но чело вполне может выгореть.
- Да, но как добраться до этого склада в одиночку, да еще под огнем? -
спросил полковник.
И тогда Великий Ван отдал Чиуну довольно странный приказ:
- Надо пробраться к бункерам в горах и заложить туда взрывное
устройство. С вашими штучками-дрючками вы сумеете это сделать. Обо мне не
волнуйтесь. Я буду цел и невредим.
- Как я могу волноваться о вас, Великий Ван? Вы - основоположник школы
Синанджу, и я не посмел бы нанести вам подобное оскорбление. Но разве
достойно Мастера Синанджу закладывать взрывное устройство? Кого мы
намереваемся убить? Какого великого человека?
- Что значит "кого"? Ай, перестаньте морочить мне голову, делайте, что
вам говорят! Мы и так слишком долго бездействуем вместо того, чтобы
развивать наступление.
- Взрыв уничтожает всех без разбора. Закладывать взрывное устройство -
дело солдата, которому безразлично, кого убивать. Он лишен эстетического
чувства. Неужели вы хотите, чтобы я стал обыкновенным солдатом, Великий Ван?
- Конечно! Уверяю, вам это ужасно понравится. Вы увидите, как приятно
взрывать людей вместо того, чтобы сносить им головы голыми руками. И не
беда, если ваше эстетическое чувство от этого немного пострадает. Ясно?
Идите и выполняйте.
Чиуну, ни разу в жизни не осквернившему учения Синанджу, вручили эти
самые взрывные устройства, от которых должны были погибнуть все, кто
окажется поблизости в момент взрыва. И, что самое печальное, теперь он был
уверен, что ему это понравится.
Ему не нужно было дожидаться темноты, чтобы незамеченным пробраться в
неприятельскую крепость. Враги и так не видели его - от страха, усталости и
от того, что в их глазах преломлялись тепловые лучи. К полудню человеческий
зрачок сжимается и поле зрения соответственно сужается. Этим и
воспользовался Чиун, двигаясь по направлению к горам с взрывателями в руках.
- Невероятно, что они не стреляют, - сказал один из полковников.
- Они попросту не видят его, - объяснил Харолд Смит, глядя в бинокль на
пересекающую открытое пространство фигурку Чиуна.
Смит позаботился о том, чтобы перевести сюда компьютерные терминалы
КЮРЕ, так как именно здесь находился Рабинович - лучший друг мисс Эшфорд и
спаситель Америки.
- Но мы-то его видим, - возразил полковник.
- Правильно, потому что смотрим на него под другим углом. Для тех, кто
в горах, он невидим.
- Из него вышел бы отличный лазутчик.
- Не думаю, чтобы он согласился на такую работу, заметил Смит. - Ну
ладно, пойду к своим компьютерам. Кстати, поступила очередная партия
боеприпасов.
Как и всякая крепость, укрепление русских тщательно охранялось,
особенно со стороны входа. И как всякий Мастер Синанджу, Чиун не стал
ломиться в закрытую дверь. Раздвигая бетонные и проволочные заграждения
одной рукой, он крепко сжимал в другой взрывное устройство. Проникнув в
подземный тоннель, он увидел оторопелого русского солдата, и хотя тот отнюдь
не был важной шишкой, Чиун мгновенно отправил его к праотцам.
Сперва солдат увидел, как раздвигается бетонная стена. Потом он увидел
азиата в черном кимоно. А потом он уже больше ничего не видел.
Беспрепятственно проникнув на укрепленную территорию, Чиун на чистейшем
русском языке поинтересовался, где находятся оружейные склады. Поначалу
военные не пожелали поделиться подобной информацией с иностранцем, тем более
что в руках у него было взрывное устройство с часовым механизмом. Однако под
действием невыносимой боли они передумали и стали куда более разговорчивыми.
Чиун включил часовой механизм, засунул взрывное устройство между
артиллерийскими снарядами, выбрался из крепости сквозь первую попавшуюся
стену и, не теряя времени, спустился вниз, потому что в горах он уже не мог
оставаться невидимкой.
Ему все еще не давал покоя вопрос: почему Великий Ван заставил его
делать то, что по силам любому солдату, а главное - почему он, Чиун,
безропотно согласился выполнить задание? Это были серьезные вопросы, и даже
оглушительный взрыв, грянувший за спиной, не смог отвлечь Чиуна от раздумий.
Может быть, все это нехорошо? Почему ему доставило удовольствие убивать
людей, которых он не знал и к которым не испытывал даже презрения? А
Безумный Смит? Как получилось, что он стал в глазах Чиуна чуть ли не самым
мудрым из всех? Ведь он белый до мозга костей.
Чиун равнодушно взирал на возбужденных атакой людей. Одни неумехи
атакуют других неумех. Среди них нет никого, кто владел бы настоящим, чистым
ударом.
Наконец американские войска вступили на территорию русских укреплений.
Тут головная колонна остановилась, командиру требовалось сообщить что-то
очень важное лично генералу. Побежали за Рабиновичем.
Теперь было ясно, что именно русские защищали с таким ожесточением и
почему не доверяли оборону этого объекта сорниканцам.
В глубокой подземной шахте, настолько надежно укрепленной и охраняемой,
что заложенное Чиуном взрывное устройство не причинило ей ни малейшего
вреда, находились ядерные ракеты средней дальности. Это смертоносное оружие
обладало такой точностью попадания, что при желании его можно было направить
в окно Овального кабинета Белого дома.
Тайком разместив ракеты в горах Сорники, Россия нарушила договор о
нераспространении ядерных вооружений. Отсюда по Америке мог быть нанесен
внезапный ядерный удар.
Сообщение о советских ракетах немедленно полетело в Вашингтон, поставив
точку в спорах о правомерности американского вторжения в Сорнику. Стало
очевидно, что три танковые колонны спасли страну.
Русские ракеты не были выдумкой, их мог увидеть любой телерепортер. Но
газетчики продолжали отрицать очевидное и держались прежней линии.
- Ну и что? - заявила одна дама-журналистка, умудрившаяся до этого
доказывать, что в преступлениях арабских террористов виновен не кто иной,
как президент Соединенных Штатов. - Вспомните, что мы писали о Кампучии, где
красные кхмеры заставляли детей убивать своих сверстников. Там творились
вещи похуже, чем в Сорнике. Там уничтожали миллионы людей, как во времена
Гитлера. Целые города превращались в пустыни.
- Да, я действительно приветствовал красных кхмеров, - заметил
корреспондент нью-йоркской газеты.
- Нужно во всем винить американцев, - высказался сотрудник
вашингтонской газеты.
- Как же так? - возразил их коллега. - Русские ракеты нацелены на наши
города.
- Когда стало известно о зверствах красных кхмеров, - невозмутимо
продолжала дама-журналистка, - я во всем обвинила Америку, потому что она
бомбила Камбоджу. Когда на тебя сыплются бомбы, поневоле озвереешь.
- Но бомбардировкам подвергались и другие страны. Во время второй
мировой войны Англию бомбили намного сильнее, чем Камбоджу. И тем не менее
англичане не превратились в дикарей и не начали истреблять друг друга.
- К чему эти исторические аналогии? Пиши все, что тебе угодно. Когда
мне приходится слегка привирать, я обычно говорю, что такова горькая правда.
В Бостоне это проходит на ура. И чем горше правда, тем лучше.
- Выходит, на сей раз горькая правда состоит в том, что если русские
разместили здесь свои ракеты, то Америка сама в этом виновата, поскольку
вторглась на территорию Сорники?
- Совершенно верно, - подтвердил журналист из Вашингтона, который
написал много горькой правды об Иране до появления аятоллы Хомейни, о
Камбодже до прихода красных кхмеров и о Вьетнаме до того, как тысячи местных
жителей, рискуя жизнью, на утлых суденышках начали покидать свою "свободную"
родину.
Между тем в Вашингтоне известие о советских ядерных ракетах вызвало
двоякую реакцию: во-первых, облегчение, потому что они были обнаружены, а
во-вторых, некоторую растерянность, потому что оставалось совершенно
непонятно, по чьей инициативе они были обнаружены, хотя кое-какие следы вели
в Форт Пикенс, штат Арканзас.
Президент Соединенных Штатов сразу же попытался связаться с Харолдом
Смитом - последней надеждой Америки. Уж он-то наверняка располагает всеми
необходимыми сведениями!
Какое счастье, что ракеты удалось вовремя обнаружить и демонтировать!
Но кто знает, что может произойти в следующий раз? Если танковые колонны без
всякой санкции правительства и высшего военного командования вторглись в
Сорнику, что помешает им завтра войти в Вашингтон? Все гонцы президента,
посланные на место событий, дабы выяснить, что там происходит, возвращались
назад и, захлебываясь восторгом, рассказывали о гениальном полководце,
который неизменно оказывался их ближайшим родственником или другом.
Хуже всего было то, что гениальный полководец поддерживал куда более
тесный контакт с правительством, нежели сам президент. Прежде это удавалось
только Харолду Смиту.
Если со Смитом что-нибудь случится, компьютерная сеть автоматически
выйдет из строя. И тогда, набрав заветный номер, по которому в критических
ситуациях звонили его предшественники, президент услышит короткий и
будничный ответ, что номер абонента отключен. Все сработает столь же
безупречно, как все эти годы работала организация под названием КЮРЕ. И
президент поймет, что этой организации больше не существует.
Если же все будет хорошо, Харолд Смит снимет трубку и с помощью своей
"палочки-выручалочки", как президент называл его компьютерную сеть, найдет
ответ на все вопросы.
Президент набрал заветный номер и услышал то, чего никак не ожидал
услышать: короткие гудки. - КЮРЕ существовала и работала, но дозвониться до
Смита было невозможно.
Римо и Анна Чутесова услышали отдаленный взрыв. Они прилетели в
Сорнику, когда местный аэропорт еще находился под контролем сорниканской
армии.
- Первым делом нужно выяснить, где Рабинович, чтобы не попадаться ему
на глаза, - сказала Анна. - Если одному из нас вдруг почудится, что он видит
перед собой близкого человека, нужно как можно скорее уносить от него ноги.
Это будет означать, что Рабинович нас загипнотизировал.
- Для меня все это не так просто, - ответил Римо.
- Почему?
- Потому что здесь действительно находится близкий мне человек. Мой
учитель, который заменил мне отца.
- Это и впрямь осложняет задачу. Необходимо как можно больше узнать о
Рабиновиче, а те, кто может нам в этом помочь, являются вашими товарищами по
секретной организации, в которой вы служите.
- Я поступил опрометчиво, выболтав русской женщине эту тайну.
- У вас не было другого выбора. Без меня вы не сможете их спасти, а я
не в силах помочь вам, не зная, кто они. Так что вы приняли правильное
решение.
- Как знать...
- Итак, нам известно, что теперь Рабинович намного более опасен, чем
прежде, во-первых, потому, что имеет доступ к источникам секретной
информации, и, во-вторых, потому, что на службе у него состоит Мастер
Синанджу. Вы сделали именно то, что поможет вашим друзьям. Как вы думаете,
почему?
- Потому что один мудрый человек в ответ на мой главный вопрос сказал
"да".
- Я не понимаю вас, Римо, и не хочу понять, поскольку не являюсь
специалистом в области психических расстройств. Попробую ответить за вас. Вы
решились на откровенность со мной потому, что нам необходимо собрать как
можно больше точной информации о Рабиновиче. Как вы думаете, для чего?
- Нет, - ни к селу ни к городу ответил Римо.
Анна глубоко вздохнула, и ее соблазнительная грудь обозначилась под
влажной от пекущего сорниканского солнца тканью блузки.
- Нам необходимо знать о Василии Рабиновиче как можно больше для того,
чтобы решить, как его уничтожить.
- Правильно, именно это я и хотел сказать.
Римо умело вел ее сквозь линию фронта. Даже если бойцов не было видно,
он каким-то образом догадывался об их присутствии и, не задумываясь, заранее
определял, каковы будут их действия. Он объяснил Анне, что вооруженных людей
можно узнать по особым повадкам. Все эти премудрости, накопленные Домом
Синанджу на протяжении тысячелетий, наряду со всем остальным служили той
почвой, из которой вырастало искусство каждого Мастера, вбиравшего в себя
опыт предшественников. Название школы Синанджу происходило от корейской
деревушки, откуда пошел род великих убийц-ассасинов, хотя сам Римо
принадлежал к белой расе. Как выяснилось, технике любовных игр его научил
Чиун.
- Я вижу, он обучил вас всему, - сказала Анна. - Наверное, только
дышать вы научились самостоятельно.
- Как раз дыхание - самое главное из всего, чему он меня научил.
К тому времени, как в горах прогремел взрыв, Анна Чутесова поняла, что
Римо искренне привязан к Чиуну. При этом он то и дело повторял, что они
совершенно не схожи характерами, хотя, по словам Римо, один зануда
придерживается на этот счет иного мнения.
- Кто этот зануда?
- Вы не поймете. Этот тот самый человек, который ответ на мой вопрос
сказал "да".
- Что это был за вопрос?
- Самый главный из тех, что я должен был ему задать!
- И в чем он состоял?
- Понятия не имею. Я так и не задал его. Я не смог его сформулировать.
И он дал мне ответ на незаданный вопрос.
- Синанджу - это что-то вроде дзэн-буддизма? - спросила Анна.
- Нет, - ответил Римо. - Синанджу - это Синанджу.
Жестом он приказал ей лечь, и они оба приникли к теплой земле на
поросшем деревьями горном склоне. Вскоре показался патруль - группа индейцев
в советской военной форме.
Девушка, вооруженная автоматом Калашникова, посмотрела на Анну, однако
прошла мимо. Их разделяло не более пятнадцати футов.
- Почему она нас не заметила?
- Люди, как правило, видят только то, что, как им кажется, должны
видеть. Следят за тем, не движется ли кто-то в кустах, нет ли у них под
ногами мин, не затаился ли где-нибудь снайпер. Все остальное для них
несущественно, и они этого не видят.
- А вы?
- Я вижу все.
- Это трудно?
- Никто, кроме Мастеров Синанджу, не обладает таким совершенным
зрением, - объяснил Римо. - Иногда нас принимают за людей, наделенных
какими-то сверхъестественными способностями. Но это не так. Просто все
остальные не используют до конца заложенные в них возможности - физические,
а главное, умственные.
Как ни парадоксально, но это было действительно так. Анна знала, что
ресурсы человеческого мозга используются лишь на восемь процентов. Судя по
всему, адепты Синанджу распоряжаются своими умственными способностями
намного более эффективно.
В отличие от чар Рабиновича, искусство Синанджу показалось ей тем самым
оружием, которым не зазорно воспользоваться. Оно было надежнее, чем ядерные
ракеты, но при этом не уступало им в точности. Если удастся выбраться из
этой заварушки, подумала Анна, постараюсь увезти Римо в Россию. А если при
этом он еще и проявит ко мне интерес как к женщине, что ж, я не стану
возражать. На лице у нее мелькнула мечтательная улыбка.
В этот миг раздался оглушительный взрыв, и американские войска начали
штурм. Римо остановил первый попавшийся джип и, быстро утихомирив водителя,
сел в него вместе с Анной. Поразительно, стоит ему нащупать какое-то нервное
окончание - и человек уже полностью в его власти, подумала Анна, имея в виду
не столько водителя, сколько себя. И снова губы ее раздвинулись в улыбке.
- Римо, - сказала она вслух, внезапно переходя на "ты", - мне хотелось
бы увидеть тебя раздетым.
- Сейчас не до того.
- Эх, Римо, жаль, что ты не хочешь по-настоящему задать мне жару!
Тут издалека, с обочины дороги, послышался вой, очень похожий на вой
сирены, только намного более пронзительный. Старик-азиат в черном одеянии
смотрел на сидящих в джипе Анну и Римо с перекошенным от злобы лицом. Римо
велел водителю остановиться.
- Не смей так разговаривать с Римо, блудница! - закричал старик. -
Римо, почему с тобой эта белая потаскуха? Пойдем, я хочу представить тебя
Великому Вану.
- Кажется, это Чиун, - шепнул Римо своей спутнице. - Видишь вон того
человека с раскосыми глазами?
- И клочковатой бородкой?
- Именно. Это и есть Чиун. Постарайся не выражаться в его присутствии.
Он этого не любит.
- Убивать - благородно, а заниматься любовью - низко?
- Ты правильно все поняла.
- Кто она такая? - сурово спросил Чиун. - Как я могу представить тебя
Великому Вану, бесстыдник, если ты явился с этой белой девицей?
- Я тоже имею несчастье принадлежать к белой расе.
- Великому Вану совсем не обязательно знать об этом. Он мог бы
подумать, что кто-то из твоих предков был корейцем.
- Он знает правду. Знает, что я белый. И это пришлось ему по вкусу.
- Ложь! - отрезал Чиун.
- Кто такой Великий Ван? - поинтересовалась Анна.
- Кто эта блудница, выражающаяся, как последний матрос? - в свою
очередь осведомился Чиун.
- Великий Ван - это тот, кто дал мне ответ, не дожидаясь вопроса, -
объяснил Римо.
- Он тоже принадлежит к Дому Синанджу? - спросила Анна.
- С большим правом, чем все остальные.
- Почему ты отвечаешь ей прежде, чем своему учителю?! - вскипел Чиун. -
Или эта развратница совсем затуманила тебе мозги?
- Ее зовут Анна Чутесова. Она хочет помочь мне.
- У тебя с ней интрижка? - спросил Чиун.
- Не совсем, - ответила за Римо Анна. - Не могли бы вы рассказать мне о
Великом Ване, к которому относитесь с таким почтением? Это он дает вам
задания?
- Великому Вану нет нужды давать кому-либо задания. Мастер Синанджу
обязан предупреждать любое его желание.
Плавные, грациозные движения пожилого корейца казались Анне странно
знакомыми. Точно так же двигался Римо, ведя ее через джунгли.
- У Великого Вана такая же походка, как у вас с Римо? - спросила Анна,
после чего Чиун тотчас же обратился к Римо по-корейски.
Римо что-то ответил на том же языке.
- Что он сказал? - спросила Анна.
- Он спросил, почему ты задала этот вопрос.
- Значит, он чувствует, что что-то не так. Он понимает это.
- Папочка, - обратился к Чиуну Римо. - Ты чувствуешь, что что-то не
так?
- С чего ты взял? - удивился Чиун. - Все замечательно. Даже Император
Смит так считает.
Эта фамилия опять-таки показалась Анне знакомой. Но она не успела
вспомнить почему, так как увидела на дороге нечто такое, что сразу же
подсказало ей: ключ к решению головоломки находится вовсе не в Сорнике, а в
России. Ей предстояло немедленно вытащить Римо отсюда, в противном случае
спасти мир не удастся даже такому человеку, как Мастер Синанджу.
- О Господи! - воскликнула Анна. - Идиоты!
Огромные грузовики медленно двигались по главной магистрали Сорники,
впечатывая колеса в мокрую грязь. В их кузовах лежали заостренные кверху
штуковины, напоминающие гигантские канализационные трубы. На каждой из них
сбоку красовались большие красные звезды и надписи русскими буквами, которые
было невозможно скрыть от телевизионных камер.
Это были русские ракеты среднего радиуса действия. Расположенные в
непосредственной близости от Америки, они могли поразить любую цель со
смертоносной точностью, что было абсурдно с военной точки зрения.
При имеющихся запасах ядерных боеголовок точность попадания не имела
ровно никакого значения. Или русское командование надеялось, что, уничтожив
несколько городов, сможет спокойно сесть с американцами за стол переговоров?
Но еще хуже было то, что американцы наверняка сделают из всего этого
грандиозное шоу. Потерпев такое сокрушительное поражение, русские генералы
почувствуют себя униженными, ведь речь идет не о падении крошечного
марионеточного государства, а о разгроме русских войск. И тогда, как после
Карибского кризиса, Советский Союз, дабы спасти собственное лицо, начнет
новый виток гонки вооружений. В прошлом это едва не привело к краху и без
того слабую российскую экономику, теперь подобный эксперимент наверняка
приведет к войне. В стране не было средств для разработки новых типов
оружия. Именно поэтому в последнее время Россия все настойчивее выступает с
мирными инициативами, в ответ на которые Америка все настойчивее продолжала
вооружаться.
Разумеется, в таких делах любые преимущества оборачиваются иллюзией. Но
мужчинам свойственно тешить себя иллюзиями. Они похожи на мальчишек,
писающих на стену и соревнующихся, кто достанет выше. Вся разница в том, что
в данном случае речь идет не о бессмысленной детской забаве, а о
самоубийстве.
- Анна - нечто вроде русского агента, - сказал Римо. - Похоже, мы
заполучили ваши ракеты.
- Какая разница, кто их заполучил? - всплеснула руками Анна. - Типично
мужская логика. Ну и что вы будете с ними делать? От того, что теперь они в
ваших руках, а не в наших, дело не меняется. Где Рабинович?
- В вашем сердце нет ни капли милосердия к нему. Не смейте приближаться
к этому человеку, - буркнул Чиун и, повернувшись к Римо, добавил
по-корейски: - Рабинович - друг Великого Вана. Если эта блудница подойдет к
нему хотя бы на шаг, убей ее.
- Конечно, конечно, папочка.
- Твои слова звучат как отговорка.
- Расскажи мне о Ване. Ты не можешь описать мне его внешность?
- Разве ты не видел его?
- Видел. И он дал мне ответ.
Глаза Чиуна заблестели, а на морщинистом лице появилась улыбка:
- Значит, теперь ты все знаешь.
- Он сказал мне "да".
- То же самое услышал от него и я. Первый раз, когда был в твоем
возрасте, а потом снова, когда мы встретились в Форте Пикенс.
- А какой вопрос ты ему задал, папочка?
- Это был очень личный вопрос. Я не хочу об этом говорить, - уклончиво
ответил Чиун. - Скажи лучше, о чем спросил его ты.
- Да так, ни о чем особенном.
Поскольку разговор шел на корейском языке, Анна спросила, о чем они
беседуют.
- Ни о чем, - ответили оба в унисон.
- Нам необходимо разыскать этого чудесного мистера Рабиновича, -
сказала Анна. - У меня такое впечатление, мистер Чиун, что, по вашему
мнению, я представляю для него какую-то опасность.
- Какую опасность вы можете для него представлять, если его защищаем мы
с Великим Ваном?
- Тогда давайте найдем его. Клянусь, мы не приблизимся к нему более,
чем на пятьсот ярдов. Мы лишь хотим задать ему несколько вопросов. Быть
может, даже не сами, а через вас.
- Я не мальчик на побегушках, - буркнул Чиун. - Пусть вопросы задает
Римо.
- Нет, - возразила Анна, - это невозможно. Передайте мистеру
Рабиновичу, что мы привезли ему письмо из Дульска, от матери. Скажите ему,
что я приехала из Советского Союза для мирных переговоров. Скажите ему, что
он победил, что мы уважаем его силу и хотим подписать с ним лично мирный
договор. Что Россия гарантирует ему полную безопасность.
- Это я гарантирую ему полную безопасность. Кто вы такая, чтобы делать
подобные заявления? Вы только и умеете, что приставать к невинным молодым
людям.
Римо огляделся по сторонам: никаких молодых людей, кроме него,
поблизости не было. Анна взяла его за руку. Чиун метнул на нее полный
ненависти взгляд. Римо знал, что Чиун не одобряет подобных проявлений чувств
на публике.
Приличная женщина, считал Чиун, не посмела бы приблизиться к своему
избраннику больше, чем на десять шагов, и отвесила бы ему почтительный
поклон. Распускать руки на глазах у посторонних неприлично. Когда-то в своих
записках Чиун охарактеризовал Америку как страну растленных нравов, жители
которой целуются с незнакомцами вместо того, чтобы просто поздороваться.
Итальянцы - те вообще распущенный народ. Вот Саудовская Аравия Чиуну
нравилась, если не считать, что там чересчур мягкая система наказаний.
Преступникам там всего лишь отрубали руку. Чиун никак не мог понять,
при чем тут рука, ведь любое действие совершается не столько руками, сколько
головой. Во всяком случае, с Чиуном дело обстояло именно так, и он был
уверен, что со всеми остальными - тоже.
Чиун видел, как эта наглая блондинка с бесстыдной улыбкой на смазливом
лице касается руки Римо, а он делает вид, словно ничего не замечает. Будто
так и надо. Вот они, белые гены! А ведь Римо предстоит во второй раз явиться
пред Великим Ваном.
- Я не позволю тебе в таком виде предстать перед Великим Ваном, -
заявил Чиун.
- Скажи, папочка, - спросил Римо, даже не подумав высвободить руку, -
может ли один человек находиться одновременно в двух разных местах?
Чиун не ответил, только многозначительно посмотрел на сцепленные пальцы
влюбленной парочки. Наконец он произнес:
- Ты нарочно позволяешь этой бесстыднице держать тебя за руку, чтобы
позлить меня.
Анна расцепила пальцы, высвободив руку Римо.
- Будем надеяться, что от этого ваш ученик не забеременеет, - сказала
она с ехидной улыбкой.
- Я никогда не слыхал ничего подобного, - ответил Чиун на вопрос Римо.
- Да и зачем кому-либо находиться сразу в двух разных местах? Одного места
вполне достаточно. Более чем достаточно.
- Странно, что Великий Ван не научил нас этому фокусу. Ведь, находясь с
тобой, он одновременно находился и со мной.
- Значит, тот, кого ты видел, не был Великим Ваном, - сказал Чиун. -
Какая жалость!
- Я ткнул его в живот и почувствовал неземной холод. Это был холод
Вселенной. Может быть, ты таким же образом испытаешь своего Великого Вана?
- Это не "мой" Великий Ван. Это просто Великий Ван, - осадил Чиун
ученика.
- Ясно, - молвил Римо.
Но он почувствовал, что Чиун немного растерялся. Пожилой кореец
согласился проводить их к Рабиновичу, лучшему другу Вана, при условии, что
"белая блудница" будет вести себя пристойно.
- Вы - настоящий мужчина, Чиун, - сказала Анна. - Мужчина до мозга
костей.
- Благодарю вас, - ответил Чиун.
- Я знала, что вы ответите именно так.
Около штаба Железного Генерала толпились русские пленные, которых
распихивали по грузовикам. У них был испуганный вид, и Анна заверила своих
соотечественников, что их не станут расстреливать. Она негодовала на
идиотов, направивших их сюда без всякой на то необходимости.
Ну ничего, она сумеет укротить этого безумца, пока он не зашел слишком
далеко! Хватит с него и этой блестящей победы!
- Римо, я передумала, - сказала Анна.
- Она легкомысленна, как все женщины, - фыркнул Чиун. - Держи ухо
востро, Римо. От таких, как она, ничего хорошего не дождешься.
- Настоящий мужчина не станет менять своих планов, даже если откроются
новые факты, не так ли? - спросила Анна, одарив Чиуна улыбкой.
- Настоящий мужчина знает все факты заранее, - парировал Чиун. - Где ты
ее нашел, Римо?
- Мы встретились на борту самолета. Она совсем не так плоха, как тебе
кажется.
- Я намерена поговорить с Рабиновичем, - заявила Анна. - Я заверю его,
что теперь ему некого опасаться. Если со мной что-то случится, Римо,
постарайся вытащить меня отсюда. Если это не удастся, сразу же убей меня.
- Как у вас все просто! - возмутился Чиун. - А кто заплатит ему за ваше
убийство? Или, по-вашему, он должен работать бесплатно? Римо, ты только
послушай, что она говорит!
- Если ты выйдешь из игры, что делать мне? - спросил Римо.
- Попытайся прикинуть, какие средства еще не испробованы. Но ничего не
делай сгоряча. Сначала хорошенько все обдумай. К сожалению, я не знаю, к
какому решению пришли наши умники в Москве. Такого сокрушительного поражения
они не перенесут. Я-то надеялась, что Рабинович одержит более скромную
победу и после этого успокоится.
- Удачи тебе, - сказал Римо и поцеловал ее в губы.
- Ты делаешь это, чтобы досадить мне, - проворчал Чиун.
- Я делаю это, потому что она красива и отважна.
- Так я тебе и поверил!
- Я вообще не знаю, кому и чему ты веришь.
- Я отдал тебе лучшие годы своей жизни, а ты ничего не знаешь. Я научил
тебя мудрости, а ты бросаешь ее коту под хвост ради этой блудницы, с которой
целуешься на виду у всех.
Анна рассмеялась.
- Вы так похожи! - сказала она.
На вершине одного из холмов Рабинович проводил совещание со своими
командирами. Анна направилась к нему, а Римо с Чиуном остались на месте и
смотрели ей вслед. Чиун поинтересовался, какое впечатление произвело на Римо
общение с Великим Ваном.
- На меня, Римо, первая встреча с ним произвела намного более сильное
впечатление, нежели вторая.
- Он сказал, что у нас с тобой самый чистый удар из всех, которыми
когда-либо владели Мастера Синанджу.
- Он прямо так и сказал?
- Да. Разве я тебе еще не говорил? Он отметил, что у нас совершенно
одинаковая техника удара и что, глядя на меня, он вспоминает твой удар.
- Я - хороший учитель.
- Но не каждый умеет учиться, - заметил Римо.
Он не стал упоминать о том, что Ван рассказал ему о погибшем сыне
Чиуна.
- И все же главное - это учитель.
- Чтобы налить воду в стакан, его необходимо иметь, так же, как и воду.
В противном случае вода попросту расплещется, - возразил Римо.
- У кого это ты научился таким премудростям?
- Как ты думаешь, с кем я больше всего общался на протяжении последних
двадцати лет?
- Мне это не нравится.
- Мне это тоже не особенно нравилось.
- Не нужно строить из себя мудреца, - одернул Чиун своего ученика.
Он скрестил руки на груди, спрятав их в рукава своего черного кимоно.
Римо сунул руки в карманы.
- А еще Ван сказал такую чушь, что я не знаю, стоит ли ее повторять.
- Ван никогда не говорит чуши.
- Он сказал, что мы с тобой похожи как две капли воды. Что различия
между нами - только видимость.
- Великий Ван никогда не говорил чуши. По крайней мере, до сих пор.
- Я тоже подумал, что это полный абсурд.
- Очень жаль, что ты оказался первым, кому он продемонстрировал столь
серьезный недостаток.
- Какой недостаток?
- Неумение разбираться в людях.
- Тем не менее он знает, когда Мастер Синанджу созрел для того, чтобы
подняться на новую ступень, - заметил Римо. - Ведь он появляется перед ним
именно в этот момент.
- Да, это верно, в уровне мастерства он действительно разбирается.
Вполне возможно, что я стану первым Мастером Синанджу, чей ученик удостоился
такого же титула. Такое редко случается. Это рекорд.
- Но этого еще недостаточно, чтобы именоваться Великим Чиуном. Подобное
звание дается лишь последующими поколениями.
- Когда ты наконец научишься разговаривать с людьми? Я надеюсь, со
временем ты оценишь меня по достоинству.
- Ван назвал нас обоих тупицами. Он считает, что мы ко всему относимся
слишком серьезно. Я - к Америке, а ты - к Дому Синанджу.
- Ван всегда страдал избытком веса, - сказал Чиун.
- Мне тоже так показалось.
- Он не умел сдерживать аппетит.
- У нас с тобой нет ни грамма лишнего жира.
- Вот именно.
- А он - самый настоящий толстяк.
- Мы с тобой ни капельки не похожи, - подытожил Чиун.
- Ни капельки, - подтвердил Римо.
Ни один из них не мог припомнить случая, чтобы их мнения до такой
степени совпадали. Разве это не еще одно свидетельство того, что они
абсолютно не похожи друг на друга? В этом вопросе они также пришли к полному
единодушию.
Анна Чутесова направлялась к Рабиновичу, жалея, что рядом нет Римо. Вот
кто умел двигаться незаметно! Она боялась, что ее остановят, но, как ни
странно, в штабе главнокомандующего царила куда большая неразбериха, чем на
подступах к нему.
Вокруг Рабиновича, естественно, крутились помощники. Обратившись к
одному из них, Анна совершила роковую ошибку, которой никогда не сделал бы
человек, поднаторевший в искусстве осаждать начальственные кабинеты. Но у
Анны не было другого выбора и она обратилась к помощнику.
Как всегда в подобных случаях, выяснилось, что добиться чего-либо от
помощника намного труднее, чем от самого руководителя.
- Я пришла, чтобы объявить господину Рабиновичу о капитуляции и
согласиться на все его требования, - начала Анна.
- Кто вы?
- Я представляю Советский Союз.
- Почему же тогда вы не среди пленных?
- Потому что никто не брал меня в плен. Мне необходимо переговорить с
господином Рабиновичем, - сказала Анна, от всей души надеясь, что помощник
считает своего начальника именно Рабиновичем, а не каким-то горячо любимым
пришельцем из прошлого.
- Значит, вы еще не сдались в плен, правильно? - спросил помощник
Рабиновича, молоденький капитан.
- Правильно.
- В таком случае вы арестованы.
Проезжая мимо Римо в грузовике, набитом русским техническим персоналом,
специалистами по ракетам, Анна помахала ему рукой. Одним прыжком Римо
вскочил в кузов и помог Анне спрыгнуть вниз.
- На сей раз я пойду вместе с тобой, - сказал он.
- Нет. Ты не должен к нему приближаться. Ты - последняя и единственная
надежда человечества. Я пойду с Чиуном.
- Ты не нравишься ему.
- Типично мужская логика! Какое мне дело, нравлюсь я ему или нет, когда
мир стоит на грани катастрофы. Единственное, что нужно, это чтобы он отвел
меня к Рабиновичу. Ты сможешь его уговорить? Не исключено, что мне откроется
нечто такое, чего мы прежде не учитывали. Сейчас самое главное - избавить
Василия от чувства тревоги.
Чиун согласился отвести Анну к Рабиновичу, лучшему другу Великого Вана,
при условии, что она не будет распускать руки, оставит на время свои
бесстыдные замашки и откажется от затеи соблазнить Римо.
- Согласна, - ответила Анна. - Это самое легкое из обещаний, которые я
когда-либо давала.
- Не верь ей, Римо, она русская, - предостерег своего ученика Чиун.
- Не беспокойся обо мне, папочка. Ну, с Богом, идите.
Римо вспомнил давние годы, когда он служил в морской пехоте и искренне
полагал, что война - это когда стреляешь в незнакомых людей из винтовки.
Теперь, глядя на колонны шагающих по дороге американских солдат, он понимал,
что это было глубочайшим заблуждением.
Теперь-то он знал: для того, чтобы убить человека, необходимо знать его
характер, повадки, всю подноготную. Именно этим Мастера Синанджу отличались
от обыкновенных убийц.
Что, если Василий Рабинович станет единственным человеком, которого они
с Чиуном не сумеют одолеть, поскольку он единственный, кого невозможно
узнать до конца?
Это был серьезный вопрос, и Римо непременно задаст его Анне, когда она
вернется.
Направляясь с Чиуном к штабу, Анна Чутесова чувствовала себя столь же
уверенно, как и в обществе Римо, если не считать, что пожилой кореец был
настроен к ней враждебно. Впрочем, эта враждебность скорее смахивала на
раздражение. Наделенные сверхъестественными способностями, Чиун и Римо
считали, что все вокруг должны соответствовать их требованиям и подчиняться
их принципам. Как правило, им удавалось этого добиться, и все же мир был
слишком велик даже для таких, как Чиун.
Анна расспрашивала его о Рабиновиче и узнала немало интересного.
Оказывается, Чиун намеревался убить Василия Рабиновича, но этому
помешал явившийся из прошлого легендарный мудрец, объяснивший, что Василий -
замечательный человек.
- О чем вы думали перед тем, как увидели этого легендарного мудреца?
- Я ни о чем не думал. Я занимался делом.
- То есть планировали убийство? - уточнила Анна.
- Зачем же выражаться так грубо и примитивно? Впрочем, чего еще можно
ожидать от очередной подружки Римо? У него были сотни таких, как вы. Вас он
тоже бросит. Так что не тешьте себя иллюзиями.
- Я же дала вам слово, - напомнила Анна.
- Увы, я знаю Россию и знаю цену вашему слову. Революция ничего не
изменила. Конечно, царь Иван был отрадным исключением из правила, но
вообще-то я ни за что не согласился бы работать в вашей стране без
предварительной оплаты. Вы сами во всем виноваты. Мы могли бы спасти вас от
монголов, но ваши цари предпочитали, чтобы мы работали на них за спасибо.
- Значит, они обманули вас, не заплатив обещанного вознаграждения?
- Почему же? Иван Добрый платил. При нем было много работы, и он
исправно выполнял свои обязательства.
- У нас он больше известен как Иван Грозный.
- Русские всегда отличались склонностью к пропагандистским трюкам.
- Скажите, разве Великий Ван мог одновременно явиться вам и Римо?
- Я не обсуждаю такие вопросы с женщинами.
- Считайте меня абстракцией, представляющей русский народ.
- Еще хуже!
- Хорошо. Считайте меня женщиной, которая никогда впредь не прикоснется
к вашему драгоценному Римо.
- Великий Ван способен творить любые чудеса, но я никогда не слышал,
чтобы он одновременно появился в двух разных местах.
- Насколько я понимаю, Римо увидел Вана, потому что достиг нового
уровня мастерства.
- Да, - подтвердил Чиун.
- Вам не приходило в голову, что тот, кого вы принимаете за Великого
Вана, на самом деле таковым не является?
- Я предпочитаю оставить свои сомнения при себе.
- Если бы вы нанесли Вану свой знаменитый удар, он сразу же умер бы, не
правда ли?
- Нет. Он умер давным-давно.
- В таком случае ваш удар не нанес бы ему вреда.
- Совершенно верно. Кстати, у нас с Римо самый чистый удар во всей
истории Дома Синанджу.
- Это замечательно! - воскликнула Анна. - Вы могли бы
продемонстрировать этот удар на Великом Ване?
- Нет. Вы все равно ничего не увидели бы.
- Даже результата?
- Судите сами, - сказал Чиун и сделал какое-то стремительное движение
рукой, но Анна не успела как следует его разглядеть, только услышала
шуршание его шелкового кимоно.
- Я ничего не видела.
- Естественно. Мои движения слишком стремительны, чтобы глаз обычного
человека сумел их уловить.
- У меня есть сестра. Она красивее меня и имеет обыкновение целоваться
у всех на виду. Я не стану рассказывать ей о Римо, если вы продемонстрируете
этот прием на Великом Ване.
- Я не заключаю сделок с блудницами, особенно когда речь идет о
традициях нашего рода.
- И все же Ван, с которым вы сейчас общаетесь, внушает вам определенные
сомнения, не правда ли? - спросила Анна.
Но Чиун не сказал больше ни слова.
Итак, Анне стало ясно, что Рабинович не просто заставляет окружающих
видеть в нем кого-то другого. Рабинович воздействует на человеческий мозг
таким образом, что нарушается функция элементарного логического мышления.
Она со всей отчетливостью поняла, что как только Рабинович почувствует в ней
опасность, рассудок перестанет ей подчиняться. Более того, она даже не
успеет этого заметить и будет считать, что все идет как надо.
Счастливые лица американских военных, расходящихся с совещания у
Рабиновича, лишь укрепили Анну в ее опасениях. Судя по всему, он обращает в
свою веру всех, кто только попадается ему на глаза.
Прежде, когда он работал в городке пара психологов, такого не
случалось. Рабинович не испытывал своих способностей на уборщицах и прочем
персонале. Он не трогал людей, если от них не исходила прямая опасность.
Судя по досье, время от времени он ублажал начальство невинными
фокусами. Если начальник жаловался на погоду, Рабинович немедленно все
улаживал, и тот возвращался домой, промокнув до нитки, но с искренней верой,
что на дворе светит солнышко. Если начальника что-то раздражало, Рабинович и
тут мгновенно решал проблему, внушая, что все обстоит наилучшим образом.
Дальше этого Рабинович не заходил, если, разумеется, к этому его не
вынуждали крайние обстоятельства.
- Железный Генерал примет вас, - объявил сержант.
- Иногда они так называют Великого Вана. Это своего рода ласковое
прозвище, - пояснил Чиун.
У Анны пересохло во рту. Она напомнила себе, что должна преисполниться
дружественных чувств по отношению к Василию Рабиновичу. Ни единым словом она
не выдаст своей враждебности. Она будет держаться в высшей степени
подобострастно.
- Хорошо, - сказала она. - Я готова.
Из помещения вышло несколько полковников. Они жизнерадостно смеялись.
Анна потупилась, заметив на себе их плотоядные взгляды.
Кротость и раболепие, снова напомнила она себе.
- Входите, но имейте в виду: у генерала мало времени, - предупредил
другой охранник и кивнул Чиуну.
Чиун первым направился к кабинету, Анна последовала за ним.
Рабинович сидел развалясь в кресле. Неподалеку от него за компьютером
работал пожилой сухопарый мужчина с изможденным желтоватым лицом. Анна
поразилась тому, с какой ловкостью его пальцы снуют по клавишам. В его
движениях была точность и сноровка, которой так не хватает большинству
людей, работающих на компьютере. Те действуют наобум, методом проб и ошибок
- этот работал уверенно и профессионально. Анна взглянула на экран и увидела
схему железнодорожных линий, охватывающих юго-западную часть Америки.
Поколдовав над этой схемой, сидящий за компьютером человек определил
оптимальный путь переброски военных грузов на юг, то есть в Сорнику.
- О Великий Ван, я привел к вам женщину, за чью добродетель, увы, не
могу поручиться, - молвил Чиун.
- Я пришла, чтобы объявить вам о капитуляции, - сказала Анна.
- У меня нет времени для таких пустяков, - отмахнулся Василий.
К счастью, Анна по-прежнему видела перед собой Рабиновича, а не кого-то
другого. Значит, пока он ее не загипнотизировал.
- Россия капитулирует перед вами. Вы одержали победу. Мы приносим вам
извинения за генерала Матесева и снайпера. Россия гарантирует полную
безопасность вашей семье и всем вашим близким. Если захотите, вы можете
вернуться на родину. Россия примет вас с распростертыми объятиями.
Анна говорила по-русски, давая Василию понять, что перед ним
действительно его соотечественница.
- Это потому, что я разгромил вас в пух и прах?
- Разумеется, - сказала Анна, надеясь, что Рабинович не умеет читать
мысли на расстоянии.
Одно дело, что думает она, и совсем другое - как на это смотрит
российское военное руководство.
- Теперь меня все это нисколько не волнует. Теперь вы и пальцем меня не
тронете. Мне никто не страшен, - заявил Рабинович. - Если бы я захотел, вы
как миленькие выпустили бы ко мне моих родителей, и знаете почему?
- Нет, - ответила Анна.
- Потому что все это уже пройденный этап.
- Я не совсем понимаю.
- Мне не нужна армия. В моем распоряжении есть кое-что получше армии.
Благодаря этому я и разгромил вас.
- Да, Василий, вы нас разгромили, - согласилась Анна.
Неужели все мужчины таковы? Неужели им так необходимо бахвалиться
своими победами? Теперь понятно, почему они так любят парады.
- Я больше вас не боюсь. Так и передайте своему Политбюро.
- С удовольствием.
- И еще передайте, что я плевать на них хотел. Как противники они меня
больше не интересуют.
- Рада это слышать, Василий.
- Они меня совершенно не интересуют, и знаете почему? Потому что в
скором времени мне будет принадлежать огромная страна.
- Я рада за вас, Василий.
- Сейчас Харолд как раз работает над этим вопросом. А ну-ка, Харолд,
кто из мужчин в возрасте до двадцати пяти лет зарабатывает свыше двух
миллионов долларов в год? Мне нужны их фамилии и подробные характеристики.
Сидящий за компьютером человек нажал на соответствующие кнопки, и на
экране появилось изображение людей, преимущественно черных, в баскетбольной
форме.
- А теперь я хочу взглянуть на сотрудников государственного
департамента, которые в свое время наломали немало дров.
На экране появился список фамилий и портреты - на сей раз
представителей белой расы.
- Так, а теперь изобразите мне списочек биржевых маклеров, нарушающих
правила Комиссии по ценным бумагам и валютным операциям.
На экране, сменяя друг друга, замелькали фамилии и лица.
- Мисс Эшфорд, на это уйдет целый день, - взмолился человек с усталым
желтоватым лицом.
- Ну ладно. Пожалуй, хватит. Так что, дорогуша, ступайте и скажите
своим друзьям, что очень скоро я стану во главе очень крупного государства.
Если у них будут ко мне какие-то выгодные предложения, я готов их
рассмотреть. Но пусть имеют в виду: я как-никак выходец из России и
прекрасно знаю, что их слово выеденного яйца не стоит.
- Понятно.
- Единственное, что мне нужно, это чтобы меня оставили в покое. А
теперь пришлите ко мне Римо.
- Хорошо, я позову его.
- Это единственный друг, которого я обрел в Америке. Парень что надо.
- Вы правы, Великий Ван.
- В нем, безусловно, немало хорошего, мисс Эшфорд, - вставил человек,
сидящий за компьютером.
До Анны наконец дошло, что это и есть Смит.
- Да, он замечательный парень. Я приведу его к вам, - сказала Анна и
направилась к двери.
- А попка у вас подходящая! - бросил ей вслед Рабинович.
- Спасибо, - откликнулась Анна, изо всех сил стараясь не выдать голосом
своей неприязни.
Интересно, отпуская подобную фразу, хоть один мужчина задумался над ее
смыслом? Что значит "подходящая попка"? Подходящая для чего? Для сидения?
Или для того, чтобы трахаться? Но в постели это место едва ли самое главное.
Видимо, имеется в виду привлекательность этих мягких округлостей. Как будто
женщина - это игрушка, неодушевленный предмет.
Для дальнейшего возмущения у Анны не было времени. Ей следовало как
можно скорее бежать отсюда без оглядки.
- Я провожу ее, Великий Ван, - сказал Чиун.
- Не беспокойтесь, я прекрасно найду дорогу сама. Вы и глазом не
успеете моргнуть, как я вернусь вместе с Римо.
- Все же проводи ее, Чиун, - распорядился Рабинович. - Ее могут
пристрелить, потому что она русская.
- Поразительное дело, но про вас говорят то же самое, Великий Ван.
- И про вас тоже, мисс Эшфорд, - добавил тот, кто, по всей видимости,
был Смитом.
- Не волнуйтесь, все будет в порядке, - скрепя сердце проговорила Анна.
Она вышла из штаба на солнцепек, надеясь, что Чиун не последует за ней.
Ей было необходимо поскорее добраться до Римо. Только он мог спасти
цивилизацию от гибели. Если же Чиуну удастся ее опередить, Римо превратится
в очередного подручного Рабиновича.
Анна с трудом удерживалась, чтобы не перейти на бег. Она прекрасно
понимала, что должна напустить на себя важный вид - иначе ее задержит
военный патруль и она снова будет отконвоирована к грузовику.
Спускаясь с холма, она чуть не вывихнула ногу, наступив на камень.
Откуда-то слева доносились звуки винтовочных выстрелов. Американцы очищали
территорию от противника. Встретившиеся ей военные говорили о том, что
сорниканские руководители сбежали из страны вместе со своими очками от
Гуччи, чемоданами от Луи Виттона и башмаками от не менее известных
дизайнеров.
Анна не оглядывалась. Она знала: Чиун двигается настолько стремительно
и бесшумно, что она все равно его не увидит.
Какой-то солдат протянул ей руку, чтобы помочь спуститься со скалы. Где
же Римо? Неужели он все-таки попытался проникнуть в штаб и убить Рабиновича?
Если это так, то он последний идиот. Убить Рабиновича не так-то просто.
Теперь у нее не было в этом сомнения. И убить его должна не она, а Римо. Но
только не сейчас. Внезапно она почувствовала, как кто-то сжал ей локоть,
точно тисками. Это был Римо.
- Куда ты направляешься?
- Я ищу тебя. Где ты был? Надеюсь, не у Рабиновича? Это было бы
равносильно самоубийству.
- Ты имеешь в виду величайшего гения человечества? - спросил Римо,
улыбнувшись.
- Я пошутил, - сказал Римо.
- Негодяй, чудовище! - вспыхнула Анна и замахнулась, чтобы ударить
Римо, но рука ее лишь едва коснулась его щеки. - Как ты смеешь меня пугать?
Каким же надо быть бездарным толстокожим тупицей, чтобы сморозить такое?
Гнев Анны забавлял Римо.
- Ты - мужчина. Настоящий мужчина! - не унималась Анна. - Что за
дурацкая шутка!
- Я просто хотел рассмешить тебя.
- Неужели ты не понимаешь, что если с тобой случится беда, все пропало?
Ты хоть знаешь, что происходит? Ты знаешь, что мне удалось выяснить?
- Откуда мне знать? Ты ведь пока что ничего мне не рассказала, -
резонно заметил Римо.
Он посмотрел в ту сторону, где находился командный пункт и увидел
выходящего оттуда Чиуна. Однако взгляда на него было достаточно, чтобы
понять: им грозила опасность посерьезнее той, какую имела в виду Анна.
- Рабинович намерен захватить власть в вашей стране, - объяснила Анна.
- Он уже больше никого не боится. Земной шар для него - не более чем
игрушка. Он может в любой момент развязать новую войну просто для забавы, и
мы не сможем ему помешать. Мы совершенно бессильны.
- Мы бессильны, но пока еще живы, - сказал Римо. - Очень может быть,
что только пока. Нужно поскорее сматываться отсюда.
Анна посмотрела в ту сторону, куда смотрел Римо. Чиун, его учитель,
вышел из штаба и не спеша спускался вниз.
- Он направляется к нам, - объявил Римо.
Анна внимательнее присмотрелась к маячившей вдали фигурке. Казалось,
Чиун просто вышел прогуляться.
- С чего ты взял?
- Обрати внимание на его походку.
- Я не вижу ничего особенного.
- А я вижу. Чиун собирается кого-то убить. Не исключено, что меня.
- Но почему?
- Не знаю. Возможно, Рабинович догадался, почему мы здесь. Возможно, он
приказал Чиуну убить не меня, а тебя.
- В любом случае нам незачем здесь оставаться. Бежим!
Римо увидел глаза Чиуна. Интересно, что у него на уме? Действует ли он
по собственной воле или выступает слепым орудием чужой воли? Может быть, он
принимает Римо за кого-то другого? На лице Чиуна не было ни следа гнева. Он
всегда внушал Римо, что гнев обессиливает человека. Гнев - признак слабости,
а не силы, он наносит колоссальный вред нервной системе. Только спокойствие
позволяет человеку в полной мере реализовать свои возможности.
- Существует только один способ уничтожить Рабиновича, - продолжала
Анна. - Но искать его нужно не здесь, а в России.
- Почему же ты не подумала об этом прежде? - спросил Римо.
- Потому что у меня было мало времени, к тому же я не предполагала, что
это так важно. Мне нужно было поскорее попасть в Америку. Я думала, что
сумею обезвредить Рабиновича, а если понадобится, и убить его. Теперь я
вижу, что мне это не по силам. Я поняла это, побывав на командном пункте.
- И что же, по-твоему, мы найдем в России?
- Секрет его могущества. Я уверена, что разгадку следует искать в
Дульске. Существуют вещи, которых мужчины, как правило, не замечают.
- Разве в России нет женщин? Уж они-то должны были заметить все, что
нужно, - сказал Римо.
Он взял Анну за руку и вместе с ней вышел на дорогу.
Штабная машина с двумя офицерами даже не сбавила скорости при виде
голосующих мужчины и женщины и остановилась только тогда, когда Римо вытащил
через окно водителя. Один из сидящих в машине офицеров объявил, что Римо
арестован. Этого было достаточно, чтобы уже в следующую секунду бедняга
оказался на обочине, а когда ему удалось с помощью коллеги подняться на
ноги, Римо с Анной уже умчались на их машине.
Римо не сводил глаз с зеркала заднего обзора.
- Теперь он нас не догонит, правда? - спросила Анна.
Римо лишь ухмыльнулся в ответ.
- Нет. На этой колымаге, да еще по таким дорогам, нам от него не
улизнуть.
- Зачем же было садиться в эту машину?
- Вести тебя пешком через джунгли - довольно утомительное занятие.
- У меня сложилось противоположное впечатление. Ты так нежно
поддерживал меня.
- Только для того, чтобы ты не выбилась из сил.
Пожилой кореец в черном кимоно вышел на дорогу и, широко расставив
ноги, медленно поднял руки над головой. Описав ими дугу, он столь же
медленно опустил их и скрестил на груди.
- Черт! - выругался Римо и плотно сжал губы.
Анна заметила, как он побледнел.
- Что случилось? - спросила она.
- Я надеюсь, он принимает меня за кого-то другого.
- Почему?
- Этим знаком Чиун показал, что если я когда-нибудь вернусь сюда, он
меня убьет.
- Но тебе придется вернуться. Мы едем в Россию не навсегда, а только
для того, чтобы раздобыть средство, с помощью которого можно будет
разделаться с Василием и его злыми чарами раз и навсегда.
- Если ради этого мне придется убить Чиуна, лучше на меня не
рассчитывай.
- Но это твой долг. Речь идет о судьбе всего человечества!
- Чиун для меня дороже всего человечества, а он дал мне ясно понять,
что если я сунусь сюда снова, пощады от него не жди.
- Может быть, нам удастся разрушить чары, которые на него напустил
Василий?
- Ты сама не веришь в то, что говоришь.
- Почему ты так решил?
- Слишком неуверенным тоном ты это произнесла. Ну ладно, в путь.
Попасть в Россию не так сложно, как выбраться оттуда. Нельзя сказать,
чтобы туда рвались толпы эмигрантов. Для въезда в страну Анна предпочла не
пользоваться официальными каналами, хотя у нее и имелись все необходимые
документы. На следующий день они уже были в Дульске.
- Если бы мы обратились за содействием к правительственным чиновникам,
на это ушло бы не меньше недели, - сказала Анна. - Не понимаю, почему ваши
интеллектуалы находят коммунизм столь привлекательным. В нашей стране
развелось такое множество бюрократов, что она напоминает гигантскую почтовую
контору.
Дорога, ведущая в Дульск, хоть и асфальтированная, была сплошь в
ухабах. Можно было подумать, что едешь по канзасским степям. Анна то и дело
заглядывала в карту, приговаривая: "Отлично. Так я и думала".
- Ты хочешь сказать, что в России не так-то просто отыскать нужное
место?
- Нет, дело не в этом. Я сама родом из небольшого провинциального
городка. Но он совсем не похож на Дульск. Надеюсь, что не похож.
Она посмотрела вперед:
- Ты хорошо видишь на расстоянии, Римо?
- Во всяком случае, лучше тебя.
- Что ты видишь впереди?
- Дорогу.
- Какую дорогу?
- Такую же, как и эта. Асфальтовую.
- Прекрасно. Так я и думала.
- Что в этом прекрасного?
- А то, что мы вплотную подобрались к загадке Василия Рабиновича. Я
думаю, он не единственный, кто наделен сверхъестественными способностями.
Хочу предупредить тебя, Римо, нам ни в коем случае нельзя вспугнуть жителей
этого городка. Никто здесь не должен знать, что я имею отношение к
российскому правительству. Мы представимся друзьями Василия Рабиновича,
который прислал нас сюда. Вот почему мы и оказались в Дульске. Понятно?
- Я не понял ни слова из того, что ты сказала, - ответил Римо.
Какое отношение имеет асфальтовая дорога к сверхъестественным
гипнотическим способностям Рабиновича?
Сбоку от дороги показалось несколько лотков с сельскохозяйственными
продуктами, и Римо остановил машину. Он не знал, что в России существует
частная торговля. В поле стояло несколько тракторов, на которых спали
какие-то мужчины. Чуть поодаль на небольшом участке в поте лица трудились
люди.
- Это - индивидуальные участки колхозников, - пояснила Анна. - Трактора
не принадлежат всему колхозу. Каждый год мы направляем в села новые трактора
на смену проржавевшим старым.
- Почему трактора ржавеют? Разве их не смазывают?
- Иногда смазывают, но в основном их выводят в поле и там оставляют,
чтобы создавалась видимость работы. Если в колхоз приезжает комиссия, их
заводят. Но это случается редко. Чаще трактористы даже не прикасаются к
рычагу переключения скоростей.
- А как же разговоры об автоматизации?
- Один умник написал целый трактат о том, что автоматизация только
вредит сельскому хозяйству. Он должен был внести только одно уточнение:
сельскому хозяйству России.
Анна подошла к одной из торговок и купила у нее несколько картофелин,
буханку хлеба и кусок мяса, завернутый в видавший виды обрывок бумаги.
Она понюхала мясо.
- Хорошее. Почти свежее.
- Зачем ты все это купила?
- Ты еще не проголодался?
- Разве у вас в стране нет ресторанов?
- Конечно, есть, но для этого нам пришлось бы вернуться в Москву.
Нехитрый товар местных сельских тружеников помещался на бороне со
спиленными зубьями, которая в таком преображенном виде отличалась завидной
устойчивостью и с успехом заменяла прилавок.
Римо взглянул на мясо и покачал головой. У него пропал аппетит.
По мере того, как позади оставалось все больше километров асфальтового
пути, на душе у Анны становилось веселее. Она напевала песни, которым
выучилась еще в детстве. Чувствовалось, что она любит свою страну, несмотря
на то, что пятьдесят процентов ее населения составляют мужчины. Впрочем,
дело было не в самом мужском населении, а в том, что и как оно делает.
- Кстати, почему ты упомянула об асфальтированной дороге? Что в этом
необычного? - спросил Римо.
- А-а, ты, конечно, этого не понимаешь, потому что ты американец.
- Действительно, не понимаю. Дорога - она и есть дорога.
- В Америке, Римо. В России дорогой называется утрамбованная полоска
земли, которая во время дождей превращается в непролазную грязь.
Обыкновенная ухабистая асфальтовая дорога здесь почтительно именуется
автомагистралью.
- Ну и что? - не понял Римо. - Значит, в Дульск ведет автомагистраль.
- Да, тебе явно не хватает знания российских реалий. Тебе известно,
какие важные производства находятся в Дульске?
- Разумеется. Каждый американец изучает экономику Дульска в начальной
школе, - усмехнулся Римо.
Разболтанная колымага с подтекающим маслом, на которой они преодолевали
российские просторы, отдаленно напоминала американский "нэш" модели 1949
года. Как известно, этот автомобиль был вытеснен с рынка более качественной
продукцией конкурентов. В России же утверждали, что социалистическая
экономика более эффективна, поскольку не ставит цели произвести сотню
разновидностей товара, когда можно ограничиться одной.
В каком-то смысле это было верно. Здесь была своя логика. Если бы не
одна загвоздка: в России производилось крайне мало автомобилей, и все они
были никудышного качества. Как учили мудрецы Синанджу, логика - не самая
сильная сторона человеческого мышления.
- Даже живя в России, Римо, ты все равно не смог бы ответить на вопрос,
чем знаменит Дульск. Это обыкновенный захолустный городок, каких не счесть в
российской глубинке, где нет электричества, нормальных дорог и куда не
пускают иностранных туристов.
- Но мы едем по асфальтированной дороге, - заметил Римо.
- В том-то и дело. Почему именно в Дульск ведет асфальтированная
дорога? И почему здесь нет следов, напоминающих о боях с немцами во время
второй мировой войны? Линия фронта проходила в непосредственной близости от
Дульска, и тем не менее не существует ни единого упоминания о том, что здесь
было хоть одно крупное сражение.
- Ну и что из этого?
- Пошевели мозгами, Римо, даже если они у тебя затуманены мужскими
гормонами. Подумай. Зачем мы сюда приехали? Почему я решила, что именно в
Дульске можно найти средство, способное обезвредить Василия Рабиновича?
Почему я считаю, что разгадка находится здесь?
- Да, - сказал Римо.
- Что значит "да"?
- Это единственный ответ, который я знаю.
- Но он не вытекает из вопроса.
- Я не успел задать вопрос, - объяснил Римо.
Радиоприемника в машине не было, но Римо не особенно огорчался из-за
этого: вряд ли в России передают по радио что-нибудь интересное. Впрочем,
кто знает? Чем еще, кроме радио, они могут похвастаться?
- Разгадка заключается в том, что все жители Дульска обладают такими же
способностями, как и Василий Рабинович. Они наделены ими от природы. Теперь
я абсолютно убеждена в этом.
- Ничего себе! Из огня мы угодили прямо в полымя!
- Не обязательно, - возразила Анна. - Они подскажут нам, как обуздать
Василия. Поэтому мы и представимся его друзьями. Понимаешь?
- Пока что я понимаю только одно: очень скоро нас ждет встреча с сотней
Чиунов и целой толпой людей, в которых ты узнаешь своих ближайших
родственников.
- Ничего, дружище, - сказала Анна, похлопав Римо по плечу. - Где наша
не пропадала!
Она провела рукой по его бедру.
- Где у тебя расположена эрогенная зона, Римо?
- В голове.
- Я могу туда добраться?
- Нет.
Анна медленно расстегнула юбку. Римо, казалось, не заметил этого. Юбку
пришлось снова застегнуть.
- Пожалуй, я пойду к ним одна, - сказала Анна.
- А что делать мне, если с тобой что-то случится? Я ведь не говорю
по-русски.
- Ты спасешь меня.
- Мы пойдем вместе.
- Но почему?
- Я так хочу. Тут уж одно из двух: или пан, или пропал. Все равно без
тебя мне тут нечего делать. Да я и не хочу что-либо делать без тебя.
Дульск напоминал какой-нибудь Богом забытый городишко на американском
Среднем западе. Но Анна объяснила, что, по советским меркам, это вполне
процветающий областной центр, хотя и не играет никакой роли в экономике
страны. Здесь не было ни металлургических комбинатов, ни заводов по
производству электронной аппаратуры, ни крупных оборонных предприятий. Это
был тихий, мирный уголок с множеством церквей, синагогой и мечетью. И ни
одного отделения КГБ на весь город.
- Так я и думала, - проговорила Анна.
На улице им встретился мужчина в белой рубахе, темных брюках и сапогах.
- А ну-ка, подойди сюда! - окликнул он Римо. - Я вижу, ты нездешний.
- Да, папочка, - ответил Римо.
Как хорошо, что Чиун тоже здесь, подумал он. Ведь сам он плохо говорит
по-русски. Конечно, в крайнем случае он мог бы кое-как объясниться с
местными жителями. Чиун всегда требовал, чтобы его ученик уделял больше
внимания изучению иностранных языков.
- Послушайте, - обратилась Анна к мужчине, которого Римо принял за
Чиуна. - Мы - друзья Василия Рабиновича. Мы не желаем вам зла.
- Этот парень очень опасен, - ответил тот.
- Пожалуйста, не трогайте его.
- Он наводит на меня страх.
- Но ведь вы всегда сможете его обезопасить с помощью внушения.
- Понятное дело. Чего не сделаешь со страху!
- Вы хотите сказать, что это срабатывает у вас автоматически?
- Да, красавица. И я ничего не могу с этим поделать.
- Чиун, почему ты пригрозил меня убить? - спросил Римо.
- Что он сказал? - поинтересовался местный житель. - Я не понимаю
по-иностранному.
- Мастер Синанджу не может поднять руку на своего сына, - продолжал
Римо по-английски.
- Я же говорю, что этот парень опасен, - повторил мужчина в белой
рубахе.
- Вы понимаете, о чем он говорит? - спросила Анна.
Тот пожал плечами.
- Я не собираюсь с тобой сражаться, папочка. Ни за что, - твердил свое
Римо. Неожиданно он повернулся к Анне и спросил: - Куда подевался Чиун?
- Его никогда здесь не было, Римо. Ты разговаривал с одним из местных
жителей, и я узнала много интересного. Оказывается, гипноз служит у них
своего рода защитной реакцией.
- Прекрасно. Но где же Чиун?
- Его здесь не было и в помине, - повторила Анна.
- Но я видел его собственными глазами!
- Ничего подобного. Все это внушил тебе вот этот человек, желая себя
обезопасить. Так у него проявляется инстинкт самосохранения. Он срабатывает
автоматически.
- Если вы друзья Василия Рабиновича, - сказал мужчина в белой рубахе, -
я могу отвести вас к его матери. Бедняга все еще не может прийти в себя от
горя после его отъезда.
Мать Рабиновича жила в крытой соломой избе с небольшим палисадником. Ее
пришли навестить подруги. Женщины сидели за столом вокруг самовара и пили
чай. Анна тщательно вытерла ноги о лежащий перед дверью коврик. Украшенная
резьбой дверь выглядела довольно нарядно.
- Я все еще не могу избавиться от ощущения, что это был Чиун, -
признался Римо.
- В этом и заключается вся опасность. И все же, возможно, ты первый,
кому удалось выйти из гипнотического состояния. Ты понимаешь, что это был не
Чиун?
- Мне приходится убеждать себя в этом.
Они вошли в избу, и тут Анна неожиданно воскликнула:
- Здравствуй, мамочка!
Правда, Римо ничего не понял, так как это было сказано по-русски.
- Римо, я хочу познакомить тебя со своей мамой.
- Сомневаюсь, чтобы здесь была твоя мама. Ты явно испугала кого-то из
этих женщин.
- Она приехала сюда в гости, - объяснила Анна.
- Ты помнишь, почему мы здесь?
- Конечно. Я думаю, мама сможет нам помочь.
- Сначала спроси ее, говорит ли она по-английски.
Анна перевела вопрос Римо на русский язык, и женщины кивнули в ответ.
- Послушайте, - обратился к ним Римо. - Над миром нависла опасность, и
виноват в этом парень из вашей деревни.
- Василий, - угадала одна из женщин, такая же круглолицая, как и все
остальные. - Что он натворил на этот раз? - спросила она по-английски.
- Он сбежал в Америку и теперь собирается сесть в президентское кресло,
- ответил Римо. - На его счету уже есть одна война.
- Зачем ему понадобилось играть в войну?
- Не знаю. Зачем-то понадобилось. Анна лучше в этом разбирается. Она
умная женщина и хочет предотвратить новую беду. Она ваша соотечественница.
- Не все русские одинаковы, - хором возразили женщины. - Кто она такая?
Римо пожал плечами.
- Она имеет отношение к нашим руководителям?
- Анна считает их всех идиотами.
- Ты не видел, куда подевалась моя мама? - обратилась Анна к Римо
по-английски.
- Ее никогда здесь не было.
- Ну и чертовщина! Я готова дать голову на отсечение, что видела ее.
- Значит, вы считаете наших руководителей идиотами? - спросила одна из
женщин.
- А как же иначе? Ведь все они - мужчины. Понимаете, ситуация сложилась
действительно серьезная. Сбежав из городка парапсихологов, Василий Рабинович
натворил много бед. Того и гляди, между Америкой и Россией начнется война.
Не знаю, что там на уме у сидящих в Москве идиотов, но подозреваю, что
теперь они примутся изо всех сил наращивать вооружения. А Василий тем
временем прибирает к рукам Америку.
- Ну, это его дело, - заявила мать Василия. - А война нам не страшна.
Мы от нее не пострадаем.
- Ошибаетесь. Атомная ракета - не человек. Она не поддается внушению.
- Вы говорите об этих бомбах, которые могут разрушить целые страны? -
спросила одна из женщин.
- Именно.
- Василий всегда был сорванцом, - вздохнула его мать.
- Не обижайтесь, - заметила ее приятельница, - но от вашего сына никому
не было покоя.
- Поэтому он, наверное, и уехал, - предположила вторая гостья.
- Он был не такой, как все остальные, - высказалась третья.
- Не могли бы вы поподробнее рассказать об истоках его
сверхъестественных способностей? - попросила Анна. - Судя по всему, в ваших
краях он не исключение Насколько мне известно, во время войны под Дульском
практически не было боев. Должно быть, немцам казалось, что они попали в
родные места.
- Что-то вроде этого, - подтвердила одна из женщин.
- Увидев, что к Дульску ведет асфальтированная дорога, я поняла:
руководители района наверняка считают, что этот городок сплошь состоит из их
ближайших родственников, а также передовиков социалистического производства.
- Что-то в этом роде.
- Каждый из жителей вашего городка обладает даром внушения, правда?
- Что-то вроде этого.
- По-видимому, таким образом у вас проявляется защитный рефлекс.
- Ничего подобного! - воскликнула одна из подруг матери Рабиновича.
- При чем тут рефлекс? Мы обладаем чудодейственной силой, - подхватила
другая.
- Это дар свыше, - пояснила третья. - Благодаря ему все мы жили и не
тужили, и если бы Василий никуда отсюда не уезжал, так было бы и поныне.
- Я хотела сказать, что этот чудесный дар является прирожденным
свойством жителей Дульска, - объяснила Анна. - Как известно, в процессе
эволюции некоторые биологические виды приобретают определенные свойства,
позволяющие им уцелеть в борьбе за существование. Судя по всему, вы...
- Замолчите, милочка. Довольно научной чепухи. То, с чем вы здесь
столкнулись, - чудо. Понимаете? Самое настоящее чудо!
- Ей-богу, так оно и есть. Но если вы коммунистка, то все равно ничего
не поймете.
- Я с удовольствием вас выслушаю, - сказала Анна.
Хозяйка налила ей чаю и вместе с подругами настояла, чтобы она хоть
немного поела. А то ведь посмотреть не на что - одна кожа да кости! Они
повернулись к Римо в надежде, что он их поддержит, однако на этот счет у
Римо было иное мнение. Молодому человеку тоже не мешало бы поправиться,
решили женщины.
Анна взяла с тарелки пару печений, Римо же ограничился обыкновенной
водой. Они были первыми из непосвященных, кому предстояло узнать о "дульском
чуде".
В двенадцатом веке Дульск был охвачен постоянными смутами. В те времена
жило немало праведников и святых старцев, которые нередко соперничали между
собой.
И вот однажды в этой деревушке появился старец с окровавленной головой,
опухшими от побоев глазами и переломанными руками.
Жители деревни не знали, кто он: католик ли, православный, мусульманин
или еврей. Губы у него были разбиты в кровь, и он не мог произнести ни
одного членораздельного слова. Но было ясно, что этот человек святой, потому
что он не переставая шептал молитвы.
Выздоровев, старец понял, что деревенские жители не знают, какой он
веры. Что ему было делать? Сторонников какой религии предпочесть? Все они
одинаково ревностно ухаживали за ним.
В России все святые праведники обладали особым даром. Одни видели в
темноте. Другие, подобно Распутину, умели исцелять недуги. Третьи могли
одновременно находиться в двух разных местах. Четвертые перемещали предметы
на расстоянии.
Этот старец был явно из их числа.
Так какой же группе ему следовало отдать предпочтение? Каждая
стремилась завоевать его расположение, чтобы на них снизошла его благодать.
Все понимали, что спасши святого от смерти, они заслужат особой благодати.
И тогда старец притворился немым, чтобы никто не догадался по его
говору, к какому вероисповеданию он принадлежит. И он написал на бумаге
пророческие слова:
"Каждый из вас по-своему прекрасен. Все вы заботились обо мне как о
родном. Да обернется моя беда для вас благом! С этого дня и впредь всякий,
кто взглянет на вас, увидит того, кто любезен его сердцу. Всякий, кто придет
сюда, станет, подобно мне, одного с вами рода и племени".
Женщины слово в слово повторили это святое благословение.
- Вот так благословил наших предков святой человек, и с той поры беды
обходили нас стороной, пока мой сын, желая всех поразить, не отправился в
этот сибирский городок.
- Неужели никто не догадался проверить, нет ли на родине Василия людей,
обладающих таким же даром?
- Помнится, сюда приезжал один человек, но мать Василия быстренько
отправила его восвояси, - улыбнулась одна из женщин.
- Может быть, кто-то из вас согласится поехать с нами и приструнить
Василия? - спросила Анна. - Нас он не станет слушать. Возражать ему - все
равно, что возражать собственной матери. Даже хуже. С собственной матерью
мне всегда удавалось договориться.
Женщины покачали головами:
- Василий никогда никого не слушал.
Мать Рабиновича печально кивнула.
- Он был трудным ребенком, - сказала она. - Уж не знаю, за что мне
выпало такое наказание. Я не раз спрашивала себя: в чем моя вина? И знаете,
к какому выводу я пришла? Ни в чем. Так что занимайтесь им сами.
- А если он развяжет войну? - вступил в разговор Римо.
- Если его разозлить, он на все способен. Начать войну - вполне в его
духе.
- Речь идет не просто о войне, а о мировой катастрофе! - воскликнул
Римо.
- Это его не остановит, - сказала мать Рабиновича.
- Такой уж у Василия характер, - подтвердили остальные женщины.
- И все же дайте нам какой-нибудь совет, - не сдавалась Анна. - Как его
обезоружить?
- Вы ничего не сможете с ним сделать. Дело вовсе не в нем, касатка, а в
том, что происходит у вас в голове. Понимаете?
- Слабое утешение, - вздохнул Римо.
- В том-то и беда, что человек становится не властен над своим
рассудком, - подытожила Анна.
По тропинке к дому бежал пожилой человек с зелеными погонами офицера
КГБ. Вскочив на крыльцо, он принялся барабанить в дверь.
- Мама, открывай скорее! - закричал он.
- Открыть? - спросила одна из женщин помоложе, обратившись к матери
Рабиновича.
- Да, - ответила та.
- Мама, наш город окружен! - запыхавшись, сообщил офицер КГБ открывшей
дверь женщине, которая была на добрых десять лет младше него. - Органам
стало известно, что одна видная партийная деятельница по имени Анна Чутесова
нелегально проникла в Россию. У нее немало недоброжелателей. С ней должен
быть мужчина. Кто эти люди, мама?
- Твои брат и сестра. Помоги им.
- Бежим, сестренка, у нас мало времени! - затараторил офицер КГБ.
Пребывание Анны и Римо в Дульске внезапно подошло к концу.
- Знаешь, - сказал Римо Анне, - за русских я не беспокоюсь. Меня
беспокоит, что мы будем делать, когда вернемся в Америку. Я все еще не могу
отделаться от чувства, что Чиун где-то здесь.
- И я тоже. Мне повсюду чудится моя мама.
- Ну что ты копаешься, сестренка? Я проведу тебя через оцепление, но
для этого нужно поторопиться!
Римо и Анна поблагодарили гостеприимных женщин. Им понравилась
спокойная, мирная атмосфера этого городка. Обладая сверхъестественными
способностями, жители Дульска могли позволить себе роскошь быть приветливыми
друг с другом. Анна по-прежнему пыталась дать этому феномену научное
объяснение.
- Совершенно ясно, что речь идет об особом свойстве, которое дульцы
унаследовали вместе с генами от своих предков. Но чтобы объяснить себе этот
феномен, они выдумали сказку про святого старца. С этого, между прочим,
начинается любая религия.
- Вы, коммунисты, всегда норовите дать чуду рационалистическое
объяснение.
- А какое объяснение устраивает тебя?
- Никакое.
Римо с Анной намекнули своему благодетелю, что не стоит выдавать их за
своих брата и сестру, поскольку в это все равно никто не поверит.
- Брось, сестренка, - отмахнулся тот. - Ты крутила шуры-муры с доброй
половиной из этих ребят. Они вас пропустят.
- Тогда идите вперед и попытайтесь им это втолковать, - сказал Римо.
Когда офицер ушел, Римо успокоил Анну, объяснив, что не успеет она и
глазом моргнуть, как путь будет свободен.
- Тебе придется лишь чуточку подождать. Сейчас я все улажу.
- Что ты собираешься делать?
- Я покажу тебе чудо в духе Синанджу.
- Я думала, что Синанджу не чудо, а мастерство, шлифовавшееся на
протяжении тысячелетий.
- Как сказать. Однажды я попробовал сразиться с призраком, и моя рука
попала прямо в центр смеющейся Вселенной, - сказал Римо. - Разве это не
чудо?
- Ты нарочно дразнишь меня.
Римо улыбнулся и, откинувшись на сиденье машины, приник к губам Анны в
долгом нежном поцелуе.
- И опять ты дразнишь меня, - шепнула Анна.
Римо ничего не ответил, но почувствовал, как в нем вспыхивает желание.
На посту охраны, естественно, не поверили, что Римо - брат офицера КГБ,
хотя последний и клялся в этом. Судя по описаниям, Римо был тем самым
мужчиной, вместе с которым нелегально проникла в страну Анна Чутесова.
Римо приказали поднять руки вверх и в сопровождении конвоя вернуться к
машине. В соответствии с приказом он и товарищ Чутесова должны быть
доставлены в Москву.
Римо поднял руки, умудрившись при этом схватить за горло двоих
конвоиров. Одно стремительное движение - и их позвоночники хрустнули.
Третьего конвоира Римо легонько ударил в грудину, превратив его сердечную
мышцу в гуляш. Офицер КГБ сказал своему "брату", что теперь им обоим крышка.
Римо попытался его успокоить.
- Хоть ты и мой брат, я обязан тебя задержать, - заявил тот,
потянувшись за пистолетом, но тут же замотал головой: - Нет, не могу! Я не
могу этого сделать. Честное слово, не могу. И это при том, что я всю жизнь
тебя ненавидел и мечтал сгноить в тюрьме.
Римо помахал Анне, давая понять, что путь свободен.
- Это было потрясающе! - воскликнула она. - Непостижимо, как тебе это
удалось?
- Чему ты радуешься? Мне предстоит встреча с моим учителем. С ним мне
не совладать.
Она чувствовала на себе его взгляд. Он парализовал ее волю, и она была
готова упасть к его ногам. Тысячи, миллионы мужчин, увидев ее на экране,
сходили с ума от любви к ней. Каждую неделю она получала сотни восторженных
писем от поклонников и поклонниц, но ни одно из них не тронуло ее сердца.
И вот только что, приехав на этот званый вечер в самом фешенебельном
районе Нью-Йорка, она встретила мужчину своей мечты. Он был невысокого
роста, с печальными карими глазами и говорил с невероятным акцентом, от
которого захватывало дух так же, как и от исходящего от него запаха лука.
Все говорили о нем как о самом могущественном человеке в Америке, хотя и не
могли толком объяснить причины его могущества. Зато он знал абсолютно все и
обо всех. Актрисе Берелл Ник посоветовали держаться от него подальше.
Берелл обладала романтической внешностью и всегда играла романтические
роли. Режиссеры не жалели экранного времени на молчаливые сцены, когда
камера подолгу задерживалась на ее лучистых глазах, чувственных сочных губах
и развевающихся на ветру очаровательных белокурых локонах.
Но при этом Берелл Ник была расчетлива, как калькулятор. С пяти лет
привыкшая появляться перед публикой, она испытывала оргазм только тогда,
когда рисовала в своем воображении, как ее насилует золотой Оскар под
восторженные вопли кинокритиков, прославляющих ее актерское мастерство.
Мужчины никогда не привлекали ее. Равно как и женщины. Даже к своим
поклонникам она была равнодушна. Она предпочитала, чтобы ею громко
восхищались, но издалека.
Единственным, что согревало ее душу, была слава. Встретив на званом
вечере человека с печальными карими глазами, она с легкостью простила ему и
нелепые манеры, и луковый запах, и чересчур громкий смех, потому что он
принадлежал к числу влиятельных людей. Она решила уделить ему целых
пятнадцать секунд своего благосклонного внимания, чтобы затем переключить
его на других не менее влиятельных особ. Ни на одной вечеринке она не
встречала столько знаменитостей. Это было что-то особенное. Не просто званый
вечер, которые даются раз в год и даже в десятилетие, а настоящий Вечер с
большой буквы.
Здесь были все, кто хоть что-то собой представлял. Те, кого сюда не
пригласили, до конца дней будут чувствовать себя обделенными. Среди гостей
были члены правительства, а с минуты на минуту ожидали прибытия президента
Соединенных Штатов. Берелл заметила в толпе пятерых крупнейших голливудских
продюсеров, а также с полдюжины известных ученых. Если сама Берелл Ник
узнала их, можно было не сомневаться, что это действительно известные
ученые, ибо она знала лишь немногих, хотя ее знали все, ибо фотографии
звезды украшали множество научных журналов.
В числе приглашенных были промышленные магнаты, которых Берелл
опять-таки узнала, что, безусловно, делало им честь, ибо знаменитая актриса
удостаивала своим вниманием отнюдь не всех промышленников, хотя ее
очаровательная мордашка мелькала на обложках почти всех деловых журналов.
Зал гудел от гула голосов. Все вокруг говорили о всемогущем человеке,
который знает все и вся. Берелл услышала потрясающую историю о том, что этот
человек может запросто определить, кто пятнадцать лет назад обманул
налоговую инспекцию, или сказать, какая почва на твоем земельном участке в
Коннектикуте. Он знал о людях всю подноготную. Атмосфера в зале постепенно
накалялась.
Чем больше одни влиятельные лица общались с другими влиятельными
лицами, тем сильнее они ощущали собственное и чужое могущество.
Кто-то из гостей заговорил о приглашениях на этот вечер.
- Я получил его, когда был на своей зимней вилле, о которой знали лишь
я и моя жена, но она умерла уже пять лет назад, - сказал знаменитый
изобретатель, создатель нового поколения компьютерных технологий.
- А мне приглашение поступило на мой собственный компьютерный терминал,
о существовании которого никто не знал, - заметил его собеседник.
- Что касается меня, то я получил приглашение от моего банкира, который
посоветовал мне непременно быть на этом вечере, - признался известный
продюсер из Голливуда.
Идея этого вечера для сильных мира сего принадлежала человеку куда
более могущественному, чем все они вместе взятые. Гомон в зале нарастал по
мере того, как люди, способные самостоятельно принимать решения, встречали
себе подобных и, пользуясь случаем, принимали совместные решения, от которых
зависели судьбы мира.
Посреди всеобщего возбуждения Берелл Ник попыталась улизнуть от
коротышки с печальными глазами, с чудовищным акцентом и неистребимым запахом
лука, хотя и знала, что этот вечер устроен им.
И вдруг ни с того ни с сего она почувствовала, что ее неодолимо влечет
к нему. Он возбуждал ее сильнее, чем Вильям Шекспир, провозгласивший ее
величайшей актрисой всех времен (однажды она видела такой сон, и это был
самый эротический из ее снов). Она жаждала его любви больше, чем шумного
успеха на Бродвее. За одну его ласку она отдала бы трех своих Оскаров,
которые стояли у нее в ванной, подогревая греховные фантазии.
Берелл уединилась с ним в комнате наверху, где медленно и сладострастно
расстегнула блузку и обнажила свою прекрасную грудь, которую никогда не
показывали на экране из опасения разрушить ее романтический образ, хотя она
не раздумывая снялась бы голой верхом на жирафе, если бы это способствовало
ее кинематографической карьере. Сгорая от нетерпения, Берелл бросилась в
объятия великолепного Василия Рабиновича. Все в нем возбуждало ее, даже
запах лука.
- Ну, хватит уже этих нежностей. Пора переходить к делу. У нас не так
много времени, - отчеканил Василий, и страсть, сквозящая в его голосе,
повергла Берелл в сладостную дрожь. - Я вижу, ты совсем обезумела от любви
ко мне, - заметил он, чувствуя на себе ее изумительное розовое тело. - Так,
скорее. Оп-па! Ну вот и все. Ладно, а теперь иди и расскажи всему свету, а
особенно рыженькой красотке внизу, какой я потрясающий сексуальный партнер.
- Это было великолепно! - простонала Берелл Ник.
- Ты должна рассказать об этом всем в Голливуде. Мой телефонный номер
узнаешь у Смита. Это мой помощник. Если он спросит тебя о ком-то или о
чем-то, сообщи ему все подробности. Ты увидишь его в холле - это такой
мрачный изможденный тип.
- После тебя, дорогой, все покажутся мрачными и изможденными, -
произнесла Берелл Ник, утирая слезы.
Впервые в жизни она плакала по-настоящему: столь сильным оказалось
пережитое ею любовное потрясение.
- И не забудь застегнуть молнию.
Василий растянулся на мягкой кушетке и принялся листать журнал при
мягком свете позолоченных светильников.
- Что? - не поняла Берелл.
- Я говорю о ширинке. Ты расстегнула ее перед тем, как наброситься на
меня. Теперь нужно ее застегнуть.
- А-а, ну конечно, дорогой. Разумеется, - проворковала кинодива,
запечатлев на губах Василия поцелуй.
Осторожным и одновременно чувственным движением, на которое была
способна только Берелл Ник, она стала застегивать молнию на брюках лучшего
любовника в мире.
- Ну что ты копаешься, честное слово? Можно подумать, что здесь снимают
кино. Застегивай и выметайся!
Когда она выплыла из комнаты, Василий вздохнул с облегчением.
Наконец-то он остался один. Никто не посмеет нарушить его покой - покой
человека, собравшего в своих роскошных двухэтажных апартаментах на Пятой
авеню самых могущественных людей Америки. Скоро сюда пожалует президент,
которого он превратит в своего верного слугу, и тогда Василий будет делать
все, что ему заблагорассудится.
Итак, он станет хозяином Америки. А что потом? Потом можно будет
заняться Россией. Он устроит грандиозную встречу на высшем уровне и добьется
полной лояльности российского руководства. А дальше что? Китай? А на черта
ему сдался Китай! Рабинович с ужасом подумал, что идея мирового господства
стала его утомлять.
Василий Рабинович чувствовал себя так же, как, должно быть, чувствовали
себя римляне, покорив мир и создав свою империю. Нечто подобное испытывает
каждый человек, достигнув цели своей жизни.
Все, чего бы Василий ни пожелал, тотчас же исполнялось. Жизнь,
свободная от борьбы за существование, теряла смысл. Он понял, почему его
земляки никогда не покидали Дульска и уговаривали Василия остаться.
"Ты будешь несчастлив, Василий, - говорили они. - Уехав отсюда, никто
из нас не может быть счастлив. Здесь мы трудимся. Мы вынуждены трудиться, и
это великое благо. Мы живем в ладу со всеми. Зимы у нас суровые, но тем
приятнее ожидание весны. Как сказал святой старец, без зимы и весна не
радость, а сплошное томление духа".
Вспомнив эти слова, Василий подумал, как важно, чтобы женщина иногда
говорила "нет" - тем отраднее будет услышать от нее "да". Как важно иметь
возле себя настоящего друга, а не людей, ставших твоими приятелями поневоле.
Как важно трудиться в поте лица, чтобы потом наслаждаться отдыхом. Даже
смерть, подумал он, необходима, чтобы ощутить всю прелесть жизни.
Вот так, борясь с охватившей его тоской, Василий понял: чтобы сделать
свою жизнь мало-мальски сносной, надо поставить мир на грань уничтожения.
Для человека, способного загипнотизировать кого угодно, это было
единственной возможностью внести в свою жизнь хоть какое-то разнообразие.
Поначалу ему хотелось только одного - чтобы его оставили в покое. Но
это было давно, когда он сбежал из России. Теперь ему требовался некий
допинг, и таким допингом была атомная война. Ничто другое не поможет
справиться с прострацией.
Он вызвал Смита. Рабинович был высокого мнения о его умственных
способностях, вернее, о том, что от них осталось. Смит тотчас же явился на
зов, аккуратно причесанный и улыбающийся, как когда-то в начальной школе в
Путни.
Рабинович находил трогательным то, как этот гений, способный проникнуть
в секреты любой правительственной организации, прилежно поднимал руку и
спрашивал его разрешения, прежде чем выйти в туалет.
- Смит, я всерьез подумываю об атомной войне. Что ты скажешь по этому
поводу?
- Она разрушит земной шар, мисс Эшфорд. Вы действительно этого хотите,
мэм?
- Нет. Я не хочу разрушать земной шар. Я всего лишь хочу вплотную
подойти к этому. Понимаешь? Сколько ракет потребуется, чтобы поставить мир
на грань ядерной катастрофы? Одна? Три? Пятнадцать? Десять ракет, нацеленных
на Москву? Сколько?
- Можно ответить, мисс Эшфорд?
- Давай.
- Я думаю, три ракеты - оптимальный вариант. В крайнем случае - две.
Одной ракеты будет маловато, хотя люди, не разбирающиеся в ядерной
стратегии, могут сказать, что этого вполне достаточно.
- Да, запуск одной ракеты будет воспринят всего лишь как
предупреждение.
- Нет, предупреждение - это две ракеты. Запуск одной ракеты будет
расценен как случайность.
- Вот как? Я всегда полагал, что одна ракета - это уже предупреждение.
- Нет, мисс Эшфорд. Чтобы нанести упреждающий удар, нужно запустить две
ракеты. Одна ракета - это случайность. В секретном соглашении, подписанном
много лет назад советским премьером и американским президентом, говорится,
что случайный запуск ядерной ракеты одной из сторон не должен восприниматься
как повод к полномасштабной атомной войне. Насколько я помню, советский
лидер заявил: "Мы не намерены рисковать коммунистической партией из-за
гибели нескольких сотен тысяч людей".
- А что ответил на это американский президент?
- Президент ответил, что хотя разрушение пусть даже одного
американского города будет колоссальным ударом для Америки, он, возможно,
сумеет объяснить охваченному ужасом народу, что это случилось по чистому
недоразумению.
- Интересно. А я-то считал, что их можно припугнуть всего одной
ракетой, - сказал Василий, вспомнив о своих похождениях в Омахе:
оказывается, для этого нужны, по крайней мере, две ракеты.
- Если же, - продолжал Смит, - направить три ракеты на ядерные объекты
противника, это будет уже не предупреждение, а война.
- А если запустить их на три небольших населенных пункта? - спросил
Василий.
- По моей оценке, это будет означать ядерный конфликт.
- Я хотел бы использовать подводные лодки.
- Среди ваших гостей, мисс Эшфорд, находится адмирал, однако вы должны
иметь в виду, что запустить американские ядерные ракеты не так-то просто.
Существует целая система ядерной защиты.
- Так займись этим, Харолд.
- Можно мне сначала выйти в туалет? - спросил Смит прежде чем бросить
всю мощь компьютеров КЮРЕ на разрушение американской системы ядерной защиты.
Никогда еще электрическая сеть не работала с такой нагрузкой, как в тот
вечер. Первым делом Смит попытался разобраться в системе сигналов,
используемых Стратегическим авиационным командованием и ВМС США, и выяснил,
что существуют особые коды для приведения в боевую готовность ядерных
арсеналов. Разумеется, запуск ракет осуществляется конкретными людьми,
однако Харолд Смит, мальчик не только прилежный, но и смышленый, догадался,
что эти конкретные люди подчиняются все тем же кодам.
Всякий раз, когда компьютер Смита натыкался на код, его работа
блокировалась. Однако Смит с его рационалистическим умом понимал: для того,
чтобы решить какую-то проблему, совсем необязательно разбивать стенку лбом.
Препятствия на то и существуют, чтобы их обходить. Когда на пути его поисков
возникало препятствие в виде кода, он ставил на его месте особый значок и
шел дальше. Через двадцать пять минут на экране его компьютера высвечивалась
целая гирлянда таких значков, дающая полное представление о том, как
действует американская система ядерной защиты.
Более того, Смиту удалось определить, что существует не один, а два
кода, необходимых для запуска ядерных ракет. Проследив всю цепочку, Смит
понял, что одна линия ведет к президенту, а другая - к военному руководству.
Это означало, что решение о нанесении ядерного удара принимается ими
совместно.
Итак, сигнал к запуску ракет должен одновременно поступить от высшего
военного командования и от президента. Единственное, что требовалось Смиту,
это найти оба кода. А потом уже все пойдет как по маслу. Бах! - и земной
шарик взлетит на воздух.
Смит поспешил сообщить весть мисс Эшфорд.
- Харолд, - ответила она. - Не думай, что хвастаться своими успехами
дурно. Наоборот, это одно из лучших твоих качеств. Благодаря ему теперь я
знаю, что к чему. Ты замечательно поработал. Но у нас нет никакой
необходимости ломать голову над этими кодами. В зале на первом этаже
находится нужный нам адмирал, а президент будет здесь с минуты на минуту.
Василий махнул рукой, давая сияющему Смиту понять, что он может идти, и
на прощание добавил:
- Не беспокойся, я, конечно же, поставлю тебе пятерку. Даже пять с
плюсом. Кстати, ты не можешь сделать так, чтобы одна из ракет была нацелена
не на Россию, а, скажем, на Париж? Атомное облако над Эйфелевой башней
выглядело бы весьма эффектно. Только смотри, чтобы Дульск не пострадал.
Запомни: в радиусе ста километров от него не должно быть никаких взрывов! А
теперь пришли ко мне адмирала. Я хочу с ним немного потолковать.
В ходе беседы, продолжавшейся ровно пятьдесят две секунды, адмирал
сообщил Рабиновичу код, которого никогда в жизни не открыл бы даже родному
отцу. Если кто-то и узнал бы от него это слово, то только его
непосредственный подчиненный, да и то лишь в случае ядерной войны.
Отослав адмирала к остальным гостям, Рабинович позвонил Смиту и сказал,
что все в порядке.
- Теперь осталось получить только код президента, - ответил Смит по
телефону из своего кабинета, помещавшегося в квартире Рабиновича.
Эта квартира занимала два этажа здания на Пятой авеню, расположенного
неподалеку от клиники, в которой Василий когда-то избавлял своих пациентов
от избыточного веса, пристрастия к курению и сексуальных проблем.
- Это дело нескольких минут, - успокоил его Василий.
- Простите, мисс Эшфорд, можно мне отлучиться в туалет?
- Ты только что туда ходил, - суровым тоном напомнил ему Василий.
Если он самый могущественный человек в мире, то из этого вовсе не
следует, что он должен быть добреньким. Старикан совсем распоясался! Впредь
он будет выпускать его в туалет один раз в день - и точка!
Рабинович подошел к окну. Снизу доносился грохот музыки. Вечер выдался
куда как шумный, но соседи не такие важные шишки, чтобы жаловаться на него.
Он посмотрел на раскинувшийся внизу Центральный парк. Вполне возможно, что к
утру все здесь будет погребено под толстым слоем радиоактивного пепла.
Опасность приятно щекотала ему нервы, наполняла жизнь новыми красками.
К дому в сопровождении кортежа мотоциклистов подъехал длинный черный
лимузин. В нем сидел президент Соединенных Штатов. Интересно, подумал
Рабинович, если плюнуть из окна, попадет ли его плевок в президента?
Впрочем, он тут же отказался от этой затеи: президентская охрана наверняка
поднимет панику. Внизу было полно агентов Секретной службы, но Василий знал,
что они не смогут защитить президента от него.
Сквозь ряды агентов и телохранителей с изяществом балетного танцовщика
пробирался какой-то человек. Никто не мог его остановить. Он добрался до
президента и указал пальцем на освещенные окна квартиры Рабиновича.
Президент посмотрел вверх. Разговаривавший с ним человек тоже, и тут Василий
узнал его. Это был Римо, первый и единственный друг Василия в Америке,
спасший его от русских диверсантов.
Президент кивнул и, подталкивая свою прелестную жену, вернулся к
лимузину, который тут же умчался прочь вместе с кортежем мотоциклистов,
оглашая улицу воем сирен и увозя с собой код.
- Чиун, Чиун! - заорал Василий. - Скорее сюда!
Чиун явился с такой быстротой, словно только и ждал, когда Василий его
позовет.
- Немедленно верни президента и доставь его ко мне Он мне нужен сию
минуту!
- Неужели наконец мы освободим президентское кресло для Смита, о
Великий Ван?!
- Доставь сюда президента, тебе говорят. А если увидишь Римо, убей его!
Его необходимо убрать, и сделать это должен ты. Он встал у меня на пути.
Слишком далеко зашел он в своей дружбе.
Тут случилось нечто невообразимое. Старый кореец затрясся, из горла у
него вырвалось сдавленное "нет!", но рассудок повелевал ему подчиниться
приказу. В нем происходила такая внутренняя борьба, что с потолка посыпалась
штукатурка.
- Ну ладно, ладно, хватит уже устраивать сцены, - одернул его Василий.
- Положим, это совсем не Римо, а твой заклятый враг. Это тебя устраивает?
Или я снова должен вправлять тебе мозги, как в Сорнике? Ну все, спокойно. Я
- добрый старина Ван. Парень, который как две капли воды похож на Римо, на
самом деле твой злейший враг. Ты должен его убить. Иначе он убьет тебя.
С души Чиуна словно камень свалился. Он не понимал, что именно принесло
ему такое облегчение, но жизнь снова стала прекрасна. Ужасного противоречия,
из-за которого сердце его только что разрывалось на части, больше не
существовало.
- Приведи своего заклятого врага сюда. Я хочу посмотреть на ваш
поединок. Он должен был состояться еще в Сорнике, если бы этот тип не удрал
оттуда. Но имей в виду, это должен быть настоящий поединок. Ты способен
доставить мне такое удовольствие?
- Великий Ван, это будет поединок во славу вашего имени и Дома
Синанджу. Это будет...
- Ну ладно, ладно, - оборвал Чиуна Василий Рабинович в образе Великого
Вана. - Поединок устроишь после того, как доставишь сюда президента.
Однако все случилось намного раньше, чем планировал Рабинович. Выходя
из лифта, Чиун лицом к лицу столкнулся со своим заклятым врагом.
У него было лицо Римо. Он говорил, как Римо, и это делало его еще более
опасным. Изо рта у Чиуна вырвалось зловещее шипение. Все его тело
напряглось, готовясь к смертельной схватке. Собрав в кулак всю свою энергию
и сосредоточившись, он описал руками широкую дугу, вызывая противника на
бой.
Анна Чутесова вскрикнула и прижалась спиной к стене кабины. Лампочки
мигнули и погасли от колоссальной энергии, исходящей от Мастера Синанджу.
- Папочка, не надо сражаться со мной. Это я, Римо, - сказал Римо, хотя
и не знал наверняка, кто перед ним: Чиун или Василий Рабинович.
И то, и другое было одинаково возможно, Римо был готов к этому и не раз
прокручивал в мыслях, как против своей воли вступит в единоборство с Чиуном.
Другого выхода у него не было. Но он почувствовал, что не может себя
переломить, не может поднять руку на своего учителя.
Чиун выбросил вперед руку, готовясь нанести Римо тот самый удар, в
чистоте которого никто не мог с ним сравниться. Римо знал силу этого удара,
который папочка отрабатывал с ним долгие годы. В ходе тренировок ему ни разу
не удалось отразить этот удар; в последнюю минуту Чиун сам останавливал свою
руку. Но на сей раз он не собирался останавливаться до тех пор, пока не
сокрушит противника, призвав на помощь все свое мастерство, оттачивавшееся
на протяжении многих десятилетий.
Римо сосредоточился и приготовился к обороне. Каждый мускул его
натренированного тела помнил уроки Чиуна. И когда Чиун обрушил на него свой
удар, Римо сумел отразить его с таким проворством и силой, которых прежде в
себе не подозревал.
Римо одолел Чиуна! Впервые в жизни он превзошел своего учителя. Нанося
ему ответный удар, призванный обезопасить Чиуна, но ни в коем случае не
повредить ему. Римо понял, почему это произошло. Он вспомнил слова Великого
Вана: "Сейчас ты находишься на вершине своего мастерства".
Когда-то Ван сказал то же самое Чиуну. Но таков уж закон природы, что
за вершиной следует спад. Все эти годы силы Чиуна постепенно убывали, Римо
же день ото дня наращивал свою мощь, пока не превзошел учителя.
Со смешанным чувством печали и облегчения Римо перенес поверженного
Чиуна в дальний угол кабины.
Лампочки загорелись снова.
- Что произошло? - спросила Анна. - Почему Чиун лежит на полу?
- Это был величайший поединок в моей жизни, - проговорил Римо.
- Но он продолжался всего лишь мгновение!
- А ты хотела, чтобы мы надели боксерские перчатки и дубасили друг
друга пятнадцать раундов?
- Я бы хотела хоть что-нибудь увидеть.
- Даже если бы свет не погас, ты все равно не смогла бы ничего
разглядеть. Обычному человеческому глазу не угнаться за нашими движениями.
- Это - настоящий Чиун, - констатировала Анна. - К сожалению, где-то
здесь тебя подстерегает еще один Чиун, под маской которого скрывается
Василий Рабинович. Удачи тебе, Римо.
- Спасибо. Когда Чиун очнется, не говори ему, что он проиграл поединок,
ладно?
- Но он и так все вспомнит.
- Не знаю уж, что он вспомнит, - сказал Римо и поднялся на этаж, где
званый вечер был в самом разгаре.
Пробираясь в толпе гостей, он попытался выяснить, где находится Василий
Рабинович. Все знали это имя. Да и как не знать такую знаменитость! Зал был
набит людьми, преисполненными ощущения собственной значимости, которое
только усиливалось от их общения между собой.
Здесь были банкиры, издатели и владельцы телевизионных компаний. Здесь
были известные хирурги и ученые, промышленные магнаты и политики. Здесь были
министры и советники президента. Здесь собралась вся американская элита, но
эти люди нисколько не интересовали Римо. Единственный человек, которым он
по-настоящему дорожил, лежал без сознания в лифте. Еще один человек, который
был ему небезразличен, фактически превратился в зомби. Не исключено, что
такая же участь ожидала и самого Римо.
Все вокруг знали Василия, но никто не знал, где он находится.
Популярная ведущая одной из телевизионных программ решила пококетничать
с Римо, но он послал ее к черту.
- Почему вы грубите? - обиделась она.
- Потому что я так хочу, - огрызнулся Римо.
- Вы знаете, кто я?
- Ничтожество, каких много в этом зале.
Наступила мертвая тишина. Какой-то выскочка посмел назвать избранное
общество сборищем ничтожеств! Кто-то в толпе хихикнул, но в основном гости
сохраняли важный вид, чтобы никто не подумал, будто их задело замечание
незнакомца.
- Значит, вы считаете нас ничтожествами? - расхохоталась телевизионная
ведущая.
- Именно. Через тысячу лет о вас никто не вспомнит. Не только о вас, но
и о ваших детях, даже если они достигнут вдвое большей известности, чем вы.
Так кто вы после этого?
- Важно не то, что произойдет через тысячу лет, а то, что происходит
сейчас, - парировала телеведущая.
- Ну что ж, тогда упивайтесь своей известностью, - бросил Римо.
Кто-то предположил, что, поскольку этот грубиян одет в джинсы и
футболку, он наверняка ворвался сюда без приглашения. Тут же было решено
пригласить толпящихся снаружи охранников, чтобы они выдворили Римо из зала.
Появление охранников было встречено громкими аплодисментами, и все было бы
замечательно, если бы в следующую минуту их тела не оказались размазанными
по стене.
- Рабинович! - крикнул Римо. - Где вы? Выходите немедленно!
И снова в зале повисла мертвая тишина. Внезапно распахнулась дверь, и
толпа расступилась, пропуская невысокого человечка с печальными глазами,
который уверенным шагом направился к Римо. Римо занес руку, чтобы ударить
его, но тут же осекся, потому что увидел перед собой Чиуна. Он казался таким
хрупким и беззащитным, что у Римо сжалось сердце от нежности к нему.
- Ты в порядке, папочка? - спросил Римо.
- Да, но только я не Чиун, а твой друг Василий Рабинович, и ты сделаешь
то, что я тебе велю.
- Хорошо, Василий. Рад тебя видеть. Странно, но на мгновение я принял
тебя за Чиуна.
- Ты должен убить Чиуна. Он оказался предателем.
Римо молча кивнул. Все его существо повелевало ему убить Чиуна. Каждая
клеточка его тела кричала: "Убей Чиуна!" И он знал, что сделает это. Но тут
к горлу у него подступил ком, и какой-то далекий голос, доносящийся из самой
глубины мироздания, подсказал ему, как он должен ответить. И Римо ответил
Рабиновичу:
- Нет!
- Ты должен доказать свою преданность, - настаивал Рабинович. -
Сопротивляться моей воле бесполезно. Да ты и не способен больше
сопротивляться.
"Убей Чиуна!" - стучало у Римо в висках. Он повалился на пол, лишь бы
только не слышать этого властного голоса, лишь бы только ничего не видеть и
не понимать. Нет, он не позволит себе поднять руку на Чиуна. А если рука не
послушается его, он сломает ее. Если ноги понесут его к Чиуну, он сломает и
их. И опять откуда-то издалека, где нет света и где все - свет, донесся
голос, и Римо услышал то самое слово, которое так хотел услышать. Это был
ответ на самый главный вопрос в его жизни.
Голос сказал ему "да". Это был тот самый голос, которому внимали
древние евреи на горе Синай. Это был тот самый голос, который на третий день
творения благословил все живое.
И теперь этот голос говорил "да" жизни и всему, что есть доброго в
человеке.
Римо увидел перед собой ухмыляющееся лицо Великого Вана, и тогда чистым
и уверенным движением, которому могли бы позавидовать все прежние мастера
Синанджу, он снес ему голову.
Голова Василия Рабиновича покатилась по полу, и люди вскрикнули от
ужаса. С глаз Римо спала пелена. Тело его ныло от ушибов. В том месте на
полу, где он корчился, стараясь побороть в себе желание убить Чиуна,
паркетный пол превратился в груду щепок.
Он мог гордиться своим ударом. На руке не было ни единой капли крови,
ладонь отсекла Рабиновичу голову, точно бритва. Сердце не сразу остановилось
в обезглавленном теле, и спустя какое-то время вокруг раны образовалась
темная кровавая лужа.
- Кто вы? - едва оправившись от потрясения, спросила телеведущая.
Римо не ответил. Он поднялся наверх и, взглянув на распределительную
панель, сообразил, где может находиться Смит.
Тот сидел за компьютером. Вид у него был усталый и растерянный.
- Римо, где мы?
- На Пятой авеню, в квартире Рабиновича.
- Ничего не понимаю. Последнее, что я помню, это как я собирался его
убить. Что это у меня на экране компьютера? - Смит в ужасе затряс головой. -
Не может быть! Они уже взлетели?
- О чем вы? - спросил Римо.
- Президент уже здесь?
- Нет, я развернул его от подъезда.
- Хорошо. Понимаю. Так. Я должен это остановить, пока все мы не
взлетели на воздух. Где Рабинович?
- Частично в зале, где находятся гости, а частично, наверное, в
соседней комнате. Точно не знаю.
- Благодарю вас. Мы так нуждались в вашей помощи, и вы отлично сделали
свое дело. Теперь можете уходить в отставку, Римо. Вы ведь собирались
покинуть страну?
- Мне и здесь неплохо, - ответил Римо. - Я - американец и верю в свою
родину.
- Вы хотите сказать, что порвали с философией Синанджу?
- Нет, я по-прежнему верен Синанджу. Именно поэтому я и остаюсь.
- Рабинович знал о существовании КЮРЕ?
- Вы не только сообщили ему о нашей организации, но и поставили ее на
службу Рабиновичу.
- Еще кто-нибудь знает? - в отчаянии простонал Смит.
- Только одна русская дама.
- Ее придется убрать.
- Она - в высшей степени достойный и порядочный человек.
- Речь идет не о ее нравственных качествах, а о безопасности страны,
Римо.
- Не думаю, чтобы она представляла собой угрозу для нашей безопасности.
- Эта женщина хороша собой?
- Потрясающе хороша, Смитти.
- Так я и думал, - подозрительно произнес глава КЮРЕ.
- И при этом чертовски умна.
- Тем более необходимо ее убрать.
- Поговорите с ней.
Анна Чутесова по-прежнему сидела в кабине лифта. Голова Чиуна покоилась
у нее на коленях. Римо взял Чиуна на руки и помог подняться Анне.
Он ненавидел себя за то, что ударил Чиуна. Но у него не было другого
выхода. Поступи он иначе, его наверняка постигла бы та же участь, что и
Рабиновича.
- Римо считает, что я должен поговорить с вами, - обратился Смит к
Анне. - Вы, несомненно, понимаете, почему вас необходимо убрать. Вы знаете о
существовании нашей организации.
- Типично мужская логика. Если не знаешь, что делать, - вперед, убивай!
Это логика кретинов и бандитов.
- Мы не можем подвергать себя риску, - объяснил Смит.
- Опомнитесь, какому риску?
- Вы наверняка воспользуетесь полученной информацией, чтобы ослабить
нашу страну.
- Господи, зачем мне это нужно? В России и без вас хватает проблем. Нам
бы сначала научиться управлять своей страной, а потом уже приниматься за
вашу.
- Но это не помешало вам подчинить себе Восточную Европу, а потом
попытаться сделать то же самое с Афганистаном, - заметил Смит.
- И опять вы рассуждаете как типичный представитель сильного пола. Нас
вполне устраивает видеть в Америке противника и готовиться к войне с вами.
Знаете, почему мы не можем без войн? Потому что это единственное, что мы
умеем делать. Знаете, почему мы до сих пор не построили у себя
социалистического рая? - Смит отрицательно покачал головой. - Потому что это
химера. А вы, голубчик, действительно наломали дров. Нанеся нам
сокрушительное поражение в Сорнике, вы добились того, что теперь наши
тупицы-генералы вынашивают план мести, точь-в-точь как после Карибского
кризиса. Они готовы принести в жертву своему мальчишескому самолюбию не
только свою страну, но и вашу. Впрочем, что я с вами разговариваю? Если вы
решили меня убить, действуйте. Я не смогу вам помешать. Идиоты, как правило,
не внимают голосу разума.
- Но где гарантия, что вы не нанесете ущерба нашей стране?
- Гарантия только одна - сотрудничество, тупица, при котором я могла бы
обратиться за содействием к вам, а вы - ко мне. Так что выбирайте, что вам
выгоднее: иметь в моем лице союзницу в интересах сохранения мира или
отправить меня к праотцам. Поскольку вы мужчина, можно не сомневаться, что
вы предпочтете второе.
- До сих пор никто не называл меня тупицей.
- Готова поклясться, что мисс Эшфорд называла.
- Откуда вы знаете о ней?
- Вы выполняли ее приказы в Сорнике.
Смит горестно вздохнул:
- Ну хорошо. Я принимаю ваше предложение. Посмотрим, что из этого
выйдет.
- У вас все равно нет иного выхода, Смитти, - заметил Римо. - Я не
стану ее убивать. Чиун тоже. Вам придется делать это самому, но только через
мой труп. Следовательно, вы не сделаете этого.
Римо посмотрел на Анну и улыбнулся:
- Знаешь, я созрел для того, чтобы продемонстрировать тебе, на что я
способен. Но учти, одним массажем ладони дело не ограничится.
- Ловлю тебя на слове, - ответила Анна низким грудным голосом. - Если
ты меня обманешь, я не остановлюсь перед тем, чтобы начать атомную войну.
- Неужели?
Анна откинула голову и рассмеялась.
- Только мужчина способен поверить в такую чушь, - сказала она, целуя
его. - До чего же все вы самолюбивы! Удивительно, что мы до сих пор не
взлетели на воздух.
Римо поднял Чиуна на руки и вынес его на свежий воздух в Центральный
парк, расположенный под окнами квартиры покойного Рабиновича. Вокруг них
сияли огни ночного города. Римо помассировал Чиуну позвоночник, чтобы
привести его нервную систему в рабочее состояние.
- Где я? - спросил Чиун.
- Ты только что вышел из гипноза. Покойный Василий Рабинович
загипнотизировал тебя, когда вы встретились с ним глазами.
- Надеюсь, я не сделал ничего такого, из-за чего мне пришлось бы
краснеть?
- Ну что ты, папочка, конечно, нет.
- Кто-то нанес мне удар?! - в ужасе спросил Чиун, потирая грудь в том
самом месте, куда его ударил Римо.
- Папочка, кто мог тебя ударить?
- Почему же тогда у меня болит все тело?
- Видимо, в состоянии гипноза ты устроил поединок с самим собой.
- Правда?! - воскликнул Чиун. - И кто же победил?
- Конечно, ты, папочка. Ни один человек в мире не способен тебя
одолеть, - сказал Римо и услышал в ночи великое "да" Вселенной.
Это было слово любви.
Last-modified: Tue, 30 Jan 2001 11:18:45 GMT